автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.13
диссертация на тему: Культурно-антропологические механизмы идентификации в практиках удовольствия

Полный текст автореферата диссертации по теме "Культурно-антропологические механизмы идентификации в практиках удовольствия"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

005002308

На правах рукописи

(роХ^

РАССАДИНА СОФЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

КУЛЬТУРНО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ ИДЕНТИФИКАЦИИ В ПРАКТИКАХ УДОВОЛЬСТВИЯ

Специальность 09.00.13 - философская антропология, философия культуры

1 7 НОЯ 2011

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени доктора философских наук

Санкт-Петербург 2011

005002308

Работа выполнена на кафедре философской антропологии ФБГОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет»

Научный консультант:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

Марков Борис Васильевич, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет

Круглова Лариса Константиновна, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет водных коммуникаций

Лелеко Виталий Дмитриевич, доктор культурологии, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств

Сурова Екатерина Эдуардовна, доктор философских наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет

АОУ ВПО «Ленинградский государственный университет имени А. С. Пушкина»

Защита состоится « % >>С?еАХ2/>М 2011 г. в /б часов на заседании Совета Д.212.232.68 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, философский факультет, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан ър^^жЬ/Ь-Ь 2011г.

Ученый секретарь диссертационного совета <. —. Т. И. Лузина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Современная цивилизация, формирующаяся на основе общества массового потребления, придаст стремлению к наслаждению характер доминантного культурного императива. С позиций традиционной моралистики ситуация может быть представлена как культурный триумф материально-телесного начала. Однако при таком подходе остаётся без внимания принципиальный конфликт интерпретаций, значимый для философско-культу-рологического осмысления феномена удовольствия. С одной стороны, интенсификация практик удовольствия стала объектом социально-философской критики как способ идеологического закрепощения индивида, позволяющий поймать его в паутину производства вещей и смыслов, сделать зависимым и управляемым. С другой стороны, неоспоримо историческое значение психоанализа и родственных ин-терпретативных подходов, обнаруживших уязвимость «принципа удовольствия», спонтанность и неколебимость которого дотоле полагались аксиоматическими.

Сложившаяся ситуация требует создания новой антропологии удовольствия, отвечающей реалиям современной культуры. Философское представление о том, что практики удовольствия враждебны духовности и сомнительны с точки зрения истины человеческого бытия, является наследием эпохи нужды. Для того, чтобы дать философский ответ на антропологические запросы современной эпохи, отличающейся повышенным вниманием к культуре развлечений и удовольствий, необходимо сопоставить таким устойчивым экзистенциалам, как тревога, забота, «бытие к смерти», экзистенциальную истину «человека наслаждающегося». Эта истина, как будет показано в диссертационном исследовании, не тождественна ни аморальному гедонизму, ни императивам общества потребления. Мы полагаем необходимым поставить во главу угла вопрос о позиции наслаждающегося субъекта, чтобы проанализировать взаимосвязь научения удовольствию с процессами идентификации и запросами телесной самости. Избежать концептуальных апорий позволяет философско-антропологический взгляд на проблему в ракурсе научения удовольствию, предлагаемый автором работы. Удовольствие рассматривается в контексте «искусства существования», что позволяет говорить о феномене способности

к удовольствию, которая не просто дана индивиду изначально, но формируется в сложном взаимодействии с Другим и с миром культуры. Феномен научения удовольствию представляет интерес именно как культурная техника работы с телом, отличная, с одной стороны, от репрессивного ограничения, с другой — от эксплуататорского преумножения потребностей. С этой точки зрения, практики удовольствия должны стать объектом исследования как область артикуляции телесной самости в контексте определённой гедонистической парадигмы, выступающей проводником релевантных механизмов культурно-антропологической идентификации.

Об актуальной необходимости разработки целостного подхода к исследованию культурной функции феномена удовольствия свидетельствует систематическое обращение научного сообщества к этой проблематике. Только в течение последнего десятилетия состоялось несколько масштабных междисциплинарных конференций, посвящённых данному кругу вопросов. В первую очередь отметим научно-культурный форум «Удовольствие как феномен культуры», организованный в 2004 г. на философском факультете СПбГУ по инициативе и под руководством автора диссертационного исследования. В 2008 г. тематическая эстафета была подхвачена КПО «Пушкинский проект» и музеем-заповедником «Михайловское», где прошла международная научная конференция «Удовольствие и наслаждение как явления культуры». Доклады, посвященные культурным трансформациям феномена удовольствия, звучали также на конференциях «Философия пира» (Санкт-Петербург, 1999 и 2002), «От пира к посту: трансформации культурных практик от Античности к Средним векам» (Санкт-Петербург, 2008), «Пищевой код в славянских культурах» (Москва, 2008), «Эмоции в русской истории и культуре» (Москва, 2008) и др.

Состояние научной разработанности проблемы. В истории философской мысли тема удовольствия достаточно широко представлена в общем контексте антропологической проблематики. В фокусе внимания, как правило, оказывается вопрос об отношении опыта удовольствия к истине человеческого бытия. В ряду наиболее влиятельных исторических прецедентов следует назвать тексты Платона, Эпикура и его последователей, Лоренцо Валлы, Томаса Мора, Эразма Роттердамского, Иммануила Канта. При этом на протяжении долгого времени пути фи-

лософской рефлексии были предопределены системой координат, требующей четкого различения духовно-рациональной и телесно-чувственной составляющей гедонистических практик. Частным следствием этой дистинкции было превращение тезиса о тривиальной очевидности телесных аспектов удовольствия в философскую аксиому. Развитие естественных наук и сопутствовавшее им отчуждение субъекта от телесности в европейской культуре Нового времени усугубили убеждение в природной спонтанности и непроблематичности телесного опыта.

Решающую роль в формировании новой философской парадигмы осмысления телесности сыграла феноменологическая философия XX в. В «Картезианских размышлениях», формулируя проблему признания Другого и конституирования интерсубъективной реальности, Э. Гуссерль начинает с данности «живого тела». Особо важное значение имеют работы М. Мерло-Понти, в которых обоснована концепция «феноменального тела». Телеснос бытие перестаёт трактоваться как вне-историчсская данность и препятствие для интсрсубъективности: согласно М. Мерло-Понти, телесность принимает на себя традицию и делает возможным признание Другого через совместный опыт. Позиция М. Мерло-Понти может служить основанием для дальнейшего рассмотрения способности к удовольствию в терминах телесной интерсубъекгивности и трансляции телесно-чувственного опыта в ходе переживания единства с Другим в обладании общим миром.

Экзистенциальные ракурсы феноменологии телесного опыта рассмотрены в работах Ж.-П. Сартра, Р. Д. Лэнга, Ж. Батая, Ж. Делёза, Ж.-Л. Мариона, X. У. Гум-брехта, В. А. Подороги, 10. М. Шилкова, С. А. Азаренко. Философско-антрополо-гический анализ моделирования телесности в структурах повседневности осуществлён Б. В. Марковым и В. П. Щербаковым. Воздействие механизмов социокультурной дистинкции исследовано в работах М. Мосса и П. Бурдьё, закрепивших в научном обиходе понятие «габитуса» субъекта культуры. Историческая трансформация телесного опыта под воздействием социально-психологических изменений в европейской культуре Нового времени описана Н. Элиасом. Исследованию но-воевропейскиех дисциплинарных техник работы с телом также посвящены работы М. Фуко.

Онтогенетический аспект интеграции телесной самости детально изучен в русле психоанализа и смежных интеллектуальных традиций. Взаимовлияние процессов культурной идентификации и психологических аспектов взаимодействия со значимым Другим исследовано в работах Э. Эриксона, К. Хорни, Ф. Пёрл-за, В. Райха. Экзистенциальное значение первичного опыта удовольствия и его сущностная связь с опытом Другого раскрыты в работах М. Кляйн, Дж. Райвери, П. Хайманн, Д. Винникотта, К. Болласа. Анализ истоков и причин культурно обусловленной «неспособности к удовольствию» содержится в работах Г. Маркузе, В. Райха, А. Лоуэна, К. Хорни, Ф. Пёрлза и его соавторов.

Важнейшим шагом философской мысли XX в. стало обращение к обыденному опыту, который, благодаря М. Хайдеггеру, признаётся философией в качестве основополагающего бытийного модуса. Феноменологическая концепция становится отправной точкой для аналитики различных аспектов повседневности. О роли удовольствия в повседневной актуализации самости писал Э. Левинас, трактовавший наслаждение как фундаментальное отношение к бытию, противоположное освоению мира с помощью разума. Интерсубъективная природа обыденного опыта исследована в работах А. Шюца, Дж. Мида, Г. Гарфинкеля, П. Бергера и Т. Лукмана, И. Т. Касавина и С. П. Щавелева; именно в таком контексте названные авторы рассматривают общие вопросы теории социокультурной идентификации и вопросы претворения системы культурных ценностей в повседневные практики. Культурологическое исследование основных зон повседневного пространства европейской культуры, включающее в себя подробный анализ семантики соматических элементов, осуществлено В. Д. Лелеко. Взаимосвязь структур повседневности с особенностями культурной самоидентификации европейского человека исследована в работах Е. Э. Суровой, О. А. Довгополовой.

Общие принципы философско-культурологического подхода к исследованию исторических и антропологических реалий сформулированы в работах М. С. Кагана, С. Н. Иконниковой, Л. К. Кругловой, А. В. Костиной, А. Я. Флиера. Вопрос о герменевтике субъекта удовольствия был поставлен М. Фуко. Модификации гедонистического дискурса в контексте западноевропейской интеллектуальной ис-

тории исследованы в работах М. М. Шахнович, А. В. Емельянова. Альтернативные дискурсивные модели рассмотрены К. С. Пигровым, А. И. Иваненко.

Семиотический подход к описанию культурных практик представлен работами Ю. М. Лотмана, Р. Барта, К. Леви-Стросса, У. Эко. Исследование Ю. М. Лот-мана и Е. А. Погосян, посвящённое гастрономической культуре XIX в., наряду с идеями Р. Барта и К. Леви-Стросса относительно перспективы изучения «алиментарного кода» культуры составляют методологическую основу для семиотического анализа культурных стратегий удовольствия, закрепляющих значимые различия на уровне телесного опыта. Социально-антропологическая трактовка данной проблематики, учитывающая действие механизмов культурной идентификации, представлена в работах П. Бурдьё, Дж. Гуди, М. Монтанари и А. Капатти. Методологические принципы исследования исторических форм эмоционально-чувственного опыта изложены в работах Л. Февра, У. М. Редци, Р. Харре, П. и К. Стернсов, Ю. Ю. Хмелевской, А. Зорина.

Богатый конкретно-исторический материал для компаративного анализа практик удовольствия в контексте социокультурной динамики Запада и России собран в работах Я. Буркхардта, Э. Э. Виолле-ле-Дюка, Ж. Ле Гоффа, Ф. Броделя, И. Хёйзинги, А. Я. Гуревича, М. М. Бахтина, И. Блоха, Э. Фукса, Дж. Реборы, И. Е. Забелина, Н. И. Костомарова, М. И. Пыляева, М. И. Козьяковой, В. В. Лапина. Культурную историю и социальную семантику ольфакторного восприятия исследовали А. Корбен, А. Ле Герер, К. Классен, Д. Хоувз, А. Синнетт, Б. Шаал (совместно с другими авторами), О. Б. Вайнштейн, Е. Жиринская. О социальном символизме культуры питания писали В. Н. Топоров, А. ван Геннепп, С. А. Арутюнов, А. К. Байбурин и В. Л. Топорков, А. Я. Гуревич, И. С. Клочков, Н. Г. Крас-нодембская, В. Н. Мазурина, А. Ю. Майничева. Идентификационная функция гастрономического дискурса рассматривается в работах Д. Мишель, Д. Сайпа, Э. Спери, П. П. Ферпосон. Специфика гастрономического текста русской культуры отражена в исследованиях 10. М. Лотмана и Е. А. Погосян, М. В. Загидул-линой, М. В. Капкан, В. А. Липинской, И. С. Лутовиновой, Н.П.Найдёновой, П. В. Романова, М. Бореро, М. Глянц, Г. и Р. А. Ротштейнов.

Дискурсивные, визуальные и практические стратегии семиотизации сексуального опыта исследовали М. Фуко, Ж. Бодрийяр, Г. Маркузе, С. Маркус, М. Энафф, Г.-П. Дюрр, П. Киньяр, К. Коллиган, К. Палья, В. Д. Лелеко, Р. В. Светлов, В. П. Шестаков. Роль практик удовольствия в тендерной идентификации отражена в работах М. Киммела, И. С. Кона, Л. Малви, Н. X. Орловой, Н. Л. Пушкарёвой, А. А. Тёмкиной.

Особенности самоидентификации субъекта удовольствия в ситуации культурного плюрализма рассмотрены Е. Э. Суровой. Психологические аспекты процесса культурной глобализации описаны М. М. Решетниковым. Философско-куль-турологическое исследование основных форм массовой культуры в их генетической обусловенности эстетическими установками Нового времени осуществлено Е. Г. Соколовым. О типологических отличиях гедонистического дискурса современности, возникающего на пересечении структур общества потребления, массовой культуры, глобального мультикультурализма и постмодерна писали Ж. Бодрийяр, Б. В. Марков, К. А. Богданов, А. В. Вейнмейстер, А. В. Емельянов, Ф. Мюре, Н. П. Кнэхт, О. С. Осипова, О. А. Смоляк, Т. В. Чередниченко и другие авторы.

Объект исследования. Объектом исследования являются культурные практики удовольствия, а именно телесно-чувственные практики, интегрированные в структуры повседневного опыта.

Предмет исследования. Предмет исследования составляют онтогенетические и филогенетические аспекты трансформации гедонистического опыта человека под воздействием культурно-антропологических механизмов идентификации.

Цель исследования — выявить и проанализировать принципы той трансформации телесного опыта субъекта культуры, которая обусловлена действием культурно-антропологических механизмов идентификации в сфере позитивно маркированных повседневных практик, обозначаемых как «практики удовольствия».

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

1. Разработать и продемонстрировать на конкретном культурно-историческом материале методологию философско-культурологического исследования практик удовольствия.

2. Раскрыть коммуникативную природу феномена удовольствия, обусловленную его укоренённостью в структурах взаимодействия со значимым Другим.

3. Определить идентификационную роль как «способности к удовольствию», так и «неспособности к удовольствию» в процессе интеграции телесной самости на различных этапах индивидуальной истории.

4. Обосновать концепцию культурных «стратегий удовольствия», показав их связь с механизмами социальной дистинкции.

5. Продемонстрировать эвристический потенциал разработанной методологии на примере анализа «гедонистических парадигм», последовательно сменявшихся в истории культуры Запада и России.

6. Рассмотреть историческое становление культуры «наслаждения вкусом» как наиболее показательный пример трансформации биологических потребностей человека под воздействием идентификационных механизмов культуры. Проанализировать формирование «вкуса» как аспект непонятийной коммуникации, придающей индивидуальному опыту общезначимую форму.

7. Выявить дискурсы и практики, определяющие характер телесной идентичности субъекта современной культуры и своеобразие гедонистической парадигмы в культуре массового потребления. Определить, в каких формах современная культура способна задействовать смысловой потенциал телесной интерсубъективности и обосновывать практики удовольствия фигурой значимого Другого.

Научная новизна работы. В диссертационном исследовании сформулированы основные принципы антропологии удовольствия, .отвечающей реалиям современной культуры: экзистенциалам «эпохи нужды» (забота, страх, «бытие-к-смерти) сопоставлен экзистенциал удовольствия/наслаждения. Практики удовольствия исследуются как одно из проявлений телесной интерсубъективности. Данное понятие введено для концептуального отображения глубокой укоренённости способности к удовольствию в структурах взаимодействия со значимым Другим. Именно названный антропологический принцип рассматривается в диссертационном исследовании как основание для выстраивания культурных стратегий удовольствия, формирующих и удостоверяющих идентичность субъекта культуры

(наряду с другими идентификационными практиками). Приложение философско-культурологической методологии, разработанной в теоретической части диссертации, к исследованию исторических практик удовольствия позволяет выделять в истории культуры определённые гедонистические парадигмы и рассматривать их в принципиальной связи с релевантными идентификационными схемами. Эвристический потенциал такого подхода продемонстрирован на материале культуры наслаждения вкусом, которая исследуется как коррелят определённых иден-тичностей, последовательно артикулируемых в истории европейской и отечественной культуры Нового времени.

Методологические принципы исследования. Теоретико-методологическую основу исследования составляет сочетание общего философско-антропологиче-ского подхода с методами и подходами смежных областей гуманитарного знания. В основу диссертационного исследования положена феноменологическая аналитика телесного бытия самости. Для обоснования экзистенциальной значимости опыта удовольствия используется психоаналитический подход к интерпретации взаимодействия с первичным Другим на ранних этапах индивидуальной истории. Экстраполяция концепции телесной интерсубъективности на социальную реальность опирается на трактовку совместного переживания в феноменологической социологии А. Шюца. Для анализа идентификационной (дистинктивной) функции культурных стратегий удовольствия привлекается социально-антропологический метод описания «габитуса» — выявления инкорпорированных императивов, структурирующих повседневный опыт. При этом задействуются такие феноменологические категории, как «Собственное» и «Чуждое». Историческая смена гедонистических парадигм в истории европейской и отечественной культуры Нового времени рассматривается на основании теории «процесса цивилизации» Н. Элиаса, который именовал данный методологический принцип «социальной психологией истории». Для исследования конкретно-исторических форм практик удовольствия (на примере становления культуры вкуса) используются семиотический и историко-компарати-вистский методы. Анализ гедонистической парадигмы современности осущест-

вляется с учётом особенностей идентификации субъекта современной культуры, обозначенных Е. Э. Суровой понятием «персоналистская личность».

Комплексное использование названных методологических принципов позволило выработать целостный философско-культурологический подход, применеиие которого на конкретном историческом материале дало возможность раскрыть коммуникативную природу феномена удовольствия и выявить сущностную взаимосвязь практик удовольствия с культурно-антропологическими механизмами идентификации.

Материалом для исследования служат научные работы, посвященные истории повседневности, сочинения бытописательного характера, философские трактаты, житийные тексты, религиозные, моралистические и просветительские сочинения, мемуарная и биографическая литература, медицинские тексты, кулинарные книги, литература фривольного содержания; в качестве важного источника для семиотического анализа исторических стратегий удовольствия привлекаются произведения художественной литературы, изобразительного искусства, кинематографии.

Положения, выносимые на защиту:

1. Как антропологический феномен удовольствие принадлежит не только биологическому, но и социально-психологическому, духовному порядку бытия. Способность испытывать удовольствие от определённых объектов формируется в процессе сложного и многогранного взаимодействия с Другим, аккумулируя психологический опыт индивидуальной истории и исторический опыт культуры. Поскольку «понимающее бытие» не может осуществиться вне сферы смыслов, а обретение себя в мире предполагает, среди прочего, определённую чувственно-телесную ориентацию, практики удовольствия должны стать объектом исследования, нацеленного на выявление их семиотического потенциала и позволяющего усмотреть в самом опыте удовольствия экзистенциально значимый феномен, существенно отличный от механического удовлетворения естественных потребностей.

2. Феномены удовольствия связаны с трансформацией телесного опыта индивида в ходе передачи культурной традиции и должны рассматриваться в контексте философско-антропологической проблематики в качестве одной из важнейших форм разделённого (совместного) опыта. Благодаря коммуникативной приро-

де практик удовольствия, наследуя традицию и разделяя её с другими, субъект обретает соответствующий опыт осмысленного бытия-в-теле. Анализируя значение этого принципа применительно к индивиду, можно говорить о том, что индивидуальное бытие усваивает определённую культурную форму (в отличие от «нормы», «правила»); описывая те же механизмы применительно к социуму, мы получаем возможность исследовать практики удовольствия в качестве практик согласования эмоционально-поведенческих паттернов. Таким образом, совместный опыт удовольствия представляет собой актуальную для современной «цивилизации досуга» форму «сборки общества».

3. Формирование культурно обусловленной способности или неспособности к отдельным видам удовольствия является важным аспектом интеграции телесной самости в процессе становления индивида. С этой точки зрения, культурные стратегии удовольствия могут быть рассмотрены и как дисциплинарные (цивили-зационные) техники, и как «практики себя».

4. Практики удовольствия предполагают возможность формирования различных культурных стратегий удовольствия, обусловленных механизмами культурно-антропологической идентификации. Соответственно, культурный регламент практик удовольствия может быть предметом исследования не только в аспекте реализации или блокирования «принципа удовольствия», но и в аспекте выработки дифференцированных стратегий, способов артикуляции идентичности в непосредственном чувственном выборе. Стратегии удовольствия также представляют собой важную форму актуализации единства социума, задействующую механизмы непонятийной коммуникации.

5. По отношению к любому историческому типу культуры можно говорить о наличии своеобразного императива заботы об удовольствии (отличного от гедонистической установки). Посредством данного императива разграничиваются приемлемые и неприемлемые практики и получают закрепление в повседневном опыте тела значимые социальные дистинкции. Предлагаемый подход позволяет увидеть, что повседневный опыт поляризуется не по оси «удовольствие — страдание», но по оси «удовольствие — неприятие», каковая имеет определяющее зна-

чение для исключения идентификационно не соответствующих практик. Таким образом, заботу об удовольствии можно рассматривать как эффективный механизм инкультурации и социализации.

6. Культурно-исторические процессы могут стать предметом философско— культурологического исследования в аспекте вытеснения/инсталляции стратегий удовольствия, являющихся маркерами определённых идентичностей. В частности, как показало исследование, осуществлённое в рамках диссертационной работы, исторически значимый пример семиотизации телесного опыта в контексте становления новых идентичностей представляет собой культура наслаждения вкусом, сложившаяся в период Нового времени. С этой точки зрения, «вкус» представляет собой общезначимую форму индивидуального опыта, усваиваемую в процессе формирования субъекта культуры.

7. Специфика гедонистической парадигмы современности (в её отличии от других культурных эпох в истории Запада и России) определяется установкой на мультипликацию и диверсификацию стратегий удовольствия. Это коррелирует с доминирующим идентификационным принципом, позволяющим субъекту культуры соотносить себя одновременно с целым рядом сообществ, исповедующих анто-нимичные системы ценностей.

8. Гедонистические императивы современной «цивилизации наслаждения» нельзя трактовать как триумфальное осуществление «принципа удовольствия», поскольку они имеют своей основой историческое отчуждение субъекта от телесности, происходившее в культуре Нового времени (правила этикета, медикализа-ция, дискурс нормы в контексте идеологии рационального потребления и т. д.), и выстраиваются путём перевода феноменов удовольствия из плана означаемого в план означающего (дискурс рекламы).

9. Действенную альтернативу императивным дискурсам «цивилизации наслаждения» представляет герменевтика субъекта удовольствия, построенная с учётом символического потенциала соответствующих феноменов. Анализ произведений популярной культуры показывает, что на уровне художественной рефлексии насущным становится вопрос о формах разделённого (совместного) опыта, способст-

вующих научению удовольствию, то есть о соприсутствии в практиках удовольствия значимого Другого, который обеспечивает символическую насыщенность данных практик, благодаря чему субъект может использовать их как «практики себя».

Научно-практическая значимость исследования. Материалы и теоретические выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть использованы при разработке образовательных программ и методических пособий по философской антропологии, философии культуры, культурологии и по соответствующим разделам социологических, этнологических, исторических и психологических дисциплин; а также для создания тематических спецкурсов по данной проблематике: «Антропология удовольствия», «Антропология вкуса», «Основы философско-культурологического анализа телесно-чувственных практик» и т. п. Исследование также открывает перспективы для дальнейшего междисциплинарного изучения практик удовольствия в их соотнесённости с культурно-антропологическими механизмами идентификации. Практическое значение диссертационной работы заключается в возможности применения полученных результатов в таких сферах деятельности, как (1) формирование воспитательных стратегий, (2) разработка методик социокультурной адаптаци, (3) технология рекламы.

Апробация работы. Материалы и выводы диссертационного исследования отражены в 50 опубликованных работах, в числе которых авторская монография (16 п. л.), 3 коллективные монографии, статьи в рецензируемых изданиях, включённых в Перечень ВАК, статьи и материалы научных конференций.

Теоретические положения и основные выводы были отражены в докладах, представленных вниманию научной общественности в рамках научных мероприятий, в числе которых следующие международные и всероссийские конференции и форумы: «Феномен удовольствия в культуре» (СПб, 2004), «Глобальное пространство культуры» (СПб, 2005), «Знаковое пространство культуры XX—XXI вв. в комплексных гуманитарных исследованиях» (Киров, 2008), «Советская культура: Проблемы теоретического осмысления» (СПб, 2008), «Личность и бытие: Субъектный подход» (Москва, 2008), «In Transition: культурные идентичности в национальном и глобальном контекстах» (Екатеринбург, 2008), «Бренное и веч-

ное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира» (В. Новгород, 2008), «Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век» (Москва, 2008), «От пира к посту: трансформации культурных практик от Античности к Средним векам» (СПб, 2008), «Новые традиции» (СПб, 2008), «Человек в условиях цивилизационных вызовов» (Саратов, 2008), «Человек как творец и творение культуры» (СПб, 2008), «Трансформации культуры в глобальном информационном обществе» (Москва, 2009), «Праздник в пространстве современной городской культуры» (Екатеринбург, 2009) и другие.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философской антропологии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета 21 апреля 2011 г.

Объём и структура работы. Работа выполнена в объёме, соответствующем установленным требованиям, состоит из введения, четырёх глав, заключения и библиографии, содержащей наименования трудов отечественных и зарубежных авторов.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность диссертационной работы, обозначены объект и предмет исследования, сформулированы его цели и задачи, освещены научная новизна, теоретическая и практическая значимость, изложены основные положения, выносимые на защиту.

В главе 1 «Удовольствие как феномен культуры: тсорстико-мстодологи-ческне основы исследования» разработаны принципы философско-культуроло-гического исследования практик удовольствия. Привлечение методологических ресурсов феноменологии, психоанализа, семиотики культуры, социальной и культурной антропологии в сочетании с элементами культурно-исторического анализа позволяет выстроить герменевтику субъекта удовольствия, проанализировать культурные стратегии удовольствия, связанные с механизмами идентификации, и в целом представить заботу об удовольствии как важный элемент социокультурной регуляции.

В разделе 1.1 «Постановка проблемы: феномен „научения удовольствию"» раскрыта сущностная принадлежность феномена удовольствия порядку культурных явлений, поскольку опыт удовольствия не сводим к удовлетворению биологических

потребностей: он может быть минимизирован под воздействием репрессивных механизмов культуры и, напротив, как свидетельствует актуальная реальность общества потребления, культура может интенсифицировать гедонистические импульсы для решения социальных задач. Тем самым открывается путь к постановке вопроса в терминах «способности к удовольствию», которая не просто дана индивиду от природы, но формируется в сложном взаимодействии с Другим и миром культуры.

В параграфе 1.1.1 «Интердисциплинарные стратегии исследования» рассматриваются современные подходы к исследованию телесно-чувственного опыта в философской антропологии, философии культуры, истории («история эмоций»), социологии. Общим знаменателем проанализированных подходов является перспектива рассмотрения практик удовольствия в контексте «искусства существования», отвечающего, с одной стороны, задачам инкультурации и социализации, а с другой — запросам телесной самости. Так, самоограничение в потреблении удовольствий может быть не следствием экономической необходимости или диктата моральных норм, но способом установления значимых различий, то есть речь идёт о научении другому способу получать удовольствие. Именно герменевтика субъекта удовольствия позволяет разграничить потребление удовольствий и научение удовольствию. С позиции философии культуры можно говорить о том, что каждая эпоха вырабатывает собственную «гедонистическую парадигму», в рамках которой под влиянием определённого отношения к удовольствиям получают развитие соответствующие практики, оформляемые посредством стратегий удовольствия, связанных с характером самоидентификации наслаждающегося субъекта.

В параграфе 1.1.2 «Экзистенциальные ракурсы способности к удовольствию» раскрывается антропологическое значение феномена удовольствия. Отечественные исследователи, как правило, придают первостепенное значение проработке сюжетов, альтернативных гедонистическим установкам современности. Однако, как мы полагаем, дискурс удовольствия не является сущностно антонимич-ным дискурсу истины бытия. Опыт удовольствия/наслаждения — это уникальный опыт, в рамках которого структуры телесного бытия переплетаются со структурами смысла, и «живое существо» получает возможность осуществиться в формах

существа «культурного», или «символического». Согласно концепции Э. Левина-са, именно благодаря опыту наслаждения возникает первичное «я», предшествующее как опьггу инструментального освоения мира, так и опыту познающего субъекта. Это отражается в нарративах повседневности, в которых воскрешение памяти об удовольствии предстаёт как удостоверение целостности и непрерывности индивидуального бытия. Вместе с тем, опыт удовольствия — это одна из базовых форм разделённого (совместного) опыта, в основании которого лежит отношение «взаимного настраивания» (А. Шюц). Именно потенциальная интерсубъективность опыта удовольствия составляет концептуальную базу дальнейшего анализа, поскольку именно Другой — «соблазнитель», — очерчивая перспективу наслаждения, определяет и ту идентификационную позицию, которая позволяет наслаждающемуся принять опыт удовольствия как самостное и вместе с тем совместное переживание бытия-в-мире.

В разделе 1.2 «Прецедентные проблсматизацин: метафизика га. физиология» прослежена история философских интерпретаций феномена удовольствия. Смена философских парадигм от Античности к Средневековью, а затем от Средневековья к Новому времени рассматривается с учётом культурного контекста, что позволяет продемонстрировать параллели между доминантным философским дискурсом и «обыденной антропологией», проявляющейся в аксиологической оценке и способах регламентации повседневных практик. В фокусе исследования находится вопрос об «истине удовольствия», потребность в разрешении которого обусловила общий вектор концептуализации и повлияла на то, что телесное удовольствие на протяжении многих веков рассматривалось как тривиальный и непроблематичный аспект человеческого существования.

В параграфе 1.2.1 «Душа и тело / душа или тело?» рассматривается формирование в античной философской традиции базовой для западноевропейской интеллектуальной культуры системы координат, требующей специфицировать феномены удовольствия в терминах «духовного/телесного» и «истинного/ложного». Античные авторы выстраивают герменевтику удовльствия в категориях «меры», соблюдение которой является необходимым условием для того, чтобы практики

удовольствия соответствовали порядку истины. При этом рассуждение об истине предполагает вопрос о соотношении духовного и телесного аспектов человеческого бытия, но не предрешает окончательного выбора в пользу того или иного. В традиции, восходящей к Платону, телесное наслаждение трактуется как самозабвение, чреватое переходом в страдание, и на этом основании постулируется необходимость контроля разума над удовольствием. Традиция, восходящая к Эпикуру, напротив, признаёт истинными только насущно необходимые удовольствия, к которым тело стремится в силу природных влечений; как следствие, ответственность за неумеренность в удовольствиях возлагается на душу, способную плениться игрой воображения. Итак, общим знаменателем античной мысли можно считать постановку вопроса об истинности удовольствий на основании тезиса о том, что они не должны оборачиваться нарушением духовно-телесной гармонии: болезнью, утратой гиОцн« и, главное, утратой способности к наслаждению. Императив регламентации практик не ставил под сомнение ценность удовольствия как такового, но, напротив, был обусловлен именно ею, поскольку необходимость контроля над удовольствиями обосновывалась, прежде всего, разрушительным воздействием, оказываемым неумеренностью на сам опыт наслаждения.

В параграфе 1.2.2 «Голос плоти» охарактеризованы изменения в концептуализации удовольствия, обусловленные преобразованием античного дискурса «тела» в христианский дискурс «плоти». В исповедальных дискурсах явственно прочитываются платоновские аллюзии, в частности, парадигматическая идея несостоятельности телесного наслаждения. Однако если античная мысль ставила под сомнение телесный опыт на том основании, что он может быть источником страдания, то, согласно христианской антропологии, именно в опыте страдания раскрывается истина, тем самьм удовольствие переносится в категорию антиценностей. Наряду со страданием значимой семантической оппозицией удовольствию является концепт радости: грешники могут испытывать удовольствие, радость — привилегия праведников. Таким образом, в средневековой герменевтике удовольствия плоть выступает антагонистом самости («плоть смущает меня») и там, где античные авторы видели восстановление природного равновесия, восполнение ка-

кой-то нехватки или освобождение от излишка гуморов, исповедальные практики производят иллюзию множества необусловленных соблазнов, фактически конституируемых самим дискурсом воздержания.

В параграфе 1.2.3 «Истиниос и ложное благо» исследуется развитие вопроса об истине удовольствия в дискурсах Нового времени. Ренессансная мысль соединила почтение к христианским идеалам с реабилитацией земной природы человека, однако осуществила это путём иерархического соотнесения телесного и духовного опыта: ренессансная этика освобождает телесные удовольствия от негативных коннотаций «соблазна», но вместе с тем утверждает приоритет духовных ценностей. Эта позиция нашла отражение в работах Л. Баллы, Т. Мора, Эразма Роттердамского, М. Монтеня и других гуманистов. В дальнейшем определяющим для развития философских концепций и культурных практик становится тезис о принципиальной независимости двух сущностных аспектов человеческого бытия: духовности (разума) и тела. Полное взаимное освобождение тела и духа друг от друга имело следствием перекодировку реалий телесного опыта в терминах природной данности и подчинение его медицинскому знанию. На языке позитивной науки человеческому бытию вменяется презумпция «природного», «инстинктивного» стремления к наслаждению. Вместе с тем медицинское знание, имеющее целью противостоять телесным страданиям, принимает на вооружение этическое понятие «меры», перенося его в область социальной гигиены и подвергая пристальному контролю случаи болезненной гипертрофии «принципа удовольствия». Итак, несмотря на ре-нессансную реабилитацию чувственности, в самом широком контексте новоевропейской мысли тело подчинено законам природы, обманчиво и отчуждено от субъективности. Только упразднение теоретической дихотомии души (разума, сознания) и тела (чувственности, желания) в антропологии XX в. открывает путь к осмыслению феномена удовольствия в терминах актуализации телесно представленной самости.

В разделе 1.3 «Разделённое удовольствие: воплощение традиции» рассматривается проблема сообщаемое™ (коммуникативности) опыта удовольствия. Речь идёт о том, как телесность принимает на себя традицию, придающую смысл различшо между «приятным» и «неприятным» и устанавливающую границу меж-

ду «желанным» и «отвратительным». Наследуя традицию и разделяя её с другими, субъект научается релевантному использованию своего тела или, точнее говоря, обретает соответствующий опыт осмысленного бытия-в-теле.

В параграфе 1.3.1 «Проблема „сообщасмости" телесного опыта» обосновывается выбор в качестве методологической основы для дальнейшего исследования феноменологического подхода к аналитике телесного бытия самости. Именно феноменологическая философия приходит к пониманию того, что телесное бытие самости не является «естественным владением», но конституируется в ходе взаимодействия с Другим и с миром культуры. Как показал М. Мерло-Понти, телесный опыт историчен и коммуникативен, поскольку «феноменальное тело», благодаря которому самость сообщается с миром, обладает потенцией интерсубъективности. Телесная интерсубъективность актуализируется в микроритуалах повседневности, делая возможным совместный опыт, в частности, опыт разделённого удовольствия. Общность телесного опыта, таким образом, может быть рассмотрена не только как следствие биологического сходства человеческих организмов, но как проявление со-бытия в поле культуры. Человек обнаруживает себя заброшенным в мир культурных значений, обустроенный Другим, и в работе, которую неизбежно проделывает каждый, чтобы обрести источник самопонимания в поле культуры, участвует в том числе и тело, усваивающее традицию восприятия и смыслоразличения, например, в виде чувственной дифференциации приемлемого и неприемлемого, желанного и вызывающего отвращение. Соответственно, опыт удовольствия не может рассматриваться исключительно в терминах психофизиологического функционирования: открываясь миру в переживании удовольствия или закрываясь от него реакцией неприязни, субъект культуры удостоверяет свою идентичность, что наглядно проявляется в способности повседневного мира вызывать привычные желания.

В параграфе 1.3.2 «Самость, тело, Другой: модусы взаимодействия» рассматривается вопрос о том, в какой мере присутствие Другого в структурах мира, фундирующих бытие индивида, может являться препятствием для актуализации самости. Необходимость постановки такого вопроса обусловлена влиятельностью философско-антропологических концепций, представляющих совместный опыт

как утрату самобытности одним из субъектов, как уклонение от истины индивидуального бытия. Наиболее авторитетная трактовка повседневной захваченное™ самости принадлежит М. Хайдегтеру. Перевод этой проблематики в плоскость рассмотрения телесного бытия самости осуществлен Ж.-П. Сартром. Показательно, что в концепции Сартра ведущая модальность встречи с Другим, по аналогии с которой описывается весь спектр стратегий объективации, — взгляд. За рассуждениями Ж.-П. Сартра стоит общая логика европейской культуры Нового времени с присущей ей долгой историей формирования отчуждённой телесности, подлежащей контролю взгляда и знания. Альтернативный подход, значимый для целей диссертационного исследования, заключается в том, что Другой мыслится не объектом или инстанцией объективации, но условием актуализации бытия самости. Так, становление индивида начинается в тесном взаимодействии с Другим, поддерживающим телесные интенции самости, это опыт наслаждения теплом и пищей, опыт заботы и ласки. При этом установлению субъект-объектных отношений предшествует состояние «диады», для описания которой требуется особый понятийный инструментарий (Д. Винникотт, Э. Эриксон и др.). Таким образом, первичен не столько Другой, сколько «совместность существования», в контексте которой Другой предстаёт как условие бытия. Именно этим определяется экзистенциальное значение телесных практик, несущих потенциал со-переживания, со-чувствия, со-бытия. Опыту удовольствия в данном контексте принадлежит исключительная роль, поскольку совместное удовольствие позволяет телесно разделенным субъектам обрести единство переживаемого опыта.

В параграфе 1.3.3 «„Подхватывание интенций" в практиках удовольствия» описан механизм трансляции культурного опыта, относящегося к сфере телесности; для обозначения данного механизма используется понятие «подхватывания интенций», принадлежащее М. Мерло-Понти. Как было показано выше, самость нуждается в формах осуществления, предполагающих телесное взаимодействие с Другим, и эта фундаментальная потребность в соприсутствии Другому воплощается в практиках разделённого удовольствия. Здесь необходимо упомянуть значимую фигуру «соблазнителя», приглашающего разделить наслаждение. Опыт

со-наслаждения может трактоваться как опыт спонтанного взаимопонимания и взаимного признания: Другой понятен мне как не подлежащая сомнению мотивация жеста соблазнителя, как условие его осмысленности. Создавая условия для синхронизации опыта, пересечения перспектив и согласования интенций, практики удовольствия задействуют возможности телесной интерсубъективности. Гедонистические объекты фокусируют на себе интенции Другого, приглашая им последовать, в результате возникает синергия существований, благодаря которой происходит трансляция культурных моделей, придающих форму индивидуальному бытию через «подхватывание интенций» Другого. Самый простой пример —совместная трапеза: приглашение к столу воспринимается в культуре не только как экономическая форма распределения благ, но как основа совместного переживания опыта. Другой наглядный пример практик согласования — музыкальная культура: эффект синергии мы обнаруживаем в манере народного хорового пения, в классическом церковном многоголосии, а также в традициях светского домашнего музицирования. И, конечно, потенциал телесной интерсубъективности, реализующий в «подхватывании интенций», составляет основу эротических практик.

В разделе 1.4 «„Забота об удовольствии": „собственное" и „чуждое" в структурах повседневности» исследована способность культуры преобразовывать природную данность человеческого бытия, претворяя социокультурные императивы в спонтанные телесные реакции. Роль культуры, как правило, видится исключительно в том, чтобы подчинить неиссякаемую природную энергию гедонистических импульсов нормам определённого сообщества и предотвратить возможные асоциальные всплески жизненной стихии. Однако культурная регламентация чувственных практик не ограничивается насаждением норм, сдерживающих природные инстинкты. Культура оформляет, канализует, дифференцирует и се-миотизирует естественные импульсы человека, превращая их в значимые элементы социального взаимодействия.

В параграфе 1.4.1 «Понятие „заботы об удовольствии"» обосновывается введение данного концепта для указания на область культурных императивов, не связанных с декларацией гедонистических принципов. «Забота об удовольст-

вии» проявляется подспудно в виде пристального внимания к значению повседневных практик, вменяя субъекту культуры «способность», почти тождественную обязанности, получать удовольствие от атрибутов жизни, соответствующей его положению в социокультурном пространстве. Итак, контроль над удовольствием имеет форму предписания, а не только запрета. Культурные запреты, по существу, приобретают значение именно на фоне сопутствующего «вменения» практик удовольствия. В такой форме, как инструмент инкультурации и социализации, «забота об удовольствии» присутствует даже в тех культурах, для которых высокая ценность аскетизма является безусловной нравственной доминантой.

В параграфе 1.4.2 «Идентификационная функция практик удовольствия» рассматриваются принципы семиотизации опыта удовольствия, посредством которых в повседневной жизни реализуются идентификационные схемы. При исследовании взаимосвязи социальной структуры и личных преференций удобным инструментом является концепт «габитуса», который даёт возможность выстраивать рассуждение в терминах инкорпорации основных социальных императивов и ценностей. Существенный вклад в разработку данного концепта внесли М. Мосс, Н. Элиас, П. Бурдьё. Формируя габитус субъекта культуры, традиция очерчивает не только поле дозволенного, но и поле «приемлемого» и «желанного». Соответственно, исследование исторического многообразия практик удовольствия должно иметь своей целыо нечто большее, чем иллюстрацию принципа «культурного релятивизма», а именно — выявление «стратегий удовольствия», служащих закреплению и последующему воспроизведению в телесной схеме основополагающих идентификационных различий. Вариативность индивидуальных ощущений сглаживается в пользу социальных практик интеграции, результатом которых становятся стерео-типизированные чувственно-телесные паттерны. Носителям определённой идентичности (этнической, тендерной, статусной) приписывается (и тем самым предписывается) «склонность» к определённому комплексу удовольствий. Габитус субъекта культуры становится воплощением системы ценностей, ограничивающей крут потенциально приемлемых практик. Наиболее распространённым является дискурс престижа, получающий воплощение в разнообразных формах статусного по-

требления. Особую экзистенциальную напряжённость выбор стратегий удовольствия приобретает в тех случаях, когда нормативно оформленные отличия между социальными категориями минимальны; именно тогда повседневные предпочтения становятся важнейшим способом «проговаривания» идентичностей.

В параграфе 1.4.3 «Императив „избегании неприятного"» показано, что повседневный опыт субъекта культуры поляризуется между тем, что предписывается как источник удовольствия, и тем, что не считается таковым. Способность к различению приятного и неприятного, вожделенного и отвратительного становится элементом культурного кода, разграничивающего «собственное» и «чуждое» в структурах повседневности. Стратегия удовольствия всегда предполагает наличие на горизонте того, что вызывает отторжение, отвращение, неприязнь. Таким образом, в обыденной жизни беспокойство вызывает не обилие соблазнов, а опасность столкнуться с тем, что позиционируется культурой как «чуждое» — некрасивое, невкусное, грязное, омерзительное и даже вредоносное. В самых разных сферах культуры мы можем наблюдать своеобразное претворение «заботы об удовольствии» в строгое правило избегания неприятных вещей: дурной пищи, дурных запахов, дурной одежды, дурных женщин и т. п. Культура ревностно оберегает эту чувственную грань между «собственным» и «чуждым», безразличное отношение к которой расценивается как маргинальность или патология. Субъективно пренебрежение принципами избирательного подхода к стратегиям удовольствия обычно представляется как необходимая уступка, обусловленная силой обстоятельств. Как свидетельствуют примеры из мемуарной литературы, даже в ситуации голода бывает возможно провести различие между потребностью в насыщении и практиками удовольствия, в основе которых лежит способность к имманентному смыслополаганию, субъективно ощущаемому как желание или неприятие.

В параграфе 1.4.4 «Стратегии удовольствия как инструмент социальной регуляции» делаются заключительные выводы относительно социокультурного значения регламентирующей семиотизации практик удовольствия. Ограничения, налагаемые «заботой об удовольствии», безусловно, относятся к иному измерению, чем нравственные нормы, однако их можно рассматривать как особый

способ подчинения индивида требованиям социума. Итог парадоксален: наиболее эффективной формой культурной регламентации, нацеленной на установление пределов опыту удовольствия, является именно научение удовольствию. Культурные стратегии удовольствия, охватывающие, в первую очередь, сферу повседневности, носят дифференцирующий характер: они вменяют субъекту любовь к «собственному» и подразумевают неприязненную реакцию на «чуждое». Грань между «собственным» и «чуждым», приемлемым и табуированным, желанным и отвратительным не может быть полностью стёрта, поскольку тогда само «мета-физиологическое» удовольствие, сопрягающее в телесном опьгге смыслы индивидуальной и культурной истории, становится проблематичным. Но эта чувственная грань между «собственным» и «чуждым» подвижна, и степень её подвижности определяется характером тех идентификационных механизмов, манифестацией которых являются повседневные привычки. В целом, можно говорить о том, что процессы идентификации предполагают трансляцию стратегий удовольствия, которые, соответственно, могут стать предметом исследования как отражение данных процессов, а это также позволяет анализировать некоторые исторические трансформации в аспекте вытеснения/инсталляции стратегий удовольствия, являющихся маркерами определённых идентичностей.

В главе 2 «Эстетическая цензура практик удовольствия в процессе цивилизации» рассматривается трансформация телесного опыта под влиянием дисциплинарных техник, сложившихся в европейской культуре Нового времени. Непосредственным предметом нашего внимания является эстетическая дисциплина, переопределившая грань между «приятным» и «неприятным», вследствие чего произошли значимые изменения в стратегиях удовольствия. Поскольку изменения затронули принципиальные основания интеграции телесной самости, во второй части данной главы мы исследуем психологический феномен «неспособности к удовольствию», чтобы провести грань между репрессивными механизмами культуры и идентифицирующей потенцией «заботы об удовольствии».

В разделе 2.1 «Эстетическая дисциплина тела» исследуются предпосылки повседневной эстетической цензуры телесного опыта, рассматривается ее влияние

на формирование характерных черт гедонистической парадигмы Нового времени, анализируются эффекты дискурса «эстетической дисциплины» в современной культуре.

В параграфе 2.1.1 «Теория „процесса цивилизации"» рассмотрен методологический потенциал концепции Н. Элиаса, согласно которой за признанными достижениями западного общества (развитием науки и промышленности, образованием крупных государств) стояло формирование особого габитуса «цивилизованного» человека, отличающегося глубоким бессознательным контролем над всеми спонтанными импульсами самости, в том числе установлением дистанции по отношению к собственному телу в форме императива «стыдливости». Теория Н. Элиаса имеет как сторонников, так и противников, в ряду последних наиболее убеждённым и последовательным является Г.-П. Дюрр. Мы полагаем, что теория Н. Элиаса может быть взята за основу при анализе последствий пересечения дисциплинарного дискурса с дискурсом визуальной эстетизации применительно к телу. И в этом ключе далее будем вести речь о том, как моделирование повседневного поведения под знаком привилегированной «эстетической дисциплины» было связано с идентификационными процессами, получившими выражение в переопределении демаркационной линии между «приятным» и «неприятным».

В параграфе 2.1.2 «Эмоциоиальио-иоведенческий стандарт „civilité"» исследуются социокультурные основания для изменения гедонистической парадигмы в эпоху раннего Нового времени. Концепт «цивилизованного поведения» оформляется к XIX в., знаменуя собой завершение процесса трансформации структур повседневности, начало которому было положено в XVI в., в период, отмеченный преобразованием концепции «courtoisie» в концепцию «civilité». Отражением этого процесса стали такие образцы назидательной литературы, как «Придворный» Б. Кастильоне (1516), «De civilitate morum puerilium» Эразма Роттердамского (1530), «Галатео, или Об обычаях» Дж. деллаКаза (1554) и другие. Во всех подобных сочинениях мы можем проследить наложение гуманистического дискурса, рекомендующего сообразовывать свои поступки с мнением окружающих, и дискурса дистинктивных приличий, ориентирующего на соответствие поведенческому коду престижного социального круга. В данном контексте вопросы

«externum corporis decorum» приобретали значение символического капитала. В работе «Придворное общество» Н. Элиас подробно рассматривает на примере французского придворного этикета те механизмы дистинктивного позиционирования, посредством которых аристократический этос трансформировал принципы вынужденного самоограничения и подчинения в принципы воспроизводства привилегированной идентичности. При этом дискурс идентификационного соответствия приобрёл форму бессознательной эстетической самодисциплины. Необходимость повседневной артикуляции престижной идентичности, в частности, привела к изменению стратегий удовольствия, из сферы которых оказались исключены практики, не удовлетворяющие требованиям эстетической цензуры.

В параграфе 2.1.3 «„Взгляд Другого" в структурах повседневности» исследуются основные проблематизации повседневного поведения, обусловленные превращением эстетической цензуры в основной элемент социальной дистинкции. При этом телесный опыт индивида в культуре Нового времени оказывается опосредован объективирующим взглядом Другого: формирование такого «социокультурного взгляда» совпадает с распространением в XVII в. стеклянных зеркал, он закрепляется в различных формах повседневной дисциплины, а в наши дни наиболее ярко представлен визуальной стереотипизацией в дискурсе рекламы. На протяжении XVII в. в общем контексте культуры зеркало в метафорическом плане превратилось из спутника тщеславия в необходимый инструмент достижения социального соответствия. Интериоризация взгляда Другого, происходившая благодаря «воспитательной» функции зеркала, отвечала той дискурсивной модели замечания, которая изначально была положена в основание назидательной литературы, формировавшей стандарт «civilité». Система идентификации, основанная на дистинктивной функции эстетической дисциплины, была чрезвычайно чутка к внешним проявлениям соответствия/несоответствия. Важной составляющей символического капитала становится особая чувствительность к неприятному, подразумевавшая самодистанцирование и идентификацию с оценивающим Другим. Наряду с визуальным кодом приличия и самоконтроля формируется особая ольфак-торная чувствительность: нейтральный «запах чистоты» становится дополнитель-

ной оболочкой тела «цивилизованного человека». Дискурс учтивости и дискурс чистоплотности пересекаются и взаимоусиливаются, переплавляя императив сознательной дисциплины в бессознательные реакции стыда, смущения и неприязни по отношению к не поддающимся эстетизации проявлениям телесности.

В параграфе 2.1.4 «Эффекты эстетической дисциплины в массовой культуре» показано, что, деструктурируя этический код «цивилизованного поведения», современная культура сохраняет его эстетические дериваты, развивая и упрочивая те элементы самоконтроля и дистанцирования, которые подчиняют чувственный контакт с миром модальности взгляда, и особенно убедительно это проявляется в работе по конструированию различных видов соблазна. Так, можно проследить преемственность этой привилегированной позиции взгляда между темой «подглядывания» в непристойной литературе XVIII в. и современными паттернами эротического воображения, опирающимися на технические возможности кинематографа и виртуальных сетей. При этом степень «естественности», допустимой для эстетически приемлемого тела исторически уменьшается пропорционально увеличению степени «откровенности» и «натуральности» представления тела средствами фотографии и видеозаписи. Таким образом, «обеспокоенность собственным телом» под взглядом Другого, которую Н. Элиас описывает как «стыдливость», в современном мире не исчезает, но перерождается в усердную заботу об окультуривании обнажённого тела. Как показывает обзор популярных изданий жанра «шо», культурная грань заметно сдвинута, но не стёрта: «бесстыден» физиологический натурализм (включая натуралистическое изображение сексуальных контактов), тогда как эстетизация остаётся синонимом «респектабельности», выражением престижных ценностей.

В параграфе 2.1.5 «Застольный этикет: цензура „опрятного изящества"» на примере становления новоевропейского искусства трапезы рассмотрен процесс вытеснения одного комплекса удовольствий и замены его другим в связи с необходимостью артикуляции формирующихся идентичностей. У истоков европейской культуры мы видим образ раблезианского «пожирающего» тела, которое постепенно изживается в процессе культивирования цивилизационной эстетики. Ядром перемен, произошедших в Новое время, стал отказ от еды руками из обще-

го блюда в пользу индивидуальных кувертов и столовых приборов, позволяющих избежать непосредственного контакта с пищей. В этом плане застольные обычаи отражают общую тенденцию к формированию опыта телесной замкнутости и отстранённости, мотивированной подсознательной ориентацией на присутствие оценивающего Другого. Цензура «опрятного изящества» приводит и к переоценке непосредственного удовольствия от пищи: так, разделка мясных туш перестаёт быть значимой частью трапезы, а функция кухни видится не просто в том, чтобы приготовить нечто, но и в том, чтобы придать кушанью эстетизированный облик. Важную функцию в символическом контексте трапезы приобретают атрибуты «изящной роскоши», каковыми в XVII в. являлись сахар и фрукты. Фруктовые пирамиды и сахарные триумфы акцентировали эстетическую функцию застолья в противоположность прагматике насыщения. Вместе с тем они выражали сущность «искусства трапезы», ориентированного на визуальную стратегию удовольствия: начиная с классицистического XVII в. сервировка блюд продумывается не менее тщательно, чем меню; XVII век — это эпоха натюрморта: не только в живописи, но и в структуре повседневного восприятия.

В параграфе 2.1.6 «„Натурализация" дистинктивных паттернов» рассматривается превращение элементов привилегированного этоса в общие основания габитуса «цивилизованного человека». Так, в XVIII в. нормы застольного этикета приобретают значение аргумента в пользу превосходства европейской цивилизации над прочими культурами. В рамках самой европейской культуры габитус «цивилизованного человека» претерпевает изменения, приводящие к возникновению различных стилей цивилизованного поведения в рамках единого стандарта. По мере того, как приобщение к новому стандарту охватывало всё более широкие слои населения, включалось в процесс воспитания детей всё более раннего возраста и получало всё более весомое авторитетное подкрепление в виде рациональных медицинско-гигиенических аргументов, поведение «цивилизованного человека» приобретало характер квазиестественной необходимости.

В разделе 2.2 «Неспособность к удовольствию» рассматриваются онтогенетические аспекты становления способности к удовольствию и анализируются изме-

нения в этой сфере индивидуального опыта, произошедшие под воздействием циви-лизационных техник Нового времени. Особое внимание уделено работам представителей психоанализа и смежных с ним направлений, в которых рассматривается судьбоносный для данной способности первичный опыт эмоционально-телесного взаимодействия с Другим, а также возможные модификации «принципа удовольствия» в зависимости от преобладающих механизмов инкультурации и социализации.

В параграфе 2.2.1 «Терапевтическое обнаружение „неспособности к удовольствию"» показано, что удовольствие, долгое время считавшееся неотъемлемой и, можно сказать, неустранимой составляющей человеческого бытия, является хрупким и уязвимым даром. Основания для подобного заключения даёт опыт психоанализа и смежных терапевтических методик, средствами которых была выявлена проблема неспособности к удовольствию, что, в частности, привело к переинтерпретации практик чрезмерности, например, булимии или так называемого «невротического промискуитета». Обыденный опыт также может быть средоточием автоматизированных привычек, которые обеспечивают физиологическое удовлетворение, но не имеют ничего общего с опытом удовольствия, поскольку для научения удовольствию важна пластичная интеграция телесного бытия самости и требований культурной среды. Рассматривая подобные случаи? Ф. Пёрлз проводит различие между ассимилированным и интроецированным авторитетом: первый органично интегрируется в бытия телесной самости, тогда как подчинение интроектам лишает самость полноты чувственного опыта, что проявляется в безразличии к наслаждению вкусом, музыкой, эротической лаской и т. п. Образуются «пробелы в теле», по существу, являющиеся пробелами в личности.

В параграфе 2.2.2 «Экзистенциальный потенциал практик удовольствия» обосновано фундаментальное значение опыта удовольствия для ощущения цельности и непрерывности индивидуального бытия. Забота об удовольствии — это больше, чем обеспечение разнообразия жизненных впечатлений. Логика психоаналитических концепций М. Кляйн, Д. Винникотта, К. Боласа и др. открывает путь к анализу культурной традиции в терминах поиска возможностей саморегуляции путём инвестиций и модификаций того первичного состояния

симбиотического взаимодействия с Другим, в рамках которого самость получает опыт целостности и самотождествеипости, конститутивно связанный с опытом удовольствия. Можно выделить ряд общекультурных практик, наиболее близких к базовым формам взаимодействия в диаде «мать-ребёнок», таким, как кормление, реакция на голос, ласка: в первую очередь, это обычаи, относящиеся к совместному приёму пищи; во-вторых, различные аспекты музыкальной культуры, в основе которой лежат практики синхронизации внутреннего ритма и эмоциональных интенций; и, наконец, эротические практики, позволяющие создать иллюзию абсолютной синергии индивидуальных существований. Вместе с тем, как мы показали в первом разделе этой главы, «материнская культура» может вызывать негативную реакцию, имплицитно представленную «неспособностью к удовольствию». В данной связи, не отрицая терапевтического потенциала категории «собственного» в культуре, мы не хотели бы абсолютизировать значение «родной культуры». И считаем нужным указать на экзистенциальную насыщенность тех ситуаций, когда на своём жизненном пути индивид встречает значимого Другого, взаимодействие с которым становится основанием для приобщения к новым практикам удовольствия, тоже приобретающим для субъекта статус практик себя.

В параграфе 2.2.3 «Интеграция телесной самости и культурная идентичность» показано, как именно посредством различных цивилизационных техник первичный дар чувственного наслаждения используется и модифицируется культурной традицией. Открывая перспективу соединения культурологического анализа стратегий формирования субъекта культуры с психоаналитической методологией исследования интеграции телесной самости, работы Э. Эриксона, К. Хорни, В. Райха, А. Лоуэна дают основание провести различие между «блокирующими» и «канализующими» технологиями формирования телесной идентичности. Именно в контексте сопоставительного анализа культурных техник работы с телом раскрывается специфика европейской цивилизации Нового времени, отличающейся ранним вторжением в процессы идентификации, совпадающие с освоением индивидом возможностей собственного тела, что приводит к неспособности индивида интегрировать в идентичность ряд аспектов телесной самостности.

Нуждаясь в глубокой интериоризации дисциплины, европейская культура Нового времени производит идентичность «цивилизованного человека», побочным продуктом которой становится феномен «отчуждённой телесности». Отчасти именно необходимость преодолеть негативные эффекты «отчуждённой телесности» вызывает к жизни психоанализ. Показательно, что наряду с классической традицией выявления вытесненных смыслов получает развитие и достигает едва ли не большей популярности традиция телесно-ориентированной психотерапии, представители которой утверждают, что репрессивное присутствие Другого должно быть изжито в первую очередь на уровне структур телесной идентичности.

В параграфе 2.2.4 «„Стыдливость" и сексуальность» как частное следствие феномена «отчуждённой телесности» рассматривается неспособность к удовольствию в сфере эротического опыта. Это позволяет отстраниться от широко представленной тенденции связывать репрессивное вытеснение сексуальности с воздействием христианской морали. Ключевое значение имело культивирование «стыдливости» посредством сугубо светских техник воспитания. Важно, что в литературе XIX в. речь не идёт о чувстве вины или греха, обусловленных нарушением социальных норм, но именно о спонтанно возникающем чувстве неловкости и неприязни, вызванном невозможностью ощущать присутствие себя в эротическом наслаждении как таковом, а также то, что этот идентификационный конфликт обусловлен физиологической реальностью взаимодействия. Отчуждение самости от телесности, таким образом, становится препятствием для возможного со-бытия с Другим в опыте разделённого удовольствия. Этим обусловлена сложная полисемия образа публичной женщины, востребованного в ряде антонимичных дискурсов Х1Х-ХХ вв. Параллельно с осуждающими и регламентирующими дискурсами гигиены, социальной критики и морали разворачивается альтернативный дискурс, очерчивающий перспективу разделённого наслаждения. Этот культурный миф оказался востребован и в XX в., что, на первый взгляд, неожиданно, поскольку сексуальная революция, тотальная эротизация визуального плана и возрастающая роль виртуального пространства культуры сделали общедоступной артикуляцию самых интимных подробностей. Но вместе с тем применительно к реалиям совремешюй

культуры также можно констатировать принципиальную «нехватку» разделённого опыта — не совместных практик, но фигуры значимого Другого, благодаря которой опыт совместного наслаждения становится опытом взаимного признания.

В разделе 2.2.5 «Идентификационная функция эстстизированного Иного» рассмотрены стратегии культурного присвоения опыта, отчуждаемого цивилизованным этосом. В «Истории эротизма» Ж. Батай утверждает, что эротизм не может быть связан с регрессией к природной сексуальности, но всегда имеет своим основанием культурное полагание границы, указывающей на область трансгрессии. Эстетическая сущность объекта желания позволяет ему быть непристойным в батаевском смысле, то есть указывать на потенциальную трансгрессию, не вызывая отторжения. Мы показываем в данном разделе, как под влиянием идеологемы «цивилизации» происходит модификация воображаемого: движение эротизма от метафоры нарушения запретов к метафоре высвобождения чувственности. Мы рассматриваем эротический код повседневности, трансгрессивный по отношению к обыденному регламенту цивилизованного существования, но в то же время позволявший обеспечить культурную репрезентированность «способности к удовольствию». Особого внимания в данном ключе заслуживает использование ориентальных мотивов в качестве метафоры откровенной чувственности. В таком симптоматичном сближении реалий, выносимых за пределы «собственного» повседневного пространства цивилизованного европейца, заключался залог их устойчивой наглядной представленности в том самом пространстве, из которого они концептуально исключались. С одной стороны, перенос в область «чужого» отторгаемых культурных практик, образов, сюжетов и относящихся к ним чувств является универсальным принципом формирования культурной идентичности. С другой стороны, в данном случае этот идентификационный механизм отличен от механизмов вытеснения и подавления, поскольку представляет способ артикуляции, присвоение через атрибуцию Иному. Таким образом, эротические ориентальные темы в живописи и литературе компенсировали отсутствие в повседневном опыте западного человека культурной формы, позволяющей интегрировать чувственное наслаждение и идентичность.

В главе 3 «Стратегия „наслаждения вкусом" как способ артикуляции идентнчностей в культуре Нового времени» рассмотрено формирование ценности вкуса в истории европейской культуры, а также использование стратегий удовольствия, ориентированных на заботу о вкусе, в качестве идентификационных техник. Культурный феномен вкуса представляет особый интерес как образец непонятийной трансляции опыта, в рамках которой индивидуальное ощущение обретает характер общезначимого суждения. В то же время «вкусовой код» исключительно показателен как способ означивания позиции субъекта удовольствия.

В разделе 3.1 «Апология „наслаждения вкусом"» прослежен исторический процесс превращения вкуса пищи в значимый элемент культурного опыта, соотносимый не только с материальной реальностью объекта, но и целым спектром социокультурных феноменов. При этом рассматривается как развитие понятийной системы, возникновение значимых оппозиций и коннотаций, так и трансформация телесного опыта, «соматизация» семиозиса.

В параграфе 3.1.1 «Альтернативные стратегии удовольствия» показано, что вкус является довольно поздним историческим приобретением человечества. Хотя способность ощущать различные вкусы дана человеку от природы, стратегии удовольствия долгое время фокусировались на других аспектах культуры питания. Античные, средневековые и ренессансные источники свидетельствуют о том, что на протяжении многих веков удовольствие от пищи не отделялось от процесса насыщения, это удовольствие описывали как наслаждение «вбиранием в себя». Отражением этой стратегии становится визуальная репрезентация гедонемы изобилия. Такой гедонистический код долгое время был общим для всех сословий: роскошные пиршества знати, мотивированные эстетикой гиперпотребления, воплощали ту самую стратегию удовольствия, которая являлась в грёзах беднякам. История престижного потребления показывает, что формирование стратегии наслаждения вкусом не является простым результатом удовлетворения насущных потребностей. Забота о вкусе возникает как отражение идентификационных дис-тинкций, потребовавших дискредитации гедонемы изобилия. Именно в этом контексте. на смену моральному императиву, требующему избегать излишеств, при-

ходит синонимичный императив «заботы об удовольствии»: гиперпотребление вызывает неприязнь, то есть чувственно полагается в качестве антиценности. Удовольствие от вкуса, таким образом, получает статус гедонистической ценности не как дополнение к удовольствию от насыщения, но как его противоположность.

В параграфе 3.1.2 «Становление гастрономии как переоценка ценностей» рассмотрено формирование концепции «вкуса», которая складывается во Франции на рубеже XVIII -XIX вв. как альтернатива роскошным излишествам эпохи «старого порядка» и вместе с тем республиканским идеалам спартанского воздержания. Первым противопоставляется моральное содержание культуры вкуса, не допускающей распущенного чревоугодия, вторым — её взаимосвязь с достижениями цивилизации, ценностями истории, просвещения, гуманности. В работах Ж. Вершу («La Gastronomie», 1800), А. Б. JI. Гримо де лаРеньера («Almanach des Gourmands», 1803- 1812), Ж. А. Брийя-Саварена («Physiologie du goût, ou Méditations de gastronomie transcendante», 1825) ценность искусства трапезы и наслаждения вкусом обоснована путём отнесения гастрономии к категории наук, олицетворяющих прогресс разума и способствующих благу индивида и общества. Одновременно производится переоценка гурманства: если изначально «la gourmandise» — «чревоугодие» в ряду смертных грехов, то в контексте апологии гастрономии гурманство трактуется как социальная добродетель, практическое воплощение ценностей науки и искусства. Понятия «gourmand» и «gourmet» переосмысливаются как отражение культурного преимущества: культурный опыт обогащает и развивает природное чувство вкуса, тем самым возвышая человека над животным миром. Этическое значение гурманства состоит в том, что как стратегия удовольствия оно исключает излишества, являясь источником «чистого наслаждения» (Ж. А. Брийя-Саварен). Практическое претворение новых ценностей историческая традиция связывает с именем М.-А. Карема, жизнеописание которого задействует характерный для эпохи образ «романтического гения», всецело преданного своему искусству. О знакомстве с деятельностью Карема современники говорили как о впечатлении, сопоставимом с впечатлением от полотен Ф. Жерара и произведений Дж. Россини. Таким, образом дискурс искусства становится ведущим мотивом в апологии

наслаждения трапезой, позволяя перевести практики дистинктивного потребления с языка статусного преимущества на язык культурного превосходства.

В параграфе 3.1.3 «Социальный контекст повседневной „культуры вкуса"» исследованы социальные мотивы, обусловившие распространение стратегии наслаждения в кусом. Новая стратегия удовольствия оказывается оправдана не только с позиций «высших» ценностей науки и искусства, но также с позиций повседневной буржуазной морали, с присущим ей высоким статусом экономических и семейных ценностей. Пересечение дискурса гастрономии с целым рядом значимых императивов буржуазного этоса обусловило дистинктивную функцию повседневной «культуры вкуса». П. Бурдьё в фундаментальном исследовании «La Distinction. Critique sociale du jugement» (Paris, 1979) показал, что вкус — одновременно гастрономическая и эстетическая категория — характеризуется позицией «незаинтересованности» (И. Кант), что делает его идентификационным атрибутом привилегированного класса. Исследование Бурдьё отражает реалии французского общества 60-70-х гг. XX в., позволяя делать выводы об исторической судьбе концепции вкуса на протяжении длительного периода. И если первоначально апология стратегии наслаждения вкусом выстраивалась на фундаменте ценностей образования, цивилизации и т. п., то эта связь не только не пресеклась, но даже упрочилась, поскольку на смену эксплицитному проговариванию идентификационных позиций пришло их бессознательное воплощение в форме чувственных предпочтений — в габитусе различных социальных категорий, нуждающихся в том, чтобы противопоставить свой культурный капитал материалистической вульгарности тех, кому доставляет удовольствие простое наполнение себя пищей и напитками.

В разделе 3.2 «Исторические метаморфозы вкусовых акцентуаций» прослежены истоки стратегии удовольствия, в основу которой была положена семантика вкусовых различий, а именно, показано, как в истории европейской культуры обособлялись и получали определённое место в «партитуре» трапезы отдельные значимые вкусы. Основной вектор развития гастрономической стратегии можно обозначить как движение от синтетической к аналитической вкусовой парадигме.

В параграфе 3.2.1 «Семиотизация вкусовых ощущений» данный процесс рассмотрен на примере итальянской и французской кухни, поскольку именно их взаимное влияние на протяжении XVT-XVHI вв. обусловило постепенное распространение того чувственного стандарта, на основании которого в XIX в. сложился «канон» повседневной «культуры вкуса». Стратегии удовольствия, ориентированные на заботу о вкусе, впервые заявляют о себе в качестве идентификационных техник культуры в эпоху погони за пряностями, однако существенным признаком «пряной» стратегии дистинктивного потребления было то, что средневековая кухня не стремилась к дифференциации вкусов. Когда в XVI в. европейские рынки оказались перенасыщены драгоценными специями, те утратили престижную функцию — резкий вкус пряностей становится приметой кухни третьего сословия, постоялых дворов и «варварских» северных стран (Германии, Польши, России). В XVII в. складывается французская модель «nouvelle cuisine», под влияние которой со временем попадёт «высокая» и «повседневная» кухня всей Европы. Повара новой формации отказываются от обилия пряностей и «открывают» местные ароматические травы; наряду со специями выходят из употребления кислые и пряные соусы, место которых занимают более «нежные» соусы на основе масла и сливок. Важнейшей чертой «nouvelle cuisine» была концепция «основного вкуса». Кулинарная идеология XVII в. соответствует духу классицизма: она выстраивается в категориях композиционного единства, в основу которого должен быть положен ведущий мотив, каковьм может быть «собственный» вкус мяса, рыбы, овощей или фруктов, лишь «подчёркнутый» дополнительными «оттенками», но ни в коем случае не заглушённый или видоизменённый ими. Восприимчивость к новому чувственному стандарту— культивирование способности к тонкой дифференциации — становится важным элементом символического капитала. В «Les Délices de la campagne» Николя де Бонфона понятие «вкус» (фр. goût) впервые использовано в значении «способность различать нюансы, способность выносить оценку» (в отличие от просто «ощущения вкуса пищи»),

В параграфе 3.2.2 «Слагаемые аналитической культуры вкуса» подробно исследуется становление элементов аналитической парадигмы вкусового вос-

приятия. Самой значительной новацией в европейской кухне Нового времени было разделение солёного и сладкого направлений. Выделение «сладкого» в отдельную категорию, не смешиваемую с другими, было связано с престижной функцией сахара, оказавшегося в фокусе статусного потребления. Функционально сахар соответствовал мёду, семантически — пряностям. На протяжении нескольких веков сахар использовался в рамках синтетической концепции вкуса для повышения «престижности» блюда. Показательно, что именно в тот период, когда специи утрачивают свою дистинктивную функцию, сладкий вкус становится устойчивым элементом кода «изящной роскоши». Как атрибут престижного застолья сахар выделяется в отдельную перемену — десерт, что способствует аналитическому обособлению соответствующей вкусовой категории. Значительное влияние на становление аналитической модели вкусового гедонизма оказало развитие технологии и эстетических принципов европейской парфюмерии — искусства дистилляции и искусства составления композиций: в XVI 1-ХУШ вв. формируется устойчивая мода на ароматизированные напитки и сорбеты. Аналитическая модель восприятия постепенно утверждается и в оценке плодов виноделия: этикет XVII в. не предполагал, что вино должно быть предметом особого «гедонистического сосредоточения», вином запивали пищу, тогда как в начале XIX в. Ж. А. Брийя-Саварен пишет о способах наслаждения многообразием дифференцированных вкусов. Наконец, чрезвычайно любопытный результат внимания к акцентуациям вкуса — торжество горького: кофе, шоколад, чай, табак и крепкие напитки — всё это перемещается из категории «несъедобного» в категорию престижного, отвечая потребностям в новых чувственных маркерах привилегированной идентичности.

В параграфе 3.2.3 «Философия вкуса и практики потребления» показана преемственность между дискурсом «просвещённой гастрономии» и дискурсом современных пищевых технологий. Современные технологии позволяют манипулировать «вкусом» продукта, абстрагировав ароматические нюансы от материальной реальности их первичных носителей. Не отрицая значения социально-экономических факторов, мы можем с полной определённостью говорить, что сама идея «вкусовых экстрактов» была порождением той стратегии удовольствия, которая позво-

лила оценивать «притягательность» пищи независимо от оценки её способности насыщать. Эта стратегия, фокусирующая внимание на вкусовых нюансах, первоначально имела дистинктивную функцию, однако к настоящему времени стала достоянием рядового потребителя. Рекламные лозунги непрестанно призывают «попробовать новый вкус», апеллируя к представлению о «естественности» установки на разнообразие. Современная критика коммерческого использования «вкусов» обычно оперирует такими ценностно окрашенными оппозициями, как «натуральное —. синтетическое», «традиционное — промышленное», «подлинное — суррогатное» и т. п. Доказывая, что та концепция работы со вкусом, которую эксплуатирует современная пищевая индустрия, непосредственно связана с гастрономической философией времён становления «высокой кухни», мы подводим к выводу, что корень очевидных различий между современным дискурсом вкуса и «гастрономическим» опытом наслаждения вкусом лежит в другой плоскости. Становясь предметом потребления, «вкус» на всех уровнях культуры подчиняется универсальной логике деперсонализации, тогда как «гастрономическая» стратегия удовольствия у своих истоков зиждилась на предельном индивидуализме. Забота о вкусе — как любая забота об удовольствии — предполагает избирательность, в основе которой лежит телесный семиозис, ориентированный на артикуляцию идентичности.

В разделе 3.3 «Артикуляция идентичности: гастрономия в русской культуре» в фокусе исследования находится тот период в истории отечественной культуры, когда сложились предпосылки для формирования «культуры вкуса»; рассмотрены способы реализации этой стратегии удовольствия и её социокультурная функция, заключавшаяся в разграничении этосов.

В параграфе 3.3.1 «Смена парадигмы: от „хлебосольства" к „просвещённой гастрономии"» рассматривается специфика проникновения культуры вкуса в российскую повседневность. Принимая во внимание всё сказанное ранее о роли дистинктивной установки в становлении стратегии наслаждения вкусом, стоит отметить, что в России период существования экономически преуспевающего класса, притом сознающего себя носителем ценностей цивилизации, был весьма краток. На всём протяжении XVIII в. российская знать, заимствуя европейские за-

стольные обычаи, следовала при этом стратегии изобилия, которая, помимо функции статусного потребления, была связана с вековыми традициями «хлебосольства». Обеды у известных гурманов «изумляют» обилием, редкостью и дороговизной блюд, а также большим числом приглашённых. Говоря о привнесении в российскую повседневность «гастрономической парадигмы», необходимо упомянуть о культурообразующей функции ресторанов, получивших распространение с начала XIX в. В условиях малого разнообразия форм публичности, свойственного российской культуре, иерархия заведений общественного питания оказалась красноречивым способом артикуляции дистинктивных позиций: именно в таком контексте «вкус» перестаёт быть культурной привилегией гастрономов и становится синонимом социального положения. В общем и целом можно говорить о том, что к середине XIX в. в определёшшх кругах стратегия престижного потребления, требовавшая обилия и дороговизны подаваемых кушаний, уступает место стратегии вкуса, которая через отрицание примет демонстративного потребления приходит к утверждению «гастрономического лаконизма».

В параграфе 3.3.2 «„Вкусы" как артикуляция жизненной позиции» показано, что следствием воплощения гастрономической идеологии заботы о вкусе в российской повседневности стало превращение спецификации «вкусов» в универсальный способ артикуляции значимых социокультурных различий. Хрестоматийные примеры использования «вкусовых предпочтений» для характеристики героя в литературе XIX в. могут быть рассмотрены не только как «авторские приёмы», несущие определённую художественную нагрузку, но и как свидетельство повсеместной семиотизированности повседневного опыта, когда выбор меню фактически был актом самоидентификации. Бесспорно, в силу особенностей российской истории ХУШ-Х1Х вв. наиболее употребительны в дискурсах, структурирующих повседневность, различные варианты оппозиции «традиционное — заимствованное», предполагающей бескомпромиссный аксиологический выбор в пользу одного или другого. Однако, как мы показываем на конкретных примерах, данная оппозиция служила для означивания различных установок, отражающих социальный статус, культурный уровень, нравственную позицию субъекта и другие параметры,

требующие актуализации в дистинктивных практиках. Показательно, что в контексте российской культуры гастрономическая установка, привнесённая на правах повседневного воплощения ценностей прогресса и цивилизации, не приобрела характера бесспорного коррелята «культуры». В то самое время, когда «просвещённая гастрономия» принимает на себя цензуру дистинктивных стратегий удовольствия, её поверхностные приметы становятся объектом социальной критики как проявления немотивированного потребления. Но альтернативная позиция артикулируется как иной «вкус», тем самым не опровергая, но упрочивая гастрономическую модель репрезентации социокультурных идентичностей. Дискурс вкуса сохраняет своё идентификационное значение по настоящее время и, в частности, активно используется в рекламных стратегиях, апеллирующих к опыту памяти или, напротив, к установке на социальное продвижение и приращение символического капитала.

В главе 4 «Практики удовольствия в контексте идентификационной парадигмы современности» анализируется культурный контекст, определивший специфику гедонистической парадигмы современности. Характерной приметой нашего времени стало широкое распространение гедонистических мотивов. С позиций традиционного этического дискурса вектор развития современной цивилизации видится в раскрепощении материально-телесного начала. Однако с позиций герменевтики удовольствия представляется целесообразным поставить вопрос о том, какие идентификационные механизмы получили отражение в гедонистическом этосе наших дней.

В разделе 4.1 «Функциональность удовольствия» рассмотрено становление концепции функциональной телесности и проанализировано её влияние на структуры повседневности. Целесообразность рассмотрения этой темы в рамках диссертационного исследования обусловлена не только фактом установления нового режима удовольствий, но и решающей ролью функционалистского мышления в закреплении презумпции спонтанности и «естественности» опыта удовольствия, каковая делает сущностно проблематичной герменевтику субъекта этого опыта.

В параграфе 4.1.1 «Механистические метафоры в репрезентациях телесного опыта» исследуется становление функционального дискурса современной цивилизации, своеобразие которого определяется отчуждением субъекта от телес-

ности и эпистемологическим уподоблением телесного функционирования работе механизма. Механистическая метафора, восходящая к работам Р. Декарта и Ж.-О. Ламетри, стала краеугольным камнем для построения дискурса медицины и других позитивных наук, с позиций которых была подвергнута сомнению культурная ценность «искусства наслаждения». На смену последнему пришёл дискурс «удовлетворения естественных потребностей», в рамках которого наслаждение само мыслится как потребность. Апелляция к природе стала основанием для переоценки моральных императивов: дискурс удовлетворения потребностей получает отражение в утопических проектах XIX в., включающих в себя идею полного удовлетворения физических нужд. Однако отождествление «истинного» и «природного» в человеке не только не повлекло за собой абсолютной апологии «инстинктов», но напротив, способствовало установлению новых форм контроля над практиками удовольствия. Субъективная ценность опыта наслаждения уступает место универсальной ценности пользы, что ведёт к переосмыслению наличных культурных практик в терминах эффективного функционирования и к соответствующей переоценке элементов гедонистического опыта — гедонизм трансформируется в утилитаризм. Таким образом, дискурс позитивных наук может быть рассмотрен как один из способов семиотизации телесного опыта. Под влиянием механистической метафоры практики удовольствия деперсонализируются, утверждается презумпция автоматизма, непроизвольности наслаждения, исключающая как деятельность «воли», так и возможность телесного «выражения» для самости.

В параграфе 4.1.2 «Функциональная телесность и стратегии рационального питания» показано, каким образом утилитаризм, основанный на идее человека-машины, проявился в переоценке культуры питания. Формирование концепции функционального питания происходит при переносе внимания с «наслаждающегося тела» на «работающее» тело. В этом контексте осуществляется меди-цинско-физиологическая переоценка гастрономической категории «вкуса»: наука ставит перед собой цель проверить идеологемы дискурса вкуса на их соответствие потребностям организма. Важную роль в истории повседневности сыграло то, что физиология питания, поставившая под сомнение критерии стратегии вкуса, тем

самым дала основание для апелляции к авторитету науки в целях обоснования морального превосходства функционального подхода к питанию. Примером инвестиции моральных ценностей в дискурс человека-машины на материале российской культуры являются «Письма из деревни» (1872-1882) А. Н. Энгельгардта, где он задаётся целью описать для «интеллигентной публики» систему питания крестьян, как она предстала взгляду химика, позитивиста и публициста-народника. Заметим, что формирование габитуса современного человека во всём мире начиналось по одной и той же схеме, подразумевающей унификацию культурного опыта под знаком внедрения рациональных норм. Однако российский опыт особенно интересен, поскольку в послеоктябрьский период трансляция рационализация питания становится важной частью идеологического проекта трансформации структур повседневности — «перестройки быта». В наше время пища представляется уже не столько как материальное «топливо», но как сочетание тончайших «микроэлементов», трансформирующихся в организме отнюдь не в грубую физическую силу, но в эфирную «энергию» — таковы отличия функциональной стилистики постиндустриального общества по отношению к индустриальному этапу.

В разделе 4.2 «Потребление удовольствий» исследуется связь процессов социализации в современной культуре с формированием установки на получение удовольствия. Мы показываем, что описание реалий современной культуры исключительно в терминах снятия запретов, раскрепощения желаний и беспрепятственного удовлетворения потребностей представляется неоправданным упрощением. Позиция субъекта удовольствия превращается в один из важнейших мотивов идентификационного нарратива: предписывая стремление к удовольствию, современная ьультура вместе с тем задаёт образцы идентификационного соответствия, важнейшим проводником которых является дискурс рекламы.

В параграфе 4.2.1 «Знаки удовольствия в рекламном сообщении» показан перенос образов удовольствия из категории означаемого в категорию означающего, симтоматичный для идентификационного дискурса рекламы. Современная реклама должна представить продукт как неотъемлемую составляющую жизненного мира потенциального покупателя и сформировать приверженность бренду,

обосновав её социокультурными императивами. В данном контексте гедонистическая символика выступает не только как фактор соблазна, вызывающий желание завладеть продуктом, но и как фактор идентификации. Способность испытывать удовольствие от некоего артефакта означает экзистенциальную готовность идентифицировать себя с тем образом жизни и системой ценностей, каковые он символизирует. Таким образом, декларируя наличие безграничного множества удовольствий, доступных всем и каждому, общество потребления на деле принимает во внимание и даже активно использует традиционные механизмы дифференциации и интеграции, связанные с практиками удовольствия, в которых актуализируется телесная идентичность субъекта культуры. Дискурс рекламы — это не дискурс соблазна, ставящего удовольствие целью, но дискурс социального императива, вменяющего удовольствие как обязанность для достижения внешних по отношению к нему целей. Знаки удовольствия в рекламном дискурсе ориентируют на ситуативное присвоение идентичностей через практики удовольствия. Таким образом, если постулируется идентификационная целостность жизненного опыта, то она представляется именно как согласованность практик удовольствия на различных уровнях повседневного опыта.

В параграфе 4.2.2 «Праздничные ритуалы общества потребления» рассмотрено формирование праздничной культуры, обоснованной превращением стратегий удовольствия в принципиально важЕ1ые маркеры идентичности. Сегодня мы становимся свидетелями того, как общество потребления порождает и поддерживает собственные ритуалы. Например, в Санкт-Петербурге ежегодно проводятся «Праздник молока», «Праздник хлеба», «Праздник мороженого», «День сладкоежки», «Фестиваль кофе и чая» и др. Цель подобных мероприятий заключается не только в том, чтобы непосредственно продать товар, но в том, чтобы сделать его потребление элементом праздничного опыта. Если рассматривать подобные мероприятия с позиций прагматического маркетинга, то достаточно сказать, что праздник позволяет привлечь потенциальных потребителей, однако с позиций философии культуры мы можем говорить о возникновении новых традиций, нацеленных на формирование общего жизненного мира посредством практик потребления. В

современной культуре невозможны идентификационные метадискурсивности, требующие полной интеграции личности и социума. Неудивительно, что в подобной ситуации мы наблюдаем снижение эмоционального резонанса в дни «традиционных» государственных или конфессиональных праздников. И вместе с тем повышается уровень «праздничности» культуры в целом, поскольку функцию социальной интеграции принимают на себя микроритуалы повседневности. Коллективная идентичность, формирующаяся в ходе праздничных ритуалов потребления, безусловно, ситуативна и нестабильна, однако подобные стратегии идентификации, основанные на совместном получении удовольствия, в целом соответствуют ситуации современной культуры, в которой преобладают нечёткие аффективные общности.

В разделе 4.3 «Поиск идентификационного соответствия» прослежены параллели между общими принципами формирования идентичности субъекта современной культуры и особенностями гедонистической парадигмы нашего времени, а также рассмотрены пути преодоления неспособности к удовольствию, обусловленной опытом «отчуждённой телесности» и эксплуатацией знаков удовольствия в рекламном дискурсе. Проблема неспособности к удовольствию относится не к тому, насколько интенсивны или публичны культурные практики удовольствия, но к тому, выполняют ли они функцию практик себя. И в этом плане ситуация современной культуры, скорее, отдаляет современного человека от возможности обрести-себя-в-удовольствии.

В параграфе 4.3.1 «Персоналистекая личность» рассмотрены культурно-антропологические основания современной гедонистической парадигмы, своеобразие которой заключается в том, что установка на интенсификацию практик удовольствия тесно связана с установкой на преумножение доступных стратегий. Однако стремление обрести новый опыт отнюдь не является культурно-антропологической универсалией, исторически практики удовольствия всегда предполагали разграничение «собственного» и «чуждого» в структурах жизненного мира. Итак, дело не только в том, что рост благосостояния и повышение мобильности сделали возможным знакомство с разнообразными гедонистическими практиками. Очевидны параллели с идентификационными процессами в культуре нашего времени.

Специфика идентификационной парадигмы современности заключается в том, что индивид одновременно ассоциирует себя с различными социальными общностями, складывающимися на основании разнородных структурных принципов; при этом ни одна из частных идентичностей не требует тотального подчинения индивидуального опыта. Такой тип идентичности можно определить как «персоналист-ский» (Е. Э. Сурова). В наши дни этот тип повсеместно приходит на смену и «коллективистской» идентичности традиционных обществ, и «индивидуалистской» идентичности, которая доминировала в западной культуре Нового времени. Наш современник не просто меняет социальные роли, он принципиально поливалентен. Это и позволяет современному человеку практиковать стратегии удовольствия, основанные на антонимичных системах ценностей, тогда как «коллективистской» идентичности может быть сопоставлено категоричное разграничение «собственного» и «чуждого» в традиционной культуре, а «индивидуалистской» — позиция ценителя, который, руководствуясь собственным «вкусом», стремится к уникальной встрече с объектом желания.

В параграфе 4.3.2 «Смысловой потенциал культурной традиции» анализируются дискурсы, отражающие неудовлетворённость отсутствием в современной культуре чётко артикулировашюй герменевтики удовольствия. «Гедонистические» слоганы не должны вводить нас в заблуждение. Дискурс «раскрепощения желаний» опирается на проверенную временем иллюзию, согласно которой способность к удовольствию абсолютно спонтанна, очевидна и беспредельна. Однако, как было показано, удовольствие нуждается в атмосфере осмысленности, позволяющей соотнести его с телесно представленной самостью — именно в таком контексте опыт наслаждения экзистенциально значим для индивида. Потребность в смысле, мотивирующем выбор, ведёт к стихийному умножению дискурсов, пытающихся установить границы «собственного» в отношении практик и стратегий удовольствия. Наиболее очевидным из них является дискурс традиционного, широко представленный в отечественной культуре, как в отношении реконструкции традиционной трапезы, так и в отношении интимных наслаждений. Как негативно-защитная реакция на идентификационную энтропию телесно-чувственного

опыта упование на смысловой потенциал «традиционности» функционально синонимично другой востребованной на сегодняшней день стратегии — стратегии предпочтительного обращения к инокультурному опыту. Общий знаменатель заключается в том, что и в одном, и в другом случае «собственное» конструируется путём отрицания рутинных привычек и осмысленность опыта достигается за счёт эффекта «остранения» повседневности. Однако ни обращение к инокультурным практикам, ни упование на живительную силу «традиции» не является панацеей, зачастую фактически имеет место замена одного «правила» другим «правилом», так же не поверяемым опытом телесно представленной самости. Однако практики удовольствия не подчиняются логике нормы и правила, они миметически транслируются в опыте со-бытия, когда индивидуальное существование обретает способность артикуляции через «освоение» потенциала культуры.

В параграфе 4.3.3 «Обретение Другого» показано, в каких формах современная культура способна задействовать потенциал телесной интерсубъективности и обосновать практики удовольствия фигурой значимого Другого. Логика развития «цивилизации наслаждения» приводит к парадоксальному итогу: культивирование способности к удовольствию требует пересмотра новоевропейской концепции спонтанности и непроблематичности телесного опыта и соответствующей переоценки практик удовольствия с точки зрения их символического потенциала Массовая культура не несёт ответственности за опыт отчуждённой телесности, она унаследовала его вместе с паттернами эстетизации и дискурсом функциональности. При этом отказ от бытия-в-теле и отсутствие контакта с Другим — два симптома одной проблемы. Тема одиночества — кросскультурный мотив XX в. Представляется значимым, что насущная необходимость восполнить «дефектный модус присутствия» (М. Хайдеггер) была обозначена современной культурой именно в дискурсе удовольствия — не труда или морали. Дискурс рекламы, основанный на презумпции коллективного желания, лишь обостряет ощущение отсутствия символического Другого, гарантирующего глубину переживания и непрерывность индивидуального бытия. Соответственно, для того, чтобы преодолеть возрастающую энтропию экзистенциального смысла, современному человеку

необходимо реактивировать смысловой потенциал телесной интерсубьекгавности. В этом плане примечательно обращение популярного кинематографа к сюжетам, повествующим о научении способам чувствования («Fried green tomatoes», 1991; «Chocolat», 2000; «No mires para abajo», 2008 и т. п). Подобно тому, как космоцен-тричное сознание античного человека выстраивало герменевтику субъекта удовольствия на основании универсального принципа гармонии, антропоцентричное сознание современной культуры ставит во главу угла фигуру Другого, поскольку именно Другой обеспечивает символическую насыщенность данных практик, позволяя субъекту использовать их как практики себя.

В Заключении подведены итоги диссертационного исследования и намечены перспективы применения результатов работы.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монография

1. Рассадина С. А. Герменевтика удовольствия: Наслаждение вкусом / С. А. Рассадина. СПб.: ИД «Петрополис», 2010. 254 с. 16,3 п. л.

Коллективные монографии

2. Философская антропология: Очерк истории / А. Н. Исаков, Б. В. Марков, В. Ю. Сухачёв и др., в т. ч. С. А. Кириленко (Рассадина) / под ред. Б. В. Маркова, А. Н. Исакова. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003.384 с. 22,3 п. л., авт. - 0,5 п. л.

3. Новые традиции / А. М. Алексеев-Апраксин, О. А. Довгополова, В. Ю. Трофимов и др., в т. ч. С. А. Рассадина. СПб.: Центр изуч. культуры, ИД «Петрополис», 2009. 372 с. 21 п. л., авт. - 2 п. л.

4. Языки философии / Ю. Н. Солонин, Е. Я. Режабек, Б. В. Марков и др., в т. ч. С. А. Рассадина / под ред. Е. Я. Режабека, Б. В. Маркова, Ю. М. Шилко-ва. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. 446 с. 28 п. л., авт. - 1 п. л.

Статьи в периодических издания, включённых в перечень ВАК

5. Кириленко (Рассадина) С. А. Герменевтика удовольствия И Вестник СПбГУ. Сер. 6. Вып. 1. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. С. 70-76.0,6 п. л.

6. Рассадина С. А. Методология философско-культурологического анализа практик удовольствия // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. Сер. «Философия». № 3 (14). СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2008. С. 132-140. 0,5 п. л.

7. Рассадина С. А. Удовольствие как феномен культуры: от этики воздержания к антропологии идентичности // Вестник СПбГУ. Сер. 6. Вып. 3. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. С. 24-30. 0,6 п. л.

8. Рассадина С. А. Табуированное удовольствие: концепты «грех» и «стыд»

в контексте исторической антропологии детства // Вестник СПбГУ. Сер. 6. Вып. 4. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. С. 218-225. 0,7 п. л.

9. Рассадина С. А. Практики удовольствия: «собственное» и «чуждое» в структурах повседневности // Этносоциум и межнациональная культура. № 6 (14). М.: Междунар. изд. центр «Этносоциум», 2008. С. 45-56. 0,6 п. л.

10. Рассадина С. А. Практики удовольствия как основание для трансформации культурной идентичности в обществе потребления // Вестник СПбГУ. Сер. 6. Вып. 2. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 384-390. 0,6 п. л.

11. Рассадина С. А. Онтогенез способности к удовольствию как предмет междисциплинарного исследования // Вестник СПбГУ. Сер. 6. Вып. 1. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 230-236. 0,6 п. л.

12. Рассадина С. А. К вопросу о символических основаниях способности к удовольствию: философско-антропологический ракурс проблемы // Вестник СПбГУ. Сер. 6. Вып. 4. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 213-220. 0,7 п. л.

13. Рассадина С. А. Апология гастрономии: риторика и эстетика удовольствия // Записки Горного института. Т. 193: Актуальные проблемы гуманитарного знания в техническом вузе. СПб.: СГПТУ, 2011. С. 284-286. 0,3 п.л.

14. Рассадина С. А. Самость, тело, Другой: модусы взаимодействия в практиках удовольствия // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. № 2. Т. 2: Философия. СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2011. С. 166-173. 0,5 п. л.

Избранные статьи в других изданиях

15. Кириленко (Рассадина) С. А. Наслаждение вкусом // БЫсНа си1Шгаг. Альманах каф. филос. культуры и культурологии и Центра изуч. культуры, филос. фак-та СПбГУ. Вып. 1. СПб.: С.-Пегерб. филос. о-во, 2001. С. 93-107. 0,8 п. л.

16. Кириленко (Рассадина) С. А. Культурная унификация в сфере питания как отражение функционализации телесного опыта // БШсИа си11ипБ. Альманах каф. филос. культуры и культурологии и Центра изуч. культуры филос. фак-та СПбГУ. Вып. 3. СПб.: С.-Петерб. филос. о-во, 2002. С. 111-125. 0,8 п. л.

17. Кириленко (Рассадина) С. А. Доклад в рамках круглого стола «Стратегии удовольствия» (СПбГУ, 4 декабря 2002 г.) // БШсНа сикигзе. Альманах каф. филос. культуры и культурологии и Центра изуч. культуры филос. ф-та СПбГУ. Вып. 4. СПб.: С.-Петерб. филос. о-во, 2002. С. 208-212. 0,4 п. л.

18. Кириленко (Рассадина) С. А. Гастрономия туризма // Культурное пространство путешествий. Мат-лы науч. форума. СПб.: Центр изуч. культуры филос. ф-та СПбГУ, 2003. С. 351-352. 0,2 п. л.

19. Кириленко (Рассадина) С. А. Забота об удовольствии // Феномен удовольствия в культуре. Мат-лы междунар. форума. СПб.: Центр изуч. культуры филос. ф-та СПбГУ, 2004. С. 155-157.0,4 а л.

20. Кириленко (Рассадина) С. А. Самоопределение субъекта культуры в эпоху глобализации // Глобальное пространство культуры. Мат-алы междунар. форума. СПб.: Центр изуч. культуры филос. ф-та СПбГУ, 2005. С. 184-186.0,4 п. л.

21. Рассадина С. А. К вопросу об эмоциональном восприятии музыкального текста // Музыкальное образование в России - 1918-2008. Тезисы межвуз.

науч.-практ. конф. М.: МГИМ им. А. Г. Шнитке, 2008 С. 16-19. 0,3 п. л.

22. Рассадина С. А. Повседневная культура в эпоху массового потребления // Инновационные аспекты культурной политики в России. Мат-лы Всерос. науч.-практ. конф. СПБ.: Астерион, 2008. С. 178-181. 0,4 п. л.

23. Рассадина С. А. Знаки удовольствия: заметки к истории рекламы // Знаковое пространство культуры XX-XXI в. в комплексных гуманитарных исследованиях. Мат-лы междунар. науч. конф. Вып. 6. Киров: Изд-во ВятГУ, 2008. С. 33-38.0,4 п. л.

24. Рассадина С. А. «О вкусной и здоровой пище»: гастрономия советской эпохи II Советская культура: Проблемы теоретического осмысления. Мат-лы междунар. науч. конф. СПб.: ИД «Петрополис», 2008. С. 161-164. 0,4 п. л.

25. Рассадина С. А. «Небытие есть...», или Радость прощания. Эмоциональный подтекст поминальных практик // Парадигма. Филос.-культуролог. альманах. Вып. 10. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. С. 141-149. 0,4 п. л.

26. Рассадина С. А. Герменевтика чувственного опыта в зеркале художественного авангарда. Проблема интерсубъективности // Альманах современной науки и образования. Сер. «Историч. науки, филос. науки, искусствоведение, культурология, полит, науки, юрид. науки и методика их преподавания». № 6 (13). Ч. 2. Тамбов: Изд-во «Грамота», 2008. С. 159-162. 0,4 п. л.

27. Рассадина С. А. Практики удовольствия как форма со-бытия с Другим // Личность и бытие: Субъектный подход. Мат-лы науч. конф. М.: Изд-во «Ин-т психол. РАН», 2008. С. 547-550. 0,3 п. л.

28. Рассадина С. А. Ритуализация практик удовольствия в обществе потребления // Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира. Мат-лы Всерос. науч. конф. В. Новг.: НовГУ, 2008. С. 290-292.0,3 п. л.

29. Рассадина С. А. Власть и удовольствие: семиозис повседневности в советской живописи // Образы и символы власти в русском искусстве: история и современность. Мат-лы междунар. науч. конф. Киров: Изд-во ВятГУ, 2008. С. 149-157.0,6 п. л.

30. Рассадина С. А. Голод и наслаждение // Парадигма. Филос.-культуролог. альманах. Вып. 11. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. С. 138-150. 0,7 п. л.

31. Рассадина С. А. Буддийская антропология и развитие западных психотерапевтических практик // ХШ-ХГ/ Всерос. конф. «Философии Вост.-Азиатск. per. и современная цивилизация»: мат-лы. Ч. 2. М.: Ин-т ДВ РАН, 2008. С. 66-70.0,3 п. л.

32. Рассадина С. А. Гедонистический текст Петербурга // Санкт-Петербургкак эстетический феномен. Сб. ст. СПб.: С.-Петерб. филос. об-во, 2009. С. 283-291.0,5 п. л.

33. Рассадина С. А. Экзистенциальная диалектика эротического и танатогра-фического дискурса в романе М. Арцыбашева «Санин» // Берестень: филос/-культурол. альманах. № 1 (3) 2009. В. Новг.:НовГУ, 2009. С. 238-244. 0,5 п. л.

34. Рассадина С. А. «Цивилизация наслаждения»: парадоксальный вызов современности // Человек в перспективах цивилизационного развития. Сб. науч. ст. Саратов: ИД «Марк», Изд-во «Кубик», 2009. С. 107-111. 0,4 п. л.

35. Рассадина С. А. Практики удовольствия как фактор культурной идентификации. Культура вкуса // Человек как творец и творение культуры. Сб. ст. СПб.: СПБГУ, ф-т филос. и политол., 2009. С. 337-345. 0,5 п. л.

36. Рассадина С. А. Музеефикация повседневных практик как отражение постмодернистского жизненного проекта // Культурное наследие в ситуации постмодерн. Мат-лы докл. и выступл. науч. конф. СПб.: СПбГУ, ВВМ, 2009. С. 161-166.0,4 п. л.

37. Рассадина С. А. Практики удовольствия в контексте культуры: перспектива фи-лософско-культурологического исследования // Философия в контексте культуры. Сб. тр. Межрег. науч.-практ. конф. Брянск: БГУ; Курсив, 2009. С. 145-153.0,4 п. л.

38. Рассадина С. А. Телесная идентичность и повседневные практики в контексте глобализации // Трансформации культуры в глобальном информационном обществе. М.: Изд. Нац. ин-та бизнеса, 2009. С. 68-77. 0,6 п. л.

39. Рассадина С. А. Истина и удовольствие: от профилактики пресыщения к дискурсу соблазна // От пира к посту: трансформации культурных практик от Античности к Средним векам (УегЬигп. Вып. 11) / ред. О.Э. Душин, И.И. Евлам-пиев. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 17-25. 0,5 п. л.

40. Рассадина С. А. Праздничность в обществе потребления: коммерческий расчёт уз. новая традиционность // Праздник в пространстве современной городской культуры: Мат-лы Всерос. науч.-практ. конф. Екатеринбург: УрГУ. 0,5 п. л.

41. Рассадина С. А. «Сад наслаждений»: приватные страницы ориентализма // БикНа сиИигае. Альманах каф. культурол. и Центра изуч. культуры филос. ф-та СПбГУ. Вып. 10. СПб.: С.-Петерб. филос. о-во, 2010. С. 114-128.0,9 п. л.

42. Рассадина С. А. Проблема «культурного наследия» в контексте трансформации структур повседневности // Искусство памяти: воспитание национально-культурного сознания молодёжи: Сб. науч. ст. межрег. науч.-метод, конф. СПб.: о-во «Знание», 2011. С. 57-63. 0,4 п. л.

43. Рассадина С. А. Некоторые особенности гедонистического дискурса современности // Философия в контексте культуры: Сб. трудов II Межрегион, науч.-практ. конф. Брянск: Курсив, 2011. С. 218-223. 0,4 п. л.

44. Рассадина С. А. Историческая трансформация практик удовольствия как предмет междисциплинарных исследований // Историческая наука сегодня: Теории, методы, перспективы / ред. Л. П. Репина. М. ЛКИ, 2011. С. 438-451.0,8 п. л.

Редактируемые сборники

45. Феномен удовольствия в культуре. Мат-лы междунар. форума / отв. ред. С. А, Кириленко (Рассадина). СПб.: Центр изуч. культуры, 2004. 390 с. 22,8 п. л.

46. Глобальное пространство культуры. Мат-лы междунар. форума / отв. ред. С. А. Рассадина. СПб.: Центр изуч. культуры, 2005. 526 с. 30 п. л.

Подписано в печать 05.07.2011. Формат 60x90/16 Бумага офсетная. Усл. печ. л. 3,25 Тираж 100 экз. Заказ 326

Отпечатано в типографии ООО «Адмирал»

199048, Санкт-Петербург, В. О., 6-я линия, д. 59 корп. 1, оф. 40Н

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Рассадина, Софья Александровна

Введение. Общая характеристика работы.

Глава 1. Удовольствие как феномен культуры: теоретико-методологические основы исследования.

1.1 Постановка проблемы: феномен «научения удовольствию».

1.1.1. Интердисциплинарные стратегии исследования.

1.1.2. Экзистенциальные ракурсы способности к удовольствию.

1.2. Прецедентные проблематизации: метафизика vs. физиология.

1.2.1. Душа и тело / душа или тело?.

1.2.2. Голос плоти.

1.2.3. «Истинное и ложное благо».

1.3 Разделённое удовольствие: воплощение традиции.

1.3.1. Проблема «сообщаемости» телесного опыта.

1.3.2. Самость, тело, Другой: модусы взаимодействия.

1.3.3. «Подхватывание интенций» в практиках удовольствия.

1.4. «Забота об удовольствии»: «собственное» и «чуждое» в структурах повседневности.

1.4.1. Понятие «заботы об удовольствии».

1.4.2. Идентификационная функция практик удовольствия.

1.4.3. Императив «избегания неприятного».

1.4.4. Стратегии удовольствия как инструмент социальной регуляции.

Глава 2. Эстетическая цензура практик удовольствия в процессе цивилизации.

2.1. Эстетическая дисциплина тела.

2.1.1. Теория «процесса цивилизации».

2.1.2. Эмоционально-поведенческий стандарт «civilité».

2.1.3. «Взгляд Другого» в структурах повседневности.

2.1.4. Эффекты эстетической дисциплины в массовой культуре.

2.1.5. Застольный этикет: цензура «опрятного изящества».

2.1.6. «Натурализация» дистинктивных паттернов.

2.2. Неспособность к удовольствию.

2.2.1. Терапевтическое обнаружение «неспособности к удовольствию».

2.2.2. Экзистенциальный потенциал практик удовольствия.

2.2.3. Интеграция телесной самости и культурная идентичность.

2.2.4. «Стыдливость» и сексуальность.

2.2.5. Идентификационная функция эстетизированного Иного.

Глава 3. Стратегия «наслаждения вкусом» как способ артикуляции идентичностей в культуре Нового времени.

3.1 . Апология «наслаждения вкусом».

3.1.1. Альтернативные стратегии удовольствия.

3.1.2. Становление гастрономии как переоценка ценностей.

3.1.3. Социальный контекст повседневной «культуры вкуса».

3.2. Исторические метаморфозы вкусовых акцентуаций.

3.2.1. Семиотизация вкусовых ощущений.

3.2.2. Слагаемые аналитической культуры вкуса.

3.2.3. Философия вкуса и практики потребления.

3.3. Артикуляция идентичности: гастрономия в русской культуре.

3.3.1. Смена парадигмы: от «хлебосольства» к «просвещённой гастрономии».

3.3.2. «Вкусы» как артикуляция жизненной позиции.

Глава 4. Практики удовольствия в контексте идентификационной парадигмы современности.

4.1. Функциональность удовольствия.

4.1.1. Механистические метафоры в репрезентациях телесного опыта.

4.1.2. Функциональная телесность и стратегии рационального питания.

4.2. Потребление удовольствий.

4.2.1. Знаки удовольствия в рекламном сообщении.

4.2.2. Праздничные ритуалы общества потребления.

4.3. Поиск идентификационного соответствия.

4.3.1. «Персоналистская личность».

4.3.2. Смысловой потенциал культурной традиции.

4.3.3. Обретение Другого.

Введение диссертации2011 год, автореферат по философии, Рассадина, Софья Александровна

Актуальность темы исследования. Практики удовольствия представляют собой самый яркий пример трансформации биологических потребностей человека в поле культурных смыслов. Тем не менее, в гуманитарной науке отсутствует единый подход к интерпретации феномена удовольствия, что означает отсутствие адекватного инструментария для исследования актуальных тенденций современной культуры.

Современная цивилизация, формирующаяся на основе общества массового потребления, придаёт стремлению к наслаждению характер доминантного культурного императива. С позиций традиционной моралистики ситуация может быть представлена как культурный триумф материально-телесного начала. Однако при таком подходе остаётся без внимания принципиальный конфликт интерпретаций, значимый для философско-культурологического осмысления феномена удовольствия. С одной стороны, интенсификация практик удовольствия стала объектом социально-философской критики как способ идеологического закрепощения индивида, позволяющий поймать его в паутину производства вещей и смыслов, сделать зависимым и управляемым (например, в концепциях М. Фуко и Ж. Бодрийяра). С другой стороны, неоспоримо историческое значение психоанализа и родственных интерпретативных подходов, обнаруживших уязвимость «принципа удовольствия», спонтанность и неколебимость которого дотоле полагались аксиоматическими. Тезис о том, что под воздействием репрессивных механизмов культуры чувственные импульсы сворачиваются или обращаются в собственную противоположность, в источник дискомфорта, страдания, болезни, сыграл определяющую роль в формировании важного для интеллектуальной культуры XX века дискурса «высвобождения желаний». И вместе с тем, на сегодняшний день актуальная проблема заключается в том, что распространение гедонистических лозунгов в современной культуре потребления не может быть адекватно представлено в терминах «раскрепощения»: констатация неудовлетворённости, ставшей характерным симптомом цивилизации на фоне интенсивной эксплуатации знаков удовольствия в рекламном дискурсе, — общее место в гуманитарной критике нашего времени.

Сложившаяся ситуация требует создания новой антропологии удовольствия, отвечающей реалиям современной культуры. Философское представление о том, что практики удовольствия враждебны духовности и сомнительны с точки зрения истины человеческого бытия, является наследием эпохи нужды. Для того, чтобы дать философский ответ на антропологические запросы современной эпохи, отличающейся повышенным вниманием к культуре развлечений и удовольствий, необходимо сопоставить таким устойчивым экзистенциалам, как тревога, забота, «бытие-к-смерти», экзистенциальную истину «человека наслаждающегося». Эта истина, как показано в диссертационном исследовании, не дождественна ни аморальному гедонизму, ни императивам общества потребления. Мы полагаем необходимым поставить во главу угла вопрос о позиции наслаждающегося субъекта, чтобы проанализировать взаимосвязь научения удовольствию с процессами самоидентификации и запросами телесной самости.

Философско-антропологический взгляд на проблему в ракурсе научения удовольствию, предлагаемый автором диссертационного исследования, позволяет избежать концептуальных апорий. Удовольствие рассматривается в контексте «искусства существования», что позволяет говорить о феномене способности к удовольствию, которая не просто дана индивиду изначально, но формируется в сложном взаимодействии с Другим и с миром культуры. Феномен научения удовольствию представляет интерес именно как культурная техника работы с телом, отличная, с одной стороны, от репрессивного ограничения, с другой — от эксплуататорского преумножения потребностей, и потому посредством концептуального разграничения потребления удовольствий и научения удовольствию можно очертить перспективу позитивной синергии индивидуального бытия и культурного опыта. С этой точки зрения, практики удовольствия могут и должны стать объектом исследования как область артикуляции телесной самости в контексте определённой гедонистической парадигмы, выступающей проводником релевантных механизмов культурно-антропологической идентификации.

Об актуальной необходимости разработки целостного подхода к исследованию культурной функции феномена удовольствия свидетельствует систематическое обращение научного сообщества к этой проблематике. Только в течение последнего десятилетия состоялось несколько масштабных междисциплинарных конференций, посвящённых данному кругу вопросов. В первую очередь отметим научно-культурный форум «Удовольствие как феномен культуры», организованный в 2004 году на философском факультете СПбГУ по инициативе и под руководством автора диссертационного исследования. В 2008 году тематическая эстафета была подхвачена КПО «Пушкинский проект» и музеем-заповедником «Михайловское», где прошла международная научная конференция «Удовольствие и наслаждение как явления культуры». Доклады, посвященные культурным трансформациям феномена удовольствия, звучали также на конференциях «Философия пира» (Санкт-Петербург, 1999 и 2002 гг.), «От пира к посту: трансформации культурных практик от Античности к Средним векам» (Санкт-Петербург, 2008 г.), «Пищевой код в славянских культурах» (Москва, 2008 г.), «Эмоции в русской истории и культуре» (Москва, 2008 г.) и др.

Состояние научной разработанности проблемы. В истории философской мысли тема удовольствия достаточно широко представлена в общем контексте антропологической проблематики. В фокусе внимания, как правило, оказывается вопрос об отношении опыта удовольствия к истине человеческого бытия. В ряду наиболее влиятельных исторических прецедентов следует назвать тексты Платона, Эпикура и его последователей, Лоренцо Валлы, Томаса Мора, Эразма Роттердамского, Иммануила Канта. При этом на протяжении долгого времени пути философской рефлексии были предопределены системой координат, требующей четкого различения духовно-рациональной и телесно-чувственной составляющей гедонистических практик. Частным следствием этой дистинкции было превращение тезиса о тривиальной очевидности телесных аспектов удовольствия в философскую аксиому. Развитие естественных наук и сопутствовавшее им отчуждение субъекта от телесности в европейской культуре Нового времени усугубили убеждение в природной спонтанности и непроблематичности телесного опыта.

Решающую роль в формировании новой философской парадигмы осмысления телесности сыграла феноменологическая философия XX в. В «Картезианских размышлениях», формулируя проблему признания Другого и конститу-ирования интерсубъективной реальности, Э. Гуссерль начинает с данности «живого тела». Особо важное значение имеют работы М. Мерло-Понти, в которых обоснована концепция «феноменального тела». Телесное бытие перестаёт трактоваться как внеисторическая данность и препятствие для интерсубъективности: согласно М. Мерло-Понти, телесность принимает на себя традицию и делает возможным признание Другого через совместный опыт. Позиция М. Мерло-Понти может служить основанием для дальнейшего рассмотрения способности к удовольствию в терминах телесной интерсубъективности и трансляции телесно-чувственного опыта в ходе переживания единства с Другим в обладании общим миром.

Экзистенциальные ракурсы феноменологии телесного опыта рассмотрены в работах Ж.-П. Сартра, Р. Д. Лэнга, Ж. Батая, Ж. Делёза, Ж.-Л. Мариона, X. У. Гумбрехта, В. А. Подороги, Ю. М. Шилкова, С. А. Азаренко. Философ-ско-антропологический анализ моделирования телесности в структурах повседневности осуществлён Б. В. Марковым, В. П. Щербаковым. Воздействие механизмов социокультурной дистинкции исследовано в работах М. Мосса и П. Бурдье, закрепивших в научном обиходе понятие «габитуса» субъекта культуры. Историческая трансформация телесного опыта под воздействием социально-психологических изменений в европейской культуре Нового времени описана Н. Элиасом. Исследованию новоевропейскиех дисциплинарных техник работы с телом также посвящены работы М. Фуко.

Онтогенетический аспект интеграции телесной самости детально изучен в русле психоанализа и смежных интеллектуальных традиций. Взаимовлияние процессов культурной идентификации и психологических аспектов взаимодействия со значимым Другим исследовано в работах Э. Эриксона, К. Хорни, Ф. Пёрлза, В. Райха. Экзистенциальное значение первичного опыта удовольствия и его сущностная связь с опытом Другого раскрыты в работах М. Кляйн, Дж. Райвери, П. Хайманн, Д. Винникотта, К. Болласа. Анализ истоков и причин культурно обусловленной «неспособности к удовольствию» содержится в работах Ф. Пёрлза и его соавторов, В. Райха, А. Лоуэна, К. Хорни, Г. Маркузе.

Важнейшим шагом философской мысли XX в. стало обращение к обыденному опыту, который, благодаря М. Хайдеггеру, признаётся философией в качестве основополагающего бытийного модуса. Феноменологическая концепция становится отправной точкой для аналитики различных аспектов повседневности. О роли удовольствия в повседневной актуализации самости писал Э. Левинас, трактовавший наслаждение как фундаментальное отношение к бытию, противоположное освоению мира с помощью разума. Интерсубъективная природа обыденного опыта исследована в работах А. Шюца, Дж. Мида, Г. Гар-финкеля, П. Бергера и Т. Лукмана, И. Т. Касавина и С. П. Щавелева; именно в таком контексте названные авторы рассматривают общие вопросы теории социокультурной идентификации и вопросы претворения системы культурных ценностей в повседневные практики. Культурологическое исследование основных зон повседневного пространства европейской культуры, включающее в себя подробный анализ семантики соматических элементов, осуществлено В. Д. Леле-ко. Взаимосвязь структур повседневности с особенностями культурной самоидентификации европейского человека исследована в работах Е. Э. Суровой, О. А. Довгополовой.

Общие принципы философско-культурологического подхода к исследованию исторических и антропологических реалий сформулированы в работах М. С. Кагана, С. Н. Иконниковой, Л. К. Кругловой, A.B. Костиной, А. Я. Флие-ра. Вопрос о герменевтике субъекта удовольствия был поставлен М. Фуко. Модификации гедонистического дискурса в контексте западноевропейской интеллектуальной истории исследованы в работах М. М. Шахнович, А. В. Емельянова. Альтернативные дискурсивные модели рассмотрены К. С. Пигровым,

A. И. Иваненко, А. В. Голозубовым.

Семиотический подход к описанию культурных практик представлен работами Ю. М. Лотмана, Р. Барта, К. Леви-Стросса, У. Эко. Исследование Ю. М. Лотмана и Е. А. Погосян, посвящённое гастрономической культуре XIX в., наряду с идеями Р. Барта и К. Леви-Стросса относительно перспективы изучения «алиментарного кода» культуры составляют методологическую основу для семиотического анализа культурных стратегий удовольствия, закрепляющих значимые различия на уровне телесного опыта. Социально-антропологическая трактовка данной проблематики, учитывающая действие механизмов культурной идентификации, представлена в работах П. Бурдье, Дж. Гуди, М. Мон-танари и А. Капатти. Методологические принципы исследования исторических форм эмоционально-чувственного опыта изложены в работах Л. Февра, У. М. Редди, Р. Харре, П. и К. Стернсов, Ю. Ю. Хмелевской, А. Зорина.

Богатый конкретно-исторический материал для компаративного анализа практик удовольствия в контексте социокультурной динамики Запада и России собран в работах Я. Буркхардта, Э. Э. Виолле-ле-Дюка, Ж. Ле Гоффа, Ф. Бродеи ля, И. Хёйзинги, А. Я. Гуревича, М. М. Бахтина, И. Блоха, Э. Фукса, Дж. Ребо-ры, И. Е. Забелина, Н. И. Костомарова, М. И. Пыляева, М. И. Козьяковой,

B. В. Лапина. Культурную историю и социальную семантику ольфакторного восприятия исследовали А. Корбен, А. Ле Герер, К. Классен, Д. Хоувз, А. Син-нетт, Б. Шаал (совместно с другими авторами), О. Б. Вайнштейн, Е. Жиринская. О социальном символизме культуры питания писали В. Н. Топоров, А. ван Ген-непп, С. А. Арутюнов, А. К. Байбурин и В. Л. Топорков, А. Я. Гуревич, И. С. Клочков, Н. Г. Краснодембская, В. Н. Мазурина, А. Ю. Майничева. Идентификационная функция гастрономического дискурса рассматривается в работах Д. Мишель, Д. Сайпа, Э. Спери, П. П. Фергюсон. Специфика гастрономического текста русской культуры отражена в исследованиях Ю. М. Лотмана и Е. А. Погосян, М. В. Загидуллиной, М. В. Капкан, В. А. Липинской, И. С. Лутовиновой, Н. П. Найдёновой, П. В. Романова, М. Бореро, М. Глянц, Г. и Р. А. Ротштейнов.

Дискурсивные, визуальные и практические стратегии семиотизации сексуального опыта исследовали М. Фуко, Ж. Бодрийяр, Г. Маркузе, С. Маркус, М. Энафф, Г.-П. Дюрр, П. Киньяр, К. Коллиган, К. Палья, В. Д. Лелеко, Р. В. Светлов, В. П. Шестаков. Роль практик удовольствия в тендерной идентификации отражена в работах М. Киммела, И. С. Кона, Л. Малви, Н. X. Орловой, Н. Л. Пуш-карёвой, А. А. Тёмкиной.

Особенности самоидентификации субъекта удовольствия в ситуации культурного плюрализма рассмотрены Е. Э. Суровой. Психологические аспекты процесса культурной глобализации описаны М. М. Решетниковым. Фило-софско-культурологическое исследование основных форм массовой культуры в их генетической обусловенности эстетическими установками Нового времени осуществлено Е. Г. Соколовым. О типологических отличиях гедонистического дискурса современности, возникающего на пересечении структур общества потребления, массовой культуры, глобального мультикультурализма и постмодерна писали Ж. Бодрийяр, Б. В. Марков, Ф. Мюре, К. А. Богданов, А. В. Вейн-мейстер, А. В. Емельянов, Н. П. Кнэхт, О. С. Осипова, О. А. Смоляк, Т. В. Чередниченко и другие авторы.

Объект исследования. Объектом исследования являются культурные практики удовольствия, а именно — телесно-чувственные практики, интегрированные в структуры повседневного опыта.

Предмет исследования. Предмет исследования составляют онтогенетические и филогенетические аспекты трансформации гедонистического опыта человека под воздействием культурно-антропологических механизмов идентификации.

Цель исследования. Выявить и проанализировать принципы той трансформации телесного опыта субъекта культуры, которая обусловлена действием культурно-антропологических механизмов идентификации в сфере позитивно маркированных повседневных практик, обозначаемых как «практики удовольствия».

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

1. Разработать и продемонстрировать на конкретном культурно-историческом материале методологию философско-культурологического исследования практик удовольствия.

2. Раскрыть коммуникативную природу феномена удовольствия, обусловленную его укоренённостью в структурах взаимодействия со значимым Другим.

3. Определить идентификационную роль как «способности к удовольствию», так и «неспособности к удовольствию» в процессе интеграции телесной самости на различных этапах индивидуальной истории.

4. Обосновать концепцию культурных «стратегий удовольствия», показав их связь с механизмами социальной дистинкции.

5. Продемонстрировать эвристический потенциал разработанной методологии на примере анализа «гедонистических парадигм», последовательно сменявшихся в истории культуры Запада и России. Проанализировать принципы трансформации практик и стратегий удовольствия в ходе процесса цивилизации (в соответствии с концепцией Н. Элиаса).

6. Рассмотреть историческое становление культуры «наслаждения вкусом» как наиболее показательный пример трансформации биологических потребностей человека под воздействием идентификационных механизмов культуры. Проанализировать формирование «вкуса» как аспект непонятийной коммуникации, придающей индивидуальному опыту общезначимую форму.

7. Выявить дискурсы и практики, определяющие характер телесной идентичности субъекта современной культуры и своеобразие гедонистической парадигмы в культуре массового потребления. Определить, в каких формах современная культура способна задействовать смысловой потенциал телесной интерсубъективности и обосновывать практики удовольствия фигурой значимого Другого.

Научная новизна работы. В диссертационном исследовании сформулированы основные принципы антропологии удовольствия, отвечающей реалиям современной культуры: экзистенциалам «эпохи нужды» (забота, страх, «бытие-к-смерти») сопоставлен экзистенциал удовольствия / наслаждения. Практики удовольствия исследуются как одно из проявлений телесной интерсубъективности. Данное понятие введено для концептуального отображения глубокой укоренённости способности к удовольствию в структурах взаимодействия со значимым Другим. Именно названный антропологический принцип рассматривается в диссертационном исследовании как основание для выстраивания культурных стратегий удовольствия, формирующих и удостоверяющих идентичность субъекта культуры (наряду с другими идентификационными практиками). Приложение философско-культурологической методологии, разработанной в теоретической части диссертации, к исследованию исторических практик удовольствия позволяет выделять в истории культуры определённые гедонистические парадигмы и рассматривать их в принципиальной связи с релевантными идентификационными схемами. Эвристический потенциал такого подхода продемонстрирован на материале культуры наслаждения вкусом, которая исследуется как коррелят определённых идентичностей, последовательно артикулируемых в истории европейской и отечественной культуры Нового времени.

Методологические принципы исследования. Теоретико-методологическую основу исследования составляет сочетание общего философско-антропо-логического подхода с методами и подходами смежных областей гуманитарного знания. В основу диссертационного исследования положена феноменологическая аналитика телесного бытия самости. Для обоснования экзистенциальной значимости опыта удовольствия используется психоаналитический подход к интерпретации взаимодействия с первичным Другим на ранних этапах индивидуальной истории. Экстраполяция концепции телесной интерсубъективности на социальную реальность опирается на трактовку совместного переживания в феноменологической социологии А. Шюца. Для анализа идентификационной (дистинктивной) функции культурных стратегий удовольствия привлекается социально-антропологический метод описания «габитуса» — выявления инкорпорированных императивов, структурирующих повседневный опыт. При этом задействуются такие феноменологические категории, как «Собственное» и «Чуждое». Историческая смена гедонистических парадигм в истории европейской и отечественной культуры Нового времени рассматривается на основании теории «процесса цивилизации», предложенной Н. Элиасом, который именовал данный методологический принцип «социальной психологией истории». Для исследования конкретно-исторических форм практик удовольствия (на примере становления культуры вкуса) используются семиотический и историко-компа-ративистский методы. Анализ гедонистической парадигмы современности осуществляется с учетом особенностей идентификации субъекта современной культуры, обозначенных Е. Э. Суровой понятием «персоналистская личность».

Комплексное использование названных методологических принципов позволило выработать целостный философско-культурологический подход, применение которого на конкретном историческом материале дало возможность раскрыть коммуникативную природу феномена удовольствия и выявить сущностную взаимосвязь практик удовольствия с культурно-антропологическими механизмами идентификации.

Материалом для исследования служат научные работы, посвященные истории повседневности, сочинения бытописательного характера, философские трактаты, житийные тексты, религиозные, моралистические и просветительские сочинения, мемуарная и биографическая литература, медицинские тексты, кулинарные книги, литература фривольного содержания; в качестве важного источника для семиотического анализа исторических стратегий удовольствия привлекаются произведения художественной литературы, изобразительного искусства, кинематографии.

Положения, выносимые на защиту:

1. Как антропологический феномен удовольствие принадлежит не только биологическому, но и социально-психологическому порядку бытия. Способность испытывать удовольствие от определённых объектов формируется в процессе сложного и многогранного взаимодействия с Другим, аккумулируя психологический опыт индивидуальной истории и исторический опыт культуры. Поскольку «понимающее бытие» не может осуществиться вне сферы смыслов, а обретение себя в мире предполагает, среди прочего, определённую чувственно-телесную ориентацию, практики удовольствия должны стать объектом исследования, нацеленного на выявление их семиотического потенциала и позволяющего усмотреть в самом опыте удовольствия экзистенциально значимый феномен, существенно отличный от механического удовлетворения естественных потребностей.

2. Феномены удовольствия связаны с трансформацией телесного опыта индивида в ходе передачи культурной традиции и должны рассматриваться в контексте философско-антропологической проблематики в качестве одной из важнейших форм разделённого опыта. Благодаря коммуникативной природе практик удовольствия, наследуя традицию и разделяя её с другими, субъект обретает соответствующий опыт осмысленного бытия-в-теле. Анализируя значение этого принципа применительно к индивиду, можно говорить о том, что индивидуальное бытие усваивает определённую культурную форму (в отличие от «нормы», «правила»); описывая те же механизмы применительно к социуму, мы получаем возможность исследовать практики удовольствия в качестве практик согласования эмоционально-поведенческих паттернов. Таким образом, совместный опыт удовольствия представляет собой актуальную для современной «цивилизации досуга» форму «сборки общества».

3. Формирование культурно обусловленной способности или неспособности к отдельным видам удовольствия является важным аспектом интеграции телесной самости в процессе становления индивида. С этой точки зрения, культурные стратегии удовольствия могут быть рассмотрены и как дисциплинарная (цивилизационная) техника, и как «практики себя».

4. Практики удовольствия предполагают возможность формирования различных культурных стратегий удовольствия, обусловленных механизмами культурно-антропологической идентификации. Соответственно, культурный регламент практик удовольствия может быть предметом исследования не только в аспекте реализации или блокирования «принципа удовольствия», но и в аспекте выработки дифференцированных стратегий, способов артикуляции идентичности в непосредственном чувственном выборе. Стратегии удовольствия также представляют собой важнейшую форму актуализации единства социума, задействующую механизмы непонятийной коммуникации.

5. По отношению к любому историческому типу культуры можно говорить о наличии своеобразного императива заботы об удовольствии (отличного от гедонистической установки). Посредством данного императива разграничиваются приемлемые и неприемлемые практики и получают закрепление в повседневном опыте тела значимые социальные дистинкции. Предлагаемый подход позволяет увидеть, что повседневный опыт поляризуется не по оси «удовольствие — страдание», но по оси «удовольствие — неприятие», каковая имеет определяющее значение для исключения идентификационно не соответствующих практик. Таким образом, заботу об удовольствии можно рассматривать как эффективный механизм инкультурации и социализации.

6. Культурно-исторические процессы могут стать предметом философ-ско-культурологического исследования в аспекте вытеснения / инсталляции стратегий удовольствия, являющихся маркерами определённых идентичностей. В частности, как показало исследование, осуществлённое в рамках диссертационной работы, исторически значимый пример семиотизации телесного опыта в контексте становления новых идентичностей представляет собой культура наслаждения вкусом, сформировавшаяся в период Нового времени. С этой точки зрения, «вкус» представляет собой общезначимую форму индивидуального опыта, усваиваемую в процессе формирования субъекта культуры.

7. Специфика гедонистической парадигмы современности (в её отличии от других культурных эпох в истории Запада и России) определяется установкой на мультипликацию и диверсификацию стратегий удовольствия. Это коррелирует с доминирующим идентификационным принципом, позволяющим субъекту культуры соотносить себя одновременно с целым рядом сообществ, исповедующих антонимичные системы ценностей.

8. Гедонистические императивы современной «цивилизации наслаждения» нельзя трактовать как триумфальное осуществление «принципа удовольствия», поскольку они имеют своей основой историческое отчуждение субъекта от телесности, происходившее в культуре Нового времени (правила этикета, медикализация, дискурс нормы в контексте идеологии рационального потребления и т. д.), и выстраиваются путём перевода феноменов удовольствия из плана означаемого в план означающего (дискурс рекламы).

9. Действенную альтернативу императивным дискурсам «цивилизации наслаждения» представляет герменевтика субъекта удовольствия, построенная с учётом символического потенцйала соответствующих феноменов. Анализ произведений популярной культуры показывает, что на уровне художественной рефлексии насущным становится вопрос о формах разделённого опыта, способствующих научению удовольствию, то есть о соприсутствии в практиках удовольствия значимого Другого, который обеспечивает символическую насыщенность данных практик, благодаря чему субъект может использовать их как «практики себя».

Научно-практическая значимость исследования. Материалы и теоретические выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть использованы при разработке образовательных программ и методических пособий по философской антропологии, философии культуры, культурологии и по соответствующим разделам социологических, этнологических, исторических и психологических дисциплин; а также для создания тематических спецкурсов по данной проблематике: «Антропология удовольствия», «Антропология вкуса», «Основы философско-культурологического анализа телесно-чувственных практик» и т. п. Исследование также открывает перспективы для дальнейшего междисциплинарного изучения практик удовольствия в их соотнесённости с культурно-антропологическими механизмами идентификации.

Практическое значение диссертационной работы заключается в возможности применения полученных результатов в таких сферах деятельности, как (1) формирование воспитательных стратегий, (2) разработка методик социокультурной адаптации, (3) технология рекламы.

Апробация работы. Материалы и выводы диссертационного исследования отражены в 50 опубликованных работах, в числе которых авторская монография (16 п. л.), 3 коллективные монографии, статьи в рецензируемых изданиях, включённых в Перечень ВАК, статьи и материалы научных конференций.

Теоретические положения и основные выводы были отражены в докладах, представленных вниманию научной общественности в рамках научных мероприятий, в числе которых следующие международные и всероссийские конференции и форумы: «Феномен удовольствия в культуре» (СПб, 2004), «Глобальное пространство культуры» (СПб, 2005), «Знаковое пространство культуры XX-XXI вв. в комплексных гуманитарных исследованиях» (Киров, 2008), «Советская культура: Проблемы теоретического осмысления» (СПб, 2008), «Личность и бытие: Субъектный подход» (Москва, 2008), «In Transition: культурные идентичности в национальном и глобальном контекстах» (Екатеринбург, 2008), «Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира» (В. Новгород, 2008), «Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век» (Москва, 2008), «От пира к посту: трансформации культурных практик от Античности к Средним векам» (СПб, 2008), «Новые традиции» (СПб, 2008), «Человек в условиях цивилизационных вызовов» (Саратов, 2008), «Человек как творец и творение культуры» (СПб, 2008), «Трансформации культуры в глобальном информационном обществе» (Москва, 2009), «Праздник в пространстве современной городской культуры» (Екатеринбург, 2009) и другие.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философской антропологии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета 21 апреля 2011 г.

Объём и структура работы. Работа выполнена в объёме, соответствующем установленным требованиям, состоит из введения, четырёх глав, заключения и библиографии, содержащей наименования трудов отечественных и зарубежных авторов.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Культурно-антропологические механизмы идентификации в практиках удовольствия"

Заключение

Подводя итоги, можно сказать, что один из ключевых моментов драмы самоидентификации связан с обретением самости в опыте удовольствия. Открываясь каким-либо аспектам бытия в опыте наслаждения или отстраняясь с чувством неприязни, субъект тем самым удостоверяет собственную идентичность. Мы рассмотрели телесно-чувственные практики, интегрированные в структуры повседневного опыта, и показали, что уже на этом уровне культура придаёт индивидуальному бытию определённую форму, направляя природные импульсы в русло семиотизированных практик.

Принципы семиотизации телесного опыта, лежащие в основании культурных стратегий удовольствия, отражают идентификационную парадигму на некотором срезе культуры. Культурные стратегии удовольствия не связаны с гедонизмом как этической установкой на отождествление удовольствия и блага. Речь идёт о принципе трансформации телесного опыта в целом и опыта удовольствия в частности. В этом ключе мы исследовали феномен, обозначенный в диссертационном исследовании понятием «забота об удовольствии». «Забота об удовольствии» представляет собой особую форму культурной дисциплины, отличную от репрессивной регламентации практик удовольствия. Данная форма может быть названа «семиотизирующей регламентацией», поскольку «забота об удовольствии» основана на разграничении «собственного» и «чуждого» в структурах повседневности. Мы показали, что важнейшим принципом «заботы об удовольствии» является чувственное табуирование идентификационно неприемлемых практик (императив «избегания неприятного»).

С этих позиций культурные стратегии удовольствия предстают как способ артикуляции идентичности, а исторические изменения, затрагивающие данную сферу культуры, могут быть рассмотрены как отражение на уровне индивидуального телесного опыта процессов целостного преобразования социокультурного фона. Методологическую эффективность такого исследовательского подхода мы продемонстрировали на примере становления стратегии наслаждения вкусом, формирование которой в истории западноевропейской и отечественной культуры Нового времени было связано с необходимостью маркирования социальных дистинкций.

Способность к удовольствию формируется в сложном взаимодействии с Другим, в ходе которого устанавливается граница между «собственным» и «чуждым». На уровне культуры эта граница может быть прослежена в габитусе субъекта культуры, относящемся к широкому диапазону привычек и предпочтений. На уровне индивида претворение культурных императивов в спонтанные телесные реакции может быть представлено в виде психологической проблемы интроекции / ассимиляции соответствующих установок. Сколько бы ни говорили адепты концепции «раскрепощения» о высвобождении «естественной энергии», тело человека неосуществимо вне культурного контекста. Вопрос в том, каким образом производится культурная «сборка тела». Насколько Другой, выступающий в качестве инстанции власти и объективации, оставляет в жизненном мире индивида место Другому, несущему радость со-бытия?

Мы показали, что экзистенциальные истоки способности к удовольствию, обусловливающие её роль в психологической саморегуляции, восходят к первичному опыту взаимодействия со значимым Другим на ранних этапах жизни. Мы также продемонстрировали, что судьба этой способности в опыте индивида зависит о того, как именно механизмы культурно-антропологической идентификации через посредство ближайшего окружения ребёнка воздействуют на процессы интеграции телесной самости. Рассматривая проблему неспособности к удовольствию, мы отметили, что в эпоху Нового времени в культуре Запада и России получили распространение дисциплинирующие техники, применение которых на ранних этапах воспитания оказывалось травматичным для способности индивида интегрировать в идентичность определённые формы телесной активности. Наряду с этим было показано, что в культуре Запада и России эпохи Нового времени телесный опыт индивида оказался опосредован объективирующим взглядом Другого, воплощённым в структурах повседневности: такой «социокультурный взгляд» начал формироваться в эпоху распространения зеркал и был закреплён в нормах повседневной эстетической дисциплины, а в наши дни наиболее ярко представлен визуальной стереотипизацией в дискурсе рекламы.

Современная массовая культура унаследовала и принципы эстетической цензуры, восходящие к придворному обществу, и этику рационального функционирования, отражающую дух индустриальной эпохи. Современная установка на получение как можно большего числа разнообразных удовольствий опирается на опыт отчуждённой телесности, подчинённой императиву функциональности и эстетическому дискурсу социального соответствия. Как следствие, тело функционирует, физиологические нужды удовлетворяются, однако, отчуждённое от самости, «механицированное» тело не ведает наслаждения. Научение удовольствию не по,дчиняется логике «правила», оно требует миметической идентификации, основанной на логике подхватывания интенций, которая позволяет согласовать внутренний опыт и внешнюю реальность обрести «собственное» в поле культурной традиции.

Оглянувшись на реалии XX века, мы можем предположить, что популяризация инокультурных телесных практик была не только логическим следствием глобализации, но ещё и следствием внутренней потребности западной культуры в разнообразии опыта, компенсирующего эффекты «отчуждённой телесности». Сосредоточенное совершение чайных ритуалов или пылкое служение богу Каме, зажигательное исполнение латиноамериканских танцев или постижение «даосских секретов любви», проникновение в таинства жгучей мексиканской кухни или изучение искусства тайского массажа — всё это имело привкус «умеренной экзотичности», достаточный для того, чтобы не смешиваться с рутинными привычками и нести потенцию осмысленных практик себя.

Разумеется, простой факт знакомства с инокультурными практиками ещё ничего не говорит в пользу того, что эти практики обеспечивают индивиду при-сутствие-себя в опыте удовольствия. Иллюстрированные издания Кама-сутры могут даже упрочивать опыт «механистической» телесности, занимая в парадигме современной культуры место, синонимичное компьютерным играм, в которых нужно подобрать оптимальную позицию для сексуальных партнёров. Пристрастие к японской кухне как дань моде или предпочтение итальянской кухни ради представлений о пользе «средиземноморской диеты» тоже почти ничего не добавляют на чашу весов способности к удовольствию. Одно «правило» всего лишь заменяется другим «правилом», равно не поверяемым чувственным опытом самости. И видимо, основная потенция инокультурного опыта реализуется в тех случаях, когда приобщение к нему приобретает характер мифа о посвящении, и в этом мифе находит место фигура Другого — наставника / соблазнителя, который инициирует опыт разделённого удовольствия и тем самым принимает на себя символическую функцию, даруя самости бытие-в-теле.

Популярность восточных практик в большой степени обусловлена именно тем, что в Восток сохранил ритуалы научения, непосредственной передачи эмоционального и телесного опыта. Именно этого недостаёт культуре Запада, которая исторически была в большей степени ориентирована на прочтение текста («руководства», «инструкции»), содержащего общие принципы и правила, чем на уникальное непосредственное взаимодействие с Другим. Однако мы не намерены выносить суждение в пользу той или иной традиции. Предметом дис-сертационнного исследования были идентификационные позиции в культуре Запада и России, воплощаемые в практиках удовольствия. Западная традиция, безусловно, обладает достойным потенциалом, предоставляющим в наше распоряжение семиотический капитал для осмысленного выбора индивидуальных практик удовольствия. Как мы показали на материале культуры вкуса, специфика западной гедонистической парадигмы Нового времени заключалась в установке на аналитическую дифференциацию чувственных впечатлений. Проблема нашего времени, как видно, состоит в том, что культурная дезориентирован-ность не позволяет воспользоваться этим потенциалом научения удовольствию.

Гедонистическая парадигма современности характеризуется установкой на освоение как можно более разнообразных стратегий удовольствия. В этой ситуации встаёт вопрос о критериях «собственного», отвечающего запросам телесно представленной самости. Распространённым вариантом ответа является гедонистический традиционализм — установка на поиск «исконных», «аутентичных» практик удовольствия для сообщества в целом. Однако если ставить вопрос о стратегиях удовольствия, релевантных актуальным культурно-антропологическим механизмам идентификации, то ситуативной идентификации «персоналистской личности» отвечает поиск собственных «тактик» на пересечении культурных стратегий (возможно, антонимичных). Критерием «подлинности» удовольствия поэтому становится возможность обретения цельности опыта, не связанной рамками «правила» или «нормы». Решением, как мы показали на примере некоторых тенденций в массовой культуре, оказывается установка на взаимодействие со значимым Другим в опыте разделённого удовольствия: в опыте, который даёт возможность освободить Другого и от роли объективирующей инстанции, и от функции рекламного знака, а благодаря этому обрести осмысленное бытие-в-теле посредством научения удовольствию.

Таким образом, множественность стратегий удовольствия в современной культуре не является признаком идентификационного хаоса или неконтролируемой инокультурной экспансии. Мы можем и в современной ситуации наблюдать действие семиотизирующей регламентации «заботы об удовольствии», однако в её фокусе оказывается определяющее для самоидентификации персоналистской личности ситуативное взаимодействие со значимым Другим.

Список научной литературыРассадина, Софья Александровна, диссертация по теме "Философия и история религии, философская антропология, философия культуры"

1. Абельс X. Интеракция, идентификация, презентация. Введение в интер-претативную социологию. — СПб.: Апетейя, 1999. — 265 с.

2. Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. — M.: Coda, 1997. —343 с.

3. Августин Аврелий. Исповедь. — М.: Канон+, ОИ «Реабилитация», 2000.—464 с.

4. Азаренко С. А. Сообщество тела. — М.: Академич. проект, 2007. — 239 с.

5. Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Собр. соч. в 4-х тт. Т. 4. — М.: Мысль, 1983. — С. 53-293.

6. Акиндинова Т. А. Об историко-культурных истоках эстетики повседневности // Эстетика в интерпарадигмальном пространстве: перспективы нового века: материалы научн. конфер-и. —СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. —С. 8-10.

7. Алешина И. В. Поведение потребителей. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2000. — 384 с.

8. Аристотель. О душе // Аристотель. Собр. соч. в 4 т. Т. 1. — М.: Мысль, 1976. —С. 369-450.

9. Арутюнов С. А. Кавказское застолье как социальный регулятор // Одиссей: Человек в истории: Трапеза. — М.: Наука, 1999. — С. 68-74.

10. Арутюнов С.А. Основные пищевые модели и их локальные варианты у народов России // Традиционная пища как выражение этнического самосознания. — М.: Наука, 2001. — С. 10-17.

11. Арьес Ф. Ребёнок и семейная жизнь при Старом порядке. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. — 416 с.

12. Бабель И. Э. Отец // Бабель И. Э. Соч. в 2 т. Т. 1. — М.: Худож. литература, 1990.—С. 138.1

13. Байбурин А.К. Топорков A.JL У истоков этикета. — JL: Наука, 1990. —166 с.

14. Барт Р. К психосоциологии современного питания // Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры. —М: Изд. им. Сабашниковых, 2004. —С. 366-377.

15. Барт Р. Мифологии. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. — 312 с.

16. Барт Р. Рекламное сообщение // Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры. — М: Изд-во им. Сабашниковых, 2004. — С. 410-415.

17. Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. — М.: Праксис, 2007. — 256 с.

18. Барт Р. Система моды // Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры. — М: Изд-во им. Сабашниковых, 2004. — С. 29-356.

19. БатайЖ. История эротизма. — М: Изд-во «Логос», «Европейские издания», 2007. — 200 с.

20. Бахтин M. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. — М.: Худож. литература, 1990. — 541 с.

21. Бенуа А. Мои воспоминания. В 2 т. Т. 1. — М.: Наука, 1980. — 711 с.

22. Научные труцы, исторические источники и художественная литература даны единым списком. Для литературных произведений, привлекаемых в качестве источника конкретной цитаты, указаны только страницы, содержащие непосредственно цитируемый фрагмент

23. Блох И. История проституции. — СПб.: «Аст-Пресс», фирма «Рид», 1994. —543 с.

24. Богданов К. А. Повседневность и мифология: Исследования по семиотике фольклорной действительности. — СПб.: Искусство—СПб, 2001. —438 с.

25. Бодрийяр Ж. Америка. — СПб.: Владимир Даль, 2000. — 205 с.

26. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2000. — 96 с.

27. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. — М.: Культурная революция; Республика, 2006. — 269 с.

28. Бодрийяр Ж Символический обмен и смерть. — М.: Добросвет, 2000. — 387 с.

29. Бодрийяр Ж. Система вещей. — М.: Рудомино, 1999. — 222 с.

30. Бодрийяр Ж. Соблазн. — М: Ad Marginem, 2000. — 318 с.

31. Боккаччо Дж. Декамерон. — М.: Худож. литература, 1970 — 702 с.

32. Брантом (Пьер де Бурдей). Галантные дамы. — СПб.: ИД «Азбука-классика», 2007. — 592 с.

33. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. В 3 т. Т. 1: Структуры повседневности: возможное и невозможное. — М.: Весь мир, 2006. — 627 с.

34. Бубер М. Я и Ты. М.: Высш. шк, 1993. — 175 с.

35. Булгаков С. Н. Дар любви // Шестаков В. П. Эрос и культура: философия любви и европейское искусство. — М.: Республика; ТЕРРА—Книжный клуб, 1999. —С. 400-420.

36. Булгаков С. Н. Философия хозяйства // Булгаков С. Н. Сочинения в 2 т. Т. 1: Философия хозяйства. Трагедия философии. М.: Наука 1993. С. 49-308.

37. Бунин И. А. Жизнь Арсеньева // Бунин И. А. Собр. соч. в 9 т. Т. 6. — М.: Худож. литература, 1966. —С. 61.

38. Бунин И. А. Мордовский сарафан // Бунин И. А. Собр. соч. в 9 т. Т. 5. — М.: Худож. литература, 1966. — С. 255-259.

39. Бурдьё П. Мужское господство // Бурдьё П. Социальное пространство: поля и практики. — М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2007. — С. 286-364.

40. Бурдьё П. Практический смысл. — СПб.: Алетейя, 2001. — 562 с.

41. Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. — М.: Интрада, 1996. —527 с.

42. Буровик К. А. Красная книга вещей. — М.: Экономика, 1996. — 215 с.

43. Вайнпггейн О.Б. Грамматика ароматов // Ароматы и запахи в культуре. / Сост. О. Б. Вайнштейн. В 2 т. Т 1. —М: Нов. литер, обозрение, 2003. — С. 5-12.

44. Вайнштейн О. Б. Историческая ароматика: одеколон и пачули // Ароматы и запахи в культуре. / Сост. О. Б. Вайнштейн. В 2 т. Т 1. — М: Нов. литер, обозрение, 2003. — С. 437-462.

45. Валла JI. Об истинном и ложном благе // Валла Л. Об истинном и ложном благе. О свободе воли. — М.: Наука, 1989. — С. 65-266.

46. Ватсьяяна Малланага. Кама-сутра. — М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. — 400 с.

47. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990. — С. 61-272.

48. Вейнингер О. Пол и характер. — М.: Изд-во «Латард», 1997 — 357 с.

49. Вейнмейстер А. В. От праздника к праздничности // Новые традиции / Под ред. Е. Э. Суровой, С. А. Рассадиной. — СПб.: Петрополис, 2009. — С. 240-250.

50. Вересаев В. В. Невыдуманные рассказы о прошлом // Вересаев В. В. Невыдуманные рассказы о прошлом. Литературные воспоминания. Записки для себя. — М.: Правда, 1984. — С. 121-122.

51. Виолле-ле-Дюк Э. Э. Жизнь и развлечения в Средние века. — СПб.: Евразия, 1999. —387 с.

52. Водовозова Н. Е. На заре жизни // Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. — М.: Новое литературное обозрение, 2001.—С. 215-388.

53. Гамзатов Р. Г. Мой Дагестан. — М.: Молодая гвардия, 1968. — С. 224.

54. Гарин-Михайловский Н. Г. Инженеры // Гарин-Михайловский Н. Г. Студенты; Инженеры. — М.: Худож. литература, 1977. — С. 290.

55. Геннепп А. (ван). Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. — М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1999. — 198 с.

56. Гергилов Р. Е. Теория цивилизации: критика и перспективы. Электронный ресурс. — URL: http://anthropology.ru/ru/texts/gergilov/civil.html (дата обращения 07.06.2011).

57. Герцен А. И. <Славянская агитация> // Герцен А. И. Собр. соч. в 30 т. Т. 19: Статьи из «Колокола» и другие произведения 1866-1867 годов. — М.: Изд-во АН СССР, 1960. — 570 с.

58. Гёте И. В. Страдания юного Вертера // Гёте И. В. Собр. соч. в 10 т. Т. 6: Романы и повести — М.: Худож. литература, 1978. — С. 26.

59. Гилберт Э. Есть, молиться, любить. — М.: РИСПОЛ классик, 2009. >— 368 с.

60. Голозубов А. В. Повседневность святости и святость повседневности: христианство Св. Франциска Ассизкого // Повседневность как текст культуры. Сборник статей. — Киров: Изд-во ВятГУ, 2005. — С. 44-48.

61. Горный С. Только о вещах // Горный С. Альбом памяти. / Сергей Горный; сост. и комм. А. М. Конечного — СПб.: Гиперион, 2011. С. 80-166.

62. Гулик Р. ван. Сексуальная жизнь в Древнем Китае. — СПб.: Петербургское востоковедение, 2000. — 400 с.

63. Гумбрехт X. У. Производство присутствия: Чего не может передать значение. — М.: Новое литературное обозрение, 2006. — 184 с.

64. Гуревич А. Я. От пира к лену// Одиссей: Человек в истории: Трапеза. — М.: Наука, 1999. — С. 6-13.

65. Гуревич А. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников // Избранные труды. Культура средневековой Европы. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006. — С. 287-525.

66. Гуссерль Э. Картезианские размышления. — СПб.: Наука, 2006. — 315 с.

67. Декарт Р. Рассуждение о методе // Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т. 1. — М.: Мысль, 1989. — С. 250-296.

68. Делёз Ж. Логика смысла // Делёз Ж. Логика смысла; Фуко М. Theatrum philosophicum. — М.: Раритет; Екатеринбург: Деловая книга, 1998. — 480 с.

69. Делла Каза Дж. Галатео, или Об обычаях // Сочинения великих итальянцев XVI в. — СПб.: Алетейя, 2002. — С. 248-289.

70. Деперье Б. Новые забавы и весёлые разговоры // Французская новелла Возрождения. — М.: Худож. литература, 1988. — С. 206-207.

71. Державин Г. Р. Евгению. Жизнь Званская // Державин Г. Р. Стихотворения. — JL: Советский писатель, 1957. — С. 326-334.

72. Джерард А. Опыт о вкусе // Из истории английской эстетической мысли XVIII века: Поп. Аддисон. Джерард. Рид. — М.: Иск-во, 1982. — С. 232-269.

73. Диккенс Ч. Большие надежды. — СПб.: Ленинград, 1992. — С. 167.

74. Дмитриева О. В. Церемониал, церемонность и бес-церемонность в королевском застолье елизаветинской Англии // Одиссей: Человек в истории: Трапеза. — М.: Наука, 1999. — С. 85-92.

75. Довгополова О. А. Другое, Чужое, Отторгаемое как элементы социального пространства. — Одесса: СПД Фридман, 2007. — 300 с.

76. Доде А. Нума Руместан // Доде А. Нума Руместан; Евангелистка. — Саратов: Приволжское книжное изд-во, 1982. — С. 163-164.

77. Домострой. — СПб.: Наука, 1994. — 400 с.

78. Дубянская М.П. Здоровая пища и как её готовить. — Л.: Ленинградская правда, 1929. — 129 с.

79. Дуглас М. Чистота и опасность: Анализ представлений об осквернении и табу. — М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2000. —288 с.

80. Дюрр Г.-П. Миф о процессе цивилизации. Том III: Обсценность и власть (фрагменты книги). Послесловие Б. В. Маркова // Метафизические исследования. Вып. 215. Поиск тела. — СПб., Изд-во СПбГУ, 2008. — С. 314-347.

81. Емельянов А. В. «Человек гедонистический» как философская проблема. Автореф. дисс. . канд. филос. наук. —Ижевск: б. и., 2003. — 18 с.

82. Ермакова Т. В., Островская Е. П. Классический буддизм. — СПб.: Петербургское востоковедение, 1999. —288 с.

83. Жизнь и деяния аввы Симеона, юродивого Христа ради, записанные Леонтием, епископом Неаполя Критского // Жития византийских святых. — СПб.: изд-во «Terra Fantastica» ИД «Корвус», 1995. — С. 125-184.

84. Жирицкая Е. Ветер с Востока // Ароматы и запахи в культуре. / Сост. О. Б. Вайнштейн. В 2 т. Т 2. — М: Новое литературное обозрение, 2003. —С. 482-502.

85. Житие и деяния блаженного Симеона Столпника // Жития византийских святых. — СПб.: изд-во «Terra Fantastica» ИД «Корвус», 1995. — С. 73-94.

86. Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. В 3-х кн. Т. 1: Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст.: в 2-х ч. Ч. 2 Репринтное воспроизведение издания 1915 г.. — М.: Языки русской культуры, 2000. — 520 с.

87. Загидуллина М. В. Рацион. В 3 т. Т. 1 : Национальная идея. — Челябинск: ООО «Энциклопедия», 2008. — 192 с.

88. Загидуллина М. В. Рацион. В 3 т. Т. 2: Пища телесная как духовная. — Челябинск: ООО «Энциклопедия», 2008. — 192 с.

89. Загидуллина М. В. Рацион. В 3 т. Т. 3: Служение. — Челябинск: ООО «Энциклопедия», 2008. — 192 с.

90. Зайцева Н. Взаимосвязь личностных особенностей и рекламозависимо-сти: тендерный аспект // Тендерные разночтения: Сб. материалов конференции. — СПб.: Алетейя, 2005. — С. 120-124.

91. Зальцман JI. Ф. Жизнь Англии в Средние века. — СПб.: Евразия, 2009. — 368 с.

92. Замятин Е. И. Мы // Замятин Е. И. Мы: Роман, повести, рассказы, пьесы статьи и воспоминания. — Кишинёв: Лит. артистикэ, 1989. — С. 10-143.

93. Захер-Мазох Л. (фон). Венера в мехах // Л. фон Захер-Мазох. Венера в мехах. Ж. Делёз. Представление Захер-Мазоха. 3. Фрейд. Работы о мазохизме. — М.: РИК «Культура», 1992. — С. 16-161.

94. Зеленкова О. К. «Вегетар1анка». «Я никого не Ъм!»: 365 вегетар1анских меню (по временам года) и Руководство для приготовлены вегетар1анских кушанш / Под ред. д-ра мед. А. П. Зеленкова. 3-е изд. — СПб., 1909.— 428 с.

95. Зидер Р. Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII-XX вв.). — М.: Гуманит. изд. центр Владос, 1997. — 302 с.

96. Зорин А. Импорт чувств: к истории эмоциональной европеизации русского дворянства // Российская империя чувств: Подходы к изучению истории эмоций. — М.: Новое литературное обозрение, 2010. — С. 117-130.

97. Зорина Л. Н. Будни и праздники вятского купечества // Повседневность как текст культуры. Сборник статей. — Киров: Изд-во ВятГУ, 2005. — С. 144—150.

98. Ибн Батга ал-'Укбари. Аш-Шарх ва-л-ибана 'ала усул ас-сунна ва-д-дийана («Истолкование и разъяснение основ Сунны и религии») // Хрестоматия по исламу. — М.: Наука. Изд. фирма «Восточная литература», 1994. —С. 87-108.

99. Иваненко А. И. Оппозиция удовольствие / радость // Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. форума / Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 26 28.

100. Игнатий Лойола. Духовные упражнения.— Paris: Bibliothèque Slave de Paris, 1996. — 135 с.

101. Иконникова С. Н. Философские основы развития культурологии // История философии, культура и мировоззрение. К 60-летию профессоpa А. С. Колесникова. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. — С.68-76.

102. Каган М.С. Философия культуры. — СПб.: Петрополис, 1996. — 415 с.

103. Канетги Э. Масса и власть. — СПб: Симпозиум, 2000. — 597 с.

104. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения.— СПб.: Наука, 1999 — 471 с.

105. Кант И. Критика способности суждения // Кант И. Собр. соч. в 8 т. Т. 5. — М.: Изд-во Чоро, 1994. — 414 с.

106. Кантемир А. Д. Из Буало. Сатира третья // Собрание стихотворений. — JL: Советский писатель, 1956. — С. 348.

107. Каншинъ Д. В., МенделЪевъ Д. И. Бульонъ // Энциклопедически словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. IV А Босъ — Бунчукъ. — СПб.: Изд-во И. А. Ефрона, 1891. — С. 911-916.

108. Капатги А., Монтанари М. Итальянская кухня: История одной культуры. М.: Новое литературное обозрение, 2006. — 480 с.

109. Капкан М. В. Феномен гастрономической культуры: специфика форм репрезентации (на примере России XIX XX веков): автореф. дис. . канд. культурологии — Екатеринбург: б. и., 2010. — 26 с.

110. Карсавин JI. П. Noctes Petropolitanae // Saligia. Noctes Petropolitanae. — M.: ACT, 2004.—237 c.

111. Касавин И. Т., Щавелев С. П. Анализ повседневности.—М.: Канон+, 2004.-432 с.

112. Кастильоне Б. Придворный // Сочинения великих итальянцев XVI в. — СПб.: Алетейя, 2002. — С. 181-247.

113. Квеннелл М., Квеннелл Ч. Г. Б. Повседневная жизнь Англии во времена англосаксов, викингов и норманнов. — СПб.: Евразия, 2002 — 384 с.

114. Киньяр П. Секс и страх. — М.: Текст. — 189 с.

115. Киммел М. Тендерное общество. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006. —464 с.

116. Кирзюк А. А. Удовольствие и счастье: «дух» раннего и позднего капитализма. Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. Форума // Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 167 169.

117. Кпассен К., Хоувз Д., Синнотт А. Аромат: главы из книги // Ароматы и запахи в культуре. / Сост. О. Б. Вайнштейн. В 2 т. Т 2. — М: Новое литературное обозрение, 2003. — С. 388^163.

118. Клочков И. С. Пиры в искусстве и литературе Месопотамии // Одиссей: Человек в истории: Трапеза. — М.: Наука, 1999. — С. 50-62.

119. Ключников С. Ю. Метафизика эроса Юлиуса Эволы // Эвола Ю. Метафизика пола. — М.: Беловодье, 1996. — С. 3-22.

120. Клейн JI. С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. — СПб.: Евразия, 2004.— 480 с.

121. Кляйн М. Зависть и благодарность. Исследование бессознательных источников. — СПб.: Информационный центр психоаналитической культуры Санкт-Петербурга; БСК, 1997. — 100 с.

122. Кляйн M. Некоторые теоретические выводы, касающиеся эмоциональной жизни младенца // Кляйн М., Айзеке С., Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе. — М.: Академический Проект, 2001. — С. 287-341.

123. Кляйн М. О наблюдении за поведением младенцев// Кляйн М., Айзеке С., Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе. — М.: Академический Проект, 2001. — С. 342-393.

124. Книга о вкусной и здоровой пище Предисловие: «К изобилию!». — М.: Пищепромиздат, 1955. — С. 7-17.

125. Кнэхт Н. П. Новый опыт повседневности и феномен удовольствия // Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 337 340.

126. Кожаный П. М. Долой частную кухню! — М., 1924. — 100 с.

127. Козьякова М. И. История. Культура. Повседневность. Западная Европа: от Античности до XX века. — М.: Изд-во «Весь Мир», 2002. — 360 с.

128. Койманс JI. Художник смерти. Анатомические уроки Фредерика Рюйша. — СПб.: Наука, 2008. — 448 с.

129. Кон И. С. Мужчина в меняющемся мире. — М.: Время, 2009. — 496 с.

130. Корбен А. Миазм и нарцисс (главы из книги) // Ароматы и запахи в культуре. / Сост. О. Б. Вайнштейн. В 2 т. Т 1. — М: Новое литературное обозрение, 2003. — С. 322-436.

131. Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях // Костомаров Н. И., Забелин И. Е. О жизни, быте и нравах русского народа. — М.: Просвещение; АО «Учебная литература», 1996. — 574 с.

132. Костюкович Е. А. Еда: Итальянское счастье / Предисловие У. Эко. — М.: Эксмо, 2006 —816 с.

133. Краснодембская Н. Г. Удовольствие как средство самоутверждения и мерило общественного достоинства // Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. форума / Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 157 158.

134. Круглова JI. К. Жизнеобеспечивающие функции культуры //Фундаментальные проблемы культурологии. В 4 т. Т. 1 : Теория культуры. / Отв. ред. Д. Л. Спивак. — СПб: Алетейя, 2008, — С. 330-344.

135. Круглова Л. К. Социокультурная антропоэкология как интегративная культурологическая дисциплина // Сетевое сообщество «Российская культурология» Электронный ресурс. — URL: http://www.culturalnet.ru/main/ person/355 (дата обращения 07.06.2011).

136. Круглова Л. К. Человек как творец и творение культуры: прошлое, настоящее, будущее // Человек как творец и творение культуры: Сб. статей./ Под. ред. Л. К. Кругловой, С. Н. Иконниковой, Е. Г. Соколова. — СПб.: СПбГУ, 2009. — С. 202-213.

137. Кундера М. Шутка. — СПб.: Азбука-классика, 2005. — С. 85-86.

138. Лабрюйер Ж. де. Характеры, или Нравы нынешнего века // Размышления и афоризмы французских моралистов XVI-XVII веков. — СПб.: Corvus; Terra Fantastica; РоссКо, 1995. — С. 227-310.

139. Ламетри Ж. О. Человек-машина // Ламетри Ж. О. Сочинения / Общ. ред., предисл. и примеч. В.М. Богуславского. — М.: Мысль, 1976. — С. 183-244.

140. Лапин В.В. Петербург. Запахи и звуки. — СПб.: Европейский дом, 2007.—282 с.

141. Ларошфуко Ф. де. Максимы и моральные рассуждения // Размышления и афоризмы французских моралистов XVI-XVII веков. — СПб.: Corvus; Terra Fantastica; РоссКо, 1995. —С. 121-226.

142. Леви-Строс(с) К. Мифологики. Т. 1: Сырое и приготовленное.— М.; СПб.: Университетская книга, 1999. —406 с.

143. Леви-Строс(с) К. Мифологики. Т. 2: От мёда к пеплу. — М.; СПб.: Университетская книга, 2000. — 442 с.

144. Леви-Строс(с) К. Мифологики. Т. 3: Происхождение застольных обычаев. — М.; СПб.: Университетская книга, 2000. — 461 с.

145. Леви-Строс(с) К. Печальные тропики. — М.: Культура, 1994. — 320 с.

146. Леви-Строс(с) К. Структурная антропология. — М.: Академический проект, 2008. — 555 с.

147. Левинас Э. Время и другой // Левинас Э. Время и другой; Гуманизм другого человека. СПб.: Высш. религ.-филос. школа, 1998. — С. 21-122.

148. Левинас Э. Тотальность и Бесконечное// Левинас Э. Избранное: Тотальность и Бесконечное. —М.-СПб.: Университетская книга, 2000. — С. 66-291.

149. Левинтов А. «Как я осваивал профессии» глава «Вкусный смех сквозь потные слезы» из «Книги о вкусной жизни». [Электронный ресурс]. — URL: http://www.redshift.comy~alevintov/2008/dec/kak.htm (дата обращения 07.06.2011).

150. Ле Герер А. Ароматы Версаля в XVII-XVIII вв.: эпистемологический подход // Ароматы и запахи в культуре. / Сост. О. Б. Вайнштейн. В 2 т. Т 1. — М: Новое литературное обозрение, 2003. — С. 293-304.

151. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. — М.: Прогресс. Прогресс-Академия, 1992. — 372 с.

152. Лелеко В. Д. Открытие повседневности: живопись малых голландцев// Повседневность как текст культуры. Сборник статей. — Киров: Изд-во Вят-ГУ, 2005. —С. 327-344.

153. Лелеко В. Д. Пространство повседневности в европейской культуре. — СПб.: С.-Петербург, ун-т культуры и искусств, 2002. — 320 с.

154. Липскш А. Вкусовыя вещества // Энциклопедическш словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. VI А Винослов1е — Воланъ. — СПб.: Изд-во И. А. Ефрона, 1892. — С. 621-623.

155. Липинская В. А. Адаптивно-адаптационные процессы в народной культуре питания русских // Традиционная пища как выражение этнического самосознания. — М.: Наука, 2001. — С. 18-40.

156. Литвинский В. М. Любить и работать: в поисках утраченной реальности // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. — СПб., 2007. — Вып 1. — С. 50-56.

157. ЛотманЮ. М., ПогосянЕ. А. Великосветские обеды: Панорама столичной жизни. — СПб.: Пушкинский фонд, 1996. — 320 с.

158. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVm — начало XIX века). — СПб.: Искусство-СПБ, 1999. —415 с.

159. ЛоуренсД. Г. Женщины в любви.— СПб.: ИД «Азбука-классика», 2007. —С. 126.

160. Лоуэн А. Психология тела: биоэнергетический анализ тела. — М.: Институт общегуманитарных исследований, 2006. — 256 с.

161. Лукреций. О природе вещей. — М.: Изд-во АН СССР, 1945. — 451 с.

162. Лутовинова И. С. Слово и пище русских. — СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1997. —304 с.

163. Лэнг Р. Д. Расколотое «Я». — СПб: Белый кролик; М.: Изд. центр «Академия», 1995. — 352 с.

164. Мазалова Н. Е. Состав человеческий: Человек в традиционных соматических представлениях русских. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001. —192 с.

165. Майничева А. Ю. Питание белорусов, греков и эстонцев Верхнего Прио-бья в первой половине XX в. // Традиционная пища как выражение этнического самосознания. — М.: Наука, 2001. — С. 99-111.

166. Маламуд Ш. Индийский подход к обольщению // Маламуд Ш. Испечь мир: Ритуал и мысль в Древней Индии. — М. Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 2005. — С. 189-203.

167. Малви Л. Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф // Антология тендерной теории. Минск: Пропилеи, 2000. — С. 280-296.

168. Марион Ж.-Л. Пусть возбуждается плоть. Отрывок из книги «Эротический феномен» // Зеркало. Электронный ресурс. — № 27-28, 2006. — URL: http://magazines.russ.ru/zerkalo/2006/27/ma9-pr.html (дата обращения 07.06.2011).

169. Марков Б. В. Знаки бытия. — СПб.: Наука, 2001. — 566 с.

170. Марков Б. В. Культура повседневности. — СПб.: Питер, 2008. — 352 с.

171. Марков Б. В. После оргии // Бодрийяр Ж. Америка. — СПб.: Владимир Даль, 2000. — С. 5-64.

172. Марков Б.В. Удовольствие от речи // Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. форума / Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 71 72.

173. Марков Б. В. Храм и рынок: Человек в пространстве культуры. — СПб.: Алетейя, 1999.— 296 с.

174. Марков Б. В. Человек и язык // Языки философии / Под ред. Е. Я. Режабека, Б. В. Маркова, Ю. М. Шилкова. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. — С. 335-351.

175. Маркузе Г. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества // Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества. — М.: ООО «Издательство ACT», 2003. — С. 251-515.

176. Маркузе Г. Эрос и цивилизация // Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества. — М.: ООО «Издательство ACT», 2003. — С. 5-250.

177. Массовая культура России конца XX в. / Под ред. В. Е. Васильева, Е. Г. Соколова. В 2 ч. Ч. 1. — СПб.: Санкт-Петерб. филос. общ-во, 2001. — 224 с.

178. Массовая культура России конца XX в. / Под ред. Б. Г. Соколова, Е. Г. Соколова. В 2 ч. Ч. 2. — СПб.: Санкт-Петерб. филос. общ-во, 2001. — 304 с.

179. Мелыииор-Бонне С. История зеркала. — М.: Новое литературное обозрение, 2006. —456 с.

180. Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. Включая рабочие записи.— Мн.: Логвинов, 2006. — 400 с.

181. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия.— СПб.: Наука; Ювента, 1999. —606 с.

182. Мид М. Культура и мир детства. — М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1988. — 432 с.

183. Мишель Д. Ватель и рождение гастрономии. — М.: Новое литературное обозрение, 2002. —419 с.

184. Монтень М. Опыты. В трёх книгах. Т. 1: Книги первая и вторая. — М.: Наука, 1980. — 703 с.

185. Мор Т. Утопия. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. — 270 с.

186. Морина Л. П. Перекрёсток: тело // Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. форума / Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 17-20.

187. Моруа А. Письма незнакомке // Моруа А. Эссе. — М.: Согласие, 2001. — С. 65-234.

188. Мосс М. Техники тела// Мосс М. Общества, обмен, личность: Труды по социальной антропологии. — М.: Вост. лит., 1996. — С. 242-263.

189. Мутьева М. А. Формирующий современность Принцип Удовольствия // Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. форума / Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 319 323.

190. Мюрэ Ф. После истории // Иностранная литература. Электронный ресурс. — № 4, 2001. — URL: ht1p://magazines.russ.ru/mostran/2001/4/mure.html (дата обращения 07.06.2011).

191. Найдёнова Л. П. Трапеза в старшей редакции Домостроя: парадоксы кодификации // Одиссей: Человек в истории: Трапеза. —М.: Наука, 1999. — С. 78-84.

192. Одоевский В. Ф. Кухня: Лекции господина Пуфа, доктора энциклопедии и других наук, о кухонном искусстве. — СПб.: изд-во Ивана Лимбаха, 2007. — 728 с.

193. Осипова О. С. Тенденции гедонизма и аскетизма в ценностно-нормативном осмыслении брака в России // Феномен удовольствия в культуре. Материалы международного научного форума. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004.—С. 131-136.

194. Орлова H. X. Н. А. Мужчина как субъект удовольствия // Феномен удовольствия в культуре. Материалы международного научного форума. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 142-146.

195. Ортега-и-Гассет X. Три этюда о вине // Ортега-и-Гассет X. Запах культуры. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. — С. 41-55.

196. Оссовская М. Рыцарь и буржуа: Исследования по истории морали. — М.: Прогресс, 1987. — 527 с.

197. Павлов А. А. Физиология любви Лукреция // Тендер и общество в истории. СПб.: Алетейя, 2007. — С. 28-60.

198. Палья К. Личины сексуальности. — Екатеринбург: У-фактория; Изд-во Уральского ун-та, 2006. — 880 с.

199. Пантелеев Л. Из старых записных книжек (1924-1947)// Пантелеев Л. Приоткрытая дверь: Рассказы. Очерки. Разговор с читателем. Из старых записных книжек. — Л.: Советский писатель. — С. 229-540.

200. Пастернак Б. Л. Доктор Живаго // Пастернак Б. Л. Полн. собр. соч. в 11 т. Т 4: Доктор Живаго. — М.: Слово / SLOVO, 2004. — С. 450.

201. Пёрлз Ф., Гудмен П., Хефферлин Р. Практикум по гештальттерапии // Пёрлз Ф. Внутри и вне помойного ведра; Пёрлз Ф., Гудмен П., Хефферлин Р. Практикум по гештальттерапии. — СПб.: Петербург-XXI век; М.: Изд. центр. «Академия», 1997 — С. 220-440.

202. Петроний Арбитр. Сатирикон // Петроний Арбитр. Сатирикон. Апулей. Метаморфозы. — М.: Правда, 1991. С. 25-152.

203. Пигров К. С. Терпение — источник радости // Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. форума / Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 41 43.

204. Платон. Филеб // Платон. Собр. соч. в 4 т. Т. 3. — М.: Мысль, 1994. — С. 7-79.

205. Плиский Н. Реклама. Ея значеше, происхождение и истор1я. Примеры рекламирован1я. — СПб.: Издаше Ф. В. Щепанского, 1894. — 175 с.

206. Плутарх. Застольные беседы // Плутарх. Моралии: Сочинения. — М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999. — С. 41-278.

207. Плутарх. О демоне Сократа// Плутарх. Моралии: Сочинения.— М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999. — С. 674-711.

208. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Полный перевод. — М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2006. — 1504 с.

209. Подорога В. А. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. Материалы лекционных курсов 1992-1994 годов. —М.: Ad Marginem, 1995. — 340 с.

210. Полякова О. А. Вятский быт середины XIX века в эпистолярном наследии Г. Каменьского // Повседневность как текст культуры. Сборник статей. — Киров: Изд-во ВятГУ, 2005. — С. 150-152.

211. Похлёбкин В. В. Моя кухня и моё меню. — М.: Центрполиграф. — 430 с.

212. Правила святых Апостолов // Каноны, или книга правил святых Апостолов, Святых Соборов, Вселенских и Поместных, и Святых Отцов. — СПб., 2000,—С. 12-28.

213. Прус Б. Кукла. — М.: Гос. изд-во худож. литературы, 1955. — С. 251-252.

214. Пруст М. По направлению к Свану. — М.: Республика, 1992. — С. 42-46.

215. Пушкарёва H.JI. «Мёд и млеко под языком у неё» (Женские и мужские уста в церковном и светском дискурсах России X начала XIX в.)// Тело в русской культуре. — М.: Новое литературное обозрение, 2005. — С. 78-101.

216. Пыляев М. И. Старое житьё: Очерки иразсказы о бывшихъ въ отошедшее время обрядахъ, обычаяхъ и порядкахъ въ устройств^ домашней и общественной жизни. Репринтное воспроизведение издания 1897 года. — М.: Книга, 1990. —321 с.

217. Райвери Дж. О происхождении психического конфликта в раннем младенчестве // Кляйн М., Айзеке С., Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе. — М.: Академический Проект, 2001. — С. 82-120.

218. Раймонди К. Речь в защиту Эпикура против стоиков, академиков и перипатетиков // Эстетика Ренессанса. В 2 т. Т. 1.— М.: Искусство, 1981.— С. 67-76.

219. РайхВ. Сексуальная революция— СПб.: Университетская книга; М.: ACT, 1997. —352 с.

220. Ребора Дж. Происхождение вилки: История правильной еды. — М.: КоЛибри, 2007. — 224 с.

221. Решетников М. М. Глобализация — самый общий взгляд // Решетников М.М. Психодинамика и психотерапия депрессий. — СПб.: Восточно-Европейский институт психоанализа, 2003. —С. 107-127.

222. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: Academia-Центр; Медиум, 1995. —410 с.

223. Рикёр П. Память, история, забвение / Пер. с франц. — М.: Изд-во гуманитарной литературы, 2004 (Французская философия XX века). — 728 с.

224. Розанов В. В. Люди лунного света. — СПб.: ИД «Азбука-классика», 2008.—272 с.

225. Романов П. В. Застольная история государства Российского. — М.: ЗАО изд-во Центрполиграф; ООО «МиМ-Дельта», 2002. — 607 с.

226. Ромек Е. А. Античные практики «заботы о себе» как ресурс развития способности наслаждения в психотерапии // Феномен удовольствия в культуре. Материалы международного научного форума. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 115-118.

227. Русская старина: Путеводитель по XVIII веку / Авт.-сост. Кургатни-ков А. В. — М.: РИК «Культура»; СПб.: инф.-изд. агентство «ЛИК», 1996. —380 с.

228. Руссо Ж.-Ж. Исповедь // Руссо Ж.-Ж. Избранное: Исповедь. Прогулки одинокого мечтателя. — М.: «ТЕРРА»—«TERRA», 1996. — 7-534.

229. Руссо Ж.-Ж. Юлия, или Новая Элоиза. — М: Худож. литература, 1968. — С. 417-418.

230. Рытхэу Ю. С. В долине Маленьких зайчиков. Электронный ресурс. — URL: http://www.litportal.ru/genre40/author3516/read/page/8/book22707.html (дата обращения 07.06.2011).

231. Рытхэу Ю. С. Магические числа. Электронный ресурс. — URL: http://www.litportal.ru/genrel4/author3516/read/page/14/book22800.html (дата обращения 07.06.2011).

232. Саган Ф. Смутная улыбка// Саган Ф. Избр. произведения в 3-х тт. Т. 1: Романы, пьесы для театра. — М.: Библиосфера, 1997. — С. 99.

233. Сайд Э. В. Ориентализм: Западные концепции Востока. — СПб.: Русский Mip-ь, 2006. — 637 с.

234. Сарна А. Я. ПанОптикум «МакДональдс»: кулинария и власть // Топос. Фи-лософско-культурологический журнал. № 1. — Минск, 2000. — С. 144-151.

235. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. — М.: Республика, 2000. — 639 с.

236. Сборник рецептур таджикских национальных блюд и кулинарных изделий (предисловие, введение). —Душанбе: Ирфон, 1986. — С. 3-6.

237. Светлов Р. В. Фанни и Интернет // Искусство любви: От философии до техники / сост., предисл., коммент. Р. Светлова. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2007. — С. 276-290.

238. Светоний, Гай Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей.— М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2003. — 528 с.

239. Сен-Симон, герцог де (JI. де Рувруа). Мемуары: Избранные части «Подлинных воспоминаний герцога де Сен-Симона о царствовании Людовика XIV и эпохе регентства» в 2-х тт. Т. 1. М.-Л.: Academia, 1934. — 512 с.

240. Серр М. Не торопитесь, молчите, вкушайте! // Ароматы и запахи в культуре. / Сост. О. Б. Вайнштейн. В 2 т. Т. 1. — М: Новое литературное обозрение, 2003. — С. 35^10.

241. Сидоренко И. В. Антропология счастья. — М.: МАКС Пресс, 2006 — 304 с.

242. Сименон Ж. Льёт дождь // Сименон Ж. Трубка Мегрэ: Повести. — М.: Энергоиздат, 1981. — С. 390-391.

243. Синдаловский H.A. Пороки и соблазны Северной столицы. Светская и уличная жизнь в городском фольклоре. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. — 379 с.

244. Смирнов А. В. Глобальный потребитель как современная модель культурного слоя // Глобальное пространство культуры. Материалы международного форума. — СПб.: Центр изучения культуры, 2005. — С. 186-188.

245. Смоллетт Т. Приключения Перигрина Пикля. — М.: Гос. изд-во худож. литературы 1955. — С. 217-220.

246. Смоляк О. А. Удовольствие от соблазна: экспликации стратегии поведения в философских дискурсах // Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. форума / Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 323 326.

247. Соболь М. Мойры. М.: Фантом-Пресс, 2008. — С. 259.

248. Соловьёв В. С. Смысл любви // Соловьёв В. С. Сочинения в 2 т. Т. 2. — М.: Мысль, 1988. С. 493-547.

249. Стил В. Корсет. — М.: Новое литературное обозрение, 2010. — 272 с.

250. Сурова Е .Э. Глобальная эпоха: полифония идентичности. — СПб.: из-во «Осипов»; Центр изучения культуры филос. фак-та СПбГУ, 2005 — 352 с.

251. Сурова Е. Э. Европеец «отчуждённый»: Персоналистская личность. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. — 284 с.

252. Сурова Е. Э. Идентифицирующая позиция удовольствия // Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. форума / Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 313-319.

253. Тархановъ И. Вкусъ // Энциклопедическш словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. T. VT А Винослов1е — Воланъ. — СПб.: Изд-во И. А. Ефрона, 1892. —С. 623-625.

254. Темкина А. А. Сексуальнось, идентичность и женское удовольствие в биографических интервью // Феномен удовольствия в культуре: Материалы междунар. форума / Под ред. Кириленко С. А. — СПб.: Центр изучения культуры, 2004. — С. 146 150.

255. Тимофеева Н. В. Ментальность литературных героев романов Франсуазы Саган // Ментальность этнических культур: Материалы международной научной конференции. — СПб.: Балт. гос. тех. ун-т, 2005. — 139-144.

256. Толстой J1. Н. Анна Каренина // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. в 90 т. Т. 18. — М.-Л.: Гос. изд-во «Худож. литература». 1934. — С. 38-39.

257. Толстой Л. Н. Война и мир // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. в 90 т. Т. 10. — М.-Л.: Гос. изд-во «Худож. литература», 1938. — С. 60.

258. Толстой Л. Н. Первая ступень // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. в 90 т. Т. 29. — М.-Л.: Гос. изд-во «Худож. литература», 1954. — С. 57-85.

259. Томенко М. Теор1я украшського кохання. — Кшв: Генеза, 2010. — 128 с.

260. Топоров В. Н. Еда // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. Т. 1. — М.: Сов. энциклопедия. — С. 427-429.

261. Тэффи (Н. А. Лохвицкая). На новый, 1927 год // Тэффи. Ностальгия: Рассказы. Воспоминания. — Л.: Худож. литература (Ленинградское отделение), 1991 — С. 190.

262. Февр Л. Чувствительность и история. Как воссоздать эмоциональную жизнь прошлого // Февр Л. Бои за историю. — М.: Наука, 1990. — С. 111-125.

263. Философия пира: Опыт постижения. — СПб.: Изд.-торг. дом «Летний сад», 1999. —131 с.

264. Философская антропология как интегративная форма знания / Под ред. Б. В. Маркова, А. В. Говорунова. — СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 2001. —304 с.

265. Философская антропология: Очерк истории / Под ред. Б. В. Маркова, А. Н. Исакова. — СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 2003. — 384 с.

266. Фрейд 3. Анализ фобии пятилетнего мальчика // Фрейд 3. Психология бессознательного. —М.: Просвещение, 1989. — С. 39-121.

267. Фрейд 3. Недовольство культурой// Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. —М.: Просвещение, 1992. — С. 65-134.

268. Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия // Фрейд 3. Психология бессознательного. —М.: Просвещение, 1989. —С. 382-424.

269. Фромм Э. Здоровое общество // Психоанализ и культура. Избранные труды Карен Хорни и Эриха Фромма. — М.: Юристъ, 1995. — С. 273-596.

270. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. — М.: ООО «Фирма „Издательство ACT"», 1998. — 784 с.

271. Фуко М. Воля к знанию // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. — М.: ИД «Касталь», 1996. — С. 97-268.

272. Фуко М. История сексуальности-Ш: Забота о себе. — Киев: Дух и литера; Грунт; М.: Рефл-бук, 1998. —288 с.

273. Фуко М. Ненормальные. — СПб.: Наука, 2005. — 432 с.

274. Фуко М. Рождение клиники. — М.: Смысл, 1998. — 310 с.

275. Фукс Э. Erotica. Ренессанс. Буйство плоти. — М.: Изд-во Диадема-пресс, 2001. —800 с.

276. Хайдеггер М. Бытие и время. — М.: Ad Marginem, 1997. — 452 с.

277. Хайманн П. Функции интроекции и проекции в раннем младенчестве // Кляйн М., Айзеке С., Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе. — М.: Академический Проект, 2001. — С. 191-249.о и

278. ХёйзингаИ. Осень Средневековья// ХёйзингаИ. Соч. в 3-х тт. Т. 1.— М.: Изд. группа «Прогресс» — «Культура», 1995. — 416 с.

279. Хмелевская Ю. Ю. «История эмоций» в современной историографической парадигме: истоки, возможности и проблемы // Историческая наука сегодня: Теории, методы, перспективы. — М: Изд-во ЛКИ, 2011. — С. 452^61.

280. Хоркхаймер М., Адорно Т. В. Диалектика Просвещения.Философские фрагменты — М.; СПб.: Медиум; Ювента, 1997. — 310 с.

281. Хорни К. Невротическая личность нашего времени. — 2-е изд. — М.: Академический проект, 2008. — 208 с.

282. Цветаева М. И. Мои службы дневниковые записи. // За всех — противу всех!: Судьба поэта: В стихотворениях, поэмах, очерках, дневниковых записях, письмах. — М.: Высш. школа, 1992. — С. 44.

283. Чередниченко Т. В. Праздничность // Новый мир. Электронный ресурс.— № 11, 2002.— URL: http://magazines.russ.ru/novyimi/2002/ll/ chered.html (дата обращения 07.06.2011).

284. Чернышевский Н. Г. Антропологический принцип в философии // Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 15 т. Т. 7.— М.: Худож. литература, 1950. —С. 222-295.

285. Чернышевский Н. Г. Что делать? // Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 15 т. Т. 11. — М.: Худож. литература, 1939. — С. 162.

286. Шахнович М. М. Христианизация эпикуреизма в эпоху Возрождения и раннего Нового времени // Христианская культура на пороге третьего тысячелетия: Материалы научной конференции. Серия «Symposium», вып. 5. — СПб.: СПб. филос. общ-во, 2000. — С. 21-28.

287. Шестаков В. П. Эрос и культура: философия любви и европейское искусство. — М.: Республика; ТЕРРА—Книжный клуб, 1999. —464 с.

288. Шилков Ю. М. Психосоматические структуры сознания // Метафизические исследования: Альманах Лаборатории Метафизических Исследований при Философском факультете СПбГУ. Вып 6: Сознание. — СПб.: СПбГУ, 1998.—С. 76-98.

289. Шолохов М. А. Тихий Дон. В 2 т. Т. 2. — М.: Воениздат, 1964. — С. 519.

290. Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. — 1056 с.

291. Щюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. № 2. — М., 1988. — С. 129-137.

292. Шюц А. Концепция интерсубъективности в феноменологической социологии // Диалог. Карнавал. Хронотоп. № 4. — Витебск, 1995. — С. 30-35.

293. Шпренгер Я., Инсисторис Г. Молот ведьм. — СПб.: Амфора, 2001. — 525 с.

294. Щербаков В. П. Социокультурные механизмы становления человека: ан-тропотехники и нтропотехнологии. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. —228 с.

295. Эвола Ю. Метафизика пола. — М.: Беловодье, 1996. — 344 с.

296. Элиас Н. Общество индивидов. — М.: Праксис, 2001. — 336 с.

297. Элиас Н. Придворное общество: Исследования по социологии короля и придворной аристократии. — М.: Языки славянской культуры, 2002. — 368 с.

298. Элиас Н. О процессе цивилизации: Социогенетические и психогенетические исследования. В 2 т. Т. 1: Изменения в поведении высшего слоя мирян в странах Запада. —М.-СПб.: Университетская книга, 2001. — 332 с.

299. Элиас Н. О процессе цивилизации: Социогенетические и психогенетические исследования. В 2 т. Т. 2: Изменения в обществе. Проект теории цивилизации. — М.-СПб.: Университетская книга, 2001. — 382 с.

300. Энафф М. Маркиз де Сад. Изобретение тела либертена. — СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2005. — 447 с.

301. Энгельгардт А. Н. Из деревни. 12 писем 1872-1887.— М.: Гос. изд-во сельскохоз. литературы, 1956. —490 с.

302. Эразм Роттердамский. Эпикуреец // Эразм Роттердамский. Разговоры запросто. —М: Худож. литература, 1969. — 703 с.

303. Эриксон Э. Детство и общество. — СПб.: Ленато, ACT, Фонд «Университетская книга», 1996. — 595 с.

304. Эрнер Г. Жертвы моды? Как создают моду, почему ей следуют. — СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2008. — 272 с.

305. Этикет у народов Южной Азии. / Ред. Н. Г. Краснодембская. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 1999. — 304 с.

306. Юности честное зерцало, Или показаше кь жгтеюкому обхождеюю. Собранное оть разныхъ авторовъ факсимильное издание оригинала 1717 г.. — М.: Гос. библиотека им. В. И. Ленина; изд-во «Худож. литература», 1976. — 88 с.

307. Юхнёва Е. Д. Из Петергофа с Стрельну по Царской (Нижней) дороге. XIX век. — СПб.: Паритет, 2007. — 368 с.

308. Юэска Р. Взгляд Запада на славянское тело (1909-1914). Русские сезоны в Париже // Тело в русской культуре. — М.: Нов. литер, обозрение, 2005. — С. 177-193.

309. Яцутко Д. Рождение мысли о потомстве. Электронный ресурс.— URL: http://yatsutko.net/index.php?option=comcontent&task^iew&id=28«feItemid=31 (дата обращения 07.06.2011).

310. Akçitl. The Mystery of the Ottoman Harem.— Istanbul: Akçit kiiltur ve turism yayincilik, 2005. — 180 p.

311. Akt Malzenski — Szansa Spotkania z Bogiem i miçdzy Malzonkami. Электронный ресурс. — URL: http://www.szansaspotkania.net (дата обращения 07.06.2011).

312. Almanach des Gourmands, servant de guide dans les moyens de faire excellente chere. Par un vieux Amateur / ed. A. B. L. Grimod de La Reynière. — Paris, 1803.

313. Amos M. A. «For manners make man»: Bourdieu, de Certeau, and the common appropriation of noble manners in the Book of Courtesy // Medieval Conduct. — Minneapolis: University of Minnesota Press, 2001. — P. 23^48.

314. Berchoux J. La Gastronomie, poème. Xe éd.; corrigée et augmentée. — Bruxelles: Société Belge de Librairie, etc.; Hauman, Cattoir et сотр., 1837. — 156 p.

315. Boileau-Despréaux N. Satire III // Boileau-Despréaux N. Œuvres. Avec un commentaire par M. de Saint-Surin. V. 1: Satires. — Paris: J. J. Biaise, libraire; L'imprimerie de P. Didot, 1821. — P. 106-129.

316. Bollas C. The aesthetic moment and the search for transformation // Transitional objects and potential spaces: Literary uses of D. W. Winnicott. — N.Y.: Columbia University Press, 1993. — P. 40-49.

317. Bon O. The Sultans seraglio: An intimate portrait of life at the Ottoman court. — London: Saqi Books, 1996. — 165 p.

318. Borero M. Communal dining and state cafeterias in Moscow and Petrograd, 1917-1921 // Food in Russian history and culture. — Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1997. — P. 162-176.

319. Bourdieu P. Distinction: A social critique of the judgement of taste. — Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1984. — 613 p.

320. Bozkurt К. E. Life in the Harem Istanbul: Keskin Col. Kartp. Ltd — 2005. — 48 p.

321. Colligan С. The Traffic in Obscenity from Byron to Beardsley : Sexuality & Exoticism in Nineteenth Century Print Culture . — New York : Palgrave Macmil-lan, 2006. —256 p.

322. Dumas A. Grand dictionnaire de cuisine. Электронный ресурс. — Paris: Alphonse Lemerre, éd., 1873.— URL: http://www.pitbook.com/textes/pdf/ dumascuisine.pdf (дата обращения 07.06.2011).

323. Elias N. Involvement and detachment. — Oxford; N.Y.: Blackwall, 1987. —185 p.

324. Elias N. What is sociology? — N.Y.: Columbia University Press, 1978. — 187 p.

325. Erdogan S. N. Sexual life in Ottoman society. — Istanbul: Dônence Basim ve Yayin Hizmetleri, 2007. — 143 p.

326. Goldstein D. Is hay only for horses? Highlights of Russian vegetarianism at the turn of the century // Food in Russian history and culture. — Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1997. — P. 103-123.

327. Goody J. Cooking, Cuisine, and Class: A Study in Comparative Sociology. — Cambridge: Cambridge University Press, 1996. — 264 p.

328. Giants M. Food as Art: painting in late Soviet Russia // Food in Russian history and culture. —Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1997. —P.215-238.

329. S. Gregory the Great. Morals on the Book of Job. Vol. Ш (П). — Oxford: J. H. Parker; London: F. & J. Rivington, 1850. — Ca. 560 p.

330. Histoires de cuisines (Cooking matters). — Paris: Editions du Musée National d'Histoire Naturelle, 1996. — 48 p.

331. Kipnis L. (Male) Desire and (Female) Disgust: Reading Hustler // Popular culture: production and consumption / Ed. C. L. Harrington, D. D. Bielby. — Blackwell Publishing, 2004. — P. 133-153.

332. Knotz K. Seks jakiego nie znacie. Dla malzonkôw kochaj^cych Boga. — Czq-stochowa: Edycja Swiçtego Pawla, 2009. — 216 s.

333. Marcus S. The Other Victorians: a Study of Sexuality and Pornography in Mid-Nineteenth-Century England. — Piscataway (New Jersey): Transaction Publishers, 2009. — 313 p.

334. Medina J. The Genetic Inferno: Inside The Seven Deadly Sins. — Cambridge: Cambridge University Press, 2000. — 368 p.

335. Mintz S. W. Tasting Food, Tasting Freedom: Excursions into Eating, Culture and the Past. — Boston: Beacon Press, 1997. — 176 p.

336. Michel D. Le dessert au XVIIe siècle II Dix-septième siècle, 4/2002 (n° 217, Le siècle de Vatel). — Paris: Presses Universitaires de France. — P. 655-662.

337. Morgan S. (Lady Morgan). France in 1829-1830. Vol. II — London: Saunders andOtley, 1830 —559 p.

338. Munro G. E. Food in Catherinian St. Petersburg // Food in Russian history and culture. —Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1997. — P. 31-48.

339. Ferguson P. P. Accounting for taste: The triumph of French cuisine. — Chicago: The University of Chicago Press, 2004. — 262 p.

340. Frierson C. A. Forced hunger and rational restraint in the Russian peasant diet: one populist's vision // Food in Russian history and culture. — Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1997. —P. 49-66.

341. Reddy W. M. The Navigation of Feeling. A Framework for the History of Emotions. — Cambridge: Cabbridge University Press, 2001. — 396 p.

342. Rothstein H., Rothstein R. A. The beginnings of Soviet culinary arts // Food in Russian history and culture. — Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1997. —P. 177-194.

343. The Social construction of Emotions / Ed. R. Harre. — Oxford: Blackwell, 1989. —328 p.

344. Sipe D. Social Gastronomy: Fourier and Brillat-Savarin // French Cultural Studies Электронный ресурс. — August 2009: 20 (3). — P. 219-236. — URL: http://frc.sagepub.eom/content/20/3.toc (дата обращения 07.06.2011).

345. Slow Food International — Good, Clean and Fair food. Официальный сайт движения Slow Food Электронный ресурс. — URL: http://www.slowfood.-com (дата обращения 07.06.2011).

346. Spary E. Making a science of taste: The Revolution, the learned life and the invention of 'gastronomie' // Consumers and luxury: Consumer culture in Europe 1650-1850. —Manchester; N.Y.: Manchester University Press, 1999. —P. 170-182.

347. Sponsler C. Eating lessons: Lidgate's «Dietary» and consumer conduct // Medieval conduct. — Minneapolis: University of Minnesota Press, 2001. — P. 1-22.

348. Stearns P, Stearns C. Emotionology: Clarifying the History of Emotions and Emotional Standards // American Historical Review. Vol. 90. October 1980. — P. 813-836.

349. Steingarten J. The Man who Ate Everything: And Other Gastronomic Feats, Disputes and Pleasurable Pursuits. —New York: Alfred A. Knopf, 1997. — 514 p.

350. Thomas Aquinas. Summa Theologica. Электронный ресурс.— URL: http://www.newadvent.org/summa/index.html (дата обращения 07.06.2011).

351. Toomre J. Food and national identity in Soviet Armenia // Food in Russian history and culture.—Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1997. —P. 195-214.

352. Two Fifteenth-Century Cookery-Books facsimile of the edition published in 1895 by N. Triibner & Co., London. — Adamant Media Corporation (Elibron Classics), 2005. — 151 p.

353. Wilson S. Errô: l'extase matérielle (1999). Электронный ресурс.— URL: http://www.courtauld.ac.uk/people/wilson-sarah/ERRO.pdf— 20 р. (дата обращения 07.06.2011).

354. Winnicott D. W. The maturational processes and the facilitating environment. — London: Karnac Books Ltd, 2007. — 297 p. /