автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Куртузная традиция в испанской сентиментальной повести XV века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Куртузная традиция в испанской сентиментальной повести XV века"

00348Э4 Ю

На правах рукописи

ПАСТУШКОВА НАТАЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

КУРТУАЗНАЯ ТРАДИЦИЯ В ИСПАНСКОЙ СЕНТИМЕНТАЛЬНОЙ ПОВЕСТИ XV ВЕКА

Специальность 10.01.03 - Литература народов стран зарубежья

(испанская)

1 7 ДЕК 2009

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва - 2009

003489410

Работа выполнена на кафедре сравнительной истории литератур Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Павлова Нина Сергеевна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук Евдокимова Людмила Всеволодовна кандидат филологических наук Можаева Анита Борисовна Ведущая организация: Московский государственный университет

Защита состоится «24» декабря 2009 года в_часов на заседании

Совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198 04 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу ГСП-3, 125993 Москва, Миусская пл , д 6

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета

Автореферат разослан «_» ноября 2009 года

Ученый секретарь совета,

кандидат филологических наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Предметом исследования данной диссертации является испанская «сентиментальная повесть» XV века («novela sentimental» - этот термин, принятый в испанском литературоведении, никак не связан с понятием европейского сентиментализма), особый жанр испанской словесности, не имеющий аналогов в других европейских литературах Объектом анализа стало проявление и преломление куртуазной традиции в этих произведениях В качестве непосредственного материала для исследования выбраны повести Хуана Родригеса дель Падрона «Вольный раб любви» (1440), «Рассуждение о любви Арнальте и Лусенды» (1491) и «Любовный плен» (1492) Диего де Сан Педро, а также «История Гризеля и Мирабельи» (1495) Хуана де Флореса В работе сознательно были использованы произведения, относящиеся к «классическому» периоду бытования сентиментальной повести, так как в них наиболее ярко проявляются особенности, связанные с куртуазной традицией и ее ролью в повестях. Кроме того, в диссертации привлечен широкий круг текстов, без учета которых невозможно представить полную картину развития испанской литературы в XV в, а соответственно и осуществить научно обоснованный анализ заявленной темы.

Основной целью является исследование эволюции и движения куртуазной тематики и топики в рамках повестей Для достижения указанной цели необходимо было решить более частные задачи:

- выявить истоки и корни связи повестей с куртуазной традицией,

- показать связь сентиментальной повести с испанской куртуазной поэзией сборников Кансьонеро (на тематическом и языковом уровнях),

- проследить роль прозаических сочинений (трактатов о любви, перевода-переложения «Героид» Овидия, выполненного Хуаном Родригесом

дель Падроном) в процессе формирования жанра сентиментальной повести;

- выявить особенности повествовательной структуры испанских сентиментальных повестей функция фигуры Автора (как самостоятельного персонажа) и роль аллегории

Теоретико-методологическую основу исследования составляют работы отечественных ученых (А Н Веселовский, МЛ Гаспаров, М Б Мейлах, Д С Лихачев), зарубежных историков и теоретиков литературы (Э Курциус, П Зюмтор, X,- Р Яусс, Ч Кэни) Взгляд на движение и развитие отдельно взятого понятия, позволяет увидеть системность и выстро-енность интересующего явления, его возможные модификации Следуя взглядам А Н Веселовского на историю литературы как на «движение форм падающих и снова восходящих», то есть собственно эволюцию жанров, обусловленную, с одной стороны, внутренней логикой (преданием), а также «спросом общественных идеалов», строилось данное исследование С точки зрения анализа сентиментальных повестей ключевыми являются работы А. Кортихо Оканьи, К Виннома, Д Цвитановича, А. Дурана, А Дейермонда

Научная новизна работы заключается в том, что сентиментальная повесть и куртуазная традиция в ней рассматриваются в свете национальной испанской литературы, изнутри которой и рождается жанр В отличие от общепринятого среди западных испанистов подхода, когда корни (соответственно, и тексты-образцы) формирования повестей пытаются найти за пределами национальной литературы, основное внимание в диссертации сконцентрировано именно на испанской, даже еще уже - кастильской литературе Запоздалая рецепция куртуазного наследия, как об этом писало большинство исследователей еще в середине XX в , на практике оказалась вполне самостоятельным и уникальным в своем роде явлением Постепенно сентиментальная повесть начинает занимать достойное место в истории

испанской литературы, не просто как маргинальное явление, вспыхнувшее и угасшее в достаточно сжатые сроки, но как один из важнейших шагов на пути формирования и появления художественной повествовательной литературы эпохи Возрождения (включая Сервантеса)

Научно-практическая значимость. Материалы и выводы диссертации могут найти применение в вузовской практике чтение курсов и специальных курсов по истории испанской литературы Средних веков и Возрождения Также итогом проделанной работы может стать перевод и первая публикация на русском языке фрагментов из произведений сентиментальных повестей, либо отдельных текстов целиком Это даст возможность широкому кругу исследователей (а не только испанистам) познакомиться с уникальным явлением европейской литературы конца XV века

Апробация результатов работы. Результаты исследования и основные положения диссертации отражены в статьях, в докладе на международной конференции «Теория трех стилей и европейские средневековые литературы Поэтики и литературная практика» (Москва, 2008) и на заседаниях кафедры сравнительной истории литератур Российского государственного гуманитарного университета.

Структура работы. Диссертация состоит из трех глав, введения, заключения, списка использованной литературы и приложения

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во Введении обосновывается выбор темы, научная новизна, актуальность и методологическая основа диссертации, определяются цель, задачи и методы исследования, описывается степень изученности поставленных проблем

Первая глава называется «Поэтическая модель куртуазной любви и сентиментальная повесть».

С целью показать соотношение испанской придворной поэзии XV века и сентиментальной повести, в работе, прежде всего, уточняется содержание и весь комплекс представлений, вкладываемых в понятие «куртуазная любовь», поскольку именно оно лежит в основании дальнейшего сопоставительного анализа Для уточнения и последующего плодотворного использования этого термина в работе рассматриваются истоки происхождения понятия «Fin' amors», дается краткий экскурс в историю проблемы и исследование тех аспектов, которые вызывают наибольшие разногласия Это необходимо, чтобы обосновать и показать правомерность употребления словосочетания «куртуазная любовь» («amor cortés») применительно к анализируемым текстам Уже на данном этапе работы мы хотели подчеркнуть своеобразие и специфику общеевропейского явления, попадающего на испанскую почву Исходя из факта влияния (прямого или опосредованного) провансальской любовной поэзии на становление куртуазной поэзии в европейских литературах, важно было показать, что испанская традиция (в том числе галисийско-португальская поэзия XII-XIII вв ) по своему адаптирует и перерабатывает понятие «куртуазной любви», придавая ему уникальные черты и звучание.

В Первом разделе первой главы проводится сопоставление воззрений на представления о любви в испанской придворной поэзии и непосредственно в сентиментальных повестях В ходе анализа поэзии крупнейших представителей испанской придворной поэзии, таких как Хорхе

Манрике, Хуан де Мена и Маркиз де Сантильяна, а также большого числа менее известных поэтов, нами вычленяются ключевые характеристики и коннотации понятия «Любовь» (любовь-радость, любовь-наслаждение, любовь-страдание, любовь-болезнь). В поэзии преобладает воззрение на любовь скорее как на тягостное, но вместе с тем сладостное испытание, в большинстве случаев лирический герой (что вполне отвечает духу куртуазной поэзии в целом) болезненно страдает и терзается своим чувством, одновременно радуясь ему Именно поэтому возникают столь характерные словосочетания как «deleitoso tormento» (восхитительное мучение), «el placiente dolor» (приятная боль), «los alegres enojos» (радостные огорчения) И все же акцент сделан именно на идее страдания, а не радости Наиболее выразительно мучения героя передаются на лексическом уровне «yo, cuitado» (я, несчастный), «soy el que peno por ella» (я тот, что страдает из-за нее), «vida desesperada» (жизнь без надежды), «padezco» (я мучаюсь) Соответственно, лирический герой обращается к возлюбленной с просьбой исцелить его и даровать избавление - «remedio de mi dolor.» (лекарство от моей боли) И хотя любовное чувство описывается в традиционных терминах «Fin' amors», однако именно такого словосочетания в поэзии, как впрочем и в повестях, не встречается Любовь, пробуждающая в душе лирического героя целую палитру чувств от радости и счастья до ненависти и отчаяния, a priori представляется «утонченной» и «изящной», поскольку творят ее поэты из придворного круга, а объектом ее выступают достойные Дамы Вместе с тем из испанской поэтической традиции уходит обычай обосновывать благородную природу любви, делая это своего рода исходным положением Здесь внимание сосредоточено, в первую очередь, на изображении эмоционально-психологического состояния лирического субъекта, что, кстати, перейдет и в сентиментальную повесть. Система куртуазных ценностей с ее основными категориями, пришедшая из Прованса, адаптированная в галисийско-португальской лирике, а уже затем за-

ново открытая в литературе XV в, продолжает действовать и использоваться поэтами. Однако она значительно сокращается, концентрируясь на ключевых понятиях, таких, как Cortesía (куртуазность), Servicio (Служение), Mesura (Мера), Honor (Честь), Merced (Вознаграждении/ Милость) К тому же зачастую все они будут применяться не в качестве абстрактных понятий, но в качестве эпитетов (куртуазный, честный, сдержанный) для характеристики героя и Дамы Также заметим, что, например, термин Jot, неразрывно связанный с куртуазной любовью, в испанской поэтической традиции теряет свое значение и почти целиком выпадает из системы куртуазных ценностей

В отличие от придворной поэзии, сами повести практически не сосредотачивались на характеристике любовного чувства как такового Однако, анализируя образы и манеру поведения главных героев, их язык, не остается сомнений, что испытываемые ими чувства, а также их история должна описываться не иначе как в терминах «куртуазной любви»

Во Втором разделе первой главы в центре внимания оказывается образ прекрасной Дамы Выделяются ее основные характеристики в поэзии — равнодушная (desdeñosa) и безразличная (indiferente, impasible), жестокая - cruel, надменная - desdeñosa, равнодушная - desamorada Также как и в случае с характеристикой любовного чувства, лексический анализ позволяет выделить и описать основные качества (зачастую клишированные) Дамы «señora muy complida» (совершенная госпожа), «flor de beldad» (цветок красоты), «señora muy escogida, luz y gozo de mi vida» (избранная сеньора, свет и радость моей жизни), «noble señora е onesta» (благородная и скромная сеньора), «la más garrida» (самая элегантная), «assi es aventajada // como el sol de las estrellas» (она занимает то же положение, что солнце среди звезд), linda (красавица), graciosa (привлекательная) Безусловно, описанию внешнего облика уделяется много внимания И здесь главным объектом выступает красота (hermosura), именно она стано-

вится причиной пробуждения страсти и любви. В связи с этим возникает и мотив взгляда, который стал неотъемлемой частью как многих стихотворений, так и повестей Как правило, в поэзии Кансьонеро роль взгляда была двоякой- с одной стороны, Дама могла «убить, ранить» {herir, matar) своим взором, в то время как глаза галана (влюбленного кавалера) олицетворяли своего рода вход, через который любовь проникала в сердце

Новшеством испанской придворной поэзии, а вслед за ней и повестей, явился социальный статус Дамы Если в поэзии трубадуров и труверов Дама являлась замужней женщиной, а, значит, возможные отношения между героями являлись ни чем иным как адюльтером, то в испанской литературе Дама — это незамужняя девушка И если честь жены охранял и оберегал муж, то в испанской повести эта ответственность возлагается, прежде всего, на саму героиню

Вышеперечисленные характеристики в полной мере находят отражение и в образах главных героинь сентиментальных повестей, с той лишь разницей, что из статичного персонажа (коим является Дама в поэзии), она превращается (уже наравне с героем) в полноценного участника действия Это, в свою очередь, объясняет необходимость усложнения женского образа, который, продолжая во многом традицию куртуазной поэзии, приобретает уникальное и неповторимое выражение

Третий раздел первой главы посвящен анализу мужского образа в поэзии и повестях По сравнению с идеальным изображением Дамы образ влюбленного героя-поэта в придворной поэзии представлен в нарочито сниженном виде, и сам он всячески подчеркивает свою недостойность для милости со стороны столь возвышенного существа - условие обязательное для идеального влюбленного При этом герой характеризуется следующими эпитетами «cautivo» (несчастный), «malfadado» (злополучный), «malherido» (тяжелораненый), «desesperado» (отчаявшийся). Любовь, как и Дама, называется жестокой {cruel), а поведение девушки по отношению к

поклоннику также заслуживает наименования жестокость, безжалостность {crueza, crueldad) Модель отношений между влюбленными героями строго отвечает иерархической схеме «сеньор-вассал»- в роли первого, соответственно, выступает героиня, а в роли второго - герой Поэтому любовное чувство описывается в таких терминах, как служить (servir), служение (servicio, ofició) подчиняться (obedecer), порабощать (sojuzgar), побеждать (vencer), слуга (siervo), раб (eslavo), пленник (cautivo), потерявшийся, сбившийся с пути (perdido)

При анализе мужского образа в сентиментальных повестях выявляется особенность, которая во многом и определяет ход развития сюжета в целом - это мотив чести Он не только задает тональность (как оказывается трагическую) всем произведениям, но и дает возможность повестям оторваться от поэтической традиции, найти ключевой поворот для трансформации куртуазного конфликта и развертывании его в прозаическом виде (с сюжетом, перипетиями и т п )

Вторая глава носит название «Куртуазная проза XV в. и повествовательная структура повестей». В ней продолжается исследование куртуазной традиции и ее проявление в сентиментальных повестях Если в первой главе мы попытались показать, что изначально именно куртуазная поэзия (кстати, в рамках которой начинали творить все авторы сентиментальных повестей) послужила отправной точкой для возникновения этого явления То во второй главе внимание сосредоточено на корпусе прозаических текстов, так или иначе соотнесенных с куртуазной традицией Для удобства анализа мы выделили три группы

1) Трактаты о любви (tratados de amor)-. «Трактат о любви»

(Tratado de amor, 1434), приписываемый поэту X де Мене, «Краткое рассуждение о дружбе и любви» (Breviloquio de amor е amiçiçia, 1436 или 1437 гг ) Альфонсо де Мадригаля, «Бич, или Осуждение мирской любви» (Corbacho о

reprobación del amor mundano, 1438) Мартинеса де Толедо, «Как человеку должно любить» (De cómo al hombre es necesario amar, точная дата не известна) Тостадо (отождествляется с псевдонимом А де Мадригаля);

2) Перевод-переложение Овидия «Бурсарио» (Bursario, 1434) X Р ДельПадрона,

3) Первые сентиментальные повести сюда относится «Вольный раб любви» (Siervo libre de amor, 1440 г) Хуана Родригеса дель Падрона и «Печальное наслаждение» (Triste deleitaçwn, 1465 г 7), автор которого не известен.

Очевидно, что, прежде чем появились повести, прежде чем они стали отдельным жанром, должен был произойти некий переход, давший толчок к переходу поэтической «куртуазной ситуации» в прозаическую речь, к ее художественному оформлению К началу XV в испанская проза была представлена преимущественно хроникально-историческими сочинениями (в состав хроник, «хождений» и «путеводителей» включались и «рыцарские книги»), а также обширным корпусом морально-дидактических произведений Поэтому пласт «художественной» прозы, т е того, что входит и осмысляется в категории «ficción» (вымысла), предназначенной, прежде всего, для услаждения и развлечения читателя (хотя и не без поучения), оставался, по сути, не сформированным Сентиментальной повести удивительным образом удалось соединить в себе черты как куртуазной поэзии, так и куртуазной прозы, дав на выходе совершенно уникальную разновидность позднесредневековой куртуазной литературы

Образцом для испанских авторов-создателей трактатов о любви стали два «классических» произведения «Наука любви» и «Лекарство от любви» Овидия, а также сочинение «О любви» Андрея Капеллана (De arte

honeste amandi или De amore, 1188-1190гг ) Прямо или косвенно отсылки к этим двум авторам встречаются в большинстве трактатов

В испанской же литературе лишь в XV в появился целый ряд произведений, посвященных теоретическому осмыслению любви и всему, что с ней связано. Такие тексты несли огромную дидактическую нагрузку, так как в большинстве своем были предназначены для придворного общества, а еще чаще непосредственно для дам Сочинения эти, с одной стороны, часто представляли собой рассуждения теоретического характера о природе любви, причинах ее зарождения и том эффекте, который она оказывает на влюбленных С другой же, перед нами наглядное пособие, можно даже сказать учебник (и в этом случае они ориентированы на придворных юношей) по завоеванию понравившейся девушки Эти трактаты еще лишены художественного начала, в них нет сюжета, это, действительно, своего рода своды правил и их обоснование Однако именно на их основе появляются и получают распространение первые прозаические сентиментальные повести, делающие большой шаг вперед на пути становления испанской художественной прозы

Тщательный анализ трактатов позволил выявить ключевые понятия и представления, присущие испанской куртуазной доктрине Так, например, важно отметить, что в Испании, в позднекуртуазных трактатах происходит пересмотр оппозиции fin'amor и fal amor, которые играли ключевую роль в поэзии трубадуров Если в испанской куртуазной поэзии еще сохраняется разделение на «куртуазную» и «некуртуазную любовь» по принципу соответствия/не соответствия «куртуазной системе» ценностей и качеств, то в прозаических трактатах совмещается несколько точек зрения Гораздо чаще появляется оппозиция «правильной, законной» (lícito) - «незаконной» (ilícito) любви, или в других терминах «bueno» - «loco» И если следовать рассуждениям Мены, то «безумная» любовь может быть соотнесена с той, что будет представлена в повестях.

Значимость трактатов для развития (а в чем-то даже и рождения как такового) сентиментальных повестей трудно переоценить Мы выделяем, прежде всего, тематическое единство, как основной связующий фактор между этими двумя явлениями. Понятие любви - как центральное и основополагающее для трактатов и повестей Естественно, если в первом случае речь идет почти исключительно о его теоретическом осмыслении, выделении различных типов любви, то во втором мы получаем наглядное, практическое выражение идей «куртуазной, возвышенной» любви. Сочинения Мадригаля, Мартинеса де Толедо (в круг наименований входят «трактаты», «краткое рассуждение») представляют собой по сути одно большое дидактическое послание, которое не всегда основано на конкретных примерах, а зачастую носит обобщающий, теоретизирующий характер, в то время как повести берут историю, вполне художественно оформленную, и уже на ее основе предлагают читателям делать выводы То есть получается, что движение от трактатов к повестям можно представить в виде от рассуждения к примеру Если вставные истории (вымышленного плана) можно встретить у арх де Талаверы (единственный пример), то в повестях именно сама история героев ставится в центр, что превращает эти произведения в художественно оформленные и законченные, а соответственно происходит практически полный отрыв от теоретизирующего начала трактатов

Второе, не менее важное, сходство заключается в прозаической форме обоих видов текстов. Если от придворной поэзии сентиментальная повесть заимствует почти исключительно тематику и лексику (то есть содержательную сторону), то, трактаты (и другие тексты, речь о которых пойдет ниже), безусловно, явились первым шагом на пути к прозификации «лирической ситуации» в рассматриваемых произведениях

Центральное место во второй главе занимает разбор произведения Хуана Родригеса дель Падрона «Бурсарио» Это сравнительно не-

большой по объему перевод-переложение «Героид» Овидия на кастильский язык Падрон не был первым в испанской традиции, кто взялся за перевод писем античного автора (до него уже Альфонсо Мудрый обращался к этому тексту). Очевидно, что выбор именно этого произведения был продиктован рядом причин Одним из объяснений может служить тематика произведения любовные письма героинь - очень удачный и притягательный сюжет для куртуазной литературы Под рукой испанского автора знакомые истории из античного текста обретают новое звучание и новое выражение Да и форма «письма, послания» также близка средневековым авторам, так как существовала традиция написания разного рода посланий в соответствии со строго определенными правилами, закрепленными в специальных «учебниках-письмовниках»

В силу специфики данного исследования, нас интересовал не сам перевод, а те три письма, («Письмо Мадресельвы к Маусеолю», «Письмо Троила к Брисеиде» и «Письмо Брисеиды к Троилу») которые Падрон «досочинил» и даже приписал перу Овидия Герои первого из названных посланий не находят аналогов и параллелей ни в античной, ни в других литературах, что свидетельствует об их абсолютной выдуманности Падрон сам сочинил историю отвергнутой и покинутой героини по образцу историй, представленных в его же переводе «Героид» С тематической точки зрения история Мадресельвы отвечает общей тональности эпистол Овидия Тем не менее, есть ряд существенных отличий Например, изменение социального статуса героини - это незамужняя молодая девушка (doncella, muger aun по conocida), а не замужняя женщина

Любовь Мадресельвы может быть охарактеризована как mesurada, honesta, cuerda (сдержанная, достойная и благоразумная), в данном случае это означает не абстрактные куртуазные достоинства, а то что чувственный и плотский аспект (как и ситуация брака или адюльтера, обязательная у Овидия) полностью снимается

Подобные перемены, не играющие, на первый взгляд, столь важной роли, оказываются куда более значительными при соотнесении «Бурсарио» с будущими сентиментальными повестями, а еще конкретнее, если рассматривать это произведения Падрона как первую пробу в создании новой формы художественного повествования

Как показывает сопоставление ряда мотивов и образов, характерных для повестей, некоторые из них представлены уже в «Бурсарио» В качестве примера назовем мотив верности и преданной любви {lealtad, fe segura), а также образ «темницы, плена», к которому так часто будут прибегать авторы сентиментальных повестей (ср хотя бы название «Любовный плен» Диего де Сан Педро) Очевидно, что он используется не только в буквальном, но и переносном значении, символизирующим томление от любовной страсти

Другие два «вымышленных» письма - это переписка Троила и Бри-сеиды1, помимо того, что они отвечают формуле последних шести писем произведения (когда инициатором переписки выступает мужчина- Парис Елене — Елена Парису, Леандро Геро — Геро Леандро, Аконтия к Кидиппе — Кидиппы к Аконтию) - также разрабатывают сюжет расставания влюбленных во время Троянской войны Стоит отметить, что они в гораздо большей степени наполнены цитатами и аллюзиями из «Героидам», да и сама тема их целиком овидианская - расставание влюбленных Только у Падрона акценты расставлены несколько по-другому мотивировкой для написания послания Троилом стала не просто разлука, а измена (как он сам ее характеризует) Брисеиды — «tu innorme е ornble deslealtat» {твоя чудовищная и ужасная неверность), которая оставила его ради Диомеда Троил

1 Эта история пользовалась большой популярностью в Испании в XV веке как пишет в статье О Т Импей (Impey О Т, The Literary Emancipation of Juan Rodriguez del Padrón From the Fictional "Cartas" to the Siervo libre de amor // Speculum, Vol 55, No 2 (Apr, 1980), P 313) как минимум в пяти Кансьонеро присутствуют различные поэтические обработки этого сюжета, в том числе и в куртуазном духе

у Падрона вышел весьма сентиментальным, переживающим и страдающим, в противоположность Маусеолю, главной характеристикой которого является пассивность и равнодушие к происходящему Троил глубоко переживает разлуку с любимой, он выглядит беспомощным в своем горе, и в этом смысле является точной копией героинь большинства эпистол Овидия, покинутых своими мужьями Подобный персонаж уже во многом предвещает рождение героя «Вольного раба любви», отчаявшегося и покинутого, изливающего свои страдания в письме к другу Вот та модель, которая и станет основой для первой повести

В действительности, именно в письме от имени Троила происходит перенос описания чувств куртуазного влюбленного из поэзии в прозу; при этом образцом для такого переноса становится античный пример любовного послания, написанного от лица женщины

Есть и еще ряд совпадений, которые перейдут из писем-подражаний в «Вольного раба любви», а соответственно и в будущую сентиментальную повесть2 оппозиция «разум — воля» (voluntad - razón) и противостояние аллегорических персонажей с соответствующими функциями и именами, использование аллегории как таковой (небольшой эпизод, представленный в письме Брисеиды)

При всей очевидности многообразных влияний на возникновение нового жанра, в случае с Падроном этот процесс сужается до творчества одного автора и выстраивается в четкую и последовательную линию перевод античного текста - подражание ему - создание самостоятельного произведения (заметим, механизм вполне возрожденческий) Эта последовательность наглядно показывает путь появления в повестях эпистолярного начала в качестве главного повествовательного приема Все ос-

2 На конкретные текстуальные совпадения в этих двух текстах в свое время указал Пас-и-Мелия См Paz у Meliá А, Obras de Juan Rodríguez de la Camara o del Padrón Madrid, 1884 P 31,392-393

новные приемы, заимствованные у Овидия, появляются в повести Падро-на, а затем в «Печальном наслаждении» и у Сан Педро

Таким образом, выступая умелым переводчиком Овидия, Падрон, тем не менее, сумел не просто передать тон латинских эпистол, но и привнести новое звучание в хорошо известные в Средневековье сюжеты. Кульминацией же этого произведения стали оригинальные письма испанского автора, которые уже делают первые шаги по направлению к сентиментальным повестям Видно, как через перевод-переложение зарождается новая ветвь прозаической литературы И, что особо примечательно, это лишний раз доказывает, что корни сентиментальных повестей уходят прежде всего в национальную традицию И влияние того же Энея Сильвио Пикколоми-ни3 с его «Историей влюбленных Евриала и Лукреции», если и имело место, то происходило гораздо позже, поскольку Падрон пишет примерно одновременно с ним, что скорее свидетельствует об адаптации одной и той же традиции (в данном случае «Героид» Овидия), типологически сходных процессах в разных литературах

Еще одним произведением, по-видимому, повлиявшим на проникновение эпистолярной формы в сентиментальные повести, служит небольшое сочинение итальянского автора Бонкомпаньо да Сигна на латинском языке «Колесо Венерино»4 {Rota Veneris, до 1215г ), которое стоит в одном ряду с трактатом «О любви» (De arte honeste amandi или De amore, между 1186 и 1190гг) Андрея Капеллана Испанский перевод итальянского «письмовни-

3 Напомним, что «История двух влюбленных» Пикколомини была написана в 1444, а «Вольный раб любви» (пусть и с различными оговорками и вариантами возможной датировки) не позднее 1440 Поэтому мы считаем не правомерным возводить введение эпистолярной формы в повестях целиком к произведению итальянского автора, как это зачастую делается в испаноязычной критике Безусловно, бытование этого текста во второй половине XV в в Испании имело место, и тот же Падрон, скорее всего, был с ним знаком Но говорить о том, что Падрон подражал и заимствовал ряд элементов у Пикколомини нам представляется не убедительным

4 Вслед за А Кортихо Оканьей мы склонны считать, что это произведение имело широкое хождение в Испании в конце XV в, о чем свидетельствует появившийся в 14731474 гг перевод «Rota Veneris» на кастильский

ка» относится как раз к середине XV в , и знакомство Диего де Сан Педро с «Колесом Венериным», на наш взгляд, не вызывает сомнений.

Текст Бонкомпаньо, с одной стороны, проповедует идеал поклонения и служения Даме, а с другой - смещает куртуазные нормы, приспосабливая известные принципы к практическому руководству по завоеванию возлюбленной. Параллели, проводимые между этим произведением и «Любовным пленом» Сан Педро, обнаруживают лексическое, тематическое сходство Выстроенность посланий в обоих произведениях строго отвечает основным правилам риторики (salutatio, exordium, captatio benevolentiae, expositio, petitio, conclusio)

Последний раздел второй главы посвящен рассмотрению первых испанских сентиментальных повестей «Вольного раба любви» Хуана Родри-геса дель Падрона и «Печального наслаждения» (неизвестного автора)

Будучи первой испанской сентиментальной повестью, «Вольный раб любви», наглядно демонстрирует, как шла интеграция двух традиций дидактической, представленной трактатами, а также лирической — то есть придворной поэзией. По своей композиции эта повесть во многом схожа с трактатами о любви, которые тяготели к трехчастному строению вступление, основная часть и заключение (в самых общих чертах) Падрон не отходит полностью от предыдущей традиции дидактической прозы, в повести с легкостью обнаруживаются ее признаки Можно с уверенностью сказать, что как сама история любви рассказчика, так и вставная новелла, отвечают основной задаче испанского «трактата» — поучение и рассуждение на заданную тему, и представляют собой «exemplum», пример для читателей. А все произведение в целом, таким образом, строится по схеме- история несчастной любви (преимущественно, переживания психологического характера), рассказанная от первого лица, и история-пример Арднальера и Лиесы со всеми перипетиями и деталями Как видно на примере последующих повестей, на центральное место выходит именно история-пример

Обзор прозаических сочинений, стоящих непосредственно у истоков сентиментальной повести, завершается рассмотрением одного весьма интересного текста, возникшего в период между написанием Падроном «Вольного раба любви» и произведениями Сан Педро - «Печального наслаждения» Пожалуй, это один из ярких примеров синтетического характера всего явления в целом Возможно, поэтому споры среди исследователей о природе и характере этого произведения не прекращаются, а вызывают к жизни все новые интерпретации Отсюда соединение в рамках одного текста разнообразных элементов, рассказ о трагической любви героев, обмен письмами, пространные аллегорические эпизоды («любовный ад», прения Воли и Разума), поэтические вставки и др При этом, однако, сочетание таких, казалось бы, разных элементов не делает повесть простым сочетанием и комбинированием разрозненных частей В ней присутствует жесткая структура и продуманность построения, следование общей тематике и выдержанность стиля За исключением чисто внешних (структурных и композиционных) приемов, «Печальное наслаждение» тематически продолжает развивать куртуазную тематику, представленную в Кансь-онеро Поскольку в этом произведении поэтические вставки, пожалуй, самые обширные чем где-либо, это еще раз наглядно показывает проникновение куртуазной поэзии в повесть, а вместе с тем и ее лексики

Третья глава называется «От контаминации приемов к завершенной повествовательной структуре: фигура повествователя и аллегория». В ней выявляются специфические черты, которые придают сентиментальным повестям законченный вид и оформленность

Роль и функции фигуры Автора (Е1 Аис1ог), который становится полноценным участником действия, начиная с «Вольного раба любви» Падрона и до «Истории Гризеля и Мирабельи» у Флореса, постепенно трансформируются. В каждой повести Автор выполняет различные функции В «Вольном рабе любви» он — действующее лицо, куртуазный влюб-

ленный, рассказывающий о происходящем с ним, а также «автор», который рассказывает историю двух влюбленных (непосредственно в ней он участия не принимает, то есть занимает внешнюю позицию)

В «Печальном наслаждении» «автор» - это тот, кто не просто повествует (рассказывает) о перипетиях Дамы и Влюбленного, а является именно «писателем», то есть тем, кто письменно изложил историю и донес ее до читателя. И хотя он не вовлечен в мир персонажей и не влияет на происходящее с ними (занимает такую же позицию, как и Автор вставной истории у Падрона), при этом он часто пользуется случаем, чтобы выразить свое мнение и эмоциональное отношение к героям В этом смысле он чувствует себя весьма комфортно и непринужденно по ходу своего рассказа, что, безусловно, свидетельствует о его прекрасной осведомленности в литературном мастерстве (в частности об эпистолярной традиции)

В произведениях Диего де Сан Педро роль Автора усложняется Так в «Трактате о любви Арнальте и Лусенды» Автор уже является не просто тем, кто записал историю и рассказывает ее нам, но еще и становится участником изображаемых событий, то есть принадлежит миру героев. По сути дела, Автор появляется в первой главе, обращается к читателю от первого лица (в прологе), а затем превращается в статичного персонажа -слушателя Арнальте

В «Любовном плене» Сан Педро происходит дальнейшая трансформация роли Автора во-первых, он принадлежит миру героев (то есть наравне с ними участвует в происходящем), а во-вторых, выступает в роли повествователя, описывающего не только те моменты, свидетелем коих он был, но и все остальные (то есть берет на себе функции «всезнающего автора»)

Второй раздел третьей главы посвящен рассмотрению аллегории в повестях. Этот вопрос, пожалуй, представляет наибольшую слож-

ность. Работ, посвященных специальному исследованию роли аллегории в сентиментальных повестях, мало, или даже точнее сказать, почти что нет

В сентиментальных повестях достаточно примеров и аллегории, и символов, хотя, конечно, главенствующую роль мы бы все же отвели именно аллегории Символическое значение обретают, прежде всего, числа и цвета - прием весьма распространенный и почти повсеместный в средневековой литературе

Аллегория появляется в названиях многих повестей «Вольный раб любви», «Печальное наслаждение», «Любовный плен». Подобные заглавия были весьма распространены в эпоху Средневековья и вполне отвечали склонности средневекового мышления к аллегорическому и символическому толкованию текста

Далее аллегория воплощается в ряде персонажей таких, как Желание (Deseó), представленный в образе «дикого» рыцаря (caballero salvaje) у Сан Педро, Воля и Разум (Voluntad - Razón) в «Печальном наслаждении» или другая пара персонажей - Благоразумие - Рассудок (Discreción-Entendimiento) у Падрона. Каждый из них выполняет свои функции, но без них не обходится почти не одна сентиментальная повесть «классического» периода

Центральным аллегорическим образом, безусловно, стал «любовный плен», представленный у Сан Педро Образ темницы, также как преисподней или замка Любви, не был выдумкой или изобретением Сан Педро К тому времени существовала уже целая традиция использования подобных образов5 В сборниках Кансьонеро мы находим целый ряд аллегорических стихотворений, посвященных «любовному плену» и отдельные аллегорические сочинения на любовную тему, которые, вслед за провансальской и итальянской традициями, проникли в испанскую литературу

5 Barbara Е Kurtz, Diego de San Pedro's Corcel de amor and the tradition of the allegoncal edifice // Journal of Híspame Philology, VIII (1984), PP 124-138

То есть в очередной раз стоит подчеркнуть укорененность в национальной традиции еще одного из элементов сентиментальных повестей

Ярким воплощением аллегории стал и образ «ада влюбленных» в «Печальном наслаждении». Одним из первых о его значимости написал Ч Пост6 Как и в случае с поисками жанровых прототипов, когда исследователи выделяют итальянскую и французскую линии влияния, так и в аллегории пытаются искать их следы Это вполне закономерно, хотя аллегория как литературный прием - привычное явление для иберийской средневековой (как впрочем, и для европейской в целом) культуры, и, конечно же, оно укоренено в веках Поэтому высказывания о том, что испанская аллегория вырастает и питается за счет внешних течений, неубедительны Подтверждением тому опять же служат поэтические и прозаические тексты, создававшиеся в средневековой испанской литературе В качестве примера можно привести небольшую поэму Маркиза Сантильяны «Ад влюбленных» {Infierno de los enamorados, ок 1437), дающую ряд образов и мотивов, которые затем появляются и в «Печальном наслаждении»

Таким образом, для того, чтобы сентиментальная повесть обрела своей окончательный вид, чтобы все те многочисленные, на первый взгляд, разрозненные элементы стали единым целым, в ней должны были появиться связующие приемы Как раз к таковым мы причисляем, введение фигуры «Автора» и аллегории Помимо того, что они «цементируют» каркас повестей, они также придают им своеобразие и неповторимость

В диссертации, не сосредотачиваясь исключительно на процессе формирования жанра сентиментальной повести (так как это не входило в наши задачи), тем не менее, был затронут весьма широкий круг проблем Прежде всего, это стало возможно благодаря тому, что основное внимание сосредоточилось непосредственно на испанских источниках Так как при

6 Post С , The Erotic Hell// Medieval Spamsh Allegoiy Harvard Umversity Press, 1915 PP 75-102

анализе куртуазной традиции мы двигались в двух направлениях — анализе содержательной и формальной (повествовательной) сторон, то в поле нашего зрения попали и поэтические сочинения и существовавшие на тот момент прозаические тексты (среди которых почти не было художественно оформленных) Мы хотели показать, как вполне традиционные мотивы куртуазной литературы (которые несколько веков назад отчасти нашли воплощение в галисийско-португальской лирике), не просто «возрождаются» и искусственно привносятся в повести (в прозу'), но вполне естественно и логично продолжают тематику придворной поэзии сборников Кансьонеро Однако привлечение лишь этого поэтического материала не давало нам ответа на вопрос, как шло формирование именно прозаического варианта «лирической ситуации» отношений Дама-галан Для этого было рассмотрено прозаическое наследие, представленное трактатами-рассуждениями о любви, письмовниками, переводом-переложением «Героид» Овидия, чтобы затем подойти к первым образцам сентиментальных повестей и вскрыть механизмы прозификации и окончательного оформления основных характеристик жанра в целом Далее мы выделили те особые элементы, которые придали повестям законченный вид и одновременно наделили их своеобразием Так вполне традиционный средневековый прием - аллегория, встраиваясь в новую форму, углубляет и насыщает, казалось бы, незамысловатые сюжеты, дополнительным смыслом (чего, например, почти нет в рыцарских романах, которые целиком концентрируются на постоянном развитии и усложнении именно сюжетных ходов) А введение фигуры Автора, совмещающего в себе сразу несколько функций, позволяет связать воедино все те разрозненные элементы, которые проникают из различных традиций, и создать законченное повествование Таким образом, вырастая из куртуазной традиции, рождается абсолютно уникальное жанровое образование

В работе мы ограничились рассмотрением исключительно тех сентиментальных повестей, которые относятся к начальному и центральному (то есть времени расцвета) этапам В последние годы XV в начнется угасание и «закат» этого жанра Отчасти уже у Флореса в «Гризеле и Мирабе-лье» наблюдается постепенная трансформация изображения куртуазной любви героев, когда многие ее принципы перестают работать и подвергаются пересмотру С этого момента можно рассуждать об игре автора с куртуазной традицией Во многом поэтому финал названного произведения Флореса (пусть и трагический по сути), с гибелью обоих главных героев, все таки получает иную трактовку- смерть и Гризеля, и Мирабельи из-за невозможности быть вместе - есть не окончательное разъединение, продиктованное обстоятельствами, но, наоборот, воссоединение вопреки и назло всему Такая развязка становится возможной только при пересмотре и даже в чем-то отказе от следования куртуазной традиции и ее конечном преодолении

В первые десятилетия XVI в. будет писаться еще много сентиментальных повестей, да и их популярность у читателей как в Испании, так и за ее пределами будет расти Однако это будут уже иначе организованные сочинения, в которых куртуазная традиция почти полностью исчезнет, в которых не останется места аллегории, а описание внутренних переживаний героев (ранее являвшееся центральным) будет вытесняться внешними перипетиями Все это и приведет к тому, что сентиментальная повесть не сможет конкурировать с такими «гигантами» литературы Возрождения, как рыцарский роман, пасторальный роман, новелла, и, в конечном счете, прекратит свое существование

Основные положения диссертации отражены в публикациях:

1 Трансформация куртуазной модели отношений "влюбленный-дама" в сентиментальных повестях Диего де Сан Педро // Вестник РГГУ Серия "Литературоведение Фольклористика" -2008 - №9 — С 192203

2 Традиция «Героид» Овидия и ее роль в формировании испанской сентиментальной повести XV века // Новый филологический вестник -2009 -№3 -С 51-60

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Пастушкова, Наталья Александровна

Введение.

Глава I. Поэтическая модель куртуазной любви и сентиментальная повесть.

1. Понятие любви и представление о ней.

2. Образ Прекрасной Дамы.

3. Герой (влюбленный).

Глава II. Куртуазная проза XV в. и повествовательная структура повестей.

1. Трактаты о любви: рассуждение и пример.

2. Перевод-переложение «Героид» Овидия и традиция средневековых письмовников.

3. Первые сентиментальные повести: «Вольный раб любви» Хуана

Родригеса дель Падрона и «Печальное наслаждение».

Глава III. От контаминации приемов к завершенной повествовтельной структуре: фигура повествователя и аллегория.

1. Фигура повествователя в сентиментальных повестях.

2. Аллегория.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Пастушкова, Наталья Александровна

Объектом исследования диссертации является испанская «сентиментальная повесть» - особый жанр европейской литературы, возникающий в середине XV в. и по сути замыкающий не только испанскую, но и европейскую средневековую куртуазную традицию1.

Сентиментальные повести писались в Испании в конце XV в. - середине XVI вв.2 Первая сентиментальная повесть появляется в середине XV в. - это произведение Хуана Родригеса дель Падрона «Вольный раб любви» {Juan Rodríguez del Padrón, «Siervo libre de amor»), обычно датируемое 1440 г. (хотя о по этому вопросу существуют разногласия ). Именно 1440 год принято

1 Следует оговорить, что «сентиментальная повесть» - устоявшийся термин в зарубежной испанистике. Название всеми признается не самым удачным, поскольку возникает путаница с аналогичными наименованиями (сентиментальный роман, сентиментальная повесть) эпохи Просвещения. Вместе с тем все предлагаемые варианты - «любовно-аллегорическая повесть» или «роман в письмах» (так называет этот жанр С.И.Пискунова, хотя в дальнейшем продолжает использовать термин «сентиментальный», оговаривая, что будет ставить его в закавыченной форме, С. И. Пискунова "Дон Кихот" Сервантеса и жанры испанской прозы XVI — XVII веков. М., 1998. С. 117, 125), «сентиментальный» или «сентиментально-рыцарский» роман (Плавскин 3. И. Литература Испании. От зарождения до наших дней. Т. 1. IX - XVIII вв.СПб, 2005), «сентиментальная» повесть (Османова А. Г. Значение диалога в жанровой структуре «Селестины» Ф де Рохаса // Сервантесовские чтения. Л., 1985. С. 45.) оказываются неточными и применимыми к самым разнородным явлениям литературы («роман в письмах», с тем же успехом применяется к произведениям XVIII в.). На наш взгляд, устоявшийся в международной испанистике термин, тем не менее, сразу отсылает к конкретному литературному явлению испанской литературы XV в.

2 Наиболее полный список произведений, относимых исследователями, пусть с некоторыми оговорками, к жанру сентиментальной повести (мы опираемся на классификацию К. Виннома, который выделяет 21 повесть) выглядит следующим образом: «Вольный раб любви» X. Р. дель Падрона, «Сочинение и прощание с религиозной дамой» Ф. де ла Toppe, «Сатира о счастливой и несчастливой жизни» дона Педро Португальского, «Печальное наслаждение» анонимного автора, «Арнальте и Лусенда» Д. де Сан Педро, «Любовный плен» Д. де Сан Педро, «Триумф любви», «Гризель и Мирабелья» и «Гримальте и Градисса» X. де Флореса, «Повторение любви» Л. Де Лусены, «Любовный плен» Н. Нуньеса, анонимное «Сочинение о любви», анонимное, «Коронация сеньоры Грасислы», «Любовная исповедь» П. М. X. де Урреа, «Жалоба богу любви» Командора Эскривы, «Письма и куплеты для пробуждения новой любви» анонимные, «Выдающийся трактат о любви» X. де Кардоны, «Обмен любовными письмами» и «Жалоба и предупреждение любви» X. де Сегуры.

3 Некоторыми исследователями наиболее ранней датой называется 1439 г., но есть и те, кто считает, что «Вольный раб любви» был написан в 1444 г. (сразу за «Историей двух влюбленных» Э. С. Пикколомини, обычно называемой в числе источников испанского жанра). указывать в качестве нижней границы возникновения жанра. К этому же периоду относится и анонимное «Печальное наслаждение» {Triste deleytaçiôn, 1465?), причисляемое к первым образцам сентиментальной прозы в Испании. Таким образом, начальный период становления и бытования повести датируется 1440-1465 гг. Второй, и так называемый «классический» период, -1466-1492гг. Именно тогда написаны произведения Диего де Сан Педро «Рассуждение о любви Арнальте и Лусенды» {Diego de San Pedro, «Tractado de amores de Arnalte y Lucenda», 1491) и «Любовный плен» («Cárcel de amor, 1492), которые литературоведы считают образцовыми для сентиментальной повести, наивысшей точкой в развитии жанра. Последний этап - 1493-1550гг., традиционно считается временем переводов и подражаний сложившемуся на тот момент образцовому канону сентиментальной повести; этап этот в действительности приходится на время, когда жанр уже в целом себя исчерпал. В этот период Хуан де Флорес {Juan de Flores) написал «Историю Гризеля и Мирабельи» {Historia de Grisel у Mirabella, 1495) и «Гримальте и Градиссу» (Grimalte у Gradissa, 1495), последним же образцом обычно называют «Обмен любовными письмами» Хуана де Сегуры {Juan de Segura, Proceso de cartas de amores, 1548). Нам представляется целесообразным обратиться к рассмотрению произведений, принадлежащих к эпохе формирования и расцвета сентиментальной повести, так как именно они, с одной стороны, позволяют увидеть яснее трансформацию предшествующих и порождающих сентиментальную повесть мотивов, тем и приемов куртуазной традиции, и с другой - наиболее полно демонстрируют основные характеристики жанра в целом. Это, соответственно, уже названные произведения Хуана Родригеса дель Падрона и Диего де Сан Педро. Тексты Флореса в нашей работе будут привлечены в качестве фона, позволяющего увидеть эволюцию и одновременно «закат» жанра.

Сюжет большинства рассматриваемых произведений очень прост, схематичен и не отягощен большим количеством событий: юноша испытывает любовь к девушке, которая не отвечает ему взаимностью (ситуация вполне традиционная для куртуазной литературы). На протяжении действия герой пытается добиться расположения своей возлюбленной, обращаясь к ней при помощи писем и посредников. В результате отношения развиваются в трагическом ключе, так как девушка, руководствуясь принципами чести, не может ответить взаимностью. В «Любовном плене» в итоге герой даже кончает жизнь самоубийством, равно как и герой вставной истории в «Вольном рабе любви», что еще более подчеркивает невозможность счастливой развязки любовных отношений. У Флореса в «Гризеле и Мирабелье» в итоге погибают оба главных героя. Естественно, каждое произведение имеет свои особенности, но общая схема остается почти неизменной.

Сразу отметим, что novela sentimental - это не самоназвание, пришедшее из XV в., а диахроническое наименование, предложенное испанским ученым М. Менендесом-и-Пелайо в начале XX в. и закрепившееся в научной литературе4. Неудивительно, что Пелайо употребил именно слово novela: в своих построениях он соотносит испанский жанр прежде всего с развитием нарративной формы в Италии (novella). Невзирая на уже закрепившийся в литературоведческом обиходе термин, в последнее время в среде западных испанистов все более применяется словосочетание ficción sentimental5 («сентиментальный вымысел»), вытесняющее постепенно novela sentimental. Подобная тенденция связана со вновь возникающими спорами о природе

4 Например, в одной из первых историй литератур Испании: Amador de los Ríos, Historia crítica de la literatura española, T. 1-7. 1862-1865, мы не находим термина novela sentimental, исследователь использует словосочетания ficción caballeresca и ficción alegórica для обозначения произведений Падрона и Сан Педро, что свидетельствует об отсутствии на тот момент в науке принятого наименования. Симптоматично, что Амадор де лос Риос также относит оба эти произведения к так называемой ficción mixta (смешанный вымысел), что еще раз говорит, с одной стороны, о соединении в рамках одной формы различных составляющих, а с другой - об отсутствии четко выработанной научной теории по данной проблеме.

5 Одним из тех, кто является сторонником этого термина, является Антонио Кортихо Оканья, наиболее авторитетный современный исследователь повестей. Однако и у него novela sentimental и ficción sentimental используются на равных. жанра, так как вопрос этот до сих пор не решен и требует уточнения. Стоит также заметить, что выдвигались и другие варианты обозначения, в частности, Гомес Редондо6 предлагал использовать наименование romance7 sentimental (сентиментальный роман). У Гомеса Редондо этот термин возникает по аналогии с возможным применением его по отношению к позднесредневековым художественным, как правило, прозаическим сочинениям на рыцарскую тематику, позволяя ему отграничить их от того, что обозначается термином novela8. Главным в оппозиции romance - novel для него становится то, что первое носит более идеалистический, вымышленный характер, в отличие от второго. Это словоупотребление мотивировано терминами английской и французской традиций, которые, в свою очередь, восходят к средневековому именованию французской литературы (чаще это обозначение встречается в стихотворных текстах большого объема), именовавшихся словом «roman», как например, «Роман о Трое» (Le Roman de Troie, между 1150 и 1160) или «Роман о Розе» {Roman de la Rose, первая часть -Гийом де Лоррис, 1225-1230, вторая - Жан де Мен, ок. 1275)9. В испанской традиции это значение термина romance целиком принадлежит

6 Gómez Redondo, F., Historia de la prosa medieval castellana. Madrid, 2002.

7 Этим термином изначально обозначались сочинения, написанные на романском языке и относящиеся к т.н. «ученому искусству» (mester de clerecía) - все первые случаи употребления romanse («романс», «романский») наблюдаются в переводах-переложениях латинских текстов, при этом нет обязательного разграничения на прозу и поэзию. В качестве наглядного подтверждения можно привести цитату из «Книги благой любви» Хуана Руиса (1330-43): «Si queredes, señores, oír un buen solás // escuchad el romanse, sosegad vos en pas, // non vos diré mentira en quanto en él yas'». В данном случае для Хуана Руиса важен сам факт написания произведения на романском, то есть испанском языке, хотя можно предположить, что он вводит его в том числе по аналогии с старофр. rommanz, roman, где этот термин уже имеет определенное терминологическое значение «объемное произведение в стихах» (см. Евдокимова JI. В., Системные отношения между жанрами средневековой французской литературы XIII - XV вв. и жанровые номинации // Проблема жанра в литературе Средневековья. М., 1994. С. 295). о

Дело в том, что в испанском языке словом novela принято обозначать весьма широкий круг прозаических произведений, будь то большой роман или небольшая повесть. Такое расплывчатое свойство термина часто и смущает исследователей, которые не хотят называть романами (то есть novela) небольшие по объему сочинения, пытаясь отграничить их от большого количества произведений Нового времени.

9 Подробнее об этом см. ст.: Евдокимова JI. В., Ук. Соч. С.283-326. литературоведческой науке последних десятилетий XX - начала XXI вв., а значит, включает в себя позднейшие наложения смыслов. Что касается термина romance10 в его средневековом употреблении, то в XV в. он почти целиком закрепился за фольклорными, а затем и авторскими лиро-эпическими стихотворениями, которые, начиная с XVI в. начнут собираться и издаваться в так называемых «романсеро». Второе значение romance в XV в. - сугубо лингвистическое, как синоним «castellano» (напр., «rudo у desierto romance» у Хуана де Мены). Учитывая оба значения этого наименования в позднем Средневековье, вряд ли кажется возможным и мотивированным его современное использование применительно к «сентиментальным повестям».

Используемый в зарубежной испанистике термин novela sentimental в отечественных исследованиях переводится разными способами сентиментальный» роман (З.И.Плавскин, С. И. Пискунова), «сентиментальная» повесть (Османова), сентиментальная повесть (И. В. Ершова). Мы полагаем, что русский эквивалент «повесть» представляется более удачным, поскольку подобные сочинения в древнерусской словесности именовались именно «повестями» (например, «Повесть о Бове королевиче», «Повесть о Петре и Февронии») п.

Рассматриваемый корпус текстов в последнее время привлекает все большее внимание исследователей (надо заметить, что это общая тенденция, распространившаяся на всю литературу испанского Средневековья; во многом это связано с необходимостью подготовки новых, научных, изданий средневековых текстов, с обработкой древних кодексов методами современного технического анализа, с применением новых методов текстологии и пр.).

10 Отдельно проблеме именований в эпоху средних веков посвящена статья Ф. Гомеса Редондо: Gómez Redondo, F., «Roman», «Romanz», «Romance»: cuestión de géneros // Homenaje al profesor José Fradejas Lebrero, v.l, Madrid 1993, pp. 143-161.

11 Правомерность употребления именно термина «повесть» подтверждается общим признаком древнерусских и средневековых испанских произведений такого рода -сюжетность. С другой стороны, в древнерусской литературе этим словом обозначались, как правило, повествования самых разных типов, включая и летописные («Повесть временных лет»), что позволяет проводить аналогию с наименованием «tratado», которым обозначали свои произведения сами средневековые авторы.

Побуждает к тому и необычная судьба жанра, просуществовавшего менее столетия; и его особое место в системе прозаических жанров позднего

Средневековья; и стремление осознать тонкую грань между собственно средневековой словесностью и текстами испанского Возрождения; и необычность формы повествования; и, наконец, сама проблема жанровой атрибуции, представляющая наибольшую сложность. Не случайно, ставя вопрос о природе жанра, многими исследователями подчеркивается необходимость изучения повестей в призме их становления и эволюции,

12 которая происходила на протяжении столетия . Во многом этому способствует и экспериментальный характер самих произведений (их причудливое строение, напоминающее собой мозаику), рождающихся в эпоху литературных проб и поисков новых художественных форм. А. Дейермонд, представляется, дал очень точную и удачную характеристику сентиментальных повестей: «кажется, что этот жанр-призрак испанской литературы возник и исчез, явившись словно бы другим способом изложения любовного переживания с его преимущественно слезливым тоном, унаследованным от наставлений в духе Сенеки, и отчаянием, граничащим с самоубийством; при этом с одной стороны, наблюдается куртуазно почтительное отношение к женщине, с другой - либо выпады в ее адрес, либо ее уравнивание в положении с мужчиной»13.

Когда речь заходит о средневековой литературе, следует помнить, что она не осмысляла себя в жанровом плане так, как это происходило в Новое время. Невзирая на сохранявшуюся ориентацию на канон, образец, эпоха Средних веков не выработала строгой и четкой поэтики жанров14 (опять же в

12

В частности на этом настаивает в своей работе Р. Роланд де Лангбен: Rohland de Langbehn, R, La unidad genérica de la novela sentimental española de los siglos XV y XVI, London, 1999.

13 Deyermond A., The lost genre of medieval Spanish literature // Hispanic Review, XLIII (1975), P. 234.

14 Для исторической поэтики понятие жанра, безусловно, является одним из ключевых. Однако применительно к Средним векам использование этого термина каждый раз требует отдельного комментария. Здесь, на наш взгляд, уместно вспомнить А. Н. Веселовского, который одним из первых затронул эту проблему. В его словаре чаще фигурировали такие понятия как роды и виды (в XIX в. это было вполне традиционно). Поэтому вслед за Веселовским в работе используется понятие «жанр», подразумевая под ним некий вид в современном значении этого термина), ни описательной, ни нормативной. Это вовсе не означает, что в Европе не возникали работы, пытавшиеся теоретически осмыслить литературные категории. В Средние века, как известно, поэтика была частью грамматики и риторики15, но с течением времени она обособилась в отдельную дисциплину, имевшую своей целью вполне конкретное практическое применение. Вместе с тем многочисленные «искусства поэзии» проблему разграничения жанров и описания их признаков не затрагивали вовсе.

В данном исследовании проблема определения жанра не является главной. Однако по ходу работы этот вопрос неизбежно затрагивается, так как при разговоре об эволюции «куртуазной традиции» в сентиментальных повестях, вполне естественно возникает аспект, связанный с процессом жанрообразования.

Напомним, что критерием выделения отдельного «жанра» в период Средневековья зачастую служила его утилитарность или функциональность, то есть сфера употребления. Социальной средой возникновения и функционирования произведения и жанра определялся сюжет, персонажи, а также принципы решения эстетических задач. В числе определяющих принципов для разделения текстов на категории (многие медиевисты справедливо стараются избегать употребления термина «жанр» - П. Зюмтор16) могли выступать: форма (устная/ письменная), исполнение (пение, речитатив, чтение), сфера бытования текста, проза/поэзия, длина произведения и др. более узком смысле. В связи с этим см. вступ. статью Шайтанова И.О. Классическая поэтика неклассической эпохи // Веселовский А. Н. Избранное: Историческая поэтика. М., 2006.

15 Проблемам изучения средневековых поэтик и проблеме жанров посвящено большое количество работ, в качестве примера назовем несколько: Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М., 1986; сб. «Проблема жанра в литературе Средневековья». М., 1994 (статьи Е.М.Мелетинского, Г.К.Косикова, JL В.Евдокимовой); Gómez Redondo F., Artes poéticas medievales. Madrid, 2000; Medieval Lyric: genres in historical context. Urbana, 2000; Об испанских поэтиках XV в. см. Ершова И.В. Понятие «трех стилей» в испанской теоретической мысли XV века // Вестник РГГУ. № 6 (в печати). Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996; Zumthor Р., La lettre et la voix. Paris, 1987; Murphy, Rhetoric in the Middle Ages. Berkeley, 1974.

16 Зюмтор П. Опыт построения средневековой поэтики. СПб., 2003.

Все эти критерии играли важную роль в формировании, развитии и распространении литературных видов. Выделить один из признаков и сказать, что его будет достаточно для разграничения написанных текстов, опрометчиво и неубедительно. Об этом, в частности, писал и X. Р. Яусс в статье «Средневековая литература и теория жанров»17. В его терминах такой определяющий критерий получает название «доминанты», которая и определяет «исторические семьи или группы». В случае с сентиментальными повестями такой доминантной стала сама куртуазная традиция, из которой и выросли все произведения подобного рода. Остальные же критерии (о них речь пойдет ниже) вырабатывались и добавлялись по мере развития и создания новых образцов.

Поэтому, обращаясь к средневековой литературе, нужно учитывать специфичность ее жанрового мышления (если вообще применять этот термин к тому периоду), а иначе существует опасность прийти к поверхностным и безосновательным выводам. И хотя в задачи исследования не входит детальный анализ основных признаков жанра сентиментальной повести, все же нужно оговорить ряд вопросов, так или иначе связанных с этой проблемой.

С момента возрождения с легкой руки Менендеса-и-Пелайо интереса к сентиментальной повести встал вопрос о том, что же считать основным критерием при отборе и отнесении текстов к этой группе. Споры на этот счет ведутся и по сей день. Так, например Р. Асас выделяет, ни много, ни мало, восемнадцать основных черт18. Это, пожалуй, самый широкий из подобных списков. Тем не менее, можно, вслед за большинством исследователей, выделить одну общую характеристику, присущую всем повестям - анализ любовного чувства в категориях куртуазной любви19. Так, тот же Менендес-и-Пелайо, сравнивая рыцарский роман и сентиментальную повесть, указывает на

17

Яусс X. Р. Средневековая литература и теория жанров // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 1998, № 2. - С. 96 -118.

18 Rey Hazas, A., Introducción a la novela del siglo de Ого, I // Edad de Oro, 1,1982, P.65-105.

19 Это своего рода тот «доминантный признак», который должен отличать каждую отдельно взятую «историческую группу» (в терминах X. Р. Яусса). особенность, являющуюся определяющей для разграничения этих двух жанров: «Такова эротико-сентиментальная повесть, в которой гораздо больше внимания уделяется любви, чем храбрости, при этом в ней нет недостатка в поединках, смелости и рыцарских учтивостях, подчиненных все той же страсти, которая является душой и жизнью произведения; у автора есть возможность показать ее 20 идеальное развитие и представить описание и анатомию чувств персонажей» . С этого момента в критике сложилось мнение о том, что анализ любовного чувства и является основополагающим для этого вида текстов, в противовес попыткам характеризовать сентиментальную повесть через более условные, т.е. формальные, признаки. В этом отношении весьма характерно высказывание одного из исследователей сентиментальной повести Б. Вардроппера: «Некоторые критики считают сомнительным термин "сентиментальная повесть" и с осторожностью относятся к тому, что мы называем «сентиментальной повестью». Другие же, забывая о его исходном значении, выделяют в своих определениях второстепенные смысловые оттенки: автобиографическую, эпистолярную формы, форму трактата. И если сентиментальная повесть это, прежде всего, вымышленное произведение, в котором речь идет о чувствах и страстях, то «Любовный плен» - законченная модель жанра. Части рассказа объединены чувствительностью, искренним изображением чувств как в случае характеров и Автора, так и, без сомнения, читателя, которому адресовалось произведение, и который, как правило, представлялся женщиной»21. Заметим, что сам термин «novela sentimental», по сути, отражает именно эту содержательную особенность.

Есть, однако, и те, кто считает недостаточным выделение одного признака для описания целого жанра. Итальянский исследователь К. Самона в 1960 г. выступил с ярой критикой тезиса Менендеса-и-Пелайо; по его мнению, было бы ошибочным рассматривать наличие анализа любовного чувства в Menéndez у Pelayo, Marcelino, Orígenes de la novela, Vol. II, Madrid, 1946, P. 3-4.

21 Wardropper, В. W., El mundo sentimental de la Cárcel de Amor II Revista de Filología Española, XXXVII (1952), № l, p. 169-170. качестве определяющей черты сентиментальной повести. Он пишет: «. было достаточно любовной завязки в начале, в которой бы содержалось если не намерение рассказа, то туманный намек на "нарративную ситуацию", чтобы автор литературного произведения почувствовал себя вправе включить все сочинение в разряд сентиментального романа»22. Позиция исследователя сводится к тому, что он в принципе отрицает существование такого жанра, как сентиментальная повесть, говоря, скорее, о некой литературной традиции, видоизмененной и преобразованной, и выявляемой в ряде различных текстов. Такая позиция является маргинальной.

Несмотря на выпады Самона, поиск общих элементов, присущих всем повестям, не прекратился. В основном испанисты следуют идеям Менендеса-и-Пелайо, особенно в том, что касается анализа любовного чувства. Так, например, для английского литературоведа и издателя полного собрания сочинений Диего де Сан Педро К. Виннома сентиментальная повесть - это любовная история, в которой все внимание сконцентрировано, прежде всего, на эмоциональном состоянии и внутренних переживаниях, а не на внешнем действии . Примерно в том же духе высказывался и другой исследователь - А. Дуран, говоря, что «медленный и тщательный анализ любовного чувства»

24 является определяющим для сентиментальной повести .

Видный специалист в области сентиментальных повестей А. Кортихо Оканья в своей монографии также не обходит вниманием проблему жанрового определения повестей25. Он вкратце суммирует высказанные ранее мнения и признает тот факт, что проблема «выявления предмета исследования, а затем и его объяснения» существует. Оканья говорит, что исследователи не могут прийти к согласию ни по первому, ни по второму вопросу: ни формальные

22 • Samonà, С., Studi sul romanzo sentimentale e córtese nella letteratura spagnola del Quattrocento,

Roma, Carucci, 1960, P. 26.

23 San Pedro, D., Obras completas I. Tractado de amores de Arnalte y Lucenda; Sermon, ed. de Keith Whinnom, Madrid, 1973. P. 49.

24 Durán, A., Estructuras y técnicas de la novela sentimental y caballeresca, Madrid, 1973, P. 60.

25

Cortijo Ocaña A., La evolución genérica de la ficción sentimental de los siglos XV y XVI: género literario y contexto social. Londres, 2001. структурные) признаки повести, ни само определение «сентиментальная» до сих пор не имеют единой терминологической интерпретации. В связи с этим исследователь еще раз затрагивает проблему выделения текстов, которые можно было бы отнести к сентиментальным повестям, и если произведения Падрона, Сан Педро и Флореса стали своего рода каноническими, то остается почти неизученным еще довольно значительный корпус текстов, который также мог бы быть к ним причислен. Поэтому обсуждение жанрового статуса и критериев его определения остаются открытыми. Как следствие, применительно к повестям некоторые ученые используют концепт «жанрового гибрида»26, который, по мнению А. Кортихо Оканьи, позволяет хотя бы в малой степени приблизиться к пониманию такого явления, как «сентиментальная повесть».

Таким образом, все исследователи, за исключением К. Самона, выделяют анализ любовного чувства и психологического состояния персонажей в качестве главенствующей характеристики для определения жанра сентиментальной повести.

Позиция современных литературоведов на этот счет ясна, однако, следует снова возвратиться к тому, что речь идет о средневековой литературе, а значит, необходимо учитывать и такой важный аспект как самоназвание.

Прежде всего, стоит сказать о том, что в испанской литературе эпохи Средних веков не стояло проблемы определения повествовательных форм, они попросту не осмыслялись как некое единство, заслуживающее специального рассмотрения, а, соответственно, теоретических пособий для их написания не существовало. Прозе, по сравнению с поэзией, отводилось скромное место, которое будет оставаться таковым вплоть до Сервантеса. Подтверждением этому служит и ситуация, сложившаяся в сфере теоретической мысли. В качестве руководств для поэтов создавались так называемые arte de trovar

26

Термин, появляющийся в работах П. Эрнади и М. А. Гарридо Гальярдо: Hernadi Р., Teoría de los géneros literarios, Barcelona, 1978 ( Spanish trans, of Beyond Genre); Garrido Gallardo M. A., Teoría de los géneros literarios. Estudio Preliminar, compilación de textos y bibliografía, Madrid, 1988. искусство сочинять») - своды правил по написанию стихотворных произведений, входившие в состав учебников по грамматике. Помимо рассуждений о том, что же есть искусство поэзии, там мы находим практические советы, следуя которым и должно было сочинять. До нас дошло нескольких сочинений испанских авторов: самое раннее по времени создания

Arte de trovar» («Искусство сочинять стихи», 1433) Энрике де Вильены; «El libro de las consonantes o Gaya ciencia» («Книга о согласных или «веселая наука») Перо Гильена де Сеговия и «Proemio е carta al condestable don Pedro de

Portugal» («Пролог и письмо, отправленные Маркизом де Сантильяна вместе с его сочинениями коннетаблю Португалии» коннетаблю», 1449) Маркиза де

Сантильяны, «Arte de poesía castellana» («Искусство кастильской поэзии»)

Хуана дель Энсины. Все это своеобразные «поэтики», то есть сочинения, дающие теоретическое осмысление, а также практические указания по написанию поэзии27. И лишь спустя почти столетие в Испании появится первая

28

Поэтика» в привычном для нас виде .

Испанская теоретическая мысль (то есть осмысление и анализ) на протяжении всей своей истории отставала от европейских соседей. Отчасти в силу периферийного положения, отчасти в силу исторического развития, многие явления, распространившиеся в литературах и культурах других стран, доходили до Испании с большим опозданием. В то время как в Италии идет Возрождение, испанская литература все еще остается в рамках средневекового сознания, с трудом сдающего свои позиции. В данном случае мы имеем дело с уникальным явлением. С одной стороны, анализируемые тексты хронологически принадлежат эпохе Средневековья, а, следовательно, и круг

27

Испано-арабский мыслитель Аверроэс традиционно называется в ряду первых, кто обратил внимание на риторику и поэтику, т.к. в уже в XII в. он составил комментарий к «Поэтике» и «Риторике» Аристотеля. XIII в. в испанской теоретической мысли характеризуется интересом к текстам «De Inventione» Цицерона и «Риторике к Гереннию». В начале XIV в. в центре снова оказывается «Риторика» Аристотеля, а в XV в. на авансцену опять выходит трактат Цицерона.

28

Первыми нормативными поэтиками в испанской литературе считаются: «El arte poética» («Поэтическое искусство», 1580) Мигеля Санчеса де Лимы и «Poética» («Поэтика», 1596) Лопеса Пинсьяно. тем и проблем отвечает представлениям именно средневековым. С другой же -учитывая, что куртуазная литература, из которой рождаются повести, уже потеряла свои главенствующие позиции в других литературах, перед нами в течение почти столетия возникает и угасает целая ветвь текстов29, вобравшая в себя основные характеристики куртуазной литературы, но, тем не менее, оказавшаяся неспособной развиваться и функционировать нормальным образом в рамках уже отжившей традиции.

Посмотрим, какие «жанровые» наименования фигурируют непосредственно в повестях. Например, как Падрон, так и Сан Педро используют слово tratado30. Наименованием «tratado»31 («сочинение, трактат») могли обозначаться литературные произведения самого разного рода -сюжетные повествования значительного объема, написанные в прозе (иногда

32 прозиметры), сочинения толковательно-моралистического свойства . Как од

В качестве примера схожего явления поздней куртуазности можно привести сочинения Франческо да Барберино «Предписания любви» и «О правилах поведения и нравах сеньор», в которых при пристальном рассмотрении обнаруживается своеобразная сатира (пусть и не очень умелая) как и на переставшую существовать к тому времени куртуазию, так и на процветающую схоластику. Подробнее об этом см. Мейлах М. Б. Об одной ранней сатире на куртуазию: «Предписания любви» Франческо да Барберино // Жизнеописания трубадуров М., 1993 и Веселовский А. Н. Женщины и старинные теории любви. М., 1990. Однако в отличие от трактатов да Барберино и подобных ему произведений, испанская куртуазная литература XV в. еще далека от пародийного представления куртуазных ценностей, так как они не теряют своего значения, а продолжают восприниматься как вполне действующие.

30 «El siguiente tractado» - в небольшом вступлении к «Любовному плену», «Tractado de amores de Arnalte y Lucenda» - в самом названии, «el siguiente tratado es departydo en tres partes» - в прологе к «Вольному рабу любви».

Изначально средневековый tractatus восходит к сочинениям отцов церкви эпохи патристики, написанных с целью распространения классической мудрости в терминах, соотносимых с христианским верованием. В связи с повсеместным распространением местных наречий в Европе, т.е. народных языков, эта форма стала использоваться в произведениях философского толка, дидактических или научных.

32Ниже приводится ряд текстов, использующих в качестве названия слово «tratado»: «Tratado de la asunción de la Virgen» (1342), «Tratado contra las hadas» (1349), «Tratados castellanos sobre la predestinación y sobre la Trinidad y la Encarnación del maestro Fray Diego de Valencia» (1412), «Tratado de la lepra» (1417), «Tratado contra errores del Talmud» (1419), «Tratado de astrología» (1428), «Tratado breve de la penitencia» (1440-1460), «Tratado de la divinaba e sus especies que son de la arte mágica» (1445), «Tratado del dormir et despertar et de las adevinan9as et agüeros et profecías» (1445), «Tratado de vicios y virtudes» (1454), «Tratado de cómo al hombre es necesario amar» (1456), «Tratado de caso e fortuna» (1460), «Tratado de las armas» (1462-1465), «Tratado de la guerra» (1482), «Tratado de los gualardones» (1482-1492). Данный перечень дает понять, видно, термин «трактат» не имел на тот момент строго закрепленной сферы применения, он применялся к широкому полю сочинений, весьма различных по своей тематике. И все же есть одна отличительная особенность, объединяющая все произведения с таким названием в рамках одного наименования. Это риторическое оформление текстов. То есть в построении произведений с таким названием обнаруживается внешнее (чаще композиционное) сходство. Таким образом, основным критерием, из которого исходили авторы при выборе заглавия, является, прежде всего, его прозаическая форма, а, во-вторых, установка на рассуждение, размышление и изложение мыслей о том или ином предмете33.

Любопытно, что авторы избирают именно это слово для характеристики своих сочинений. Ведь в действительности исследуемые повести являются первыми образцами испанской сюжетной художественной прозы, не имеющими на тот момент сколь-нибудь очевидных предшественников в этой сфере. Вероятнее всего, сочинители повестей действительно исходили из существующей традиции называния прозаических сочинений-рассуждений на какую-либо конкретную тему (генеалогия, геральдика, охота), но также сочинений по риторике, как вновь созданных, так и переводов античных и средневековых авторов. Принимая во внимание бытование и применение термина «tratado», видно, как авторы повестей еще больше расширяют рамки его использования, адаптируя его к новой разновидности произведений, еще не имеющих специально закрепленного обозначения и места в рамках тогдашней системы повествовательных жанров34. что сфера употребления термина была широка: от сочинений религиозного толка до музыкальных и медицинских.

33 На это указывает и название самого термина «tractado» от глагола «tratar» - писать, повествовать, вести речь, рассуждать.

34 В качестве параллели и одновременно демонстрации отсутствия жанрового мышления у средневековых испанских авторов можно привести рыцарский роман. С его терминологической дефиницией происходит нечто схожее. Если обратить взгляд на те заголовки, которыми снабдили авторы свои произведения, то станет очевидно весьма широкое поле понятий, которое у современного исследователя вызывает вопросы, стремление разграничить и привести в некую систему имеющиеся тексты. «Libro del

Для того чтобы понять, откуда и каким образом появляется сентиментальная повесть, следует обратиться к ее источникам, к тем произведениям, которые станут определяющими, и без которых немыслимо возникновение интересующей нас группы сочинений. Ответив на вопросы что? (то есть что становится предметом изображения) и как? (в какую форму облекается и при помощи каких средств это делается), станет возможно понять механизмы зарождения, становления и развития повести. Поскольку заявленная тема работы включает в себя словосочетание «куртуазная традиция» (ниже отдельно оговаривается, что под этим подразумевается), то в поле рассмотрения попадает значительный материал, (связанный с этим явлением) без анализа которого невозможно осуществить задуманную работу.

Начиная с критических работ Менендеса-и-Пелайо и вплоть до сегодняшнего момента большинством ученых рассматривались две основные линии влияния на рождение сентиментальной повести: это итальянская и французская ветви. К первой традиционно относят произведения, давшие, как полагают отдельные исследователи, основу испанским сочинениям - это «Элегия мадонны Фьяметты» («Elegía di Madonna Fiametta», 1343) Джованни Боккаччо и «История возлюбленных Евриала и Лукреции» («Historia de duobus amantibus Eurialo et Lucretia», 1444) Энея Сильвио Пикколомини. Влияние «Фьяметты» отчетливо заметно в попытках авторов повестей описать душевное состояние героев, и новелла Боккаччо в этом смысле стала для европейских писателей одним из важнейших образцов для подражания. Также испанскими прозаиками XV в. ценился стиль итальянской новеллы - насыщенный и caballero Zifar», «Libro de don Claribalte», «La estoria del caballero del Cisne» (О проблеме жанра «книги» см. статью Афиногеновой Е. В., Жанр «книги» в средневековой испанской литературе // Проблема жанра в литературе Средневековья. М., 1994. С. 260-283). Среди прочих могли использоваться такие подзаголовки как «история» (estoria) и «роман» (novela), причем последнее станет наиболее употребительным уже в XVI в. Подобное разнообразие жанровых номинаций, даваемых авторами своим сочинениям, еще раз доказывает отсутствие теоретического осмысления литературы в рассматриваемый период. Соответственно, подзаголовки, фигурирующие в названиях или авторских прологах, говорят об интуитивном восприятии жанра текста самим сочинителем, или о том, как его должны были воспринимать читатели. избыточный, полный метафор и стилистической орнаментальности, что, в свою очередь, не могло не оказать воздействия на создателей сентиментальных повестей, уделявших огромное внимание стилю.

Практически все ученые согласны с Менендесом-и-Пелайо в вопросе литературных источников. Так, JI. Конде посвятил отдельную статью

35 рассмотрению связи «Фьяметты» с сентиментальными повестями . Согласно его исследованию, новелла Боккаччо дает испанской сентиментальной повести определенную модель любовных отношений - любовь-страсть. При этом все повествование призвано показать подробности этой страсти, оставляя в стороне все внешние элементы. Соответственно, и служение любви (под влиянием «Фьяметты»), выделяется как один из лейтмотивов в испанских сентиментальных повестях. Схожие идеи можно обнаружить и у другого

О/' исследователя - X. Канета Вальеса , который пишет об интерпретации в новелле любовного чувства как некой болезни, протекающей в душах героев и заставляющей их совершать поступки, внешне никак не мотивированные. В новелле Боккаччо показан внутренний анализ причин и событий, вызванных любовным чувством, поэтому автор прибегает к возвышенному стилю и представляет героиню как трагического персонажа, действующего по законам безумия, вызванного страстью. Именно стилистические особенности и анализ любовной страсти в новелле Боккаччо «Фьяметта» позволил исследователям рассматривать ее в качестве источника сентиментальной повести.

Другим предшественником и образцом для испанских авторов сентиментальных повестей, по существующему мнению, явилось произведение Энея Сильвио Пикколомини (будущего Папы Пия II) «История возлюбленных

35

Linage Conde, A., Los caminos de la imaginación medieval: de la Fiammetta a la novela sentimental castellana // Filología Moderna, 55 Extraordinario, Madrid, 1975, P. 541-561. Также следует отметить работы: Weissberger, В. F.,'Habla el auctor': L'Elegia di Madonna Fiammetta as a Source for the "Siervo libre de amor" // Journal of Hispanic Philology 4, (1980). P. 203-236.

36 Canet Vallès J. L., El proceso de enamoramiento como elemento estructurante de la Ficción Sentimental // Historia y ficciones: Coloquio sobre la literatura del siglo XV. Actas del Coloquio Internacional organizado por el Departament de Filología Espanyola de la Universität de València, celebrado en Valencia los días 29, 30 y 31 de octubre de 1990, Valencia, 1992. P. 227-239.

Евриала и Лукреции». Главным нововведением, приписываемым Пикколомини, является использование эпистолярной формы: «. часть повести представляет собой обмен письмами между влюбленными; прекрасный новый способ для анализа чувств, гораздо более естественный, нежели монологи, использованные Боккаччо» . Именно эпистолярная форма Энея Сильвио внесла, по мнению исследователей, существенный вклад в формирование испанской сентиментальной повести. С этого момента главной задачей писем будет показать анализ зарождающегося чувства и его развитие в душах героев.

Присутствие в названии произведения Энея Сильвио слова «история» или «трактат» подразумевает намерение создать рассказ-пример, и, следовательно, как Пикколомини, так и Сан Педро, используя подобное определение для своих текстов, стремятся к «правдоподобию» (т.е. в противовес «лживости» элегии»). Конечно, не стоит преувеличивать роли «Истории двух возлюбленных» в

-5 О формировании испанской сентиментальной повести , но, в то же время, было бы неправильным, на наш взгляд, отрицать факт возможного влияния

39 итальянского рассказа и не рассматривать его в числе источников . Итальянские произведения, несомненно, сыграли свою роль в формировании испанской сентиментальной повести. В первую очередь, это были одни из первых примеров именно художественного прозаического повествования, описывающие историю влюбленных, их чувств и переживаний. «История возлюбленных» Пикколомини называется среди родоначальников

Menéndez у Pelayo, Op. cit. P. 11.

38

Leaños, J., Piccolomini's «Historia de duobus amantibus» and Its Influence on Rodriguez del Padrón's «Siervo libre de amor» // Connections (European Studies Annual Review), vol. 2, 2006, P. 32-40.

39 г-»

Заметим, что следы итальянского влияния отмечались, начиная с работ Менендеса-и-Пелайо. Любопытно, что хотя этот факт признается как очевидный большинством исследователей (об этом свидетельствуют многочисленные разрозненный замечания во многих работах), однако не существует более или менее целостного и законченного анализа этой проблемы. Отдельные упоминания встречаются и у К. Виннома в его вступительной статье к первому тому сочинений Сан Педро, в монографии Д. Цвитановича (в основном о влиянии произведений Боккаччо на Флореса), у А. Дурана, а также в ряде других статей. европейского романа (именно в прозе) в письмах40, хотя споры на этот счет ведутся по сей день.

Для нас вопрос о том, были ли испанские авторы знакомы с сочинениями своих итальянских коллег, остается открытым. Поскольку не осталось никаких документальных подтверждений непосредственного бытования их текстов в испанской традиции, а переводы на кастильский появятся значительно позже написания первых повестей, то остается лишь высказывать предположения и принимать во внимание аргументы других исследователей на этот счет.

Схожим образом обстоит дело и с другой линией влияния, выделяемой исследователями.

Как известно, во Франции в XIV в. создается целый ряд произведений, которые можно отнести к любовным письмовникам. В качестве примера, прежде всего, нужно назвать «Истинные ди» Гийома де Машо (Guillaum de Machaut, «Livre du voir-dit», ок. 1363), «Сто баллад влюбленного и дамы» {Christine de Pisan, «Cent balades d'amant et de dame», 1409-1410), «Владыку истинных влюбленных» (Christine de Pisan, «Livre du duc des vrais amans», 1404г.) Кристины Пизанской41. Так, например, первое произведение состоит из сорока шести прозаических писем и пяти лирических стихотворений, связанных воедино рифмованными строфами. Написанное в автобиографической форме, оно рассказывает любовную историю, внезапно омраченную новостью о том, что возлюбленная героя показывает его послания поклонникам, дабы посмеяться над ним. И хотя в конце герой узнает, что случившееся было всего лишь злыми сплетнями, он не желает продолжать отношения и возвращает возлюбленной ее и свои письма, сопровождая их рассказом о произошедшем: книгой о «правдивой истории». Пожалуй, произведение Г. де Машо стало образцовым в своем роде и получило наибольшую известность. Последующие же опыты в данной области скорее носили подражательный характер.

40 Капу С., The beginnings of the epistolary novel in France, Italy and Spain, Berkeley, 1937.

41 Подробнее об этом см. Капу С., Op. cit. Р. 127-163.

Эта линия французского влияния мало и почти не рассматривалась исследователями сентиментальной повести. Однако, как представляется, и у этой теории есть право на существование. Те французские сочинения, которые косвенно или прямо могли воздействовать на складывание жанра, являются стихотворными, возможно, поэтому, они незаслуженно остаются в стороне. Ведь многие тексты дали образы, тематику и язык, которые, так или иначе переработанные, попали на испанскую почву и дали свои ростки (примером может служить все та же любовная поэзия). Прослеживаются некоторые параллели и с названиями французских текстов, что вряд ли явилось простым совпадением: «Любовный плен» Ж. Фруассара (Prison amoureuse, ок. 1373г.), «Плен любви» Бодуэна де Конде («Prisons d'amours», XlVe.). И все же наиболее очевидные отголоски проникновения французской любовной поэзии проявляются именно в обращении к приему аллегории и в способе построения аллегорического образа. В этом отношении, безусловно, стоило бы учитывать традицию, восходящую еще к «Роману о Розе», которая также остается практически нерассмотренной в работах западных испанистов42. Еще одним немаловажным нововведением французской литературы является обращение, преимущественно в стихах, к эпистолярной форме.

Таким образом, французское наследие очень важно для понимания природы испанской сентиментальной повести, приемов ее построения, образов, языковых средств выражения. Одним из немногих исследователей, настаивающих на важности именно французских сочинений, является К. Винном. Он, в отличие от остальных литературоведов, не отрицая важности

42

Чуть ли не единственной остается работа начала XX в.: Luquiens, Fr. В., The «Roman de la Rose» and medieval Castilian Literature // Romanische Forschungen, XX, 1907, pp. 284-320. Как и в случае с итальянским влиянием, роль вышеназванных французских текстов признается почти всеми исследователями (в скобках заметим, что К. Винном одним из первых заговорил о необходимости рассмотрения этой линии), однако не существует комплексных работ, уделяющих внимание сопоставлению повестей и, например, традиции «Романа о Розе». Почти что в каждой статье или главе книги, посвященных анализу аллегории в повестях, встречаются беглые и разбросанные замечания на этот счет, однако последовательного и логичного сопоставления нет. Наиболее содержательными представляются наблюдения Ч. Поста в его книге о средневековой испанской аллегории (она также вышла на заре XX в., в 1915 году). итальянского влияния, впервые упомянутого М. Менендесом-и-Пелайо, считает необходимым учитывать тексты именно французских авторов.

Данная работа не предполагает сопоставительный анализ всех упомянутых источников. Во-первых, это выходит за рамки заявленной темы, во-вторых, подразумевает отдельное и очень обширное исследование. На данном этапе важно было показать путь возникновения сентиментальной повести внутри самой испанской традиции. Вкратце очертив круг возможных вдохновителей сентиментальных повестей, сосредоточимся на ряде вопросов, непосредственно связанных с испанской куртуазной традицией. Как видно из перечисления французских и итальянских источников (предваряющих создание испанских произведений), исследователи пытаются найти предшественников повестей (однако выше мы уже отмечалось, что аналогов этого жанра не было) или хотя бы схожие по форме и проблематике сочинения в других европейских литературах. С точки зрения формы - прозаическое повествование в письмах Пикколомини прекрасно встраивается в ряд предшественников повестей. Или, например, почти все французские тексты дают круг тем и проблем, связанных именно с куртуазной тематикой. В таком случае может возникнуть закономерный вопрос: в чем же специфика такого явления, как сентиментальные повести? Дело в том, что повести стали своего рода реакцией и преемником (довольно запоздалыми) европейской куртуазной традиции. Проблема в том, что если к концу XV в. это явление уже почти исчерпало себя и сошло на нет в большинстве других европейских литератур, то в Испании весь XV в. проходит под знаком куртуазной литературы. «В некоторых странах в период Предвозрождения, совпадающий с XV в., происходит не столько формализация и постепенное вырождение куртуазной литературы, сколько, наоборот, ее серьезный и полнокровный расцвет. Это подчас связано с тем, что в предшествующую эпоху куртуазные нормы и идеалы не получили здесь своего окончательного развития и "исчерпанности"»43. Именно такой процесс наблюдается в испанской литературе.

И, если в остальных странах, этот процесс был растянут не то что на десятилетия, а на века, то в данном случае речь идет о стремительном всплеске, когда куртуазная традиция находит выражение в самых разнообразных литературных формах, благополучно и успешно функционирующих почти одновременно. Поэтому сентиментальные повести представляют собой случай запоздалой реакции литературы в рамках одного конкретного явления.

Указанные выше две линии влияния на формирование сентиментальной повести признаются большинством исследователей, так что почти любая работа, затрагивающая вопрос жанровой дефиниции, ее источников и влияний прежде всего отмечает ориентированность повестей на итальянские и французские произведения. Конечно, подобный факт является закономерным, поскольку запаздывавшее в Испании усвоение и развитие куртуазной традиции, которая в соседних странах уже исчерпала себя, сопровождалось усвоением огромного количества оставшихся ей в наследие текстов. При этом стоит заметить, что, изучив библиографию по данной проблеме, не найдется сколь-нибудь значительных работ, рассматривающих рецепцию куртуазного наследия в повестях.

Вплоть до последнего времени почти не рассматривались и не отмечались в качестве непосредственных предшественников произведения, создававшиеся собственно на территории Испании. А между тем, внутреннее движение и развитие анализируемого жанра, прежде всего, происходит на национальной почве, на которую впоследствии накладываются внешние влияния. При этом место сочинений на кастильском языке, предшествовавших возникновению и становлению повестей, ранее не столь выделяемых учеными, заслуживает, как представляется, более пристального рассмотрения. Данная работа во многом акцентирует внимание именно на этом аспекте. Еще одним

43 Михайлов А. Д. Введение // Пятнадцатый век в европейском литературном развитии. М., 2001. С. 20. критерием, по которому можно провести разделение интересующих нас материалов, это выделение собственно влияний с одной стороны, и заимствований - с другой. При расставлении акцентов подобным образом итальянские и французские источники, скорее всего, попадут в ряд заимствований, а испанские - в сферу непосредственных влияний. Конечно, так сформулированная проблема имеет несколько предварительный характер, так как требует более тщательного рассмотрения.

Испанская куртуазная литература на момент появления первой сентиментальной повести отличалась значительным разнообразием форм. Во-первых, это стихотворные тексты, любовная поэзия44. Для нас, прежде всего, важна поэзия нескольких крупнейших поэтов того периода - маркиза Сантильяны, Хорхе Манрике и Хуана де Мены, чье творчество можно назвать квинтэссенцией любовной поэзии, представленной в придворных антологиях-песенниках» (кансьонеро). Множество поэтических сборников XV в. дает целую россыпь образцов куртуазной поэзии, еще не утратившей своих центральных позиций в те годы. В первой главе работы проводится достаточно подробный разбор поэтических текстов, подтверждая их важность для возникновения и становления сентиментальной повести. Также немаловажным является и то, что почти все авторы сентиментальных повестей начинали свой творческий путь в качестве поэтов, чьи произведения также входили в состав кансьонеро45.

Среди разновидностей поэзии, представленной в кансьонеро, встречаются стихи, сочиненные в подражание «итальянской манере». Например, Франсиско

44 Стихотворные сочинения в Испании в XV в. собирались и издавались в своеобразных антологиях-песенниках - «кансьонеро»: «Кансьонеро Баэны» (Cancionero de Baena) (1440); «Кансьонеро Стуньиги» (Cancionero de Stúñiga) (60-е гг. XV в); «Придворный Кансьонеро» (Cancionero de palacio) (70-е гг. XV в.). В них представлен весь спектр существующих поэтических жанров, в том числе и любовная поэзия, и ее главная разновидность «песня» (canción, cantiga).

45 Характерно, что как Падрон, так и Сан Педро, сочетают в своих произведениях поэтические вставки с прозаическим повествованием: с одной стороны это дань куртуазной поэзии, которая, несомненно, была еще очень популярна, и которая выступает поэтическим предшественником повестей; с другой, вполне традиционно для Средневековья явление прозиметра.

Империаль, поэт середины XV в., одним из первых начал писать сонеты на «италийский лад» (al itálico modo). Одним из веяний, пришедших как раз из Италии, стала аллегорическая поэзия в духе Данте и Петрарки. Все эти нововведения, включая и тематику, и ритмику, во многом и определили будущую национальную школу, сложившуюся в первой половине XVI в. Представляется, что именно любовная поэзия дала сентиментальной повести мотивы, язык и средства.

Во-вторых, писались так называемые «трактаты» (tratados) -прозаические сочинения о любви теоретического характера, основной целью которых было освещение проблематики любовных чувств и отношений (преимущественно с назидательной точки зрения) между мужчиной и женщиной: «Трактат о любви» («Tratado de amor», 1434), приписываемый Хуану де Мене; «Бич, или Осуждение мирской любви» Мартинеса де Толедо («Corbacho о reprobación del amor mundano»1438); «Как человеку должно любить» («Tratado de cómo al hombre es necesario amar», 14??) А. Ф. де Мадригаля. Помимо того что трактаты преимущественно опирались на куртуазное понимание любви, они были написаны прозой, а, соответственно, не только с содержательной, но и с формальной стороны, наиболее близки к сентиментальным повестям. В одной из глав данной работы этому вопросу уделяется отдельное внимание, так как он является одним из ключевых.

В-третьих, эпистолярные произведения, восходящие, несомненно, к Овидию и его «Героидам»46. Это, в первую очередь, сам перевод «Героид» Хуана Родригеса дель Падрона, получивший название «Бурсарио» (Bursario, 1434). Примечательно также и то, что Падрон не ограничился одним лишь переводом, но и попытался придать труду античного автора форму, отвечающую запросам Средневековья, а именно сопроводив его своим вступительным словом, сообщавшим тексту особую дидактичность. Более того,

46 Овидианская средневековая традиция включает и тексты самого Овидия («Науку любви», «Лекарство от любви», «Героиды»), и их многочисленные переложения (например, «О любви» Андрея Капеллана), и обширную литературу подражаний. испанский сочинитель создает несколько собственных эпистол в духе Овидия и добавляет их непосредственно к тексту перевода.

Особое место среди произведений середины XV в., непосредственно связанных с процессом формирования сентиментальной повести, занимает сочинение анонимного каталонского автора «Печальное наслаждение» (Triste deleitación, 1465?). Это произведение представляет собой причудливое жанровое образование, которое по своей сути наиболее приближено к сентиментальным повестям. Вопрос о том, была ли это ступень на пути выработки «классического» варианта жанра, который в итоге представлен у Диего де Сан Педро, или это скорее отход от линии ее развития, остается по сей день нерешенным, и в одной из глав работы предпринята попытка понять его место в истории сентиментальной повести.

Таким образом, испанская куртуазная традиция включает в себя довольно обширный и разнообразный по форме пласт сочинений, которые могли подсказать новую форму повествованиям на любовную тему. В исследовании затрагивается вопрос о процессе зарождения именно художественной прозы, чьим принципиальным отличием станет преимущественный акцент на развлекательном аспекте, а не только и не столько на назидательном. Сочетая в себе элементы «занимательного» чтения, сентиментальные повести, тем не менее, несут на себе весьма заметный дидактический отпечаток, столь присущий большинству средневековых произведений с заглавием «трактат». Такой синтез еще раз подчеркивает уникальное положение и время создания текстов, когда господствовавшие средневековые нормы начинают постепенно сдавать свои позиции, уступая место новым веяниям уже близящейся эпохи Возрождения. Подобное сочетание традиционного и, в некотором смысле, новаторского заметно на всех уровнях анализа повестей: как во внешнем их устройстве, так и во внутреннем наполнении.

Одной из главных особенностей представленной темы является рассмотрение движения куртуазной традиции в рамках сентиментальной повести. При этом особое внимание сосредоточено на развитии не только содержательной стороны анализируемого жанра, но и на поиске адекватной содержанию повествовательной формы.

Теперь стоит пояснить, что же понимается под «куртуазной традицией», и с какой точки зрения она анализируется в работе. Итак, «куртуазная традиция» - широкое, не строго терминологическое понятие, объединяющее корпус текстов, связанных единым содержательно-формальным комплексом -идеей куртуазного служения Даме и особым поэтическим (а позже и прозаическим) языком ее реализации в литературном тексте. Понятие распространяется не только на сферу синхронии, но и диахронии, подразумевая развитие и трансформацию этого комплекса в позднесредневековой литературе. Такое определение дает вполне установленные границы, в рамках которых и осуществляется исследование. Однако, как уже было показано выше, чтобы ответить на вопрос, что же происходит с куртуазной традицией в сентиментальных повестях, предстоит рассмотреть обширный спектр проблем. Насколько разнообразны по своей функции, форме, составу, степени «художественности» тексты куртуазной тематики, демонстрирует, в частности, известная отечественная антология «Жизнеописание трубадуров» (серия «Литературные памятники»)47, учитывающая состав средневековых кодексов.

47 Жизнеописания трубадуров / Сост. М. Б. Мейлах. М. : Наука, 1993. Этот сборник хорошо демонстрирует разнородный состав литературы на куртуазные темы. В первую очередь, конечно же, это жанр куртуазной песни, или кансоны (canso), как правило, воспевающей любовь поэта к своей Даме. Однако лишь этим не ограничивалось творчество влюбленных поэтов, чьи жизнеописания также выстраивались вокруг любовного сюжета. Трубадуры посвящали сирвенты злободневным вопросам политики и морали, высмеивали своих политических и религиозных противников, взывали к крестовым походам, прославляли доблесть и щедрость своих покровителей и друзей, оплакивали их смерть. Также весьма интересен диалогический жанр прения или дебата, представленный в жизнеописаниях партименами - стихотворными спорами, позиции каждого из участников которых задаются изначально, и тенсонами, оставляющими место для более свободного диалога. Между тем, среди жизнеописаний трубадуров есть и полноценные «психологические» новеллы. Одна из таких новелл, связанная с известным «бродячим» сюжетом, связана с именем жонглера Гильема де ла Тора, который сошел с ума от горя после смерти своей молодой жены, похищенной им у одного миланского цирюльника. Помимо поэзии и жизнеописаний

Эта антология текстов из истории провансальской куртуазной литературы самым наглядным образом очерчивает круг произведений, в которых нашел выражение весь куртуазный комплекс, представленный в самых разнообразных по форме произведениях. Видно и то, что куртуазная традиция претерпевала постоянные изменения, отвечая потребностям изменяющегося времени. Это был естественный процесс развития и угасания целого литературного явления, просуществовавшего несколько столетий и породившего аналогичные процессы в других европейских странах.

В диссертации на материале сентиментальных повестей и их источников прослеживается, что происходит в поле куртуазной литературы в Испании и каковы особенности ее развития и трансформации. Куртуазная традиция в испанской литературе представляет собой весьма любопытное явление, которое в последнее время вызывает все больший интерес со стороны исследователей.

Основной целью является исследование эволюции и движения куртуазной традиции в рамках повестей. В задачи исследования входит показать, что куртуазная традиция в Испании, начиная со времен галисийско-португальской лирики (ХП-ХШ вв.), угасала, возрождалась и претерпевала постоянные изменения, в зависимости от того, в какое время и в каком литературном контексте она оказывалась. Анализируя позднесредневековые сентиментальные повести, нам предстоит показать, как шел этот процесс в Кастилии XV в., какие изменения и нововведения с ним связаны.

В методологическом плане работа ориентирована на историческую поэтику, которая позволяет рассмотреть сентиментальную повесть в историческом, структурном и типологических аспектах, и, таким образом, уточнить специфику, а также место и ее значение в историко-литературном процессе. куртуазная традиция включает в себя целый ряд текстов так называемого функционального характера - сочинения-руководства в любовной науке, в искусстве любовного послания и т.д.

Данное исследование предполагает рассмотрение эволюции формы, что и подразумевает историческая поэтика. Взгляд на движение и развитие отдельно взятого понятия, позволяет увидеть системность и выстроенность интересующего явления, его возможные модификации. Следуя взглядам А. Н. Веселовского на историю литературы как на «движение форм падающих и снова восходящих», то есть собственно эволюцию жанров48, обусловленную, с одной стороны, внутренней логикой (преданием), а также «спросом общественных идеалов», строилось данное исследование. Избранный нами метод, который стал основным, восходит к работам Веселовского. Его дальнейшая разработка нашла отражение и практическое применение в работах видных отечественных ученых: В. М. Жирмунского, А. В. Михайлова, М. JI. Гаспарова, Е.М. Мелетинского, П. А. Гринцера и др. В настоящее время стоит отметить серию сборников «Литература Средних веков, Ренессанса и Барокко», выпускаемую сотрудниками Института мировой литературы, в которых также применяются принципы исторической поэтики и сравнительно-исторический подход к анализу материалов. Умение сопоставить, провести параллели или установить родство - все это предполагает сравнительный метод, который и является определяющим в представленной работе.

Теоретические принципы и конкретная методика изучения поэтики средневековых произведений обоснованы и применены в трудах как западных ученых: Э. Курциуса, П. Зюмтора, X.- Р. Яусса, Ч. Кэни, так и отечественных теоретиков в области западноевропейской литературы Средних веков А. Н. Веселовского, М. Л. Гаспарова, М. Б. Мейлаха, С. С. Аверинцева. С точки зрения анализа сентиментальных повестей опорными работами служат труды А. Кортихо Оканьи, К. Виннома, Д. Цвитановича, А. Дурана, А. Дейермонда.

Научная новизна работы заключается в том, что сентиментальная повесть и куртуазная традиция в ней впервые рассматриваются в свете

48

Веселовский А. Н. Из введения в историческую поэтику. Вопросы и ответы // Веселовский А. Н. Избранное: Историческая поэтика. М., 2006. С. 57-80. национальной испанской литературы, внутри которой и рождается жанр. В отличие от общепринятого среди западных испанистов подхода, когда корни и образцы для формирования повестей пытаются найти за пределами национальной литературы, основное внимание сконцентрировано именно на испанской, даже еще уже - кастильской литературе. Запоздалая рецепция куртуазного наследия, как об этом писало большинство исследователей еще в середине XX в., на практике оказалось вполне самостоятельным и уникальным в своем роде явлением. Постепенно сентиментальная повесть начинает занимать достойное место в истории испанской литературы, не просто как маргинальное явление, вспыхнувшее и угасшее в достаточно сжатые сроки, но как один из важнейших шагов на пути формирования и появления художественной повествовательной литературы эпохи Возрождения (включая Сервантеса).

Испанская литература XV в. в последние десятилетия приковывает к себе все большее внимание со стороны литературоведов. Не стали исключением и сентиментальные повести, чья роль в формировании художественной прозы на национальном языке долгое время вообще не оговаривалась. В то время как первые попытки создания повествовательных форм, по-видимому, восходят непосредственно к повестям. Тексты сентиментальных повестей, несмотря на их популярность в эпоху создания и последующие десятилетия (о чем свидетельствует в частности значительное количество переводов на основные европейские языки49), долгое время оставались вне поля зрения

49 Переводы на французский язык «Трактата о любви Арнальте и Лусенды»: L'amant mal traicte de sa туе. Trad, de Niolas d'Herberay, Sieur des Essars, SI., s.a.[Paris, Denis Janot], 1539; L'amant mal traicte par sa mie. Paris, .1540?; L'amant mal traicte de sa туе. Paris, 1541; Petit traite de Arnalte et Lucenda. Paris, Jeanne de Marnef, 1546; и последующие издания Tolosa (1546), Paris (1548), Lyon (1550), Paris, 1551?, Lyon (1553), Gante (1556), Paris (1561), Paris (1581), Paris (1595). Французско-итальянские издания: Petit traite de Arnalte et Lucenda. Picciol trattato dArnalte e di Lucenda, intitolato L'amante mal trattato dalla sua amorosa. Trads. Nicolas d'Herberay, Bartolomeo Maraffi. Lyon, Balthzar Arnoullet, 1555 (переиздания 1556, 1570, 15786 1583). На английский: A certayn treatye most wyttely deuised, orygynally griten in the Spanynysshe, lately traducted in to Frenche entitled Lamant mal traicte de samye. Trad. John Clerke. Londres, Robert Wyer, 1543. Не меньшим, a, скорее, даже большим успехом пользовался «Любовный плен» - в 1493г. появится первый перевод на каталонский язык. В литературоведов. Их открытие, или второе рождение, начинается в конце XIX -начале XX вв., когда испанский исследователь Менендес-и-Пелайо находит старинные издания текстов XVI в., и берется за их издание. С этого момента и возникает интерес к сентиментальным повестям, который не прекратился и по сей день, а, наоборот, приобрел еще больший размах. С конца XIX века, когда были заново обнаружены и выпущены в свет тексты лишь нескольких повестей, на сегодняшний день имеется корпус текстов, который разросся и увеличился в значительной степени. И если в тех же исследованиях Менендеса-и-Пелайо или Амадора де лос Риоса сентиментальная повесть (чье именование в тот период также еще не было четко определено) выступает как некий маргинальный жанр испанской литературы XV века, прошедший незамеченным и не внесший никакого вклада в литературный процесс, то сейчас мнение исследователей кардинально изменилось. За счет расширения рамок корпуса текстов, причисляемых к повестям, выстраивается картина возникновения и эволюции этой формы. Это уже не два-три текста и несколько десятилетий в испанской литературе, а вполне закономерное явление, просуществовавшее более столетия и привнесшее новые темы, а также абсолютно новую разновидность куртуазной литературы, не имеющую аналогов в европейской литературе.

70-е гг. XX в. стали поворотным пунктом в изучении сентиментальных повестей. К. Винном, один из крупнейших специалистов в этой области, издал полное собрание сочинений Диего де Сан Педро (в трех томах), что тут же повлекло за собой новую волну исследований, которые сейчас стали классическими50. Однако обращение к этим текстам (в среде западных

XVI в. будут постоянно переиздаваться параллельные испанско-французские варианты: Cárcel de Amor; Prison d'amour. Paris, Gille Corrozet, 1552 (Amberes (1555), Amberes (1556), Amberes (1560), Paris (1567), Paris (1581), Lyon (1583), Paris (1587), Paris (1594), Paris (1595), Paris (1598)). Переводы на итальянский: Career d'amore. Venecia, Georgio de Rusconi, 1515 (Venecia (1513 о 1514)?, Venecia (1518), Venecia (1521), Venecia (1525), Venecia (1533), Venecia (1537), Venecia (1546)). На английском: The Castell of Love. Londres, .1549? (Londres (1560?)). Переводы на немецкий появятся в XVII в.: Carcell de amor oder Gefängnis der Lieb. Leipzig, 1625 (Leipzig (1630), Leipzig (1635), Hamburgo (1660), Hamburgo (1675)). 50 Cvitanovic D., La novela sentimental española. Madrid, 1973; Durán A., Estructura y técnicas de la novela sentimental y caballeresca. Madrid, 1973. испанистов) до сих пор не утратило своей актуальности, напротив, наблюдается очередной всплеск внимания, обращенного на сентиментальные повести. Это подтверждают и многочисленные работы, выходящие в свет51. Стоит заметить, что большинство исследований сосредоточено на одном конкретном аспекте, а более или менее полной картины, или работы, которую можно было бы назвать центральной и систематизирующей, так и не существует. Все вышесказанное еще более остро ощущается в контексте отечественной испанистики. Прежде всего, потому, что рассматриваемые тексты не переведены, и, соответственно, по-прежнему остаются на периферии отечественной науки.

Предлагаемая работа затрагивает довольно широкий круг проблем. Выбранная тема сама по себе подразумевает рассмотрение весьма большого объема материалов, проблем и вопросов. Интерес к этой теме может быть обоснован несколькими причинами. Во-первых, куртуазная составляющая повестей традиционно отмечается исследователями как неотъемлемая их характеристика. Между тем нет работ с комплексным освящением и анализом куртуазной традиции хотя бы на примере нескольких, а не отдельных текстов. Во-вторых, в изученных трудах наблюдается сосредоточенность на поисках внешних истоков анализируемых текстов. Поэтому заявленная в диссертации тема имеет своей целью анализ именно испанского материала, который порождает и формирует это явление, и без которого оно не может быть правильно объяснено.

51 Blay Manzanera, V., La conciencia genérica en la ficción sentimental (planteamiento de una problemática) // Historias y ficciones: coloquio sobre la literatura del siglo XV : actas del coloquio internacional / (coord.) por Rafael Beltrán Llavador, Josep Lluís Sirera Turo, José Luis Canet Vallés, 1992, P. 205-22; Carmen Parrilla García, M., La novela sentimental en el marco de la instrucción retórica // Insula: revista de letras y ciencias humanas, № 651, 2001 , P. 15-17; Rodríguez Galdeano, E., La novela medieval Siervo libre de amor: Estudio de sus influencias latinas // Lemir: Revista de Literatura Española Medieval y del Renacimiento, №. 9, 2005; Baquero Escudero, A. L., La técnica epistolar en la novela sentimental de la Edad Media // Estudios románicos, №. 11, 1999, P. 7-16; Walde Moheno, L. Von der, La ficción sentimental // Medievalia, 25 (1997), P. 1-25; Cortijo Ocaña, A., La ficción sentimental: ¿Un género imposible? // La corónica, 29.1 (2000), P. 5-13.

Для того чтобы понять, что происходит с этой традицией, какие видоизменения она претерпевает на протяжении времени, необходимо проанализировать все, что служит источником для ее появления в означенных текстах. Испанский куртуазный материал очень разнообразен, работа это подтверждает. Литературный контекст эпохи, произведения, которые косвенно оказывали влияние на возникновение повестей, также становятся предметом рассмотрения. Поскольку куртуазный материал дает и форму, и содержание текстов (об этом подробно будет говориться в главах), то эти два аспекта также выходят на авансцену, и без их осмысления невозможно выполнение данной работы.

Научно-практическая значимость. Материалы и выводы диссертации могут найти применение в вузовской практике: чтение курсов и специальных курсов истории испанской литературы Средних веков и Возрождения. Также итогом проделанной работы может стать перевод и первая публикация на русском языке фрагментов из произведений сентиментальных повестей, либо отдельных текстов целиком. Это позволит предоставить возможность широкому кругу исследователей (а не только испанистам), познакомиться с уникальным явлением европейской литературы конца XV века.

Апробация результатов работы. Результаты исследования и основные положения диссертации отражены в статьях, в докладе на международной конференции «La théorie des trois styles et les littératures européennes au Moyen Age. Les arts poétiques et la pratique littéraire» («Теория трех стилей и европейские средневековые литературы. Поэтики и литературная практика». Москва, 2008) и на заседаниях кафедры сравнительной истории литератур Российского государственного гуманитарного университета.

В качестве материалов исследования привлекаются (выше они уже упоминались, но следует перечислить их в более систематичном порядке): 1. Сентиментальные повести:

• «Вольный раб любви» (1440) Хуана Родригеса дель Падрона (Juan Rodríguez del Padrón, «Siervo libre de amor»)

• «Трактат о любви Арнальте и Лусенды» (1491) и «Любовный плен» (1492) Диего де Сан Педро (Diego de San Pedro, «Tractado de amores de Arnalte y Lucenda», «Cárcel de amor)

• «История Гризеля и Мирабельи» (1495) Хуана де Флореса (Juan de Flores, «Historia de Grisel y Mirabella»)

• «Печальное наслаждение» (1465), анонимное (Triste deleytagión)

2. Антологии придворной поэзии (кансьонеро):

• «Cancionero de Baena» (1445-1453), изданный X. А. Де Баэной

• «Cancionero de Estúñiga» (1460-1463)

• «Cancionero de palacio» (к. XV- н. XIVbb.)

• «Cancionero General» (1511), собранный Э. дель Кастильо

3. Творчество отдельных авторов:

• Хуана де Мены

• Хорхе Манрике

• Маркиза де Сантильяны

4. Прозаические трактаты:

• «Бурсарио» (1434) X. Р. Дель Падрона (Bursario)

• «Трактат о любви» (1434), приписываемый X. де Мене («Tratado de amor»)

• «Бич, или Осуждение мирской любви» (1438) Мартинеса де Толедо («Corbacho о reprobación del amor mundano»)

• Испанский перевод в/п XV в. сочинения Бонкомпаньо да Сигны «Колесо Венерино» (Rota Veneris, окЛ 215)

• «Краткое сочинение о любви и дружбе» (1436 или 1437 гг.) Альфонсо де Мадригаля («Breviloquio de amor е amiqiqia»)

• «Как человеку должно любить» Тостадо (возможно имеется в виду псевдоним А. де Мадригаля, хотя точная атрибуция отсутствует) {De cómo al hombre es necesario amar)

Структура работы. Диссертация состоит из трех глав, введения, заключения, списка использованных источников и приложения. Первая глава называется «Поэтическая модель куртуазной любви и сентиментальная повесть». В ней, соответственно, анализируется и сопоставляется модель куртуазных отношений влюбленных в испанской любовной придворной поэзии и в сентиментальных повестях; прослеживается преемственность и в то же время трансформация куртуазного конфликта. Также выявляются мотивы и темы, которые сопутствуют теме куртуазного служения и воспевания Даме именно в ее испанском варианте.

Вторая глава - «Куртуазная проза XV в. и повествовательная структура повестей» обращается к рассмотрению источников и способов трансформации «лирической ситуации» куртуазной поэзии в отдельный повествовательный сюжет, а также к ряду аспектов, которые определяют переосмысление любовного чувства и его наполнение именно в прозаических сентиментальных повестях.

Третья глава «От контаминации приемов к завершенной повествовательной структуре: фигура повествователя и аллегория» представляет собой анализ аллегорических образов в сентиментальных повестях: природу и средства их создания, а также рассмотрение функций такого персонажа, как «Автор».

Заключение научной работыдиссертация на тему "Куртузная традиция в испанской сентиментальной повести XV века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Предметом рассмотрения в данной диссертации стала куртуазная традиция в испанской сентиментальной повести XV в. Выбранный для анализа угол зрения позволил, с одной стороны, сузить рамки исследования, а с другой, включить довольно широкий круг текстов и материалов. Для того чтобы проследить эволюцию куртуазной традиции в повестях, мы очертили и рассмотрели те источники, которые оказали, на наш взгляд, непосредственное влияние на их формирование.

В отличие от общепринятого среди западных испанистов подхода, когда корни и образцы для формирования повестей пытаются найти за пределами национальной литературы, мы сконцентрировали свое внимание именно на испанской, даже еще уже - кастильской литературе (напомним, что в XV в. Испания не была еще единым централизованным государством, вследствие чего каждая из литератур регионов может быть рассмотрена отдельно, прежде всего, в силу языковых различий). Мы не раз по ходу работы говорили о том, что большинство исследователей выделяют, например, французскую аллегорическую традицию, или приводят сочинения итальянских авторов, как неоспоримые и очевидные источники заимствования и влияния на складывание повестей. Трудно было бы отрицать влияние Данте, Боккаччо или того же «Романа о Розе» на формирование и выработку ряда (но отнюдь не всех) характеристик произведений Падрона или Сан Педро. Однако, с нашей точки зрения, это не единственно возможный подход к решению поставленной проблемы. Безусловно, в эпоху Средних веков взаимопроникающие явления существовали повсеместно, и невозможно четко и однозначно разграничить рамки проникновения того или иного мотива, повествовательного приема или целого жанра. Для нас же главным является то, что к XV в., когда собственно и появляются повести, испанская (и в данном случае не только кастильская, но преимущественно каталонская) литература уже в достаточной мере восприняла в том или ином виде традицию таких произведений, как «Божественная комедия» или «Фьяметта» или французская любовно-аллегорическая литература. То есть авторы повестей (в силу своей образованности, конечно же, были знакомы с основными тенденциями европейской литературы предыдущих и современных им лет) не просто заимствуют напрямую повествовательную форму или мотивы, связанные с куртуазной традицией, но во многом опираются на те образцы, которые родились и укоренились в самой испанской литературе.

Во введении мы оговаривали специфику такого явления, как расцвет куртуазной литературы в XV в. Этот процесс, запоздалый, в чем то уникальный для европейской литературы, тем не менее, носит далеко не подражательный характер, как было принято считать долгое время. И если еще в середине XX в. о нем писали почти исключительно как о неком пережитке и наследии давно ушедшей в прошлое куртуазной литературы, то в последние годы тенденция поменялась. Куртуазная литература XV в. все чаще становится центром внимания испанистов, подтверждением чему служат и проводимые конгрессы, и постоянно публикующиеся научные статьи и новые публикации доселе незаслуженно забытых текстов. Постепенно и сентиментальная повесть начинает занимать достойное место в истории испанской литературы, не просто как маргинальное явление, вспыхнувшее и угасшее в достаточно сжатые сроки, но как один из важнейших шагов на пути формирования и появления художественной повествовательной литературы эпохи Возрождения (включая Сервантеса).

В нашей диссертации, не сосредотачиваясь исключительно на процессе формирования жанра сентиментальной повести (так как это не входило в наши задачи), тем не менее, нам удалось затронуть весьма широкий круг проблем. Прежде всего, это стало возможно благодаря тому, что, мы сосредоточили внимание непосредственно на испанских источниках. Так как при анализе куртуазной традиции мы двигались в двух направлениях - анализе содержательной и формальной (повествовательной) сторон, то в поле нашего зрения попали и поэтические сочинения и существовавшие на тот момент прозаические тексты (среди которых почти не было художественно законченных). Нам удалось показать, как вполне традиционные мотивы куртуазной литературы (которые несколько веков назад отчасти нашли воплощение в галисийско-португальской лирике), не просто «возрождаются» и искусственно привносятся в повести (в прозу!), но вполне естественно и логично продолжают тематику придворной поэзии сборников кансьонерос. Однако привлечение лишь этого поэтического материала не давало нам ответа на вопрос, как шло формирование именно прозаической модели развертывания «лирической ситуации» отношений Дама-галан. Для этого нам потребовалось рассмотреть прозаическое наследие, представленное трактатами-рассуждениями о любви, письмовниками, переводом-переложением «Героид» Овидия, чтобы затем подойти к первым образцам сентиментальных повестей и вскрыть механизмы прозификации и окончательного оформления основных характеристик жанра в целом. Далее мы выделили те особые элементы, которые придали повестям законченный вид и одновременно наделили их своеобразием. Так вполне традиционный средневековый прием - аллегория, встраиваясь в новую форму, углубляет и насыщает, казалось бы, незамысловатые сюжеты, дополнительным смыслом (чего, например, почти нет в рыцарских романах, которые целиком концентрируются на постоянном развитии и усложнении именно сюжетных ходов). А введение фигуры Автора, совмещающего в себе сразу несколько функций, позволяет связать воедино все те разрозненные элементы, которые проникают из различных традиций, и создать законченное повествование. Таким образом, вырастая из куртуазной традиции, рождается абсолютно уникальное жанровое образование.

В нашей работе мы ограничились рассмотрением исключительно тех сентиментальных повестей, которые относятся к начальному и центральному (то есть времени расцвета) этапам. В последние годы XV в. начнется угасание и «закат» этого жанра. Отчасти уже у Флореса в «Гризеле и Мирабелье»

178 наблюдается постепенная трансформация изображения куртуазной любви героев, когда многие ее принципы перестают работать и подвергаются пересмотру. С этого момента можно рассуждать об игре автора с куртуазной традицией. Во многом поэтому финал названного произведения Флореса (пусть и трагический по сути), с гибелью обоих главных героев, все таки получает иную трактовку: смерть и Гризеля, и Мирабельи из-за невозможности быть вместе - есть не окончательное разъединение, продиктованное обстоятельствами, но, наоборот, воссоединение вопреки и назло всему. Такая развязка становится возможной только при пересмотре и даже в чем-то отказе от следования куртуазной традиции и ее конечном преодолении.

В первые десятилетия XVI в. будет писаться еще много сентиментальных повестей, да и их популярность у читателей как в Испании, так и за ее пределами будет расти. Однако это будут уже иначе организованные сочинения, в которых куртуазная традиция почти полностью исчезнет, в которых не останется места аллегории, а описание внутренних переживаний героев (ранее являвшееся центральным) будет вытесняться внешними перипетиями. Все это и приведет к тому, что сентиментальная повесть не сможет конкурировать с такими «гигантами» литературы Возрождения, как рыцарский роман, пасторальный роман, новелла, и, в конечном счете, прекратит свое существование.

Список научной литературыПастушкова, Наталья Александровна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Боккаччо Д. Малые произведения. Сборник / Пер. с итал. Сост., предисл. и общая редакция Н. Томашевского. Л.: Худож. лит., 1975.- 608 с.

2. Данте А. Божественная комедия / Пер. с итал., вступ. ст. и примечания М. Л. Лозинского. М. : Изд-во «Эксмо», 2004. - 848 с.

3. Жизнеописания трубадуров / Сост. М. Б. Мейлах. М.: Наука, 1993. -736 с.

4. Овидий. Наука любви / Пер. с лат. М. Л. Гаспарова. М. : Время, 2001.-320 с.

5. Овидий. Элегии и малые поэмы / Пер. с лат. М. : Худож. лит., 1973.- 525 с.

6. Плутовской роман / Пер. с исп.; Вступ. стат. Н. Томашевский. М. : Правда, 1989. - 672 с.

7. Фруассар Ж. Любовный плен. -М.: «Carte Blanche», 1994. 238 с.

8. Aguirre J. М., Cancionero general. Antología temática del amor cortés. -Salamanca, 1971.- 198 p.

9. Boncompagno da Signa, El Tratado del amor carnal, o, Rueda de Venus: motivos literarios en la tradición sentimental y celestinesca (ss. XIII-XV) / ed., tr. y notas de Antonio Cortijo Ocaña. Pamplona, 2002. -162 p.

10. La poesía cancioneril del siglo XV. Madrid-Frankfurt am Main, 2004. -700 p.

11. Manrique J., Poesía. Madrid, 1984. - 180 p.

12. Martínez de Toledo A., Arcipreste de Talayera o Corbacho: edición de Michael Gerli. Madrid : Cátedra, 1987. - 315 p.ló.Mena J., Obra completa. Madrid: Turner, 1994. - 672 p.

13. Opúsculos literarios de los siglos XIV al XVI. Madrid, 1892. - 426 p.

14. Piccolomini E.S., Historia de duobus amantibus (a cura di M.L. Doglio, con un saggio di L. Firpo). Torino: TEA, 1990. - 148 p.

15. Poesía de Cancionero. Madrid, 1986. - 447 p.

16. Poesía lírica medieval (de las jarchas a Jorge Manrique) / Ed. de V. Beltrán. Barcelona, 1997. - 287 p.21 .Poesía medieval castellana. Madrid, 1985. - 326 p.

17. Rodríguez del Padrón J., Siervo libre de amor. Madrid, 1976. - 116 p.

18. Rodríguez del Padrón J., Bursario. Madrid: Universidad Complutense, 1984.-273 p.

19. Rodríguez del Padrón J., Obras completas. Madrid, 1982. - 415 p.

20. San Pedro D., Obras completas, I: Tractado de amores de Arnalte y Lucenda. Sermón, ed., introd. y notas de Keith Whinnom. Madrid, 1973. -208 p.

21. San Pedro D., Obras completas, II: Cárcel de amor, ed. Keith Whinnom. -Madrid, 1972.-192 p.

22. San Pedro D., Cárcel de amor. Arnalte y Lucenda. Sermón. Madrid, 2004.-251 p.

23. Santillana M., Poesías completas, 2v. Madrid, 1989.

24. Sermón, sociedad y literatura en la Edad Media: San Vicente Ferrer en Castilla (1411-1412): estudio bibliográfico, literario y edición de los textos inéditos, ed. de Pedro M. Cátedra García. Valladolid, 1994. - 713 P

25. Tratados de amor en el entorno de la Celestina (siglos XV-XVI). -Madrid, 2001.-324 p.

26. Triste deleyta9Íón: novela de F.A.d.C., autor anónimo del siglo XV, edición, introducción, resumen y suplementos de R. Rohland de Langbehn. Morón, 1983. - 230 p.1. Научная литература

27. Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М. : Языки русской культуры, 1996. - 448 с.

28. Веселовский А. Н. Женщины и старинные теории любви. М. :, СП «Интербук», 1990. - 96 с.

29. Веселовский А. Н. Избранное: Историческая поэтика. М. : РОССПЭН, 2006. - 688 с.

30. Гаспаров М. Л. Любовный учебник и любовный письмовник (Андрей Капеллан и Бонкомпаньо) // Жизнеописания трубадуров / Сост. М. Б. Мейлах.-М. : Наука, 1993. С. 571-574.

31. Евдокимова Л. В. У истоков французской прозы. Прозаическая и стихотворная форма в литературе XIII века. М. : Наследие, 1997. -398 с.

32. Ершова И. В. Фернандо де Рохас // Энциклопедия литературных героев. Зарубежная литература. Возрождение и XVII век. М. :, 1998. - С.413-419.

33. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. -М. : Наследие, 1994. 512 с.

34. Зюмтор П. Опыт построения средневековой поэтики / Пер. с фр. И. К. Стаф. СПб. : Алетейя, 2003. - 544 с.

35. Ю.Киселева Л. И., Бревиарий любви. Поэма провансальского трубадура Матфре Эрменго. Спб.: АРС, 2006. - 112 с.

36. Ле Гофф Ж., Средневековый мир воображаемого: Пер. с фр. / Общ. ред. С. К. Цатуровой. -М. : Издательская группа «Прогресс», 2001. -440 с.

37. Матюшина И. Г. Древнейшая лирика Европы. Кн. 2. М. : Росийск. гос. гуманит. ун-т, 1999. - 493 с.

38. Мейлах М. Б. Язык трубадуров. М.: Наука, 1975. - 240 с.

39. Мейлах М. Б. Средневековые провансальские жизнеописания и куртуазная культура трубадуров // Жизнеописания трубадуров / Сост. М. Б. Мейлах-М.: Наука, 1993. С. 507-550.

40. Мелетинский Е. М. Историческая поэтика новеллы / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. М. : Наука, 1990. - 279 с.

41. Перевод и подражание в литературах Средних веков и Возрождения. -М. :ИМЛИ, 2002.-411 с.

42. Пискунова С. И. Дон Кихот» Сервантеса и жанры испанской прозы XVI — XVII веков,- М.: Изд-во МГУ, 1998. 316с.

43. Плавскин 3. И. Литература Испании. От зарождения до наших дней. Т. 1. IX XVIII вв.: Учебник. 2-е изд., испр. и доп. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. - 511 с.

44. Поэзия трубадуров. Антология галисийской литературы / Зернова Е., Монтеро Шесус Алонсо, Голубева Е. СПб. : Алетейя, 1995. - 237 с.

45. Поэтика древнеримской литературы: жанры и стиль. М. : Наука, 1989.-264 с.

46. Проблема жанра в литературе Средневековья. М. : Наследие, 1994. - 392 с.

47. Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М. : Наука, 1986. - 258с.

48. Пятнадцатый век в европейском литературном развитии. М. : ИМЛИ, 2001.-339 с.

49. Стих и проза в европейских литературах Средних веков и Возрождения /отв. ред. Л. В. Евдокимова; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького РАН. М. : Наука, 2006. - 277 с.

50. Хейзинга Й. Осень Средневековья: Исслед. форм жизн. уклада и форм мышления в XIV и XV вв. во Франции и Нидерландах / Й. Хейзинга; Перевод Д. В. Сильвестрова; Отв. ред. С. С. Аверинцев; Коммент. Д. Э. Харитоновича. -М. : Наука, 1988. 544 с.

51. Яусс X. Р. Средневековая литература и теория жанров // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 1998, № 2. С. 96 -118.

52. Aguirre J. М., Reflexiones para la construcción de un modelo de la poesía castellana del amor cortés // Romanische Forschungen, XCIII (1981). P. 54-81.

53. Alatorre A., Las «Heroidas» de Ovidio y su huella en las letras españolas. -México, I960.-256 p.

54. Alberte González A., Retórica medieval. Historia de las artes predicatorias. Madrid, 2003. - 331 p.

55. Alborg J. L., Historia de la literatura española. 5v. Madrid, 1980.

56. Alien P., The Art of Love: Amatory Fiction from Ovid to the Romance of the Rose (Middle Ages Series), 1992. 178 p.

57. Alvar Ezquerra C., Boccaccio en Castilia: entre recepción y traducción // Cuadernos de filología italiana, № extra. 8 (2001). P. 333-350.

58. Andrachuk G. P., A further look at Italian influence in the «Siervo libre» // Journal of Hispanic Philology, VI (1981-1982), №2. P. 45-56

59. Andrachuk G. P., Prosa y poesía en el «Siervo libre de amor» // Actas del Sexto Congreso Internacional de Hispanistas / coord. por Evelyn Rugg, Alan M. Gordon, Toronto, 1980. P. 60-62

60. Baquero Escudero A. L., La técnica epistolar en la novela sentimental de la edad media // Estudios Románicos, vol. 11 (1999). P. 7-16.

61. Bastianutti D. L., La funcción de la Fortuna en la primera novela sentimental española // Romance Notes, XIV (1973). P. 394-402.

62. Bernheimer R., Wild men in the Middle Ages: a study in Art, Sentiment and Demonology. Cambridge-Massachusetts, 1952. -224 p.

63. Beysterveldt A. van, La nueva teoría del amor en las novelas de Diego de San Pedro // Cuadernos Hispanoamericanos, 349 (1979). P. 70-83.

64. Beysterveldt A. van, Revisión de los debates feministas del siglo XV y las novelas de Juan de Flores // Hispania, Vol. 64, № 1 (Mar., 1981). P. 1-13

65. Blay Manzanera V., Las cualidades dramáticas de «Triste deleytación»: su relación con «Celestina» y con las llamadas «Artes de amore» // Revista de poética medieval, IX (1997). P. 61-96.

66. Bloomfield M.W., Allegory, Myth and Symbol. Cambridge, 1981. - 3901. P

67. Bloomfield M.W., Symbolism in medieval literature // Modern Philology, LVI (1958), № 2. P. 73-81.

68. Boase R., The origin and meaning of courtly love. Manchester, 1977. -171 p.

69. Brancaforte B., Las «Metamorfosis» y las «Herodias» de Ovidio en la «General estoria» de Alfonso el Sabio. Madison, 1990. - 416 p.

70. Briscoe M. G., Arte praedicandi. Turnhout, 1992. - 117 p.

71. Brownlee M. S., Genre, History and the Novela sentimental // La Coránica, 31.2 (2003). 239-244.

72. Brownlee M. S., The generic status of the «Siervo libre de amor»: Juan Rodríguez del Padron's reworking of Dante // Poetics Today, V (1984). -P. 629-643.

73. Brownlee M. S., The severed word: Ovid's Heroides and the novela sentimental. Princeton, 1990. - 272 p.

74. Cabral F., Un amor cortés. Porto, 1996. - 226 p.

75. Canet Vallés J. L., Reflexiones filosóficas sobre el amor cortés y el «De amore» de Andreas Capellanus // Homenatge a Amelia García-Valdecasas

76. Jiménez, ed. a cura de F. Carbó, J. V. Martínez Luciano, E. Miñano y C. Morenilla.-Valencia, 1995. -P. 191-208.

77. Catedra P. M., Amor y pedagogía en la Edad Media: estudios de doctrina amorosa y práctica literaria . Salamanca, 1989. - 245 p.

78. Chorpenning J., Loss of Innocence, Descent into Hell, and Cannibalism: Romance Archetypes and Narrative Unity in «Cárcel de Amor» // The Modern Language Review, Vol. 87, № 2. (Apr., 1992). P. 342-351.

79. Chorpenning J., Rhetoric and feminism in the «Cárcel de Amor» // Bulletin of Hispanic Studies, LIV (1977), № 1. P. 1-8.

80. Copenhagen C. A., Letters and Letter Writing in Fifteenth-Century Castile: A Study and Catalogue. Michigan, 1986. - 721 p.

81. Cortijo Ocaña A., De amicitia, amore et rationis discretione. Breves notas a proposito de Boncampagno da Signa y el «Siervo libre de amor» // Revista de poética medieval, 6 (2006). P. 23-52.

82. Cortijo Ocaña A., El «Siervo libre de amor» y Petrarca. A propósito del motivo de la nave // Revista de poética medieval, 18 (2007). P. 133-154.

83. Cortijo Ocaña A., La ficción sentimental: ¿un género imposible? // La Corónica, 29.1 (2000). -P. 5-13.

84. Cortijo Ocaña A., La evolución genérica de la ficción sentimental de los siglos XV y XVI: género literario y contexto social. Londres, 2001. -349 p.

85. Cortijo Ocaña A., Las cartas de amores: ¿otro género perdido de la literatura hispánica // Dicenda: Cuadernos de filología hispánica, 16 (1998).-P. 63-82.

86. Curtius E. R., European literature and the Latin Middle Ages. London, 1979.-662 p.

87. Cvitanovic D., La novela sentimental española. Madrid, 1973. - 371 p.

88. Dagenais J., J. R. del Padrón's Translation of the Latin «Bursario». New light on the Meaning of Tractado // Journal of Hispanic Philology, 10.2 (1986).-P. 117-139.

89. Damiani B., The Didactic intention of the «Cárcel de amor» // Hispanófila, 56 (1976). P. 29-43.

90. Denomy A. J., Courtly love and courtliness // Speculum, XXVIII (1953).-P. 44-63

91. Denomy A. J., The heresy of courtly love. N. Y., 1947. - 92 p.

92. Deyermond A., Las relaciones genéricas da la ficción sentimental española // Symposium Riquer (1986). P. 79-92.

93. Deyermond A., The lost genre of medieval Spanish literature // Hispanic Review, XLIII (1975). P. 231-259.

94. Deyermond A., The Sermon and Its Uses in Medieval Castilian Literature // La Coránica, 8.2 (1980). P. 127-145.

95. Deyermond A., El hombre salvaje en la novela sentimental // Filología, X (1964), № 2.-P. 97-111.

96. Deyermond A., Historia de la literatura española. T.l. Madrid, 1976. -419 p.

97. Dolz i Ferrer E., El simbolismo de los colores y la estructura del «Siervo libre de amor»// La Corónica, 35.1 (2006). P. 109-136.

98. Donaldson E. Talbot, Speaking of Chaucer. London, 1970. - 178 p.

99. Douglas K., Medieval Imagination: Rhetoric and the Poetry of Courtly Love. Wisconsin, 1978.-330p.

100. Dronke P., Medieval Latin and the Rise of European Love Lyric, 2nd. ed., 2v.-Oxford, 1968.

101. Dronke P., Poetic individuality in the Middle Ages: new departures in poetry, 1000-1150. Oxford, 1970. - 234 p.

102. Duby G., El amor en la Edad Media y otros ensayos / trad, de Ricardo Artola. Madrid, 1990. - 232 p.

103. Dudley E., Court and country: the fusion of two images of love in Juan Rodriguez's «El siervo libre de amor» // Publications of the Modern Language Association, LXXXII (1967). P. 32-40.

104. Dudley E., The Inquisition of Love: Tratado as Fictional Genre // Medievalia, 5 (1979). P. 233-243.

105. Durán A., Estructura y técnicas de la novela sentimental y caballeresca. -Madrid, 1973.- 182 p.

106. Earle P. G., Love concepts in «La cárcel de amor» and «La Celestina» // Hispania, XXXIX, 1956, № 3. P. 92-96.

107. Faulhaber Ch. B., Las retóricas hispanolatinas medievales, siglos XIII -XV // Repertorio de Historia de las Ciencias Eclesiásticas en España, 7 (1979).-P. 11-64.

108. Faulhaber Ch. B., Latin Rhetorical Theory in Thirteenth and Fourteenth Century Castile. Berkeley, 1972. - 166 p.

109. Fernández Giménez J., La estructura del «Siervo libre de amor» y la crítica reciente // Cuadernos hispanoamericanos, 388 (1982). P. 178190.

110. Ferrante J. M., Cortes'Amor in Medieval Texts // Speculum, Vol. 55, № 4 (Oct., 1980).-P. 686-695

111. Ferraresi A. C., De amor y poesía en la España medieval. México, 1976. -289 p.

112. Fletcher A., Allegory, the theory of a symbolic mode. Ithaca, 1964. -418 p.

113. Foster O. W., The misunderstanding of Dante in 15th century Spanish poetry // Comparative Literature, XVI (1964), № 3. P. 347-364.

114. Frappier J., Sur un procès fait à l'amour courtois // Romania, 93 (1972). -P. 145-193.

115. Galdeano E. R., La novela medieval Siervo libre de amor. Estudio de sus influencias latinas II Lemir, № 9 (2005). P. 1-10.

116. Galmes de Fuentes H., El amor cortés en la lírica árabe y en la lírica provenzal. Madrid, 1996. - 357 p.

117. Gascon Vera E., La ambigüedad en el concepto del amor y de la mujer en la prosa castellana del siglo XV // Boletín de la Real Academia Española, LIX (1979). P. 119-155.

118. Gatti J., Contribución al estudio de «Cárcel de amor»: la apología de Leriano. Buenos Aires, 1955. - 128 p.

119. Gerli E. M., La «religión de amor» y el antifemenismo en las letras castellanas del siglo XV // Hispanic review, 49 (1981). P. 65-68.

120. Gerli E. M., Ars Praedicandi and the Structure of Arcipreste de Talavera // Hispania, 58 (1975). P. 430-441.

121. Gerli E. M., Leriano's libation: notes on the cancionero lyric, ars moriendi and the probable debt to Boccaccio // MLN (Hispanic Issue), XCVI (1981).-P. 414-420.

122. Goldberg H., A repparsial of colour symbolism in the Courtly Prose fiction of Late-Medieval Castile // Bulletin of Hispanic Studies, LXIX (1992), №3,-P. 221-237.

123. Gómez-Bravo A. M., Retórica y poética en la evolución de los géneros poéticos cuatrocentistas // Rhetorica: A Journal of the History Rhetorica, 17.2 (1999).-P. 137-175.

124. Gómez-Fargas M., «Triste deleitación» ¿novela clave? // Revista de literatura medieval, IV (1992). P. 101-122.

125. Gómez Moreno A., España y la Italia de los humanistas. Primeros ecos. -Madrid, 1994.-385 p.

126. Gómez Redondo F., Artes poéticas medievales. Madrid, 2000. - 302 p.

127. Gómez Redondo F., Historia de la prosa medieval castellana. Madrid, 2002. - 3472 p.

128. Gómez Redondo F., «Román», «Romanz», «Romance»: cuestión de géneros // Homenaje al profesor José Fradejas Lebrero, v.l. Madrid 1993. -P.143-161.

129. González R., Saquero S., Las cartas originales de Juan Rodríguez del Padrón: edición, notas literarias y filológicas // Cuadernos de filología hispánica, 3 (1984). -P. 39-72.

130. González-Casanovas R., Rhetorical strategies in the «Corbacho», part III: from Scholastic Logic to Homiletic Example // La Coránica, 20.1 (1991).-P. 40-59.

131. Green Otis H., Courtly Love in the Spanish Cancioneros // PMLA, Vol. 64, № l (Mar, 1949). P. 247-301.

132. Green Otis H, The literary mind of Medieval and Renaissance. Spain, Lexington, 1970. - 252 p.

133. Grieve P. E, Death and Desire in the Spanish sentimental romance (1440-1550). Newark, Del.: Juan de la Cuesta, 1987. - 147 p.

134. Gunn A. F. M, The mirror of love: A Reinterpretation of «The Romance of the rose». Lubbock, Texas, 1952. - 592 p.

135. Haywood L. M, «La escura selva»: Allegory in Early Sentimental Romance // Hispanic Review, № 4 (2000). P. 415-428.

136. Haywood L. M, Narrative and Structural strategies in Early Spanish Sentimental Romance // Fifteenth Century Stuidies, 25 (1999). P. 61-96.

137. Heinrichs K, The Myths of Love: Classical Lovers in Medieval Literature. University Park: Pennsylvania State University Press, 1990. - 270 p.

138. Jeanroy A., La poésie lyrique des troubadours. Paris and Toulouse, 1934.2 vol.

139. Kany C. E., The beginnings of the epistolary novel in France, Italy and Spain. Berkeley, 1937. - 158 p.

140. Kay S., Courts, Clerks, and Courtly Love // The Cambridge Companion to Medieval Romance. Ed. Roberta Krueger. Cambridge. 2000. pp. 81- 96

141. Krause A., El tractado novelístico de diego de san Pedro // Bulletin Hispanique, LIV (1952). P. 245-275.

142. Kurtz B., Diego de San Pedro's «Cárcel de amor» and the tradition of the allegorical edifice // Journal of Hispanic Philology, 8 (1984). P. 123138.

143. Kurtz B. E., The Castle motif and the Medieval Allegory of Love: Diego de San Pedro's «Cárcel de amor» // Fifteenth-Century Studies, 11 (1985). -P. 37-45.

144. Lapesa R., Edad media a nuestros días. Estudios de historia literaria. -Madrid, 1967.- 310 p.

145. Lausberg H., Manual de retórica literaria. Fundamentos de una ciencia de la literatura, 3v. Madrid, 1966-68.

146. Lawrance J. N. H., The spread of Lay Literacy in the Late Medieval Castile // Bulletin of Hispanic Studies, LXII (1985). P. 79-94.

147. Leaños, J., Piccolomini's «Historia de duobus amantibus» and Its Influence on Rodriguez del Padrón's «Siervo libre de amor» // Connections (European Studies Annual Review), vol. 2, 2006, p. 32-40.

148. Lewis C., The allegory of love. A study in medieval tradition. N. Y., 1958.-378 p.

149. Lida de Malkiel M. R., Estudios sobre la literatura española del siglo XV. Madrid, 1978. - 417 p.

150. Lida de Malkiel M. R., Juan de Mena, poeta del prerenacimiento español. México, 1984. - 609 p.

151. Lida de Malkiel M. R, La dama como obra maestra de Dios // Romance Philology, XXVIII (1975), №1. P. 267-324.

152. Lida de Malkiel M. R., La originalidad artística de «La Celestina». -Buenos Aires, 1970. 755 p.

153. Lida de Malkiel M. R, La tradición clásica en España: perduración de la literatura antigua en occidente. A propósito de Ernst Robert Curtius, Europäische Literato und lateinisches Mittelalter. Barcelona: Editorial Ariel, 1975.-436 p.

154. Linaje Conde A., Los caminos de la imaginación medieval: de la «Fiametta» a la novela sentimental castellana // Filología moderna, № 55 extraordinario, Madrid, 1975. -P. 23-29.

155. Livermore H., El caballero salvaje: ensayo de identificación de un juglar // Revista de filología española, XXIV (1950). P. 166-183.

156. Luquiensa F. B., The «Roman de la Rose» and medieval Castilian Literature // Romanische Frosschungen, XX (1907). P. 284-320.

157. López Estrada F., Introducción a la literatura medieval española. -Madrid, 1966.-342 p.

158. Mandrell J., Autor and authority in «Cárcel de amor»: The role of El auctor // Journal of Hispanic Philology, VIII (1984), №2. P. 99-122.

159. Maravall J. A., El pre-renacimiento del siglo XV // Nebrija (1983), №4. -P. 17-36.

160. Markale, J. Courtly Love: The Path of Sexual Initiation. Inner Traditions, 2000. 242 p.

161. Matulka B., The Novels of Juan de Flores and Their European Diffusion. A Study in Comparative Literature. N. Y.: New York University, 1931. - p. facsimile plates.

162. Menéndez y Pelayo M., Orígenes de la novela. 4v. Madrid, 1946.

163. Menéndez Peláez J., Nueva vision del amor cortés: el amor cortés a la luz de la tradición cristiana. Oviedo, 1980. - 357 p.

164. Moller H., The Meaning of Courtly Love // The Journal of American Folklore, Vol. 73, № 287 (Jan. Mar., 1960) - P. 39-52.

165. Moore J. C., «Courtly Love»: A Problem of Terminology // Journal of the History of Ideas, Vol. 40, № 4 (Oct. Dec., 1979). - P. 621-632.

166. Morreale M., Apuntes bibliográficos para el estudio del tema «Dante en España hasta el siglo XVII» // Annali del corso di lingue e letterature straniere dell'Universitá di Barí, 8 (1967). P. 307-377.

167. Moshér L., Amour courtois et fin' amors dans la literature du XII siècle. -Paris, 1964,- 187 p.

168. Murray J., Love, Mariage and Family in the Middle Ages. -Peterborough, 2001. 524 p.

169. O'Neill M. J., Courtly love songs of medieval France: transmission and style in the trouvère repertoire , 2006. 226 p.154.0ostendorp H. T., El conflicto entre el honor y el amor en la literatura española hasta el siglo XVII. La Haya, 1962. - 215 p.

170. Parilla C. M. G., La novela sentimental en el marco de la instrucción retórica // Insula: revista de letras y ciencias humanas, № 651 (2001). P. 15-17.

171. Parilla C. M. G., El tratado de amores en la narrativa sentimental // Boletín de la Biblioteca de Menéndez Pelayo, № 64 (1988). P. 109-128

172. Parker A., The philosophy of love in Spanish literature 1480-1680. -Edinburgh, 1985. 245 p.

173. Pontón G., Correspondencias, Los orígenes del arte epistolar en España. Madrid, 2002. - 254 p.

174. Post C., Medieval Spanish allegory. Harvard University Press, 1915. -317 p.

175. Prieto A., Morfología de la novela. Barcelona, 1975. - 427 p. lól.Reiss E., Fin' Amors: Its History and Meaning in Medieval Literature //

176. Medieval and Renaissance Studies, 8 (1979). P. 74-99.

177. Retórica, poética y géneros literarios / ed. de J.A. Sánchez Marín y M. Nieves Muñoz Martín. Granada, 2004. - 650 p.

178. Rey A., La primera persona narrativa en Diego de San Pedro // Bulletin of Hispanic Studies, LVIII (1981), № 2. P. 95-102.

179. Rey Hazas, Antonio, Introducción a la novela del siglo de Oro, I // Edad de Oro, 1 (1982).-P. 66-105.

180. Rico F., Predicación y literatura en la España medieval. Cádiz, 1977. -38 p.

181. Riquer M. de, Los travadores: historia literaria y textos. 3 v. Barcelona, 1975.- 1751 p.

182. Riquer M. de, Vida caballeresca en la España del siglo XV (discurso de recepción en la Real Academia Española). Madrid, 1965. - P. 73-92.

183. Riquer M. de, «Triste deleyta9ión» novella castellana del siglo XV // Revista de Filología Española, 40 (1956). -P. 33-65.

184. Robertson D. W., Jr., A preface to Chaucer. Princeton, 1973. - 519 p.

185. Rodado Ruiz A. M., «Tristura conmigo va»: fundamentos de amor cortés. Cuenca, 2000. - 304 p.

186. Roffé M., La cuestión del género en «Grisel y Mirabella» de Juan de Flores. -Newark, 1996. 228p.

187. Rohland de Langbehn R., Desarrollo de géneros literarios: la novela sentimental española de los siglos XV y XVI // Filología, XXI (1986), № 2.-P. 57-76.

188. Rohland de Langbehn R., Argumentación y poesía: función de las partes integradas en el relato de la novela sentimental española de los siglos XV y XVI // Actas del IX Congreso de la Asociación Internacional de Hispanistas, I, 1989. -P. 575-582.

189. Rohland de Langbehn R., La unidad genérica de la novela sentimental española de los siglos XV y XVI. London, 1999. - 111 p.

190. Roubaud J. Les troubadours. Paris: Seghers, 1971. - 466 p.

191. Roubaud S., Cartas son cartas. Apuntes sobre la carta fuera del género epistolar // Criticón, 30 (1985). P. 103-125.

192. Rubio F., Ars praedicandi de Fray Martín de Córdoba // La ciudad de Dios, 172 (1959). -P. 327-348.

193. Russel P. E., Traducciones y traductores en la Península Ibérica (1400-1550).-Barcelona, 1985.-62 p.

194. Saintsbury G., The flourishing of romance and the rise of allegory. N. Y., 1897.-429 p.

195. Salinas P., Jorge Manrique o tradición y originalidad. Buenos Aires, 2003.- 172 p.

196. Samoná C., Los códigos de la «novela» sentimental // Historia y crítica de la literatura española al cuidado de Francisco Rico. I Edad Media. -Barcelona, Crítica, 1980. -P. 234-242.

197. Samoná C., Studi sul romanzo sentimentale e córtese nella letteratura spagnola del Quattrocento. Roma: Carucci, 1960. - 285 p.

198. Sánchez Sánchez M. A, La primitiva predicación hispánica medieval. -Salamanca, 2000. 233 p.

199. Schultz J. A., Courtly love, the Love of Courtliness and the History of Sexuality. Chicago, 2006. - 242 p.

200. Severin D., Religious Parody and the Spanish Sentimental romance. -Newark, 2005. 86 p.

201. Shapiro M, The Provencal Trobairitz and the Limits of Courtly Love // Signs, Vol. 3, No. 3 (Spring, 1978). P. 560-571.

202. Singer I, Andreas Capellanus: A Reading of the Tractatus // Modern Language Notes, Vol. 88, № 6, Comparative Literature (Dec, 1973). P. 1288-1315.

203. Spencer A, Dialogues of love and government: a study of the erotic dialogue form in some texts from the courtly love tradition. Newcastle, 2007. - 234 p.

204. Tórrego E, Convención retórica y ficción narrativa en la «Cárcel de amor» // Nueva revista de filología Hispánica, XXXII, № 2 (1983). -P. 330-339.

205. Traverso S, La novela sentimental y la mística franciscana // Crítica Hispánica, 24, № 1-2 (2002). -P. 15-24.

206. Trueba Lawand J, El arte epistolar en el renacimiento español. -Madrid, 1996.-162 p.

207. Utley F. L, Must we abandon the Concept of Courtly Love? // Medievalia et humanística, 3 (1972). P, 299-324.

208. Valero Moreno J. M, Artes de poesía y de prosa (Entre el cortesano y el predicador. Siglos XV y XVI). Salamanca, 1998. - 274 p.

209. Varela J. L, Revisión de la novela sentimental // Revista de Filología Española, XLVIII, № 1 (1965). -P. 351-382.

210. Walde Moheno L., Amor cortés y cultura oficial en Juan de Flores // Heterodoxia y ortodoxia medieval (Actas de las segundas jornadas medievales). México, 1992. -P. 20-28.

211. Walde Moheno L., El episodio final de «Grisel y Mirabella» // La Corónica, 20. 2 (Spring 1992). P. 18-31.

212. Walde Moheno L., La ficción sentimental // Medievalia, 25 (1997). P. 1-25.

213. Waley P., «Cárcel de amor» and «Grisel y Mirabella»: A question of Priority // Bulletin of Hispanic Studies, L (1973). P. 340-356.

214. Waley P., Love and Honour in the novelas sentimentales of Diego de San Pedro and J. Flores // Bulletin of Hispanic Studies. XLIII, № 4 (1966).-P. 253-275.

215. Wardropper B. W., El mundo sentimental de la «Cárcel de Amor»// Revista de Filología Española, XXXVII (1952), № 1. P. 168-193.

216. Wardropper B. W., Allegory and the role of el autor in the «Cárcel de amor»// Philological Quarterly, XXXI, № 1 (1952). P. 39-44.

217. Weiss J., Álvaro de Luna, Juan de Mena and the Power of Courtly Love // Modern Language Notes, vol. 106, № 2, Hispanic Issue (1991). P.241-256.

218. Weiss J., The Poet's Art: Literary Theory in Castile, c. 1400-60. -Oxford, 1990. 264 p.

219. Weissberger B. F., «Habla el Auetor»: L'elegia di Madonna Fiametta as a source for the «Siervo librede Amor» // Journal of Hispanic Philology, 4 (1980).-P. 203-236.

220. Whinnom K., Hacia una interpretación y apreciación de las canciones del «Cancionero general» // Filología, XIII (1968-1969). P. 361-381.

221. Whinnom K., La poesía amatoria de la época de los Reyes Católicos. Durham, 1981.- 112 p.

222. Whinnom К., Introducción crítica // San Pedro. Obras completas, II: Cárcel de Amor. Madrid, 1972. -P. 7-66.

223. Whinnom K., The Spanish Sentimental romance, 1440-1550. Londres, 1983.-85 p.

224. Witt R., Medieval "Ars dictaminis" and the beginnings of Humanism: A new construction of the Problem // Renaissance Quarterly, XXXV (1982). -P. 1-35.

225. Zaderenko I., Dante en la ficción sentimental // Cuadernos de Filología Hispánica, 1999 (17). P. 283-293.1. Справочная литература

226. История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького.-М.: Наука, 1983—1994.

227. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. Институт научн. информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2003. - 1600 стб.

228. Coraminas J., Diccionario crítico etimológico castellano e hispánico. 6 v. -Madrid: Gredos, 1991.

229. Diccionario de la lengua española de Real Academia Española. 2 v. -Madrid: Espasa-Calpe, 2001.

230. Diccionario de literatura española, Madrid, 1964. 1036 p.

231. Diccionario de retórica, crítica y terminología literaria. Barcelona, 1994. - 446 p.

232. Diccionario filológico de literatura medieval española: textos y transmisión / ed. de C. A. Ezquerra, J. M. L. Megías. Editorial Castalia, 2002.- 1178 p.

233. Medieval Iberia, an encyclopedia / ed. E. M. Gerli. New York, 2003. -920 p.

234. Moral R., Enciclopedia da la novela española. Barcelona, 1999.- 712 p.199lO.Morier H., Dictionnaire de poétique et de rhétorique. Paris, 1961. - 491 P