автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Общественно-литературный фон повести "Записки сумасшедшего" Н.В. Гоголя
Полный текст автореферата диссертации по теме "Общественно-литературный фон повести "Записки сумасшедшего" Н.В. Гоголя"
На правах рукописи
Скрипник Алена Владимировна
ОБЩЕСТВЕННО-ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОН ПОВЕСТИ «ЗАПИСКИ СУМАСШЕДШЕГО» Н.В. ГОГОЛЯ
Специальность 10 01 01 - русская литература
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
□□3169881
Томск - 2008
003169881
Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Томский государственный университет»
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор
Янушкевич Александр Сергеевич
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Еремеев Александр Эммануилович
кандидат филологических наук, старший преподаватель Владимирова Татьяна Леонидовна
Ведущая организация:
ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет»
Защита состоится «25» июня 2008 года в
часов на заседании
диссертационного совета Д 212.267 05 по присуждению ученой степени доктора филологических наук при ГОУ ВПО «Томский государственный университет» по адресу 634050, г Томск, пр Ленина, 36
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Томский государственный университет»
Автореферат разослан «О?» мая 2008 г
Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,
профессор
Л А Захарова
Общая характеристика работы
Современные философы и литературоведы, такие, как Ж Деррида, М Фуко, Р Барт, Ю Кристева и другие теоретики рецептивной эстетики, говорят о необходимости рассмотрения произведения в большом историко-литературном контексте эпохи По их мнению, произведение становится знаком этой эпохи, т к она неизбежно накладывает на него свой отпечаток, и, прежде всего, в историческом и социально-культурном аспектах Понятия контекста, интертекста, сверхтекста, вошедшие в категориальный аппарат филологической науки, таких ее отраслей, как рецептивная эстетика, семиотика, феноменология, историческая иоэтика обострили новое прочтение отдельного произведения как семиосферы, проявляющей и выявляющей себя в большом контексте времени Уподобление человеческой культуры тексту, нуждающемуся в расшифровке, привело к восприятию ее как единой интертекстуальной семиосферы, которая служит предтекстом любого появляющегося текста, т к содержит в себе знаковые культурно-литературные коды Каждый текст становится интертекстом в той мере, в какой он содержит более или менее узнаваемые формы обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом - все они поглощены текстом и перемешаны в нем Такие заимствования (явные либо неявные) Р Барт называет «цитатами без кавычек» 1 Через призму интертекстуальности мир предстает как огромный текст, в котором все уже было сказано, и создать что-то новое возможно лишь путем смешения старого для получения новых комбинаций Проблема интертекстуальности не может быть сведена только к поиску источников, она лежит в основе рассмотрения общественно-литературного фона, а, следовательно, и семиосферы произведения Эти два понятия взаимосвязаны в контексте нашего исследования
В этом отношении небольшая по объему гоголевская повесть «Записки сумасшедшего» - «томов премногих тяжелее» Еще Андрей Белый ген «Записок» просмотрел в общем повороте русской культуры к гоголизму и увидел его в «лоскутном одеяле» раннего Достоевского, в «словесных ходах» и парадоксах Сологуба, в двойниках Блока, в петербургских бредах самого автора «Петербурга», в гротесках и гиперболах Маяковского 2 О всемирно-историческом происхождении «Записок сумасшедшего» и о том, что они -суть исторические «записки» об узловом моменте в истории русского государства размышлял Л В Пумпянский 3 Михаил Вайскопф справедливо говорил о «космическом бунте» гоголевского героя и возводил традицию «Записок» к большому контексту мировой философской и словесной
' Об этом см Барт Р Ог произведения к тексту // Барт Р Избранные работы Семиотика Поэтика М, 1994 С413-423
2 Об этом см Белый А Мастерство Гоголя М -Л , 1934 Гл 5
1 Пумпянский Л В Классическая традиция М , 2000 С 332, 334
культуры 1 О вхождении традиции «Записок сумасшедшего» в русскую культуру послереволюционной эпохи и об их «всечеловеческой отзывчивости» в последнее время говорил А С Янушкевич 2 И подобные суждения закономерны пространство «Записок сумасшедшего» не департамент, не Петербург, а весь мир, весь космос, вобравший в себя идеи «всечеловеческой отзывчивости»
Пространство общественно-литературного фона в «Записках сумасшедшего» Н В Гоголя организует семиосфера безумия, являющаяся знаковой для всего произведения Семиосфера - неразложимый работающий механизм — единица семиозиса - все присущее данной культуре семиотическое пространство, вне которого немыслимо существование любого отдельного языка Все семиотическое пространство может рассматриваться как единый механизм3 Значимой характеристикой семиосферы становится деление на ядро и периферию В ядре расаолаг аются доминирующие семиотические системы В «Записках» ядерными семиотическими системами являются жанровая характеристика, особенности нарратива, проблема героя, испанская тематика и зооморфизм Периферийные семиотические образования могут быть представлены не замкнутыми структурами (языками), а их фрагментами или даже отдельными текстами Выступая в качестве «чужих» для данной системы, эти тексты выполняют в целостном механизме семиосферы функцию катализатора С одной стороны, граница с чужим текстом всегда является областью усиленного смыслообразования С другой, любой обломок ссмиотическои структуры или отдельный текст сохраняет механизмы реконструкции всей системы 4 В «Записках сумасшедшего» периферийные уровни (гамлетизм, связь с «Дон Кихотом», тема инквизиции) позволяют полнее раскрыть проблему самосознающего героя и окружающего его абсурда российской действительности
В контексте «Записок сумасшедшего» семиосфера безумия трактуется нами как то широкое культурное пространство (прямо или косвенно связанное с проблемой безумия), с ориентацией на которое создавалась повесть Языком описания этой семиосферы становится естественно язык сумасшедшего чиновника, способного наиболее точно передать атмосферу абсурда, царящую в России 1830-х годов «Записки» - художественный текст, определивший эстетическое развитие времени, с точки зрения отражения в нем петербургского текста, проблемы сумасшествия, общественно-исторических фактов, испанской тематики, проблемы абсурда
'Об этом см Ваископф М Беглец и судья//Вайскопф М Сюжет Гоголя М Радикс, 1993 С 267-304
2 Янушкевич А С «Записки сумасшедшего» Н В Гоголя в контексте русской литературы 1920 -1930-х годов//Поэтика русской литературы К70-летиюЮВ Манна М ,2001 С 193-212
3 Об этом см Лотман Ю М Семиотическое пространство // Лотман Ю М Внутри мыслящих миров М Языки русской культуры, 1999 С 163-174
4 Об этом см Лотман ЮМ Указ соч С 163-174
российской действительности В нашем исследовании мы попытаемся понять, как этот текст существует в большом пространстве культуры
В таком контексте семиосфера произведения включает в себя и пространство общественно-литературного фона, иод которым мы понимаем тот комплекс философско-эстетических воззрений и исторических фактов, который в той или иной форме нашел отпечаток в контексте «Записок» и произведений, так или иначе связанных с ними, имеющих общие мотивы и образы, либо оказавших влияние на их автора, а также материалы журналистики и русской общественно-философской мысли, определившие связь гоголевского текста с идеями времени О том, что идеи гоголевских произведений, такие, как идея сумасшествия, носились в воздухе, говорит В Гиппиус в кнше «Гоголь» (глава «Миссия комического писателя»)1
В основе нашего понимания общественно-литературного фона повести лежат работы «Исторический фон «Выстрела» Л П Гроссмана и «Натуралистический гротеск- Сюжет и композиция повести Гоголя «Нос» В В Виноградова Несмотря на, казалось бы, локальность поставленной проблемы, статья Гроссмана стала важным этапом в становлении русской рецептивной поэтики Исследователю удалось всесторонне раскрыть значение исторического фона для образной системы пушкинской повести Работы В В Виноградова (а здесь, кроме указанной, хотелось бы упомянуть и статью «О литературной циклизации по поводу «Невского проспекта» Гоголя и «Исповеди опиофага» Де Квинси») имели принципиальное значение для определения самого понятия «литературный фон» Исследователю удалось показать, как «литературная атмосфера 20 - 30-х годов была насыщена «носологией»" Материалы газет и журналов, переводы Стерна, медицинские известия о достижениях ринопластики, анекдоты и каламбуры «носологического» характера, «опиумный сюжет» французской неистовой словесности, - для Виноградова та общественная и эстетическая атмосфера, в которой рождались фантастические сюжеты гоголевских повестей Сюжетные конструкции этих произведений предполагают, «сложный смысловой контекст литературной и внелитературной продукции эпохи и «разные формы художественной ориентации Гоголя на предшествующие литературные традиции» 3
Гоголевские «Записки сумасшедшего» - текст, обнаруживающий характерные особенности своего времени, его идеи и в то же время проявляющий специфические черты «форм времени» в области жанра, нарратива, форм выражения авторско! о сознания «Записки сумасшедшего» -больше, чем текст это та поэтическая семиосфера, которая сконденсировала в себе характерные моменты русского историко-литературного процесса
'Об этом см Гиппиус В Миссия комического писателя// Гиппиус В Гоголь, Зеньковский В Н В Гоголь СПб Логос, 1994 С 75
2 Виноградов В В Поэтика русской литера 1уры М ,1976 С 5
5 Виноградов В В Указ соч С 43
1830-х годов и заложила генетические основы той традиции, которая оказалась жива на протяжении последующего периода всей русской словесной культуры - от экспериментов представителей натуральной школы, «Записок из Мертво! о дома» и «Записок из подполья» Ф М Достоевского, «Записок сумасшедшего» Л Н Толстого и «Палаты № 6» А П Чехова до прозаических опытов Замятина и Платонова, Булгакова и Каверина, до поисков современных постмодернистов Концепция русского безумия и абсурда и их личностное переживание самосознающего субъекта - вот то, что было заложено и поэтически выявлено в гоголевском произведении и что получило свое развитие в русской словесной культуре как историко-литературный фон и литературная традиция
Актуальность предпринятого исследования обусловлена интересом современной филологической науки к проблеме диалога культур в аспекте теории текста, выявления его рецептивных и семиотических возможностей Кроме того, диссертация, посвященная изучению историко-литературного фона «Записок сумасшедшего», актуализирует проблему современного прочтения творческого наследия Гоголя
Отбор материала детерминирован самой повестью Исследуемый материал можно разделить на следующие группы
1) произведения Н В Гоголя,
2) произведения В Ф Одоевского, А С Грибоедова, Е А Баратынского, И В Киреевского, О И Сенковского, И А Крылова, А Погорельского, П Я Чаадаева, а также материалы журналистики, составляющие литературное окружение «Записок», оказавшие прямое или косвенное влияние на Гоголя, либо созданные параллельно с его повестью К этой же группе относятся и произведения европейской литературы, отголоски которых также слышны в «Записках» «Гамлет» У Шекспира, «Дон Кихот» и «Новелла о беседе собак» М де Сервантеса, «Житейские воззрения кота Мурра», «Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца» и «Эпизод из жизни трех друзей» Э -Т -А Гофмана,
3) произведения писателей натуральной школы Е П Гребенки, И И Панаева, А И Герцена, А Д Галахова, материалы журналистики конца 30-х -начала 40-х годов,
Круг материалов, легших в основу предлагаемой работы, определен целями исследования
1) рассмотреть специфику повести Гоголя путем выявления основных признаков семиосферы безумия, лежащей в основе сюжетно-семантичсской организации произведения,
2) охарактеризовать общественно-литературный фон повести, проследив трансформацию и функционирование традиции «Записок сумасшедшего» в литературе 30-40-х годов XIX века
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предпринята попытка показать значимость «Записок сумасшедшего» для
формирования эстетического мышления литературы 30-40-х тдов XIX века Ставшая уже избитой фраза «Все мы вышли из гоголевской "Шинети"» значительно умаляет то значение, которое имели для дальнейше1 о развития литературы, и прежде всего, натуральной школы, другие произведения Гоголя, в том числе и «Записки» Это повесть, уникальная для гоголевского творчества, в ней впервые показано рефлектирующее сознание «маленького человека», способного к самоанализу и самопознанию И это сознание получает свое выражение в такой же уникальной для Гоголя форме - «клочки из записок», не имеющей более аналогов в творчестве писателя Повесть становится первым шагом на пути к антропологизму натуральной школы, недаром Макар Девушкин в «Бедных людях» Достоевского, категорически не приемля «Шинель», ничего не говорит о «Записках сумасшедшего», возможно, чувствуя духовное родство с их героем
Научные результаты исследования
1 Впервые системно рассмотрена проблема общественно-литературного фона «Записок сумасшедшего» 30-40-х годов XIX века,
2 установлено, какие общественно-исторические факты и произведения всемирной литературы оказали наибольшее воздействие на художественно-эстетическое сознание Гоголя в период работы над повестью,
3 выявлены характерные черты семиосферы безумия, которые нашли отражение в произведениях, составляющих литературный фон «Записок» 1830-х годов,
4 проанализировано дальнейшее развитие и взаимосвязь традиции записок самосознающего героя с антропологизмом натуральной школы
Методологические принципы исследования. Основными методами, использованными в диссертации, стали
- герменевтический метод, связанный с проблемой интерпретации читературного текста,
- культурно-исторический метод, предполагающий включение объекта исследования в общекультурный контекст с целью выявить традиции и определить место повести в контексте эпохи,
- структурно-семиотический метод, позволяющий сконструировать семиосферу безумия и выявить ее основные черты,
- сравнительно-типологический метод, с помощью которого проводилось сопоставление повести Гоголя с произведениями, составляющими литературный фон повести
Методологический фундамент диссертации определили труды А Н Веселовского, Ю Н Тынянова, М М Бахтина по рецептивной эстетике и феноменологии литературы, Ж Деррида, Ю Кристевой, М Фуко, Р Барта, П Рикера, Р Ингардена, Ю М Лотмана по теории текста и семиосферы, Л П Гроссмана и В В Виноградова, посвященные исследованию историко-литературного фона произведений, труды гоголеведов XX века, обращавшихся к повести Гоголя, прежде всего, Л В Пумпянского, В В
Гиппиуса, А Белого, Г А Гуковского, Ю В Манна, В М Марковича, О Г Дилакторской, С А Гончарова, Е И Анненковой, В В Прозорова, В Ш Кривоноса, И Золотусского и др
Практическое значение работы обусловлено возможностью использования се материалов при чтении общих лекционных курсов и разработке специальных курсов по истории русской литературы XIX века, а также при составлении комментариев к текстам Н В Гоголя и других авторов
Апробация работы. Основные положения исследования были отражены на студенческо-аспирантских научных конференциях (Москва, Санкт-Петербург, Томск, Новосибирск, Красноярск, Анжеро-Судженск 2006-2008), обсуждались на заседаниях спецсеминара АС Янушкевича, аспирантского семинара кафедры русской и зарубежной литературы ТГУ Содержание работы отражено в 14 публикациях
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
1 «Записки сумасшедшего» обладают уникальной семиотической структурой, репрезентативной для рассмотрения общественно-литературного контекста повести
2 Форма «клочков из записок», унаследованная от Гофмана и преобразованная Гоголем, становится способом самовыражения прозревшего рефлектирующего сознания «маленького человека» и находит свое развитие в творчестве Одоевского, Гребенки, Герцена, формирует новые нарративные стратегии
3 Автобиографическая проза - трансформация формы «записок» в творчестве Герцена и Галахова, путь к формированию национальной антропологической философии
4 Гоголь кардинально меняет представление о сумасшедшем герое уже не «гениальный безумец» (как того требовала традиция немецкого романтизма и, в частности, произведения Гофмана, популярные в России в 20-30-х годах XIX века и оказавшие значительное влияние на «Записки»), а обыкновенный человек становится способным к прозрению через сумасшествие как оригинальной формы «возвышения и расширения души»
5 Бегство героя в миражный мир становится одним из способов обретения прозрения и получает свое развитие в творчестве Одоевского, Баратынского, Киреевского и представителей натуральной школы
6 Испанская тематика в общественно-историческом контексте эпохи является формой выражения абсурдности российской действительности и определяет «всемирное пространство» повести и «всечеловеческую отзывчивость» гоголевского героя
Структура работы обусловлена раскрытием заявленной темы, поставленными целями Диссертация состоит из введения, трех глав,
заключения и списка литературы, включающего 283 наименования Общий объем исследования 227 с
Основное содержание работы
Во введении аргументируется актуальность темы, раскрывается степень ее разработанности, дается историографический обзор, определяется научная новизна и научные результаты исследования, обосновываются его цели, методы и методологическая основа и формулируются основные положения, выносимые на защиту
Первая глава «Семиосфера «Записок сумасшедшего» посвящена анализу семиосферы безумия В центре ее находится рефлектирующий герой, чье самосознание, получившее воплощение в форме «записок», организует структуру семиосферы, которая имеет несколько уровней жанровая характеристика, особенности нарратива, зооморфизм, специфика героя, испанская тематика - ядерные уровни и связанные с ними периферийные гамлетизм, связь с Дон Кихотом, тема инквизиции Выделенные уровни легли в основу всей работы, являясь той особенной культурно-исторической средой, в которой шло освоение и дальнейшее развитие традиции «Записок сумасшедшею» в литературе 1830-1840-х годов
В разделе 1.1. «Процесс вызревания замысла «Записок сумасшедшего» освещается история создания повести, различные варианты трактовки первоначального заглавия и связь «Записок» с другими произведениями, помещенными в «Арабесках» Процесс вызревания замысла повести тоже может стать одним из способов характеристики семиосферы безумия, т к дает возможность проследить за ходом мысли Гоголя и понять причины переосмысления им образа главного героя Анализ культурно-исторических предпосылок возникновения повести, изучение ее в контексте эпохи и других произведений расширяет сферу исследования, вводя в анализ рецептивный аспект
Унаследовав традицию «клочков из записок» из немецкого романтизма, Гоголь первоначально хотел сделать своего героя «гениальным безумцем», сумасшедшим музыкантом (если следовать версии Н С Тихонравова), что в контексте «Арабесок», посвященных размышлениям об искусстве и истории, было бы вполне уместно Однако есть и другой вариант прочтения заглавия, предложенный В А Воропаевым и И А Виноградовым - «Записки сумасшедшего мученика» Представляется, что этот вариант и с точки зрения общего смысла, и текстологически недостаточно убедителен Постепенно отходя от романтической традиции, Гоголь делает своим героем простого чиновника, который, несмотря на свою «неизбранность» и «обыкновенность», все же оказывается способным к прозрению и обретению самосознания Понятие «сумасшедший» без определяемого слова («музыкант», «мученик», «художник») обретает всечеловеческую прописку,
входя в большое пространство человеческой жизни вообще и петербургский мир в частности
Используя сюжеты и образы из неоконченных и неосуществленных драматургических замыслов, Гоголь создаст повесть, написанную в форме записок и демонстрирующую постепенное «пробуждение» героя, уже не «гениальною безумца», а чиновника, или в еще более широком толковании -сумасшедшего человека, обретшего свое духовное поприще В этом смысле становится значимой фамилия героя - Попршцин - человек, оставивший служебное, земное поприще ради духовного, небесного Процесс формирования замысла отражает путь Гоголя от романтического восприятия безумия как прозрения гения к изображению безумия как расширения души героя, обретению им духовного поприща
Раздел 1.2. «Специфика жанра «записок» в «Записках сумасшедшего» Гоголя» посвящен выявлению особенностей жанра «записок» в повести Гоголя Несмотря на отсутствие четкого канона, этот жанр имеет множество вариаций и может вбирать в себя другие жанры, но при одном условии в центре всегда должен быть автор записок - как правило, это самосознающий герой, от лица которого ведется повествование
Гоголь выносит жанровое определение своей повести в заглавие -«Записки сумасшедшего» Однако, несмотря на малый объем, повесть полисемантична, и нельзя точно определить жанр, к которому она относится Это одновременно и записки, и дневник, и исповедь, и проповедь, и своеобразный «травелог души» Делая своим Iсроем вымышленною персонажа, Гоюль полностью отдает повествование в его руки, доверяя ему описание процесса своего прозрения Впервые Гоголь не только наделил героя «геном рефлексии» (как это было в других «Петербургских повестях»), но и позволил стать творцом своей автобиографии Репрезентативной для этой цели является форма «записок», становящаяся нолижанровым образованием и позволяющая наиболее точно и полно передать рефлексию главного героя
Кроме того, повесть содержит и вставной эпистолярный элемент - письма Меджи Синтетическая природа жанра выявляет полисемантизм смысла и вместе с тем определяет жанровую доминанту - самосознающую личность «маленького человека» Маленький большой человек становится объектом авторской рефлексии
В разделе 1.3. «Особенности нарратива и зооморфизм Гоголя» выявлена специфика нарраторов в «Записках сумасшедшего» Нарративная типология «Записок сумасшедшего» представляет собой следующую систему Повествование ведется от первого лица, без какого-либо вмешательства со стороны автора Поирищин выполняет двойную функцию рассказчика и действующего лица, участника событий, происходящих в мире художественного произведения Вся повесть представляет собой рефлексию героя, однако включает еще одного рассказчика - Меджи «Переписка
собачек», графически выделенная и идущая от Сервантеса и Гофмана, обладает своей, отличной от поприщинской, повествовательной структурой Меджи является повествователем во вставной эпистолярной конструкции, а в тексте повести имеет место цитирование се дискурса Поприщиным Объединение эпистолярной формы и записок сумасшедшего важно для понимания нарративной природы произведения «Переписка» приобретает значение самостоятельного сюжета, который можно обозначить как «собачий сюжет» Зооморфизм становится одним из значимых мотивов в творчестве Гоголя Этот мотив в виде образов, реминисценций и ассоциаций во многом формирует мирообраз писателя
Всю повесть можно назвать внутренним дискурсом героя или солилоквием, выраженным в форме записок Внутренний дискурс Меджи передается эпистолярной формой «Переписка» входит в повесть на правах «текста в тексте» Природа мирообраза повести связана с семантикой «собачьей темы» Существующие в русской транскрипции понятия «собачья жизнь», «ломать собачью комедию», на наш взгляд, определяют характер соотношения собачьего и человеческого начал в гоголевской повести Оппозиция «собачье» - «человеческое» — еще один существенный ракурс проблемы Собаки предстают двойниками людей, демонстрирующими их пороки и образ жизни Можно выделить два основных сопоставления Софи - Меджи и камер-юнкер - Трезор Кроме тою, Поприщин и Его Превосходительство также имеют своих двойников
Таким образом, собачьи образы в повести становятся полисемантичными Являясь двойниками людей, они демонстрируют их пороки Письма Меджи служат толчком к прозрению и безумию Поприщина Собаки актуализируют аспект «собачьей жизни» и «собачьей» комедии, которую ломает герой Оба пласта нарратива (собачий и человеческий) складываются в целостный текст повести, становятся мстатекстом, необходимым для понимания замысла Гоголя Усваивая различные традиции (гофмановскую форму «клочков из записок» и сервантесовскую беседу собак), Гоголь создает свой оригинальный синтез
Раздел 1.4. «Проблема сумасшествия и прозрения героя в связи с испанской тематикой» посвящен рассмотрению структуры образа Поприщина, в основе которого заложены два понятия дурак и сумасшедший, прослежен его путь от чиновника служебного поприща к человеку духовного поприща, обретшему человеческую отзывчивость Семиосфера сумасшествия в контексте «Записок» имеет достаточно сложную структуру она является частью еще более сложного и многоуровневого образования -семиосферы Петербурга Ядро семиосферы сумасшествия составляют следующие компоненты жанровая характеристика, особенности нарратива, тип героя и связанная с ним проблема сумасшествия, включающая в себя следующие уровни две грани понятия безумия дурак, сумасшедший, специфика честолюбия героя, прозрение и самопознание Периферийными
становятся следующие уровни проблемы испанская тематика, связь с «Дон Кихотом» Сервантеса, гамлетизм и религиозный аспект сумасшествия (юродство)
Синтез обозначенных понятий и составляет структуру образа Поприщина Прозрение и сумасшествие героя происходит на фоне испанской тематики, с которой связана тема миражного существования гоголевского героя Здесь возникают периферийные семиотические уровни связь с Дон Кихотом Сервантеса и Гамлетом Шекспира Понятия сумасшествия и самости составляют ядро понятия безумия в гоголевской повести На периферии возникают такие смыслы, как мотив «высокого» безумия и сниженного гамлетизма Эти смыслы, включенные в испанский контекст, рождают ближе к концу повести тему испанской инквизиции, являющуюся своеобразным конденсатором, вбирающим в себя испанские аллюзии «Записок» Жизнь Поприщина оказывается движением к инквизиционному суду, те к сумасшедшему дому, что в контексте повести одно и то же С помощью испанской тематики Гоголь изображает абсурд русского бытия
Таким образом, выстраивается следующая структура семиосферы в центре ее находится Поприщин как автор записок и своеобразный летописец этой семиосферы Рядом с ним, очень близко к ядру семиосферы находится и его окружение начальник отделения, «его превосходительство», Софи Значимым здесь становится то, что ядро составляют люди, которые по своей внутренней сущности должны находиться либо на периферии, либо вообще за границей семиосферы, т к ее ядро обычно составляют наиболее ценимые социальные группы, к которым нельзя отнести никого из указанным героев Поприщин - сумасшедший, а сумасшедшие имеют пограничный статус и находятся на границе, отделяющей внутреннее пространство (в данном случае это пространство семиосферы безумия) от внешнего Его мир соотносим со «смеховым антимиром» Древней Руси Становясь разоблачителем «его превосходительства» и Софи, Поприщин приобретает черты древнерусского дурака, высмеивающего, обнажающего и разоблачающего окружающих Его поведение - это антиповедение, нарушение установленных норм, его одежда необычна (Поприщин кроит из вицмундира мантию) Прозрение Поприщина сопрягает «антимир» и норму, очеловечивает семиосферу
Раздел 1.5. «Тема испанской инквизиции как выражение абсурдности российской действительности» актуализирует все испанские аллюзии повести и связывает их с образом абсурдной России, возникающим в «Записках» Испанская тематика в «Записках сумасшедшего» имеет несколько слоев Первый слой - многочисленные упоминания реалий испанской действительности капуцинов (в черновике «бритых грандов»), Мадрида, Филиппа 11, инквизиции Сам образ Испании в контексте повести ассоциируется, прежде всего, с мотивом безумия Это второй слой испанской тематики повести С ним связан мотив «высокого» безумия и проблема
миражного существования, характерная для гоголевского героя, превратившегося в испанского короля Фердинанда VIII И, наконец, четвертый пласт - тема испанской инквизиции, возникающая в конце повести и являющаяся своеобразным конденсатором, вбирающим в себя все испанские аллюзии «Записок» Возникая в конце повести, тема испанской инквизиции, вписанная в контекст «Арабесок» своей связью со статьей «О средних веках», где Гоголь высказал свое мнение об инквизиции вообще, является одним из важных смысловых аспектов «Записок» Она вызывает ассоциации с современной действительностью, где любое инакомыслие воспринимается как ересь и жестоко наказывается Понрищин, постигший в своем безумии высшие общечеловеческие ценности, выбивается из нормы, он не вписывается в четко отлаженную государственную систему, а поэтому должен быть объявлен сумасшедшим и за ючен в сумасшедший дом В результате в повести возникает образ России как одного большого заседания инквизиционного суда во главе с III отделением (по тексту - великим инквизитором) Ситуация, сложившаяся в России в 30-е годы XIX века, характеризуется Гоголем как ненормальная, абсурдная ситуация судилища, после которого Россия оказывается в адском мраке чинов Гоголь делает испанскую тематику символико-философской
Главные задачи второй главы «Записки сумасшедшего» в контексте русской литературы первой трети XIX века и европейской литературной традиции» максимально выявить источники, которые лежат в основе повести, и рассмотреть отзвуки «Записок» в литературе 1830-х годов, опираясь на выделенные в первой главе особенности семиосферы безумия Несмотря на небольшой объем, повесть содержит немало источников, как русских (например, «Горе от ума» и басни Крылова), так и европейских (Шекспир, Сервантес, Гофман) Кроме того, значимой является и общественно-историческая ситуация, объясняющая появление в повести испанской тематики и причины популярности темы сумасшествия в 30-е годы
Раздел 2.1. «Специфика жанра «записок» и особенности нарратива в литературе 1830-х годов» посвящен рецепции жанра «записок» в творчестве Сенковского, Гофмана, Одоевского и Баратынского Каждый из них по-своему использовал эту форму для Сенковского в «Записках домового» важным был занимательный сюжет, т к его повесть прежде всего беллетристическая Повествование ведется от лица рассказчика-домового, который не наделен самосознанием и рефлексией Повесть Сенковского интересна как один из вариантов использования формы «записок» Роман Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра», скорее всего, подсказал Гоголю форму «клочков из записок» в их человеческом варианте (биография Крейслера) и в зооморфном (Мурр)
Наиболее близкой к «Запискам сумасшедшего», и даже в определенной мере вступающей с ними в диалог, является повесть Одоевскою «Сильфида»
Уже на жанровом уровне прослеживается значительное сходство в центре -обыкновенный человек, который, по мере своего прозрения, начинает обретать самосознание и рефлексию Но в данном случае автором записок является не он, а его друг, «благоразумный человек», в записках которого имеет место цитирование дискурса героя Повесть также содержит датировку, хотя не столь подробную, как у Гоголя, отрывки из журнала героя и вставные эпистолярные конструкции, т к генезис «записок» в данном случае восходит к эпистолярному роману
Форма «записок» встречается и в романе «Русские ночи», включающем в себя два типа записок, которые состоят из повестей о «гениальных безумцах» Такое использование формы «записок» не нарушает специфику жанра в центре оказываются самосознающие герои, эволюцию которых и отражают записки «Отрывок из записок Иринея Модестовича Гомозейки» -еще один вариант «клочков из записок»
Повесть Баратынского «Перстень» - один из вариантов повестей о сумасшедших самосознающих героях, живущих в «миражном» мире и стремящихся понять свое предназначение «Перстень» содержит вставную конструкцию, жанр которой сам Баратынский определяет как повесть Однако она содержит характеристики «клочков из записок» незаконченное повествование от первого лица, автор которого - самосознающий герой
Таким образом, сама форма roí олевских «Записок» актуализировала тему становления и развития самосознания «маленького человека» и открывала новые пути антропологической рефлексии
В разделе 2.2. «Реальное или мнимое сумасшествие героя как способ познания истинных ценностей бытия» представлены различные виды сумасшествия, характерные для героев произведений 1820-1830-х годов, оказавших влияние на «Записки» Проблема сумасшествия и прозрения героя распадается на две взаимосвязанные проблемы 1) мнимо сумасшедший герой, не вписывающийся в рамки общественного поведения и потому объявленный сумасшедшим, 2) сумасшедший герой, живущий в вымышленном мире К первой группе произведений относятся «Горе от ума» Грибоедова и «Апология сумасшедшего» Чаадаева Комедия Грибоедова, как и «Записки сумасшедшего», актуализирует глобальную проблему границы между нормальностью и сумасшествием Ведь в действительности Поприщин и Чацкий не безумцы, их суждения в высшей степени отвечают критериям здравого смысла, но мир, окружающий их, безумен Однако в начале повести поведение Поприщина указывает на молчалинскую философию жизни Уже сама номинация героя - Молчалин - напоминает поприщинский рефрен «молчание, молчание» Но ближе к середине повести (после обнаружения собачьей переписки), он начинает более походить на Чацкого, чем на Молчалина, сопрягая в своей судьбе биографию Платона Горича Гоголевский герой прорывается сквозь свое молчание и выходит за пределы служебного поприща на духовное Обретя духовное поприще, он
генетически вбирает в себя грибоедовскую тему «горя от ума» «Апология сумасшедшего» Чаадаева становится жизненным постскриптумом к «Запискам сумасшедшего»
Ко второй группе относятся произведения Одоевского, Киреевского и Баратынского, в которых самосознающий герой, живущий в «миражном» мире и познающий там истинные ценности бытия, оказывается не способным воплотить их в жизнь в реальном мире Такова судьба Михаила Платоновича в «Сильфиде», обретшего в иллюзорном мире свое духовное поприще и ставшего творцом неведомого доселе искусства Грубо исторгнутый своим другом из этого высшего мира, герой становится таким же благоразумным человеком, как и его друг Поэтому меняется его номинация не Михаил Платонович, а Платон Михайлович, своеобразный Платон русской провинции В этом плане повесть Одоевского вступает в диалог с повестью Гоголя В «Записках сумасшедшего» дана история благоразумного человека, который стал сумасшедшим, тогда как у Одоевского, наоборот, история сумасшедшего, который стал благоразумным Поприщин, подобно Михаилу Платоновичу, обрел высшее знание, но он не отрекся от него, как бы его ни мучили в лечебнице В этом заключается главное отличие повестей герой Гоголя не спешит снова становиться благоразумным, в сумасшествии все более растут его честолюбивые устремления
В романе «Русские ночи» также присутствует тема «миражного» существования, сумасшествия и прозрения героя Молодой человек в «Дневнике экономиста», Киприяно в «Импровизаторе» постигли истинную правду жизни, но, оказавшись не готовыми к ней, не выдержали, и результатом их прозрения явились смерть и сумасшествие В обеих повестях в той или иной мере присутствует проблема познания, губительная для героев И Гоголь, и Одоевскии решают проблему, поставленную Одоевским в предисловии к «Русским ночам» они показывают драму обычного человека Киприяно, постигнув высшую истину бытия, теряет рассудок, ему нет спасения Поприщин же слышит, как «струна звенит в тумане», он слышит музыку самой жизни, и она спасает его Только музыка, по мнению Гоголя, способна вернуть людям утраченную гармонию Здесь будет уместно сказать несколько слов о «гениальных безумцах» из «Русских ночей» Бетховене и Бахе, которые более всех заслуживали гармонии, но так и не смогли обрести се, т к их жизни была полностью посвящена служению искусству и лишена самого главного - самой жизни
Ситуацию утраты «миражного» мира встречаем в повестях Баратынского и Киреевского Киреевский и Баратынский работали над повестями с 1830 по 1831 годы Они должны были быть опубликованы в «Европейце» и восприняты читателями как взаимосвязанные «Перстень» Баратынского и «Опал» Киреевско1 о актуализируют тот же комплекс проблем, что и «Записками сумасшедшего», «Сильфида» несоответствие между мечтой и действительностью, прозрение героя, находящегося в «миражном» мире и
обретение им истинного знания о мире, невозможность постоянного существования в этом высшем мире Повести Баратынского и Киреевскою раскрывают две грани «миражного существования» его гибельность, трагичность для героя, реабилитация «жизни действительной» у Баратынского и истинность, необходимость обретения «миражного» мира у Киреевского Соотношение «Записок сумасшедшего» с этими произведениями отчетливее выявляет философский потенциал гоголевской повести
В разделе 2.3. «К вопросу о генезисе зооморфизма в «Записках сумасшедшего» выделены основные источники собачьего сюжета повести Вопрос о генезисе зооморфизма (и в частности, собачьего сюжета) в «Записках сумасшедшего» достаточно сложен и включает в себя разнородные источники, как русские, так и европейские И, прежде всею, один из важных российских источников - это басни И А Крылова, в которых зооморфные мотивы играют ведущую роль Обращение к творчеству Крылова в контексте разговора о Гоголе станет еще более правомерным, если учесть тот факт, что Гоголь высоко оценил его басни в своей статье «В чем же наконец существо русской поэзии и ее особенность» В контексте гоголевской повести уместно обращение к тем басням, главными действующими лицами которых являются собаки Особенно значимой становится басня «Две собаки», в которой изображен прообраз Меджи -господская болонка Жужу - пародия на лицемерных карьеристов, готовых «ходить на задних лапках» перед вышестоящими Крылов, демонстрируя те или иные качества, высмеивает и людей, обладающих этими качествами Именно это качество зооморфных персонажей, используемое в баснях, актуализируют «Записки» Поприщин с помощью Меджи узнает многое о жизни среды, в которую он хотел попасть
Зооморфный, и в частности, собачий сюжет встречаем и в комедии Грибоедова уподобление людей животным (Софья сравнивает Чацкого со змей), неразличение людей и животных, связанное с образом Хлестовой, шпиц как способ угодить нужному человеку (Молчалин) Но главным источником эпистолярного собачьего сюжета является роман «Житейские воззрения кота Мурра» Гофмана, а Мурр и Меджи - почти двойники у них общие темы для рассуждений, они образованны, но все же не способны раздвинуть границы своей звериной сущности И Гоголь, и Гофман с помощью философии зооморфизма раскрывают пошлость и низменность мира людей Еще один источник зооморфного сюжета - «Новелла о беседе собак» Сервантеса, цель которого близка гоголевской прикрываясь маской животного, высказать свои воззрения, и тем самым раскрыть глаза жителям Испании На более высокой ступени развития, чем вышеуказанные зооморфные персонажи, стоит Берганса Гофмана, под маской которого автор озвучивает эстетические воззрения Помимо собачьих образов, в основе сюжета о переписке собачек лежит скрытый кошачий сюжет Мурр,
«Отрывок из записок Иринея Модестовича Гомозейки» Одоевского, «Лафертовская маковиица» Погорельского, актуализирующие демонический аспект кошачьего образа
Таким образом, указанные произведения вполне могли послужить источником значимых для Гоголя аспектов собачье! о образа двойничество людей и зооморфных персонажей (Крылов, Гофман), параллелизм зооморфного и человеческого миров (Гофман), стремление с помощью собачьих образов помочь читателям прозреть (Сервантес)
Раздел 2.4. «Тема абсурда российской действительности в контексте испанской тематики и проблемы сумасшествия» предлагает несколько вариантов генезиса проблемы абсурда в повести Гоголя и ее связи с испанской тематикой Проблема абсурда российской действительности отнюдь не является единичным случаем обращения к теме абсурда российской жизни той эпохи Абсурд связан с испанскими аллюзиями повести, генезис которых восходит к «Испанским делам», описанным в «Северной пчеле» 1 Однако существует еще одна точка зрения на проблему генезиса испанской темы в «Записках» М Вайскопф считает, что она восходит к традиции романтизма (и в частности, к «Дону Карлосу» Ф Шиллера), включавшей в себя соединение бреда величия с темой испанской инквизиции К этой линии примыкает сближение с «Северной пчелой»" Кроме того, еще в 1832 году синтез экзотической Испании и безумия, дополненный мистицизмом, пародировался Е А Баратынским в рассказе «Перстень» В этом же втором номере «Европейца» была помещена статья «Современное состояние Испании», переведенная П В Киреевским Статья рисовала мрачную картину безнадежною упадка страны, во главе которой находится правительство всемогущее во зле и бессильное в добре, здесь абсурд пропитал все слои государственного устройства «Город без имени» Одоевского, входящий в роман «Русские ночи», являет собой полемику с абсурдными, по мнению автора, философскими взглядами И Бентама, проповедующего принцип «полезного» мироустройства Апогеем проявления абсурдности становится созданная в Некрополисе «Апология сумасшедшего» Чаадаева, где сумасшедший, по мнению властей, человек пытается выразить взгляды на социально-политическое устройство России
Таким образом, российская действительность 1830-х годов воспринималась писателями как абсурдная, алогичная, требующая скорейшей реконструкции Для выражения этих идей они использовали разные формы журнальная статья (Киреевский), философская повесть (Одоевский), «философические письма» и апология (Чаадаев), записки сумасшедшего чиновника (Гоголь) Но во всех указанных произведениях
1 Об этом см Золотусский И П «Записки сумасшедшего» и Северная пчела»// Золотусскнй И Г1
Час выбора М Современник, 1976 С 205-230
3 Об этом см Вайскопф М Беглец и судья//Вайскопф М Сюжет Гогота М Радикс, 1993 Гл 6 С 290
неизменной оставалась одна ключевая мысль социально-политическое устройство России абсурдно, тк. построено на принципе личной выгоды (Одоевский), губительно для людей почти так же, как испанское (Киреевский), а потому оно требует скорейшего изменения с учетом опыта запада и востока (Чаадаев). И своеобразным конденсатором всего этого комплекса идей явились «Записки сумасшедшего», рисующие трагедию постигнувшего весь этот абсурд, и потому объявленного сумасшедшим, героя
В качестве постскриптума к главе выступает раздел «К вопросу о пушкинских мотивах в «Записках сумасшедшего», где выявлена общность произведений Пушкина 1830-х годов («Медный всадник», «Пиковая дама», «Не дай мне бог сойти с ума», «Странник») с «Записками сумасшедшего» В своеобразных «Петербургских повестях» Пушкина («Медный всадник» и «Пиковая дама») можно выделить два ключевых аспекта, значимых для гоголевской повести тема Петербург и тема сумасшествия Евгений и Германн выражают разные аспекты образа Поприщина «маленький человек», обретший самосознание и взбунтовавшийся против абсурдного мироустройства, честолюбец, возомнивший себя королем и вершителем судеб своих «подданных», и как следствие всего вышеуказанного -сошедший с ума, не выдержав столкновения с абсурдной петрбургской действительностью
Еще один аспект темы сумасшествия как поведенческого текста представлен в стихотворениях Пушкина 1830-х годов «Не дай мне бог сойти с ума» (1833) и «Странник» (1835), написанных в форме исповеди, самонаблюдения и лирического романа Пушкин, как и Гоголь, воспринимает проблему сумасшествия как драму пробудившегося сознания, трагическую ситуацию оставления предначертанного поприща и перехода в псевдосвободное состояние Сумасшествие уже не способно принести свободу угнетенному или творческому человеку, напротив, оно только еще больше гнетет его, потому что оказавшись в сумасшедшем доме, человек в глазах окружающих утрачивает свой человеческий облик и становится похож на запертого в клетку зверя Стихотворение «Странник» можно назвать пушкинской рецепцией «Записок сумасшедшего», т к в период работы над ним поэт несомненно был знаком с повестью Гоголя В основе стихотворения - прозаическая проповедь «Путь паломника» английского писателя-проповедника эпохи английской революции XVII века Джона Беньяна «Странник» можно назвать итоговым произведением Пушкина, выросшим из «Записок сумасшедшего», т к в нем актуализируются значимые для гоголевской повести мотивы сумасшествие как постижение героем истинных ценностей бытия и как следствие - конфликт с окружающими, образ сумасшедшего дома как тюрьмы, где томятся псевдосумасшедшие, мотив восхождения на духовное поприще и верность обретенным идеалам, и наконец, мотив биства как единственно возможного выхода из плена
безумия, который, однако, не спасает героев В период работы над стихотворением Пушкин приходит к вполне гоголевским выводам окружающая действительность абсурдна, потому что ущемляет свободу личности и единственный выход из сложившейся ситуации - бегство
Таким образом, во второй главе выделены наиболее значимые для эпохи 1830-х годов аспекты «Записок сумасшедшего», прослежен их генезис и преломление в творчестве как зарубежных, так и отечественных писателей
Третья глава «Гоголевская рецепция в произведениях писателей натуральной школы» посвящена рассмотрению «Записок» в контексте антропологических концепций 1840-х годов и опытов представителей натуральной школы Гоголь определил развитие и движение антропологизма, который во многом противостоял физиологическим очеркам, столь популярным у большинства представителей натуральной школы Проблема противостояния человека и среды, являющаяся ведущей в литературе 1840-х юдов, и движение к антропологизму актуализируют восприятие «Записок сумасшедшего» как повести, в центре которой находится самосознающий герой Вся повесть воспринимается как акт самосознания «натурального» человека, не порабощенного средой, а выпавшего из нее и обретшего «духовное» поприще Путь от физиологии к антропологизму и романному типу героя подсказан во многом гоголевской повестью
Цель раздела 3.1. «Жанр «записок» в трактовке представителей натуральной школы» - выявить специфические черты использования формы «записок» Эта форма, используемая Гоголем для изображения рефлектирующего героя, широко применялась и в произведениях писателей натуральной школы, однако здесь она получила несколько иную трактовку Здесь важными оказываются две категории антропологизм и автобиографическая проза «Записки студента» Гребенки, «Записки одного молодого человека» Герцена и повесть «Из записок человека» Галахова В центре указанных повестей - самосознающий герой и форма «записок», которая выражает, через способность героя к письму, его рефлектирующее сознание Однако в произведениях представителей натуральной школы встречаем еще один вариант восприятия формы «записок» в центре находится несамосознающий герой («Раздел имения (Из записок благонамеренного человека)» Панаева и «Записки черной шелковой шляпы» Корфа), чьи записки становятся отражением ограниченности мышления Вставными элементами становятся уже не фантастические «письма собачек» (плод больной фантазии героя), а реальная переписка людей либо отрывки из дневника героя «Записки» в трактовке представителей натуральной школы являются полижанровым образованием, вбирающим в себя черты реалистической, мемуарной и очерковой прозы, однако их жанрообразующей чертой в творчестве Герцена, Галахова и отчасти Гребенки становится наличие самосознающего главного героя
В разделе 3.2. «Особенности нарратиеа как способ выражения специфики самосознающего героя» выявлена типология рассказчиков и характерные черты их повествовательных типов В «Разделе имения» герои-рассказчик полностью погружен в мир материального быта и выражает ограниченную, присущую этому миру точку зрения Дмитрий Иванович в «Верном лекарстве» даже после своего сумасшествия остается обывателем, его сумасшествие не походит на поприщинское, не раздвигает границы сознания В начале повести «Записки студента» повествование ведется от лица эксплицитною автора Но когда возникает фигура главного героя, Якова Петровича, повествование наполняется его рефлексией и переживаниями К Якову Петровичу приближается и автобиографический герой «Записок человека» Галахова
В произведениях Герцена встречаем более сложное сочетание нарративных типов Сначала повествование ведется от лица Молодого человека, который может быть отождествлен с самим автором Он описывает свое становление, самоопределение Но в главе «Юность» Герцен вводит образ Нашедшего тетрадь, и с этого момента начинается отмежевание автора от героя И, наконец, в «Годах странствий» герой постепенно становится полной противоположностью автора, а к авторской позиции приближается Нашедший тетрадь Есть еще один рассказчик, чей монолог включен в мемуары Молодого человека - Трезинский В «Докторе Крупове» представлен только один рассказчик, однако герой эволюционирует в течение повести, а вместе с ним меняются и его записки Таким образом, анализ нарративной типологии повестей показывает, что в творчестве представителей натуральной школы встречается главная характеристика формы «записок», унаследованная от Гоголя в произведениях Герцена, Галахова, Гребенки повествование ведется от лица самосознающего рассказчика
В разделе 3.3. «Тип героя-обывателя и тип героя с рефлектирующим сознанием в контексте обстоятельств» прослежено движение представителей натуральной школы к такому типу героя, который бы полностью отвечал их антропологическим установкам И хотя Гоголь уже наметил основные черты самосознающего героя в «Записках сумасшедшего», вхождение его в литературу 1840-х годов произошло не сразу Путь к такому герою лежал через повести с элементами физиологического очерка Панаева, через повести Гребенки о самосознающем, но подавленном обстоятельствами герое («Записки студента») и герое, обретшем слишком поздно прозрение и самосознание («Верное лекарство»), к произведениям Герцена и Галахова, где автобиографические герои, наделенные самосознанием и рефлексией, все же оказываются не способными противостоять обстоятельствам Сознание героя в начале «Записок одного молодого человека» вбирает в себя различные пласты мировой культуры и моделирует свой мирообраз По Герцену, его жизнь равноценна мировой истории, т к история формирует
сознание героя, поэтому жизнь приобретает универсальный характер Молодой человек открыт всему новому и готов к активной деятельности, стремится быть полезным Он мыслит такими универсальными катеюриями как дружба, любовь, честь, служение обществу Но в третьей части его сознание сужается до пределов провинциального городка, не может отражать универсум, обрести целостное видение мира Мышление Молодого человека задавлено провинциальными штампами восприятия, и на звание универсального начинает претендовать сознание Трезинского
Другой тип сознания изображен в «Докторе Крупове» Крупов - пожилой врач-материалист Он не наделен какими-либо задатками неординарной или избранной личности, однако ему дано видеть то, что окружающие не замечают Тема сумасшествия появляется в «Докторе Крупове» в связи с образом Левки, который подтолкнул Крупова к изучению сумасшедших Крупов проходит эволюцию от начала к концу повести Вначале он лишь констатирует факты из жизни провинциальных обывателей, ища основания для своей теории Но постепенно границы его сознания расширяются, ему становится тесно в этом маленьком провинциальном городке, где уже все изучено Герой выходит на общемировой уровень исследования, тем самым приближаясь к гоголевскому Поприщину и обретая человеческие черты, преодолевая сухость своего повествования Еще один аспект образа Поприщина - безумие - встречаем у другого герценовского героя - Левки, не способного адекватно воспринимать происходящее и делать соответствующие выводы Этой способностью наделен Крупов, который по-своему выражает гоголевскую и герценовскую идею всемирности
Представителей натуральной школы волнует проблема взаимоотношения человека (самосознающего героя, который оказывается в центре произведений) и окружающей его среды, его возможность либо невозможность противостоять ее тлетворному влиянию и отказаться от предназначенного ею поприща Значимой становится и категория сумасшествия (прежде всего, для Герцена), но сумасшествие уже не столько прерогатива самого героя, сколько окружающего его мира
В этом контексте возникает раздел 3.4. «Тема абсурда российской действительности в 1840-е годы: отзвуки испанских мотивов и образов». Испанская тематика, столь популярная в 30-е годы, не утрачивает своей актуальности и в 40-е, довольно часто появляясь на страницах «Современника» и «Отечественных записок» Однако в прозаических опытах писателей натуральной школы зооморфизм и испанская тематика отходят на второй план, и если появляются в произведениях, то только для создания сатирическою эффекта либо для усиления темы абсурда Теперь значимой, особенно для Герцена, становится проблема сумасшествия и абсурдности всей вселенной, отголоски этих идей слышатся уже в «Записках одного молодого человека» и находят свое развитие в «Докторе Крупове» Исследуя всемирную историю, герой приходит к выводу, что она абсурдна и безумна
В повести возникает и тема инквизиции, которая несет в себе схожую с «Записками сумасшедшего» семантику вхождение этой темы в текст повести, связь инквизиционного суда и сумасшедшего дома
Таким образом, исследование гоголевской традиции в произведениях писателей натуральной школы идет в основном в следующих направлениях
1 Различные жанровые модификации формы «записок» в основе своей содержат специфические особенности гоголевских «Записок» у жанра нет четких канонов, поэтому он легко варьируется и может включать в себя в качестве «вставных конструкций» элементы других жанров
2 В рамках натуральной школы, и в особенности в произведениях Герцена, идет усиление антропологического начала, основы которого заложены в «Записках сумасшедшего» Уже сама жанровая характеристика произведений указывает на то, что в центре должен быть самосознающий герой, каким он и предстает (в меньшей степени в повестях Панаева и Гребенки, и в большей - в произведениях Герцена)
3 Гоголевские аллюзии возникают и в связи с выделенными уровнями анализа Для изучения каждого из уровней привлекались те произведения, в которых наиболее наглядно представлены особенности уровня
Обратившись к рецепции «Записок сумасшедшего» Гоголя в литературе натуральной школы, мы прежде всего рассматривали ее как важную и плодотворную традицию, во многом существующую параллельно и взаимосвязано с восприятием «Шинели» И в этом смысле писатели 1840-х годов moi ли бы к известному апокрифу «Все мы вышли из гоголевской "Шинели"» добавить «и из "Записок сумасшедшего"»
Тип самосознающего «маленького человека», ставшего Человеком и сошедше1 о со своего поприща, гюлисинтстизм жанровой природы «Записок» и своеобразие нарративной стратегии, проявившейся в чередовании «натурального» и фантастического, логически выверенного и абсурдно непредсказуемого, поэтика гротесково-гиперболического стиля - все эти гоголевские уроки обогащали феномен русского «натурализма» как антропологизма романного типа и предвосхищали открытия великих русских романистов
В заключении подводятся итоги исследования и намечаются дальнейшие перспективы работы Проблема историко-литературного фона не исчерпывает всей многозначности «Записок» Это лишь один из аспектов изучения повести, однако для нас он является знаковым, так как позволяет вписать ее в общемировой литературный и исторический контекст Несмотря на малый объем, повесть обладает огромной смысловой насыщенностью, являясь органичной частью не только гоголевских поисков периода «Арабесок», но и конденсатором литературно-философских взглядов эпохи В этом смысле ее литературный фон полисемантичен журналистика, русская и европейская романтическая повесть, комедия А С Грибоедова «Горе от ума», роман Сервантеса «Дон Кихот», «Апология сумасшедшего» П Я
Чаадаева, творчество представителей натуральной школы «Записки» органично вписаны и в контекст гоголевского творчества, начиная «Вечерами на хуторе близ Диканьки» и заканчивая «Мертвыми душами» Этот фон не исчерпывает всех источников гоголевского замысла и не свидетельствует о вторнчности и подражательности повести «Записки сумасшедшего» - акт самосознания маленького человека в атмосфере русского абсурда Не случайно, формируя в 1842 году структуру третьего тома своих повестей, Гоголь ставит «Записки» в конце, после написанной позже «Шинели» и непосредственно перед «Римом» Для него это — прорыв героя жизни в саму жизнь, в большой Мир человеческого бытия, во Всемир
В качестве перспектив предпринятой работы отмечены следующие аспекты проблематики
1 Рецепция «Записок» не заканчиваются натуральной школой Дальнейшее развитие связано, прежде всего, с творчеством Ф М Достоевского «Записки из Мертвого дома» и «Записки из подполья» Значимым становится само понимание специфики формы Как и у Гоголя, у Достоевского форма «записок» - полижанровое образование, включающее в себя в качестве вставных конструкций элементы физиологического очерка, автобиографии, исповеди, рассказа, фельетона («Записки из Мертвого дома») Но неизменным остается наличие самосознающего повествователя, автора записок
2 Еще один вариант «Записок сумасшедшего» представлен в одноименной повести Толстого Уже само заглавие указывает на связь с Гоголем Пройдя через страх смерти и обретя с помощью религии истинные человеческие ценности, герой уже не может жить как прежде, а все считают его сумасшедшим Это отчасти автобиографическое произведение, и записки здесь становятся познанием себя в форме объяснения, подведением определенного нравственного итога Генезис «записок» в повести восходит к исповедальному и проповедническому началам Записки у Толстого -фиксация обретенного душевного опыта, прояснение его в мысль, в слово, всеобъемлющее и итоговое
3 Дальнейшее развитие темы сумасшествия и прозрения героя, вызванного абсурдом действительности, - в повести А П Чехова «Палата № 6» Эта повесть актуализирует тот же комплекс проблем, что и «Остров Сахалин» люди, находящиеся в неволе за решеткой, то ту сторону жизни, и видящие ее изнанку унижение, страдание, духовную и телесною нечистоту История доктора Рагина - чеховская вариация на тему гоголевских «Записок сумасшедшего», рассмотренная сквозь призму «Доктора Крупова» Герцена
4 В XX веке аллюзии «Записок сумасшедшего» встречаем в мемуарной публицистике послереволюционных лет тема бреда становится лейтмотивной для «Окаянных дней» И Бунина, «Петербургских дневников» 3 Гиппиус, «Взвихренной Руси» А Ремизова, в «Собачьем сердце», «Записках на манжетах» и «Дьяволиаде» М А Булгакова абсурд бытия
является сквозным мотивом, в творчестве А М Ремизова, а в частности, в его романах о чиновниках, которые соотносимы почти со всем творчеством Гоголя, начиная «Миргородом» и заканчивая «Мертвыми душами» Форма «записок» встречается и в антиутопии Е Замятина «Мы», а все творчество М Зощенко и Д Хармса можно назвать «Записками сумасшедшего», в которых изображен абсурд советской действительности
Проекцию на повести Гоголя можно найти и в литературе второй половины XX века, в творчестве А Д Синявского, чьи повести о современных «маленьких людях» («В цирке», «Ты и я», «Пхенц», «Любимов») синтезируют основные мотивы «Записок», накладывая их на жизненный материал XX века И, наконец, в XXI веке в постмодернистской литературе также часто встречаем гоголевские аллюзии, например, в романе «Чапаев и Пустота» В Пелевина
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. Скрипник A.B. Специфика жанра «записок» в «Записках сумасшедшего» Н.В. Гоголя и «Сильфиде» В.Ф. Одоевского // Вестник Томского государственного университета. 2008. № 306. Январь. - С. 1517.
2 Скрипник А В «Записки одного молодого человека» А И Герцена в свете гоголевской традиции // Вестник Томского государственного университета Бюллетень оперативной научной информации 2006 № 84 Август - С 63-68
3 Скрипник А В Проблема сумасшествия героя и истинного знания в повестях Н В Гоголя «Записки сумасшедшего» и В Ф Одоевского «Сильфида» // Материалы X Всероссийской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука и образование» Т 2 Ч 1 - Томск, 2006 - С 105-109
4 Скрипник А В Семантика испанской инквизиции в «Записках сумасшедшего» Н В Toi оля // Материалы VII Всероссийской научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Молодежь и наука XXI века» Т 2 - Красноярск, 2006 - С 197-199
5 Скрипник А В Содержательная природа формы «записок» и ее рецепция в литературе 1830-х годов (На материале повестей Н В Гоголя, О И Сенковского, В Ф Одоевского) // Материалы XLIV Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс» Дополнительный сборник - Новосибирск, 2006 - С 156-158
6 Скрипник А В Гоголевские рецепции в литературе XX века «Собачье сердце» М А Булгакова // Материалы Всероссийской научной конференции молодых ученых «Наука Технологии Инновации» 4 7-Новосибирск, 2006 - С 187-188
7 Скрипник А В Проблема миражного существования героев в повестях Н В Гоголя «Записки сумасшедшего» и Е А Баратынского «Перстень» // Материалы XLV Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс» Литературоведение -Новосибирск, 2007 - С 24-26
8 Скрипник А В Жанровая модификация «Записок сумасшедшего» Н В Гоголя в творчестве А И Герцена // Материалы VII Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения» Вып 7 4 2 - Томск, 2007 - С 151156
9 Скрипник А В Полемика с булгаринской философией благоразумия в повести Н В Гоголя «Записки сумасшедшего» // Материалы XI Всероссийской научно-практической конференции «Научное творчество молодежи» 4 3- Томск, 2007 - С 73-76
10 Скрипник А В Семантика мотивов мученичества и юродства в «Записках сумасшедшего» Н В Гоголя // Материалы IV научно-методической конференции «IV Пасхальные чтения Гуманитарные науки и православная культура» -М,2007 - С 192-196
11 Скрипник А В Роман Э -Т -А Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра» и его связь с нарративной структурой «Записок сумасшедшего» Н В Гоголя // Сборник докладов VII Международной научно-практической конференции студентов и молодых ученых «Коммуникативные аспекты языка и культуры» Ч 1 - Томск, 2007 - С 33-35
12 Скрипник А В Проблема «высокого безумия» в романе М де Сервантеса «Дон Кихот» и повести Н В Гоголя «Записки сумасшедшего» // Материалы VII российской научно-практической конференции-конкурса преподавателей, аспирантов, студентов вузов и учащихся старших классов альтернативных учебных заведений «Язык и мировая культура взгляд молодых исследователей» Ч 1 -Томск, 2007 - С 153-156
13 Скрипник А В Проблема самопознания в «Записках сумасшедшего» Н В Гоголя и «Импровизаторе» В Ф Одоевского // Материалы IV межвузовской научно-практической конференции «Язык и межкультурная коммуникация» - СПб, 2007 - С 289-291
14 Скрипник А В «Записки сумасшедшего» Н В Гоголя как рецептивный аспект в поэтике натуральной школы // Материалы VIII Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения» Вып 8 4 1- Томск, 2008 -С 195-199
Подписано к печати 30 04 2008 Формат 60x84/16 Бумага «Снегурочка»
Печать RISO Уел печ л 1,45 Уч -изд л 1,32 _Заказ 384 Тираж 100 зкз_
ISO 9001
Registered
Томский политехнический университет Система менеджмента качества Томского политехнического университета сертифицирована NATIONAL QUAUTY ASSURANCE по стандарту ISO 9001 2000
изшельствожтпу 634050, г Томск, пр Ленина,30
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Скрипник, Алена Владимировна
ВВЕДЕНИЕ.
1. СЕМИОСФЕРА «ЗАПИСОК СУМАСШЕДШЕГО».
1.1. Процесс вызревания замысла «Записок сумасшедшего».
1.2. Специфика жанра «записок» в «Записках сумасшедшего» Гоголя.
1.3. Особенности нарратива и зооморфизм Гоголя.
1.4. Проблема сумасшествия и прозрения героя в связи с испанской тематикой.
1.5. Тема испанской инквизиции как выражение абсурдности российской действительности.
2. «ЗАПИСКИ СУМАСШЕДШЕГО» В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА И ЕВРОПЕЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ТРАДИЦИИ.
2.1. Специфика жанра «записок» и особенности нарратива в литературе 1830-х годов.
2.2. Реальное или мнимое сумасшествие героя как способ познания истинных ценностей бытия.
2.3. К вопросу о генезисе зооморфизма в «Записках сумасшедшего».
2.4. Тема абсурда российской действительности в контексте испанской тематики и проблемы сумасшествия.
PS. К вопросу о пушкинских мотивах в «Записках сумасшедшего».
3. ГОГОЛЕВСКАЯ РЕЦЕПЦИЯ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ПИСАТЕЛЕЙ НАТУРАЛЬНОЙ
ШКОЛЫ.,.
3.1. Жанр «записок» в трактовке представителей натуральной школы.
3.2. Особенности нарратива как способ выражения специфики самосознающего героя.
3.3. Тип героя-обывателя и тип героя с рефлектирующим сознанием в контексте обстоятельств.
3.4. Тема абсурда российской действительности в 1840-е годы: отзвуки испанских мотивов и образов.
Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Скрипник, Алена Владимировна
Современные философы и литературоведы, такие, как Ж. Деррида, М. Фуко, Р. Барт, Ю. Кристева и другие сторонники рецептивной эстетики, говорят о необходимости рассмотрения произведения в большом историко-литературном контексте эпохи. По их мнению, произведение становится знаком этой эпохи, т.к. она неизбежно накладывает на него свой отпечаток, и прежде всего в историческом и социально-культурном аспектах.
Понятия контекста, интертекста, сверхтекста, вошедшие в категориальный аппарат филологической науки, таких ее отраслей, как рецептивная эстетика, семиотика, феноменология, историческая поэтика, обострили новое прочтение отдельного произведения как семиосферы, проявляющей и выявляющей себя в большом контексте времени. Идеи А.Н. Веселовского о соотнесении произведения с идеями и представлениями эпохи, о выявлении «в психологии писателя типов умственных настроений и форм выражения чувств, принятых в данное время», об отражении в поэтике и эстетике художника литературных тенденций1 получили свое дальнейшее развитие в теории литературной эволюции Ю.Н. Тынянова, в идеях большого времени культуры М.М. Бахтина. Наконец, итогом этих почти вековых поисков отечественной филологии стали методологические принципы Ю.М. Лотмана, изложенные в его трудах по теории текста и семиосферы.
Уподобление человеческой культуры тексту, нуждающемуся в расшифровке, привело к восприятию ее как единой интертекстуальной семиосферы, которая служит предтекстом любого появляющегося текста, т.к. содержит в себе знаковые культурно-литературные коды. Каждый текст становится интертекстом в той мере, в какой он содержит более или менее узнаваемые формы: обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом - все они поглощены текстом и перемешаны в нем. Такие заимствования (явные либо неявные) Р. Барт
1 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 41. называет «цитатами без кавычек».1 Через призму интертекстуальности мир предстает как огромный текст, в котором все уже было сказано, и создать что-то новое возможно лишь путем смешения старого для получения новых комбинаций. Проблема интертекстуальности не может быть сведена только к поиску источников; она лежит в основе рассмотрения общественно-литературного фона, а следовательно, и семиосферы произведения. Эти два понятия взаимосвязаны в контексте нашего исследования.
В этом отношении небольшая по объему гоголевская повесть «Записки сумасшедшего» - «томов премногих тяжелее». Еще Андрей Белый ген «Записок» просмотрел в общем повороте русской культуры к гоголизму и увидел его в «лоскутном одеяле» раннего Достоевского, в «словесных ходах» и парадоксах Сологуба, в двойниках Блока, в петербургских бредах самого л автора «Петербурга», в гротесках и гиперболах Маяковского. О всемирно-историческом происхождении «Записок сумасшедшего» и о том, что они - суть исторические «записки» об узловом моменте в истории русского государства размышлял J1.B. Пумпянский. Михаил Вайскопф справедливо говорил о «космическом бунте» гоголевского героя и возводил традицию «Записок» к большому контексту мировой философской и словесной культуры.4 О вхождении традиции «Записок сумасшедшего» в русскую культуру и о их «всечеловеческой отзывчивости» в последнее время говорил A.C. Янушкевич.5 И подобные суждения закономерны: пространство «Записок сумасшедшего» не департамент, не Петербург, а весь мир, весь космос, вобравший в себя идеи «всечеловеческой отзывчивости».
Пространство общественно-литературного фона в «Записках сумасшедшего» Н.В. Гоголя организует семиосфера безумия, являющаяся знаковой для всего произведения. Семиосфера - неразложимый работающий
1 Об этом см.: Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. С.413-423.
2 Об этом см.: Белый А. Мастерство Гоголя. М.-Л., 1934. Гл. 5.
3 Пумпянский Л.В. Классическая традиция. М., 2000. С. 332, 334.
4 Об этом см.: Вайскопф М. Беглец и судья // Вайскопф М. Сюжет Гоголя. М.: Радикс, 1993. С. 267-304.
5 Янушкевич A.C. «Записки сумасшедшего» Н.В. Гоголя в контексте русской литературы 1920 -1930-х годов// Поэтика русской литературы: К 70-летию Ю.В. Манна. М.,2001. С. 193—212. механизм - единица семиозиса - все присущее данной культуре семиотическое пространство, вне которого немыслимо существование любого отдельного языка. Все семиотическое пространство может рассматриваться как единый механизм.1 Значимой характеристикой семиосферы становится деление на ядро и периферию. В ядре располагаются доминирующие семиотические системы. В «Записках» ядерными семиотическими системами являются жанровая характеристика, особенности нарратива, проблема героя, испанская тематика и зооморфизм. Периферийные семиотические образования могут быть представлены не замкнутыми структурами (языками), а их фрагментами или даже отдельными текстами. Выступая в качестве «чужих» для данной системы, эти тексты выполняют в целостном механизме семиосферы функцию катализатора. С одной стороны, граница с чужим текстом всегда является областью усиленного смыслообразования. С другой, любой обломок семиотической структуры или отдельный текст сохраняет механизмы реконструкции всей системы." В «Записках сумасшедшего» периферийные уровни (гамлетизм, связь с «Дон Кихотом», тема инквизиции) позволяют более полно раскрыть проблему самосознающего героя и окружающего его абсурда российской действительности.
В контексте «Записок сумасшедшего» семиосфера безумия трактуется нами как то широкое культурное пространство (прямо или косвенно связанное с проблемой безумия), с ориентацией на которое создавалась повесть. Языком описания этой семиосферы становится естественно язык сумасшедшего чиновника, способный наиболее точно передать атмосферу абсурда, царящую в России 1830-х годов. «Записки» - художественный текст, определивший эстетическое развитие времени, с точки зрения отражения в нем петербургского текста, проблемы сумасшествия, общественно-исторических фактов, испанской тематики, проблемы абсурда российской действительности. В нашем Об этом см.: Лотман Ю.М. Семиотическое пространство // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 163-174.
2 Об этом см.: Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 163-174. исследовании мы попытаемся понять, как этот текст существует в большом пространстве культуры.
В таком контексте семиосфера произведения включает в себя и пространство общественно-литературного фона, под которым мы понимаем тот комплекс философско-эстетических воззрений и исторических фактов, который в той или иной форме нашел отпечаток в контексте «Записок» и произведений, так или иначе связанных с ними, имеющих общие мотивы и образы, либо оказавших влияние на их автора, а также материалы журналистики и русской общественно-философской мысли, определившие связь гоголевского текста с идеями времени. О том, что идеи гоголевских произведений, такие, как идея сумасшествия, носились в воздухе, говорит В. Гиппиус в книге «Гоголь» (глава «Миссия комического писателя»).1
В основе нашего понимания общественно-литературного фона повести лежат работы «Исторический фон «Выстрела» Л.П. Гроссмана и «Натуралистический гротеск: Сюжет и композиция повести Гоголя «Нос» В.В. Виноградова. Несмотря на, казалось бы, локальность поставленной проблемы, статья Гроссмана стала важным этапом в становлении русской рецептивной поэтики. Исследователю удалось всесторонне' раскрыть значение исторического фона для образной системы пушкинской повести. Работы В.В. Виноградова (а здесь, кроме указанной, хотелось бы упомянуть и статью «О литературной циклизации: по поводу «Невского проспекта» Гоголя и «Исповеди опиофага» Де Квинси») имели принципиальное значение для определения самого понятия «литературный фон». Исследователю удалось показать, как «литературная атмосфера 20 - 30-х годов была насыщена «носологией».2 Материалы газет и журналов, переводы Стерна, медицинские известия о достижениях ринопластики, анекдоты и каламбуры «носологического» характера, «опиумный сюжет» французской неистовой словесности, - для Виноградова та общественная и эстетическая атмосфера, в
Об этом см.: Гиппиус В. Миссия комического писателя// Гиппиус В. Гоголь; Зеньковский В. Н.В. Гоголь СПб.: Логос, 1994. С.75.
2 Виноградов В.В. Поэтика русской литературы. М.,1976. С.5. которой рождались фантастические сюжеты гоголевских повестей. Сюжетные конструкции этих произведений предполагают «сложный смысловой контекст литературной и внелитературной продукции эпохи и «разные формы художественной ориентации Гоголя на предшествующие литературные традиции».1
В этом отношении гоголевские «Записки сумасшедшего» - текст, обнаруживающий характерные особенности своего времени, его идеи, и в то же время проявляющий специфические черты «форм времени» в области жанра, нарратива, форм выражения авторского сознания. «Записки сумасшедшего» — больше, чем текст: это та поэтическая семиосфера, которая сконденсировала в себе характерные моменты русского историко-литературного процесса 1830-х годов и заложила генетические основы той традиции, которая оказалась жива на протяжении последующего периода всей русской словесной культуры - от экспериментов представителей натуральной школы, «Записок из Мертвого дома» и «Записок из подполья» Ф.М. Достоевского, «Записок сумасшедшего» Л.Н. Толстого и «Палаты № б» А.П. Чехова до прозаических опытов Замятина и Платонова, Булгакова и Каверина, до поисков современных постмодернистов. Концепция русского безумия и абсурда и их личностное переживание самосознающим субъектом - вот то, что было заложено и поэтически выявлено в гоголевском произведении, и что получило свое развитие в русской словесной культуре как историко-литературный фон и литературная традиция.
Актуальность предпринятого исследования обусловлена интересом современной филологической науки к проблеме диалога культур в аспекте теории текста, выявления его рецептивных и семиотических возможностей. Кроме того, диссертация, посвященная изучению историко-литературного фона «Записок сумасшедшего», актуализирует проблему современного прочтения творческого наследия Гоголя.
1 Виноградов В.В. Указ. соч. С.43.
Историографические основы исследования.
Исследований, специально посвященных проблеме общественно-литературного фона повести, в гоголеведении почти нет. Есть работы, рассматривающие повесть в контексте «Арабесок» либо «Петербургских повестей». О повестях из «Арабесок» и «Миргорода» писал В.Г. Белинский, отмечая такие качества повестей, как народность, оригинальность и совершенная истина жизни. В более поздних работах критик говорит о том, что натуральная школа берет свое начало в произведениях Гоголя, и эту его мысль продолжает Н.Г. Чернышевский в «Очерках гоголевского периода русской литературы». Тема цикла определилась сразу и сохранилась до конца: значение «гоголевского» направления в русской литературе в изменяющихся общественно-политических условиях.
Развитие гоголеведческой мысли в «серебряном веке» (прежде всего, в значимых для нас аспектах семиосферы безумия) связано с именами A.A. Блока и А. Белого. В своей речи, написанной к столетию со дня рождения Гоголя, Блок говорит о гениальном прозрении писателя и создании им образа новой России, возникшей в «музыке мирового оркестра». Главной характеристикой этой России становится духовность. Белого интересуют стилевые приемы Гоголя; он пытается создать словарь писателя в определенных слоговых ходах как продукт осознания Гоголем своего словесного мастерства и вместе с тем на разных фазах выявляющих специфику героя-отщепенца, героя-изгоя. Именно Белый убедительно раскрыл «разлив гоголизма» в последующей русской культуре.1
К исследованию религиозно-мистического аспекта творчества и личности писателя обращается Д.С. Мережковский в книге «Гоголь и черт». Он стремится показать за текстом произведений живую душу писателя, своеобразную, единственную, никогда более не повторяющуюся форму бытия. Трагедия Гоголя, по мнению Мережковского, заключается в том, что он ведет
1 Подробное библиографическое описание этих и других упоминаемых в «Введении» работ см. в «Списке использованной литературы и источников». борьбу с вечным злом - пошлостью. Стоит также сказать несколько слов и о критических статьях В.В. Розанова, считавшего Гоголя родоначальником натуральной школы, которая, тем не менее, преодолевает его влияние в пользу Пушкина. Несмотря на часто негативное отношение к Гоголю, критик все же вполне объективно поставил акцент на гротескной природе поэтики писателя, взятой главным образом в аспекте автоматизма, кукольности. Сказанное Розановым определило не только направление литературоведческих изысканий о Гоголе в серебряном веке, но и характер его восприятия в течение нескольких десятилетий.
Литературоведческая классика — статья Б. М. Эйхенбаума «Как сделана «Шинель» Гоголя», стоящая у истоков современной теории повествования, затрагивает и проблемы более общего порядка — взаимоотношения между литературным текстом, авторским сознанием и реальностью. Для изучения традиции Гоголя в творчестве Достоевского важна работа Ю.Н. Тынянова «Достоевский и Гоголь». С самого начала в ней поднимается вопрос литературной эволюции, которая понимается не как традиционная преемственность, а как «прежде всего борьба»; рычагом этой борьбы и выступает пародия. Пародийный подтекст, по мнению исследователя, формирует вариативную природу гоголевских текстов. Проблеме традиции посвящена и книга Л.В. Пумпянского «Гоголь», в которой автор доказывает, что проза в поэтической цивилизации зарождается в комической сфере и вскрывает романтические истоки мира гоголевской прозы.
Обозначив некоторые тенденции критики XIX — начала XX веков, обратимся непосредственно к работам гоголеведов. В работах Г.А. Гуковского, Ю.В. Манна, Ф.З. Кануновой, В.М. Марковича, О.Г. Дилакторской «Записки сумасшедшего» рассматриваются в основном в контексте «Петербургских повестей» и в связи с этим в аспекте проблемы «маленького человека». Исследования П. Паламарчука, С. Фуссо представляют собой попытку вписать «Записки сумасшедшего» в контекст «Арабесок». П. Паламарчук указывает на связь повести с размышлениями Гоголя о всемирной истории и об истории и
России в частности. С. Фуссо определяет «Арабески» как «нерешительность Гоголя <.> в отношении его призвания: следовало ли ему заниматься наукой или искусством», а Поприщин, по ее мнению, «пародия серьезного историка, чей голос звучит в других очерках».
Еще одна группа работ рассматривает проблему литературного фона повести. Есть исследования, описывающие отношения Гоголя и Булгарина и возможности использования ими схожих мотивов в своем творчестве. Таковы работы Н. Энгельгардта «Гоголь и Булгарин» и А.И. Рейтблата «Гоголь и Булгарин: к истории литературных взаимоотношений». Сравнению «Записок сумасшедшего» с «Северной пчелой» и «Иваном Выжигиным» Булгарина посвящена работа И.П. Золотусского «"Записки сумасшедшего" и "Северная пчела"». О связи гоголевского творчества с произведениями В.Ф. Одоевского также неоднократно говорилось в литературе (см., напр., работы П.Н. Сакулина, М.А. Турьян, комментарии В.Л. Комаровича к «Запискам сумасшедшего» в Полном собрании сочинений Гоголя. М. Вайскопф определяет специфику гоголевского гностицизма, подробно анализируя тот религиозно-философский и собственно литературный материал, который находился в распоряжении Гоголя, и то конкретное применение, которое он ему дал. Но привлечение подобного материала поставило перед необходимостью дополнительной реконструкции идеологической и культурной атмосферы, что повлекло за собой исследование культурологического генезиса гоголевских текстов.
Работа Вайскопфа приближается к другой группе работ, которые посвящены исследованию религиозно-мистических исканий Гоголя. Еще В. Зенысовский считал, что эстетические и моральные искания, которые долго боролись в психике Гоголя, суть проявления единого мистического начала. Отсюда постоянные колебания между моральным стремлением послужить людям и эстетическим отталкиванием от них. Эта борьба решилась в пользу религиозного мистицизма. В. Гиппиус показал путь Гоголя от морализма к религии. С.А. Гончаров прослеживает изменение поэтической системы Гоголя в связи с религиозно-мистическими интенциями и религиозно-учительской культурой. К этой же традиции изучения Гоголя относится и трактовка первоначального заглавия «Записок сумасшедшего» как «Записок сумасшедшего мученика» в комментариях В.А. Воропаева и И.А. Виноградова.
Для понимания традиции «Записок сумасшедшего» представляет интерес исследование A.C. Янушкевича, посвященное рецепции гоголевского произведения в контексте русской литературы 1920 - 1930-х годов. Обратившись к мемуаристике послереволюционной эпохи («Окаянные дни» И. Бунина, «Петербургские дневники» 3. Гиппиус, «Взвихренная Русь» А. Ремизова), к поэзии Блока, Волошина, Заболоцкого, к прозе Замятина, Булгакова, Каверина, Лунца, Зощенко и Хармса, автор приходит к выводу, что «отзвуки «Записок сумасшедшего» в мире русской литературы 1920 - 1930-х годов выразили самосознание эпохи абсурда и антибытия и это определило жизненность гоголевской традиции».
Кроме того, есть исследования, посвященные связи Гоголя с европейской литературой. К этой проблеме обращались такие исследователи, как JI. Израилевич, 3. Серапионова, А.Б. Ботникова, которая в работе «Гофман и Гоголь» указала на связь «Записок» с гофмановским романом «Житейские воззрения кота Мурра». О.Г. Дилакторская находит общие мотивы в повести Гоголя и в романе М. де Сервантеса «Дон Кихот», указывая на случай прямого цитирования.
Следующую группу составляют работы, посвященные проблеме зооморфизма. Такие исследователи, как Ю.В. Манн, Г.А. Гуковский, О.Г. Дилакторская, В. Ш. Кривонос, С.А.Гончаров пытались проследить генезис собачьей темы в творчестве Гоголя.
И, наконец, работы, посвященные историческому, а точнее, испано-историческому фону повести. Во всех собраниях сочинений Гоголя в примечаниях к «Запискам сумасшедшего» дан исторический комментарий о событиях, происходивших в Испании в то время. Многие исследователи обращались к испанскому контексту повести: М. Вайскопф, О.Г. Дилакторская, И.П. Золотусский, С. Фуссо и др.
Историографический очерк, связанный с проблемой литературного фона «Записок сумасшедшего» Гоголя, позволяет сделать следующие выводы:
1) сама проблема постоянно ощущалась как естественная и насущная в прочтении гоголевского текста, в выявлении его семиосферы;
2) накоплен значительный материал в рассмотрении различных аспектов этой семиосферы;
3) вместе с тем весь этот материал оказался разрозненным, рассыпанным в виде отдельных замечаний и наблюдений по разным исследованиям;
4) на повестке дня стоит проблема осмысления литературного фона «Записок сумасшедшего» как динамичной системы, определяющей природу семиосферы повести, ее вхождения в историко-литературный процесс 1830-х годов и формирования определенной литературной традиции гоголевской повести в литературе 1840-х годов.
Материалы, цель и задачи исследования. ,
Отбор материала детерминирован самой повестью. Исследуемый материал можно разделить на группы:
1) произведения Н.В. Гоголя;
2) произведения В.Ф. Одоевского, A.C. Грибоедова, Е.А. Баратынского, И.В. Киреевского, О.И. Сенковского, И.А. Крылова, А. Погорельского, П.Я. Чаадаева, а также материалы журналистики, составляющие литературное окружение «Записок», оказавшие прямое или косвенное влияние на Гоголя, либо созданные параллельно с его повестью. К этой же группе относятся и произведения европейской литературы, отголоски которых также слышны в «Записках»: У. Шекспир, М. де Сервантес, Э.-Т.-А. Гофман;
3) произведения писателей натуральной школы: Е.П. Гребенки, И.И. Панаева, А.И. Герцена, А.Д. Галахова, материалы журналистики конца 30-х -начала 40-х годов;
Круг материалов, легших в основу предлагаемой работы, определен целями исследования:
1) рассмотреть специфику повести Гоголя путем выявления основных признаков семиосферы безумия, лежащей в основе сюжетно-семантической организации произведения;
2) охарактеризовать общественно-литературный фон повести, проследив трансформацию и функционирование традиции «Записок сумасшедшего» в литературе 30-40-х годов XIX века.
Научная новизна и научные результаты исследования.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предпринята попытка показать значимость «Записок сумасшедшего» для формирования эстетического мышления литературы 30-40-х годов XIX века. Ставшая уже избитой фраза «Все мы вышли из гоголевской «Шинели», значительно умаляет то значение, которое имели для дальнейшего развития литературы, и, прежде всего, натуральной школы, другие произведения Гоголя, в том числе и «Записки». Это повесть, уникальная для гоголевского творчества, в ней впервые показано рефлектирующее сознание «маленького человека», способного к самоанализу и самопознанию. И это сознание получает свое выражение в такой же уникальной для Гоголя форме — «клочки из записок», не имеющей более аналогов в творчестве писателя. Повесть становится первым шагом на пути к антропологизму натуральной школы, недаром Макар Девушкин в «Бедных людях» Достоевского, категорически не приемля «Шинель», ничего не говорит о «Записках сумасшедшего», возможно, чувствуя духовное родство с их героем.
Научные результаты исследования:
1. Впервые наиболее полно рассмотрена проблема общественно-литературного фона «Записок сумасшедшего» 30-40-х годов XIX века;
2. установлено, какие общественно-исторические факты и произведения всемирной литературы оказали наибольшее воздействие на художественно-эстетическое сознание Гоголя в период работы над повестью;
3. выявлены характерные черты семиосферы безумия, которые нашли отражение в произведениях, составляющих литературный фон «Записок» 1830-х годов;
4. проанализировано дальнейшее развитие и взаимосвязь традиции записок самосознающего героя с антропологизмом натуральной школы.
Методологические принципы исследования. Основными методами, использованными в диссертации, стали:
- герменевтический метод, связанный с проблемой интерпретации литературного текста;
- культурно-исторический метод, предполагающий включение объекта исследования в общекультурный контекст с целью выявить традиции и определить место повести в контексте эпохи;
- структурно-семиотический метод, позволяющий сконструировать семиосферу безумия и выявить ее основные черты;
- сравнительно-типологический метод, с помощью которого проводилось сопоставление повести Гоголя с произведениями, составляющими литературный фон повести.
Методологический фундамент диссертации определили труды А. Н. Веселовского, Ю.Н. Тынянова, М.М. Бахтина по рецептивной эстетике и феноменологии литературы, Ж. Деррида, Ю. Кристевой, М. Фуко, Р. Барта, П. Рикера, Р. Ингардена, Ю.М. Лотмана по теории текста и семиосферы, Л.П. Гроссмана и В.В. Виноградова, посвященные исследованию историко-литературного фона произведений, труды виднейших гоголеведов XX века.
Структура и основное содержание исследования. Материал и цели исследования определили структуру диссертации, которая состоит из введения, трех глав и заключения. Во введении аргументируется актуальность темы, раскрывается степень ее разработанности,
Заключение научной работыдиссертация на тему "Общественно-литературный фон повести "Записки сумасшедшего" Н.В. Гоголя"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проблема историко-литературного фона не исчерпывает всей многозначности «Записок». Это лишь один из аспектов изучения повести, однако для нас он является знаковым, так как позволяет вписать ее в общемировой литературный и исторический контекст. Несмотря на малый объем, повесть обладает огромной смысловой насыщенностью, являясь органичной частью не только гоголевских поисков периода «Арабесок», но и конденсатором литературно-философских взглядов эпохи. В этом смысле ее литературный фон полисемантичен: журналистика: «Северная пчела» Ф.В. Булгарина и «Европеец» И.В. Киреевского, послужившие источником испанской тематики повести, русская и европейская романтическая повесть, комедия A.C. Грибоедова «Горе от ума», роман Сервантеса «Дон Кихот», «Апология сумасшедшего» П.Я. Чаадаева. Кроме того, «Записки» органично вписаны и в контекст гоголевского творчества, начиная «Вечерами на хуторе близ Диканьки» и заканчивая «Мертвыми душами». Эта связь становится особенно ощутимой в конце, в лирических размышлениях Поприщина. История гоголевского Платона Платонова из второго тома «Мертвых душ», вечно скучающего героя, - еще один вариант русского сумасшествия.
Этот фон не исчерпывает всех источников гоголевского замысла и не свидетельствует о вторичности и подражательности повести. «Записки сумасшедшего» - акт самосознания маленького человека в атмосфере русского абсурда. Не случайно, формируя в 1842 году структуру третьего тома своих повестей, Гоголь ставит «Записки» в конце, после написанной позже «Шинели» и непосредственно перед «Римом». Для него это - прорыв героя жизни в саму жизнь, в большой Мир человеческого бытия, во Всемир.
Продолжение и развитие традиции «Записок сумасшедшего» встречаем в произведениях писателей натуральной школы. Наиболее репрезентативными для них становятся форма «записок», проблема сумасшествия и прозрения героя в окружающей его абсурдной действительности. Герценовские опыты отражение сложного синтеза формы «записок» и романного героя. Роман «Кто виноват?» - тому ярчайшее подтверждение.
Рецепция «Записок» не заканчиваются натуральной школой. Дальнейшее развитие связано, прежде всего, с именами Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, анализ творчества которых в свете гоголевской традиции можно отнести к перспективам работы. У Достоевского несколько произведений, написанных в форме «записок»: записками неизвестного названы в подзаголовках рассказы «Честный вор», «Елка и свадьба», роман «Село Степанчиково и его обитатели»; «записками молодого человека» — роман «Игрок»; в журнальных подзаголовках роман «Униженные и оскорбленные» значился как «записки неудавшегося литератора», а «Подросток» — как «записки юноши». Но для рассмотрения в контексте «Записок сумасшедшего» наиболее репрезентативными являются «Записки из мертвого дома» и «Записки из подполья». Значимым становится само понимание специфики формы. Как и у Гоголя, у Достоевского форма «записок» — полижанровое образование, включающее в себя в качестве вставных конструкций элементы физиологического очерка, автобиографии, исповеди, рассказа, фельетона («Записки из мертвого дома»). Но неизменным остается наличие самосознающего повествователя, автора записок — Александра Петровича Горянчикова, чье сознание становится организующим стержнем произведения. Кроме того, лейтмотивными являются не только мотивы искупления и воскрешения из мертвых, но и мотивы сумасшествия и ада, царящих на каторге. С помощью Горянчикова, ставшего одной из многих безвестных жертв «мертвого дома», Достоевский показал абсурдность и безрезультатность подобной системы наказания, которая не только не исправляет и не воскрешает души людей, а наоборот еще больше их озлобляет и разлагает. В «Записках из мертвого дома» доминирует интерес к внутреннему миру человека, к его духовной эволюции, стремление проникнуть в глубины сознания героя, которое возникнет затем и в «Записках из подполья».
В центре неизменно находится самосознающий, рефлектирующий, но теперь уже не сумасшедший, а «подпольный» герой, пишущий свои записки для того, чтобы облегчить совесть. Особенность жанра и установка на исповедальность определяла своеобразие повествования: рассказчик специально отказывался от «порядка и системы», литературной обработанности. Записки фиксировали сложное движение сознания героя, а также бессознательные, алогичные порывы его натуры. Фиксирование на бумаге воспоминаний и постоянный самоанализ не только не облегчили душевной муки героя, но и усугубили ее, самоанализ постепенно превращается в самоказнь героя. Специфика «записок» в данном случае проявляется в том, что они становятся орудием самоанализа и самопознания героя. И сюжет повести - это прежде всего сюжет его сознания, сам сюжет записывания воспоминаний как процесс самосознания личности на каких-то новых, еще не известных ей основаниях. В момент записывания нравственный процесс героя достигает кульминации. Записки становятся подлинным жизнетворчеством «подпольного человека», повествование получает сюжетную функцию.
Еще один вариант «Записок сумасшедшего» представлен в одноименной повести Толстого. Уже само заглавие указывает на связь с Гоголем. Пройдя через страх смерти и обретя с помощью религии истинные человеческие ценности, герой уже не может жить как прежде, а все считают его сумасшедшим. Это отчасти автобиографическое произведение, и записки здесь становятся познанием себя в форме объяснения, подведением определенного нравственного итога. Однако писатель на этом не останавливается: самопознание вливается в широкий поток познания объективного мира. Объяснение «я» у Толстого есть одновременное объяснение человека вообще. Генезис «записок» в повести восходит к исповедальному и проповедническому началам. Записки у Толстого — фиксация обретенного душевного опыта, прояснение его в мысль, в слово, всеобъемлющее и итоговое.
Дальнейшее развитие темы сумасшествия и прозрения героя, вызванного абсурдом действительности, — в повести А.П. Чехова «Палата № 6». Эта повесть актуализирует тот же комплекс проблем, что и «Остров Сахалин»: люди, находящиеся в неволе за решеткой, то ту сторону жизни, и видящие ее изнанку: унижение, страдание, духовную и телесною нечистоту. Как и у Гоголя, у Чехова герой, который в начале повести изображен вполне благоразумным человеком, после общения со своим сумасшедшим пациентом начинает постигать истину. Но его судьба складывается еще более трагично, чем судьба Поприщина: ему больше нет места ни в абсурдном мире пошлых обывателей, ни в палате с сумасшедшими.
В XX веке аллюзии «Записок сумасшедшего» встречаем в мемуарной публицистике послереволюционных лет: тема бреда становится лейтмотивной для «Окаянных дней» И. Бунина, «Петербургских дневников» 3. Гиппиус, «Взвихренной Руси» А. Ремизова; в «Собачьем сердце», «Записках на манжетах» и «Дьяволиаде» М.А. Булгакова абсурд бытия является сквозным мотивом; в творчестве A.M. Ремизова, а в частности, в его романах о чиновниках, которые соотносимы почти со всем творчеством Гоголя, начиная «Миргородом» и заканчивая «Мертвыми душами». Форма «записок» встречается в антиутопии Е. Замятина «Мы», где герой, подобно Поприщину, разрушив штампы восприятия, начинает видеть всю глупость и гибельность советской системы, а его записки приобретают экспрессивно-бунтарский характер. Все творчество М.Зощенко и Д. Хармса можно назвать «Записками сумасшедшего», в которых изображен абсурд советской действительности.
Проекцию на повести Гоголя можно найти и в литературе второй половины XX века, в творчестве А.Д. Синявского, чьи повести о современных «маленьких людях» («В цирке», «Ты и я», «Пхенц», «Любимов») синтезируют основные мотивы «Записок», накладывая их на жизненный материал XX века. И, наконец, в XXI веке в постмодернистской литературе также часто встречаем гоголевские аллюзии, например, в романе «Чапаев и Пустота» В. Пелевина.
Таким образом, «Записки» по праву обретают статус универсальной культурной семиосферы, которая является знаковой на протяжении трех веков. Являясь выразителем исканий писателей XIX века, «Записки» намечают и основные мотивы, образы и проблематику литературы XX - XXI веков.
Список научной литературыСкрипник, Алена Владимировна, диссертация по теме "Русская литература"
1. Художественные тексты, письма, мемуары
2. Гоголь Н.В. Арабески. М., 1990. 431с.
3. Гоголь Н.В. Записки сумасшедшего»// Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: В 14т. М., 1938. T.III. С. 193 215.
4. Варианты к «Запискам сумасшедшего»// Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1938. T.III. С. 553-571.
5. Гоголь Н.В. Вечера на хуторе близ Диканьки // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1940. T.I. С.153 180.
6. Гоголь Н. В. В чем же наконец существо русской поэзии и ее особенность // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т.VIII. С. 369 409.
7. Гоголь Н.В. Невский проспект// Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1938. T.III. С.7 46.
8. Гоголь Н.В. Нос// Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1938. T.III. С.47 75.
9. Гоголь Н.В. О движении журнальной литературы в 1834 1835 году// Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. VIII. С. 156 - 176.
10. Гоголь Н.В. О средних веках// Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т.VIII. С. 14 25.
11. Гоголь Н.В. О преподавании всеобщей истории// Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т.VIII. С.26 39.
12. Гоголь Н.В. Первоначальный план «Арабесок» // Н.В. Гоголь. Материалы и исследования. М., 1936. Т. 1. С. 5.
13. Гоголь Н. В. Письмо от 8 февраля 1833 года // Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. М., 1940. Т. X. С. 259 262.
14. Гоголь Н. В. Письмо к Н. М. Языкову от 5 апреля 1845 года// Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. 12. С. 474-479.
15. Гоголь Н.В. Скульптура, живопись и музыка// Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т.VIII. С.9 -13.
16. Гоголь Н.В. Шлецер, Миллер и Гердер// Гоголь Н.В. Поли. собр. соч. М., 1952. Т. VIII. С.85 -89.
17. Анненков П.В. Н.В. Гоголь в Риме летом 1841 г. // Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1960. С. 47-132.
18. Б.а. Черная собака (голландский рассказ) // Отечественные записки. СПб., 1840. № 10. С. 71-78.
19. Баратынский Е.А. Перстень// Европеец. Журнал И.В. Киреевского. 1832. М.: Наука, 1989. С. 125 140.
20. Б.Ф.К. Записки черной шелковой шляпы // Современник. СПб., 1842. Т. 25. С. 90-119.
21. Галахов А.Д. Из записок человека // Галахов А.Д. Записки человека. М., 1999. С. 305-326.
22. Герцен А. И. Былое и думы// Герцен А. И. Собрание сочинений: В 30 т. М., 1956. Т. 8.518 с.
23. Герцен А.И. Гофман// Герцен А. И. Собр. соч.: В 30т. М., 1954. Т. I. 572 с.
24. Герцен А. И. Дневник 1843 года// Герцен А. И. Собр. соч.: В 30т. М., 1954. Т. 2. С. 256-323.
25. Герцен А. И. Дневник 1844 года// Герцен А. И. Собр. соч.: В 30т. М., 1954. Т. 2. С. 324-399.
26. Герцен А.И. Доктор Крупов // Герцен А. И. Собр. соч.: В 30т. М., 1954. Т. IV.
27. Герцен А.И. Записки одного молодого человека// Герцен А. И. Собр. соч.: В 30т. М., 1954. Т. I. 572 с.
28. Герцен А. И. Новая фаза русской литературы// Н. В. Гоголь в русской критике. М., 1953. С. 323-332.
29. Герцен А. И. О развитии революционных идей в России// Герцен А. И. Собр. соч.: В 30т. М., 1954. Т. 7. С. 133-263.
30. Герцен А. И. Письмо к Н. А. Захарьиной, март 1835 года// Герцен А. И. Собр. соч.: В 30т. М., 1961. Т. 21. С. 35-36.
31. Гофман Э.-Т.-А. Житейские воззрения кота Мурра вкупе с фрагментами биографии капельмейстера Иоганнеса Крейслера, случайно уцелевшими в макулатурных листах // Гофман Э.-Т.-А. Житейские воззрения кота Мурра. М., 1967. С. 39-381.
32. Гофман Э.-Т.-А. Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца // Гофман Э.-Т.-А. Собр. соч.: В 6т. М., 1991. Т.1. С. 94 153.
33. Гофман Э.-Т.-А. Стихийный дух // Гофман Э.-Т.-А. Собр. соч. СПБ., 1896. Т. 4. С. 306-343.
34. Гофман Э.-Т.-А. Эпизод из жизни трех друзей // Э.-Т.-А. Гофман. Собр. соч. СПб., 1896. Т.2. С. 91 126.
35. Гребенка Е.П. Верное лекарство // Гребенка Е.П. Сочинения. СПб., 1862. Т. 1. С. 187-227.
36. Гребенка Е.П. Записки студента // Гребенка Е.П. Сочинения. СПб., 1862. Т. 1. С. 296-372.
37. Грибоедов A.C. Горе от ума// Грибоедов A.C. Лицо и гений. М., 1997. С.103 -218.
38. Достоевский Ф.М. Записки из мертвого дома // Достоевский Ф.М. Поли, собр. соч. Л.: Наука, 1972. Т. 4. 324 с.
39. Достоевский Ф.М. Записки из подполья // Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч. Л.: Наука, 1973. Т. 5. 406 с.
40. Жуковский В.А. Из писем к великой княгине Александре Федоровне. Рафаэлева Мадонна // Жуковский В.А. Проза поэта. М., 2001. С. 25-29.
41. Киреевский И.В. Опал// Европеец. Журнал И.В. Киреевского. 1832. М.: Наука, 1989. С.260 276.
42. Крылов И. А. Басни // Крылов И. А. Сочинения в 2х т. М., 1984. Т.2. С. 457 657.
43. Одоевский В.Ф. Отрывок из записок Иринея Модестовича Гомозейки // Одоевский В.Ф. Пестрые сказки. СПб.: Наука, 1996. С.72 83.
44. Одоевский В.Ф. Русские ночи. Л.: Наука, 1975.
45. Одоевский В.Ф. Сильфида// Одоевский В.Ф. Сочинения в двух томах. М.: Худ. литература, 1981. Т.2. С. 106 126.
46. Панаев И.И. Раздел имения // Панаев И.И. Полное собрание сочинений. СПб., 1888. Т. 1.С. 276-302.
47. Погорельский Антоний. Лафертовская маковница // Русская фантастическая проза эпохи романтизма. Л., 1990. С. 49 — 71.
48. Пушкин A.C. Медный всадник // Пушкин A.C. Полн. собр. соч. М.: Воскресение, 1999. Т. 5. С. 131-150.
49. Пушкин A.C. Не дай мне бог сойти с ума // Пушкин A.C. Полн. собр. соч. М.: Воскресение, 1999. Т. 3. Кн. 1. С. 322-323.
50. Пушкин A.C. Пиковая дама // Пушкин A.C. Полн. собр. соч. М.: Воскресение, 1999. Т. 8. С. 225-252.
51. Пушкин A.C. Странник // Пушкин A.C. Полн. собр. соч. М.: Воскресение, 1999. Т. 3. Кн. 1.С. 391-393.
52. Сенковский О.И. Записки домового// Сенковский О.И. Сочинения барона Брамбеуса. М., 1989. С.440 475.
53. Сервантес, М.де. Новелла о беседе собак // Сервантес, М. де. Назидательные новеллы. М., 1982. С. 251 307.
54. Сервантес, М. де. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. М.: Наука, 2003. Т.1, 2.
55. Терц А. В тени Гоголя. М., 2001. 416 с.
56. Толстой Л.Н. Записки сумасшедшего // Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1982. Т. 12. С. 43-53.
57. Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего // Чаадаев П.Я. Избранные сочинения и письма. М.: Правда, 1991. С. 142 — 157.
58. Чаадаев П.Я. Первое философическое письмо // Чаадаев П.Я. Полн. собр. соч. М.: Наука, 1991. С. 320 339.
59. Чехов А.П. Палата № 6 // Чехов А.П. Собр. соч.: В 12 т. М., 1965. Т. 7. С. 123-180.
60. Шекспир У. Гамлет // Шекспир У. Собрание сочинений: В 8 томах. Т. 8. М., 1994. С. 162.
61. Общие исследования по теории и истории литературы
62. Барт Р. История или литература// Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. С.209 232.
63. Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 413-423.
64. Барт Р. Структурализм как деятельность// Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. С.253 261.
65. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. 406 с.
66. Виноградов В. В. Школа сентиментального натурализма // Виноградов В.
67. B. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 141-187.
68. Гинзбург Л .Я. О литературном герое. Л., 1979. 223 с.
69. Гроссман Л.П. Исторический фон «Выстрела»// Гроссман Л.П. Цех пера. Эссеистика. М.: Аграф, 2000. С.463 490.
70. Деррида Ж. Сила и значение // Деррида Ж. Письмо и различие. М.: Академический проект, 2000. С. 9-53.
71. Деррида Ж. Фрейд и сцена письма // От структурализма к постструктурализму. Французская семиотика. М., 2000. С. 336-378.
72. Жук А. А. Сатира натуральной школы. Саратов, 1979. 233 с.
73. Ингарден Р. литературное произведение и его конкретизация// Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962. С.72 91.
74. Ингарден Р. О различном понимании правдивости («истинности») в произведениях искусства// Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962.1. C.92-113.
75. Камю А. Миф о Сизифе // Камю А. Сочинения: В 5 т. Харьков, 1997. С. 5112.
76. Кийко Е. И., Туниманов В. А., Мейлах Б. С. Сюжеты и герои повестей натуральной школы // Русская повесть XIX века. Л.: Наука, 1973. С. 259-336.
77. Киселев B.C. Метатекстовые повествовательные структуры в русской прозе конца XVII первой трети XIX века. Томск, 2006. 542 с.
78. Кристева Ю. Слово, диалог и роман // Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: Росспеи, 2004. С. 165-193.
79. Кулешов В. И. Натуральная школа в русской литературе XIX века. М., 1965.300 с.
80. Лихачев Д.С. Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984. 295с.
81. Лотман Ю.М. Дурак и сумасшедший// Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М, 1992. С.64 103.
82. Лотман Ю.М. Истоки «толстовского» направления в русской литературе 1830-х годов // Труды по русской и славянской филологии. (Ученые записки Тартуского государственного университета). Тарту, 1962. С. 3-76.
83. Лотман Ю.М. Перевернутый образ// Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 123-175.
84. Лотман Ю.М. Семиосфера // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 163-297.
85. Лотман Ю.М. Текст в тексте // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000. С. , 62-73.
86. Ляпушкина Е.И. Философская герменевтика XX века и литературоведение// Ляпушкина Е.И. Введение в литературную герменевтику. СПб., 2002. С.62 87.
87. Манн Ю. В. Утверждение критического реализма. Натуральная школа // Развитие реализма в литературе. М.: Наука, 1972. Т. 1. С. 234-291.
88. Манн Ю. В. Человек и среда // Вопросы литературы. М., 1986. № 9. С. 115-134.
89. Манн Ю. В. Философия и поэтика «натуральной школы» // Проблемы типологии русского реализма. М.: Наука, 1969. С. 241-305.
90. Мельник В. И. Натуральная школа как историко-литературное понятие // Русская литература. М., 1978. № 1. С. 48-64.
91. Мейлах Б. С. Теоретическое обоснование жанра повести натуральной школой //Русская повесть XIX века. Л.: Наука, 1973. С. 247-258.
92. Рикер П. Герменевтика и структурализм// Рикер П. Конфликт интерпретаций. М.,1995. С.37 — 94.
93. Рикер П. Повествовательная идентичность // Библиотека Гумер Электронный ресурс. Режим доступа: http:// www.gumer.info/bogoslovBuks/Philos/Rik/povident.php
94. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб, 1997. 576 с.
95. Фуко М. Что такое автор // Библиотека Гумер Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotekBuks/Culture/Fuko/Avtor.php
96. Цейтлин А. Г. Становление реализма в русской литературе. М., 1965. 319 с.
97. Янушкевич A.C. Записная книжка «Разные замечания» В.А. Жуковского как факт творческой биографии поэта и явление русской культуры// Проблемы метода и жанра. Томск, 1997. Вып. 19. С.32 43.
98. Работы, посвященные истории русско-испанских общественных и литературных связей
99. Алексеев М.П. Из истории испано-русских литературных отношений 16 начала 19 веков//Алексеев М.П. Очерки истории испано-русских литературных отношений 16-19 вв. Л., 1964. С. 5 - 170.
100. Б.а. Очерки Испании // Современник. СПб., 1838. № 4. С. 121-124.
101. Боткин В.П. Письма об Испании // Современник. СПб., 1847. № 2. С. 3262. № 10. С. 148-190.
102. Геру А. Очерки современных испанских нравов. Испанские женщины // Отечественные записки. СПб., 1839. № 12. С. 52-61.
103. Гершензон М. Николай I и его эпоха. М., 2001. 228с.
104. Кизеветтер A.A. Внутренняя политика в царствование Николая Павловича// История России в XIX веке. М., 2001. С. 174 -235.
105. Киреевский П.В. Современное состояние Испании// Европеец. Журнал И.В. Киреевского. 1832. М.: Наука, 1989. С.171 -204.
106. Неведомский Н. Очерк Испании // Современник. СПб., 1841. № 1. С. 3574.
107. Пискорский В.К. История Испании и Португалии// История Испании и Португалии. М., 2002. С.5 223.
108. Плавскии З.И. Испанская инквизиция: палачи и жертвы. СПб., 2000. 200с. Гоголеведепие
109. Анненкова Е.И. Гоголь и литературно-общественное движение конца 30-х начала 40-х годов XIX века. Л., 1988. 80 с.
110. Антощук Л.К. Концепция безумия в русской литературе и культуре 20 -30-х годов XIX века. Диссертация на соискание уч. степени канд. филолог, наук. Томск, 1996. 234с.
111. Барановская Е.П. «Homo scribens»: антропологические аспекта письма в творчестве Н.В. Гоголя: автореф. дис. . канд. филол. наук. Омск, 2004. 26 с.
112. Белинский В.Г. О русской повести и повестях г. Гоголя // Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М.: АН СССР, 1953. Т. 1. С. 259-307.
113. Белый А. Мастерство Гоголя. М.-Л., 1934. 322 с.
114. Бемиг М. Предки Полиграфа Полиграфовича Шарикова: о литературных связях М. Булгакова// Феномен русской классики. Томск, 2004. С.311 329.
115. Блок A.A. Дитя Гоголя // Блок A.A. Собр. соч.: В 6 т. Л.: Художественная литература, 1982. Т. 4. С. 130-133.
116. Вайскопф М. Беглец и судья// Вайскопф М. Сюжет Гоголя. М.: Радикс, 1993. Гл.6. С.267 304.
117. Виноградов В. В. Гоголь и натуральная школа // Виноградов В. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 191-227.
118. Виноградов В.В. Натуралистический гротеск: Сюжет и композиция повести Гоголя «Нос»// Виноградов В.В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М.,1976. С.5 44.
119. Виноградов В.В. О литературной циклизации: По поводу «невского проспекта» Гоголя и «исповеди опиофага» Де Квинси)// Виноградов В.В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М.,1976. С. 45 62.
120. Воропаев В.А., Виноградов И.А. Примечания // Гоголь Н.В. Собрание сочинений: В 9т. Т.З. Повести. Т.4. Комедии. М.: Русская книга, 1994. С.473-478, 504 507.
121. Гиппиус В. Миссия комического писателя// Гиппиус В. Гоголь; Зеньковский В. Н.В. Гоголь СПб.: Логос, 1994. С.72 88.
122. Гончаров С.А. Творчество Гоголя в религиозно мистическом контексте. СПб., 1997.
123. Грамзина Т. Виды фантастического в творчестве Гоголя // Уч. зап. филол. фак-та Киргизского ун-та, 1958. Вып. 5. С. 125 132.
124. Громов М. Примечания// Гоголь Н.В. Собрание сочинений: В 8т. М.: Правда, 1984. Т.З. С. 329 331.
125. Гуковский Г.А. Петербургские повести // Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.-Л., 1959. С. 236-387.
126. Денисов В.Д. Образ храма в творчестве Гоголя // Христианство и русская литература. СПб.: Наука, 2002. С. 279-291.
127. Дилакторская О.Г. Примечания// Гоголь Н.В. Петербургские повести. СПб.: Наука, 1995. С.258 260, 289 - 295.
128. Дилакторская О.Г. «Записки сумасшедшего». Особенности повествования и построения сознания героя// Фантастическое в "Петербургских повестях" Н.В. Гоголя. Владивосток, 1986. С.39 80.
129. Ермаков И.Д. «Записки сумасшедшего»// Ермаков И.Д. Психоанализ литературы. М.: Новое литературное обозрение, 1999. С.296 319.
130. Жданов В. Трагический образ маленького человека// Жданов В. Н.В. Гоголь. Очерк жизни и творчества. М., 1959. С.54 62.
131. Золотусский И.П. «Записки сумасшедшего» и Северная пчела»// Золотусский И.П. Час выбора. М.: Современник, 1976. С.205 -230.
132. Иваницкий А.И. Гоголь. Морфология земли и власти. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2000. 188 с.
133. Каллаш В.В. Примечания// Гоголь Н.В. Сочинения. СПб., 1915. Т.З. С.336.
134. Канунова Ф.З. Петербургские повести// Канунова Ф.З. Некоторые особенности реализма Н.В. Гоголя. Томск, 1962. С.84 -111.
135. Канунова Ф.З. Проблема «маленького человека» в русской повести 20х гг. XIX в. и «Арабески» Н.В. Гоголя // Труды ТГУ. Томск, 1957. Т. 139. С. 225 -251.
136. Комарович B.JI. Комментарий к «Запискам сумасшедшего»// Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: В 14т. М., 1938. Т.З. С.697 705.
137. Котляревский Н. Н.В. Гоголь. СПб., 1915. 572с.
138. Кривонос В. Собачья тема в «Тарасе Бульбе» Гоголя // Гоголеведческие студии. Нежин, 2000. Вып. 5. С. 143 149.
139. Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. С. 251-293.
140. Макогоненко Г.П. Гоголь и Пушкин. Л.: Советский писатель, 1985. 352 с.
141. Манн Ю. В. О гротеске в литературе. М., 1966. 183с.
142. Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. М., 1978. 397 с.
143. Манн Ю. В. Реальное и фантастическое // Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. М.: Художественная литература, 1988. С.56- 129.
144. Манн Ю.В. Гоголь: «Сильные кризисы, чувствуемые массою» // Очерки русской культуры XIX века. Т. 5. Художественная литература. М.: Издательство МГУ, 2005. С. 113-145.
145. Маркович В. «Петербургские повести» Н.В. Гоголя. JL: Художественная литература, 1989. 206с.
146. Мароши В.В. «Плетение словес» в жизнетворчестве и поэтике Гоголя // Н.В. Гоголь и славянский мир. Томск, 2007. Вып. 1. С. 160-174.
147. Машинский С. Гоголь и революционные демократы. М., 1953. 223 с.
148. Машинский С. Поэт жизни действительной// Машинский С. Гоголь. М.,1951. С.67- 116.
149. Мережковский Д.С. Гоголь и черт // Мережковский Д.С. В тихом омуте. М.: Советский писатель, 1991. С. 213-309.
150. Муратова К.Д. Комментарии// Гоголь Н.В. Собрание сочинений: В 5т. М.: изд-во АН СССР, 1952. Т.З. С. 493 494.
151. Паламарчук П. Примечания к «Запискам сумасшедшего»// Гоголь Н.В. Арабески. М., 1990. С.424 429.
152. Паламарчук П. Узор «Арабесок»// Гоголь Н.В. Арабески. М., 1990. С.378 -390.
153. Печерская Т.Н. «Сюжет Гоголя» в структуре семантического сюжета повести Ф.М. Достоевского «Двойник» // Н.В. Гоголь и славянский мир. Томск, 2007. Вып. 1. С. 261-270.
154. Пумпянский JI.B. Гоголь // Пумпянский JI.B. Классическая традиция. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 257-342.
155. Розанов В.В. Мысли о литературе. М.: Современник, 1989. 607 с.
156. Тарасова Е.Б. Гоголь в немецкоязычном литературоведении (70-90 годы XX века). М.: Эдиториал УРСС, 2002. 160 с.
157. Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 198-226.
158. Старикова Е.В. Комментарии// Гоголь Н.В. Собрание сочинений: В 6т. М.,1952. Т.З. С.314 317.
159. Фридлендер Г. М. Вопросы реализма в творчестве Гоголя ЗОх годов // Проблемы реализма русской литературы XIX в. M.-JL, 1961. С. 45 75.
160. Фридлендер Г.М. Комментарии// Гоголь Н.В. Поли. собр. соч.: В 14т. М., 1952. Т.8. С.745-750.
161. Фуссо С. Ландшафт «Арабесок»// Н.В. Гоголь. Материалы и исследования. М.: Наследие, 1995. С.69 81.
162. Хомук Н.В. Ольфакторные мотивы в художественной прозе Н.В. Гоголя // Н.В. Гоголь и славянский мир. Томск, 2007. Вып. 1. С. 187-212.
163. Чернышевский Н.Г. Очерки гоголевского периода русской литературы. М.: Художественная литература, 1984. 511 с.
164. Чиж В. Ф. Болезнь Н.В. Гоголя // Чиж В.Ф. Болезнь Н.В. Гоголя. Записки психиатра. М.: Республика, 2001. С. 3 203.
165. Эйхенбаум Б.М. Как сделана «Шинель» Гоголя // Эйхенбаум Б.М. О прозе. JL: Худ. литература, 1969. С. 306-326.
166. Янушкевич A.C. «Записки сумасшедшего» Н.В. Гоголя в контексте русской литературы 1920 -1930-х годов// Поэтика русской литературы: К 70-летию Ю.В. Манна. М.,2001. С. 193-212.
167. Янушкевич A.C. Философия и поэтика гоголевского Всемира// Вестник Томского гос. ун-та. Томск, 2006. № 291. С. 145-154.
168. Литературоведение и литературная критика
169. Агаева Т.И. Петербург как город романтической традиции // Русская филология. Харьков, 1996. С. 19 22.
170. Александрова М.А. «Странный человек» в комедии «Горе от ума»// A.C. Грибоедов. Хмелитский сборник. Смоленск, 1998. С.79 93.
171. Аникст A.A. Синтез искусств в театре Шекспира // Шекспировские чтения. М.: Наука, 1987. С. 15-40
172. Аникст A.A. Творчество Шекспира. М., 1963. 616 с.
173. Багно В.Е. Дорогами «Дон Кихота»: Судьба романа Сервантеса. М.: Книга, 1988. 447с.
174. Багно В.Е. Миф о влюбленном ни в кого, подражателе добрым, биче дурных// Сервантес М. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанческий. М., 2002. 4.1. С.5 17.
175. Белинский В.Г. Гамлет драма Шекспира // Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М.: АН СССР, 1953. Т. 2. С. 253-345.
176. Берковский Н.Я. Э.-Т.-А. Гофман // Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. СПб.: Азбука-классика, 2001. С.419 -488.
177. Благой Д.Д. Джон Беньян, Пушкин и лев Толстой // Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. М., 1979. Т. 1. С. 319-351.
178. Богданова O.A. Философские и эстетические основы «натуральной школы» // «Натуральная школа» и ее роль в становлении русского реализма. М., Наследие, 1997. С. 9-36.
179. Ботникова А.Б. Гофман и Гоголь // Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература. Воронеж, 1977. С. 107 149.
180. Ботникова А.Б. Русская судьба Гофмана. Причины его популярности в России // Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература. Воронеж, 1977. С.11-37.
181. Бочаров С.Г. «Пиковая дама» // Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина. М.: Наука, 1974. С. 186-206.
182. Брандес Г. Шекспир. Жизнь и произведения. М.: Алгоритм, 1997. 736 с.
183. Булгаков С. Н. Душевная драма Герцена// Булгаков С. Н. Сочинения: В 2 т. М.: Наука, 1993. Т.2. С. 95-130.
184. Викторович В.А. Жанр записок у Толстого и Достоевского // Лев Толстой и русская литература. Горький, 1981. С. 18-25.
185. Гай Г. Н. Роман и повесть Герцена 30-40-х годов. Киев, 1959. 176 с.
186. Гершензон М. П.Я. Чаадаев. Жизнь и мышление // Гершензон М. П.Я. Чаадаев. СПб, 1908. С. 1 197.
187. Гинзбург Л.Я. «Библиотека для чтения» в 1830-х годах// Очерки по истории русской журналистики и критики. Л.: ЛГУ, 1950. T.l. С.324 341.
188. Гинзбург JI. Я. «Былое и думы» Герцена. Л., 1957. 372 с.
189. Гинзбург Л. Я. Комментарии// Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М.: Издательство АН СССР, 1954. Т. 1. С. 51 1-517, 502-505.
190. Гинзбург Л.Я. Поэзия действительности // Гинзбург Л.Я. О лирике. М., 1997. С. 160-224.
191. Гурвич-Лищинер С. А. И. Герцен// Натуральная школа и ее роль в формировании русского реализма. М.: Наследие, 1997. С. 104-127.
192. Гурвич-Лищинер С. Творчество Герцена в развитии русского реализма середины XIX века. М.: Наследие, 1994. 176 с.
193. Данелия С.И. О философии Грибоедова// Данелия С.И. Философские исследования. Тбилиси, 1977. С.301 382.
194. Державин И. С. А. И. Герцен. М., 1947. 131 с.
195. Державин К.Н. Назидательные новеллы // Державин К.Н. Сервантес. М., 1958. С.287 379.
196. Дьяченко А. Е.П. Гребенка // Гребенка Е.П. Избранные произведения. Киев, 1954. С. 3-18.
197. Елина Н. О фольклорной традиции в драматургии Шекспира // Шекспировские чтения. 1977. М.: Наука, 1980. С. 5-49.
198. Еремеев А.Э. Аллегоризм как принцип художественного видения И.В. Киреевского (сказка аллегория «Опал»)// Еремеев А.Э. И.В. Киреевский. Литературные и философско-эстетические искания (1820 - 1830). Омск, 1996. С.64 - 72.
199. Журавлев О.В. Ортега-и-Гассет: размышления о идеализме и о Дон Кихоте//Сервантесовские чтения. Л.: Наука, 1985. С. 190-199.
200. Зеньковский В. В. А. И. Герцен// Зенковский В. В. История русской философии. М., 2001. Т.2. С. 265-290.
201. Зимина М.А. Дискурс безумия в исторической динамике русской литературы от романтизма к реализму: автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 2007. 22 с.
202. Зубков С. Д. Русская проза Г Ф. Квитки и Е. П. Гребенки в контексте русско-украинских литературных связей. Киев, 1979. 272 с.
203. Иезуитова Р.В. Антоний Погорельский // Русская фантастическая проза эпохи романтизма. Л., 1990. С. 589 593.
204. Израилевич JI. К вопросу о влиянии Гофмана на Гоголя // Ученые записки Ленинградского университета. Серия филолог, наук. Л., 1939. №33. Вып. 2. С. 148- 154.
205. Измайлов Н.В. Лирические циклы в поэзии Пушкина конца 20-30-х годов // Измайлов Н.В. Очерки творчества Пушкина. Л.: Наука, 1976. С. 213-269.
206. Иоффе Ф. М. И. И. Панаев // Панаев И. И. Избранные произведения. М., 1962. С. 3-34.
207. Каверин В.А. Барон Брамбеус. Л., 1929. 252с.
208. Карпов A.A. «Перстень» Баратынского и «Повести Белкина»// Концепция и смысл. СПб.,1996. С.171-185.
209. Комарова В.П. Творчество Шекспира. СПб., 2001. 256 с.
210. Комарова В.П. Финальные сцены в хрониках и трашедиях Шекспира // Шекспировские чтения. 1990. М.: Наука, 1990. С. 55-67.
211. Крекнина Л.И. Универсально-романтическая концепция В.Ф. Одоевского, А.Ф. Вельтмана// Крекнина Л.И. Христианско-мифологическая традиция в русской литературе 30 40-х годов 19 века. С.21 - 25.
212. Крутикова Н. Е. Русский реализм и становление украинской реалистической прозы. Киев, 1963. 64 с.
213. Кулишкина О.Н. В.Ф. Одоевский. «Сильфида»// Кулишкина О.Н. Романтическая философия искусства и русская проза первой половины 19 века.
214. Кирилюк 3. Проза А. Погорельского // Погорельский Антоний. Двойник. Избранные произведения. Киев, 1990. С. 5 — 19.
215. Лесевич В. В. Е. П. Гребенка//Русская мысль. М., 1904. № 1.С. 131-156.
216. Лотман Ю.М. Повесть Баратынского о русском Дон-Кихоте// Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб.: Искусство-СПб,2002. С.707-714.
217. Лотман Ю.М. Пушкин. СПб, 1995. 847 с.
218. Маймин Е.А. Владимир Одоевский и его роман «Русские ночи» // Одоевский В.Ф. Русские ночи. Л.: Наука, 1975. С. 247 276.
219. Макаровская Г.В. «Медный всадник». Итоги и проблемы изучения. Саратов, 1978. 95 с.
220. Мелетинский Е.М. «Романтические» новеллы Сервантеса // Филологические исследования. М.-Л.: Наука, 1990. С.403 409.
221. Мережковский Д.С. Сервантес// Сервантес М. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанческий. М.: Наука, 2003. T.l. С.409 429.
222. Мильнер-Иринин Я.А. Пушкин и вечность. М.: Флинта-Наука, 2004. 520 с.
223. Миролюбова А. Испанская новелла: рождение и расцвет // Испанская новелла золотого века. Л.: Художественная литература, 1983. С. 5 -20.
224. Морозов В. Д. Вопросы романтизма в наследии А. И. Герцена. Томск, 1963.265 с.
225. Ненашев М.И. Проблема свободы в русской философии XIX века (П.Я. Чаадаев, B.C. Соловьев, Ф.М. Достоевский): автореф. дис. . д-ра философ, наук. М., 2000. 40 с.
226. Отрадин М. Творчество Ивана Панаева // Панаев И. И. Сочинения. Л., 1987. С. 3-24.
227. Пехтелев И. Г. Литературные взгляды А. И. Герцена// Литературная учеба. М., 1940. №3. С. 39-62.
228. Пехтелев И. Г. Эволюция эстетических воззрений А. И. Герцена// Уч. зап. Казанского гос. пед. института. Казань, 1940. Вып. 3. С. 3-39.
229. Пинский Л.Е. Шекспир. М.: Художественная литература, 1971.
230. Пискунова С.И. «Дон Кихот»: Поэтика всеединства// Сервантес М. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанческий. М.: Наука, 2003. Т.1. С.592 -620.
231. Плавскин З.И. Творчество Мигеля де Сервантеса // Плавскин З.И. Литература Возрождения в Испании. СПб., 1994. С.199 227.
232. Покровский В. A.C. Грибоедов. М., 1911. 248с.
233. Проскурина В.Ю. О жизни и мышлении П.Я. Чаадаева.// Чаадаев П.Я. Избранные сочинения и письма. М.: Правда, 1991. С.3 — 20.
234. Птушкина И. Г., Путинцев В. А. Герцен и Огарев критики// История русской критики. М., 1958. Т. 1. С. 547-576.
235. Пуришев Б.И. Литература эпохи Возрождения. М.: Высшая школа, 1996. 366 с.
236. Путинцев В. А. Комментарии к «Доктору Крупову»// Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М.: Издательство Ан СССР, 1955. Т. 4. С. 332-335.
237. Путинцев В. А. Комментарии к «Первой встрече»// Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т.1. М.: Издательство АН СССР, 1954. С. 494-497.
238. Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. М., 1913. Т. 1. 4.2. 480с.
239. Сапов В. Царь и философ // Родина. М., 1993. № 11. С. 36 57.
240. Сахаров В.И. Сеятель мыслей (В.Ф. Одоевский)// Сахаров В.И. Страницы236. русского романтизма. М.: Советская Россия, 1988. С.247 311.
241. Светлакова O.A. Изменение хронотопа дороги в «Дон Кихоте» // Сервантесовские чтения. Л.: Наука, 1988. С. 116-121.
242. Сенковский О.И. Сочинения Николая Гоголя // Библиотека для чтения. СПб., 1843. Т.57. С.21 -28.
243. Серапионова 3. Гофмановские мотивы в «Петербургских повестях» Гоголя // Литературная учеба. М., 1939. №8. С.78 91.
244. Соловьев Е. О.И. Сенковский. СПб., 1892. 80с.
245. Строганова E.H. «Читатель сам договорит недосказанное писателем»// История литературы и художественное восприятие. Тверь, 1991. С.5 14.
246. Сумцев Н.Ф. Князь В.Ф. Одоевский. Харьков, 1884. 63с.
247. Тарасов Б.Н. П.Я. Чаадаев // Русские писатели. Биобиблиографический словарь. М.: Просвещение, 1990. С. 364 366.
248. Томашевский Б.В. Поэтическое наследие Пушкина // Томашевский Б.В. Пушкин. М.-Л.: АН СССР, 1961. Т. 2. С. 345-444.
249. Туниманов В. А. А. И. Герцен и русская общественно-литературная мысль XIX века. СПб.: Наука, 1994. 216 с.
250. Туниманов В. А. Повести и очерки Ивана Панаева // Панаев И. И. Избранная проза. М., 1988. С. 3-20.
251. Турьян М.А. Скромный Ириней // Турьян М.А. Странная моя судьба. М.: Книга, 1991. С. 211 -243.
252. Турьян М.А. Пестрые сказки В. Одоевского // Одоевский В.Ф. Пестрые сказки. СПб.: Наука, 1996. С. 131 168.
253. Турьян М.А. Примечания к «Отрывку» // Одоевский В.Ф. Пестрые сказки. СПб.: Наука, 1996. С. 186 188.
254. Унамуно М. де. Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Саавере. СПб.: Наука, 2002. 400 с.
255. Флоровский Г. Искания молодого Герцена// Флоровский Г. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 358-412.
256. Фризман Л.Г. Иван Киреевский и его журнал «Европеец»// Европеец. Журнал И.В. Киреевского. 1832. М.: Наука, 1989. С.385 -479.
257. Фомичев С.А. И. А. Крылов // Русские писатели 11 начала 20 века. Биобиблиографический словарь. М.: Просвещение, 1995. С.222 -226.
258. Хин Е.В. Одоевский// В.Ф. Одоевский. Повести и рассказы. М.: Худ. литература, 1959. С.З 38.
259. Чебанюк Т.А. Сюжетная функция фантастического в повестях В.Ф. Одоевского («Сильфида», «Косморама»)// Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1983. С.53 -61.
260. Чесноков Д. И. Мировоззрение Герцена. М., 1948. 367 с.
261. Шелаева A.A. А. Погорельский и его сочинения // Погорельский Антоний. Избранное. М.: Правда, 1988. С. 373 389.
262. Шенле А. Подлинность и вымысел в авторском самосознании русской литературы путешествий 1790-1840. СПб.: Академический проект, 2004. 272 с.
263. Штейн A.A. Литература высокого и позднего Возрождения // Штейн A.A. История испанской литературы. М.: Филология, 1994. С.103 189.
264. Щеглова Л.В. Проблемы самопознания и культурной идентичности в русской философии 30-40-х годов XIX века (П.Я. Чаадаев и Н.В. Гоголь): автореф. дис. . д-ра философ, наук. М., 2001. 40 с.
265. Эльсберг Я. Е. Герцен. М., 1963. 731 с.
266. Эльсберг Я. Е. Герцен-художник и его место в русской и мировой литературе// Литературное наследие. М., 1941. С. 29-117.
267. Справочные и энциклопедические издания
268. Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М.: Республика, 1996.
269. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб., 1895. Т. XIV а.
270. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб., 1895. Т. XVI а.
271. Брокгауз Ф.А. Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб., 1904. Т. XLI.
272. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1994. Т.З, 4.
273. Драгоценные камни Свойства. Астрология. Литотерапия. СПб., 2002.
274. Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. М.: Русский язык, 1998.
275. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001
276. Литературный энциклопедический словарь под ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. М., 1987. 752 с.
277. Мифы народов мира. Энциклопедия. М.: Олимп, 1998. Т.1.
278. Даль В.И. Словарь живого великорусского языка. М.: Русский язык, 1994. Т. 3, 4.
279. Русская периодическая печать (1702-1894). М., 1959. 836 с.
280. Сводный каталог сериальных изданий России (1801-1825). СПб, 1997. Т.1. С. 67-167.
281. Словарь немецких личных имен. М.: Русский язык, 2000.
282. Современное зарубежное литературоведение. М., 1999. 320 с.
283. Тресиддер Д. Словарь символов. М.: Гранд, 1999.
284. Холл Д. Словарь сюжетов и символов в искусстве. М., 1996.
285. Федоров А.И. Фразеологический словарь русского литературного языка. Новосибирск: Наука, 1995. Т. 1, 2.
286. Фоли Д. Энциклопедия знаков и символов. М.: Вече, 1998.
287. Эмблемы и символы. М.: Интрада, 2000.
288. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 2000.