автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Лингвистическое моделирование русской наивной этики

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лингвистическое моделирование русской наивной этики"

На правах рукописи 0\

ОРЛОВА Наталья Васильевна

ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ РУССКОЙ НАИВНОЙ ЭТИКИ

Специальность 10.02.01 - «Русский язык»

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Омск - 2006

Работа выполнена в Омском государственном университете им. Ф.М. Достоевского

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Осипов Борис Иванович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Демешкина Татьяна Алексеевна

доктор филологических наук, профессор Кузьмина Наталья Арнольдовна

доктор филологических наук, профессор Шмелева Татьяна Викторовна

Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный

университет

Защита состоится 7 февраля 2006 г. в /¿V ч. на заседании диссертационного совета ДМ 212.179.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук в Омском государственном университете им Ф.М. Достоевского по адресу: 644077, г. Омск, пр. Мира, 55а.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Омского государственного университета.

Автореферат разослан декабря 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент оС_ Г.А. Кривозубова

Сформулированный В. фон Гумбольдтом тезис о том, что «язык доказывает свою полезность как инструмент познания в науках о человеке», в отечественном языкознании развивается в русле ряда направлений. Наивная мораль в качестве объекта исследования органична для лингвистической философии, лингвокультуродогии, этнолингвистики, этнопсихолингвистики, В этих областях сделаны важные наблюдения, связанные с особенностями русской ментальности, в том числе с национальной системой ценностей. О том, что язык является «проводником» в мир морального сознания, убедительно свидетельствуют также результаты когнитивно ориентированных семасиологических исследований, посвященных образу «внутреннего человека» в языковой картине мира.

Актуальность диссертационной работы определяется вниманием к тем аспектам языкового воплощения наивной этики, которые не получили в русистике достаточного освещения. Этическая семантика рассматривается с точки зрения глобальной теоретико-лингвистической проблемы — проблемы взаимодействия языковой формы и неязыкового содержания, что вписывается в современные исследования языкового семиозиса отдельных референтных областей. Разрабатываются не выявленные до сих пор ресурсы се-мантико-когнитнв но го моделирования — активно развивающегося метода отечественной лингвоантропологии. Вопрос о субъекте / субъектах наивной морали обусловливает включенность диссертации в русло лингвокультуроло-гических, в том числе социолингвистических концепций.

Объект изучения — репрезентированные современным русским языком и специфически отраженные в дискурсах отдельных социумов существенные черты, свойства, характеристики «наивной этики» как фрагмента концептуальной картины мира. Предмет — разноуровневая система средств прямой и непрямой репрезентации категориальных смыслов в составе данного фрагмента, а также языковые/речевые средства, опредмечивающие такие формы бытия концептуальной информации, как образ, понятие, представление и др.

Целью исследования является реконструкция тех этических знаний и представлений современного русского человека, которые репрезентируются языковой формой. Частным случаем проявления языковой формы является внутренняя форма слова - понятие, связанное с мотивированностью слова н производное от него. Данная категория рассматривается в работе как детерминирующая образный н понятийный способы представления концептуальной информации. В целом же языковая форма понимается шире. Имеется в виду,- что реконструируемые когнитивные сущности не просто способны выражаться с помощью языка, а выделены, актуализованы в нем. Только в этоМ' случае можно говорить о внутренней форме языка, или «той зоне языка,' где форма проникает в содержание, а содержание в форму» (А.Б. Плот-никЬв). Об актуализации свидетельствуют количественные показатели: на

лексическом уровне — «номинативная плотность» какого-либо участка наивной этики либо избирательность в сфере уже упомянутой внутренней формы слова; на леке нко-с ловообразовательном — высокая частотность словообразовательной модели в этическом словнике; на грамматическом — частотность синтаксической конструкции в высказываниях с этическими предика- , тамн и т. д. Главным признаком актуализации является системность языковых средств, репрезентирующих ту или иную «черту».

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих

задач:

1) Выявить критерии, позволяющие определить область референции, и решить вопрос о границах соответствующего ей языкового материала.

2) Построить семантические модели «языка этики»: выявить круг акту ализованных специализированных и неспециализированных средств и установить их функциональные связи и отношения.

3) Сопоставить результаты моделирования языка «наивной этики» с выводами моральной философии относительно нравственного сознания и особенностей русской менгальности. Опираясь на принцип дополнительности в науке, выявить в мегаконцепте «мораль / нравственность» его «сквозные» (не связанные с отдельными этическими концептами) характеристики.

4) Выявить по данным разных уровней языка и речи содержательные формы мегаконцепта «мораль / нравственность», проанализировать соотношение прямого / непрямого способа номинации этических смыслов и прямой/ косвенной коммуникации в этическом дискурсе.

5) Сопоставить репрезентации этических смыслов в высказываниях, текстах, дискурсах с разными типами говорящих, выявить инвариантное и проанализировать специфическое.

6) Выявить когнитивную природу индивидуально-личностного нача- . ла в составе мегаконцепта «мораль/нравственность».

Основная гипотеза исследования состоит в том, что область референции, в данном случае наивная этика, детерминирует некоторые особен-. ности ее ментальной и, как следствие, языковой / речевой репрезентации. Вопрос о том, что органичнее для языка наивной этики и этически реле* ваншых коммуникаций, ставится и решается в диссертации с учетом таких параметров, как специализированные/ неспециализированные, нейтральные / стилистически маркированные, образные/ необразные средства языковой системы, прямая / непрямая коммуникация; исследуются предпочтения в области репрезентируемых языком содержательных форм концептуальной информации (понятие, образ, эмоция, представление и т. д.). Существенно, что неязыковое содержание рассматривается в работе как фактор, который . актуализирует определенный набор имеющихся в языке локальных нежестких систем, поддающихся выявлению и описанию. Иными словами, резуль-. татом языковой обработки осмысленного коллективным сознанием «фраг-

мента мира» являются системно организованные единицы и категории языка. Системность средств имеет функциональную природу. Данные средства (морфемы, служебные слова, синтаксические конструкции и др.) выражают в своих общеязыковых значениях не собственно этическую семантику, но такую (как правило, абстрактную), которая оказывается пригодной для содержательной трансформации (конкретизации) при попадании в означенную ономасиологическую область. Аналогичные, но не тождественные феномены — речевая системность функционального стиля (М.Н. Кожина), «функциональная системность текста и авторского сознания» (Л.О. Бутакова), а также поняти&ные, грамматические, семантические категории, функционально-семантические поля, коммуникативные регистры речи, которые исследовались в лингвистике в рамках функциональной грамматики (H.A. Бо* дуэн де Куртенэ, И.И. Мещанинов, Г.А. Золотова, A.B. Бондарко, Т.А. Стек-сова и др.). Поскольку системные отношения не лежат на поверхности, а устанавливаются исследователем и полученные в итоге модели представляют собой интерпретацию языковых фактов, актуален вопрос о верификации результатов. В качестве верификационного приема в работе рассматривается сопоставление лингвистических моделей с постулатами теоретической этики. В данном случае имеет место опора на существующую практику соотнесения лингвокогнитивных построений с результатами, полученными в смежных гуманитарных науках.

Кроме того, в диссертации обсуждается еще несколько положений, статус которых в современной науке предполагает дополнительную апробацию. Это когнитивный тезис о влиянии отображаемого в концептуальных системах фрагмента действительности на соотношение содержательных форм концепта (Л.О. Чернейко, М.В. Пименова); лингвокультурологичекнй тезис о том, что различия в видении мира у представителей разных социокультурных сообществ сводятся не столько к наличию или отсутствию тех или иных черт, сколько к степени их актуальности (Ю,С. Степанов, В.И. Ка-расик); психолингвлогическая гипотеза, согласно которой на ранних этапах развития языкового сознания усваиваются доминантные смыслы национальных концептуальных систем (Н.В. Уфимцева).

Теоретическая значимость работы определяется расширением представлений о семантике языкового знака и в целом о системности в языке. Доказательство того, что языковой семиозис отдельного «фрагмента мира» организован разноуровневыми средствами языка и, соответственно, трансформированными по принципу конкретизации абстрактными значениями, открывает возможность для разработки новых системоцентрических концепций. Моделирование когнитивных структур на основе локальных системных значений языка и данных смежных гуманитарных дисциплин представляет собой введенную в научный оборот оригинальную методику лингве когнитив но го анализа. Осуществленное в работе сопоставление инвари-

антной (принадлежащей целому нацлонально-лингво-культурному сообществу) и вариантных (социумных) составляющих культурно значимого мега-концепта уточняет лиигвокультурологические знания о русской наивной этике. Принцип данного сопоставления, заключающийся в соотнесении инварианта/ вариантов наивной этики с языковыми/ речевыми носителями разного объема, может быть использован в решении аналогичных задан лингво-культурологического плана.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования ее материалов при подготовке студентов и аспирантов филологических специальностей. Отдельные положения работы, развивающие идеи функциональной грамматики, могут быть включены в курс современного русского языка (разделы «Словообразование», «Синтаксис»), а наблюдения и выводы, касающиеся русской наивной этики, — в курс лингвокуль-турологяи. По результатам диссертационного исследования могут быть разработаны спецкурсы, посвященные языковым аспектам исследования мен-тальности русского человека. Материалы приложений представляют интерес для теоретических обобщений по проблемам непрямых номинаций и для исследований частных концептов в сфере внутреннего мира человека. Выводы, касающиеся инвариантных черт русской наивной этики, могут быть учтены в теории и практике межкультурных коммуникаций, а наблюдения над свойствами морального сознания, акцентированными у современного школьника, - в педагогике и психологии.

Научная новизна диссертации состоит в следующем. В отличие от многих работ, в центре которых оказывались отдельные этические концепты: стыд, совесть, позор и др., - в данном исследовании описаны когнитивные образования, которые можно определить как интегральные («сквозные») в изучаемой концептуальной системе, а также репрезентация данных структур на уровне словаря, грамматики, дискурса. Основой построения семантических моделей, в которых в качестве объекта моделирования выступает язык наивной морали, впервые становится максимально широкий спектр разноуровневых языковых средств. Средства выражения выявленных и описанных локальных системных значений относятся к неисследованным ресурсам косвенности (косвенных номинаций) в языке. В наблюдениях над содержательными формами мегаконцепта «мораль/нравственность» специально выделены те модусы концептуальной информации и те аспекты их языковой репрезентации, которые ранее не рассматривались применительно к феномену современного морального сознания (наивное понятие, эмоция и их носители). Этики социумов сопоставлены по степени актуальности отдельных когнитивных структур, что является новым шагом в исследовании проблемы социолингвистических знаний и представлений.

Исследование выполнено на материале русского языка XX века. Эмпирическую базу образуют несколько разновидностей источников. Этический

словник сформирован на основе сплошной выборки из четвертого издания Толкового словаря русского языка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1999 г.). Для составления словника привлекались также данные грамматического и словообразовательного словарей русского языка. Картотека высказываний с этическими предикатами (2000 единиц) составлена методом сплошной выборки из мемуарной, эпистолярной, художественной литературы XX века. Третьей разновидностью материала являются тексты определенных жанров - главный источник моделирования социумных вариантов наивной этики. К данной разновидности источников относятся: а) сочинения на нравственные темы, написанные школьниками 5-11 классов (408 текстов), мини-сочинения школьников 2—3 классов, а также записи устных диалогов учителя с первоклассниками (соответственно 150 текстов и 178 речевых единиц различной протяженности — от реплик до коротких монологов); 6) три текста в жанре народных мемуаров — записки крестьянина В.Л. Плотникова, воспоминания работницы М.Н. Колтаковой, устные рассказы колхозников о том, «как жили и работали во время войны» (публикация А. Павлова «Бабий фронт»); в) опубликованные частные письма, дневники, воспоминания представителей гуманитарной интеллигенции (И. Одоевцевой, Н.Я.Мандельштам, Б. Пильняка, Е, Замятина, .К. Федина, Т. Ивановой, И. Бабеля, Л.Е. Белозерской-Булгаковой, М.А. Булгакова). Как образец этического дискурса личности проанализированы «Зеленые тетради» писателя и драматурга Л. Зорина.

В исследовании применялись методы лингвистического моделирования (семантическое и когнитивное моделирование, концептуальный анализ, фреймовый анализ, конструирование лексико-семантических полей), описательный метод и его приемы (наблюдение, интерпретация). Обращение к словарям различного типа обусловило семный (компонентный) анализ лексики и анализ словарных дефиниций. Исследование языка этики в дискурсах сделало необходимым контекстуальный анализ речевого материала с его вниманием к экстралингвистическим составляющим коммуникации. В целом методологической доминантой диссертации является интегративносгь, понимаемая здесь как: а) выявление этической семантики в предельно широком спектре знаковых уровней языка; б) описание речевых композиций , носителей указанной семантики в контекстах разного объема; в) установление корреляции между результатами семантического моделирования и дан- ; ными теоретической этики. Апробация указанной версии интегративного подхода позволяет говорить об авторской методике лингвистического моде-, лирования. Неизбежная при антропоцентрическом подходе «нестрогость» в данном случае заключается в интерпретационном характере части построений. ,.": ....

На защиту выносятся следующие положения:

1. «Наивная этика» репрезентируется: современным русским языком как особая номинативная область.,-., имевшая. специфику на фоне объектов • :

номинации, известных в научном обиходе как «мир психики», «внутренний мир человека», «поведенческая сфера». Специфика задана особенностями отражения данного фрагмента мира в коллективном сознании (особенностями устройства конвенциональной части мегаконцепта «мораль/ нравственность») и заключается в выражении средствами языка особого набора устойчивых категориальных смыслов. Такими смыслами являются нормативность, оценочностъ, центростремительносмь / центробежность (про-тотипически репрезентирующие соборность как ценность), генерализация (возведение к общему), субъективность, рефлексивность, рациональность / иррациональность.

2. Неэлементарность указанных категориальных смыслов, наличие в них внутренней организации, а именно дихотомических и трихотомических оппозиций, иерархических отношений и т. д., позволяют квалифицировать их как когнитивные структуры-фреймы (КС-фреймы) высокой степени абстракции, отражающие типические и существенные с точки зрения нацио-нально-лингво-культурного" сообщества признаки объективной действительности.

3. В репрезентации КС-фреймов участвуют неспециализированные (непрямые) языковые средства разных уровней — лексического, морфемно-слбвообразовательного, грамматического. Значительная их часть не имеет этической семантики в системе языка. В границах языковой репрезентации наивной этики данные средства актуализируют локальные системные значения (ЛСЗ). ЛСЗ представляют собой результат смысловой трансформации (конкретизации) абстрактных языковых значений либо — реже — абстрактных понятийно-логических категорий, вступающих в функционально-системные отношения на ограниченном участке языковой 'концептуализации мира. Разноуровневые средства выражения ЛСЗ представляют собой разновидность косвенных номинаций в языке.

4. Доминирующими «содержательными формами» в исследуемом ме-гаконцепте являются образ и представление. Языковые ресурсы образности (отсылочная роль внутренней формы слов, система переносных значений) в своей совокупности выражают традиционные мифопоэтические представления о добре и зле. В этических представлениях вычленяется область стереотипных. Этические стереотипы могут объединять как отдельный социум, так и национально-лингв о-культурное сообщество в целом. Последнее сви- -детельствует об иерархичности механизма стереотиптоации и уровневом устройстве самого феномена «этический стереотип».

5. В социумных вариантах мегаконцепта акцентируются и, напротив, «погашаются» несовпадающие КС-фреймы из конвенционального «набора»: в речи школьников подчеркивается нормативно-оценочный характер наивной этики; народные мемуары транслируют соборность сознания; этика интеллигенции в наибольшей мере рефлексивна. Варьируется соотношение

эксплицитно/ имплицитно выраженных смыслов. В речи «простого человека» и представителя гуманитарной интеллигенции этический дискурс разворачивается как непрямая коммуникация, при этом формы непрямой коммуникации не совпадают.

6. Абсолютное большинство инвариантных черт наивной этики устойчиво репрезентируется уже в речи ребенка младшего школьного возраста, то есть на относительно раннем этапе онтогенеза морального сознания и его вербального отражения. Данный вывод коррелирует с тезисом о морально* нравств енной направленности русской ментальности, сформулированном в рамках смежных с лингвистикой дисциплин антропоцентрической направленности. _ '

7. Исследованию коллективных (принадлежащих целому националь-но-лингво-культурному сообществу и социум ных) участков мегаконцепта адекватна следующая методика моделирования. Построение семантических моделей на основе лексико-словообразовательных и грамматических данных имеет конечным результатом выявление локальных системных значений. Последнее рассматривается как этап, предшествующий реконструкции инвариантных когнитивных структур-фреймов. Результаты интерпретации семантики языка в когнитивных моделях верифицируются с опорой на принцип дополнительности в науке. Обнаруживается корреляция между лингвис-, тическими построениями и наблюдениями, выводами, сделанными в рамках теоретической этики. На том же языковом материале (морфема, слово, грамматика высказываний с этическими предикатами) реконструируются содержательные формы мегаконцепта. По данным текстов, продуцируемых представителями различных социальных групп, исследуется социокультурные варианты реализации выявленных КС-фреймов и содержательных форм концепта. Представление как один из модусов концептуальной информации реконструируется исключительно по текстовым данным.

Апробация работы. Материалы по теме диссертации представлены на Международном конгрессе по русскому языку «Русский язык. Исторические судьбы и современность» (Москва, МГУ, 18-24 мая 2004 г.), XIV Международном симпозиуме по психолингвистике и теории коммуникации «Языковое сознание: устоявшееся и спорное» (Москва; 29-31 мая 2003 г.), на международных конференциях «Язык. Время. Личность» (Омск, 2002), «Актуальные проблемы русистики» (Томск, 2003). Основные положения работы обсуждались также на всероссийски^ научных конференциях «Актуальные проблемы высказывания». (Новосибирск, 1990), «Высказывание как объект лингвистической семантики и теории коммуникации» (Омск, 1992), «Русский вопрос: история и современность» (Омск, 1994), «Язык. Человек. Картина мира» (Омск, 2000), «Актуальные вопросы лингвистики» (Тюмень, 2002), на II Всероссийском научном семинаре «Человек — коммуникация — текст» (Барнаул, 1998). Сделано около 20 докладов на конференциях регио-

иального уровня: «Проблемы деривации и номинации в русском языке» (Омск, 1938), «Актуальные проблемы филологии» (Омск, 1994), «Языковая концепция регионального существования человека и этноса» (Барнаул, 1999), «Славянские чтения. Духовная культура и история русского народа» (Омск, 1992—2005) — и межвузовских научных семинарах г. Омска. По теме диссертации опубликована монография объемом 16, б пл., а также 39 статей и тезисов общим объемом 18 пл.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, 4-х глав, заключения, библиографии, которая содержит 408 наименований, перечня словарных и текстовых источников и четырех приложений. Первое приложение представляет собой этический словник из 2820 единиц, снабженный системой помет и указателей. Остальные приложения также являются выборками из словарей и содержат следующую информацию: тематическая классификация ценностей/ антицениостей (Приложение 2); перечень пейо-ратнвов, включающих в семантику указание на статус субъектов этической оценки (Приложение 3); представление зла как недостатка/ отсутствия добра (Приложение 4).

Основное содержание работы

Во Введении раскрывается актуальность исследования, формулиру-. ется его цель и задачи, выдвигается исходная гипотеза, рассматривается на-, учная новизна, теоретическое и практическое значение диссертации.

В первой главе «Лингвистическое моделирование как способ реконструкции этнопсихологических характеристик человека» обсуждаются теоретико-методологические и гносеологические основания диссертации.

Первый параграф представляет собой анализ содержания наивной, этики и обзор ее исследований с позиций антропоцентристски ориентированной лингвистики. «Наивная этика» - часть ментальное™. Онтологически она представляет собой психический феномен. Ее важнейшим компонентом является моральное сознание. Дихотомическая оппозиция добра и зла, лежащая в основе первичной категоризации морального сознания, предстает в классических этических концепциях как оппозиция ценности (блага)¿и ан-_ тиценности, нормы (должного) и антинормы, а также как оппозиция персонифицированных объектов одобрения либо осуждения (исходя из своих, представлений о, добре и зле, человек оценивает другого человека). Иными словами, моральное сознание имеет ценностно-нормативно-аксиологический характер. Понятие нормы (правила, закона) - ключевое для морального соз-. нания. Оно составляет необходимый содержательный минимум дефиниций морали, нравственности, этики: «Нравственное есть норма поведения человека в обществе» (В.В. Колесов). Моральные ценности, как и всякие иные,

детерминированы интересами и потребностями личности и, в свою очередь, формируют ее установки. Одной из приоритетных моральных ценностей русского человека является соборность. Этическая оценка наиболее непосредственно связана с нравственной практикой. Не характерными признаками являются антропологичность и социальность, которые вытекают из природы морали, сущностно связанной с поведением человека в обществе; явно выраженная нормативность и противоречащая нормативности субъективность', неофициальность {неформальность); диадностъ и тринитарность. Универсальность, всеобщность, общечеловечность морального сознания сочетается с наличием национальных, социокультурных, личностных «оттенков». Данные свойства морального сознания представлены в диссертации как итог осмысления наблюдений и выводов, сделанных в разное время отечественными философами различных направлений (A.C. и Д.А. Хомяковы, H.A. Бердяев, И.О. Лосский, A.A. Гусейнов, О.Г. ДробницкиЙ, Л.А. Попов), филологами и лингвокультурологами (Д.С. Лихачев, В.В. Колесов, Е.М. Верещагин, ВТ. Костомаров, В.А. Маслова, Н.Д. Арутюнова, В.И. Караси«, А. Вежбицкая, В.И. Жданова и др.). Другой компонент наивной этики — нравственная практика: мир моральных отношений, и прежде всего поступки. Он не выделен априори в качестве особой области человеческих отношений и находится как бы «над всем». С нашей точки зрения, этот компонент в определенном смысле также относится к идеальному миру. Чтобы квалифицировать чьи-либо деяния как нравственные либо безнравственные, нужен субъект, рефлексирующий по поводу той или иной ситуации, или эмоционально реагирующий на нее, или интуитивно отделяющий доброе от злого и, следовательно, «пропускающий» мир разнообразных человеческих отношений через психику. Указанные свойства наивной этики как референтной области языка заставляют предположить, что ее концептуализация имеет черты сходства с концептуализацией других объектов психического мира и в то же время она является самостоятельной, выделенной языком областью референции. Обзор литературы по проблемам наивной морали показывает, что научные представления об этических оценках, полученные за границами индуктивного описания языка, нуждаются в уточнении.

" Плодотворность исследования национальной ментальности, и в частности этических воззрений народа, лингвистическими методами имеет убедительное обоснование в классических работах по языкознанию. К теоретическим основам исследования, безусловно, относится психологическая традиция в отечественном языкознании. Понятие внутренней формы A.A. По-тебни обладает признаками, соотносимыми с признаками коннотации как категории современной лингвокультурологии (В.Н. Гелия). Показательно, что И.А. Бодуэн де Куртенэ выдвигает идею языка как третьего знания в связи с «мировоззрением и настроениями отдельных индивидов и целых трупп человеческих». Для реферируемой работы актуально предостереже-

кие Э. Сепира против упрощенного понимания соотношения языка и культуры — только «в том смысле, что язык в своей лексике более или менее точно отражает культуру». Э. Сепир находит реальный интерес дня лингвиста в случаях, когда процессы в лексике косвенно влияют на «формальные тенденции языка».

Русская ментальность находится в фокусе современной отечественной философии языка. В концепции В.В. Колесова язык этики рассматривается как реконструирующий ту же реальность, что и русская моральная философия, из чего следует, что их данные могут дополнять друг друга. Образцы лингвофилософского диахронического анализа концептов честь, совесть и других в работах В.В. Колесова намечают путь реконструкции русской наивной этики, при котором лингвистика и философия верифицируют достижения друг друга. В реферируемом разделе работы сделано предположение, что данный путь плодотворен не только при обращении к словам — названиям этических концептов.

Обзор современных синхронных исследований наивной этики, к которым принадлежит диссертация, обнаруживает несколько частично пересекающихся направления поиска. Наивная этика рассматривается как фрагмент языковой картины мира, а языковой образ морального / аморального человека — как часть образа «внутреннего человека» в ЛКМ. Таковы наблюдения над идиоматикой в работах В.Н. Телня, А.Н. Баранова и Д.О. Добровольского; образцы логического анализа именований этических понятий (Н.Д. Арутюнова, А.Д. Шмелев, Е.С. Яковлева, И.Б. Левонтина, Н.К. Рябцева и др.); семасиологические исследования фрагментов картины мира, в том числе этического, по данным всей системы семантических единиц, структур и правил языка (М.П. Одинцова, Л.Б. Никитина, Н.В. Орлова, Н.Д, Федяева, О.В. Ко-ротун и др.). Исследование наивной этики осуществляется в аспекте триады язык — сознание — культура (Ю.В. Рождественский, В.Н. Телия, Н.Ф. Алефи-ренко, В.В. Воробьев, Л.И. Колосова, М.В. Пименова, И.В. Бурное, С.Г, Вор-качев н др.). Наконец, этическое сознание анализируется как фрагмент языкового сознания (P.M. Фрумкина, Н.В. Уфимцева, E.H. Гуц и др.).

В результате анализа научного контекста выявлены наиболее значимые для решаемых в диссертации проблем теоретические положения, кото* рые в/различных вариантах разрабатывались представителями перечисленных направлений. Это, во-первых, идея укрупнения лингвистического объекта, которой в семантике соответствует принцип интегральности. Во-вторых, унаследованная от A.A. Потебни идея содержательности формы, которая развивается в отечественной мотивологии (труды Томской мотивологи-ческой школы), подразумевает диалектические отношения значения и знака (мысли и языка) и, в частности, понимается как воплощение концепта через образ, понятие или символ (В.В. Колесов); В-третьих, представление об инвариантно-вариантном устройстве концепта и его языковой репрезентации.

Во втором параграфе анализируется объяснительный потенциал лингвистического моделирования. Автономность языкового содержания на фоне неязыкового знания (она обусловлена наличием у языка внутренней формы) обосновывает необходимость дифференцировать семантические и когнитивные модели. Решение проблемы соотношения «семантического» и «когнитивного» ставится в зависимость от двух факторов: от соотношения базовых категорий семантики и когнитивистнки (соответственно значения, с одной стороны, и знания — с другой) и от тех научных реалий, которые характеризуют современную семасиологию и исследования «под знаменами» когнитивного подхода.

Вместо диады «значение — знание», которая лежит в основе разведения интересов семантического и когнитивного в лингвистике, здесь обсуждается триада «когнитивная структура — концепт — значение». Когнитивная структура (КС), в соответствии с уже имеющимися описаниями, интерпретируется и как способ обработки информации в сознании человека (рацио* нально-логический, образно-ассоциативный и т. д.), и как его результат -выделенная и осмысленная сознанием реалия. Очевидно, что КС обозначенных типов невозможны одна без другой. См.: понятие о чем-то в действительности и, наоборот, что-то, представленное как понятие. Условное разделение данных образований целесообразно в исследовательских целях (в данной работе ему соответствует содержание второй и третьей глав).

Когнитивная структура ~ структурированное знание об объекте действительного или воображаемого мира, представленное в языке / речи как репрезентация (опредмечивание) определенного способа кодирования информации человеческим сознанием и обладающее признаками конвенцио-нальности, устойчивости, дискретности. Последние свойства КС заставляют считать «средой» их существования коллективную концептуальную систему, а типичной когнитивной структурой, отображающей реалию, признать фрейм. Особенностью когнитивных структур-фреймов, анализируемых в диссертации, является высокая степень абстрактности стоящей за ними информации: КС «нормативность», КС «субъективность» и др. Данная особенность позволяет квалифицировать их как категориальные смыслы. Используя в диссертации оба понятия (КС-фрейм и категориальный смысл), мы акцентируем в первом случае наличие в них сложной внутренней организации как способа связи между компонентами, во втором — их отвлеченность, «сквозной» характер.

В понимании концепта неходим из психолингвистического по сути определения В.А. Пищальниковой, адаптируя его к избранному в данной работе направлению лингвоантропологической парадигмы и соответственно выделяя три типа субъектов: Концепт — все, что коллективный (этнос, социум) или индивидуальный (личность) субъект знает, думает, предполагает о той или иной реалии действительности. Когнитивные структуры вхо-

дят в континуум концептов как иерархически организованные устойчивые смыслы и одновременно как определенная «содержательная форма» (форма кодирования и хранения информации). И когнитивная структура, и концепт — феномены сознания. Соответственно реконструкция отдельных КС в составе мегаконцепта «мораль/ нравственность» является целью когнитивного моделирования. Язык, языковое содержание — одна из форм их символического представления. Процедура когнитивного моделирования состоит в интерпретации семантических моделей, которые фиксируют присущие языку этики локальные системные значения. Понятие локального системного значения опирается на авторскую трактовку языкового значения, отвечающую интегральному принципу современной семасиологии: Языковое значение — это содержание языковой единицы со следующими характеристиками: конвенционалъность. способность акцентировать значимые для коллективного субъекта черты отображенного сознанием мира (способность репрезентировать коллективное сознание и опосредованно моделировать мир), детерминированность материей языка на разных уровнях его структуры («единораздельность» формы и содержания), нежесткая системность, обусловленная действием интра- и экстралингвистических факторов. К внутренним факторам относятся явления разного масштаба, характеризующие язык как саморазвивающуюся систему (от акустического облика слов до сложившейся системы функциональных разновидностей языка). Имтралингвистические факторы организованы феноменом языкового сознания, обусловливающим системность процессов категоризации и концептуализации мира. Локальное системное значение (ЛСЗ) — языковое содержание, актуальное в границах действия одного из экстра- и интралин?высти-ческих факторов. В данном случае экстралингвистическим системообразующим фактором является «обработанный» коллективным сознанием фрагмент объективной действительности. Оба понятия являются лингвистическими конструктами, объединяющими интересы системоцентрического и антропоцентрического подходов к феномену значения.

В третьем параграфе решается проблема фактографической базы диссертации, а точнее, ее л ексико-грамматической части. В сфере эмоций выделяются этически маркированные, доказывается, что эта маркированность присутствует в языке. Отношения между референтной областью й грамматическими феноменами рассматриваются как отношения взаимного тяготения, или «предпочтительности» (В.Г. Гак). Вырабатываются принципы составления этического словника, причем делается акцент на системе неспециализированных средств. Показано, что это чрезвычайно емкий и по природе своей неоднородный участок номинативной системы языка. Речь идет не только о вторичных номинациях типа толстокожий. Этика соприсутствует в разных сферах жизни человека. Этические смыслы «растворены» в глаголах говорения сплетничать, восприятия подслушивать, физиче-

ских действий шляться, межличностного взаимодействия подзуживать и т. д. Инвариантная семантика включенных в словник единиц задана с учетом выявленного триединства важнейших этических категорий нормы -оценки - ценности. Лексическая единица рассматривается как имеющая этическую семантику, если ее содержание обладает одним из следующих признаков: соотносится с системой важнейших ценностей; указывает на человека, который заслуживает одобрения / осуждения. Данная формулировка согласуется с утверждениями о том, что моральное / аморальное связано в наивном сознании с наиболее общими, неспецифическими оценками человека. Отражено в ней и то, что этическая квалификация всегда имеет серьезное основание. Вспомогательные критерии опираются на ряд признаков, в том числе выраженное в толковании значения слова соотнесение с нормой: приторный - излишне любезный.

Принципиально то, что в языковой концептуализации этики задействован не только лексический уровень. Систематизация этического словника позволила выявить морфемно-словообразовательный потенциал языка этики, а анализ высказываний с этическими предикатами (презирать, боготворить и подобными) - синтаксические предпочтения этих единиц: грамматическую сочетаемость, типы пропозиций и модусные характеристики высказываний, в которых они играют роль формально-смыслового центра.

Вторая глава «Инвариантные черты наивной морали: моделирование когнитивных структур-фреймов по словарю и грамматике» представляет собой серию семантических и когнитивных моделей.

Методика моделирования значений в данной главе включает две операции: 1) Отдельные фрагменты эмпирической базы языка этики подвергаются статистическому анализу, что позволяет обнаружить акцентированные языком участки, на которые следует обратить внимание при построении моделей; 2) Из данного формально-смыслового континуума вычленяются од-нофункциональные средства, формирующие локальное системное значение. Степень устойчивости локальных системных значений в коллективном сознании зависит от характера носителей информации (лексика - грамматика) и от количества единиц, вовлеченных в область репрезентации значения. Опора на грамматические средства языка не признается обязательным условием моделирования значения, но является признаком особой устойчивости последнего.

Моделирование когнитивных структур представляет собой «челночный» анализ, основанный на сопоставлении двух разных форм их репрезентации — семантических (языковых) моделей и некоторого корпуса высказываний, относящихся к теоретическому этическому дискурсу. Когнитивное моделирование осуществляется как перевод с метаязыка семантического анализа на язык описания знаний и представлений. Язык описания знаний и

представлений - это практически во всех случаях естественный русский язык.

Описанию каждой когнитивной структуры соответствует отдельный параграф со следующими рубриками:

А — наименование когнитивной структуры;

Б — ее репрезентация в виде философских суждений;

В - описание фрагмента языка этики, являющегося эмпирической базой для построения семантической модели;

Г — экспликация локального системного значения / локальных системных значений (модель 1);

Д - когнитивные комментарии (модель 2).

Философские суждения (Б) рассматриваются как прямое означивание когнитивных структур. Описание в (В) фрагмента языка этики, являющегося эмпирической базой для построения семантической модели, предполагает обращение и к прямым (специализированным), и к косвенным (неспециализированным) средствам выражения системного значения. Системное значение (Г) формулируется с опорой на однофункциональные семантические сущности, описанные в (В).

Ниже приведен образец моделирования одной из когнитивных структур:

«(А) Генерализация (возведение к общему).

(Б) Феноменология нравственного сознания обнаруживает в себе явление предельной всеобщности морального императива и нормы (О.Г. Дроб-ницкий). Моральное добро является последней точкой отсчета в мире общественных ценностей (Этическая мысль, 1990).

(В) Язык интерпретирует отмеченные философами свойства морального сознания как генерализацию моральных суждений. Под генерализацией понимается обобщение, логический переход от частного к общему, подчинение частных явлений общему принципу. Генерализация не является специфической чертой русского языка (R. Нате). Применительно к русскому языку можно говорить исключительно о неспециализированных средствах выражения данной КС. Характерно укрупнение масштаба ситуации, являющейся поводом для морального суждения. Во фразеологизированных конструкциях с инфинитивом: Я тебе дам Inf; Inf— нехорошо; Нельзя Inf; Стыдно Inf — позицию инфинитивного блока в норме занимают не обозначения конкретной ситуации, побуждающей к высказыванию, а интерпретирующие ее аксиологические обобщения. Ср. Я тебе дам старшим грубитьI с менее вероятным *Я тебе дам грубо разговаривать с дядей Колей! и еще менее вероятным *Я тебе дам говорить дяде Коле, что он ни черта не понимает в техникеt Существенно, что дидактичность, характерная для морального сознания, требует обобщенного представления денотата. Сказанное подтверждается лексико-грамматическим наполнением других конструкций с

инфинитивом: Inf плохо — Нехорошо старших обманывать; Нельзя inf — Нельзя ставить себя выше других. В обоих высказываниях нормально множественное число существительного при единичном референте. Использование оценочного слова стыдно, специализированного средства выражения этических оценок, автоматически влечет за собой укрупнение ситуации: Стыдно не знать элементарных вещей! (преподаватель — студенту, не ответившему на конкретный вопрос). Не случайной представляется инфинитивная основа проанализированных конструкций. Инфинитивные предложения, так же как неопределенно-личные, обобщенно-личные, безличные, характерны для генеритивного регистра речи, который, в свою очередь, органичен для выражения нормативно-оценочной составляющей мегаконцепта «мораль / нравственность». Генерализация проявляется также в регулярном использовании кванторов всеобщности и иных языковых средств с семантикой предела (всегда, все, всё, никогда, последний и др.). Маркированность данных средств в языке этики особенно заметна в воспроизводимых коммуникативных фрагментах: Все для другого сделает. Что хочешь отдаст. Последнюю рубашку отдаст. Ради друзей на край света пойдет.

(Г) Все перечисленные средства функционально распределяются между двумя локальными системными значениями. Большая их часть принадлежит к J1C3 укрупнение события, сформированному на основе общеязыковой функционально-семантической категории обобщенности / отвлеченности. Остальные формируют JIC3 предельности.

(Д) Проанализированная в данном разделе КС представляет собой некий «мостик» между разными уровнями морали — с одной стороны, абстрактными моральными принципами и общими нормами, а с другой — оценками конкретных ситуаций и конкретными регулятивными действиями. Анализ речевого выражения негативных оценок и запрещений (И.Б. Шату-новский), показывает, что последние предполагают мотивировку. Вместе с тем, по мнению исследователей, мотивы этических оценок, так же как мотивы некоторых других видов оценки, «с трудом поддаются экспликации» (Н.Д. Арутюнова). Одним из скрытых аргументов, вербализуемых в скрытой же форме, является апелляция к высшим ценностям и общепринятым нормам. Этот переход от частного случая к принципам и «правилам для всех» лингвистически протекает как генерализация суждения, а когнитивно — как придание порицанию формы и «веса» сентенции».

Подобным образом выявлены и описаны другие категориальные смыслы, Результаты семантического моделирования схематически представлены в таблице на стр. 19.

Включение в процедуру семантического моделирования единиц разных уровней позволило реконструировать локальные системные значения, релевантные в зоне репрезентации русской наивной этики.

Все ЛСЗ выражаются разветвленной системой разноуровневых средств современного русского языка, что свидетельствует об их устойчивости, значимости в его семантическом пространстве. Выделенные ЛСЗ неоднородны. Некоторые соотносятся с уже описанными функционально-семантическими, грамматическими категориями русского языка и представляют собой их трансформацию (конкретизацию) на данном референтном участке. См. ЛСЗ чрезмерность и интенсивность; ЛСЗ нравственное качество и качество; ЛСЗ укрупнение события и обобщенность / отвлеченность; ЛСЗ парадигма мнений и авторизация, ЛСЗ частичная контролируемость нравственного уровня и контролируемость/ неконтролируем ость, невольность осуществления. Другие ЛСЗ не могут быть возведены к известным семантическим категориям, но имеют опору в абстрактных логико-семантических понятиях и категориях — таких, как контрарность (ЛСЗ антагонист положительного коллективного начала), градуируем ость (ЛСЗ сверхдолжного / нормативного / ненормативного). На наш взгляд, такая соотнесенность характеризует как процессы категоризации мира человеком, так и системно-моделирующий потенциал языка.

Разграничение и анализ специализированных и неспециализированных средств выражения ЛСЗ в границах репрезентации отделькых когнитивных структур показали, что устойчивые инвариантные смыслы репрезентируются преимущественно неспециализированными единицами лексического, морфемно-словообразовательного, морфологического, синтаксического уровней языковой системы. Результаты анализа уточняют представление о ресурсах косвенности в языке, и в частности о косвенных номинациях. Так как номинативная функция языка имманентно присуща значению корневой морфемы и лексическому значению в целом, прямыми, специализированными номинациями являются в абсолютном большинстве случаев полнознаменательные слова. Единицы иных уровней, взаимодействуя на локальном участке номинативной системы (в сфере означивания наивной этики), способны называть нечто косвенно. То, что референт, по-видимому, не может принадлежать конкретно-предметному миру и относится к сфере «идеальных абстракций», не отменяет сказанного.

Если интерпретировать нелексические средства выражения ЛСЗ с точки зрения двух уровней означивания (по Э. Бенвенисту), то следует признать их «промежуточный» характер. Исчислимость единиц, в совокупности выражающих ЛСЗ, и предсказуемость выражаемого ими содержания - признаки знаков. В отличие от последних, эти средства не «узнаются» (поскольку их значения принадлежат к слабо осознаваемому пласту языкового содержания), но и не «понимаются» в том смысле, в каком Э. Бенвенист говорит о понимании высказывания. Для нас важнее всего подчеркнуть наличие скрытых системных отношений в языке, так или иначе соотнесенных с его семиотическим началом.

Таблица

Результаты семантического моделирования

КС лез Некоторые средства репрезентации

Нормативность ЛСЗ сверхдолжное нормативное- ненормативное беспримерное мужество моральные нормы отъявленный негодяй

ЛСЗ чрезмерность Развязный (излишне свободный); Форманты пере, раз, нича н др.

ЛСЗ антагонист коллективного положительного начала Ни капли жалости! Кто ж Ql Р не делает одобряемая социумом черта и ее носитель, <3 -поведение, не соответствующее общепринятому

Оценочность ЛСЗ нравственное качество корыстный; хороший человек', пропозиция кто есть какой

ЛСЗ включенная этическая оценка сфабриковать, примазаться

Центро стремительность/ центробеж-ность ЛСЗ объединение / разъединенность Мы — они; Твоя; форманты при- со-; формант от-; пойдет навстречу

ЛСЗ дискредитация индивидуального начала себялюбивый, самомнение, своевольничать

Субъективность ЛСЗ парадигма мнений Его считают злым (регулярная экспликация авторизатора), любимец /любимчик, научить/ науськать (разная интерпретация одной объективной сущности либо схожих ситуаций)

Рефлексивность ЛСЗ этический предикат + речевое слово морализировать; напутствие; Что люди скажут (речевые рефлексы); Онменя обозвал... (акцентирование акта именования); Нет, это нелюбовь (рассуждения о словах и понятиях).

Рациональность / иррациональность ЛСЗ частичная контролируемость нравственного уровня. Будь честным; Решил быть честным до конца; Прикидывается скромным; Дружбы не получилось; поза

ЛСЗ взаимная обусловленность этической оценки и ее основания Презирать за лень и бестолковость. В.Н., по своей доброте, сама носила тяжелый поднос.

Локальные системные значения, взаимодействуя, оформляют одну из когнитивных структур: например, ЛСЗ укрупнение события и ЛСЗ предельность являются языковой репрезентацией когнитивной структуры «генерализация». В выявленных когнитивных структурах, как во всяких конвенциональных фрагментах концептуальных систем, в свою очередь специфически отображается объективная действительность, в данном случае - та или иная черта русской наивной этики. Так, наличие в этическом мегакон-цепте КС-фрейма «генерализация» свидетельствует о том, что русскому человеку свойственно видение морали (этических оценок, ценностей, человеческих качеств и межличностных отношений) как важнейшей сферы жизни, которая может и должна регулироваться коллективной мудростью.

Сквозной характер когнитивных структур проявляется двояко. С одной стороны, они выходят за пределы этического мега концепта (хотя, как представляется, в составе иных концептов данные смысловые сущности предстают и в иных ментально-языковых «аранжировках»: см., например, ' оппозицию центростремительности/ центробежности в наивной и научной физике). С другой стороны, КС, за единичным исключением, не соотносятся с отдельными моральными ценностями и антиценностями. В поле мегакон-цепта мораль / нравственность их масштаб неодинаков. Для смыслов «оце-ноч кость» и «нормативность» он наибольший, а центро стрем ителъность / центробежность, напротив, локальны, поскольку трансформируются в конкретный ценностный концепт (соборность). Есть и другие индивидуальные признаки. Данные смыслы в разной степени соотносятся с коммуникативной позицией оперирующего нмН субъекта. Категориальные смыслы, в репрезентации которых'задействованы главным образом синтаксические ресурсы языка: генерализация, рефлексивность, рациональное начало - коррелируют с определенными коммуникативными стратегиями.

Выявленные особенности языковой репрезентации перечисленных смыслов характеризуют их как когнитивные структуры фреймовой природы. Устройство КС-фреймов, реконструируемое по семантическим моделям, отличается не просто дискретностью компонентов, но способностью последних образовывать оппозитивные и иерархические комплексы. Например, , «центростремительность / центробежность —* объединение / разъединенность —♦ соборность» образуют иерархию смьгсловых образований, которые в рамках целой концептуальной системы характеризуются разной степенью отвлеченности. Организации языковых репрезентантов когнитивных структур свидетельствует о преобладании дихотомического принципа устройства КС в поле этического мегаконцепта.

Поскольку в работе не ставилась задача сопоставления национальных этик, нельзя с определенностью говорить об универсальности / национальной специфичности реконструированных КС-фреймов. По косвенным данным, универсальными являются представления о нормативности и аксиоло-

гическом характере наивных этик, а также принцип возведения к общему и субъективность. Несомненна национально-культурная обусловленность соборности — единственной ценности, соотносимой со «сквозным» категориальным смыслом и репрезентируемой средствами нелексических уровней языка. Вопрос о том, как следует трактовать рефлексивность и рациональность / иррациональность, оставляем открытым. Полагаем, что обе черты присутствуют в любой наивной этической системе, но с разной степенью актуальности и значимости. Именно так, например, проявляет себя рефлексивность в этиках различных русских социумов, о чем будет сказано ниже.

На основании проанализированного материала можно говорить об этической направленности русской ментальности (ее духовности). Русский язык этики, во-первых, характеризуется высочайшей номинативной плотностью; во-вторых, концептуализируется средствами разных уровней языка, в-третьих, демонстрирует каузацию моральными качествами человека разнообразных положений дел.

В третьей главе «Содержательные формы» мегаконцепта «мораль/ нравственность»: моделирование по словарю и грамматике» рассмотрены репрезентированные языком способы (модусы) бытия концептуальной информации. Программной в контексте работы стала мысль JI.O. Чернейко об обусловленности формы представления объекта в сознании человека природой последнего. В первом параграфе главы сопоставляются психолингвистический (В.А- Пищальникова, A.A. Залевская), лингвофилософский (В.В. Ко-лесов, Л.О. Чернейко), семасиологический (Ю.С. Степанов, H.A. Лукьянова и др.) подходы к пониманию обсуждаемого феномена. В разных научных парадигмах за такими категориями, как образ, понятие, эмоция, символ, стоят разные экетенсионалы. В данном случае описание сориентировано на аппарат современной лингвистической семантики. Некоторые сложности, возникшие на этом пути, связаны с тем, что семантические теории не располагают понятийно-терминологическим инструментарием, вполне достаточным для целей реконструкции модусов бытия концепта. Например, оказалось необходимым выяснить, каковы лингвистические маркеры представления и понятия, чем представление отличается от образа, и решить некоторые другие вопросы.

В перечень содержательных форм, или модусов существования, концепта были включены следующие: образ (образная ассоциация), оценка, эмоция, наивное понятие, представление и связанное с ним предметное содержание, символ. Внутренняя форма слова рассматривалась не наряду с данными модусами, а как фактор, который их определяет. Представления описаны ие в данной главе, а в четвертой, поскольку их языковые носители выходят за границы высказывания (естественной формой представления является микротекст). Оценка, как указано выше, рассматривалась во второй главе в качестве структурированного содержания (КС-фрейма). Осмысление оценки

как самостоятельной содержательной структуры объясняется ее смысловой неэлементарностью, что свойственно фрейму, и приоритетным характером в смысловом поле этического сознания. Характеризуя оценку как форму представления мегаконцепта «мораль /нравственность», можно повторить тезис о ее тотальности, понимаемой, однако, в ином ключе: в сфере морального сознания оценка пронизывает все остальные модусы его существования. Соответственно весь арсенал лексико-грамматических, словообразовательных средств языка этики, концептуализирующий оценочность как КС-фрейм, является одновременно выражением оценочного способа представления концептуальной информации, взаимодействующего с другими способами. .

Анализ подтверждает приоритет ассоциативно-образной модальности этической информации в коллективном сознании. В случае образной внутренней формы по принципу ассоциирования связываются реалии из разных миров (что отличает образ от представления, которое, как и образ, перцептивно). В диссертации образный компонент концепта рассматривается на основе исследования системы типовых для моральной сферы прототипов-эталонов и сближающихся с ними вторичных ментальных образов (моральных качеств, отношений и т. д.). Образный мотивировочный признак имманентно связан с оценкой обозначаемой новой реалии и эмоцией. В реферируемой главе реконструированы образы пространства, образы человека, образы животных и образы пустоты.

Показано, что пространство моделируется в этическом сознании категориями высокий, верх, движение вверх; низкий, низ, движение вниз; близкий, далекий, — то есть имеет вертикальную ось и может быть представлено как горизонтальная плоскость. Образы пространства интересны тем, что в их репрезентации участвует грамматика. Например, релевантны грамматические валентности этических предикатов, которые оформляются пространственными предлогами: издеваться, изгаляться над..,, накинуться, наброситься на... позориться, расшаркиваться, лебезить перед... унижать, материться при... Здесь значимы соотносительные социальный и моральный статусы участников ситуации (высокий или низкий): совершать то или иное моральное / аморальное действие может лишь обладатель определенной социальной роли. В репрезентации смысла «моральная низость», кроме корневых морфем, участвует префикс под-, при помощи которого в языке регулярно номинируются неблаговидные действия (.подковерный, подлипала и Др.).

Человеку как «виду» приписывается положительная моральная оценка (существует блок номинаций типа человечный, где имеет ассоциация человек —»■ моральный человек, и единицы типа нелюди, недочеловек, конченый человек, номинирующие носителей зла). Аморальный человек концептуализируется как зверь / животное. Анализ объемного корпуса образных номинаций, имеющих зоопрототнпы, позволяет увидеть результаты последовательного переноса в мир моральных отношений многочисленных ком-

понентов фрейма «жизнь животных». Человек и животное имеют сопоставимые признаки в разных сферах жизнедеятельности (строение тела, физиологические потребности, контакты с представителями противоположного пола). Поскольку животное является в глазах человека «низшим» существом, те оценочно нейтральные средства, которые предназначены языком для оязыковления фрейма «жизнь животных», используются для пейоративных обозначений соответствующих слотов фрейма «жизнь аморального человека»: гадить, сдохнуть, облаять, морда, шкура и др.

Отдельные фрагменты лексической и словообразовательной систем русского языка дают основания говорить о принципе обозначения аморального человека как лишенного «положительной сути». Стереотипные рационально-оценочные характеристики типа отрицательные наклонности, положительный человек приводят к мысли о репрезентации языком оппознтивных образов добра и зла как соответственно наличия / отсутствия, заполненности / пустоты, сущего / бессущностного. Сделанные наблюдения уточняют данные об образах наивной этики, введенные в научный оборот ранее (Н.Д. Арутюнова, Е.С. Яковлева, Ю.Д. Апресян, Л.Г. Бабенко, Е.А. Юрина и др.)

Понятие определяется как отражение мыслью существенных свойств и отношений объекта действительности. Различия между понятием и представлением осмысляются как доминирование общего, объективного, рационального в понятии и преобладание индивидуального, субъективного, перцептивного в представлении. Поскольку субъективность информации, передаваемой языковыми единицами, возрастает по мере расширения контекста, данному основанию разграничения соответствует соотнесенность понятия и представления с языковыми носителями разного объема. Если смысловое наполнение представления реконструируется по данным дискурса, то содержание понятия раскрывается как рациональное толкование слова (лаконичный дефинитивный текст). В реферируемом параграфе показана понятийная природа таких сверхкратких дефиниций, как сложное слово, а также иное необразиое производное слово. Рассматривалось понятийное наполнение сложных слов с первыми корнями добр(о), зл(о), благ(о) и префиксальные образования с не, без: добродушный - тот, у кого добрая душа: недобрый, бессовестный — тот, в ком нет добра, у кого нет совести. Исследование композитивов показало, что добро и зло представлено в языке как сплав интеллектуального, волевого и эмоционального начал с доминированием второго компонента. В то же время отмечено, что на вершине иерархических структур добра и зла находится дело. Персонифицированным и культурологически значимым средоточением зла является злодей. Показательна принадлежащая книжному литературному языку лексема добродетель -общее обозначение положительных нравственных качеств, которое своей внутренней формой также указывает на деятеля. Наблюдения над префиксальными образованиями показывают, что в понятийной форме так же, как в

образной, зло концептуализируется в виде недостатка / отсутствия добра (в соответствии с его христианским пониманием). Зло более определенно и детализировано, чем добро и благо. Сопоставление с аналогичным материалом в лексической системе русского языка XIX века (словарь В. Даля) и наблюдения над стилистическими окрасками композитивов в современном толковом словаре обнаруживают утрату многих этических понятий.

Основой для моделирования эмоционального модуса морального сознания является в работе категория эмотивности — «лингвистический аспект категории эмоциональности» (В.И. Шаховский). Эмотивность рассматривается как такой компонент в значении языковых единиц (слов, высказываний), который отражает отношение субъекта к обозначаемой действительности в форме психических переживаний. Словарная база эмоциональной формы мегаконцетгта «мораль / нравственность» в значительной степени описана (Л.Г. Бабенко, Т.А. Трипольская и др.). В диссертации основное внимание уделено грамматике высказывания как форме выражения эмоции с этическим основанием. Сложность лингвистического моделирования в данном случае заключается в отсутствии непротиворечивой теоретической базы для исследования «нелексической» эмотивности и отсутствии понятия «эмоциональной грамматики». Имеющиеся концепции экспрессивного синтаксиса (В.В. Виноградов, А.Н. Гвоздев, А.П. Сковородников и др.) обращены к несколько другому объекту — выразительному приему письменной речи.

Исходной гипотезой описания была следующая: существуют общие конструктивные принципы, которые организуют эмоциональность разговорной речи и экспрессию вторичных синтаксических конструкций - приемов (повтора, парцелляции, умолчания и др.). Состояние эмоционального возбуждения является фактором, который: а) ослабляет контроль за информативной стороной высказывания, так что говорится «лишнее» и не говорится «необходимое»; б) усиливает дискретность, разорванность синтаксической организации. Известные «выразительные приемы» письменной речи отражают данные свойства и могут рассматриваться как языковые маркеры эмоциональности. Свойственная языку эмоций избыточность оформляется скоплением в одном высказывании однофункциональных частиц, лексическими повторами, приемом градации. Самоперебивы и заминки эмоционального устного дискурса в письменной речи оформляются как приемы умолчания и парцелляции.

Языковая репрезентация эмоций с этическим основанием, с одной стороны, обнаруживает общие свойства грамматики и семантики эмоций. В высказываниях из' картотеки реализуется ряд общеязыковых средств эмотивности: восклицания, модальные частицы, вводные слова и др. В совокупности данные средства подтверждают идею повышенной неизосемично-сти языка эмоций: задействованные лексико-грамматические средства регулярно используются не в системно-языковых значениях, а смысл целого высказывания не складывается из значений составляющих его компонентов. С

другой стороны, эмоции с этическим основанием выражаются с помощью специализированных лексико-грамматических средств, что еще раз подтверждает мысль: этическое не только выражается в языке, но и замечается самим языком. Специализированными средствами являются некоторые стереотипные высказывания, фразеологизированные синтаксические конструкции с чтобы, ложные вопросы-осуждения.

Символ представляет собой сплав остальных форм существования концептуальной информации. По-видимому, нет четкого языкового критерия, способного отграничить символ от устойчивого образа. В работе символ трактуется как знание надындивидуальное, «неистинное» (мифологическое), представленное в образе, обращенное к значимому для членов лин-гвокультурного сообщества объекту действительности и потому эмоционально ими переживаемое. Когнитивные структуры, имеющие статус символа, объективируются в языке, главным образом, перечнем ключевых слов и наиболее устойчивых метафор культуры. В анализируемом материале символическая форма бытования мегаконцепта представлена корпусом метафорических выражений, репрезентирующих наиболее «откристаллизован-ные» образы этического сознания. Признакам символа отвечают некоторые из зооморфных образов ('жестокий человек — зверь); образов пространства ('подлый человек - низкий). Статус символа может быть также приписан оп-позитивным типовым ассоциациям с прототипами красивый — некрасивый, светлый — темный, чистый — грязный, здоровый — больной, мягкий - черствый/ твердый, холодный — теплый, дорогой — дешевый. Данные образы, как никакие другие, отчетливо организованы в двучленные оппозиции, подчеркивающие противопоставление добра и зла в этическом сознании. В типичном случае они репрезентируются одними и теми же языковыми средствами — семантически мотивированными словами, причем главным образом переносными значениями прилагательных. Отсюда признаковый характер ассоциаций, а следовательно, возможность соотнести признаковую ассоциацию с неограниченным множеством «объектов» - проявлений человеческой личности. На языковом уровне это означает широкую сочетаемость образного ЛСВ каждого из слов. Детально проанализирован символ правильного пути. Показано, что физическое перемещение в пространстве манифестирует ар-хетипическую идею выбора пути как нравственного выбора.

В выводах по данной главе отмечено, что наивной этике как референтной области и отображающему ее концепту адекватны средства непрямой номинации. Данное положение обосновывается не только доминированием образной ассоциации. Репрезентация эмоций с этическим основанием щироко использует сигналы «невыразимости», а также специализированные на выражении этических смыслов косвенные высказывания. Материалы главы подтверждают, что наивная мораль как референтная область вычленяется языковой формой; во-первых, уникален корпус ее типовых образных

ассоциаций; во-вторых, язык располагает специфическими лексико-грамма-тическими средствами означивания эмоций с этическим основанием.

Хотя акцент здесь делался на форме, компонент «содержательная» по определению не мог не затрагиваться. В итоге описанный материал уточняет и дополняет сведения о смысловом наполнении мегаконцеша «мораль / нравственность», приведенные во второй главе. В частности, в устойчивых образах-символах русской культуры мораль представлена как оппозиция добра и зла. Таким образом, если этическая норма, как показано во второй главе, входит в трехчленную оппозицию сверхдолжного — нормативного - ненормативного, то этическая оценка располагается вокруг двух центров-полюсов.

В четвертой главе «Инвариантные свойства наивной этики н их социумные вариации: моделирование по дискурсу» материал рассматривается в социокультурном аспекте. Современная философия, социология, культурология констатируют неоднородность морального сознания, проявляющуюся в синхронном существовании, наряду с общенациональной этикой, этик отдельных социумов. В понятии социума актуален такой параметр, как обьединенность входящих в него людей одним признаком. По данному параметру социум противопоставлен национально-лингво-культурному сообществу, объединяемому совокупностью признаков (В.В. Красных), Национал ьно-лингво-культурное сообщество и социум предстают в исследовании как носители соответственно этического инварианта (точнее, его отдельных черт, реконструированных во второй и третьей главах по данным словаря и грамматики) и его вариаций, выявленных в ходе исследования дискурсов в данной главе.

Специальное внимание уделено языковой манифестации идеи множественности этических кодексов. Показаны способы ее концептуализации в современном русском языке: адъективно-субстантивные сочетания женская гордость; сочетание стыдно, неудобно + наименование лица по социальной роли в дат. пад.(стыдно молоденькой девушке...); частица А еще + наименование лица по социальной роли (А еще комсомолец!) и другие.

В отдельном параграфе эксплицированы теоретико-методические основания для моделирования представлений. Представление определяется как форма знания, которая вырабатывается на основе практического опыта индивидуума или социума, бытует в индивидуальном или коллективном сознании как перцептивные впечатления, предполагает существование прототипа (прототипической ситуации) и обладает ограниченной достоверностью. Особенность стереотипного представления заключается в том, что это а) «суперфиксированное, суперустойчивое представление» (Ю.Е. Прохоров); б) представление, которое характеризуется минимизацией информации о каком-либо предмете или явлении.

Воплощаясь в речи, представления не находят прямого соответствия среди феноменов языковой системы. В то же время их лингвистическая не-

релевантность относительна, если принять во внимание комплекс языковых средств, взаимодействующих в пространстве дискурса. Очевидные «претен-денггы» на роль репрезентантов представления - лишенные образного содержания «вещные» слова (языковое выражением предметного содержания), а также глаголы с семантикой физического действия. Прототипическая ситуация естественно маркируется лексемами пример, например; апелляция к собственному опыту - использованием в.тексте местоимений первого лица и других дейктических средств, соотносимых с говорящим.

Как говорилось выше, социумные реализации этического инварианта рассматриваются на материале этического дискурса современного школьника, «народных мемуаров», а также образцов нехудожественной письменной речи представителей гуманитарной интеллигенции.

В первом параграфе реконструируется этика ребенка - выявленные КС-фреймы, содержательные формы мегаконцепта, важнейшие ценности. Материал рассматривается с позиций онтогенеза наивной этики и ее языка.

В речи младших школьников присутствуют и своеобразно проявляются такие КС, как нормативность, оценочность, рефлективность, генерализация. Характеризуя их моральное сознание с точки зрения содержательных форм концептуальной информации, следует говорить о доминировании представления. В рассуждениях о хорошем и плохом человеке используются конкретно-предметные имена, имеющие к тому же конкретную референцию: Плохой человек / это когда две девочки сидят, а он их дернет за косички. Среди представлений выделяется группа стереотипных. Два стереотипа сознания, нашедшие отражение в речи школьника этого возраста, наиболее очевидны. Во-первых, хороший человек помогает, а плохой не помогает переходящему через дорогу или стоящему в автобусе пожилому человеку (бабушке, реже дедушке). Во-вторых, в качестве эталонной приводится коммуникативная ситуация, то есть хороший / плохой человек представляется ребенку человеком говорящим. При этом дети маркируют этическое содержание выразительной интонацией, с которой передается содержание прямой речи после глаголов «сказать», «говорить»: Бабушке надо перейти/ он скажет/ сама перейдешь. Случаи репрезентации наивного понятия в речи детей 7-9 лет единичны. У первоклассников наблюдаются отдельные попытки понятийно осмыслить незнакомые слова из этического словаря. Проявление данного процесса мы видим в стремлении оттолкнуться от внутренней формы таких слов, как порядочный (ассоциируется с порядок) и ответственный (ассоциируется с отвечать в прямом значении слова). На обращение к логическим структурам сознания указывает использование синтаксической конструкции Р- это... Однако во всех случаях попытка предъявить понятие оказывается неудачной, поскольку синтаксис дефиниции неизбежно трансформируется в синтаксис примера, а понятие — в представление: Плохой человек/это тот/который деты построили домик/а он поломал.

Данный материал обнаруживает существенное совпадение с «взрослым» наивным сознанием. Из перечня составляющих зрелой морали (чувства, намерения, действия) на данном этапе развития личность выделяет лишь последнее — действия, поступки. Они же наиболее актуальны для русского человека, если основываться на данных этического словника. Зло понимается как недостаток добра: слово бес-корыстный первоклассники, не знающие его значения, трактуют исключительно как пейоратив (Деревья ломает. Вещи разбрасывает). Этические оценки сближаются с интеллектуальными и эстетическими, наличествует зоометафора. Стереотипные представления младших школьников о моральном / аморальном содержат смыслы, аналогичные тем, которые репрезентированы прецедентными высказываниями и языковыми клише русского языка. При том, что «ситуация с бабушкой» демонстрирует социумное представление, которое обнаруживает детский взгляд на вещи и по-детски выражается, оно отвечает коренным представлениям русских о добре и зле. Ср. с известным высказыванием из «интеллигентской речи»: <гМерилом морального состояния общества является его отношение к старикам». Кроме того, в этом возрасте транслируются культурно-специфические нравственные ценности. Учащиеся 1—3 классов явно выделяют концепт «друг», причем в ядре концепта оказываются те же смыслы, что н во «взрослом» представлении о дружбе (дружба должна пройти испытание бедой, опасностью). Если на ранних стадиях онтогенеза формируется ядро языкового сознания (в нашем случае — этического фрагмента), то детская речь подтверждают ядерное положение многих выявленных когнитивных структур, реконструированных в работе по данным словаря и грамматики.

Анализ сочинений школьников 5-х и б-х классов обнаруживает актуализацию оценочности и нормативности, часто принимающих форму императива и запрета. Использование эксплицитных средств нормативности (не нужно ссориться, надо не быть жадным, надо не грубить, не огорчать, не делай плохих дел, будь вежлив, помоги) отмечено в 50 % от всех сочинений. Гипертрофированность указанных черт рассматривается как «социум-ная вариация», причину которой следует искать в особенностях возрастной психологии. Наступление среднего школьного возраста характеризуется также сменой доминантной формы морального сознания. Представления с выраженной предметной составляющей уступают место наивному понятию, вследствие чего текст типичного сочинения насыщается этическими предикатами - абстрактными по своей сути лексическими единицами, которые обобщают, интерпретируют некие жизненные ситуации. Соответственно меняются жанровые характеристики текста: вместо истории из жизни (1—3 класс) авторы большинства сочинений предлагают рассуждение. Появляется синтаксическая форма дефинитивного текста: Р — это... Формально дефиниция нередко трансформируется в представление: - это когда... Однако нереферентность имен, ирреальная модальность, кванторные слова со зна-

чением всеобщности, генеритнвный регистр речи репрезентируют именно понятие - отражение мыслью существенных свойств и отношений объекта действительности. Для меня справедливость - это когда человек сделал плохой поступок и ответил за него или покаялся в нем.

Преобладание понятийно-логического компонента сохраняется и в сочинениях школьников старшего возраста.. Об ослабленности этических представлений у школьников 5-11-х классов свидетельствует следующее: даже те фрагменты сочинений, которые квалифицируются самими авторами как примеры морального / аморального поведения (они начинаются с например), строго говоря, таковыми не являются: Вот, например, о толкучке в автобусе. В это время каждый думает о себе. Всем наплевать на других. Хоть ты упадешь на автобусной лестнице, никто даже не заметит. Содержательность представлений снижается за счет насыщенности текста языковыми штампами, то есть клише, теряющими для адресата информационную нагрузку (Т.М. Дридзе). Таковы в примере выражения каждый думает о себе, наплевать на других, упадешь — никто даже не заметит. За редкими исключениями, представления имеют характер стереотипа. Для 22 % авторов сочинений (от возраста и темы сочинения показатель практически не зависит) моральная сущность человека определяется тем, поможет ли он другому в трудную минуту, придет ли на помощь в трудной ситуации. Так, выражение готовность помочь в трудную минуту включается в определение понятия «честь» (10 класс). Повторяются стереотипы, характерные для морального сознания младших школьников. Индивидуальное в представлениях связано главным образом с эмпирически переживаемыми ценностями. Наиболее освоен ценностный концепт «семья». Примеры иного рода немногочисленны. Образы также стандартны и сводятся, главным образом, к сопоставлению аморального человека с животным (17 % сочинений).

Формирование языкового сознания в школьном возрасте протекает главным образом как освоение субъективно-личностных смыслов. Тот факт, что степень присутствия последних в целом невысока, не расценивается в том смысле, что моральные концепты авторами сочинений «не переживаются». Язык не единственная форма репрезентации знаний и представлений, а мораль — чрезвычайно сложная в плане вербализации область, требующая не только жизненного опыта, но и особых риторических умений. «Переживание» моральных концептов у школьников, как и у многих взрослых людей; осуществляется главным образом за границами языка.

В отдельный параграф выделены когнитивные наблюдения над отрицательным материалом. К нему, кроме ненормативных фактов речи, условно отнесены фрагменты, культурно-речевая претензия к которым может быть вызвана особенно высокой повторяемостью содержания и способов его выражения — «шаблонностью». Общепринятый тезис о роли отрицательного материала для выявления системных явления языка гипотетически экстра-

полирован ма те когнитивные сущности, которые языком репрезентированы. Иначе говоря, «типичные ошибки» и «общие места» рассматривались как выражение «духовного бессознательного» в сфере этики. Выделены три момента. 1. В том мире моральных отношений, который моделирует ребенок, господствуют условные связи, маркируемые в текстах высокочастотной скрепой если. Как известно, зависимость «то-то есть условие того-то», во-первых, традиционно значима для русского сознания, а во-вторых, отражает этические ситуации, когда «человек влияет на события своей нравственностью» (В. В. Кол eco в). 2. Глаголами, с высокой частотностью употребляющимися как в нормативных, так и в ненормативных высказываниях, являются делать/ сделать, а также идти и его синонимы. В сочинениях нравственной тематики типичны выражения типа сделал хороший поступок, если тебе сделали плохо, зависть не делает ничего хорошего, соотносящие некоего субъекта с ситуацией предельно общего действия и такой же обшей оценкой. И то и другое соответствует компонентам нормативных выражений совершить (общее действие — Н.О.) плохой поступок, хорошо сделал, что...Вершинная позиция дела в этической иерархии народа и общие оценки хороший, плохой, в норме выступающие применительно к человеку как этические оценки, в любом случае являются когнитивно-языковыми «опорами» для подобного рода ошибок, какие бы одугие факторы ни срабатывали в данном случае. Еще заметнее когнитивная обусловленность ненормативных выражений с глаголами движения. Человек, оказавшийся в ситуации морально-этического плана, в представлении школьников куда-то идет: Если ты идешь поулице и встретил своего друга, не бей его за то, что он что-то сказал не так, он может через месяц подойти и попросить о помощи; У тебя ничего не будет, будешь только ходить и завидовать. В данном случае автор мыслит и излагает с неосознанной ориентацией на этическую константу пути как нравственного выбора. 3. При том, что образность в сочинениях школьников — большая редкость, к образу животных дети обращаются зачастую неоправданно: *жить как человек — для животных недосягаемая планка, "животные редко что-то дарят другому. Отрицательный речевой материал (ошибки, штампы) порождается интуитивными, глубинными этическими знаниями и представлениями, которые, «прорываясь» через поверхностно-языковую неосвоенность, обнаруживают свое присутствие в сознании школьника.

Черты этики «простого человека», существенные в аспекте решаемых в данной главе проблем, проанализированы во втором параграфе. Тексты отражают этическое сознание людей, которые прожили большую часть жизни при советской власти, но, с другой стороны, унаследовали и традиционные национальные ценности. Смена этических ориентиров, будучи приметой последних полутора десятилетий, не отразилась на мировоззрении авторов. Воспоминания М.Н. Колгаковой, написанные в 90-х гг. XX в., отражают те же свойства социумной этики и ее языка, что и остальные источники,

время создания которых — 80-е гг. Акцент на «сквозных», категориальных смыслах наивного сознания и содержательных формах концептуальной информации оставил за рамками исследования те фрагменты народной этики, которые не выражены в мемуарах системно. Имеется в виду, в частности, вопрос о религиозности простого человека. Тот факт, что В.А. Плотников — атеист, а М.Н. Колтакова — верующая, становится очевидным из содержания их мемуаров, но данные сведения не концептуализируются языковой формой в том смысле, который принят в диссертации.

Язык этики как совокупность специализированных средств, и в частности «словарь этики», в народных мемуарах ограничен и относительно слабо востребован. Крайне редко используются этические предикаты — номинации моральных ценностей и антиценностей. Мемуаристы «из простых людей» тяготеют к объективным формам повествования. Каковы бы ни были причины этого, на материале народных мемуаров не подтверждается тезис А. Вежбицкой «о любви русских к моральным суждениям».

Одной из важнейших особенностей наивной этики «простого человека» является признание моральной ценностью труда. Взаимное проникновение концептов «мораль / нравственность» и «труд / работа» явно закрепляется в функционировании существительных помочь, подмога. Труд не просто одна из моральных ценностей, но важнейшая смысложизненная категория. В многочисленных вариациях демонстрируется пересечение концептов «жить» и «работать». Смысл «работать естественно» с очевидностью проявляется в том, что труду приписываются те же свойства, что и природным явлениям: Настала осень и Работать пора настала. В грамматике тех текстовых фрагментов, где описан процесс труда, нет следа «пассивности» человека. Здесь высокочастотны акциональные глаголы, а также активные синтаксические конструкции: Все делала Сено косила, ометы метала, пшеницу убирала. В контексте категорий жизни и работы главным образом проявляет себя нормативность — ключевая когнитивная структура морального сознания. Способом ее выражения является предикативное наречие надо (надо жить, работать).

За пределами речевой концептуализации смысла «труд — категория нравственная» находится небольшой корпус высказываний с номинациями моральных ценностей. Среди них количественно выделены стыд и жалость — ценности из разряда не «общественных», а '«личностных» (генетически христианских) добродетелей. Упоминания о других ценностях единичны. В перечне обозначенных специальным предикатом моральных ценностей отсутствуют такие категории, как воля и свобода. Синтаксически регулярно выражается смысл «действие не по своей воле». Мемуары изобилуют неопре-деяенно-личными предложениями с каузативными глаголами. Идея внешней, помимовольной' каузации действий субъекта-лица выражается в сравнительно небольшом списке глаголов (одних и тех же у всех авторов); (Х-у)

дали, давали, выдали, отдали, платили, (уХ-а) забрали, выгребли, отобрали, отбирали, (Х-а) взяли, забрали, повели, увезли, гоняли, погнали, прогнали, угнали, не выпустить распустили, под зад толкали, посадили, освободили, отпустили. Волюнтивное начало сосредоточено в неопределенном множестве лиц, представляющих государство. Особенно высока частотность высказываний с внешней каузацией движения. Если жизнь конвенционально концептуализируется как движение, то, по свидетельству народных мемуаристов, «простой человек» зачастую не просто перемещается, но и живет не по своей воле.

Особенности концептуализации наивной этики в народных мемуарах обусловили выделение в отдельный раздел наблюдений над «жизненными установками» их авторов. При том, что последние скупы на «моральные суждения» с этическими предикатами, имя концепта «жизнь» высокочастотно. В синтагматике, парадигматике, отчасти в эпидигматике этого слова, в модально-временной парадигме высказываний с именем «жизнь» обнаруживаются мировоззренческие, в том числе этические позиции. Наиболее очевидная из них — приятие естественного хода вещей. Представляется, что данная формулировка характеризует мировоззрение русского человека точнее, чем термин А. Вежбицкой «фатализм». Метафора движения ход вещей предпочтительнее слова судьба в силу того, что в самом речевом материале последнее не используется, зато в нем ярко выражена идея движения жизни. У В.А. Плотникова глагол прийти в значении «наступить, настать, возникнуть» не только частотен в сочетаниях со словами весна, осень, но и встречается в таком, например, высказывании: Пришла пора жениться. Естественный ход жизни передается фазовыми глаголами начали, продолжили,. стали (дальше) в сочетании со словом «жизнь»: Зажили хорошо; не умерли и так дальше стали продолжать. Другие мировоззренческие установки — аскетизм, духовность, представление о том, что жизнь должна быть наполнена внутренним содержанием, а также оптимизм и выраженное жизнеутверждающее начало. Показательны клише из русской разговорной речи: Живи и радуйся! Жить-то надо.

Исследование черт народной морали в свете национального инварианта показало, что наиболее «прописанной» мемуаристами является идея соборности. Не используя имени данного концепта, авторы нередко обращаются к его сниженно-жнтейскому прообразу — глаголу собираться. Простой человек «не один» прежде всего в реальном, физическом пространстве жизни — дома, в поле и т. д. В высказываниях с глаголом собираться выражается этот самый поверхностный слой соборности. На поверхностно-речевом уровне выражается и собственно этическая ипостась соборности — идея объединения людей на основе духовного, душевного родства: Можно сказать, одной семьей жили. В лингвистическом плане интересны организованные в систему неявные маркеры соборности. Мемуаристы активно

пользуются синтаксической конструкций местоимение «мы» + приложение, где позицию приложения занимает обозначение некой социальной группы (мы, бабы; мы, девчонки; мы, мальчишки). Ослабление личностного начала, акцентуация коллективного проявляется на уровне грамматической организации высказываний. При множестве акциональных глаголов производитель действия эксплицируется непоследовательно, что приводит к нейтрализации категорий лица (я-они) и числа (я-мы). Такая инвариантная черта этического сознания, как субъективность, напротив, неактуальна. В народных мемуарах не эксплицируется модус мнения. Нормативность, вопреки ожиданиям, также не проявляется более или менее отчетливо. Как показано выше, единственным маркером нормативности является наречие надо, которое чаще всего употребляется с предикатами «жить», «работать» и гипонимами последнего (сеять, пахать и др.). В этике простого человека моральная норма предстает в своем первозданном виде — как обычай, следовать которому не столько дблжно, сколько естественно. Этической оценке человека в народных мемуарах не чуждо рациональное начало, проявляющееся в указании на мотив. Среди других инвариантных когнитивных структур морального сознания представлена рефлексивность. Мемуаристы из народа не комментируют этические категории и не рассуждают о словах из этического лексикона, однако, так же как в детской речи, актуально представление о том, что доброе и злое начала в человеке выражаются в речевом общении. В контексте этической семантики оказывается востребованным глагол говорить и отдельные «речевые рефлексы».

Что касается формы, в которой репрезентировано этическое сознание простого человека, то необходимо отметить следующее. Открытая эмоциональность с этическим основанием не характерна ни для одного из проанализированных текстов, хотя не чужда им совершенно: чувство гордости, возмущения, обиды выражаются, как правило, в описаниях процесса, результата и оценки труда. Эмоциональность концепта «труд» подтверждает его статус важнейшей смысл ожизненной категории. Образы единичны и относятся к конвенциональному инварианту: Лесникам был зве^ь, а не человек. Акцентировано символическое представление о жизни-пути. Речевые контексты глаголов движения делятся на две труппы: нейтральные (инвариантные) и разговорно-просторечные (социально маркированные). Вторые представляют наибольший интерес: В партию, в комсомол пошли [вместо вступили], а в чужой амбар залезут — тушу мяса утащат. Мне тринадцать лет подошло [вместо исполнилось], как началась война. И меня погнали [вместо отправили] на работы.... Я пошла в лес, липы срубила, свила кнут — и пошел!

Наивная этика репрезентируется прежде всего в индивидуальных и коллективных представлениях о жизни. Вычленяются повторяющиеся у всех авторов стереотипные представления о правильной жизни. Самое устойчивое из них — жить, преодолевая трудности, — работать — растить и вырастить.

«поднять» детей. В мемуарах М.Н. Кол таковой означивается еще один стереотип морального сознания — представление простой русской женщины о «хорошем» человеке. Имеется в виду релятивно обозначенная норма «не курит, не пьет».

Описание этики интеллигенции в третьем параграфе основано главным образом на материале этического дискурса «Зеленых тетрадей» писателя и драматурга Леонида Зорина. Поскольку дискурс каждой личности от- , ражает три структуры знаний и представлений — не только инвариант и его социумную вариацию, но и индивидуально-личностный «слой», необходимо было разграничить черты «этики интеллигенции» и особенности этического сознания конкретной личности. Поэтому для сопоставления с «Зелеными тетрадями» рассматривались другие источники. В результате привлечения текстов ряда авторов выяснилось, в частности, что концептуализация признаков талантливый и бездарный как этических характеристик является социум ной чертой интеллигентской этики, а концептуализация деятельности как суеты и соборности как антиценности (сборища) — индивидуальной особенностью Л. Зорина. Анализу данного материала посвящены специальные разделы.

Отмечено, что речевая репрезентация этики интеллигенции отличается двумя противоположными свойствами. С одной стороны, интеллигентский дискурс насыщен этическими предикатами — прямыми средствами номинации этических категорий. С другой стороны, его можно охарактеризовать как в значительной степени непрямую коммуникацию, в которой нравственные оценки выражаются за пределами системно-языковых средств.

К акцентированным когнитивным структурам относится нравственная рефлексия. Этическая мысль Л. Зорина парадоксальна. В свете сопоставления с инвариантом данная особенность рассматривается как своеобразное эстетическое проявление противоречивости любой этической системы и особенностей языка этики вообщеГВ «рассуждениях о словах» парадоксом оборачивается характерное для общеязыкового инварианта ослабление номинативно-репрезентативной функции этического предиката, своеобразное отделение знака от референта: Любимое слово подонков — нравственность. Отражен в этическом дискурсе Л. Зорина и такой инвариантный аспект КС «рефлексивность», как связь этики с коммуникацией, проговаривание этических оценок, прагматическая значимость слов из этического лексикона. Например, в «Зеленых тетрадях» этический предикат нередко квалифицируется как орудие языковой лжи: Процесс известен: мысль заменяют идеей, идею — идеологией, идеологию — фразой. Нравственная рефлексия взаимосвязана с генерализацией (возведением к общему) и рациональным началом.

Не концептуализируется такая важнейшая когнитивная структура . этического инварианта! как нормативность (данный факт осознается Л. Зориным и объясняется несовместимостью нормы и таланта). В то же время

явным образом выделена оценочность, Поскольку этические предикаты интерпретируют и обобщают, этические оценки - это тоже рефлексия, но только такая, которая непосредственно соотносится с жизненными ситуациями, окружающими людьми. Отсюда понятно, что отвлеченные рассуждения о добре и зле и моральные оценки - две стороны одной сущности, два следствия безусловного интереса русского интеллигента к вопросам морали. Социумная принадлежность такой черты, как открытая оценочность, подтверждается всеми без исключения источниками.

Иллокуция оценочных высказываний представителей гуманитарной интеллигенции зачастую осложняется эстетическим компонентом. У Л. Зорина выразительным средством косвенной оценки в типичном случае является ирония, создаваемая на когнитивном уровне соединением далеких друг от друга фреймов, на языковом - употреблением слова в смысле, обратном буквальному, и столкновением лексики различных стилистических пластов. Частным случаем непрямой оценочности являются портретные зарисовки. Конвенциональный характер ассоциации «внешность — моральная сущность» общепризнан (см. мифологему «добродушный толстяк»). Имплицируя этическую характеристику, Л. Зорин активно использует указанный тип ассоциации, но не воспроизводит конкретные стереотипы. Иногда авторский способ обращения со стереотипом квалифицируется как отталкивание от него: Невинный девичий колокольчик, хрупкая девичья беззащитность, и вдруг блеснули свинцовым холодам опытные глаза примадонны. Чаще, однако, типичный образ не просматривается вовсе. Непрямая оценка у Л. Зорина всегда негативна. Положительная характеристика рациональна, как правило, мотивирована и тяготеет к экспликации.

Утверждение о значимости в этике интеллигенции КС «субъективность» в работе обосновывается тем, что субъектная перспектива интеллигентского этического дискурса — наиболее глубокая, а формы дистанцирования говорящего от других авторизаторов - максимально разнообразные. В «Зеленых тетрадях» субъективность обнаруживается в приеме столкновения в границах небольших фрагментов текста различных субъектов-носителей этических позиций. В высказывании Когда Вольтер призывал раздавить гадину, он думал о тех, кто именем Бога творил и оправдывал зло на Земле насчитывается четыре субъекта этической оценки. Лингвокультурная компетенция автора «Зеленых тетрадей» позволяет ему выразить свое отношение к этической позиции значительного количества реальных исторических личностей. Автор либо подтверждает чужими словами собственную точку зрения, либо интерпретирует и развивает позицию авторизатора, либо комментирует ее как оппонент. Дистанцирование от чужих мнений осуществляется в разнообразных формах, в том числе в форме интеллектуальной игры с читателем.

Исследованию содержательных форм концептуальной информации посвящен раздел «Мыслимое и переживаемое. Выраженное и невыразимое».

Подробный анализ одного из фрагментов «Зеленых тетрадей» (в диссертации данный эпизод условно назван «Великий человек») выявил общую картину. Констатируется сильное и одновременно ограниченное в своих возможностях рационально-понятийное начало; представления, реагирующие на стереотипы этического сознания и включающие обширный культурный фон; эксплицитная оценочность и открытая эмоциональность; образность, которая не сводится к простой ассоциации, а, взаимодействуя с другими формально-смысловыми компонентами текста, перерастает в художественный образ.

В контексте решаемых в диссертации задач последнее замечание важно, поскольку фасцинация — всегда продукт непрямой коммуникации, типичной для креативной языковой личности. А такими языковыми личностями, несомненно, являются и Л. Зорин, и другие авторы - представители гуманитарной интеллигенции. В зависимости от жанра и индивидуальных особенностей пишущего автора избирается тип непрямой коммуникации и ее лингвистические ресурсы. В свою очередь, то, что интеллигентский этический дискурс в значительной степени выстраивается как непрямая коммуникация, адекватно объекту номинации и транслируемым типам смыслов (оценке, эмоции, фатическим смыслам, катарсису). Передача такого содержания у нераз-внвшейся языковой личности затруднена и, как показывают школьные сочинения, нередко приводит к коммуникативным неудачам. «Простой человек», по крайней мере в своей письменной речи, вообще избегает темы морали. Система ценностей и главные смысложизненные вопросы в его дискурсе транслируются как «притекстовая информация» (М.Ю, Федосюк), не планируемая для передачи автором. У интеллигента же непрямая коммуникация — зачастую результат осознанного применения дискурсивной техники.

Сделанные наблюдения уточняют вывод Ю.С. Степанова о том, что «в современном русском обществе основной нравственный закон ближе всего к этике интеллигенции». По данным языка этики XX века (его словаря и грамматики) и интеллигентского этического дискурса, взятого в некоторых образцах, «основной нравственный закон» совпадает с этикой интеллигенции в отдельных существенных чертах. Имеется в виду этическая ориентация ментальности этноса и интеллигентского социума, то есть то важное место, какое нравственность занимает в мировидении русского человека вообще и интеллигента в частности. Так же, как в системе языка, в этическом дискурсе интеллигенции мораль представлена на двух уровнях — уровне морального сознания (рефлексия) и нравственной практики (оценочность). Номинативной разработанности этического словника в русском языке соответствует высокая частотность и лексическое разнообразие этических предикатов в разножанровых текстах представителей интеллигенции. Те же параллели можно провести между системой неспециализированных средств выражения отдельных когнитивных структур (язык) и реализацией этих ресурсов (непрямая коммуникация в интеллигентском дискурсе).

В Заключении прокомментированы основные положения диссертационной работы. О том, что отображаемая сознанием и языком действительность влияет на формы, способы, «модусы» ментальной и языковой репрезентации, свидетельствует наполнение семантических моделей, а также результаты реконструкции содержательных форм мегаконцепга «мораль / нравственность». Морально-этическая ориентация русской ментальности-духовности подтверждена новыми языковыми аргументами. Наличие в исследованных временных границах соборного сознания концептуализируется языком и подтверждается его функционированием. Осторожность некоторых этнопсихологических тезисов в значительной степени обусловлена противоречивостью полученных данных. «Склонность русских к моральным суждениям» является не столько общенациональной чертой, сколько особенностью русского интеллигента. Русская наивная этика одновременно рациональна и иррациональна. В целом языковые данные подталкивают к суждениям об этике в модальности предоставляемой языком возможности. Смысловые «ножницы» между семантическими категориями и этическими понятиями, в том числе абстрактными, обусловливают построение модели-интерпретации, в определенной степени приближенной к оригиналу. В диссертации апробировано сопоставление результатов, полученных на основе разных источников (семантика языка, содержательное наполнение речи, философская рефлексия). В лингвистических тезисах работы содержится понимание того, что в исследовательских поисках необходима преемственность. Полученные данные корректируют представления о системном подходе в лингвистике и так называемом системно-языковом значении. Показано, что одной из граней многомерной, «многофокусной» системности языка является системность единиц, организованная вокруг определенной референтной области и отображающего ее концепта. Осмысленный в диссертации феномен локальных системных значений расширяет представление о лингвистических ресурсах косвенности.

Содержание диссертации отражено в публикациях, основные из которых следующие:

1. Наивная этика: лингвистические модели. Омск, 2005.266 с. (Монография).

2. Лингвистическое моделирование как метод исследования наивной этики // Гуц E.H., Орлова Н.В. Этнос и социум: лингвистические модели сознания. Вестник Томского государственного университета. Бюллетень оперативной научной информации. № 37. Октябрь 2004. С. 6-2$.

3. Школьное сочинение в свете некоторых черт наивной этики русского человека // Гуц Б.Н., Орлова Н.В. Этнос и социум: лингвистические модели сознания. Вестник Томского государственного университета. Бюллетень оперативной научной информации. № 37. Октябрь 2004. С. 29-61.

4. Иррациональны лн русские? (Свидетельства языка этики) // Гуц Е.Н., Орлова Н.В. Этнос и социум: лингвистические модели сознания. Вестник Томского государственного университета. Бюллетень оперативной научной информации. № 37. Октябрь 2004. С. 87-97.

5. Косвенные номинации ситуации эмоционального отношения (на материале высказываний о любви) // Функциональная семантика слова: Сб. науч. тр. Свердловск. 1992. С. 26-31.

6. Явное и подразумеваемое в высказываниях о любви // Славянские чтения. Духовная культура и история русского народа. Матер, докл. науч,-практ. конф. Вып. IV. 4. I.Omck, 1995..С. 10-16:

7. Коммуникативная ситуация — речевой жанр — языковая личность К Жанры речи - 2. Саратов, 1999. С. 227-235.

8. Косвенность как черта языковой картины мира // Лингвистический ежегодник Сибири. Красноярск, 2000. С. 51-59,

9. Этические оценки // Язык. Человек. Картина мира. Лингвоантропо-логические и философские очерки (на материале русского языка). Часть 1. Омск, 2000. С. 47-58.

10. Этика и этикет: прагматические функции непрямых номинаций // Язык. Человек. Картина мира. Материалы Всероссийской научной конференции. Часть 1. Омск, 2000. С. 190-193.

11. Лексемы «добро» и «зло» и их производные по данным словарей различного типа // Miscellanea: памяти А.Б. Мордвинова. Омск, 2000. С. 155169.

12. Моральные ценности в русском языковом сознании (на материале речи интеллигенции)//Вестник Омского университета. № 1.2001. С. 57-60.

13. Онтогенез этического сознания ребенка по данным речи // Вестник Омского университета. 2001. №2. С. 57-60.

14. Жанр и тема: об одном основании типологии//Жанры речи. Вып. 3. Саратов, 2002. С. 83-92.

15. По чьей воле? (Когнитивный анализ народных мемуаров) // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Вып. 5. М., 2002. С. 81-87.

16. Толковый словарь как источник реконструкции этического сознания ft Язык. Время. Личность. Социокультурная динамика языковых явлений в общенародных и личностных репрезентациях. Омск, 2002. С. 73-77.

17. Моделирование картины мира по словарю: неявные формы ов-нешнения наивной этики // Человек. Язык. Культура. Межвузовский сб. статей. Вып. 3. Курск, 2003. С. 59-65. ,

18. Модель этического дискурса личности//Языковое бытие человека ' и этноса. Выпуск 6. Москва; Барнаул, 2003. С. 167—177.

19. Язык теоретической этики и язык наивной морали в аспекте проблемы прямых / косвенных языковых средств // Прямая и непрямая коммуникация. Саратов, 2003. С. 253-263.

20. Образ антигероя в словаре // Язык. Этнос. Картина мира. Выпуск 1. Кемерово, 2003. С. 151-159.

21. Формы репрезентации этического сознания в толковом словаре // Языковое сознание. Устоявшееся и спорное. XIV Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации. М., 29-31 мая 2003 г. С. 193-194.

22. Динамика морального сознания: новые смыслы этических предикатов // Актуальные проблемы русистики. Материалы Международной научной конференции (Томск, 21-23 октября 2003 г.). Выпуск 2. Часть 1. С. 241245.

23. Детская речь как транслятор этических представлений русских // Русский язык. Исторические судьбы и современность. Сборник трудов и материалов Международного конгресса по русскому языку. М.: МГУ. 18-24 мая 2004 г. С.102.

24. Мораль в представлении школьника: анализ сочинений // Языковое быгие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Вып. 8. Москва; Барнаул, 2004. С. 132-136.

25. Моральные концепты и их репрезентация в онтогенезе (по данным школьных сочинений) // Мир русского слова. 2004. № 2. С. 54-58.

26. Системообразующая семантика пространства в языке этики // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Вып. 7. Москва, 2004. С. 147-150.

27. Мораль в коммуникативном и номинативном пространстве жизни (по данным современного русского языка) // Вестник Омского университета. 2004. № 3. С. 124-128.

28. Школьное сочинение «на нравственную тему»: дискурсивный анализ // Филологический ежегодник. Вып. 5-6. Издание ОмГУ. Омск, 20042005. С. 194-198.

29. Грамматика эмоций: высказывания с этическими предикатами // Вестник Омского университета. 2005. № 2. С. 86-89.

Подписано к печати 07.11.05. Формат бумаги 60x84 1/16.

_Печ. л. 2,0. Уч.-изд. л. 2,4. Тираж 100 экз. Заказ 494.

Издательство Омского государственного университета 644077, г. Омск-77, пр. Мира, 55а, госуниверситет

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Орлова, Наталья Васильевна

Введение

ГЛАВА 1. Лингвистическое моделирование как способ реконструкции этнопсихологических характеристик человека.

1.1. Антропный принцип лингвистики и исследование наивной этики русского человека.

1.1.1. Наивная этика русского человека и национальный менталитет.

1.1.2. Язык как источник этических знаний: лингвистические подходы.

1.2. Объяснительные возможности лингвистического моделирования.

1.2.1. Объект и метод когнитивной лингвистики: функции моделирования.

1.2.2. Соотношение семантических и когнитивных моделей.

1.2.2.1. Когнитивная структура, концепт, значение.

1.2.2.2. Семантическое моделирование как этап в построении когнитивных моделей.

1.2.3. Проблема верификации результата

1.3. Онтология морали и проблема фактической базы исследования.

1.3.1. Мораль и эмоции

1.3.2. Этический словник

1.3.3. Грамматика наивной этики

1.4. Выводы

ГЛАВА 2. Инвариантные черты наивной морали: моделирование когнитивных структур-фреймов по словарю и грамматике.

2.0. Вводные замечания.

2.1. Нормативность.

2.2. Оценочность.

2.3. Центростремительность /центробежность. Соборность как ценность.

2.4. Генерализация (возведение к общему).

2.5. Субъективность

2.6. Рефлексивность.

2.7. Рациональность / иррациональность.

2.8. Выводы.

ГЛАВА 3. «Содержательные формы» мегаконцепта «мораль / нравственность»: моделирование по словарю и грамматике.

3.1. Вопрос о формах представления знаний в концептуальных системах.

3.2. Образ+оценка + эмоция.

3.2.0. Вводные замечания.

3.2.1. Образы пространства.

3.2.2. Образы человека.

3.2.3. Образы животных.

3.2.4. Образы пустоты.

3.3. Наивное понятие + оценка.

3.4. Эмоция + оценка.

3.5. Символ.

3.6. Выводы.

ГЛАВА 4. «Инвариантные свойства наивной этики и их социумные вариации: моделирование по дискурсу».

4.1. Языковая манифестация множественности этических кодексов.

4.2. Моделирование социумных представлений.

4.3. Этика ребенка и ее репрезентация в речи.

4.3.1. Характеристика речевого материала.

4.3.2. Онтогенез морального сознания и языка этики (отдельные черты).

4.3.2.0. Вводные замечания.

4.3.2.1. Динамика ценностей.

4.3.2.2. Динамика содержательных форм концепта.

4.3.2.3. Доминанты этического сознания школьника и особенности их репрезентации.

4.3.3. Отрицательный материал как источник когнитивных наблюдений.

4.3.4. Этика ребенка и «взрослая этика»: выводы и комментарии.

4.4. Этика простого человека по данным «народных мемуаров».

4.4.1. Характеристика речевого материала.

4.4.2. Ценности. Труд / работа как смысложизненная категория.

4.4.3. Жизненные установки.

4.4.4. Черты народной морали в свете национального инварианта.

4.4.5. Содержательные формы концепта. Стереотипные представления.

4.4.6. Выводы.

4.5. Этика интеллигенции.

4.5.1. Источники и характер материала.

4.5.2. Акцентированные когнитивные структуры.

4.5.2.1. Нравственная рефлексия.

4.5.2.2. Оценочность.

4.5.2.3. Субъективность.

4.5.2.4. Талантливый и бездарный как этические характеристики.

4.5.3. «Мыслимое» и «переживаемое». Выраженное и невыразимое.

4.5.4. Некоторые индивидуальные черты этики Л. Зорина.

4.5.4.1. Нъ соборность, но собрание /сборище.

4.5.4.2. Деятельность как суета.

4.5.5. Выводы.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Орлова, Наталья Васильевна

Сформулированный В. фон Гумбольдтом тезис о том, что «язык доказывает свою полезность как инструмент познания в науках о человеке», в современном языкознании развивается в русле ряда направлений, имеющих отчетливо выраженный антропоцентрический характер. Наивная мораль в качестве объекта исследования органична для лингвистической философии (В.В.Колесов, Ch. L. Stevenson), лингвокультурологии (А. Вежбицкая, Е.М. Верещагин., В.Г. Костомаров, В.А. Маслова, Ю.С. Степанов, Е.Ф. Тарасов, В.Н. Телия, Г.Д. Томахин, Н.Ф. Алефиренко), этнолингвистики (A.C. Герд, Н.И. Толстой) и этнопсихолингвистики (Ю.А. Сорокин, Н.В. Уфимцева, В.А. Пищальникова, Т.А. Голикова). В этих областях сделаны фундаментальные открытия, связанные с особенностями русской ментальности, в том числе с национальной системой ценностей. О том, что язык является «проводником» в мир морального сознания, убедительно свидетельствуют также результаты когнитивно ориентированных семасиологических исследований, посвященных образу «внутреннего человека» в языковой картине мира (Ю.Д. Апресян, Е.В. Урысон, М.П. Одинцова, М.В. Пименова, З.К. Темиргазина, О.Н. Кондратьева, Е.В. Коськина, И.В. Бурное и др.). В структуре самого языка выделены участки, эксплицирующие «кодекс морально-нравственных правил, оценок бытия» [Телия, 1996: 74], - фразеология, паремии. Фундаментальные исследования русской идиоматики как в традиционной (систе-моцентрической), так и в новейшей (антропоцентрической) парадигмах в теоретическом плане способствовали уяснению вопроса о сущности национально-культурной специфики языка, а в практическом - получению объективных сведений об особенностях национального мировидения (Г.Л. Пермяков, Ю.В. Рождественский, В.Н. Телия, Д.О. Добровольский, В.М. Мокиен-ко, С.Г. Алексеева, А.П.Бабушкин, В.М.Огольцев и др.). Представления об особенностях русской национальной системы ценностей, полученные в результате анализа языка, коррелируют с данными этносоциологии, русской классической и современной социальной философии (Касьянова, 2003; Русские: этносоциологичесие очерки, 1992; Лосский, 1991; Бердяев, 1990; Хомяков, 2005 и др.)

Представители одного из течений современной семасиологии, известные как исследовательская группа «Логический анализ языка», в конце XX века сделали шаг к обобщению лингвистического материала. В 1998 году состоялась конференция, посвященная моральной философии и этическим концептам. Материалы конференции отражены в коллективной монографии «Языки этики», вышедшей в 2000 году. Однако, несмотря на значительные достижения, проблема «наивной морали» русского человека как объекта антропоцентрической семантики далеко не исчерпала себя. Предлагаемая работа относится к исследованиям Омской лингвоантропологической школы, в которой образ человека рассматривается как репрезентированный «всей системой семантических единиц, структур и правил того или иного языка» [Одинцова, 2000: 8].

Актуальность исследования обусловлена задачей выделения и описания тех аспектов языкового воплощения наивной этики, которые пока не получили в русистике достаточного освещения. Назовем и охарактеризуем эти аспекты.

1) Семиотический аспект. Исследование этической семантики методологически значимо с точки зрения глобальной теоретико-лингвистической проблемы - проблемы взаимодействия языковой формы и неязыкового содержания. Ограничив языковой материал денотативно, мы приобщаемся к размышлениям по поводу того, «в какой мере и в каких случаях функционирование языковых выражений зависит от «объективных» свойств обозначаемой ими внеязыковой действительности» [Булыгина, Шмелев, 1997: 7; Шмелев, 2002]. В многочисленных констатациях данной зависимости фактор внеязыковой действительности обозначается как природа обозначаемого предложением явления [Мельничук, 1969: 173], класс референтов [Колесов, 2002: 258], тип диктумного содержания [Шмелева, 1997: 95; Демешкина

2000: 94; Орлова, 2002а: 84], предметная область [Баранов, Кунина, 2002: 232], номинативная сторона, соотнесенность языковых элементов с обозначаемыми ими внеязыковыми объектами [Красных, 2001: 205], участок мира [Почепцов, 1990] и т.д. Весьма ценными представляются наблюдения Р.И. Розиной над регулярной многозначностью слов одного тематического класса. Автор ставит задачу «вывести концептуальные структуры, задающие парадигму регулярной многозначности слов каждого тематического класса» [Розина, 1999: 163]. В упомянутых работах утверждается влияние означаемой внеязыковой действительности на систему переносных значений лексических единиц (В.В. Колесов, Р.И. Розина), на субъективные параметры высказывания и текста (А.Г. Баранов, Т.В. Шмелева, A.C. Мельничук, Т.А.Демешкина, Н.В. Орлова, М.Н. Кунина), на специфику текстопорожде-ния (В.В. Красных). На взаимовлияние действительности и языка указывают данные фразеологии. В.М. Мокиенко, рассматривая фразеологизмы в исторической ретроспективе, показывает «как лингвистические приемы добывания внеязыковой информации, так и особое значение последней при углубленном познании русского языка» [Мокиенко, 1999: 7] (курсив мой - И.О.). Обширные фактические сведения о внеязыковой обусловленности лексико-грамматической, семантико-синтаксической, прагматической организации предложения и текста содержатся в трудах представителей отечественной ономасиологии. Имеются в виду исследования семантических типов предикатов и предложений (Н.Д. Арутюнова, Т.В.Булыгина, Т.В. Шмелева, О.Н. Селиверстова, И.В. Башкова), изучение ономасиологически заданных типов дискурсов (Е.В. Гейко, Т.А. Демешкина).

О том, каким образом вычленяется и определяется в настоящей работе «содержание», референтная область наивной этики, будет сказано ниже. Пока заметим, что в свете указанной проблемы в диссертации рассматриваются типичные для исследуемого фрагмента действительности языковые и речевые средства его концептуализации. Вопрос о том, что органичнее для языка наивной этики и этически релевантных коммуникаций, ставится и решается с учетом таких параметров, как специализированные / неспециализированные, нейтральные / стилистически маркированные, образные / необразные средства языковой системы; исследуются предпочтения в области репрезентируемых языком содержательных форм концептуальной информации (понятие, образ, эмоция, представление и т.д.) прямая / непрямая коммуникация. Кроме того, неязыковое содержание рассматривается в работе как фактор, который актуализирует некий набор существующих в языке локальных нежестких систем, поддающихся выявлению и описанию.

Заявленный аспект предполагает рассмотрение материала в свете известного положения Э. Бенвениста о двух уровнях означивания посредством языка - семиотическом и семантическом. Большинство имеющихся лингвистических исследований наивной этики обращены к ее ключевым словам I и их сочетаемости (обзор в параграфе 1.1.2.). Специализированная лексика -форма прямого выражения морально-этического содержания, что подразумевает ее безусловное отнесение к семиотическому уровню означивания. В предлагаемой работе показано, что признаками принадлежности к семиотической системе языка обладают не только слова-знаки1. Исследуемое денотативное пространство предполагает значительную степень непрямого означивания в языке, что заставляет обратить внимание на систему неспециализированных средств выражения этического содержания. В настоящей работе репрезентанты такого рода рассматриваются на всех языковых уровнях. Систематизирован словарный материал, в котором этическое содержание манифестируется некорневой морфемой, и выявлен морфемно-словообразовательный потенциал языка этики. Проанализированы валент-ностные предпочтения этических предикатов и другие высокочастотные синтаксические явления. Перечисленные типы репрезентантов отвечают указанным выше критериям «семиотичности» системы (могут быть исчислены, подчиняются правилам совместимости.). Рассматривать их как безусловно

1 Прямые номинации этических категорий представлены в нашем исследовании сплошной выборкой из Толково1 о словаря русского языка [Ожегов, Шведова, 2001]. принадлежащие семиотическому уровню означивания невозможно: такое толкование нарушило бы другие сформулированные Э. Бенвенистом критерии. Правила, о которых писал ученый, «не зависят от природы и количества речевых произведений» [Бенвенист, 1974: 81]. Кроме того, «семиотическое означивание в принципе свободно и независимо от всякой референции» [Бенвенист, 1974: 88]. В данном же случае речь пойдет о значениях, релевантных лишь в границах высказываний, текстов, дискурсов этической тематики, соотнесенных в действительности с миром моральных отношений. Однако сама возможность выделения признаков принадлежности к знаковой системе у неспециализированных единиц разных уровней, с нашей точки зрения, существует. В предлагаемой концепции она обусловлена широким толкованием категории системно-языкового значения и в целом явления системности в языке, о чем ниже будет сказано подробнее.

Семантический, по Э. Бенвенисту, уровень означивания, предполагающий неограниченное количество единиц и всевозможные комбинации их сочетаемости, представлен в диссертации речевыми образованиями разного объема, извлеченными из разнообразнейших по жанру, стилю, типу говорящего текстовых источников. Как справедливо отмечает В.В. Дементьев, семантическое начало в языке «проявляется в том, что интерпретацию знака включен человеческий фактор, делающий результирующий смысл в конечном счете непредсказуемым» [Дементьев, 2000: 34] (курсив мой - Н.О.). Реконструируемые по текстам этические «представления» (социально-типизируемые и индивидуальные), будучи субъективной формой знания, соотносятся исключительно с семантическим уровнем и, соответственно, транслируются в процессе непрямой коммуникации.

2. Когнитивный аспект. Из сказанного выше ясно, что система разноуровневых языковых значений, вовлеченных в сферу репрезентации наивной этики, становится в исследовании основой построения семантических моделей, в которых в качестве объекта моделирования выступает язык наивной морали. В соответствии с задачей реконструировать по данным языка феномен из иного, концептуального мира языковые модели интерпретируются с когнитивных позиций: выстраивается модель, объектом которой является та или иная черта мегаконцепта «мораль / нравственность». Речь идет не о частных этических концептах типа «совесть», «порядочность» и др., а о когнитивных образованиях, которые можно определить как интегральные («сквозные») в мегаконцепте и куда входят как перечисленные, так и другие этические концепты. В нашей работе они обозначены «родовым» для понятийно-терминологического аппарата когнитивной лингвистики термином когнитивные структуры (КС). Гипотеза о существовании таких КС основана, во-первых, на получившей признание [Попова, Стернин, 2002] идее системности концептосферы, во-вторых, на тех сведениях о наивной морали и ее языковой репрезентации, которые уже введены в научный оборот. Например, такие черты этических оценок, как рационалистический характер и ориентация на норму, называются в известной работе [Арутюнова, 1988].

Значительный интерес представляет для нас корреляция между типами языковых единиц, репрезентирующих этические смыслы, ядерно-периферийным устройством мегаконцепта «мораль / нравственность» и субъектами моделируемых «этик». В этом плане методологически плодотворной представляется выстроенная Е.Л. Березович иерархия «языковых носителей концептуальной информации», отражающая «снижение объективированности и нарастание субъективных моментов при трансляции этой информации» [Березович, 1999: 39]. Разделяя идею о том, что личность располагает тремя структурами знаний и представлений - индивидуальной и двумя коллективными [Красных, 2001], исходим из того, что в языке репрезентируются: (а) общая для целого национально-лингво-культурного сообщества составляющая этического сознания; (б) социумные знания и представления; (в) индивидуально-личностные знания и представления. Можно предполагать, что по мере укрупнения носителей концептуальной информации (они, как сказано выше, взяты нами в диапазоне от морфемы до текста) будет возрастать доля субъективного и осознанного говорящим, а наряду с инвариантной составляющей концепта будет проявляться социумная и, далее, индивидуально-личностная составляющая. Инвариант естественно соотнести с ядром концепта, индивидуальные знания и представления - с периферией. В работе исследуются все три названных составляющих этического сознания (в меньшей степени последняя). Инвариант моделируется на основе лексических, лексико-словообразовательных данных и грамматики высказывания (2, 3 главы работы); семантико-когнитивный анализ социумных этических представлений обращен к высокочастотным разноуровневым, в том числе текстовым, «носителям концептуальной информации» в соответствующих дискурсах (4 глава); этика личности реконструируется также по дискурсу, при этом делается акцент на нетипичном (4 глава). В результате мегакон-цепт предстает как полевая модель.

В реконструкции фрагментов мегаконцепта «мораль / нравственность», его КС и особенностей ядерно-периферийного устройства и заключается когнитивный аспект исследования.

3. Социокультурный аспект. Вопрос о субъектах и субъективных факторах наивной морали открывает еще одно направление исследования - социокультурное. Применительно к постперестроечной эпохе в России нередко говорится о расшатывании морально-этических установок и даже (в связи с современным литературным направлением - постмодернизмом) об отсутствии абсолютных ценностей. Следствием указанных процессов некоторые лингвисты - участники Всероссийской научно-методической конференции "Культурно-речевая ситуация в современной России." [Васильев, 2000: 35; Вепрева, 2000: 36; Верещагин, Костомаров, 2000: 44] - назвали языковой регресс, выразившийся, в частности, в «отмирании традиционных этических понятий», «ослаблении позиций этических глаголов» и т.д. Полагаем, что только постоянный лингвистический мониторинг проблемы может прояснить ситуацию, обозначенную рядом исследователей как языковой и нравственный регресс.

Данная работа основана на лексикографических и текстовых источниках, которые с точки зрения хронологических границ могут быть охарактеризованы как русский язык XX века. В них отражены, во-первых, универсальные черты всякой наивной этики (например, ориентация на норму, аксиологич-ность, уподобление аморального человека животному, осмысление этических понятий в категориях пространства и др.). Во-вторых, черты, относительная актуальность которых в различных национально-лингво-культурных сообществах не совпадает. Например, национальной этической константой считаем соборность сознания русского человека, выраженную, как будет показано, предельно «объективированными» языковыми носителями концептуальной информации. В то же время данное свойство по-разному и в разной степени представлено в речи людей из разных социальных групп. Социокультурная дифференциация и, соответственно, введение в исследование социокультурного аспекта обусловлены именно большей либо меньшей релевантностью той или иной когнитивной структуры в этических дискурсах членов разных социумов. Важнейшие для социума ценностные категории попадают в поле нашего зрения в том случае, если они, так же как абстрактные когнитивные структуры, оказываются тем или иным образом «выдвинутыми» в соответствующих текстах.

Исследование этического сознания современного школьника (тексты 1998- 2003 гг.) в первую очередь имело цель выяснить, в какой мере и в какой форме представлен в его речи инвариант. Наблюдения над онтогенезом системы ценностей в работе имеют вспомогательный характер, хотя, безусловно, они интересны и сами по себе, поскольку в данном случае мы имеем дело со специфическим социумом: его мировоззрение формируется в эпоху социально-политических и культурных перемен. Высказывания и тексты, ставшие основой реконструкции некоторых черт «этики интеллигенции» и морального сознания «простых людей», по времени создания приходятся на советскую эпоху. Мы не будем говорить об «этике советского интеллигента» или «морали колхозника», поскольку выявленные различия не затрагивают «идеологических» аспектов этического сознания.

Обозначенная в общих чертах проблематика исследования позволяет следующим образом определить его объект и предмет. Объект изучения -репрезентированные современным русским языком и специфически отраженные в дискурсах отдельных социумов существенные черты, свойства, характеристики «наивной этики» как фрагмента концептуальной картины мира. Предмет - разноуровневая система средств прямой и непрямой репрезентации ряда категориальных смыслов в составе данного фрагмента, а также языковые / речевые средства, опредмечивающие такие формы бытия концептуальной информации, как образ, понятие, представление и др.

Целью исследования является реконструкция тех этических знаний и представлений современного русского человека, которые репрезентируются языковой формой. Частным случаем проявления языковой формы, как известно, является внутренняя форма слова - понятие, связанное с мотивированностью слова и производное от него. Данное явление рассматривается в работе как детерминирующее образный либо понятийный способ представления концептуальной информации в главе, посвященной содержательным формам мегаконцепта. В целом же языковая форма понимается шире. Говоря о формальных репрезентантах, мы имеем в виду, что реконструируемые когнитивные сущности («черты», характеристики мегаконцепта, о котором идет речь) не просто способны выражаться с помощью языка, а выделены, актуа-лизованы в нем. Полагаем, что только в этом случае можно говорить о внутренней форме языка, или «той зоне языка, где форма проникает в содержание, а содержание в форму»[Плотников, 1989: 14]. Об актуализации свиде-тельствовуют количественные показатели: на лексическом уровне - «номинативная плотность» какого-либо участка наивной этики (см. о русском гостеприимстве в [Стернин, 1999: 17]) либо избирательность в сфере уже упомянутой внутренней формы слова; на лексико-словообразовательном - высокая частотность словообразовательной модели в этическом словнике, на грамматическом - частотность синтаксической конструкции в высказываниях с этическими предикатами и т.д. В конечном итоге главным признаком актуализации является системность языковых средств, репрезентирующих ту или иную «черту».

Основная наша гипотеза состоит в том, что область референции, в данном случае наивная этика, детерминирует некоторые особенности ее ментальной и, как следствие, языковой / речевой репрезентации. Системность языковых средств, о которой идет речь, имеет функциональную природу. Данные средства (морфемы, служебные слова, синтаксические конструкции и др.) выражают в системе языка не собственно этическую семантику, но такую (как правило, абстрактную), которая оказывается пригодной для содержательной трансформации (конкретизации) при попадании в означенную ономасиологическую область. Аналогичные, но не тождественные феномены -речевая системность функционального стиля [Кожина, 1977]; «функциональная системность текста и авторского сознания» [Бутакова, 2001: 34], а также понятийные, грамматические, семантические категории, функционально-семантические поля, коммуникативные регистры речи, которые исследовались в лингвистике в рамках функциональной грамматики [Бодуэн де Кур-тенэ, 1963; Мещанинов, 1978; Золотова, 1973; Золотова, 1982; Бондарко, 1983; Стексова, 2002].

Специфика системности, о которой идет речь в настоящей работе, состоит, повторимся, в том, что ее ограничивает область референции. Поскольку системные отношения не лежат на поверхности, а выявляются, или, что в данном случае то же самое, устанавливаются исследователем, а полученные в итоге модели представляют собой интерпретацию языковых фактов, правомерен вопрос о верификации результатов. В когнитивной семантике в качестве одного из верификационных приемов рассматривается сопоставление полученных моделей с данными смежных наук, чаще всего психологии, социологии, культурологии. Для данного исследования, если учесть его предмет, наиболее естественным и надежным объектом сопоставления представляются постулаты теоретической этики, размышления моралистов о сущности, проявлениях, развитии морального сознания и нравственной практики. Таким образом, для проверки сформулированной выше гипотезы необходимо решить следующие задачи:

1) выявить критерии, позволяющие определить область референции, и решить вопрос о границах соответствующего ей языкового материала;

2) исходя из эмпирических данных, построить семантические модели «языка этики»: выявить круг актуализованных специализированных и неспециализированных средств и установить их функциональные связи и отношения;

3) Сопоставить результаты моделирования языка «наивной этики» с выводами моральной философии относительно нравственного сознания и особенностей русской ментальности. Опираясь на принцип дополнительно- сти в науке, выявить в мегаконцепте «мораль/ нравственность» его «сквозные» (не связанные с отдельными этическими концептами) характеристики.

Решение данных задач позволит реконструировать инвариантные характеристики мегаконцепга. Необходимость исследования социумного, а также индивидуально-личностного уровней знаний и представлений приводит к постановке еще двух задач:

4) сопоставить репрезентации этических смыслов в высказыеаниях, текстах, дискурсах с разными типами говорящих, выявить инвариантное и проанализировать специфическое;

5) выявить когнитивно-языковую природу индивидуально-личностного начала в составе мегаконцепта «мораль / нравственность».

Наконец, в работе апробируется предположение, суть которого состоит в том, что отображаемый в концептуальных системах фрагмент действительности влияет на соотношение содержательных форм концепта, или, иными словами, модусов и способов его существования. Некоторые исследования, посвященные концептуализации смежной области «внутреннего человека» (М.В. Пименова, Е.В. Коськина, Н.Д. Федяева), дают основание полагать, что характер отображаемой в данном случае действительности обусловливает приоритет ассоциативно-образного начала. Наши собственные наблюдения над выражением в речи чувства любви и любовных отношений [Орлова, 1992а; 19926; 1995] свидетельствуют о приоритете косвенного способа репрезентации той «тонкой материи», к которой относится сфера морали. Данный аспект изучения наивной этики и ее языка можно сформулировать как следующую исследовательскую задачу:

6) выявить по данным разных уровней языка и речи «модусы существования» мегаконцепта «мораль / нравственность», наиболее адекватные природе морального сознания; проанализировать соотношение прямого / непрямого способа номинации этических смыслов и прямой / косвенной коммуникации в этическом дискурсе.

Теоретическая значимость работы определяется расширением представлений о семантике языкового знака и в целом о системности в языке. Доказательство того, что языковой семиозис отдельного «фрагмента мира» организован разноуровневыми средствами языка и, соответственно, трансформированными по принципу конкретизации абстрактными значениями, открывает возможность для разработки новых системоцентрических концепций. Моделирование когнитивных структур на основе локальных системных значений языка и данных смежных гуманитарных дисциплин представляет собой введенную в научный оборот оригинальную методику лингвокогни-тивного анализа. Осуществленное в работе сопоставление инвариантной (принадлежащей целому национально-лингво-культурному сообществу) и вариантных (социумных) составляющих культурно значимого мегаконцепта уточняет лингвокультурологические знания о русской наивной этике. Принцип данного сопоставления, заключающийся в соотнесении инварианта/ вариантов наивной этики с языковыми/ речевыми носителями разного объема, может быть использован в решении аналогичных задач лингвокультурологи-ческого плана.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования ее материалов при подготовке студентов и аспирантов филологических специальностей. Отдельные положения работы, развивающие идеи функциональной грамматики, могут быть включены в курс современного русского языка (разделы «Словообразование», «Синтаксис»), а наблюдения и выводы, касающиеся русской наивной этики, - в курс лингвокультуроло-гии. По результатам диссертационного исследования могут быть разработаны спецкурсы, посвященные языковым аспектам исследования ментально-сти русского человека. Материалы приложений представляют интерес для теоретических обобщений по проблемам непрямых номинаций и для исследований частных концептов в сфере внутреннего мира человека. Выводы, касающиеся инвариантных черт русской наивной этики, могут быть учтены в теории и практике межкультурных коммуникаций, а наблюдения над свойствами морального сознания, акцентированными у современного школьника, - в педагогике и психологии.

Научная новизна диссертации состоит в следующем. В отличие от многих работ, в центре которых оказывались отдельные этические концепты: добро, зло, грех, добродетель, стыд, совесть, позор и др., - в данном исследовании описаны когнитивные образования, которые можно определить как интегральные («сквозные») в изучаемой концептуальной системе, а также языковая / речевая репрезентация данных структур на уровне словаря, грамматики, дискурса. Основой построения семантических моделей, в которых в качестве объекта моделирования выступает язык наивной морали, впервые становится максимально широкий спектр разноуровневых языковых средств Средства выражения выявленных и описанных локальных системных значений относятся к неисследованным ресурсам косвенности (косвенных номинаций) в языке. В наблюдениях над содержательными формами мегаконцепта «мораль/ нравственность» специально выделены модусы концептуальной информации и те аспекты их языковой репрезентации, которые ранее не рассматривались применительно к феномену современного морального сознания наивное понятие, эмоция и их носители). Этики социумов сопоставлены по степени актуальности отдельных когнитивных структур, что является новым шагом в исследовании проблемы социолингвистических знаний и представлений.

Эмпирический материал исследования охватывает несколько разновидностей источников. Этический словник сформирован на основе сплошной выборки из четвертого издания Толкового словаря русского языка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, вышедшего в 1999 г. Фрагментарное сопоставление выборки с соответствующими фрагментами доперестроечного «предшественника» словаря, а именно с шестнадцатым изданием Словаря русского языка С.И. Ожегова [Ожегов, 1984], показало некоторые изменения в словарной репрезентации наивной этики, отражающие изменения в самой этике и вызванные социальными и социокультурными причинами3. Однако все различия связаны с оценкой отдельных ценностных качеств в иерархии пороков и добродетелей и не затрагивают интересующих нас аспектов анализа лексикографического материала. Выбор словаря 1999 г. в качестве основного лексического источника исследования обусловлен прежде всего значительным расширением в нем корпуса слов. Кроме того, он фиксирует язык на самом рубеже веков, что вписывается в заявленную хронологическую характеристику материала, а извлеченный из него словник можно рассматривать как точку отсчета для сопоставления со следующими срезами словаря этики. Эпизодически привлекались данные других толковых, а также грамматиче

2 Мы работали со стереотипным изданием 2001 года, поэтому лексикографический источник обозначен как [Ожегов, Шведова, 2001].

3 Из иллюстраций к толкованию некоторых этических предикатов исчезли идеоло1 и-ческие оценки. Ср. словарные статьи агрессивный: в словаре 1984 г - Агрессивная политика империалистов, в словаре 1999 г. - Агрессивная политика В ряде случаев сами толкования лишаются политической окраски (см., например, толкования в словарях таких единиц, как благотворитель, благотворительный и благотворительность) Увеличение количества слов в словаре 1999 г. по сравнению с 1984 (соответственно 57000 и 80000 единиц) применительно к этическому словнику имело следствием введение и описание многих отсутствующих в словаре 1984 г. номинаций этико-религиозных понятий. В большем объеме, чем в словаре 1984 г., представлен просторечный пласт современного русского языка этики. ского и словообразовательного словарей русского языка (полный список использованных лексикографических источников см. в конце работы)4.

Синтагматика этических предикатов, а также их семантико-синтаксические и коммуникативно-прагматические характеристики описаны на базе 2000 высказываний. Картотека высказываний с этическими предикатами составлена методом сплошной выборки из мемуарной и эпистолярной литературы XX века, художественных произведений этого периода, в том числе написанных для детей. Привлечение достаточно большого количества авторов (около двадцати) имело цель максимально нивелировать индивидуально-личностные особенности речи в процессе моделирования конвенционального уровня этических знаний и представлений. Около 500 высказываний из данной картотеки были проанализированы еще под одним углом зрения - как речевые репрезентанты этики интеллигенции (все они извлечены из нехудожественных текстов, вышедших из-под пера представителей гуманитарной интеллигенции). Третьей разновидностью материала являются тексты определенных жанров - главный источник моделирования социумных вариантов наивной этики. Работа с текстами позволила выйти за рамки высказываний с этическими предикатами и зафиксировать непрямую передачу этических смыслов. К данной разновидности источников относятся: а) сочинения на нравственные темы, написанные школьниками 5-11 классов (408 текстов), мини-сочинения школьников 2-3 классов, а также записи устных диалогов учителя с первоклассниками (соответственно 150 текстов и 178 речевых единиц различной протяженности - от реплик до коротких монологов); б) три текста в жанре народных мемуаров - записки крестьянина В.А. Плотникова, воспоминания работницы М.Н. Колтаковой, устные рассказы колхозников о том, «как жили и работали во время войны» (публикация А. Павлова

4 В эмпирический материал диссертации не вошла фразеология. Будучи одним из важнейших трансляторов ментальности, фразеология стала предметом специальных исследований. Примерами успешных разысканий в данной области являются работы С.Г. Алексеевой, А.П. Бабушкина, В.М. Мокиенко, В.Н. Телия, Н.К. Рябцевой, Ю.П. Солодуба, коллективный труд [Фразеология в контексте культуры, 1999J и др.

Бабий фронт»); в) опубликованные частные письма, дневники, воспоминания представителей гуманитарной интеллигенции (И. Одоевцевой, Н.Я. Мандельштам, Б. Пильняка, Е. Замятина, К. Федина, Т. Ивановой, И. Бабеля, Л.Е. Белозерской-Булгаковой, М.А. Булгакова). Наконец, как образец этического дискурса личности проанализированы «Зеленые тетради» писателя и драматурга Л. Зорина. Перечень всех опубликованных источников приведен в конце работы.

В исследовании применялись методы лингвистического моделирования (семантическое и когнитивное моделирование, концептуальный анализ, фреймовый анализ, конструирование лексико-семантических полей), описательный метод и его приемы (наблюдение, интерпретация). Обращение к словарям различного типа обусловило семный (компонентный) анализ лексики и анализ словарных дефиниций. Исследование языка этики в дискурсах сделало необходимым контекстуальный анализ речевого материала с его вниманием к экстралингвистическим составляющим коммуникации. В целом методологической доминантой диссертации является интегративность, понимаемая здесь как: а) выявление этической семантики в предельно широком спектре знаковых уровней языка; б) описание речевых композиций носителей указанной семантики в контекстах разного объема; в) установление корреляции между результатами семантического моделирования и данными теоретической этики. Апробация указанной версии интегративного подхода позволяет говорить об авторской методике лингвистического моделирования. Неизбежная при антропоцентрическом подходе «нестрогость»5 в данном случае заключается в интерпретационном характере части построений.

На защиту выносятся следующие положения:

5 См. закономерную в рамках антропологической лингвистики рекомендацию И.К. Архи-пова «в большей степени и смелее применять свои сведения о человеке вообще <.> больше доверять интуиции носителей языка и своей собственной как исследователя» [Архипов, 1990:9].

1.«Наивная этика» репрезентируется современным русским языком как особая номинативная область, имеющая специфику на фоне объектов номинации, известных в научном обиходе как «мир психики», «внутренний мир человека», «поведенческая сфера». Специфика задана особенностями отражения данного фрагмента мира в коллективном сознании (особенностями устройства конвенциональной части мегаконцепта «мораль/ нравственность») и заключается в выражении средствами языка особого набора устойчивых категориальных смыслов. Такими смыслами являются нормативность, оценочность, центростремительность / центробежность (прототи-пически репрезентирующие соборность как ценность), генерализация (возведение к общему), субъективность, рефлексивность, рациональность / иррациональность.

2. Неэлементарность указанных категориальных смыслов, наличие в них внутренней организации, а именно дихотомических и трихотомических оппозиций, иерархических отношений и т.д., позволяют квалифицировать их как когнитивные структуры-фреймы (КС-фреймы) высокой степени абстракции, отражающие типические и существенные с точки зрения национально-лингво-культурного сообщества признаки объективной действительности.

3. В репрезентации КС-фреймов участвуют неспециализированные (непрямые) языковые средства разных уровней - лексического, морфемно-словообразовательного, грамматического. Значительная их часть не имеет этической семантики в системе языка. В границах языковой репрезентации наивной этики данные средства актуализируют локальные системные значения (ЛСЗ). ЛСЗ представляют собой результат смысловой трансформации (конкретизации) абстрактных языковых значений либо - реже - абстрактных понятийно-логических категорий, вступающих в функционально-системные отношения на ограниченном участке языковой концептуализации мира. Разноуровневые средства выражения ЛСЗ представляют собой разновидность косвенных номинаций в языке.

4. Доминирующими «содержательными формами» в исследуемом мега-концепте являются образ и представление. Языковые ресурсы образности (отсылочная роль внутренней формы слов, система переносных значений) в своей совокупности выражают традиционные мифопоэтические представления о добре и зле. В этических представлениях вычленяется область стереотипных. Этические стереотипы могут объединять как отдельный социум, так и национально-лингво-культурное сообщество в целом. Последнее свидетельствует об иерархичности механизма стереотипизации и уровневом устройстве самого феномена «этический стереотип».

5. В социумных вариантах мегаконцепта акцентируются и, напротив, «погашаются» несовпадающие КС-фреймы из конвенционального «набора»: в речи школьников подчеркивается нормативно-оценочный характер наивной этики; народные мемуары транслируют соборность сознания; этика интеллигенции в наибольшей мере рефлексивна. Варьируется соотношение эксплицитно/ имплицитно выраженных смыслов. В речи «простого человека» и представителя гуманитарной интеллигенции этический дискурс разворачивается как непрямая коммуникация, при этом формы непрямой коммуникации не совпадают.

6. Абсолютное большинство инвариантных черт наивной этики устойчиво репрезентируется уже в речи ребенка младшего школьного возраста, то есть на относительно раннем этапе онтогенеза морального сознания и его вербального отражения. Данный вывод коррелирует с тезисом о морально-нравственной направленности русской ментальности, сформулированном в рамках смежных с лингвистикой дисциплин антропоцентрической направленности.

7. Исследованию коллективных (принадлежащих целому национально-лингво-культурному сообществу и социумных) участков мегаконцепта адекватна следующая методика моделирования. Построение семантических моделей на основе лексико-словообразовательных и грамматических данных имеет конечным результатом выявление локальных системных значений.

Последнее рассматривается как этап, предшествующий реконструкции инвариантных когнитивных структур-фреймов. Результаты интерпретации семантики языка в когнитивных моделях верифицируются с опорой на принцип дополнительности в науке. Обнаруживается корреляция между лингвистическими построениями и наблюдениями, выводами, сделанными в рамках теоретической этики. На том же языковом материале (морфема, слово, грамматика высказываний с этическими предикатами) реконструируются содержательные формы мегаконцепта. По данным текстов, продуцируемых представителями различных социальных групп, исследуется социокультурные варианты реализации выявленных КС-фреймов и содержательных форм концепта. Представление как один из модусов концептуальной информации реконструируется исключительно по текстовым данным.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лингвистическое моделирование русской наивной этики"

4.5.5. Выводы.

Моральная ипостась бытия относится к таким его составляющим, которые, несомненно, важны для русского интеллигента. По данным «Зеленых тетрадей», в нравственных категориях осмысляется как импрессионистическая «картинка» - внешность человека, его манера держаться и говорить, так и «неэмпирические» категории - талант (что было отражено в наших наблюдениях), общественная и политическая жизнь страны (на чем здесь не акцентировалось внимание). Осознаваемая и переживаемая значимость морали обусловливает рефлексивность и высокую степень аксиологичности, которые отличают этику интеллигенции от наивной этики простого человека. Анализ этического дискурса интеллигенции позволяет согласиться с выводом о склонности русских к моральным суждениям.

Не концептуализируется такая важнейшая когнитивная структура наивной этики, как нормативность. Интересно, что данный факт осознается самим Л. Зориным и объясняется несовместимостью нормы и таланта (заметим, качества, необходимого для того рода деятельности, который избран автором и большинством персонажей «Зеленых тетрадей»): Талант - понятие столь многослойное, что может вполне отвечать морали. Но бесовское начало сильнее, ибо талант отвергает норму, которая есть среда морали. Согласуется с неприятием жесткой моральной нормы акцентирование субъективного начала морали, выраженное как концептуализация множественности этических позиций. У Л. Зорина данная когнитивная структура поддерживается актуализацией оппозиции «личность - ценность / толпа - антиценность».

Интеллигентский этический дискурс в значительной степени выстраивается как непрямая коммуникация, что адекватно объекту номинации и транслируемым типам смыслов (оценке, эмоции, фатическим смыслам, катарсису). Передача такого содержания у неразвившейся языковой личности затруднена и, как показывают школьные сочинения, нередко приводит к коммуникативным неудачам - штампам и речевым ошибкам. «Простой человек», по крайней мере в своей письменной речи, вообще избегает темы морали. В результате система ценностей и главные смысложизненные вопросы в его дискурсе транслируются как «притекстовая информация», не планируемая для передачи автором. У интеллигента же непрямая коммуникация - зачастую результат осознанного применения дискурсивной техники (реакция на стереотипы сознания и языковые клише, различные формы языковой игры, то, что называется стилистическими приемами, и т.д.).

Хотя открытая эмоциональность и оценочность, как показывает анализ, не чужда интеллигентскому дискурсу, ироническая форма аксиологических суждений снижает категоричность. Преобладающий знак оценки (одобрение / осуждение) относится, на наш взгляд, к индивидуальному слою этического сознания. Очевидно, например, что в «Зеленых тетрадях» объекты моральной оценки выглядят менее привлекательными, чем в воспоминаниях Л.Е. Белозерской-Булгаковой и И. Одоевцевой, языку которых которым присуща «мягкая» ирония.

Социумной чертой языка этики можно считать информацию, которая на вербальном уровне репрезентации ощущается как индивидуальный стиль. У Л. Зорина это прежде всего отраженная в языке парадоксальность мышления, в письмах И. Бабеля - самоирония, в письмах М. Булкакова - повышенная на общем фоне этикетизация речи, в дневниках В. Вернадского явное преобладание рационального начала, готовность к обобщениям и т.д.

Что добавляют наши наблюдения к тезису Ю.С. Степанова, с цитирования которого мы начали анализ этики интеллигенции? По данным языка этики XX века (его словаря и грамматики) и интеллигентского этического дискурса, взятого в некоторых своих образцах, «основной нравственный закон» совпадает с этикой интеллигенции в отдельных существенных чертах. Прежде всего имеем в виду этическую ориентацию ментальности этноса и социума, то есть то важное место, какое нравственность занимает в мировиде-нии русского человека вообще и интеллигента в частности. Так же, как в системе языка, в этическом дискурсе интеллигенции мораль представлена на двух уровнях - уровне морального сознания (рефлексия) и нравственной практики (оценочность). Номинативной разработанности этического словника в русском языке соответствует высокая частотность и лексическое разнообразие этических предикатов в разножанровых текстах, принадлежащих перу представителя интеллигенции. Те же параллели можно провести между системой неспециализированных средств выражения отдельных когнитивных структур (язык) и реализацией этих ресурсов (интеллигентский дискурс). Скрытый характер морали, ее неявленность и «непостижимость» приводят к соотносительным последствиям в масштабе языка и в границах интеллигентского дискурса: в языке этики выдвигаются неспециализированные, неизосемические средства, а в интеллигентском дискурсе превалирует непрямая коммуникация.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование показало, что язык этики маркируется на уровне языковой формы, вычленяя морально-этическую сферу из смыслового континуума «внутреннего человека». Наивная этика репрезентируется современным русским языком как особая номинативная область, имеющая специфику на фоне объектов номинации, которые известны в научном обиходе как «мир психики», «внутренний мир», «поведенческая сфера». Тот факт, что отображаемая сознанием и языком действительность влияет на формы, способы, «модусы» ментальной и языковой репрезентации, подтверждается результатами реконструкции содержательных форм мегаконцепта «мораль / нравственность». Мораль оценочна, эмоциональна, насыщена образами и представлениями. Образ доминирует в сфере словаря этики, представление - в этическом дискурсе. Языковые ресурсы образности (отсылочная роль внутренней формы слов, система переносных значений) в своей совокупности выражают традиционные мифопоэтические представления о добре и зле. Апелляция к образу, как и опора на непрямые номинации в целом, снимает для носителя языка остроту проблемы «невыразимости» этических смыслов. Особенностью анализа содержательных форм концепта в данном исследовании стало внимание к понятийной составляющей, которая проявляет себя как в номинативной системе, обслуживающей наивную этику, так и в речевой деятельности. Думается, что были бы интересны дальнейшие исследования в этом направлении.

В лингвистических тезисах работы содержится понимание того, что в исследовательских поисках необходима преемственность. Полученные данные корректируют представление о системном подходе в лингвистике и так называемом системно-языковом значении. Моделирующий потенциал языка, его отдельных уровней и единиц, системообразующие факторы и репертуар системообразующих значений нуждаются в дальнейшем изучении. Не все системно-языковые факты в равной мере осознаются языковым коллективом. «Сети тайных сообществ» многолики и различны по масштабу охватываемых языковых / речевых явлений. Тот факт, что лингвисты открывают все новые семантические поля, семантические категории и субкатегории, свидетельствует о том, что проблема осознается и решается. Одной из граней многомерной, «многофокусной» системности языка является системность единиц, организованная вокруг определенной референтной области и отображающего ее концепта. В данной работе она описана на основе понятия локального системного значения. Выявленные локальные системные значения актуализируют этическую семантику в границах языковой репрезентации наивной этики. На уровне осознаваемого носителями языка системно-языкового содержания значительная часть единиц, попавших в поле зрения, данной семантики не имеет. В типичном случае ЛСЗ представляют собой результат смысловой трансформации (конкретизации) абстрактных семантических, логико-семантических категорий, вступающих в функционально-системные отношения на ограниченном участке языковой концептуализации мира. Осмысленный в диссертации феномен локальных системных значений расширяет представление о ресурсах косвенности в языке: они более разнообразны, чем принято думать.

Описание языка этики не всегда позволяет говорить о самой этике «без риска». Отчасти проблема интерпретации языковых фактов в категориях национальной и социумной ментальности осложнялась ограниченностью подхода. Сосредоточившись на номинативно-когнитивном аспекте языка (в предельно широком диапазоне языковых уровней), мы сознательно оставили за рамками работы его прагматику. Осторожность некоторых «этнопсихологических» тезисов, а порой и их отсутствие в значительной степени обусловлены противоречивостью полученных данных. Главная же причина упомянутого «риска» - непременные смысловые «ножницы» между семантическими категориями и этическими понятиями, в том числе абстрактными. Приходится исходить из того, что описание семантики языка в целях реконструкции когнитивных феноменов всегда имеет своим результатом модель-интерпретацию, в большей или меньшей степени приближенную к оригиналу. Исследование показало целесообразность сопоставления моделей, полученных на основе нескольких источников. Когнитивные модели подвергались в нем тройной «проверке на адекватность». Исходный материал для когнитивных построений - семантические модели, основанные на лексико-грамматических, лексико-словообразовательных, формально-синтаксических данных и фиксирующие наиболее объективированный и наименее осознаваемый языковым коллективом слой концептуальной информации. Наличие тех же смыслов, оформленных как суждение, высказывание, фрагмент текста, устойчивая черта дискурса, подтвержают их реальность в субъективированной и более или менее осознаваемой сфере языкового сознания. Наконец, философская рефлексия, имеющая своим предметом наивную этику и отражающая ее существенные свойства, репрезентирует данные смыслы в максимально «откристаллизованной» форме.

Положения лингвокультурологического характера формулировались с разной степенью категоричности. Можно с уверенностью говорить о морально-этической ориентации русской ментальности-духовности. Данный тезис выдвинут далеко не впервые, но в диссертации подтверждается новыми языковыми аргументами (качественный и количественный состав этического словника, наивысший ранг этических оценок и характерное для них «возведение к общему», приписывание этического основания различным «положениям дел»). Несомненный факт - сохранение (в исследованных временных границах) соборного сознания. Соборность акцентирована в речи народных мемуаристов и разнообразно проявляется в детской речи, что, на наш взгляд, особенно показательно. Считаем доказанным сам факт существования «со-циумных этик» как вариаций общенационального инварианта. Выявленные в диссертации инвариантные свойства (когнитивные структуры, устойчивые образы, компоненты понятийного наполнения мегаконцепта) репрезентируется уже в речи ребенка младшего школьного возраста, что является дополнительным свидетельством их принадлежности к ядру этического сознания. Своеобразие «социумных этик» заключается в неодинаковой актуальности отдельных черт, что отражено в проанализированных образцах речи. Некоторые проблемы остаются открытыми. Так, по ходу работы неоднократно возникал повод обсудить вопрос о «склонности русских к моральным суждениям». Отвечая на него, констатируем следующее: по данным дискурсов, склонность к моральным суждениям является не столько общенациональной чертой, сколько особенностью русского интеллигента. Что касается утверждения А. Вежбицкой о фатализме русского человека, то оно находит частичное подтверждение лишь в речи «простых людей». При этом определение «фатализм» представляется неточным. Речь должна идти о приятии человеком естественного хода вещей. Русская наивная этика одновременно рациональна и иррациональна. Моральные отношения, этические оценки частично контролируются и могут получать логическое обоснование. Вообще языковые данные нередко подталкивают к суждениям об этике в модальности предоставляемой языком возможности, что справедливо замечено М.П. Одинцовой [Одинцова, 2000]. По-видимому, во многих случаях решающим является не национальный и даже не социумный, а личностный фактор.

Список научной литературыОрлова, Наталья Васильевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Акимова Г.Н. Наблюдения над сегментированными конструкциями в современном русском языке // Синтаксис и стилистика. М., 1976. С. 237- 247.

2. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1990. 168 с.

3. Алексеев С. Этика // Энциклопедический словарь/ Под ред. Андреевского. Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Т. XLI. С-Пб., 1904. С. 146164.

4. Алексеева С.Г. Фразеологизмы с компонентами «сердце» и «душа» в современном русском языке. Автореф. дис. к.ф.н. М., 1996.

5. Алефиренко Н.Ф. Этноязыковое кодирование смысла и культура // Филология и культура. Материалы III международной научной конференции. Часть 2. Тамбов. 2001. С.82-84.

6. Алешина О.Н. Семантическое моделирование в лингвометафорологиче-ских исследованиях (на материале русского языка). Томск, 2003.

7. Алпатов В.М. Об антропоцентричном и системоцентричном подходе к языку // Вопросы языкознания. 1993. № 3. С. 15-26

8. Апресян В.Ю., Апресян Ю.Д. Метафора в семантическом представлении эмоций // Вопросы языкознания. 1995. №1. С. 37-68.

9. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т.1 Лексическая семантика. Синонимические средства языка. 2-е изд., испр. и доп. М., 1995а. 472с.

10. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т.2. Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 19956. 767 с

11. Апресян Ю.Д. Отечественная теоретическая семантика в конце XX столетия // ИРАН СЛЯ. 1999. Т.58. №4. С.39-53.

12. Апресян Ю.Д. Системообразующие смыслы «знать» и «считать» в русском языке // Русский язык в научном освещении. №1. 2001. С.5-26.

13. Арутюнова Н.Д. О минимальной единице грамматической системы //

14. Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие. М., 1969. С.27-45.

15. Арутюнова Н.Д Предложение и его смысл. М., 1976. 383 с.

16. Арутюнова Н.Д. Об объекте общей оценки // Вопросы языкознания. 1985. №3. С. 13-24.

17. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Событие. Оценка. Факт. М., 1988. 338 с.

18. Арутюнова Н.Д. Истина и этика // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. М., 1995.

19. Арутюнова Н.Д. О стыде и совести // Логический анализ языка. Языки этики. М., 2000. С. 54-78.

20. Архипов И.К. Человеческий фактор в языке // Лексическая, категориальная и функциональная семантика: Сб. науч. тр. Л., 1990. С.3-10.

21. Афанасьева А.П. Символ как средство диагностики ценностно-смысловой сферы личности. Дис. .канд. психол. наук. М., 2002. 192с.

22. Бабенко Л.Г. Обозначение эмоций в языке. Свердловск, 1989. 182 с.

23. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка, их личностная и национальная специфика. Автореф. дис. . д.ф.н. Воронеж, 1998.

24. Базарская Н.И. О некоторых особенностях коммуникативного поведения американцев // Язык и национальное сознание. Материалы региональной научно-теоретической конференции. Воронеж, 1998. С. 63-64.

25. Базылев В.Н. Метод в когнитивной лингвистике // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Вып. 5. М., 2002. С. 6.- 12.

26. Баранов А.Г., Кунина М.Н. Дискурсивные характеристики текса в предметной области "терроризм" // Жанры речи. Выпуск 3. Саратов, 2002.С. 231-240.

27. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики //ИРАН СЛЯ. 1997.Т.56. №1. С.11-21.

28. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Структуры знаний и их языковая онтологизация в значении идиом //Ученые записки Тартуского университета. Исследования по когнитивным аспектам языка. Тарту, 1990. Вып. 903.

29. Башкова И.В. Грамматика восприятия в современном русском языке. Автореф. дис. .к.ф.н. Екатеринбург, 1995

30. Беднарек Г. Расширения понятийных и грамматических категорий // Прямая и непрямая коммуникация. Саратов, 2003. С. 314-321

31. Белова Ж.П. Этические понятия в мышлении и речи современного молодого человека (на материале студенческих письменных работ) // Славянские чтения. Духовная культура и история русского народа. Вып. 4. Ч. 1. Омск, 1995. С. 69-71

32. Беляева Е.В. Когнитивные механизмы возникновения речевых ошибок при усвоении русского языка в иноязычной аудитории (на материале ошибок китайских студентов). Автореф. дис. .к.ф.н. Красноярск, 2004. 25 с.

33. Беляевская Е.Г. Когнитивные основания изучения семантики слова // Структуры представления знаний в языке. М., 1994. С.87-110.

34. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.,1974. 447 с.

35. Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. 224 с.

36. Березович E.JI. Русская национальная личность в зеркале языка: в поисках объективной методики анализа // Русский язык в контексте культуры. Екатеринбург, 1999. С. 31-42

37. Берестнев Г.И. О «новой реальности» языкознания // Филологические науки. №4. 1997. С. 47-56.

38. Блинова О.И. Русская диалектология. Лексика: Учебное пособие. Томск, 1984. 133 с.

39. Боброва Г.А., Пеняк Н.М. О природе смысловых приращений оценочного характера в производных прилагательных современного русского39