автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Манипулятивное речевое воздействие: коммуникативно-прагматический аспект

Полный текст автореферата диссертации по теме "Манипулятивное речевое воздействие: коммуникативно-прагматический аспект"

На правах рукописи

ДЕНИСЮК Елена Викторовна

МАНИПУЛЯТИВНОЕ РЕЧЕВОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ: КОММУНИКАТИВНО-ПРАГМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Екатеринбург 2004

Работа выполнена на кафедре риторики и стилистики русского языка Уральского государственного университета имени A.M. Горького.

Научный руководитель

доктор филологических наук, профессор О.А Михайлова

Официальные оппоненты

доктор филологических наук, профессор А.П. Чудинов

кандидат филологических наук, доцент B.C. Третьякова

Ведущая организация

Омский государственный университет

Зашита состоится 28 апреля 2004 года в часов на заседании

диссертационного совета Д 212.286.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Уральском государственном университете имени A.M. Горького (620083, г. Екатеринбург, К-83, пр. Ленина, 51, комн. 248).

С* диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного университета.

Автореферат разослан

марта 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук

М.А. Литовская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемое диссертационное исследование посвящено изучению феномена маиипулятивного речевого воздействия в коммуникативно-прагматическом аспекте.

Актуальность темы диссертации определяется, с одной стороны, возросшим в последние годы интересом к воздействию на человека с помощью речи и особенно к такой его разновидности, как манипуляция, с другой стороны — недостаточностью теоретического осмысления данного феномена в лингвистике, что проявляется в следующем.

• Лингвисты вслед за психологами уделяют основное внимание описанию приемов и средств манипулятивного воздействия (см.: Е.Л. Доценко, В.И. Карасик, С. Поварнин, К.Ф. Седов, И.А. Стернин, И.В. Сентснберг, И.П. Тарасова, Р. Фишер, У. Юри и др.), что приводит к подмене описания процесса манипулятивного воздействия описанием набора речевых средств частных реализаций этого воздействия.

• Существующие лингвистические описания манипуляции содержат некие перечни характеристик результата манипулятивного речевого воздействия и отчасти условий его осуществления, однако базовая характеристика манипуляции и причинно-следственные связи между прочими отмечаемыми характеристиками данного феномена продолжают оставаться неопределенными.

• Характер речевого воздействия (далее - РВ) при манипуляции определяется как внушение (см., например: О.С. Иссерс, И.А. Стернин, Н.Н. Трошина и др.), и лингвистические модели манипуляции продолжают оставаться психологообразными. Лингвистически не определены параметры описания речевого воздействия.

Цель настоящего диссертационного исследования - создание собственно лингвистической (коммуникативно-прагматической) модели манипулятивного речевого воздействия. Объектом исследования послужило коммуникативное событие -процессуальная единица членения потока коммуникации (И.Н. Борисова), - в котором имело место манипулятивное речевое воздействие. Предмет исследования -структурно-содержательная сторона манипулятивного коммуникативного события. Поставленная цель потребовала решения ряда задач:

1. установления идентификационной (порождающей) характеристики манипуляции;

2. определения параметров лингвопрагматического описания речевого воздействия;

3. выявления ограничения значений этих параметров для манипулятивного речевого воздействия;

4. представления речевого воздействия в виде коммуникативной стратегии воздействующего субъекта;

5. описания структурно-содержательной модели коммуникативного события, в котором осуществляется манипулятивиое речевое воздействие.

Материалом исследования послужили фрагменты текстов, содержащие коммуникативные события - факты манипуляции. Единицей анализа избрана реплика коммуниканта. Источник материала - тексты художественной литературы русских авторов XIX - XX веков. Отбор речевых фрагментов осуществлялся на основании анализа образа героя - субъекта воздействия - и сюжетной линии произведения. Каждый из речевых фрагментов анализиро^^я гр1' Т""Тв контекст всего художественного произведения! издоздэддаоНДОИДОнрго рода

материала для изучения манипуляции возможно, тафШиКЮШОДтари*! автора

3 1

изучения манипуляции возможно, так как комментарии автора позволяют оказаться в позиции осведомленного стороннего наблюдателя, владеющего информацией о коммуникативных целях участников общения, их моделях мира, потребностях и т.п.

Методика исследования материала. В первой главе работы предложен так называемый послойный анализ реплик коммуникантов, который и применяется при исследовании речевого материала в главе 2. Указанный метод анализа опирается на собственно лингвистические методы исследования - лексико-семантический, грамматический, функционально-стилистический анализ языковых единиц. В исследовании также применялись общенаучные методы: системный, структурный, функциональный, стратегический.

Новизна исследования. В работе представлена собствешю лингвистическая модель манипулятивного речевого воздействия: 1) выявлены параметры лингвоп-рагматического описания речевого воздействия, 2) определены их значения для манипулятивного речевого воздействия, 3) описана структурная организация речевого поведения манипулятора, 4) дана структурно-содержательную модель маии-пулятивного коммуникативного события. Предложен метод анализа речевого материала, позволяющий осуществить последовательный переход от плана содержания языковых единиц к плану содержания речевых поступков коммуниканта, осуществляющего любое (манипулятивное и неманипулятивное) речевое воздействие.

Теоретическая значимость диссертации: исследование вносит вклад в разработку важной для лингвистики проблемы воздействия на человека с помощью речи. В диссертационной работе решается важная научная задача лингвопрагмати-ческого моделирования феномена манипулятивного речевого воздействия.

Практическая значимость диссертации: материалы диссертации могут быть использованы при чтении вузовских курсов по лингвопрагматике, психолингвистике, теории речевого воздействия, теории коммуникации, теории рекламы, они могут составить основу спецкурсов по проблеме исследования речи как средства воздействия на индивида; положения и выводы диссертационного исследования могут быть полезны при разработке методов психотерапевтического и педагогического воздействия на человека.

Апробация результатов исследования. Результаты работы отражены в 4 публикациях автора. Основные положения исследования изложены автором на международных (2001г., 2003г.) и всероссийских научных конференциях (2000г., 2003 г.) в Екатеринбурге. Диссертация обсуждалась на кафедре риторики и стилистики русского языка Уральского государственного университета, на кафедре русского языка Уральского государственного технического университета.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Идентификационной характеристикой (порождающим фактором) манипуляции является специфическая коммуникативная установка воздействующего субъекта, которая выражается в непризнании равной ценности собственных потребностей и потребностей объекта воздействия и стремлении удовлетворить собственную потребность, не обнаруживая перед объектом воздействия конфликта интересов.

2. Специфика маиипулятивного речевого воздействия состоит в ограничении значений лингвопрагматических параметров: а) коммуникативные смыслы речевых поступков.должны обязательно создавать образ манипулятора как единомышлен-

инка; б) прагматические смысли не должны содержать угрозу неудовлетворения потребности манипулируемого из-за действий самого манипулятора.

3. Коммуникативная страгегия манипулятора представляет собой систему субстратегий - субстратегии создания для манипулируемого мотивации к совершению нужного манипулятору действия (М-субстратегия) и субстратегии создания для манипулируемого интерпретации текущей коммуникативной ситуации (И-субстратегия).

4. Специфика манипуляции не касается процесса и механизма речевого воздействия: не существует каких-либо специфических «мишеней» и языковых средств манипулятивного воздействия. Речевое поведение манипулятора отличается от нсманипулятивного особой структурной организацией, а не конкретным наполнением коммуникативной стратегии в виде приемов, тактик и т.п.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списков литературы, словарей и источников речевого материала, приложения с фрагментами художественных произведений, содержащих коммуникативные события, частично или полностью представленные в тексте диссертации.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Введение содержит краткий обзор современного состояния исследования феномена манипуляции в психологической и лингвистической науке, обоснование актуальности темы диссертации, объекта и предмета работы, формулировку цели и задач исследования, характеристику исследовательского подхода и методов работы с материалом.

В ГЛАВЕ 1. «Манипулятивное речевое воздействие: лингвопрагматиче-ские параметры описания» представлена лингвистическая модель речевого воздействия и определены лингвопрагматические параметры описания манипулятив-ного речевого воздействия.

В разделе 1.1. «Позиция коммуниканта в ситуации манипулятивного речевого воздействия» выявлена идентификационная характеристика манипуляции, на основании анализа механизма РВ определены компоненты личности коммуниканта - объекта РВ, релевантные для описания манипулятивного речевого воздействия.

Идентификационной (порождающей) характеристикой манипуляции является специфическая - манипулятивная - когнитивная и коммуникативная установка воздействующего субъекта - ценностная диспозиция по отношению к объекту воздействия (Ф. Зимбардо, М. Ляйппе). Манипулятивная когнитивная установка характеризуется системой условий: 1) непризнанием субъектом РВ равной ценности личности объекта РВ по сравнению с собственной, что проявляется в непризнании равной ценности потребностей объекта РВ; 2) стремлением добиться желаемого в случае конфликта интересов без каких-либо уступок, получить нечто без платы, даром - то есть без каких-либо эмоциональных затрат. Манипулятивная коммуникативная установка характеризуется 1) стремлением удовлетворить собственную потребность посредством использования, но не удовлетворения потребностей объекта РВ; 2) стремлением удовлетворить собственную потребность, не обнаруживая перед объектом РВ конфликта интересов.

Коммуникация с неманипулятивным РВ - это всегда компромисс, договор, что влечет за собой эмоциональные затраты собеседников. Манипулятор же, не желая идти на уступки, вместе с тем, и не обнаруживает перед объектом воздейст-

вия сам конфликт интересов - не идет на открытую конфронтацию. Это отличает данный тип воздействия,. например, от шантажа, при котором воздействующий субъект раскрывает объекту воздействия конфликт интересов и прилагает значительные эмоциональные усилия, чтобы, будучи «плохим» в глазах собеседника, побудить его выполнить что-либо.

Таким образом, манипуляция - это речевое воздействие, в результате которого субъект РВ удовлетворяет собственную потребность, используя потребности объекта РВ, и не обнаруживает при этом перед объектом РВ конфликта интересов. Идентифицировать манипулятивное РВ можно только анализируя коммуникативную установку воздействующего субъекта, находясь при этом в позиции стороннего наблюдателя или самого манипулятора.

Манипулятивное речевое воздействие (как всякое воздействие) является взаимодействием его субъекта и объекта. Это значит, что в комплиментарных отношениях, во-первых, находятся установки манипулятора и манипулируемого, во-вторых - средства, используемые манипулятором, и компоненты личности мани-пулируемого, на которые эти средства воздействуют.

Речевое воздействие (в том числе и манипулятивное) является намеренным мотивационным опосредованием - процессом переключения уже существующих мотивационных отношений на новое содержание с последующей их фиксацией, что обеспечивает соответствующее восприятие этого нового содержания независимо от события, послужившего основой переключения (В.К. Вилюнас, В.Д. Шадри-ков). Представляется, что РВ (манипулятивное и неманипулятивное) реализует три этапа мотивационного опосредования: 1) актуализирует существующую у объекта РВ потребность, 2) интерпретирует какой-либо предмет или явление как средство удовлетворения этой потребности, 3) интерпретирует совершение какого-либо действия (средство второго порядка) как способ получить указанное выше средство.

Независимо от действий субъекта РВ, осуществляющего мотивациошюе опосредование, объект РВ самостоятельно производит оценку текущей коммуникативной ситуации с точки зрения того, может ли она служить источником удовлетворения его потребности или нет. Инструментом такой оценки являются убеждения индивида - постоянно хранимые в памяти тесно взаимосвязанные обобщения о: 1) причинно-следствешюй связи, 2) значении и 3) границах: а) окружающего мира, б) поведения, в) возможностей личности и г) самоидентификации (Р. Дилтс). Убеждения, по сути, есть модель мира индивида, его концепция реальности. В убеждениях язык выступает как средство создания моделей человеческого опыта (Р. Бэнд-лер, Дж. Гриндер, Р. Дилтс и др.). Убеждения эмоциональны и рациональны (логичны) одновременно, в них соединяется психологическое и лингвистическое, когнитивное и эмоциональное. Лингвистически они представляют собой два типа вербальных моделей, так называемых «комплексных эквивалентов» (предложений тождества) и «утверждений о причинно-следственных связях» (Р. Дилтс).

Таким образом, в деятсльностном аспекте РВ является воздействием на систему убеждений индивида с целью создать для него мотивацию к совершению нужного действия. В когнитивном аспекте речевое воздействие — это формирование у объекта РВ убеждения о выгодности этого действия.

Независимо от того, как построено высказывание субъекта воздействия, объект РВ самостоятельно мысленно (осознанно или нет) конструирует для себя аргументы, обосновывающие выгоду. При этом вербальная аргументация субъекта РВ и так называемая «внутренняя» аргументация объекта воздействия могут не совпа-

дать. Внутренняя аргументация объекта РВ, определяющая аргументационную сущность речевого воздействия, может быть вербализована, но находится в иной плоскости, нежели высказывания субъекта РВ. Разделение РВ на внушение, убеждение, уговоры, доказывание и т.п. (на котором основано противопоставление манипуляции как внушения убеждению - Е.Л. Доценко, О.С. Иссерс, В.И. Карасик, И.А. Стернин и др.) при данном подходе не является релевантным прежде всего потому, что связано с речевым оформлением воздействия его субъектом и к внутреннему обоснованию объекта этого воздействия отношения не имеет.

Кроме того, можно говорить об отсутствии специфических «мишеней манипуляции», так как выделяемые психологами и вслед за ними лингвистами (см., например: В.Г. Афанасьев, М.Р. Битянова, Е.Л. Доценко, О.С. Иссерс, В.Н. Куницы-на, И.А. Стернин, Р. Чалдини и др.) в качестве специфических «мишеней» манипу-лятивного воздействия стереотипы (мыслительные, существующие в виде убеждений, и обусловленные ими поведенческие), потребности, эмоции выступают как компоненты единого процесса РВ - манипулятивного и неманипулятивного. Это объясняет «незаметность» манипуляции и свойство этих «мишеней» быть подверженными влиянию со стороны инициатора воздействия независимо от того, имел он такое намерение или нет.

Итак, компонентами личности коммуниканта, релевантными для описания манипулятивного и неманипулятивного РВ являются его система потребностей и система убеждений.

В разделе 1.2. «Высказывание как средство манипулятивного речевого воздействия» представлена связь указанных структур личности коммуниканта с высказыванием.

Воспринимаемый участником общения образ текущей коммуникативной ситуации (далее - ТКС) является единицей психического переживания (Л.С. Выготский, II.B. Гришина, СВ. Ковалев, Б.Ф. Ломов, А.В. Филиппов и др.) и одновременно единицей информации, переживание которой и происходит. ТКС представляет собой сосредоточение информации, которую привносят и извлекают коммуниканты посредством своей речевой деятельности. ТКС - это интерпретированные посредством вербальных (речи) и невербальных знаков (жесты, мимика, позы, дистанция между собеседниками и т.п.) «здесь и сейчас». Роль субъекта РВ сводится к тому, чтобы внести в интерпретацию текущей коммуникативной ситуации смыслы, которые послужат объекту РВ обоснованием совершения действия — выработке у него убеждения о выгодности такого действия. Роль объекта РВ состоит в извлечении этой информации, этих смыслов. Интерпретирование ТКС - это, по сути, формирование для объекта РВ личностного смысла этой ситуации (А.Н. Леонтьев, С.В. Ковалев, А.В. Филиппов и др.), что превращает ее в ситуацию, способную мотивировать деятельность.

Интерпретирование ТКС состоит в характеристике ее объективных макрокомпонентов (И.Н. Борисова): типологической стратификации коммуникативного события, способа общения, организации общения, топологии и хронологии коммуникативного события, объективных ситуативных характеристик коммуникантов.

Итерпретирование происходит путем соотнесения ТКС в акте коммуникации с некой описываемой в высказывании ситуацией. В результате чего ситуация из высказывания так или иначе характеризует указанные компоненты реальной коммуникативной ситуации, будучи связана с текущим актом коммуникации посредством категории предикативности (Г.А. Золотова и др.).

План содержания высказывания - это коммуникативный смысл этого высказывания, то есть то содержание, которое получает языковая единица при ее употреблении в речи (М.Ю. Федосюк). Важно то, что этот смысл появляется не в контексте сообщения - речевого произведения, а в контексте сообщения - текущей ситуации общения. Использования для определения смысла высказывания разного рода экстралингвистической (а значит, ситуативной) информации обязывает нас расширить контекст до коммуникативной ситуации. Задачей субъекта РВ является использовать такие высказывания, которые бы при взаимодействии с системой убеждений объекта РВ порождали смыслы, способные служить последнему аргументацией в пользу совершения нужного субъекту РВ действия.

Средства языка, конструирующие высказывание, безусловно, участвуют в речевом воздействии, но косвенно, опосредованно, так как средство РВ не единица языка, а интерпретированная ТКС. И, соответственно, средством манипулятивного РВ выступает создаваемый высказыванием образ ТКС, а не отдельные языковые единицы.

В разделе 1.3. «Речевой поступок как единица манипулятивного речевого воздействия» рассматривается функционирование высказывания в речевом поступке, представлена модель речевою поступка - знаковой единицы и единицы речевого воздействия.

В фокусе внимания находится речевая деятельность в индивидуальном исполнении - речевое поведение. Речевое поведение вслед за И.Н. Борисовой понимается нами как словесно выраженная часть коммуникативного поведения (эмпирически наблюдаемого и воспринимаемого адресатом внешнего проявления коммуникативной деятельности), мотивированная, намеренная, адресованная коммуникативная активность индивида в ситуации речевого взаимодействия, связанная с выбором и использованием языковых средств в соответствии с коммуникативной задачей. Речевое поведение представляет собой линейную синтагматическую последовательность речевых поступков - адресованных партнерам коммуникации интенциональных контекстуально и социально обусловленных речевых действий, имеющих форму языкового выражения - языковой план выражения - и несущих воспринимающему некий межличностно значимый смысл - план содержания.

Коммуникативный смысл речевого поступка в вербализованном виде представляет собой конструкцию, состоящую из тезиса - характеристики какого-либо из компонентов ТКС - и аргумента к нему, построенного на основе коммуникативного смысла высказывания. Коммуникативный смысл речевого поступка строится в рамках системы убеждений объекта РВ и, по сути, является выводом силлогизма, посылками в котором выступают коммуникативный смысл высказывания и убеждение объекта РВ. Так, например, из реплики персонажа романа И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» О. Бендера А сейчас, простите, не в форме: устал после карлсбадского турнира коммуникативный смысл выводится следующим образом:

Посылка 1 / коммуникативный смысл высказывания субъекта РВ: «я участвовал в

карлсбадском (- международном шахматном) турнире». Посылка 2 / убеждение объекта РВ: «тот, кто участвует в международном шахматном турнире, - гроссмейстер». Вывод / коммуникативный смысл речевого поступка субъекта РВ: «я гроссмейстер, потому что участвовал в международном турнире».

Таким образом, субъект РВ, независимо от смысла и формы высказывания, посредством коммуникативного смысла речевого поступка аргументирует для объекта РВ его и свои коммуникативные характеристики, характеристики обстановки взаимодействия. А эти характеристики уже далее используются объектом РВ для самостоятельного внутреннего обоснования выгодности совершения действия.

Коммуникативный смысл речевого поступка всегда имплицитен но отношению к речевому произведению, так как имеет принципиально другую природу, нежели высказывание. Высказывания типа «Подай мне, пожалуйста, соль» представляют собой частный случай соотношения описываемых в них ситуаций с ТКС, так же описывают компоненты ТКС и обладают такой же степенью воздействия, что и любые неимперативные высказывания. Коммуникативный смысл речевого поступка, конструируемый на основе приведенного высказывания в форме прямого побуждения, можно сформулировать как «я человек, нуждающийся в соли, потому что прошу ее подать». Объект РВ выполнит просьбу субъекта РВ не столько потому, что субъект РВ просит, сколько потому, что у него есть какие-либо аргументы вообще помогать этому человеку вследствие определенного к нему отношения. А отношение напрямую связано с образом этого человека, воспринимаемым объектом РВ.

Речевой поступок, наряду с коммуникативным, обладает прагматическим смыслом. Прагматический смысл речевого поступка - это одно из действий (лингвистически формулируемое в виде отглагольного существительного или перфор-матива), формирующее какой-либо из этапов мотивационного опосредования. Один прагматический смысл может быть выражен посредством нескольких коммуникативных смыслов, а речевые поступки, способные выражать один прагматический смысл, образуют функционально-прагматическую парадигму (И.Н. Борисова).

Процесс превращения высказывания в средство речевого (психологического) воздействия на индивида, процесс взаимодействия субъекта и объекта РВ, схематично можно представить так:

Коммуникативный смысл высказывания субъекта РВ +

Лингвистически представимая система убеждений (модель мира) объекта РВ

4

Коммуникативный смысл речевого поступка субъекта РВ

(создаваемый образ ТКС) +

Система потребностей объекта РВ

4

Прагматический смысл речевого поступка субъекта РВ (формируемый этап мотивационного опосредования)

Высказывание, речевой поступок и реплика лежат в различных плоскостях исследования. Если высказывание, безусловно, лингвистично, то речевой поступок принадлежит, скорее, к когнитивно-прагматической области, и отнесенность того или иного высказывания к тому или иному речевому поступку определяется функ-

цией плана содержания этого высказывания в интерпретации ТКС. Реплика оказывается результатом естественного механического дробления речевого материала в процессе речевого взаимодействия.

В одной языковой форме высказывания в разных плоскостях сосуществуют коммуникативный смысл этого высказывания, коммуникативный и прагматический смысл речевого поступка. Речевое воздействие по своей сути является непрямым, то есть содержательно осложненным, так как понимание высказывания включает смыслы, не содержащиеся в собственно высказываниях, и требует дополнительных интерпертативных усилий со стороны адресата, а не сводится к простому узнаванию знака (В. В. Дементьев). Вычленение этих смыслов есть результат интерпретационной активности самого объекта РВ, обладающей некоторой степенью свободы, определяемой контекстно-ситуативными условиями. Интерпретационная деятельность превращает объект РВ в активного участника процесса РВ, а само это воздействие - из одностороннего процесса во взаимодействие субъекта и объекта.

Указанное понимание высказывания и речевого поступка требует послойного анализа речевого материала. В рамках каждой реплики анализируется план выражения и план содержания высказываний, определяются их функции в интерпретации ситуации общения; эти функции анализируются далее как план содержания речевого поступка. В работе используется данная технология анализа реплик коммуникантов.

Таким образом, компоненты личности коммуниканта, релевантные для осуществления РВ (система потребностей и система лингвистически представимых убеждений) приобретают значимость для процесса РВ в коммуникативном и прагматическом смыслах речевого поступка воздействующего субъекта. Именно коммуникативный и прагматический смыслы речевого поступка субъекта РВ являются лингвопрагматическими параметрами описания речевого воздействия вообще и манипулятивного в частности. Коммуникативная установка субъекта РВ - параметр, определяющий поведение в целом и, следовательно, внешний по отношению к нему, описывающий макрокомпонент самой ситуации.

Специфика манипуляции не касается процесса и механизма РВ, а состоит в ограничении значений лингвопрагматических параметров РВ.

В ГЛАВЕ 2. «Манппулятивное коммуникативное событие: структурно-содержательная модель» на основании анализа манипулятивных коммуникативных событий определены ограничения лингвопрагматических параметров манипу-лятивного РВ, структура речевого поведения коммуниканта-манипулятора, представлена модель анализа коммуникативного события - факта манипуляции.

В разделе 2.1. «Коммуникативные смыслы речевых поступков манипулятора» представлен анализ коммуникативных смыслов речевых поступков коммуниканта-манипулятора, определены ограничения их значений для манипулятивного РВ.

Манипуляция представляет собой способ РВ в случае, когда у объекта этого воздействия в данной естественно складывающейся интерпретации ТКС вследствие конфликта интересов нет и не может быть мотивации к совершению нужного субъекту РВ действия. Иными словами, ТКС с настоящими характеристиками субъекта, объекта и обстановки взаимодействия не может служить источником аргументации для объекта РВ. Например, в коммуникативной ситуации с целевой характеристикой субъекта РВ Остапа Бендера (персонажа произведений И.Ильфа и Е.

Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»), вступающего в речевое общение с целью побудить речевых партнеров дать денег или отдать стулья гарнитура тещи Воробья ни нова, положительный результат воздействия также невозможен. Это значит, что с помощью машшулятивного РВ субъектом РВ должно осуществляться обязательное изменение специфическим образом характеристик коммуникативной ситуации.

Идентификационная характеристика манипуляции - отношение субъекта воздействия к потребностям объекта РВ - проявляется в речевом событии в виде макрокомпонента «объективные ситуативные характеристики коммуникантов». И первоочередная задача манипулятора состоит в том, чтобы нужным образом охарактеризовать собственные объективные ситуативные характеристики: личностный аспект (личностные характеристики, модель мира = система убеждений); ролевой аспект (постоянные и переменные социальные роли, переменные диалогические роли; социально-статусные отношения коммуникантов - соотношение социальных статусов и коммуникативный модус); целевой аспект (конкретизированные потребности манипулятора). Другим важным для интерпретации макрокомпонентом являются объективные ситуативные характеристики объекта манипуляции. Представляется, что вспомогательную роль играет интерпретация образа обстановки воздействия.

Манипулятор использует условия неадекватного восприятия (Дж. Брунер) при создании для манипулируемого образа ТКС. До непосредственной коммуникации (или в самом ее начале) манипулятор составляет представление о модели мира ма-нипулируемого, например, на основании анализа интерьера его жилища: Чичиков «искоса бросив еще один взгляд на все, что было в комнате, почувствовал, что слово «добродетель» и «редкие свойства души» можно с успехом заменить словами «экономия» и «порядок»; и потому, преобразивши таким образом речь, он сказал, что, наслышась об экономии его и редком управлении течениями, он почел за долг познакомиться и принести лично свое почтение» (Н.В. Гоголь). Или получает информацию из рассказа третьих лиц, как, например, О. Бендер узнает о Воробья-нинове от дворника, восклицание которого «Барин!... Из Парижа!» при виде Во-робьянинова становится основой для следующей фразы манипулятора О. Бендсра «Унас хоть и не Париж, но милости просим к нашему шалашу» (И. Ильф, Е. Петров).

В границах модели мира манипулируемого и осуществляется интерпретация коммуникативной ситуации при создании образа речевого события. Использование наиболее доступных манипулируемому категорий восприятия и опора на его наиболее сильные гипотезы позволяет манипулятору с наименьшими усилиями и наибольшей результативностью организовать неадекватное восприятие манипулируе-мым речевого события. Ярким примером такой опоры на гипотезу манипулируемо-го является использование героем «Ревизора» Хлестаковым того, что его принимают за ревизора. В «Золотом теленке» О. Бендер также пользуется тем, что жители села приняли машину «Антилопу Гну», в которой он ехал с Балагановым, Пани-ковским и Козлевичем, за головную машину автопробега Москва - Харьков - Москва. Он эксплицирует свое намерение: «Первое: крестьяне приняли «Антилопу» за головную машину автопробега. Второе: мы не отказываемся от этого звания, более того - мы будем обращаться ко всем учреждениям и лицам с просьбой оказать нам надлежащее содействие, напирая именно на то, что мы головная машина» (И. Ильф, Е. Петров). В дальнейшем О. Бендер с легкостью манипулирует жи-

телями ряда населенных пунктов, лежащих ла маршруте автопробега, именно благодаря использованию их заблуждения.

Манипулятор избирает для себя коммуникативную и социальную роль, согласованную с моделью мира манипулируемого и спецификой человеческого восприятия: например, О. Бендер играет роль «гроссмейстера» в среде шахматистов-любителей города Васюки, «заговорщика» в общении с бывшими дворянами - знакомыми Воробьянинова, «светского человека» при разговоре с ЭллочкоЙ Щукиной и т.п. Наиболее выгодной с точки зрения достижения коммуникативной цели будет роль, дополнительно имеющая характеристику «авторитет». Именно поэтому в разговоре с бывшими дворянами О. Бендер использует характеристику Воробьяни-нова как «предводителя дворянства», «отца русской демократии», «особы, приближенной к императору», и ассоциирует себя с ним - «мы с коллегой», тем самым к образу «заговорщик» добавляется характеристика «авторитет», «лидер».

Для создания образа манипулируемого избираются те из его характеристик, которые дадут манипулятору возможность актуализировать существующую потребность. Например, для воздействия на васюкинцев помимо их характеристики «шахматисты-любители» важна также характеристика «провинциалы», которая дает возможность О. Бендеру актуализировать зависть к столице, стремление стать центром. В итоге О. Бендер обещает, что благодаря проведению шахматного турнира в Васюках город станет центром всего мира, «а впоследствии и вселенной» (И. Ильф, Е. Петров).

Создаваемый манипулятором образ обстановки взаимодействия связан с культурным и социальным контекстом коммуникативной ситуации, которые задаются стереотипами ролей манипулятора и манипулируемого (Л.П. Крысин), и, по всей видимости, вторичен при интерпретации ТКС. Так, при выборе манипулятором О. Бендером ролей «заговорщики» образ обстановки взаимодействия естественным образом характеризуется как «тайное заседание», при выборе ролей «гроссмейстер» и «шахматисты-любители» - как «заседание шахсекции» и т.п.

Главным требованием к любой из выбранных ролей (ограничением значений коммуникативных смыслов речевых поступков манипулятора) будет то, что в рамках модели мира манипулируемого эта роль должна создавать образ манипулятора как партнера-единомышленника, желающего помочь собеседнику в удовлетворении его потребностей. В процессе общения манипулируемый реконструирует коммуникативную цель манипулятора, поэтому как бы конкретно она ни выражалась, образ манипулятора как единомышленника всегда будет обеспечивать восприятие ее манипулируемым как взаимовыгодной.

В разделе 2.2. «Прагматические смыслы речевых поступков манипулятора» представлен анализ прагматических смыслов речевых поступков коммуниканта-манипулятора, определены ограничения их значений для мапипулятивного РВ.

Манипуляция как речевое воздействие всегда является намеренным мотива-ционным опосредованием. Все речевые поступки манипулятора своими прагматическими смыслами распределяются по этапам мотивациошюго опосредования:

этап 1 - речевые поступки, прагматический смысл которых - актуализация существующей у манипулируемого потребности и стремления ее удовлетворить (в реальной коммуникативной ситуации манипулятор может актуализировать сразу • несколько потребностей манипулируемого);

этап 2 - речевые поступки, прагматический смысл которых - интерпретация какого-либо предмета или явления как средства удовлетворить эту потребность;

этап 3 - речевые поступки, прагматический смысл которых - интерпретация совершения какого-либо действия (или ряда действий, в числе которых оказывается выгодное манипулятору) как способа получить вышеуказанное средство. На третьем этапе проявляется цель воздействия манипулятора.

Ограничения значений прагматических смыслов речевых поступков при ма-нипулятивном РВ: они не должны содержать угрозу неудовлетворения потребности манипулируемого из-за действий самого манипулятора. Такой способ создания мотивации разрушает образ манипулятора как единомышленника - основу успешной манипуляции, как это происходит в следующем коммуникативном событии (С. Черный): манипулятор - гимназист Вася, внук начальницы гимназии; манипули-руемый - учительница гимназии Анна Ивановна, классная дама Нины Снесарсвой. Ситуативный контекст: вечер; гимназист Вася; желая объясниться с гимназисткой Ниной Снесаревой, пришедшей за забытым ей учебником физики Краевича, уговаривает ее пойти в кабинет физики; в кабинете темно. Внезапно входят классная дама Ниночкиного класса и учитель пения Дробыш-Збановский.

...Классная дама, словно индюшка на утенка, зашипела, налетела на гимназистку, хотя та и без того в позе умирающего лебеденка беспомощно прислонилась к столу.

- Вам что здесь нужно, госпожа Снесарева?! В такой час?! В стенах гимназии! Не-слы-ханно!!!

Гимназист, как опытный стрелочник, перед самым носом летящего на всех парах не на тот путь поезда, круто перевел стрелку. Быстро наклонился к Ниночке, взял ее за локоть, встряхнул и слегка подтолкнул к дверям... Трепетные шаги смолкли. Обморок в физическом кабинете со всеми своими бездонными последствиями, - слава Богу, прошел над головой, не разрядился. Наедине справиться с Анной Ивановной было совсем уже не трудно.

— Виновата не госпожа Снесарева, виноват я, милая Анна Ивановна. И то только в том, что был вежлив. Нина Васильевна забыла в физическом кабинете Краевича, — и вот он у меня в руках, видите? А я в зале ловил нашего кота, чтобы он в форточку не выпрыгнул.» Вы знаете, как бабушка его любит ? И так как у меня были спички, я и предложил вашей ученице проводить ее в физический кабинет и посветить ей... Посветить не успел, а остальное вам и господину Дробыш-Збановскому (.подчеркнул он) известно.

Манипулятор исключает из коммуникативной ситуации коммуниканта Нину Снесареву, переключает обвинение на себя. Он не отрицает вину, а соглашается, уточняя: «виновата не госпожа Снесарева, виноват я...» Манипулятор определяет свою вину как вежливость, то есть виноват в том, что совершил этически и социально одобряемый поступок, что, по сути, является оксюмороном. Манипулятор приводит аргументы в доказательство того, что его интерпретация причины возникло вешы текущей коммуникативной ситуации - правда: 1) поймать кота - необходимость, потому что «бабушка его любят» и вы это знаете (это является убедительным аргументом для манипулируемого, так как бабушка манипулятора - начальник манипулируемого); 2) Нина действительно забыла учебник, потому что вы видите, что он у меня в руках.

Манипулятор создает образ себя как вежливого, послушного учащегося, говорящего правду (коммуникативные смыслы речевых поступков): а) «я вежливый и послушный ученик, потому что вежливо с вами разговариваю (использую обраще-

ние «милая Анна Ивановна», обстоятельно объясняю сложившуюся ситуацию)»; б) «я говорю правду, потому что приводимые мной аргументы убедительны».

Манипулятор невербально (интонационно) и вербально актуализирует потребность манипулируемого скрыть факт поздней совместной прогулки с учителем пения, объединяя их в высказывании: «вам и господину Збановскому».

Что скажешь? Гимназист, разумеется, говорил правду. Разве таким тоном лгут? Да и упоминание рядом с ее именем фамилии учителя пения по многим соображениям не было классной даме приятно.

Комментарий автора, в котором содержатся мысли манипулируемого, свидетельствует о том, что манипулятору удалась подмена собственных коммуникативных характеристик. Автор сообщает об актуализированной потребности манипули-руемого скрыть свою вечернюю прогулку с учителем пения.

Васенька, впрочем, это и сам понимал и прибавил, пропуская Анну Ивановну мимо себя в зал:

— Все это, конечно, останется между нами...(1) У меня, кстати, есть для вас чудесный альбом болгарских народных узоров (2). Вы ведь интересуе-тесьрукоделием (3). Да?(4)

Автор сообщает о том, что манипулятор осведомлен о потребности манипу-лируемого и использует ее как мишень: «Васенька, впрочем, это и сам понимал и прибавил...» Кроме того, автор, используя вводное «впрочем», обозначающее нерешительность, колебание, сообщает, что манипулируемый догадался об этой осведомленности манипулятора.

Высказывание 1. Манипулятор употребляет вводное слово «конечно», выражающее степень уверенности. Развернув смыслы местоимения «это», вводного слова «конечно», фразеологического сочетания «останется между нами», получаем смысловой эквивалент высказывания: «я уверен, что вы не скажете о том, что видели меня и госпожу Снесареву в кабинете физики; и я уверяю вас, что не скажу, что видел вас вместе с учителем пения».

Высказывание 2. Смысловой эквивалент: «я дам вам (= «у меня есть для вас») альбом болгарских узоров, который вам понравится (= «чудесный альбом»)». Манипулятор использует вводное «кстати», показывающее, что данное высказывание говорится в связи с только что сказанным. Связь высказывания 1 и высказывания 2 может быть представлена в виде следующего смысла: «вы не скажете, что видели меня и госпожу Снесареву в кабинете физики, и тогда я не скажу, что видел вас с учителем пения, и, кроме того, я дам вам альбом болгарских народных узоров, который вам поправится».

Высказывание 3. Использована частица «ведь», усиливающая основное содержание всего высказывания. Смысловой эквивалент высказывания: «вам нужен альбом узоров, потому что вы Шrrepecyeiecb рукоделием» // «вы не скажете, что видели меня и госпожу Снесареву, потому что хотите, чтобы я не говорил, что видел вас с учителем пения».

Таким образом, в подтексте образуется некий договор, предлагаемый манипулятором манипулирусмому - Этап 3 мотивациониого опосредования. При этом создается следующий образ манипулятора (коммуникативный смысл речевого поступка): «..., потому что ».

Дверь из гостиной скрипнула, и мягкий бабушкин голос спросил:

— С кем это, Васенька, ты там разговариваешь?

Появляются ситуативные условия, в которых реально существует угроза неудовлетворения потребности манипулируемого.

— С Анной Ивановной, бабушка. Она забыла в физическом кабинете Крае-вича, и я посветил.

Манипулятор выполняет свою часть договора - не сообщает о совместной прогулке классной дамы и учителя пения.

Бабушка поздоровалась.

—Добрый вечер, Анна Ивановна. А у меня и чай на столе. Не зайдете ли?

—Добрый вечер... Спасибо... Голова болит ужасно. Простите, пожалуйста, не могу...

Васенька, не жалея спичек, жег их одну за другой до самой швейцарской, в позе пажа подчеркнуто любезно освещая классной даме дорогу. Простились молча. Оба с трудом сохраняли светское выражение лица: она — потому что буквально задыхалась от злости, он — с трудом сдерживая душивший его смех.

Несмотря на то, что манипулятор продолжает подкреплять ранее созданный образ себя как вежливого, послушного, даже услужливого, ученика - «в позе пажа подчеркнуто любезно освещая классной даме дорогу», «не жалея спичек, жег...» -слова автора сообщают о негативной оценке им образа манипулятора - «задыхаясь от злости».

В разделе 23. «Коммуникативная стратегия манипулятнвного речевого воздействия» представлена модель коммуникативной стратегии в случае манипу-лятивного РВ, выявлен ряд типичных для манипуляции коммуникативных тактик.

Коммуникативная тактика определяется в данном исследовании характером отношений между коммуникативным смыслом высказывания и коммуникативным смыслом речевого поступка и выявляется путем анализа этих отношений. Коммуникативная стратегия определяется характером отношений между коммуникативной целью и прагматическими смыслами речевых поступков воздействующего субъекта. Коммуникативная стратегия - явление отличное от просто последовательности речевых действий, направленных на достижение какой-либо коммуникативной цели. Это, скорее, структурированная последовательность речевых действий, точнее - способ структурирования речевого поведения в соответствии с коммуникативной целью участника общения. Если стратегия - это этапность, то тактика - способ. Речевой поступок, коммуникативная тактика, коммуникативная стратегия соотносятся как «что», «как» и «в какой последовательности».

Двойственность коммуникативной установки манипулятора - стремление удовлетворить собствешгую потребность, используя потребность манипулируемо-го, и не обнаружить при этом конфликт интересов - формирует аналогачную двойственность коммуникативной цели, которая соответствующим образом структурирует все речевое поведение манипулятора. Манипулятивная коммуникативная стратегия представляет собой систему параллельно и одновременно осуществляемых субстратегий: субстратепш создания для манипулируемого мотивации к совершению нужного манипулятору действия (М-субстратегия) и субстратегии интерпретации ТКС особым образом (И-субстратегия).

Речевой поступок как знаковая единица может принадлежать сразу обеим с>бстратегиям. Характеристика И-субстратегии строится на анализе коммуникативных смыслов речевых поступков, М-субстратегии - прагматических. Благодаря

И-субстратегии прагматический смысл речевых поступков понимается манипулируемым нужным манипулятору образом.

При невыстроеиности какой-либо из субстратегий данная коммуникативная стратегия перестает быть манипулятивной. Например, в следующем.коммуникативном событии происходит временное нарушение структуры манипулятивной коммуникативной стратегии - не выстроена М-субстартегия, что ставит под угрозу достижение манипулятором своей коммуникативной цели (И. Ильф, Е. Петров). Манипулятор - О. Бендер. Его коммуникативная цель - побудить манипулируемо-го отдать стулья. Манипулируемый - Эллочка Щукина. Ее потребность - быть самой модной. Ситуативный контекст: манипулятор без приглашения наносит мани-пулируемому визит домой утром. Манипулятор и манипулируемый ранее знакомы не были.

- Прекрасный мех! - воскликнул он <Остап>.

И-субстратегия: а) манипулятор создает образ себя как человека, симпатизирующего маниггулируемому: «я симпатизирую вам, потому что я восхищаюсь вашим мехом», б) создаст образ манипулируемого как очаровательной = модной женщины: «вы очаровательны, потому что у вас прекрасный мех». М-субстратегия: манипулятор одновременно поощрением актуализирует потребность манипули-руемого следовать моде.

- Шутите! - сказала Эллочка нежно. - Это мексиканский тушкан.

- Быть этого не может. Вас обманули. Вам дали гораздо лучший мех. Это шанхайские барсы. Ну да! Барсы! Я знаю их по оттенку Видите, как мех играет на солнце!.. Изумруд!Изумруд!

И-субстратегия: манипулятор выстраивает собственный образ: а) человека, разбирающемуся в моде = «я человек, разбирающийся в моде, потому что я разбираюсь в мехах - знаю по оттенку мех шанхайских барсов»; б) манипулятор закрепляет образ себя как единомышленника, человека, симпатизирующего манипули-руемому = «я симпатизирую вам, потому что восхищаюсь вашим мехом»; в) закрепляет образ манипулируемого как очаровательной = модной женщины = «вы очаровательная женщина, потому что у вас великолепный мех». М-субстратегия: манипулятор продолжает актуализировать потребность манипулируемого следовать моде.

...Не давая хозяйке опомниться, великий комбинатор вывалил все, что слышал когда-либо о мехах. После этого заговорили о шелке, и Остап обещал подарить очаровательной хозяйке несколько сот. шелковых коконов, якобы привезенных ему председателем ЦИК Узбекистана.

И-субстратегия: манипулятор продолжает создавать образ себя: а) «я светский человек, потому что я коротко знаком с председателем ЦИК»; б) «я разбираюсь в моде, потому что я знаю о мехах и шелке»; в) «я симпатизирую вам, потому что собираюсь подарить шелковые коконы». М-субстратегия: манипулятор актуализирует потребность манипулируемого следовать моде обещанием подарить шелковые коконы.

- Вы - парниша что надо,- заметила Эллочка после первых минут знакомства. (Манипулируемый воспринимает манипулятора как «своего», симпатизирует ему).

- Вас, конечно, удивил ранний визит неизвестного мужчины?

И-субстратегия. Манипулятор понимает, что его появление нарушает нормы светского общения («...конечно, удивил...», «неизвестный мужчина»), и это может

разрушить создаваемый манипулятором образ себя и образ обстановки общения. Он стремится обосновать свой поступок для манипулирусмого. Манипулятор называет свое посещение визитом. Слово «визит» в качестве основного имеет значение «кратковременное посещение кого-либо по долгу службы» с пометой «официально». Это отчасти снимает ответственность с самого манипулятора.

- Хо-хо! [= «Конечно, я удивлена»]

- Но я к вам по одному деликатному делу.

Манипулятор осознает нарушение норм светского общения и использует противительно-уступительный союз «но» как средство объяснения этих нарушения норм. «Деликатное дело» - дело, требующее особого внимания, возможно, непривычного, выходящего за рамки принятых правил, поведения, что может служить оправданием «раннему визиту».

- Шутите! [= «Какое дело?»]

- Вы вчера были на аукционе и произвели на меня чрезвычайное впечатление.

И-субстратегия: манипулятор закрепляет образ себя = «я симпатизирую вам, потому что восхищаюсь вами». М-субстратегия: манипулятор продолжает актуализировать потребность манипулируемого комплиментом.

-Хамите! [= «Вы мне льстите!»]

- Помилуйте!Хамить такой очаровательной женщине бесчеловечно.

И-субстратегия: а) образ манипулируемого - очаровательная женщина; б) образ манипулятора - человек, симпатизирующий мапипулируемому. М-субстратегия: манипулятор продолжает актуализирован» потребность манипули-руемого комплиментом.

-Жуть! [= «Какой вы льстец!»]

- ...Милая девушка,- неожиданно сказал Остап,- продайте мне этот стул. Он мне очень нравится. Только вы с вашим женским чутьем могли выбрать такую художественную вещь. Продайте, девочка, а я вам дам семь рублей.

Манипулятор разрушает созданный ранее образ манипулируемого - ср. «очаровательная женщина». Манипулятор неверно выстраивает мотивацию: он игнорирует реально существующую потребность манипулируемого, пропускает этап 2 и сразу выстраивает этап 3: если вы продадите мне стул, вы сделаете так, как я хочу («он мне очень нравится»). Но исполнить желание манипулятора не является потребностью манипулируемого. В результате структура манипулятивной коммуникативной стратегии оказывается нарушенной. И-субстратсгия: образ манипули-руемого: «вы модная женщина, потому что вы выбрали такую художественную вещь».

—Хамите, парниша,-лукаво сказала Эллочка.

Неверные действия манипулятора не разрушают его образ в глазах манипули-руемого - «лукаво сказала» («лукавый» = наполненный веселым задором, игривостью).

-Хо-хо,- втолковывал Остап.

Манипулятор переходит на язык манипулируемого, подчеркивая образ себя как «своего». И-субстратегия: «я ваш единомышленник, потому что говорю с вами на одном языке».

«Спей нужно действовать иначе,-решил он, - предложим обмен».

Манипулятор решает скорректировать стратегию.

- Вы знаете, сейчас в Европе и в лучших домах Филадельфии возобновили старинную моду -рахтвать чай через ситечко. Необычайно эффектно и очень элегантно.

И-субстратегия: манипулятор продолжает создавать образ себя = «я светский человек, потому что я коротко осведомлен о европейской и американской моде». М-субстратегия: разливать чай через ситечко модно, и если вы будете разливать чай через ситечко, вы будете модным человеком.

Эллочка насторожилась (интерес манипулируемого).

- Ко мне как раз знакомый дипломат приехал из Вены и привез в подарок. Забавная вещь.

И-субстратегия: образ манипулятора как светского человека = «я светский человек, потому что коротко знаком с дипломатом из Вены». М-субстратегия: актуализация потребности следовать моде.

-Должно быть, знаменито,- заинтересовалась Эллочка.

- Ого! Хо-хо! Давайте обменяемся. Вы мне — стул, а я вам - ситечко. Хотите?

И-субстратегия: манипулятор вновь переходит на язык манипулируемого, подчеркивая образ себя как «своего». М-субстратсгия: чтобы приобрести ситечко (= чтобы стать модным человеком) нужно отдать стул. Действие манипулируемого - передача стула манипулятору - и является коммуникативной целью манипулятора.

// Остап вынул из кармана маленькое позолоченное ситечко.

Солнце каталось в ситечке, как яйцо. По потолку сигали зайчики. Неожиданно осветился темный угол комнаты. На Эллочку вещь произвела такое же неотразимое впечатление, какое производит старая банка из-под консервов на людоеда Мумбо-Юмбо. В таких случаях людоед кричит полным голосом, Эллочка же тихо застонала.

- Хо-хо! (Манипулируемый воспринимает приобретение ситечка как удовлетворение собственной потребности).

Не дав ей опомниться, Остап положил ситечко на стол, взял стул и, узнав у очаровательной женщины адрес мужа, галантно раскланялся.

Специфика манипуляции с точки зрения структурированности речевого поведения проявляется в сложности структуры коммуникативной стратегии, а не в конкретном наборе способов ее реализации. По всей видимости, любые (как социально одобряемые, так и нарушающие этические нормы) коммуникативные тактики приобретают характер манипул яти вных при использовании их в структуре манипуля-тивной стратегии, контекстом которой задается однозначное прочтение речевых действий как манипулятивных. Очевидно, это и яштяется в данном аспекте рассмотрения речевого поведения причиной «незаметности» манипуляции. Таким образом, можно говорить лишь о тактиках, типичных для манипуляции, которые обеспечивают успеипгую реализацию манипулятивной коммуникативной стратегии, и тактиках, не способствующих сохранению системности манипулятивной стратегии.

В разделе предложен вариант типологии коммуникативных тактик для И-субстратепш - по способу позиционирования субъекта РВ по отношению к собеседнику, для М-субстратегии - по способу предложения собеседнику совершить действие. Типичными для манипуляции коммуникативными тактиками можно считать

1) для И-субствратегии таетики:

• интеграции с собеседником {«Наших в городе много ?» И. Ильф, Е. Петров);

• противопоставления третьим лицам («Конечно, я мог бы обратиться к частному лигу-мне всякий даст, но, вы понимаете, это не совсем удобно с политической точки зрения. Сын революционера - и вдруг просит денег у частника, у нэпмана...» И. Ильф, Е. Петров);

• положительной оценки собеседника («Прекрасныймех!» И. Ильф, Е. Петров);

• положительной самооценки («Может быть, я самообольщаюсь, но я проведу его лучше Рольфа. Потом пусть этой женщиной занимается Рольф — для меня важнее всего дело, а не честолюбие» Ю. Семенов);

2) для М-субстратегии тактики:

• обмена («Давайте обменяемся. Вы мне - стул, а я вам - ситечко. Хотите?» И. Ильф, Е. Петров);

• совета / предложения («Хорошо-с, но самому-то зачем же бегать? Изложите на бумаге все ваши подозрения и обвинения против этого человека. Ничего нет проще, как переслать ваше заявление куда следует, и если, как вы полагаете, мы имеем дело с преступником, все это выяснится очень скоро» М. Булгаков).

В то же время, например, тактика отрицательной оценки собеседника и тактика ультиматума не способствуют сохранению системности манипулятивной коммуникативной стратегии.

В разделе 2.4. «Специфика маинпулятивного коммуникативного события» представлена модель анализа коммуникативного события - факта манипуляции, выявлены особенности манипулятивного коммуникативного события. Схема анализа коммуникативного события:

I. Анализ компонентов коммуникативной ситуации:

1. Настоящие объективные ситуативные характеристики субъекта манипуляции: а) личностиоентый аспект (личностные характеристики, модель мира); б) ролевой аспект (постоянные и переменные социальные роли, переменные диалогические роли; социально-статусные отношения коммуникантов - соотношение социальных статусов и коммуникативный модус); в) целевой аспект (конкретизированные потребности манипулятора).

2. Настоящие объективные ситуативные характеристики объекта манипуляции: а) личностноентый аспект (личностные характеристики, модель мира); б) ролевой аспект (постоянные и переменные социальные роли, переменные диалогические роли; социально-статусные отношения коммуникантов - соотношение социальных статусов и коммуникативный модус); в) целевой аспект (конкретизированные потребности манипулируемого).

3. Ситуативный контекст.

II. Анализ коммуникативной стратегии манипулятора:

И-субстратегия (анализ коммуникативных смыслов речевых поступков): а) создание образа манипулятора; б) создание образа манипулируемого; в) создание образа обстановки взаимодействия.

М-субстратегия (анализ прагматических смыслов речевых поступков): а) этап актуализации известной манипулятору реально существующей потребности реципиента (или искусственно созданной и навязанной ему) и стремления ее удовлетворить; б) этап шперпретации какого-либо явления как возможности удовлетворения обозначенной потребности реципиента; в) этап выстраивания модели дейст-

вий реципиента, способных привести к удовлетворению обозначенной потребности.

Пример полного анализа коммуникативного события. Манипулятор - русский разведчик Исаев-Штирлиц, его коммуникативная цель - не выдав своей личной заинтересованности, побудить объект РВ, не сообщая высшему руководству, немедленно дать распоряжение забрать русскую радистку из госпиталя и провести допрос. Манипулируемый - офицер третьего рейха Шслленберг, начальник субъекта РВ. Потребность - победить в конкурентной борьбе с гестапо - показать в выгодном свете работу своего ведомства и в невыгодном - работу гестапо (Ю. Семенов).

— По-моему, мы все под колпаком у Мюллера (1). То этот идиотизм с «хвостом» на Фридрихштрассе, а сегодня еще почище: они находят русскую с передатчиком, видимо, работавшую очень активно (2). Я за этим передатчиком охочусь восемь месяцев, но отчего-то это дело попадает к Рольфу, который столько оке понимает в радиоиграх, сколько кошка в алгебре (3).

Анализ высказываний. Высказывание 1, интерпретирующее текущую коммуникативную ситуацию, представляет собой обобщенную на основании соотнесения с жизненным опытом информацию. Высказывания 2 и 3 являются аргументами к тезису, введенному в высказывании 1, и представляют собой сообщение известной манипулятору информации.

Высказывание 1. Манипулятор использует стилистически маркированное эмоционально-оценочное выражение «быть под колпаком» = разговорное фразеологическое сочетание со значением «попасть под наблюдение, слежку». Использование лексики разговорною стиля является отступлением от стилистических норм делового общения подчиненного с начальником. Местоимение 1 лица множественного числа объединяет субъекта РВ с объектом РВ и противопоставляет третьему лицу, о котором идет речь - Мюллеру («мы» и «Мюллер»). «Мы все» - местоимение «все», обобщая, вносит категоричность, тотальность происходящего и создает напряженность текущей коммуникативной ситуации.

Высказывание 2. Манипулятор продолжает использовать стилистически маркированную эмоционально-оценочную лексику с отрицательной оценкой в понятийном содержании. Известная коммуникантам произошедшая ранее ситуация интерпретируется субъектом воздействия как «идиотизм» = бессмысленный, глупый поступок, поведение; а ситуация в настоящем как «еще почище», где использованное в качестве предиката «почище» - разговорная форма сравнительной степени «чистый» = «получающий наиболее полное, яркое проявление, воплощение» (БТСРЯ). Говоря о русской радистке, употребляет «видимо» - вводное слово, выражающее неуверенность говорящего в сообщаемом = «я точно не знаю». Употребление союза «а» с точки зрения смыслового ударения приравнивает следующую за ним ситуацию к предшествующей - субъект РВ опирается на известный объекту РВ воздействия факт - «идиотизм с «хвостом» - для интерпретации новой ситуации.

Высказывание 3. Повтор лексемы «передатчик» в соседней реплике создает противопоставление «они / я» («они находят передатчик», «я за этим передатчиком охочусь...»). Субъект РВ подчеркивается приложенные усилии: а) употребляет слово «охотиться» = перен. разг. стараться раздобыть, получить что-нибудь (хотеть сделать это, прилагать к этому усилия) (БТСРЯ); б) располагает как рему «охочусь восемь месяцев» и «попадает к Рольфу». Употребляет нетипичное (даже оксюморонное), а следовательно, высокоэмоциональнос сравнение «столько же

понимает в радиоиграх, сколько кошка в алгебре», что также нарушает официально-деловой стиль общения подчиненного с начальником. Противопоставляет «я» / «Рольф» = наше ведомство / ведомство Мюллера. Использует противительный союз «но», который фокусирующий внимание на событии, описываемом во втором предложении, противопоставляющий две ситуации: «я охочусь», но «дело попадает к Рольфу», причем нет никаких веских причин, чтобы это дело было передано Рольфу - «отчего-то». Таким образом, отношения между ситуациями простых предложений 1 и 2 оказываются немотивированными, необоснованными - произошла несправедливость.

В предикативных единицах реплики использовано только настоящее время («есть» - настоящее, «находят» = нашли - переносное употребление наст, времени, «охочусь» - наст, неактуальное отрезка времени, «попадает» = попало - переносное употребление наст, времени, «понимает» - наст, признаковое), что представляет ситуацию несправедливости как происходящую здесь и сейчас и, соответственно, требующую незамедлительного разрешения.

Коммуникативный смысл речевого поступка:

1) «я в ярости, потому что нарушаю нормы делового общения начальника с подчиненным»; построен на предполагаемом наличии у манипулируемого убеждения: тот, кто нарушает нормы делового общения начальника с подчиненным, находится в неуравновешенном эмоциональном состоянии;

2) «я верный подчиненный, единомышленник, потому что объединяю себя с вами и противопоставляю работникам ведомства-конкурента Мюллеру и Рольфу»; построен на предполагаемом у манипулируемого убеждении: тот, кто противопоставляет себя работникам ведомства-конкурента, - верный подчиненный;

3) «ТКС - ситуация вопиющей несправедливости, требующая незамедлительного разрешения, потому что нет никаких оснований передавать русскую радистку гестапо».

Прагматический смысл речевого поступка: (этап 1 мотивационного опосредования) манипулятор актуализирует потребность манипулируемого победить в конкурентной борьбе, сообщая об угрозе ее неудовлетворения - из-за несправедливости все лавры достанутся работникам ведомства-конкурента.

Шелленберг сразу потянулся к телефонной трубке.

Невербальный поступок манипулируемого подтверждает быстрый положительный результат воздействия.

— Не надо, — сказал Штирлиц. — Ни к чему. Начнется склока, обычная склока между разведкой и контрразведкой. Не надо. Дайте мне санкцию: я поеду сейчас к этой бабе, возьму ее к нам и хотя бы проведу первый допрос. Может быть, я самообольщаюсь, но я проведу его лучше Рольфа. Потом пусть этой женщиной занимается Рольф — для меня важнее всего дело, а не честолюбие.

Анализ высказываний. Звонок вышестоящему руководству не выгоден манипулятору. Он троекратно просит манипулируемого не делать это («Не надо... Ни к чему... Не надо»), интерпретирует результат действия как «склока» = враждебные отношения на почве мелких интриг, при этом «интрига» = скрытые действия неблаговидного характера (БТСРЯ). Употребление сочетания «хотя бы» умаляет размер требований. Для характеристики русской радистки использует разговорную сниженную лексему «баба».

Коммуникативный смысл речевого поступка: «я имею только деловую заинтересованность в работе с русской радисткой, потому что соглашаюсь, чтобы потому этой женщиной занимался Рольф; потому что сообщаю, что для меня важнее дело, а не честолюбие; потому что отношусь к ней пренебрежительно, называя ее бабой». Предполагаемые убеждения манипулируемого: тот, кто нарушает нормы делового общения, находится в неуравновешенном эмоциональном состоянии; тот, кто противопоставляет себя работникам ведомства-конкурента, - верный подчиненный.

Прагматический смысл речевого поступка: (этапы 2 и 3 мотивационного опосредования) манипулятор интерпретирует проведение допроса первыми как средства победить в конкурентной борьбе и сообщает, что для проведения допроса необходимо немедленно дать санкцию.

— Поезжайте, - сказал Шелленберг, -ая все-таки позвоню ре йхсфюреру.

— Лучше зайти к нему, - ответил Штирлиц. — Мне не очень-то нравится вся зта возня.

Анализ высказывания. Манипулятор использует безличную конструкцию -«лучше зайти», что смягчает побуждение и интерпретирует сам поступок как объективно лучший. Для характеристики последствий звонка использует эмоционально-оценочную лексему «возня» = скрытая деятельность, интриги (БТСРЯ).

Коммуникативный смысл речевого поступка: «я заинтересован не сообщать о происходящем рейехфюреру только потому, что это представит работу моего ведомства в невыгодном свете, потому что называю последствия звонка возней».

Прагматический смысл речевого поступка: (этап 3 мотивационного опосредования) субъект РВ интерпретирует звонок рейехфюреру как поступок, который помешает удовлетворению потребности объекта РВ представить в благовидном свете работу своего ведомства.

— Поезжайте, — повторил Шелленберг, - и делайте свое дело.

Таким образом, коммуникативная стратегия манипулятора в данном коммуникативном событии следующая.

• И-субстратегия: манипулятор создает образ себя как верного подчиненного, пришедшего в ярость от несправедливости, образ обстановки воздействия - вынужденное нарушение норм делового общения, образ манипулируемого как честолюбивого начальника.

• М-субстратегия: этап 1 - манипулятор актуализирует потребность манипули-руемого победить в конкурентной борьбе, сообщая о несправедливости, угрожающей удовлетворению этой потребности; этап 2 - интерпретирует проведение допроса как средство отличится; этап 3 - для того, чтобы провести допрос, необходимо, не сообщая вышестоящему руководству, немедленно дать разрешение забрать русскую из госпиталя.

При создании мотивации для объекта РВ воздействующий субъект использует следующую эксплицированную аргументацию: 1) нужно привезти радистку к нам, потому что я лучше проведу допрос; 2) не нужно звонить рейехфюреру, потому что начнется склока. В то же время истинными для него самого являются совсем другие аргументы, узнав которые, объект РВ ни за что бы не согласился выполнить нужное субъекту РВ действие: 1) нужно забрать радистку, чтобы выработать стратегию поведения; 2) не сообщать рейехфюрсру, чтобы выиграть время, чтобы никто не смог этому помешать.

Структурно-содержательная модель манипулятивного коммуникативного события характеризуется, во-первых, монологичностью с точки зрения замысла: коммуникативная активность манипулируемого предсказуема, манипулятор как бы «режиссирует» коммуникативное событие в целом. Во-вторых, манипулягивное коммуникативное событие обладает особой информационной двуплановостью: в плоскости сознания не владеющего полным объемом информации манипулируемо-го оказывается неманипулятивное коммуникативное событие, в котором якобы удовлетворяется его потребность, в то время как в сознании самого манипулятора или осведомленного стороннего наблюдателя находится манипулятивное коммуникативное событие.

В заключении обобщаются основные результаты исследования.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Феномен манипуляции: речедеятельностная интерпретация // Культурно-речевая ситуация в современной России: вопросы теории и образовательных технологий. Тез. докл. всероссийск. науч.-метод. конф.; Екатеринбург 19-21 марта 2000 г. / Под ред. И.Т. Вепревой. - Екатеринбург: УрГУ, 2000 г. - 209 с. - С. 66 -68.

2. Возможно ли толерантное общение при манипуляции: к постановке вопроса // Лингвокультурологические проблемы толерантности: Тез. докл. Междунар. науч. конф. Екатеринбург, 24 - 26 октября 2001 г. - Екатеринбург: Изд-во Урал. Ун-та, 2001.-403 с.-С. 196-197.

3. Манипуляция и шантаж как разного рода нарушения этических норм общения // Коммуникация и толерантность: теоретические и прикладные аспекты. Программные материалы межд. научн. конф.; Екатеринбург 15-18 мая 2003г. - С. 9.

4. Речевое воздействие: опыт лингвистического описания // Совершенствование языковой компетенции и культуры речи в вузах негуманитарного профиля. Сборник статей и тез. докл. всероссийск. научно-метод. конф.; Екатеринбург 26 -27 ноября 2003 г. - Екатеринбург: УГТУ-УПИ, 2004. - С. 39 - 50.

Подписано в печать 16.03.04. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Усл. печ. л. 4,5. Заказ № 64-. Тираж 100.

Отпечатано в ИПЦ «Издательство УрГУ». г. Екатеринбург, ул. Тургенева, 4.

#-6584

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Денисюк, Елена Викторовна

Введение

Глава 1. Манипуляция как речевое воздействие: лингвопрагматические параметры описания

1.1. Позиция коммуниканта в ситуации манипулятивного речевого воздействия

1.2. Высказывание как средство манипулятивного речевого воздействия

1.3. Речевой поступок как единица манипулятивного речевого воздействия 61 Выводы

Глава 2. Манипулятивное коммуникативное событие: структурно-содержательная модель '

2.1. Коммуникативные смыслы речевых поступков манипулятора

2.2. Прагматические смыслы речевых поступков манипулятора

2.3. Коммуникативная стратегия манипулятивного речевого воздействия

2.4. Специфика манипулятивного коммуникативного события 130 Выводы

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Денисюк, Елена Викторовна

Воздействие на человека посредством речи активно изучается современной наукой. Пожалуй, наибольший интерес проявляется к такому специфическому виду воздействия, как манипуляция. Приоритет в изучении данного феномена, безусловно, принадлежит психологической науке.

Манипулятивное воздействие изучают в рамках межличностной коммуникации (# [см.: Берн 2003а, 20036; Битянова 2001; Добрович 2000а, 20006; Доценко 1996; Куницына

2001; Майерс 1998; Сидоренко 2000; Экман 2000 и др.] и массовой коммуникации, где манипуляция приобретает форму политической и коммерческой пропаганды, рекламы [см.: Аронсон, Пратканис 2003; Афанасьев 1975; Байков 1988; Бережная 1988; Бурдье 1993; Вайткунене 1984; Викентьев 1993; Войтасик 1981; Грачев 1997; Дергачева 1998; Джоуэтт, О'Доннел 1988; Ермаков 1995; Запасник 1991; Канетти 1999; Кассирер 1990; Ковалев 1987; Панкратов 1999; Почепцов 1998, 2000а, 20006, 2000в; Речевое воздействие 1990; Рубакин 1972; Уэллс 1999; Шиллер 1980 и др.].

Сам термин «манипуляция» метафоричен и в своем прямом значении определяется <Ф как «сложный прием, сложные действия над чем-либо при работе руками, совершаемые с какой-либо целью» [БТСРЯ 1998: 519]. В социально-психологическом контексте манипуляция приобрела новый объект - человека - и принципиально новые способы осуществления действий. Этот термин, основанный на метафоре, на данный момент не имеет общепринятого определения. Его толкование представляет собой описание некого минимально необходимого набора отмечаемых большинством исследователей признаков манипуляции [см. Доценко 1996: 50 - 60] без объяснения причинно-следственных связей между ними.

Во всех психологических, а также философских исследованиях отмечается два существенных признака манипуляции. Прежде всего, отмечают скрытый характер воздейстт вия манипулятора на манипулируемого [Афанасьев 1975; Берн 2003а, 20036; Битянова 2001; Доценко 1996; Ермаков 1995; Ильин 2000; Ковалев 1987; Куницына 2001; Почепцов 2000а, 20006, 2000в; Хараш 1977; Чалдини 1999; Шостром 1994 и др.]. Манипулятивное воздействие определяется как скрытое программирование личного отношения к изображаемым или описываемым фактам или событиям [Ермаков 1995], «неявное побуждение» [Доценко 1996], «скрытая трансакция» [Берн 2003а, 20036]. При этом у манипулируемого обязательно сохраняется иллюзия самостоятельности решений и действий [Битянова 2001: 75]. Ермаков говорит, что «акт отчуждения духовной самостоятельности реципиент принимает за ее утверждение, а собственную зависимость и подчинение в этом акте он либо не замечает, либо воспринимает как форму добровольной солидарности с тем, с кем вступает в контакт» [Ермаков 1995: 163]. Запланированная оценка манипулируемым фактов и событий подается как процессуальная, формирующаяся в процессе взаимодействия спонтанно, а не под контролем манипулятора [Рубакин 1989: 57]. По мнению Битяновой, в скрытом характере (скрыт как факт воздействия, так и его цель) и состоит сила манипуляции [Битянова 2001: 75].

В связи со скрытым характером манипуляции выделяют три источника информации о ее существовании: позицию манипулируемого, манипулятора и внешнего наблюдателя [Доценко 2000: 43]. При этом манипуляция может наблюдаться лишь с последних двух позиций.

Второй важной характеристикой манипулятивного воздействия, которая часто становится основополагающей при определении манипуляции, считается использование обмана - разного рода искажений действительности [Берн 2003а, 20036; Добрович 2000; Доценко 1996 и др.]. Манипуляция определяется как «способ, прием, действие, служащее для достижения каких-либо целей путем представления кого-либо, чего-либо в искаженном виде» [БТСРЯ 1998: 519], «ухищрение, подтасовка фактов, махинация», «ловкая проделка» [Кравченко 1997: 166; БТСРЯ 1998: 519], «маскировка действительности» [Афанасьев 1975: 378].

Различают степень искажения действительности при манипуляции - от прямой лжи до утаивания информации, которое в наиболее полном виде проявляется в умолчании -сокрытии определенных тем. Как отмечает Е.Л. Доценко, «искажение информации варьирует от откровенной лжи до частичных деформаций, таких как подтасовка фактов или смещение по семантическому полю понятия, когда, скажем, борьба за права какого-либо меньшинства подается как борьба против интересов большинства» [Доценко 1996: 109; см. также: Баранов 1990; Сентенберг, Карасик 1993; Почепцов 2000а, 20006,2000в].

Кроме этого называют такие черты манипуляции, как сложность манипулятивных приемов и искусность манипулятора в их выполнении [Доценко 2000; Ермаков 1995; БТСРЯ 1998].

Исходя из скрытости воздействия для объекта воздействия — неосознаваемости им процесса воздействия - манипуляция традиционно определяется психологической наукой как внушение.

Внушение представляется разновидностью психологического влияния - процесса и результата изменения индивидом поведения другого человека, его установок, намерений, представлений, оценок и прочего в ходе взаимодействия с помощью исключительно психологических средств: вербальных, паралингвистических или невербальных [см.: Сидоренко 2000: 11]. Внушение является «целенаправленным процессом прямого или косвенного воздействия на психическую сферу, ориентированным на специфическое программирование человека и на осуществление им внушаемого содержания» [СПП 2003: 94]. Данный вид воздействия связан со снижением сознательности и критичности при восприятии и реализации внушаемого содержания, а также отсутствием целенаправленного активного понимания, развернутого логического анализа и оценки в соотношении с прошлым опытом и данным состоянием субъекта. В связи с этим манипуляция, будучи внушением, во-первых, рассматривается как одностороннее воздействие, во-вторых, качественно противопоставляется убеждению - «воздействию на сознание личности через обращение к ее собственному критическому суждению» [СПП 2003: 871].

Согласно другой точке зрения, специфика манипулятивного речевого воздействия носит не качественный, а количественный характер [см.: Берн 2001, 2003а, 20036; Доцен-ко 1996; Почепцов 1998]. Спецификой манипуляции авторы считают наличие двух уровней воздействия - явного и скрытого. Согласно данному подходу, манипуляция (в терминах трансактного анализа - игра [см.: Берн 2001, 2003а, 20036]) представляет собой одновременное воздействие на разные составляющие1 (эго-состояния Ребенка, Родителя, Взрослого) личности коммуниканта. Одно их этих воздействий подается явно, на социальном уровне, другое - скрыто, на психологическом. Явный уровень выполняет функцию «легенды» или «мифа», маскирующего истинные намерения манипулятора. Таким образом, при манипуляции «происходит передача нескольких сообщений, одно из которых ускользает от внимания адресата. Но именно ради него и задумана сама коммуникация» [Почепцов 2000а: 163].

Характеристики коммуникантов - участников манипуляции в психологии. Манипулятор обычно определятся как «ущербный», «безнравственный» человек [см.: Битянова 2001; Поварнин 1996; Шостром 1994 и др.]. Так, Э. Шостром говорит о манипуляторе как

0 негативной составляющей личности (совокупности свойств, присущих данному человеку, составляющих его индивидуальность [БТСРЯ 1998: 501]) человека, определяющей тип его поведения. Э. Шостром выделяет восемь типов манипуляторов, образующих функциональные пары: диктатор - тряпка, вычислитель — прилипала, хулиган — славный парень, судья - защитник [Шостром 1994].

Цель воздействия манипулятора характеризуется как неблаговидная - это стремление получить одностороннюю выгоду, «односторонние преимущества» [Тарасова 1993],

1 Согласно концепции Э. Берна структура личности каждого человека представляет собой совокупность трех органов: экстеропсихики, неопсихики и археопсихики, которые феноменологически проявляются как три типа эго-состояний - Родитель, Взрослый и Ребенок. Эго-состояния представляют собой определенного рода состояния психики, проявляющиеся в реальной жизни как типы поведения (см. об этом: [Берн 2001, 2003а, 20036]). достичь одностороннего выигрыша [Куницына 2001: 177]. Он относится к собеседнику как к «вещи особого рода» [Битянова 2001].

По отношению к партнеру по общению манипулятор имеет психологическую установку «сверху вниз» [Хараш 1977]. Под установкой понимается «ценностная диспозиция по отношению к тому или иному объекту» [Зимбардо, Ляйппе 2000: 45]. «Установка «сверху вниз» предполагает не только подчиненное положение реципиента, но восприятие его коммуникатором как объекта воздействия. Коммуникатор опирается на убеждение, что у реципиента нет устойчивого мнения по определенному вопросу, а если и есть, то его можно изменить в нужном направлении» [Битянова 2001: 117; см. также Хараш 1977].

E.J1. Доценко, разводя интенциональный и операциональный аспекты воздействия, говорит, что «в случае с манипуляцией речь идет, несомненно, лишь об односторонней интенции, о присвоении манипулятором права решать за адресата, что ему должно делать, о стремлении повлиять на его цели» [Доценко 1996: 62]. В связи с этим манипуляцию определяют как неравноправное взаимодействие, протекающее с большей активностью манипулятора. Манипулятор не признает равное право манипулируемого на свободное познание истины [Алексеев 1991], игнорирует его интересы и стремления [Куницына 2001], сам стремится навязать ему определенные идеи, ценности, формы поведения и т.п., возбудить намерения, не совпадающие с актуально существующими у того желаниями [Доценко 1996].

Поскольку конечная цель манипуляции - принудить партнера [Битянова 2001], «прибрать к рукам» [Доценко 1996: 48], говорят о монологичности, императивности и авторитарности манипуляции [Битянова 2001; Хараш 1977].

Более подробно психологами изучается объект манипулятивного воздействия.

Манипуляция - «это игра на особенностях человеческой природы и человеческих слабостях, которые обеспечивают «коммуникативную слепоту» реципиента, делают его пассивно-послушным в признании правоты коммуникатора» [Битянова, 2001: 125]. В структуре личности манипулируемого выделяют так называемые «мишени воздействия» см.: Берн 2003а, 20036; Битянова 2001; Вайткунене 1984; Ермаков 1995; Кассирер 1990;

Рубакин 1989; Сергеечева 2002; Чалдини 1999; Шиллер 1980 и др.]. «Мишени воздействия» определяются как «психологически уязвимые места», «слабости» [Берн

2003а, 20036; Битянова 2001: 75], психические структуры, на которые оказывается влияние со стороны инициатора воздействия независимо от того, имел ли он такое намерение или нет [Доценко 2000: 115, подчеркивание мое - Е.Д.]. Воздействие на аудиторию имеет свою специфику: чем шире аудитория, на которую требуется оказать воздействие, тем универсальнее должны быть используемые мишени.

Специализированность и точная направленность массового воздействия возможна тогда, 6 воздействия возможна тогда, когда организатору воздействия известны специфические качества интересующего его слоя населения или группы людей. Чем уже предполагаемая аудитория, тем точнее должна быть подстройка под ее особенности. В случае, когда такая подстройка по каким-либо причинам не производится (дорого, некогда), в ходу снова оказываются универсальные побудители: гордость, стремление к удовольствию, комфорту, желание иметь семейный уют, продвижение по службе, известность - вполне доступные и понятные большинству людей ценности» [Доценко 1996: 115]. Говоря об агитационном выступлении, А.Н. Рубакин подчеркивает, что «настоящий пропагандист должен перевоплощаться в Я своего собеседника., а чтобы лучше всего сделать это, он должен . подметить, выяснить: . какие же именно чувства, эмоции, страсти, аффекты являются в душе собеседника преобладающими?» [Рубакин 1989: 135]. «Более продвинутые способы манипуляции предполагают предварительное изготовление мнений и желаний, закрепление их в массовом сознании или представлениях отдельного конкретного человека, с тем, чтобы можно было к ним затем адресоваться» [Вайткунене 1984; Кассирер 1990; Шиллер 1980].

Ряд исследователей рассматривает в качестве «мишеней» систему потребностей индивида [см., например: Брудный 1989; Рубакин 1989; Тарасов 1990 и др.]. «Психика человека как бы нацелена на изменение окружающего мира через посредство сущностных сил, физических и умственных, а конкретные потребности есть частное выражение этой фундаментальной тенденции. Обращение к побуждениям индивида, обусловленным его потребностями и установками, составляет важное условие коммуникативного воздействия на его поведение» [Брудный 1989: 50].

Манипулятивное воздействие происходит в структуре координативных, социальных отношений, когда коммуникантов связывают отношения равноправного сотрудничества, а не формальные или неформальные отношения субординации. В связи с этим, по мнению Е.Ф. Тарасова, «на аудиторию, обладающую определенной свободой выбора вариантов поведения, можно повлиять только путем мотивации или, иначе говоря, путем включения «желаемой» деятельности в систему мотивов адресата. Внушение в этом случае играет второстепенную роль» [Тарасов 1990: 5]. «В распоряжении коммуникатора нет других средств побудить реципиента следовать определенным рекомендациям, кроме включения инспирируемых действий в систему мотивов реципиента» [Рубакин 1989].

Социальные психологи, изучающие так называемую «психологию уступчивости» [Чалдини 1999] - податливости людей в отношении просьбы и требования, рассматривают в качестве «мишеней воздействия» имеющиеся у людей стереотипы поведения, или «модели зафиксированных действий» [Чалдини 1999]. Как утверждает Р. Чалдини, у людей превалирует автоматическое, стереотипное поведение, поскольку во многих случаях оно наиболее целесообразно, а в других случаях - просто необходимо. При определенных условиях, которые играют роль спускового крючка, человек начинает автоматически реагировать на происходящее. Манипулятор, или «профессионал уступчивости» (терминология Р. Чалдини), создает необходимые условия для срабатывания нужного ему стереотипа поведения манипулируемого, которое приводит к нужному манипулятору результату.

В работах по логике «мишенями» выступают различные логические «срывы» «слабости и огрехи мыслительной деятельности обычного среднего человека» [Ермаков 1995: 162; см. также Поварнин 1996:85; Алексеев 1991]. «Обычный человек в своих последовательных логических рассуждениях часто допускает «срывы», заменяя логические доводы эмоциональной оценкой, ассоциацией, апелляцией к устоявшемуся мнению, здравому смыслу или общепринятому символу. При этом он, как правило, не замечает подмены или считает ее естественной» [Ермаков 1995: 159]. Приемы манипулятора тщательно культивируют эти огрехи в виде якобы аналитических рассуждений и логической аргументации, «за которыми скрываются тайная апелляция к подсознательным чувствам, душевным клише и мыслительным стереотипам с целью их оживления и интенсификации» [Ермаков 1995: 162].

Таким образом, манипуляция предстает видом психологического (нефизического) воздействия на человека, осуществляемым

• скрытым для того образом,

• с целью возбуждения у этого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями,

• в результате чего воздействующий субъект получает одностороннюю выгоду,

• при этом у объекта воздействия остается иллюзия самостоятельности принятых решений.

Коммуникант - объект этого воздействия представляется психологами в виде совокупности «мишеней воздействия».

С развитием антропоцентрического подхода в лингвистике появилась необходимость и возможность собственно лингвистического описания манипуляции.

С середины XX века активно развиваются такие направления лингвистики, как лингвопрагматика, связанная с именами Ч. Морриса, Дж. Остина, Дж. Серля, 3. Вендлера, П. Грайса и др. [см.: Вендлер 1985; Грайс 1985; Остин 1986; Серль 1986 и др.]; психолингвистика, ведущая свое начало от трудов Л.С. Выготского, А.Р. Лурии, Н.И. Жинкина, А.Н. Леонтьева, A.A. Леонтьева, И.А. Зимней, Т.М. Дридзе, Л.В. Щербы и др. [см.: Выготский 2003; Дридзе 1979, 1980, 1984; Жинкин 1958, 1982, 1998; Зимняя 1985; Леонтьев

19746, 1977; Леонтьев 1969, 1974а, 1997; Лурия 1979; Щерба 1974 и др.] и тесно связанная с последней теория речевой деятельности; социолингвистика [см. Крысин 1989 и др.].

Коммуникативно-прагматический подход предполагает исследование обстоятельств речевого общения людей, и одним из ключевых понятий современной лингвистики становится понятие коммуникативного акта, коммуникативной ситуации [см.: Борисова 2001; Зарецкая 1999; Сусов 1986; Формановская 1982; Якобсон 1985 и др.]. В связи с субъектом речи исследуют 1) явные и скрытые цели высказывания; 2) организацию и тип его речевого поведения; 3) правила общения; 4) установку говорящего, или прагматическое значение высказывания; 5) референцию говорящего (отнесенность языковых выражений к предметам действительности, вытекающую из намерения говорящего); 6) прагматические пресуппозиции (оценку говорящим общего фонда знаний, мнений, особенностей характера, способности понимать и т.п. слушающего); 7) отношение говорящего к тому, что он сообщает. В связи с адресатом изучаются 1) интерпретация речи, 2) воздействие высказывания, и 3) типы речевого реагирования. В связи взаимоотношениями между участниками исследуются формы речевого общения, социально-этическая сторона речи. Таким образом, лингвистика приобретает собственный понятийный аппарат для описания нового для себя объекта исследования - речевого воздействия, в том числе и манипуля-тивного.

В собственно лингвистических исследованиях манипуляции коммуникант представлен языковой личностью - «совокупностью способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются степенью структурно-языковой сложности, глубиной и точностью отражения действительности, определенной целевой направленностью» [Караулов 1987: 3]. Манипуляция в лингвистике, как и в психологии, рассматривается, преимущественно, как односторонний процесс воздействия, однако, в отличие от психологического подхода, основное внимание уделяется языковой личности коммуниканта-манипулятора, тогда как объект воздействия практически остается без внимания. Обусловлено это, по всей видимости, большим влиянием риторического подхода к изучению воздействующей речи и недостаточным количеством лингвистических методов исследования ее восприятия.

К.Ф. Седов, рассматривая речевое общение с точки зрения гармонии / дисгармонии, квалифицирует языковые личности по способности к коммуникативной кооперации и выделяет «конфликтно-манипуляторский» подтип конфликтного типа речевого поведения. Этот подтип речевого поведения ориентирован на коммуникацию, в ходе которой один из участников общения в своем собеседнике прежде всего видит объект манипуляции. Манипулятор самоутверждается, ставя собеседника в конкретной ситуации общения на нижнюю по сравнению с собой статусную позицию. Он не испытывает уважения к адресату, считает его по интеллектуальным и этическим качествам существом менее развитым. Доминирующая иллокутивная установка в речевом поведении подобной языковой личности — навязывание своего мнения, преувеличение значимости личного жизненного опыта (Я считаю.; Ты должен(а).; Я бы на твоем месте. и т.п.). В ходе общения манипулятор проявляется в поучениях, советах, диктате, а кроме того, в манере (задав вопрос, не дослушать ответ на него или же самому дать ответ), в бесцеремонной смене темы путем перебивания собеседника. «В речевом поведении конфликтного манипулятора присутствуют конфликтогены, назначение которых - снизить, унизить коммуникативного партнера». Дискурс, отражающий конфликтно-манипуляторское общение, дифференцируется автором в зависимости от принадлежности манипулятора к инвективному, рационально-эвристическому или куртуазному типам языковой личности [Седов 2000: 303; см. также Седов 2003].

Важным при рассмотрении коммуниканта-манипулятора оказывается такая его приобретаемая в акте коммуникации характеристика, как коммуникативная роль. Под коммуникативной ролью понимается «тот образ, который человек создает в общении для достижения определенной цели» [Стернин 2001: 79]. И.А. Стернин считает, что все коммуникативные роли могут быть распределены по обобщенным коммуникативным позициям, соответствующим психологическим ролям Ребенка, Родителя и Взрослого, выделенным Э. Берном. Коммуникативные роли автор делит на стандартные («коммуникативное поведение человека, принятое в обществе для соответствующей социальной роли») и инициативные («тот образ, который человек сознательно создает в общении для достижения определенной цели») [Стернин 2001: 80 - 81]. В свою очередь инициативные коммуникативные роли могут быть кратковременными (например, «проситель», «готовый услужить», «нуждающийся в помощи» и др.) и долговременными («борец за правду», «народный защитник», «супермен» и др.). Что касается социальной роли, то И.А. Стернин придерживается понимания ее как нормативно одобренного обществом образа поведения, ожидаемого от каждого, занимающего данную социальную позицию» [Кон 1967: 23; Кры-син 1989], где социальная позиция, или статус, - это «формально установленное или молчаливо признаваемое место индивида в иерархии социальной группы» [Белл 1980: 137]. По мнению И.А. Стернина, «одни и те же роли могут быть и социальными, и коммуникативными: разница в том, что для человека то или иная роль социальная, если он действительно является начальником, инспектором, профессором, генералом, больным и т.д., и коммуникативная - если он изображает из себя этих людей» [Стернин 2001: 85]. В данном случае коммуникант-манипулятор выступает мастером исполнения коммуникативных ролей.

Вслед за психологами большинство исследователей-лингвистов определяют мани-пулятивное речевое воздействие как внушение, противопоставляя его убеждению. Например, О. Иссерс говорит, что «если убеждение осуществляется преимущественно с опорой на сознание, разум реципиента, то внушение — с опорой на эмоции. Внушая определенную мысль, субъект речевого воздействия апеллирует, прежде всего, к эмоциям объекта речевого воздействия, стремясь тем самым привести его в нужное для целей говорящего психологическое состояние» [Иссерс 1999: 38; Трошина 1990: 65]. Основанием для разделения типов воздействия в данном случае являются составляющие в структуре личности коммуниканта — «сознание», «разум», и «эмоции», - на которые направлено речевое воздействие, при этом психологическое определение используется в лингвистике без какой-либо переработки, адаптации.

В.И. Карасик, разделяя побочное (неинтенциональное) и намеренное (интенцио-нальное) воздействия, выделяет среди прочих средств осуществления намеренного воздействия убеждение / аргументацию, и манипуляцию - маскируемую власть [Карасик 1992], используя, таким образом, в качестве основания параметр «скрытость / открытость воздействия».

Ряд исследователей определяет характер речевого воздействия, в том числе и ма-нипулятивного, на основании анализа вербального выражения этого воздействия. Так, И.А. Стернин разводит доказывание и убеждение также на основании характера приводимого субъектом РВ аргумента. По его мнению, в отличие от доказывания в убеждении используется логика и обязательно - эмоция, эмоциональное давление. «Убеждаем мы примерно так: «Во-первых. во-вторых. Поверь, так оно и есть! Это действительно так! И другие так думают. Это я точно знаю. Ну почему ты мне не веришь? Поверь мне, это действительно так.» и т.д. Убеждая, мы стараемся фактически навязать свою точку зрения» [Стернин 2001: 65]. Таким образом, автор устанавливает взаимно однозначное соответствие между тремя вещами: а) вербальной формой выражения речевого воздействия, б) составляющей личности объекта РВ (когнитивной и эмоциональной) и в) этической оценкой цели субъекта РВ.

Более детально убеждение рассмотрено М.Я. Гловинской в рамках изучения предикатов ментального воздействия. Автор выделяет два значения глагола УБЕЖДАТЬ. Первое ориентировано на изменение мнения, оно предполагает воздействие только на ментальное состояние адресата (английский глагол to convince). Второе ориентировано на изменение мнения у адресата с тем, чтобы он изменил вследствие этого свои намерения и совершил нужный поступок. «Воздействие в этом случае оказывается на ментальное состояние и через него - на конкретные поступки» (английское to persuade) [Гловинская 1993: 84]. М.Я. Гловинская противопоставляет убеждение объяснению и доказыванию по поведению адресата, предмету разговора, характеру аргументов.

Распространение мнений (убеждение) происходит в интересах субъекта, тогда как распространение знаний и понимания фактов происходит в интересах адресата.

Тезис в убеждении, в отличие от объяснения и доказывания, в какой-то мере касается лично адресата.

При убеждении адресат является объектом всестороннего воздействия и представлен как объект.

Для УБЕЖДАТЬ доводами являются указания на причины, по которым что-то необходимо, правильно выгодно, плохо, хорошо и т.д.» [Гловинская 1993: 86]. Аргументы убеждения, в отличие от аргументов доказывания могут быть обращены к разным сторонам человеческой личности: они могут воздействовать не только на сознание, но и на эмоции, волю адресата. Если доказать что-то можно только с помощью истинных аргументов, то «убедить можно и с помощью фальшивых. Для УБЕЖДАТЬ чрезвычайно важна внешняя сторона подачи аргументов - тон, интонация, эмоциональность изложения.» [Гловинская 1993: 87].

Ряд исследователей выделяет разные типы аргументации [см. Алексеев 1991; Баранов 1990; Баранов, Сергеев 1987; Родос 1986; Брутян 1979 и др.]. Так, В.М. Сергеев разделяет аргументацию на логическую, цель которой «обоснование и расширение достоверного знания на основе принимаемой субъектом аргументации совокупности логико-гносеологических процедур», и прагматическую - использующую все возможные средства для создания у реципиента мнения [Сергеев 1987: 12]. При таком подходе в случае манипуляции осуществляется именно прагматическая аргументация.

Таким образом, общими для указанных выше теорий являются следующие утверждения:

• Различие между манипулятивным и неманипулятивным PB носит качественный характер.

• Характер PB определяется по речевым форме и содержанию этого воздействия.

• Наряду с так называемым «субъективным», «в какой-то мере касающимся адресата», «использующим все возможные средства» (и обязательно эмоции!) речевым воздействием существует и используется отдельно некое «объективное» речевое воздействие, «объективная» аргументация, представляющая собой совокупность логико-гносеологических процедур, обосновывающих некое достоверное и не связанное с адресатом знание. При этом первое воздействие на когнитивную и эмоциональную составляющую индивида, второе — только на когнитивную / рациональную.

В лингвистике, как и в психологии, существует точка зрения, что специфика манипуляции и причина ее незаметности для манипулируемого носят не качественный, а количественный характер. О.Т. Йокояма проводит модельные различия между такими феноменами, как ложь, недоверие, шутка, вежливость, такт, манипуляция. Все они «содержат определенную часть неправды» [Уокоуаша 1988: 149]. Согласно ее модели информационного взаимодействия существует некий информационный контекст взаимодействия -партнеры вступают в общение, уже имея набор сведений, известных им обоим. Признаком манипулятивного воздействия автор считает наличие двойного воздействия, а именно -наряду с произносимым вслух высказыванием отправитель воздействия имеет вполне конкретные ожидания относительно действий партнера, но по каким-либо соображениям не намерен выдавать их. Это скрытое воздействие совершается с опорой на какое-либо содержание («ассоциативное знание»), известное обоим партнерам, но актуально не упоминаемое. Для успеха манипуляции существенно, чтобы наличие двойного воздействия не осознавалось адресатом, чтобы он не догадывался о том, что манипулятор строит свой расчет именно на этом знании. Вежливость отличается от манипуляции тем, что, во-первых, о наличии косвенного воздействия партнер обязан догадаться, и, во-вторых, это воздействие является конвенциональным. Такт, по мнению О.Т. Йокоямы, как и вежливость, по механизму не отличается от манипуляции, но употребляется для того, чтобы не произносить вслух то, что может быть неприятно для партнеров.

Модель манипуляции В.В. Дементьева также предполагает два плана воздействия [см. Дементьев 2000]. Согласно ей манипуляция представляет собой разновидность непрямого воздействия, осуществляемого посредством непрямой речи [Дементьев 2000: 140]. Непрямая речь в концепции автора является одним из двух способов использования непрямой коммуникации и противопоставляется собственно непрямой коммуникации (НК) - коммуникации, при которой существует два плана интерпретации смыслов высказывания, два варианта понимания интенционального состояния (в терминах Дж. Серля [Серль: 1986в]) - прямо и непрямо. Непрямая речь (в отличие от собственно непрямой коммуникации, которая является неизбежной неточностью «в передаче и приеме смыслов вследствие непредсказуемости коммуникации, интерпретативной деятельности слушающего, наконец, вследствие обращения к языку, насквозь пронизанному НК» [Дементьев 2000: 93]) представляет собой сознательное использование НК с целью «программировать интерпретацию адресата в направлении, желательном для адресанта» [Дементьев, там же].

Манипуляция, в отличие от косвенных директивных иллокутивных актов, которые В.В. Дементьев также относит к непрямой речи, характеризуется тем, что «форма высказывания сознательно избирается такой, чтобы НЕ сигнализировать адресату об истинном интенциональном состоянии адресанта» [Дементьев 2000: 140]. «Если в случае косвенного директивного иллокутивного акта просьба остается просьбой, то в случае манипулирования адресант как раз делает вид, что никакой просьбы нет» [Дементьев там же].

Объектом изучения современной лингвистики является вербализованная, словесно выраженная, часть коммуникативного поведения - речевое поведение коммуниканта -«эмпирически наблюдаемая, мотивированная, намеренная, адресованная коммуникативная активность индивида в ситуации речевого взаимодействия, связанная с выбором и использованием речевых и языковых средств в соответствии с коммуникативной задачей» [Борисова 2001: 190 - 191]. Манипулятивное речевое поведение, как и речевое поведение вообще, рассматривается в рамках теории речевых актов, речевых жанров, теории речевой деятельности, в логико-риторическом аспекте.

Описание речевых действий с использованием модели речевого акта предложено Дж. Остином [Остин 1986; см. также: Вэндлер 1985; Дементьев 1999; Серль 1986]. Речевой акт как речевое действие имеет иллокутивную цель, силу (функцию высказывания) и перлокутивный эффект (результат воздействия). При этом иллокутивная цель речевого акта - это «ментальный акт, совершения которого добивается от слушающего говорящий, или ментальное состояние, в которое говорящий намерен привести слушающего» [Венд-лер 1985: 243]. Иллокутивная сила включает в себя интенсивность, иллокутивную цель, способ достижения. Как отмечает Стросон, иллокутивная сила высказывания - «это то, что должно быть понято». «Понимание силы высказывания включает распознавание того, что в широком смысле может быть названо намерением, направленным на слушающего.» [Стросон 1986: 149]. В качестве манипулятивных рассматриваются акты с замаскированной иллокутивной целью, акты, в которых иллокутивная цель не совпадает с коммуникативной интенцией воздействующего субъекта. Так, например, Вендлер говорит о речевых актах, в которых перформативно не может быть использован ряд глаголов (например, квазиэкспозитивы - лгать, клеветать, инсинуировать и т.п.; квазипобудительные глаголы - типа провоцировать, подстрекать; глаголы этикетного поведения - льстить, поносить и т.п.). В этом случае будет обнаружена замаскированная иллокутивная цель, и произойдет своего рода «иллокутивное самоубийство» [Вендлер 1985: 244 - 246].

В случае речедеятельностного подхода [см.: Борисова 2001; Вежбицка 1985; Зер-нецкий 1988; Клюканов 1988; Кобозева 1986; Леонтьев 1969; Леонтьев 1974а; Сухих 1988 и др.] выделяют разноуровневые факты организации речевого поведения участников речевого общения, отвечающие его коммуникативной цели, - коммуникативные стратегии, тактики, ходы, приемы [см.: Борисова 1996; Верещагин 1990, 1992; Зернецкий 1988; Ис-серс 1997а, 19976, 1999, 2000; Рытникова 1996; Сухих 1986 и др.].

И.П. Тарасова говорит об особой тактике «манипулирования адресатом с целью получить односторонние преимущества» [Тарасова 1993]. Выводы о манипулятивности / неманипулятивности той или иной тактики в каждом конкретном случае ее использования делаются не на основании какого-либо анализа структуры этой тактики, а в соответствии с оценкой коммуникативного намерения говорящего субъекта. Причем манипулятивным обычно признаются тактики, речевые действия которых противоречат этическим и / или коммуникативным нормам. Так, из тактик «комплимента» и «лести», которые, по сути, представляют собой действие одного характера, манипулятивной называется последняя. В связи с этим говорят о наборе тактик, типичных для манипуляции.

О.С. Иссерс называет манипуляцией уговоры, а тактику уговоров — манипулятивной: «.уговоры - это давление на адресата, «заманивание» его - то есть манипуляция -насильственно осуществляемая власть над адресатом» [Иссерс 1999: 145]. Наиболее очевидным отличием просьбы от уговоров, по мнению автора, является «количественный» признак. «Отличие уговоров от просьбы состоит не в наличии аргументации, а в множественности аргументов, точнее, в необходимости делать несколько коммуникативных ходов» [Иссерс 1999: 142]. Автор противопоставляет тактику уговоров тактике убеждения.

В рамках жанровой модели для описания речевого поведения [см.: Бахтин 1986; см.: Вежбицка 1997; Гольдин, Дубровская 2002; Данилов 2002; Матвеева 1995; Седов 2002; Федосюк 1996, 1997; Шмелева 1997 и др.] М.Ю. Федосюк также противопоставляет основанные на аргументации комплексные речевые жанры «убеждение» и «уговоры» по характеру выгоды от совершаемого адресатом действия, которая приводится говорящим в качестве аргумента. «В речевом жанре «убеждение» говорящий приводит доводы, связанные с тем, что адресат должен или что этому адресату выгодно произвести то или иное действие. В речевом жанре «уговоры» говорящий использует аргументы, суть которых сводится к тому, что адресату следует сделать нечто в интересах этого говорящего» [Федосюк 1996].

Согласно логико-риторическому подходу аргументация особого рода («порочная» и «вырожденная» [см. Алексеев 1991]) может быть использована для оказания манипуля-тивного речевого воздействия. Аргументационные конструкции, используемые при манипуляции, принято называть «уловками», «софизмами», «приемами» [см.: Введенская, Павлова 2000; Поварнин 1996; Хазагеров, Ширина 1999].

В риторике спора под уловкой понимается «всякий прием, с помощью которого хотят облегчить спор для себя и затруднить спор для противника» [Поварнин 1996, 69]. С.И. Поварнин разделяет механические и психологические уловки. Механическими считаются: не давать противнику говорить, «сорвать спор», «довод к городовому», «палочные доводы», «чтение в сердцах». К психологическим относят выведение из равновесия; расчет на медленность мышления и доверчивость; отвлечение внимания от мысли, которую хотят провести без критики, и наведение на ложный след; ставка на ложный стыд; «подмазывание аргумента»; внушение; «втирание очков на мысли»; двойная бухгалтерия. В такого рода уловках активно используются синтаксические фигуры, тропы. «В ораторских речах одним из сильнейших средств, отвлекающих внимание от мыслей и их логической связи, является пафос, выражение сильного эмоционального подъема, равно как и избыток удачных тропов, фигур и т.п.» [Поварнин 1996: 89].

Разделяют довод и софизм. По мнению С.И. Поварнина, софизмы — «это намеренные ошибки в доказательстве». «Софизм и ошибка различаются не по существу, не логически, а только психологически; различаются только тем, что ошибка - не намеренна, софизм - намерен. Поэтому, сколько есть видов ошибок, столько видов и софизмов» [Поварнин 1996: 98]. Кроме того, существуют уловки в сфере этоса и пафоса, которые особенно близко соприкасаются с доводами.

Т.Г. Хазагеров и Л.С. Ширина противопоставляют довод уловке, выводя последнюю за пределы риторики. Для разграничения довода и уловки авторы разделяют экспрессивную целевую установку убеждающей речи и коммуникативную установку (ср. с установками «идеального аргументатора» А.П. Алексеева [Алексеев 1991]). «Экспрессивной называется та целевая установка, которая оформилась в сознании убеждающего и может быть сообщена или не сообщена аудитории. Если эта установка полностью сообщается, то она совпадает с коммуникативной. В этом случае средства, подкрепляющие такую установку, должны быть названы доводами» [Хазагеров, Ширина 1999: 102]. Причиной несовпадения экспрессивной и коммуникативной установки является то, что «оратор знает, что его экспрессивная установка будет принята аудиторией, поскольку аудитория полагает, что такая установка полностью противоречит ее интересам» [Хазагеров, Ширина, там же]. Отличить довод от уловки можно лишь после выявления экспрессивной установки оратора и сопоставления ее с подлинными интересами аудитории. [Хазагеров, Ширина 1999].

В риторике делового общения, изучающей деловые переговоры - взаимообмен сообщениями с целью достичь соглашения в ситуации, когда интересы в чем-то совпадают, а в чем-то и не совпадают с интересами другой стороны, - говорят о манипулятивных приемах - «хитроумных способах добиться превосходства над противником» («намеренном обмане», «психологической борьбе», «позиционном нажиме») [Фишер, Юри 1987]. Эти приемы оцениваются как «нечистоплотные, противозаконные, безнравственные или попросту неприятные», так как они «не выдерживают проверки на взаимность». Это «Их цель - помочь «одержать верх» в беспринципном волевом противоборстве. Они предназначены только для одной стороны; при этом предполагается, что другая сторона ничего не подозревает или будет покорно терпеть, даже зная, что ее обманывают». Эти приемы, определяемые как манипулятивные, «в сущности, односторонние предложения в отношении процедуры переговоров, т.е. той самой игры, в которой договаривающиеся стороны собираются участвовать» [Фишер, Юри 1987: 194].

Таким образом, положение дел в лингвистическом изучении манипуляции представляется следующим.

• Лингвисты вслед за психологами уделяют основное внимание описанию приемов и средств манипулятивного воздействия, что приводит к подмене описания процесса манипулятивного воздействия описанием набора речевых средств частных реализаций этого воздействия.

• Существующие лингвистические описания манипуляции содержат некие перечни характеристик результата манипулятивного речевого воздействия и отчасти условий его • осуществления, однако базовая характеристика манипуляции и причинно-следственные связи между прочими отмечаемыми характеристиками данного феномена продолжают оставаться неопределенными.

• Характер речевого воздействия при манипуляции принимается без лингвистического переосмысления, и лингвистические модели манипуляции продолжают оставаться психо-логообразными, так как отсутствует собственно лингвистическая модель речевого воздействия, которая могла бы быть рассмотрена применительно к манипулятивному речевому воздействию. Лингвистически не определены параметры описания речевого воздействия: в частности, требуют выяснения структуры личности коммуниканта, релевантные для осуществления речевого воздействия, манипулятивного и неманипулятивного (выделяемые исследователями «мишени» манипулятивного воздействия - потребности, стереотипы, логические «срывы», «эмоции» и т.п., - не являются лингвистическими).

Все вышесказанное определяет актуальность предпринятого в данной работе исследования.

Цель настоящего диссертационного исследования - создание собственно лингвистической (коммуникативно-прагматической) модели манипулятивного речевого воздействия. Объектом исследования выступает коммуникативное событие — процессуальная единица членения потока коммуникации [Борисова 2001], - в котором осуществляется мани-пулятивное речевое воздействие. Предметом исследования - структурно-содержательная сторона манипулятивного коммуникативного события.

Поставленная цель требует решения ряда задач:

1. установления идентификационной (порождающей) характеристики манипуляции;

2. определения параметров лингвопрагматического описания речевого воздействия;

3. выявления ограничения значений этих параметров для манипулятивного речевого воздействия;

4. представления речевого воздействия в виде коммуникативной стратегии воздействующего субъекта;

5. описания структурно-содержательной модели коммуникативного события, в котором осуществляется манипулятивное речевое воздействие.

Исследование выполнено в русле лингвопрагматики. В работе решается важная научная задача лингвопрагматического моделирования манипулятивного речевого воздействия. Ключевыми понятиями являются коммуникативное событие как процессуальная единица членения потока коммуникации, коммуникативная ситуация как внутренняя форма коммуникативного события, характеризующая его условия в целостности и в их отношении к коммуникативной деятельности участника, коммуникативная деятельность как целенаправленная активность человека в процессе коммуникации [см. Борисова 2001].

Исследование речи проводится в когнитивном, прагматическом и деятельностном аспектах. Вообще, деятельность, по всей видимости, является интегрирующим началом как для изучения внутри- и межличностных процессов [см. об этом: Выготский 2003; Леонтьев 1975, 1981; Рубинштейн 2003а], так и для междисциплинарного исследования речи. Акт коммуникации - коммуникативной деятельности - является точкой пересечения, местом перехода психологического в лингвистическое. Здесь связаны воедино психологические и лингвистические понятия: осознаваемое - вербализуемое [см. об этом: Маклаков 2003; Психофизиология 2001]; социальная ситуация - коммуникативная ситуация; когнитивная установка - коммуникативная пресуппозиция [см. об этом: Борисова 2001]; психологическое воздействие - речевое воздействие; деятельность и поведение - речевые деятельность и поведение и т.п.

В работе используются общенаучные подходы к рассматриваемому феномену: системный, структурный, функциональный, стратегический.

Материалом исследования послужили фрагменты текстов, содержащие коммуникативные события - факты манипуляции. Источник материала — тексты художественной литературы русских авторов XIX - XX веков. Отбор речевых фрагментов осуществлялся на основании анализа образа героя - субъекта воздействия - и сюжетной линии произведения. Каждый из речевых фрагментов анализировался при погружении в контекст всего произведения. Использование подобного рода материала для изучения манипуляции возможно, так как комментарии автора позволяют оказаться в позиции осведомленного стороннего наблюдателя, владеющего информацией о коммуникативных целях участников общения, их моделях мира, потребностях и т.п.

Единицей анализа избрана реплика коммуниканта. Проанализированный речевой материал дается, во-первых, иллюстративно - для подтверждения излагаемых теоретических положений, во-вторых, типологически - для подтверждения предлагаемых классификаций.

Методика исследования материала. В первой главе работы разрабатывается так называемый послойный анализ реплик коммуникантов, который и применяется при исследовании речевого материала в главе 2. Указанный метод анализа опирается на собственно лингвистические методы исследования: лексико-семантический, грамматический, функционально-стилистический анализ языковых единиц - и позволяет осуществить последовательный переход от плана содержания языковых единиц к плану содержания речевых поступков коммуниканта, осуществляющего любое (манипулятивное и неманипулятив-ное) речевое воздействие.

Манипуляция не является собственно лингвистическим феноменом. Она представляет собой способ психологического воздействия на индивида - с помощью психологических средств: вербальных и невербальных. В связи с этим для осуществления собственно лингвопрагматического описания феномена в работе потребовалось привлечение теоретического аппарата ряда нелингвистических дисциплин: психолингвистики, психологии, когнитивной теории аргументации, философии, психофизиологии, психотерапии.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Идентификационной характеристикой (порождающим фактором) манипуляции является специфическая коммуникативная установка воздействующего субъекта, которая выражается в непризнании равной ценности собственных потребностей и потребностей объекта воздействия и стремлении удовлетворить собственную потребность, не обнаруживая перед объектом воздействия конфликта интересов.

2. Специфика манипулятивного речевого воздействия состоит в ограничении значений лингвопрагматических параметров: а) коммуникативные смыслы речевых поступков должны обязательно создавать образ манипулятора как единомышленника; б) прагматические смыслы не должны содержать угрозу неудовлетворения потребности манипули-руемого из-за действий самого манипулятора.

3. Коммуникативная стратегия манипулятора представляет собой систему субстратегий - субстратегии создания для манипулируемого мотивации к совершению нужного манипулятору действия (М-субстратегия) и субстратегии создания для манипулируемого интерпретации текущей коммуникативной ситуации (И-субстратегия).

4. Специфика манипуляции не касается процесса и механизма речевого воздействия: не существует каких-либо специфических «мишеней» и языковых средств манипулятив-ного воздействия. Речевое поведение манипулятора отличается от неманипулятивного особой структурной организацией, а не конкретным наполнением коммуникативной стратегии в виде приемов, тактик и т.п.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Манипулятивное речевое воздействие: коммуникативно-прагматический аспект"

выводы

Итак, идентификационной характеристикой манипуляции является специфическая психологическая и коммуникативная установка воздействующего субъекта, которая выражается в непризнании равной ценности собственных потребностей и потребностей объекта воздействия и стремлении удовлетворить собственную потребность без обнаружения перед объектом воздействия конфликта интересов.

Специфика манипулятивного речевого воздействия состоит в ограничении значений лингвопрагматических параметров РВ: а) коммуникативные смыслы речевых поступков должны обязательно создавать образ манипулятора как единомышленника; б) прагматические смыслы не должны содержать угрозу неудовлетворения потребности манипули-руемого из-за действий самого манипулятора.

Речевое поведение манипулятора отличается от неманипулятивного особой структурной организацией, а не конкретным наполнением коммуникативной стратегии в виде приемов, тактик и т.п. Не существует специфических тактик манипуляции. Любые тактики, помещенные в структуру манипулятивной коммуникативной стратегии, приобретают характер манипулятивных и вступают в родовидовые отношения со стратегией манипулятора. Существует ряд тактик, типичных для манипуляции, которые обеспечивают успешную реализацию манипулятивной коммуникативной стратегии.

Коммуникативная стратегия манипулятора представляет собой систему субстратегий - субстратегии создания мотивации (М-субстратегия) и субстратегии создания интерпретации (И-субстратегия). Субстратегии направлены на достижение двух субцелей, разграниченных по сферам воздействия на манипулируемого. Субцель 1 — основная, связанная с экстралингвистической целью манипулятора, направлена на мотивационную сферу объекта РВ, - побудить совершить нужное манипулятору действие. Субцель 2 - вспомогательная, направлена на сферу восприятия субъекта РВ, - организовать для манипулируемого выгодное восприятие ТКС.

В случае манипулятивного речевого воздействия посредством речевой деятельности манипулятора происходит подмена для манипулируемого целостного образа текущей коммуникативной ситуации - манипулятор как бы «режиссирует» коммуникативное событие. И в плоскости осознания манипулируемого оказывается неманипулятивное коммуникативное событие - ситуация неманипулятивного речевого общения двух коммуникантов, оказывающих друг на друга равнозначные речевые воздействия, явленные в виде коммуникативных стратегий: со стороны манипулируемого - стратегии получения блага, со стороны манипулятора - стратегии помощи в получении этого блага. Иными словами, реальное манипулятивное коммуникативное событие, в котором манипулятор получает желаемое благо, не осознается манипулируемым и подменяется в его сознании неманипу-лятивным коммуникативным событием, где якобы получает благо он сам.

И, таким образом, манипуляция - это речевое воздействие, 1) порождаемое особой манипулятивной коммуникативной установкой воздействующего субъекта - удовлетворить собственные потребности за счет использования, но не удовлетворения потребностей объекта РВ, не раскрывая при этом конфликт интересов; 2) формирующее в сознании объекта РВ образ коммуникативного события, в котором якобы удовлетворяются его потребности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Реализованный в исследовании подход от экстралингвистических причин речевого воздействия к языковым средствам его реализации и использование в качестве базовой теории деятельности позволил взаимосвязанно исследовать внутри- и межличностные процессы, лингвистические и психологические феномены и описать речевое воздействие особого рода.

Идентификационной (порождающей) характеристикой манипуляции является специфическая — манипулятивная - когнитивная и коммуникативная установка воздействующего субъекта - ценностная диспозиция по отношению к объекту воздействия. Манипулятивная когнитивная установка характеризуется системой условий: 1) непризнанием субъектом РВ равной ценности личности объекта РВ по сравнению с собственной, что проявляется в непризнании равной ценности потребностей объекта РВ; 2) стремлением добиться желаемого в случае конфликта интересов без каких-либо уступок, получить нечто без платы, даром — то есть без каких-либо эмоциональных затрат. Манипулятивная коммуникативная установка характеризуется 1) стремлением удовлетворить собственную потребность посредством использования, но не удовлетворения потребностей объекта РВ; 2) стремлением удовлетворить собственную потребность, не обнаруживая перед объектом РВ конфликта интересов.

Манипулятивное речевое воздействие (как всякое воздействие вообще) является взаимодействием его субъекта и объекта. Это значит, что в комплиментарных отношениях, во-первых, должны находиться установки манипулятора и манипулируемого, во-вторых - средства, используемые манипулятором, и структуры личности манипулируемого, на которые эти средства воздействуют.

Структурами личности коммуниканта, релевантными для осуществления речевого воздействия вообще и манипулятивного в частности являются его система потребностей и система лингвистически представимых убеждений (модель мира). Эти две составляющие приобретают значимость для процесса РВ (для его собственно лингвистического исследования) в коммуникативном и прагматическом смыслах речевого поступка воздействующего субъекта. Именно коммуникативный и прагматический смыслы речевого поступка субъекта РВ являются лингвопрагматическими параметрами описания речевого воздействия вообще и манипулятивного в частности.

Коммуникативный смысл речевого поступка представляет собой аргументированную характеристику какого-либо из макрокомпонентов текущей коммуникативной ситуации и тем самым интерпретирует эту ситуацию, создавая для манипулируемого определенный ее образ. Это связано с тем, что единицей информации манипулятивного (и нема-нипулятивного) речевого воздействия является не сообщение — речевое произведение, а сообщение - образ ситуации, в которую помещен объект РВ. Собственно речевому сообщению и каждому отдельному высказыванию в процессе РВ отводится весьма скромная роль. Высказывание, благодаря категории предикативности, делает возможной саму связь вербализованного мыслительного содержания воздействующего субъекта — манипулятора - с текущей ситуацией общения, в которую помещен объект речевого воздействия - ма-нипулируемый. Вообще, можно говорить лишь о манипулятивной или неманипулятивной интерпретации текущей коммуникативной ситуации.

Созданный манипулятором посредством коммуникативных смыслов речевых поступков образ ситуации общения эмоционально переживается манипулируемым, то есть приобретает для него определенный личностный смысл, и становится способным мотивировать его поведение. Здесь речевые поступки манипулятора приобретают прагматический смысл - значение для формирования того или иного этапа мотивационного опосредования.

Предложенный в работе метод так называемого послойного анализа речевого материала позволяет осуществить последовательный переход от плана содержания языковых единиц к плану содержания речевых поступков коммуниканта, осуществляющего любое речевое воздействие (манипулятивное и неманипулятивное).

Важным является то, что предложенный подход к рассматриваемому феномену позволяет проследить весь механизм речевого воздействия. Механизм манипулятивного и неманипулятивного РВ выглядит следующим образом: высказывание субъекта воздействия + объект воздействия как система лингвистически представимых убеждений = коммуникативный смысл речевого поступка; образ ситуации общения (коммуникативный смысл речевого поступка) + объект воздействия как система потребностей = прагматический смысл речевого поступка воздействующего субъекта.

Специфика манипуляции не касается процесса и механизма речевого воздействия: не существует каких-либо специфических «мишеней» и языковых средств манипулятивного воздействия. Особенность манипулятивного РВ состоит в определенном ограничении значений указанных лингвопрагматических параметров: коммуникативные смыслы речевых поступков обязательно должны создавать образ манипулятора как единомышленника; прагматические смыслы не должны содержать угрозу неудовлетворения потребности из-за действий самого манипулятора.

Двойственность коммуникативной установки манипулятора — стремление удовлетворить собственную потребность, используя потребность манипулируемого, и не обнаружить при этом конфликт интересов — формирует аналогичную двойственность коммуникативной цели. Эта двухкомпонентная цель, в свою очередь, структурирует речевое поведение манипулятора в особую манипулятивную коммуникативную стратегию. Манипу-лятивная коммуникативная стратегия представляет собой систему двух параллельно и одновременно осуществляемых субстратегий: субстратегии создания для манипулируемого мотивации к совершению нужного манипулятору действия (М-субстратегия) и субстратегии интерпретации текущей коммуникативной ситуации (И-субстратегия).

Не существует специфических тактик манипуляции. Любые тактики, помещенные в структуру манипулятивной коммуникативной стратегии, приобретают характер манипу-лятивных и вступают в родовидовые отношения со стратегией манипулятора. Можно говорить о тактиках, типичных для манипуляции, которые обеспечивают успешную реализацию манипулятивной коммуникативной стратегии, и тактиках, не способствующих сохранению системности манипулятивной стратегии.

Структурно-содержательная модель манипулятивного коммуникативного события характеризуется, во-первых, монологичностью с точки зрения замысла: коммуникативная активность манипулируемого предсказуема, манипулятор как бы «режиссирует» коммуникативное событие в целом. Во-вторых, манипулятивное коммуникативное событие обладает особой информационной двуплановостью: в плоскости сознания не владеющего полным объемом информации манипулируемого оказывается неманипулятивное коммуникативное событие, в котором якобы удовлетворяется его потребность, в то время как в сознании самого манипулятора или осведомленного стороннего наблюдателя находится манипулятивное коммуникативное событие.

Отсутствие специфических языковых средств манипулятивного речевого воздействия, общность процесса и механизма воздействия для манипуляции и неманипуляции позволяют говорить о практической невозможности выработать методы распознавания манипуляции в процессе ее реализации, не владея информацией о коммуникативной установке воздействующего. И вместе с тем есть средство, позволяющее однозначно предотвратить само возникновение манипулятивного воздействия со стороны собеседника, - это равноценно относиться к собственной личности и личности собеседника, равно уважать его потребности и свои. В результате этого не произойдет необходимого и обязательного для возникновения манипуляции взаимодополняющего соотнесения коммуникативных установок участников общения - взаимного «нарушения принципа жизненной территории».

В работе представлена абстрактная коммуникативно-прагматическая модель манипулятивного речевого воздействия - некая совокупность параметров, не зависящая от частных реализаций этого воздействия. Кроме того, сама эта модель манипуляции дана как один из видов речевого воздействия. В работе не ставилось целью разработать типологию речевого воздействия, и мы ограничились лишь делением его на манипулятивное и нема-нипулятивное. Однако при выявлении ограничений значений лингвопрагматических параметров для манипулятивного речевого воздействия мы коснулись его других структурно обусловленных разновидностей. Представляется, что заявленный в работе широкий подход к феномену манипуляции раскрывает перспективы дальнейшего изучения речевого воздействия в целом.

Список научной литературыДенисюк, Елена Викторовна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Алексеев 1991 Алексеев А.П. Аргументация. Познание. Общение. М.: Изд-во МГУ, 1991. 150 с.

2. Афанасьев 1975 Афанасьев В.Г. Социальная информация и управление обществом М.: Политиздат, 1975. 408 с.

3. Байков 1988 Бажов В. Г. Манипулятивная семантика и контрпропаганда // Функционирование языка как средства идеологического воздействия, Краснодар, Изд-во Кубанского ун-та, 1988.-С. 5-113.

4. Баранов 1990 Баранов А.Н. Что нас убеждает? (Речевое воздействие и общественное сознание). — М.: Знание, 1990. 64 с. - (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Лекторское мастерство»; №9).

5. Бахтин 1986 Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. 445 с.

6. Берн 2001 Берн Э. Трансактный анализ в психотерапии: Системная индивидуальная и социальная психиатрия. / Пер. с англ. М.: Академический Проект, 2001. - 320 с. -(«Концепции»),

7. Берн 2003а Берн Э. Игры, в которые играют люди / Пер. с англ. М. Будыниной, Е. Перце-вой, В. Никандровой. М.: Изд-во Эксмо, 2003. - 320 с. (Серия «Психологическая коллекция»).

8. Берн 20036 Берн Э. Люди, которые играют в игры / Пер. с англ. М. Будыниной, Е. Перце-вой, В. Никандровой. М.: Изд-во Эксмо, 2003. - 576 с. (Серия «Психологическая коллекция»).

9. Битянова 2001 Битянова М.Р. Социальная психология: наука, практика и образ мыслей. Учебное пособие / М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. 576 с. (Серия «Кафедра психологии»).

10. Блакар 2001 Блакар P.M. Язык как инструмент социальной власти. // Морозов A.B. Психология влияния СПб: Изд-во Питер, 2000. - 512 е.: ил. - (Серия «Хрестоматия по психологи»). - С. 42 - 67.

11. Борботько 1988 Борботько В.Г. Психологические механизмы речевой регуляции и ин-спиративная функция языка. // Функционирование языка как средства идеологического воздействия. Краснодар: Изд-во Кубанского ун-та, 1988.

12. Борисова 1996 Борисова И.Н. Дискурсивные стратегии в разговорном диалоге. // Русская разговорная речь как явление городской культуры. / Под ред. Т.В. Матвеевой. Екатеринбург: «АРГО», 1996. - С. 21 - 48.

13. Борисова 2001 Борисова И.Н. Русский разговорный диалог: структура и динамика. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001. 408 с.

14. Брудный 1989 Брудный A.A. Понимание и общение. М., «Знание», 1989. Брунер 1977 Брунер Дж. Психолгия познания: За пределами непосредственной информации, М., 1977.

15. Брутян 1984 Брутян Г.А. Аргументация. Ереван, 1984.

16. Булыгина, Шмелев 1994 Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Оценочные речевые акты извне и изнутри. // Логический анализ языка: Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 49 59. Бурдье 1993 Бурдье П. Социология политики. М.: Socio - Logos, 1993. - 336 с.

17. Бэндлер, Гриндер 1993 Бэндлер Р., Гриндер Дж. Структура магии. С.-Пб.: Институт Личности, 1993. т. 1. - 202 с.

18. Вайнрих 1987 Вайнрих X. Лингвистика лжи // Язык и моделирование социального взаимодействия: Переводы / Сост. В.М. Сергеева и П.Б. Паршина; Общ. ред В.В. Петрова. — М.: Прогресс, 1987. 462, 2. с. - С. 44 - 87.

19. Вайткунене 1984 Вайткунене Л. Психотехнические средства буржуазной пропаганды. / Коммунист, Вильнюс, 1984, 10, С. 63 — 67.

20. Викентьев 1993 Викентъев И. Приемы рекламы. Новосибирск: Церис, 1993. Вилюнас 1990 Вилюнас В.К. Психологические механизмы мотивации человека. - М.: МГУ, 1990.-288 с.

21. Винокур 2001 Винокур Т.Г. Фатическая речь // Межличностное общение. Сост. И общая редакция Н.В. Казариновой, В.М. Погольши. СПб.: Питер, 2001. - 512 е.: ил. — (Серия «Хрестоматия по психологии»). - С. 287 - 319.

22. Витгенштейн 1994а Витгенштейн Л. Философские исследования // Л. Витгенштейн. Философские работы. Часть 1., М., 1994.

23. Витгенштейн 19946 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Л. Витгенштейн. Философские работы. Часть 2., М., 1994.

24. Войтасик 1981 Войтасик Л. Психология политической пропаганды / Пер. с польского. Под ред. Ю.А.Шерковина. М.: Прогресс, 1981. - 280 с.

25. Выготский 2001 Выготский Л. С. Переживание как единица личности и среды // Психология социальных ситуаций. / Сост. и общая редакция Н.В. Гришиной. — СПб.: Питер, 2001.416 с.: ил. (Серия «Хрестоматия по психологии»).

26. Гарнер, Пиз 2001 Гарнер А., Пиз А. Язык разговора. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. -224с.

27. Гольдин, Дубровская 2002 Гольдин В.Е., Дубровская О.Н. Жанровая организация речи в аспекте социальных взаимодействий // Жанры речи: Сб. научных статей. Саратов: Изд-во ГосУНЦ Колледж, 2002 - Вып. 3. - 318 с. - С. 5 - 17.

28. Гордон 1995 Гордон Д. Терапевтические метафоры: Оказание помощи другим при помощи зеркала. С.-Пб.: Белый кролик, 1995. - 200 с.

29. Гордон, Лакофф 1985 Гордон Д., Лакофф Дою. Постулаты речевого общения // Новое в зарубежной лингвистике: Сб. статей. Переводы. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. -М.: Прогресс, 1985.-501 с.-С. 276-302.

30. Горелов, Седов 1998 Горелов H.H., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. М.: Лабиринт, 1998.-256 с.

31. Грачев 1997 Грачев Г.В. Психология манипуляций в условиях политического кризиса // ОНС: Общественные науки и современность. 1997, №4.

32. Гришина 2001 Гришина Н.В. Психология социальных ситуаций. // Психология социальных ситуаций / Сост. И общая редакция Н.В. Гришиной. СПб.: Питер, 2001 .-416 с.: ил. — (Серия «Хрестоматия по психологии»). - С. 8 - 25.

33. Данилов 2002 Данилов С.Ю. О канонах внутрижанровой интеракции (на материале речевого жанра "проработка") // Жанры речи: Сб. научных статей. Саратов: Изд-во ГосУНЦ Колледж, 2002 - Вып. 3.-318 с. - С. 214 - 226.

34. Дергачева 1998 Дергачева И.Л. Коммуникативная манипуляция в политических комментариях // Языковая личность: система, нормы, стиль: Тез. докл. научн. конф. Волгоград, 56 февраля 1998. ВГПУ. Волгоград: Перемена, 1998.

35. Джоуэтт, О'Доннел 1988 Джоуэтт Г, О'Доннел В. Пропаганда и внушение: Реферат. — М„ 1988.

36. Дилтс 2001 Дилтс Р. Фокусы языка. Изменение убеждений с помощью НЛП. СПб.: Питер, 2001. - 320 е.: ил. - (Серия «Практикум по психотерапии»).

37. Дмитриева, Вольпе 1994 Дмитриева H.A., Вольпе Б.М. Способы представления идеологически пристрастных точек зрения в газетном тексте // Текст: структура и функционирование. Барнаул: Изд-во Алтайск. ун-та, 1994.

38. Добрович 2000а Добрович А. Б. Систематика общения. // Морозов A.B. Психология влияния СПб: Изд-во Питер, 2000. - 512 е.: ил. - (Серия «Хрестоматия по психологи»). - С. 67-83.

39. Добрович 20006 Добрович А.Б. Анатомия диалога. // Морозов A.B. Психология влияния — СПб: Изд-во Питер, 2000. 512 е.: ил. - (Серия «Хрестоматия по психологи»). - С. 138 — 183.

40. Домовсц 1999 Домовец О.С. Манипуляция в рекламном дискурсе // Яз. Личность: аспекты лингвистики и лингводидактики: Сб. научн. пр. / ВГПУ. Волгоград: Перемена, 1999. -196 с.-С. 61 -65.

41. Доценко 1996 Доценко E.J1. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. -М.: ЧеРо, Изд-во МГУ, 1996. 344 с.

42. Дридзе 1979 Дридзе Т.М. Текст как иерархия коммуникативных программ: (Информативно-целевой подход) // Смысловое восприятие речевого сообщения (в условиях массовой коммуникации). М.: Наука, 1979. - С. 48 - 57.

43. Дридзе 1980 Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. М.: Высш. Шк., 1980. — 224 с. Дридзе 1984 Дридзе Т.М.Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: Проблемы семиосоциопсихологии. - М.: Наука, 1984. - 286 с.

44. Дубровский 1994 Дубровский Д.И. Обман. Философско-психологический анализ. — М.: Рэй,1994.

45. Ермаков 1995 Ермаков Ю.А. Манипуляция личностью: смысл, приемы, последствия. — Екатеринбург, 1995.

46. Жалгина 1987 Жалгина Т.А. Коммуникативный фокус в диалогическом событии // Языковое общение: единицы и регулятивы: Межвуз. сб. научн. тр. — Калинин: КГУ, 1987. — 138 с. С. 107 — 115 с.

47. Жинкин 1958 Жинкин Н.И. Механизмы речи. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1958. - 309 с. Жинкии 1982 Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. - М.: Наука, 1982. — 157 с. Жинкин 1998 Жинкин Н.И. Язык. Речь. Творчество - М.: Лабиринт, 1998. (Собр. трудов) -368 с.

48. Запасник 1991 Запасник С. Ложь в политике // Филос. Науки. 1991, №8.

49. Зарецкая 1999 Зарецкая E.H. Риторика: Теория и практика речевой коммуникации. 2-еизд. М.: Дело, 1999. - 480 с.

50. Зернецкий 1988 Зернецкий В.П. Лингвистические аспекты теории речевой деятельности // Языковые процессы и единицы: Межвуз. сб. научн. тр. Калинин: КГУ, 1988. — 132, 1. с. -С. 36-41.

51. Зернецкий 1989 Зернецкий В.П. Динамические аспекты семантики и прагматики дискурса // Личностные аспекты языкового общения: Межвуз. сб. научн. тр. Калинин: КГУ, 1989. -160, 1. с.

52. Зимбардо, Ляйппе 2000 Згшбардо Ф. Ляйппе М. Социальное влияние. СПб: Издательство «Питер», 2000. - 448 е.: ил. - (Серия «Мастера психологии»).

53. Зимняя 1985 Зимняя И.А. Психолингвистические аспекты обучения говорению на иностранном языке. М.: Просвещение, 1985. 160 с.

54. Иссерс 1997а Иссерс О.С. «Паша «Мерседес», или речевая стратегия дискредитации // Вестник Омского университета, 1997. № 2. - С. 51 - 54.

55. Иссерс 19976 Иссерс О.С. «Посмотрите, на кого он похож!» // Вестник Омского университета, 1997. № 3. С. 81 - 84.

56. Иссерс 1999 Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи: Монография. Омск: Омск. Гос. Ун-т, 1999. - 258 с.

57. Иссерс 2000 Иссерс О.С. Коммуникативный успех как прогнозируемая категория // Культурно-речевая ситуация в современной России. / Под ред. H.A. Купиной. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2000. 379 с.

58. Канетти 1999 Канетти Э. Элементы власти // Психология и психоанализ власти. Т.1. Хрестоматия. — Самара: Бахрах, 1999.

59. Карабан 1988 Карабан В.И. Пропаганда в свете теории речевых актов // Социальная лингвистика и общественная практика. Киев: Вища школа, 1988.

60. Караулов 1989 Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1989. — 264с.

61. Карасик 1992 Карасик В.И. Язык социального статуса. М.: Ин-т язкознания. РАН — ВГПУ, 1992.-330 с.

62. Карнеги 1991 Карнеги Д. Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей. Как вырабатывать уверенность в себе и влиять на людей, выступая публично. Как перестать беспокоиться и начать жить. М., 1991.

63. Картер 1991 Картер Г. Эффективная реклама. М., 1991. 279 с.

64. Кассирер 1990 Кассирер Э. Техника современных политических мифов. / Вест.Моск. унта. Сер.7. Философия, 1990, 2 с. 58 - 69.

65. Кобозева 1986 Кобозева И.М. «Теория речевых актов» как один из вариантов теории речевой деятельности Вступ. ст. // Новое в зарубежной лингвистике. — Вып. 17. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. - 7 - 22.

66. Ковалев 1987 Ковалев Г.А. Три парадигмы в психологии три стратегии психологического воздействия // Вопросы психологии. - 1987. - № 3 — С. 41 - 49.

67. Клюканов 1988 Клюканов Н.Э. Единицы языковой деятельности и единицы речевого общения // Языковое общение: процессы и единицы: Межвуз. сб. научн. тр. Калинин: КГУ, 1988.- 132, 1. с.-С. 41 -47.

68. Крысин 1989 Крысий Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка / Отв. ред. Ю.Д. Дешериев; АН СССР, Ин-т языкознания. М.: Наука, 1989. -186 с.

69. Куницына 2001 Куницына В.Н., Казаринова Н.В., Поголыиа В.М. Межличностное общение. Учебник для вузов. СПб: Питер, 2001. - 544 е.: ил. - (Серия «Учебник нового века»).

70. Леонтьев 19. Леонтьев АЛ. Психолингвистические проблемы массовой коммуникации.

71. Леонтьев 1969 Леонтьев АЛ. Язык, речь, речевая деятельность. — М.: Просвещение, 1969. -214с.

72. Леонтьев 1971 Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы, эмоции. М.: МГУ, 1971. Леонтьев 1974а Леонтьев A.A. Лингвистическое моделирование речевой деятельности. // Основы теории речевой деятельности. М.: Наука, 1974. С. 36-63.

73. Леонтьев 19746 Леонтьев А.Н. Общее понятие деятельности // Основы теории речевой деятельности. М., 1974. С. 5 - 21.

74. Леонтьев 1977 Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1977. -304 с.

75. Леонтьев 1981 Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. 4-е изд. М., Изд-во Моск. Унта, 1981.-584 с.

76. Леонтьев 1982 Леонтьев А.Н. Мотивы, эмоции, личность // Психология личности. М., 1982.

77. Лурия 1979 Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: Изд-во МГУ, 1979. - 319 с.

78. Матвеева 1995 Матвеева Т.М. К лингвистической теории жанра // Collegium. № 1-2.1. Киев. 1995.-С. 57-65.

79. Магун 1983 Магун B.C. Потребности и психология социальной деятельности личности. Л., 1983.

80. Майерс 1998 МайерсД. Социальная психология. СПб., 1998. - 313 с.

81. Маклаков 2003 Маклаков А.Г. Общая психология: Учебник для вузов. СПб.: Питер,2003. 592 е.: ил. - (Серия «Учебник нового века»),

82. Маслоу 2003 Маслоу А. Мотивация и личность. 3-е изд. СПб.: Питер, 2003. 352 с. - (Серия «Мастера психологии»).

83. Михальская 1996 Михалъская А.К. Русский сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике: Учебн. пособ. для студ. Гуманит. Фак. М.: Академия, 1996 - 190 с.

84. Мф. Евангелие по Матфею. // Новый завет. Восстановительный перевод. Анахайм, 1998. -С. 1 174.

85. Ниренберг, Калеро 2000 Ниренберг Дж., Калеро Г. Невербальная коммуникация: составляющие жестов. // Морозов A.B. Психология влияния. СПб.: Питер, 2000. 512 е.: ил. -(Серия «Хрестоматия по психологии»).

86. Остин 1986 Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. М. Прогресс, 1986. с. 33 130.

87. Поварнин 1996 Поварнин С.И. О теории и практике спора. / Обложка С. Григорьева. -СПб.: Лань, 1996.- 160 с.

88. Почепцов 1998 Почепцов Г.Г. Теория коммуникации. М.: Центр, 1998. 252 е.: ил. Почепцов 2000а Почепцов Г.Г. Имиджеология. М.: «Рефл-бук», К.: «Ваклер» - 2000. — 768с.

89. Почепцов 20006 Почепцов Г.Г. Коммуникативные технологии XX века. М.: «Рефл-бук», К.: «Ваклер» 2000. - 352 с.

90. Почепцов 2000в Почепцов Г.Г. Психологические войны. М.: «Рефл-бук», К.: «Ваклер» -2000. 528с.

91. Речевое воздействие 1990 Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. — М.: Наука, 1990,- 136 с.

92. Рубакин 1972 Рубакин А.Н. Тайна успешной пропаганды // Речевое воздействие. Проблемы психолингвистики. М.: Наука, 1972. С. 130 - 136.

93. Рубинштейн 2003а Рубинштейн C.JI. Бытие и сознание. // Бытие и сознание. Человек и мир. / С.Л. Рубинштейн. СПб.: Питер, 2003. - 512 с. - (Серия «Мастера психологии»). -С. 44 - 280.

94. Рубинштейн 20036 Рубинштейн C.JI. Человек и мир. // Бытие и сознание. Человек и мир. / С.Л. Рубинштейн. СПб.: Питер, 2003. - 512 с. - (Серия «Мастера психологии»). - С. 282-426.

95. Рубинштейн 2003в Рубинштейн C.J7. Основы общей психологии. / С.Л. Рубинштейн. -СПб.: Питер, 2003. 713 е.: ил. - (Серия «Мастера психологии»).

96. Рытникова 1996 Рытникова Я.Т. Гармония и дисгармония в открытой семейной беседе // Русская разговорная речь как явление городской культуры / Под ред. Т.В. Матвеевой. — Екатеринбург: «АРГО», 1996. с. 94 - 115.

97. Седов 2000 Седов К.Ф. Речевое поведение и типы языковой личности // Культурно-речевая ситуация в современной России / Под ред. H.A. Купиной. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2000. 379 с.

98. Седов 2002 Седов К.Ф. Психолингвистические аспекты изучения речевых жанров // Жанры речи: Сб. научных статей. — Вып. 3. Саратов: Изд-во ГосУНЦ Колледж, 2002 -318 с. -С. 40-52.

99. Седов 2003 Седов К.Ф. О манипуляции и актуализации в речевом воздействии // Проблемы речевой коммуникации: Межвуз. сб. научн. тр. / Под ред. М.А. Кормилицыной. Саратов: Изд- во Сарат. ун-та, 2003. - Вып. 2. - 140 с. - С. 20 - 27.

100. Сентенберг, Карасик 1993 Сентенберг И.В., Карасик В.И. Псевдоаргументация: некоторые виды речевых манипуляций // Речевое общение и аргументация. Вып. 1. СПб: Экопо-лис и культура, 1993. С. 30 - 38.

101. Сергеев 1987 Сергеев В.М. Когнитивные методы социальных исследований // Язык и моделирование социального взаимодействия, М., 1987.

102. Сергеечева 2002 Сергеечева В. Практикум манипулятора. Выбор мишени. — СПб.: Питер, 2002. 224 е.: ил. - (Серия «Бизнес-психология»).

103. Серль 1986а Серлъ Дж. Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. с. 151 169.

104. Сидоренко 2000 Сидоренко Е.В. Личностное влияние и противостояние чужому влиянию // Морозов A.B. Психология влияния. СПб: Питер, 2000. - 512 е.: ил. - (Серия «Хрестоматия по психологиии»). - С. 11 —31.

105. Симонов 1981 Симонов П.В. Эмоциональный мозг. Физиология. Нейроанатомия. Психология эмоций. М.: Наука, 1981.

106. Сусов 1988 Сусов И.П. Деятельность, сознание, дискурс и языковая система // Языковое общение: процессы и единицы: Межвуз. сб. научн. тр. Калинин: КГУ, 1988. - 132, 1. с. -С. 7-13.

107. Трансформация 1995 Трансформация личности / Анализ и комментарии О. Ксендзюк. — Одесса: «Хаджибей», 1995. 352 с.

108. Троянов 1989 Троянов В.И. Личностные стратегии обоснования в дискурсе // Личностные аспекты языкового общения: Межвуз сб. научн. тр. Калинин: КГУ, 1989. - 160, 1. с. - С. 37-45.

109. Тэхкэ 2001 Тэхкэ В. Психика и ее лечение: психоаналитический подход / Пер. с англ. М.: Академический Проект, 2001. - 576 с. - («Концепции»).

110. Узнадзе 2001 Узнадзе Д.H. Психология установки. СПб.: Питер, 2001. 416 с. - (Серия «Психология-классика»).

111. Федосюк 1997 Федосюк М.Ю. Исследование средств речевого воздействия и теория жанров речи. // Жанры речи. Саратов, 1997. С. 66 - 87.

112. Федосюк 1996 Федосюк М.Ю. Комплексные жанры разговорной речи: «утешение», «убеждение» и «уговоры» // Русская разговорная речь как явление городской культуры / Под ред. Т.В. Матвеевой. Екатеринбург: Арго, 1996. - с. 73 - 94.

113. Федосюк 1988 Федосюк М.Ю. Неявные способы передачи информации в тексте: Учебное пособие по спецкурсу. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1988. - 83 с.

114. Фишер, Юри 1987 Фишер Р., Юри У. Путь к согласию // Язык и моделирование социального взаимодействия: Переводы / Сост. В.М. Сергеева, П.Б. Паршина; Общ. ред. В.В. Петрова. М„ 1987. - 464 с. - С. 173 - 207.

115. Формановская 1982 Формановская H.H. Русский речевой этикет: лингвистический и методологический аспекты. М., 1982. — 193 с.

116. Хазагеров, Ширина 1994 Хазагеров Т.Г., Ширина A.C. Общая риторика: курс лекций и словарь риторических фигур. Ростов-на-Дону, 1994.

117. Хараш 1977 Хараш А. У. Межличностный контакт как исходное понятие устной пропаганды. Вопросы психологии. № 4. 1977.

118. Хохель 2002 Хохель С. О. Ступени сознания. Киев: «София», 2001.

119. Шиллер 1980 Шиллер Г. Манипуляторы сознанием. / Пер. с англ; Научн. ред. Я.Н. Засур-ский. М.: Мысль, 1980. - 326 с.

120. Шмелева 1997 Шмелева Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Вып. 1. - Саратов, 1997.-С. 88-98.

121. Шнейдер 1993 Шнейдер В.Б. Планирование актов прагматического текстообразования. -Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1993. 88 с.

122. Шостром 1994 Шостром Э. Анти-Карнеги, или Человек-манипулятор / Пер. с англ. А. Малышевой. Минск: Полифакт, 1992. - 128 с.

123. Щерба 1974 ЩербаЛ.В. Языковая система и речевая деятельность. JL: Наука, 1974. Экман 2000 Экман П. Психология лжи. СПб.: Изд-во «Питер», 2000. 272 с. Якобсон 1969 Якобсон П.М. Психологические проблемы мотивации поведения человека. М., 1969.-317 с.

124. Якобсон 1985 Якобсон P.O. Речевая коммуникация // Избранные работы: Пер. с англ., нем., фр. яз. / предисл. В.В. Иванова, с. 5 29; Сост. и общ. ред. В.А. Звегинцева. - М.: Прогресс, 1985.-455 е., 1 л. портр.; - (Языковеды мира).

125. Сагпар 1942 Carnap R. Introduction to Semantics. — Cambrige: Harvard University Press, 1942.

126. Chomsky 1957 Chomsky N. Sintactic Structure. Hague, 1957.

127. Chomsky 1968 Chomsky N. Language and Mind. Harcourt Brace Jovanovich, Inc. New York, NY, 1968.

128. Yokoyama 1988 Yokoyama O.T. Disbelief, Lies and Manipulation in a Transactional Discourse Model. / Argumentation, 1988, 2. P. 133 151.1. СЛОВАРИ

129. БТСРЯ 1998 Большой толковый словарь русского языка / Сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб.: «Норинт», 1998. - 1536 с.

130. ИСТОЧНИКИ РЕЧЕВОГО МАТЕРИАЛА

131. Булгаков 1994 Булгаков М.А. Мастер и Маргарита: Роман / М.А. Булгаков М.: Художественная литература, 1994. - 448 е.: ил.

132. Гоголь 1975 Гоголь Н.В. Мертвые души // Гоголь Н.В. Сочинения в двух томах. Т. 2. Драматические произведения. Мертвые души. Послесл. Н. Степанова. М.: Художественная литература, 1975. 656 с. - С. 247 - 614.

133. Достоевский 1994 Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в семи томах, т.4. Бесы: Роман в трех частях. М.: Лексика, 1994. - 656 с.

134. Ильф, Петров 1976 Ильф И., Петров ЕЗолотой теленок: Роман. М.: Худож. лит., 1976.- 320 с.

135. Ильф, Петров 2001 Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев: Роман / Худож. А. Ликучев.- М.: Изд. дом «ОНИКС 21 век», 2001. 352 е., ил. - (Золотая библиотека).

136. Рыбаков 1993 Рыбаков А.Н. Приключения Кроша: Трилогия / А.Рыбаков. М.: Изд. дом «Дорфа», 1993. - 402, 2. с. - (Серия «Кинороман»).

137. Семенов 2002 Семенов Ю.С. Семнадцать мгновений весны: Роман / Ю. Семенов. — М.: ООО «Издательство «Олимп»: ООО «Издательство ACT», 2002. 318 2. с. - (Классика отечественного детектива).

138. Черный 1996а Черный Саша. Млечный путь // Черный Саша. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 4: Рассказы для больших / Сост., подгот. Текста и коммент. A.C. Иванова. М.: Эллис Лак, 1996. - 432 с. - С. 236 - 239.

139. Черный 19966 Черный Саша. Физика Краевича // Черный Саша. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 4: Рассказы для больших / Сост., подгот. Текста и коммент. A.C. Иванова. М.: Эллис Лак, 1996. - 432 с. - С. 262 - 268.