автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Мещанская повседневность провинциальных городов России во второй половине XIX - начале XX вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мещанская повседневность провинциальных городов России во второй половине XIX - начале XX вв."

На правах рукописи

/,■///1

КОБОЗЕВА Зоя Михайловна

МЕЩАНСКАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ПРОВИНЦИАЛЬНЫХ ГОРОДОВ РОССИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX- НАЧАЛЕ XX ВВ.

07.00.02 - Отечественная история

^ШЗ 2015

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени доктора исторических наук

Саратов-2014

005557998

005557998

Работа выполнена на кафедре Российской истории ФГБОУ ВПО «Самарский государственный университет»

Научный консультант: Кабытов Пётр Серафимович, заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор исторических наук, профессор

Официальные оппоненты:

Кошман Лидия Васильевна, доктор исторических наук, главный научный сотрудник, заведующая лабораторией истории культуры ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова»

Куприянов Александр Иванович, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра по изучению отечественной культуры ФГБУН «Институт Российской истории Российской академии наук»

Пушкарёва Наталья Львовна, доктор исторических наук, профессор, заведующая сектором этногендерных исследований ФГБУН «Ордена Дружбы народов Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук»

Ведущая организация: НИУ «Высшая школа экономики»

Защита состоится 25 марта 2015 года в 14.00 часов на заседании совета по защите диссертаций на соискание учёной степени кандидата наук, на соискание ученой степени доктора наук Д 212.243.03 на базе ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный университет имени Н.Г.Чернышевского» по адресу: 410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83, корпус XI, ауд. 401.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н. Г.Чернышевского по адресу: ул. Университетская, 42, читальный зал № 3, на официальном сайте ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского»: http://www.sgu.ru/research/dissertation-council/d-2l2-243-ОЗ^окшгекауачИББеПаЫуа-коЬогеУоу-гоьпнЬау^Упу

Автореферат разослан « и » 2015

г.

Учёный секретарь диссертационного совета доктор исторических наук

Чернова

Лариса Николаевна

1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Изучение повседневного взаимодействия власти и человека - одно из важнейших направлений современной исторической науки, позволяющее не только понять многие особенности мировосприятия людей прошлого с позиции «маленького человека», но и использовать этот опыт в конструировании диалога между государством и людьми в форме многовекторного процесса. Государство для человека представляет не только защиту, но и определённый «вызов» на прочность, налагая многочисленные обязанности и осуществляя дисциплинарный контроль. Человек, прекрасно отдавая себе отчёт в необходимости данной структуры власти, приспосабливается к заданному ею статусу так, чтобы повседневность была наполнена жизненным оптимизмом. Как бы ни продумывало государство через закон и разветвлённый аппарат власти «архитектуру» социальной организации, человек в пространстве повседневности «подгоняет» её под себя, приспосабливается и в определённой степени блокирует проникновение власти в частную жизнь.

В экстремальных ситуациях войн, стихийных бедствий, бедности, болезней, старости, насилия человек адаптируется к происходящему именно в границах повседневности. А так как это повторяющиеся изо дня в день поведенческие практики, сиюминутные эмоции, спонтанные изобретения всевозможных уклонений от порядка, то уловить их гораздо сложнее, чем «атрибутировать» важное историческое событие в границах «институциональной» истории. В этой связи реконструкция повседневных поведенческих практик мещан России, застигнутых в момент приспособления к модернизации страны, столкнувшихся с революциями, войнами и встретивших отмену сословий, представляет несомненный научный интерес.

Индивидуальное переживание «социальной игры» в границах жизни человека, отображённое в делопроизводственных источниках, рассматриваемых в данном исследовании в качестве эго-документов, дают возможность увидеть те грани сословной идентичности, которые рождались «снизу» и не могли быть предугаданы законодательным дискурсом. Власть вновь и вновь предначерты-вала «маленькому человеку» империи его место и социальные роли, а «маленький человек» вновь и вновь бился за жизнь, причём жизнь счастливую, перешивая это «платье империи» под свой размер. Так рождались индивидуальные и коллективные практики сословного существования в ситуации перманентного «диалога» с властью. Их анализ и научное осмысление возможны только при расширении традиционных методов исторического исследования достижениями исследовательской программы «истории повседневности» через реконструкцию социальных практик на микроуровне сословного общества города, семьи и отдельной личности. Поэтому актуальность исследования состоит в демонстрации того, как решение простыми людьми, мещанами, их повседневных проблем влияло на исторический процесс и являлось важным фактором общественного развития.

Объектом исследования является повседневная сословная жизнь мещанства во второй половине XIX - начале XX вв. в провинциальной России.

Предметом исследования выступают практики повседневного поведения провинциальных мещан, вызванные их взаимодействием с властью и обусловленные изменением социального статуса в ходе модернизации страны.

Территориальные рамки исследования определяются городами трёх губерний Среднего Поволжья: Самарской, Симбирской и Саратовской. Рассматриваемый регион, в соответствии с подходом научного коллектива кафедры Российской истории Самарского государственного университета, отнесён к «внутренней окраине» России1, представлявшей собой активно развивающуюся зону фронтира между центральной Россией и осваиваемыми территориями востока и юго-востока страны. Эти губернии, с одной стороны, обладали многими общими чертами, связанными с географическими особенностями среды: губернские города располагались на волжских берегах, уездные территориально не были значительно удалены от рек; равнинный характер местности, свойства почв и климатические условия обусловили преимущественно аграрный характер экономики региона; это были города, находившиеся на пересечения путей: водных и сухопутных. С другой стороны, особенности исторического развития Самары, Саратова и Симбирска и находящихся в ареале их воздействия уездных городов наложили свой отпечаток на социальную расстановку сил, в результате чего Самара представляла собой динамично развивающийся городской организм с унисонным типом взаимоотношений власти и патриархально апеллирующим к ней мещанским сословием. Саратов оставался одним из лидеров экономического развития Среднего Поволжья. Более длительная, чем в Самаре, его история в качестве губернского центра привела к установлению формализованных связей активного мещанского общества с властью. Симбирск отставал в темпах развития и от Самары и от Саратова. Его дворянский социальный колер препятствовал коммуникации мещанства с властью, за исключением ситуаций, связанных со стихийными бедствиями.

Хронологические рамки исследования охватывают период второй половины XIX - начала XX вв. Учитывая, что традиционно пореформенный период в историографии определяется началом эпохи Великих реформ, то есть с 1861 г., в работе сознательно нижняя хронологическая граница была опущена до начала 50-х гг. XIX в., для того, чтобы показать пореформенное развитие на фоне последнего десятилетия того этапа социальной жизни города, который был сформирован законодательством конца XVIII в. и определялся как эпоха «городского гражданства». Выделение данного десятилетия актуализирует концепцию «золотого века мещанства» как эпохи «старого порядка», патриархальных городских нравов и активного участия мещан в делах городского самоуправления. Верхняя хронологическая граница определена декретом СНК и

1 Ключевое концептуальное положение «внутренняя окраина» России введено П. С. Кабытовым, В.Н. Даниловым, ЭЛ. Дубманом и др. в монографиях: Поволжье — «внутренняя окраина» России: государство и общество в освоении новых территорий (конец XVI - начало XX вв.) Самара, 2007; Очерки истории Поволжья и Приуралья в имперский период. Саратов, 2010.

ВЦИК от 11(24) ноября 1917 года, уничтожившим сословия. Но некоторые сюжеты затрагивают 1918 г., так как саратовское мещанство и после ноябрьского декрета вынуждено было решать вопросы, связанные со стремлением сохранить сословный благотворительный капитал.

Степень изученности проблемы. История повседневности представляет собой область знания, находящуюся на стыке истории, этнографии, антропологии, психологии и культурологии. Поэтому исследователь, занимающийся повседневной историей, выбирает для себя такой междисциплинарный синтез, который, на его взгляд, в наибольшей степени отражает выбранный в качестве объекта исследования социальный локус, а также действует, исходя из специфики источников, позволяющих наиболее объективно показать всю глубину рассматриваемого явления. Так Д.В. Давыдов, изучая крестьянскую повседневность в 20-е гг. XX в. на примере ТАССР, рассматривает проблему на стыке исторического, этнографического и искусствоведческого направлений1. Многие исследователи повседневной жизни дореволюционных городов делают акцент на сфере культуры, включающей в себя образование, общественную жизнь, культурно-просветительские учреждения, досуг, уровень жизни населения, городскую инфраструктуру и понимают «историю повседневности» как разновидность «истории быта»".

В рамках данного диссертационного исследования под «историей повседневности», солидаризируясь с достижениями германской школы Alltagsgeschichte3, с работами отечественных историков, таких как O.E. Кошелева, А.Б. Каменский, C.B. Журавлёв, Е.А. Вишленкова, С.Ю. Малышева, A.A. Сальникова и др.4 и, опираясь на методологические разработки в этом вопросе НЛ. Пушкарёвой5, будет пониматься изучение прошлого через историю повседневных социальных практик. Так как сословная структура в дореволюционном российском обществе сохранялась до 1917 г., она создавала определённую программу повседневной жизни через законодательно прописанные

' Давыдов Д. В. Культура крестьянской повседневности 1920-х годов (по материалам ТАССР): дне. ... д-ра ист. наук. Казань, 2012. С. 27.

1 Бравина М. Л. Повседневная жизнь Симбирска в условиях революции и Гражданской войны (1417-1922 гг.): дис... канд. ист. наук. Чебоксары, 2008 ; Рогач А. А. Городская повседневность Самаро-Саратовского Поволжья в 1918-1920 гг.: дис.... канд. ист. наук. Самара. 2009 ; Черникова В. Л. Повседневная жизнь губернского горо-

да Владимира в последней трети XVIII - первой половине XIX века : дис. ... канд. ист. наук. Владимир, 2007: Климочкина А. Ю. Повседневная жизнь российского провинциального города 1930-х гг. (на материалах Среднего Поволжья): дис____канд. ист. наук. Самара, 2007.

3 Людтке Л. История повседневности в Германии. Новые подходы к изучению труда, войны и власти. М„ 2010; Журавлгв С. В. История повседневности - новая исследовательская программа для отечественной исторической иауки //Людке А. История повседневности в Германии. С. 3-27.

4 Кошелева О. Е. Повседневность Петербурга петровского времени : дис. ... д-ра ист. наук. М„ 2006; Она же. Люди Санкт-Петербургского острова петровского времени. М., 2004; Каменский А. Б. Повседневность русских городских обывателей: ист. анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. М.. 2007; Журавлёв С. В. «Маленькие люди» и «большая история»: иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-1930-х гг. М„ 2000; Вишленкова Е. А., Малышева С. Ю., Сальникова А. А. Культура повседневности провинциального города: Казань и казанцы (XIX - XX века). Казань. 2008.

5 Пушкарева H. Л. Предмет и методы изучения истории повседневности // Этнографическое обозоение. 2004. № 5. С. 3-19; Она же. «История повседневности» и «история частной жизни»: содержание и соотношение понятий // Социальная история : ежегодник. 2004. М.. 2005. С. 93-113; Она же. История повседневности: предмет и методы II Социальная история : ежегодник. 2007. М.. 2008. С. 9-21 и т.д.

права и обязанности представителей сословия. Мещанство в городах оказывалось в русле трёх «потоков»: «потока» законодательно регулируемой жизни, «потока» модернизирующегося города, размывающего сословность, и «потока» пользовательских практик, подчинённых логике человека, живущего в навязанных схемах и адаптирующего их под себя. Поэтому исследования, способствовавшие созданию теоретической и методологической базы для данной диссертационной работы, можно разделить на следующие группы.

В первую группу вошли работы, посвященные истории города (урбан-истории). Во вторую - исследования, связанные с сословной историей, сословной парадигмой в России и, в частности, с историей мещанского сословия. Третью группу составили труды, посвящённые системе управления в городах дореволюционной России. И, наконец, освещение в исторической литературе таких специальных вопросов, как история налоговой, паспортной системы в дореволюционной России, история рекрутства, народной религиозности и т.д., помогло объяснить те институциональные «рамки», в которые был поставлен мещанин империи в своей повседневной жизни. Исследования, посвящённые проблеме «мещанского комплекса» русской культуры, анализирующие причину трансформации понятия, связанного с названием сословия в понятие, характеризующее определённый негативный склад личности, позволили ограничиться контурами данного вопроса, не вторгаясь в генезис антимещанского настроя русской духовной жизни.

С того момента как на современном этапе историографии историческая урбанистика предоставила возможность для междисциплинарного взаимодействия самых различных научных направлений истории, социологии, экономики, и пышным цветом расцвели исследования, посвящённые городской повседневности и социо-культурному пространству, образовалась своего рода историография историографии истерии города1. Поэтому остановимся только на тех трудах, которые оказываются необходимыми для анализа поднимаемых в исследовании вопросов.

Дореволюционная историография города была сфокусирована на таких актуальных проблемах, как типологические признаки города, специфика русского города, а также законодательное регулирование государством его социальной стратификации, систем управления и самоуправления. В этом отношении следует выделить двух историков, которые внесли наибольший вклад в создание концепции дореформенного русского города и его социальной организации: И.И. Дитятина и A.A. Кизеветтера. И.И. Дитятин исходил в оценке города и системы городского управления из концепции государственно-юридической школы, отводившей государству первостепенную роль в появлении и развитии городского организма в России . Он видел в законотворчестве Екатерины II в

1 Кошман Л. В. Город и городская жизнь в России XIX столетия : социальные и культурные аспекты. М„ 2008; Рогач Ю. А. Социокультурное пространство городов Самаро-Саратовского Поволжья в конце XIX - начале XX вв.: дне. ... канд. ист. наук. Самара. 2006; Бирюкова А. Б. Социокультурное пространство поволжских городов первой половины XIX века: лис.... канд. ист. наук. Самара, 2006.

Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. Т. 1. Города России в XVIII столетии. СПб., 1875; Т. 2. Городское самоуправление до 1870 г. Ярославль, 1877.

отношении «среднего рода людей» стремление следовать западным образцам1, оговаривая, однако, что если на Западе за городами были закреплены «значительные привилегии, самостоятельность в области суда, ...право на самоуправление» и освобождение от многих налогов, то «ничего подобного не было в русских городах»", а учреждение мещанского сословия было свидетельством искусственного характера сословности в России. A.A. Кизеветтер в фундаментальном труде «Посадская община в России XVIII столетия» высказал точку зрения, что «город того времени представлял собой хрупкий, экономически слабый организм, не имевший под собой питательной почвы»3. Самосознание горожан в таком случае представлялось A.A. Кизеветтеру как производное от тяглового характера городской общины4. Важно, что A.A. Кизеветтер одним из первых «показал отступления от законодательно предписанных норм в практике функционирования городских институтов»5.

В советской историографии интерес к истории города долгое время был связан с изучением его социально-экономических и демографических характеристик, сами же исследования были написаны в рамках марксистско-ленинской методологии, оперировавшей понятиями, связанными с формациями, теорией исторического прогресса и ролью в нём классовой борьбы6. Формационный подход остаётся до сих пор приоритетным в исследованиях, посвященных городу, в массе своей придерживающихся тезиса о превращении феодального города в буржуазный, а сословий в классы буржуазного общества: буржуазию и пролетариат7.

Но и в этот историографический период, несмотря на господство одного методологического направления, выделяются исследования П.Г. Рындзюнско-го, посвящённые городу8. Для данного диссертационного исследования прин-

1 Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. Т. 2. Городское самоуправление до 1870 г. Ярославль. 1877. С. 361.

2 Там же.

5 Кизеветтер А. А. Посадская община в России XVIII столетия // Исторические очерки : из истории полет, щей - школа и просвещение - русский город в XVIII столетии - из истории России в XIX столетии. М„ 2006. С. 230.

4 Там же. С. 230-231.

5 Середа Н. В. Реформа управления Екатерины Второй : источниковедческое исследование. М„ 2004. С. 7.

6 Клокман Ю. Р. Социально-экономическая история русского города. Вторая половина XVIII в. М., 1967; Во-дзрский Я. Е. Промышленные селения Центральной России в период генезиса и развития капитализма. М„ 1972; Рашин А. Г. Население России за 100 лет (1811-1913): статистические очерки. М., 1956; Кабузан В. М. Народонаселение России в XVIII - первой половине XIX в. (по материалам ревизий). М„ 1963.

7 Останина Л. М. Мещанство Западной Сибири в конце XVIII - 60-х гг. XIX в. : дис. ... канд. ист. наук. М.. 1996; Меженина О. В. Мещанство Юга Западной Сибири в дореформенный период (последняя четверть XVIII -начало 60-х гг. XIX вв.): дис. ... канд. ист. наук. Барнаул. 2005; Кострикова О. А. Мещанство уездных городов Ярославской губернии в конце XVIII - первой половины XIX вв. : дис. ... канд. ист. наук. Ярославль, 2003; Смирнов И. Н. Мещанское сословие Области войска Донского в конце XIX - начале XX века: дис. ... канд. ист. наук. Ростов-н/Д., 2007; Одинцова Л. А. Эволюция мещанского сословия в системе социально-экономических отношений Нижнего Поволжья во второй половине XIX - начале XX вв. : дис. ... канд. ист. наук. Астрахань. 2011 и т.д.

* Рындзюиский П. Г. Городское гражданство дореформенной России М., 1958; Он же. Городское население // Очерки экономической истории России первой половины XIX в. М„ 1959; Он же. Изучение городов России первой половины XIX в. // Города феодальной России. М., 1966; Он же. Основные факторы городообразования в России второй половины XVIII в. // Русский город. Вып. 1. М., 1976; Он же. Городские и внегородские центры экономической жизни среднеземледельческой полосы Европейской России конца XIX в. // Из истории эконо-

ципиальное значение имеет монография П.Г. Рындзюнского «Крестьяне и город в капиталистической России»1. В тех поволжских городах, которые были выбраны в качестве места протекания мещанской жизни, количество проживавших в них крестьян было практически соразмерным с численностью мещан. Законодательная интрига, связанная с резким изменением сословной жизни крестьян и мещан в пореформенную эпоху, раскрывается в исследовании П.Г. Рындзюнского.

Этнографическое изучение русских городов в советский период было представлено работами М.Г. Рабинович, Л.А. Анохиной, М.Н. Шмелёвой, O.P. Будиной, А.Н. Зорина и др.2 В диссертационном исследовании детали быта выступают прежде всего как показатель эволюции городской повседневности под влиянием модернизации. Проблема взаимосвязи городской гражданской идентичности и «революции в одежде» была актуализирована исследованиями А.И. Куприянова, К. Руан3.

Определённой вехой, связанной с осмыслением сословного статуса городского обывателя, явилась статья В.М. Бухараева4, в которой автор указывает на такой недостаток российской историографии, как недостаточная разработанность проблемы культурно-исторической эволюции города дореволюционного периода, а соответственно и облика носителей нормативных урбанистических начал - «обывателей». Под «обывателями» В.М. Бухараев понимает «группы населения, укоренённые в городской среде, владельцы места и дома»5, оформившиеся благодаря екатерининскому законодательству в «русского бюргера»6, который, однако, по мнению Ю. Степанова, имеет несколько другую этическую историю, чем русский мещанин7.

Зарубежная урбан-социология8 позволила сместить исследовательский интерес от значительных систем к анализу различных социальных групп городского населения, представить историю города «со стороны индивидов, составляющих ту или иную общность», прослеживая их жизненный путь от рождения

мической и общественной жизни России. М., 1976; Он же. Крестьяне и город в капиталистической России во второй половине XIX века. N1., 1983.

' Рындзюнский П. Г. Крестьяне и город в капиталистической России во второй половине XIX века. М., 1983.

2 Рабинович М. Г. К определению понятия «город» (в целях этнографического изучения) // Советская этнография. 1983. № 3; Он же. Очерки этнографии русского феодального города: горожане, их общественный и домашний быт. М., 1978; Он же. Очерки материальной культуры русского феодального города. М., 1988; Он же. Город и городской образ жизни// Очерки русской культуры XVIII века. 4.4. М., 1990; Он же. Город и традиционная народная культура // Советская этнография. 1980. № 4; Анохина Л. А., Шмелёва М.Н. Бьгт городского населения средней полосы РСФСР в прошлом и настоящем. М., 1977; Будина О. Р., Шмелёва М. Н. Город и городские праздники русских. М., 1989; Зорин А. Н. и др. Очерки городского быта дореволюционного Поволжья. Ульяновск. 2000.

3 Руан К. Одежда и идентичность в имперской России // Гражданская идентичность и сфера гражданской деятельности в Российской империи... С. 219; Куприянов А.И. «Немецкая» мода и идентичность в русском городе (конец XVIII - первая половина XIX века) // Труды Института российской истории. М., 2004. С. 95-117.

4 Бухараев П. М. Провинциальный обыватель в конце XIX - начале XX века: между старым и новым // Социальная история : ежегодник. 2000. М„ 2000.

'Тамже. С. 19.

6 Там же.

7 Степанов Ю. Константы : словарь русской культуры. М.. 2004. С. 680.

1 Анализ данного направления представлен в монографии Репиной Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. С. 23-24.

до смерти, описывая его «через смену социальных ролей и стереотипов поведения»1.

Что касается отечественной урбанистики, следует отметить, что с 1976 по 1990 гг. на историческом факультете Московского университета было издано девять выпусков сборника «Русский город»". Городской культуре уделяется значительное внимание в многотомном издании «Очерков русской культуры»3. В монографии Б.Н. Миронова «Русский город в 1740-1860-е годы: демографическое, социально-экономическое развитие»4 был сформулирован важный вывод о многофункциональном назначении города и о том, что «абсолютизация значения той или иной функции приводит к бесплодным спорам и неправильному пониманию роли города в истории России»5. Солидаризируясь с позицией Б.Н. Миронова в отношении оценки модернизационных процессов в пореформенной России, изложенных в двухтомной монографии «Социальная история России»6, нельзя не согласиться с замечаниями Л.В. Кошман относительно того, что Б.Н. Миронов решает многие вопросы на макроисторическом уровне, без учёта реалий российской жизни7.

История города «снизу» предстаёт в исследованиях А.И. Куприянова8. В монографии «Городская культура русской провинции» автор рассматривает в том числе и так называемую «культуру политического». Под данным определением он понимает представления горожан о власти и практики самоуправления и оценивает екатерининские преобразования для русского города как шаг в сторону правовой монархии9.

Исследование Л.В. Кошман о пореформенном городе явилось важной вехой в современной урбан-истории, так как проложило своего рода «мост» между всем лучшим, что было создано советской историографией и современными методологическими школами, сложившимися в связи с изучением русского города10. В монографии исследуется как культурная среда города, так и социальный статус основного городского сословия — мещанства. Мещанство предстаёт именно как сословие, без уничижительных характеристик, и в этом, на наш взгляд, как раз и заключается «реабилитация мещанства».

1 Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. М.. 2009. С. 27.

2 Кошман Л. В. Город и городская жизнь. С. 22.

' Очерки русской культуры. Конец XIX - начало XX века. Т. 1. Общественно-культурная среда. М„ 2011; Т. 2. Власть. Общество. Культура. М.. 2012.

4 Миронов Б. Н. Русский город в 1740-1860-е годы : демографическое, социально-экономическое развитие. Л, 1990.

5 Там же. С. 170, 185.

' Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.) : генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. T. 1,2. СПб, 1999.

7 Кошман Л. В. Город и городская жизнь. С. 23.

* Куприянов А. И. Русский город в первой половине XIX в. Общественный быт и культура горожан Западной Сибири. М„ 1995; Он же. Городская культура русской провинции. Конец XVIII - первая половина XIX века. М.. 2007; Он же. Культура горожан русской провинции конца XVIII - первой половины XIX в. : опыт междисциплинарного исследования : дис____д-ра ист. наук. M.. 2007.

* Куприянов А. И. Городская культура русской провинции. С. 475.

10 Кошман Л. В. Город и городская жизнь XIX столетия: социальные и культурные аспекты. М.. 2008.

Проблеме классово-сословной парадигмы, в основном в дореволюционной отечественной историографии, посвящена статья О. Б.Леонтьевой'. Солидаризируясь с основными выводами автора, отметим, что актуализация проблемы сословно-классовой парадигмы принадлежит американским русистам 1980-х годов2. Большинство американских историков пришли к выводу, что на рубеже XIX-XX вв. в российском обществе наряду с формирующейся «классовой идентичностью» сохранялась традиционная социальная стратификация по «сословию» («состоянию»)3, а систематическое употребление термина «класс» в российской исторической науке и попытки описать структуру общества в классовых терминах были связаны с историками государственной школы4. Не останавливаясь на основных этапах историографического осмысления русской истории в категориях классов и сословий, рассмотренных в первой главе диссертационного исследования, следует отметить монографию Н.А. Ивановой и В.П. Желтовой «Сословно-классовая структура России в конце XIX — начале XX века»5. По мнению авторов, в России классовая структура накладывалась на сословную, в результате чего «верхи» и «низы» классового общества, по сути, воспроизводили сословную структуру6. «Сословная парадигма» для современного исторического сообщества является некоей травмирующей ситуацией, заставляющей исследователей когнитивно определяться в отношении терминов («класс», «сословие», «класс-сословие»), метафор («sedimentary society» Г. Фриза; «пирог» А. Каплуновского) и принадлежности к определенному «полю производства идей»7.

Особое место в зарубежной историографии сословной структуры российского общества занимают исследования Ш. Фицпатрик и Э.К. Виртшафтер8. Ш. Фицпатрик рассматривает проблему социальной стратификации в России с точки зрения самоидентификации9. Монография Э. Виртшафтер поднимает вопросы релевантности правовых рамок социальным самоопределениям сословий, границ социальных групп, их диффузность и т.д. Собственно говоря, проблема растущего несоответствия между юридическими определениями и социально-экономическими реалиями в позднеимперской России была отмечена и другими зарубежными историками (в частности, Л. Хаймсоном), но

1 Леоктъева О. Б. Становление классово-сословной парадигмы в отечественной мысли XIX века // Проблемы российской и социальной истории. Самара, 2011.

Фриз Г. Л. Сословная парадигма и социальная история России // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период : антология. Самара, 2000; Haimson L.H. The Problem of social identifies in Early Twentieth Century Russia // Slavic Review. V. 47. № I. Spring 1988; Between Tsar and People: Educated Society and the Ouest for Public identity in date Impérial Russia / ed. by Edith W. Clowes, Samuel D. Kassow and Jamesd. West. Princeton. N. J., 1991.

3 Фицпатрик UI. «Приписывание к классу» как система социальной идентификации // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Советский период : антология. Самара. 2001. С. 176-177.

4 Там же. С. 74.

5 Иванова Н. А., Желтова В. П. Сословно-классовая структура России в конце XIX - начале XX века. М„ 2004.

* Там же. С. 555-556.

7 Шнейдер К.И. Индивидуализм и собственность в мировоззрении ранних русских либералов // Диалог со временем : альманах интеллектуальной истории. М., 2011. Вып. 35. С. 59-60.

* Фицпатрик Ш. Срывайте маски!: идентичность н самозванство в России XX века. М., 2011; Виршафтер Э. К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. М., 2002.

'Там же. С. 15-16.

Э. Виртшафтер акцентирует внимание на неразрешённости до сих пор данного вопроса1.

Особую категорию исследовательских текстов, посвященных сословно-классовой парадигме, составляют статьи в информационно-справочных изданиях", позволяющие осветить проблему мещанского сословия в контексте «истории понятий» (ВедпН^еясЫсМеУ

Интерес к истории отдельных сословий появляется в отечественной историографии с конца 80-х-начала 90-х гг. XX в., за исключением, пожалуй, единственной монографии А.П. Корелина о дворянском сословии, написанной в 1979 г. Это исследования, посвященные истории дворянства, купечества, то есть тем группам, которые не рассматривались в сословном аспекте советской историографией, хотя и являлись ключевыми социальными силами в дореволюционный период русской истории4. С 90-х гг. XX в. происходит рост интереса к мещанскому сословию. Все эти работы были написаны в эпоху перехода от марксистских исследований классов с их «классическим» факторным анализом к междисциплинарной истории города. «Мещанские» исследования рубежа ХХ-ХХ1 вв. были написаны в институциональном ключе и посвящены анализу сословной организации, мещанской общины города, социально-экономического статуса, в некоторых случаях социально-политических высказываний, подробностей быта, семейного статуса, хозяйственной и профессиональной деятельности мещанских общин разных регионов империи. Первыми исследователями, кто поднял тему истории мещанского сословия на современном историографическом этапе, были Л.М. Останина, В.В. Захарова и А.П. Каплуновский5.

Л.М. Останина анализирует положение сословия в структуре ЗападноСибирских городов, приводит данные о численности и особенностях социального положения. Начало складывания мещанского сословия как такового Л.М. Останина относит к 70-80-м гг. XVIII в. А эволюцию сословия автор связывает с тем, что с 1870 г. русский город входит в капиталистическую эпоху, а мещанство пополняет категории государственных служащих, интеллигенции, буржуазии и пролетариата6. В.В. Захарова в своём исследовании показала комплексно, во всероссийском масштабе, эволюцию мещанского сословия в поре-

1 Фицпатрик Ш. Срывайте маски! С. 24.

2 Словарь общественных наук : философия, религиоведение, культурология, политология, социология, этика, эстетика. Ростов-на-Дону. 2006. С. 357-358: Социологический энциклопедический словарь на русском, английском, немецком, французском и чешском языках. М., 1998. С. 327.

3 История понятий, история дискурса, история метафор : сб. ст. / под ред. X. Э. Бедекера; пер. с нем. М.: Новое литературное обозрение, 2010.

' Корелии Л. П. Дворянство в пореформенной России 1861-1904. М., 1979: Кабытова Е. П. Поместное дворянство Центральио-Чернозгмного района в начале XX вв.: дис. ... канд. ист. наук. Самара, 1993; Кобозева 3. М. Дворянство Центрально-Промышленного района в начале XX века : дис— какд. ист. наук. Самара. 1995; Захаров В. В. Купечество Курской губернии в конце XIX - начале XX вв.: дис.... канд. ист. наук. Курск, 1996: Обнорская Н. В. Купечество Ярославской губернии в конце XVIII - начале XX вв.: дис. ... канд. ист. наук. Красноярск. 2000; Самарское купечество: вехи истории. Самара, 2006 и т.д.

5 Останина Л. М. Мещанство Западной Сибири в конце XVIII - 60-х гг. XIX в. : дис. ... канд. ист. наук. М.. 1996; Каплуновский А. П. Русская мещанская община в городах Казанского Поволжья, 1870-1918 гг. : (этно-ист. исслед.): дис. ... канд. ист. наук. М.. 1998; Захарова В. В. Мещанское сословие пореформенной России : дис.... канд. ист. наук. М., 1998.

* Останина Л. М. Мещанство Западной Сибири в конце XVIII - 60-х гг. XIX в. С. 3.

форменный период. С точки зрения источниковой базы, это было сделано на основании данных по московскому региону, и проиллюстрирована не столько динамика, сколько правовой статус и социально-экономический быт сословия. Автор пришла к выводу о том, что «модернизация в России в начале XX в. практически не затронула средние и мелкие городские слои в самом главном аспекте - сфере ментальное™»1.

Диссертация А.П. Каплуновского посвящена мещанской общине Казанского Поволжья2, самого близкого к Самаре, Симбирску и Саратову региона. В исследовании анализируется роль мещанских сходов в жизни общины, изучаются исполнительные сословные органы власти. Внимание уделяется изучению контрольной, хозяйственно-экономической функциям общины, а также участию общины в организации благотворительности и мещанского быта.

Начиная с 2000-х гг. последовал целый ряд диссертаций, посвящённых истории мещанского сословия различных регионов Российской империи: Западной Сибири, Ярославской, Пермской, Московской губерний, Области войска Донского, Нижнего Поволжья.

В исследованиях о мещанстве О.В. Межениной (Юг Западной Сибири)3, B.C. Чутчева (Западной Сибири)4, O.A. Костриковой (уездных городов Ярославской губернии)5, Е.Ю. Лебеденко и В.В. Белослудцевой (Пермской губернии)6, A.A. Платонова и A.B. Долгопятова (Московской губернии)7, И.Н. Смирнова (Области войска Донского)8, Л.А. Одинцовой (Нижнего Поволжья)9, сословие представлено или институционально, или в контексте истории быта. Правовой статус мещанского сословия исследовался в диссертации О.С. Амосовой10.

Несколько позже «мещанских» появились диссертационные исследования, посвященные обобщённому анализу всех городских сословий. В 2000 г. была

1 Останина Л. М. Мещанство Западной Сибири в конце XVIII - 60-х гг. XIX е. С. 202.

2 Каплуновский А.П. Русская мещанская община в городах Казанского Поволжья, 1870-1918 гг. (эгао-ист. ис-след.): дис. ...канд. ист. наук. M., 1998.

3 Меженина О. В. Мещанство Юга Западной Сибири в дореформенный период (последняя четверть XVIII -начало 60-х гг. XIX вв.): дис.... канд. ист. наук. Барнаул, 2005. С. 197.

4 Чугчев В. С. Мещанское сословие Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX в.: дис. ... канд. ист. наук Барнаул, 2004.

3 Кострикова О. А. Мещанство уездных городов Ярославской губернии в конце XVIII - первой половине XIX вв.: дис.... канд. ист. наук. Ярославль. 2003. С. 4.

' Лебеденко Е. Ю. Мещанство Пермской губернии в конце XVIII - начале 60-х гг. XIX в. : дис. ... канд. ист. наук. Екатеринбург, 2011 ; Белослудцева В. В. Мещанское сословие Пермской губернии во второй половине XIX - начале XX в.: дис. ... канд. ист. наук. Пермь, 2006.

' Платонова А. А. Московское мещанство в первой половине XIX в.: брачный круг и брачный выбор : дис. ... канд. ист. наук. М., 2013; Долгопятов А. В. Мещанское сословие городов Московской губернии: эволюция в пореформенный период : дис.... канд. ист. наук. M., 2010.

* Смирнов И. Н. Мещанское сословие Области войска Донского в конце XIX - начале XX века : дис. ... канд. ист. наук. Ростов-н/Д„ 2007.

9 Одинцова Л. А. Эволюция мещанского сословия в системе социально-экономических отношений Нижнего Поволжья во второй половине XIX - начале XX вв.: дис... .канд. ист. наук. Астрахань, 2011.

10 Амосова О. С. Правовой статус мещан Российской империи: XVIII - XIX вв.: дис. ...канд. юрид. наук. Владимир. 2005.

защищена диссертация о городских сословиях Тобольской губернии1. В работе К.А. Анкушевой изучались формы участия городских сословий в общественном управлении, отмечался такой важный момент, как появление на местах расхождений с логикой и предписаниями законодательства'. В исследовании Т.М. Гусевой в качестве объекта была выделена культура уездных городов, а в качестве предмета - социокультурные практики городских сословий по формированию культурной городской среды3. Социальная структура Средней Волги и Заволжья в контексте проблемы взаимоотношения власти и общества рассматривалась в коллективных монографиях «Средняя Волга и Заволжье в процессе развития российской цивилизации и государственности» и «Обретение Родины»: общество и власть в Среднем Поволжье»4.

При анализе специфики российской урбанизации и участия в ней мещанства важную роль приобретает проблема «городского гражданства», особой системы городского самоуправления, сформированной екатерининским законодательством. Историографический анализ данного вопроса изложен в первой главе диссертационного исследования5. Важно отметить, что какой бы неэффективной не представлялась система местного городского самоуправления в дореформенной России историкам, именно практики мещан по освоению «под себя» системы «городского гражданства» произвели «эффект» «золотого века», когда город стал восприниматься мещанами как свой собственный и сами они в ходе практического освоения результатов екатерининской державной система-

1 Клюева В. П. Городские сословия Тобольской губернии в XVIII - первой трети XIX века : дне. ... канд. ист. наук. Тюмень. 2000.

2 Анкушева К. А. Городские сословия Зауралья в конце XVIII - начале XX века : дис.... канд. ист. наук. Тюмень, 2005. С. 147,152.

3 Гусева Т. М. Городские сословия и формирование социокультурной среды уездных городов Среднего Поволжья во второй половине XIX - начале XX века. Саранск, 2012. С. 7-8.

4 Средняя Волга и Заволжье в процессе развития Российской цивилизации и государственности (вторая половина XVI - начало XX в.) : учеб. пособие / под ред. П. С. Кабытова. "). Л. Дубмана. О. Б. Леонтьевой. Самара, 2013; «Обретение Родины»: общество и власть в Среднем Поволжье (вторая половина XVI - начало XX в.). 4.1. Самара, 2013.

5 Дитятин И. И. Устройство и управление городов в России. T. I. С. 401; Ключевский В. О. Краткое пособие по русской истории. М., 1992; Кизеветгер А. А. Русское общество в восемнадцатом столетии. Ростов-н/Д.. 1905. С. 46-47: Он же. Городовое положение Екатерины II 1785 г. М., 1909. С. 283; Писарькова Л. Ф. Развитие местного самоуправления в России до Великих реформ : обычай, повинность, право // Отечественная история. 2001. № 3; Григорьев В. Реформа местного управления при Екатерине 11. СПб., 1910; Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. M.. 1983; Куприянов А. И. Культура горожан русской провинции конца XVIII - первой половины XIX в. : опыт межрегионального исследования : дис. ... д-ра ист. наук. М., 2007; Нардова В. А. Городское самоуправление в России в 60-х - начале 90-х годов XIX в. : правительственная политика. Л., 1984; Рабцевич В. В. Сибирский город в дореформенной системе управления. Новосибирск, 1984: Середа H. В. Реформа управления Екатерины II. Источниковедческое исследование. М.. 2004; Она же. Термины "гражданство", "мещанство*4, "купечество" и "посад" в документах городовых магистратов Тверской губернии // Историческое краеведение: вопросы преподавания и изучения. Тверь, 1991. С. 65-74; Рын-дзюнекий П. Г. Города // Очерки истории СССР : период феодализма : вторая четверть XVIII века. М.. 1957; Лавринович М. Б. Социально-политическая программа Екатерины II: «Третье сословие» как утопия русской истории // Философский век : альманах. Вып. 12. Российская утопия : от идеального государства к совершенному обществу : материалы Третьей Международной Летней школы по истории идей, 9-30 июля 2000 г. СПб.. 2000; Зорин А. И. Горожане Среднего Поволжья во второй половине XVI - начале XX в. : ист.-зтногр. очерк. Казань, 1992: История Самары : от воеводского управления до губернской Думы. Кн. первая. Самара, 2011 ; Га-лимова Л. Н. Многонациональное купечество Среднего Поволжья во второй половине XIX - начале XX вв. : исторический опыт социокультурного развития : лис.... д-ра ист. наук. Чебоксары. 2013.

тизации городских структур выступали акторами, преобразующими пространство власти своими «своевольными»1 повседневными текстами поведения.

Таким образом, анализ историографии показал, что на сегодняшний день не существует исследований, посвященных мещанской сословной повседневной жизни, коллективным сословным эмоциям, практикам взаимодействия с властью, сословной идентичности, узким проблемам сословных прав и обязанностей, показанных через картину социального взаимодействия в модернизирующемся пространстве русского провинциального города.

Целью диссертационного исследования является анализ трансформации мещанской сословной повседневности в губерниях «внутренней окраины» России под воздействием модернизации страны. Цель достигается с помощью решения конкретных задач:

1. определить понятийный аппарат и методологию исследования, провести аналитический обзор литературы и источников;

2. рассмотреть особенности географического пространства «внутренней окраины России», сформировавшие специфическую социальную среду провинциального мещанства городов Среднего Поволжья;

3. показать практики участия мещан провинциального города в системе местного самоуправления в 50-60-е гг. XIX в.;

4. проанализировать практики взаимодействия мещанских управ и мещанских обществ с городскими думами в конце XIX — начале XX вв.;

5. выявить особенности саратовского союза мещан и купцов города по организации совместного благотворительного капитала;

6. установить цели и задачи мещан - участников Всероссийских мещанских съездов;

7. изучить отношение мешан к выполнению сословных налоговых обязательств, к паспортному контролю, к воинской повинности;

8. проследить эволюцию представлений мещанского общества о социальной «норме» и «пороке» в мирное и революционное время;

9. исследовать сферу мещанской хозяйственной повседневности в социокультурном аспекте: как поле рационального расчёта, эмоциональной и культурной динамики;

10. представить внутрисемейные отношения мещан через «войну и мир» тендерных ролей;

11. рассмотреть поведенческие практики мещан, оказавшихся в ситуации социальной незащищённости, и дать анализ отношению мещанского общества к сословной благотворительности.

Источниковую базу исследования составил значительный комплекс неопубликованных и опубликованных документов, анализ которых приводится в третьем параграфе первой главы. Среди всех групп источников акцент был сделан на делопроизводственные документы мещанских управ (канцелярий ме-

1 Термин «своеволие» отноогтся к ключевым понятиям, вводимым Л. Людке в значении Eigensinn, «своевольное упрямство».

щанских старост) и городских дум, которые характеризуются и как «институциональные», и как «внеинституциональные» эго-источники. «Сердцевиной» всех этих деловых бумаг, связанных с мещанским сословием, становится такой важный канал связи общества и власти, как письменные обращения населения «во власть» (в форме прошений, ходатайств, жалоб, доносов и т.д.). В исследовании данный тип источников выступает в качестве личных, так как заключает в себе репрезентации частной и общественной жизни мещан провинциального города. Данный источник позволяет обнаруживать дискурсивный аспект репрезентации, то есть текстовое конструирование отношений, принятых в данной социальной общности. Доверительное взаимодействие мещан с городской властью являлось не только патриархальным текстом поведения, но и частью процедуры бюрократического управления и политической коммуникации, сложившихся в дореформенном городе. Следует отметить, что такое активное коммуникативное пространство между властью города, властью сословной и мещанским обществом позволяет обнаружить именно делопроизводство Самарской губернии, что делает данный регион ключевым при подходе к анализу мещанской повседневности через взаимодействие власти, общества и индивидов1. Все остальные группы источников, такие как нормативно-правовые, литературно-публицистические, материалы периодической печати и др. помогают решить поставленные в исследовании задачи по рассмотрению мещанской повседневности второй половины XIX- начала XX вв.

Методология исследования. Особенности источниковой базы, использование эго-источников делопроизводственного характера для выявления эволюции текстов поведения мещан города на протяжении второй половины XIX -начала XX вв. обусловили методологические и методические характеристики диссертации. Её основой стал принцип историзма, предполагающий рассмотрение мещанской сословной повседневности в развитии в связи с изменениями конкретно-исторических условий. Вместе с тем проблематика диссертации, её цели и задачи сделали необходимым обращение к принципам «истории повседневности», черпающей идеи у таких родственных направлений, как социальная история, историческая (культурная) антропология и использующей тендерный, микроисторический, социокультурный, политико-правовой, системный подходы. Это дало основание рассматривать «историю повседневности» как «своего рода новую исследовательскую программу, как ... исторический синтез», предполагающий «по существу перевернуть логику исторического построения: отталкиваться... от реконструкции социальных практик на микроуровне, уделять особое внимание восприятию повседневной жизни (в том числе - символическому и эмоциональному) самими рядовыми людьми. В таком случае исследование будет неизбежно представлять собой историю «снизу», глазами «маленького человека»".

1 Государственное бюджетное учреждение Центральный государственный архив Самарской области (ЦГЛСО). Ф. 217,170.

2 Журавлбв С. В. История повседневности - новая исследовательская программа // История повседневности в Германии. С. 10-11.

Особенностью данного исследование является сочетание исследовательской «оптики» «снизу» и «сверху», со стороны «маленького человека» и со стороны власти. Поэтому, помимо методов «микро-истории», в работе используется дискурс-анализ, черпающий свою теорию и методы в социальном конструктивизме. Несмотря на то, что социально-конструктивистское исследование претендует быть вне повседневных репрезентаций, данные подходы вполне соединимы с историей повседневности, исторической антропологией и историей ментальности. При анализе повседневной жизни людей используются концепции социального действия П. Бурдье, дисциплинарной природы власти М. Фуко, стратегий и тактик М. де Серто. Последовательно применяются при анализе источников семиотический подход и методики реконструкции языковой картины мира и языковой личности.

Научная новизна исследования определяется выбором темы, территориальными рамками, введением в научный оборот новых источников, постановкой исследовательских задач и применением для их достижения методов «истории повседневности» (А1ка§5§е5сЫсЬ1е).

В результате исследования впервые в отечественной историографии дан анализ эволюции мещанской сословной повседневности в эпоху пореформенной модернизации и революционных потрясений. Выявлены механизмы взаимодействия мещан с институтами власти и между собой в период завершения эпохи «городского гражданства» в 50-60-е гг. XIX в., что позволило сформулировать вывод о «золотом веке мещанства». Охарактеризованы региональные особенности функционирования сословной жизни мешан в пространстве «внутренней окраины России». Мещанин впервые показан в двух ипостасях, как одиночка и как однообщественник, в ситуации убыстрения хронотопа жизни, связанного с модернизацией страны. Выявлены изменения картины мира мещан, вызванные интенсификацией информационных потоков, устремившихся в провинцию. Исследованы повседневные практики, тактики и стратегии мещан в ситуациях вторжения власти в их повседневную жизнь. Поступательное движение Российской империи в сторону экономического и социально-политического прогресса доказывается в границах повседневной истории, в которой социальные акторы, мещане, выступают в качестве субъектов истории, важных персонажей имперского социального мира, с его непредвиденными субъективными происшествиями и нарушениями порядка.

Новизна диссертации связана также с тем, что в границах проблемы повседневной истории мещан применяются два метода исследования, «микро» и «макро». С помощью техник микроистории исследуются повседневные практики мещан города, благодаря которым город предстаёт «изнутри» мещанского общества. Макроисторические обобщения позволяют показать, как различные дискурсы вторгаются в жизнь «маленького человека» и создают то «поле игры» с порядком, в освоении которого локальный сословный мир движется к концу имперского периода. Сочетание традиционной категории «сословие», взятой из глобальной социальной истории, и методов антропологически ориентированной истории повседневности, позволило выявить не рассмотренное в историо-

графии важное явление формирования мещанской сословной идентичности во второй половине XIX - начале XX вв.

Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в том, что его материалы, положения и выводы позволяют составить комплексное представление о процессе социальной истории самого многочисленного городского сословия в дореволюционной России на примере губерний «внутренней окраины» государства и обозначить основные этапы эволюции повседневной сословной жизни мещан в пореформенную эпоху. Сформулированные в работе положения могут быть использованы при формировании имиджа провинциальных городов, идеологии власти в отношении «среднего класса» и формах её взаимодействия с городским обществом, а также в деятельности местного городского самоуправления. «Болевые точки» эмоционального восприятия горожанами (мещанами) своего социального статуса, обнаруженные в пореформенную эпоху, практически не изменились и на сегодняшний день: горожан интересуют те же вопросы, они также ведут себя в повседневной жизни, также реагируют на власть и социальное окружение. Поэтому материалы работы могут представлять интерес для муниципальных и федеральных органов власти, для исследователей, сотрудников культурно-просветительских учреждений города, для студентов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Повседневная жизнь мещанского сословия во второй половине XIX - начале XX в. определялась сложным переплетением прав, обязанностей, налагаемых на представителей сословия законом и постоянными пользовательскими практиками, разрушающими власть нормы и адаптирующими правовой статус к реалиям повседневности. При запуганности правовых норм в отношении мещан, часто восполняющихся практикой Правительствующего Сената, министерств и местных учреждений, при медленной эволюции законодательных определений в отношении сословного статуса в пореформенный период, отстающих от реалий модернизирующейся социальной жизни, повседневная жизнь мещан за счёт практик взаимодействия с властью и между собой формировала «снизу» свой вариант сословной организации.

2. Прикреплённость мещан к сословному обществу определённого города создавала ещё один уровень интеракций, определяемый типологическими особенностями конкретного города и его социокультурной среды. При общности черт мещанской идентичности в границах всего российского сословия и закономерностях общероссийского модернизационного процесса с его влиянием на социальную жизнь, можно говорить и о региональной специфике Среднего Поволжья как «внутренней окраины империи», и об особенностях эмоционального коллективного сообщества мещан отдельных губернских городов, Саратова, Самары, Симбирска и прилегающих к ним уездных.

3. Сосредоточение в Среднем Поволжье во второй половине XIX -начале XX вв. различных коммуникативных перекрёстков, включающих миграционные потоки, ссылку и т.д., приводило к формированию особой гибкой модели взаимодействия власти и мещанского общества с присущей ей диглос-

сией старожилов и мигрантов, приписанных и причисленных в общество, что оказывало влияние на повседневные поведенческие практики мещан города.

4. Период 50-60-х гг. XIX в. в повседневной жизни мещанского сословия провинциальных городов Среднего Поволжья определён как «золотой век мещанства» на основании свидетельств активного участия мещан в делах города, вызванного претворением в жизнь проекта Екатерины II по созданию «среднего рода людей» и «городского гражданства».

5. Период с 70-х гг. XIX в. и до отмены сословий в Российской империи в 1917 г. был временем постепенного устранения сословного принципа из городской жизни, а вместе с ним и мещанства из системы городского самоуправления и из общественно-политической жизни страны, что позволило публицистике сформулировать тезис о «забытом сословии». С другой стороны, именно в этот период власть Городовым положением 1870 г. вводит мещанские управы, предоставив тем самым мещанам возможность самостоятельной корпоративной жизни в городе. Вокруг управ, возглавивших мещанские общества (в Симбирске управа не была создана), формируется новая логика поведенческих практик, связанная с необходимостью выживания представителей сословия в изменившимся социальном окружении.

6. На рубеже XIX - XX вв. рвутся былые связи мещан и купцов по участию в системе городского самоуправления, и мещане ставятся в необходимость перманентного отстаивания своих интересов перед цензовым составом городских дум. Эти новые социальные взаимоотношения между мещанским обществом города и городскими управленцами можно охарактеризовать как имплицитную конфронтацию.

7. В то время как у определённой части мещан в начале XX в. идентичность смещается в сторону слияния с представителями различных сословий в составе более общей категории «горожан», а сам социальный термин «мещане» практически исчезает с полос провинциальных газет, сохраняясь лишь в административном и полицейском делопроизводстве, некоторые представители сословия продолжают настаивать на сохранении сословного определения «мещане», что находит отражение в протоколах и резолюциях Воронежского и двух Московских всероссийских мещанских съездов. Риторика съездов, редкие публицистические статьи в защиту «забытого сословия», а также отсутствие в столичной и провинциальной печати упоминаний о проводившихся всероссийских съездах мещан - подтверждают факт сложившегося в России «антимещанского комплекса» не только в среде интеллектуальной элиты, но и в повседневной социальной жизни.

8. Частная жизнь провинциального мещанства была определена весь период второй половины XIX - начала XX в. проблемами выживания. Во всех этих гранях повседневной жизни мещане вырабатывали многочисленные практики приспособления к обстоятельствам, в которые сословие было поставлено властью. Логика повседневных поведенческих стратегий, которой мещане руководствовались при принятии решений или выработке моделей поведения, не предусматривала нарушения данной им властью структуры, а изобретала раз-

личные действия «в обход». Приравнивание мещан в правах к другим категориям горожан на протяжении пореформенного периода, выразившееся в отмене подушной подати, телесных наказаний, введении всеобщей воинской повинности, общих бессрочных паспортов, права без увольнительных приговоров устраиваться на гражданскую службу и т.д. - не меняли принципиально повседневные практики, а лишь приводили к их разнообразию в условиях модернизирующегося городского пространства.

9. Право мещанских обществ исключать из своей среды порочных и круговая порука - формировали сословную этику, основанную на выживании сословной корпорации. В революционной ситуации начала XX в. коллективные представления мещан о пороке не претерпевали существенных изменений, так как пороком по-прежнему считалось то поведение, которое могло навредить обществу мещан, но не стране. Модернизирующийся город стремительно наполняется знаками нового времени, общинные связи рушились, труднее становилось собирать общественные средства для поддержания социально незащищённых членов общества, эмоциональный мещанский мир оказывался нестабильным и чутко реагирующим на десакрализацию патриархального быта стилистикой «жестокого романса». Но данная эмоциональность обнаруживается только в индивидуальных повседневных текстах поведения представителей сословия.

10. Как корпорация мещанское сословие приветствовало революцию. Временное правительство, выборы в Учредительное собрание. Но на фоне гротескной российской революционной риторики, дискурс всероссийских мещанских съездов оказывался сдержанным и утилитарным, озвучивая лишь требование тех прав, которыми мещане обладали в эпоху «золотого века» и которые утратили в пореформенный период, а также дополняя их опасениями, что и в новом гражданском постреволюционном обществе про мещан опять забудут. Мещане Самарской и Симбирской губерний вообще не приняли участия в этом всероссийском объединении сословия 1917 года. Мещане Саратова проявили активность во всероссийских съездах исключительно с целью спасения крупного сословного благотворительного капитала.

Структура исследования обусловлена поставленной целью и определёнными задачами. Работа состоит из Введения, шести глав, Заключения, Списка использованных источников и литературы, Приложений.

Апробация работы. Основные положения и выводы исследования получили отражение в материалах региональных, всероссийских и международных конференций: на международных научных конференциях «Стены и мосты I, II. Междисциплинарные подходы в исторических исследованиях» (Москва, 2012, 2013); XXIII международной научной конференции «Историческая география: пространство человека vs человек в пространстве» (Москва, 2011); второй международной научно-практической конференции «Science and Education», (Munich, Germany, 2012); международной научной конференции «Модернизация культуры: идеи и парадигмы культурных изменений» (Самара, 2013); международной научной конференции «Историческое прошлое и образы истории» (Са-

ратов, 2012); международной конференции «Российская провинция: опыт комплексного исследования» (Саратов, 2009); всероссийской научно-практической конференции «Городская культура и город в культуре» (Самара, 2012); II международной научно-практической конференции «Модернизация культуры: идеи и парадигмы культурных изменений» (Самара, 2014), всероссийской научно-практической конференции, посвящённой 350-летию основания города Пензы «Городское пространство в исторической ретроспективе» (Пенза, 2013); второй всероссийской научной конференции «Историческое прошлое и образы истории» (Саратов, 2014); межрегиональных конференциях: в Самаре («Отечественная война 1812 года в российской истории и национальном самосознании» 2012; «Гротовские чтения», 2012), Ростове-на-Дону («Человек второго плана в истории», 2012); а также в ежегодных научных семинарах регионального отделения Российского общества интеллектуальной истории (Самара); междисциплинарном научном семинаре «Город и общество» (Саратов, 2012); научных чтениях, посвящённых 75-летаю профессора И. Д. Парфёнова «Человек и его мир: история, историография, методология» (Саратов, 2013). Основные положения диссертации были обсуждены на семинаре «Исторические исследования повседневных практик», проводимом Отделом исторической антропологии и Истории повседневности Института Всеобщей Истории Российской Академии Наук (Москва, 2014) и на коллоквиуме стипендиатов Германского Исторического Института в Москве (2014). Результаты исследования отражены в 46 научных публикациях по теме, в числе которых одна авторская и три коллективных монографии, 16 статьях, опубликованных в рецензируемых научных изданиях.

II. Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность избранной темы, определяются цели и задачи, объект и предмет, хронологические и территориальные рамки исследования, раскрывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формулируются положения, выносимые на защиту. Приводятся сведения об апробации и структуре работы.

Первая глава «Теоретико-методологические аспекты изучения сословной повседневности мещанства» состоит из трёх параграфов. В ней представлен анализ историографии по теме, проанализированы понятийный аппарат и методологический фундамент работы, дана характеристика источни-ковой базы исследования.

В первом параграфе «Историография проблемы» проведён анализ литературы по теме исследования. Работы систематизированы по хронологическому и тематическому принципам. Каждый раздел литературы изучен с позиций методологических подходов, а также сделаны выводы в отношении роли и значения тех или иных историографических проблем и периодов в изучении комплексной проблемы мещанской сословной повседневности второй половины XIX - начала XX вв. Доказано, что мещанское сословие изучалось в контексте

институционального подхода, как сословие, обладавшее определённой социально-экономической спецификой. Работы, написанные в ключе социально-политических теорий предшествующих лет, иллюстрировали процесс угасания сословности и трансформации мещанского сословия в классы буржуазного общества. Данное диссертационное исследование впервые в историографии ставит проблему изучения повседневной жизни мещанского сословия с позиций анализа социальных практик простых людей, генерирующих исторический процесс.

Во втором параграфе «Понятийный аппарат и методология исследования» раскрывается методология, использованная при проведении исследования, и обосновывается понятийный аппарат.

Показывается история понятия «мещанство» с момента появления в языковой практике и до официальной отмены в качестве названия одного из российских сословий. Специально оговаривается тот момент, что термин не будет употребляться в уничижительном значении качественной характеристики личности и свойственных ей текстов поведения, оставив вопрос формирования «антимещанского комплекса» русской культуры за границами данного исследования. Таким образом, формулируется вывод о том, что понятие «мещане» в значении «горожане» появляется в России с XVII в., законодательно оформляется в значении «городское сословие» в XVIII в., сохраняется в обиходе и в законодательстве (не имея юридической чёткости) до 1917 года. Сложности в изучении мещанства связаны с тем обстоятельством, что в России, в общественном сознании, данное понятие из слова, обозначающего сословие, превратилось в нравственно-этическую категорию, негативную модель поведения человека и, выходя за рамки сугубо сословной трактовки, приобрело статус самостоятельного культурологического и цивилизационного объекта.

Особо выделяется в исследовании понятие «дисциплинарного пространства», связанное с влиянием дискурса власти на мещанскую повседневность. Кроме того, вводится связанный с понятием «дисциплинарного пространства» концепт «социального дисциплинирования пространством», обусловленный особенностями влияния территории на тексты поведения. В концепт дисциплинарного пространства власти в исследовании включаются механизмы доведения властью обших форм, установленных законом, до «бесконечно малого уровня индивидуальных существований»'. Эффект социального дисциплинирования пространством достигался в Самаре, которая из-за отсутствия университетского центра и крупной фабричной промышленности становится местом ссылки для тех мешан империи, которые выступали против существующего строя. Оказавшись в хронотопе «самарского острова», определявшегося, с одной стороны, «неспешностью» и «благоспешностью», с другой стороны, купеческим предпринимательским размахом и этикой франклинизма, изолированный от единомышленников и сочувствующих, виновный подавлялся самим пространством и был вынужден бороться с нищетой, искать работу, заботиться

1 Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.. 1999. С. 326.

21

о своих домочадцах, и при всём при этом ежедневно подвергаться медленной пытке «благоспешного» пространства. Все дела, связанные с ссылкой в Самару мещан под гласный надзор полиции, заканчиваются бесконечными прошениями о предоставлении возможности получить работу и жалобами на нищету. Большинство таких просьб удовлетворялось властью, и мещанская повседневность Самары поглощала бывших фрондёров.

Круг источников, позволяющий реконструировать сословную жизнь мещанства, обладает такой специфической чертой, свойственной делопроизводственной документации, как лапидарность сюжета. Тысячи «маленьких трагедий», не имеющих биографического начала и конца и повествующих о конкретном мгновении в жизни индивида, могут быть или проигнорированы в результате усреднённости и типизации, включения в статистику, в обобщения, констатирующие тенденции, или стать объектом пристального внимания на предмет выявления человеческой субъективности. Так как источники по данной теме систематизированы в архиве, в основном, сообразуясь с групповым принципом, и тем не менее, каждый из них, взятый в отдельности, заключает в себе неповторимый индивидуальный колорит частного события; в работе используется синтез системно-структурного, социокультурного и психологически-личностного подходов в изучении проблемы мещанской жизни провинциального города. Анализируя мир социальных отношений, мир повседневности, исследуется не только малоподвижная структура коллективного сознания, но и человеческая субъективность в контексте самоидентификации личности, личного интереса, целеполагания, рационального выбора.' Подобного результата можно добиться только с помощью синтеза макро- и микроподходов. Для всестороннего анализа дихотомии «мещанин - власть» оказываются необходимыми несколько теорий, пришедших в историю из структурализма и социологии: теория «социального пространства» П. Бурдьё, теория «знания - власти» М. Фуко, теория практик М. де Серто.

При опоре на достижения германской школы истории повседневности, делающей акцент на изучении прошлого через историю повседневных социальных практик, выработалась следующая схема исследования повседневной истории. В качестве объекта анализа была выбрана сословная повседневность, рассмотренная во взаимодействии власти с индивидами, составляющими данную общность, и её эволюция в пореформенный период. Взаимодействие власти и сословия было описано через смену социальных ролей, стереотипов поведения и нюансированных социальных противоречий, политики государства, церкви, роли религии и различных форм идеологии.

Методологические основания исследования связаны и с таким направлением, как «новая культурная история», предполагающим конструирование социального бытия посредством культурной практики.

Семиотический аспект исследования связан с анализом текстов поведения мещан в повседневной жизни города: знак - норма - нарушение нормы.

«Новая политическая история», понимаемая как «социокультурный аспект властвования»1, позволяет исследовать перманентный диалог мещан с местной властью как форму политической коммуникации.

Отдельные сюжеты работы, связанные с анализом религиозности, болезней, смерти, любви вызывают необходимость опоры на методы исторической антропологии.

Таким образом, опора на перечисленные выше исследовательские методы и теории делает исследование междисциплинарным.

В третьем параграфе «Источниковая база исследования» представлена классификация использованных источников и обосновываются методики их анализа. Под «е£о-документами» понимаются не источники личного происхождения, которых нет в данном исследовании, а те делопроизводственные документы, хранящиеся в основном в фондах городских дум и мещанских управ, которые можно рассматривать как «интервью» в широком смысле слова, как вид коммуникации с властью, обнажающий повседневность мещан'.

Источниковую базу исследования представляют неопубликованные и опубликованные документы. К неопубликованным относятся материалы столичных и провинциальных архивов: Государственного архива Российской Федерации, Центрального исторического архива г. Москвы, Государственного архива Самарской области, Сызранского филиала Государственного архива Самарской области, Государственного архива Саратовской области, Государственного архива Ульяновской области. Центральное место занимают фонды мещанских управ, канцелярий мещанских старост, городских дум. Используются также фонды городских магистратов, канцелярий губернаторов, жандармских управлений, городских управ, духовных консисторий и т.д. Из опубликованных источников используются памятники законодательства, статистические и медико-санитарные отчёты, публицистика, материалы периодической печати и т.д. В качестве особо информативного источника по истории повседневности следует отметить Адрес-календари и Памятные книжки губерний.

Специфика источниковой базы данного диссертационного исследования определила весь смысл и концепцию исследования: воссоздание новых граней сословной мещанской идентичности через призму их языковой картины мира. Так как в самом исследовании постоянно пересекаются два уровня анализа: макро и микроуровни, так и при анализе источников используется два основных лингвокультурных понятия: языковая картина мира и языковая личность.

1 Кром М. М. Новая политическая история: темы, подходы, проблемы // Новая политическая история. СПб., 2004. С. 13; Бессмертный Ю. Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях поспи о-дернизма и микроистории//Одиссей : человек в истории. 1995. М., 1995. С. 14-15.

2 Государственное бюджетное учреждение Центральный государственный архив Самарской области (ЦГАСО). Ф. 217. Самарская мещанская управа; Ф. 170. Самарская городская дума; Сызраиский филиал ЦГАСО. Ф. 101. Сызранская городская дума; Областное государственное Бюджетное учреждение Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). Ф. 143 Симбирский мещанский староста; Ф. 144. Симбирская городская дума; Областное государственное учреждение Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Ф. 94 Саратовская городская мещанская управа; Центральный исторический архив Москвы (ЦИАМ). Ф. 852 Серпуховский мещанский староста. Ф. 5. Московская мещанская улрава.

Таким образом, наличие значительного количества источников позволило создать необходимую документальную базу для раскрытия темы и формулировки основных выводов, связанных с эволюцией повседневной жизни мещан городов Саратовской, Самарской и Симбирской губерний во второй половине XIX - начале XX вв.

Во второй главе диссертационного исследования «Повседневные практики мещан в системе городского самоуправления в 50-60-е гг. XIX в.» исследуются результаты державной систематизации городских структур законодательством конца XVIII в., так как та ситуация, которая сложилась в мещанских обществах провинциальных городов в 50-60-е гг. XIX в., была результатом политики власти по претворению в жизнь концепции «городского гражданства» и повседневных практик мещан по практическому освоению этой государственной системы.

В первом параграфе «Города «внутренней окраины» России как форпосты имперской политики» доказывается, что в 50-60-е гг. XIX в. губернские и уездные города во многом пребывали ещё в лоне традиционной народной культуры, имели прочные связи с сельским окружением. Промышленное производство в них было практически не развито, торговля осуществлялась на ярмарках, базарах и, в целом, городская инфраструктура только складывалась. Так как информация просачивалась в провинцию слабо, это, в определённой степени, способствовало самостоятельности совместного творчества купцов и мещан по созданию местных моделей городского взаимодействия, хотя и выстроенных по заданным схемам, но адаптированных, исходя из специфики социальных связей каждого отдельного города. Власть стимулировала мещан превратиться в горожан через практики участия в городском самоуправлении. Потом прибавлялся эффект культурной инфраструктуры, образования, моды и т.д. К 50-60-м гг. три губернских города, Саратов, Симбирск и Самара переживали переход от сельского к городскому образу жизни: от патриархального менталитета горожан к индивидуализму в их текстах поведения, от статуса пограничья (фронти-ра, «внутренней окраины» империи) к вовлечённой в общероссийский урбанистический процесс территории. И этот переходный на пути к модернизации период в жизни городов можно обозначить как образ старожильского чрева, в лоне которого проявили себя повседневные практики «городского гражданства».

Во втором параграфе «Результаты державной систематизации городских структур» на институциональном уровне рассматривается проблема реализации проекта «городского гражданства» и доказывается, что результатом державной систематизации городских структур становится не всесословное городское общество, как это задумывалось законодателем, а купеческо-мещанский союз по участию в городском самоуправлении. Среди горожан были представлены и другие социальные слои империи, но участвовать в самоуправлении имели право и проявили желание в основном купцы и мещане. Для мещан, вытесненных в последующий период из городского самоуправления, период так называемого «городского гражданства» являлся своего рода «золо-

тым веком» их общественной жизни в городе. Даже в провинциальных городах Саратовской, Самарской и Симбирской губерний, при всех отхождениях от первоначального замысла власти, при нежелании мещан выполнять общественные поручения, при перманентных самоотводах, участие в системе самоуправления плодотворно влияло на урбанистический процесс в регионе, на взаимоотношения с властью города, которая воспринималась как «своя» и на складывание у мещанства городского менталитета и сословной идентичности.

В третьем параграфе «Способы использования мещанами системы городского самоуправления в повседневной жизни» анализируются сами повседневные практики мещан по моделированию и продуцированию заданной властью модели городского самоуправления. В волжских городах этого периода, лишённых таких мощных «цивилизационных добродетелей» как образовательные, культурно-просветительские учреждения, промышленные предприятия, урбанизация в форме становления городского образа жизни проходила за счёт участия городских сословий, в частности мещанства, в системе самоуправления: городского и сословного. Все мещане города находились в «сетях надзора», так как являлись податным сословием. Система городского самоуправления предусматривала обеспечение выполнения мещанством их сословных обязанностей. Многочисленные общественные управленцы должны были следить за сбором податей, за нравственностью, порядком, составом сословия и т.д. Эти должности не приносили дохода и отвлекали от хозяйственных повседневных дел. Но установленная структура городской жизни, рационализированная и централизованная, за счёт участия в ней мещан, наполнялась позитивным смыслом и эмоциональным фоном, связанным с восприятием городского общества в качестве «Дома», непосредственно локализованного в Доме общества градского. Практики использования порядка гораздо труднее уловить, чем институциональное функционирование самого порядка. Несмотря на бесконечный поток «самоотводов» от общественных должностей, мещанское общество постоянно находило, кого рекрутировать на эти должности. Религиозная нравственность, общинные традиции, круговая порука в уплате податей - формировали своего рода сословный «noblesse oblige», заставлявший выполнять свою работу, что выражалось в символическом плане в текстах клятв при вступлении в должности и ритуалах приведения к присяге. Решение ссор, конфликтов, сам язык решения конфликтов через магистраты и словесные суды, через решения мещанских обществ о «порочных» - формировали сословную идентичность. Форма собраний мещанского общества, подразумевающая коллективное решение и коллективную ответственность, тесное сотрудничество с городской думой, патриархальность взаимоотношений с сословными и городскими лидерами (городской голова, мещанский староста) - позволяют говорить о том, что в городе этой эпохи сосуществовали две модели организации: общность и общество, то есть социальные связи, основанные как на соседстве и родстве, так и на принципе рациональной полезности взаимного существования. В Самаре в этот период сложился особый патриархальный, доверительный стиль взаимоотношения городской власти и мещанского общества.

Третья глава «Повседневная жизнь мещанских обществ в 1870-е -1910-е гг.» посвящена эволюции повседневной жизни сословия в эпоху постепенного устранения сословного принципа из системы городского управления и угасанию сословности в повседневной жизни при одновременном выделении мещанских обществ под руководством управ в качестве самостоятельной корпоративной организации.

В первом параграфе «Мещане в новом социокультурном пространстве пореформенного города» показываются те «декорации» пореформенного городского мира, в которых предстояло мещанам выживать как корпорации и поодиночке. Подчёркивается фактор убыстрения хронотопа горожанина и информационный «взрыв», настигающий провинцию через периодическую печать и миграционные потоки на рубеже XIX - XX вв. Пореформенные города Саратовской, Самарской и Симбирской губерний, не соответствуя хрестоматийному образу диккенсовской индустриализации вследствие отсутствия в них крупного промышленного производства, развивались, тем не менее, в сторону европеизации: модный рынок проникал в повседневность как мещан, так и крестьян, наводнивших город и мещанское общество после освобождения. Индустриальный рывок, сделанный Россией в рассматриваемый период, повлиял на провинциальный аграрный край через транспортную систему и хлебную торговлю. Магазины вызывали у бедной городской публики желание носить модное платье, газеты - разбивали замкнутость повседневных «мирков», внося в них известия из разных стран и городов. Почта, телеграф, телефон, граммофон, электричество, новые виды городского транспорта, кинематограф - лепили новый собирательный образ горожанина, но при этом, власть никак не могла решиться убрать сословную рамку. Так формировался «осадок» (sedimentary) мещанской повседневности в виде сословной организации и формировавшихся ею социальных взаимодействий.

Во втором параграфе «Практики повседневного взаимодействия мещан с городской думой и мещанской управой» показана новая расстановка социальных сил в пореформенном городе и исследована адаптация к ним мешан через повседневные поведенческие практики. Мещане в период, последовавший за Городовым Положением 1870 г., оказались в ситуации совершенно нового города. Та власть, которая воспринималась традиционно как «своя», власть городской думы, поменяла своё социальное лицо, стала выражать политический вкус и культурную программу российской интеллигенции, испытывающей стойкие антимещанские предубеждения, и оказалась «чужой». Мещанская же управа получила определённую самостоятельность лишь в тот период, когда традиционные обязанности мещан, за выполнение которых должна была отвечать управа, стали исчезать. И от управ потребовалась виртуозная игра по обоснованию своей собственной необходимости для общества и оправданию трат денег мещан, которые шли на её содержание. В абсолютно равнодушном к делам сословия городском окружении, управа пыталась формулировать нужды мешан на языке новой городской власти. Мещанская управа (в Саратове и Самаре) и староста (в Симбирске) олицетворяли «свою» власть. На собраниях

мещанских обществ господствовали аутентичные мещанские тексты поведения и использовался традиционный для городских общин язык общения. Несмотря на то, что от работы по общественному управлению мещане всячески уклонялись, оказавшись избранными на должности - старались выполнять свои обязанности, сообразуясь с законом, трудовой и общинной этикой, что закреплялось ритуалом присяги. Мещане не высказывались по поводу войн, реформ, не составляли верноподданнических адресов в таком количестве, как это происходило на дворянских собраниях. Их общественная рефлексия была связана с вопросами повседневного выживания в условиях сословных обязанностей. Логика повседневных практик мещан в границах взаимодействия с думой и мещанской управой сводилась к попыткам сохранить для себя то немногое, чем они традиционно обладали в городе: землю, торговые места, дома, предприятия и даже платьемойки. Для этого использовались многочисленные уловки, сводимые к имплицитной программе антиподчинения при внешней легитимной позиции.

В третьем параграфе «Саратовская модель мещанско-купеческого благотворительного союза и участие представителей сословия во всероссийских мещанских съездах» анализируется феномен саратовского мещанского общества с позиций его институционального своеобразия. Показывается, что в Саратове сложился уникальный союз двух основных городских сословий, купцов и мещан, основанный на благотворительности. Общий неразделённый капитал купцов и мещан начал складываться ещё в XVIII в., тогда, когда интересы купцов и мещан совпадали и их социальные статусы не были разведены настолько, как это произошло во второй половине XIX в. В границах «городского гражданства» купцы и мещане сообща занимались проблемами города, участвовали в деятельности местного самоуправления. Поэтому не видели ничего плохого в том, чтобы объединить свои капиталы и пустить этот совместный капитал на благотворительные нужды. Однако в XIX в. эти сословные группы начали отдаляться друг от друга. Купцы богатели. Мещане беднели. Купцы стремились выбиться из своей социальной среды через образование детей. Мещане хотели помочь своим многочисленным бедным однообщественникам, старикам и сиротам. В результате всё труднее стало находить понимание в самих целях и адресности благотворительности. Однако, как только купцы и мещане настраивались на раздел и обращались к государству, оно тут же выражало готовность забрать у них совместно нажитое имущество и передать городу. Государственный переворот февраля 1917 г., война, события октября волновали мещан исключительно с точки зрения того, как поступать с деньгами в случае отмены сословий. Все тексты поведения, все повседневные практики мещанских и купеческих управленцев в данной ситуации отличает вера в законность и возможность легитимного урегулирования споров. В сложных ситуациях приглашались юристы, мещане и купцы попробовали зарегистрировать новое общество, в названии которого не было сословий и передать ему все капиталы в дар. Но и это не спасло копившийся в течение почти что двух веков совместный капитал. Даже попытка сословного объединения в 1917 г. в форме участия во Всерос-

сийском мещанском съезде была продиктована исключительно заботой о сословном имуществе. Саратовским мещанам было что терять. Этим объясняется их феноменальная, на фоне самарского и симбирского мещанства, активность в начале XX в., в эпоху гибели сословности в империи, их, отражённая в делопроизводстве мещанской управы, реакция на политические события в стране. Но ни всероссийские мещанские съезды, ни саратовское мещанство не смогли выработать программу адаптации сословия к изменившимся политическим условиям.

В четвёртой главе диссертационного исследования «Повинности в повседневной жизни мещан города» анализируются практики в ситуации силового поля обязанностей, проистекающих из сословного статуса.

Первый параграф «Налоги и общественные сборы» посвящён исследованию текстов поведения мещанина, оказавшегося в «сетях» финансовых обязательств. На протяжении рассматриваемого периода мещанство пережило переход из «податного» состояния в «неподатное». Подати с ревизской души были заменены окладными сборами с каждого члена семейства. Многие натуральные повинности мещан, как податного сословия, постепенно заменялись денежными сборами, а потом вообще отменялись. В решении об общественных сборах принимало участие всё мещанское общество. И общество несло ответственность перед государством за сбор налогов. Поэтому для мещанских обществ было чрезвычайно важно фиксировать свой состав и знать реальный экономический статус каждой семьи, входящей в общество. Но через операцию «приписки» государство создало в составе мещанских обществ городов такой контингент, который не мог заплатить налоги, освобождался от них, получал пособие по бедности, а общество должно было на себя взваливать не только их налоговые проблемы, но и вообще заботу о таких категориях, как кантонисты, освобождённые от службы нижние воинские чины, солдатские жёны, подкидыши, незаконнорождённые, не помнящие родства, вернувшиеся с отбывания наказаний и т.д. Кроме того, мещанство было чрезвычайно подвижным сословием, несмотря на приписку к городу. В пореформенный период его активно пополняли крестьяне. Существовала постоянная ротация с купечеством. Для губерний Среднего Поволжья актуальной была и горизонтальная мобильность мещанских семейств. Саратовская, Самарская и Симбирская губернии представляли собой фронтирную зону, через которую устремлялись миграционные потоки из центра на окраины. Поэтому, влекомые переездами, мещане на какое-то время оседали в волжских городах. Кроме того, ритмы навигации, сезонные волжские рынки, узлы железных дорог - способствовали тому, что мещанские общества рассматриваемых городов находились в постоянном напряжении, связанным с необходимостью зафиксировать прибывших и убывших. В пореформенный период всё ярче проявляется тенденция, связанная со стремлением мещан дать своим детям образование, для чего требовались увольнительные приговоры от общества. И, наконец, эпоха военных конфликтов и революционного брожения размывала состав сословия за счёт категорий ссыльных и так называемых «дезертиров», приписанных в мещанские общества губерний

«внутренней окраины» страны. В повседневной жизни мещан, связанной с налогами, проявили себя две тенденции. Первая была связана с мещанскими обществами как организациями. Обществу необходимо было вникнуть в повседневную жизнь каждой отдельно взятой семьи, чтобы решить вопрос о её финансовой «благонадёжности», чтобы разоблачить уловки, хитрости и расчёт. Но здесь также встречались злоупотребления. Ни одного факта дачи взяток служащим управ не было обнаружено, но субъективность в оценке жизненных ситуаций постоянно присутствовала. Если мещане были безропотны в отношении своего общегосударственного статуса, то применительно к спорным вопросам, возникающим на местном уровне взаимоотношений с властью, мещане были достаточно активны: жаловались в вышестоящие инстанции, судились, используя для этих целей профессиональных юристов. Податные тетради и Окладные книги мещан трёх рассматриваемых губерний иллюстрируют вторую тенденцию, которая связана с тем, что проблема недоимок была будничной и решаемой. В большинстве мещанских семейств постоянно присутствовали недоимки, но они, как правило, всё равно уплачивались. Государство периодически прощало накопившиеся на мещанстве недоимки. Форсмажорными обстоятельствами в мещанской повседневности оказывались в большей степени больничные недоимки, которые относятся не к запланированным, а к чрезвычайным тратам. Мещанские общества, с одной стороны, бились с городскими властями за сложение этих недоимок, с другой стороны, выбивали плату за лечение с мешан-должников или раскладывали их по однообщественникам. В целом, следует отметить, что у мещанских обществ, ценой постоянного напряжения сил, получалось выполнять функцию, возложенную на них государством: фиксировать свой состав и выполнять налоговые обязательства.

Второй параграф «Паспортный контроль» посвящен практическому освоению мещанами системы паспортного контроля, связанного со срочными паспортами, за счёт которых представители сословия оказывались ограниченными в своей мобильности. С помощью паспорта власть не только фиксировала податное городское сословие в пространстве империи, прикрепляла его к месту, заставляя выполнять фискальные обязанности, но и создала целую систему различных практик, тактик, стратегий, с помощью которых решались многочисленные задачи, стоящие перед мещанами, как личного, семейного, так и хозяйственного, общественного порядка. Власть управляла с помощью паспорта, но и мещане управляли определёнными сферами своей жизни с помощью этого придуманного властью механизма. Даже после введения единых для всех сословий бессрочных паспортов, многие механизмы урегулирования внутрисо-словной и внутрисемейной жизни мещан посредством паспорта и мещанской управы продолжали сохраняться на повседневном уровне.

В третьем параграфе «Рекрутская повинность» рассматриваются повседневные практики мещан, спровоцированные самой тяжёлой для мещан обязанностью поставлять рекрутов. Сословная рефлексия, связанная с отношением к рекрутам, зафиксирована в основном в фондах дум и мещанских управ. Особенно применительно к периоду до реформы 1874 г., введшей всеобщую

воинскую повинность. Мещане составляли городскую бедноту. Лишиться мужчины в семье - означало для одних ухудшение экономического положения, для других - полную нишету и безнадёжность. Поэтому рекрутчина - приравнивалась к смерти для социума и была связана с негативными коллективными эмоциями. Мещане вырабатывали различные способы уклонения от воинской повинности. Самыми действенными были легитимный наём «охотников» и покупка рекрутских квитанций. Также, при жеребьёвом порядке, мещане стали прибегать к практикам фиктивного раздела семейств. Но в этом случае мещанские сословные власти проводили тщательное расследование. Попытки объяснить личные тяжёлые обстоятельства жизни иногда приводили к положительным результатам. Так как рекрутская повинность продолжала оставаться общинной повинностью, управа проводила своё дознание, и, если положение действительно в семье оказывалось безвыходным, освобождала очередника от службы. Попытки симуляции тех или иных недугов, как правило, разоблачались врачебными комиссиями. Рекрутская повинность, как и срочный паспорт, использовалась мещанами для регулирования внутрисемейных отношений. В целом, в мещанской среде доминировала пассивная покорность и обречённость в отношении данной повинности. Мещане безропотно выполняли и этот замысел власти.

Пятая глава диссертационного исследования «Мещанские девиации в мирное и революционное время» посвящена текстам поведения тех представителей сословия, которые нарушали установленный в обществе порядок.

В первом параграфе «Представления о пороке в мещанской сословной среде» анализируются коллективные представления мещанского общества о пороке, выработанные в результате практики собраний исключать из своей среды «порочных» однообщественников. На примере реакции мещанских обществ трёх поволжских губерний на своих «порочных» однообщественников было прослежено отношение мещанского сословия к порядку, дисциплине, к закону и противозаконным действиям. В основе этого отношения на протяжении всего периода с середины XIX в. и до 1917 г. лежала именно сословная коллективная нравственность, подчинённая в первую очередь задачам выполнения сословием своих обязанностей перед государством. Государство предпочитало и часть пенитенциарных функций переложить на мещанское общество. Пьяницы, воры, хулиганы изгонялись из общества в случае сомнений в их способности жить в обществе, выполнять налоговые обязательства перед государством и функции опеки своей семьи. Мещанские управы или канцелярии старост вынуждены были заниматься проблемой «порочных» мешан. Вопросы об их принятии или исключении решались, исходя из соседской осведомлённости об обстоятельствах частной жизни однообщественников, симпатий и антипатий, локальных интриг. Можно констатировать, что при определении «порока» в мещанском сословном обществе действовала универсальная мораль, но сословные задачи заставляли следовать утилитарной этике и принимать обратно в свою среду тех, кто мог платить налоги, участвовать в рекрутских наборах и имел надежду на исправление. Практика исключения «порочных» мещан из общества исчезает в

начале XX в., когда революционная пора добавляет к традиционным для мещанской среды девиациям новые формы поведенческих отклонений, связанных с протестом против существующего государственного порядка.

Во втором параграфе «Мещане и религиозное инакомыслие» анализируются повседневные взаимоотношения государственной власти, мещанского общества, мещан старообрядцев и сектантов в границах города и сословной жизни. Доказывается, что власти не удалось использовать для религиозной православной унификации мещанское общества города. Потому что пореформенный город и его основное мещанское сословие нацелены были на преодоление любых границ. Особенно в поволжских губерниях миграционные потоки, проходящие через город и через мещанское общество, размывали любые формы нетерпимости к инаковости, в том числе и к религиозной. В системе ценности городских торговых сословий важное место занимала ориентация на предпринимательский успех и полезные экономические связи. Поэтому мещанские общества трёх рассматриваемых губерний не оставили в своём делопроизводстве репрезентаций, связанных с религиозной нетерпимостью. А обманывать власть по мелочам мещанин привык. Поэтому и мещанам - «раскольникам» приходилось также вести свою повседневную игру с властью светской и религиозной. Мещанское сознание оказывалось более рационализированным и секуляризированным по сравнению с крестьянским в силу интенсивной модернизации городского пространства провинциального города в пореформенный период.

В третьем параграфе «Тексты поведения и психология мещан в революции: хулиганы и революционеры» рассматривается процесс влияния революционной эпохи на повседневные тексты поведения мещан. Делается вывод о том, что политическая ситуация в стране в начале XX в. добавила к традиционным мещанским девиациям, связанным с преступлениями уголовного порядка, политические. Общая атмосфера вседозволенности, этически подкреплённая революционными идеями, приводила к появлению в поволжских городах нового хулиганства среди мешан, хулиганства революционного. Исчезали старые де-грессивные символы, скреплявшие традиционные городские общины и вместе с ними разрушалась «уставная норма», исчезал порядок. Общество мещан города из последних сил пыталось привести всё в систему. Но если раньше оно изгоняло из своей среды «порочных» и «кристаллическая решётка» сословной организации от этого не страдала, то в ситуации, когда общество менялось изнутри, всё труднее становилось определить «порок» и избавиться от него. «Порок» пропитал сам воздух города и создал иной язык, синкретический язык, на котором говорил обыватель революционной эпохи, объединяющий саму идею, её адаптированный обывательской средой вариант и новые коммуникативные эмоции. При этом сама дисциплинарная сословная структура продолжала функционировать, создавая видимость не потревоженного целого. Имперским сословным ритуалам какое-то время ещё удавалось спасать мещанина-обывателя от революционной стихии.

В шестой главе диссертационного исследования «Мещанский повседневный быт» анализируются уклад жизни мещан, связанный с хозяйством,

внутрисемейными отношениями и тяжёлыми жизненными обстоятельствами, связанными с болезнями и старостью.

В первом параграфе «Мещанин в своём доме и хозяйстве» исследуются тексты поведения мещан, связанные с хозяйственной и профессиональной деятельностью в усложняющемся в пореформенный период городе. Быт горожан, очерченный их хозяйственным локусом, наполнялся ценностями, присущими среднему классу. Во-первых, эти ценности приходили в мещанскую среду через профессионализацию и индивидуализм. Во-вторых, через образование, как правило, получаемое в городских училищах. В-третьих, через вещный мир, напрямую связанный с урбанизмом: мебель, одежда, мода, транспорт, аксессуары. И, наконец, даже в пространстве мещанской хозяйственной повседневности, значительную роль играла информационная среда города. Через газеты мещанин оказывался включённым в гораздо более широкую сеть взаимодействий, чем в патриархальной жизни дореформенного города. Газеты сообщали о выплате пособий погорельцам, о торгах, о ценах на товары, о номенклатуре вещного мира, начинавшегося в середине XIX в. с сапог, рогож и кулей, а заканчивавшегося в начале XX в. фортепьяно, клюшками для гольфа и автомобилями. Модернизация изменяла традиционный мещанский мир, наполняя его новыми урбанистическими ценностями.

Во втором параграфе «Мещанские внутрисемейные отношения» исследуется эмоциональный мир мещанской частной семейной жизни. Страсти, сотрясавшие мещанские семьи на рубеже Х1Х-ХХ вв. казалось были вневременные, вечные, связанные с любовью, предательством, расчетом, игрой случая. С другой стороны, во всех этих эмоциональных переживаниях есть нечто общее, свойственное именно данной социальной среде, что позволило объединить их дискурсом «жестокого романса». Сознание многочисленных социальных слоёв России, сдвинувшихся с места в пореформенный период, наводнивших город, но ещё не успевших приспособиться к городскому образу жизни - надрывно, как надрывен мещанский романс, появившийся как жанр фольклора в середине XIX в. Мещанство, поглощавшее в себя вчерашних крестьян, солдат, незаконнорождённых, ссыльных, инородцев и т.д. представляло собой неровное эмоциональное поле. Некоторая сословная потерянность, вызванная законодательным изменением социальных констант, угасание патриархальных устоев в условиях городской жизни, зарождение в недрах мещанской повседневности новых субкультур, связанных с изменениями социально-экономического порядка, выводили из равновесия «мещанский мирок», делая его открытым и исповедующим новые хронотопические ценности. Русский провинциальный город, а вместе с ним и мещанская семья, стремительно убегали от горьковского дискурса, пригвождавшего их к образу душной и неподвижной глубинки.

В третьем параграфе «Отношение к болезням и старости» проанализированы тексты поведения мещан в ситуации социальной беспомощности и незащищённости. И изучена позиция отношения сословного общества к социальной поддержке своих однообщественников, попавших в трудную жизненную ситуацию. Специфика источников делопроизводственного характера пока-

зывает коллективность мещанского социума. Мещанин болеющий, стареющий, умирающий выступает в них как личность сословная, подверженная и в горе учёту и контролю. Тем не менее, на фоне эмоционально скупой документации совершенно явственно проступает тема одиночества человека в городе. Это во многом было связано с упадком в среде мещанства отношений общинного типа. Мещанское общество выполняло жизненно важную функцию «дома» только в качестве последней инстанции, в которую направлялась информация об умершем. Все данные косвенно говорят об одном общем для мещан факторе: о низком уровне жизни большинства представителей сословия. Та часть мещанской повседневности, которая была связана с болезнями и старостью, обострённая модернизационными процессами, разрушавшими традиционные общинные связи и выталкивающими на поверхность социальной жизни индивидуализм как текст поведения, свидетельствовала о социальной незащищённости мещан в городах и отсутствии значительной сословной благотворительности. Сама среда обитания значительной части бедного мещанства обрекала их на антисанитарию и болезни. Таким образом, не было денег лечить мещанское тело. Не было денег поддерживать мещанское тело в старости. Не на что было хоронить мещанское тело. Мещанскую душу уже не грела сословность, утраченная в эпоху «чрева».

В Заключении подведены итоги исследования. Диссертационное исследование повседневной жизни мещанства второй половины XIX - начала XX вв. позволило создать многогранный и изменяющийся во времени социальный «портрет» сословия. Оно являлось самым многочисленным городским сословием России, однако до настоящего времени изучено в историографии в наименьшей степени по сравнению с другими категориями населения. Одной из главных причин тому является «антимещанский комплекс», укоренившийся в интеллектуальной традиции. Мещанство с осуждением представлялось как качественная характеристика людей безыдейных, с узкими интересами и низким уровнем культуры.

Отверженное советской историографией в качестве самостоятельного объекта научного анализа, мещанское сословие только в 90-е гг. XX в. начинало изучаться историками в рамках институционального подхода. В данной же работе мещанское сословие рассмотрено в рамках подхода, принятого в направлении истории повседневности (Alltagsgeschichte, History of Everyday life). Данный подход показал, как мещане через повседневные практики приспосабливались к своему сословному статусу, эволюционировавшему на протяжении более чем полувекового периода - периода модернизации городов, резко изменившей социальный состав горожан. Повседневность представлена в работе не только как повседневные практики людей, но также и как продукт социального конструирования власти. Изучение социальных практик продемонстрировало, что «повседневность» - это реакция на власть, переработка решений власти, адаптация её силового поля, коммуникация с властью. Исходя из этого в исследовании показано как в мещанской повседневности границы возможностей, установленные законом, расширялись и коррелировались в зависимости от

субъективных обстоятельств акторов. Избранный подход к источникам дал возможность проследить, как в повседневности проявило себя обращение людей с тем набором прав и обязанностей, которые им были предписаны властью. Этот подход также показал, что постоянный «диалог» мещан с властью влиял на их телесные привычки и стратегии выживания.

В работе освещается вопрос влияния глобальных исторических событий (войн, революций, реформ) в стране на повседневную жизнь мещанства. Мировые катаклизмы амортизировались сложившимся в мещанских обществах порядком, традициями, моделями поведения, стилем взаимодействия. Несмотря на появившиеся в городской повседневности изменения, вызванные модерн и-зационными процессами, мещанская повседневность внешне менялась плавно и медленно, но изнутри была наполнена «броуновским движением» поведенческих реакций на обстоятельства, продиктованные мещанину властью. Под влиянием социокультурных изменений городской жизни, вызванных модернизацией страны усложняется спектр мещанской профессиональной сферы занятости. Если раньше доминировали хлебопашество, чёрная работа и торговля, то в начале XX в. профессионализация в среде мещан выводит их далеко за рамки традиционного старожильского хозяйствования, свойственного аграрному провинциальному городу. Поток информации открывает для провинциала новые миры. Реклама, синематограф, граммофон, телеграмма, телефон, периодическая печать, круг чтения - расширяют кругозор и коммуникативные возможности.

В исследовании выдвинута гипотеза о «золотом веке» мещанства, связанным с реализацией в практической повседневной жизни реформ городского управления конца XVIII в. В историографии утвердилось мнение, что вместо всесословного самоуправления, заложенного екатерининским законодательством, в городах сложилось малоэффективное управление купцов и мещан. Исходя из анализа повседневных результатов державной систематизации городских структур, представляется, что главная мысль законодателя заключалась в том, чтобы отсечь от городского самоуправления те сословия и социальные группы, которые, проживая в городах, не принадлежали к городским сословиям. Исследование ранее не введенных в научный оборот делопроизводственных материалов трёх поволжских губерний, доказало, что именно эти институты самоуправления в основном и организовывали общественную и повседневную жизнь мещан, формировали городской менталитет.

Рассмотрение вопроса об участии в городском управлении разных сословий показывает следующее. Крестьяне, проживавшие в городах (в Саратовской, Самарской и Симбирской губерниях они составляли половину населения города) не имели права участвовать в городском самоуправлении. Однако переход крестьян в мещанское сословие повышал их социальный престиж, приобщал к символическому миру власти. От системы «городского гражданства» Поволжья оказалась отсечённой и элита русского общества: дворянство, духовенство и интеллигенция не выразили желания совместно участвовать в нём с купцами и мещанами. Анализ повседневных практик мещан, задействованных в системе

городского самоуправления, показал как в таких условиях у мещан сформировался образ «своей» власти, без социальных «чужаков».

Создавались собственные практики поведения, адаптирующие, исходя из местных условий, эту систему. В частности, где не хватало купцов, на общественные должности избирались мещане. Когда мещане находили лазейки, чтобы избежать выполнения обременительных для их хозяйственной повседневности общественных поручений, постоянно находились другие однообщественники, способные их заменить. Через думу решались вопросы с городскими местами, со строительством мещанских домов, с торговлей, с рекрутской повинностью, с налогами, с благотворительностью, с семейными проблемами. Во всех этих институциональных связях проявляли себя рациональные и эмоциональные повседневные мысли, решения и поступки мещан. Делопроизводство дум 50-60-х гг. наполнено репрезентациями мещан, выраженными в форме личного письма во власть, иллюстрирующими сложившиеся паттерны и казусы. Особой свободой во взаимодействии с властью отличалось самарское мещанство. Именно делопроизводство самарских думы и мещанской управы позволило говорить о периоде 50-60-х гг. XIX в. как о «золотом веке» мещанства, подразумевая под этим его эмоциональную вовлечённость в диалог с городской властью. На фоне самарского мещанства практически не обнаруживается в аналогичных фондах рефлексия симбирских мещан, отстранённых от власти дворянством, традиционно в Симбирске влиятельным. Поражает своим деловым размахом деятельность саратовского мещанства по созданию и укреплению совместного с купечеством благотворительного капитала.

Без рассмотрения последнего этапа существования городской системы гражданства, заложенной екатерининским законодательством, невозможным оказывается понимание последующего периода в жизни мещанского сословия, который по Городовому положению 1870 г., характеризовался совершенно иной расстановкой сил (поменялся состав думы, перераспределявшей городскую собственность). Отсюда проистекала стойкость мещан, проявленная в последующие периоды в «битвах» с новой думой и недоумение, вызванное превращением города в «товар», а мещан - в периферийных персонажей его социальной жизни.

Региональные особенности повседневных «текстов» поведения мешан ярко проявились в источниках. Они оказались вызваны тем, что мещанство «внутренней окраины» империи, к которой относились рассматриваемые в исследовании губернии, находилось в постоянном движении, несмотря на приписку к определённому городу. «Внутренняя окраина» представляла собой зону фронтира, пограничья между ядром империи и её окраинами. С конца XIX в. в регионе образовались мощные узлы пересечения железнодорожных и водных путей сообщения. Удалённость от центрального государственного аппарата страны, особенности хозяйственного быта городов, связанных с большой рекой, придавали взаимоотношениям мешан с властью неформальный характер, что проявлялось в практиках послабления паспортного контроля в Самарской губернии в период навигации.

Сквозь фронтир постоянно двигались миграционные потоки, которые усложняли и без того разнородный состав мещанского сословия: в его среде происходила постоянная ротация между крестьянами, мещанами и купцами, а также за счёт практик «приписки» включались разнородные социальные элементы (незаконнорождённые, подкидыши, младшие воинские чины, инородцы и т. д.).

Тексты «протоколов» собраний мещанских обществ показали, что, хотя на них приходило гораздо меньше мещан, чем проживало в городе, именно здесь проявлялся водораздел между «коренным» и «пришлым» населением. Благодаря приписке к мещанскому обществу маргинальных групп населения, существовал «балласт» из неплательщиков и людей, ускользающих от фиксации. Недоимки приходилось раскидывать на «коренных» мещан, входивших в состав общества и экономически состоятельных. Поэтому мещане серьёзно обсуждали кандидатуры тех, кого они «причисляли» в свое общество, подразумевая в этой процедуре имплицитную борьбу за жизнеспособность социума.

В законодательных источниках, связанных с устранением главных сословных различий внутри города в пореформенный период ясно проявилась противоречивость новых установлений в отношении мещанства. Фактически постепенно исчезали те права и обязанности мешан, которые составляли особенность их социального статуса (подушная подать заменяется окладными сборами, рекрутская повинность распространяется на другие сословия, отменяются телесные наказания, вводится бессрочный паспорт и т.д.). Одновременно именно в этот период образуется мещанское управление в городах, оформлявшее мещанскую корпорацию. В Саратове и Самаре было введено мещанское управление, а в Симбирске, как и в уездных городах, сохранялась канцелярия мещанского старосты. Таким образом, искусственно власть способствовала сохранению самого сословия и его организаций, чтобы они несли ответственность за выполнение сословных обязанностей в пользу государства. И в этой противоречивой для мещан ситуации, им удалось адаптировать новую модель и использовать ее для отстаивания собственных жизненных интересов (в вопросах налогообложения, воинской повинности, частных внутрисемейных конфликтах).

Мещанское общество одновременно защищало интересы своих членов перед новой городской властью и, неся ответственность перед государством, принуждало их к строгому выполнению всех сословных обязанностей. Поэтому сформировались две группы властных мещанских практик: практики мещанской корпорации, направленные вовне, и практики, направленные вовнутрь. Помимо них существовали личные интересы мещан, которые проявились в практиках уклонения от дисциплинарного контроля управы.

Так, мещане как корпорация были вынуждены решать вопросы с новой городской думой, введённой Городовым Положением 1870 г. Анализ документов показал, что, таким образом, власть в городе для мещан всех трёх губерний разделилась на «свою» и «чужую». «Чужой» являлись новая дума с управой, в которых состав изменился в сторону социальной элиты: купцов, дворян и ин-

теллигенции. Мещане не вызывали у них никакого сочувствия и вынуждены были вести повседневные маленькие «битвы» за свои интересы. Спектр используемых для этих целей тактик варьировался от открытых противостояний с помощью профессиональных юристов до обывательских хитростей и уловок.

Контролируя сословные обязательства перед государством, мещанское общество отвечало за рекрутские, фискальные и паспортные вопросы.

Рекрутские сборы рассмотрены на материалах городского делопроизводства. В период рекрутских сборов мещанское общество отвечало за количество поставленных рекрутов, но было вынуждено рассматривать многочисленные частные обстоятельства. Ключевыми поведенческими практиками, которые позволяли избежать данной повинности, были наём «охотников» и семейные «разделы». Если к найму «охотников» мещанские общества относились положительно, так как это был законный способ избежать рекрутской повинности, то «разделы» семей были той уловкой, к которой прибегали мещане в целях изменения жеребьёвого порядка, списков очередников. Общества строго следили на местах за всеми перипетиями частной жизни семей, чтобы «раздел» не оказался фикцией. Данные практики демонстрируют с одной стороны законопослушность, приверженность порядку, осознание своей роли в государстве, а с другой - попытки избежать воинской повинности.

Делопроизводство сословных органов власти не позволяет выявить эмоции «горевания» и ритуальные действа, сопутствующие рекрутским наборам, которые воспринимались как «смерть» человека для социума. Зато они описаны фольклористами применительно к крестьянской среде. Таким образом, и в этой сфере мещане оказываются «забытым сословием», хотя тяготы рекрутской повинности они несли наравне с крестьянами.

Впервые удалось выявить пласт текстов поведения мещан, который был связан с необходимостью получения ими в местах приписки срочных паспортов. Только с паспортом мещанин мог быть мобилен в своих передвижениях по стране, это было одним из главных факторов, отделяющих легитимное состояние от статуса беспаспортного бродяга. Поэтому ключевыми фигурами мещанской повседневности становились в 50-60-е гт. XIX в. мещанский староста и городской голова, в последующий период - председатель мещанской управы, от которых зависел процесс получения паспорта. В этих вопросах сословное делопроизводство особенно проявляет себя как «эго-источник», так как оно наполнено жизненными историями мещан, оказавшихся без «вида» на жительство и апеллирующих к своей сословной власти за помощью. Именно в отношении «паспортной повседневности» проявляет себя чувственно-эмоциональное восприятие мещанами своего сословного статуса, связанного с прикреплением к определённому месту, отношение к идее власти как «дисциплинарного пространства» и практики «освоения» его. Даже после отмены для мещан срочного паспорта и появления возможности обратиться в полицию по месту жительства, они продолжали идти в управу по месту приписки.

Жизненный опыт приводил мещан к тому, что они старались не утаивать, а погашать недоимки. Те семьи, которые находились в отчаянном экономическом

положении, апеллировали к филантропическим чувствам власти. В связи с важными государственными событиями или стихийными бедствиями власть периодически прощала мещанам недоимки. Однако их наличие мешало экономически благополучной части сословия увеличивать свои капиталы, так как существовал принцип раскладки недоимок по состоятельным налогоплательщикам.

Таким образом, практики мещан в отношении своих сословных обязательств демонстрируют модель адаптации жизни к вызовам власти. В этой сфере соединялись мотивы, основанные на личном расчёте и привычки, укоренившиеся в коллективном опыте.

В работе впервые рассмотрена ритуальная сторона сословного быта и стоящие за ней социо-культурные смыслы. Это - сценарии процедуры выборов, принесения клятв, оформление приговоров общества, решения конфликтов. Они до настоящего времени были незамечены «высокой» культурой в качестве одного из вариантов урбанистических ценностей.

Привычка к порядку, к определённому устройству городского общества помогла мещанам пережить смуту первой русской революции. Несмотря на революционное «брожение» российского общества в 1905-1907 гг., исследование повседневности показало, что в массе мещанское общество оказалось «нечувствительным» к эгалитаристским лозунгам, которые подхватили лишь те или иные профессиональные союзы и выходцы из сословия, посвятившие себя революционной борьбе. Однако в этот период к привычным отклонениям от общественной нормы и морали, присоединились новые девиантные тексты поведения, связанные с уличным хулиганством, использующим риторику революции. Кроме того, состав мещанства изменился за счёт включения различных ссыльных элементов. Это проявилось, в основном, в Самаре, которая благодаря отсутствию крупной промышленности и университетского центра выступала в качестве места ссылки. И именно в Самаре обнаружился эффект «исправления пространством»: мещане, сосланные за государственные преступления, решившиеся на протестные поступки, под влиянием повседневной жизни города и сословия, ориентированных на положительные обыденные ценностные ориентиры («хорошая работа», «достаток», «семья», «выполнение сословных обязанностей») начали обращаться с прошениями к власти по поводу устройства своего бытового благополучия, используя всю гамму уничижительного символического языка подобных текстов «во власть».

Реконструированы практики повседневности, связанные с семейным бытом мещан. Они показывают трансформацию традиционных устоев быта под влиянием модернизационных процессов: рвутся семейные узы, видоизменяются гендерные роли, эмансипируется женщина, появляется лёгкость в отношении к разводу, оказываются брошенными на произвол судьбы старики-родители. В этой ситуации увеличивалось количество социально незащищённых представителей сословия. В массе своей бедные мещанские общества городов, лишённые поддержки и одобрения со стороны российской просвещённой элиты, городских дум и управ, не могли поддержать своих однообщественников в старости

и в болезни, так как не имели возможности собрать необходимые для этого благотворительные капиталы и даже заплатить больничные недоимки. Главное недоумение мещан в пореформенном городе заключалось в несоответствии между тем, что они были основными налогоплательщиками, от которых зависело процветание городов, и тем, что они не пользовались этими благами культурного пореформенного прорыва. Мещане жили на окраинах, в неблагополучных, с санитарной точки зрения, районах. Медицинские отчёты позволяют выявить социальный состав пациентов провинциальных больниц и проанализировать взаимосвязь заболеваемости с сословным статусом. И в этом отношении оказывается принципиальным показателем не сама социальная принадлежность, хотя и она играет роль, а образ жизни и состояние «вырванносги с корнем». Одиночки, оказавшиеся в городе на заработках, лишившиеся семьи, в большей степени подвержены болезням, чем семейные горожане.

В исследовании выявлена специфика саратовского мещанского общества, чья благотворительная активность была уникальна даже в масштабах страны. В Саратове сложился совместный благотворительный нераздельный капитал мещан и купцов, шедший на нужды сословий. Забота об этом капитале привела к тому, что мещане Саратова, в отличие от Самары и Симбирска, были чрезвычайно озабочены перспективой отмены сословий в стране в 1917 г., так как боялись потерять свой капитал, накопленный за полтора века. Именно забота о капитале привела к тому, что саратовское мещанство, готовое поддержать Временное правительство, выработало свою программу и отправило делегатов на всероссийский мещанский съезд. Но несмотря на всю значимость этого события для мещанского сословия, съезд оказался незамеченным и правительством, и многими провинциальными организациями мещан, да и саратовскому мещанству не помог в решении его экономических забот. В 1918 г. весь капитал саратовских мещан был экспроприирован. Всероссийские мещанские съезды, по-видимому, не вызвали реакции в провинциальных обществах Самары и Симбирска. Мещане не боялись революции, воспринимая ее как еще один «вызов» большой политики, к которой можно привычно адаптироваться.

Таким образом, реконструкция повседневных поведенческих практик мещан «внутренней окраины» России во второй половине XIX - начале XX вв. показала, что социально-экономические и политические изменения в стране, происходившие в русле модернизационных процессов, были восприняты рядовыми представителями мещанского сословия в форме практик освоения этого нового пространства социальной жизни и создания «своей» повседневности. Действия мещан в их повседневной жизни представляли самостоятельную силу, не мене значимую для исторического процесса, чем действия власти. Повседневные практики мещан повлияли на формирование социокультурного облика русского города, такого, каким он предстаёт в конце эпохи императорской России.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора

Публикации в ведущих рецензируемых научных журналах, определённых ВАК Минобрнауки России

1. Кобозева, 3. М. Мещанство городов Самарской и Симбирской губерний в пространстве власти и повседневности / 3. М. Кобозева // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. История. -2014.-№2(30).-С. 13-22.

2. Кобозева, 3. М. Мещане Саратова накануне отмены сословий / 3. М. Кобозева // Гуманитарные и социально-экономические науки. - Ростов-н/Д., 2014,-№5.-С. 56-61.

3. Кобозева, 3. М. Проблема сословной истории мещанства в современной историографии / 3. М. Кобозева // Вестник Самарского муниципального института управления. - 2014. -№3 (30). - С. 130 - 136.

4. Кобозева, 3. М. Результаты державной систематизации городских структур // Теория и практика общественного развития. - Краснодар, 2014. -№ 15.-С. 81-84.

5. Кобозева, 3. М. «Сиамские близнецы»: образ сословного союза купцов и мещан города Саратова / 3. М. Кобозева // Теория и практика общественного развития. - Краснодар, 2014. -№ 16.-С. 237-241.

6. Кобозева, 3. М. «Аленький цветочек»: родительская любовь в мещанских семьях / 3. М. Кобозева // Диалог со временем. - 2013. - Вып. 43. - С. 209225.

7. Кобозева, 3. М. Антропология повседневного быта: макроистория из микроанализа / 3. М. Кобозева // Теория и практика общественного развития. - Краснодар, 2013. - № 8. - С. 234-239.

8. Кобозева, 3. М. Обзор научных исследований кафедры «История и философия» Тольятгинского государственного университета / 3. М. Кобозева, П. С. Кабытов // Вестник Самарского муниципального института управления. - 2013. - № 3(26). - С. 77-90.

9. Кобозева, 3. М. Столыпинская аграрная реформа в Самарской губернии (1905-1917 гг.) / 3. М. Кобозева//Отечественные архивы. -2013. -№ 3 (26). -С. 104-106.

10. Кобозева, 3. М. Телесная повседневность мещанского сословия г. Самары: столкновение с болезнями и смертью (вторая половина XIX - начало XX вв.) / 3. М. Кобозева // Вестник Самарского государственного университета. - 2013.-№ 8/2 (109). - С. 118-128.

И. Кобозева, 3. М. «Золотой век» мещанства: мещанская городская повседневность в 50-60-е гг. XIX века / 3. М. Кобозева // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия : история. Международные отношения. -2012.-Т. 12.№4.-С. 38-45.

12. Кобозева, 3. М. История понятия «мещанство» в языковой практике XVII века / 3. М. Кобозева // Вестник Самарского государственного университета. - 2012. 2/2 (93). - С. 36-44.

13. Кобозева, 3. М. Медаль и портмоне: две вещи из мещанской повседневности / 3. М. Кобозева, П. С. Кабытов // Родина. - 2012. - № 7. - С. 146-149.

14. Кобозева, 3. М. Мещанская сословная идентичность «в плену» интеллектуальных конструктов / 3. М. Кобозева // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. - Самара, 2012. - № 3 (Т. 14). - С. 162167.

15. Кобозева, 3. М. Мещанское несчастьице: рекрутская повинность в жизни сословия в 50-60-х гг. XIX века (на примере Самарской губернии) / 3. М. Кобозева // Вестник Самарского муниципального института управления. - 2012.-№ 2 (21). - С. 152-159.

16. Кобозева, 3. М. Мещанство Среднего Поволжья в составе городского общества в 50-60-е гт. XIX в. как историографическая проблема / 3. М. Кобозева // Вестник Самарского государственного университета. - 2012. -№8/2 (99).-С. 123-137.

Монографии

17. Кобозева, 3. М. Мещанское сословие г. Самары в пространстве власти и повседневности (вторая половина XIX - начало XX в.), или Рассказ о «душе с повинностями» / 3. М. Кобозева. - Самара : Самарский университет, 2013.

- 608 с.

18. Кобозева, 3. М. (в соавторстве). «Обретение родины»: общество и власть в Среднем Поволжье (вторая половина XVI - начало XX в.). Ч. 1. Очерки истории : монография / П. С. Кабытов, Э. Л. Дубман, Л. М. Артамонова, Н. Н. Кабытова, 3. М. Кобозева, М. И. Леонов, О. Б. Леонтьева, Ю. Н. Смирнов, Н. Ф. Тагирова, В. А. Тюрин ; под ред. П. С. Кабытова, Э. Л. Дубмана, О. Б. Леонтьевой. - Самара : Самарский университет, 2013. - 360 с.

19. Кобозева, 3. М. (в соавторстве). «Обретение родины»: общество и власть в Среднем Поволжье (вторая половина XVI - начало XX в.). Ч. 2. Заселение региона и этнодемографическая ситуация : монография / П. С. Кабытов, Л. М. Артамонова, Т. И. Ведерникова, Л. Н. Гончаренко, Э. Л. Дубман, Н. Н. Кабытова, 3. М. Кобозева, Ю. Н. Смирнов, Ю. И. Смыков ; под ред. П. С. Кабытова, Э. Л. Дубмана, О. Б. Леонтьевой. - Самара : Самарский университет, 2014. - 254 с.

20. Кобозева, 3. М. (в соавторстве). Средняя Волга и Заволжье в процессе развития российской цивилизации и государственности (вторая половина XVI - начало XX вв.) : учеб. пособие / П. С. Кабытов, Л. М. Артамонова, Э. Л. Дубман, Н. Н. Кабытова, 3. М. Кобозева, М. И. Леонов, Ю. Н. Смирнов, В. А. Тюрин ; под ред. П. С. Кабытова, Э. Л. Дубмана, О. Б. Леонтьевой.

- Самара : Самарский университет, 2013. - 384 с.

Статьи, опубликованные в различных научных изданиях

21. Кобозева, 3. М. Бывшая любовь бывшего купца: переживание любви горожанином середины XIX века / 3. М. Кобозева // Слава и забвение: парадоксы биографики: сборник научных статей / отв. ред. JI. П. Репина. - СПб.: Алтейя, 2014. (Человек второго плана в истории). - С. 350-371.

22. Кобозева, 3. М. Визуальный образ мещанства по семейному фотоархиву / 3. М. Кобозева // Самарский земский сборник. - Самара, 2012. - № 1 (21). -С. 70-79.

23. Кобозева, 3. М. Город и мещане: в поисках утраченного рая / 3. М. Кобозева // Life sciences: науч. альманах. - Самара, 2012. - С. 49-54.

24. Кобозева, 3. М. (в соавторстве). Город фронтира и его обитатели (на примере г. Самары) / 3. М. Кобозева, П. С. Кабытов // Фронтири Micra: ¡сторико-культуролопчний альманах / ред. В. В. Грибовський. - Дншропетровськ : Герда, 2012. - Вип. 1. - С. 84-93.

25. Кобозева, 3. М. Дело бузулукского мещанина Вакха Пименовича Копан-кина / 3. М. Кобозева // Российская провинция: опыт комплексного исследования. - Саратов, 2009. - С. 310-312.

26. Кобозева, 3. М. «Диалоги» с властью в паспортной повседневности мещан города / 3. М. Кобозева // Городское пространство в исторической ретроспективе. - Пенза, 2013. - С. 52-56.

27. Кобозева, 3. М. Жил как купец. Любил как дворянин. Умер мещанином. И все сословия склонились перед ним / 3. М. Кобозева // Фронтири мюта : кггорико-культуролопческий альманах. - Дшпропетровск, 2013. - Вып. 3. -С. 62-85.

28. Кобозева, 3. М. Интерференция дискурсов мещанского письма во власть: «унисонный тип отношений» / 3. М. Кобозева // Стены и мосты - II. Междисциплинарные подходы в исторических исследованиях. - М., 2014. -С. 213-224.

29. Кобозева, 3. М. Казус с террористом в г. Николаевске : бульварная мещанская драма? / 3. М. Кобозева // Ежегодник историко-антропологических исследований. 2011-2012. - М., 2012. - С. 174-183.

30. Кобозева, 3. М. «Машерочка»: мещанская мода провинциальной Самары / 3. М. Кобозева // Фронтири мюта : ¡сторико-культуролопческий альманах. -Дшпропетровск, 2013. - Вып. 2. - С. 201-216.

31. Кобозева, 3. М. «Мещанское счастье»: переживание любви провинциальным горожанином середины XIX века / 3. М. Кобозева // Гротовские чтения : материалы третьей науч.-практ. конф. - Самара, 2013. - С. 244-262.

32. Кобозева, 3. М. Мещанская старость, болезни и богаделенные страсти / 3. М. Кобозева // Самарский земский сборник. - Самара, 2013. - № 1 (22). -С. 71-78.

33. Кобозева, 3. М. Мещанская мода конца XIX - начала XX века / 3. М. Кобозева // Самарский земский сборник. - Самара, 2009. - № 1 (18). - С. 15-21.

34. Кобозева, 3. М. Диалогичность хронотопов: «мещанский мирок» в «купеческом царстве» провинциальной Самары / 3. М. Кобозева // Вестник Самарского государственного университета. - Самара, 2009. - № 7(73). - С. 139146.

35. Кобозева, 3. М. «Мирная жизнь в тылу»: Самарское мещанство в годы первой русской революции (1905-1907) / 3. М. Кобозева // Власть и общество в России: жизнь и государственная деятельность П. А. Столыпина: матер. и докл. междунар. науч.-практ. конф. - Самара, 2011. - С. 257- 273.

36. Кобозева, 3. М. «Мостостроение» : обзор второй международной конференции «Стены и мосты - II» / 3. М. Кобозева // Фронтири Micra : ¡сторико-культуролопческий альманах. - Дншропетровск, 2013. - Вып. 3. - С. 225234.

37. Кобозева, 3. М. Народная религиозность как предмет исторического исследования / 3. М. Кобозева // Проблемы методологии и источниковедения в историческом исследовании. - Самара, 2011. - С. 37-54.

38. Кобозева, 3. М. Патриотическая эмоция мещанства Самары второй половины XIX - начала XX вв. / 3. М. Кобозева // Современные фундаментальные и прикладные исследования. - Кисловодск, 2012. -№ 2 (5). - С. 27-34.

39. Кобозева, 3. М. Патриотическая эмоция обывателя конца XIX - начала XX вв. / 3. М. Кобозева // Отечественная война 1812 года в российской истории и национальном самосознании. - Самара, 2012. - С. 136-153.

40. Кобозева, 3. М. «Плач по рекрутам»: исторические подходы к исследованию эмоционального контекста / 3. М. Кобозева // Стены и мосты : междисциплинарные подходы в исторических исследованиях. — М., 2012. - С. 307316.

41. Кобозева, 3. М. Провинциальная горожанка 1915 года // Городская культура и город в культуре. Матер. Всерос. науч.-практ. конф. Ч. I. - Самара, 2012,- С.257-266.

42. Кобозева, 3. М. Рекрутские плачи самарского мещанства : история эмоций / 3. М. Кобозева // Известия Академии управления: теория, стратегии, инновации.-Самара, 2012.-№ 1 (8).-С. 38-43.

43. Кобозева, 3. М. Самарская мещанка гуляла по XX веку / 3. М. Кобозева // История в подробностях. -М., 2012. - № 11(29). - С. 72-78.

44. Кобозева, 3. М. Социальное дисциплинирование пространством: самарское мещанство под гласным надзором полиции / 3. М. Кобозева // Историческая география: пространство человека vs человек в пространстве. - М.,

2011.-С. 286-289.

45. Кобозева, 3. М. «Что в имени тебе моём?..»: власть, мещанство и сословная ономастика / 3. М. Кобозева // Модернизация культуры : идеи и парадигмы культурных изменений. - Самара, 2013. - Ч. II. - С. 96-102.

46. Kobozeva, Z. М. (в соавторстве). Lower middle class passports daily occurrence in Russia s province in the second part of the XlX-th and the beginning of the XX-th centuries / Z. M. Kobozeva, P. S. Kabytov // Science and Education. -

2012. - December 18-19. - P. 280-289.

Подписано в печать 18.12.2014. Формат 60 х 84/16. Бумага ксероксная. Печать оперативная. Объем - 2,75 усл. п. л. Тираж 100 экз. Заказ № 118.

Отпечатано в типографии ООО «Инсома-пресс» 443080, г. Самара, ул. Санфировой, 110 А; тел.: 222-92-40