автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.14
диссертация на тему: Мифическое прошлое в поэзии Каллимаха и его современников (Филологические разыскания к некоторым мифологическим фрагментам Каллимаха)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мифическое прошлое в поэзии Каллимаха и его современников (Филологические разыскания к некоторым мифологическим фрагментам Каллимаха)"

РГ г. О

мй

На правах рукописи

НИКИТИНСКИЙ Олег Дмитриевич

МИФИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ В ПОЭЗИИ КАЛАИМАХА И ЕГО СОВРЕМЕННИКОВ

(Филологические разыскания к некоторым мифологическим фрагментам Каллимаха)

Специальность 10.02.14 - классическая филология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва - 1997

Работа выполнена на кафедре классической филологии филологического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущее научное учреждение:

доктор филологических наук,

профессор

А. А. Тахо-Годи

доктор филологических наук,

профессор

Н. А. Чистякова

кандидат филологических наук Ю. А. Шичалин

Кафедра античной культуры историко-филологического факультета РГГУ

Защита состоится /л 3 1997 г. на заседании диссертационного Совета Д-053.05.55 в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова. Адрес: 119899, г. Москва, Воробьевы горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета МГУ.

Автореферат разослан'? ^■ 9 с\ 1997 г.

Ученый секретарь уу л Я

диссертационного Совета Оо. М. Савельева

В реферируемой работе решаются филолого-текстологические проблемы ряда фрагментов древнегреческого поэта 3 века до и. э. Каллимаха, а также рассматриваются некоторые аспекты отношения к мифическому прошлому в этих фрагментах и в произведениях современников поэта.

Актуальность избранной темы обусловлена тем, что многие вопросы, связанные с текстологическим осмыслением фрагментов Каллимаха, а также проблемы отношения к мифическому прошлому в эллинистической поэзии в широком смысле, еще не получили удовлетворительного объяснения и до сих пор являются предметом научных споров. Некоторые из рассматриваемых в диссертации проблем, как то: отношение к религии, традиция мифа о золотом веке и последующих поколениях, а также проблема медицинских интересов эллинистических авторов, - выходят за пределы одной лишь античной культуры и имеют общетеоретическое значение. Необходимость предпринятого в работе исследования эллинистической поэзии диктуется еще и тем обстоятельством, что многие важные для данной темы фрагменты являются находками сравнительно недавнего времени, и поэтому не получили еще достаточно полного освещения в научной литературе. С другой стороны, следует отметить, что именно в последние годы среди филологов-классиков особенно возрос интерес к эллинистическому периоду греческой литературы и культуры. Это объясняется не только поступлением нового материала для исследования в виде папирусных находок последних десятилетий, но и появлением ряда эпохальных публикаций, дающих возможность для более внимательного изучения эллинистических авторов в силу последовательного систематизма в освещении всего сохранившегося корпуса эллинистической поэзии. Здесь заслуживает упоминания, в первую очередь, недавно вышедший 5ирр1ешеп1шп НеЦешэНсшп английских ученых Ллойд-Джонса и Парсонса, а также ряд более специальных работ, способствовавших созданию надежной текстологической базы для предлагаемой вниманию диссертации. Актуальность реферируемой работы состоит поэтому еще и в том, что в ней рассматриваются проблемные комплексы, имеющие непосредственный интерес для направлений филологических исследований последних лет.

Каллимах является, пожалуй, самым значительным эллинистическим поэтом. Его наследие многообразно, хотя и дошло до

нас в основном лишь во фрагментарном виде, и, насколько мы можем судить исходя из современного состояния текста, обращение к историческому и мифическому прошлому составляет в нем одну из сквозных тем. Отношение к прошлому определялось в эллинистической культуре прежде всего следующими двумя факторами: с одной стороны, отношением к общему историческому прошлому Греции, с другой - отношением к классической греческой литературе, полноправным наследником которой становится александрийская литература. Оба этих феномена - историческое прошлое Греции и ее литература - должны были осознаваться эллинистическими поэтами как некое целое, находящееся отдельно как во времени, так и в пространстве. Став, таким образом, наследницей классической греческой культуры, александрийская литература сталкивается с новыми специфическими проблемами: классическое наследие действует не только как источник поэтического вдохновения, но и как до некоторой степени сковывающий творческие силы груз. Именно в этой двойственности и состоит особая притягательная сила александрийской литературы для исследователя, ибо эпоха эллинизма - более, чем любой другой период греческой античности, - являет нам парадигму отношения к прошлому рефлек-тивно-традиционалистской культуры переломной эпохи. Это объясняет, почему тема отношения к прошлому в эллинистической поэзии заняла почетное место в глобальном научном проекте по изучению отношения к прошлому в различные эпохи мировой истории, который был инициирован несколько лет назад правительством одной из самых богатых культурными традициями стран Европы - Германии. В рамках этого проекта и прошла значительная часть работы над настоящей диссертацией, но нет нужды указывать здесь на то, что для культуры России подобная тематика должна быть ничуть не менее важна, чем для современной Германии.

Объектом исследования, предпринятого в диссертации, является творчество Каллимаха, которое рассматривается в контексте всей эллинистической поэзии. Основным критерием, по которому в настоящей работе ведутся текстологические исследования фрагментов Каллимаха, является отношение к мифическому прошлому в его творчестве. Кроме того, особым объектом исследования являются некоторые - в филологическом отношении наиболее трудные - фрагменты его поэм "Причины" и "Ямбы".

Педь предлагаемой вниманию работы - расширить и углубить наши знания об эллинистической поэзии, установить некоторые особенности восприятия мифического прошлого в ней, прокомментировать часть наиболее трудных для филологического анализа эллинистических текстов - в первую очередь текстов Каллимаха, который и ныне, после того, как наши знания о других александрийских авторах неизмеримо возросли, остается самым значительным по своей культурной роли представителем эллинистической литературы. Дополнительной целью исследования было изучение в наследии Каллимаха наиболее показательных аспектов его отношения к религии. Какой оказалась дальнейшая судьба знаменитого мифа о золотом веке, чем обращение Каллимаха к этому мифу отличается от тенденций, характеризующих творчество других эллинистических поэтов? Среди прочих задач диссертации - исследование той роли, которую играет демонстрация Каллимахом своих научных познаний в мифологических контекстах, а также филологический анализ лексики прошлого у Каллимаха и сопоставление его словоупотребления с узусом других эллинистических авторов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Отношение к традиционной религии в произведениях Каллимаха определяется как нарочито субъективное сочетание неожиданных, порою ироничных высказываний о традиционных греческих богах, с подчеркнутым религиозным пиететом. Кал-лимах над олимпийскими богами нигде не смеется, но часто обращается к рискованным темам. В этом его особое мастерство: чем труднее задание, тем большей похвалы достоин мастер, справившийся с ним с кажущейся непринужденностью.

2. Эллинистические поэты очень хорошо помнят миф о золотом веке и последующей смене поколений, хотя прямо на него ссылаются редко. Миф о золотом веке в их творчестве теряет свой эсхатологический смысл, присущий ему в его гесио-довской версии. Этот миф обогащается в эллинистической поэзии новыми мотивами, такими как идеализация простой жизни прежних людей (типичный пример "городского сознания" александрийских поэтов), подчеркнуто несерьезная интерпретация некоторых мотивов мифа, введение эротических мотивов.

3. Идеализация прошлого у Каллимаха всегда имплицирует критику настоящего. Каллимах был хорошо знаком с произведениями эллинистической диатрибы, но, в отличие от авторов этого жанра, Каллимаха менее интересует социальный аспект

критики настоящего: поэт обращается к совершенно конкретным ситуациям. Для Каллимаха важно не столько выявление различных уровней мифического прошлого, сколько четкий контраст между идеализированным прошлым и настоящим. Обращение к "лучшему" прошлому - обычно ироническое.

4. Каллимах обладал значительными медицинскими познаниями, и эти познания позволяют поэту в повествованиях о старых мифах применять неожиданные эффекты (преимущественно эффекты контраста между глубокой древностью сделавшегося предметом повествования события и даваемого ему наиновейшего научного объяснения). Роль иронической дистанции следует признать весьма ограниченной.

Научная новизна данного исследования состоит в следующем:

1. Впервые в научный оборот вводятся некоторые фрагменты Каллимаха, до сих пор не достаточно объясненные в филологической науке.

2. Впервые вопрос об отношении к мифическому прошлому в произведениях Каллимаха ставится как комплексная филоло-го-текстологическая проблема.

3. Впервые традиция мифа о золотом веке и последующей смене поколений рассматривается на материале эллинистической поэзии, так как стандартное на сегодняшний день исследование по этой тематике, принадлежащее перу Бодо Гаца, останавливается на Платоне и затем обращается к римской литературе, так что из александрийских авторов в нем рассматривается лишь Арат.

4. Впервые производится систематический филологический анализ лексики прошлого у Каллимаха в сравнении с другими эллинистическими авторами.

Достоверность выводов, сделанных в результате исследования, обеспечивается привлечением всех наиболее важных литературных текстов эллинистических поэтов. Для объективации выдвинутых положений все полученные результаты сопровождаются детальными сопоставлениями со всей доступной научной литературой.

Теоретическая значимость работы определяется тем, что все произведения Каллимаха рассматриваются в ней в контексте не только эллинистической литературы, но и греческой литературы вообще. Полученные результаты могут служить дополнением к

известным книгам Бодо Гаца (миф о веках) и Рейнш-Вернер (рецепция Гесиода в эллинистической поэзии).

Практическая ценность работы определяется филологическим подходом к изучению конкретных памятников эллинистической литературы. Материалы и результаты исследования могут найти практическое применение в дальнейших исследованиях эллинистической литературы. Практическое применение получениих результатов целесообразно при ведении общих и специальных курсов по эллинистической литературе, а также на занятиях по истории эллинизма в университетах и высших учебных заведениях гуманитарного профиля. Материал монографии автора, посвященной Каллимаху, может быть использован при написании учебников и учебных пособий по литературе и культуре эллинистической эпохи. Впервые в обиход отечественной науки вводятся фрагменты некоторых произведений Каллимаха. Некоторые наблюдения и нетрадиционно истолкованные диссертантом факты могут быть полезны при оценке творчества отдельных эллинистических авторов, уточнении их места в литературном процессе, уяснении жанровой специфики и стилевого разнообразия поэтических форм греческой литературы. Кроме того, на результаты работы можно опираться как на отправные пункты при дальнейших исследованиях в области изучения влияний естественнонаучных знаний на эллинистическую литературу.

Апробапця работы и результатов проводившихся в ходе ее написания исследований осуществлялась в докладах на международных конференциях антиковедов (Мюнхен, ноябрь 1994; Фрейбург, апрель 1995). За диссертацию Studien zum Vergangenheitsbezug bei Kallimachos автор получил степень доктора философии Фрейбургского Университета (Германия, 1995). Монография автора о Каллимахе получила премию Берингер (Ингелхейм) и была включена в серию Studien zur klassischen Philologie ее председателем проф. М. фон Альбрехтом. К печати монографию представляли такие известные филологи, как проф. Вольфганг Кулльманн и проф. Экард Лефевр (Фрейбургский Университет).

Структура работы обусловлена целями и задачами исследования, спецификой материала. Диссертация состоит из введения, четырех глав, (каждая из которых имеет свое введение и заключение) общего заключения, библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во ВВЕАЕНИИ кратко характеризуется основная методологическая база и разъясняются принципы цитирования (подробнее методологические вопросы обсуждаются во введениях к каждой главе в отдельности).

ПЕРВАЯ ГЛАВА, названная "Игра в трактовке богов у Калли-маха", состоит из развернутого введения, интерпретаций фрагментов третьего ямба (фр. 193, 30-39) Каллимаха, фрагментов "Причин" (фр. 199, 10; 200 а-Ь) и выводов, основным из которых является вывод о том, что отношение Каллимаха к религии представляет собой сочетание традиционного благочестия и духовной свободы, граничащей с игрой в благочестие.

Во введении к первой главе дается - впервые в современной филологии - подробное изложение и анализ всех научных концепций об отношении к религии у Каллимаха, предложенных начиная с 18 века. При этом становится очевидным, что многие из до сих пор существующих в научной литературе теорий были впервые высказаны еще в 18 веке, но исследователи последующих эпох не отдавали себе в этом отчета. Первым сказал о холодности поэтического выражения Каллимаха и о его абстрактной изощренности, исключающей, однако, всякий намек на поэтическое вдохновение, Христиан Готтлоб Гейне в своей академической речи 1763 года; это суждение скоро становится всеобщим; его влияние испытывает Андре Шенье.

Фридрих Шлегель называет эллинистических поэтов "учеными придворными". Сравним с этим суждение Ф. Зуземиля: "Каллимах трудился без удовольствия и любви, по принуждению, как придворный поэт. Его сочинения, сухие и ученые, риторически отшлифованы, но лишены религиозного и поэтического содержания". Осторожнее судит У. фон Виламовиц-Мёллендорф, который считает, что человеческие чувства у Каллимаха налицо, но набожность - едва ли. Анализ различных концепций позволяет выявить две тенденции: исследователи, происходящие из романских стран, настаивают на технической виртуозности поэта, в то время как немецкие ученые, говоря в целом, отстаивают искренность его чувств. Далее в тексте данной главы следует анализ работ, специально посвященных религиозности Каллимаха. Некоторые исследователи считают поэта проповедником традиционной греческой религии. Другие при-

держиваются мнения о том, что Каллимах видит в богах воплощение реальных божественных нуменов. Работы последних лет подчеркивают критическую дистанцию поэта по отношению к миру богов. Таким образом, анализ исследований, посвященных проблеме религии у Каллимаха, позволяет прийти к выводу о том, что современная филология стоит перед необходимостью искать новые пути, с тем чтобы преодолеть субъективизм распространенных теорий о характере религиозности поэта. Пришло время и обратить должное внимание на такой игнорируемый аспект интереса к религиозной тематике у Каллимаха, как его "литературность".

Для того, чтобы составить более определенное представление о рассматриваемой проблематике, автор обращается к интерпретации конкретных фрагментов Каллимаха. Предпочтение отдается анализу наиболее показательных и в текстологическом отношении наиболее сложных текстов; при этом некоторые недавно открытые фрагменты впервые получают свое объяснение.

В третьем ямбе (фр. 193, 30-39) говорится о "богах, которые ни о чем не заботятся". Благочестивый поэт, попав в бедственное положение из-за отсутствия денег (то обстоятельство, что "бедность поэта", весьма возможно, является поэтическим топо-сом, нас при разборе фрагментов временно не интересует), чувствует себя доведенным до предела: еще немного, и он бросит богам упрек в том, что это они виноваты в его бедствиях, они совсем не заботятся о людских делах. Однако граница благочестия не нарушается, и поэт остается "благочестивым". Сравнение с другими фрагментами Каллимаха показывает, что этим приемом поэт пользуется не раз: всякий раз игра в "нечестивого поэта" заканчивается реакцией, указывающей в направлении традиционного благочестия.

Далее рассматривается ВН фр. 239. Каллимах говорит о том, что боги, наказывая людей, не похожи на собак, которые кусаются, - иными словами, боги не наказывают людей за их преступления тотчас же, а относят свою месть на будущее. Анализ этого фрагмента приводит автора к выявлению следующих мотивов, связывающих БН фр. 239 с фр. 193 Р£.: а) контраст бедности и богатства; б) тема Муз и тема бедности поэта при служении Музам; в) медлительность божественного правосудия; г) обращение поэта к своему прошлому. Содержание фрагмента восстанавливается следующим образом: поэт попадает в такую ситуацию, когда бедность побуждает его сделать нечто неправед-

ное. При этом, обыгрывая одну цитату из Еврипида, он сетует на то, что боги слишком медлительны при установлении правосудия.

В БН фр. 259 речь идет о богах, которые "дискриминируют бедных"; при этом упоминается гнома: "боги всегда дают малое малым" (т. е. бедным положено получать от богов лишь скромные дары). Каллимах причисляет себя к "малым", но не к "народу", - в этом аристократизм его "малой дороги" ("большая дорога" - это дорога толпы, дорога сочинителей большого эпоса). Общий смысл фрагмента: Каллимах вспоминает о своем сне (знаменитый сон из начала "Причин"!); он иронически говорит, что, хотя сон и был приятен, но "боги всегда дают малое малым, и мой счастливый сон принес мне мало счастья (т. е. я беден)".

Во втором ямбе (фр. 192) рассказывается басня. Было время, когда животные говорили. Лиса, припоминая старые времена, когда - еще при Кроносе - жизнь была лучше, осуждает Зевса за то, что при нем животным живется хуже. Зевс, в гневе на дерзость лисы, лишает животных языка и "переносит" языки животных на людей. Люди становятся болтливыми. Поэт осуждает лису и говорит о "правоте" Зевса, с наигранным простодушием замечая: "Зевс, конечно прав, но поступает несправедливо": ошибка Зевса, по мнению поэта, состоит в том, что люди стали слишком болтливы.

В девятом ямбе (фр. 199) некто спрашивает, обращаясь к итифаллической статуе Гермеса в гимнасии, почему его "член направлен к бороде, а не в ноги". Античный комментарий ("Диэгеза") сохранил ответ Гермеса поэту: Гермес был раньше этруском, и эта часть его тела имеет "мистическую причину" так себя вести. Фрагмент интересен для нас контрастом между наигранной наивностью вопрошающего поэта и важным ответом бога.

В десятом ямбе выясняется причина того, почему в Памфи-лии Афродите в жертву приносят свинью. Памфилийская Афродита есть самая мудрая из всех Афродит, заявляет поэт. Но почему? Потому что она принимает в жертву свинью, - таково неожиданное для читателя обоснование божественной "мудрости". Но если Памфилийская Афродита - самая мудрая, то остальные Афродиты, выходит, "глупее"? Этого поэт прямо не говорит, но, например, с "глупыми" Музами мы имеем дело в эпиграмме 48.

Все эти фрагменты были выбраны для рассмотрения не случайно: они представляют собой наиболее "скандальные" высказывания поэта о богах. Следует отметить, что, при всей своей любви к поэтическим экспериментам, Каллимах нигде не смеется на богами: все свои довольно смелые высказывания он вставляет в контексты, которые их так или иначе обуславливают. Его отношение к богам можно охарактеризовать как субъективное сочетание неожиданных, порою ироничных высказываний о традиционных греческих богах с подчеркнутым религиозным пиететом. Каллимах над олимпийскими богами нигде не смеется, но часто обращается к рискованным темам. В этом его особое мастерство: чем труднее задача, тем большей похвалы достойно ее виртуозное выполнение.

В целом, оглядываясь на литературную традицию изображения божественного мира, следует отметить, что калли-маховские боги в гимнах отличаются от богов в гомеровских гимнах, в эпиникиях Пиндара и в греческой трагедии своей большей активностью.

Во ВТОРОЙ ГЛАВЕ на материале эллинистической поэзии рассматриваются представления о поколении героев, традиция мифа о золотом веке и последующей смене поколений. Во введении к этой главе указывается на новизну в предлагаемой постановке проблемы: эллинистический материал рассматривается в данном контексте в значительной степени впервые, так как стандартное исследование по мифу о золотом веке и последующих поколениях Бодо Гаца останавливается на Платоне и затем обращается к римской литературе, так, что из александрийских авторов у Бодо Гаца рассматривается лишь Арат.

Большинство мифологических произведений эллинистических поэтов переносят читателя в героическое время. Поэтому вопрос о традиции гесиодовского мифа о золотом веке и последующей смене поколений представляется особенно актуальным. Необходимым для выяснения отношения к традиции и роли героев представляется также исследование других (не связанных с гесиодовским мифом о золотом веке) представлений о мифическом прошлом.

Первым в ряду эллинистических поэтов рассматривается Аполлоний Родосский. Гомеровское представление о мифическом прошлом не знает гесиодовского мифа о веках. Одна из проблем, возникающих при рассмотрении эллинистических пред-

ставлений о мифическом прошлом, состоит в том, что поэты обращаются одновременно как к Гесиоду, так и к Гомеру. Аполлоний Родосский в этом отношении наиболее показателен. В его "Лргонавтике" сосуществуют как гомеровские, так и гесиодов-ские мотивы. Влияние Гесиода проявляется прежде всего в том, что аргонавты у Аполлония определены как люди из поколения героев фактически по шкале мифа о пяти веках. Поколению героев предшествовало медное поколение. Например, в четвертой книге "Аргонавтики" встречается Талое - чудовище из доге-роических времен. Талое у Аполлония представлен как колосс из меди, в то время как у Гесиода люди медного века, разумеется, не мыслятся буквально «медными» существами. Аполлоний понимает гесиодовский миф нарочито наивно, для того чтобы придать преданию более экзотический вид: поколение героев, представленное как носитель цивилизации, сталкивается с миром варварства, для колоритного изображения которого вводится Талое. Подобный же конфликт между миром варварства и цивилизации изображен, в частности, у Феокрита в 22-ой Идиллии, где Кастор и Полидевк вступают в битву с Амиком. Многое говорит о том, что в "Аргонавтике" Аполлоний обращается к более древним представлениям о золотом веке, чем те, которые имеются у Гесиода (ср., например, "Аргонавтика", 1, 685 слл.).

Феокрит, в отличие от Аполлония, не придерживается хронологических рамок гесиодовского мифа о поколениях. Но если его хронологическая схема представления о мифическом прошлом проще, то эта кажущаяся простота предоставляет поэту возможность обогащения мифа новыми мотивами. Прежде всего здесь следует отметить насыщение мифа о золотом веке эротическими мотивами (эта эллинистическая тенденция получает затем свое продолжение в римской элегии). Счастье разделенной любви сравнивается с возвращением золотого века. Мотив возвращения золотого века встречается и у Каллимаха в двенадцатом ямбе. Тема золотого века в животном царстве (мирно сосуществующие волки и овцы и. т. д.) встречается у обоих поэтов.

Начиная с VII—VI вв. до н. э. в греческом поэтическом сознании присутствуют две мифические эпохи, представляемые как идеальные времена человечества: время Кроноса и время героев. На примере Феокрита и Биона мы убеждаемся во взаимозаменяемости этих двух эпох в литературной практике. Представление о счастье разделенной любви ассоциируется у Феокрита в ХИ-ой Идиллии с золотым веком, в то время как в VII-ой

Идиллии поэт представляет свое личное счастье как нечто возможное лишь в эпоху героев.

Из всех эллинистических поэтов наиболее пространно останавливается на мифе о веках Арат. Время героев Аратом не упоминается, вероятно, потому, что внезапное улучшение нравственных качеств и состояния человечества не соответствовало бы характеру Девы (Дики) и ее предсказанию о том, что людской род будет лишь деградировать («Явления», 123-126). Нет нужды делать отсюда прямолинейный вывод об активном противопоставлении трактовок мифа у Арата и Гесиода: род героев всего лишь не упомянут в «Явлениях» - но ведь Дева Дика оставляет землю до появления героического поколения уже по самому сюжету мифа. Следует также иметь в виду, что для Гесиода поколение героев имеет совсем особое значение: знатные современники поэта видели среди героев своих предков. Для Арата этот аспект уже не актуален.

Александрийская поэзия неоднократно обращается к мифическому прошлому и трактует его в самом разнообразном виде. При этом возможны преднамеренные контаминации различных одновременно вводимых представлений. Миф о пяти веках не занимает центрального места в поэзии эллинизма. Типичным является широкое заимствование различных мотивов этого мифа без всякой заботы о сохранении хронологической градации (исключения здесь составляют только Аполлоний Родосский и Арат). Полный пятиступенчатый миф не воспроизводится ни одним из эллинистических поэтов; однако знание гесиодовской версии читателем предполагается даже в тех случаях, когда прямые намеки отсутствуют: красноречивым примером здесь служит Аполлоний Родосский. Анализ конкретных произведений эллинистической поэзии приводит к выводу о тем, что твердых канонических признаков для каждого из поколений у их авторов не было.

Авторитет Гесиода в эллинистической поэзии велик, но достойным подражания считается не столько содержание его произведений, сколько следование стилистическому принципу ¡леХ^уроу и Де7гтои (ср. эпиграмму 27 Каллимаха). "Пессимизм" (этим понятием автор диссертации пользуется условно) гесио-довского мифа (равно как и его морализаторское начало), в общем, не находит рецепции в эллинистической поэзии. Напротив, популярен мотив возврата золотого века. Проекции этого мотива наблюдаются как на настоящее, так и на будущее время.

Равным образом не находит своего продолжения в подвергнутых анализу текстах и эсхатологический смысл мифа о пяти поколениях (присущий ему в гесиодовской версии). Как и в литературе классического времени, в произведениях эллинистической эпохи остаются две временные ниши, в которые может быть помещено "идеальное время": время Кроноса и время героев. Обращение к времени героев типично для случав описания "активных" (обычно воинских) добродетелей. "Пассивные" добродетели иллюстрируются сравнениями из золотого века. Прошлое интересует эллинистических поэтов подчас как широкое поле для применения антикварных познаний. Но и свободная фантазия в обращении с мифами не менее характерна.

В целом необходимо отметить, что представление о мифическом прошлом в исследованном литературном материале не отличается дифференцированностью временных ступеней; эллинистические поэты обращают больше внимания на проведение четкой границы между настоящим и прошлым, чем на структурирование прошлого. Миф обогащается новыми мотивами (эротика, интерес к фантастическим и экзотическим деталям, идеализация простой жизни, игровое переосмысление мифологической традиции).

В ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ рассматривается проблема "идеализации" прошлого на фоне критики настоящего у Каллимаха. В этой главе анализируются тексты поэта, в которых наблюдается контраст между лучшим прошлым и худшим настоящим. Для того, чтобы ответить на вопрос о роли этого контраста, необходимо, во-первых, интерпретировать соответствующие фрагменты, и во-вторых, выяснить отношение ямбов Каллимаха к эллинистической диатрибе (в качестве примеров эллинистической диатрибы анализируются произведения Феникса и др. авторов, включенных в Collectanea Alexandrina Пауэлла).

В качестве первого примера "идеализации" прошлого на фоне критики настоящего автор рассматривает первый ямб Каллимаха. В этом произведении сначала рассказывается о Гиппонакте, призывающем вечно ссорящихся филологов собраться перед храмом Сераписа с тем, чтобы выслушать свою речь. Затем Гиппонакт противопоставляет скромность и миролюбие семи мудрецов тщеславию и бесконечным ссорам александрийских филологов (правда, остается так и не выясненным, употребляет ли Каллимах само слово "филолог") и рассказывает историю о

кубке Бафикла. Поэт осуждает власть золота (денег). Бафикл, как человек "прежних времен", противопоставляется современникам поэта - не в пользу последних. Затем в диссертации проводится детальное сравнение рассмотренных текстов с произведениями Феникса и Гиппонакта. Оба эллинистических поэта хорошо знакомы со стихами Гиппонакта. Вопрос о хронологическом приоритете того или иного из них остается спорным. В отличие от Феникса, Каллимах нигде не выступает как моралист, поэтому проблематика диатрибы ему скорее чужда. С диатрибой Каллимах связан в "ямбах" прежде всего - по необходимости - жанром. Но можно ли сказать, что поэт "отделывается" от этой необходимости пародией на диатрибу? Литературная пародия обычно не обходится без аллюзий на тексты пародируемых авторов. В глазах Каллимаха Феникс не был достоин того, чтобы обращаться к нему посредством аллюзий. Использовать аппарат литературных аллюзий по отношению к Фениксу означало бы поставить его, в известном смысле, в один ряд с теми авторами, к которым аппарат литературных аллюзий применяется систематически, т. е. с Гомером, Гесиодом, Пиндаром, лириками и некоторыми современными поэту авторами, которые своими поэтическими достоинствами действительно заслуживали чести получить место среди адресатов литературных намеков рафинированного поэта. Феникс такой чести был явно не достоин. Помимо того, плохих литераторов Каллимах критикует прямо, не снисходя до тонких средств аллюзивной пародии. Внутренне Каллимах не имел ничего общего с проблематикой диатрибы.

Решение вопроса об отношении Каллимаха к эллинистической диатрибе дает возможность прояснить проблему "идеализации" прошлого на фоне критики настоящего у Каллимаха. Эллинистическая диатриба занимается прежде всего критикой настоящего, а также общечеловеческими (вневременными) проблемами, которые иллюстрируются примерами из прошлого (например, стихи о Нине Феникса Колофонского). В отличие от эллинистической диатрибы, Каллимах не интересуется общей критикой настоящего; он не теоретизирует, а обращается к проблематике каждой конкретной жизненной ситуации. Мотив контраста между лучшим прошлым и худшим настоящим имеет лишь подчиненное значение; этот мотив служит лишь данью традиции. Мотив лучшего прошлого используется как литературная игра. Подобным же образом в предыдущей главе оцени-

валось обращение Каллимаха к традиционным представлениям о прошлом.

В ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВЕ "Каллимах и медицина: миф и наука" рассматривается до сих пор недостаточно исследованный вопрос об отношении Каллимаха к медицине. Каковы медицинские познания поэта? Эту проблему автор диссертации затрагивает для того, чтобы лучше уяснить особенности проекции современных александрийским поэтам научных знаний на мир мифа. Из такой постановки вопроса вытекают два направления исследования об отношении Каллимаха к медицине: во-первых, насколько глубоко интересовался Каллимах медициной и сколь серьезны его медицинские познания; во-вторых, какую роль играют медицинские познания поэта в трактовке мифа.

Известно, что в поэзия Каллимаха отражаются его многосторонние научные интересы. В "Таблицы" включены, среди прочих, и медицинские авторы. Кроме того, весьма вероятным представляется, что поэт имел доступ в общество, в котором вращался и великий врач эллинистической эпохи Герофил. Врачу Филиппу посвящена эпиграмма 46. В гимне Аполлону Каллимах подчеркивает роль Аполлона как патрона целителей, т. е. врачей.

Далее в диссертации подробно анализируются конкретные тексты. Первой подвергается анализу элегия об Аконтии и Ки-диппе. Кидиппа подвергается по воле разгневанной Артемиды приступам "священной болезни" (т. е. эпилепсии). Каллимах искусно обыгрывает название болезни: с одной стороны, как человек науки, он отрицает "божественность" эпилепсии, с другой стороны, болезнь и в самом деле оказывается божественной -Кидиппа страдает по воле Артемиды. Подробный анализ калли-маховской лексики показывает, что поэт пользуется смелыми поэтическими выражениями, но это не мешает ему сохранять научную точность в медицинских описаниях. Выбор самой болезни тоже реалистичен: из гиппократовского корпуса мы знаем, что эпилепсия считалась вполне излечимой лишь у больных в возрасте до 25 лет - этому условию Кидиппа, как известно, соответствует. Типично каллимаховской является смесь фантастики и строгой научности.

В 46 эпиграмме Каллимах обращается к известному мотиву "лекарств от любовной болезни". Тема эпиграммы: поэзия и голод суть лучшие лекарства от любви. Чтобы "доказать" свою мысль, поэт обращается к мифу о несчастной любви циклопа

Полифема к Галатее. Полифем у Каллимаха изображен не в традиционном виде; он отнюдь не ужасный каннибал, а нежный сочинитель любовных песен. Адресатом эпиграммы является друг Каллимаха врач Филипп. В эпиграмме употреблены медицинские выражения, и можно с уверенностью утверждать, что Каллимах вполне сознательно обыгрывает их в ироническом ключе. Следует подчеркнуть, что понятия "медицинское выражение" и "поэтическое выражение" в данном контексте довольно условны: часто одно и то же выражение является одновременно как "медицинским", так и - притом весьма эффектным -"по этическ им".

В качестве следующего примера «медицинской поэзии» Каллимаха рассматривается рассказ о болезни Эрисихтона в гимне Деметре. В 66 слл. речь идет о болезненной прожорливости Эрисихтона, наказанного Деметрой за нечестие. Специалист по истории медицины Лангольф считает, что Каллимах использовал при написании этого эпизода трактат Гиппократовского корпуса 1)е ЛаНЬиБ. Это возможно, однако маловероятно из-за надутого горгианского стиля названного псевдогиппократовского трактата. Каллимах был противником такого стиля и вряд ли стал бы его имитировать, как это должно было бы быть по Лангольфу. Важнее, однако, отметить другое. Болезнь Эрисихтона описана действительно со всеми медицинскими деталями: таким образом Каллимах достигает эффекта наглядности. Читатель должен быть потрясен отвратительными физиологическими подробностями.

Затем рассматриваются тексты, в которых, несмотря на давно установившееся общее мнение, нет оснований говорить о медицинских аллюзиях. В гимне Артемиде глаза Киклопов сравниваются с мощным щитом, сделанным из четырех бычачьих шкур ("Гимн Артемиде" ст. 53). По мнению Опперманна, Каллимах оставляет в этом тексте намек на открытие Герофилом четвертой глазной оболочки (до этого считалось, что глаз имеет лишь три оболочки). Предположение соблазнительное, но, скорее всего, неверное. Каллимах, по мнению автора диссертации, контаминирует несколько традиционных гомеровских эпитетов. Поэт прямо не употребляет ни один из них, потому, что поэтическая программа Каллимаха состоит в том, чтобы, следуя за Гомером, в то же время всякий раз подчеркивать свою самостоятельность: читатель должен тотчас узнавать гомеровские аллюзии, одновременно наслаждаясь их поэтическими модифи-

кациями. Без узнаваемости аллюзии такая практика была бы невозможной. Типично каллимаховской является смесь фантастики и строгой научности.

В заключении к четвертой главе формулируются общие выводы. Констатируется факт неоправданного преувеличения медицинских познаний эллинистических поэтов в работах современных исследователей. Осторожность призывает нас отказаться от некоторых текстов, долгое время являвшихся парадными примерами исследователей. В то же время, существуют/ оставшиеся незамеченными тексты, свидетельствующие об интересе Каллимаха к медицине. Цанкер считает, что Каллимах обращается к точным медицинским данным для "коррекции" мифа: поэт, по мнению Цанкера, используя научные достижения, хочет указать на дистанцию между миром мифа и современностью. Б. Зффе характеризует эту дистанцию как "ироническую коррекцию мифа". Это неверно. Каллимах, стремясь спасти мир мифа, использует данные современной ему науки для того, чтобы извлечь новые неожиданные аспекты у старых мифов. Миф получает, таким образом, новую жизнь. Каждый эллинистический поэт делает это по-своему.

В ЗАКЛЮЧЕНИИ подводятся общие итоги проведенных исследований. Тема "мифическое прошлое в поэзии Каллимаха и его современников" может считаться исчерпанной только тогда, когда папирусные находки дадут нам достаточно нового материала, чтобы пролить свет на многие, при нынешнем состоянии текста остающиеся по сей день загадочными или кажущиеся тривиальными, фрагменты эллинистических поэтов. Предмет исследования поэтому был сознательно ограничен некоторыми важными аспектами обращения с мифом в эллинистической поэзии. Выбор материала, в основном, обуславливался стремлением прежде всего рассмотреть наименее изученные тексты, которые автор старался проанализировать со всей возможной полнотой, опираясь на знания, полученные в мировой науке к сегодняшнему дню при исследовании общеизвестных произведений эллинистической литературы. Полученные в работе результаты могут служит дополнением к известным книгам Бодо Гаца (миф о веках) и Рейнш-Вернер (рецепция Гесиода в эллинистической поэзии).

В эллинистической поэзии большая часть тем взята из мифологии. Сохранение традиции - в том числе и мифологической

- являлось одной из основных задач александрийской науки и поэзии. Само по себе изображение мифического прошлого не являлось главной целью эллинистических поэтов. "Новая" жизнь мифа в эллинистической поэзии никогда не становилась только "литературной" жизнью. Мир мифа остается возвышенным миром, противопоставленным миру реального. В литературном плане мир реального запечатлен у Каллимаха прежде всего в ямбографии. Но именно в ямбах отмечается отсутствие твердого вневременного смысла мира современности: реальный мир мыслится как иррациональный и противопоставляется миру мифа. У Каллимаха это не означает отхода от современности. Напротив, современные бытовые ситуации его весьма интересуют, но мир мифа для Каллимаха есть та непременная составляющая жизни, которую он для себя избрал как поэт.

На основании сделанных наблюдений можно констатировать, что Каллимах интересуется мифическим прошлым во всех его аспектах. Миф для Каллимаха, равно как и для других эллинистических поэтов, является областью применения как творческой фантазии, так и антикварных познаний.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1) Studien zum Vergangenheitsbezug bei Kallimachos. Фрейбург -Роттенбург: Изд-во Хейдт (Univ. Diss.), 1995. - 198 с.

2) Kallimachos-Studien. Франкфурт-на-Майне - Берн - Нью-Йорк -Париж - Вена: Изд-во Петер Ланг, 1996. -