автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Миссионерская деятельность Русской православной церкви в Казахстане

Полный текст автореферата диссертации по теме "Миссионерская деятельность Русской православной церкви в Казахстане"

4858776

па правах рукописи

Лысенко Юлия Александровна

МИССИОНЕРСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В КАЗАХСТАНЕ (вторая половина XIX - начало XX в.)

Специальность 07.00.02 - отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

- 3 ноя 2011

Барнаул - 2011

4858776

Рабата выполнена на кафедре отечественной истории ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет»

Научный консультант: доктор исторических наук, профессор

Гончаров Юрий Михайлович

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Алексеенко Александр Николаевич

доктор исторических наук, профессор Зиновьев Василий Павлович

доктор исторических наук, доцент Софронов Вячеслав Юрьевич

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Иркутский государственный

университет»

Защита состоится 25 ноября 2011 г. в « ^ » часов на заседании объединенного совета по защите докторских и кандидатских диссертаций ДМ 212.005.08 при Алтайском государственном университете по адресу: 656049, г. Барнаул, пр. Ленина, 61, ауд. 416 (зал заседаний ученого совета).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет».

Автореферат разослан «. _6$> Р^т^/Ц^ 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук, доцент

В.В. Горбунов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. В последнее десятилетие на постсоветском пространстве наметились интеграционные процессы, свидетельством которых являются определенное оживление в деятельности СНГ, оформление безвизового режима отдельными его членами, подписание Таможенного союза между Российской Федерацией, Казахстаном и Белоруссией, действие которого вступило в силу в 2010 г.

Очевидно, что строительство новой системы межгосударственных отношений на пространстве СНГ должно осуществляться в контексте утверждения ценностей этнокультурного многообразия, а для более успешной реализации интеграционных задач актуальной, безусловно, становится необходимость изучения и использования социально-исторического опыта и потенциала межэтнического взаимодействия, накопленного народами бывшего СССР в предшествующие эпохи.

Наиболее ярким примером регионально переосмысленного опыта этнокультурного сотрудничества русского и казахского народов может выступать история Казахстана. Благодаря трансграничному расположению территорий казахских жузов, а также социально-экономическим и политическим процессам, происходящим в Центральной Азии в ХУШ-Х1Х вв., данный регион был включен в сферу интересов Российской империи и стал одной из ее национальных окраин. В результате в указанный период на территории Казахстана осуществлялось мощное культурное взаимодействие восточнославянской (оседло-земледельческой) и тюркской (кочевой) этнических групп, особенности которого во многом предопределили своеобразие национальной политики

РЛЛ^НЙлули м»тог»тш

Ока представляла собой определенную стратегию и реализовывалась в русле реформ, связанных с экономической, политической модернизацией Казахстана. Значительную роль в ее реализации сыграла Русская православная церковь, деятельность которой была направлена как на социокультурную интеграцию населения Казахстана в имперское пространство России, так и на собственную интеграцию в культурное пространство региона. В этой связи осмысление ее исторического опыта в данных процессах, принципов функционирования и методов деятельности, путей взаимного сближения тюркской и славянской культур имеет в настоящее время актуальное значение.

Исследование этих гг^оцессов, безусловно, поможет переосмыслить ошибки прошлого, будет способствовать укреплению дружественных отношений между Российской Федерацией и Республикой Казахстан, позволит выстраивать в будущем двухсторонние российско-казахстанские отношения на паритетных началах, взаимовыгодном партнерстве и сотрудничестве.

Изучение отдельных проблем Русской православной церкви, в том числе ее миссионерской деятельности, актуализируется также в связи с активизацией на современном этапе процессов духовного, нравственного и культурного возрождения народов, традиционно исповедующих православие. Они сопровождаются преодолением атеизма, изменением статуса Русской православной церкви как социального института, ростом доверия к ней со стороны православного населения и закреплением в массовом сознании представления о тождественности национальной и конфессиональной идентичности.

Кроме этого, в условиях поликонфессиональности современного российского общества важной задачей Русской православной церкви является выстраивание конструктивного диалога с другими религиозными системами, направленного на сохранение стабильности и толерантности в межэтнических отношениях. Исторический опыт, накопленный Русской православной церковью в дореволюционный период в межэтническом и межконфессиональном взаимодействии, безусловно, может использоваться ею для достижения этих задач.

Степень изученности проблемы. История Русской православной церкви как самостоятельная отрасль научного знания выделилась в начале XIX в. благодаря исследованиям церковных деятелей1. В последующие десятилетия в России сформировались крупные центры богословия и церковно-истори-ческой науки, среди которых лидирующие позиции принадлежали Московской,

тглт/л» ^оочгтлюи т1 тли/чллй гпгулптпп! пь"1ттл»#тж€п* ¿^ГА^иЧ'ДЛЛ/*Д, Ч'&ЧЧ/«) ЖХ А ШЧЦЦУИииии.

В центре внимания богословов-историков находились, прежде всего, вопросы, связанные с историей зарождения христианства на Руси, а также поэтапным развитием Русской православной церкви и ее институтов. В ряду таких исследований необходимо назвать многотомные труды М.П. Булгакова, Н.Д. Тальберга, М.В. Толстого, в которых, несмотря на описательность, «схоластический дух» и отсутствие критического анализа источников, содержатся ценные материалы по истории Русской православной церкви2.

Важный вклад в изучение истории Русской православной церкви внес преподаватель Московской духовной академии Е.Е. Голубинский. Характер-

ной тенденцией его работ стало стремление теснее связать периодизацию церковной истории с историей русского народа, общества и государства. Именно поэтому исследователь выделил в ней Киевский, Московский и Петербургский периоды, особенно обращая внимание на этническое и религиозное самосознание русского народа, его отношение к церкви и религии3.

Региональные аспекты истории Русской православной церкви, в том числе ее миссионерская деятельность, активно разрабатывались в епархиальных центрах Российской империи. В ряду таких работ следует назвать исследования Н.М. Чернавского, посвященные истории Оренбургской епархии4, компетенция которой распространялась и на западные территории современного Казахстана. В поле зрения историка находился целый комплекс вопросов: институциональное развитие епархии, ее приходское и школьное строительство, старообрядчество в Уральском и Оренбургском казачьих войсках, а также начальный этап миссионерства среди казахов Уральской и Тургайской областей, рассматривавшиеся им как один из методов закрепления позиций православной церкви в регионе.

1 Платон (Левшин Г.П.). Краткая церковная российская история. М., 1805; Филарет (Дроздов В.М.). Начертание церковно-библейской истории в пользу юношества. СПб., 1816.

2 Макарий, архиепископ Харьковский. История христианства в России до рав-ноапостольского князя Владимира, как введение в историю церкви. СПб., 1868; Тальберг Н.Д. История Русской церкви. Изд-во Сретенского монастыря, 1997; Толстой М.В. История русского православия. М., 2010.

3 Голубинский Е.Е. История Русской церкви. М., 1900; 1917. Т. I, II.

Чернавский Н.М. К истории Оренбургской епархии. Казань, 1906.

Крупным региональным исследовательским центром по изучению истории православия в Западной Сибири и прилегающих к ней районов Казахстана являлась кафедра по истории и обличению русского раскола и местных сект Томской духовной семинарии. Ее преподаватель, профессор богословия протоиерей Д.Н. Беликов был автором целой серии фундаментальных работ по истории, классификации старообрядчества в Томской епархии и анализу государственной политики по отношению к нему1.

Во второй половине XIX в. появились фундаментальные труды по истории Русской православной церкви, созданные светскими исследователями. В поле их зрения находились три узловые проблемы: возникновение христианства на Руси, патриаршество и реформа Никона, а также синодально-обер-прокурорский период. Среди исследователей, работавших в этом направлении, следует назвать Т.В. Барсова, С.Г. Рункевича, П.В. Знаменского, А.П. Доброклонского и др.2

Характерной методологической посылкой светского направления дореволюционной отечественной историографии стало изучение отдельных сюжетов церковной истории в контексте общероссийской истории, ее внутри- и внешнеполитических событий. Одним из таких сюжетов стала миссионерская деятельность Русской православной церкви, которая рассматривалась как составная часть процесса присоединения и освоения Российской империей этнорегионов и закрепления в них государственных позиций.

В связи с этим в исследовании православного миссионерства получили освещение три направления: представители первого из них изучали миссионерскую деятельность Русской православной церкви в регионах компактного проживания мусульман Российской империи3, представители второго - миссионерство среди языческого населения Сибири4, исследователи третьего

' Беликов С.Д. Томский раскол. Томск, 1894.

Барсов ТВ. Святейший Синод в его прошлом. СПб., 1896; Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской церкви. М., 2009; Знаменский П.В. Руководство к русской церковной истории. Казань, 1886; Каптерев Н.Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях. М., 1885: Он же. Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов: время патриаршества Иосифа. М., 1913; Он же. Светские архиерейские чиновники в Древней Руси. М., 1874; Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб., 2003; Пругавин A.C. Старообрядчество во второй половине XIX в.: очерки из новейшей истории раскола М., 1904; Рункевич С.Г. История Русской церкви под управлением Святейшего Синода. Т. 1: Учреждение и первоначальное устройство Святейшего правительственного Синода (1721-1725). СПб., 1900; Он же. Русская церковь в XIX в. СПб 1901.

Ильминский Н.И. О системе просвещения инородцев и о Казанской Центральной крещено-татарской школе. Казань, 1913; Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. М., 1912; Малов Е.А. О Новокрещенской конторе. Казань, 1878; Маша-нов М. Обзор деятельности Братства Святого Гурия за 25 лет его существования (18671892). Казань, 1892; Он же. Современное состояние татар-мухаммедан и их отношение к другим инородцам. Казань, 1910; Перетяткович Г. Поволжье в XV - начале XVI в.: (очерк из истории хрзя и его колонизации) М 1877* ЦиЛиксв д Кавказ ■* ПСиОлжьб* очерки инородческой политики и культурно-хозяйственного быта. М., 1913.

4 Догуревич Т.А. Свет Азии: Распространение христианства в Сибири в связи с описанием быта, нравов, обычаев и религиозных верований народов этого края. СПб., 1897; Дунин-Горкавич A.A. О деятельности Обдорской духовной миссии // Памятная книжка Тобольской губернии за 1908 г. Тобольск, 1908. С. 79-87.

направления сосредоточивались на истории «внутренних миссий» - борьбе Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством1.

Исследований, посвященных проблеме миссионерства Русской православной церкви на территории Казахстана, в дореволюционной историографии крайне мало. Ученые и публицисты второй половины XIX в. акцентировали внимание на критике религиозной политики Российской империи, проводившейся в конце XVIII - начале XIX в. в данном этнорегионе. Последняя представляла собой попытку административного закрепления позиций ислама среди казахов и рассматривалась как культуртрегерский проект, призванный привести кочевников к состоянию оседлости.

Причиной смены вектора оценочных суждений этой политики с середины XIX в. стало начало дискуссии в научных кругах о судьбе ислама и его роли в истории Российского государства. Часть исследователей позитивно оценивали тактику взаимоотношений с исламским миром, основанную на принципе веротерпимости, которая была выбрана правящими кругами империи на рубеже XVIII—XIX вв. Однако в целом господствующими стали исла-мофобские настроения, наиболее ярким носителем которых считался ориенталист и видный общественный деятель XIX в. М.А. Миропиев. Исследователь отрицал саму возможность внутреннего поступательного саморазвития данной религиозной системы. Роль государства виделась им в ограничении дальнейшего распространения ислама и прекращении практики исламского миссионерства среди населения империи. М.А. Миропиев активно выступал за обращение мусульманского населения России в православие, поскольку лишь этой конфессии отводил прогрессивную роль в распространении образования и создании внутренне целостного имперского суперэтноса, базирующегося исключительно на основе русской православной культуры2. Таким образом, политика русификации и православное миссионерство, как ее важная составляющая, были приоритетным направлением политики Российской империи в этнорегионах.

Реализацию политики русификации в Казахстане во второй половине XIX в. вызвала необходимость обоснования тезиса о слабом влиянии ислама на жизнь казахского социума, отсутствии позитивных подвижек в его духовной сфере в результате проведенной Россией исламизации административными методами. «Мусульманство, — отмечал крупнеишии востоковед середины XIX в. Ч.Ч. Вз-лиханов, - среди народа неграмотного (казахов. - Ю.Л.).. .не могло укорениться, оно оставалось звуком, фразой, под которыми скрывались прежние шаманские понятия. Оттого изменению подверглись имя, слова, а не мысль»3.

Две научно-публицистические статьи Ч.Ч. Валиханова «О судебной реформе» и «О мусульманстве в стспи» носят ярко выраженный антиисламский характер. В них исследователь предложил проект по ограничению сферы

1 Лебедев Е.Е. Единоверие в противодействии русскому обрядовому расколу: очерк по истории и статистике единоверия с обзором существующих о нем мнений и приложениями. Новгород, 1904; Единоверие за время столетнего существования его в русской церкви. 27 октября 1800 г. - 27 октября 1900 г.: (очерки из истории единоверия) / сост. М.П.Чельцов. СПб., 1900.

2 Миропиев М.А. О положении русских инородцев СПб., 1901; Он же. К вопросу о просвещении наших инородцев // Русская школа. 1901. Май-июнь. С. 121-136.

3 Валиханов Ч.Ч. Собр. соч.: в 5 т. Алма-Ата, 1985. Т. 4. С. 49.

влияния ислама на жизнь кочевников, реализованный в ходе административно-территориальных реформ 60-80-х гг. XIX в. в Казахстане1.

В то же время подчеркнем, что исследователь был против насильственного распространения православия среди казахов. По его мнению, национальная политика государства по отношению к «инородцам» империи должна была иметь не религиозную, а светскую направленность. И в этом вопросе он был солидарен со своими друзьями, сибирскими демократами-областниками Н.Г. Потаниным и Н.М. Ядринцевым2.

Сибирская областническая мысль крайне отрицательно оценивала политику государства в отношении «инородцев». Ее представители настаивали на предоставлении народам Сибири полноправных гражданских прав в той же степени, что и русскому населению, невзирая на этнокультурные отличия3. Рассматривая казахов-кочевников как часть «инородцев» Сибири, они высказывались против мер, преследующих их русификацию, считая такие меры дискриминирующими, лишающими их права на равные условия существования и развития с другими группами населения империи4.

Проблема миссионерской деятельности Русской православной церкви среди старообрядческого и сектантского населения Казахстана в светской дореволюционной историографии представлена крайне слабо. Наибольшее внимание исследователи уделяли собственно истории староверческого православия и сектантства в регионе, вопросам духовной жизни и быта раскольников. Ведущая роль в освещении этой проблемы принадлежала ЗападноСибирскому отделу Императорского Русского географического общества5. Многие проблемы истории старообрядческого казачества и крестьянства За-

1 Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / под ред. Д.Ю. Арапова. М., 2001. С. 270-271.

* Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири. Концепция государственной политики и областническая мысль. Томск, 2005. С. 155.

3 Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. СПб., 1891. С. 325; Он же. Инородческие школы и туркестанские русификаторы // Восточное обозрение. 1884. №33. С. 1-3; Он же. Русская государственность и инородческие вероисповедания//Восточное обозрение. 1884. №47. С. 8—10.

4 Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. СПб., ¡891. С. 39, 213—216; Он же. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. СПб., 1892. С. 167-173; Он же. Инородческое просвещение на русском Востоке//Порядок. 1881.4 ноября. С. 2.

~ Белослюдов А.К. К истории «Беловодья» /'/' Записки ЗСО РГО. Омск, 1916. T. XXXVIII. С. 32-35; Герасимов Б. В долине Бухтармы: (краткий ист.-этнограф. очерк) И Записки Семипалатинского подотдела ЗСО РГО. Семипалатинск, 1911. Вып. V; Гребенщиков Г. Река Уба и Убинские люди: лит.-этнограф, очерк // Алтайский сборник. Барнаул. 1912. T. XI. С. 1-80; Новоселов А. Отчет о поездке на Алтай. У старообрядцев Алтая: (предварительный отчет) // Известия ЗСО РГО. Омск, 1913. T. I, вып. 2. С. 1-18; Поездка по Западной Сибири и Горный Алтайский округ H.H. Ядринцева (по поручению Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества) // Записки ЗСО РГО. Омск, 1880. Кн. II. С. 1-147; Принтц А. Каменщики, ясачные крестьяне Бухтэрминской волости Томской губернии и поездка в их селения и в Бухтарминский край в 1863 г. i i Записки РГО. По общей географии (отделениям географии физической и математической). СПб., 1867. T. I. С. 543-582; Швецова М. «Поляки» Змеиногорского округа // Записки ЗСО РГО. Омск, 1899. Кн. XXVI; Шмурло Е. Русские поселения за Южным Алтайским хребтом на китайской границе // Записки ЗСО РГО. Омск, 1898. Кн. XXV. С. 1-64.

падного Казахстана нашли освещение в работах И.И. Железнова, А.Б. Карпова, Д.К. Зеленина, П. Самохина и др.1

Таким образом, дореволюционная историография уделяла значительное внимание истории Русской православной церкви и региональным аспектам ее деятельности. Всю совокупность исследований по данной проблеме можно объединить в две большие группы. Первая была представлена работами церковных деятелей, вторая - светскими авторами, что в значительной мере определило направленность исследований, общеметодологические подходы и принципы в освещении тех или иных проблем истории церкви. Общим же для исследований первого и второго направлений дореволюционного периода являлась их эмпирическая направленность. История миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане не стала специальной предметной областью исследования в дореволюционной историографии. Лишь отдельные аспекты данной проблематики затрагивали в своих исследованиях православные священнослужители и миссионеры в контексте истории западносибирских епархий, компетенция которых в тот период распространялась и на приграничные территории современного Казахстана.

Становление советской исторической науки сопровождалось утверждением идеологического господства «научного атеизма», что во многом предопределило направленность и характер исследований. В частности, история Русской православной церкви фактически совсем не разрабатывалась.

Марксистско-ленинские методологические посылки, рассматривающие исторический процесс с позиции давления экономического фактора и последовательной смены социально-экономических формаций, привели к постепенному смещению акцентов в негативную сторону в оценке религиозной политики Российской империи по отношению к нерусским народам. Последовательно сменявшие друг друга в 20-30 гг. XX в. концепции «абсолютного зла» и «наименьшего зла» по проблемам присоединения нерусских народов к России привели к крайне отрицательной оценке результатов и последствий их пребывания в составе империи .

Общей тенденцией для исследований 20-30 гг. XX в. стало оперирование такими терминами, как «колониализм», «колониальная политика», а не «национальная политика». Взаимодействие центра и национальных окраин интерпретировалось крайне упрощенно, главным его содержанием представлялись экономические интересы самодержавия, успешную реализацию которых должна была обеспечить «политика русификации». Под ней понимался комплекс мер, направленных исключительно на культурно-языковую унификацию народов империи на основе распространения русского языка и православной культуры.

Железное И. Уральцы: очерки быта уральских казаков. Уральск, 2006. Т. I—П1; Зеленин Д.К. Черты быта усень-ивановских староверов // Известия Императорского общества любителей истории, археологии и этнографии при Казанском университете. Казань, 1905.2Т. 21, вып. 3. С. 201-258; Карпов А.Б. Уральцы: ист. очерк. Урзльск, 191!. Ч.!.

Аршарани А., Габидуллин X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М„ 1931; Гачаян Г.А. Россия и народы Закавказья: очерки политической истории и взаимоотношений с древнейших времен до победы Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1926; Галузо П.Г. Туркестан-колония: очерки по истории Туркестана от завоевания русскими до революции 1917 г. М., 1927; Драбкина Е. Национальный и колониальный вопросы в царской России. М., 1930; Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в.: сб. арх. мат. Л., 1935; Климович Л. Ислам в царской России. М„ 1936. Сайфи Ф. Татары до Февральской революции: очерки по изучению местного края. Казань, 1930.

Таким образом, миссионерство Русской православной церкви представлялось советской историографией 20-30-х гг. XX в. как явление реакционно-политической направленности. Например, в монографии А.Г. Базанова, посвященной анализу развития системы миссионерского школьного образования среди хантов и манси, отрицалась позитивность просветительской работы православной церкви на севере Сибири1. К аналогичным выводам по истории православного миссионерства среди «сибирских инородцев» пришли в своих исследованиях И.И. Огрызко и H.A. Свешников2.

Взаимодействие Русской православной церкви со старообрядчеством в 20-30-х гт. XX в. рассматривалось с позиции классового противостояния двух религиозных систем, что во многом предопределило идеологическую направленность незначительных по количеству исследований в этом направлении. Наиболее значимая работа по данной проблеме - монография Н.М. Никольского, в которой внимание акцентировалось на истории двоеверия и борьбы имперского государства против раскола и сектантства3. Преобладающей же в старообрядческой тематике стала этнографическая направленность4. История Русской православной церкви и ее миссионерская деятельность в Казахстане в 20-30-е гг. XX в. остались за рамками внимания исследователей.

В 50-60-е гг. XX в. в советской исторической науке утвердилась новая методологическая концепция, оправдывающая колонизаторские устремления России. Факт пребывания народов в ее составе трактовался теперь с позиции «добровольности вхождения» и «прогрессивности последствий» этого процесса. Такая установка позволила внести либеральные коррективы в изучение вопросов этноконфессиональной политики Российской империи, истории Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности. Наряду с фискально-полицейскими факторами национальной политики были названы интеграционные устремления государственной власти5. Это позволило более объективно подойти к анализу социально-политических и религиозных приятий, исследовать методы и результаты христианизации, отойти от прежних их отрицательных оценок и выявить ряд позитивных следствий данного процесса. В частности, впервые в отечественной историографии тезис о мирном ходе колонизации территории Зауралья и добровольном принятии местными народами православия сформулировала в своем исследовании H.A. Ми-

Базанов А.Г. Очерки по истории миссионерских школ на Крайнем Севере (Тобольский Север). Л., 1936.

" Огрызко И.И. Христианизация народов Тобольского Севера в XVIII в. Л., 1941; Свешников H.A. Христианизация народов Нижнего Приобья // Ученые записки Енисейского гос. пед. ин-та. 1959. Вып. 3. С. 91-111.

Никольский Н.М. История русской церкви. М., 2004.

Бломкбист Е.Э., Гринкова Н.П. Бухтарминские старообрядцы. Л.т 1930; Бух-тарминские старообрядцы / АН СССР; под ред. С.И. Руденко. Л., 1930; Долотов А. Церковь и сектантство в Сибири. Новосибирск, 1930; Попов A.M. Семейские (забайкальские старообрядцы). Верхнеудинск, 1928; Селищев A.M. Забайкальские старо-обрядцы-семейские. Иркутск, 1920.

Егуноз Н.П. Колониальная политика царизма в первый этап национального движения в Бурятии в эпоху империализма. Улан-Удэ, 1963; Миненко H.A. СевероЗападная Сибирь в XVII - первой XIX в.: историко-этнографический очерк. Новосибирск, 1975; Федоров М.М. Правовое положение народов Восточной Сибири (XVII -начало XIX в.). Якутск, 1978.

ненко1. В этом же контексте проблемы региональной религиозной политики Российской империи применительно к сибирским народам детально разрабатывали Л.М. Дамешек, В.Г. Марченко, Н.С. Модоров и др.2

Советские казахстанские исследователи, также поставленные в жесткие методологические рамки «формационного подхода» и «теории классовой борьбы», делали упор на этноэкономику и социальные связи, что фактически исключало возможность изучения узловых вопросов национальной политики Российской империи в отношении казахского населения. В религиоведении преобладала исламоведческая тематика и широкий спектр проблем истории ислама в казахском кочевом обществе3, его доисламских верований и культов '.

В изучении старообрядчества как отдельного аспекта истории Русской православной церкви в 50-70-е гг. XX в. сохранилась этнографическая направленность. В этот период активно исследовались его региональные варианты: «уральский», «зауральский», «сибирский», «забайкальский», «бухтар-минский»5. Вопросам взаимодействия государства со старообрядцами уделялось незначительное внимание6, проблемы миссионерства новообрядной церкви среди них остались за рамками внимания советских исследователей.

Таким образом, в советской историографии изучение истории миссионерства Русской православной церкви осуществлялось в рамках жестких ме-

1 Миненко H.A. Северо-Западная Сибирь в XVIII - первой половине XIX в. Но___..С.п ОЛЧ ОС")

2 Дамешек Л.М. Внутренняя политика царизма и народы Сибири (XIX - начало

V V „ Ч 1ПО£- rf\»nnMnf4 X/ X/i ГТплт>Апла r""*"""""«* плх Paa-paiiiiaK Р» г

ЛЛ о.), /ipivjr 1С1Ч., 17ои, ч'сди^ио ivt.iTi. 1 ipaououw iiw-iiu/iwrmv па^ОД^о Dvwiu-inuri Сп-

бири (XVII - начало XIX в.). Якутск, 1978.

3 Акназаров Х.З. Народное самосознание и религия. Алма-Ата, 1984; Бсйсембиев К.Б. Очерки истории общественно-политической и философской мысли Казахстана (дореволюционный период). Алма-Ата, 1976; Сабитов Н. Мектебы и медресе у казахов: (ист.-пед. очерк). Алма-Ата, 1967; Шулембаев К. Образ жизни. Религия. Атеизм. Алма-Ата, 1983.

4 Амантурлин Ш. Пережитки анимизма, шаманства, ислама и атеистическая работа. Алма-Ата, 1977; Аргынбаев А. Семья и брак у казахов. Алма-Ата, 1973; Иска-ков А. Суеверия и религиозные обряды. Алма-Ата, 1968; ВосТров В.В. К вопросу о пережитках древних верований у казахов // Известия АН КазССР. Сер.: История, археология и этнография. 1956. Вып. 2; Толеубаев А.Т. Реликты доисламских верований в семейной обрядности казахов. Алма-Ата, 1991; Шулембаев К.Ш. Маги, боги

.. ......................... А 1 тс

n 4vnblBrllWJIDnUVlll. fUllWtt-ПШ, I -J .

5 Алексеенко H.B. Бухтарминские были. Алма-Ата, 1981; Байдин В.И., Гринен-ко A.A. «Родословие поморского согласия» - сочинение по истории старообрядчества на севере Оренбургского края в XVIII-XIX вв. II Исследования и исследователи Оренбургского края. XVID - начало XX в. Свердловск, 1983. С. 141-142; Островская JI.B. Источники для изучения отношения сибирских крестьян к исповеди (1861-1904 гт.) // Исследования по

истории общественного сознания эпохи феодализма в России. Новосибирск, 1984. С. 131_

151; Она же. Некоторые замечания о характере крестьянской религиозности (на материалах пореформенной Сибири) // Крестьянство Сибири XVIII - начала XX в. (классовая борьба, общественное сознание и культура). Новосибирск, 1975. С. 172-186; Покровский H.H. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев. М., 1974; Он же. Археографическое изучение памятников древней письменности и печати в Сибири в 1965— 1983 гг. // Археографический ежегодник за 1984 г. М., 1986. С. 12-25; Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири / под ред. В.А. Александрова. М., 1974; Русские письменные и устные традиции и духовная культура М., 1982; Русские старожилы Сибири / отв. ред. В.В. Бунак, И.М. Золотарева. М., 1974.

6 Клибанов A.M. Народная социальная утопия в России: Период феодализма. М., 1977; Покровский H.H. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. Новосибирск, 1974.

тодологических установок. В 20-30-е гг. XX в. для них была характерна крайне негативная оценка всей совокупности проводимых в религиозном контексте мероприятий Российской империи в отношении многочисленных «инородческих» народов. И хотя в 1950-1970-е гг. произошла некоторая либерализация в освещении данного спектра проблем, в целом советской историографии были присущи сдержанность в изучении национально-религиозной тематики, отсутствие фундаментальности и системности исследований в этом направлении. Не стала предметом специального исторического исследования и история миссионерства Русской православной церкви в Казахстане среди казахского и русского старообрядческого населения.

В зарубежной историографии XX в. значительным вкладом в изучение проблем истории Русской православной церкви является труд профессора A.B. Карташева . В отличие от большинства исследователей, A.B. Карташев положительно оценивал петровскую церковную реформу и «синодальный» период, считая, что они были совершенно «в духе времени», когда в европейских странах совершался «отрыв от обветшалой формы средневековой теократии» и происходила «всесторонняя секуляризация государства и духовной культуры».

Кроме того, исследователь был уверен, что церковная реформа Петра носила «крутой» и революционный характер, и, в отличие от большинства историков и публицистов, утверждал, что она не парализовала, а «стимулировала» творческие силы церкви. Это выразилось в десятикратном количественном росте православного населения империи на протяжении XVIII-XIX вв., в том числе за счет активного миссионерства, развития упорядоченной системы духовного образования, особого «духовного» направления в русской литературе, иконописи, церковной музыке и архитектуре .

Созвучны с идеями A.B. Карташева и выводы преподавателя Духовной семинарии при Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле (США) Н.Д. Тальберга, представленные в его «Истории Русской церкви». Одна из глав исследования, посвященная истории церкви XIX в., носит название «Расцвет церковной жизни», важным фактором которого называется миссионерство Русской православной церкви3. Среди зарубежных исследователей церковной истории, так или иначе затрагивающих отдельные аспекты данной проблемы, следует назвать И.К. Смолича, Н.С. Арсеньева, С.Н. Булгакова, Н.М. Зернова, Г.Ф. Флоровского4.

В современной отечественной историографии произошло резкое увеличение численности исследований по истории Русской православной церкви, что было связано с ростом интереса российского общества к проблемам религиозного сознания, преломлением отношений между государством и церковью в сторону конструктивного диалога, признанием за ней значимой роли в истории России.

' Карташев A.B. Очерки по истории Русской церкви. М., 1991. Т. 1-2.

2 Там же. Т. 2. С. 327.

Тальберг Н.Д. История Русской церкви. М., 1997.

Арсеньев Н.С. Восточная церковь. Берлин, 1926; Булгаков С. Икона и иконо-почитание. Париж, 1931; Он же. Православие. Париж, 1932; Зернов Н.М. Русские и их Церковь. Лондон, 1945; Он же. Москва - Третий Рим. Лондон, 1937; Он же. Три русских пророка (Хомяков, Достоевский, Соловьев). Лондон, 1944; Он же. Русское

религиозное возрождение ХХ в. Париж; Лондон, 1973; Федотов Г.П. Святые Древней уси. X-XVII вв. Париж, 1931; Он же. Русская религиозность. Киевское христианство. Гарвард, 1946; Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Париж, 1937.

Историографический анализ современной литературы по истории миссионерской деятельности Русской православной церкви позволяет разделить ее на две большие группы. Первая представлена исследованиями, в которых православное миссионерство рассматривается сквозь призму национальной политики Российской империи в этнорегионах1. Под ней понимается «система, комплекс мер, направленных на создание универсальной модели социально-административного устройства, особой формы колониального управления, сложившейся в результате интеграции традиционных и государственных структур» и позволившей многочисленным народам империи «занять свою нишу в системе административно-экономических и социальных связей России»*.

Исследователи этого направления выделили основные тенденции этно-конфессиональной политики государства, ее этапы и эволюцию под влиянием ряда внутри- и внешнеполитических факторов. Термин «миссионерство» используется ими как синоним понятия «христианизация», которое рассматривается как политическое действие, один из элементов национальной политики государства, направленной на закрепление его позиции в этнорегионах.

В рамках второго направления изучается комплексная история отдельных православных миссий3 и их духовных лидеров4, анализируются различные аспекты их деятельности среди «инородцев» империи5, акцентируется внимание на истории миссионерства Русской православной церкви среди старооб-

! Конев А.Ю. Коренные народы Северо-Западной Сибири в административной системе Российской империи. М., 1995; Мсдоров Н.С. Россия и Горный Алтай: политические, социально-экономические и культурные отношения (XVII-XIX вв.). Горно-Алтайск, 1996; Шерстова Л.И. Этнополитическая история тюрков Южной Сибири в XVII-XIX вв. Томск, 1999.

Дякин B.C. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало XIX в.) // Вопросы истории. 1995. №9. С. 130-141; Он же. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало XX в.) // Вопросы истории. 1996. №11-12. С. 39-53; Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири. Концепции государственной политической мысли и областническая мысль. Томск, 2005. С. 46.

Мавлютова Г.Ш. Миссионерская деятельность Русской православной церкви в Северо-Западной Сибири (XIX - начало XX в.). Тюмень, 2001; Пивоваров Б.И. Издательская деятельность Алтайской духовной миссии // Книга в автономных республиках, областях и округах Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1990; Хралсва Н.Ю. Место и роль Алтайской духовной миссии в процессе колонизации и хозяйственного освоения Горного Алтая (1828-1905 гг.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Томск, 1989; Она же. Православное миссионерство на Алтае // Русская идея. Барнаул, 1992.

4 Есикова Е.М. Николай Сейфуллин - священник-миссионер Оренбургской епархии рубежа Х1Х-ХХ вв. // Макарьевские чтения. Горно-Алтайск, 2006; Файзрахманов Л.М. Н.П. Остроумов — миссионер и исламовед // Известия АптГУ. 2008. № 4/1. С. 146-150.

5 Вдовин Е.А. Христианизация как предпосылка возникновения народного православия мордвы // Известия Российского гос. пед. ун-та им. А.И. Герцена. 2008. № 6. С. 67-71; Гончарова O.A. Культура, здоровье, здравоохранение: История народной медицины в Горном Алтае. Горно-Алтайск, 1999; Казагачева З.С. Зарождение алтайской литературы. Горно-Алтайск, 1992; Коцюба Д.В. Алтайская духовная миссия. Вопросы истории, просвещения, культуры и благотворительности. Кемерово, 1988; Михайлова Е.Д Церковная школа как инструмент миссионерской и религиозно-просветительской деятельности православной церкви в конце XIX - начале XX в. (на материалах Курской епархии) // Известия Российского гос. пед. ун-та им. А.И. Герцена. 2009. №110. С. 35-40; Хабибуллин М.З. Вклад преподавателей Казанской духовной академии в изучение истории, языка и этнографии нерусских народов Поволжья и Приуралья в 1854-1881 гг. // Вестник Восточного экон.-гос. ун-та. 2009. №6 (44). С. 84-91.

рядческого и сектантского населения1. Предметной областью этой группы исследований стала также история православного миссионерства в Казахстане, нашедшая отражение в исследованиях И.В. Октябрьской, C.B. Горбуновой, О.Ю. Курныкина и др.2

Удачно предпринятой, на наш взгляд, попыткой синтеза эмпирических данных по истории миссионерства Русской православной церкви в Западной Сибири стала серия монографий и статей В.Ю. Софронова и выполненная им докторская диссертация. В ней представлено поэтапное развитие западносибирского православного миссионерства среди мусульманского, старообрядческого и сектантского населения, которое рассматривается как составная часть имперской национальной политики .

В современной казахстанской историографии изучение истории Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности актуализировалось в связи с приобретением Казахстаном статуса суверенного государства и пересмотром в этой связи узловых сюжетов истории казахского народа, особенно затрагивающих проблемы его пребывания в составе Российской империи и характера ее национальной политики.

Проблема христианизации казахского кочевого общества рассматривается казахстанскими исследователями в двух основных направлениях. Представители первого крайне отрицательно оценивают миссионерство Русской православной церкви в регионе в имперский период, отождествляя его с духовной экспансией царского правительства в отношении казахского народа. Ее целью представляется «завоевание умов инородцев, их обрусение и ассимиляция с русским народом». Конкретная реализация духовной экспансии выразилась в «русификации местного населения путем введения и широкого распространения русского языка, главным образом, в образовательной сфере и насильственной христианизации, заключавшейся в постоянном притеснении ислама, что создавало простор для проповеди православия»4.

Более либеральные оценки истории миссионерства Русской православной церкви в среде казахского населения нашли отражение в трудах представите-

1 Гусейнова Т.Н. Миссионерская деятельность Русской православной церкви среди старообрядцев Забайкалья: XVIII - начало XX в.: автореф. дис. ... канд. ист.

------- ____1Г--f\r\n,I. TI_________ о 1Л I I________п_____л______________________________

наук. зп<ш-уд,), ¿i/ut, Далецл<ш u.ixj. ишшшм гисшииши lиьула^л,iва и церллп и

отношении сектантов в XVIII-XIX вв.: автореф. дис.... канд. ист. наук. М., 2004; Иванов К.Ю. Старообрядчество юга Западной Сибири второй половины XIX - начала

W _ --------1 -------------- ---- ------- Гг-------- 1ПП1. ХГ_________ А ТТ О_____Г______

лл в.. titi 1 uui~tjJ. ди^. ... панд. nv-l. liaV14. ivtMtpiJDU, ¿uvil, ivaM^niia /^UIJJVJUUJJJI^-I^"

ство как объект миссионерской деятельности Русской православной церкви в Оренбургской епархии. 1859-1917 гг.: автореф. дис.... канд. ист. наук. Оренбург, 2004.

2 Горбунова C.B. Крещеные казахи Российской империи // Центральная Азия и Сибирь. Барнаул, 2003, С. 247-252; Октябрьская И.В. Ислам и православие: опыт взаимодействия в свете стратегий и межэтнической коммуникации (на примере казахов Алтая) И Народонаселение Сибири. Стратегии и практики коммуникаций XVII -начала XX в. Новосибирск, 2008. С. 340-360; Она же. Казахи Алтая: этнополитиче-ские и социально-культурные процессы в пограничных районах Южной Сибири XIX-XX вв.: автореф. дис.... д-ра ист. наук. Новосибирск, 2004.

3 Софронов Ю.В. Три века сибирского миссионерства. Тобольск, 2C4J5. Ч. I—3; Он же. Миссионерская деятельность Русской православной церкви в Западной Сибири в конце XVII - начале XX в.: автореф. дис.... д-ра ист. наук. Барнаул, 2007.

4 Садвокасова З.Т. Духовная экспансия царизма в Казахстане в области образования и религии (вторая половина XIX - начало XX в.). Алматы, 2005. С. 9.

лей второго направления казахстанской историографии С.Е. Андриенко, Г.К. Батырханова, З.Е. Кабульдинова, JI.B. Тимофеевой, A.C. Тасмагамбето-ва1. В них авторы рассматривают деятельность Русской православной церкви в Казахстане как ее закрепление в религиозном пространстве региона и налаживание межкультурного диалога.

Таким образом, историографический обзор истории миссионерской деятельности Русской православной церкви позволяет утверждать, что данная тема нашла отражение в российской и зарубежной историографии. В отдельные периоды развития исторической науки актуализировались и получали звучание те или иные аспекты этой проблемы, что было связано с господством определенных методологических установок. Однако в целом в рамках российской и зарубежной историографии история миссионерства Русской православной церкви в Казахстане не стала предметом специального научного исследования.

Целью исследования является всестороннее изучение истории миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX в. Ее реализация возможна при решении комплекса задач, направленных на:

- вьивление этапов религиозной политики Российской империи в отношении казахского кочевого населения и определение места в ней православного миссионерства;

- определение причин и основных этапов православного миссионерства среди казахского населения;

- реконструкцию процесса институционального оформления миссионерских структур, созданных для работы среди казахского населения;

- выявление основных этапов формирования старообрядческого и сектантского населения Казахстана, их расселения на территории региона по согласиям и толкам;

- определение основных форм и методов взаимодействия Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством в Казахстане;

- определение итогов миссионерской деятельности Русской православной церкви (РПЦ) в Казахстане и выявление степени ее эффективности.

Объектом исследования выступает история Русской православной церкви в Казахстане.

Предмет исследования - миссионерская деятельность РПЦ в середине XIX-началеXX в.

Хронологические рамки исследования охватывают середину XIX - начало XX в. Нижняя хронологическая грань определяется серединой XIX в., что

1 Андриенко С.Е. Киргизская духовная миссия и казаки Сибирского войска в конце XIX в. (проблема взаимоотношений) // Востоковедные исследования на Алтае. Барнаул, 2007; Кабульдинов З.Е. Миссионерская деятельность правительственной церкви в Семипалатинской области и сопредельных российских округах // Состояние и перспективы развития краеведения в современных условиях: мат. республ. науч.-пракг. конф. Павлодар, 2002. С. 224—230; Тасмагамбетов A.C. История конфессий Казахстана в конце XVIII - начале XX в.: распространение, организационное развитие и миссионерство (по материалам ислама и православия): автореф. дис.... д-ра ист. наук. Уральск, 2009; Тимофеева JI.B. История Русской православной церкви на территории Семиречья (вторая половина XIX - начало XX в.): автореф. дис____канд. ист. наук. Алматы, 2007.

связано с началом организации православного миссионерства в казахской степи. Однако для более полной реконструкции причин этого процесса считаем необходимым сделать исторический экскурс в XVIII в. Именно в этот период начался процесс присоединения территории казахских жузов к Российской империи, сопровождавшийся появлением в регионе православного населения и возникновением русско-казахского межэтнического диалога. Кроме того, период важен для выделения этапов религиозной политики Российской империи в отношении казахского кочевого населения и определения причин и механизмов перехода этой политики в русло распространения православия среди него.

Верхняя хронологическая грань исследования определяется началом XX в., а именно, 1917 г. - падением Российской империи. В связи с приходом к власти большевиков началась реализация новых принципов функционирования государства, одним из которых стал принцип отделения церкви от государства. Это привело в конечном итоге к изменению статуса Русской православной церкви и прекращению ее миссионерской деятельности среди многочисленных народов бывшей Российской империи.

Территориальные рамки исследования охватывают регионы современной Республики Казахстан. При этом следует отметить, что в дореволюционный период этническая территория казахов была значительно уже и ограничивалась с середины XIX в. Уральской и Тургайской областями Оренбургского, Акмолинской и Семипалатинской областями Западно-Сибирского, Семиреченской и Сырдарьинской областями Туркестанского генерал-губернаторств, входившими в состав Российской империи. В 1882 г. территории Уральской, Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской областей были объединены в одно Степное генерал-губернаторство с присоединением к нему Семиреченской области, изъятой из компетенции туркестанских властей. В 1896 г. Семирсченская область вновь была возвращена в состав Туркестанского генерал-губернаторства.

Отдельные районы современной Восточно-Казахстанской области на протяжении 1865-1894 гг. входили в состав Бийского округа Томской губернии, а с января 1895 г. - в состав образованного Змеиногорского округа1. Приграничные территории Северо-Казахстанской и Павлодарской областей современного Казахстана в дореволюционный период входили в состав Павлодарского уезда Омской области Томской губернии.

Методология и методика исследования. Общефилософской методологией исследования выступает теория локальных цивилизаций, получившая

-----£Г------------II Тг"---------Г» ТТЬ™..-т„™Л П Гп^п.,.,,!™ А

13 1р^ДОЛ 11. и, V. ти^ШЛ^и, 11. ч^иршиши, Л 1. Аи1и1и11

и др.2 Автор исследования рассматривает историю России как историю локальной цивилизации. Ее генезис связывается с эпохой Петра I, завершение формирования характерных отличительных признаков - со второй половиной

1 Административно-территориальное устройство Колывано-Воскресенского (Алтайского) округа в 1726-1917 гг. // Режим доступа: http://guides.eastview.com/ browse/guidebook.html?bid=56&sid=370732

2 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 2008; Тойнби А.Дж. Постижение истории: сб. / пер. с англ. Е.Д. Жаркова. М., 2001; Он же. Цивилизация перед судом истории: сб. / пер. с англ. М., 2002; Сорокин П. Социальная и культурная динамика. М., 2006; Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Всемирно-исторические перспективы. Т. 1-2. М., 1998.

XVIII - началом XIX в., а последующие десятилетия, вплоть до современности, определяются как период ее интенсивного развития.

Важнейший отличительный признак российской цивилизации - поли-этничность и поликонфессиональность, что и определило ее «суперэтниче-скип потенциал и соответствующий набор геополитических идеи« , много-уровневость, многоплановость, масштабность. Она обладает общими чертами объективного порядка, такими как язык, история, религия, обычаи, институты, а также субъективной самоидентификацией россиян, относящих себя именно к России.

По мнению ряда современных исследователей, мультикультурализм как один из главных компонентов российской цивилизации определил своеобразие российской национальной политики в имперский период. Ее основным солепжанием стяпа интегпапия многочисленных нягюлгт импепии и полити-

" ж ж ж »

ко-правовое и социально-экономическое пространство . А. Каппелер выделяет специфические черты реализации этой стратегии: требование центром политической лояльности от народов империи взамен на неприкосновенность их самобытности; сословность, т.е. осуществление инкорпорации национальных элит в имперское господствующее сословие; иерархичность этносов, которые входили в состав империи, в основе которой был заложен принцип социокультурной удаленности от русских3.

Учитывая отсутствие у Российской империи современных технологий управления национальным государством и социополитическую слабость восточных славян, К. Мацузато считает, что только использование принципа «разделяй и властвуй» («этнический бонапартизм») было возможным средством реализации национальной практики этого государства. Поэтому исследователь утверждает, что предложенные А. Каппелером характерные черты российской национальной политики в дополнении с «этническим бонапартизмом» и составляли суть этой политики4.

Отечественные исследователи также признают, что в целом Россия «выработала такой тип национальных отношений, который учитывал интересы инородческих этносов и способствовал многовековой, относительно мирной совместной жизни народов различных расовых, религиозно-конфессиональных и этнических ориентации»5. По их мнению, для российской национальной политики, наряду с лояльностью к этноэлитам, сохранением на инкорпорированных

1 Панарин А. Выбор России: между атлантизмом и евразийством // Цивилизации и культуры. М., 1996. Вып. 2.

2 Каппелер А. Россия - как многонациональное государство. М., 1992; Он же. «Россия - многонациональная империя»: некоторые размышления восемь лет спустя после публикации книги // Ab Imperio. 2000. №1. С. 12: Хоскинг Дж. Россия: народ и империя. 1552-1917. Смоленск, 2000; Hagen М. Does Ukraine Have a Hisrory? // Slavik Review. Autumn, 1995. Vol. 54, №3.

3 Каппелер А. Мазепинцы, малороссы, хохлы, украинцы в этнической иерархии Российской империи // Россия - Украина: история взаимоотношений / под ред. А.И. Миллера и др. М„ 1997. С. 125-144..

4 Мацузато К. Польский фактор в правобережной Украине с XIX по начало XX в. // Ab Imperio. 2000. №1. С. 95.

5 Российская многонациональная цивилизация. Единство и противоречия. М., 2003. С. 87.

территориях автономии и широким сотрудничеством центрального правительства с нерусскими элитами, был характерен еще ряд важных принципов.

Одним из них, например, Б.Н. Миронов называет принцип равенства этносов, отсутствие связи между национальным и социальным статусом, что нашло отражение в интернациональности политической, культурной, военной и научной элиты Российской империи. Более того, исследователь убежден, что для поддержания данного принципа государство пошло на создание некоторых преимуществ в правовом положении инородцев империи по сравнению с русскими (отмена для них воинской повинности, льготное налогообложение, свободная вертикальная социальная мобильность) и активное инвестирование местных национальных экономик и инфраструктур1.

Главной целью столь либерального курса национальной политики России являлся этатизм - укрепление общей для империи государственности и сохранение ее территориальной целостности, выражавшееся в объективной тенденции - выработке единого стандарта подданства и управления . Эта цель наиболее актуализировалась для России к середине XIX в., когда завершилось присоединение в ее состав крупнейших зткерегионов: Степного края, Туркестана и Кавказа. Начавшаяся в 60-е гг. этого столетия модернизация политической и социально-экономической системы обозначила необходимость унификации «всех частей империи в административном, культурном, правовом и социальном смыслах»3.

Решить столь грандиозную задачу в условиях мультикультурализма российского общества было возможно только посредством проведения политики русификации, которая «означала не создание преимуществ и привилегий для русских, а прежде всего систематизацию и унификацию управления, интеграцию всех этносов в единую российскую нацию» 4. В русле данной политики была реализована серия мероприятий, таких как формирование единой системы органов управления, распространение системы образования на русском языке в масштабах всей империи, закрепление государственной идеологии среди многочисленных народов, стержнем которой являлось представление о единстве монарха, православия и народа. Таким образом, политика русификации являлась не целью национальной политики, а средством, методом реализации интегральных устремлений государства. Она, безусловно, должна была способствовать увеличению социальной мобильности населения в этно-рСГИОНаХ, а русский ЯЗЫК БЫСТуПКТЬ В рОЛН ЯЗЫКа тОДС^ННЗаЦИп.

Особенное место в политике русификации национальных окраин отводилось распространению православного мировоззрения, основанного на концепции «Москва - Третий Рим - Святая Русь». Расширение границ православного мира и увеличение численности православного населения, в том числе посредством развития миссионерства среди многочисленных народов империи, ставилось приоритетной задачей региональной составляющей национальной политики. В конечном итоге русское переставало быть этнической характеристикой: «все, что служит процветанию Православного госу-

1 Миронов Б.Н. Историческая социология истории. СПб., 2009. С. 42—44.

2 Тихонов А.К. Католики, мусульмане и иудеи Российской империи в XVIII -начале XX в. СПб., 2008. С. 50.

3 Миронов Б.Н. Историческая социология истории... С. 50.

4 Там же. С. 49.

дарства, является русским. Не русские - православный народ, а весь православный народ - русский, по имени православного государства»1.

В связи с этим становится очевидной, на наш взгляд, необходимость отказаться от однобокого толкования термина «русификация», рассматривающего его как совокупность мер, направленных на воспитание «привязанности к русской культуре, отказу от бытовых привычек, от традиционного образа жизни и системы миропонимания, от национальной культуры, т.е. от основ национальной идентичности»2. Во-первых, в рамках реализации религиозно-государственной идеи, связанной с перманентным расширением границ православного мира за счет включения новых территорий, акцент делался на религиозной унификации. Это делало необходимым идентифицировать граждан империи не по этническому признаку, а по религиозному, национальное разнообразие государством игнорировалось.

Во-вторых, организация православного миссионерства среди многочисленных народов Российской империи проводилась в рамках образовательной системы Н П. Ильминского. которая предполагала «интернациональное воспитание» русских: пропаганда идей православия должна была осуществляться на языке «инородцев», который предварительно изучали сотрудники православных миссий. Благодаря их исследовательской и просветительской деятельности были сохранены культура и языки многих народов, подвергшихся русификации.

В-третьих, в русле политики русификации в предложенной трактовке необходимо рассматривать и миссионерство Русской православной церкви в отношении старообрядчества и сектантства. Их носители рассматривались как один из дестабилизирующих факторов внутренней жизни государства, а приведение их в новообрядческое православие всегда являлось приоритетной задачей государства в свете его интеграционных устремлений и расширения границ православной империи.

Рассмотрение проблем миссионерства Русской православной церкви в Казахстане в рамках концепции интеграции национальных окраин в российское имперское пространство неизбежно приводит к необходимости перехода исследователя в плоскость разработок исторической этнологии и ее теории адаптации, которая рассматривается как одна из форм этнических процессов, выражающаяся в реакции этноса на изменение социального и культурно-политического пространства.

Основателями концепции адаптации (культурной экологии) принято считать Л. Уайта и Дж. Стюарта, которые утверждали, что каждый этнос и его культуру следует рассматривать как особую систему, эволюция которой определяется потребностью адаптации к специфическим для каждой культуры природно-географическим условиям3.

В отечественной этнологии теоретические и методологические проблемы концепции адаптации (этнической экологии) активно разрабатывались в 70-е гг. XX в. Процесс адаптации понимался в ней как «способность системы для самосохранения производить себя по принципу обратной связи в соответствии со средой» посредством культурных мутаций - возникновения внутри

1 Лурье C.B. Историческая этнология. М., 1997. С. 276. Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири. Концепции государственной политической мысли и областническая мысль. Томск, 2005. С. 85. Steward J.H. Theory of Culture Change. Urbane, 1955. P. 36-41

культуры, которая по тем или иным причинам перестала удовлетворять потребности общества к внешней среде, системы инноваций (новшеств, нововведений)1. Таким образом, в отличие от западного понимания адаптации как стабильного существования культуры, российская наука понимает его как «отражение динамизма человеческой культуры»2.

Кроме того, российские исследователи рассматривают адаптацию не только как процесс приспособления к природной среде обитания, но и к «среде обитания социальной, сфере межобщественных (межплеменных, межгосударственных и т.д.) связей и взаимодействий, рассматриваемых в перспективе деятельности того или иного общества, с которым они (члены этого общества) вступают в контакты посредством институциализированных мирных, а также военных средств»3.

В этой связи становится возможным выделение нескольких уровней адаптации: материально-производственной, социальной и психологической4. Вполне очевидно, как считает C.B. Лурье, наиболее активно адаптивные уровни этноса могут проявляться «в ситуации изменения его традиционных политических, социальных, культурных условий существования» .

Данный методологический подход используется для выявления механизма действия различных уровней адаптации применительно к этносам, проживающим на своей этнической территории, но попавшим под влияние внешних факторов (например, казахов, оказавшихся в XVIII-XIX вв. в совершенно новых политико-экономических реалиях, связанных с присоединением к Российской империи и характеризовавшихся трансформацией потестарно-родственных отношений и формированием имперской модели административно-правового, экономического и культурного развития), а также к этносам мигрирующим (например, восточнославянскому этносу, переселение которого в азиатскую часть Российской империи началось после отмены крепостного права).

Таким образом, в рамках заявленных методологических концепций диссертации основными выступают цивилизационный, междисциплинарный подходы. Первый из них позволяет рассматривать российское общество как особую полиэтничную и поликонфессиональную структуру и отслеживать ее динамику в контексте взаимоотношений с государством на протяжении имперского периода. Теория интеграции национальных окраин и теория адаптации в рамках междисциплинарного подхода позволяют объективно реконструировать процесс миссионерства Русской православной церкви в Казахстане, выявить его интеграционные возможности и конкретные результаты, применительно к казахскому и славянскому этносу.

Вышеназванные методологические принципы определили и соответствующий набор методов исследования. Среди них историко-генетический и ис-торико-сравнительный. Историко-генетический метод направлен на изучение

1 Маркарян Э.С. Основные проблемы этнической экологии // Этнографическое обозрение. 1983. №1. С. 8.

Крупник И.И. Арктическая этноэкология: Модели традиционного природопользования морских охотников и оленеводов Северной Евразии. М-, 1987. С. 16.

3 Маркарян Э.С. и др. Культура жизнеобеспечения и этнос: Опыт этнокультурного исследования (на примере армянской сельской культуры). Ереван, 1983. С. 9.

Там же. С. 16.

5 Лурье C.B. Историческая этнология. М., 1997. С. 125.

предмета исследования в исторической динамике с момента образования православных миссий в Казахстане до их ликвидации. Историко-сравнительный метод использовался для проведения сравнительного анализа деятельности православных, раскольнических и исламских миссионеров в Казахстане, право-

лпюилгл 'ГИ в-а^ауггпт изгпПРииа и Пт/ГИУ НЯПОТТПЙ — мл/-

...ж .. ..V. ......^ ... .....................-- -- ---1 "' -----•-J

сульман, язычников и буддистов, проживавших в XIX - начале XX в. в азиатской части Российской империи. Результаты использования данного исследовательского метода позволят определить черты сходства и отличия миссионерства Русской православной церкви среди различных инородческих народов империи, в том числе среди казахов, определить особенности миссионерства среди народов с монорелигиозной и полирелигиозной системой, а также поставить вопрос о его результатах, степени эффективности и решить его.

ИсТОЧКИКОБйЯ иЗЗа ИССЛСдСБаНпл« ИСТОЧНИКИ по история ПриВОСЛ«иИС го миссионерства в Казахстане в дореволюционный период представлены пятью группами.

1. Законодательные и нормативные акты. Основная масса источников этой группы включена в Полное собрание законов Российской империи, Свод законов Российской империи и входящие в них Уставы духовных дел иностранных исповеданий 1857 и 1896 гг.1 Некоторая часть источников этой группы нашла отражение в опубликованных сборниках документов и материалов .

Этот тип источников позволяет определить правовой статус Русской православной церкви, других конфессий и религиозных течений в Российской империи, принципы их взаимоотношений, конкретное содержание религиозной политики России в Казахстане, в хронологической последовательности реконструировать ее эволюцию и этапы, выявить механизм смены ее приоритетов, а также определить место и роль в ней православного миссионерства, организованного в отношении населения региона.

2. Документы делопроизводства. Основной массив источников этой группы выявлен автором исследования в архивах Российской Федерации (ГААГ, ГАТО, ГАОО, ГАОрО, РГИА) и Республики Казахстан (ЦГА РК) и впервые введен в научный оборот. Кроме этого, определенное количество документов делопроизводства по истории миссионерства Русской православной церкви в Казахстане нашло отражение в сборниках документов и материалов3.

1 Полное собрание законов Российской империи. 1-е изд. СПб., 1830. Т. 1-40; 2-е изд. СПб., 1871-1880. Т. 1-53; 3-е изд. СПб., 1881-1817. Т. 1-25; Свод законов Российской империи. T. II, ч. 1: Уставы духовных дел иностранных исповеданий. Типография 2-го отделения С.Е.И.В. канцелярии, 1857; Свод законов Российской империи. T. II, ч. I: Устав духовных дел иностранных исповеданий. СПб., 1896.

Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / сост. Д.Ю. Арапов. М., 2001.

3 Документы по истории церквей и вероисповеданий в Алтайском крае (XVII -начало XX в.). Барнаул, 1997; Вехи патернализма: судьбы коренных малочисленных народов Томского севера в системе российской государственности (начало XIX -30-е гг. XX в.). Томск, 2007; В составе Томской губернии // История Республики Алтай в документах Государственного архива Томской области. XIX - начало XX в. Горно-Алтайск, 2004; Из истории казахов: сб. / сост. С. Ешмухамбетов, С. Жекеев. Алматы, 1998; История Букеевского ханства. 1801-1852 гг.: сб. док. и мат. Алматы, 2002; Святогорье. История Республики Алтай в документах ЦХАФ АК. XVII - начало XX в. Горно-Алтайск, 2000.

По характеру происхождения документы делопроизводства можно объединить в несколько подгрупп.

2.1. Материалы делопроизводства Синода и обер-прокурора Синода (РГИА. Ф. 796 - Канцелярия Синода (1721-1918 гг.), Ф. 797 - Канцелярия обер-прокурора Синода (1836-1917 гг.)) представлены ежегодными отчетами обер-прокурора Синода о состоянии православной церкви в России и за рубежом, а также распоряжениями, постановлениями Синода. Документы данной подгруппы являются ценным источником по истории православного миссионерства б Казахстане, поскольку позволяют выявить основные этапы развития православного миссионерства в Казахстане и сравнивать его результаты с итогами деятельности аналогичных миссий азиатских епархий Российской империи,

2.2. Материалы делопроизводства Тобольской, Томской, Оренбургской, Туркестанской, Омской консисторий (ГАОО. Ф. 3 - Главное управление Западной Сибири (1822-1882 гг.), Ф. 16 - Омская духовная консистория (1895— 1921 гг.); ГАОрО. Ф. 173 - Оренбургская духовная комиссия, Ф. 175 - Оренбургский епархиальный комитет Православного миссионерского общества; ГАТО. Ф. 170 - Томская духовная консистория; РГИА. Ф. 736 - Канцелярия Синода (1721-1918 гг.), Ф. 797 - Канцелярия обер-прокурора Синода (1836— 1917); ЦГА РК. Ф. 44 - Семиреченское областное правление, Ф. 64 - Канцелярия Степного генерал-губернатора, г. Омск). Среди них:

- нормативные акты, распоряжения и директивы епископов и консисторий;

- протоколы заседаний консисторий, отражающие текущее состояние дел епархий, в том числе в вопросах организации миссионерства, и позволяющие отслеживать ситуацию в динамике;

- делопроизводственная переписка канцелярий епископов и консисторий с чиновниками местных и центральных администраций, позволяющая определить характер и содержание взаимоотношений светской и духовной власти по целому спектру проблем, связанных с деятельностью Русской православной церкви в Казахстане;

- ежегодные отчеты о состоянии епархий содержат ценную информацию по развитию епархиальных институтов Русской православной церкви в Казахстане, ее церковноприходскому и школьному строительству, позволяют определить совокупность проблем этого процесса, выявить особенности эт-ноконфессиональной ситуации в регионе, классифицировать старообрядчество и сектантство по толкам и согласиям, их численность, локализацию на территории епархий, организационные структуры. Кроме этого, в отчетах пред-

/«t«iottail4 vgmin.№ttmmi г-тгшхгтл/п if ятя усгя ия позволяющис

проследить их в динамике и представить результаты деятельности.

2.3. Материалы делопроизводства миссионерских структур Русской православной церкви в Казахстане (ГААК. Ф. 164 - Алтайская духовная миссия Томского епархиального управления (1830-1919 гг.); ГАОО. Ф. 16 - Омская духовная консистория (1895-1921 гг.); ГАОрО. Ф. 173 - Оренбургская духовная комиссия, Ф. 175 — Орскбургскии епархиальный комитет Православного миссионерского общества, Ф. 202 - Оренбургский епархиальный комитет по удовлетворению духовных потребностей переселенцев; ГАТО. Ф. 170 — Томская духовная консистория, Ф. 184 - Алтайская духовная миссия (1865-1917 гг.); РГИА. Ф. 796 - Канцелярия Синода (1721-1918 гг.); ЦГА РК. Ф. 25 - Туркестанское областное правление, Ф. 44 - Семиреченское областное правление,

Ф. 64 - Канцелярия Степного генерал-губернатора, г. Омск, Ф. 115 - Туркестанский епархиальный комитет по устройству церковного быта переселенцев, Ф. 234 - Совет Семиреченского православного братства, Ф. 387 - Семипалатинское духовное правление):

- ежегодные отчеты Православного миссионерского общества, сведения которых важны для определения динамики развития миссионерских структур региона и результатов их деятельности;

- материалы Всероссийских и региональных миссионерских съездов, отражающие поиск Русской православной церковью механизмов повышения эффективности православного миссионерства и реализации интеграционных устремлений государства;

- протоколы заседаний, отчеты епархиальных комитетов Православного миссионерского общества Оренбургской, Омской, Туркестанской епархий, комитетов по устройству религиозно-нравственных нужд переселенцев, комитетов по устройству быта иовокрещенных. Они важны для выявления комплекса проблем, возникавших перед Русской православной церковью в ходе реализации ею миссионерских задач и механизмов их преодоления;

- отчеты антимусульманских, антираскольнических и антисектантских миссий Казахстана, миссионеров Киргизских миссий, окружных и областных миссионеров, отчеты миссионерских братств, просветительских обществ. Значительно конкретизируют историю православного миссионерства в регионе, позволяют определить административно-территориальное устройство миссии, кадровый потенциал, динамику миссионерского школьного строительства, содержание конкретных форм и методов деятельности служащих миссий, характера взаимодействия с представителями других конфессий региона.

2.4. Материалы делопроизводства светских центральных и местных администраций (РГИА. Ф. 821 - Департамент духовных дел иностранных исповеданий (1833-1914 гг.); ГАОО. Ф. 3 - Главное управление Западной Сибири (1822-1882 гг.); ЦГА PK. Ф. 4 - Областное правление Оренбургскими киргизами, Ф. 44 - Семиреченское областное правление, Ф. 64 - Канцелярия Степного генерал-губернатора, г. Омск) объединили распоряжения и постановления, исходящие из МВД и его Департамента духовных дел иностранных исповеданий, их переписку с администрациями Оренбургского, Западно-Сибирского, Туркестанского, Степного генерал-губернаторств, а также всеподданнейшие отчеты военных губернаторов областей, Оренбургского, ЗападноСибирского и Туркестанского генерал-губернаторов, канцелярий Алтайского горного округа и казачьих войск Казахстана.

Подгруппа позволяет проследить дискуссию центральных и региональных властей по определению стратегии национальной политики в Казахстане, представить ее локальные варианты, выявить позиции властей на проблемы развития православного миссионерства в регионе, сферы сотрудничества с церковными властями в этом направлении, конкретные механизмы ограничения деятельности исламских и раскольнических структур.

3. Публицистика (периодические издания дореволюционного периода). К источникам этой группы относятся специализированные миссионерские издания Русской православной церкви: «Миссионер», «Православный благовест-ник», «Противомусульманский сборник», «Православный собеседник», «Миссионерское обозрение», «Кормчий» и др. Среди местных периодических изда-

ний наибольший интерес по теме исследования представляют «Епархиальные ведомости», издававшиеся Оренбургской епархией с 1975 г., Томской епархией с 1880 г., Омской епархией с 1895 г., Туркестанской епархией с 1898 г. и выходившие два-четыре раза в месяц. На страницах «Епархиальных ведомостей» представлен широкий круг материалов, характеризующих историю, методы и формы работы миссионерских структур на территории Казахстана.

4. Статистические источники представлены «Справочными книгами», издававшимися епархиальными властями Томской, Оренбургской, Туркестанской и Омской епархий1, а также «Обзоры» областей и «Памятные книжки» городов Степного и Туркестанского генерал-губернаторств2. Данная группа источников позволяет получить информацию о количественных характеристиках деятельности Русской православной церкви в Казахстане: проследить динамику строительства приходской системы в регионе, численность прихожан, уровень образования принтов, охарактеризовать процессы развития церковного образования и монастырского строительства. В них представлены также данные по этносоциальной и конфессинальной структуре населения региона, развитию православного миссионерства, позволяющие частично реконструировать процесс институционального оформления православных миссий, определить количественные показатели обращения в православие казахов, старообрядцев и сектантов.

5. Документы личного происхождения (дневники, воспоминания, записки), несмотря на определенный субъективизм многих из них, содержат ценную информацию по истории религиозной политики Российской империи и миссионерства Русской православной церкви в Казахстане. Данную группу источников представляют «Записки» миссионеров Киргизских миссий , воспоминания чиновников местных администраций и духовных деятелей4, а также исторические и путевые очерки исследователей и путешественников5.

1 Памятная книжка Семипалатинской области за 1902 г. Семипалатинск, 1903; Справочная книга Томской епархии. Томск, 1903; Справочная книга Томской епархии за 1909-1910 гг. Томск, 1911.

2 Обзоры Акмолинской области за 1894, 1895, 1912 гг. Акмолинск, 1894-1895; Обзор Семипалатинской области за 1911 г. Семипалатинск, 1912; Обзоры Томской губернии за 1882, 1885, 1889, 1894 гг. Томск, 1884-1812; Обзор Тургайской области

1 rv 1 1 „ 1П1 с. л,.л« „л im п А„ in 1 л

за 17 11 1. wpcnu^jji «17 и, vu^uj; J ^ojidvaum иила^ш ja i7iui> / jjojmurv,

3 Елисеев E. Записки миссионера Буконьекого стана Киргизской миссии за 18921898 гг. СПб., 1900; Он же. Меры для улучшения постановки и более успешной деятель—.............И (^-.^n^,,,,, lOftO Т TT Voll f.» I. Г'..,.,

fWWin ivuiwvmi wpv^ri iv/ipi ruv/o " i ipaouwiuonDiti шшии^ишп. k\js s • U> J^H. IUI . t, ^«иш-

ковский Ф. Записки миссионера Черно-Ануйского стана Алтайской миссии. Томск, 1882.

4 Остроумов Н.К. К истории народного образования в Туркестанском крае. Личные воспоминания. Ташкент, 1911; Он же. К.П. фон Кауфман. Личные воспоминания и исторический очерк народного образования в крае. Ташкент, 1899; Он же. Колебания русского правительства во взглядах на миссионерскую деятельность Православной русской церкви. Казань, 1910; Он же. Характеристика религиозно-нравственной жизни мусульман преимущественно Средней Азии // Православное обозрение. 1880. Т. П. Июнь-июль.

5 Голубев А.Ф. Очерк из путешествия в Среднюю Азию. Заилийский край: библиографический очерк. Омск, 1900; Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. СПб., 1773. Ч. 1; Путешествие Генриха ЬЗозера// царская колонизация в Казахстане (по материалам русской периодической печати XLX в.). Алматы, 1995; Рыч-ков Н.П. Дневниковые записки капитана Н. Рычкова в киргиз-кайсацкой степи 1771 г. СПб., 1772; Яковлев Н. (Коншин Н.Я.). По Усть-Каменогорскому уезду: путевые заметки // Семипалатинские областные ведомости. 1898. №44-45; 1899. №4.

В целом использованная источниковая база достаточно информативна. Анализ источников в совокупности и их интерпретация в историческом контексте позволяют решить поставленные задачи и в полном объеме реконструировать историю миссионерства Русской православной церкви в Казахстане в дореволюционный период.

Научная новизна исследования.

1. Представлена авторская концепция, объединившая теоретические разработки обществоведов в области изучения Российской империи как полиэт-ничного и поликонфессионального общества. В рамках данной концепции предлагается рассматривать политику России в Казахстане как интегральную, направленную на включение региона в общеимперское политико-правовое, социокультурное и экономическое пространство. Политика русификации оп-прлрттяетг.я «як ггтпт/пнпстк мепоппиятий. наплавленных на обеспечение

Г --------- ------ - - ----^------11 ' 1

успешной интеграции, среди которых распространение системы образования и делопроизводства на русском языке, вовлечение этнозлиты в органы местного управления, ограничение сферы влияния ислама и других конфессий, закрепление позиций православия, в том числе с помощью миссионерской деятельности Русской православной церкви.

2. Категория «миссионерство» в представленной концепции приобрела концептуально новое звучание. Миссионерскую деятельность Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX — начале XX в. предлагается рассматривать как часть правительственного курса России, направленного на интеграцию его населения, как тюркского (казахского), так и восточнославянского (русского и украинского), в социокультурное пространство империи, посредством организации и проведения широкомасштабной религиозно-пропагандистской, религиозно-образовательной и религиозно-просветительской деятельности. Таким образом, объектом миссионерской деятельности Русской православной церкви в регионе выступало не только казахское, но и православное население региона - старообрядческое, новообрядческое и сектантское.

3. Значительно расширяются знания о миссионерстве Русской православной церкви в дореволюционный период в отдельном этнорегионе. В исследовании на основе анализа широкого круга источников и обобщения историографического опыта отечественной и зарубежной исторической науки впервые комплексно анализируется история миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX в. как самостоятельная научная проблема. Процесс ее организации рассмотрен на широком культурно-историческом фоне, реконструированы ее причины как внутреннего, так и внешнего порядка, предложена и научно обоснована периодизация, определены особенности каждого из этапов и в целом специфические особенности и локальные тенденции.

4. Впервые в отечественной и зарубежной историографии предпринята попытка развернутого исторического анализа деятельности миссионерских антиисламских и антираскольнических структур, региональных комитетов Православного миссионерского общества, братств и религиозно-просветительских организаций, созданных на территории Казахстана во второй половине XIX - начале XX в., выявления основных тенденций их развития, опре-

деления места и значения каждого в системе организации и реализации миссионерских задач.

5. Определен ряд факторов объективного и субъективного порядка, оказавших значительное влияние на конечный итог реализации интегральных задач Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности в Казахстане. Среди них впервые в историографии рассмотрены не только экономические, но и социальные, духовно-нравственные, этнопсихологические факторы, характеризующие общее состояние казахского и славянского населения региона и их готовность интегрироваться в общеимперское пространство.

6. Сконструирована модель определения эффективности миссионерской деятельности Русской православной церкви и реализации ею главной задачи -интеграции Казахстана в имперское социокультурное пространство. Модель представляет оценочную шкапу, которая состоит из количественных (численность станов, миссий, миссионерских школ, штата миссий, количества крещений и т.д.) и качественных (степень трансформации традиционного религиозного сознания новообращенных) критериев. Их сравнение с результатами миссионерской деятельности Русской православной церкви в других этноре-гионах Российской империи позволяет объективно оценить степень ее эффективности в Казахстане.

7. Введен в научный оборот ранее не привлекавшийся комплекс источников из центральных и региональных архивов Российской Федерации и Республики Казахстан. С их помощью осуществлена реконструкция истории создания и деятельности миссионерских структур Казахстана, миссионерских обществ, рассмотрены процессы государственного регулирования миссионерской деятельности, выявлены позиции местной администрации и епархиальных властей на проблемы миссионерства среди казахского и русского населения региона, определены уровни взаимодействия гражданских и церковных властей в этом вопросе.

8. Выводы исследования имеют теоретическое значение для оформления регионалистики как научного направления современной исторической науки.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории Казахстана и юга Западной Сибири, истории России имперского периода, при разработке общих и специальных лекционных учебных курсов, в краеведческой работе. Кроме того, отдельные результаты могут учитываться при разработке и реализации национальных проектов, направленных на развитие этнорегионов Российской Федерации, а также в процессе решения интеграционных задач на постсоветском пространстве.

Апробация результатов. Основные результаты исследования были доложены на конференциях различного уровня: международных (Алматы, Семипалатинск, Усть-Каменогорск), всероссийских и региональных (Новосибирск, Томск, Омск, Красноярск, Барнаул), а также нашли отражение в двух монографиях, учебном пособии и серии научных статей, общим объемом 48,6 п.л., и использовались автором для разработки лекционного курка «Актуальные проблемы истории Казахстана», читаемого для студентов исторического факультета АлтГУ.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В соответствии с целью и задачами исследования построена структура диссертации, состоящая из введения, четырех глав, заключения, приложения, списка сокращений и библиографии.

Во введении обоснована актуальность темы исследования, представлен историографический анализ, сформулированы цель и задачи, объект и предмет диссертационной работы, определяются ее хронологические и территориальные рамки, методология и методы исследования, представлены источниковая база, научная новизна, практическая значимость, апробация результатов.

В первой главе «Религиозная политика Российской империи в Казахстане в XVIII - начале XX в. и место в ней православного миссионерства» выявляются и анализируются этапы религиозной политики России в Казахстане с момента его присоединения в состав империи до революционных событий 1917 г.

В первом параграфе представлена характеристика основных тенденции религиозной политики Российской империи в Казахстане в XVIII - первой половине XIX в. В 30-е гг. XVIII в. казахской политической элитой было инициировано присоединение Казахстана к Российской империи. Благодаря своеобразному историко-культурному развитию региона на протяжении предшествующего, средневекового периода здесь активно шел процесс исла-мизации казахского общества, в результате которого сложился собственный вариант регионального (бытового/народного) ислама, характеризующийся синкретизмом мусульманских и языческих культов.

Присоединение Казахстана к России по времени совпало с началом реализации политики, направленной на ограничение позиций ислама и создания благоприятных условий для христианизации мусульман империи. Серией законодательных актов 30-х - начала 50-х гг. XVIII в. была запрещена исламская пропаганда среди «инородческих народов» империи, ставилась под правительственный контроль деятельность мусульманских духовных лидеров, вводились ограничения на строительство исламских культовых учреждений и определялись поощрительные меры для перешедших в православие.

Тли"л«тт1тн« У«1П01ГГАПШ то гггтст пап!т1лчилм гтоттмтири ГЛР\/ИЯПЛТПЯ п птнЛ-

шении ислама в 30-60-е гг. XVIII в., практически не затронули население Младшего и Среднего жузов, что объяснялось не только отсутствием исламских религиозных учреждений на их территории и неразвитостью иерархической структуры слоя священнослужителей. В этот период перед Российской империей стояли более актуальные задачи военного и экономического закрепления в регионе в связи со сложными российско-джунгарскими, а позднее российско-цинскими отношениями.

Ситуация изменилась в 70-е гг. XVIII в. после разгрома Джунгарского ханства и последовавшей стабилизацией и урегулированием пограничных вопросов между Россией и Китаем. Эти события способствовали началу интеграционных процессов, связанных с вовлечением казахов в российское имперское пространство. Важной составляющей нового курса национальной политики стала религиозная составляющая, направленная на закрепление административными методами ислама среди казахского населения.

При этом следует подчеркнуть, что изменение позиций государства к вопросам религиозного развития казахского общества во многом определялось трансформацией общего курса империи в отношении ислама. В период правления Екатерины II был провозглашен принцип веротерпимости и в его рамках признаны права мусульман империи на религиозную самобытность, началась интеграция исламских институтов в общеимперскую структуру.

Исламизация казахского общества, наряду с ее интеграционным потенциалом, направленным на включение его в общеимперские исламские структуры, такие, например, как Оренбургское мусульманское духовное собрание, преследовала и другие цели. Во-первых, исламизация должна была снизить межэтнические разногласия, возникающие на почве землепользования между поволжскими мусульманскими народами - башкирами, татарами, с одной стороны, и казахами Младшего жуза - с другой. Во-вторых, она мыслилась как масштабный культуртрегерский проект, в ходе реализации которого, по-спедством закрепления за определенным родовым коллективом конкретной мечети, предполагалось перевести казахов на оседлый образ жизни и затем перейти к распространению православия среди него.

Проводником правительственного курса по ускоренной исламизации казахского общества стал генерал-губернатор Оренбургского края O.A. Игель-стром. Благодаря его активной деятельности в приграничной полосе между кочевьями казахов и южно-сибирскими окраинами империи на рубеже XVIII-XIX вв. началось строительство мечетей, заметно активизировавшееся в первой половине XIX в., среди казахского населения стала формироваться социальная группа мусульманских служителей культа, возросло количество паломничеств к святым местам. Все это свидетельствовало о закреплении позиций ислама в казахской степи.

Учитывая тенденции религиозной политики России в отношении казахов, на протяжении XVIII - первой половины XIX в. вопрос об организации православного миссионерства в степи не ставился, даже несмотря на то, что к этому периоду Русской православной церковью был накоплен значительный опыт ведения религиозной пропаганды среди «инородческого» населения империи. Более того, переход кочевников в христианство сдерживался искусственно и сопровождался определенными бюрократическими препятствиями.

Однако объективные процессы социокультурного сближения русского и казахского народов в приграничной зоне Южной Сибири и Казахстана способствовали принятию православия некоторой частью кочевников. Главной причиной данной тенденции выступал экономический фактор: массовое разорение казахов, связанное с процессом экспроприации пастбищ и передачей их в пользование казакам Уральского и Сибирского войск, привело к кризису кочевого хозяйства и необходимости поиска новых форм и источников существования. В свою очередь, казачество, занятое несением воинскои службы, «ыло заинтересовано в привлечении в свои хозяйства казахов в качестве батраков.

К началу XIX в. относится и появление первых законодательных актов империи, направленных на поощрение распространения православия среди казахов. Так, «Уставом о сибирских киргизах» 1822 г. для них вводились льготы на получение земельного надела при условии перехода в православие, а в 1854 и 1863 гг. были утверждены новые правила принятия христианства, значительно

упрощавшие данную процедуру. Однако в целом масштабы обращения в православие были незначительными: начиная с 1838 г. число крестившихся в Младшем жузе колебалось в среднем от 8 до 30 человек ежегодно. Эти же цифры фиксировались и в Среднем жузе: в 1860 г. в Омском и Петропавловском округах крещение приняли 28, в 1861 г. -17, в 1863 г. - 36, в 1864 г. - 6 человек.

Несмотря на наметившуюся тенденцию перехода пограничных казахов в православие, в целом местные светские и духовные власти проявляли сдержанность по проблеме открытия православной миссии в казахской степи. Их позицию по этому вопросу очень четко сформулировал оренбургский краевед и знаток истории Оренбургской епархии Н.М. Чернавский, который писал, что в первой половине XIX столетия «...было опасно делать какие-либо попытки, чтобы не возбудить подозрительного недовольства, так как посягательство на их (казахов. - Ю.Л.) самобытность веры могло бы отшатнуть их от русского подданства»1.

Во втором параграфе анализируются факторы и причины изменений вектора религиозной политики Российской империи в Казахстане во второй половине XIX - начале XX в., выявляются ее общие тенденции, определяются место и роль православного миссионерства в новой стратегии религиозной имперской политики. Со второй половины XIX в. отношение правящих кругов Российской империи к проблеме российского ислама подверглось серьезной трансформации. Важнейшим ее внешнеполитическим фактором стало расширение границ империи и включение в его состав регионов со значительным по численности мусульманским населением, в том числе Южного Казахстана и Средней Азии. Серьезные последствия для судьбы российского ислама имели весьма неудачная для России Крымская война 1853-1856 гг., которая значительно ослабила позиции империи в «восточном вопросе», а также серия антицинских мусульманских восстаний в Синьцзяне 1864-1871 гг. участниками которых выступили и казахи.

В результате, как справедливо отмечает А.В. Ремнев, у определенной части правящих кругов империи «стало формироваться негативное восприятие российского ислама». Подъем национального сознания и общественно-политической активности мусульман империи стал рассматриваться как фактор, «способствующий соединению национального и конфессионального самосознания восточных народов и порождению угрозы территориальной целостности империи»2.

и связи с этим дискуссия о дальнейшей судьбе российского ислама разворачивалась в двух основных направлениях. Ее участники исходили из того, что, во-первых, Российская империя - полиэтничное и поликонфессиональное государство и, во-вторых, в условиях начавшейся во второй половине XIX в. модернизации всей имперской системы, связанной с необходимостью формирования общероссийского рынка, региональной производственной специализацией, освоением природных и демографических ресурсов национальных окраин, государство должно учитывать интересы этих народов. Важнейшей задачей империостроительства должно было стать «реформирование национальных окраин в рамках интеграционных процессов, направленных на

,ЛПо'г?ернав^кий Н М- Оренбургская епархия в прошлом ее и настоящем. СПб 1903^ Вып. 2. С. 453.

Ремнев A.B. Татары в казахской степи: соратники и соперники Российской империи // Вестник Евразии. М„ 2006. №4. С. 7.

экономическую и социокультурную инкорпорацию народов этих окраин в общеимперское пространство, и создание ряда важных компонентов государственно-политического механизма современного типа» .

При этом либерально настроенные круги российского общества настаивали на создании системы качественно новых этноконфессиональных связей империи с учетом этнического своеобразия населяющих ее народов, призванной обеспечить стабильность в государстве. Таким образом, исключалась возможность наступления государства на религиозную самобытность неправославных народов путем развития православного миссионерства. И, как отмечает МЛ. Батупский, важным фактором их дальнейшего развития должно было стать просвещение, «интерпретируемое всецело в европогенном плане». Естественно в этой связи, что «русская христианская (европогенная) цивилизация рассматривалась как модель, единственно приемлемая для приобщения Народов империи к состоянию просвсщсппости- .

Консерваторы заняли более радикальную позицию: ими был предложен проект, направленный на религиозно-культурную унификацию многочисленных народов империи на основе русского языка, культуры и православия. Они во многом способствовали формированию исламофобских настроений в российском обществе, подвергли резкой критике религиозную политику России, проводимую на рубеже XVIII - первой половины XIX в., направленную на поддержание и развитие ислама, настаивали на скорейшем создании системы противодействия его распространению в масштабах всей империи. Идея развития православного миссионерства, русского языка и культуры среди инородческих народов империи стала центральной.

Региональные варианты нового правительственного курса в отношении ислама во многом определялись позицией местных администраций. В Казахстане генерал-губернаторы и их окружение руководствовались в своих действиях и суждениях конкретной общественно-религиозной ситуацией, характерной для того или иного региона.

Так, администрации Оренбургского и Западно-Сибирского генерал-губернаторств, распространявших свою юрисдикцию на кочевья казахов Младшего и Среднего жузов, являлись сторонниками активного наступления на ислам и принятия жестких мер, направленных на ограничение его распространения в степи. Они исходили из того, что в результате проведения административно-территориальных реформ 20-ои-х гг. XIX в. происходит успешная интеграция данного региона в общеимперское пространство. Исламский фактор, учитывая близость региона к мусульманским центрам Поволжья, мог выступить, по их мнению, дестабилизирующим фактором этой интеграции. Поэтому главную задачу религиозной политики России в данном регионе они видели в дезинтеграции казахского мусульманского движения и вычленении его из общемусульманского российского движения.

Данная позиция местных властей нашла отражение в серии административно-территориальных реформ 60-80-х гг. XIX в. В ходе их реализации духовные дела казахов были изъяты из компетенции Оренбургского мусульманского духовного собрания и переданы местным муллам, которые стали подчиняться Гражданскому управлению и Министерству внутренних дел. Брач-

1 Батунский М.А. Россия и ислам. М., 2003. Ч. II. С. 401.

2 Там же. С. 402.

ные и семейные дела казахов вошли в компетенцию народного суда биев. Обязанности мулл не были определены, что лишало их статуса представителей органов управления, они также отстранялись от ведения метрических книг, обязаны были выплачивать налоги и нести повинности наравне с остальным населением. Закон предусматривал наказание мулл за вмешательство в названные выше дела, как за самовольное присвоение власти.

Как альтернативу исламу чиновники местных администраций рассматривали распространение среди казахского населения православных идей. Однако в 60-80-е гг. XIX в. они демонстрировали осторожность и взвешенность в этом вопросе и предпочитали комплексно изучать ситуацию, не принимать быстрых и непродуманных решений, считая, что миссионерам будет небезопасно вести деятельность среди казахского населения. Среди факторов преждевременности открытия православной миссии назывались дисперсность проживания кочевников, их исламский фанатизм и отсутствие расположенности к христианству.

Процесс образования православной миссии для казахов был значительно активизирован с приходом на пост генерал-губернатора Степного края Г.А. Колпаковского, который, в отличие от предшествующих ему администраторов, являлся активным сторонником начала миссионерства в степи. В результате в 80-90-е гг. XIX в. в регионе была организована деятельность Киргизских православных миссий, задачей которых стала антиисламская пропаганда среди казахского населения.

В Туркестанском генерал-губернаторстве была апробирована другая модель политики в отношении ислама. Она разрабатывалась с учетом того, что его позиции в общественно-политической и культурной жизни населения Старшего жуза были значительно прочнее, чем в Степном крае. Ведущую роль в конкретном наполнении содержания религиозной политики в Туркестане сыграл его первый генерал-губернатор К.П. Кауфман. Он являлся противником организации православного миссионерства в регионе и активного наступления на исламские институты. По его мнению, необходимо было признать принцип невмешательства в духовную и образовательную часть существовавших у народов Туркестанского генерал-губернаторства учреждений. При этом для интеграции региона в имперское пространство он считал необходимым создание сети российских образовательных учреждений с совместным обучением русских и казахских детей - «русско-туземных» школ. К.П. Кауфман рассчитывал, что если бы удалось решить эту проблему и в значительных масштабах вовлечь в российскую образовательную систему казахское население, это дало бы повод «навесить на оседлых мусульман (сартов, таджиков, татар) ярлык консерваторов и реакционеров, противопоставив им просветленных европейской ученостью, в громадной мере русифицированных и политически лояльных казахов»'.

Концептуальные положения К.П. Кауфмана по вопросам религиозной политики в Туркестанском генерал-губернаторстве были реализованы в период его руководства краем с 1867 по 1882 г. Главным ее содержанием стал от-

1 Цит. по: Батунский М.А. Россия и ислам. М„ 2003. Ч. II. С. 404.

каз от открытого и прямого вмешательства в религиозную жизнь мусульман и форсированного демонтажа исламских структур. Продвижение российских войск в глубь Средней Азии и расширение границ Туркестанского генерал-губернаторства неизменно сопровождались предоставлением местному населению гарантий со стороны России свободы отправления религиозного культа, а также неприкосновенность их веры и обычаев.

В итоге в российском Туркестане во второй половине XIX в. была сохранена система мусульманского образования и шариатских судов, наблюдался рост численности мечетей, строительство которых в некоторых случаях осуществлялось за счет государства. Важным фактором религиозной политики в Туркестанском крае явилось и то обстоятельство, что местные власти считали нецелесообразным создание православной миссии. Поэтом}', несмотря на то,

____ /->_____________________ а_________________ ~ оп пп ~ ™ «у ~ „ т.,-,..-,

ни в ^раБ 7111 пд^л иоиш ^атииоапа о ии—11 • ^V о., о 1 У

стане религиозная пропаганда Русской православной церкви среди казахского населения началась только перед началом Первой мировой войны.

Вторая глава «Миссионерство Русской православной церкви среди казахского населения (вторая половина XIX - начало XX в.)», состоящая из двух параграфов, посвящена сравнительному анализу деятельности православных Киргизских миссий, созданных в Оренбургской, Омской и Туркестанской епархиях, выявлению основных этапов их развития, общих и особенных тенденций реализации миссионерских задач.

В пеоном параграфе определены этапы функционирования православ-

тг __________ _________г\.______-________—"—.

нЫХ 1\пр1 пл^лпл миссии ирспи^ри-лин п им^лип сиарлпи, иир^л^пв! иищпс

и отличительные особенности в понимании ими цели и задач деятельности, детерминированные конкретно-исторической ситуацией, имевшей место в регионе, проведен сравнительный анализ структурных элементов миссий.

Этап становления православных миссионерских структур Казахстана -1881-1895 гг. - был связан с организацией деятельности Киргизской миссии среди казахского населения, кочующего в пределах Южного Алтая, на территории современной Восточно-Казахстанской области. В учредительных документах миссия получила название «антиисламской», что определило содержание ее конкретной работы - ограничение влияния ислама на жизнь кочевников и пропаганда среди них православных идей.

Особенностью начального этапа деятельности Киргизской миссии стало то, что огромное влияние на определение конкретных методов и форм ее работы оказала Алтайская духовная миссия Томской епархии, филиалом которой она являлась. Реализация миссионерских задач осуществлялась в ходе организации работы станов, становившихся центрами православной пропаганды и местом расселения новокрещенных казахов.

Второй этап православного миссионерства в казахской степи был связан с 90-ми гг. XIX - началом XX в. Несоответствие административно-территориального деления Казахстана епархиальному привело к тому, что среди казахов в этот период была параллельно организована работа двух Киргизских миссий. Первая действовала в пределах Омской епархии (ей были переданы и станы Киргизской миссии Томской епархии) на территории Акмолинской и Семипалатинской областей, вторая - в Оренбургской епархии, в Уральской и Тургайской областях Степного генерал-губернаторства.

В связи с усилением позиций ислама среди казахов-кочевников обе миссии были призваны препятствовать дальнейшему его распространению и активно привлекать казахов в лоно православной церкви. Однако особенности этноконфессиональной и социокультурной ситуации в Омской и Оренбургской епархиях привели, в конечном итоге, к расхождению в определении целей и задач Киргизских миссий. Так, омские миссионеры считали необходимым целенаправленно проводить работу исключительно среди казахского населения края, в то время как их оренбургские коллеги видели эти задачи гораздо шире. Помимо казахского населения, они включали в поле своей деятельности крестьян-переселенцев, подвергшихся культурной и религиозной ассимиляции со стороны казахов-мусульман. Таким образом, одним из направлений деятельности оренбургских миссионеров стало укрепление в православной вере русского населения края.

Отличалась и структура миссий. Киргизская миссия Омской епархии использовала классический метод организации своей деятельности по аналогии с Алтайской духовной миссией, в основе которого был заложен принцип работы станов во главе с миссионерами, подчинявшимися начальнику миссии. При этом территориальные границы станов не были четко определены. Омский епархиальный комитет Православного миссионерского общества, созданный в 1895 г., фактически не вмешивался в дела миссии и был занят сбором пожертвований на миссионерские нужды.

В этом же контексте действовала на начальном этапе и Оренбургская миссия. Однако в связи с распространением антиисламской деятельности за пределы казахской степи, на территорию Оренбургской губернии, структура миссии была трансформирована. Координатором миссионерской деятельности выступил оренбургской епархиальный Комитет православного миссионерского общества, который разделил территорию епархии на миссионерские округа, уезды и станы, которым соответствовали должности окружных, уездных миссионеров и миссионеров отдельных станов. Киргизская миссия стала подчиняться Комитету, потеряв свою самостоятельность.

В то же время, несмотря на различия в понимании цели и задач деятельности, методов их реализации, 90-е гг. XIX - начало XX в. стали временем наивысшего расцвета Киргизских миссий в осуществлении поставленных задач. Именно в этот период было открыто наибольшее количество станов, миссионерских школ с интернатами при них, созданы различные религиозно-миссионерские общества, осуществлялось в полном объеме финансировячие государством миссионерских структур.

События первой русской революции 1905-1907 гг. стали переломным моментом в истории Киргизских миссий Омской и Оренбургской епархий и началом завершающего, третьего, этапа их истории. Манифест о свободе вероисповедания, а также социально-экономический кризис, последовавший за революцией, привели к сокращению их финансирования, закрытию станов и школ при них, отпадению в ислам новокрещенных казахов.

Пострсволюционный период характеризовался поисками руководством антимусульманских миссий Оренбургской и Омской епархий выхода из сложной ситуации, в которой они оказались. На многочисленных заседаниях епархиальных Комитетов миссионерского общества духовными властями

предлагались различные способы реанимации миссионерства в казахской степи, в том числе улучшение издательского дела на казахском языке, привлечение казахского населения к работе в миссии, проведение миссионерских съездов и т.д. Однако все предпринимаемые в этом направлении шаги не дали желаемого зшфекта. После событий 1917 г. и падения династии Романовых Русская православная церковь свернула свою миссионерскую деятельность среди казахов-кочевников.

Во втором параграфе представлен анализ причин и особенностей организации православного миссионерства на территории Южного и Юго-Восточного Казахстана, территории которого в дореволюционный период входили в юрисдикцию Туркестанской епархии.

Несмотря на активно развернувшийся процесс организации миссионерской пропаганды* среди инородцев империи, представители Туркестанской администрации рассматривали данный процесс нежелательным и преждевременным для региона. Причины этого виделись в значительно большей степени испами-зации местного казахского населения, близости региона к среднеазиатским исламским центрам, его территориальной отдаленности от южносибирских окраин Российской империи и отсутствии, таким образом, устойчивых этнокультурных контактов, способных обеспечить успешность православной пропаганды между православным русским и мусульманским казахским населением.

Тем не менее в 60-70 гг. XIX в. в Туркестанском крае была организована деятельность православной миссии, ориентированной на работу среди китаи-ских эмигрантов. Их появление на территории Семиреченской области в конце 60-х гг. XIX в. в статусе беженцев было связано с внутриполитическими событиями в китайской провинции Синьцзян. В ходе антицинских мусульманских восстаний, этническим ядром которых выступили уйгуры, дунгане и казахи, оставшееся верным китайскому правительству пограничное оседлое население вынуждено было искать убежища в пределах Российской империи. Спасшиеся маньчжуры, калмыки, сибо, солоны и другие этнические группы, общей численностью 14000 человек, бежали в Семиречье и были размещены в Копале, Верном и других населенных пунктах региона.

Появление китайских эмигрантов в Семиреченской области вызвало дискуссию о перспективах их дальнейшего проживания в пределах Российской империи, определения их социального статуса, решении широкого спектра проблем их социокультурной и экономической адаптации. Наиболее перспективным был признан проект обустройства китайских эмигрантов, предложенный военным губернатором Семиреченской области Г.А. Колпаковским, который был утвержден в 1869 г. императором Александром П и предполагал их принятие в российское под данство. Важным моментом процесса должен был стать переход эмигрантов в православие, что рассматривалось как гарантия преданности короне и попытка исключить возможность их участия в антиправительственных выступлениях.

В 1869 г. в Семиреченской области была создана специальная миссионерская структура - Казанско-Богородичное братство Туркестанской епархии (позднее -Семиреченское православное братство), призванное обеспечить успех обращения китайских эмигрантов в православие. 70-е гт. XIX в. стали временем его активной деятельности, связанной с образованием вблизи г. Копал Сарканского миссионерского стана и школы при нем. Всего, по данным братства, из 9400 человек,

оставшихся в пределах Российской империи и не возвратившихся в Китай после подавления цинскими властями антиправительственных выступлений в Синь-цзяне, православие приняли около 1000 китайских эмигрантов.

Таким образом, оформившаяся в 70-е гт. XIX в. православная миссия в Туркестанском крае реализовывала весьма специфичные задачи - наблюдение и контроль за политической лояльностью китайских эмигрантов, принявших российское подданство, и не ставила задач организации широкой антиисламской пропаганды и распространения православия среди местного казахского населения. Однако объективно ее работа способствовала процессу религиозной аккультурации и переходу некоторой его части в лоно данной религиозной системы.

Позиция властей по вопросу организации православного миссионерства в Туркестанском генерал-губернаторстве среди казахского населения претерпела значительные изменения после событий первой русской революции. Это было связано с изменением внутриполитической ситуации, характеризовавшейся ростом этнического самосознания тюркских народов империи и процессами их консолидации. Важным фактором данного процесса выступала религиозная составляющая - на рубеже Х1Х-ХХ вв. наблюдался неизменный рост влияния ислама на жизнь казахов-кочевников.

Результатом явилась организация в Туркестане в 1909 г. антиисламской православной миссии. Однако специфичной стала методика ее деятельности -единственному миссионеру пришлось фактически отказаться от проведения открытой православной пропаганды из-за опасений вызвать недовольство мусульманского населения и заниматься исключительно «благовествовани-ем»: распространением литературы миссионерского содержания, проведением «тайных» бесед и т.д. В конечном итоге миссия не сыграла сколько-нибудь значимой роли в развитии религиозно-культурного ландшафта Туркестанского генерал-губернаторства.

Третья глава «Взаимоотношения Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством в Казахстане (вторая половина XIX -начало XX в.)» состоит из двух параграфов и представляет характеристику основных этапов формирования старообрядческого и сектантского населения региона, его локализацию и классификацию по направлениям и толкам. В главе также проведен анализ основных механизмов взаимодействия официальной коБОобряднои церкви с данными религиозными течениями, выявлены основное содержание и особенности миссионерской деятельности Русской православной церкви среди них.

В первом параграфе представлены основные факторы, механизмы и этапы формирования старообрядческого и сектантского населения Казахстана, выявлены причины и особенности их региональной локализации, представлена классификация по направлениям и толкам.

Процесс формирования старообрядческого населения Казахстана был связан с началом присоединения его территорий к Российской империи. На протяжении XVIII в. русские активно осваивали пограничную с казахской степью зону Южной Сибири и Южного Зауралья. При этом велось строительство военно-оборонительных сооружений на всей приграничной линии от Урала до Иртыша, сопровождавшееся формированием иррегулярных войск в регионе - Уральского, Оренбургского и Сибирского казачьих войск. Для решения проблемы их снабжения продовольствием, прежде всего хлебом, мест-

ные власти стремились заселить войсковые территории крестьянским населением. При этом оренбургские и сибирские власти поощряли добровольную миграцию крестьян-старообрядцев, а в некоторых случаях использовали административный ресурс. Так, территории Верхнего Прииртышья и Южного Алтая заселялись ссыльными старообрядцами.

В результате к концу XVIII в. в приграничной с Южной Сибирью и Зауральем территории Казахстана определились два крупных старообрядческих центра. Одним из них являлся Западный Казахстан, земельные массивы которого по р. Урал, принадлежавшие казахам Младшего жуза, были отмежеваны

п чо in ^ti Vnirrf лупгл i^mnttt арл "Зплтпггат илл ,tn/vri ишапа

о ii\jjii>jjf J vy RtwaiDW О UUU1.IVU. Jiiu iui>— iLiiiasi -i«v i о \j uavwje-

ния выступала носителем старообрядческой православной традиции. К середине XIX в. официальные статистические данные фиксировали более 30000 старообрядцев, проживающих в 126 поселениях Уральского казачьего войска.

т iAAAS „„„ 1 ,, Г\™ ^ /А All „оп \

LIUIIUVI^IUIUVW «1Л UlWtU 11U J pajlUVl, 1W1.J >1 * JpUVU 1WJ1 .J.

Вторым центром старообрядчества стал современный Восточный Казахстан — Верхнее Прииртышье и Бухтарминский край. В отличие от первого региона, основными носителями старообрядчества выступали здесь не казаки, а крестьяне - беглые, ссыльные или вольнопоселенцы. На протяжении первой половины XVIII в. в регион переселялись лишь отдельные группы старообрядцев - беглецов. В 60-80 гг. этого столетия характерными стали добровольная миграция и ссылка старообрядцев в этот регион.

Нехватка рабочих кадров для работы на рудниках Южного Алтая и необходимость решения проблемы развития хлебопашеского хозяйства привели к компромиссу между правительством и старообрядцами региона. К концу XVIII в. государство признало их религиозную специфику, отказалось от преследования и присвоило им категорию «ясашных инородцев», обязав отрабатывать в виде государственной повинности на предприятиях горнорудной промышленности. Всего на территории Восточного Казахстана к 40-м гг. XIX столетия проживало 6490 старообрядцев, в том числе в Убинской волости 1903, в Бухтарминской волости - 537, в Крутоберезовской - 4050 старообрядцев.

В первой половине XIX в. в связи с реализацией серии административно-территориальных реформ, связанных с ликвидацией ханской власти в Младшем и Среднем жузах, началось выдвижение российских аванпостов в глубь казахской степи. Одним из результатов этой политической акции стало распростране-

.;''» /vmnnn^nnmja^T.tiv л^мттт п/, птп i 1 ч .дмит. n,rr.,rmv {~\ж «лп-лт! »\ili,ft/vpii i/i¥T^imn

n/iv ^lu^wupyi^^wiuiA Owiij,! Ii i du onj ipvnmiA uivpjri(uv wjmuin ^шшдпи-

Сибирского генерал-губернаторства. Наиболее крупной являлась староверческая община Кокчетавского округа, численность которой на протяжении первой половины XIX в. была стабильной и не превышала в целом 2500 человек.

С 70-80-х гг. XIX в. наблюдалось увеличение численности старообрядцев Казахстана. Это происходило ке только за счет естественного прироста, но, главным образом, по причине начавшейся в этот период миграции крестьян из европейской части страны. На рубеже XIX-XX вв. происходила активная дифференциация старообрядческих общин по толкам, которые были представлены в регионе двумя основными группами - поповцами (беглопоповцы и приемлющие священство белокриницкой иерархии) и беспоповцами, не признающими священства (федосеевцы, нетовцы, дырники, немоляки, оховцы, самодуров-цы). В роли промежуточного звена между поповскими и беспоповскими согласиями выступали часовенный, стариковский и дьяконовский толки.

По степени концентрации на территории Казахстана во второй половине XIX - XX в. старообрядческие общины различных согласий были представ-

лены неравномерно, при этом лидирующие позиции продолжал занимать Западный и Восточный Казахстан. Однако появились и новые центры: на территории Акмолинской области значительную их часть составляли казаки Сибирского казачьего войска и в Южном Казахстане - г. Казалинске.

Во второй половине XIX - начале XX в. миграционное движение крестьян из европейской части Российской империи в Казахстан, наряду с ростом старообрядческого населения, привело к появлению здесь сектантских течений. При этом следует отметить, что их локализация на территории региона была крайне неравномерной. Это было обусловлено особенностями государственной стратегии переселения, учитывающей этноконфессиональную ситуацию регионов, их природно-климатические характеристики, потенциал земельных ресурсов и т.д.

В итоге открытыми для переселения в 80-90-е гг. XIX в. оказались Акмолинская и Семипалатинская области, в пределах которых наблюдался наибольший рост численности сектантского населения Казахстана. Наиболее многочисленными на территории этих области были протестантские общины (батисты, евангельские христиане, штундисты, адвентисты и др.). Их носителями выступили как русские крестьяне-переселенцы, преимущественно из Самарской, Тамбовской, Киевской и Астраханской губерний, так и немецкие поселенцы. Всего к 1913 г. в пределах, например, Акмолинской области проживало 10226 баптистов, 782 адвентиста, 740 менонита.

Второй по численности религиозной общиной в этом регионе являлась секта молокан и идейно близких к ней духоборов. Ее представители проживали в станицах Сибирского казачьего войска, а также в переселенческих поселках Омского и Петропавловского уездов и насчитывали к началу Первой мировой войны около 9000 человек. Кроме них, в Акмолинской области из среды староверов-беспоповцев оформилась община «Духовных христиан нового духовного Израиля», а к 1915 г. были зафиксированы секты хлыстов и афонских имябожников, никудышники, также именующие себя «квакерами», иоанниты (киселевцы), толстовцы, проживавшие, в основном, в городах Акмолинской и Семипалатинской областей.

На территории Уральской и Тургайской областей первые сектантские общины появились на рубеже Х1Х-ХХ вв. и были крайне малочисленными, что объясняется не только официальным закрытием Уральской области для переселения, но и преобладанием в регионе старообрядческих общин, что делало его малопривлекательным для сектантов. И, наконец, гораздо позднее

---------------............................ п Т/Л.....„. . .. Т/Л,— Г>------------ Т/*----------- „

\-\_i\ 1 ап 1 \_i\nv, иищппо! нилошш^ а нулкпига п 1уиги^митит 1 ии\~ — о

начале XX в., что было связано с более поздним открытием Семиреченской и Сырдарьинской областей для крестьянской миграции из европейской части Российской империи.

Во втором параграфе прослежены основные методы и формы взаимодействия государства и Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством, определены основные цели и задачи миссионерской деятельности, а также механизмы ее реализации.

Рост численности старообрядческих и сектантских общин Казахстана во второй половине XIX - начале XX в. вызвал к жизни необходимость поиска Русской православной церковью новых форм взаимодействия с ними, при условии учета опыта предыдущего «единоверческого» периода. Главным со-

держанием нового курса стали отказ от открытого противостояния с расколом и переход к более либеральным методам воздействия на него и ограничениям его распространения.

Практическая реализация новых принципов взаимодействия со старообрядческими и сектантскими общинами выразилась в двух основных направлениях. Первое предполагало создание в Казахстане специальных миссионерских структур, призванных вести религиозную пропаганду среди раскольнического населения. В Оренбургской епархии такой структурой выступило Михаило-Архангельское братство, три отделения которого с 1886 г. работали на территории Уральской и Тургайской областей, в Туркестанской епархии -Туркестанское епархиальное братство (с 1886 г. - Казанско-Богородичное просветительское братство), в Омской епархии - Омское епархиальное братство.

С 1888 г. по итогам I Всероссийского миссионерского съезда и с принятием «Правил об устройстве миссий и способе действий миссионеров и пастырей Церкви по отношению к раскольникам и сектантам» в епархиях Казахстана начали вводить должности епархиальных, уездных или окружных миссионеров. Главным содержанием их деятельности являлись организация поездок в районы наиболее компактного проживания старообрядцев и сектантов и проведение среди них религиозно-нравственных бесед, посещение частных домов, раздача литературы миссионерского содержания. По аналогичной схеме выстраивали свою работу окружные, уездные и областные противораскольни-чьи и протиЕссектантские миссионеры. В своей работе они руководствовались «Общими правилами по устройству миссий» 1888, 1908 гт., которые освобождали их от выполнения функций приходских священников и обязывали вести исключительно миссионерскую пропаганду, а также направлять миссионерскую деятельность приходских священников. Последние не освобождались от приходских обязанностей, но в свободное время и параллельно с основной работой призывались миссионерствовать среди старообрядцев и сектантов.

В то же время в конкретных обстоятельствах, складывавшихся в регионе, деятельность миссионеров выходила далеко за рамки «Правил». В частности, им приходилось принимать активное участие в организации церковноприходской жизни православного населения Казахстана. В рамках работы епархиальных комитетов по устройству религиозного быта переселенцев они занимались проектированием новых приходов, руководили строительством церквей и приходских школ в них, собирали для этого необходимую документацию. При их активной поддержке в регионе было создано несколько монашеских обителей, призванных в том числе выполнять миссионерские задачи, а также формировать библиотечные фонды городских, приходских, миссионерских церквей. В условиях нехватки кадров священнослужителей миссионеры нередко выполняли обязанности приходских священников. Большое значение придавалось также сотрудничеству церковных и местных властей в вопросах выявления в общей массе крестьян-переселенцев старообрядцев и сектантов, определения их численности, регистрации религиозных общин, пресечения религиозной пропаганды среди православного населения региона, возбуждения уголовных дел по ее факту.

Вторым направлением миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане, направленной на пресечение старообрядческой и сектантской пропаганды, стала организация широкой религиозно-просвети-

тельской работы среди местного православного населения. Особенно оно актуализировалось в специфических условиях Казахстана второй половины XIX - начала XX в., когда только набирало темпы формирование церковноприходской жизни и в регионе наблюдалось падение религиозно-нравственного уровня его жителей.

Первостепенное значение в этой работе отводилось церковной проповеди как основной форме религиозно-нравственного воспитания, проведению вне-богослужебных собеседований и народных чтений с прихожанами как в городских, так и в сельских приходах. Важным моментом признавалось создание различных обществ и кружков на базе приходских храмов с целью пропаганды среди населения идей православия, а также распространение литературы миссионерского содержания.

Как механизм повышения общего уровня религиозных знаний населения Казахстана рассматривалось и создание системы церковно-школьного образования. Оно осуществлялось на основе «Правил о церковноприходских школах» 1884 г. и «Правил о школах грамоты» 1891 г. Несмотря на наличие серьезным проблем, связанных с низким уровнем профессиональной подготовки учителей церковноприходских школ, неудовлетворительным санитарным состоянием и материально-техническим обеспечением, в целом процесс церковно-школьного строительства во второй половине XIX - начале XX в. на территории Казахстана неизменно набирал темпы.

Помимо указанных форм, важное значение в закреплении морально-нравственного облика православных жителей Казахстана и борьбе со старообрядчеством и сектантством придавалось поездкам архиепископов «с целью обозрения епархий», совершаемым ими ежегодно, а также организации поездок по святым местам и проведению крестных ходов во время православных праздников.

Четвертая глава «Основные проблемы миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX в. и ее итоги» представляет анализ совокупности причин субъективного и объективного порядка, которые оказали существенное влияние на конечные результаты деятельности православных антиисламских, антистарообрядческих и антисектантских миссий Казахстана во второй половине XIX - начале XX в.

В первом параграфе анализируется общее состояние развития институтов Русской православной церкви в Казахстане в период организации и проведения миссионерской деятельности на его территории.

Процесс развития административно-территориальной системы управления Русской православной церкви в Казахстане осуществлялся ь рамках общеимперских тенденций. К середине XIX в. она представляла трехступенчатую модель: епархия-благочиние-приход. В этот же период в связи с завершением процесса присоединения Казахстана к Российской империи и резким увеличением численности православного населения за счет крестьянской миграции в регион произошло расширение сферы влияния Русской православной церкви. Оно охватило фактически все регионы Казахстана, что выразилось в создании новых епархий: Оренбургской, Туркестанской и Омской. На Западе Казахстана Уральская область вошла в состав Самарской, часть районов Восточного Казахстана - Томской епархии.

Общей тенденцией для епархиальных центров Казахстана во второй половине XIX - начале XX в. являлись крайне низкие темпы церковноприход-

ского строительства, которые не соответствовали темпам крестьянского переселения. Причинами такого положения выступала совокупность проблем: недостаточное финансирование, кадровая проблема и низкий квалификационный уровень кадров священнослужителей, финансовая несостоятельность

Ллптншилтпо пополопвиноп uonmonnoDiiTia пи Лпоп. ui лр^а л^оотрпьлтоо пл

UUJlUUiltilV i Ult HVpWVV^iVIil^VU) llVllV^UUVl/lULiiU/l lllll IIU VWU/t V/U/áJUáMldViUU ilV

содержанию приходского духовенства, предоставлению ему земельных наделов и помещений для проживания, а также выплаты денег за исполнение треб.

Прилагаемые государством и Синодом усилия, направленные на расширение церковноприходского и храмового строительства в регионе, желаемых результатов не дали. Даже к 1914 г. для многих переселенческих районов Казахстана актуальной оставалась проблема удовлетворения религиозно-нравственных потребностей православного населения.

Это привело к значительной трансформации цели и задач деятельности

ПЛЛПЛЛТТООТТТ^ I/'rrrM-'IÍO^I.'IIV ИПЛЛпЛ* ТТЛ ТЛППТГГЛППП I7V ЛТ11ГЛП Т J TT^PenVrtn Т» От то _

liL/aouuiaonoiA iviipi nJviutA miivvnti. iiu iC^niuprui мл viuituu n lluvwmuu l> jiiu"

читальном количестве селились крестьяне-переселенцы. В этой ситуации миссионеры вынуждены были перейти к исполнению функций приходских священников, что значительно сгриннчивдло их возможности, и 8 некоторых случаях делало фактически невозможным реализацию миссионерских задач среди казахского населения. Многие из антистарообрядческих и антисектантских миссионеров, действовавших в Казахстане, из-за отсутствия развитой цер-ковно-приходской системы также бьши вынуждены смещать акценты в своей деятельности в сторону удовлетворения религиозно-нравственных потребностей православного населения, исполнения треб, а не на борьбу с расколом.

Во втором параграфе выявляется потенциал православной, исламской и раскольнической пропаганды в Казахстане, проводится сравнительный анализ особенностей их организации и методов деятельности. Миссионерская деятельность Русской православной церкви в Казахстане среди местного населения значительно осложнялась присутствием в регионе мусульманских, старообрядческих и сектантских проповедников, несмотря на то, что российское законодательство запрещало любую религиозную пропаганду, за исключением православной. В результате служащим православных миссий пришлось столкнуться с ними в жесткой конкурентной борьбе за паству, характер и исход которой во многом определялся целым рядом объективных и субъективных обстоятельств.

К числу объективных факторов следует, на наш взгляд, отнести «цивили-зационный код» казахов, сформировавшийся в специфических условиях хозяйственно-культурного типа - кочевого скотоводства. Сезонные перекочевки, рацион питания, традиционные социальные связи, этнопсихологические и ментальные особенности казахов делали фактически невозможным восприятие ими христианских догм и правил. Закрепление к этому периоду среди кочевников ислама в форме суфизма во многом стало возможным благодаря его способности адаптироваться к языческому мировоззрению казахов, заимствовав многие его компоненты и наложив на них собственные концептуальные положения. Христианство такой гибкостью, безусловно, не обладало.

Важным субъективным фактором, обеспечившим успех исламскому миссионерству, являлись его огромные финансовые возможности и методика, которую использовали мусульманские проповедники в своей работе. Она отличалась гибкостью, готовностью адаптироваться к местным условиям, учитывала особенности хозяйства и быта казахского населения. Постоянное проживание в

казахском ауле мусульманских миссионеров под видом торговцев, лекарей и учителей, отсутствие для них языковой проблемы давали им возможность более длительно и эффективно воздействовать на религиозное сознание кочевников.

Единственным методом ведения религиозной пропаганды для православных миссионеров оставались так называемые разъезды по степи, количество которых определялось конкретными обстоятельствами. Однако, учитывая огромные по площади территории Казахстана, которые должны были охватить работой миссионеры, посетить несколько раз в год один и тот же аул у них не было возможности. Таким образом, эффективность их работы фактически сводилась к нулю.

Реализации задач православного миссионерства в Казахстане объективно препятствовала деятельность старообрядческих и сектантских миссионеров. Она была не менее организована и профинансирована, чем деятельность мусульманских пропагандистов, и при этом использовала более разветвленный арсенал методов и средств. У старообрядческих общин и сект были специально подготовленные кадры - наставники, начетники, «дядьки», пресвитеры и т.д. Их деятельность координировалась руководителями общин, районы их проживания были разделены на миссионерские участки, за каждым из которых закреплялся свой наставник. К проведению религиозной пропаганды, наряду со специально подготовленными кадрами, допускались все члены старообрядческой или сектантской общины.

В отличие от исламского и раскольнического, для православного миссионерства Казахстана проблема финансирования всегда являлась актуальной. Выделяемые бюджетные средства для деятельности миссии шли, как правило, на выплату миссионерам заработной платы, аренду для них квартир и оплату поездок по степи. На благотворительные нужды и помощь новокрещен-ным казахам денежные средства миссий были крайне ограничены. Попытки ПГЗИВЛеЧЬ К благотвончтешиш-™ птпги^-ппттпр 'ТРНМР кпяа —

' ^ "I --------------------------------"£---------

переселенцев, казачество и русских купцов - большого успеха не имели.

Слабое финансирование миссионерских структур со стороны государства ограничивало возможности расширения штата миссий и количества станов. Большинство их сотрудников совмещали должности миссионеров антисектантских и антистарообрядческих. Ситуация усугублялась наличием языковой проблемы для сотрудников Киргизских миссий, попытки самостоятельного решения которой оказались малоэффективны.

В третьем параграфе анализируется совокупность проблем, связанных с социокультурной и хозяйственной адаптацией крещеных казахов Киргизских миссий Омской и Оренбургской епархий. Реализация православных миссионерских задач нашла благоприятную почву только среди той части казахского общества, которая на протяжении продолжительного промежутка времени проживала в приграничной с Южной Сибирью и Южным Зауральем зоне и вступала в экономические и этнокультурные контакты с православным русским населением. Именно поэтому процесс создания станов Киргизских миссий начался в казачьих поселках и крестьянских селах. Важным фактором успешности деятельности Киргизских миссий, по мнению их служащих, должно было стать совместное проживание православных русских жителей Казахстана и новокрещенных казахов на территории одного населенного пункта. Это обстоятельство могло бы способствовать более успешному про-

цессу социокультурной адаптации крещеных, закреплению их в православии, заимствованию русской бытовой обрядности и т.д.

В то же время в процессе социокультурной адаптации новокрещенных православным миссионерам пришлось столкнуться с комплексом проблем. Во-первых, к моменту организации православного миссионерства среди казахов в государстве оказалась несовершенной законодательная система, которая препятствовала формированию мотивации у казахов для перехода в лоно христианства. Во-вторых, в силу религиозного индифферентизма местного православного населения - казачества и крестьян-переселенцев, их крайне низкого культурно-образовательного уровня и религиозно-нравственного состояния фактически невозможным стало его привлечение к работе в миссии. В-третьих, одной из проблем социокультурной адаптации новокрещенных стала проблема их землеустройства и оказания им материальной поддержки, которую так и не удалось решить. Бее ли фшегоры значительно снижали Эффективность раооты православных миссий и сдерживали процесс перехода казахов в православие.

В четвертом параграфе определяются место и роль православных миссионерских школ в образовательной систем Казахстана и степень их эффективности в решении интегральных задач государства. Для успешной реализации поставленных задач православных Киргизских миссий, наряду с религиозной пропагандой среди местного населения, важным направлением их деятельности стало создание в регионе сети миссионерских школ.

В процессе миссионерского школьного строительства во внимание принимались три важных обстоятельства. Во-первых, учитывалась финансовая несостоятельность большинства казахского и русского населения, в том числе новокрещенных, и поэтому обучение для их детей было бесплатным. Во-вторых, в силу своеобразия системы жизнеобеспечения казахов, характеризующейся господством кочевого способа ведения хозяйства и, как следствие, мобильностью населения степи, возникла идея организации интернатов при миссионерских школах Киргизских миссий. Обучающиеся в них дети казахов поступали на полное государственное обеспечение и проживали здесь в течение всего учебного года.

В-третьих, в условиях полиэтничности населения Казахстана, сформировавшейся в результате миграционного движения в регион русских крестьян из центральных губерний империи, ставка была сделана на совместное обучение представителей русского и казахского этносов, населяющих регион. Это обстоятельство должно было во многом облегчить задачу русификации казахского населения и освоения им русского языка и культуры.

Программа обучения в миссионерских школах Киргизских миссий Казахстана выстраивалась в соответствии с программами одно-, двух- или трехклассных церковноприходских школ, разработанными И.Н. Ильминским. Конечным итогом обучения должна была стать русификация детей «инородцев», а именно: овладение ими русским языком и идеями православия. На практике учебный процесс был гораздо разнообразнее: наряду с церковными дисциплинами преподавался ряд светских, направленных на расширение общего кругозора учащихся, а также дисциплин, позволяющих овладеть навыками ремесленных производств.

Миссионерские школы, безусловно, обладали значительными русифика-ционными возможностями. Однако государственная политика в области образования, делавшая приоритетным развитие системы светского образования в казахской степи, объективно препятствовала развертыванию миссионерско-

го школьного строительства в Казахстане. Потенциал таких школ в целях распространения русского языка и православных идей среди населения региона, возможности их социокультурных интеграционных процессов не были использованы в полном объеме.

В пятом параграфе на основе разработанной автором шкалы количественных и качественных критериев проводится оценка эффективности деятельности миссионерских структур Казахстана.

К моменту организации православных духовных миссий в Казахстане в 80-90-е гг. XIX в. Русской православной церковью был накоплен огромный опыт проведения миссионерской работы среди многочисленных народов Поволжья, Сибири и Крайнего Севера. Сопоставление ее результатов с итогами работы православных миссий Казахстана вызвало необходимость создания системы, позволяющей оценивать эффективность их деятельности.

Данную систему составила оценочная шкала, представленная количественными и качественными критериями. К количественным показателям относятся: численность станов, округов миссий, церквей при них, миссионерских монастырей, миссионерских щкол, кадровый состав миссий, организаций религиозно-просветительского, благотворительного типов, а также вспомогательных структур. Крайне важным количественным критерием в оценке эффективности религиозной пропаганды миссий является общее количество обращений в православие за определенный промежуток времени.

Качественные критерии определялись одной из важнейших задач православной пропаганды, а именно необходимостью интеграции многочисленных азиатских народов в общеимперское пространство посредством приобщения их в том числе к русскому языку и православной русской культуре. Таким образом, в основе этой группы критериев выступала, прежде всего, степень трансформации исламского или языческого сознания азиатских инородцев, эволюции их хозяйственно-культурных типов в сторону заимствований русской традиционности, проникновения русского языка'в их повседневный быт в результате религиозно-культурного воздействия православных миссионеров.

Сравнительный анализ итогов православного миссионерства среди многочисленных азиатских народов Российской империи с результатами деятельности миссионерских структур Казахстана позволяет оценить ее как позитивную. За непродолжительный период своего существования им удалось создать необходимую инфраструктуру, превратить миссионерские церкви и школы в центры культурно-просветительной и духовно-нравственной работы.

Количество крещений казахов-мусульман в условиях кардинального изменения форм и методов проведения православной пропаганды в рамках системы Н.И. Ильминского не должно было, по мнению служащих Киргизских миссий, выступать важным критерием их деятельности. Особенно это обстоятельство подчеркивали миссионеры Оренбургской епархии, считавшие своей главной задачей ограждение от исламского влияния и пропаганды и казахское, и русское переселенческое население. Поэтому в своих ежегодных «Отчетах о деятельности» они довольно часто вообще не помещали информацию о количестве крещений, даже если они имели место. В целом анализ архивных данных показывает крайне низкое количество крещений казахов и обращение в лоно новообрядной церкви старообрядцев и сектантов. В то же время имели место и факты перехода православных в ислам, старообрядчество и сектантство.

Качественные результаты деятельности православных миссий Казахстана отразились в степени трансформации религиозного сознания и менталитета новообращенных. Принявшие православие казахи, как правило, весьма охотно перенимали внешнюю сторону жизни русского крестьянина-переселенца, но при этом весьма поверхностно представляли внутреннее содержание христианского учения. Процесс русификации глубже затронул лишь ту часть крещеных казахов, которые на протяжении длительного промежутка времени проживали в русской этнической среде. Наиболее яркий маркер успешной ассимиляции — исчезновение из употребления родного языка - не был характерен для ново-крещенных казахов, что позволяет сделать вывод о недостаточно глубоком воздействии православных миссионеров на их религиозное сознание.

Анализ источников позволяет также утверждать, что на протяжении всего периода функционирования православных миссий в Казахстане происходило неизменное укрепление позиций ислама, старообрядчества и сектантства в религиозном пространстве региона. На рубеже Х1Х-ХХ вв. в казахском кочевом обшестве наблюдалось проникновение исламских религиозных традиций во все сферы его жизнедеятельности, резкое увеличение численности исламских культовых учреждений и паломничеств к святым местам, политика Российской империи, связанная с практикой назначения мулл из местной этнической среды, привели к формированию социальной прослойки казахских мулл.

Аналогичная ситуация имела место и в раскольнической среде. В период активной миссионерской деятельности Русской православной церкви, и особенно после провозглашения закона о свободе вероисповедании в 1905 г., на территории Казахстана наблюдался пост численности старообрядческих и сектантских организаций, их структурообразующей и пропагандистской деятельности.

Несколько больший успех в Казахстане, на наш взгляд, имела работа Русской православной церкви по укреплению религиозно-нравственного состояния православной паствы. Организованные внутренние миссии использовали огромнейший арсенал методов и средств, направленных на усиление православных начал в массовом сознании крестьян-переселенцев. На фоне общего падения авторитета Русской православной церкви на рубеже Х1Х-ХХ вв. и увеличения численности верующих, формально относящихся к исполнению религиозных предписаний, ей удалось удержать православное население Казахстана, дисперсно расселенного в степи и' находящегося под сильным влиянием казахов-мусульман, а также старообрядцев и сектантов, от массового обращения в ислам и раскол. Деятельность аналогичных миссий в других регионах Российской империи была менее эффективной. Например, в Среднем Поволжье, несмотря на прилагаемые усилия, миссионерам не удалось сдержать процесс исламизации православного населения. Аналогичные результаты имела и миссионерская деятельность антираскольнического братства им. Дм. Ростовского в Томской епархии - раскол здесь увеличивался за счет массового перехода в него православного населения региона.

В заключении подведены итоги исследования.

В условиях полиэтничности и поликонфессиональности Российской империи важной посылкой национальной политики было стремление сохранить ее территориальную целостность, избежать регионализма и сепаратистских тенденций. Данная задача нашла реализацию в политике интеграции этнорегионов России в общеимперское пространство, посредством их вовлечения в общероссийский рынок, распространения единой системы органов управления и право-

вого пространства. Для успешной социокультурной интеграции национальных окраин и обеспечения высокой социальной мобильности их населения была задействована политика русификации, важная роль в которой отводилась распространению русского языка и православной русской культуры.

Интеграционные устремления России нашли отражение и в Казахстане, завершение присоединения которого в состав империи произошло в середине XIX в. Главным содержанием религиозной политики в регионе, как составной части, в конце XVIII - первой половине XIX в. стала исламизация казахского общества административными методами, предполагавшая его инкорпорацию в общероссийское мусульманское движение. Несмотря на активно разворачивающийся в это время процесс открытия православных миссий в азиатских епархиях империи, правительство считало проведение православной пропаганды в казахской степи нецелесообразным.

Второй этап (вторая половина XIX - начало XX в.) правительственного реформирования религиозной жизни казахского общества был связан с трансформацией взглядов политической элиты империи на судьбу российского ислама. Увеличение территории России за счет присоединения регионов, населенных мусульманским населением, а также события внешнеполитического характера, связанные с неудачной для империи Крымской войной, привели к появлению в правительственных кругах исламофобских настроений. Консолидация мусульман империи стал рассматриваться как мощный дестабилизирующий фактор внутренней жизни государства. В результате вектор религиозной политики в Казахстане был смещен в сторону поэтапного демонтажа исламских структур и реализации политики русификации.

На практике она нашла выражение в изъятии решения духовных вопросов казахов-мусульман из компетенции Оренбургского мусульманского духовного собрания, запрещении исламской пропаганды в казахской степи татарским и среднеазиатским миссионерам, вводе ограничений на строительство культовых исламских учреждении и паломничестве к святым местам. Как альтернатива «казахскому исламу» и «татарской грамоте» предполагалось распространение православия, русского языка и культуры.

В то же время миссионерская деятельность Русской православной церкви в Казахстане приобрела специфические особенности. Во многом это стало возможным благодаря особенностям процесса формирования православного населения региона и институтов Русской православной церкви. Во-первых для него были характерны более высокие темпы роста численности православного населения, чем темпы церковноприходского строительства. Развитие церковноприходской системы осложнялось финансовой проблемой, нехваткой кадров профессиональных священнослужителей и т.д. Во-вторых, формирование православного населения сопровождалось проникновением в регион старообрядческих общин, а во второй половине XIX в. в связи с началом крестьянской миграции и сектантских течений.

Эти факторы значительно влияли на процесс социокультурной адаптации православного населения региона, порождали проблемы удовлетворения их религиозно-нравственных потребностей, в некоторых случаях способствовали ассимиляции со стороны казахского мусульманского населения и росту влияния старообрядчества и сектантства на его религиозно-духовную жизнь/

В этой связи политика русификации, проводившаяся в Казахстане в 70-е гг. XIX - начале XX в., безусловно, предполагала вовлечение в сферу активного

влияния Русской православной церкви не только казахского - мусульманского, но и восточнославянского - православного населения региона. Миссионерство Русской православной церкви в отношении старообрядчества и сектантства стало ее важнейшим направлением деятельности, поскольку их носители рассматривались как один из дестабилизирующих факторов внутренней жизни государства, а приведение их в новообрядческое православие всегда являлось приоритетной задачей государства в свете его интеграционных устремлений. В этом же контексте необходимо оценивать мероприятия Русской православной церкви по повышению религиозно-нравственного уровня православного населения Казахстана и закреплению среди него православных начал.

Практическая реализация Русской православной церковью политики русификации выразилась в создании в Казахстане в 80-90-е гг. XIX в. миссионерских структур, предполагавших организацию православной пропаганды как среди казахского, так и русского населения. Своеобразие церковноприходского устройства Казахстана, характеризовавшееся распространением на его территории компетенции нескольких епархий, привело к тому, что здесь была организована деятельность нескольких православных антиисламских, антистарообрядческих и антисектантских миссий, административно подчинявшихся омским, оренбургским и туркестанским епархиальным властям.

Историю их развития можно разделить на несколько этапов. Первый из них - 70-80-е гг. XIX в. - период становления, разработки методики православной пропаганды. Во многом это стало возможным благодаря проведению серии Всероссийских миссионерских съездов, на которых были унифицированы и утверждены нормативно-правовые акты, регламентирующие деятельность антиисламских и антираскольнических миссий в масштабах империи. На этом же этапе последовала апробация методики ведения православной пропаганды среди казахов Алтайского горного округа посредством создания Киргизской духовной миссии. Особенностью этапа выступило то обстоятельство, что на территории Семиреченской области Туркестанского генерал-губернаторства была организована работа православной миссии, призванной вести религиозную агитацию среди китайских эмигрантов, переселившихся в регион в ходе антицин-ских мусульманских восстаний из китайской провинции Синьцзян.

В ходе второго этапа, охватывающего 90-е гг. XIX в. - 1905 г., произошел резкий рост активности миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане. Она охватила фактически все его регионы. В этот же период была организована деятельность наибольшего количества миссионерских станов, округов. При активном участии миссионеров были поставлены на контроль процесс роста старообрядческого и сектантского населения региона, мусульманская пропаганда среди казахского и русского населения, организована широкомасштабная работа по созданию церковноприходских и миссионерских школ, миссионерских монашеских обителей, подготовке кадров. Важное место в деятельности миссии этого периода стала занимать работа по повышению религиозно-нравственного уровня православного населения Казахстана. В частности, были организованы различные благотворительные общества, миссионерские курсы, внебогослужебные мероприятия, издательская деятельность, библиотечные фонды религиозно-просветительского содержания.

На территории Южного и Юго-Восточного Казахстана, в Семиреченской и Сырдарьинской областях в данный период миссионерство Русской православной церкви не получило развития. Этому способствовал ряд обстоятельств: более

позднее присоединение региона к Российской империи и позднее его открытие для легальной крестьянской миграции, особый политико-правовой статус Туркестанского генерал-губернаторства, значительная роль ислама в жизни местного населения, слабое развитие институтов Русской православной церкви.

Третий этап миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане пришелся на 1905-1917 гг. Первая русская революция привела к смене политического курса во многих областях государственной жизни, в том числе в национальной политике Российской империи. Указ от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости», провозгласивший свободу выбора религии, привел к необходимости пересмотра правового положения религиозных систем империи. За мусульманами, старообрядцами и сектантами было признано право беспрепятственно исповедовать свои вероучения, строить культовые учреждения, издавать литературу, проводить религиозные собрания и мероприятия.

Под воздействием новых тенденций этноконфессиональной политики государства миссионерская деятельность Русской православной церкви, безусловно, теряла свою актуальность. Стержнем политики русификации становилось распространение русского языка в национальных окраинах как языка межнационального общения и делопроизводства. В то же время Русская православная церковь стремилась не сдавать своих позиций. Как попытку реанимации миссионерской деятельности следует рассматривать серию ее региональных и всероссийских съездов, которые были проведены в послереволюционный период, инспекционные поездки по азиатским епархиям, организованные Синодом с целью выявления причин низкой эффективности православной пропаганды среди инородцев, старообрядцев и сектантов империи.

На данном этапе происходило неизменное сужение сферы миссионерской деятельности Русской православной церкви как среди казахского, так и русского населения. Наблюдалось сокращение отделений миссий, должностей окружных и областных антирзскольнических миссионеров., их финансирования, переводческой, благотворительной, религиозно-просветительской деятельности. И даже создание миссионерских структур на территории Туркестанской епархии, безусловно, не смогло обеспечить роста православной пропаганды в Казахстане. Первая мировая война и последовавшие за ней революционные потрясения 1917 г. привели к свертыванию миссионерства Русской православной церкви в Казахстане.

Оценивать итоги миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане нельзя однозначно. Безусловно, в свете реализации интегральных устрсмлснки Российской империи к активного включения б орбиту своих интересов данного зтнорегиона, населенного как казахами-мусульманами, так и восточными славянами-православными, миссионерство было направлено не только на их привлечение в лоно православия, но и на закрепление позиций православного государства и Русской православной церкви в его религиозно-культурном пространстве. Именно в таком контексте, на наш взгляд, необходимо рассматривать миссионерство Русской православной церкви в этом этнорегионе.

В широком смысле как механизм закрепления позиций Русской православной церкви необходимо рассматривать активное участие ее миссионерских структур в изменении религиозно-культурного ландшафта Казахстана. В этом контексте ими была оказана значительная помощь в епархиальном, церковноприходском, школьном, храмовом и монастырском строительстве,

организации широкой сети религиозно-просветительских, благотворительных организаций, издательской деятельности. В результате Русской православной церкви удалось занять прочные позиции в регионе, избежав возможной конфронтации и противостояния с другими религиозными системами, имевшими здесь место. В этом смысле интеграция региона в имперское пространство православного государства произошла успешно.

В узком смысле миссионерство Русской православной церкви было направлено на религиозно-культурную унификацию населения Казахстана посредством распространения православной догматики. В ходе реализации миссионерских задач ей пришлось столкнуться с комплексом проблем, оказавшим существенное влияние на конечный их результат. Прежде всего, следует отметить слабое развитие в регионе церковноприходской жизни и епархиальных институтов, малое количество православных храмов, наличие финансовой и кадровой проблем в миссионерской рабшс, 01су 1с1вис рслигиизно-ооразова-тельных учреждений, деятельность которых была бы направлена на их подготовку, с учетом этнокофессиональной специфики и т.д. Это способствовало снижению авторитета Русской православной церкви в регионе и условий для реализации религиозно-нравственных потребностей православного населения, росту влияния мусульманских и раскольнических общин на его духовную жизнь.

К числу объективных препятствий следует отнести наличие в казахской степи организованной исламской, старообрядческой и сектантской пропаганды. Все попытки пресечь ее на законодательном и административном уровне оказались безрезультатными. Успех исламского миссионерства во многом объяснялся историческими предпосылками: близостью Казахстана к региональным исламским центрам Поволжья, Южной Сибири и Средней Азии, несколькими волнами исламизации казахского общества на протяжении предшествующего периода и его многовековыми этнокультурными контактами с мусульманским миром.

Проблемы социокультурной и экономической адаптации новокрещенных казахов (сложный характер этнических отношений между крещеными казахами и православным населением края, иногда приводящий к открытой конфронтации, нерешенность земельного вопроса Киргизских миссий, слабую материальную поддержку новокрещенных) также значительно осложняли эффективность деятельности православных миссионеров. Кроме того, существующее к моменту организации православного миссионерства в Казахстане российское законодательство в сфере социальных отношений не позволяло формировать у казахов побудительных мотивов для перехода в православие.

В конечном итоге снизить масштабы влияния ислама на казахское общество, а также сократить численность старообрядческих и сектантских общин Казахстана миссионерским организациям так и не удалось. Низкими оказались и показатели обращений в православие, а также степень трансформации религиозного сознания новообращенных.

Следует отметить, что миссионерская деятельность Русской православной церкви спровоцировала осложнение межэтнических русско-казахских отношений в регионе. Совместное, продолжительное по времени, проживание русского и казахского населения сопровождалось процессами взаимной межэтнической коммуникации. Она определялась в первую очередь экономической целесообразностью и принимала различные формы, в том числе формы взаимной религиозной аккультурации. XIX в. стал периодом перехода казахов-мусульман в православие, а православных русских - в ислам в данном регионе. Вмеша-

тельство государства и Русской православной церкви на рубеже Х1Х-ХХ вв. в процесс межкулыурного диалога двух этносов посредством организации деятельности православных миссий, безусловно, внесло деструктивные функции в дальнейшее его развитие. Миссиям не удалось добиться ограничения сферы влияния ислама и провести массовое обращение казахов в православие. Напротив, ее деятельность спровоцировала осложнение двусторонних русско-казахских отношений и прервала контакты двух этносов на религиозной основе.

Этому способствовали политика социальной поддержки новокрещенных казахов, предоставление им безвозмездной финансовой помощи на развитие земледельческого хозяйства, освобождение от воинской повинности, льготы при землеустройстве. Все это вызывало недовольство со стороны православного населения и приводило к взаимному отчуждению, в некоторых случаях провоцировало открытое противостояние.

Осталась фактически нереализованной основная задача деятельности Киргизских миссий по ограничению влияния ислама в казахской степи. Как это ни парадоксально, но православное миссионерство простимулировало дальнейшую исламизацию казахского общества. Причина заключается, на наш взгляд, в том, что реализация задач православного миссионерства в казахской степи совпала по времени с реформами, направленными на модернизацию и интеграцию ее населения в пространство Российской империи. В результате в казахском обществе началась трансформация патриархально-родовых институтов, потестарных связей и формирование новых социальных структур и отношений.

Как известно, у любого этноса, оказавшегося в подобной ситуации, активизируются процессы этнической консолидации, позволяющие ему сохранить свою этническую целостность. В ходе этих процессов активно формируются этническое самосознание и представление о собственной монолитности и обособленности, что способствует четкому противопоставлению «себя» соседним, подчас родственным этносам. Важное значение в этих ппоцессах играет и религиозная составляющая. В некоторых районах, например юг Западной Сибири, процесс распространения православия сыграл положительную роль и выступал дополнительным фактором этнической консолидации некоторых групп населения.

В Казахстане имели место обратные тенденции - православное миссионерство стало носить этноразделительную функцию. В этой критической ситуации начались адаптационные процессы, явившиеся рефлексией казахского этноса на происходящее изменение его среды обитания и внешние воздейст-

— тт............ ^...... ................

ПГ1Л. и^исгаш^лшшу иоиш иидосрш^Ю! ии тиралЬНи-НраБСТБСННЫС И религиозные ценности. В результате значительно усилились процессы консолидации казахского этноса, сопровождавшиеся ростом влияния ислама на все сферы жизни. Русская православная церковь в этой ситуации воспринималась казахским населением не столько даже как институт государства, сколько один из дестабилизирующих факторов его этнического благополучия.

Все вышесказанное, а также ситуация, связанная со значительной трансформацией цели и задач деятельности Киргизских миссий Казахстана, вынужденных в процессе своей деятельности сместить акценты в сторону работы с православным русским населением, позволяют поставить под сомнение и выводы некоторых казахстанских исследователей о тотальной духовной экспансии России в регионе в дореволюционный период. Концепция имперской национальной политики, предполагавшая масштабную интеграцию много-

численных народов страны на основе русского языка, культуры и православия, безусловно, нашла воплощение в Казахстане. Однако в процессе реализации натолкнулась на комплекс проблем, не позволивших в полном объеме решить задачи русификации в сфере распространения православия, обеспечить культурно-религиозную интеграцию казахского общества в общеимперское пространство и тем самым сохранить актуальным для Российской империи вопрос о его социокультурной унификации.

Необходимо также подчеркнуть, что Русская православная церковь являлась одним из институтов Российской империи. В связи с этим православное миссионерство, являвшееся составляющей национальной политики Российской империи, проводимой в отношении казахстанского населения, было лишено возможности самостоятельно решать возникающие проблемы, маневрировать и приспосабливаться к различным ситуациям. Кроме этого, оно постоянно бюрократизировалось, что выражалось, например, в необходимости предоставления отчетной документации раз в три месяца и ежегодно. Эти факторы, безусловно, привели к утрате исконного смысла православного миссионерства - мессианского подвижничества православных монахов с целью привлечения иноверцев в лоно христианства.

Основные положения диссертационной работы отражены в следующих публикациях:

Монографии и учебные пособия:

, 11 ______ тг\ * т г________________________ ívirm --------Л/Л/ _ \ -----/г--

1. лыеенки, rvj.rt. j\íi3<iaui¡w в нивис время (л v m — начали лл в.). учеи. пособие / Ю.А. Лысенко. - Барнаул, 2006. - 123 с. (11 пл.).

2. Лысенко, Ю.А. Миссионерство Русской православной церкви в Казахстане (вторая половина XIX - начало XX в.) / Ю.А. Лысенко. - Барнаул, 2010. -194 с. (18 п.л.).

3. Лысенко, Ю.А. Очерки истории Русской православной церкви в Казахстане (XVin - начало XX в.) / Ю.А. Лысенко. - Барнаул, 2011. -148 с. (12 пл.).

Статьи в ведущих рецензируемых научных изданиях и журналах, рекомендованных ВАК:

4. Лысенко, Ю.А. Степень исламизации казахского общества на рубеже XIX-XX вв. в оценке миссионеров Киргизской духовной миссии / Ю.А. Лысенко // Известия Алтайского государственного университета. Сер.: История, политология. - 2008. - №4/3. - С. 149-156. (1 п.л.).

5. Лысенко, Ю.А. Проблемы социально-культурной и хозяйственной адаптации крещеных казахов Киргизской духовной миссии Омской епархии (конец XIX - начало XX в.) / Ю.А. Лысенко // Известия Алтайского государственного университета. Сер.: История, политология. - 2008. - №4/5. - С. 116—125. (1 пл.).

6. Лысенко, Ю.А. Оренбургский епархиальный Комитет православного миссионерского общества: попытка организации миссионерства в крае / Ю.А. Лысенко // Известия Алтайского государственного университета. Сер.: История, политология. 2009. - №4/2. - С. 126-135. (1 пл.).

7. Лысенко, Ю.А. Структура, цели и задачи деятельности Киргизских миссий Оренбургской и Омской епархий (сравнительный анализ) / Ю.А. Лысенко // Известия Алтайского государственного университета. Сер.: История, политология. - 2009. - №4/4. - С. 150-157. (1 пл.).

8. Лысенко, Ю.А. Православное и исламское миссионерство в казахской степи: сравнительный анализ организации и методов деятельности (вторая половина XIX - начало XX в.) / Ю.А. Лысенко // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: История. - 2010. - №2. - С. 36-40. (0,5 пл.).

9. Лысенко, Ю.А. «Татарский вопрос» в конфессиональной политике Российской империи в Казахстане (конец XVIII - начало XX в.) / Ю.А. Лысенко // Известия Алтайского государственного университета. Сер.: История, политология. - 2010. - № 4/3. - С. 146-152. (0,5 пл.).

10. Лысенко, Ю.А. Взаимоотношения Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством в Казахстане (вторая половина XIX - начало XX в.) / Ю.А. Лысенко // Известия Алтайского государственного университета. Сер.: История, политология. - 2010. - №4/3. - С. 138-145. (0.5 п.л.).

Статьи и тезисы:

11. Лысенко, Ю.А. К вопросу о приоритетах исторической науки современного Казахстана / Ю.А. Лысенко // Востоковедные исследования на Алтае: сб. науч. ст. / под ред. В.А. Моисеева. - Барнаул, 2004. - Вып. IV. - С. 174-184. (0,3 п.л.).

12. Лысенко, Ю.А. O.A. Игельстром и его реформы по управлению инородческим населением (80-90 гг. XVIII в.) / Ю.А. Лысенко // Ш научные чтения памяти С. Аманжолова. - Усть-Каменогорск, 2005. - С. 74-82. (0,4 пл.).

13. Лысенко, Ю.А. К вопросу о политических реформах Младшего жуза (2040 гг. XIX в.) / Ю.А. Лысенко // Сибирь и Центральная Азия: взаимодействие народов и культур. - Барнаул, 2005.' - С. 54-62. (0,3 пл.).

15. Лысенко, Ю.А. История становления Киргизской миссии на Алтае / Ю.А. Лысенко И Алтай - Россия. Через века в будущее: мат. Всерос. науч,-практ. конф., посвящ. 250-летию вхождения Алтая в состав Российского государства. - Горно-Алтайск, 2006. - Т. 1.-С. 117-121.(0,4 пл.).

15. Лысенко, Ю.А. Религиозная реформа хана Джангира в Букеевском ханстве / Ю.А. Лысенко // Востоковедные исследования на Алтае. - Барнаул, 2006. -Вып. V. - С. 186-198. (0,4 пл.).

16. Лысенко, Ю.А. Православие и ислам на Алтае во второй половине XIX -начале XX в. / Ю.А. Лысенко // Современная Россия и мир: альтернативы развития (этноконфессиональные конфликты и вызовы XXI в.): мат. междунар. науч.-практ. конф. - Барнаул, 2006. - С. 159-162. (0,4 п.л.).

17. Лысенко, Ю.А. К вопросу о трансформации социальных отношений в кочевом обществе казахов во второй половине XIX - начале XX в. / Ю.А. Лысенко // Проблемы истории государственного управления и местного самоуправления Сибири в XVI-XXI вв.: мат. VI Всерос. науч. конф. - Новосибирск, 2006. - С. 335-342. (0,4 пл.).

18. Лысенко, Ю.А. Итоги деятельности Киргизской духовной миссии на этапе ее становления (70-90 гг. XIX в.) / Ю.А. Лысенко // Актуальные проблемы этнической, культурной и религиозной толерантности коренных народов Русского и Монгольского Алтая. - Горно-Алтайск, 2006. - С. 158-164. (0,3 пл.).

19. Лысенко, IO.A. «Отчеты с дслгсльности Алтайской и Киргизской ¿уховисп миссии» как источник по истории миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане в колониальный период / Ю.А. Лысенко // Макарьевские чтения-2006. - Горно-Алтайск, 2006. - С. 43-49. (0,35 пл.).

20. Лысенко, Ю.А. Религиозное пространство Казахстана в XVIII-XIX вв. / Ю.А. Лысенко // Исторические и философские исследования в Сибири: тр. науч. конф., посвящ. 50-летию кафедр истории и регионоведения и философии 'ГПУ: в2ч.-Ч. 1: Исторические исследования в Сибири.-Томск, 2007.-С. 10-15. (03 пл.).

21. Лысенко, Ю.А. Образ России в представлении казахской политической элиты и интеллигенции XVIII-XIX вв. / Ю.А. Лысенко // Современная Россия и мир: альтернативы развития (международный имидж России в ХХЗ в.): мат. междунар. науч.-практ. конф. - Барнаул, 2007. - С. 39-43. (0,3 пл.).

22. Лысенко, Ю.А. К вопросу об этноконфессиональной ситуации на Алтае на рубеже XIX-XX вв. / Ю.А. Лысенко // Этнодемографические процессы в Ка-

захстане и сопредельных территориях: мат. VII науч. конф. - Усть-Каменогорск, 2007.-С. 112-117.(0,3 п.л.).

23. Лысенко, Ю.А. Ч.Ч. Валиханов о религиозности казахского общества первой половины ХГХ в. / Ю.А. Лысенко // Сибирь и Центральная Азия: проблемы этнографии, истории и международных отношений: Третьи научные чтения памяти Е.М. Залкинда. - Барнаул, 2007. - С. 424-433. (0,4 п.л.).

24. Лысенко, Ю.А. Киргизская духовная миссия Омской епархии в 18811917 гг. / Ю.А. Лысенко // Макарьевские чтения: мат. VI междунар. конф. - Горно-Алтайск, 2007. - С. 58-68. (0,4 п.л.).

25. Лысенко, Ю.А. Русская православная церковь в Казахстане в дореволюционный период (к постановке проблемы) / Ю.А. Лысенко // Актуальные вопросы истории Сибири: Шестые научные чтения памяти профессора А.П. Бородавкина. - Барнаул, 2007. - Ч. 2. - С. 240-252. (0,5 пл.).

26. Лысенко, ЮА. Проблема периодизации истории Казахстана / Ю.А. Лысенко // Преподавание истории и культуры стран Азии в средней и высшей школе России: исторический опыт и современные проблемы: мат. Всерос. науч. конф. с междунар. участием. - Красноярск; Железногорск, 2007. - С. 110-120. (0,4 пл.).

27. Лысенко, Ю.А. Вопросы землеустройства крещеных казахов Православной духовной миссии Омской и Оренбургской епархий (конец XIX - начало XX в.) / Ю.А. Лысенко // Востоковедные исследования на Алтае. - Барнаул, 2009. - С. 96-106. (0,4 пл.).

28. Лысенко, Ю.А. К вопросу об этноконфессиональной ситуации на Алтае на рубеже Х1Х-ХХ вв. / Ю.А. Лысенко // Культура Алтайского края как опыт толерантного взаимодействия сопредельных территорий: мат. Междунар. науч.-практ. конф., посвящ. 70-летию Алтайского края. - Барнаул, 2007. - С. 499-503. (0,3 пл.).

29. Лысенко, Ю.А. Проблема устройства китайских беженцев в Семиречен-ской области в 1868-1874 гг. / Ю.А. Лысенко // Международные отношения в Центральной Азии: история и современность: мат. междунар. науч. конф. - Барнаул, 2008. - С. 319-329. (0,5 пл.).

30. Лысенко, Ю.А. Церковно-школыюе строительство в Казахстане в XIX - начале XX в. как фактор повышения имиджа империи / Ю.А. Лысенко // Современная Россия и мир: альтернативы развития (роль российских регионов в формировании имиджа страны): мат. науч.-практ. конф. - Барнаул, 2008. - С. 107-112. (0,3 пл.).

31. Лысенко, Ю.А. Проблема землеустройства новокрещенных казахов Киргизских миссий Степного края / Ю.А. Лысенко // Востоковедные исследования на Алтае. - Барнаул, 2009. - Вып. VI. - С. 96-106. (0,6 пл.).

32. Лысенко, Ю.А. О причинах неэффективности православного миссионерства в Степном крае (XIX - начало XX в.) / Ю.А. Лысенко И Актуальные вопросы истории Сибири: Седьмые научные чтения памяти профессора А.П. Бородавкина. - Барнаул, 2009. - С. 212-216. (0,3 пл.).

33. Лысенко, Ю.А. Особенности этнического взаимодействия казаков и крестьян-переселенцев с крещеными казахами Степного края / Ю.А. Лысенко // Этноде-мографические процессы в Казахстане и сопредельных территориях: мат. X междунар. науч.-практ. конф. - Усть-Каменогорск, 2009. - С. 241-249. (0,4 пл.).

34. Лысенко, Ю.А. Политика России в отношении ислама в 20-60 гг. XVIII в. (по материалам ПСЗ РИ) / Ю.А. Лысенко // Четвертые научные чтения памяти Е. Залкинда. - Барнаул, 2009. - С. 64-70. (0,4 пл.).

35. Лысенко, Ю.А. Основные направления деятельности Киргизских духовных миссий Степного края (вторая половина XIX - начало XX в.) / Ю.А. Лысенко // Этнодемографические процессы в Казахстане и сопредельных территориях: сб. науч. тр. XI междунар. науч.-практ. конф. - Усть-Каменогорск, 2010. -С. 298-305. (0,5 пл.).

Подписано в печать 10.07.2011. Формат 60x84/16. Усл. печ. л. 2,5. Тираж 100 экз. Заказ 212.

Типография Алтайского госуниверситета: 656049, Барнаул, ул. Димитрова, 66

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Лысенко, Юлия Александровна

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. Религиозная политика Российской империи в Казахстане населения в ХУІІІ - начале XX вв. и место в ней православного миссионерства.

1.1 Основные направления религиозной политики России в Казахстане в XVIII - первой половине XIX в.

1.2 Религиозная политика Российской империи в Казахстане во второй половине XIX - начале XX в.

Глава 2. Миссионерство Русской православной церкви среди казахского населения (вторая половина XIX - начало XX вв.).

2.1 Структура, цели и задачи деятельности Киргизских православных миссий Оренбургской и Омской епархий (сравнительный анализ).

2.2 Особенности организации православного миссионерства в Туркестанской епархии

Глава 3. Взаимодействие Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством в Казахстане (вторая половина XIX -начало XX в.).

3.1 Этапы формирования, локализация и классификация старообрядчества и сектантства в Казахстане.

3.2 Методы и формы борьбы Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством в Казахстане.

Глава 4. Основные проблемы миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX вв. и ее итоги.

4.1 Процесс институционального оформления Русской православной церкви в Казахстане.

4.2. Православное, исламское и раскольническое миссионерство: особенности организации и методов деятельности (сравнительный анализ).

4.3. Проблемы социокультурной и хозяйственной адаптации крещеных казахов Киргизских миссий Омской и Оренбургской епархий.

4.4. Роль и место православных миссионерских школ в образовательной системе Казахстана.

4.5. Итоги миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане.

Введение диссертации2011 год, автореферат по истории, Лысенко, Юлия Александровна

Актуальность исследования. История любого этноса представлена не только процессом его поступательного развития, но и опытом социально-экономического и культурного взаимодействия с другими народами. Выявление тенденций и особенностей сосуществования отдельных этносов с целью прогнозирования возможных вариантов их дальнейшего сотрудничества имеет актуальное значение на современном этапе в условиях, когда во всем мире происходит мощный процесс глобализации.

Постсоветское пространство не является исключением. В последнее десятилетие здесь наметилось преодоление отчуждения бывших союзных республик от России, и все более обозначаются интеграционные процессы. Свидетельством перехода на новый уровень этих отношений является определенное оживление в деятельности СНГ: оформлен безвизовый режим между отдельными его членами, подписан Таможенный союз между Российской Федерацией, Казахстаном и Белоруссией, действие которого вступило в силу в 2010 г.

Очевидно, что строительство новой системы межгосударственных отношений на постсоветском пространстве должно осуществляться в контексте утверждения ценностей этнокультурного многообразия, а политико-правовое и экономическое взаимодействие этнокультур необходимо направлять по пути диалога и этнической толерантности. Для более успешной перестройки постсоветского пространства и реализации интеграционных задач актуальной, безусловно, становится необходимость изучения и использования социально-исторического опыта и потенциала межэтнического взаимодействия, накопленного народами бывшего СССР в предшествующие эпохи.

Наиболее ярким примером регионально переосмысленного опыта этнокультурного сотрудничества русского и казахского народов может выступать история Казахстана. Благодаря трансграничному расположению территории казахских жузов, а также социально-экономическим и политическим процессам, происходящим в Центральной Азии в ХУШ-Х1Х вв., данный регион был включен в сферу интересов Российской империи и стал одной из ее национальных окраин. В результате в указанный период в Казахстане осуществлялось мощное культурное взаимодействие восточнославянской (оседло-земледельческой) и тюркской (кочевой) этнических групп, особенности которого во многом предопределили своеобразие национальной политики Российской империи в данном регионе.

Она представляла собой определенную стратегию и реализовывалась в русле реформ, связанных с экономической, политической и социокультурной модернизацией и интеграцией Казахстана в общеимперское пространство. На практике данная стратегия нашла выражение в проведении казачьей и крестьянской колонизации региона, включении его территорий в общероссийский рынок, создании отдельных отраслей промышленности и трансформации традиционной структуры казахского общества и его социальных связей.

Значительную роль в реализации данной стратегии сыграла Русская православная церковь, деятельность которой была направлена как на социокультурную интеграцию населения Казахстана в имперское пространство России, так и на собственную интеграцию в культурное пространство Казахстана. В этой связи осмысление ее исторического опыта в данных процессах, принципов функционирования и методов деятельности, путей развития межконфессионального диалога, взаимного сближения тюркской и славянской культур имеет в настоящее время актуальное значение.

Исследование этих процессов, безусловно, поможет переосмыслить ошибки прошлого, будет способствовать укреплению дружественных отношений между Российской Федерацией и Республикой Казахстан, позволит выстраивать в будущем двусторонние российско-казахстанские отношения на паритетных началах, взаимовыгодном партнерстве и сотрудничестве.

Исследование отдельных проблем Русской православной церкви актуализируется также в связи с активизацией процессов духовного, нравственного и культурного возрождения народов, традиционно исповедующих православие. Современный период характеризуется преодолением атеизма, изменением статуса Русской православной церкви как социального института, ростом доверия к ней со стороны православного населения и закреплением в массовом сознании представления о тождественности национальной и конфессиональной идентичности.

Кроме этого, в условиях поликонфессиональности современного российского общества важной задачей Русской православной церкви является выстраивание конструктивного диалога с другими религиозными системами, направленного на сохранение стабильности и толерантности в межэтнических отношениях. Исторический опыт, накопленный Русской православной церковью в дореволюционный период в межэтническом и межконфессиональном взаимодействии, безусловно, может и должен использоваться ею для достижения этих задач.

Степень изученности проблемы. В дореволюционный период исследователи проявляли значительный интерес к России как многонациональному государству, ее конфессиональной политике, определению места и роли Русской православной церкви в имперской политической системе, ее миссионерской деятельности. Историография данных вопросов представлена исследованиями профессиональных историков и трудами церковных деятелей, что во многом предопределило их методологическую и содержательную направленность.

Так, представители священства акцентировали внимание на изучении собственно истории Русской православной церкви. Именно благодаря их исследованиям в начале XIX в. данная тематика выделилась как самостоятельная отрасль научного знания1. В последующие десятилетия в России сформировались крупные центры богословия и церковно-исторической науки, среди которых лидирующие позиции принадлежали Московской, Киевской, Петербургской, Казанской и Томской духовным академиям.

В этот же период началось издание множества духовных журналов, ставивших и обсуждавших вопросы церковной жизни и истории. К прежде существовавшим двум периодическим изданиям: «Церковный вестник» и «Христианское чтение» (СПб., 1821-1918), прибавилась серия новых: «Воскресное чтение» (Киев, 1837-1862); «Православный собеседник» (Казань, 1855-1917); «Православное обозрение» (М., 1860-1891); «Душеполезное чтение» (М., 1860 Макарий (Булгаков М.П.). История Русской церкви. СПб., 1864-1886; Платон (Левшин Г.П.). Краткая церковная российская история. М., 1805; Филарет (Дроздов В.М.). Начертание церковно-библейской истории в пользу юношества. Спб., 1916; Филарет (Гумилевский Д.Г.). История Русской церкви. СПб., 1895.

1916); «Странник» (СПб., 1860-1916); «Чтения в Московском Обществе любителей духовного просвещения» (М., 1863-1916); «Православный Палестинский сборник» (СПб., 1881-1914); «Вера и разум» (Харьков, 1884-1917); «Церковные ведомости» (СПб., 1888-1917); «Богословский вестник» (Сергиев Посад, 1892-1917); «Вера и Церковь» (М., 1899-1916); специальные миссионерские журналы: «Братское слово» (М., 1875-1899); «Православный благовестник» (М., 1893-1917); «Миссионерское обозрение» (СПб., 1896-1917), и в каждой епархии издавались местные «Епархиальные ведомости».

В центре внимания богословов-историков находились, прежде всего, вопросы, связанные с историей зарождения христианства на Руси, а также поэтапным развитием Русской православной церкви и ее институтов. В ряду таких исследований необходимо назвать многотомные труды М.П. Булгакова, Н.Д. Тальберга, М.В. Толстого, в которых, несмотря на описательность, «схоластический дух» и отсутствие критического анализа источников, содержатся ценные материалы по истории Русской православной церкви2.

Значительный вклад в изучение церковной истории внес преподаватель Московской духовной академии Е.Е. Голубинский. Характерной тенденций его работ стало стремление теснее связать периодизацию истории Русской православной церкви с историей русского народа, общества и государства. Именно поэтому исследователь выделили в ней Киевский, Московский и Петербургский периоды, акцентируя внимание на этническом и религиозном сознании русского народа, его отношении к церкви и религии3.

Региональные аспекты истории Русской православной церкви, в том числе ее миссионерская деятельность, активно разрабатывались в епархиальных центрах Сибири представителями православного священства, содержание работ которых носит не только историографический, но и источниковедческий характер. В ряду таких работ следует назвать исследования Н.М. Чернавского, посвященные

2 Макарий, архиепископ Харьковский. История христианства в России до равноапостольского князя Владимира, как введение в историю церкви. Спб., 1868; Тальберг Н. Д. История русской церкви. Изд-во Сретенского монастыря, 1997. 924 е.; Толстой М.В. История русского православия. М.:ЭКСМО, 2010. 542 с.

3 Голубинский Е.Е. История Русской церкви. М., 1900; 1917. Т. І, II; Он же. К нашей полемике со старообрядцами. 2-е, изд. М., 1905. 260 с. истории Оренбургской епархии4, компетенция которой распространялась, в том числе, и на западные территории современного Казахстана.

В основе исследований Н.М. Чернавского был заложен хронологический принцип, на основе которого история Оренбургской епархии была представлена в рамках последовательного правления оренбургских архиепископов. В поле зрения этого историка находился целый комплекс вопросов: институциональное развитие епархии, ее приходское и школьное строительство, старообрядчество в Уральском и Оренбургском казачьих войсках.

В исследованиях Н.М. Чернавского нашли отражение отдельные сюжеты истории православного миссионерства среди казахов Уральской и Тургайской областей, территориально входивших в состав Оренбургской епархии. Однако изложение материала исследователь хронологически довел до 1904 г. и, таким образом, проанализировал только начальный этап функционирования Киргизской миссии. В целом в определении мотивов православного миссионерства среди казахского населения Н.М. Чернавский был солидарен с крупнейшим церковным историком рубежа XIX-XX вв. A.B. Карташевым5, рассматривая его как один из методов закрепления позиций христианского государства в своих азиатских окраинах.

Крупным региональным исследовательским центром по изучению истории православия в Западной Сибири и прилегающих к ней районов Казахстана являлась кафедра по истории и обличению русского раскола и местных сект Томской духовной семинарии. Ее преподаватель, профессор богословия протоиерей Д.Н. Беликов был автором целой серии фундаментальных работ по истории, классификации старообрядчества в Томской епархии и анализу б государственной и церковной политики по отношению к нему .

Во второй половине XIX в. появились фундаментальные труды по истории Русской православной церкви, созданные светскими исследователями. В поле их зрения находились три узловые проблемы: возникновение христианства на Руси, патриаршество и реформа Никона, а также синодально-обер-прокурорский период.

4 Чернавский Н.М. К истории Оренбургской епархии. Казань, 1906.

5 Карташев A.B. Очерки по истории русской церкви. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. Т. 1-2.

6 Беликов С.Д. Томский раскол. Томск. 1894.

Среди исследователей, работавших в этом направлении, следует назвать Т.В. Барсова, С.Г. Рункевича, П.В. Знаменского, А.П. Доброклонского и др7.

Характерной методологической посылкой светского направления дореволюционной отечественной историографии стало изучение отдельных сюжетов церковной истории в контексте общероссийской истории, ее внутри- и внешнеполитических событий. Одним из таких сюжетов стала миссионерская деятельность Русской православной церкви среди многочисленных народов Российской империи.

Интерес к данной тематике был обусловлен активизацией наступательной политики Российской империи во второй половине XIX в. на Кавказе, в Южном Казахстане и Средней Азии и поиском правящими кругами методов и средств о наиболее оптимальной модели управления данными этнорегионами . Важной ее стратегической задачей ставилась необходимости сохранения границ империи, что, безусловно, способствовало росту внимания исследователей к национальной тематике. Именно в этот период получили разработку так называемые «польский», «мусульманский», «еврейский»9, «инородческий» вопросы10.

Миссионерская деятельность Русской православной церкви большинством дореволюционных светских исследователей рассматривалась как составная часть

7 Антонов Е. Рассмотрение книги нового раскольнического писателя лжепопа Механикова. М.: Синодал. Тип., 1895. 448 е.; Барсов Т.В. Святейший Синод в его прошлом. СПб., 1896. 446 е.; Бороздин А. К. Русское религиозное разномыслие: Сборник статей. СПб., 1907; Добротин Г.П. Закон и свобода совести в отношении к лжеучению и расколу. Киев, 1897. 112 е.; Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской церкви. М.: Изд-во Крутицкого подворья, 2009. 935 е.; Дружинин В. Г. Раскол на Дону в конце XVII в. СПб., 1889. 335 е.; Знаменский П.В. Руководство к русской церковной истории. Казань: Университ тип., 1886. 532 е.; Ивановский Н. И. Руководство по истории и обличению старообрядческого раскола. Казань, 1912-1913. Ч. 1-3; Каптерев Н.Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях. М., 1885. 580 е.; Он же. Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов: время патриаршества Иосифа. М., 1913. 271 е.; Он же. Светские архиерейские чиновники в древней Руси. М., 1874. 239 е.; Мельников П.И. (Печерский П.И.). Письма о расколе. Спб., 1876. Собр. соч. в 8 т. Т. 8. 95 е.; Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб.: Наука, 2003. 244 е.; Пругавин A.C. Старообрядчество во второй половине XIX в. Очерки из новейшей истории раскола. М., 1904. 281 е.; Рыбаков А. С. Старая вера: Старообрядческая хрестоматия. М., 1914. 400 е.; Рункевич С.Г. История Русской церкви под управлением Святейшего Синода T.1: Учреждение и первоначальное устройство Святейшего правительственного Синода (1721-1725). Спб., 1900. 429 е.; Он же. Русская Церковь в XIX в. Спб., 1901. 232 с.

8 Мейер Л. Киргизская степь Оренбургского ведомства. СПб., 1865. 386 е.; Красовский Н.И. Область сибирских киргизов. Ч. 3. СПб., 1868. 464 е.; Григорьев В.В. Русская политика в отношении Средней Азии. Исторический очерк. Т.1., СПб., 1874. 30 с.

9 Писаревский Г.Г. К истории иезуитов в России. Варшава, 1912. 13 е.; Кулаковский П. Поляки и вопрос об автономии Польши. СПб.: тип. В.Д. Смирнова, 1906. 24 е.; Прильц Э. Русская политика в Польше. Варшава, 1909; Спичаков Л.А. Православие и римское католичество на западной окраине России. М, 1872. 28 с.

10 Потанин Г.Н. Заметки о Сибири // Русское слово. 1860. № 9. Отд. 1. С. 189-214; Шашков С.С. Сибирские инородцы в XIX столетии // Собр. соч. М.; СПб., 1898. Т. 1-2. С. 541-631; Щапов А.П. Историко-этнографические и этнологические заметки о сибирском населении // Сочинения: в 3 т. Иркутск, 1937. процесса присоединения и освоения Россией этнорегионов и закрепления в них государственных позиций. В рамках данной тематики получили освещение три направления: представители первого из них исследовали миссионерскую деятельность Русской православной церкви в регионах компактного проживания мусульман Российской империи11, представители второго изучали миссионерство

12 среди языческого населения Сибири . Особым направлением миссионерской тематики стало исследование вопросов взаимодействия и борьбы Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством, поскольку деятельность раскольнических общин рассматривалась как мощный фактор, дезинтегрирующий российское общество13.

Исследований, посвященных проблеме миссионерства Русской православной церкви на территории Казахстана, в дореволюционной историографии крайне мало. Комплексные этнографические экспедиции XVIII в., посвященные изучению системы жизнеобеспечения народов Сибири и Казахстана, позволили идентифицировать казахское общество как носителя языческой религиозной традиции14. В то же время авторы подчеркивали, что традиционная культура кочевников испытывала серьезные изменения благодаря религиозной политике Российской империи конца XVIII в., направленной на административное распространение ислама среди них. Центральной проблемой для исследователей в дореволюционный период стало определение степени трансформации языческого сознания казахов в результате внешнего воздействия со стороны империи, масштабов и характера последствий этого воздействия.

11 Ильминский Н.И. О системе просвещения инородцев и о Казанской Центральной крещено-татарской школе. Казань,1913. 113 е.; Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. М., 1912. 120 е.; Он же. Школа, образованность и литература у российских мусульман // Этнографическое обозрение. 1904. № 4. С. 1-22; Малов Е.А. О Новокрещенской конторе. Казань, 1878. 208; Машанов М. Обзор деятельности Братства Святого Гурия за 25 лет его существования (1867-1892). Казань, 1892. 18 е.; Он же. Современное состояние татар-мухаммедан и их отношение к другим инородцам. Казань, 1910. 132 е.; Перетяткович Г. Поволжье в XV - начала XVI в. (Очерк из истории края и его колонизации). М., 1877; Цаликов А. Кавказ и Поволжье: Очерки инородческой политики и культурно-хозяйственного быта. М., 1913. 184 с.

12 Догуревич Т.А. Свет Азии: Распространение христианства в Сибири в связи с описанием быта, нравов, обычаев и религиозных верований народов этого края. Спб., 1897. 167; Дунин-Горкавич A.A. О деятельности Обдорской духовной миссии // Памятная книжка Тобольской губернии за 1908 г. Тобольск, 1908. С. 79-87; Чиркин Г. О задачах колонизационной политики в России // Вопросы колонизации. 1911. №8. С. 1-2.

13 Лебедев Е.Е. Единоверие в противодействии русскому обрядовому расколу. Очерк по истории и статистике единоверия с обзором существующих о нем мнений и приложениями. Новгород, 1904; Единоверие за время столетнего существования его в русской церкви. 27 октября 1800 г. - 27 октября 1900 г. (Очерки из истории Единоверия) / Сост. М.П.Чельцов. СПб., 1900. 28 с.

14 Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. СПб., 4.1. 1773. 657 е.; Рычков Н.П. Дневниковые записки капитана Н. Рычкова в киргиз-кайсацкой степи 1771 г. СПб., 1772.

Так, рубеж XVIII-XIX вв. исследователями определялся как период культуртрегерской и мессианской роли России, призванной привести к состоянию цивилизованности и оседлости казахов-кочевников. При этом политика империи, направленная на закрепление монотеизма (ислама) среди них, рассматривалась большинством исследователей как позитивное явление. Конечной ее целью должно было стать приведение кочевников к состоянию оседлости. Благодаря этим исследованиям казахи были отнесены к российскому исламскому миру15.

С середины XIX в. акценты в авторских оценках религиозной политики России в отношении казахского населения претерпели значительную трансформацию, что было связано с началом дискуссии в научных кругах о судьбе ислама и его роли в истории Российского государства. Часть исследователей позитивно оценивала выбранную правящими кругами империи на рубеже XVIII-XIX вв. тактику взаимоотношений с исламских миром, основанную на принципе веротерпимости. Отдельные авторы скептически относились к возможностям исламского возрождения, считая мусульманские народы по природе консервативными и фанатичными, не способными к восприятию прогрессивных идей16. Наиболее непримиримую позицию в этой связи занимал ориенталист и видный общественный деятель и XIX в. М.А. Миропиев. Исследователь отрицал возможность внутреннего поступательного саморазвития данной религиозной системы. Роль государства, по его мнению, должна заключаться в ограничении дальнейшей экспансии мусульманства и прекращении практики исламского миссионерства среди населения империи. М.А. Миропиев активно выступал за обращение мусульман России в православие, поскольку лишь этой конфессии отводил прогрессивную роль в распространении образования и создании внутренне целостного имперского суперэтноса, базирующегося исключительно на основе русской православной культуры17.

Переход российских правящих кругов к решению этноинтеграционных задач в масштабах всей империи во второй половине XIX в. вызвал необходимость обоснования тезиса о слабом влиянии ислама на жизнь казахского социума,

15 Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. СПб. 1832 . Ч. 3.

16 Крымский А.Е. Мусульманство и его будущность. М., 1912. 120 е.; Он же. История мусульманства. Ч. 1-2. М., 1904.

17 Миропиев М.А. О положении русских инородцев СПб., 1901. 515 е.; Он же. К вопросу о просвещении наших инородцев И Русская школа. 1901. май-июнь. С.121-136. отсутствии позитивных подвижек в его духовной сфере в результате проведенной Россией исламизации административными методами. «Мусульманство, - отмечал крупнейший востоковед середины XIX в. Ч.Ч. Валиханов, - среди народа неграмотного (казахов. - Ю.Л.) .не могло укорениться, оно оставалось звуком, фразой, под которыми скрывались прежние шаманские понятия. Оттого изменению

1 8 подверглись имя, слова, а не мысль» . Для доказательства данного тезиса исследователь, анализируя казахский фольклор, обряды календарного жизненного цикла и культовой практики, выявил основные составляющие религиозного сознания казахов середины XIX в.

По мнению Ч.Ч. Валиханова, его основу составляли шаманизм, тотемизм, анимизм, главным культом являлся культ предков. Казахские космогонические представления, народные приметы, поверья, клятвы, талисманы от сглаза и болезней, иерархия нечистых духов, зафиксированные исследователем, призваны были подтвердить его тезис о том, что казахи являлись язычниками, а ислам оказал незначительное влияние на трансформацию их религиозного сознания.

Две публицистические статьи Ч. Валиханова «О судебной реформе» и «О мусульманстве в степи» носят антиисламский характер. В них автор критиковал политику российской государственной власти в отношении казахов, поощрявшую дальнейшее административное распространение ислама, мусульманского образования, деятельность татарских мулл, которые занимались религиозной пропагандой среди казахов. «Вообще киргизскому народу, - писал он, - предстоит гибельная перспектива достигнуть европейской цивилизации не иначе, как, пройдя через татарский период, как русские прошли через период византийский. .Что может ожидать свежая и восприимчивая киргизская народность от татарского просвещения, кроме мертвой схоластики, способной только тормозить развитие мысли и чувства»19.

Ч.Ч. Валиханов был сторонником ограничения влияния ислама на жизнь казахского общества. В работе «О мусульманстве в степи» исследователем была предложена программа мероприятий, направленных на достижение этой задачи,

18 Валиханов Ч.Ч. Собр. Соч. в 5 томах. Алма-Ата: «Наука», 1985. Т. 4. С. 49.

19 Валиханов Ч.Ч. Собр. Соч. в 5 томах. Алма-Ата: «Наука», 1985. Т. 4. С. 71. которая была реализована в ходе административно-территориальных реформ 60-гг. XIX в. в Казахстане20.

Подчеркнем, что, в отличие от представителей государственной власти, склонных поддерживать идею миссионерской пропаганды православия среди многочисленных «инородцев» империи, исследователь был против насильственного распространения христианства среди казахов. По его мнению, национальная политика государства по отношению к нерусским народам должна была иметь не религиозную, а светскую направленность. И в этом вопросе он был солидарен со своими друзьями, сибирскими демократами-областниками Н.Г. Потаниным и Н.М. Ядринцевым21.

Сибирская областническая мысль крайне отрицательно оценивала политику государства в отношении «инородцев». «Если, - констатировал Г.Н. Потанин, -что-нибудь и предпринималось относительно инородцев, то всегда преследовало цели, посторонние их собственным нуждам, преследовало цели научные, государственные и т.п.»22. Важное направление прогрессивного развития инородцев областники видели в «умственном развитии» и «пробуждении их духовных сил» посредством отказа от патерналистической политики по отношению к ним со стороны государства и развития самобытной культуры, языка

23

И Т.Д.

Н.М. Ядринцев настаивал на предоставлении инородцам Сибири гражданских прав в той же степени, что и русскому населению, невзирая на этнокультурные отличия, подчеркивая, что «инородцы должны быть не пасынками, а полноправными детьми России»24. Рассматривая казахов-кочевников как часть «инородческого» населения Сибири, он критически высказывались против мер, преследующих их русификацию, считая их дискриминирующими, лишающими инородцев права на равные условия существования и развития с другими группами

20 Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Под ред. Д.Ю. Арапова. М., 2001. С. 270-271.

21 Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири. Концепция государственной политики и областническая мысль. Томск: Изд-во ТГУ, 2005. С.155.

22 Потанин Г.Н. Новый курс в деле инородческой школы // Сибирская жизнь. 1915. 7 апр. С. 3.

23 Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. СПб., 1891. С. 224; Потанин Г.Н. Киргизы после переворота// Сибирская жизнь. 1917. 14 ноября. С. 2.

24 Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. Спб., 1891. С. 325; Он же. Инородческие школы и туркестанские русификаторы // Восточное обозрение. 1884. № 33. С. 1-3; Он же. Русская государственность и инородческие вероисповедания // Восточное обозрение. 1884. № 47. С. 8-10. населения25. Главной причиной, определяющей негативное отношение областников к политике русификации, делавшей ставку на развитие церковно-миссионерской системы образования для кочевников, было то, что учащиеся здесь рассматривались как «материал для государственного строения». Система обучения строилась на основе навязывания внешних культурных ценностей в ассимиляторских целях: отрывая от родной культуры, она включала, прежде всего, подготовку к оседлому образу жизни, занятию земледелием, принудительное

Л/Г внедрение русского языка и православия .

Проблема миссионерской деятельности Русской православной церкви среди старообрядческого и сектантского населения Казахстана в светской дореволюционной историографии представлена крайне слабо. Наибольшее внимание исследователи уделяли собственно истории староверческого православия и сектантства в регионе, рассматривая его как составную часть южно-сибирского и южно-уральского старообрядчества, что объяснялось ими географическим и историческим тяготением регионов друг к другу.

Ведущая роль в освещении этой проблемы принадлежала ЗападноСибирскому отделу Императорского русского географического общества. Работы большинства его сотрудников - А.К. Белослюдова, Б. Герасимова, Г. Гребенщикова, М. Швецовой и др. - носят этнографический характер и содержат описание особенностей одежды, убранства жилищ, хозяйственно-культурного типа старообрядцев Алтая27. Многие вопросы духовной жизни и быта старообрядческого казачества и крестьянства Урала нашли освещение в работах

25 Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. Спб., 1891. С. 39, 213— 216; Он же. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. СПб., 1892. С. 167-173.

26 Ядринцев Н.М. Инородческое просвещение на русском Востоке // Порядок. 1881. 4 ноября. С. 2.

27 Белослюдов А.К. К истории «Беловодья» // Записки ЗСО РГО. Т. XXXVIII. Омск, 1916. С. 32-35; Герасимов Б. В долине Бухтармы (Краткий историко-этнографический очерк) // Записки Семипалатинского подотдела ЗСО РГО. Вып. V. Семипалатинск, 1911; Гребенщеков Г. Река Уба и Убинские люди. Литературно-этнографический очерк // Алтайский сборник. T.XI. Барнаул, 1912. С. 1-80; Новоселов А. Отчет о поездке на Алтай. У старообрядцев Алтая (предварительный отчет) // Известия ЗСО РГО. Т. I. Вып. 2. Омск, 1913. С. 1-18; Он же. Умирающая старина (к материалу по этнографии алтайских старообрядцев) // Записки Семипалатинского Подотдела ЗСО РГО. Вып. X. Семипалатинск, 1915. С. 1-12; Поездка по Западной Сибири и Горный Алтайский Округ H.H. Ядринцева (по поручению Западно-Сибирского Отдела Императорского Русского Географического Общества) // Записки ЗСО РГО. Кн. II. Омск, 1880, С. 1-147; Принтц А. Каменщики, ясачные крестьяне Бухтарминской волости Томской губернии и поездка в их селения и в Бухтарминский край в 1863 г. // Записки РГО. По общей географии (отделениям географии физической и математической). Т. I. СПб., 1867. С. 543-582; Швецова М. «Поляки» Змеиногорского округа // Записки ЗСО РГО. Кн. XXVI. Омск, 1899; Шмурло Е. Русские поселения за Южным Алтайским хребтом на китайской границе // Записки ЗСО РГО. Кн. XXV. Омск, 1898. С. 1-64.

И.И. Железнова, А.Б. Карпова, Д.К. Зеленина, Н. Гринякина, П. Самохина, С.

98

Коняхина и др .

Таким образом, дореволюционная историография уделяла значительное внимание истории Русской православной церкви и региональным аспектам ее деятельности. Всю совокупность исследований по данной проблеме можно объединить в две большие группы. Первая была представлена работами церковных деятелей, вторая - светскими авторами. Это различие концептуальных позиций в значительной мере определило направленность исследований, общеметодологические подходы и принципы в освещении тех или иных проблем истории церкви. Общим же для исследований первого и второго направлений дореволюционного периода являлась их эмпирическая направленность, представляющая множество сюжетов истории Русской православной церкви: ее епархиального, церковно-приходского и школьного строительства, монастырской и миссионерской истории и т.д.

История Русской православной церкви в Казахстане в дореволюционный период и ее миссионерская деятельности не стали специальной предметной областью исторического исследования. Лишь отдельные аспекты данной проблематики затрагивали в своих исследованиях православные священнослужители и миссионеры в контексте истории западносибирских епархий, компетенция которых в тот период распространялась и на территорию современного Казахстана.

Становление советской исторической науки сопровождалось утверждением идеологического господства «научного атеизма», что во многом предопределило направленность и характер исследований. В частности, история Русской православной церкви фактически совсем не разрабатывалась.

Марксистско-ленинские методологические посылки, рассматривающие исторический процесс с позиции давления экономического фактора и последовательной смены социально-экономических формаций привели к постепенному смещению акцентов в негативную сторону в оценке религиозной

28 Гринякин Н. К характеристике раскола в Орском уезде в его прошлом и настоящем // ОЕВ. 1900. № 3-4; Железное И. Уральцы: Очерки быта уральских казаков. Уральск: Оптима, 2006. Т. 1-Ш; Зеленин Д. К. Черты быта Усень-Ивановских староверов // Известия Императорского Общества любителей истории, археологии и этнографии при Казанском университете. Казань, 1905. Т. 21. Вып. 3. С. 201-258, Карпов А. Б. Уральцы: Исторический очерк. Уральск. 1911. Ч. 1. 95 е.; Коняхин С. Раскол в Александровском приходе Оренбургского уезда//ОЕВ. 1903. №22. С. 762-772. политики Российской империи по отношению к нерусским народам. Последовательно сменявшие друг друга в 20-30 гг. XX в. концепции «абсолютного зла» и «наименьшего зла» по проблемам присоединения нерусских народов к России привели к формированию крайне негативной оценки результатов и последствий их пребывания в составе империи. Исследователями акцентировалось внимание на «корыстных интересах царизма и торгового капитала», как главных аспектах, определяющих цели национальной политики государства в отношении «инородческих» народов. Приоритетным считалось изучение фактов дискриминации, преследования и полицейских репрессий в отношении неправославных конфессий29.

Ярким примером работ такого плана является монография JI. Климовича, в которой автором был сформулирован «классовый» подход к анализу политики России в отношении мусульманского населения. По мнению исследователя, представители исламского духовенства выступали в роли «эксплуататоров религиозного сознания мусульман империи» и, таким образом, персонифицировали собой, безусловно, реакционную по своей сути группу российского общества. Исследователь утверждал, что эксплуатировать религиозное невежество малограмотного мусульманского населения духовенству помогало государство, пойдя на сговор с ним. Крайне категоричным являлись выводы JL Климовича о «националистическом» характере государственной политики, служившей системе угнетения и «натравливания наций, проводимой самодержавием». К числу санкций репрессивного характера в отношении ислама исследователь относил: противодействие развитию национальных культур, языков, литературы, ограничения в сфере развития конфессиональной школы, покровительственную политику в отношении мусульманского духовенства и т.д.30

С этих позиций в исследованиях В.И. Огородникова, C.B. Бахрушина, И.И. Огрызко и др. отмечалось и «почти абсолютизировалось сходство российской

29 Аршарани А., Габидуллин X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М., 1931; Гачаян Г.А. Россия и народы Закавказья: Очерки политической истории и взаимоотношений с древнейших времен до победы Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1926; Галузо П.Г. Туркестан-колония: Очерки по истории Туркестана от завоевания русскими до революции 1917 года. М., 1927; Драбкина Е. Национальный и колониальный вопросы в царской России. М., 1930; Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII веке. Сборник архивных материалов. Л., 1935; Климович Л. Ислам в царской России. М., 1936. Сайфи Ф. Татары до февральской революции: Очерки по изучению местного края. Казань, 1930.

30 Климович Л. Ислам в царской России. М., 1936. национальной политики с действиями других колониальных держав, несущих колонизируемым народам насилие, истребление и эксплуатацию»31. Среди работ советских казахстанских исследователей этого периода следует назвать «Историю Казахстана» С.Д. Асфендиарова, представляющую первую попытку обобщения истории казахского народа. В рамках концепции «абсолютного зла» в отношении факта вхождения нерусских народов в состав Российской империи исследователь разделил историю этого государства на два периода: до завоевания его царизмом (до XVIII в.) и после него - как колонии Российской империи (XVIII - начало XX вв.). Оценивая результаты пребывания казахов в составе России, исследователь подчеркивал: «Не благополучие, мир и культуру несло царское завоевание казахским массам: оно несло разорение, грабежи и убийства»32.

Общей тенденцией для исследований 20-30 гг. XX в. стало оперирование такими терминами как «колониализм», «колониальная политика», а не национальная политика. Весьма упрощенно интерпретировался механизм взаимодействия центра и национальных окраин, главным его содержанием представлялись экономические интересы самодержавия, успешную реализацию которых должна была обеспечить «политика русификации». Под ней понимался комплекс мер, направленных исключительно на культурно-языковую унификацию народов империи на основе распространения русского языка и православной культуры, господствующими считались по преимуществу насильственные методы проведения христианизации. Таким образом, миссионерство Русской православной церкви представлялось как явление реакционно-политической направленности.

Примером может служить монография А.Г. Базанова, посвященная анализу развития системы миссионерского школьного образования среди хантов и манси, в которой отрицалась позитивность просветительской работы православной церкви

Ii на севере Сибири" . К аналогичным выводам по истории православного миссионерства среди «сибирских инородцев» пришли в своих исследованиях И.И. Огрызко и H.A. Свешников. По их мнению, крещение инородцев проводилось

31 Огородников В.И. Русская государственная власть и сибирские инородцы в XVI-XVIII вв. Красноярск, 1920; Окунь С.Б. Вступительная статья к сборнику «Колониальная политика на Камчатке и Чукотке в XVIII. Сборник архивных данных» / Под ред. Я.П. Алькора, А.К. Дрездена. М., 1935. С. 7-51; Фирсов H.H. Колонизация Камско-Волжского края и связанная с нею политика. Казань, 1930.

32 Асфендиаров С.Д. История Казахстана. Алматы: «Гылым», 1993. С. 213.

33 Базанов А.Г. Очерки по истории миссионерских школ на Крайнем Севере (Тобольский Север). Л., только насильственными методами «под дулами пушек и пищалей солдат», что свидетельствовало о реакционности национальной, в том числе и религиозной политики Российской империи34.

Взаимодействие Русской православной церкви со старообрядчеством в 2030-х гг. XX в. рассматривалось с позиции классовой борьбы одной религиозной системы против другой, что во многом предопределило идеологическую направленность этих исследований. В итоге в этот период не появилось фактически ни одной работы, представляющей системное исследование взаимоотношений Русской православной церкви со старообрядчеством, сохранилась этнографическая направленность данной тематики35. Исключение составляет монография Н.М. Никольского, в которой представлен анализ истории двоеверия и борьбы имперского государства против раскола и сектантства36. История Русской православной церкви и ее миссионерская деятельность в Казахстане осталась за рамками внимания советских исследователей 20-30-х гг. XX в.

В последующие десятилетия XX в. в советской исторической науке утвердилась новая методологическая концепция, оправдывающая колонизаторские устремления России. Факт пребывания народов в ее составе трактовался теперь с позиции «добровольности вхождения» и «прогрессивности» последствий этого процесса. Такая установка позволила внести либеральные коррективы в изучение вопросов этноконфессиональной политики Российской империи, истории Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности. Некоторой переоценке подвергся анализ национальной политики Российской империи в отношении «инородцев». Главными ее причинами, наряду с фискально-полицейскими, были названы интеграционные устремления государственной власти. В этой связи было переосмыслено конкретное содержание социально-политических и религиозных мероприятий, исследованы методы и результаты христианизации37. Отдельные

34 Огрызко И.И. Христианизация народов Тобольского Севера в XVIII в. JL, 1941; Свешников H.A. Христианизация народов Нижнего Приобья // Ученые записки Енисейского государственного педагогического института. 1959. Вып. 3. С. 91-111.

35 Бломквист Е.Э., Гринкова Н.П. Бухтарминские старообрядцы. Л., 1930; Бухтарминские старообрядцы // Изд. АНСССР / под ред. С.И Руденко. Л., 1930; Долотов А. Церковь и сектантство в Сибири. Новосибирск, 1930; Попов A.M. Семейские (Забайкальские старообрядцы). Верхнеудинск, 1928; Селищев A.M. Забайкальские старообрядцы-семейские. Иркутск, 1920.

36 Никольский Н.М. История русской церкви. М.: ACT, 2004. 604 с.

37 Егунов Н.П. Колониальная политика царизма в первый этап национального движения в Бурятии в эпоху империализма. Улан-Удэ, 1963; Миненко H.A. Северо-Западная Сибирь в XVII - первой XIX вв.: исследования представляли попытку отойти от прежних ее отрицательных оценок и дать ей более объективное освещение. В частности, впервые в отечественной историографии тезис о мирном ходе колонизации территории Зауралья и добровольном принятии местными народами православия сформулировала в своем исследовании H.A. Миненко38.

В этом же контексте проблемы региональной религиозной политики Российской империи применительно к сибирским народам детально разрабатывали

OQ

JI.M. Дамешек, В.Г. Марченко, Н.С. Модоров и др." . Однако на концептуальные выводы относительно самой сути этой политики у исследователей этого периода решающее влияние оказало господствующее учение о классовой сути государства.

Советские казахстанские исследователи, также поставленные в жесткие методологические рамки «формационного подхода» и «теории классовой борьбы», делали упор на изучение этноэкономики и социальных отношений казахского общества. В религиоведении господствовала исламоведческая тематика и широкий спектр проблем истории ислама в казахском кочевом обществе40, его доисламских верований и культов41. Тема религиозной политики Российской империи и православного миссионерства среди казахского населения ими не разрабатывались.

В изучении старообрядчества как отдельного аспекта истории Русской православной церкви в 50-70-е гг. XX в. превалировала этнографическая направленность. В этот период активно исследовались его региональные варианты: «уральский», «зауральский», «сибирский», «забайкальский», «бухтарминский» и акцентировалось внимание на изучении численности старообрядцев, их историко-этнографический очерк. Новосибирск, 1975; Федоров М.М. Правовое положение народов Восточной Сибири (XVII - начало XIX вв.). Якутск, 1978.

38 Миненко H.A. Северо-Западная Сибирь в XVIII - первой половине XIX вв. Новосибирск, 1975. С. 263-282.

39 Дамешек J1.M. Внутренняя политика царизма и народы Сибири (XIX - начало XX века). Иркутск. Изд-во Иркутс. ун-та, 1986. 164 е.; Федоров М.М. Правовое положение народов Восточной Сибири (XVII -начало XIX в.). Якутск, 1978.

40 Акназаров Х.З. Народное самосознание и религия. Алма-Ата: Казахстан: «Наука», 1984. 71 е.; Бейсембиев К.Б. Очерки истории общественно-политической и философской мысли Казахстана: (дореволюционный период). Алма-Ата: Казахстан, 1976. 425 е.; Сабитов Н. Мектебы и медресе у казахов (историко-педагогический очерк). Алма-Ата: «Наука», 1967. 203 е.; Шулембаев К. Образ жизни. Религия. Атеизм. Алма-Ата: Казахстан, 1983. 263 с.

41 Амантурлин Ш. Пережитки анимизма, шаманства, ислама и атеистическая работа. Алма-Ата: Наука, 1977. 168 е.; Аргынбаев А. Семья и брак у казахов. Алма-Ата: «Гылым», 1973; Искаков А. Суеверия и религиозные обряды. Алма-Ата: «Наука», 1968; Востров В.В. К вопросу о пережитках древних верований у казахов // Известия АН КазССР. Серия истории, археологии и этнографии. 1956. Вып. 2.; Толеубаев А.Т. Реликты доисламских верований в семейной обрядности казахов. Алма-Ата: Изд-во «Наука». 1991. 213 е.; Шулембаев К.Ш. Маги, боги и действительность. Алма-Ата: «Наука», 1975. 169 с. расселении, материальной и духовной культуре, архитектурно-строительных

42 традициях, экономическом развитии, менталитете, степени религиозности . Вопросам взаимодействия государства со старообрядчеством уделялось незначительное внимание43, проблемы миссионерства новообрядной церкви среди них остались за рамками внимания советских исследователей.

Таким образом, в советской историографии история Русской православной церкви и ее миссионерство исследовались сквозь призму национальной политики Российской империи. В 20-30-е гг. XX в. она оценивалась крайне негативно по отношению ко всей совокупности проводимых в религиозном контексте мероприятий Российской империи в отношении многочисленных «инородческих» народов. И хотя в 1950-1970-е гг. произошла некоторая либерализация в освещении данного спектра проблем, в целом, советской историографии были присущи сдержанность в изучении национально-религиозной тематики, отсутствие фундаментальности и системности исследований в этом направлении. Не стала предметом специального исследования и история Русской православной церкви в Казахстане и ее миссионерство среди казахского и русского старообрядческого населения.

За рубежом, в отличие от СССР, на протяжении XX в. происходило интенсивное исследование православного богословия и истории Русской православной церкви. Это стало возможным благодаря миграции из Советской России целой группы церковных исследователей. Ведущим центром русской богословской и церковно-исторической науки в Европе стал Париж. Здесь было образовано Свято-Сергиевское подворье и при нем - Русский Богословский институт (переведенный в 1925 г. из Берлина). Здесь же располагался центр

42 Алексеенко Н.В. Бухтарминские были. Алма-Ата, 1981.; Байдин В. И., Гриненко А. А. «Родословие поморского согласия» - сочинение по истории старообрядчества на севере Оренбургского края в XVIII - XIX вв. // Исследования и исследователи Оренбургского края. XVIII - начало XX вв. Свердловск, 1983. С. 141-142; Островская JI.B. Источники для изучения отношения сибирских крестьян к исповеди (1861-1904 гг.) // Исследования по истории общественного сознания эпохи феодализма в России. Новосибирск, 1984. С. 131-151; Она же. Некоторые замечания о характере крестьянской религиозности (на материалах пореформенной Сибири) // Крестьянство Сибири XVIII - начала XX вв. (Классовая борьба, общественное сознание и культура). Новосибирск, 1975. С. 172-186; Покровский H.H. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев. М.: Наука. 1974. 394 е.; Он же. Археографическое изучение памятников древней письменности и печати в Сибири в 1965-1983 гг. // Археографический ежегодник за 1984 г. М., 1986. С. 12-25; Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири / под ред. В.А.Александрова. М., 1974; Русские письменные и устные традиции и духовная культура. М. МГУ. 1982. 318 е.; Русские старожилы Сибири / отв. ред. В.В.Бунак, И.М. Золотарева. М., 1974.

43 Клибанов A.M. Народная социальная утопия в России: Период феодализма. М., 1977. 335 е.; Покровский Н. Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. Новосибирск, 1974. 394 с.

Русского Студенческого Христианского Движения, издававшего свой периодический орган - «Вестник РСХД».

В США два центра русской духовной (православной) культуры образовались в Нью-Йорке и Джорданвилле. В Нью-Йорке оформился Русский православный теологический фонд и Школа для высшего богословского образования - Свято-Владимирская семинария, издающая свой журнал («Квартальник»), Другим центром русской православной культуры в США стал Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле, духовный центр для Синодальной или Зарубежной Русской Церкви. При нем была организована деятельность семинарии и издательства, которое до настоящего времени публикует не только исследования современных авторов, но и переиздает произведения дореволюционных российских духовных и светских исследователей истории Русской православной церкви.

Значительным вкладом зарубежной историографии в исследование проблем истории Русской православной церкви является труд профессора А. В. Карташева «Очерки по истории Русской Церкви», вышедший в Париже в 1959 г. и переизданный в России в 1991 г.44 В отличие от большинства исследователей истории православной церкви, А. В. Карташев положительно оценивал петровскую церковную реформу и весь «синодальный» период, считая, что они были совершенно «в духе времени», когда в европейских странах совершался «отрыв от обветшалой формы средневековой теократии» и происходила всесторонняя секуляризация государства и духовной культуры.

Кроме того, исследователь был уверен, что церковная реформа Петра носила «крутой» и революционный характер, и, в отличие от большинства историков и публицистов, утверждал, что она не парализовала, а «стимулировала» творческие силы церкви. Это выразилось в десятикратном количественном росте православного населения империи на протяжении ХУШ-Х1Х вв., в том числе за счет активного миссионерства, развитии упорядоченной системы духовного образования, особого «духовного» направления в русской литературе, иконописи, церковной музыке и архитектуре.

В 1959 г. была опубликована «История Русской церкви» Н.Д. Тальберга, преподавателя Духовной семинарии при Свято-Троицком монастыре в

44 Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. М.: Наука, 1991. Т. 1. 734 е.; Т. 2. 576 с.

Джорданвилле. Основные выводы исследователя по истории синодального периода Русской православной церкви в целом созвучны с выводами A.B. Карташова: последняя, шестая часть его книги, посвященная истории церкви XIX в., носит название «Расцвет церковной жизни». Миссионерство Русской православной церкви рассматривается как важный фактор этого расцвета. Среди зарубежных исследователей истории Русской православной церкви, так или иначе затрагивающих отдельные аспекты ее миссионерской деятельности, следует назвать И.К. Смолича, Н.С. Арсеньева, С.Н. Булгакова, Н.М. Зернова, Г.П. Федотова и Г.Ф. Флоровского45. В рамках исследований истории Русской православной церкви в зарубежной историографии новейшего времени разрабатывались проблемы ее взаимоотношений со старообрядчеством46.

В современной отечественной историографии история Русской православной церкви получила новое звучание. Данная тенденция была связана с глубоким социальным кризисом, в котором оказалось российское общество после распада СССР. Выход из него виделся в необходимости обращения к истории православия, как основе нравственности и духовной культуры русского народа. Именно поэтому 90-е гг. XX в. характеризовались ростом интереса российского общества к проблемам религиозного сознания, преломлением отношений между государством и церковью в сторону конструктивного диалога, признанием за ней значимой роли в истории России47.

В отечественной историографии новая методологическая тенденция нашла отражение в форме поиска иных подходов к изучению Русской православной церкви: из контекста проблематики ее общей истории и отношений с государством стали выделяться отдельные аспекты, связанные, с историей епархиального

45 Арсеньев Н.С. Восточная церковь. Берлин, 1926; Булгаков С. Икона и иконопочитание. Париж, 1931; Он же. Православие. Париж, 1932; Он же. Православие. Очерки учения Православной Церкви. Париж, 1965; Зернов Н. М. Русские и их Церковь. Лондон, 1945; Он же. «Вселенская Церковь и русское Православие». Париж, 1952; Он же. Москва - Третий Рим. Лондон, 1937; Он же. Святой Сергий, строитель России. Лондон, 1939; Он же. Три русских пророка (Хомяков, Достоевский, Соловьев). Лондон, 1944; Он же. Русское религиозное возрождение XX века. Париж - Лондон, 1973; Федотов Г.П. Святые древней Руси, X-XVII вв. Париж, 1931; Он же. Русская религиозность. Киевское христианство. Гарвард, 1946; Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Париж, 1937.

46 The Life of the Archpriest Avvakum by Himself. With a Preface by Prince D. S. Mirsky. London, 1924; reprinted: Archon Books, Hamden, Conn, 1963. Bolshakoff S. Russian Nonconformity: the Story of Unofficial Religion in Russia. Philadelphia, 1950. Conybeare Frederic C. Russian Dissenters. Harvard U. Press, 1921. Crummey R.O. Old Believers and the World of Antichrist: The Vyg Community and the Russian State, 1694-1855. Wisconsin U. Press, 1970. Pascal Pierre. Avvakum et les debuts du Raskol. Paris, 1938; 1963.

47 Никольский Н.М. История русской церкви. М.: ACT, 2004. 604 е.; Христианство и церковь в России феодального периода. Новосибирск, 1989. 386 е.; Религия и церковь в истории России. М., 1975; Русское православие: вехи истории. М.: Политиздат, 1989. 719 с. строительства, православного духовенства, религиозности отдельных страт российского общества и т.д.48 Значительный интерес вызывали проблемы внутриконфессиональных взаимоотношений, вопросы уровня грамотности духовенства и его взаимодействия с прихожанами49. Введение в научный оборот широкого комплекса архивных материалов церковного происхождения позволило изучать количественные и качественные характеристики населения приходов, социальный состав прихожан, миграционные процессы и связанные с ними изменения численности приходов в рамках конкретного региона50.

Предметной областью исследований современной отечественной историографии стала проблема взаимоотношений Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством. Впервые был рассмотрен механизм взаимодействия новообрядческой и старообрядческой церкви на различных уровнях: общегосударственном и местном, епархиальном и приходском (через деятельность различных епархиальных братств, просветительских организаций)51. Церковно-приходская школа целой группой исследователей изучалась как важный элемент, посредством которого осуществлялось взаимодействие старообрядческой и новообрядческой церкви и привлечение «из раскола». Для этого исследовались масштабы церковно-школьного строительства, степень вовлеченности детей старообрядцев в образовательный процесс, анализировались церковные

48 Зольникова Н.Д. Сословные проблемы во взаимоотношениях церкви и государства в Сибири (XVIII в.). Новосибирск: Наука: Сибирское отделение, 1981. 183 е.; Она же. Сибирская приходская община в XVIII в. Новосибирск: Наука: Сибирское отделение, 1990. 288 с.

49 Адаменко A.M. Приходы русской православной церкви на юге Западной Сибири в XVII - начале XX в. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2004. 186 е.; Бабушкина О.Ю. Приходское духовенство Южного Зауралья в 60-е гг. XIX - начала XX вв.: Автореф. дис. к. и. н. Курган, 2002. 26 е.; Грамматин A.C. История трех известных родов духовенства Владимирской епархии. М.: ИПО «У Никитский ворот». 2009. 103 е.; Матисон A.B. Генеалогия православного приходского духовенства России XVIII-начала XX вв. М.: Научная книга, 2000. 119 е.; Маняхина М.Р. Русская православная церковь в конфессиональных процессах в истории культуры Сибири (XVIII - начало XX вв.): Автореф. дисс. д. культурологи. Спб., 2003. 38 е.; Селезнев Ф.А. Д.В. Сироткин и всероссийские съезды старообрядцев в начале XX века // Отечественная история. 2005. № 3; Устьянцева O.H. Томская епархия в конце XIX - начале XX вв. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2003. 189 е.; Файзрахманов Г.Л. Сибирские татары в составе Российского государства: Автореф. дисс. д.и.н. Казань, 2005. 52 с.

50 Ивонин А.Р. Население городов юга Западной Сибири в дореформенную эпоху по данным церковного учета православного населения // Историко-демографические проблемы Сибири. Барнаул, 1995. С. 3-17; Сарафанов Д.Е. К изучению населения Барнаула впервой половине XIX в. // Барнаул на рубеже веков: итоги, проблемы, перспективы. Барнаул, 2005. С. 82-86.

51 Мавлютова Г.Ш., Половинкин Н.С. Тобольское православное церковное братство святого великомученника Дмитрия Солунского (конец XIX - начало XX вв.) // Культурное наследие Азиатской России / материалы первого сибирско-урапьского исторического конгресса Тобольск, 1997. С. 111-112; Старухин Н.С. Организация и деятельность противораскольнического братства Св. Дмитрия Ростовского (1884-1885 гг.) // Алтайский сборник. Вып. XVIII. Барнаул. 1997. С. 58-64; Русаковский И.К. К вопросу об истории единоверия // Старообрядчество: история, культура, современность / Тезисы научной конференции. М., 1996. С. 50-52. образовательные программы52.

Активно с 90-х гг. XX в. в отечественной историографии стала разрабатываться история миссионерской деятельности Русской православной церкви среди «инородческого» населения. Анализ литературы по данной проблеме позволяет разделить ее на две большие группы. Первой группой исследователей было предложено отойти от негативных оценок и одностороннего подхода к освещению проблем имперского периода истории России, господствовавших в советской историографии. Она рассматривала православное миссионерство сквозь призму национальной политики (и религиозной, как ее составной части)

СО

Российской империи в этнорегионах , под которой понималась «система, комплекс мер, направленных на создание универсальной модели социально-административного устройства, особой формы колониального управления, сложившейся в результате интеграции традиционных и государственных структур и позволившей народам Сибири занять свою нишу в системе административно-экономических и социальных связей России»54.

В последующий период для отечественной науки стало характерным изучение национальной политики применительно к отдельным этнорегионам Российской империи, их взаимоотношений с имперским центром, межэтнических отношений и т.д. Вновь было реанимировано изучение «польского», «еврейского», «мусульманского», «инородческого» вопросов, как важных составляющих всей внутренней политики государства55.

В рамках этого направления были проанализированы и введены в научный оборот архивные данные центральных архивов Москвы и Санкт-Петербурга, разработана имперская законодательная база национально-государственного

52 Артемов Г.И. Из истории народного образования в Беловском районе // Историческое краеведение в школе и вузе. Кемерово, 1994. С. 147-150; Волчек В.А., Овчинников В.А. Школа в провинции // Из истории юга Западной Сибири. Кемерово, 1993. С. 23-35.

53 Конев А.Ю. Коренные народы Северо-Западной Сибири в административной системе Российской империи. М., 1995. 217 е.; Модоров Н.С. Россия и Горный Алтай: политические, социально-экономические и культурные отношения (XVII-XIX вв.). Горно-Алтайск: Изд-во Горно-Алтайского ун-та, 1996. 396 е.; Шерстова Л.И. Этнополитическая история тюрков Южной Сибири в XVII-XIX веках. Томск: Изд-во ТГУ, 1999. 341 с.

54 Дякин B.C. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало XIX в.) // Вопросы истории. 1995. № 9. С. 130-141; Он же. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало XX в.) // Вопросы истории 1996. № 11-12. С. 39-53; Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири. Концепции государственной политической мысли и областническая мысль. Томск: Изд-во ТГУ, 2005. С. 46.

55 Дякин B.C. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало XIX в.) // Вопросы истории. 1995. № 9. С. 130-141; Он же. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало XX в.) // Вопросы истории 1996. № 11-12. С. 39-53. строительства. Термин «миссионерство» в работах этого плана довольно часто сливается с понятием «христианизация», которое рассматривается как политическое действие, как один из элементов социальной или национальной политики государства, направленной на закрепление его позиций в присоединенных территориях, населенных инородческим населением.

Вторая группа исследователей истории миссионерства Русской православной церкви выстраивала свою работу на местном краеведческом материале и анализировала собственно историю православного миссионерства в Азиатской части Российской империи и за ее пределами. В рамках этого направления использовались источники массового церковного характера, а именно, распоряжения и указы епархиальных властей, отчеты архиепископов, священников и миссионеров, протоколы заседаний епархиальных миссионерских обществ и т.д.

Это позволило начать изучение комплексной истории православных миссий в отдельных этнорегионах. В частности, в исследованиях Г.Ш. Мавлютовой был представлен анализ истории миссионерской деятельности Русской православной церкви на Севере Западной Сибири56. Ученый впервые на основе объемного архивного материала рассмотрела деятельность Сургутской, Кондинской, и Обдорской миссий, восстановила их структуру, представила биографии руководителей, определила роль сибирских монастырей в распространении православия, реконструировала динамику принятия христианства местным аборигенным населением, масштабы этого процесса. Кроме того, Г.Ш. Мавлютова попыталась определить причины низкой эффективной работы православных миссий, сводя их, главным образом, к особенностям религиозного мировоззрения сибирских инородцев, связанных с языческими культами. По мнению исследователя, данный тип религиозного сознания более всего соответствовал образу их жизни, и менее соответствовал восприятию идей христианского миссионерства.

В рамках второго направления современной отечественной историографии наряду с собственно религиозно-пропагандистской деятельностью православных миссий, получило развитие изучение и других направлений работы их сотрудников - научно-исследовательской, переводческой, книгоиздательской,

56 Мавлютова Г.Ш. Миссионерская деятельность русской православной церкви в Северо-Западной Сибири (XIX - начало XX века). Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2001. 177 с.

СП просветительской, благотворительной и т.д. На основе этих исследований, наряду со стремлением критически подойти к освещению узловых проблем православного миссионерства были сделаны выводы о его позитивных последствиях58. Показательна в этом плане серия работ по истории Алтайской духовной миссии, в которых впервые продемонстрирована ее огромная роль в распространении медицинских знаний среди коренных народов Алтая, создании алтайской письменности и национальной литературы, формировании национальной

59 интеллигенции .

Таким образом, современной отечественной историографией был накоплен огромный эмпирический материал по истории православного миссионерства в Азиатских епархиях Российской империи. Комплексное изучение их истории, определение позитивных и отрицательных сторон деятельности, анализ масштабов перехода инородческих народов в лоно православия, выявление роли отдельных

57 Храпова Н.Ю. Место и роль Алтайской духовной миссии в процессе колонизации и хозяйственного освоения Горного Алтая (1828-1905 гг.). Автореф. дисс. к. и. н. Томск, 1989. 24 е.; Она же. Православное миссионерство на Алтае // Русская идея. Барнаул, 1992; Бородавкин А.П., Храпова Н.Ю. К вопросу о культурно-просветительской деятельности архимандрита Макария (М.Я. Глухарева) - идеолога и основателя Алтайской духовной миссии // Алтайский сборник. Вып. XV. Барнаул: Изд-во АлтГУ, 1992; Они же. М.М. Сперанский и Алтайская миссия // Культурное наследие Сибири. Барнаул: Изд-во АлтГУ, 1994; Пивоваров Б.И. Издательская деятельность Алтайской духовной миссии // Книга в автономных республиках, областях и округах Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: ГПНТБ, 1990; Он же. Из духовного наследия алтайских миссионеров. Новосибирск: Ид-во Православной гимназии во имя преподобного С. Радонежского, 1998. 271 с.

58 Вдовин Е.А. Христианизация как предпосылка возникновения народного православия мордвы // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2008. № 6. С. 6771; Главацкая Е.М. Православная колонизация и изменение религиозного ландшафта Урала в XVIII в. // Уральский исторический вестник. 2009. № 2. С 101-108; Есикова Е.М. Миссионерская деятельность Русской православной церкви среди калмыков Оренбургской епархии (1859-1917 годы) // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 28 (166). История. Вып. 34. С. 134-141; Михайлова Е.Д. Церковная школа как инструмент миссионерской и религиозно-просветительской деятельности православной церкви в конце XIX - начале XX вв. (на материалах Курской епархии) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2009. № 110. С. 35^10; Хабибуллин М.З. Вклад преподавателей Казанской духовной академии в изучение истории, языка и этнографии нерусских народов Поволжья и Приуралья в 1854-1881 гг. // Вестник Восточного экономико-государственного университета. 2009. №6 (44). С. 84-91.

59 Гончарова O.A. Культура, здоровье, здравоохранение. История народной медицины в Горном Алтае. Горно-Алтайск: Изд-во Горно-Алтайского ун-та, 1999. 94 е.; Ерошов В.В., Кимеев В.М. Тропою миссионеров. Алтайская духовная миссия в Кузнецком крае. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1995. 130 е.; Казагачева З.С. Зарождение алтайской литературы. Горно-Алтайск: Изд-во Горно-Алтайского гос. ун-та, 1992. 127 е.; Кислицын В.Н. Алтайская Духовная миссия и ее роль в колонизации Горного Алтая // Алтайский сборник. Вып. XV. Горно-Алтайск, 1992; Коцюба Д.В. Алтайская духовная миссия. Вопросы истории, просвещения, культуры и благотворительности. Кемерово: Кемеров. гос. университет, 1988, 155 е.; Екеев Н.М. Горный Алтай в конце XIX - начале XX вв. Горно-Алтайск: «Юч-Сюмер», 1994. 98 е.; Модоров Н.С. Россия и Горный Алтай: политические, социально-экономические и культурные отношения (XVII-XIX вв.). Горно-Алтайск: Изд-во Горно-Алтайского гос. ун-та, 1996. 396 е.; Табаев Д.И. К вопросу о переходе алтайцев к оседлости в дореволюционный период // Вопросы истории Горного Алтая. Вып. 1. Горно-Алтайск: Изд-во Горно-Алтайского гос. ун-та, 1986; Он же. Архивные материалы о переходе алтайцев на оседлость // Гуляевские чтения. Барнаул: Изд-во АлтГУ, 1998. деятелей миссионерства в развитии миссии вызвало необходимость создания обобщающих работ по истории миссионерства в Сибири.

Удачно, на наш взгляд, предпринятой попыткой синтеза истории миссионерства Русской православной церкви в Западной Сибири стала серия монографий и статей В.Ю. Софронова и выполненная им докторская диссертация60. В своих работах исследователь рассматривал поэтапное развитие западносибирского миссионерства как составную часть имперской национальной политики. При этом как самостоятельные направления им были представлены антиисламское, антиязыческое и антираскольническое миссионерство. Для каждого из них В.Ю. Софронов определил специфические особенности, принципы и методы организации деятельности61.

В исследованиях В.Ю. Софронова нашли отражение сюжеты, связанные с организацией и началом деятельности православной миссии среди казахского населения. По его данным, 1882 г. стал годом основания Киргизской миссии как «филиала Алтайской миссии Томской епархии», действовавшей на территории Алтайского горного округа. Параллельно на территории Тобольской епархии, по сведениям исследователя, был инициирован процесс создания православных миссионерских станов, «из которых в дальнейшем планировалось сформировать противомусульманскую миссию, но далее этого не пошло из-за отсутствия финансирования и подготовленных миссионеров»62.

Полученные в ходе нашего исследования данные позволяют поставить данный тезис под сомнение, поскольку уже в 1895 г. произошло слияние Киргизской миссии, действовавшей на Алтае и миссии Тобольской епархии. В результате была сформирована Киргизская миссия Омской епархии, которая в последующие десятилетия начала активную работу среди казахского населения.

Отдельные сюжеты истории миссионерства Русской православной церкви среди казахов Алтайского горного округа нашли отражение в исследованиях И.В.

60 Софронов Ю.В. Три века сибирского миссионерства. Ч. 1-3. Тобольск, 2005; Он же. Миссионерская деятельность Русской православной церкви в Западной Сибири в конце XVII - начале XX вв.: Автореф. дис. д.и.н. Барнаул, 2007. 51 с.

6 Софронов Ю.В. Государственное законодательство России по конфессиональным вопросам и правослпавное миссионерство в конце XVII - начале XX вв. // Известия Алтайского государственного университета. 2007. № 4-2. С. 138-144.; Он же. Миссионерская деятельность Русской православной церкви в Западной Сибири в конце XVII - начале XX вв.: Автореф. дис. д.и.н. Барнаул, 2007. С 35.

62 Софронов Ю.В. Миссионерская деятельность Русской православной церкви в Западной Сибири в конце XVII - начале XX вв.: Автореф. дис. д.и.н. Барнаул, 2007. С. 41.

Октябрьской . Деятельность служащих Киргизской миссии ученый рассматривает через призму этнополитической истории казахов Алтая. В этой связи подчеркивается, что создание административно-территориальных единиц - станов миссии происходило с ориентацией на поликультурность их населения, что объективно способствовало включению русских, казахов и алтайцев в межкультурный диалог. «В рамках подобного взаимодействия, - как отмечает И.В. Октябрьская, - происходила обоюдная этническая трансформация»64.

Некоторые вопросы православного миссионерства среди казахского населения нашли так же отражение в исследованиях российских исследователей A.M. Дубовникова, C.B. Горбуновой, О.Ю. Курныкина65.

В современной казахстанской историографии изучение истории Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности актуализировалось в связи с приобретением Казахстаном статуса суверенного государства и пересмотром, в этой связи, узловых сюжетов истории казахского народа, особенно затрагивающих его пребывание в составе Российской империи.

Проблемы христианизации казахского кочевого общества рассматриваются казахстанскими исследователями в двух основных направлениях. Представители первого связывают ее с национальной политикой Российской империи в Казахстане, направленной на насильственное насаждением всего «русского», в том числе культуры и религии, принудительным сокращением сферы влияния ислама.

63 Октябрьская И.В. Ислам и православие: опыт взаимодействия в свете стратегий и межэтнической коммуникации (на примере казахов Алтая) // Народонаселение Сибири. Стратегии и практики коммуникаций XVII — начало XX вв. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН. 2008. С. 340-360; Она же. Казахи Алтая: этнополитические и социально-культурные процессы в пограничных районах Южной Сибири XIX-XX вв.: Автореф. дис. д. и. н. Новосибирск, 2004. 46 е.; Она же. Крещеные казахи Алтая. Судьбы национальных меньшинств в контексте колониальной политики России XIX — начала XX вв. // Проблемы местного управления Сибири конца XVI—XX веков. Новосибирск, 1999. С. 96-98; Она же. Ислам и православие на Алтае. История и специфика диалога // Сибирь на перекрестке мировых религий / материалы межрегиональной научно-практической конференции. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2002. С. 205-207; Она же. Казахская проблема. Этнополитическая и этноконфессиональная ситуация на юге Сибири // Россия - Центральная Азия. Проблемы безопасности и миграций. Барнаул: изд-во АГУ, 2002. С. 167-176.

64 Октябрьская И.В. Ислам и православие: опыт взаимодействия в свете стратегий и межэтнической коммуникации (на примере казахов Алтая) // Народонаселение Сибири. Стратегии и практики коммуникаций XVII - начало XX вв. Новосибирск: изд-во Института археологии и этнографии СО РАН. 2008. С. 353.

65 Горбунова C.B. Крещеные казахи Российской империи П Центральная Азия и Сибирь. Барнаул: Изд-во «Азбука», 2003, С. 247-252; Дубовиков A.M. Этнический состав населения и религиозные конфессии в Уральской области (последняя треть XIX — начало XX вв.) // Вопросы развития исторической науки и образования в Западном Казахстане: поиски и проблемы / Материалы республиканской науч.-практ. конф. Уральск, 2007. 231 е.; Исламо-христианское пограничье: итоги и перспективы изучения // Сборник статей. Казань, 1994. 205 с.

При этом гипертрофируется его историческая роль в формировании казахской национальной культуры и казахской этнической идентичности. Так, например, известные казахстанские религиоведы М.-К. Барбасов и С.А. Бейбит отмечали: «Мусульманство способствовало формированию из многочисленных тюркских племен и родов коренной нации этой земли - казахов. Именно ислам служил фактором их объединения, оказал глубокое воздействие на культуру казахского народа еще в процессе его становления, всесторонне отразившись в языке, психологии, менталитете и жизненных представлениях, и за многие века стал неотъемлемой частью жизни казахской нации»66.

Крайне отрицательно в связи с этим оценивается миссионерство Русской православной церкви в регионе в имперский период: оно отождествляется с

67 духовной экспансией царского правительства в отношении казахского народа . Например, по мнению З.Т. Садвокасовой духовная экспансия являлась «венцом политики царской России в Казахстане», целью которой должно было стать «завоевание умов инородцев, их обрусение и ассимиляция с русским народом». Реализация духовной экспансии, по мнению исследователя, предполагала русификацию местного населения «путем введения и широкого распространения русского языка, главным образом, в образовательной сфере и насильственной христианизации, заключавшейся в постоянном притеснении ислама, что создавало простор для проповеди православия»68.

Таким образом, православное миссионерство среди казахов в оценках исследователей первого направления современной казахстанской историографии носит отрицательный характер. В некоторых случаях в некорректной форме анализируется благотворительная, просветительская деятельность православных священников69, миссионерство оценивается только как форма идеологической экспансии. Многие выводы исследователей, на наш взгляд, субъективны, не

66 Бейбит С.А., Барбасов М.-К. Казахстан: религии и межконфессиональные отношения // Центральная Азия и Кавказ. 2002. № 2 (20).

67 Мустафина, P.M. Бытовой ислам у казахов в XIX - начале XX вв.: (историко-этнографическое исследование): автореф. дис. д.и.н. / P.M. Мустафина - Алматы, 2006. - 149 е.; Садвокасова З.Т. Духовная экспансия царизма в Казахстане в области образования и религии (вторая половина XIX - начало XX вв.). Алматы, 2005. 345 е.; Она же. Русификаторская политика царизма в области образования нерусских народов. Отан тарихы. 2008. № 1. С. 90-100.

68 Садвокасова З.Т. Духовная экспансия царизма в Казахстане в области образования и религии (вторая половина XIX - начало XX вв.). Алматы, 2005. С. 9.

69 Садвокасова З.Т. Духовная экспансия царизма в Казахстане в области образования и религии (вторая половина XIX - начало XX вв.). Алматы, 2005. С. 84. подкреплены документальной базой, отдельные сюжеты истории миссионерства Русской православной церкви в Казахстане трактуются из сугубо конъюнктурных соображений авторов, их выводы не бесспорны, требуют критического переосмысления и научной дискуссии.

Более либеральные оценки истории православного миссионерства в среде казахского населения нашли отражение в трудах представителей второго направления современной казахстанской историографии С.Е. Андриенко, Г.К.

7 П

Батырханова, З.Е. Кабульдинова, JI.B. Тимофеевой . В них исследователи рассматривают деятельность Русской православной церкви в Казахстане как стремление закрепить позиции в религиозном пространстве региона и наладить межкультурный диалог.

С этой же методологической посылки рассматривает историю православия в Казахстане A.C. Тасмагамбетов, защитивший докторскую диссертацию в 2009 г.71 Исследование представляет собой первую в казахстанской историографии попытку системного анализа религиозного пространства Казахстана в конце XVIII - начале XX вв. В рамках диссертации реконструируется процесс распространения, организационного оформления, особенности функционирования ислама и христианства. Исследователь приходит к выводам о том, что колониальный период в истории Казахстана - время качественно нового этапа в развитии здесь

70 Андриенко С.Е. Киргизская духовная миссия и казаки Сибирского войска в конце XIX в. (проблема взаимоотношений) // Востоковедные исследования на Алтае. Барнаул: Изд-во «Азбука», 2007; Батырханов Г.К. Рессейдш Казахстандагы журпзген мисионерлж саясаты (XIX — екенип жартсы XX гг.): Автореф. дис. к.и.н. Алматы, 2007. 26 е.; Кабульдинов З.Е. Миссионерская деятельность правительственной церкви в Семипалатинской области и сопредельных российских округах II Состояние и перспективы развития краеведения в современных условиях / Материалы республиканской науч.-практ. конф. Павлодар. 2002. С. 224—230; Тимофеева J1.B. История русской православной церкви на территории Семиречья (вторая половина XIX — начало XX вв.): Автореф. дис. к.и.н. Алматы, 2007. 24 с.

71 Тасмагамбетов A.C. Из миссионерской деятельности православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX вв. // Вестник высшей школы Казахстана. 1996. № 6. С. 81-84; Он же. Из истории миссионерства в Западном Казахстане // Толерантность как альтернатива ксенофобии и политическому экстремизму / Материалы областной науч.-практ. конф. Уральск, 2007. 190 е.; Он же. Из истории возникновения православного миссионерского общества в Российской империи // Вестник Западно-Казахстанского государственного университета им. М. Утемисова. 2007. № 3. С. 112-117; Он же. Народное образование и православное миссионерство в мусульманских окраинах Российской империи во второй половине XIX - начале XX вв. // Актуальные проблемы краеведения / Материалы науч.-прак. конф. Атырау, 2007. С. 223; Он же. Из истории деятельности Актюбинского миссионерского стана русской православной церкви (конец XIX - начало XX вв.) // Вестник Актюбинского государственного педагогического университета. 2008. С. 152-157; Он же. Особенности православного миссионерства в Западном Казахстане в XIX веке // Вестник Атырауского государственного университета им. X. Досмухамедова. 2008. № 10. С. 66-70; Он же. Оренбургская епархия в конце XVIII-XIX веках и особенности распространения православия в Казахстане // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. 2008. № 1. С. 126-131; Он же. История конфессий Казахстана в конце XVIII - начале XX вв.: распространение, организационное развитие и миссионерство (по материалам ислама и православия): Автореф. дис. д.и.н. Уральск, 2009. 41 с. религиозно-культурного ландшафта. Оно было связано с институциональным развитием ислама, в том числе, благодаря активному реформированию мусульманских институтов Российской империей, а также формированием институтов Русской православной церкви, активным закреплением ее позиций в регионе, формировании церковно-приходской системы, строительством культовых учреждений.

A.C. Тасмагамбетов акцентирует в своих исследованиях внимание на проблеме раскола и старообрядчества в регионе, и приходит к выводу о том, что политика государства в отношении старообрядцев и сектантов в регионе носила двойственный характер: с одной стороны, оно стремилось проводить колонизацию новых земель при их помощи, с другой, боролось с расколом, сдерживая крестьянское движение в регион72.

В исследованиях A.C. Тасмагамбетова приводятся некоторые данные по истории Киргизской миссии Омской епархии, численности крещеных казахов за отдельные годы, предпринята попытка анализа причин низкой эффективности деятельности миссии, к числу которых ученый отнес особенности жизнедеятельности казахского кочевого общества, активное миссионерство в этот период татарских мулл и представителей среднеазиатского мусульманства. В выводах о характере православного миссионерства в Казахстане A.C. Тасмагамбетов подчеркивает, что за ним стояли не только «конфессиональные задачи, но и государственные интересы российского самодержавия. .миссионерство., по сути, становилось одной из форм и путей предпринятой

73 властями в этот период политики по русификации на окраинах империи» .

Таким образом, историографический обзор по истории Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности позволяет утверждать, что данная тема нашла отражение в российской и зарубежной историографии. В отдельные период развития исторической науки актуализировались и получали звучание те или иные аспекты этой проблемы, что было связано с господством определенных методологических установок. Однако, в целом, в рамках российской

72 Тасмагамбетов A.C. История конфессий Казахстана в конце XVIII - начало XX вв.: распространение, организационное развитие и миссионерство (по материалам ислама и православия): Автореф. дис. д.и.н. Уральск, 2009. 16 с.

73 Тасмагамбетов A.C. История конфессий Казахстана в конце XVIII - начало XX вв.: распространение, организационное развитие и миссионерство (по материалам ислама и православия): Автореф. дис. д.и.н. Уральск, 2009. 18 с. и зарубежной историографии не произошло синтеза накопленных эмпирических данных по истории миссионерства Русской православной церкви в Казахстане, данная тема не стала предметом специального научного исследования.

Целью исследования является всестороннее изучение истории миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX вв.

Реализация заявленной исследовательской цели возможна при решении комплекса задач, направленных на:

- выявление этапов религиозной политики Российской империи в отношении казахского кочевого населения и места в ней православного миссионерства;

- определение причин и основных этапов православного миссионерства среди казахского населения;

- реконструкцию процесса институционального оформления миссионерских структур, созданных для работы среди казахского населения;

- выявление основных этапов формирования старообрядческого и сектантского населения Казахстана, их расселения на территории региона по согласиям и толкам;

- определение основных форм и методов взаимодействия Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством в Казахстане;

- определение итогов миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане и выяснения степени ее эффективности.

Объектом исследования выступает история Русской православной церкви в Казахстане. Предмет исследования - миссионерская деятельность Русской православной церкви в Казахстане в середине XIX - начале XX вв.

Хронологические рамки исследования охватывают середину XIX - начало XX вв. - период в истории Казахстана, характеризующийся нахождением его в составе Российской империи. Нижняя хронологическая грань определяется серединой XIX в., что связано с началом организации православного миссионерства в казахской степи. Однако для более полной реконструкции причин этого процесса считаем необходимым сделать исторический экскурс в XVIII в.

Именно в этот период начался процесс присоединения территории Младшего и Среднего жузов к Российской империи, сопровождавшийся появлением здесь православного населения и возникновением русско-казахского межэтнического диалога. Кроме того, период важен для определения и анализа основных этапов религиозной политики Российской империи в данном этнорегионе, определения причин и механизмов перехода этой политики в русло распространения православия.

Верхняя хронологическая грань исследования определяется началом XX в., а именно, 1917 г. - падением Российской империи и ее колониальной системы. В связи с приходом к власти большевиков была создана новая модель политической системы, одним из принципов которой стал принцип отделения церкви от государства. Это привело в конечном итоге к кардинальному изменению статуса Русской православной церкви и прекращению ее миссионерской деятельности среди многочисленных народов бывшей Российской империи, в том числе, в Казахстане.

Территориальные рамки исследования охватывают регионы современной Республики Казахстан. При этом следует отметить, что в дореволюционный период этническая территория казахов была значительно уже и ограничивалась с середины XIX в. Уральской и Тургайской областями Оренбургского, Акмолинской и Семипалатинской областями Западно-Сибирского, Семиреченской и Сырдарьинской областями Туркестанского генерал-губернаторств, входившими в состав Российской империи. В 1882 г. Уральская, Тургайская, Алмолинская и Семипалатинская области были объединены в одно Степное генерал-губернаторство с присоединением к нему Семиреченской области, изъятой из компетенции туркестанских властей. В 1896 г. Семиреченская область вновь была возвращена в состав Туркестанского генерал-губернаторства.

Отдельные районы современной Восточно-Казахстанской области на протяжении 1865-1894 гг. входили в состав Бийского округа Томской губернии, с 1 января 1895 г. - в состав вновь образованного Змеиногорского округа этой же губернии74. Некоторые территории Северо-Казахстанской и Павлодарской

74 Административно-территориальное устройство Колывано-Воскресенского (Алтайского) округа в 1726-1917 гг. // Режим доступа: http://guides.eastview.com/browse/guidebook.htn^l?bid=56&sid=370732 (В Змеиногорский округ вошли 12 крестьянских волостей, (Чарышская, Алейская, Владимирская, Устьобластей современного Казахстана в дореволюционный период входили в состав Павлодарского уезда Омской области, входящей в состав Томской губернии75.

Несовпадение границ Степного и Туркестанского генерал-губернаторств с современными границами Республики Казахстан привело к необходимости в процессе реконструкции истории православного миссионерства Русской православной церкви в регионе, выходить за рамки указанных территориальных границ и включать в их состав приграничные с Республикой Казахстан регионы Российской Федерации: Оренбургской, Омской области, Алтайского края др.

Методология и методика исследования. Общефилософской методологией исследования выступает теория локальных цивилизаций, получившая разработку в работах Н. Данилевского, О. Шпенглера, П. Сорокина, А. Тойнби и др76. В рамках данной теории под цивилизацией понимается «социокультурная общность, формируемая на основе универсальных, то есть сверхлокальных, ценностей, получающих выражение в мировых религиях, системах морали, права, искусства. Эти ценности сочетаются с обширным комплексом практических и духовных знаний и разработанными символическими системами, способствующими

77 преодолению локальной замкнутости первичных коллективов» . Основными признаками цивилизации выступают: не обязательное совпадение ее границ с государством, нацией или другой социальной группой; самобытность и самотождественность, которые сохраняются на всем протяжении существования цивилизации и не поддаются трансформации в процессе ее внутреннего развития; наличие собственных автономных законов эволюции, характерных только для нее; преломление внешнего воздействия в специфической для данной цивилизации форме.

Очевидно, что историю России можно рассматривать как историю локальной цивилизации, обладающей характерными отличительными чертами и прошедшей в

Каменогорская, Бухтарминская, Верх-Бухтарминская, Ново-Алейская, Бобровская, Нарымская, Александровская, Покровская, Шелковниковская), пять горнозаводских (Змеиногорская, Локтевская, Колыванская, Риддерская, Зыряновская) и Верх-Алейская казачья станица).

75 Справочник административно-территориального деления Казахстана (1920-1936 гг.). Алма-Ата: Наука, 1959. С. 240.

76 Данилевкий Н.Я. Россия и Европа. М.: Терра-Кн. клуб, 2008. 702 е.: Тойнби А. Дж. Постижение истории: Сборник / Пер. с англ. Е. Д. Жаркова. М.: Рольф, 2001. 640 е.; Он же. Цивилизация перед судом истории: Сборник / Пер. с англ. М.: Рольф, 2002. 592 е.; Сорокин П. Социальная и культурная динамика. М.: Астрель, 2006. 1176 е.; Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Всемирно-исторические перспективы. Т. 1-2. М.: «Мысль», 1998.

77 Ерасов Б. Цивилизация: слово, термин, теория. Сравнительное изучение цивилизаций. М., 1999.

С. 25. своем развитии несколько этапов. При этом мы солидарны с В. Ф. Шаповаловым, который считает, что о современной российской цивилизации можно «вести речь начиная от эпохи петровский преобразований, от XVIII в., от имперского,

78 петербургского» периода российской истории» . Окончательные признаки этой цивилизации сформировались во второй половине XVIII - начале XIX в., а в последующие десятилетия, вплоть до современности происходило ее интенсивное развитие.

По мнению А. Панарина полинациональный и поликонфессиональный состав российской цивилизации, обладающей «своим суперэтническим

79 потенциалом и соответствующим набором геополитических идей» , безусловно, определили ее многоуровневость, многоплановость, масштабность. Она обладает общими чертами объективного порядка, такими как язык, история, религия, обычаи, институты, а также субъективной самоидентификацией россиян, относящих себя именно к России.

Мультикультурализм как одни из главных компонентов российской цивилизации определил своеобразие российской национальной политики в имперский период. Ряд зарубежных исследователей - А. Каппелер, М. фон Хаген, Дж Хоскинг и др. предложили по-новому взглянуть на такие понятия как «империя», «нация», «национальная политика» и определить новую методологическую концепцию в разработке узловых сюжетов многонациональной Российской империи80. Ее главной посылкой стала трактовка истории России сквозь призму разработки и реализации национальной политики, направленной на инкорпорацию многочисленных народов империи в ее политико-правовое и социально-экономическое пространство.

Наиболее завершенная концепция интеграции национальных окраин России в общеимперское пространство как стратегии ее национальной политики

81 представлена в исследовании А. Каппелера . В нем автор скорректировал русоцентристский взгляд на историю России, противопоставив ему

78 Шаповалов В.Ф. Россиеведение. М„ 2001, С. 20.

79 Панарин А. Выбор России: между атлантизмом и евразийством // Цивилизации и культуры. Вып. 2. М„ 1996.

80 Каппелер А. Россия - как многонациональное государство. М.: Прогресс-Традиция, 1992. 342 е.; Хоскинг Дж. Россия: народ и империя. 1552-1917. Смоленск: Русич, 2000. 512 е.; М. Hägen. Does Ukraine Have a Hisrory? // Slavik Review, Vol. 54. No. 3 (Autumn, 1995).

81 Каппелер А. Россия - как многонациональная империя. М.: Прогресс-Традиция, 1992 342 е. полиэтничность как важную константу этой истории. Принципиальной позицией исследователя стало стремление рассматривать народы империи не как объекты государственной политики, а как «силы, в значительной степени определяющие

82 историческое развитие» .

Прослеживая историю России на протяжении нескольких столетий, А. Каппелер пришел к выводу, что для имперской национальной политики был характерен ряд признаков. К их числу исследователь относит: требование центром политической лояльности от народов империи, взамен на неприкосновенность их самобытности; сословность, т.е. осуществление инкорпорации национальных элит в имперское господствующее сословие; иерархичность этносов, которые входили в состав империи, в основе которой был заложен принцип социокультурной

83 удаленности от русских .

Р. Пирсон, критикуя в этой связи смысловую нагрузку термина «русификация», которая была характерна для советского периода, доказывает, что «русификация» в смысле этнической ассимиляции нерусских была неосуществима, так как «царизм не обладал ни тоталитарными амбициями, ни ресурсами, свойственными современным государствам». Русификация, по мнению исследователя, означала не более чем усиление «гегемонии русского языка, культуры и госучреждений»84.

Учитывая отсутствие у Российской империи современных технологий управления национальным государством и социополитическую слабость восточных славян, К. Мацузато считает, что только использование принципа «разделяй и властвуй» («этнический бонапартизм») было возможным средством реализации национальной практики этого государства. В итоге исследователь считает, что предложенные А. Каппелером характерные черты российской национальной политики: инкорпорация местных этноэлит, имперская

82 Каппелер А. «Россия - многонациональная империя»: некоторые размышления восемь лет спустя после публикации книги // Ab Imperio. 2000. № 1. С. 12.

83 Каппелер А. Мазепинцы, малороссы, хохлы, украинцы в этнической иерархии Российской империи // Россия - Украина: история взаимоотношений / под ред. А.И. Миллера и др. М., 1997. С. 125-144.

84 Цит. по: Мацузато К. Польский фактор в правобережной Украине с XIX по начало XX века // АЬ Imperio. 2000. № 1.С. 95. этнокосмология в дополнении с «этническим бонапартизмом» и составляли суть

85 этой политики .

В 90-е гг. XX в. интеграционная концепция национальной политики Российской империи стала активно разрабатываться и в отечественной науке. Как попытку переосмысления истории России и «примерки» на нее новой концепции можно рассматривать серию научных конференций, посвященных данной о/г тематике , а также развернувшуюся во второй половине 90-х гг. прошлого столетия на страницах научно-популярного журнала «Родина» многогранную дискуссию, под общим названием «Мы в империи - империя в нас».

Большинство современных исследователей, изучающих историю Российской империи с позиций полиэтничности, признают, что в целом Россия «выработала такой тип национальных отношений, который учитывал интересы инородческих этносов и способствовал многовековой, относительно мирной совместной жизни народов различных расовых, религиозно-конфессиональных и этнических ориентаций»87. Это стало возможным благодаря разработке и реализации региональных стратегий национальной политики, применительно к конкретным этнорегионам, учитывающим специфику того или иного народа. По их мнению, для российской национальной политики, наряду с лояльностью к этноэлитам, сохранением на инкорпорированных территориях автономии и широким сотрудничеством центрального правительства с нерусскими элитами, был характерен еще ряд важных принципов.

Одним из них, например, Б.Н. Миронов называет принцип равенства этносов, отсутствие связи между национальным и социальным статусом, что нашло отражение в интернациональности политической, культурной, военной, научной элиты Российской империи. Более того, исследователь убежден, что для поддержания данного принципа государство пошло на создание некоторых преимуществ в правовом положении инородцев империи по сравнению с русскими (отмена для них воинской повинности, льготное налогообложение, свободная

85 Мацузато К. Польский фактор в правобережной Украине с XIX по начало XX века // Ab Imperio. 2000. № 1. С. 95.

86 Россия в XX веке. Проблемы национальных отношений. / под ред. А.Н. Сахарова. М., 1999; Имперский строй России в региональном измерении (XIX - начало XX века) // Сборник научных статей /под ред. П.И. Савельева. М., 1997; Казань, Москва, Петербург: Российская империя взглядом из разных углов / под ред. Б. Гаспарова и др. М., 1997.

87 Российская многонациональная цивилизация. Единство и противоречия. М., 2003. С. 87. вертикальная социальная мобильность) и активное инвестирование местных оо национальных экономик и инфраструктур .

Главной целью столь либерального курса национальной политики России, при всем разнообразии ее региональных практик оставался этатизм - укрепление общей для империи государственности и сохранение ее территориальной целостности, выражавшееся в объективной тенденции - выработке единого стандарта подданства и управления. Эта цель наиболее актуализировалась в 60-70-е гг. XIX в., когда завершилось присоединение в состав Российской империи крупнейших этнорегионов: Степного края, Туркестана, Кавказа. Начавшаяся в этот же период модернизация политической и социально-экономической системы обозначила необходимость «унифицировать все части империи в административном, культурном, правовом и социальном смыслах, интегрировать общество по вертикали - через прежние сословные барьеры и по горизонтали -через национально-региональные границы независимо от их местоположения и всеми жителями страны независимо от их сословной и национальной принадлежности»89.

Решить столь грандиозную задачу в условиях поликультурности российского общества возможно было только посредством проведения политики русификации, которая «означала не создание преимуществ и привилегий для русских, а прежде всего систематизацию и унификацию управления, интеграцию всех этносов в единую российскую нацию»90. Таким образом, политика русификации являлась не целью национальной политики, а средством, методом реализации интегральных устремлений государства, она должна была, безусловно, способствовать увеличению социальной мобильности населения этнорегионов, русский язык должен был выступить в роли «языка модернизации»91.

Автор представленного исследования считает, что методологические посылки концепции интеграции национальных окраин в российское имперское пространство в полной мере могут выступить в роли конкретно-научной

88 Миронов Б.Н. Историческая социология истории. Спб.: Издательский дом СИГУ. 2009. С. 4244.

89 Миронов Б.Н. Историческая социология истории. Спб.: Издательский дом СПГУ. 2009. С. 50.

90 Тихонов А.К. Католики, мусульмане и иудеи Российской империи в последней четверти XVIII -начале XX в. СПб.: Изд-ва СпбГУ, 2008. С. 166.

91 Миронов Б.Н. Историческая социология истории. Спб.: Издательский дом СПГУ. 2009. С. 49. методологии исследования и быть применимы при рассмотрении национальной политики Российской империи в Казахстане, в общем, и религиозной политики, как ее составляющей, в частности. В рамках имперских интеграционных устремлений для данного региона была разработана своя стратегия, в полной мере учитывающая особенности формирования его религиозно-культурного ландшафта, самобытность казахского кочевого общества и т.д.

В русле концепции интеграции применительно к истории Российской империи автор исследования использует и термин «русификация». Под ним мы понимаем совокупность мероприятий, предпринятых российской политической элитой и направленных на создание благоприятных условий для успешной инкорпорации этнорегионов в политико-правовое, социо-культурное пространство Российской империи, конечной целью которой должно было стать создание универсальной модели управления государством, призванной обеспечить национально-территориальную целостность империи. К числу таких мероприятий мы относим: распространение системы образования на русском языке в масштабах всей империи, формирование единой системы органов управления, закрепление государственной идеологии среди многочисленных народов, стержнем которой являлось представление о единстве монарха, православия и народа.

При этом следует учитывать, что идеологической основой русской колонизации национальных окраин выступала концепция «Москва - Третий Рим -Святая Русь». Она, безусловно, позволила сделать для русских психологически легким процесс переселения, в регионы, где не была упрочена российская государственная юрисдикция. Она же, как отмечает C.B. Лурье, обеспечила «силу религиозной экспансии и создала предпосылки для культурной гомогенизации всей государственной территории. Основой этой гомогенизации была, .эсхатологическая идея Православного царства, которая распространялась через монастыри в качестве ценностной максимы Российской империи - ее центрального принципа»92.

Таким образом, одной из составляющих национальной политики Российской империи становилось расширение границ православного мира и увеличение численности православного населения, религиозные и государственные

92 Лурье C.B. Историческая этнология. М.: Гаудеамус: Академ. Проект, 1997. С. 275. интересы сливались, происходила сакрализация государства. В конечном итоге, русское переставало быть этнической характеристикой: «все, что служит процветанию Православного государства, является русским. Не русские -православный народ, а весь православный народ - русский, по имени православного государства. В своем собственном сознании русские были не славянами (само это понятие вплоть до середины XIX в. было малозначительным),

93 а православными христианами» .

В связи с этим становиться очевидной необходимость отказаться от однобокого толкования термина «русификация», рассматривающего его как совокупность мер, направленных на воспитание «привязанности к русской культуре, отказу от бытовых привычек, от традиционного образа жизни и системы миропонимания, от национальной культуры, т.е. от основ национальной идентичности»94. Во-первых, в рамках реализации религиозно-государственной идеи, связанной с перманентным расширением границ православного мира за счет включения новых территорий, акцент делался, как уже указывалось, на религиозной унификации. Это делало необходимым идентифицировать граждан империи не по этническому признаку, а по религиозному, национальное разнообразие государством игнорировалось.

Во-вторых, организация православного миссионерства среди многочисленных народов Российской империи проводилась в рамках образовательной системы Н.П. Ильминского. Показательно в этой системе то, что она предполагала своего рода «интернациональное воспитание» русских: пропаганда идей православия должна была осуществляться на языке «инородцев», который предварительно изучали сотрудники православных миссий. Благодаря их исследовательской, просветительской и медицинской деятельности были сохранены культура и языки многих народов, подвергшихся русификации.

В-третьих, в русле политики русификации в предложенной нами трактовке можно рассматривать и миссионерство Русской православной церкви в отношении старообрядчества и сектантства, поскольку их носители рассматривались как один из дестабилизирующих факторов внутренней жизни

93 Лурье C.B. Историческая этнология. М.: Гаудеамус: Академ. Проект, 1997. С. 276.

94 Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири. Концепции государственной политической мысли и областническая мысль. Томск: Изд-во ТГУ, 2005. С. 85. государства, а приведение их в новообрядческое православие всегда являлось приоритетной задачей государства в свете его интеграционных устремлений и расширения границ православного государства.

В рамках предложенного нами определения политики русификации, рассматривается термин «миссионерство». В миссиологии утвердилось мнение, что основные принципы религиозной пропаганды Русского государства были заимствованы у Византии, поскольку первое претендовало на роль преемника ее государственно-религиозной идеологии. Данные принципы основывались на идее расширения границ православного государства (в том чисел за счет колонизации «чужих земель», периферийных территорий) как процесса, «санкционированного свыше и, следовательно, вполне закономерного с точки зрения «божественного

95 права» акта» .

Это обстоятельство определило тот факт, что колонизация новых земель Русским государством осуществлялась первоначально церковными структурами: монастырями, церквями, старообрядческими скитами, т.е православными монашествующими структурами. При этом, как правило, сами монашествующие стремились удалиться за пределы «российской государственной территории вовсе не с целью миссии, а напротив, желая порвать связи с этим миром». Основными принципами их деятельности в этнопериферийных зонах, стали доходчивость, понятность, доступность, личный пример благочестивой жизни и труда в образовательной и культурной сферах, благотворительность, шефство над новокрещенными, ненасилие в распространении христианства. Эти принципы определили специфику православного миссионерства и позволяли рассматривать его как подвижничество, особое душевное состояние отдельных людей, готовых всю жизнь «открывать тайну священноапостольства, тайну распространения благодатного света». Именно поэтому в средневековый период не был сформирован образ «воинствующей православной церкви», а Россия не знала крестовых походов с целью массового обращения в православие96.

95 Ерофеева И.В. Русская имперская идея в истории // Россия и Восток: Проблемы взаимодействия / под ред. С.А. Панарина. М„ 1999. Вып. 1. С. 145.

96 Ефимов А.Б. Очерки по истории миссионерства Русской православной церкви. М.: Изд-во православного Свято-Тихвинского гуманитраного ун-та, 2007. С. 284 с.

В синодальный период истории Русской православной церкви философско-религиозное содержание термина «миссионерство» значительно трансформировалось. Православная церковь, являясь одним из институтов государства, выступила активным участником реализации проекта второй половины XIX в., направленного на интеграцию этногрегионов в общеимперское пространство. Среди методов политики русификации, как указывалось выше, призванной обеспечить успешность проекта, огромная роль была отведена православному миссионерству, которое, безусловно, нужно рассматривать как определенное политическое действие. На протяжении XIX в. деятельность миссионеров теперь контролировалась и направлялась государством, постоянно бюрократизировалась, миссионеры-священники стали одной из категорий российского чиновничества, получающей зарплату.

Изучение истории Российской империи с точки зрения полиэтничности неизбежно приводит к необходимости перехода исследователя в плоскость межэтнических отношений. В этой связи возникает ряд вопросов: какой характер имела полиэтническая империя?, какова была ее социоэтническая и экономическая структура?, в каких областях имелось межэтническое разделение труда?, как происходило взаимодействие различных культур и религий?

Ответ на все эти и другие вопросы можно получить только в рамках междисциплинарного подхода. В этой связи, наряду с методологическим принципами исторической науки, целесообразно использование теоретических разработок, прежде всего, исторической этнологии и ее теории адаптации, которая рассматривается как одна из форм этнических процессов, выражающаяся в реакции этноса на изменение социального и культурно-политического пространства.

Основателями концепции адаптации (культурной экологии) принято считать Л. Уайта и Дж. Стюарта, которые утверждали, что этническое (культурное) развитие происходит посредством возрастающей эффективности использования природных ресурсов, что, в свою очередь, ведет к росту населения, подъему производительности труда и экономической специализации. Иными словами, каждый этнос и его культуру следует рассматривать как особую систему, эволюция которой определяется потребностью адаптации к специфическим для каждой культуры природно-географическим условиям97.

В отечественной этнологии теоретические и методологические проблемы концепции адаптации (этнической экологии) активно разрабатывались в 70-е гг. XX в. Этому предшествовала появившаяся в 50-е гг. этого столетия теория хозяйственно-культурных типов, авторами которой являлись Ю.В. Бромлей, H.H. Чебоксаров и др.98 Под хозяйственно-культурным типом понимались исторически сложившиеся черты хозяйства и культуры (главным образом, материальной), которые были характерны для народов, находящихся примерно на одинаковом уровне социально-культурного развития и живущие в сходных природных условиях.

В 70-80 гг. XX в. отечественная наука продвинулась намного вперед в понимании сути адаптационных процессов. Так, например, в теоретических разработка Э.С. Маркаряна адаптация рассматривается как «способность системы для самосохранения производить себя по принципу обратной связи в соответствии со средой». Происходит это в процессе культурных мутаций - возникновения внутри культуры, которая по тем или иным причинам перестала удовлетворять потребности общества к внешней среде, системы инноваций (новшеств, нововведений)99. Таким образом, в отличие от западного понимания адаптации как стабильного существования культуры, российская наука понимает его как

100 отражение динамизма человеческой культуры» .

Кроме того, российские исследователи рассматривают адаптацию не только как процесс приспособления к природной среде обитания, но и к «среде обитания социальной, сфере межобщественных (межплеменных, межгосударственных и т.д.) связей и взаимодействий, рассматриваемых в перспективе деятельности того или

97 Steward J.H. Theory of Culture Change. Urbane, 1955. P. 36-41.

98 Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. M.: URSS, 2009. 436 е.; Он же. Современные проблемы этнографии. Очерки теории и истории М.: Наука, 1981. 264 е.; Он же. Этносоциальные процессы: теория, история и современность. М.: Наука, 1987. 333 с.

99 Маркарян Э.С. Основные проблемы этнической экологии // Этнографическое обозрение. 1983. № 1. С. 8.

100 Крупник И.И. Арктическая этноэкология: Модели традиционного природопользования морских охотников и оленеводов Северной Евразии. М.: Наука, 1987. С. 16. иного общества, с которым они (члены этого общества) вступают в контакты посредством институциализированных мирных, а также военных средств»101.

В этой связи становиться возможным выделение нескольких уровней адаптации, характеристика которых нашла законченное выражение в исследованиях Э.С. Маркаряна. Исследователь выделил три уровня адаптации: материальная (производство, распределение и потребление материальных благ), социальная (комплекс разнообразных нормативно-ценностых и мировоззренческих идей и представлений этнического, религиозного, этикетного, эстетического и прочего порядка и комплекса механизмов, образующих характерные для той или иной этнокультурно й общности способы (технологии) внедрения указанных ценностей посредством технологии научения, воспитания, просвещения, социализации), психологическая (система психоэтнических установок,

102 определяющих иногда в деталях поведение человека в той или иной ситуации) . Вполне очевидно, как считает C.B. Лурье, «наиболее активно могут проявляются адаптивные уровни этноса в ситуации изменения его традиционных политических,

103 социальных, культурных условий существования» .

Данные методологический подход может быть в полной мере задействован для выявления механизма действия различных уровней адаптации применительно к этносам, проживающим на своей этнической территории, но попавшим под влияние внешних факторов (например, казахов, оказавшихся в XVIII-XIX вв. в совершенно новых политико-экономических условиях, связанных с присоединением к Российской империи и характеризовавшихся трансформацией потестарно-патриархальных отношений и формированием имперской модели административно-правового, экономического и культурно развития), а также к этносам мигрирующим (например, восточнославянский этнос, миграционное движение которого в Азиатскую часть Российской империи началось с середины XIX в. и продолжалось в последующие десятилетия).

Главным звеном механизма адаптации при этом, по мнению, Э.Г. Аврамзяна, выступает этническая (культурная традиция), которая понимается как механизм

101 Маркарян Э.С. и др. Культура жизнеобеспечения и этнос: Опыт этнокультурного исследования (на примере армянской сельской культуры). Ереван. 1983. С. 9.

10 Маркарян Э.С. и др. Культура жизнеобеспечения и этнос: Опыт этнокультурного исследования (на примере армянской сельской культуры). Ереван. 1983. С. 16.

103 Лурье C.B. Историческая этнология. М.: Гаудеамус: Академ. Проект, 1997. С. 125. самосохранения, воспроизводства и «регенерации этнической культуры как системы»104.

При этом Э.С. Маркарян подчеркивает, что традиция находится в постоянном движении, причиной которого выступает процесс преодоления одних видов социально организованных стереотипов и образования новых105. На примере трансформации религиозного мировоззрения и связанных с ним практик, происходящей в у казахов в ХУШ-Х1Х вв., и характеризовавшейся наложением исламской, а позднее православной традиции на языческую, можно выявить формирование новых культурных традиций. В то же время, наличие сложившейся «центральной зоны» (этничность и менталитет) внутри культурной традиции не позволяет полностью разрушить в процессе трансформации традиции этническую доминанту.

Важной методологической посылкой теории адаптации является «показатель этнической комфортности», который определяется И.В. Октябрьской как «степень привлекательности определенного этнотерриториального сообщества, предлагающего характерную для данного региона исторически выработанную модель оптимальной «межэтнической (культурной) дистанции» и стратегии межгруппового взаимодействия, которая обеспечивает целостность и эффективность воспроизводства этнических идентичностей». Этнический дискомфорт, при наличии экономических и социально-политических противоречий, по мнению И.В. Октябрьской, связан с ростом интолерантных и миграционных стратегий106.

Методологические посылки теории адаптации сегодня активно используются отечественными исследователями107. Особенно они актуализируются

104 Аврамзян Э.Г. Инновация и стереотипизация как механизм развития этнической культуры // Методологические проблемы этнической культуры / Материалы симпозиума. Ереван. 1978. С. 93.

105 Маркарян Э.Г. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская этнография. 1987. №

2. С. 81.

106 Октябрьская И.В. Казахи Алтая: этполитические и социокультурные процессы в пограничных районах Южной Сибири. XIX-XX вв.: автореф. дис. д.и.н. Новосибирск, 2004. С. 9.

107 Ахметова Ш.К., Селезнев А.Г. О мусульманско-языческом синкретизме у народов Западной Сибири // Народы Сибири и сопредельных территорий. Томск, 1995. С. 269-273; Бадмаев А. Ю. Буряты и русские: диалог культур (XVII - первая половина XIX века) // Народонаселение Сибири. Стратегии и практики межкультурной коммуникации. XVII - начало XX века. Новосибирск, 2008. С. 264-303; Зуев A.C. Русские и аборигены на крайнем Северо-востоке Сибири во второй половине XVII - первой четверти XVIII в. Новосибирск: РИЦНГУ, 2002. 330 е.; Он же. Оценочное восприятие русскими чукчей и коряков (вторая половина XVII-XVIII век) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Материалы годовой сессии Института архелогии и этнографии СО РАН. Новосибирск, 2006. Т. 12, Ч 2.; Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири. Концепция государственной политики и применительно к имперскому периоду истории России, когда в результате расширения ее границ в сферу администрирования попадали многочисленные инородческие народы, а в результате миграции восточнославянского этноса в азиатскую часть империи во второй половине XIX - начале XX в. значительно усилились межэтнические контакты, принимавшие различные формы взаимодействия, адаптации, отторжения и неприятия.

В рамках заявленных методологических концепций диссертации основными подходами выступают цивилизационный, исторический и междисциплинарный подходы. Первый из них позволяет рассматривать российское общество как особую полиэтничную и поликонфессиональную структуру и отслеживать ее динамику в контексте взаимоотношений с государством на протяжении имперского периода. Исторический подход направлен на выявление исторических процессов - причинно-следственных связей, этапов и итогов миссионерства Русской православной церкви в Казахстане в дореволюционный период. Теория интеграции национальных окраин и теория адаптации в рамках междисциплинарного подхода, позволяют объективно реконструировать процесс миссионерства Русской православной церкви в Казахстане, выявить его интеграционные возможности и конкретные результаты, применительно к казахскому и славянскому этносу.

Вышеназванные методологические принципы определили и соответствующий набор методов исследования. Среди них конкретно-исторические методы: историко-генетический, историко-сравнительный.

Историко-генетический метод направлен на изучение предмета исследования в исторической динамике с момента образования православных миссий в Казахстане до их аннулирования. Метод предполагает использование количественных показателей - общей численности перешедших в православие казахов, старообрядцев и сектантов, станов Киргизских миссий и миссионерских областническая мысль. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2005. ; Октябрьская И.В. Ислам и православие : опыт взаимодействия в свете стратегий межэтнической коммуникации (на примере казахов Алтая) // Народонаселение Сибири. Стратегии и практики межкультурной коммуникации. XVII - начало XX века. Новосибирск, 2008. С. 264-303; Она же. Казахи Алтая: этнополитические и социально-культурные процессы в пограничных районах Южной Сибири XIX-XX вв.: Автореф. дис. д.и.н. Новосибирск, 2004. 46 е.; Трепавлов В.В. «Белый царь»: Образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. М.: Вост. лит-ра РАН, 2007. 253 е.; Шерстова Л.И. Этнополитическая история тюрков Южной Сибири в XVII-XIX веках. Томск: Изд-во ТГУ, 1999. 433 с. организаций, что позволяет отойти от эмпиризма и подняться на более высокий аналитический уровень исследования данной проблемы.

Историко-сравнительный метод предполагает проведение сравнительного анализа деятельности миссионерских структур Казахстана и других этнорегионов Российской империи. Результаты позволят определить черты сходства и отличия религиозной пропаганды Русской православной церкви среди различных народов империи, определить ее особенности среди казахского кочевого населения и в целом решить вопрос о степени ее эффективности и основных результатах.

Источниковая база исследования. Источники по истории православного миссионерства в Казахстане в дореволюционный период довольно разнообразны и, в зависимости от происхождения, представлены пятью основными типами: законодательные и нормативные акты, материалы официального делопроизводства, публицистика (периодические издания дореволюционного периода), статистические источники, источники личного происхождения (дневники, путевые заметки и т.д.). Рассмотрим более подробно каждую категорию источников.

1. Законодательные и нормативные акты. Основная масса источников этой группы включена в Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ РИ), Свод законов Российской империи и входящие в них Уставы духовных дел иностранных исповеданий 1857 и 1896 гг.108

Одним из наиболее крупных и содержащих большой объем законодательных и нормативных актов является ПСЗ РИ. Первое издание, содержащее 45 томов, относится к истории периода феодализма. В его состав вошла основная масса законов, начиная с Соборного уложения 1649 г. и до вступления на престол Николая I. Второе издание (54 тома) содержит документы, хронологически относящиеся к 1825-1881 гг. Третье издание состоит из 16 томов, вышедших в 18 книгах и опубликованных в период с 1881 по 1917 гг.109 Наиболее ценным для раскрытия темы исследования являлся комплекс указов и законодательных актов, отложившихся во втором и третьем изданиях ПСЗ РИ.

108 Полное собрание законов Российской империи. Изд. 1-е. СПб., 1830. Т. 1-40; Изд. 2-е. СПб., 1871-1880. Т. 1-53; Изд. 3-е. СПб., 1881-1817. Т. 1-25; Свод законов Российской империи издания 1857 г. Т. II. Ч. 1: Уставы духовных дел иностранных исповеданий. Типография 2-го отделения С.Е.И. В. канцелярии., 1857; Свод законов Российской империи. Издание 1896 г. Т. II. Ч. 1: Устав духовных дел иностранных исповеданий. Гос. типография. СПб., 1896.

109 Полное собрание законов Российской империи. Изд. 1-ое. СПб., 1823.

В них, в частности, содержится информация, позволяющая определить правовой статус Русской православной церкви в политической системе Российской империи, характер взаимодействия государства и церкви. Некоторая часть законодательных актов отражает процесс институционального оформления Русской православной церкви в Казахстане, историю ее церковно-приходского, церковно-школьного и монастырского строительства, религиозно-просветительскую, медицинскую, благотворительную деятельность.

Отдельной группой в ПСЗ РИ выделяется комплекс законодательных актов, регламентирующий взаимоотношение государства и Русской православной церкви с другими конфессиями и религиозными течениями. Это документы позволяют наполнить конкретным содержанием религиозную политику России в Казахстане, в хронологической последовательности реконструировать ее эволюцию и этапы, выявить механизм смены ее приоритетов, а так же определить место и роль в ней православного миссионерства, организованного в отношении казахского мусульманского и восточнославянского старообрядческого населения.

На основе ПСЗ РИ издавались церковные нормативные и законодательные акты, имеющие тематическую направленность и характеризующие всестороннюю деятельность Русской православной церкви110. Особенно в этой связи следует назвать Устав духовных дел иностранных исповеданий, утверждавшийся в двух редакциях: в 1857 и 1896 гг.111 Его содержание позволяет дополнить представления о статусе Русской православной церкви в государственной структуре Российской империи и выявить основные критерии привилегированности ее положения в сравнении с другими конфессиями империи.

Устав духовных дел иностранных исповеданий важен с точки зрения поминания цели и задач православного миссионерства, так как определял систему поощрительных мер для перехода в православие, порядок «присоединения» к нему

110 Барсов T.В. Сборник действующих и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений по ведомству православного исповедания. СПб., 1885; Завьялов А. Циркулярные указы Святейшего правительственного Синода 1867-1900. СПб., 1901; Полное собрание постановлений и распоряжение по ведомству православного вероисповедания Российской империи. СПБ., 1885-1917; Руководящие для православного духовенства указы Святейшего Правительственного Синода 1721-1878. М., 1879; Собрание постановлений Святейшего синода 1867-1874 гг. относительно устройства духовных училищ. СПб., 1875; Собрание постановлений по части раскола. СПб., 1858; Устав духовных консисторий. М„ 1883;

111 Свод законов Российской империи издания 1857 г. T. II. 4. 1: Уставы духовных дел иностранных исповеданий. Типография 2-го отделения С.Е.И. В. канцелярии., 1857; Свод законов Российской империи. Издание 1896 г. T. II. 4. 1 : Устав духовных дел иностранных исповеданий. Гос. типография. СПб., 1896. и возвращения «отступников», «заключения смешанных браков и крещения детей инородцев», наказания за религиозную пропаганду неправославного содержания. Кроме того, Устав регламентировал структуру и функционирование других религиозных систем Российской империи христианского и нехристианского направления, что позволяет дополнить представления о характере взаимоотношений государства с ними.

Некоторая часть законодательных и нормативных актов нашла отражение в опубликованных сборниках документов и материалов. В частности, документальное издание «Ислам в Российской империи (законодательные акты,

119 описания, статистика)» содержит информацию, позволяющую реконструировать особенности процесса распространения ислама на территории Казахстана, механизмы интеграции казахского населения в социо-культурное, политико-правовое и экономическое пространство империи, задействованные российским правящими кругами, выявить степень участия казахского населения в общероссийском мусульманском движении рубежа Х1Х-ХХ вв.

2. Вторую группу источников исследования составили документы делопроизводства. Большинство их выявлено в архивах Российской Федерации и Республики Казахстан и впервые введено в научный оборот. В ГААК основной массив источников по теме исследования сосредоточен в Ф. 164 - «Алтайская духовная миссия Томского епархиального управления (1830-1919 гг.). В ней представлены материалы по истории Алтайской и Киргизской духовных миссий Томской епархии, в том числе распоряжения и указы Синода и Томской консистории, отчеты миссионеров, начальников и учителей миссионерских школ, переписка с Алтайским горным правлением, жалобы о насильственном крещении, исторические очерки о возникновении и деятельности Алтайской духовной миссии и начальном этапе деятельности Киргизской миссии.

В ГАТО материалы, посвященные теме исследования, выявлены в двух фондах: Ф. 170 - «Томская духовная консистория» (1759-1921 гг.) и Ф. 184 -«Алтайская духовная миссия» (1865-1917 гг.). Данные архива содержат информацию по истории становления православного миссионерства среди казахского населения, кочующего в пределах Алтайского горного округа. Кроме

112 Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Составитель Д.Ю. Арапов. М„ 2001. 367 с. того, представленные здесь «отчеты о деятельности» служащих Алтайской и Киргизской миссий позволяют сравнить содержание их работы среди алтайского языческого и казахского мусульманского населения, выявить особенности методики ведения христианской пропаганды среди последнего. В указанных фондах ГАТО также выявлены материалы, связанные с историей исламского миссионерства среди населения региона и взаимодействия с ним православного государства и церкви.

Для исследования истории Киргизской миссии Омской епархии ценными являются материалы ГАОО. Здесь в рамках заявленной темы автором были проработаны Ф. 3 - «Главное управление Западной Сибири» (1822-1882) и Ф. 16 -«Омская духовная консистория» (1895-1921). Данные фондов содержат ежегодные отчеты западносибирских генерал-губернаторов и начальников областей данной административно-территориальной единицы, в которых представлены: информация о религиозной ситуации в регионе, институциональном развитии православия и ислама; указы и распоряжения, циркуляры и переписка светских и духовных властей по вопросам организации и деятельности Омской епархии и ее православных миссий; переписка войсковой канцелярии Сибирского казачьего войска с епархиальными властями по проблемам землепользования, ежегодные отчеты миссионеров Киргизской миссии Омской епархии, Комитета православного миссионерского общества и т.д.

Материалы ГАОО позволяют определить административное устройство православных миссий Омской епархии, этапы их деятельности, впервые в историографии поставить вопрос о проблеме землеустройства новообращенных казахов и определить позицию руководства Алтайского горного округа и Сибирского казачьего войска в решении данной проблемы. Фонды также содержат информацию по истории развития ислама в казахской степи, что позволяет значительно дополнить характеристику религиозной политики Российской империи в данном этнорегионе и определить методы и формы ее реализации местной администрацей.

В Центральном государственном архиве Республики Казахстан по теме исследования проработаны следующие фонды: Ф. 4 - «Областное правление Оренбургскими киргизами», Ф. 25 - Туркестанское областное правление; Ф. 44

Семиреченское областное правление», Ф. 64 - «Канцелярия Степного генерал-губернатора. Город Омск», Ф. 115 - «Туркестанский епархиальный комитет по устройству церковного быта переселенцев», Ф. 140 - Алматинская второклассная женская церковно-приходская школа, Ф. 153 - Туркестанский кафедральный собор (1872-1918 гг.), Ф. - 234 «Совет Семиреченского православного братства», Ф. 387 - «Семипалатинское духовное правление».

В фондах ЦГА РК отложились указы и постановления Синода и Туркестанской духовной консистории, журналы и протоколы заседаний консистории, Семиреченского православного братства, Туркестанского епархиального комитета Православного миссионерского общества, епархиального комитета по устройству церковного быта переселенцев, комитета по устройству быта китайских эмигрантов, принявших православие; материалы по институциональному развитию Омской епархии, Всеподданнейшие отчеты генерал-губернатора Туркестанского края, генерал-губернатора Степного края, отчеты о состоянии Омской епархии, киргизских миссий Омской, Оренбургской епархии, миссионерских братств; переписка омских и туркестанские епархиальных властей с чиновниками местной администрации; дела о переходе казахов в православие, дела об отпадении из православия.

Фонды ЦГА РК позволяют реконструировать процесс институциионального строительства Омской и Туркестанское епархий; определить характер отношений представителей администрации региона с духовными властями, позицию военных губернаторов областей и генерал-губернаторов Степного и Туркестанского генерал-губернаторств по вопросу организации православного миссионерства, степень их участия и содействия в этом вопросе духовным властям; выявить механизмы распространения ислама в казахской степи, развитие мусульманского образования, масштабы паломничества казахского населения в Мекку и другие святыни исламского мира; изучить противостояние исламских и православных миссионеров в казахской степи и впервые в историографии определить итоги деятельности Киргизских миссий и выявить степень их эффективности.

В ГАОрО документы, отражающие историю православного миссионерства в Западном Казахстане, хранятся в фондах: Ф. 173 - «Оренбургская духовная комиссия», Ф.175 - «Оренбургский епархиальный комитет православного миссионерского общества, Ф. 202 - «Оренбургский епархиальный комитет по удовлетворению духовных потребностей переселенцев».

Материалы фондов содержат отчеты оренбургских епископов о состоянии епархии, указы Синода и Оренбургской духовной консистории, устав миссионерского общества, инструкции миссионеров, журналы заседаний епархиального комитета Православного миссионерского общества и его уездных комитетов, журналы миссионерского комитета по устройству быта новокрещенных казахов Тургайской области, отчеты миссионеров Киргизской духовной миссии Оренбургской епархии. Они позволяют реконструировать процесс православного миссионерства в Западном Казахстане определить его этапы и особенности, в том числе по организации церковно-школьного образования. Отчеты о деятельности миссии, отложившиеся в указанных фондах содержать информацию о проблемах, связанных с социокультурной и хозяйственной адаптацией новокрещенных казахов, характере межэтнических отношений между православными крестьянами-переселенцами, казаками и крещенными казахами.

В РГИА по теме исследования основной массив документом выявлен в четырех фондах: Ф. 796. Канцелярия Синода (1721-1918 гг.), Ф. 797 - Канцелярия Обер-прокурора Синода (1836-1917), Ф. 821 - Департамент духовных дел иностранных исповеданий МВД (1833-1914). В них представлены материалы, позволяющие реконструировать основные направления национальной политики Российской империи в Казахстане, в том числе, религиозную ее составляющую и значительно дополнить представления о миссионерской деятельности Русской православной церкви в регионе. В Ф. 835 - Строительные планы и фотографии Синода (коллекция). 1800-1920 гг. представлены планы, чертежи, церквей, монастырей, фотографии училищ, учительских коллективов и т.д. Омской, Томской, Оренбургской и Туркестанской епархий.

Некоторая часть документов делопроизводства по истории Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности в Казахстане нашла отражение в опубликованных сборниках документов и материалов113.

113 Документы по истории церквей и вероисповеданий в Алтайском крае (XVII - начало XX вв.). Барнаул, 1997; Вехи патернализма: судьбы коренных малочисленных народов Томского севера в системе Российской государственности (начало XIX - 30-е гг. XX вв.). Томск, 2007; «Вехи патернализма: судьбы коренных малочисленных народов Томского севера в системе Российской государственности (начало XIX -30-е гг. XX вв.). Томск, 2007; В составе Томской губернии // История Республики Алтай в документах Государственного архива Томской области. XIX - начало XX вв. Горно-Алтайск, 2004; Из истории казахов:

По характеру происхождения документы делопроизводства можно объединить в несколько подгрупп.

2.1. Материалы делопроизводства Синода и обер-прокурора Синода (РГИА. Ф. 796 - Канцелярия Синода (1721-1918 гг.). Оп. 186, 190 ч.2, 191 ч.2, 440, 442; Ф. 797 - Канцелярия Обер-прокурора Синода (1836-1917). Оп. 70, 75, 80, 87. Среди них:

- отчеты обер-прокурора Синода являются ценных источников по истории Русской православной церкви. Они составлялись ежегодно и представляли свод данных о состоянии церкви в России и за рубежом. Структура отчетов, как правило, имела следующую форму: управление; церкви и монастыри; утверждение веры и благочестия, заграничные церкви и миссии; отношение русской церкви к единоверным церквям Востока и славянских земель; духовное просвещение, материальные средства. В завершении отчета прилагались статистические таблицы, отражающие отдельные аспекты развития православной церкви. Некоторый объем информации в них отражает состояние развития православных миссий в Казахстане;

- распоряжения, постановления Синода важны с точки зрения реконструкции процесса институционального развития Русской православной церкви и ее миссионерства в Казахстане. На основании постановлений и распоряжений Синода можно проследить процесс церковно-приходского, церковно-школьного строительства, процесс открытия миссионерских станов, поселков, округов, миссионерских школ, антимусульманских, антираскольнических, антисектантских миссий Казахстана, их кадровые и денежные потоки.

2.2. Материалы делопроизводства Тобольской, Томской, Оренбургской, Туркестанской, Омской консисторий (РГИА. Ф. 796 - Канцелярия Синода (1721— 1918 гг.). Оп. 186, 190 ч.2, 191 ч.2, 440, 442; Ф. 797 - Канцелярия Обер-прокурора Синода (1836-1917). Оп. 70, 75, 80, 87; ГАОО. Ф. 16 - Омская духовная консистория (1895-1921 гг.); ГАОрО. Ф. 173 - Оренбургская духовная комиссия; ЦГА РК. Ф. 44 - Семиреченское

Сборник / Сост. С. Ешмухамбетов, С. Жекеев. Алматы: ТОО «Жалын баспасы». 1998. 528 е.; История Букеевского ханства. 1801-1852 гг.: сборник документов и материалов. Алматы, 2002; Святогорье. История Республики Алтай в документах ЦХАФ АК. XVII - начало XX вв. Горно-Алтайск, 2000. областное правление Оп. 1, Том 1^4, Ф. 64 - Канцелярия Степного генерал-губернатора, г. Омск Оп. 1. Кн. І—II). Среди них:

- нормативные акты, распоряжения и директивы епископов и консисторий. По содержанию эти документы представляли собой конкретизацию поступавших из Синода, Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД и других государственных учреждений, законодательных актов по организации и проведению епархиального, церковно-приходского, церковно-школьного строительства, миссионерской и других видов деятельности православной церкви в Казахстане, координацию и конкретные рекомендации по их исполнению;

- протоколы заседаний консисторий, которые отражают текущее состояние дел епархии, в том числе в вопросах организации миссионерства, и позволяют отслеживать ситуацию в динамике;

- делопроизводственная переписка канцелярий епископов и консисторий с чиновниками местных и центральных администраций. Содержание этой группы источников позволяет определить характер и содержание взаимоотношений светской и духовной власти по целому ряду проблем, связанных с деятельностью Русской православной церкви в Казахстане. Важное место в этой связи занимает переписка епархиальных властей с оренбургскими, западносибирскими и туркестанскими генерал-губернаторами, военными губернаторами областей по вопросам организации переселенческого движения в Казахстане, религиозного быта русских крестьян-переселенцев, создания системы мер по противодействию усиления исламской, сектантской и староверческой пропаганды, организации и деятельности православных миссий, решению проблем социокультурной адаптации крестьян-переселенцев и новокрещенных казахов и т. д.;

- отчеты о состоянии епархий. Являются важнейшими документом этой подгруппы делопроизводственных документов, позволяющими реконструировать историю Русской православной церкви и ее миссионерскую деятельность в Казахстане. Этот тип источника составлялся на основании отчетов священников, возглавляющих благочиннические округа - административно-территориальные единицы епархий, объединявшие несколько приходов, и отправлялся в Синод. Отчеты представляли, по сути, количественные и качественные характеристики епархии, ее религиозно-нравственного состояния и развития.

Структура отчетов была унифицирована специальным распоряжением Синода. Причем на протяжении второй половины XIX в. она несколько раз видоизменялась в сторону увеличения количества пунктов, существенно дополняющих информацию о состоянии епархий. Данное обстоятельство объясняется, на наш взгляд, с одной стороны бюрократизацией Синода и епархиальных структур, как и в целом всей государственной машины Российской империи. С другой стороны эта тенденция напрямую зависела от конкретных задач, которые ставило государство перед Русской православной церковью в свете политико-социальных реалий того времени.

Отчет начинался с общей характеристики епархии, в которой предоставлялась информация о количестве православных прихожан, благочиний, приходов, соборов, церквей, часовен, церковно-приходских школ и т.д. Затем предлагалась подробная характеристика штата епархии: общее количество священнослужителей, уровень их образования, перечисление учебных заведений в которых они получили образовании и т.д.

Отдельный раздел отчета представлял описание епархиальных структур и анализ их деятельности за отчетный год. Среди них: консистория, епархиальный училищных совет, епархиальный комитет Православного миссионерского общества, епархиальный комитет по устройству религиозно-нравственного быта переселенцев, епархиальный светочный завод, различные епархиальные братства, попечительства, комитеты и т.д.

Важной частью отчета являлась характеристика религиозно-нравственного состояния прихожан епархии. Для этого приводились данные о количестве посещавших/не посещавших церковную службу, отклоняющихся от исполнения треб, не причащавшихся, отклонившихся из православия в старообрядчество, ислам или сектантство. На основании этих данных делался вывод об общем уровне религиозно-нравственного состояния пасты епархии, и предлагались конкретные мероприятия по его повышению.

Значительное внимание в отчетах уделялось характеристике состояния раскола в епархии. Для этого приводились классификации старообрядчества и сектантства по толкам и согласиям и их численность, локализация на территории епархии, данные об организационных структурах и их финансовых возможностях, информация о духовных лидерах и т.д. Аналогичная информация проводилась о состоянии других религиозных систем, имевших место в пределах конкретной епархии.

Далее в отчетах шла подробная информация о мерах борьбы со старообрядчеством, сектантством, язычеством, исламом (в зависимости о конкретной ситуации): характеристика деятельности епархиальных комитетов Православного миссионерского общества, миссий, религиозно-просветительских организаций, братств и т.д. Обязательной являлась количественная характеристика православных миссий: общая численность их станов, миссионерских школ, миссионеров, учащихся, вовлеченных в миссионерскую школьную образовательную систему, перешедших в православие «инородцев» или раскольников в результате деятельности миссии.

В завершении отчета предоставлялась информация о движении денежных средств в епархии. Таким образом, отчеты о деятельности Омской, Томской, Оренбургской и Туркестанской епархий являются ценным источником по истории Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности. Их содержание позволяет в полном объеме реконструировать процесс институционального оформления православия и православного миссионерства в Казахстане, проследить динамику благочиннического, церковно-приходского, школьного монастырского, миссионерского строительства, вскрыть совокупность проблем, вставших перед Русской православной церковью в процессе реализации ее миссионерских задач в Казахстане т.д.

2.3. Материалы делопроизводства миссионерских структур Русской православной церкви в Казахстане. РГИА. Ф. 796 - Канцелярия Синода (1721-1918 гг.). Оп. 186, 190 ч.2, 191 ч.2, 440, 442; Ф. 797 - Канцелярия Обер-прокурора Синода (1836-1917). Оп. 70, 75, 80, 87; Ф. ГАОО. Ф. 16 - Омская духовная консистория (1895-1921 гг.); ГАОрО. Ф. 173 - Оренбургская духовная комиссия, Ф. 175 - Оренбургский епархиальный комитет православного миссионерского общества, Ф. 202 - Оренбургский епархиальный комитет по удовлетворению духовных потребностей переселенцев; ЦГА РК. Ф. 44 - Семиреченское областное правление Оп. 1, Том 1, 2,3,4; Ф. 64 - Канцелярия Степного генерал-губернатора, г. Омск Оп.І.Кн ІДІ; Ф. 115 - Туркестанский епархиальный комитет по устройству церковного быта переселенцев. Оп. 1, 2; Ф. 234 - Совет Семиреченского православного братства. Оп. 1.

- Устав Православного миссионерского общества. Православное миссионерское общество, созданное в 1865 г., являлось массовой общественной организацией, призванной координировать миссионерскую деятельность Русской православной церкви в масштабах всей Российской империи и за ее пределами. Важным источником для понимания сути данной структуры, безусловно, является ее Устав, в котором были определены цели и задачи деятельности, сфера оказания материальной поддержки, регламентирован порядок открытия новых миссий и т.д.

- отчеты Православного миссионерского общества весьма информативны для анализа масштабов миссионерства Русской православной церкви в Российской империи и за ее пределами. Их содержание условно можно разделить на три части. В первой предоставлялась общая информация о состоянии общества за прошедший год: численность его членов, перечень мероприятий, характеристика основных направлений деятельности, в том числе по открытию филиалов общества -епархиальных комитетов, миссий и других религиозно-просветительских учреждений.

Вторая часть содержала характеристику деятельности так называемых «внутренних» миссий: антиязыческих, антимусульманских и антираскольнических, действовавших в пределах Российской империи. Здесь были представлены количественные и качественные показатели деятельности Алтайской духовной миссии Томской епархии, Обдорской, Сургутской и Кондинской миссий Тобольской епархии, Туруханской и Иркутской миссий Иркутской епархии, Амурской миссии Камчатской епархии, Киргизских миссий Омской и Оренбургской епархий. Среди показателей: общее количество станов, церквей, миссионерских школ, служителей миссий, обращенных в православие, отделений и филиалов различных благотворительных миссионерских организаций, братств, попечительств и т.д. Отчеты содержали также анализ эффективности миссионерской деятельности, который выстраивался на описаниях изменения образа жизни и быта, менталитета новокрещенных в результате православной пропаганды.

В третьей части отчетов Православного миссионерского общества представлялась информация о функционировании «внешних» миссий - Пекинской духовной миссии, миссии на Аляске и в Японии. Структура этого раздела выстраивалась по аналогии с предыдущей частью и содержала развернутую характеристику основных направлений деятельности и анализ их результатов.

Представленные в отчетах Православного миссионерского общества сведения важны, прежде всего, для определения эффективности деятельности православных миссий, действовавших на территории Казахстана, поскольку только в контексте анализа их динамики и сравнения результатов работы с аналогичными миссиями Российской империи можно делать объективные выводы в этом направлении.

- материалы Всероссийских и региональных миссионерских съездов. Важное значение для анализа миссионерства Русской православной церкви в Казахстане имеют и материалы всероссийских и региональных миссионерских съездов, история которых берет свое начало с 80-х гг. XIX в. В материалах съездов нашли отражение вопросы, связанные с повышением эффективности православного миссионерства: различные Правила, Инструкции, обучающие программы для миссионерских школ и училищ, программы миссионерских курсов и т.д. В целом данная подгруппа источников позволяет определить место и роль Русской православной церкви в реализации интеграционных устремлений государства, а сами съезды и их решения оценить как рефлексию церкви на вновь ставящиеся перед ней государством задачи.

- протоколы заседаний, отчеты епархиальных комитетов Православного миссионерского общества Оренбургской, Омской, Томской, Туркестанской епархий, комитетов по устройству религиозно-нравственных нужд переселенцев, комитетов по устройству быта новокрещенных. Данная подгруппа источников позволяет значительно конкретизировать сведения Православного миссионерского общества применительно к истории православного миссионерства в Казахстане, выявить его динамику, общие и особенные черты, определить этапы и наполнить их конкретным содержанием. Кроме того, анализ протоколов заседаний епархиальных комитетов по устройству религиозно-нравственных нужд переселенцев, комитетов по устройству быта новокрещенных позволяет вскрыть комплекс проблем, которые возникли перед Русской православной церковью в ходе реализации миссионерских задач.

- отчеты антимусульманских, антираскольнических и антисектантских миссий Казахстана, миссионеров Киргизских миссий, окружных и областных миссионеров, отчеты миссионерских братств, просветительских обществ, созданных для содействия православному миссионерству в Казахстане. Данная подгруппа источников весьма информативна и позволяет посмотреть на процесс православного миссионерства в Казахстане «изнутри», поскольку авторами отчетов являлись люди, непосредственно осуществлявшие православную пропаганду среди казахского населения и восточных славян - крестьян-переселенцев. Она содержит красочные зарисовки поездок-путешествий миссионеров по степи, быта населения региона, описания сцен из жизни, встреч, бесед миссионеров с конкретными людьми, процесса строительства миссионерских станов, церквей и школ при них, что придает ей крайнюю эмоциональность. По отчетам миссий и миссионерских братств Казахстана возможно реконструировать процесс организации и проведения православного миссионерства в регионе, школьного строительства, решения проблем земельного обеспечения станов миссий, отследить характер этнических отношений между русскими и казахами, отношений между православными, исламскими и старообрядческими миссионерами.

Отчеты о деятельности православных Алтайской и Киргизской миссии отражают начальный этап (1881-1895 гг.) миссионерской деятельности среди казахского населения Алтайского горного округа; отчеты о деятельности Киргизской миссии Омской епархии содержат информацию по истории православного миссионерства среди казахов Акмолинской, Семипалатиской областей и уездов Алтайского горного округа (1895-1917 гг.); отчеты о деятельности Оренбургского епархиального комитета Православного миссионерского общества представляют анализ миссионерства Русской православной церкви среди казахов-мусульман, старообрядцев и сектантов Уральской и Тургайской областей (1876-1917 гг.); отчеты о деятельности Омского епархиального комитета Православного миссионерского общества посвящены борьбе с расколом и сектантством.

Форма отчетов не была строго унифицированной, в разные годы ее структура варьировала, однако в целом она должна была всесторонне характеризовать выполненную миссиями работу за год, поэтому определенные рамки все же существовали. Как правило, вначале отчет содержали информацию о составе миссии, округе ее действий и пастве. В частности, здесь помещались сведения о действующих и вновь открытых станах миссии, их территориальном расположении, характеризовалась религиозная ситуация в станах, занятия и образ жизни коренного и пришлого населения, их взаимоотношения.

Далее в отчетах помещался раздел о кадровом составе миссии: данные о новых назначениях и перемещениях ее служителей - священников, протоиреев, диаконов, псаломщиков, причетников, толмачей, учителей. Значительный объем отчетов был посвящен характеристике основных направлений деятельности миссии: поездкам с миссионерскими целями по населенным пунктам станов, работа среди мусульман-казахов, староверов сектантов, посещение миссионерами новокрещенных с целью закрепления их в вере. Отдельный раздел отчетов посвящался характеристике религиозно-нравственного состояния паствы станов, конкретных мероприятий, направленных на религиозное просвещение казахов и крестьян-переселенцев, методов миссионерской работы, в том числе по организации миссионерских школ.

В завершении отчета описывалось материальное и финансовое состояние миссии, пожертвования общественных организаций и частных лиц. Более подробно велась речь о проблемах миссий - землеустройстве новокрещенных, оказании им помощи для создания земледельческого хозяйства, межэтнических взаимоотношениях, языковой и кадровой проблеме миссий. Фактически во всех отчетах помещалось приложение, в котором содержался статистический материал, оформленный в виде таблиц, о расходовании средств миссией, школах и других учебных заведениях, количестве обучающихся в них по половозрастной и этнической структуре, количеству новообращенных.

Отчеты о деятельности различных православных миссионерских структур, действовавших в Казахстане, направлялись в епархиальные центры (поэтому отложились в архивах), а также публиковались на страницах миссионерской печати или издавались отдельным тиражом.

- Инструкции для миссионеров как источник важны с точки зрения понимания должностных обязанностей служащих миссий.

2.4. Материалы делопроизводства светских властей: центральных и местных администраций (РГИА. Ф. 821 - Департамент духовных дел иностранных исповеданий (1833-1914 гг.). Оп. 8, 11, 123, 133, 138; ГАОО. Ф. 3 - Главное управление Западной Сибири (1822-1882 гг.); ЦГА РК. Ф. 44 - Семиреченское областное правление, Ф. 64 - Канцелярия Степного генерал-губернатора, г. Омск.

- распоряжения и постановления, исходящие из МВД и его Департамента духовных дел иностранных исповеданий по вопросам противодействия распространению ислама в Казахстане и организации широкой миссионерской работы среди его населения;

- переписка чиновников МВД и Департамента духовных дел иностранных исповеданий с администрациями Оренбургского, Западно-Сибирского, Туркестанского, Степного генерал-губернаторств, в ходе которой обсуждались и разрабатывались стратегии национальной политики в Казахстане, ее локальные варианты, законодательные акты, направленные на распространение административно-церковной системы управления регионом, текущие проблемы развития православного миссионерства в регионе, ограничения сферы влияния исламских проповедников, учета крестьян-переселенцев - старообрядцев и сектантов и т.д.

- всеподданнейшие отчеты военных губернаторов областей, Оренбургского, Западно-Сибирского и Туркестанского генерал-губернаторов, канцелярий Алтайского горного округа и казачьих войск Казахстана о состоянии и развитии вверенных им административно-территориальных единиц. Данная подгруппа источников, наряду с вопросами социально-экономического развития регионов Казахстана, содержит ценную информацию по этноконфесиональной ситуации.

3. Публицистика (периодические издания дореволюционного периода). К источникам этой группы относятся центральный печатный орган Православного миссионерского общества журнал «Миссионер» (с 1893 г. - «Православный благовестник»), «Противомусульманский сборник», издававшийся в типографии Казанского университета и периодические издания: «Православный собеседник», «Миссионерское обозрение», «Кормчий» и др.

Среди местных периодических изданий наибольший интерес по теме исследования представляют «Епархиальные ведомости», издававшиеся Оренбургской епархией с 1975 г., Томской епархией с 1880 г., Омской епархией с 1895 г., Туркестанской епархией с 1898 г. и выходившие два-четыре раза в месяц. На страницах «Епархиальных ведомостей» публиковались материалы и отчеты о деятельности Православного миссионерского общества, Киргизских духовных миссий, различных братств, созданных для оказания помощи в организации и развитии миссионерства в Казахстане, статьи, посвященные проблемам миссионерской деятельности.

Структура изданий была стандартной - «Епархиальные ведомости» делились на два отдела. В «Отделе официальном» публиковались указы императора, приказы из Синода и Консистории, распоряжения епархиального начальства, регулирующие кадровые передвижения в епархиях (определения на должности, назначения и увольнения, утверждения в должности церковных старост; извещения о смерти церковнослужителей). Кроме того, «Официальный отдел» содержал историко-статистические очерки церквей и епархии, статьи, посвященные проблемам взаимоотношений духовенства и прихожан. На его страницах также публиковали образовательные программы церковно-приходских школ, материалы миссионерских съездов, обозрения поездок епископов по епархиям. Таким образом, здесь освещались важнейшие государственные и региональные текущие события религиозной жизни общества.

Второй отдел «Епархиальных ведомостей» - «неофициальный» содержал материалы и отчеты о деятельности епархиальных комитетов Православного миссионерского общества, Киргизских духовных и антираскольнических миссий, братств, статьи, посвященные проблемам миссионерской деятельности. Отдельный блок материалов представлял собой анализ «полемических бесед» - своеобразных дискуссии православных миссионеров с исламскими проповедниками и старообрядческими начетниками, или повествовал о их деятельности.

Значительное внимание на страницах «Епархиальных ведомостей уделялось публикациям, повествующим о события истории ислама и раскола в России. При этом их содержание приобретало ярко выраженную антиисламскую и антираскольническую направленность. Особенностью публикаций на антиисламскую тематику в «Епархиальных ведомостях» в 80-90-е гг. XIX вв. явилось то обстоятельство, что многие из них представляли собой своего рода путевые заметки миссионеров, созданные в приключенческо-романтическом жанре. В них описывались разного рода трудности, с которыми приходилось сталкиваться миссионерам, совершим поездки по казахской степи, их преодоление, встречи с местным населением и неизменные удачи, которые ждали миссионеров в деле проповеди слова Божьего.

Что бы придать еще большую эмоциональность и яркость описываемой поездки по степи, миссионеры довольно часто сопровождали свои рассказы красочным описанием природы, образа жизни и быта кочевников. Важной составляющей таких рассказов был неизменный сюжет о встрече в пути с казахом-кочевником и беседе с ним на религиозную тематику. Ее следствием всегда был один и тот же результат: православный миссионер доказывал казаху-мусульманину всю несостоятельность ислама как религии, что заставляло последнего задуматься и принять решение о переходе в христианство.

В начале XX в. содержание, направленность антиисламской тематики на страницах «Епархиальных ведомостей» значительно изменились, что было связано, безусловно, с активизацией общероссийского мусульманского движения в Российской империи, особенно после революционных событий 1905-1907 гг. Можно отметить и то обстоятельство, что произошел количественный рост числа публикаций на эту тему. Особенно часто ей посвящали свои страницы «Оренбургские епархиальные ведомости», что объяснялось, на наш взгляд, наличием в епархии и близостью к ней крупнейших исламских центров империи -Оренбурга, Казани, Уфы, Самары.

Значительно трансформировалась содержательная часть таких публикаций. Они перестали создаваться в духе беллетристического жанра и стали представлять собой своего рода научно-аналитические рассуждения, в рамках которых затрагивался широкий спектр дискуссионных вопросов исламоведения. При этом для большинства авторов стали характерны неточность и расплывчатость изложения, акцентирование на ассоциативной форме изложения, односторонняя подача содержательно-фактической и содержательно-концептуальной информации, ироничность отношения к тем или иным мусульманским феноменам, отрицательно-оценочные, порой уничижительные эпитеты. По сути, статьи на исламскую тематику были призваны оказывать глубокое воздействие на обыденное сознание и формировать у аудитории стереотипы восприятия российского ислама, активно-агрессивное отношение к нему.

Основная тема была связана с доказательством «ложности и пустоты религии Мухаммедовой». В ее рамках рассматривалась история зарождения и развития ислама, при этом акцент делался на сопоставлении отдельных фактов, изложенных в Коране с библейскими сюжетам, на основании чего делался вывод о превосходстве Библии и христианства над Кораном и исламом. Коран представлялся как «хаотическое смешение самых разнообразных постановлений, наставлений и изречений», внушающих «только ненависть и призрение ко всем народностям, не признающим Магомета посланником Божьим»114.

Огромное внимание на страницах «Епархиальных ведомостей» уделялось личности самого основателя ислама Мухаммеда. Он назывался не иначе как лжепророком, до возмутительной нелепости изуродовавшим христианскую истину о воплощении Бога Слова. На основании изложенных материалов делался определенный вывод о его застойности и тотальной пагубности для самих мусульман и для инородцев, попавших под его влияние. Критиковалась и религиозная политика Российской империи в отношении ислама, характеризующаяся известным либерализмом, распространением «крайне христианству враждебного Корана» и прочих «зловредных мусульманских книг». Публикации на антиисламкую тематику призваны были также утвердить тезис и о вредности исламского миссионерства, активно развивавшегося в Казахстане.

Миссионеры Киргизских духовных миссий, работающие среди казахов, постоянно подчеркивали, что исламизация не принесла ничего положительного казахам-кочевникам. Для этого они довольно часто приводили в своих отчетах о деятельности, публикуемых на страницах Епархиальных ведомостей, пространные беседы с пожилыми казахами, которые утверждали, что ислам способствовал падению нравов среди казахской молодежи, развивал такие пороки как пьянство, разгул, неуважение к старшим и т.д. Указывалось, что татарские муллы, работающие в школах, не могут дать достойного образования казахской молодежи,

114 ОрЕВ. 1913. №12. 15 июня. С. 165. поскольку ведут обучение на арабском языке, незнакомом казахам, а сам процесс обучения сводят к механическому заучиванию Корана 115.

Параллельно авторы данных публикаций способствовали формированию различных фобий в отношении ислама. Периодически подчеркивался фанатизм мусульман, их «бесчеловечные воины» и тотальная экспансия как в Африке и в Индии, Китае, так и в России. При этом предпринимались попытки возвеличить православную Россию, как едва ли не единственный оплот против мусульманской опасности.

Эта же логика в рассуждениях присутствовала в публикациях «Епархиальных ведомостей» и других миссионерских изданиях, посвященных старообрядчеству и расколу. Таким образом, материалы периодической печати позволяют существенно дополнить наши представления по истории Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности в Казахстане, реконструировать характер отношений православной церкви с другими религиозными системами региона, прежде всего, исламом и расколом, провести сравнительный анализ исламского и православного миссионерства, классифицировать имевшие место в Казахстане старообрядческие и сектантские течения.

4. Статистические источники. Определенный объем информации по истории Русской православной церкви в Казахстане содержат «Справочные книги», издававшиеся епархиальными властями Тобольской, Томской, Оренбургской, Туркестанской и Омской епархий116, а также «Обзоры» областей и «Памятные книжки» городов Степного и Туркестанского генерал-губернаторств117.

Справочные книги» содержат количественные характеристики деятельности Русской православной церкви в Казахстане, позволяют проследить динамику строительства приходской системы в регионе, численность церквей, часовен, монастрырей, уровень образования причта, охарактеризовать процессы развития церковного образования и монастырского строительства. В них

115ГААК. Ф. 164. Оп. 2. Д. 8.

116 Памятная книжка Семипалатинской области за 1902 г. Семипалатинск, 1903; Справочная книга Томской епархии. Томск, 1903; Справочная книга Томской епархии за 1909-1910 гг. Томск, 1911.

117 Обзоры Акмолинской области за 1894 г., 1895 г., 1912 г. Акмолинск, 1894-1895; Обзор Семипалатинской области за 1911 г. Семипалатинск, 1912; Обзоры Томской губернии за 1882 г., 1885 г., 1889 г., 1894 г. Томск, 1884-1812; Обзор Тургайской области за 1911 г. Оренбург, 1915; Обзор Уральской области за 1910 г. Уральск, 1912. представлены также данные о развитии православного миссионерства в исследуемом регионе, позволяющие существенно дополнить процесс институционального оформления Киргизских православных миссий, определить количественные показатели обращения в православие казахов.

Значительный фактологический материал по истории Омской епархии дореволюционного периода, компетенции которой распространялись на Акмолинскую и Семипалатинскую области Казахстана, содержит «Справочная книга Омской епархии»118, представляющая статистический свод данных о приходах епархии на 1914 г., изданный в семи книгах. Для каждого из приходов здесь приведена административно-территориальная привязка: перечислены населенные пункты, входящие в тот или иной приход, количественный состав прихожан, инфраструктура прихода - попечительства, братства, общества, школы, училища, библиотеки и т.д.

Обзоры Акмолинской, Семипалатинской, Уральской, Оренбургской, Семиреченской и Сыр-Дарьинской областей, ежегодно издававшиеся областными статкомитетами, содержали сводную информацию по этносоциальной и конфессинальной структуре населения областей, экономическому развитию, состоянию культуры, образования, медицинского обслуживания и т.д., приведенную в таблицах. Данные «обзоров» важны для реконструкции многоуровневой системы образования в Казахстане, ее динамики, определения степени вовлеченности в нее местного казахского и восточнославянского населения, а также определения места в этой системе церковно-приходского и миссионерского школьного образования.

5. Документы личного происхождения (дневники, воспоминания, записки), не смотря на определенный субъективизм многих из них, содержат значительный объем информации по истории миссионерства Русской православной церкви в Казахстане. Данную группу источников представляют, прежде всего, «Записки» миссионеров Киргизских миссий119.

118 Голошубин И. Справочная книга Омской епархии. Омск, 1914. Кн. 1-7. 1250 с.

119 Елисеев Е. Записки миссионера Буконьского стана Киргизской миссии за 1892-1898 гг. СПб., 1900; Он же. Меры для улучшения постановки и более успешной деятельности миссии среди киргизов // Православные благовестник. 1899. Т. II. №11. Кн. 1.; Синьковский Ф. Записки миссионера Черно-Ануйского стана Алтайской миссии. Томск, 1882.

Важное значение для исследования истории миссионерства в Казахстане имеет анализ мемуаров и воспоминаний чиновников местных администраций и духовных деятелей. В этой связи следует назвать серию воспоминаний священнослужителя, педагога, публициста, переводчика Н.К. Остороумова, продолжительное время работающего в Туркестанской епархии. По роду своей деятельности ему пришлось много общаться с первым генерал-губернатором

Туркестанского края К.П. фон Кауфманом, что нашло отражение в его эпистолярном наследии: в воспоминаниях Н.К. Остроумова содержится ценная информация, раскрывающая позиции туркестанских властей на проблемы национальной политики Российской империи в регионе, судьбу ислама и

120 перспективы развития системы образования и православного миссионерства .

Кроме того, в эту группу мы включаем воспоминания, исторические и путевые очерки исследователей и путешественников, в том числе, иностранных, посетивших Казахстан в дореволюционный период, в которых содержатся

121 некоторые материалы по истории православного миссионерства в Казахстане .

В целом использованная источниковая база достаточно информативна. Анализ источников в совокупности и их интерпретация в историческом контексте позволяют решить поставленные задачи и в полном объеме реконструировать историю миссионерства Русской православной церкви в Казахстане в дореволюционный период.

Научная новизна исследования 1. В диссертации представлена авторская концепция, объединившая теоретические разработки историков, культурологов,

120 Остроумов Н.К. К истории народного образования в Туркестанском крае. Личные воспоминания. Ташкент, 1911; Он же. К. П. фон Кауфман. Личные воспоминания и исторический очерк народного образования в крае. Ташкент, 1899; Он же. Колебания русского правительства во взглядах на миссионерскую деятельность Православной русской Церкви. Казань, 1910; Он же. Характеристика религиозно-нравственной жизни мусульман преимущественно Средней Азии // Православное обозрение. 1880. Т. II. Июнь-июль.

121 Голубев А.Ф. Очерк из путешествия в Среднюю Азию. Заилийский край // Библиографический очерк. Омск, 1900. 47 е.; Киттары М.Я. Ставка хана Внутренней киргизской орды // История Букеевского ханства. 1901-1852 гг. / Сборник документов и материалов. Алматы, 2002. С. 844-845; Мейндорф Е.К. Путешествие из Оренбурга в Бухару. М., 1975. 182 е.; Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. СПб., 1773. Ч. 1. 657 е.; Путешествие Генриха Мозера // Царская колонизация в Казахстане (по материалам русской периодической печати XIX в.). Алматы: Рауан, 1995; Рычков Н.П. Дневниковые записки капитана Н. Рычкова в киргиз-кайсацкой степи 1771 г. СПб., 1772; Скайлер Ю. Заметки о путешествии в Русский Туркестан, Коканд, Бухару и Кульджу // История Букеевского ханства. 1901-1852 гг. / Сборник документов и материалов. Алматы, 2002; Терещенко А. Следы Детш-Кипчака и Внутренняя киргиз-кайсацкая орда // История Букеевского ханства. 1901-1852 гг. / Сборник документов и материалов. Алматы, 2002; Яковлев Н. (Коншин Н.Я.). По Усть-Каменогорскому уезду. Путевые заметки // Семипалатинские областные ведомости. 1898. № 44-45. 1899. № 4. этнологов, религиоведов в области изучения Российской империи как полиэтничного и поликонфессионального общества. В рамках данной концепции предлагается рассматривать миссионерскую деятельность Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX вв. как часть правительственного курса России, направленного на интеграцию его населения как тюркского (казахского), так и восточнославянского (русского и украинского) в социокультурное пространство империи. В связи с этим политика русификации определяется как совокупность мероприятий, направленных на обеспечение успешной интеграции, среди которых: распространение системы образования и делопроизводства на русском языке, вовлечение степной аристократии в органы местного управления, ограничение сферы влияния ислама и закрепление позиций православия, в том числе с помощью миссионерской деятельности Русской православной церкви.

2. Миссионерскую деятельность Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX в. предлагается рассматривать как часть правительственного курса России, направленного на интеграцию его населения, как тюркского (казахского), так и восточногославянского (русского и украинского), в социокультурное пространство империи, посредством организации и проведения широкомасштабной религиозно-пропагандисткой, религиозно-образовательной и религиозно-просветительской деятельности. Таким образом, в рамках авторской концепции предложено рассматривать объектом миссионерской деятельности Русской православной церкви не только казахское, но и православное население региона - старообрядческое, новообрядческое и сектантское.

3. Значительно расширяются знания о миссионерстве Русской православной церкви в дореволюционный период в отдельном этнорегионе. В исследовании на основе анализа широкого круга источников и обобщения историографического опыта отечественной и зарубежной исторической науки впервые комплексно анализируется история миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX в. как самостоятельная научная проблема. Процесс ее организации рассмотрен на широком культурно-историческом фоне, реконструированы ее причины, как внутреннего, так и внешнего порядка, предложена и научно обоснована периодизация, определены особенности каждого из этапов и, в целом, специфические особенности и локальные тенденции.

4. Впервые в отечественной и зарубежной историографии представлен развернутый исторический анализ деятельности миссионерских антиисламских и антираскольнических структур, региональных комитетов Православного миссионерского общества, братств и религиозно-просветительских организаций, созданных на территории Казахстана во второй половине XIX - начале XX вв., выявлены основные тенденции их развития, определено место и значение каждого из них в системе организации и реализации миссионерских задач.

5. В диссертации определен ряд факторов объективного и субъективного порядка, оказавших значительное влияние на конечный итог реализации интегральных задач Русской православной церкви и ее миссионерской деятельности в Казахстане. Среди них впервые в историографии рассмотрены не только экономические, но и социальные, духовно-нравственные, этнопсихологические факторы, характеризующие общее состояние казахского и русского населения региона и их готовность интегрироваться в общеимперское пространство.

6. Сконструирована модель определения эффективности миссионерской деятельности Русской православной церкви и реализации ею главной задачи -интеграции Казахстана в имперское социокультурное пространство. Модель представляет оценочную шкалу, которая состоит из количественных (количество станов, миссий, миссионерских школ, штата миссий, количества крещений и т.д.) и качественных (степень трансформации традиционного религиозного сознания новообращенных) критериев. Их сравнение с результатами миссионерской деятельности Русской православной церкви в других этнорегионах Российской империи позволяет объективно оценить степень ее эффективности в Казахстане.

7. Введен в научный оборот ранее не привлекавшийся комплекс источников из центральных и региональных архивов Российской Федерации и Республики Казахстан. С их помощью осуществлена реконструкция истории создания и деятельности миссионерских структур Казахстана, миссионерских обществ, рассмотрены процессы государственного регулирования религиозно-просветительской деятельности, выявлены позиции местной администрации и епархиальных властей на проблемы миссионерства среди казахского и русского населения региона, определены уровни взаимодействия гражданских и церковных властей в этом вопросе.

8. Выводы исследования имеют теоретическое значение для оформления регионалистики как научного направления современной исторической науки.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории Казахстана и юга Западной Сибири, истории России имперского периода, при разработке общих и специальных лекционных курсов, в краеведческой работе. Кроме того, отдельные результаты могут учитываться при разработке и реализации национальных проектов, направленных на развитие этнорегионов Российской Федерации, а также в процессе решения интегральных задач на постсоветском пространстве.

Апробация результатов. Основные результаты исследования были доложены на конференциях различного уровня: международных (Алматы, Семипалатинск, Усть-Каменогорск), всероссийских, региональных (Новосибирск, Томск, Омск, Красноярск, Барнаул), а также нашли отражение в двух монографиях, учебном пособии и серии научных статей, общим объемом 48,6 п.л., и использовались автором для разработки лекционного курса «Акутальные проблемы истории Казахстана», читаемого для студентов исторического факультета Алтайского государственного университета.

В соответствии с целью и задачами исследования построена структура диссертации. Во вводной части обоснована актуальность, цели и задачи, объект и предмет исследования, представлены степень изученности проблемы, методология и методика, источники исследования, его научная новизна, практическая значимость и основные формы апробации научных результатов.

В первой главе «Религиозная политика Российской империи в Казахстане в XVIII - начале XX вв. и место в ней православного миссионерства», состоящей из двух параграфов, выясняются и анализируются этапы религиозной политики России в Казахстане с момента его присоединения в состав империи до революционных событий 1917 г.; определяются причины организации Русской православной церковью религиозно-просветительской работы среди казахского кочевого общества. С учетом того, что последнее идентифицировалось правящими кругами империи как носитель исламской религиозной традиции в первой главе неизбежным стал анализ эволюции религиозной политики России в отношении казахов в контексте истории взаимодействия государства с данной конфессией в общем.

Вторая глава диссертации «Миссионерство Русской православной церкви среди казахского населения (вторая половина XIX - начало XX вв.)» включает два параграфа и представляет реконструкцию собственно истории православного миссионерства среди казахского населения. В ней проводится сравнительный анализ деятельности Киргизских православных миссий, образованных практически одновременно в пределах трех епархий: Омской (Акмолинская и Семипалатинская области), Оренбургской (Тургайская и Уральская области), Туркестанской (Семиреченская область), определяются основные принципы, их деятельности, особенности методов работы и структурно-институционального оформления, выясняются причины перехода казахов-мусульман в лоно православной церкви.

Третья глава диссертации «Взаимоотношения Русской православной церкви со старообрядчеством и сектантством в Казахстане (вторая половина XIX - начало XX в.)» состоит из двух параграфов и представляет характеристику основных этапов формирования старообрядческого и сектантского населения региона, его локализацию и классификацию по направлениям и толкам. В главе также проведен анализ механизмов взаимодействия официальной новообрядной церкви с данными религиозными течениями, выявлены основное содержание и особенности миссионерской деятельности Русской православной церкви среди них.

В четвертой главе «Основные проблемы миссионерской деятельности Русской православной церкви в Казахстане во второй половине XIX - начале XX вв. и ее итоги», состоящей из пяти параграфов, проведен анализ совокупности причин субъективного и объективного порядка, оказавших во второй половине XIX - начале XX вв. существенное влияние на конечный результат деятельности православных миссионерских структур Казахстана. В главе также подводятся основные итоги деятельности Русской православной церкви в данном этнорегионе с учетом количественных и качественных показателей, а также определяется степень реализации ее интегральных задач, возложенных на нее государством в данный период.

В заключении приведены основные выводы по теме исследования.

Список научной литературыЛысенко, Юлия Александровна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Чернавский Н.М. Оренбургская епархия в прошлом ее и настоящем // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. Оренбург, 1900. Вып. VII. С. 270.

2. Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX в. М., 1996.С. 327.

3. ГАОрО. Ф. 6. Оп. 18. Д. 139. Л. 24-26 об.; Оп. 13. Д. 2503/1. Л. 222-231.

4. Витевский М. Сведения о православии и единоверческих церквях Уральского казачьего войска // ОрЕВ. 1878. 15 июля. №14.

5. Данилко Е. С. Старообрядчество на Южном Урале: очерки истории и традиционной культуры.Уфа: Гилем, 2002. 218 с.

6. Алексеенко Н.В. Население дореволюционного Казахстана. Алма-Ата: Изд-во «Наука», 1981. С. 54-56.

7. Булыгин Ю.С. Официальное православие и старообрядчество на Алтае в XVIII в. // Старообрядчество: история и культура / Сборник научных трудов. Барнаул, 1999. Вып. 2. С. 26-27.

8. Казанцева Т.Г., Мурашов Н.С. Старообрядцы Алтая Электронный ресурс. URL: http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/47-1-0-301

9. Шмурло Е. Русские поселения за Южным Алтайским хребтом на китайской границе. Омск. 1898.С. 14.

10. Каженова Г.Т. Формирование казачьего населения Степного края (на примере Кокчетавского округа) // Отан тарихы. 2007/1. С. 217-223.

11. Сибирское казачье войско в середине XIX в. состояло из трех военных отделов: 1-й с центром в Кокчетаве, 2-й - в Омске, 3-й - в Усть-Каменогорске. Отделы делились на станицы (к 1914 г. всего 48 станиц).

12. ГАОО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 201. Л. 41^2.

13. Катанаев Г.Е. Киргизский вопрос в Сибирском казачьем войске. Омск. Типография Окружного штаба. 1904. С. 10.

14. Усов Ф. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. Спб., 1879. С. 87.

15. Алексеенко Н.В. Население дореволюционного Казахстана. Алма-Ата: изд-во Наука, 1981. С. 63.

16. Безгодов А. Поморская монастырская обитель в Риддере // Электронный ресурс. URL: http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/47-1 -0-301.

17. Приль И. История томского старообрядчества: епископы и обители // Электронный ресурс. URL: http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/47-1 -0-1061.

18. Иванов К.Ю. Старообрядчество юга Западной Сибири во второй половине XIX начале XX вв.: Автореф. дис. . к.и.н. Кемерово, 2001. С. 21.

19. Отчет Омского епархиального протовораскольничьего и противосектанского миссионера И.А. Ливанова о состоянии сектантства и раскола в омской епархии и деятельность миссионера за вторую половину 1903 и 1904 гг. // ОЕВ. 1905. 15 августа. №16. С. 4-5.

20. Казанцева Т.Г., Мурашов Н.С. Старообрядцы Алтая // Электронный ресурс. URL: http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/47-1 -0-301

21. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи. 1897. Акмолинская область. 1904. Т. LXXXL Табл. XIV. С. 58-61.

22. Казанцева Т.Г., Мурашов Н.С. Старообрядцы Алтая // Электронный ресурс. URL: http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/47-1 -0-301

23. Отчет о деятельности Омского епархиального миссионерского совета за 1915 г. // ОЕВ. 1916. №17. С. 16.

24. Чернавский Н. Оренбургская епархия в прошлом ее и настоящем // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. Вып. 7. Ч. 1. С. 269, 339.

25. ГАОрО. Ф. 173. Оп. 5. Д. 10574. Л. 36об-38.

26. Отчет о деятельности Михаило-Архангельского братства за 1898-1899 г. // ОрЕВ. 1900. №11.С. 35.

27. РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1595. Л. 57.

28. Андреев С.М. Старообрядчество и сектантство в Сибирском казачьем войске // Научный вестник Омской академии МВД России. 2005. №1. С. 41.

29. Обзор Акмолинской области за 1913 г. Омск, 1914. С. 56.

30. Отчет о деятельности Омского епархиального миссионерского совета за 1915 г. // ОЕВ. 1916. №9. С. 7.

31. Отчет о деятельности Омского епархиального миссионерского совета за 1915 г. III ОЕВ. 1916. № 10. С. 4.

32. Малахова И.А. Духовные христиане. М., 1970. С. 18.

33. Отчет о деятельности Омского епархиального миссионерского совета за 1915 г. // ОЕВ. 1916. №10. С. 7.

34. Андреев С.М. Старообрядчество и сектантство в Сибирском казачьем войске // Научный вестник Омской академии МВД России. 2005. №1. С. 42.

35. Отчет Омского епархиального противосектантского и противораскольничьего миссионера Д. Несмеянова о состоянии сектантства и раскола в Омской епархии и деятельность миссионеров за 1909 г. // ОЕВ. 1910. 1 мая. №9. С. 15-16.

36. Отчет о деятельности Омского епархиального миссионерского совета за 1915 г. Ill ОЕВ. 1916. №10. С. 14.

37. РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1965. Л. 4 об.

38. РГИА. Ф. 796. Оп. 190. Д. 183. Л. 1об.

39. Там же. Оп. 442. Д. 1595. Л. 60.

40. См. подробнее: Иванов К.Ю. Формирование сети единоверческих приходов в Томской епархии в XIX начале XX вв. // Актуальные проблемы этнической, культурной и религиозной толерантности народов Русского и Монгольского Алтая. Горно-Алтайск, 2006. С. 167-177.

41. Подробнее см.: Махрова Т.К. Раскол и единоверие в казачьих станицах Оренбургской епархии // Оренбургское казачье войско: религиозно-нравственная культура. Сб. научных трудов / под ред. А.П. Абрамовского. Челябинск, 2001. С.110-111.

42. ГАОрО. Ф. 173. Оп. 5. Д. 10555. Л. 4об.

43. Казанцева Т.Г., Мурашов Н.С. Старообрядцы Алтая // Электронный ресурс. URL: http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/47-1-0-301.

44. Иванов К. Ю. Старообрядчество юга Западной Сибири второй половины XIX начала XX в.: Автореф. дис. .к.и.н. Кемерово, 2001. С. 25.81 Там же.

45. РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1965. Л. 5.

46. ТЕВ. 1893. 15 февр. №4. С. 4-8.

47. Адресно-справочная книжка. Весь Томск за 1911-1912 г. Томск, 1913. С. 85-87.

48. РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 1965. Л. 32об.

49. Отчет о состоянии и деятельности Туркестанского епархиального Казанско-Богородичного Просветительского Братства за 1906 г. //ТурЕВ. 1907. 1 июня. №11. С. 54.

50. Отчет о деятельности Оренбургского Михаило-Архангельского Братства за 1898 г. // ОрЕВ. 1900. № 13. С. 8.

51. TEB. 1889. 15 дек. №24. С. 12.

52. Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой церкви). Барнаул: изд-во Фонда поддержки строительства храма Пресвятыя Богородицы РПЦ старообрядческой общины. С. 482.

53. ГАОрО. Ф. 173. Оп. 5. Д. 10560. Л. 57об.

54. ЦГА PK. Ф. 64. Оп. 1. Д. 957. Л. 33-35об.

55. ЦГАРК. Ф. 115. Оп. 1. Д. 1.Л. 63.

56. ОрЕВ. 1886. №9. 1 мая. С. 272.

57. ОЕВ. 1902. 1 апр. № 7. С. 1-2.

58. Отчет о деятельности Оренбургского Михаило-Архангельского Братства за седьмой год его существования, с 8 ноября 1892 г. по 8 ноября 1893 г. Оренбург, 1893. С. 6-11.

59. ОЕВ. 1902. 1 авг. № 15. С. 16.

60. ЦГА РК. Ф. 44. Оп. 1. Д. 4232. Л. 1-4.118 ОрЕВ. 1886. №9. С. 272.

61. Ефимов А.Б. Очерки по истории миссионерства Русской православной церкви. М.: Изд-во Православного Свято-Тихвинского гуманитарного университета. 2007. С. 279.121 Там же.122 ОрЕВ. 1900. № 19. С. 229.