автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.13
диссертация на тему: Модернизационные процессы в России: социокультурные аспекты
Полный текст автореферата диссертации по теме "Модернизационные процессы в России: социокультурные аспекты"
ГАВРОВ Сергей Назипович
МОДЕРНИЗАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ В РОССИИ: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ
Специальность 09.00.13 - религиоведение, философская антропология, философия культуры.
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук
ГАВРОВ Сергей Назипович
МОДЕРНИЗАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ В РОССИИ: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ
Специальность 09.00.13 - религиоведение, философская антропология, философия культуры.
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук
Работа выполнена в Институте социальной и культурной антропологии Государственной академии славянской культуры
Научный консультант -
доктор философских наук А.А.Пелипенко
Официальные оппоненты:
Ведущая организация: Омский государственный университет
Защита состоится «19» января 2005 года в 14.00 на заседании Диссертационного совета Д 212.04.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Государственной академии славянской культуры по адресу: Москва, ул. Героев Панфиловцев, д.39, кор.2.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Государственной академии славянской культуры
Автореферат разослан «16» декабря 2004 года
Ученый секретарь Диссертационного совета
доктор философских наук
Э.А.Орлова, доктор философских наук
П.С.Гуревич, доктор философских наук И.Г.Яковенко.
Профессор ГАСК
Общая характеристика работы
Актуальность темы исследования
На вопрос, почему у автора возник интерес к проблематике, связанной с модернизационными трансформациями в России, ответить достаточно просто. В 90-е годы прошлого века все мы оказались свидетелями и участниками очередного, на сей раз постсоветского этапа российской модернизации, очередной попытки войти в цивилизацию модерности. В связи с этим возникает вопрос, насколько желает этого вхождения большая часть общества и российская власть?
Волны модернизации прокатываются по России уже в течение трех столетий, начиная с преобразований Петра I. За это время что-то удалось сделать, а что-то так и осталось в области более или менее реалистичных проектов. Всех нас волнует, что российская социокультурная система принимает и что отвергает в процессе модернизации, как происходит адаптация инокультурного опыта, ценностей, институтов, используемых личностью социальных стратегий. В какой мере сохраняется жизнеспособность институтов, как меняется ценностно-нормативная система российского общества. Почему постоянное искушение модернизацией сопровождается не менее постоянным противодействием модернизационным процессам, когда за реформами следуют контрреформы и через некоторый исторический период процесс воспроизводится в той же последовательности.
Часто говорят о следовании России по пути так называемой «догоняющей модернизации». Но это лишь часть правды, догоняющая модель работает только в некоторых сегментах российской социокультурной системы, но не в системе в целом. В течение всего модернизационного периода нашей истории мы догоняли западную цивилизацию модерности (изначально Западную Европу) прежде всего в сфере военных и промышленных технологий, всего того, что служило развитию военно-технического потенциала страны. Содержательного изменения социального устройства, которое включало бы не только принятие части институциональных образцов, предлагаемых цивилизацией модерности, но и ее духа, введение и соблюдение гражданских прав и свобод, формирование гражданского общества - всего этого в течение большей части рассматриваемого периода просто не было.
Власти казалось куда как проще и надежнее не полагаться на частную инициативу «маленького человека», но принять очередное/внеочередное судьбоносное решение, мобилизовать все возможные силы на очередной прорыв. Когда ценой страшного напряжения/перенапряжения всех жизненных сил народа прорыв был осуществлен или, что случалось чаще, осуществлен частично, вдруг оказывалось, что вокруг безнадежно отставшее социокультурное пространство, которое просто не в состоянии не только воспроизводить, но и поддерживать этот локальный успех.
Мы полагаем, что в течение столетий основные усилия в процессе российской модернизации совершались не столько ради вхождения в западную по своей генеалогии цивилишцию модерности, сколько ради сохранения, воспроизведения и упрочения империи. Модернизация осуществлялась преимущественно в целях приведения в более современный и потому конкурентоспособный вид отдельных ее (империи) элементов, вынужденные жертвы и отступления в частных, локальных областях допускались ради сохранения и укрепления целого, духа и тела империи.
Кроме того, как показывает проведенный нами анализ научных публикаций, существующие исследования не дают более или менее полной картины российских модернизационных трансформаций. Либо они отдалены от современных российских социокультурных реалий, либо феномен модернизации не был исследован с точки зрения изменений, происходящих в культуре и обществе с позиций философии культуры. Рассмотрение модернизационных трансформаций в России с этих позиций позволяет лучше понять причинно-следственные связи, приводящие к тому или иному повороту истории. В рамках нашего исследования мы пытаемся рассмотреть исторические предпосылки и этапы российской модернизации, оценить ее перспективы.
Степень разработанности проблемы
Динамику развития представлений о социокультурных изменениях возможно проследить в работах таких авторов, как Э. Аллард, Дж. Александер, М. Арчер, У. Бакли, 3. Бауман, X. М. Баумгартнер, У. Бек, И. Берлин, С. Блэк, П. Бурдъе И. Валлерстайн, М. Вебер, Э. Геллнер, Э. Гидденс, Дж. Гэлбрайт, П. Дракер, Э. Дюркгейм, М. Кастельс, Я. Келлер, К. Коукер Р. Каштан, Э. Люттвак, К. Манхейм, Д. Мартен, Б. Мур, Дж. Несбит, Р. Нисбет, Р. Патнэм, К. Поппер, П. Риккер, П. Сорокин, Т. Соуэлл. Г. Терборн, А. Тойнби, О. Тоффлер, А. Турен, Л. Туроу, И. Уоллерстайн, Г. Франк, Ф. Фукуяма, Ю. Хабермас, С. Хантингтон, Л. Харрисон, Н. Хомски, В. Цапф, П. Штомпка, А. Этциони, Я. Юхлер.
Мы обращаемся к работам авторов, посвященным изучению особенностей истории и культуры России: С. С. Аверинцева, Ю. Н. Афанасьева, Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, В. В. Вейдле, Г. В. Вернадского, Б. П. Вышеславцева, А. И. Герцена, Н. Я. Данилевского, Ф. М. Достоевского, К. Д. Кавелина, В. К. Кантора, Н. М. Карамзина,
B. О. Ключевского, И. В. Кондакова, Э. С. Кульпина, К. Н. Леонтьева, Ю. М. Лотмана, А. В. Луначарского, П. Н. Милюкова, А. И. Неклессу, Л. И. Новикову, Р. Пайпса, А. М. Панченко, П. И. Пестеля, Ю. С. Пивоварова, С. Ф. Платонова, М. Н. Покровского, Г. Померанца, Ю. Ф. Самарина, И. Н. Сиземскую, В. С. Соловьева, Ф. А. Степуна, П. Б. Струве, В. Страда, Л. Н. Толстого, Г. П. Федотова, Г. П. Федотова, Н. А. Хренова, П. Я. Чаадаева, Н. Г. Чернышевского, Б. Н. Чичерина,
C. О. Шмидта, В. Шубарта, А. Л. Янова и др.
Важными для решения задач нашего исследования следует признать работы авторов, рассмотревших в своих трудах процессы российской социокультурной динамики, в том числе А. С. Ахиезера, В. Л. Иноземцева, Л. Г. Ионина, А. Я. Флиера и др.
Приступая непосредственно к работам, посвященным собственно модернизационным процессам, хотелось бы отметить труды авторов, рассмотревших различные подходы к модернизационным изменениям, в том числе: И. Л. Горовиц, Д. Лернер, С. Липсет, Р. Редфилд, Ф. Ригтс, У. Е. Мур, Ш. Н. Эйзенштадт, Д. Энтер, Р. Уарт, К. Фуртадо, Б. Хозелиц и др.
Особо хотелось бы выделить работы авторов, занимающихся непосредственно проблемами российской модернизации, в том числе
A. Г. Вишневского, А. А. Кара-Мурзу, И. И. Кравченко, Н. И. Лапина,
B. М. Межуева, Э. А. Орлову, Л. В. Полякова, В. Г. Федотову, И. Г. Яковенко и др.
Работы российских правоведов, в том числе С. И. Гессена, П. И. Новгородцева, И. А. Покровского, Б. А. Кистяковского,
Н. М. Коркунова, Л. И. Петражицкого.
Для нас важны также эмпирические материалы, их систематизация и анализ, представленные в работах известных российских социологов, в том числе Т. И. Заславской, В. А. Ядова, Ю. А. Левады, А. Г. Здравомыслова, Ж. Т. Тощенко, Б. А. Грушина, М. К. Горшкова, О. В. Крыштановской и др.
Отдельно следует отметить работы ряда авторов, занимающихся и занимавшихся анализом особенностей российского хозяйства и его влияния на российскую ментальность. В этой области особенно хотелось бы выделить работы Е. С. Балабановой, О. Э. Бессоновой, Г. А. Гольца, С. Г. Кирдиной, А. В. Чаянова.
Автору диссертационного исследования близка позиция Э. Гидденса, А. Турэна, Ю. Хабермаса и др., рассматривающих современные процессы в культуре и обществе как восходящие в своей генеалогии к модерности.
Ряд авторов, обращающихся к теме российской модернизации советского периода, указывают на ее консервативный характер. Обращаясь к анализу консервативной модели российской модернизации, достаточно подробно разработанной А. Г. Вишневским, хотелось бы отметить следующее[1]. Данное определение - консервативная модернизация - не совсем корректно как в отношении описания, так и тем более анализа российских модернизационных процессов. Так, например, большевики негативно относились к ценностям традиционного уклада, достаточно вспомнить коллективизацию, перевернувшую огромный пласт российского крестьянства, отношение к православной церкви и т.д. Элементы, сближавшие советский тип модернизации с модернизацией в Италии и Германии 30-х годов прошлого века, были, но во многом это все же различные процессы.
Мы не можем также вписать амплитуду российских модернизационных процессов в рамки так называемой догоняющей модернизации. Попытка догнать кого-либо предполагает принятие определенных правил игры,
общего направления движения, условно говоря, движения по одной или смежным беговым дорожкам. В нашем случае признание российской модернизации как бе условно догоняющей, означает, кроме всего прочего, что Россия в течение столетий пытается стать частью западной цивилизации, отказаться от своего системного качества. Да, в нашей истории были и такие попытки, но не они определяли направление нашего исторического развития, во всяком случае, основания российской цивилизации были в основном сохранены до рубежа 80 - 90-х годов, до распада СССР.
Нам представляется не только возможным, но и необходимым ввести в рамках рассматриваемого нами модернизационного дискурса новые, обладающие большим эвристическим потенциалом специальные термины. Это имперская и либеральная модели модернизации. Важным обстоятельством является доминирование имперской модели модернизации, тогда как либеральная модель является компонентой, выполняя дополнительные, компенсаторные функции.
Как показывает анализ литературы, существующие исследования или отдалены от современных российских социокультурных реалий, или феномен модернизации не был исследован с точки зрения изменений, происходящих в культуре и обществе в рамках теоретико-культурного (культурологического) подхода. Во многом вследствие этого в стране сегодня практически нет теоретической определенности, необходимой для определения стратегии развития страны в среднесрочной и долгосрочной исторической перспективе. Разработка модели модернизационных процессов может быть востребована для развития таких сфер знания и областей практической деятельности, как культурная политика, социология, политология, теория и практика государственного управления, кроме того, осмысление модернизационных процессов в определенной мере корректирует наше понимание российской истории.
Модернизационные процессы рассматриваются нами в рамках последовательного историзма. Исследование предполагает обращение к идеям социокультурного синтеза и единства гуманитарных наук как наук о культуре. Для решения задач, поставленных в исследовании, потребуется обращение к самым различным гуманитарным наукам, что связано со сложностью и многоаспектностью объекта изучения, поэтому в качестве методики нами использовался междисциплинарный метод. В диссертационном исследовании использован системно-структурный, сравнительно-исторический, историко-генетический методы, метод анализа социокультурных процессов, моделирование наиболее значимых культурных трансформаций, метод модельной реконструкции диахронных этапов рассматриваемых процессов модернизации. Автор обращается к компаративистскому подходу и культурологическому анализу, контент-анализу научной литературы, классической и постклассической социально-философской традиции.
В рамках затрагиваемой нами проблематики пересекаются научные интересы различных гуманитарных наук, в том числе истории, социологии,
политологии, философской антропологии. Междисциплинарность (пересечение научных интересов в изучении социокультурных изменений, генеалогически восходящих к европейскому ареалу модерности, а затем в своих различных вариациях распространившихся по всему миру) вполне закономерна В рамках нашего научного дискурса неизбежно обращение не только к проблематике собственно теоретико-культурной, но также и к социальным, политическим процессам.
Гипотеза
Из двух моделей модернизации - имперской и либеральной - Россия в соответствии с доминирующей традицией ориентируется преимущественно на имперскую модель, неэффективную в современных исторических условиях. Глубинные предпосылки и реальные тенденции либеральной модели модернизации сегодня недостаточно сильны, что не позволяет говорить о ее доминантной роли.
Методологические принципы исследования
Проблемное поле, в рамках которого проводилось диссертационное исследование, имеет междисциплинарный характер, включая в себя проблематику, разрабатываемую в рамках философской антропологии, социологии, истории, кросскультурных исследований по межкультурной коммуникации и диалогу культур, социальной психологии.
Диссертационное исследование основано на применении ряда научных подходов, отражающих различные фазы модернизации, - от Т. Парсонса и его последователей, включая теории конвергенции, через теорию деятельности и рационального выбора вплоть до течений неомодернизма. В работе используется теория П. Бурдье о культурном, социальном, экономическом, религиозном полях. Плодотворным представляется рассмотрение социокультурной сферы через призму особенностей того или иного поля, что позволяет исследовать возможность взаимодействия как макроструктур, так и агентов на микроуровне.
Осмысление теоретико-методологических проблем современной культуры и общества затруднительно без привлечения трудов, рассмотрения положений и выводов, изложенных в работах ведущих отечественных и зарубежных авторов. Методологическое воздействие на автора оказали работы известных российских культурологов А. С. Ахиезера, Э. А. Орловой, А. А. Пелипенко, И. Г. Яковенко, А. Я. Флиера и зарубежных философов, культурологов, социологов. Ф. Броделя, И. Валлерстайна, М. Вебера, Э. Дюркгейма, П. Сорокина, А Тойнби, О. Шпенглера, Ш. Н. Эйзенштадта
Эмпирической базой данного научного исследования явились результаты исследований, проводившихся в последние годы под эгидой Всероссийского центра изучения общественного мнения, Российского независимого института социальных и национальных проблем, фонда «Общественное мнение» и института философии РАН, журнала «Эксперт» и компании «Циркон».
Методы исследования: структурно-функциональный; динамический; сравнительно-культурный (исторический). В нашем исследовании мы основывались на законах и принципах диалектики, историзма и системности, позволяющих раскрыть внутреннюю логику развития модернизационных процессов.
Предмет исследования
Модернизашюнные процессы в российском обществе в их социокультурном аспекте.
Объект исследования
Модели модернизации российского общества в исторической ретроспективе в их взаимодействии.
Цели и задачи диссертационного исследования
Целью диссертационного исследования является выявление моделей модернизации в российской истории и культурологический анализ модернизационных процессов в России в контексте взаимодействия этих моделей.
Реализации указанной цели способствует решение следующих исследовательских задач.
1. Анализ существующих концепций модернизационных процессов в России.
2. Разработка теоретической модели изучения модернизации, выявление и изучение соответствующих процессов в России, выделение имперской и либеральной моделей модернизации.
3. Рассмотрение взаимодействия имперской и либеральной моделей российской модернизации в исторической ретроспективе.
4. Анализ традиционной российской ментальности как фактора историко-культурного развития.
5. Исследование феномена «имперскости» как компоненты российского традиционного сознания в его взаимосвязи с процессами исторической и социокультурной динамики.
6. Анализ современных модернизационных процессов в контексте концепции двух моделей модернизации.
7. Разработка наиболее вероятных сценариев динамики российской социокультуры.
Научная новизна и теоретическая значимость
Впервые в отечественной философии культуры создана концепция взаимодействия имперской и либеральной моделей модернизации, представлено рассмотрение этого взаимодействия в широкой исторической ретроспективе;
- проведен анализ традиционной российской ментальности как фактора, оказывающего определяющее влияние на модернизационные процессы в России;
исследован феномен имперскости как компоненты российского традиционного сознания в его взаимосвязи с процессами исторической и социокультурной динамики,
проведен анализ традиционной российской ментальное™ как фактора историко-культурного развития, влияющего на характер модернизационных процессов;
проведен анализ современных модернизационных процессов в контексте концепции двух моделей модернизации;
представлено систематическое рассмотрение комплекса проблем в социокультурной сфере, как порождаемых модернизацией, так и препятствующих ее успешной реализации;
определено соотношение локального и универсального в процессе модернизации.
Положения, выносимые на защиту
1. В историческом контексте модернизационные процессы можно классифицировать с точки зрения социокультурных последствий их реализации. Для изучения модернизационных процессов в России особую значимость имеет выделение двух моделей: имперской и либеральной.
2. Российская традиция устойчиво тяготеет к имперской модели модернизации.
3. Причины тяготения к имперской модели проистекают из особенностей российской ментальности и цивилизации.
4. В макроисторическом контексте модернизация в России тесно связана с процессом изживания Должного и утверждения онтологического статуса Сущего, то есть развития в рамках земного, материального мира.
5. Имперская форма российской цивилизации после 1991 года исчерпала свой исторический ресурс вследствие разрушения той части Должного, которая выражалась в коммунистической идеологии.
6. Тенденции либеральной модернизации стихийно сочетаются в современной России с доминирующими тенденциями имперской реставрации, что ведет к замедлению исторической и социокультурной динамики и увеличению нашего отставания не только от Западной цивилизации модерности, но и от ряда модернизирующихся стран Юго-Восточной Азии.
7. Либеральная модернизация предполагает соответствующие трансформационные изменения в рамках российской ментальности и цивилизации
Апробация и внедрение результатов диссертационного исследования
Апробация диссертационного исследования проводились в процессе выступлений автора на международных и всероссийских научно-практических конференциях, в том числе: «Социально-информационные технологии - феномен XXI века». - М.: МГУКИ, 2002г.; «Сохранение и
приумножение культурного наследия в условиях глобализации». - М МГУКИ, 2002г.; на международной научно-практической конференции (декабрь 2002 г.) «Модернизация системы образования в сфере культуры и искусства». - Тамбов, Тамбовский университет; на III Международной научной конференции «Человек, культура и общество в контексте глобализации современного мира». «Электронная культура и новые гуманитарные технологии XXI века». - М., под эгидой Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации, Федерального агентства по культуре и кинематографии, Научного совета РАН по изучению и охране культурного и природного наследия, Бюро ЮНЕСКО в г. Москве, Российского института культурологии, Института человека РАН, Института философии РАН, Северо-западной академии государственной службы, Национальной академии кинематографических искусств и наук России (2527 октября 2004 г.); в выступлении на междунар. науч.-практ. конференции «Единая информационная России: федеральный и региональный компоненты» - Краснодар: Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ, Краснодарская государственная академия культуры и искусств, 2004 (сентябрь 2004 г.). Кроме того, некоторые аспекты полученных результатов диссертационного исследования были представлены в выступлении на «круглом столе» «Интеграционные процессы в системе единого культурно-образовательного пространства региона» - Казань, Казанский университет, 2003; в выступлении на «круглом столе» «Информационная цивилизация: современные проблемы». - М.: МГУКИ, 2004.
Монография «Модернизация во имя империи. Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России» обсуждалась на заседании Научного совета Российской академии наук по изучению и охране культурного и природного наследия.
Основные результаты, полученные в процессе исследовательской работы, использованы при чтении курсов по философии культуры, политологии, социологии в Государственной академии славянской культуры.
Диссертация «Модернизационные процессы в России: социокультурные аспекты» обсуждалась в Государственной академии славянской культуры.
Структура диссертации обусловлена целью исследования и логикой решения поставленных задач. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. Объем диссертации составляет 347 страницы. Библиография насчитывает 367 источников.
Основное содержание работы
Во введении дается общая характеристика проблемной ситуации, аргументированно обосновываются постановка проблемы, актуальность и новизна исследования, объект и предмет изучения, формулируются цель и задачи исследования, определяются научная новизна, теоретическая и практическая значимость положений и рекомендаций диссертации,
моделирования процесса российской модернизации. Основной проблемой является отсутствие теоретической модели, которая бы позволяла более или менее адекватно анализировать модернизационные процессы в России, вырабатывая на основе этого анализа практические рекомендации и прогнозы на будущее.
В первой главе «Две модели модернизации» рассматривается целый комплекс теоретических и эмпирических вопросов, объединенных общей модернизационной тематикой, выделяются и теоретически обосновываются как доминирующие две взаимодополняющие модели модернизации в России: имперская и либеральная. В первом параграфе «Феномен модернизации» рассматривается многообразие теоретических подходов к феномену модернизации; мы обращаемся к генеалогии термина «модернизация» и соотносим его с родственными ему понятиями, такими как «модерн» и «модерность».
Мы отмечаем, что актуализация общеэволюционного принципа движения от простых форм организации жизни к более сложным и принцип выделения всё более автономного и самодостаточного субъекта из природного, а затем и социального контекста, подкрепленная впоследствии возникновением национального государства и систематического капиталистического производства, сделало Европу, а затем и весь евроатлантический цивилизационный ареал, источником модернизационных трансформаций в мировом масштабе.
Модерность стала венцом, максимальной точкой выражения всей прогрессистской культурно-цивилизационной парадигмы. При рассмотрении элементов модернизационных процессов, укладывающихся в контекстуальное поле социальной истории, политики и экономики, отметим следующее. Вплоть до второй половины XX века реальное превосходство западной цивилизации в рамках этого поля над остальным миром было преобладающим. В качестве альтернативного западному пути развития в течение большей части прошлого века выступал социалистический проект, представлявший собой отчаянную попытку достигнуть количественных экономических показателей ведущих государств модерности.
Социалистические варианты модернизации, практиковавшиеся в течение XX века в различных странах мира, прежде всего в СССР, были преимущественно адаптационной реакцией незападных обществ на радикальное ускорение исторической и социокультурной динамики в рамках сложившегося ареала модерности. Неслучайно и то, что вне этого ареала был воспринят преимущественно социалистический вариант модернизации, поскольку именно он в большей мере соответствовал коллективистской ментальности незападных обществ. Но обращение к социалистическому варианту модернизации не было неким инвариантом для неевропейских государств, здесь достаточно выделить модернизационные процессы в Японии и в некоторых странах Юго-Восточной Азии, условно обозначаемых как «тигры» и «драконы» Азии.
Вторым альтернативным проектом, впрочем, не претендующим на универсальность, был проект модернизации посредством консервативной революции, представленный фашизмом в Италии и национальным социализмом в Германии. Анализируя модернизационные процессы, следует помнить, что они представляют собой синтез поступательной и рецессивной динамики, прогресса и регресса, хотя при их рассмотрении в достаточно длительном диахронном контексте преобладает поступательное начало. Как пример негативной адаптационной реакции на вызов евроатлантической цивилизации можно рассматривать опыт тоталитарных режимов XX века, включая, прежде всего, опыт нацистской Германии и в некоторой мере сталинского СССР. Во второй половине XX века положение радикально изменилось, Германия, начиная со свой западной части, стала составным, а впоследствии и ключевым элементом конструкции европейской модерности. Достаточно трудный путь уже проделали или продолжают движение в этом направлении и некоторые другие страны европейского континента, включая Италию и Испанию, позднее Польшу, Венгрию и другие бывшие социалистические страны.
Остальная часть человечества, часто определяемая в годы после окончания Второй мировой войны как страны «третьего мира», не только не смогла предложить сколь-либо значимый альтернативный проект, но и эффективные локальные варианты развития для незападных государств. Положение изменилось во второй половине XX века, когда появились успешные, конкурентоспособные варианты воспроизводства модерности за пределами западной цивилизации. Свою трактовку модернизации представляют динамичные, экономически и социально успешные азиатские государства, страны, относящиеся к исламской цивилизации, пытающиеся использовать в экономической деятельности религиозные установления.
Следует отметить, что в рамках цивилизационного процесса стремление «догнать и перегнать» государства модерности, радикально не трансформируя традиционной цивилизационной идентичности, достаточно проблематично. В случае практического воплощения этих трансформационных проектов, достигаемого, как правило, ценой крайнего напряжения сил общества и государства, получившая разновекторное направление движения система не может эффективно функционировать ни в одной из этих плоскостей. Сохраняющийся и сегодня инфантилизм и мифологизм массового сознания, и далеко не только в России, продолжает ориентироваться на возможность достижения всего комплекса цивилизационных благ и уровня жизни, ничем значимым при этом не жертвуя.
Мы полагаем, что несмотря на противодействие и даже прямое сопротивление модернизационным процессам в ряде регионов незападного мира нельзя отказываться от общего, необходимого для всех минимального пакета модернизационных трансформаций, и здесь нельзя спрятаться за эвфемизмом множественности формирующихся модернов. Этот необходимый пакет модернизационных трансформаций подробно
рассмотрен выдающимся российским культурологом Э. А. Орловой. Она вполне справедливо полагает, что социокультурные процессы, начавшиеся в наиболее успешных в экономической, социальной, политической и геополитической сфере государствах, относящихся к западной цивилизации, в XX веке получили распространение в глобальном масштабе. На уровне социокультурной организации общества эти процессы проявляются в форме движения от индустриализма к постиндустриализму в экономической сфере, в политической - как движение от авторитарных к демократическим режимам, в правовой - как переход от обычного к юридическому праву. «Им соответствуют изменения в области социально значимого знания и мировоззрения: в религиозной сфере заметен сдвиг от священного к более светскому обоснованию миропорядка; в философии - от монистического к плюралистичному миропониманию; в искусстве - от стремления к стилистическому единству к полистилистике; в науке - от объективизма к антропному принципу. Совокупность этих общих социокультурных тенденций принято называть модернизацией»[2].
Различные авторы придерживаются достаточно широкого диапазона взглядов как на определение хронологических рамок модернизации, так и на ее онтологические основания. Мы анализируем позиции Э. Гидденса, Ш. Эйзенштадта, Л. Пелликани, Д. Бергера, Э. Алларда и других авторов, кратко представляем их видение модернизационной проблематики. Считается, что модернизационные процессы сопровождаются трансплантацией западных по своей генеалогии политических институтов, открытого общества, партийной демократии. С их проникновением в различные сегменты социокультуры происходит постепенное изменение типа доминантной личности, т.е. ее активный тип «А» начинает численно превалировать над пассивно-созерцательным (традиционным) типом «Б». На первый план общественной жизни выходит активистская личность, проектирующая свою жизнь в рациональных рамках, личность, чье повседневное поведение определяют не идеалы, но интересы. Поскольку идеалы вполне абстрактны, а интересы конкретны, именно переход от доминирования одних к другим и позволяет укорениться в модернизирующейся стране института парламентской демократии. Ведь для того, чтобы осознанно голосовать за ту или иную политическую партию, необходимо четко осознавать свои интересы и то, насколько они выражены в программе и практически проводимой политике данной партии.
Вопрос, в какой степени должна измениться социокультурная традиция модернизирующегося общества, решается апостериорно: планирование изменений возможно, но прогностическое видение конечного результата, как правило, затруднено. Для осуществления модернизационных трансформаций требуется достаточно значительное историческое время, что обусловлено, прежде всего, медленным изменением ментальности.
Для текущего успеха и тем более для закрепления промежуточных результатов модернизационных процессов крайне важна политическая организация трансформирующегося общества. Рассмотрение
модернизационных процессов в исюрической ретроспективе показывает, что изменения в политической организации общества, как правило, запаздывали, и запаздывали значительно, рассматриваясь не только как нечто второстепенное, то, с чем вполне можно подождать, но часто и как вредное, , то, что выводит подданного из состояния почти абсолютной зависимости от власти. Уже в XX веке, пусть и по иным причинам, элиты тоталитарных режимов не только не осознавали, но и отвергали как упадочные и вредные принципы политической организации общества модерности. Роль гражданского общества в обеспечении динамических процессов во всех областях жизни, в том числе в науке, промышленности, военном деле, гуманитарных областях культуры, была осознана в большей мере лишь во второй половине XX века.
Рассмотрев основные представления, связанные с понятием модернизации, мы можем перейти к вопросу об определении российской модели модернизации в её комплексной культурно-цивилизационной специфике. Подчеркнём при этом, что исторические, политические, социологические и экономические аспекты данной проблемы интересуют нас преимущественно в контексте иллюстрирования, пояснения и дополнения философско-культурного ракурса российской модернизации.
Выводы к параграфу 1.
1. Модерность, распространяющаяся по различным странам и регионам, имеет по преимуществу западное происхождение.
2. Модернизация незападной части мира вызвана динамичным развитием Западной Европы Нового времени, то есть развивается преимущественно под " воздействием этого внешнего источника модернизационных трансформаций.
3. Возможна культурно обусловленная вариативность модернизационных процессов, но она не отменяет следование базовому пакету модернизационных трансформаций, генеалогически восходящих к западной цивилизации модерности.
Во втором параграфе «Имперская и либеральная модели модернизации» мы рассматриваем особенности модернизационного процесса в России. Характеризуя модернизационные процессы в России, ряд авторов, в частности А. А. Кара-Мурза и А. Г. Вишневский, прибегают к термину «консервативная модернизация», встраивая Россию в ряд тех стран, которые, стремясь к полноценному вхождению в модерность, ориентированы на сохранение или медленную трансформацию традиционных ценностей, институтов и отношений.
Мы видим, что по ряду внешних признаков в социокультурных трансформациях ленинско-сталинской эпохи можно увидеть немало от настоящей консервативной модернизации, сравнение сталинского СССР и национал-социалистической Германии достаточно распространено, совпадения в идеологических лозунгах, произведениях монументальной пропаганды, в живописи и во многих иных областях искусства и жизни порой поражают своей дословностью. Но есть и не менее существенные
различия. В первые десятилетия существования СССР большевики не оминались склонностью к сохранению или реставрации каких-либо ценностей традиционного уклада. С нашей точки зрения, использование термина «консервативная модернизация» применительно к России некорректно хотя бы потому, что целью доминирующей линии российских модернизаций является отнюдь не трансформация российской цивилизации в сторону модерности. Эта дистанцированность проявлялась как до, так и после большевистской революции 1917 года.
Мы не считаем вполне корректным в отношении России и употребление термина «догоняющее развитие», хотя некоторые авторы, занимающиеся проблематикой российских модернизациоиных трансформаций, полагают, что Россия развивается преимущественно в рамках этой модели модернизации. Несмотря на то, что в ряде исторических ситуаций направление движения Европы (или США) как опережающего и России как догоняющего совпадает, но при рассмотрении этой ситуации в контексте многовекового исторического взаимодействия/борьбы России и Запада становится очевидной разнонаправленность исторических траекторий, цивилизационных парадигм, принципов развития. Поэтому достаточно сложно говорить о «догоняющем развитии» в строгом понимании этого термина.
Мы полагаем, что задача осмысления характера модернизационных процессов в России требует введения специального термина и помещения его в особый типологический ряд. В результате многовекового исторического взаимодействия с западной цивилизацией в России сложилась устойчиво воспроизводимая амбивалентная ситуация, при которой социокультурные основания российской цивилизации определяются и внутренне стабилизируются маятниковым циклом, где доминанта имперской модели модернизации чередуется с компонентой модели либеральной. При этом модернизационный процесс также имеет свою устойчивую доминанту -имперскую модель модернизации.
В целом мы солидарны с типологией империй, предложенной И. Г. Яковенко, подразделившим империи на два основных типа: колониальные и идеократические (традиционные). Представляется, что проблема определения природы России как имперской (или неимперской) заключается в следующем. Империи колониальные значительно отличаются от империй идеократических. Понятие идеократической империи имеет более глубокое содержательное наполнение, поскольку целью ее существования является метафизическая сверхзадача, заключающаяся в осуществлении на земле божественного проекта. В этой сверхзадаче коренятся и истоки стремления к достижению мирового господства во имя торжества трансцендентного Должного.
Именно установление всемирного, безграничного торжества Должного является доминирующей целью теократической империи, а практические, рациональные цели носят скорее дополнительный и вспомогательный характер Идеократическая империя по своему определению всемирна,
поэтому локализующие империю географические границы временны и неустойчивы. Доктрина всемирного господства Должного, приходящая в мир через институт имперской Власти, как правило, артикулируется достаточно ясно всегда, но идеологическая оболочка в зависимости от эпохи меняется, воплощаясь в различных конструкциях. С нашей точки зрения, применительно к России можно говорить как об империи идеократической, империи великой мессианской идеи и в меньшей мере как об империи колониальной.
Именно наличие устойчивой и постоянно воспроизводимой имперской идеологии делает возможным как успешное строительство империи, так и ее перманентное возрождение. Мы не приуменьшаем в этом смысле значение геополитических факторов, без удачного совпадения которых мечты о создании или возрождении империи так и остаются мечтами, удачное сочетание геополитических факторов столь же необходимая часть этого условного двучлена имперского строительства.
Мы полагаем, что имперское строительство в Европе является скорее побочной линией, неким историческим аппендиксом. Мы вполне солидарны с положением, согласно которому генеральной линией, доминантой исторического развития в европейской истории выступал процесс формирования национальных государств, в то время как все ответвления от этой линии показали свою историческую неэффективность. В теократических империях имперские тенденции носят доминантный характер, а процессы формирования национального государства не завершаются, не доходят до зрелых форм национального строительства. Все остальные слагаемые культурно-цивилизационной системы выстраиваются противоположным образом, то есть всё то, что в Европе является доминантным и системообразующим, в империях периферийно и маргинально, и наоборот.
Россия развивалась в постоянном взаимодействии с Европой, чаще это взаимодействие происходило в процессе военных действий, а не торговых обменов, но война также является частной формой межкультурного взаимодействия, представляя возможность для восприятия инокультурного опыта. Россия без европейского воздействия также развивалась бы по-иному. В связи с этим нам представляется не только возможным рассматривать проблему российской модернизации не как саморазвертывающийся процесс, протекающий сам по себе как нечто естественное, а как один из аспектов вышеозначенного макроисторического диалектического взаимодействия.
Что же такое имперская модернизация? Империя не ставит своей задачей эволюционировать в направлении интеграции в цивилизацию модерности, более того, она боится либерального перерождения и внутренней слабости, неизбежной при принятии инокультурных институтов политической демократии, капиталистического рынка, необходимости брать на себя обязательства в сколь-либо значительном объеме соблюдать права человека. Задачи имперской модернизации состоят не в перерождении, размягчении империи, для нее важно взять у противника только то, что
позволит успешно с ним бороться (в более мягком варианте -конкурировать). Имперская модернизация предполагает не структурную трансформацию общества, но преимущественно количественные изменения внутри тех или иных сфер, связанных с потребностями военного строительства. Более того, имперская модернизация осуществляется, прежде всего, во имя стабилизации и консервации базовых характеристик империи, чему служат как инокультурные заимствования, так и достижение конкурентоспособности отдельных элементов культурно-цивилизационной системы.
Имперская модернизация не связана с деконструкцией империи, напротив, ее успешное проведение способствует решению задач имперского строительства и воспроизводства в новых исторических и социокультурных условиях. Именно специфика выполняемых задач позволяет рассматривать имперскую модернизацию как особый историко-культурный феномен.
Мы изложили общую модель имперской модернизации; естественно, что реальные исторические и социокультурные процессы протекают не столь прямолинейно и механистично. Противостояние и конфликт тоже являются формой культурно-цивилизационного диалога, а его диалектика не укладывается в жесткие механистические схемы. Отклонения от этих схем не отменяют общей логики, выстроенной в контексте исторического взаимодействия с Европой, нашедшего свое выражение в асимметричном и неравновесном сочетании имперской и либеральной моделей российской модернизации.
Под либеральной моделью мы понимаем такой тип восприятия культурно-цивилизационного опыта Запада, который предполагает трансформацию российского общества в направлении либеральных реформ.
Имперская и либеральная модели модернизации в российской истории находятся не просто в состоянии последовательного чередования, эта последовательность не столь линейна. Как разные по силе проявления тенденции, они практически всегда действуют параллельно. В период, когда империя переживает очередной этап имперской модернизации, инокультурные элементы, нелегитимные по отношению к имперским элементам социокультурной системы, в эту систему неизбежно проникают.
Подданные империи испытывают к либеральной цивилизации противоположные чувства притяжения и отторжения. С одной стороны, империя стремится овладеть притягательными благами либеральной цивилизации - товарами, знаниями, технологиями, но, с другой стороны, имперское сознание отвергает ту целостную систему, которая эти блага порождает. Сталкиваясь с обилием инокультурных заимствований, имперская социокультурная система боится перерождения, поскольку, достигнув определённых количественных уровней, инокультурные элементы начинают самоорганизовываться и воспроизводить систему целиком.
В эпоху модерности институциональная и ценностно-нормативная экспансия западной цивилизации модерности «породила длящуюся и поныне конфронтацию между культурными и институциональными основами
западного модернизма, с одной стороны, и основами других цивилизаций, как целых регионов, так и отдельных стран - с другой»[3]. Мы полагаем, что модернизационный процесс в российском обществе во внешнем аспекте детерминируется телеологией имперского противостояния Западу, которая выражается в амбивалентном отношении притяжения и отталкивания. Во внутреннем аспекте модернизационный процесс детерминируется динамикой борьбы доминирующей имперской и выступающей в качестве компоненты либеральной моделей модернизации. Такова общая схема; тому, как эта схема проявляется в истории, посвящен следующий параграф.
Выводы к параграфу 2.
1. В результате исторического взаимодействия с западной цивилизацией модернизационный процесс в России характеризуется маятниковым циклом, в котором доминанта имперской модели модернизации чередуется с компонентой модели либеральной.
2. Имперская модель модернизации прежде всего осуществляется во имя стабилизации и укрепления империи, чему служит выведение на новый, более конкурентоспособный уровень отдельных элементов социокультурной системы.
3. Либеральная модель модернизации осуществляется во имя вхождения России в цивилизацию модерности, радикальной трансформации в либеральном (западном) духе социальных отношений.
В третьем параграфе «Историческая последовательность российских модернизаций» мы рассматриваем российский модернизационный процесс в его исторической последовательности начиная с его предыстории. С нашей точки зрения, рассмотрение взаимодействия двух моделей российской модернизации нельзя начинать со времени, когда вошло в обиход само слово «модернизация». Поскольку сам феномен взаимопереплетения двух моделей модернизации тесно связан с феноменом реформаторства и формированием специфики российского культурно-цивилизационного ареала, рассмотрение российской модернизации следует начать с ее предыстории.
Начиная, по крайней мере, с XVIII века страны, исторически не относящиеся к западному миру, в том числе Россия, переживают вызов западной цивилизации модерности, давая более или менее успешный ответ на радикальное ускорение процессов социокультурной динамики. Народы незападной части мира были вынуждены трансформировать, менять препятствующую адаптации к возникающему в рамках западной цивилизации новому миру часть своей социокультурной традиции. Различные части незападного мира достаточно болезненно переживали процессы модернизации, но в сложившихся условиях полное, аутентичное воспроизводство социокультурной традиции означало бы на следующих отрезках исторической и социокультурной динамики потерю как фактической, так и номинальной государственной независимости, т.е. колониальную зависимость от более развитого государства или группы государств модерности. Ф. Фукуяма называет вынужденные изменения
модернизационного характера, на которые идут менее развитые страны, «оборонной модернизацией» [4]. Модернизация во многом является формой адаптационной реакции российской социокультурной системы на вызов западной цивилизации.
В контексте проблемы отставания России от Запада обычно имеют в виду ее военно-технические и хозяйственно-технологические аспекты, поскольку именно в этой области модернизационные изменения проходили в первую очередь. Стремление к реформам в военно-технической области было вызвано неспособностью военной конкуренции с Европой. На этапе имперской модернизации Россия заимствовала европейские технологии, инструментальные знания, относящиеся к сферам промышленности, науки, военного дела, а также некоторые элементы быта и образа жизни.
Заметим, что технологический рывок, совершенный в эпоху Петровских реформ, не был подкреплен соответствующими изменениями в политическом устройстве и социальной жизни общества, это было строительство на непрочном фундаменте. В последующие исторические эпохи имперской власти ценой запредельного напряжения народных сил удавалось создать конкурентоспособную в отношении западных контрагентов армию и военную промышленность, но этот успех всегда был локальным, ему не соответствовали ни уровень развития гражданских отраслей экономики, как было в советский период нашей истории, ни уровень развития социума, как это было в досоветской России.
Реформы Петра I явили собой модельный образец имперской модернизации, впервые оформившейся в наиболее полном виде: «самодержавие и крепостное право оказались при Петре инструментами модернизации»[5]. Но некоторые результаты этих реформ независимо от намерений реформаторов привнесли в российское общество и либеральные, дисистемные в отношении имперской системы элементы. При Петре величие империи продолжало оставаться главной целью, а общество лишь средством для ее осуществления. В этой системе координат государство - самая значимая, доминантная ценность, властитель воплощает в своей персоне Власть и идею общественного блага, подданный, стоящий на более низких ступенях социальной лестницы, особой ценности для власти не представляет.
В царствование Николая I за стремление к радикальному замедлению исторической и социокультурной динамики пришлось платить унизительным для феодальной империи, более всего ценившей военную мощь вообще и воинскую доблесть в частности, поражением в Крымской войне. Но именно это поражение привело к началу единственного во всей российской истории периода последовательной и успешной либеральной модернизации. Ставшая очевидной военная слабость России потребовала коренных реформ, как и полтора века до этого при Петре I, но в этот раз реформы пошли вглубь, переворачивая социальное устройство общества, открывая, пусть и не столь широкую, дорогу для капиталистического этапа развития страны.
Следует помнить, что военная слабость государства всегда является лишь следствием «потерянного времени» в социальной, политической,
экономической областях. Важнейшими архаическими неустройствами России того времени была феодальная организация хозяйства вообще и крепостная зависимость крестьян в частности. Реформы Александра II проводились в интересах всего общества, а не только властного субъекта, несмотря на сохранение имперской атрибутики и имперской геополитики. 19 февраля 1861 года было объявлено о проведении «Великой реформы», как ее называли современники, отмене крепостного права.
В годы александровских реформ духовно-интеллектуальная жизнь России как никогда приблизилась к европейской. Эти судьбоносные для страны реформы надо было проводить значительно раньше, критическое опоздание к середине XIX века составляло порядка двух столетий, но и при таком опоздании творческого потенциала, в них заложенного, хватило на весь период до Октябрьской революции 1917 года. К сожалению, «Великая реформа» не смогла вывести страну на путь развития по европейскому типу, использование либеральной модели модернизации пришлось на годы царствования императора Александра И, завершившись с его трагической смертью. Поток инокультурных по своему происхождению инноваций, буквально захлестнувший страну в годы александровского либерального этапа модернизационных трансформаций, вызвал критическое напряжение культурно-цивилизационной системы, хаотизацию социокультурного пространства, привел к началу формирования альтернативной либерально-буржуазной дисистемы. Естественно, что эти процессы вызвали острое сопротивление феодально-имперской системы, приведшее к отторжению либеральных привнесений александровской эпохи. Феодальная, а во многом ещё и дофеодальная Россия была напугана радикальными изменениями, вызванными осуществлением либерального модернизационного проекта второй половины XIX века.
Задача, заключающаяся в создании эффективного, работающего, жизнеспособного симбиоза между феодально-имперской и либерально-капиталистической системами, оказалась на этом этапе исторического развития страны не просто трудной, но и неразрешимой. М. Вебер, говоря о России начала XX века, совершенно справедливо заметил, что «страна, еще каких-то 100 лет назад напоминавшая своими наиболее укорененными в национальной традиции институтами монархию Диоклетиана, не может найти такую формулу реформы, которая имела бы местные "исторические" корни и была бы при этом жизнеспособной» [6].
Возможности адаптационного развития монархической системы приближались к своему естественному истощению, впереди были годы первой русской революции и второе, еще более судьбоносное испытание для империи - Первая мировая война. Ни в годы царствования Александра III, ни Николая II основная часть насущных для страны исторических проблем не решалась, они подмораживались, загонялись вглубь, что только увеличивало их будущий разрушительный потенциал. Со временем нерешенные проблемы обострились до предела, что усугубилось бездарной политикой
властного слоя, не сумевшего дать сколь-либо адекватный ответ на вызовы времени, что привели империю Романовых к катастрофе.
Отметим, что модернизационные трансформации в либеральном духе приводят к временной (текущей) хаотизации социокультурного пространства, такими трансформациями трудно управлять, но они обеспечивают задел на будущее, позволяют со временем встать на путь буржуазного европейского развития. Стремление к стагнации как, впрочем, и укрепление базовых имперских оснований системы посредством использования имперской модели модернизации, позволяет сохранить текущую, сегодняшнюю стабильность, но поскольку реальные проблемы в самых различных областях не решаются или решаются неэффективно, за сегодняшнюю стабильность приходится платить завтрашними социальными взрывами, военными поражениями и в своем крайнем выражении эта политика приводит к цивилизационным катастрофам.
Мы полагаем, что исторические катастрофы в течение последних нескольких столетий случались в России из-за слишком долгого и упорного стремления сохранить историческую, политическую, экономическую и культурную самобытность. Стремительность социокультурной динамики в рамках западной цивилизации требовала столь же стремительной реакции. Очень долго российская власть и общество пытались найти рецепты ответа в традиции, в прошлом, использовать отжившие механизмы, приемы, социальные институты. В результате то, что в Европе вызревало в течение столетий, в России приходилось делать быстро, в ничтожный исторический срок пяти-пятнадцати лет: «Когда правительство, вместо того чтобы вести народ путем постепенных улучшений, останавливает всякое движение и подавляет всякую свободу, оно неизбежно приводит к необходимости крутого перелома. Приходится разом наверстать потерянное время» [7]. Мы полагаем, что цивилизационный срыв, произошедший в России в результате Октябрьской революции 1917 года, был во многом платой за эту политику консервации отсталости и старого порядка. Цену торможения исторической и социокультурной динамики в огне Гражданской войны и десятилетий политических репрессий на себе почувствовали не только прямые потомки тогдашних защитников феодальной империи, но и десятки миллионов советских людей всех «сословий и званий».
Во второй половине прошлого века ситуация радикально изменилась. Следующий уровень технологического развития уже не подлежал простому механическому заимствованию и перенесению на российскую почву без принципиальных изменений всей социальной системы.
В 1990-е годы XX века, годы рыночных реформ, сформировалось первое поколение россиян, первичная социализация которых прошла в условиях относительной свободы. По свидетельству Р. Инглехарта, занимавшегося исследованиями ценностных структур стран, переживавших в XX веке модернизационные процессы, система ценностей 18 - 24-летних становится доминирующей в обществе спустя 15-18 лет. Р. Инглехарт анализировал изменения ценностной системы в послевоенной Германии,
Испании, Южной Корее, Японии. Насколько этот опыт может быть приложен к российским социокультурным трансформациям - вопрос открытый Проект либеральной модернизации не имеет под собой твёрдой культурно-цивилизационной почвы, но и имперская модернизация в постиндустриальную эпоху не имеет значимых исторических перспектив.
В современной России предлагаемые властью обществу идеологемы связаны со «славным прошлым», основаны на ностальгии по тем временам, когда «у нас была великая эпоха». Такое мировосприятие радикально отличается от укоренившегося в рамках цивилизации модерности. Ощущение того, что всё великое в прошлом свидетельствует о исчерпанности традиционной эсхатологии, что внушает нам некоторый, пусть и весьма умеренный, оптимизм в отношении возможных сценариев российской исторической и социокультурной динамики.
Выводы к параграфу 3.
1. Исторические катастрофы в течение последних нескольких столетий случались в России из-за слишком долгого и упорного стремления сохранить историческую, политическую, экономическую и культурную самобытность. В результате то, что в Европе вызревало в течение столетий, в России приходилось делать быстро, в ничтожный исторический срок пяти-пятнадцати лет.
2. В современной России предлагаемые властью обществу идеологемы связаны со «славным прошлым», основаны на ностальгии по тем временам, когда «у нас была великая эпоха», что свидетельствует о исчерпанности традиционной эсхатологии.
3. Имперская модернизация в постиндустриальную эпоху не имеет значимых исторических перспектив, демонстрируя вследствие этого всё более имитационный характер.
Во второй главе «Анатомия российского традиционализма» рассматривается проблема традиционного российского традиционализма и его влияния на модернизационные процессы. В первом параграфе «Традиционное сознание: ментальный и культурный синкретизм» рассматривается проблема синкретичное™ российской ментальности и социокультурной жизни. Россия - «тяжелая страна: ни революция, ни реакция в ней до конца не проходят. Русская жизнь - это единство реакции и революций. А определяет это единство системообразующий элемент, ядро этой системы - Русская власть, называется ли она самодержавием или коммунизмом»[8]. Попробуем выяснить причины, определяющие наличное положение вещей.
В России формы социальных отношений и жизненных укладов наслаиваются, смешиваются и прорастают друг сквозь друга, образуя причудливый и противоречивый симбиоз. Главная функция традиционного сознания заключается в адаптации человека к существованию в противоречивой ситуации этого смешения социальных отношений и жизненных укладов. Адаптация эта осуществляется посредством минимизации количества противоречий, достигаемая посредством их
разделения на осознаваемые, на которые следует каким-либо образом реагировать, и неосознаваемые и потому как бы несуществующие
В православно-византийском культурном ареале человек испытывает притяжение как к земному, так и небесному миру, сохраняя в этом смысле определенную преемственность по отношению к Средневековью. Космологические полюса продолжают собирать вокруг себя смысловые поля культуры, затрудняя и ограничивая их проникновение в ее срединную зону. В координатах этой культурно-цивилизационной системы всё, что находится в серединной зоне культуры, - зыбко, неустойчиво, неоформлено.
В целях лучшего понимания того контекста, в котором происходят модернизационные трансформации, мы бы хотели обратиться к специфике российского традиционализма, к особенностям синкретического российского культурного сознания. Важным аспектом этого вопроса является тема сложившихся в различных регионах Европы и в различные исторические периоды взаимоотношений между христианством и язычеством, когда в народном сознании возникло своеобразное переплетение христианских и языческих представлений. Хотя противоречия христианско-языческих представлений вполне наглядны с позиций формальной логики, в логике синкретического мышления они не осознавались.
Сохранившиеся в глубинах народного сознания языческие ценности находят свое выражение отнюдь не только в обрядах и магических практиках, еще более существенно они сказываются в повседневной жизни и на уровне ментальности. Именно к ним, к догосударственному состоянию социума, как воспоминание о его идеальном состоянии, восходит и миф о безграничной, безгосударственной крестьянской Воле, понимаемой не «как права строить свое и утверждать себя, а как права уйти, ничего не утверждая и ничего не строя» [9]. Языческие по своей генеалогии основы народной ментальности наложили свой отпечаток и на характер российского государства. В рамках российской культурно-цивилизационной системы государство приобретает выраженные черты амбивалентности, являясь одновременно как источником космического порядка, так и мирового зла. Что может быть выше и могущественнее того, по чьему допущению существует Зло? Государство является воплощением социального Абсолюта, который не только снимает в себе все культурные противоречия, но и пребывает над ними. Кроме того, в силу этих особенностей народной ментальности, в том числе и ее стихийного неприятия определяемых государством отношений и установлений, оно само на протяжении всей российской истории остаётся вечно недоосуществлённым проектом, творимой, но несотворимой социальной конструкцией.
Пока сохраняются эти многочисленные ментальные стереотипы, любые либеральные инновации либо просто отторгаются, либо как, например, институт демократических выборов, сохраняя лишь внешние формы, трансформируются до состояния релевантности системе. Этого нельзя сказать об инновациях, привносимых имперской модернизацией, которые изначально релевантны системе.
Выводы к параграфу 1.
1. В православно-византийском культурном ареале человек испытывает притяжение как к земному, так и небесному миру, в его координатах всё, что находится в срединной зоне культуры - зыбко, неустойчиво, неоформлено.
2. Начиная с присоединения к Московскому царству Казанского и Астраханского ханств, имперская идеология и представление о сверхценности империи постепенно стали частью массового мироощущения и повседневной практики государственной жизни.
3. Инновации, привносимые либеральной модернизацией, либо отторгаются, либо трансформируются до состояния релевантности системе. Инновации, привносимые имперской модернизацией, всегда изначально релевантны системе.
Во втором параграфе «Должное и Сущее в русском традиционном сознании» рассматривается антиномия Должного и Сущего, базовая для русского традиционного сознания, в котором «антиномичная организация мира и бытия осознается как противоречие между материальным и идеальным, Материей и Духом, Сущим и Должным»[10]. Эта противоположность далеко не всегда внятно артикулирована, но именно вокруг нее структурируется традиционный культурный космос. Анализ этой антиномии, выявление её на осознанном уровне позволяет осмыслить глубинные пласты традиционного сознания, понять природу его органической неприязни к либеральным ценностям.
Среди российских культурологов особый вклад в разработку проблемы исследования значения антиномии Должного/Сущего для русского традиционного космоса внес и вносит И. Г. Яковенко. В целом признавая его концепцию, мы остановимся на некоторых аспектах этой проблемы, рассматривая их в контексте нашего дискурса[11].
Конструкт Должное/Сущее проявляет себя через свои частные субдискурсы, важнейшими среди которых являются Власть, Бог, Порядок, Правда. Эти субдискурсы в свою очередь дробятся на ещё более частные, пронизывая неонтологичную, но необходимую для существования Должного материю Сущего. В рамках этой картины мира Должное понимается как предвечная, богоданная природа бытия, которая присутствовала в сакральном прошлом и возобладает в эсхатологическом будущем. Именно Должное обладает сакральной и онтологичной природой, а Сущее понимается, скорее, как ухудшенная, сниженная и несовершенная версия Должного. В рамках этого мира Сущее профанно и лишено онтологии, оно не имеет собственной природы и вследствие этого собственных законов, которые устанавливает для него Должное, стремящееся к максимально возможному в данных исторических условиях самовоплощению.
Важнейшим проявлением видения мира сквозь призму концепта Должное/Сущее является отношение к истории и особенности исторической памяти. В нем коренятся причины столь странного, на первый взгляд,
феномена, заключающегося в непредсказуемости не только российского будущего, но и его истории. История в её дискретности и фактографической конкретности, с её имманентными законами и логикой вполне может не соответствовать Должному, и поэтому выпадает из традиционной картины мира.
Драматическое соотношение между объективным миром Сущего и пронизывающими его эманациями Должного неизбежно вызывает социокультурные противоречия. К этому взаимодействию двух миров генеалогически восходит невосприимчивость традиционной культуры к рациональному видению мира, отсюда и склонность российского человека к идеологическим (мифологическим) истолкованиям реальности. Должное надреально, оно предшествует реальности и не соотносимо с реальным бытием, не корреспондирует с ним и не верифицируется с его помощью.
Мы обращаемся также к проблеме фетиша Власти, которая является одним из важнейших социокультурных следствий доминирования парадигмы Должное/Сущее в российском культурном сознании. Анализ этой проблемы помогает лучше понять причины устойчивого отторжения российским обществом норм и ценностей, которые привносятся в наше социокультурное пространство либеральной формой модернизации. Власть в рамках российской социокультурной традиции является скорее категорией метафизической, а не социальной, и если на внешнем, «парадном» уровне Власть предстает как социальный институт, то на внутреннем, глубинном уровне проявляется ее метафизическая сущность. С рациональной точки зрения власть понимается двояко: как субъект и как отношение.
В рамках российских социокультурных реалий медиация осуществляется преимущественно посредством монолога. В своих различных временных воплощениях российская власть в монологичной форме пытается иерархически организовать пространство Сущего, горизонтального мира, связать его отдельные сегменты. Такой принцип упорядочения социокультурного космоса блокирует развитие диалогической культуры. Монологическо-иерархический характер общекультурной медиации в условиях недостаточности медиативных функций переживается как сверхценность, рассматривается как основание национального культурного сознания, как самоидентификационный признак. В наших условиях вполне явственно отсутствие обратной связи между Властью и обществом, именно поэтому так трудно что-либо организовать в России без прямого одобрения Власти. Но космологический статус российской Власти выводит её за рамки морали и закона, ставит её над ними. В российской истории мы наблюдаем развитие воспринятой от Римской империи (Византии) идеи цезаризма, когда субъект Власти, одновременно выступающий источником иерархически нисходящих властных отношений, приобретает очень высокий статус.
Поскольку Власть является первой ипостасью Должного, она определяет меру соответствия ему и в сфере морали. В рамках этой моральной системы морально всё, что соответствует Должному, вспомним не столь далекое время, когда решения и действия Власти определялись
революционной целесообразностью, позднее целесообразностью «текущего момента» Моральные нормы достаточно легко варьируются в соответствии с дискурсами Должного, где наличным субъектом дискурса выступает Власть.
В культуре, где срединная зона не развивается естественным образом, а космологические полюса Добра и Зла подходят друг к другу вплотную, Власть не может занимать срединную область бытия, связывая систему изнутри. Она может занимать одновременно два полюса, быть и тем и другим, словно обручем сжимая систему извне. Почему в России государство такое большое, почему бюрократия столь велика по численности и играет столь важную роль в делах общества? Внешние формы контроля компенсируют отсутствие внутренних форм культурного, правового, экономического, политического контроля и участия личности как в собственных жизненных проектах, так и в делах социума Не производить, но распределять и перераспределять, решать вопросы по возможности в индивидуальном порядке, в режиме личных переговоров, во всяком случае, не по однозначно трактуемым нормам закона. Но не своекорыстие здесь главное, количество чиновников определяется все же количеством функций, которые берет на себя государство, его имманентным стремлением к тотальности.
Очень многое в природе российской власти и особенностях государственного строительства объясняется маятниковым, инверсионным характером динамических процессов в истории и социокультуре. Отметим, что определенная амплитуда колебаний имманентна процессам исторической и социокультурной динамики вообще, проявляясь в том числе в наиболее развитых странах модерности, вопрос в размахе противохода, наличии или отсутствии общих смыслов, некоторой амбивалентности крайних позиций, общего смыслового пространства для диалога. Для стран классического западного модерна эти колебания служат средством селекции инноваций, включения части из них в конвенциональное пространство социокультурной традиции. Последующий этап развития сохраняет достаточно высокую степень преемственности по отношению к предыдущему, коррекции подвергаются частные тенденции и артефакты.
В России все по-другому. В рамках российской социокультурной системы страшен не сам колебательный процесс, но размах его амплитуды, отсутствие минимально необходимой связи между полюсами. К концу уходящего исторического периода накапливается значительный потенциал несоответствия между глубинными основами Должного и восходящей к нему синкретической народной правды. Новый исторический этап воспринимается вначале как попытка построить Царство Божье на земле, максимально приблизиться к Должному или как минимум воздаяние за грехи прежней Власти.
Движение маятника российской государственности сопровождается изменениями ориентации и идеологических опосредовании как в отношении самой Власти, так и в отношении наиболее активистки настроенной части общества. Лишь при приближении этого аллегорического, но вполне точно
отображающего инверсионные процессы в российской истории и социокультуре маятника к одному из двух полюсов, крайних в амплитуде движения, происходит «захват» и обращение в соответствующую его текущему положению веру большинства общества Движение это происходит между двумя взаимоисключающими полюсами. Первый полюс -это полюс почти неограниченной Свободы, воспринимаемой в обществе как анархия, когда ослабевает действие законов, радикально уменьшается социокультурная нормативность, сосуществуют и конкурируют за возможную будущую нормативность разновекторные тенденции в развитии культуры и общества. Это полюс Свободы и, отчасти, Хаоса потенциально содержит в себе новый социокультурный Космос, это творческий полюс, когда возможно воплощение разных сценариев развития страны, когда постоянно возникают внутри и импортируются извне социокультурной системы все новые и новые инновации. Иными словами, полюс Свободы -это полюс Сущего, полюс Жизни, Естественно, что он максимально удален от состояния, соответствующего Должному.
Второй полюс - это полюс приближения к Должному, его максимально возможное в данном историческом контексте воплощение. Это - полюс порядка, в российской социокультурной традиции достаточно прочно связанного с авторитаризмом, временами перерастающего в тоталитарные формы контроля над обществом. Это полюс абсолютного торжества всех и всяческих иерархий, мелочных регламентации, когда все, что не разрешено -безусловно запрещено. В сфере притяжения полюса от Должного человек должен жертвовать собой, своей энергией, временем, жизнью во имя великой идеологии, великого государства, харизматической власти. На этом полюсе сразу возникает очень много врагов, как внешних, так и внутренних, это они препятствуют окончательному и бесповоротному торжеству Должного, и потому должны быть уничтожены.
При приближении к полюсу Должного максимально перерождаются институты представительной демократии, нарушается система сдержек и противовесов, власть все более отчетливо начинает концентрироваться в руках одного лица, клана, партийной верхушки. На этом этапе властной элите необходима идеология, примиряющая большинство общества с наличным материальным положением, позволяющая сублимировать в своих интересах энергию, которая по разным причинам не может быть использована человеком для самореализации в горизонтальной плоскости материального бытия.
Зависая на некоторое время на крайних полюсах, маятник российской государственности начинает возвратное движение по направлению к противоположному полюсу. На первоначальном отрезке движения от крайней точки амплитудного колебания происходит процесс коррекции наиболее явственных перекосов, ошибок и нерациональностей, характерных для этого крайнего состояния социокультурной системы. Данный процесс находит широкое общественное сочувствие, излечивается «головокружение от успехов», начинается «оттепель», принимаются меры по регулированию
властного произвола (или свободы, понимаемой как анархия) элементарными юридическими нормами. При дальнейшем движении российский социокультурный маятник входит в зону здравого смысла, зону баланса интересов, политической стабильности, некоего консенсуса элит и общества.
Модернизация, прежде всего в своей либеральной форме, не соответствует Должному, поскольку предполагает полноту самоосуществления личности в горизонтальной плоскости бытия. Успешность модернизационных процессов достаточно четко коррелирует с показателем среднедушевых доходов, уровень которых может способствовать или блокировать самоосуществление личности здесь и сейчас, в горизонтальной плоскости бытия. Создание значимых возможностей для массового материального жизнеосуществления в сфере сущего и будет означать завершение модернизации, достижение столь желанного для коллективного бессознательного «конца истории», но по ее иронии в секулярных, а не религиозных формах Борьба с бедностью важна в контексте формирования массового слоя успешных потребителей товаров, услуг, продуктов культуры.
Поэтому чем больше будет в России успешных потребителей, тем меньше останется жизненного, смыслового пространства не только для людей подполья, горних высей и бездн духа, но и для докапиталистического человека вообще. Существует определенная альтернатива, предполагающая выбор между успешной самореализацией в горизонтальной плоскости бытия и сублимацией нереализованных потенций, между возможностью земного, горизонтального самоосуществления личности и значимостью для массового сознания альтернативных, эскапистских жизненных сценариев. Самореализация человека масс в горизонтальной плоскости бытия вытесняет иные, в том числе асоциальные и вертикально ориентированные жизненные стратегии, в область маргинального. Если такой возможности нет, компенсаторные варианты жизнестроительства выходят на первый план в качестве некоего заместителя самоосуществления в сфере земной материальной жизни. Осуществление горизонтального жизнеустроительного проекта, что, собственно, и предполагает модернизация, ведет к упорядочиванию, космологизации российского социокультурного пространства. В общеисторическом контексте модернизация в России тесно связана с процессом изживания Должного и утверждения онтологического статуса Сущего.
Выводы к параграфу 2.
1. В рамках российского социокультурного космоса Должное понимается как предвечная, богоданная природа бытия, которая присутствовала в сакральном прошлом и возобладает в эсхатологическом будущем. Должное сакрально и онтологично, Сущее - профанно и неонтологично, вследствие этого есть ориентированная на Должное великая российская культура, но нет приемлемого обустройства жизненного пространства, поскольку оно относится к сфере сущего. Должное обладает всей полнотой онтологической реальности.
2. В российском культурном сознании Власть является одним из основных субдискурсов Должного, его прямой проекцией, выполняя важнейшую функцию системной медиации по сохранению общекультурного синкрезиса. Одним из важнейших особенностей российской Власти является её амбивалентность. В культуре, где срединная зона не развивается естественным образом, а космологические полюса Добра и Зла подходят друг к другу вплотную, Власть не может занимать срединную область бытия, связывая систему изнутри. Она может занимать одновременно два полюса, быть и тем и другим, словно обручем сжимая систему извне.
3. Мечта об осуществлении Должного на земле, достижении конца истории - не только превосходит, но и противоречит задаче либеральной модернизации с ее рациональностью, секулярностью, демократическими процедурами, противостоит самой парадигме постепенного улучшения мира. Модернизация срединна, она осуществляется в горизонтальном (материальном) измерении мира.
4. В историческом контексте модернизация в России тесно связана с процессом изживания Должного и утверждения онтологического статуса Сущего.
В третьем параграфе «Феодальная/квазифеодальная империя как форма социальной самоорганизации российской культурно-цивилизационной системы» рассматривается сложность в реализации либеральных модернизационных проектов на российской почве, заключающаяся в трагическом противоречии между тем, что надо сделать и что позволяет сделать социокультурная система.
Если обратиться к поискам определения, наиболее полно соответствующего российской цивилизации, отвечающего её базовым системным характеристикам, то этим определением, на наш взгляд, является феодальная/квазифеодальная империя. Отметим, что
феодализм/квазифеодализм в нашем понимании не сводится к одноименной общественно-экономической формации, как об этом обычно пишут в марксистских учебниках[12]. Феодализм/квазифеодализм является не только экономическим понятием, но и особой системой социальных отношений и жизненного уклада, вытекающей из специфической структуры ментальности, которая, в свою очередь, определяет соответствующую ей картину мира и шкалу ценностей. В рамках нашего дискурса нас преимущественно интересует российский, крайне специфический вариант феодализма/квазифеодализма, поскольку феодальная/квазифеодальная империя является высшей формой имманентной самоорганизации российского общества как социокультурной системы.
Императив имперского противостояния Западу обрекает систему на цивилизационное взаимодействие с последним, вызывая процесс чередования либеральных и имперских модернизаций, как правило, отделенных друг от друга «периодами застоя». Несмотря на повторяющиеся в истории консервативно-имперские откаты, либеральные модернизации
регулярно привносят в систему элементы, дисистемные по отношению к ее базовым феодально-имперским основаниям. Эти дисистемные элементы постепенно организуются в альтернативную систему. Сможет ли эта, пока еще слишком слабая альтернативная система, несмотря на более чем десять лет постсоветских реформ, заменить собой старую систему в обозримом историческом будущем - вопрос, на который пока нет ответа.
Ментальным стержнем традиционного культурно-цивилизационного уклада является системообразующий миф, представляющий собой взаимосвязанный комплекс стержневых мифологем. Поэтому рассмотрим роль и место имперского мифа как системообразующего в отношении квазифеодальной империи. Одна из основных функций мифа заключается в обеспечении воздействия метафизического на историческое, в результате чего исторический процесс корректируется в соответствии с требованиями Должного. И до тех пор, пока живо средневековое мифологическое сознание[13], соответствующие формы культурно-цивилизационного уклада адаптируются к изменениям внутренней и внешней среды. Отметим, что сами базовые мифологемы этого системообразующего имперского мифа сохраняют свою актуальность при темпоральной (временной) трансляции, с течением времени происходит скорее изменение опосредующей их семантики.
Рассмотрим наиболее важные мифологемы, на которые распадается системообразующий в отношении феодальной/квазифеодальной империи миф. В качестве важнейшей мифологемы следует выделить мифологему Святой Руси. Следует отметить, что Святая Русь является понятием не столько географическим и историческим, сколько близким по своему содержанию к платоновскому эйдосу, понятию, существующему вне зависимости от возможности или невозможности своего эмпирического воплощения, всегда равному самому себе, завершённому и неделимому.
Со временем мифологема Святой Руси плавно переходит в наиболее важную в рамках нашего дискурса мифологему имперского государства. Отметим, что интересы этого государства абсолютно приоритетны в отношении как отдельного человека, так и общества в целом. Имперское государство продолжает традицию, идущую от государств Древнего Мира. Мифологема имперского государства проявляется, в частности, в аксиоматичном утверждении, согласно которому государство должно быть сильным, и чем более сильным, тем более приближенным к Должному. Отсюда следует необходимость укреплять и усиливать его любыми средствами, не считаясь с ценой очередного укрепительного проекта.
Согласно еще одной и крайне важной в контексте нашего дискурса мифологеме - империя является единственно правильным и возможным способом социально-исторического бытия. Само слово «империя» артикулировать не обязательно, мы помним, что в СССР в применении к обозначению советской державы оно было недопустимым. Но даже при соблюдении гласного или негласного условия по табуированию основных понятий, связанных с империей, суть мифа оставалась достаточно ясной,
поскольку частные мифологемы не только дополняют, но и восполняют друг друга в синкретическом континууме традиционного сознания. Любая «сигнальная» экспликация той или иной мифологемы актуализует в сознании весь комплекс, когда отбрасываются либеральные, антиимперские социокультурные вкрапления.
Эти основные мифологемы распадаются на более частные и распространяются во все сферы пространственно-временного бытия общества. Они не только создают неадекватный образ национальной истории, но и продолжают влиять на массовое сознание, искажая актуальную картину мира и привнося в неё мифологические черты. Сохраняющаяся, пусть и в различной степени, актуальность этих мифологем продолжает оказывать влияние на динамику и направление исторического и социокультурного процессов в России.
Классический феодализм, основанный на ленных (договорных) отношениях, существовавший в Европе, и его весьма отдаленное подобие, существовавшее в Московском царстве/Российской империи, в рамках которого не удалось преодолеть, изжить институт массового государственного рабства, привели со временем к прямо противоположным результатам. Рядом российских исследователей, в том числе Н. П. Павловым-Сильванским, «зафиксирован квазифеодализм, при котором многие явления внешне напоминают свои европейские аналоги, но по существу, по генезису и по последствиям резко от них отличаются. Именно поэтому феодализм удельной Руси развивался не по классическим закономерностям, а превратился в свою противоположность - самодержавное государство с обязательной службой всех групп населения» [14]. На Московской Руси феодальные отношения были по преимуществу монологичными. В Европе человек, имеющий обязанности, имел также и защищенные в законодательной форме права. Суверенность прав со временем развилась до принципа корпоративного, а затем гражданского и личностного самостояния.
Феодализм воспроизводит и феодальный тип собственности. Это не частная собственность, как в либеральном обществе, хотя на уровне деклараций и неработающих «юридических» норм часто утверждается, что это именно так. Феодальная собственность - это отношения, возникающие между субъектом собственности и Властью, в силу которого субъект получает право владения (кормления, сбора ренты и т.п.) в обмен на службу (или, в более мягком варианте, - лояльность). Поскольку в феодально-имперской системе владение властью определяет владение собственностью, а сама по себе собственность, несмотря на ряд правоустановлений, практически беззащитна, то и положение чиновников в этой иерархии куда выше, чем у формальных собственников. И именно для того, чтобы этот механизм работал, в логике этой феодальной распределительной экономики и нужна сильная государственная власть. Функция массового перераспределения - это ее функция. Феодальная собственность в России всегда в принципе отчуждаема, что соответствует общим характеристикам феодального порядка.
С проблемой собственности тесно связана и проблема свободы. Во всяком обществе человек свободен настолько, насколько он является независимым собственником. Насколько он лишён собственности, настолько он сам является собственностью вышестоящей социальной инстанции. Чем меньше легальной, юридически оформленной и не отчуждаемой неправовыми методами собственности, тем меньше юридически оформленных прав индивидуума и тем безжалостней и бессмысленней бунт, тем большее неприятие всех и всяческих иерархий, в том числе и культурных. Именно поэтому при всем несовершенстве и противоречивости процессов, происходивших в России в последнее десятилетие XX века, они вели к обретению большей или меньшей собственности, а вследствие этого -большей или меньшей свободы.
Каковы причины, по которым мы до сих пор не можем выйти из этого состояния квазифеодализма? Одна из главных причин его замедленной трансформации и изживания заключается в том, что он остаётся эффективно работающей формой организации социума. Квазифеодальная природа средневековой, по своей сути, высшей Власти проявляется по мере нисходящего движения по административно-иерархическим звеньям в многообразие социальной жизни, проявляясь в формах натурального хозяйства, в том числе и нашего знаменитого бартера, в обмене службы на ренту и захвате в различных формах у соседей главной ценности - земли, в сегодняшней интерпретации подлежащей хозяйственному использованию территории и собственности вообще. В этой системе отношений присутствуют иерархия статусов, трудовые повинности, ритуальные подношения, своя система кормлений, свой сеньориальный суд. Схожая система отношений воспроизводится на предприятиях, в масштабе городов, областей, губерний.
В феодальном духе в постсоветской России произошел процесс приватизации насилия, передача единых до этого силовых функций государства на локальные уровни, вследствие чего каждый крупный предприниматель был вынужден создавать собственную мощную систему безопасности, укомплектованную выходцами из силовых структур. Наличие собственных силовых структур стало непременным условием ведения крупного, а зачастую и среднего бизнеса. Предпринятая в 1990-е годы попытка Власти отойти от плотного контроля над различными сферами человеческой жизни привела не к выполнению части властных функций гражданским обществом, развитию горизонтальных связей, а к спонтанной квазифеодализации постсоветского пространства. Размах этого процесса впечатляет - это свидетельствует о наличии массовой ментальной основы для его саморазвертывания.
Выводы к параграфу 3.
1. Феодальная/квазифеодальная империя является высшей формой имманентной самоорганизации российского общества как социокультурной системы.
2. Предпринятая в 1990-е годы попытка Власти отойти от плотного контроля над различными сферами человеческой жизни привела не к выполнению части властных функций гражданским обществом, развитию горизонтальных связей, а к спонтанной квазифеодализации постсоветского пространства.
3. В России любая собственность, кроме собственности Власти, -условна, временна и ситуативна, ею владеют ровно до тех пор, пока это владение не входит в противоречие с интересами Власти.
4. Чем меньше легальной, юридически оформленной и не отчуждаемой неправовыми методами собственности, тем меньше юридически оформленных прав индивидуума и тем безжалостней и бессмысленней русский бунт, тем большее неприятие всех и всяческих иерархий, в том числе и культурных.
В третьей главе «Модернизация и социокультурные процессы в России после 1991 г.» рассматривается проблематика модернизационных трансформаций в постсоветский период нашей истории. В параграфе 1 «Социокультурная ситуация в России после 1991 года» рассматриваются события 90-х годов прошлого века.
Следует помнить, что в них участвовало не так много граждан, абсолютное меньшинство населения СССР. Подавляющая часть общества проявила редкостную индифферентность в отношении этих событий, полагая, что они особо не касаются повседневной жизни, личных жизненных перспектив, личного будущего. Эта пассивность не нова в российской истории, так же было и в октябре 1917 года, когда бурлил Петроград, шли бои в Москве, а остальная Россия продолжала жить более или менее обычной жизнью, в начале революционных событий мало кто был готов принимать в них непосредственное участие на той или другой стороне. Политически активное меньшинство граждан России направило страну на встречу с очередной версией Должного, принявшего на этот раз облик единственного научного и поэтому верного учения - марксизма-ленинизма. Пассивность основной массы народа и активность меньшинства, выбравшего в обоих случаях за всех, как в 1917, так и в 1991 годах, - это то общее, что внешне сближает эти столь различные процессы. Принципиальная разница между ними заключается прежде всего в том, что в 1917 году люди шли навстречу новой версии Должного, стремящегося со временем объять собой весь мир.
В 1991 году вместе с советской идеологией рухнуло и Должное. Но это падение было не одномоментным и не вполне окончательным, с нами остались его многочисленные субдискурсы, Должное потеряло свой всеобщий характер, что серьезно изменило социокультурную ситуацию в России. Остались его субдискурсы, осталось отстраненное восприятие Власти, государство не смогло (в лучшем случае не успело) стать более или менее полноценным социальным институтом. Сохранившиеся элементы Должного н преимущественно шцрцношшй характер, г н ы е попытки воскресить его в преж] р вшидюникновении
СПисрбург оэ т мт
могут в самом удачном для инициаторов этого процесса случае привести лишь к его имитации, которая априорно не может быть эффективной
Должное постепенно разрушалось изнутри благодаря многоплановому и многоаспектному воздействию либеральной западной цивилизации В 60-е годы XX века у наиболее молодой и образованной части общества сформировалась новая-старая мифологема, гласившая, что рай есть, но не на небе, а по ту сторону железного занавеса, там, на Западе. С течением времени эта мифологема крепла, хотя советская пропаганда рисовала Запад отнюдь не как рай, но как земное воплощение ада, чуть ли не двенадцатый его круг. Общество же все больше и больше привыкло переводить все идеологически окрашенные комментарии власти с точностью до наоборот. Если пропаганда утверждает, что там - ад, значит там - рай, там построен венец истории -общество потребления В годы перестройки эта мифологема стала ментальной основой всех идеологических инноваций того времени: «нового мышления», «общечеловеческих ценностей», рыночной экономики Как только удастся устранить врага, сразу наступит рай, и можно будет дружными рядами войти в «город золотой». Достаточно быстро выяснилось, что рая на самом деле нет, а есть достаточно жесткая конкурентная борьба, нет рая на Западе, а то, чего нет, нельзя импортировать в Россию, - тогда выраженное через свои советские/антисоветские опосредования Должное рухнуло окончательно.
Несмотря на то, что далеко не все получилось так, как виделось из 80-х, мы рассматриваем 90-е годы прошлого века как период либеральной модернизации В этот период страну буквально захлестнул поток либеральных по своему изначальному содержанию инноваций, чуть ли не впервые в нашей истории были отменены почти все цензурные ограничения на распространение информации, кроме, естественно, ее части, связанной с военной областью. Инокультурные инновации совершенно свободно конкурировали с элементами, воспроизводимыми в рамках отечественной социокультурной традиции, чуть ли не впервые и в этой деликатной области все решал естественный отбор, отбор по степени эффективности и конкурентоспособности.
В реалиях нашей повседневной жизни многое изменилось, но переход такого масштаба, тем более отягченный деконструкцией Должного, не может уложиться в десять-пятнадцать лет, вспомним, что Западной Европе для этого перехода потребовались столетия. Постсоветский период и так успел вместить в себя очень многое, пока нам удавалось избегать худших возможных сценариев нашего будущего, и все это во многом произошло благодаря модернизационному этапу советского периода Количество в той или иной форме прижившихся или просто принятых к сведению инноваций было столь значительно, что это позволяет говорить о формировании либеральной альтернативной системы, анализировать ее способность (или неспособность) при благоприятных обстоятельствах и наличии исторического положение, сменить
имперско- вопрос о том, приведут ли
либеральные инновации последних пятнадцати лет к качественной трансформации общества или б>дут ассимилированы по обычной инверсионной схеме имперской моделью и сменятся очередной имперской модернизацией, пока еще нет ответа.
Изменения, происходящие на глубинном уровне, позволяют предположить, что Россия имеет исторический шанс закрепиться как неимперское национальное государство. Идеократический проект закончился, практически никто больше не верит в возможность мистического прорыва в рай и не намерен жертвовать осязаемыми земными ценностями ради лозунгов и эсхатологических мегапроектов. Если бы идеалы в России просто сменились интересами, как это произошло сначала в Западной, а затем и Восточной Европе, то это было бы не финалом, а системной трансформацией культурно-цивилизационных оснований системы. Но здесь усиления «сектора интересов» в ментальности хватило на достижение определенного уровня деидеологизации, но не на формирование системно структурированного общества буржуазно-либерального типа.
Заметим, что идеология постимперской эпохи носит ретроспективный, а потому выраженный упадочный и имитационный характер. Все говорят о «возрождении России» и никто не говорит о строительстве России новой. Какую именно Россию собираются возрождать, Московскую Русь, Петровскую, Николаевскую, советскую? Г. П. Федотов говорил в этой связи о том, что «одни видят Россию в монастыре, другие в орде Чингисхана, третьи в Петербурге последних Романовых. Нужно бояться дешевых лозунгов и узких точек зрения. Россия и то, и это, и многое другое»[15]. Но смерть империи, исчерпавшей свои возможности практически во всех сферах социальной жизни, не сопровождается пока массовой деконструкцией имперского сознания. Переход от имперской к постимперской форме российской государственности, сопряженный с необходимостью устойчивого развития, предполагает замену экстенсивной стратегии жизни на интенсивную.
Социальный переворот августа 1991 года не был выстрадан более или менее широкими слоями советского общества, он был выстрадан его абсолютным меньшинством, интеллектуальных, материальных сил которого не хватило на проведение полномасштабных либеральных преобразований.
Очередной этап российской модернизации связан с ускорением длительного исторического процесса изменения российской ментальности. Радикализуется процесс замещения элементов ментальности, генеалогически восходящих к «вертикальному» измерению мира элементами, порождаемыми его горизонтальным измерением, предполагающий жизнеосуществление здесь и сейчас, в четко очерченных рамках земной жизни, примирение с «срединностью», мерой, холодом формальных правоустановлений, осознание невозможности, ненужности поиска рецептов всеобщего «спасения» мира и человека, смертью Должного. Свидетельством этого перехода служат массовость фантомных болей, глубина травматического шока, вызванных
потерей чего-то куда более важного, чем более высокий уровень материальных условий жизни.
Выводы к параграфу 1.
1. Главным изменением, произошедшим в постсоветский период, является радикальный сдвиг в народной ментальности, обусловленный Должным, которое в течение столетий являлось системообразующим началом в российском культурно-цивилизицационном космосе.
2. Сохранившиеся элементы Должного носят преимущественно инерционный характер, современные попытки воскресить его в прежнем имперском объеме и всепроникновении могут в самом удачном для инициаторов этого процесса случае привести лишь к его имитации, которая априорно не может быть эффективной.
3. Мы полагаем, что уже в ближней и среднесрочной перспективе амплитуда колебаний между имперской и либеральной моделями модернизации будет сокращаться, поскольку угасшая эсхатологическая идея не имеет внутренних источников для самообновления.
4. Социальный переворот августа 1991 года не был выстрадан более или менее широкими слоями советского общества, он был выстрадан его абсолютным меньшинством, интеллектуальных, материальных сил которого не хватило на проведение полномасштабных либеральных преобразований.
Во втором параграфе «Система и дисистема. Сценарии и перспективы российской модернизации» рассматривается конкуренция феодальной/имперской и альтернативной либеральной системы. Несмотря на слабую укорененность либерального проекта на российской почве, либеральные тенденции всё же сформировали в России основу для формирования альтернативной системы. Она выступает пока еще слабым, но все же достаточно устойчивым противовесом доминирующей имперской традиции, сглаживая остроту неоимперских и авторитарных проявлений современного этапа модернизации/реставрации.
Процессы, явственно проявившиеся в постсоветский период, позволяют говорить об ослаблении феодально-имперской системы и активном формировании альтернативной либеральной системы. Сегодня происходит переориентация общественного сознания с идеалов на интересы, способствующая изменению внутреннего баланса между имперской и либеральной составляющими модернизационных процессов. В течение 90-х годов XX века мы наблюдали тенденцию к возрастанию удельного веса либеральной составляющей при относительном уменьшении доли имперской компоненты модернизационных процессов. Но и в этой ситуации мы вынуждены признать, что имперская компонента по-прежнему сохраняет доминирующие позиции, значительно укрепившиеся в самые последние годы.
Тем не менее важна наметившаяся в 90-е годы прошлого века тенденция, способная, по меньшей мере, привести либеральную дисистему к паритету с имперско-феодальной системой, а при особо благоприятных исторических условиях, которые могут сложиться в среднесрочной перспективе, превратить ее в доминантную систему. Мы придерживаемся твердого убеждения, что для политики имперской реставрации есть серьезные внутренние и еще более серьезные внешние ограничения. Рамки этих внешних ограничений задаются по большей части в сферах мировой экономики и геополитики.
Теперь от общих характеристик соотношения имперско-феодальной системы и формирующейся либеральной дисистемы перейдем к анализу их проявления в процессе адаптации наших сограждан к новым условиям жизни в постсоветской России. Рассмотрим наиболее актуальный для всех нас процесс адаптации в двух его базовых формах. Первая группа докапиталистических адаптационных стратегий является органичным порождением феодально-имперской системы.
Следствием проводимой в течение советского и отчасти досоветского периодов нашей истории государственной политики стали формирование устойчивого психологического комплекса неверия в собственные силы вообще и в экономическую дееспособность в частности, жизнь с постоянной оглядкой на государство у части населения России и, прежде всего, у представителей бывшей советской интеллигенции. В начале постсоветских реформ значительная часть российского социума по-прежнему ожидала экономической поддержки, преференций со стороны государства, по разным параметрам была не в состоянии исполнять роль самостоятельного экономического субъекта.
Ошибка в оценках многих политиков и экономистов была обусловлена обстоятельством, давно отмеченным русским экономистом и богословом С.Н.Булгаковым: «...господствующее мировоззрение кладет свою определенную печать и на "экономического человека". В душе человеческой устанавливается внутренняя связь между религией и хозяйственной деятельностью» [16]. В рамках этой трационалистской ценностно-нормативной системы труд не является добродетелью, человек должен искать не богатства, но служить великому идеократическому проекту в его религиозных или светских формах.
Российская феодально-имперская Власть столетиями культивировала в стране культуру бедности, ведь бедными и привычнее и легче управлять, они не будут иметь мнение, отличное от позиции власти, и вряд ли будут его отстаивать. В течение столетий в стране происходил негативный личностный отбор, когда наиболее сильные и независимые отбраковывались, в лучшем случае попадая в эмиграцию, укрепляя своим трудом и интеллектом иноземные державы, но, как правило, уничтожались физически в своем отечестве, что неизбежно вело и ведет как к ухудшению качества российского социума, уменьшению его жизненных возможностей, так и к прямой депопуляции.
Либеральные реформы 90-х годов XX века были разительным исключением из этого правила, сильные получили возможность свободного развития, создания своего дела, достижения не только экономического, но и социального успеха.
Но слабых оказалось значительно больше, что и не удивительно после столь длительного периода негативного личностного отбора. Докапиталистическая (натуральная) форма ведения семейного хозяйства оказалась массово востребованной в постсоветский период. Значительная часть общества обратилась к докапиталистическим технологиям выживания, когда во имя гарантированного сохранения минимума ресурсов, необходимых для простого биологического воспроизводства жизни, отвергаются более рискованные, инновационные модели поведения. В постсоветский период до 70-80% наших соотечественников выбрали модель адаптации к реформам, которая находится за рамками капиталистической рыночной экономики, до предела уменьшив потребляемый пакет товаров и услуг, перейдя к натуральным формам самообеспечения [ 17].
Должное - умерло, но массовый российский человек пока не получает возможности к укоренению и жизненной экспансии и в мире Сущего. Об этом свидетельствует и печальная статистика алкоголизма, наркомании, психических расстройств. Различные проявления девиантного поведения базируются на множестве различных социокульурных факторов, обусловленных одной базовой причиной - сегодня в масштабах страны не удается запустить механизм горизонтального, материального развития, поэтому достижение успеха в обществе потребления не стало пока достижимым смысложизненным проектом для основной массы населения России. Окончание XX века в России ознаменовалось изменением практики социализации и инкультурации личности, модели достижения успеха. В первое постсоветское десятилетие все большее количество россиян использовало новый механизм социокультурной легитимации успеха, наметился переход от преобладающего усвоения общинных, коммунитарных ценностей к ценностям индивидуализма.
Около 20% россиян выбрали стратегию активных действий, т.е. открыли собственное дело, прошли курс профессионального переобучения, использовали свои профессиональные навыки в тех регионах России и странах мира, где они более востребованы. Согласно либеральной парадигме, личность имеет собственные, отличные от интересов группы, интересы. Посредством активной автономной деятельности индивид способен сам отстаивать эти интересы наиболее эффективным образом.
Сегодня принадлежность к среднему классу прежде всего определяется использованием позитивных (буржуазных) адаптационных жизненных стратегий, в максимальной степени соответствующих реалиям постсоветской жизни. Эти позитивные модели адаптации используются преимущественно представителями российского среднего класса. Мы полагаем, что время работает на формирование макросоциального субъекта, заинтересованного в продолжении трансформационных процессов в рамках либеральной модели
модернизации. Это наиболее сильная, молодая, образованная, использующая рациональные жизненные стратегии и обладающая позитивными жизненными мотивациями часть общества Это русские «яппи» середины -конца 90-х годов XX века, люди, которых будет сложно использовать для осуществления очередного идеократического проекта.
Эффективные методы экономической активности проявляет более образованная часть общества, в значительной мере совпадающая в своих границах с формирующимся российским средним классом. Использование эффективных адаптационных стратегий, предполагающих, прежде всего, интеграцию в капиталистическую экономику, как и в случае традиционной адаптации, определяется ценностными предпочтениями личности. Верхняя группа российского среднего класса уверена в своих силах, выступая за самоопределение, развитие, эмансипацию личности, способную самостоятельно решить свои основные жизненные проблемы. Эти взгляды во многом совпадают с классической либеральной традицией, согласно которой правительство создается свободными гражданами для защиты конституционных прав, этой функцией государство и должно ограничиваться.
Как верхний средний класс, так и тяготеющая к нему средняя часть составляют потенциальную электоральную базу правых партий. Нижний средний класс ориентирован в большей мере на социал-демократические ценности. Это создает потенциальные возможности для развития двухпартийной демократической системы, вектор развития которой, судя по изменениям ценностных ориентации российского среднего класса, направлен на формирование в России демократической социокультурной системы. Постепенно, осознавая себя как социальная группа, имеющая собственные экономические, политические, культурные интересы, верхняя и частично средняя часть формирующегося среднего класса выступает в роли потенциального субъекта либеральной модели российской модернизации.
Рассмотрев две группы базовых жизненных стратегий, использованных нашими соотечественниками в постсоветской России, - буржуазную и добуржуазную, отметим следующее. Первая группа жизненных стратегий была преимущественно задействована верхней и средней частью среднего класса, а вторая группа остальной большей частью российского общества. Это численное соотношение тех и других оказывает самое серьезное воздействие на выбор возможных сценариев будущего развития России.
Мы полагаем, что в процессе постсоветской модернизации наиболее образованная и обеспеченная часть среднего класса может ускорить закат имперско-феодальной доминантной системы и способствовать формированию новой, альтернативной либерально-демократической системы, способной со временем побороться за доминирующее положение. Либеральная дисистема постепенно распространяет свое влияние на различные сферы жизни общества, хотя саму её жизнь ещё нельзя охарактеризовать иначе как полулатентную. Эволюция и перманентная жизненная экспансия либеральной дисистемы при определённом удачном
стечении обстоятельств открывает перед Россией перспективу постепенной либеральной трансформации. Но такой сценарий развития отнюдь не является единственным и неизбежным, вполне возможно и ос>ществление сценариев, ведущих страну в очередной исторический аппендикс.
Тем не менее концептуальный выбор будущего, да и настоящего развития страны окончательно еще не сделан, ситуация развивается по межеумочному, амбивалентному сценарию. Сегодня страна продолжает балансировать в области пересечения имперских и либеральных модернизационных тенденций, но между имперской и либеральной моделями социального развития не может быть сколь-либо длительного и устойчивого компромисса. На эмпирическом уровне в обществе разнородные и разнонаправленные тенденции находятся в диффузном состоянии, но стратегическая доминанта развития страны не может быть одновременно направлена в противоположные стороны, рано или поздно исторический выбор делать придётся. И чем дольше отягощенная имперскими традициями власть будет этому выбору противиться, тем болезненнее придется за это платить, поскольку будущего у феодальной империи в современном мире нет.
Выводы к параграфу 2.
1. Несмотря на слабую укорененность либерального проекта на российской почве, либеральные тенденции всё же подготовили в России основу для формирования альтернативной системы. Она выступает пока еще слабым, но устойчивым противовесом доминирующей имперской традиции, сглаживая остроту неоимперских и авторитарных проявлений современного этапа модернизации/реставрации.
2. Мы придерживаемся твердого убеждения, что все попытки возродить, сделать более конкурентоспособной и эффективной феодально-имперскую систему могут привести лишь к большим временным срокам ее неизбежной агонии.
3. В течение столетий в стране происходил негативный личностный отбор, когда наиболее сильные и независимые отбраковывались, в лучшем случае попадая в эмиграцию, укрепляя своим трудом и интеллектом иноземные державы, но, как правило, уничтожались физически в своем отечестве, что неизбежно вело и ведет как к ухудшению качества российского социума, уменьшению его жизненных возможностей, так и к прямой депопуляции.
4. Последняя новейшая имперская модернизация/реставрация не способна решить свою прямую задачу - восстановить империю.
5. Отказ от использования либеральной модели модернизации с неизбежностью приведёт к ускорению отставания России по большинству показателей не только от западного мира, но и от незападных стран, стоящих на пути модернизации. Этот отказ приведет и к нарастанию технологического отставания, поскольку на основе имперской модели модернизации в постиндустриальную эпоху добиться технологического
паритета со странами евроатлантической цивилизации модерности принципиально невозможно.
Заключение
Как только народ осознает, что Власть отходит, эмансипируется от Должного, возникает ответная реакция, направленная на восстановление статус-кво. Так было в начале прошлого века, так было при позднем Горбачеве и Ельцине. Когда власть самоустраняется от осуществления идеократического проекта, в обществе нарастает ощущение того, что «царь не настоящий», элита не настоящая, такая же, как обычные люди, но непростительно заботящаяся не о народном благе, не о воплощении великой идеи, а о собственном благополучии. Беспорядки возникают не тогда, когда Власть начинает вновь служить Должному, мобилизовывая ресурсы общества, перекачивая их из сферы приватной человеческой жизни в сферу осуществления идеократического проекта. Когда Власть говорит, живите своими заботами, обогащайтесь, растите детей, стройте дом, сажайте дерево, а не человека, в ответ слышно: мы не справляемся, нам нужна государственная помощь, мы вам верой и правдой послужим.
Основным итогом исследования является введение и обоснование дихотомии: имперской и либеральной моделей модернизации. Преодоление обобщённо-эклектического употребления термина «модернизация» позволяет привязать содержание этого понятия к определённым ценностным и парадигматическим берегам. Прежняя типология модернизаций исходила, как правило, из единства конечных целей при различии путей достижения. Здесь же решительно разводятся и сами цели модернизационного процесса.
Впервые под углом зрения взаимоотношений имперской и либеральной моделей рассмотрен длительный, доходящий до современности, период отечественной истории. В результате проведённого анализа получил осмысление ряд феноменов российской социокультурной действительности, которые либо вовсе не были ранее осмыслены, либо осмыслялись недостаточно полно в рамках других концепций.
Развиваясь в русле имперско-идеократической альтернативы Западу и упуская одну за другой возможности осуществления либерального проекта, российское общество не смогло создать национальных аналогов Ренессанса, Реформации, а также вырастить критическую массу национальной элиты необходимого интеллектуального и нравственного качества. Опоздание России в развитии массового народного образования [18], в своей тенденции подрывающего основы традиционалистской ментальности, привело к тому, что в российском обществе, по сути, не было и до сих пор нет гражданского общества и его авангарда в виде многочисленной буржуазной интеллигенции. Сегодня сознание основной массы населения сохраняет мифологическую основу, где архаические догосударственные пласты перемешаны со средневековыми. Данное обстоятельство блокирует как самоё выделение личности, так и развитие развитых форм коллективной
рефлексии Инерционная доминанта имперской стратегии и, соответственно, имперской модели модернизации предопределили состояние и тенденции в современной России Надежды на смену элит после 1991 года оказались иллюзорны, в силу многовековой культурно-антропологической устойчивости новые политические формы наполняются исторически традиционным содержанием
Примечания
1 См напр Вишневский А Г Серп и рубль Консервативная модернизация в СССР -М ОГИ.1998 -432 с,
2 Орлова Э А Социокультурные предпосылки модернизации в России Библиотека в эпоху перемен Информ сб (Дайджест) -Вып 2(10) -М Изд РГБ, 2001 -С 7
3 Эйзенштадт Ш Н Множественность модернизмов в век глобализации // Глобализация Контуры XXI века Реф сб / РАН ИНИОН Центр научно-информ исслед глобальных и региональных пробл Отд Восточной Европы / Отв. ред Малиновский П В -М.2002 -Ч 1 -С 139 (Сер Глобальные проблемы современности)
4 Фукуяма Ф Конец истории и последний человек/Пер с англ М Б Левина - М ACT, Ермак, 2004 - 1 28с
Кагарлицкий Б Периферийная империя Россия и миросистема // Борис Кагарлицкий - М Ультра Культура, 2004 - С 349
6 Вебер М К состоянию буржуазной демократии в России // Рубежи - 1997 - № 5 (20) -С 126
7 Чичерин Б Н Россия накануне двадцатого столетия // О свободе Антология мировой либеральной мысли (I половина XX века) - М Прогресс - Традиция, 2000 - С 509
8 Пивоваров Ю С, Фурсов А И Русская система и реформы // Pro et contra Проблемы глобализации -М 1999-С 180
9 Вейдле В Три России // Умирание искусства / Сост и авт послесл В М Толмачев -М Республика, 2001 -С 132
10 Ерасов Б С Цивилизации Универсалии и самобытность / Б С Ерасов, Отв ред Н Н Зарубина -М Наука,2002 -С 132
1 Что же такое Должное7 «Идеал (должное) понимается как царство абсолютного изначального синкрезиса, который есть высшее совершенство На уровне массового сознания это идеализированный образ родовой жизни - Беловодье или коммунизм На уровне богословских изысканий - соборное единение всех святых и праведников в Вечности, что, по существу, есть не что иное, как богословское осмысление образа вечного, несотворимого и неуничтожимого трансцендентного Рода, пролегающего из прошлого в будущее и разросшегося до размеров Вселенной Отсюда вытекает и напряженное отрицание истории, поскольку объективное содержание истории -постоянное дробление социокультурного синкрезиса История понимается как упорное движение прочь, все дальше от идеала В этом отношении она погибельна, и только эсхатологическая перспектива несет в себе надежду на избавление»
12 В соответствии с классическим марксизмом принято считать, что феодализм присущ аграрным обществам Однако история показала, что феодальные отношения не исчезают вполне ни в индустриальном, ни даже в постиндустриальном обществе Вполне здравой представляется позиция американского историка Дж Холдена, который полагает, что «податной способ производства (как основа феодализма - С Г) есть, скорее, социологическая конструкция, феномен, начало которого теряется в незапамятных временах и конец которого неясен» См Каждан А П Марксизм и податной способ производства (Размышления над книгой Дж Холден Государство и податной способ
производства - Л, Нью-Йорк, 1993) // Историческое знание на рубеже столетий Сб обзоров и рефератов / РАН ИНИОН, Центр социал науч -информ исслед, Отд отеч и зарубеж истории, Редкол Ястребицкая А Л (гл ред) и др - М, 2003 - С 63
И В рамках нашего дискурса средневековье, как и феодализм, понятия не столько узкоисторические и экономические, это, прежде всего, особое состояние духа
14 Бессонова О Э Институты раздаточной экономики России Ретроспективный анализ -Новосибирск Изд-во ИЭ и ОППСО РАН, 1997 -С 66
15 Цит по. Кара-Мурза А А Сотворение России Лабиринты национального самосознания // Между "Империей" и "Смутой" Избранная социально-философская публицистика - М . ИФРАН, 1996 - С 51
16БулгаковС Н Православие очерки учения православной церкви - М, 1991 -С
345.
17 Козырева П М, Герасимова С Б, Киселева И П., Назимова А Э Динамика социального самочувствия россиян // Россия трансформирующееся общество / Под ред В А. Ядова. - М : Канон-пресс-Ц, 2001. - С 253.
18 Первый университет в России был открыт в XVIII веке
Основные положения и выводы диссертации изложены в следующих публикациях автора. Монографии и учебные пособия
1. Модернизация во имя империи: Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России. - М.: УРСС, 2004. - 352 с. (22 п. л.)
2. Национальная культура и модернизация общества: Учебное пособие. - М.: МГУКИ, 2003. - 86 с. (5,4 п. л.)
3. Социокультурная традиция и модернизация российского общества: Монография. - М.: МГУКИ, 2002. - 146 с. (9,1 п. л.)
Статьи, опубликованные в журналах, рекомендуемых ВАК Министерства образования РФ для публикации основных результатов докторских диссертаций
1. Имперская и либеральная модели российской модернизации // Личность, культура, общество: Материалы научной конференции «Человек, культура, общество в контексте глобализации современного мира» (25-27 окт. 2004 г.). - Т. 6. Вып. 4 (24). - М., 2004. - (0,5 п. л.)
2. Модернизация незападных обществ: Соотношение локального и универсального // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - М., 2003. - № 2. (0,6 п. л.)
3. Модернизационные процессы: Попытка классификации // Известия Международной академии наук высшей школы. - № 2 (24), 2003. (0,7 п. л.)
4. Российская ментальность: Влияние на процессы модернизации // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств -М., 2003.-№4.(0,6 п. л.)
5. Российская модернизация: Влияние социокультурной традиции // Известия Международной академии наук высшей школы. - № 4 (26), 2003. (0,8 п. л)
6. Социокультурная ситуация в России после 1991 года // Известия Международной академии наук высшей школы. - № 3 (29), 2004 (1,2 п. л.)
7. Феномен модернизации // Известия Международной академии наук высшей школы. - № 1 (27), 2004. (1,9 п. л.)
Статьи по теме диссертации, опубликованные в других изданиях
1. Взаимодействие культур: Структура, формы, уровни - М.: МГУКИ, 2001. Деп. в ИНИОН РАН. № 56469 15.05.2001. (1,8 п. л.)
2. Глобализация: Выбор альтернатив // Сохранение и приумножение культурного наследия в условиях глобализации: Мат-лы междунар. научно-практич. конф. (9-11 декабря 2002г.). - М.: МГУКИ, 2002. (0,4 п. л.)
3. Интеллектуальный потенциал нации в контексте модернизации социокультурной сферы российского общества // Мир образования -образование в мире. Науч.-метод. журнал / Мин. образ. РФ, РАО, Моск. Псхолого-соц. институт, 2003. -№ 1. (0,7 п. л.)
4. Модернизационные процессы в социокультурной сфере российского общества: От истоков к современности // Современная индустрия туризма: Опыт, проблемы, инновации: Мат-лы междунар. науч.-практ. конф. (27-28 ноября2003 г.).-Тамбов: Першина,2004. (0,3 п. л.)
5. Модернизация и национальные культурные традиции. - М.: МГУКИ, 2001. - Деп. в ИНИОН РАН № 56471 15.05.2001. (1,0 п. л.)
6. Модернизация: от вертикального к горизонтальному измерению бытия // Ученые записки. - Выпуск 25. - М.: МГУКИ, 2003. (0,8 п. л)
7. Модернизационные процессы в российской социокультурной системе // Ученые записки. - Выпуск 24. - М.: МГУКИ, 2002. (1,0 п. л.)
8. Особенности социальной психологии субъекта традиционалистских обществ // Единая информационная Россия: Федеральный и региональный компоненты: Мат-лы междунар. науч.-практ. конф. (сентябрь 2004 г.). - Краснодар: Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ, Краснодарская государственная академия культуры и искусств, 2004. (0,6 п. л.)
9. Процессы модернизации: Теоретические аспекты // Модернизация системы образования в сфере культуры и искусства: Мат-лы междунар. науч.-практ. конф. (декабрь 2002 г.) / Отв. ред. Е. И. Григорьева. -Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. (0,4 п. л.)
10. Политическая культура современного общества и проблемы модернизации // Социально-информационные технологии - феномен XXI века: Материалы научной конференции, поев. 10-летию ф-та менеджмента и социально-информационных технологий. - М.: МГУКИ, 2002. (0,5 п. л.)
11. Региональные перепады модернизационного развития // Современная индустрия туризма: Опыт, проблемы, инновации: Мат-лы междунар. науч.-практ. конф. (27-28 ноября 2003 г.). - Тамбов: Першина, 2004. (0,4 п. л.)
12. Российская культура и проблема модернизации // Новые пути наук о культуре: Сб. докладов межвузов, практическ. конференции. - М: МГУКИ,2001.(0,6п.л.)
13. Социокультурные основы российской модернизации // Интеграционные процессы в системе единого культурно-образовательного пространства региона / МК РФ, КГУКИИ, Инст. доп. проф. образ, спец. СКС и искусства. - Казань: Изд-во Казанского университета, 2003. (0,5 п. л.)
14. Структура и динамика национальных культур - М.: МГУКИ, 2001. Деп. вИНИОНРАН№ 56468 15.05.2001. (2,6 п. л.)
15. Теоретические аспекты взаимодействия культур // Современные проблемы исследования культуры: Ст. и выступи, на науч. конф. преподавателей и аспирантов Высш. шк. культурологии, каф. культурол. и антроп., а также каф. теории культуры, этики и эстетики МГУКИ. - М.: МГУКИ, 2001. (0,7 п. л.)
16. Трансформация социокультурной сферы российского общества: Рождение среднего класса // XXI век: Проблемы культуры: Сб. научн. ст. -М.: МГУКИ, 2002. (0,9 п. л.)
17. Постсоветский этап российской модернизации: Предварительные итоги // Информационная цивилизация: современные проблемы (материалы «круглого стола»): Сб. науч. ст. - Ч. I. - М.: МГУКИ, 2004. (0,4 п. л.)
18. Российская модернизация: Возможен ли переход от имитационных к действительным формам? // Ученые записки. - Выпуск 26. -М.: МГУКИ, 2004. (0,9 п. л.)
№27352
Подписано в печать 14.12.2004 г. Формат 60x80 1/16 Усл. печ. л. 2,8. Уч.-изд. л. 2,8. Тираж 100 экз.
_Заказ № 7р_
Москва, ул. Героев Панфиловцев, д. 39, корп. 2
Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Гавров, Сергей Назипович
Предисловие
Глава 1. Две модели модернизации
Параграф I. Феномен модернизации
Параграф II. Имперская и либеральная модели модернизации
Параграф III. Историческая последовательность российских модернизаций
Глава 2. Анатомия российского традиционализма
Параграф I. Традиционное сознание: ментальный и культурный синкретизм
Параграф И. Должное и сущее в русском традиционном сознании 174 Параграф III. Феодальная/квазифеодальная империя как форма социальной самоорганизации российской культурно-цивилизационной системы
Глава 3. Модернизация и социокультурные процессы в России после 1991г.
Параграф I. Социокультурная ситуация в России после 1991 года. 259 Параграф II. Система и дисистема. Сценарии и перспективы.
Введение диссертации2004 год, автореферат по философии, Гавров, Сергей Назипович
На вопрос, почему у автора возник интерес к проблематике, связанной с модернизационными трансформациями в России, ответить достаточно просто. В 90-е годы прошлого века все мы оказались свидетелями и участниками очередного, на сей раз постсоветского этапа российской модернизации, очередной попытки войти в цивилизацию модерности. В связи с этим возникает вопрос, насколько желает этого вхождения большая часть общества и российская власть?
Волны модернизации прокатываются по России уже в течение трех столетий, начиная с преобразований Петра I. За это время что-то удалось сделать, а что-то так и осталось в области более или менее реалистичных проектов. Всех нас волнует, что российская социокультурная система принимает и что отвергает в процессе модернизации, как происходит адаптация инокультурного опыта, ценностей, институтов, используемых личностью социальных стратегий. В какой мере сохраняется жизнеспособность институтов, как меняется ценностно-нормативная система российского общества. Почему постоянное искушение модернизацией сопровождается не менее постоянным противодействием модернизационным процессам, когда за реформами следуют контрреформы и через некоторый исторический период процесс воспроизводится в той же последовательности.
Часто говорят о следовании России по пути так называемой «догоняющей модернизации». Но это лишь часть правды, догоняющая модель работает только в некоторых сегментах российской социокультурной системы, но не в системе в целом. В течение всего модернизационного периода нашей истории мы догоняли западную цивилизацию модерности (изначально Западную Европу) прежде всего в сфере военных и промышленных технологий, всего того, что служило развитию военно-технического потенциала страны. Содержательного изменения социального устройства, которое включало бы не только принятие части институциональных образцов, предлагаемых цивилизацией модерности, но и ее духа, введение и соблюдение гражданских прав и свобод, формирование гражданского общества - всего этого в течение большей части рассматриваемого периода просто не было.
Власти казалось куда как проще и надежнее не полагаться на частную инициативу «маленького человека», но принять очередное/внеочередное судьбоносное решение, мобилизовать все возможные силы на очередной прорыв. Когда ценой страшного напряжения/перенапряжения всех жизненных сил народа прорыв был осуществлен или, что случалось чаще, осуществлен частично, вдруг оказывалось, что вокруг безнадежно отставшее социокультурное пространство, которое просто не в состоянии не только воспроизводить, но и поддерживать этот локальный успех.
Мы полагаем, что в течение столетий основные усилия в процессе российской модернизации совершались не столько ради вхождения в западную по своей генеалогии цивилизацию модерности, сколько ради сохранения, воспроизведения и упрочения империи. Модернизация осуществлялась преимущественно в целях приведения в более современный и потому конкурентоспособный вид отдельных ее (империи) элементов, вынужденные жертвы и отступления в частных, локальных областях допускались ради сохранения и укрепления целого, духа и тела империи.
Кроме того, как показывает проведенный нами анализ научных публикаций, существующие исследования не дают более или менее полной картины российских модернизационных трансформаций. Либо они отдалены от современных российских социокультурных реалий, либо феномен модернизации не был исследован с точки зрения изменений, происходящих в культуре и обществе с позиций философии культуры. Рассмотрение модернизационных трансформаций в России с этих позиций позволяет лучше понять причинно-следственные связи, приводящие к тому или иному повороту истории. В рамках нашего исследования мы пытаемся рассмотреть исторические предпосылки и этапы российской модернизации, оценить ее перспективы.
Степень разработанности проблемы.
Динамику развития представлений о социокультурных изменениях возможно проследить в работах таких авторов, как: Э. Аллард, Дж. Александер, М. Арчер, У. Бакли, 3. Бауман, X. М. Баумгартнер, У. Бек, И. Берлин, С. Блэк, П. Бурдъе И. Валлерстайн, М. Вебер, Э. Геллнер, Э. Гидденс, Дж. Гэлбрайт, П. Дракер, Э. Дюркгейм, М. Кастельс, Я. Келлер, К. Коукер Р. Каштан, Э. Люттвак, К. Манхейм, Д. Мартен, Б. Мур, Дж. Несбит, Р. Нисбет, Р. Патнэм, К. Поппер, П. Риккер, П. Сорокин, Т. Соуэлл, Г. Терборн, А. Тойнби, О. Тоффлер, А. Турен, Л. Туроу, И. Уоллерстайн, Г. Франк, Ф. Фукуяма, Ю. Хабермас, С. Хантингтон, Л. Харрисон, Н. Хомски, В. Цапф, П. Штомпка, А. Этциони, Я. Юхлер.
Мы обращаемся к работам авторов, посвященным изучению особенностей истории и культуры России: С. С. Аверинцева, Ю. Н. Афанасьева, Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, В. В. Вейдле, Г. В. Вернадского, Б. П. Вышеславцева, А. И. Герцена, Н. Я. Данилевского, Ф. М. Достоевского, К. Д. Кавелина, В. К. Кантора, Н. М. Карамзина,
B. О. Ключевского, И. В. Кондакова, Э. С. Кульпина, К. Н. Леонтьева, Ю. М. Лотмана, А. В. Луначарского, П. Н. Милюкова, А. И. Неклессу, Л. И. Новикову, Р. Пайпса, А. М. Панченко, П. И. Пестеля, Ю. С. Пивоварова, С. Ф. Платонова, М. Н. Покровского, Г. Померанца, Ю. Ф. Самарина, И. Н. Сиземскую, В. С. Соловьева, Ф. А. Степуна, П. Б. Струве, В. Страда, Л. Н. Толстого, Г. П. Федотова, Г. П. Федотова, Н. А. Хренова, П. Я. Чаадаева, Н. Г. Чернышевского, Б. Н. Чичерина,
C. О. Шмидта, В. Шубарта, А. Л. Янова и др.
Важными для решения задач нашего исследования следует признать работы авторов, рассмотревших в своих трудах процессы российской социокультурной динамики, в том числе А. С. Ахиезера, В. Л. Иноземцева, Л. Г. Ионина, Флиера А. Я. и др.
Приступая непосредственно к работам, посвященным собственно модернизационным процессам, хотелось бы отметить труды авторов, рассмотревших различные подходы к модернизационным изменениям, в том числе: И. Л. Горовиц, Д. Лернер, С. Липсет, Р. Редфилд, Ф. Риггс, У. Е. Мур, Ш. Н. Эйзенштадт, Д. Энтер, Р. Уарт, К. Фуртадо, Б. Хозелиц и др.
Особо бы хотелось выделить работы авторов, занимающихся непосредственно проблемами российской модернизации, в том числе А. Г. Вишневского, Э. А. Орлову, В. Г. Федотову, В. М. Межуева, Л. В. Полякова, А. А. Кара-Мурзу, И. И. Кравченко, Н. И. Лапина и др.
Работы российских правоведов, в том числе С. И. Гессена, П. И. Новгородцева, И. А. Покровского, Б. А. Кистяковского,
Н. М. Корку нова, Л. И. Петражицкого.
Для нас важны так же эмпирические материалы их систематизация и анализ, представленные в работах известных российских социологов, в том числе Т. И. Заславской, В. А. Ядова, Ю. А. Левады, А. Г. Здравомыслова, Ж. Т. Тощенко, Б. А. Грушина, М. К. Горшкова, О. В. Крыштановской и др.
Отдельно следует отметить работы ряда авторов, занимающихся и занимавшихся анализом особенностей российского хозяйства и его влияния на российскую ментальность. В этой области особенно хотелось бы выделить работы Е. С. Балабановой, О. Э. Бессоновой, Г. А. Гольца, С. Г. Кирдиной, А. В. Чаянова.
Автору диссертационного исследования близка позиция Э. Гидденса, А. Турэна, Ю. Хабермаса и др., рассматривающих современные процессы в культуре и обществе как восходящие в своей генеалогии к модерности.
Ряд авторов, обращающихся к теме российской модернизации советского периода, указывают на ее консервативный характер. Обращаясь к анализу консервативной модели российской модернизации, достаточно подробно разработанной А. Г. Вишневским, хотелось бы отметить следующее. Данное определение — консервативная модернизация не совсем корректно как в отношении описания и тем более анализа российских модернизационных процессов. Так например, большевики негативно относились к ценностями традиционного уклада, достаточно вспомнить коллективизацию, перевернувшую огромный пласт российского крестьянства, отношение к православной церкви и т.д. Элементы, сближавшие советский тип модернизации с модернизацией в Италии и Германии 30-х годов прошлого века были, но во многом, это все же различные процессы.
Мы не можем также вписать амплитуду российских модернизационных процессов в рамки так называемой догоняющей модернизации. Попытка догнать кого либо предполагает принятия определенных правил игры, общего направления движения, условно говоря, движения по одной или смежным беговым дорожкам. В нашем случае, признание российской модернизации как безусловно догоняющей, означает, кроме всего прочего, что Россия в течение столетий пытается стать частью западной цивилизации, отказаться от своего системного качества. Да, в нашей истории были и такие попытки, но не они определяли направление нашего исторического развития, во всяком случае, основания российской цивилизации были в основном сохранены до рубежа 80-90-х годов, до распада СССР.
Нам представляется не только возможным, но и необходимым ввести в рамках рассматриваемого нами модернизационного дискурса новые, обладающие большим эвристическим потенциалом специальные термины. Это имперская и либеральная модели модернизации. Важным обстоятельством является доминирование имперской модели модернизации, тогда как либеральная модель является компонентой, выполняя дополнительные, компенсаторные функции.
Как показывает анализ литературы, существующие исследования или отдалены от современных российских социокультурных реалий, или феномен модернизации не был исследован с точки зрения изменений, происходящих в культуре и обществе в рамках теоретико-культурного (культурологического) подхода. Во многом вследствие этого в стране сегодня практически нет теоретической определенности, необходимой для определения стратегии развития страны в среднесрочной и долгосрочной исторической перспективе.
Модернизационные процессы рассматриваются нами в рамках последовательного историзма. Исследование предполагает обращение к идеям социокультурного синтеза и единства гуманитарных наук как наук о культуре. Для решения задач, поставленных в исследовании, потребуется обращение к самым различным гуманитарным наукам, что связано со сложностью и многоаспектностью объекта изучения, поэтому в качестве методики нами использовался междисциплинарный метод. В диссертационном исследовании использован системно-структурный, сравнительно-исторический, историко-генетический методы, метод анализа социокультурных процессов, моделирование наиболее значимых культурных трансформаций, метод модельной реконструкции диахронных этапов рассматриваемых процессов модернизации. Автор обращается к компаративистскому подходу и культурологическому анализу, контент-анализу научной литературы, классической и постклассической социально-философской традиции.
В рамках затрагиваемой нами проблематики пересекаются научные интересы различных гуманитарных наук, в том числе истории, социологии, политологии, философской антропологии. Междисциплинарность, пересечение научных интересов в изучении социокультурных изменений, генеалогически восходящих к Европейскому ареалу модерности, а затем, в своих различных вариациях распространившихся по всему миру, вполне закономерна. В рамках нашего научного дискурса неизбежно обращение не только к проблематике собственно теоретико-культурной, но, также и к социальным, политическим процессам.
Гипотеза
Из двух моделей модернизации: имперской и либеральной Россия в соответствии с доминирующей традицией, ориентируется преимущественно на имперскую модель, неэффективную в современных исторических условиях. Глубинные предпосылки и реальные тенденции либеральной модели модернизации сегодня недостаточно сильны, что не позволяет говорить о ее доминантной роли.
Методологические принципы исследования
Проблемное поле, в рамках которого проводилось диссертационное исследование, имеет междисциплинарный характер, включая в себя проблематику, разрабатываемую в рамках философской антропологии, социологии, истории, кросскультурных исследований по межкультурной коммуникации и диалогу культур, социальной психологии.
Диссертационное исследование основано на применении ряда научных подходов, отражающих различные фазы модернизации, - от Т. Парсонса и его последователей, включая теории конвергенции, через теорию деятельности и рационального выбора, вплоть до течений неомодернизма. В работе используется теория П. Бурдье о культурном, социальном, экономическом, религиозном полях. Плодотворным представляется рассмотрение социокультурной сферы через призму особенностей того или иного поля, что позволяет исследовать возможность взаимодействия как макроструктур так и агентов на микроуровне.
Осмысление теоретико-методологических проблем современной культуры и общества затруднительно без привлечения трудов, рассмотрения положений и выводов, изложенных в работах ведущих отечественных и зарубежных авторов. Методологическое воздействие на автора оказали работы известных российских культурологов А. С. Ахиезера, Э. А. Орловой, А. А. Пелипенко, И. Г. Яковенко, А. Я. Флиера и зарубежных философов, культурологов, социологов: Ф. Броделя, И. Валлерстайна, М. Вебера, Э. Дюркгейма, П. Сорокина, А. Тойнби, О. Шпенглера, Ш. Н. Эйзенштадта.
Эмпирической базой данного научного исследования явились результаты исследований, проводившиеся в последние годы под эгидой Всероссийского центра изучения общественного мнения, Российского независимого института социальных и национальных проблем, фонда общественное мнение и института философии РАН, журнала «Эксперт» и компании «Циркон».
Методы исследования: структурно-функциональный; динамический; сравнительно-культурный (исторический). В нашем исследовании мы основывались на законах и принципах диалектики, историзма и системности, позволяющих раскрыть внутреннюю логику развития модернизационных процессов.
Предмет исследования
Модернизационные процессы в российском обществе в их социокультурном аспекте.
Объект исследования
Модели модернизации российского общества в исторической ретроспективе в их взаимодействии.
Цели и задачи диссертационного исследования.
Целью диссертационного исследования является выявление моделей модернизации в российской истории и культурологический анализ модернизационных процессов в России в контексте взаимодействия этих моделей.
Реализации указанной цели способствует решение следующих исследовательских задач:
1. Анализ существующих концепций модернизационных процессов в России.
2. Разработка теоретической модели изучения модернизации, выявление и изучение соответствующих процессов в России, выделение имперской и либеральной моделей модернизации.
3. Рассмотрение взаимодействия имперской и либеральной моделей российской модернизации в исторической ретроспективе.
4. Анализ традиционной российской ментальности как фактора историко-культурного развития.
5. Исследование феномена 'имперскости' как компоненты российского традиционного сознания в его взаимосвязи с процессами исторической и социокультурной динамики.
6. Анализ современных модернизационных процессов в контексте концепции двух моделей модернизации.
7. Разработка наиболее вероятных сценариев динамики российской социокультуры.
Научная новизна и теоретическая значимость
- Впервые в отечественной философии культуры создана концепция взаимодействия имперской и либеральной моделей модернизации, представлено рассмотрение этого взаимодействия в широкой исторической ретроспективе;
- проведен анализ традиционной российской ментальности как фактора, оказывающего определяющее влияние на модернизационные процессы в России;
- исследован феномен имперскости как компоненты российского традиционного сознания в его взаимосвязи с процессами исторической и социокультурной динамики;
- проведен анализ традиционной российской ментальности как фактора историко-культурного развития влияющего на характер модернизационных процессов;
- проведен анализ современных модернизационных процессов в контексте концепции двух моделей модернизации;
- Представлено систематическое рассмотрение комплекса проблем в социокультурной сфере, как порождаемых модернизацией, так и препятствующих ее успешной реализации.
- Определено соотношение локального и универсального в процессе модернизации.
Кроме того, разработка модели модернизационных процессов может быть востребована для развития таких сфер знания и областей практической деятельности, как культурная политика, социология, политология, теория и практика государственного управления, а также осмысление модернизационных процессов в определенной мере корректирует наше понимание российской истории.
Положения, выносимые на защиту
1. В историческом контексте модернизационные процессы можно классифицировать с точки зрения социокультурных последствий их реализации. Для изучения модернизационных процессов в России особую значимость имеет выделение двух моделей: имперской и либеральной.
2. Российская традиция устойчиво тяготеет к имперской модели модернизации.
3. Причины тяготения к имперской модели проистекают из особенностей российской ментальности и цивилизации.
4. В макроисторическом контексте модернизация в России тесно связана с процессом изживания Должного и утверждения онтологического статуса Сущего, то есть развития в рамках земного, материального мира.
5. Имперская форма российской цивилизации после 1991 года исчерпала свой исторический ресурс вследствие разрушения той части Должного, которая выражалась в коммунистической идеологии.
6. Тенденции либеральной модернизации стихийно сочетаются в современной России с доминирующими тенденциями имперской реставрации, что ведет к замедлению исторической и социокультурной динамики и увеличению нашего отставания не только от Западной цивилизации модерности, но и от ряда модернизирующихся стран Юго-Восточной Азии.
7. Либеральная модернизация предполагает соответствующие трансформационные изменения в рамках российской ментальности и цивилизации
Апробация и внедрение результатов диссертационного исследования
Апробация диссертационного исследования проводились в процессе выступлений автора на международных и всероссийских научно-практических конференциях, в том числе в докладе на «Социально-информационные технологии - феномен XXI века» - М., МГУКИ 2002г.; «Сохранение и приумножение культурного наследия в условиях глобализации» - М., МГУКИ 2002г.; в докладе на международной научно-практической конференции (декабрь 2002 г.) «Модернизация системы образования в сфере культуры и искусства» - Тамбов, Тамбовский университет; в докладе на Ш-ей Международной научной конференции «Человек, культура и общество в контексте глобализации современного мира» «Электронная культура и новые гуманитарные технологии XXI века» - М., под эгидой Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации, Федерального агентства по культуре и кинематографии, Научного совета РАН по изучению и охране культурного и природного наследия, Бюро ЮНЕСКО в г. Москве, Российского института культурологии, Института человека РАН, Института философии РАН, Северо-западная академия государственной службы, Национальной академии кинематографических искусств и наук России (25-27 октября 2004 г.); в выступлении на междунар. науч.-практ. конф. конференции «Единая информационная России: федеральный и региональный компоненты» —
Краснодар: Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ, Краснодарская государственная академия культуры и искусств, 2004 (сентябрь 2004 г.). Кроме того, некоторые аспекты полученных результатов диссертационного исследования были представлены в выступлении на круглом столе «Интеграционные процессы в системе единого культурно -образовательного пространства региона» - Казань, Казанский университет, 2003; в выступлении на круглом столе «Информационная цивилизация: современные проблемы» - М., МГУКИ, 2004.
Монография «Модернизация во имя империи. Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России» обсуждалась на заседании Научного совета Российской академии наук по изучению и охране культурного и природного наследия.
Основные результаты, полученные в процессе исследовательской работы, использованы при чтении курсов по философии культуры, политологии, социологии в Государственной академии славянской культуры.
Диссертация «Модернизационные процессы в России: социокультурные аспекты» обсуждалась в Государственной академии славянской культуры.
Структура диссертации обусловлена целью исследования и логикой решения поставленных задач. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. Объем диссертации составляет 347 страниц. Библиография насчитывает 367 источников.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Модернизационные процессы в России: социокультурные аспекты"
Выводы к параграфу И.
1. Несмотря на слабую укорененность либерального проекта на российской почве, либеральные тенденции всё же сформировали в России основу для формирования альтернативной системы. Она выступает пока еще слабым, но устойчивым противовесом доминирующей имперской традиции, сглаживая остроту неоимперских и авторитарных проявлений современного этапа модернизации/реставрации.
2. Мы придерживаемся твердого убеждения, что все попытки возродить, сделать более конкурентоспособной и эффективной феодальноиз истории мы знаем, что при определенных условиях (экономический кризис, резкое падение доходов) часть среднего класса вполне может поддерживать фашистские и националистические и национал-соцалистические режимы. имперскую систему могут привести лишь к большим временным срокам ее неизбежной агонии.
3. В течение столетий в стране происходил негативный личностный отбор, когда наиболее сильные и независимые отбраковывались, в лучшем случае попадая в эмиграцию, укрепляя своим трудом и интеллектом иноземные державы, но, как правило, уничтожались физически в своем отечестве, что неизбежно вело и ведет как к ухудшению качества российского социума, уменьшению его жизненных возможностей, так и к прямой депопуляции.
4. Последняя новейшая имперская модернизация/реставрация не способна решить свою прямую задачу - восстановить империю.
5. Отказ от использования либеральной модели модернизации с неизбежностью приведёт к ускорению отставания России по большинству показателей не только от западного мира, но и от не западных стран, стоящих на пути модернизации. Этот отказ приведет и к нарастанию технологического отставания, поскольку на основе имперской модели модернизации в постиндустриальную эпоху добиться технологического паритета со странами евроатлантической цивилизации модерности принципиально невозможно.
Заключение
Как только народ осознает, что Власть отходит, эмансипируется от Должного, возникает ответная реакция, направленная на восстановление статуса кво. Так было в начале прошлого века, так было при позднем Горбачеве и раннем Ельцине. Когда власть самоустраняется от осуществления идеократического проекта, в обществе нарастает ощущение того, что «царь не настоящий», элита не настоящая, такая же, как обычные люди, но непростительно заботящаяся не о народном благе, не о воплощении великой идеи, а о собственном благополучие. Беспорядки возникают не тогда, когда Власть начинает вновь служить Должному, мобилизовывая ресурсы общества, перекачивая их из сферы приватной человеческой жизни в сферу осуществления идеократического проекта. Когда Власть говорит, живите своими заботами, обогащайтесь, растите детей, стройте дом, сажайте дерево, а не человека, в ответ слышно: мы не справляемся, нам нужна государственная помощь, мы вам верой и правдой послужим.
Эйдос феодальной империи живет в имперском сознании россиян, эксплицируясь настолько, насколько позволяют внешние и внутренние условия. При экспликации его отдельных элементов в движение приходит весь комплекс феодально-имперских представлений.
Основным итогом исследования является введение и обоснование дихотомии: имперской и либеральной моделей модернизации. Преодоление обобщённо-эклектического употребления термина «модернизация» позволяет привязать содержание этого понятия к определённым ценностным и парадигматическим берегам. Прежняя типология модернизаций исходила, как правило, из единства конечных целей при различии путей достижения. Здесь же решительно разводятся и сами цели модернизационного процесса.
Впервые под углом зрения взаимоотношений имперской и либеральной моделей рассмотрен длительный, доходящий до современности, период отечественной истории. В результате проведённого анализа получил осмысление ряд феноменов российской социокультурной действительности, которые либо вовсе не были ранее осмыслены, либо осмыслялись недостаточно полно в рамках других концепций.
Развиваясь в русле имперско-идеократической альтернативы Западу и упуская одну за другой возможности осуществления либерального проекта, российское общество не смогло создать национальных аналогов Ренессанса, Реформации, а также вырастить критическую массу национальной элиты необходимого интеллектуального и нравственного качества. Не менее, чем пятивековое опоздание России в развитии массового народного образования, в своей тенденции подрывающего основы традиционалистской ментальности, привело к тому, что в российском обществе, по сути, не было и до сих пор нет гражданского общества и его авангарда в виде многочисленной буржуазной интеллигенции. Развитие инженерно-технического и естественнонаучного образования в советскую эпоху было продиктовано задачами имперской модернизации и носило однобокий характер. Сталинская имперская модернизация в форме индустриализации опосредовалась противоположно направленными тенденциями изменения общественного сознания: освоение рационально-критического типа мышления в секторе естественнонаучного и инженерно-технического знания, с одной стороны, и формирование схоластических, догматических, иррационально-утопических, мифологических представлений на уровне общей картины мира. И это парадоксальное сочетание сохранилось не только до конца СССР, но и продолжает сохраняться в постсоветское время.
Империи не вечны. Постимперское российское государство мучительно пытается свернуть с наезженной веками имперской колеи, и столь же мучительно, конкурируя с неоимперским проектом, пробиваются ростки нового демократического государства. Империя, стремящаяся к всемирному охвату, а именно такой империей был СССР, неизбежно включает в свое тело абсолютно разнородные и потому несовместимые социокультурные элементы, территорию таких цивилизационных антиподов, как Эстония и Таджикистан. Вобрав в себя культурную и, естественно, человеческую всемирность, империя погибает. Смерть старого расчищает пространство для переформатирования основополагающих качеств культурно-цивилизационной системы, на развалинах империи вырастают национальные государства, идущие своей культурно-исторически обусловленной дорогой: кто в Европу, к свободе и демократии, кто в серую зону авторитаризма, насилия, доминирования «спасительных» идеологий: реже светских, чаще религиозных. Здесь кажется уместным вспомнить предостережение русского философа Е. Н. Трубецкого, отметившего опасные тенденции своего времени, достаточно явственно воспроизводящиеся и в дне сегодняшнем: «Громилы, лжеправославные, лжепатриоты, а с. ними и новые лжепророки подготовят новый и более страшный, чем теперь, взрыв большевизма»564. И речь сегодня скорее идет не столько о возрождении большевизма, сколько об искушении воинствующим национализмом и имперскостъю. Да минет нас хотя бы в этот, очередной раз чаша сия. Первый путь куда как светлее, рациональнее и попросту эффективнее. И потому мы искренне надеемся на изменение содержания и целей российской модернизации: модернизация не ради укрепления империи, но ради человека, его земного, повседневного существования, комфорта, сытости, если хотите, буржуазности, более или менее размеренной жизни по европейскому образцу. Ищущие да обрящут; шанс на переход от преимущественно имперской к либеральной модели модернизации сегодня очень невелик, но все проходит так быстро, скоро наступит иная эпоха, а вечно прятаться от истории нельзя.
Список научной литературыГавров, Сергей Назипович, диссертация по теме "Философия и история религии, философская антропология, философия культуры"
1.Аввакум. «Писанейце» боярину Ф.М.Ртищеву // Житие Аввакума и другие его сочинения / Сост., вступ. ст. и коммент. А. Н. Робинсона. - М.: Сов. Россия, 1991. - С. 126-129.
2. Аверинцев С. С. Византия и Русь: два типа духовности. Ст. вторая. Закон и милость // Новый мир. М., 1988. - № 9. - С. 227-239.
3. Аверинцев С. С. Византия и Русь: два типа духовности. Ст. первая. Наследие священной державы // Новый мир. М., 1988. - № 7. - С. 210-220.
4. АдорноТ. Психологическая техника в речах Мартина Лютера Томаса по радио / Под общей ред. д-ра филос. н. В. П. Култыгина. М: Серебряные нити, 2001. -С. 312-407.
5. Аллард Э. Сомнительные достоинства концепции модернизации / Пер. с англ. Н. В. Романовского // Социс. М., 2002. - № 9 (221) - С. 60-79.
6. Трубецкой Е. Н., князь. Из путевых заметок беженца // Из прошлого. Воспоминания. Из путевых заметок беженца. Томск: Водолей, 2000. - С. 307.
7. Амальрик А. Записки диссидента / Пред. П. Литвинова. М.: Слово, 1991. - 432 с.
8. Амин С. Экономический глобализм и политический универсализм: конфликтующие результаты? (Реф. обзор А. Б. Рахманов) // Социология: РЖ / РАН. ИНИОН. М., 2003. - № 1. - С. 49-56.
9. Арендт X. Истоки тоталитаризма / Пер. с англ. И.В.Борисовой, Ю. А. Кимелева,
10. A. Д. Ковалева и д.р. М.: ЦентрКом, 1996. - 672 с.
11. Архангельская Н. И это все о нем // Эксперт. 2003. - № 25 (379). - С. 50-51.
12. Ахиезер А. С. Как «открыть» закрытое общество М.: Магистр. 1997. — 40 с.
13. Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. T.I. - М.: Филос. общество СССР, 1991.-318 с.
14. Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. — Т.Н. М.: Филос. общество СССР, 1991.-377 с.
15. Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. (Социокультурная динамика России). Т. II. Теория и методология: Словарь. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 1998. -594 с.
16. Ахиезер А. С., Давыдов А. П., Шуровский М. А., Яковенко И. Г., Яркова Е. Н. Социокультурные основания и смысл большевизма. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. -610с.
17. Ахиезер А. С. Социокультурные механизмы циклов культуры // Искусство в ситуации смены циклов: Междисциплинарные аспекты исследования художественной культуры в переходных процессах. М.: Наука, 2002. - С. 116-135.
18. Балабанова Е. С. Особенности российской экономической ментальности // Мир России. -Том X. № 3. - М„ 2001. - С. 67-77.
19. Бауман 3. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. под ред.
20. B. JI. Иноземцева. М.: Логос, 2002. - 390 с.
21. Безансон А. Запретный образ: Интеллектуальная история иконоборчества / Пер. с фр. М. Розанова. М.: МИК, 1999. - 424 с.
22. Безансон А. Российская империя и советское владычество // Советское настоящее и русское прошлое: Сборник статей / Пер. с фр. А. Бабича (главы IV-XI) и М. Розанова (главы I-III). М.: МИК, 1998. - С. 99-110.
23. Безансон А. Россия в XIX веке // Советское настоящее и русское прошлое. Сборник статей / Пер. с фр. А. Бабича (главы IV-XI) и М. Розанова (главы I-III). М.: МИК, 1998. -С. 11-28.
24. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну / Пер. с нем. Б. Сидельника, Н. Федоровой. М.: Прогресс-Традиция, 2000. - 384с.
25. Белинский В. Г. Петербург и Москва / Современные записки М.: Сов. Россия, 1983.-С. 223-255.
26. Белинский В. Г. Письмо к В. П. Боткину (1841 год)// Полн. собр. соч. — М.: Изд-во Академии наук СССР, 1955 1956. - Т. V. - С. 95-96.
27. Белль Г. Достоевский сегодня? Ответы на анкету от 12 ноября 1971 г. // Собр. соч.: В 5 т. / Пер. с нем. А. Дранова. Т. 5. - М.: Худ. лит., 1996. - С. 431-448.
28. Белль Г. О Владимире Буковском // Собр. соч.: В 5 т. / Пер. с нем. А. Дранова. Т. 5.- М.: Худ. лит., 1996.-С. 606-615.
29. Белль Г. Солженицын и Запад // Собр. соч.: В 5 т. / Пер. с нем. Н.Бунина. — Т. 5. — М: Худ. лит., 1996. С. 522-540.
30. Белый А. Апокалипсис в русской поэзии // Луг зеленый: Книга статей. М.: Книгоиздательство «АЛЬЦИОНА», 1910. - С. 222-247.
31. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов: Пер. с фр./Общ. ред. и вступ. ст. Ю. С. Степанова. М.: Прогресс -Универс, 1995. - 456с.
32. Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру: Пер. с англ./ Под ред. В.И. Иноземцева. М.: Логос, 2003. - 350с.
33. Бергер П. Капиталистическая революция: 50 тезисов о процветании, равенстве и свободе / Пер. с англ. Г. П. Бляблина. М.: Прогресс - Универс, 1994. - 320с.
34. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное воспроизведение издания YMCA-PRESS, 1955 г. М.: Наука, 1990. - 224с.
35. Бердяев Н. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Русская идея. Судьба России. М.: Издательство В. Шевчук, 2000. - С. 3-221.
36. Бердяев Н. А. Смысл истории. М.: Мысль, 1997. - 175с.
37. Бердяев Н. А. Судьба России. М.: Сов. писатель, 1990. - 346с.
38. Бердяев H.A. Миросозерцание Достоевского. Прага: The YMKA- PRESS Ltd (Американское издательство), 1923. - 234 с.
39. Берлин И. Герцен и Бакунин о свободе личности // История свободы. Россия / Предисловие А. Эткинда. М.: Новое литературное обозрение, 2001. — С. 85-126.
40. Берлин И. Оригинальность Макиавелли // Подлинная цель познания: Избранные эссе / Пер. с англ. и комментарии В. В. Сапова. М.: Канон+, 2002. - С. 295-368.
41. Берлин И. Рождение русской интеллигенции // История свободы. Россия / Предисловие А. Эткинда. М.: Новое литературное обозрение, 2001. - С. 9-32.
42. Бессонова О. Э. Институты раздаточной экономики России: ретроспективный анализ. Новосибирск: Изд-во ИЭ и ОПП СО РАН, 1997. - 76 с.
43. Бибихин В. В. Из рассказов А. Ф. Лосева // Начала: Религиозно-философский журнал. -1992. № 2 (8). - С. 124-144.
44. Бибихин В. В. Свое, собственное // Эксперт. -2003. № 22 (376). - С. 91-95.
45. Биллингтон Дж. X. Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры / Пер. с англ. М.: РУДОМИНО, 2001. - 880 с.
46. Блок М. Феодальное общество // Блок М. Апология истории или ремесло историка / Пер. с фр. Е. М. Лысенко. М.: Наука, 1986. - С. 122-181.
47. Большакова О. В. Российская империя: Система управления (Современная зарубежная историография): Аналитический обзор/ РАН ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед.; Отд. отеч. и зарубеж. истории; Отв. ред. Шевырин В. M. М., 2003. - 92 с.
48. Бондарев Г. А. Ожидающая культура. М.: Философско-антропологическое изд-во, 1996. - 528 с.
49. Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II: В 3 ч. Ч. 1: Роль среды / Пер. с фр. М. А. Юсима. М.: Языки славянской культуры, 2002. - 496 с.
50. Бродский И. Колыбельная Трескового мыса // Сочинения Иосифа Бродского. — Т. III. Издание 2-е. - СПб.: Пушкинский фонд, 1998. - С. 81-91.
51. Бродский И. Письмо римскому другу (Из Марциала) // Сочинения Иосифа Бродского. Т. III. - Издание 2-е. - СПб.: Пушкинский фонд, 1998. - С. 10-12.
52. Бродский И. Речь о пролитом молоке // Сочинения Иосифа Бродского. T. II. — Издание 2-е. - СПб.: Пушкинский фонд, 1998. - С. 179-190.
53. Буковский В. Московский процесс. М.: МИК; Париж: Русская мысль, 1996. - 528с.
54. Булгаков С. Н. Православие: очерки учения православной церкви. М.: Терра, 1991.-415 с.
55. Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. 3-е изд. - М.: Новое лит. обозрение, 2001. — 368 с.
56. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века/ Пер с англ. под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Логос, 2003. - 368 с.
57. Валлерстайн И. Рождение и будущая кончина капиталистической миросистемы: концептуальная основа сравнительного анализа // Анализ мировых систем и ситуация в современном мире / Пер. с англ. П. М. Кудюкина. СПб.: Университет, книга, 2001. - С. 19-62.
58. Василенко И. А. Политические процессы на рубеже культур. М.: Эдиториал УРСС, 1998.-224 с.
59. Вебер М. К состоянию буржуазной демократии в России // Рубежи 1997. - № 5 (20).-С. 120-131.
60. Вебер М. Социология религии. Типы религиозных сообществ // Вебер М. Избранное. Образ общества / Пер. с нем. М. И. Левша, А. В. Михайлов, С. В. Карпушина. М.: Юрист, 1994.-С. 78-308.
61. Вейдле В. Границы Европы // Умирание искусства / Сост. и авт. послесл. В. М. Толмачёв. М.: Республика, 2001. - С. 117-123.
62. Вейдле В. Три России // Умирание искусства / Сост. и авт. послесл. В. М. Толмачёв. -М.: Республика, 2001.-С. 132-143.
63. Вернадский Г. В. Россия в Средние века / Пер. с англ. Е. П. Беренштейн, Б. Л. Губман, О. В. Строганова. Тверь: ЛЕАН. - М.: АГРАФ, 2001. - 352 с.
64. Веселовский М. П. Виновата ли наука в современных экономических затруднениях? // Новь. СПб.-М.: Т-во М. О. Вольф, 1885. - Том IV. - № 14. - С. 230-247.
65. Виганд В. К. Ориентализация мировой системы угроза Западу? // Глобальное сообщества: картография постсовременного мира / Сост. и отв. ред. А. И. Неклесса и др. — М.: Вост. лит., 2002. - С. 371-384.
66. Виноградский В. Орудия слабых: технология и социальная логика крестьянской семейной экономики // Знание сила. - 2000. - № 7 (877). - С. 66-70.
67. Вишневский А. Г. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998.-432 с.
68. Власова О. Без воли к жизни // Эксперт. 2003. - № 46. - С. 92-93.
69. Войнович В. Н. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина: Роман. Кн. 1,2.- М.: Книжная палата, 1990.-544 с.
70. Волкогонова О. Д. Русская идея. Мечты и реальность // Постзападная цивилизация. Либерализм: прошлое, настоящее и будущее / Под общ. ред. С. Н. Юшенкова. М: Новый фактор, 2002.-С. 158-181.
71. Волошин М. А. Лики творчества. Книга четвертая. Л.: Наука, 1989. - С. 416-426.
72. Вольф Р. П. О философии / Пер. с англ. О. Л. Безручкина, В. И. Спиридоновой; Под ред. В. А. Лекторского, Т. А. Алексеевой. М.: Аспект Пресс, 1996. - 415 с.
73. Восленский М. Феодальный социализм. Место номенклатуры в истории // Новый Мир. 1991. - № 9 (797). - С. 184-201.
74. Враги народа (К итогам процесса антисоветского троцкистского центра). М.: Партиздат, 1937,— 133 с.
75. Вышеславцев Б. П. Кризис индустриальной культуры / Сост. и прим. Сапов В. В.; Вступ. статья Левицкий С. А. М.: Раритет, 1995. - С. 181-434.
76. Гавров С. Н. Модернизационные процессы: попытка классификации // Известия Международной академии наук высшей школы. -2003. № 2 (24). - С. 74-81.
77. Гавров С. Н. Модернизация: от вертикального к горизонтальному измерению бытия // Ученые записки. Выпуск 25. - М.: МГУКИ, 2003. - С. 49-58.
78. Гавров С. Н. Переход от советского к постсоветскому этапу модернизации социокультурной сферы российского общества // Культура, управление, экономика, право. М.: Юрист, 2003. - № 2. - С. 5-14.
79. Гавров С. Н. Российская модернизация: влияние социокультурной традиции // Известия Международной академии наук высшей школы. -2003. № 4 (26). - С. 159-168.
80. Гайдар Е. Т. Аномалии экономического роста: Учебное пособие для вузов. М.: Магистр, 1997.-229 с.
81. Гейне Г. Духи стихий / Пер. с нем. А. Горенфельда: Сочинения: В 10 т. Т. 6. / Под ред. Н. Я. Берковского, В. М. Жирмунского, Я. М. Металлова. - М.: Госиздат, 1958. - С. 281-345.
82. Гейне Г. К истории религии и философии в Германии / Пер. с нем. А. Горенфельда: Сочинения: В 10 т. Т. 6. / Под ред. Н. Я. Берковского, В.М.Жирмунского, Я. М. Металлова. - М.: Госиздат, 1958. - С. 13-142.
83. Гейне Г. Лютеция: Статьи о политике, искусстве и народной жизни / Пер. с нем. А. В.Федорова: Сочинения: В 10 т. Т. 8. / Под ред. Н. Я. Берковского, В.М.Жирмунского, Я. М. Металлова. - М.: Госиздат, 1958. - С. 7-318.
84. Геллер М. Я. История Российской империи: В 3 т. М: МИК, 1997. - Т. II. — 320 с.
85. Геллер М. Я. Машина и винтики. История формирования советского человека. -М.: МИК, 1994.-336 с.
86. Геллер М. Я. Российские заметки 1991-1996. М.: МИК, 1998. - 320 с.
87. Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М.: Ad Marginem, 1995. - 223 с.
88. Герберштейн С. Записки о Московии/ Пер. с нем. А. И. Малеина, А. В. Назаренко; Под ред. В. Л. Янина. М.: Изд-во МГУ, 1988. - 430 с.
89. Герцен А. И. Литература и общественное мнение после 14 декабря 1825 года // Соч.: В 2 т. -Т.2.-М.: Мысль, 1986.-С. 118-138.
90. Герцен А. И. Московский панславизм и русский европеизм // Соч.: В 2 т. — Т. 2. -М.: Мысль, 1986.-С. 138-154.
91. Герцен А. И. Россия // Собр. соч.: В 30 т. М.: Изд-во Академии наук СССР. 1954-1965.-Т. V.-С. 313-314.
92. Герцен А. И. С того берега // Соч.: В 2 т. Т.2. - М.: Мысль, 1986. - С. 3-117.
93. Гессе Г. Братья Карамазовы, или Закат Европы // Письма по кругу: Пер. с нем./Сост., авт. предисл. и коммент. В. Д. Седельник. М.: Прогресс, 1987. - С. 104-115.
94. Гефтер М. Порог (Из монологов 1990 года) // Век XX и мир, 1990. -№ 6. С. 32-36.
95. ГидденсЭ. Последствия модернити / Пер. с англ. // Новая постиндустриальная волна на Западе: Антология / Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. - С. 101 -122.
96. Гидденс Э. Социология / Пер. с англ. В. Малашенко, Е. Крюкова и др.; Научн. ред. В. А. Ядов. М.: Эдиториал УРСС, 1999. - 704 с.
97. Голубев А. В. «Мировая республика» или «закрытое общество»: СССР в 1920-1930-е годы // Россия и современный мир. 2003. - № 3. - С. 123-146.
98. Гольц Г. А. Поля напряженности: взаимодействие культурных и экономических факторов//Глобальное сообщество: картография постсовременного мира / Сост. и отв. ред. А. И. Неклесса и др. -М.: Вост. лит., 2002. С. 417-431.
99. Гросул В. Я. История России: распады и воссоединения // Россия в XX веке: Проблемы национальных отношений. М.: Наука, 1999. - С. 145-154.
100. Гудков Л. Коммунальная дыра // Знание сила. - 2001. - № 11. — С. 59-63.
101. Гулыга А. В. Русская идея и ее творцы. М.: Эксмо, 2003. - 448 с.
102. Гурова Т. Дети поражения // Эксперт. М., 2001. - № 23 (283). - С.58-68.
103. Даль В. И. Пословицы русского народа: Сборник пословиц, поговорок, речений, присловий, говорок, прибауток, загадок, поверий и пр. Т. 1-2. - СПб.: Издание поставщиков Двора Его Императорского Величества Товарищества М. О. Вольф, 1904. - 276 с.
104. Дерлугьян Г. Под длань империи // Эксперт. 2004. - № 12 (413). - С. 77-83.
105. Дилигенский Г. Г. Люди среднего класса. М.: Инст. Фонда «Общественное мнение», 2002. - 285 с.
106. Достоевский Ф. М. Бесы // Поли. собр. соч.: В 30 т. Т. 10. - JI.: Наука, 1974. - С. 198-199.
107. Достоевский Ф. М. Подросток // Полн. собр. соч.: В 30 т. Т.13. - JI.: Наука, 1975.455 с.
108. Дудченко О. Н., Мытиль А. В. Две модели адаптации к социальным изменениям // Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В. А. Ядова. М.: Канон-пресс-Ц, 2001. - С. 609-620.
109. Дьячков В. Л. О нашем месте под солнцем, или о том, что бывает за неправильное и несознательное демографическое поведение // Социальная история: Ежегодник, 2000. — М.: РОССПЭН, 2000. С. 219-228.
110. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М.: Канон-пресс-Ц, 1996.
111. Егер О. Средние века: Всемирная история в четырех томах. т. III. — М.: ACT, 2000. - 690 с.
112. Ерасов Б. С. Выступление на сем. «Социокультурная методология анализа российского общества», № 4. Тема «История как феномен культуры» // Рубежи. 1996. — № 9. - С. 147-148.
113. Ерасов Б. С. Цивилизации: Универсалии и самобытность// Б. С. Ерасов; Отв. ред. Н. Н. Зарубина. М.: Наука, 2002. - 524 с.
114. Жихарев М. И. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). М.: Изд-во МГУ, 1989.-С. 48-109.
115. Жуков Д. Ключи к «Трем столицам» // Шульгин В.В. Три столицы. М.: Современник, 1991.-С. 398-496.
116. Заславская Т. И. Власть в поисках опоры // Знание сила. - 1999. - № 10 (880). - С.26.29.
117. Земцов Л. И. Волостной суд в России 60-х первой половины 70-х годов XIX века: (По материалам центрального Черноземья). - Воронеж, 2002. - 448 с.
118. Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. Т.1. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1999.-544 с.
119. Зиновьев А. А. Запад. М.: Центрполиграф, 2000. - 509 с.
120. Ильин И. А. Опасности и задания русского национализма // Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948-1954 годов: В 2 т. Т. 1. Вступ. статья И. Н. Смирнова. - М.: Рарог, 1992. - С. 283-290.
121. Инглегард Р. Модернизация и постмодернизация// Новая постиндустриальная волна на западе: Антология / Под ред. В. JI. Иноземцева. М.: Academia, 1999. - С. 261-291.
122. Кагарлицкий Б. Периферийная империя: Россия и миросистема / Борис Кагарлицкий. М.: Ультра. Культура, 2004. - 528 с.
123. Казанский П. Е. Власть Всероссийского Императора / Сост., вступ. ст. М. Б. Смолина. М.: Москва, 1999. - 512 с. (Пути русского имперского сознания).
124. Кант И. Кант Марии фон Герберт (весна 1792 года) // Трактаты и письма. Памятники философской мысли. - М.: Наука, 1980. - С. 582-585.
125. Кантор В. К. «.Есть европейская держава». Россия: трудный путь к цивилизации: Историософские очерки. М.: РОССПЭН, 1997.-479 с.
126. Кантор В. К. Русский европеец как явление культуры: Философско-исторический анализ. М.: РОССПЭН, 2001. - 704 с.
127. Карамзин Н. М. История государства Российского (Репринтное воспроизведение издания 1842-1844 годов). Книга III. - Т. XI. - М.: Книга, 1989. - С. 1-183.
128. Кара-Мурза А. Либерализм против хаоса (Основные интенции либеральной идеологии на Западе и в России) // Между «Империей» и «Смутой». Избранная социально-философская публицистика. М.: ИФРАН, 1996. - С. 36-50.
129. Кара-Мурза А. А. Между «Империей» и «Смутой» // Между «Империей» и «Смутой». Избранная социально-философская публицистика. М.: ИФРАН, 1996. - С. 88-92.
130. Кара-Мурза А. А. Сотворение России. Лабиринты национального самосознания // Между "Империей" и "Смутой". Избранная социально-философская публицистика. М.: ИФРАН, 1996. -С. 51-66.
131. Кара-Мурза А. А. Что такое российское западничество? // Между «Империей» и «Смутой». Избранная социально-философская публицистика. М.: ИФРАН, 1996. - С. 5-20.
132. Кара-Мурза А. А. Сотворение России. Лабиринты национального самосознания // Между «Империей» и «Смутой». Избранная социально-философская публицистика. М.: ИФРАН, 1996.-С. 51-66.
133. Карпухин О. И., Макаревич Э. Ф. Формирование масс: Природа общественных связей и технологии "паблик рилейшнз": Опыт историко-социолог. исследования. Калининград: ФГУИПП Янтар. сказ, 2001. - 547 с.
134. КассирерЭ. Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры // Избранное. Опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998. - С. 440-723.
135. Келлер Я. Модернизация гуманизация общества или коррозия бытия? Критические заметки о теории модернизации / Пер. с чешек. И. П. Поповой, Н. В. Романовского // Социс. - 2002. - № 7 (219). - С. 48-53.
136. Кемаль М. Путь новой Турции. T.III. Интервенция союзников. Греко-турецкая война и консолидация национального фронта 1920-1921. - М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1934. — 460 с.
137. Кёнигсбергер Г. Г. Средневековая Европа, 400-1500 годы. / Пер. с англ.
138. A. А. Столярова; Предисл. Д. Э. Харитоновича. М.: Весь Мир, 2001. - 384 с.
139. Киплинг Р. Бремя Белых // Избранное / Пер. с англ. В. Топорова. Л.: Худ. лит., 1980.-С. 469-470.
140. Кирдина С. Г. Институциональные матрицы и развитие России. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 2001. - 308 с.
141. Ключевский В. О. Лекция LVIII (Кн. В.В. Голицын. Подготовка и программа реформ) // Сочинения: В 9 т. — Т. III / Под ред. В. Л. Янина; Послесл. В. А. Александрова; Коммент, составили В. А. Александров, В. Г. Зимина. М.: Мысль, 1990. - С. 331-342.
142. Ключевский В. О. Лекция XXVIII // Сочинения: В 9 т. Т. II / Под ред.
143. B. Л. Янина; Послесл. В. А. Александрова; Коммент. В. А. Александров, В. Г. Зимина. М.: Мысль, 1990.-С. 147-161.
144. Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников// Сочинения: В 9т. — Т. VIII / Под ред. В. Л. Янина; Послесл. В. А. Александрова; Коммент. В. А. Александров, В. Г. Зимина. М.: Мысль, 1990. - С. 375-408.
145. Клямкин И. Российская власть на рубеже тысячелетий // Pro et Contra 1999. — Том 4. № 2. - С. 63-87.
146. Ковалевский М. М. Дух законов // О свободе: Антология мировой либеральной мысли (I половина XX века). М.: Прогресс-Традиция, 2000. - С.413-490.
147. Козлов В. А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 -начало 1980-х гг.). Новосибирск: Сибирский хронограф, 1999. - 416 с.
148. Козырева П. М., Герасимова С. Б., Киселева И. П., Назимова А. Э. Динамика социального самочувствия россиян // Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В. А. Ядова. М.: Канон-пресс-Ц, 2001. - С. 243-256.
149. Койвисто M. Русская идея / Пер. с фин. Ю. С. Дерябина. М.: Весь Мир, 2002.244 с.
150. Кола Д. Политическая социология / Пер. с фр. А. И. Кристаловского, Ю. А. Немешева, А. А. Тарасевича-Скрыльникова; Предисл. А. Б. Гофмана. — М.: Весь Мир, ИНФРА-М, 2001.-406 с.
151. Кондаков И. В. О механизмах повторяемости в истории русской культуры // Искусство в ситуации смены циклов: Междисциплинарные аспекты исследования художественной культуры в переходных процессах. — М.: Наука, 2002. С. 269-283.
152. Коротецкий Ю., Рубченко М. Без шансов на успех // Эксперт. 2004. - № 3. — С. 1419.
153. Косарев А. Ф. Философия мифа: Мифология и ее эвристическая значимость: Учебное пособие для вузов. М: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. - 304 с.
154. Коукер К. Сумерки Запада / Пер. с англ. А. А. Арзуманова. — М.: Московская школа политических исследований, 2000. 272 с.
155. Кравченко И. И. Модернизация сегодняшней России // Этатистские модели модернизации. М.: ИФРАН, 2002. - С. 6-30.
156. Крупина Т. Д. Теория модернизации и некоторые проблемы развития России конца XIX начала XX в. // История СССР. - М„ 1971. - № 1. - С. 191-205.
157. Крыштановская О. В. Бизнес-элита и олигархи: итоги десятилетия // Мир России. -М., 2002. Том XI - № 4. - С. 3-60.
158. Кульпин Э. С. Русь между Западом и Востоком / Серия «Социоестественная история. Генезис кризисов природы и общества в России». Вып. XVIII. - М.: Институт востоковедения РАН, 2001. - 232 с.
159. Кушнер А. «Времена не выбирают» // Стихотворения / Предисл. Д. С. Лихачева. -Л.: Худ. лит., 1986. С. 22-23.
160. ЛандесД. Культура объясняет почти все // Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Пер. с анл. под ред. Л. Харрисона и С. Хантингтона. — М.: Московская школа политических исследований, 2002. С. 38-54.
161. Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли и культуры XVII XVIII вв. - М.: Наука, 1990. - 293 с.
162. Лафарг П. Томас Кампанелла / Под ред Д. Рязанова. М. - Л.: Госиздат, 1926. - 102с.
163. Ле Гофф Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе XI1-XIII вв.) / Пер. с франц. С. Н. Голубева // Одиссей. Человек в Истории. -М.: Наука, 1991. С. 25-47.
164. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада: Пер. с фр. / Общ. ред. Ю.Л. Бессмертного; Послесл. А. Я. Гуревича. М.: Прогресс, Прогресс-Академия, 1992.-376 с.
165. Леви-Брюль Jl. Первобытное мышление // Религия и общество: Хрестоматия по социологии религии / Сост В. И. Гараджа, Е. Д. Руткевич. М.: Аспект Пресс, 1996. - С. 252-259.
166. Левин И. Выступ, на сем.: Социокультурная методология анализа российского общества. Тема: Модернизация в традиционных укладах: опыт Италии и его значение для России // Рубежи. 1997. - № 7. - С. 140-147.
167. Левинсон А. Русский маятник. Между свободным рынком и тотальным контролем // Эксперт. 1998. - № 32. - С. 16-17.
168. Леонтьев К. Н. Византизм и славянство // Восток, Россия и Славянство. Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891)/Сост. и коммент. Г. Б. Кремнева; Вступ. ст. и коммент. В. И. Косика. М.: Республика, 1996. - С. 94-155.
169. Леонтьев К. Н. Двадцатипятилетие Царствования // Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891)/Сост. и коммент. Г. Б. Кремнева; Вступ. ст. и коммент. В. И. Косика. М.: Республика, 1996. - С. 225-226.
170. Литаврин Г. Г. Политическая теория в Византии с середины VII до начала XIII в. // Культура Византии: Вторая половина VII-XII. М.: Наука, 1989. — 680 с.
171. Ломоносов М. В. (О сохранении и размножении российского народа) // Избр. произв. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1980. - С. 131-148.
172. Ломоносов М. В. Слово похвальное блаженный памяти государю императору Петру Великому, говоренное апреля 26 дня 1755 года//Избр. произв.: В 2 т. — Т. 2. М.: Наука, 1986. - С. 244-263.
173. Лосев А. Ф. В поисках смысла // Вопросы литературы. 1985. - № 10. - С. 205-231.
174. Лосев А. Ф. Средневековая диалектика // Имя: Сочинения и переводы / Сост. и общ. ред. A.A. Тахо-Годи. СПб.: Алетейя, 1997. - С. 246-308.
175. Лосский Н. История русской философии. М.: Сов. писатель, 1991. - 479 с.
176. Лотман Ю. М. Отзвуки концепции «Москва Третий Рим» в идеологии Петра Первого // Избранные статьи: В III т. - Т. III. - Таллинн: Александра, 1993 - С. 201-212.
177. Лотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Избранные статьи: В III т. Т. II. - Таллинн: Александра, 1992. - С. 9-21.
178. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б. А. Избранные труды в двух томах. М.: Гнозис, 1994.-Том I.-C. 219-253.
179. Лукьянова Т. Н., Убиенных Т. Н., Эйдельман Я. Л. Экономическая реформа в России: культурные барьеры // Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В. А. Ядова. — М.: Канон-пресс-Ц, 2001. — С. 123-143.
180. Луман H. Теория общества // Теория общества: Сборник / Пер. с нем., англ. / Вступ. статья, сост. и общая ред. А. Ф. Филиппова. М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 1999. — С. 196235.
181. Луначарский А. В. Письма с Запада // На Западе М - Л.: Гос. Издат. 1927. - С. 761.
182. Лурье С. В. Историческая этнология. М.: Академический проект, 1997. - 446 с.
183. Лухманов Д. Эволюция сельского расселения в первой половине XX века // Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен: Монографич. сб. М.: ОГИ, 2001. - С. 225-239.
184. Мангейм К. Очерки социологии знания: Проблема поколений состязательность — экономические амбиции / Пер. с англ. Е. Я. Додина. - М.: ИНИОН РАН, 2000. - 164 с.
185. Мандельштам О. Э. Петр Чаадаев. // Аполлон. 1915. - № 6-7. -С. 57-62.
186. Мандельштам О. Э. «Мы живем, под собою не чуя страны» // Сочинения: В 2 т. -Т. 1. Стихотворения/Сост. П. Нерлера; Вступ. стат. С. Аверинцева. М.:Худ. лит., 1990. - С. 197.
187. Манн Т. Культура и политика // Художник и общество: Статьи и письма / Пер с нем. С. Апта. М.: Радуга, 1986. - С. 70-75.
188. Манн Т. Судьба и задача: Статьи и письма / Пер с нем. С. Апта. М.: Радуга, 1986. -С. 134-148.
189. Манн Т. Художник и общество // Художник и общество: Статьи и письма / Пер с нем. С. Апта. М.: Радуга, 1986. - С. 197-207.
190. Мардарь В., Мардарь И. Судьбы // Знание сила. - 2001. - № 9. - С. 34.
191. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. М.: Политиздат, 1987. - 140 с.
192. Мартен Д. Социальные измерения трансформации и модернизации: теоретические уроки эмпирических исследований / Пер. с фр. Н. В. Романовского//Социс. 2002. - № 8 (220). -С. 56-64.
193. Матьез А. Французская революция. T.III. Террор / Пер. с фр. С. Лосева; Пред. H. М. Лунина. - М.:Московский рабочий, 1930. - 208 с.
194. May В. А. Экономическая реформа: сквозь призму конституции и политики. М.: Эдиториал УРСС, 1999. - 239 с.
195. Махонин П., Кухарж П., Мюллер К., Тучек М., Гатнар Л., Червенка Я. Трансформация и модернизация чешского общества. Модернизация гуманизация общества или коррозия бытия? // Социс. - 2002. - № 7 (219). - С.32-48.
196. Межуев В. М. Проблема современности в контексте модернизации и глобализации // Этатистские модели модернизации. М.: ИФРАН, 2002. - С. 138-153.
197. Мережковский Д. С. Головка виснет // Больная Россия. СПб: Общественная польза, 1910.-С. 79-92.
198. Мережковский Д. С. Земля во рту // Больная Россия. СПб: Общественная польза, 1910.-С. 249-265.
199. Мережковский Д. С. JI. Толстой и Достоевский // JI. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М.: Республика, 1995. — С. 5-350.
200. Милюков П. Н. Воспоминания (1859 -1917). -Т. 2. М.: Современник, 1990. -444с.
201. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. — Т. 1, ч.1-2. М: Прогресс-Культура, Редакция газеты «Труд», 1993. - 528 с.
202. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. Т.2, 4.1. - М: Прогресс-Культура, 1994. - 416 с.
203. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. Т.2, ч.2. - М.: Прогресс-Культура, 1994.-496 с.
204. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII начало XX в.): В 2 т. - Т. 1. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. - 548 с.
205. Можейко М. А. Эйдос // История философии: Энциклопедия. Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2002. - С. 1299-1300.
206. Муратов П. Образы Италии. Т. I.: Венеция. - Путь к Флоренции. - Флоренция. -Города Тосканы. - 3-е изд. - М.: Научное слово, MCMXVII. - 269 с.
207. Население и глобализация / Н. М. Римашевская, В. Ф. Галецкий, А. А. Овсянников и др. М : Наука, 2002. - 322 с.
208. Население России 2000: Восьмой ежегод. демогр. докл. / Под ред. А. Г. Вишневского. М.: Книжный дом Университет, 2001. -176 с.
209. Неклесса А. И. «Российский проект» в новой системе координат XXI века // Глобальное сообщество: картография постсовременного мира / Сост. и отв. ред. А.И. Неклесса и др. М.: Вост. лит., 2002. - С.З85-416.
210. Неретина С. С. Тропы и концепты. М.: ИФРАН, 1999. - 277 с.
211. Нетреба П. Аркадий Вольский ушел с правового поля // Коммерсант. 2003. - № 134,31 июля.-С. 2.
212. Никитина Н. А. К вопросу о русских колдунах // Даль В. и др. Русское колдовство. М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2002. - С. 364-395.
213. Новгородцев П. И. Б. Н. Чичерин // Научное слово. СПб., 1904. - № 3. - С. 116120.
214. Новгородцев П. И. Идея права в философии В. С. Соловьева // Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М.: Пресса, 1991. - С. 525-539.
215. Новгородцев П. И. Лекции по истории философии права // Новгородцев П.И. Сочинения./ Сост., вступ. ст. М. А. Колерова, Н. С. Плотникова. М.: Раритет, 1995. - С. 15-234.
216. Новикова JI. И., Сиземская И. Н. Три модели развития России. М.: ИФРАН, 2000.-272 с.
217. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания / Пер. с англ. А. П. Хомик. М.: Рефл-бук; К.: Ваклер, 1998.-464 с.
218. Общественное мнение России: Отчет о результатах исследований в 2000 2001 гг. (Сост. А. В. Милехин, Н. П. Попов). - М.: Изд-во Моск. Ун-та, 2001. - 616 с.
219. Оже И. Из воспоминаний о М. С. Лунине // Декабристы в воспоминаниях современников. М.: Изд-во Московского у-та., 1988. - С. 60-72.
220. Орлова Э. А. Модернизация как глобальный социокультурный процесс// Культурология: Новые подходы: Альманах-ежегодник № 10. М: МГУКИ, 2003. - С. 94-107.
221. Орлова Э. А. Социокультурные предпосылки модернизации в России. Библиотека в эпоху перемен: Информ. сб. (Дайджест). Вып. 2(10). - М.: РГБ, 2001. - С. 7-42.
222. Ортега-и-Гассет X. В поисках Гете / Эстетика. Философия культуры / Пер. с исп.
223. A. Б. Матвеева. М.: Искусство, 1991. - С. 433-462.
224. Павлов-Сильванский Н. П. Феодализм в России / Отв. ред. С. О. Шмидт. М.: Наука, 1988.-696 с.
225. Павлович М. П. (Мих. Вельтман) Империализм и борьба за великие железнодорожные и морские пути будущего: (К вопросу о причинах мировой войны). Кн. 1. Ч. 2. 2-е изд., доп. - М. - Пг.: Книгоиздательство «Коммунист», 1919. - 179 с.
226. Пайман А. История русского символизма / Авториз. пер. Пер. с англ.
227. B. В. Исакович. М.: Республика, 2000. - 415с.
228. Пайпс Р. Россия при большевиках / Пер. с англ. Н. И. Кигай, М. Д. Тименчик. М.: РОСПЕН, 1997.-662 с.
229. Пайпс Р. Россия при старом режиме / Пер. с англ. В. Козловского. М.: Независимая газета, 1993. - 423 с.
230. Пайпс Р. Русская революция. 4.1/ Пер. с англ. М. Д. Тименчика. - М.: РОСССПЕН, 1994. - 397 с.
231. Палеолог М. Царская Россия накануне революции / Пер. с фр. Д. Протопопова, Ф. Ге. -М. Пг.: Госиздат, 1923. - 472 с.
232. Пантин В. И., Лапкин В. В. Ценностные ориентации россиян в 90-е годы // Pro et Contra. 1999. - Том 4. - № 2. - С. 144-160.
233. Панченко А. М. Русская культура в канун петровских реформ/ Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л.: Наука, 1984. - 204 с.
234. Парамонов Б. Поэт как буржуа // Конец стиля. СПб: Алетейя, - М.: АГРАФ, 1999. -С. 91-106.
235. Парсонс Т. Очерк социальной системы // О социальных системах / Пер. с англ. А. Харраша; Под ред. В. Ф. Чесноковой и С. А. Белановского. М.: Академический Проект, 2002. -С. 543-686.
236. Пелипенко А. А., Яковенко И. Г. Культура как система. М.: Языки русской культуры, 1998. - 376 с.
237. Пелипенко А. А., Яковенко И. Г. Пьянство // Человек. -1997. N 2. - С. 126-135.
238. Печерин В. С. Оправдание моей жизни. Памятные записки // Наше наследие. М., 1989. -№ 1. - С. 61-77.
239. Пивоваров Ю. С. Русская история как «Русская идея». Часть II. Властецентричные и идеологические основания // Россия и современный мир, 2003. -№ 3. -С.5-29.
240. Платонов С. Ф. Москва и Запад в XVI-XVII веках // Москва и Запад в XVI-XVII веках. Борис Годунов. М.: Богородский печатник, 1999. — С. 21-142.
241. Плеханов Г. В. История русской общественной мысли: В 3 кн. М.-Л.: Гос. Издат. 1925, кн. 1.
242. Поло М. Книга о разнообразии мира / Предисл. X. Л. Борхеса; Пер. со старофранц. И. Минаева.-СПб.: Амфора, 1999.-381с.
243. Покровский М. Н. Крестьянская Реформа // История России в XIX веке — Т. 3. — СПб: Изд-во Т-ва бр. А. и И. Гранат и К0. С. 68-179.
244. Поляков Л. В. Путь России в современность: модернизация как деархаизация. М.: ИФРАН, 1998.-202 с.
245. Помазан А. Н., Седунова А. В., Ядова Е. Н. Социальный ресурс личности и идентификационные ориентации россиян // Социс. М., 2002. - № 12. - С. 122-129.
246. Померанц Г. С. Великие нации живут мировыми задачами // Западники и националисты: возможен ли диалог?: Материалы дискуссии. М.: ОГИ, 2003. - С. 124-143.
247. Померанц Г. С. Восстановление цельности // Померанц Г., Курочкина М. Тринитарное мышление и современность: Сборник статей. М.: Фантом Пресс, 2000. -С. 229-235.
248. Померанц Г. С. Духовные задачи Европы в XXI веке // Померанц Г., Курочкина М. Тринитарное мышление и современность: Сборник статей. М.: Фантом Пресс, 2000. - С. 192213.
249. Райх В. Психология масс и фашизм / Пер. с нем. Ю. М. Донец. СПб.: Университетская книга. - Москва: ACT, 1997. - 380 с.
250. Рапопорт В. Н., Геллер Ю. А. (Ю. Алексеев). Измена родине. М.: РИК «Стрелец», 1995. - 464 с.
251. Резник Ю. М., Смирнов Е. А. Жизненные стратегии личности (опыт комплексного анализа). — М.: Институт человека РАН, Независимый институт гражданского общества, 2002. -260 с.
252. Резолюция XXII съезда КПСС // Материалы XXII съезда КПСС. М.: Госполитиздат, 1961. — С. 297-319.
253. Рено А. Эра индивида. К истории субъективности / Пер. с фр. С. Б. Рындина; Под ред. Е. А. Самарской. СПб.: Владимир Даль, 2002. - 473 с.
254. Реформирование России: от мифов к реальности. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 2000 году / Под ред. Г. В. Осипова, В. К. Левашова, В. В. Локосова. М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2001. - T. 1. - 440 с. - Т. 2. - 314 с.
255. Рикёр П. Время и рассказ. — Т. 1. Интрига и исторический рассказ. — М.; СПб.: Университетская книга, 2000. — 313 с.
256. Розенбергс Р. Л., Федотова В. Г. От Риккерта к Шелеру // История методологии социального познания. Конец XIX XX век. - М.: ИФРАН, 2001. - С. 173-191.
257. Романович Н. А. Демократические ценности и свобода «по-русски»// Социс. М., 2002.-№8.-С. 31-38.
258. Руткевич А. М. Теория институтов А. Гелена // История философии. М.: ИФРАН, 2000.-№5,-С. 35-71.
259. Савинков Б. Конь вороной // Избранное / Предисловие Ю. Давыдова. Л.: Худ. лит., 1990.-С. 375-430.
260. Сагадеев А. В. Дуализм земли и неба: Культурное наследие и идеология в современном арабском мире // Культурное наследие: преемственность и перемены: Сборник реф. обзоров. Вып. З.-М.: ИНИОН РАН, 1991.-С. 12-65.
261. Сайко Э. В. О природе и пространстве «действия» диалога // Социокультурное пространство диалога. М: Наука, 1999. - С. 9-32.
262. Самарин Ю. Ф. О мнениях «Современника», исторических и литературных // Самарин Ю.Ф. Избранные произведения. М.: РОССПЭН, 1996. - С. 431 -432.
263. Сасаки К. Эстетическая жизнь в антиурбанистической культуре Японии // Ориентиры. М.: ИФРАН, 2001. - С. 166-187.
264. Семенова В. В. Дифференциация и консолидация поколений II Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В. А. Ядова. М.: Канон-пресс-Ц, 2001. - С. 256-271.
265. Серж В. От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера / Пер. с франц. Ю. В. Гусевой, В. А. Бабинцева. М.: НПЦ Праксис. - Оренбург: Оренбургская книга, 2001. - 696 с.
266. Скворцов JI. В. Осевая связь России и Западной Европы: глобальное значение евразийского равновесия // Гипотетический эзотеризм и гуманитарное самосознание: Избр. тр. — М.: РАН. ИНИОН, 2000. С. 213-238.
267. Сокулер 3. А. Знание и власть: наука в обществе модерна. СПб.: РХГИ, 2001.240 с.
268. Солженицын А. И. Двести лет вместе. Ч. I (1795-1995). - М.: Русский путь, 2001.-512с.
269. Соловьев B.C. Великий спор и христианская политика // Соч.: В 2 т. Т.1. Философская публицистика. - М.: Правда, 1989. - С. 59-167.
270. Соловьев Э. Г. У Истоков российского консерватизма // Политические исследования. М., 1997. -№3. - С. 137-147.
271. Спиваковский Е. И. Достоевкий: Судьбы России. Идеи-Загадки-Дискуссии / Отв. ред. Л.В.Скворцов. М.: ИНИОН РАН, 2003. - 208 с.
272. Средний класс в России: количественные и качественные оценки // Е. М. Авраамова, Л. М. Григорьев, Т. П. Космарская и др. М.: ТЕИС, 2000. - 286 с.
273. Стариков Е. Н. Общество-казарма от фараонов до наших дней. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1996. - 420 с.
274. Степун Ф. А. Мысли о России. Вступительная статья и составление В. Борисова // Новый мир. 1991. - № 6. - С. 201-239.
275. Степун Ф. А. Мысли о России // Степун Ф. А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. -С. 201-424.
276. Степун Ф. А. Немецкий романтизм и русское славянофильство // Степун Ф. А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. - С. 38-57.
277. Степун Ф. А. Трагедия творчества (Фридрих Шлегель) // Степун Ф. А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. - С. 58-73.
278. Страда В. Модернизация и постмодерность // Культура и творчество. — Тверь: ГКРФ по высшему образованию, ТГУ, Республиканская науч.-исслед. программа «Народы России»: возрождение и развитие, 1995. — С.19-26.
279. Струве П. Б. Итоги и существо коммунистического хозяйства // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX начала XX века. Избранные произведения / Сост. Я. И. Кузьминов. - М.: Республика, 1994. - С. 155-172.
280. Тейяр де Шарден П. Феномен человека // Феномен человека: Сб. очерков и эссе / Пер. с фр. О. С. Вайнер / Сост. и предисл. В. Ю. Кузнецов. М.: ACT, 2002. - С. 133-430.
281. Тихомиров JI. А. Единоличная власть как принцип государственного строения. -М.: Трим, 1993.-192 с.
282. Токвиль Алексис де. Демократия в Америке: Пер. с франц. / Предисл. Гарольда Дж. Ласки. М.: Весь Мир, 2000. - 560 с.
283. Толстой Л. Н. Неделание// Сочинения графа Л. Н. Толстого. Часть 13. Произведения последних годов. - М.: Типолитография Высочайше утвержденного Т-ва И. Н. Кушнарев и к., 1894. - С. 791 -828.
284. Трейвиш А. Город, село и региональное развитие // Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен: Монографич. сб. М.: ОГИ, 2001. - С. 337-373.
285. Трубецкой E.H., князь. Воспоминания // Из прошлого. Воспоминания. Из путевых заметок беженца. Томск: Водолей, 2000. — С. 90-226.
286. Трубецкой E.H., князь. Из путевых заметок беженца // Из прошлого. Воспоминания. Из путевых заметок беженца. Томск: Водолей, 2000. - С. 227-308.
287. Турен А. Возвращение человека действующего: Очерк социологии / Пер. Е. А. Самарской. М.: Научный мир, 1998. - 204 с.
288. Уайт X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века / Пер. с англ. В. Г. Трубина, В. В. Харитонова и др.; Под ред. Е. Г. Трубиной и В. В. Харитонова. -Екатеринбург: Урал, ун-т, 2002. 528с.
289. Утехин И. Доля, справедливость и благодать общения. Из очерков коммунального быта // Знание сила. - 2001. -№11.- С.50-63.
290. Фарман И. П. Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса. М.: ИФРАН, 1999. - 244 с.
291. Федотов Г. П. Правда побежденных // Судьба и грехи России: Избранные статьи по философии русской истории и культуры: В 2 т. Т. 2/ Составл., вступительная статья, примечания В. Ф. Бойкова. - СПб.: София, 1991. - С. 15-40.
292. Федотов Г. П. Судьба империй // Судьба и грехи России: Избранные статьи по • философии русской истории и культуры: В 2 т. — Т. 2/ Составл., вступительная статья, примечания
293. Бойкова В. Ф. СПб.: София, 1991. - С. 304-327.
294. Федотова В. Г. Между Европой и Азией // Западники и националисты: возможен ли диалог?: Материалы дискуссии. М.: ОГИ, 2003. - С. 81-107.
295. Федотова В. Г. Модернизация «другой» Европы. — М.: ИФРАН, 1997. — 255 с.
296. Флоренский П. А. Православие // Христианство и культура/Вступ. ст. и примеч. А. С. Филоненко. М.: ACT, Харьков: Фолио, 2001. - С. 465-489.
297. Фомичев П. Н. Дискурсы глобализации и тенденции развития социологии. Аналитический обзор // Социологические исследования на пороге XXI в. / РАН ИНИОН. М., 2000.-С. 23-58.
298. Франк С. J1. Русское мировоззрение // Духовные основы общества. М.: Республика, 1992. - С. 471-491.
299. Фромм Э. Бегство от свободы // Догмат о Христе / Пер. с нем. Г. Швейника; Сост. и авт. предисл. П. С. Гуревич,- М.: Олимп, АСТ-ЛТД, 1998. С. 176-396.
300. Фромм Э. Концепция мира у ветхозаветных пророков // Догмат о Христе / Пер. с нем. В. Кулагиной-Ярцевой; Сост. и авт. предисл. П. С. Гуревич. М.: Олимп, АСТ-ЛТД, 1998. -С. 168-175.
301. Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии/ Пер. с англ. М. К. Рыклина. 2-е изд. - М.: Политиздат, 1986. - 703 с.
302. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек/ Пер. с англ. М. Б. Левина. М: ACT, Ермак, 2004. - 588 с.
303. Фуре В. Н. «Критическая теория позднего модерна» Энтони Гидденса // Социологический журнал. М., 2001. - № 1. - С. 44-65.
304. Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии / Пер. с фр. В. И. Божович. — М.: Московская школа политических исследований, 1998. — 639 с.
305. Фурсов А. Срединность Средней Азии (об историческом месте Центральной Азии в региональной системе мира) // Рубежи. 1997. - № 2. - С. 89-101.
306. Хабермас Ю. Модерн незавершенный проект / Пер. с нем. А. Б. Григорьева // Вопросы философии. - М., 1992. - № 4. - С. 40-52.
307. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне/ Пер. с нем. М. М. Беляева, К. В. Костина, Е. Л. Петренко и др. М.: Весь Мир, 2003. - 416 с.
308. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. Т. Велимеева, Ю. Новикова. М: ACT, 2003. - 603 с.
309. Хевеши М. А. Толпа, массы, политика: Ист.-филос. очерк. М.: ИФРАН, 2001.223 с.
310. Хёрстер-Филиппс У. Консервативная политика в последний период Веймарской республики // Политическая наука: Типы власти в сравнительно-исторической перспективе: Проблемно-тематический сборник. Вып. 3. М.: ИНИОН РАН, 1997. — С. 24-30.
311. Хлебников В. Из цикла «Война в мышеловке» // Творения. — М.: Сов. пис., 1986. -С. 455-465.
312. Ходорковский М. Б., Невзлин Л. Б. Человек с Рублем. М.: Менатеп - Информ, 1992.-272 с.
313. Хорунжий С. С. О старом и новом. СПб.: Алетейя, 2000. - 477с.
314. Хоскинг Дж. Российское национальное самосознание в XX веке // Россия в XX веке: Проблемы национальных отношений / Пер. с англ. А. В. Юрасовского. М: Наука, 1999. - С. 55-63.
315. Хренов Н. А. Культура в эпоху социального хаоса. М: УРСС, 2002. - 448 с.
316. Хрох М. От национальных движений к полностью сформировавшейся нации: процесс строительства наций в Европе // Нации и национализм / Б. Андерсон, О. Бауэр, М. Хрох и др; Пер с нем. М. С. Панина. М.: Праксис, 2002. - С. 121-145.
317. Цапф В. Теория модернизации и различие путей общественного развития // Социс. -1998.-№8.-С. 14-26.
318. Цветаева М. И. Один офицер: Из цикла «Стихи к Чехии» // Соч.: В 2 т. Т. I. Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения / Вступ. ст. Вс. Рождественского; Сост., подготовка текста и комент. А. Саакянц. - М.: Худ. лит., 1980. - С. 342-344.
319. Цейтлин С. Я. Земская реформа // История России в XIX веке. — Т. 3. СПб: Изд-во Т-ва бр. А. и И. Гранат и К. - С.179-231.
320. Ципин В. (Протоирей) История Русской церкви 1917-1997. Книга IX. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамова монастыря, 1997. - С. 48-406; 674-705.
321. Чаадаев П. Я. Апология сумасшедшего // Статьи и письма. М.: Современник, 1989.-С. 147-160.
322. Черняев Н. И. Мистика, идеалы и поэзия русского Самодержавия / Вступ. ст. М. Б. Смолина. М.: Москва, 1998. - 432 с. - (Пути русского имперского сознания).
323. Чичерин Б. Н. Россия накануне двадцатого столетия // О свободе: Антология мировой либеральной мысли (I половина XX века). — М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 503-574.
324. Чубайс А. Б. Рождение хозяина// Приватизация по-российски. — М.: Вагриус, 1999. С. 287-309.
325. Чубинский М. П. Судебная реформа // История России в XIX веке. Т. 3. — СПб: Изд-во Т-ва бр. А. и И. Гранат и К°. - С.231-268.
326. Чулков Г. И. Мартовские дни // Годы странствий М.: Эллис Лак, 1999.-С.316-320.
327. Шафаревич И. Р. Духовные основы российского кризиса XX века // Две дороги к одному обрыву. - М.: Айрис пресс, 2003. - С. 360-428.
328. Шелер М. Человек в эпоху уравнивания // Шелер М. Избранные произведения / Пер. с нем. А. В. Денежкина, А. Н. Малинкина, А. Ф. Филлипова. — М.: Гнозис, 1994. С. 98-128.
329. Шмидт С. О. У истоков российского абсолютизма: Исследование социально-политической истории времени Ивана Грозного. М.: Прогресс - Культура, 1996. — 496 с.
330. Шмитт К. Глоссарий: Заметки 1947-1951 годов // Политическая наука: Типы власти в сравнительно-исторической перспективе: Проблемно-тематический сборник. Вып. 3. М.: ИНИОН РАН, 1997. - С. 53-63.
331. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории Т. 1. Гештальт и действительность / Пер. с нем. К. А. Свасьяна. -М.: Мысль, 1993. - 667 с.
332. Штомпка П. Социология социальных изменений / Пер. с англ. А. С. Дмитриева; Под ред. В. А. Ядова. М.: Аспект Пресс, 1996. - 416 с.
333. Шубарт В. Европа и душа Востока / Пер. с нем. 3. Г. Антипенко и М. В. Назарова. — М.: Альманах «Русская идея». Вып. 3, 2-е исправленное изд. 2000. - 448 с.
334. Шуман Р. За Европу / Пер. с фр. В. Божовича. М.: Московская школа политических исследований, 2002. - 96 с.
335. Щукин В. Г. Культурный мир русского западника // Вопросы философии. М., 1992.-№5.-С. 74-86.
336. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций / Пер. с англ. А. В. Гордона; Под ред. Б. С. Ерасова. М.: Аспект Пресс, 1999. - 416с.
337. Юнг К. Концепция коллективного бессознательного // Юнг Карл Густав, фон Франц М.-Л., Хендерсон Дж. Л., Якоби И., Яффе А. Человек и его символы/ Под общ. ред. С. Н. Сиренко. М.: Серебряные нити, 1997. - С. 337-346.
338. Ядов В. А. А все же умом Россию понять можно // Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В. А. Ядова. М.: Канон-пресс-Ц, 2001. - С. 9-20.
339. Яковенко И. Г. «Небесный Иерусалим или Российская империя: диалектика должного и сущего»: Цикл статей // Рубежи. 1997. — № 5. — С. 52-66; - № 6. - С. 29-41; - № 7. — С. 81-94; - № 8-9. - С. 27-46.
340. Яковенко И. Г. Должное и сущее как категории культурно-исторического процесса (на материале России): Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии. М., 1999. - 23 с.
341. Яковенко И. Г. От империи к национальному государству (попытка концептуализации процесса) // Полис. — 1996. № 6. - С. 117-128.
342. Яковенко И. Г. Переходные эпохи и эсхатологические аспекты традиционной ментальности // Искусство в ситуации смены циклов: Междисциплинарные аспекты исследования художественной культуры в переходных процессах. М.: Наука, 2002. - С. 136-147.
343. Яковенко И. Г. Российское государство: дополнительность социального и культурного анализа // Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В. А. Ядова. М.: Канон-пресс-Ц, 2001. - С. 167-179.
344. Яковенко И. Г. Российское государство: национальные интересы, границы, перспективы. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1999. - 221 с.
345. Янов A. JI. Патриотизм и национализм в России. 1825-1921. М.: Академкнига,2002.-398 с.
346. Янов A. JI. Россия: У истоков трагедии. 1462-1584. Заметки о природе и происхождении русской государственности. М.: Прогресс-Традиция, 2001. — 559 с.
347. Янов A. JI. Тень Грозного царя. Загадка русской истории. М.: КРУК, 1997. — 224 с.
348. Ясин Е. Г. Модернизация экономики и система ценностей // Вопросы экономики.2003.-№4. -С. 4-36.
349. Ясин Е. Г. Эта ужасная финансовая стабилизация // Знание сила. - 2001. - № 7. -С. 47-52.
350. Trotsky L. The History of the Russian Revolution. London: Gollenez, 1965.
351. Zapf W., Habich R., Bulmanh Т., Delhey J. The case of Germany: Transformation through unification // Sisyphus. W-wa, 2001. - Vol. 15. - P. 11-38.