Молчание и сравнение как элементы идиостиля языковой личности А.П. Неркаги

Третьякова, Наталья Юрьевна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Молчание и сравнение как элементы идиостиля языковой личности А.П. Неркаги

Год: 2010
Автор научной работы: Третьякова, Наталья Юрьевна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Тюмень
Код cпециальности ВАК: 10.02.01

Диссертация по филологии на тему 'Молчание и сравнение как элементы идиостиля языковой личности А.П. Неркаги'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Молчание и сравнение как элементы идиостиля языковой личности А.П. Неркаги"

004614638

Третьякова Наталья Юрьевна

МОЛЧАНИЕ И СРАВНЕНИЕ КАК ЭЛЕМЕНТЫ ИДИОСТИЛЯ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ А.П. НЕРКАГИ (НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТЕЙ «АНИКО ИЗ РОДА НОГО», «ИЛИР», «БЕЛЫЙ ЯГЕЛЬ», «МОЛЧАЩИЙ»)

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

-2 пен 2010

Тюмень-2010

004614638

Работа выполнена на кафедре русского языка Института филологии и журналистики ГОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Купчик Елена Викторовна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Бурыкип Алексей Алексеевич

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Курганский государственный университет»

Защита состоится 16 декабря 2010 г. в 10-00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.274.09 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в Тюменском государственном университете по адресу: 625003 г. Тюмень, ул. Семакова, 10, ауд. 325.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Тюменский государственный университет».

Автореферат разослан « » ноября 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Лютикова Веря Дмитриевна

кандидат филологических наук, доцент Рацен Татьяна Николаевна

доктор филологических наук, доцент

С.М. Белякова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена изучению и описанию идиости-ля языковой личности Анны Павловны Неркаги, выявлению этнокультурного аспекта в произведениях писателя на примере идиостилевых показателей -молчания и сравнения.

Актуальность темы исследования. Внимание к языку индивида как единственному пути порождения речи в реальной ее обусловленности языковой системой и нормами закреплено в языкознании еще с работ младограмматиков (Г. Пауль, К. Бругман, Г. Осгхоф). Разработка теории языковой личности относится к числу актуальных задач современных наук о языке (Ю.Н. Караулов, В.И. Карасик, М.А. Кормилицына, В.В. Красных, В.Д. Лю-тикова, Ю.Е. Прохоров, К.Ф. Седов, Ю.С. Степанов, И.П. Сусов, О.Б. Сиро-тинина, JI.O. Чернейко, А.М. Шахнарович и др.).

На рубеже XX-XXI вв. исследование региональных литератур приобретает особое значение и интерес для ученых (О.Г. Постнов, В.Г. Одиноков, Л.П. Якимова, H.H., Соболевская, Ю.В. Шатин, Б.Ф. Егоров и др.). Важную роль при создании данной работы сыграли исследования Н.Д. Арутюновой, O.K. Лагуновой, В.Д. Лютиковой, Е.С. Новик, Е.С. Радионовой, И.А. Сады-ковой, Л.С. Филипповой, О.Б. Христофоровой, а также материалы Н.М. Терещенко по лексике, грамматике и синтаксису ненецкого языка [Терещенко, 1947; 1956; 1982].

Анна Павловна Неркаги (1952 г.) - профессиональный русскоязычный писатель, член Союза писателей РФ, лауреат премии им. Н.М. Чукмалдина. Творчество и судьба ненецкого прозаика А.П. Неркаги стали выдающимся явлением в жизни Ямала.

Оригинальность русскоязычного творчества А.П. Неркаги привлекает внимание исследователей с 70-х годов до настоящего времени. Из первых биографических и литературоведческих работ известны исследования А. Омельчука [Омельчук, 1977; 1979; 1981], Г. Сазонова [Сазонов, 1978], Ю. Надточия [Надточий, 1978], Т. Комиссаровой [Комиссарова, 1979], Е. Шкловского [Шкловский, 1979], О. Лагуновой [Лагунова, 1980], Г. Григорьевой [Григорьева, 1984] и др.

Для характеристики языковой личности А.П. Неркаги были выбраны молчание и сравнение. Сравнение - важный элемент идиостиля, представляющий собой не просто способ наименования окружающей действительности, но и средство ее оценки, а значит, и выражения индивидуально-авторского мировосприятия. В произведениях А.П. Неркаги наблюдается разнообразие сравнительных конструкций и в структурном, и в семантическом плане, привлекает внимание яркость, точность объектов сравнений, обусловленность их выбора не только ситуацией, но и «молчащей» северной культурой. Однако сравнения в творчестве А.П. Неркаги недостаточно полно и глубоко изучены.

Актуальность исследования продиктована продолжающимся в научном мире ростом интереса к творчеству А.П. Неркаги. Об этом свидетельствуют

опубликованные в последние десятилетия работы Н.Г. Качмазовой [Качмазова, 1996], Г.И. Данилиной [Данилина, 1997], В.Я. Курбатова [Курбатов, 1998], Ю.Н. Афанасьева [Афанасьев, 1999], В.А. Рогачева [Рогачев, 1996; 2001; 2002], H.A. Рогачевой [Рогачева, 2000], A.B. Ващенко [Ващенко, 2004], Н.В. Цымбалистенко [Цымбалистенко, 2005], JI.A. Уруковой [Урукова, 2008] и мн. др. Феномену творчества коренных малочисленных народов Западной Сибири и А.П. Неркаги в частности посвящены работы O.K. Лагуновой [Лагунова, 1996; 2001; 2002; 2003; 2005; 2007].

Феномен литературы народов Севера вызывает интерес не только в нашей стране, но и за рубежом: Анн-Виктуар Шаррен «Люди Сибири: одна жизнь - два мира», «Литература коренных народов Сибири» [Charrin, 1994; 2001]; Доминик Самсон «Дальний Север в повести «Илир» Анны Неркаги: страницы коренной жизни (1917-1997)», «Ненецкая повесть Анны Неркаги, или Боли сибирского сердца» [Samson, 1999; 1991-1992].

Цель работы - описание языковой личности А.П. Неркаги на примере элементов идиостиля - молчания и сравнения, выявление этнокультурного аспекта в выражении данных идиостилевых показателей в произведениях писателя.

Данная цель предполагает решение следующих исследовательских задач:

1) выявить особенности речевой коммуникации в произведениях А.П. Неркаги и проанализировать их роль в создании языковой картины мира писателя;

2) исследовать специфику молчания и попытаться определить причины молчания ненцев, героев повестей А.П. Неркаги;

3) выявить показатели языковой рефлексии в языковой картине мира А.П. Неркаги и оценить степень значимости метаязыковых высказываний;

4) исследовать качественно-количественный состав сравнительных конструкций в произведениях А.П. Неркаги и описать языковые средства выражения сравнений;

5) исследовать реализацию семантического плана сравнения как отражения этнокультурной специфики языковой картины мира А.П. Неркаги.

Объектом исследования является языковая личность писателя Анны Павловны Неркаги. Предметом изучения послужили идиосгилевые показатели - молчание и сравнение.

Поставленная цель и задачи определили выбор материала исследования, в качестве которого представлены извлеченные методом сплошной выборки из произведений А.П. Неркаги 1060 сравнительных конструкций. Материалом исследования также послужили показатели языковой рефлексии -предложения, выражающие отношение автора и героев к языковым фактам, их характеристика и оценка. Содержащая их картотека, составленная методом сплошной выборки, насчитывает 226 единиц (молчание, слово, разговор).

Научная новизна исследования состоит в том, что работа представляет собой первый опыт комплексного лингводидактического и лингвокуль-

турологического подходов к изучению русскоязычной писательницы ненки А.П. Неркаги как языковой личности. В ходе проводимого исследования была предпринята попытка типологии коммуникативно-значимого молчания и структурно-семантической классификации сравнений в произведениях писателя. В работе впервые освещаются сложные связи молчания и сравнения в творчестве А.П. Неркаги.

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что она вносит вклад в изучение языковой личности писателя. Диссертация дает материал для дальнейших обобщений и разработки круга теоретических вопросов современной языковой личности. В работе сделана попытка разноаспект-ного практического исследования элементов идиостиля (молчания и сравнения) на материале произведений А.П. Неркаги, а также намечены дальнейшие пути изучения языковой картины мира писателя.

Практическая значимость работы определяется возможностью применения материалов диссертации в вузовском курсе по русскому языку «Речевая коммуникация», лингвокультурологии, на занятиях по литературному краеведению, спецкурсах по стилистике художественного текста и этнолингвистике. Результаты работы могут быть использованы в учебном процессе, осуществляемом на русском языке в национальных школах севера Урала и Сибири.

Источниками исследования являются произведения А.П. Неркаги «Анико из рода Ного», «Илир», «Белый ягель», «Молчащий». Данные произведения были исследованы нами по следующим изданиям: Неркаги А.П. Северные повести. М.: Современник, 1983; Неркаги А. Молчащий. М.: Молодая гвардия, 1977; Неркаги А.П. Скопище // Последнее пришествие. Сборник произведений писателей коренных народов Севера. М.: Прибой, 1998; Неркаги А.П. Молчащий: повеете. Тюмень: Софт-Дизайн, 1996.

На разных стадиях исследования применялись общепринятые в лингвистике методы: наблюдение, лингвистическая интерпретация, сопоставление; описательный метод в компонентной и контекстной разновидностях; статистический прием.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. В произведениях А.П. Неркаги одной из главных является тема коммуникативно-значимого молчания. На примере рассматриваемых текстов были выделены следующие виды молчания: эквивалентное коммуникативно-значимое молчание (альтернативно-вербальное молчание), вызванное эмоциями, чувствами, размышлениями, раздумьями и др., допускающее вербальный эквивалент, и безэквивалентное коммуникативно-значимое молчание (этноречевой запрет), характеризующееся отсутствием вербального эквивалента;

2. Практическая направленность метаязыковых высказываний А.П. Неркаги, проявляющаяся в точных характеристиках речевого поведения, неразрывно связана с гиперсемиотичностью ненецкой культуры, определяющей «экономию» слов. Слово требует тщательного обдумывания и лишь затем проговаривается. Рефлексии подвергаются, с одной стороны,

слова, речь, разговор, беседа, мнение; с другой стороны, рефлексируется и сам языковой процесс;

3. Сравнение - важный элемент языковой картины мира, который, являясь познавательной категорией, лежит в основе появления и вербализации новых знаний. Кроме того, сравнение выступает как продукт языковой картины мира, так как в процессе сравнения задействованы различного рода образы, ассоциации, которые выражаются в языке. Также сравнение является и одним из средств создания языковой картины мира, так как в устойчивых сравнениях фиксируются определенные стереотипы мышления, присущие той или иной лингвокультурной общности и передаваемые из поколения в поколение;

4. Этнокультурная специфика сравнительных конструкций А.П. Неркаги проявляется в выборе предметов и явлений для создания образов сравнения и даже способов выражения сравнения. Специфическое национальное видение мира отражается в семантике сравнений, связанной с особенностями растительного и животного мира, древнейшей формой религии ненцев, географическими особенностями, спецификой культурно-хозяйственной жизни народа. Сравнения выполняют важные выразительно-изобразительные, смысловые и эмоциональные функции;

5. В молчании и сравнении прослеживается антропоморфный взгляд ненцев на мир и проявляется национальная (ненецкая) языковая личность А.П. Неркаги. В произведениях писателя часто встречаются конструкции, фиксирующие стремление автора к поиску точного сравнения. Конкретизация речи путем сравнения позволяет избежать многословия. Следовательно, перед нами развивающаяся языковая личность, которая идет от гиперсемио-тичности и связанными с ней рефлексивностью и молчанием к попытке конкретизации, пояснения и сравнения.

Апробация результатов. Основные положения диссертации обсуждались на межвузовских, всероссийских и международных конференциях в Тюмени (2006 г., 2007 г., 2009 г.), в Ясной Поляне (Крапивна, 2008 г.), в Красноярске (2009 г.), в Курске (2009 г.), в Пензе (2009 г.), в Рубцовске (2009 г.), в Челябинске (2009 г.), а также на научных семинарах кафедры русского языка в Тюменском государственном университете. Результаты исследования нашли отражение в 10 публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, содержащего основные выводы по работе, библиографического списка из 291 наименования. Объем работы составляет 195 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дается обоснование выбора темы исследования, ее актуальности, указываются объект, предмет, формулируются цель и задачи, рассматривается методологическая основа исследования, перечисляются методы, используемые в работе, определяются научная новизна, теоретическая и

практическая значимость, представляется ее апробация, излагаются основные положения, выносимые на защиту, описывается структура.

Глава 1 «Языковая личность писателя А.П. Неркаги» посвящена теоретическому анализу научных оснований, связанных с языковой личностью, основным направлениям ее изучения и принципам классификации, которые могут быть использованы при описании языковой картины мира

A.П. Неркаги.

Многообразие подходов к изучению понятия языковой личности (далее ЯЛ) предопределено его сложностью и многоаспектностью. На современном этапе лингвистики можно выделить два основных направления изучения ЯЛ: лингводидактика и лингвокультурология. В лингводидактическом направлении ЯЛ представляется совокупностью присущих ей языковых особенностей, а в лингвокультурологическом - совокупность индивидов составляет образ ЯЛ. В рамках этих подходов ЯЛ исследуется в следующих аспектах: когнитивном (А.П. Бабушкин, Г.И. Берестнев, Ю.Н. Караулов, Е.С. Киреева,

B.В. Красных, Л.О. Чернейко, А.М. Шахнарович), прагматическом (прагма-лингвистическом) (Е.А. Горло, Ю.С. Степанов, И.П. Сусов), социолингвистическом (М.А. Кормилицына, Т.В. Кочеткова, В.Д. Лютикова, О.Б. Сиро-тинина) и др. Полисеманшчность понятия ЯЛ обусловливается многозначностью подходов к изучению феномена ЯЛ. В данном исследовании применение лингво-культурологического и лингводидактического подходов позволяет не только шире взглянуть на проблему языковой личности А.П. Неркаги, но и определить особенности языкового сознания писательницы. Так, в исследовании языковой рефлексии как формы проявления языкового сознания, языковой картины мира как специфики отражения бытия через текст доминантным является лингвокультурологический подход к изучению ЯЛ. В свою очередь, при изучении категории образности в произведениях А.П. Неркаги применяются оба подхода, но ведущим, несомненно, является лингводидактический подход.

Анализ существующих исследований, посвященных ЯЛ, показал, что ученые активно изучают способы воплощения ЯЛ, ее типы, речемыслитель-ные механизмы реализации, методы и приемы описания. Типы ЯЛ выделяются в зависимости от подхода к предмету изучения: с позиции личности (этнокультурологические, психологические и социологические) или языка (типы речевой культуры, языковой нормы).

Языковое сознание индивидуально по своей природе, но соотносится с национальной культурой народа - носителя языка. Говоря о языковом сознании личности, важно иметь в виду те особенности речевого поведения индивидуума, которые определяются коммуникативной ситуацией, его языковым и культурным статусом, социальной принадлежностью, полом, возрастом, психологическим типом, мировоззрением, особенностями биографии и другими константными и переменными параметрами личности. Отметим, что языковое сознание - это важнейшая составная часть структуры ЯЛ, ее коммуникативного опыта, ее речевой биографии [Лютикова, 2000: 75]. Так, исследуя произведения А.П. Неркаги, необходимо учитывать особенности

культуры народов Севера. Именно в данном ракурсе возможно обоснование тематического разнообразия объектов сравнительных конструкций, характеристика метаязыковых высказываний, понимание отношения автора и героев к Слову и молчанию в произведениях А.П. Неркаш.

Изучение идиостилей писателей имеет традицию, созданы многочисленные словари языка писателей, в то время как словарей отдельных говорящих личностей (обычно - диалектоносителей) немного (В.Д. Лютикова, Е.А. Нефедова, В.П. Тимофеев).

Идиостиль (индивидуальный стиль, идиолект) - совокупность языковых и стилистако-текстовых особенностей, свойственных речи писателя, публициста, а также отдельных носителей данного языка [Болотнова, 2003: 95]. Заметим, что идиолект представляет собой совокупность собственно структурно-языковых особенностей, имеющих место в речи отдельного носителя языка, тогда как идиостиль - это совокупность именно речетекстовых характеристик отдельной ЯЛ (писателя, ученого, конкретного говорящего человека), это стиль художественного мышления, находящего выражение в словесно-образной структуре художественного текста. В терминологическом употреблении «идиолект» применим к исследованию любых индивидуальных проявлений ЯЛ, «идиостиль» чаще всего используется применительно к исследованию художественного текста.

Понятие ЯЛ автора художественного произведения базируется на изучении созданных им текстов (ср. языковая картина мира поэта, писателя). Языковое сознание создает ценностные ориентиры, складывающиеся у человека в его языковом опыте, которые он проецирует в речи. Личное, субъективное отношение писателя к жизни органически входит в содержание художественных произведений (В.М. Борисова, В.И. Карасик, Ю.Н. Караулов, АЗ. Кузнецова, В.А. Маслова и др.).

Для нашего исследования актуальна тема билингвизма русскоязычных писателей коренных малочисленных народов Севера, так как тундровая ненка А.П. Неркаги пишет произведения на русском языке. Рассматривая творчество русскоязычного писателя А.П. Неркаги, мы будем придерживаться точки зрения НЛ. Лейдермана: «иноязычие» оказывается нередко носителем нескольких нерусских культур или некой межнациональной культурной общности («кавказский образ мира», «среднеазиатский образ мира» и т.п.). В текстах таких русскоязычных писателей «тип модели мира предполагает толерантность, взаимоуважение и взаимопомощь разных национальных культур» [Лейдерман, 2005: 48-59]. Бикультурализм предполагает, что две языковые картины мира сосуществуют и взаимодействуют друг с другом. Следовательно, можно говорить о билингвистистической картине мира. В этой общей картине соотношение двух составляющих может быть различным. Отнюдь не обязательно, что одна подавляет другую. Такая картина может быть относительно целостной, относительно органичной. Это зависит от конкретного случая.

Природа тесно связана с жизнью народов Севера, поэтому отношение ко всему живому бережное. Согласно традиционному мировоззрению ненец-

кого народа, растения, животные, люди и духи - это создания единой Природы, которые находятся в постоянном взаимодействии (синкретизм общественного сознания). Для северных сибирских культур характерно отношение к проявлениям окружающего мира, как к адресованным посланиям, свои поступки человек рассматривает, прежде всего, с точки зрения того, какой смысл они имеют для партнера по взаимодействию, как они будут им интерпретированы. Это объясняется рефлексивностью мышления и гиперсемио-тичностъю северных культур.

Для религиозной психологии ненцев характерно чувство зависимости от сверхъестественных сил, которое обусловило веру в соблюдение определенных норм и «правил ведения разговора с Природой». Этим объясняется молчание-понимание всего живого: «Лицо и голос человека голодного не отличаются от морды и воя волка. Вот почему иногда, стоя над трупом растерзанного оленя, ненец лишь тяжко вздохнет и не пошлет хищнику вслед жестокого проклятия. Судьба-то одна у всего живого» [Неркаги, 1996:46; в дальнейшем примеры в тексте приводятся с указанием страницы].

В коммуникативной культуре ненцев понимание обычно подразумевает и уважение к собеседнику, его Слову, ведь ненцы оценивают человека не по его словам, а по реальным поступкам (добрым делам), которые он совершает [Христофорова, 2001:107]. Ярким свидетельством языковой рефлексии изучаемой ЯЛ является Слово, отношение к Слову, его характеристика и оценка. Для героев произведений А.П. Неркаги присуще уважительное отношение к традициям своих предков, к речевым канонам, передававшимся от поколения к поколению. Слово имеет очень большую силу, поэтому ненцы отрицательно оценивают многословие: Слово требует тщательного обдумывания и лишь затем проговаривается.

Слово в произведениях А.П. Неркаги имеет широкий спектр атрибутивных характеристик, содержащих оценку: доброе, ласковое, милое, умное, справедливое, сильное, страшное, тяжелое, обидное, жестокое, трудное, бессильное, новое, особое, необычное, крохотное и др.: Старые ненцы еще совсем недавно говорили: не можешь несчастного согреть огнем, куска мяса нет, табак кончился, ни понюшки малой - не казни себя, у тебя есть слово доброе, по силе равное огню, по сытости куску мяса и доброй понюшке по крепости (с. 21); Весна... скажешь это милое слово и невольно замолчишь, ибо только таким благоговейным молчанием можно выразить все, чем полна душа (с. 91); Обиженные из всех родов приезжали к ним: нищие за помощью, богатые за невестами, друзья за добрым словом (с. 317). Метаязыко-вые высказывания имеют практическую направленность, они часто дают точные характеристики речевого поведения.

Рефлексии подвергаются, с одной стороны, слова, речь, разговор, беседа, мнение. Слово имеет великую силу, «старые люди не шутят со словом», «если сосед подошел к соседу и сказал: «Есть слово» — значит, оно действительно есть» (с. 53). С другой стороны, рефлексируется и сам языковой процесс, - отношение к Слову, речи стало иным, у молодого поколения «есть свои, новые слова. Новый язык» (с. 52).

Языковая деятельность свидетельствует о том, что изучаемая ЯЛ неизменно характеризуется творческим, преобразующим началом, которое формируется в ходе усвоения личностью общественных знаний, норм, правил, традиций. Так, в произведениях А.П. Неркаги употребляются приметы-наказы, ориентированные на должное поведение человека в той или иной ситуации: Пойдем в чум, не смотри вслед уходящему, не прощайся, придет (с. 145); Каждый ненец знает - никогда не разговаривай с собакой, как с человеком, и ни о чем не спрашивай ее, а то она ответит тебе... Что именно ответит собака, никто не знал, но все понимали: лучше не слышать! (с. 194); Бушах вдруг тихонечко зазвенело. «Это колокольчики покойника, -говорила, бывало, мать. И приказывала: - Ответь ему так: пока не продырявится мой медный котел, я не приду к тебе» (с. 134); Суров закон тундры. Кто уходит из жизни, забирает свое. Не отдашь - покойный придет за ним. Бывало, целые стойбища забирал (с. 322).

Метаязыковые высказывания часто совпадают с коллективной оценкой языковой традиции: Жить через огонь - так сказали бы старые люди. значит, не в своем чуме (с. 12); Действительно, в каждом движении парня., чувствовалась сила... Тате могут, как говорится. и медведя за ухо привести (с. 153).

Лексика отражает языковой опыт носителя языка и его менталитет, поэтому лексикон представляет собой некое ядро, вокруг которого формируются культуроморфные признаки личности. На всех уровнях ЯЛ проявляется ее этнический характер, что влечет за собой необходимость исследования этнокультурного компонента ЯЛ [Караулов, 1989: 3-10]. Так, словарный состав изучаемой ЯЛ включает и ненецкую по происхождению лексику, и русскую.

Основной базой для изучения ненецких слов послужили следующие работы: «Словарь ненецко-русский, русско-ненецкий» Н.М. Терещенко [Терещенко, 1982], а также «Самоучитель ненецкого языка» A.B. Алмазовой [Алмазова, 1961].

В произведениях А.П. Неркаги встречаются ненецкие слова: хор (не-нецк. «хора», «хоре» - олень-производитель, самец); мукаданзи - (ненецк. «макуда» - 1) один из основных шестов чума, к которому прикрепляются остальные; 2) верхушка, верхняя часть чума, в которое выходит дым); авка (ненецк. «авка», «навка» - вскормленный олень возле чума, домашний олень); тюльсий (небольшая серая с черным воротничком птица, которая, по поверьям ненцев, поет судьбу; птица-вестница - предположительно, от ненецк. «тюси» - трясогуска). Ненецкие по происхождению и обозначения нарт -нарта-сябу (служит для перевозки досок чума и женской обуви), вандей-нарта (вандако, грузовая нарта). При этом слово «xäH» - нарта (ненецк.) -в произведениях А.П. Неркаги не употребляется.

Словарный состав в произведениях А.П. Неркаги включает лексику самых разнообразных тематических групп: бытовую лексику (чум, мукаданзи, нюки: Через мукаданзи залетали в чум светлые большие снежинки (с. 19), лексику, относящуюся к области оленеводства, охоты, рыболовства (авка, бык, бычок, важенка, вожак (менаруй), олень (оленуха, олененок, олешка),

передовой, хор; арппп, упряжь, наголовные колокольца, хорей, нарта (вандей (вандако) - грузовая нарта, нарта-легковушка, нарта-сябу), копылья - нош нарты; юрик: Менаруй был признанным вожаком, часто дрался и всегда побеждал (с. 156), наименования одежды ненцев (гусь, чижи, кисы, ягушка (ягушенка), малица: Мать и зимой, и летом ходила в одной и той же ягу-шенке... (с. 144), лексику природы (карликовая березка, тальник, багульник, ягель; брусника, морошка; леса, горы, долина; олень, лемминг, волк, лиса, бурундук, песец; змея, жаба; гагара, куропатка, кулик, сова, авлик, тюльсий; налим, щука, сиг; буря, буран, снег, поземка, пурга и др.: А внизу у ствола летом обложенные пахучими травами. голубым ягелем и яркими бусинками ягод будут стоять маленькие деревята, касаясь теплыми зелеными боками его большого остывающего тела (с. 42), объекты духовной культуры: духи. верования, обряды (Яминя, Мяд-пухуча, Нга, недобрый дух Харбцо, идолы, шаман, шаманство, бубен: Харбио недобрый, хотя и мудрый. Он живет на земле давно, чтобы отнимать у людей рассудок. Слышишь, как скрипит, будто песню поет. Это он заманивает, обмануть хочет (с. 146).

Рассмотренная нами лексика отражает мировоззрение, быт ненцев, являясь вместе с тем характерной чертой произведений изучаемой ЯЛ.

В произведениях А.П. Неркаги встречаются разнообразные тропы и фигуры речи: постоянный эпитет: давние добрые времена (с. 85), чужедальние моря (с. 242), темный лес (с. 52), черные вороны (с. 80, 88); изобразительный эпитет: ершистые волосы (с. 366), молчаливая трава (с. 44), быстрая болтливая речка (с. 112), семгтластовое небо (с. 276), многодумное государство (с. 244); метафора: сегодняшние раны не гнездятся на вчерашние (с. 247) (раны - птицы); метонимия: стойбище вот уже с месяц живет ожиданием Анико (с. 333); скопище враждовало с Молчащим (с. 257); два чума отделились уже два дня назад (с. 116); гипербола: плечи широкие, на них можно и нарту поставить (с. 154); сынок, пусть твое сердце будет больше неба, чтобы в нем, кроме гордости, умещалась жалость (с. 95); олицетворение: луна все бежала за их спиной. Когда тучи закрывали ее, казалось, что она зловеще подмигивает, будто знает какую-то черную тайну (с. 147) (луна, тучи- человек) и др.

Характерной особенностью синтаксиса произведений изучаемой ЯЛ является употребление предложений с подлежащим и сказуемым в Им.п. В найденных предложениях чаще всего подлежащее выражено существительным, обозначающим абстрактное понятие: жизнь, правда, исповедь, жалость, счастье, зло, одиночество: Жизнь - не малица. Жизнь одна, и нельзя ее заменить на новую (с. 177); Правда - палка. Ею можно убивать (с. 247).

Встречаются подобной конструкции предложения, характеризующие человека, животных, предметы: Человек - это остро отточенный нож. Если не хочешь пораниться, будь ножом, отточенным с двух сторон (с. 137) и метаязыковые высказывания: Слова — пыль. Если бы люди больше молчали, как хорошо и долго они любили бы (с. 15); Слово к огню - слово души (с. 32).

Именительный предикативный обозначает признак постоянный, устойчивый, обычно он употребляется в сказуемом без связки. В этих предложе-

ниях А.П. Неркаги значение категории времени расширено до «вечного» значения в настоящем, в которое вошли и жизнь, и опыт всего человечества в понимании ненцев. O.K. Лагунова замечает: «Ненецкой мифологии свойственна «нарочитая отстраненность от реального времени» [Лагунова, 2003: 296]. Обнаруживается и связь с ненецким языком, в котором обычная именная основа может принимать словоизменительные глагольные аффиксы и выступать в этом случае в функции обычных глаголов [Терещенко, 1947: 129-132].

Для каждой национальной культуры характерна специфика коммуникативного поведения, изучение которой позволяет выявить особенности мировоззрения носителей языка, проявляющиеся на уровне языковой картины мира. Проблема языковой картины мира сводится к фундаментальному вопросу о специфике отражения бытия через язык. Коммуникативное поведение включает в себя вербальную (словесную) и невербальную сферы коммуникации. Средствами невербальной коммуникации чаще всего называют движения, позу, жесты, мимику, взгляд человека.

Коммуникативной особенностью, характерной для культур северных народов, является высокий семиотический статус невербальных средств общения. Гиперсемиотичность северных культур определяет установку на необходимую «экономию» слов и действий человека: важно не говорить лишнего, не отправлять «пустых» сообщений и действий, которые «не отражают намерений отправителя или не учитывают ожиданий получателя» [Христо-форова, 2001:109-110].

Практически любое человеческое действие воспринимается как знак, жест. Толкованиям подвергается также и звук, который оценивается как одобрение -предостережение - неодобрение... Действие, звук наделяются таинством смысла (семиотизация) и имеют огромное значение в жизни северных народов, выступая в качестве предсказаний, поверий, примет. В таком случае можно говорить о рефлексивности мышления, когда «любая, в том числе и не знаковая, реальность воспринимается как реплика, несущая ожидания своего отправителя» [Новик, 1994:157].

В нашем исследовании на уровне языковой картины мира рассматривается специфика молчания - характерная особенность коммуникативного поведения ненцев, героев произведений А.П. Неркаги. На примере рассматриваемых текстов были выделены следующие виды молчания.

Первая группа - эквивалентное коммуникативно-значимое молчание (альтернативно-вербальное молчание). В этой группе были выделены два типа молчания:

1) вызванное эмоциями, чувствами («эмоционально-чувственное» молчание): «Ни о чем не спросили... не осмелились, застыдились мать с отцом» (с. 13);

2) вызванное размышлениями, раздумьями, мыслями («задумчивое» молчание): «.Молчу, потому что думаю» (с. 107); «Я не спал, я теперь часто не сплю, - промолчал (Пэтко - Н.Т.) опять. раздумывая, стоит ли говорить, но тут же отбросил сомнения» (с. 94).

«Эмоционально-чувственное» молчание часто можно лишь условно разграничить с молчанием, вызванным размышлениями, раздумьями. В рассмотренных вариантах «задумчивого» молчания чаще всего встречается молчание, вызванное переживаниями, которое имеет атрибутивные характеристики, содержащие оценку: «тяжелое» и «особо тяжелое», «истошное», «плохое», «неловкое». Надо полагать, что «задумчивое» молчание собеседника предполагает как согласие, так и несогласие или равнодушие. Однако в текстах не встретилось молчание, подтверждающее формулу «Молчание - знак согласия». О сомнительности такого высказывания пишет Н.Д. Арутюнова: «Молчание есть знак самоустранения, а не согласия...» [Арутюнова, 1994: 110]. Собеседник может молчать, если негативно относится к словам партнера по общению, не согласен с ним, но не намерен говорить, и обдумывает сказанное. Заметим, чаще всего такое молчание - негативная реакция именно на конкретные слова, хотя возможна ситуация, в которой собеседник, негативно оценивая партнера по общению, будет молчать, не соглашаясь с любыми его словами. Это менее всего свойственно героям А.П. Неркаги: у ненцев считается, что Слово может быть более действенным, чем само действие, и поэтому с ним необходимо обращаться очень осторожно.

Вторая группа - безэквивалентное коммуникативно-значимое молчание. Эта группа молчания отличается от первой отсутствием личностной мотивированности. Этноречевой запрет (на прямые и резкие формулировки намерений, межвозрастную интеграцию, должного поведения женщины и т.п.), сложившийся в силу исторических и культурных причин, во всех случаях может быть заменен всего лишь общей формулой - «так принято», без конкретизации.

Так, в повести А.П. Неркаги «Белый ягель» Вану и Хасава, приехавший из другого (!) стойбища за помощью и поддержкой, при встрече обменялись парой Фраз, связанных с ритуалом встречи и замолчали, «больше не говорили. Хасава стал отпрягать упряжку. Вану молча помогал ему и думал...» (с. 70-71).

Специфика коммуникативного поведения проявляется в общении между разными поколениями. Старый ненец редко разговаривает с молодым: их разговор может привести к взаимному непониманию и разногласиям: «Старые люди не шутят со словом»: «Совсем редко начинает говорить старый человек с молодым, считая, что малое дерево зелено да глупо» (с. 53, 73, 94).

Этноречевой запрет должного поведения женщины тоже характеризует специфику коммуникативного поведения героев: (мать Алешки - Н.Т.) «выскользнула на улицу и, боясь, что сын услышит, побежала в соседний чум. Нужно позвать людей к (свадебному — Н.Т.) столу... Опустившись у порога на край досок-полов, немного помолчав. как прилично женщине, она попросила: «Пойдемте, посадим их (молодых - Н.Т.)» (с. 15).

Четко прослеживается оппозиция свой - чужой в молчании и сравнении. В общении со своим не нужны слова, так как есть взгляд, невербальные коммуникации, а также этноречевые запреты, традиции, передающиеся из

поколения в поколение. Это молчание проявляется и в общении с природой, «молчаливой» травой, зверем.

При молчании по отношению к другому человеку ненец общается с «виртуальным» для русского читателя миром, но реальным для ненца. Так, кроме рассмотренных выше этноречевых запретов, было найдено молчание-просьба, обращение к Хозяину дороги. Узнаем мы об этом молчании из детских воспоминаний Вану: «Отец берег силу, много не говорил. Мать молча сунула ему в руку мешок с чем-то. Видимо, на это он и должен купить хлеба». Его, мальчика, отправили за хлебом в соседний поселок, идти до которого Вану пришлось больше трех дней. Он встречал на своем нелегком пути умерших: «Так шли люди по этой самой дороге, желая спасти своих детей и огни». Горькая правда, тяжелая жизненная ситуация рождают молчание провожающих сына родителей, которые знали, что путь его будет нелегким. Позднее из текста узнаем, что это молчание - «не ритуал проводов шедшего в дорогу. Старик и старуха просили милости у Хозяина дороги для него (для Вану - Н.Т.)» (с. 48-50). Это молчание не есть традиционный ненецкий ритуал проводов идущего в дорогу, оно является одним из вариантов этноречево-го запрета.

Но по отношению к чужому (человеку другой культуры) коммуникативно-значимое молчание непродуктивно, оно не несет своего первоначального смысла, потому что в его культуре нет гиперсемиотичности, нет тем более того, понятного северным народам, рефлексивного поведения. Поэтому появляется сравнение через поиск аналога в природе, «молчаливой» северной культуре.

В главе 2 «Сравнение как форма проявления образности в лннгво-креативной деятельности языковой личности А.П. Неркагн» представлен структурно-семантический анализ сравнительных конструкций и их функционирование в произведениях писателя.

Проблема ЯЛ предопределяет изучение коллективного и индивидуального в пользовании языком, закономерностей их взаимо-действия. Показателем такого взаимодействия является образ, несущий в себе свойства как индивидуального, так и общеупотребительного в использовании языка. Образ является яркой формой проявления ЯЛ и играет ключевую роль в характеристике этой личности, ее творческих начал. Образ - это важнейшая языковая сущность, в которой содержится основная информация о связи слова с культурой.

Сравнение примыкает к лексическим образным средствам и является одним из самых распространенных средств изобразительности в металогической (оснащенной тропами) речи. Однако отнесение сравнения к лексическим образным средствам условно, так как оно реализуется не только на лексическом уровне: сравнение может быть выражено словом, словосочетанием, сравнительным оборотом, единицей фразеологического типа, придаточным, самостоятельным предложением и сложным синтаксическим целым.

В нашем исследовании основной базой для изучения устойчивых сравнений послужили следующие работы: «Устойчивые сравнения в системе фразеологии» и «Словарь устойчивых сравнений русского языка (синонимо-антонимический)» В.М. Огольцева [Огольцев, 1978; 2001], а также «Лингво-культурология» В.А. Масловой [Маслова, 2001], в которой рассматривается функционирование устойчивых сравнений в разных языках.

Универсальность и специфика любой конкретной национальной языковой картины мира отражается в образах. Этнокультурная специфика сравнительных конструкций проявляется в выборе предметов и явлений для создания образов сравнения и даже способов выражения сравнения.

Чаще всего сравнения в произведениях А .П. Неркаги выступают в форме сравнительного оборота (513) и присоединяются с помощью союзов «как», «будто», «словно», «точно»: На горе снег был чист, как детская ладошка, не расписан следами песцов и зайцев (с. 38); Улыбки девушек вспыхивали, как раскрывшиеся бутоны багульника (с.175); На новом стойбище жизнь в чуме с первых же дней начала расползаться, точно намокшая гнилая шкура (с. 189).

Способность сравнительных конструкций с союзом «как» конкретизировать признаки предмета через реальную ситуацию, а также принадлежность субъекта и объекта сравнения к одной семантической категории - позволяют достаточно быстро воспринимать смысл фразы. Прослеживается четкая связь молчания и сравнения: конкретизация речи путем сравнения позволяет избежать многословия, отрицательно оцениваемого ненцами.

На втором месте по частоте употребления стоят сравнительные придаточные предложения (108), которые помогают в развернутом виде конкретизировать сложившуюся ситуацию, героя, его характер, действия, выполняя при этом не только логико-синтаксическую, но и экспрессивную функцию: Разговор всегда был тихим, ласковым, будто говорящие боялись обидеть друг друга (с. 76); Пожалуй, эта ненависть и жила в нем, и он хранил ее, как самое дорогое, как голодный хранит последний пятак (с. 108).

Активно используется писателем и «творительный сравнения» (102): Голубые, белые, солнечно-рыжие меха лежали пестрым ковром (Т.п.), пушистым и сказочным (с. 221); Смех детей звучал журчанием (Т.п.) молодых горных ручейков, сходящих с вершин в долину для общей любви и игры (с. 294). Лексико-семантическим условием данного типа сравнительной конструкции является переносное употребление глагола, выступающего или мыслимого на месте сказуемого, Форма имени в Т.п. в составе таких словосочетаний оказывается более важной, чем глагол. Поэтому именно от данной формы может исходить главный смысл сообщения. Переносное употребление глагола ситуативно и экспрессивно. Экспрессивность языкового средства- это признак его архаичности [Луценко, 1998: 89-91]. Поэтому не случайно то, что в русском языке конструкция с «творительным сравнения» считается некоторыми лингвистами убывающей (Н.А. Луценко, Л.В. Чернец). Л.В. Чернец отмечает, что в новой литературе такое сравнение не менее условно, чем другие тропы. Данный тип сравнения («творительный превраще-

ния», «творительный сравнения») часто встречается в фольклоре, средневековой литературе, потому что возник на почве мифологического сознания [Чернец, 2000: 75-79]. А как известно, младописьменные литературы Севера России преимущественно ориентированы на мифофолышорный субстрат своих национальных культур.

Разнообразны в рассматриваемых текстах сравнительные обороты, вводимые

• глаголами (64) (походить, напоминать, казаться, отличаться, смахивать и т.п.): Они (оленьирога - Н.Т.) были покрыты искристым инеем и походили на ягель. только очень крупный (с. 396); Разговоры мужчин, севших вместе, напоминали совет богов (с. 294); Старые деревья кажутся старыми людьми (с. 73);

■ прилагательными (похожий, равный, схож с...) и причастиями (напоминающий, воплощающий) (55): Мужнина, отводящий взгляд, всегда похож на зверя, не знаешь, как себя поведет (с. 43); С алла, любимый, воплощавший в себе силу Бога.. (с. 248);

■ компаративными конструкциями (27): Иногда легче камни таскать, чем сказать слово (с. 94); Олень для хозяина дороже, чем человек (с. 136);

■ производными словами (12): Лицо горело от кровоподтеков и было свинцово-тяжелым (с. 255); Змееподобная улыбка; Скопище солнцепо-добно;

■ Родительный падеж, как средство выражения сравнения, обычно используется редко. Сравнения данного типа (3), обнаруженные в повестях А.П. Неркаги, являются индивидуально-авторскими: Они были крепкие, со светлыми, ивета спелого ягеля (Р.п.), глазами (с. 317);... с глазами из сапфира ивета утреннего весеннего неба (Р.п.) (с. 265); Это были голубые меха песцов, рыжие, ивета солниа (Р.п.), лисицы, янтарные соболя и белки (с. 317).

Специфическое национальное видение мира отражается в семантике сравнений, которая связана с особенностями растительного (тальник, лоза, морошка, багульник, ягель, ольха и др.) и животного мира (собака, олень, мышь, волк, лиса, бурундук, песец, лемминг, заяц, крот; змея, жаба; гагара, ворон, орел, коршун, куропатка, кулик, сова, авлик, тюльсий; налим, щука и др.). Соотношение устойчивых в русском языке и предположительно (отсутствуют словари устойчивых сравнений ненецкого языка) индивидуально-авторских сравнений в произведениях изучаемой ЯЛ убедительно показывает, что наряду с общеупотребительными, встречаются и весьма оригинальные сравнения.

Для русского человека при сравнении с собакой подчеркивается верность, у А.П. Неркаги - простота, наивность; при сравнении с оленем вместо ожидаемого благородства - смирение, честность, печаль, отчаяние; индивиду ально-авторскими являются конструкции с объектами сравнения - важенка, вожак стада, пелей (оленья уздечка); сравнения с волком, характеризующие такие качества человека, как гордость, ловкость, сообразительность; бурундуком, указывающие на настороженность, недоверие, песцом -

о волнующемся, беспокойном человеке, леммингом - о ловком. Традиционная для лисы хитрость сменяется растерянностью: (Себеруй - Н.Т.) устраивал, охорашивал жизнь, трудился, как нехитрый олешка, никого не обманывая (с. 312); Муж и жена связаны между собой крепко, как пелей с передовой. Один из них упадет, второй не потянет, и не пойдет вперед упряжка Жизни (с. 107); Варнэ, как насторожившийся бурундучок неподвижно застыла (с. 142-143); Были такие (дни — Н.Т.), когда Майма, как волк после удачной охоты, был сыт и горд собой (с. 227); Выходит, (Алешка — Н. Т.) запутался, словно лиса в своих же следах (с. 22); -Ты что это набросился на валежник, как песен на приманку? (Пасса - Алешке - Н.Т.) (с. 347); На улице он, как лемминг, выпрямился, встав на колени, и лихорадочно огляделся (с. 123).

В сравнениях человека с птицей, обладающей способностью к полету, возможностью парить в воздухе, у А.П. Неркаги акцент делается на неприхотливое и неприметное существование, обреченность, усердие, мудрость. Гагара, выступая как объект сравнения, указывает на печаль, отчаяние, тоску; куропатка и сова - на эмоциональное состояние; кулик - на трудолюбие: Казалось, (старик Пэтко - Н.Т.) и не спал совсем, прикорнет, как весенняя куропатка, и снова бодр (с. 92); Пэтко не ожидал, что свадьба молодого соседа так взволнует его. Словно сова в ожидании неосторожной мыши, просидел он на своей постели до самого утра (с. 25); Отец с матерью, как два кулика, ловили сутра до вечера рыбу (с. 144).

Лексико-семантической особенностью конструкций с объектом сравнения «гагара» является употребление глагола «плакать»: Зря они, старики и старухи, плачут, как глупые гагары на берегу озера перед дождем; Чтоб не плакал сын одинокой гагарой, когда наступит осень жизни; Тоска заливает душу, и он плачет на берегу жизни, совсем как гагара; Он может лишь плакать гагарой. Но сейчас плач гагары для молодых ничего не значит. У них есть свои, новые слова; Как быть теперь? Не заплачешь в письме гагарой, олененком, потерявшим мать, не заавкаешь (с. 14,23, 29,52,54).

Особенностью выявленных сравнений с деревом, растением, рыбой является уточнение внешности человека и его эмоционального состояния (мужественность, робость, страх, отчаяние): Как изуродованное дерево пускает в тени и глуби леса свои последние листочки, так и я ... хочу искупить вину свою (с. 91); (Хасава — Н.Т.) стал высохшим деревом без живительных корней (с. 87); Те, кто попадал под его (Молчащего-Н.Т.) взгляд, съеокивались, как растения от внезапно наступившего резкого холода (с. 269); Молчащий, словно теток земной, вдавленный в грязь, стал медленно оживать (с. 287); Подняв лицо, Вану увидел странного старичка. Низенького, сухонького, как высушенная продымленная рыбка (с. 49); Кривой Глаз... будет лукавить да извиваться, как щука под палкой (с. 120). Объект сравнения «пень» употребляется в авторском значении - быть непохожим на других.

«Словарь устойчивых сравнений русского языка» фиксирует сравнение человека с червем, которое характеризует действие - копошиться (о скоплении людей), это значение есть в произведениях А.П. Неркаги. Однако выяв-

лены и неожиданные конструкции с объектом сравнения «червь», которые говорят о робком, неловком, диком, чудаковатом человеке: Для того, кто увидел Молчащего первым, тот напоминал чудовищного червя, поедающего листья дерева и ставшего на свои крепкие лапки-ноги (с. 254).

Комар как объект сравнения употребляется писательницей для пояснения таких качеств человека, как беспомощность, безысходность, и не рассматривается исследователями в данном значении: Заблуждение было глубоким, выход из него не был найден, и люди запутались, как беспомощные комары в липкой паутине стоящего на страже паука (с. 238).

На кропотливость, старание, а также страх указывают авторские сравнения человека с пауком, на жадность, нескромность, невоспитанность -сравнения с мухой: Он (Хасава - Н.Т.) сидит в углу перепуганным пауком (с. 89); (Дети — Н.Т.) бегают, летают, как пузатые мухи по чуму, хватают вещи, вырывают их друг у друга, визжат и кричат ему: «Ты наш отец! Ты нам должен! Должен!» (с. 89).

Классификация сравнений по семантической природе субъекта и объекта важна, так как из совокупности сравнительных конструкций можно видеть, какие интересы преобладают в народе, какие идеалы заложены в основу культуры данного этноса.

Сравнения человека с идолом, Богом указывают на древнейшую форму религии ненцев — шаманство: круглые капюшоны малиц делали лица мужнин похожими на (Ьизиономии каменных Идолов (с. 354); Мерча, подобно каменному идолу, что стоит на берегу священного озера, неподвижно сидел на почетном месте (с. 122). Сравнения с изоморфными существами очень информативны, так как каждое изоморфное существо еще с глубокой древности наделено особыми, присущими только ему признаками, свойствами. Такие сравнения не требуют дополнительного пояснения, истолкования. Так, сравнения с богом содержат позитивную оценку, а сравнения с чертом - негативную: осуждение, неодобрение, неприятие, хулу.

С географическими особенностями местности связаны сравнения человека со скалой, камнем, озером, ручьем, ураганом, вихрем, снегом: Смех детей звучал журчаньем молодых горных ручейков, сходящих с вершин в долину для обшей любви и игры (с. 294); Сама, будто стремительный вихрь, сидевший в горах на привязи... (с. 296); Молодые скопийцы, подобно урагану, сметая на пути ползущих, идущих, ступая на головы и спины, мчались к доселе невиданному (с. 282).

Семантика сравнений связана со спецификой хозяйственной и культурной жизни народа (сравнения человека с малицей, поплавком, стрелой, котлом): Он снова увидел перед собой хозяина, от которого зависело, будет ли пуст желудок его и его детей, снова ощутил себя накрепко, как поплавок с сетью, связанным с этим человеком (с. 157); Он положил ладонь на деревянные ножны, вошел в стадо, рассекая его, как стрела (с. 155); ...он почернел лицам, как большой черный котел (с. 78).

Рассмотренные сравнения выявляют врожденные или приобретенные, эмоциональные или физические свойства, качества человека. Явное боль-

шинство составляют сравнения, в основу которых положены наглядно-чувственные, прежде всего, зрительные ассоциации. Были выявлены сравнения, характеризующие человека по следующим основаниям: по свойствам натуры, чертам характера, а также по поступку, поведению, определяемому этими свойствами, чертами (трудолюбие, жадность, трусость, лживость, отвага); по физическому и психическому состоянию (внешние признаки, темперамент); по характерному или разовому действию, поступку, функции (выражение протеста, забота); по окказиональному состоянию, обусловленному ситуацией, обстоятельствами, событием (отнесенность к общественной ситуации, доверие, бесправие).

Поскольку выбор объекта сравнения зависит от говорящего, оно (сравнение) характеризует и самого автора-повествователя и персонажей, их мышление. Частным проявлением характеризующей функции сравнения является оценочная функция. Сравнение всегда содержит оценочную семантику описываемого предмета речи, выражает отношение говорящего к предмету, явлению, ситуации (одобрение, ласковое сочувствие, ироническое отношение и т.п.). Источниками эмоциональной окраски слов служат оценочные значения, вызывающие у человека положительные (как Бог, олень, собака (преданный), солнце (красивый) и т.п.) или отрицательные (как черт, змея, налим, жаба и т.п.) эмоции; субъективно-оценочные суффиксы (как рыбка, птичка, мышка, искорка, олешка; зверек, ручеек, снежок, паучок, червячок, бурундучок um.ru).

Сравнения выполняют разъяснительную функцию для читателя: индивидуальное проявление признака предмета осуществляется путем уподобления предмету, для которого данный признак является характерным. Закрепление ассоциативных признаков в значении слова - процесс культурно-национальный. Так, сравнения человека с собакой у А.П. Неркаги, в основном, содержат семантику «собачья преданность». Силу, мужественную красоту выявляют сравнения человека с оленем; страх, робость, бесшумное поведение - сравнения с мышью; храбрость, гордость, сообразительность -сравнения с волком и т.д. Определения при объекте сравнения привносят в текст оценку и конкретизируют описываемый предмет, явление, действие (поганое, мерзкое животное, умная собака, нехитрый олешка, слабенький птенец, глупая гагара, могучее дерево, чудовищный червь, беспомощный комар и т.п.). Сравнение здесь выступает как способ познания мира, способ закрепления результатов этого познания в культуре.

Частным проявлением выразительности является эвристическая функция сравнений. Попадая в художественный контекст, слово включается в сложную образную систему произведения и неизменно выполняет эстетическую функцию. Об экспрессивных возможностях сравнений свидетельствует их важная, иногда ведущая роль в композиции произведений. Так, сравнение выполняет текстообразующую функцию - оно строит текст-сравнение. В повестях А.П. Неркаги широко распространены развернутые сравнения, мате-риализирующиеся в цельных фрагментах текста. Образ, лежащий в основе развернутого сравнения, может проходить через довольно большие тексты,

он вырастает при этом в образ-символ: образ мальчика, вынужденного выполнять роль собаки; образ Маймы, гордого и сообразительного, как волк, внешностью напоминающего коршуна; образ «притаившегося в липких зарослях водорослей» или «меж склизких камней» Улыба, похожего на беззубого налима, на гадюку; образ плачущей птицы гагары; образ Молчащего, сильного, как могучее дерево, «верхушка которого упирается в облака»; образ Хона, «хрупкого и беззащитного, как горный цветок» и мн. др.

В молчании и сравнении проявляется близость ненцев, героев произведений А.П. Неркаги, к природе. Молчащий - герой одноименной повести -говорящий на языке природы. Близость к природе проявляется и в отсутствии ярких образных сравнений человека с человеком, в то время как сравнения человека с натурфактами (растительный, животный мир) составляют более 90 % от общего числа сравнительных конструкций. В молчании и сравнении прослеживается антропоморфный взгляд ненцев на мир и проявляется национальная (ненецкая) языковая личность А.П. Неркаги.

В произведениях А.П. Неркаги довольно часто встречаются сочинительные ряды сравнений, фиксирующие стремление автора к поиску точного сравнения: Человеку нужно змеей, чертом, солнечным луч ом пролезть в душу, осмотреться там, а уж потам решать, в какое место и чем бить (с. 250). Особенностью данных конструкций является невозможность передать смысл отдельно взятым, автономным объектом сравнения. Фиксация усиленного поиска А.П. Неркаги проявляется и в конструкциях «напоминать не то..., не то», «то ли..., то ли», «даже нельзя сказать..., скорее...». Следовательно, перед нами развивающаяся ЯЛ, которая идет от ги-персемиотичности и связанными с ней рефлексивностью и молчанием к попытке конкретизации, пояснения и сравнения.

Для ненцев характерны синкретизм общественного сознания, гиперсе-миотичность, определяющая установку на необходимую «экономию» слов, невербальное общение. Коммуникативно-значимое молчание позволяет понимать собеседника. Важным аспектом является то, что А.П. Неркаги пишет на русском языке для читателя, вероятнее всего, мало или совсем не знакомого с ненецкой культурой, которому будет непонятна ситуация постоянного молчания. С таким читателем нужен разговор, причем разговор, позволяющий донести смысл, чтобы читатель мог представить культуру общения ненцев, быт, предметы, окружающие ненца, отношение к природе, их чувства...

Поэтому и появляется усиление, попытка более точного описания, сравнения русскими словами с русскими предметами, понятиями, ситуациями. Причем с предметами, которые зачастую в быту ненца менее значимы, чем для русского (например, сравнение человека с гвоздем). Но жизненный опыт и менталитет не могут не проявиться в тексте, так появляются сравнения, которые человеку не знакомому с жизнью северных народов, будут сложны для понимания (например, сравнения человека с кровяным мешком, важенкой, пелеем, бабкой Густой Шерстью).

Произведения А.П. Неркаги наполнены житейской мудростью, нравственными колебаниями и содержат в себе многолетний опыт, пережитый автором.

В Заключении обобщаются основные результаты и намечаются дальнейшие перспективы исследования языковой картины мира А.П. Неркаги. Использование автором идиостилевых элементов (молчания и сравнения) поддается периодизации и может служить важным показателем становления и эволюции авторского стиля. Изучение идиостиля Анны Неркаги в указанном направлении является, на взгляд, достаточно перспективным для дальнейших научных исследований.

Основные положения диссертационного исследования изложены в следующих публикациях:

Публикации в изданиях, включенных в реестр ВАК РФ

1. Третьякова Н.Ю. Коммуникативная многозначность молчания ненцев (на примере повести А.П. Неркаги «Белый ягель») // Вестник Тюменского государственного университета. 2006. № 8. С. 81-90. Публикации в других изданиях

2. Третьякова Н.Ю. Почему они молчат? (Коммуникативные особенности культуры ненцев на примере повести А.П. Неркаги «Белый ягель») // Русский мир в духовном сознании народов России: Материалы Всероссийской научно-практической конференции / Под общ. ред. доктора филологических наук, доктора энциклопедических наук, профессора, академика АРЭ, РАГН, РАЕН Фролова Н.К. Тюмень: Вектор Бук, 2008. С. 220-224.

3. Третьякова Н.Ю. Безэквивалентное коммуникативно-значимое молчание в произведениях А.П. Неркаги // Язык, литература, ментальность: разнообразие культурных практик: Материалы II Международной научной конференции. Часть 1 / Науч. ред. Боженкова Р.К. Курск: Издательский дом VIP, 2009. С. 351-353.

4. Третьякова Н.Ю. «Творительный сравнения» в произведениях А.П. Неркаги // Вестник Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы. 2009. № 58. С. 40-42.

5. Третьякова Н.Ю. Феномен языковой личности: аспекты изучения // Гуманитарные проблемы современности: человек и общество: Сборник материалов Международной научно-практической Интернет-конференции / МОУ ВПО Южно-Уральский профессиональный институт; отв. ред. Долгих М.В., Подорожко И.В. Челябинск: Фотохудожник, 2009. С. 115-118.

6. Третьякова Н.Ю. Языковая личность автора художественного произведения // Актуальные проблемы филологии: Сборник статей Межрегиональной (заочной) научно-практической конференции с между-народным участием (7 июня 2009 г.). Вып. 3. Барнаул; Рубцовск: Изд-во Алт. ун-та, 2009. С. 168-172.

7. Третьякова Н.Ю. Семантическая классификация сравнительных конструкций в лингвокреативной деятельности языковой личности А.П. Неркаги // Провинция в контексте истории и литературы: Сборник материалов V Межрегиональной научно-практической конференции. Тула: Ясная Поляна, 2009. С. 155-163.

8. Третьякова Н.Ю. Языковая личность А.П. Неркаги: особенности функционирования сравнительных конструкций // Молодые ученые в решении актуальных проблем науки: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Т. 4. Красноярск: Издательство СибГТУ, 2009. С. 131-136.

9. Третьякова Н.Ю. Языковая рефлексия как форма проявления языкового сознания в произведениях А.П. Неркаги // Духовные основы славянской культуры в народном сознании поколений / Под общей редакцией доктора филологических наук, доктора энциклопедических наук, профессора, академика АРЭ, PATH, РАЕН Фролова Н.К. Тюмень: Вектор Бук, 2009. С. 222-223.

10. Третьякова Н.Ю. Языковая картина мира как специфика отражения бытия через текст в произведениях А.П. Неркаги // Основные направления гуманитарного знания: Сборник материалов Международной научно-практической конференции студентов и молодых исследователей 15-16 мая 2009 г. - Пенза: ПГУАС, 2009. С. 104-106.

Подписано в печать 10.11.2010. , Формат 60x84/16. Печ. л. 1,0. Печать ризограф. Тираж 100. Зак. № 628.

Типография «Печатник» Тюмень, ул. Республики, 148 корп. 1/2. Тел. (3452) 20-51-13, тел./факс (3452) 32-13-86

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Третьякова, Наталья Юрьевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ ПИСАТЕЛЯ А.П. НЕРКАГИ.

1.1. Языковая личность: понятие, основные направления изучения, принципы классификации.

1.2. Языковое сознание — основание концептуальной модели языковой личности писателя.

1.3. Билингвизм русскоязычных писателей — представителей коренных малочисленных народов Севера.

1.4. Языковая рефлексия как форма проявления языкового сознания и лингвокреативного мышления языковой личности.

1.5. Лексические, стилистические и синтаксические особенности произведений А.П. Неркаги.

1.6. Специфика отражения бытия через текст в произведениях А Л. Неркаги.

1.6.1. Особенности речевой коммуникации ненецкой культуры.

1.6.2. Молчание как важная часть общения в произведениях А.П. Неркаги.

1.6.2.1. Эквивалентное коммуникативно-значимое (альтернативно-вербальное) молчание.

1.6.2.1.1. Эмоционально-чувственное молчание.

1.6.2.1.2. Молчание, вызванное размышлениями, раздумьями.

1.6.2.2. Безэквивалентное коммуникативно-значимое молчание.

Выводы.

ГЛАВА 2. СРАВНЕНИЕ КАК ФОРМА ПРОЯВЛЕНИЯ ОБРАЗНОСТИ В ЛИНГВОКРЕАТИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ

АЛ. НЕРКАГИ.

2.1. Образность как характеристика языковой личности.

2.2.1. Структурная характеристика сравнительных конструкций в произведениях А.П. Неркаги.

2.2.1.1. Сравнительные обороты с союзами как, будто, словно, точно.

2.2.1.2. Сравнения, вводимые творительным падежом.

2.2.1.3. Сравнения, вводимые родительным падежом.

2.2.1.4. Сравнительные обороты, вводимые глаголами.

2.2.1.5. Сравнительные обороты, вводимые прилагательными и причастиями.

2.2.1.6. Компаративные конструкции.

2.2.1.7. Производные слова в системе имен прилагательных и наречий.

2.2.1.8. Сравнительные придаточные части сложного предложения.

2.2.2. Семантическая классификация сравнительных конструкций в произведениях А.П. Неркаги.

2.2.2.1.1. Сравнительные конструкции с объектами сравнения «зверь», «животное».

2.2.2.1.2. Сравнительные конструкции с объектом сравнения «собака».

2.2.2.1.3. Сравнительные конструкции с объектом сравнения «олень».

2.2.2.1.4. Сравнительные конструкции с объектами сравнения «мышь», «волк», «лиса».

2.2.2.1.5. Сравнительные конструкции с объектами сравнения «бурундук», «песец», «лемминг», «заяц», «крот».

2.2.2.1.6. Сравнительные конструкции с объектами сравнения «земноводное», «пресмыкающееся», «рыба».

2.2.2.2.1. Сравнительные конструкции с объектами сравнения «птица», «птенец».

2.2.2.2.2. Сравнительные конструкции с объектами сравнения «ворон», «гагара».

2.2.2.2.3. Сравнительные конструкции с объектом сравнения «хищная птица».

2.2.2.2.4. Сравнительные конструкции с объектами сравнения «куропатка», «кулик», «сова», «авлик».

2.2.2.3. Сравнительные конструкции с объектом сравнения «насекомое».

2.2.2.4. Сравнительные конструкции с объектом сравнения «червь».

2.2.2.5. Сравнения человека с природными объектами.

2.2.2.6. Сравнительные конструкции с объектом сравнения «растение».

2.2.2.7. Сравнения человека с религиозными, изоморфными понятиями.

2.2.2.8. Сравнения человека с артефактами.

2.2.3. Особенности функционирования сравнительных конструкций в произведениях А.П. Неркаги.

Выводы.

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Третьякова, Наталья Юрьевна

Разработка теории языковой личности относится к числу актуальных задач современных наук о языке. К настоящему времени накоплен некоторый опыт описания разных типов языковых личностей, например, языковой личности ученого [Баркав, 1996; Кормилицына, 1996; Котюрова, 1996; Кочеткова, 1999; Курьянович, 2010], писателя [Ножкина, 1996; Пузырев, 1999; Яркова, 1997], исторического лица [Гайнуллина, 2001], ребенка, подростка [Головенкина, 1998; Гуц, 1997], школьника [Балашова, 2007], телевизионного ведущего [Беспамятнова, 1994] и др.

Многообразие подходов к изучению понятия языковой личности предопределено его сложностью и многоаспектностью. На современном этапе лингвистики можно выделить два основных направления изучения языковой личности: лингводидактика и лингвокультурология. В лингводидактическом направлении языковая личность представляется совокупностью присущих ей языковых особенностей, а в лингвокультурологическом — совокупность индивидов составляет образ языковой личности. В рамках этих подходов языковая личность наиболее активно исследуется в следующих аспектах: когнитивном (А.П. Бабушкин, Г.И. Берестнев, Ю.Н. Караулов, Е.С. Киреева, В.В. Красных, Л.О. Чернейко), прагматическом (прагмалингвистическом) (Е.А. Горло, Ю.С. Степанов, И.П. Сусов), коммуникативном (Т.А. Демешкина, К.Ф. Седов, С.А. Сухих, В.И. Шаховский), национальном (В.В. Воробьев, Д.И. Терехова, Е.В. Филиппова) и др. Полисемантичность понятия языковой личности обусловливается многозначностью подходов к изучению феномена языковой личности. В данном исследовании применение лингвокультурологического и лингводидактического подходов позволяет не только шире взглянуть на проблему языковой личности А.П. Неркаги, но и определить особенности языкового сознания писательницы. Так, в исследовании языковой рефлексии как формы проявления языкового сознания, языковой картины мира как специфики отражения бытия через текст доминантным является лингвокультурологический подход к изучению языковой личности. В свою очередь, при изучении категории образности в произведениях А.П. Неркаги применяются оба подхода, но ведущим, несомненно, является лингводидактический подход.

Актуальность работы обусловливается важностью изучения региональной литературы. Данная тема исследования позволяет представить картину мира народов Севера. Отметим, что языковое сознание — это важнейшая составная часть структуры языковой личности, ее коммуникативного опыта, ее речевой биографии [ЛТютикова, 2000: 75]. Так, исследуя произведения А.П. Неркаги, необходимо учитывать особенности культуры народов Севера. Именно в данном ракурсе возможно обоснование тематического разнообразия объектов сравнительных конструкций, характеристика метаязыковых высказываний, понимание отношения автора и героев к Слову и молчанию в произведениях изучаемой языковой личности.

На рубеже XX-XXI вв. исследование региональных литератур приобретает особое значение и интерес для ученых (О.Г. Постнов, В.Г. Одиноков, Л.П. Якимова, H.H., Соболевская, Ю.В. Шатин, Б.Ф. Егоров и др.). Важную роль при создании данной работы сыграли исследования Н.Д. Арутюновой, O.K. Лагуновой, В.Д. Лютиковой, Е.С. Новик, Е.С. Радионовой, И.А. Садыковой, Л.С. Филипповой, О.Б. Христофоровой, а также материалы Н.М. Терещенко по лексике, грамматике и синтаксису ненецкого языка [Терещенко, 1947; 1956; 1982].

Анна Павловна Неркаги (1952 г.) — профессиональный русскоязычный писатель, член Союза писателей РФ, лауреат премии им. Н.М. Чукмалдина. Творчество и судьба ненецкого прозаика А.П. Неркаги стали выдающимся явлением в жизни Ямала.

Оригинальность русскоязычного творчества А.П. Неркаги привлекает внимание исследователей с 70-х годов до настоящего времени. Из первых биографических и литературоведческих работ известны исследования А. Омель-чука [Омельчук, 1977; 1979; 1981], Г. Сазонова [Сазонов, 1978]; Ю. Надточия [Надточий, 1978], Т. Комиссаровой [Комиссарова, 1979], Е. Шкловского [Шкловский, 1979], О. Лагуновой [Лагунова, 1980], Г. Григорьевой [Григорьева, 1984] и др.

Для характеристики языковой личности А.П. Неркаги были выбраны молчание и сравнение. Сравнение — важный элемент идиостиля, представляющий собой не просто способ наименования окружающей действительности, но и средство ее оценки, а значит, и выражения индивидуально-авторского мировосприятия. В произведениях А.П. Неркаги наблюдается разнообразие сравнительных конструкций и в структурном, и в семантическом плане, привлекает внимание яркость, точность объектов сравнений, обусловленность их выбора не только ситуацией, но и «молчащей» северной культурой. Однако сравнения в творчестве А.П. Неркаги недостаточно полно и глубоко изучены.

Актуальность исследования продиктована продолжающимся в научном мире ростом интереса к творчеству А.П. Неркаги. Об этом свидетельствуют опубликованные в последние десятилетия работы Н.Г. Качмазовой [Качмазова; 1996], Г.И. Данилиной [Данилина, 1997], В Я. Курбатова [Курбатов, 1998], Ю.Н. Афанасьева [Афанасьев, 1999], В.А. Рогачева [Рогачев, 1996; 2001; 2002], H.A. Рогачевой [Рогачева, 2000], A.B. Ващенко [Ващенко, 2004], Н.В. Цымбалистенко [Цымбалистенко, 2005], Л.А. Уруковой [Урукова, 2008] и мн. др. Феномену творчества коренных малочисленных народов Западной Сибири и А.П. Неркаги в частности посвящены работы O.K. Лагуновой [Лагунова, 1996; 2001; 2002; 2003; 2005; 2007].

Цель работы — описание языковой личности А.П. Неркаги на примере элементов идиостиля — молчания и сравнения, выявление этнокультурного аспекта в выражении данных идиостилевых показателей в произведениях писа- , теля.

Данная цель предполагает решение следующих исследовательских задач:

Объектом исследования является языковая личность писателя Анны Павловны Неркаги. Предметом изучения послужили идиостилевые показатели — молчание и сравнение.

Поставленная цель и задачи определили выбор материала исследования, в качестве которого представлены извлеченные методом сплошной выборки из произведений А.П. Неркаги 1060 сравнительных конструкций. Материалом исследования также послужили показатели языковой рефлексии — предложения, выражающие отношение автора и героев к языковым фактам, их характеристика и оценка. Содержащая их картотека, составленная методом сплошной выборки, насчитывает 226 единиц (молчание, слово, разговор).

Научная новизна исследования состоит в том, что работа представляет собой первый опыт комплексного лингводидактического и лингвокультуроло-гического подходов к изучению русскоязычной писательницы ненки А.П. Неркаги как языковой личности. В ходе проводимого исследования была предпринята попытка типологии коммуникативно-значимого молчания и структурно-семантической классификации сравнений в произведениях писателя. В работе впервые освещаются сложные связи молчания и сравнения в творчестве А.П. Неркаги.

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что она вносит вклад в изучение языковой личности писателя. Диссертация дает материал для дальнейших обобщений и разработки круга теоретических вопросов современной языковой личности. В работе сделана попытка разноаспектного практического исследования элементов идиостиля (молчания и сравнения) на материале произведений А.П. Неркаги, а также намечены дальнейшие пути изучения языковой картины мира писателя.

Характеристика источников исследования

Повесть А.П. Неркаги «Анико из рода Ного» (1974) можно назвать автобиографической. Героиня повести Анико — ненецкая девушка, которая учится в Тюмени. Она живет вдали от родителей, но ее, студентку, приобщившуюся к жизни большого города, волнует будущее ее маленького, народа. Однако сложно сказать, вернется ли Анико в родной чум. Ситуация ухода-возвращения Анико активно обсуждалась исследователями творчества А.П. Неркаги сразу после публикации повести. Так, известны работы Г. Григорьевой «Вернется ли Анико? Обзор книг молодых прозаиков Севера и Дальнего Востока» [Григорьева, 1984: 72-74], Т. Комиссаровой «Как они могут жить тут?» [Комиссарова, 1979], Ю. Надточия «Уехать и вернуться» [Надточий, 1978], А. Омельчука «Трудный выбор Анико» [Омельчук, 1979: 112-113], Г. Сазонова «Уехать, вернуться, уехать» [Сазонов, 1978] и др.

Так, по мнению Е. Шкловского, вопрос Анико: «Как они могут жить тут?» оборачивается для нее вопросом о себе самой как личности. Исследователь говорит о том, что, приехав на родину, Анико сталкивается с жизнью, которая для нее стала непонятной [Шкловский, 1979: 270].

Г. Сазонов также считает, что Анико «бесконечно далека от тундры», она «не может принять и впустить в себя тундру, и не может понять и принять отца, его друга Пассе и женщин стойбища» [Сазонов, 1978].

Ю. Надточий в статье «Уехать и вернуться», высоко оценивая повесть Неркаги, высказал ряд замечаний к рецензии Г. Сазонова «Уехать, вернуться, уехать». Ю. Надточий считает, что Анико уже выбрала свою дорогу, «хотя возвращения ее к своему народу автор не показал». Автор статьи «Уехать и вернуться» говорит о том, что Анико сейчас не вернется к своему народу, потому что «возвращаться. нужно сильной, образованной, способной принести пользу не только своему стойбищу» [Надточий, 1978].

Г. Григорьева замечает, что «огромная дистанция отделяет Анико от ее старого отца, продолжающего молиться идолам, верного обычаям, по которым жили его деды», но, «судя по тому, что она поняла, как нуждаются в ее помощи люди, живущие рядом с отцом, она должна вернуться» [Григорьева, 1984: 7274].

А. Омельчук подчеркивает, что образ Павла в повести «Анико из рода Ного» не случайный: «он предназначен показать, как все же главная героиня может найти пути к возвращению в стойбище» [Омельчук, 1979: 112-113].

По мнению Т. Комиссаровой, в характере Анико борются разнородные чувства: «и стремление быть нужной своему народу, и жалость к отцу, и желание быть счастливой самой». Исследователь считает, что разные системы ценностей отделяют Анико от людей стойбища — это, с одной стороны, «нравственные представления, имеющие глубокие корни в национальном и историческом опыте народа, с другой - усвоенные привычки и нормы городской жизни» [Комиссарова, 1979].

Илир» (1978) - повесть о восьмилетнем ненецком мальчике Илире, сыне оленевода-пастуха, который работает на богача Мерчу. Отец Илира умер, и виноват в этом тот, кто теперь живет с матерью мальчика, — сильный и властный Майма. Старшая жена Маймы родила ему сына Хона, на которого отец не мог смотреть без жалости и омерзения: сын-калека. Младшая жена Маймы, мать Илира, также живет в одном чуме с ним. Обе матери любят своих сыновей, заботятся о них. Майма же, как человек власти, энергии, движения и эгоизма, лишь в ситуациях, кардинально меняющих его жизнь, задумывается о любви. Только задумывается. Так, смерть Хона потрясла его: «Сейчас Майма мог признаться себе, что, мечтая о крепком, здоровом ребенке, который со временем будет хозяином стада, относился к Хону пренебрежительно, а иногда и с неприязнью, но все же любил сына. Любил!» [Неркаги, 1996: 214]. Характер Маймы четко проявляется в этой сцене: «Майма вздыхал, вытирал ладонью глаза и продолжал работу: надо сделать крепкий гроб» [Там же, 214]. По абсурдному желанию Маймы мальчик Илир вынужден охранять стадо оленей вместо собаки. Действие повести разворачивается в конце 20-х годов, когда в тундре появилась так называемая «красная нарта» — нарта с представителями новой, советской власти, которой противится Майма.

Шестнадцать лет отделяют повесть А.П. Неркаги «Анико из рода Ного» от повести «Белый ягель». Ситуация в произведении достаточно сложная и неоднозначная - молодого человека Алешку женят на нелюбимой девушке, потому что подошел его возраст, а он никак не может забыть свою любимую Илне, которая уехала в город. Алешка тоскует и надеется, что она вернется, не делит ложе с молодой женой, страдает сам, мучая жену и терзая не понимающую его мать. В повести идет речь об отчуждении новых поколений от веками испытанного и давно устоявшегося канона ненецкой жизни.

Молчащий» (1996) — последняя на сегодняшний день повесть писательницы. Произведение о переменах в жизни ненцев, о потере родных корней, прошлого. В чумах живут только странные люди - кроты-скопийцы, их можно побить, унизить. Основное же население Скопища не признает ничего, занимается разбоями, драками, пьянством, блудом, ставит капканы на людей. В один из таких капканов и попадает Молчащий, распятое тело которого подвергается . истязанию жителями Скопища. Воскрешение Молчащего соотносится с библейским сюжетом.

Методы исследования, использованные в работе.

На разных стадиях исследования применялись общепринятые в лингвистике способы исследования — наблюдение, лингвистическая интерпретация, сопоставление. В качестве основного метода исследования используется описательный, представляющий собой систему исследовательских приемов, применяемых для характеристики явлений языка на данном этапе его развития. Кроме того, активно использовался статистический прием, основанный на интерпретации количественных данных материала исследования и заключающийся в простейшем подсчете.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. В произведениях А.П. Неркаги одной из главных является тема коммуникативно-значимого молчания. На примере рассматриваемых текстов были выделены следующие виды молчания: эквивалентное коммуникативно-значимое молчание (альтернативно-вербальное молчание), вызванное эмоциями, чувствами, размышлениями, раздумьями-и др., допускающее вербальный эквивалент, и безэквивалентное коммуникативно-значимое молчание (эт-норечевой запрет), характеризующееся отсутствием вербального эквивалента;

3. Сравнение — важный элемент языковой картины мира, который, являясь познавательной категорией, лежит в основе появления и вербализации новых знаний. Кроме того, сравнение выступает как продукт языковой картины мира, так как в процессе сравнения задействованы различного рода образы, ассоциации, которые выражаются в языке. Также сравнение является и одним из средств создания языковой картины мира, так как в устойчивых сравнениях фиксируются определенные стереотипы мышления, присущие той или иной лингвокультурной общности и передаваемые из поколения в поколение;

5. В молчании и сравнении прослеживается антропоморфный взгляд ненцев на мир и проявляется национальная (ненецкая) языковая личность А.П. Неркаги. В произведениях писателя часто встречаются конструкции, фиксирующие стремление автора к поиску точного сравнения. Конкретизация речи путем сравнения позволяет избежать многословия. Следовательно, перед нами развивающаяся языковая личность, которая идет от гиперсемиотичности и связанными с ней рефлексивностью и молчанием к попытке конкретизации, пояснения и сравнения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Молчание и сравнение как элементы идиостиля языковой личности А.П. Неркаги"

Выводы

Универсальность и специфика любой конкретной национальной языковой картины мира отражается в образах. Однако важно разграничение универсального человеческого фактора и национальной специфики в различных языковых картинах мира. Для каждой культуры характерны свои ключевые слова, образы (в том числе и сравнения), полный список которых в настоящее время не зафиксирован и даже не установлен.

Устойчивые сравнения русского языка недостаточно отражены в современной лексикографии, это обусловливается, прежде всего, объемом анализируемого материала (выяснение языкового статуса устойчивых сравнений, установление границ объекта словарного описания) и аспектами его рассмотрения (решение вопроса о компонентном составе устойчивых сравнений и т.п.). Однако интерес к сравнительным конструкциям привлекает внимание лингвистов и обусловливает создание словарей устойчивых сравнений. В нашем исследовании основной базой для изучения устойчивых сравнений послужили следующие работы: «Устойчивые сравнения в системе фразеологии» и «Словарь устойчивых сравнений русского языка (синонимо-антонимический)» В.М. Огольцева [Огольцев, 1978; 2001], а также «Лингвокультурология» В. А. Масловой [Маслова, 2001], в которой рассматривается функционирование устойчивых сравнений в разных языках. Устойчивые сравнения представляют интерес с точки зрения оценочного отношения, закрепленного в языковом сознании коллектива: в них запечатлена система образов-эталонов, характерная для данной лингвокультурной общности.

Сравнение в художественном тексте — это не просто способ наименования окружающей действительности, но и весьма яркое средство ее оценки, а значит, и выражения индивидуально-авторского мировосприятия: Индивидуально-авторские сравнительные конструкции очень ярко репрезентируют творческое авторское начало, так как строятся на индивидуальных ассоциациях. В произведениях А.П. Неркаги сравнениям часто отдается предпочтение перед другими образными средствами; привлекает внимание разнообразие объектов сравнений, их яркость, точность и обусловленность выбора объекта сравнения не только ситуацией, но и национальной культурой и др.

Чаще всего сравнения выступают в форме сравнительного оборота (513) и присоединяются с помощью союзов «как», «будто», «словно», «точно». Сравнения с союзом «как» (423) носят разговорный характер, поэтому употребляются значительно чаще других союзов, что объясняется особенностью яркого образного языка произведений А.П. Неркаги, который насыщен внутренними монологами и (реже) диалогами. Герои произведений — ненцы, они тщательно обдумывают каждое слово. Конкретизация речи путем сравнения часто позволяет избежать многословия, развернутого описания предмета, ситуации и акцентировать внимание на необходимом. Сравнительные конструкции с союзами «будто» (48), «словно» (30), «точно» (12) обычно в произведениях А.П. Неркаги указывают на уподобление признаков предмета через абстрактные понятия или через определенную (чаще всего нереальную) ситуацию.

На втором месте по частоте употребления стоят сравнительные придаточные части сложного предложения (108), которые чаще всего присоединяются к главному посредством союзов «будто» (40) и «как» (36).

В русском языке конструкции с «творительным сравнения» считаются убывающими, но проведенное исследование позволяет судить о том, что это средство выражения сравнений активно используется писателями Севера и в настоящее время. В произведениях изучаемой языковой личности в основу многочисленных конструкций с «творительным сравнения» (102) положены неожиданные сопоставления, что делает сравнения свежими и оригинальными.

Разнообразны в рассматриваемых текстах сравнительные обороты, вводимые глаголами (64) (походить, напоминать, казаться, отличаться, смахивать и т.п.); прилагательными «похожий», «равный», «схож с.» и причастиями «напоминающий», «воплощающий» (55); компаративные конструкции (27) и производные слова (12).

Родительный падеж, как средство выражения сравнения, обычно используется редко. Сравнения данного типа, обнаруженные в повестях А.П. Неркаги, являются индивидуально-авторскими.

Зачастую сравнения в произведениях изучаемой языковой личности развернутые, т.е. в них детально описываются особенности субъекта и объекта сравнения. Размеры таких конструкций могут быть разными: сравнения оформляются в виде сложноподчиненных предложений, а также в виде двух и более самостоятельных сложных предложений. Данный стилистический прием придает описанию особую выразительность.

Сравнение самым тесным образом связано с действительностью, носит всегда конкретный характер. Объекты для сравнения изучаемая языковая личность берет из жизни: это растительный и животный мир. Явное большинство (92,7%) составляют сравнения человека с натурфактами. Это объясняется тем, что в произведениях А.П. Неркаги природа тесно связана с жизнью людей. Специфическое национальное видение мира отражается в семантике сравнений, которая связана с особенностями растительного (тальник, лоза, морошка, багульник, ягель, ольха и др.) и животного мира (собака, олень, мышь, волк, лиса, бурундук, песец, лемминг, заяц, крот; змея, жаба; гагара, ворон, орел, коршун, куропатка, кулик, сова, авлик, тюльсий; налим, щука и др.). Сравнения человека с идолом, богом указывают на древнейшую форму религии ненцев — шаманство. С географическими особенностями местности связаны сравнения человека со скалой, камнем, озером, ручьем, ураганом, вихрем, снегом. Семантика сравнений связана со спецификой хозяйственной и культурной жизни народа (сравнения человека с малицей, поплавком, стрелой, котлом).

Рассмотренные сравнения выявляют врожденные или приобретенные, эмоциональные или физические свойства, качества человека. Явное большинство составляют сравнения, в основу которых положены наглядно-чувственные, прежде всего, зрительные ассоциации. Были выявлены сравнения, характеризующие человека по следующим основаниям: по свойствам натуры, чертам характера, а также по поступку, поведению, определяемому этими свойствами, чертами (трудолюбие, жадность, трусость, лживость, отвага); по физическому и психическому состоянию (внешние признаки, темперамент); по характерному или разовому действию, поступку, функции (выражение протеста, забота); по окказиональному состоянию, обусловленному ситуацией, обстоятельствами, событием (отнесенность к общественной ситуации, доверие, бесправие).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Понятие языковой личности автора художественного произведения базируется на изучении созданных им текстов. Языковое сознание писателя — это важнейшая составная часть структуры языковой личности, ее коммуникативного опыта, ее речевой биографии. Языковое сознание создает ценностные ориентиры, складывающиеся у человека в его языковом опыте, которые он проецирует в речи. Языковая картина мира писателя -мировидение, отраженное в структуре языка его произведений. В литературном творчестве очень важно субъективное начало, идущее от личности художника. Социальный опыт и речевая биография всегда индивидуальны, поэтому любая языковая личность является уникальной.

Языковое сознание включает в себя осознание языка, отраженное в метаязыковых высказываниях, и отношение к языку, к отдельным его фактам, их оценку, а также оценку самого носителя языка. Языковая рефлексия, представляющая собой форму проявления сознания, занимает видное место в лингвокреативной деятельности изучаемой языковой личности. В метаязыковых высказываниях Анны Неркаги и ее героев проявляется уважительное, бережное отношение к Слову: оно требует тщательного обдумывания и лишь затем проговаривается, в свою очередь, общность языкового сознания ненцев позволяет точно определять намеренности коммуниканта. Уважительное отношение к Слову мотивирует широкий спектр атрибутивных характеристик, содержащих его оценку: доброе, ласковое, милое, хорошее, умное, справедливое, сильное, плохое, страшное, тяжелое, обидное, жестокое, трудное, непонятное, глупое, бессильное, новое, большое, особое, последнее, необычное, простое, старое, короткое, крохотное и др. Метаязыковьте высказывания имеют практическую направленность, они часто дают точные характеристики речевого поведения.

Рефлексии подвергаются, с одной стороны, — слова, речь, разговор, беседа, мнение - Слово имеет великую силу; с другой стороны, рефлексируется и сам языковой процесс, который особенно беспокоит ненцев - отношение к Слову, речи стало иным.

Языковая деятельность свидетельствует о том, что изучаемая языковая личность неизменно характеризуется творческим, преобразующим началом, которое формируется в ходе усвоения личностью общественных знаний, норм, правил, традиций. Так, в произведениях А.П. Неркаги употребляются приметы-наказы, ориентированные на должное поведение человека в той или иной ситуации, а метаязьтковые высказывания часто совпадают с коллективной оценкой языковой традиции.

В произведениях изучаемой языковой личности одной из главных является тема коммуникативно-значимого молчания. Гиперсемиотичностью ненецкой культуры и рефлексивностью мышления обусловлено отрицательное отношение северного народа к многословию.

На примере рассматриваемых текстов были выделены следующие виды молчания: эквивалентное коммуникативно-значимое молчание (альтернативно-вербальное молчание), вызванное эмоциями, чувствами, размышлениями, раздумьями и др., допускающее вербальный эквивалент, и безэквивалентное коммуникативно-значимое молчание, характеризующееся отсутствием вербального эквивалента.

Из рассмотренных нами вариантов «задумчивого» молчания чаще всего в произведениях А.П. Неркаги встречается молчание, вызванное переживаниями, которое имеет атрибутивные характеристики, содержащие оценку: «тяжелое» и «особо тяжелое», «истошное», «плохое», «неловкое». Надо полагать, что «задумчивое» молчание собеседника предполагает как согласие, так и несогласие или равнодушие. Однако в текстах не встретилось молчание, подтверждающее формулу «Молчание — знак согласия». Собеседник может молчать, если негативно относится к словам партнера по общению, не согласен с ним, но не намерен говорить, и обдумывает сказанное. Заметим, чаще всего такое молчание — негативная реакция именно на конкретные слова, хотя возможна ситуация, в которой собеседник, негативно оценивая партнера по общению, будет молчать, не соглашаясь с любыми его словами. Это менее всего свойственно героям А.П. Неркаги: у ненцев считается, что слово может быть более действенным, чем само действие, и поэтому с ним необходимо обращаться очень осторожно.

Альтернативно-вербальное молчание данной группы объясняется особенностями коммуникативного поведения ненцев — недопустимостью прямой просьбы и прямого отказа. Важно понимать своего собеседника (вспомним молчание-понимание, о котором говорили в эмоционально-чувственной группе), но если возникли какие-то сомнения, тогда нужно подумать, дабы понять настроение собеседника, оценить ситуацию.

Важно отметить переживание как одну из причин молчания персонажей А.П. Неркаги: отсутствует желание говорить, так как мысли не дают покоя (состояние, направленное на себя).

Кроме того, герои произведений, ненцы, молчат, потому что оценивают ситуацию и собеседника — сможет ли он понять их Слово, подходящее ли время, ситуация. (состояние, направленное на объект). Это объясняется рефлексивностью мышления, которая предполагает понимание собеседником намерений партнера по общению, и гиперсемиотичностью северных культур, в нашем случае - ненецкой, которая обусловливает «экономию» слов и действий человека.

Безэквивалентное коммуникативно-значимое молчание характеризуется отсутствием личностной мотивированности. Этноречевой запрет (на прямые и резкие формулировки намерений, межвозрастную интеграцию, должного поведения женщины и т.п.), сложившийся в силу исторических и культурных причин, во всех случаях может быть заменен всего лишь общей формулой — «так принято», без конкретизации.

Четко прослеживается оппозиция свой — чужой в молчании и сравнении. В общении со своим не нужны слова, так как есть взгляд, невербальные коммуникации, а также этноречевьте запреты, традиции, передающиеся из поколения в поколение. Это молчание проявляется и в общении с природой, «молчаливой» травой, зверем.

При молчании по отношению к другому человеку ненец общается с «виртуальным» для русского читателя миром, но реальным для ненца (например, молчание-просьба, обращение к Хозяину дороги).

Изучаемая языковая личность создает свой идиолект (индивидуальный язык). Лексика отражает языковой опыт, А.П. Неркаги и менталитет: словарный состав включает и ненецкую по происхождению лексику, и русскую, и подразделяется на тематические группы: бытовая лексика, лексика, относящаяся к области оленеводства, охоты, рыболовства, наименования одежды ненцев, лексика природы, объекты духовной культуры: духи, верования, обряды. Рассмотренная нами лексика отражает мировоззрение, быт ненцев, являясь вместе с тем характерной чертой произведений изучаемой языковой личиости.

Характерной особенностью синтаксиса произведений изучаемой языковой личности является употребление предложений с подлежащим и сказуемым в Им.п., характеризующих расширение значения категории времени до «вечного» значения в настоящем, в которое вошли и жизни, и опыт всего человечества в понимании ненцев. Об этом свидетельствуют также и многочисленные приметы-наказы в произведениях А.П. Неркаги, которые хранят в себе нормы поведения ненца в обществе, испытанные временем и прочно закрепленные в устоявшемся каноне ненецкой жизни.

В произведениях А.ГТ. Неркаги встречаются разнообразные тропы и фитуры речи (постоянный эпитет, метафора, метонимия, гипербола, олицетворение), но • предпочтение писательница отдает сравнениям; ' привлекает внимание разнообразие объектов сравнений, их яркость, точность и обусловленность выбора объекта сравнения не только- ситуацией, но и национальной культурой и др. Сравнения в произведениях изучаемой языковой личности выполняют важные выразительно-изобразительные, смысловые и эмоциональные функции; разнообразны по своим типам.

Соотношение устойчивых в русском языке и предположительно (отсутствуют словари устойчивых сравнений ненецкого языка) индивидуально-авторских сравнений в произведениях изучаемой ЯЛ убедительно показывает, что наряду с общеупотребительными, встречаются и весьма оригинальные сравнения.

Для русского человека при сравнении с собакой подчеркивается верность, у А.П. Неркаги — простота, наивность; при сравнении с оленем вместо ожидаемого благородства — смирение, честность, печаль, отчаяние; индивидуально-авторскими являются конструкции с объектами сравнения — важенка, вожак стада, пелей (оленья уздечка); сравнения с волком, характеризующие такие качества человека, как гордость, ловкость, сообразительность; бурундуком, указывающие на настороженность, недоверие, песцом - о волнующемся, беспокойном человеке, леммингом — о ловком.

Традиционная для лисы хитрость сменяется растерянностью.

В сравнениях человека с птицей, обладающей способностью к полету, возможностью парить в воздухе, у А.П. Неркаги акцент делается на неприхотливое и неприметное существование, обреченность, усердие, мудрость. Гагара, выступая как объект сравнения, указывает на печаль, отчаяние, тоску; куропатка и сова — на эмоциональное состояние; кулик — на трудолюбие. ЛТексико-семантической особенностью конструкций с объектом сравнения «гагара» является употребление глагола «плакать».

Сравнения с пнем, поленом — указывают на непривлекательность, некрасивость. Объект сравнения «пень» употребляется в авторском значении — быть непохожим на других. 4

Словарь устойчивых сравнений русского языка» фиксирует сравнение человека с червем, которое характеризует действие — копошиться (о скоплении людей), это значение есть в произведениях А.П. Неркаги. Однако выявлены и неожиданные конструкции с объектом сравнения «червь», которые говорят о робком, неловком, диком, чудаковатом человеке.

На кропотливость, старание, а также страх, указывают авторские сравнения человека с пауком, на жадность, нескромность, невоспитанность -сравнения с мухой.

Сложный и многогранный мир образов А.П. Неркаги отражает ту « реальность, в рамках которой она живет: объекты для сравнения изучаемая языковая личность берет из жизни: это растительный и животный мир.

Явное большинство (92,7%) составляют сравнения человека с натурфактами. Это объясняется тем, что в произведениях А.П: Неркаги природа тесно связана с жизнью людей. Специфическое национальное видение мира отражается в семантике сравнений, которая связана с особенностями растительного (тальник, лоза, морошка, багульник, ягель, ольха и др.) и животного мира (собака, олень, мышь, волк, лиса; бурундук, песец, лемминг, заяц; крот; змея, жаба; гагара, ворон, орел, коршун, куропатка, кулик, сова, авлик, тюльсий; налим, щука и др.). В сравнениях человека с натурфактами четко прослеживается антропоморфный взгляда на мир, единение с природой и ее обожествление. Сравнения человека с идолом, богом указывают на древнейшую форму религии ненцев — шаманство. С географическими особенностями местности связаны сравнения; человека со скалой^ камнем^ озером, ручьем, ураганом, вихрем, снегом. Семантика сравнений связана со спецификой хозяйственной; и культурной жизни; народа (сравнения человека с малицей, поплавком; стрелой, котлом).

Этнокультурная специфика сравнительных конструкций проявляется в выборе предметов и явлений для создания образов сравнения, и. даже способов выражения сравнения.

Чаще всего сравнения выступают в форме сравнительного оборота (58 %) и присоединяются с помощью союзов «как», «будто», «словно», «точно». Частотное употребление сравнительных конструкций с союзом «как» неизменно характеризует и« современную языковую ситуацию. Способность сравнительных конструкций, с союзом «как» конкретизировать признаки предмета через реальную ситуацию^ а также принадлежность субъекта и объекта сравнения к одной семантической категории — позволяют достаточно быстро воспринимать смысл фразы. Прослеживается четкая связь молчания и сравнения: конкретизация речи путем сравнения позволяет избежать многословия; отрицательно оцениваемого ненцами.

На втором месте по частоте употребления стоят сравнительные придаточные части сложного предложения (12,2 %), которые, помогают в* развернутом виде конкретизировать сложившуюся ситуацию, героя, его характер, действия, выполняя при этом не только логико-синтаксическую, но и экспрессивную функцию.

В русском языке конструкции с «творительным сравнения» считаются некоторыми лингвистами убывающими, но проведенное исследование позволяет судить о том, что это средство выражения сравнений активно (11,5 %) используется А.П. Иеркаги. Данный тип сравнения возник на почве мифологического сознания, а как известно, младописьменные литературы Севера России преимущественно ориентированы на мифофольклорный субстрат своих национальных культур.

Разнообразны в рассматриваемых текстах сравнения, вводимые глаголами (7,2 %), прилагательными и причастиями (6,2 %), компаративными конструкциями (3 %), производными словами (1,3 %). Родительный падеж, как средство выражения сравнения, обычно.используется редко. Сравнения данного типа, обнаруженные в повестях А.П. Неркаги (0,3 %), являются индивидуально-авторскими.

В произведениях А.П: Неркаги довольно часто встречаются сочинительные ряды сравнений, фиксирующие стремление автора к поиску точного сравнения. Особенностью данных конструкций является невозможность передать смысл отдельно взятым, автономным объектом сравнения. Фиксация усиленного поиска А.П. Неркаги проявляется и в конструкциях «напоминать не то., не то», «то ли., то-ли», «даже-нельзя'сказать., скорее.». Следовательно, перед нами развивающаяся ЯЛ, которая идет от ги-персемиотичности и связанными с ней рефлексивностью и молчанием к попытке конкретизации, пояснения и сравнения.

В молчании и сравнении проявляется близость ненцев, героев-произведений А.П. Неркаги, к природе. Молчащий — герой одноименной повести - говорящий на языке природы. Близость к природе проявляется и в отсутствии ярких образных сравнений человека с человеком, в то «время как сравнения человека с натурфактами (растительный, животный мир) составляют более 90 % от общего числа сравнительных конструкций. В молчании и сравнении прослеживается антропоморфный взгляд ненцев на мир и проявляется национальная (ненецкая) языковая личность А.П. Иеркаги.

Для ненцев характерны синкретизм общественного сознания, гиперсемиотичность, определяющая установку на необходимую «экономию» слов, невербальное общение. Коммуникативно-значимое молчание позволяет понимать собеседника. Важным аспектом является то, что А.П. Иеркаги пишет на русском языке для читателя, вероятнее всего, мало или совсем не знакомого с ненецкой культурой, которому будет непонятна ситуация постоянного молчания. С таким читателем нужен разговор, причем разговор, позволяющий донести смысл, чтобы читатель мог представить культуру общения ненцев, быт, предметы, окружающие ненца, отношение к природе, их чувства.

Произведения А.П. Неркаги наполнены житейской мудростью, нравственными колебаниями и содержат в себе многолетний, опыт, пережитый автором. В центре каждого произведения — отношение к человеку, животному, природе, основанное на гуманности и доброте. Важными особенностями языковой картины мира изучаемой языковой личности являются проявление сочувствия к людям, оказание помощи, непричинение страдания.

В ходе данного исследования была изучена незначительная часть лингвистических особенностей произведений А.ТТ. Неркаги, однако материал позволяет продолжить изучение яркого языка этой ненецкой писательницы. Использование автором идиостилевых элементов (молчания и сравнения) поддается периодизации и может служить важным показателем становления и эволюции авторского стиля. Изучение идиостиля Анны Неркаги в указанном направлении является, на наш взгляд, достаточно перспективным для дальнейших научных исследований.

Список научной литературыТретьякова, Наталья Юрьевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Неркаги А.П. Анико из рода Ного: Главы из романа / А.П. Неркаги // Самотлор. Тюмень: Типография уприздата, 1975. С. 7-29.

2. Неркаги А. Анико из рода Ного: Повесть / А.П. Неркаги. М.: Молодая гвардия, 1977. 128 с.

3. Неркаги А.П. Северные повести / А.П. Неркаги. М.: Современник, 1983. 208 с.

4. Неркаги А.П. Белый ягель: Отрывок из повести / А.П. Неркаги // Крайний Север. 1985, С. 221-226.

5. Неркаги А.П. Скопище // Последнее пришествие. Сборник произведений писателей коренных народов Севера / Сост.е.Д. Айпин. М.: Прибой, 1998.

6. Неркаги А.П. Белый ягель: Отрывки из повести / А.П. Неркаги // Под сенью нохар-юха. Салехард: Софт-Дизайн, 1995. С. 76-153.

7. Неркаги А. Молчащий: Повести / А.П. Неркаги. Тюмень: Софт-Дизайн, 1996. 416 с.

8. Андреева С.М. Формирование коммуникативной культуры «вторичной языковой личности» иностранных студентов-филологов в процессе обучения русскому языку: (подготовительный факультет). Автореф. дис. . канд. пед. наук. М., 2004. 20 с.

9. Апресян Ю.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография // Избранные труды: в 2 т. Т. 2. М.: Языки русской культуры, 1995а. 766 с.

10. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: Попытка системного описания //Вопросы языкознания. 19956. № 1. С. 37-66.

11. Арутюнова Н.Д. Молчание: контексты употребления // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994. С. 106-177.

12. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Яз. рус. культуры, 1998.896 с.

13. Афанасьев Ю.Н. «Молчащий» — не молчит (Размышления о международной конференции писателей народов Севера) // Афанасьев Ю.Н. «Однажды наступив на грабли.»: Очерки, размышления, мысли вслух. Шадринск: ПО «Исеть», 1999. 151 с.

14. Бабаева Е.Э., Урысон Е.В. Разговорчивый уб. молчаливый: к характеристике речевого поведения человека // Язык и мы. Мы и язык: сборник статей памяти Б.С. Шварцкопфа. М., 2006. С. 69-83.

15. Бабушкин А.П. Общеязыковые концепты и концепты языковой личности // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. 1. Гуманит. науки. Вып. 2. Воронеж, 1997. С. 114-118.

16. Бабурина К.Б. Этнолингвистический аспект в исторической лексикографии //Вопросы языкознания. 1997. № 3. С. 48-52.

17. Базылев В.Н. Молчание как феномен культуры и коммуникации // Эффективная коммуникация: история, теория, практика. М., 2005. С. 586-587.

18. Балашова Л.В. Языковая личность школьника: сопоставительный аспект (на материале метафорических номинаций в ученическом жаргоне XIX и XX вв.) // Русская литература в формировании современной языковой личности: в 2 т. Т. 1. СПб., 2007. С. 5-12.

19. Баркав А.Ю. Язык науки и языковая личность: (На материале терминологии теории этногенеза Л. Гумилева) // Духовная сфера деятельности человека. Саратов, 1996. С. 77-90.

20. Барлас Л.Г. Изучение художественно-изобразительной роли лексики литературного произведения (преимущественно на материале языка Л.Н. Толстого 80-е годы). Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1961. 22 с.

21. Бартон В.И. Сравнение как средство познания. Минск, 1978. С. 154160.

22. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Худож. лит., 1986. 541 с.

23. Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. 336 с.

24. Бахтин М.М. К вопросам методологии эстетики словесного творчества. Т. Проблемы формы, содержания и материала в словесном художественном творчестве // Собр. соч.: в 7 т. Т. 1. М.: Русские словари: Языки славянской культуры, 2003. С. 265-325.

25. Белобородов A.A. Языковое сознание: сущность и статус // Современная наука и закономерности ее развития. Вып. 4. Томск: ТГУ, 1987. С. 131-147.

26. Беспамятнова Г.Н. Языковая личность телевизионного ведущего. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1994. 19 с.

27. Богданов В.В: Молчание как нулевой речевой акт и его роль в вербальной коммуникации // Языковое общение и его единицы. Калинин, 1986. С. 8.

28. Богин Г.И. Уровни и компоненты речевой способности человека. Калинин: КГУ, 1975. 106 с.29. , Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов. Автореф. дис. докт. филол. наук. Л., 1984. 31 с.

29. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. П. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 391 с.

30. Борисова В.М. Проблема языковой личности автора как категория художественного текста // Филологические науки: Удм. гос. ун-т, 2006. № 5 (2). С. 185-190.

31. Будникова H.H. Этнокультурный аспект в выражении сравнительных отношений в языке русского, английского и немецкого песенного фольклора. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Курск, 2009. 19 с.

32. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. «Стихийная лингвистика» (folk linguistics) // Русский язык сегодня. М., 2000. Вып. 1. С. 9-18.г

33. Ващенко А.В. Манифест этнического художника («Белый ягель» Анны Неркаги) // Мир Севера. 2004. № 1. С. 75-80.

34. Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста. М., 1978. С. 402-421.

35. Вепрева И.Т. Что такое рефлексив? Кто он, homo reflectens? // Известия Уральского государственного университета. 2002. № 24. С. 217-228.

36. Веселовский А.Н. Собрание соч. СПб., 1913. Т. 1. С. 131.

37. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М.: Госполитиздат, 1959. 654 с.

38. Виноградов В.В. О взаимодействии лексико-семантических уровней с грамматическими в структуре языка // Мысли о современном русском языке. М., 1969. С. 122-128.

39. Вомперский B.B. К характеристике стиля М.ГО. Лермонтова: стилистические функции сравнения // Русский язык в школе. 1964. № 5. С. 2532.

40. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. № 1. С. 64-72.

41. Воробьев В.В. Языковая личность и национальная идея // Народное образование. М., 1998. № 5. С. 25-30.

42. Воронков В.В. Слово как ничто и бытие // Философские науки. 2002. № 3. С. 44-59.

43. Вэлла Ю.К. Триптихи (Три по семь). Ханты-Мансийск: Полиграфист, 2001. 168 с.

44. Гайнуллина Н.И. Языковая личность Петра Великого как факт диахронии // Международный конгресс исследователей русского языка: Русский язык: исторические судьбы и современность. Сборник тезисов. М., 2001.

45. Галактионова H.A. Русское влияние на развитие художественного творчества народов Севера // Художественная культура Тюменской области. Тюмень, 2006. С. 91-96.

46. Гальперин П.Я. Языковое сознание и некоторые вопросы взаимоотношения языка и мышления // Вопросы философии, 1977. № 4. С. 88101.

47. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ: Лингвистика языкового существования. М.: Новое лит. обозрение, 1996. 352 с.

48. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. М.: Сов. писатель, 1988. 448с.

49. Гей Н.К. Художественная форма и национальные традиции // Проблемы художественной формы социалистического реализма: в 2 т. Т. 2. М.: Наука, 1971. С. 5-46.

50. Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977. 703 с.

51. Голев Н.Д. Когнитивный аспект русской орфографии: орфографоцентризм как принцип обыденного метаязыкового сознания // Отражение русской языковой картины мира в лексике и грамматике. Новосибирск, 1999. С. 97-106.

52. Головенкина Л.Х. Ребенок Севера. Языковая личность // Народная культура Русского Севера. Архангельск, 1998. С. 11-115.

53. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. 3-е изд., испр. М.: Рольф, 2001.240 с.

54. Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. М.: Лабиринт, 1997. 221 с.

55. Григорьева Г. Вернется ли Анико? Обзор книг молодых прозаиков Севера и Дальнего Востока // В мире книг. М, 1984. № 4. С. 72-74.

56. Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 1996. 215 с.

57. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. 397 с.

58. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985. 452с.

59. Гусейнов Ч.Г. Этот живой феномен. Советская многонациональная литература вчера и сегодня. М.: Сов. писатель, 1988. 432 с.

60. Гуц E.H. К проблеме типичных речевых жанров языковой личности подростка // Жанры речи. Саратов, 1997. С. 131-137.

61. Данилина Г. Повесть А. Неркаги «Белый ягель» // Литература Тюменского края: Книга для учителя и ученика. Тюмень: Софт-Дизайн, 1997. С. 144-163.

62. Данилина Г.И., Эртнер E.H. Писатель и его край: онтологический конфликт как научная проблема // Филологический дискурс. Вып. 1. Тюмень: Изд-во Тюменского гос. ун-та, 2000. С. 27-36.

63. Джеймс У. Психология. М.: Педагогика, 1991. С. 62-63.

64. Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. Учеб. пос. М.: Высшая школа, 1980. 224 с.

65. Ейгер Г.В., Раппорт И.А. Языковые способности. Харьков: ХГУ, 1992. 131 с.

66. Еремеева O.A. О понятии «Языковая личность» // Лингвистика: взаимодействие концепций и парадигм. Вып. 1. Ч. 2. Харьков, 1991.

67. Загагтьский В. Доктор философии крепко держит хорей // Выбор народа. 2005. № 28.

68. Залевская A.A. Национально-культурная специфика картины мира и различные подходы к ее исследованию // Языковое сознание и образ мира. М., 2000. С. 39-54.

69. Иванцова Е.В., Волкова Т.Ф. Отражение языковой картины мира в сравнениях диалектной личности // Вестник Томского государственного университета. Томск, 1999. Т. 268. С. 89-93.

70. Иконников С.Н. Изучение темы «Сравнительный оборот» на факультативных занятиях // Русский язык в школе. 1959. № 1. С. 59-66.

71. Каменская О.Л. Текст и коммуникация. Учеб. пос. для ин-тов и фактов иностр. яз. М.: Высш. шк., 1990. С. 19-23.

72. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис, 2004. 390 с.

73. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.264 с.

74. Караулов Ю.Н., Красильникова Е.В. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Язык и личность. М., 1989. С. 3-10.

75. Караулов Ю.Н., Гинзбург Е.Л. Опыт типологизации авторских словарей // Русская авторская лексикография ХТХ-ХХ веков: Антология / Российская академия наук. Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова; Отв. ред. чл.-корр. РАН Ю. Н. Караулов. М., 2003. С. 4-16.

76. Караулов Ю.Н. Вербальные единицы знания: структура, объем, качество // Язык и мы. Мы и язык. Сборник статей памяти Б.С. Шварцкопфа. М.: Рос. гос. туманит, ун-т, 2006. С. 89-125.

77. Караулов Ю.Н. Структура языковой личности и место литературы в языковом сознании // Русская литература в формировании современной языковой личности: в 2 т. Т. 1. СПб., 2007. С. 286-293.

78. Качмазова Н. Сюжет метаморфоза в повести А. Неркаги «Илир» // Русская литература XX века: направления и течения. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 1996. Вып 3. С. 155-166.

79. Киле П. Свет северных зим // Литературное обозрение. 1984. № 4. С. 53-56.

80. Киреева Е.С. Соотношение «язык и личность»: к вопросу о построении синтезирующей модели // Язык, сознание, коммуникация. Вып. 4. М., 1998. С. 94-102.

81. Клобукова JI.T1. Феномен языковой личности в свете лингводидактики // Язык, сознание, коммуникация. Вып. 1. М.: Филология, 1997. С. 25-31.

82. Клюканов И.Э. Языковая личность и интегральные смысловые образования // Язык, дискурс и личность. Тверь, 1990. С. 69-73.

83. Кодухов В.И. Общее языкознание. М.: Высшая школа; 1974. 303 с.

84. Колесов В.В. Язык как действие: Культура, мышление, человек // Разные грани единой науки. СПб., 1996. С. 100-115.

85. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. М: Наука, 1990. 103 с.

86. Комаров С.А., Лагунова O.K. На моей земле: о поэтах и прозаиках Западной Сибири последней трети XX века. Екатеринбург: Сред.-Урал. кн. изд-во, 2003. 352 с.

87. Комиссарова Т. «Как они могут жить тут?» // Дружба народов. 1979. №8. С. 269-271.

88. Кондильяк Э.Б. Сочинения в 3-х томах / Пер. с фр. Общ. ред. и примеч. В.М. Богуславского. М.: Мысль, 1980-1983.

89. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М.: Просвещение, 1972. С. 8-19.

90. Корман Б.О. Лирика и реализм. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1986.93 с.

91. Кормилицына М.А. Языковая личность В.В. Виноградова в его письмах к жене // Вопросы стилистики. Вып. 26. Язык и человек. Саратов: Государственный учебно-научный центр «Колледж», 1996. С. 63-71.

92. Котюрова М.П. Научный текст и стиль мышления ученого // Вестник Пермского университета. Вып. ТТ. Лингвистика. Пермь, 1996. С. 32-48.

93. Кочеткова T.B. Проблема изучения языковой личности элитарной речевой культуры (обзор) // Вопросы стилистики. Вып. 26. Язык и человек. Саратов: Государственный учебно-научный центр «Колледж», 1996. С. 14-24.

94. Кочеткова Т.В. Языковая личность носителя элитарной речевой культуры. Автореф. ,. докт. филол. наук. Саратов, 1999. 54 с.

95. Красных В.В. Когнитивная база vs. культурное пространство в аспекте изучения языковой личности: (К вопросу о русской концептосфере) // Язык, сознание, коммуникация. Вып. 1. М., 1997. С. 128-144.

96. Кронгауз М.А. Речевые клише: энергия разрыва // Лики языка: к 45-летию научной деятельности Е.А. Земской. РАН Институт русского языка им.

97. B.В. Виноградова. М.: Наследие, 1998. С. 185-194.

98. Кузнецова A.B. Пространство художественного текста: языковая личность vs. образ автора // Русская литература в формировании современной языковой личности: в 2 т. Т. 2. СПб., 2007. С. 44-51.

99. Кузьмина М. Месяц мертвого солнца // Дружба Народов. 2001. № 6.1. C. 172-175.

100. Культурные традиции народов Сибири. Л.: Наука, 1986. 203 с.

101. Курбатов В. Выбор Анны Неркаги // Лукич. Краеведческий альманах / Гл. ред. Ю.Л. Мандрика. Тюмень. 1998. 4.2. С. 39-51.

102. Курьянович A.B. Языковая личность ученого — носителя элитарной речевой культуры (на материале эпистолярного дискурса В.И. Вернадского) // Сибирский филологический журнал. 2010. № 1. С. 188-197.

103. Лагунов К. Открытое письмо ненецкой писательнице Анне Неркаги // Неркаги А. Молчащий. Тюмень, 1996. С. 3-8.

104. Лагунов К.Я. Портреты без ретуши (А. Неркаги, Е. Айпин) // Космос Севера. Екатеринбург: Сред.-Урал. кн. изд-во, 2000. Вып 2. С. 86-118.

105. Лагунова О. Непобедимость добра // Тюменская правда. 1980. 9 февраля.

106. Лагунова О. Мотивная структура «Белого ягеля» // Космос Севера. Тюмень, 1996. С. 81-88.

107. Лагунова O.K. Интуиция встречи в повести А Неркаги «Анико из рода Ного» // Славянские истоки словесности и культуры в Западной Сибири: Сборник статей. Тюмень , 2001. Ч. ТТ. С. 94-107.

108. Лагунова O.K. Мифопоэтика повести А. Неркаги «Молчащий» // Космос Севера. Екатеринбург, 2002. Вьтп 3. С. 66-82.

109. Лагунова O.K. Анна Неркаги: «За себя восклицаю и за всех» // Комаров С.А., Лагунова O.K. На моей земле: о поэтах и прозаиках Западной Сибири последней трети XX века. Екатеринбург, 2003. С. 261-348.

110. Лагунова O.K. Феномен творчества русскоязычных писателей ненцев и хантов последней трети XX века (Е. Айпин, Ю. Вэлла, А. Неркаги): монография. Тюмень: Изд-во Тюменского ун-та, 2007. 260 с.

111. Лар Л.А. Шаманы и боги. Тюмень: ИПОС СО РАН, 1998. 126 с.

112. Лейдерман Н.Л. Русскоязычная литература перекресток культур // Русская литература ХХ-ХХТ веков: направления и течения. Вып. 8. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 2005. С. 48-59.

113. Леонтьев A.A. Слово в речевой деятельности. М.: Наука, 1965. 245с.

114. Липатова Л.Ф. В гостях у Анны Неркаги. Из полевого дневника музейного работника // Ямальский меридиан. 1992. № 2. С. 15-21.

115. Лурия А.Р. Язык и сознание / Под ред. Е.Д. Хомской. Ростов-на-Дону: Изд-во Феникс, 1998. С. 5-31, 321-339!

116. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы // Избранные работы: в 3 т. Т. 1. Л., 1987. С. 216-224.

117. Луценко H.A. О сравнительном и других значениях творительного падежа//Русский язык в школе. 1998. № 4. С. 89-95.

118. Лготикова В.Д. Сравнение как образное средство идиолекта // Аспекты вузовской русистики. Тюмень, 1998. С. 30-42.

119. Лютикова В.Д. Языковая личность и идиолект. Тюмень: Тюмен. гос. ун-т, 1999. 187 с.

120. Лютикова В.Д. Языковая личность: идиолект и диалект. Дис. . докт. филол. наук. Екатеринбург, 2000. 316с.

121. Ляпон М.В. Языковая личность: поиск доминанты // Язык — система. Язык —текст. Язык — способность. М.: Наука, 1995. С. 260-276.

122. Мамардашвили М.К., Пятигорский A.M. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М.: Языки русской культуры, 1997. 218 с.

123. Маркелова Т.Е., Ерохин В.Н. Язык, языковая личность, текст в социально-функциональном аспекте (И.А. Крылов, М.Е. Салтыков-Щедрин) // Тверской языковой регион в историко-функциональном и лингвогеографическом аспектах. Тверь, 1995. С. 120-175.

124. Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. пос. для студ. высш. учеб. заведений. М.: Академия, 2001. С. 119.

125. Маслоу А. Психология бытия: Пер. с англ. М.: Рефл-бук, Киев: Ваклер, 1997. 304 с.

126. Мейзерский В.М. Понимание как внутриязыковая интерпретация // Понимание как логико-гносеологическая проблема, Киев: Наукова думка, 1982. С. 143-150.

127. Мешков ГО.А. Литература Тюменского края. Курс лекций по литературному краеведению. Вып. 1. Тюмень, 2007 Электронный ресурс. Режим доступа: URL: http://umk.utmn.ru/fi1es/0000004300.doc (дата обращения: 07.08.10).

128. Михайлова М.В. Эстетика молчания: Молчание как апофатическая форма духовного опыта. СПб.: РХГА, 2009. 320 с.1.i

129. Москаленко А.Т., Сержантов В.Ф. Личность как предмет философского познания. Новосибирск: Наука, 1984. С. 212-213.

130. Морозов Ю. Единство мира и человека // Тюменская правда. 1995. 12 апреля.

131. Морозов Ю. Под сенью «Голубых великанов» // Красный Север. 1995. №45. С. 11-12.

132. Москвин В.П. Русская метафора: параметры классификации // Филологические науки. 2000. №"2. С. 66-74.

133. Муравьева Н.В. В свободном полете воображения: о «хороших» и «плохих» сравнениях и метафорах // Русская речь. 2002. № 3. С. 57-61.

134. Мухачев А. Ненцы: психология аборигена, традиции и современность // Ямальский меридиан. 2002. № 11. С. 34-35.

135. Надточий Ю. Уехать и вернуться // Тюменский комсомолец. 1978. 12 марта.

136. Народов малых не бывает. М.: Молодая гвардия, 1991. 206 с.

137. Некрасова Е.А. Сравнения общеязыкового типа // Лингвистика и поэтика. М., 1979. С. 225-237.

138. Некрасова Е.А. Сравнения // Языковые процессы современной русской художественной литературы. М.: Наука, 1977. С. 240-294.

139. Неркаги А.П. Мы дети твои, Север! // Уральский следопыт. 1986. № 12. С. 6-7.

140. Неркаги А.П. Где слово ненцев отзовется / Беседу вел ГО. Морозов //Ямальскиймеридиан. 1993. № 5 (7). С. 52-55.

141. Несанелис Д.А. Традиционные формы символического поведения народов Европейского Севера России: монография. Архангельск: Поморский университет, 2006. 134 с.

142. Нефедова 1 Е.А. Экспрессивная лексика языковой (диалектной) личности и аспекты ее лексикографического описания // Русский язык сегодня 2, Активные языковые процессы конца XX века. М.: Азбуковник, 2003. С. 187198.

143. Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. М.: Наука, 1993. 187 с.

144. Новик Е.С. Архаические верования в свете межличностной коммуникации // Историко-этнографические исследования по фольклору: Сборник статей памяти С.А. Токарева. М., 1994. С. 157.

145. Ножкина Э.М. Языковая личность в структуре письма // Вопросы стилистики. Вып. 26. Язык и человек. Саратов: Государственный учебно-научный центр «Колледж», 1996. С. 53-63.

146. Норман Б.Ю. Грамматика говорящего. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1994. 229 с.

147. Огольцев В.М. Устойчивые сравнения в системе фразеологии. JT.: Изд-во ЛГУ, 1978. 159 с.

148. Огрызко В.В. Заметки пессимиста // Ненецкая литература. М.: Лит. Россия, 2003. С. 304-310.

149. Одинцова М.П. Вместо введения: к теории образа человека в языковой картине мира // Язык. Человек. Картина мира: Лингвоантропол. и филос. очерки. Омск, 2000. Ч. 1. С. 8-11.

150. Омельчук А. Зрелость дебюта // Красный Север. 1977. 27 декабря.

151. Омельчук А. Трудный выбор Анико // Полярная звезда. 1979. № 3. С.112-113.

152. Омельчук А. Следующий шаг // Нева. 1981. № 9. С. 166-168.

153. Панфилов А.К. О словосочетаниях типа «лететь стрелой» // Вопросы культуры речи. М.: Наука, 1967. Вып. 8. С. 163-169.

154. Пауль Г. Принципы истории языка. М.: Иностранная литература, 1960. 500 с.

155. Пауфошима Р.Ф. Житель современной деревни как языковая личность // Язык и личность. М.: Наука, 1989. С. 41-48.

156. Пименова М.В. Оценка как признак концептов внутреннего мира человека // XXÏI Дульзоновские чтения: Материалы Междунар. конф., 19-21 июня 2000 г. Томск, 2000. Ч. 1. Разд. 1. С. 83-88.

157. Половодова И.А. Региональная критика о литературе малочисленных народов тюменского севера (ненецкой). Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тюмень, 2007. 25 с.

158. Полонский Л. Пусть ярче разгорается костер // Тюменская правда. 1983. 3 декабря.

159. Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. 2-изд., доп. М.: Сов. писатель, 1986. 480 с.

160. Попова М.К. Национальная идентичность и ее отражение в художественном сознании. Воронеж: ВГУ, 2004. 170 с.

161. Потебня A.A. Мысль и язык // Потебня A.A. Слово и миф. М.: Правда, 1989. С. 17-200.

162. Потебня A.A. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. 614 с.

163. Поцепня Д.М. Образ мира в слове писателя. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. 264 с.

164. Почепцов Г.Г. Молчание как знак // Анализ знаковых систем. Киев: Вшцашк., 1986. С. 170.

165. Пошатаева A.B. Литература и фольклор (Взаимодействие современных литератур народов Севера, Сибири и Дальнего Востока с устным народным творчеством). М.: Знание, 1981. 64 с.

166. Пошатаева A.B. Литературы народов Севера (Истоки. Становление. Развитие). М.: Наука, 1988. 168 с.

167. Пропп В.Я. Русский героический эпос. М., 1958. С. 523-530.

168. Прохоров ГО.Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев. М.: Педагогика-Пресс, 1996. 215 с.

169. Прохоров Ю.Е. Русские: коммуникативное поведение. М.: Флинта: Наука, 2007. 326 с.

170. Пузырев A.B. A.C. Пушкин и Л.Н. Толстой как русские языковые личности // Пушкин и российское историко-культурное сознание. Вып. 1. Т. 5. Самара, 1999. С. 239-243.

171. Пузырев A.B. Языковая личность в плане субстратного подхода // Языковое сознание: Формирование и функционирование. М.: Наука, 1998. С. 23-29.

172. Пустовойт П.Г. Слово, стиль, образ. М.: Просвещение, 1965. 260 с.

173. Пушкарева Е.Т. Образы слова в фольклоре ненцев // Этнографическое обозрение. 2002. № 4: С. 28-38.

174. Пушкин A.A. Способ организации дискурса и типология языковых личностей // Язык, дискурс и личность. Тверь, 1990. С. 50-60.

175. Радионова Е.С. Семантика и прагматика молчания // Язык. Человек. Картина мира: Материалы Всерос. науч. конференции. Омск, 2000. Ч. 1. С. 179182.

176. Рогачев В.А. «.Гений чистой красоты.» Критико-биографический очерк творчества Анны Неркаги / В.А. Рогачев // Неркаги А.П. Молчащий. Тюмень: Софт-Дизайн, 1996. С. 405-414.

177. Рогачев В. Золотое сечение Нерки // Тюменский курьер. 2001. 14июня.

178. Рогачев В. Полярная сага Анатолия Омельчука // Лукич. 2002. № 3. С. 134-138.

179. Рогачева H.A. Вэлла. «Белые крики» // Литература Тюменского края: Книга для учителя и ученика. Тюмень: Софт-Дизайн, 1997. С. 103-109.

180. Рогачева H.A. Поэтика сюжета в прозе А.П. Неркаги // Словцовские чтения-2000. Тюмень, 2000. С. 289-291.

181. Розенталь Д.Э., Голуб И.Б. Секреты стилистики. М.: Рольф, Айрис-пресс, 1998. 208 с.

182. Ростова А.Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания (на материале русских говоров Сибири). Кемер. гос. ун-т. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. 193 с.

183. Рубайло А.Т. Художественные средства языка. М.: Учпедгиз, 1961.123 с.

184. Рублик Т.Г. Языковая личность и ее структура // Вестник Башкирского университета. 2007. № 1. С. 99.

185. Рыбальченко T.JT. Поиск метафизической картины мира в русской литературе 1950-1980-х тт. // Проблемы метода и жанра. Вып. 19. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1997. С. 280-296.

186. Садыкова И.А. Этнокультурные традиции в речевом поведении личности (На материале этноречевых запретов) // Русская и сопоставительная филология: взгляд молодых. Казань, 2003. С. 67-73.

187. Сазонов А.П. Сложноподчиненное предложение с придаточным сравнительным с союзом «точно» // Учен. зап. Винницкого пед. ин-та. Каф. рус. яз. и лит., 1962. Т. 20. С. 21-39.

188. Сазонов Г. Уехать, вернуться, уехать // Тюменский комсомолец. 1978. 20 января.

189. Санджи-Гаряева З.С. Языковая рефлексия в у ГО. Трифонова // Вопросы стилистики: Межвуз. сб. научн. тр. Саратов, 1999. Вып. 28: Антропоцентрические исследования. С. 275-279.

190. Седов К.Ф, Структура устного дискурса и становление языковой личности. Саратов: Изд-во Сарат. пед. ун-та, 1998. 112с.

191. Седов К.Ф. Становление дискурсивного мышления языковой личности: психо- и социолингвистический аспекты. Саратов: Изд-во Сарат. унта, 1999. 180 с.

192. Селиванов Ф.М. Поэтика былин. Система изобразительно-выразительных средств. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977. С. 8-38.

193. Селиванов Ф.М. Художественные сравнения русского песенного эпоса. М.: Наука, 1990. 221 с.

194. Сентенберг И.В. Языковая личность в коммуникативно-деятельностном аспекте // Языковая личность: проблемы значения и смысла: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 1994. С. 14-24.

195. Сиротинина О.Б., Кормилицына М.А. Национальные языковые и индивидуальные речевые картины мира // Дом бытия. Альманах поантропологической лингвистике. Вып. 2. Саратов: Изд-во Сарат. гос. пед. ин-та, 1995. С. 15-18.

196. Сиротинина О.Б. Языковая личность и факторы, влияющие на ее становление // Термин и слово: Межвуз. сб. Нижегород. ун-та. Н.Новгород, 1997. С. 7-12.

197. Соколянский М.Г. О признаках национальной атрибуции литературного творчества // Русская литература ХХ-ХХГ веков: направления и течения. Вып. 8. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 2005. С. 59-76.

198. Сорокин Ю.А. Ментальная реконструкция образа автора // Язык, сознание, коммуникация. Вып. 1. М., 1997. С. 5-24.

199. Соссюр Ф. де Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977. 695 с.

200. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Школа «Яз. рус. культуры», 1997. 824 с.

201. Стернин И.А. Коммуникативное и когнитивное сознание // С любовью к языку. Москва-Воронеж, 2002. С. 44-51.

202. Султанов К.К. Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы. М.: ИМЛИРАН: Наследие, 2001. 196 с.

203. Сухих С.А. Черты языковой личности // Коммуникативно-функциональный аспект языковых единиц. Тверь, 1993. С. 85-91.

204. Тарланов З.ТС. Методы и принципы лингвистического анализа. Петрозаводск: Изд-во Петрозав. гос. ун-та, 1995. 188 с.

205. Татаринцева E.H. Текстовая реализация языковой личности (орфографический аспект) // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: материалы Третьих Филологических чтений. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2002. С. 367-368.

206. Терещенко Н.М. Очерк грамматики ненецкого (торако-самоедского) языка. JL: Учпедгиз, 1947. 271 с.

207. Терещенко Н.М. Материалы исследования по языку ненцев. М. — JT.: Академия наук СССР, 1956. 283 с.

208. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Слово / Slovo, 2000. 624 с.

209. Томашевский Б.В. Сравнение // Томашевский Б.В. Стилистика. JT.: Наука, 1983. С. 204-216.

210. Третьякова Н.Ю. Коммуникативная многозначность молчания ненцев (на примере повести А.П. Неркаги «Белый ягель») // Вестник Тюменского государственного университета. 2006. № 8. С. 81-90.

211. Третьякова Н.Ю. «Творительный сравнения» в произведениях А.П. Неркаги // Вестник Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы. 2009. № 58. С. 40-42.

212. Урукова JT.A. «Сравнения открывали мир кочевого народа.» (роль сравнений в художественном произведении Неркаги А. «Белый ягель») // Образование в современной школе. 2008. №9. С. 39-51.

213. Усминский О.И. Сенсорные тропы: классификация, значения, функции. Тюмень: Изд-во Тюм. гос. ун-та, 1996. 150 с.

214. Ушакова Т.Н. Понятие языкового сознания и структура рече-мьтсле-язьтковой системы // Языковое сознание: теоретические и прикладные аспекты / Сб. под ред. Н.В. Уфимцевой. М. Барнаул, 2004. С. 6-17.

215. Филиппова Е.В. К вопросу изучения национальной специфики языковой личности в целях межкультурной коммуникации // Филологические этюды. Вып. 1. Саратов, 1998. С. 151-155.

216. Филиппова JT.C. Отражение некоторых особенностей функционирования языка в произведениях о тюменском севере // Вестник Тюменского государственного университета. 2000. № 4. С. 8-19.

217. Фролов Н.К. Русский литературный язык в Сибири: становление и современное функционирование // Филологический дискурс. Вьтп. 3. Тюмень, 2002. С. 39-44.

218. Хомич JT.B. Ненцы: СПб.: Дрофа, 2003. 125 с.

219. Христофорова О. Национальные стереотипы коммуникативного поведения и их влияние на межэтнические взаимодействия // Язык и этнический конфликт. М., 2001. С. 99-114.

220. Христофорова О.Б. «У меня есть слово»: традиционный речевой этикет и проблемы этнического самосознания в авторских текстах // Вестник РГГУ. Литературоведение. Фольклористика. 2008. № 9. С. 303-320.

221. Чарыкова О.Н. Художественная картина мира: индивидуальноавторское и национальное // Язык и национальное сознание. Вопросы теории иметодологии. Воронеж, 2002. С. 213-217.

222. Черемисина М.И. О границах сравнительной фразы (тождество фразы и варьирование ее элементов) // Проблемы устойчивости и вариативности фразеологических единиц. Тула, 1968. Ol 148-157.

223. Черемисина М.И. Сравнительные конструкции русского языка / Отв. ред. д-р филол. наук, проф. ТС.А. Тимофеев. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1976. 270 с.

224. Чернец Л.В. «. Плыло облако, похожее на рояль» (о сравнении) // Русская словесность. 2000. № 2. С. 75-79,

225. Черняк В.Д. Наброски к портрету маргинальной языковой личности // Русский текст. Российско-американский журнал о русской филологии. № 2, СПб., 1994. С. 115-130.

226. Шаховский В.И. Языковая личность в эмоциональной коммуникативной ситуации // Филологические науки. 1998. № 2. С. 59-65.

227. Шкловский Е. Костры маленького народа // Дружба народов. 1979. № 8. С. 269-271.

228. Шмелева Т.В. Вторичные речевые жанрьт. Языковая рефлексия // Речевое общение. Теоретические и прикладные аспекты речевого общения. Специализированный вестник КрасГу. Вып. 1 (8). Красноярск: КрасГу, 1999. С. 107-110.

229. Щедровицкий Г.ГТ. О методе семиотического исследования знаковых систем // Семиотика и восточные языки. М.: Наука, 1967. С. 19-47.

230. Щерба JT.B. Языковая система и речевая деятельность. М.: Наука, 1974. 428 с.

231. Штейнталь Г. Грамматика, логика и психология (их принципы и их взаимоотношения) // Звегинцев В.А. История языкознания Х1Х-ХХ вв. в очерках и извлечениях. Ч. 1. М.: Просвещение, 1964. С. 127-135.

232. Яковлева Е.С. К описанию русской языковой картины мира // Рус. яз. за рубежом. 1996. № 1-2-3. С. 47-56,

233. Яркова Ю.С. Константы художественной речевой системы писателя // Человек и его язык: антропологический аспект исследований. Н. Новгород, 1997. С. 5-11.

234. Charrin A.-V. Les Siberiens, De Russie et d'Asie, Une vie, Deux mondes, ed. Autrement. Serie Monde, 1994. 253 p.

235. Charrin A.-V. Littératures des peuples autochtones de Siberîe, Revue Missives. Paris, 2001. n. 223, 77 p.

236. Samson D. Le Grand Nord siberien dans Tlir d'Anna Nerkagui (19171997): une page de vie autochtone. L'Harmattan, 1999. 302 p.

237. Samson D. Un récit nenets d'A. Nerkagi, ou „Les peines dun cceur siberien". Institut national des langues et civilizations orientales. 1991-1992.

238. Азимов Э.Г., Щукин А.Н. Словарь методических терминов. СПб.: Златоуст, 1999. 472 с.

239. Антонова З.И., Скворецкая E.B. Словарь устойчивых сравнительных оборотов. Новосибирск: Новосибирское кн. изд-во, 2004. 196 с.

240. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Сов. энциклопедия, 1966. 607 с.

241. Болотнова Н.С. Идиостиль // Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М., 2003. С. 95.

242. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М.: Русский язык, 2000. С. 66, 1587.

243. Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. М.: Эксмо, 2006. 736 с.

244. Лебедева Л.А. Устойчивые сравнения русского языка. Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 1998. 268 с.

245. Лебедева Л.А. Устойчивые сравнения русского языка. Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 2003. 300 с.

246. Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987. 752 с.

247. Лингвистический энциклопедический словарь / Ред. В.Н. Ярцева. М.: Советская энциклопедия, 1990. 685 с.

248. Лопатин В.В. Русский толковый словарь / В.В. Лопатин, Л.Е. Лопатина. 4-е изд., стереотип. Москва: Русский язык, 1997. 832 с.

249. Мокиенко В.М. Словарь сравнений русского языка: 11 000 единиц. СПб.: Норинт, 2003. 608 с.

250. Надель-Червинская М.А., Червинский П.П. Энциклопедический мир Владимира Даля. Птицы: В 2 т. Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

251. Ненецко-нганасанский мультимедийный словарь с переводом на русский и английский языки Электронный ресурс. Режим доступа: URL: http://www.speech.nw.ru/NenNgan/index.htm1 (дата обращения: 06.08.10).

252. Ненецко-русский мультимедийный разговорник Электронный ресурс. Режим доступа: URL: http://www.speech.nw.ru/Nenets/index.html (дата обращения: 06.08.10).

253. Огольцев В.М. Словарь устойчивых сравнений русского языка (синонимо-антонимический). М.: Русские словари: ACT: Астрель, 2001. 799 с.

254. Огрьтзко В.В. Писатели и литераторы малочисленных народов Севера и Дальнего Востока: биобиблиографический справочник: в 2 ч. Ч. 1. М.: Лит. Россия, 1998. С. 508-517.

255. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азъ, 1995. 908 с.

256. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / РАН. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. 4 изд., дополненное. М.: ООО А ТЕМП, 2007. 944 с.

257. Писатели Тюменской области: библиографический указатель. Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1988. 112 с.

258. Розенталь Д.Э. Словарь-справочник лингвистических терминов / Д.Э. Розенталь, М.А. Теленкова. М.: Астрель: ACT, 2001. 623 с.

259. Русская грамматика: в 2 т. Т. 2. Ч. 2. / Редкол.: Н.Ю. Шведова (гл. ред.) и др. М.: Наука, 1980. 709 с.

260. Русский ассоциативный словарь / Под ред. Ю.Н. Караулова, Ю.А. Сорокина, Е.Ф. Тарасова и др. М., 1994. 224 с.

261. Русский семантический словарь: толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений / РАН. Отд-ние лит. и яз. Инт рус. яз. им. В.В. Виноградова; Под общ. ред. Н.Я. Шведовой. М.: Азбуковник, 1998. Т. 1.807 с.

262. Русский язык. Энциклопедия / Гл. ред. Ф.П. Филин. М.: Советская энциклопедия, 1979. С. 327-671.222 ¿У^

263. Русский язык. Энциклопедия / Гл. ред. Ю.Н. Караулов. 2-е изд.; перераб. и доп. М.: Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 1997. 703 с.

264. Северная мудрость: Пословицы и поговорки долган, ненцев, нганасан / Сост. A.B. Левенко. Красноярск, 1991. С. 22-27.

265. Словарь ассоциативных норм русского языка / Под ред. A.A. Леонтьева. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977. 192 с.

266. Словарь синонимов русского языка / Ин-т лингвист, исслед, РАН; Под ред. А.П. Евгеньева. М.: ACT: Астрель, 2001. 648 с.

267. Словарь русского языка: в 4 т. Т. 4. / Гл. ред. А.П. Евгеньева. М.: Рус. яз, 1984. С. 236-237.

268. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной М.: Флинта: Наука, 2003. 696 с.

269. Так в Сибири говорят. Пословицы и поговорки народностей Сибири / Сост. Б. Ховратович. Красноярск, 1964.

270. Телия В.Н. Большой фразеологический словарь русского языка. М.: АСТ-Пресс Книга, 2009. 784 с.

271. Терещенко Н.М. Словарь ненецко-русский, русско-ненецкий. Л.: Просвещение, 1982. 302 с.

272. Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. проф. Д. Ушакова М.: Изд. центр Терра, 1996.

273. Учебный словарь лингвистических терминов и понятий / Под ред. А.К. Карпова и др. Нижневартовск: Изд-во НГТТИ, 2002. 375 с.