автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.02
диссертация на тему: Морфологическая и синтаксическая структура послеложных конструкций в мокшанском и финском языках

Полный текст автореферата диссертации по теме "Морфологическая и синтаксическая структура послеложных конструкций в мокшанском и финском языках"

На правах рукописи

СЕРОВА ЛИЛИЯ НИКОЛАЕВНА

Морфологическая и синтаксическая структура послеложных конструкций в мокшанском и финском

языках

Специальность 10.02.02. - Языки народов Российской Федерации (финно-угорские и самодийские)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Саранск 2006

Работа выполнена на кафедре финно-угорского и сравнительного языкознания Мордовского государственного университета имени Н. П. Огарева

Научный руководитель: Мосин Михаил Васильевич

доктор филологических наук профессор

Официальные оппоненты: Куклин Анатолий Николаевич

доктор филологических наук профессор

Макушкина Людмила Ивановна

кандидат филологических наук доцент

Ведущая организация: отдел филологии и финно-угроведения

Научно-исследовательского института гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия

Защита диссертации состоится 20 декабря 2006 года в 9.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.117.09 при Мордовском государственном университете имени Н. П. Огарева по адресу: 430000, г. Саранск, ул. Большевистская, 68, филологический факультет, корпус №10, аудитория 403.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке имени М. М. Бахтина Мордовского государственного университета имени Н. П. Огарева.

Автореферат разослан 18 ноября 2006 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета Д 212.117.09

кандидат филологических наук /1Г%

доцент у*/? А. М. Гребнева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Предлагаемая работа посвящена сравнительному исследованию категории послелога в мокшанском и финском языках. Семантически наполненные категории, имеющие типологические соответствия в разных языках мира, привлекают в последнее время все большее внимание лингвистов. Одной из таких категорий является категория послелога.

В настоящее время в науке имеется полная ясность относительно релятивных слов и конструкций послеложного характера в каждом из финно-угорских языков. Однако до настоящего времени нет специальных работ, особенно в области синтаксиса, где бы раскрывалась природа послеложных конструкций. Вместе с тем особенности данной категории в языках разных групп в сравнительном плане до сих пор остается малоисследованными. Таким образом, назрела необходимость проведения сравнительного анализа послеложных конструкций, выявление их общих и специфических черт в мокшанском и финском языках.

Цели и задачи исследования. Целью диссертации является выявление специфики категории послелога, а также рассмотрение морфологических и синтаксических особенностей послелогов в мокшанском и финском языках. В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи:

- анализ морфологической структуры и морфологических особенностей послелогов в мокшанском и финском языках;

определение синтаксической роли послеложных конструкций в мокшанском и финском языках;

- сравнение морфологической и синтаксической структур послелогов в мокшанском и финском языках.

Теоретической и методологической основой диссертационного исследования послужили труды известных отечественных и зарубежных лингвистов, в той или иной степени отражающие проблему послелога: А. Алквиста, Ф. Видемана, А. А. Шахматова, М. Е. Евсевьева, Д. В. Бубриха, А. К. Имярекова, М. Садениеми, Е. Суова, М. Айрила, А. И. Бочкаевой, П. С. Шишканова, А. И. Сайнаховой, Б. А. Серебренникова, П. Аристе, Т. Миколы, К. Е. Майтинской, П. С. Кудаева, А. Лаанеста, В. К. Кельмакова, Р. Н. Бузаковой, Н. М. Терещенко, А. Алхониеми, О. Икола, Н. А. Щанкиной, М. И. Зайцевой, А. Михкельса, С. С. Сибатровой, Г. А. Некрасовой, И. П. Сорокиной, Т. Г. Перьфильевой, А. А. Кокляновой, С. К. Бушмакина, М. С. Фединой и др.

Источники и материалы исследования. При подготовке диссертации использованы научные труды отечественных и зарубежных ученых-языковедов, в том числе специалистов по финно-угорскому и мордовскому языкознанию.

Источником исследования явились художественные произведения мокшанской и финской литературы, материалы периодической печати, данные словарей.

Новизна диссертации заключается в том, что она представляет собой первую

попытку полного и системного описания категории послелога в мокшанском языке в сравнении с особенностями послеложных конструкций в финском языке.

Методы исследования. Основными методами решения задач диссертации являются сравнительный и описательный, выявляющие особенности исследуемого явления в рассматриваемых языках.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее материалы и выводы вносят определенный вклад в изучение категории послелога на общелингвистическом уровне и представляют интерес для типологических исследований.

Основные положения и фактический материал диссертации могут быть использованы в практике вузовского и школьного преподавания, при разработке учебных пособий и спецкурсов по мордовским и финскому языкам, соответствующих разделов общего языкознания морфологии и синтаксиса, в проведении спецкурсов и спецсеминаров в вузах, а также при составлении словарей.

Апробация работы и публикации. Основные положения и результаты исследования нашли отражение в сообщениях, сделанных на Огаревских чтениях Мордовского государственного университета (Саранск, 2003-2005), конференциях молодых ученых МГУ им. Н. П. Огарева (Саранск, 2005).

Публикации. Главные положения диссертации отражены в научных работах общим объемом 1,3 п. л.

Структура и объем работы. Диссертационная работа состоит из предисловия, трех глав, заключения, списков сокращений, использованной литературы, лексикографических источников, художественной литературы и приложения. Общий объем составляет 167 страниц комьютерного текста.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновываются выбор темы, ее актуальность, определяются цели и задачи работы, научная новизна, практическая значимость, указываются источники и методы исследования, сообщается об апробации его основных результатов.

В первой главе «История изучения послелогов» освещается состояние изученности категории послелога в общем и финно-угорском языкознании.

Как известно, для одних языков характерно использование предлогов, для других - послелогов, и по данному параметру соответствующие языки разных генетических групп могут быть названы «предложными» или «послеложными». Предлоги характерны для индоевропейских, семитских, индонезийского и других языков, послелоги - для финно-угорских, уральских, тюркских, алтайских, иберийско-кавказских,. монгольских, юкагирского, японского, китайского, нивхского, некоторых американских (например, теника), африканских (например,

эве) и других языков (Майтинская 1982: 15). Примечательно, что в «предложных» языках употребляются и некоторые послелоги, в «послеложных» - некоторые предлоги; при этом исключения реализуются в разной степени и в разной форме.

В целом, под категорией «послелог» понимается разряд служебных слов, выражающих различные отношения между главными и зависимыми членами словосочетания и осуществляющих подчинительную, синтаксическую связь внутри словосочетания и предложения. Функционально послелог соответствует предлогу, но в отличие от него всегда находится в постпозиции. Послелог связан с именем либо управлением, требуя постановки имени в определенном падеже, либо с помощью притяжательной связи. Послелоги в основном выражают пространственные и временные отношения, а также значения цели, причины, следствия, образа действия, сравнения, совместности, орудия действия и т. д., реже используются для передачи более обобщенных грамматических значений (ЛЭС 1990: 389).

Проблемы, связанные с категорией послелога, находят отражение в трудах многих ученых. В ряде исследований они ставятся и решаются в рамках одного языка (Кокла 1963, Кудаев 1969, Терещенко 1979, Сибатрова 1986, 1987), или в сравнении с родственными языками (Бубрих 1949, Серебренников 1967, Майтинская 1982, Алхониеми 1988, Карлесон 1988, Кельмаков и многие другие), или с языками других групп (Баженов 1970, Ахунзянов 1987, Федина 2001).

Исторический подход характерен для работ, посвященных истории возникновения, этимологии и хронологизации послелогов в финно-угорских (Бубрих 1955, Хакулинен 1955, Серебренников 1963, 1967, Кельмаков 1970, Цыганкин 1978) и тюркских языках (Баскаков 1979, Серебренников, Гаджиева 1979).

Наряду с финно-угорскими языками послеложные конструкции наличествуют в тюркских языках. Тюркологи обычно разделяют все послелоги на две категории - собственно послелоги и так называемые служебные слова, которые иногда называют соотносительными послелогами или изолированными формами значимых частей речи. Вопрос о структуре послелогов и других вспомогательных частей речи вызывает споры и, как следствие, формирование различных точек зрения на данную проблему. При этом ряд специалистов считают, что послелоги изменяются и принимают разные аффиксы и объясняют трансформацию послелогов по-разному. Не меньшую актуальность имеют споры о том, какими падежами управляют послелоги. В тюркском языкознании сложилось представление, что послелоги управляют неопределенным, родительным, дательным-направительным, исходным падежами.

В финно-угорском языкознании вопросу послеложных конструкций посвящено немало работ и проблема послелогов освещена достаточно детально.

Р. Карлесон рассматривает управление предлогов и послелогов в прибалтийско-финских языках и считает, что преобладающая их часть связана с генитивом и партитивом. Ученый предполагает, что число релятивных слов,

употребляемых с другими падежами, в будущем увеличится (Карлесон 1988: 250).

3. М. Дубровина исследовала данный вопрос в кандидатской диссертации «Послелоги и предлоги в финском языке» (1952), в которой ставила целью не только показать современное состояние послелогов и предлогов финского литературного языка, но и проследить историю их развития: возникновение из знаменательных слов и в ряде случаев переход в показатели падежных форм.

О. Икола в исследовании «О падежном управлении после- и предлогов» подверг анализу случаи употребления послелогов и предлогов, требующих наиболее распространенных партитивных и генитивных форм существительных (имен). Кроме этих форм в его работе указываются и другие падежи иллатив, элатив, аблатив и абессив (1ко1а 1989:31-36).

В марийском языкознании проблемам послелогов посвящена кандидатская диссертация С. С. Сибатровой «Послелоги в марийском языке». Она считает, что послелоги не остаются совершенно неизменяемыми. Им часто сопутствуют различные словоизменительные суффиксы и усилительно-выделительные частицы. Марийские послеложные конструкции чаще всего выступают в синтаксической функции обстоятельства, реже - косвенного объекта глагола. Отдельные конструкции встречаются в роли определения и даже именного сказуемого и подлежащего (Сибатрова 1988).

В венгерском языкознании послелоги рассматриваются К. Е. Майтинской в книге «Служебные слова в финно-угорских языках», где сравнительно хорошо освещены проблемы функционирования предлогов и послелогов. Автор утверждает, что разные падежные формы при послелогах должны классифицироваться не как три разные падежные формы одного послелога, а как три отдельных послелога. Она признает ошибочным встречающееся в специальной литературе мнение о том, что послелоги могут изменяться по падежам. Особый интерес представляет вопрос о критериях разграничения послелогов и падежных окончаний в финно-угорских языках (Майтинская 1982: 3-78).

В мордовском языкознании, как и в финно-угорском, релятивным словам уделено немало внимания. В работах исследователей по проблеме послелога большое внимание уделяется их общеграмматическим признакам и генетическому происхождению. Часто послелоги рассматриваются в сопоставлении с русскими предлогами.

Первой публикацией по грамматике мордовских языков на русском языке является «Мордовская грамматика», составленная на наречии мордвы-мокши П. Орнатовым, вышедшая в свет в 1838 году. Затем вышла в свет работа А. Алквиста «Опыт мокша-мордовской грамматики» (1861), где автор выделяет послелог в самостоятельную грамматическую категорию. Мнение об отыменном происхождении послелогов достаточно последовательно прослеживается в «Грамматике эрзя-мордовского языка» Ф. Видемана (1865), который впервые рассматривает послеложные местоимения в мордовских языках как особый

лексико-грамматический класс слов. А. А. Шахматов в «Кратком очерке морфологии» (1910) частично касается морфологической структуры послеложных словосочетаний. М. Е. Евсевьев в «Основах мордовской грамматики» (1931) указывает на возможность выражения послелогами предикативных функций.

Историческому развитию мордовских послелогов отводится определенное место в исследованиях Д. В. Бубриха «Историческая грамматика эрзянского языка» (1953) и Б. А. Серебренникова «Историческая морфология мордовских языков» (1967).

Широкое исследование категории послелога проведено П. С. Кудаевым. Он впервые дает систематический обзор послелогов, их употребления и значения в мордовских языках (1969).

Во второй главе «Морфологическая характеристика послелогов в мокшанском и финском языках» рассматриваются структура и особенности послелогов в обоих языках.

Мокшанские и финские послелоги, как и в других финно-угорских языках, могут представлять одну или несколько форм одного и того же имени либо могут выступать как «изолированные» друг от друга. В зависимости от этого в финноугроведении и мордовской лингвистике различают серийные и несерийные послелоги. Серийные восходят к именам и передают в основном пространственные и временные отношения. Они служат, как правило, для выражения различных обстоятельств места и времени. Общеизвестно, что релятивные слова обязаны своим возникновением разным падежным формам имени. Согласно данному положению каждый послелог состоит из двух элементов: первым является корневая морфема, которая указывает на отношение того или иного отвлеченного понятия к объекту-ориентиру, второй - падежный формант, выполняющий функцию выражения синтаксической связи с другими словами предложения. Последний может указывать на отношение нахождения, удаления, внесения, направления, перемещения субъекта или объекта в пространстве, что выражается корневой морфемой того или иного послелога.

В мокшанском языке выделяются следующие серии послелогов, состоящие из четырех членов: мокш. ала - «под», алда - «из-под», any - «под», алга - «по низу чего-либо» < al - «низ»; бокса - «около», «сбоку», «у», бокста - «сбоку», «возле», бокс/боку - «около», «сбоку», бокова - «около», «возле» < bok (рус.) - «сторона»; ваксса - «около», ваксста - «от», ваксс - «к», вакска - «мимо», «возле», «около» < vaks - «четверть», «пядь»; вельхксса - «над», вельхксста - «букв, из-над», велъхксс - «над», велъхкска - «под-над» < vel'xks - «верх»; ёткса - «между», «среди», «посреди», «во», «в», ёткста - «из», «между», «среди», «в», ёткс - «в», «к», «посреди», «среди», «между», ёткова - «промеж», «между», «среди», «в» < jotka -«промежуток»; инголе - «перед», ингольде - «спереди», «перед», инголи - «к», инголъге - «перед» < ik, ink - «передняя часть чего-либо»; каршеса - «напротив», каршеста - «напротив», каршес - «напротив», «против», «к», каршева -«напротив» < karsy (тат.) - «против»; кучкаса - «посреди», «посредине», кучкаста

- «с середины», кучкас/кучкав - «посредине», «посреди», кучкава - «посередине», «посреди» < kunöka - «середина»; лангса - «на», лангета - «с», «со», лангс - «на», ланга - «по», «на» < laijga - «поверхность»; маласа - «близ», «около», «возле», маласта - «от», «возле», «близ», «около», малас - «к», «до», «около», «возле», «близ», малава - «близ», «вблизи» < mala - «близость»; потмоса - «в», «среди», «внутри», потмоста - «из», потмос/потму - «вовнутрь», «в», «во», потмова -«по», «в»; фтала - «за», «позади», фталда - «за», «из-за», фталу - «за», «позади», фталга - «по-за» < uta - «задняя часть чего-либо»; ширеса - «у», «около», ширеста - «от», «из», «с», гиирде - «с», шири/ширес - «к», «в» < Sirä - «сторона», «край».

В составе приведенных серий послелогов выявляются окаменевшие форманты четырех пространственных падежей основного склонения - инессива -са (в образованиях ала он утрачен) (указывает на местонахождение предмета), элатива -ста или аблатива -да/-де (выражают идею удаления от предмета или места), латива -в, -у, -и или иллатив -с (указывают на направление движения к предмету), пролатива -ва, -га, -ка (уточняют место, пространство или предмет, по которым распространяется то или иное действие). Примечательно, что для лативного значения в отдельных сериях параллельно используются две единицы с разными застывшими падежными формантами: с лативным -у, -в, -и или с иллативным -с, например: модать потму, модать потмос - «под землю»; куттъ кучкав, куттъ кучкас - «в середину дома», еирть шири, виртъ ширес - «к лесу», (букв, «в сторону леса»). Следует отметить, что в одних сериях присутствует элативная форма, в других - аблативная при отсутствии элативной.

В финском языке послелоги, соотносительные с местными (внутренне-местными и внешне-местными) падежами имени, образуют наиболее сложную серию, состоящую из шести членов и более: edessä/edellä - «перед», «впереди», edestä/edeltä - «спереди», eteen/edelle - «перед» < esi - «находящийся впереди»; keskessä/keskelWkesken - «между», «среди», keskestälkeskeltä - «из» (из-среди), keskeen/keskelle - «в», «между», «среди» < keski - «середина», «промежуток»; puolessa/puolella - «у», puolesta/puolelta - «от», puoleen/puolelle - «к» < puoli -«сторона»; sisässä/sisällä - «внутри», «в», sisästä/sisältä - «изнутри», sisään/sisälle -«внутрь», «в» < sisä- «внутренняя сторона чего-либо»; vieressä/vierellä, vierestä/viereltä, viereen/vierelle - «подле», «возле», «рядом», «около», «у» < vieri -«край», «конец», «предел»; välissä/välillä - «между», välistä/väliltä - «из», väliin/välille - «между» < väli - «промежуток, расстояние»; ääressä/äärellä -«подле», «за», «возле», «около», äärestä/ääreltä - «из-за», ääreen/äärelle - «к», «за» < ääri - «край», «конец».

Обращает на себя внимание разнообразие окаменевших падежных формантов, вошедших в состав перечисленных послелогов. Они продублированы послелогами, в составе которых окаменели -j-овые форманты падежей: инессива -ssa/-ssä (указывают на.местонахождение предмета), эллатива -sta/stä (указывают на направление действия откуда-либо), иллатива -in (указывают на направление

действия куда-либо); -/-овые форманты падежей: адессива -lla/-llä (указывают на местонахождение предмета), аблатива -lta/ltä (указывают на направление действия откуда-либо), аллатива -Не (укзывают на направление действия куда-либо). В серии послелогов keskessä/keskellä/kesken, keskestä/keskeltä, keskeen/keskelle первый член представлен даже тремя единицами: наряду с единицами, содержащими -/-овый и -5-овый форманты, третья единица оформлена суффиксом инструктива -п.

Наиболее простые серии послелогов пространственного значения состоят из трех основных членов, указывающих: на отсутствие направления действия (локативное значение); на направление действия куда-либо (лативное и иллативное значение); на передвижение действия по чему-либо (пролативное значение), на направление действия откуда-либо (элативное или аблативное значение): мокш. келеса - «по», «среди», келес - «по», келева - «по» < kele -«ширина»; кувалма - «вдоль», «по», кувалмос - «вдоль», «по», кувалмова - «вдоль» < kuvalma - «длина»; пяле - «у», пяльде - «от», «у», пяли - «к», «у» < päl' -«сторона»; эса - «в», «во», «на», эзда - «из», «от», «с», «со», «в», эзга - «по», «в» <ez - «внутренность»; эшксса - «за», эшксста - «из-за», «за», эшксс - «за» < ekse -«теневая сторона предмета».

В составе приведенных послелогов соответственно окаменели падежные суффиксы локатива -са, латива -и, иллатива -с, пролатива -ва, -га, аблатива -да, -де.

В финском языке, как и в мокшанском, также встречаются трехсерийные послелоги для выражения пространственных отношений. Эти серии послелогов можно разделить на три группы:

а) послелоги с внутренне-местными падежами: hallussa - «во владении», haîlusta - «из владения», haltuun - «во владение»; jäljessä - «позади», jäljestä - «за кем-чем-либо»,jälkeen - «после», «за», «вслед» <jälki - joukossa - «среди», joukosta - «среди», joukkoon - «среди» < joukko - «толпа», «группа»; keskuudessa -«среди», «между», keskuudesîa - «среди», keskuuteen - «среди» < keski - «средний»; perässä - «позади», «сзади», «следом», perästä - «вслед», «после», «за», perään -«вслед», «за» <perä - «задняя часть»; päässä - «на расстоянии», «в конце», päästä -«через», päähän - «на расстояние» <pää - «голова»;

б) послелоги с внешне-местными падежами: alla - «под», alta - «из-под», alle - «под», alitse - «под», «низом» < ala - «площадь», «низ»; lähellä - «около», «поблизости», läheltä - «с близкого расстояния», lähelle - «близко к кому-чему-либо» < lähi - «близкий»; päällä - «на», «поверх», päältä - «c»,päälle - «на» <pää -«голова», «конец»; rinnálla - «рядом», rinnalta - «рядом», rinnalle - «рядом» < rinta

- «грудь»; ympärillä - «вокруг», ympäriltä - «вокруг», ympärille - «вокруг» <ympäri

- «кругом», «вокруг»; yllä - «над», yltä - «с кого-чего», ylle - «над», у lit se - «через» <ylä- - «через».

в) послелоги с другими падежами: luona - «у», «около», «возле», «при», luota - «от», luo/luokse - «к» < luo - «около»; takana - «за», «позади», takaa - «из-

за», «сзади», taa/taakse - «за» < taka - «место позади чего-либо».

Первую группу составляют послелоги с -s-овыми формантами падежей: инессива -ssa/-ssä, аблатива -sta/-stä, иллатива -п. Вторую группу составляют послелоги с -/-овыми падежными формантами: адессива -lla/-llä, аблатива -lla/-ltä, аллатива -lie. В некоторых сериях наличествует послелог с суффиксом -tse, который ныне является словообразовательным формантом, а ранее употреблялся как падежный суффикс пролатива. В третью группу вошли послелоги, содержащие суффиксы эссива -па, партитива ~ta, транслатива -kse.

В отличие от серийных послелогов несерийные (одиночные, изолированные) либо не оформлены никакими падежными показателями, либо оформлены некоторыми из них. Но значения падежей, аффиксы которых принимают данные послелоги, настолько далеки от приписанных им в падежной парадигме, что смело можно говорить о застывших формах этих падежей в данных послелогах. Эти послелоги в отличие от серийных не имеют аналогов существительных в языке, их происхождение прослеживается очень редко, в основном оно завуалировано, так как они уже давно перешли в разряд служебных слов. Несерийные послелоги передают различные причинные, целевые, комитативные, следственные отношения. Они разнообразны по происхождению - образовались от имен (онаречных), наречий, а в финском языке - и от именных форм глагола. Среди них можно встретить как собственно мордовские, финские послелоги, так и заимствованные или образованные от слов, воспринятых из других языков (Щанкина 1981: 11). К ним относятся: мокш. башка - «кроме», «помимо» < тат. baS - «голова»; вастс - «вместо» < васта - «место» + иллат. -с; еелъде -«посредством», «с помощью», «благодаря» < еелъ- + отлож. -де; еелъф, велъфке -«над», «через» < происхождение также связано с основой еелъ-, инкса - «за», «из-за»; квалма - «о», «об»; кодяма - «наподобие» < ур. вопр. мест. *ко - «кто» + указ. мест. *to - «то» + суф. прилаг. -та; колга - «про», «об», «о»; коряс, корява - «по», «согласно», «по сравнению» < тат. kür а - «по»; коре - «по» < тат. kura - «по»; лаца

- «как» < рус. лад - «согласие» + инее, -са; мархта - «вместе» < мар - «куча»; панк

- «через», «поперек» < этимология неясна; пингста - «при», «во время» < пинге «время» + элат. -ста; перъф - «вокруг»; еюнеда - «из-за», «по причине», «вследствие» < еюне - «пасмурный» + абл. -ста; турке - «по», «через»; эземс -«вместо» < эзем - «место для сидения»; эшка - «величиной с»; фин. alkaerx -«начиная с» < инструктивная форма второго инфинитива от глагола alkaa «начинать»; asemesta - «вместо» < asema - «место», «положение» + элат. -ста; еппеп - «раньше» < ensi - «первый» + нареч. суф. *-о in/*-ein; halki - «через», «сквозь»; johdosta - «в следствие чего-либо» < johto - «руководство», «связь» + элат. -sta; kautta - «через» < kansi - «период» + партит, -ta; kera/keralla - «вместе с» < kerta - «раз», «ряд» + адес. -IIa; kohden - «к», «по направлению» < kohti - «по направлению»; kuluttua - «после» < партитивная форма второго причастия пассива от глагола kulua - «протекать»; kuluessa - «в течение» < инессивная форма второго инфинитива от глагола kulua - «протекать»; läpi/lävitse - «сквозь» < läpi - «дыра» +

прол. -tse; myoten - «по», «вдоль» < приб.-фин. *môgô - «задняя сторона» + нареч. суф. *-ten; náhden - «по отношению к» < форма инструктива второго инфинитива от глагола náhdü - «видеть»; ohi/ohitse - «мимо», poikki - «через» < poikki - «юго-запад»; pitkin - «вдоль», «по» < pitkd - «длинный» + инструк. -n; takia - «из-за» < связан с иллативной фрмой слова taka - «задняя часть»; táhden - «из-за» < tühti -«звезда» + инструк. -n; vuoksi - «для», «ради» < vuo - «русло», «течение», «поток» + трансл -ksi; vailla - «без» < vaja - «отсутствие» + адес. -На; varíen - «для», «ради» < varsi - «ствол», «стан», «рукоятка» + суф. мн. ч. генитива -ten; vasten - «против», «вопреки» < vasta - «место, расположенное напротив чего-либо» + инструк. -п.

Морфологически послелоги представляют собой окаменевшие падежные формы существительных и местоимений и считаются неизменяемыми словами. Однако послелог может присоединять к себе лично-притяжательные суффиксы, усилительные частицы, предикативные суффиксы или суффиксы сказуемостного изменения, уменьшительно-ласкательные суффиксы, показатели определенности, показатели сравнительной степени.

Наиболее часто употребляемым морфологическим элементом в послелогах являются притяжательные суффиксы, что объясняется историей послелогов, большинство из которых восходит к именам, изменявшимся по падежам и лично-притяжательному склонению (ОФУЯ 1974: 282). Часто в мокшанском языке притяжательные суффиксы употребляются, когда существительное, при котором находится послелог, стоит в номинативе: мокш. Кундазе кядъта и усксы шра ваксстонза (Пинясов 2004: 45) - «Взял за руку и тянет от его (своего) стола»; Ки лангсон повондыхть пара ломаттъ (Мокшони 1998: 109) - «На моем пути встречаются хорошие люди». Такое употребление лично-притяжательных суффиксов характерно при указании на грамматическое лицо обладателя.

В некоторых финно-угорских языках существуют два способа выражения лица обладателя, применяемых в случаях, если при имени существительном, выражающем обладаемое, имеется послелог. Наиболее естественным и, как правило, более употребительным является способ присоединения лично-притяжательного суффикса к имени-обладаемому, и тогда послелог остается без личного оформления, например: мокш. тон озак шразень ваксс - «ты сядь за мой стол» (uipa-зе-нь - «мой стол», -зе - лично-притяжательный суффикс 1-го лица); фин. hàn meni takaisin rukkinsa aareen - «она вернулась к своей прялке» (rukki-nsa - «ее прялка», -nsa - лично-притяжательный суффикс 3-го лица). Второй способ -присоединение лично-притяжательного суффикса к послелогу при его отсутствии у имени существительного, например: мокш. тон озак шра ваксозон - «ты сядь за мой стол» (вакс-о-зон < вакс + лично-притяжательный суффикс 1-го лица -н) (Майтинская 1982: 70, ГМЯ 1962: 338, Феоктистов 1963: 150, 152). В финском языке послелог не присоединяет к себе лично-притяжательный суффикс, если он сочетается с именем.

Присоединение лично-притяжательного суффикса к послелогам происходит и тогда, когда поясняемое слово - местоимение, которое в речи опускается. Лицо

местоимения выражается только этим суффиксом. Такой послелог, заменяющий всю послеложную конструкцию, фактически выступает в функции косвенной падежной формы личного местоимения и в данном качестве в предложении употребляется как полноправный член. В таких случаях происходит прономинализация послелогов. Подобные образования в финно-угорском языкознании обозначаются терминами «послеложно-личные местоимения» или «послеложные местоимения». Например: мокш. Моя ёфси аф тянь колга грань мархтот корхтамс (Пинясов 2004: 316) - «Я совсем не об этом хотел с тобой поговорить»; Сон ёфси ашезе примета, кода мирдец ётась вакскаюа (Вельматов 1996: 5) - «Она и не заметила, как её муж прошёл мимо неё»; фин. Nain kuinka taakseni kaivetaan ojaa (Utriainen 1999: 81) - «Вижу, как позади меня роют канаву»; Palmu sulki tyynesíi oven hünen jüljessüan (Waltari 1962: 83) - «Палму тихо закрыл за ним дверь».

Однако выявляются и такие послелоги, которые не принимают лично-притяжательных суффиксов. Таковы, например: эрз.-мокш. башка - «кроме», эрз. туртов - «для», фин. halki - «через», lüpi - «сквозь», «через», ohi - «мимо», poikki -«через», «поперек», yli - «через», «над», ympari - «вокруг», luo - «к», taa - «за», kesken - «между», «среди». В финском языке к пролативной форме послелогов ali, lüpi, ohi, yli и транслативной форме послелогов luo, taa могут присоединяться лично-притяжательные суффиксы, например: alitseni - «подо мной», ylitsemme -«над нами», ohitseen - «мимо него», luokseni - «ко мне».

В мокшанском и финском языках послелоги могут присоединять к себе усилительные частицы, к которым относятся мокш. -ка, -нга, -вок, фин. -ka/-ka, -ра/-ра, -han/-han, усилительно-утвердительные -kin, усилительно-отрицательные -kaan/-kaan. Семантика усилительных частиц передается значениями «и», «даже». Они усиливают смысл всей послеложной конструкции. Например: мокш. А вдь монь эсонга тя войнасъ кати-мезе шавсъ (Мишанина 2002: 108) - «А ведь и во мне эта война что-то убила»; фин. Seurailin hantá aivan lahituntumassa, menin kerran hünen ohitseenkin (Sahlberg 2000: 44) - «Я шел за ним по пятам, один раз прошел даже мимо него».

В финском языке послелоги могут использоваться и в совокупности с вопросительными частицами -ko/-ko, -s, например: Tata vartenko tüssü on eletty? (ГФЯ 1958: 226) - «Для этого ли тут жили?»; Sitii vartenkos siná minut kutsuitkin? (ГФЯ 1958:226) - «Для этого ли ты меня и позвал?».

В мокшанском языке послелоги могут принимать уменьшительно-ласкательные суффиксы, например: мокш. Эк вдь, сафтозе, - тяни ни колаф седихть ужяльдиень вайгяльса поладозе аляеь, - видеета кить кучканяс лаподсъ (Мокша 2001, №6: 65) - «Эх, ведь, достал, - теперь с разбитым сердцем и жалостью в голосе продолжил мужчина, - прямо на серединку дороги лёг». Обращает на себя внимание, что уменьшительно-ласкательный суффикс -ня присоединен не к концу послелога, а к его основе (кучка-ня-с - «на середину»).

В мокшанском языке послелоги могут присоединять и показатели

определенности. Суффиксы определенного (указательного) склонения, используемые для выражения определенности и присоединяемые к соответствующему имени, могут от него отделяться и присоединяться к послелогу, при этом последний может быть как в единственном, так и во множественном числе. При помощи показателей определенности указывается на определенный предмет или явление с целью выделения его из массы ему подобных. Во многих случаях оформление послелога суффиксами определенности является средством его субстантивации. Например: мокш. Шра ваксстось сельмованфонцка ашезе кеподе кагодонзон эзда (Мокшони 1998: 126) -«Человек, сидящий за столом, и взгляда не поднял от своих бумаг».

Для мокшанского языка характерно так называемое сказуемостное, или предикативное, словоизменение, суть которого состоит в том, что неглагольные слова, принимая глагольные личные суффиксы единственного и множественного числа, а иногда даже глагольный признак прошедшего времени, выступают в функции самостоятельного сказуемого, не сопровождаемого глагольным словом, например: канд-а-н - «я несу» и сазор-а-н - «я сестра», канд-а-т - «ты несешь» и сазор-а-т - «ты сестра», канд-ы - «он несет» и сазор - «она сестра» и так далее (некоторое расхождение между формами глагола и не глагола наблюдается только в третьем лице).

Сказуемостные суффиксы могут присоединяться и к послелогам. Тогда последние, не переставая быть служебными словами, способствуют оформлению всей послеложной конструкции в качестве главного члена предложения. Послелоги, будучи употребленными в качестве сказуемого, изменяются по временам, лицам и числам: мокш. шра ваксса-н - «я за столом», шра ваксса-т -«ты за столом», шра ваксса - «он за столом», шра вакссо-ле-нь - «я был за столом», шра вакссо-ле-ть - «ты был за столом» и т. д. Например: Федярясь юкстазе ни, што мирдец тусь паксяв, а идьсна авозенц ширесольхтъ (Вельматов 1996: 21) - «Жена Федора уже забыла, что муж ушёл в поле, а их дети были у свекрови».

К. Е. Майтинская пишет, что некоторые послелоги финского языка, выражающие пространственные отношения, могут принимать суффиксы сравнительной степени, таким образом уточняются оттенки соответствующего пространственного отношения, ср: lahemmállü - «ближе у», lühemmülle - «ближе к», lühemmülta - «непосредственно от». В состав этих образований вошел признак сравнительной степени -mpa/-mma; ср. соответствующие послелоги без этого суффикса: lühellü - «у», «вблизи», láhelle - «к», lüheltü - «от». Суффиксы сравнительной степени характерны и для карельского, марийского и коми языков, например: кар. ullombaéi - «вне (дальше) чего-либо», мар. устел декы-рак -«(ближе) к столу», коми мушсны керкаяс бердт1джык - «они шли больше около домов» (Майтинская 1982: 71).

Третья глава «Синтаксические особенности послеложных конструкций в мокшанском и финском языках» посвящена сочетанию послелогов с лексико-

грамматическими разрядами, управлению и синтаксической роли послеложных конструкций.

В мокшанском и финском языках послелоги практически способны сочетаться с лексемами всех частей речи, хотя, как и в других финно-угорских языках обслуживают в первую очередь имена существительные (нарицательные, собственные, отглагольные, парные). Например: мокш. Сон кельгондезе ваймаманц красноармеецнень ёткса (Ларионов 1983 : 6) - «Он любил отдыхать среди красноармейцев»; Сяка шиня иляденди Анянь инкса сашендсь Егор (Девин 1991: 158) - «В тот же день к вечеру за Аней приходил Егор»; Няйсастъ, аф теждя тейнза мялхнень-арьсематнень эзда (Кузнецов 1981: 68) - «Видите, нелегко ему от мыслей»; фин. Oiva istuipôydan luona ja tupakoi (Нугу 1962: 77) -«Ойва стоял около стола и курил»; Han luki paljon, nâki malta ja mantereita Afrikkaa ja Ameríkkaa myôten (Perttu 1993: 29) - «Он много читал, видел земли и материки до Африки и Америки»; Tapaamisen jâlkeen han oli iloinen (Salama 1964: 189) - «После встречи он был веселым».

Наряду с существительными в мокшанских и финских послеложных конструкциях значительное место занимают местоимения (личные, указательные, взаимно-личные, относительные, неопределенные, определительные, в мокшанском языке - вопросительные, возвратно-притяжательные). Часто личное местоимение опускается, при этом послелог принимает лично-притяжательные суффиксы. Например: мокш. Синь мархта, улема, параработамасъ (Бебан 1995: 46) - «С ними, наверно, хорошо работать»; Но тевсь аф анъцек тянь эса (Кузнецов 1981: 71). - Но дело не только в этом. А сон инголъцекс мезевок изь корхта, кати-мезень кувалма аръсесъ (Кузнецов 1981: 92) - «Он первым ничего не говорил, думал о чем-то»; Сембонь инкса страдандан (Бебан 1995: 156) - «За всех страдаю»; фин. Heidân lâhellàan oli veistos (Нугу 1962: 126) - «Около них была скульптура»; Han tuli takaisin porttiholvin ja meni sen lapi pihalle (Hyry 1962: 8) - «Он обратно вернулся к воротам и прошел через них во двор»; Не kavelivüt toisiaan kohti (Нугу 1986: 56) - «Они шли навстречу друг другу».

Большая часть послелогов сочетается с числительными. Например: мокш. Тон эльбядеть, Миша, - шарфтонь Славинонди, - стирти колмогемонть малава (Кузнецов 1981: 94) - «Ты ошибся, Миша, - повернулся я к Славину, - девушке около тридцати»; фин. Tapulin kellon osoittimet olivat seiísemün paàlla mutta lyônteja ei kuulunut (Salama 1964: 7) - «Стрелки часов колокольни были на семи, но удары не слышались».

Небольшая доля послелогов сочетается с субстантивированными частями речи, хотя в художественной литературе они встречаются редко. Например: мокш. А мзярда-бди сяда эзрайхнень мархта минь пцтай ялгатолеме: сялонкшнеме-тюренкшнеме и меки мирендакшнеме (Кузнецов 1981: 71) - «А когда-то с более взрослыми мы были почти друзьями: ругались-дрались и снова мирились»; фин. Viimeiseen asti han yritti toivoa parasta (Eijakka 1950: 38) - «До последнего он пытался надеяться на лучшее».

В мокшанском языке, в отличие от финского, встречаются послелоги, которые употребляются с причастиями. Например: мокш. Авась селъмованфонц ётафтозе озафнень ланга (Кузнецов 1981: 74) - «Женщина окинула взглядом сидящих (букв, провела взглядом по сидящим)».

В мокшанском и финском языках, как справедливо отмечают многие исследователи, управляемые существительные при послелогах в абсолютном большинстве случаев стоят в форме генитива. В мокшанском языке это генитив основного (неопределенного), указательного (определенного) или притяжательного склонения. Например: мокш. Оду аф карман Просковья Тихоновнапь мархта уроконъ тонафнема (Пинясов 2004: 48) - «Больше не буду учить уроки с Прасковьей Тихоновной»; А сембода сидеста палы селъмоса ванондоме садга касы марьхнень лангс (Пинясов 2004: 89) - «А чаще всего горящими глазами смотрели на яблоки, растущие в садах»; Азондолеть лацкас, Тургай, якамацень колга (Пинясов 2004: 203) - «Рассказал бы поподробней, Тургай, о своем походе»; фин. Не tulivat ntäett päälle (Нугу 1962: 50) - «Они пришли на гору»; Kuusen vieressä olí sodanaikainen lipasto, jonka päällä oli vanha radio ja kaikenlaisia lehtia (Hyiy 1962: 39) - «Около елки стоял комод военных времен, на котором были старое радио и разные газеты».

Наряду с названным типом управления релятивных слов встречаются и другие модели связи. Некоторые послелоги мокшанского и финского языков управляют формой аблатива имени существительного: мокш. башка - «кроме», «за исключением», инголе - «до», «перед», меле - «после», «за»; фин. päin - «к», «по направлению», «в направлении к», asti - «до». Например: мокш. - Ломанень шавомда башка, уноконяй, масторлангса сяда стака тев аш (Пинясов 2004: 72) -«На белом свете, внучек, нет более тяжелого дела, чем убийство человека»; Лаймаръкснень панжемда меле менельсь валдомсъ, эждсь шинясь (Пинясов 2004: 205) - «После того как отцвела черемуха, небо прояснилось, грело солнце»; фин. Hellaita päin kuului kolinaa, askeleita ja isän rykäisy (Hyiy 1986: 10) -«От кухонной плиты слышались шум, шаги и легкое покашливание отца».

Послелоги мокш. коре - «по»; фин. asti - «до», saakka - «до», «по», nähden - «в отношении», «по отношению к», päin - «в направлении», «по направлению к», katsoen - «смотря по», «для» требуют от управляемого имени существительного формы иллатива: мокш. Сон тиендеви эрь кизоня, и планц коре (Пинясов 2004: 74) - «Он делается каждый год и по плану»; фин. Siihen asti poliisikomentaja oli antanut minulle aikaa... (Waltari 1962: 50) - «До этого полицейский давал мне время...»; Isoäiti kantoi matkalaukun vaunuun saakka, sitien hän palasi laiturille (Paasilinna 1977: 19) - «Бабушка занесла чемодан в вагон, потом она вернулась на перрон».

В мокшанском языке послелоги управляют абсолютной формой имени существительного, если последнее обозначает предмет неопределенный: мокш. Мази сюреня вельде нюрьгстъ шоколадкат, конфетат, марьхть, пачкаса печеният и вафлят (Пинясов 2004: 62) - «На красных нитках висели шоколадки,

конфеты, яблоки, пачки печенья и вафли».

В финском языке помимо наиболее распространенной генитивной формы релятивные слова довольно часто употребляются с партитивной формой имени: еппеп - «до», «перед»; kohti/kohden - «по направлению к», «к», «на», kohtaan - «по отношению к»; myôten - «по», «с»; paitsi - «кроме»; pitkin - «вдоль»; pûin - «по направлению к»; vailla - «без»; varíen - «для»; vastapaata - «напротив»; vastaan -«против», «навстречу»; vastassa - «напротив», vasten - «против», «по», «к», vastoin - «против», «вопреки», «наперекор». Например: фин. ¡Comisario istui toisella tuolilla tyttôà vastapaata (Waltari 1962: 67) - «Комиссар сидел на другом стуле напротив девушки»; Licvattiin lahettáá ambulanssi myôs meita varíen (Paasilinna 1977:24) - «Обещали послать машину скорой помощи и для нас».

Некоторые послелоги финского языка выступают и с другими падежами. Тогда они приобретают признаки наречий и выполняют функцию этой части речи, так как могут быть исключены без ущерба для смысла предложения. С инессивом имени употребляются только фин. asti - «до», «с» и pain - «в направлении», «в». Чаще всего эти послелоги выступают с иллативом. Например: фин. Missa asti olet matkustellut? (ГФЯ, 208) - «Далеко ли (букв, докуда) ты ездил?»; Tapeli ne, verissa pain, ja Juntun Ansu hàvisi (Hâmâlàinen 1993: 52) - «Te дрались до крови, и Юнтун Ансу проиграл».

С элативом употребляются послелоги alkaen - «начиная с», asti - «с», kásin -«с», «из», nâhden - «по мнению», saakka - «до», «по», «с», yli - «через», püin - «от», «со стороны», pitaen (pitain) - «С»: фин. Han oli tuntenùt Leenanpikkutytôstci lahtien (Eijakka 1950: 141) - «Он знал Лену с маленького возраста»; Lapsesta saakka olen tottunut elamâân muurien takana (Peltonen 1990: 68) - «С детства привык жить как за каменной стеной».

Иногда один и тот же послелог может управлять разными косвенными падежными формами, что используется для конкретизации выражаемых отношений. Например, финские послелоги pain, asti, saakka в зависимости от управления пространственными падежами (адессивом на -lla/-llâ, аллативом на -lie и т. д.) обозначают разные пространственные отношения. Например: фин. Eino lûhti asemalle pain (Нугу 1986: 29) - «Эйно отправился на станцию»; Olavi oli ehtinyt kivelle saakka (Linnankoski 1979: 19) - «Олави успел дойти до камня»; ... Paavo aikonut asemalle asti (Salama 1964: 239) - «... Пааво намеревался идти к вокзалу».

С транслативом выступает иногда послелог asti - «до». Например: фин. Han oli lastenkodissa kaksitoistavuotiaksi asti (Waltari 1962: 134) - «Он был в детском доме до двенадцати лет».

Общеизвестно, что послелоги, являясь средством выражения синтаксических отношений, сами по себе не могут выступать в качестве самостоятельного члена предложения. Функцию члена предложения выполняет вся послеложная конструкция (послеложное сочетание) в целом, т. е. послелог в сочетании с именем существительным. В финно-угроведении нет специальных работ,

посвященных изучению синтаксической роли послеложных конструкций. Можно встретить лишь отдельные высказывания в связи с исследованием их грамматических значений. Лингвисты в первую очередь подчеркивают обстоятельственную роль послеложных конструкций (Сибатрова 1986: 123). Многие исследователи отмечают hx способность передавать и различные косвенно-объектные отношения (Дубровина 1952: 3, Сорокина 1984: 118).

Наблюдения показывают, что в мокшанском языке, в отличие от финского, послеложные конструкции, имея самые разнообразные грамматические значения, используются практически в роли всех членов предложения.

Послеложные конструкции, выражающие обстоятельственные отношения. Поскольку послелоги употребляются преимущественно для выражения пространственных и временных отношений, то послеложные конструкции в первую очередь выполняют обстоятельственную роль. В указанной функции употребляются послеложные конструкции с грамматическими значениями пространства: к ним относятся все серийные послелоги, указанные ранее; времени: мокш. any - «под», «к», «накануне», ёткова - «во время», «на», инголе - «перед», «до», карта - «накануне», кувалма/кувалмоста - «в продолжении», «в течение», кучкаста - «в середине», «с середины», ланга/лангс -«во время», «на», малас/малати/малава - «к», меле - «после», пачк - «во время», «в», пингста - «во время», песта - «с конца», перьф - «в течение», пяли - «к», шири - «к»; фин. alla - «под», jälkeen - «после», sitien - «после», perään - за», «вслед», perästä - «за», «вслед», päästä - «через», «с конца», myöten - «с», «по», sisällä - «внутри», «за (такое-то время)», kuluttua - «через», kuluessa - «в течение», mittaan - «в течение»; причины: мокш. инкса - «из-за», «для», эзда - «из-за», сюнеда - «из-за», колга - «из-за»; фин. takia - «из-за», vuoksi - «из-за», tähden - «из-за», johdosta - «из-за», ansiosta - «благодаря»; цели: мокш. инкса - «за», «ради», колга - «по», «по поводу», «ради», мельге - «за», квалма - «ради»; фин. varíen -«для», vuoksi - «для»; сравнения: мокш. лаца - «как», «наподобие», коряс/корява -«по сравнению», «под стать», «по нему/ней», кодяма - «наподобие», эшка - «с (величиной)»; фин. rinnalla - «в сравнении», «по сравнению»; меры, степени и образа действия: мокш. видева/видес - «по», «до», пачк - «через», «сквозь, кувалмоса - «длиной в»; фин. myöten - «по», «согласно», mukaan - «по», «согласно». Например: Илятъ, шоподема ёткова, Катякась молекшнесь Тугаевонь пяли (Мишанина 2002: 124) - «Вечером, на закате, тетя Катя ходила к Тугаеву»; Tunnin ajon jälkeen asuttiin venäläisten rannikkotukikohtaan (Paasilinna 1991: 25) - «После часа езды попали на русскую базу на побережье»; Пульть эзда селъмоневок сярядстъ (Мокшони 1998: 57) - «От пыли даже глаза болели»; Eihän hän toki kuvitellut, että Maja rahojen tähden häneen mieltyisi (Erjakka 1950: 8081) - «Он все-таки не мог представить, что Майя почувствовала к нему симпатию из-за денег»; Мон пилъгонъ-прянь синдезь ласьконь почтав книгатнень инкса (Мокшони 1998: 118) - «Я сломя голову побежал на почту за книгами»; Tuolloin Neuvostoarmeja keskitti voimia Karjalan kannakselle läpimurtoa varten (Paasilinna

1977: 11) - «Тогда советская армия сосредоточила силы у Карельского перешейка для прорыва»; Озсемс аш мзярда, тевда крга видева (Мишанина 2002: 122) -«Рассиживаться некогда, дел по горло»; КокИ рипаяШг кИаалй коп>1а туб(еп, пошг 5е15отаап уа \ей то1еттт Мят (аякита пигт ^аЬап 1962: 133) - «Кок медленно покраснел до ушей, встал и обеими руками вывернул свои карманы наизнанку».

Послеложные конструкции, выражающие объектные отношения.

Объектные отношения представляют собой многообразный по содержанию и форме круг синтаксических отношений. Объектная модель весьма разнообразна по характеру выражаемых ею отношений: кроме основного отношения физического воздействия и воздействия на предмет она подразумевает отношения типа воздействия для перемещения предметов в пространстве и отношений психического порядка.

Послеложные конструкции могут выступать в роли объекта, как прямого, так и косвенного. Прямой объект обозначает предмет или действие, на которое прямо направлено действие. В функции прямого дополнения в мокшанском языке может выступать сочетание послелогов эса и эзда с зависимым существительным в родительном падеже определенного и притяжательного склонений. В финском же языке нет специального послелога, который мог бы выступать в предложении в качестве прямого объекта. Например:

мокш. Яша кулхцондсь атянц эса, вешендсъ ётконя эстейнза валонь путомс (Девин 1991: 203) - «Яша слушал своего дедушку, искал момент, чтобы вставить свое слово».

Прямое дополнение может быть выражено притяжательным местоимением в местном падеже или личным местоимением в аккузативе с послелогом эс- в форме местного падежа. Часто притяжательное местоимение при послелоге эса утрачивается, а послелог принимает притяжательный суффикс, становясь послеложным местоимением (например: шави эсон - «бьет меня»). Послеложное местоимение эйсэ/эса несет функцию прямого дополнения, как и послеложная конструкция, если глагол при нем в безобъектном спряжении. Например: мокш. Ва и рахсихтъ эсон тяфтама романисттне (Моисеев 1988: 7) - «Вот и смеются надо мной такие романисты».

Подобное явление наблюдается и в других финно-угорских языках. Однако в финском языке эти отношения выражаются партитивом. Например: ТуПб ей/ ИаШа - «Девушка ищет его»; АШ кщоЫа ЫцеЫй - «Мама пишет письмо»; Ьар$е1 здмШ риигоа]а]01\а1 таИоа - «Дети поели каши и попили молока».

Основное значение косвенного дополнения - обозначение косвенного, побочного объекта. Но кроме этого косвенное дополнение может иметь ряд добавочных значений, возникающих в зависимости, во-первых, от лексического содержания слова, обозначающего косвенный объект, во-вторых, от лексического содержания управляющего слова и в результате всего этого от цадежа косвенного дополнения. Важнейшие из этих значений следующие: предмет мысли, речи:

мокш. колга - «о», «об», кувалмова/кувалма, квалма - «о», «об», лангс - «на», ланга

- «о», «об», «про», эзда - «от», коре «по»; орудийность: мокш. вельде -«посредством», «с помощью (чего-либо)», «благодаря (чему-либо)», эса - «с», коряс «по», «согласно»; фин. ansiosta - «благодаря», avulla - «при помощи», kanssa

- «с»; комитативность: мокш. мархта - «с»; фин. kanssa - «с»; kera, keralla - «с», mukana - «вместе с», parissa - «с», lisäksi - «к», ohella - «вместе с», «при», ohessa -«кроме того», «к тому же», rinnalla - «наряду с»; замещение: мокш. вастс -«вместо», эземс - «вместо»; фин. asemesta - «вместо», sijaan/sijaasta - «вместо», puolesta - «вместо»; обладание: мокш. кядьса - «у», кядьста - «у», «от», кядьс -«к», «у», кядьге - «по», «у»; фин hallussa - «в чьих-либо руках», «в чьем-либо владении», huostassa - «быть у кого-либо», hoíeissa - «находиться на попечении у кого-либо», luona - «у»; выделительные и исключающие отношения: мокш. башка - «кроме»; фин. paitsi - «кроме», vailla - «без» (vailla чаще употребляется в роли предлога, нежели послелога). Например: Лувсъ азкс фкя стирнянь колга, кона маштсь семботь тиема (Мишанина 2002: 39) - «Читал рассказ об одной девочке, которая могла все делать»; Меле ни содайне, синь ульцятнень мельге ваныхтъ телекамера вельде (Пинясов 2004: 133) - «Потом уже узнал, они за улицами наблюдают при помощи телекамеры»; Koneiden ansiosta työ helpottu (МФВ, 30) - «Благодаря машинам работа облегчается»; Тяса налхксекшнень ськамон или Наташань мархта (Мишанина 2002: 30) - «Здесь играла одна или с Наташей»; Emäntä ja Rytkönen istuivat kissan kanssa lavalla (Paasilinna 1991: 143) -«Хозяйка и Рютконен стояли на дороге с кошкой»; Ташта кудть вастс, конанъ мзярда-бди строяфтозе аляц, Гавря шапфтсъ од нуд (Тяпаев 1998: 137) - «Вместо старого дома, который когда-то построил его отец, Гавриил срубил новый дом»; Mene sinne minun asemestani (SVS 1977: 42) - «Сходи туда вместо меня»; Савсь государствать кядьста видьмот анамс (Тяпаев 1998: 169) - «Пришлось у государства просить семена»; Ne ovat hänen hallussaan (SSKS 2004: 163) - «Они находятся у него»; Тядядонза-алядонза башка, шуроста кие лятфнесы афкуксонь лемонц (Мишанина 2002: 24) - «Кроме его родителей, редко кто вспоминает его настоящее имя»; Hänen tyylinsä оп viimeistelyä vailla (ГФЯ 1958: 205) - «Его стиль не отшлифован (букв, без доделки)».

Послеложные конструкции, выражающие субъектные отношения. В мокшанском языке, в отличие от финского, подлежащее может выражаться: а) послеложными конструкциями, в схему которых входят послелоги мархта - «с», эзда - «из», лангса - «на», алда - «под», «из-под», карша - «против», «напротив», ваксса - «около», «возле» и другие; б) послеложными конструкциями, в состав которых входят субстантивированные послелоги. В финском языке теоретически подлежащее может выражаться сочетанием имени с послелогом kanssa - «с», когда сказуемое стоит в третьем лице множественного числа. В художественной литературе подобные конструкции встречаются крайне редко. Например: Multa yhteen he Mikon kanssa kuitenkin kuuluivat (Eijakka 1950: 17) - «Но они с Микой все-таки вместе».

В мокшанской художественной литературе встречаются предложения, в которых роль подлежащего выполняют послеложные конструкции следующих типов:

Сочетания с послелогом мархта - «с»: Эрь кизоня алязень мархта керсеме теест пенгат, ваносък садснон (Мокшони 1998: 14) - «Каждый год со своим отцом пилили им дрова, смотрели их сад»; Тядязень мархта кафонек сявосък лангозонк сембе сталмотненъ (Мокша 2003, №4: 94) - «Вдвоем с матерью взвалили на себя всю тяжесть»; Куля бабанъ пряста ишезь лисенде председателъть мархта корхтамась (Мишанина 2002: 83) - «Разговор с председателем не выходил из головы бабы Акулины».

Сочетание с послелогом ваксса - «около», «возле»: Шра ваксса ащихне пеетыаинестъ, афи варжакстстъ сувайть лангс (Бебан 1995: 66) - «Люди, сидящие за столом, смеялись, даже не взглянули на входящих людей».

Сочетание с послелогом мельге - «за»: Кизефкста пуромсь вельф лама. Кда синь аф кенери максомс минь поколениянъке, тянь тисазь мельганк молихне (Пинясов 1998: 145) - «Вопросов набралось очень много. Если их не успеет задать наше поколение, это сделает новое поколение (букв, за нами идущие)».

Сочетание с послелогом лаца - «как», «наподобие», «подобно»: А сонь лацонза эрямась - тя живойста эсь прянь калмала (Кузнецов 1981: 126) - «Жить как он - это заживо себя похоронить».

Сочетание с послелогом эзда - «от»: Кажнайсь эздонк ёрай пчкафтомс пря (Мокша 2001, №7: 24) - «Каждый из нас старается вылечиться».

В мордовских языках существительное в косвенном падеже основного склонения, выражающий признак, принимает форму именительного падежа указательного склонения, становится выразителем носителя признака -субстанцией и употребляется как подлежащее. Субстантивироваться может и послелог в сочетании с существительным (ГМЯ 1954: 187). Например: Эрь секундане учсъ куля Нуриевть эзда, ёразе содамс, шисот ли танкать алдотне (Ларионов 1983: 177) - «Каждую секунду он ждал весть от Нуриева, хотел знать, живы ли люди, находящиеся под танком»; Шра ваксстось сельмованфонцка агиезе кеподе кагодонзон эзда (Мокшони 1998: 126) - «Находящийся за столом и взгляда не поднял от своих бумаг»; Лангозт ванозь, маладсть Нуриевть каршестотне (Ларионов 1983: 183) - «Глядя на тебя, приблизились люди, стоявшие напротив Нуриева»; Сон шарьхкодсь ни, военнайхнень эзда фкясь -кучкастось, усаня мархтось - тя Борисонь аляц од пингста (Девин 1991: 27) -«Он понял уже, один из военных - тот, который посередине, тот, который с усами - это отец Бориса в молодости»; Шрать перьфстотне лаказевсть, бта апакучсек озама вастснонды нолдасть псиня (Пинясов 1998: 25) - «Находящиеся вокруг стола букв, закипели, будто неожиданно на их сиденье налили кипяток».

Послеложные конструкции, выражающие определительные отношения. Определение в мордовских и финском языках характеризуется препозитивным его употреблением по отношению к определяемому слову. Это отличительная

грамматическая черта определения: никаких иных грамматических примет оно в мордовских языках не имеет. Поэтому нарушение обязательного расположения слов неизбежно ведет к изменению их грамматической сущности. Слово, являющееся определением, при его перемещении с определяемым словом может приобрести любое иное грамматическое качество. При этом может измениться грамматическое значение и определяемого слова (ГМЯ 1954: 219). Определение в мордовских языках - несогласованный с определяемым словом член предложения. Определение выражает признак предмета, поэтому оно всегда относится к члену предложения, имеющему предметное значение. В финском языке определение согласуется с определяемым словом в числе и падеже. Этим и отличается определение мокшанского языка от финского.

Определение в мокшанском языке может выражаться существительным с послелогом. Оно обозначает разнообразные оттенки значений благодаря множеству послелогов и множеству оттенков значений падажей имен существительных. Например: мокш. Ваны: мелъганза аськоляй мяште видева сакалу аля (Девин 1991: 48) - «Смотрит: за ним шагает мужик с бородой до груди»; Таргасъ питни колбаса мархта бутербротт, якстерь помидорат (Пинясов 1998: 160) - «Достал дорогой бутерброд с колбасой, красные помидоры»; Войнаса улендсть сокор ломанень лаца якамат: кати медь боцькас озат, кати назем лотке ваят (Пинясов 1998: 178) - «На войне передвигаешься подобно слепому человеку: то на бочку с медом сядешь, то в навозную кучу провалишься»; Пачкодсъ тянь квалма кулясъ оцю огиувок (Пинясов 1998: 165) -«Весть об этом дошла и до большого города».

В финском языке в качестве определения могут выступать конструкции (так называемый партиципный атрибут), в состав которых входят послелог и причастие, однако в художественной литературе они употребляются редко. Например: Mielessâân hün miltei vihasi tai ainakin halve ksi kaikkia ympürillaün olevia ihmisiü (Perttu 1993: 8) - «Он мысленно ненавидел или презирал всех окружающих его людей»; Jaljessani astelevat sotilat ihmettelivüt samaa asiaa (Paasilinna 1977: 93) - «Шагающие за мной солдаты удивились такому делу»; Kuijettaja jai istumaan paikalleen, mutta hünen vieressüün istuva poliisimies nousi autonsa (Maki 2000: 134-135) - «Водитель остался сидеть на своем месте, а сидевший рядом с ним полицейский вышел из машины».

Послеложные конструкции, выражающие предикативные отношения. Основной особенностью структуры предложения в мордовских языках является особая форма сказуемого, обозначающая лицо, число субъекта и время наличествования приписываемого ему сказуемым признака. Эта форма присуща не только сказуемому-глаголу, но и любой другой части речи, в том числе послелогу.

Другими словами, сказуемостная форма не является грамматическим показателем какой-либо конкретной части речи, она служит общей формой для всех частей речи в позиции сказуемого и тем самым является грамматическим

показателем сказуемого. В силу этого сказуемое может само по себе составить законченное предложение, независимо от того, какой частью речи оно выражено. Следовательно, сказуемостную форму можно назвать формальным признаком или формой мордовского предложения. В других финно-угорских языках общая сказуемостная форма для всех частей речи не встречается (ГМЯ 1954:310).

Интересно отметить, что у сказуемого, выраженного существительным или ' местоимением с послелогом, суффикс сказуемости принимает не существительное или местоимение, а послелог. Объясняется это тем, что сказуемое этого типа обозначает не признак бытийного предмета, обозначенного подлежащим, а признак его местопребывания. Сказуемость в этом случае выражается не существительным самим по себе, а падежностью существительного, меняющей его значение.

В мокшанском языке послелоги, присоединяя к себе сказуемостные суффиксы, выступают в предложении в роли сказуемого и в этом случае изменяются по временам, лицам и числам. Например: мокш. Мзярда тядязе муськи, мон фалу вакссоюан (Мокша 2000, №6: 33) - «Когда моя мама стирает, я всегда (нахожусь) рядом с ней»; Тонга вага вакссонат, а мяльхне, ванан, кати-куване шарыхть (Сайгин 1980: 16) - «И ты вот (находишься) около меня, а мысли, смотрю, где-то витают»; Вага и Польшать моданц лангсотама ... (Моисеев 1990: 129) - «Вот мы и на земле Польши (находимся) ...»; Алязе шра вакссоль ни, учсеманъ монъ (Мокшони 1998: 103) - «Мой отец был уже за столом, ждал меня»; Но ичкозде уи шобда туцясь атям мархтоль (Мокшони 1998: 89) -«Но издалека плывущая черная туча была с громом»; Виде, табуреткать лангсоль лама ярмакта - колма, вете, кемонъ цалковайнь тии мянцеф каготкат (Пинясов 1998: 71) - «Правда, на табуретке было много денег - три, пять, десять измятых рублей».

Послелог при личном местоимении может слиться с ним в одно слово: мон сонь вакссонзолень и мон вакссонзолень - «я был около него». Например: Эръ, вага, кодама урма эсонзоль - кати... (Девин 1991: 41) - «Ну вот, какая болезнь была у него (букв, в нем) - не знаю...»;

В заключении подводятся итоги исследования, излагаются основные выводы и обобщения, сделанные на основе изученного материала. Их можно свести к следующим положениям:

1) В мокшанском и финском языках различаются серийные и несерийные послелоги. Наиболее сложные серии послелогов в мокшанском языке состоят из четырех основных членов, в финском - из шести. В данных языках наличествуют и трехсерийные послелоги.

2) Мокшанским и финским послелогам часто сопутствуют лично-притяжательные суффиксы и усилительные частицы. Мокшанские послелоги, в отличие от финских, способны присоединять к себе предикативные суффиксы, показатели определенности и деминутивные суффиксы.

3) Послелоги в мокшанском и финском языках сочетаются в абсолютном

большинстве случаев с существительными, затем - местоимениями, числительными и субстантивированными частями речи. В мокшанском языке послелоги могут употребляться и с причастиями.

4) Послелоги в мокшанском и финском языках чаще всего управляют генитивом предшествующего слова. Однако встречаются и другие модели управления.

5) Мокшанские и финские послеложные конструкции выступают, прежде всего, в синтаксической функции обстоятельства, реже - определения и подлежащего. В мокшанском языке некоторые конструкции встречаются в роли объекта и предиката.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Пиксайкина Л. Н., Кабаева Н. Ф. Мокшень и финнонь кяльса вастонь валмельгаксне [Текст] / Л. Н. Пиксайкина, Н. Ф. Кабаева II Материалы докладов VIII научной конференции молодых ученых Мордовского государственного университета имени Н. П. Огарева (12 - 17 мая 2003 года)./ Ред. М. В. Мосин. -Саранск, 2003. - С. 56 - 58.

2. Пиксайкина Л. Н. История изучения финно-угорских послелогов [Текст] / Л. Н. Пиксайкина // Материалы докладов X научной конференции молодых ученых филологического факультета Мордовского государственного университета имени Н. П. Огарева./Ред. М. В. Мосин. Саранск, 2005. - С. 51 - 61.

3. Серова Л. Н. Управление релятивных слов [Текст] / Л. Н. Серова // Финно-угристика 7 / Межвуз. сб. науч. тр. / Ред. М. В. Мосин. - Саранск, 2006. - С. 245 -249.

4. Серова Л. Н. Послеложные конструкции, выражающие темпоральные отношения [Текст] / Л. Н. Серова // Материалы докладов XI научной конференции молодых ученых Мордовского государственного университета имени Н. П. Огарева / Ред. М. В. Мосин. - Саранск, 2006. - С. 125 - 129.

5. Серова Л. Н. Синтаксические функции послеложных конструкций в мокшанском и финском языках / Л. Н. Серова // "Культура & общество" (Электронный ресурс): Интернет-журнал МГУКИ / Моск. гос. ун-т культуры и искусств - Электрон. Журн. - М.: МГУКИ, 2006. - № гос. регистрации 0420600016. - Режим доступа: http: //www.e - culture.ru /Articles /2006/ Serovapdt, свободный -Загл. с экрана.

Подписано в печать 15.11.06. Объем 1,25 п. л. Тираж 100 экз. Заказ №2180. Типография Издательства Мордовского университета 430000, г. Саранск, ул. Советская, 24

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Серова, Лилия Николаевна

ПРЕДИСЛОВИЕ.

ГЛАВА 1 ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ПОСЛЕЛОГОВ.

ГЛАВА 2 МОРФОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПОСЛЕЛОГОВ В МОКШАНСКОМ И ФИНСКОМ ЯЗЫКАХ.

2.1 Морфологическая структура послелогов.

2.1.1 Серийные послелоги.

2.1.2 Несерийные послелоги.

2.2 Морфологические особенности послелогов в мокшанском и финском языках.

2.2.1 Присоединение лично-притяжательных суффиксов.

2.2.2 Присоединение частиц.

2.2.3 Присоединение суффиксов определенности.

2.2.4 Присоединение деминутивных суффиксов.

2.2.5 Присоединение сказуемостных суффиксов.

ГЛАВА 3 СИНТАКСИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПОСЛЕЛОЖНЫХ КОНСТРУКЦИЙ В МОКШАНСКОМ И ФИНСКОМ ЯЗЫКАХ.

3.1 Сочетание послелогов с лексико-грамматическими разрядами.

3.2 Управление релятивных слов.

3.3 Синтаксические функции послеложных конструкций.

3.3.1 Послеложные конструкции, выражающие обстоятельственные отношения.

3.3.1.1 Послеложные конструкции, выражающие пространственные отношения.

3.3.1.2 Послеложные конструкции, выражающие временные отношения.

3.3.1.3 Послеложные конструкции, выражающие причинные отношения.

3.3.1.4 Послеложные конструкции, выражающие целевые отношения.

3.3.1.5 Послеложные конструкции, выражающие сравнительные отношения.

3.3.1.6 Послеложные конструкции, выражающие отношения меры, степени и образа действия.

3.4 Послеложные конструкции, выражающие объектные отношения.

3.4.1 Послеложные конструкции, выражающие предмет мысли, речи.

3.4.2 Послеложные конструкции, выражающие орудийные отношения.

3.4.3 Послеложные конструкции, выражающие комитативные отношения.

3.4.4 Послеложные конструкции, выражающие отношения замещения.

3.4.5 Послеложные конструкции, выражающие значения обладания.

3.4.6 Послеложные конструкции, выражающие выделительные и исключающие отношения.

3.5 Послеложные конструкции, выражающие субъектные отношения.

3.6 Послеложные конструкции, выражающие определительные отношения.

3.7 Послеложные конструкции, выражающие предикативные отношения.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Серова, Лилия Николаевна

Тема исследования. Морфологическая и синтаксическая структура послеложных конструкций в мокшанском и финском языках.

Актуальность исследования. Предлагаемая работа посвящена сравнительному исследованию категории послелога в мокшанском и финском языках. Семантически наполненные категории, имеющие типологические соответствия в разных языках мира, привлекают в последнее время все большее внимание лингвистов. Одной из таких категорий является категория послелога.

В настоящее время в науке имеется полная ясность относительно релятивных слов и конструкций послеложного характера в каждом из финно-угорских языков. Однако до настоящего времени нет специальных работ, особенно в области синтаксиса, где бы раскрывалась природа послеложных конструкций и их особенности в языках разных групп в сравнительном плане. Таким образом, назрела необходимость проведения сравнительного анализа послеложных конструкций, выявление их общих и специфических черт в мокшанском и финском языках.

Цели и задачи исследования. Целью диссертации является выявление специфики категории послелога, а также рассмотрение морфологических и синтаксических особенностей послеложных конструкций в мокшанском и финском языках. В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи:

- анализ морфологической структуры и морфологических особенностей послелогов в мокшанском и финском языках;

- определение синтаксической роли послеложных конструкций в мокшанском и финском языках;

- сравнение морфологической и синтаксической структур релятивных слов и послеложных конструкций в мокшанском и финском языках.

Теоретической и методологической основой диссертационного исследования послужили труды известных отечественных и зарубежных лингвистов, в той или иной степени отражающие проблему послелога: А. Алквиста, Ф. Видемана, А. Шахматова, М. Е. Евсевьева, Д. В. Бубриха, А. К. Имярекова, М. Садениеми, Е. Суова, М. Айрила, А. И. Бочкаевой, П. С. Шишканова, А. И. Сайнаховой, Б. А. Серебренникова, П. Аристе, Т. Миколы, К. Е. Майтинской, П. С. Кудаева, А. Лаанеста, В. К. Кельмакова, Р. Н. Бузаковой, Н. М. Терещенко, А. Алхониеми, О. Иколы, Н. А. Щанкиной, М. И. Зайцевой, А. Михкельса, С. С. Сибатровой, Г. А. Некрасовой, И. П. Сорокиной, Т. Г. Перфильевой.

Источники и материалы исследования. При подготовке диссертации использованы научные труды отечественных и зарубежных ученых-языковедов, в том числе специалистов по финно-угорскому и мордовскому языкознанию.

Источниками исследования явились художественные произведения мокшанской и финской литературы, материалы периодической печати, данные словарей (двуязычных и словарей мокшанского и финского языков).

Новизна данного исследования заключается в том, что она представляет собой первую попытку полного и системного описания категории послелога в мокшанском языке в сравнении с особенностями послеложных конструкций в финском языке.

Методы исследования. Основными методами решения задач диссертации являются сравнительный и описательный, выявляющий особенности исследуемого явления в рассматриваемых языках.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее материалы и выводы вносят определенный вклад в изучение категории послелога на общелингвистическом уровне и представляют интерес для типологических исследований.

Основные положения и фактический материал диссертации могут быть использованы в практике вузовского и школьного преподавания, при разработке учебных пособий и спецкурсов по мордовским и финскому языкам, соответствующих разделов общего языкознания морфологии и синтаксиса, в проведении спецкурсов и спецсеминаров в вузах, а также при составлении словарей.

Апробация работы и публикации. Основные положения диссертации нашли отражение в сообщениях, сделанных на Огаревских чтениях Мордовского государственного университета (Саранск, 2003 - 2005), на конференциях молодых ученых МГУ им. Н. П. Огарева (Саранск, 2005). Главные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Мокшень и финнонь кяльса вастонь валмельгаксне // Материалы докладов VIII научной конференции молодых ученых Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарева (12 - 17 мая 2003 года). -Саранск: Крас. Окт., 2003. - С. 56 - 58.

2. История изучения финно-угорских послелогов // Материалы докладов X научной конференции молодых ученых филологического факультета Мордовского государственного университета имени Н. П. Огарева. -Саранск: Крас. Окт., 2005. - С. 51 - 61.

3. Управление релятивных слов // Финно-угристика 7. Актуальные вопросы восточных и финно-угорских языков: межвуз. сб. науч. тр. -Саранск, 2006. - С. 245 - 249.

4. Послеложные конструкции, выражающие темпоральные отношения в мокшанском и финском языках // Материалы докладов XI научной конференции молодых ученых филологического факультета МГУ им. Н. П. Огарева. - Саранск: Крас. Окт., 2006. - С. 125 - 129.

5. Синтаксические функции послеложных конструкций в мокшанском и финском языках // «Культура & общество», Интернет-журнал МГУКИ / Московский государственный университет культуры и искусств - Электрон. Журн.-М.: МГУКИ, 2006.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из предисловия, трех глав, заключения, списков использованной литературы, лексикографических источников, художественной литературы, списка сокращений и приложения. Общий объем диссертации составляет 167 страниц печатного текста.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Морфологическая и синтаксическая структура послеложных конструкций в мокшанском и финском языках"

ВЫВОДЫ

Рассматривая и подытоживая синтаксические особенности послеложных конструкций, мы пришли к следующим выводам.

В мокшанском и финском языках послелоги практически способны сочетаться со многими лексико-грамматическими разрядами. В первую очередь, они обслуживают имена существительные (нарицательные и собственные, парные и отглагольные). Довольно часто послелоги употребляются в сочетании со многими разрядами местоимений (личными, указательными, взаимно-возвратными, отрицательными, неопределенными, определительными). Остальная доля релятивных слов приходится на числительные и субстантивированние части речи. Отличительной особенностью в мокшанском языке является способность послелогов сочетаться с причастиями.

Служебные слова способны обслуживать не только отдельные имена существительные, но и сочетания сочиненных между собой имен существительных.

В вопросе о синтаксических особенностях послелогов особое внимание уделяется формальному выражению имени, с которым сочетается послелог. В мокшанском и финском языках управляемые имена при послелогах в большинстве случаев стоят в форме генитива. Некоторые послелоги требуют аблативную и иллативную форму. Различие состоит в том, что в мокшанском языке имена в послеложных конструкциях могут стоять в номинативной форме. В финском же языке релятивные слова довольно часто употребляются с партитивом, реже с элативом, адессивом, аллативом, транслативом.

Как известно, сами послелоги не могут выступать в качестве отдельного члена предложения. Функцию члена предложения выполняет вся послеложная конструкция. Они, в первую очередь, выполняют обстоятельственную функцию. Послеложные сочетания, выражая обстоятельственные отношения, имеют различные значения: пространственные, временные, причинные, целевые, сравнительные и другие.

Обстоятельный анализ выявил, что наиболее многочисленны группы послелогов, выражающих пространственные и временные отношения. Они самым разнообразным образом комбинируются между собой, то есть один и тот же послелог может передавать как пространственные, так и временные и другие отношения. Уже из этого следует, что релятивные слова могут быть многозначными, то есть совмещать в себе несколько значений.

Выражая пространственные отношения, послеложные конструкции чаще всего относятся к глаголам движения. В зависимости от лексического значения послелогов и от лексического значения имен, которые они сопровождают, послелоги ведут себя по-разному. Они указывают на относительное местоположение и направление.

В целом при помощи служебных слов выражаются различные темпоральные оттенки: продолжительность, определенный момент, приблизительный момент, действие в течение определенного времени, последовательность действий и другие.

В роли объекта мокшанские и финские послеложные конструкции имеют некоторые расхождения. Они состоят в том, что в мокшанском языке в роли прямого объекта выступают только послелоги эса и эзда. В финском же языке прямым объектом является имя в партитиве без послелога. Косвенный объект может выражать следующие основные значения: указание на предмет мысли и речи, орудийность, совместность, замещение, обладание и выделение. Отличием также является то, что в финском языке послеложные конструкции, соответствующие мокшанским в роли косвенного объекта, являются обстоятельствами.

В мокшанском языке, в отличие от финского, послеложные конструкции, выражающие субъектные отношения, встречаются довольно часто. В составе этих конструкций выступают сочетания существительного или местоимения с послелогом, имеющие как форму единственного, так и множественного числа. В структуре приведенных предложений ведущими элементами являются служебные слова, подвергшиеся субстантивации (при помощи аффикса единственного числа -сь, множественного числа -тне). Следует отметить, что в качестве подлежащего особенно часто употребляются послеложные конструкции с послелог мархта «с» и ваксса «около», «рядом». В финском языке также наблюдается употребление послеложных конструкций в роли подлежащего, однако они встречаются редко. В составе подобных конструкций употребляется только послелог катяа «вместе с» и глаголы в предложениях всегда стоят во множественном числе.

В мокшанском и финском языках послеложные конструкции способны выражать определительные отношения. Отличительной особенностью финских послеложных конструкций, выступающих в роли определения, является то, что в них наличествует причастие.

В мокшанском языке послелоги, принимая суффиксы сказуемостного изменения, выступают в предложении в качестве одного из главных членов предложения - сказуемого. Этим формальным признаком предложение в мордовских языках существенно отличается от предложения не только в финском, но и в других финно-угорских языках.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В финно-угорском и мордовском языкознании релятивные слова до настоящего времени в сравнительном плане не подвергались детальному описанию. О морфологических и синтаксических особенностях послеложных конструкций наличествует материал во многих научных источниках. Однако они посвящены общим вопросам морфологии и синтаксиса мордовских и других финно-угорских языков.

Сравнение морфологических и синтаксических особенностей послелогов в мокшанском и финском языках дает возможность выработать наиболее рациональные пути систематизации имеющихся послелогов, а также позволяет выявить общие и отличительные черты послелогов, глубже проникнуть в сущность послеложных конструкций и уточнить их особенности. Исследование послеложных конструкций мокшанского и финского языков в сравнительном плане приобретает особое значение и интерес для теории и практики перевода, лексикографии и преподавании языков.

Релятивными словами, или послелогами/предлогами, мы называем не изменяемые по падежам служебные слова, выражающие синтаксические отношения имени или его заменителя к другим знаменательным словам (в том числе и именным) в предложении.

По расположению в конструкции с именем (местоимением) в финно-угорских языках релятивные слова разделяются на две группы: 1) следующие за соотвествующим именем (местоимением) и поэтому называемые послелогами; 2) предшествующие данному имени (местоимению) и поэтому называемые предлогами. Финскому языку характерны как послелоги, так и предлоги, мокшанскому - исключительно послелоги. Однако в финском языке по сравнению с огромным количеством послелогов число предлогов незначительно. Количество послелогов в обоих языках доходит до ста и более.

Основным грамматическим признаком служебных слов является их неспособность употребляться в качестве членов предложения; этим служебные слова отличаются от знаменательных. Данный критерий отграничения особенно существен потому, что огромное большинство релятивных слов восходит к словам знаменательных категорий, кроме указанного основного критерия, могут учитываться и дополнительные. Из преобразований морфологического порядка основная роль принадлежит процессу застывания суффиксов знаменательных слов при переходе последних в служебные.

В финском и мокшанском языках данный процесс особую значимость имеет для образования так называемых серийных послелогов. Эти серии состоят из нескольких послеложных членов, образовавшихся на базе разных соотносительных падежных форм одного имени. Например, фин. раайа «на» (где?), райка «с» (откуда?), рааНе «на» (куда?) - это не один послелог в трех падежных формах адессива, аллатива, аблатива, а три разных отдельных послелога, образовавшихся от падежных форм имени раа «голова», «верх»; мокш. ёткса «между, среди» (где?), ёткста «из, между» (откуда?), ётксс «в, среди» (куда?), ёткова «между» (где? прол.) - четыри отдельных послелога, образовавшихся от падежных форм имени ётка «промежуток», «расстояние».

В мокшанском языке серии послелогов могут состоять из четырех членов (инессив, элатив, иллатив и пролатив). В финском языке послелоги состоят их шести членов, в состав которых входят внешне-местные и внутренне-местные падежи. В обоих языках также представлены более простые серии, состоящие из трех единиц. В финском языке в двух сериях присутствует послелог в форме пролатива {а1Ше, уШяе), в других он отсутствует. Это связано с тем, что формант пролатва вошедший в состав ряда послелогов, устарел.

В мокшанском и финском языках, помимо серийных, наличествуют и несерийные послелоги. Они передают косвенно-объектные отношения и имеют различное происхождение.

По морфологическому аспекту релятивные слова финно-угорских языков имеют свои особенности. Финно-угорские послелоги по падежам не изменяются, но в отдельных языках они присоединяют к себе формальные признаки сочетаемого с ним существительного. Самым распространенным морфологическим показателем являются лично-притяжательные суффиксы.

В мокшанском и финском языках, когда послелог обслуживает личное местоимение, которое может опускаться, лицо местоимения выражается только лично-притяжательным суффиксом, присоединяемым к послелогу, например, мокш. вакска-н «мимо меня», вакска-т «мимо тебя», вакска-нза «мимо него», вакска-нк «мимо нас», вакска-нт «мимо вас», вакска-ст «мимо них» (вакска «мимо»), фин. рааИа-т «на мне», рааИа-я/ «на тебе», раа11а-та «на нём», раа11а-тте «на нас», раа11а-ппе «на вас», раа11а-та «на них» (рааИа «на»). Такой послелог, заменяющий всю послеложную конструкцию, фактически выступает в функции косвенной падежной формы личного местоимения и в таком качестве употребляется как полноправный член. Подобные образования в финно-угорском языкознании обозначаются термином «послеложные местоимения». Выявляются такие послелоги, которые не принимают лично-притяжетельные суффиксы, таковы, например, мокш. башка «кроме», эрз. туртов «для», фин. ИаШ «через», 1ар\ «сквозь», оЫ «мимо», утрап «вокруг», ро/Ш «через» и другие.

В финском и мокшанском языках, если послелог выступает с существительным, то притяжательным суффиксом оформляется не послелог, а существительное. Отличием в мокшанском языке является то, что послелоги, сочетаясь с именами существительными, сами могут принимать лично-притяжательные суффиксы, например, шра ваксозон «за мой стол», шра лангстонза «с его стола».

В мокшанском и финском языках послелоги могут принимать усилительные частицы, к которым относятся мокш. -ка, -нга, -вок, фин. -kin, -kaan/-kdan, -han/-han. Они усиливают смысл всей послеложной конструкции. Семантика данных частиц, в основном, передается значениями «и», «даже». В финском языке послелоги могут использоваться в совокупности с вопросительными частицами -ko/-kd, -s, употребление которых ограничивается разговорным языком.

В мокшанском языке к послелогам присоединяются суффиксы определенности. Во многих случаях оформление послелога суффиксами определенного склонения является средством его субстантивации.

В мокшанском языке послелоги с пространственным значением могут принимать уменьшительно-ласкательные суффиксы, например, кить кучка-ня-с «на серединку дороги».

В мордовских языках на послелоги могут наслаиваться суффиксы сказуемости, и послелоги, не переставая быть служебными словами, способствуют оформлению всей послеложной конструкции в качестве главного члена предложения, например, шра ваксса-н «я за столом» (нахожусь), шра ваксса-т «ты за столом», шра вакссо-тама «мы за столом», шра вакссо-тада «вы за столом», и так далее. Нужно заметить, что у послелога в третьем лице нет показателя сказуемости.

Послелогам свойственны также синтаксические особенности: релятивные слова выражают синтаксическое отношение имени (местоимения) к другим знаменательным словам в предложении.

Характерной синтаксической особенностью релятивных слов является то, что, одни из них связаны с номинативной (основной) формой имени или местоимения, в этом случае они не управляют падежами, при других же релятивных словах обслуживаемое имя выступает в форме определенного косвенного падежа, т.е. такие релятивные слова управляют падежами. Для финского языка характерно наличие такого управления, мокшанский язык в этом отношении занимает промежуточное место.

В историческом аспекте отсутствие или наличие управления у релятивных слов объясняется тем, что в финно-угорских языках послелоги формировались на основе двух разных типов притяжательных конструкций. В них будущий послелог выступал ещё в функции слова-обладаемого, а слово-обладатель могло употребляться как в основной (номинативной) форме, так и в форме генитива на -п.

Так, в мокшанском и финском языках управляемые существительные при послелогах в абсолютном большинстве случаев стоят в форме генитива, например, мокш. кусторкснень шири «к кустарникам», ордентъ ланга «по ордену», лотктъ кучкас «на середину ямы», фин.poydan adressa «за столом», lehden alta «из-под газеты», talon takana «за домом».

Помимо наиболее распространенного генитивного управления в мокшанском и финском языках встречаются случаи управления другими косвенными падежными формами. Эти типы связи формировались на базе наречных словосочетаний. Так, некоторые послелоги мокшанского и финского языков управляют формой аблатива имени, например, мокш. тонафнемда меле «после учебы», ломаньда башка «кроме людей», кафта кизода инголе «за два года до», фин. hellaltapain «от кухонной плиты».

Некоторые послелоги требуют иллативной формы, например, мокш. планц коре «по плану», вайгялъс коре «по голосу», фин. loppuun asti «до конца», hdneen pain «к нему», vaunuun saakka «до вагона».

В финском языке релятивные слова довольно часто употребляются с партитивной формой имени, например, minua kohtaan «ко мне», katua pitkin «по улице», meitâ varíen «для нас». Реже послелоги могут использоваться также с именами в элативе (asti «до», alkaen «начиная с», saakka «до», yli «через»), инессиве (asti «до», pain «вдоль»), адессиве (asti «до», saakka «до»).

Общеизвестно, что послелоги, являясь средством выражения синтаксических отношений, сами по себе не могут выступать в качестве отдельного члена предложения, а только совместно с тем именем, с которым они образуют одну конструкцию. Иными словами, функцию члена предложения выполняет вся послеложная конструкция в целом. Этим послелог отличается от имени и наречия, имеющих собственное полное лексическое значение и поэтому употребляющихся как член предложения.

В мокшанском и финском языках, послеложные конструкции, имея самые разнообразные грамматические значения, способны использоваться практически в роли всех членов предложения.

Поскольку послелоги употребляются, прежде всего, для выражения пространственных и временных значений, то послеложные конструкции в первую очередь выполняют обстоятельственную роль. В мокшанском и финском языках послеложные конструкции в данной функции выражают следующие основные значения: место, время, причина, цель, сравнение, мера, степень и образ действия.

Наиболее многочисленную группу составляют послелоги, выражающие пространственные и временные отношения. Они самым разнообразным образом комбинируются между собой.

В мокшанском языке послеложные конструкции могут выражать объектные отношения. В функции прямого объекта выступает сочетание послелога эса «в» или эзда «от» с зависимым существительным в родительном падеже определенного и притяжательного склонений. Конструкция «личное местоимение + послелог эса или эзда» часто передается с помощью постановки одного лишь послелога с лично-притяжательным суффиксом.

Кроме основного значения побочного объекта, косвенное дополнение имеет ряд других значений: предмет мысли, речи, орудийность, комитативность (совместность), замещение, обладание, выделение. Следует отметить, что финские послеложные конструкции, соответствующие мокшанским, в данной функции являются обстоятельствами.

В мокшанском языке послелоги, присоединяя к себе сказуемостные суффиксы, выражают в предложении предикативные отношения. Этим формальным признаком предложение в мокшанском языке существенно отличается от предложения в финском языке.

В мокшанском и финском языках послеложные конструкции могут выражать субъектные отношения и определительные отношения.

Проведенный анализ показывает, что мокшанские послелоги не имеют принципиальных отличий от послелогов финского и других родственных языков. Они обнаруживают в основном те же генетические, морфологические и синтаксические особенности.

Список научной литературыСерова, Лилия Николаевна, диссертация по теме "Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)"

1. Агранат, Т. П. Грамматика послелога в синхронии и диахронии (на материале венгерского языка) Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук / Агранат Т. П., 1994,-25 с.

2. Алвре, П. О двух послелогах в прибалтийско-финских языках Текст. / П. Алвре // Советское финно-угроведение. Тарту, 1981.- №2. - С. 90.

3. Алвре, П. Историческая грамматика финно-угорских языков Текст. / П. Алвре. Тарту.: ТГУ, 1983. - 88 с.

4. Аристэ, П. Влияние моделей русского языка на функции водских послелогов Текст. / П. Алвре // Советское финно-угроведение. Тарту, 1975. -№1. - С. 20.

5. Баландина, М. П. Выражение значения времени и места в языках угорской группы Текст. / М. П. Баландина // Вопросы советского финноугроведения. Л., 1974. - С. 36 - 38.

6. Баженов, Л. Т. Индоевропейские и тюркские послеложные формы Текст.: автореф. дис. канд. филол. наук / Баженов Л. Т. М., 1970. - 23 с.

7. Барсов, Н. Грамматика мордовского языка по наречию «мокша» Текст. / Н. Барсов. Саранск, рукописный фонд МНИИЯЛИЭ, фотокопия № 4012., 1883.

8. Бархударова, Л. А. К вопросу о падежной категории в индоарийских языках Текст. / Л. А. Бархударова // Индийская и иранская филология. М.: Наука, 1976.-С. 3-22.

9. Баскаков, Н. А. Историко-типологическая морфология тюркских языков Текст. / Н. А. Баскаков. М.: Наука, 1979. - 274 с.

10. Беккер, Э. Г. Категория падежа в селькупском языке Текст. / Э. Г. Беккер. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1978. - 207 с.

11. Бочкаева, А. И. Употребление послелогов с внутренне-местными падежами эрзя-мордовского языка Текст. / А. И. Бочкаева // Тр. ин-та языкознания АН СССР. Москва, 1954. - Т. 3. - С. 174 - 180.

12. Бубрих, Д. В. Грамматика литературного коми языка Текст. / Д. В. Бубрих. Л., 1949. - 206 с.

13. Бубрих, Д. В. Историческая грамматика эрзянского языка Текст. / Д. В. Бубрих. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1953. - 272 с.

14. Бубрих, Д. В. Историческая морфология финского языка Текст. / Д. В. Бубрих. М.-Л.: Изд-во АНСССР, 1955. - 186 с.

15. Бузакова, Р. Н. Синономика падежных форм и послеложных конструкций Текст. / Р. Н. Бузакова // Финно-угристика. Саранск, 1978. -Вып. 1.-С. 22-32.

16. Грамматика мордовских языков: Фонетика и морфология Текст. / Под ред. М. Н. Коляденкова, Р. А. Заводовой. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1962.-374 с.

17. Грамматика мордовских языков: Фонетика, графика, орфография, морфология Текст. / Под ред. проф. Д. В. Цыганкина. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1980.-432 с.

18. Грамматика современного удмуртского языка: Фонетика и морфология Текст. Ижевск, 1962. - 376 с.

19. Грамматика финского языка Текст. М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1958.-332 с.

20. Дубровина, 3. М. Послелоги и предлоги в современном финском литературном языке Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук. / Дубровина 3. М. Л., 1952. - 22 с.

21. Евсевьев, М. Е. Основы мордовской грамматики Текст. / М. Е. Евсевьев // Избр. тр. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1963. - Т.4. - 470 с.

22. Елисеев, Ю. С. Синтаксические словосочетания в современном финском языке Текст. / Ю. С. Елисеев. М.: Изд-во АНСССР, 1959. - С. 4 -9.

23. Ерина О. В. Частицы в мордовских языках Текст. / Ерина О. В. -Тарту, 1997.- 150 с.

24. Зайцева, М. И. Грамматика вепсского языка: Фонетика и морфология Текст. / М. И. Зайцева. Л.: Наука, 1981. - 360 с.

25. Имайкина, М. Д. Сопоставительная грамматика русского и мордовских языков Текст. / М, Д. Имайкина. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1980.- 100 с.

26. Имяреков, А. К. О послелогах в мордовских языках Текст. / А. К. Имяреков // Записки МНИИЯЛ. Саранск, 1948, - №10. - С. 61 - 68.

27. Историко-типологические исследования по финно-угорским языкам Текст. М.: Наука, 1978. - 328 с.

28. Карелсон, Р. Об управлении предлогов и послелогов в прибалтийско-финских языках Текст. / Р. Карелсон // Советское финно-угроведение. -Таллин, 1988.-№4.-С. 250.

29. Карелсон, Р. Некоторые проблемы предлогов и послелогов в прибалтийско-финских языках Текст. / Р. Карелсон // Вопросы советского финно-угроведения. Таллин, 1974.- С. 16-18.

30. Карелсон, Р. О некоторых проблемах наречия и предлога-послелога в прибалтийско-финских языках Текст. / Р. Карелсон // Вопросы финноугроведения. Сыктывкар, 1979. - С. 48 - 49.

31. Кельмаков, В. К. Некоторые общие пути образовния послеложных форм в финно-угорских языках Текст. / В. К.Кельмаков //Вопросы финнок*угроведения. Йошкар-Ола, 1970. - Вып. 5. - С. 64 - 72.

32. Климов, Г. А. Введение в кавказское языкознание Текст. / Г. А. Климов. М.: Наука, 1986. - 208 с.

33. Коляденков, М. Н. Грамматика мордовских (эрзянского и мокшанского) языков Текст. / М. Н. Коляденков. Ч. 2. Синтаксис. -Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1954. - 326 с.

34. Кокла, П. Притяжательные суффиксы в марийском языке Текст.: автореф. дис. канд. филол. наук / П. Кокла. Таллин, 1963. - 47 с.

35. Кудаев, П. С. К вопросу истории изучения послелогов мордовских языков Текст. / П. С. Кудаев // Учён. зап. Мордов. ун-та. Саранск, 1968. -№64. -С. 162-189.

36. Кудаев, П. С. Категория послелога в мордовских языках Текст.: автореф. дис. канд. филол. наук / Кудаев П. С. Тарту, 1969. - 21 с.

37. Кудаев, П. С. К вопросу о послелогах в мордовских языках Текст. / П. С. Кудаев // Труды МНИИЯЛИЭ. Саранск, 1967. - Вып. 32. - С. 160 -177.

38. Кудашова, Л. А. Посессивность в эрзянском и венгерском языках Текст.: дис. . канд. филол. наук / Кудашова Л. А. Саранск, 2001. - 154 с.

39. Кюннап, А. О первичной падежной форме самодийских существительных предшествующих послелогам Текст. / А. Кюннап // Советское финно-угроведение. Тарту, 1982. - №2. - С. 117 - 118.

40. Мадиева, Г. И. Морфология аварского литературного языка Текст. / Г. И. Мадиева. Махачкала: Дагучпедгиз, 1981. - 160 с.

41. Майтинская, К. Е. Историко-сопоставительная морфология финно-угорских языков Текст. / К. Е. Майтинская. М.: Наука, 1979. - 264 с.

42. Майтинская, К. Е. Служебные слова в финно-угорских языках Текст. / К. Е. Майтинская. М.: Наука, 1982. - 185 с.

43. Майтинская, К. Е. Заимстовование релятивных слов в финно-угорских языках Текст. / К. Е. Майтинская // Советское финно-угроведение. -Москва, 1980.-№1.-С. 1-5.

44. Майтинская, К. Е. Венгерский язык Текст. / К. Е. Майтинская. Ч. 1. Введение, фонетика, морфология. - М.: Изд-во АНСССР, 1955. - 301 с.

45. Майтинская, К. Е. Местоименные и служебные слова Текст. / К. Е. Майтинская // Финно-волжская языковая общность. М.: Наука, 1989. -263 с.

46. Мещанинов, И. И. Члены предложения и части речи Текст. / И.И.Мещанинов. М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1945. - С. 296 -306.

47. Михкельс, А. Обзор мансийских послелогов Текст. / А. Михкельс // Учен. зап. Тарт. ун-та. Тарту, 1982. - №9. - Вып. 611. - С. 76.

48. Мокшень кяль. Морфология: Вузонь мокшень и финно-угрань отделениянь тонафнихненди учебник Текст. / сёрматф-тиф Н. С. Алямкинонь кядяла. Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2000. - 236 с.

49. Мосина, Н. М. Послелоги в эрзянском и финском языках Текст. / Н. М. Мосина // История, современное состояние, перспективы развития языков и культур финно-угорских народов. Сыктывкар, 2005. - С. 147 -150.

50. Некрасова Г. А. Послелоги коми языка в аспекте грамматико-лексикографического описания Текст. / Г. А. Некрасова // Грамматика и лексикография коми языка. Сыктывкар, 1989. - Вып. 46. - 110 с.

51. Орнатов, П. Мордовская грамматика, составленная на наречии мордвы-мокши Тамбовской семинарии профессором, магистром Павлом Орнатовым Текст. / П. Орнатов. М.: Наука, 1838. - 106 с.

52. Основы финно-угорского языкознания: Вопросы происхождения и развития финно-угорских языков Текст. М.: Наука, 1974. - 345 с.

53. Основы финно-угорского языкознания: Прибалтийско-финские, саамский и мордовские языки Текст. М.: Наука, 1975. - 347 с.

54. Основы финно-угорского языкознания: Марийские, пермские и угорские языки Текст. М.: Наука, 1976. - 462 с.

55. Пальмеос, П. Предлоги и послелоги в дъёржанском говоре карельского языка Текст. / П. Пальмеос // Финно-угристика 3: Межвуз. сб. науч. тр. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1976. - 154 с.

56. Разинов, П. А., Афанасьева, В. Н. Финский язык для начинающих Текст. Петрозаводск: «Карелия», 1991. - 145 с.

57. Рогожина, В. Ф. Подлежащее в мокшанском языке Текст.: дис. . канд. филол. наук. / Рогожина В. Ф. Саранск, 2003. - 177 с.

58. Рихтер, Г. И. Введение в языкознание. Конспекты лекций по разделу «грамматика» Текст. / Г. И. Рихтер. Донецк, 1966. - С. 11-12.

59. Сайнахова, А. И. Служебные слова в мансийском языке Текст.: автореф. дис. канд. филол. наук / Сайнахова А. И. Москва, 1966. - 20 с.

60. Серебренников, Б. А. Историческая морфология пермских языков Текст. / Б. А. Серебренников. М.: Изд-во АНСССР, 1963. - 390 с.

61. Серебренников, Б. А. Историческая морфология мордовских языков Текст. / Б. А. Серебренников. М.: Наука, 1967. - 260 с.

62. Серебренников, Б. А., Гаджиева Н. 3. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков Текст. / Б. А. Серебренников, Н. 3. Гаджиева. -М.: Наука, 1986.-299 с.

63. Сибатрова, С. С. О морфологической структуре марийских послелогов Текст. // Финно-угристика 14: Межвуз. сб. науч. тр. Тарту, 1987.-С. 109-117.

64. Сибатрова, С. С. Синтаксичекие особенности послелогов в марийском языке Текст. / С. С. Сибатрова // Финно-угристика 13: Межвуз. сб. науч. тр.-Тарту, 1986.-С. 117-127.

65. Сибатрова С. С. Морфологические особенности послелогов в марийском языке Текст. / С. С. Сибатрова // Межвуз. сб. науч. тр. Йошкар-Ола, 1986. - С. 102 - 107.

66. Сейлентал, Т. Структура и типы послеложных конструкций в хантыйском языке Текст. / Т. Сейлентал // Финно-угристика 9: Межвуз. сб. научн. тр. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1989. - С. 98.

67. Современный марийский язык: Морфология Текст. Йошкар-Ола: Марийск. кн. изд-во, 1961. - 324 с.

68. Сорокина, И. П. Послелоги энецкого языка Текст. / И. П. Сорокина // Советское финно-угроведение. М., 1984. - Вып. 2. - С. 118 - 123.

69. Суханова, В. С. Употребление притяжательных суффиксов с различными частями речи в пермских языках Текст. / В. С. Суханова // Прибалтийско-финское языкознание. М., 1963. - Вып.39. - С. 80 - 83.

70. Федина, М. С. Релятивные слова в коми и русском языках Текст. / М. С. Федина // Пермистика 8: Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками. Сыктывкар, 2001. - С. 266 - 269.

71. Федотов, В. П. Очерк синтаксиса карельского языка Текст. / В. П. Федотов. Петрозаводск: Изд-во «Карелия», 1990. - 146 с.

72. Феоктистов, А. П. Категория притяжательное™ в мордовских языках Текст. / А. П. Феоктистов. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1963. - 184 с.

73. Хакулинен, Л. Развитие и структура финского языка Текст. / Л. Хакулинен // Фонетика и морфология. Ч. 1. М.: Изд-во иностр. лит., 1953.-311 с.

74. Цыганкин Д. В. Очерк сравнительной грамматики мордовских (мокшанского и эрзянского) литературных языков Текст. / Цыганкин Д. В. -Саранск: Мордов. ун-т, 1975. 118 с.

75. Шахматов, А. А. Морфологический этнографический сборник Текст. /А. А. Шахматов, СПб., 1910. 812 с.

76. Шерер, В. Э. Послелоги и падежные показатели в кетском языке Текст. / В. Э. Шерер // Сб. научн. тр. Томск, 1984.

77. Шишканов, П. С. О послелогах в мокшанском языке Текст. / П. С. Шишканов // Учён. зап. Мордов. ун-та. Саранск, 1957. - Вып.6. - С. 162- 169.

78. Щанкина, Н. А. Грамматические средства выражения временных и пространственных отношений в мордовских языках Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук / Щанкина Н. А. Тарту, 1981. - 18 с.

79. Щанкина, Н. А. Послелоги, совмещающие в себе значения пространства и времени в мордовских языках Текст. / Н. А. Щанкина // Проблемы грамматического строя мордовских языков. Саранск, 1984. - С. 186- 192.

80. Щанкина, Н. А. Наречия, выражающие пространственные отношения в мордовских языках Текст. / Н. А. Щанкина // Финно-угристика. Саранск, 1980. - Вып. 3.- С. 95- 109.

81. Щербак, А. М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков (наречия, служебные части речи, изобразительные слова) Текст. / А. М. Щербак. Л.: Наука, 1987. - 149 с.

82. Юдакин, А. П. Сравнительно-историческая грамматика финно-угорских языков Текст. / А. П. Юдакин. М., 1997. - 391 с.

83. Языки мира: Уральские языки Текст. М: Наука, 1993. - 398 с.

84. Языки народов СССР 3: Финно-угорские и самодийские языки Текст. М.: Наука, 1966. - 464 с.

85. Якубинский, Л. П. История древнерусского языка Текст. / Л. П. Якубинский. М.: Наука, 1953. - 269 с.

86. Ямашкина, О. К. Функциональная значимость послеложных конструкций в мокшанском языке Текст.: автореф. дис. канд. филол. наук / Ямашкина О. К. Саранск, 2005. - 16 с.

87. Airila, Martti 1938: Suomen pre-ja postpositioiden rektiosta. Virittäjä 42, s. 224-226.

88. Alhoniemi, Alho 1988: Postpositiorakenteiden synkroniaa ja diakroniaa. Sananjalka 30, s. 27-44.

89. Ahlguist, A. Versuch einer mokscha-mordwinischer Grammatik. St. Petersburg, 1861.

90. Bartens, Raja 1999: Mordvalaiskielten rakenne ja kehitys. Suomalais-ugrilainen Seura. - Helsinki.

91. Grunthal, Riho 2003: Finnic adpositions and cases in change. SUST 244. Helsinki: Suomalais-ugrilainen Seura.

92. Hakulinen, Auli Karlsson, Fred 1979: Nykysuomen lauseoppia. SKST 350.- Jyväskylä.

93. Hakulinen, Auli 1983: Nykysuomen rakenne ja kehitys. Suomalaisen kirjallisuuden Seura.

94. Hakulinen, Lauri 1979: Suomen kielen rakenne ja kehitys. Neljäs, korjattu ja lisätty painos. Keuruu.

95. Ikola, Osmo 1989: Post- ja prepositioiden rektiosijoista. SYKLI 50, s. 31-37.

96. Ikola, Osmo 2001: Nykysuomen opas. Turun yliopiston suomalaisen ja yleisen kielitieteen laitoksen julkaisuja 65. Turku.

97. Inkila, Arvo T. 1938: Post- ja prepositiokonneksioista. Virittäjä 42, s. 226 - 229.

98. Itkonen, Terho 1991: Kieliopas. Helsinki: kirjayhtimä.

99. Iso suomen kielioppi 2004: Helsinki: Suomalaisen kirjallisuuden Seura.

100. Jaakola, Minna 1997: Genetivin kanssa esiintyvien adpositioiden kieliopillistumisesta. Kieli 12, s. 121 - 156.

101. Karlsson, Fred 1983: Suomen peruskielioppi. Helsinki: Suomalaisen kirjallisuuden Seura.

102. Lehikoinen, Laila 1994: Suomea ennen ja nyt: Suomen kielen kehitys ja vaihtelu. Helsinki: Finn Lektura.

103. Lepäsmaa A., L. SilfVerberg L. 1992: Suomen kielen alkeisoppikirja. -Espoo: Finn Lektura.

104. Mikola, T. Die alten Postpositionen des Nenzischen (Juraksamojedischen). Budapest, 1975.

105. Nuutinen, O. Suomea suomeksi. Osa 1. Helsinki: Suomalaisen kirjallisuuden Seura.

106. Oinas, F. The development if some postpositional cases in Balto-finnic languages. MSFOu -№ 1236,1961.

107. Penttilä, Aarni 1963: Suomen kielioppi. Toinen, tarkistettu painos. Porvoo: WS OY.

108. Sadeniemi, Matti 1943: Post ja prepositioista ja niiden rektiosta. -Virittäjä 47, s. 40-46.

109. Saarinen S. Die Nominalkategorie und das Postpositionssystem der Wolgasprehen // Orationes plenariae: Pars I. Joshkar=01a, 2005, s. 161 - 174.

110. Setälä, E. N. 1942: Suomen kielen lauseoppi. Helsinki: Kustannusosakeyhtiö otava.

111. Silfverberg, Leena 1991: Suomen kielen jatko-oppikirja. Helsinki: Finn Lectura.

112. Siro, Paavo 1964: Suomen kielen lauseoppi. Helsinki: Suomalaisen kirjallisuuden Seura.

113. Suova, Eino 1938: Post-ja prepositioiden pääsanan sijoista. Virittäjä 42, s. 114-118.

114. White, Leila 1993: Suomen kielioppia ulkomaalaisille. Helsinki: Finn Lektura.

115. Wiedemann, F. Grammatik der ersa-mordwinischen Sprache nebst einem kleinen mordwinisch deutschen und deutsch - mordwinischen Worterbuch. St.-Petersburg, 1865.

116. СПИСОК ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ

117. Вахрос, А., Щербатов И. Финско-русский словарь (Suomalais-venäläinen sanakirja) / Под ред. В. Оллыкайнена, И. Сало. - М.: «Русский язык», 1977. = 815 с.

118. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В. И. Ярцева,- М.: Сов. энциклопедия, 1990. 685 с.

119. Мокшень кялень нюрьхкяня этимологиянь валке / М. А. Келин, М. В. Мосин, Д. В. Цыганкин. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981. - 92 с.

120. Мокшанско-русский словарь. Мокшень-рузонь валке // Под ред. Б. А. Серебренникова, А. П. Феоктистова, О. Е. Полякова. М.: Русский язык. Дигора, 1998. - 920 с.

121. Мокшень-рузонь валке. Русско-мокшанский словарь / В. И. Щанкина.- Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993. 448 с.

122. Мокшень-финнонь валке. Moksalais-Suomalainen sanakirja /

123. A. Феоктистов, Э. Херрала. Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2001. - 220 с.

124. Русско-финский словарь / Под ред. М. Э. Куусинена,

125. B. М. Оллыкайнена. М.: Гос. Изд-во инност. и нац. словарей, 1997.

126. Финско-русский словарь / Под ред. В. Оллыкайнена, И. Саилориса. -Таллин, 1996.-815 с.

127. Финско-русский и русско-финский словарь / Под ред. Ю. С. Елисеева. М.: Изд-во «Русский язык», 2001. 352 с.

128. Этимологиянь валке / Под ред. Д. В. Цыганкина, М. В. Мосина. -Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1998. 234 с.

129. Venäläis-suomalainen suursanakirja: 61000 sanaa. Porvoo-Helsinki-Juva: WSOY, 1990.-1000 s.

130. Suomen kielen sanakirja ulkomaalaisille. Jyväskylä: Gummerus kirjapaino Oy, 1999.- 1239 s.

131. Suomi-venäjä-suomi. Taskusanakirja. Porvoo-Helsinki-Juva: WSOY, 1996.-767 s.

132. Suuri suomen kielen sanakirja. Jyväskylä: Gummerus Kirjapaino Oy, 2004.

133. Suomen kielen perussanakirja. Osa 1: A-K. Helsinki: Valtion Painatuskeskus. 1990. = 646 s.

134. Suomen kielen perussanakirja. Osa 2: L-R. Helsinki: Valtion Painatuskeskus. 1992. - 699 s.

135. Suomen kielen perussanakirja. Osa 3: S-O. Helsinki: Valtion Painatuskeskus. 1994. - 663 s.

136. Suomen kielen etymologinen sanakirja. Osa 1 / Y. H. Toivonen. Helsinki: SUS. 1983. -204 s.

137. Suomen kielen etymologinen sanakirja. Osa 2 / Y. H. Toivonen, E. Itkonen, A.Y.Joki. Helsinki: SUS. 1983. - s. 205 - 408.

138. Suomen kielen etymologinen sanakirja. Osa 3 / E. Itkonen, A. Y. Joki. Helsinki: SUS. 1985. - s. 481 - 840.

139. Suomen kielen etymologinen sanakirja. Osa 4 / E.Itkonen, A.Y.Joki. Helsinki: SUS. 1983. - s. 841 - 1256.

140. Suomen kielen etymologinen sanakirja. Osa 5 / E. Itkonen, A. Y. Joki, R. Peltola. Helsinki: SUS. 1984. - s. 1257 - 1676.

141. Suomen kielen etymologinen sanakirja. Osa 6 / E. Itkonen, A. Y. Joki, R. Peltola. Helsinki: SUS. 1987. - s. 1677 - 1899.

142. СПИСОК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

143. Бебан М. Тундань нармотть. Кишняков И. Иссась шуди Волгав: Роман, повесть. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995.-400 с.

144. Вельматов П. Т. Оцювонь урма. Аф весяла и весяла азкст. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1996. - 60 с.

145. Девин И. М. Нардише: Роман. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991. -429 с.

146. Кузнецов Ю. Ожудова, вишке коволхт.: Повесть. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981. - 216 с.

147. Ларионов С. Фкя шинь бойста: Повесть. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1983.-216 с.

148. Мишанина В.И. Вальмафтома куд: Повесть, азкст, пьесат. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2002. - 320 с.

149. Макулов Л. Ф. Мокшень стирь. Кранч. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1997.-334 с.

150. Моисеев М. Колма горенцят: Пеетькшнемат, расскаст, очеркт. -Саранск: Мордов. кн. изд-во 1990. 256 с.

151. Моисеев М. Куцемат и сюцемат: Расскаст, повесть, азкст. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1988. - 304 с.

152. Моисеев М. Пяльди вармат: Повесть, азкст, пеетькшнемат. -Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993. 288 с.

153. Мокшони А. И. Монцень янозе: Повесть, Тяпаев А. П. Аф кулхцонды мирде: Повесть. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1998. - 320 с.

154. Пинясов Г. И. Вирявань руця: Ёфкст, азкст, повестть. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2004. - 416 с.

155. Пинясов Г. Эштерь туцят: Азкст, пеетькст. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1998.-240 с.

156. Сайгин М. Ляпе кожф: Роман. Колмоце книгась. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1980.-280 с.

157. Сайгин М. J1. Крхка ункст: Роман. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1975.-288 с.

158. Торопкин П. К. Каворксу ки: Повесть. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1996.-80 с.

159. Мокша. Литературно-художественный и общественно-политический журнал. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2000. - № 3, №5, №6, №7, №12. - 144 с.

160. Мокша. Литературно-художественный и общественно-политический журнал. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2001. - №2, №3, №5, №6, №7, №8. --144 с.

161. Мокша. Литературно-художественный и общественно-политический журнал. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2002. - №3. - 144 с.

162. Мокша. Литературно-художественный и общественно-политический журнал. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2003. - №2, №3, №7. - 144 с.

163. Craven, Margaret 1976: Kuulin pöllön kutsuvan: Suomentanut Risto Lehmusoksa. Jyväskylä: Gummerus.

164. Erjakka, Helvi 1950: Parvekkeella kukkivat pelargonit. Helsinki: Tammi.

165. Haanpää, Pentti 1954: Yhdeksän miehen saappaat. Helsinki: Kustannusosakeyhtiö Otavan laakapaino.

166. Huovinen, Veikko 1973: Rasvamaksa: Romaani. Porvoo-Helsinki: WSOY.

167. Hyry, Antti 1986: Kertomus. Keuru: Kustannusosakeyhtiö Otavan painolaitokset.

168. Hyry, Antti 1962: Junamatkan kuvaus: ja neljä muuta novellia. Helsinki: Kustannusosakeyhtiö Otava.

169. Hämäläinen, Simo 1993: Moebiuksen lehti: Kertomuksia. Jyväskylä-Helsinki: Gummerus.

170. Laulajainen, Leena 1989: Viivi, ruusunen ja kiinalainen kello. Helsinki: Kustannusosakeyhtiö Tammi.

171. Lehtonen, Joel 1995: Kuolleet omenapuut. Helsinki: Suomalaisen kirjallisuuden Seura.

172. Linnankoski, Johannes 1979: Laulu tulipunaisesta kukasta. Helsinki: Otava.

173. Liksom, Rosa 1993: Yhden yön pysäkki. Porvoo Helsinki - Juva: WSOY.

174. Lätti, Mika 2003: Viktorius. Kissan Tarinat / M. Lätti. Helsinki: Gummerus.

175. Mäki, Raija 2000: Keltainen leski. Keuru: Kustannusosakeyhtiö Otava.

176. Paasilinna, Arto 1977: Isoisää etsimässä. Helsinki: Suuri Suomalainen kirjakerho.

177. Paasilinna, Arto 1991: Elämä lyhyt, rytkönen pitkä: Romaani. Porvoo -Helsinki-Juva: WSOY.

178. Peltonen, Juhani 1990: Puisto jouluksi. Helsinki: WSOY.

179. Perttu, Pekka 1993: Valhekellot: Romaani. Petroskoi: Karelija.

180. Ruuth, Alpo 1999: Nousukausi. Helsinki: Tammi.

181. Sahlberg, Asko 2000: Pimeän ääni: Romaani. Helsinki: WSOY.

182. Salama, Hannu 1964: Juhannus tanssit: Romaani. Helsinki: Kustannusosakeyhtiö Otavan laakapaino.

183. Salminen, Sally 1953: Kalastajakylän prinssi: Romaani, toinen painos. Helsinki: Otava.

184. Tapio, Jyrki 1988: Loinen ja kruuni. Porvoo Helsinki - Juva: WSOY: n graafiset laitokset.

185. Trobisch, Walter 1973: Rakastin tyttöä. Jyväskylä: Gummerus Osakeyhtiä kirjapaino.

186. Utriainen, Terho 1999: Välimatkoja. Helsinki: Kustannusosakeyhtiö Tammi.

187. Waltari, Mika 1962: Tähdet kertovat, komisario Palmu! Porvoo -Helsinki: Werner söderström Osakeyhtiö.

188. Wells, Marian 1988: Karen. Suomennos Oili Aho. Helsinki: Hämeenlinna.

189. Wright, Christine 1988: Karuselli: Suomennos Ulla Salava. Helsinki: Kustannus Oy.