автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Национальность героя как элемент художественной системы

Полный текст автореферата диссертации по теме "Национальность героя как элемент художественной системы"

На правах рукописи УДК 821.0+ 82

ЖДАНОВ Сергей Сергеевич

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ ГЕРОЯ КАК ЭЛЕМЕНТ

ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ (НЕМЦЫ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX ВЕКА)

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Новосибирск 2005

Работа выполнена на кафедре русской литературы ГОУ ВПО «Новосибирский государственный педагогический университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Меднис Нина Елисеевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Лебедева Ольга Борисовна

кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института филологии Сибирского отделения РАН Постнов Олег Георгиевич

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Алтайский

гос\дарственный университет»

Защита состоится 26 января 2006 года в 10 часов на заседании Диссертационного совета Д 212 172 03 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора филологических наук в ГОУ ВПО «Новосибирский государственный педагогический университет» по адресу 630126, г Новосибирск, ул Вилюйская, 28, корпус ИФМИП

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Новосибирский государственный педагогический университет»

Автореферат разослан <</декабря 2005 года

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,

доцент " Г.Ю. Булыгина

||gg

<лзг

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Возрастание интереса к проблеме национальности является общей тенденцией XXI века. Поэтому закономерно, что всё чаще специфика образов национального и инонационального как вариант основополагающей оппозиции «своего» и «чужого» становится предметом литературоведческих работ. Здесь в плане обширного поля исследования представляет особый интерес XIX век - время активного роста национального самосознания, актуализировавшего вопросы соотношения в русской культуре «родного» и иностранного, что не могло не найти своего отражения в литературном процессе той эпохи, одно из знаковых явлений которого - формирование и закрепление образов «немца» и «немецкого» в ходе поисков национальной самоидентичности. «Немецкость», играя роль некого контрапункта «русской» темы, приобретает более или менее устойчивый комплекс стереотипных черт

Степень разработанности проблемы. Исследования, посвященные анализу данной литературной конвенциональности, можно объединить в рамках двух подходов. Первый - культурологический, примерами которого можно назвать работы С.В Оболенской, Г.Д. Гачева, В. Кантора, С. Дитрих, Ф. Нойманна и др. Объединяет данных авторов то, что они пытаются вычленить из художественного текста некий общий набор свойств героя-немца в представлении русских, т.е «немецкость», причём рассмотренную с точки зрения характерологии национальных стереотипов, что в дальнейшем используется для определённых культурологических выводов. Литературоведческий подход представлен работами М. Гиголашвили. Д.А. Чугунова. У. Дан-ненманн и др., рассматривающих «встроенность» немецкой темы в поэтику того или иного русского писателя XIX века.

Однако крайне мало компаративистских работ, выходящих за рамки творчества одного автора. Здесь следует назвать исследования A.B. Жуковской, H.H. Мазур, A.M. Пескова, Н.В. Бутковой, М. Мюнтьес. Уже накопленный достаточно обширный, но разрозненный материал, касающийся литературной «немецкости», требует глобального осмысления, введения его в общелитературный контекст, позволяющий оперировать категориями традиции, варьирования или новации относительно тех или иных «немецких» образов или сюжетов в художественной системе конкретного произведения. Такой анализ возможен как сопоставление реализованных вариантов не-

' г к К

мецкой темы в русской литературе XIX века.

Актуальность исследования, таким образом, обусловлена необходимостью описания и обобщения отдельных черт поэтики, связанных с «немецкостью», в произведениях русской литературы XIX века как культурно-исторической эпохи, поскольку данная тема является в литературоведении мало разработанной и в то же время потенциально весьма продуктивной" основываясь на оппозиции «русскость»-«немецкость». она открывает новые перспективы в исследовании русской литературы XIX века, позволяет иначе взглянуть на проблему литературной традиции, способна расширить и углубить познание нацией собственной культуры.

Научная новизна данной работы заключается как в постановке самой проблемы национальности героя в качестве элемента художественной системы в русской литературе XIX века, так и в подходе к решению этой проблемы. В исследовании мы устанавливаем и анализируем фактическое содержания «немецкости» как конституэнта системы, без чего невозможна адекватная интерпретации художественных текстов. При этом ключевым в данной работе является понятие типажности. т е. степени устойчивости. повторяемости черт героев в произведениях разных писателей Говоря о типажности в связи с дихотомией «своё»-«чужое», мы всякий раз тем или иным образом касаемся принципа центрации, имеющего аксиологический аспект, когда «родное», образуя «центр» культурной «картины мира», маркируется положительно, а «неродное» («периферия») - отрицательно и между двумя началами всегда присутствует скрытый или явный конфликт. В приложении к художественному произведению этот дуализм диктует особую логику построения и восприятия клишированных образов героев Поэтому особое внимание в данном исследовании уделено отходам от принципа центрации и типажности в отдельных образах героев-немцев. Причём наблюдается достаточно устойчивая тенденция связи типажности с местом, занимаемым героем в произведении. Образы второстепенных персонажей, как правило, не выходят за рамки типажа Напротив, усложнённые образы главных героев связаны со сдвигами и нарушениями устойчивых структур. Типажность не является некой абстрактной константой по отношению к обобщенному герою. В каждом конкретном произведении происходит варьирование типажных черт, а также возможны отталкивание или сознательный отказ от типажности как литературный приём и способ подачи персонажа.

Необходимость системного охвата обширного литературного материала, а также его специфика с точки зрения его экспрессивной эксцентричности относительно русской модели культуры обусловили выбор аналитического инвентария. положенного в основание работы, что также составляет её новизну. В данном исследовании увязываются в нерасторжимое единство поэтика портрета, характера и пространственно-временные ряды, образующие своего рода систему «опознавательных» кодов, которые прослеживаются от произведения к произведению Собственно, «телесность», «пространство» и «время» являются, на наш взгляд, конституирующими, преформи-рующими основаниями литературного героя-немца. Более того, пространственно-временные параметры особым образом воссоздают и кодируют художественную реальность, включающую в себя множественность «суб-миров». в которую входят как «немецкие», так и «русские» континуумы, состоящие друг с другом в различных связях. Пространство и время, соответственно, выступают в качестве как объектов исследования, так и научного «метаязыка». Их подробный анализ позволяет создать гибкую и достаточно полную систему описания немецких элементов в общей системе художественного произведения.

Объектом диссертационного сочинения является поэтика типажности портрета и локально-темпоральных характеристик героя-немца в русской литературе XIX века. Предмет данного исследования - образы героев-немцев в русской литературе XIX века. При этом за рамки работы выводятся как внелитературные источники национальных штампов-нредставлений, возникающих в ходе меж- и внутрикультурной коммуникации, гак и образы, чья связь с «немецкостью» является побочной.

Материал исследования составляют прозаические тексты А С Пушкина, Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, Ф М. Достоевского, Л Н Толстого, Н.С. Лескова, А.П. Чехова.

Целью данной работы является систематизация и анализ «нечецкости» героя, рассматриваемой с точки зрения литературной типажности и отхода от нее в творчестве русских писателей XIX века через призму поэтики портрета, а также пространства и времени, позволяющих дифференцировать инонациональный элемент в художественной системе В соответствии с поставленной целью определяется ряд конкретных задач диссертационного исследования:

1) выделить основные типажные конституэнты портретною описания героя-

немца и отходы от литературной традиции в произведениях XIX века;

2) определить пространственные характеристики типажного немецкого локуса, а также варианты развития типажного изображения пространства в зависимости от конкретного автора или произведения:

3) рассмотреть зависимость между героем-немцем и соответствующим ему типом пространства;

4) установить связи, возникающие в дуальной системе «своего» и «чужого» пространств относительно 1ероя-немца:

5) проанализировать систему темпоральных координат, определяющих место и роль героя-немца в художественной системе

Методологию данной работы составляют аналитико-описательный и сопоставительный, сравнительно-типологический (и в отдельных случаях сравнительно-генетический) методы, обусловленные требованием комплексности исследования. В качестве теоретической базы используются работы М М. Бахтина, С Г Бочарова, Ю.М. Лотмана. Ю В Манна, В Н. Топорова, В Шмида, в которых рассматриваются проблемы поэтики портрета и пространственно-временной организации в художественном произведении.

На защиту выносятся следующие положения.

1. Портретное описание типажно1 о \ ероя-немца в русской литературе XIX века строится на принципе экстериоризации портрета, что приводит к феномену поэтики «абсолютной телесности», отход же от последней осуществляется обратным путем интериоризации описания, намеренного отрицания материального начала.

2. Типажный немецкий локус отличается высокой степенью закрытости, автономности, организованности и ахронности. В большинстве случаев его можно определить как «родовое» «уютное» пространство, ограниченное рамками семьи, отсутствие которой расценивается как значащий отход автора от литературной традиции.

3. Зависимость, возникающая между героем-немцем и маркируемым им закрытым типом пространства, позволяет говорить о первом как о герое «места», существующем сугубо в границах «своего» пространства.

4. В системе художественного произведения выделяется противостояние «уютного», «внутреннего», закрытого «немецкою» локуса (и относящихся к нему героев) по отношению к «хаотическому», «внешнему», открытому пространству, стремяще-

муся вторгнуться и разрушить «внутреннее»

5. Хронотоп типажного героя-немца следует определить в качестве идиллического в таких существенных его характеристиках, как «сглаженность временных границ», циклический характер изменений, «закрытость» времени, связанная с «закрытостью» пространства, что, в свою очередь, способе гвует трансформации мотивов будущего времени и судьбы в мотив рационального планирования, находящегося в оппозиции к мотиву случая.

Теоретическая значимость исследования заключается в том. чго в диссертационном исследовании осуществляется разработка принципов исследования национальности литературного героя, рассматриваемой как нерасторжимое единство поэтики портрета и пространственно-временных рядов, образу юпщх своего рода систему «опознавательных» кодов «немецкости» в различных произведениях русской титера-туры XIX века

Практическая значимость исследования опреде шется возможностью использования материалов диссертации в учебном процессе, при подготовке основных и специальных курсов по истории русской литерагуры XIX века, в работе спецсеминаров.

Рекомендации по использованию результатов исследования Полученные в ходе исследования результаты могут быть использованы при изучении актуальных проблем межкультурного диалога, отношения национального и инонационального в культуре, а также вопросов репрезентации национальности в художественном тексте.

Апробация результатов исследования была преде гавлена в виде научных докладов на аспирантских семинарах, проводимых кафедрой русской читературы Новосибирского государственного педагогического университета, на конференции молодых учёных, проводимой Институтом филологии Сибирскою отделения РАН, 2004, на секции «Филология» 62-й научно-технической конференции Новосибирского государственного архитектурно-строительного университета, 2005; на научной конференции «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» Новосибирского государственного педагогического университета, 2005

Структура диссертации обусловлена логикой исследования заявленной проблематики и ходом выполнения поставленных задач Работа состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованной литературы и списка литературных источ-

ников. Во введении аргументируются постановка вопроса и подходы к проблеме, определяются цели, задачи и методы исследования Первая глава посвящена поэтике портретного описания героя-немца Во второй главе рассматриваются вопросы художественного пространства, маркируемого «немецкостью» В третьей главе анализируются временная составляющая инонационального элемента В заключении обобщаются результаты исследования и делаются выводы по диссертации в целом

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении рассматривается взаимосвязь русской н немецкой культур, находившихся на протяжении XIX века в состоянии «притяжения - отталкивания», что способствовало конституированию образа немца в русской литературе: также осуществляется обзор отечественных и иностранных исследований, посвященных проблеме «немецкости» как элемента художественной системы; вводится понятие «типажно-сти», являющееся релевантным при анализе форм и содержания инонациональной составляющей в тексте.

Первая глава «Поэтика портрета героев-немцев» посвящена анализу портретного описания, маркированного «немецкостью» Реализация типажное™ в данном случае соотносится с таким принципом «портретирования», выделенным В Н Топоровым. как экстериоризация, т е «овнеществление» «Я» героя в телесности, заслоняющей собой духовное начало, «разрежения» индивидуальности в окружающем пространстве. Степень типажности портретного описания увязывается с той ролью, которую играет тот или иной герой-немец: портрет второстепенных персонажей отличается большой степенью экстериоризации и литературной стереотипности

В первом параграфе «Составляющие портрета «типажного» немца» вычленяются черты, служащие национальной идентификации героя-немца К подобным «этнографическим элементам описания», по определению A.B. Жуковской, Н.Н Ма-зур и А М. Пескова, следует отнести цвет волос [«блондинка». «белокурый/-ая» и т.п ] и глаз [«голубой», «серый»] Портретная типажность соотносится с чрезвычайно устойчивым в отношении немцев образом филистера (иногда филистера-романтика) Всякий отход от этой литературной условности в описании становится маркером необычности, неполной «немецкости» действующего лица, позволяет автору «играть» с

национальной идентичностью героя, превращая амбивалентные портретные черты из «общего» в «сильное место» текста.

Кроме того, портретный клишированный образ героя-немца обладает такой степенью устойчивости, которая даёт возможность писателю исключить детализированное описание, «лишнее» для читателя, способного самостоятельно «восстановить» облик персонажа, к чему прибегает, например, И.С Тургенев, ограничившийся в романе «Отцы и дети» одной ссылкой на «немецкую физиономию» доктора.

Во втором параграфе «Поэтика телесности» рассматриваются характерные черты экстериоризованного портрета героя-немца, соотносимые с концептами «миловидность» и «телесное здоровье». Так. типажная героиня (молодая немка) изображается зачастую миловидной, те «усреднённо» красивой: ни уродливой, ни ослепительно прекрасной. Этот эффект достигается путём подчёркивания миниатюрности с помощью соответствующих прилагательных и уменьшительно-таскательных суффиксов при описании различных частей тела [«губки», «носик», «пальчики», «ножки», «крошечный», «лёгонький», «хорошенький», «миленький»] «Инфантилизация» портрета типажной немки имеет своим следствием низкую степень выраженности индивидуально-духовного начала, что позволяет отнести подобных героинь к женскому варианту немца-филистера. Знаком этого филистерства всех типажных немцев становится соседство определений «свежий» и «пошлый», «здоровый» и «вульгарный» [также «мещанская свежесть»]. Даже румянец - признак телесного здоровья - в общем комплексе черт приобретает негативные коннотации [например, «румяное, пошлое лицо»]; в приложении к мужским типажам красный цвет лица присутствует в описаниях пьяных немцев, самодовольно-филистерская сущность которых под влиянием алкоголя проявляется особенно чётко [«краснощёкий», «краснорожий»]

Отражение психологических черт в портретных деталях привело к феномену «абсолютной телесности» типажных образов. Внутреннее полностью экстеризовано, выведено во внешний план и «выставлено напоказ» Подобный герой-немец адекватен самому себе в описании, лишён недосказанности, незавершённости. Взгляд наблюдателя не «проникает» за телесную «оболочку», которая принимает на себя функции «души» (внутреннего), вследствие чего такой элемент портретного описания, как лицо, теряет прерогативу экспрессивности. Типажный немец одномерен и однозначен в том смысле, что духовное в его изображении снижено до уровня «физиологическо-

го», телесного: описание тела, его движений и поз полностью «выговаривает» образ филистера. Характерно также, что в случае с подобными героями приём интроспекции практически не используется Иногда для «выговаривания»-реализации типажа автору даже не приходится прибегать к речи героя, который «нем» потому, что ему нечего сказать, и потому, что телесность не нуждается в дополнительных средствах выражения. При этом подчёркивается подразумевающая простоту «внутреннего мира» несложность телесной «коммуникации» типажного немца можно узнать и «разгадать» «с первого взгляда» Показателен в связи с этим мотив танца, во время которого типажная телесность реализуется особенно ярко

В целом же портретное описание типажного немца характеризуется тенденцией к статичности, неподвижности как внешне-телесны\, так и связанных с первыми внутренне-психологических черт Даже если портрет представлен в динамике, последняя дана как циклическая повторяемость движений, жестов, выражений лица и т п., т е. как статическая по своей сути Это сообщает образам немцев неживой, механически-марионеточный характер Иногда «деиндивидуализация» типажных образов приводит к их слиянию, как, например, у И А. Гончарова, в одно коллективное, недифференцированное целое - нацию-«толпу» (последняя сама в некотором смысле становится «типажом») Кроме того, гипертрофия внешнего в ущерб внутреннему проявляется чаще всего не как гиперболизированное описание, но как подчёркивание «усреднённости» портретных деталей, соответствующей типажу филистера Гротеск в чистом виде не является обязательной чертой немецкой типажности в русской литературе; экстеризованное портретное описание тяготеет к передаче «сглаженности» характера, отрицающего крайности «высокого» и «низкого»

В третьем параграфе ««Вещные» атрибуты портрета «типажного» немца» рассматриваются такие «вещные детали» в портретном описании типажного немца, как трубка/сигара и пиво для героев-немцев и вязание для женского бытового типажа Эти атрибуты встречаются столь часто, что в некотором смысле являются неотделимыми от образа действующего лица, поскольку для экстериоризованного портрета вообще характерно «разрежение» «Я» во внешнем пространстве, слияние с ним «Трубка», «вязание» как детали описания являются некими медиаторами между «отчуждаемой» и неотчуждаемой телесностью Кроме того, эти атрибуты принимают на себя часть характерологических свойств типажа (например, стремление к телесным

наслаждениям, самодовольство, эгоизм, мечтательность, трудолюбие и т.д.), становясь носителями «сконцентрированной» немецкости.

Четвёртый параграф «Отход от типажности в портретном описании» посвящен описаниям главных действующих лиц-немцев, выходящим за рамки типажности путём отказа от стереотипа, использования «минус-типажности» Образы, созданные по последней схеме, неизбежно становятся в оппозицию «усреднённому» «доброму немцу», отличаясь большой экспрессивностью, и маркируются эксцентричностью, мотивом «остранённости» героя, что характерно, например, для поэтики Н.С. Лескова. При этом возможно обращение автора к другим штературным гипажам. отличным от образа филистерского Так. образ героини лесковской повести «Островитяне» Манички Норк в своей основе восходит к гётевской Миньон, что ярко проявляется в портретном описании' параллели касаются возраста персонажей, отдельных портретных черт, манеры поведения, общей атмосферы необычности. окру жлющей Миньон и Маничку, и т п. «Немецкая» типажность разрушается также благодаря привлечению мифопоэтических образов [«зооморфизмы», стихийные мотивы], углубляющих и расширяющих описание за счёт выстраивания новых связей в том числе с, казалось бы. существенно «отграниченной» от «немецкости» русской «картиной мира» Деконструкция филистерской «абсолютной телесности» осуществляется различными путями- либо через описание слабости, «ущербности» этого телесного начала с одновременным заострением духовного, что придает, например, образу Манички Норк оттенок «призрачности», «нематериальности»; либо с помощью резкого контраста между внешней грубой «оболочкой» и скрытым глубоким внутренним миром, к чему прибегает И.С Тургенев, описывая музыканта Лемма Обращает на себя внимание также то, что значительно большее внимание по сравнению с типажным портретом уделяется нюансировке деталей описанию лица, глаз, т е. чертам, выражающим личность героя, «внутреннее через внешнее». Соответственно, отход от типажности в описании опирается на противоположный экстериоризации процесс интериоризации портрета, «одухотворения» телесного начала. Нетипажные и. соответственно, «неса-моидентичные» герои-немцы проявляют способность к динамике, изменению, они могут быть не только участниками внешнего конфликта, но и в силу углубления и усложнения духовно-психологической составляющей образа испытывают внутренние противоречия, несвойственные типажным персонажам Однако даже в этом случае

антагонизм выражен неявно с сохранением общей закрытости, невыраженности внутреннего «Я» героя.

Вторая глава ««Немецкое» пространство в художественном тексте» посвящена поэтике художественного пространства, маркируемого как «немецкое», уяснение свойств и внутренних смыслов которого служит раскрытию национальной составляющей художественной системы. Описание типажного немецкого локуса, «проникающегося». по В Н Топорову, «личными и личностными началами», носит, как и портретное описание, сугубо внешний характер, «усредняется» в соответствии с типом героя, которого можно определить, по классификации Ю М Лотмана, как героя неподвижного, "замкнутого" «места» Наличие же в тексте «немецкого» и «русского» пространств как реализация оппозиции «своё»-«чужое» создаёт дуальную пространственную структуру, описываемую, в свою очередь, с точки зрения оппозиций свойств «центра»-«периферии», «закрыгости»-«открытости», «порядка»-«хаоса». «са-кральности»-«профанности», «внешнего»-«внутреннего» и др . хогя в большинстве случаев эти свойства носят не абсолютный, а градуальный характер, создавая систему концентрических «сфер-переходов» от одного типа пространства к другому. В овеще-ствленно-«сгущённом» «немецком» пространстве наибольшую значимость представляет образ дома как особого замкнутого локуса, сочетающего в себе смыслы «внутреннего» и «внешнего», «природного» и «рукотворного» и в наибольшей степени связанного с немцем-хозяином' он не покидает пределы «своего» локуса, и данное пространство можно рассматривать в качестве «второго», по В Н Топорову, «отчуждаемого» тела-оболочки героя.

В первом параграфе «Ахронное пространство немецкого дома» выделяется ряд устойчивых черт в описании немецкого то куса' главными среди них являются закрытость и ахронность Закрытость предполагает большую степень обособленности внутреннего пространства от внешнего, что, как правило, особенно чётко фиксируется в произведениях, где идёт сопоставление между образами немецкого и русского домов. «Анклавная отграниченность» первого заостряется за счёт инонациональной маркированности локуса Ахронность немецкого пространства является производной его закрытости и предполагает замкнутый временной цикл в рамках семьи-рода либо «замедление» хода времени практически до его остановки и тем самым «вытеснение» смерти и разрушения за границы ахронного локуса. Важным свойством внутреннего

«семейно-родового» пространства является его организованность и освоенность героем, в образе которого подчёркивается «ургийная» составляющая [«чистота», «порядок», «уют» как типажные характеристики локуса], что приходит в резкий контраст с описанием внешнего «русского» пространства, маркированного открытостью, стихийностью, хаотичностью, смертью. Соответственно, в ряде случаев дома героев-немцев выполняют функцию убежиша, защиты от разрушительных сил. В то же время закрытость внутреннего пространства может актуализировать мотив неволи, темницы.

Вообще, типажная «ургийность» героя-немца, осваивающего пространство, тотальна и охватывает не только материально-бытовую, но и духовную сферы бытия В этом плане показательным является ачбиваленшый мотив «деланья» в рассказе Н.С. Лескова «Колыванский муж», сюжет которого составляет история «переделывания» русского героя в немца, т.е. «разрушение» одной национальной самоидентичности и «построение» взамен неё новой, что реализуется как полное вхождение героя в «немецкое» пространство В целом в описаниях преобразованного пространства вычленяется образ «руки» как главн01 о органа немецкого homo faber. подчеркивается момент «собственноручности» в освоении локуса. При этом само «немецкое» пространство со своими обитателями мыслится последними совершенным, не требующим «в себе» ни «исправления», ни «переделывания». Соответственно, как внутренне статичным является образ героя-немца, так и маркируемый данным героем локус представляет собой некую застывшую форму, задаваемую несколькими типажными чертами. Так, в повести Н.В Гоголя «Невский проспект» «опрятность» как деталь описания художественного пространства выступает маркером «немецкости»

Второй параграф «Разрушение «уютного» пространства» представляет собой анализ случаев вторжения в немецкий внутренний «уютный» локус внешнего пространства. что ведёт к распаду «родоцентрическо! о» «дома». Подобным проникновением мотивами стихийности и смерти отмечены многие произведения И.С Тургенева, в которых довольно часто встречается крайний вариант разрушения немецкою локуса - случай «бездомности» героя, проживания в «чужом» доме. Анализ рассказа А.П Чехова «По делам службы» позволяет выявить ситуацию скрытого неблагополучия, делающего в контрасте с литературной традицией амбивалентным, призрачным «уют» как один из основных признаков немецкого локуса.

Рассказ Н.С. Лескова «Железная воля» представляет собой вариант освоения нового пространства, построение нового дома (в качестве следующего родового цикла -воз-рождения) мыслится через создание (воссоздание) семьи При этом внешний конфликт - столкновение с «чужим» пространством - приходит в острое противоречие с «типажной» неподвижностью героя «места», которого обстоятельства вынуждают стать героем «пути» Противостояние внешней динамики и внутренней статики героя-немца также приводят к разрушению «уютного» пространства Дом Гуго Пек-торалиса разрушается прежде всего не как строение, но как «уютное» «жизненное пространство», объединяющее людей поскольку его план создать семью остаётся нереализованным. Сам же немец до конца остаётся героем «места», поскольку его движение по «пространственно-этической траектории», обязательной для героя «пути», неполно: в этом перемещении, что характерно для немецкой гипажности. присутствует лишь внешне-пространственный компонент, без духовного изменения Неслучайно одной из устойчивых характеристик героя является его «непоколебимость», которую можно рассматривать как знак устойчивого, ахронного «бытия» Механически-материальный момент движения Пекторалиса в пространстве доводится до абсурда, «мифологизируется» и оборачивается, согласно «логике обратное™», постоянными задержками, остановками, закономерным итогом которых становится гибель героя как окончательное прекращение движения Кроме того, «цивилизаторскому» расширению «немецкого» пространства в рассказе противостоят стихийные «ритмы» пространства «русского», вторгающиеся и разрушающие его внутренний немецкий ло-кус Трансформации данного локуса напоминают движение по параболе: в начале и конце повести «немецкое» пространство, прошедшее в середине «пик» расширения, оказывается предельно сжато до своего «ядра», т е самого героя-немца Но если в начале оно богато потенциями становления, то в конце лишено всякой жизненности, ассоциирующейся с «уютом» и «порядком»

В третьем параграфе «Родовое пространство немецкого дома» исследуется случай разрешения конфликта между внешним и внутренним пространством, на который накладываются внутриличностные конфликты отдельных героев-немцев в повести Н.С. Лескова «Островитяне», что также представляет собой существенный отход от типажности немецкой ахронной идиллии, где, по сути, ничего не происходит В произведении возникает мощное «поле напряжения» в рамках таких оппозиций, как

«семейные дома» - «дома одиночек», «дома с доминантным мужским началом» -«дома с превалирующим женским началом». Таким образом, нарушается гармоничная, пусть и неглубокая гомогенность типажной немецкой экзистенции и возникает подлинная динамика со своими героями «пути» Например, заданное в предыстории раннее вдовство героини Софьи Карловны Норк (как и вдовство фон Тауница из рассказа АП Чехова «По делам службы») означает частичное разрушение немецкого статичного локуса, когда матери семейства приходится взягь на себя «мужскую» роль Но влияние ахронной типажности проявляется в повести в том, что «траектория» движения героев «разрывается» мы имеем дело с «интериорнзацией» всех изменений в самозамкнутый, как и немецкий локус. «душевный» мир 1ероя при преимущественном сохранении внешней статичности. По едва уловимым признакам можно утверждать, что нечто происходит, но то. как это происходит, остается в большей степени скрытым от внешнего наблюдателя, и в итоге нас ставят перед фактом свершившегося, «пройденного» героем-немцем «пути», который представляет собой новый виток «родоцентрической» идиллии. Определяющим для «немецкого» пространства повести становится именно женская сущность, ак!уализированная в сакральном образе «хранительницы оча1а» («бабушки»-«матери»), в котором духовное начало превалирует над материально-фи шологическим, г.е типажно-телесным, в данном смысле героини Ида и Маничка Норк воплощают в себе «немецкость», не являясь в то же время типажными немками. «Мужское» «немецкое» пространство предстаёт в тексте сугубо профанным и не выходит в описании за рамки типажности.

Наконец, в четвёртом параграфе ««Путь» как пространство Ш гольца» предметом исследования становится пространство Андрея Штольца, героя романа И.А. Гончарова «Обломов» Оно характеризуется специфическим сочетанием как черт типажности, так и отхода от неё, что находит объяснение в несколько противоречивом, порой эклектичном образе самого героя Последний отличается крайней амбивалентностью в аспектах национальности (полурусский-полунемец, с чертами «англичанина» или даже «общеевропейца»), психологии («эгоист» - «альтруист», «романтик» -«филистер») и т п Штольц - герой «пути», и в то же время в нём много от типажного героя «места»

В качестве системообразующего принципа пространства Штольца нами выделена мифологема «вечного движения», бесконечного расширения пространства, что вы-

ражается в стремлении героя охватить «всё» - узнать, понять, оценить Соответственно, данный локус является наиболее универсальным по сравнению с остальными немецкими, так как в нём заложена установка на включение в себя и упорядочивание «всего» окружающего' как бы ни были далеки от героя отдельные объекты познания, рано или поздно Штольц методично «освоит» их. Это отличие от прочих, типажных, немцев ярко демонстрирует сопоставление «путей» Штольца-сына и Штольца-отца Пространство последнего представляет собой практически точную копию немецких «локусов» (и судеб) предков Младший же Штольц, отклонившись от этой «колеи», выходит на противопоставленный типажной закрытости «простор», заключающий в себе гораздо большие потенции развития Однако в силу той же установки на «универсальность». «всеохватность» пространство Штольца менее упорядочено, более эклектично, чем типажный немецкий локус Кроме того, «универсум» немецкого героя (в его как «отчуждаемой», так и неотчуждаемой телесности) проникнут ахронностью, что приходит в противоречие с замыслом образа Штольца в качестве самоизменяющегося и изменяющего окружающий мир начала. При этом образ Щтольца. разумеется. не автономен' герой-немец прочно связан со своим русским «другом-антиподом» Обломовым, и анализ отношений данной пары позволяет говорить об актуализации мифологического образа «двуликого Януса», соединяющего, правда, подчас механически. столь различные немецкий и русский хронотопы в некое целое.

Пространство Штольца одновременно и находится в оппозиции русскому «миру», и стремится сблизиться с последним. Черты амбивалентности, а также типажно-сти-нетипажности свойственны пространству героя в том плане, что открытость внешнему пространству в образе Штольца сочетается со страхом перед «падением» в «бездну» внутреннего «мира чувства» - страхом, которого лишены типажные филистеры. поскольку их внутренний мир неглубок, они существуют на практически-бытовом уровне Штольц действует в постоянном ощущении этой «бездны», но в то же время, как филистер, постоянно стремится жёстко отграничиться от неё, закрыть не внешний, но внутренний мир от разрушительного влияния, что представляет собой своего рода «инверсию» типажной ситуации. Пространство Штольца, с одной стороны, типажно-филистерски «посюсторонне», отнесено к материально-практическому плану бытия, но в то же время, в силу своей связи с будущим, с потенциально-идеальным, лишено бытовой конкретики «онирично» по своей природе, отсылает к

«мечтаниям-грёзам», что, однако, в целом не приходит в резкое противоречие с ро-мантическо-филистерской типажностью, связанной с героями-немцами Это «балансирование» на грани «типажного»-«нетипажного» реализуется относительно хронотопа Штольца в неустойчивом соотношении «замкнутости» и «открытости», «ахрон-ности» и «динамики»

Третья глава «Герой-немец в системе темпоральных координат» посвящена проблеме временных характеристик «немецкого» мира в системе художественного произведения.

В первом параграфе «Будущее героя-немца в контексте неизменяемости» исследуется типажный немецкий хронотоп, представляющий собой идиллическую, родовую цикличность, слабо дифференцированную во времегги. В этом смысле в ахрон-ном мире нет будущего, так как нет принципиально новых изменений, но есть лишь копирование прошлого в бесконечно растянутом настоящем В этом времени нет иных потенций, кроме заложенных самими героями-немцами (точно так же, как в телесном описании типажа нет ничего «невысказанного», а в пространстве - нет места неупорядоченности).

Герои-немцы действуют в особом времени, которое характеризует такая архаическая черта, как отсутствие индивидуальной замкнутости сознания, что парадоксальным образом сочетается с замкнутостью локальной и хронолог ической (исторической), характерной для немецкой типажности Герои-немцы, по Н Я Берковскому, «классики городской цивилизации», независимы от хронологии. Совершенно неважно, в какую именно историческую эпоху живут пушкинский сапожник Шульц, гоголевские Шиллер и Гофман или тургеневская Зоя Мюллер, образ которой ахронен: многие русские герои романа живут «накануне», остро ощущают историческое время, но «мир» немки по контрасту самозамкнут, как и «эго-мир» толстовского Берга, размышляющего о покупке мебели в то время, когда Наполеон готовится войти в Москву.

«Со-бытие» в рамках одного немецкого хронотопа детей и стариков также отсылает к идиллии- чем больше непосредственно описываемых поколений, тем устойчивей идиллический мир Напротив, оскудение рода параллельно разрушению идиллии. Детство традиционно описывается как счастливая пора и, непосредственно (локально и темпорально) смыкаясь со старостью, со старшим поколением, служит «смягчению

граней времени»: смерть отдельного представителя рода не воспринимается как трагедия.

Во втором параграфе «Мотивы брака и судьбы во временном аспекте» рассматривается проблема инвариантного в рамках индивидуального бытия типажного немца, т е в качестве отдельного звена циклической повторяемости рода Релевантность мотива семьи обуславливает «сильную позицию» в тексте мотива женитьбы/замужества, на котором строятся многие сюжетные линии, касающиеся героев-немцев Момент вступления в брак является также важным временным пунктом Иногда момент заключения брака (помолвки) совпадает с символическим концом повествования о немцах, что означает удачное завершение индивидуального звена ахронной идиллии Часто женитьба отнесена в начало повествования и даже в предысторию героев, что как бы априори свидетельствует об устойчивости идиллического хронотопа-типажные немцы (особенно немки) характеризуются именно своей верностью, что исключает сюжетную возможность разрушающего семейную гармонию конфликта на основании супружеской измены Так. в повести «Гробовщик» примерный муж сапожник Шульц празднует свою серебряную свадьбу, тем самым в очередной раз «подновляя» остановившееся время (ахронность для собственного поддержания предполагает бесконечный повтор событий, а не их развитие)

Особое место занимает мотив ретардирующего (задержанного) брака, который выпадает на середину (или даже сдвигается к концу) жизни, вводя мотив испытаний любви При этом причины задержки по большому счету не какие-то внешние обстоятельства. как. например, в авантюрном хронотопе, а внутренние установки героев Случайность же как проявление стихийного, неупорядоченного зачастую вовсе выводится за рамки типажного немецкого хронотопа Таким образом, мотив судьбы трансформируется в мотив чёткого планирования и расчёта будущего, а также волевого следования установленной схеме событий. При этом вопрос любовного чувства и перипетий, с ним связанных, отходит на второй план Вступление в брак типажного немца диктуется разумом, а не страстью Рационализация чувства попутно вводит мотив практических, даже приземленно-бытовых условий, при которых идиллический «уютный» хронотоп может реализоваться.

Расчёт времени, осуществляемый героем-немцем, смыкается с расчётом денег, порождая особое жизненное измерение «деньги/время», т е , по сути, «скорость» су-

шествования героя-немца, что, в свою очередь, определяет тип движения персонажа. Если речь идёт о типажных «добрых немцах», то их движение во времени является неторопливым, планомерно-поступательным, без «резких скачков» и порывов, зато движение с остановками, «ретардациями» - длительным накоплением количественных изменений для последующего качественного (эволюционный тип развития, подвергающийся, однако, в силу ахронности существенной редукции). При этом идиллическое время немцев отличает низкая дискретность: релевантными обычно являются не минуты, часы, дни, а месяцы, годы, десятилетия. Временная неизменность также порождает психологическую неизменяемость героя-немца либо чисто механический способ перехода из одного устойчивого образа («неподвижной идеи») в другой. Типажные немцы движутся в «четвёртом измерении» по прямой от одного пункта плана до другого, игнорируя всякие ответвления альтернативных событий и поступков. Знание должного и следование ему составляют характерную особенность «немецко-сти» в художественном произведении. В ряде случаев герой-немец сам становится воплощением рока, неизбежной судьбы Кроме того, сглаженность границ идиллического, «родового» времени также приводит к возникновению амбивалентных возрас-■»•ных рядов, когда, подчёркивая цикличность и ахронность происходящего, старость проявляет черты молодости и наоборот.

Третий параграф «Случайность в предсказуемом времени» посвящен ситуациям противостояния, возникающего между рациональным, планируемым временем типажного немца и элементом случайности, рока, разрушающим расчеты героя, при этом маркером вмешательства судьбы часто выступает мотив суеверия Например, исключением, подтверждающим заявленное в предыдущем параграфе правило идил-личности немецкого брака, является выше упомянутый случай неверности жены лес-ковского Пекторалиса, из-за чего планы героя создать свою собственную идиллию терпят фиаско. Однако зачастую угроза исходит из внешнего, открытого, русского «мира» по отношению к закрытому (но в недостаточной степени зашищённому), немецкому Таким образом, в произведениях, где описывается разрушение идиллического хронотопа, возникает вариативность будущего: идеальные планы, основанные на механическом детерминизме неизменного, замкнутого мира, где учтены и рассчитаны все причины и следствия, с одной стороны, и, с другой - вероятностные события с долей случая, т е. то, что «должно» произойти, и то, что «может» произойти Несов-

падение плана и реальности в мире случайностей приводит к тому, что типажный немец, не способный прореагировать на изменяющиеся условия, терпит фиаско.

В четвёртом параграфе «Вероятностное время Германна» анализируется отличное от типажно-идиллического время героя повести А С. Пушкина «Пиковая дама» Это объясняется другим видом типажное™, характеризующей образ Германна. Если прежде рассматриваемые действующие лица в общем и целом относились к бытовым «добрым немцам», то герой «Пиковой дамы» - это авантюрист-искуситель с налётом демонизма, правда, на немецкий лад. С прочими героями-немцами Германна роднит мотив расчёта, но Пушкин «дезавуирует» это утверждение относительно Германна. Доминантным становится мотив не расчёта и соотносимого с ним распланированного на годы вперёд будущего, но мотив игры, т е. случая. Таким образом, с самого начала повести актуализируется мотав борьбы «двух неподвижных идей»-начал, которые «не могут вместе существовать» Парадоксальная смесь из расчёта и случайности, при торжестве последней, определяет судьбу героя. В начале повествования оба начала находятся в состоянии равновесия, потому Герман неподвижен, только следит за игрой. Но случайность - разговор о трёх картах графини - вызывает «цепную реакцию» событий, обладающих той гаи иной степенью вероятности (иногда весьма малой), но не абсолютао детерминированных, запланированных.

Иначе, чем в типажной ситуации, реализуется в повести и мотив брака. Если для «доброго немца» накопленные деньги - средство для женитьбы и поддержания «идиллии», то для Германна брак (вернее, его фикция, любовная интрижка), наоборот, - средство для получения денег, которые составляют счастье для героя. Брак и деньги - ещё одна реализация «двух неподвижных идей» графиня, явившись Германцу в посмертии, открывает свою тайну в обмен на уговор жениться на Лизе, но герой, постоянно думая о картах, начисто забывает о потенциальной «невесте». Происходит дальнейшая «перетасовка» целей и средств в сознании Германна: деньги сменяют любовь и, в свою очередь, сменяются тремя картами. Последние из средства достижения богатства в итоге становятся целью отказавшегося от немецкого расчёта немца. Вместо цикличного идиллического времени Германн оказывается в его гротескной пародии, абсолютно замкнутый в своём маленьком мирке воображения.

В заключении суммируются полученные результаты, подводятся итоги и делаются выводы по теме диссертационного исследования

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

1 Национальная маркированность оппозиции «дом - пространство» в рассказе Н С Лескова «Железная воля» // Аспирантский сборник Новосибирского государственного педагогического университета - 2004 (По материалам научных исследований аспирантов, соискателей, докторантов). - Новосибирск Изд-во НГПУ, 2004 - Часть 1 -С. 74-81 (0,5 пл.).

2. Образ немца-учёного (на материале произведений К Пруткова и О. Сенков-ского) // Аспирантский сборник Новосибирского государственного педагогического университета - 2004 (По материалам научных исследований аспирантов, соискателей, докторантов) - Новосибирск Изд-во Н1Т1У, 2004 - Часть 1. - С 82-90 (0,5 пл.)

3 Немецкий локус в произведениях И.С. Тургенева // Аспирашский сборник Новосибирского государственного педагогического университета - 2004 (По материалам научных исследований аспирантов, соискателей, докторатов) - Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2004. - Часть 2 - С. 61-68 (0,5 п л ).

4 Доктор-немец как литературный персонаж Ч Аспирантский сборник Новосибирского государственного педагогического университета 2005 (По материалам научных исследований аспирантов, соискателей, докторантов) Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2005 - Часть 1 - С. 50-58 (0.5 пл.).

5 Оппозиция «немецкость - русскость» в русской литературе (вещный мир) // Аспирантский сборник Новосибирского государственного педагогического университета - 2005 (По материалам научных исследований аспирантов, соискателей, докторантов). - Новосибирск- Изд-во НГПУ, 2005. - Часть 1. - С 59-66 (0,5 п л ).

11овосибирскпи государственный архитектурно-строительный университет (Сибстрин) 630008,1 Новосибирск, ул Ленинградская, 113 Отпечатано мастерской оперативной полиграфии НГАСУ (Сибстрин)

Тираж 100 Заказ

PHБ Русский фон;

2007^ ~Ш5~

I

I I

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Жданов, Сергей Сергеевич

ВВЕДЕНИЕ

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 1. ПОЭТИКА ПОРТРЕТА ГЕРОЕВ-НЕМЦЕВ.

1.1. Составлющие портрета «типажного» немца.

1.2. Поэтика телесности.

1.3. «Вещные» атрибуты портрета «типажного» немца.

1.4. Отход от типажности в портретном описании.

ГЛАВА 2. «НЕМЕЦКОЕ» ПРОСТРАНСТВО В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ.

2.1. Ахронное пространство немецкого дома.

2.2. Разрушение «уютного» пространства.

2.3. Родовое пространство немецкого дома.

2.4. «Путь» как пространство Штольца.

ГЛАВА 3. ГЕРОЙ-НЕМЕЦ В СИСТЕМЕ ТЕМПОРАЛЬНЫХ КООРДИНАТ

3.1. Будущее героя-немца в контексте неизменяемости.

3.2. Мотивы брака и судьбы во временном аспекте.

3.3. Случайность в предсказуемом времени.

3.4. Вероятностное время Германна.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Жданов, Сергей Сергеевич

Интерес к проблеме национальной специфики того или иного этноса растёт с каждым годом: данный вопрос ставится в различных научных дисциплинах — философии, истории, социологии, политологии, культурологии и, не в последнюю очередь, в литературоведении. Это связано как с общемировыми .центростремительными и центробежными тенденциями развития, так и с глобальными структурными изменениями в самом российском обществе конца XX — начала XXI века. Предпринимаются попытки взглянуть на собственную культуру как «изнутри», так и «извне», «со стороны», поскольку категория «своего», «родного» конституируется в сознании путём сравнения, сопоставления с «чужим», «неродным», представления о котором составляют важную часть коллективной «картины мира». Тем или иным образом эта оппозиция проявляется на протяжении всего культурного развития каждого народа, выделяющего себя из совокупности всего человечества, однако, как отмечает С.В. Оболенская, «.границы между "своим" и "чужим" текучи; они изменяются как в пределах каждой эпохи, так и - тем более - в историческом процессе» [119, 3].

В этом плане особый интерес представляет именно XIX век — время расцвета русской культуры, ознаменованное ростом национального самосознания, осмыслением роли и места России в цивилизационном процессе. Закономерна и актуализация образов «немца» и «немецкого» в ходе этих поисков национальной самоидентичности. Как пишет С.В. Оболенская, «.ни с одним из европейских народов русские не имели, начиная с XVIII века, такого тесного и даже отчасти "домашнего" соприкосновения, как с немцами»1 [120, 190]. По мнению А.В. Михайлова, «Россия и Германия в целом находились в отношениях взаимодополнительности» [137, 115]. Р.Д. Клюге, касаясь русско-немецких отношений, пишет о «вражде и любви» , о «поле напряжения между чужим и собст

1 И. Фляйшхауер отмечает «особое положение немцев в Российской империи.» („die deutsche Sonderstellung im Russischen Reich") [193, 30] (здесь и далее перевод наш - С.Ж.).

2 С. Дитрих, характеризуя эти отношения, также прибегает к дуальным терминам: «ужас» и «зачарованность» [191, 33], «зависть» и «восхищение» [191, 177]. Сравните с мнением Д. Кикона: «С тех пор как Россия с Петром Великим . вошла в сознание остальных европейцев, немцы и русские следили друг за другом с таким неосла-беваемым вниманием и часто даже с зачарованностью, примеры которой почти не найдёшь в истории народов. венным»: «Это постоянное привлечение и отталкивание, диалектический процесс, который обогащал культуру и литературу обоих народов»3 [137, 116].

Соответственно многочисленные и разнообразные контакты русских с немцами не могли не войти в качестве сущностного компонента в реальность художественных произведений. Зачастую не бросаясь в глаза, оставаясь, по определению С.В. Оболенской «фоном», «задним планом» [120, 191], «немецкая» тема является своего рода контрапунктом «русской» темы. Обращение русской литературы к герою-немцу служит, в первую очередь, познанию «русского» во всей его уникальности — «русскости», отразившейся, как в зеркале, в «чужом», в «немецкости» 4. Со временем образовался более или менее устойчивый комплекс неких стереотипных черт, маркируемых конвенциональной литературной «немецкостью» и формирующих интертекстуальные связи между отдельными образами и произведениями. Естественно, без учёта этого комплекса теряется один из главных принципов научного анализа - системность, и в итоге невозможно адекватное восприятие текста, отсылающего к «немецкости», и дешифровка его потенциальных смыслов.

Однако национальная, в данном случае «немецкая» тема в русской литературе ещё требует тщательного изучения. Исследования, посвященные данной темы, можно объединить в рамках двух подходов. Первый - это культурологический подход, в котором тесно переплетаются собственно культурология, со

С обеих сторон была задействована вся шкала чувств, часто это были отношения ненависти-любви» [190,21]. У М. Гиголашвили по поводу «немецкой» темы в произведениях Ф.М. Достоевского сказано: «Не удивительно и закономерно, что большинство героев-европейцев у Достоевского (и вообще в русской литературе) - именно немцы. Причина кроется в причудливых зигзагах истории, в таком социально-историческом феномене, как массовые переселения немцев-колонистов в Россию, в укорененности их во всех слоях русского общества, в географическом положении (Германия, - по словам Достоевского, "самый большой и самый главный" сосед России в Европе), и в кармическом законе притягивания противоположностей - ведь на мировой сцене символов славянский и германский характеры (менталитеты) олицетворяют полярные понятия, но в силу закона притягивания противоположностей стремятся друг к другу» [45, 75].

3 Стоит отметить, что обращение к «немецкой» теме свойственно и современной литературе. Соответственно, появляется и литературная критика, обращающаяся к накопленному за два века опыту национального самопознания (см., например, О. Лебедушкина «Роман с немцем, или Русский человек на rendez-vous с Западом» [89]).

4 При этом понятия «русскости» и «немецкости» у русских и немцев, разумеется, не полностью совпадают и носят субъективно-объективный характер идиологем и мифологем, требующих научного анализа и, соответственно, «перевода» в сферу сознательного. Согласно мнению Л.Копелева и Д. Херрмана, «.при контакте двух народов обязательно возникают обобщённые представления о представителе другого народа. Крупные, стабильные сообщества развивают стереотипные представления друг о друге, которые часто передаются от одного поколения к другому. Они присутствуют при каждом новом контакте между представителями двух народов. Даже если их истинность официально оспаривается и они являются предосудительными, они очень живучи в сознании и подсознании людей» [80, 19]. циология, психология и лингвистика. Сами же литературные произведения рассматриваются в качестве одного из источников материала для культурологических умозаключений. Данный подход к проблеме национальности вообще является крайне популярным в последнее время. В качестве примеров работ подобного толка следует назвать исследования В.А. Авксентьева [1], JI.K. Байра-мовой [И], О.В. Милютиной [ИЗ], А.Ю. Мордовцева [115], Е.А. Панковой [128], М.К. Поповой и В.В. Струкова [131], Н.А. Соловьёвой [145], К.К. Султанова [150], О.В. Тихоновой [154] и др.

Также с каждым годом возрастает интерес именно к «немецкой» теме5. В качестве показательных стоит назвать работы С.В Оболенской: прежде всего «Германия и немцы глазами русских (XIX в.)» и другие публикации данного автора. В основу исследования положен диахронический анализ различного рода текстов (не только художественных, но и публицистических, изобразительных и т.п.), демонстрирующих историческую динамику образов Германии и немцев в русской культуре. В качестве главного плюса данной работы следует назвать широкий охват и тщательную проработку исследуемого материала, а также компаративистские элементы, в частности при рассмотрении точек «взаимодействия» и «расхождения» народной и «учёной» культуры, в рамках которых формировались образы Германии и немцев, начиная с XVIII и заканчивая началом XX века. Помимо того, С.В. Оболенская подробно рассматривает роль вне-литературных (политических, экономических) факторов в данном процессе. Но достоинства работы с культурологической точки зрения оборачиваются недостатком с литературоведческой (что, разумеется, нисколько не может быть поставлено в вину автору, решающему иные задачи): поскольку исследование в целом имеет своей целью раскрытие «национальных различий и национальных вопросов XIX века» [119, 3], т.е. анализ «типичного» в рамках интеркультурной коммуникации, за рамками работы остаётся «нюансировка» обобщённых обра

5 Например, А.Ю. Мордовцев пишет: «когда добросовестный российский историк, литератор, искусствовед обращается к прошлому или настоящему страны, он (какой бы темой он ни занимался) обойти немецкий вопрос не сможет. .Куда бы ни обратился - всё немцы, везде или Наши или неметчина.» [115, 29]. К. Кантор подчёркивает: «Вне социокультурного взаимодействия России и Германии невозможно представить себе ни их самостоятельной истории, ни истории Европы, ни истории мира, ибо оно было взаимодействием двух дополнительных друг другу дуалистических типов культуры.» [76,47]. зов Германии и немцев в произведениях отдельных авторов русской художественной литературы.

Историко-культурный подход при изучении литературных образов роднит исследование С.В. Оболенской с работами ряда немецких коллег, например, С. Дитрих [191], Ф. Нойманна [200]. Данные авторы, что в целом характерно для культурологического подхода, пытаются вычленить из художественных произведений некий общий набор свойств героя-немца в представлении русских, ту самую «немецкость», которая являет собой как саму литературную модель, так и правила её построения. Существенный недостаток, который отличает работы данных немецких авторов, заключается в неком смещении и смешении объективной и литературной реальностей. Так, С. Дитрих фактически ставит знак равенства между отношением русских (причём не только писателей, но народа вообще) к персонажам-немцам (таким, как Штольц И.А. Гончарова, Пекторалис Н.С. Лескова) и немцам в жизни (немецкой нации). Из названных немецких авторов ближе всего к собственно литературоведению оказывается Ф. Нойманн, который, как и С.В. Оболенская, не ограничивается характерологией «типичного» немца, не просто констатирует наличие клише-стереотипов, но рассматривает немецкие образы шире, касаясь, в частности, проблемы немецкого пространства в художественном произведении, но не рассматривая данный вопрос подробно.

В качестве ещё одного представителя культурологического подхода к немецкой теме следует назвать Г.Д. Гачева, который рассматривает среди прочих «германский» национальный образ мира, полагая в его основе оппозицию «дом»-«пространство». Интересны заключения автора относительно немецкого времени и пространства в рассказе Н.С. Лескова «Железная воля» [37]. Кроме того, Г.Д. Гачев вводит тендерный аспект в систему отношений «немецкости»-«русскости», представляя их как проявления «мужского» и «женского» начала-«Эроса»6. Однако, несмотря на оригинальность и большую продуктивность поЧ

6 Сходный взгляд на «немецко-русскую» тему в современной художественной литературе отличает и подход О. Лебедушкиной в вышеупомянутой статье. добного подхода, этнокультурологическая концепция Г.Д. Гачева, взятая сама по себе, в «чистом» виде, не может удовлетворить требованиям литературоведения.

С этой позиции главный недостаток концепции в плане оперирования литературным материалом, как, впрочем, недостаток вообще любого культурологического анализа, заключается во «внешнем» подходе к литературному произведению, до некоторой степени игнорировании (в пользу общих выводов) особых законов художественного произведения, его «языка», который во многом отличается от «языка», например, публицистики или исторического факта. Национальность как феномен объективной реальности попадает в художественную систему уже изменённой и «перекодированной» и, соответственно, начинает подчиняться специфическим законам данной системы. Поэтому адекватный анализ немецкой темы как художественного элемента осуществляется «изнутри», с помощью литературоведческого подхода, который, однако, не противопоставляется культурологическому, но находится с ним в тесном контакте, поскольку на данный момент именно в рамках этнокультурологии осуществляется широкий охват национальной темы в литературных произведениях.

На границе культурологии, политологии и собственно литературоведения В. Кантором написана статья «Иван Тургенев: Россия сквозь «магический кристалл» Германии» [74]. К удачным моментам данной работы следует отнести достаточно подробный анализ (в рамках статьи) немецкой темы в творчестве русского писателя, а также попытку В.К. Кантора «вписать» эту «частную» тему в общелитературный контекст XIX века от Н.В. Гоголя до Н.С. Лескова и И.А. Гончарова. Вместе с тем автор не ограничивается литературоведческим анализом: он использует полученные выводы для культурологических и политико-исторических размышлений.

В литературоведении анализ немецкой темы в русской литературе только начинается. Долгое время проблема героев-немцев освещалась в отечественной науке лишь фрагментарно. Одним из наиболее разработанных в литературоведении немецких образов является Андрей Штольц И.А. Гончарова, но исклюп чения лишь подтверждают правило . Однако в последнее время публикуется всё больше работ, в которых именно «немецкость» и «немецкое» становятся предметами исследования. Пока анализу подвергаются в большинстве своём отдельные произведения или авторы русской литературы. С этой точки зрения, пожалуй, наиболее исследованным представляется творчество И.С. Тургенева и Ф.М. Достоевского. Здесь следует упомянуть статью Д.А. Чугунова «Образы немцев и их оценка в творчестве И.С. Тургенева» [173]. Достоинством работы является то, что автор рассматривает «встроенность» «немецкой» темы в общую систему тургеневской поэтики. Кроме того, в исследовании зафиксированы не только реализованная в конкретных произведениях оппозиция «немец-кость»-«русскость», но и некоторые составляющие немецких образов, например: речевая характеристика героя, немецкие реалии как знаки времени и связанные с ними культурные концепты. Статья А.А. Арустамова «Немецкое» и «русское» в творчестве И.С. Тургенева (к проблеме диалога культур)» [8] строится на вскрытии оппозиции, заявленной в названии работы. Взаимодействию начал «своего» и «чужого» в рамках литературного произведения посвящены работы М. Гиголашвили [42, 43, 44, 45], рассматривающего инонациональное (и в частности «немецкое») в качестве сисемообразующего элемента поэтики И.С. Тургенева, Ф.М. Достовеского, А.С. Пушкина.

Как видим, анализ, строящийся на бинарной системе «русскость»-«немецкость», стал уже традиционным, и назрела необходимость перейти от выявления эксплицитно или имплицитно присутствующей в тексте оппозиции «немецкого» и «русского», чему посвящены многие культурологически ориентированные исследования, к анализу «немецкости» как компонента художественной системы произведения, что и составляет предмет данного исследования. Интересный и достаточно обширный, но разрозненный материал требует более глобального осмысления, введения его в общелитературный контекст, позво

7 Здесь оговоримся, что мы не имеем в виду работы, посвященные влиянию немецкой литературы на русскую, в частности немецкого романтизма и Гёте. Что касается последнего, то существует подробное исследование В.М. Жирмунского «Гёте в русской литературе» [63]. В настоящий момент тема немецкого влияния также разрабатывается: см., например, М.Ч. Ларионова «Немецкая культура в художественном мире А.С. Пушкина» [88]; Е.В. Жаринов «Немецкий протестантизм и романтическая беллетристика в России начала XIX века» [61]. ляющий оперировать категориями традиции, варьирования или новации относительно тех или иных «немецких» образов или сюжетов. Такое осмысление не будет удовлетворять требованию системности, если станет осуществляться даже в рамках творчества одного автора. Здесь необходим компаративистский подход, сопоставление реализованных вариантов немецкой темы в русской литературе XIX века.

К сожалению, подобного рода компаративистских работ крайне мало. Здесь стоит назвать работу А.В. Жуковской, Н.Н. Мазур, A.M. Пескова [65], посвященную проблеме немецких типажей в русской беллетристике конца 1820-х - начала 1840х годов. Исследование представляется значимым в том плане, что в нём авторы вводят ключевое (в том числе для нашей работы) поняg тие типажности , т.е. степени устойчивости, повторяемости черт героев в произведениях разных писателей, причём вводят данное понятие именно в смысле литературной традиции, а не культурологических стереотипов. Что также важно, А.В. Жуковская и др. перечисляют некоторые конституэнты этой типажности, опираясь на большое количество литературных источников (около пятидесяти). Но в рамках статьи невозможно подробно разобрать данную проблему, поэтому авторы ограничиваются лишь набросками темы немецкой типажности. Мы в своей работе постарались хотя бы частично восполнить эти пробелы. Отталкиваясь от понятия типажности, мы проанализировали нюансировку традиции, эту интертекстуальную «обращённость» в произведениях различных авторов, расширив во временном плане, по сравнению с работой А.В. Жуковской, Н.Н. Мазур, A.M. Пескова, объект исследования — до литературы всего XIX века. Для сопоставления нами выбраны отечественные прозаические сочинения литературы «первого ряда»: А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева, Н.С. Лескова, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова и др. Рассматриваемые произведения, в которых фигурируют герои-немцы, представляют разви

8 В сходном ключе У. Данненманн [54] рассматривает развитие немецкой темы в творчестве А.П. Чехова. В работе исследовательница оперируют понятием литературного стереотипа, эквивалентным понятию типажа, выдвигая тезис деконструкции клишированного образа немца в поздних произведениях Чехова. Но поскольку У. Данненманн тяготеет больше к описанию чеховских сюжетов, чем к непосредственному анализу образов, аргументация автора статьи не всегда выглядит убедительной. тие и варьирование «немецкой» темы в литературе позапрошлого столетия. Образы, представленные в творчестве вышеназванных авторов, получали широкое распространение и, в свою очередь, влияли на создание последующих, которые вступали с традицией в отношения «сходства»-«различия». При этом литература «первого ряда» не просто количественно воспроизводила готовые типажи, но качественно развивала и углубляла образы, встраивая их во всё расширяющуюся художественную систему.

В этом смысле данное исследование отличается от диссертационной работы Н.В. Бутковой [32], где автор, обращаясь именно к И.С. Тургеневу и Ф.М. Достоевскому, прослеживает восприятие и изображение этими писателями Германии и немцев на протяжении всего их творческого пути, сопоставляет этот материал. Объектом исследования являются не только сочинения писателей, но и их письма, публицистика. Анализу подвергаются как художественные образы, сгруппированные по устойчивым признакам в типы (например, филистер, романтик и т.п.), так и отношения И.С. Тургенева и Ф.М. Достоевского к Германии и немцам; показано изменение этих отношений и причины, его обусловившие. В этом ещё одно отличие компаративисткого исследования Н.В. Бутковой от данной работы. Мы в большинстве случаев не касаемся вопросов взаимоотношения жизненной и литературной реальностей, сосредотачиваясь не на биографии отдельных писателей, а на их поэтике. Мы также сознательно ограничиваемся, ввиду обширности заявленной темы, образами героев-немцев в России, оставляя за рамками исследования образы, относящиеся к изображению Германии. Это делается также потому, что сама литературная ситуация «немца в России» позволяет ярче выявить оппозицию «русскость»-«немецкость» и, соответственно, наглядней продемонстрировать конституэнты последней.

Таким образом, объектом данного исследования является образ литературного героя, воплощающего в себе «немецкость» как некий устойчивый, конвенционально закреплённый набор черт (портретных, характерологических, сюжетных и т.п.), т.е. героя, рассмотренного с точки зрения его типажности.

При этом за рамки исследования выводятся как внелитературные источники национальных штампов-представлений, возникающих в ходе меж- и внутри-культурной коммуникации, так и образы, чья связь с «немецкостью» является побочной, т.е., согласно А.В. Жуковской и др., не «определяет» «специфику песронажа»9 [65, 39]. Актуальность исследования обусловлена необходимостью описания и обобщения отдельных черт поэтики, связанных с «немецкостью», в произведениях русской литературы XIX века как культурно-исторической эпохи, поскольку данная тема является в литературоведении мало разработанной и в то же время потенциально весьма продуктивной: основываясь на оппозиции «русскость»-«немецкость», она открывает новые перспективы в исследовании русской литературы XIX века, позволяет иначе взглянуть на проблему литературной традиции, способна расширить и углубить познание нацией собственной культуры.

Научная новизна данной работы заключается как в постановке самой проблемы национальности героя как компонента художественной системы в русской литературе XIX века, так и в подходе к решению этой проблемы. В ис-следованиии мы устанавливаем и анализируем фактическое содержания «не-мецкости» как конституэнта системы, без чего невозможна адекватная интерпретации художественных текстов. Говоря о типажности в связи с дихотомией «своё»-«чужое», мы всякий раз тем или иным образом касаемся принципа цен-трации, имеющего аксиологический аспект, когда «родное», образуя «центр» культурной «картины мира», маркируется положительно, а «неродное» («периферия») - отрицательно и между двумя началами всегда присутствует скрытый или явный конфликт. В приложении к художественному произведению этот дуализм диктует особую логику построения и восприятия клишированных об

9 А.В. Жуковская, Н.Н. Мазур, A.M. Песков замечают, что «.немцы из русских исторических романов и повестей 1830-х гг., чьими прототипами были реальные исторические лица, обычно входят в иную систему типажей, имеющую источником исторические фигуры в романах В. Скотта; немецкие же их свойства оказываются явно вторичными признаками.» [65, 39]. Кроме того, в литературе существует «минус-типаж», «чья немецкая маркированность - лишь сигнал о приёме обманутого ожидания: ничего именно немецкого в нём нет. Самое известное его воплощение - Вернер в «Герое нашего времени» Лермонтова» [65, 45]. Сравните также с авторской рамаркой относительно Риделя, героя рассказа И.С. Тургенева «Стук. Стук. Стук.»: «.фамилия у него была немецкая - но он был коренной русак» [9 VIII, 7] (здесь и далее в работе ссылки на художественные тексты даются следующим образом: жирным шрифтом — порядковый номер собрания сочинений в списке истоников, римская цифра — номер тома, через запятую — номер страницы в указанном томе - С.Ж.). разов героев. Поэтому особое внимание в нашем исследовании уделено отходам от принципа центрации и типажности в отдельных образах героев-немцев. Причём наблюдается достаточно устойчивая тенденция связи типажности с местом, занимаемым героем в произведении. Образы второстепенных персонажей, как правило, не выходят за рамки типажа. Напротив, усложнённые образы главных героев связаны со сдвигами и нарушениями устойчивых структур. Ти-пажность не является некой абстрактной константой по отношению к обобщенному герою. В каждом конкретном произведении происходит варьирование типажных черт, а также возможны отталкивание или сознательный отказ от типажности как литературный приём и способ подачи персонажа.

Необходимость системного охвата обширного литературного материала, а также его специфичность с точки зрения его экспрессивной эксцентричности относительно русской модели культуры обусловили выбор аналитического ин-вентария, положенного в основание работы, что также составляет её новизну. В нашем исследовании увязываются в нерасторжимое единство поэтика портрета, характера и пространственно-временные ряды, образующие своего рода систему «опознавательных» кодов, которые прослеживаются от произведения к произведению. Собственно, «телесность», «пространство» и «время» являются, на наш взгляд, конституирующими, преформирующими основаниями литературного героя-немца. Более того, пространственно-временные параметры особым образом воссоздают и кодируют художественную реальность, включающую в себя множественность «суб-миров», в которую входят как «немецкие», так и «русские» континуумы, состоящие друг с другом в различных связях. Пространство и время, соответственно, выступают в качестве как объектов исследования, так и научного «метаязыка». Их подробный анализ позволяет создать гибкую и достаточно полную систему описания немецких элементов в общей системе художественного произведения.

Таким образом, целью данной работы является систематизация и анализ «немецкости» героя, рассматриваемой с точки зрения литературной типажности и отхода от неё в творчестве русских писателей XIX века через призму поэтики портрета, а также пространства и времени, позволяющих дифференцировать инонациональный элемент в художественной системе произведения. В соответствии с поставленной целью определяется ряд конкретных задач диссертационного исследования:

1. Выделить основные типажные конституэнты портретного описания героя-немца и отходы от литературной традиции в произведениях XIX века;

2. Определить пространственные характеристики типажного немецкого локуса, а также варианты развития типажного изображения пространства в зависимости от конкретного автора или произведения;

3. Рассмотреть зависимость между героем-немцем и соответствующим ему типом пространства;

4. Установить связи, возникающие в дуальной системе «своего» и «чужого» пространств относительно героя-немца;

5. Проанализировать систему темпоральных координат, определяющих место и роль героя-немца в художественной системе.

Методологию данной работы составляют аналитико-описательный и сопоставительный, сравнительно-типологический (и в отдельных случаях сравнительно-генетический) методы, обусловленные требованием комплексности исследования. В качестве теоретической базы используются работы М.М. Бахтина, С.Г. Бочарова, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, В.Н. Топорова, В. Шмида, в которых рассматриваются проблемы поэтики портрета и пространственно-временной организации в художественном произведении.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Портретное описание типажного героя-немца в русской литературе XIX века строится на принципе экстериоризации портрета, что приводит к феномену поэтики «абсолютной телесности», отход же от последней осуществляется обратным путём интериоризации описания, намеренного отрицания материального начала.

2. Типажный немецкий локус отличается высокой степенью закрытости, автономности, организованности и ахронности. В большинстве случаев его можно определить как «родовое» «уютное» пространство, ограниченное рамками семьи, отсутствие которой расценивается как значащий отход автора от литературной традиции.

3. Зависимость возникающая между героем-немцем и маркируемым им закрытым типом пространства позволяет говорить о первом как о герое «места», существующем сугубо в границах «своего» пространства.

4. В системе художественного произведения выделяется противостояние «уютного», «внутреннего», закрытого «немецкого» локуса (и относящихся к нему героев) по отношению к «хаотическому», «внешнему», открытому пространству, стремящемуся вторгнуться и разрушить «внутреннее».

5. Хронотоп типажного героя-немца следует определить в качестве идиллического в таких существенных его характеристиках, как «сглаженность временных границ», циклический характер изменений, «закрытость» времени, связанная с «закрытостью» пространства, что, в свою очередь, способствует трансформации мотивов будущего времени и судьбы в мотив рационального планирования, находящегося в оппозиции к мотиву случая.

Практическая значимость исследования определяется возможностью использования материалов диссертации в учебном процессе, при подготовке основных и специальных курсов по истории русской литературы XIX века, в работе спецсеминаров.

Структура диссертации обусловлена логикой исследования заявленной проблематики и ходом выполнения поставленных задач. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения и списка литературы. Во введении аргументируются постановка вопроса и подходы к проблеме. Первая глава посвящена поэтике портретного описания героя-немца. Во второй главе рассматриваются вопросы художественного пространства, маркируемого «немецкостью». В третьей главе анализируются временная составляющая инонационального элемента. В заключении обобщаются результаты исследования и делаются выводы по диссертации в целом.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Национальность героя как элемент художественной системы"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Национальность героя-немца, входя в качестве конституэнта в художественную систему произведения, формирует в рамках последнего своего рода немецкий «мир», находящийся в силу своей «иностранности» в оппозиции «миру» русскому. «Ядром» этого «иного универсума» являются сами герои-немцы, образы которых, варьируясь, всё же, как правило, сохраняют связь с «идеальным» филистером, «добрым немцем», бытовым типажом, закреплённым за данными персонажами в поэтике русской литературе XIX века.

Взятый с точки зрения портретного описания, этот типаж отличает феномен «абсолютной телесности» как следствия экстериоризации внутреннего, психологического, душевного мира. Типажный герой, соответственно, весь «выставлен напоказ», адекватен сам себе, лишённый недосказанности, полностью выражен в этой «телесной» плоскости. При этом поэтика портерного описания героя-немца не только «физиологична» (т.е. «язык» тела до конца «выговаривает» образ филистера), но и порой подчёркнуто утрирована, в результате чего становится конвенционально принятой «застывшей маской» с минимумом динамических черт, которые «вырождаются» в механистическую цикличность движений, жестов, выражений лица и т.п. Собственно гротеск в чистом виде не является обязательной чертой немецкой типажности в русской литературе; часто в экстеризованном портретном описании заостряется не какая-то отдельная черта, но общее впечатление «усреднённости» «доброго немца», «сглаженности» его характера, отрицающего крайности «высокого» и «низкого».

Разумеется, «абсолютная выраженность» героя через телесность соответствует, по крайней мере в литературе «первого ряда», второстепенным персонажам. Описания главных действующих лиц выходят за рамки типажности с помощью индивидуализации портретных черт или благодаря сознательному отказу от стереотипа, использованию «минус-типажности». Образы, созданные по последней схеме, неизбежно становятся в оппозицию «усреднённому» «доброму немцу», отличаясь большой экспрессивностью, и маркируются эксцентричностью, мотивом «остранённости» героя, что характерно, например, для поэтики Н.С. Лескова. Отход от типажности в описании опирается на противоположный экстериоризации процесс интериоризации портрета, «одухотворения» телесного начала. Нетипажные и, соответственно, «несамоидентичные» герои-немцы проявляют способность к динамике, изменению: они могут быть не только участниками внешнего конфликта, но и в силу углубления и усложнения духовно-психологической составляющей образа испытывают внутренние противоречия; несвойственные типажным персонажам. Однако даже в этом случае антагонизм выражен неявно с сохранением общей закрытости, невыраженности внутреннего «Я» героя.

Системность описанию немецкого «мира» придаёт анализ его пространства и времени, т.е. по сути хронотопа героя-немца, преформирующего данный «универсум» и в целом выступающего как активное, деятельностное начало, направленное на упорядочивание и созидание. В образе немецкого пространства в качестве основы следует выделить мифологему «дома», «хозяином», а часто и «строителем» которого является типажный немец, которого можно интерпретировать как героя «места». Типажный немец не покидает пределы «своего» локуса, образующего своего рода «второе», «отчуждаемое» тело-оболочку героя, если анализировать, начиная с «центра телесности» (и наоборот, при движении с периферии, возникает серия вложенных друг в друга сфер «сгущающегося», личного пространства вокруг героя-хозяина). В целом это немецкое пространство является внутренним по отношению к внешнему, русскому.

Особо следует отметить ряд «вещных» атрибутов героя-немца, которые являются неким медиатором между «отчуждаемой» и неотчуждаемой телесностью. К ним относятся образы, связанные с употреблением табака (трубка, сигара) и алкоголя прежде всего для героев-мужчин и вязанием для героинь-немок. Связь этих атрибутов с «личной» телесностью объясняется, во-первых, природой самих образов: дым и алкоголь поглощаются «телом», связанные вещи «обликают» его. Во-вторых, в поэтике данные вещи становятся столь устойчивыми маркерами типажного немца, что мыслятся неотъемлемыми составляющими портретного описания (это тем более закономерно в связи с тенденцией овнеществления, «опредмечивания» типажного портрета). Кроме того, эти атрибуты принимают на себя часть характерологических свойств типажа (например, стремление к телесным наслаждениям, самодовольство, эгоизм, мечтательность, трудолюбие и т.д.), становясь носителями «сконцентрированной» немецкости.

В свою очередь, пространство, отмеченное немецкостью, обладает такими устойчивыми чертами, как закрытость и ахронность. Первая из них предполагает существенную отграниченность внутреннего пространства от внешнего, что, как правило, особенно чётко фиксируется в произведениях, в которых сопоставляются образы немецкого и русского домов. Эта закрытость локуса во многом соотносится с закрытостью экстериоризованного типажного портрета, не «допускающего» читателя во внутренний мир героя. В свою очередь, ахронность немецкого пространства корреспондентна таким чертам портретной поэтики, как статичность черт, повторяемость внешних изменений.

Ахронность немецкого локуса является производной его закрытости и предполагает замкнутый временной цикл в рамках семьи-рода либо «замедление» хода времени практически до его остановки и тем самым «вытеснения» смерти и разрушения за границы ахронного локуса. Это позволяет говорить об обеспечивающих устойчивость «родоцентричности» и ориентированности на идиллию ахронного немецкого мира (хронотопа). Важным свойством внутреннего «домашнего» пространства является его «уютность», являющаяся следствием организованности и освоенности героем своего локуса, противопоставленного разрушительному, стихийному внешнему пространству. Таким образом, дома героев-немцев выполняют функцию убежища, защиты от «мета-немецкого» хаоса. В то же время закрытость внутреннего пространства в ряде случаев актуализирует мотив неволи, темницы.

Разрушение внутреннего «уютного» пространства, вторжение в него внешнего предстаёт прежде всего в виде распада рода, равно как и освоение нового пространства, построение нового дома (в качестве следующего родового цикла — воз-рождения) мыслится через создание (воссоздание) семьи. В некоторых случаях (например, в повести «Островитяне», рассказах «Железная воля», «Колыванский муж» Н.С. Лескова) попытка начать новый цикл ахронной идиллии сопровождается либо внешним (с внешними разрушительными силами), либо внутренним конфликтами (для ряды героев-немцев обоими типами одновременно), которые стараются поколебать «типажную» неподвижность героев, вынужденных перемещаться по некоторой «пространственно-этической траектории» и тем самых превращающихся из героев «места» в героев «пути». Однако влияние типажности проявляется и здесь, когда «траектория» движения «разрывается», становясь одночленной: таким образом, мы имеем дело либо с пространственным движением без «этического», либо с «интериоризацией» всех изменений в «душевный» мир при преимущественном сохранении внешней статичности. Специфический случай, характеризующийся как чертами типажности, так и отходом от неё, являет собой пространство Штольца. Здесь на образ «пути» накладывается мифологема «вечного движения», бесконечного расширения пространства. Данный локус является наиболее универсальным по сравнению с остальными немецкими, так как в нём заложена установка на включение в себя и упорядочивание «всего» окружающего героя. Однако в силу той же установки пространство Штольца менее упорядочено, более эклектично, чем типажный немецкий локус. «Универсум» Штольца одновременно и находится в оппозиции русскому «миру», и стремится сблизиться с последним. Черты амбивалентности, а также типажности-нетипажности свойственны пространству Штольца в том плане, что при открытости внешнему миру данный локус сохраняет, по сути, жёсткую замкнутость во внутреннем, в «мире чувства». Кроме того, «универсум» немецкого героя (в его как «отчуждаемой», так и неотчуждаемой телесности) проникнут ахронностью, что приходит в противоречие с замыслом образа Штольца в качестве самоизменяющегося и изменяющего окружающий мир начала.

Вообще, взятая в темпоральном аспекте ахронность немецкого идиллического «мира» актуализирует проблему судьбы. Поскольку время в данном типе хронотопа представляет собой ряд повторяющихся, вплоть до деталей, циклов, релевантность и уникальность каждого отдельного события существенно снижены и важны лишь в той степени, в какой данное событие соответствует общей схеме, плану, точно копирующему предшествующий цикл. Таким образом, будущее в типажном немецком хронотопе сближается с настоящим и представляется неизменным. В этом времени нет иных потенций, кроме заложенных самими героями-немцами (точно так же, как в телесном описании типажа нет ничего «невысказанного», а в пространстве - нет места неупорядоченности). Временная инваринтность также порождает психологическую неизменяемость героя-немца либо чисто механический способ перехода из одного устойчивого образа в другой. Типажные немцы движутся в «четвёртом измерении» по прямой от одного пункта плана до другого, игнорируя всякие ответвления альтернативных событий и поступков. Знание должного и следование ему составляют характерную особенность «немецкости» в художественном произведении. В ряде случаев герой-немец сам становится воплощением рока, неизбежной судьбы, вестником смерти.

Невысокая релевантность событий сообщает временным координатам низкую степень дискретности: как правило, фиксируются месяцы, годы, в описании сжимается статичное, деинтенсифицированное, без «резких скачков» и порывов движение времени, также чреватое различными задержками, ретардациями. Отмеченным на темпоральной шкале в ряде случаев является момент вступления в брак, означающий начало нового цикла идиллического «родового» времени. Это своего рода «медиана» жизни героя, делящая его существование на случившееся до и после. Соответственно, брак типажного немца — это буквально математически рассчитанное событие, которое напрямую связывается со скоростью накопления денег и замыкает героя в жёстких рамках особого жизненного измерения «деньги/время». Это, по сути, подвергшийся в силу ахронности существенной редукции эволюционный тип развития, характеризующийся длительным накоплением количественных изменений для последующего качественного, которое и представляет собой вступление в брак и рождение детей, обеспечивающих новый виток «идиллического» времени, сглаживая границы последнего. После этих событий хронотоп «консервируется», что приводит к возникновению амбивалентных возрастных рядов, когда, подчёркивая цикличность и ахронность происходящего, старость проявляет черты молодости и наоборот.

Инвариантному времени «добрых немцев» противопоставлен элемент случайности, разрушающий планы героя. Обычно угроза исходит из внешнего русского мира по отношению к защищённому в недостаточной степени немецкому хронотопу. Возникающие вариативность и, как следствие, непредсказуемость будущего заставляют героя-немца действовать в непривычном для него, ненадёжном вероятностном мире, где на смену «должных» событий приходят события «возможные». В мире случайностей типажный немец, не способный прореагировать на изменяющиеся условия, терпит фиаско.

Наконец, замкнутость, отграниченность от русского «мира» как ещё одно свойство немецкой типажности трансформируется, с точки зрения темпораль-ности, в закрытость идиллического времени, когда «биографический ряд» времени героя не соотносится с каким-либо конкретным «хронологическим» рядом истории «большого» мира. Здесь проявляется как общая «автономность» родового существования, так и малая подвижность образов героев-немцев: «инерция» данных типажей в русской литературе XIX века очень велика.

Список научной литературыЖданов, Сергей Сергеевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Авксентьев В. А. Феномен этнической ментальности: к методологии анализа // Этнонациональная ментальность в художественной литературе. — Ставрополь: СГУ, 1999.-С. 10-15.

2. Агранович С. 3., Стефанский Е. Е. Концепт место в славянских языках и культурах // Межкультурная коммуникация и проблемы обучения неродному языку. Самара: Изд-во Самаской гуманитарной академии, 2003. — С. 3-30.

3. Алексина Т. А. «Чужое» как «иное»: расширяющееся пространство культурного диалога // Культура «своя» и «чужая». — М.: Фонд независимого радиовещания, 2003. С. 44-46.

4. Альтман М. С. Достоевский по вехам имён. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1975. —280с.

5. Альтман М. С. Иностранные имена героев Достоевского // Русско-европейские литературные связи. М.-Л.: Наука, 1966. — С. 18-26.

6. Аннинский Л. А. Часть III. Несломленный. Повесть о Лескове // Аннинский Л.А. Три еретика. М.: Книга, 1988. - С. 229-351.

7. Анциферов Н. П. Душа Петербурга // Анциферов Н. П. «Непостижимый город.». СПб.: Лениздат, 1991. - С. 24-175.

8. Арустамов А. А. «Немецкое» и «русское» в творчестве И.С. Тургенева (к проблеме диалога культур) // Мир славянских, германских и романских культур: их взаимосвязи и взаимодействие в языке и литературе. — Пермь: Пермский университет, 2000. — С. 205-210.

9. Аскин Я. Ф. Категория будущего и принципы её воплощения в искусстве // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. — Л.: Наука, 1974. — С. 67-73.

10. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. — М.: Индрик, 1994.-Т. 2.-788с.

11. Байрамова Л. К. Ментальность русского человека в аспекте лингвистической аксиологии // Этнонациональная ментальность в художественной литературе. Ставрополь: СГУ, 1999. - С. 79-82.

12. Балясникова О. В. «Свой-чужой» в языковом сознании носителей русской и английской культур. Автореф. дис. . канд. фил. наук. -М., 2003. -22с.

13. Барсукова О. М. К вопросу о роли символических образов дома и водного пространства в прозе И.С. Тургенева, И.А. Бунина и романе Г. Мелвилла «Моби Дик, или Белый Кит» // Россия и Запад: диалог культур. М.: МГУ, 1996.-С. 104-112.

14. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1965. — 527с.

15. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. - С. 234-407.

16. Бахтин М. М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики исследования разных лет. — М.: Художественная литература, 1975. С. 447-483.

17. Башляр Г. Вода и грёзы. М.: Гуманитарная литература, 1998. - 268с.

18. Башляр Г. Земля и грёзы о покое. — М.: Гуманитарная литература, 2001. — 320с.

19. Башляр Г. Психоанализ огня. М.: Прогресс, 1993. - 176с.

20. Белова О. В. Мифологизация образа немца в славянской традиционной духовной культуре // Славяне и немцы. Средние века раннее Новое время. -М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1999. - С. 10-13.

21. Берёзкина Е. С. Этнонимическая лексика в устном народном поэтическом творчестве. Автореф. дис. . канд. фил. наук. — Орёл, 2001. — 18с.

22. Берковский Н. Я. О «Повестях Белкина» // Берковский Н.Я. О русской литературе. — Л.: Художественная литература, 1985. — С. 7-111.

23. Бернаскони Е. «Сделай меня немцем, майн херц» // Эхо планеты. 2003. — №9.-С. 8-11.

24. Билинкис Я. С. Народное и национальное в художественной системе «Войны и мира» JI.H. Толстого // Пути русской прозы XIX века. JL: J1111И им. А.И. Герцена, 1976. - С. 86-99.

25. Ботникова А. Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература (первая половина XIX века). К проблеме русско-немецких литературных связей. Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1977. — 206с.

26. Ботникова А. Б. Литература и изучение национальной идентичности // Проблема национальной идентичности в культуре и образовании России и Запада. Воронеж: Воронежский университет, 2000. - Т.2. - С. 4-12.

27. Бочаров С. Г. Вокруг «Носа» // Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. — М.: Языки русской культуры, 1999. С. 98-120.

28. Бочаров С. Г. Загадка «Носа» и тайна лица // Бочаров С. Г. О художественных мирах. М.: Советская Россия, 1985. - С. 124-160.

29. Бочаров С. Г. О смысле «Гробовщика» // Бочаров С. Г. О художественных мирах. — М.: Советская Россия, 1985. С. 35-68.

30. Бранг П. Образ Миньоны у Тургенева // Сравнительное изучение литератур. Л.: Наука, 1976. - С. 285-292.

31. Буткова Н. В. Образ Германии и образы немцев в творчестве И.С. Тургенева и Ф.М. Достоевского. Автореф. дис. . канд. фил. наук. Волгоград, 2001.- 18с.

32. Вильгельм А. Ф., Вильгельм К. А. Немцы в истории России: Люди и события. М.: Общественная академия наук российских немцев, 2003. - 874с.

33. Виноградова Т. Ю. Национальный образ мира и идентификация личности // Учёные записки Казанского университета. Языковая семантика и образ мира. Казань: Унипресс, 1998.-Т. 135.-С. 157-162.

34. Гаврилов А. К. «Честный человек» (Об одной реплике в повести Тургенева «Бретёр») // И.С. Тургенев. Вопросы биографии и творчества. Л.: Наука, 1982.-С. 192-199.

35. Гадамер Г.-Г. Введение к истоку художественного творения // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М.: Гнозис, 1993. - С. 117-132.

36. Гачев Г. Д. Германский мир и ум глазами русского (По рассказу Николая Лескова «Железная воля»») // Вопросы литературы. 1997. - №6. - С. 66-85.

37. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. М.: Прогресс-Культура, 1995. - 480с.

38. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Курс лекций. М.: Academia, 1998.-430с.

39. Гачев Г. Д. Русский Эрос: «Роман» Мысли с Жизнью. — М.: Интерпринт, 1994.-279с.

40. Герцен А. И. Русские немцы и немецкие русские // Герцен А. И. Соч.: В 9 т. М., 1958. - Т. 7. - С. 263-308.

41. Гиголашвили М. Герой-иностранец в творчестве Пушкина // Филологический вестник Ростовского университета. — 2001. — №3. — С. 5-15.

42. Гиголашвили М. Немецкие мотивы в романах И.С. Тургенева // Филологический вестник Ростовского университета. 2002. — №2. - С. 19-25.

43. Гиголашвили М. «Немецкий след» в раннем творчестве Достоевского // Филологический вестник Ростовского университета. — 2000. — №3. С. 5-15.

44. Гиголашвили М. Немцы и немецкое в «Преступлении и наказании» Ф. Достоевского // Крещатик. 2000. - N°9. - С. 75-82.

45. Гинзбург Л. Я. О литературном герое. Л.: Советский писатель, 1979. -222с.

46. Гиппиус В. В. Повести Белкина // Гиппиус В. В. От Пушкина до Блока. -Л.: Наука, 1966. С. 7-45.

47. Горячкина М. С. Сатира Лескова. М.: Изд-во АН СССР, 1963. - 232с.

48. Гроссман Л. Н.С. Лесков. Жизнь-Творчество-Поэтика. М.: Гос. изд-во художественной литературы. 1945. - 320с.

49. Губарев И. М. Петербургские повести Гоголя. — Ростов н/Д: Ростовское книжное изд-во, 1968. 151с.

50. Гусев В. И. О русско-немецких культурных связях // Россия. Германия,

51. Марбург: научные и творческие связи. М.: Изд-во Литературного института им. A.M. Горького, 2001. - С. 10-13.

52. Данилевский Р. Ю. Пушкинский образ Германии «туманной» и «свободной» // Немцы в России: Проблемы культурного взаимодействия. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. - С. 117-122.

53. Данилевский Р. Ю., Тиме Г. А. Германия в повестях «Ася» и «Вешние воды» // И.С. Тургенев. Вопросы биографии и творчества. Л.: Наука, 1982. — С. 80-95.

54. Данненманн У. Изображение немцев в творчестве Чехова: деконструкция стереотипов // Чехов и Германия. М.: МГУ, 1996. - С. 11-18.

55. Дилакторская О. Г. Петербургская повесть Достоевского. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1999.-348с.

56. Дилакторская О. Г. Фантастическое в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя. Владивосток: Изд-во Дальневосточного университета, 1986. — 208с.

57. Добролюбов Н. А. Что такое обломовщина? // Роман И.А. Гончарова «Обломов» в русской критике. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1991. -С. 34-68.

58. Дружинин А. В. «Обломов». Роман И.А. Гончарова. Два тома. СПб., 1859 // Роман И.А. Гончарова «Обломов» в русской критике. — Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1991. —С. 106-125.

59. Егоров Б. Ф. Категория времени в русской поэзии XIX века // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. — Л.: Наука, 1974. — С. 160-172.

60. Жаринов Е. В. Немецкий протестантизм и романтическая беллетристика в России начала XIX века // Россия и Германия. М.: Наука, 2001. — Вып. 2. -С. 42-59.

61. Жердева О. Н. Образы немецкого мира в творчестве А.А. Фета. Автореф.дис. . канд. фил. наук. Барнаул, 2004. - 22с.

62. Жирмунский В. М. Гёте в русской литературе. JL: Наука, 1981. - 558с.

63. Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.: Аксиома, 1996.-232с.

64. Жуковская А. В., Мазур Н. Н., Песков А. М. Немецкие типажи русской беллетристики (конец 1820-х начало 1840-х гг.) // Новое литературное обозрение. - 1998. -№34. с. 37-54.

65. Забабурова Н. В. Проблема национальных стереотипов в литературе романтизма // Межкультурная коммуникация и проблемы национальной идентичности. — Воронеж: Воронежский университет, 2002. — С. 509-517.

66. Забровский А. П. К проблеме типологии образа иностранца в русской литературе // Россия и Запад: диалог культур. М.: МГУ, 1994. - Вып.1. - С. 87-105.

67. Захаркин А. Ф. Роман И.А. Гончарова «Обломов». М.: Учпедгиз, 1963. — 152с.

68. Иванова С. Ю. Этническая культура и культура этноса // Этнонациональ-ная ментальность в художественной литературе. Ставрополь: СГУ, 1999. -С. 48-53.

69. Иванченко В. Г. Знак пещеры // Синопсис. Философский альманах. 1999. — №1.-С. 64-69.

70. Ильин В. И. Социальное конструирование национального меньшинства // Этнические стереотипы в меняющемся мире. М.: Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая, 1998. — С. 7-25.

71. Ильченко Н. М. Русско-немецкие литературные связи в отечественной романтической прозе 30-х годов XIX века. Автореф. дис. . д-ра фил. наук. -М., 2002.-38с.

72. Кантор В. Долгий навык к сну (Размышление о романе И.А. Гончарова «Обломов») // Вопросы литературы. 1989. - №1. - С. 149-185.

73. Кантор В. Иван Тургенев: Россия сквозь «магический кристалл» Германии // Вопросы литературы. 1996. -№1. - С. 121-158.

74. Кантор В. К. Русский европеец как явление культуры. М.: Росспэн, 2001.- 704с.

75. Кантор К. Кентавр перед Сфинском // Кентавр перед Сфинксом. Германо-российский диалог. М.: Апрель-85, 1995. - С. 36-59.

76. Керлот X. Э. Словарь символов. М.: REFL-book, 1994. - 607с.

77. Кичатов Ф. Э.Т.А. Гофман и А.С. Пушкин // В мире Э.Т.А. Гофмана Ка-линиград: Гофман-центр, 1994.-Вып.1.- С. 132-140.

78. Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. М.: Прогресс-Традиция, 1998.-384с.

79. Копелев Л., Херманн Д. Вуппертальский проект // Кентавр перед Сфинксом. Германо-российский диалог. М.: Апрель-85, 1995. — С. 19-35.

80. Краснов Г. В. Сюжеты русской классической литературы. — Коломна: Без изд-ва, 2001.- 141с.

81. Краснокутский В. С. О некоторых символических мотивах в творчестве И.С. Тургенева // Вопросы историзма и реализма в русской литературе XIX -начала XX века. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1985. — С. 135150.

82. Краснощёкова Е. А. Иван Александрович Гончаров: Мир творчества. — СПб.: Пушкинский фонд, 1997. 496с.

83. Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. — М.: Гно-зис, 2002.-284с.

84. Криволапов В. Н. Вспомним о Штольце // Русская литература. — 1997. -№3.-С. 42-66.

85. Кричевская Л. И. Портрет героя. — М.: Аспект Пресс, 1994. 186с.

86. Кузьмин А. В. Петербург в творчестве Н.С. Лескова // Мир русского слова.- 2003.-№1.-С. 69-74.

87. Ларионова М. Ч. Немецкая культура в художественном мире А.С. Пушкина // Россия Германия. Диалог культур. - Таганрог: Таганрогский педагогический институт, 2003. - С. 15-22.

88. Лебедушкина О. Роман с немцем, или Русский человек на rendez-vous с Западом // Дружба народов. 2001. - №9. - С. 161-172.

89. Лебедева Т. Л. Российско-германское культурное взаимодействие во второй половине XIX века // Культура «своя» и «чужая». М.: Фонд независимого радиовещания, 2003. — С. 159-162.

90. Левитан Л. С., Цилевич Л. М. Сюжет в художественной системе литературного произведения. Рига: Зинатне, 1990. - 512с.

91. Левонтина И. Б., Шмелев А. Д. Родные просторы // Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки родной культуры, 2000. — С. 338-347.

92. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. — М.: Наука, 1979. — 360с.

93. Лотман Л. М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. — Л.: Наука, 1977.-350с.

94. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек-Текст-Семиосфера-История. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 464с.

95. Лотман Ю. М. Заметки о художественном пространстве // Лотман Ю. М. Избранные статьи в 3 т. Таллин: Александра, 1992. — Т.1. — С. 448-463.

96. Лотман Ю. М. Композиция словесного художественного произведения // Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1980. — С. 255-344.

97. Лотман Ю. М. О метаязыке типологических описаний культуры // Лотман Ю. М. Избранные статьи в 3 т.—Таллин: Александра, 1992.—Т. 1. — С. 386-406.

98. Лотман Ю. М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя // Лотман Ю. М. Избранные статьи в 3 т. Таллин: Александра, 1992. - Т.1. — С. 413-447.

99. Майер 3. Немцы и Германия в жизни Чехова // Чехов и Германия. — М.: МГУ, 1996.-С. 6-11.

100. Манн Т. Германия и немцы // Манн Т. Собр. соч.: В 10 т.— М.: Гослитиздат, 1961.-Т. 10.-С. 303-326.

101. Манн Ю. В. Ещё раз о мосте Манилова и «тайне лица» // Манн Ю. В. Диалектика художественного образа. — М.: Советский писатель, 1987. — С. 264

102. Манн Ю. В. О движущейся типологии конфликтов // Манн Ю. В. Диалектика художественного образа. М.: Советский писатель, 1987. - С. 40-67.

103. Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. М.: Художественная литература, 1988. -413с.

104. Манн Ю. В. Смелость изобретения. Черты художественного мира Гоголя. М.: Детская литература, 1979. - 142с.

105. Мароши В. В. Писатель и смерть: экзистенциальная проблематика имени // Мароши В. В. Имя автора (историко-типологические аспекты экспрессивности). — Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 2000. — С. 108-119.

106. Мартынович В. Ю. О некоторых характерных чертах национальной идентичности немцев. История и современность // Проблема национальной идентичности в литературе и гуманитарных науках XX века. — Воронеж: ЦЧКИ, 2000. Т. 1. - С. 85-90.

107. Медриш Д. Н. Структура художественного времени в фольклоре и литературе // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. — Л.: Наука, 1974.-С. 121-142.

108. Мельник В. И., Мельник Т. В. И.А. Гончаров в контексте европейской литературы. — Ульяновск: Ульяновский технический университет, 1995. — 194с.

109. Мельник В. И. Реализм И.А. Гончарова. Владивосток: Изд-во Дальневосточного университета, 1985. — 140с.

110. Мельник В. И. Этический идеал И.А. Гончарова. Киев: Лыбедь, 1991. — 152с.

111. Милюков А. П. Русская апатия и немецкая деятельность («Обломов», роман Гончарова) // Роман И.А. Гончарова «Обломов» в русской критике. — Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1991.-С. 125-142.

112. Милютина О. В. Немецкий национальный характер и способы его художественной интерпретации в новелле Э.Т. Гофмана «Состязание певцов» //

113. Проблема национальной идентичности в литературе и гуманитарных науках XX века. Воронеж: ЦЧКИ, 2000. - Т. 2. - С. 146-151.

114. Молнар А. Поэтика романов И.А. Гончарова. М.: Компания Спутник, 2004.- 157с.

115. Мордовцев А. Ю. Что русскому здорово, то немцу смерть? (или ещё раз о пользе сравнений в современной гуманитарии) // Россия Германия. Диалог культур. - Таганрог: Таганрогский педагогический институт, 2003. — С. 29-32.

116. Муратов А. Б. Повести и рассказы И.С. Тургенева 1867-1871 годов. Д.: Изд-во Ленинградского университета, 1980. - 182с.

117. Набоков В. В. Наш господин Чичиков // Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 2001. - С. 72-105.

118. Оболенская С. В. Германия глазами русских военных путешественников 1813 года // Одиссей. Человек в истории. Образ «другого» в культуре, М.: Наука, 1994.-С. 70-84.

119. Оболенская С. В. Германия и немцы глазами русских (XIX в.). — М.: ИВИ РАН, 2000.-210с.

120. Оболенская С. В. «Германский вопрос» и русское общество конца XIX в. // Россия и Германия. М.: Наука, 1998. - Вып. 1. — С. 190-205.

121. Оболенская С. В. Русские и европейцы. Поиски русской национальной идентичности у Достоевского // Одиссей. Человек в истории. Личность и общество: проблемы самоидентификации. -М.: Наука, 1999. — С. 282-302.

122. Овсянико-Куликовский Д. Н. Обломовщина и Штольц // Роман И.А. Гончарова «Обломов» в русской критике. — Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1991. С. 249-265.

123. Овсянников В. П. Немцы в истории России. Книга II. XIX в. М.: Изд-во ПТИС ГАСБУ, 1999. - 340с.

124. Огородников И. И. Встреча культур: русско-немецкое взаимодействие в XVIII веке // Межкультурная коммуникация и перевод. Материалы межвузовской конференции. М.: МОСУ, 2002. - С. 104-108.

125. Оксман Ю. Г. «Русский немец и реформатор» (Недописанный рассказ Тургенева из цикла «Записки охотника») // Проблемы сравнительной филологии. М.-Л.: Наука, 1964. - С. 377-383.

126. Отрадин М. В. Проза И.А. Гончарова в литературном контексте. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1994. - 168с.

127. Павловская А. В. Этнические стереотипы и проблема общения культур // Россия и Запад: диалог культур. М.: МГУ, 1996. - С. 428-441.

128. Панкова Е. А. Проблема «немецкости» в новеллистике Л. Тика эпохи би-дермайера // Проблема национальной идентичности и принципы межкультурной коммуникации. — Воронеж: Воронежский университет, 2001. — Т. 2. -С. 38-42.

129. Песков А. М. Святая Русь и немецкая нехристь Николая Языкова // Новое литературное обозрение. — 1995. — №16. — С. 71-80.

130. Пименов Е. А. Некоторые особые направления этногерменевтики // Этно-герменевтика: Фрагменты языковой картины мира. Серия «Этногеремевти-ка и этнориторика». — Кемерово: Кузбассвузиздат, 1999. — Вып. 3. — С. 70-75.

131. Попова М. К., Струков В. В. Национальная идентичность в литературоведении // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. — Воронеж: Воронежский университет, 2001. Вып. 15. - С. 244-261.

132. Попова М. К. Проблема национальной идентичности и литература // Вестник Воронежского государственного университета. Серия «Гуманитарные науки». 2001. - №2. - С. 45-48.

133. Постнов О. Г. Эстетика И.А. Гончарова. Новосибирск: Наука, 1997. — 240с.

134. Потапенко О. А. Николаевская Россия глазами немецкого путешественника: А. фон Гакстгаузен // Россия и Европа в XIX — XX веках. Проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур. — М.: Институт истории РАН, 1996.-С. 40-49.

135. Репина А. В. Немецкие булочники в Санкт-Петербурге // Немцы в России: Петербургские немцы. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. - С. 197-204.

136. Рогова Е. Е. Герой-иностранец и русская жизнь в прозе А. Платонова (К соотношению национального и общечеловеческого) // Проблема национальной идентичности в литературе и гуманитарных науках XX века. Воронеж: ЦЧКИ, 2000. - Т. 2. - С. 129-134.

137. Россия и Германия: Культурные взаимоотношения. Вчера и сегодня // Литературная учёба. 1990. - №5. - С. 115-124.

138. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., Наука, 1994. - 608с.

139. Рябов М. Ю. Медицинский дискурс романа И.С. Тургенева «Отцы и дети». Евгений Базаров и Мишель Фуко // И.С. Тургенев и Ф.И. Тютчев в контексте мировой культуры. Орел: Орловский университет, 2003. — С. 50-54.

140. Сафонова Н. В. Вопросы межкультурной коммуникации в романе Томаса Манна «Волшебная гора» // Межкультурная коммуникация и перевод. Материалы межвузовской конференции. — М.: МОСУ, 2002. — С. 113-117.

141. Семанова М. Л. Рассказ А.П. Чехова «По делам службы» как художественное единство // Сюжетосложение в русской литературе. Даугавпилс: ДЛИ, 1980.-С. 25-41.

142. Семенов В. С. Николай Лесков. Время и книги. М.: Современник, 1981. -303с.

143. Сизяков Л. С. Художественная проза А.С. Пушкина. — Рига: ЛГУ им. Петра Стучки, 1973.-216с.

144. Славгородская Л. В. От «геттингенской души» до Андрея Штольца: к эволюции представлений о Германии и немцах в русской литературе XIX в. // Немцы в России: Проблемы культурного взаимодействия. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998.-С. 129-135.

145. Спивак Р. С. Нерусские в русской литературе XIX века // Мир славянских, германских и романских культур: их взаимосвязи и взаимодействие в языке и литературе. Пермь: Пермский университет, 2000. - С. 185-198.

146. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. 824с.

147. Степанова В. М. О национальном в структуре художественного текста // Национально-культурный компонент в тексте и в языке. — Минск: Ушвер-сггэцкае, 1994. Часть 1. - С. 67-68.

148. Стефанский Е. Е. Чехи, поляки и немцы глазами друг друга // Межкультурная коммуникация и проблемы обучения неродному языку. Самара: Изд-во Самарской гуманитарной академии, 2003. - С. 100-105.

149. Султанов К. К. Этническое и национальное в структуре художественного смысла // Этнонациональная ментальность в художественной литературе. -Ставрополь: СГУ, 1999. С. 8-10.

150. Таборисская Е. М. О понятии «пространство героя» (на материале романа И.А. Гончарова «Обломов») // Проблема автора в художественной литературе. Воронеж: Воронежский педагогический институт, 1974. - Вып. IV. - С. 43-64.

151. Таборисская Е. М. Пространственно-временные отношения в романе «Обломов» // Метод и мастерство. Русская литература. — Вологда: Вологодский педагогический институт, 1970. — Вып. 1. — С. 120-130.

152. Таборисская Е. М. Роман И.А. Гончарова «Обломов» (герои, художественное пространство, авторская позиция). Автореф. дис. . канд. фил. наук. — Л., 1977.- 18с.

153. Тихонова О. В. Проблема «немецкой самоуглублённости» и «демонизма немецкой души» в творчестве Т. Манна // Проблема национальной идентичности в литературе и гуманитарных науках XX века. — Воронеж: ЦЧКИ, 2000.-Т. 1.-С. 90-94.

154. Томан И. Б. И.С. Тургенев и немецкая культура // Тургеневский сборник. -М.: Русский путь, 1998. Вып.1. - С. 31-70.

155. Топоров В. Н. Вещь в антропоцентрической перспективе (апология Плюшкина) // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического М.: Культура, 1995. - С. 7-111.

156. Топоров В. Н. Об индивидуальных образах пространства // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М.: Культура, 1995. - С. 446-475.

157. Топоров В. Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаичными схемами мифологического мышления // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М.: Культура, 1995.-С. 193-258.

158. Топоров В. Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М.: Культура, 1995. - С. 259-367.

159. Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. — М.: Наука, 1983.-С. 227-285.

160. Топоров В. Н. Странный Тургенев. М.: РГГУ, 1998. - 192с.

161. Топоров В. Н. Тезисы к предыстории «Портрета» как особого класса текстов // Исследования по структуре текста. — М.: Наука, 1987. С. 278-288.

162. Фаустов А. А. Авторское поведение в русской литературе: Середина XIX века и на подступах к ней. — Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1997.- 108с.

163. Фаустов А. А. Авторское поведение Пушкина. — Воронеж: Воронежский университет, 2000. 322с.

164. Фаустов А. А. Мечта и истина в «Невском проспекте» // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. — Воронеж: Воронежский университет, 2002. Вып. 18. - С. 26-39.

165. Федоров Ф. П. Романтический художественный мир: пространство и время. Рига: Зинатне, 1988. - 456с.

166. Федоров Ф. П. Система персонажей в позднеромантической литературе // Сюжет и художественная система. — Даугавпилс: Даугавпилсский педагогический институт, 1983. -С. 18-32.

167. Халипов В. В. Национальное как объект семиотического исследования // Национально-культурный компонент в тексте и в языке Минск: Ушвер-сггэцкае, 1994.-Часть 1.-С. 172-173.

168. Халкин В. И. Андрей Штольц: поиск понимания // И.А. Гончаров. Материалы международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И.А. Гончарова. Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003.-С. 38-48.

169. Хречко И. В. Человек и картина мира // Язык. Этнос. Сознание. Майкоп: Редакционно-издательский отдел АГУ. — Т. 1. - С. 41-47.

170. Чугунов Д. А. Образы немцев и их оценка в творчестве И.С. Тургенева // Проблема национальной идентичности в литературе и гуманитарных науках XX века. Воронеж: ЦЧКИ, 2000. - Т. 2. - С. 125-129.

171. Цивьян Т. В. Дом в фольклорной модели мира (на материале балканских загадок) // Семиотика культуры. Труды по знаковым системам X. — Тарту, 1978.-С. 65-85.

172. Цилевич, JI. М. Сюжет чеховского рассказа. Рига: Звайгзне, 1976. - 238с.

173. Шапинская Е. Н. Культура Другого в классических и постклассических теоретических исследованиях // Культура «своя» и «чужая». — М.: Фонд независимого радиовещания, 2003. — С. 11-25.

174. Шишигин К. А. К вопросу об универсальности категории «свой-чужой» // Менталитет. Концепт. Тендер. Серия «Этногерменевтика и этнориторика». — Ландау-Кемерово: Кемеровский педагогический университет, 2000.1. Вып.7. С. 99-101.

175. Шмид В. «Пиковая дама» как метатекстуальная новелла // Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин. Достовеский. Чехов. Авангард. — СПб.: Инапресс, 1998.-С. 103-144.

176. Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: «Повести Белкина». — СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1996. 372с.

177. Шмид В. Судьба и характер. О мотивировке в «Капитанской дочке» // Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин. Достовеский. Чехов. Авангард. — СПб.: Инапресс, 1998.-С. 89-102.

178. Щепетов К. П. Немцы глазами русских. - М.: Талицы, 1995. — 272с.

179. Юнусов И. Ш. Национальное и инонациональное в русской прозе второй половины XIX века (И.С. Тургенев, И.А. Гончаров, JI.H. Толстой). СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2002. - 400с.

180. Юнусов И. Ш. Постижение чужого в творчестве JI.H. Толстого. — М.-Бирск: БирГПИ, 2002. 72с.

181. Юнусов И. Ш. Проблема национального характера в творчестве JI.H. Толстого 1850-1860 годов. М.-Бирск: БирГПИ, 1997.- 184с.

182. Якунина А. Э. Отражение «западного мира» в романе И.С. Тургенева «Дворянское гнездо» // Мир славянских, германских и романских культур: их взаимосвязи и взаимодействие в языке и литературе. — Пермь: Пермский университет, 2000. С. 198-204.

183. Boden D. Die Deutschen in der russischen und der sowjetischen Literatur. Traum und Alptraum. Miinchen, Wien: Gunter Olzog Verlag, 1982. — 106S.

184. Brang P. I.S. Turgenev. Sein Leben und sein Werk. Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1977. - 248S.

185. Brang P. Der Zweikampf im russischen Leben und in der russischen Literatur // Zeitschrift fur slavische Philologie. 1961. - В. XXIX, H. 2. - S. 315-345.

186. Busch M. Deutsche in St. Petersburg 1865 1914. Identitat und Integration. -Essen: Klartext, 1995. - 288S.

187. Cycon D. Die glucklichen Jahre. Deutschland und Russland. Herford,

188. Hamburg, Stuttgart: Busse Seewald, 1991. -480S.

189. Dietrich S. Wurtemberg und RuBland. Geschichte einer Beziehung. Stuttgart: DRW-Verlag, 1995.-216S.

190. Fieguth G. Nationalcharaktere. Ein Beitrag zur Mentalitatsforschung in der Li-teraturwissenschaft // Mentalitat. Konzept. Gender. Reihe „Ethnohermeneutik und Ethnorhetorik". Landau: Empirische Padagogik, 2000. - B. 7. - S. 52-70.

191. Fleischhauer I. Die Deutschen im Zarenreich. Zwei Jahrhunderte deutsch-russi-sche Kulturgemeinschaft. Stuttgart: Deutsche Verlag-Anstalt, 1986. - 516S.

192. Hern, G. Deutschland — Russland. Tausend Jahre einer seltsamen Freundschaft. Hamburg: Rasch u. Rohring, 1990. - 384S.

193. Hofman A. Tomas Mann und Turgenev // I.S. Turgenev und Deutschland. Materialen und Untersuchungen. Berlin: Akademie-Verlag, 1965. - В. I. — S. 330-349.

194. Holthusen J. Die Figur der Mignon bei Dostojewskij // Zeitschrift fur slavische Philologie. 1954. - В. XXIII, H. 1. - S.78-88.

195. Keil R.-D. Gogol's Deutsche Folklore - Erfahrung - Fiktion // Deutsche und Deutschland aus russischer Sicht. 19. Jahrhundert: Von der Jahrhundertwende bis zu den Reformen Alexanders II. - Munchen: Wilhelm Fink Verlag. - В. IV. -S. 411-443.

196. Minor A. Russen und Deutsche in Nachbarschaft: Sprachhistorische und kultu-relle Aspekte // Язык и культура российских немцев. Саратов-Эссен: Изд-во Саратовского педагогического института, 2004. - Вып. 4. — S. 39-49.

197. Miintjes М. Beitrage zum Bild des Deutschen in der russischen Literatur von Katharina bis auf Alexander II. Meisenheim am Glan: Verlag Anton Hain, 1971.- 136S.

198. Neumann F. W. Deutschland im russischen Schrifttum // Die Welt der Slaven, 1960.-H.2.-S.113-130.

199. Ziegengeist G. Turgenev Wegbereiter deutsch-russischer Verstandigung // I.S. Turgenev und Deutschland. Materialen und Untersuchungen. - Berlin: Akademie-Verlag, 1965. - В. I. - S. 9-11.1. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

200. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 8 т. М.: Правда, 1984.

201. Гончаров И.А. Собр. соч.: В 6 т. М.: Правда, 1972.

202. Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30 т. Л.: Наука, 1972-1990.

203. Крылов И.А. Соч.: В 2 т. М.: Правда, 1956.

204. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. М.: Художественная литература, 19831984.

205. Лесков Н.С. Собр. соч.: В 11 т. М.: Художественная литература, 1956-1958.

206. Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. М.: Художественная литература, 1974-1978.

207. Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. М.: Художественная литература, 1978-1985.

208. Тургенев И.С. Собр. соч.: В 12 т. М.: Художественная литература, 19751979.

209. Чехов А.П. Полн. собр. соч.: В 30 т. М.: Наука, 1974-1988.

210. Goethe J.W. Poetische Werke: In 3 Banden. Berlin und Weimar: Aufbau-Verlag, 1970.4