автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Новгородские усобицы. Возникновение и разрешение общественных конфликтов в вечевом городе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Новгородские усобицы. Возникновение и разрешение общественных конфликтов в вечевом городе"

На правах рукописи

ПЕТРОВ

Алексей Владимирович

НОВГОРОДСКИЕ УСОБИЦЫ

ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗРЕШЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННЫХ КОНФЛИКТОВ

В ВЕЧЕВОМ ГОРОДЕ

(к изучению древнерусского народоправства)

Специальность 07.00 02 — Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Санкт-Петербург — 2004

Л

Работа выполнена на кафедре истории России с древнейших времён до XX в. исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, член-корреспондент РАН

Носов Евгений Николаевич

доктор исторических наук, старший научный сотрудник.

Павлов Андрей Павлович

доктор исторических наук, профессор

Козлов Сергей Александрович

Ведущая организация:

Волгоградский государственный университет

Защита диссертации состоится « 2004 г. в « часов на заседании диссертационного совета Д 212.232.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Санкт-Петербургском государственном университете (199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, д. 5, ауд._).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. А. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Ученый секретарь диссертационного совета

Флоринский М. Ф.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы диссертации. Феномен древнерусского вечевого строя относится к разряду «вечных тем» исторической науки. От той или иной интерпретации данной темы напрямую зависит научная реконструкция истории русского средневековья и оценка роли и значения «земского начала» в последующей истории России.

«Междоусобия древнего Новгорода открывают нам его внутреннюю организацию», — писал С. Ф. Платонов. В конечном итоге, именно общественно-политическое устройство вечевой столицы на Волхове составляет главный предмет настоящего исследования, а воссоздание картины функционирования этого устройства является главной его целью. Способом достижения поставленной цели послужило рассмотрение социальных конфликтов, которыми заполнена история Новгорода — и древнерусского периода, и Х1У-ХУ вв. — во всем многообразии уникальных черт изучаемых явлений и сложности их религиозно-культурного контекста. Отталкиваясь от сделанного ранее 2 и по необходимости внося изменения в свои прежние взгляды, автор попытался проанализировать материалы источников, отразивших как столкновения среди новгородцев, так и их несогласия с князьями. (Разделение двух названных моментов — усобиц в строгом значении понятия и конфликтов, разгоравшихся по линии вече—князь, — является условным, ибо они были тесно связаны друг с другом).

С точки зрения развития вечевого народовластия история государственности Новгорода Великого Х1-ХУ вв. представляет особый интерес. Новгородский вариант этого народовластия демонстрирует наиболее последовательное и завершенное воплощение начал древнерусского политического уклада. Если в других русских землях после монгольского нашествия вечевая жизнь постепенно замирает и демократический элемент государственного строя оттесняется на второй план элементом монархическим и, отчасти, ари-стократическим,3 то на берегах Волхова народное правление совершенству-

1 Платонов С. Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в 1478 г. и после подчинения до Ништадтского мира 1721 г. 2-е изд. Новгород, 1916. С. 5.

2 Петров А. В. I) Княжеская власть на Руси Х-ХН вв. в новейшей отечественной историографии (1970-1980) // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы историографии. Л., 1983; 2) К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом Новгороде XII — начала XIII в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы. Л., 1985; 3) Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы истории города. Л., 1988; 4) Социально-политическая борьба в Новгороде ХП-ХШ вв.: Автореф. диссертации... канд. ист. наук. Л., 1990.

3 Сергеевич В. И. 1) Вече и князь. М., 1867. С. 20-22; 2) Русские юридические древности: В 2 т. 2-е. изд. СПб., 1900-1902. Т. II. С. 34-50; Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя Древ Вернадский Г. В. Монголы и Русь. Тверь: Моек:

1Гй Ру" м • п ч"6- ^ 153 и сл.:

аИ. Я. О

БИБЛИОТЕКА | СПтрб/аг улЛ

, ОЭ »0 '»■■ ■ **

ется, его институты дифференцируются, испытывают нарастающую регламентацию, и к исходу XV в. Новгородская республика подходит хорошо структурированным целым, к тому же, опирающимся на длительную историческую традицию.4 Конечно, Новгород XI — первой половины XIII в. отличался от Новгорода XIV-XV вв., но дискретности политического развития, радикального изменения его характера, какое имело место на русском северо-востоке, здесь не было. На примере Новгородской республики можно до конца XV в. следить за той исконной русской исторической судьбой, которая явилась бы судьбою всей страны, не будь исторического «вызова», брошенного Руси нашествием монголов, и русского «ответа» на него, выраженного в московской централизации.

История новгородского народовластия — это прежде всего история веча, его выборных органов, его отношений с князьями, его «партий» в их борьбе и сотрудничестве, история «усобных браней» и гражданского «одиначества».5 И в этом смысле она является частным случаем древнерусского правила, характеризуя которое В. И. Сергеевич писал: «...как необходимость соглашения всех, так и возможность междоусобной брани, в случае разделения, суть две стороны одного и того же явления. При господстве таких порядков, волость постоянно переходит из состояния мира в состояние розмирья и обратно»; «...начала единения и розни проникают всю нашу древнюю жизнь».6 Изучение истории новгородского народовластия, таким образом, сполна служит задачам изучения древнерусского вечевого уклада в целом.7

Междоусобия Новгорода, «открывая нам его внутреннюю организацию», проливают свет и на традиционное сознание новгородцев, на борьбу Христианства и язычества в жизни русского вечевого города. В определённой и важной своей части история «новгородских усобиц» — есть история христианизации Новгорода. В данном отношении представленное диссерта-

возникновении монархии в России//Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 20-46.

4 Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада: В 2 т. СПб., 1863; Скрынников Р. Г. I) Трагедия Новгорода. М., 1994; 2) История Российская. IX-XVII вв. М., 1997; Петров А. В. Марфа Борецкая // ВИ. 1994. N 12. С. 163-167.

5 Петров А. В. 1) Вечевой Новгород // История России: Народ и власть. СПб., 1997. С. 95-132; 2) О вечевом народовластии в древнем Новгороде (к постановке проблемы) // Исследования по русской истории. Сб. статей к 65-летию проф. И. Я. Фроя-нова/Отв. ред. В. В. Пузанов. СПб.; Ижевск, 2001. С. 57-70.

6 Сергеевич В. И. 1) Русские юридические древности. 1-е изд. СПб., 1893. Т. II. Вып. 1. С. 67; 2) Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб.. 1894. С. 67.

7 «...Источники, касающиеся истории земель-волостей, живущих, казалось бы, самостоятельной жизнью, дополняют друг друга, позволяя видеть то, что невозможно было бы увидеть, оставаясь в рамках локального материала» (Фроянов И. Я.. Дворни-ченкоА. Ю. грода государства Древней Руси. Л.. 1988. С. 4).

ционное исследование продолжает затронутую ешё Василием Пассеком 8 религиозно-нравственную тему новгородской истории.

В истории средневекового Новгорода дает ясно себя угадать нравственный прогресс, совершаемый в христианском духе. Преодоление усобиц и совершенствование вечевой государственности не могло оставаться только политическим творчеством, оно предполагало морально-волевое усилие новгородцев и возрастание морального регулирования сферы властных отношений. Коль скоро есть основания говорить о политическом прогрессе в Новгороде, об улучшении на протяжении XI — первой половины XV в. новгородского внутриполитического уклада, мы должны непременно заключить и о состоявшемся, в конечном счете, в это время на берегах Волхова решении новгородцев в пользу «добра», ибо не существует неизбежного безморального прогресса, и прогресс всегда есть сознательный «выбор добра».9 Нравственные усилия, приводившие к политическому прогрессу в Новгороде, обуздывавшем свои языческие обычаи, не только летописцами истолковывались в христианском смысле, но действительно характеризовались христианскими акцентами. Поскольку эти нравственные усилия означали отрицание именно языческих порядков, постольку они требовали для себя четкой и надежной опоры, находимой в Христианстве. Проблема эволюции русской государственности (и шире — политической культуры) в связи с христианизацией Руси и в контексте ее религиозно-культурной истории слабо разработана в научной литературе. Но на нынешнем уровне развития науки она настоятельно требует исследовательского внимания.

Новейшая отечественная историческая мысль, напряжённо ищущая и во многом переписывающая недавние ещё свои страницы, не стремится к единству мнений. По крайней мере, относительно русского средневековья, такое единство вряд ли когда-нибудь будет достигнуто. Новейшая отечественная историческая наука строит себя как систему, но как систему особого рода. Насущной потребностью нашей историографии является разработка — вглубь и вширь — фундаментальных концепций русской истории, опирающихся на всё богатство исторического и методологического знания. Ныне, как, может быть, никогда ранее, необходимо четкое выявление исследовательских противоречий и единства взглядов по тем или иным вопросам; необходимо возрождение научных школ, как заявивших о себе в дореволюционный период, так возникавших и в советские десятилетия, равно как необходимо полноценное бытие школ, могущих возникнуть в наши дни. На символическом «Ярославовом дворе» современной русской науки идёт оформ-

8 Пассек В. В. Новгород сам в себе // ЧОИДР. М, 1869. Октябрь — декабрь. Кн. 4. С. 1-2,85,90.

9 Так утверждает современная персонал истекая философия, сглаживающая методологические крайности недавнего прошлого. См. напр.: Козловски П. Прощание с марксизмом-ленинизмом: Очерки иерсоналистской философии. СПб., 1997. С. 85-86 и др.

ление больших «партий». Их конструктивная полемика — стержень исторического познания и стимул постановки новых исследовательских задач.

Настоящее исследование вписывается в историографическую традицию, возникшую ещё в XIX в. Это — традиция изучения вечевого народовластия, городов-земель, общинной самодеятельности Древней Руси, «земского начала» русского средневековья. Развивавшие в разное время данную традицию историки были едины в ряде важных концептуальных положений. Достаточно сказать, что политический строй Древней Руси с близких позиций оценивали: В. И. Сергеевич, М. Ф. Владимирский-Буданов, М. А. Дьяконов, А. Е Пресняков, Г. В. Вернадский, а из современных ученых — И. Я. Фроянов, А. Ю. Дворниченко, Ю. В. Кривошеее, А. В. Майоров, И. Б. Михайлова и другие специалисты.10

В значительной мере под влиянием работ представителей данной научной школы, в современной историографии постепенно уходят в прошлое «удревнение» процессов феодализации и рассмотрение всех без исключения общественных явлений под углом зрения феодальных отношений и классовой борьбы. В свою очередь, в современной историографии ставится вопрос о «новгородском варианте развития русского феодализма» Даже если возникают сомнения в оправданности сведения специфики, о которой идет речь, к «архаическим, раннефеодальным чертам, давно изжитым в других русских землях»,12 само ее наличие представляется несомненным.13

10 Напр., см.: Сергеевич В. И. 1) Вече и князь; 2) Русские юридические древности; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, 1995: Дьяконов А/. А. Очерки...; Пресняков А. Е Княжое право в древней Руси. Лекции по русской истории: Киевская Русь. М., 1993; Вернадский Г. В. Киевская Русь. Тверь; Москва, 1996; Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. М., 1980; 2) Мятежный Новгород. СПб., 1992; 3) Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995: 4) Киевская Русь: Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999; 2) Начала Русской истории. Избранное. М., 2001; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси; Дворниченко А. Ю. Русские земли Великого княжества Литовского: Очерки истории общины, сословий, государственности (до начала XVI в.). СПб., 1993; Кривошеее Ю. В. Русь и монголы: Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII-XIV вв. СПб., 1999 (2-е изд. — СПб.. 2003): Майоров А. В Галицко-Волыиская Русь: Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская обшина. СПб., 2001; Михайлова И. Б. Служилые люди Северо-Восточной Руси в XIV — первой половине XVI века: Очерки социальной истории. СПб., 2003.

" Алексеев Ю. Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л , 1991. С. 15.

12 Там же. С. 15.

13 Интерпретацию особенностей процесса феодализации в вечевых городах-землях см.: Алексеев Ю. Г. 1) «Черные люди» Новгорода и Пскова (к вопросу о социальной эволюции древнерусской городской обшины) // ИЗ. М., 1979. Т. 103. С. 242-274; 2) Псковская Судная грамота и ее время: Развитие феодальных отношений на Руси XIV-

Обращение исследователей к новгородским сюжетам и темам всегда подчёркивало сильные и слабые стороны историографических направлений, к которым они принадлежали: история Новгорода полнее обеспечена источниками, чем история других областей средневековой Руси. А в самое последнее время археологические открытия и вовсе способны превратить историю средневекового Новгорода в поле проверки на прочность важнейших концепций исторического процесса русского средневековья. То, что недавно казалось почти невероятным, становится явью на наших глазах. Берестяные грамоты — наиболее динамично пополняющийся комплекс источников по истории Новгорода. Никто не может сказать, какие еще подарки для исследователей таит в себе древняя Новгородская земля. Но результаты раскопок в Новгороде 1998 и 1999 гг.14 признаны сенсационными с полным основанием. Сделанные коллективом Новгородской экспедиции под руководством акад. В. Л. Янина находки позволяют более конкретно представить деятельность древненовгородского суда и картину эволюции вечевой государственности Великого Новгорода в целом, давая творческие импульсы научному обсуждению и усиливая актуальность избранной темы Прогнозы — вещь неблагодарная, но не послужат ли в конечном счете новые материалы объективным основанием для некоторого сближения позиций историков, которые вообще считают древнерусских князей изначально делящими правительственные прерогативы с представителями общин, и историками, которые теперь склоняются к признанию более раннего ограничения власти новгородских князей?

Хронологические рамки процессов и событий, рассмотренных в диссертации, охватывают целостный период истории новгородских общественных конфликтов и вечевой государственности в целом. С одной стороны, в конце X — начале XI в. на Руси окончательно завершается распад родоплеменных связей и открывается новый этап в истории древнерусских городов — Новгорода в том числе 15 Вскоре (на рубеже XI и XII столетий) начинается и история социально-политической борьбы как постоянного фактора внутренней жизни средневекового Новгорода. Это в большой степени связано с возник-

XV вв Л , 1980, 3) Под знаменами Москвы Борьба за единство Руси М.1992. С 97100 и др

14 Янин В Л, Зализняк А А Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1998 г // ВЯ 1999 № 4, Янин В Л, Зализняк А А Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1999 г //ВЯ 2000 №2, Янин В Л, Зализняк А А Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 г. // Вестник РАН 2000 Т 69 № 7. С 594-605; Янин В Л 1) У истоков новгородской государственности // Вестник РАН 2000 Т. 70 № 8 С 675-681, 2) Как устроен «вечевой строй» Становление новгородской государственности // Родина 2002 № 11-12. С. 70-79, 3) У истоков новгородской государственности. Новгород, 2001.

15 Фроянов И Я, Дворниченко А Ю Города-государства Древней Руси. С. 39-40

новением на берегах Волхова (в 80-е гг. XI в.) |6 должности выборного на вече посадника, явившегося своего рода «яблоком раздора» между различными новгородскими политическими группировками, а также с тем обстоятельством, что заметно ослабела над Новгородом власть Киева, сглаживавшая внутриновгородские противоречия.17 С другой стороны, к началу XV века в Новгороде складывается боярская олигархия 18 и распространяется крупное феодальное землевладение в Новгородской земле.19 Последние десятилетия новгородской независимости, таким образом, предполагают отдельное исследование.20

Источниковая база диссертации, являясь общепринятой для исследований по средневековой русской истории, отражает достигнутые к настоящему времени возможности изучения вечевого Новгорода. Первейший источник по истории Новгорода XI — начала XV в. — летописи. Работа с летописными материалами не может быть успешной без учета достижений отечественного летописеведения. Исследования и публикации А. А. Шахматова, М. Д. Приселкова, Д. С. Лихачева, М. Н. Тихомирова, Н. Г. Бережкова, А. Н. Насонова, Б. А. Рыбакова, Я. С. Лурье, А. Г. Кузьмина важны для каждого историка русского средневековья. Проблемам истории новгородского летописания специально посвящены работы А. А. Шахматова, И. М. Троцкого, Д. С. Лихачева, В. Л. Янина и других ученых, сделавших наши сведения о нем более полными и разнообразными.21 Наряду с летописями автор стремился

16 Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. М., 1962. С. 54-62: 2) Новгородские посадники. 2-е изд., перераб. и доп. М. 2003. С. 84.

17 Фроянов И. Я. Становление Новгородской республики и события 1136-1137 гг. В 2 ч.//Вестник ЛГУ. 1986. Сер. 2. Вып. 4. С. 3-16.; 1987. Вып. 1. С. 3-15.

18 Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. С. 370; 2) Новгородские акты XII-XV вв. Хронологический комментарий. М, 1991. С. 77-78; 3) Новгородские посадники. 2-е изд. С. 493.

19 Алексеев Ю. Г. Под знаменами Москвы... С. 99; Андреев В. Ф. О генезисе феодальных отношений в Новгородской земле // Вестник Новгородского государственного ун-та. Серия: Гуманитарные науки. 1995. № 2. С. 30.

20 Алексеев Ю. Г. 1) «К Москве хотим»...; 2) Под знаменами Москвы... С. 97-256: Лурье Я. С. Две истории Руси XV века. СПб., 1994. С. 123-167; Скрынпиков Р. Г. Трагедия Новгорода. С. 8-42. — Суждения о самых последних страницах истории вечевого Новгорода предварительного характера, но согласующиеся с исследованиями событий и процессов XIV — начала XV в., высказаны и авшром: Петров А. В. 1) Марфа Борецкая; 2) О вечевом народовластии... С. 63-67; 3) От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003. Послесловие. С. 304-315.

21 Например, см.: Шахматов А. А. 1) Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; 2) Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М.; Л., 1938; 3) Киевский начальный свод 1095 г. // А. А. Шахматов. 1864-1920: Сб. ст. и материалов. М.; Л., 1947. С. 117-160; Троцкий И. М. Опыт анализа первой Новгородской летописи // Известия АН СССР. Сер. 7. Отд. общественных наук. 1933. № 5. С. 337-362; Лихачев Д. С. I) Новгородские летописные своды XII в.: Автореф. диссер-

привлекать, где это оказывалось уместным и необходимым, сведения из актовых источников, этнографические и археологические материалы, данные сфрагистики, берестяные грамоты.22

Давно известно, что научная реконструкция новгородского (и шире — древнерусского) средневековья невозможна без анализа тенденции исторических текстов, на основе которых она осуществляется. В диссертации на целом ряде примеров, в частности, показано, что, вскрывая и объясняя авторскую позицию летописцев, необходимо отдать должное влиянию на летописную историографию идей и настроений русского религиозного кенозиса. По мнению автора, в таком ракурсе анализа летописные источники приоткрывают новый пласт содержащейся в них информации. Учет дидактических, учительных задач летописцев, озабоченных внедрением и отстаиванием христианских смыслов и ценностей, и обнаружение в связи с этим полемической направленности текстов, повышает информативность источника и расширяет возможности исторического исследования. Древнерусская литература не единожды затрагивала мотивы, близкие к теме религиозного кенозиса. Они заметны и в летописном рассказе о событиях в Новгороде в 1016 г., и в знаменитом Сказании о призвании варягов. У авторов более позднего времени эти мотивы также на слуху: текст, повествующий об «усобной брани» 1418 г., нацелен на разоблачение языческой морали мести и выстроен идеей христианского прощения. На взгляд автора, есть основания для постановки во-

тации... канд. филол. наук // Известия АН СССР. Отд. лит-ры и языка. 1944. Т. 3. Вып. 2-3. С. 98-106; 2) Софийский временник и новгородский политический переворот 1136 г. // ИЗ. Т. 25. 1948. С. 240-266; Янин В. Л. 1) К вопросу о роли Синодального списка Новгородской 1 летописи в русском летописании XV в. // Летописи и хроники, 1980. М, 1981. С. 153-181; 2) К хронологии новгородского летописания первой трети XIII в. // НИС. Л., 1984. Вып. 2(12). С. 87-96; 3) Новгородские посадники. С. 14-44 (о списках новгородских посадников); Бобров А. Г. Новгородские летописи XV в. СПб., 2001; Гиппиус А. А К характеристике новгородского владычного летописания XII—XIV вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы: К 70-летию В. Л. Янина. М., 1999. С. 345-364.

22 В обобщающих источниковедческих трудах последнего времени получили подробный комментарий новгородские акты (Андреев В. Ф. Новгородский частный акт XII-XV вв. Л., 1986; Янин В. Л. Новгородские акты XII-XV вв.), подведены итоги археологического изучения Новгорода (например, см.: Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгорода / Под общей редакцией Б. А. Колчина и В. Л. Янина. М., 1982), систематизированы данные сфрагистики (Янин В Л. Актовые печати Древней Руси. М, 1970. Т. Ш; Янин В. Л, Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Руси. М., 1998. Т. III), раскрыта специфика берестяных грамот как исторического источника (Череп-нин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969; Янин В. Л. 1) Берестяная почта столетий. М., 1979; 2) Я послал тебе бересту... М., 1998; Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995), предложен опыт комплексного анализа разнообразных групп источников по истории новгородского средневековья (например, см.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород. М, 1974).

проса о своеобразной «паракенотипической» интерпретации в летописи событий древненовгородской истории.23

Определяя степень изученности темы, необходимо признать, что любой исследователь средневекового Новгорода, пишущий на исходе XX в. и в начале века XXI, где бы он ни жил и к какой бы школе ни принадлежал, находится в сильной зависимости от трудов и концепций В. Л. Янина, составивших эпоху в новгородоведении. Базируясь на привлечении разнообразных источников, исследовательские позиции В. Л. Янина оперативно реагируют на новейшие археологические находки и непрерывно совершенствуются.24 Даже не соглашаясь с В. Л. Яниным, новейшие исследователи Новгорода нередко оперируют его наблюдениями и на подготовленном им проблемном поле. Такова объективная реальность.

В то же время следует отметить, что новгородские усобицы давно привлекают внимание историков.25 В дореволюционной историографии данной проблематики касались такие ученые, как С. М. Соловьев, И. Д. Беляев, Н. И. Костомаров, В. В. Пассек, В. О. Ключевский, Д. И. Багалей, Н. А. Рожков, М. Н. Покровский и некоторые другие. Не ослабел интерес к новгородским социальным конфликтам и в послереволюционное время. О них писали Б. Д. Греков, И. М. Троцкий, А. В. Арциховский, А. А. Строков, М. Н. Тихомиров, В. В. Мавродин, А. Г. Захаренко, В. Н. Вернадский, В. Л. Янин, Ю. Г. Алексеев, А. С. Хорошев, Н. Л. Подвигина, И. Я. Фроянов, О. В. Мартышин, В. А. Буров и другие современные историки.

Анализируя обширную отечественную историографию проблемы, нельзя, в частности, не констатировать, что, по мнению большинства исследователей, внутренние столкновения в Новгороде, и в древнерусский период, и в XIV-XV вв., чаще всего принимали формы столкновений между жителями разных городских территорий (сторон, концов). Однако в работах XIX — начала XX в. этот вывод, как правило, дополнялся положением, что на одной стороне Волховской столицы жили главным образом представители имущих классов и сословий, а на другой — неимущих. Данное положение позволяло считать столкновение сторон автоматическим следствием борьбы различных

23 Петров А. В. Свв. сыновья князя Владимира и паракенотипические акценты в ранней русской историографии // Александр Невский: Проблемы истории России. Усть-Ижора, 2002. С. 32-42.

24 Янин В. Л. 1) У истоков новгородской государственности; 2) Новгородские посадники. 2-е изд.

25 Историографию темы см.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 3-12; Цаму-талиА. Н. История Великого Новгорода в освещении русской историографии XIX — начале XX в. // НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 96-112; Кона Л. А. С. М. Соловьев о новгородской истории //НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 113-118; Андреев В Ф. Проблемы социально-политической истории Новгорода XII-XV вв. в советской историографии // НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 119-145; Хорошев А. С. Периодизация новгородской историографии XVIII — начала XX в. (к постановке вопроса) // Русский город. М, 1984. Вып. 7. С. 57-88.

классов и сословий.

Так, еще в 1869 г. В. В. Пассек выступил с концепцией, согласно которой «Софийская сторона была стороною боярскою, а Торговая — младших торговцев — стороною купеческою или черного народа».26 В связи с этим, ученый видел в борьбе новгородских сторон борьбу боярства и простого люда. Наблюдения В. В. Пассека признали в целом верными многие крупные дореволюционные и некоторые советские историки, среди которых были: Н. И. Костомаров, В. О. Ключевский, Д. И. Багалей, М. Н. Покровский и другие.

В дореволюционной историографии была высказана и иная точка зрения на различный социальный характер новгородских сторон. Ее автором явился Н. А. Рожков. Этот исследователь также как и В. В. Пассек считал, что богатые и бедные в Новгороде жили на разных берегах Волхова. Однако, по мнению Н. А. Рожкова, «наоборот, Торговую сторону надо считать аристократической, а Софийскую демократической».27 Точку зрения Н. А. Рожкова поддержал М. К. Любавский.28

Построения, основанные на попытках связать топографическое деление Новгорода с социальным расслоением новгородцев в настоящее время отвергнуты. Выполненный еще дореволюционными авторами (А. Г. Ильинским, В. В. Майковым, А. М. Гневушевым) анализ писцовых и разметных книг XVI в., позволил прийти к выводу о том, что обе стороны — и Софийская, и Торговая — были равномерно заселены представителями всех групп населения.29 Проведенные в советское время археологические раскопки (прежде всего работы А. В. Арциховского и В. Л. Янина) полностью подтвердили данный вывод Во всех без исключения концах Волховской столицы были обнаружены жилища как знати, так и рядовых горожан.30

Вместе с тем, в критике мнения о классовом антагонизме сторон Новгорода в 30-40-е гг. XX в. был допущен определенный перегиб. Некоторые историки, исходя из отсутствия в средневековом Новгороде классово-территориального деления, стали совсем отрицать факт, что внутриполитические распри на берегах Волхова в XII-XV вв. облекались в форму конфликтов жителей различных городских территорий. Так, согласно А. А. Строкову,

" Пассек В В Новгород сам в себе // ЧОИДР. 1869. Кн. 4. С. 118.

27 Рож-ков НА Политические партии.. С. 140-141, 159.

21 Любавский М К Лекции по древней русской истории до конца XVI в. 3-е. изд М ,1918 С. 193.

29 Ильинский А Г. Городское население Новгородской области // Историческое обозрение 1897. Т. XI; Майков В В Книга писцовая по Новгороду Великому конца XVI в СПб, 1911; Гневушев А Л/ Экономическое положение Великого Новгорода во второй половине XVI в // Сборник Новгородского общества любителей древности. 1912 Вып XI

31 Арциховскии А В Археологическое изучение Новгорода // МИА. М„ 1956 № 55 С 7-43; Колчин П А , Янин В Л Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгорода С. 3-137, Засурцев П И Новгород, открытый археологами М, 1967

летописные известия о противостоянии двух половин города нельзя воспринимать буквально. При вспышках социальной борьбы бояре естественно собирались на Софийской стороне, так как именно там находился Кремль — резиденция владыки, где можно было укрыться от восставшего народа, а тот, в свою очередь, начинал восстание с захвата вечевой площади на Торговой стороне Вот и получалось так, что основные классовые противники оказывались на разных берегах Волхова А. А. Строков сводил к минимуму значение межбоярских «котор» и считал новгородские движения главным образом классовыми, с четкой поляризацией борющихся сил в одном лагере — весь народ, в другом — все бояре.31

С большей гибкостью к вопросу о внутриполитической борьбе в Новгороде подошли В. В. Мавродин и А. Г. Захаренко.32 Названные ученые оценили значение межбоярской борьбы в истории новгородских движений. Они отметили, что соперничавшие бояре вовлекали в свои распри многочисленных сторонников из числа рядовых горожан. Однако, как и А. А. Строков, В. В. Мавродин и А. Г. Захаренко не увидели, что возглавляемые боярами борющиеся группировки новгородцев связаны с определенными территориями города.

Эта связь была заново подтверждена в работах А. В. Арциховского,33 В Н. Вернадского,34 М. Н. Тихомирова,35 и особенно В. Л. Янина.36 Только после их исследований важный тезис о том, что социальная борьба в Новгороде XI-XV вв в значительной мере сохраняла черты борьбы между определенными районами города (сторонами и концами) окончательно укрепился в отечественной исторической науке.

Глубинные причины межрайонных конфликтов в средневековом Новгороде перечисленные авторы видят в классовых и внутриклассовых противоречиях новгородского общества, которое они, в соответствии с господствовавшими в советской историографии представлениями, считают феодальным уже в XI — начале XIII в.

31 Строков А А , Богусевич В А Новгород Великий Новгород, 1939 С 12-15

32 Мавродин В В Очерки по истории Левобережной Украины Л, 1940 С 173182, Захаренко А Г Черниговские князья в Новгороде//Уч зап ЛГПИ 1947 Т 61 С. 156-158

33 Арциховский А В Городские концы в Древней Руси//ИЗ 1945 Т 16

34 Вернадский В Н Новгород и Новгородская земля в XV веке М ; Л , 1961 С 32-333, 105-199

35 Тихомиров М Н Крестьянские и городские восстания на Руси XI—XIII вв //Тихомиров М Н Древняя Русь М,1975 С 205.214-215

36 Янин в Л Новгородские посадники С 9-11, Янин В Л Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // НИС 1 (11) Л, 1982 С 93, Янин В Л Берестяная почта столетий С 97-103

37 В Л Янин подкрепляет данные представления дополнительной аргументацией Янин В Л \) Новгородская феодальная вотчина М , 1981, 2) Археологический ком-

По мнению этих историков, классовая борьба в Новгороде постоянно смыкалась с внутриклассовой борьбой за власть боярских кончанских группировок, была заключена в рамки внутрифеодальных столкновений. С одной стороны, рвущееся к власти боярство различных городских концов разными путями втягивало в свою внутрифеодальную рознь непривилегированных кончан С другой стороны, в силу своей территориальной разобщенности и низкой классовой сознательности городской плебс обычно выступал только против наличных городских властей (представителей какого-либо одного конца), а не против всего боярства, в чем его охотно поддерживали «свои» кончанские бояре, оппозиционные данным властям. Таким образом, «смыкаясь с внутрифеодальной борьбой, новгородские социальные движения с самого начала оказывались противоречивыми, а результаты их ущербными».38 Отводя классовым и внутриклассовым противоречиям столь видное место среди причин столкновений сторон и концов в древнем Новгороде, историки последних десятилетий изображают социальную борьбу на берегах Волхова на всем протяжении вечевого новгородского средневековья явлением; присущим феодальному обществу, подчеркивают классовый характер массовых движений в Великом Новгороде.

Состояние источниковой базы, современный уровень методики ее использования, а также сложившаяся историографическая ситуация обязывают к осторожности в оценке темпов феодализации в средневековой Руси. Сомнений в справедливости широко распространенных одно время представлений о феодальном характере древнерусского периода и, соответственно, достигнутой степени зрелости феодальных отношений в XIV-XV вв. теперь не избежать. Как итоги подобного рода сомнений и размышлений уже появились работы, иначе характеризующие социальные конфликты в Древней Руси в целом и в древнерусском Новгороде в частности. Предложено иное прочтение истории социальной борьбы и общественного строя в XIV-XV вв. Речь прежде всего идет о трудах представителей историографического направления, сложившегося в 1980-90 гг. на историческом факультете С.-Петербургского университета.39 Вместе с тем, обоснованный вывод, согласно

ментарий к Русской Правде // Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгорода. С. 138-155. Ср.: Андреев В. Ф. О генезисе феодальных отношений...

38 Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. С. 11; 2) Новгородские посадники. 2-е изд. С. 16-17.

39 Об историографических предпосылках данного исследовательского направления см.: Фроянов И. И. I) Советская историография о формировании классов и классовой борьбе в Древней Руси // Советская историография классовой борьбы и революционного движения в России. Л., 1967. Ч. 1.; 2) К вопросу о городах-государствах в Киевской Руси (историографические и историко-социологические предпосылки) // Город и государство в древних обществах / Отв. ред. В. В. Мавродин. Л.. 1982. С. 126-140; 3) Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990; Пузанов В В Княжеское и государственное хозяйство на Руси Х-ХИ вв. в отечественной историографии XVIII — начала XX в. Ижевск, 1995; Дворниченко А. Ю. 1) Русские зем-

которому новгородские усобицы — это в значительной мере борьба сторон и борьба концов, прошел проверку временем и, на взгляд автора, служит отправным пунктом для новых исследований проблемы. Характеристика указанных структурных подразделений средневекового Новгорода, выяснение их генезиса и традиционных особенностей взаимоотношений, таким образом, приобретают первостепенную важность.

Переходя к описанию методологической основы диссертации, следует прежде всего отметить, что «материалистическое понимание истории», составляющее ядро «марксистско-ленинской теории общественно-экономических формаций» и в течение целого ряда десятилетий бывшее в нашей стране обязательным, ныне крупными специалистами (отнюдь не умаляющими его действительных достоинств) именуется «скорее, наброском, изложением концептуального замысла, чем основательно разработанной теорией, проверенной, подтверждённой, конкретизированной специальными историческими исследованиями».40 Вместе с тем, автор считает ошибочным абсолютизацию какого-либо одного из двух основных аспектов современного исторического анализа — т. н. «формационного» и «цивилизационного». Какая бы судьба в конечном счёте не ожидала деление общественных отношений на «первичные» и «вторичные», на «базис» и «надстройку», как бы не эволюционировало учение об общественных «формациях» (возможное и вне контекста марксизма), и, в свою очередь, каким бы содержанием не наделялось понятие «цивилизации», оба названных эмпирически намеченных ракурса исторического анализа, обслуживая разные его задачи, должны быть востребованы наукой.41

Методологические позиции автора определило убеждение в приоритете прав «источника и факта» над любыми теоретическими конструкциями,42 а также убеждение в том, что у науки истории есть собственное теоретическое «самосознание».43

Многозначность темы новгородских усобиц под стать широте предмета исторической науки. Наука история — «это сумма всех возможных историй, всех подходов и точек зрения — прошлых, настоящих и будущих»,44 она ох-

ли Великого княжества Литовского. С. 5-29 и ел.; 2) Владимир Васильевич Мавроди». СПб., 2001; Кривошеее Ю. В. Русь и монголы. С. 6-22 и ел.; Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь. С. 10-88 и ел.

41 Опзерман Т. И. Материалистическое понимание истории: плюсы и минусы // Вопросы философии. 2001. № 2. С. 32.

41 Ср.: Рейснер Л. И. Историческое общество как единство формационного и ии-вилизационного начал // Цивилизации. Вып. 1 / Отв. ред. М. А. Барг. М., 1992.

42 Ср.: Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. М., 1997. С. 11.

43 См.: МизесЛ. Теория и история: Интерпретация социально-экономической эволюции. М., 2001. С. 223-226.

44 Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // Философия и методология истории. М., 1977. С. 128. — Разумеется, «сумма» здесь — не простое арифметическое сложение, но предпосылка нового качества. В этом смысле

ватывает всю совокупность социальных явлений минувшего. Автор не поддерживает попыток лишить исторические занятия глубокого интеллектуального смысла и свести их к «описанию» прошлого (в то время как «объяснение» объявляется уделом социальной философии). Ошибочными кажутся и представления, ограничивающие историческое исследование реконструкцией только событийно-политической истории.45 Изучение истории предполагает наличие двух одинаково необходимых и взаимодополняющих точек зрения, говоря условно, — «истории событий» и «истории культуры». Политические события, необязательно самые значимые для той или иной эпохи, но непременно «титульные» и обладающие свойством сплетать разнопорядковые событийные ряды в единую повествовательную канву, находятся на переднем плане событийной истории. Общественные занятия, учреждения, верования, обычаи и нравы, идеи и художества etc. традиционно составляют материал культурной истории. В практике исторических описаний и исследований обе точки зрения сосуществовали всегда. Прошлое невозможно описать только в терминах развития, как его невозможно описать только под углом зрения результатов. Самые «событийные» из историков минувших времен не могли ограничиться повествованием о «событиях» и позади глав политической истории помещали главы, посвященные «быту» или «состоянию».46 Исстари ведется, что при рассказе о прошлом «история событий» чередуется с «историей культуры». Смена событий образует процесс, культура в первую очередь поддается изучению как проявляющая себя в развитии, но сложившаяся целостность.47

Разумеется, сказанное нельзя абсолютизировать. Новейшая культурология в поисках философского определения культуры (таких определений на сегодняшний день — сотни),48 предпочитает избегать некогда весьма распространенные выражения — «совокупность результатов», «совокупный результат». Но, к какому бы итоговому выводу не пришли философы, культура как историческая категория, существуя практически столько же, сколько и сама наука история, предполагает свои особенности. Исследовательская традиция, основанная на «культурно-исторической точке зрения», богата и разнообразна, а ее достоинства очевидны. Достаточно вспомнить, что «как бы ни ре-

любое обращение к прошлому с целью его научной реконструкции является задачей исторической науки.

4 Петров А. В. О двух ракурсах изучения истории // Мавродинские чтения: Сб. статей / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002. С. 12-17.

46 Например, см.: Карамзин Н. М. История государства Российского. В 12 т. Т. II-III. М., 1991. С. 463-479; Соловьев С. М. История России с древнейших времен. В 15 кн. Кп. I. Т. 1-2. М, 1959. С. 222-275.

47 О понятиях «процесс» и «структура» см.: Барг М. А. Категории и методы исторической науки. М., 1984. С. 117.

48 Например, см.: KroeberA. L, Clackhohn С. Culture. A Critical Review of Concepts and Definitions. Cambridge (Mass.). 1952; Каган М. С. Философия культуры. СПб., 1996. С. 10-18 и ел.

шалея вопрос о влиянии личности на создание "событий", "история культуры" вправе сделать то, чего не может сделать повествовательная история: оставить в стороне случайный, а отчасти и индивидуальный характер исторических "событий"».49

Потребность в применении обоих взаимонеобходимых способов видения прошлого дала о себе знать и при изучении социально-политической истории средневекового Новгорода. С одной стороны, разработка темы требовала последовательного и непрерывного прослеживания линий социально-политической борьбы, сплетавшихся в единую событийную цепь, каждое звено которой — и большое, и малозаметное — тесно связано с предыдущим и важно для понимания явления в целом. С другой стороны, избранная тема требовала раскрытия и показа основных начал общинно-вечевого уклада, особенностей политической культуры и общественного сознания древних новгородцев.

Оставляя в стороне «случайный и индивидуальный характер событий», последний план исследования и позволяет ставить вопрос о том, что строй древнерусских вечевых собраний свою первоначальную санкцию получил в рамках дохристианского сознания и нес на себе его отпечаток. Важнейший принцип русского средневекового права — неделимость верховной власти, нераздельность действий ее форм 50 восходит к «одиначеству» вечевой эпохи, предполагавшему как христианскую, так и языческую трактовку. Вечевое «одиначество» имело не только политический, но и религиозный смысл, который Христианство стремилось переработать в своем духе.

Научная новизнаработы, по мнению диссертанта, определилась ракурсом рассмотрения темы, авторскими решениями проблемы в целом и образующих её вопросов и представлена в концепции истории «усобиц» и вечевого уклада Новгорода Великого XI — первой половины XV в., осмысленной в общем русле движения средневековой Руси от язычества к Христианству. Новизна полученных результатов связана с подходом к истории новгородского средневековья, предполагающим как учёт достижений историографии, источниковедения и методологии, так и налаживание (по выражению классиков школы Анналов) собственного исследовательского диалога с эпохой. Как считает автор, выполненное диссертационное исследование приводит к пересмотру и существенному уточнению научных представлений о конкретном ходе социальной борьбы в вечевом Новгороде, о специфике Новгородского «союзного государства», о функционировании и историческом потенциале древнерусского политического устройства, об особенностях общественного сознания и религиозной ментальности новгородцев XI-XV вв.

49 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. Т. I. М., 1993. С.57.

50 Сергеевич В. И. Лекции... С. 57-58, 60, 62; Владимирский-Буданов М Ф. Обзор... С. 69, 78, 80, 200; Ермоишн В. В., Ефремова И. И., Исаев И А.. Карпец В. II и др. Развитие русского права в XV — первой половине XVII в М, 1986. С. 88, 99-100,

102, 106, 109.

Практическая значимость диссертации. Несмотря на то, что сделанные в диссертации наблюдения и выводы не претендуют на неопровержимость, результаты исследования могут послужить отправной точкой для будущих разысканий в области истории русского средневековья. Они намечают подходы к решению ряда научных проблем, связанных с темой представленной работы. Например, ближайшей задачей автора, или его историков-единомышленников, может стать анализ проблемы соединения Новгорода и Москвы в едином государстве. Новейшие исследования, включая настоящую диссертацию, подготавливают для обсуждения, всесторонней аргументации и проверки на основании исчерпывающего привлечения имеющихся материалов, положение о том, что к московскому взятию вечевой Новгород приближался, не исчерпав своего исторического потенциала. Роковой и последний удар ему был нанесен не изнутри, а извне.

Материалы и выводы диссертации также могут быть использованы при создании обобщающих трудов по русской истории, при написании учебников, учебных и учебно-методических пособий, при подготовке общих и специальных курсов, читаемых в высших учебных заведениях, в научно-популярной и публицистической литературе.

Апробация диссертации. Положения диссертации в наиболее полном и завершенном виде опубликованы в монографии51 и отражены в научных статьях автора за 1991-2003 гг. Кроме того, на протяжении указанных лет отдельные положения диссертации докладывались на научных конференциях различного уровня, включая международный,52 и публиковались в виде тези-

51 Петров А В ОТ язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003. — Для обозначения авторского замысла в заглавии монографии, в нём использовано условное понятие. Под «Святой Русью» подразумеваются христианские начала в жизни русского средневекового общества, противостоящие традициям язычества. (В свою очередь, «усобицы» — наиболее характерное наименование внутриновгородских конфликтов XI-XV вв. «Вечевой уклад» — древнерусское общественно-политическое устройство, основанное на непосредственной демократии, прежде всего выражавшейся в деятельности городских вечевых собраний )

52 «Прошлое Новгорода и Новгородской земли» (Новгород: 10-12 ноября 1992 г.: 16-18 ноября 1993 г.; 15 ноября 1994 г.), «Петербургские чтения» («Петербург и Россия» 13-15 апреля 1994 г.; «Петербургские чтения — 96»), «Историческая психолоия и ментальность» (Санкт-Петербург, 27-28 апреля 2000 г.); Всероссийские научные конференции: «Мавродинские чтения: Исторический опыт русского народа и современность» (Санкт-Петербург, 10-12 октября 1994 г.), «Университетские Петербургские Чтения» (Санкт-Петербург, 19-20 декабря 2001 г.), «Мавродинские чтения» (Санкт-Петербург, 23-24 апреля 2002 г.), «Российская государственность: История и современность. К 300-летию Санкт-Петербурга, 80-летию образования Союза ССР, 85-летию революции 1917 г.» (Санкт-Петербург, 10 декабря 2002 г.); Международные научные конференции: «Историческое познание: традиции и новации» (Ижевск, 2628 октября 1993 г.), «Женщина в гражданском обществе: История. Философия. Политика» (Санкт-Петербург, 6-7 июня 2002 г.)

сов научных докладов (список публикаций автора прилагается). Диссертация была обсуждена, получила высокую оценку и рекомендована к защите на кафедре истории России с древнейших времён до ХХ в. исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Представленная диссертация состоит из Введения, семи глав, разделённых на параграфы, Заключения, Списка использованных источников и исследований и Списка сокращений.

Введение диссертации содержит постановку проблемы и обоснование актуальности исследования. Во Введении определяются его хронологические рамки и отправной пункт авторского анализа.

Первая глава диссертации «Древние рубежи и древние раздорыI», разделённая на три параграфа (§ 1. Стороны и концы; § 2. Корни кончанского деления; § 3. «Перунова палица»), характеризует стороны и концы вечевого Новгорода.

В моменты социальных коллизий Новгород нередко раскалывался на эти свои составные части. Автор считает, что в ХП-ХУ вв. концы были территориальными общинами, соединение которых составляло Новгород как своего рода «союзное государство». В главе развивается и конкретизируется концепция, согласно которой корни кончанского деления и традиционных отношений между сторонами и концами тянулись к архаической дуальной организации. По образному выражению А. М. Золотарева, она подобно душе буддиста продолжала жить перевоплощенной во вполне исторические времена в виде ряда элементов общественного устройства и сознания.53 На протяжении ХШ — начала ХУ в. стороны, как когда-то самоуправляющиеся территории, сохраняли заметные черты прежнего значения в моменты усобиц; в обычное время они оставались топографическими единицами. В результате окончательного распада родоплеменных связей в процессе преобразования сторон, из них стали развиваться концы — самоуправляющиеся районы, которые соответствовали территориально-общинному устройству и по содержанию, и по форме. По мнению автора, традиционная вражда и соперничество сторон и концов — древнейшая основа новгородских усобиц. Столь же древним рисуется и противовес усобицам — «одиначество».

Вторая глава диссертации «Грамоты Ярослава», состоит из трёх параграфов (§ 1. Летописные упоминания; § 2. Историки о грамотах Ярослава; § 3. Древнейший призыв к «одиначеству»). В главе анализируется важнейшая, по мнению автора, для средневековой истории Новгорода и ключевая в представленной работе проблема грамот Ярослава.

53 Золотарев А. М. Родовой строй и первобытная мифология. М , 1964. С. 291.

Исходным моментом для размышлений над данной проблемой, послужил тот факт, что Ярославовы грамоты действительно существовали. Исследователи искали, с чем их отождествить — с Правдой Русской, новгород-ско-княжескими докончаниями, неким «учредительным актом», платежной льготой, — но самая достоверность существования этих грамот никем не была опровергнута.

Более того, поскольку летописи говорят о них всегда во множественном числе, позволительно утверждать, что данных документов насчитывалось, по крайней мере, больше одного. Наблюдения А. В. Арциховского над миниатюрами Никоновской летописи склоняют к выводу, что грамот было две. Именно два документа «изображены в сцене присяги князя на "грамотах Ярославлих». Художники XVI в., по-видимому, пользовались древними рисунками.54

Суждение о том, что Ярославовых грамот было две, не означает автоматического признания различного содержания этих документов. В них мог быть записан один и тот же текст. Логично допустить, что грамоты Ярослава специально написали в двух экземплярах, один из которых принадлежал Торговой, а другой Софийской стороне, чтобы вполне отдать должное Новгороду как своеобразному двуединству его древних частей.

В содержании Ярославовых грамот, по мнению автора, имелось нечто такое, что должно объяснить, почему, с одной стороны, на них ссылались чуть ли не как на своеобразную конституцию, а с другой стороны, почему упоминания о них кратки, локальны, как бы с неохотой.

Вопрос о Ярославовых грамотах решается в диссертации как часть большой проблемы, касающейся характера, форм и значения политического единства в вечевом Новгороде. В свою очередь, названная проблема тесно связана с проблемой характера, форм и значения общественных конфликтов на берегах Волхова.

С самых начальных этапов существования Новгорода две основные темы становятся центром и нервом его социально-политической истории: тема «усобиц» и тема преодолевающего их «одиначества». В исторической действительности вечевого Новгорода «одиначество» служило противовесом «усобицам». Само понятие «одиначество» предполагало антипод в понятии «усобицы». Размах «усобиц» делал неизбежными напряженные поиски их преодоления. Первое явление обусловливало второе и наоборот. Оба явления образовывали полюса новгородской внутриполитической жизни, мощное воздействие которых в значительной мере определяло ее специфику.

Ярославовы грамоты уже потому связываются с темой «одиначества», что летописи их упоминают на фоне внушительного внутригородского единства (т. е. — в условиях древнерусского вечевого города — согласного дей-

и Арциховский А.В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М., 1944. С. 127.

ствия большинства). Ярославовы грамоты, как бы не интерпретировать данные документы, объединяли новгородцев.

Реально существовавшие Ярославовы грамоты вряд ли тождественны Правде Русской. Сомнения, высказанные в исторической литературе по поводу этого тождества, непреодолимы. Вместе с тем, оправданным представляется поиск в статьях Правды Русской (прежде всего, в древнейших ее пластах) тех элементов, которые позволили бы пролить свет на Ярославовы фа-моты, поскольку нормы т. н. Древнейшей Правды (или Правды Ярослава), скорее всего, — порождение того же времени, когда были написаны и грамоты Ярослава.

По мнению автора, содержание норм, записанных в Ярославовых грамотах, было шире регулирования только новгородско-княжеских отношений (определения взаимных прав и обязанностей). Это вытекает в частности из проанализированного в диссертации летописного сообщения под 1209 г. Нельзя было Всеволоду Большое Гнездо передать новгородцам «уставы ста-рыхъ князь» (не говоря уже о «воле»), — то, что уже давно и свято хранилось на берегах Волхова как местная правовая реликвия. Следовательно, в данном месте летописи речь идет о разрешении воспользоваться древним законом, причем в полном его объеме. Поэтому и употреблено выражение «дал волю всю» «Воля вся» предполагала не только восстановление прежнего строя отношений Новгорода с князьями, но и «любовь добрых» и «казнь злых» внутри самой Новгородской общины. Последовавшие после действий и слов Всеволода события подтверждают предложенную интерпретацию. Разгоревшаяся борьба с Мирошкиничами вышла далеко за пределы упорядочения отношений Новгорода с княжеской властью.

В диссертации формулируется положение, согласно которому содержание Ярославовых грамот было простым и лаконичным: новгородцы вместе с князем обязывались блюсти «одиночество», «любить добрых» и «казнить злых».

Уместность и необходимость записи весьма элементарной на первый взгляд формулы полностью объясняется новгородскими условиями XI—XII столетий. В состоявшем из соперничавших районов с непростыми отношениями друг с другом Новгороде проблема достижения политического согласия всегда была по-особенному актуальна. Новгородско-княжеские отношения, требовавшие постоянной гармонизации, также подперживали ее значимость. Со временем прибавила актуальности проблеме политического консенсуса и тема взаимоотношений формирующихся сословных групп. Равно как на самой заре новгородской истории названная проблема несомненно обострялась противоречиями далеко не бесконфликтного перехода от архаического родоплеменного устройства к строю территориальных общин.

Этот переход — основной исторический процесс эпохи X и XI веков — времени Ярослава Мудрого, делавший ее переломной в судьбах русского славянства. Из всех Ярославов, претендовавших на роль создателя интере-

сующих нас грамот, только Ярослав Владимирович Мудрый имеет на нее право.

Упоминания реально существовавших Ярославовых грамот — подлинных документов начала XI столетия — немногочисленны и хронологически локальны. В реферируемой диссертации этому дается объяснение.

Если Ярославовы грамоты связаны с именем Ярослава Мудрого и возникли в XI в., то их кратковременное выдвижение на первый план новгородской политической жизни в XIII-XIV вв. может быть объяснено только тем, что своим содержанием они затрагивали какие-то струны современности, оказались полезными для обеспечения каких-то политических интересов указанных столетий. Когда эта их функция оказалась исчерпанной, в них перестали нуждаться, и ссылки на них прекратились. Следовательно, для определения содержания данных документов в исторической действительности ХШ-XIV вв. надлежит выявить те злободневные темы, которые объяснили бы нам потребности эпохи, равно как в начале XI века — времени Ярослава Мудрого — необходимо отыскать соответствия процессам XIII—XIV вв., которые помогли бы высказаться о Ярославовых грамотах. С другой стороны, редкое упоминание Ярославовых грамот в источниках, явно не соразмерное их значению (ясному из этих упоминаний), ставит вопрос о наличии в содержании грамот отпугивающих христианских летописцев мотивов, скорее всего связанных с языческими акцентами.

Вырастая из самого существа традиционного общественного устройства, «усобицы» и «одиночество» несли на себе отпечаток языческих представлений. Символом «усобиц» служили «Перуновы палицы», хранившиеся в Борисоглебской церкви новгородского детинца до середины XVII в. Яро-славовы грамоты стали отражением и символом «одиначества» — своеобразным антиподом палицам. Но присутствовавшая в них идея о «казни злых» как непременном корреляте «одиначества» перекликалась с языческим сознанием. В этом смысле они имели и определенное сакральное значение.

В проанализированном в диссертации летописном рассказе о событиях 1016 г. идея «одиначества», политического единства свободна от призыва к отмщению. Между тем, хорошо известно, что сплоченное вече готово и способно расправляться с несогласными с его волей — волей большинства. Новгородцы прощают князя, несмотря на его преступление. В этом прощении видели прежде всего рациональный политический расчет. Но ведь можно предположить и то, что прощение подчеркнуто беспрецедентного и жестокого преступления обслуживает дидактическую идею летописца о невозможности и неприемлемости для христиан мести как таковой. Во всей летописной истории событий 1016 г. для ее автора не то более важно, что Ярослав перебил новгородцев, а именно то, что они его затем по-христиански про-стши.

Идея «одиначества», политического единства предполагала два акцента или прочтения. В одном случае она сопрягалась с принципиальным («пара-кенотипическим») отказом от мести; в другом случае — она предполагала

расправу веча с несогласными с его волей — волей большинства. Один акцент — следствие бескомпромиссно выраженной христианской идеи, другой — отчетливо перекликается с языческой парадигмой.

В духе христианского понимания идеи единства и сплочения («одиначе-ства») и написан рассказ о событиях 1016 г. Нарочитость литературной обработки, явные преувеличения, своеобразная напористость изложения, отражающая завуалированную полемическую заостренность, дают право думать, что летописец не просто подчеркивал превосходство в политическом и моральном смыслах «одкначества» над «усобицами», но и отстаивал определенную интерпретацию самой идеи «одиначества».

Языческая составляющая подразумевалась как в «усобицах», так и в «одиначестве». Летописцы стремились подать дело так, чтобы затушевать ее. Их нарочитость в данном отношении как раз служит невольным доказательством наличия этой языческой составляющей, то есть является одной из тех «проговорок» источника, на информативную важность которых с полным основанием обращали внимание историки знаменитой школы «Анналов». В исторических условиях Новгорода востребованная жизнью политическая идея «одиначества» и преодоления усобиц интерпретировалась по-христиански и по-язычески. В христианском смысле она предполагала отказ от всяких форм мести и безусловное прощение противников. В языческой интерпретации требование «одиначества» оборачивалось призывами к расправе с противниками этого «одиначества».

Не упуская из вида различную религиозно-нравственную интерпретацию идеи «одиначества», автор задаётся вопросом: какие политические интересы сплачивали новгородцев в событиях 1015-1016 гг.? Разумеется, Новгород стремился высвободиться из-под власти и опеки киевских князей. Но резонно и предположение, что в Новгороде начала XI в. имелись силы, заинтересованные в сохранении зависимости от Киева. На взгляд автора, события 10151016 гг. ценны для исследователя как раз демонстрацией действия этих сил.

В диссертации проводится мысль, что избиение Ярославом «воев славных тысящи...» имело «антиаристократическую» направленность. По мнению автора, позволительно ставить вопрос о поражении древней родопле-менной знати и триумфе широкого вечевого народовластия в событиях 1015-1016 гг., и об утверждении, таким образом, территориально-политического устройства в Волховской столице.

Нанеся сильный урон новгородской «родовой аристократии», Ярослав Мудрый внес существенный вклад в строительство территориально-общинного Новгорода — Новгорода демократической вечевой республики. Не будет преувеличением даже сказать, что Ярослав Мудрый заложил основы демократического вечевого Новгородского государства, по существу, создал его. Если рожденные в итоге бурных и знаменательных в новгородской истории событий 1015-1016 гг. Ярославовы грамоты должны были служить какой-либо юридической или политической гарантией, то — не столько Новгороду против княжеского произвола, сколько широкому новгородскому на-

родовластию («демосу») против местной «аристократии», выраставшей из родоплеменной и дружинной знати, или Новгороду как целому против «сепаратизма» его частей (сословных или территориальных).

Ярославовы грамоты родились из конкретики новгородских 1015-1016 гг. как осуждение усобиц и взаимное обязательство всех политических сил Новгорода (включая князя) блюсти политическое единство (быть «одинаки-ми») и карать врагов «одиначества». В древнерусской истории они явились наиболее ярким воплощением усилий широкого вечевого народовластия освободиться от опеки традиционной знати, опиравшейся на разрушавшиеся родоплеменные связи. Поскольку проблема политического согласия как таковая будет решаться на протяжении всего новгородского средневековья, то первый призыв к нему не мог не носить самого общего декларативного характера. Со временем Ярославовы грамоты, с их лишенным подробностей обязательством хранить единство, неизбежно должны были дополниться чем-то более конкретным в политико-юридическом смысле. Уже ХИ в. знал попытки поставить преграды нарушениям принципа «одиначества» путем соглашений основных политических сил. Со второй половины ХШ в. станут записываться знаменитые новгородско-княжеские докончания. Но все это не свело на нет значение древних грамот Ярослава. Тем не менее, без положения о расправе над противниками «одиначества» их резонанс в новгородской средневековой истории был бы иным. В свою очередь, не оказалась бы, вероятно, такой запутанной и проблема их происхождения, содержания и значения в историографии.

Анализируя слова летописи: «...вда им волю всю и уставы старых князь», автор полагает, что словосочетание «воля вся» в первую очередь выражало полноту юридической нормы. Осуществить «волю всю» значило не только реализовать принцип политического единения, запечатленный в «уставах», но и довести дело до расправы с противниками единства, также предусмотренной древними «уставами» (как, например, в 1209 г.). Когда Всеволод Большое Гнездо «вда» новгородцам «волю всю и уставы старыхъ князь, его же хотеху», он, тем самым, разрешал им воспользоваться древним законом во всей его полноте что было невозможно без особой санкции. Причем предоставленная Зсеволодом «воля» служила разрешением не рядовой расправы по вечевому постановлению (это право у веча не оспаривалось), а исключительных репрессивных действий. Вместе с тем, «воля вся» новгородцев — это и «воля» городского большинства («всего» города — вечевой обшины как целого), требующая непременного подчинения себе «воли» отдельных корпораций или граждан.

Таким образом, в Ярославовых грамотах наряду с бесспорным и вечным мотивом политического единства («одиначества») содержался и не для всех бесспорный компонент, для «запуска» которого в условиях Новгорода первых лет ХШ в. уже требовалось специальное разрешение. Этот компонент нацеливал на «казнь злых», то есть предусматривал репрессии в отношении несогласных с позицией большинства (и поощрение наиболее ревностных

проводников общевечевой линии). Наличие данного компонента объясняется происхождением Ярославовых грамот, появившихся на свет в полуязыческом Новгороде начала XI столетия при чрезвычайных обстоятельствах переломной эпохи. «Воля вся» новгородцев, понятая как не стесненные княжескими (владычными, церковными) запретами право и моральная дозволительность карать несогласных с мнением большинства, имела языческую подоснову. В этом смысле она вытекала из языческого понимания «одиначества», которое встречало глухую, но настойчивую оппозицию в христианской письменности и среде, и с которым увлеченно полемизировал автор летописного рассказа о событиях 1016 года. Затушевывая смысл грамот Ярослава в духе христианской интерпретации «одиначества», как единства в любви, предполагающего взаимное прощение и отказ от мести, летописцы, тем самым, боролись с данными грамотами, больше чем кто-либо другой в древнем Новгороде. Они избегали частых упоминаний Ярославовых грамот не потому, что там фиксировались некие нежелательные по тем или иным соображениям для той или иной стороны платежные или политические условия и не потому, что были против согласия в родном городе. Они предпочитали молчать о них потому, что в этих кратких архаических записях, составленных в двух экземплярах в угоду древнему делению Новгорода (потворствующему, к тому же, духу старинного соперничества), ощущался нехристианский привкус, и воспоминания о грамотах Ярослава на берегах Волхова могли разбередить языческую агрессивность.

На обстоятельства и условия появления Ярославовых грамот способна пролить некоторый свет т. н. Древнейшая Правда. Разумеется, мы вправе говорить о ней только как о части Краткой Правды. Вместе с тем, нормы Древнейшей Правды — скорее всего, порождение времени Ярослава Мудрого. Не настаивая на новгородской исключительности Древнейшей Правды, позволительно и необходимо искать в ней черты, возможно проливающие свет на Новгород десятых годов XI в.

Отражая законодательство Ярослава, первая статья Краткой Правды донесла до нас идею равноправия в сорокогривенной выплате за убийство.55 Эта идея была созвучна общественным настроениям киево-новгородской Руси рубежа X и XI столетий, когда в борьбе с пережитками родоплеменного строя утверждались территориально-политические начала. Равноправие среди свободных «мужей» служило опорой провозглашенному в грамотах Ярослава «одиначеству». Можно предполагать, что фиксация в первой статье Древнейшей Правды равноправия нейтрализовала традиционные привилегии «родовой аристократии». В отношении власти и авторитета на первый план окончательно выдвигалась вечевая община как целое. Вече в Новгороде (как и повсюду в тогдашней Руси) было и раньше, и до Ярослава, но степень его

55 О «декларации Правдой Ярослава 1016 г. идеи «равноправия» отдельных представителей новгородского общества» писал Л. В. Черепнин. См.: Черепнин Л В Русские феодальные архивы XIV-XV вв Ч. 1. С. 247.

демократичности повысилась, поскольку повысилось значение рядовых свободных мужей и умалилось значение «нарочитых», которые в предшествующую родоплеменную эпоху «дерьжаху землю». Более того, упоминание в 1-ой статье Древнейшей Правды равноправного изгоя прямо свидетельствует об акциях Ярослава как о направленных именно против родового принципа, на базе которого зиждился авторитет «нарочитых». Изгой поднимался, получал защиту вне родовых уз. Его, равно как самый принцип равноправия свободных мужей, брало под защиту вече как целое.

Древнейшая Правда не потому декларировала равноправие, что отражала текст Ярославовых грамот, но потому что, как и последние, была памятником, созданным той же эпохой, засвидетельствовавшим те же общественные потребности.

Утверждая, вопреки «родовой аристократии», вечевую общину на фундаменте равноправия свободных мужей, Ярослав делал эту общину главным контрагентом княжеской власти в новгородско-княжеских отношениях и, тем самым, принимал и на себя обязательство апеллировать при случае именно к ней как к целому, а не через посредство аристократии.

Обязательство князя мыслить Новгород как единое целое без предпочтения отдельных его составных элементов (сословных или территориальных), стало вновь актуальным в XIII в. в связи с процессами внутриновгородской консолидации. Отсюда прорвавшиеся на страницы летописи упоминания Ярославовых грамот в статьях, посвященных событиям начала XIII и начала XIV вв. Клятва князя на Ярославовых грамотах в ХШ—XIV вв. означала его обещание не ссорить новгородцев, обращаться к ним как к целому, а не сквозь симпатию к отдельным частям города или группам городского населения, уважать совокупное мнение городской общины. Затем интересующие нас упоминания прекращаются. Это не значит, что князья перестали вносить «раздрай». Просто в ссылках на грамоты Ярослава в этой связи пропала нужда, ибо появились новгородско-княжеские докончания, непосредственно и подробно регулирующие нужную сферу отношений. Предельно краткие же Ярославовы грамоты и не были специально посвящены проблематике отношений с князьями. Кроме того, они не исключали в данном случае и разного прочтения (например, в Москве).

Главный процесс социально-политической эволюции вечевого Новгорода, стремящийся к сдерживанию территориальных распрей и консолидации вечевой общины на основе реформ посадничества, актуализировал память о Ярославовых грамотах и за счет того, что в ХШ—XIV вв. ссылки на них могли использоваться в противоречиях широкого народовластия с формирующейся боярской олигархией. Причем успехи роста олигархических тенденций и стабилизация новгородского общества и государства на рубеже XIV и XV вв. в свою очередь объясняют прекращение упоминаний Ярославовых грамот в летописях.

У истоков политической истории вечевого Новгорода как территориально-общинного образования Ярослав Мудрый в интересах и с ведома широко-

го народовластия в ходе событий 1016 г. избил старинную родовую «аристократию» и в Ярославовых грамотах поклялся вместе с новгородцами в «оди-начестве» («яко быти всемъ одинакымъ, казнить злыхъ, ласкать добрыхъ»). Обязываясь блюсти «одиначество», новгородцы провозглашали демократическое единство веча, согласие и равенство частей города, а князь обещал не раскалывать городскую общину. Произошло рождение вечевого строя целой исторической формации XI — начала XV в. Конечно, впереди были десятилетия и даже века развития — князья, получавшие новгородский стол из рук великого князя Киевского, долго не решались составить одно властное целое с вечем и отрешиться от своих династических возможностей и претензий, — но начало было положено.

Принцип политического «одиначества», впервые в отечественной истории записанный в грамотах Ярослава, сам по себе не был изобретением Новгорода. Он составлял важнейшую сущностную черту древнерусского вечевого уклада. Без единодушия веча и нераздельности форм власти как нормы и правила этот уклад функционировать не мог. Выросшее из древности, «русское начало единомыслия» характеризовало политико-юридический быт и Московского государства.56

В политическом «одиначестве» на Руси воплотилось нечто большее, чем потребность в устроении власти. «Одиначество» заявило о себе и как религиозно-нравственный принцип народной жизни, готовый и способный к христианизации.

Третья глава диссертации «Становление вечевого народоправства», подразделена на семь параграфов (§ 1. На пути к «вольности в князьях»; § 2. Изгнание Всеволода Мстиславича; § 3. О «классовой борьбе» в Новгороде первой трети XII в.; § 4. «Антикняжеская борьба» и «чужеродность» князей; § 5. Две вечевые «партии»; § 6. От борьбы сторон к борьбе концов; § 7. Политическая борьба и принципы вечевого народоправства). В главе реконструируется история социальной борьбы и общественно-политического устройства в Новгороде XII в., рассматриваются статус княжеской власти, проблема происхождения данного института, новгородско-киевские отношения.

XII в. был для Новгорода временем высвобождения из-под власти киевских князей и начала самостоятельного политического существования. В этом плане большое значение имели события 1136-1138 гг.

В диссертации отмечается, что новые данные позволили поставить вопрос об изначальном ограничении власти новгородского князя в пользу боярства и о «коренном отличии новгородской государственности от монархической государственности Смоленска и Киева, где княжеская власть Рюриковичей утверждалась не договором, а завоеванием».57 В контексте представ-

56 Ермоишн В В, Ефремова Н //, Исаев И А , Карпец В И и др Развитие р)с-ского права в XV — первой половине XVII в М , 1986. С. 88-109.

57 Янин В. Л. I) Как устроен «вечевой строй». Становление новгородской государственности // Ролина. 2002. № 11-12. С. 79; 2) У истоков новгородской государствен-

ленной работы, новейшие материалы не только не противоречат, но и позволяют развивать дальше концепцию, согласно которой новгородские события 1136-1137 гг. (равно как более ранние столкновения городской общины с князем) находят объяснение в связи с борьбой новгородцев за высвобождение из-под чрезмерной опеки князей, «державших в руках Киев, его силу и влияние».58 Ещё в исследованиях А. Е. Преснякова вполне были раскрыты стремления киевских князей XI-XII вв. «сохранить единство распоряжения силами всей страны, а также судьбой ее частей».

Борьбу новгородцев с зависимостью от Киева (возрожденной и усиленной Владимиром Мономахом и Мстиславом Владимировичем), по мнению автора, следует ставить в связь с формированием и совершенствованием социально-политического уклада вечевых городов-земель, складывавшихся на месте прежних племенных союзов. В XI—XII вв. этот процесс охватил всю

Русь.59

По А. Е. Преснякову, переход от «племенного быта» к строю земель-волостей в то же время являлся процессом образования «Киевского государства», объединившего восточнославянские земли-волости «в один сложный политический организм под главенством Киева». Причем «с большой постепенностью и в несколько приемов — от Олега до Ярослава — завершается утверждение за Киевом значения «матери городов русских»». Соответственно, и земельно-волостной строй — как результат «организационной работы», князей-Рюриковичей — утверждается только в XI столетии.60 А. Е. Пресняков придал чрезмерно большое значение «варяжской» княжеской власти в создании «Киевского государства» и строя земель-волостей, но общая основа противоречий последних с киевским центром, «придавившим» (особенно в эпоху до середины XI в.) местное «политическое самоуправление» указана им верно. В свою очередь, власть Киева над восточнославянскими областями старше территориально-общинного волостного строя, поскольку порождена стихией межтеменных отношений.61 Формирование и совершенствование политического уклада городовых земель-волостей бросало вызов этой власти как пережитку прежних времен.

С этой точки зрения в основе новгородско-княжеских конфликтов начала XII в. лежали не республиканские устремления новгородских бояр, не их, опиравшаяся на классовое недовольство низов, борьба против самого принципа княжеской власти, а, в первую очередь, стремление городской общины как целого поставить свою княжескую власть в соответствие с социально-

ности // Вестник РАН. 2000. Т. 70. № 8. С. 681; 3) У истоков новгородской государственности. Новгород, 2001. С. 31-65; 4) Новгородские посадники. 2-е изд. С. 67.

58 Пресняков А. £ Княжое право... С. 339. 389,394. 462.

59 Фроянов И. Я., Дворниченко А. 10. Города-государства Древней Руси; Петров А. В. Социачьно-полчтическая борьба в Новгороде ХН-ХШ вв.

60 Пресняков А. Е. Княжое право... С. 306, 372,407.

" Фроянов И Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 2133.

политическими условиями вечевого города-земли конца XI-ХП в., ограничить вмешательство киевских князей в дела местного управления. Данному соответствию мешало то обстоятельство, что в конце XI — начале XII в., правивший в Новгороде князь, сохраняя заметные черты наместника, не всегда считался с местными интересами и мнением веча. К тому же, небезучастный к поворотам междукняжеских отношений, он, как правило, полагал себя временным гостем на берегах Волхова. Невнимание же к местным интересам и вечевому мнению приводило к сбоям в работе новгородского социально-политического механизма, для нормального функционирования которого было необходимо согласие («одиначество») князя и свободного населения, основанное на взаимном доверии.62 Приведение княжеской власти в соответствие с социально-политическим строем Новгорода конца XI—XII в. было особенно важно потому, что в это время на Руси она «есть необходимый элемент государственного устройства всех древнерусских земель», и в течение 400-летнего периода ни одна из них, «кроме малоизвестной по своему устройству — Вятки, не устраняла из состава верховной власти княжеского элемента. Княжеская власть необходима для внутреннего наряда (управления и суда) как сила, уравновешивающая взаимное соперничество составных элементов государства, как кровных, так и территориальных».63 Более того, из «тождества интересов и воли князей и народа» происходила своеобразная «патриархальная неограниченность» княжеской власти, не имеющая, конечно, «ничего общего с позднейшим западноевропейским абсолютизмом».64

Как позволяют догадываться новейшие археологические находки, уходя в 1125 г. на Юг, князь Всеволод Мстиславич оставил вместо себя на новгородском столе сына — младенца Ивора-Иоанна; 65 оставил, скорее всего, временно, до принятия каких-то иных решений. В краткий период княжения Ивора-Иоанна, настолько краткий, что он не оставил никаких следов в летописях, в Новгороде возник «смесной суд» князя и посадника.66 По мнению автора, его учреждение, также прошедшее не заметно для летописцев. — не столько громкая реформа, сколько практическое нововведение, продиктованное текущими нуждами новгородского судопроизводства. Оно отражало потребности городской общины Новгорода с немалым значением князя в ее жизни — и как реального должностного лица, и как элемента традиции. Фе-

62 Сергеевич В. И. I) Вече и князь. С. 99- 100, 113; 2) Лекции... С. 67; Дьяконов М. А. Очерки... С. 96, 112-113; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор... С. 69; Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 149, 184.

63 Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор... С. 66. — О необходимости в «домонгольской» Руси института княжеской власти также см.: Сергеевич В. И. 1) Вече и князь. С. 2,20,98-99, 113; 2) Лекции... С. 58, 67; Пресняков А. Е. Княжое право... С. 405,412 и др.; Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 33, 42-43.

64 Владимирский-Буданов М Ф. Обзор... С. 67-68.

65 Янин В Л. Как устроен «вечевой строй»... С. 77.

66 Янин В. Л. Как устроен «вечевой строй»... С. 72-77.

номен «смесного суда» возник в качестве средства обеспечения и поддержания княжеского участия в суде в конкретный момент новгородского 6633 г., когда взрослого князя на берегах Волхова не было.

Археологические открытия самого последнего времени обогащает наши представления о политическом строе средневекового Новгорода, но не устраняют дискуссии по проблеме. По мнению автора, новейшие данные, если их обобщить, позволяют утверждать следующее: князь в Новгороде изначально не являлся всесильным монархом; «новгородская аристократия», как и положено «лидерской прослойке» общества, контролировала «государственные» доходы чуть ли не с IX в.; «смесной суд» князя и посадника — одно из проявлений «одиночества» княжеской власти с общиной — существовал до событий 1136-1137 гг.

Тезис о «феодальной монархии» в раннем Новгороде может считаться окончательно похороненным. Но достижения Новгородской экспедиции и исследования В. Л. Янина, на взгляд автора, вскрыли не столько новгородское исключение, сколько высветили со всей возможной на сегодняшний день конкретностью общерусское правило. Особенные черты государственного устройства различных древнерусских земель не были заданы изначально, проявлялись постепенно и в период до монголо-татарского нашествия оставались именно своеобразием отдельных регионов, вариантом общей нормы, не заключая в себе различных политических укладов. При всех своих местных особенностях, «в целом древнерусские земли-волости демонстрируют принципиальное тождество исторических судеб вплоть до Батыева нашест-вия».67 Общинно-вечевой строй, требовавший политического согласия всех форм власти и «одиначества» самого веча, в той или иной форме определял жизнь всей Древней Руси. Тезис о повсеместности веча как органа народовластия, задававшего тон социально-политической системе «домонгольской» Руси, получил всестороннюю аргументацию в трудах В. И. Сергеевича, Н. И. Костомарова, М. А. Дьяконова.6 А. Д. Градовский подчеркивал, что право вечевых собраний было одинаковым для всех русских городов. По существу близкую позицию занимал М. Ф. Владимирский-Буданов, который хотя и говорил о преобладании с конца ХП в. над вечем боярской власти (на Юго-Западе) и княжеской власти (на Северо-Востоке), но располагал все эти явления в рамках одного «земского периода» К—ХШ вв., характеризовавшегося тройственностью форм верховной власти (в виде веча, князя и боярской думы). Не преувеличивал значения «монархического начала» для «домонгольского» периода и А. Е. Пресняков, согласно которому «ни о единоличной, ни о коллективной государственной верховной власти древнерусских князей

67 Фроянов //. Я, Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 265.

68 Сергеевич В И. I) Вече и князь. С. 2, 20; 2) Русские юридические древности. 1-е изд. Т. II. Вып. 1. С. 1-50; Костомаров II И. Начало единодержавия в Древней Руси // Костомаров Н. И. Раскол. Исторические монографии и исследования. М., 1994. С. 145- 146 и др.; Дьяконов М. А Очерки...

говорить не приходится, если не злоупотреблять словами». Не только в Новгороде и Пскове, но по всей Руси именно вече держало в своих руках «дела высшей политики» земель-волостей. Г. В. Вернадский, утверждавший, что «русские политические институты киевского периода основывались на свободном обществе», также защищал положение, согласно которому вече су-

69

шествовало в каждой из древнерусских земель до монгольского вторжения. Наконец, новейшие исследования не обнаруживают монархию в строгом смысле этого слова ни на Юге, ни на Юго-Западе, ни даже на Северо-Востоке Руси «домонгольской» эпохи, всюду отдавая должное немалому политическому значению демократических народных собраний.70

По мнению автора, максимум, на что в данном смысле дают полномочия источники, — это использовать в наших объяснениях древнерусского государственного устройства идею о своеобразном, плохо схватываемом современными политико-юридическими дефинициями «дуализме князя и веча», с «более независимым положением князя на киевском юге».71 Специфика этого «дуализма» в диссертации проясняется под углом зрения древнерусского политического принципа «одиначества» — нераздельности всех форм власти (и единодушия самого веча как такового).

Что касается Новгорода, то и в пору его зависимости от Киева в X-XI вв. княжеской власти приходилось считаться с местным обществом. Князю-наместнику едва ли бы удалось построить свои отношения с новгородцами на чистом принуждении. Вместе с тем, на протяжении Х-ХШ вв. статус новгородских князей не оставался неподвижным. В начале XII в. он претерпел изменения. Если Всеволод Мстиславич еще сохранял черты киевского наместника, то события начала XII в. (1117-1118 гг., 1125-1126 гг., 1136-1137 гг.) окончательно стерли эти черты с облика новгородского князя. Последний полностью вписался в новгородскую действительность второй половины XI-XII в., характерными чертами которой были демократизм, политическое «одиначество» самого веча и князя с вечем и вытекающее из всего этого право вечевого избрания князей («вольность в князях»). Данное право окончательно восторжествовало в 1136-1137 гг. В основе конфликтов, приведших к его торжеству, автор не находит вызова самому принципу княжеской власти, как следует из распространенной в современной историографии концепции.72

" Градовский А. Д. Государственный строй Древней России // Собр. соч.: В 9 т. СПб., 1899. Т. I. С. 345; Владимирам-Буданов л/. Ф. Обзор... С. 39, 62, 76-90; Пресняков А. Е. Княжое право... С. 132, 427; Вернадский Г. В. I) Русская история. М.. 1997. С. 51-54; 2) Киевская Русь. С. 195.

71 Дворниченко А. Ю. Русские земли Великого княжества Литовскою; Кривошеее Ю. В. Русь и монголы; Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь.

71 Пресняков А. Е. Княжое право... С. 428.

72 Вернадский В. //. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.; Л., 1961. С. 21-23; Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. С. 175, 367-368; 2) Проблемы социальной организации Новгородской республики // ИСССР. 1970. № 1. С. 48; 3) Очерки комплексного источниковедения... С. 230-237; Алешковский М. X. Социальные уело-

После событий 1136-1138 гг., прошедших под знаком общеновгородского единства, появилось больше возможностей для развития внутренней борьбы — в первую очередь борьбы вечевых группировок, состоявших из жителей отдельных территориальных подразделений Новгорода, за государственные должности. Характерной чертой многих внутригородских конфликтов стала вовлеченность в них князей. Отсюда и связь княжеских смен со сменами посадников. Вечевые выборы посадника — важнейший атрибут новгородского народовластия. В диссертации развивается концепция, согласно которой до 80-х годов XII в. внутренняя борьба в Новгороде развертывалась на основе соперничества сторон, а с 80-х годов ее участниками выступили отдельные концы. Таким образом, оформление концов как самостоятельных политических единиц внутри Новгорода и закрепление за последним характера их федерации произошло на исходе XII столетия. В свою очередь, необходимо различать борьбу сторон и борьбу концов, поскольку сами эти корпорации возникли на разных стадиальных уровнях социальности. С началом кончанских столкновений противостояние сторон не уходит в прошлое. Поэтому борьба сторон и борьба концов — не два периода в истории новгородской межрайонной борьбы, но (с 80-х гг. XII в.) — два сосуществовавших ее элемента, один из которых развился из другого, древнейшего. Борьба сторон должна рассматриваться как наиболее архаический пласт соперничества древних частей Новгорода XIII-ХV вв.

Четвёртая глава диссертации «Вольный Новгород в первой половине XIII в.», состоит из семи параграфов (§ 1. Мирошка и Мирошкинич; § 2. Старшинство в посадничестве; § 3. События 1215-1216 гг.; § 4. Новые правила; § 5. «Голка и мятеж» 1218 г.; § 6. Конфликты с князьями 1220-х годов; § 7. «Крамола» на владыку Арсения и распри 1228-1230 гг.). В главе проанализирована изобильная конкретными событиями социально-политическая история новгородской вечевой общины в указанное время.

По мнению автора, в XIII в. в развитии новгородского народовластия усилилась тенденция к совершенствованию политического устройства республики, к сдерживанию непрерывной и ожесточенной межрайонной борьбы. С данной тенденцией связаны использование интегрирующих качеств сотенного устройства, кратковременная, но показательная практика занятия посадничества сообразно «старшинству», развитие консолидирующих сторон правового и морального сознания городской общины, а в конце XIII в. — и первые изменения в посадничестве.

вия формирования территории Новгорода К-КУ вв. // СА 1974. № 3. С. 100-110. — Об «антикняжеском восстании новгородцев» и «успехах боярства в его стремлении к власти» после «исходного ограничения» правительственных прерогатив князя, о том, что «республиканские органы... новгородского боярского государства... возникли в ходе борьбы с авторитарной княжеской властью», говорится и в работах самого последнего времени: Янин В Л. 1) У истоков... (2000) С. 681; 2) Новгородские посадники. 2-е изд. С. 490-491; Янин В Л., Зализняк А А Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 г. // Вестник РАН. 1999. Т. 69. № 7. С. 602.

Пятая глава диссертации «Междоусобия и начало внутренних преобразований во второй половине XIII в.», подразделена на два параграфа (§ 1. Начало сословной борьбы; § 2. Князья, бояре, городская обшина и вечевые «партии» на исходе XIII в.). В главе исследуется история новгородских усобиц и общественно-политического уклада во второй половине XIII в.

События 1255-1259 гг. отличала сословная рознь «вятших» и «меньших». В диссертации придается большое значение тому факту, что впервые в середине XIII в. в новгородской истории рубежи социального конфликта размежевали не жителей отдельных территорий, но различные сословные группы, наметившиеся внутри городской общины. По мнению автора, процессы социального расслоения сказались и в выступлениях «крамольников», антивечевой характер которых виден уже в самом их названии. Как и открытое столкновение «вятших» с «меньшими», выступления «крамольников» порывали с традицией новгородских движений в русле вечевой законности.

В середине XIII в. над Новгородом утвердился великокняжеский сувере-нитет.73 Автор считает, что это открыло новую главу в истории новгородской княжеской власти. Наметился отход князей от «одиначества» с вечем, стимулировавший формирование собственно вечевой администрации на фоне консолидации городской общины и сплочения боярства. Однако лишь на переломе XIV и XV вв. сформировался статус княжеской власти последнего периода новгородской независимости.

Шестая глава диссертации «Несогласия сословий и территориальное соперничество в XIV в.», состоит из трёх параграфов (§ 1. «Пожарные грабежи» и «крамолы» начала XIV в.; § 2. «Въстань» черных людей 1342 г.; § 3. И снова борьба территорий: внутриобщинные распри во второй половине XIV в.). В главе воссоздаётся история новгородских усобиц и общинно-вечевого уклада в XIV в.

Согласно концепции, представленной в диссертационном исследовании, в XIV — начале XV в., как и в XII-XШ вв., рубежи внутригородских раздоров в первую очередь разделяли жителей разных территориальных подразделений Новгорода. Вместе с тем, со второй половины XIII в. наблюдается отчетливый рост социальной и политической активности новгородского «плебса» — «меньших», «простой чади», «черных людей». Объединяясь по сословному признаку, «черные люди» осуществляли самостоятельные политические акции, шедшие вразрез как с принципами традиционного вечевого правопорядка, так и с позицией социальных верхов Новгорода. Кроме того, выходцы из плебейских кругов устраивали несанкционированные законным общегородским вечем грабежи имущества новгородцев во время пожаров. Кульминация сословной розни связана с событиями 1342 г.

6850 (1342) г. в Новгороде ознаменовался напряженной социальной борьбой. Во-первых, опять имел место пожар, во время которого, кроме всего прочего, как обычно, «много пакости бысть людемъ и убытка от лихых лю-

73 Янин В Л. Новгородские посадники. С. 142-144.

дни». Во-вторых, и это главное, произошли события, которые издавна привлекали внимание исследователей, и в которых традиционно усматривали один из наиболее серьезных общественных конфликтов на берегах Волхова в XIV-XV вв.

Началось все с того, что боярин Лука Варфоломеевич со своими холопами-сбоями, не получив разрешения веча, без благословения владыки, отправился воевать в Заволочье, где и погиб. В Новгороде тем временем распространился слух, будто убийство Луки подстроили посадник Федор Данилович и какой-то Ондрешка. Этот слух очень взволновал новгородскую «чернь», которая поднялась на посадника и Ондрешку, вынужденных бежать в Копорье и скрываться там всю зиму до Великого поста. По мнению автора, репрессии против Федора и Ондрешки не имели санкции законного всесословного общегородского веча (веча — совещания районов города), а проводились частью новгородского населения — «черными людьми», собравшимися, видимо, из разных частей Волховской столицы, в нарушение вечевого правопорядка.

Сын Луки Варфоломеевича — Онцифор, уже официально, на законном вече, обвинил Федора и Ондрешку в убийстве отца и потребовал суда над ними. Беглецы вверили свою судьбу законному вечу и в сопровождении его посланников возвратились в Новгород.

Заявление Федора и Ондрешки о том, что они не думали на брата своего Луку зло, не подсылали к нему убийц, вызвало на городском вече раскол, предвещавший усобицу. Онцифор и поддержавший его боярин Матфей Коска собрали своих сторонников у Софийского собора, Федор Данилович — на Ярославовом дворе. Размежевание сил осуществилось по территориальному принципу. На Ярославовом дворе находились жители Торговой стороны — сторонники Федора Даниловича, который на посадничестве представлял один из ее концов. Сторонники Онцифора Лукича и Матфея Коски размещались на Софийской стороне, и их собственные территории находились на левом берегу Волхова. На начальном этапе межрайонной распри, в которую трансформировались волнения, начавшиеся со «встани» «черных людей», линия противоборства разделила Неревский конец Софийской стороны и один из концов Торговой стороны (Славенский?).

Ближайшее к кремлевской владычьей резиденции вече, на котором тон задавали Онцифор с Матфеем, послало владыку к другому вечу для переговоров. Но вечникам, собравшимся у Софийского собора, терпения не хватило, и они «удариша на Ярослаль дворъ». Нападение вышло неудачным. Поднялся весь город: Софийская сторона против Торговой стороны — «сия страна собе, а сия собе». Но «диаволъ посрамленъ бысть»: владыке Василию и княжому наместнику Борису удалось помирить враждующие стороны, причем в летописи не сказано, что по завершении конфликта 1342 г. Федор Данилович лишился посадничества. В. Л. Янин считает, что он остался на своем

| РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ |

посту.74 Вместе с тем под 1345 г. посадником упомянут хотя и представитель той же Торговой стороны, но другой боярин — Евстафий Дворянинц.75 Поэтому не исключено, что посадничья смена могла быть условием примирения конфликтовавших в 1342 г. вечевых группировок (на заключительном этапе конфликта — сторон). Отсутствие упоминания о ней в летописи допустимо отчасти объяснить тем, что Федор и Евстафий являлись выходцами с одного и того же волховского берега, и их смена казалась менее значимым событием, чем смена представителей соперничавших сторон Новгорода.

По мнению автора, в событиях 1342 г. мы видим и элементы сословной розни (действия «черных» людей, едва ли соответствовавшие вечевой законности), и борьбу некоторых концов с разных берегов Волхова, и противостояние сторон, в которое разрослась кончанская усобица, охватив весь город.

Новгородский плебс — «черные люди» явно симпатизировали Луке Варфоломеевичу — одному из богатейших и влиятельнейших новгородских бояр. С одной стороны, в диссертации не отвергается идея, согласно которой среди факторов поддержки «простой чадью» борьбы территориальных боярских группировок за посадничество находилось ее сословное недовольство, умело канализируемое «своими» боярами против наличных городских правителей — «чужих» бояр. В ХН-ХШ вв. этот фактор, очевидно, уступал стимулам, рождаемым традиционными отношениями вражды и соперничества между древними членениями Новгорода. Но по мере углубления социального расслоения новгородцев и успехов процесса образования сословий внутри городской общины Новгорода, значение отмеченного фактора должно было возрастать. Вместе с тем, в исследовании подчеркивается, что летописное выражение «въсташа черные люди», скорее всего, означает не поддержку простого люда конкретных территорий рвущихся к власти «своих» бояр против «чужих», а указывает на общегородское выступление плебса различных концов. Когда подразумевается борьба территорий, летописец обычно пишет лишь о смене посадников (по формуле: «отьяша» у одного, «даша» другому), либо прямо называет территории, участвующие в конфликте. Когда же летопись употребляет такие термины, как «меньшие», «черные люди», «простая чадь», равно, как «вятшие», «старейшие» и т.д., она в первую очередь подразумевает общегородские слои населения. Наш главный источник не дает надежных оснований считать, что среди «черных людей» 1342 г. были преимущественно представители тех районов Новгорода, где жили и верховодили Онцифор Лукич (кстати, вернувшийся на берега Волхова уже после того, как «черные люди» «въсташа») и Матфей Коска. Бегство Федора и Ондрешки в Копорье и длительное пребывание там говорит о том, что они не сразу смог-

74 НПЛ. С. 355-356; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 182.

15 НПЛ. С. 35И_06 £встафии Дворянинце как о представителе Торговой стороны см.: Янин В. Л. .Новгородские, посадники. С. 186 и др. (ср.: Янин В. Л. Новгородские акты... С. 23).

ли заручиться поддержкой у жителей своих территорий. Такая поддержка Федору и Ондрешке была оказана позднее, когда события вошли в рамки нормального вечевого процесса, и когда произошел перелом в настроении рядовых жителей их территорий. Иначе говоря, «черные люди» Новгорода, выступившие в 1342 г. поначалу сплоченно, потом раскололись по своим территориям, а городские волнения, начавшиеся с признаками сословного выступления, свернули в привычное русло межрайонного противоборства. Это свидетельствовало о том, что территориально-общинный фактор в жизни «черных людей» середины ХГУ в. был сильнее сословного, хотя последний уже нарушил монополию первого во внутригородских отношениях. Объясняя симпатии «черных людей» Новгорода к Луке Варфоломеевичу, вызвавшие всплеск эмоций по получении известий о его смерти, на взгляд автора, следует вернуться к суждениям Н. И. Костомарова в той их части, где ученый говорил о популярности у «черни» добычливых военных экспедиций.

В диссертации отмечается, что движение «ушкуйников» хронологически совпадает с периодом повышения активности «черных людей» внутри Новгорода, выражавшейся в их политических действиях вне рамок вечевого правопорядка и в усилении экспроприаторских тенденций выходцев из плебейских кругов (во время пожаров, в обстановке голода). Грабительские действия внутри Новгорода, тем более, получали продолжение за его пределами. «Крамольное» поведение новгородской «черни» может быть соотнесено с движением «ушкуйников». Общим было то, что «крамольники» и «ушкуйники» действовали «без новгородского слова», а то и вопреки ему. Сближала оба явления также и социальная среда, питавшая как тех, так и других. Конечно, вопросы о социальном составе и об исходной территориальной базе «ушкунничества» не просты. Но не подлежит сомнению, что среди отправлявшихся в далекие грабительские походы удальцов было немало новгородских «черных людей». Бояре обычно выступали организаторами этих походов, а «черные люди» — их рядовыми участниками.

Не преувеличивая размаха и последствий «закабаления» плебса аристократией и степень обездоленности городских низов в Новгороде ХТУ в. следует, вместе с тем, отметить и момент накопления в Новгороде Х]У в. социальной энергии, деятельно искавшей своего выхода. В диссертации подчёркивается, что Новгород первой половины Х]У в. относительно недавно вступил на путь феодального развития и еще переживал чреватый коллизиями переходный период от дофеодальной социальной структуры к феодальной. Причем сохранение древнерусского социально-политического уклада придавало процессу феодализации на берегах Волхова выраженные черты своеобразия. Он по-разному проявлялся за пределами Новгорода и в самом Новгороде, где общинно-вечевая организация ставила преграды на пути «закабаления» простого люда аристократией и поддерживала привилегированное положение городской общины как целого по отношению к земле. Становление в Новгородской земле крупного феодального землевладения не столько вело к нищете (хотя и это имело место) широкие круги «черных людей» Новгоро-

да, столько все более увеличивало имущественную и социальную дистанцию между ними и другими членами городской и кончанских обшин — боярами, житьими. От развернувшейся «феодальной приватизации» широкие круги новгородского населения не только ничего не получали, но, вероятно, и теряли, поскольку земли, зависимые от городской общины как целого, все в большей мере становились собственностью верхушки этой общины. Несправедливость должна была болезненно осознаваться, а зависть «черных людей» к «вятшим» возрастать и способствовать углублению сословной розни, повышению радикализма и решительности городской плебейской массы. Накоплявшаяся энергия «черных людей» не без боярского руководства была канализирована за пределы Новгорода и сыграла важную роль в организации походов «ушкуйников».

После событий 1342 г. сословная рознь явно идет на спад. Всю вторую половин XIV в. о ней ничего не слышно.

Седьмая глава диссертации «"Усобные брани" и их примирение в первой половине XV в.» посвящена истории вечевой общины Новгорода в данное время. Глава состоит из двух параграфов (§ 1. Борьба сторон в 1418 г.; § 2. «Скърбь пожарьная» 1442 г.).

Исключительную важность для диссертационного исследования представляет анализ материалов, отразивших новгородские события 1418 г. Эти события особенно красноречивы с точки зрения основных особенностей изучаемых явлений и процессов.

Во всех исследовательских трактовках последнего времени событий 1418 г. властно звучит тема классового антагонизма, и разнятся они лишь интерпретацией формы проявления этого классового антагонизма в конкретном ходе городской борьбы.

В летописях, повествующих о событиях 1418 г., мы имеем дело с двумя различными версиями этих событий. Согласно одной из версий, «особная рать» размежевала жителей Торговой и Софийской сторон, согласно другой версии — чернь и бояр. По мнению автора, последняя версия, фигурирующая в Софийской I летописи, носит вторичный характер, принадлежит попыткам позднейшего осмысления событий 1418 г.

Летописные рассказы о событиях 1418 г. склоняют к мысли, что один из их главных героев — Степанка был не бесправным обитателем двора софийского боярина Данилы Божина, а свободным жителем Торговой стороны, членом своей районной общины, всегда могущим рассчитывать на ее помощь и поддержку.

События 1418 г. начались с конфликта «человека некоего Степанки» (и его жены) с боярином Божиным. Однако говорить о классовых истоках этого конфликта преждевременно. Летопись Авраамки называет Божина «господарем» Степанки. Но, чтобы не скрывалось за упомянутым термином, Степанко оставался свободным человеком, полноправным участником веча. К тому же, нет оснований причину конфликта Степанки и Божина усматривать в каких-то поступках боярина непременно в качестве «господаря» (при любом пони-

мании этого термина).

Попытки доказать, что боярин Божин «обидел» не одного Степанку (и его жену), а «многих» новгородцев, оказались безрезультатными, ибо игнорировали морально-назидательную тенденцию летописного рассказа. Лишь В. Н. Вернадский попытался взглянуть на интересующие нас тексты с точки зрения их идейной заостренности. Причина подробного рассказа о событиях 1418 г., по В. Н. Вернадскому, связана с закономерным повышенным вниманием летописцев к деятельности владыки. Поскольку в ходе названных событий архиепископу удалось стать главным положительным героем, сказалась потребность больше написать об этих событиях. Однако едва ли правильно все сводить к одному — прославлению владыки. Думается, архиепископ — главный герой повествования постольку, поскольку персонифицирует христианскую позицию в контексте не ушедшего далеко в прошлое противостояния христианской и языческой морали, христианских и языческих нравов. О событиях 1418 г. потому столь подробно написано в летописи, что они являются примером торжества христианского начала и христианской морали смирения и всепрощения над языческой мстительностью, сопряженной с «поганскими» нравами, проявившимися в традиционной для Новгорода междоусобице сторон. Летописцы не просто «по должности» проявляли повышенный интерес к деятельности владыки. Они видели в событиях, о которых идет речь, борьбу христианского начала с языческими пережитками. В первую очередь их волновал расходящийся с христианством аспект случившегося в 1418 г., и именно отсюда подробное, в назидание потомкам, описание произошедших коллизий и прославление владыки Симеона, как усмирителя городской распри. «Поганские» родимые пятна столкновений сторон и концов особенно тревожили христианскую совесть. Из всех нестроений мирских они выделялись обнаженностью своих языческих корней.

Автор считает, что отношения межрайонной вражды и соперничества красной нитью проходят через события 1418 г.

В летописном рассказе о событиях 1418 г. содержится явная полемика с языческой моралью мести и связанным с нею языческим обычаем вражды и соперничества между древними частями города. Для летописца вся цепь событий 1418 г. — история постепенного расширения частного конфликта («сих двоих ради Степанка и жены его») до масштабов общегородской усобицы по причине забвения участниками драмы моральных заповедей христианства о необходимости прощать ближнему. Всем строем своего повествования и его смысловыми акцентами летописец дает понять читателю, к чему ведет невыполнение христианских заповедей, и прежде всего, заповеди о недопустимости мести.

Непосредственный повод к раздору 1418 г. был ничтожен. Малоизвестные и малозначительные, словом, — «некие» жители Торговой стороны: «человек некий Степанко» и «некая жена», о которой не все летописцы и помнили-то, что она была женой Степанки, имели личные претензии к софийскому боярину Даниле Ивановичу Божину. Что дурного сделал им боярин, остаётся

только гадать. Важно подчеркнуть межличностный характер начального конфликта. Но в условиях существования в Новгороде института традиционной межрайонной вражды и соперничества личная ссора жителей разных частей города могла в любой момент разрастись до масштабов городской распри. Такое разрастание зависело от конкретных (и во многом случайных) обстоятельств, в частности, от темперамента и настойчивости первоначальных противников. Оно и произошло в 1418 г.: свободный общинник — житель Торговой стороны, схватив своего личного врага — софиянина, смог заручиться помощью и участием своих соседей; механизм территориальной солидарности сработал. С боярином Божиным вече Торговой стороны расправилось не как с классовым врагом — эксплуататором новгородской черни, а в данном случае как с провинившимся жителем соседней части города, издревле находившейся в отношениях вражды и соперничества с Торговой стороною. После вечевого собрания Торговой стороны, постановившего сбросить боярина Божина в Волхов, ответной акции «Личкова сына», разграбления «ониполостям» его двора на Софийской стороне, изначальный личный конфликт Данилы Божина с правобережными супругами стал уже частью отношений сторон и не мог продолжаться в своем начальном межличностном качестве. Его продолжение предполагало развитие городской усобицы (конфликта сторон).

Поэтому, неудивительно, что месть Божина, вероятно в какой-то форме согласованная с его соседями, «паче болши язву воздвиже»; вызвала настоящий военный поход жителей Торговой стороны на левый берег. Летописные известия недвусмысленно дают понять всесословный характер как той силы, которая подверглась нападению, так и той, которая нападала.

В конфликте 1418 г. Софийскую и Торговую стороны возглавили их территориальные боярские лидеры.

Делая акцент на тех характеристиках усобицы 1418 г., которые не отражали процессы социального расслоения новгородского общества, автор не отрицает важного исторического значения данных процессов. Рознь между знатью и плебсом, между богатыми и бедными, косвенным образом сказалась и в событиях 1418 г., поскольку социальное расслоение создавало стимулы для использования института традиционной вражды и соперничества для личного обогащения Об этом заставляет думать размах «грабежей» на Софийской стороне.

Кульминация драмы 1418 г. — ожесточенная общегородская битва, в которой сошлись жители обеих сторон Новгорода и в которой участвовали все новгородцы, независимо от их сословной принадлежности. Слова летописи о том, что «нападе страх на обе страны» на фоне разыгравшейся бури (события происходили в пору весенних гроз), можно понимать буквально. Они в данном случае — не только литературный прием, подводящий читателя к мысли об умиротворяющем вмешательстве в земные коллизии небесных сил, но, по мнению диссертанта, и констатация действительных чувств новгородцев: все новгородцы поднялись на войну друг с другом, войско жителей одной поло-

вины города бьется не на жизнь, а на смерть с войском жителей другой половины! Такой степени накала обычная вражда сторон достигала нечасто. Исключительность ситуации и вызвала ужас. Она же способствовала удивительной для позднейших историков эффективности вмешательства владыки, прекратившего «усобную брань». Нравственная сила христианского миролюбия и согласия соединилась с простым здравым смыслом и освятила его. События 1418 г. разгорелись от искры личного конфликта жителя Торговой стороны Степанки с софиянином Данилой Божиным и протекали в русле межрайонной борьбы. Они представляют собой один из наиболее ярких, если не самый яркий, пример перерастания лично-бытового конфликта в городскую усобицу в силу традиционных отношений вражды и соперничества между древними частями Новгорода.

Обращает на себя внимание роль элементов языческого сознания в развитии внутренних коллизий в XIV — начале XV в. Языческое в своей основе понимание пожаров и стихийных бедствий, отношение к представителям соседских общин, традиции вражды и соперничества придавали социальной борьбе на берегах Волхова черты выраженного своеобразия.

Согласно концепции представленного труда, подъем социальной энергии «черных людей», питавший их «крамольные» действия внутри Новгорода, а с 20-х гг. XIV в. — движение «ушкуйников», не получил продолжения. На рубеже XIV и XV вв. обусловленная им линия развития внутригородских конфликтов была блокирована стабилизацией новгородского общества и государства. Эта стабилизация связана с достигнутыми к указанному времени успехами в регламентации посадничества и с превращением новгородских бояр в крупных землевладельцев-феодалов. Новгородская земля стала феодальной республикой. Но победа боярской олигархии не означала ни фактической ликвидации, ни вырождения вечевого народовластия. Имея перед собой пример событий 1418 г., трудно говорить о том, что бояре «подмяли» под себя вече. Изобильная парадоксами новгородская история не делала исключающими друг друга понятия «вече» и «боярская олигархия». На вершинах городской власти бояре являлись представителями своих общин-корпораций, в которые они вхоцили вместе с рядовыми горожанами, и боярское влияние в которых во многом зависело от традиции. Установлением боярской олигархии, конституировавшейся в форме территориально-представительной структуры, решалась давняя и важнейшая проблема вечевой общины как целого. Посадничество перестало быть «яблоком раздора» между древними частями города. Поэтому важно подчеркнуть общегородскую заинтересованность в реформах посадничества, при анализе которых акцент обычно делается на их олигархической составляющей.

Заключение диссертации посвящено подведению основных итогов исследования.

Антипод политическому «одиначеству» — междоусобия Новгорода XI — начала XV в. — не были беспорядочной борьбой, говорящей лишь о несовершенстве общественных порядков и остроте внутригородских противоре-

чий. Вспыхивая на вече и затрагивая вопросы принадлежности посадничества и княжеского стола, они дают нам яркие свидетельства о специфике новгородского народовластия, признававшего большие права за составными частями города — его самоуправляющимися районами. В моменты социальных коллизий именно эти районы образовывали противостоявшие вечевые «партии».

Важнейшая особенность новгородского народовластия заключалась в том, что оно было властью составлявших Новгород общинных корпораций {сторон, концов, улиц), которые образовывали самоуправляющиеся части города и придавали городской общине как целому федеративный характер. Общеновгородское вече в первую очередь являлось совещанием сторон и концов.

Данное положение восходит к наблюдениям Н. И. Костомарова.76 По-видимому, в обшей форме оно не способно вызвать больших возражений. О «неразвитой», но все же «федерации» в Новгороде пишут и те современные исследователи, которые при этом подчеркивают, что «принципиальный для федерации вопрос о соотношении власти центра и мест, об особой компетенции города и конца четко решен не был...»77

Представляется плодотворным рассмотрение истории новгородского вечевого народовластия в ракурсе сопоставления двух порядков интересов: городской общины как целого и отдельных самоуправляющихся районов города.

Социально-политическая история Волховской столицы отражала ключевой факт наличия федеративного устройства. Новгород всегда состоял из двух и более частей, и его государственное единство зависело от согласия данных составных частей. В то же время противоречия между ними были обычным делом. В связи с этим важнейшей задачей развития новгородского народовластия стало создание условий и порядков, способных сдерживать общественные конфликты и содействовать укреплению федерации.

Политическая эволюция Новгорода была эволюцией древнерусской городской общины, успешно изживавшей недостатки своей «дофеодальной демократии» со слабо выраженной дифференциацией правительственных функций и успешно приспосабливавшейся к новым уславиям, создаваемым процессом феодализации. В затронутом аспекте внутриполитическое развитие не подтачивало жизненные силы республики, приближая ее к краху, но стабилизировало ситуацию на берегах Волхова. К началу XV в. в Новгородской земле сложился особый тип феодального государства, сохранявшего не одну только видимость вечевого народовластия.

Завершая исследование, автор намечает пути и указывает возможности дальнейшего изучения темы, обусловленные представленной диссертацией.

76 Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства... Т. 2. С. 7 и др.

77 Графский В. Г., Ефремова Н. //., Карпец В. И. и др. Институты самоуправления: историко-правовое исследование. М., 1995. С. 140.

НАУЧНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ОПУБЛИКОВАНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПЕЧАТНЫХ

РАБОТАХ АВТОРА:

МОНОГРАФИЯ

1. От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевсго уклада). СПб., 2003. (Утверждена к печати Редакционно-издательским советом Исторического факультета СПбГУ; рецензенты: д.и.н., проф. Ю. Г. Алексеев, д.и.н., проф. А. Н. Кирпичников. Объём — 22 п. л.; тираж—1000 экз.).

НАУЧНЫЕ СТАТЬИ

2. О борьбе «старейших» с «меньшими» и выступлениях «крамольников» в Новгороде второй половине ХШ в. // Вестник ЛГУ. 1991. Сер. 2. Вып. 1. С. 20-27. (0,75 п.л.)

3. О некоторых спорных вопросах изучения социально-политической истории Новгорода начала ХШ в. // Актуальные проблемы историографии дореволюционной России / Отв. ред. В. В. Пузанов. Ижевск, 1992. С. 64-81. (1,25 п.л.)

4. Несколько замечаний о городских сотнях Новгорода ХП-ХШ вв. // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 1992. Вып. 4. С. 3-6. (0,3 п.л.)

5. Марфа Борецкая // Вопросы истории. 1994. № 12. С. 163-167. (0,6 п.л.)

6. Русь и варяги // Старые годы. 1994. № 2. С. 23-27. (0,6 п.л.)

7. К изучению отношений с князьями и внутренней борьбы в Новгороде второй половины ХШ в. // Славяно-русские древности. Вып. 3: Проблемы истории Северо-Запада Руси / Под ред. И. В. Дубова, И. Я. Фроянова. СПб.. 1995. С. 127-136. (0,65 п.л.)

8. Сословная рознь и территориальное соперничество в Новгороде в первой половине Х]У в. // Средневековая Русь: Сб. научн. статей к 65-летию со дня рождения проф. Р. Г. Скрынникова / Сост. С. В. Лобачев, А. С. Лавров. СПб.,

1995. С. 7-20. (0,85 п.л.)

9. «Оусобица бысть в Новегороде, и смири владыка Семионъ» (о борьбе новгородских сторон в 1418 г.) // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 1995. Вып. 1. С. 9-25.(1,4п.л.)

10. «Скърбь пожарная» 1442 г. в Новгороде // Петербургские чтения — 96: Материалы Энциклопедической библиотеки «С.-Петербург — 2003» / Отв. ред. Т. А. Славина. СПб., 1996. С. 346-349. (0,25 п.л.)

11. Внутриобщинные столкновения в Новгороде в середине и второй половине Х]У века // Средневековая и новая Россия: Сб. научн. статей к 60-летию проф. И. Я. Фроянова / Отв. ред. В. М. Воробьев, А. Ю. Дворниченко. СПб.,

1996. С. 307-322. (1 п.л.)

12. Традиционное членение и некоторые особенности внутриполитического развития средневекового Новгорода // Историческая этнография: Русский Север и Ингерманландия / Под ред. И. Я. Фроянова. СПб., 1997. С. 49-59. (0,75 п.л.)

13. Вечевой Новгород // История России: Народ и власть / Сост. Ю. А. Сан-дулов. СПб., 1997. С. 95-132. (2 п.л.)

14. О вечевом народовластии в древнем Новгороде (к постановке проблемы) // Исследования по русской истории: Сб. статей к 65-летию проф. И. Я Фроянова / Отв. ред. В. В. Пузанов. СПб.; Ижевск, 2001. С. 57-70. (0,8 п.л.)

15. Предварительные замечания о «грамотах Ярослава» // Университетские Петербургские Чтения: Материалы Всероссийской конференции / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002. С. 10-18. (0,6 п.л.)

16. К вопросу о «грамотах Ярослава» // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2002. Вып. 4.С.З-18.(1,4п.л.)

17. О двух ракурсах изучения истории // Мавродинские чтения: Материалы Всероссийской конференции / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002. С. 12-17. (0,6 п.л.)

18. Свв. сыновья князя Владимира и паракенотипические акценты в ранней русской историографии // Александр Невский: Проблемы истории России: Тезисы научно-практической конференции. Усть-Ижора, 2002. С. 32-42. (0,5 п.л.)

19. События 1209 г. в Новгороде и грамоты Ярослава // Российская государственность: История и современность: Материалы Всероссийской конференции / Отв. ред. М. В. Ходяков. СПб., 2003. С. 63-74. (0,8 п.л.)

ТЕЗИСЫ НА УЧНЫХ ДОКЛАДОВ

20. Стороны, концы и сотни в Новгороде ХП-ХШ вв. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Тезисы докладов и сообщений научной конференции / Отв. ред. В. Ф. Андреев. Новгород, 1992. С. 25-26. (0,1 п.л.)

21. 1210-е годы в социально-политической истории Новгорода // Там же.

1993. С. 24-26. (0,1 п.л.)

22. Данные этнографии и возможности исторической реконструкции некоторых моментов истории древнерусского Новгорода // Историческое познание: традиции и новации: Тезисы Международной теоретической конференции: В 2 ч. / Сост. и общ. ред. В. В. Иванова и В. В. Пузанова. Ижевск, 1993. Ч. ГС. 182-185. (0,2 п.л.)

23. Усобная брань 1418 г. и владыка Семион // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Тезисы докладов и сообщений научной конференции / Отв. ред. В. Ф. Андреев. Новгород, 1994. С. 52-53. (0,1 п.л.)

24. К изучению эволюции политического строя Новгорода XII-ХV вв. // Петербургские чтения: Петербург и Россия / Отв. ред. Т. А. Славина. СПб.,

1994. С. 88-91. (0,3 п.л.)

25. О новгородских событиях 1418 г. // Исторический опыт русского народа и современность: Материалы Всероссийской конференции / Отв. ред. И. Я. Фроянов. СПб., 1994. С. 70-73. (0,2 п.л.)

26. Марфа Посадница и вечевой Новгород // Женщины в гражданском обществе: История, философия, социология: Материалы Международной конференции / Сост. и отв. ред. Г. А. Тишкин. СПб., 2002. С. 93-97. (0,3 п.л.)

Лицензия ПЛД № 69-217 от 22.10.1997г.

Подписано в печать 23.04.2004г. Объём 2,5 п.л.; Тираж 100 экз. Заказ 1-06

Отпечатано с готового оригинал-макета

в типографии ООО «Политой» 198096, Санкт-Петербург, пр. Стачек, 82 тел.: 184-13-35

570 f

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Петров, Алексей Владимирович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ДРЕВНИЕ РУБЕЖИ И ДРЕВНИЕ РАЗДОРЫ.

§ 1. Стороны и концы.

§ 2. Корни кончанского деления.

§ 3. «Перунова палица».

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГРАМОТЫ ЯРОСЛАВА.

§ 1. Летописные упоминания.

§ 2. Историки о грамотах Ярослава.

§ 3. Древнейший призыв к «одиначеству».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

СТАНОВЛЕНИЕ ВЕЧЕВОГО НАРОДОПРАВСТВА.

§ 1. На пути к «вольности в князьях».

§ 2. Изгнание Всеволода Мстиславича.

§3.0 «классовой борьбе» в Новгороде первой трети XII в.

§ 4. «Антикняжеская борьба» и «чужеродность» князей.

§ 5. Две вечевые «партии».

§ 6. От борьбы сторон к борьбе концов.

§ 7. Политическая борьба и принципы вечевого народоправства.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ВОЛЬНЫЙ НОВГОРОД В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХШ В.

§ 1. Мирошка и Мирошкинич.

§ 2. Старшинство в посадничестве.

§ 3. События 1215-1216 гг.

§ 4. Новые правила.

§ 5. «Голка и мятеж» 1218 г.

§ 6. Конфликты с князьями 1220-х гг.]

§ 7. «Крамола» на владыку Арсения и распри 1228-1230 гг.

ГЛАВА ПЯТАЯ

МЕЖДОУСОБИЯ И НАЧАЛО ВНУТРЕННИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIIIВ.

§ 1. Начало сословной борьбы.

§ 2. Князья, бояре, городская община и вечевые «партии» на исходе XIII в.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

НЕСОГЛАСИЯ СОСЛОВИЙ И ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ

СОПЕРНИЧЕСТВО В XIV В.

§ 1. «Пожарные грабежи» и «крамолы» начала XIV в.

§ 2. «Въстань» черных людей 1342 г.

§ 3. И снова борьба территорий: внутриобщинные распри во второй половине XIV в.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

УСОБНЫЕ БРАНИ» И ИХ ПРИМИРЕНИЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ

XV В.

§1. Борьба сторон в 1418 г.

§ 2. «Скърбь пожарьная» 1442 г.

Введение диссертации2004 год, автореферат по истории, Петров, Алексей Владимирович

Феномен древнерусского вечевогоя относится к разряду «вечных тем» исторической науки. От той или иной интерпретации данной темы напрямую зависит научная реконструкция истории русского средневековья и оценка роли и значения «земского начала» в последующей истории России.

Междоусобия древнего Новгорода открывают нам его внутреннюю организацию», — писал С. Ф. Платонов.1 В конечном итоге, именно общественно-политическое устройство вечевой столицы на Волхове составляет главный предмет настоящего исследования, а воссоздание картины функционирования этого устройства является главной его целью. Способом достижения поставленной цели послужило рассмотрение социальных конфликтов, которыми заполнена история Новгорода — и древнерусского периода, и XIV-XV вв. — во всем многообразии уникальных черт изучаемых явлений и сложности их религиозно-культурного контекста. Отталкиваясь от сделанного ранее 2 и по необходимости внося изменения в свои прежние взгляды, автор попытался проанализировать материалы источников, отразивших как столкновения среди новгородцев, так и их несогласия с князьями. (Разделение двух названных моментов — усобиц в строгом значении понятия и конфликтов, разгоравшихся по линии вече—князь, — является условным, ибо они были тесно связаны друг с другом).

С точки зрения развития вечевого народовластия история государственности Новгорода Великого XI-XV вв. представляет значительный ин

1 Платонов С. Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в 1478 г. и после подчинения до Ништадтского мира 1721 г. 2-е изд. Новгород, 1916. С. 5.

2 Петров A.B. 1) Княжеская власть на Руси X-XII вв. в новейшей отечественной историографии (1970-1980) // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы историографии. Л., 1983; 2) К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом Новгороде XII — начала XIII в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы. Л., 1985; 3) Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине ХП в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблетерес с точки зрения развития вечевого народовластия, новгородский вариант которого демонстрирует наиболее последовательное и завершенное воплощение начал древнерусского политического уклада. Если в других русских землях после монгольского нашествия вечевая жизнь постепенно замирает и демократический элемент государственного строя оттесняется на второй план элементом монархическим и, отчасти, аристократическим,3 то на берегах Волхова народное правление совершенствуется, его институты дифференцируются, испытывают нарастающую регламентацию, и к исходу XV в. Новгородская республика подходит хорошо структурированным целым, к тому же, опирающимся на длительную историческую традицию.4 Конечно, Новгород XI — первой половины ХЗП в. отличался от Новгорода Х1У-ХУ вв., но дискретности политического развития, радикального изменения его характера, какое имело место на русском северо-востоке, здесь не было. Нередко пишут, что татары, сломав одну русскую судьбу, дали России другую.5 В целом с данным утверждением допустимо согласиться, если однобоко и пристрастно не видеть в этой другой судьбе лишь победное шествие деспотизма и бесправия. На примере же Новгородской республики можно до конца XV в. следить за той исконной русской исторической судьбой, которая явилась бы судьбою всей страны, не будь исторического «вызова», брошенного Руси нашествием монголов, и русского «ответа» на него, выраженного в московской централизации. мы истории города. Л., 1988; 4) Социально-политическая борьба в Новгороде ХП-ХШ вв. Автореф. диссертации. канд. ист. наук. Л., 1990.

3 Сергеевич В. И. 1) Вече и князь. М., 1867. С. 20-22; 2) Русские юридические древности: В 2 т. 2-е. изд. СПб., 1900-1902. Т. П. С. 34-50; Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. М.; Л., 1926. С. 153 и сл.; Вернадский Г. В. Монголы и Русь. Тверь; Москва, 1997. С. 352-374; Фроянов И. Я. О возникновении монархии в России // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 2046.

4 Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада: В 2 т. СПб., 1863; Скрынников Р. Г. 1) Трагедия Новгорода. М., 1994; 2) История Российская. 1Х-ХУП вв. М., 1997; Петров А. В. Марфа Борецкая // ВИ. 1994. № 12. С. 163-167.

5 Эйдельман Н. Я. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 31-34.

История новгородского народовластия — это прежде всего история веча, его выборных органов, его отношений с князьями, его «партий» в их борьбе и сотрудничестве, история «усобных браней» и гражданского «одиначества».6 И в этом смысле она является частным случаем древнерусского правила, характеризуя которое В. И. Сергеевич писал: «.как необходимость соглашения всех, так и возможность междоусобной брани, в случае разделения, суть две стороны одного и того же явления. При господстве таких порядков, волость постоянно переходит из состояния мира в состояние розмирья и обратно»; «.начала единения и розни проникают

•у всю нашу древнюю жизнь». Изучение истории новгородского народовластия, таким образом, сполна служит задачам изучения древнерусского вечевого уклада в целом.8

Эта работа задумывалась как исследование социально-политическом истории. Автор предполагал необходимые выходы в религиозно-культурную проблематику, но не думал, что ей под силу образовать самостоятельный аспект рассмотрения заинтересовавших меня сюжетов. Как бы то ни было, междоусобия Новгорода, «открывая нам его внутреннюю организацию»,9 проливают свет и на традиционное сознание новгородцев, на борьбу Христианства и язычества в жизни русского вечевого города.

Старинный русский историк В. В. Пассек начал свою работу о древнем Новгороде со слов о том, что этот город «.своею историей представляет сильное, живое стремление вымолить благословение Неба на жизнь земную. Новгородец высоко ценит эту жизнь, дорожит ею, и его летописи

6 Петров А. В. 1) Вечевой Новгород // История России: Народ и власть. СПб., 1997. С. 95-132; 2) О вечевом народовластии в древнем Новгороде (к постановке проблемы) // Исследования по русской истории. Сб. статей к 65-летию проф. И. Я. Фроя-нова / Отв. ред. В. В. Пузанов. СПб.; Ижевск, 2001. С. 57-70.

7 Сергеевич В. И. 1) Русские юридические древности. 1-е изд. СПб., 1893. Т. П. Вып. 1. С. 67; 2) Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1894. С. 67. о

Источники, касающиеся истории земель-волостей, живущих, казалось бы, самостоятельной жизнью, дополняют друг друга, позволяя видеть то, что невозможно было бы увидеть, оставаясь в рамках локального материала» (Фроянов Я. Я, Дворни-ченкоА. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 4). наполнены сведениями о постройке храмов, об основании монастырей; чувство религиозное было единственным утешителем новгородца в минуты неотразимого несчастия, во время междоусобных споров, внешних войн, голода, мора, пожаров. Внутренняя жизнь Новгорода, религиозная с одной стороны, с другой тревожна, исполнена ссоры, вражды, беспокойства.» И хотя «новгородец» В. В. Пассека «.был религиозен по-своему, сообразно с общим духом своей жизни, .стремление Новгорода стать под покров Божий заметно всюду».10 В советское время «дворянско-буржуазная» историография, не говоря уже об историографии «клерикальной», была победно раскритикована. Но никто из советских историков не полемизировал с приведенными словами В. В. Пассека. Представители «подлинно-научного» знания проигнорировали замечание своего предшественника с такой же естественностью, с какой взрослые порою не придают значения лепету детей.

Автор не утверждает, что картина новгородской жизни 1Х-ХУ вв., созданная эмоциональным и своеобразным пером В. В. Пассека, во всем верна. Более того, его работа не принадлежит, по-видимому, и к разряду сколько-нибудь значительных произведений дореволюционного новгоро-доведения. Но затронутая В. В. Пассеком религиозно-нравственная тема новгородской истории может и должна быть продолжена.

В истории средневекового Новгорода дает ясно себя угадать нравственный прогресс, совершаемый в христианском духе. Преодоление усобиц и совершенствование вечевой государственности не могло оставаться только политическим творчеством, оно предполагало морально-волевое усилие новгородцев и возрастание морального регулирования сферы властных отношений. Коль скоро есть основания говорить о политическом прогрессе в Новгороде, об улучшении на протяжении XI — первой половины XV в. новгородского внутриполитического уклада, мы должны не

9 Платонов С. Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в 1478 г. С. 5. пременно заключить и о состоявшемся в конечном счете в это время на берегах Волхова решении новгородцев в пользу «добра», ибо не существует неизбежного безморального прогресса, и прогресс (как утверждает уравновешивающая методологические крайности и упрощения недавнего прошлого персоналистская философия) всегда есть сознательный «выбор добра».11 Нравственные усилия, приведшие к политическому прогрессу в Новгороде, обуздывавшем свои языческие обычаи, не только летописцами истолковывались в христианском смысле, но действительно характеризовались христианскими акцентами. Поскольку эти нравственные усилия означали отрицание именно языческих порядков, постольку они требовали для себя четкой и надежной опоры, находимой в Христианстве. Проблема эволюции русской государственности (и шире политической культуры) в связи с христианизацией Руси и в контексте ее религиозно-культурной истории слабо разработана в научной литературе. Но на нынешнем уровне развития науки она настоятельно требует исследовательского внимания.

Новейшая отечественная историческая мысль, напряжённо ищущая и во многом переписывающая недавние ещё свои страницы, не стремится к единству мнений. По крайней мере относительно русского средневековья, такое единство вряд ли когда-нибудь будет достигнуто. Новейшая отечественная историческая наука строит себя как систему, но как систему особого рода. Насущной потребностью нашей историографии является разработка — вглубь и вширь — фундаментальных концепций русской истории, опирающихся на всё богатство исторического и методологического знания. Ныне, как, может быть, никогда ранее, необходимо четкое выявление исследовательских противоречий и единства взглядов по тем или иным вопросам; необходимо возрождение научных школ, как заявивших о себе в дореволюционный период, так возникавших и в советские десятилетия,

10 Пассек В. В. Новгород сам в себе // ЧОИДР. М., 1869. Октябрь — декабрь. Кн. 4. С. 1-2, 85, 90.

11 Козловски П. Прощание с марксизмом-ленинизмом: Очерки персоналистской философии. СПб., 1997. С. 85-86 и др. равно как необходимо полноценное бытие школ, могущих возникнуть в наши дни. На символическом «Ярославовом дворе» современной русской науки идёт оформление больших «партий». Их конструктивная полемика — стержень исторического познания и стимул постановки новых исследовательских задач.

Настоящее исследование вписывается в историографическую традицию, возникшую ещё в XIX в. Это — традиция изучения вечевого народовластия, городов-земель, общинной самодеятельности Древней Руси, «земского начала» русского средневековья. Развивавшие в разное время данную традицию историки были едины в ряде важных концептуальных положений. Достаточно сказать, что политический строй Древней Руси с близких позиций оценивали: В. И. Сергеевич, М. Ф. Владимирский-Буданов, М. А. Дьяконов, А. Е. Пресняков, Г. В. Вернадский, а из современных ученых — И. Я. Фроянов, А. Ю. Дворниченко, Ю. В. Кривошеее, А. В. Майоров, И. Б. Михайлова и другие специалисты.12

В значительной мере под влиянием работ представителей данной научной школы, в современной историографии постепенно уходят в прошлое «удревнение» процессов феодализации и рассмотрение всех без исключения общественных явлений под углом зрения феодальных отношений и классовой борьбы. В свою очередь, в современной историографии ставится

1 "2

Напр., см. Сергеевич В. И. 1) Вече и князь; 2) Русские юридические древности; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, 1995; Дьяконов М А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси; Пресняков А. Е. Княжое право в древней Руси. Лекции по русской истории: Киевская Русь. М., 1993; Вернадский Г. В. Киевская Русь. Тверь; Москва, 1996; Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. М., 1980; 2) Мятежный Новгород. СПб., 1992; 3) Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995; 4) Киевская Русь: Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999; 2) Начала Русской истории. Избранное. М., 2001; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси; Дворниченко А. Ю. Русские земли Великого княжества Литовского: Очерки истории общины, сословий, государственности (до начала XVI в.). СПб., 1993; Кривошеее Ю. В. Русь и монголы: Исследование по истории Северо-Восточной Руси XI 1-Х!V вв. СПб., 1999; Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь: Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001; Михайлова И. Б. Служилые вопрос о «новгородском варианте развития русского феодализма». Даже если возникают сомнения в оправданности сведения специфики, о которой идет речь, к «архаическим, раннефеодальным чертам, давно изжитым в других русских землях»,14 само ее наличие представляется несомненным.15 Обращение исследователей к новгородским сюжетам и темам всегда подчёркивало сильные и слабые стороны историографических направлений, к которым они принадлежали: история Новгорода полнее обеспечена источниками, чем история других областей средневековой Руси. А в самое последнее время археологические открытия и вовсе способны превратить историю средневекового Новгорода в поле проверки на прочность важнейших концепций исторического процесса русского средневековья. То, что недавно казалось почти невероятным, становится явью на наших глазах. Берестяные грамоты — наиболее динамично пополняющийся комплекс источников по истории Новгорода. Никто не может сказать, какие еще подарки для исследователей таит в себе древняя Новгородская земля. Но результаты раскопок в Новгороде 1998 и 1999 гг. 16 признаны сенсационными с полным основанием. Сделанные коллективом Новгородской экспедиции под руководством акад. В. Л. Янина находки позволяют более конкретно представить деятельность древненовгородского суда и картину люди Северо-Восточной Руси в XIV — первой половине XVI века: Очерки социальной истории. СПб., 2003.

13 Алексеев Ю. Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л., 1991. С. 15.

14 Там же. С. 15.

15 Интерпретацию особенностей процесса феодализации в вечевых городах-землях см.: Алексеев Ю. Г. 1) «Черные люди» Новгорода и Пскова (к вопросу о социальной эволюции древнерусской городской общины) //ИЗ. М., 1979. Т. 103. С. 242-274; 2) Псковская Судная грамота и ее время: Развитие феодальных отношений на Руси Х1У-ХУ вв. Л., 1980; 3) Под знаменами Москвы: Борьба за единство Руси. М., 1992. С. 97-100 и др.

16 Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1998 г. // ВЯ. 1999. № 4; Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1999 г. // ВЯ. 2000. № 2; Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 г. // Вестник РАН. 2000. Т. 69. № 7. С. 594-605; Янин В. Л. 1) У истоков новгородской государственности // Вестник РАН. 2000. Т. 70. № 8. С. 675-681; 2) Как устроен «вечевой строй». Становление новгородской государственноэволюции вечевой государственности Великого Новгорода в целом, давая творческие импульсы научному обсуждению и усиливая актуальность избранной темы. Прогнозы — вещь неблагодарная, но не послужат ли в конечном счете новые материалы объективным основанием для некоторого сближения позиций историков, которые вообще считают древнерусских князей изначально делящими правительственные прерогативы с представителями общин, и историками, которые теперь склоняются к признанию более раннего ограничения власти новгородских князей?

Наряду с чисто научной, затронутая тема обладает общественно-политической притягательностью. Поскольку усобицы на берегах Волхова, обычно начинавшиеся на вече и использовавшие формы вечевой законности, составляют один из аспектов изучения древнерусского вечевого народоправства, постольку обращение к ним затрагивает тему исторических судеб демократии в России. За последние 10-15 лет наша страна в сжатые исторические сроки совершила грандиозный поворот к демократическому государственному устройству. Разнообразная проблематика этого поворота в отечественной общественной мысли актуальна и поныне. Современность по-прежнему повелевает задумываться над вопросом об истоках и особенностях русской демократической традиции, ибо «не существует неисторического анализа текущего положения дел».17 Еще рано считать решенной задачу, в современном историографическом контексте поставленную лучшими историками России, — «напомнить о существовавших в русской истории началах политической свободы и общественной самодея

1Я тельности». Действительно ли, как утверждали некоторые влиятельные авторы, нашему народу несвойственны демократические начала и присуща тяга к авторитаризму, способствовавшая, в частности, в недавние времена сти // Родина. 2002. № 11-12. С. 70-79; 3) У истоков новгородской государственности. Новгород, 2001.

17 Мизес Л. Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции. М„ 2001. С. 211.

18 Пушкарев С. Г. Самоуправление и свобода в России. Франкфурт-на-Майне, 1985. С. 6. торжеству сталинского режима, а вся отечественная история есть «парадигма тысячелетней несвободы», или, «перестраивая, оздоравливая, совершенствуя наш общественно-хозяйственный механизм, мы должны знать и помнить об отечественных, реально существовавших традициях народного экономического и политического самоуправления, народной демократии. Помнить и опираться на них»? 19 Правы ли были русские революционеры многих поколений, начиная с Радищева, когда предусматривали не создавать заново, а возродить свободу в России? (Причем декабристы сделали вечевой колокол символом своих тайных собраний, на коАЛ торых обсуждались планы государственного переворота.) Или — некоторые либералы, вдохновенно рассуждавшие о православной соборности, как веками воспитанном в русском народе органическом единстве общего и единичного, о своеобразии русской общины, вспоминавшие Земские соборы Московской Руси и веча киевского периода? 21 Древнерусский вечевой строй, воплотившийся в полную силу в истории Новгорода, при всем своем процедурном несовершенстве и архаическом традиционализме знаменовал собой самостоятельный и закономерный этап в истории народовластия в России. Вечевой демократизм предполагал и обуславливал постоянное соперничество, столкновение мнений и амбиций, делал явной конкуренцию тенденций общественного развития. Отсюда и напряженность повседневной жизни, зачастую чреватая конфликтами, которые образуют тему настоящей работы, как неотъемлемая часть вечевой действительности средневекового Новгорода. Наблюдая за борьбой вечевых группировок, пользовавшихся реальным правом выбора, видя многочисленные проявле

19 Покровский Н. Н. Мирская и монархическая традиции в истории российского крестьянства // Новый мир. 1989. № 9. С. 231. — По словам П. А. Сорокина, авторы, рассуждавшие о русском деспотизме, так и не заметили, что «под железной крышей самодержавной монархии жило сто тысяч крестьянских республик» (цит. по кн.: Пуш-карев С. Г. Самоуправление и свобода в России. С. 60).

20 Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. М.; Л., 1958.

21 Например, см. . Коялович М. И. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Минск, 1997. С. 307-335; Кошелев В. А. Эсния народной вольности и самостоятельности, автор разделяет убеждение своих предшественников, высказанное на самой заре российских перемен, в том, что исследование «традиций свободолюбия, демократизма и коллективизма народа», особо значимое во времена «демократических преобразований во всех сферах общественной жизни, .восхождение к их истокам являются актуальнейшей задачей современной исторической науки, ибо история неделима: она — не просто смена времен, чередование событий, а неразрывная связь эпох, поколений, она — единый поток, где прошлое живет в настоящем и переходит в будущее».

Хронологические рамки процессов и событий, рассмотренных в диссертации, охватывают целостный период истории новгородских общественных конфликтов и вечевой государственности в целом. С одной стороны, в конце X — начале XI в. на Руси окончательно завершается распад родоплеменных связей и открывается новый этап в истории древнерусских городов — Новгорода в том числе. Вскоре (на рубеже XI и XII столетий) начинается и история социально-политической борьбы как постоянного фактора внутренней жизни средневекового Новгорода. Это в большой степени связано с возникновением на берегах Волхова (в 80-е гг. XI в.) 24 должности выборного на вече посадника, явившегося своего рода «яблоком раздора» между различными новгородскими политическими группировками, а также с тем обстоятельством, что заметно ослабела над Новгородом власть Киева, сглаживавшая внутриновгородские противоречия25 С другой стороны, к началу XV века в Новгороде складывается боярская тегические и литературные воззрения русских славянофилов (1840-1850-е годы). Л., 1984.

22 Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 268.

23 Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 3940.

24 Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 54-62.

25 Фроянов И. Я. Становление Новгородской республики и события 1136-1137 гг. В 2 ч. // Вестник ЛГУ. 1986. Сер. 2. Вып. 4. С. 3-16.; 1987. Вып. 1. С.3-15. олигархия и распространяется крупное феодальное землевладение в Новгородской земле.27 Последние десятилетия новгородской независимости, таким образом, предполагают отдельное исследование.28

Источниковая база диссертации, являясь общепринятой для исследований по средневековой русской истории, отражает достигнутые к настоящему времени возможности изучения вечевого Новгорода. Первейший источник по истории Новгорода XI — начала XV в. — летописи. Работа с летописными материалами не может быть успешной без учета достижений отечественного летописеведения. Исследования и публикации А. А. Шахматова, М. Д. Приселкова, Д. С. Лихачева, М. Н. Тихомирова, Н. Г. Береж-кова, А. Н. Насонова, Б. А. Рыбакова, Я. С. Лурье, А. Г. Кузьмина важны для каждого историка русского средневековья. Проблемам истории новгородского летописания специально посвящены работы А. А. Шахматова, И. М. Троцкого, Д. С. Лихачева, В. Л. Янина и других ученых, сделавших наши сведения о нем более полными и разнообразными. Наряду с летопи

26 Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. С. 370; 2) Новгородские акты Х11-ХУ вв. Хронологический комментарий. М., 1991. С. 77-78.

27 Алексеев Ю. Г. Под знаменами Москвы. С. 99; Андреев В. Ф. О генезисе феодальных отношений в Новгородской земле // Вестник Новгородского государственного ун-та. Серия: Гуманитарные науки. 1995. № 2. С. 30.

28 Алексеев Ю. Г. 1) «К Москве хотим»., 2) Под знаменами Москвы. С. 97256; Лурье Я. С. Две истории Руси XV века. СПб., 1994. С. 123-167; Скрынников Р. Г. Трагедия Новгорода. С. 8-42. — Суждения о самых последних страницах истории вечевого Новгорода предварительного характера, но согласующиеся с исследованиями событий и процессов XIV — начала XV в., высказаны и автором: Петров А. В. 1) Марфа Борецкая; 2) О вечевом народовластии. С. 63-67; 3) От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003. Послесловие. С. 304-315.

29 Например см. Шахматов А. А. 1) Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; 2) Обозрение русских летописных сводов Х^-Х\1 вв. М.; Л., 1938; 3) Киевский начальный свод 1095 г. // А. А. Шахматов. 1864-1920. Сб. ст. и материалов. М.; Л., 1947. С. 117-160; Троцкий И. М. Опыт анализа первой Новгородской летописи // Известия АН СССР. Сер. 7. Отд. общественных наук. 1933. № 5. С. 337-362; Лихачев Д. С. 1) Новгородские летописные своды ХП в.: Автореф. диссертации. канд. филол. наук// Известия АН СССР. Отд. лит-ры и языка. 1944. Т. 3. Вып. 23. С. 98-106; 2) Софийский временник и новгородский политический переворот 1136 г. // ИЗ. Т. 25. 1948. С. 240-266; Янин В. Л. 1) К вопросу о роли Синодального списка Новгородской I летописи в русском летописании XV в. // Летописи и хроники, 1980. М., 1981. С. 153-181; 2) К хронологии новгородского летописания первой трети ХШ в. //НИС. Л., 1984. Вып. 2 (12). С. 87-96; 3) Новгородские посадники. С. 14-44 (о списках сями автор стремился привлекать, где это оказывалось уместным и необходимым, сведения из актовых источников, этнографические и археологические материалы, данные сфрагистики, берестяные грамоты.

На текущей стадии разработки проблемы возможны и необходимы самые смелые гипотезы, основанные на объединении летописных известий о конкретных исторических событиях и деятелях, в них участвовавших, с данными берестяных грамот. Но отождествление лиц, упомянутых в берестяных грамотах, с теми или иными известными летописными персонажами делает пока только первые шаги.

Определяя степень изученности темы, необходимо признать, что любой исследователь средневекового Новгорода, пишущий на исходе XX в. и в начале века XXI, где бы он ни жил и к какой бы школе ни принадлежал, находится в сильной зависимости от трудов и концепций В. Л. Янина, составивших эпоху в новгородоведении. Базируясь на привлечении разнообразных источников, исследовательские позиции В. Л. Янина оперативно реагируют на новейшие археологические находки и непрерывно совершенствуются.31 Даже не соглашаясь с В. Л. Яниным, новейшие исследовановгородских посадников); Бобров А. Г. Новгородские летописи XV в. СПб., 2001; Гиппиус А. А. К характеристике новгородского владычного летописания ХП-Х1У вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы: К 70-летию В. Л. Янина. М., 1999. С. 345-364.

30

В обобщающих источниковедческих трудах последнего времени получили подробный комментарий новгородские акты (Андреев В. Ф. Новгородский частный акт ХП-ХУ вв. Л., 1986; Янин В. Л. Новгородские акты ХП-ХУ вв.), подведены итоги археологического изучения Новгорода (например, см.: Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгорода / Под общей редакцией Б. А. Колчина и В. Л. Янина. М., 1982), систематизированы данные сфрагистики (Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси. М., 1970. Т. 1-П; Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Руси. М„ 1998. Т. Ш), раскрыта специфика берестяных грамот как исторического источника (Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969; Янин В. Л. 1) Берестяная почта столетий. М., 1979; 2) Я послал тебе бересту. М., 1998; Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995), предложен опыт комплексного анализа разнообразных групп источников по истории новгородского средневековья (например, см.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород. М., 1974).

31 Янин В. Л. 1) У истоков новгородской государственности; 2) Новгородские посадники. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. тели Новгорода нередко оперируют его наблюдениями и на подготовленном им проблемном поле. Такова объективная реальность.

В то же время следует отметить, что новгородские усобицы давно привлекают внимание историков.32 В дореволюционной историографии данной проблематики касались такие ученые, как С. М. Соловьев, И. Д. Беляев, Н. И. Костомаров, В. В. Пассек, В. О. Ключевский, Д. И. Багалей, Н. А. Рожков, М. Н. Покровский и некоторые другие. Не ослабел интерес к новгородским социальным конфликтам и в послереволюционное время. О них писали Б. Д. Греков, И. М. Троцкий, А. В. Арциховский, А. А. Строков, М. Н. Тихомиров, В. В. Мавродин, А. Г. Захаренко, В. Н. Вернадский, В. Л. Янин, Ю. Г. Алексеев, А. С. Хорошев, Н. Л. Подвигина, И. Я. Фроя-нов, О. В. Мартышин, В. А. Буров и другие современные историки.

Анализируя обширную отечественную историографию проблемы, нельзя, в частности, не констатировать, что, по мнению большинства исследователей, внутренние столкновения в Новгороде, и в древнерусский период, и в Х1У-ХУ вв., чаще всего принимали формы столкновений между жителями разных городских территорий (сторон, концов). Однако в работах XIX — начала XX в. этот вывод, как правило, дополнялся положением, что на одной стороне Волховской столицы жили главным образом представители имущих классов и сословий, а на другой — неимущих. Данное положение позволяло считать столкновение сторон автоматическим следствием борьбы различных классов и сословий.

Так, еще в 1869 г. В. В. Пассек выступил с концепцией, согласно которой «Софийская сторона была стороною боярскою, а Торговая — млад

32 Настоящие историографические замечания не ставят целью дать полный обзор литературы вопроса (это может служить задачей отдельного сочинения). Они призваны лишь выделить исходный пункт для его рассмотрения. Об историографии темы см.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 3-12; Цамутали А. Н. История Великого Новгорода в освещении русской историографии XIX — начале XX в. // НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 96-112; Коча Л. А. С. М. Соловьев о новгородской истории // НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 113-118; Андреев В. Ф. Проблемы социально-политической истории Новгорода ХП-ХУ вв. в советской историографии//НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 119-145; Хорошев ших торговцев — стороною купеческою или черного народа».33 В связи с этим, ученый видел в борьбе новгородских сторон борьбу боярства и простого люда. Наблюдения В. В. Пассека признали в целом верными многие крупные дореволюционные и некоторые советские историки, среди которых были: Н. И. Костомаров, В. О. Ключевский, Д. И. Багалей, М. Н. Покровский и другие.

В дореволюционной историографии была высказана и иная точка зрения на различный социальный характер новгородских сторон. Ее автором явился Н. А. Рожков. Этот исследователь также как и В. В. Пассек считал, что богатые и бедные в Новгороде жили на разных берегах Волхова. Однако, по мнению Н. А. Рожкова, «наоборот, Торговую сторону надо считать аристократической, а Софийскую демократической».34 Точку зрения Н. А. Рожкова поддержал М. К. Любавский.35

Построения, основанные на попытках связать топографическое деление Новгорода с социальным расслоением новгородцев в настоящее время отвергнуты. Выполненный еще дореволюционными авторами (А. Г. Ильинским, В. В. Майковым, А. М. Гневушевым) анализ писцовых и раз-метных книг XVI в., позволил прийти к выводу о том, что обе стороны — и Софийская, и Торговая — были равномерно заселены представителями всех групп населения.36 Проведенные в советское время археологические раскопки (прежде всего работы А. В. Арциховского и В. JI. Янина) полностью подтвердили данный вывод. Во всех без исключения концах Волхов

А. С. Периодизация новгородской историографии ХУШ — начала XX в. (к постановке вопроса) // Русский город. М., 1984. Вып. 7. С. 57-88.

3 Пассек В. В. Новгород сам в себе. С. 118.

34 Рожков Н. А. Политические партии в Великом Новгороде XII-XV века // Рожков Н. А. Из русской истории. Очерки и статьи. Петербург, 1923. Т. I. С. 140-141, 159.

35 Любавский М. К. Лекции по древней русской истории до конца XVI в. 3-е изд. М., 1918. С. 193.

36 Ильинский А. Г. Городское население Новгородской области // Историческое обозрение. 1897. Т. XI; Майков В. В. Книга писцовая по Новгороду Великому конца XVI в. СПб., 1911; Гневушев А. М. Экономическое положение Великого Новгорода во второй половине XVI в. // Сборник Новгородского общества любителей древности. 1912. Вып. XI. ской столицы были обнаружены жилища как знати, так и рядовых горо

37 жан.

Вместе с тем, в критике мнения о классовом антагонизме сторон Новгорода в 30-40-е гг. XX в. был допущен определенный перегиб. Некоторые историки, исходя из отсутствия в средневековом Новгороде классово-территориального деления, стали совсем отрицать факт, что внутриполитические распри на берегах Волхова в ХН-ХУ вв. облекались в форму конфликтов жителей различных городских территорий. Так, согласно А. А. Строкову, летописные известия о противостоянии двух половин города нельзя воспринимать буквально. При вспышках социальной борьбы бояре естественно собирались на Софийской стороне, так как именно там находился Кремль — резиденция владыки, где можно было укрыться от восставшего народа, а тот, в свою очередь, начинал восстание с захвата вечевой площади на Торговой стороне. Вот и получалось так, что основные классовые противники оказывались на разных берегах Волхова. А. А. Строков сводил к минимуму значение межбоярских «котор» и считал новгородские движения главным образом классовыми, с четкой поляризацией

38 борющихся сил: в одном лагере — весь народ, в другом — все бояре.

С большей гибкостью к вопросу о внутриполитической борьбе в Новгороде подошли В. В. Мавродин и А. Г. Захаренко. Названные ученые оценили значение межбоярской борьбы в истории новгородских движений. Они отметили, что соперничавшие бояре вовлекали в свои распри многочисленных сторонников из числа рядовых горожан. Однако, как и А. А. Строков, В. В. Мавродин и А. Г. Захаренко не увидели, что возглавляе

37 Арциховский А. В. Археологическое изучение Новгорода // МИА. М., 1956. № 55. С.7-43; Колчин Б. А., Янин В. Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгорода. М., 1982. С. 3-137; Засурцев П. И. Новгород, открытый археологами. М., 1967.

38 Строков А. А., Богусевич В. А. Новгород Великий. Новгород, 1939. С. 12-15.

39 Мавродин В. В. Очерки по истории Левобережной Украины. Л., 1940. С. 173— 182; Захаренко А. Г. Черниговские князья в Новгороде // Уч. зап. ЛГНИ. 1947. Т. 61. С. 156-158. мые боярами борющиеся группировки новгородцев связаны с определенными территориями города.

Эта связь была заново подтверждена в работах А. В. Арциховского,40 В. Н. Вернадского,41 M. Н. Тихомирова,42 и особенно В. JI. Янина43 Только после их исследований важный тезис о том, что социальная борьба в Новгороде XI-XV вв. в значительной мере сохраняла черты борьбы между определенными районами города (сторонами и концами) окончательно укрепился в отечественной исторической науке.

Глубинные причины межрайонных конфликтов в средневековом Новгороде названные историки видят в классовых и внутриклассовых противоречиях новгородского общества, которое они, в соответствии с господствовавшими в советской историографии представлениями, считают феодальным уже в XI — начале XIII в.44

По мнению этих историков, классовая борьба в Новгороде постоянно смыкалась с внутриклассовой борьбой за власть боярских кончанских группировок, была заключена в рамки внутрифеодальных столкновений. С одной стороны, рвущееся к власти боярство различных городских концов разными путями втягивало в свою внутрифеодальную рознь непривилегированных кончай. С другой стороны, в силу своей территориальной разобщенности и низкой классовой сознательности городской плебс обычно выступал только против наличных городских властей (представителей какого-либо одного конца), а не против всего боярства, в чем его охотно поддерживали «свои» кончай с кие бояре, оппозиционные данным властям.

40 Арциховский А. В. Городские концы в Древней Руси // ИЗ. 1945. Т. 16.

41 Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. M.; JL, 1961. С. 32-33, 105-199.

42 Тихомиров M. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI—XIII вв. // Тихомиров M. Н. Древняя Русь. М., 1975. С. 205,214-215.

4 Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 9-11; Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 93; Янин В. Л. Берестяная почта столетий. С. 97-103.

44 В. Л. Янин подкрепляет данные представления дополнительной аргументацией. Янин В. Л. 1) Новгородская феодальная вотчина. М., 1981; 2) Археологический

Таким образом, «смыкаясь с виутрифеодальной борьбой, новгородские социальные движения с самого начала оказывались противоречивыми, а результаты их ущербными».45 Отводя классовым и внутриклассовым противоречиям столь видное место среди причин столкновений сторон и концов в древнем Новгороде, историки последних десятилетий изображают социальную борьбу на берегах Волхова на всем протяжении вечевого новгородского средневековья явлением, присущим феодальному обществу, подчеркивают классовый характер массовых движений в Великом Новгороде.

Состояние источниковой базы, современный уровень методики ее использования, а также сложившаяся историографическая ситуация обязывают к осторожности в оценке темпов феодализации в средневековой Руси. Сомнений в справедливости широко распространенных одно время представлений о феодальном характере древнерусского периода и, соответственно, достигнутой степени зрелости феодальных отношений в Х1У-ХУ вв. теперь не избежать. Как итоги подобного рода сомнений и размышлений уже появились работы, иначе характеризующие социальные конфликты в Древней Руси в целом и в древнерусском Новгороде в частности. Предприняты попытки иного прочтения истории социальной борьбы и общественного строя в Х1У-ХУ вв. Речь прежде всего идет о трудах представителей историографического направления, сложившегося в 1980-90 гг. на историческом факультете С.-Петербургского университета.46 Вместе с комментарий к Русской Правде // Новгородский сборник. 50 лег раскопок Новгорода. С. 138-155. Ср.: Андреев В. Ф. О генезисе феодальных отношений.

45 Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 11.

46 Об историографических предпосылках данного исследовательского направления см.: Фроянов И. Я. 1) Советская историография о формировании классов и классовой борьбе в Древней Руси // Советская историография классовой борьбы и революционного движения в России. Л., 1967. Ч. I.; 2) К вопросу о городах-государствах в Киевской Руси (историографические и историко-социологические предпосылки) // Город и государство в древних обществах / Отв. ред. В. В. Мавродин. Л., 1982. С. 126-140; 3) Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990; Пузанов В. В. Княжеское и государственное хозяйство на Руси Х-ХН вв. в отечественной историографии XVIII — начала XX в. Ижевск, 1995; Дворниченко А. Ю. 1) Русские земли Великого княжества Литовского. С. 5-29 и сл.; 2) Владимир Васильевич Мавродин. СПб., 2001; Кривошеее Ю. В. Русь и монголы. С. 6-22 и сл.; Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь. С. 10-88 и сл. тем, обоснованный вывод, согласно которому новгородские усобицы — это в значительной мере борьба сторон и борьба концов, прошел проверку временем и, на взгляд автора, служит отправным пунктом для новых исследований проблемы. Характеристика указанных структурных подразделений средневекового Новгорода, выяснение их генезиса и традиционных особенностей взаимоотношений, таким образом, приобретают первостепенную важность.

Методологическую основу диссертации определило убеждение в приоритете прав «источника и факта» над любыми теоретическими конструкциями,47 а также убеждение в том, что у науки истории есть собственное теоретическое «самосознание»48

Многозначность темы новгородских усобиц под стать широте предмета исторической науки. Наука история — «это сумма всех возможных историй, всех подходов и точек зрения — прошлых, настоящих и буду

49 щих», она охватывает всю совокупность социальных явлении минувшего. Я не поддерживаю попыток лишить исторические занятия глубокого интеллектуального смысла и свести их к «описанию» прошлого (в то время как «объяснение» объявляется уделом социальной философии). Ошибочными кажутся и представления, ограничивающие историческое исследование реконструкцией только событийно-политической истории.50 Изучение истории предполагает наличие двух одинаково необходимых и взаимодополняющих точек зрения: «истории событий» и «истории культуры». Политические события, необязательно самые значимые для той или иной эпохи, но непременно «титульные» и обладающие свойством сплетать раз

47 Ср.: Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. М., 1997. С.

11.

48 См.: Мизес Л. Теория и история. .С. 223-226

49 Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // Философия и методология истории. М., 1977. С. 128. — Разумеется, «сумма» здесь — не простое арифметическое сложение, но предпосылка нового качества. В этом смысле любое обращение к прошлому с целью его научной реконструкции является задачей исторической науки. нопорядковые событийные ряды в единую повествовательную канву, находятся на переднем плане событийной истории. Общественные занятия, учреждения, верования, обычаи и нравы, идеи и художества etc. традиционно составляют материал культурной истории. В практике исторических описаний и исследований обе точки зрения сосуществовали всегда. Прошлое невозможно описать только в терминах развития, как его невозможно описать только под углом зрения результатов. Самые «событийные» из историков минувших времен не могли ограничиться повествованием о «событиях» и позади глав политической истории помещали главы, посвященные «быту» или «состоянию».51 Исстари ведется, что при рассказе о прошлом «история событий» чередуется с «историей культуры». Смена событий образует процесс, культура в первую очередь поддается изучению как проявляющая себя в развитии, но сложившаяся целостность.52

Разумеется, сказанное нельзя абсолютизировать. Новейшая культурология в поисках философского определения культуры (таких определе

53 ний на сегодняшний день — сотни), предпочитает избегать некогда весьма распространенные выражения — «совокупность результатов», «совокупный результат». Впрочем, к какому бы итоговому выводу не пришли философы, культура как историческая категория, существуя практически столько же, сколько и сама наука история, предполагает свои особенности. Исследовательская традиция, основанная на «культурно-исторической точке зрения», богата и разнообразна, а ее достоинства очевидны. Достаточно вспомнить, что «как бы ни решался вопрос о влиянии личности на создание "событий", "история культуры" вправе сделать то, чего не может

50 Петров А. В. О двух ракурсах изучения истории II Мавродинские чтения. Сб. статей / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002. С. 12-17.

51 Например, см.: Ксрамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. М 1991. Т. П-Ш. С. 463-479; Соловьев С. М. История России с древнейших времен. В 15 кн. М., 1959. Кн. I. Т. 1-2. С. 222-275.

52 О понятиях «процесс» и «структура» см.: Варг М. А. Категории и методы исторической науки. М., 1984. С. 117. сделать повествовательная история: оставить в стороне случайный, а отчасти и индивидуальный характер исторических "событий"».54

Потребность в применении обоих взаимонеобходимых способов видения прошлого дала о себе знать и при изучении социально-политической истории средневекового Новгорода. С одной стороны, разработка темы требовала последовательного и непрерывного прослеживания линий социально-политической борьбы, сплетавшихся в единую событийную цепь, каждое звено которой — и большое, и малозаметное — тесно связано с предыдущим и важно для понимания явления в целом. С другой стороны, избранная тема требовала раскрытия и показа основных начал общинно-вечевого уклада, особенностей политической культуры и общественного сознания древних новгородцев.

Оставляя в стороне «случайный и индивидуальный характер событий», последний план исследования и позволяет ставить вопрос о том, что строй древнерусских вечевых собраний свою первоначальную санкцию получил в рамках дохристианского сознания и нес на себе его отпечаток. Важнейший принцип русского средневекового права — неделимость верховной власти, нераздельность действий ее форм 55 восходит к «одиначе-ству» вечевой эпохи, предполагавшему как христианскую, так и языческую трактовку. Вечевое «одиначество» имело не только политический, но и религиозный смысл, который Христианство стремилось переработать в своем духе.

Несмотря на то, что сделанные в диссертации наблюдения и выводы не претендуют на неопровержимость, результаты исследования могут по

53 Например, см. Kroeber A. L., Clackhohn С. Culture. A Critical Review of Concepts and Definitions. Cambridge (Mass.). 1952; Каган M. С. Философия культуры. СПб., 1996. С. 10-18 и сл.

54 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. М., 1993. Т. I.

С.57.

55 Сергеевич В. И. Лекции и исследования. С. 57-58, 60, 62; Владимирский-БудановМ. Ф. Обзор истории русского права. С. 69, 78, 80, 200; Ермошин В. В., Ефремова Н. Н., Исаев И. А., Карпец В. И. и др. Развитие русского права в XV — первой половине ХУЛ в. М., 1986. С. 88, 99-100, 102, 106,109. служить отправной точкой для будущих разысканий в области истории русского средневековья. Они намечают подходы к решению ряда научных проблем, связанных с темой представленной работы. Например, ближайшей задачей автора, или его историков-единомышленников, может стать анализ проблемы соединения Новгорода и Москвы в едином государстве. Новейшие исследования, включая настоящую диссертацию, подготавливают для обсуждения, всесторонней аргументации и проверки на основании исчерпывающего привлечения имеющихся материалов, положение о том, что к московскому взятию вечевой Новгород приближался, не исчерпав своего исторического потенциала.

Материалы и выводы диссертации также могут быть использованы при создании обобщающих трудов по русской истории, при написании учебников, учебных и учебно-методических пособий, при подготовке общих и специальных курсов, читаемых в высших учебных заведениях, в научно-популярной и публицистической литературе.

Положения диссертации в наиболее полном и завершенном виде опубликованы в монографии56 и отражены в научных статьях автора за

57

1991-2003 гг. Кроме того, на протяжении указанных лет отдельные по

56 Петров А. В. От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003. — Для обозначения авторского замысла в заглавии монографии, в нём использовано условное понятие. Под «Святой Русью» подразумеваются христианские начала в жизни русского средневекового общества, противостоящие традициям язычества. (В свою очередь, «усобицы» — наиболее характерное наименование внутриновгородских конфликтов Х1-ХУ вв. «Вечевой уклад» — древнерусское общественно-политическое устройство, основанное на непосредственной демократии, прежде всего выражавшейся в деятельности городских вечевых собраний.)

57 Петров А. А 1)0 борьбе «старейших» с «меньшими» и выступлениях «крамольников» в Новгороде второй половине ХШ в. // Вестник ЛГУ. 1991. Сер. 2. Вып. 1; 2) О некоторых спорных вопросах изучения социально-политической истории Новгорода начала ХШ в. // Актуальные проблемы историографии дореволюционной России / Отв. ред. В. В. Пузанов. Ижевск, 1992; 3) Несколько замечаний о городских сотнях Новгорода ХН-ХШ вв. // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 1992. Вып. 4; 4) Данные этнографии и возможности исторической реконструкции некоторых моментов истории древнерусского Новгорода // Историческое познание: традиции и новации: В 2 ч. / Сост. и общ. ред. В. В. Иванова и В. В. Пузанова. Ижевск, 1993; 5) Марфа Борецкая; 6) Русь и варяги // Старые годы. 1994. № 2; 7) К изучению отношений с князьями и внутренней борьбы в Новгороде второй половины ХШ в. // Славяно-русские древности. Вып. 3: Проблемы истории Северо-Запада Руси / Под ред. И. В. Дубова, И. Я. Фроянова. СПб., ложения диссертации докладывались на научных конференциях различносо го уровня (включая международный) и публиковались в виде тезисов научных докладов.59 Диссертация была обсуждена, получила высокую оценку и рекомендована к защите на кафедре истории России с древнейших

1995; 8) Сословная рознь и территориальное соперничество в Новгороде в первой половине XIV в. // Средневековая Русь: Сб. научн. статей к 65-легию со дня рождения проф. Р. Г. Скрынникова / Сост. С. В. Лобачев, А. С. Лавров. СПб., 1995; 9) «Оусобица бысть в Новегороде, и смири владыка Семионъ» (о борьбе новгородских сторон в 1418 г.) // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 1995. Вып. 1; 10) «Скърбь пожарная» 1442 г. в Новгороде // Петербургские чтения — 96: Материалы Энциклопедической библиотеки «С.Петербург — 2003» / Отв. ред. Т. А. Славина. СПб., 1996; 11) Внутриобщинные столкновения в Новгороде в середине и второй половине XIV века // Средневековая и новая Россия: Сб. научн. статей к 60-летию проф. И. Я. Фроянова / Отв. ред. В. М. Воробьев, А. Ю. Дворниченко. СПб., 1996; 12) Традиционное членение и некоторые особенности внутриполитического развития средневекового Новгорода // Историческая этнография: Русский Север и Ингерманландия / Под ред. И. Я. Фроянова. СПб., 1997; 13) Вечевой Новгород; 14) О вечевом народовластии в древнем Новгороде; 15) Предварительные замечания о «грамотах Ярослава» // Университетские Петербургские Чтения / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002; 16) К вопросу о «грамотах Ярослава» // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2002. Вып. 4; 17) О двух ракурсах изучения истории // Мавродинские чтения: Сб. статей / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002; 18) Свв. сыновья князя Владимира и паракенотипические акценты в ранней русской историографии // Александр Невский: Проблемы истории России. Усть-Ижора, 2002; 19) События 1209 г. в Новгороде и грамоты Ярослава // Российская государственность. История и современность / Отв. ред. М. В. Ходяков. СПб., 2003.

58 Межвузовские научные конференции «Прошлое Новгорода и Новгородской земли» (Новгород. 10-12 ноября 1992 г.; 16-18 ноября 1993 г.; 15 ноября 1994 г.); городские научные конференции «Петербургские чтения» («Петербург и Россия» 13-15 апреля 1994 г.; «Петербургские чтения — 96»); межвузовские научные конференции: «Мавродинские чтения: Исторический опыт русского народа и современность» (Санкт-Петербург, 10-12 октября 1994 г.), «Историческая психология и ментальность» (Санкт-Петербург, 27-28 апреля 2000 г.); всероссийские научные конференции: «Университетские Петербургские Чтения» (Санкт-Петербург, 19-20 декабря 2001 г.), «Мавродинские чтения» (Санкт-Петербург, 23-24 апреля 2002 г.), «Российская государственность: История и современность. К 300-летию Санкт-Петербурга, 80-легию образования Союза ССР, 85-летию революции 1917 г.» (Санкт-Петербург, 10 декабря 2002 г.); международная научная конференция «Женщина в гражданском обществе: История. Философия. Политика» (Санкт-Петербург, 6-7 июня 2002 г.).

59 Петров А. В. 1) Стороны, концы и сотни в Новгороде X1I-X11I вв. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Тезисы докладов и сообщений научной конференции / Отв. ред. В. Ф. Андреев. Новгород, 1992; 2) 1210-е годы в социально-политической истории Новгорода // Там же. 1993; 3) Усобная брань 1418 г. и владыка Семион // Там же. 1994; 4) К изучению эволюции политического строя Новгорода XII-XV вв. // Петербургские чтения: Петербург и Россия / Отв. ред. Т. А. Славина. СПб., 1994; 5) О новгородских событиях 1418 г. II Исторический опыт русского народа и современность / Отв. ред. И. Я. Фроянов. СПб., 1994; 6) Марфа Посадница и вечевой Новгород // Женщины в гражданском обществе: История, философия, социология / Сост. и отв. ред Г. А. Тишкин. СПб., 2002. времён до XX в. исторического факультета Санкт-Петербургского Государственного университета.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Новгородские усобицы. Возникновение и разрешение общественных конфликтов в вечевом городе"

Основные выводы диссертации подкрепляют давно высказанное в историографии положение, согласно которому роковой и последний удар вечевому Новгороду был нанесён не изнутри, а извне.11 Выводы диссертации закладывают предпосылки нового обсуждения данного тезиса.

Вторая половина XIV, и особенно XV в., характеризовались нарастающими объединительными процессами в русских землях. В глубинной основе этих процессов лежали не столько усиливающиеся экономические связи между отдельными областями, сколько общенациональная потребность в политическом единстве перед лицом внешней угрозы. Наметились и центры, проводившие объединительную политику. Полюсами притяжения стали Литва и Москва. Деятельность их князей по расширению своих

11 Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства.; Скрынников Р. Г. 1) Трагедия Новгорода. М., 1994; 2) История Российская. 1Х-ХУП вв. М., 1997. владений объективно соответствовала стремлению русских земель к объединению. Вместе с тем, следует отметить, что формы присоединения у Москвы и Литвы были различными. Литовские князья оставляли на местах больше самостоятельности, чем московские, не ломали прежних порядков: земли и княжества входили в состав их владений на федеративной основе. Стиль отношений литовских князей с классом крупных землевладельцев отличался от московского. В то время, как в Московском государстве возрастала степень зависимости феодалов от государственной власти, в Литовском закладывались основы своеобразной «шляхетской демократии». Тесно связанный с другими областями древней Руси, Новгород не мог оставаться вне общерусского исторического процесса. XV в. поставил Волховскую столицу перед необходимостью выбора дальнейшей политической ориентации, по существу, выбора между Москвой и Литвой. «Литовская модель» в конечном счёте оказалась исторически бесперспективной, привела к упадку и гибели государства. Но новгородцам XV в. именно она виделась наиболее приемлемой, ибо позволяла сохранить древнюю вечевую вольность. Поэтому на берегах Волхова позиции литовской партии являлись сильнейшими. Усматривать в деятельности лидеров данной партии предательство общерусских национальных интересов преждевременно. Несмотря на то, что самые оживлённые отношения, прежде всего, в политическом и экономическом планах, Новгород традиционно имел с Ни-зовскою землёю и её центрами (Суздалем, Владимиром, Тверью, наконец, Москвой), не следует преувеличивать степень этнической близости Новгорода XV в именно к этой части древней Руси. Новгородско-псковский северо-запад позднее московско-владимирского северо-востока войдёт в регион формирующейся великорусской народности. В Новгороде долго сохранялись древнерусские формы жизни, не только с характерным для неё вечевым укладом, но и с традициями своеобразного «полисного патриотизма». Эти традиции придавали этническому самосознанию новгородцев специфические черты, усиливая его региональную окраску и ослабляя общенациональный фон. Сознание принадлежности к великорусской народности, идущей на смену менее консолидированной древнерусской народности, ещё не успело возобладать на берегах Волхова. Не успев стать Великороссией, Новгород Руси в древнем смысле этого понятия не изменял. Великое княжество Литовское и Русское на 90% состояло из восточнославянских земель, население которых даже считало Русью именно своё государство, а не «Московию». При таких условиях обращение новгородцев к великому князю Литовскому являлось прежде всего попыткой сохранить основы социально-политического строя республики, которые, как было очевидно, неминуемо подверглись бы демонтажу при московском варианте централизации. «Литовская партия» не хотела допустить данного варианта. Более того, борьба за сохранение вечевого строя означала для новгородцев XV в. борьбу за независимость Отечества. Поэтому Н. И. Костомаров в своём ярком очерке присоединения Новгорода к Москве имел все основания «патриотической» называть именно «литовскую партию».12

14 декабря 1477 г. новгородцы приняли условия Москвы, ниспровергшие их народовластие и лишившие государственной самостоятельности. Новгород принёс присягу на верность великому князю Московскому, а Иван Ш целовать крест Новгороду отказался. При этом он следовал политическому порядку, стержнем которого являлась строгая централизация и безусловное подчинение верховной власти всех сословий. Московское государство не было «договорно-правовым». Зарождавшееся, по точному определению В. О. Ключевского, «под гнётом внешнего ига» и строившееся «среди упорной борьбы за своё существование», оно представляло собой «вооружённую Великороссию, боровшуюся на два фронта».13 В государстве — боевом стане на первый план неминуемо выдвигались не права

12 Костомаров Н. И. Русская республика (Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого уклада: История Новгорода, Пскова и Вятки). М.; Смоленск, 1994. С. 102-154. сословий и корпораций, а их обязанности перед отечеством. Одни служили копьём и головой до последней капли крови, бессрочно, не думая о каких-либо договорно-правовых ограничениях своей службы и удивляя при этом заезжих западноевропейских наблюдателей, другие обеспечивали первых и платили подати в казну.14 И над первыми и над вторыми возвышалась власть московского государя, неизбежно большая по объёму, чем власть современных ей монархов Европы, имевшая религиозную санкцию и приобретшая своеобразный отечески-покровительственный оттенок.

Но строй Великорусского государства, ставшего историческим «ответом» на «вызов» внешней угрозы, нельзя мыслить лишенным предпосылок в предыдущем развитии. «Мирская» традиция никогда не прерывалась в русской истории.15 Неизменно возрождалось в России и земское самоуправление. Уничтожение новгородского веча «.не означало уничтожения Москвой северного народоправства как местного устройства. "Собирая" русские земли, Москва "собирала" и их уклады, включая их в уклад общегосударственный».16 Эпоху вечевого народовластия, высший взлет которого — в Великом Новгороде, и времена Московского самодержавия прочно связывает древнерусское начало «одиночества», неделимости власти. Вне учета данного принципа не получают адекватного объяснения ни характер самой московской монархии и ее религиозно-нравственное значение, ни характер Земских Соборов и Боярской Думы, ни взаимные отношения этих форм власти.

Строгая московская централизация была единственно возможным и необходимым условием сохранения благополучия и свободы Великорос-сии. Поэтому в борьбе Новгорода и Москвы столкнулись две исторические

13 Ключевский В. О. Курс Русской истории, ч.2. // Соч. В 9 т. М., 1988. Т. П. С.372 и др.

14 Нестеров Ф. Ф. Связь времен. М., 1980. С. 35.

15 Например, см. Покровский Н. Н. Мирская и монархическая традиции в истории российского крестьянства // Новый мир. 1989. № 9.

16 Ермошт В. В., Ефремова Н. Н., Исаев И. А., Карпец В. И. и др. Развитие русского права в XV — первой половине ХУП в. С. 109. правды,17 Первая заключалась в том, что существование вечевой Новгородской республики в конце XV в. имело достаточные исторические оправдания. Но исторически оправданными были и действия Москвы по собиранию русских земель в единый боевой лагерь, ни будь которого, русский народ не смог бы отстоять свою независимость и обеспечить себе достойное будущее. При таком подходе, намеченном ещё Н. М. Карамзиным, обоснование исторической необходимости присоединения Новгородской земли к Московскому государству не исключает признания ценностей вечевой республики и сожаления об их утрате.

17 Петров А. В. 1) Марфа Борецкая // ВИ. 1994. № 12; 1) Вечевой Новгород // История России: Народ и власть. СПб., 1997. С. 95-132; 2) О вечевом народовластии в древнем Новгороде (к постановке проблемы) // Исследования по русской истории. Сб. статей к 65-летию проф. И. Я. Фроянова / Отв. ред. В. В. Пузанов. СПб.; Ижевск, 2001.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В начале политической истории вечевого Новгорода как территориально-общинного образования стоит величавая фигура Ярослава Владимировича Мудрого. В ходе событий 1016 г., в интересах и с ведома широкого народовластия, князь избил старинную родовую «аристократию» и в Яро-славовых грамотах поклялся вместе с новгородцами в «одиначестве» («яко быти всемъ одинакымъ, казнить злыхъ, ласкать добрыхъ»). Обязываясь блюсти «однначество», новгородцы провозглашали демократическое единство веча, согласие и равенство частей города, а князь обещал не раскалывать городскую общину. Произошло рождение вечевого строя целой исторической формации XI — начала XV в. Конечно, впереди были десятилетия и даже века развития — князья, получавшие новгородский стол из рук великого князя Киевского, долго не решались составить одно властное целое с вечем и отрешиться от своих династических возможностей и претензий, — но начало было положено.

Принцип политического «одиначества», впервые в отечественной истории записанный в грамотах Ярослава, сам по себе не был изобретением Новгорода. Он составлял важнейшую сущностную черту древнерусского вечевого уклада. Без единодушия веча и нераздельности форм власти как нормы и правила этот уклад функционировать не мог. Выросшее из древности, «русское начало единомыслия» характеризовало политико-юридический быт и Московского государства.1

Возникновение принципа «одиначества», вероятно, следует относить еще ко временам праславянских племенных собраний. Есть данные, что на этих собраниях царили несогласия, которые удивляли византийских наблюдателей. Дух противоречия был настолько силен среди архаического

1 Ермошин В.В., Ефремова Н. #., Исаев И. А., Карпец В. И. и др. Развитие русского права в XV — первой половине XVII в. М., 1986. С. 88-109.

Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, 1995. С. 76. славянства, что влиял даже на его военную культуру, сказываясь на способах ведения войны.3 Допустимо предположить, что начало соперничества, издревле характеризовавшее жизненный уклад славян, стимулировало поиски и особого действенного противовеса, который и был найден в форме интересующего нас принципа. Новое дыхание этот — не менее древний — принцип славянского жизнеустройства получил в эпоху перехода от племенного быта к строю земель-волостей.

В политическом «одиначестве» на Руси со временем воплотилось нечто большее, чем потребность в устроении власти. «Одиначество» заявило о себе и как религиозно-нравственный принцип народной жизни, готовый и способный к христианизации. В определенном и важном смысле традиционные институты дохристианской Руси становились теми «новыми мехами» для «вина нового, учения благодатного», о которых писал митрополит Иларион.4

Давно известно, что научная реконструкция новгородского (и шире — древнерусского) средневековья невозможна без анализа тенденций исторических текстов, на основе которых она осуществляется. Вскрывая и объясняя авторскую позицию летописцев, необходимо отдать должное влиянию на летописную историографию идей и настроений русского религиозного кенозиса. В таком ракурсе анализа летописные источники приоткрывают новый пласт содержащейся в них информации. Учет дидактических, учительных задач летописцев, озабоченных внедрением и отстаиванием христианских смыслов и ценностей, и обнаружение в связи с этим полемической направленности текстов, повышает информативность источника и расширяет возможности исторического исследования. Древнерусская литература не единожды затрагивала мотивы, близкие к теме ре

3 «Пребывая в состоянии анархии и взаимной вражды, они ни боевого порядка не знают, ни сражаться в правильном бою не стремятся, ни показываться в местах открытых и ровных не желают». («Стратегикон» Маврикия // Свод древнейших письменных известий о славянах. 2-е изд., испр. / Отв. ред. Л. А. Гиндин, Г. Г. Литаврин М., 1994. Т. I (I-VI вв.). С. 371. лигиозного кенозиса. Они заметны и в летописном рассказе о событиях в Новгороде в 1016 г.,ив знаменитом Сказании о призвании варягов. У авторов более позднего времени эти мотивы также на слуху: текст, повествующий об «усобной брани» 1418 г., нацелен на разоблачение языческой морали мести и выстроен идеей христианского прощения. На мой взгляд, есть основания для постановки вопроса о своеобразной «паракенотипиче-ской» интерпретации в летописи событий древненовгородекой истории.5

Антипод политическому «одиначеству» — междоусобия Новгорода XI — начала XV в. — не были беспорядочной борьбой, говорящей лишь о несовершенстве общественных порядков и остроте внутригородских противоречий. Вспыхивая на вече и затрагивая вопросы принадлежности посадничества и княжеского стола, они дают нам яркие свидетельства о специфике новгородского народовластия, признававшего большие права за составными частями города — его самоуправляющимися районами. В моменты социальных коллизий именно эти районы образовывали противостоявшие вечевые «партии». Неслучайно С. Ф. Платонов подчеркивал, что междоусобия древнего Новгорода открывают нам его внутреннюю организацию6 В этом замечании выдающегося знатока русского средневековья — главное оправдание темы настоящего исследования.

Важнейшая особенность новгородского народовластия заключалась в том, что оно было властью составлявших Новгород общинных корпораций (сторон, концов, улиц), которые образовывали самоуправляющиеся части города и придавали городской общине как целому федеративный характер. Общеновгородское вече в первую очередь являлось совещанием сторон и концов.

4 Слово о Законе и Благодати митрополита Илариона // Библиотека литературы Древней Руси: В 20 т. СПб., 1997. Т. I. С. 38-39.

5 Петров А. В. Свв. сыновья князя Владимира и паракенотипические акценты в ранней русской историографии // Александр Невский: Проблемы истории России. Усть-Ижора, 2002. С. 32-42.

6 Платонов С. Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в 1478 г. и после подчинения до Ништадтского мира 1721 г. 2-е изд. Новгород, 1916. С. 5.

Данное положение восходит к наблюдениям Н. И. Костомарова. По-видимому, в общей форме оно не способно вызвать больших возражений. О «неразвитой», но все же «федерации» в Новгороде пишут и те современные исследователи, которые при этом подчеркивают, что «принципиальный для федерации вопрос о соотношении власти центра и мест, об особой компетенции города и конца четко решен не был.»8

Представляется плодотворным рассмотрение истории новгородского вечевого народовластия в ракурсе сопоставления двух порядков интересов: городской общины как целого и отдельных самоуправляющихся районов города.

Социально-политическая история Волховской столицы отражала ключевой факт наличия федеративного устройства. Новгород всегда состоял из двух и более частей, и его государственное единство зависело от согласия данных составных частей. В то же время противоречия между ними были обычным делом. В связи с этим важнейшей задачей развития новгородского народовластия стало создание условий и порядков, способных сдерживать общественные конфликты и содействовать укреплению федерации.

В Х11-ХУ вв. концы Новгорода представляли собой территориальные общины, объединение которых образовывало городскую общину как целое. В этой общине шел процесс социального и имущественного расслоения, давало о себе знать корпоративное сплочение боярства, но на протяжении всего изученного периода рядовые общинники не теряли права и возможности активного участия в вечевой жизни. Показательно в этой связи, что внутригородские столкновения в XII — начале XV в. обычно оказывались борьбой территориально-общинных корпораций (сторон и концов).

Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада: В 2 т. СПб., 1863. Т. 2. С. 7 и др.

8 Графский В. Г., Ефремова Н. Н., Карпец В. И. и др. Институты самоуправления: историко-правовое исследование. М., 1995. С. 140.

Вопреки распространенным взглядам на социальную борьбу в средневековом Новгороде как классовую и внутриклассовую на всех этапах развития, данное явление предстало перед нами многоплановым, несводимым к классовым и внутриклассовым противоречиям и постоянно меняющимся в избранных хронологических пределах. Оно далеко не сразу стало включать в себя конфликты, связанные с материальными и сословными различиями новгородцев.

Вопрос о генезисе территориальных подразделений Новгорода и происхождении их специфических взаимоотношений приводит к проблеме дуальной организации первобытного общества. По образному выражению А. М. Золотарева, подобно душе буддиста она продолжала жить перевоплощенной уже во вполне исторические времена в виде ряда элементов общественного устройства и сознания.9

Стороны — наиболее архаический тип традиционного членения Новгорода, сложившийся на основе дуальных половин первобытного целого. На протяжении XIII — начала XV в. стороны, как когда-то самоуправляющиеся территории, сохраняли заметные черты прежнего значения в моменты усобицу в обычное время они оставались топографическими единицами. В результате окончательного распада родоплеменных связей в процессе преобразования сторон, из них стали развиваться концы — самоуправляющиеся районы, которые соответствовали территориально-общинному устройству и по содержанию, и по форме. Стороны и концы Новгорода как самоуправляющиеся районы, генетически связанные с дуальной организацией, знали многочисленные параллели в районных общинах целого ряда «докапиталистических» городов мира, как Старого, так и Нового света.

Уходящая корнями в глубокую старину городская структура способствовала длительному сохранению порожденного дуальной организацией первобытного общества института традиционной вражды и соперничества

9 Золотарев А. М. Родовой строй и первобытная мифология. М., 1964. С. 291. между жителями городских членений. Новгородские усобицы — явление очень древнее, оно, несомненно, старше феодализма и социального расслоения новгородцев. Столь же древним рисуется и противовес усобицам — «одиначество». Летописцы недвусмысленно связывали столкновения сторон с языческими представлениями и обычаями. Традиционное соперничество унаследовали и концы. Зародившееся как ритуальное взаимоотношение дуальных половин архаического целого, традиционное соперничество прошло долгий исторический путь и со временем сказалось и на столкновениях территориальных корпораций Новгорода вокруг государственных должностей. Борьба за власть началась еще в конце XI в., когда на берегах Волхова, как показал В. Л. Янин, возник институт выборного на вече посадничества, ставший «яблоком раздора» между частями Новгорода. Отношения соперничавших городских районов, составлявших на вече различные «партии», не могли не затронуть и вопроса об обладании этой общинной магистратурой.10

XII в. был для Новгорода временем высвобождения из-под власти великого князя Киевского. В этом плане большое значение имели события 1136-1138 гг., в ходе которых восторжествовал принцип «вольности в князьях». После событий 1136-1138 гг., прошедших под знаком общеновгородского единства, появилось больше возможностей для развития борьбы вечевых группировок, состоявших из жителей различных территориальных подразделений Новгорода, за государственные должности. Характерной чертой многих внутригородских конфликтов стала вовлеченность в них князей. Отсюда и связь княжеских смен со сменами посадников. До 80-х годов XII в. внутренняя борьба в Новгороде развивалась на основе соперничества сторон. С 80-х годов ее участниками выступили отдельные концы. Таким образом, оформление концов, как самостоятельных полити

10 В определенном смысле, как и в случае с эволюцией института соперничества у других народов, «это лишь позднейшая трансформация традиционной ритуальной вражды между двумя половинами города» (Толстое С. П. Древний Хорезм. М., 1948. С. 284). ческих единиц внутри Новгорода, и закрепление за последним характера их федерации произошло на исходе XII столетия. В свою очередь, необходимо различать борьбу сторон и борьбу концов, поскольку сами эти корпорации возникли на разных стадиальных уровнях социальности. С началом кончанских столкновений противостояние сторон не уходит в прошлое. Поэтому борьба сторон и борьба концов — не два периода в истории новгородской межрайонной борьбы, но (с 80-х гг. ХП в.) — два сосуществовавших ее элемента, один из которых развился из другого, древнейшего. Борьба сторон должна рассматриваться как наиболее архаический пласт соперничества древних частей Новгорода ХП-ХУ вв.

В XIII в. в развитии новгородского народовластия усилилась тенденция к совершенствованию политического устройства республики, к сдерживанию непрерывной и ожесточенной межрайонной борьбы. Вместе с тем, в XIII в. возникли конфликты, сопровождавшие социальное расслоение новгородцев. С первой тенденцией связаны использование интегрирующих качеств сотенного устройства, кратковременная, но показательная практика занятия посадничества сообразно «старшинству», развитие консолидирующих сторон правового и морального сознания городской общины, изменения в посадничестве конца XIII в. Причем процессы сплочения боярского сословия, проявившиеся во второй половине XIII в., не должны мешать восприятию генерального процесса развития Новгорода как федеративного целого, совершенствовавшего равноправие и взаимное согласие своих составных частей. Вторая тенденция прежде всего сказалась в сословной розни «вятших» и «меньших», отличавшей события 1255-1259 гг. Впервые в новгородской истории рубежи социального конфликта размежевали не жителей отдельных территорий, но различные сословные группы, наметившиеся внутри городской общины. Процессы социального расслоения сказались и в выступлениях «крамольников», антивечевой характер которых виден уже в самом их названии. Как и открытое столкновение «вятших» с «меньшими», выступления «крамольников» порывали с традицией новгородских движений в русле вечевой законности, в то время как использование форм последней было присуще большинству общественных конфликтов XII — начала XV в.

Можно с полной уверенностью подтвердить аттестацию древнерусского веча как начального воплощения отечественной демократии. На протяжении всего рассмотренного в периода на новгородском вече (собрании корпораций прежде всего, и уже затем отдельных новгородцев) принцип большинства, составляющий основу всякой демократической системы, оборачивался принципом единогласия. Но новгородская демократия, с одной стороны, не оставлявшая места для волеизъявления меньшинства, с другой стороны, представляла уникальный пример и твердости его прав, доходивших до права на раскол. Главная причина ожесточенности и перманентности социально-политической борьбы на берегах Волхова — в трудности достижения компромиссов между вечевыми «партиями», усугубляемой традиционным соперничеством.

В середине XIII в. над Новгородом утвердился великокняжеский суверенитет. Это открыло новую главу в истории новгородской княжеской власти. Наметился отход князей от «одиначества» с вечем, стимулировавший формирование собственно вечевой администрации на фоне консолидации городской общины и сплочения боярства. Однако лишь на переломе XIV и XV вв. сформировался статус княжеской власти последнего периода новгородской независимости.

В XIV — начале XV в., как и в ХН-ХШ вв., рубежи внутригородских раздоров в первую очередь разделяли жителей разных территориальных подразделений Новгорода. Вместе с тем, со второй половины Х1П в. наблюдается отчетливый рост социальной и политической активности новгородского «плебса» — «меньших», «простой чади», «черных людей». Объединяясь по сословному признаку, «черные люди» осуществляли самостоятельные политические акции, шедшие вразрез как с принципами традиционного вечевого правопорядка, так и с позицией социальных верхов Новгорода. Кроме того, выходцы из плебейских кругов устраивали несанкционированные законным общегородским вечем грабежи имущества новгородцев во время пожаров. Кульминация сословной розни связана с событиями 1342 г. В дальнейшем она явно идет на спад. Всю вторую половину XIV в. о ней ничего не слышно. В событиях 1418 г. рознь между знатью и «плебсом» сказалась лишь косвенным образом. Эти события представляли собой ярчайший пример перерастания лично-бытового конфликта в городскую усобицу на фоне традиционных отношений вражды и соперничества между древними частями Новгорода. Обращает на себя внимание роль элементов языческого сознания в развитии внутренних коллизий в XIV — начале XV в. Языческое в своей основе понимание пожаров и стихийных бедствий, отношение к представителям соседских общин, традиции вражды и соперничества придавали социальной борьбе на берегах Волхова черты выраженного своеобразия.

Подъем социальной энергии «черных людей», питавший их «крамольные» действия внутри Новгорода, а с 20-х гг. XIV в. — движение «ушкуйников», не получил продолжения. На рубеже XIV и XV вв. обусловленная им линия развития внутригородских конфликтов была блокирована стабилизацией новгородского общества и государства. Эта стабилизация связана с достигнутыми к указанному времени успехами в регламентации посадничества и с превращением новгородских бояр в крупных землевладельцев-феодалов. Новгородская земля стала феодальной республикой. Но победа боярской олигархии не означала ни фактической ликвидации, ни вырождения вечевого народовластия. Имея перед собой пример событий 1418 г., трудно говорить о том, что бояре «подмяли» под себя вече. Изобильная парадоксами новгородская история не делала исключающими друг друга понятия «вече» и «боярская олигархия». На вершинах городской власти бояре являлись представителями своих общин-корпораций, в которые они входили вместе с рядовыми горожанами, и боярское влияние в которых во многом зависело от традиции. Установлением боярской олигархии, конституировавшейся в форме территориально-представительной структуры, решалась давняя и важнейшая проблема вечевой общины как целого. Посадничество перестало быть «яблоком раздора» между древними частями города. Поэтому важно подчеркнуть общегородскую заинтересованность в реформах посадничества, при анализе которых акцент обычно делается на их олигархической составляющей.

Политическая эволюция Новгорода была эволюцией древнерусской городской общины, успешно изживавшей недостатки своей «дофеодальной демократии» со слабо выраженной дифференциацией правительственных функций и успешно приспосабливавшейся к новым условиям, создаваемым процессом феодализации. В затронутом аспекте внутриполитическое развитие не подтачивало жизненные силы республики, приближая ее к краху, но стабилизировало ситуацию на берегах Волхова. К началу XV в. в Новгородской земле сложился особый тип феодального государства, сохранявшего не одну только видимость вечевого народовластия.

Список научной литературыПетров, Алексей Владимирович, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Густинская летопись //ПСРЛ. СПб., 1843. Т. II.

2. Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. / Сост. Я. Н. Щапов. М.,1976.

3. Ермолинская летопись // ПСРЛ. СПб., 1910. Т. XXIII. Ипатьевская летопись // ПСРЛ. СПб., 1908. Т. II. (репринт — М., 1998; 1-е изд. — СПб., 1843;).

4. Книга Степенная царского родословия // ПСРЛ. СПб., 1908. Т. XXI. Первая половина. Ч. I.

5. Корецкий В. И. Новый список грамоты Великого князя Изяслава Мстиславича новгородскому Пантелеймонову монастырю // Исторический архив. 1955. № 5. С. 204-207.

6. Лаврентьевская летопись: Повесть временных лет // ПСРЛ. Л., 1926. Т. I. Вып. 1.

7. Лаврентьевская летопись: Продолжение Суздальской летописи по Академическому списку // ПСРЛ. Л., 1928. Т. I. Вып. 3 (репринт трех выпусков полного издания Лаврентьевской летописи 1926-1928 гг. — ПСРЛ. М., 1997. Т. I).

8. Лаврентьевская летопись: Суздальская летопись по Лаврентьевскому списку//ПСРЛ. Л., 1927. Т. I. Вып. 2.

9. Летопись Авраамки (Летописный сборник, именуемый Летописью Авраамки) // ПСРЛ. СПб., 1889. Т. XVI (репринт — М„ 2000).

10. Летопись по Воскресенскому списку // ПСРЛ. СПб., 1856. Т. VII. Московский летописный свод конца XV в. // ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т.1. XXV.

11. Никоновская летопись (Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью) // ПСРЛ. СПб., 1862-1910. Т. IX-XIV (другие издания —М., 1965. Т. X-XII; М., 2000. Т. IX-XIV).

12. Новгородская Вторая летопись // Новгородские летописи. СПб.,1879.

13. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. А. Н. Насонова. М.; Л., 1950 (репринт — ПСРЛ. М., 2000. Т. Ш). Новгородская Пятая летопись //ПСРЛ. Пг., 1917. Т. V. Новгородская Третья летопись // Новгородские летописи. СПб.,1879.

14. Новгородская Четвертая летопись // ПСРЛ. Пг.; Л., 1915-1925-1929. Т. IV. 4.1. Вып. 1-3 (репринт — М., 2000; 1-е изд. — СПб., 1848).

15. Памятники истории Великого Новгорода и Пскова / Сост. Г. Е. Ко-чин. М.; Л., 1935.

16. Повесть временных лет / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; JI. 1950. Ч. 1-2 (2-е изд. — СПб., 1996).

17. Правда Русская: В 3 т. М.; JL, 1940. Т. I. Тексты. Продолжение летописи по Воскресенскому списку // ПСРЛ. СПб., 1859. Т. VIII.

18. Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вып. I.; М., 1955. Вып. II (репринт — ПСРЛ. М., 2000. Т. V. Вып. 2.).

19. Рогожский летописец. Тверской сборник // ПСРЛ. М., 2000. Т. XV (другие издания. ПСРЛ. Пг., 1922. Т. XV. — Рогожский летописец; ПСРЛ. СПб., 1863. Т. XV. — Летописный сборник, именуемый Тверскою летописью).

20. Российское законодательство Х-ХХ вв.: В 9 т. М., 1984. Т. I: Законодательство Древней Руси.

21. Свод древнейших письменных известий о славянах: В 2 т. 2-е. изд. / Отв. ред. Л. А. Гиндин, Г. Г. Литаврин. М., 1994-1995.

22. Симеоновская летопись // ПСРЛ. СПб., 1913. Т. XVIII. Слово о Законе и Благодати митрополита Илариона // Библиотека литературы Древней Руси: В 20 т. СПб., 1997. Т. I.

23. Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М.; Л., 1941. Т. П.

24. Типографская летопись // ПСРЛ. Пг., 1921. Т. XXIV (репринт — ПСРЛ. М., 2000. Т. XXIV).* *

25. Аграрная история Северо-Запада России / Отв. ред. А. Л. Шапиро. Л., 1971-1978. Т. I-HI.

26. Алексеев Л. В. Смоленская земля. М., 1980.

27. Алексеев Ю. Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л., 1991.

28. Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова (к вопросу о социальной эволюции древнерусской городской общины) // ИЗ. М., 1979. Т. 103.

29. Алексеев Ю. Г. Под знаменами Москвы: Борьба за единство Руси. М.,

30. Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время: Развитие феодальных отношений на Руси XIV-XV вв. JI., 1980.

31. Алешковский M. X. «Повесть временных лет». М., 1971.

32. Алешковский M. X. Социальные условия формирования территории Новгорода IX-XV вв. // СА. 1974. № 3.

33. Андреев В. Ф. Новгородский частный акт XII-XV вв. Л., 1986.

34. Андреев В. Ф. О генезисе феодальных отношений в Новгородской земле // Вестник Новгородского ГУ. Серия: Гуманитарные науки. 1995. № 2.

35. Андреев В. Ф. О социальном составе новгородского веча // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы истории города / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1988.

36. Андреев В. Ф. Проблемы социально-политической истории Новгорода XII-XV вв. в советской историографии // НИС. 1 (11). Л., 1982.

37. Андреев В. Ф. Северный страж Руси. Л., 1989.

38. Арциховский А. В. Археологическое изучение Новгорода // МИА. М., 1956. №55.

39. Арциховский А. В. Городские концы в Древней Руси // ИЗ. 1945. Т. 16.

40. Арциховский А. В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М., 1944.

41. Арциховский А. В. К истории Новгорода // ИЗ. 1938. Т.2.

42. Арциховский А. В. Новгород Великий в XI-XV вв. // ВИ. 1960. № 9.

43. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1994. Т. I—II.

44. Ашрафян К. 3. Средневековый город Индии XIII — середины XVIII в. М., 1983.

45. БагалейД. И. Русская история. М., 1914. T. I.

46. БаргМ. А. Категории и методы исторической науки. М., 1984.

47. Беляев И. Д. История русского законодательства. СПб., 1999.

48. Беляев И. Д. Рассказы из русской истории. М., 1864. Кн. 2: История Новгорода Великого от древнейших времен до падения.

49. Беляев И. Д. Рассказы из русской истории. М., 1867. Кн. 3: История города Пскова и псковской земли.

50. Беляев П. И. Источники древнерусских законодательных памятников // Журнал Министерствава юстиции. 1899. № 10.

51. Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963.

52. Вернадский В. Н. Господин Великий Новгород: Очерки по истории Новгорода. М.; Л., 1936.

53. Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.; Л.,1961.

54. Вернадский В. Н. Новгородский посадник Степан Твердиславич // Уч. зап. ЛГУ. Л., 1947. № 95. Серия ист. наук. Вып. 15.

55. Бобров А. Г. Новгородские летописи XV в. (Исследование и тексты): Автореф. диссертации. докт. филол. наук. СПб., 1996.

56. Бобров А. Г. Новгородские летописи XV в. СПб., 2001.

57. Борисенков Е. П., Пасецкий В. М. Экстремальные природные явления в русских летописях Х1-ХУ11 вв. Л., 1983.

58. Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // Философия и методология истории. М., 1977.

59. Бромлей Ю. В. К вопросу о сотне как общественной ячейке у восточных и южных славян в средние века // История, фольклор, искусство славянских народов. М., 1963.

60. Бромлей Ю. В. Некоторые средневековые хорватско-русские параллели // Россия на путях централизации / Отв. ред. В.Т. Пашуто. М., 1982.

61. Буганов В. И. Очерки истории классовой борьбы в России Х1-ХУ1П вв. М., 1986.

62. Буров В. А. Очерки истории и археологии средневекового Новгорода. М., 1994.

63. Введенский Д. А. К истории образования Новгородской республики // Уч. зап. Харьковского гос. ун-та. Харьков, 1939. Кн. 15: Труды истфака. № 1.

64. Вернадский Г. В. История России: Киевская Русь. Тверь; Москва,1996.

65. Вернадский Г. В. История России: Монголы и Русь. Тверь; Москва,1997.

66. Вернадский Г. В. История России: Россия в средние века. Тверь; Москва, 1997.

67. Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, 1995.

68. Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. М.; Л., 1958. Герцен А. И. Сочинения: В 9 т. М., 1956. Т. III.

69. Гиппиус А. А. К характеристике новгородского владычного летописания ХН-Х1У вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию В. Л. Янина. М., 1999.

70. Гневушев А. М. Экономическое положение Великого Новгорода во второй половине XVI в. // Сборник Новгородского общества любителей древности. 1912. Вып. XI.

71. Гозман Л., Эткинд А. От культа власти к власти людей // Нева. 1989.7.

72. Градовский А. Д. Собр. соч.: В 9 т. СПб., 1899-1904. Т. I. Графский В. Г., Ефремова Н. Н., Карпец В. И. и др. Институты самоуправления: историко-правовое исследование. М., 1995. Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953.

73. Греков Б. Д. Новгородский дом Святой Софии // Греков Б. Д. Избранные труды. М., 1960. Т. IV.

74. Греков Б. Д. Революция в Новгороде Великом в XII веке // Уч. зап. Ин-та истории РАНИОН. 1929. Т. IV.

75. Данилова Л. В. Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле ХГУ-ХУ вв. М., 1955.

76. Данилова Л. В. Сельская община в средневековой Руси. М., 1994.

77. Дворниченко А. Ю. Городская община Верхнего Приднепровья и Подвинья в Х1-ХУ вв.: Автореф. канд. дис. Л., 1983.

78. Дворниченко А. Ю. Городская община средневековой Руси (к постановке проблемы) // Историческая этнография. Л., 1985.

79. Дворниченко А. Ю. О характере социальной борьбы в городских общинах Верхнего Поднепровья и Подвинья в Х1-ХУ вв. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985.

80. Дворниченко А. Ю. Русские земли Великого княжества Литовского: Очерки истории общины, сословий, государственности (до начала XVI в.). СПб., 1993.

81. Думин С. В. Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское) // История Отечества: Люди, идеи, решения / Сост. С. В. Мироненко. М., 1991.

82. Дьяконов И. М. Проблема вавилонского города П тысячелетия до н.э. (по материалам Ура) // Древний Восток. Ереван, 1973.

83. Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. М.; Л., 1926 (другое издание — СПб., 1912).

84. Дъячан В. Участие народа в верховной власти в славянских государствах. Варшава, 1882.

85. Ермошин В.В., Ефремова Н. К, Исаев И. А., Карпец В. И. и др. Развитие русского права в XV — первой половине XVII в. М., 1986.

86. Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995.

87. Засурцев П. И. Новгород, открытый археологами. М., 1967.

88. Захаренко А. Г. Восстания смердов и «черных людей» и покорение племен в Новгороде в конце XII и начале ХШ вв. // Уч. зап. ЛГУ. 1939. № 48. Серия истор. наук. Вып. 5.

89. Захаренко А. Г. Черниговские князья в Новгороде // Уч. зап. ЛПШ. 1947. Т.61.

90. Зимин А. А. К истории текста Краткой редакции Русской Правды // Труды Московского гос. историко-архивного института. Т. VII. М., 1954.

91. Зимин А. А. Уставная грамота князя Всеволода Мстиславича // Академику Б. Д. Грекову ко дню семидесятилетия. М., 1952.

92. Зимин А. А. Феодальная государственность и Русская Правда // ИЗ. М., 1965. Т. 76.

93. Золотарев А. М Родовой строй и первобытная мифология. М., 1964.

94. Золотарев А. М. Родовой строй и религия ульчей. Хабаровск, 1939.

95. Иванов В. В. Бинарные структуры в семиотических системах // Системные исследования. М., 1972.

96. Ильинский А. Г. Городское население Новгородской области // Историческое обозрение. 1897. Т. XI.

97. Илюшечкин В. П. Сословно-классовое общество в истории Китая: Опыт системно-структурного анализа. М., 1986.

98. История первобытного общества: Общие вопросы. Проблемы антро-посоциогенеза / Отв. ред. Ю. В. Бромлей. М., 1983.

99. Каган М. С. Философия культуры. СПб., 1996.

100. Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. М., 1991. Т. П-Ш. (другое издание — Тула, 1990. Т. Х-ХП; Т. 1У-У1).

101. Кареев Н. И. Город-государство античного мира. СПб., 1905.

102. КлибановА. И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996.

103. Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи ХУТ-ХУН веков. М., 1980.

104. Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. Т. I. Курс русской истории. Ч. I. М., 1987; Т. П. Курс русской истории. Ч. II. М., 1988.

105. Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. М.,1985.

106. Козловски П. Прощание с марксизмом-ленинизмом: Очерки персо-налистской философии. СПб., 1997.

107. Колчин Б. А., Хорошев А. С., Янин В. Л. Усадьба новгородского художника XII в. М., 1981.

108. Колчин Б. А., Янин В. Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгород / Под общей ред. Б. А. Колчина, В. Л. Янина. М., 1982.

109. Коновалов А. А. Периодизация новгородских берестяных грамот и эволюция их содержания // СА. 1966. № 2.

110. Костомаров Н. И. Начало единодержавия в Древней Руси // Вестник Европы. 1870, ноябрь (перепечатано: Костомаров Н. И. Раскол. Исторические монографии и исследования. М., 1994. С. 131-238).

111. Костомаров Н. И. Старинные Земские соборы // Костомаров Н. И. Земские соборы. Исторические монографии и исследования. М., 1995.

112. Коча Л. А. С. М. Соловьев о новгородской истории // НИС. 1 (11). Л., 1982.

113. Кошелев В. А. Эстетические и литературные воззрения русских славянофилов (1840-1850-е годы). Л., 1984.

114. Коялович М. И. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Минск, 1997.

115. Краткие сведения о праздниках Православной Церкви и сказания о житии особенно чтимых Святых. М., 1892.

116. Кривошеее Ю. В. Русь и монголы: Исследование по истории СевероВосточной Руси Х11-Х1У вв. СПб., 1999 (2-е изд. — СПб., 2003).

117. Кривошеее Ю. В. Социальная борьба в Северо-Восточной Руси в XI — начале ХП1 в.: Автореф. канд. дис. Л., 1988.

118. Кривошеее Ю. В. Социальная борьба и проблема генезиса феодальных отношений в Северо-Восточной Руси XI — начале XIII века // ВИ. 1988. № 8.

119. Кривошеее Ю. В. Элементы традиционных представлений в социальных противоречиях 1175 г. во Владимирской земле // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы идеологии и культуры / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1987.

120. Кривошеее Ю. В. Языческая обрядность и социальная борьба в Верхнем Поволжье в 1071 г. // Историческая этнография / Отв. ред. Р. Ф. Итс. Л., 1985. Вып. 3.

121. Крюков М. В. Система родства китайцев: Эволюция и закономерности. М., 1972.

122. Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества X-XIII вв. / Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975.

123. Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М.,1977.

124. Кушнир И. И. История формирования архитектурно-планировочной структуры Новгорода (до второй половины XIX века): Автореф. канд. дис. Л., 1978.

125. Кушнир И. И. К топографии древнего Новгорода // CA. 1975. № 3. Лавров Н. Ф. Религия и церковь // История культуры Древней Руси: В 2 т. / Под общей ред. Б. Д. Грекова, М. И. Артамонова. М.; Л., 1951. Т. II.

126. Лимонов Ю. А. Владимиро-Суздальская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1987.

127. Лихачев Д. С. «Софийский временник» и новгородский политический переворот 1136 г. // ИЗ. 1948. Т. 25 {Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С.154-184).

128. Лихачев Д. С. Новгородские летописные своды ХП в.: Автореф. канд. дис. // Известия АН СССР. Отделение лит-ры и языка. 1944. Т. III. Вып. 2-3.

129. Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947.

130. Лихачев Д. С. Текстология (на материале русской литературы XXVII веков). Л., 1983.

131. Лурье Я. С. Две истории Руси XV века. СПб., 1994. Лурье Я. С. Изучение русского летописания // ВИД. Т. I. 1968. Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV-XV вв. Л., 1976. Любавский М. К Лекции по древней русской истории до конца XVI в. 3-е изд. М., 1918.

132. Мавродин В. В. Народные восстания в Древней Руси XI-XIII вв. М.,1961.

133. Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. Мавродин В. В. Очерки истории СССР: Древнерусское государство. М., 1956.

134. Мавродин В. В. Очерки по истории Левобережной Украины. Л., 1940. Майков В. В. Книга писцовая по Новгороду Великому конца XVI в. СПб., 1911.

135. Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь: Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001.

136. Малыгин IJ. Д. Древний Торжок (историко-археологические очерки). Калинин, 1990.

137. Мартышин О. В. Вольный Новгород: Общественно-политический строй и право феодальной республики. М., 1992.

138. Материалы по истории туркмен и Туркмении. М.; Л., 1939. T. I.

139. Мацулевич Л. А. О времени разрушения Борисоглебской церкви в Новгородском детинце // Новгородская церковная старина: Труды Новгородского церковно-археологического общества. Новгород, 1914. Вып. I.

140. Маяк И. Л. Рим первых царей: Генезис Римского полиса. М., 1983.

141. Мельникова Е. А. Новгород Великий в древнескандинавской письменности // Новгородский край: Материалы науч. конф. Л., 1984.

142. Месхия Ш. А. Города и городской строй феодальной Грузии XVII-XVIII вв. Тбилиси, 1959.

143. Мизес Л. Теория и история: Интерпретация социально-экономической эволюции. М., 2001.

144. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. М., 1993. T. I.

145. Монгайт А. Л., Федоров Г. Б. Вопросы истории Великого Новгорода // ВИ. 1950. № 9.

146. Морган Л. Г. Древнее общество. Л., 1934.

147. Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951.

148. Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII в. М., 1969.

149. Насонов А. Н. Монголы и Русь: История татарской политики на Руси. М.;Л., 1940.

150. Низов В. В. Новгородское восстание 1418 г. // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1982. № 2.

151. Низов В. В. Социальная борьба в Новгородской феодальной республике во второй половине ХШ-XV вв.: Обзор советской литературы // Проблемы истории СССРМ., 1979. Вып. 10.

152. Никитский А. И. Очерки внутренней истории Пскова. СПб., 1873.

153. Носов Е. Н. Новгород и новгородская округа IX-X вв. в свете новейших археологических данных (к вопросу о возникновении Новгорода) // НИС. 2 (12). Л., 1984.

154. Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990.

155. Носов Е. Н. О грамоте Всеволода Мстиславича на Терпужский погост Ляховичи на р. Ловати // НИС. 4 (14). СПб., 1993.

156. Ольдерогге Д. А. Кольцевая связь родов, или трехродовой союз (из истории развития социального строя первобытной общины) // Эпигамия: Избранные статьи. М., 1983.

157. Ольдерогге Д. А. Трехродовой союз в Юго-Восточной Азии // Эпига-мия: Избранные статьи. 1983.

158. Пассек В. В. Новгород сам в себе // ЧОИДР. 1869. Кн. 4.

159. Пашуто В. Т. Голодные годы в Древней Руси // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1962 г. Минск, 1964.

160. Першиц А. И. Проблемы истории первобытного общества в советской этнографии. М., 1956.

161. Петров А. В. Княжеская власть на Руси X XII вв. в новейшей отечественной историографии (1970-1980) // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы историографии / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1983.

162. Петров А. В. К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом Новгороде XII — начала XIII в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985.

163. Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы истории города / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1988.

164. Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде ХП-ХШ вв.: Автореф. диссертации. канд. ист. наук. Л., 1990.

165. Петров А. В. О борьбе «старейших» с «меньшими» и выступлениях «крамольников» в Новгороде второй половине ХП1 в. // Вестник ЛГУ. Сер. 2. 1991. Вып. 1.

166. Петров А. В. Стороны, концы и сотни в Новгороде Х11-ХШ вв. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Тезисы докладов и сообщений научной конференции / Отв. ред. В. Ф. Андреев. Новгород, 1992.

167. Петров А. В. О некоторых спорных вопросах изучения социально-политической истории Новгорода начала ХШ в. // Актуальные проблемы историографии дореволюционной России / Отв. ред. В. В. Пузанов. Ижевск, 1992.

168. Петров А. В. Несколько замечаний о городских сотнях Новгорода ХП-ХШ вв. // Вестник СПбГУ. Сер. 2.1992. Вып. 4.

169. Петров А. В. Данные этнографии и возможности исторической реконструкции некоторых моментов истории древнерусского Новгорода // Историческое познание: традиции и новации: В 2 ч. / Сост. и общ. ред. В. В. Иванова, В. В. Пузанова. Ижевск, 1993.

170. Петров А. В. 1210-е годы в социально-политической истории Новгорода // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Тезисы докладов и сообщений научной конференции / Отв. ред. В. Ф. Андреев. Новгород, 1993.

171. Петров А. В. Марфа Борецкая // ВИ. 1994. № 12.

172. Петров А. В. О новгородских событиях 1418 г. // Исторический опыт русского народа и современность / Отв. ред. И. Я. Фроянов. СПб., 1994.

173. Петров А. В. Русь и варяги // Старые годы. 1994. № 2.

174. Петров А. В. К изучению эволюции политического строя Новгорода XI 1-ХV вв. // Петербургские чтения: Петербург и Россия / Отв. ред. Т. А. Славина. СПб., 1994.

175. Петров А. В. Усобная брань 1418 г. и владыка Семион // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Тезисы докладов и сообщений научной конференции / Отв. ред. В. Ф. Андреев. Новгород, 1994.

176. Петров А. В. К изучению отношений с князьями и внутренней борьбы в Новгороде второй половины XIII в. // Проблемы истории Северо-Запада Руси. (Славяно-русские древности. Вып. 3) / Под ред. И. В. Дубова, И. Я. Фроянова. СПб., 1995.

177. Петров А. В. Сословная рознь и территориальное соперничество в Новгороде в первой половине XIV в. // Средневековая Русь: Сб. научн. статей к 65-летию со дня рождения проф. Р. Г. Скрынникова / Сост. С. В. Лобачев, А. С. Лавров. СПб., 1995.

178. Петров А. В. «Оусобица быстъ в Новегороде, и смири владыка Семионъ» (о борьбе новгородских сторон в 1418 г.) // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 1995. Вып. 1.

179. Петров А. В. «Скърбь пожарная» 1442 г. в Новгороде // Петербургские чтения — 96: Материалы Энциклопедической библиотеки «С.-Петербург — 2003» / Отв. ред. Т. А. Славина. СПб., 1996.

180. Петров А. В. Внутриобщинные столкновения в Новгороде в середине и второй половине XIV века // Средневековая и новая Россия: Сб. научн. статей к 60-летию проф. И. Я. Фроянова / Отв. ред. В. М. Воробьев,

181. A. Ю. Дворниченко. СПб., 1996.

182. Петров А. В. Традиционное членение и некоторые особенности внутриполитического развития средневекового Новгорода // Историческая этнография: Русский Север и Ингерманландия / Под ред. И. Я. Фроянова. СПб., 1997.

183. Петров А. В. Вечевой Новгород // История России: Народ и власть / Сост. Ю. А. Сандулов. СПб., 1997.

184. Петров А. В. О вечевом народовластии в древнем Новгороде (к постановке проблемы) // Исследования по русской истории: Сб. статей к 65-летию проф. И. Я. Фроянова / Отв. ред. В. В. Пузанов. СПб.; Ижевск, 2001.

185. Петров А. В. Предварительные замечания о «грамотах Ярослава» // Университетские Петербургские Чтения / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М.1. B. Ходякова. СПб., 2002.

186. Петров А. В. К вопросу о «грамотах Ярослава» // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2002. Вып. 4.

187. Петров А. В. О двух ракурсах изучения истории // Мавродинские чтения: Сб. статей / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002.

188. Петров А. В. Свв. сыновья князя Владимира и паракенотипические акценты в ранней русской историографии // Александр Невский: Проблемы истории России. Усть-Ижора, 2002.

189. Петров А. В. Марфа Посадница и вечевой Новгород // Женщины в гражданском обществе: История, философия, социология / Сост. и отв. ред Г. А. Тишкин. СПб., 2002.

190. Петров А. В. События 1209 г. в Новгороде и грамоты Ярослава // Российская государственность: История и современность / Отв. ред. М. В. Ходяков. СПб., 2003.

191. Петров А. В. От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003.

192. Петрухин В. Я. Три «центра» Руси: Фольклорные истоки и историческая традиция // Художественный язык средневековья / Отв. ред. В. А. Карпушин. М., 1982.

193. Платонов С. Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в 1478 году и после подчинения до Ништадтского мира 1721 г. (Конспект лекции, прочитанной в Новгороде 12 апреля 1909 г.). 2-е. изд. Новгород, 1916.

194. Платонов С.Ф. Вече в Великом Новгороде. (Конспект лекции, прочитанной в Новгороде 23 апреля 1915 г.). Новгород, 1916.

195. Погодин М. П. Псков (из дорожных заметок) // Приложение к протоколу IV общего собрания Псковского Археологического общества 12 февраля 1881 г.

196. Подвигина Н. Л. Классовая борьба в Новгороде в конце XII — начале ХШ в. // Вестн. Московского ун-та. Серия IX. История. 1968. № 6.

197. Подвигина Н. Л. Новгородский посадник Твердислав Михалкович // Вестн. МГУ. Серия IX. История. 1966. № 5.

198. Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в ХП-ХШ вв. М., 1976.

199. Покровский Д. А. Кулачные бои // Ушедшая Москва. М., 1964.

200. Покровский М. Н. Избранные произведения. М., 1966.

201. Покровский М. Н. Русская история с древнейших времен. М., 1918. Т.1.

202. Покровский Н. Н. Мирская и монархическая традиции в истории российского крестьянства // Новый мир. 1989. № 9.

203. Покровский С. А. Общественный строй древнерусского государства // Труды Всесоюзн. заочн. юрид. ин-та. М., 1970. Т. 14.

204. Пресняков А. Е. Княжое право в древней Руси. Лекции по русской истории: Киевская Русь. М., 1993.

205. Приселков М. Д. История русского летописания Х1-ХУ вв. Л., 1940.

206. Пузанов В. В. Княжеское и государственное хозяйство на Руси Х-Х11 вв. в отечественной историографии XVIII — начала XX в. Ижевск, 1995.

207. Пушкарев С. Г. Самоуправление и свобода в России. Франкфурт-на-Майне, 1985

208. Рабинович М. Г. О древней Москве. М., 1964.

209. Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города: Горожане, их общественный и домашний быт. М., 1978.

210. Рабинович М. Г., Латышева Г. П. Из жизни древней Москвы. М.,

211. Рожков И. А. Политические партии в Великом Новгороде ХП-ХУ века // Рожков Н.А. Из русской истории (очерки и статьи). Петербург, 1923. Т. I.

212. Рожков И. А. Русская история в сравнительно-историческом освещении. Л.; М., 1930. Т. 2.

213. Рыбаков Б. А. Первые века русской истории. М., 1964.

214. Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М.,1971.

215. Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М., 1963. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества ХП-ХШ вв. М.,1982.

216. Рыбаков Б. А. Остромирова летопись // ВИ. 1956. № 10. Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М., 1948. Рыбаков Б. А. Языческие мировоззрение русского средневековья // ВИ. 1974. № 1.

217. Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1894.

218. Сергеевич В. И. Русские юридические древности. 1-е изд. СПб., 1893. Т. И. Вып. 1.

219. Сергеевич В. И. Русские юридические древности. 2-е. изд. Т. I: Территория и население. СПб., 1902.

220. Сергеевич В. И. Русские юридические древности. 2-е. изд. Т. II: Вече и князь. Советники князя. СПб., 1900.

221. Советская историография Киевской Руси. Л., 1978. Соловьев С. М. История России с древнейших времен: В 15 кн. М., 1959. Кн. I. Т. 1-2. (другое издание — История России с древнейших времен // Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. 1-П. Т. 1-3).

222. Соловьев С. М. Об отношении Новгорода к великим князьям. М.,1846.

223. Сонцов Д. Д. Очерк истории русского народа до ХУЛ столетия: Общинный быт Древней Руси. М., 1875.

224. Срезневский И. И. Материалы для Словаря древнерусского языка. СПб., 1893-1903 (М., 1958). Т. 1-Ш.

225. Стратонов И. А. К вопросу о составе и происхождении Краткой редакции Русской Правды // Известия об-ва археологии, истории и этнографии при Казанском ун-те. Казань, 1920. Т. XXX. Вып. 4.

226. Строков А. А. Богусевич В. А. Новгород Великий. Новгород, 1939. Строков А. А. Восстание Степанки в 1418 году // НИС. Вып. III-IV. Новгород, 1938.

227. Стужина Э. П. Китайский феодальный город в ХП-ХШ вв. М.,1964.

228. Сухарева О. А. Бухара XIX — начала XX в. :Позднефеодальный город и его население. М., 1966.

229. Сухарева О. А. К истории городов Бухарского ханства: Историко-этнографические очерки. Ташкент, 1958.

230. Сухарева О. А. Квартальная община позднефеодального города Бухары (В связи с историей кварталов). М., 1976.

231. Сухарева О. А. Традиционное соперничество между частями городов в Узбекистане (конец XIX — начало XX в.) // КСИЭ АН СССР. М., 1958. XXX.

232. Татищев В. Н. Законы древние Русские, для пользы всех любомуд-рых собранные и неколико истолкованные тайным советником Васильем Татищевым 1738 года // Продолжение Древней Российской Вивлиофики. Часть 1. СПб. 1786.

233. Тихомировы. Н. Древнерусские города. М., 1956. Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде: Происхождение текстов. М.; JL, 1941.

234. Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-XIII вв. // Тихомиров М. Н. Древняя Русь. М., 1975. Тихомировы. Н. Русское летописание. М., 1979. Тихомиров Ю. А. Публичное право. М., 1995. Толстое С. П. Древний Хорезм. М., 1948.

235. Троцкий И. Ы. Возникновение Новгородской республики: В 2 ч. // Изв. АН СССР. VII серия. Отд. общ. наук. 1932. № 4-5.

236. Троцкий И. Ы. Опыт анализа первой новгородской летописи // Изв. АН СССР. 1930. VÜ серия. Отд. общ. наук. № 5.

237. Федотов Г. П. Святые Древней Руси (Х-ХУП ст.). Париж, 1985. Фроянов И. Я. Вече в Киеве 1068-1069 гг. // Из истории феодальной России. Л., 1978.

238. Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. II Духовная культура славянских народов: Литература. Фольлор.

239. История / Под ред. М. П. Алексеева, В. Н. Баскакова, О. В. Творогова. Л., 1983.

240. Фроянов И. Я. Древняя Русь: Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995.

241. Фроянов И. Я. К вопросу о городах-государствах в Киевской Руси (историографические и историко-социологические предпосылки) // Город и государство в древних обществах / Отв. ред. В. В. Мавродин. Л., 1982.

242. Фроянов И. Я. Киевская Русь: Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999.

243. Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990.

244. Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. М., 1980.

245. Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974.

246. Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992.

247. Фроянов И. Я. Народные волнения в Новгороде 70-х годов XI в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1985.

248. Фроянов И. Я. Начала Русской истории: Избранное. М., 2001.

249. Фроянов И. Я. О возникновении монархии в России // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995.

250. Фроянов И. Я: О событиях 1227-1230 гг. в Новгороде // НИС. 2 (12). Л., 1984.

251. Фроянов И. Я. О языческих «переживаниях» в Верхнем Поволжье второй половины XI в. // Русский Север: Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики / Отв. ред. Т. А. Бернштам, К. В. Чистов. Л., 1986.

252. Фроянов И. Я. Об отношениях Новгорода с князем Всеволодом и народных волнениях 1209 г. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы истории города / Под ред. И. Я. Фроянова. Л., 1988.

253. Фроянов И. Я. Советская историография о формировании классов и классовой борьбе в Древней Руси // Советская историография классовой борьбы и революционного движения в России. Л., 1967. Ч. I.

254. Фроянов И. Я. Становление Новгородской республики и события 1136-1137 гг.: В 2 ч. // Вестник ЛГУ. Сер. 2. 1986. Вып. 4. С. 3-16.; 1987. Вып. 1. С. 3-15.

255. Фроянов И. Я. Характер сощальных конфл1кпв на РуЫ в X — на початку XII ст. // Украшский ютор1чний журнал. 1971. № 5.

256. Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988.

257. Фроянов И. Я., Юдин Ю. И. Отражение социальной борьбы в русских героических былинах И Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы / Под ред И. Я. Фроянова. Л., 1985.

258. Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь. М., 1980.

259. Фюстель де Куланж. Гражданская община древнего мира. СПб.,

260. Хорошев А. С. Отечественная историография о падении Новгородской вечевой республики // Русский город / Под ред. В. Л.Янина. М., 1986. Вып. 8.

261. Хорошев А. С. Периодизация новгородской историографии XVIII — начала XX в. (к постановке вопроса) // Русский город / Под ред. В. Л. Янина. М., 1984. Вып. 7.

262. Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской республики. М., 1980.

263. Хорошкевич А. JI. Городские движения на Руси второй половины XIII — конца XVI в. // Социально-экономическое развитие России. М., 1986.

264. Хорошкевич А. Л. Монголы и Новгород в 50-е годы ХШ в. (по данным берестяных грамот № 215 и 218) // История и культура древнерусского города / Отв. ред. Г. А. Федоров-Давыдов. М., 1989.

265. Цамутали А. Н. История Великого Новгорода в освещении русской историографии XIX — начале XX в. // НИС. 1 (11). Л., 1982.

266. Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969.

267. Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV вв. М., 1960.

268. Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.

269. Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV-XV вв. М.; Л., 1948-1951. Ч.1-П.

270. Шахматов А. А. Киевский начальный свод 1095 г. // А. А. Шахматов. 1864-1920: Сб. ст. и материалов. М.; Л., 1947.

271. Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М.; Л., 1938.

272. Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.

273. Шахматов А. А. Сказание о призвании варягов. СПб., 1904. Штернберг Л. Я. Семья и род народов Северо-Восточной Азии. Л.,1933.

274. Щапов Я. Н. Княжеские уставы и Церковь Древней Руси. М., 1972. Щапов Я. Я. О функции общины в Древней Руси // Общество и государство феодальной России / Отв. ред. В. Т. Пашуто. М., 1975.

275. Щербатов М. М. История Российская от древнейших времен. СПб.,1902.

276. Эверс И. Ф. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии / Перев. с нем. И. Платонова. СПб., 1835.

277. Эйдельман Н. Я. «Революция сверху» в России. М., 1989.

278. Экимов А. И. Политические интересы и юридическая наука // Государство и право. 1996. № 12.

279. Юшков С. В. К вопросах о смердах // Учен, записки Саратовского унта. 1923. Т. I. Вып. 4.

280. Юшков С. В. Русская Правда: Происхождение, источники, ее значение. М., 1950.

281. Яковкин И. И. Договор как нормативный факт в древнем праве // Сб. статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову. Петроград, 1922.

282. Янин В. Л. «Черный бор» в Новгороде Х1У-ХУ вв. // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины (материалы юбилейной научной конференции) / Под ред. Б. А. Рыбакова. М., 1983.

283. Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси. М., 1970. Т. 1-П.

284. Янин В. Л. Археологический комментарий к Русской Правде // Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгорода / Под общей ред. Б. А. Колчина, В. Л. Янина. М., 1982.

285. Янин В. Л. Берестяная почта столетий. М., 1979.

286. Янин В. Л. К вопросу о роли Синодального списка Новгородской I летописи в русском летописании XV в. // Летописи и хроники. 1980. М., 1981.

287. Янин В. Л. К хронологии «Торгового устава» кн. Всеволода // Археологический ежегодник за 1976 г. М., 1977.

288. Янин В. Л. К хронологии новгородского летописания первой трети XIII в. // НИС. 2 (12). Л., 1984.

289. Янин В. Л. Как устроен «вечевой строй». Становление новгородской государственности // Родина. 2002. № 11-12.

290. Янин В. Л. Летописные рассказы о крещении новгородцев (о возможном источнике Иоакимовской летописи) // Русский город / Под ред. В. Л. Янина. М., 1984. Вып.7.

291. Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. (Историко-генеалогическое исследование). М., 1981.

292. Янин В. Л. Новгородские акты ХП-ХУ вв.: Хронологический комментарий. М., 1991.

293. Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962 (2-е изд., перераб. и доп.—М, 2003)

294. Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород. М., 1974.

295. Янин В. Л. Проблемы социальной организации Новгородской республики // ИСССР. 1970. № 1.

296. Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // НИС. 1 (11) . Л., 1982.

297. Янин В. Л. У истоков новгородской государственности // Вестник РАН. 2000. Т. 70. № 8. С. 675-681.

298. Янин В. Л. Я послал тебе бересту. М., 1998 (другое издание — М., 1975.).

299. Янин В. Л., Алешковский М. X. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // ИСССР. 1971. № 2.

300. Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Руси. М., 1998.1. Т. Ш.

301. Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1998 г. // ВЯ. 1999. № 4.

302. Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1999 г. И ВЯ. 2000. № 2.

303. Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 г. // Вестник РАН. 2000. Т. 69. № 7. С. 594-605.

304. Kroeber A. L., Clackhohn С. Culture. A Critical Review of Concepts and Definitions. Cambridge (Mass.). 1952.