автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Новгородский книжник Дмитрий Герасимов и культурные связи Московской Руси с Западной Европой в последней четверти XV - первой трети XVI в.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Новгородский книжник Дмитрий Герасимов и культурные связи Московской Руси с Западной Европой в последней четверти XV - первой трети XVI в."

На правах рукописи

БОДНАРЧУК Елена Валерьевна

НОВГОРОДСКИЙ КНИЖНИК ДМИТРИЙ ГЕРАСИМОВ И КУЛЬТУРНЫЕ СВЯЗИ МОСКОВСКОЙ РУСИ С ЗАПАДНОЙ ЕВРОПОЙ В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XV - ПЕРВОЙ ТРЕТИ XVI в.

Специальность 07.00.02 — Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

15 /¡НЗ ¿015

Санкт-Петербург - 2014

005557860

005557860

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном учреждении высшего профессионального образования Санкт-Петербургский государственный Университет

Научный руководитель: ПРОХОРОВ Гелиан Михайлович

доктор филологических наук, профессор кафедры истории западноевропейской и русской культуры ФГБУВПО Санкт-Петербургский государственный университет

Официальные оппоненты: АЛЕКСЕЕВ Алексей Иванович

доктор исторических наук, заведующий Отделом рукописей ФГБУ Российская национальная библиотека

КОЗЛОВ Сергеи Александрович

доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории, философии и культурологии ФГБУВПО Санкт-Петербургский государственный технологический университет растительных полимеров

Ведущая организация: ФГБУН Библиотека Российской академии наук

Защита диссертации состоится «28» января 2015 г. в «15» часов на заседании диссертационного совета Д 212.232.57 по защите докторских и кандидатских диссертаций на базе Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: 198000, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, д. 5 (Институт Истории), ауд. 70.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9.

Автореферат разослан <Ль_» о^мпЬ^,^. 2014 г.

Ученый секретарь х

диссертационного совета ^-"""7

доктор исторических наук, профессор А^х? А. В. Петров

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность и научная новизна исследования. На рубеже XV - XVI столетий Дмитрий Герасимов был одним из наиболее заметных участников культурных контактов Московской Руси с Западом. Его жизнь и профессиональная деятельность были связаны с ключевыми событиями в культурной истории России в рассматриваемый период. В последней четверти XV в. он был одной из важнейших фигур в литературном окружении новгородского архиепископа Геннадия (1484-1504) и принимал участие в его церковно-просветительских предприятиях в качестве немецкого и латинского переводчика. С начала XVI в. и на протяжении почти 20 лет Дмитрий Герасимов был сотрудником посольской службы в Москве, которая являлась в то время крупным центром светской культуры, определявшим внешнюю политику России. В 1530-е гг. переводчик вновь вернулся на книжное поприще в Великий Новгород и работал по заказу архиепископа Макария, будущего митрополита Московского. При его участии был создан крупнейший литературный памятник XVI столетия — Великие Минеи Четии. Период конца XV — начала XVI в. ознаменовался для России развитием культурных связей с Западной Европой и профессиональный переводчик Дмитрий Герасимов находился в центре наиболее значимых событий эпохи. Об этом человеке сохранилось достаточное количество известий, чтобы через его личность увидеть характерные черты времени, культурных процессов и явлений.

В данной работе биография Дмитрия Герасимова впервые рассматривается комплексно без искусственного разделения на ипостаси «книжника», «переводчика» и «дипломата». Его деятельность проанализирована в тесной связи с развитием русской культуры XV — первой половины XVI в. на примере разных общественных и культурных срезов (культурное пространство Великого Новгорода, новгородский «кружок» книжников, посольская среда, представители итальянского гуманизма). Понятие социокультурного среза используется для определения исследовательского приема, при котором культура анализируется в отдельных плоскостях (локальные культуры, культуры отдельных социальных групп и слоев). В изучении биографии Дмитрия Герасимова впервые выведена на первый план и представлена в большом объеме историко-культурная проблематика - в противовес традиционному источниковедческому подходу в анализе книжных трудов переводчика.

Хронологические рамки исследования охватывают последнюю четверть XV в. — первую треть XVI в. Этим периодом ограничиваются свидетельства о деятельности Дмитрия Герасимова в качестве латинского и немецкого переводчика, толмача и дипломата.

Объектом исследования диссертационной работы является биография Дмитрия Герасимова.

Предметом исследования являются взаимоотношения России с западным миром сквозь призму личности и профессиональной деятельности русского переводчика и посольского деятеля.

Цель исследования — всестороннее изучение деятельности и обстоятельств жизни Дмитрия Герасимова в разных аспектах культурных контактов Московской Руси с Западной Европой.

В работе поставлены следующие задачи:

• выявить и охарактеризовать культурные срезы, в которых наиболее полно выразились деятельность и особенности личности Дмитрия Герасимова;

• определить особенности восприятия западной культуры в русском обществе конца XV - начала XVI вв.;

• проанализировать культурные особенности Новгородского региона и их влияние на западную ориентацию профессиональной деятельности Дмитрия Герасимова;

• исследовать влияние новгородского «кружка» книжников на культурное мировоззрение Дмитрия Герасимова;

• дать характеристику личным высказываниям переводчика и составить представление о его культурном мировоззрении;

• исследовать деятельность центрального дипломатического ведомства России первой трети XVI в. как явление культурной жизни;

• изучить обстоятельства пребывания русского посланника в Италии и его круг общения в Риме и Ватикане;

• определить культурные итоги отношений России и Италии в 1520-е гг.

Источниковую базу диссертации составляет широкий круг документальных и нарративных памятников XV-XVII вв. Переводные труды Дмитрия Герасимова и сочинения, связанные с литературной деятельностью новгородского «кружка» книжников, привлекались в рукописях XV-XVII вв. и научных изданиях. Свидетельства биографического характера комментировались на широком историческом фоне с использованием известий русских летописей, историко-политических и религиозно-философских сочинений, агиографических и церковно-полемических памятников, монастырских Синодиков, вкладных книг и др. Вехи дипломатической карьеры Дмитрия Герасимова восстанавливались по данным официальной и делопроизводственной документации государственных учреждений России, Ватикана и Королевства Польского, летописей, посольских книг, описей Посольского приказа 1614, 1626, 1673 гг. В изучении обстоятельств дипломатической миссии Дмитрия Герасимова в Италию важное значение имели итальянские источники - западноевропейские печатные издания XVI-XVIII вв., оригинальные архивные и опубликованные документы из архивов и библиотек Италии (Biblioteca Apostólica Vaticana, Archivio Segreto Vaticano, Archivio di Stato di Venezia, Biblioteca dell'Archivio di Stato di Venezia, Biblioteca Marciana, Biblioteca del Museo cívico Correr): черновики и копии папских грамот, эпистолярные, дневниковые и генеалогические материалы деятелей европейского гуманизма, государственных деятелей, папских дипломатов и путешественников, ранние сочинения историографии эпохи географических открытий, памятники летописания, литературные произведения.

Степень изученности темы. Личность Дмитрия Герасимова привлекала внимание ученых в рамках исследований по истории, филологии, языкознанию, географии, картографии. О нем накопилось поистине громадное количество высказываний и мнений, между тем, комплексного или даже сколько-нибудь

подробного биографического исследования по сей день не существует. Внимание к фигуре Дмитрия Герасимова определялось специальными интересами исследователей, и, в результате, в трудах ученых он представал в различных ролях - книжника, переводчика, дипломата, грамматиста, интеллектуала, представителя Возрождения. Без понимания того, как эти ипостаси сочетались в одном человеке, невозможно достоверно понять и описать ни личность Дмитрия Герасимова, ни его место в событиях эпохи.

Фрагментарность источников, в которых содержатся сведения о Дмитрии Герасимове, побуждала исследователей к многочисленным догадкам и предположениям, которые не всегда были обоснованны. Как результат, гипотезы ученых и фактические данные в исследовательской литературе существуют без четкого разделения, нередки грубые фактические неточности в описании жизненных вех Дмитрия Герасимова. Это ставит под сомнение ценность выводов некоторых исследователей, а также заставляет думать, что обращение к данной теме имело для них второстепенное значение в контексте изучения более общих культурных, литературных, церковно-политических и других вопросов.

Из специальных работ биографического характера можно назвать статью Н. А. Казаковой, «био-библиографический» раздел монографии В. С. Томеллери, посвященной славянскому переводу Толковой Псалтири Б руно на Вюрцбургского, а также небольшие словарные статьи в Словаре книжников и книжности Древней Руси, Православной энциклопедии, Энциклопедии Великого Новгорода, содержащие основной перечень сведений и указаний на источники. Статья Н. А. Казаковой содержит несомненно ценные выводы о личности Дмитрия Герасимова и важные обобщения, однако же, и в этой работе дипломатическая деятельность Дмитрия Герасимова определяется как более значимая в жизни, а колоссальный по своей важности «новгородский период» как будто отодвинут на второй план. К биографическим очеркам о Дмитрии Герасимове следует также отнести раздел монографии архим. Макария (Веретенникова). За исключением этих кратких статей энциклопедического характера, внимание исследователей так или иначе сосредотачивается в одной из плоскостей — книжно-литературной или дипломатическойI

Сотрудничество Дмитрия Герасимова в роли книжного переводчика в «литературном кружке» новгородского архиепископа Геннадия на протяжении уже двух столетий привлекало к нему внимание историков и филологов. Наиболее ранние следы интереса связаны с изучением Геннадиевского свода Библии 1499 г. Круг участников этой масштабной филологической и библеистической работы не сразу был определен исследователями, однако, ясные указания источников на

1 Казакова Я. А. 1) Дмитрий Герасимов и русско-европейские культурные связи в первой трети XVI в. // Проблемы истории международных отношений. Л., 1972. С. 248-266; 2) Дмитрий Герасимов // СККДР. Вып. 2. Ч. 1. Л., 1988. С. 195-196; Гордиенко Э. А. Дмитрий Герасимов // Великий Новгород. История и культура IX-XVII веков. Энциклопедический словарь. СПб., 2007. С. 157-158; Макарий, архим. (Веретенников). 1) Герасимов Дмитрий // Православная энциклопедия. М., 2006. T. XI. С. 171-173; 2) Святая Русь: Агиография, история, иерархия. M., 2005. С. 175-192; Tomelleri V. S. И Salterio commentato di Brunone di Würzburg in area slavo-orientale. Fra traduzione e tradizione. München, 2004. (=Slavistische Beiträge, bd. 430). C. 1-49.

участие Дмитрия Герасимова в переводе толкований библейских псалмов заставили некоторых ученых считать книжника одним из главных переводчиков из числа сотрудников новгородского владыки2. А. И. Соболевский отводил Дмитрию Герасимову в этой работе важную и вполне самостоятельную роль: «переводчик (толмач) Дмитрий Герасимов производит главную часть работы», «когда Геннадий взялся за составление полного кодекса библейских книг ... Герасимов снабдил этот кодекс переведенными им статьями из немецкой библии», «после Герасимова о новгородских переводах уже не слышно» 3. Вместе с тем, Геннадиевская Библия изучалась и вовсе без внимания к ее создателям. В центре внимания А. В. Горского и К. И. Невоструева, впервые обстоятельно изучивших списки Геннадиевской Библии при описании Синодального собрания рукописей, была история славянской Библии, и с этой точки зрения личности переводчиков их не интересовали4. Ф. И. Буслаев при описании Библии 1499 г. из создателей упоминает лишь писцов и переписчиков5. Почти в то же время в историографии возникло неопределенное представление о литературных сотрудниках архиепископа Геннадия в его церковной политике. Появление этого представления было целиком обязано Геннадиевской Библии — именно она привлекла внимание исследователей к «сотрудникам Геннадия в сем святом деле...»6. Имена большинства исполнителей работы пока не были известны, однако как собирательное лицо они систематически упоминались в работах ученых.

Подчеркнутое внимание исследователей к фигуре новгородского архиерея и его роли в церковно-политических событиях конца XV в. привело к персонификации деятельности новгородских книжников в фигуре Геннадия. Труды его сотрудников воспринимались как его «продолжение», понимались однозначно в контексте его политики. На уровне формулировок это находило такое выражение — результаты коллективной работы неизвестных книжников описывались как действия, лично выполненные Геннадием: «Геннадий не знал или не сличил с ним другого (перевода)»7, «собрание библейских книг в славянском переводе, сделанное ... Геннадием ...»8, «Геннадию пришлось долго (1489-1499 гг.) и много поработать...», «для своей Библии Геннадий взял латинскую Вульгату и немецкую Библию, откуда и заимствовал недостающие части, а сверх того воспользовался и переводами с еврейского»9.

2 Евгений, митр. (Болховитинов). Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина греко-российской церкви. Т. 1. М., 1995. С. 75-76.

3 Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси Х1У-ХУП веков. Библиографические материалы. СПб., 1903. С. 39-40.

4 Горский А. В., Невоструев К. И. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки. Отдел I: Священное Писание. М., 1855. С. II.

Буслаев Ф. И. Палеографические и филологические материалы для истории письмен славянских // Материалы для истории письмен восточных, греческих, римских и славянских. М., 1855. С. 44-56.

6 Филарет (Гумилевский), архиеп. Харьковский. Обзор русской духовной литературы: 8621720. Харьков, 1859. С. 159.

7 Бессонов П. А. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки [гг. Горского и Невоструева]. [Рец ] //Русская беседа. 1856. Ч. II. Отдел «Критика». С. 23.

8 Евсеев И. Е. Геннадьевская Библия 1499 года. М., 1914. С. 1.

9 Орлов А. С. Древняя русская литература Х1-ХУ1 вв. М.; Л, 1939. С. 218.

Л. Н. Майкову принадлежит первый подробный биографический очерк об архиепископском архидиаконе Герасиме Поповке, в котором была высказана мысль о родстве Дмитрия Герасимова и Герасима Поповки и собраны основные известия о книжниках10. Взгляд исследователя отличает характерное для эпохи рубежа веков внимание к индивидуальности, в данном случае — к личностям сотрудников архиепископа Геннадия (А. И. Соболевский", И. Е. Евсеев и др.). В научных трудах этих лет сотрудники Геннадия обретали свое место в истории его литературных предприятий. Явления из области культуры не могли быть представлены обезличенно и обобщенно, и оставить, таким образом, в стороне самих исторических деятелей. Даже анонимный автор получал меру «причитающегося» ему внимания и интереса12. Исследование А. И. Соболевского примечательно тем, что литературные труды под руководством Геннадия представлены в ярко выраженной персонифицированной форме — ученый не пользуется обезличенными формулировками, но описывает итоги деятельности в форме действий того или иного лица. Сотрудники Геннадия в изложении Соболевского представлены как безусловно самостоятельные фигуры. А. И. Соболевскому также принадлежит биографический очерк «Доминиканец Вениамин», который впервые привлек внимание ученых к этой фигуре.

Подчеркнутый интерес к индивидуальности заметен и в небольшой статье И. Е. Евсеева, опубликованной после доклада на XV Археологическом съезде 1911 г. в Новгороде. В коротком обзоре, посвященном «Геннадиевской Библии 1499 года», исследователь впервые дал комплексный разбор памятника с филологической, историко-культурной, историко-церковной и др. точек зрения, а также уделил внимание Дмитрию Герасимову как одному из наиболее заметных сотрудников Геннадия. Ученый обнаружил связи памятника с широким кругом культурных явлений, раскрыл разные грани исторического явления, стоящего за рукописью 1499 г., проанализировал роли участников, привел небольшие биографические заметки о наиболее значимых геннадиевских книжниках, уделил внимание самым незаметным участникам работы. Библейский кодекс не рассматривается Евсеевым абстрактно как языковое или культурное явление — за ним всегда фигурируют его создатели, среди которых по большому счету нет более или менее значимых.

Первыми специальными исследованиями, посвященными литературной деятельности сотрудников Геннадия, стали публикации А. Д. Седельникова 19201930-х гг. Многие работы Седельникова в той или иной степени затрагивают деятельность Дмитрия Герасимова как переводчика. Ученый комплексно рассмотрел группу переводов, литературных и рукописных памятников, и пришел к выводу, что деятельность новгородских книжников под руководством архиепископа Геннадия имела «определенное направление», которое выразилось в последовательном латинско-католическом влиянии. Исследователь впервые сформулировал идею о непрерывности и единой направленности в работе

10 Майков Л.Н. Последние труды. I. О Герасиме Поповке, русском книжнике конца XV века // Известия ОРЯС. 1900. Т. V. Кн. 2. С. 371-379.

11 Соболевский А. И. Указ. соч. Приложение. С. 39-40.

12 Григорьев А. Д. «Слово кратко» в защиту монастырских имуществ: Предисловие // Чтения в обществе истории и древностей Российских. 1902. Кн. 2. 1902. С. 1-ХХХ.

сотрудников Геннадия, что позволило говорить об устойчивом и цельном коллективе13. Название «кружок» в отношении новгородского коллектива книжников также впервые появилось в статьях ученого: «времени архиеп. Геннадия Гонзова кружок библеистов», «геннадиевский книжный кружок»14. Как можно видеть, за введением этой терминологии стояла новая исследовательская трактовка. В дальнейшем этот термин был усвоен некоторыми исследователями, пересекавшимися в своих трудах с данной тематикой15.

В 1950-1960-е гг. деятельность новгородских книжников привлекала внимание ученых в рамках изучения социально-политической истории Руси, истории церковной полемики, идеологических течений рубежа ХУ-ХУ1 вв. (Н. А. Казакова, Я. С. Лурье, А. И. Клибанов, А. А. Зимин и др.). В этих исследованиях уточнялось представление о составе и направлениях работы книжников, Дмитрий Герасимов рассматривался в числе других членов кружка и в связи с политикой архиепископа Геннадия.

В 1960-70-е гг. в изучении деятельности геннадиевских книжников на первый план вышли проблемы историко-литературные и историко-культурные, внимание уделялось проблеме включения русской культуры в процесс развития культуры европейской. Исследователей занимала проблема обращения новгородских книжников к западной латинской традиции: вскрывались новые факты использования европейской печатной книги, латинской литературы, анализировался характер ее использования в библейских переводах «кружка»16. Фигура Дмитрия Герасимова, лучше других новгородских книжников из окружения Геннадия отраженная в исторических источниках, привлекала внимание как личность, близкая в своей культурной ориентации к западному Возрождению. Многим исследователям он представляется ярким представителем

13 Исследователь посвятил изучению деятельности «кружка» около 15 лет. Его архивные находки и ценные наблюдения стали основой изучения «кружка» в будущем. Архивные материалы позволяют судить, что эта тема оценивалась ученым как наиболее значимая во всем его научном творчестве (СПбФ АРАН. Ф. 155. Оп. 2. № 607. Л. 145-149 об.). В планах Седельникова было издание монографии. Однако в 1934 г. ученый был арестован и осужден по т.н. «делу славистов». Вскоре после вынесения приговора он скончался.

Седельников А. Д. 1) К изучению «Слова кратка» и деятельности доминиканца Вениамина // Известия ОРЯС АН СССР. 1925. T. XXX. Л., 1926. С. 205; 2) Очерки католического влияния в Новгороде в конце XV - начале XVI века // Доклады АН СССР. Серия В. 1929. № 1. Л., 1929. С. 17.

В 1920-е гг. А. Д. Седельников принял участие в работе московского отделения Комиссии по научному изданию Славянской Библии. Ученый взял для исследования темы: «Обследование переведенных с Вульгаты текстов книг Ветхого Завета в Геннадиевском Библейском своде 1499 года», «Псалтирь с толкованиями Брунона в переводе Дмитрия Герасимова». В отчетах комиссии за 1922 г. встречается наименование «геннадиевский литературный кружок». См.: Комиссия по научному изданию Славянской Библии (Русская Библейская комиссия), 1915-1929: Сборник архивных материалов. Ч. II. Л., 1990. С. 91.

Копреева T. H. 1) Западные источники в работе новгородских книжников конца XV -начала XVI в. // Федоровские чтения. 1979. М., 1982. С. 138-152; 2) Иван Федоров, Острожская Библия и новгородский кружок книжников конца XV в. // Федоровские чтения 1981. М„ 1985. С. 96-103.

гуманизма в России XVI в.17. Деятельность Дмитрия Герасимова в этом контексте анализировалась в рамках русско-итальянских или русско-европейских культурных связей18.

С 1990-х гг. заметно усилилось филологическое и лингвистическое направление в исследовании «геннадиевского кружка». Труды книжников анализировались с точки зрения их места в традиции текстов славянской Библии, переводческих принципов, использования западных источников19. В эти годы и в особенности вблизи даты 500-летнего юбилея Геннадиевской Библии был заметен всплеск интереса к ее изучению в разных аспектах. Многие публикации в контексте важной даты были посвящены историко-культурному осмыслению литературного предприятия конца XV в.20

Параллельно с работами, посвященными деятельности Дмитрия Герасимова как новгородского книжника эпохи владыки Геннадия, достаточно подробно, зачастую монографически, изучаются отдельные его переводы — Толковая Псалтирь Бруно Вюрцбургского21, а также латинский учебник грамматики

17 Голенищев-Кутузов И. Н. Гуманизм у восточных славян (Украина и Белоруссия). Доклады советской делегации. V Международный съезд славистов. М„ 1963.

18 Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XII-XVII вв.). М., 1973; Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV-XVI вв. Л., 1980; Лимонов Ю. А. Культурные связи России с европейскими странами в XV — XVII вв. Л., 1978; Казакова И. А., Катушкина Л. Г. Русский перевод XVI в. первого известия о путешествии Магеллана. (Перевод письма Максимилиана Трансильвана) //ТОДРЛ. Л., 1968. Т. XXIII. С. 227-252.

19 Алексеев А. А. 1) Текстология славянской Библии. СПб., 1999; 2) Текстологическое значение Геннадиевской Библии 1499 г. // Тысячелетие Крещения Руси: Международная церковная научная конференция «Богословие и духовность». М., 1989. С. 327-331; 3) Библейская филология в Новгороде Великом // Новгород в культуре Древней Руси: Материалы Чтений по древнерусской литературе. 16-19 мая 1995 г. Новгород, 1995. С. 22-33; Верещагин Е. М. Две книги Маккавейские, переведенные с латыни, в Геннадиевской библии 1499 г. // Роль библейских переводов в развитии литературных языков и культуры славян. М., 1999. С. 11-13; Платонова И. В. О переводческой технике в Геннадиевской библии 1499 года // Славяноведение. 1997. № 2. С. 60-74; Ромодановская В. А. 1) Маргиналии в Евангелиях Геннадьевской Библии 1499 года (на примере Евангелия от Иоанна) // Остромирово Евангелие и современные исследования рукописной традиции новозаветных текстов: Сб. научных статей. СПб., 2010. С. 148-161; 2) Кириллическая латинская Псалтирь XV века из Новгорода // 200 лет первому изданию «Слова о полку Игореве». Ярославль, 2001. С. 166-171; 3) О целях создания Геннадиевской Библии как первого полного русского библейского кодекса // Книжные центры Древней Руси: Севернорусские монастыри. СПб., 2001. С. 278-305; Томеллери В. С. Псалтырь Геннадиевской Библии 1499 г. (К изучению рукописной традиции в Новгороде) II Sub Rosa. Budapest, 2005. С. 578-584 и др.

Августин, архим. (Никитин). Геннадьевская Библия 1499 года и ее западные Библейские источники // Переводы Библии и их значение в развитии духовной культуры славян. СПб., 1994. С. 52-68; Ромодановская В. А. Геннадьевская Библия: борьба с жидовствующими или католическая экспансия? О целях создания полного библейского кодекса // Библия в духовной жизни, истории и культуре России и православного славянского мира: К 500-летию Геннадиевской Библии. М., 2001. С. 50-51.

21 Макарий, архим. (Веретенников). Перевод Димитрием Герасимовым Толковой Псалтыри епископа Брунона Вюрцбургского // Макарий, архим. (Веретенников). Жизнь и труды святителя Макария, митрополита Московского и всея Руси. М., 2002. С. 74-77; Tomelleri V. S.

«Донатус», привлекший к личности Дмитрия Герасимова внимание историков языка, грамматической мысли и теории перевода22. Редкость грамматических памятников в русской средневековой письменности привлекла повышенное внимание к этому труду переводчика. Несмотря на то, что перевод латинского учебника рассматривается большинством исследователей с точки зрения истории языка, сам памятник детально анализируется как персональная творческая работа. Анализ памятника добавляет яркие штрихи к портрету Дмитрия Герасимова, раскрывая его филологические интересы, стремление осмыслить русскую и славянскую грамматику в сравнении с латинской, отношение к практике перевода (восприятие границ слов и понятий, соотнесение лексических единиц и т.п.). Грамматический перевод Дмитрия Герасимова наследовал традиции филологических интересов, которые можно увидеть в работе новгородских книжников над Геннадиевской Библией. Лексические статьи из библейских толкований и некоторые из языковых примеров Донатуса были заимствованы древнерусскими Азбуковниками. Вопросы языкознания и лексикографии на примере трудов Дмитрия Герасимова рассматривались в работах Л. С. Ковтун23.

Отдельным памятникам, связанным с именем Дмитрия Герасимова (с той или иной достоверностью атрибутированным книжнику), посвящены работы А. И. Плигузова и И. А.Тихонюка, Е. С. Федоровой, Н. А. Зяблицыной, А. А. Романовой и В. А. Ромодановской, Э. Виммер, Д. О. Цыпкина, Н. А. Казаковой и Л. Г. Катушкиной и др.24

II Salterio commentato di Brunone di Würzburg in area slavo-orientale. Fra traduzione e tradizione. München, 2004.

22 Вернер И. В. «Нестандартная грамматика» библейских переводов Максима Грека: влияние «Доната» Дмитрия Герасимова на церковнославянский язык IV Маккавейской книги и книги Эсфирь // Священное Писание как фактор языкового и литературного развития. СПб., 2011. С. 197-222; Живов В. М. Славянские грамматические сочинения как лингвистический источник // Russian linguistics. 1986. № 10. С. 73-113; Захарьин Д. Б. 1) Европейские научные методы в традициях старинных русских грамматик (XV - середина XVIII вв.). München, 1995; 2) О немецком влиянии на русскую грамматическую мысль // Russian linguistics. № 15/3. 1991. С. 1-29; Мечковская Н. Б. Ранние восточнославянские грамматики. Минск, 1984; Петрова М. С. Восприятие латинского грамматического знания русской ученостью в XVI веке: на примере Дмитрия Герасимова и других // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 34. М., 2011. С.311-364; Ромодановская В. А. Новая книга о «русском Донате» // Русский язык в научном освещении. 2004. № 2(8). С. 268-274; Томэллэри В. С. Опыт изучения рукописной традиции Доната // Ricerche slavistiche. 1995. Vol. XLII. Roma, 1995. P. 183-237 и др.

23 Ковтун Л. С. Лексикография Московской Руси. XVI - начало XVII века. Л., 1975.

24 «Rationale Divinorum officiorum» Wilgelmi Durandi в русском переводе конца XV в. Сост. А. А. Романова, В. А. Ромодановская. М.; СПб., 2012; Федорова Е. С. Трактат Николая де Лиры «Probatio adventus Christi» и его церковнославянский перевод конца XV века: в 2 кн. М., 1999; Зяблицына Н. А. Переводческая деятельность Дмитрия Герасимова и русский гуманизм // Россия и мир: вчера, сегодня, завтра: Слово в процессе массовой коммуникации. М., 2011. С. 103-110; Wimmer Е. Die russisch-kirchenslavische Version von Maximilian Transylvans De Moluccis insulis ... epistola und ihr Autor // Zeitschrift für slavische Philologie. 1990. Bd. 50. Hf. 1. S. 50-66; Цыпкин Д. О. Сказание «О Молукитцкых островех» и Повесть о Лоретской Богоматери // ТОДРЛ. T. XLIV. Л., 1990. С. 378-386; Казакова Н. А., Катушкина Л. Г. Указ. соч.

Уникальность фигуры Дмитрия Герасимова для культурной ситуации Руси XVI в. отмечали многие исследователи. Основанием для этого зачастую становилось нехарактерное для древнерусского человека XV-XVI вв. активное взаимодействие с западной культурой, выразившееся для Дмитрия Герасимова в разных профессиональных сферах (хотя и одинаково обусловленных его языковым навыком). В то же время, исследователям остается неясно культурное мировоззрение этой личности. Опираясь на разную аргументацию, Дмитрия Герасимова в его культурных ориентирах сближали с другими видными представителями культуры Московской Руси XVI в.: Максимом Греком, Федором Карповым, старцем Силуаном, Нилом Курлятевым, Андреем Курбским и др.25

Беспрецедентное по своим масштабам для древнерусской культуры обращение сотрудников «геннадиевского кружка» к латинской традиции привлекало внимание исследователей, занимающихся в широком контексте переводной литературой русского средневековья (А. С. Орлов, Н. А. Мещерский, И. Н. Голенищев-Кутузов, Д. М. Буланин). В этой связи отмечалось исключительное значение деятельности новгородцев, находящей аналогии лишь во второй половине XVII столетия.

За пределами интереса к собственно литературной деятельности Дмитрия Герасимова развивалась обширная традиция исследований по истории русской дипломатии, политических и культурных контактов Московской Руси с европейскими странами. Важнейший этап в изучении итальянских архивных источников по этой теме связан с именами о. Павла Пирлинга и Е. Ф. Шмурло26. Будучи представителями разных идейных и религиозных позиций, исследователи внесли существенный вклад в разработку истории взаимоотношений России и Ватикана. Внимание ученых было сосредоточено на вопросах политических контактов и отношения вер. В разные годы дипломатические отношения стран интересующего нас периода изучали Ф. Успенский, И. С. Шаркова, А. Л. Хорошкевич, Дж. Д'Амато, Т. А. Матасова и др.27 Важный аспект взаимосвязи дипломатии и церковно-государственнической идеи затронут в работе Н. В. Синицыной, посвященной развитию концепции «Москва третий Рим»: исследовательница проанализировала дипломатические связи России с Ватиканом

25 Калугин В. В. Теории текста в русской литературе XVI в. // ТОДРЛ. Т. Ь. СПб., 1996. С. 611-616.

26 Пирлинг П. Россия и папский престол. Кн. 1: Русские и Флорентийский собор. М., 1912; Шмурло Е.Ф. Рим и Москва; Начало сношений Московского государства с папским престолом: 1462-1528 // Записки Русского исторического общества в Праге. Кн. 3. Прага Чешская - Нарва, 1937. С. 91-136 и др.

27 Успенский Ф. Сношения Рима с Москвой. (Разбор трудов по русской истории о. Павла Пирлинга) // ЖМНП. Ч. ССХХХ1У 1884. Август. СПб., 1884. С. 368-412; Шаркова И. С. Заметки о русско-итальянских отношениях XV - первой трети XVI в. // Средние века. Т. 34. М., 1971. С. 201-212; Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV - начала XVI в. М., 1980; Д'Амато Дж. Сочинения итальянцев о России конца XV - XVI веков как исторический источник. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. М., 1993; Матасова Т. А. Русско-итальянские отношения в политике и культуре Московской Руси середины XV - первой трети XVI в. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. М., 2012.

периода формирования и развития этой идеи28. В ряде трудов была проанализирована проблема восприятия России в Западной Европе в XVI в. сквозь призму иностранных сочинений, основанных на сообщениях русских путешественников (О. Ф. Кудрявцев, Н. В. Синицына)29.

В культурных отношениях России и Италии первой трети XVI в. дипломатическое посольство 1525-1526 гг., возглавляемое Дмитрием Герасимовым, является одним из ключевых. Значение этой миссии в культурном обмене двух стран было проанализировано в работах А. Л. Хорошкевич, Н. А. Казаковой и др.

С пребыванием русского посланника в Италии связано сразу несколько географических известий. В советской историографии, в период повышенного интереса к истории русской науки и естественнонаучных знаний, итальянские известия привлекли внимание многих ученых (М. С. Боднарский, Д. М. Лебедев, Л. С. Берг, М. П. Алексеев)30. Имя Дмитрия Герасимова было вписано в историю русской географической мысли, а высказанная им впервые в мировой истории идея Северного морского пути (так и не развитая русскими путешественниками вплоть до новейшего времени) поставила его в один ряд с другими идеологами изучения и освоения русских территорий. Исследователями всячески подчеркивалось, что идея о возможности северного пути принадлежала и не была чужда русским задолго до попыток европейцев проложить этот путь. В историко-географических исследованиях Дмитрий Герасимов выступал для ученых показателем познаний русских людей XVI в. в мировой и отечественной географии31. Примечательно, что идея, высказанная русским посланником, не была потеряна, но нашла себе место на страницах римского издания книги Паоло Джовио «О посольстве Василия III», и тем самым внесла авторитетное мнение русского посла в круг ученых Запада.

Несмотря на обширный опыт исследования существенных сторон жизни Дмитрия Герасимова, обстоятельный анализ его переводческих трудов, судьба этого человека остается известной в разрозненных фрагментах, а целостного научного взгляда на его личность не существует. Важнейшие вопросы до сих пор остаются без ответов. Не проанализирована проблема культурной ориентации и мировоззрения переводчика. Нерешенным остается вопрос о связи книжно-переводческой и дипломатической деятельности Дмитрия Герасимова. И, наконец, необходимо исследовать ключевой вопрос - о месте Дмитрия Герасимова в развитии культурных и политических контактов Московской Руси с Западом.

Методологическая основа исследования определяется такими базовыми принципами исторической науки, как принципы историзма и системности научного анализа. В основу изучения биографии Дмитрия Герасимова был

'8 Синицына Н. В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции. (XV -XVI вв.). М„ 1998.

29 Россия в первой половине XVI в.: взгляд из Европы. М., 1997.

30 Боднарский М. С. Очерки по истории русского землеведения. Т. 1. М., 1947; Лебедев Д. М. Очерки по истории географии в России XV и XVI веков. М., 1956; Берг Л. С. Очерки по истории русских географических открытий. 2-е изд. М.; Л., 1949; Алексеев М. П. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников писателей. Т.1. Иркутск, 1932.

31 Лебедев Д. М. Указ. соч. С. 115.

положен подход, при котором этапы жизни и профессиональной деятельности анализировались на фоне различных культурных срезов. Развернутое комментирование всех значимых фактов биографии, а также сопоставление сведений биографического характера и общеисторических, историко-культурных наблюдений, важно как для раскрытия личности героя, так и с точки зрения исследования политических и культурных реалий эпохи. Данный поход позволяет существенно восполнить традиционный для истории средневековой Руси недостаток документов личного происхождения и источников собственно биографического характера.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Существующие в историографии представления о древнерусской культурной и интеллектуальной элите XVI в. нуждаются в пересмотре. Нехарактерная западная ориентация профессиональных занятий Дмитрия Герасимова не делает из него «представителя русского Возрождения», устремленного в своих интересах и культурных предпочтениях на Запад. Оставаясь представителем традиционной средневековой культуры Московской Руси, он показывал обстоятельное и глубокое знакомство с европейской культурной традицией, которое пришлось на период его личного и профессионального становления в Великом Новгороде, где пограничные процессы в культуре традиционно были очень заметны.

2. Дмитрий Герасимов представляет собой крайне редкий для русской культуры XV-XVI вв. феномен профессионального переводчика. Известные книжные переводы Дмитрия Герасимова имели, несомненно, заказной характер, а привлечение к посольской работе в Москве свидетельствует о профессиональной востребованности и известности в качестве переводчика. Латинско-немецкая специализация Дмитрия Герасимова оказалась весьма актуальной в Москве в момент обращения внешней политики России на Запад.

3. Лицо московского посольского ведомства на западном направлении в 1510-20-е гг. в значительной мере определялось людьми, которые были выходцами из Великого Новгорода. Профессионально и культурно они сформировались в Новгороде в рамках его дипломатической активности в конце XV в. По мере развития и централизации государственного аппарата России Великий Новгород передал Москве сначала свои функции по дипломатическим связям с западными соседями, а затем и некоторых «специалистов». Этот факт является одним из свидетельств обращения к опыту и ресурсам Новгорода в XVI столетии.

4. Дмитрий Герасимов показал значительную светскую образованность и эрудицию. Его познания в практических вопросах дипломатической службы, тонкостях делового этикета, переводческий профессионализм, осведомленность в сфере международных отношений, мировой географии и т. п. свидетельствуют о том, что уже в первой трети XVI в. дипломатическое ведомство Московской Руси было крупным центром светской культуры.

5. Появление Дмитрия Герасимова в Ватикане спровоцировало заметный интерес у представителей римской культурной и интеллектуальной элиты. Издание в 1525 г. первого подробного описания Московии было главным культурным итогом итальянского посольства Дмитрия Герасимова. Лица, причастные к

появлению книги, составляли единый круг общения и были активно вовлечены в эпоху географических открытий, участвовали в общеевропейском культурном процессе открытия мира. Интерес европейцев, обращенный в тот момент на восток, в сторону Московской Руси, был новым витком знакомства с Россией в эпоху ренессансной «одержимости» открытиями.

Практическая значимость исследования определяется возможностью использования его результатов при написании научных трудов, посвященных истории русской культуры, истории общественного сознания ХУ-ХУ1 вв., истории культурных связей России и Западной Европы. Кроме того, материалы могут быть использованы при разработке программ общих и специальных лекционных курсов по отечественной истории, истории русской культуры, истории культурных связей России и Италии.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории западноевропейской и русской культуры исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. По теме исследования были подготовлены и прочитаны доклады на IX научной конференции молодых ученых Института русской литературы (Пушкинского дома) РАН (СПб., 2008 г.), конференции «Экспертиза и фотография» (СПб., 2010 г.), межвузовской научной конференции «История и культура», посвященной 75-летию профессора Г. М. Прохорова (СПб., 2011 г.), XXXII всероссийской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Курбатовские чтения» (СПб., 2012 г.).

Диссертационная работа получила грантовую поддержку по конкурсу Санкт-Петербургского государственного университета для аспирантов на финансовую поддержку стажировок в зарубежных университетах и научных учреждениях (Италия, 2011 г.).

По теме диссертационного исследования опубликованы 6 научных статей общим объемом 3,55 п. л., четыре из которых - в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК РФ.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы, использованных в работе, списка сокращений, а также текстовых и иллюстративных приложений.

Во Введении обоснована актуальность и научная новизна темы, определены объект, предмет, хронологические рамки исследования, основные цели и задачи, источниковая база и состояние изученности вопроса, методологическая основа, выносимые на защиту положения и практическая значимость исследования.

В первой главе «Культурное пространство средневекового Новгорода» анализируется проблема влияния региональной культурной среды на литературную и церковно-политическую деятельность новгородских архиепископов Геннадия и Макария и их книжного окружения.

В начале этого раздела рассматривается историко-культурное своеобразие Великого Новгорода эпохи средневековья, анализируется отражение образа Великого Новгорода в литературе, публицистике и научной мысли XIX-XX вв. На этом материале показано формирование культурного мифа о Новгороде, который

вбирал в себя как особенности общественного сознания на разных этапах, так и тонкие и остроумные наблюдения над индивидуальностью города. Открытие нескольких наиболее древних русских письменных памятников создало Новгороду репутацию заповедника древностей, что к началу XX в. переросло в убежденность в уникальной роли Новгорода как хранителя культурных ценностей. На новые выводы исследователей наталкивали комплексы памятников, связанных с Новгородской землей и, в то же время, объединенных яркими особенностями или же уникальным положением в древнерусской культуре: былинное творчество, непрерывная традиция летописания, группа новгородских «Хождений» и описаний Константинополя ХШ-Х1У вв., церковная архитектура, фреска и иконопись, позднее - археологические находки исключительной сохранности, берестяные грамоты и др.

Яркой страницей в истории изучения новгородской культуры была группа открытий начала XX столетия в области фрески и иконы. Выставка русской иконы в Москве 1913 г. обнаружила, что «Россия вдруг оказалась единственной обладательницей какого-то чудесного художественного клада»32. По единодушному мнению критиков и историков искусства «новгородская школа иконописи» занимала совершенно особое место в истории русской живописи. Выставке предшествовал XV Археологический съезд 1911 г., местом проведения которого был выбран Великий Новгород. Съезд стал началом формирования целостного научного взгляда на феномен новгородской культуры. В практическом плане он способствовал проведению в жизнь масштабной программы исследования новгородской старины, накоплению огромного комплекса памятников. Изучение новгородского материала с его характерными особенностями зачастую подталкивало ученых к обобщениям в отношении русской истории и культуры. Один из ранних примеров влияния выводов, основанных на изучении новгородских памятников - предположение Н. С. Тихонравова о существовании «особых стилей» в древнем письме, отличающих разные историко-культурные области: «характерные особенности в почерке существуют, подобно тому, как существуют особые стили в иконописи Новгородской и Псковской» 33. Новгород был одним из наиболее ярких регионов, натолкнувших ученых на мысль о существовании локальных черт в развитии культуры и ее отдельных отраслей. Своеобразие Новгорода было так заметно, что какое-то время он представлялся исследователям едва ли не самостоятельным изводом русской народности. В рассуждениях историков славянского языка и письма Новгород подчас оказывался в неожиданном смысловом ряду: «характеристики, например, русской графики, как таковой, в отличие от сербской или болгарской, или новгородской или украинской от великорусской или московской...»34.

Уже к поздней традиции относится выявление более узких сфер «обособления» Великого Новгорода в культурном пространстве Древней Руси

32 Муратов П. П. Выставка древнерусского искусства в Москве // Муратов П. П. Русская живопись до середины XVII века. История открытия и исследования. СПб., 2008. С. 175-184.

33 Тихонравов Н. С. Русская палеография. Лекции [1887-1888 гг.]. Литогр. М., 1889. С. 108.

34 Сперанский М.Н. Е.Ф.Карский. Славянская кирилловская палеография. 1928. [Рец.] // Труды института славяноведения Академии наук СССР. Л., 1932. С. 474.

(своеобразие церковного устройства Новгорода, особенности литургической практики, почитания святых, распространения книжных памятников и традиций, характерная для Новгорода декоративность и т. п.).

Один из аспектов научного понимания истории Новгорода XV столетия — более резкое, чем в другие моменты его истории, обособление города, которое объясняется с точки зрения грядущей или уже состоявшейся потери независимости. В оживлении местной памяти, возрождении интереса к историческому преданию и священной старине исследователям видится предчувствие «трагических событий» 1470-х гг. Культурное движение в Великом Новгороде противопоставляется стремлению Москвы «объединить Русь», а деятельность выдающихся новгородских иерархов противоречиво объясняется мощным духовным потенциалом города, и, в то же время, приверженностью Москве и столичным характером их церковной политики. Однако, в недрах именно этой региональной (новгородско-псковской) культуры возникали идеологические и символические модели, принятые вскоре Московской Русью в основу своей государственной системы.

Одной из особенностей новгородского культурного региона является его пограничное положение - в зоне активного контакта представителей разных культурных, конфессиональных, языковых, этнических, художественных, эстетических и др. традиций. Материальным выражением этих контактов был широкий импорт европейских товаров. Благодаря распространению предметов материальной культуры, использованию западного опыта и привлечению иностранных специалистов в новгородскую жизнь в большом количестве проникали элементы западноевропейской образности. В тексте приводятся примеры, которые позволяют говорить об охотных заимствованиях и быстром переосмыслении взятого из другой культурной среды. Зачастую заимствование художественных новшеств проявлялось, казалось бы, на грани нарушения канонических составляющих культурного самоопределения.

В этом контексте обсуждается проблема значимых культурных составляющих. Она же обнаруживает себя при попытке объяснить исключительное по объему обращение к латинской традиции в переводческих работах «геннадиевского кружка». Факт латинской ориентации книжников до сих пор остается недостаточно понятым и трактуется в рамках поздних стереотипных представлений о противопоставлении русского (православного, восточнохристианского) и латинского (католического). Проблема использования при составлении библейского свода в качестве образца латинского текста Вульгаты уже обсуждалась А. А. Алексеевым в ключе отношения к библейскому канону в средневековье в греческой традиции и славянской православной среде. Факт, остро воспринятый представителями русской культуры в XIX - начале XX в. как отказ от исконного текста — «великого, данного Богом славянам, наследства»35 - исследователь объясняет «византийской традицией размытого канона» (в отличие от ситуации латинского мира, где Библия благодаря

35 Евсеев И. Е. Рукописное предание славянской Библии. Речь, произнесенная с некоторыми сокращениями на годичном акте, 17 февраля 1911 г., в С.-Петербургской Духовной Академии. СПб., 1911. С. 31.

книгопечатанию сделалась наиболее массовой книгой, «как нечто легко обозримое и доступное для пользования»)36.

В этой части диссертации отмечается неизвестный ранее факт изобразительного заимствования в работе геннадиевских книжников (из латинского издания «Диалога Жизни и Смерти» ок. 1480 г.), который положил начало длительной традиции исполнения в древнерусской книжной миниатюре (Приложение 2).

В условиях интенсивных культурных контактов местная культура сталкивается с проблемой самоопределения, что приводит к обострению собственной идентичности и более четкому пониманию границы между «своим» и «чужим». Зона культурного (этнического, конфессионального и др.) контакта провоцирует усиление значимых в этой среде элементов самоопределения — в то время как исследователи зачастую ожидают увидеть проявления межкультурного конфликта. Для Новгородской земли последствием такого положения, по всей видимости, было собирание культуры вокруг ее ключевых значимых составляющих и формирование выраженной идентичности. Культура в таких условиях четко осознает свои границы и осмысливает себя в предоставленных рамках, формирует большую цельность и прочность. Под ключевыми значимыми составляющими здесь понимаются те идеи, на которых базируется культурное самоопределение. В средневековом религиозном обществе в условиях взаимодействия с иной конфессией в центре самоопределения оказываются сущностные элементы вероисповедания. Другой составляющей становится осмысление исторической основы культуры, ее корней и феномена преемственности. В таком положении феномен заимствования продолжает существовать, но проявляется в тех областях, где не происходит конфликта со значимыми элементами культурного самоопределения.

Характерная для Новгорода XV в. символическая наполненность в религиозной сфере, которая носила «вполне осознанный и универсальный характер»37, рассмотрена в работе на ряде примеров. В этой связи анализируется «Семисоборность» церковного устройства Новгорода, которая также была глубоко символична и содержала отсылки к значению для христианства семи вселенских соборов, на которых «выкристаллизовалось христианское учение»38. В организации новгородских церквей можно увидеть ту же «кристаллизацию» вокруг соборных храмов. Такая символическая завершенность показательна именно для Новгорода. В середине XVI столетия подобное церковное действие в Москве (учреждение семи Соборов по определению Стоглавого Собора) носило характер осмысленного собирания. Заметим, что культура Московской Руси в XVI в. зачастую обращается именно к новгородскому опыту символической трактовки церковной и религиозной жизни. Митрополит Макарий принес в Москву традицию ношения белого клобука, до того момента распространенную в Новгороде и окруженную церковно-политической символикой. Традиция ношения белого клобука, как известно, была связана с идеей наследования священства, а

36 Алексеев А. А. Библейский канон на Руси // ТОДРЛ. Т. ЬХ1. СПб., 2010. С. 188-189.

37 Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л ., 1967. С. 164.

38 Карташев А. В. Вселенские соборы. Клин, 2004.

сам клобук выступал в роли символа сохранения православия39. Непосредственно к новгородской традиции восходит и обряд шествия на осляти в Вербное воскресенье, который также символически актуализировал события евангельской истории и подчеркивал их присутствие в повседневной жизни.

В главе приводятся и другие примеры присутствия подобных символических явлений в новгородской культуре XV в., что также говорит об актуализации через них значимых культурных составляющих. Культура таким образом обозначала те идеи, вокруг которых строилось ее самоопределение.

Еще в XVI в. Новгород сохраняет черты самостоятельности в разных сферах жизни. Однако, это говорит не столько о незавершенности процесса политической централизации Русского государства, сколько о культурной цельности и сплоченности, существовании в культуре прочных внутренних связей, которые выдерживают давление социально-политических изменений, с которыми Новгород столкнулся с началом присоединения к Москве. Более того, в условиях новой эпохи опыт Новгорода оказался чрезвычайно полезным. Характерно, что именно те традиции, которые подчеркивали религиозную и культурную идентичность, оказались востребованы в Московской Руси. В начале XVI в. именно с новгородско-псковским регионом связано возникновение государственно-исторической идеологии.

До сих пор проблема участия Новгорода (и более широкого северозападного региона) в процессе объединения русских земель исследователями практически не обсуждалась. Традиционно Новгороду приписывается «региональный сепаратизм» как основа местной культурной и политической идеологии. Обращаясь к литературным памятникам, исследователи упрощенно ориентируются на их идейную направленность: местные интересы -новгородского происхождения, «промосковская направленность» - связи с Москвой, и выхватывают из общего процесса сочинения с выраженными областническими тенденциями.

Представляется, что культурное пространство Великого Новгорода в XV столетии отражает зрелый этап в развитии этого культурного региона. Есть основания утверждать, что литературные мероприятия новгородских иерархов были отражением не столько столичного духа их церковного руководства, сколько прочности культурного фундамента вверенной им епархии. Здесь возникают их идеи и находятся силы для их реализации. Новгородская земля давала место разным интеллектуальным и религиозным явлениям, обнаруживая значительный потенциал культурного творчества. Обращение к опыту и ресурсам Новгорода в XVI столетии говорит о том, что в это время он сохраняет свой потенциал.

Вторая глава «Дмитрий Герасимов в новгородской книжности конца XV - первой трети XVI в.» состоит из шести разделов, в которых проанализирована деятельность Дмитрия Герасимова в Новгороде в период профессионального становления под руководством Геннадия Новгородского и затем в конце жизненного пути, во время работы над последним известным переводом по поручению новгородского архиепископа Макария. В разделе

39 Успенский Б. А. Ношение белого клобука и шествие на осляти в Вербное воскресенье как знаки духовной власти II Б. А. Успенский. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998. С. 439.

рассмотрены основные вехи жизненного пути, подробно комментируются существующие свидетельства биографического характера (по необходимости каждое рассмотрено в широком смысловом и историко-культурном контексте), опровергаются фактические неточности и недостаточно обоснованные суждения в научной литературе.

Характер деятельности новгородских книжников обстоятельно проанализирован по отдельным направлениям: литературное участие в церковно-политической активности архиепископа Геннадия, богословская и библеистическая работа, филологические труды, изучение латинского и греческого языка. Несмотря на то, что в деятельности «кружка» в значительной степени отразились интересы новгородского владыки, объем и характер работы, выполненной книжниками, говорит о более широких задачах. Представляется, что роль новгородского архиепископа в литературном и интеллектуальном руководстве книжниками многими исследователями преувеличивается. Литературная направленность в их работе очевидно шире церковно-политических интересов Геннадия, и, таким образом, состав переводов отражает в значительной степени интересы той книжной среды, при содействии которой архиерей реализовывал свою политику. В своем деятельном управлении Геннадий ярко выразился как церковный устроитель, сторонник порядка и сохранения традиционных начал церковной жизни. При всей присущей ему активности, он отметился наиболее ярко не в полемике и публицистике, но в практической и просветительской деятельности.

В деятельности новгородского «кружка» обращает на себя внимание объем обращения к латинской литературной традиции. Кроме собственно переводческих трудов сотрудников «кружка», нужно отметить, что сфера контактов с Западом нашла отражение также в других плоскостях:

- Приглашение и участие в работе «кружка» иностранных сотрудников.

- Официальные дипломатические контакты. Указания на участие архиепископа Геннадия в дипломатических связях известны по многим источникам (Послание Геннадия митрополиту Зосиме 1490 г., список «Речей посла цесарева», переписка с Дмитрием и Юрием Траханиотами и др.). Вероятно, Геннадий принимал участие и в дипломатических контактах Великого Новгорода с Ганзой и Ливонией, которые на протяжении периода владычества Геннадия сохранялись за Новгородом (но уже в качестве представителя Русского государства). Через Великий Новгород иногда проходил маршрут движения московских посланников в Скандинавские страны.

- Знакомство с западной печатной книгой. Факт использования новгородцами латинской книжности говорит о культурной восприимчивости. Знакомство с европейской книгой, вероятно, повлияло на кодификационные идеи архиепископа Геннадия. Европейский опыт печатной Библии давал возможный образец отношения Церкви к книгам, составлявшим основу вероучения.

Церковно-политическая активность Геннадия была основным фоном деятельности Дмитрия Герасимова в первые годы профессиональной работы. Вероятно, в этот период были заложены основные приемы и навыки переводческой работы, сформировалось мировоззрение, культурный кругозор. Однако, связи Дмитрия Герасимова с «кружком», являясь важной жизненной и

профессиональной вехой, сами по себе не позволяют сделать точные выводы о личности книжника, его литературных интересах и предпочтениях. Индивидуальности отдельных книжников растворились в результатах деятельности «кружка».

Проанализировав известные переводческие труды Дмитрия Герасимова, мы приходим к выводу, что все они свидетельствуют о его работе в качестве исполнителя заказов. Ключевым моментом в профессиональной деятельности Дмитрия Герасимова являлась латинская специальность его переводческих занятий, что надо признать достаточно редким явлением для Руси ХУ-ХУ1 вв. Эта латинская направленность трудов переводчика, очевидно, была заложена в момент выбора места обучения, и утвердилась в период его сотрудничества в Великом Новгороде.

В свою очередь, данные о профессиональной деятельности Дмитрия Герасимова на протяжении всей жизни (московская посольская служба, приглашение в качестве посредника в переводе Толковой Псалтири и Толкового Апостола Максимом Греком в 1518-1521/22 гг., возвращение к книжному переводу в 1530-е гг.) заставляют сделать вывод, что в лице Дмитрия Герасимова мы сталкиваемся с уникальным феноменом древнерусского профессионального переводчика (который, кроме того, одинаково успешно трудился на книжном и дипломатическом поприщах). Говоря о «профессиональной деятельности», мы ставим на первое место не столько переводческую компетенцию, сколько последовательную реализацию этой компетенции, т.е. регулярное выполнение заказов, профессиональную востребованность и известность. Внесение сообщений о Дмитрии Герасимове в московские летописные своды (Воскресенская и Никоновская летописи) дополнительно свидетельствует о том, что имя переводчика было хорошо известно в Москве.

Другой уникальный пример подобной профессиональной переводческой деятельности в период до XVII в. - коллега Дмитрия Герасимова по работе в новгородском «кружке» и на посольской службе в Москве Влас Игнатьев. Судьбы двух переводчиков удивительно схожи и в ключевые моменты пересекаются, что подтверждает вывод о востребованности их мастерства, а также значении и редкости переводческих кадров в России ХУ-ХУ1 вв. Развитие карьеры Дмитрия Герасимова и Власа Игнатьева позволяет также предположить их участие в русско-немецких переговорах в Новгороде в качестве толмачей еще в 1480-90-е гг.

После присоединения Новгорода к Москве великокняжеское правительство по отношению к Ливонии и Ганзе придерживалось принципа, что сношения с этими странами должны по-прежнему осуществляться через новгородских наместников (это было и традиционно и оправданно, так как в переговорах в основном присутствовали вопросы торговые и порубежные, касающиеся не столько всей России, сколько Новгородской земли)40. В статьях договоров, посвященных вопросам о территориальных границах, торговле, юрисдикции и нормах судопроизводства, русской стороной выступали «Новгородская земля», «новгородский купец», «новгородцы» и т.п. Так, даже русско-ганзейский договор 1514 г., определивший правовую и дипломатическую основу отношений сторон

40 Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV - начало XVI в. Л., 1975. С. 332.

вплоть до Ливонской войны, был заключен в Новгороде. Но и далее в XVI в. немецко-новгородские договоры, в которых Новгород уже выступал лишь представителем Русского государства «по веленью» великого князя, согласно формулярам, заключались «за всю Новгородскую державу», «за всю Новгородскую землю», а не за все Русское государство. Эти формуляры свидетельствуют о сохранении известной самостоятельности Новгорода в сфере внешних сношений41. Привлечение Власа Игнатьева к переговорам с имперскими и ганзейскими посланниками в Новгороде в 1505 и 1510 гг. (в период его московской службы), может свидетельствовать о возвращении к прежней практике в изменившихся политических условиях. Резонно предположить, что когда переводчик постоянно находился в Новгороде, он также привлекался к переговорам (эпизодически, или же регулярно). Упоминание в записях крепостных актов 1492 и 1494 гг. пристава новгородского наместника Мити Малого (под этим именем Дмитрий Герасимов был известен в Новгороде) является косвенным подтверждением выдвинутой гипотезы. В практике посольской службы ХУ1-ХУП вв. совмещение обязанностей толмача и пристава было традиционным. Сам факт службы в качестве пристава также небезынтересен, так как рисует сферу светской и некнижной активности Дмитрия Герасимова, которая каким-то образом сочеталась с интеллектуальной переводческой деятельностью. Московская посольская деятельность раскрывает в Дмитрии Герасимове обширное знакомство и, возможно, даже приверженность именно светской области культуры.

Анализ известий посольских книг по сношениям с Римской империей позволил уточнить хронологические рамки пребывания Дмитрия Герасимова в Великом Новгороде и начало «московского периода» его жизни (до 1505 г.). Вывод основывается на показаниях летописной записи, согласно которой в 1505 г. новгородские посадники не нашли в своем городе человека для перевода немецкой грамоты.

Тот факт, что большинство книжных переводов Дмитрия Герасимова были выполнены по заказу, заставляет соблюдать осторожность в отношении выводов о литературных и идейных взглядах переводчика на основании этого материала. Вместе с тем, можно сказать, что принципы переводческой работы Дмитрия Герасимова отражают своеобразную модель отношения к различным культурным явлениям. Интенсивная переводческая книжная работа сформировала модель взаимодействия не только с текстом, но и с миром, окружающей действительностью. Культурное мировоззрение Дмитрия Герасимова в значительной мере сложилось в период работы в Великом Новгороде. Отношение геннадиевских книжников к переводам священных текстов вскрывает традиционное средневековое религиозное мировоззрение переводчиков. Буквализм и точность в передаче текста оригинала были связаны отнюдь не с языковой некомпетенцией, но с особым отношением к смыслу, данному в слове.

Наблюдения, сделанные в процессе сравнительного анализа переводческой практики Дмитрия Герасимова и Максима Грека — как представителей разных систем перевода (средневекового этимологического и переходного к грамматическому, который включал в себя этап т. н. «грамматического устроения»

41 Она же. О положении Новгорода в составе Русского государства в конце XV - первой половине XVI в. // Россия на путях централизации. М., 1982. 158-159.

и предполагал вторжение переводчика в оригинальный текст42) — позволили раскрыть в русском переводчике черты традиционного религиозного мировоззрения. В этой же связи подчеркивается, что различия в переводческой практике наглядно показывают суть того конфликта, который произошел у Максима Грека с русским обществом.

Для характеристики особенностей культурного мировоззрения Дмитрия Герасимова привлекается также отрывок сочинения Павла Йовия («Книга о посольстве Василия III»), составленного на основании бесед с русским дипломатом в Риме. В части, посвященной рассказу об особенностях русской веры и религиозности, итальянский гуманист описывает существующие традиции церковной жизни в России, и позволяет себе оценочные суждения, за которыми, как нам представляется, «просвечивает дух Русского повествователя»43. В рассуждениях о значении для душ верующих «простого учения» и «твердой веры», противопоставленных «тщеславным ... и утонченным рассуждениям о божественном», «возвышенным объяснениям сокровенного», раскрывается сущность мировоззрения многих русских интеллектуалов, современников Дмитрия Герасимова44. Подобный призыв «не пременяти простых речей на краснейшая» выражал в своих сочинениях, например, Зиновий Отенский45.

Следует отметить и другую плоскость влияния новгородского окружения на Дмитрия Герасимова. Сотрудничество с деятельным церковным иерархом, характер политики которого имел, во многом, светский или практический характер, создавало определенные культурные и идейные образцы, привлекало внимание к актуальным проблемам государства, заставляло мыслить в масштабах отечества.

В 1535 г. в Новгороде по поручению архиепископа Макария Дмитрий Герасимов выполнил свой последний труд — перевод латинской Толковой Псалтири Бруно Вюрцбургского, который вошел во все списки Великих Миней Четиих.

Текстологический анализ свидетельств о работе Дмитрия Герасимова над этим переводом позволил сделать вывод о том, что известие ряда летописей об этом труде (Архивской летописи, Новгородской по списку П. П. Дубровского, Отрывка летописи по Воскресенскому Новоиерусалимскому списку) восходит к этапу владычного новгородского летописания второй половины 1530-х гг. В летописи находится сразу несколько известий о работе книжников, что в целом нехарактерно для этого вида памятников. Обстоятельный анализ летописи показал, что автор летописных записей был, несомненно, человеком книжным, хорошо ориентировался в содержании переводного сборника (Толковой

42 Платонова И. В. Перевод в риторическом типе культуры: Переводческая техника в Геннадьевской библии 1499 г. Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 1997. С. 10-11.

43 Михайловский М. Предуведомление от переводчика // Библиотека иностранных писателей о России. Отделение I. Том 1. СПб., 1863. С. 9.

44 Павла Йовия Новокомского книга о посольстве Василия, великого государя Московского к папе Клименту VII // Барон Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московитских делах. Павел Иовий Новокомский. Книга о Московитском посольстве. Введение, перевод и примечания А. И. Малеина. СПб., 1908. С. 268-268.

45 Калугин В. В. Андрей Курбский и Иван Грозный. Теоретические взгляды и литературная техника древнерусского писателя. М., 1998. С. 110-111.

Псалтири), в состав которого входили выдержки из отцов Западной церкви, и, вероятно, был знаком с самим переводчиком и его трудом.

Принадлежность Дмитрия Герасимова к кругу книжников архиепископа Макария делает из этого человека уникальную фигуру, которая связывает две разные эпохи и показывает, что литературную деятельность Геннадия и Макария объединяют не только общие черты, но и конкретные люди. По всей видимости, именно факт многолетнего сотрудничества Дмитрия Герасимова в «кружке» книжников владыки Геннадия удерживает исследователей от того, чтобы причислить его к «макарьевским книжникам».

Третья глава «Дипломатическая служба» состоит из четырех разделов, в которых всесторонне рассмотрена дипломатическая сторона деятельности Дмитрия Герасимова. В главе комплексно охарактеризована его посольская карьера, разобраны обстоятельства самостоятельной миссии в Италию 1525-1526 гг., представлен критический комментарий к источникам данного посольства.

Первый раздел главы посвящен анализу посольской службы Московской Руси в первой трети XVI в. Особое внимание здесь уделялось тем моментам, которые характеризуют окружение, круг обязанностей и вопросов, с которыми приходилось иметь дело Дмитрию Герасимову на службе. В этой связи подчеркивается смешанный характер обязанностей посольских служащих, которые на протяжении указанного периода «группируются» вокруг посольских поручений, не имевших еще строго регулярного характера. Отмечается высочайшее значение переводческого умения толмачей в посольской среде, среди которых особенно ценилось владение иностранным письмом. Показательно, что в книжной работе с Максимом Греком Дмитрий Герасимов выступил буквально в роли толмача, т. е. устного переводчика. Эта должность означала также вовлеченность в круг вопросов мировой политики — сбор информации о стране посольства был необходимой частью обязанностей посла. В этот перечень входили вопросы из области международных интересов Русского государства, о внутреннем положении стран, состоянии казны и вооружения, внутренних усобицах, отношениях с другими государствами и международной обстановке в более широком контексте46. В сношениях русских дипломатов с европейскими странами неизменно присутствовал самый широкий круг вопросов, касающихся наиболее значимых фигурантов мировой политической системы. В целом специфика посольской службы требовала от сотрудников особых и разнообразных навыков и знаний (в языках, страноведении, географии, особенностях международных отношений, этикете и нормах дипломатии, делопроизводстве и т.п.). Специализация в сфере дипломатической службы в этот период отражалась в первую очередь в деятельности тех, кто сопровождал миссии и обеспечивал делопроизводство47. Посольские толмачи не просто технически обеспечивали коммуникацию с представителями других государств, но фактически культурно представляли Россию.

Источники позволяют также прокомментировать переводческий и дипломатический профессионализм Дмитрия Герасимова — в тексте показано как в

46 Рогожин Н. М. Посольские книги России конца XV - начала XVII вв. М., 1994. С. 92-93.

47 Шмидт С. О. Памятники письменности в культуре познания истории России. Т. 1. Кн. 2. М„ 2008. С. 501-502.

различных ситуациях общения с иностранцами он показал себя опытным дипломатом, свободно владеющим латинской речью и хорошо знакомым со светскими манерами и этикетом. Будучи участником дипломатических миссий, Дмитрий Герасимов много путешествовал, имел возможность увидеть мир, разные культуры и обычаи, познакомиться с материальными и духовными достижениями европейской культуры. Исследователями отмечалось, что принадлежность к государственной службе в целом означала включение в светскую интеллектуальную элиту города48, и это в полной мере подтверждается данными о личности Дмитрия Герасимова. Будучи сотрудником центрального посольского ведомства, он оказался вовлечен в широкую область светской культуры и образованности. Отмеченная специфика посольской деятельности неожиданно раскрывает Дмитрия Герасимова и, в то же время, плохо согласуется с принятым в историографии представлением, которое сужает эту личность до неопределенного образа древнерусского книжника.

В отечественной и зарубежной историографии имя Дмитрия Герасимова оказалось прочно связано с историей европейской картографии. В работе аргументированно опровергается распространенный тезис об общении венецианского картографа Баттисты Аньезе с Дмитрием Герасимовым - этому выводу противоречит хронология путешествия по Италии (пребывание в Венеции датируется не октябрем, а декабрем 1525 г.), а также другие карты Аньезе. Знаменитая карта Московии со ссылкой на Demetrius legatus, датированная октябрем 1525 г., появляется в атласе Аньезе лишь в 1554-1556 гг. и не была известна ему ранее 1553 г.49 Следует полагать, что знакомство венецианца с русским посланником является не только опосредованным, но и относится к более позднему времени, чем было принято считать.

Другой чертой в специфике работы дипломатического ведомства были связи посольской службы с государственной идеологией. С посольской средой, по всей видимости, также следует связывать появление первых сведений о московской государственной идеологии в западноевропейской печати (легенда о происхождении русских князей в венском издании Записок о Московии Сигизмунда Герберштейна 1549 г.50). Личное знакомство и следы переписки Дмитрия Герасимова с М. Г. Мунехиным (который, в свою очередь, состоял в переписке с Филофеем Псковским и Николаем Булевым) показывают, что переводчик был близок к среде интеллектуальной и властной элиты, которая находилась в центре религиозно-философских и историко-политических размышлений того времени. Н. С. Чаев уже высказывал мнение о том, что теория Филофея с самого начала была направлена в сферу международных отношений, являясь теоретическим обоснованием внешней политики Москвы51. В разделе

48 Кошелева О. Е., Морозов Б. Н. Грамотность и образованность различных сословий // Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР с древнейших времен до конца XVII в. М„ 1989. С. 60.

49 Biblioteca d'arte del Museo civico Correr. Portolano 22. F. 17.

50 Гольдберг А. Л. Отражение историко-политических идей русской письменности в западноевропейской печати XVI-XVII вв. //Рукописная и печатная книга. М., 1975. С. 130.

Чаев Н. С. «Москва - третий Рим» в политической практике Московского правительства XVI века//Исторические записки. Т. 17. М., 1945. С. 13.

«Посланник «Третьего Рима»» раскрывается влияние новых историко-политических идей и представлений о месте России в кругу мировых держав и в мировой истории на деятельность русских послов. В этом отношении бесценный материал содержит «Книга о посольстве Василия III» Павла Иовия (ит. Паоло Джовио), по-новому осмысленная в диссертации. Сочинение итальянского собеседника Дмитрия Герасимова дает уникальный для периода первой трети XVI в. материал неофициального характера. Представитель европейского гуманизма в своем сочинении живо и непосредственно описал русского посланника, его характер и поведение, дал представление о содержании их многочисленных бесед.

Взгляд представителя итальянской возрожденческой культуры тем более ценен, что в этой культуре уже выделяется личностное начало и появляется заметный интерес и внимание к индивидуальности. Это дает право относиться к портрету Дмитрия Герасимова в сочинении не как к литературному обобщению, но увидеть в нем черты подлинного взгляда. Важно отметить, что в поведении Дмитрия Герасимова нет ни растерянности, ни впечатления превосходства окружавшей его культуры папского Рима («римского величия»). Наоборот, во всем заметен спокойный взгляд и достоинство представителя иной культуры. Думается, что Дмитрий Герасимов произвел впечатление на своих собеседников как представитель христианского государства, которое не видит на Западе культурного образца и не разделяет по отношению к нему состояния ученичества. В лице русского посланника Италия столкнулась с новой идеей Русского государства, которое осознавало свое право «не токмо (римскою) властию, но и всею вселенною владети»52.

В литературе неоднократно обсуждался вопрос о дипломатическом статусе посольства в Италию 1525 г. Как в русских, так и в итальянских источниках по отношению к Дмитрию Герасимову используется двоякое определение — «гонец», «посланник», «messo», «nuntius», «orator». Такое смешение в русских документах, очевидно, отражало неустоявшуюся терминологию первой трети XVI в. (отчетливое различение дипломатических рангов гонец-посланник-посол прослеживается в посольской документации с 1570-х гг.53). Поведение Дмитрия Герасимова в Венеции, когда он отказался участвовать торжественном обеде и в праздничном рождественском богослужении в соборе св. Марка из-за несогласия в церемониале (порядок размещения послов), также свидетельствует о более высоком ранге, нежели простой гонец. Таким образом, с точки зрения важности и характера миссии Дмитрий Герасимов выполнял в Италии ответственное дипломатическое поручение, которое, скорее, соответствует рангу посланника.

Особое значение в рамках диссертации имеет раздел, посвященный обстоятельствам русского посольства в Италию 1525-1526 гг. и пребывания русского посланника в Риме. Источниковую базу этой части работы составляют материалы, собранные в архивах и библиотеках Италии. Здесь детально проанализированы обстоятельства появления в 1525 г. первого подробного печатного описания России, круг причастных к этому лиц и характер их интереса к данному труду. Книга Паоло Джовио в диссертации впервые получила

52 Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951. С. 200.

53 Сергеев Ф. П. Русская дипломатическая терминология XI-XVII вв. Кишинев, 1971. С. 58.

разноплановый историко-культурный комментарий (необходимость такого комментария была продиктована неполнотой источниковой базы).

В период трехмесячного пребывания в Ватикане Дмитрий Герасимов общался с разными приближенными папы Климента VII. Круг собеседников русского посланника представлен рядом биографических очерков (Франческо Кьерикати, Джованни Руффо, Франческо Кальво), в которых раскрывается реальный идейный контекст, в котором текст П. Джовио воспринимался в Италии в момент его создания и публикации (скрупулезный анализ биографий и свидетельств здесь противопоставлен историко-культурным обобщениям, которые до сих пор преобладали в историографии при оценке сочинения Павла Йовия). Главным итогом интереса итальянских интеллектуалов стало издание книги П. Джовио.

Франческо Кьерикати (1480-1539), епископ Абруццо, был сопровождающим Дмитрия Герасимова в Риме и, согласно позднему свидетельству Паоло Джовио, организатором издания книги о Московии в 1525 г.54 Это был один из крупнейших папских дипломатов того времени, путешественник, поглощенный географическими открытиями в Новом Свете (он внимательно следил за всеми известиями, участвовал в светских обсуждениях, в период пребывания в Испании и Португалии собирал диковинные вещи, не упуская возможности расспросить кого-либо из осведомленных лиц)55. В составе его личной переписки в частности сохранилось сообщение, которое является одним из первых исторических свидетельств о ранних контактах европейцев с мезоамериканцами56. В 1523 г. он стал непосредственным инициатором римского издания знаменитого Послания Макимилиана Трансильвана о Молуккицких островах — первого печатного сочинения об экспедиции Магеллана, поведавшего европейцам о кругосветном плавании буквально через несколько месяцев после возвращения моряков в Испанию.

Джованни Руффо, архиепископ Козенцы, которого сам П. Джовио упоминает во вступлении к своему труду, был идейным вдохновителем написания и издания книги. Он также был папским дипломатом и ближайшим знакомым Ф. Кьерикати. Пьетро д'Ангиера, первый историограф испанских открытий, в одном из томов своих знаменитых «Декад» также называет Дж. Руффо вдохновителем своего труда. Первое издание «Декад» 1516 г. сопровождалось кратким предисловием Руффо57. После отъезда Дж. Руффо из Испании они состояли в многолетней переписке, главной темой которой были известия из Нового света. Неслучайно в этой переписке находится также известие о первом русском посольстве в Испанию 1523 г.58

Другой важнейшей фигурой, причастной к появлению печатного описания Московии в 1525 г., является издатель книги Франческо Кальво (поел. четв. XV в.

54 Dialogus de viris et foeminis aetate nostra florentibus // Pauli Iovii Opera. T. IX. Diologi et descriptiones. Roma, 1984. P. 167-321.

55 Morsolin B. Francesco Chiericati, vescovo e diplomático del secolo deeimosesto. Vicenza, 1873.

56 Wagner H. R. Translation of a Letter from the Archibishop of Cosenza to Petrus de Acosta // Hispanic American Historical Review. Vol. IX. № 3. August. 1929. P. 361-363.

57 [Pelrus Martyr ab Angleria], De orbe novo decades. Alcala, 1516. F. a-i.

58 Opus epistolarum Petri Martyris Anglerii Mediolanensis. Amstelodami, 1670.

— 1548), который отнюдь не был техническим типографским исполнителем издания. Это был видный представитель европейского гуманизма, ученость и заслуги которого высоко ценили мыслители, ученые, религиозные деятели и типографы того времени (Иоганн Фробен, Беатус Ренан, Эразм Роттердамский, Жан Гролье, Бонифаций Амербах, Франческо Берни, Пьетро Аретино и др.)59. В 1524-31 гг. он стал неофициальным издателем всех бумаг и распоряжений Апостолической канцелярии (считается, что карьерным успехам Кальво очень помог Паоло Джовио — его давний знакомый и земляк по Ломбардии). Однако, не менее важным направлением деятельности Кальво в Риме было издание интеллектуальной литературной продукции. Печатные инициативы Кальво, в числе которых издания книг нового литературного жанра т. н. ученой комедии, многочисленные публикации известий зарубежного происхождения о современных политических или военных событиях в мире, географических открытиях, интересных происшествиях (т.н. ауу1зо, или «летучие листки»), позволяют исследователям считать римского типографа одним из пионеров журналистики, представителем европейского книгоиздания первой половины XVI в., который в числе немногих других заметных фигур определял его лицо и дальнейшее развитие.

Отдельную сферу интересов Ф. Кальво и его культурного окружения составляли сочинения, отражающие любопытство европейцев по отношению к тому, что находилось за границами европейской ойкумены. Проявлением этих интересов стало не только издание в 1525 г. книги П. Джовио о Московии, но и издание Послания о Молукицких островах М. Трансильвана, которое было также выполнено в типографии Ф. Кальво в 1523 и 1524 гг. Как уже было сказано, инициатором римского издания стал Франческо Кьерикати, который познакомился с первой версией сочинения, изданной в Кельне в январе 1523 г., в период пребывания в Нюрнберге на имперском сейме в январе-марте 1523 г.

Этот факт неожиданно подтверждает высказанную Н. А. Казаковой и Л. Г. Катушкиной гипотезу о том, что Дмитрий Герасимов мог быть причастен к заимствованию сочинения М. Трансильвана в русскую письменность (не позднее 1527 г. его перевод появляется в рукописи, написанной Михаилом Медоварцевым, и, по наблюдениям исследователей, текст следует именно кельнскому, а не какому-то из римских изданий 1523 или 1524 гг.)60. Свидетельство о знакомстве Франческо Кьерикати, сопровождавшего Дмитрия Герасимова в Риме в 1525 г., именно с кельнским изданием Послания, дает нам очень веское дополнительное доказательство. Представляется, что не менее важным, хотя и косвенным подтверждением гипотезы, является содержание бесед Дмитрия Герасимова с Паоло Джовио, которое становится известно из самой книги. Предположение русского посланника о возможности Северного морского пути, т.е. сквозного морского прохода на северо-восточной оконечности России, является очевидным продолжением «логики пролива», рожденной в мировой географии открытием

í9 Barberi F. Le edizioni romane di Francesco Minizio Calvo // Miscellanea di scritti di bibliografía ed erudizione in memoria di Luigi Ferrari. Firenze, 1952. P. 57-98; Barberi F. Calvo, Francesco Giulio // Dizionario biográfico degli italiani. Vol. 17. Roma, 1974. P. 38-41.

60 Казакова H. А., Катушкина Л. Г. Указ. соч. С. 238.

Магеллана. И это также подтверждает факт обсуждения первого кругосветного путешествия в беседах с Дмитрием Герасимовым.

Таким образом, мы видим, что лица, причастные к появлению книги, составляли единый круг общения и были идейно вовлечены в эпоху географических открытий, участвовали в общеевропейском культурном процессе открытия мира. Появление в Италии в 1525 г. первого подробного печатного свидетельства о России не просто приходится на эпоху географических открытий, но является непосредственным проявлением интереса «первооткрывателей». Итальянских гуманистов в тот момент занимало непосредственное знакомство с иными культурами - визуальное и предметное, обращенное к образам и вещам. Стремление «воочию» увидеть неизвестный мир было одним из ярких проявлений ренессансной культуры в ее жажде открытия, изобретательства, творческого созидания нового. Россия, знакомство с которой для Европы давно уже состоялось, вновь попала в фокус внимания в эпоху «открывания». Подлинным Колумбом этого «открытия» стал не итальянский историк, а русский посланник и профессиональный переводчик Дмитрий Герасимов. Тот положительный образ России, который мы находим в труде Павла Йовия, несомненно, обязан влиянию не политических интересов Ватикана, но впечатлению от личного знакомства автора с Дмитрием Герасимовым.

Дипломатические отношения России и Италии в 1520-е гг. имели не столько политические, сколько культурные последствия: между странами завязался культурный диалог в новой «книжной» форме.

В Заключении сформулированы основные выводы диссертации, представлен целостный взгляд на личность Дмитрия Герасимова как представителя русской культуры конца XV - первой половины XVI в. В биографической части исследование последовательно опиралось на метод анализа культурной среды, с которой в разные периоды жизни была связана профессиональная деятельность Дмитрия Герасимова. Это позволило комплексно рассмотреть биографию Дмитрия Герасимова и продемонстрировать его родство и причастность эпохе. Кроме того, на обширном материале показана сфера светской активности и интересов представителя традиционного общества, одного из выдающихся деятелей «древнерусской книжности», что в значительной мере меняет привычный взгляд на эту фигуру.

Для рассматриваемой эпохи сложно найти другого исторического героя, который бы так ярко выразил особенности культурных связей Московской Руси с Западом. Профессиональная деятельность Дмитрия Герасимова, книжного переводчика и посольского толмача, во все моменты его жизни проходила в зоне контактов с западной культурой. Хорошие познания в латинском и немецком языках, приобретенные еще в юности, позволили ему всегда оставаться востребованным в профессиональной сфере. Такая западная ориентация жизни и деятельности была нехарактерна для древнерусской культуры, и поэтому в Дмитрии Герасимове всегда стремились увидеть представителя той части общества, которая следовала европейскому пути. Это заставляло исследователей видеть в нем пограничную фигуру в культуре Руси и Запада, «представителя русского Возрождения», в то время как он скорее являлся активным участником

процесса осознания Россией своих границ, в котором она повернулась на Запад в поисках самоопределения.

Значительный отрезок жизни Дмитрия Герасимова и, что важнее, период его личного и профессионального становления, были связаны с Великим Новгородом, в котором пограничные культурные процессы всегда были заметны, и, видимо, здесь сформировалось культурное мировоззрение переводчика. Однако, привычное понимание этого влияния не совсем верно. В первой главе было показано, что порубежное положение средневекового Новгорода, с одной стороны, создавало там область интенсивного контакта с западной культурой, а, с другой стороны, приводило к более ясному осознанию значимых для местной культуры элементов самоопределения и формированию выраженной идентичности. В этой ситуации заимствования проявлялись в тех областях, где не происходило конфликта со значимыми составляющими культуры. Таким образом, Новгород нередко обращался к чужому опыту, но, в то же время, имел выраженные традиционные ориентиры.

Влияние этого пограничного положения можно видеть и в фигуре Дмитрия Герасимова. Первый этап его жизни, который отразился в источниках, был связан с книжными письменными переводами, среди которых латинская христианская полемическая и апологетическая литература, толкования на священные тексты. Тогда же в окружении новгородского архиепископа Геннадия в связи с распространением ереси активно обсуждались проблемы подлинности книг, составляющих основу православного вероучения. В этот период своей жизни Дмитрий Герасимов основательно познакомился с латинской и славянской литературными традициями.

В московский период жизни Дмитрий Герасимов оказывается сотрудником посольской службы, которая в то время становится центром светской культуры и сферой наиболее интенсивных контактов с Западом. Итальянские представители западного мира говорят о Дмитрии Герасимове как о дипломате, сведущем в практических вопросах и опытном в светском обращении. Его характеризуют как человека практического же ума, обходительного, свободного в общении и хорошо образованного. Все это говорит о большом уме и профессиональном опыте и расходится с привычным образом древнерусского книжника, оторванного в своих трудах от жизни с ее земными и сиюминутными вопросами. Дмитрий Герасимов сочетает в себе черты открытости и восприимчивости к новому, и, в то же время, вполне осознанно остается представителем традиционной культуры. Книжный труд, выполненный переводчиком в конце жизни, его сотрудничество в 1530-е гг. в коллективе новгородского архиепископа Макария, а также его личные высказывания, подтверждают данный вывод. Таким образом, основательное знакомство и интерес по отношению к западной культуре не всегда предполагают соответствующие культурные ориентиры. Это, в известной мере, параллельно путям развития России в тот исторический момент. Действительно, в конце XV — XVI в. Московская Русь показала значительный интерес к Западу, терпимость к культурным новшествам, а заимствования совершались с позиции практицизма.

Важно также отметить, что в становлении внешней политики России на западном направлении в первой трети XVI в. в значительной степени сказались и реализовались опыт и ресурсы Великого Новгорода, который в предшествующий

период выполнял роль дипломатического посредника. В судьбе Дмитрия Герасимова отразился поворот в геополитических интересах России, он сам испытал на себе влияние новых государственных концепций о месте России в кругу мировых держав, развитие его карьеры очень показательно в контексте политических и идеологических процессов в Русском государстве на рубеже веков.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях (общий объем 3,55 п. л.):

I. Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

1. Голод Е. В. Русский книжник и дипломат Дмитрий Герасимов: взгляд из Италии // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Сер. 2: История. 2012. Вып. 4. С. 147-151. 0,6 п. л.

2. Боднарчук Е. В. Об одном «небывшем посольстве» в Россию в XVI веке // Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № I. С. 13-15. 0,5 п. л.

3. Боднарчук Е. В. Профессиональные переводчики в Московской Руси в конце XV - начале XVI в. // Глобальный научный потенциал. 2014. № 1. С 30-33. 0,4 п. л.

4. Боднарчук Е. В. Новгородский «кружок» книжников конца XV столетия: терминология и подходы к исследованию // Казанский педагогический журнал. 2014. № 1. С. 124-130. 0, 9 п. л.

II. Другие публикации:

5. Голод Е. В. Дмитрий Герасимов в кругу «макарьевских книжников»: эпизод из истории новгородского летописания XVI века // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2012. № 12. С. 104-108.0,85 п. л.

6. Боднарчук (Голод) Е. В. Эпоха великих географических открытий: открытие Московии // Проблемы истории и культуры средневекового общества. Тезисы докладов XXXII всероссийской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Курбатовские чтения». СПб., 2013. С. 249-252. 0,3 п. л.

Подписано в печать 24.11.2014 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,4. Тираж 100 экз. Заказ № 3617.

Отпечатано в ООО «Издательство "J1EMA"» 199004, Россия, Санкт-Петербург, 1-я линия В.О., д.28 тел.: 323-30-50, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru http://vvwvv.lemaprint.ru