автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Новогреческая лексика народной астрономии в сопоставлении с балканославянской: луна и лунное время

Полный текст автореферата диссертации по теме "Новогреческая лексика народной астрономии в сопоставлении с балканославянской: луна и лунное время"

003489571

На правах рукописи

О

Чеха Оксана Владимировна

Новогреческая лексика народной астрономии в сопоставлении с балканославянской: луна и лунное время (этнолингвистический аспект)

Специальность 10.02.20-сравнительно-историурское, типологическое и сопоставительное языкознан

гическоешш

V ДЕК 2009

11 7 ДЕК 2009

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва-2009

003489571

Работа выполнена в Учреждении Российской академии наук Институте славяноведения в Отделе этнолингвистики и фольклора

Научный руководитель доктор филологических наук

Толстая Светлана Михайловна (Институт славяноведения РАН, Отдел этнолингвистики и фольклора)

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук Михайлова Татьяна Владимировна

(Институт славяноведения РАН, Отдел типологии и сравнительного языкознания) доктор филологических наук Рут Мария Эдуардовна

(Уральский государственный университет им. A.M. Горького, филологический факультет)

Ведущая организация:

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, филологический факультет, кафедра византийской и новогреческой филологии

Защита состоится 19 января 2010 г. в 15.00 час. на заседании диссертационного совета Д 002.248.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Институте славяноведения РАН по адресу: 119334 г. Москва, Ленинский проспект, д. 32а, корпус «В», 9-й этаж.

С диссертацией можно ознакомиться в диссертационном совете Института славяноведения РАН

Автореферат разослан 10 декабря 2009 г. Автореферат размещен на сайте: http://www.inslav.ru

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук

© Институт славяноведения РАН, 2009 г.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена новогреческой лексике и фразеологии, относящейся к луне и лунному времени. Данная группа слов, являющаяся объектом исследования, рассматривается как результат интерпретации, обобщения и закрепления в языковых единицах свойств объектов действительности и отношения к ним носителя языка.

Известно, что лунный календарь у многих народов на протяжении веков и практически до нашего времени регулировал хозяйственную жизнь, обрядовое л бытовое поведение. Мифологические представления о луне и ее влиянии на жизнь человека принадлежат к древнейшим пластам традиционной духовной культуры, составляя раздел народной астрономии и космологии. Анализ семантических моделей номинации луны и лунных фаз, семантики, сочетаемости, вторичных значений «лунной» лексики, а также ее функций в культурных контекстах позволяет реконструировать стоящие за лексикой когнитивные механизмы восприятия и категоризации мира.

Выбор объекта исследования продиктован следующими причинами. Во-первых, «лунный» словарь остается малоизученной областью лексики в новогреческом языке, как и во многих других языках. Во-вторых, эта группа лексики обладает ярко выраженным деривационным семантическим потенциалом. В-третьих, важными характеристиками избранной для анализа группы слов, помимо семантических, являются ареалыю-географические: для некоторых лексем удается проследить четкие границы соответствия с другими языковыми границами Европы или Балкан. География распространения таких терминов может привлекаться как дополнительный источник при определении ареалыюго членения как самой Греции, так и, шире, Балканского полуострова.

Глубинная связь «лунного дискурса» с системой верований требует комплексного этнолингвистического подхода к его изучению, т. е. обращения не только к языковым характеристикам соответствующих слов, но и к экстралингвистическим данным - обрядовым и фольклорным текстам, верованиям и повседневному быту.

Большой опыт этнолингвистического изучения традиционной духовной культуры накоплен в славистике, где этнолингвистическое направление связано прежде всего с московской школой Н.И. и С.М. Толстых и люблинской школой Ежи Бартминского. В русле этнолингвистического подхода создаются словари «Славянские

древности» (Москва) и «Slownik stereotypöw i symboli ludowych» (Люблин), написаны монографии Т.А Агапкиной, О.В. Беловой, Е.Л. Березович, A.B. Гуры, А.Ф. Журавлева, А.Б. Мороза, A.A. Плотниковой, H.A. Седаковой, В.В. Усачевой и др.

При выявлении комплекса народных знаний о мире этнолингвистика основное внимание уделяет языковым данным (народной терминологии и фразеологии), в особенности - семантике и мотивации языковых единиц. В связи с этим предметом нашего исследования стали семантические особенности и мотивационные связи лексики «лунного дискурса» как носители этнокультурной информации.

До настоящего времени новогреческая «лунная» лексика не исследовалась систематически ни в собственно языковом, ни в этнолингвистическом аспекте. Актуальность диссертации, таким образом, обусловлена отсутствием исследований, реконструирующих традиционные представления о мире в зеркале языка на греческом материале, что ограничивает возможности сопоставления языков и культурных традиций в балканском, общеславянском и более широком масштабе.

Сравнительный аспект настоящей работы предполагает рассмотрение новогреческой «лунной» лексики и ее культурных функций в сопоставлении с соответствующими данными бапканославянских языков и традиций. Вхождение новогреческого языка в балканский языковой союз (БЯС) объясняет многие черты, объединяющие его с другими языками этого ареала. Однако балканский союз не ограничивается языковыми схождениями; связь балканских народов проявляется также в области культуры - в традиционных мифологических представлениях, повериях, ритуалах, фольклорных сюжетах и мотивах, что позволяет говорить о балканском культурном союзе.

Целью работы является этнолингвистическая характеристика греческой лексики «лунного дискурса», т. е. реконструкция ее культурных коннотаций и функций в сопоставлении с соответствующими характеристиками лексики бапканославянских языков - прежде всего, болгарского и македонского, но также и сербского, хорватского, словенского, которые обычно не включаются в БЯС; привлечение материала этих языков объясняется желанием установить более четкие границы распространения изучаемых языковых и культурных явлений.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач: • собрать и систематизировать греческий языковой, фольклорный и этнографический материал по выбранной теме, что позволило бы

реконструировать фрагмент греческой традиционной картины мира, относящийся к луне и лунному времени;

• выявить и описать регулярные мотивациоиные модели, которые реализуются в греческих названиях луны и лунных фаз;

• определить круг вторичных значений «лунной» лексики;

• проследить географию распространения терминов «лунного дискурса» и соответствующих экстралингвистических явлений;

• сопоставить полученные греческие данные с данными других балканских традиций как в языковом, так и в этнокультурном отношении; выявить общее и различное в структуре концепта «луна» в новогреческом и балканском ареале.

Источники материала, использованные в настоящей работе, можно разделить на несколько категорий:

-лексикографические (словари литературного языка, диалектные, фольклорные);

- фольклорные тексты разных жанров (этиологические легенды, лечебные и хозяйственные заговоры, песни, погодные приметы, поговорки, загадки и др.);

-этнографические (лечебные практики, народная магия, корпус хозяйственных и бытовых предписаний и запретов, ориентированный на лунный календарь; обряды и обычаи семейного цикла) как опубликованные, так и неопубликованные (рукописи греческих архивов и полевые записи автора, сделанные в 2002-2004, 2007 гг.).

Методологической основой диссертации является положение о глубинной связи между языком и культурой, требующей их комплексного изучения и применения к греческому материалу подходов, разработанных в последние годы в рамках этнолингвистических, структурно-семантических, ареальных исследований, что составляет новизну предлагаемой работы.

Теоретической базой для диссертации послужили исследования ряда российских и зарубежных специалистов в области языка, этнолингвистики, мифологии и фольклора: Н.И. Толстого, С.М. Толстой, Т.В. Цивьян, И.А. Седаковой, В.В. Усачёвой, A.A. Плотниковой, Д. Младе-новой, Н. Политиса, Г. Мегаса, Т. Вражиновского, Й. Ковачева, И. Георгие-вой, Т. Джорджевича, Н. Янковича и др.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что в ней выявлено семантическое и мотивационное своеобразие новогреческой астрономической лексики «лунного дискурса» в сравнении с традициями балканских славян; предложена реконструкция фрагмента греческой традиционной картины мира.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования полученных результатов в учебной практике при подготовке курсов по общей и греческой этнолингвистике; при идеографическом описании балканской диалектной лексики; при разработке методики и проведении полевых диалектологических и этнолингвистических исследований.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались и обсуждались на научных конференциях по этнолингвистике, фольклористике и неоэллинистике: V, VII конференции молодых ученых по византинистике и новоэллинистике (филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова 2002, 2004), «Традиционная культура современной Греции» (филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 2007), «Толстовские чтения 12» (Ясная Поляна, 2008), «Балканские чтения 10» (Институт славяноведения РАН, 2009), «Этнолингвистика. Этимология. Ономастика» (Уральский государственный университет, Екатеринбург, 2009), «Человек и среда обитания в Юго-Восточной Европе (народности, виды деятельности, производство, средства коммуникации)» (X конгресс Межд. ассоциации оп изучению стран Юго-Восточной Европы. Париж, 2009).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка библиографии, приложения в виде подборки греческих фольклорных текстов, относящихся к лунному дискурсу (этиологических легенд, быличек, сказок, заговоров, загадок), в переводе автора а также трех карт и четырех иллюстраций. Общий объем работы 195 страниц, из которых 163 страницы составляют основной текст.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность выбранной темы, дается обзор литературы по теме диссертации, характеризуется материал и принципы его отбора, формулируется цель и основные задачи исследования, описывается структура работы.

В главе I «Мотивационные модели номинации луны и лунного времени» анализируются названия луны и лунных фаз; устанавливаются мотивационные признаки, которые кладутся в их основу; реконструируются модели организации лунного времени.

В первом разделе главы I рассматриваются две мотивационные модели номинации луны, отражающие различные характеристики этого небесного тела: а) его изменчивость и б) его светоносность.

Мотивационная модель 'меняющееся [небесное тело]'

является основной моделью для славянских языков и представлена в них образованиями от и.-е. *mës- (*mësçcb и *mësçcina): болг. мЬсяць, мЪхицъ, мЪсец, мёсец, мёсец, мёсиц, мёсъц, м 'асиц; макед. месец, диал. màjanc, màjsnic; сербохорв. мёсец (вост.), мйсёг/ (зап.), Mjëcêtf (юж.), miesec, misée, словенск. mêsens, mêsec, -еса; болг. мъсячина, мёсечина, месечйна, мёсечинъ, месечйнъ, мёсъчина, мёхчинъ, мёсечына, мёхчън, мишчйна, M'âcç4una; макед. месечйна; сербохорв. мёсечина, мисечина, лдёсечина, mjësecina, мёсечина, луёсечина, misecincr, словен. mesecina.

В некоторых локальных традициях обе лексемы являются взаимозаменяемыми синонимами, в других их значения расходятся: *mêsçcb 'луна' и *mêsçcina 'лунный свет', или *mësçcb 'растущая или убывающая луна' и *mësçcina 'полная луна'.

В современном греческом языке названия луны с и.-е. *mëH-n отсутствуют, будучи вытесненными лексемой оеЦщ еще в древнегреческий период развития языка. Факт их существования доказывается др.-греч. fieîç, /uijvôç 'растущая луна', 'видимая часть луны', а также сведениями о культовом почитании божества луны под именем Мены.

В этимологической литературе нет единого толкования корня *тёН-п- / *mëH-s-, Основные этимологии сводятся к трем версиям (каждая из которых встречает формальные препятствия):

• и.-е. название луны производно от основы *тё- (Мейе, Трубецкой, Фасмер и др.) либо же от *meH-n / *meH-s (Гамкрелидзе, Иванов) 'мерить, измерять время';

• и.-е. *mênes- обозначало 'изменяющийся', а в дальнейшем приобрело значение 'metiri, по очереди ставить, класть' (Розвадовский);

• и.-е. *mënes - 'месяц, луна' этимологически родственен компаративу *men(i)os- 'меньший, меньше' и прочитывается как 'уменьшающееся' [небесное тело] (Трубачев).

В настоящей работе отдается предпочтение семантической модели 'меняющееся' [небесное тело] по следующим причинам: 1 ) менять(ся) является универсальной лексемой для обозначения смены лунной фазы в славянской «лунной» терминологии; 2) идея «меняющегося» или «переворачивающегося» в период новолуния месяца лежит в основе греческих представлений о лунном времени и его структурирования.

Мотивационная модель 'светлое', 'сияющее [небесное тело]' имеет более позднее происхождение. Смена первичной номинации луны ('меняющаяся' —» 'светящаяся') может объясняться желанием выбора

более экспрессивной внутренней формы для слова, называющего луну; либо же новым именем луны стал ее эпитет, как в случае с новогреч. диал. Ха/лкрд (доел, «светлая») 'луна' (предположительно из словосочетания Хщшро (peyyápi 'светлая луна').

Данная модель характеризует греческую традицию, в которой она представлена несколькими лексемами: asktjvtj 'луна' < ntlaq 'сияние', (pnyyápi 'луна' < tpsyyoq 'свет', понт, féyyog 'луна; лунный свет', эпир. Хацпро 'луна' < Xapnpóq 'светлый, сияющий' (ср. с типологически родственными им латин. luna 'луна' < lia 'свет' или албан. he не 'луна, месяц' < * ksanda, соотносимого с санскр. candra- 'сияющий').

Новогреческое aekijvt] 'луна' - слово литературного языка, оно участвует в формировании научной «лунной» терминологии ([жараиЕХщо 'лунное гало', KpoaaeXtjvcbvco 'прилуниться' и т. д.). Начиная с раннего византийского периода, в народной речи для номинации луны появляется (péyyog, которое, в свою очередь, в VII веке н.э. уступает место производному от него <psyyápi (новогреч. (péyyoq 'лунный свет' и cpsyyápi 'луна') и сохраняет значение 'луна' лишь в некоторых диалектах (понтийск. о (pr.yyog, румейск. фёнгкус, капподок. о (pÉyyoq, ниж.-итал. о (pévyo).

Для языков балканских славян мотивационная модель номинации 'светящееся [небесное тело]' нетипична, хотя фиксируются болг. диал. лампеж 'луна', свещ 'то же', нова свет, нова свещ 'новолуние', пълна свещ 'полнолуние', стара свещ 'убывающая луна', которые по всей вероятности являются семантическими кальками с греческого (psyyápi.

Помимо названных моделей в новогреческом языке известны окказиональные фольклорные номинации, относящиеся к поэтической области языка, а именно: 1) именование появляющейся молодой луны богатырем или богом (греч. vió ncdltjmpi [молодой богатырь], болг. дедо боже, дедо господ, нов дядо, серб, tjeda [дед]); 2) называние луны «чужим», т.е. неправильным солнцем (греч. piáx'Kovq yKaliovpq, [валашское солнце] или vrjhog ápfiavíriKog [албанское солнце]; или звездой (в текстах греческих заговоров ámpo, кртхаахро 'луна'). В именовании луны богом или героем можно видеть рудимент культового почитания луны, в назывании месяца через звезду или солнце - следствие тесной связи, смешения лунного, солнечного и звездного «дискурсов» (греч. калабр. щууо 'солнце' или макед. влашкамесечина 'Плеяды').

Во втором разделе главы I анализируются мотивационные модели номинации лунного времени (названий лунных фаз).

Лунный цикл делится на четыре или две части,- при этом двоичное членение - более архаичное. Потому системность номинации лунного времени более заметна именно в названиях половин (не четвертей) лунного месяца, которые почти всегда взаимообусловлены (vió tpeyyápi [новая луна] 'растущая луна' - л all ó <psyyápi [старая луна] 'убывающая луна').

По наиболее распространенному представлению, один лунный месяц состоит из тридцати дней, отсюда такие названия полнолуния, как греч. пекакмпоца [пятнадцати<дневие>] и др. Отсчет очередных тридцати дней нового месяца начинается в новолуние (греч. ар%ещ zoo (psyyapiov [начало луны], Kaivovpyio tpcyyápi [новая луна] 'о новолунии') или (реже) в полнолуние (нова месечина 'полнолуние' в болг. ихтиманском говоре).

Основным глаголом, обозначающим смену лунных месяцев, которая (как правило) приходится на период безлуиия, является yvpí^co 'поворачивать(ся)', реже - arpéipco 'поворачивать' (yvpi&i то (psyyápi [поворачивается месяц] yupí&i dpEnavám [поворачивается серпик], болг. повърнала се). О периоде безлуния говорится также: месяц прячется (греч. крьщ too (psyyapKov, болг. скрйена е месечина), гибнет (греч. X^at], болг. пдгибел месеца), рождается (греч. yí;vvi]ar¡, ytvvr¡pav roo (реууаркоЬ; болг. роди се месечината; макед. се para); выковывается (болг. ковне се). У славян это время определяется еще и как пустая луна (серб, празанмесец, макед. на празнамесечина, болг. на празно).

День первого появления луны греки называют л-evrá/rí/f, kevtótm, KEVTÉXTr] < nÉVTE 'пять' (доел, «пяток, пяточек»), считая, что луну можно видеть на пятый день после ее «рождения». Главные модели номинации появляющегося первый раз месяца - это новая луна (греч. xaivovpyio, тC'r¡avovpKov tpEyyápiv, vió (peyyápi; макед. нова месечина, новина; болг. нова месечина, нов мёсец, серб, нов месец, новак, нов/ьак) и молодая луна (серб, млад месец, младоуьа, мл al), младц/'ак; болг., макед. млад месец, млада месечина). Первый тип (новая луна) характеризует греческую, болгарскую и отчасти македонскую традиции, второй {молодая луна) - сербскую, словенскую и частично македонскую.

Главным универсальным мотивационным признаком номинации полнолуния служит полнота, завершенность лунного диска. Соответственно, луна в этой фазе называется полной, наполненной (yépcjarj, yEpotpsyyo, yspotpéyyapo, <p£yyápi уЕрато; болг. пьлнамесечина, п'ълин мёсец, пълнёж; серб, пун Meceif); надутой (ipouaKotpcyyapiá), целой (olórpcyyo, oXoipÉyyapo, nccvaéh]vov; болг. цяла); круглой (arpoyyuÁó tpsyyápi); правильной (tpEjyápiv acoaróv; макед. права месечина).

Другие мотивационные признаки, которые кладутся в основу номинации полнолуния - яркость полного лунного диска: греч. сре^г) [свечение]; болг. лампгж 'то же', яснамесечината 'то же'; серб, чистина 'то же'; порядковый номер дня лунного месяца, на который приходится полнолуние: 5екакЬпаца [пятнадцатый (день)].

Представлением о том, что на пятнадцатый день луна «встречается» с солнцем (т.е. на заходе солнца появляется на противоположном краю неба) мотивировано такие названия полнолуния, как Хюкрщ, Ъдкрооаг, Хюкрохкщ, уцХюкрохнщ, цХюкроххщ той реууаркоЬ < ¿¡Хюд 'солнце' + кроЬщ 'встреча' (доел, «встреча с солнцем»).

Подобно тому как противопоставляются друг другу полнолуние и новолуние (полная и порожняя луна), первая и вторая половины лунного цикла (растущая и убывающая луна) составляют ярко выраженную оппозицию и наделяются противоположными оценками и символикой. Эта оппозиция осмысляется тремя способами: в категориях возраста (молодая-старая луна), в категориях размера (увеличиваю-щаяся-уменьшающаяся луна) и в категориях оценки (хорошая-плохая луна).

Первая семантическая модель характерна для славянских языков и практически не встречается в греческом: серб, млади месец, младина, мла^ак 'растущая луна' - стари месец 'убывающая луна', млади дани 'первая половина лунного цикла' - стари дани 'вторая половина лунного цикла', млада недела 'первая неделя растущей луны' - стара недела 'вторая неделя после полнолуния'; словен. V т/а/и, V т!асШг сЫачк 'на растущей луне'- оЬ $1агет 'на убывающей луне'; болг. млада (месечина) 'растущая луна' - стара (месечина) 'убывающая луна'; макед. на новина, на млада 'о первой половине лунного месяца' - на стара, на полна 'о второй половине лунного месяца'. Вне зависимости от того, насколько последовательно рассматриваемая номинационная модель представлена в той или иной традиции, можно говорить об универсальности восприятия лунного времени через категории молодого и старого. Ср. общебалканское представление, что люди, родившиеся «на старой луне», рано старятся или же обладают «недетским» умом, ср. в этой связи болг. на стар месец е роден [рожденный на старом месяце] 'о мудром человеке'.

Вторая модель представлена как в греческом, так и в славянских (болгарском и частично македонском) языках. Увеличивающаяся луна получает в греческом однотипные названия (греч. уёрсоац, болг., макед. новина), а уменьшающаяся луна обозначается целым рядом терминов, в основу которых положены разные мотивационные признаки. Убывающая луна представляется пропадающей (х&ац), отсутст-

вующей (hiipi]), г и б н у щ е й (греч. xaeoipcyyapiœ, бол г. гйнеэ/с; маке д. загуб), убывающей (Ae/i///;, ÀEiyjoipcyyapKà, болг. крате ж), раскалывающейся, ущербляющейся (греч. (à)jiâox>jmv; болг. месецът е нащърбен\ макед. уштиб, серб, yuimari), разламываемой, разбираемой на части (греч. тааккюрт, тег 'аккшцу, серб, месец расту ран), рассыпающейся ( болг., макед. pàcun, серб, месец расипан), разрезаемой (<рг.ууоколц), сворачивающейся (болг. свърната месечина), возвращающейся / идущей назад (греч. iraipv ' itioov (psyyâpi, болг. повъ 'риала ce, ydàpu пазик), съедаемой (макед. месечината ce jade, на изедовина, болг. изет месец, серб, месец се jede), темнеющей, слепнущей (макед. темнува се, болг. слап месец), вылитой, опорожненной (греч. ожсщхл], макед. цедит се) и др.

В основе третьей модели лежат традиционные представления о «хорошем» и «плохом» времени. Верят, что одно и то же действие окажется успешным или неудачным в зависимости от того, в какое время оно совершается, напр., повсеместно на Балканах хорошим временем для рубки дров считались дни, когда луна уменьшается. В греческом языке такая оценка находит лексическое выражение: кипр. каХощууа 'растущая луна' < koû.ôç 'хороший, добрый' + tpeyyoç, (psyyâpt 'месяц' и какощууа 'убывающая луна' < kœkôç 'плохой, злой' + çsyyoç, tpsyyâpi 'месяц'.

Как правило, терминология лунного времени отдельной локальной традиции содержит одновременно несколько лексических единиц, представляющих различные мотивационные модели номинации. Частотность употребления отдельных терминов, а также широкий ареал их распространения позволяют выделить несколько доминирующих лексем для каждой традиции. В греческом языке такими являются образования от основ yàv-aj 'терять, пропадать, гибнуть', а также Хёш-сЬ 'отсутствовать, быть недостаточным', Xiyoareû-û) 'уменьшаться, убывать', отмеченные для юго-восточного (островного) ареала греческого пространства (См. карту 1). Распространение лексем с корнем Л/у- и Âe/i//- (не /аи-) совпадает с зоной фиксации терминов koàô çeyyâpi [хорошая, добрая луна] и како (pr.yyâpi [плохая, злая луна], употребляемых для обозначения лунных фаз (См. карту 2). При этом, если в каХо qicyyäpi и како tpeyyâpi можно видеть заимствования из итальянского (ср. терминологизацию сочетания быть в хорошей или плохой луне 'быть в хорошем или плохом настроении' в новогреческом и романских языках), то термины с корнями Xiy- и Ае/у/-представляются собственно греческими образованиями; что позволяет поставить вопрос о выделении в рамках греческой традиции «средиземноморской» (юго-восточной островной) зоны.

Карта 1. Номинации второй половины лунного цикла с корнями -/(Ш-, (о)).г/-, /хиу-

П

Ъ'рг

.....

/ - Г -Л ЛТд'.Г^.!,.' А ' V • '

« . ; жл^ЯГ^-^Л" — ¡А А /'

'^■у'.......- * ' '

•II V

~ V-) о

Ч

I' ЧГ

У*, I

5\ ''с,;

¿¡Л* Ч^Т

1

' ' О ;

OV.-4.vi д. •'-

7.

{

Нолшнацнк второй половины лунного цикла

А с корнем у аа -<Э с корнем (о))лу -• с корнем лещ/ -

| Е----—'

■Л"

им» ;»

......

V

и-

_<_1_I—

Карта 2. Образования типа шХощууа / какощууа («

7

Й

N ( / I I О Г

е^кии^ч X"

1 / \-А* " ф

Т'Ч .....У

1 ь „ /

В выводах к первой главе отмечается, что рассмотренные номинации демонстрируют наличие двух разных концепций лунного времени. Первая модель (сербская, словенская и частично македонская традиция) антропоцентрична, ориентирована на представления о «жизни» и «смерти» месяца (молодая и старая луна, безлуние интерпретируемое как смерть луны). Вторая модель (греческая и болгарская, частично македонская традиции) видит в луне прежде всего изменяющийся в объеме предмет.

Анализ мотивационных моделей номинации лунного времени наглядно демонстрирует схождения в области греческой и болгарской, реже македонской «лунной» терминологии. Привлечение общебалканского контекста позволяет не только выделить основные мотивацион-ные модели, но и прояснить некоторые «темные» номинации лунного времени (как в случае с ёетщха (psyyapioú [ужин месяца] 'последняя лунная четверть'). В то же время юго-восточная зона греческого ареала в ряде случаев органично вписывается в средиземноморскую традицию, ср. номинации типа каЛо (psyyápi - како (psyyápi и итап. luna buona - luna cattiva.

Глава II «Представления о луне и лунном времени в народной традиции греков и балканских славян» состоит из пяти разделов.

В первом разделе «Луна как мифологический персонаж»

рассматривается народный культ луны, проявляющийся, в частности, в текстах «приветствий», произносимых во время обрядовой «встречи» месяца, а также во всем комплексе предписаний и запретов, регламентирующих эту встречу.

Когда первый раз видели на небе молодую луну, кланялись ей, крестились, читали «Богородицу» или «Отче наш», протягивали ей хлеб, воду или деньги, здоровались с ней и просили «омолодить» встречающих, т.е. дать им здоровья, защитить от возможных несчастий и принести удачу. Верили, что непочительное отношение к луне карается голодом, болезнями и бедностью и, опасаясь навлечь на себя гнев луны, не приветствовали ее сидя; не показывали на нее пальцем и проч. Свет молодого месяца также считался вредоносным, потому не переводили взгляд с луны на человека, плодовые деревья или постройки, чтобы не навредить им, а предпочитали смотреть сначала на горы, камни, море. Повсеместно на Балканах верили, что встречая молодой месяц с пустыми карманами, навлекут на себя бедность, потому при первом появлении луны позвякивали монетами; водили монетой по волосам, чтобы иметь

денег столько, сколько волос (серб., болг.); переводили взгляд с луны на богатого человека (боен.); поворачивали на руке обручальное кольцо (греч., кипр.).

В народных представлениях и в языковых номинациях луна часто объединяется с солнцем и в то же время противопоставляется ему, ср. загадку о солнце и луне из сев. Эвбеи: «<...> Та 5ио, лог) цою^оиу ксн 5су лароцош^ош» [<...> Двое схожих и не похожих]. Луну считают холоднее солнца, а ее свет - менее ярким по сравнению с солнечным светом. Согласно этиологическим легендам, изначально луна светила так же, как и солнце, или (реже) сильнее его, но потеряла свою яркость после какого-то события (напр., выбили ей глаз или залепили грязью).

Луна в народной культуре воспринимается как «второсортное», «половинчатое», «неправильное», «чужое» солнце (ср. выше номинации типа г/Хгод аХрахткод [албанское солнце] 'луна'). На Балканах этот мотив приобретает особое звучание, органично вписываясь в контекст актуального для этого региона противопоставления «креста» и «полумесяца», т. е. христианского и мусульманского вероисповеданий. Так, месяц прямо называется турком в болгарской загадке о луне и звездах: «Турчина един, турчетата илядо» [Турок один, турчат тысяча]. Бинарная оппозиция «солнце - луна: христианский (греческий, сербский и т. п.) - мусульманский (турецкий)» прочитывается также в представлениях о том, что затмение солнца предвещает беды христианскому миру, а затмение луны - несчастья для мусульман.

Широко распространены представления о том, что луна - это солнце мертвых, и сам месяц, ночное светило, тесно связан со смертью (в одном из греческих заговоров его прямо называют братом Харона, т. е. Смерти), в то время как солнце светит живым и считается источником жизни. Месяц представляется местом обитания душ умерших. Македонцы и сербы верят, что на месяц попадают только души хороших людей, а в сев. Греции, напротив, полагают, что луна -прибежище душ убийц, начиная с братоубийцы Каина. На связь месяца с культом мертвых указывает и ряд поминальных обрядов, приуроченных к первому появлению молодой луны.

К числу признаков, по которым противопоставляются солнце и месяц, помимо гор я ч е го - холодного, яркого - тусклого, своего - чужого, живого - мертвого, относятся также мужской - женский и связанный с ним сухой -влажный. Самое главное отличие луны от солнца заключается в том,

что она - переменчива. Эпитет же солнца в греческом фольклоре -KavxóxivoQ, т. е. постоянное, вечное.

Характерным для лунного дискурса является также наличие сюжетов и мотивов, объединяющих образы луны и звезд (как бессчетного множества, так и отдельных созвездий). Свет обоих ночных светил вредит людям, особенно роженице и младенцам, их спускают с неба ведьмы и проч. Многие из тех признаков, по которым луна противопоставляется солнцу, могут быть отнесены и к звездам (напр., признак чужого в приводимой выше загадке о турке и турчатах, т. е. о луне и звездах). Однако по сравнению с луной звезды воспринимаются как «младшие», мелкие и тусклые; и если луну называют «чужим солнцем», то созвездие - «чужой луной»: напр., влашка месечина [валашская луна] 'Плеяды'.

Антропоморфный образ луны получает наиболее полное выражение в текстах, где Луна представляется младшим братом Солнца (греч., болг., серб.) или его младшей сестрой (греч., болг.). Болгары и греки считают Луну женой Солнца (ср. загадку: "Ornv tpvyEi о aipévzijg ki ' aitopúvEi ц Kupá / та Xvxvápia éva-éva paq aváfki ps yapa [Когда уходит хозяин и остается хозяйка, / она зажигает к нашей радости один за другим светильники], в то время как в фольклоре сербов частым является мотив «месяц - жених» и широко распространены тексты о женитьбе месяца на утренней звезде или земной девушке. На тендерную идентификацию луны, на то, увидят ли в ней жену солнца (греческий вариант) или мужа звезды / земной девушки (сербский вариант), большое влияние оказывает грамматический род слов, используемых для номинации солнца и луны.

Луна может представать также в зооморфном облике: в виде рогатого животного (коровы, быка, реже барана или козла), в виде коня или кобылы, ср. загадку о луне и звездах: «Eva kpáS' уюцат' auyá, jtepváei r'aXóyo, 5év tá to(xkí(¡'» [Покрыт луг яйцами, конь ступает, а их не давит]. В других случаях говорится, что месяц - это всадник, который ездит по небу на коне (серб.) или на осле (болг.), а в греческих загадках о лунных месяцах, те оказываются седлами или яслями лошадей или мулов (т. е. календарных месяцев): «Лшбека áXxjya, бвкатрец aéXeg, otjte aloyo ¿сатршто oúts аеХя a5siaxf\» [Двенадцать коней на тринадцать сёдел. Каждый конь оседлан, ни одно седло не пустует].

В загадках луна кодируется также через вегетативный код (дыня, апельсин, лимон) или предметный (перстень, жемчужина, миска, ложка, горшок), часто пищевой (пита в масле, кусок сала или

сыра, рыба на сковороде, крынка с молоком, блюдце с уксусом, сковорода с маслом).

Во втором разделе «Луна и век человека» рассматриваются народные представления о женской природе луны, о ее связи с женщиной, браком и ребенком.

Наделение луны продуцирующей женской семантикой во многом обусловлено мифологически осмысляемой связью между луной и периодичностью регул у женщин. Влиянием луны объясняли сексуальное желание женщины - на Кифере говорили еЬш ота (реууаркх тщ, доел, «она со своими месяцами». В Болгарии запрещали упоминать о появлении новой луны в доме, где есть девушка, достигшая половой зрелости; в Румынии о девушках, которые вступали в половые отношения до брака, говорили, что они «обвенчались при луне». Верили также, что луна определяет не только время вступления женщины в детородный возраст, но срок наступления родов (ср. с албан. «роды без луны» 'о преждевременных родах').

По народны представлениям, от того, в какой период лунного месяца был зачат ребенок, зависел его пол: по греческим суевериям зачатый на молодой луне ребенок окажется мальчиком, а во время полнолуния или на убывающей луне - девочкой, ср. запрет женщинам спать с мужем на «пропадающей» луне, чтобы не родить девочку.

Полагали, что родившийся в начале лунного месяца ребенок будет удачлив, богат, трудолюбив, красив и здоров, что ему суждена долгая жизнь. Наоборот, ребенок, рожденный на убывающей луне, будет болеть или умрет, ср. греч. диал. хаа0<Р£УУаРл1ка 'болезненные, слабые дети, родившиеся во время безлунья' < уааснрг.ууарш 'безлуние', Ъщющууск;, Хщ/щутС'ткод 'слабый ребенок, зачатый после полнолуния' < Х£П|/6<; 'уменьшение' + фёууод 'лунный свет; луна'. Такой человек неудачлив, его ждет тяжелая жизнь, он будет быстро снашивать одежду, с юности у него будет старческое лицо.

Дети, особенно младенцы, считались наиболее уязвимыми для вредоносного воздействия луны и лунного света. По этой причине сербы избегали произносить слово месяц в присутствии маленького ребенка и в разговоре иносказательно именовали луну 1)еда [дед]; на Лесбосе старались окрестить младенца в такой день, когда «нет месяца». Часто запрет на контакт с лунным светом распространяется и на роженицу. Напр., во Фракии роженицу не должны были «видеть» луна или звезды, чтобы не случилось ничего плохого; в юго-вост. Болгарии ей запрещалось в течение первых сорока дней после родов смотреть на луну, чтобы ночью к ней не явились дьяволы.

Как считали в Герцеговине, чтобы поскорее вступить в брак, в момент первого появления месяца девушке надо подпрыгнуть на месте со словами: Ты стар а уд млада, док ми остарио мечи су^ечик дошао [Ты старый, а я молодая, пока ты состарился, ко мне суженый пришел]. Болгарки на молодой луне изготавливали какую-нибудь вещь для своего приданого, чтобы их семейная жизнь была счастливой; в Сербии молодые люди и девушки бросали в огонь семена белены со словами: «Како пуца семе на ватри, тако нека пуца 1ьено (ььегово) срце за н,им (н>ом)» [Как трескается семя на огне, так пусть и ее (его) сердце трескается обо мне].

Старались, чтобы день празднования свадьбы или засылания сватов, пришелся на время полнолуния, чтобы молодые жили долго и дружно, чтобы имели много детей. Напротив, на убывающей луне (отт] хааофбуукх) не играли свадеб, чтобы семейная пара не «пропала» (х<хуетси то аутрсгуиуо). В Сфакье (Крит) больше всего опасались, что луна «увидит» жениха и на свадьбе случится несчастье; чтобы этого избежать, старались приурочить свадьбу к такому дню, когда луна была «незрячей» или «смотрела» в другую сторону, либо же обманывали ее, вылезая через окно или выходя из дома с запасного входа.

Третий раздел «Луна в народной медицине» посвящен рассмотрению народных представлений о болезнях, вызываемых луной и лунным светом, и способах их лечения. В народной медицине греков и балканских славян с луной ассоциируются не все, а лишь вполне определенные виды болезней - кожные (бородавки, лишаи, чирьи и т.п.), желтуха, зубная боль и некоторые психические недуги. Эта избирательность объясняется тем, что проявления именно этих болезней соотносятся с некоторыми характерными мотивами лунного «дискурса» - мотивом пятен и вредоносностью лунного света, иномирной природой месяца - в то время как мотив возрастания / убывания луны оказывается универсальным и широко используется в магической практике лечения самых разных болезней.

Греки считают, что бородавки получит тот, кто не поклонится молодому месяцу в день его появления или в полнолуние, когда на нем показывается Богородица с младенцем Христом. В греческих заговорах бородавки называются овцами или козами месяца, которых больной «выпас», «выкормил», «напоил» и просит забрать обратно. Сведение бородавок было приурочено ко времени появления молодой луны или же, напротив, ко времени «пропадающей», т.е. убывающей луны, чтобы и болезнь пропала.

Врачевание некоторых других кожных заболеваний, сходное с лечением бородавок, а также ряд запретов, связанных с появлением молодой луны, расширяет перечень кожных болезней, вызываемых и изгоняемых месяцем, несмотря на то, что соответствующие заговорные тексты не фиксируются. На Закинфе при появлении чирья говорят, что больной «подхватил его на месяце», дотронувшись до себя в тот момент, когда увидел молодой месяц; поэтому с появлением следующей молодой луны чирей надо «выкинуть на месяц», т.е., приложив руку к чирью, трижды сказать, сплевывая назад: «Имел я кое-что, но потерял». Ср. в этой связи болгарский запрет переводить взгляд с появившейся в первый раз луны на человека, иначе тот покроется струпьями, чирьями и прыщами, или македонскую лечебную практику в полнолуние, а также на молодом и старом месяце поливать струпья дождевой водой, чтобы избавиться от них.

Во многих местах Греции желтуху называют (psyyápiaapa < (peyyápi 'луна' или Хюкроиац [полнолуние], т. к. «лицо больного становится такого же желтоватого цвета, что и месяц»; о больном желтухой, говорят, что он (peyyapiá(ezai или hoicpíCexai, и поят его отваром травы <peyyapóaKovt] [лунная пыль]. Как и в случае с кожными болезнями, причину заболевания желтухой видят в нарушении ритуального поведения человека по отношению к луне: на Керкире остерегались сидеть под светом появляющегося в первый раз молодого месяца, чтобы не «облуниться» и не заболеть желтухой; на Крите строго запрещалось мочиться против луны, чтобы «не разозлить месяц» и не стать «желтым-прежелтым» и т. д.

Чрезвычайно широко распространено в греческой традиции представление о том, что под влиянием луны у человека развиваются психические заболевания. На Крите рассказывали, что в ночь новолуния месяц «портит» воду, выпив которую, человек заболеет или потеряет разум. Слабоумного или душевнобольного человека на Симисе называли tpeyyapomaapévoq [схваченный луной], ср. греческое проклятие «Na оё лют] о (psvyo» [Пусть тебя схватит луна] 'Чтоб ты сошел с ума!', а также словен. luna ga írka [его бьет луна] 'о человеке, который совершает глупые поступки или неразумно говорит'.

В наибольшей степени такого рода представления касаются эпилепсии, которую называют aeXrjviaapóq или щууаркхара, (peyyápKaapav, среууаршпко (доел, «лунатизм»), ср. с румын, a fi cu luna'n cap [иметь луну в голове] 'мучиться от эпилептического припадка'. Считается, что эпилептиком становится тот, кто спит на крыше, не защищенный от воздействия лунного света, или рожденный в

полнолуние ребенок, которого еще называют щууарагуЬ)\цто<; [лунорожденный]'.

В некоторых селах Болгарии эпилепсию также называют месчинката, однако в целом в славянской традиции с вредоносным воздействием лунного света связано другое психическое расстройство -сомнамбулизм, лунатизм, распространенный у балканских славян запрет беременной женщине спать под лунным светом, потому что ее может «ухватить» месяц и она родит лунатика, месечара.

Воздействием луны принято также объяснять смену настроения и странности в поведении людей: греч. б/у/ ага щууарш г' [быть в своих месяцах] 'злиться', е/ум ре та (реууарш то« [быть со своими месяцами] или ¿X« та (реууарш тою [у него свои месяцы] 'про того, у которого наблюдаются неожиданные резкие смены настроения (странности и т. п.)', (реууартпка 'чудачества, странности'; см. в этой связи сербское месечар, луесечар 'мечтатель, фантазер'.

К появлению молодой луны приурочивалось заговаривание зубной или головной боли, которое иногда могло носить профилактический характер.

Необходимо также отметить отсутствие в греческой традиции обращенных к месяцу заговоров от болезней внутренних органов, между тем как у балканских славян фиксируются заговоры для лечения далака, заболевания, под которым может пониматься болезнь селезенки или боль в груди.

В народных представлениях луна наделяется способностью «пить» или (реже) «есть» детей, которые оттого «сохнут», худеют и слабеют. Этим мотивированы такие названия худосочности младенцев, как <реууар\аара < феууарг 'луна, месяц' и <ргууардтпаара < (реууарг 'луна, месяц' + тага) 'хватать'; а также лечебная практика поить слабых детей отваром из коровяка, народное название которого -/рсууароуорто < (pryya.pi 'месяц, луна' + уорто 'трава' (доел, «лунная трава»).

Мотив «выпивания» ребенка месяцем, забирающим жидкость из его тела, получает в греческой традиции дальнейшее развитие: верили, что у младенца, на которого попал лунный свет, случится понос, отсюда такие названия диареи, как Хюгреууаро [полнолуние] или (реууаршара < <реууар1 'луна, месяц'

В пятом разделе «Луна в народной магии» описываются случаи вербальной магии (народной этимологии), гадания в первый день молодой луны, а также нарративы о ведьмах, которые спускают луну на землю.

Лунный календарь регулирует хозяйственную деятельность земледельцев и скотоводов. При этом нередко приуроченность тех или иных работ к конкретной фазе луны объясняется действием механизма вербальной магии, напр., сев следовало начинать в полнолуние, чтобы зерна были полными, и т. п.

В области хозяйственной магии (за редким исключением) не фиксируется заговоров, непосредственно обращенных к луне. Большое значение влиянию луны придавали птицеводы и виноградари. Широок распространены предписания подкладывать яйца под наседку на убывающей луне, чтобы птенцы не успели вылупиться до окончания лунного месяца и не оказались «одномесячными», больными, или подрезать на молодой луне виноградную лозу. Это находит отражение в языке: греч. povoipsyyapovdKia, болг. niuiemama едноме сечета, ср с румын. lunatic; щууарюца 'подрезание виноградной лозы', tpEyyapiaapsvog или aipEyyapiacnoQ 'подрезанный или не подрезанный на молодую луну (о лозе)', (рЕууаршСрз г' ацжШ 'подрезать виноград на молодой январской луне', atpoyyapiaCco 'первый раз подрезать молодую лозу', щоууаркхара 'первое подрезание молодой лозы'; также в корпусе паремий: «Геууаршткоу среуу&Р1 кМ5ег>е кса pepctv цг| i;£id^eiq» [На январской луне подрезай, и на день не смотри] и др.

К первому появлению луны были приурочены гадания о замужестве. Заметив на небе месяц, девушки бросали на землю платок, пояс, ключ и т. д., которые потом клали под подушку, и обращались к луне с просьбой показать будущего мужа. На Крите в полнолуние гадающие со стебелем базилика в руке читали молитву, обращенную к луне, и смотрели на отражение луны в зеркале, надеясь увидеть будущего мужа.

В ряде случаев подходящим временем для гадания о замужестве считалась «новогодняя» (январская или мартовская) луна. Во Фракии в марте девушки при лунном свете завязывали три узелка на своей шали и обращались к месяцу с вопросом: «Me nowv ва тсо v« Xbaca tovq KopuouQ-,-» [С кем сойдусь, чтобы развязать узелки?], затем клали шаль под подушку, ожидая увидеть во сне будущего мужа; болгарки с этой целью при первом появлении мартовский луны клали в изголовье камешек или щепку со двора.

К появлению сентябрьской луны были приурочены гадания о погоде на будущий год (греч., болг.).

Необычайно популярны на Балканах рассказы о том, что луна выступает помощницей колдуний, которые спускают ее с неба. Подобные тексты бытовали уже в Древней Греции и в Византии, когда способность

опускать луну приписывалась ведьмам и еретикам, ср. болгарские сообщения, что луну спускают не только ведьмы, но и турецкие муллы, цыганки или влахи.

Чтобы спустить месяц, ведьмы в полнолуние выходили во двор / на перекресток / на мост / в поля и там, сидя верхом на валике от ткацкого станка, «читали и заговаривали», раскручивая в руках валик, и «разными жестами» приказывали луне сойти на землю. В Болгарии распространено представление, что ведьмы спускают луну на воду, потому им непременно требуется река, родник, колодец или, в крайнем случае, котел с водой. Намазавшись кровью двух черных куриц, с клоком сена в руке колдунья запрыгивает в очерченный круг и заклинаниями «сваливает» месяц в виде коровы или теленка. Ведьмы оставляют месяцу приманку - «волшебную питу» - и хватают его, когда он спускается поесть. Нередки сообщения, что, спускаясь, луна пытается сбежать от колдуний и для этого пробивает дыру в земле: на Парнасе показывали источник Каркаро (< диал. каркарг 'яма'), образовавшийся на том месте, где луна ушла под землю; болгары в Пиринском крае говорили, что земля трескается от рева месяца, когда ведьмы возвращают его обратно на небо.

Единичны рассказы о том, что колдунья «сбрасывала» луну только для того, чтобы продемонстрировать свое искусство. Как правило, они преследуют практические цели - получить необходимое знание, «испортить» неугодных им людей, отобрать молоко у чужих коров, забрать «спор» с чужых полей. В Гевгелии такие колдуньи (месечарки) спускали луну словами «.Гас сум теле, ти си крава!» [Я - теленок, ты -корова], чтобы стать невидимыми, а позже, произнеся «,1ас сум жена, а ти месечина; jac сум доле, ти си горе!» [Я - женщина, ты - месяц; я - внизу, а ты - наверху!], обретали свой первоначальный облик. Многочисленны рассказы о том, как ведьмы доят месяц и изготавливают из его молока зелья, при помощи которых находят девушке жениха, отваживают от вдовы летающего змея, лечат больных людей. В Македонии рассказывают, что месяц сводили женщины, у которых не «держались», умирали дети, причем занимались этим не ведьмы, а сами отчаявшиеся матери и их родственники.

Сбрасывание луны с неба считалось не только опасным, но и неприятным занятием: для того, чтобы вернуть луну на прежнее место, ведьма должна была лизнуть своих нечистот; колдун, выпив лунного молока, проваливается в глубокий сон, и тогда в его тело через ноздри и рот заползают змеи, и т. п.

В фольклорных текстах мотив доения луны ведьмами и ее олицетворение в виде коровы нередко переплетается с мотивами происхождения лунных пятен или самой луны. Например, рассказывают, что пятна на луне появились оттого, что колдуны, заставляя вернуться корову на небо, бьют ее по животу палкой, которой чистят печи (греч.); в Банате в пятнах на месяце видели котел с молоком, и верили, что затмения происходят в то время, когда ведьмы это молоко пьют; в сев-вост. Родопах записана легенда о том, как ведьма превратила луну в корову.

В пятом разделе «Луна в народной метеорологии» дается обзор погодных примет, ориентированных на луну и лунное время.

В первый день появления луны обращали внимание на наклон ее рогов, светлое или тусклое свечение диска, на наличие вокруг нее нимба (гало) и др. «Новогодняя», сентябрьская, луна предсказывала погоду на весь последующий год. В дальнейшем погодные приметы могли получать метафорическое толкование, например, в Ликии тусклый свет лунного диска служил предвестником будущих дождей, либо же -пролития крови и страшной резни.

Из всех погодных явлений луна больше всего связана с дождем и ветром, что отражается в терминологии дождей и облаков: (рЕууартпщ [Ррохл] или [Ррох^] той <реууарюЬ [лунный дождь] 'дождь после новолуния', [ррохпЗ ЩЯ Хюкрющ [дождь полнолуния] 'дождь после полнолуния', [сгиуусфа] т//? сЛа^ощууаршд [облака меняющейся луны] 'облака, приносящие дождь, который должен пролиться после перемены месяца' и др. На близость образа луны к водной стихии указывает также и то, что лунный свет воспринимается как «льющийся», «струящийся»; луна может «выпивать» или «наливать» младенцев и сама воспринимается как «опорожняющаяся» или «наполняющаяся» (в отмеченных выше номинациях типа аксг/гюц [вылитая] или болг. цеди се 'об убывающей луне').

Образы луны и ветра объединяет свойство изменчивости и непостоянства, см., напр.: «Форреа, утчпка тое фортоша аутаааои фоХа то феууари) [Ветер, женщина и удача изменчивы, как месяц]. О связи между луной и ветрами свидетельствуют представления о том, что каждые восемь из десяти дней луна проводит поочередно в одном из ветров (Крит), или что ветры заключены в лунном гало (Наксос); ветры происходят из воплей Каина, стоящего на луне (болг.), и проч. Нередки случаи, когда приступать к хозяйственной деятельности рекомендуется не только в конкретную лунную фазу, но и при определенном ветре: напр., «Для рубки дерева необходимо, чтобы дул северный ветер, притом

на появляющемся месяце; если делать это на юго-восточном ветре, замечено, сгниет дерево» (греч.).

Некоторые факты позволяют говорить о сходстве образов луны (aehjvt]) и радуги (диал. arAág), ср. в этой связи хорв. диал. луна 'радуга'.

Приложение представляет собой подборку греческих текстов (загадок, этиологических легенд, быличек и рукописных заговоров), относящихся к лунному дискурсу.

В Заключении подводятся итоги исследования.

Этимологический и семантический анализ номинаций луны в греческом и бапканославянских языках показал, что несмотря на автономность и закрытость как славянской (луна как 'меняющееся' небесное тело), так и греческой модели (луна как 'светящееся' небесное тело), последняя в ряде случаев выступает в качестве донора (ср. болгарские названия лампгж или свещ, представляющие собой семантические кальки с греческих tpcyyápi и Харкро), и никогда - в роли реципиента. Случаи участия и.-е. корня *тё-Н-п в формировании греческой лексики лунного дискурса обусловлены не славянским влиянием, а скорее пересечением и наложением семантических полей лексемы (peyyápi 'луна' и pijvaq 'месяц календарный'; сходное явление наблюдается в румынском языке, где лексема luna 'луна' приобретает значение 'месяц календарный'.

Терминология лунного времени (лунных фаз) характеризуется большим разнообразием и пестротой. Членение лунного цикла на фазы в греческой и славянской традиции не всегда совпадает: у славян начальной точкой считается преимущественно безлуние, тогда как у греков (и болгар) - также и полнолуние, что находит свое отражение в номинации отрезков лунного времени. Если растущая луна (от появления нового месяца до полнолуния) получает в греческом однотипные названия (yépmcnj, <pé¿¡rf), то убывающая луна обозначается целым рядом названий, в основу которых положены разные мотивационные признаки. Она представляется пропадающей (xáatj), отсутствующей (Хе1щ), истончающейся {Ыщ, Xr.iy/otp£yyapKá), раскалывающейся (греч. (á)7róoj>/o7v; болг. мвсецът е иащърбгн\ макед. уштиб, серб, yuimari) и проч.

Названия растущей и убывающей луны, как правило, противопоставлены друг другу, т.е. составляют антонимичные пары: vió (peyyápi (новая луна) - nalió (peyyápi (старая луна), какдщууо (плохая луна) - Kalóqieyyo (хорошая луна). Наличие подобных отношений даёт основание говорить о системности восприятия лунного времени традиционной культурой. Смена фаз луны обозначается глаголами и отглагольными существительными, наиболее распространенными из

которых являются меняться и мена; о месяце также говорится, что он гибнет, рождается, переворачивается, прячется, делается, выковывается и т. п.

Выявленные в работе семантические мотивационные признаки, положенные в основу номинации лунных фаз, позволяют говорить о двух разных концепциях лунного времени и членения лунного цикла. Первая модель, характерная для балканославянских (сербской, словенской и частично македонской) традиций, - антропоцентрична, она представляет изменения луны как цикл жизни от рождения до смерти. Отсюда такие названия половин лунного цикла, как молодая и старая луна, а также акцент на периоде безлуния, который интерпретируется как «смерть» луны.

Вторая модель, представленная греческой, болгарской и (частично) македонской традициями, видит в луне уменьшающийся и увеличивающийся в объеме предмет, и детально разрабатывает терминологию второй половины лунного цикла. В ряде греческих номинаций растущей и убывающей луны находит отражение аксиология лунного времени, представление о «хорошей» и «плохой» луне.

Общебалканский контекст позволяет не только сопоставить основные мотивационные модели в греческом и славянских языках, но и прояснить некоторые «темные» номинации лунного времени в греческом. С другой стороны, юго-восточная зона греческого ареала в ряде случаев органично вписывается в средиземноморскую традицию, что объясняет параллелизм греческих номинаций с итальянскими и другими романскими, ср. греч. каХо и како tpsyápi («хорошая» и «плохая» луна) и итал. luna Ъиопа и cattiva.

Сами лексемы лунного дискурса, которые получили терминологический статус в народном языке, не обладают семантической определённостью, которая характерна для научной терминологии. Когда носители традиционной культуры используют в своей речи подобные лексические единицы, то осознают внутренний смысл слова, лёгшего в основу термина. Подобное восприятие терминологии способствует широкому использованию их в вербальной магии.

Помимо прямой номинации луны и лунного времени, лексические единицы лунного дискурса или их дериваты используются для обозначения других денотатов, а именно, а) для обозначения настроения или душевного состояния человека (злости, рассеянности, резкой смены настроения, ср. щууарштжа 'чудачества, странности'); б) для номинации детей, рожденных на убывающей луне и потому

больных и несчастливых или рожденных в один лунный месяц и связанных одной судьбой (ср. болг. едномесечета, серб. ]едномесечари)\ в) для номинации болезней - эпилепсии ((psyyápKaapav, aehjmaapóq, болг. месчинката), сомнамбулизма, душевных заболеваний ((peyyapoxiaofiévoq 'о душевнобольном человеке', словенск. luna ga trka), желтухи (ipeyyápiaapa, Ыкрщ), диареи ((peyyápiaapa, Xiotpéyyapó), «сухоты» младенцев (tpeyyapómaapa); г) для обозначения выведенных в течение одного лунного месяца цыплят (povopeyyapovÓKia, болг. пйлетата едномесечета), подрезанной на молодом месяце виноградной лозы {tpeyyapiacrpévo / atpeyyápiaoro ápnéXi) и т. д.; д) для номинации дождей и облаков (¡реууартъщ [Ррохп], [oúwecpa] г//? aXXa&cpeyyapiág).

Мотивационной основой данных номинаций служат признаки и характеристики, которые приписываются луне народным сознанием, представление об «иномирной» природе луны и связанной с этим ее способности оказывать влияние на физическое, психическое состояние человека (особенно женщины и ребенка) или же на его судьбу, на его хозяйственную деятельность, на погоду и т. п.

На общем фоне совпадения греческих и общебалканских фольклорных мотивов и обрядовых практик, они различаются смысловыми акцентами и ориентированы на разные свойства луны. Напр., в греческой народной медицине лунатиками называются больные эпилепсией (aeXtjviaapévog, ipsyyapiaaptvoq), тогда как у славян - больные, страдающие сомнамбулизмом (макед. м]есечар). Специфическими дня славянских верований о луне можно считать представления об -одномесечниках - людях рожденных в один лунный месяц и связанных общей судьбой; представление луны мужским персонажем или существом, способным менять свой пол и т. д. Для греческой традиции в целом можно отметить большую по сравнению со славянскими разработанность «лунной» терминологии и номинаций культурных явлений.

В этнолингвистическом аспекте особенно значимым представляется полная согласованность семантических моделей номинации луны и лунного времени с главными мотивами экстралингвистических свидетельств, относящихся к луне. Языковые и культурные контексты оказываются либо параллельными, либо взаимодополняющими. Мотивация языковых номинаций в большинстве случаев подтверждается мифологическими представлениями, верованиями, ритуальными запретами и предписаниями, фольклорными сюжетами.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Публикации в изданиях по списку, утвержденному ВАК РФ

1. ЧёхаО.В. Греко-славянские параллели в области традиционной культуры: луна в лечебной магии// Славяноведение. №6. М., 2008. С. 31-43.

Публикации в других изданиях

2. Чеха О.В. «Лунные» номинации в греческом народном языке: корень феууар-/ фвуу- // Материалы международной научной конференции «Этнолингвистика. Ономастика. Этимология». Екатеринбург, 2009. С. 278-279.

3. Чеха О.В. «Лунные» болезни в греческой народной медицине // Доклады российских ученых. X конгресс по изучению стран юго-восточной Европы (Париж, 24-26 сентября 2009 г.). СПб., 2009. С. 349-365.

Подписано в печать 08.12.2009 Объем 1,3 п.л. Тираж 100 экз. Компьютерный центр ИСл РАН - ritlen@mail.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Чёха, Оксана Владимировна

Введение.

Глава I. Мшивационные модели номинации луны и лунного времени

1. Мотивационные модели номинации луны.

1.1. Модель: 'меняющееся' [небесное тело].

1.2. Модель: 'светлое', 'сияющее' [небесное тело].

1.3. Модель: 'герой', 'бог'.

1.4. Модель: '«чужое» солнце'.

1.5. Модель: '(главная) звезда'.

2. Мотивационные модели номинации лунного времени

2.1.Организация лунного цикла. Лунный месяц.

2.2. Новолуние. Первые дни лунного месяца.

2.3. Полнолуние.

2.4.1. Модель: 'молодая - старая луна'.

2.4.2. Модель: 'увеличивающаяся - уменьшающаяся луна'

2.4.3. Модель: 'хорошая - плохая луна'

Глава II. Представления о луне и лунном времени в народной традиции греков и балканских славян

2.1. Луна как мифологический персонаж.

2.2. Луна и век человека.

2.3. Луна в народной медицине.

2.4. Луна в народной магии.

2.5. Луна в народной метеорологии.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Чёха, Оксана Владимировна

Диссертация посвящена новогреческой лексике и фразеологии, относящейся к луне и лунному времени. Данная группа слов, являющаяся объектом нашего исследования, рассматривается как результат интерпретации, обобщения и закрепления в языковых единицах свойств объектов действительности и отношения к ним носителя языка.

Известно, что лунный календарь у многих народов на протяжении веков и практически до нашего времени регулировал хозяйственную жизнь, обрядовое и бытовое поведение. Мифологические представления о луне и ее влиянии на жизнь человека принадлежат к древнейшим пластам традиционной духовной культуры, составляя раздел народной астрономии и космологии. Анализ семантических моделей номинации луны и лунных фаз, семантики, сочетаемости, вторичных значений «лунной» лексики, а также ее функций в культурных контекстах позволяет реконструировать стоящие за лексикою когнитивные механизмы восприятия и категоризации мира.

Выбор объекта исследования продиктован в первую очередь тем, что «лунный» словарь остается малоизученной областью лексики в новогреческом, как и во многих других языках. Так, внутренняя форма и мотивационные модели номинации луны и лунных фаз остались за рамками работы болгарской исследовательницы Дарины Младеновой, чья монография «Звездното небе над нас. Етнолингвистично изследване на балканските народни астроними» [Младенова 2006] является первым (и чрезвычайно ценным) опытом систематизации балканской астрономической терминологии, предлагающий подробный анализ мотивационных моделей номинаций отдельных звезд (в том числе планеты-Венеры) и. созвездий^ а также названий Млечного Пути. В отличие от астронимов, рассматриваемых в работе Д. Младеновой, внутренняя форма которых отличается большим разнообразием даже в пределах одной культурной традиции, названия луны и солнца - универсальны (ср., напр., диал. болг. мЪхицъ, мёсец, м'асиц, макед. месец, majsnic, сербохорв. мёсёц, словенск. mesens, mesec 'месяц, луна'). Строго говоря, они не являются астронимами (по В.Д. Бондалетову, - «космонимами») в современном понимании этого термина: «астроним - вид онима, собственное имя отдельного небесного тела, в том числе звезды, планеты, кометы, астероида (планетоида)», и потому не рассматриваются в отечественных работах по народной астрономии и астронимии [Рут 1983, Азим-Заде 1979].

Другой причиной, определившей выбор «лунной» лексики и фразеологии в качестве объекта исследования, является ярко выраженный деривационный семантический потенциал этой группы лексики. Так, производными от названий луны оказываются обозначения болезней (в частности, желтухи), больного, лечебных трав и т.д.

В-третьих, важными характеристиками «лунной» лексики помимо семантических являются ареально-географические: для некоторых лексем-удается проследить четкие границы соответствия с другими языковыми границами Европы или Балкан. География распространения таких терминов может привлекаться- как дополнительный источник при определении ареального членения как самой Греции, так и, шире, Балканского полуострова. Напр., распределение лексем, использующихся для номинации второй половины лунного цикла (хаац - «гибнущая» луна, Ыщ — «недостаточная» луна, Hycoorj — «уменьшающаяся» луна), а также территория распространения устойчивых сочетаний какд (psyyapi [хорошая луна], какд (psyyapi [плохая луна] позволяют говорить о членении греческого ареала на «балканскую» (материковая Греция, Пелопоннес, Ионические о-ва, часть о-в Додеканисы) и «средиземноморскую» (Кипр, Крит, ряд о-в Додеканисы.и юг Пелопоннеса) зоны.

Объяснение упомянутых выше «лунных» названий болезни (в частности, желтухи) невозможно без привлечения дополнительного, экстралингвистического, материала, а именно, без учета народных представлений о том, что желтухой заболевают люди, «оскорбившие» луну (не вставшие при первом появлении молодой луны, помочившиеся против нее и т.п.). Очевидно, таким образом, что глубинная связь лунного дискурса с системой верований требует комплексного этнолингвистического подхода к его изучению, т.е. обращения не только к языковым характеристикам соответствующих слов, но и к экстралингвистическим данным - обрядовым и фольклорным текстам, верованиям и повседневному быту.

Большой опыт этнолингвистического изучения традиционной духовной культуры накоплен в славистике, где этнолингвистическое направление связано, прежде всего, с московской школой Никиты Ильича и Светланы Михайловны Толстых и люблинской школой Ежи Бартмин-ского. В русле этнолингвистического подхода создаются словари «Славянские древности» [СД I, II, III, IV] и «Slownik stereotypow i symboli lu-dowych» [SSSL I], написаны монографии T.A. Агапкиной, O.B. Беловой, E.JI. Березович, А.В. Гуры, А.Ф. Журавлева, Младеновой, А.Б. Мороза, А.А. Плотниковой, И.А. Седаковой, В.В. Усачевой и др. Из трудов ученых, занимающихся разработкой балканистической проблематики в рамках московской этнолингвистической школы, отметим монографию И. А. Седаковой, посвященную исследованию балканизмов в болгарском лингвокультурном родинном тексте [Седакова 2007], а также работу А.А. Плотниковой, предлагающей ареальное изучение лингвокультур-ных фактов южной Славин на материале широкого круга вопросов традиционной народной культуры [Плотникова 2004].

Этнолингвистика видит в языке одновременно и материал, и метаязык духовной культуры, и при выявлении комплекса народных знаний

0 мире, основное внимание уделяет языковым данным (народной терминологии и фразеологии), в особенности — семантике и мотивации языковых единиц. В связи с этим предметом нашего исследования стали семантические особенности и мотивационные связи лексики «лунного дискурса» как носители этнокультурной информации.

Как отмечалось выше, до настоящего времени новогреческая «лунная» лексика не исследовалась систематически ни в собственно языковом, ни в этнолингвистическом аспекте. Вообще традиционная духовная культура греков в отечественной филологии в целом остается малоизученной1; за исключением греческого народного календаря, краткое описание которого можно найти в соответствующих разделах четырехтомной серии «Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы» [Токарев 1973, 1977, 1978]. В последние годы были защищены кандидатские диссертации К.А. Климовой и С.А. Сидневой, посвященных изучению новогреческой мифологической лексики в сопоставлении с балканославянской [Климова 2009] и описанию растительного кода в новогреческом фольклоре [Сиднева 2008]. Актуальность диссертации, таким образом, обусловлена отсутствием или недостатком исследований, реконструирующих традиционные представления о мире в зеркале языка на греческом материале, что ограничивает возможности сопоставления языков и культурных традиций в балканском, общеславянском и более широком масштабе.

Сравнительный* аспект настоящей работы предполагает рассмотрение новогреческой «лунной» лексики и ее культурных функций в со

1 Хотя в последнее время интерес к этой теме заметно возрос. На базе отделения византийской и новогреческой филологии МГУ М.В. Ломоносова регулярно проводятся конференции молодых ученых и круглые столы, на которых обсуждаются проблемы греческой традиционной культуры. доставлении с соответствующими данными балканославянских языков и традиций. Вхождение новогреческого языка в балканский языковой союз (БЯС) объясняет многие черты, объединяющие его с другими языками этого ареала (румынским, албанским, македонским, болгарским, цыганским, вост.- сербским (торлакские говоры), турецким (диалекты Сли-вена и Шумена). Однако балканский союз не ограничивается языковыми схождениями; связь балканских народов проявляется также в области культуры - традиционных мифологических представлений, поверий, ритуалов, фольклорных сюжетов и мотивов, что позволяет говорить о балканском культурном союзе.

Если лингвистический аспект БЯС давно является предметом обсуждения и изучения, то этнокультурный аспект балканистики стал разрабатываться сравнительно недавно. В частности, исследованиям в области балканской этнологии, или балканского культурного пространства, посвящены работы Д. Буркхарт [Burkhart 1989]. В' отечественной балканистике опыт системного описания балканской модели мира (БММ) был предложен Т. В. Цивьян [Цивьян 1990; Цивьян 1999] и в дальнейшем нашел поддержку в работах других ученых. Речь идет об особой ментальности, порожденной перекрестными лингвокультурными межбалканскими влияниями (как прямыми, так и опосредованными), которые продолжаются до сих пор. При этом каждый член балканской общности остается индивидуальным и неповторимым, и «сама общность БММ <.> поддерживается и питается прочной индивидуальностью балканских языков и традиций и в свою очередь питает и поддерживает эту индивидуальность» [Цивьян 1990:68].

Обращение к балканской картине мира можно считать следующим этапом проблематики БЯС2, т.е. проблематики собственно лингвистической. По аналогии с лингвистическим уровнем при характеристике БММ предполагается описание каждого члена БММ по единой схеме и дальнейшее установление набора дифференциальных признаков, «снабженного правилами разворота, трансформации и правилами перехода от одной традиции к другой» [Цивьян 1990:69].

Целью работы является этнолингвистическая характеристика греческой лексики «лунного дискурса», т.е. реконструкция ее культурных коннотаций и функций в сопоставлении с соответствующими характеристиками лексики балканославянских языков - прежде всего, болгарского и македонского, но также и сербского, хорватского, словенского, которые обычно не включаются в БЯС; привлечение материала этих языков объясняется желанием установить более четкие границы распространения изучаемых языковых и культурных явлений.

Поставленная цель предполагает решение следующих задача

• собрать и-систематизировать греческий языковой, фольклорный и этнографический материал по выбранной теме, что позволило бы реконструировать фрагмент греческой традиционной картины мира, относящийся к луне и лунному времени;

• выявить и описать регулярные мотивационные модели, которые реализуются в,греческих названиях луны pi лунных фаз;

• определить круг вторичных значений «лунной» лексики;

2 Хронологически к описанию и исследованию балканской картины мира обратились после того, как в научный оборот было введено понятие ареального родства языков, независимо от их генетической принадлежности (Schleicher), выявлены наиболее характерные черты сходства, придающие языкам балканского региона характер своеобразного единства, (Miklosich), увидела свет монография Кр. Сандфельда «Балканская лингвистика» [Sandfeld 1930] и утвердился предложенный Н.С. Трубецким термин «языковой союз».

• проследить (там, где это возможно) географию распространения терминов «лунного дискурса» и соответствующих экстралингвистических явлений;

• сопоставить полученные греческие данные с данными других балканских традиций как в языковом, так и в этнокультурном отношении; выявить общее и различное в структуре концепта «луна» в новогреческом и балканском ареале.

Источники материала, использованные в настоящей работе, можно разделить на несколько категорий:

- лексикографические (словари литературного языка, диалектные, фольклорные);

- фольклорные тексты разных жанров (этиологические легенды, лечебные и хозяйственные заговоры, песни, погодные приметы, поговорки, загадки и др.);

- этнографические (описание лечебных практик, народная магия, корпус хозяйственных и бытовых предписаний и запретов, ориентированный на лунный календарь; обряды и обычаи семейного цикла), как опубликованные, так и неопубликованные (рукописи греческих архивов и полевые записи автора, сделанные в 2002-2004, 2007 гг.).

В работе анализируется как общенародная, так и диалектная греческая и славянская лексика, зафиксированная а)- в фундаментальных словарях литературного новогреческого языка: [AKN] и [Мтшртт'штт]*; 2002]; б) в больших словарях нижнеитальянского, тсаконского, понтий-ского и кипрского диалектов новогреческого языка: [Ксоатакг^ 19861987], [ПатгаууёХоя) 2001], [ПшгаббяогАод 1958-1961], а также в словарях греческих народных говоров: [ApapavTivog 1909], [Xavx^iapag

1995], [Taoxavr| 1998], [КЛ 1995], [АтюстоМкг|<; 2008], [ГаресраМкг|<; 2002], [Каратштерг^ 1984], [Maupoxa^DpiSTji; I960] и др.

Особенный интерес представляют словари Икономопулоса [0iK0V0)i6H0D^0q 1999] и Папахристодулу [riaTcaxpiaxoSo-u^oD 1969], в которых диалектная лексика духовной культуры снабжена комментарием, дающим представлением о функционировании термина и связанных с ним поверьях.

Из славянских источников были привлечены литературные и диалектные словари болгарского ([Геров 1975-1978], [БД 1962 -]), сербскохорватского ([Караций 1852], [PCKJ 1967-1976], [PCKHJ 1981, 1984], [RHSJ VI, 1904-1910]) и словенского [SSKJ II (I-Na), 1975] языков, а также словари церковно-славянского и древнерусского языков [SJS XIX, 1969], [СДРЯ V, 2002]. Использовался также материал соответствующих статей общеславянского этнолингвистического словаря «Славянские древности» под ред. Н.И. Толстого [СД 1995 - 2009].

Греческий язык и культура входят не только в балканский, но и в средиземноморский культурный ареал, поэтому имеется немало семантических схождений в терминологической лексике и фразеологии новогреческого и - итальянского и других романских языков. Это поребова-ло обращения к академическим словарям итальянского, французского и испанского языков: Salvatore Battaglia. Grande dizionario della lingua ita-liana. [GDLI IX (Libe - Med), 1975], Grand Larousse de la Langue Frangais en sept volumes. [GLLF IV (IND-NY), 1986], Diccionario de la Lengua Espanola. [DLE 1984].

Из этимологических словарей привлекались [Chantraine 19681980], [Frisk 1960], [ЭССЯ 1974-], [Av5piwxr|<; 1951], [БЕР 1971 -], а также [ОгеГ1998].

Источником греческих фольклорных текстов послужили: многочисленные публикации различных авторов в журнале Aaoypaqna; небольшая подборка текстов, отразившая представления о луне и лунном времени в греческой традиционной культуре XIX века, в сборнике Н. Политиса «Парабостец» [ПоМтг|<; 1965]; материалы вопросника по новогреческой традиционной духовной и материальной культуры под редакцией Г. Мегаса [Meyat; 1941-1943]; региональные этнографические сборники (как правило, небольшие по объему) издававшиеся в XX веке, содержащие наряду с описаниями обрядов и фольклорные тексты, которые их сопровождали. Из числа наиболее крупных монографий отметим работы Вогасари-Мергиану [Boyaaapri Mspyiavoti 1989], Делисаваса [Декабрей; 1988], Кассиса [Кааацд 11,1981], Софоса [2о(ро<; 1986-1991], Флоракиса [ФХсоракг1<; 1971], Франгаки [Фраукакг 1949], Психогиоса [^ихоуюд 1989] и др. Большую ценность для нас представляет также небольшая (объемом всего в 15 страниц)- книжечка Н. Кефалиньядиса «Луна> в преданиях Наксоса» [Kecpa?iA,r|viaSTi<; 1965], целиком посвященная описанию бытующих на о-ве Наксос представлений и верований, связанных с луной.

В работе был использован материал докторской диссертации Дим. Крекукьяса «Та тгроуусостка tod кшрой ец xr|v Apxatav, Trjv MeoaicoviKfjv каг xr|v Nedbxepav ЕХкада» [Предсказание погоды в Древней, Средневековой и* Современной Греции] [Кргкоикят; 1966]. Отметим также монографию Хр. Хатзитаки-Капсомену «©rjaaupog veoe^XrjviKcbv aiviyjxdxcov» [Сокровищница греческих загадок] [Хат^цтакт! - Kavj/cojasvoi) 2000]; посвященную жанру новогреческой загадки, в которой собран и категори-зирован богатейший материал, и, в частности, отдельные разделы посвящены загадкам о луне, о луне и солнце и т.п.

Ценный материал почерпнут из картотеки Афинского фольклорного центра [Л.А.], составленной на основе полевых записей, сбор которых велся по специальному вопроснику. В частности, собирателей интересовали а) какие слова и выражения используются для номинации луны и лунных фаз; б) мифические предания, этиологические легенды, связанные с луной (происхождение лунных пятен, «почему солнце ярче луны» и др.), в) представления и суеверия, связанные с лунными затмениями (рассказы о том, как ведьмы спускают луну на землю); г) представления о том, как луна влияет на жизнедеятельность человека и животных; д) предсказания, связанные с луной (погода, урожай, болезни).

Поскольку в диссертации не ставилась специальная задача проследить, как сохранялись или видоизменялись на протяжении веков символика и прагматика греческого «лунного дискурса», то древнегреческий или» византийский материал привлекался непоследовательно, по мере необходимости;

Источниками славянских данных послужили опубликованные труды по языку и традиционной культуре южных славян :

• соответствующие* разделы монографий по духовной и материальной культуре болгарских областей [Капанци 1985], [Ловешки край 1999], [Пирин. 1980], [Пловдив 1986], [Родопи 1994], [Сакар 2002], [Софийски; край 1993]; классические работы Д. Маринова [Маринов 1-Й, 1981], Й. Д. Ковачева по народной астрономии [Ковачев 1914], и И. Георгиеиой по народной мифологии [Б 1Ш 1983];

• монография - Т. Вражиновского, посвященная македонской мифологии [Вражиновеки 1—II, 1998], и работа Jb. Ристеского [Рйстески 2005];

• труды сербских ученых [Ъор^евий 1958], [ДанковиЬ 1951], [ЕрдельановиЬ 1931], [ПетровиЬ 1948], [ФилиповиЬ 1939], [ФилиповиЬ 1949], [Шкарий 1939], [Vlahovic 1972], [Vukanovic II, 1986] и др.

Кроме того, в диссертации учитывались данные энциклопедических словарей мифологии и символики [БМ 1994], [ЕБНМ 1999], [СМР 1970]; а также «Credinfe §i superstijii romane^ti dupa Artur Gorovei Ch.F. Ciau§anu» [CSR 2000], «Dic^ionar de simboluri si arhetipuri cultural» [Ev-seev 2001] и «Mitologjia nder Shqiptare» [Tirta 2004], «А Dictionary of Albanian Religion, Mythology and Folk Culture» [Elsie 2001] - для румынской и албанской традиций, соответственно.

Методологической основой диссертации является положение о глубинной связи между языком и культурой, требующей pix комплексного изучения и применения к греческому материалу подходов, разработанных в последние годы в рамках этнолингвистических, структурно-семантических, ареальных исследований, что составляет новизну предлагаемой работы.

Теоретической базой для диссертации послужили исследования ряда российских и зарубежных специалистов в области языка, этнолингвистики, мифологии и фольклора: Н.И. Толстого, С.М. Толстой, Т.В. Цивьян, И.А. Седаковой, В.В. Усачёвой, А.А. Плотниковой, Д. Младе-новой, Н. Политиса, Г. Мегаса, Т. Вражиновского, Й. Ковачева, И. Геор-гиевой, Т. Джорджевича, Н. Янковича и др.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что в ней выявлено семантическое и мотивационное своеобразие новогреческой астрономической лексики «лунного дискурса» в сравнении с традициями балканских славян; предложена реконструкция фрагмента греческой традиционной картины мира.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования полученных результатов в учебной практике при подготовке курсов по общей и греческой этнолингвистике; при идеографическом описании балканской диалектной лексики; при разработке методики и проведении полевых диалектологических и этнолингвистических исследований.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались и обсуждались на научных конференциях по этнолингвистике, фольклористике и новоэллинистике: V, VII конференции молодых ученых по ви-зантинистике и новоэллинистике (филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова 2002, 2004), «Традиционная культура современной Греции» (филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 2007), «Толстовские чтения 12» (Ясная Поляна, 2008), «Балканские чтения 10» (Институт славяноведения РАН, 2009), «Этнолингвистика. Этимология. Ономастика» (Уральский государственный университет совместно с Институтом русского языка им. В. В. Виноградова РАН и Институтом славяноведения РАН, 2009).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка библиографии и приложения в виде подборки греческих фольклорных текстов в переводе автора (этиологических легенд, быличек, сказок, заговоров, ритуальных формул «встречи» месяца, загадок), относящихся к лунному дискурсу. Общий объем работы 194 страницы, из которых 162 страницы составляют основной текст.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Новогреческая лексика народной астрономии в сопоставлении с балканославянской: луна и лунное время"

Заключение

В работе рассмотрена новогреческая лексика и фразеология народной астрономии, относящаяся к луне и лунному времени, и соответствующий фрагмент традиционных представлений и верований. Греческие языковые и культурные данные рассматривались на фоне и в сопоставлении с соответствующим материалом южнославянских языков и традиций, входящих в балканский языковой и культурный союз. Греческий материал почерпнут из лингвистических словарей, фольклорных текстов и этнографических описаний греческой традиционной культуры, а также из собственных полевых записей; источником славянских данных послужили опубликованные словари и исследования.

Этимологический и семантический анализ номинаций луны в греческом и балканославянских языках показал, что в основе семантических моделей номинации луны лежат две главные характеристики: а) ее светоносность и б) ее изменчивость. Первая модель преобладает в греческих народных номинациях луны ((peyyapi, oe\r\vr\), вторая - в славянских (месец, месечина). Кроме общеязыковых, известны окказиональные «фольклорные» номинации луны («молодой богатырь», «албанское солнце», «главная звезда» и т.п.), которые относятся к поэтической области языка. Они характерны не только для балканских традиций (ср., напр., типологически сходные пол. ksiqzyc 'луна, месяц', в.-слав. киязь'луна', з.-укр. божок 'луна' или- блр. цыганскае сонца 'луна', сев.-нем. Svenske Sol [шведское солнце] 'луна'). В именовании луны богом или* героем можно видеть рудимент культового почитания, луны, в номинации месяца, через звезду или солнце — следствие тесной связи, смешения лунного, солнечного и звездного дискурсов.

Несмотря на автономность и закрытость как славянской (луна как 'меняющееся' небесное тело), так и греческой-модели (луна как 'светящееся' небесное тело), последняя в ряде случаев выступает в качестве донора (ср. болгарские названия лампеж или свещ, представляющие собой семантические кальки с греческих (реууарг и Харжрб), и никогда - в роли реципиента. Случаи участия и.-е. корня *тё-Н-п в формировании греческой лексики лунного дискурса обусловлены не славянским влиянием, а скорее пересечением и наложением семантических полей лексемы (реууарг 'луна' и jurjvag 'месяц календарный' - сходное явление наблюдается и в румынском языке, в котором лексема luna 'луна' приобретает значение 'месяц календарный'.

Терминология лунного времени (лунных фаз) характеризуется большим разнообразием и пестротой. Членение лунного цикла на фазы в греческой и славянской традиции не совпадает: у славян начальной точкой считается преимущественно безлуние, тогда как у греков (и болгар) - также и полнолуние, что находит свое отражение в номинации отрезков лунного времени. Если растущая луна (от. появления нового месяца до полнолуния) получает в греческом однотипные названия {уёрсоац, (рё£ц), то убывающая луна обозначается целым рядом названий, в основу которых положены разные мотивационные признаки. Убывающая луна представляется пропадающей (xaorj), отсутствующей (Хегщ); гибнущей (греч. хаао(реууарга\ болг. гйнеж\ макед. загуб); уменьшающейся (Хегу/ц, Хегхро(реууарка), раскалывающейся, ущербляющейся (греч. {а)жбахщгу, болг. месецып е нащърбен; макед. уштиб, серб, уштап), разламываемой, «разбираемой на части» (греч. xaaKKiapav, т'аккгацу, серб, месец растуран), рассыпающейся (болг., макед. расип, серб, месец расипан), разрезаемой" (<реууокожц), сворачивающейся (болг. свърната месечина); возвращающейся / идущей назад (греч: жагру' niaov (реууарг, болг. повъ^рнала се, у дари назак), съедаемой (макед. месечината се jade,. на изедовина, болг. изет месец, серб, месец се jede), темнеющей, слепнущей (макед. темпува се, болг. слан месец), «вылитой», опорожненной (греч. aiz6xv>or\, макед. цедит сё) и др.

Названия растущей и убывающей луны, как правило, противопоставлены друг другу, т.е. составляют антонимичные пары: vio (psyyapi (новая луна) - жаХю (psyyapi (старая луна), какосрвууо (плохая луна) -каХд(реууо (хорошая луна). Наличие подобных отношений даёт основание говорить о системности восприятия лунного времени традиционной культурой. Смена фаз луны обозначается глаголами и отглагольными существительными, наиболее распространенными из которых являются меняться и мена; о месяце также говорится, что он гибнет, рождается, переворачивается, прячется, делается, выковывается и т.п.

Выявленные в работе семантические мотивационные признаки, положенные в основу номинации лунных фаз, позволяют говорить о двух разных концепциях лунного времени и членения лунного цикла. Первая модель, характерная для балканославянских (сербской, словенской и частично македонской) традиций, - антропоцентрична, она представляет изменения луны как цикл жизни от рождения до смерти. Отсюда такие названия половин лунного цикла, как молодая и старая луна, а также акцент на периоде безлуния, который интерпретируется как «смерть» луны.

Вторая модель, представленная греческой, болгарской и (частично) македонской традициями, видит в луне уменьшающийся и увеличивающийся в объеме предмет, а не рождающееся, растущее неумирающее существо (хотя представление о луне как о живом существе в этих траI дициях тоже присутствует). Во второй модели акцент ставится на номи1

I нации первой и (особенно) второй половины лунного цикла, отсюда приведенные выше многочисленные наименования убывающей луны. В

S1 it. 1 ряде греческих номинаций растущей и убывающей луны находит отражение аксиология лунного времени, представление о «хорошей» и «плохой» луне.

Сопоставительный анализ греческих и балканославянских мотива-ционных моделей номинации лунного времени наглядно демонстрирует близость греческой и болгарской, (реже) македонской «лунной» терминологии. Общебалканский контекст позволяет не только сопоставить основные мотивационные модели в греческом и славянских языках, но и прояснить некоторые «темные» номинации лунного времени в греческом. Таково, например, греч. SeiTrvrjpa (peyyapiov [доел, «ужин месяца»] 'последняя лунная четверть', не находящее объяснения в рамках греческой традиции, но хорошо интерпретируемое на славянской почве. С другой стороны, юго-восточная зона греческого пространства в ряде случаев органично вписывается в средиземноморскую традицию, что объясняет параллелизм греческих номинаций^ итальянскими и другими романскими, ср. греч. каХд и какд (peydpi [«хорошая» и «плохая» луна] и итал. luna buona и cattiva.

Сами лексемы лунного дискурса, которые получили терминологический статус в народном языке, не обладают семантической определённостью, которая характерна для научной терминологии. Когда носители традиционной культуры используют в своей речи подобные лексические единицы, то осознают внутренний смысл слова, лёгшего в основу термина. Подобное восприятие терминологии способствует широкому использованию их в вербальной.магии. Ср. греческие запреты подрезать или сажать деревья на «уменьшающейся» луне, чтобы, их плоды не были мелкими, маленькими; или справлять свадьбу на. «пропадающей» луне, чтобы семейная пара не «пропала», и т.д.

Помимо прямой номинации луны и лунного времени, лексические единицы лунного дискурса или их дериваты используются для обозначения других денотатов, а именно, а) для обозначения настроения или душевного состояния человека (злости, рассеянности, резкой смены настроения, ср. (реууарштиса 'чудачества, странности'); б) для номинации детей, рожденных на убывающей луне и потому больных и несчастливых или рожденных в один лунный месяц и связанных одной судьбой (ср. болг. едиомесечета, серб. ]едномесечари); в) для номинации болезней - эпилепсии ((psyyapicaapav, asXtjviacFpog, болг. месчинката), сомнамбулизма, душевных заболеваний ((psyyapomaapsvog 'о душевнобольном человеке', словенск. luna ga trka), желтухи ((psyyapiaa/ua, Хюкрюц), диареи (iщууаршара, Хюрёууаро), «сухоты» младенцев ((реууаротасгра); г) для обозначения выведенных в течение одного лунного месяца цыплят (juovcxpsyyapovdjcta, болг. пйлетата едиомесечета), подрезанной на молодом месяце виноградной лозы ('(peyyapmupsvo / atpsyyapiaoro щтёХг) и т.д.; д) для номинации дождей и облаков (tpsyyapiaziKrj [(Зрохл], [cruvvecpa] zrjg aXXa^ofsyyapiag).

Мотивационной основой данных номинаций служат признаки и характеристики, которые приписываются луне народным сознанием, представление об «иномирной» природе луны и связанной с этим ее способности оказывать влияние на физическое, психическое состояние человека (особенно женщины и ребенка) или же на его судьбу, на его хозяйственную деятельность, на погоду и т.п.

Очевидно, что изучение подобной лексики невозможно без привлечения экстралингвистического материала. Во второй главе диссертации предпринята попытка охарактеризовать основные мотивы «лунного дискурса» и рассмотреть, как интерпретируется луна и лунное время в народной медицине и метеорологии, в хозяйственной магии и в семейной обрядности. За пределами данной работы остались такие важные^ разделы «лунной» темы, как народные представления о происхождение^ лунных пятен и затмения луны, которые непосредственно не связаны с-— языковыми «лунными» номинациями (соответствующие греческие тек:——^ сты даны в приложении). Большая часть верований и обрядности оказы-вается общей для греческой и славянской народных традиций. Однак<сп> на общем фоне совпадения фольклорных мотивов и обрядовых практивс^ они различаются смысловыми акцентами и ориентированы на разньх<^=*> свойства луны. Напр., в греческой народной медицине лунатиками зываются больные эпилепсией {asb]viaapsvog, (psyyapiaapevog), тогда ка^-у славян - больные, страдающие сомнамбулизмом (макед. Mjecenap^y, Специфическими для славянских верований о луне можно считать предэг ставления об одномесечниках - людях рожденных в один лунный месяпщ^ и связанных общей судьбой; представление луны мужским персонажесс^^-или существом, способным менять свой пол, и т.д. Для греческой трад^г ции в целом можно отметить большую по сравнению со славянскшч/г:^-разработанность «лунной» терминологии и номинаций культурных лений.

В этнолингвистическом аспекте особенно значимым представляв ся полная согласованность семантических моделей номинации луны jj лунного времени с главными мотивами экстралингвистических свид тельств, относящихся к луне. Языковые и культурные контексты оказъси— ваются либо параллельными, либо взаимодополняющими. Мотиваа^^^ языковых номинаций в большинстве случаев подтверждается мифологическими представлениями, верованиями, ритуальными .запретами ^ предписаниями, фольклорными сюжетами.

В заключение еще раз отметим богатство лексики лунного дисьсу^> са, отражающей древние мифологические представления о луне как небесном светиле, и то большое место, какое лунное время практически до наших дней занимало в традиционной народной культуре. Наряду с ориентацией на луну при выполнении большинства видов хозяйственной деятельности, подтверждаемой большим количеством предписаний, примет, запретов, гаданий и рекомендаций народной медицины, лунный календарь при параллельном существовании с более «сильной» системой церковного календаря сохранил своё значение в традиционном быту и культуре, а образ луны продолжает оставаться одной из ключевых мифологем в традиционной картине мира.

Список научной литературыЧёха, Оксана Владимировна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. АВБЯ 2003 Актуальные вопросы балканского языкознания / Отв. ред. А.Н. Соболев, А.Ю. Русаков. СПб., 2003.

2. Азим-Заде 1979 Э.Г. Азим-Заде. Русско-славянская астрономическая и метеорологическая терминология в сравнительно-историческом и типологическом плане. Канд. дисс. МГУ, 1979.

3. Алкифрон. Письма // Памятники позднего античного ораторского и эпстолярного исскуства II—V вв. М., 1964.

4. Аристофан. Избр. комедии // Перевод с древнегреч. Адр. Пиотровского. М., 1974.

5. Бадаланова 1998 Ф. Бадаланова. Каин и Авель в болгарском фольклоре // От Бытия к Исходу. Отражение библейских сюжетов в славянской и еврейской народной культуре. М., 1998.

6. БАС Словарь современного русского литературного языка. М.; Л., 1950-1965. Т. 1-17.

7. БД Българска диалектология. Проучвания и материали. Кн. 1-10. София, 1962-1981.

8. Березович 2007 Е.Л. Березович. Язык и традиционная культура. Этнолингвистические исследования. М., 2007.

9. БЕР Български етимологичен речник / Ред. В.И. Георгиев. София, 1971 -. Т. 1 -.

10. БНМ 1999- Българска народна медицина / Ред. М Георгиев София, 1999.

11. БМ 1994 Българска митология. Энциклопедичен речник / Съста-вител А. Стойнев. София, 1994.

12. Вражиновски I, 1998 Народна митологи.'а на македонците / Редакщуа Т. Вражиновски. CKonje; Прилеп, 1998. Кн. I.

13. Вражиновски II, 1998 Народна митолотсуа на македонците. Ет-нографски и фолклорни материал и / Редакщца Т. Вражиновски. Скопле; Прилеп, 1998. Кн. II.

14. Гамкрелидзе, Иванов 1984 — Т.В. Гамкрелидзе, В.В. Иванов. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. Тбилиси, 1984.

15. Георгиева 1983 И. Георгиева. Българска народна митология. София, 1983.

16. Геров Н.Геров. Речник на българския език. Фототипно издание. София, 1975-1978.

17. Диамантопуло-Рионис 2006 Румейско-русский и русско-румейский словарь пяти диалектов греков Приазовья / Сост. А.А Диамантопуло-Рионис, Д.Л. Демерджи, AM. Давыдова-Диамантопуло, А. А Шапурма,

18. Р.С. Харабот, Д.К. Патрича. Мариуполь, 2006.

19. ДучиЬ 1931 Живот и обича> племена Куча // СЕЗб. 1931. Кн>. 48.

20. Зеленин 2004 Д:К. Зеленин. Магическая функция слов и словесных произведений // Д.К. Зеленин. Избр.тр., Статьи по духовной культуре 1934-1954. М., 2004*.

21. Капанци 1985 — Капанци. Бит и култура на старото българско население в североизточна България. Етнографски и езикови проучва-ния. София, 1985.

22. Караций 1852 B.C. КарациЙ. Српски р.ечник истумачен Еьемачкщем и латинскщем ри]'ечима. Беч, 1852.

23. Климова 2008 К.А. 1Слимова. Новогреческая мифологическая лексика в сопоставлении с балкано-славянской. Канд. дисс. М., 2008.

24. Ковачев 1914 — Й. Д. Ковачев. Народна астрономия и метеорология // СбНУ. 1914. Кн. 30. С. 1-85. ^

25. Ловеч 1999 Ловешки край. Материална и духовна култура.1 София, 1999.

26. Маринов I, 1981 Д. Маринов. Избр. произведения. Народна вяра и религиозни народни обичаи. София, 1981. Т. 1.

27. Младенова 2002 — Д. Младенова. 'Глаза ' и 'Зрение' небесных светил: связь концептов света и зрения в балканских языках и традиционной культуре // Славяноведение, 6. 2002.

28. Младенова 2006 Д. Младенова. Звездното небе над нас. Етаолингви-стично изследване на балканските народни астрономии. София, 2006.

29. МНМ II, 1992 Мифы народов мира. Энциклопедия / Под ред. С.А. Токарева. Москва, 1992. Т. 2.

30. МРС 2003 Македонско-русский словарь. Македонско-руски речник / Под общ. ред. Р.П. Усиковой и Е.В. Верижниковой. М., 2003.

31. Мурав. шлях 1998 Муравьский шлях-97. Матер1али фольклорно-этнограф1чно1 експедицн Муравський шлях-97 (по селах Бошдух1вського, Валювського, Краснокугського та Нововодолазькош райошв XapraBCbKoiобласп). Харюв, 1998.

32. ОБЯ I, 1990 Основы балканского языкознания. JL, 1990. Ч. 1. Языки балканского региона.

33. ОБЯ И, 1998 Основы балканского языкознания. СПб., 1998. Ч. 2. Славянские языки.

34. Петрович 1948 Живот и обича.щ у Гружи // СЕЗб. 1948. Кн>. 58.

35. Пирин 1980 Пирински край. Етнографски, фолклорни и езикови проучвания. София, 1980.

36. Пловдив 1986 Пловдивски край. Етнографски и езикови проучвания. София, 1986.

37. Плотникова 2004 — А.А. Плотникова. Этнолингвистическая география Южной Славии. М., 2004.

38. Родопи 1994 Родопи. Традиционна народна духовна и социално нормативна култура. София, 1994.

39. РаденковиЬ 1982 Jb. РаденковиЬ. Народне басме и 6ajaH>a. Ниш; Приштина; Крагэдевац. 1982.

40. Ристески 2005 Л>. С. Ристески. Категориите простор и време во народната култура на Македонците. CKonje, 2005.

41. Ристески Jb. С. Ристески. Култот кон месечината во народната религщ'а и фолклорната традищца на балканските словени. // Ристески Balcanoslavica 22-24. С. 99-111.

42. PCKJ Речник српскохрватскога кн>ижевног .езика. Нови Сад; Загреб, 1967-1976. К н>. 1-6.

43. PCKHJ Речник српскохрватског ктьижевног и народног je3HKa. Београд, 1959 -. Кн>. 1-.

44. Русаков, Соболев 2008 А.Ю. Русаков, А.Н. Соболев. Субстанциально-функциональная теория балканского языкового союза и слав-няские языки. СПб., 2008.

45. Рут 1983 М.Э. Рут. Народная астронимия: учебное пособие. Свердловск, 1983.

46. Рут 2008 М.Э. Рут. Образная номинация в русской ономастике. М., 2008.

47. Сакар 2002—Етнографско, фольклорно и езиково изследване. София, 2002.

48. СД — Славянские древности. Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н.И. Толстого. М., 1995-2009.

49. Седакова 2007 И.А. Седакова. Балканские мотивы в языке и культуре болгар. М., 2007.

50. СИГТЯ 2006 — Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Пратюркский язык-основа. Картина мира пратюркского этноса по данным языка. М., 2006.

51. Сиднева 2008 С.А. Сиднева. Растительный код в новогреческом фольклоре. Канд. дисс. МГУ, 2008.

52. CMP 1970 Ш. КулишиЬ, П.Ж. ПетровиЬ, Н. Пантелий. Српски митолошки речник. Београд, 1970.

53. София 1993 Софийски край. Етнографски и езикови проучвания. София, 1993.

54. Срезневский II, 1902 И.И. Срезневский. Материалы для Словаря древнерусского языка по письменнымъ памятникамъ. СПб. 1902. Т.2.

55. СРНГ Словарь русских народных говоров / Гл. ред. Ф.П. Филин. Л., 1965 -. Вып. 1 -.

56. Стойкова 1984 С. Стойкова. Българскинароднигатанки. София, 1984.

57. Телбизови 1963 К. Телбизов, М. Векова-Телбизова. Традиционен бит и култура на банатските българи // СбНУ. 1963. Кн. LI.

58. Тодорова-Пиргова 2003 И. Тодорова-Пиргова. Баяния и магии. София, 2003.

59. Толстой 1995 Н.И. Толстой Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

60. Токарев 1973 Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники / Под ред. С.А. Токарева. М., 1973.

61. Токарев 1977 Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Весенние праздники / Под ред. С.А. Токарева. М., 1977.

62. Токарев 1978 Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Леше-осенние праздники / Под ред. С. А. Токарева. М., 1978.

63. Трубачев 1980 О.Н. Трубачев Реконструкция слов и их значений //Вопросы Языкознания. 1980. 3. С. 3-15.

64. Усачёва 1999 — В.В. Усачёва. Луна и век человека. СПб, 1999.

65. ФилиповиЬ 1949 М.С. ФилиповиЬ. Живот и обича.и народни у Височко] Нахщ'и // СЕЗб. 1949. Ка. 61.

66. ФилиповиЬ 1939 М.С. ФилиповиЬ: 06n4ajn и веровааа у CKoncKoj Котлини // СЕЗб. 1939. Кн>. 57.

67. Фрагменты ранних греческих философов. М.,1989.

68. Хориков, Мал ев 1993 И. П. Хориков, М.Г. Малев. Новогреческо-русский словарь/Под ред. П Пердикиса, Т. Пападопупоса. М., 1993.

69. Цивьян 1990 Т.В. Цивьян. Лингвистические основы балканской модели мира. М., 1990.

70. Цивьян 1999 Т.В. Цивьян. Движение и путь в балканской модели мира. Исследования по структуре текста. М., 1999.

71. Чеха 2006 О.В. Чеха. Языковой и культурный образ лунного времени в полесской традиции {молодой и старый месяц) // Славянский и балканский фольклор. М., 2006.

72. Шкарий 1939 Милош Б. Шкарий. Живот и oSiwajii Планинаца под Фрутком Гором // СЕЗб. 1939. Ка.54.

73. ЭССЯ Эшмологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фовд/Подред. О.Н. Трубачева. М., 1974- Вып. 173. ТанковиЙ 1951 - Н.Ъ. 1анковиЬ. Астроному а у предавьима,обича.има и умотворинама срба. Београд, 1951. (СЕЗб. 1951. Ка.63.)

74. Ъор^евиЙ 1958 Д.Ъор^евиЬ. Живот и обича.и народни у Лесковачко] Морави. Београд, 1958.

75. Burkhart 1989 D. Burkhart. KultmraumBalkan. Berlin; Hamburg, 1989.

76. Chantraine P. Chantraine. Dictionnaire etymologique de la lange grecque. Histoire des mots. Paris, 1968-1980. T. 1-4.

77. CSR 2000 Credin$e §i superstijii romane§ti dupa Artur Gorovei §i Ch.F. Ciau§anu. Edijie de I. Nikolau §i C. Helu^a. Bucare§ti, 2000.

78. DLE 1984 Diccionario de la Lengua Espanola. Real academia espanola. Madrid, 1984.

79. Dubochet 2005 P. Dubochet. La luna nei proverbi. Nice, 2005.

80. Elsie 2001 R.Elsie. A Dictionary of Albanian Religion, Mythology and Folk Culture. London, 2001.

81. Evseev 2001 I. Evseev. Dic^ionar de simboluri §i arhetipuri culturale. Timi§oara, 2001.

82. Fauriel 1999 Claude Fauriel. EM^viKa бгщотгка xpayouSia. НракХею, 1999.

83. Frisk 1960 Grieehisches etymologisches worterbuch von H. Frisk. Heidelberg, 1960.

84. GDLI 1975 S. Battaglia. Grande dizionario della lingua italiana. Torino, 1975. Vol. IX, Libe - Med.

85. GLLF 1986 Grand Larousse de la Langue Frangais en sept volumes. T. 4 (IND-NY). Paris, 1986.

86. HAD VI 1987 Handworterbuch des deutschen Aberglaubens. He-rausgegeben von Hanns Bachtold-Staubli unter Mitwirkung von Eduard Hoffmann-Krayer mit einem Vorwort von Christoph daxelmtiller. Band 6 (Mauer - Pflugbrot). Berlin; New York, 1987.

87. Koseska 1972 V. Koseska. Bul-garskie slownictwo meteorologiczne na tie ogolnoslowianskim. Prace j^zykoznawcze 63. Wroclaw; Warsza-wa; Krakow; Gdansk, 1972.

88. Liddel, Scott 1996 H.G. Liddel, R. Scott. A Greek-English Lexicon. Oxford, 1996.

89. Moszynski 1967 K. Moszynski. Kultura ludowa Slowian. Warszawa, 1967. T.2: Kultura duchowa, cz. 1.

90. Moderndorfer 1946 V. Moderndorfer. Verovanja, uvere in obicaji Slovencev. Celje, 1946. Kn. 5. Borba za pridobivanje vsakdanjega kruha.

91. Orel 1998 Albanian etymological dictionary by V. Orel. Leiden; Boston; Koln, 1998.

92. RHSJ Rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika na svijet izdaje Jugosla-venska akademija Znanosti i umjetnosti. Zagreb, 1880—1976. D. 1-23.

93. Sandfeld 1930 К. Sandfeld. Linguistique balkanique. Problemes et resultants. Paris, 1930.

94. Selene 2004 A. Selene. Dizionario dei proverbi. 2004.

95. SJS 19, 1969 Slovnik jazyka staroslovenskeho. Lexicon linguae palaeoslovenicae. Praha, 1969. Sv. 19.

96. SSKJ Slovar Slovenskega knjiznega jezika. Ljubljana, 1970 -. D. 1-4.

97. SRS 1972 Slovensko-Ruski Slovar / Sestavil Dr. Janko Kotnik. Ljubljana, 1972.

98. SSSL Slownik stereotypow i symboli ludowych / Red. J. Bartminski. Lublin, 1996-. T.1-.

99. Tirta 2004 M. Tirta. Mitologjia nder Shqiptare. Tirane, 2004.

100. Vlahovic 1972 P.Vlahovic. Obicaji, verovanja I praznoverice naroda Jugoslavije. Beograd, 1972.

101. Vukanovic 1986 T. Vucanovic. Srbi na Kosovu. Vranje, 1986. T. 2.

102. A9avaao7i:oi>A,o<; 1921 0. I. A0avaaomy6A,o<;. Mavxsiai Kai pavxiKai xe^exal // Лаоурафш. ДгАхю тт.<; sAArjviKf|<; А,аоурафпсг|<; sxaipsiag. A0r|va, 1921-1925. Т. H'.

103. AiKaxepivi5r|<; 1957 EitcoSai s^ Avaxo/ViKqc; Kpfjxrig dtto T.N. AiKaxepivi8oD // Лаоурафш. AeAxlo хгц; eMr|ViKfi<; Ааоурафисг^ sxaipsiaq. AOfjva, 1957. T. IZ'. Es^.577-588.

104. ААе^акг^ 2001 E. П. АХе^акцс,. Tauxoxr|xe<; Kai exepoxrixeg. 2лЗр|ЗоАя, cuyyevsia, Koivoxqxa axqv ЕАХаба - BaAicavia. AOrjva, 2001.

105. Av5pia)XTi<; 1951 N.TI. Av5picbxr|g. ExupoXoyiKO X,s^iko xr|g Koivf|g veoeMayviKfjc;. A0r|va, 1951.

106. AvayvcoaxonoD^oq 1921 Г.П. AvayvcoaxoTcouXoq. npoAx|\f/eiq Kai 5smi6ai|xovsc; owr|0eiai Zayoplou // Лаоурафш. Aelxlo хцс, eXXr|viKf|<; А-аоураф1КГ.<; sxaipsia*;. A0^va, 1921-1925. Т. H'. EeA. 217-219.

107. A pipage 1957 EvA,ivfi кХегбарга xr|<; Tfjvov, dtto Гесоруюг) N. ApipaXr) // Лаоурафга. АеА.хю xr|<; s^riviicrjg А,аоурафгкг|<; ехагрега<;. A0r|va, 1957. Т. IZ\ XeL 598-600.

108. АтгоатоЛ.акг|<; 1993 S.А. АттоахоМкг^. Рг^гхгка. Та бгцлохгка xpayoi38ia xrjt; Kpf|xr|i;. 1993.

109. АлоотоА,аю.д 2008 Г. Ег). Алоохо^актц;. Ле^гко. Лв^ец, сррааец каг pavxivaSeg хог) крлхгкотЗ уХсоаагког» iSicbpaxoq. Нрак^ею, 2008.

110. Apaf3avxivo<; 1909 П. Apapavxivog. Нтсвгрюхгкоу yXcoaaapiov. A0r|vai, 1909.

111. AaPeaxri 1962 Маугкаг каг SeioiScapovsq ci>vr|0e(ai гжо Mapia<; B. Aapsaxr. // Лаоурафга. ДвА,хго хг|<; e^rjviKfjq А,аоурафгкг|<; ехагрвгад. A0fva, 1962. Т. К'. ZeL 204-212.

112. Варбакг^ 1926 Пл. Г. Варбакг|<;. Крт|хгкаг елсобаг // Лаоурафга. ДеА/ао x-qq eA,XrjviKf|c; ^аоурафгктц; ехагрегад. A0f|va, 1926-1928. Т. 0'. ZeX. 239-248.

113. ИЗ. Воуааарт. МеругауотЗ 1989 A. Boyaaapr| Mepyiavou. Лаоурафгка xcov eM,f|vcov хт]д Кахсо IxaAiag. A0r|va 1989.

114. Bpovxrig 1956 То тгагбг axrj Еаро гжо Avaaxaaiou Bpovxr| // Лаоурафга. ДгА,хго щд sA-X-riviKriq ^аоурафгкт^ sxaipelag. A0r|va, 1956. Т. 1ST'. Ze^.214-244.

115. ГарвфаАякг|<; 2002 -,N.0. Гарвфа^акхц;. Ле^гко гбгсорахгаршу Кртуигкпс; бгаХ,8кхог) (лергохгц; 2r|xeiag). Ецхвга Kpf|xr|g, 2002.

116. ГГО 1947 Гброо-утЗрсо оХ,ог. Лагка 7Ш1%у{бга каг храуотЗбга уга лшбга. A0r|va, 1947.

117. Ггауког>М,Г|<; 1994 — К.Г. ГгаукотЗААт^. Ае^гко втиро^оугко каг eppriveuxiKo xrjg кояргак^д 5гаА,ёкхои. ExpoPotax;; АеикоЬага, 1994.

118. Герюуиракг! 1993 К. Герюуиракг). Ефакшуг| ХаоурафСа. 'Oxi %а0г|К8 Kai oxi xavcxai. A0f\va, 1993.

119. Гр&Рад 1938 П. Грсфад. Та Коибаргака хгц; Eiaxiaxaq // Лаоураф1а. ДеАхю xr|<; вААт|У1кт|<; Ааоурафисгц; exaipeiag. @ea-viicr|, 1938-1948. Т. IB'. ZeA,. 429-447.

120. Грг|уорг| 1953 — К. П. rprjyoprj. Аурохгка eGipa // Лаоурафш. ДеЯхю хг|<; s^Xr|viKqc; Ааоурафпсгц; exaipdag. A0r|va, 1953-1954. Т. IE'. ХеЫб 1-164.

121. AsA-rioappaq 1988 М. П.Ае^ааРрад. Лаоурафшх Макртц; Kai Aipia(oi) Лгиаад Мжрш; Aoiaq. A0r|va, 1988.

122. ЕПЛМ 53 ЕукикХолшбеш Паттрод Лароид MrcpixaviKa. T.53.

123. HpeHog 1959 E.A. HpeAAog. Гесоругка eOipa Na^ou // Лаоурафих. ДеАхю xrjg eAlr|viKfig Аяоураф1кг|д exaipeiag. A0f|va, 1959. T. IE'.

124. ZeuycoA-Tn; 1950 Т. M. ZeuycoXriq. Лаоурафшх стице1(Ь|д.ата. A0fjva, 1950. Т. А'.

125. Icoawou 1994 Та бгцлотгка ряд трауоибш / ЕкА,оуг| - eiaaycoyrj -о%olxa Г. Itoawoi). A0r|va, 1994.

126. KaveMaKTig 1890 K.N. KaveXlaKrig. Хгака ауаХ,екха. "Итог (TuAloyq fjGcov, eOijicov, 7iapoi|iicov, 5гщсо5соу aajaaxcov, aiviy|a,dxcov, Хе^окоХоугои, laxopiKcov каг akXcov %ггроурафсоу, xpuaopotiXoov, огугШюу kA,7u. A0rva, 1890.

127. Kapavaaxaariq 1952 Ог ^suyaSeg тг|<; Kco. H £a>fj каг ог aoxoAisg xcov гшб Avaoxaaiou M. Kapavaaxaarj // Лаоурафга. ЛеАтш хт\q sMxiviKfjg Яаоураф1КГ|<; exaipeiag. AOiyva, 1952. Т. IA'. SeX.201-303.

128. KapavaoxaoTi<; 1956 Погцеугка тг<; Kco тто Avaaxaaiou M. Kapavaaxaar| // Лаоурафга. ДеАхю хг|<; еААлуугктц; 1аоурафгкг|<; ехагрегад. A0r|va, 1956. Т. IET'. EsL21-105.

129. Kapavaoxaorjg V, 1992 A. KapavaGxacrrjg. IaxopiKov As^ikov xcov EAXtivikcqv i5ico(j.dxcov xrig Kaxoo IxaAaag. A0r|vai, 1992. T. 5 (Е-Ц).

130. KapamTtepriq 1984 — Д. П. Kapa7ii7iepr|g. РоицеХшткл Лаоурафга. AOfjva, 1984.

131. Kaacrng 1981 К. A. Kaacrrig. Лаоурафга xrg Мёаа Mavvrjg. A0r|va, 1981. Т. А', В'.

132. КефаХХг|У1а5г|д 1965 -N. КвфаМ,тууга5г|д. Атсо ттуу Лаоурафга ряд. Н Ss^f|vr| отгд Na^aKsg тгарабостегд. Na^og, 1965.

133. КЛ 1995 KuOripal'ko Xs^iko. ZuAAoyrj 10.000 Xs^ecov тои Ki)0r|paiKoi3 уХсооожотЗ гбгюряход / Emjie^Eia А.Л. Корт|. A0rjva,1995.

134. KovaoXag 1966 Лаоурафгка ОАдЗцяои КаряаОои vno Nikiov NikoMiou KovcoXa. КгфаАяюу Г', Zr)xfi)iaxa охехгка ре xo 7iaiSiov // Лаоурафга. АеАтю xrjg eXXrjviKrig Аяоурафгк^д gxaipeiaд. A0f|va, 1966. Т. KA'. Ee^.228-253.

135. Rimpiavoi) 1976 П.Х. Ku7ipiavoi3. Ao^aoleg yia xo феууарг // Ааоурафгка xod ПаА,агкг)0рог). Легжсоога, 1976.

136. Кюахакг|д 1962 Екфрасхгка jieaa yia xov 7ipoaSiopiaji6 хог) %povoD axa Таакамка duo 0av. П.Ксоахакг // Ааоурафга. ЛгХхю xr|g sXA-tiviktu; Ааоурафпсг|д exaipelag. AOfjva, 1962. Т. К'. ZsX.27-65.

137. Кооахакпд 1963 H eXia каг xo XaSi axrjv Тсаката dtto 0av. П. Ксоатакг|. // Ааоурафга. AsX,x(o xrjq 8?iX,riyiKf|(; Хаоурафгкт|с; ехагрегад. A9f|va, 1963-1964. Г. KA'.Yek. 367-415.

138. Коаахакцд 1986, 1987 0.П. Кооахакт.*;. Ае£,гк6 xrjg хсаксоткг|д 5ia?i8KXOD. AOfiva, 1986. Т. 1 (A-I), Т. 2 (K-O). AOriva, 1987. Т. 3 (П-П).

139. Aaji7ia6dpr|(; 1966 A.E. Aaji7i;a8apr.g. Ааоурафгка Щ^гои. ВоЯод, 1966.

140. AKN Ае^гко xr|g Koivrig NeoeXr|viKTig. АргахохеШо; 7iavs7rioxfijj.io . 0есоаАлмкг|д. Ivgxixodxo NsosMtivikcov ottodScgv (8рица MavoArj

141. ТргаухафиШбг.], 1999. 148; AoDKaxog 1995 Д.Е. AoDKaxog. Та ^OivoTicopiva. A0r|va, 1995.

142. Аотжад I, 1874:- ФгХо^оугкаг етаакёуегс xcov ev xco pico.xcov vewxepcov rampicov. MvnjJisfowxoca'apxaujWDTio Г. AoDKaKDnpioD. AOqva, 1874. T.l.

143. Аойкад 1917 TAxoaaapiov FeoopyioD Аогжа. AeDKCoaia, 1979. Mepog A'.

144. Лоикотгои^ск; 1917 A. AodkottoxAcx;. I/uppsiKxa А,аоураф1ка Маке5оу(а<; П Лаоурафга. АеХхю xrjq еАЛтр/1кг|<; Хаоурафисгц; exaipsiag. AQiiva, 1917. Т. ST'. SeX. 99-168.

145. Логж6лог)Хо<; 1938 1/up.peiKxa Аяоурафшх е^ АгхоАшд dtco Лт|р. Аох>к6пох>Хо\) II Лаоурафш. АеАхш xrjc; sXXrjviKrjc; Ааоурафгкг|с; exaipeiag. 0ea-viKr|, 1938-1948. T. IB'. EeL 1-61.

146. MavoA-akog 1915 Г.А. МауоА,ако<;. Еттобаг kai кахабеарог (tod xecog Sfjpou TeuOpcovrig xr|c; 87capxia<; ГиЭеюи) // Лаоураф1а. ДеАдто xr|g eAXr|viKr|<; Хаоурафисгц; exaipeiag. AOrjva, 1915. Т. E'. EeA. 609-615

147. Mapivs^A,r)(; 1978 E. MapiveAXr|<;. rewrjcrri, yapog, Oavaxoc; сто EodA<i Ilaxpcbv //Лаоурафш. Ae^xlo xi.q slXriviKqc; Ааоурафисг|<; emipsiag. A0r|va, 1978. Т. AA\ SsX. 174- 194.

148. MaxaipicbxTig 1921 Г. Maxaipidbxrig. Кияртка! еясобаг I I Лаоурафш. ДеАхю xrjg eAlr|viKf|<; Ааоурафпсгц; exaipeiag. AOfjva,, 1921— 1925. T.H'.IeA* 206-209.

149. Msyag 1941 Г.А. Meyaq. Zrjxf|paxa sM.r|viKf|c; А,аоураф(а<; // E7texr|pi<; tod Ааоурафисог') apxetod. Екбгборёуг} ercipsleia xod 5i8d9dvxod xod apxslod. AOrjva, 1941-1943. Tpixo exog.

150. Meya<; 1950 Г.А. Meyag. Zr)xf|paxa 8^X,r|vncr|g Хаоурафгас; // E7texr|pi<; xod Аяоурафшуи apxeioD. Екбгбореут. empeAcia xod 5i8d9dvxod xod apxeiod. AOryva, 1950.T. 5.

151. Msyag 1998 Г.А. Meyag. EXXriviKS<; yiopxeg Kai sOipa xri<; Xai'jcr|<; A,axpsia<;. AGiyva, 1998.

152. MixaTi^iSrig-NoDapog 1932 КартгаОшка pvripeia. Лаоураф1ка cruppeiKxa KapjraOoD d7io М.Г. MixarjMSoD NoDapou. AOfjvai, 1932. Т. 1.

153. M7rap.7UvioxT.<; 2002 Г. M7tap7iivioxr|<;. As^iko xr|<; Neag ЕМл|У1кг|<; yXobaaag. AGfjva, 2002.

154. Eiouxaq 1978 -П. Еюбшд. Кшрижп. XaoypoKpiaxcov ^dxov. Леикюсга, 1978.

155. OiKovopiSrjg 1957 Na^iaical яарабоаец dtco Лгкщхрюи В. 0iK0V0p(50D // Лаоурафш. АеАхю xrjq eAA,r|viKfi<; Ааоураф1КГ|<; exaipsiag. AQfjva, 1957. T. IZ\ SsA.30-70.

156. OiKovoporcouAog 1999 -X.©. OiKovopoTtouAog. EAAt|VIk6 Ааоурафисо Xs^iko yia xq pava Kai xo TtaiSi. A0f|va, 1999.

157. Пакх1хг|(; 1989 — Пакх(хг|<;. Кфкирашх Згцюхшх xpayauSia. AOrjva, 1989.168. navapexou 1967 A. navapexou. Kimpiaicri yecopyiicri Ааоураф(а. Леиксота, 1967.

158. Tlanabonov'koq 1958, 1961 А.А. Патга5б7гог)Х,од. IoxopiK6v Ae^iKov хт|<; novxiicru; бшАёкхои. A0fjvai, 1958-1961. T. 1-2.

159. IIa7ra0avdar|-MoDaio7roi3Aov 1979 Ka/L na7ra0avaarj-MouoiotiotjA,od. Лаоураф1ка 0ракг|<;. AOfjva, 1979. Т. 1-2.

160. IIa7iaviKoAaoD 1960 О yapoq схт| Дихисг) MaKeSovia dtco Фсохг| IlaTiaviKoAdoD // Лаоураф1а. ДеАхю xr|g eAAr|viKf|<; Ааоурафпсг^ exaipeiaq. AGrjva, 1960. Т. 10'. Хак. 181-221.V

161. Паяалоох6Ао<; 1966 Т. ПазтажхутбАо^. Лаоурафиса xr)g EujMag. AOrjva, 1966.

162. ПалахргстхоЗойХод 1963 Лаоурафгка слЗцрегкта PoSod гжо X. I. ПалахргсхобобАхуо, ргрод бетЗтерод // Лаоурафга. ДеЛхю xrjc; еА1грдкг|д Хаоурафгкг^ exaipslag. AOrjva, 1963-1964. Т. КА\ 113-214.

163. Па7ШХргато5ог)А.о<; 1969 X.I. ПалахрюхоЗоиАхх;. Ле^гкоурафгка каг Аяоурафгка PoSov. AOiyva, 1969.

164. Параакеиагбт^ 1956 Гцте^аха sk Abg(3ou каг Тргхамбод // Лаоурафга. ЛеАхю хт|<; EXXriviKrjg Хаоураф1кт|<; eiaipeiag. A9r|va, 1956. TopoglST'. SeL 263-264.

165. Пехргбтц; 1910 M. Пехргбтц. NaimKa Хоуга KaaxeM,opl£ot> // Лаоурафга. ДеАхго rr\q вАХтуугкт^ Аяоурафгкгц; ехагрегад. A0r|va, 1910. Т. В'. Е. 689-691.

166. Пехргбтц 1912 М. Пехргбг^. NaimKa Алэуга КаахеАХорг^ои // Лаоурафга. AeAxlo xrjg s^X,riviicf|(; А-аоурафгктц; ехагрегад. A0r|va, 1912— 1913. Т. A,'. S. 292.

167. ПетролоиХод 1956 Аугкбоха Keipeva ало та кахаХогла хог) С. Fau-riel 8K5i8o(isva vno A.A. ПехролотЗХои // Лаоурафга. ЛеХхю rr\q eA,A,r|viKfi<; Аяоурафгкг|с; ехагрегас;. A6r|va, 1956. Т. 1ST'. ЕвАЛ 93-213.

168. ПоАлхцд 1921 NX. ПоАХхгц;. Лаоурафгка спЗррегкта: 'ОТШос; каха хоug 5r|pw5sig рл30оид / Н ZsAfjvri каха хоид ртЗОоид каг xag бо^аогад тог) sAA,t|vikoi3 Хаог). / Ог лерг aoxepcov каг aaxpiapcibv рдЗОог. АОтууаг, 1921. Т.В/

169. ПогДгауод 1976 А.Г. ПогЛгаубд. Лаоурафгка 1каргад xr|g Ехёргад Kaixrjg ©аАастацд. AOrjva, 1976. Т. А—В'.

170. ПогЛгауод 1977 AA,e^r|g I. ITouXiavog. Лаоурафгка Lcapiag xrjg охергад кагхтц; ddXaaaaq. A0f|va, 1977. Т. Г-А'.

171. Папаууёкох) 2001 Р. ПаяаууёАои. То Кяжрихко iSltopa. Мёуа Кйтфо-Ша^о-аууХгкб (каг ре A,axivucr| ороАоуга) Ае^гко ерргр/егтко, етироАоугко, тсросрорас, op0rig урафг|д каг ре тгкцрт. бгастхаиршсгг]. Екбоаец 1шАкбд, 2001.

172. Нарарад 1975 Лаоурафгка xot> КАеюхотЗ Evpuxaviag wto HHa К. Zapapa // Лаоурафш. ДеА,хю xr|g eAAr|viKr|g Хаоураф1кт|д exaipeiag. AGfjva, 1975-1976. Т. Л'. EsX. 314-342.

173. Zapavxr|-Ixapoi3A,ri 1952 IIpoA.f|v|/eig Kai Seiai5aipoveg xrjg ©ракт^д D7io Ebtivucrig EapavxTj-ExapcuA-ri // Лаоурафш. Aelxlo xr|g eAArjviicrig Аяоурафиспд exaipeiag. AOfjva, 1952. T. IA'. ZeX. 169-200.

174. ZeAiTca 1957 Ed. ХеАляа. ЕлсоЗа! ек Клщрои // Лаоураф1а. ДеАхш xr|g eHrivncrig Ааоурафпспд exaipeiag. AOrjva, 1957. Т. IZ'. IeL 609- 613.

175. Zexxag 1967 A.Xp. Zexxag. Amypaxa ano xrj Bopeia Eupoia pe 7cpoAeyopeva. A0fjva,1967.

176. SiBiTog 1975 Г.В. Егёххос;. 'Ебгца cm<; угорхвд. Пеграгад, 1975.

177. Екау5аШг|<; 1975 Лаоурафгка xr|c; vr|aoi3 ХаАлст|д xcov AcoSsKavriacov vno MixafjA, SKav5aA,(5rj // Лаоурафга. AsXxi'o щд s^A,r|viKr|i; Аяоурафгк^д exaipeiag. AOrjva, 1975-1976. Т.Л'. YzL 343-352.

178. Taaxavrj 1998 N.X. Taoxavrj. ЛсаРгакг! Лаоурафга. Ле^гкб уХсоаагкои iSicopaxog Параког'Хсоу. Шсорахгквд Xs^Eiq, ларощгед, гсарогцгсобвгд фраавгд. AQfva, 1998.

179. Таохаког)-КарреА,г| 2001 А. Тоохакои-Кар(3ёАх|. Лаоурафгкб т|р,£ро^6ую. Ог 12 p.f|veg каг ха ёОгца xoug. AGrjva, 2001.

180. ФА,юр&кг1<; 1971 А.Е. ФАшракцс; Tfvog. Aaucog7юАша|.юд, AOqva, 1971.

181. Фраукакг 1972 Ed. К. Фраукакг. Н Kpr|xncr| 7гара8оаг<;. То феууарг. // Лаоурафга. ДеА-хю xr|g 8M,r|ViKfig А,аоурафгкг|<; ехагрегад. AGf|va, 1972-1973. Т. КН'. ЕеХ.380.

182. Фраукакг 1979 Еи.К. Фраукакг. ЕяЗ^РоАл. аха Лаоурафгка xr|g Kpfjxrig. AGqvai, 1979.

183. Ч^хоушд 1953 НА,ештка ла15окоцга dtco Nxlvou А. ^dxoyioi) // Лаоурафш. ДеА/rio тщ еМа^исгц; Ааоурафпсг^ exaipeiag. AOrjva, 19531954. Т. IE'. SeX. 248-273.207. ^Dxoylog 1989 -N. ^Fuxpyioq. rfepi yorjxsicov Kai pavxeiag. Aexaiva, 1989.

184. Xavx^iapaq 1995 А. П. XavxCiapaq. To QsaaaAiKO yAcoaaiKO iSicopa. O,roaoapi - Ae^iko. A0fva, 1995.

185. XaT^rjicoawr|<; 1950 Норкш апо xrjv КлЗяро гжо К.П. Xax^r|icodwou // Лаоураф(а. АеАхю xr|<; sAArjvncru; Ааоураф1кг|<; exaipeiag. 0£G-vucr|, 1950-1951. Т. 1Г'. SeA. 12-27.

186. Xax^rixaKTi-Kaxj/copsvoD 2000 X. Хат^г|хакг|-Ка\1/соpsvou. 0r|aaup6<; veoeAXqviKcbv aiviypaxcov. "НракХею, 2000.

187. XpuaouAaicri 1957 "EOipa xcov Ефаккоу xr|c; Крг|тт|<;, шго AiKaxspivi^q ХриаоиМкт| // Лаоураф1а. AsXxlo xr|g sAXr|viKfi<; Ааоурафшт^ exaipeiag. AOrjva, 1957. T. IZ'. EsA,. 382 — 404.

188. ПА Полесский архив (Москва, отдел этнолингвистики и фольклора ИСл РАН).

189. ЭМТЭ этнографические материалы Топонимической экспедиции Уральского государственного университета (Екатеринбург, кафедра русского языка и общего языкознания УрГУ).

190. Л.А. -Хефоурафоу ЛаоурафпсотЗ Apxsiou.