автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Нравственно-философский смысл "Подражаний Корану" А.С. Пушкина
Полный текст автореферата диссертации по теме "Нравственно-философский смысл "Подражаний Корану" А.С. Пушкина"
На правах рукописи
Литневская Юлия Михайловна
НРАВСТВЕННО-ФИЛОСОФСКИЙ СМЫСЛ "ПОДРАЖАНИЙ КОРАНУ" А.С.ПУШКИНА. ПОЭТИКА ЦИКЛА
Специальность 10.01.01 - русская литература
Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук
Саратов-2004
Работа выполнена на кафедре истории русской литературы и фольклора Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского.
Научный руководитель: доктор филологических наук,
профессор Евгения Павловна Никитина
Официальные оппоненты: доктор филологических наук,
профессор Елена Генриховна Едина
кандидат филологических наук, доцент Елена Васильевна Чубукова
Ведущая организация: Казанский государственный педагогический
университет
Защита состоится «18» марта 2004 г. в •**" часов на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 при Саратовском государственном университете им. Н.Г.Чернышевского по адресу: г. Саратов, ул. Университетская, 59, IV корпус СГУ. Отзывы на диссертацию можно направлять по адресу: 410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83, СГУ.
С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета имени Н.Г.Черньпиевского.
Автореферат разослан февраля 2004
Учёный секретарь диссертационного совета, профессор
Изучение "Подражаний Корану" долгое время не было приоритетным для пушкинистики. Тем не менее, существует обширная литература, в которой цикл рассматривался в связи с биографией Пушкина и общей литературной ситуацией времени создания этого произведения. Наиболее разработанным направлением в исследовании "Подражаний Корану" является сопоставительный анализ с источником. В свое время кропотливую работу по сличению "Подражаний" с текстом Корана проделал Л.Поливанов. Составленные им комментарии к "Подражаниям Корану" — серьёзный труд, доказывающий обстоятельное знакомство Пушкина с Кораном не только в переводе М.Верёвкина, но и с французским переводом, выполненным М.Савари. Позднее НЛерняев дополнил работу Поливанова, указав суры, послужившие основой всех "Подражаний Корану" и уточнив значение некоторых стихотворных строк. В последующих разысканиях К.С.Кашталевой, Б.В.Томашевского, САФомичёва установлена степень соответствия "Подражаний" подлиннику. ПА.Гуковский аргументированно доказал, что источником "Подражаний Корану" является и Библия. И.С.Брагинский указал на то, что "Подражания Корану" стали началом "западно-восточного синтеза", процесс формирования которого в творчестве Пушкина происходил в период 1824 - 1830 гг. МЛ.Нольман охарактеризовал этот синтез как "явление, присущее послеромантической стадии реализма". Т.Г.Мальчукова определила истоки и источники "этого синтеза в поэзии Пушкина. Его первопрецедентом была для поэта христианская культура, соединившая ближневосточный мессианизм и античную философию, древнееврейскую словесность и греко-римскую литературу"1.
Среди исследований, специально посвященных проблеме "Пушкин и Восток", необходимо выделить работу Н.М.Лобиковой, опубликованную в 1974 году, в которой содержится анализ восточных элементов в творчестве Пушкина. К сожалению, данное исследование хронологически ограничивается периодом с 1817 по 1824 гг. Тем не менее привлекает широта постановки вопроса, и сегодня эта работа, так же,как и поставленная в ней проблема, не утратила актуальности. "Подражания Корану" рассмотрены Н.М.Лобиковой как значительный этап в освоении поэтом восточной тематики.
Нельзя признать решённой задачу изучения "Подражаний Корану" как цикла. Цикловедение - активно развивающаяся область современной науки, обоснована методология изучения 'циклов в теоретико-литературном и историко-литературном аспекте (Н.В.Измайлов, В.А.Сапогов, Л.Е.Ляпина, М.Е.Музалевский). Новый уровень теоретико-литературного изучения "Подражаний Корану" определяется появившейся недавно монографией М.Н.Дарвина и В.И.Тюпы, специальная глава2 которой посвящена пушкинскому циклу.
1 Мальчукова Т Г. Античные и христианские традиции в пушкинской лирике: стих, стиль, образы, мотивы, сюжет, мир идей и чувств лирического героя. // Античные традиции в русской поэзии: Учеб. пособие по спец. курсу, кн. 2. - Петрозаводск, 1998, С. 138.
1 "Подражания Корану" как лирический цикл // Дарвин М Н, Тюпа В И. Циклиупи» я твпрнтиг Пучпяииц— Опыт изучения позтихи конвергентного сознания. -Новосибирск: Наука, 2001, «РОЩ. НАЦИОНАЛЬНАЯ
БИБЛИОТЕКА СПепрАфГ ..... 09
Широкую перспективу для рассмотрения "Подражаний Корану", осмысления нравственно-философской проблематики и поэтики цикла дают материалы ставшей событием в пушкиноведении коллективной монографии "Коран и Библия в творчестве Пушкина", вышедшей в 2000 году в Иерусалиме. Опубликованные здесь исследования значительно обогащают источниковедческий контекст пушкинского цикла. Соотношение Корана и Библии, прежде изучавшееся эпизодически, в этом обширнейшем и обстоятельном труде взято в фокус внимания. Три статьи сборника посвящены "Подражаниям Корану" специально: Е.Эткинд. "Пушкинская "поэтика странного"", С.Шварцбанд "О первом примечании к "Подражаниям Корану", С.Фомичев "Библейские мотивы в "Подражаниях Корану"".
Содержательным дополнением к существующим в пушкинистике биографическим описаниям3 стала новейшая "Пушкинская- энциклопедия "Михайловское""4. Это издание, подготовленное сотрудниками Пушкинского заповедника, искусствоведами, историками, священнослужителями, является единственным в своём роде систематизированным сводом знаний о реалиях жизни Пушкина в псковском крае. Собранные здесь материалы обогащают прочтение "Подражаний Корану" и помогают дать ответ на поставленный в диссертации вопрос о посвящении цикла П.А.Осиповой.
В нашей диссертации общие, итоговые результаты специальных исследований служат методологической основой и отправной > точкой для более пристального прочтения каждого из текстов цикла. В процессе анализа возникают и полемические моменты, которые не представляются нам случайными, отдельными поправками. В общей сложности они выстраиваются в систему наблюдений и выводов, обосновывающих наш взгляд на "Подражания Корану". Вопросы, не получившие своего разрешения и завершения, взаимоисключающие истолкования нравственно-философского содержания, религиозных и поэтических истоков» текста, его автобиографической основы, поэтической образности и структуры, позволяют говорить об актуальности изучения этого пушкинского цикла. Необходимо дать объективный анализ "Подражаний Корану" в единстве историко-литературного и теоретического аспектов. Ориентирующими методологическими принципами и практической методикой анализа в данной работе являются положения А.П.Скафтымова о- нравственно-философской основе творчества Пушкина, содержащиеся в черновых 'пометках,3 недавно опубликованных ЕЛЪНикитиной, и. в прочитанных нами рукописях Скафтымова.
Актуальность обращения к "Подражаниям Корану" мотивируется и тем, что Пушкин воплощает заповеди Ислама как общечеловеческие нравственные
' Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества A.C. Пушкина. М.: Изд-во АН СССР, 1931. Т. I; Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества A.C. Пушкина. Л.: Наука, 1991; Летопись жизни и творчества A.C. Пушкина: В 4 т./ Сост. МЛ. Цпловский; Отв. ред. ЯЛ Левхович. М.: Слово/ SLOVO, 1999. 4 Пушкинская энциклопедии "Михайловское": В 3 т. - с. Михайловское - М., 2003. - Т. 1. Михайловское; Тригорское; Святогорский Монастырь. Свпые Горы; Заповедник - Персоналии
' Никитича Е П. Пушкински тема в трудах и днях А П. Скафтымова I/ Филология. - Саратов, 2000. Вып. 5. С 5-21., . ' :
истины. В свете волнующих современный мир проблем межэтнических и межконфессиональных отношений, этнокультурных связей пушкинская трактовка избранных поэтом сур Корана обретает особое значение.
Предмет изучения - поэзия Пушкина периода Михайловской ссылки, пути преодоления кризиса 1823 года.
Объектом исследования является цикл А.С.Пушкина "Подражания Корану".
Цель диссертационной работы - определить идейно-художественное своеобразие "Подражаний Корану" в контексте творчества Пушкина на рубеже двух периодов (1823 - 1825 гг.), решая в процессе исследования следующие задачи:
1. Рассмотреть нравственно-философское содержание каждого из девяти стихотворений, опираясь на тексты Корана, комментарии учёных-арабистов и наблюдения пушкинистов.
2. Признавая автономность каждого "Подражания", исследовать интертекстуальные связи внутри цикла.
3. Охарактеризовать значение архетипических форм воссоздания Пушкиным поэтического мира Корана.
4. Установить систему циклообразующих факторов в поэтике "Подражаний Корану".
5. Дать биографический комментарий к фактам создания цикла и посвящения его П.А.Осиповой.
Научная новизна диссертационной работы.
Впервые в связи с определением места "Подражаний Корану" в творческой биографии Пушкина проведён последовательный анализ всех девяти стихотворений цикла, "Примечаний" и посвящения, обозначены стержневые линии "тематической композиции" (термин Скафтымова) цикла. Намечены интертекстуальные связи как внутри "Подражаний Корану", так и в контексте произведений, созданных прежде, в избранный период и в последующие годы творчества.
В характеристике общей архитектоники "Подражаний Корану" выявлены циклообразующие принципы: бинарная оппозиция, числовые обозначения, черты восточного стиля. Обоснован многожанровый состав и единство жанровой природы пушкинского цикла.
Практическая значимость.. Материалы диссертации использовались автором на практических занятиях и в процессе подготовки курсовых работ по курсу "История русской литературы XIX в.", на уроках и внеклассных занятиях по русской литературе в Татарской национальной гимназии, в телевизионных программах, посвященных этой работе. Результаты исследования могут быть использованы в вузовских спецкурсах и спецсеминарах.
Положения, выносимые на защиту:
1. Нравственно-философское содержание "Подражаний Корану" является итогом постижения объективных начал бытия, извечного "хода вещей".
2. Поиски Пушкиным нравственных ориентиров определили отбор сур Корана, принцип обработки текста священного источника и "тематическую композицию" (Скафтымов) цикла.
Преодолев "дух отрицанья, дух сомненья", Пушкин воспринял религию как "вечный источник поэзии у всех народов".
3. Интерпретируя заповеди Ислама, Пушкин создаёт "свой Коран": объединяет в новое целое разрозненные мотивы Корана, расширяет и дополняет ту или иную мысль избранных сур. "Нравственные истины" доходят до читателя в том звучании, которое сообщает им поэт.
4. В "Подражаниях Корану" отразилось восприятие Пушкиным пророка Магомета как поэта. Миссия пророка определена свыше. Обладая "могучей властью над умами", он должен следовать "стезею правды", непреклонно вести людей "ко свету".
5. Заповеди Аллаха, раскрытые в Коране и проповедуемые пророком Магометом, даруют духовное зрение и являются вечными нравственными истинами, этической основой всей жизни человека и каждого его поступка.
6. Законы и тайны человеческого бытия в каждом стихотворении освещаются в несопоставимо разных ракурсах, требующих онтологического, мифологического, психологического и эмпирического осмысления. Контрастны масштабы заявленных тем: место и судьба человека в мироздании, Высшая сила (Бог, Аллах), которая олицетворяет собой непреложные, объективные законы миропорядка, и человек в повседневности - неблагодарный, кичливый, грешный в своих земных притязаниях и ропоте на Бога.
7. Обозначенная самим Пушкиным нумерация стихотворений от первого до девятого не обусловлена ни событийной, ни временной последовательностью ни, тем более, пространственной локализацией и требует осмысления в свете представлений, заложенных в архаичных пластах сознания.
8. Членение всего состава поэтического текста (4+1+4), внутренняя диалогическая соотнесённость стихотворений, повторяющаяся как основа каждого "Подражания" бинарная оппозиция, символика числовых обозначений, несущая концептуальная роль в построении цикла первого, пятого и девятого "Подражаний" — являются циклообразующими факторами и служат средством раскрытия нравственно-философского пафоса "Подражаний Корану".
9. Посвящение цикла ПЛ.Осиповой мотивировано внутренним состоянием поэта в период преодоления духовного кризиса 1823 года и личностью хозяйки Тригорского.
Целям и задачам исследования подчинено распределение материала по главам. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения, списка литературы и приложения, в котором представлены копии неопубликованных черновых заметок А.П.Скафтымова к стихотворениям Пушкина "Пророк" и "Когда владыка ассирийский...".
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во Введении обоснована актуальность темы диссертации, формулируются теоретические и историко-литературные основы работы, степень изученности
проблемы в пушкиноведении, цели и задачи исследования, его структура. В историко-литературных рамках рассматривается вопрос о "восточном стиле" в романтизме, проблема восточных элементов в творчестве Пушкина, определяются истоки создания "Подражаний Корану".
В первой главе "Нравственно-философский смысл "Подражаний Корану А.С.Пушкина" дан последовательный анализ всех девяти стихотворений цикла в их идейно-художественной завершенности. В процессе прочтения текстов рассмотрены общие и конкретные принципы воплощения в "Подражаниях Корану" мотивов и образов религиозного памятника, установлены внутренние связи между стихотворениями.
Предпосылка к созданию "Подражаний Корану" раскрыта Пушкиным в первом примечании цикла: "Многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом". В этом же примечании обозначен характер соотношения цикла и его великого источника: "Здесь предлагается несколько вольных подражаний". Так просто и лаконично сказано о первом в русской литературе поэтическом переложении грандиозного памятника мусульманской религии и культуры.
До сих пор сохраняет актуальность суждение Б.В.Томашевского о том, что "действительное значение "Подражаний Корану" ещё не определено и необходим подробный анализ". При таком исследовательском подходе становится очевидным, что "Подражания Корану" отражают процесс преодоления поэтом кризиса романтического индивидуалистического сознания, постижения объективных законов миропорядка и открытия новых художественных форм.
Первое "Подражание" - слово Аллаха. Провозглашаются раз и навсегда установленные отношения: Бог, пророк, простые смертные. Речь построена как цепь вопросов, ответы на них - свидетельство непрестанной заботы Бога о пророке. Мотив "зоркого гоненья", от которого Аллах "скрыл" Магомета, введя пророка "в сень успокоенья", автобиографичен. Заветная мысль поэта звучит и в строках о божественной природе вдохновения: "Не я ль язык твой одарил / Могучей властью над умами?". С даром Магомета связаны наставления: "Мужайся ж, презирай обман" — не ропщи, будь примером непреклонного служения высшей справедливости, "Стезею правды бодро следуй", "Люби сирот" - не забывай о милосердии, пример которого Аллах являет тебе, "и мой Коран / Дрожащей' твари проповедуй". В последней строке - сугубо ориентальная данность, закрепленная в Коране: "избранный - дрожащая тварь". Вместе с тем, следует отметить непрямую перекличку этой строки с XIV строфой второй главы "Евгения Онегина'*, писавшейся одновременно с "Подражаниями Корану": "Двуногих тварей миллионы / Для нас орудие одно". Завет Аллаха Магомету - перспектива нравственных истин, раскрытых в последующих "Подражаниях Корану". Пророческое предназначение поэта -лирическое начало всего произведения. К пророку обращено слово Господа. То, что говорится в клятвенной речи Всевышнего, характеризует её адресата. В дальнейшем зазвучит и голос Магомета, но прежде надлежит внимать "Веленью Божию".
Во II "Подражании" прославляется дом пророка, его чистые, беспорочные жёны. Мирская жизнь избранного должна быть примером для правоверных. Любовный мотив раскрывает одну из граней сложного внутреннего мира человека иной эпохи и культуры. Идеал супружеского счастья воплощен в образе жен - их по восточному обычаю несколько. Гарем изображался Пушкиным со всею роскошью поэтических красок ориентализма в "Бахчисарайском фонтане" (1823 г.), и позднее - прозаически, с легкой иронией разочарованного любопытства в "Путешествии в Арзрум" (1835 г.). Во II "Подражании" характеристика спутниц Магомета выдержана в высоком эмоционально-психологическом ключе: "Страшна для вас и тень порока". Во второй тематической "части" "Подражания" Аллах обращается к гостям Магомета. Пир пророка именуется "вечерей", характеризуя особую атмосферу в доме избранного. Символика пира у Пушкина, прежде всего - интенсивное духовное общение в дружеском кругу. "Свободный труд и сладкий мир" царят в доме пророка так же, как в том, что воспет в стихотворении "Новоселье" (1830 г.). Несуетная жизнь в кругу родных и близких - то, к чему всегда стремился Пушкин. Исполненная патетики речь Аллаха завершается несколько неожиданно - гостям Магомета советуется "почтить" не только "пир его смиреньем", но и "целомудренным склоненьем его невольниц молодых". В этом призыве отражена та же ориентальная данность, что и в образе "нег законных и стыдливых", заповеданных жёнам пророка. "Ревность араба так и дышит в сих заповедях" восклицает Пушкин в третьем Примечании цикла. Вынесение оценки за пределы стихотворного текста, говорит о том, что в авторский замысел входило сопоставление полярных точек зрения: восточной и европейской.
III "Подражание Корану" - божественное откровение о милосердии и грозном могуществе Создателя. В речи Аллаха соблюдены все правила проповеди. Чудесный оратор начинает с конкретного примера - встречи пророка с тем, кому сразу же даётся оценка "слепец". В Примечании указан источник "Подражания": "Из книги Слепец". После нарративного вступления идёт проповедь. Её тема: "Почто ж кичится человек," который "наг на свет явился", "слаб умрет, как слаб родился". В стихотворении 1814 года "К другу стихотворцу" уже прозвучало: "Родился наг и наг вступает в гроб Руссо". Два абсолютно равных предела: начальный и конечный, между ними - вся беспредельность человеческой жизни6. Эсхатологическая картина страшного суда, завершающая Ш "Подражание",' звучит как предостережение и утверждение конечного торжества высшей справедливости.
IV "Подражание", возможно, самый краткий богоборческий сюжет во всей мировой литературе. Индивидуалистический бунт "могучего" против всесильного могущества Бога подавлен мгновенно и абсолютно: "Но смолкла похвальба порока / От слова гнева твоего: / Подъемлю солнце я с востока; / С заката подыми его!" Человек не в силах отменить извечный ход вещей. Божественный миропорядок существует объективно: солнце действительно восходит "с востока". "Бог в контексте цикла выступает в виде
* См. у Батюшкова: "Рабом родится человек / Рабом в могилу ляжет".
персонифицированной космической силы природы"7. Разрешение религиозно-этического конфликта становится откровением о мироздании в целом. Объективная детерминированность Бытия утверждается как незыблемый закон.
V "Подражание Корану" - кульминационное в структуре цикла. Мысль о величии и милосердии Творца, звучащая во всех "Подражаниях", в этом стихотворении излагается кристально ясно, убедительно и доступно. Картина мироздания проста до наивности: земля, небо, вода, солнце и Вседержитель-Творец. Великая тайна мироустройства разгадана по-детски просто: купол неба не падает на Землю, потому, что его держит сам Создатель. Эта особенность мировосприятия древнего человека отражена в мифах и легендах всех народов мира: Атлант, что "держит небо на плечах", или три кита, на спинах которых покоится Земля. Множество иных вариантов приводилось ещё в фундаментальном труде А.Н.Афанасьева "О поэтических воззрениях славян на природу", есть они и в других специальных исследованиях. Мироздание представлено в V "Подражании" как Мира Здание в буквальном смысле. Архитектурный образ Вселенной, созданный здесь, отражает закреплённое в космогонических мифах представление о мире, как Доме. В V "Подражании", в соответствии с первобытными верованиями, небо - твёрдая оболочка, образующая стены и крышу мира. "Недвижная" земля - основание, опора, место обитания человека. Гармоничность мироустройства предстает в космическом масштабе. Зажженный рукой Господа вечный светильник - Солнце освещает весь мир так же: "Как лён, елеем напоённый, В лампадном светит хрустале". В 24-ой суре Корана "Сияние" сказано: "Бог освещает небо и землю, яко огнь лампады в сосуде хрустальном, туком масличным наполненной". Пушкинское "лён, елеем напоённый" переносит заимствованный образ на родную почву. Возникает ассоциация с христианской лампадой. Это сближение Корана и Библии характерно для "Подражаний Корану". "Да притечем и мы ко свету" призывает Магомет, восхваляя величие деяний Творца. "Сияющий Коран" предстаёт как высшее благо, дарованное человечеству. Прогоняя "с очей туман" он открывает возможность обрести духовное зрение.
В VI "Подражании" Магомет воспевает доблесть воинов, внявших его призывам и обличает "малодушных", уклонившихся от участия в правой битве. Заключает "Подражание" пророчество о вечном блаженстве отдавших жизнь за веру. Погибшие на поле брани поминаются без горечи и патетики. Пушкин отказывается от красочного описания магометанского рая, подобного тому, что представлено в "Татарской песне" романтической поэмы "Бахчисарайский фонтан". Строгая простота рассказа помогает постичь величие подвига и убеждает в том, что отважных ждёт достойное воздаяние.
В VI "Подражании" видели отклики продекабристских настроений этого периода8: "в это время Пушкин был в достаточной мере уверен в конечной и
7 "Подражания Корану" как лирический цикл // Дарвин М.Н., Тюпа В.И. Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения поэтики конвергентного сознания. - Новосибирск: Наука, 2001, С. 79.
* Томашевский Б.В. Пушкин Кн. 2. Материалы к монографии (1824-Ш 7). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961; Благой ДД. Творческий путь Пушкина (1813 -1826). - М. - Л.: АН СССР, 1950; Слонимский А.Л. Мастерство Пушкина.-М., 1963 идр.
близкой победе освободительных идей... Описанию этой будущей победы и посвящено данное подражание" (Б.В.Томашевский). Вряд ли это так. Перед глазами Пушкина скорее были другие примеры. События, которым он был
9
свидетелем на юге , могли вдохновить поэта на песнь во славу отважных. Однако прямые аналогии невозможны. "Олеография" подлинно национального колорита и самого духа воинственного Востока делает VI "Подражание Корану" апофеозом именно той "правой битвы", которой клянётся Аллах. Граница, разделяющая поэтические опыты декабристов и собственно пушкинские творческие решения, отчетливо обозначена Г.А.Гуковским: "Вольности древних народов, измышленной декабристами и выдвинутой ими в качестве программы для современности, в пушкинских стихах нет, и его магометане совсем не похожи на декабристов" .
Пафос VII "Подражания" - утверждение очищающей, возрождающей силы молитвы. Сюжет заимствован из Корана: изгнанник-Магомет скрывается в пещере на горе Тор. Пророком в его вынужденном уединении овладели сомнения и страх, но незримый утешитель взывает к нему: "Восстань, боязливый". Это обращение основано на тексте 72-й суры Корана "Робкий". Пушкин не даёт ссылки на источник, что расширяет символический смысл стихотворения. "Боязливым" - может быть не только пророк, но любой человек, утративший точку опоры под натиском сложных жизненных обстоятельств. Вещий голос призывает павшего духом "сердечной молитвой" "удалить" "Печальные мысли, / Лукавые сны!" Тот же совет даёт Пимен Григорию в "Борисе Годунове": "Смиряй себя молитвой и постом, / И сны твои видений лёгких будут / Исполнены". На наш взгляд, очевидна параллель между VII "Подражанием" и сценой "Ночь. Келья в Чудовом монастыре". Так же, как пещеру исламского пророка, свет лампады озаряет келью летописца Пимена.
УШ "Подражание Корану", резко контрастируя с предыдущим стихотворением, погружает нас в житейские треволнения. Здесь объясняется, какого рода благодеяния угодны Господу. Нетрадиционно трактуется само значение милостыни - как бы с позиции того, кто завещал ее во спасение души. Любое подаяние, данное не из сострадания - "торговля совестью". "Щедрота полная угодна небесам", а потому: "Не сыпь своих даров расчётливой рукою". Исследователи цикла до сих пор не обращали внимания на близость УШ "Подражания Корану" и . знаменитого монолога Бориса Годунова: "Достиг я высшей власти...". Их общность разительна. Борис перечисляет "щедроты", которые он "сыпал", "рассыпал" народу в надежде "щедротами любовь его снискать". Дары, рассыпанные "расчетливой рукою" не приносят счастья ни дающему, ни получающему.
IX "Подражание" — завершение, итог всего цикла. Скитание в безводной пустыне как аллегория жизненного пути человека локализует и синтезирует в одной конкретной судьбе всё, что было сказано о мире в целом. Финал
* См. об этом: Бартенев ПИ. Пушкин в южной России. М.: Русский архив, 1914; Цявловский МА. Летопись жизни и творчестваА.С. Пушкина. М.: Изд-во АН СССР, 1951. Т. 1; Двойченко-Маркова Е.М. Пушкин в Молдавии и Валахии - М» "Наука", 1979 и др.
10 Гуковский ПА. Пушкин н русские романтики. - Саратов, 1946, С. 242.
стихотворения, по сути, - возвращение к началу, позволяющее постичь смысл жизненных испытаний. Через страдание происходит духовное возрождение путника - "И с Богом он дале пускается в путь". От ропота к обретению самосознания, гармонии жизневосприятия, радости бытия, веры и "святых восторгов" вдохновенья — путь героя заключительного "Подражания" очерчивает траекторию всего цикла. В IX "Подражании" представлен широкий контекст нравственных заповедей, воплощённых в предшествующих стихотворениях цикла: "не ропщи", "восстань", "удали печальные мысли, лукавые сны", "смирись", "верь в милосердие Создателя". Вместе с тем, итоговое "Подражание" - не проповедь, а живое событие из жизни человека, ощутившего на себе величие силы, управляющей мирозданием. Предполагаемый адресат "Подражаний", предшествующих девятому (кроме первого, и пятого), - группа людей, объединённых конкретными морально-этическими характеристиками, имеющих общие "личностные" черты ("чистые жёны", гости пророка, воины, "малодушные", "слепцы", "кичливые", "скупые" и т.д.). Путник, о котором повествуется в IX "Подражании Корану" - песчинка мироздания, его место среди других, ему подобных, никак не определено, что придаёт этому образу символический смысл. История путника предстает как обобщение многих жизненных опытов. В сложном сочетании и пересечении смыслов отдельных заповедей выстраивается единая нравственно-философская система. Самодостаточность, идейно-художественная завершённость стихотворения "И путник усталый на бога роптал" обусловила его автономное бытование в читательском сознании и последующей издательской практике. Именно так, вне контекста всего цикла, воспринял ЕХ "Подражание" его гениальный читатель - Лермонтов, дав свой полемический ответ на те же вечные вопросы в "Трех пальмах", что позволило будущим исследователям создать самостоятельный сопоставительный ряд: "Три пальмы" Лермонтова -"И путник усталый на бога роптал..." Пушкина. В IX "Подражании" с особой
11
отчётливостью отражены напряжённые духовные искания самого поэта , преодоление им сложнейших "вечных противоречий существенности" и обретение нового миропонимания. Принято обозначать это переходом от романтического индивидуализма к реалистической концепции жизни. Не указывая на некоторую несовершенность такой трактовки, констатируем только тот важнейший для нашего исследования факт, что рубежом этого перехода стали'"Подражания Корану", от которых пролегает прямой путь к "Борису Годунову" и "Евгению Онегину". "В Коране много мыслей здравых" -справедливость этого утверждения из "Альбома Онегина" для Пушкина бесспорна.
"Многие нравственные истины", восхитившие Пушкина ц Коране, являются первоосновой цикла. Выявлению других циклообразующих факторов посвящена вторая глава "Поэтика цикла", в которой рассмотрена внутренняя организация каждого стихотворения в отдельности и общие принципы
1' Для Пушкина путник - образ автобиографический, на полях IX "Подражания" он нарисовал автопортрет, изобразив себя в образе старика-мусульманина. Путник-лирический герой заключительных строф поэмы "Бахчисарайский фонтан". В первом издании "Кавказского пленника" герой поэмы также назван путником.
архитектоники, подчинённые воплощению "тематической композиции" "Подражаний Корану".
Множественное число первого слова заглавия цикла - "Подражания", содержит указание на то, что произведение создано не "по мотивам", а, напротив, находится с источником в непосредственных, разнообразных взаимосвязях. Каждое стихотворение цикла соотнесено с сурами Корана. В черновиках есть и другой вариант: стихотворение "Смутясь, нахмурился пророк", было переписано набело под заглавием "Подражание Корану из главы "Слепый" в 42 стихах". Позже было исправлено "Подражания"*2. Нумерация стихотворений, проставленная самим Пушкиным, свидетельствующая о том, что последовательность "Подражаний" и весь состав цикла определяются единым замыслом.
Неоднократно предпринимались попытки выявить циклообразующее начало "Подражаний Корану". В качестве объединяющей основы предлагалось выделить событийно-хронологическую канву "Подражаний Корану", которая отражает "историю возникновения и развития ислама" и последовательность "периодов деятельности" Магомета (Н.М.Лобикова). Такой подход вызвал справедливую критику СА. Фомичева. Однако исследователь поддаётся тому же искушению, когда выстраивает "хронологию отдельных стихотворений". Последовательности событий нет не только в "Подражаниях", но и, что принципиально значимо, в тексте Корана. Читателю цикла, не владеющему историей ислама и биографией Магомета, устанавливаемая исследователями хронология мало что проясняет. В стихотворении "О, жены чистые пророка" о "женитьбе на Зейнаб" нет и речи, тем более ничего не говорит указанная дата (627 г.) этого неизвестного по воле Пушкина события.
История создания "Подражаний Корану", восстановленная С.А.Фомичевым13, свидетельствует о том, что важнейшим направлением творческих поисков Пушкина была композиционная структура цикла. Рассмотрев концепцию "триады" "Подражаний", не следуя ей, мы обратились к обозначенному Е.Г.Эткиндом в целях стилистического анализа принципу симметрического параллелизма: "В "Подражаниях Корану" принцип симметрии утверждает себя сильнее, чем в других циклах. Не потому ли, что арабо-мусульманское орнаментальное искусство без всеохватывающей симметрии непредставимо?"14. Этот принцип позволяет установить характерные черты " архитектоники "Подражаний"15. На наш взгляд, симметрический параллелизм проявляется в тесной взаимосвязи следующих друг за другом стихотворений цикла, сходящихся к единому нравственно" Фомичев С-А. "Подражания Корану". Генезис, архитектоника и композиция цикла. // Временник ПУШКИНСКОЙ комиссии. -1978. - Д61 б, С 26 - 28.
Изучив автографы "Подражаний Корану", находящиеся "в так называемых третьей кишиневской и второй масонской тетрадях", СА.Фомичев осуществил публикацию черновых набросков всех девяти стихотворений. 14 ЕЭТКИНД Пушкинская "поэтика странного" // Коран и Библия в творчестве А.СЛушкина. - Иерусалим, 2000, С 53.
11 Один из истоков симметрического параллелизма "Подражаний"- этиология Корана. Принцип симметрии утверждается в фундаментальных противопоставлениях, на которых основано первозданное мировосприятие, отраженное во всех религиозных системах.
философскому центру - V "Подражанию" "Земля недвижна; неба своды...": до него — четыре и после — четыре стихотворения. Оно заключает все", о чём говорится в предшествующих "Подражаниях", и служит отправной точкой для последующих. Первые четыре стихотворения цикла — своеобразный "законодательный свод", кодекс нравственных заповедей, охватывающий все сферы человеческого Бытия. В пятом стихотворении раскрыто мироустройство, человечеству дарован "сияющий Коран" - возможность обрести духовное зрение. Четыре "Подражания", следующие после центрального, пятого стихотворения, посвящены земным испытаниям на жизненных браздах, где каждый делает свой выбор между истинным и ложным, верой и безверием.
Повторяемость принципа симметрического параллелизма является первостепенным, организующим весь текст циклообразующим фактором. В каждом "Подражании Корану" он воплощен как бинарная оппозиция. Нами это последовательно прослежено от первого до девятого стихотворения, формальный момент мотивирован содержательным. Резкое со- и противопоставление служит зачином цикла. Первая поэтическая строка "Подражаний Корану": "Клянусь четой и нечетой" - абстрактное обозначение "бинарных (двоичных) различительных признаков, набор которых является наиболее универсальным средством описания семантики в модели мира" (В.Н.Топоров)16. Во второй строке клятвы Аллах клянётся "мечом и правой битвой". Тем самым воплощено мифологическое представление о соотношении реального и идеального. "Меч в мифологиях наделяется специфически амбивалентной семантикой, сводимой к основному противопоставлению жизнь-смерть"17. Единое и неделимое "Клянусь мечом и правой битвой" передаёт мифопоэтическое неразличение вещи и образа, начала и принципа. Третья и четвёртая строки первого "Подражания": "Клянуся утренней звездой, / Клянусь вечернею молитвой" - воспроизводят комплекс основополагающих мифологических представлений. Здесь воплощены оппозиции, "связанные с характеристикой структуры пространства (верх-низ, небо-земля...), с временными координатами (день-ночь, утро-вечер...)"18. Во втором "Подражании Корану" бинарная оппозиция также обозначена с первых же строк. Жены избранного - абсолютный нравственный идеал, они "отличены" "от всех". Заявленную здесь оппозицию "суеты света" - напряжённый духовный труд Пушкин будет воспроизводить и в дальнейшем, в поэтических текстах не восточной тематики. Композиционно и тематически II "Подражание" делится на две части, воплощающие оппозицию, "отчётливо обнаруживающую социальный характер (мужской-женский...)"19. Женское начало раскрыто в описании "чистых жён пророка", мужское - в образе проповедника Корана и в наставлениях Аллаха, обращенных к гостям Магомета. В III "Подражании" божественное - небесное, благое и вечное противопоставлено человеческому - земному, суетному и бренному. Пророку,
16 Мифы народов мира. Энциклопедия. - М: Советская энциклопедия, 1991. т. 2, С. 162.
17 Там же, С. 149.
11 Тш же, С. 162.
19 Там же.
наделённому высшим знанием противопоставлен "порок" - "слепец", пребывающий во мраке безверия, мудрому терпению - кичливая нетерпимость. Философская оппозиция жизнь - смерть воплощает вселенский принцип иерархии. Если человек "слаб умрет, как слаб родился", то Бог "и умертвит / И воскресит его по воле". IV "Подражание" основано на оппозиции Бог-богоборец. Власть небесная противопоставлена земной. Бинарная пара космических координат Вселенной ("восток", восход-запад/'закат") — воплощение объективных законов мироздания, во власти которых всё сущее. В V "Подражании Корану" представлены оппозиции фундаментальных стихий мироздания: земля-небо, сушь-воды, зной-тучи... Бинарная пара земля-небо - организующее начало "Подражания". Эта оппозиция раскрывает роль Творца, установившего и поддерживающего миропорядок во всей Вселенной. Неразрывность и нераздельность мира природного и духовного утверждается через символику божественного сияния, раскрытую в двойном преломлении. Солнце уподобляется лампаде, а Коран - небесному светилу. Оппозиция свет-тьма — организующее начало пятого "Подражания". Метафорическое отражение этой бинарной пары (как в Коране, так и в Библии) - свет веры и мрак безверия. "Сияющий Коран" воспет в V "Подражании" как бесценный дар человечеству, высшее свидетельство милосердия Аллаха. Божественный источник мудрости озаряет Бытие человека духовным светом, рассеивающим туман заблуждений. Противопоставление света тьме как истинного ложному спустя год после "Подражаний Корану" отзовётся в "Вакхической песне". Поэтическое воплощение двух разных типов мировосприятия объединяет жизнеутверждающий пафос гармонии и полноты Бытия. Исходные образы V "Подражания Корану" - солнце и лампада, варьируются в "Вакхической песне". Колоссальный образ пятого "Подражания" - Коран дарует духовное зрение, трансформируется применительно к самим "Подражаниям Корану" в дружеском письме П.А.Плетнева к А.А.Дельвигу "Прелесть моя Дельвиг! Посылаю тебе сияющий Коран: Да притечешь и ты ко Свету, / И да падет с очей туман!"20. Организующим началом VI "Подражания" является бинарная пара мужество-малодушие. VII "Подражание Корану" основано на фундаментальной оппозиции сакральное-мирское. В основу УШ "Подражания Корану" положена оппозиция "щедрота полная" - "скупое подаянье". В девятом, заключительном "Подражании Корану" собраны воедино все магистральные оппозиции цикла: человек-Бог, жизнь-смерть, вера-безверие, ропот-исвятые восторги". В легенде о путнике раскрыты и приведены в действие вечные законы Бытия. Заявленная в III "Подражании Корану" оппозиция "бог и умертвит / И воскресит", всеохватно развёрнута в заключительном стихотворении цикла. В IX "Подражании Корану" воплощена не только сама архетипическая идея воскрешения из мёртвых, но и её этимология. Вера в возможность возрождения возникла в мифопоэтическом сознании древних на основе воззрений на природу. Описание оазиса, трижды
20 Цявловски й М.Д. Летопись жизни в творчества А.С. Пушкина.: т. 1 (1799 - сентябрь 1826). - М., 1951, С. 534.
14
возникающее в ходе повествования, - воплощение мифологической концепции Вечности, Для мифотворца "Вечность есть циклизм, вечное повторение"21.
Требуют специального рассмотрения числовые обозначения в "Подражаниях Корану" как циклообразующий принцип. Для осмысления нумерации "Подражаний Корану" мы обратились к архетипическим представлениям о семантике чисел. Мифологическое понимание чисел как элементов "особого числового кода, с помощью которого описывается мир, человек и сама система метаописания"22 раскрывается В.Н.Топоровым. Количество стихотворений, составляющих "Подражания Корану", имеет особое значение. Девять входит в ряд "сакральных чисел, описывающих основные координаты вселенной"23. Оно может передавать "обозначение целокупности"24. Примечательно, что из девяти песен состоит христианский канон (от греч. — правило) - особая форма богослужебного прославления событий Священной истории, Господа, Божией матери, Небесных сил и святых угодников Божиих. Нумерация "Подражаний Корану", по нашему мнению, передаёт присущее сознанию древних представление об изначальной упорядоченности первооснов Бытия. Есть основания говорить о совпадении цифрового обозначения с нравственно-философским смыслом стихотворений цикла. Н.Гумилёв, поэтически воплотивший "весёлые сказки таинственных стран", дал великолепную формулу, объясняющую причины возникновения и бытования мифологических основ числовых обозначений: "Потому что все оттенки смысла / Умное число передаёт"25. Мы не берём на себя смелость утверждать, что Пушкин намеренно воспроизводит в своём цикле архаичную семантику чисел. Возможно, это - плод гениальной интуиции поэта. Однако нельзя отрицать, что нумерация стихотворений цикла передаёт одну из характерных особенностей их священного источника. В древнейших религиозных текстах числам придавалось сакральное "космизирующее" значение. Числа ещё не были десемантизированы и "становились образом мира и отсюда - средством для его периодического восстановления в циклической схеме развития для преодоления деструктивных хаотических тенденций" (В.Н. Топоров). Нумерация в "Подражаниях Корану" служит средством выражения не только мифологической идеи цикличности, но и классификационного принципа чисел, закреплённого "в мусульманских космологических учениях, обнаруживающих влияние исторического пифагореизма" (В.Н.Топоров). Генетическая связь с первоосновами бытия всеохватно проявлена в "Подражаниях Корану". Цикл - идеальная форма воплощения мифологического мироотношения. Циклизация, как отмечает ведущий специалист в этой области Л.Е.Ляпина, выступает у Пушкина "в роли жанрового закона".
21 Телегин СМ. Философия мифа. Введение в метод мифореставрации. М.: Община, 1994, С. 29.
22 Топоров В Н. Числа //Мифы народов мира. Энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1991. т. 2, G629.
23 Мифологический словарь М, Советская Энциклопедия, 1991, С.671.
24Тамже,С.б72.
25 Гумилев Н.С. СговоУ/Стихотворения. Поэмы. Проза. - Владивосток, 1990, С 340.
Жанровые характеристики стихотворений, входящих в состав "Подражаний Корану" многообразны. В одном случае они конкретны (баллада, дидактическое стихотворение), в другом - приблизительны. Пушкин размыкает границы жанров. В пределах одного "Подражания" происходит взаимоналожение разных жанровых черт, нивелирующее признаки канонической жанровой формы (в IV "Подражании" драматургический конфликт представлен в изложении Магомета). Инвариантные структуры в цикле "Подражаний Корану" подчинены "внутренней мере" (Н.Д.Тамарченко) жанра. В "Подражаниях Корану" выкристаллизовывались те черты поэтики, которые наметились в стихотворениях, созданных прежде и проявились в позднейших-произведениях. Исследуя процесс освоения Пушкиным метода мифологизации, Т.Г.Мальчукова выделяет "целую группу" стихотворений (1821-1828 гг.) "неопределённой жанровой природы, во всяком случае явные признаки лирических жанров — оды, элегии, послания — в них отсутствуют". Синтез разножанровых элементов характеризует не только составляющие "Подражания Корану" стихотворения, но и цикл в целом. Различные по жанровой принадлежности, тематике, протяжённости и строфической форме "Подражания" сочетаются в единый поэтический ансамбль, воплощающий целостный взгляд на мир во всём его многообразии. Жанровой многосоставности "Подражаний Корану" соответствует сложная система голосоведения.
Многосубъектность лексико-семантической основы цикла не демонстрируется, а скорее, наоборот, зашифрована. В "Подражаниях" не только попеременно звучит речь Аллаха и Магомета, но существуют и альтернативные тексты, в которых сложно установить принадлежность повествующего голоса. В первом примечании к "Подражаниям Корану" заявлено: "В подлиннике Алла везде говорит от своего имени, а о Магомете упоминается только во втором и третьем лице". СШварцбанд отмечает как особенность пушкинского цикла - принцип "двойного говорения"26.
Свою точку зрения Пушкин выносит за пределы поэтического текста в "Примечания". Непринуждённый тон прозаических "Примечаний" контрастирует с патетикой поэтического текста. Между "Примечаниями" и "Подражаниями" существует своеобразный диалог двух типов мировоззрения и мировосприятия. Многих исследователей цикла вводило в заблуждение первое примечание к "Подражаниям Корану": "Нечестивые, пишет Магомет (глава Награды), думают, что Коран есть собрание новой лжи и старых басен". Мнение сих нечестивых, конечно, справедливо; но, несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом." Общей точкой зрения было то, что Пушкин разделяет мнение "нечестивых" о священной книге мусульман. Реплика "европейски просвещённой личности" (Д.И.Белкин) и по сей день вызывает ошибочные комментарии. Однако примечание имеет полемическую направленность. Воспринимая. Коран как
24 Шварцбанд С. О первом примечании к "Подражаниям Корану" // Коран и Библия в творчестве Пушкина. -
Иерусалим, 2000. с. 19.
памятник словесности и мудрости, автор "Подражаний", конечно, не мог всерьёз присоединяться к мнению "нечестивых". "Подражания Корану" знаменуют отказ поэта от просветительской философии, которой позднее в статье "О ничтожестве литературы русской" (1833-1834 гг.) Пушкин вынесет суровый приговор: "Ничто не могло быть противуположнее поэзии, как та философия, которой XVIII век дал своё имя. Она была направлена противу господствующей религии, вечного источника поэзии у всех народов".
В "Подражаниях Корану" отразилось новые оттенки в понимании Пушкиным роли поэта. Божественные откровения нисходят на Магомета как вдохновение. В черновике VI "Подражания" "творческие сны" Магомета названы "пророческими" а в каноническом тексте - "дивными". Беловая рукопись этого стихотворения содержала отсутствующее в окончательной редакции четверостишие, где со всей определённостью Магомет назван поэтом, пророческие виденья приравнены к поэтическим твореньям. На основании черновиков можно утверждать, что изначально образ Магомета создавался как образ поэта-пророка. От самых первых до новейших работ о "Подражаниях Корану" проходит мысль о том, что именно фигура Магомета явилась импульсом к созданию "Подражаний". Параллель между судьбой изгнанника-пророка и биографическими обстоятельствами, в которых Пушкин работал над созданием "Подражаний", очевидна. Однако сопоставительный анализ канонического текста с черновыми набросками "Подражаний Корану" склоняет к мысли о том, что Пушкин снял именно те моменты, которые придавали "Подражаниям" исповедальные черты. Поэт не желал, чтобы "Подражания Корану" были прочитаны как "стихи его сердца". Великие нравственные истины он воплощает как общезначимые.
Восхищаясь "смелой поэзией" Корана, Пушкин не прибегает к внешним приемам ориентализма. На источник "Подражаний" указывает присутствие в стихотворном тексте цикла Магомета и Корана. Аллах назван в примечаниях, в стихотворениях же именуется нейтрально: "бог", "всесильный", "владыка небес и земли", "Господь". Элементы библейского стиля в "Подражаниях Корану", находятся в соответствии с религиозным памятником мусульманства, многосоставность которого не раз отмечалась учеными-исламоведами. Если учесть еще территориальную близость арабского и еврейского народов, "общность природы, климата и культуры", закономерность подобного сближения станет очевидной. Кроме того, используя язык и образы Библии для передачи духа и стиля Корана, отказавшись от характерных для "ориентальных" стихов европейских поэтов сугубо коранических терминов, Пушкин стремится подчеркнуть черты общности культур, проявление в национальном общечеловеческого.
В "Подражаниях Корану" восточно-библейский стиль обретает качественно новое звучание и осмысление. Его роль в произведениях Пушкина, написанных после "Подражаний Корану", раскрыта в черновых заметках А.ИСкафтымова к стихотворениям "Пророк" и "Когда владыка ассирийский...".
Единство нравственно-философского смысла и поэтики, открытое в "Подражаниях Корану", нашло воплощение и в программных, эпохальных стихотворениях "Пророк" "Анчар" и др.
В третьей главе "Адресат "Посвящения" "Подражаний Корану"" речь идёт о хозяйке знаменитого Тригорского Прасковье Александровне Осиповой. Тот факт, что под заглавием "Подражания Корану" Пушкиным написано: "Посвящено П.А.Осиповой", не являлся отдельным аспектом в изучении цикла. Исследователи "Подражаний Корану", как правило, ограничивались ссылкой на общепризнанное мнение о том, что в её имении Пушкин обрёл "сень успокоенья". Между тем, мемуарные и эпистолярные источники содержат сведения, позволяющие указать на более глубокие причины посвящения "Подражаний Корану" П. А. Осиповой. Поэтический облик Тригорского воспет Пушкиным и Языковым, увековечен в переписке их друзей, в записках самих обитателей усадьбы, в трудах П.В.Акненкова, П.И.Бартенева, М.И.Семевского. Большой вклад в освещение этой темы внесли краеведы27 и музееведы. Развёрнутая характеристика многочисленного семейства П. А. Осиповой, пополненная свежими материалами, дана в разделе "Тригорское" 1-го тома "Пушкинской энциклопедии "Михайловское"". Специального анализа "Подражаний Корану" эти работы не содержат, однако позволяют дать обновлённый комментарий цикла и не согласиться с мнениями о чисто бытовом, по сути - поверхностном, содержании общения Пушкина с Прасковьей Александровной. Широта интересов и духовных запросов, уровень образованности, свободное владение иностранными языками позволяют утверждать, что П.А.Осиповой и членам её многочисленного семейства удавалось "в просвещении встать с веком наравне". Библиотека Тригорского, начало которой положил отец ПАОсиповой - А.Вындомский, пополнялась не только русскими, но и европейскими книжными новинками28. Можно представить, какое это имело значение для Пушкина. Так же, как на юге он пользовался уникальной библиотекой Липранди, теперь поэт вновь получает открытый доступ к богатейшему книжному собранию. Существует мнение, что Коран в переводе Веревкина Пушкин взял у ПАОсиповой.
В реферируемой главе даётся анализ переписки ПАОсиповой и Пушкина. Сохранилось 16 её писем к АС.Пушкину (1827-1837) и 24 его письма (1825-1836). Обращается внимание на то, что русская и мировая история были страстью, предметом "постоянных чтений и размышлений П.А. Осиповой. Можно предположить, что Прасковья Александровна была достойным собеседником Пушкина, Так же, как он, в истории она искала примеров высокого проявления духовных истин. В письмах Пушкин поверяет П.А.Осиповой свои мысли о событиях международного и
17 Гордин А. Пушкин в Псковском крае. - Л, 1970; Гейченко С.С. У Лукоморья. - Л., 1986; Гордин A.M. Пушкин в Михайловском. -Л., 19S9; Бозыреа B.C. По Пушкинскому заповеднику. Изд.5-е. М., 1977идр; существенные дополнения содержит издание, составленное В.В Куниным "Друзья Пушкина".
Библиотека Тригорского была описана М.И.Семевским, побывавшим в именье в 1866 г., позднее, -БЛ.Модзалевским, составившим. 'Каталог библиотеки в Тригорском" и другими пушкинистами и краеведами. Обширный статейный материал "Пушкинской энциклопедии "Михайловское" дает основу для углубленного изучения этой историко-литературной и культурологической проблемы.
внутригосударственного значения; она отвечает ему тем же. В её письме от 21 августа 1831 года "...пока бравый Николай будет держаться военщины в правлении, - всё пойдёт из огня да в полымя", - есть не только оценка, но и образ. В предположении: "вероятно, он не читал Историю Византийской Империи Сепора и кой-кого другого", — звучит презрение к недальновидному политику. Заметим кстати, что в библиотеке Прасковьи Александровны была не только "История..." Сепора, но и первая редакция книги Голикова "Деяния Петра Первого", которую читал Пушкин, работая над "Историей Петра". Глубокий, трезвый ум и независимость взглядов объединяли её и Пушкина, что во многом объясняет его сердечную привязанность к П.А.Осиповой. Она следила за литературой, принимала деятельное участие в хлопотах о прощении отданного в солдаты поэта Е.А,Баратынского, была адресатом многих поэтических посвящений. Незаурядная личность П.А.Осиповой производила неизгладимое впечатление на друзей Пушкина, лично общавшихся и переписывавшихся с нею: ВАЖуковский, Дельвиг, А.И.Тургенев29. Проведённый нами анализ стихотворений Пушкина, посвященных ПА.Осиповой ("Простите, верные дубравы" (1817), "Быть может, уж недолго мне", "Последние цветы" (1825)) позволяет сделать вывод о духовной близости поэта с их адресатом. По свидетельству А.П.Керн, по тем биографическим фактам, которые она приводит в своих мемуарах, ПАОсипова была мудрой и великодушной женщиной. Благородство натуры и жизненный опыт Прасковьи Александровны позволили её поддержать и утешить Пушкина в кризисный период жизни поэта. Переписка, как заочное продолжение бесед, даёт основания утверждать, что потребность в дружеском участии Прасковьи Александровны Пушкин испытывает и в шумном рассеянии света, и в тиши "Болдинского уединения". Из Петербурга (не позднее 10 июня 1827 г.) он обращается к П.А.Осиповой: "...пошлость и глупость обеих наших столиц равны, хотя и различны, и так как я притязаю на бесстрастие, то скажу, что если бы мне дали выбирать между обеими, выбрал бы Тригорское, - почти как Арлекин, который на вопрос, что он предпочитает: быть колесованным или повешенным? — ответил: я предпочитаю молочный суп". Это пушкинское признание подтверждает наше предположение о серьёзной нравственной и интеллектуальной основе его общения с П.А.Осиповой.
В Заключении делаются общие выводы, подводятся итоги, намечаются перспективы проведенного исследования.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. Литневская Ю.М. Подъемлю солнце я с Востока // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Ю.Н.Борисов, В.Т.Клоков. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. Вып. 5. Пушкинский. С. 270-271.
29 Словосочетание "прогулка в Тригорское", вынесенное МЛ Семевским в заглавие его известного очерка, впервые появилось в письме А.И.Тургенева к П.А Осиновой.
2. Литневская Ю.М. Храните верные сердца // Литературоведение и журналистика: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Е.Г.Елина. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. С. 308-311.
3. Литневская Ю.М. А.П.Скафтымов о художественном единстве стихотворения АС.Пушкина "Когда владыка ассирийский" // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых учёных. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. Вып. 5. С. 77-80.
4. Литневская Ю.М., Кононенко В.Е., Хвостова О.А. Полемическое начало как форма выражения авторской концепции в пушкинском тексте // Автор. Текст. Аудитория: Межвуз. сб. науч. тр. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. С. 139-144.
5. Литневская Ю.М., Кононенко В,Е., Кузьменкова К.В., Тимашова О.В., Хвостова О.А. Книжная серия "Былой Петербург" в восприятии читателя-литературоведа // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых учёных. -Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. Вып. 5. С. 82-87.
6. Литневская Ю.М. Коран и Библия в нравственно-философском содержании цикла А.С.Пушкина "Подражания Корану" // Литература и культура в контексте христианства: материалы III Международной конференции. - Ульяновск: Изд-во УлГТУ, 2002. С. 48-53.
7. Литневская Ю.М. Цикл АС.Пушкина "Подражания Корану" в контексте книги ПА.Гуковского "Пушкин и русские романтики" // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых учёных. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2003. Вып. б. С. 16-20.
8. Литневская Ю.М. Слова Магомета в каноническом тексте и черновиках "Подражаний Корану" Пушкина // Литература: миф и реальность. -Казань: Издательство КГУ, 2004, С. 11-13.
9. Литневская Ю.М., Колосова Н.А., Никитина Е.П., Ремпель Е.А. Михайловское - Тригорское - Святые Горы. Заметки о книге "Пушкинская энциклопедия "Михайловское"" // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Ю.Н.Борисов, В.Т.Клоков. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2004. Вып. 6. (в печати).
Подписано в печать 12.02.2004 Формат60x84 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура Times. Печать RISO. Объем 1,0 печ.л. Тираж 100 экз. Заказ № 345.
Отпечатано с готового оригинал-макета Центр полиграфических и копировальных услуг Предприниматель Серман Ю.Б. Свидетельство №3117 410600, Саратов, ул. Московская, д. 152, офис 19
И- 3565
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Литневская, Юлия Михайловна
Введение
Глава 1. Нравственно-философский смысл "Подражаний Корану" ^
А.С.Пушкина.
Глава 2. Поэтика цикла.
Глава 3. Адресат "Посвящения" "Подражаний Корану".
Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Литневская, Юлия Михайловна
Цикл "Подражания Корану" (9 стихотворений и 5 примечаний в прозе) создан в период Михайловской ссылки. Пушкин воспользовался русским переводом Корана, выполненным М.Веревкиным, и французским переводом М.Савари, который поэт приобрел в связи с работой над "Подражаниями Корану" месяц спустя после того, как приступил к созданию цикла [Фомичев, 1986: 120].
Подражания Корану", впервые напечатанные как цикл в 1826 году, заключали книгу "Стихотворения Александра Пушкина", вышедшую в Петербурге, и были помечены 1824 годом. Сборник состоял из пяти разделов: "Элегии", "Разные стихотворения", "Эпиграммы и надписи", "Подражания древним", "Послания". Причём, "Подражания Корану" были выделены особо.
С Кораном Пушкин познакомился еще в Лицее. Из лекций профессора истории И.К.Кайданова лицеисты получали первое представление о древнейших религиях, Исламе, об арабской и персидской литературе. Подлинный демократизм Лицея, отсутствие официального религиозного фанатизма исключили возможность возникновения каких-либо конфликтов и разногласий между лицеистами разных вероисповеданий. "В лицее, - указывает П.В. Анненков, - существовали на школьных скамейках французские сенсуалисты, немецкие мистики, деисты, атеисты и проч." [Анненков, 1874: 48].
Мысль прочитать Коран, воспользовавшись его образами и формой, скорее всего, возникла у Пушкина на юге. В незавершенном стихотворении 1825 года "В пещере тайной в день гоненья" сохранилось признание поэта, что он читал Коран "в день гоненья", т.е. перед высылкой из Одессы летом 1824 года. В письме Пушкина к Вяземскому от 24-25 июня 1824 года, есть такие строки: "Между тем деньги, Онегин, святая заповедь Корана." (XIII, 100)1.
Обращение поэта к восточной теме отражало возросшее в конце XVIII - начале XIX века внимание европейской культуры, в том числе и русской, к Востоку. В России интерес к Востоку особенно усилился в начале XIX века. В ноябре 1818 года в Петербурге был открыт Азиатский музей АН, где хранились арабские, персидские и турецкие рукописи, ставшие надежной базой для развития российской ориенталистики. "К 20-м годам интерес к восточной литературе в России все более возрастает. Это связано отчасти с активизацией русской колониальной политики на Востоке и с организацией нескольких кафедр восточных языков для подготовки дипломатов, чиновников и переводчиков. Именно в это время развертывается деятельность выдающихся ориенталистов — К.Фрэна, Казем-Бека, А.Болдырева, О.Сенковского. В 1822 году Сенковский выступает со статьей "Об изучении арабского языка", в которой доказывает необходимость изучения восточных языков с точки зрения практических, государственных потребностей" [Свирин, 1936: 225-226]. Но основное значение в повышении интереса к поэзии Востока имело распространение литературных теорий романтизма. Романтиками была подхвачена и существенно переосмыслена выдвинутая Гердером теория национальных культур как взаимосвязанных звеньев поступательного развития общечеловеческой культуры и мировой истории. В противовес французскому классицизму, признававшему лишь античное искусство (в своем толковании), провозглашается принцип "всемирности литературы", пропагандируется необходимость изучения литературных памятников всех времен и народов.
Увлечение Востоком играло самую значительную роль в открытии чуждых экзотических культур: "Восточный стиль, выражающий восточное
1 Все ссылки приводятся по изданию: Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: В 16 т. (17 т. доп.). M.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1949. Римскими цифрами указывается том, арабскими - страницы. мировоззрение, "душу Востока", по многим причинам стал играть в литературе чрезвычайно важную роль. Открывается для Европы поэзия Ирана, Коран становится модной книгой. Гете пишет свой "Западно-восточный диван", Радищев говорит о "Гюлистане" Саади, а затем -Байрон открывает новую поэзию Востока" [Гуковский, 1946: 198]. Восточный стиль становится одним из ведущих направлений романтизма. Таким образом, если ранее определение замкнутых типов национальных культур шло в основном в двух линиях - северной (Оссиан и др.) и античной (Гомер и др.), то теперь на Востоке "найдена третья великая культура, богатая своеобразной красотой" [Гуковский, 1946: 198]. Так, С.С.Уваров, член "Арзамаса" и попечитель Петербургского учебного округа, в своей речи при открытии кафедры восточных языков в Главном педагогическом институте (1818 г.) заявил, что "с обращением к Востоку произойдет обновление русской словесности в сих свежих, доселе неприкосновенных источниках" [Цитируется по работе Н.Свирина, 1936: 226]. Более конкретно выразил эту мысль Кюхельбекер, который еще в лицее проявлял живейший интерес к восточной литературе. В своей статье "О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие" ("Мнемозина", ч. II, 1824 г. С. 29-44) Кюхельбекер писал: "При основательнейших познаниях и большем, нежели теперь, трудолюбии наших писателей, Россия, по самому своему географическому положению, могла бы присвоить себе все сокровища ума Европы и Азии. Фердоуси, Гафис, Саади, Джами ждут русских читателей". [Цитируется по работе Мордовченко, 1959: 218]. О необходимости изучения восточной поэзии пишет и Ф.Булгарин, так же, как и Кюхельбекер, усматривая в этом одно из средств к созданию самобытной русской литературы. "Восток, неисчерпаемый источник для освежения пиитического воображения, тем занимательнее для русских, что мы имели с древних времен сношения с жителями оного" [Цитируется по работе Н.Свирина, 1936: 226].
Эстетическими устремлениями романтизма, как литературного направления, обусловлена возросшая популярность переводов. Особое место и значение широко распространенных и почти обязательных для каждого писателя XIX века переводов европейских и восточных образцов поэзии определялось стремлением творчески открыть и сообщить литературному языку возможности оригинала. "В стихотворных переводах-перевыражениях оттачивалось стилистическое мастерство русских поэтов 1800-1810-х гг., обогащалась его европейская культура" [Купреянова, 1981: 28]. "Переводы, — писал Жуковский в статье 1810 года, — знакомя нас с понятиями других народов, знакомят нас в то же время с теми знаками, которыми выражают они свои понятия, нечувствительно по средствам их, переходят в язык множество оборотов, образов, выражений." [Жуковский, 1985: 283].
Романтиками были признаны считавшиеся при классицизме "чем-то идейно и художественно малоценным" национально-исторические различия культур. Романтизм выступил против классицизма, "с его тенденцией изображать человека вообще, вне времени и пространства, изображать его по законам искусства, обязательным для всех времен и народов" [Гуковский, 1946: 188], поставив вопрос о местном колорите в литературе. "В описании особенностей стран и мест романтизм, — подчеркивал А.П.Скафтымов, — имел пристрастие ко всему яркому, резкому (экзотическому). В свое время, когда в способах мышления и в самом восприятии мира, вопреки прежнему рационалистическому подходу только еще начиналось различие индивидуального и своеобразного, экзотическая резкость красок вызывалась тем, чтобы в этом разнообразном и индивидуальном обозначить наиболее заметное" [Скафтымов, 1958: 814]. Стремление выделить то, чем "данное местное. наиболее резко отличалось от иного и общего" [Там же] стимулировало творческие поиски. Романтики осваивали элементы иных поэтических стилей, открывали для русской литературы новые формы художественного воссоздания личности. В России проблема местного колорита "была поставлена не романтизмом вообще, а именно гражданским романтизмом" [Гуковский, 1946: 188], в русле которого вырабатывалась концепция народности в литературе.
А.Н.Веселовский, исследуя на широком сравнительно-историческом материале поэтику Жуковского, его отношение к проблеме "поиска народной души", характеризует её так: "Для Жуковского-поэта она не существовала: выросши в преданиях сентиментализма, он не только усвоил себе форму его мышления и выражения, но и глубоко пережил содержание его идеалов, в которых народность заслонялась исканием человечности, когда его коснулись веяния романтизма, они остались для него элементами стиля, поглощенные уже созревшим в нем настроением, от которого он никогда не мог отвязаться" [Веселовский, 1918: 19]. "Жуковский - лирик, - подчеркивает исследователь, - даже в подражании дававший свое, отдававший себя. Именно эта потребность отдаться, способность занять собой и сделала его у нас поэтом непосредственного сердечного чувства" [Веселовский, 1918: 538].
Обращение Пушкина к экзотическим культурам в романтический период творчества является отзвуком анакреонтических и эпикурейских мотивов Батюшкова, романтической музы Жуковского. Увлеченный языческой греко-римской античной образностью (в лицейский и петербургский период) Пушкин пишет в русле традиций, но своеобразие его творческой манеры обусловлено способностью органично соединить разнонаправленные тенденции. В результате в его понимании античная культура — не только отвлеченная сфера, но и воспринятый из политической поэзии романтиков суггестивный образ свободы людей. Высказанная Гуковским мысль о том, что под воздействием общественно-политической ситуации меняется облик античности, через пятьдесят лет находит подтверждение в работе Т.Г.Мальчуковой "Античные и христианские традиции в поэзии А.С.Пушкина" [Мальчукова, 1997]. Это исследование дополняет наше представление об истоках романтизма. Античность, как убедительно доказывает Мальчукова, начинает восприниматься как сегодняшняя реальность, связанная в сознании Пушкина и его современников с идеалом героической борьбы за свободу. Восстание греков против турецкого ига в 1821 г. пробудило всеобщее сочувствие и героический энтузиазм вольнолюбивых душ.
Поэтическое воплощение Востока в лирике Пушкина этого периода также осуществлялось в русле поэтики романтизма: "восточный стиль" был "пестрым", "роскошным" стилем неги, земного идеала страстей и наслаждений, соединенного с воинственностью и неукротимой жаждой воли. Все это романтизм искал и в других первобытно-народных культурах, воспроизводя их "в духе сказочной экзотики, фантастики, в роскошном колорите и описании таинственных приключений" [Никитина "Горит Восток зарею новой."// "Поэзии чудесный гений". Лирика А.С.Пушкина: 68].
Истоками нового восприятия Пушкиным культуры Востока стало то, что на смену книжным представлениям приходят живые, непосредственные впечатления от собственного знакомства с бытом и жизнью восточных народов, полученные в период южной ссылки, в результате посещения Крыма, Кавказа и "азиатского заключения" в Бессарабии. Пристальный интерес поэта к иному этнографическому и культурному миру стал питательной почвой, на которой возникли романтические поэмы Пушкина.
Проблема восточных элементов в творчестве Пушкина всё более привлекает внимание исследователей. Как справедливо замечено Н.М.Лобиковой, "восточная тема своеобразно сопутствовала творческому росту поэта и отражала в себе этот рост" [Лобикова, 1974: 3]. Увлечённость Пушкина этой темой, безусловно, связана с его вниманием и уважением к своим семейным корням. "Поэт никогда не оставлял интереса к ориентальной тематике. И размышления Пушкина о судьбах народов
Востока, их поэзии и истории постоянно соприкасались с принципами художественного воссоздания этого мира", - отмечает Д.И.Белкин [Белкин, 1979: 146]. Исследователь выделяет в наследии Пушкина девять регионов, в разные годы привлекавших внимание поэта. Тематически эти регионы озаглавлены так: "Пушкин и российский Восток", "Тема Турции в творчестве Пушкина", "Пушкин и Библейский Восток", "Арабский Восток в стихотворениях Пушкина", "Пушкинские стихи о Персии", "Пушкин в работе над образом Африканца Ганнибала", "Пушкин и культура Китая", "Книги о Монголии в библиотеке Пушкина", "Индийские мотивы в творчестве Пушкина" [Белкин Д.И. Путешественники и исследователи Востока - "знакомцы дальние поэта". // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 4. С. 19].
Поэтические подражания Пушкина, безусловно, вызваны и стремлением поэта овладеть стилистическим богатством иной, не только европейской культуры: "В 1824 году, уже отходя от романтизма, Пушкин отнюдь не отказался от одного из наиболее прогрессивных и плодотворных принципов романтической школы - принципа всемирной, "универсальной" поэзии. Наоборот, его интерес к литературе всех времен и народов расширяется и углубляется. Об этом свидетельствуют между прочим отдельные его критические замечания в статьях и письмах. Так, например, в письме к А.Бестужеву (февраль 1824 г.) он пишет по поводу арабской сказки "Витязь буланого коня", помещенной О.Сенковским в "Полярной звезде": "Арабская сказка прелесть; советую тебе держать за ворот этого Сенковского"" [Свирин, 1936: 223]. В 1824 году как на постижение, так и на характер раскрытия Пушкиным ориентальных тем и сюжетов уже влияли принципы народности и историзма, сформулированные в его заметке "О народности в литературе", относящейся примерно к 1825 году: "Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более и<ли> менее отражается в зеркале поэзии"(Х1, 40).
При анализе цикла следует учитывать автобиографический аспект: "Подражания Корану" написаны в период преодоления Пушкиным мировоззренческого кризиса, сквозь объективное изображение особенностей Корана проступает комплекс переживаний поэта во время ссылки в Михайловском, не случайно "Подражания Корану" посвящены П.А.Осиповой, в гостеприимном доме которой изгнанник-поэт нашел "сень успокоения".
Цикл "Подражания Корану" был рассмотрен пушкинистами во многих гранях и имеет достаточно обширную исследовательскую литературу, обзор которой мы ограничим анализом результатов, имеющих непосредственное отношение к задачам нашей работы.
В.Г.Белинский, отмечая "удивительную способность" поэта "легко и свободно переноситься в самые противоположные сферы жизни", называет "Подражания Корану" "блестящим алмазом в поэтическом венце Пушкина" [Белинский, 1954: 352]. Не ставя перед собой задачи дать всестороннюю оценку пушкинского цикла, критик обращает внимание на то, что "Подражания Корану" "вполне" передают "дух исламизма и красоты арабской поэзии".
В дореволюционных исследованиях цикла получила широкое распространение мысль о религиозном пафосе "Подражаний Корану". Как отражение религиозного настроения Пушкина в период Михайловской ссылки рассматривал "Подражания Корану" П.В.Анненков в своей работе "Пушкин в Александровскую эпоху" (СПб., 1874): "Алкоран служил Пушкину только знаменем, под которым он проводил свое собственное религиозное чувство. Оставляя в старом законодательную часть мусульманского кодекса, Пушкин употребил в дело только символику и религиозный пафос Востока, отвечавший тем родникам чувства и мысли, которые существовали в самой душе нашего поэта, тем еще не тронутым религиозным струнам собственного сердца и его поэзии, которые могли и теперь впервые свободно и безболезненно зазвучать под прикрытием смутного (для русской публики) имени Магомета" [Анненков, 1874: 304].
Проявлением проснувшегося религиозного чувства и "умиротворения" души поэта после бурных романтических порывов молодости считал "Подражания Корану" Н.Котляревский: ". в "Подражаниях Корану", в особенности в великолепной картине: "И путник усталый на бога роптал", много религиозного смысла и настроения. Если отбросить те строчки, в которых поэт удержал местный восточный колорит, достаточно чувственный, то весь этот маленький сборничек может быть понят, как гимн богу вознесенный над всеми исповеданиями" ["Пушкин в Александровскую эпоху". Собр. соч. Пушкина под. ред. С.А. Венгерова. Т. II, С. 482].
Эволюцию Пушкина от навеянного французскими материалистами атеизма к глубокому религиозному чувству видел в "Подражаниях Корану" и Н.Черняев: "Подражания Корану" насквозь проникнуты монотеистическим духом и неподдельным религиозным чувством" [Черняев, 1898: 395], "создавая свои "Подражания", Пушкин нашёл в своей душе сочувственный отклик мистическому пафосу Корана" [Черняев, 1898: 396], "Коран дал первый толчок к религиозному возрождению Пушкина и имел поэтому громадное значение в его внутренней жизни" [Черняев, 1898: 397]. Вместе с тем, задачу Пушкина-художника исследователь видит не только в передаче собственных религиозных воззрений: "Ни в одной европейской литературе нет ничего подобного пушкинским "Подражаниям Корану". В них отразился весь Ислам с его монотеизмом, с его космогонией, с его чувственностью, легендами, мистикой и моралью. Кто вчитается и вдумается в "Подражания Корану", тот уже не встретит в нем ничего нового для себя и будет иметь ключ к разгадке и верному пониманию священной для всего мусульманского мира книги" [Черняев, 1898: 399]. ". Придавая поразительную красоту поэтическим намекам Корана, - Пушкин имел в виду одну только цель — воспроизвести его пафос и ту чисто арабскую поэзию, которою дышит Коран" [Черняев, 1898: 400].
Достоевский в своей знаменитой речи о Пушкине писал о "Подражаниях Корану": ". разве тут не мусульманин, разве тут не самый дух Корана и меч его, простодушная величавость веры и грозная кровавая сила её?" [Достоевский, 1899: 15].
Истолкование религиозного содержания "Подражаний" дал в своем исследовании цикла Д.Н.Овсянико-Куликовский: "Лирическая интуиция Пушкина с особенной яркостью проявилась в "Подражаниях Корану", где звучат специфические мелодии арабского религиозного лиризма. эта религиозная лирика не может быть названа ни библейской (древнееврейской), ни христианской, ни какой-либо иной, кроме как мусульманской, и притом не вообще мусульманской, а специально той, которая звучала в проповедях Магомета в период возникновения религии" [Овсянико-Куликовский, 1912: 197-198].
В дальнейших исследованиях цикла произошёл резкий поворот в трактовке темы "Подражаний" - отказ от религиозного истолкования, безусловно связанный с послереволюционными событиями. В 1928 году в Симферополе вышла не оставшаяся незамеченной последующими исследователями цикла работа В.И.Филоненко, в которой высказывалась мысль о том, что "Подражания Корану" - не восторженные гимны Богу. В них нет ничего мистического. Правда, может быть, у поэта и было желание пуститься в мистическую высь, но он поборол его и, сделав какой-то резкий уклон в сторону материализма, сумел остаться здесь, на земле, на почве реального быта, как бы умышленно перенеся центр тяжести на бытовой уклад жизни" [Филоненко, 1928: 10].
Позднее, в 1936 году, точку зрения В.И.Филоненко развивает и корректирует Н.Свирин: ". работая над "Подражаниями Корану", Пушкин совсем не отказывается от прежних скептических воззрений на религию - как магометанскую, так и христианскую. Но. отходит от односторонних реалистических воззрений французских материалистов XVIII века, которые в религиозных верованиях видели только ложь и басни, сочиненные каким-нибудь ловким шарлатаном. Пушкин усматривает в Коране проявление психологии целого народа, его религиозных и нравственных воззрений, выраженных нередко "сильным и поэтическим образом" [Свирин, 1936: 221-242].
Ценнейший вклад в изучение пушкинского цикла внес Б.В.Томашевский [Томашевский, 1961: 18-45]. Исследователь соотнес "Подражания Корану" с источником - Кораном, обозначил принципы воплощения в поэтическом тексте мотивов и тем древнего религиозного памятника.
В новаторском для своего времени исследовании Г.А.Гуковского "Пушкин и русские романтики" (Саратов, 1946) содержатся конкретные наблюдения, которые необходимо учитывать при изучении цикла: проблема местного колорита, жанровое оформление темы Востока, "восточный стиль". Широкий историко-литературный контекст, в котором Гуковский решает вопросы стилевого и жанрового своеобразия поэзии первой половины XIX века, позволяет увидеть "Подражания Корану" на фоне литературной эпохи, в разнообразных связях с ней.
Во второй половине XX века получило распространение истолкование мотивов и тем "Подражаний" в аспекте их связи с биографией Пушкина и общей литературной ситуацией.
Автобиографичность произведений Пушкина, внутренне объединенных образом пророка, стремился установить Н.В.Фридман. Исследователь относит "Подражания Корану" к "героической лирике Пушкина, воплотившей резкие, волевые черты индивидуальности поэта. Это не пестрые узоры, расшитые по канве Корана или Библии, но значительные признания, раскрывающие пушкинскую трактовку задач независимого писателя" [Фридман, 1946: 90].
Д.Д.Благой в монографии "Творческий путь Пушкина", не выделяя "Подражания Корану" в специальный объект исследования, обращение Пушкина к религиозному памятнику мусульман объясняет так: "Коран привлекает его как произведение большой и весьма своеобразной художественной силы, как замечательный образец восточной поэзии. Однако, видимо, еще больше чем поэтическая сторона, привлек Пушкина страстно-пропагандистский, зажигательно "пророческий" тон Корана, воинственно-героический его дух" [Благой, 1950: 385].
Мысль о том, что в "Подражаниях Корану" отразились "просветление души Пушкина, новое чувство бодрости, уверенности в своей правоте в важнейшем вопросе, определившем и содержание его поэзии, и всю его судьбу", - высказывает С.М.Бонди [Бонди, 1983: 106].
В дальнейших исследованиях пушкинских "Подражаний Корану" особую актуальность приобрела "проблема соотношения объективного и субъективного начал в этом программном цикле стихотворений поэта" [Соловей, 1979: 125]. В диссертации "Концепция Востока в творчестве Пушкина" Д.И.Белкин разделяет точку зрения тех, кто видит в "Подражаниях" только объективное отражение черт Корана: "Объективное содержание Корана стало содержанием. стихотворного цикла. Авторское, субъективное не входит ни в один из образов "Подражаний". Последние даны, можно сказать, так, как они представлены в древнем памятнике" [Белкин, 1970: 9].
Среди исследований, специально посвященных проблеме "Пушкин и Восток", необходимо выделить работу Н.М.Лобиковой, опубликованную в 1974 году, в которой содержится анализ восточных элементов в творчестве Пушкина. К сожалению, данное исследование хронологически ограничивается периодом с 1817 по 1824 гг. Тем не менее привлекает широта постановки вопроса, и сегодня эта работа, так же, как и поставленная в ней проблема, не утратила актуальности. При анализе пушкинского цикла, по мнению Н.М.Лобиковой, "следует выявить как субъективную, так и объективную стороны его поэтического содержания, которые органически слились в "Подражаниях Корану"" [Лобикова, 1974: 64]. Н.Я.Соловей также считает, что в цикле получили отражения оба начала: "Пушкин реалистически воссоздает некоторые особенности арабской культуры, стремится дать объективное представление о Коране и его творце Мухаммеде. Одновременно Пушкин развивает в этом цикле мысли о поэте-пророке и о его важном общественном назначении" [Соловей, 1979: 127].
Стилистический анализ "Подражаний Корану" дается в фундаментальном труде В.В.Виноградова "Язык Пушкина" (1935). В исследовании Д.И.Белкина "Поэтика авторских примечаний в цикле "Подражания Корану" анализируются прозаические примечания Пушкина к "Подражаниям Корану" в их соотношении с поэтическим текстом. Исследованием "Подражаний Корану" в общем контексте лирики Пушкина занимались Н.Л.Степанов [Степанов, 1974] и А.Л.Слонимский [Слонимский, 1963]. В работах И.С.Брагинского и М.Л.Нольмана в связи с "Подражаниями Корану" ставится вопрос о западно-восточном синтезе в лирике Пушкина.
Циклическая основа "Подражаний Корану" анализируется в трудах Н.Измайлова "Лирические циклы в поэзии Пушкина в конце 20-30-х гг." и С.А.Фомичева "Поэзия Пушкина. Творческая эволюция". Основополагающее значение для нашего исследования имеет предложенная Л.Е.Ляпиной методология изучения поэтических циклов в теоретико-литературном и историко-литературном аспекте [Ляпина, 1999]. Пушкин, по мнению Л.Е.Ляпиной, "довёл системность циклообразовательного процесса до максимума, "замкнув" его на всём своём творчестве, универсальном по жанровому многообразию. В этом своём качестве пушкинский циклизм не мог быть понят современниками. Адекватную оценку проблемы цикла у Пушкина литературоведение смогло дать спустя почти полтора столетия" [Ляпина, 1999: 60]. Уровень изучения "Подражаний Корану" современным цикловедением определяется появившейся недавно монографией М.Н.Дарвина и В.И.Тюпы "Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения поэтики конвергентного сознания". "Подражаниям Корану" авторы этого исследования посвятили специальную статью, в которой дан теоретико-литературный анализ цикла [Дарвин, Тюпа, 2001: 73-84]. Однако задачи последовательного анализа всех "Подражаний" в этой работе не ставится.
Наименее изученным остается вопрос об источниках пушкинского онтологизма, мифопоэтической и эстетической содержательности образов, восходящих к религиозной символике. Тем большее значение имеет для нас цикл статей С.Л.Франка "Этюды о Пушкине" [Франк, 1999]. Не занимаясь "Подражаниями Корану" специально, философ рассматривает религиозно-эстетическую проблематику произведений Пушкина. Духовный смысл пушкинской лирики является предметом пристального внимания В.Непомнящего. Изучением поэтики и стилистики произведений Пушкина в связи с традициями христианской культуры плодотворно занимаются И.Ю.Юрьева и Т.Г.Мальчукова.
За последние годы вполне понятный интерес к "Подражаниям Корану" заметно усилился. Необходимо выделить как событие коллективную монографию "Коран и Библия в творчестве Пушкина", вышедшую в 2000 году в Иерусалиме. Опубликованные здесь исследования авторитетных ученых мира значительно расширяют источниковедческий контекст пушкинского цикла. Соотношение Корана и Библии, прежде изучавшееся эпизодически, в этом обширнейшем и обстоятельном труде взято в фокус внимания. Три статьи сборника посвящены "Подражаниям Корану" специально: Н.Эткинд "Пушкинская "поэтика странного", С.Шварцбанд "О первом примечании к "Подражаниям Корану", С.Фомичев "Библейские мотивы в "Подражаниях Корану". В других статьях рассматриваются вопросы, важные для осмысления нравственно-философской проблематики и поэтики цикла ("Образы Востока в русской литературе первой половины 19 века", "Судьбы царей и царств в Библии и трагизм истории в "Борисе Годунове", "Библейское и личное в текстах Пушкина" и др.)- Все материалы монографии дают широкую перспективу для рассмотрения "Подражаний Корану", освещают различные грани художественного мира Пушкина, которые необходимо иметь в виду, обращаясь к этому поэтическому произведению.
Содержательным дополнением к существующим в пушкинистике л биографическим описаниям стала новейшая "Пушкинская энциклопедия" "Михайловское". Это издание, подготовленное сотрудниками Пушкинского заповедника, искусствоведами, историками, священнослужителями, является единственным в своём роде систематизированным сводом знаний о реалиях жизни Пушкина в псковском крае. Собранные здесь материалы обогащают прочтение "Подражаний Корану" и помогают дать ответ на поставленный в диссертации вопрос о посвящении цикла П.А.Осиповой.
Краткий обзор работ, посвящённых "Подражаниям Корану", выделенные нами спорные вопросы, не получившие своего разрешения и завершения, взаимоисключающие истолкования нравственно-философского содержания, религиозных и поэтических истоков текста, его автобиографической основы, поэтической образности и структуры, позволяют говорить об актуальности изучения этого пушкинского цикла. Необходимо дать объективный анализ "Подражаний Корану" в единстве историко-литературного и теоретического аспектов. Ориентирующими методологическими принципами и практической методикой анализа в данной работе являются положения А.П.Скафтымова о нравственно-философской основе творчества Пушкина, содержащиеся в черновых
2 Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества А .С. Пушкина. М.: Изд-во АН СССР, 1951. Т. 1; Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина. Л.: Наука, 1991; Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина: В 4 т./ Сост. М.А. Цявловский; Отв. ред. ЯЛ. Левкович. М.: Слово/ SLOVO, 1999. пометках, недавно опубликованных Е.П.Никитиной, и в прочитанных нами рукописях Скафтымова.
Актуальность обращения к "Подражаниям Корану" мотивируется и тем, что Пушкин воплощает заповеди Ислама как общечеловеческие нравственные истины. В свете волнующих современный мир проблем межэтнических и межконфессиональных отношений, этнокультурных связей пушкинская трактовка избранных поэтом сур Корана обретает особое значение.
Предмет изучения - поэзия Пушкина периода Михайловской ссылки, пути преодоления кризиса 1823 года.
Объектом исследования является цикл А.С.Пушкина "Подражания Корану".
Цель диссертационной работы - определить идейно-художественное своеобразие "Подражаний Корану" в контексте творчества Пушкина на рубеже двух периодов (1823 - 1825 гг.), решая в процессе исследования следующие задачи:
1. Рассмотреть нравственно-философское содержание каждого из девяти стихотворений, опираясь на тексты Корана, комментарии учёных-арабистов и наблюдения пушкинистов.
2. Признавая автономность каждого "Подражания", исследовать интертекстуальные связи внутри цикла.
3. Охарактеризовать значение архетипических форм воссоздания Пушкиным поэтического мира Корана.
4. Установить систему циклообразующих факторов в поэтике "Подражаний Корану".
5. Дать биографический комментарий к фактам создания цикла и посвящения его П.А.Осиповой.
Научная новизна диссертационной работы.
Впервые в связи с определением места "Подражаний Корану" в творческой биографии Пушкина проведён последовательный анализ всех девяти стихотворений цикла, "Примечаний" и посвящения, обозначены стержневые линии "тематической композиции" (термин Скафтымова) цикла. Намечены интертекстуальные связи как внутри "Подражаний Корану", так и в контексте произведений, созданных прежде, в избранный период и в последующие годы творчества.
В характеристике общей архитектоники "Подражаний Корану" выявлены циклообразующие принципы: бинарная оппозиция, числовые обозначения, черты восточного стиля. Обоснован многожанровый состав и единство жанровой природы пушкинского цикла.
Практическая значимость. Материалы диссертации использовались автором на практических занятиях и в процессе подготовки курсовых работ по курсу "История русской литературы XIX в.", на уроках и внеклассных занятиях по русской литературе в Татарской национальной гимназии, в телевизионных программах, посвящённых этой работе. Результаты исследования могут быть использованы в вузовских спецкурсах и спецсеминарах.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации излагались в докладах на 27 Зональной научной конференции университетов и педвузов Поволжья (Саратов, октябрь 2000 г.), учредительной конференции Объединения молодых учёных при Головном совете по филологии Минобразования РФ (Саратов, ноябрь 2001 г.), Международных научных чтениях "Чернышевский и его эпоха" (Саратов, 2001-2002 гг.), Филологических конференциях молодых учёных (Саратов, 2000-2003 гг.), III Международной конференции "Литература и культура в контексте христианства" (Ульяновск, 2002 г.), научной межвузовской конференции "Литература: миф и реальность" (Казань, 2003 г.), на аспирантском семинаре филологов-литературоведов СГУ (Саратов), отражены в восьми статьях и одной подготовленной публикации.
Положения, выносимые на защиту:
1. Нравственно-философское содержание "Подражаний Корану" является итогом постижения объективных начал бытия, извечного "хода вещей".
2. Поиски Пушкиным нравственных ориентиров определили отбор сур Корана, принцип обработки текста священного источника и "тематическую композицию" (Скафтымов) цикла.
Преодолев "дух отрицанья, дух сомненья", Пушкин воспринял религию как "вечный источник поэзии у всех народов".
3. Интерпретируя заповеди Ислама, Пушкин создаёт "свой Коран": объединяет в новое целое разрозненные мотивы Корана, расширяет и дополняет ту или иную мысль избранных сур. "Нравственные истины" доходят до читателя в том звучании, которое сообщает им поэт.
4. В "Подражаниях Корану" отразилось восприятие Пушкиным пророка Магомета как поэта. Миссия пророка определена свыше. Обладая "могучей властью над умами", он должен следовать "стезею правды", непреклонно вести людей "ко свету".
5. Заповеди Аллаха, раскрытые в Коране и проповедуемые пророком Магометом, даруют духовное зрение и являются вечными нравственными истинами, этической основой всей жизни человека и каждого его поступка.
6. Законы и тайны человеческого бытия в каждом стихотворении освещаются в несопоставимо разных ракурсах, требующих онтологического, мифологического, психологического и эмпирического осмысления. Контрастны масштабы заявленных тем: место и судьба человека в мироздании, Высшая сила (Бог, Аллах), которая олицетворяет собой непреложные, объективные законы миропорядка, и человек в повседневности - неблагодарный, кичливый, грешный в своих земных притязаниях и ропоте на Бога.
7. Обозначенная самим Пушкиным нумерация стихотворений от первого до девятого не обусловлена ни событийной, ни временной последовательностью ни, тем более, пространственной локализацией и требует осмысления в свете представлений, заложенных в архаичных пластах сознания.
8. Членение всего состава поэтического текста (4+1+4), внутренняя диалогическая соотнесённость стихотворений, повторяющаяся как основа каждого "Подражания" бинарная оппозиция, символика числовых обозначений, несущая концептуальная роль в построении цикла первого, пятого и девятого "Подражаний" являются циклообразующими факторами и служат средством раскрытия нравственно-философского пафоса "Подражаний Корану".
9. Посвящение цикла П.А.Осиповой мотивировано внутренним состоянием поэта в период преодоления духовного кризиса 1823 года и личностью хозяйки Тригорского.
Целям и задачам исследования подчинено распределение материала по главам. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения, списка литературы и приложения, в котором представлены копии неопубликованных черновых заметок А.П.Скафтымова к стихотворениям Пушкина "Пророк" и "Когда владыка ассирийский.".
В 1-й главе "Нравственно-философский смысл "Подражаний Корану" А.С.Пушкина" дан последовательный анализ каждого стихотворения, рассмотрены принципы воплощения источника - Корана -в "Подражаниях". Исследуется нравственно-философское содержание стихотворений и даётся анализ сопровождающих текст авторских примечаний.
Во 2-й главе "Поэтика цикла" проведён анализ всего комплекса объединяющих, циклообразующих принципов. Рассмотрена внутренняя структура каждого "Подражания" как самоценного произведения и цикла как целостного единства всех элементов формального и содержательного уровня. Прослежено ориентальное начало в стилевом оформлении "Подражаний Корану".
В 3-й главе "Адресат "Посвящения" "Подражаний Корану" характеризуется личность П.А.Осиповой, интеллектуальная наполненность общения поэта с доброй соседкой - хозяйкой Тригорского.
Приложение содержит копии черновых заметок А.П.Скафтымова к стихотворениям Пушкина "Пророк" и "Когда владыка ассирийский."
Заключение научной работыдиссертация на тему "Нравственно-философский смысл "Подражаний Корану" А.С. Пушкина"
Заключение
Проведённый последовательный анализ всего состава пушкинского цикла позволяет сделать вывод, что "Подражания Корану" отражают процесс преодоления поэтом кризиса романтического индивидуализма (1823 г.) и постижения объективных законов миропорядка.
Траектория цикла очерчивает круг вопросов, волнующих Пушкина: человек и Бог, свобода нравственного выбора и судьба, мгновение и вечность, смерть и бессмертие, конечность и бесконечность, субъективное восприятие мира и его объективное бытие.
Превратности судьбы, мировоззренческий кризис - все, что пережил поэт к 1824 году, требовало осмысления. "Чужие" представления о мире (вольтерьянство, байронизм, декабризм) и вытекающие из них концепции, пути и проекты уже не могут удовлетворить внутренних запросов поэта. Человек в громадном мире земли и космоса как единого целого -центральный вопрос бытия. Высшие, объективные законы мироздания открываются в священных книгах, давая возможность в бедах и невзгодах жизненного пути опереться на общечеловеческую, извечную мудрость.
Внутреннее единство "Подражаний Корану" обусловлено нравственно-философским смыслом. Постижению сути различных явлений Бытия посвящены все стихотворения цикла. В сопряжении микромиров отдельных "Подражаний" открывается космос извечной мудрости.
Мир Корана в "Подражаниях" целостен и строго организован. Могущество и благость Творца, воспетые в священных текстах, - сквозная тема "Подражаний Корану". Земля и небо, вода и воздух, жизнь и смерть -всё подвластно воле Создателя. От "Подражания" к "Подражанию" прослеживается путь открытия нравственных истин, определяющий динамику цикла. Путь в "Подражаниях Корану" сугубо семиотичен. При кажущейся незаданности он предопределён как путь духовных исканий, который сознательно или неосознанно проходит каждый в течение жизни. Две основные вехи этого пути отчётливо обозначены как отправная и конечная точки всего повествования: "Стезею правды бодро следуй" - "И с богом он дале пускается в путь". От императива первого "Подражания" до финальной строки цикла пролегает путь обретения духовного зрения. Формальные границы цикла - I и IX "Подражания Корану" - две координаты, от которых идёт центростремительное движение к V "Подражанию", воспевающему могущество и благость Творца в масштабах всей Вселенной.
Величие и разумная непреложность извечных законов Бытия, божественной воли - лейтмотив всех девяти стихотворений. Призывное "Творцу молитесь" звучит как рефрен всего цикла. Креационные мифологические представления о Боге, основанные на идее творения, отражены в "Подражаниях" как свидетельство милосердия Аллаха, его благоволения к людям. Формой приобщения к трансцендентному выступает молитвенное предстояние. "Сердечная молитва" очищает душу и сознание. Упование на Господа спасает от мирских печалей и тревог. Атрибутом Творца в поэтическом контексте выступает высшая субстанциональная творческая и охранительная сила, что созвучно православно-христианским представлениям о Боге. Связь между творением и Творцом утверждается через откровение смысла бытия. Божественная воля - принцип, закон и начало всего сущего. Слепцов, не прозревающих этой истины, "нечестивых", кичащихся перед Богом, впадших в соблазн гордыни духа от неограниченных возможностей, ждёт возмездие. Великий день Суда Божьего, предуказанный древнейшими пророчествами всех народов, - лейтмотив "Подражаний Корану". В соответствии с эсхатологией Корана он трактуется как огненное очищение, когда всё греховное будет предано уничтожению, "покрыто пламенем и прахом". Представление о Боге как "Владыке небес и земли", которому подвластно всё и вся обнажает осознание неизмеримости Вселенной. Безграничное могущество Господа утверждается в идее воскрешения. Жизнь - божественный дар. В божьей воле и "умертвить и воскресить". Грозное и величественное "я миру жизнь дарую, / Я смертью землю наказую" - откровение вершителя высшей справедливости. Один из основных догматов Корана - вера в "Последний день, день Суда". Иносказательно Аллах именуется "Создатель и управитель всего сущего, Владыка последнего дня - Дня Великого Суда". Две грандиозные беспредельности: прошлое - создание мира и грядущее - Страшный суд, простираются вне времени. Если о человеке сказано, что "дышит он недолгий век", то Господь существует предвечно. Очевидность настоящего становится миражом перед строгими контурами космической действительности. Человеку не следует кичиться, ибо его жизнь — всего лишь краткий миг в масштабах вечности. Незыблемые законы мироздания установлены Создателем, и никто не в силах их изменить. Смирение и терпение - величайшие добродетели, ибо даруют спасение и укрепляют на жизненных браздах. Земная жизнь - испытание. Каждый волен сам выбирать свой путь. Не принимающие веры обречены на блуждание во тьме.
Миссия вести людей "ко свету" возложена на пророка. Открыв Магомету Коран, Аллах явил человечеству высшее милосердие. Свет небесных истин озаряет верный путь, открывает духовное зрение. Получить ту сокровенную священную искру, которая горит и развивается в очищающее пламя Веры, может каждый. Отвергающие Божественный дар его недостойны, а потому Аллах наставляет пророка:
Спокойно возвещай Коран, Не понуждая нечестивых!
Тема внутренней самостоятельности обладающего даром слова, его независимости от чьих-либо оценок (в данном случае - от оценок "нечестивых") - центр всей лирики Пушкина. В "Дневнике Онегина" мудрая заповедь: "Чти Бога и не спорь с глупцом" восходит к Корану. Утверждение "В Коране много мыслей здравых"- автореминисценция первого Примечания "Подражаний": "многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом". Показателен сам факт того, что Онегин читает Коран. Варианты этого текста из "Альбома" свидетельствуют, что Пушкин намеревался переадресовать герою романа своё собственное представление о Коране как источнике мудрости. Выдержки из священной книги, которые приводит Онегин, по сути -цитаты из "Подражаний Корану": "пред каждым сном молись" (I, V, VII "Подражания"), "люби сирот (I, VIII "Подражания Корану"), беги лукавых" (I, III, VI "Подражания"), другой вариант - "не избирай путей лукавых" (I, IX "Подражания"). Глубоко личное, выстраданное - "перед отцом / Смирись" Пушкин не включил ни в текст "Альбома", ни в "Подражания Корану". "Здравую мысль" "Чти Бога и не спорь с глупцом" поэт пронёс через всю жизнь и как творческое кредо воплотил в своей поэтической декларации - стихотворении "Памятник" (1836): "не оспоривай глупца". Завет Аллаха Магомету выражен в той же повелительной форме, что и обращение поэта к Музе.
Каждое "Подражание" как нравственная заповедь имеет своим истоком священные книги - Коран и отчасти Библию, как итог общечеловеческого опыта и мудрости. Принцип отбора заповедей определяется поиском новых идей и форм.
Синтез разных жанровых элементов характеризует не только цикл в целом, но и составляющие его стихотворения. Единство нравственно-философской концепции и архитектоники "Подражаний Корану" основывается на интеллектуальной и этической целостности всего состава текста.
Многие нравственные истины" воплощены в "Подражаниях" не менее "сильным и поэтическим образом", чем в их источнике. Формо-содержательное единство цикла обеспечивают элементы, восходящие к поэтике Корана и заложенные в архетипических пластах сознания: символика чисел, симметрический параллелизм композиции поэтического текста, организующая роль бинарной оппозиции в структуре каждого стихотворения и всего цикла.
Процесс творческого созидания протекает, как всегда у Пушкина, в контексте обширных литературных, культурных и философских традиций.
Новая философия бытия", обретённая Пушкиным в Михайловском, в разных произведениях поэта отразилась по-разному. Но именно в "Подражаниях Корану" был совершён переход к новому принципу восприятия и изображения действительности. На смену романтическим представлениям пришло осознание детерминированности бытия, не враждебной человеку, а благостной для него. В позднем творчестве Пушкина все чаще звучит мотив смирения перед небесами. В стихотворении "Отцы пустынники и жены непорочны" (1836) герой обращается к "Владыке дней" с просьбой оживить в его сердце дух смирения, терпения, любви и целомудрия.
Подражания Корану" стали значительным этапом в жизни и творчестве Пушкина. Так же как герой заключительного "Подражания Корану" - путник, и сам Пушкин вышел из горнила чудовищного испытания обновлённым и просветлённым. Нежданная кара обернулась благом. Стойко и мужественно выдержав внезапный удар судьбы -незаслуженно жестокое наказание, поэт обрёл "святые восторги" вдохновенья и осознал своё высокое предназначение. Божественная природа творчества становится для Пушкина бесспорной. Поэт, он же пророк, наделен высшим знанием и способностью воплощать его в слове, а потому, несмотря на неизбежные беды и испытания, должен быть проповедником и защитником высоких нравственных истин. "Непреклонность и терпение гордой юности" переросли в "самостоянье человека - залог величия его". Гений поэта окреп настолько, что сам о себе Пушкин смог сказать: "Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить" (XIII, 198).
Несомненная близость "Подражаний Корану" с другими произведениями лирического, эпического и драматического жанров позволяет наметить перспективы изучения "Подражаний Корану" в контексте тематических рецептивных циклов.
Список научной литературыЛитневская, Юлия Михайловна, диссертация по теме "Русская литература"
1. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. (17 т. доп.). М.; JL: Изд-во АН СССР, 1937-1949.
2. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 19 т. М.: Воскресение, 1994-1997 (фототипическое издание).
3. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В Ют. / Примеч. Б.В. Томашевского; АН СССР, Ин-т рус. лит-ры (Пушкин, дом), 4-е изд. -Л.: Наука, 1962- 1966.
4. Соч. Пушкина: В 7 т.. СПб.: П.В.Анненков, 1855-1857. С прилож. материалов для его биогр., портрета, снимков с его почерка и с его рис. и проч.
5. Соч. и письма Пушкина: В 8 т. / Под ред. П.О.Морозова. СПб.: Просвещение, 1903-1906. Критич. провер. и доп. по рукописям и изд., с биогр. очерком, вст. ст., объяснит, примеч. и худож. прилож.
6. Пушкин А.С. Сочинения: В 6 т.. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1907-1915; (Библ-ка великих писателей. Под ред. С.А.Венгерова. Пушкин).
7. Пушкин А.С. Собр. соч. в 10-ти томах Т. 3 Поэмы. Сказки. Примеч. С.М.Боиди -М.: Художественная литература, 1975.
8. Пушкин. Письма. Т. 1-3 / Под ред. и с примеч. Б.Л.Модзалевского. М.; Л.: Госиздат, 1926-1935.
9. Переписка А.С. Пушкина: В 2 т. М.: Худож. лит., 1982.
10. Письма Пушкина и к Пушкину / Под ред. и с прим. В. Брюсова М.: Скорпион, 1903.
11. И. Письма Пушкина к Е.М.Хитрово 1827 1832. - Л.: АН СССР, 1927. 12. Письма: В 2 т./ Фамильные бумаги Пушкиных-Ганнибалов 1828 -1835. - СПб.: Пушкинский фонд, 1993 - 1994.
12. Пушкин. Письма / Под ред. и с прим. Л.Б.Модзалевского- М.: Academia, 1935 -Т. III.
13. Пушкин. Письма последних лет 1834 1837. - Л.: Наука, 1969.
14. Коран. / АН СССР Ин-т востоковедения. Пер. и коммент. И.Ю.Крачковского. М.: Наука, 1990. - 727 с.
15. Книга Аль-Коран аравлянина Магомета, который в шестом столетии выдал оную за ниспосланную к нему с небес, себя же последним и величайшим из пророков Божиих / Автор перевода М.И.Веревкин. СПб., 1790.
16. Библия: Книги священного писания Ветхого и Нового Завета. М.: Изд. Московской Патриархии, 1988. - 1376 с.
17. Баратынский Е.А. Полн. собр. стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1989. -464 с.
18. Глинка Ф. Стихотворения. Л., 1951.
19. Жуковский В.А. Полн. собр. соч. СПб., 1849, Т. 1. XXX, 112 с.
20. Жуковский В.А. Эстетика и критика. — М.: Искусство, 1985.
21. Кюхельбекер В.К. Избранные произведения: В 2 т. М.; Л., 1967.
22. Словарь языка Пушкина: В 4 т. / Ред. кол.: В. Виноградов и др. АН СССР, Ин-т языкознания. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1956- 1961.
23. Соч. Державина с объяснит, прим. Я.Грота. 2-е академич. издание. Т. 3. Стихотворения, ч. III. СПб., 1870.
24. Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина. М.: Изд-во АН СССР, 1951. Т. 1. 889 с.
25. Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина. Л.: Наука, 1991.-785 с.
26. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина: В 4 т. / Сост. М.А. Цявловский; Отв. ред. Я.Л. Левкович. М.: Слово / SLOVO, 1999.
27. А.С. Пушкин в воспоминаниях современников: в 2 т. М.: Худож. лит., 1985.
28. Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. М., Современник, 1984.-475 с.
29. Анненков П.В. Пушкин в Александровскую эпоху 1799 1826. -СПб., 1874.
30. Бартенев П.И. Пушкин в южной России. М.: Русский архив, 1914. -171 с.
31. Грот К.Я. Пушкинский Лицей. СПб.: Гуманит. Агентство «Акад. проект», 1998.-511 с.
32. Друзья Пушкина: Переписка. Воспоминания. Дневники: В 2 т./ Сост. В.В. Кунин. М.: Правда, 1984.
33. Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками. Переписка. Воспоминания. Дневники. — М., 1984. Т. 1-2.
34. Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками: Переписка. Воспоминания. Дневники: В 2 т. / Сост. В.В. Кунин. М.: Правда, 1987.
35. Керн А. П. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., 1989
36. Последний год жизни Пушкина / Сост., вступ. очерки и примеч. В.В.Кунина. М.: Правда, 1990. 704 с.
37. Скафтымов А.П. Черновые наброски. // Рукопись. См. приложение к диссертации.
38. Скафтымов А.П. <3аписи к лекции о Пушкине> // Филология. Саратов: Изд-во Сарат ун-та, 2000. Вып. 5. С. 22-27.
39. Соловьев B.C. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1990.
40. Юрьева И.Ю. Пушкин и христианство: Сб. произведений А.С. Пушкина с параллельными текстами из Священного Писания и комментарием. М.: ИД "Муравей", 1999. 280 с.
41. Список использованной литературы
42. Адресаты лирики Пушкина. М.: Сов. Россия, 1967.
43. Айхенвальд Ю.И. Пушкин. 2-е изд. М., 1916.
44. Александровский Г.В. Жизнь и творчество А.С. Пушкина на юге России // Александровский Г.В. Из юбилейных чтений о Пушкине. Киев, 1899. С. 136-140.
45. Алексеев М.П. Пушкин (Сравнительно-историческое исследование). — Л.: Наука, 1986.-468 с.
46. Алексеев М.П. Стихотворение Пушкина "Я памятник себе воздвиг.". Проблемы его изучения Л., Изд-во "Наука" Ленинградское отделение, 1967, АН СССР. Отдел литературы и языка. Пушкинская комиссия. - 273 с.
47. Аль-Хамси А.Р. Миллионы дружеских рук. Лит. газ., 1965, 31 авг.
48. Ахматова А.А. О Пушкине. Статьи и заметки. Горький, 1984. 350 с.
49. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. 502 с.
50. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1954. Т. 5. 863 с.; 1955. Т. 7. 740 с.
51. Белкин Д.И. Концепция Востока в творчестве Пушкина: Автореф. дисс. . канд. филол. наук, М., 1970. - 20 с.
52. Белкин Д.И. О роли авторских примечаний в "Подражаниях Корану" Пушкина // Учён. зап. Горьковского гос. ун-та. Горький, 1971. -Вып. 145, с. 185-196.
53. Белкин Д.И. Поэтика авторских примечаний в цикле "Подражания Корану". // Пушкин: проблемы творчества, текстологии, восприятия. -Калинин, 1989.
54. Белкин Д.И. Пушкин и сказки "1001 ночи". // Звезда Востока 1979— №6.-С. 146-150.
55. Белкин Д.И. Тема зарубежного Востока в творчестве А.С. Пушкина. // Народы Азии и Африки- 1965-№ 4-С. 104-116.
56. Белова Н.М. Русская литература первой половины XIX века. / Ч. I. Пособие для студентов-заочников. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1979.-64 с.
57. Белова Н.М. Русская литература первой половины XIX века. / Ч. II. Пособие для студентов-заочников. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1979.-80 с.
58. Берковский Н.Я. Статьи о литературе. М.; Л.: Гос. изд. худож. лит., 1962.451 с.
59. Благой Д.Д, Пушкин и русская литература XVIII века// Пушкин -родоначальник новой русской литературы. М.; JL: Изд-во АН СССР, 1941. С. 101-166.
60. Благой Д.Д. Мастерство Пушкина. М.: Советский писатель, 1955. -268 с.
61. Благой Д.Д. Реализм Пушкина в соотношении с другими литературными направлениями и художественными методами// Реализм и его соотношение с другими творческими методами. М.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 96-141.
62. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813 1826). - М.; JI.: АН СССР, 1950. - 580 е.; М.: Сов. писатель, 1967. - 723 с.
63. Благой Д.Д. Трагедия и её разрешение (Об одном цикле лирики Пушкина второй половины 20-х гг.) // Литература и действительность:
64. Вопросы теории и истории литературы. М., Гос. изд-во художественной литературы, 1959. С. 301-334.
65. Бозырев B.C. По Пушкинскому заповеднику. Изд.5-е. М., Профиздат, 1977,- 160 с.
66. Бонди С.М. О Пушкине. Статьи и исследования. 2 изд. М.: Худож. лит., 1983.-487 с.
67. Бонди С.М. Черновики Пушкина: Статьи 1930-1970 гг. М.: Просвещение, 1978.-231 с.
68. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина. Очерки. М.: Наука, 1974. 270 с.
69. Брагинский И.С. Заметки о западно-восточном синтеза в лирике Пушкина. Народы Азии и Африки, 1965, № 4, с. 117-126.
70. Брагинский И.С. Западно-восточный синтез в лирике Пушкина. -Народы Азии и Африки, 1966, № 4, с. 139-146.
71. Брагинский И.С. Проблемы востоковедения. М., Наука, 1974.
72. Брюсов В.Я. Статьи о Пушкине. Собр. соч.: В 7-ми т. М.: Худож. лит., 1975, т. VII, с. 7-196.
73. Брюсов Валерий. Мой Пушкин. М.; Д., 1929. 317 с.
74. Букалов А. "Под небом Африки моей". Азия и Африка сегодня, 1984, №6, с. 45-49.
75. Бурсов Б.И. Национальное своеобразие русской литературы. M.-JL: Сов.писатель, 1964.-393 с.
76. В мире Пушкина. М.: Сов. писатель, 1974. 599 с.
77. Вацуро В.Э. "Пророк". Аврора, 1980, № 8, с. 123-129.
78. Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. М.: Высшая школа, Изд. Центр «Академия», 1999. 556 с.
79. Вересаев В. Пушкин в жизни: В 2 т. М.: Сов. писатель, 1936.
80. Веселовский А.Н. В.А. Жуковский поэзия чувства и "сердечного воображения". - Петроград, 1918; М.: INTRADA, 1999.-448 с.
81. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. -406 с.
82. Взаимодействие русской и зарубежной литератур. Сб.статей. JI.: Наука, 1983.-332 с.
83. Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. М.: Высш. школа, 1982. 528 с.
84. Виноградов В.В. Поэтика русской литературы: Избранные труды. М.: Наука, 1976. 511 с.
85. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: Гослитиздат, 1941. 619 с.
86. Виноградов В.В. Язык Пушкина. Пушкин и история русского литературного языка. М Л., 1935. - 455 с.
87. Винокур Г.О. Статьи о Пушкине. М.: Лабиринт, 1999. 254 с.
88. Витт Н.Г. О тематической композиции стихотворения А.С. Пушкина "Что в имени тебе моем?". // Русский язык в школе 1979.- № 4 - С. 69.
89. Владимирский Г.Д. Пушкин-переводчик. // Временник пушкинской комиссии 1939.- № 4-5 - с. 323.
90. Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М.: Международные отношения, 1980. 342 с.
91. Гаджиев А.Дж. Восточные мотивы в русской литературе первой четверти XIX века. (Соловей и роза). Науч. тр. Азерб. пед. ин-та, рус. яз. и лит., 1979, № 2, с. 17-23.
92. Гаевский В. Празднование лицейских годовщин в пушкинское время. // Отечественные записки. 1861.- № 11.- С. 29-41.
93. Гаспаров Б.М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб.: Акад. проект, 1999. -400 с.
94. Гачечиладзе Г.Р. Художественный перевод и литературные взаимосвязи. М.: Сов. писатель, 1972. 262 с.
95. Гейченко С.С. У Лукоморья. Л., 1986.
96. Гершензон М.О. Избранное: В 4 т. М.; Иерусалим: Университетская книга, 2000. Т. 1. Мудрость Пушкина. 592. с.
97. Гинзбург Г. Эвфемизмы высокого: (По поводу писем людей пушкинского круга). // Вопросы литературы. М. 1987 - № 5 — с. 199208.
98. Гинзбург Л .Я. О лирике. Л.: Сов. писатель, 1974. 408 с.
99. Гордин А. Пушкин в Псковском крае. Л., 1970.
100. Гордин A.M. Пушкин в Михайловском. Л., 1989.
101. Городецкий Б.П. Лирика Пушкина. М. Л.: Изд-во АН СССР, 1962. -466 с.
102. Грехнев В.А. Болдинская лирика Пушкина (1830 год). Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1980.- 159 с.
103. Грехнев В.А. Лирика Пушкина. О поэтике жанров. Горький, 1985. ЮЗ.Грехнев В.А. Мир пушкинской лирики. Нижний Новгород, 1994.464 с.
104. Грехнев В.А. Этюды о лирике Пушкина. Нижний Новгород, 1991.
105. Григорьев А. Искусство и нравственность. М.: Современник, 1986. 349 с.
106. Григорьян К.Н. Жуковский и Пушкин (К эволюции русской элегии)// На путях к романтизму: Сб. науч. тр. Л.: Наука, 1984. С. 172-194.
107. Гроссман Л.П. Лермонтов и культуры Востока. — Лит. наследство, т. 43-44, М., 1941, с. 673-744.
108. Гроссман Л.П. Стиль и жанр поэмы "Руслан и Людмила". // Ученые записки Московского городского педагогического ин-та им. В.П. Потемкина, т. 48, вып. 5 1955.- С. 143-191.
109. Гроссман Л.П. Этюды о Пушкине. Пушкин в театральных креслах. М.: Совр. проблемы, 1928. 390 с.
110. Губер П.К. Дон-жуанский список Пушкина: главы из биографии, СПб: Изд-во Петроград, MCMXXIII.
111. Гуковский Г.А. О стадиальности истории литературы // Новое литературное обозрение. М., 2002. № 55. С. 106-132.
112. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: Гослитиздат, 1957.-414 с.
113. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. Саратов, 1946. 298 е.; М.: Худож. лит., 1965. 355 с.
114. Дарвин М.Н. Исторические пути формирования лирического цикла как художественного целого // Историческое развитие формы художественного целого в классической русской и зарубежной литературе. Кемерово, 1991.
115. Дарвин М.Н., Тюпа В.И. Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения поэтики конвергентного сознания. Новосибирск: Наука, 2001.-293 с.
116. Двойченко-Маркова Е.М. Пушкин в Молдавии и Валахии. М.: Наука, 1979.- 199 с.
117. Достоевский Ф.М. Пушкин (очерк). Речь. СПб., 1899.
118. Дунаев М.М. Православие и русская литература. Ч. 1. М.: Христианская лит., 2001.-736 с.
119. Елина Е.Г. Эпистолярные формы в творчестве Салтыкова-Щедрина / Под ред. В.В.Прозорова Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1981.
120. Жижина А.Д. Во славу жизни: Заключительная баллада "Подражаний Корану". // Русская речь 1979 - № 4.- С. 15-20.
121. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Из истории романтической поэмы. Л.: Наука, 1978. 424 с.
122. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад. Избр. тр. JL: Наука, 1979. - 493 с.
123. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. JL: Наука, 1977.-408 с.
124. Захаров В.Н. Историческая поэтика и ее категории // Проблемы исторической поэтики: Сб. науч. тр. Петрозаводск: Изд-во ПГУ. 1992. Вып. 2. Художественные и научные категории. С. 3-10.
125. Зуева Художественная структура поэмы А.С. Пушкина "Бахчисарайский фонтан". // Идейно-эстетическая функция изобразительных средств в русской литературе XIX века. — М., 1985. с. 29-45.
126. Иблер Р. Элементы и функции циклизации в "Подражаниях Корану" А.С.Пушкина // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992.
127. Иезуитова Р.В. Жуковский и его время. JI.: Наука, 1989. 290 с.
128. Иезуитова Р.В. Жуковский и Пушкин (К проблеме литературного наставничества) // Жуковский и русская культура. JL: Наука, 1987. С. 229-243.
129. Измайлов Н.В. Очерки творчества Пушкина. JL: Наука, 1976. — 340 с.
130. Ильинская И.С. Лексика стихотворной речи Пушкина. М., "Наука", 1970. с. 221.
131. Искрин М. ". Тайные стихи обдумывать люблю". // Наука и религия 1983.- № 2.- С. 49-51.
132. История всемирной литературы: В 9 т. М.: Наука, 1989. Т. 6. 880 с.
133. История русской литературной критики. М.: Высшая школа, 2002. — 463 с.
134. История русской литературы XIX в./ Под ред. Д.Н. Овсянико-Куликовского, при ближ. участии А.Е. Грузинского и П.Н. Сакулина. М.: Изд. т-ва «Мир», 1910. Т. 1. 430 с.
135. История русской литературы: В 10 т. М. - Л.: АН СССР, 1941 -1956.
136. История русской литературы: В 4 т. — Л.: Наука.
137. История русской поэзии: В 2 т. 1968.
138. Каленова Л.С. Русская классика и литература зарубежного Востока. -Народы Азии и Африки, 1978, № 4, с. 176-180.
139. Каспари А. Библейские мотивы. Ветхий завет. М., 1992.
140. Кашталева К.С. "Подражания Корану" Пушкина и их первоисточник.- Записки Коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР. Л.: АН СССР, 1930, т. V, с. 243-270.
141. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М.: Худож. лит., 1976. 374 с.
142. Клейман Н. "Кавказские циклы" Пушкина // Киноведческие записки.- 1999.-№42.-С. 301-164.
143. Климович И.В. Книга о Коране, его происхождении и мифологии. -М.: Политиздат, 1988.
144. Княжицкий А.И. Притчи. М.: МИРОС, 1994.
145. Кожинов В.В. Сюжет, фабула, композиция // Теория литературы. Основные проблемы в историко-литературном освещении. Роды и жанры литературы. М.: Изд-во «Наука», 1964. С. 408-484.
146. Конрад Н.И. Запад и Восток. М.: Наука, 1972.-496 с.
147. Конрад Н.И. Литература древнего Востока. М.: Изд-во МГУ, 1971. -411 с.
148. Коран и Библия в творчестве Пушкина. Иерусалим, 2000.
149. Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1992. 236 с.
150. Коровин В.И. Александр Сергеевич Пушкин // История русской литературы XI-XX веков: Краткий очерк. М.: Наука, 1983. С.158-177.
151. Котляревский Н. Литературные направления Александровской эпохи. СПб.: Типогр. М.М. Стасюлевича, 1913. 408 с.
152. Котляревский Н.А. Девятнадцатый век. Пб.: Наука и школа, 1921.
153. Котляревский Н.А. Пушкин и Россия: Речь, сказанная в Доме Литераторов на торжественном заседании 11-го февраля (29 января) 1922 г. Пб.: Пушкинский Дом, 1922.
154. Крачковский И.Ю. Избр. соч. М.-Л.: Изд. АН СССР, 1958, т. I. 469 е.; 1955, т. III. - 470 е.; 1958, т. V. - 526 с.
155. Кузьменкова Е.В. Баллады А.С.Пушкина. Фольклорные и литературные источники текста: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Саратов, 2003.-20 с.
156. Купреянова Е.Н. Основные направления и течения русской литературно-общественной мысли первой четверти XIX в. // История русской литературы, т. 2. М., 1981.
157. Лернер Н.О. Примечания к "Подражаниям Корану". Собр. соч. Пушкина. Изд-во Брокгауз-Эфрон. Под ред. С.А.Венгерова. СПб., 1909. с. 536-644.
158. Лернер Н.О. Примечания к III тому собраний сочинений Пушкина. Изд-во Брокгауз-Эфрон, СПб., 1909.
159. Лернер Н.О. Пушкин. Труды и дни. М., Скорпион, 1903.
160. Лернер Н.О. Рассказы о Пушкине. Л.: Прибой, 1929. 445 с.
161. Литература и культура в контексте христианства: материалы III Международной конференции. Ульяновск: Изд-во УлГТУ, 2002. -164 с.
162. ЛобиковаН.М. Как лен елеем напоенный. // Азия и Африка сегодня. 1973.-№7.- С. 34.
163. Лобикова Н.М. Пушкин и Восток. Очерки. М.: Наука, 1974. 96 с.
164. Лотман Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин: Биография писателя. Л.: Просвещение, 1983. 253 с.
165. Лотман Ю.М. Избр. ст.: В 3 т. Таллинн: Александра, 1992.
166. Лотман Ю.М. Пушкин. СПб.: Искусство-СПБ, 1998. 847 с.
167. Ляпина Л.Е. Циклизация в русской литературе XIX века. СПб., НИИ химии СПбГУ, - 1999. 281 с.
168. Маймин Е.А. О русском романтизме. М.: Просвещение, 1975. 238 с.
169. Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М.: Наука, 1984. - 208 с.
170. Макогоненко Г.П. Счастье есть лучший университет. // Нева 1974.-№ 5.-С. 98-188.
171. Макогоненко Г.П. Творчество Пушкина в 1830-е годы (1830-1833). Л.: Худож. лит., 1974. 374 с.
172. Мальцева Т.Ю. Пушкин читатель Тригорской библиотеки // Пушкинский сборник. — Псков, 1962.
173. Мальчукова Т.Г. Античные и христианские традиции в поэзии А.С. Пушкина. // Автореферат докторской диссертации, Новгород, 1999.
174. Мальчукова Т.Г. Античные традиции в русской поэзии: Учеб. пособие по спец. курсу. Петрозаводск, 1990 - 104 с.
175. Мальчукова Т.Г. Античные и христианские традиции в поэзии А.С. Пушкина. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1997. Кн. 1. 195 с.
176. Мальчукова Т.Г. Античные традиции в русской поэзии: Учеб. пособие по спец. курсу, кн. 2. Петрозаводск, 1998,- 203 с.
177. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М.: Наука, 1976. 375 с.
178. Манн Ю.В. Русская философская эстетика. М.: МАЛП, 1998. 381 с.
179. Мануйлов В.А. "Бахчисарайский фонтан" Пушкина. Ленинград, 1937.
180. Маньковская Г.Д. О национальной локализации в художественном переводе. Сов. славяноведение, 1970, № 5, с. 36-45.
181. Маршак С. Воспитание словом. М., 1961.-е. 102.
182. Медведева И.Н. Пушкинская элегия 1820-х годов и «Демон» // Пушкин. Временник Пушкинской Комиссии. М.; JI. 1941. Вып. 6. С. 51-71.
183. Мейлах Б.С. Пушкин и его эпоха. М.: Гослитиздат, 1958. 696 с.
184. Мейлах Б.С. Пушкин. Очерк жизни и творчества. М. - JL: АН СССР, 1949.-200 с.
185. Мейлах Б.С. Пушкинская концепция развития мировой литературы. (К постановке вопроса). Пушкин. Исследования и материалы. JL, 1974, т.VII.
186. Мейлах Б.С. Талисман: Книга о Пушкине. 2-е изд. - М.: Современник, 1984.-317 с.
187. Мейлах Б.С. Художественное мышление Пушкина как творческий процесс. М.-Л., Изд. АН СССР, 1962. 249 с.
188. Мережковский Д. Вечные спутники. Пушкин. СПб., 1906. 90 с,
189. Методология и методика изучения русской литературы и фольклора: Ученые-педагоги Саратовской филологической школы. / Под ред. проф. Е.П.Никитиной. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1984. - 306 с.
190. Микулина Л. Национально-культурная специфика и перевод. В сб.: Мастерство перевода. Сб. XII. 1979. М., 1981, с, 79-99.
191. Милюков А.П. Очерк истории русской поэзии. СПб., 1858,-223 с.
192. Миртов А.В. К истории проникновения в русский литературный язык восточных лексических элементов. (Стилистические заметки). — Учен, зап. Горьковск. ун-та, 1960, вып. 59, с. 15-22.
193. Михайлова Н.И. "Витийства грозный дар." А.С.Пушкин и русская ораторская культура его времени. М.: Русский путь, 1999. - 416 с.
194. Мкртчян Л.М. О стихах и переводах. Ереван: Айастан, 1965, 229 с.
195. Модзалевский Б.Л. Каталог библиотеки в Тригорском // Пушкин и его современники. Материалы и исследования. Вып. 1. СПб., 1903.
196. Модзалевский Б.Л. Пушкин и его современники. Избранные труды (1898-1928).-СПб., 1999.-576 с.
197. Мокина Н.В. Нравственно-философские искания в русской поэзии конца XVIII начала XIX веков: генезис и динамика мотива странствующего корабля. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. 167 с.
198. Мордовченко Н.И. Русская критика первой четверти XIX века. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959.-431 с.
199. Московский А.П. Бездна пространства (о символике стихотворения "Пророк"). В кн.: Преподавание русского языка и литературы в школе. Иркутск, 1975, с.79-102.
200. Московский пушкинист: Ежегодный сб. Т. 1-9. М.: Наследие, 19952001.
201. Музалевский М.Е. Циклы и цикличность в сюжетно-композиционном составе произведений Н.В.Гоголя ("Арабески", "Женитьба", "Мёртвые души"): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Саратов, 2000. -18 с.
202. Мурьянов М.Ф. Об одном шедевре пушкинской любовной лирики. // Русская речь 1985.- № 4.- С. 24-29.
203. Непомнящий В. Поэзия и судьба: Над страницами духовной биографии Пушкина. М.: Сов. писатель, 1987. 447 с.
204. Никитина Е.П. "Горит Восток зарею новой."// Саратовские вести.-1992-6 июня.
205. Никитина Е.П. О традиционном и новом в историческом развитии поэзии // Спецкурсы кафедры русской литературы. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1974. С. 90-110.
206. Никитина Е.П. Пушкинская тема в трудах и днях А.П. Скафтымова// Филология. Саратов, 2000. Вып. 5. С. 5-21.
207. Никитина Е.П. Стихотворение Пушкина "Калмычке" // Юлиан Григорьевич Оксман в Саратове (1947-1958). Саратов: Изд-во ГосУНЦ "Колледж", 1999. С. 205-210.
208. Никитина Е.П. Что я помню о Григории Александровиче Гуковском // Филологические этюды. Саратов, 2003. Вып. 6. С. 3-8.
209. Никитина Е.П. Юлиан Григорьевич Оксман педагог // Там же. С. 2335.
210. Никитина Е.П., Белова Н.М., Жук А.А., Макаровская Г.В. Практические занятия, коллоквиумы и курсовые работы по русской литературе. Вып. I, XIX век. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1970.
211. Никольский Б.В. Поэт и читатель в лирике Пушкина. СПб., 1899. 82 с.
212. Новикова Н.В. Курсовая работа по истории русской литературы: Учеб.-метод. пособие. Саратов, Изд-во Сарат. ун-та, 1998. - 88 с.
213. Нольман М. Пушкин и Саади. (К истолкованию стихотворения "В прохладе сладостных фонтанов"). Рус. лит., 1965, № 1, с. 123-134.
214. Нольман M.JI. Западно-восточный синтез в произведениях Пушкина и его реалистическая основа. // Народы Азии и Африки 1967 - № 4. с. 116-125.
215. Овсянико-Куликовский Д.Н. Пушкин // Собр. соч., Т. IV. 2-е изд. -СПб., 1912.-214 с.
216. Оксман Ю.Г., Пугачев В.В. Пушкин, декабристы и Чаадаев. Саратов: Волга, 1999.-260 с.
217. Онегинская энциклопедия: В 2 т. М.: Русский путь, 1999. Т. 1. 576 с.
218. Онуфриева Н.И. Проблема Востока и Запада в «Бахчисарайском фонтане» А.С. Пушкина и ориентальная поэзия А.А. Ахматовой // Двавека с Пушкиным: Матер, всерос. научно-практ. конф. Оренбург, 1999. 4.1. С. 198-202.
219. От сюжета к мотиву: Сб. науч. тр. Новосибирск, 1996. 196 с.
220. Парсамов B.C. К идейной эволюции Пушкина в 1829 г.// Очерки по истории культуры: Научный сб. Саратов: Изд. центр Сарат. экономич. ин-та, 1994. С. 111-127.
221. Петров С.М. А.С. Пушкин// История русской литературы XIX века. М.: Гос. учебно-пед. изд-во мин. просвещ. РСФСР, 1960. С. 169-238.
222. Петрунина Н.Н. К творческой истории поэмы А.С. Пушкина "Руслан и Людмила". // Русская литература 1992 - № 4 - С. 182-201.
223. Пирцхалава Г.А. Психологические эпитеты поэзии А.С. Пушкина. // Труды Абхазского ун-та 1985 -т. 3.- С. 137-142.
224. Пихчадзе А.А. "Подражания Корану": Источники и ассоциации. // Русская речь 1992.-№ 1.-С. 15-18.
225. Подольская И. Биография или метафора? (Заметки о стихотворении А.С. Пушкина "Воспоминание"). // Литературная учеба 1979-№ 6 — С. 186-190.
226. Поливанов Л. Примечания к "Подражаниям Корану". Соч. А.С.Пушкина, т. II. М., 1887, С. 129-143.
227. Поспелов Г.Н. Вопросы методологии и поэтики. М.: Изд-во МГУ, 1983.-336 с.228. "Поэзии чудесный гений". Лирика А.С. Пушкина. / Под ред. проф. Е.П.Никитиной, проф. Ю.Н.Борисова. Саратов: ИЦ "Добродея" ГП "Саратовтелефильм", 1999. - 96 с.
228. Поэтика. Хрестоматия по вопросам литературоведения для слушателей университета. Сост. Б.А.Ланин. М., изд. Российского открытого ун-та, 1992. - 168 с.
229. Поэты пушкинской поры: Избранные стихотворения. Сост. В.Л.Орлов. Л., Гос. изд-во Детской литературы, 1954. - 392 с.
230. Проблемы романтизма: Сб. ст. М.: Искусство, 1967. -360 с.
231. Проблемы романтизма: Сб. ст. М.: Изд-во Искусство, 1971. 304 с.
232. Прозоров В.В. Мотивы в сюжете// Мотивы и сюжеты русской литературы. От Жуковского до Чехова. К 50-летию науч.-пед. деят. Ф.З. Кануновой. Томск: Знамя Мира,1997. С. 8-12.
233. Проскурин О.А. Поэзия Пушкина, или подвижный палимпсест. М.: НЛО, 1999.462 с.
234. Пушкин // История русской литературы: В 10 т. М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1953 Т. VI. С. 161-331.
235. Пушкин в прижизненной критике, 1820-1827. СПб., 1996.
236. Пушкин в прижизненной критике: В 4 т. СПб.: Гос. театр. Центр, 2001. Т.2 (1828-1830). 574 с.
237. Пушкин в русской философской критике. Конец XIX — первая половина XX вв. М.: Книга, 1990. 528 с.
238. Пушкин в странах зарубежного Востока. Сб. статей, М.: Наука, 1979. -230 с.
239. Пушкин и современная культура. М.: Наука, 1996.
240. Пушкин. Временник Пушкинской Комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936-1941. Вып. 1-6.
241. Пушкин. Исследования и материалы. М.; Л.: Наука, 1953-1991. Т.1-14.
242. Пушкин. Итоги и проблемы изучения: Коллект. моногр. М.; Л.: Наука, 1966.663 с.
243. Пушкинист. Историко-литературный сборник / Под. ред. С.А. Венгерова. СПб.; Пг., 1914-1918. Вып. 1-3.
244. Пушкинская эпоха и христианская культура. Вып. 1-7. СПб.: Центр православной культуры, 1991-1995.
245. Пушкинский сборник памяти профессора Семена Афанасьевича Венгерова. М.; Пг.: Гос. изд-во, 1922. 373 с.
246. Разговоры Пушкина-М., 1991.
247. Рассадин С. "Путь истины" и "стезя правды". День поэзии, 1969. М., 1969, с. 225-227.
248. Реизов Б.Г. История и теория литературы. JL: Наука, 1986. 320 с.
249. Реизов Б.Г. Из истории европейских литератур. JI.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1970.-374 с.
250. Розенфельд А.З. Об одном крылатом выражении у А.С. Пушкина. — Народы Азии и Африки, 1976, № 6, с. 145-150.
251. Рукою Пушкина. // Труды Псковского археологического общ-ва 1911 1912, вып. 8.-Псков, 1912.-С. 79-109.
252. Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина: Хронологический сборник критико-библиографических статей / Сост. В.А. Зелинский. М., 1887. Ч. 1, 2.
253. Русские писатели о переводе XVIII-XX вв. Сб. статей / Под ред. Ю.Д.Левина и А.В.Федорова. Л.: Сов. писатель, 1960, 696 с.
254. Савыгин A.M. Пушкинские горы. Л., 1982.
255. Самосюк Г.Ф. Библеизмы в структуре образа Иудушки Головлева // Литературоведение и журналистика: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Е.Г. Елина. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. С. 91-102.
256. Сапогов В.А. Поэтика лирического цикла А.Блока: Автореф. дис. канд.филол.наук. М., 1967.
257. Свирин Н.Г. "Подражания Корану" Пушкина. // Звезда 1936 - № 8-С. 221-242.
258. Семенко И.М. Пушкин и Жуковский // Филологические науки. 1964. №4. С. 118- 126.
259. Серман И.З. Русский классицизм: Поэзия. Драма. Сатира. JL: Наука, 1973.284 с.
260. Сибирская пушкинистика сегодня: Сб. науч. ст. Новосибирск: Изд-во АН СССР, 2000.-382 с.
261. Сиповский В. Пушкин. Жизнь и творчество. СПб.: Бр. Башмаковы, 1907.-618 с.
262. Скафтымов А.П. К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы // Русская литературная критика. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1994. С. 134-152.
263. Скафтымов А.П. К постановке вопроса о романтизме Пушкина// Научный ежегодник за 1955 год. Филологический факультет. Отдельный оттиск. Саратов: Изд-во «Коммунист», 1958. С. 8-14.
264. Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: Ст. и исслед. о русских классиках. М.: Худож. лит., 1972. 543 с.
265. Слонимский A.J1. Мастерство Пушкина. 2-е изд. М.: Худож. лит., 1963.-527 с.
266. Смирнов НА. Очерки истории изучения ислама в СССР. М.: Изд. АН СССР, 1954.-276 с.
267. Смирнов-Сокольский Н.П. Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина. М.: Изд-во Всесоюз. кн. палаты, 1962. 631 с.269. "Солнце русской поэзии" / Ил. и оф. В.Ф.Горелова. М.: Правда, 1989.-464 с.
268. Соловей Н.Я. Особенности использования мотивов Корана в "Подражаниях Корану" Пушкина // Пушкин в странах зарубежного Востока.-М., 1979. с. 125-143.
269. Соловей Н.Я. Сравнивая рукописи: Из истории создания стихотворения Пушкина "Вновь я посетил". // Русская речь.- 1978-№3.-С. 20-29.
270. Соловьев B.C. Литературная критика. М.: Современник, 1990.
271. Стенник Ю.В. Пушкин и русская литература XVIII века. СПб: Наука, 1995.349 с.
272. Степанов Н.Л. Лирика Пушкина. Очерки и этюды. М.: Худож. лит., 1974.-368 с.
273. Стихотворения А.С. Пушкина 1820-1830-х годов. История создания и идейно-художественной проблематика. Сб. статей под ред. Н.В.Измайлова. Л.: Наука, 1974.-415 с.
274. Страхов Н.Н. Заметки о Пушкине и других поэтах. СПб., 1888.
275. Тартаковская Л. ". Четки мудрости златой". Поэзия Пушкина и Восток: к вопросу об эволюции художника. // Звезда Востока 1978 — С. 188-196.
276. Тартаковская Л. "Люблю немолчный голос твой.". Пушкин и Восток: сквозь призму традиционного образа. // Звезда Востока.— 1979 № 6 - С. 151-155.
277. Тартаковская Л. Пушкин и Восток: Ориентальная проблематика в "Современнике". Звезда Востока, 1981, №6, с. 118-124.
278. Тартаковская Л. Третье открытие Востока: О "Путешествии в Арзум". // Звезда Востока 1984.-№ 7.-С. 167.
279. Тартаковский П.И. Русская поэзия и Восток. 1800-1850. Опыт библиографии. М., 1975. 180 с.
280. Теоретическая поэтика: Понятия и определения: Хрестоматия для студентов / Авт.-сост. Н.Д.Тамарченко. М.: РГГУ, 2001. 467 с.
281. Телегин С.М. Философия мифа. Введение в метод мифореставрации. М.: Община, 1994.
282. Томашевский Б.В. Пушкин (1813-1824). Кн. 1. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956.-743 с.
283. Томашевский Б.В. Пушкин Материалы к монографии (1824-1837). Кн. 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. 575 с.
284. Томашевский Б.В. Пушкин: Работы разных лет. М.: Книга, 1990. 672 с.
285. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект Пресс, 1996. 344 с.
286. Трубецкой Б.А. Пушкин в Молдавии. 6-е изд., перераб. и доп. Кишинев: Лит. артистике, 1990. 477 с.
287. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1968. 424 с.
288. Успенский Б.А. Поэтика композиции: Структура художественного текста и типология композиционной формы. М.: Искусство, 1970. 256 с.
289. Фаткулин Ф. К вопросу о передаче национального своеобразия в переводе. — В кн.: Вопросы казахского языка и литературы. Вып. 6. Алма-Ата, 1969, с. 156-166.
290. Федорова Г.Л. Вставная песня в поэме А.С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан»// Проблемы сюжета и жанра художественного произведения. Алма-Ата, 1977. Вып. 7. С. 3-8.
291. Филология. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. Вып. 5. Пушкинский. 276 с.
292. Филоненко В.И. "Подражания Корану" Пушкина. // Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии. -Симферополь, 1928, Т. II, с. 8-16.
293. Фомичев С.А. "Подражания Корану". Генезис, архитектоника и композиция цикла. // Временник пушкинской комиссии. 1978. № 16. С. 22-45.
294. Фомичев С.А. Поэзия А.С. Пушкина. Творческая эволюция. Л.: Наука, 1986.-302 с.
295. Франк С.Л. Этюды о Пушкине. М.: Согласие, 1999.
296. Фридлендер Г.М. Батюшков и античность. // Русская литература.— 1988.-№ 1.-С. 44-49.
297. Фридман Н.В. О романтизме Пушкина// К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. С. 129-172.
298. Фридман Н.В. Образ поэта-пророка в лирике Пушкина. // Ученые записки МГУ, вып. 118.-М., 1946, вып. 118, с. 83-107.
299. Фридман Н.В. Романтизм в творчестве А.С. Пушкина. Учебное пособие. М.: Просвещение, 1980. 191 с.
300. Фризман Л.Г. Жизнь лирического жанра: Русская элегия от Сумарокова до Некрасова. М.: Наука, 1973. 168 с.
301. Хвостова О.А. Любовный сюжет в составе сюжета пушкинских поэм: Автореф. дис. канд. филол. наук. Саратов, 2003. — 25 с.
302. Ходасевич В.Ф. Пушкин и поэты его времени: В 3 т. Окленд, 1999. Т. 1.489 е.; Т. 2. 597 с.
303. Христианская культура: Пушкинская эпоха. Вып. 8-23. СПб., 19952001.
304. Цилевич Л.М. О проблеме сюжетно-композиционного единства // Сюжетосложение в русской литературе: Сб. ст. Даугавпилс, 1980. С. 3-12.
305. Цявловская Т.Г. «Храни меня, мой талисман.» // Прометей: историко-биографический альманах серии «ЖЗЛ». М.: Молодая гвардия, 1974. Т. 10. С. 12-93.
306. Цявловский М.А. Статьи о Пушкине. М.: Изд. АН СССР, 1962. 436 с.
307. Чернец J1.B. Литературные жанры: Проблемы типологии и поэтики. М.: Изд-во МГУ, 1982. 192 с.
308. Черняев Н.И. "Пророк" Пушкина в связи с его же "Подражаниями Корану". // Русское обозрение.- 1898.
309. Чичерин А.В. Очерки по истории русского литературного стиля: Повествовательная проза и лирика. М.: Худож. лит., 1977. 445 с.
310. Чумаков Ю.Н. Стихотворная поэтика Пушкина. СПб.: Гос. пушк. театр, центр, 1999. 432 с.
311. Шиллер Ф.П. Фридрих Шиллер. Жизнь и творчество. М., Гос. издtво "Художественная литература", 1955, С. 268-269.
312. Шустов А.Н Загадка пушкинской строки. // Ленинградская панорама 1986 - № 6.- С. 27.
313. Эйдельман Н.Я. Пушкин: История и современность в художественном сознании поэта. М., 1984. 368 с.
314. Эйдельман Н.Я. Пушкин: Из биографии и творчества. 1826 1837. М.: Худож. лит., 1987. 463с.
315. Эйхенбаум Б.М. Проблемы поэтики Пушкина. // Эйхенбаум Б.М. О. поэзии. Л.: Сов. писатель, 1969. С. 23-35.
316. Эмирсунова Н.К. Пушкин в письмах К В.А. Жуковскому 1820-х гг. // Романтизм: вопросы эстетики и художественной практики. Тверь, 1992.-с. 56-60.
317. Янушкевич А.С. Романтизм Жуковского и пути развития русской литературы XIX века // Проблемы метода и жанра: Сб. статей / Ред. Ф.З. Канунова, Н.Н. Киселёв и др. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1990. — Вып. 16, С. 6-23
318. Янушкевич А.С. Этапы и проблемы творческой эволюции В.А. Жуковского. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1985. 285 с.32225 Пушкинских конференций (1949-1978). Библиогр. материалы. Л.: Наука, 1980.124 с.
319. А.С. Пушкин: к 200-летию со дня рождения: статьи, беседы, библиография 1990-1999. М.: ИНИОН РАН, 1999. 258 с.
320. Баракан С.Л. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем. 1949 юбилейный год. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951.567 с.
321. Баракан С.Л., Левкович Я.Л. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 172 с.
322. Баракан С.Л., Левкович Я.Л. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем (1950). М. - Л., 1952.
323. Берков П.Х., Лавров В.М. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем (1886-1899). М.;Л., 1949. 996 с.
324. Библиографический словарь. Русские писатели.: В 2 т. -М., 1990.
325. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем. 19541957. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960.
326. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем. 19371948. М.; Л.: Изд-во Ан СССР, 1963. 748 с.
327. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем. Ч. 2. 1918-1936. Л.: Наука, 1973. 296 с.
328. Временник Пушкинской комиссии. 1962-1977. Вып. 1-15. Указатель содержания // Временник Пушкинской комиссии. 1978. Л.: Наука, 1981. С. 155-164.
329. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка М.: Русский язык, 1980.
330. Декабристы. Биографический справочник. / Изд. подгот. С.В.Мироненко. Под ред. академика М.В.Нечкиной. М., "Наука", 1988.
331. Добровольский JI.M., Лавров В.М. Библиография пушкинской библиографии 1846-1950. М.; Л.: АН СССР, 1951. 68 с.
332. Добровольский Л.М., Лавров В.М. Библиография пушкинской библиографии (1846-1950). М. - Л., 1957.
333. Добровольский Л.М., Мордовченко Н.И. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем (1918-1937).: ч. 1-2. -М. Л., 1952 - 1973.
334. Зайцева В.В. Пушкиниана 1971- 1987 гг.// Временник Пушкинской Комиссии. Л.: Наука, 1971-1993.
335. История русской литературы XIX века. Библиографический указатель/ Под ред. К.А. Муратовой. М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 581-607.
336. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М.: "Советская энциклопедия", 1962-1978.
337. Левкович Я. Л. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем. 1951. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954. 232 с.
338. Левкович Я.Л., Моризихина А.С. Библиография произведений А.С. Пушкина и литературы о нем (1952-1953). — М.; Л., 1955.
339. Литературная энциклопедия: В 12 т. М.: Ком. Акад.; Сов. энцикл.; Гослитиздат, 1929-1939. Т. 1-9.
340. Литературный энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1987. 750 с.
341. Межов В.И. Puschkiniana. Библиографический указатель статей о жизни Пушкина, его сочинений и вызванных им произведений литературы и искусства (1813-18885). СПб., 1886.
342. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. М.: Советская энциклопедия, 1991.
343. Муратова К.Р. История русской литературы XIX века. Указатель. — М.; Л., 1962.
344. Муратова К.Р. История русской литературы XIX- начала XX вв. Указатель.: В 3 т. СПб., 1993.
345. Путеводитель по Пушкину. СПб.: Академический проект, 1997: 432 с.
346. Пушкинская энциклопедия «Михайловское»: В 3 т. с. Михайловское - М., 2003. - Т. 1. Михайловское; Тригорское; Святогорский Монастырь. Святые Горы; Заповедник - Персоналии (1922-2002. Ч.1. О
347. Пушкинский Дом: Библиография трудов / Сост. А.К. Михайлова. Л.: Наука, 1981.326 с.
348. Рогачевский А.Б. Содержание выпусков сборника «Болдинские чтения» в 1976-1988 гг. // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1990. С. 184-196.
349. Синявский Н., Цявловский М., Пушкин в печати (1814-1837). Хронологический указатель произведений Пушкина, напечатанных при его жизни. М., 1938.
350. Сиповский В.В. Пушкинская юбилейная литература (1899-1900). — СПб., 1902.
351. Словарь литературных типов (Пушкин). — СПб., 1912.
352. Словарь литературоведческих терминов. М.: Просвещение, 1974. — 509 с.
353. Фомин А.Г. Puschkiniana (1900-1910). Л., 1929.
354. Фомин А.Г. Puschkiniana 1911-1917. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. -539 с.
355. Фризман Л.Г. Семинарий по Пушкину. Харьков: Энграм, 1995.-368 с.
356. Черейский Jl.А. Пушкин и его окружение. Л.: Наука, 1989. 544 с.