автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Образ Древней Руси в историософии русской эмиграции XX в.
Полный текст автореферата диссертации по теме "Образ Древней Руси в историософии русской эмиграции XX в."
на правах рукописи
Ермишина Ксения Борисовна
Образ Древней Руси в историософии русской эмиграции XX в.
специальность- 09 00.03 — история философии
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук
Москва 2007
003066285
Работа выполнена на кафедре истории отечественной философии философского факультета Российского государственного гуманитарного университета
Научный руководитель:
кандидат философских наук, доцент Половинкин Сергей Михайлович Официальные оппоненты-
доктор философских наук, профессор Мелих Юлия Билиаловна кандидат философских наук, доцент Галахтин Михаил Геннадьевич
Ведущая организация — Институт философии РАН
Защита состоится 17 октября 2007 г в /■$" ч на заседании диссертационного совета Д 212 198 05 в Российском государственном гуманитарном университете по адресу Москва, ГСП-3, 125993, Миусская пл, б ауд т
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета
Автореферат разослан сентября 2007 г
Ученый секретарь диссертационного совета
С А Коначева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. Философское наследие русской эмиграции XX в остается весьма актуальным и идеологически значимым для современного российского общества Его возвращение на родину началось с конца 80-х гг XX в , когда одновременно стали выходить монографии и статьи современных исследователей о русской философии Однако в 90-е гг никто из авторов не предложил законченной концепции развития и периодизации философского наследия, оставленного русской эмиграцией За последние годы ситуация значительно изменилась, однако до сих пор невозможно указать на современные работы, которые по охвату и продуманной концепции были бы подобны, например, «Истории русской философии» В В Зеньковского Философия русской эмиграции остается пока еще мало разработанной темой в современной историко-философской науке, и данное диссертационное исследование восполняет недостаток среди концептуальных работ по истории русской философской мысли XX в
Образ Древней Руси в русской философии — тема, недостаточно разработанная в научной литературе Обращение к образу Древней Руси послужило основой для создания различных историософских концепций Например, русские мыслители-эмигранты искали в древнерусском периоде ответ на вопрос о причинах постигшей Россию катастрофы 1917 г Среди представителей русского религиозно-философского и культурного ренессанса начала XX в были и те, кто не создал никаких историософских концепций, в которых присутствовала бы тема Древней Руси Вместе с тем, многие русские религиозные мыслители искали причины революции 1917 г в русской истории и занимались построением целостных историософских концепций В своих трудах они обращались к историческим истокам, давая оценку тех культурных процессов, которые происходили в Древней Руси
В диссертации впервые воссоздана целостная картина отношения к древнерусскому наследию в философии русской эмиграции XX в, значение «образа Древней Руси» для историософских концепций того времени. На примере историософских построений, созданных евразийцами и Г П Федотовым, реконструированы концептуальные интерпретации «образа Древней Руси», которые затем транслировались, воспринимались или
подвергались критике в среде философов-эмигрантов Выявление основных историософских концепций, тематически относящихся к Древней Руси, является актуальным не только для исследования философии русской эмиграции, но и для реконструкции подлинного философского значения древнерусского периода Таким образом, данная работа актуальна не только относительно философии русской эмиграции, но и в целом для понимания русской философской мысли
Степень разработанности проблемы. Работ современных исследователей, близких по теме к данному исследованию, очень немного Среди наиболее интересных исследований следует назвать книги А В Антощенко, Н А Омельченко, О Д Волкогоновой, А В Прохоренко, А И Доронченкова' Однако в данных работах исследуются отдельные, интересные авторам проблемы, относящиеся к философии русского зарубежья, а тема Древней Руси в них специально не рассматривается Кроме того, почти во всех современных исследованиях об эмигрантской философии, авторы склонны актуализировать и подчеркивать злободневность, значимость для современной политической и идеологической ситуации в России рассматриваемых работ. Исследование философии русской эмиграции с точки зрения обращенности к истокам, а не к современности, является важной историко-философской задачей, которую отчасти выполняет данная диссертация
При анализе отношения к древнерусскому наследию были использованы основные и наиболее интересные современные концепции древнерусской культуры Одна из концепций представлена в работах В Ф Пустарнакова2, которого можно считать первопроходцем в обосновании философского значения древнерусской мысли Выявлением философем в древнерусской мысли занимаются такие исследователи, как М Н Громов и В В Милысов3 В своих работах М Н Громов показал, что основные философские методы в
1 Антощенко А В Евразия или Святая Русь? Петрозаводск, 2003, Омельченко Н А В поисках России СПб, 1996, он же Политическая мысль русского зарубежья Очерки истории М, 1997, Волкогоноеа О Д Образ России в философии русского зарубежья М, 1998, Прохоренко А В Все в имени твоем Россия (парадигмы общественной мысли русского зарубежья) СПб, 2003, Доронченков А И Эмиграция «первой волны» о национальных проблемах и судьбе России СПб, 2001
2 Пустарнаков В Ф Философская мысль в Древней Руси М, 2005
3 Громов М Н Структура и типология русской средневековой философии М, 5997, Громов М. Н, Мипъков В В Идейные течения древнерусской мысли. СПб, 2001
древнерусский период — символические, художественные и научные (в широком смысле слова), а наиболее адекватное определение древнерусской мысли — всеохватывающая мудрость, высший синтез практической и умственной деятельности, как цельного представления о мире, Боге, человеке Исследователи Б П Кутузов и В И Мартынов предлагают интересный и перспективный подход к изучению древнерусского наследия на материале разнообразных богослужебных, певческих (по преимуществу наречной редакции) древнерусских сборников они показывают специфику древнерусского мышления В И Мартынов предлагает оригинальную типологию культурных типов, используя термин «иконосфера» для характеристики древнерусской культуры и показывает ее радикальное отличие от средневековой западноевропейской4 В диссертации идеи и выводы указанных авторов были учтены при оценке концепций Древней Руси, предложенных в историософии русской эмиграции
Что касается анализа творчества отдельных мыслителей-эмигрантов, то эта литература просто необозрима, поскольку почти каждый автор удостоился того, чтобы о нем были написаны десятки, а то и сотни статей и монографий Однако большинство этих работ посвящены отдельным аспектам или отражают личные предпочтения их авторов Среди наиболее интересных работ, посвященных истории евразийства, можно отметить кандидатскую диссертацию Е Г Кривошеевой «Пореволюционное эмигрантское течение евразийство» (М, 1995), статьи В М Хачатуряна «Культура Евразии этнос и геополитика» и «Евразия между Западом и Востоком» в сборнике «Евразия Исторические взгляды русских эмигрантов» (М, 1992), С М Половинкина «Евразийство и русская эмиграция» в книге Н С Трубецкого «История Культура Язык» (М, 1995), многочисленные статьи и публикации А В Соболева, посвященные евразийству5 При написании главы о творчестве Г П Федотова были использованы работы В В Сербиненко, М Г Галахтина,А Ф Киселева6
4 Мартынов В И Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси М , 2000
5 Соболев А В Своя своих не познаша Евразийство // Начала 1992 № 4, ои же Полюса евразийства // Новый мир 1991 № 1, ои же Князь Н С Трубецкой и евразийство // Литературная учеба 1991 № 6, он же К вопросу о внутренних трениях и противоречиях в евразийстве 1920-х годов // Россия XXI 2002 № 5, он же О двух акцентах в философско-богословском творчестве о Георгия Флоровского // Россия
Цель и задачи исследования. Настоящее исследование предпринято с целью устранить пробел в изучении русской историософии XX в и построить концепцию историософских взглядов, характерных для русских мыслителей-эмигрантов Приоритетной задачей диссертации является создать типологию историософских концепций по отношению к Древней Руси Основные задачи исследования заключаются в следующем
— определить типовые признаки историософских идей, существовавших в сознании русских мыслителей до революции 1917 г и показать их обусловленность стереотипами эпохи русского Просвещения XVIII в ,
— показать изменения мировоззренческих установок и историософского сознания русских мыслителей под влиянием катаклизмов начала XX в,
— проанализировать основные историософские концепции мыслителей-эмигрантов, которые для их создания использовали соответствующим образом понятый и интерпретированный концепт «Древняя Русь»,
— показать различие между историософскими концепциями Древней Руси и выявить основные причины неоднозначного понимания древнерусской культуры и истории,
— выявить основные типы отношения к древнерусскому наследию, существовавшие в русской философии с начала XVIII в и до середины ХХв,
— доказать, что русскими философами-эмигрантами проделана работа по переосмыслению всех бывших до того привычных историософских концепций,
— выявить оригинальность и новизну созданных в эмиграции историософских концепций и показать их значение для современных исследователей древнерусской мысли
XXI 2003 № 6, он же О евразийстве как культуроцентричном мировоззрении // Россия XXI 2000 № 1
6 Сербшенко В В Оправдание культуры Творческий выбор Г Федотова // Вопросы философии 1991 № 8, Галахтин М Г История трагедии и трагедия истории (историософия Г Федотова)//Философские науки 2005 № 9, 10, Киселев А Ф Страна грез Георгия Федотова М, 2004
Методологическая база исследования В диссертации использованы в основном источниковедческие и аналитические методы, т к в ней рассматриваются архивные материалы часть из которых впервые вводится в научный оборот Активно использован метод сравнительно-исторического анализа, что вообще характерно для жанра историко-философского исследования
Источниковедческая база исследования. При описании и анализе творчества отдельных авторов были использованы их книги и статьи, относящиеся к теме диссертации и указанные в соответствующих главах При написании главы о творчестве Г П Федотова большое значение имел анализ всех номеров журнала «Новый Град» В исследовании активно привлекались журналы русской эмиграции («Путь», «Версты», «Вестник РСХД» и др), в главе об евразийстве — непериодические повременные издания «Евразийский временник» и «Евразийская хроника» В исследовании большое внимание уделено архивным первоисточникам — неопубликованным материалам из архивов ГАРФ (Фонд П Н Савицкого) и Библиотеки-Фонда «Русское Зарубежье» (Фонд П П Сувчинского) В фонде П П Сувчинского находятся письма основных участников евразийского движения (в первую очередь -НС Трубецкого, П Н Савицкого, Л. П Карсавина) и лиц имевших непосредственное к нему отношение (Н А Бердяева, С Л Франка, Н С Арсеньева, Б П Вышеславцева и др) На основании изученного материала было реконструировано формирование историософских идей среди евразийцев, выяснены некоторые существенные аспекты евразийской идеологии и отношение лидеров движения к новым идеям, которые привносили в „евразийство новые члены (Л П Карсавин, Н Н Алексеев) С 1925 г основоположники евразийского движения в переписке использовали шифр, что было связано с началом конспиративной деятельности и взаимодействием с организацией Трест Расшифровка писем была проведена на основании документов из архивов П Н Савицкого (ГАРФ) и П П Сувчинского, большая работа по расшифровке писем евразийцев была ранее проделана Е Г Кривошеевой в упомянутой выше диссертации, результаты которой также были учтены при расшифровке неясных мест
Научная новизна исследования. В диссертации впервые дана типология основных историософских подходов к теме Древней Руси в философии русской
эмиграции XX в При рассмотрении евразийской историософии в научный оборот введены неопубликованные архивные источники (письма Н С Трубецкого из архива П П Сувчинского, материалы из архива П Н Савицкого), что позволило составить более целостное представление об идейном наследии евразийцев В диссертации активно использован сравнительно-исторический анализ, который дал возможность реконструировать и представить развитие историософских идей в русской эмиграции, их общий контекст и основные принципы
Основные тезисы диссертации, выносимые на защиту
1 В XVIII в произошло формирование негативного отношения к древнерусскому наследию, что было связано со становлением культуры и идеологии Просвещения в России Негативизм в отношении к Древней Руси стал определяющим фактором при рассмотрении русской истории и философии вплоть до начала XX в
2 В начале XX в под влиянием различных факторов (религиозно-философский ренессанс, «открытие» древнерусской иконописи и архитектуры, внешнеполитические события и т д) произошло формирование нового историософского сознания, которое предполагало высокую оценку древнерусского периода и критическое отношение к эпохе Просвещения Наиболее яркими выразителями таких взглядов стали В Ф Эрн, Е Н Трубецкой, свящ. Павел Флоренский
3 Революция 1917 г и последующие за ней трагические события заставили русских мыслителей-эмигрантов переоценить устоявшиеся историософские взгляды в поисках ответа на вопрос о причинах постигшей Россию катастрофы В их концепциях особую важность приобрел древнерусский период
4. Евразийцы и Г П Федотов наиболее полно выразили в своих работах новую историософскую тенденцию евразийцы выступили как апологеты древнерусского периода, а Г П Федотов создал две историософские концепции, из которых вторую можно считать негативной в отношении к Древней Руси, в то время как первая является нейтральной
5 Концепцию евразийцев можно считать новаторской, поскольку в ней древнерусское наследие оценивалось с ориенталистской точки зрения, тогда как прежние историософские оценки в русской философии носили преимущественно западноцентристкий характер
6 Концепции евразийцев и Г П Федотова можно считать типичными для историософии русской эмиграции, поскольку они транслируются, подвергаются критике или рецепции в работах различных авторов (Н А Бердяева, Н Н Алексеева, Н М Зернова и др) Темы «Святая Русь», «Москва - Третий Рим», вопросы об историческом значении татаро-монгольского ига, старообрядчества и др стали неотъемлемой частью в историософии русской эмиграции
Теоретическая и практическая значимость работы. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в преподавании истории русской философии, для создания и чтения спецкурсов по историософии русской эмиграции XX в, составления учебных пособий и методических материалов Материалы диссертации также можно применять для преподавания и исследований в сфере истории культуры и русской общественно-политической мысли
Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории отечественной философии философского факультета Российского государственного гуманитарного университета и рекомендована к защите
Положения диссертации апробированы в докладах на IV Российском Философском Конгрессе (МГУ имени М В Ломоносова, май 2005 г), XIII Волошинских чтениях (Музей М А Волошина, май 2005 г), конференции «Сборник «Вехи» в контексте русской культуры» («Дом А Ф Лосева», октябрь 2005 г ), XI Межвузовской конференции по проблемам теории и методологии историко-философских исследований (РГГУ, декабрь 2005 г), в статьях, опубликованных в научных журналах («Философские науки», «Вопросы философии», «Философская Россия», «Вестник РХГА»), при подготовке к публикации архивных материалов по истории евразийского движения
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обоснована актуальность и новизна темы, рассмотрена степень разработанности проблемы, сформулированы цели и задачи исследования
Первая глава «Историософские концепции в начале XX века: Преемственность и новаторство» начинается с раздела «Введение-Формирование негативного отношения к древнерусскому наследию в XVIII в », в котором описано, как идеи Просвещения в России привели к глобальной европеизации и модернизации страны, что стало основой для отрицательного и критического отношения к образу Древней Руси В XVIII в произошло столкновение двух идеалов, предполагающих разные нормы, культурные задачи, типы восприятия и мышления Мыслители XVIII в, отстранено наблюдая и описывая «старую» культуру, настолько были далеки не только от понимания ее внутренней сути, но даже просто от ее восприятия, что даже выражали сомнение в том, что она вообще когда-то существовала В России XVIII в была создана мифологема, легшая в основу нового историософского сознания, суть которого заключается в том, что исторически состоятельной и культурно значимой является созданная Петром Великим Российская империя, а все, что существовало до тех пор, рассматривалось как своего рода историческое небытие Такой тип историософского сознания можно назвать негативным в отношении древнерусского наследия В столкновении и напряжении между просветительским мифом о небытии «древней» Руси и нарастающим интересом к прошлому, которое должно обосновывать славное настоящее «молодой» России, возникает напряжение историософской мысли, трагический и неизбежный разлом национального сознания
Второй раздел «Взгляды славянофилов на Древнюю Русь (А. С. Хомяков и И. В. Киреевский)» посвящен тем русским мыслителям, которые впервые попытались взглянуть на проблему Древней Руси вне парадигмы русского Просвещения А С Хомяков в статье «О старом и новом» заявил о существовании двух точек зрения одна — «просветительская», другая — «любителей старины» Он провозгласил ответственное отношение к древнерусской истории и культуре, что стало новым шагом в развитии историософской мысли Хомяков стремился «угадать» образ Древней Руси, но в
этом опирался почти исключительно на исторические факты, причем относящиеся к развитию государственной власти С его точки зрения, главное положительное начало древнерусской истории, за которым будущее — это сила, направленная на единение общерусского и общеславянского элемента Внимание А С Хомякова привлекает как сильная государственная власть, так и принципы любви и свободы в обществе
Общеизвестна борьба славянофилов против рационализма Запада и противопоставление Западу России Однако критика западного рационализма еще не означает апологии древнерусской истории и культуры или, что более существенно — адекватного ее понимания Все то, что А С Хомяков приписывал древнерусскому сознанию, было порождено европеизацией России, критическое осмысление которой привело к идее мессианства и представлению о призвании в деле объединения славян Понятиями, которые использует Хомяков, национальное сознание начинает оперировать не раньше XVIII в, так что в данном случае мы имеем дело с любопытным смешением временных и ментальных пластов
Историософское осмысление древнерусской действительности в работах И В Киреевского было весьма отлично от идей А С Хомякова В изображении И В Киреевского Древняя Русь выступает как строго определенная система общественных отношений, основанных на традиции, исток которой — Церковь То, что представлено у А С Хомякова как необразованность (под образованностью Хомяков понимал в основном грамотность), у И В Киреевского описано как духовное просвещение, которое питается от истоков святоотеческой мысли, как, например, от писаний Исаака Сирина Киреевский полагал, что Россия должна возвратиться к источнику истины, выраженному в святоотеческом учении, неискаженных догматах Церкви и народной традиции
Между точками зрения Хомякова и Киреевского расположен весь спектр славянофильских идей Появление славянофилов стало возможным после того, как в сознании немногих людей произошел некий сдвиг, который был связан со вниманием к религиозным темам, имеющих отношение к древнерусской культуре
Славянофилы если не создали, то, по крайней мере, активно поддерживали мечту о том, чтобы утвердиться в южных морях и овладеть Константинополем (во времена Екатерины II — это «греческий проект», в XIX в — «восточный
вопрос») «Константинопольский проект» и панславизм стали основой второй историософской установки в русской мысли В результате к началу XX в Древнюю Русь понимали на основе парадигмы Просвещения или идеи панславизма, что стало устоявшимися стереотипами
В третьем разделе «Альтернатива просветительству и панславизму: историософские взгляды В. Ф. Эрна, Е. Н. Трубецкого и свящ. Павла Флоренского» рассмотрено, как в начале XX в произошло рождение нового историософского сознания В первую очередь это было связано с так называемым религиозно-философским ренессансом, основные деятели которого искали новых путей для русской философской мысли, что и привело их к идейным понятиям, значимым и для понимания Древней Руси — эсхатологизму, онтологизму, религиозно-культурному синтезу Именно религиозно-философская традиция начала XX в изменила историософские ориентиры и совершила мировоззренческий сдвиг, что конкретно можно проследить на примере работ В Ф Эрна, Е. Н Трубецкого и П Л Флоренского В Ф Эрн боролся против рационализма, позитивизма и материализма, что привело его к созданию историко-философской схемы противостояние западноевропейской философской мысли Нового времени и древнего любомудрия, которое получает наивысший расцвет в христианской мысли раннего средневековья В статье «Идея катастрофического прогресса» (1909) он провозгласил два вида исторического сознания Характеристика первого вида состоит в том, что предполагается непрерывное возрастание и прогресс ценностей гуманизма и цивилизационного развития, в то время как подлинный («катастрофический») прогресс, по мысли Эрна, основан на осознании трагичности в истории и невозможности механического возрастания абстрактного добра Ссылаясь на работу П Флоренского «О символах бесконечного», Эрн доказывал, что точками отсчета подлинного прогресса были катастрофы и революции, взрывы энтузиазма и жертвенности, которые указывают на то, что мир, в конце концов, ждет последняя катастрофа, которой и закончится его бытие и начнется Бытие подлинное, обновленное Даже на основании этих двух идей можно понять, что в лице Эрна русская мысль начинает возвращаться к истокам средневекового миросозерцания, для которого как раз характерны онтологизм и «финализм» (апокалиптика в качестве историософской установки)
Начало 1-й мировой войны явилось новым толчком для развития историософских тем Военная тематика обсуждалась во всех периодических изданиях, стала предметом дискуссий на заседаниях Петербургского Религиозно-философского общества В московском Религиозно-философском обществе памяти Вл Соловьева 15 января 1915 г состоялась беседа на тему «О нашем отношении к германской культуре», со вступительным словом выступил В Эрн, который затем развил свои идеи о войне в лекциях и статьях «От Канта к Круппу» (1914), «Меч и Крест» (1915), «Время славянофильствует» (1915) По мнению Эрна, война подвигла на споры о подлинном русском национальном идеале и открыла необходимость познать сущность русской культуры, ее «внутреннюю Фиваиду» Эрн попытался реконструировать скрытый подлинный лик России, доказывая, что в России сплетаются два противоречивых начала культурно-историческое изобилие и скрытость древнерусской культуры под покровом невзрачной простоты Древнерусскую культуру Эрн обозначал как духовный классицизм
Анализируя содержание работ, относящихся к исследуемой теме, можно утверждать, что пробуждение нового, не просвещенческого и не славянофильского историософского осмысления древнерусской действительности было связано по преимуществу с двумя событиями — открытием древнерусской иконописи, архитектуры и началом 1-й мировой войны Новое историософское сознание можно обозначить как художественное и катастрофическое (апокалиптическое), воспользовавшись термином В Ф Эрна Образ Древней Руси увидели в динамике бурных потрясений, войн и катастроф, которые происходили на фоне утонченного, классического, античного типа мировосприятия
Наиболее ярко новый историософский тип сознания выражп Е Н Трубецкой в «Этюдах по русской иконописи» (1915-1918) Для Трубецкого вопрос о сущности древнерусской иконописи решался в контексте проблемы о смысле жизни Древнерусское религиозное искусство родилось в борьбе с искушением признать наличное состояние мира за конечное, противопоставляя ему идею храма, понимаемого как идеальный образец грядущего мироустройства, в котором будут упразднены зло и насилие, т е весь мир должен быть претворен в храм Это есть основная идея древнерусской духовной культуры —
соборность твари как грядущее состояние мира, противостоящее вражде и безумию наличной действительности
Трубецкой подчеркивал, что аскетизм в древнерусской культуре занимает подчиненное место, хотя исследователи XIX в склонны были преувеличивать его роль По мнению Трубецкого, религиозный идеал Древней Руси был исполнен внутреннего света, радости от прозрения грядущего Небесного Царства, предвкушения начатков его воплощения
В статье ««Иное Царство» и его искатели в русской народной сказке» (1922) Трубецкой обращался к исследованию русской психологии, выраженной в сказках и устных повестях, и показывал, как выгодно древнерусское сознание отличается от того, какое восторжествовало на Руси в послепетровский период Вообще, основным выводом Трубецкого можно считать следующий древнерусская культура незаслуженно забыта и отвергнута, между тем, как она хранит истоки истинно духовного начала, противостоящего падшему материальному миру Когда материальное начало восторжествовало в мире (и в России), когда плотское и греховное выразило себя в пошлом и мещанском, охватившем умы русских, тогда оно упразднило и отвергло духовность и аристократизм Древней Руси Однако мир в том состоянии, в котором он оказался в начале XX в, не может иначе продолжить свое существование, не вернувшись к духовной активности, утонченному аристократизму и примату духовного над материальном, что гениально выражено в артефактах культуры Древней Руси
Новый оригинальный подход к русскому средневековью предложил П А Флоренский, творческий синтез которого отличался большой глубиной и конкретностью Он творил не вне, а как бы внутри древнерусской культуры и психологии, пытаясь угадать и воспринять ее стиль мышления В мышлении П Флоренского была способность чувствовать и жить мировоззрением давно ушедших эпох, причем самых древнейших и корневых для истории человечества
Подобно Эрну, Флоренский видел непосредственную связь древнерусской и эллинской культуры, признавая достижения первой не просто уровня общечеловеческой, но и даже наиболее выдающейся в истории культурной значимости В метафизическом смысле вся древняя Русь, по его мнению,
является сродной эллинству, но существует и некий выразитель античного, классического идеала на Руси — преп Сергий Радонежский
XIV в для Флоренского является веком Пресвятой Троицы в России, что проявляется во всем духовном складе нации, освоение Русского Севера учениками преп Сергия, создание циклов Троичных праздников, новой литургической поэзии, строительстве храмов и монастырей в честь Троицы, написание икон, и среди них - самой выдающейся иконы Пресвятой Троицы преп Андрея Рублева Если первая явленная Софийная икона неизвестная Византии появилась в Киевской Руси, то икона Троичная, дотоле неизвестная миру, появляется опять-таки в России несколькими веками позже Флоренский доказывает, что особая восприимчивость русской нации к символу Троичности и ее культурное творчество связанное с этой темой является ее оригинальным открытием и вкладом в мировое культурное творчество Особый признак древнерусской культуры Флоренский также видел в ее реализме, под которым он подразумевал символизм и онтологизм, в сплаве дающие платонизм как способность «умного» постижения идеи
Для П Флоренского было характерно динамическое видение развития культурно-исторических типов, когда происходит ритмическая смена двух типов культуры — средневековой и возрожденческой Для средневекового типа характерно восприятие мира как пронизанного божественными энергиями и благодатью, для второго типа характерен номинализм в самом широком смысле слова — отрицание причастности имен, вещей, души человека, природных явлений высшим силам и энергиям Средневековое мировоззрение теоцентрично, а возрожденческое — антропоцентрично
Давая характеристики типам культуры, Флоренский базируется во многом на материале изобразительных искусств Характерными примерами того и другого типа культуры для него являются древнерусская иконопись и живопись эпохи Возрождения По мнению Флоренского, основные различия этих воззрений на мир сводятся к тому, верят ли их носители в онтологическую первичность и самостоятельность («самодовлеемость») видимого мира, или же веруют в Бога и признают мир Его творением
Для Флоренского высшим взлетом древнерусского типа культуры являлся период вв, а московское царство уже рассматривалось как
предвозрожденческий период Спад религиозной энергии, переход русского
общества на возрожденческий тип культуры имел своим непосредственным следствием катастрофу 1917 г
Древнерусское общество, как следует из идей Флоренского, предстает в виде огромной системы символов, основанных на культе Флоренский устремлял свой взор на те времена, когда христианство и культура были в едином сплаве, что рождало явления иконописи и древнерусской святости Средневековая культура была некой недосягаемой для последующих эпох вершиной, извечным эталоном, по которому можно оценивать влияние христианства на культуру
Однако возврат к эталонному, «осевому» религиозному времени, как можно понять некоторые мысли П Флоренского, невозможен, иначе это будет попыткой, подобно той, что была предпринята деятелями эпохи Возрождения, пытавшимися возродить в чистоте древнегреческую культуру Флоренский пытался не столько писать о Древней Руси, сколько реально воссоздавать ее образ в собственном стиле мышления Жажда воплощения единого универсального идеала в жизнь, порожденная бременем многообразия навыков, интересов и талантов, свидетельствует как раз о том, что в реальности его не существует Образ средневековой культуры занимал исключительно важное место в творчестве П Флоренского, видевшего свою основную задачу в создании целостного мировоззрения на основе религиозно-культурного синтеза, исторически осуществленного в средневековой русской культуре
В Ф Эрн, Е Н Трубецкой и свящ П Флоренский явились наиболее яркими выразителями нового историософского сознания, для которого были характерны реабилитация древнерусской культуры и осмысление ее мировоззренческих основ
Во второй главе «Образ Древней Руси в историософии евразийцев» реконструирована историософия евразийцев, эволюция их основных идей, в том числе имеющих отношение к древнерусской культуре
В первом разделе «Введение в историософии) евразийцев» дан обзор основных источников и исследований по истории евразийства, обозначены главные проблемы в изучении евразийской историософии
При исследовании творческое наследие евразийцев было разделено на два периода до 1924 г (становление евразийского движения) и 1925-1927 гг, когда происходит знакомство евразийцев с организацией Трестом и начинается конспиративная деятельность До 1924 г единый круг единомышленников (Н
С Трубецкой, П Н Савицкий, П П Сувчинский) определял, кого приглашать к участию в евразийских изданиях Принципиальные решения принимались всеми основоположниками, и до 1924 г их творчество можно считать коллективным, о чем говорит «концепция тройки», разработанная Н С Трубецким (письмо от 14 октября 1925 г к П П Сувчинскому)
В период становления евразийской доктрины интерес его основоположников к теме Древней Руси носил весьма разнообразный характер Н С Трубецкой имел к этой теме специальный интерес, вызванный особенностями его религиозного мировоззрения, т к он был глубоко разочарован и часто негодовал по поводу современной ему церковной жизни эмиграции Церковный идеал Трубецкой искал в строгом древнерусском благочестии П П Сувчинский интересовался культурными предпосылками древнерусской жизни, а П. Н Савицкий — географическими и политико-экономическими особенностями Древней Руси
Во втором разделе «Становление историософских взглядов в евразийском движении (1920-1924 гг)» рассматриваются особенности возникновения историософии евразийцев и ее основные положения История евразийства началась с выхода книги Н С Трубецкого «Европа и Человечество» В ней он призывал к пересмотру взгляда на европейскую цивилизацию как на общечеловеческую, привилегированную и эталонную По мнению Трубецкого, такая перемена в мировоззрении должна привести к тому, что личность обретет возможность истинной, полноценной жизни, основным условием которой является выполнение постулатов «познай самого себя» и «будь самим собой» Личность Трубецкой понимает предельно широко личностью является не только конкретный индивид, но и целая этническая группа — от семьи до нации В данной работе Н С Трубецкой не утверждал, что историю России следует пересмотреть в свете неевропейской перспективы, но логика его рассуждений в дальнейшем привела к позднему варианту евразийства На работу Трубецкого откликнулись отзывами П Н Савицкий и Г В Флоровский, еще не будучи знакомы с ее автором
Рецензия П Н Савицкого на книгу Н С Трубецкого вышла в журнале «Русская мысль» в 1921 г В ней Савицкий делает автору несколько упреков, которые, в основном, сводятся к тому, что призывы автора не опираются на историческую конкретность, на факты и реальность П Н Савицкий, человек
деятельного склада, разбирал работу Н С Трубецкого с точки зрения практики, замечая, например, что провозглашение культурной равнозначности народов у Трубецкого сделано без опоры на факты По мысли Савицкого, противопоставить Европе надо не абстрактное «Человечество», а конкретный в себе законченный мир, «континент в себе» — Евразию, поскольку реально Европе противостоит не Человечество, а Россия, которая есть Евразия Далее Савицкий критиковал определение «рокового недостатка» европеизма — эгоцентризм Он доказывал, что без последнего не существует реальной идеологии и политики По Савицкому, дело состоит в том, чтобы заменить европейский эгоцентризм на евразийский, а не просто отказаться от всякого эгоцентризма Рассуждения Н С Трубецкого Савицкий ставит на реальную почву политики, давая им жизнь не только идейную, но и программно-политическую
К евразийству на недолгое время примкнул Г В Флоровский, не поддерживая их историософские и культурологические идеи Важная для евразийцев антитеза Восток-Запад была понята Флоровским очень своеобразно Для него противоположность Восток и Запад имеет характер не историко-культурный, но только духовный Восток и Запад питаются разными религиозными истоками, но могут иметь единую историческую судьбу Для Флоровского историчность, рационализация истории при построении любой историософии противостоит началу личности (статья «Смысл истории и смысл жизни») Подход Флоровского (или даже точнее — мировоззрение) можно считать несовместимым с евразийством, в котором провозглашался примат соборного начала над личностью и объявлялась борьба с ренессансным антропоцентризмом и гуманизмом
В своих ранних статьях П П Сувчинский подчеркивал две главные для него мысли — русская революция есть явление не социально-политическое, но национально-метафизическое, открывающее истинное лицо-лик России Тема «надлома эпохи» дополняется у Сувчинского второй важной темой после революции перед Россией раскрылись новые перспективы Кончается эпоха секуляризма и открывается «эпоха веры», в связи с чем Сувчинский ожидал возврат к древним формам музыки, архитектуры и мировоззрения Революция, изолировав большевистскую Россию от Европы, приблизила ее к отысканию своего исторического пути Конкретное познание русского прошлого у П П
Сувчинского выразилось в предложенной им концепции «бытового исповедничества» как наиболее характерной черты для религиозного мировоззрения Древней Руси (статья '«Инобытие русской религиозности», 1923) Сопряжение русского быта и православной веры нашло выражение в построении религиозной культуры Историческим идеалом для Сувчинского выступает ранняя и средневековая Византия, черпавшая вдохновение духа от непосредственной исторической близости евангельских событий и греческой философии
П Н Савицкий, древнерусскую тему рассматривал с точки зрения своей специальности — географии и политической экономии, которые объясняли ему особенности истории Вкладом П Н Савицкого в евразийскую историософию стала разработка темы России как особого евразийского культурно-географического мира В первых двух евразийских статьях Савицкий обосновывал, что революция в России имела следствием раскрытие ее истинного, евразийского лика В дальнейшем П Н Савицкий начал применять свой «культурно-географический» метод к историческому материалу (статьи «Два мира», «Степь и оседлость» и др )
Что касается Н С Трубецкого, то в период до конца 1924 г в его статьях историософская тема занимает самое минимальное место Он продолжал разрабатывать и уточнять положения своей концепции, которую он изложил в книге «Европа и Человечество» Однако теперь эти положения начинают быть все более реалистичными, т е имеют связь с конкретной политической ситуацией в эмиграции В первом евразийском сборнике «Исход к Востоку» (1921) Н С Трубецкой поместил статьи «Об истинном и ложном национализме» и «Верхи и низы русской культуры» В первой статье он писал о самопознании всякого народа и его выражении в самобытной культуре, осуждал идею славянского единства (панславизм) и доказывал, что она является разновидностью ложного национализма В статье «Верхи и низы русской культуры (Этническая основа русской культуры)» Трубецкой более детально развил важную для него тему национальной культуры Остальные статьи Н С, Трубецкого до 1924 г касаются, главным образом, проблем религии и политики (статьи «Религии Индии и христианство», «Русская проблема», «Соблазны единения» и др )
Результатом совместного творчества трех основоположников евразийства до 1924 г стала выработка основных терминов, тем и положений нового типа историософии Следующим этаном могло явиться только оформление разрозненного материала в стройную концепцию, что и было сделано Н С Трубецким
Третий раздел «Евразийская историософия 1925-1927 гг.» посвящен поздней историософской концепции евразийцев В 1925 г Н С Трубецкой опубликовал свою программную евразийскую работу по историософии «Наследие Чингисхана Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока» В ней он попытался в виде кратких, почти схематичных формул выстроить концепцию русской истории с начала XIII века и до Смутного времени, что как раз охватывает период Московской Руси
В «Наследии Чингисхана» Трубецкой сформулировал основные тезисы, характерные для евразийской историософии основа русской государственности — не в Киевской, но в Московской Руси русское государство — наследница и часть империи Чингисхана, идея объединения Евразии — русское национальное задание, доставшееся России от татарской империи, но преображенное православной религией, с Петра I начинается период «антинациональной монархии», последствием этого стала революция 1917 г и т д «Наследие Чингисхана» не только закрепило основные историософские утверждения евразийцев, ввело в «обиход» основные понятия, ставшие отныне терминами («бытовое исповедничество», «евразийский мир» и т д ), но и положило начало для традиции, когда русская история рассматривалась «с Востока»
С 1925 г историософская тема стала ведущей для евразийцев, о чем свидетельствует состав 4 книги «Евразийского временника» (1925), в которой появилось сразу четыре статьи, связанных с темой Древней Руси (М В Шахматова, Г В. Вернадского, Д П Святополк-Мирского, Н С Трубецкого)
К началу 1926 г евразийцы осознали, что определенный период в истории их движения завершился Они стремились освободиться от навязчивой «научности» и «историчности» и перейти к более насущным вопросам политики и экономики, что отразились в составе статей для «Евразийского Временника» 1927 г, в котором главное место заняли статьи по вопросам политики и экономики В дальнейшем эта тенденция все более стала нарастать, пока данный поворот не привел к Кламарскому расколу, происшедшему из-за
политизации движения в целом и увлеченностью Парижской группы евразийцев марксизмом, вопросами экономического строительства.
До начала 1926 г евразийская историософия и теория культуры находилась под влиянием идей Н С Трубецкого Главное внимание евразийцы уделяли Московскому периоду, так что критики евразийцев справедливо упрекали их в невнимании к периоду Киевской Руси (А А Кизеветтер) Однако эта недоработанность исторической схемы, в которой Киевской Руси уделялось ничтожно малое внимание по сравнению с Московской, не смущала евразийцев, и уже к 1926 I евразийство сознавалось его участниками как законченная система. Ранний период евразийства («историософский») и последующий за ним период («политико-экономический» или в широком смысле «идеократический») имели связующее звено, которое составляли, прежде всего, концепция «хоровой личности» Н С Трубецкого и теория «месторазвития» П Н Савицкого, связанная с разрабатываемым им учением о геополитике Данные идеи двух основоположников евразийства являются последними дополнительными штрихами к евразийской историософии Н С Трубецкой, кроме того, дает теоретическое обоснование места историософии в системе наук, показывая ее не случайный и вполне объективный характер Обосновывая историософию как науку, имеющую объективный смысл, Н С Трубецкой придает тем самым евразийской историософии законный и вполне научный характер
В четвертом разделе «Историософская концепция Н. Н. Алексеева» отдельно исследуются историософские взгляды Н Н Алексеева, который примкнул к евразийству после 1925 г и создал оригинальную концепцию, в ряде пунктов противоположную евразийской Идеи Н Н Алексеева свидетельствуют об исчерпанности евразийской историософии и о попытках в рамках евразийства найти новые пути
Н С Трубецкого очень волновала не характерная для предшествующего периода в истории евразийства трактовка Н Н Алексеевым древнерусского периода, т е его несовпадение с евразийством именно по историософским идеям Трубецкой почувствовал в подходах Н Н Алексеева к историософским проблемам близость к Г П Федотову, о чем писал П П Сувчинскому (письмо Н С Трубецкого кП П Сувчинскому от 1 февраля 1927 г)
Алексеева почти не привлекала «восточная» проблематика, весьма важная для евразийской историософии Древнерусскую тему Н Н Алексеев развивал с точки зрения государственного идеала В статье «Русский народ и государство» (1927) он, не называя имен, критиковал основные принципы и подходы к данной проблеме Н С Трубецкого В этой статье, посвященной описанию политических идеалов древнерусского человека, Н Н Алексеев утверждал, что существует большое количество мифов о русской истории, начало которым положили славянофилы Он критиковал утверждение, что русский народ — по преимуществу народ-государственник и доказывал «Уход от государства есть первостепенный факт русской истории» Алексеев признавал, что русское государство родилось в постоянной и изнурительной борьбе с Азией, однако эта борьба имела своим последствием появление государства военного типа и общества, построенного по принципу большой армии Анализируя пословицы, поговорки, былины и песни русского народа (метод, характерный для Г П Федотова), Алексеев показывал существование нескольких политических идеалов 1 Православной правовой монархии, 2 Диктатуры, 3 Казацкой вольницы, 4 Сектантского понимания государства (отрицание государства во имя духовного идеала) Он рассматривал два наиболее характерных для Древней Руси подхода к проблеме государства — иосифлянский и заволжских сгарцев-нестяжателей, доказывая, что первый подход вытекает по сути не из Евангелия, но из языческих представлений Официальная теория московской государственности, имевшая крайнее свое выражение в идеологии царя Ивана Грозного, оказывается в его изложении языческой по духу Древнерусская история, как и история Российской империи в изложении Н Н Алексеева предстает не как процесс органического становления, но как перманентный кризис, процесс скачкообразный и прерывистый, в котором меньше всего можно наблюдать преемство и цельность Постоянньм лейтмотивом русской истории являлось такое положение дел, при котором государство настигало беглецов, а они опять уходили дальше, не пытаясь усовершенствовать его изнутри По мнению Алексеева, точкой равновесия являлась православная вера («Русь едина, поскольку она православная, святая Русь») Взгляды Н Н Алексеева не укладываются в рамки официальной евразийской историософии, дня которой важны больше общие схемы и идеологические положения, чем конкретные исторические факты. Евразийцы скорее уходят от конкретных
фактов, предпочитая общие концепции «месторазвития» или «бытового исповедничества», и не любят рассматривать исторический процесс как многосложный и противоречивый Если для мыслителей, подобных Н Н Алексееву или Г П Федотову, история есть трагедия, то для «правоверных» евразийцев скорее триумф
В пятом разделе «Итоги» сделаны основные выводы о содержании и эволюции евразийской историософии, дана ее краткая характеристика
В третьей главе «Образ Древней Руси в историософии Г П Федотова, Н. А. Бердяева и Н. М Зернова» рассматриваются историософские концепции, альтернативные евразийским взглядам на Древнюю Русь
Первый раздел «Введение: Истоки историософского мировоззрения Г П. Федотова» посвящен основным идеям Федотова, относящихся к пониманию им культуры и истории Для того чтобы дать объективную оценку историософии Федотова, сначала анализируется его общее философское мировоззрение, которое наиболее яркое выражение получило в концепции «Нового Града»
Наиболее интересные статьи, которые Федотов поместил в журнале «Новый Град» (1931-1939) чрезвычайно политизированы Федотов разоблачал концепцию О Шпенглера о гибели старой европейской культуры, противопоставляя ей свою программу строительства новой культуры Основные пункты программы Федотова утверждение трудового строя с сохранением свободы и творчества, в противоположность «экстремизму» (фашизму и коммунизму) — опора на ценность каждой личности, примат христианских ценностей, прежде всего, социальных и культуросозидакяцих
У Г П Федотова понятие демократии является ключевым в его характеристике древнерусского периода Демократия для Федотова — это общественный порядок, при котором дается максимальные условия для раскрытия индивидуальных начал личности Как считал Федотов, демократия определяет возможность свободы, которая является априорным условием культуры и становления человеческой личности Федотов дает России отрицательную характеристику, полагая, что в ней никогда не существовала, и вряд ли будет существовать свобода и демократия, т к Россия носит в себе яд Византийской империи Утверждения Федотова противоречат конкретным историческим фактам и являются мифологемой Концепция культуры Федотова носит теургический характер, а его концепция личности (индивидуальности)
противоречит святоотеческой христианской персонологии, в которой личность донималась совершенно в особом смысле — как ипостась-персона (образ Божий, который может быть раскрыт в человеке только через духовный подвиг)
В мировоззрении Федотова можно заметить сложную борьбу исторического оптимизма (концепция «Нового Града») и пессимизма (оценка современных ему событий) Поскольку эта борьба в душе самого Г П Федотова была страстной, сопровождалось эмоциональными всплесками, которые зависели от расклада политических сил в современной ему Европе, то его влдяды на те или иные исторические события были неоднородными, находились в постоянном динамическом становлении Сложная борьба пессимизма и оптимизма закончилась победой одного начала — свободы, которую Федотов понимал только в том значении, какое ей придавалось в Западной Европе Нового времени Абсолютизацией свободы, понятой в специфическом, общественно-политическом смысле, была предопределена некоторая ограниченность, и даже необъективность взглядов Г П Федотова на многие события, ему современные или исторически отдаленные, в том числе оценка древнерусского периода
Во втором разделе «Первая концепция Древней Руси в историософии Г. П. Федотова» охарактеризованы взгляды Федотова на Древнюю Русь в период до конца 30-х гг В ранних сочинениях («Святой Филипп Митрополит Московский», «Святые Древней Руси», «Трагедия древнерусской святости», «Стихи духовные») Федотов пытался определить сущность религии и культуры в период Киевской и Московской Руси
Книга Федотова «Святой Филипп Митрополит Московский» носит на себе отпечаток сильного влияния В О Ключевского и является скорее историческим, чем историософским произведением Основной лейтмотив данного исследования — мысль о том, что в России, несмотря на исторически отрицательные явления, в глубине ее богословского опыта сохраняется подлинная духовность и святость По мнению Федотова, Москва была выразительницей национального сознания России, а смысл сокровенных чаяний Древней Руси — в осуществлении в ней государства, в котором симфония царской и церковной властей являет образец гармонического единства.
В следующей книге «Святые Древней Руси» Г П Федотов формулирует свою концепцию древнерусской святости В его изображении самым светлым
периодом древнерусской истории была домонгольская Русь Уже в киевской обители святых Антония и Феодосия Г П Федотов видел появление двух направлений духовной жизни •— аскетического и социально-креативного, что отражало его преимущественно дуалистический взгляд на историю Татарское нашествие оказалось роковым для слабых ростков русского просвещения и святости Г П Федотов выступил против евразийской концепции взаимоотношений Руси с Золотой Ордой В его понимании влияние на Русь с Востока было только отрицательным Федотов дуалистически описывал развитие святости на Руси традиции, связанной с преп Ни том Сорским, дана самая высокая характеристика, а идеи преп Иосифа осуждаются как религиозный национализм Трагедия древнерусской святости, по Федотову, заключается в победе иосифлянского направления, что означает постепенное угасание мистической традиции
О книге «Святые Древней Руси» можно сделать вывод, что это уже не историческое, а именно историософское исследование, в котором исторические факты подчинены философской идее. Основные историософские установки Федотова история Древней Руси закончилась «срывом» XVII века, когда произошло оскудение святости, причина «срыва» — невежество, непросвещенность и обскурантизм на Руси, отрыв от великих культурных традиций, вырождение духовной традиции произошло за счет усиления государства
Э дальнейших работах Федотова ярко выражена мысль о противоположности Киевской и Московской Руси Самое значительное в древнерусской культуре — иконопись, архитектура, святость, а Московская Русь поддалась восточному влиянию, что было отрицательным фактором в ее истории Федотов выстроил тройственную историческую схему Киевская, Московская и Петербургская Россия Он видел в Киевской Руси «золотой век» русской истории, некую точку отсчета, к которой необходимо духовно вернуться для нахождения истинного образа России Московская Русь уже являет признаки тяжелой болезни национализмом и культурной замкнутостью, а Петербургская Россия призвана была преодолеть недостатки Московской Руси Как считал Федотов, три столицы (Киев, Москва, Петербург) воплотили в себе три типа русской культуры
Третий раздел «Концепция Древней Руси в сочинениях Г П. Федотова 40-х гг.» в основном посвящен исследованию Федотова «The Russian Religious Mmd» (в русском переводе — «Русская религиозность») Рассмотрение древнерусской религиозности Федотов начал с выделения двух основополагающих факторов влияния — дохристианского язычества и византинизма, оценивая первый фактор очень высоко, а второй — очень пристрастно и негативно Византийскую религиозность Федотов считал «религией страха», противопоставляя ей «религию любви» («закон любви») По его мнению, в Древней Руси отсутствовала свобода личности, что было следствием духовного влияния Византии Характеризуя русскую духовную культуру, Федотов выделял такие ее черты как преобладание «религии страха», кенотизм (от греч «кенос» — умаление), эсхатологизм, ритуализм и деятельное подвижничество
В исследовании «The Russian Religious Mind» ни Киевская Русь, ни Петербургская Россия не рассматриваются Федотовым в качестве исторических идеалов Самую положительную оценку Федотова дает тому русскому средневековью, которое занимает два с половиной столетия между татаро-монгольским завоеванием Руси (1237—1240) и установлением Московской монархии (около 1500 г ) Таким образом, Федотов начал делить древнерусскую историю на три периода (Киевская Русь, Средневековье, Московская Русь), причем среднии период считал наиболее культурно и духовно значимым
Оценивая татаро-монгольское нашествие только отрицательно, Федотов видел единственный оазис культуры, свободы и демократии в Новгородско-Псковской области Новгородская «республика Святой Софии» — вот культурно-политический идеал Федотова в поздний период В описании Федотова новгородская республика предстает неким прототипом европейских демократий «Президентом» Новгородской республики в понимании Федотова являлся архиепископ, который стоял выше партий и выражал единство республики, возглавляя Совет господ (верховную палату новгородского вече) Такая модель «демократической теократии» могла реально осуществится на Руси, но этому помешала Москва.
Концепция Федотова отличается рядом достоинств и недостатков Объем проделанной Федотовым работы с источниками и степень осведомленности о конкретных явлениях древнерусской жизни не вызывает сомнения Вместе с
тем, удивляет негативность в выводах и оценках Федотова Скептицизм, снисходительное или пренебрежительное отношение Федотова к древнерусской мысли и культуре могут показаться необъяснимыми Только политическая и общественная позиция Федотова может объяснить его негативное отношение к Древней Руси, возникающий из-за оценочно-субъективного подхода к культурно-историческим фактам В последние годы жизни Федотов окончательно самоопределился в выборе ценностных ориентиров для него верховными ценностями стали достижения западной цивилизации, в первую очередь — социальные и либеральные
Историософские взгляды Федотова на Древнюю Русь, начиная с 40-х гг XX в , были умеренно негативными Если ранее Федотов высказал довольно много идей, положительно характеризующих Древнюю Русь, то затем в его работах стал преобладать критицизм и скептицизм, которые были восприняты другими мыслителями В частности, историософские идеи Федотова получили развитие в работах Н А Бердяева иНМ Зернова
Четвертый раздел «Н. А. Бердяев о Древней Руси»: рассмотрена историософия Н А Бердяева и влияние на нее концепции Г П Федотова Историософия Бердяева проанализирована на примере его работ «Душа России», «Смысл истории», «Новое средневековье» и «Русская идея»
Идея о «новом средневековье» зародилась у Н А Бердяева во время 1-ой мировой войны Отличие его концепции от аналогичной у евразийцев состоят в том, что евразийцы оценивали средневековье как положительный исторический образец для России, а Н А Бердяев отрицательно — как срыв, возвращение к уже пройденному этапу, в котором не было свободы и подлинного творчества Бердяев оплакивал гибель старой европейской культуры, поскольку только в применении к ней может исполниться миссия России
Древнему (частично и новому) русскому православию Н А Бердяев давал довольно низкую оценку Для него русская вера, особенно характерная для простого народа — почти язычество, далекое от религии личности и свободы Из этой ситуации Н А Бердяев видел только один выход раскрытие в России, в ее духовной глубине, мужественного, личного, оформляющего начала Идея «Святой Руси» для Н А Бердяева — наивная выдумка Для русских начало святости, как полагал Бердяев, выступает как трансцендентное начало, что связано со свойствами русского характера — косностью, равнодушием,
внутренней инертностью В отношении национального начала России Бердяев был разочаровавшимся романтиком, ставшим со временем скептиком
В книгах, изданных уже в эмиграции, отношение к Древней Руси у Н А Бердяева определяется не интуитивно и поверхностно, но обосновывается и аргументируется В эмиграции Н А Бердяев осознает, какое большое значение для культуры и философии любой страны имеет древний период, когда совершается таинственный процесс, приводящий к становлению и самоопределению нации Бердяев чувствует огромную историческую роль средневекового периода, что отражено в его книгах «Новое средневековье» и «Смысл истории» Однако Бердяев везде говорит только о западных средних веках, не упоминая русское средневековье
Отрицательный взгляд на Древнюю Русь есть и в книге «Русская идея», в которой Н А Бердяев четко сформулировал, что именно ему неприемлемо в русском средневековье По Бердяеву, из пяти периодов русской истории (Киевская Русь, монголо-татарское иго, Московская, Петровская и Советская Россия) московский период был самым плохим Такой вывод Н А Бердяев сделал, ссылаясь на книгу Г П Федотова «Святые Древней Руси» Он также повторил указание Г П Федотова на то, что менее всего русских святых было в московский период
Весьма негативно Н А Бердяев оценивал концепцию «Москва - Третий Рим», усматривая в ней дурной национализм Церковь он считал подчиненной государству не только со времен Петра, но и в Московском царстве По мысли Бердяева, не Петр I поработил Церковь, но сама она была ослаблена невежеством и потерей нравственного ориентира
В целом Бердяев оценивая древнерусский период, как и Г П Федотов, с точки зрения свободы Для него есть высший философский и национальный принцип, который он символически называет «Русской идеей» Сформированная в русской философии и литературе XIX в (Л Н Толстой, Ф М Достоевский, Вл С Соловьев, Н Ф Федоров и др) «Русская идея» в понимании Бердяева связана с проблемами человека, его свободы и творчества Основным отличием «Русской идеи» от европейской идеи Н А Бердяев признавал ее обращенность к всечеловеческой культуре, чем и определяется ее всемирно-христианская значимость «Русская идея» в мировоззрении Н А
Бердяева противостоит идеалу «Святой Руси», который для него символизирует отсутствие духовной свободы
Пятый раздел «Н. М. Зернов о Древней Руси и ее религиозных идеалах» посвящен историософской концепции Н М Зернова Наиболее ярко историософские идеи Зернова выражены в статье «Москва — Третий Рим» (1936), главная цель которой — выяснить источники русской церковности Идею «Москвы — Третьего Рима» Зернов считал языческой, называя ее «роковым соблазном» Зернов выделял несколько периодов русской истории Киевская и Новгородская Русь, Московское Царство, Петербургская империя, Советская социалистическая республика Киевская Русь, по мысли Зернова, была неотделимой частью христианской Европы, но татарское нашествие оборвало европейский период русской истории Московская Русь оказалась наследницей Византийской империи В это время сформировалось русское мессианство, сыгравшее большую роль в истории России
В книге «Русское религиозное возрождение XX века» Зернов более подробно развил свои историософские взгляды Он полагал, что русская интеллигенция есть сила, призванная соединить распавшиеся пласты русской духовной культуры Для выполнения такой миссии русской интеллигенции необходимо было пройти некий катарсис и вернуться к заветам нестяжателей Интеллигенция в лице своих лучших представителей пошла по пути религиозного возрождения, знаком чего явился знаменитый сборник «Вехи» Грехопадение русской истории было заглажено, а антихристианский мессионизм преодолен на пути христианского катарсиса
Несмотря на фактические несоответствия исторической действительности, историософская концепция Зернова предстает как внутренне законченная и цельная Историософские построения Зернова имеют некоторую литературную надуманность, что можно считать недостатком, если оценивать их со строго научной точки зрения Однако Зернов очень хорошо осознал, что древнейший период русской истории есть смыслообразуюгцая эпоха, в которой лежат истоки национальной культуры
В заключении изложены основные выводы и подведены итоги диссертационного исследования
По теме диссертации опубликованы следующие работы
1 Историософия евразийцев критические подходы и их анализ // Философия и будущее цивилизации Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса М,2005 Т 2 С 193-194
2 «Философия культа» священника Павла Флоренского опыт антиномического толкования // Философские науки 2005 № 2 С 106— 124
3 Восток и Запад в историософских построениях евразийцев // Взаимодействие традиций отечественной и западноевропейской философии Материалы межвузовской конференции, Москва, 6-7 декабря 2005 г М,2005 С 15-22
4 Образ Древней Руси в историософии евразийцев и Г Федотова // Философские науки 2006 №5 С 82-94
5 «Философская мысль в Древней Руси» (о книге В Ф Пустарнакова) II Вопросы философии 2006 №5 С 184-186.
6 Образ древнерусской культуры в русской историософии начала XX в // Вестник Русской христианской гуманитарной академии Научный журнал 2006 Т 7 Вып 2 С 98-110
7 Духовные поиски русской эмиграции Спор С Н Булгакова и Н С Трубецкого//Философская Россия 2007 №2 С 165-175
8 Сборник «Вехи» и образ русской интеллигенции в философии русской эмиграции (Н Зернов, Г Федотов) // Сборник «Вехи» в контексте русской культуры М, 2007 С 236-241
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Ермишина, Ксения Борисовна
Введение.
Глава I. ИСТОРИОСОФСКИЕ КОНЦЕПЦИИ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА: ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ И НОВАТОРСТВО.
1.1. Введение: Формирование негативного отношения к древнерусскому наследию в XVIII в.
1.2. Взгляды славянофилов на Древнюю Русь (А. С. Хомяков и И. В. Киреевский).
1.3. Альтернатива просветительству и панславизму: историософские взгляды В. Ф. Эрна, Е. Н. Трубецкого и свящ. Павла Флоренского.
Глава II. ОБРАЗ ДРЕВНЕЙ РУСИ В ИСТОРИОСОФИИ
ЕВРАЗИЙЦЕВ.
2.1. Введение в историософию евразийцев.
2.2.Становление историософских взглядов в евразийском движении (1920-1924 гг.).
2.3. Евразийская историософия 1925-1927 гг.
2.4. Историософская концепция Н. Н. Алексеева.
2.5. Итоги.
Глава III. ОБРАЗ ДРЕВНЕЙ РУСИ В ИСТОРИОСОФИИ Г. П. ФЕДОТОВА, Н. А. БЕРДЯЕВА И Н. М. ЗЕРНОВА.
3.1.Введение: Истоки историософского мировоззрения Г. П. Федотова.
3.2.Первая концепция Древней Руси в историософии Г. П. Федотова.
3.3.Концепция Древней Руси в сочинениях Г. П. Федотова 40-х гг.
3.4. Н. А. Бердяев о Древней Руси.
3.5.Н. М. Зернов о Древней Руси и ее религиозных идеалах.
Введение диссертации2007 год, автореферат по философии, Ермишина, Ксения Борисовна
Актуальность темы исследования. Философское наследие русской эмиграции XX в. остается весьма актуальным и идеологически значимым для современного российского общества. Его возвращение на родину началось с 80-х гг. XX в., когда одновременно начали выходить монографии и статьи современных исследователей о русской философии. Однако в 90-е гг. никто из авторов не предложил законченной концепции развития и периодизации философского наследия, оставленного русской эмиграцией. За последние годы ситуация существенно изменилась, но до сих пор невозможно указать на современные работы, которые по охвату и продуманной концепции были бы подобны, например, «Истории русской философии» В. В. Зеньковского. Философия русской эмиграции остается пока еще мало разработанной темой в современной историко-философской науке, и данное диссертационное исследование восполняет недостаток среди концептуальных работ по истории русской философской мысли XX в.
Образ Древней Руси в русской философии — тема, недостаточно разработанная в научной литературе. Обращение к образу Древней Руси послужило основой для создания различных историософских концепций. Например, русские мыслители-эмигранты искали в древнерусском периоде ответ на вопрос о причинах постигшей Россию катастрофы 1917 г. Среди представителей русского религиозно-философского и культурного ренессанса начала XX в. были и те, кто не создал никаких историософских концепций, в которых присутствовала бы тема Древней Руси. Вместе с тем, многие русские религиозные мыслители искали причины революции 1917 г. в русской истории и занимались построением целостных историософских концепций. В своих трудах они обращались к историческим истокам, давая оценку тех культурных процессов, которые происходили в Древней Руси.
В диссертации впервые воссоздана целостная картина отношения к древнерусскому наследию в философии русской эмиграции XX в., значение «образа Древней Руси» для историософских концепций того времени. На примере историософских построений, созданных евразийцами и Г. П. Федотовым, реконструированы концептуальные интерпретации «образа Древней Руси», которые затем транслировались, воспринимались или подвергались критике в среде философов-эмигрантов. Выявление основных историософских концепций, тематически относящихся к Древней Руси, является актуальным не только для исследования философии русской эмиграции, но и для реконструкции подлинного философского значения древнерусского периода. Таким образом, данная работа актуальна не только относительно философии русской эмиграции, но и в целом для понимания русской философской мысли.
Степень разработанности проблемы. Работ современных исследователей, близких по теме к данному исследованию, очень немного. Среди наиболее интересных исследований следует назвать книгу А. В. Антощенко «Евразия или Святая Русь?»1, в которой автор на основании тщательного анализа работ Г. П. Федотова, А. В. Карташева, Г. В. Вернадского, Н. С. Трубецкого и евразийцев выстраивает типологию историософских концепций названных мыслителей. Рассмотренные работы интересуют Антощенко главным образом с историографической точки зрения, в результате он уделяет недостаточное внимание собственно философскому содержанию. Книги Н. А. Омельченко2 отличаются обилием рассматриваемого материала, ссылок и цитат, но исследователем в основном рассматриваются политические взгляды мыслителей-эмигрантов. О. Д. Волкогонова в книге «Образ России в философии русского зарубежья» специально оговаривает, что ее «интересовали лишь те концепции грядущего, которые выходили на уровень философского обобщения закономерности исторического пути России»3. Таким образом, О. Д. Волкогонова проанализировала философию избранных ею авторов в перспективе обратной тому, который выбран в данном исследовании: ее интерес направлен на мнения и философские концепции мыслителей-эмигрантов, относящихся к будущему России. В книге А. В. Прохоренко «Все в имени твоем Россия»4 главное внимание уделено социальным и культурологическим взглядам интересующих его мыслителей-эмигрантов, однако отсутствует четкая
1 Антощенко А. В. Евразия или Святая Русь? Петрозаводск, 2003.
2 Омельченко Н. А. В поисках России. СПб., 1996; он же. Политическая мысль русского зарубежья: Очерки истории (1920, нач. 30-х годов). М., 1997.
Волкогонова О. Д. Образ России в философии русского зарубежья. М., 1998. С. 42.
4 Прохоренко А. В. Все в имени твоем Россия (парадигмы общественной мысли русского зарубежья). СПб., 2003. концепция того, каким образом необходимо рассматривать этот материал (книга в целом производит впечатление незаконченности, отсутствия логической связи между рассматриваемыми концепциями, т. к. непонятно, например, на основании каких критериев автор избирает и рассматривает творчество тех или иных философов). Подробное, тщательное исследование А. И. Доронченкова5 имеет черты сходства с книгами Н. А. Омельченко: авторов интересует политический момент, оба пристальное внимание уделяют анализу политических взглядов мыслителей-эмигрантов.
При анализе отношения к древнерусскому наследию были использованы основные и наиболее интересные современные концепции древнерусской культуры. Одна из концепций представлена в работах В. Ф. Пустарнакова6, которого можно считать первопроходцем в обосновании философского значения древнерусской мысли. Ученый рассматривал древнерусскую мысль с точки зрения западноевропейской философской традиции и утверждал ее специфику, показывая, как возможно говорить о ее теоретико-познавательной значимости. Раскрывая оригинальность древнерусской мысли, он вместе с тем, полагал, что ее развитие должно иметь много общего с процессом становления философской мысли в других странах, где базисной основой образованности была Библия. В. Ф. Пустарнаков выделяет два основных направления древнерусской мысли — философское и антифилософское, показывая, что уже на заре отечественной истории сформировались направления западническое и славянофильское. Он использует гегелевское понятие «философема» как краеугольный камень своей концепции, который он расширяет, оспаривая правомерность дисквалификации Гегелем мифологической или символической формы выражения философии.
Метод выявления философем в древнерусской мысли является весьма продуктивным. В этом направлении работают такие исследователи, как М. Н. Громов и В. В. Мильков которые, в свою очередь, еще более расширили понятие «философема», указывая на философскую значимость апокрифических
5 Доронченков А. И. Эмиграция «первой волны» о национальных проблемах и судьбе России. СПб., 2001.
6 См.: Пустарнаков В. Ф. Философская мысль в Древней Руси. М., 2005. текстов, художественного и архитектурного творчества.7 В своих работах М. Н. Громов показал, что основные философские методы в древнерусский период — символические, художественные и научные (в широком смысле слова), а наиболее адекватное определение древнерусской мысли — всеохватывающая мудрость, высший синтез практической и умственной деятельности, как цельного представления о мире, Боге, человеке.
Исследовательская позиция А. И. Абрамова связана с пониманием фундаментальной роли платонизма, который в его изложении есть основополагающая парадигма античной и христианской цивилизации8. По мнению А. И. Абрамова, в древнерусской мысли вплоть до XVIII в. проявлялось официальное провозглашение аристотелизма, но практически господствовал платонизм, который существовал скрыто, в виде общехристианских установок. Большое влияние А. И. Абрамов уделил вопросу разнообразных литературных влияний (первое, второе болгарское влияние, третье южнорусское), показывая каким образом усваивалась в Древней Руси философская мысль.
Исследователи Б. П. Кутузов и В. И. Мартынов предлагают интересный и перспективный подход к изучению древнерусского наследия: на материале разнообразных богослужебных, певческих (по преимуществу наречной редакции) древнерусских сборников они показывают специфику древнерусского мышления. В. И. Мартынов предлагает оригинальную типологию культурных типов, используя термин «иконосфера» для характеристики древнерусской культуры и показывает ее радикальное отличие от средневековой западноевропейской9.
Что касается анализа творчества отдельных мыслителей-эмигрантов, то эта литература просто необозрима, поскольку почти каждый автор удостоился того, чтобы о нем были написаны десятки, а то и сотни статей и монографий. Однако большинство этих работ посвящены отдельным аспектам или отражают личные
7 См.: Громов М. Н. Структура и типология русской средневековой философии. М., 1997; Громов М. Н., Мильков В. В. Идейные течения древнерусской мысли. СПб., 2001.
8 См.: Абрамов А. И. Сборник научных трудов по истории русской философии. М., 2005.
9 Мартынов В. И. Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси. М., 2000. предпочтения их авторов10. Среди наиболее интересных работ, посвященных истории евразийства, можно отметить кандидатскую диссертацию Е. Г. Кривошеевой «Пореволюционное эмигрантское течение евразийство» (М., 1995), статьи В. М. Хачатуряна «Культура Евразии: этнос и геополитика» и «Евразия: между Западом и Востоком» в сборнике «Евразия. Исторические взгляды русских эмигрантов» (М., 1992), С. М. Половинкина «Евразийство и русская эмиграция» в книге Н. С. Трубецкого «История. Культура. Язык» (М., 1995), многочисленные статьи и публикации А. В. Соболева, посвященные евразийству.11 При написании главы о творчестве Г. П. Федотова были использованы работы В. В. Сербиненко, М. Г. Галахтина, А. Ф. Киселева12.
Цель и задачи исследования. Настоящее исследование предпринято с целью устранить пробел в изучении русской историософии XX в. и построить концепцию историософских взглядов, характерных для русских мыслителей-эмигрантов. Приоритетной задачей диссертации является создать типологию историософских концепций по отношению к Древней Руси. Основные задачи исследования заключаются в следующем: определить типовые признаки историософских идей, существовавших в сознании русских мыслителей до революции 1917 г. и показать их обусловленность стереотипами эпохи русского Просвещения XVIII в.; показать изменения мировоззренческих установок и историософского сознания русских мыслителей под влиянием катаклизмов начала XX в.;
10 Одна из характерных работ: Аверинцев С. С. Несколько мыслей о «евразийстве» Н. Трубецкого. Опыт беспристрастного взгляда // Новый мир. 2003. № 2.
11 Соболев А. В. Своя своих не познаша: Евразийство // Начала. 1992. № 4; он же. Полюса евразийства // Новый мир. 1991. № 1; он же. Князь Н. С. Трубецкой и евразийство // Литературная учеба. 1991. № 6; он же. К вопросу о внутренних трениях и противоречиях в евразийстве 1920-х годов // Россия XXI. 2002. № 5; он же. О двух акцентах в философско-богословском творчестве о. Георгия Флоровского // Россия XXI. 2003. № 6; он же. О евразийстве как культуроцентричном мировоззрении // Россия XXI. 2000. № 1.
12 Сербиненко В. В. Оправдание культуры: Творческий выбор Г. Федотова // Вопросы философии. 1991. № 8; Галахтин М. Г. История трагедии и трагедия истории (историософия Г. Федотова) // Философские науки. 2005. № 9, 10; Киселев А. Ф. Страна грез Георгия Федотова. М., 2004. проанализировать основные историософские концепции мыслителей-эмигрантов, которые для их создания использовали соответствующим образом понятый и интерпретированный концепт «Древняя Русь»; показать различие между историософскими концепциями Древней Руси и выявить основные причины неоднозначного понимания древнерусской культуры и истории; выявить основные типы отношения к древнерусскому наследию, существовавшие в русской философии с начала XVIII в. и до середины XX в.; доказать, что русскими философами-эмигрантами проделана работа по переосмыслению всех бывших до того привычных историософских концепций; выявить оригинальность и новизну созданных в эмиграции историософских концепций и показать их значение для современных исследователей древнерусской мысли.
Методологическая база исследования. В диссертации использованы в основном источниковедческие и аналитические методы, т. к. в ней рассматриваются архивные материалы, часть из которых впервые вводится в научный оборот. Активно использован метод сравнительно-исторического анализа, что вообще характерно для жанра историко-философского исследования.
Теоретическая база исследования. Тема данного исследования, прежде всего, тесно связана с историософской традицией в русской философской мысли, начиная со «Слова о Законе и Благодати» митрополита Илариона и кончая концептуальными построениями философов XX века. Главные проблемы историософии — цель и смысл истории. Историософский подход дает целостный, хотя и внешний, взгляд на исторический процесс, рассматривает его как телеологическую структуру. Крайняя форма выражения телеологического подхода к истории — эсхатологизм. Что касается философии истории, то ее главными вопросами являются исторический факт, историческая закономерность, причинность, поэтому историософия предшествует философии истории как спекулятивно-идеалистическая концепция теоретико-рационалистической. Одна из главных проблем истории философии XX в. — национальная идея, была сформулирована в середине XIX в., а до этого мысль работала в направлении, которое задала предшествующая эсхатологическая (восходящая к средневековью) историософия, причудливо сочетавшаяся с философскими течениями Просвещения — теорией естественного права и философским рационализмом. Для того чтобы проследить генезис и глубинные истоки историософских концепций, в данном исследовании вводится ряд понятий. Прежде всего, используется понятие «историософское сознание», которое предшествует построению философии истории. Историософское сознание тесно связано с появлением историософии как отдельной философской темы. Таким образом, мы имеем три теоретических уровня понимания, которые довольно трудно выявить при поверхностном рассмотрении, однако подобные разграничения дают возможность их более тщательного анализа и понимания.
Под историософским сознанием подразумевается вся сумма идей, касающихся исторической, политической, религиозной, экономической, идеологической ситуации. Это сознание, в первую очередь, складывается под непосредственным влиянием государственной идеологии и религиозных убеждений того или иного автора. Возможно, стоит говорить и о существовании общего историософского сознания народа, складывающегося и способного изменяться в разное время. Эта сумма идей подвигает историков создавать концепции развития исторического процесса в том или ином освещении. Под это правило могут попадать как средневековые летописи, трактующие историю как мистерию и встречу человека и божественного Промысла, так и официозные исторические проекты XVIII в.; как помпезная историография эпохи «торжества коммунизма», созданная по заказу властей, так и «объективные» фундаментальные исторические исследования XIX в. Для того, чтобы философия истории стала отправной точкой для появления историософии, необходимы определенные условия: кризис историософского сознания, который перестает совпадать с философией истории, теоретически обосновывающей и объясняющий ситуацию исторического момента с точки зрения устоявшихся идеологических норм. Ситуация кризиса, раздвигающая границы философского понимания тем, что образует некую зону неизвестности, зону поисков разрешения проблемы — необходимое условие появления историософии. XVIII век был по преимуществу веком философии истории, по уже XIX век, когда в России появляется общественность, противостоящая официальной идеологии и отстаивающая свои права у государства, начинает буквально изобиловать разными типами историософского сознания и возникающими на этой основе историософскими идеями. В XX в. произошел расцвет историософии, который вызван, на наш взгляд, потрясениями начала века: 1-ой мировой войной и революцией 1917 г., когда прекращает свое существование Российская империя, и, соответственно, историософское сознание требует новых обоснований. Наследие философов-эмигрантов является уникальным материалом для изучения процессов становления историософии в условиях политической катастрофы и идеологического кризиса13. Между Древней Русью и XX веком появляется возможность диалога, поскольку историософское сознание XVIII и XIX веков, по сути противостоящих средневековью, перестало играть роль единственного доминирующего мировоззрения.
Для того чтобы понять логику исследования, необходимо раскрыть смысл основных понятий, входящих в содержание диссертации. Под историософией традиционно понимается «концепция, ставящая решение собственно исторических вопросов в зависимость от решения вопросов философских»14. В дальнейшем мы будем придерживаться этого традиционного толкования, подразумевая во всех случаях, когда речь идет об историософии, именно такое понимание, т. е. философское мировоззрение того или иного мыслителя, которые подспудно определяет совокупность основных его исторических взглядов и предпочтений. Историософию мы отделяем от философии истории, а об их различии уже было упомянуто выше. Отметим только, что историософия русской эмиграции — это совершенно особый феномен, имеющий отличие от других подобных в том, как именно решается основной вопрос истории, которая понимается в христианском контексте как имеющая смысл и цель. Катастрофа 1917 г., в результате которой перестала существовать Российская империя, явилась стимулом к постановке новых историософских проблем и, соответственно, выдвижению разных вариантов их решений.
13См. работу о кризисах доминантных установок в различные периоды истории: Ивахнепко Е. Н. Россия на порогах. СПб., 1999.
14Каменский 3. А. Философия славянофилов. Иван Киреевский и Алексей Хомяков. СПб., 2003. С. 36.
Ситуация, в которой оказались русские эмигранты, сама по себе была уникальной в том смысле, что в первой половине XX в. она настоятельно требовала решения вопросов не философии истории, но именно историософии, оперирующей понятиями «цель», «смысл», «расплата», «вина», что предполагает связь с вполне традиционными парадигмами христианского мировоззрения, то есть идеями «Промысла», «божественного воздаяния» и исторического финализма. Вместе с тем, невозможно жестко разводить философию истории и историософию, поскольку первая является продолжением второй, и одна без другой не существует. Историософские построения философов-эмигрантов являются достижением в истории русской историософской традиции, что вряд ли будет иметь продолжение в современной ситуации секулярного, постхристианского стиля мышления и восприятия мира, который предполагает скорее создание типологии, теории истории и культуры, а не философии истории, в связи с чем сомнительно появление и выдвижение историософской концепции традиционного типа. Это не значит, что таким образом провозглашается «конец историософии». Речь идет о том, что и в дальнейшем можно ожидать историософских построений нового, оригинального типа, в которых христианству также будет уделено внимание, однако оно будет радикально переосмыслено с учетом нового исторического опыта.
Под «образом Древней Руси» в диссертации подразумевается важнейшая тема историософских концепций, в которых историческому периоду Х1-ХУП вв. (допетровский период) отводится превалирующее, определяющее весь последующий ход истории России значение. В данном случае мы не ставим вопрос о том, была или не было философии в Древней Руси. Предметом рассмотрения является не сама древнерусская мысль (которая, несомненно, существовала, независимо от того, как ее понимают сейчас — с литературной, философской, религиозной точки зрения), а ее интерпретация, отношение к ней. Рассматриваются основные типы отношения к древнерусскому наследию, сформировавшиеся по преимуществу в XX веке. В древнерусском периоде искали ответ на вопрос о причинах постигшей Россию катастрофы 1917 г., что стало основой историософских размышлений в сочинениях русских мыслителей-эмигрантов. Необходимо заметить, что не все эмигранты были согласны с поиском «виновных», исторических «неудач», «разрывов и связей».
Было довольно большое число мыслителей, которые искали причины революции 1917 г. в политической жизни России предреволюционного периода, но в основном это были представители лагеря политиков (кадетов, демократов) и позитивистки настроенных историков, таких как П. Н. Милюков, А. А. Кизеветтер и др. Среди представителей русского религиозного и культурного ренессанса начала XX в. мы также найдем тех, кто не занимался построением историософских концепций, в которых определяющую роль играло бы понятие «Древняя Русь» (например, С. Л. Франк). Однако большинство религиозно настроенных мыслителей в поисках причин постигшей Россию катастрофы предпочитало обратиться к анализу истоков русской истории, к стремлению постичь ее ноуменальный смысл. Это приводило их к построению целостных концепций, объясняющих историю российской цивилизации. Здесь русская мысль самым изящным образом смыкается со своими основаниями, осмысливает свои истоки, дает им надлежащую оценку, показывая образец вознесения на высоту теоретического осознания тех процессов и состояний, которыми жила Древняя Русь.
Возрастание интереса к историософии всегда было признаком неких глобальных перемен, происходивших в русском обществе и требующих своего осмысления. Можно выявить своеобразные «волны» возрастания и убывания этого интереса на протяжении нескольких веков, причем окажется, что точкой отсчета для возрастания интереса к этой теме в XX веке будут примерно 19051910 гг., а пиком — 1920-1940 гг. Далее следует затишье и новая волна интереса к историософии появится в 1980-1990 гг. Все это чрезвычайно интересно с точки зрения динамики и статики (закономерности) в появлении философских идей и их взаимосвязи с историческими катаклизмами, имевшими место в нашей стране в тот или иной период времени. Необходимо подчеркнуть один весьма важный момент, который показывает актуальность и оправданность выбора узко-специфического аспекта в рассмотрении историософии русской эмиграции. Все «волны» интереса к историософским проблемам России в XX в. (можно даже выдвинуть предварительный недоказанный тезис — вообще все бывшие «волны» подобного интереса) были связаны с потребностью переосмыслить значение древнего периода русской истории, который и по сей день являет собой некую сумму значимых символов и смыслов для русской историософской мысли.
Источниковедческая база исследования. При анализе и описании творчества отдельных авторов были использованы их книги и статьи, относящиеся к теме диссертации и указанные в соответствующих главах. При написании главы о творчестве Г. П. Федотова большое значение имел анализ всех номеров журнала «Новый Град». В исследовании активно привлекались журналы русской эмиграции «Путь», «Версты», «Вестник РСХД» и др., в главе об евразийстве — непериодические повременные издания «Евразийский временник», «Евразийская хроника». В исследовании большое внимание уделено архивным первоисточникам — неопубликованным материалам из архивов ГАРФ (Фонд П. Н. Савицкого) и Библиотеки-Фонда «Русское Зарубежье» (Фонд П. П. Сувчинского). В фонде П. П. Сувчинского находятся письма основных участников евразийского движения (в первую очередь - Н. С. Трубецкого, П. Н. Савицкого, Л. П. Карсавина) и лиц имевших непосредственное к нему отношение (Н. А. Бердяева, С. Л. Франка, Н. С. Арсеньева, Б. П. Вышеславцева и др.). На основании изученного материала было реконструировано формирование историософских идей среди евразийцев, выяснены некоторые существенные аспекты евразийской идеологии и отношение лидеров движения к идеям, которые привносили в евразийство новые члены (Л. П. Карсавин, Н. Н. Алексеев). С 1925 г. основоположники евразийского движения в переписке использовали шифр, что было связано с началом конспиративной деятельности и взаимодействием с организацией Трест. Расшифровка писем была проведена на основании документов из архивов П. Н. Савицкого (ГАРФ) и П. П. Сувчинского; большая работа по расшифровке писем евразийцев была ранее проделана Е. Г. Кривошеевой в упомянутой выше диссертации, результаты которой также были учтены при расшифровке неясных мест.
Научная новизна исследования. В диссертации впервые дана типология основных историософских подходов к теме Древней Руси в философии русской эмиграции XX в. При рассмотрении евразийской историософии в научный оборот введены неопубликованные архивные источники (письма Н. С. Трубецкого из архива П. П. Сувчинского, материалы из архива П. Н. Савицкого), что позволило составить более целостное представление об идейном наследии евразийцев. В диссертации активно использован сравнительно-исторический анализ, который дал возможность реконструировать и представить развитие историософских идей в русской эмиграции, их общий контекст и основные принципы.
Научная новизна также заключается в следующих выводах:
1. В XVIII в. произошло формирование негативного отношения к древнерусскому наследию, что было связано со становлением культуры и идеологии Просвещения в России. Негативизм в отношении к Древней Руси стал определяющим фактором при рассмотрении русской истории и философии вплоть до начала XX в.
2. В начале XX в. под влиянием различных факторов (религиозно-философский ренессанс, «открытие» древнерусской иконописи и архитектуры, внешнеполитические события и т. д.) произошло формирование нового историософского сознания, которое предполагало высокую оценку древнерусского периода и критическое отношение к эпохе Просвещения. Наиболее яркими выразителями таких взглядов стали В. Ф. Эрн, Е. Н. Трубецкой, свящ. Павел Флоренский.
3. Революция 1917 г. и последующие за ней трагические события заставили русских мыслителей-эмигрантов переоценить устоявшиеся историософские взгляды в поисках ответа на вопрос о причинах постигшей Россию катастрофы. В их концепциях особую важность приобрел древнерусский период.
4. Евразийцы и Г. П. Федотов наиболее полно выразили в своих работах новую историософскую тенденцию: евразийцы выступили как апологеты древнерусского периода, а Г. П. Федотов создал две историософские концепции, из которых вторую можно считать негативной в отношении к Древней Руси, в то время как первая является нейтральной.
5. Концепцию евразийцев можно считать новаторской, поскольку в ней древнерусское наследие оценивалось с ориенталистской точки зрения, тогда как прежние историософские оценки в русской философии носили преимущественно западноцентристкий характер.
6. Концепции евразийцев и Г. П. Федотова можно считать типичными для историософии русской эмиграции, поскольку они транслируются, подвергаются критике или рецепции в работах различных авторов (Н. А. Бердяева, Н. Н. Алексеева, Н. М. Зернова и др.). Темы «Святая Русь», «Москва - Третий Рим», вопросы об историческом значении татаро-монгольского ига, старообрядчества и др. стали неотъемлемой частью историософии русской эмиграции.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Во введении показана актуальность темы исследования, степень разработанности проблемы, цели и задачи исследования. В первой главе сначала дан обзор историософских концепций XVIII и XIX веков, затем в качестве примера того, как радикально было переосмыслено историософское наследие предшествующего времени в XX в., избрано философское наследие В. Ф. Эрна, Е. Н. Трубецкого и свящ. Павла Флоренского. Вторая глава посвящена историософской концепции древнерусского периода в евразийском движении; историософия евразийцев рассмотрена в аспекте ее становления, показаны разные периоды в истории движения, в соответствии с которыми менялись или уточнялись историософские позиции; по отдельности проанализировано творчество основных представителей («основоположников») евразийства. В третьей главе рассмотрены историософские концепции Г. П. Федотова, историософские взгляды Н. А. Бердяева и Н. М. Зернова. В заключении сделаны выводы, подведены итоги исследования.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Образ Древней Руси в историософии русской эмиграции XX в."
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Начиная с XVIII в., отечественные мыслители, обращаясь к теме осмысления древнерусского наследия, следовали нескольким устойчивым архетипам. На основании проведенного исследования можно выделить и определить основные направления русской историософской мысли. В XVIII в. формируется устойчивый негативный архетип по отношению к древнерусскому наследию, что было связано, в первую очередь, с реформами патриарха Никона и последующими реформами Петра I. Во времена патриарха Никона старое древнерусское благочестие, церковные обычаи, обряды, старомосковский быт, организация службы и т. д., были объявлены устаревшими и возникшими вследствие невежества русского народа или разного рода недоразумений. Реформируя церковные установления, в сознание народа и интеллигенции представители партии реформаторов внедряли понятия о малоценности древнего церковного опыта и установку на реформаторство во всех сферах, включая самые сокровенные и считавшиеся до того времени неприкосновенными. Только с учетом такого поворота сознания можно понять результаты последующих реформ Петра I. Реформаторство в России опиралось на мифологему, легшую в основу нового историософского сознания, суть которой заключается в отвержении старого духовного, культурного опыта (как «стыдного», «темного», тупикового и бесперспективного) и утверждения нового прогрессивного, принесенного из просвещенной Европы. Исторически состоятельной и культурно значимой объявляется созданная Петром Великим Российская империя, а все что существовало до тех пор рассматривается как своеобразное историческое небытие. Такой тип историософского сознания (и историософская система взглядов) является негативным в отношении древнерусского наследия («мифом об империи Петра»). Эта установка, помимо исторически обусловленных причин (реформы патриарха Никона и Петра I) имела еще одно существенное мировоззренческое основание.
В. В. Зеньковский, говоря об ошибочной предпосылке, которая обуславливает неверное суждение о Древней Руси, отметил ряд причин этого явления. Прежде всего, соблазн, возникающий при сравнении умственной и культурной жизни России ХШ-ХУН вв. с Западной Европой. По мнению В. В. Зеньковского, «чтобы преодолеть этот соблазн, чтобы исторически трезво оценить историю духовного развития России, необходимо отдать себе ясный отчет как в различии путей России и Западной Европы в указанные века, так и отказаться от мысли, что история Западной Европы есть как бы единственная и по типу и темпу развития форма «прогресса»»1. В. В. Зеньковский говорит о смещении историко-культурной ориентации, которая произошла в ХУН-ХУШ вв. Если раньше Россию могли оценивать с точки зрения восточно-православных стран, подчеркивая выгодное отличие правоверной Руси от еретического латинствующего Запада, то теперь отсталую и невежественную Русь оценивали из перспективы блистающего добродетелями и просвещенностью Запада. Смещение оценочных критериев привело к формированию особых историософских установок и специфического типа историософского сознания. Такой одноплановый, однолинейный критерий оценок Древней Руси в целом можно охарактеризовать как ущербный и затрудняющий понимание не только прошлого, но и настоящего и будущего. Перед русскими философами встала задача выработать более универсальные критерии оценок прошлого Руси.
В XIX в. сформировались две группы мыслителей - западники (наследники и продолжатели историософских предпочтений XVIII в.) и славянофилы, попытавшиеся представить некую альтернативу прозападнической историософии. А. С. Хомяков формулирует свой идеал «святой Руси», который во многом совпадает с его понятиями о панславизме. А. С. Хомяков повторяет просветительские стереотипы своего времени - к моменту крещения русские были темные и необразованные, так что не смогли понять христианства, они не создали никакого видимого образа, в котором бы воплотилась сущность исторического призвания Руси. Для него крайне важным является ориентация (оценочный критерий) на сильное государство, что было характерно и для других славянофилов, разделявших панславистские установки. Наиболее типичным представителем второго крыла славянофилов был И. В. Киреевский. Он не поддерживал панславистскую идеологию и оценивал Древнюю Русь с точки зрения чистоты церковного вероучения. Киреевский еще не говорит о значимости культурных достижений Древней Руси. Как и в случае с А. С. Хомяковым, он предлагает не фактическое, но скорее идеальное (та же «Святая
1 Зеньковский В. В. История русской философии. М., 2001. С. 37.
Русь») описание Древней Руси. Таким образом, можно констатировать, что в XIX в. к древнерусскому наследию отношение существенно не изменилось среди западников, но в среде славянофилов его стали оценивать с точки зрения идей панславизма («Константинопольская мечта»), принципов сильного государства (фактически - из перспектив настоящего, Российской империи XIX века) или идеалов православной духовности. Понятие «Древняя Русь» заменялось понятием «Святая Русь», которое приобретало черты идеальные или даже полумифические («загадочный Китеж-град»), с налетом народного фольклора и ностальгических эмоций. Такую позицию можно обозначить как идеалистически-декларативную, поскольку Древняя Русь скорее идеализировалась, чем рассматривалась как феномен значимый сам по себе, и декларировалась как некий знак, символ славянофильского движения. Тем не менее, это был значительный шаг вперед по сравнению с негативизмом XVIII в. Славянофильские представления открывали перспективу для дальнейшего углубленного изучения проблемы, пробуждали интерес к русской старине, которая в их изложении впервые становится неким противостоящим поверхностному западничеству феноменом и в этом качестве древнерусское наследие занимает равные позиции с настоящим или чаемым западниками положением европеизированной России.
В начале XX в. произошел существенный сдвиг в историософском сознании по отношению к Древней Руси. Изменения происходят под влиянием исторических событий, главные из которых (для рассматриваемого явления) — открытие древнерусской иконы и архитектуры в 1910-х гг., начало действия легальных старообрядческих выставок, концертов и выпуск разнообразных изданий (после дарования свободы вероисповедания в 1905 г.). Огромное влияние на становление русской историософии XX в. имела 1-ая мировая война, в начале которой наблюдался огромный взрыв патриотических чувств и настроений. Вторым значимым фактором было движение русского религиозного возрождения, деятели которого обращаются к церковной и мистической (в широком смысле - духовной) проблематике, что породило оригинальную русскую религиозно-философскую традицию. На примере творчества таких мыслителей как В. Ф. Эрн, Е. Н. Трубецкой и свящ. Павел Флоренский можно наблюдать изменение отношения к наследию Древней Руси в начале XX в. Все три мыслителя поняли древнерусскую культуру как соответствующую мировой общечеловеческой культуре, в которую она входит не только как равноправная, но и как имеющая выдающиеся достижения, аналогов которым указать невозможно. Такое понимание образа Древней Руси было в основном художественно-интуитивным.
После революции 1917 г. перед деятелями эмиграции встала задача осмысления исторических судеб России. Кроме того, для формирования новой историософии имело большое значение решение вопроса о причинах революции и истоках русского коммунизма и безбожия. Этот вопрос решался в основном в плоскости исторических разысканий и построения историософских теорий: «как отмечали многие эмигрантские авторы, именно вопрос: «Что есть Россия - держава европейская, как объявила еще Екатерина II», или же «путь ее лежит назад, к Московии?» - был тем основным вопросом, на который определялись общественно-политические позиции групп и общественных деятелей в эмиграции, ее оценки и выводы относительно происшедших в России событий»2. Для выяснения основных ответов (и соответственно, типов историософии), возникших в эмиграции, в исследовании были рассмотрены позиции евразийцев и Г. П. Федотова как наиболее характерные, значимые и известные среди деятелей эмиграции, и, одновременно, как противоположные (альтернативные) друг другу.
Подход евразийцев был обозначен как концептуальный и новаторский, поскольку наследие Древней Руси оценивалось с точки зрения определенной концепции, которая представляла собой новый, до того момента неизвестный в широких научных и обывательских кругах теоретический подход. История России была оценена из перспективы Востока (как до того прежде, начиная с XVIII в., ее оценивали из перспективы Запада), а в результате такой оценки сама Россия предстала как Евразия, особый в себе замкнутый и самодостаточный культурно-исторический мир. Центральным событием древнерусской истории евразийцы назвали монголо-татарское нашествие, которое оценивали не только отрицательно, но находили и положительные моменты: включение Руси в орбиту влияния огромной империи, воспитательное значение татаро-монгольского ига для русского благочестия и характера, усвоение русскими идеи построения сильного государства на территории Евразии. Собирание гОмельченко Н. А. В поисках России. СПб., 1996. С. 10. земель бывшего улуса Золотой Орды евразийцы назвали исторической задачей России, идеей, доставшейся в наследство от империи Чингисхана. Их историософия была евразийской, т. е. новой по отношению к западнической, ориентированной на Западную Европу, и славянофильской, основанной на идеях русской старины и панславизма. Вопрос о причинах русской революции был решен евразийцами в рамках историософской концепции, согласно которой все зло русской истории можно объяснить заимствованием западных идей и обычаев, причем заимствование сопровождалось отречением от своего национального наследия. Коммунистические идеи по происхождению являются западными, а большевизм - реакция на крушение Российской империи.
Г. П. Федотов разработал два историософских подхода к наследию Древней Руси. В первый период творчества он находил культурно и исторически значимые смыслы в Московской Руси, сожалея об утраченной возможности синтеза европейских и русских элементов в Киевский период вследствие татаро-монгольского завоевания. Предприняв попытку углубленного изучения древнерусской истории и культуры, он пришел в целом к неутешительным выводам, оценивая Древнюю Русь с точки зрения своей политической позиции и, по существу, прозападнических предпочтений. Во второй период творчества он пришел к выводу о культурной несостоятельности Древней Руси, о том, что ее архитектура и литература имела местное (а не общемировое) значение, а Московская Русь была рассадником деспотизма и тирании. Наследниками Московской Руси объявлялись большевики. Неким эталоном для Г. П. Федотова в это время оставалась Новгородская Русь ХШ-Х1У веков, в которой, по его мнению, наблюдались начатки демократического строя и формирование общечеловеческой (или западнической) гуманистической идеологии, главным признаком которой Федотов считал утверждение принципов свободы. Взгляды Г. П. Федотова были умеренно негативистскими, в отличие от концепции Г. Г. Шпета, которую можно назвать нигилистической в отношении к Древней Руси.
Оценивая позицию Г. П. Федотова с точки зрения типологических признаков, ее можно отнести к западнической в отличие от типологически славянофильской евразийской историософии. Западничество Г. П. Федотова невозможно считать преувеличенным. Так, например, соучастник Федотова в деле издания «Нового Града» Ф. А. Степун, критиковал его концепцию древнерусской святости за предвзятое и несправедливое отношение к деятельности преп. Иосифа Волоцкого. В статье «Москва - Третий Рим» Ф. А. Степун пишет: «Вряд ли можно оспаривать, что федотовская концепция иосифлянства верно улавливает грехи и недостатки этого движения, но нельзя не видеть и того, что она все же является опасным искажением русской истории, льющим воду на мельницу тех прокоммунистически настроенных кругов западной интеллигенции, которые в большевизме видят вполне последовательное завершение русской истории»3. Преп. Иосиф, по мнению Ф.А. Степуна, «первый выдвинул проблему социального христианства, за которую впоследствии боролись Владимир Соловьев и его продолжатели».4 Тем не менее, интерпретация Г. П. Федотовым образов преп. Нила Сорского и преп, Иосифа Волоцкого, его историософская концепция в целом (первого периода) в эмиграции получили широкую известность и распространение, в то время как поддерживающих евразийские историософские идеи было очень немного.
В качестве примера того, как историософская позиция Г. П. Федотова была воспринята в эмиграции, были проанализированы взгляды Н. А. Бердяева и Н. М. Зернова. Н. А. Бердяев критически оценивал древнерусский период, во многом разделяя выводы и оценки Г. П. Федотова. Однако свое понимание Древней Руси он сформировал самостоятельно, исходя из личного историософского мировоззрения. Бердяева и Федотова объединяет понятие свободы в их философском мировоззрении, но первый понимал свободу в основном метафизически, а второй — социально-политически, как основополагающий принцип общества и культуры. Н. М. Зернов в большей степени, чем Бердяев, ориентирован на историософию Г. Федотова. Для него главными в оценке Древней Руси стали идея Москва-Третий Рим и феномен русской интеллигенции. Используя отдельные аспекты концепции Г. Федотова, Зернов обосновал значение русской интеллигенции, ее миссию в русской истории. В историософии Зернова Древняя Русь выступила лишь неким историческим фоном, необходимым для развития оригинальных авторских идей.
Тема Древней Руси имела большое значение для историософских концепций русской эмиграции. Вероятно, для понимания того, что произошло с Россией в XX в., было необходимо целостное восприятие русской истории, в которой
3 Степун Ф. А. Сочинения. М., 2000. С. 598. древний период занимал важное место. Однако, в русской эмиграции XX в. Древняя Русь стала не просто предметом идеализации или отрицания, как в предшествующий период, а идейной основой для многообразных историософских концепций. Конечно, за рамками исследования осталось достаточно много историософских взглядов, имевших выражение в исторической науке, публицистике, литературе русской эмиграции. Вместе с тем, проанализированные концепции являются наглядным примером того, что тема Древней Руси в эмиграции получила широкое распространение. Споры о древнерусском наследии, обсуждение этой темы в эмиграции имели широкий контекст. Так, например, выдающийся церковный историк русской эмиграции А. В. Карташев разработал свою историософскую концепцию. Для А. В. Карташева основным историософским понятием является термин «Святая Русь». В этом смысле он продолжает историософские традиции славянофилов: Святая Русь Карташева не есть что-то исторически существовавшее, но некий идеал, в соответствии с которым он призывает созидать настоящее и будущее России: «Никто за нас Св. Русь не сделает, если не сделаем ее мы сами (курсив автора - К. Е.)»5. Святая Русь есть идея о великодержавной миссии русского народа, суть которой определяется задачей максимально полно воплотить в истории христианскую мысль о соединении евангельского благовестия и земного царства, явить миру истину халкидонского догмата о воплощении Бога Слова в земной плоти через образ земного воплощения христианства в культурных, социальных и государственных институтах. Пусть это будет неполное, несовершенное воплощение, но отказываться от такой задачи значит, по Карташеву, тоже самое, что впадать в ересь монофизитства, которая говорит о том, что у Христа была только одна природа - божественная. Ориентируясь на прошлое России, А. В. Карташев призывает строить Святую Русь в новых условиях, поскольку старые теократические условия уже не существуют. Исторический период, в который воссоздавался этот идеал средствами старой государственности, окончился. Идеал Карташева - Святая Русь в арматуре новейшей общественности и государственности. Для Г. П. Федотова «Святая Русь», - это, в первую очередь, святые Древней Руси, конкретные живые личности - носители Духа Святого, а не нечто государственное или материальное. В этом смысле Карташев выступает как противоположность Федотову и более сближается с евразийцами в моменте утверждения первичной ценности государственного этатизма. Провозглашая свою преемственность со славянофилами, он называет западников «варягоманами» и поддерживает панславистские установки, соединяя их с идеями великодержавности, которые соотносит с теорией Москва - Третий Рим. С евразийцами А. Н. Карташева связывает высокая оценка роли государства, вера в то, что с его помощью возможно построение близкого к Евангелию образцового социального строя, оценка татарского ига, которое способствовало появлению особого полуапокалиптического и церковно-политического мировоззрения. Своеобразие концепции А. В. Карташева состоит в том, что в отличие от многих мыслителей, рассуждавших о теории Москва - Третий Рим и подчеркивавших, что основная неправда этой идеи в ее провинциальности, местничестве, отказе от апостольского завета о вселенской проповеди, он показывает эту теорию как идею мессианскую, имеющую вселенский и апостольский смысл. Для него «Классическая русская культура есть продукт. синтеза православных заветов Святой Руси и Петровых заветов Великой России (курсив автора - К. Е.)»,6 что, конечно, что уже является идеей, никак не соотносящейся с евразийскими утверждениями.
В связи с интересом к вопросу о теории Москва-Третий Рим, А. В. Карташев разрабатывает свою концепцию (или толкование) событий церковного раскола XVII в. Для него проблемой является вопрос о том, почему подлинно русское религиозное течение, в котором «влилась вся накопленная столетиями любовь русского человека к вере христианской, свелась к фанатическому стоянию за «старый» обряд, т. е. за кажущийся пустяк»7? Он отвергает традиционные оценки раскола как движения интеллектуально беспомощного, как невежество, смешение догмата и обряда (мнение Е. Е. Голубинского, В. О. Ключевского). Такие оценки Карташев считает рационалистическими и несоответствующими религиозной проблематике, когда обряд рассматривается как вторичное и низшее явление в религиозной жизни. На примере отношения старообрядцев к
5 Карташев А. В. Воссоздание Святой Руси. Париж, 1995. С. 20.
6 Там же. С. 40.
7 Карташев А. В. Смысл старообрядчества // Церковь. 1992. № 2. С. 18. церковным обрядам, Карташев говорит об особенностях восприятия христианства в Древней Руси. Старообрядчество явилось разряжением того творческого напряжения русского духа, которое сделалась осью его самосознания и сводилось к идее Третьего Рима. Связь миссии и обряда, по Карташеву, не случайна, смысл ее - в продолжении идеи о Боговоплощении, когда Бог соединяется с плотью. Причем воплощение это имеет космический, тотальный, мистический смысл: «из новых христианских народов Европы не нашлось ни одного, который бы обладал таким острым, жгучим чувством Бога в материи, в предметах сакральных и соответственной жаждой быть таковыми окруженными, как русские».8 Религиозное горение, чувство чистого и нечистого наблюдалось в истории только у древнего Израиля и в древнем Египте. Древняя Русь в таком толковании становится в один ряд с названными цивилизациями и может быть понята на основании совершенно особых принципов. Русский народ выработал свой идеал воплощения Евангелия в жизни: «вместо этого грешного нечистого мира, другого, сплошь святого, ритуально-святого, т. е. ритуально-святого,. где вся жизнь была бы. как бы сплошным богослужением в обширном граде-храме».9 Обряд - это мистерия, его надо сопоставлять с иконами и мощами, а не с воспитательными средствами. Идеал русского православия - цельный, всеохватывающий, культом проникнутый, украшенный и священный быт. Мечту о Руси как о Третьем Риме А. В. Карташев называет первой и единственной любовью русской души. Концепция А. В. Карташева ценна тем, что в ней сделаны новые и оригинальные подходы к такому сложному явлению как старообрядческое движение 10.
На примере А. В. Карташева можно понять, что темы «Святая Русь», «Москва - Третий Рим», вопросы значения татаро-монгольского ига для русской истории, панславизма, старообрядчества стали неотъемлемой частью концептуальных построений древнерусской истории и культуры в эмиграции. Необходимость осмысления древнерусского наследия была осознана многими
8 Там же. С. 19.
9 Там же.
10 С. А. Зеньковский, занимавшийся этой темой всю жизнь, говорил о концепции Карташева как имеющей «проблески гениальности». Если он и критиковал А. В. Карташева за непоследовательность в оценках старообрядчества, тем не менее, пошел в направлении им указанном и мыслителями, а разнообразие трактовок и оценок порождало ситуацию диалога, спора, полемики вокруг этого вопроса, ставшего одним из важнейших для историософии русской эмиграции.
Из всего вышеизложенного очевидно, что в эмиграции происходит глубинное осознание того различия, которое имеют пути России и Европы. Из этого сознания вызревает особое понимание своеобразия русской культуры и истории. Осознание своеобразия России в XX в. стало возможным благодаря некому глубинному сдвигу сознания, аналогичному тому, который имел место в начале XVIII в., когда все русское стало ассоциироваться с «отсталым» и «стыдным». Это результат не простого накопления определенных фактов о древнерусской культуре, но «есть результат внутреннего переустройства. мышления, а не внешнего выбора иного «образца»»11. Эти слова сказаны современным исследователем о научной революции XVII в., но их вполне можно применить и в настоящем случае. Речь идет о том, что в определенное время в обществе (научном или в данном случае философском сообществе) происходит смена парадигм. Если в Западной Европе переворот произошел в сфере научного, теоретического сознания, то отличие России состоит в том, что такой переворот у нас в XVIII в. имел место в религиозном и историософском сознании. Именно этот радикальный переворот сделал возможным глобальные перемены в русском обществе, имевшие одним из последствий «пробуждение» русской мысли, появление философии как самостоятельной теоретической дисциплины. Если философия и наука XVIII в. в России начинается с отталкивания от наследства древнерусских идей и культурных установок, то оригинальная русская мысль в конце XIX в., наоборот — с возвращения к этим истокам. Опыт XX в. наглядно свидетельствует о необходимости и возможности осмысления древнерусского наследия как философской проблемы, которая, на наш взгляд, будет иметь дальнейшее продолжение в трудах отечественных мыслителей. разработал концепцию, ему идейно близкую (см.: Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. М., 2006).
11 Ахутин А. В. Тяжба о бытии. М., 1997. С. 187.
Список научной литературыЕрмишина, Ксения Борисовна, диссертация по теме "История философии"
1. Абрамов А. И. Сборник научных трудов по истории русской философии. М., 2005.
2. Аверинцев С. Другой Рим. СПб., 2005.
3. Аверинцев С. С. Несколько мыслей о «евразийстве» Н. Трубецкого. Опыт беспристрастного взгляда// Новый мир. 2003. № 2.
4. Аверьянов В. Природа русской экспансии. М., 2003.
5. Андроник (Трубачев), иеромон. Теодицея и антроподицея в творчестве священника Павла Флоренского. Томск, 1998.
6. Антонов А. В. Старообрядчество и новое мышление // На пути к свободе совести. Сб. статей. М., 1989.
7. Антощенко А. В. Евразия или Святая Русь? Петрозаводск, 2003.
8. Артемьева Т. В. От славного прошлого к светлому будущему. Философия истории и утопия в России эпохи Просвещения. СПб., 2005.
9. Ахутин А. В. Тяжба о бытии. M., 1997.
10. Бойков В. Ф. Судьба и грехи России (философско-историческая публицистика Г. П. Федотова) // Федотов Г. П. Судьба и грехи России. СПб., 1991. Т. 1.
11. Болотоков Н. А., Кумыков А. М. Феномен наций и национально-психологические проблемы в социологии русского зарубежья. М., 1998.
12. Босс О. Учение евразийцев. Глава 1 // Начала. 1992. № 4.
13. Бражников М. Лица и фиты знаменного распева. Л., 1984.
14. Бычков В. В. Русская средневековая эстетика (XI-XVII века). М., 1995.
15. Вандалковская М. Г. Историческая наука русской эмиграции: «евразийский соблазн». М., 1997.
16. Волкогонова О. Д. Евразийство: эволюция идеи // Вестник МГУ. Серия 7. 1995. №4.
17. Волкогонова О. Д. Н. А. Бердяев: Интеллектуальная биография. М., 2001.
18. Волкогонова О. Д. Образ России в философии русского зарубежья. М., 1998.
19. Галахтин М. Г. История трагедии и трагедия истории (историософия Г. Федотова) // Философские науки. 2005. № 9,10.
20. Гачева А. Г. В поисках нового синтеза. Пореволюционные течения русской эмиграции 1920-х 1930-х годов // Диаспора. СПб.; Париж, 2005. T. VI.
21. Гиренок Ф. Евразийские тропы // Aima mater. 1992. № 7-9.
22. Гиренок Ф. И. Судьба русской интеллигенции (читая Федотова) // Философия и жизнь. 1991. № 9.
23. Голлербах Е. А. К незримому граду. СПб., 2000.
24. Горбунов В. В. Святая Русь Георгия Федотова и современные проблемы возрождения общества// Кентавр. 1995. № 1.
25. Громов М. Н. Структура и типология русской средневековой философии. М, 1997.
26. Громов М. Н., Козлов Н. С. Русская философская мысль X-XVII веков. М., 1990.
27. Громов М. Н., Мильков В. В. Идейные течения древнерусской мысли. СПб., 2001.
28. Довгий Т. П. Историософская концепция России в творчестве Г. П. Федотова. Дис. кан. филос. наук. М., 1996.
29. Доронченков А. И. Евразийская идея в русском зарубежье в 20-30 годов и современность. Российское зарубежье: история и современность. М., 1998.
30. Доронченков А. И. Эмиграция «первой волны» о национальных проблемах и судьбе России. СПб., 2001.
31. Дьяков В. А. О научном содержании и политических интерпретациях историософии евразийства// Славяноведение. 1993. № 5.
32. Ермичев А. А. Жизнь и дела Владимира Францевича Эрна // Эрн В. Ф. Pro et contra. Антология. СПб., 2006.
33. Житие протопопа Аввакума. Архангельск, 1990.
34. Замалеев А. Ф. Восточнославянские мыслители. Эпоха Средневековья. СПб., 1998.
35. Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа: Критика европейской культуры у русских мыслителей. Париж, 1955.
36. Зеньковский В. В. История русской философии. М., 2001.
37. Ивахненко Е. Н. Россия на «порогах». СПб., 1999.
38. Ивонина О. И. Время свободы. Новосибирск, 2000.
39. Каганский В. Л. Кривда и правда евразийцев (смысл и статус евразийской концепции пространства России) // Общественные науки и современность. 2003. № 4.
40. Казнина О. А. Н. С. Трубецкой и кризис евразийства // Славяноведение. 1995. №4.
41. Каменский 3. А. Философия славянофилов. Иван Киреевский и Алексей Хомяков. СПб., 2003.
42. Кантор В. Русский европеец как явление культуры. М., 2001.
43. Киселев А. Ф. Страна грез Георгия Федотова (размышления о России и революции). М., 2004.
44. Колеров М. А. Братство Св. Софии: «веховцы» и евразийцы (1921-1925 гг.)//Вопросы философии. 1994. № 10.
45. Колеров М. А. Не мир, но меч. Русская религиозно-философская печать от «Проблем идеализма» до «Вех» 1902-1909. СПб., 1996.
46. Кривошеева Е. Г. Пореволюционное эмигрантское течение евразийство. Дисс. канд. ист. наук. М., 1995.
47. Кузнецова Н. И. Рецензия на книгу: Горяев А. Т. «Евразийство: «научный замысел» и практические реалии» М., Элиста, 2001 // Вопросы философии. 2000. № 10.
48. Куклин А. П. Эсхатологическая тема в русской философии: К философскому портрету Г. П. Федотова// Горизонты культуры. СПб., 1992.
49. Культура средневековой Москвы XVII в. М., 1999.
50. Культурное и научное наследие российской эмиграции в Великобритании (1917-1940-е гг.). М., 2002.
51. Кутузов Б. П. Византийская прелесть. М., 2003.
52. Кутузов Б. П. Знаменный распев поющее богословие. М., 2001.
53. Кутузов Б. П. Русское знаменное пение. М., 2002.
54. Кутузов Б. П. Церковная «реформа» XVII века. М., 2003.
55. Литература русского зарубежья. 1920-1940. М., 2004. Вып. 3.
56. Люкс Л. Заметки о «революционно-традиционалистской» культурной модели евразийцев // Вопросы философии. 2002. № 7.
57. Люкс Л. Евразийство // Вопросы философии. 1993. № 6.
58. Люкс Л. Евразийство и консервативная революция. Соблазн антизападничества в России и Германии // Вопросы философии. 1996. № 3.
59. Макаров В. Г. «Рах rossica». История евразийского движения и судьбы евразийцев // Вопросы философии. 2006. № 9.
60. Макаров В. Г., Матвеева А. М. Теософия П. Н. Савицкого: между идеологией и наукой // Вопросы философии. 2007. № 2.
61. Малинов А. В. Философия истории в России XVIII века. СПб., 2003.
62. Мартынов В. И. Зона opus post или рождение новой реальности. М., 2005.
63. Мартынов В. И. Конец времени композиторов. М., 2005.
64. Мартынов В. И. Культура, иконосфера, и богослужебное пение Московской Руси. М., 2000.
65. Мейендорф И., прот. Рим. Константинополь. Москва. М., 2005.
66. Мильков В. В. Философская мысль Древней Руси и вклад В. Ф. Пустарнакова в ее изучение // Пустарнаков В. Ф. Философская мысль в Древней Руси. М., 2005.
67. Мир России Евразия: Антология / Сост. JI. Н. Новикова, И. Н. Сиземская. М., 1995.
68. Нарочницкая Н. Россия и Европа: историософский и геополитический подход//Наш современник. 1993. № 12.
69. Нарочницкая Н. Россия и русские в мировой истории. М., 2003.
70. Нарочницкая Н., Мяло К. Еще раз о евразийском соблазне // Наш современник. 1995. №4.
71. Нация и империя в русской мысли начала XX века. Сборник / Составление, вступ. статья и примечания С. М. Сергеева и А. В. Ломоносова. М., 2004.
72. Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Политическая программа евразийцев: реальность или утопия? С публикацией статьи H. Н. Алексеева «Советский федерализм» // Общественные науки и современность. 1992. № 2.
73. Олеарий А. Описание путешествия в Московию. М., 1996.
74. Омельченко Н. А. В поисках России. СПб., 1996.
75. Орлов В. Мысли из пепла (предисловие к публикации статьи Л. П. Карсавина «Евразийская идея в материалистической оболочке») // Философские науки. 2004. № 9.
76. Панарин А. С. Евразийство: за и против, вчера и сегодня («Круглый стол») // Вопросы философии. 1995. № 6.
77. Петр Сувчинский и его время. М., 1999.
78. Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг.: Документы и материалы. М., 1999.
79. Половинкин С. М. Евразийство и русская эмиграция // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995.
80. Прохоренко А. В. Все в имени твоем Россия. СПб., 2003.
81. Пустарнаков В. Ф. Философская мысль в Древней Руси. М., 2005.
82. Пути Евразии: Русская интеллигенция и судьбы России. М., 1992.
83. Рамазанова Н. В. Московское царство в церковно-певческом искусстве. СПб., 2004.
84. Россия между Востоком и Западом: традиционные и современные концепции. Хрестоматия. М., 1994.
85. Русская цивилизация за полтора столетия: биографический справочник / Сост. и предисл. Р. Г. Шмаглит. М., 2005.
86. Русская цивилизация. Сборник. / Сост. и предисл. Б. М. Корнилова. М., 2000.
87. Русское зарубежье: Золотая книга Русской эмиграции: Первая треть 20 в.: Энциклопедический биографический словарь. М., 1997.
88. Сербиненко В. В. Оправдание культуры: Творческий выбор Г. Федотова // Вопросы философии. 1991. № 8.
89. Сербиненко В. В. Русская философия. Курс лекций. М., 2005.
90. Синицына Н. В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции ХУ-ХУ1 вв. М., 1998.
91. Смирнов Л. Империя культуры: О творчестве Г. П. Федотова // Наше наследие. 1991. № 3.
92. Соболев А. В. Полюса евразийства (с публикацией статьи Л. П. Карсавина «Государство и кризис демократии») // Новый мир. 1991. № 1.
93. Соболев А. В. К вопросу о внутренних трениях и противоречиях в евразийстве 1920-х годов // Россия XXI. 2002. № 5.
94. Соболев А. В. К вопросу о внутренних трениях и противоречиях в евразийстве 1920-х годов // Россия XXI. 2000. № 1.
95. Соболев А. В. Князь Н. С. Трубецкой и евразийство // Литературная учеба. 1991. №6.
96. Соболев А. В. О двух акцентах в философско-богословском творчестве о. Георгия Флоровского // Россия XXI. 2003. № 6.
97. Соболев А. В. О евразийстве как культуроцентричном мировоззрении // Россия XXI. 2000. № 1.
98. Соболев А. В. Об отношении евразийцев к фашизму // Россия XXI. 2001. №4.
99. Соболев А. В. Своя своих не познаша: Евразийство: Л. П. Карсавин и другие // Начала. 1992. № 4.
100. Сорокина M. Ю. «Там так легко дышится» (Письма Н. С. Трубецкого Г. Вернадскому)//Диаспора. СПб.; Париж, 2004. T. VI.
101. Старообрядчество в России (XVII-XX века). M., 1999.
102. Стенник Ю. В. Идея «древней» и «новой» России в литературе и общественно-исторической мысли XVIII начала XIX в. СПб., 2004.
103. Степанов Б. Спор евразийцев о церкви, личности и государстве (19211927) // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2001 2002 гг. / Под ред. M. А. Колерова. М., 2002.
104. Степанов Б. Лев Платонович Карсавин о «Наследии Чингисхана»: письмо к Н. С. Трубецкому (1925) // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2001 2002 гг. / Под ред. М. А. Колерова. М., 2002.
105. Топоров В. H. Н. С. Трубецкой ученый, мыслитель, человек // Начала. 1990. №6; 1991. № 1.
106. Топоров В. Н. Несколько слов о новой серии и книге Г. П. Федотова «Стихи духовные» // Федотов Г. П. Стихи духовные. М., 1991.
107. Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. М., 1995. Т. 1. Первый век христианства на Руси.
108. Троянов А. А. Изучение евразийства в современной зарубежной литературе (краткий обзор) // Начала. 1992. № 4.
109. Хоружий С. С. Опыты из русской духовной традиции. М., 2005.
110. Boss О. Die Lehre^r Eurasier. Wisbaden, 1961.