автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Обыденная метаязыковая рефлексия носителя русского языка второй половины XIX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Обыденная метаязыковая рефлексия носителя русского языка второй половины XIX века"

003493547

Трикоз Эльвира Львовна

Обыденная метаязыковая рефлексия носителя русского языка второй половины XIX века

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

- 4 7П10

Вологда - 2010

003493547

Работа выполнена на кафедре русского языка Вологодского государственного педагогического университета. Научный руководитель: доктор филологических наук

профессор Судаков Гурий Васильевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

профессор Фархутдинова Фения Фарвасовна кандидат филологических наук доцент Шумарина Марина Робертовна

Ведущая организация: Ярославский государственный

педагогический университет им. К. Д. Ушинского

Защита состоится 24 марта 2010 года в на заседании

диссертационного совета КМ 212.031.03 при Вологодском государственном педагогическом университете по адресу: 160001, г. Вологда, пр. Победы, 37, ауд.71.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Вологодского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан «<?0>> 2010 г

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук

Л. Ю. Зорина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена изучению обыденной метаязыковой рефлексии носителя языка второй половины XIX века. Известно, что «наивные» (в противопоставлении научным) наблюдения над языком были свойственны людям в разные исторические эпохи. Это подтверждают различные письменные тексты XVIII, XIX вв., лексикографические источники XIX века, в которых образцы обыденной метаязыковой рефлексии приводились в качестве иллюстрации к словарной статье.

Актуальность исследования состоит в том, что оно продолжает языковые исследования в рамках антропоцентрической парадигмы. Как отмечают современные исследователи, современная антропологически ориентированная лингвистика заинтересована в понимании того, как в действительности работает наш язык. Исследование научной и обыденной метаязыковой рефлексии позволяет глубже проанализировать языковую личность в исторической ретроспективе, смоделировать речеязыковой портрет профессионального и «наивного» лингвистов, обозначить их роль в формировании языковой картины мира.

Современные научные работы в рамках когнитивного и антропоцентрического подходов изучают обыденную рефлексию на материале текстов XX - XXI вв.: отмечается ее значимость для выявления показателей мстаязыкового сознания в тексте, для характеристики носителя языка отдельной социальной группы и современного состояния языка и речи [см. труды А. Н. Ростовой, О. И. Блиновой, С.Е Никитиной, ЕВ. Иванцовой, ИТ.Вепревой, Н.Д Голсва, Н Б. Лебедевой и др.]. Метаязыковая рефлексия на историческом материале в современных исследованиях рассматривается в отдельных статьях Н А Николиной, М Р. Шумариной, Г. В. Судакова, М. А Пчелинцевой. Монографического исследования, посвященного обыденной метаязыковой рефлексии XIX века, не было.

В данной работе обыденная метаязыковая рефлексия рассматривается на историческом материале. В качестве источников используются публицистические, художественные, научные, разговорные тексты. Образцы рефлексии, отмеченные в этих текстах, дают возможность оценить всё разнообразие вариантов, существовавших в исследуемую эпоху, творческие способности «наивного» лингвиста, оценить значимость оценок и наблюдений носителя русского языка для изучения динамики словаря исследуемого периода и языковых процессов в целом.

Для истории языка анализ динамических изменений в языке и речи через обыденную метаязыковую рефлексию представляется

интересным и новым приёмом. Отраженное в метаязыковой рефлексии обыденное сознание демонстрирует понимание человеком мира, его систему ценностей, социальных, культурных, коммуникативных предпочтений, речеязыковых норм. Рефлексия выявляет объем и глубину знаний о мире, о языке, которые изменчивы во времени и неодинаковы для разных индивидов и разных, общностей людей (языковых, социальных, профессиональных). Именно эта изменчивость и подвижность знаний о мире является причиной динамичности словаря нации, языковых норм, значений языковых единиц.

Под обыденной метаязыковой рефлексией мы понимаем отражение наивных знаний, представлений, суждений о языке и речи. В данном термине слово «обыденный» синонимично словам «наивный», «непрофессиональный» и подчеркивает чувственно-интуитивный характер метаязыковой рефлексии, которая кроме прочего может иметь и рационально-логический характер (научная рефлексия).

Основным объектом в предпринятом нами исследовании является обыденная метаязыковая рефлексия носителя языка второй половины XIX века. Предметом исследования избраны рефлексивы (относительно законченные метаязыковые высказывания, содержащие оценку отдельного факта языка или речи), извлеченные из текстовых источников.

Эмпирической базой исследования послужила картотека, включающая в себя около 2200 рефлексивов, извлеченных методом сплошной выборки из художественных, публицистических и разговорных текстов второй половины XIX века.

Целью настоящей работы является исследование особенностей обыденной метаязыковой рефлексии в текстах второй половины XIX века. Для реализации цели настоящего исследования были поставлены следующие задачи:

1. Выявить особенности языковой личности исследуемого периода, опираясь на исторические и социокультурные материалы, и определить причины всплеска рефлексии во второй половине XIX века;

2. Осуществить выборку рефлексивов из публицистических, художественных, разговорных текстов второй половины XIX века;

3. Систематизировать собранный материал, обозначая способы графического выделения рефлексии в текстах исследуемого периода и формы выражения метаязыкового сознания;

4. Выделить и описать типы обыденной метаязыковой рефлексии, отражающей отдельные новации эпохи;

5. Оценить выделенные типы по следующим критериям: а)

отражённость языковой или речевой информации; б) представленность языковых ярусов (фонетики, словообразования, морфологии, лексики, синтаксиса);

6. Оценить роль обыденной метаязыковой рефлексии в развитии языковой системы и в формировании отдельных языковых и речевых норм.

Реализация стоящих перед нами задач осуществляется посредством следующих методов и приемов: 1) статистического метода, реализуемого в сплошной выборке примеров метаязыковой рефлексии из источников; 2) описательного метода, который реализуется в приемах наблюдения, обобщения, моделирования, интерпретации, классификации исследуемых единиц; 3) функцион&тьно-стилистического метода, основанного на приемах описательного и сопоставительного анализа.

Научная новизна работы заключается в следующем:

- впервые моделируется портрет языковой личности второй половины XIX века, способствующий выявлению причин и особенностей выражения обыденной рефлексии в письменных текстах;

- впервые объектом рассмотрения становится обыденная мстаязыковая рефлексия на историческом материале второй половины XIX века;

- собранный автором материал впервые систематизируется с учетом речевых новаций, существовавших в сознании носителей языка исследуемого периода, и с учетом соотнесенности фактов обыденной рефлексии с языковыми изменениями, касающимися различных ярусов языка. В ходе данной систематизации выявляется ценность фактического материала для изучения процессов нормализации и кодификации отдельных языковых явлений, для истории формирования словарного состава русского литературного языка (переход индивидуальных новаций в узус, стилистическая дифференциация языковых единиц, этапы формирования лексического значения отдельного слова, культурно-исторические предпосылки возникновения и функционирования новации и проч.).

Нормативные словари второй половины XIX века не фиксируют все слова этого периода, не представляют сложившейся совокупности социальных, профессиональных диалектов, авторских новообразований. Изучение обыденной метаязыковой рефлексии -способ глубокого познания языка, отдельных его процессов, способ познания культурно-исторических, социальных, психологических причин развития языка и языкового сознания.

Положения, выносимые на защиту: 1. Обыденная метаязыковая рефлексия может быть особым объектом исследования для истории языка. При этом важным оказывается описать ту языковую личность, рефлексия которой будет носить

обыденный характер. В нашем случае моделирование языковой личности способствовало выявлению основных характеристик рефлексирующей личности и причин появления обыденной метаязыковой рефлексии в различных текстах исследуемого периода.

2. В ходе наблюдения за рефлексивами в публицистических, художественных и разговорных текстах второй половины XIX века выяснено, что основными способами авторского обозначения рефлексии в письменных текстах являются графические маркеры (курсив, жирный шрифт, кавычки, написание латинскими литерами). С помощью этих маркеров автор имплицитно оценивал звук, звучащее слово, морфему, словосочетание, фразеологизм, словоформу.

3. Выявление основного способа выражения обыденной рефлексии (графического) позволило обнаружить две формы выражения метаязыкового сознания в текстах исследуемого периода: прямую и непрямую. Основным критерием выделения этих форм является наличие / отсутствие графического маркера.

4. Наличие графического маркера позволило наметить структурную градацию рефлексивов. С одной стороны, в структуре рефлексива может быть только графически выделенные слово, морфема словосочетание. С другой стороны, кроме прочего он может содержать метаязыковые операторы и комментарии. В этом случае следует говорить о слабой и сильной степени выражения рефлексии.

5. Носитель языка стихийно, хаотично оценивает отдельные фрагменты языковой картины мира. В поле его наблюдения попадают то слова, то морфемы, то отдельные звуки, то графический облик слова и т. д. При этом становится ясно, что в сознании носителя языка есть своя внутренняя система, которая не соотносится с научной языковой системой. В целях систематизации примеров обыденной метаязыковой рефлексии мы создали типологию. Основой для выделения отдельных типов послужили речеязыковые новации эпохи, получившие свое отражение в обыденном метаязыковом сознании носителя русского языка второй половины XIX века.

6. В результате описания разных типов рефлексии (на фонетические, лексические, словообразовательные, морфологические и синтаксические новации) подтвердилось научное положение о том, что метаязыковое сознание «лексикоцентрично» (А. Н. Ростова). Слово -основной объект наблюдения пишущего. Через слово субъект рефлексии осознает фонетический, лексический, словообразовательный, морфологический и синтаксический ярусы языка. Однако с большей степенью осознанности представлен именно лексический ярус.

7. В метаязыковой рефлексии отражаются сведения о графико-орфографических явлениях. Этот поток рефлексий был вызван

массовой потребностью установить состав русской азбуки и определить единообразное «начертание слов», сформировать традицию письма, что подтверждает причастность метаязыковой рефлексии к процессу языковой нормализации.

Теоретическая и практическая значимость. Собранная нами из текстов разных стилей и жанров коллекция образцов рефлексии представляет богатый фактический материал для изучения индивидуального стиля писателя и его словаря, для описания языковой картины мира, концептуализации знаний о мире через слово, для изучения языка повседневности исследуемой эпохи. Материал может быть учтен при составлении словарей отдельных социальных жаргонов, терминологических и исторических словарей. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в разработках вузовских спецкурсов и спецсеминаров по истории языка, по изучению языка и культуры.

Апробация результатов исследования. Основные положения данного исследования получили отражение в докладах на 38 Международной филологической конференции в Санкт-Петербурге (15 - 17 марта 2009 г.); II и III Всероссийских научных конференциях в Санкт-Петербурге (2007 и 2009 гг.); Всероссийской научной конференции «Слово и текст в культурном сознании эпохи» в Вологде (13 - 15 октября 2008 г.); II Ежегодных смотрах-сессиях аспирантов и молодых ученых в Вологде (12 - 14 ноября 2008 г.); II Всероссийской научной конференции «Экология русского языка» в Пензе (28 апреля 2009 г.). По теме диссертационного исследования написаны 9 статей общим объемом 3,2 печатных листа. Три статьи опубликованы в изданиях списка ВАК.

Структура работы обусловлена целью и основными задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 300 наименований, в том числе словари и источники на английском языке.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение содержит обоснование актуальности темы диссертации, ее научной новизны, теоретической и практической значимости. Определяется цель исследования, формулируются задачи работы, положения, выносимые на защиту, кратко характеризуются источники исследования и их хронологические рамки, указываются методы описания материала, содержатся сведения об апробации работы.

Глава первая «Природа рефлексии» посвящена изучению понятия «рефлексия» в различных научных областях знания. В главе

прослеживается история возникновения термина, очерчиваются сферы его применения, особенности трактовки. Основное внимание уделяется обзору основных направлений изучения рефлексии в философии, психологии, лингвистике и смежных с лингвистикой дисциплинах (социо-, психолингвистике, когнитологии, филологической герменевтике, философии языка).

Философский подход к определению феномена рефлексии рассматривается на материале научных концепций Р. Декарта, Г. Лейбница, Дж. Локка, И. Канта, Г. Гегеля; современных концепций Г. П. Щедровицкого, А. П. Огурцова, В. А. Лефевра, В. А. Бажанова и др. Рассмотренные концепции доказывают, что в философии изучение рефлексии неразрывно связано с проблемой познания. Ученые-философы активно исследуют механизмы, уровни и виды самопознания современной науки (внутритеоретическую рефлексию, метатеоретическую, междисциплинарную, общенаучную, философско-методологическую), характер аргументации в рефлексии, изучают значимость ученого в становлении научного познания.

В психологии рефлексия - специальное научное понятие. Его собственно психологическое содержание выстраивается на основе результатов изучения механизмов сознания, познавательных процессов и самосознания личности, отраженных в отечественных работах Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, Б. Г. Ананьева, П. П. Блонского, В. И. Слободчикова; современных исследованиях В. В. Давыдова, А. В. Захаровой, М. Э. Боцмановой, Н. И. Гуткиной и др. В последних понятие «рефлексия» активно привлекается для исследования коллективных и индивидуальных форм проявления мышления и сознания, особенностей памяти.

В основе современного лингвистического понимания рефлексии лежит деятельностный подход к языку В. фон Гумбольдта, теория внутренней речи Л С. Выготского и теория понимания Г. И. Богина. Рефлексия рассматривается в связи с понятиями «метаязыковая функция», «метаязыковая деятельность», «языковое сознание», «метаязыковое сознание», «метаязык». Взаимосвязь этих понятий подробно освещается в работах Н. Д Арутюновой, М М. Бахтина, Т. В. Булыгиной, А. Вежбицкой, В.В. Виноградова, В.Г.Гака,Т.В.Шмелевой, Р. О. Якобсона и др.

Лингвистический подход к рефлексии предусматривает изучение широкого и узкого понимания этого термина, выделение разных видов метаязыковой рефлексии (научную и обыденную), описание структуры, средств и способов ее выражения в письменных и устных текстах и т. д. Мы подробно представляем разные точки зрения на эти проблемы. Опираясь на теоретические разработки А Н. Ростовой, Н. Б. Лебедевой, Н. Д Голева, И. Т. Вепревой, формулируем определения

базовых терминов данного исследования: метаязыковое сознание, мстаязыковая рефлексия, рефлексив, новация - и разъясняем возможность их применения к изучению обыденной метаязыковой рефлексии второй половины XIX века.

В современных трудах на материале различных текстов анализируется мстаязыковая рефлексия. И. Т. Вепрева, М. А. Кормилицына, Н. А. Батюкова исследуют современные публицистические тексты, М. В. Ляпон, М. Р. Шумарина -художественные тексты, О. И. Блинова, В. Д. Лютикова, А. Н. Ростова - разговорные тексты диалекгоносителя. Основным материалом для нашего исследования послужили три группы источников: 1) тексты периодической печати; 2) тексты «личного происхождения» [Данилевский, 2000: 466]: дневники, письма, мемуары-автобиографии, эссеистика; 3) художественные тексты.

Выбор источников обусловлен разными причинами: эти тексты характеризуются проявлением «личностного начала» [Кормилицына, 2003], в них представлены индивидуальные и коллективные оценки носителей языка, нелингвистов; в них содержится все многообразие средств выражения рефлексии; многообразие языковых приемов, используемых в художественных и публицистических текстах, является одной из главных причин усиления метаязыковой рефлексии.

Публицистика и художественная литература второй половины XIX века играли главную роль в формировании речевого вкуса современника. Не случайно составители нормативных словарей исследуемого периода в статье нередко приводили развернутые высказывания писателей, журналистов, критиков по поводу новых слов и значений. В метаязыковой рефлексии живо и наглядно отображался взгляд образованного носителя языка на речевую новацию.

На примере отдельных словарных статей, взятых из толковых словарей XIX - XX вв. и словарей иностранных слов и терминов, мы рассмотрели отдельные случаи применения рефлексивов в лексикографической практике и обосновали причины их использования авторами словарей. По нашему мнению, письменно зафиксированные образцы метаязыковой рефлексии позволяли лексикографу исчерпывающе комментировать заголовочное слово статьи: отметить его стилистическую окраску, новые тенденции в развитии значения слова, авторство.

Наши наблюдения позволяют утверждать: лексикографические источники исследуемого периода демонстрируют, как научная и обыденная метаязыковая рефлексии взаимодействовали друг с другом. Обыденная рефлексия становилась предметом научного наблюдения, в

результате чего появлялась научная профессиональная рефлексия -рационально-логическое заключение по поводу слова, которое укладывалось в формат словарной статьи в толковом словаре или словаре иностранных слов.

Во второй половине XIX века субъектом обыденной рефлексии был образованный интеллигент: журналист, писатель, критик, юрист, политик, деятель искусства, студент, врач и др. Его рефлексия была «проявлением особой развитости сознания и приобретала большую ценность, чем простая «умность»...» [Егоров, 2005: 37]. Его социально-профессиональный статус выявлял высокий и средний уровень лингвистической культуры, соответствующий проявлению обыденного метаязыкового сознания. Он был способен интерпретировать и контролировать свою речевую деятельность на обыденном метаязыковом уровне, оценивать чужие язык и речь, однако эти рефлексии не носили научный характер, не выходили на уровень рационально-логических заключений, а представляли только чувственно-интуитивные знания и представления.

Составление портрета «наивного» лингвиста второй половины XIX века позволило нам подробно охарактеризовать фигуру пишущего, оценить основные социально-профессиональные, психологические, речеязыковые ее характеристики и выявить особенности выражения личностного начала в рефлексии, национально-культурных причин появления метаязыковой рефлексии в текстах исследуемого периода.

Во второй главе «Формы выражении метаязыкового сознании в текстах второй половины XIX века» обсуждаются современные подходы к объекту, структуре метаязыковой рефлексии, перечисляются основные графические маркеры рефлексии в письменных текстах, описывается метаязыковая функция кавычек, курсива, жирного шрифта в тексте. Здесь также обосновываются причины необходимости выделять две формы выражения метаязыкового сознания в письменных текстах второй половины XIX века: прямую и непрямую.

Известно, что кавычки (также курсив, разрядка, написание слова латинскими литерами и другие графические выделения в тексте) могут выполнять метаязыковую функцию. Об этом в начале XX века писали И. А. Бодуэн де Куртене и А. А. Реформатский. На современном этапе анализом семантики графических знаков занимаются А. А. Зализняк, Н. Д. Арупонова, Е. В. Падучева, Т. Ю. Потапова, выявлением особенностей выражения модальности в тексте - Г. П. Немец, С. С. Ваулина, Л. В. Колобкова, О. С. Бочкова. «Закавыченное слово» или выражение может указывать на слово или выражение как определенный речеязыковой факт, то есть оно 1)

отмечает «чужое слово»: говорящий отстраняется от употребленного им слова, выражения, фразеологизма (так слово, чуждое авторскому стилю и идеологии, маркируется); 2) указывает на индивидуальное авторское значение, «свой смысл» (А. Зализняк), авторскую новизну слова, словоупотребления, фразеологизма; 3) даст имплицитную оценку языкового средства; 4) выделяет результат авторской языковой игры в тексте. Таким образом, кавычки, курсив, жирный шрифт, написание латинскими литерами можно считать специальными средствами выражения метаязыковой рефлексии. Они графически выделяют зону языкового напряжения и выполняют не только метаязыковую функцию, но и воздействующую и игровую.

При отсутствии графических маркеров о метаязыковой рефлексии в тексте сигнализируют операторы и комментарии (материально выраженные сигналы рефлексии). Первые являются показателями перехода на метатекстовый уровень, вторые эксплицитно выражают информационный фонд адресата и оценку. Таким образом, в письменных текстах сигналами метаязыковой рефлексии являются: 1) графический маркер; 2) метаязыковые операторы и комментарии.

Наличие / отсутствие графических показателей рефлекс™ может послужить критерием для выделения двух форм выражения метаязыкового сознания в письменном тексте: прямую и непрямую. Прямая форма характеризуется наличием графического маркера, который определяет особенности формальной и содержательной стороны рефлексии в тексте. Непрямая форма выражения метаязыкового сознания не имеет графических маркеров, и о ней чаще всего сигнализируют в текстах метаязыковые комментарии и операторы.

Писатель и журналист второй половины XIX века старались выделять графически новые наблюдаемые факты языка и речи. При этом нередко маркированные слова, словосочетания, морфемы не комментировались авторами. В этом случае можно говорить о том, что графически выделенное слово, содержащее имплицитную авторскую оценку, становилось рефлексивом. Однако достаточно часто маркированное слово или словосочетание сопровождалось комментарием. В этом случае два показателя метаязыковой рефлексии эксплицировались в тексте (графический маркер и метаязыковой комментарий). В составе рефлексива чётко обозначался объект метаязыковой рефлексии и его оценка.

Наличие двух показателей выражения оценочного содержания обусловливает возможность выделения структурной градации рефлексивов. С одной стороны, в структуре рефлексива может быть только графически выделенные слово, морфема или словосочетание.

При этом рефлексив отождествляется с выделенным словом. Графическое средство (курсив, кавычки и др.) обозначает «зону напряжения» в метаязыковом сознании носителя языка, однако не предполагает явного выражения оценки. С другой стороны, кроме прочего он может содержать метаязыковые операторы и комментарий. Наличие одного графического показателя рефлексии говорит о слабой степени выражения авторского отношения к характеризуемому речеязыковому факту, наличие двух показателей в структуре рсфлексива - о сильной степени выражения. В рефлексивах, содержащих два показателя (графический маркер и метаязыковой комментарий), четко обозначается объект наблюдения и его оценка.

Сильная степень, как правило, проявляется в следующих случаях: 1) когда говорящий нацелен на самопознание речевой новации; 2) когда говорящий в обучающих целях разъясняет новацию для слушателя; 3) когда он «заигрывает» с языком в творческих целях; 4) когда ему необходимо аргументировать саму организацию своей или чужой речевой деятельности: почему он или кто-то другой так говорит, почему выбраны такие языковые средства и проч.

В данной главе мы на примерах рассматриваем две формы выражения обыденного метаязыкового сознания и различные случаи их проявления в текстах второй половины XIX века. По нашему мнению, проблема способов формализации рефлексии в письменных текстах требует дальнейшего научного осмысления и может быть рассмотрена в применении к текстам разных жанров и стилей.

Третья глава «Обыденное осознание пишущим языковых явлений второй половины XIX века» посвящена изучению отдельных типов метаязыковой рефлексии. В ней мы представили типологию рефлексии на отдельные новации исследуемого периода. В основе типологии метаязыковой рефлексии лежат понятия «метаязыковые знания» и «новация». Обыденная метаязыковая рефлексия, представляя языковые знания с разной степенью осознанности, так или иначе оценивает их с точки зрения новационности, сравнивая с существующей в языке традицией.

Так, выделение типов связано с проявлением рефлексии по отношению к новациям на разных уровнях языка. В качестве отдельных типов мы рассматриваем рефлексию по поводу фонетических, лексических, фразеологических, словообразовательных, морфологических и синтаксических новации. При выделении типов мы использовали следующую методику: 1) выявить зоны напряжения в рефлексии пишущих (фонетика, словообразование, лексика, морфология, синтаксис); 2) отнести рефлексивы к конкретному типу; 3) описать выделенные типы; 4) соотнести обыденные метаязыковые знания, зафиксированные в рефлексивах, с профессиональными,

зафиксированными в словарях и грамматиках. Данную типологию мы рассматриваем как экспериментальную площадку для исследования обыденной метаязыковой рефлексии на историческом материале.

В первом параграфе рассматриваются особенности отражения фонетических новаций в обыденном метаязыковом сознании носителя языка второй половины XIX века.

Носитель языка второй половины ХЕХ века активно выражает оценку фонетических и акцентных свойств речи. Звуковая сторона речи наиболее доступна для обыденных наблюдений носителя языка.

Рефлексивы, отмечающие отдельные произносительные новации, системно не описывают языковые процессы в области фонетики исследуемого периода. В них содержится общая оценка звучащей речи представителя той ли иной социальной группы (1) или оценка конкретных особенностей звучащей речи (2) - оценка произношения отдельных звуков, оценка произношения отдельных слов в просторечии, диалекте и проч. В приведенных примерах мы сохраняем особенности авторской орфографии и пунктуации, авторские курсивы и «закавыченные слова».

(1) Чем дальше забираюсь вглубь Владимирской губернии, тем сильнее сказывается промышленный дух ее населения.. Да и говор тоже значительно изменился: окание с легким припевом на первом слоге и вдруг обрывающимся ударением на последнем здесь в полной силе; в то же время слышатся смягчающие сокраи(ения: mee (тебе), сее (себе), райе (разве) и проч. Вопрос — чего? Произносится - човоэ, чернее - чернеа, невесть что сокращается па нисть-что, нить-что и дстсе нись-что; слышатся [Слепцов, 1986: 94].

(2) Да-с, прислала-с, - отвечал он, выговаривая букву с, как английское íh... [Тургенев, 1983: 22]; Молодые люди не позволяли себе манкировать старшим. (Он произнес: май, в нос, по-французски) [Тургенев, 1983: 278]; Отчего же это от горозно, да от гораз/сже, да от разных там питъчи да едчи никак он отвыкнуть не может? [Слепцов, 1986: 163] и др.

Появление метаязыковой рефлексии этого типа в письменных текстах вызвано следующими причинами: повышенным интересом писателей-народников к крестьянству, мещанству в рамках реалистического литературного направления, желанием представлять действительную жизнь в ее неприукрашенном виде; исследовательским интересом профессиональных лингвистов и писателей к русской речи своих современников.

Рефлексия, оценивающая произносительные особенности речи различных носителей языка, помогает выявить отдельные факты русской акцентуации, которые достаточно ограниченно рассматривались в работах по истории русского ударения [см.

Булаховского, Чернышева, Шелюто, Воронцову].

...канавы, служащие для склада добытой соли, называются точками [Русский вестник, 1869, т. 83, 265]. Любимые блюда при этом хлебные, с маслом и творогом: «вареники», «балабуха», «товченики», «лемишка», «кулиш», «путря»... [Библиотека для чтения, 1857, март, 132]. ...признаки болезни у всех моих пациентов были всегда одни и те же: «в середине болит»... [из речи перебродских крестьян Волынской губернии: Куприн, 1977: 262].

Подобные примеры представляют разнородный материал по орфоэпическим нормам произношения отдельных социальных групп. В связи с этим следует заметить, что рефлексивы подобного типа -ценный источник для исследования этапов становления русской акцентной системы, для выявления частных закономерностей акцентного развития отдельных категорий слов.

Второй параграф направлен на то, чтобы доказать осознанность носителем языка структуры слова и семантики отдельных его морфем. Это осуществляется на материале рефлексивов, содержащих имплицитную / эксплицитную оценку словообразовательных новаций.

В обыденном метаязыковом сознании отражаются мотивационные отношения слов и словообразовательные связи. Например, пишущий логично и осознанно мотивирует новое слово через известные ему слова или критикует результаты неправильной трактовки происхождения слова другим участником общения:

С первого дня поступления новички получали прозвище рябцов - слово производгшое, вероятно от рябчика, которым тогда военные называли штатских. Смотреть на рябцов как на парий было в обычае. [Григорович, 2007: 20]. Но все-таки... ее нельзя так назвать; она плод фантазии, а не фантазия; здесь нелепо смешаны причина и действие; ее правильнее назвать фантазикой, так как от слова гармония произошло гармоника, физиономия, физиономика» [Библиотека для чтения, 1852, т. 111, 24 - 25].

Такие примеры редко встречаются в письменных текстах. Это связано с тем, что осознание мотивационных отношений слов -результат глубокого внутреннего анализа, что не поддерживается обыденной ментальностью. Следовательно, подобная рефлексия свойственна только хорошо образованным носителям языка.

Наиболее частотными в этом типе являются: 1) рефлексивы, оценивающие слово с иноязычным аффиксом (например, приставками псевдо-, ультра-, экстра-, анти- и др.); 2) слова-рефлексивы, фиксирующие новые и непривычные отглагольные существительные; 3) рефлексивы, оценивающие слова, образованные по продуктивным словообразовательным моделям, например, «основа прилаг. + ость»; 4)

рефлексивы, содержащие оценку самостоятельно созданного автором слова по имеющейся в языке модели (отражается уникальность слова, случайное / неслучайное авторство, стилистическая окраска инновации, приблизительное толкование, личная значимость; выражается модальный оттенок удивления, неожиданности и проч.).

(1) Кажется, это можно объяснить одним «лжетолкованием». «Хорошо, коли бы точно лэке! Против ложного толкования есть лекарство - толкование истинное... [Русь, 1884, № 21, 25]; Недаром я утверждал, что...слово «профессор» в устах большинства санкт-петербургских (риш-сановникои имеет значение чуть ли не ругательного слова [Шварц, 1994: 20].

(2) Мы назвали выше питание растений посредством корней всасыванием; но дабы это слово не привело читателя к недоразумениям, мы объясним, как совершается это всасывание [Учитель, 1861, №11, 422]; Самое «воспособление» отечественной промышленности государственным кредитом что-то не идет у нас на лад [Русский вестник, 1895, июнь, 313].

(3) Народишко весь так избачовался - сообразить нельзя... Такое пошло своевольство, своебышество, сказать невозможно» [Современник, 1865, №10, 511]; Однажды при мне в Москве в весьма интеллигентном, профессорском кругу зашла речь о так называемой «вредоносности» Толстого, усердно проповедуемой московскими, охранителями... [Соловьев, 2000: 220].

(4) Напротив, более основательные наблюдатели замечают ...беззаветное увлечение писательством, какое встречаем мы у безбородых и нежнобородых юношей, развивающееся иногда в скромную болезнь, известную под именем аис1оготата... [Искра, 1891, №1, 7]; От этого столкновения произошло локальное помешательство, то есть липомания или мономания. За определением , за классификацией у нас дело не станет [Библиотека для чтения, 1857, т. 142, № 4, 60]

Так, в рефлексии, отражающей подобные словообразовательные новации, стихийно и фрагментарно оценивались прогрессирующие тенденции в области словообразования. В ней чаще всего фиксировались отдельные результаты производства слов по новым словообразовательным моделям. Носитель языка посредством графически выделенных слов будто пытался сообщить: «Вот они эти новые слова и новые морфемы! Вот как я умею их создавать!» Поэтому напрашивается вывод, что обыденная метаязыковая рефлексия не нацелена разъяснять особенности словопроизводства и семантику морфем. Наивный носитель языка только фиксирует существующие «языковые неправильности и необычности» [Санников, 1999: 23].

Третий параграф рассматривает самый большой пласт рефлексивов, в которых оцениваются различные лексические новации исследуемого периода. Массовый всплеск метаязыковой рефлексии этого типа объясняется тем, что культурно-исторические и социально-экономические преобразования исследуемого периода повлияли прежде всего на словарный состав языка, который ежеминутно опробовался носителями языка в устной и письменной речи. Наивное метаязыковое сознание перерабатывало огромное количество неологизмов, терминологической, абстрактной, иноязычной лексики, диалектных и просторечных слов в то время, когда словари и нормативные справочники не успевали за лексическими новациями.

Не случайно носитель языка подробно комментировал новое лексическое заимствование (1), «лексические новообразования» (2), семантику слова (переносные значения у известных терминов, терминологические значения, экспрессивные значения бытовых слов)

(3).

(1) Они опровергают справедливость собственности, капитала, наследственности, а я, не отрицая этого главного стимула (Левину было противно самому, что он употреблял такие слова, но с тех пор, как он увлекся своей работой, он невольно стал чаще и чаще потреблять нерусские слова), хочу только регулировать труд [Толстой, 1979:360]; ... От университета зависит исключить его (релегировать, по употребительному во всех скандинавских университетах выражению) или оставить [Русский вестник, 1862,№37, 388].

(2) Жалуются, что в нагие время уж очень увлекаются. Кто национализмом, кто радикализмом, кто другим каким «измом» ¡Дорошевич, 2008: 58]; Все лучшие интеллигенты приветствуют Ваш переход от пантеизма к антропоцентризму». Что значит антропоцентризм? Отродясь не слыхал такого слова» [Чехов, 1957:10].

(3) ...Возьмите, например, слово лев, перешедшее к нам из английского, - перешедшее и исказившееся донельзя. Это прекрасное слово, означающее собой человека, почему-нибудь обратившего на себя лестное внимание в обществе, сделавшегося центром любопытных взглядов... на Руси превратилось в прозвище молодых людей презентабельной наружности, а иногда вовсе непрезентабельной наружности... [Современник, 1853,т. 38,216].

Исследование метаязыковой рефлексии на материале публицистических, художественных и разговорных текстов подтвердило сложившееся в лингвистике мнение: «Сведения о лексике представлены в показаниях метаязыкового сознания наиболее полно и разнообразно: метатексты могут отражать представление говорящего о наличии слова в говоре, его форме, семантике, стилевой окрашенности

и коннотации, давать информацию о системных отношениях единиц лексикона, их сочетаемости, происхождении, традиционности или новизне, частотности, о носителях языковой нормы, характере выбора номинативной единицы и т. д.» [Обыденное языковое сознание..., 2009: 354]. Носитель языка оценивал все изменения, которые происходили в лексической системе. Это обусловлено тем, что лексический уровень выходит в область речевой прагматики, поэтому оценка этого яруса наиболее осознанна.

В четвертом параграфе рассматриваются различные случаи выражения метаязыковой рефлексии по отношению к отдельным фразеологическим единицам, оцениваются формы се выражения, причины появления в текстах.

Взгляд пишущего останавливался на наиболее необычных, непонятных для читателя фразеологизмах, к ним, как правило, относились некодифицированные фразеологизмы: жаргонные, арготические, просторечные. Причины актуализации этого слоя фразеологизмов были разные: активность людей разных социальных групп; демократизация русского языка, которая расценивалась как свобода писать, как хочется; усиление личностного начала и диалогичности, уточнение стилистической дифференциации русской лексики, влияние устной формы на письменную форму русского литературного языка и т. д.

Новая единица графически маркировалась и сопровождалась комментариями, отмечающими сферу употребления фразеологизма, значение, соотнесенность литературных фразеологических единиц с нелитературными, вариативность.

Вукол заучивал один слова, - редко он пошшач и усваивач смысл урока. Это называется учить в долбяжку [ю речи (лреака: Помяловский, 1980: 59]; У него между прочим был обычай: сечь людей «на трубу» или «па две трубы». Это значит, что человека секут, пока Пашков выкурит трубку' гит две трубки (Долгоруков, 1992: 154]; Потом г. Введенский уже чересчур часто употребляет просторечие: у него действующие лица не пыот, а запускают за воротник, не дерутся, а куксят друг друга...Выражения эти довольно смешны, но можно было бы употреблять юс пореже [Современник, 1850,№6-6,94].

Обсуждение новых нелитературных фразеологизмов нередко сопровождалось описанием фрагментов быта отдельной социальной группы, среды общения, что конкретизировало и уточняло значение фразеологической единицы.

Когда нужно разбудить нас скоро, то прикладывают мушки, то есть намазывают салом кусок бумаги или холста, приклеивают к пяткам и зажигают [из ремесленного жаргона: «Книжки «Недели», 1885, июнь, 21].

Таким образом, носитель языка четко осознавал литературные и нелитературные варианты фразеологических единиц, легко комментировал семантику и стилистическую окрашенность фразеологизмов, воспроизводил известные ему варианты одного и того же фразеологизма, чувствовал границы литературной нормы.

В пятом параграфе «Проявления метаязыкового отношения к морфологическому ярусу языка» рассматриваются особенности отражения в рефлексии отдельных изменений, происходивших на морфологическом ярусе языка.

Развернутые суждения, непосредственно связанные с осмыслением грамматического яруса языка, в текстах исследуемого периода единичны. В них содержится информация, касающаяся нормативного употребления форм, ортологические оценки (правильно / неправильно), особенностей языка отдельной социальной группы, в которой действуют «свои» правила и нормы.

«Из пламя и света рожденное слово» — это неправильно, не так, - возразил Краевский, - по-настоящему, по грамматике нужно сказать: из пламени и света. - Да если этот пламень не укладывается в стих? Это вздор...ведь поэты позволяют себе разные поэтические вольности... » [Панаев, 1888: т. 6, 144]; «То-оно» означаю что угодно, и слушатель должен был сам догадываться, о чем может идти речь. Это было нечто вроде существительного, общего и смутного, пригодного для любого понятия и точно не выражающее никакого [Короленко, 1922: т.З, ч. 3,49].

Редкость подобных примеров обусловлена тем, что оценка морфологических новаций требует глубокого вхождения в сферу языковой системности и включения достаточно абстрактных механизмов познания, что не поддерживается обыденной ментальностью, ориентированной на прагматику, поэтому в большинстве случаев носитель языка через графически отмеченное слово пытается сказать «о невыразимом» с помощью «личной теории» грамматики [Кашкин, 20021

В отдельных примерах с помощью графически выделенного слова автор эксплицирует свои «заигрывания» с морфологическими категориями [Норман, 2008], например, категорией рода, проверяя, можно ли изменять слово по родам и насколько род регулярен?

Она, конечно, не могла помнить, как сенсационно швыряла «письмоводителька» чуть ли не в лицо своим кумовьям стаканами со спитым чаем... [Куприн, 1977: 70]. Жорж Занд не мыслитель, но это одна из самых ясновидящих предчувственниц (если только дозволено выразиться такою кудрявою фразою)... [Достоевский, 1984: 23,36].

К графическому выделению автор нередко прибегал, желая отметить в тексте эмоционально-выразительные индивидуальные

образования, в которых произвольно использовались иноязычные форманты, без аналогичных образцов1 (1), разговорные и просторечные варианты отдельных форм слов (2). Так в поле авторской рефлексии попадали редкие, не удержавшиеся в языке новообразования мужского рода, например:

(1) Очень молодым человеком, почти мальчиком, я начат мою службу в Киеве, под начальством Алексея Кирилловича Ключарева, который... был известен как «службист» и «чиновник с головы до пяток» [Лесков, 1989: 12, 264]; Он считается...скуповатым, а по своей части кряжистым «дисконтёром»... [Боборыкин, 1988: 85].

(2) «Орловский народ» считался «пошельмоватее», а куряне -«ведомые кметы» - подразумевались якобы «подурасливее» [Лесков, 1989: 12, 124]; Должно полагать, что испанские стихотворения, произрождающиеся на всероссийском Геликоне едва ли не поиспанистее самых испанских (Искра, 1867, №4, 56].

Посредством графических маркеров (без формулирования каких-либо правил) пишущий фиксировал результаты языковой игры, давал свою лингвистическую установку читателю, демонстрировал собственный взгляд на язык, по которому читатель судил о том, как нужно говорить в той или иной ситуации, возможно ли использовать те или иные формообразовательные аффиксы.

В результате анализа рефлексии, отражающей морфологические новации, выявилось следующее: 1) морфологические новации в метаязыковом сознании пишущего не находили глубокого осознания, поэтому они не могли быть представлены в каком-либо системном виде в рефлексии носителя языка; 2) через графически выделенные слова представлялось все многообразие существующих в речи вариантов, которые в сознании пишущего мыслились как «свое», «чужое», «новое», «необычное», «разговорное», «диалектное», «модное»; 3) через графически выделенные слова «наивный» лингвист намекал на причины развития морфологии того периода: влияние вариантов разговорной речи и просторечия на литературную норму, авторские грамматические вольности, эксперименты и др.

1 Э™ образования появлялись по словообразовательным моделям, утратившим свое свободное функционирование в нормированном литературном языке (например, образования с -тель-, -ер-, -ал- использовавшиеся во второй половине XIX века в научной речи или как художественно-выразительное средство стилизации, иронии, авторской оценки происходящего) [Изменения в словообразовании и формах существительного... 1964:31].

Шестой параграф посвящен особенностям отражения синтаксических новаций в метаязыковой рефлексии. В параграфе предпринимается попытка выделить и описать отраженные в метаязыковой рефлексии синтаксические изменения, происходившие в языке исследуемого периода. На материале небольшого количества рефлексивов рассматриваются особенности осознания языковой личностью отдельных изменений в области словосочетаний (развитие отдельных синтаксических форм слова (1), разговорных синтаксических конструкции словосочетаний (2)), сложных предложений (3).

(1) Руководство писать - фраза нерусская, а, как известно, что по платью встречают, то такая неправильность в заглавии может внушить страшным пуристам недоверие к книжке» [Отечественные записки, 1852, т.80, 106].

(2) Федору хозяйка постоялого двора выносит стопку водки, он снимает шапку., и с непонятными мне и доселе словами: «кушайте собой» - медленными глотками тянет теплую водку... [речь кучера: Семенов, 2008: 48]; Вместо дитяти семи лет, вместо ангела, - перед вами явится девочка «шустрая», девочка хитрая...которая «горазда кричать» (какиерусизмы!)... [Достоевский, 1984: 22: 60].

(3) Во всей обширной сфере законодательства ... везде в выноске либо «понеже», либо «поелику»...Об литературе и говорить нечего... Литература живет выдумкой, и чем больше в ней встречается «понеже» и «поелику», тем осязательнее ее влияние на мир...Правда, что все эти «по}1еже» и «поелику», которыми так богаты наши бюрократические предания, такими же чиновниками и прописаны [Салтыков-Щедрин, 1988: 7, 106 - 107].

Как представляется, рефлексия фрагментарно и скупо описывает синтаксические новации исследуемого периода, однако в общих чертах рефлексивы очерчивают круг происходящих изменений на синтаксическом языковом ярусе: распространение сложноподчиненных предложений в деловом, художественном стиле, устаревание и выход из употребления некоторых подчинительных союзов, распространение новых подчинительных союзов и связей, развитие синтаксиса разговорной речи и т.д.

В седьмом параграфе «Метаязыковая рефлексия как способ отражения новаций русской графики и орфографии» рассматриваются культурно-языковые предпосылки массового всплеска реакций на состав существовавшей в исследуемый период азбуки и на отсутствие свода правил, утверждающих единообразное написание слов, и изучается роль обыденной метаязыковой рефлексии в формирован™ правил русской графики и орфографии.

Рефлексии выражала общие оценки сложившейся «орфографической» ситуации в России второй половины XIX века (1), частные наблюдения над значением отдельных литер в русской азбуке (2) и отдельными случаями написания слов (3).

(1)...не только калсдый журит, но почти каждый несколько замечательный писатель придерживается своего правописания...С одной стороны мы видим постоянное слияние предлогов с суи(ествительными: ксожачению, впродолжении, втечение, и т.п.; с другой заменение буквы е буквою о: учоный, чорный, душою, отцом и т.п. [Время, 1862, №3, 12].

(2) В грамматическом устройстве языка обе буквы - t и е -имеют свое значение и свои особенные, отличные один от другого законы... Таким образом буква Ь не может назваться условною буквой, до которой нет дела фшологии; нет, она имеет свое свойство, свое значение, имеет полное право стать под защиту разумной науки» [Ведомости, 1852, № 242, 6];

(3) В другом месте в списке иностранных слов автор замечает, будто должно писать не лотерея, а лоттерея, не коммерция, а комерция. Мы находим это несправедливым: французские слова commerce, loterie ясно указывают на правописание» [Отечественные записки, 1852, т. 80, 105 - 106].

Рефлексия касалась общих и частных вопросов русского письма. В большинстве рефлексивов отражалось бесчисленное множество способов написания иноязычных слов, предлогов (в продолжение, в течение и др.). слов с непроизносимыми согласными и проч. В отдельных случаях она задавала направление в развитии русской графики и орфографии, становясь фактом нормапизаторской деятельности писателей, журналистов, учителей. Факты этой деятельности рассматривались учеными-лингвистами в качестве основы для кодификации правил русской графики и орфографии в грамматиках исследуемого периода, основы для составления нормативных словарей.

В заключении изложены основные выводы и результаты исследования, полученные в процессе систематизации и анализа обыденной метаязыковой рефлексии, зафиксированной в текстах второй половины XIX века.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1) Трикоз Э. Л. Писатели второй половины XIX века о словах русских и нерусских II Русская речь. - 2009. - №4. - С. 1821 (0,4 п. л.) (Реестр ВАК Минобрнауки РФ).

2) Трикоз Э. Л. Мстаизыковые высказывания как стимул освоения лексических новаций в русском языке второй половины XIX века II Русский язык XIX века: динамика языковых процессов: Материалы III Всероссийской научной конференции (21 - 24 октября 2008 г.). - СПб., 2008. - С. 285 - 289 (0,3 и. л.) (Реестр ВАК Минобрнауки РФ).

3) Трикоз Э. Л. Рефлексия как фактор нормализации языковых процессов II Русский язык в школе. - 2009. - № 8. - С. 51 - 54 (0,4 п. л.) (Реестр ВАК Минобрнауки РФ).

4) Трикоз Э. Л. Индивидуальная рефлексия на речевую моду как культурно-речевой феномен и тенденции развития языка во второй половине XIX века // Русский язык XIX века: от века XVIII к веку XXI: Материалы II Всероссийской научной конференции (Санкт-Петербург, 17-20 октября 2006 г.). - СПб, 2006. - С. 249 - 251 (0,3 п. л.).

5) Трикоз Э. Л. Лингвоментальный портрет человека второй половины девятнадцатого века (к проблеме языковой рефлексии) // История русского слова: Ономастика и специальная лексика Северной Руси. Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 3. - Вологда, 2007. - С. 86 - 93 (0,4 п. л.).

6) Трикоз Э. Л. Отражение динамических процессов лексической системы в обыденном языковом сознании (на материале текстов второй половины XIX века) // Слово и текст в культурном сознании эпохи. Сб. научных трудов. Часть 1. — Вологда, 2008. - С. 196 - 200 (0,25 п. л.).

7) Трикоз Э. Л. К вопросу о социально-профессиональном статусе говорящего и его роли в истории языка // Экология русского языка. Материалы 2-й Всероссийской научной конференции (Пенза, 24 апреля 2009 г.). - Пенза, 2009. - С. 150 - 154 (0,3 п. л.).

8) Трикоз Э. Л. Речевая толерантность в рефлексии носителей языка во второй половине XIX века // История русского языка и культурная память народа. Материалы 38 Международной филологической конференции (Санкт-Петербург, 16-20 марта 2009 г.). - СПб., 2009. - С. 112 - 118 (0,5 п. л.).

9) Трикоз Э. Л. Речевая рефлексия в современных лингвистических исследованиях И Живое слово Русского Севера. Сб. научных трудов. - Северодвинск, 2009. - С. 189 - 193 (0,3 п. л.).

Подписано в печать 18.02.2010. Формат 60x84 1/16. Бумага ксероксная. Печать - ризограф. Тираж 100 экз. Отпечатано в ООО ПФ «Сувенирка» Вологда, пер. Чернышевского, 8

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Трикоз, Эльвира Львовна

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. Природа рефлексии.

1.1. Общие подходы к понятию «рефлексия».

1.1.1 .Философский подход к определению феномена рефлексии.

1.1.2 Рефлексия в психологических теориях.

1.1.3. Рефлексия в современных лингвистических исследованиях.

1.1.4. О базовых терминах: метаязыковое сознание, рефлексия, рефлексив, новация.

1.2. Источники диссертационного исследования.

1.3. Отражение фактов рефлексии в лексикографических источниках второй половины XIX века.

1.4. Языковая личность второй половины XIX века.

Глава 2. Формы выражения метаязыкового сознания во второй половине XIX века.

2.1. Формы выражения обыденного метаязыкового сознания: теоретические основы.

2.2. Прямая форма выражения метаязыкового сознания.

2.3. Непрямая форма выражения метаязыкового сознания.

Глава 3. Обыденное осознание пишущим языковых явлений второй половины XIX века.

3.1. Фонетические новации в обыденной метаязыковой рефлексии.

3.2. Словообразовательные новации эпохи в обыденной метаязыковой рефлексии.

3.3. Лексические новации эпохи в обыденной метаязыковой рефлексии

3.4. Фразеологизмы второй половины XIX века в обыденной метаязыковой рефлексии.

3.5. Проявления метаязыкового отношения к морфологическому ярусу языка.

3.6. Синтаксические новации в обыденной метаязыковой рефлексии.

3.7. Метаязыковая рефлексия как способ отражения новаций русской графики и орфографии.

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Трикоз, Эльвира Львовна

Проблема описания рефлексии, метаязыкового сознания носителя языка, является актуальной в лингвистических исследованиях, во многом опирающихся на работы в области философии, психологии, социо- и психолингвистики. Сопоставление материалов исследований разных областей знаний позволяет уточнить специфику рефлексии, ее типологические и формальные особенности, рассмотреть закономерности ее появления в исследуемый период. Решение этих проблем дает возможность расширить область применения понятия «рефлексия» в лингвистике, в частности в истории языка и в лексикографии, расширить лингвосоциокультурные представления о развитии современного русского языка, особенностях формирования нормы, более определенно судить о специфике метаязыкового сознания носителя языка. Данный круг вопросов обеспечивает актуальность предпринятого диссертационного исследования.

Данная работа продолжает языковые исследования в рамках антропоцентрической парадигмы. Как отмечают исследователи, современная антропологически ориентированная лингвистика заинтересована в понимании того, как в действительности работает наш язык. Исследование научной и обыденной метаязыковой рефлексии позволяет глубже проанализировать языковую личность в исторической ретроспективе, смоделировать речеязыковой портрет профессионального и «наивного» лингвистов, обозначить их роль в формировании языковой картины мира.

Работа представляет собой междисциплинарное исследование. Это обусловлено культурно-языковым характером феномена рефлексии. Изучение'рефлексии может идти как от анализа исторической, культурной, социальной, психологической атмосферы эпохи, так и в обратном направлении: от анализа составляющих метаязыковой рефлексии к характеристике эпохи. Она не только характеризует языковую личность, инновационные процессы определенной эпохи, но и концептуализирует новые приметы времени, стабилизирует словарь «национального характера» [Грановская 2005: 11].

В данном диссертационном исследовании обыденная метаязыковая рефлексия рассматривается на историческом материале. В качестве источников использовались публицистические, художественные, научные, разговорные тексты1. Образцы рефлексии, отмеченные в этих текстах, дают возможность оценить творческие способности наивного лингвиста, его роль в истории развития языковых процессов. Кроме того, для истории языка анализ динамики языковых процессов через обыденное метаязыковое сознание представляется интересным и новым приёмом. Именно через обыденное сознание выявляется понимание человеком мира, его система ценностей, социальных, культурных, коммуникативных предпочтений, речеязыковых норм. Рефлексия выявляет объем и глубину знаний о мире, о языке, которые изменчивы во времени и неодинаковы для разных индивидов и разных общностей людей (языковых, социальных, профессиональных). Именно эта изменчивость и подвижность знаний о мире является причиной динамичности словаря нации, языковых норм, значений языковых единиц.

Сегодня изучение рефлексии как культурно-исторического феномена языка многоаспектно. Она рассматривается, со структурных, семантических, типологических, лингвокультурологических, лингвокогнитивных, философских позиций. Эти аспекты активно развиваются в диалектологии, лексикографии, теории текста и коммуникации.

В рамках заявленной темы представленная точка зрения на рефлексию учитывает структурно-типологический и лингвокогнитивный аспекты.

1 Под разговорными текстами мы имеем в виду образцы,тех текстов, которые представлены в мемуарной прозе и близких к ней художественной биографии и автобиографии, а также письмах. На основе зафиксированных в них данных письменной речи, как отмечается, можно реконструировать устную разговорную речь [Голубева 2002: 5] и рассмотреть обыденное языковое сознание носителей языка.

Первый необходим для того, чтобы установить типологические и конкретно языковые / речевые черты рефлексии. Второй аспект полезен в практическом применении рефлексии: для демонстрации того, как может быть представлено слово в ментальном лексиконе и метаязыковом сознании, для применения в лексикографической практике (при составлении исторического комментария к слову, уточнении значения, сферы функционирования, в изучении феномена обыденной этимологии и ее влияния на развитие словарного состава русского языка и др.).

В современных работах лишь пунктирно пока намечены эти стороны изучения рефлексии применительно к обозначенному в теме периоду — второй половине XIX века. Это, во-первых, отчасти обусловлено тем, что сам период не полно освещен в монографических трудах по истории языка. Непоследовательное и неполное освещение исторических изменений второй половины XIX века, как нам представляется, прежде всего связано с проблемой периодизации русского литературного языка. Крайней точкой завершения формирования литературного языка в трудах А. А. Шахматова, В. В. Виноградова, JI. П. Якубинского, Г. О. Винокура была признана первая четверть XIX века, что значительно повлияло на последующие "исследования в этой области. Если обратиться к современным учебникам и учебным пособиям по истории языка, выпущенным в последние десятилетия, то, можно отметить, что вторая половина XIX века представляется фрагментарно или вообще исключается из описания. Однако этот этап, особенно последние десятилетия XIX века, - важный этап в развитии русского литературного языка, характеризующийся сменой стилистической парадигмы, развитием словаря русского языка и другими процессами, которые были следствием социально-исторических и культурно-общественных условий развития языка.

Увлечение ученых вопросами исторической лексикологии и словообразования во многом определили объем исследований именно в этих областях, оставив вопросы фонетики, морфологии, синтаксиса малоизученными, подробно не освещенными в литературе.

Во-вторых, применение понятия рефлексии в лингвистике, в частности исторической, не имеет пока традиции. По нашим наблюдениям, лишь в последние два десятилетия рефлексия начала оформляться в самостоятельную лингвистическую категорию.

Основным объектом в предпринятом нами исследовании является обыденная метаязыковая рефлексия носителя языка второй половины XIX века. Предметом исследования избраны рефлексивьг, извлеченные из текстовых источников.

Эмпирической базой исследования послужила картотека, включающая в себя около 2200 рефлексивов, извлеченных методом сплошной выборки из художественных, публицистических и разговорных текстов второй половины XIX века.

Ценность публицистических материалов второй половины XIX века для исследования рефлексии становится очевидной в связи с культурно-исторической значимостью и функциональной многоплановостью стиля. По историко-культурным и лингвистическим свидетельствам, журнально-публицистический, газетный и научно-популярный стили речи занимали доминирующее положение во второй половине XIX века. Информативность публицистических текстов, способность воздействовать на адресата, экспрессивность, эмоциональность позволяла публицистическим изданиям отражать сиюминутные изменения в политической жизни общества, новые реформы экономики страны, социальные противостояния в обществе, изменения в культурной жизни и мгновенно фиксировать речевые новации.

В нашей работе мы привлекали материалы универсальных и специализированных журналов исследуемого периода: «Современник»,

2 Термин И. Т. Вепревой. Мы используем его в широком понимании: рефлексивы - относительно законченные метаязыковые высказывания, содержащие оценку отдельного факта языка или речи.

Отечественные записки», «Москвитянин», «Русский вестник» (с газетой-приложением «Современная летопись»), «Библиотека для чтения», «Мир Божий», «Русская мысль», «Учитель», «Книжки «Недели», «Журнал Русского общества охранения народного здравия», «Журнал Министерства народного просвещения», «Женское образование», «Грамотей», «Искра».

Ценность художественных произведений обусловлена тем, что в них зафиксирована индивидуальная писательская рефлексия, которая содержит многообразные оценки авторами устной речи представителей разных сословий, диалектизмов, провинциализмов, авторских новообразований, слов из разных стилей и социальных жаргонов. Писательская рефлексия отмечала изменения, происходящие в процессе развития русского литературного языка, фиксировала важные точки формирования литературной нормы, отражала складывание новой языковой и речевой традиции.

В художественных текстах активно фиксируется метаязыковая рефлексия. Это вызвано тем, что художественное осмысление действительности порождает многообразие точек зрения в текстах, а, следовательно, провоцирует многоуровневую систему рефлексии (авторская рефлексия, рефлексия героя, персонажа, повествователя) [Подробно об этом в статьях Костомарова 1966, Шумариной 2009; диссертациях Маркасова, Штец].

Художник внутренне переживает описываемые события, моделирует внутренний мир героя через призму своего сознания, его речевой портрет, «срисовывая» отдельные речевые черты с реальных людей. Свидетельством последнего служат многочисленные высказывания самих писателей. Вот как пишет об этом Д. В. Григорович: «Знакомый с простонародным русским языком только по редким книгам, которые удавалось читать, я стал усердно изучать его практически, проводил часы на мельнице, беседуя с помольцами, разговаривал с нашими крестьянами, стараясь прислушаться к складу их речи, записывал выражения, казавшиеся мне особенно характерными и живописными. Первые главы повести «Деревня» стоили мне неимоверного труда. Каждую главу переделывал я, переписывал по нескольку раз, вымарывая, переправляя в ней все, что чуть-чуть казалось нескладным.» [Григорович 2007: 87]. У Достоевского находим: «Современный «писатель-художник», дающий типы и отмежевывающий себе какую-нибудь в литературе специальность (ну, выставлять купцов, мужиков и проч.), обыкновенно ходит всю жизнь с карандашом и с тетрадкой, подслушивает и записывает характерные словечки. Начинает потом роман, и чуть заговорит у него купец или духовное лицо, он начинает подбирать ему речь из тетрадки по записанному» [Достоевский 1984: 21, 88].

Важным источником исследования рефлексии второй половины XIX века является и устная разговорная речь, которую можно реконструировать на базе письменных источников (мемуарной прозы), отражающих реальную речевую среду. Подчеркнем, что мемуарная проза менее обработана, менее стилизована, нежели художественная, она больше приближена к устной речи того или иного автора. Мемуарную литературу можно назвать письменным документом живой устной речи, в котором отражаются конкретные языковые факты, языковые вкусы эпохи «отдельных человеческих группировок» [Голубева-2002: И], специфика речевого общения [Подробнее см. параграф 1.2].

Хронологические рамки привлекаемых источников - 1850-1900 гг. Это был период всеобщей - рефлексии в широком смысле этого слова. Писатели, журналисты, критики, политики, деятели искусства, студенты активно обсуждали происходящие в мире и стране события, обсуждали политические, экономические, культурные процессы, наблюдали за языком и творили его.

Исторически это эпоха великих реформ в России, социального, политического, экономического, культурного «бума»3. Нижняя граница обозначенного нами периода - начало бурного промышленного переворота в

3 Известно, что именно в периоды кардинальной смены социально-экономических и культурных устоев страны активизируется рефлексия.

России (1850-1890 гг.), начало нового царствования, активного развития газетного и журнального дела, начало эпохи демократизации общества и развитого публичного общения. Историками этот период оценивается как период крупных реформ (отмена крепостного права, земская, судебная, военная, образовательная реформы), период социально-политического кризиса, период постепенного нарастания общественного движения, назревание революционной ситуации в стране (две волны революционного движения: 50-х и 70-х гг. XIX века). Конец девяностых ознаменовался завершением промышленного переворота, завершением великих реформ Александра III, социальной трансформацией общества (появление рабочего и буржуазного класса, связанное с индустриализацией общества).

Целью настоящей работы является исследование особенностей обыденной метаязыковой рефлексии в текстах второй половины XIX века.

Для реализации цели настоящего исследования были поставлены следующие задачи:

1. Выявить особенности языковой личности исследуемого нами периода, опираясь на исторические и социокультурные материалы современного и исследуемого периода и определить причины всплеска метаязыковой рефлексии во второй половине XIX века;

2. Собрать зафиксированные в текстах второй половины XIX века образцы рефлексии;

3. Систематизировать собранный материал, выделяя способы фиксации рефлексии;

4. Выделить и описать типы обыденной метаязыковой рефлексии на новации эпохи;

5. Оценить выделенные типы по следующим критериям: а) отражённость языковой или речевой информации; б) представленность языковых ярусов (фонетики, словообразования, морфологии, лексики, синтаксиса);

6. Оценить роль рефлексии в развитии языковой системы и в формировании отдельных языковых и речевых норм.

Реализация стоящих перед нами задач осуществляется посредством следующих методов и приемов:

1. Статистический метод, реализуемый в сплошной выборке примеров метаязыковой рефлексии из источников и их количественной оценке;

2. Описательный метод, который реализуется в приемах наблюдения, обобщения, интерпретации, классификации исследуемых единиц. В рамках этого метода мы обращались и к приему моделирования. На основе современных научных данных о культурно-исторической эпохе мы смоделировали тип носителя языка, способного активно выражать рефлексию в письменных текстах исследуемого периода.

3. Функционально-стилистический метод, основанный на приемах описательного, сопоставительного анализов.

Научная новизна работы заключается в следующем:

- впервые моделируется подробный портрет языковой личности второй половины XIX века, составляющие данной модели являются инструментом выявления причин особенностей выражения обыденной рефлексии в письменных текстах;

- впервые объектом рассмотрения становится обыденная метаязыковая рефлексия на историческом материале второй половины XIX века;

- собранный автором материал впервые систематизируется с учетом речевых новаций, существовавших в сознании носителей языка исследуемого периода, и с учетом соотнесенности фактов обыденной рефлексии с языковыми изменениями, касающимися различных ярусов языка. В ходе данной систематизации выявляется ценность фактического материала для изучения процессов нормализации и кодификации отдельных языковых явлений, для истории формирования словарного состава русского литературного языка (переход индивидуальных новаций в узус, стилистическая дифференциация языковых единиц, этапы формирования лексического значения отдельного слова, культурно-исторические предпосылки возникновения и функционирования новации и проч.). Этот достаточно пестрый материал позволяет вычленить «заимствования» из разных профессиональных и сословных диалектов, изучить разобщенность социальных слоев, замкнутость существования их языков и др.

Нормативные словари второй половины XIX века не фиксируют все слова этого периода, не представляют сложившейся совокупности социальных, профессиональных диалектов, авторских новообразований. Изучение обыденной метаязыковой рефлексии - способ глубокого познания языка, отдельных его процессов, способ познания культурно-исторических, социальных, психологических причин развития языка и языкового сознания.

Положения, выносимые на защиту:

1. Обыденная метаязыковая рефлексия может быть особым объектом исследования для истории языка. При этом важным оказывается описать ту языковую личность, рефлексия которой будет носить обыденный характер. В нашем случае моделирование языковой личности способствовало выявлению основных характеристик рефлексирующей личности и причин появления обыденной метаязыковой рефлексии в различных текстах исследуемого периода.

2. В ходе наблюдения за рефлексивами в публицистических, художественных и разговорных текстах второй половины XIX века выяснено, что основными способами авторского обозначения рефлексии в письменных текстах являются графические маркеры (курсив, жирный шрифт, кавычки, написание латинскими литерами). С помощью этих маркеров автор имплицитно оценивал звук, звучащее слово, морфему, словосочетание, фразеологизм, словоформу.

3. Выявление основного способа выражения обыденной рефлексии-(графического) в текстах позволило обнаружить две формы выражения метаязыкового сознания в текстах исследуемого периода: прямую и непрямую. Основным критерием выделения этих форм является наличие / отсутствие графического маркера.

4. Наличие графического маркера позволило наметить структурную градацию рефлексивов. С одной стороны, в структуре рефлексива может быть только графически выделенные слово, морфема словосочетание. С другой стороны, кроме прочего он может содержать метаязыковые операторы и комментарии. В этом случае следует говорить о слабой и сильной степени выражения рефлексии.

5. Носитель языка стихийно, хаотично оценивает отдельные фрагменты языковой картины мира. В поле его наблюдения попадают то слова, то морфемы, то отдельные звуки, то графический облик слова и т. д. При этом становится ясно, что в сознании носителя языка есть своя внутренняя система, которая не совпадает с научной моделью языка. В целях систематизации примеров обыденной метаязыковой рефлексии мы создали типологию. Основой для выделения отдельных типов послужили речеязыковые новации эпохи, получившие свое отражение в обыденном метаязыковом сознании носителя русского языка второй половины XIX века.

6. В результате описания разных типов рефлексии (на фонетические, лексические, словообразовательные, морфологические и синтаксические новации) подтвердилось научное положение о том, что метаязыковое сознание «лексикоцентрично» (А. Н. Ростова) Слово - основной объект наблюдения пишущего. Через слово субъект рефлексии осознает фонетический, лексический, словообразовательный, морфологический и синтаксический ярусы языка. Однако с большей степенью осознанности представлен именно лексический ярус.

7. В метаязыковой рефлексии отражаются сведения о графико-орфографических явлениях. Этот поток рефлексий был вызван массовой потребностью установить состав русской азбуки и определить единообразное «начертание слов», сформировать традицию письма, что подтверждает причастность метаязыковой рефлексии к процессу языковой нормализации.

Теоретическая и практическая значимость. Собранный нами из текстов разных стилей и жанров материал представляет богатый фактический материал для изучения индивидуального стиля писателя и его словаря, для описания языковой картины мира, концептуализации знаний о мире через слово, для изучения языка повседневности исследуемой эпохи. Материал может быть учтен при составлении словарей отдельных социальных жаргонов, терминологических и исторических словарей. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в разработках вузовских спецкурсов и спецсеминаров по истории языка, по изучению языка и культуры.

Апробация результатов исследования. Основные положения данного исследования получили отражение в докладах на 38 Международной филологической конференции в Санкт-Петербурге (15-17 марта 2009 г.), на II и III Всероссийских научных конференциях в Санкт-Петербурге (2007 и 2009 гг.), на Всероссийской научной конференции «Слово и текст в культурном сознании эпохи» в Вологде (13-15 октября 2008 г.), на И Ежегодных смотрах-сессиях аспирантов и молодых ученых в Вологде (12-14 ноября 2008 г.), на II Всероссийской научной конференции «Экология русского языка» в Пензе (15 апреля 2009 г.). По теме диссертационного' исследования подготовлены и опубликованы 9 статей общим объемом 3,2 печатных листа. Три статьи опубликованы в изданиях списка ВАК.

Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка. Во введении обосновывается выбор темы, актуальность и новизна исследования, выделяются объект и предмет исследования, обозначаются хронологические рамки исследуемых источников, аргументируется его теоретическая: значимость и практическая ценность, определяются цель и задачи работы, аргументируется : выбор материала исследования, указываются методы исследования, сообщается об апробации результатов работы, формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе раскрывается сущность феномена рефлексии (в философии, психологии, лингвистике), описывается общенаучный характер этого понятия, формулируются определения базовых терминов данного исследования: метаязыковое сознание, метаязыковая рефлексия, рефлексив, новация - и разъясняется возможность их применения к изучению обыденной метаязыковой рефлексии второй половины XIX века. Здесь дается описание источников диссертационного исследования, характеризуется языковая личность пишущего второй половины XIX века и оценивается его роль в культурно-языковой ситуации. В отдельном параграфе рассматриваются факты фиксации метаязыковой рефлексии в словарях исследуемого периода, обусловливается возможность их применения при составлении словарных статей в историческом словаре XIX века на современном этапе.

Во второй главе выделяются и описываются разные формы выражения метаязыкового сознания, отмечаются основные графические маркеры обыденной метаязыковой рефлексии в письменных текстах, оценивается их функциональная значимость в структуре рефлексивов.

В третьей главе выделяются и анализируются отдельные типы метаязыковой рефлексии. Собранный материал оценивается с точки зрения проявленности метаязыкового отношения к новациям на разных ярусах языка, с точки зрения значимости отмеченных пишущим новаций в языке и в речи. Материалы речевой рефлексии сличаются с нормативными словарями и грамматиками, обосновывается возможность исследования процессов нормализации на материале обыденной метаязыковой рефлексии, зафиксированной в текстах второй половины XIX века.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Обыденная метаязыковая рефлексия носителя русского языка второй половины XIX века"

Выводы.

1. В обыденном метаязыковом сознании носителя языка второй половины XIX века письмо, графические и орфографические явления, находят свое отражение.

2. Примеры метаязыковой рефлексии подтверждают тот факт, что писатели, журналисты, издатели, учителя сознательно останавливаются на оценке этих явлений. Этими оценками пишущие пытались воздействовать на нормы русского письма. В них нередко встречается призыв упорядочить буквы русского алфавита, создать свод правил правописания, хотя в большинстве примеров встречается только графическое выделение отдельных вариантов написания слов, содержащее скрытую авторскую оценку.

Таким образом, в рефлексии, оценивающей отдельные графико-орфографические новации, выявляются не только отдельные зоны напряжения в обыденном метаязыковом сознании по отношению к письму, но и четко обозначает направленность рефлексии на нормализацию графики и орфографии.

Можно сказать, что рефлексия носителей языка, особенно писателей-классиков, организовывала стихийный процесс становления правописания. С одной стороны, она могла эксплицировать результат индивидуальных нормализаторских усилий; с другой стороны, массовое реагирование говорящих / пишущих на различные вариантные формы написания слов организовывали саморазвивающуюся систему правописания.

3. Отмеченный характер метаязыковой рефлексии данного типа (направленность на нормализацию) подтверждает сложившееся в науке положение: помимо интерпретирования, отражения, оценки языковых и речевых явлений она может выполнять функцию регулирования [см.: Ейгер 1990: 23-41]. Носитель языка в ситуации крайней неопределенности - а «орфографический вопрос» в исследуемый период и создал эту ситуацию - всегда стоит перед выбором: фиксировать отдельные явления, оценивать или регулировать.

4. Объектами метаязыковой рефлексии этого типа были буквы русского алфавита, графико-орфографический облик слова. В сознании носителей языка система русской азбуки не мыслилась логичной и последовательно отражающей звуковую сторону языка, не было единообразия в написании слов, орфографической нормы. Звучащая речь была во многом основой для письма: «Графическое слово столь тесно переплетается со словом звучащим, чьим изображением оно является, что в конце концов присваивает себе главенствующую роль» [Соссюр 1977: 69].

5. Знание орфографии в этот период, как свидетельствуют примеры, становилось приметой образованного человека, а это этот факт упрочивал в сознании носителя языка следующее представление: знание языка равно знанию орфографии. Об этой черте ментальности носителя русского языка, орфографоцентризме, сегодня подробно написано в работах Н. Д. Голева, Н. Б. Мечковской. По-видимому, закладывание этой черты происходит в конце XIX века в связи с агрессивной проработкой этой проблемы в средствах массовой информации различными социальными группами. Это способствовало обострению страха у носителя языка писать неправильно, поэтому в текстах появляются такие случаи написания: «Так са(о)бака для отыскания трюфелей, по-видимому, только и способна для отыскания (способна к чему-нибудь!) нежных земляных грибков.» [Учитель 1861, № 15, 512].

Неграмотность часто осуждалась и становилась причиной насмешек над человеком. В художественных текстах неграмотная письменная речь становилась чертой речевого портрета персонажа: «Будущий коллежский регистратор сделал немного ошибок, хотя и напирал больше на красоту букв, чем на грамматику. В слове «чрезвычайно» он написал два «н», слово «лучше» написал «лутше», а словами «новое поприще» вызвал на лице инспектора улыбку, так как написал «новое подприще». [Чехов 1975: 3, 36].

7. Рефлексия, оценивающая орфографические нормы и правила, не исчерпывала всего многообразия языковых норм. Метаязыковое сознание говорящего явно или скрыто оценивало лексические, фонетические, грамматические нормы, формулировало языковые и речевые этикетные нормы речи, содержало толерантное / нетолерантное отношение к новациям эпохи [об этом подробнее, см. в работах Иванцовой 2009; Крысина 2006; Хазагерова 2009 и др.].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Метаязыковая рефлексия — достаточно «молодой» научный объект в лингвистике, поэтому терминосистема в этой области не сформировалась, не сложились научные школы, не обозначен круг источников, по которым следует ее изучать, не определено значение изучения рефлексии для функциональной лингвистики, истории языка, исторической лексикографии ит. д.

В ходе исследования рефлексии на речевые новации на материале русского языка второй половины XIX века подтвердилась возможность изучения метаязыкового сознания языковой личности на историческом материале. Письменные источники исследуемого периода содержат многочисленные оценки языковых и речевых фактов, в которых степень выражения рефлективного начала различна: от поверхностного осознания отдельных языковых процессов до глубокого, приближающегося к научному.

Степень осознания происходящих в языке изменений во многом обусловлена различными качествами активной языковой личности, которая формировалась в период бурных социально-экономических, политических, культурных преобразований. Среди основных характеристик такой личности отметим образованность, интеллигентность, высокое моральное сознание и духовную культуру, способность к рефлексии и разномыслию, языковая и культурная компетенция. Описанная языковая личность, как представляется, во многом определила развитие такого национального качества, как рефлексия, в том числе и по отношению к языку и речи, о чем свидетельствуют многочисленные источники по истории и культуре; художественные и публицистические произведения исследуемого периода.

В ходе наблюдения за рефлексивами в публицистических, художественных и разговорных текстах второй половины XIX века выяснилось, что основными способами авторского выделения рефлексии в письменных текстах являются графические маркеры (курсив, жирный шрифт, кавычки, написание латинскими литерами и проч.). С помощью этих маркеров автор имплицитно оценивал звук, звучащее слово, морфему, словосочетание, фразеологизм, словоформу.

Выявление основного способа выражения обыденной рефлексии (графического) в текстах позволило обнаружить две формы выражения метаязыкового сознания в текстах исследуемого периода: прямую и непрямую. Основным критерием выделения этих форм является наличие / отсутствие графического маркера. Наличие графического маркера позволило также наметить структурную градацию рефлексивов. С одной стороны, в структуре рефлексива может быть только графически выделенные слово, морфема, словосочетание, фразеологизм. При этом рефлексив отождествляется с выделенным словом (имплицитная авторская оценка выражается через графический маркер). С другой стороны, кроме прочего он может содержать метаязыковые операторы и комментарии. В этом случае следует говорить о слабой и сильной степени выражения авторского отношения к характеризуемому факту языка или речи.

Обыденная метаязыковая рефлексия стихийно, хаотично оценивает отдельные фрагменты языковой системы. Пишущий концентрируется то на звуке, то на слове, то на морфеме, то на графическом облике слова, то на словоформе. При этом становится ясно, что в сознании носителя языка есть своя внутренняя система, которая не совпадает с научной языковой системой. В целях систематизации примеров метаязыковой рефлексии мы создали типологию рефлексии, учитывающую' отдельные речеязыковые новации эпохи.

В работе мы эмпирически и теоретически обосновали возможность создания типологии рефлексии. Основой для выделения отдельных типов послужили речеязыковые новации эпохи, получившие свое отражение в обыденном метаязыковом сознании носителя русского языка второй половины XIX века. Эта типология позволяет в системе разложить данные по обыденной метаязыковой рефлексии, подробно их описать и в результате этой систематизации ответить на следующие вопросы: а) какие уровни языка наиболее полно и глубоко представлены в метаязыковом сознании? б) почему именно в обыденном языковом сознании наиболее полно представлены знания фонетического и лексического уровня? в) чем отличается научное метаязыковое сознание от обыденного? г) что дают эти данные для изучения процесса познания человека, его сознания вообще?

В ходе наполнения этой типологии материалом и анализа примеров рефлексии по поводу отдельных речевых новаций выяснилось, что суммарные оценки и интерпретации фонетических и лексических новаций носителей языка наиболее ярко характеризуют отдельные фрагменты соответствующих языковых уровней. Это обусловлено тем, что лексический и фонетический уровень выходят в область речевой прагматики, поэтому оценка этих ярусов наиболее осознанна.

В метаязыковой рефлексии носителя языка второй половины XIX века наиболее осознанно представлены знания о лексическом ярусе языка, что подтверждает научное положение о том, что метаязыковое сознание «лексикоцентрично» (А. Н. Ростова). Слово - основной объект наблюдения и осмысления пишущего. Через слово субъект рефлексии осознает фонетический, лексический, словообразовательный, морфологический и синтаксический ярусы языка. Однако с большей степенью осознанности представлен именно лексический ярус.

Представление словообразовательного, морфологического и синтаксического уровней языка затруднено для обыденного метаязыкового сознания. Не случайно наиболее распространенным способом выражения рефлексии по поводу данных новаций является графическая маркировка отдельных «зон напряжения»: слова, морфемы, словосочетания. Однако именно наличие в этих типах развернутых метаязыковых высказываний говорит о том, что существование метаязыковых оценок по поводу словообразовательных, морфологических новаций - очевидный факт. По нашему мнению, в отдельных случаях автор либо не имеет возможности выражать развернутую оценку (в информационных, обзорных публицистических жанрах, в малых художественных жанрах и т. д.), либо не может достаточно последовательно и ясно выразить отношение к новому речевому факту (это в некоторых случаях под силу только исследователям-лингвистам); либо именно развернутая рефлексия не входит в речевые намерения пишущего.

Описание словообразовательных, морфологических и синтаксических новаций - сфера научной рефлексии. Редко предметом обыденной метаязыковой рефлексии становится язык как системно-структурное образование, так как глубокое вхождение в сферу языковой системности требует включения достаточно абстрактных механизмов познания, что не поддерживается обыденной ментальностью, ориентированной на прагматику. Следовательно, в обыденной метаязыковой рефлексии по-особому * выражается языковая система, в том числе система грамматических категорий. Письменные реакции профессиональных и непрофессиональных писателей, проявленные, например, в языковой игре, творят свою особую систему: «роль спонтанных рефлексий в «системотворческой деятельности» очевидна.» [Обыденное метаязыковое сознание. 2009: 18].

Для рядового носителя языка грамматические значения настолько отвлечены, оторваны от действительности, что показать, чему они соответствуют в реальности, трудно или просто невозможно. И тем не менее при всей условности и отвлеченности, при всей обязательности грамматических значении они, оказывается, тоже выходят в поле обыденного метаязыкового сознания, сферу речевых экспериментов путем «нащупывания» речевых вариантов и граней нормы. Это дает право рассуждать о степени осознанности носителем языка абстрактных грамматических категорий, об источниках вариантов литературной речи (например, из диалекта и просторечия). Факт «заигрывания» авторов со сложившейся системой подтверждает, что система может расшатываться, проверяться на прочность.

Таким образом, рефлексии последних трех типов на материале художественных, публицистических и разговорных текстов не дали целостной картины знаний говорящего о языковой системе, однако фрагментарно обозначили зоны языкового напряжения на этих ярусах, коллективные оценочные всплески на отдельные речевые новации.

В нашей типологии учтена рефлексия на орфографические новации, поскольку «взрыв» этих реакций был вызван сложившейся языковой ситуацией в России. Рефлексия на графико-орфографические новации исследуемого периода - яркий пример того, как оценки рядовых носителей языка могут осуществлять нормотворческий процесс и влиять на письменную языковую практику.

В результате систематизации образцов рефлексии стало очевидным, что, с одной стороны, метаязыковая рефлексия образованных носителей языка, зафиксированная в журнальной и художественной словесности, транслировала многочисленные взгляды на графико-орфографические нормы и правила, способствовала движению научной мысли в этой области, объединению активно участвующих в этом споре людей в кружки, общества, комиссии, съезды. С другой стороны, она создавала ситуацию хаоса в языке исследуемого периода, что подтверждает известная шутка той поры: орфографические правила были у каждого журнала свои.

Список научной литературыТрикоз, Эльвира Львовна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Список литературы

2. Акимова Г. Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1992.

3. Актуальные вопросы исторической лексикографии и лексикологии: Материалы Всероссийской Академической школы-семинара. СПб., 2005.

4. Андреева Г. М.Современная социальная психология. — М., 1981.

5. Анищенко О. А. Словарь русского школьного жаргона 19 века. М., 2007.

6. Анищенко О. А. Студенческий жаргон в русском языке 19 века // Слово в словаре и дискурсе: Сборник научных статей к 50-летию X. Вальтера. М., 2006.-С. 165- 172.

7. Арутюнова Н. Д. Модальные и семантические операторы // Облик слова. Сборник статей памяти Д. Н. Шмелева. М., 1997.

8. Бажанов В. А. Рефлексия в современном науковедении // Рефлексивные процессы и управление. —2002. №2. - С. 74 — 79.

9. Барышникова С. В. Способы толкования в словарях иностранных слов 19 века // Русская речь. 2007. - № 5. - С. 93 - 95.

10. Батюкова Н. А. Метаязыковые средства современной публицистической и художественной речи: Автореферат дис. . канд. филол. наук. М., 2009.

11. Бердяев Н. А. Духовный кризис интеллигенции. М.,1998. Ю.Беликов В.И. Социолингвистика. - М., 2004.

12. П.Белинский В. Г. Собр. сочинений. Том 9. М., 1981. - С. 484-499.

13. Белл Р. Социолингвистика: Цели, методы и проблемы.- М., 1980.

14. Бессознательное. Т.З. Тбилиси, 1978.

15. Бессознательное. Т.4. Тбилиси, 1985.

16. Бетлинг О. Н. Грамматические исследования о русском языке. Сколько звуков в русском языке и какие именно? // Ученые записки Имп. Академии наук по первому и третьему отделениям. Т 1, Вып.1. 1852.- С. 58 — 81.

17. Блинова О.И. Носители диалекта — о своем диалекте: (Об одном из источников лексикографического исследования) // Сибирские русские говоры. Томск, 1984. — С.З - 15.

18. Блинова О. И. Языковое сознание и вопросы теории мотивации// Язык и личность. М., 1989. - С. 122 - 126;

19. Бодалев А. А. Личность и общение. — М., 1983.

20. Бодуэн де Куртене И.А. Избранные труды по общему языкознания: В 2-х томах. -М., 1963.

21. Борковский В. И., Филин Ф. П. Основные современные направления в изучении русского языка Электронный ресурс. // http://www.ras.ru/FStorag e/download.aspx

22. Бочкова О. С. Модальный аспект художественного текста (на материале произведений В. Ходасевича): Автореферат диссертации. канд. филологических наук. Краснодар, 2008.

23. Брандт Р. Ф. О лженаучности нашего правописания (Публичная лекция) // Филологические записки. Вып. 1, 2. Воронеж, 1901- С. 1 - 58.

24. Булаховский Л. А. Русский литературный язык первой половины XIX века. Лексика и общие замечания о слоге. Киев, 1957.

25. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. «Стихийная лингвистика» // Русский язык сегодня. 1.-М., 2000.

26. Буров А. А. Метатекстовые и метамодальные аспекты фразовой номинации // Язык. Текст. Дискурс. Научный альманах Ставропольского отделения РАЛК. Выпуск 5. Ставрополь, 2007. - С. 253 - 262.

27. Буслаев Ф. Историческая грамматика русского языка. М., 1959.

28. Васильев А. Д. Рефлексивы в телевизионном дискурсе // Речевое общение. Специализированный вестник. Вып 3 (11). Красноярск. 2000. - С. 28-36.

29. Ваулина С. С. Эволюция средств выражения модальности в русском языке (XI — XVII вв.). Л., 1988.

30. Вепрева И. Т. Метаязыковая рефлексия в функционально-типологическом освещении (на материале высказываний рефлексивов 1991 -2002 гг.): Диссертация.докт. филол. наук. Екатеринбург, 2002.

31. Вепрева И. Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. М., 2005.

32. Вепрева И. Т. Что такое рефлексив? Кто он, homo reflectens?// Известия Уральского государственного университета. 2002. - №24. - С. 217 - 228;

33. Вепрева И. Т. Метаязыковая ориентация языковой личности в условиях языковой перестройки // Активные языковые процессы конца XX века: Тез. докл. Международной конференции: IV Шмелевские чтения, Москва (23-25 февраля 2000 г.). М, 2000. - С. 26 - 28

34. Вепрева И. Т. Рефлексия как аксиологическая основа формирования стилистической нормы // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург, 2000. - С.42 - 57;

35. Веселитский В. В. Развитие отвлеченной лексики в русском литературном языке первой трети XIX века. М., 1964.

36. Виноградов В. В. К истории лексики русского литературного языка, «Русская речь», Новая серия, I. Л., 1927.

37. Виноградов В.В. Проблемы культуры речи и некоторые задачи русского языкознания // Вопросы языкознания. —1964. — №3. С. 3 - 18.

38. Винокур Г. О. Русский язык. Исторический очерк // Избранные работы по русскому языку. — М., 1959.

39. Винокур Т. Г. К характеристике говорящего. Интенция.и реакция // Язык и личность. М., 1989. - С. 11 - 23.

40. Влияние социальных факторов на функционирование и развитие языка. -М., 1988.

41. Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. М., 2006.

42. Воронцова В. Л. Активные процессы в области ударения // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). -М., 1996. С.305 - 325.

43. Воронцова В.Л. Русское литературное ударение XVIII-XX вв. (Формы словоизменения). М., 1979.

44. Востоков А. X. Русская грамматика Александра Востокова, по начертанию его же сокращенной грамматики полнее изложенная. 11 изд. -СПб., 1867.

45. Выготский Л. С. Собрание сочинений. Т 4. — М., 1984.

46. Гаспаров Б. М. Язык, память образ. Лингвистика языкового существования. -М., 1996.

47. Гегель Г.- В.- Ф. Сочинения. Том пятый. М.,1937. - С. 466 - 481.

48. Георгиева В. Л. История синтаксических явлений русского языка.- М., 1986.

49. Гловинская М. Я. Активные процессы в грамматике.// Русский язык конца XX столетия (1985-1995). М., 1996. - С.305 - 325.

50. Гловинская М. Я. Просто оговорки или тенденция к аналитизму? // Язык: изменчивость и постоянство. — М., 1998. — С. 304 — 316.

51. Глухов В. П. Основы психолингвистики: учебное пособие. — М., 2005.

52. Голев Н. Д. Толерантность как вектор антиномического бытия языка // Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности. М., 2005.-С. 172- 187.

53. Голев Н. Д. Обыденное языковое сознание носителей русского языка и содержание школьного курса // Культурно-речевая ситуация в современной России / Под ред. Н. А. Купиной. Екатеринбург, 2000. - С. 338 - 348.

54. Голев Н. Д. Обыденное метаязыковое сознание как онтологический и гносеологический феномен // Обыденное метаязыковое сознание: онтологические и гносеологические аспекты. Кемерово; Барнаул, 2009. - С. 7-41.

55. Голубева И. В. Опыт создания коллективного речевого портрета (на материале экспрессивного синтаксиса мемуарной прозы): Автореферат дис. . .д-ра филол. наук. — Краснодар, 2002.

56. Голышкина Л. А. Лингвистические основы интерпретации художественного текста в аспекте понимания индивидуального стиля какречевого поведения: Автореферат диссертации. канд. филол. наук. СПб., 2000.

57. Грановская JI. М. Русский литературный язык в конце XIX и XX вв: очерки.-М., 2005.

58. Граудина JI. К., Ицкович В. А. Грамматическая правильность русской речи: Опыт частотно-стилистического словаря вариантов. -М., 1976

59. Греч Н. И. Учебная русская грамматика. Часть 4. Правописание. СПб., 1851.

60. Григорьева Т.М. Три века русской орфографии (XVIII-XX вв.). М., 2004.

61. Грот Я. К. Филологические разыскания. СПб, 1899.

62. Гуткина Н. И. О психологической сущности рефлексивных ожиданий. // Психология личности: теория и эксперимент. М., 1982, С. 100 - 108.

63. Давыдов В.В. О двух основных путях развития мышления школьников. // Материалы ГУ Всесоюзного съезда Общества психологов СССР. Тбилиси, 1971.-С. 686-687.

64. Давыдов И. И. Опыт общесравнительной грамматики русского языка, изданный вторым отделением Имп. Академии наук. Ч. 3. Правописание. Отд. 1. Правописание слов. СПб., 1852. - С.380 - 420.

65. Данилевский И.Н., Кабанов В.В. Источниковедение. М., 2000.

66. Дешериев Ю. Д. Социальная лингвистика: К основам общей теории.-М, 1977.

67. Даль В. И. Лекция // Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х томах . СПб.; М., 1882.

68. Дуличенко А. В. От агрессии слов к ономастическому перевороту: (Заметки о русском языке перестроечного времени) // Russian Linguistics. Вып. 16.- 1993.-С. 211-224.

69. Дунев А. И. Толерантность и интенциональность орфографии в текстах современной рекламы // Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности. М., 2005. - С. 165 - 172.

70. Егоров А. Е. Рефлексия как удовольствие и желанность// Философия желанности. Сборник статей / Под ред. ИВ.Кузина.-СПб.,2005.-С. 33 -42.

71. Ейгер Г. В, Механизмы контроля языковой правильности высказывания: Автореф. дис. д-ра филологии, наук. М., 1989.

72. Ермакова О. П. Новые слова русского языка (в аспекте фразеологической семантики) // Русистика. 1989. - №1. - С. 51 - 57.

73. Есин Б. И. История русской журналистики 19 века. М.,2003.

74. Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002.

75. Жирмунский В. М. Проблема социальной дифференциации языка // Язык и общество. М., 1968.

76. Житенев А. А. Онтологическая поэтика и художественная рефлексия в лирике И. Бродского: Диссертация. канд. филол. наук. Воронеж, 2004.

77. Залевская А. А. Слово. Текст. Избранные труды. М., 2007.

78. Зализняк Анна А. Семантика кавычек // Труды международного семинара по компьютерной лингвистике и ее приложениям». М., 2007.

79. Захарова А. В., Боцманова М. Э. Особенности рефлексии как психического новообразования в учебной деятельности. // Формирование учебной деятельности школьников. -М., 1982. С. 152-162

80. Зейгарник Б. В. Опосредствование и саморегуляция в норме и патологии. — Вестник МГУ. Серия 14. «Психология». М., 1981.- С. 9 -14.

81. Земская Е. А. Активные процессы современного словопроизводства.// Русский язык конца XX столетия (1985-1995).- М., 1996. С. 90 -141.

82. Земская Е. А. Словообразование как деятельность. М., 1992.

83. Земская Е, А., Ермакова О.П., Розина Р.И. Слова, с которыми мы все встречались: Толковый словарь русского общего жаргона. — М.,. 1999.

84. Золотова Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка.-М., 1973.

85. Иванцова Е.В. Метаязыковое сознание диалектной языковой личности // Обыденное метаязыковое сознание. Кемерово-Барнаул, 2009. - С. 321 -357.

86. Ильина Н.Е. Рост аналитизма в морфологии. // Русский язык конца XX столетия (1985 1995).- М., 1996. - С. 326 - 344.

87. Исследование проблем психологии творчества. — М., 1983.

88. История русской лексикографии. СПб., 1998.

89. Иокояма О. Б. Поздняя заимствованная лексика в письмах крестьян конца

90. XIX века // Язык в движении. М., 2007. - С. 214 - 224.

91. Йокояма О. Б. «Свои» и «чужие». Межкультурная коммуникация и этнические стереотипы в чеховской России // Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности М., 2005.- С.455-566.

92. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. — М., 1987.

93. Калайков С. Ю. Взаимодействие традиции и новации как проблема риторического конструирования социальной реальности: Дис. . канд. филос. наук. Екатеринбург, 2004.

94. Карцевский С. И. Язык и война // Из литературного наследия. М., 2000.-С. 214- 218.

95. Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. М., 2009.

96. Колесов В.В. Русская ментальность в языке и тексте. СПб., 2007.

97. Колесов В. В. Русская речь. Вчера. Сегодня. Завтра. СПб., 1998.

98. Колесов В. В. Язык города. М., 2006.

99. Копорский С. А. Из истории лексики русского литературного языка XVIII-XIX вв. // Русский язык в школе. -1955. № 3. - С. 26 - 34.

100. Кормилицына М. А. Усиление личностного начала в русской речи последних лет // Русский язык сегодня 2. активные языковые процессы конца

101. XX века / ответственный ред. JI. П. Крысин. — М., 2003. С. 465 - 475

102. Кормилицына М. А. Рефлексивы в речевой коммуникации // Проблемы речевой коммуникации. — Саратов, 2000. — С. 20 25.

103. Кормилицына М. А. Анторопоцентризм разговорного текста // Вопросы стилистики. Вып. 27. Саратов, 1998. - С. 80 - 86

104. Костомаров, В. Г. Об изучении отношения говорящих к языку // Вопросы культуры речи. 1966. - № 7. - С. 23 - 36.

105. Красных В. В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность: Человек. Сознание. Коммуникация. М., 1998.

106. Кропоткин П. Собрание сочинений. Том 1. Записки революционера. Издание третье. М., 1918.

107. Крысин JI. П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М., 1989.

108. Крысин JI. П. Толерантность языковой нормы // Язык и мы. — М., 2006. -С. 175- 183.

109. Крючкова О. Ю. Рефлективность диалектной речи Электронный ресурс. // http://sarteorlingv.narod.ru/dialekt/reflektivnost.html.

110. Кулакова Н. И. Семантическая структура слова в онтогенезе (формирование семантических связей слова) Электронный ресурс. // http://iling.spb.ru/gramrnatikon/child/kul.html.

111. Кудрявцева И. Г. Развитие состава префиксов и префиксоидов в сфере терминологического словообразования русского языка // История русского слова: Ономастика и специальная лексика Северной Руси: Выпуск 3. -Вологда, 2007. С. 69 - 86.

112. Кузнецов П. С. Очерки по морфологии праславянского языка.-М., 1961.

113. Ларин Б. А. История русского языка и общее языкознание. М., 1977.

114. Лебедева Н. Б. Толерантность и естественная письменная речь. // Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности. М., 2005.-С. 278-288.

115. Лексика русского литературного язык XIX-XX века / Под ред. Ф. П. Филина.-М., 1981.

116. Лекторский В. А, Субъект, объект, познание. М., 1980. - С. 261 - 263.

117. Леонтьев А. Н. Психологические единицы и порождение речевого высказывания. М., 1969.

118. Лефевр В. А. От психофизики к моделированию души // Вопросы философии. 1990.-№ 7.-С. 26-31.

119. Лютикова В. Д. Языковая личность и идиолект. —Тюмень, 1999.

120. Ляпон М. В. Оценочная ситуация и словесное самомоделирование // Язык и личность. М., 1989 - С. 24 - 34.

121. Ляпон М. В. Языковая личность: поиск доминанты // Язык система. Язык - текст. Язык - способность. -М., 1995. — С. 260 —276.

122. Ляпон М. В. Смысловая структура сложного предложения и текст. К типологии внутритекстовых отношений. М.: Наука, 1986.

123. Маркасов М. Ю. Поэтическая рефлексия В. Маяковского в контексте русского авангарда. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Барнаул, 2003.

124. Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика: Пособие для студентов гуманитарных вузов и учащихся лицеев. М., 2000.

125. Мечковская Н. Б. Язык и религия: Лекции по филологии и истории религии. -М., 1998.

126. Михальченко В. Ю. Российская социальная лингвистика: прошлое, настоящее, будущее // Вопросы филологии. 1999. — № 1. - С. 22 - 28.

127. Михайлова О. А. толерантность и терпимость: взгляд лингвиста // Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности. — М., 2005.-С. 99-110.

128. Мильруд Р. П. Есть ли в хаосе языка грамматический порядок? // Язык и культура. 2008. - № 1. - С. 38 - 49.

129. Муканов М. М. Исследование когнитивной эмпатии и рефлексии у представителей традициональной культуры // Исследование речемысли и рефлексии. Алма-Ата, 1979. - С. 54-74.

130. Немец Г. Н. Актуальные проблемы модальности в современном русском языке. Р-на-Д., 1991.

131. Никитина С. Е. Языковое сознание и самосознание личности в народной культуре // Язык и личность. М., 1989. - С. 34 - 41;

132. Николина Н. А. О лексикализации аффиксов в современном русском языке.// Язык: изменчивость и постоянство. М., 1998. - С. 320 - 328.

133. Николина Н. А. Языковая и речевая рефлексия в пьесах А.Н. Островского // Русский язык в школе. 2006. - № 3. - С. 62 - 68.

134. Николина Н. А. Национально-культурные традиции русского речевого поведения а зеркале автобиографической прозы // Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности. М, 2005.-С. 433-449.

135. Новикова Е. Р. Особенности рефлексивных механизмов мышления у школьников подросткового возраста // Вестник МГУ. Серия 14. «Психология». 1984. - № 4. - С. 71-72.

136. Норман Б. Ю. Игра на гранях языка. М., 2006.

137. Обыденное метаязыковое сознание: онтологические и гносеологические аспекты. Кемерово-Барнаул, 2009.

138. Огурцов А.П. Альтернативные модели анализа сознания: рефлексия и понимание// Проблемы рефлексии: современные комплексные исследования. -Новосибирск, 1987.

139. Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века: Изменения в .словообразовании и формах существительного и прилагательного. -М., 1964 а.

140. Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века: Изменения в системе простого и осложненного предложения в русском литературном языке. — М. 1964 б.

141. Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века: Изменения в системе сложноподчиненного предложения. М., 1964 в.

142. Панфилов А. К. Из истории публицистической лексики 19 века (о слове «самодурство») // Вопросы истории русского литературного языка 19 — 20 вв.: Межвузовский сборник научных трудов. — М., 1985. — С. 15 — 23.

143. Поликарпов В. С. История нравов России. Восток или Запад. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995.

144. Попов Д. С. Самосознание российской интеллигенции: траектории трансформации // Мир России. 2006. - № 4. - С. 54 - 81.

145. Потапова Т. Ю. Способы пунктуационного оформления чужой речи в произведениях Т. Толстой // Язык и мы. М., 2006. - С. 506 — 515.

146. Проблемы эвристики / Под ред. Б. Н. Пушкина. М., 1969.

147. Протченко И. Ф. Наименование лиц с суффиксом -ш(а) и особенности их употребления в современном русском языке // Ученые записки Московского гор. пед. университета. Т. 38. М., 1959. - С. 87 - 111.

148. Психология рефлексии: Проблемы и исследования // Вопросы психологии. 1985. -№ 3. - С. 31 - 40.

149. Разыграев В. О. О причинах неуспеха по правописанию и возможностях избежать их. СПб., 1885.

150. Ракитов А. И. Новый подход к взаимосвязи истории, информации и культуры // Вопросы философии. 1994. - №4. - С. 14 - 34.

151. Резанова 3. И. Внутренняя форма слова как объект метаязыковой рефлексии в условиях чат-коммуникации // Язык и культура. — 2008. — № 1. — 66-78.

152. Рефлексия// Большая советская энциклопедия. 2-е изд. Т. 36. С. 423 — 424.

153. Рефлексия в науке и обучении. Новосибирск, 1984.

154. Розин В.М. Рефлексия в структуре личности // Проблемы рефлексии. -Новосибирск, 1987. С. 176 - 228.

155. Ростова А. П. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания (на материале русских говоров Сибири). — Томск, 2000.

156. Русская авторская лексикография: Антология / РАН. Институт русского языка им Виноградова; отв. ред. Ю. Н. Караулов. М., 2003.

157. Русский язык 19 века: от века 18 к веку 21: Материалы II Всероссийской научной конференции (Санкт-Петербург, 17-20 октября 2006г.). СПб.: Наука, 2006.

158. Русский язык и советское общество: Социально-лингвистическое исследование: Словообразование современного русского литературного языка // Под ред. М. В. Панова М., 1968.

159. Русский язык и советское общество: Социально-лингвистическое исследование: Фонетика современного русского языка: Народные говоры // Под ред. М.В. Панова -М., 1968.

160. Русский язык и советское общество: Социально-лингвистическое исследование: Морфология и синтаксис современного русского литературного языка// Под ред. М. В. Панова М., 1968.

161. Русский язык сегодня. Вып. 4. Проблемы языковой нормы: Сб. статей Ин-та рус. яз. им. В. В. Виноградова РАН. М., 2006.

162. Седов К. Ф. Становление дискурсивного мышления языковой личности / ред. О. Б. Сиротининой. Саратов, 1999.

163. Селищев А. М. Избранные труды. — М., 1968.

164. Семенов И. Н., Степанов С. Ю. Проблема предмета и метода психологического изучения рефлексии // Исследование проблем психологии творчества.-М., 1983.-С. 154- 182.

165. Семенов И. Н. Душа. // БСЭ. 3-е изд. Т. 8. М., 1971. - С. 554 - 556.

166. Семенов И. Н. Индивидуальность // БСЭ. 3-е изд. Т. 10. -М., 1972. С. 188-189.

167. Скляревская Г. Н. Прагматика и лексикография // Язык — система. Язык текст. Язык - способность. - М., 1995.-С. 146- 158.

168. Соболевский А.И. Опыт русской диалектологии. — СПб., 1897.

169. Сонина Е. С. Петербургская универсальная газета конца XIX века. -СПб., 2004.

170. Сорокин Ю. С. Развитие словарного состава русского литературного языка: 30-90 гг. девятнадцатого века. М.; Д., 1965.

171. Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977.

172. Степанова О. К. Понятие «интеллигенция»: судьба в символическом пространстве и во времени // Социс. 2003. - №1. - С.46 — 53.

173. Судаков Г. В. Гиляровский как знаток русской речи (рефлексия писателя на речевые феномены своего времени) // Русский язык XIX века: от века XVIII к века XXI. СПб., 2006. - С. 228 - 237.

174. Суховеркова Г. А. Актуализация словника и отражение процессов развития русской лексики в толковых словарях советского периода. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Киев, 1990.

175. Фархутдинова Ф. Ф. Взглянуть на мир сквозь призму слова. Иваново, 2000.

176. Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности. -М., 2005.

177. Хазагеров Г. Проблема языковой нормы в связи с понятием «красивого», «возвышенного» и «эффективного» Электронный ресурс. // http://www.hazager.ru/culture-of-speecli/.

178. Химик В. В. Поэтика низкого, или просторечие как культурный феномен. СПб., 2000.

179. Хлебда В. Шесть соображений по вопросу о языковом самосознании // Русистика. СПб., 1999.

180. Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи // авторы-составители Кубрякова Е. С., Шахнарович А. М., Сахарный JI. В. М., 1991.

181. Чернышев В. И. Законы и правила русского произношения. СПб., 1918.

182. Чернышев В. И. Правильность и чистота русской речи. Части речи. -СПб., 1915.

183. Шанский Н. М. Лексические и фразеологический кальки в русском языке // Русский язык в школе. 1955.-№3.-С. 14-19.

184. Шварцкопф Б. С. Внимание: кавычки! //Русская речь. 1967. - № 4. -213-216.

185. Шварцкопф Б. С. Оценки говорящим фактов речи: Автореферат дис. кандидата филол. наук. — М., 1971.

186. Швейцер А. Д Современная Социолингвистика: Теория, проблемы, методы.-М., 1992.

187. Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. М., Волгоград, 2000.

188. Шейгал Е. И. Рефлексивы в политической коммуникации// Теоретическая и прикладная лингвистика. Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 3. — Воронеж, 2002.

189. Шмелева Т. В. Языковая рефлексия // теоретические и прикладные аспекты речевого общения. Вып. 1 (8). -Красноярск, 1999.- С. 108-110.

190. Шрейдер Ю. А. Человеческая рефлексия и две системы этического сознания.// Вопросы философии. 1990. - № 7. - С. 32-41.

191. Штец Т. П. Русская философская поэзия рубежа 19-20 вв. как культурно-историческая рефлексия национального мировоззрения. Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук. Мурманск, 2003.

192. Шумарина М. Р. «Наш дар бессмертный речь»: русские поэты о языке и речи / Русский язык в школе. - 2007. - № 5. - С. 17— 20.

193. Шумарина М. Р. Язык революционной эпохи в романе Б.Пастернака «Доктор Живаго» // Филологические традиции в современном литературном и лингвистическом образовании: Сб. науч. статей. Вып.7. T.l. -М., 2008.

194. Шумарина М. Р. Метаречевые наблюдения писателей на занятиях по риторике и культуре речи Электронный ресурс. // http://ngpi.rdtc.ru/conf-feb-2009/files/2/shumarina.doc.

195. Шумарина М. Р. Рефлексивы в «герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова Электронный ресурс. // http://rusistica.ru/articles.php7id

196. Щедровицкий Г. П. Мышление-Понимание-Рефлексия.- М., 2005.

197. Щедровицкий Г. П. Коммуникация, деятельность, рефлексия. // Исследования речемыслительной деятельности.-Алма-Ата, 1974.-С. 12-28.

198. Язык и личность. -М., 1989.

199. Язык и сознание: парадоксальная рациональность. М., 1993.

200. Hoenigswald Н.М. A proposal for the stady of folk linguistics // Sociolinguistics: Proc. Of the USLA socioling. confer. Paris, 1966. - p. 16-21

201. Lofland L.H. A World of strangers: Order and action in Urban Public Space. -New York, 1973.

202. Malia M. What is the intelligentsia?// The Russian Intelligentsia / Ed. by R. Pipes New York, 1961.-P. 1-18.

203. Dijk T. A. van. Political Discourse and Political Cognitions (Congress Political Discourse, Aston University, July 1997: first draft) Электронный ресурс.// http // www. let. uva.nl / -teun/

204. Domer P. Self-reflection and problem-solving. In: Human and artificial intelligence. Berlin, 1978.-p. 101 - 107.1. Словари

205. А. С. Объяснитель 1000 иностранных слов, употребляющихся в русском языке. -М., 1859.2. 30000 слов, вошедших в русский язык с объяснением их корней // Сост. по словарям Гейзе, Рейф, Михельсон. -М., 1866

206. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4-х томах.-СПб.; М., 1882.

207. Даль В. И. Пословицы русского народа. Сборник в 2 томах. М., 1984.

208. Малый толковый словарь П. Е. Стояна. 3-е издание. СПб., 1913

209. Михельсон. Объяснение 25000 иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык с означением их корней // Составлен по словарям Гейзе, Рейфа, Михельсона. М., 1869.

210. Михельсон. 3000 иностранных слов, вошедших в употребление в русском языком. М., 1869.

211. Ю.Новый полный словарь иностранных слов.// Под ред. Бодуэна де Куртене. М., 1911 (НПСИС).

212. Новейший полный справочный словарь. 75 000 иностранных общеупотребительных в русском языке слов // Составлено по новейшим русским и иностранным лексикографическим источником филологом А. Залеским. СПб., 1881 (НПСС).

213. Полный словарь иностранным слов с общедоступным толкованием слов, их значения и употреблений: Настольный справочник. М., 1913 (ПСИС).

214. Сенигов И. П. Коммерческий словарь. СПб., 1898.

215. Словарь иностранных слов // Под ред. Чудинова А. Н. — СПб., 1908 (СИС).

216. Словарь научных терминов, иностранных слов и выражений, вошедших в русский язык / Под ред. Битнера В. В. СПб., 1905 (СНТ)

217. Словарь русского языка, составленный Вторым отделением Императорской Академии Наук.// Под ред. Я. К. Грота, А. А. Шахматова и др. СПб., 1891-1930 (СРЯ).

218. Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный Вторым Отделением Императорской Академии Наук. 4 тома. СПб., 1847 (СЦСРЯ);

219. Современный словарь русского литературного языка: В 17 томах. М.; Л., 1948 - 1965 (ССРЛЯ).

220. Ушаков Д. Н. Большой толковый словарь русского языка. М., 2008.

221. Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка: в 4 т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. -М.: Вече, 2001.1. Источники

222. Авангард: Воспоминания и документы питерских рабочих 1890-х гг.-Л, 1990.

223. Аксаков И. «Этюд господствующего мировоззрения» // Русь. 1884. — № 16. - С.32 — 64.

224. Бахрушин Ю. А. Воспоминания. — М., 1994.4. «Библиотека для чтения» за период с 1850 по 1865 г.

225. Боборыкин П. Д. Столицы мира. 30 лет воспоминаний: 1865 1895 гг. - К-во «Сфинкс», 1911

226. Боборыкин П. Д. Солидные добродетели. СПб., 1971.

227. Боборыкин П. Д. Китай-город. Проездом. М., 1988.

228. Бунин И. А. Повести и рассказы. — Архангельск, 1982.

229. Витте С. Ю. Воспоминания.: В 3 томах. — Таллин; М.,1994.

230. Владимир Соловьев: pro et contra. СПб., 2000.11. «Время» за 1862 год.

231. Гаршин В. М. Сочинения. — М.: Художественная литература, 1955.

232. Гиляровский В. А. Мои скитания. Архангельск, 1987.

233. Горький М. Рассказы и повести 1892-1917 гг. М., 1976.

234. Горький М. Собрание сочинений в 30 томах.- М., 1953.16. «Грамотей» за 1877 год.

235. Григорович Д. Литературные воспоминания: Корабль «Ретвизан»: Из записной книжки. М., 2007.

236. Долгоруков П. В. Петербургские очерки: Памфлеты эмигранта 1860-1867.-М., 1992.

237. Дорошевич В. М. Воспоминания. М., 2008.

238. Киреев Р. А. Воспоминания и дневниковые записи деятелей культуры о Ключевском // Археографический ежегодник за 1980 год. М., 1981. - С. 315 - 319.26. «Книжки «Недели» за период с 1882 по 1885 г.

239. Короленко В. Г. Собрание сочинений в 10 томах. М., 1955.

240. Короленко В. Г. Полное посмертное собрание сочинений. История моего современника. Т. 1-4. -Харьков, 1922.

241. Ключевский В. О. О нравственности и русской культуре: Писатели и люди искусства и В. О. Ключевском. -М., 2006.

242. Кропоткин П. Собрание сочинений. Том 1. Записки революционера. Издание третье. М.,1918.

243. Куприн А. И. Рассказы и повести. М., 1977.

244. Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем в 12 томах. СПб., 2007.

245. Лесков Н. С. Собрание сочинений в 12 томах. М., 1989.

246. Мережковский Д. С. В тихом омуте. М., 1991.

247. Мережковский Д. С. Вечные спутники: Портреты из всемирной литературы. СПб., 2007.

248. Мещерский В.П. Мои воспоминания. Часть 2 (1865-1881). СПб., 1898

249. Мещерский В.П. Мои воспоминания. Часть 3 (1881 1894). -СПб., 1912.

250. Милютин Д. А. Воспоминания: 1856-1860 // Под ред. Л. Г. Захаровой. -М., 2004.39. «Мир божий» за период с 1891 по 1895 г.

251. Михайловский К. К. Литературные воспоминания и современная смута. Т. 1-2.- СПб., 1900.

252. Михайловский К. К. Отклики. Т. 1-2. Издание редак. журнала «Русское богатство». — СПб., 1904.42. «Москвитянин» за период с 1851 по 1856 г.43. «Неделя» за 1895, 1896 гг.

253. Нестеров М. В. Письма: Избранное. Л., 1988.45. «Отечественные записки» за период с 1850 по 1863 г.

254. Островский А. Н. Театр и жизнь. Избранные пьесы. М., 1995.

255. Панаев И. И. Полное собрание сочинений в 6-ти томах. СПб., 1888.

256. Панаева А. Я. (Головачева). Воспоминания. М., 1972.

257. Переписка А. П.Чехова в двух томах. Том второй. М., 1984.

258. Переписка А. П.Чехова в двух томах. М., 1984.

259. Переписка Л. Н.Толстого с сестрой и братьями. М., 1990.

260. Переписка Я. К.Грота с П. А. Плетневым. Т. 3 // Под ред. Грота. СПб., 1886.

261. Писемский А. Ф. Повести. М., 1981.

262. Погодин М. П. О модных у нас философских толках (для наших нигилистов и нигилисток). Пять посланий. — М., 1875.

263. Помяловский Н.Г. Сочинения. Л., 1980.56. «Русь» за период с 1882 по 1886 г.57. «Русская мысль» за период с 1865 по 1882 гг.58. «Русский вестник» за период с 1858 по 1895 гг.

264. Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений в 10 томах. -М., 1988.

265. Семенов М. Н. Вакх и сирен // Сост. В. И. Кейдана. М., 2008.

266. Слепцов В. А. Трудное время. М., 1986.62. «Современная летопись» за период с 1862 по 1898 г.63. «Современник» за период 1852-1866 гг.

267. Страницы из моей книги: Маска и душа // Федор Иванович Шаляпин: В 2 томах. Т. 1. -М., 1957.- С. 147-150; С. 289 315.

268. Толстой Л. Н. Анна Каренина. Л., 1979.

269. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений в 60 томах. М., 1953.

270. Толстой Л. Н. Собрание сочинений в 12 томах. М., 1987.

271. Тургенев И. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Письма в 18 томах. М., 1987.

272. Тургенев И. С. Рудин. Дворянское гнездо. Накануне. Отцы и дети. М., 1983.

273. Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания. Дневник 1853-1882.-Тула, 1990.

274. Тютчев Ф. И. Россия и Запад (публицистика, стихи, письма). М., 2007.72. «Учитель» за период с 1858 по 1866 г.

275. Фишер К. И. Записки сенатора. М., 2008.

276. Харузина В. Н. Прошлое. Воспоминания детских и отроческих лет. -М., 1999.

277. Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати томах. -М., 1975.

278. Чехов А. П. Собрание сочинений в 12 томах. Письма 1893-1904 гг. Тома 11-12. -М, 1957.

279. Чехов А. П. Из Сибири. Остров Сахалин. Рассказы. Письма. Иркутск, 1985.

280. Шварц А. Н. Моя переписка со Столыпиным. М., 1994.

281. Щепкина-Куперник Т. JI. Дни моей жизни. Воспоминания. М., 2005.