автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Онтоантропологические аспекты вербального знака

Полный текст автореферата диссертации по теме "Онтоантропологические аспекты вербального знака"

На правах рукописи

Резвушкин Кирилл Евгеньевич

I

ОНТОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ВЕРБАЛЬНОГО ЗНАКА

Специальность 09.00.01 - Онтология и теория познания

Автореферат на соискание ученой степени кандидата философских наук

1 8 ПАР 2015

005560861

Челябинск-2015

005560861

Работа выполнена на кафедре философии ФГБОУ ВПО «Челябинский

государственный университет».

Научный руководитель: Шрейбер Виктор Константинович, кандидат

философских наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Челябинский государственный университет», кафедра философии, доцент.

Официальные оппоненты: Береснева Наталья Ириковна, доктор

философских наук, доцент, ФГБОУ ВПО "Пермский государственный университет", кафедра философии, профессор; Граханов Денис Александрович, кандидат философских наук, ФГБОУ ВПО "ЮжноУральский государственнный университет" (национальный исследовательский университет), кафедра дизайна и изобразительных искусств, преподаватель.

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Тюменский государственный

университет».

Защита состоится 17 апреля 2015 года в 14:00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.296.07 по защите докторских и кандидатских диссертаций, созданного при ФГБОУ ВПО «Челябинский государственный университет», по адресу: г. Челябинск, ул. Бр. Кашириных, 129, I корпус ЧелГУ, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Челябинского государственного университета.

Текст диссертации и автореферата размещен на официальном сайте ФГБОУ ВПО «Челябинский государственный университет» http://www.csu.ru/.

Автореферат разослан « с^ » '^МЦ^мд_2015 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Одной из тенденций, характерных для совремённости, является отсутствие представлений о целостном образе человека. Наиболее ярко «утрату * целостности образа человека» можно проследить в таких областях научно-практической деятельности, как медицина и экономика. Экономика как дисциплина сформировалась в эпоху Просвещения, в русле традиции морально-нравственной философии. Экономика выступала в качестве секуляризованной-этики и ориентировалась на общее благо. Однако, в конечном счете, целостное представление о человеке в экономике редуцировалась до представления о материальном благосостоянии, а сам человек оказался подчинен объективированным экономическим отношениям (В. Батурин).

Та же самая тенденция объективации и дробления личностного начала в пациенте просматривается в медицинской науке. Начиная с Нового времени, медицина принимает все более специализированный и орудийный- характер и отходит от принципов Клятвы Гиппократа, утрачивая целостный бытийный образ человека в качестве горизонта деятельности, результатом стала легализация эвтаназии - практики содействия врачом добровольному уходу человека из жизни. Однако при таком ходе дел нравственное содержание врачебной деятельности серьезным образом искажается. Критики справедливо отмечают, что мораль требует объективации субъекта «не через орудийность, но через межиндивидуальную взаимосвязь - через отношение, взятое вне его предметной представленности» (В. А. Рыбин).

Однако, проблема заключается в том, что человек при этом совсем не обязательно обладает истиной бытия. Забвение подлинности бытия сопровождается исключением из картины мира самого человека. «Итак, надо было понять человека, включая его сознание, исходя из его встроенности в целостность реального мира», - так в 1949 г. ставил задачу Николай Гартман в работе «Старая и новая онтология» (Н. Гартман). Через более, чем четверть века после Гартмана М. Фуко в работе «Слова и вещи» пишет, что при смене диспозиций пост-современного мышления человек исчезает, «как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке». (Эта метафора давно стала хрестоматийной.) Фуко предугадал тенденции общественно-исторического развития начала XXI века.

Ещё один момент, обеспечивающий актуальность избранной темы, связан с глобализационными процессами. Глобализация ставит под вопрос сохранение национальной идентичности, которая во многом конституируется через, историческую память. В свою очередь, бытование исторической памяти, помимо формы письменных источников, связано с устной традицией. Для бесписьменных обществ устная традиция, соответственно, является единственным основанием исторической памяти. Большой интерес вызывают исследования в русле oral history.

Таким образом, актуальность проблемы связана с отходом от подлинности бьггия и — в качестве реакции на него — попытками на разном уровне рефлексии вновь обрести её.

Степень разработанности проблемы. Вербальный знак является видовым понятием по отношению к понятию знака вообще. В общей семиотике Ч.С. Пирса знак понимается как «нечто, что замещает собой нечто другое для кого-то в некотором отношении или качестве» (Ч.С. Пирс). В лингвоцентрической семиотике Ф. де Соссюра знак трактуется как двухчленное целое, связывающее понятие (означаемое) и акустический образ (означающее), который, в свою очередь, является не материальным звуком, а психическим "отпечатком" звучания, обладающее свойствами произвольности и линейности (Ф. де Соссюр). То есть, соссюровское описание, фактически, может быть применено к языковому знаку.

На первый взгляд, для того чтобы охватить все формы мышления и коммуникации, целесообразно обратиться к понятию знака как логической форме с наиболее широким объемом. Однако объём данного понятия представляется чрезмерным (М. Лабащук). Ибо он включает как знаки, обладающие письменной и устной формой выражения, так и невербальные языковые знаки — мимику, язык жестов (язык глухонемых) и поз. И вообще говоря, знаковая активность специфична не одним людям. И далее разговор пойдет только о человеческих знаках или знаках человеческого языка.

Языковой знак подразделяется на два вида - графический и вербальный, формой выражения которых является некая фиксируемая визуально, либо — во втором случае - акустически, конструкция. Последний вид в свою очередь соответствует традиционному делению на внешнюю и внутреннюю речь, а также восходит к стоицистскому пониманию слова как тождества мышления и речи. Исходная точка различения вербального и графического знаков принадлежит области их генезиса. В традиционной теоретико-лингвистической концептуализации отдельно ставятся вопрос о возникновении речи у homo > sapiens и вопрос о возникновении письма. Это одна из причин необходимости скорректировать обыденное значение понятия вербальный знак.

В древнеиндийском трактате «Восьмикнижие» Панини, которого считают одним из основоположников науки о языке, содержится замечание, что первыми элементами языка являются звуки. Панини возводит их к одному — божественному — первозвуку. При всей спорности такой трактовки генезиса звуковых знаков человеческого языка сама идея онтологической первичности звука по отношению к письму вошла в теоретический багаж позднейших исследователей.

Это же самое различие письма и речи фиксируется и античной традицией. Античная классика обращает внимание на обезличенную, объективированную природу письма, противопоставляя её живому непосредственному характеру речи. В диалоге Платона «Федр» Сократ высказывается о письменности так: «Всякое сочинение, однажды записанное, находится в обращении везде — и у людей понимающих, и равным образом у тех, кому вовсе не подобает его

читать, и оно не знает, с кем оно должно говорить, а с кем нет. Если им пренебрегают или несправедливо его ругают, оно нуждается, в помощи своего отца, само же не способно ни защититься, ни помочь себе» (Платон),

Принцип онтологической первичности звучащей речи по отношению к письменной получает ясную и недвусмысленную формулировку в трактате Аристотеля «Об истолковании»: «...то, что в звукосочетаниях, — это знаки представлений в душе, а письмена - знаки того, что в звукосочетаниях» (Аристотель). Схожие представления сохраняются и в философии стоиков: через «логос произнесённый» можно взойти к «логосу внутреннему», а от него — к Логосу как закономерности бытия.

Идея онтологического приоритета «представлений в душе» сохраняет свою значимость в философско-религиозных штудиях» средневековья, и Августин вслед за Аристотелем называет их «внутренними словами». Традиция поддерживается вплоть до XVII века, затем будет воспроизведена и развита освобожденной от церковной окраски мыслью XX века - в концепции «внутренней речи» Л.С. Выготского. Внутренние слова первичны, их знаками является звучащая речь, письменная речь суть знаки третьего порядка (Л.С.Выготский).

Как продолжение и углубление тенденции опоры на «внутренние слова», могут быть рассмотрены представления Рене Декарта и его редукция субъекта до «голоса» в познающем сознании, что совпало с а) широким распространением технических новаций Гуттенберга и б) обязанностью адептов протестантизма лично изучать Священное Писание, подразумевающей обращение к печатному тексту. Обе эти новые линии в развитии европейской культуры вступили в противоречие с тенденцией придания приоритета устной речи.

Дальнейшее развитие новоевропейской науки, выразившееся , в дисциплинарной дифференциации гуманитарного знания и, в частности, в отпочковании науки о языке от лингвистической натурфилософии, сопровождалось широким изучением бесписьменных обществ. ■,Этнографы предложили лингвистам и психологам массу фактического материала, подтверждающего онтологический приоритет устной речи.

В этом русле была сформулирована концепция «адамова языка». Согласно этой концепции, первоначальный адамов язык, слова которого обозначали феноменологически усмотренную сущность вещей, были тесно связаны с вещами; слова тем самым совпадали с вещами. Сущностная связь знаков и вещей была впоследствии, путём деривации, искажена и затемнена -так возникли конвенциональные знаки, или «символы» в терминологии Ч.С. Пирса.

Опираясь на эту трактовку отношений знаков и символов, немецко-американский философ, теоретик и историк культуры Х.-У. Гумбрехт противопоставляет «культуре присутствия» вытеснившую ,её «культуру значения» и ратует за возвращение к первой (Х.-У. Гумбрехт). Главная

особенность «культуры присутствия», доказывает Гумбрехт, - подлинность ощущения бытия.

Концепция Х.У. Гумбрехта сформировалась на основе философии М. Хайдеггера. М. Хайдеггер, ближайший ученик Э. Гуссерля, выступил против абстрактного картезианства западной эпистемологии и антропологии, отвернувшейся от тела и непосредственности присутствия, от подлинного переживания бытия.

По Хайдегтеру, начиная с досократиков, европейская философия ступила на ложный путь развития, отвернувшись от истины бытия и обратившись к исследованию сущего. Хайдеггер связывает бытие и сущее через Dasein или, в переводе В. Бибихина, «присутствие». Присутствие есть сущее, способное вопрошать о бытии, сущее в его бытии-в-мире и бытии-с-другими, где различаются модусы подлинного и неподлинного существования. В классической новоевропейской философии субъект мыслился как абстрактная познавательная способность, нацеленная на познание столь же абстрактного лишенного всякой телесности мира бытия. Но реальный субъект обладает телом, стало быть, имеет потребности, он вовсе не Абсолютный дух, а один из многих «присутствий»; он живет не в вымышленном мире философских категорий, а в действительном мире с его собственным временем и собственными жизненными проблемами. В первой трети XX века Хайдеггер обозначил проблему забвения подлинности бытия, и в трактате «Бытие и время» указал на способы решения этой проблемы.

Предварительные пояснения относительно аутентичного прочтения заголовка работы Хайдеггера «Sein und Zeit» можно предложить, опираясь на результаты этимологического анализа. В конце 90-х годов XX в. один из отечественных исследователей показал, что понятие о времени (Zeit) соотносится с представлением о времени как о мере. Древнеанглийское lid, tima (современное англ. - time) и древненемецкое zit (нем. Zeit) восходят к прагерманскому *//-, далее к индоевропейскому *tem - «резать (К.Г. Красухин). Так понимаемое время характеризуется как «пространственное грамматическое время, обозначенное с помощью дейктических (указательных-прим. K.P.) средств» (К.Г. Красухин). Эти соображения позволяют включить в состав онтических условий и предпосылок Dasein как наличие говорящих субъектов, так и их пространственную соположенностъ.

Если же ориентироваться на заглавие русского перевода «Sein und Zeit» -«Бытие и время», сделанного В .В. Бибихиным, который стремился вписать идеи Хайдеггера в контекст русского философского языка, то смысл понятия времени получается иной. В соответствии с индоевропейской этимологией слова «время» — *vertmen — «вращение», и выводимым из этой внутренней формы восприятием времени как циклического, указанным отходом и возвращением к Dasein, оно может быть понято как архэ (адет)), то есть как начало и руководящий принцип.

На проблему забвения действительности реального человеческого бытия, кроме Хайдеггера, видевшего её решения на путях достижения подлинного

модуса существования Dasein, обращали внимание и другие философы, предлагая собственные пути решения данной проблемы.

Так, в «традиционалистской» концепции французского современника Хайдеггера РенеГенона указывается на забвение и утрату первоначального живого способа бытия, которое Генон называет «Традицией»: культура движется от предельной полноты Традиции через ей затемнение и искажение к полному вырождению и духовному кризису современного общества. Генон полагал необходимым восстановление утраченных элементов изначальной Традиции и приобщение к ней. То есть, по Генону, путь решения проблемы надо искать в прошлом. О забвении живого присутствия по мере развития культуры говорит и Хайдеггер. Однако в противоположность пониманию Генона «традиция» трактуется им в негативном смысле как нечто такое, что искажает изначальную подлинность присутствия (М. Хайдеггер).

Сходные мысли высказывает один из новейших апологетов и популяризаторов интегрального подхода к изучению человека К. Уилбер. По его убеждению, главный недостаток современного гуманитарного познания состоит в забвении действительного человека: подлинные переживания, которые посредством медитативных практик переводят индивида на более высокие ступени развития сознания и личности, сегодня заменились абстрактным теоретизированием. Уилбер предлагает комплексную программу жизнеустройства, включающую разработанную им картину мира, медитативные и духовные практики, физические упражнения, приемы психотерапевтической самокоррекции и т.д. Как видно из сказанного, программа Уилбера больше тяготеет к психологии, нежели к философии.

Хайдегтеровский поиск подлинного модуса существования Dasein, имея в своей основе гуссерлианскую феноменологию, также близок психоаналитическим и духовным практикам - некоторые исследователи сопоставляют его с восточными духовными практиками — в частности, с буддизмом махаяны (Г. Хант). Но он обладает собственной спецификой, которая демонстрируется далее.

Теоретик массмедиа М. Маклюэн ещё в 1964 г. отметил следующий недостаток подавления бесписьменной речи в обществе: «Грамотный человек и письменное общество развивают в себе ужасающую способность вести себя во всех делах с поразительной отстраненностью от тех чувств и того эмоционального вовлечения, которое непременно испытывал бы неграмотный человек и бесписьменное общество» (М. Маклюэн). Маклюэн обратил внимание на то, что обучение чтению и письму трансформирует (если не деформирует) структуру восприятия в «век Гутенберга». До Маклюэна и одновременно с ним изменения в структуре восприятия у людей, обученных письменной речи, исследовались А.Р. Лурия в СССР, Дж. Гуди, У. Хэвлок'.ом И А.Б. Лордом на Западе. Все они отмечали серьезные сдвиги к восприятию абстрактных сущностей, возникающие после того, как человек усваи'вал грамоту. В скобках заметим, что своеобразным утешением служит то, что

электронная эра снова в известной мере становится эпохой устной речи и непосредственного (точнее, опосредованного при помощи медиа) восприятия.

К другим тенденциям противодействия забвению подлинности бытия, в частности, относится утопия «естественного» человека Ж.—Ж. Руссо, трансцендентализм У. Эмерсона и Г. Topo, анархо-примитивизм Дж. Зерзана, и как концептуальное увенчание данной линии в современной культуре -дауншифтинг, то есть проповедь отказа от материальных благ цивилизации и выбор жизни и подлинных ощущений в гармонии с природой (в чём был замечен и сам Хайдеггер).

Нарастание симулятивного характера современной культуры отмечено Ж. Бодрийяром. Противодействуют этому сам характер феноменологии Гуссерля с его порывом «К самим вещам!» и его протест против кантианского дуализма явления и сущности, последующая феноменологическая реабилитация телесности - это наиболее философски рефлективная, осознающая себя тенденция. Менее рефлективным в указанном отношении протестом выступит линия «философии жизни». В повседневной жизни предельно нерефлектированной формой такого протеста, согласно Э. Тоффлеру, становится поиск острых ощущений и самые разные варианты «культуры экстрима».

Одним из достоинств пути решения проблемы утраты и возвращения подлинности бытия, который предложен Хайдеггером, является восстановление в правах человека, как привилегированного сущего в ряду других сущих, способного вопрошать о бытии.

Другим достоинством хайдеггеровского проекта обретения подлинности бытия, вместе с «восстановлением в правах» человека, является указание пути к восстановлению подлинности бытия не в прошлом, а в настоящем, с опорой на этимологические изыскания для использования онтологических ресурсов и достижений прошлого.

Определенный синтез онтологии и антропологии наметился и в семиотике, где исходным пунктом на пути к такому соединению послужили идеи В. фон. Гумбольдта о личностном характере смыслообразования. Переход от структурализма к экзистенциализму осуществил А. Греймас, согласно которому в семиотическом анализе чувствование (экзистенция) предшествует сущности. Основываясь на идеях А. Греймаса и М. Хайдеггера, это направление исследований продолжил представитель финской школы семиотики Э. Тарасти. В его проекте «экзистенциальной семиотики» вопрос о природе знака пересекается с экзистенциальной аналитикой Dasein.

Попытки и способы возвращения, прорыва к Dasein могут быть разнообразными. Понимание вербального знака как одного из экзистенциалов Dasein, то есть атрибутивной характеристики человеческого существования, по сравнению с обьщенным его пониманием как синонима «слова», позволит преодолеть поверхностность бытия и живого общения, ощутить сакральное в повседневном.

Объектом исследования служит вербальный знак как вид языкового

знака.

Предметом исследования являются онтоантропологические аспекты вербального знака.

Цель исследования - обоснование интерпретации вербального знака в качестве необходимого условия (или, в языке Хайдеггера, экзистенциала) достижения подлинного модуса существования Dasein.

Достижение этой цели предполагает решения следующих задач:

1. Выявить предпосылки и основания вербального знака.

2. Рассмотреть возможности феноменологии и герменевтики в экспликации понятия вербального знака.

3. Проанализировать онтологические и экзистенциальные аспекты вербального знака.

4. Продемонстрировать основанный на представлении о вербальном знаке подход к социальным практикам.

Теоретико-методологической основой исследования является системный анализ вербального знака как онтоантропологического феномена. Но подобная квалификация, конечно, является слишком абстрактной. Ибо одно дело это онтологические аспекты, но совсем другое - аспекты антропологические: они различаются. В первом случае задача состоит в том, чтобы вычленить те характеристики вербального знака, которые позволяют включать его в общую категорию знаков, и на этом фоне описать его специфические отличия. Во втором случае нас будет интересовать связь вербального знака с особенностями человеческой природы, его место и роль в человеческой жизнедеятельности. Результаты того и другого направлений исследования могут совпадать, но очевидно, что это совпадение не есть абсолютное тождество. Очевидно и то, что заранее определить меру этого несовпадения невозможно. Поэтому требуются дополнительные уточнения методологического характера.

Прежде всего, обозначим свою приверженность принципу материализма. Без признания того, что мир существует вне и независимо от нас и обладает какими-то универсальными и инвариантными свойствами, не решить главную задачу любой гуманитарной теории - понять, как существует и функционирует человеческий мир, человеческое общество. Далее, в первой главе мы будем опираться на принцип совмещения синхронического и диахронического анализа и, соответственно, пытаться совмещать структурно-функциональный и генетический подходы. В описаниях уровней развития семиотических структур, а также различий между письменной и устной культурой привлекаются лотмановское понятие семиосферы, «эпистемы» Фуко. В связи с тем, что коммуникация предполагает понимание и вхождение в круг значений «Другого», во второй главе работы используются герменевтический и феноменологический методы. Кроме того, при рассмотрении функций вербального знака в социальных практиках или взаимодействиях, будь то в семье, на улице, в школе, больнице или учреждении, мы опирались на модель

знаковой структуры Ч. Морриса и концептуальный аппарат этнометодологии. Особую ценность для нашего анализа имел учет двух черт взаимодействия: 1) его структурированности и 2) контекстуальной обусловленности значения (meaning). Обе эти черты получили детальную концептуализацию именно в этнометодологии. С учётом поставленной цели и задач в процессе исследования также были использованы компаративистский анализ (в частности, результаты, полученные психологами А. Лурией, JI. Выготским, Р. Нейсбитом и др.), междисциплинарный синтез и другие приёмы общенаучной методологии.

Положения, содержащие научную новизну и выносимые на защиту:

1) Вербальный знак следует понимать в соответствии с первоначальным лексическим значением, связанным с устной речью и действием. Генерализация значения до «языкового знака» означала переход от «культуры присутствия» к «культуре значения» и утрату ощущения подлинности бытия.

2) Вербальный знак является одним из важнейших средств достижения подлинного существования Dasein. В рамках всего набора экзистенциалов Dasein он выступает как ставшая подручной речь (Rede), в противовес толкам (Gerede) и отчужденному существованию в режиме das Man. Областью бытия вербального знака как сущего является бытие-с-другими, которое проявляется как Я и Ты и предполагает осознание собственной конечности.

3) Вербальный знак является видом языкового знака, который, в отличие от графического знака, может иметь следующие формы выражения: а) внутренняя речь, б) непосредственная устная речь, в) понимающее, «участное» молчание. Прототипическая модель его функционирования -общение двух субъектов в непосредственной близости и прямой видимости, где они открывают себя друг другу - через речь или молчание.

4) Вербальному знаку может быть придана определенная интенция (интонация) значения. Подлинный модус существования Dasein может быть сознательно достигнут с использованием интерпретанты вербального знака в различного рода социальных практиках, как то: учебная, психоаналитическая, театральная и т.д.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Через скорректированное по сравнению с обыденным значением понятия вербального знака (на основе обобщения теоретического материала) осуществлен онтоантропологический анализ и тем самым выход на фундаментальную онтологию М. Хайдеггера. Выводы и результаты позволяют углубить теоретические представления в области философии языка.

По определению Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) духовное благополучие наравне с физическим, является одним из компонентов здоровья. Практическая ценность работы заключается в возможности позитивного влияния на духовную составляющую качества жизни человека. Именно понятие вербального знака позволяет обобщить некоторые практические действия, которые ранее казались либо не связанными вообще, либо связывались между собой на иных основаниях. Этим основанием является

подлинность способа существования Dasein. Это общее основание позволяет ощутить действительные реалии бытия, глубже осознать общее содержание и интерсубъективную общность этих действий, увидеть их на фоне целостности, а значит, точнее определить условия повышения их эффективности.

Практическое значение работы также заключается в том, что основные идеи и положения, результаты и выводы диссертации могут быть использованы в научной работе в области философии языка и семиотики, а также в преподавании соответствующих учебных курсов.

Апробация диссертации. Основные положения диссертации обсуждались на аспирантском семинаре при кафедре философии ФБГОУ ВПО «Челябинский государственный университет», а также на заседаниях кафедры. Основные положения диссертации также были представлены на трёх конференциях: международной (Ставрополь, 2011), всероссийской (Челябинск, 2011), региональной (Челябинск, 2010) и отражены в семи публикациях, в том числе, трёх из перечня ведущих рецензируемых журналов.

Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, двух глав по четыре параграфа в каждой, все из которых, в свою очередь, состоят из двух подпараграфов, заключения и списка использованной литературы (152 источника). Общий объем работы - 131 стр.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, рассматривается разработанность проблематики, формулируются цели и задачи работы, её методологические основы, научная новизна, а также основные положения, выносимые на защиту.

В главе 1 «Онтологические аспекты вербального знака» выделяются аспекты вербального знака в рамках культурно-семиотической парадигмы онтологии.

Система знаков является историчной. Исходя из различия отношения к критерию темпоральности, возможны два ракурса рассмотрения предмета. Первый - это синхронический ракурс, когда исследователь отвлекается от исторического аспекта предмета и рассматривает его структуру и функционирование вне зависимости от возможности их изменения. В данной работе анализируются структура и функционирование вербального знака на исторических этапах от дописьменной истории человечества до современности. Этот континуум расчленен на дискретные единицы, соответствующие периодам функционирования и структуры знака и характеризующиеся качественными различиями между собой. Выделенное при этом «среднее арифметическое» как раз и будет репрезентировать те особенности структуры и функционирования вербального знака, которые характеризуют его сущность. Обнаруженные таким образом особенности будут результатом первого ракурса рассмотрения. Второй ракурс рассмотрения связан с обращением к генезису

исследуемого предмета. Вообразим горизонтально расположенный отрезок, на левом краю которого располагается начало. Граница начала на временном континууме не может быть четко определена. Два указанных ракурса рассмотрения взаимно дополняют друг друга и лежат в основе первой главы диссертации.

В §1.1. «Основания и предпосылки вербального знака» в рамках онтологического рассмотрения вербального знака прослеживается, из каких явлений, отношений, вещей или свойств действительности выводится его существование, и с какими соотносится. Тем самым, эксплицируется содержание понятия «вербальный знак».

В §1.1.1. «Предпосылки вербального знака в науке и искусстве» рассматриваются предпосылки перехода вербального знака в предмет теоретического исследования, а также функционирование знака в качестве предпосылки такой формы общественного сознания, как искусство.

На базе наблюдений Г.П. Щедровицкого насчет отсутствия конкретного содержания понятия «знак», анализируются сферы языкознания, логики и семиотики. Демонстрируется, что выделяемые в сфере языкознания виды речи, такие как внутренняя, устная и письменная, становятся предметами изучения в разных разделах науки. Это приводит к забвению их изначального философско-семиотического единства и обеспечивает противоречивый и номинальный характер понятия «языковой знак», которое уже не может использоваться в качестве синонима понятия «вербальный знак». При анализе понятия вербального знака задействуются эпистемические возможности логической науки, с опорой на труды Г. Фреге, для которого знак представляется конвенциональным и относится к числу конструируемых объектов. Данные характеристики распространяются диссертантом и на вербальный знак. Конструируемый характер знака проявляется и при конструировании художественного образа в искусстве, в частности, в таком его виде, как литература. Рецептивная установка субъекта (интерпретатора, по Ч.У. Моррису), может меняться. Это обстоятельство диссертант относит к числу предпосылок вербального знака.

В §1.1.2. «Философские подходы к анализу вербального знака» при помощи феноменологического и герменевтического инструментария выявляются отдельные аспекты вербального знака. Герменевтический подход применяется в русле философии М. Хайдеггера.

Излагается онтоантропологическая концепция Хайдеггера периода трактата «Бытие и время». Dasein предстает как сущее в ряду других сущих, отличающееся от остальных тем, что способно вопрошать о бытии. Также' Dasein может характеризоваться подлинным или неподлинным модусом существования, между которыми субъект может делать выбор. На основе интерпретации Ж. Деррида работ Э. Гуссерля диссертант соотносит с подлинным модусом существования dasein вербальный знак, с неподлинным модусом - знак графический. В результате феноменологического анализа вербального знака в качестве его предпосылок диссертант выделяет

предсуществующее идеальное значение знака.

Вербальный знак выделяется диссертантом в качестве очередной экзистенциала Dasein. Противоречие между определениями знака и экзистенциала снимается через теорию финского ученого Э. Тарасти, автора концепции «экзистенциальной семиотики».

Рассмотренные в подпараграфе особенности вербального знака позволяют рассмотреть его как ставшую ставшая подручной речь (Rede) в общении Я и Ты в подлинном модусе экзистирования Dasein, в противовес толкам (Gerede) и das Man в неподлинном модусе экзистирования Dasein.

В §1.2. «Вербальный знак в культуре» прослеживается, как возникновение вербального знака в рамках культуры, понимаемой как область-человеческой деятельности, закрепленной в знаках, оказалось возможным •в:-контексте порождения знаков в живой природе - семиозиса, а также исследуются особенности вербального знака на протяжении развития культуры. • ■•.

В §1.2.1. «Вербальный знак в иерархии семиозиса» вербальный знак рассматривается в конктесте уровней знакового поведения живого, или уровней семиозиса. Для этого используется концепция, предложенная теоретиками автопоэзиса У. Матураной и Ф. Варелой, и дополненная В.В. Тарасенко, конкретизировавшим ее языковой уровень. Поскольку язык рассматривается указанными учеными как один из порядков автопоэзиса, т.е. способности . живого к самовоспроизводству на различных уровнях, то уровневый подход позволяет выявить общее и различное в отношении к явлениям других уровней, а также продемонстрировать положение вербального знака на широком фоне , семиозиса.

В подпараграфе затрагивается вопрос о порядке происхождения сознания (и, тем самым, способности к наблюдению и описанию), происхождения знака, в частности, вербального и графического. Устно-мыслимый материальный субстрат вербального знака в дальнейшем развитии такого свойства языка, как перемещаемость, дополняется графическим субстратом. Демонстрируется, что возможность самоописания возникает лишь на уровне «языка», а также проявление релевантности самого различия вербального и графического знаков на уровне имен и высказываний. На этом уровне оказывается возможным выделить такой феномен, как вербальный знак, который конституируется как во внутренней речи, так и в устной коммуникации. Речь, таким образом,шожет. реализовываться как непрерывная цепочка воспроизводства знаков. «

Показывается, что на уровне имен и высказываний возникают особенности придания интенции значения вербальным и (отчасти) графическим знакам, в отвлечении от уникальности их содержания. На следующем уровне, ■ дискурсивном, характеризуемым с опорой на идеи М. Фуко, рассматривается вопрос об индивидуальности каждого события-высказывания, к числу которых может быть отнесен и вербальный знак. На уровне семиосферы (Ю.М. Лотман) вербальный знак, наряду с другими ее элементами, не является релевантным.

В §1.2.2. «Вербальный знак в историческом бытии культуры», рассматриваются этапы исторического бытия вербального знака. В первую >.

очередь - в рамках бесписьменных культур, с опорой на исследования мышления людей устных культур, приобщающихся к грамоте, проведенные под руководством А .Р. Лурия. В устных культурах вербальный знак, грамматически представляемый словом, отождествляется с событием или действием. Согласно идеям X. -У. Гумбрехта, устные культуры относятся к т.н. «культурам присутствия», в противовес письменным «культурам значения».

В ренесснансной эпистеме XVI века, согласно М. Фуко, знак рядоположен вещам, что близко к трактовке знака как события в устных культурах. В европейской «культуре значения», т.е., начиная с классической эпистемы (XVII-XVIII вв.), начинает реализовываться мышление письменной культуры. В качестве наглядного представления характера функционирования вербального знака в классической эпистеме используется лингвистическая игра «метаграмма». Демонстрируется, каким образом генезис становится неотъемлемой частью представления о сущности знака, и как возникает предпосылка для возможности представления о вербальном знаке- для разделения знака по критерию генезиса на вербальный и графический.

Показывается, как в современной эпистеме, для метафорического представления функционирования вербального знака в которой используется лингвистическая игра «виселица», вербальный знак сопрягается с представлением о конечности человеческого бытия.

В главе 2 «Антропологические аспекты вербального знака», в соответствии с проблемой забвения и утраты подлинности бытия, онтологической предпосылкой данной главы является достижение подлинного модуса экзистенции Dasein. Из этого онтологического аспекта вытекает определенный образ мышления, проецирующийся на социальную практику. Деление на онтологию и антропологию с необходимостью предполагает ориентацию на субъект-объектную дихотомию, демонстрация условного и исторически преходящего характера которой являлась одной из задач М. Хайдеггера.

Кажущееся противоречие объясняется необходимостью центрации на осознанных усилиях человека по достижению подлинного модуса экзистенции и частично снимается тем обстоятельством, что концепт Dasein у М. Хайдеггера в широком поле своих возможных значений допускает интерпретировать себя как «субъект». Но для полного его устранения необходима концентрация внимания на осознанных усилиях человека по достижению подлинного модуса существования.

Также отмечается, что любая антропологическая теория должна рассматривать человека как минимум в двух аспектах. С одной стороны, человеческое бытие исследуется в свете дихотомии «материальное versus духовное», а с другой стороны, - в плане индивидуального и коллективного существования.

В §2.1. «Духовный аспект вербального знака» указанный ракурс рассмотрения вербального знака позволяет выделить особенности и основания использования вербального знака в практической жизни с конечной целью

достижения подлинного модуса существования Dasein. В первом и втором подразделах параграфа преимущественное внимание отдано анализу особенностей функционирования вербального знака в мышлении, где процесс при всей своей изначально диалоговой форме все-таки остается индивидуальным, и в общении, которое по своему онтологическому статусу является отношением разделенных существований, то есть коллективным мероприятием.

В §2.1.1. «Вербальный знак в мышлении» вербальный знак рассматривается как в связи с мыслительной деятельностью человека, поскольку наличие субъекта является условием существования знака.

Символический характер связи вербального знака с субъектом демонстрируется через анализ сознания в его диалектике много-единого. Демонстрируется, как лингвистические термины «внутренняя речь» и «внешняя речь» получают философское обоснование в связи с функционированием вербального знака.

Показывается, что в процессе мышления вербальный знак может быть выражен в виде внутренней речи, которая может быть эксплицирована в устной форме. Этимологический анализ термина «вербальный», то есть анализ воплощения эволюции соответствующих представлений в мышлении людей европейского культурного ареала, демонстрирует отход культуры от аутентичного понимания вербального знака к его отчужденному пониманию. Первоначальное этимологическое значение слова verbal (индоевропейское *wer — говорить, далее латинское verbalis — словесный, глагольный), связанное с устной речью и действием, приобрело в современном английском языке вторичный характер, а на первое место вышло значение словесный; не сопровождающийся действием, что демонстрирует изменение приоритетов устной и письменной речи, в их связи с образом действия.

В §2.1.2. «Вербальный знак в коммуникации», рассматриваются различные виды коммуникативных процессов, в рамках которых может или не может функционировать порождаемый сознанием вербальный знак. Используется деление на словесный и несловесный виды коммуникации, с учетом проницаемости границы между ними. В рамках словесного типа коммуникации рассматриваются ее письменный и устный виды. При этом письменная коммуникация является опосредованной средствами письма, а устная может носить как непосредственный характер, так и опосредованный с помощью различных технических устройств.

Демонстрируется, что формой коммуникации, обеспечивающей функционирования вербальных знаков, и тем самьм, целостное приобщение бытия одного субъекта к бытию другого, является диалог собеседников, находящихся поблизости и в пределах прямой видимости друг другом. Поскольку в устной коммуникации речь может реализовываться как цепочка вербальных знаков, как получившая внешнее коммуникативное выражение внутренняя речь, то с необходимостью рассматривается вопрос о типах вербальных знаков, которые могут быть вычленены в континууме речевюго

потока.. Показывается, что формой выражения вербального знака в коммуникации является высказывание, которое грамматически может быть представлено как слово или предложение.

. В §2.2. «Материальный аспект вербального знака» рассматривается в двух перспективах, с двух связанных, но все-таки различных точек зрения. Во-первых, материальный план функционирования вербального знака может быть проанализирован с точки зрения его материального тела», то есть его звуковой формы в единстве с её материальными (физиологическими и т.п.) условиями и предпосылками. Кроме того, знак и сам является условием перехода к подлинности существования. Эти аспекты рассмотрены в первой части данного параграфа. Во-вторых, антропологические особенности вербального знака определенно оказывают влияние на взаимодействия людей во всем многообразии современных социальных практик от записи на прием к врачу в поликлинике и до театральных постановок или осуществления космических полетов. Этому сюжету и возникающим здесь вопросам посвящена вторая часть параграфа.

В §2.2.1. «Индивидуальный план функционирования вербального знака» вербальный знак рассматривается в качестве сущего, связанного с Dasein — сущим, способным вопрошать о бытии, таким образом, что вербальный знак является одним из путей к нахождению в подлинном модусе экзистенции Dasein.

Доказывается, что, если основные элементы значений существуют объективно (Э. Гуссерль, Ж, Деррида), подобно идеям Платона, то придание субъектом вербальному знаку интенции значения, при котором происходит самораскрытие объективно существующих частей значений - одно из условий достижения подлинного модуса экзистенции Dasein.

То, что интерпретатор находится в подлинном модусе экзистенции Dasein, обусловливается интерпретантой вербального знака. Субъект может вполне сознательно выбрать подлинный или неподлинный модус существования, перенеся интерпретанту вербального знака, которой тот обладает «по умолчанию», на графический знак.

В §2.2.2 «Коллективный план функционирования вербального знака» рассматриваются способы реализации выявленных антропологических аспектов вербального знака в практической деятельности. В связи с этим анализируются следующие социальные практики: психоаналитическая, учебная, официальная беседа, интимный или сакральный разговор (включая молчание), истолкование письменного художественного текста, театральная постановка. Правила оперирования со знаками определяют нормы соответствующей социальной практики, варьирующиеся в определённых пределах.

• То положение, что при помощи интерпретанты вербального знака субъект может войти в подлинный модус экзистенции Dasein, применив эту интерпретанту к графическому знаку, применяется к творчеству Ф. Шлейермахера, М. Бахтина и А.Б. Лорда, которые в своей герменевтической

деятельности предлагали воспринимать письменную речь как своего рода фиксацию устной,. Разъясняется, каким именно образом академик M.JI. Гаспаров противостоял в указанном отношении М. Бахтину в своем научном творчестве.

Доказывается также, что «отчуждающая» и снимающая эффект подлинного модуса экзистенции Dasein интер претанта графического знака может быть применена к вербальному знаку - такой подход прослеживается в концепции «эпического театра» Б. Брехта в сравнении с театром К.С. Станиславского.

Делается вывод, что субъект использует подход к вербальному знаку как графическому в следующих случаях. Если интенция субъекта такова, что он хочет увеличить степень отчуждения от собеседника, перейдя тем самым в неподлинный модус экзистенции Dasein, а также если существует необходимость объективирующего подхода к чему-либо, в традициях «культуры значения».

Внешней формой выражения вербального вербального знака в отдельных случаях может являться молчание.

В Заключении подводятся итоги исследования.

Основное содержание диссертационного исследования отражено в следующих публикациях:

Статьи в ведущих рецензируемых журналах

1. Резвушкин К.Е. Гносеологический аспект вербального знака: к полемике MJI. Гаспарова с М.М. Бахтиным // Вестник Челябинского государственного университета. Серия «Философия, социология, культурология». - 2012. - №22 (276). - Вып. 27. - С. 98-100.

2. Резвушкин К.Е. К проблеме построения эволюционного ряда вербальных знаков // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - Тамбов, 2012. - № 1 (15): в 2 ч. Ч. I. - С. 164-166.

3. Резвушкин К.Е. О поляризации представлений о динамике языка во 2-й половине XX века и её причинах // Вестник Челябинского государственного университета. Серия «Филология, искусствоведение». - 2010. - № 4 (185). -Вып. 40.-С. 152-155.

Публикации в иных изданиях

4. Резвушкин К.Е. Вербальный знак в контексте духовного бытия человека: к постановке проблемы // Материалы международной научно-практической конференции «Духовная сфера жизни общества: проблемы теории и практики». - Ставрополь: ГОУ ВПО «Северо-Кавказский государственный технический университет», 2011. — С. 483-488.

"5. Резвушкин К.Е. К семиотике товарного, знака «Кока-колы» (на материале «Истории мира в шести стаканах» Томаса Стэндиджа) // Смыслы, ценности и нормы в бытии человека, общества, государства. Вторая региональная научная конференция. Челяб. гос. ун-т. 30 мая 2010 г. / Науч. ред. Е.А. Куштым. - Челябинск: ООО «Издательство РЕКПОЛ», 2010. .- С. 180-183.

6. Резвушкин К.Е. Метаграмма как метафора эпистемы классической эпохи // Смыслы, ценности и нормы в бытии человека, общества, государства. Всероссийская научная конференция. Челяб. гос. ун-т. Фак-т Евразии и Востока. Кафедра философии. 30 мая 2011 г, / Вступ. ст. А.Б. Невелев, науч. ред. Е.А. Куштым. - Челябинск: ООО «Издательство РЕКПОЛ», 2011. - С. 196199.

7. Резвушкин К.Е. К характеристике современной эпистемы (на примере лингвистической игры «виселица») // Известия высших учебных заведений. Уральский регион. - 2011. - № 2. - С. 33-35.

Подписано в печать 19.02.2015г. Тираж 100 экз. Заказ № 419. Отп. в тип. «Искра-Профи» 454080, г. Челябинск, ул. Сони Кривой, 42. Тел.: 230-57-70.