автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему:
Оппозиция утопии и идеологии в современном религиозном сознании

  • Год: 2015
  • Автор научной работы: Иванов, Михаил Вячеславович
  • Ученая cтепень: кандидата философских наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 09.00.11
Автореферат по философии на тему 'Оппозиция утопии и идеологии в современном религиозном сознании'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Оппозиция утопии и идеологии в современном религиозном сознании"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Иванов Михаил Вячеславович

ОППОЗИЦИЯ УТОПИИ И ИДЕОЛОГИИ В СОВРЕМЕННОМ РЕЛИГИОЗНОМ СОЗНАНИИ

Специальность 09.00.11 - Социальная философия

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

13 МАЙ 7015

Санкт-Петербург 2015

005568521

005568521

Работа выполнена на кафедре философии Гуманитарного института Санкт-Петербургского государственного политехнического университета

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор Валерий Павлович Горюнов

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Александр Владиленович Арапов (Воронежский государственный университет)

кандидат философских наук, доцент Александр Евгеньевич Рыбас (СПбГУ)

Ведущая организация: Российский государственный педагогический

университет имени А.И. Герцена

Защита состоится <¿5» ^¿¿¿х^ 2015 г. в ( Ч часов на заседании диссертационного совета Д.212.232.05 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О Менделеевская линия, д.5 ауд. 24.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета и на сайте СПбГУ: http://spbu.ru/science/disser/soiskatelyu-uchjonoj-stepeni/dis-list/details/14/404

Автореферат разослан «_»_2015 г.

Г. Общая характеристика работы

Актуальность исследования.

В обыденном употреблении понятие «утопия» сегодня несет отрицательно-оценочный смысл, являясь нарицательным для обозначения различных нереальных и неосуществимых проектов. Часто, говоря об утопии, апеллируют к названию произведения Томаса Мора «Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия», с которого, собственно, и начинается история данного термина. Однако если мы обратимся к этимологии слова Utopia, то обнаружим двусмысленность в его происхождении и понимании. Оно может быть понято как ou+topia, что означает место, которого нет нигде, так и как eu+topia, то есть хорошее, идеальное место. Словари часто приводят только первый из двух вариантов этимологии данного слова, делая акцент на недостижимости или нежизнеспособности утопии. Таким образом, уже при первом - основывающемся на этимологии слова - определении зачастую происходит сужение и упускаются из вида свойственные утопии социально-критическая, предвосхищающая и прогностическая функции. В этой связи целесообразным выглядит разграничение понятий «утопия» и «утопизм». Последний, в отличие от утопии, всегда означает нечто абстрактное, умозрительное, нереальное, то есть не выходит за рамки первой этимологической трактовки ou+topia.

Поиск альтернативных путей общественного развития и связанное с ним появление теорий социальной критики задаются самим характером действительности, а именно ее процессуальностью. Действительность - это процесс, это разветвленная система связей между Здесь-существующим, неоконченным прошлым и возможным будущим. «Многое в мире еще не завершено»', - писал Эрнст Блох в своей работе «Принцип надежды». Не завершено ни во внутреннем «Я» человека , ни снаружи, во внешнем мире, также пребывающем в становлении. И там, и там мы имеем дело только с процессами, то есть динамичными отношениями, в ходе которых Здесь-существующее никогда не становится окончательным.

Задающее идеологический фон жизни ощущение безальтернативности, что довлеет над социумом последние десятилетия, вкупе с развивающимся экономическим кризисом и военными конфликтами, порождаемыми процессами неолиберальной глобализации, требуют от социальных наук адекватной теории социальной критики. Исследование утопии как специфической формы освоения социальной действительности, связанной с процессуальным

Блох Э. Принцип надежды //Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы. - М.: Прогресс,1991. - с.50.

характером последней и наличием объективно существующей исторической тенденции для социальных преобразований, способствует разрешению этой задачи.

Утопия противостоит идеологии по своей направленности и в этом противостоянии опирается на конкретный коррелят в самой меняющейся действительности, придающей ей «реально возможную, диалектико-материалистически обусловленную новизну»2. Эта связь утопии с объективной реальностью и происходящими в ней процессами заложена во внутреннем слое сознания человека. Эрнст Блох называл его Еще-Не-Осознанным или иредсознательным - «психологическим местом рождения Нового», в противовес Уже-НеОсознаваемому, тождественного бессознательному в учении Зигмунда Фрейда, всегда обращенному в прошлое. Еще-Не-Осознанное прямо ответственно за юношеские мечтания и дневные мечты (Та£П"аит), за способность человека к предвосхищению и творческим озарениям, проявляясь в религии, искусстве и науке. По аналогии с психоанализом Блох говорит о сопротивлении Еще-Не-Осознанному, однако причины его заложены скорее не в субъекте, а в предмете — в исторических и социальных барьерах Здесь-существующего.

Трансформация социума в эпоху глобализации и бурного развития информационных технологий сопровождается серьезными изменениями форм религиозного сознания, представленных в обществе. На фоне кризиса традиционной религиозности и традиционных ценностей возрастает роль новых религиозных движений, а также феномена, получившего название «секулярная религиозность». Отношения между прежними и новыми формами религиозного сознания нельзя назвать бесконфликтными: зачастую споры между ними становятся истоком напряженности в обществе. Исследование трансформации религиозного сознания в XX и XXI веке сквозь призму оппозиции утопии и идеологии способствует более глубокому пониманию происходящих процессов.

Объектом исследования являются утопия и идеология как феномены общественного сознания.

Предметом исследования является специфическое отношение между утопией и идеологией, рассматриваемое в контексте трансформации религиозного сознания в XX- XXI вв.

Степень разработанности проблемы

К проблеме утопии обращалось достаточно много авторов, при этом мы часто встречаем исторически ограниченное понимание утопии, когда ее рассматривают как феномен,

2 Блох Э. Принцип надежды //Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы. - М.: Прогресс, 1991. - с.50.

свойственный эпохе Нового времени с ее культом разума и верой в возможности техники, как рационалистический проект подробного обустройства и регламентации общественной жизни, либо как литературный жанр. Подобная ситуация имеет место и при определении сути идеологии. Наряду с этим наблюдается смешение данных понятий: утопия рассматривается как разновидность идеологии, а не как то, что стремится выйти за ее пределы. В контексте оппозиции утопии и идеологии остаются недостаточно исследованными направления христианского модернизма и появившиеся в 1960-х годах концепции христианского атеизма, нередко анализ данных направлений христианской мысли отмечен явными идеологическими штампами. То же самое следует сказать об исследовании богостроительства.

Исследованием утопии и утопического сознания занимались Баталов Э.Я., Вершинин С.Е., Гальцева P.A., Геллер М.Я., Гюнтер X., Кирвель Ч.С., Клибанов А.И., Маркузе Г., Адорно Т., Аинса Ф., Ванейгем Р., Джеймнсон Ф., Уилсон П.Л., Джогхэган В., Баро Р., Саркисянц М, Шестаков В.П., Штейгервальд Р., Розак Т., Эллюль Ж., Келлнер Д., Зерзан Д., Чаликова В.А., Чистов К.В., Боос В., Боос Ф., Шацкий Е.

Ощутимый вклад в изучение феномена идеологии и идеологического сознания внесли Сорель Ж., Д. Лукач, К. Мангейм, А. Грамши, М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, Л. Альтюссер, Э. Блох, П. Рикер, Р.Барт, Ф. Джеймисон, Ж. Бодрийяр, Г. Дебор, С. Жижек, С.И. Дудник.

Исследованием богостроительства и богоискательства занимались Гальцева P.A., Дуденков В.Н., Евлампиев И.И., Замалеев А.Ф., Рыбас А.Е., Ласковая М.П., Матич О., Савельев С.Н., Саркисянц М., Эткинд A.M., Клайн Д.Л., Розенталь Б.Г.

Изучению секулярной теологии, теологии надежды, теологии освобождения и политической теологии посвящены работы таких авторов, как Т. Альтицер, Великович Л.Н., Гренц С., Олсон Р., Добреньков В.И., Радугин A.A., Исаев С.А., X. Кокс, Шестопал A.B., Камара Э., Фашинг Д., Гутьеррес Г., Мольтман Ю., И.Б Мец, Ваганян Г.

В отечественной науке одним из немногих примеров исследования проблем утопии и утопического сознания с позиций, разработанных Карлом Мангеймом, то есть с учетом принципиального разграничения утопии и идеологии, являются работы Чаликовой В.А.3

Целью диссертационной работы является раскрытие оппозиции утопии и идеологии, а также исследование трансформации религиозного сознания в XX и XXI веке, во многом обусловленной утопической устремленностью соответствующих религиозных представлений и идеологическими контекстами современности.

3 См. Чаликова В.А. Утопия и свобода. - М.: Весть-ВИМО, 1994.

Для достижения поставленных целей необходимо решение следующих задач:

- Исследовать типологию и взаимоотношение исторических и современных форм утопического сознания.

- Раскрыть онтологические основания проекта утопии.

- Установить связь между неприятием (маргинализацией) утопии и идеологией развитой индустриальной цивилизации.

- Рассмотреть отношения между понятиями утопии, хилиазма и эсхатологическим сознанием.

- Провести анализ появившихся в XX веке подходов изучения идеологии в рамках социологии знания, марксистской и неомарксистской мысли.

- Раскрыть проблематику социальной мифологии в русском марксизме начала XX века.

- Раскрыть социально-философское и религиозное содержание спора представителей богостроительства с деятелями отечественного христианского модернизма начала XX века (Н. Бердяев, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Д. Философов).

- Исследовать социальную роль направлений секулярной теологии в свете проблемы отчуждения человека и христианского принципа «существования для других».

Методологическая основа н источники исследования

Достоверность полученных результатов обусловлена достаточной широтой привлекаемых источников из различных областей гуманитарного знания, таких как философия, религиоведение, теология, литературоведение. Работа опирается на научные методы исследования, в частности, системный метод, позволяющий рассмотреть утопию и идеологию как сложные меняющиеся феномены во взаимосвязи с различными элементами гуманитарного знания; диалектический метод, делающий возможным рассмотрение социально-философских категорий в их взаимообусловленности и развитии, исследование утопии и идеологии на основе корреляции общего, особенного и единичного, раскрытие содержания утопии и идеологии в различные исторические эпохи, что оказывается возможным исходя из позиции общественной тотальности; метод сравнительно-исторического анализа и герменевтический метод, к которому диссертант прибегает при рассмотрении религиоведческих и богословских материалов.

Новизна диссертационного исследования состоит в следующем:

- Уточнена типология исторических и современных форм утопического сознания.

- Раскрыты онтологические основания проекта утопии, где ключевым вопросом для понимания утопического оказывается возможность преодоления смерти.

- Установлена связь между неприятием (маргинализацией) утопии и идеологией развитой индустриальной цивилизации.

- Конкретизированы отношения между понятиями утопии, хилиазма и эсхатологическим сознанием. Показана связь утопии и утопического сознания с ключевыми представлениями кенотического христианства.

- Выявлено содержание феномена религиозного антиномизма в рамках авраамических религий, выявлен утопический потенциал антиномистских учений, их отношение к идеологическим контекстам соответствующих исторических эпох.

- Предложена классификация современных концепций идеологии в зависимости от оценки познавательной функции идеологии и признания или непризнания ее неизбежности.

- Показана связь идеологического производства с феноменом овеществления в контексте общественного сознания XX - начала XXI вв.

- Раскрыто социально-философское и религиозное содержание спора представителей богостроительства с деятелями отечественного христианского модернизма начала XX века (Н. Бердяев, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Д. Философов). В свете проблемы люкримакса (А.Эткинд) исследована эсхатологическая устремленность российского общества в указанный исторический период, свойственная как народу, так и представителям интеллигенции.

- Сформулирована концепция трансформации религиозного сознания в XX веке в связи с процессом секуляризации и социально-политическими изменениями. Исследована социальная роль направлений секулярной теологии в свете проблемы отчуждения человека и христианского принципа ((существования для других».

Положения, выносимые на защиту:

1. Утопическое сознание в противовес признанию исторической предопределенности есть сознание исторической инициативы.

2. Тип рациональности, на который опиралась старая утопическая традиция, сам содержит интенцию превращения в идеологию, то есть в определенных условиях начинает формировать ложное сознание. Доминировавшая в XVII - XIX вв. тенденция утопической мысли, концептуально связанная с проектом Просвещения, находит свой трагический финал в технократической реальности ХХ-ХХ1 вв. Современная утопия ставит своей задачей утверждение другого типа рациональности, в корне отличающегося от рациональности деструктивной производительности.

3. В своей основе утопия обращена не столько к социально-экономическим проблемам, сколько к проблемам экзистенциальным и главной из них - проблеме смерти и страха личности перед смертью. Политические и художественные практики, а также соответствующие социально-экономические изменения идут уже следом - как способ решения данной проблемы, актуализированной на уровне онтологии. Утопическое сознание оспаривает смерть как онтологическую сущность, как главенствующий экзистенциал нашего бытия.

4. Эсхатологию следует рассматривать как предшественницу утопии в ее современных и секуляризированных формах. Там, где утопия не совершила разрыва с религией, как например, в хилиастических движениях, эсхатология продолжает прямо выражать ее суть. Эсхатологическое чувство мировой трагедии зиждется на аффектах ожидания: страха и боязни или надежды и уверенности.

5. Элементы идеологической критики как учения о ложном сознании, формируемом и распространяемом правящей группой или классом в интересах сохранения своего господства, можно обнаружить задолго до Маркса. В эпоху доминирования религиозных представлений об устройстве мира и общества мы находим элементы идеологической критики в антиномистских течениях. Утопия наследует эсхатологическую надежду нонконформистских религиозных учений.

6. Представления о Боге теоретиков богостроительства есть пример конкретно-утопического мышления - предвосхищающего мышления, отказывающегося от готовых и застывших проектов будущего, указывающего направление движения, связанное с достижением издавна лелеемого в народных мечтах и религии действительно Нового, полагаясь на историческую инициативу и ответственность самого человека.

7. Одна из важнейших тенденций в развитии религии в ХХ-ХХ1 вв. состоит в ее конвергенции с социально-критической мыслью, достигающей своей вершины в латиноамериканской теологии освобождения. Христианская вера снова становится выражением утопического сознания, предвосхищающим мышлением, утверждающим практически-деятельное понимание надежды.

Теоретическая и практическая значимость работы

В образовательном процессе материалы и результаты исследования могут быть использованы для создания спецкурсов по социальной философии, истории русской философии, истории политических учений, истории и философии религии, литературоведению. Также материалы диссертации, как содействующие формированию самостоятельной

гражданской позиции, могут найти применение при воспитательной работе и проведении культурно-просветительских мероприятий.

Представленный материал может послужить основанием для дальнейшего теоретического исследования современного религиозного сознания в свете выявленной автором оппозиции утопии и идеологии, в частности, изучения современных течений политического ислама.

Апробация результатов исследования

Основные идеи диссертационной работы обсуждались на теоретических семинарах кафедры философии Гуманитарного института Санкт-Петербургского государственного политехнического университета и были доложены на научных конференциях: «Коммуникативные стратегии информационного общества» (2012, 2013, 2014 г.), «Формирование профессиональной культуры специалистов XXI века в техническом университете» (2012, 2013 г.), «Новое поколение новой России: на старте в будущее» (2013, 2014 г.), «Студенты и молодые ученые - инновационной России» (2013 г.). Результаты исследования получили отражение в научных публикациях (общее число - 14, из них 4 в журналах, рецензируемых ВАК). Также теоретические положения работы были апробированы на занятиях по философии, проводимых автором со студентами СПбГПУ.

Структура работы

Диссертация состоит из введения, трех глав (состоящих из шести, пяти и четырех параграфов соответственно), заключения и библиографии из 196 наименований (на русском и английском языках).

II. Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, рассматривается степень ее разработанности, формулируются основные цели и задачи, указываются методологические основания исследования, его научная новизна, а также возможность использования положений диссертации в образовательном процессе.

Глава 1

Первая глава посвящена становлению и трансформации форм утопического сознания в Новое и Новейшее время. Описываются понятия, характеризующие происходящие сдвиги в понимании того, что есть «утопия» и как она соотносится с другими феноменами общественной жизни. Исследуются исторические и современные формы утопического сознания;

раскрывается оппозиция утопии и идеологии в общественной жизни и социальных науках; объясняется связь утопии с линейным (историческим) типом эсхатологии.

В первом параграфе исследуются причины маргинализации и криминализации утопии в общественной жизни, а также в социальных и гуманитарных науках. Выявляется зависимость трактовки утопии от господствующей идеологии или баланса идеологий.

Поясняется, что посредством идеологии неосуществимые в данном социальном устройстве идеи и стремления становятся социально безопасными за счет их вытеснения за пределы общества и истории. Идеология представляет консервативную тенденцию. Утопия, также как и идеология, трансцендентна наличному бытию, однако выражает принципиальное несогласие с имеющимся состоянием вещей и стремится преобразовать существующую действительность, приблизив ее к своим представлениям, не отступая от своих целей. Возможность критики идеологии, покрывающей и «консервирующей» действительность, создается благодаря утопической направленности сознания. Утопическое «нигде» оказывается единственным местом, откуда можно критиковать идеологическое «здесь».

Раскрывается отношение утопического сознания к логике исторического детерминизма. Утопия оспаривает историческую предопределенность, утверждая, что в истории есть лишь процессы и тенденции. Эти процессы и тенденции отражаются в психике и сознании человека, в свою очередь «работающих» над тем, что находится вовне, производя волевой импульс, направленный на возможное будущее и способствующий преобразованию наличной социальной реальности. Утопии свойственны социально-критическая, предвосхищающая и прогностическая функции, выражающиеся в стремлении к социальному идеалу, неизбежно в той или иной форме противопоставляемому реальности Здесь-существующего.

Во втором параграфе исследуются особенности критики утопии в различных традициях социально-философской и политической мысли: в либеральной мыли XX века (К. Поппер), в русской религиозной философии (Ф.М. Достоевский и H.A. Бердяев), в учении Ж. Сореля и у основоположников марксизма.

Стратегия маргинализации и криминализации утопического является краеугольным камнем современного либерального дискурса. В работах авторов либеральных взглядов утопия представляется далекой от реальной жизни рационалистической конструкцией, продуктом абстрактного мышления интеллектуалов или же трактуется как побочный теоретический продукт идеалов Просвещения, осуществление которого чревато огромной опасностью. В утопии отказываются видеть адекватную модель социальной критики, так как сама критика в данном типе дискурса исполняет сугубо фигуративную роль.

У представителей русской религиозной философии наблюдается смешение в понимании утопического, связанное с историческими обстоятельствами: «старая» или «просветительская» утопия с ее обожествлением научно-технического прогресса вызывала все больше недоверия и скептицизма, новое осмысление утопического еще не появилось. Удивительным образом в этой критике «старой» утопии зачастую открываются истины утопии «новой» - с ее озабоченностью коренными экзистенциальными проблемами и стремлением к целостному человеку-творцу, противостоящему растущей инструментализации жизни и отчуждению человеческих отношений. Это свойственно, в частности, теургической эстетике символистов и концепции творчества H.A. Бердяева.

Классический марксизм и теория социальных мифов Сореля определяли себя посредством оппозиции к утопии. Либо через ее диалектическое преодоление, как это было у основателей марксизма (Энгельс признает историческое значение поисков Сен-Симона, Оуэна и Фурье, но для развития собственной теории использует качественно иную методологию), либо как сущностную противоположность, что наблюдаем у Сореля. Однако когда мы говорим об этой оппозиции, важно всегда помнить, что и Энгельс и Сорель имели в виду историческое понимание утопии - то, что существовало в XIX веке, когда целостной концепции утопии и утопического сознания еще попросту не было.

В третьем параграфе исследуются различия между утопией Города и утопией Аркадии, объясняется значение данной типологии для социальной науки. По отношению к природе и способам ее преобразования, а, следовательно, роли технологической рациональности и «искусственного» в утверждении нового мира, можно выделить две альтернативные формы утопического — утопии Города и утопии Сада: Нового Иерусалима и Аркадии. Утопии Города свойственна установка на радикальное преобразование природы на основе новых знаний (мистического откровения, алхимии или научных достижений), в предельной форме это стремление выражено в словах героя романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» Базарова: «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней — работник». Суть Аркадии, наоборот, в достижении гармонии с природой и соотнесение общественной жизни с ее законами. Утопия Аркадии исторически выступала как средоточие чаяний крестьянских масс, формируя полюс нонконформистской религиозности по типу пантеистических учений.

В четвертом параграфе рассматривается трансформация утопического сознания в XX веке в свете диалектики проекта Просвещения (М. Хоркхаймер, Т. Адорно), с логикой которого связывала себя традиция утопической мысли, доминировавшая в XVII-XIX веках.

Внутри самого объекта исследования (утопического сознания) в середине XX века происходит серьезная трансформация, отмеченная значительным усилением внимания утопии к

измерению субъективности и экзистенциальным проблемам вместо прежней сосредоточенности на внешней деятельности по преобразованию природы, совершенствованию техники, росту производительности и регламентации общественной жизни.

Утопия ставит своей задачей утверждение другого типа рациональности, в корне отличающегося от доминирующей сегодня рациональности деструктивной производительности (деструктивной в отношении природы и природного начала в человеке). Предвосхищение этой новой рациональности можно обнаружить и в прошлом, однако в прежние времена в силу различных причин из социальной теории и реальной жизни общества оно было вытеснено в сферу эстетики и народной религиозности, как правило, еретической по отношению к господствовавшим церквям. Такой тип рациональности базируется одновременно на естественной чувственности и высших формах сознания, он указывает на необходимость умиротворения существования и настойчиво требует как последовательной гуманизации природы, так и натурализации человека.

Пятый параграф посвящен раскрытию онтологических оснований проекта утопии, где ключевым вопросом для понимания утопического оказывается возможность преодоления смерти. Проект утопии всегда несет в себе трансформацию человеческого бытия в его тотальности. Невозможно выделить какую-нибудь одну категорию, будь то часто встречающиеся в дискуссии об утопическом категории «счастья» или «свободы», изменение которой позволило бы определить содержание этой трансформации в целом. В данном параграфе объясняется укорененность как утопии, так и сопротивления утопическому импульсу в структуре психики индивидов. То, что приближает утопию или ее «конец» в вульгарном понимании, одновременно создает условия для блокирования утопического импульса в сознании человека, редуцируя способность индивида к предвосхищению действительно Нового. Устанавливается связь между неприятием (маргинализацией) утопии, самоидентификацией индивидов со смертью и идеологией развитой индустриальной цивилизации. Идентификация со смертью имеет глубинную связь с идентификацией индивидов с социальным порядком, к которому они прикреплены и в котором находят то, что считают оправданием своего существования.

Утопическое сознание оспаривает смерть как онтологическую сущность, как главенствующий экзистенциал нашего бытия. Оно есть тип сознания, признающий возможность того, что людям не придется больше умирать и испытывать страх перед смертью. В то же время, ввиду антиномии смерти, о содержании утопии невозможно говорить в позитивных терминах, а только в негативных, через указания на то, чем утопия не является. В силу этого утопия дает негативный концепт будущего: мы знаем чего в нем не будет.

В шестой параграфе исследуется связь утопии и эсхатологии линейного (исторического) типа. Конкретизируются отношения между понятиями утопии, хилиазма и эсхатологическим сознанием. Раскрывается связь утопии и утопического сознания с ключевыми представлениями кенотического христианства. Объясняется различие между мифологическим и историческим типом эсхатологии, индивидуальным и всемирным уровнями эсхатологии. Показывается, что для эсхатологического сознания исторического типа характерно переживание конечности человеческого бытия, наполняемое конкретным содержанием в зависимости от исторических обстоятельств. Элементы эсхатологического имманентно присущи человеку в силу бессознательного переживания им своей пространственно-временной ограниченности и последующей проекции этого переживания на окружающий мир и общественную жизнь.

Эсхатология рассматривается как предшественница утопии в ее современных формах. Там же, где утопия не совершила разрыва с религией, как например, в хилиастических движениях, эсхатология и вовсе продолжает прямо выражать ее суть. В основе эсхатологии лежит чувство мировой трагедии и трагедии существования каждого отдельного человека. Это чувство трагедии и есть чувство истории - как внешней или общественной, так и истории личности. В свою очередь это чувство зиждется на аффектах ожидания - именно посредством них происходит проникновение в онтические корни человека, осуществляется единство телесности и духовности. Аффекты ожидания бывают как негативные (страх и боязнь), так и позитивные (уверенность и надежда).

Наибольшего напряжения конфликт между аффектами ожидания - надеждой и страхом -достигает в той части христианской эсхатологии, где говорится об Аде и воздаянии за грехи, или, наоборот, о всеобщем прощении грехов. Исследуются эсхатологические представления Н. Бердяева и У. Блейка. Выявляется различное понимание Апокалипсиса: идеологическое и религиозно-утопическое.

Глава 2

Во второй главе исследуются исторические и современные концепции идеологии и идеологической критики, раскрывается содержание преобразований идеологического сознания в XX и XXI веке. Предлагается классификация современных концепций идеологии в зависимости от оценки познавательной функции идеологии и признания (или непризнания) ее неизбежности. Проводится анализ связи идеологического производства с феноменом овеществления, являющейся определяющей для общественного сознания в ХХ-ХХ1 вв.

Первый параграф посвящен представлениям об идеологии в философской и политической мысли ХУ1Н-Х1Х вв. Рассматриваются взгляды на идеологию представителей

философского сенсуализма XVIII - начала XIX вв., раскрывается содержание и значение спора между Дестютом де Траси и Наполеоном Бонапартом. Объясняется значение концепции идеологии К.Маркса для развития социальных и гуманитарных наук.

Во втором параграфе раскрывается содержание феномена религиозного антиномизма в рамках авраамических религий, выявляется утопический потенциал антиномистских учений, их отношение к идеологическим контекстам соответствующих эпох. Рассмотриваются гностицизм, манихейство, средневековые христианские ереси, учение Иоахима Флорского о Третьем Завете и его связь с массовыми хилиастическими движениями позднего Средневековья, саббатианство, эсхатология шиитских течений ислама, а также феномен романтизма.

В эпоху доминирования религиозных представлений при объяснении устройства мира и общества мы находим элементы идеологической критики в антиномистских течениях. В этих же «маргинальных» учениях античности и Средневековья перед нами одновременно открывается идея счастья как нерепрессивный порядок Царства Духа, где Эрос и Логос гармонично дополняют друг друга. Эта проходящая сквозь века мечта религиозных диссидентов оказывается удивительно близкой идеалу современной утопии.

Суть феномена, получившего название религиозный антиномизм, заключается в последовательном утверждении нетождественности человеческого существования сущему или замкнутой, наличной действительности, где историческая динамика и процессуальность, если и признаются, то сугубо как циклы вечного возвращения. Авраамические религии или религии Откровения, со свойственным им историческим типом эсхатологии, бросают такому порядку вещей вызов. Антиномизм есть актуализация этого экзистенциального бунта. Окружающее человека бытие предстает как антитеза смысла. В свою очередь вызов бытию, выражающийся, подчас весьма эксцентрично, как вызов религии закона и нормативности, несет в себе волю к смыслу или взыскание целостной истины, которую еще нужно осуществить.

Третий параграф посвящен универсализации понятия идеологии в социальных и гуманитарных науках в XX веке.

В XX веке значительный вклад в развитие учения об идеологии внесли Дьерд Лукач, Карл Мангейм, Антонио Грамши, Макс Хоркхаймер, Теодор Адорно, Герберт Маркузе, Луи Альтюссер, Эрнст Блох, Поль Рикер и другие. Подавляющее большинство этих мыслителей создавали свои концепции идеологии с опорой на учение Карла Маркса. Им удалось раскрыть универсальность и всеохватность данного феномена, как для социально-политической сферы жизни, так и для самих общественных наук. Признание этой всеобщей вовлеченности под действие идеологии, влияющее том числе и на позицию ученого или философа, получило в науке название «парадокс Мангейма», в честь крупнейшего исследователя этой проблемы.

В четвертом параграфе раскрываются основные подходы к изучению идеологии в XX веке. Проводится исследование появившихся в XX веке представлений об идеологии в рамках социологии знания (К. Мангейм), марксистской и неомарксистской мысли.

В пункте 2.4.1 предлагается классификация современных концепций идеологии в зависимости от оценки познавательной функции идеологии и признания (или непризнания) ее неизбежности. Выявляются три основные тенденции в объяснении идеологии в марксистской мысли XX веке:

1)Утверждение концепта «научйой идеологии» в противовес старой «ненаучной». Сведение марксизма к этому новому концепту (советский марксизм). Признание позитивности и неизбежности идеологии. Анализу концепции «научной идеологии», выявлению причин ее появления и социальной роли посвящен пункт 2.4.2.

2)Идеология как самостоятельный вид общественной практики, неизбежный, но в корне отличный от теоретической практики (науки) и в определенном смысле препятствующий ей (Луи Альтюссер). Жесткое разграничение идеологии и теоретической практики, при одновременном признании неизбежности существования идеологии. Анализу взглядов Луи Альтюссера как крупнейшего представителя структуралистского марксизма на идеологию посвящен пункт 2.4.3.

3)Тотальная критика идеологии - как отчужденного сознания, повсеместного обмана и «ослепленности», воспроизводимых в интересах сохранения существующего социального порядка и режима производства истины (Франкфуртская школа, ситуационисты). Для этого подхода, разбираемого в пункте 2.4.4, характерно отрицание всякой познавательной ценности идеологии.

Формально третьему подходу соответствует взгляд на идеологию Карла Мангейма, который первый ввел в научный обиход понятия тотальной и частичной идеологии. Однако содержательно между ним и концепциями «франкфуртцев» (Хоркхаймера, Адорно, Маркузе) существуют серьезные различия. Тотальному понятию идеологии Мангейма философы Франкфуртской школы противопоставили критику идеологии исходя из общественной тотальности. Несмотря на серьезный вклад в изучение утопического и идеологического сознания, подход основоположника «социологии знания» уже в 1930-е обнаруживает явные недостатки. Взамен редукционистскому объяснению неистинности, или «ложного сознания», через сугубо частный характер классовых интересов и фактическое общественное положение идеологов предлагается подход, исходящий из того, что сами по себе социологические факты, в том числе факт общественного положения, мало что значат, ибо каждый факт опосредован

тотальностью всего общества, поэтому социально-философское постижение общественной тотальности должно предшествовать социологическому изучению фактов.

Наиболее продуктивным для решения задач исследования признается подход критики идеологии с позиции общественной тотальности. Постижение тотальности должно предшествовать постижению фактов, ибо идеология есть феномен антагонистической общественной тотальности, скрывающей внутренние противоречия через отождествление «нетождественного» и приравнивание «неравного».

Раскрывается связь идеологического производства с феноменом овеществления, признающаяся определяющей для общественного сознания в XX и XXI веке. В новой ситуации, порожденной всеобщим господством предметности товара, происходит устаревание и девальвация прежних способов социального познания. Уже в самом стремлении зафиксировать действительность «как она есть» подспудно обнаруживается идеологизация. Ибо отныне любой «факт» этой действительности опосредован системой капиталистического производства, обмена и потребления.

В заключении параграфа диссертант указывает на конкретно-утопический потенциал марксистского учения, обращаясь к тенденции реабилитации утопии в марксистской и неомарксистской мысли второй половины XX века (Э. Блох, Г. Маркузе, Р. Баро, А. Горц и другие).

Пятый параграф посвящен изучению трансформации идеологического сознания в условиях новой реальности «общества потребления» (консюмеризма). Показывается, что в экономике развитого индустриального общества производство рекламных образов, политических и сексуальных репрезентаций теперь не уступает по важности традиционному товарному производству, которое достигает такого объема, что без искусственного стимулирования потребления оказывается обреченным на коллапс.

Эпоха консюмеризма в целом характеризуется радикальной трансформацией идеологических форм в направлении дальнейшей универсализации. Однако в соответствии со своей внутренней диалектикой развитая индустриальная цивилизация одновременно утверждает курс на идейный и культурный плюрализм. Новая реальность характеризуется повсеместным утверждением монополистической концепции производства различий (Ж. Бодрийяр) или стратегией фиктивного культа различия (различия знаков), устанавливаемого вследствие утраты различий реальных (различия смыслов). В плане общественного сознания эта тенденция приводит к тому, что прежде относительно независимые идеологические формы, пусть в искаженном виде, но отражавшие бытие реально существовавших классов (тотальная идеология в концепции К. Мангейма), предстают в новом

качестве идеологий-ролей или личностных репрезентаций, проживаемых на индивидуально-психологическом, а не социально-политическом уровне, то есть как частичные идеологии.

Глава 3

Третья глава посвящена трансформации религиозного сознания в XX веке. В ней исследуются появившееся внутри русского марксизма течение богостроительства; направления христианского модернизма и развившиеся на их основе в 1960-е годы концепции христианского атеизма; определяется значение конвергенции социально-критической мысли с рядом теологических направлений во второй половине XX века.

Первый параграф посвящен социально-философскому анализу богостроительства.

В пункте 3.1.1 раскрывается социально-философское и религиозное содержание спора представителей богостроительства с деятелями отечественного христианского модернизма начала XX века (Н. Бердяев, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Д. Философов). В свете проблемы люкримакса (А. Эткинд) исследуется эсхатологическая устремленность российского общества в указанный исторический период, свойственная как народу, так и представителям интеллигенции. В контексте дискуссий внутри отечественной интеллигенции раскрываются социально-философские и политические взгляды представителей Нового религиозного сознания в предреволюционный период, показывается несостоятельность и предвзятость доминировавшей в советское время оценки русского христианского модернизма как «веховства».

В пункте 3.1.2 раскрывается проблематика социальной мифологии в русском марксизме начала XX века. Предлагается иной, альтернативный советскому, взгляд на богостроительство -как на учение, чье появление вызвано внутренними особенностями самого марксизма, насущной необходимостью его развития. Обращение к идеям философии Ницше у теоретиков богостроительства относительно социального идеала выполняло ту же функцию, что и неохристианские поиски петербургских богоискателей - оно вызвано тем же стремлением не допустить «омещанивания» высокого идеала интеллигенции XIX века. Социальный миф Ж. Сореля и Бог A.B. Луначарского — сходные примеры апелляции к иррациональному началу в человеке во имя сверхрациональной идеи. Социальный миф, как и идея Бога, по-прежнему обладающая огромной мобилизующей силой — это область исторического опыта и памяти народов, мир "предрассудков", верований и суеверий, которые и являются полновесными истинами прошедших веков, недоступными в своей полноте и действенности рациональным объяснениям.

Пункт 3.1.3 посвящен рассмотрению богостроительства в свете теории социальной неодновременности, предложенной Эрнстом Блохом. Раскрываются особенности сакрализации

народа в богостроительстве. Диссертант указывает принципиальные отличия богостроительства от других направлений русской мысли, также признававших за народом или в служении ему религиозную и социальную истину. В свете теории социальной неодновременности Эрнста Блоха рассматривается отношение сторонников богостроительства к социальной роли крестьянства и пролетариата.

Второй параграф посвящен трансформации религиозного сознания в XX веке в связи с процессом секуляризации. В нем исследуется содержание христианской веры в различных концепциях христианского модернизма в свете стремительной урбанизации и наступления новой технологической реальности.

В пункте 3.2.1 рассматриваются взгляды представителей секулярной теологии, таких как X. Кокс, Г. Ваганян, Т. Альтицер. Отмечается противоположная оценка христианской апокалиптики в концепциях Г. Ваганяна и Т. Альтицера. Исследуется понимание утопии у данных авторов. Утопия Г. Ваганяна - это утопия торжествующего техницистского разума, веры в технический прогресс, успешно разрешающий общественные проблемы и освобождающий человека. По его мнению, современная техника не отрицает человека, а создает почву для оживления христианской веры, через технику реализуется утопический потенциал, она способствует упразднению господства над человеком объективной необходимости. Царство Божие оказывается воплощенным в социальной структуре наступившей технологической цивилизации. Напротив, Т. Альтицер отстаивает апокалиптическую сущность христианства, свойственную ранним христианам, но отвергнутую историческими церковными институциями. Апокалиптический Христос, в его понимании, воплощает собой устремленность к концу мира как абсолютному искуплению. В своей трактовке Христа и апокалипсиса Альтицер опирается на религиозное и социальное видение Уильяма Блейка. Идея Апокалипсиса как непрерывного процесса искупления, осуществляемого посредством диалектики любви и смерти, достигающих состояния сотсМепНа орровйогат (совпадения противоположностей) является ключевой, в том числе, и для понимания исторического процесса. В заключении проводится сопоставление концепции Т. Альтицера со взглядами Ф.М. Достоевского и русских символистов (А. Блок и А. Белый).

В пункте 3.2.2 определяется важнейшее значение социальной активности человека для появившихся в XX веке концепций секулярной теологии, сформулировавших идеи «безрелигиозного христианства» и «христианского атеизма». Исследуется социальная роль данных идей в свете проблемы отчуждения человека и христианского принципа «существования для других». Указывается, что проблема религиозного и нерелигиозного начал в христианстве, впервые поставленная Д. Бонхёффером, находит свое развитие в теологии

смерти Бога. Устремленность в будущее и мирская обращенность являются прямым следствием признания тотальности кенозиса Бога (или действительной полноты Воплощения) и резко выделяют христианство из ряда религиозных учений, что позволяет говорить о нерелигиозной сущности христианства. Бог полностью стал человеком Иисусом и погиб как человек, пройдя путь страданий и унижений - акцентируется в христианском атеизме имманентизм в понимании божественного.

В пункте 3.2.3 рассматривается представление о религии у Эриха Фромма, отражающее важную тенденцию в понимании религиозности в XX веке: переход от догм и норм конфессиональной религии к религии как экзистенциальному опыту. Религия все больше понимается как специфическое человеческое явление, имманентное его существованию. Содержание, вкладываемое в понятие «религиозность», серьезно расширяется. Религия - это не вера в неподвластные высшие силы, а форма осмысления человеком фундаментальных проблем своего существования. В то же время отмечается ограниченность фроммовских понятий гуманистической и авторитарной религиозности для исследования религии как формы общественного сознания. Применение концептов утопии и идеологии при исследовании больших социальных групп и общественных связей оказывается значительно более продуктивным, в том числе при объяснении динамики исторического процесса и его отношений с меняющимися формами сознания.

В третьем параграфе проводится исследование религиозного содержания современного общественно-экономического уклада, то есть, капитализма, добившегося повсеместного доминирования в настоящее время. Рассматривается текст Вальтера Беньямина «Капитализм как религия». Выявляется отличие подхода В. Беньямина от концепции М. Вебера. Выделенные Беньямином особенности капитализма как религии рассматриваются в свете новой реальности общества потребления. Капитализм выступает в роли «чисто практической» религии нерелигиозных по своей сути людей. Теистическое представление о Боге, подразумевающее Бога как трансцендентное личное начало, в этой новой религии отсутствует. Все сводится к культовым практикам и связанному с ними перераспределению вины, что, безусловно, имеет некоторое сходство с язычеством. Однако определяющим образом отличается от него полной десакрализацией по отношению к природе и человеку, в которых больше не видится ничего божественного. Некую сакральную значимость они могут иметь, лишь отчуждаясь от самих себя и превращаясь в товар.

Четвертый параграф посвящен конвергенции концепций социальной критики и христианского модернизма во второй половине XX века. В 1960-1970-е ряд европейских левых интеллектуалов (П.П. Пазолини в Италии, Р. Гародн во Франции, Э. Блох в Германии),

оставаясь на атеистических позициях (в случае Гароди — до определенного времени), выдвигают идею реабилитации религиозного видения мира как способа защиты от «всепоглощающей буржуазности». С девальвацией религии «обществом потребления» и подъемом фундаментализма в конце XX века, несмотря на внешние отличия, одинаково сводящим старую религиозность в прокрустово ложе идеологии, становится необходимым новое осмысление религиозного языка, открывающее в самой религии, помимо идеологической функциональности, также социально-критическую или утопическую составляющую, противостоящую первой.

Заключение

Заключение диссертации резюмирует ее основные, выносимые на защиту тезисы. Отмечаются направления дальнейших возможных исследований по данной теме.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы: Статьи, опубликованные в изданиях, рецензируемых ВАК:

1. Иванов М.В. Социальный миф в концепции богостроительства // Научно-технические ведомости СПбГПУ. Гуманитарные и общественные науки .— СПб., 2012 .— № 1 (143), стр. 252-256.

2. Иванов М.В. Утопия и идеология современного мира // Научно-технические ведомости СПбГПУ. Гуманитарные и общественные науки.— СПб., 2013 .— № 1 (167), стр. 124-128.

3. Иванов М.В. Утопия и экзистенциальные проблемы индивидов // Научно-технические ведомости СПбГПУ. Гуманитарные и общественные науки .— СПб., 2013 .— № 3 (179), стр. 184-190.

4. Иванов М.В. Социальная активность человека в дискурсе секулярной теологии // Научно-технические ведомости СПбГПУ. Гуманитарные и общественные науки .— СПб., 2014 .—№ 1 (191), стр. 269-274.

Другие публикации:

5. Иванов М.В. Максим Горький и религиозные искания русской интеллигенции начала XX века // Сб. научных трудов «Россия в глобальном мире», СПб.: Изд-во Политехи, ун-та, 2011 г., с.306-319.

6. Иванов М.В. Атеистическая религия и социально-философский процесс // Сб. научных трудов XII Международной научно-практической конференции «Формирование профессиональной культуры специалистов XXI века в техническом университете» 27-29 марта 2012 г., СПб.: Изд-во Политехи, ун-та, 2012 г., с.135-137.

7. Иванов М.В. Утопия Аркадии: религиозные и секулярные формы // Сб. научных трудов V Международной научно-теоретической конференции «Коммуникативные стратегии информационного общества» 14-16 ноября 2012 г., СПб.: Изд-во Политехи, ун-та, 2012 г., с.263-265.

8. Иванов М.В. Христианство и десакрализация политической власти // Сб. научных трудов XIII Международной научно-практической конференции «Формирование профессиональной культуры специалистов XXI века в техническом университете» 26-28 марта 2013 г., СПб : Изд-во Политехи, ун-та, 2013 г., с.7-9.

9. Иванов М.В. Утопия и сталинизм: взгляд из XXI века // Сб. научных трудов Всероссийской научно-теоретической конференции «Новое поколение новой России: на старте в будущее» 21-23 мая 2013 г., СПб : Изд-во Политехи, ун-та, 2013 г., с.63-66.

10. Иванов М.В. Современная утопия и технологическая рациональность // Материалы работ молодежной научной конференции «Студенты и молодые ученые - инновационной России» 23-24 мая 2013 г., СПб : Изд-во Политехи, ун-та, 2013 г., с.269-270.

11. Иванов М.В. Учение об идеологии и религиозный антиномизм // Сборник трудов Международной научно-теоретической конференции "Коммуникативные стратегии информационного общества" 20-23 ноября 2013 года, СПб.: Изд-во Политехи, ун-та, 2013 г., с. 60-64.

12. Иванов М.В. Становление учения об идеологии в философии Просвещения // Сб. научных трудов 2-й Всероссийской научной конференции «Новое поколение новой России: на старте в будущее» 21-23 мая 2014 г., СПб. : Изд-во Политехи, ун-та, 2014 г., с.64-66.

13. Иванов М.В. Триумф инструментального разума и конец общения// Сборник трудов Международной научно-теоретической конференции "Субкультуры и коммуникативные стратегии информационного общества" 19-22 ноября 2014 года, СПб.: Изд-во Политехи, ун-та, 2014 г., с. 50-52.

14. Иванов М.В. Богостроительство и проблема социальной неодновременности // Вече. Журнал русской философии и культуры, - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2014. - выпуск 26, с.259-267.

Подписано в печать 25.03.2015. Формат 60x84/16. Печать цифровая. Усл. печ. л. 1,0. Тираж 100. Заказ 12922b.

Отпечатано с готового оригинал-макета, предоставленного автором, в Типографии Политехнического университета. 195251, Санкт-Петербург, Политехническая ул., 29. Тел.: (812) 552-77-17; 550-40-14