автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Особенности поэтического мира Георгия Ивановна 1920-50-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Особенности поэтического мира Георгия Ивановна 1920-50-х годов"

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ИНСТИТУТ им. А М. ГОРЬКОГО

На правах рукописи

Трушкина Анна Васильевна

ОСОБЕННОСТИ ПОЭТИЧЕСКОГО МИРА ГЕОРГИЯ ИВАНОВА 1920-1950-х ГОДОВ.

Специальность - 10.01.01. Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

МОСКВА - 2004

Работа выполнена на кафедре русской литературы XX века Литературного института им. А.М.Горького.

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, профессор В.П. Смирнов

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук А.И. Чагин

кандидат филологических наук Н.Г. Мельников

Ведущая организация: Российский университет дружбы народов

Защита состоится "/3 декабря 2004 года в "/.5 часов на заседании диссертационного совета Д 212.109.01 в Литературном институте им. А.М.Горького по адресу: 123104, Москва. Тверской бульвар, 25, ауд.23.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Литературного института им. А. М. Горького.

Автореферат разослан ноября 2004 года.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В современном культурном сознании Георгий Владимирович Иванов (1894-1958) появился внезапно, не просто талантливым стихотворцем, но мэтром, одним из лучших русских поэтов XX века. «Эмиграция» затянулась - не до 1958, а до 1990-х годов. Объектом исследования в данной работе является творческое наследие Георгия Иванова, созданное им в эмиграции (1922 - 1958). Такой выбор обусловлен особым положением лирики, созданной на чужбине, в творчестве писателя: это его зрелые, полнокровные в художественном отношении работы. Именно в них Г.В. Иванов наиболее полно выразил себя, свое отношение к России, к современному миру. Мы сосредоточили внимание на эмигрантских поэтических сборниках, но для подтверждения наших выводов привлекаем стихи, написанные в России, произведения, не вошедшие в сборники, прозу и критические статьи.

Творческий путь Иванова во многом уникален. Формирование его как поэта происходило в России и пришлось на время Серебряного века.В дальнейшем он постоянно подчеркивал свою преемственность русской поэтической традиции. Однако большую часть жизни поэт провел во Франции, и расцвет его творчества приходится на середину XX века, когда в западной культуре начинают доминировать «постмодернистские» тенденции. Поэтому позднее творчество Иванова предоставляет нам редкий материал для исследования положения автора «на стыке времен». Этим объясняется актуальность работы, обусловленная необходимостью исследования судьбы русской поэзии в изменившихся условиях, причин кризиса традиционной культуры и поисков выхода из него.

Трагическое мировоззрение Георгия Иванова очевидно, поскольку имеет объективно-исторические причины. Эмиграция стала для Иванова катализатором, который обострил восприятие поэта, сделал его болезненно восприимчивым к переменам, происходящим в мировоззрении людей современной ему эпохи, пошатнул былую систему ценностей. Но была причина и субъективная -характерная особенность творческой индивидуальности, особая системность, присущая ивановскому познанию бытия и конструированию картины мира По нашему мнению, основной признак, характеризующий поэзию Иванова, -антиномичность (он определил это свойство как «талант двойного зрения»). В этом мы видим близость его, во-первых, к эстетике модернизма, верность которой он пытался хранить до конца жизни, а во-вторых, к русскому национальному сознанию. Двойственность, присущая мировосприятию поэта, явилась истоком трагизма поэзии Иванова конца 1930-1950

Иванова - это трагедия разорванного сознания, поиски утраченной внутренней цельности, не приведшие к результату. Трагедия судьбы удвоилась трагедией духа.

Предметом нашего исследования стала картина мира, явленная в стихах поэта Система противоположностей как организующее начало, их взаиморавновесие или дисбаланс, выявляется как при подробном исследовании отдельных произведений, так и обзорном анализе сквозных мотивов и образов творчества Георгия Иванова 1920-50-х годов.

Цель нашей работы - доказать, что образная антиномичность - не просто выражение двойственности мировосприятия поэта. В ее основе лежит внутренний диалогизм, то есть двуголосие - внутренний спор голосов двух разных субъектов, двух ликов лирического «Я».

Задачи диссертационного исследования

- проанализировать основные мировоззренческие установки Г. Иванова -эмигранта и определить их эстетическую природу;

- предложить целостную концепцию творчества Г. Иванова 1920-50-х годов; -выявить главные ценностно-смысловые объекты, на которые направлено

авторское сознание; рассмотреть двойственность отношения к ним;

-описать оппозиции, организующие картину мира в стихах Г. Иванова; -исследовать типы авторской эмоциональности, представленные в лирике;

- исследовать поэтику эмигрантских сборников Г. Иванова.

В поэзии 1920-30-х годов иерархически упорядоченные антиномии (высокое-низкое, пустяки-вечность, мировое уродство-мировая красота, гармония-хаос, музыка-банальность) существуют как части одной системы, что и обеспечивает их единство. Противоположные полюса опосредованы типом сознания лирического героя, тяготеющим к модернизму, и приобретают целостность еще и с точки зрения романтически возвышенного, вознесенного из «обычного» мира в ирреальный образа поэта.

Оценочное отношение к России, искусству и собственной жизни - вот ге смысловые доминанты, на которых строится двойственный образ лирического героя. Один голос, звучащий в творчестве Иванова конца 1930-1950-х гг, -романтически возвышенный голос поэта-модерниста, верящего в «музыку», в гармонию, высшие ценности, в искусство, в долг поэта. Второй голос принадлежит обыкновенному человеку, стареющему эмигранту, воспринимающему наступление постмодернистской эпохи как катастрофу, как торжество хаоса, потерявшему веру в Россию, искусство жизнь.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Трагическая разорванность, не-цельность авторского зрения - главная особенность миросознания Георгия Иванова конца 1930-1950-х годов.

2. Своеобразие авторского видения мира определяет поиски поэтом новых форм художественного освоения современности.

3. Диалогизм творчества Г.Иванова конца 1930-1950-х гг объясняется приверженностью поэта принципам модернизма, с одной стороны, и обостренным восприятием постмодернистских «веяний» в современной культуре, с другой

Практически каждая мысль лирического героя позднего Иванова, каждое переживание, каждый образ внутренне диалогичны, сопровождаются вечной оглядкой на «другого», имеют в виду иную точку зрения. Неспособность читательского сознания уловить это двуголосие может привести к неполному прочтению творчества поэта, к его усеченному восприятию. Напротив, внимание к диалогическим авторским интенциям обогащает понимание противоречий и антиномий художественного мира Георгия Иванова.

В основе нашего подхода лежит теория «диалогизма» художественного произведения, разработанная М.М.Бахтиным. Работа Бахтина («Проблемы поэтики Достоевского») дает методологическое основание для анализа взаимоотношений двух типов лирического сознания в творчестве Иванова конца 1930-1950-х гг, расцениваемых автором как «свой» и «чужой» голос. Методология исследования обусловлена стремлением предложить целостную концепцию творчества Георгия Иванова 1920-50-х годов, проследив его творческую эволюцию. Это определяет ориентацию на целостный имманентный анализ художественного текста. Он сочетается в диссертации с принципами системности и историзма.

Теоретическому обоснованию характеристик «постмодерна» служат работы ХОртеги-и-Гасета, М.Фуко. Р.Барта, П.Козловски, И.Ильина. Л.Зыбайлова и В.Шапинского. Актуальными для диссертации также оказались исследования по теории литературы Б.М.Эйхенбаума, В.И.Тюпы, М.Л.Гаспарова, Ю.М.Лотмана. М.Ю.Лотмана. Е.Г. Эткинда, Л.Я. Гинзбург.

Научная новизна исследования заключается в выбранном аспекте анализа творчества Г. Иванова. Его лирика впервые рассматривается с позиций бахтинской теории «диалогизма», обычно прилагаемой лишь к прозаическим произведениям.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в исследованиях по истории русской литературы и культуры. при чтении общего курса лекций по истории русской литературы XX иска, при

разработке спецкурсов по истории литературы Русского Зарубежья в вузовской и школьной практике.

Апробация работы. Отдельные главы диссертации и ее основные положения обсуждались на заседаниях кафедры истории русской литературы XX века Иркутского государственного университета, кафедры истории русской литературы XX века Литературного института им. A.M. Горького, были представлены в виде тезисов на региональном симпозиуме «Национальный гений и пути русской культуры» (г. Омск, 1999) и ежегодных межвузовских научно-практических конференциях (г. Иркутск).

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 275 наименований. Объем работы -

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении дано обоснование актуальности и новизны избранной темы, определяются цели и задачи работы, проясняется логика анализа, определившая структуру диссертации, формулируются ее исходные методологические установки.

Творчество Георгия Иванова в эмиграции мы разделяем на два периода. Первый, с 1922 г по 1938 г, охватывает время, прошедшее с момента выхода последнего изданного в России сборника «Лампада» (Петербург. 1922) до опубликования «Распада атома» (Париж, 1938), знаменующего начало нового поэтического взгляда на мир. В течение этого периода Ивановым были написаны «Розы» (Париж. 1931) и подготовлен сборник «Отплытие на остров Цитеру» (Берлин, 1937). Ко второму периоду, охватывающему время с 1938 по последний год жизни поэта, относится «Распад атома», а также стихотворные сборники «Портрет без сходства» (Париж, 1950), «Дневник» (Нью-Йорк, 1958) и «Посмертный дневник». Оба периода характеризуются определенными, заметно отличающимися друг от друга мировоззренческими установками, анализу которых посвящены соответственно вторая и третья главы диссертации.

Первая глава «Эволюция Георгии Иванова в зеркале критики и современного литературоведения» содержит обзор критических и литературоведческих работ о Г. Иванове. Самые значительные из отзывов на его первые поэтические сборники принадлежат В.Брюсову, А.Блоку, Н.Гумилеву. В.Ходасевичу. С.Городецкому. В.Жирмунском). Они сходятся в главном - молодой поэт почти в совершенстве владеет мастерством стихотворца, обладает художественным вкусом, но. пожалуй, чересчур буквально придер/кивается

акмеистических канонов, кроме того, находится под сильным влиянием М.Кузмина и Н.Гумилева. В стихах нет глубины, за мастерством не угадывается личной заинтересованности автора. Однако, несмотря на почти единодушные негативные отзывы на его последний сборник «Сады», к 1922 году, году отъезда за границу, Г. Иванов был уже известным поэтом, но поэтом, без сомнения, второстепенным.

На наш взгляд, неверно говорить о доэмигрантском и эмигрантском периодах в творчестве Г.Иванова как о двух отдельных, независимых друг от друга этапах. И все же новая манера поэта шокировала многих. Современники часто упрекали его в нигилизме (Н.Берберова, В.Яновский, Г.Струве, И.Херасков. Г.Федотов). Но «нигилизм» и ирония у позднего Иванова очищаются огромной степенью страдания и отчаяния. Это отчаяние «всеобщее, вселенское, бытийственное» (Н.Богомолов). Современники отмечают удивительное созвучие поэзии Иванова эпохе (З.Гиппиус, В.Злобин, Г.Адамович, В.Марков, Р.Гуль). Ю.Иваск, В.Смоленский, Г.Адамович говорят о музыкальном начале поэзии Г.Иванова, усмиряющем экзистенциальные противоречия. П.Бицилли отмечает качество «чистой» поэзии, удивительную цельность стихов Г.Иванова. Продолжает мысль Бицилли о «форме» и «содержании» ивановских стихов А.Бем. говоря о том, что их «последняя простота - итог величайшей сложности». Многие авторы единодушны в характеристике поэтики Иванова как поэтики контрастов (З.Гиппиус, Н.Бернер, К.Померанцев, В.Блинов). В некрологах Г.Иванова назовут «лучшим из современных поэтов», «гордым принцем русской поэзии», «поэтом предельной точки», «талантливейшим поэтом нашего времени».

Первые критические статьи о Г.Иванове, опубликованные в России в конце 1980-х гг (Е.Ермиловой, Ю.Кублановского, В.Полушина, Е.Хмельницкой, М. Шаповалова и др.), носили обзорный характер. Затем настал черед более детального осмысления его поэзии и творческой судьбы (работы А.Арьева. Н.Богомолова, Е.Витковского, Е.Гальцовой, М.Костовой, В.Крейда, Л.Миллер. С.Семеновой, В.Смирнова, Р.Тименчика, А.Чагина и др.). И.Агуши стала автором первой диссертации (Гарвард. 1970) о творчестве Георгия Иванова. В 1990-е годы появились три отечественных диссертационных исследования творчества поэта. Они сосредоточены на отдельных аспектах художественой манеры Г.Иванова -развитии тенденции «аскезы» (Е.А.Алекова), эволюции иронии (И.Н.Иванова), используемых художником культурных знаках и кодах (Т.В.Данилович).

К началу XXI века творчество Г.Иванова, ранее недоступное, уже заняло свое особое место в культурном сознании. По не обошлось и без мифотворчества.

Общим местом стало утверждение, что своим поздним гением поэт обязан катастрофе, некой мгновенной вспышке (под которой, несомненно, понимается эмиграция). По-видимому, «миф» о Георгии Иванове потому так устойчив, что накладывается на древний прасюжет инициации - смерти и последующего воскрешения культурного героя, обогащенного новым знанием, где отъезд в эмиграцию ассоциируется со смертью, а позднее творчество - с возрождением. Но, по нашему мнению, на трансформацию богемного «Жоржика» в серьезного, глубокого лирика повлияла не только и не столько эмиграция, но и все углубляющийся внутренний трагический разлом. Причинами его были не только внешние события, но и аптиномичпость лирического сознания поэта, которая диктовала особенную, дихотомичную картину мира, заставляла ощущать себя человеком на сломе двух миров: не только западного и русского, но и модернистского и постмодернистского.

Во второй главе «Своеобразие лирического сознания в творчестве Георгия Иванова 1920-30-х годов» исследуются особенности «модернистского» мировидения поэта, воплощенные в стихах сборников «Розы» и «Отплытие на остров Цитеру».

В параграфе первом «Литературные традиции в доэмигрантских сборниках Г. Иванова» дается характеристика его раннего творчества. В первых сборниках Г.Иванова его излюбленные образы, перешедшие впоследствии в эмигрантскую лирику (розы, закат, море, лед, синева, сияние) еще акмеистически реальны, не символичны. Молодой поэт - носитель позитивного модернистского сознания. Жестокости и грубости мира реального он противопоставляет идеальный мир искусства. Иванов-акмеист испытывает на себе влияние эстетики возрожденного романтизма (культ поэта, двоемирие, вера в прекрасное), на которую опирается и символизм (чье влияние практически незаметно в раннем творчестве Иванова). Возможно, это генетического родсгво заставит Иванова позднее, в 1930-е годы, в поисках новой для себя манеры письма обратиться именно к символистским истокам.

Во втором параграфе «Рецензии Георгия Иванова как его поэтические декларации» анализируются критические отзывы самого поэта. В ранней статье (1917), посвященной «Стихам о России» А.Блока, уже вполне сформировалось его представление о настоящей поэзии. Здесь обнаруживается антиномия, которой Иванов будет верен всю жизнь. Он противопоставляет мастерство, совершенную технику и «музыку» стиха, выражающуюся именно в ОТСУТСТВИИ

ухищрений, в «банальной рифме», «знакомом образе», которые «неожиданно загораются с новой силой и кажутся произнесенными в первый раз». В рецензиях на «Гонг» А.Холчева (1930) и «Флаги» Б.Поплавского (1931), других статьях и письмах разных лет Г.Иванов выражает свое понимание сути и назначения творчества. Мы выделяем несколько жестких оппозиции, иногда накладывающихся друг на друга, сверяясь с которыми Иванов характеризует современного ему автора, делает вывод о состоянии современного искусства и, главное, строит собственную картину мира: простота - мастерство, одухотворенность/многомерность - приземленность/одномерность, человеческая жизнь/смертность - ирреальность/вечность.

В третьем параграфе «Образная антиномичиость книг «Розы» и «Отплытие на остров Питеру» внимание сосредоточено на характерной особенности поэта видеть мир разделенным на противоположности. Противопоставления, сосуществование которых в одном пространстве часто подчеркивается оксюмороном или соединительным союзом «и», организуют строгую иерархическую систему. Их антиномичность снимается гармонией «музыки» как ирреальной сущности мира. Нет ничего страшнее для сознания поэта, чем мысль о крахе незыблемых ценностей, о разрушении иерархий. Трагическим восприятием современной культуры как хаоса будет пронизано все позднейшее творчество Г. Иванова.

Внешний хронотоп художественного мира Иванова организован согласно его антиномичному мышлению. Символистски-романтическое противостояние идеального, райского «там» и реального, негативно оцениваемого «здесь» реализуется не только в прорывах-прозрениях из обыденности в «трансцендентное», но и в противопоставлении прошлой жизни в России и современного существования в эмиграции. Россия для Иванова становится центром мироздания. Эдемом, из которого он вместе с другими соотечественниками был изгнан. Хронотоп настоящего, существующего вне пространства и времени, оборачивается инфернальным хронотопом мертвого мира и мира мертвых. К нему относятся и мотивы холода, пустоты, тьмы.

Художественному миру «Роз» и его лирическому герою присущ очегическип модус художественности. Внутренний хронотоп лирического героя -это романтический хронотоп воспоминания. Если эмигрантское существование принадлежит темному хронотопу смерти, а прошлое, живущее в воспоминаниях, очерчено антиномичным ему светлым хронотопом жизни, то лирический герой

оказывается за их пределами, выпавшим из пространства и времени. Одна его часть действительно принадлежит былому, он ощущает себя умершим вместе со всеми. Другая заставляет вечно возвращаться назад, безуспешно искать потерянный рай. Реально существующему здесь и сейчас Парижу он органически чужд, хотя и описывает его резко контрастирующими с общим символистским тоном стихов «акмеистическими» деталями. Таким образом, здесь уже закладывается зерно будущего трагического разрыва лирического героя с самим собой, которое будет диалогически заострено в предсмертных стихах.

В четвертом параграфе «Символистский контекст творчества Г Иванова периода «Роз» доказывается, что дуализм художественного мышления поэта, а также его тяготение к антиномиям позволяют сделать вывод о близости и преемственности его поэтики поэтике модернизма, антиномичность которой является одной из характернейших ее черт. У антиномически мыслящего Георгия Иванова символистское двоемирие, прорывы-прозрения иного мира, преклонение перед «мировой красотой» и устремленность к вечному органически сочетается с акмеистической яркостью конкретных деталей, четкой предметностью.

Идея синтеза, то есть сопряжение противоположностей во имя новой целостности художественного сознания была для символистов определяющей. Для Г.Иванова прообразом искомого синтеза стала «музыка». Этот образ, доставшийся в наследство, в первую очередь, от творчества А. Блока, в поэзии Георгия Иванова приобрел совершенно оригинальные черты. «Музыка» в понимании Блока - это стихия, захватывающая человека, освобождающая от условностей цивилизации, она вне пределов зла и добра. Для образа же ивановской музыки важнее лежащая в ее основе гармония, а не стихийное, хаотическое, разрушающее упорядоченность противоположностей начало.

В пятом параграфе «.Музыка как доминанта творчества Г. Иванова» мы рассматриваем стихи 1930-х гг. пронизанные элегическим пафосом, с их культом музыки, как принадлежащие к «напевному типу лирической поэзии» (Б.Эйхенбаум). В лирике этого типа мелодическая интонация действует как организующее начало композиции, доминанта, а смысл отступает на второй план.

Поскольку интонационно-ритмическая структура стихотворения оказывается самой важной составляющей, банальность образов уже не имеет значения. Скорее даже наоборот. их «затертость». семантическая невыразительность становится фоном, на .котором ярче выделяется мелодика стиха (отсюда - пристрастие к отвлеченным понятиям; неопределенным

местоимениям; союзу или, связывающему часто противоположные значения слов, подчеркивающему необязательность, неточность их выбора). В «Розах» Иванов привлекает множество приемов, усугубляющих интонационное звучание стихотворения: словесные повторы, нагнетание образов, нанизывание эпитетов, анафоры, внутренние рифмы, ритмический и синтаксический параллелизм, совпадение ритмического и синтаксического членения.

В шестом параграфе «Русская тема» в творчестве Г. Иванова» анализируются образы, характеризующие отношение Иванова к России и ее гибели, а также доказывается близость некоторых черт, характерных для мировидения Иванова (резкая антиномичность, максимализм, беспредельность, а также созерцательность и «тоска» по идеальному, которой будет пронизано его предсмертное творчество), к особенностям русского национального сознания, в частности, к «Русской идее», какой ее видели русские художники и философы, современники поэта.

Говоря о гибели Петербурга, Иванов, опять подтверждая свою склонность к противоречиям и их единству, подчеркивает особую притягательность его последних дней. Цитируя Пушкина, Иванов преподносит читателям еще одну дихотомию: предчувствие гибели - наслажденье. В сближении антиномий Иванов нашел еще один своеобразный прием обогащения смыслов: скрытая оппозиция придает слову новый смысловой оттенок, неожиданный «привкус» совершенно противоположного значения. Единовременное сосуществование этих противоположностей в предреволюционном Петербурге - ядро строения романа «Третий Рим». Революция в восприятии поэта -Апокалипсис. Петербург, подобно библейскому Вавилону, гибнет, погрязший в пороке. Более того, конец России для Иванова - предвестник конца всего мира. Об этом говорится не только в романе, но и во многих стихах поэта. Образ заката, лейтмотивный для Иванова, воспринимается как отблеск огромного, всемирного апокалипсического пожара. Огонь в культурной традиции амбивалентен, он уничтожает и обновляет мир. У Г. Иванова же никакого обновления и возрождения не происходит. В стихах, посвященных России, поэт часто прибегает и к образам, связанным с надвигающейся вечной тьмой и заметающим прошлое, погружающим в забвенье снегом. Антиномичность всепожирающего «огня» и мирового «холода» снимается объединяющей их идеей исчезновения, краха России, провала в небытие, обращения расчисленного пространственно-временного «русского» космоса в хаос.

В седьмом параграфе «Личность и философия К.Леонтьева в восприятии поэта» проводятся аналогии между некоторыми чертами

эсхатологической философии К. Леонтьева и кризисным мировосприятием Г.Иванова. Иванову был близок общий эсхатологический настрой философии К.Леонтьева. В русле его философских идей лежат размышления Иванова о причинах распада Российской империи, об апокалиптическом хаосе современного мира, сглаживающем необходимые для развития жизни противоречия, о несостоятельности и упадке современного искусства и культуры. Доказательством тому служат признаки нового, «чужого» для поэта постмодернистского общества.

Представления о «русской душе» и «русской идее» в художественном мире эмигрантской поэзии Г. Иванова проявляют себя в некоторых чертах художественной картины мира: в ее резкой поляризованности, в совмещении противоположностей, в устремленности в вечность и бесконечность, созерцательности лирического героя, в эсхатологизме доминирующих образов. Кроме того, основополагающие характеристики художественного мира стихов Иванова 1930-х годов - строгая иерархичность, разграничение реального и ирреального, мгновенного и вечного, резкая поляризованность, наличие которой как раз и допускает рождение музыки как синтеза, взаимоуравновешенность «мировой красоты» и «мирового зла» как принцип гармонии, обеспечивающей целостность мира и единство художественного сознания, совпадают с главными особенностями поэтики модернизма, «поэтики целостности и антиномий одновременно» (Л.Колобаева). Г. Иванов 1930-х годов сознательно ориентируется на напевный, а не говорной, как в акмеизме, стих, выбирает музыку, а не акмеистическую внешнюю изобразительность, которая превалировала в его юношеских стихах. Тип лирического сознания, преобладающий в «Розах» и «Отплытии на остров Цитеру». можно с полным правом назвать модернистским, причем модернистским с явным уклоном в символизм.

Третья глава «Творчество Георгия Иванова конца 1930 - 50-х годов как двуголосие модернистского и постмодернистского типов лирического сознания» сосредоточена на исследовании диалогизма творчества Иванова конца 1930-50-х годов как той новой художественной позиции, которая позволила ему расширить горизонт художественного видения, заставила взглянуть на мир под другим углом художественного зрения. М. Бахтин писал: «Нам кажется, что можно прямо говорить об особом полифоническом художественном мышлении, выходящем за пределы романного жанра». По нашему мнению, определение «полифоническое художественное мышление» в определенной степени приложимо

к художественному мышлению позднего Иванова. В стихах «Портрета без сходства», «Дневника» и «Посмертного дневника» мы слышим два голоса. Первый соответствует модернистскому типу лирического сознания, который был присущ лирическому герою «Роз», это голос творческой индивидуальности, Орфея, черпающий свои аргументы из былого иерархического устройства миропорядка. Второй - голос, принадлежащий постмодернистскому миру, голос современного человека, Иванова, живущего в хаотически неупорядоченной вселенной.

Параграф первый «Основные признаки эпохи постмодерна и их пречоч.чение в стихах Г. Иванова конка 1930-1950-х гг» Осознание поэтом себя в постапокалиптическом хаосе с остановившимся временем и прекратившей свое течение жизнью совпадает с «постмодернистским» мироощущением, охватившим многих в XX веке. Модернистская картина мира выстроена в соответствии с определенной иерархией, ей свойственны рациональные причинно-следственные связи, весь мир в модернистском сознании имеет четкую структуру с выраженным центром и уходящими вглубь корнями. Постмодернист же видит мир как хаос, лишенный причинно-следственных связей и ценностных ориентиров. Рушится и само понятие личностного начала, для сознания классического всегда стоящего в центре мироздания.

Уход традиционной культуры и наступление постмодернистской эпохи субъективно были восприняты Ивановым как утрата жизненного и поэтического «пути», растворение в хаосе. Это отчетливо видно при анализе эволюции образа «дороги» в творчестве поэта. Сюжет как линейная, устремленная от начала к концу цепь неповторяющихся событий в отношении лирики Иванова накладывается на представление поэта о творческом «пути». На поверхностном уровне сюжет сформирован биографическими моментами. Уровень более глубокий, как мы уже упоминали, обнаруживает сходство с мифологическим протосюжетом инициации, складывается из четырех фаз: фазы ухода (расторжения прежних связей), фазы символической смерти, фазы пребывания в стране мертвых (испытаний, приобретения знаний) и фазы возвращения (символического воскресения в новом качестве) (В. Пропп). По нашему мнению, лирический герой Иванова (вступая в противоречие с расхожим «мифом» о воскресшем в эмиграции гении) не переступает рокового порога, за которым его ждет обновление и возрождение в новом качестве, герой лишен способности к мимикрии, он не приспособлен к жизни в постмодернистском обществе, в изменившихся условиях. Поэтому фаза смертельных испытаний для него длится и длится. Он перманентно находится в

состоянии кульминации. Лучше всего это состояние выражено Ивановым при помощи материализации образа отчаяния («За столько лет такого маянья...»). Тут опять сказывается склонность поэта к мышлению крайностями, к совмещению противоположностей. Поскольку отчаяние растянуто до бесконечности, оно с присущей ему предельностью и исключительностью, со своей высшей точки способно теперь дотянуться до противоположного края и соприкоснуться с привычкой. В художественной системе позднего Иванова исключительное удваивается обыкновенным, высокое - низким, серьезное - несерьезным. «Отчаяние я превратил в игру», - такую формулу творчества предлагает поэт. Путь инициации предполагает открытую позицию по отношению к миру. Это судьба «блудного сына», приобщение к жизни на пути искушений и блужданий. Оно-то как раз и отсутствует в поэзии Иванова. Отсутствие четвертой фазы, фазы преображения, в которой должна произойти перемена внутреннего статуса героя, означает художественную дискредитацию жизненной позиции такого персонажа. В случае с лирическим героем Иванова этой позицией является осознание себя «последним петербургским поэтом», верность модернизму, осознаваемая как бессмысленная и даже вредная («мне исковеркал жизнь талант двойного зрения»). Это передается и на образном уровне: конец «пути» поэта теряется в густом тумане или засыпавшем все дороги снегу. Позднее творчество Иванова прочитывается как трагический рассказ о мученике, не дождавшемся воскрешения.

Во втором параграфе «Распад атома» как ключевое произведение Г. Иванова» дан анализ основных идей этой ««лирической поэмы в прозе» (Ходасевич), свидетельствующих об эволюции мировоззрения поэта в конце 1930-х годов. Основные творческие принципы, которые были незыблемыми еще для Иванова периода «Роз», в «Распаде атома» подвергнуты большому сомнению.

В сознании лирического героя жизнь раздваивается на «сон» и «явь», в свою очередь двоящуюся «мировой прелестью» и «безобразием». Это качество -свидетельство его близости к автору, его мировидению. Однако вековая иерархия, при которой у мировой красоты и мирового уродства были свои несмешиваемые позиции, которые утверждались за счет «сияющей» ирреальности, в «новом веке» оказалась пошатнувшейся. В «Распаде атома» Г. Иванов уверенно вводит в свой поэтический арсенал принцип, за которым стоит трагическая уверенность в наступающем хаосе, принцип, ставший одним из основных в его позднем творчестве, - сближение противоположных понятий, которые, однако, не уравниваются, не взаимозаменяют друг друга, а. оставаясь сами собой.

обогащаются противоположным смысловым нюансом. «Прелесть жизни» так болезненно тревожит героя, может быть, в первую очередь, из-за проглядывающей в ней тленности, «бесчеловечная мировая прелесть» смешивается с «одушевленным мировым уродством».

«Распад атома» - произведение, принципиально меняющее художественную манеру Иванова. Рядом с монологическим, авторитарным, утверждающим иерархии, цитирующем классиков голосом модерниста явственно слышится иной голос. Голос, принадлежащий субъекту, для которого очевиден окружающий его распад, который везде замечает его приметы, который искажает поэзию прошлого, подпадает под власть всеобщего разложения и от его имени совершает действия, еще глубже затягивающие человека в «мировое уродство». Полифония «Распада атома» сближает его с такой жанровой разновидностью, как роман. В художественном пространстве произведения Иванова сталкиваются две противоположные картины мира - модернистская со свойственным ей космическим хронотопом жизни, ассоциирующейся с прошлым, Россией, классическим искусством, любовью, мировой прелестью и постмодернистская с хаотическим инфернальным хронотопом, связанным с остановившимся настоящим, смертью, разложением.

В третьем параграфе рассматривается «Эволюция образов, связанных с Россией, в творчестве Г. Иванова конца 1930-1950-х годов». Именно национальное своеобразие мышления русского человека, каким его понимает Иванов, вечная тяга к Неведомому, порыв к духовному Идеалу препятствует его слиянию с безликими, ориентирующимися лишь на понятия пользы «массами» современного западного мира.

В стихах Иванова религиозное ожидание Царства Божьего оборачивается ожиданием воскресения России. Поэт предчувствует мистическое повторение счастливой жизни в Петербурге. Но постепенно это вера в воскресение России сходит на нет. Все чаще слышится горькая ирония: «И ничему не возродиться / Ни под серпом, ни под орлом!». Инфернальный хронотоп, связанный с «настоящим» поэта и заявленный в «Розах», продолжает рсализовываться в позднейших стихах, все более подчиняя себе лирического героя. Утрата родины переживается поэтом как ужасающее ощущение пустоты, черной дыры, поглотившей его страну, провал во времени и пространстве. Но противоречия разрывают поэта и тут. То он пишет о «пустоте», существующей вместо России, то превозносит ее высокий духовный потенциал.

Мировоззрение Георгия Иванова в последний период жизни двойственно, и одна его, «постмодернистская» ипостась не дает никакой надежды на счастье ни в этом, ни в том мире. Точнее, уже и в само существование ирреального мира «трезвомыслящий» поэт не верит («И воскресенье — тоска?»). И если для В.Ходасевича «конец света» - это долгожданное спасение от рутины жизни, и он жаждет его скорейшего наступления, то для Иванова обреченный мир уже начал гибнуть, распадаться, и это неостановимо. Эсхатологический миф, который творит Иванов, все-таки не допускает личного воскрешения. История обрывается вечно длящимся Апокалипсисом.

В четвертом параграфе «Образ зеркача в лирике Г.Иванова последних лет» исследуется «зеркальная» тема, занимающая важное место в творчестве поэта. Так как время остановилось, поэт теряет надежду на завтрашнее и опору в сегодняшнем. Он вынужден постоянно оглядываться, именно там находя утраченную цельность. Само существование в постмодернистском пространстве, столь отличном от прежнего, порождает непреодолимое ощущение раздвоенности, разорванности личности. Утрата собственной идентичности выражена в заглавии сборника «Портрет без сходства». Глядя в зеркало, лирический герой не находит сил признать в стареющем поэте-эмигранте самого себя. Он видит собственного двойника, трагически не совпадающего с ним сегодняшним. Зеркальное отражение является из прошлого и предсказывает тупиковое будущее героя. Всеми силами желая достигнуть долгожданного покоя и умиротворения, примирения с действительностью, поэт все же вынужден балансировать на грани двух миров, двух культур, двух мировоззрений.

Символика зеркала является ключевой в «программном» стихотворении «Друг друга отражают зеркала...». Образным строем его Иванов прежде всего пытается передать ощущение утраты веры в существование незыблемых истин и абсолютных ценностей. В современном мире нет прочной основы, на которую мог бы опереться человек - вокруг лишь зыбкие, постоянно меняющиеся, неустойчивые ориентиры - отражения отражений. Бесконечный зеркальный коридор все дальше уводит от приоритетов прежней жизни, и смысл ее все более теряется, ускользает, уступая место вечной, бесцельной и пустой в конечном счете «постмодернистской» игре и постоянной спутнице поэта - тоске. Последняя строфа - пессимистический вывод, озвученный «постмодернистским» голосом, в котором герой, по-своему перефразируя пушкинский «Памятник», отказывается от

былых неоспоримых ценностей и показывает, как смещаются ориентиры в современном мире, где человеку нечего противопоставить собственной тленности.

В пятом параграфе анализируется «Тема искусства в творчестве Г Иванова конца 1930-1950-х годов». Георгий Иванов, оказавшись изъятым из привычной ему социокультурной среды, стал более восприимчив к переменам, происходящим в человеческом мировоззрении (по мнению большинства исследователей, переход от модернизма к постмодернизму произошел именно в середине 1950-х гг). Но поэта ни в коем случае нельзя назвать постмодернистом. Описывая постмодернистскую реальность, пользуясь ее инструментарием. Иванов оставался человеком эпохи модернизма, и уход ее эстетических принципов был для него полон трагизма. В этом - принципиальная разница с аксиологически нейтральным мироощущением истинного художника-постмодерниста.

Мысль о кризисе, умирании искусства, одновременно возникшая во многих умах того времени (Х.Ортега-и-Гасет, П.Валери, В.Вейдле, ГАдамович и др.). имела свои объективные причины. Раньше искусство и наука признавались абсолютными величинами, и смысл человеческой жизни всецело оправдывался служением им. В эпоху постмодерна с конечного результата творческих усилий фокус смещается на сам процесс творческой деятельности, которая изменяется качественно: из усилия переходит в игру, обретающую самоценность и самодостаточность. Но поколению эпохи модерна, к которому принадлежит и Г.Иванов, подобное отношение к творчеству кажется излишне легкомысленным. Отсутствие серьезности воспринимается как недостаток. Более того, Иванов вообще отказывается считать подобные произведения искусством. Для Г.Иванова творчество всегда было средством проникновения в мир ирреальный. По его мнению, отказ от «трансцендентального плана» обернулся бездуховностью и смысловой облегченностью. Задача предъявить читателю образцы такого искусства и современной абсурдной, не освященной надмирной идеей реальности, стояла перед Ивановым в момент написания «Rayon de rayonne». Пребывающий в хаосе, оборвавший причинно-следственные связи мир творит искусство, подобное себе, не совместимое с понятием гармонии и излюбленной ивановской «музыки», искусство, не стремящееся к всеединству, дискретное, разобранное на составляющие, «сюрреалистическое».

Голос современника-«постмодерниста», спорящий с поэтом, стоящим на «модернистских» позициях, воспринимается лирическим героем как чужой. Пристрастие к былым ценностям, немыслимым в современном мире, мешает

полностью принять современную точку зрения, заставляет фокус двоиться, становится источником трагизма. Желание избавиться от коверкающего жизнь «двойного зрения» соседствует с противоположным желанием изжить в себе «нигилиста», отодвинуть подальше маску современника-обывателя, часто воспринимаемого не как вторая ипостась автора, а как не имеющий к нему отношения объект. «Чем объектнее пгроонанаж, тем резче выступает его речевая физиономия», - пишет М.Бахтин. Действительно, речевая характеристика постмодернистского голоса гораздо более определенна и ярка, чем характеристика голоса модернистского. Модернистский голос оперирует традиционно «поэтическими» образами, «высокой» лексикой, опирается на классические традиции. Постмодернистский голос обращается к сниженной лексике. Причем экспрессивно окрашенные слова чаще всего выбираются для обозначения мотива умирания или темы искусства. То, с каким упорством лирический герой замещает «высокие», ставшие для него немыслимо «пафосными», понятия просторечиями и жаргонизмами, указывает на болезненность этих тем, на присутствующий здесь скрытый спор, несогласие. Все это свидетельствует о том, что былые ценности, не смотря на декларации автора, отнюдь не потеряли всей своей значимости.

В шестом параграфе «Пушкинская тема» и образ лирического героя в лирике Г.Иванова» подчеркивается, что трагическая гибель Пушкина как символа «мировой красоты» стала для Г. Иванова событием, полным эсхатологического смысла. Здесь Г. Иванов видел еще одно подтверждение «торжества мирового уродства». Смерть поэта знаменовала начало гибели мира. Ирреальность, тайна ушли из поэзии. Теперь уже не найти истинного поэта, способного постичь гармонию. И лирический герой Иванова (в отличие, например, от Ходасевича) сознательно отказывается от положения «над толпой». Чтобы избавиться от мучающей и «бессмысленной» раздвоенности, Георгий Иванов выбирает путь, предложенный современной культурной ситуацией, ведущий к постепенному обезличиванию и нивелированию творческой индивидуальности. С такой установкой связана трансформация образа лирического героя в поздней лирике и поведение самого Иванова в последнее десятилетие жизни. Само название одного из последних сборников - «Портрет без сходства» - можно толковать и как лирический портрет не конкретно Георгия Иванова, а обобщенный образ одного из русских людей, эмигрантов, принадлежащих к одному поколению: то положение, в котором они оказались, да и существующий мировой порядок, уравнивает всех. Георгий Иванов и здесь оказался на границе разрывающих его противоречий: с

одной стороны, отказ от поэзии, трезвое осознание ее обманчивой сути, с другой -невозможность существования без стихов. Видимо, все-таки сознательно создаваемый образ «одного из многих» был органически не приемлем для воспитанного на романтических образцах поэта: чаще всего стихотворения содержат лишь желание стать, «как все», а не констатацию факта. Подтверждением этому служит то, что автор часто прибегает к использованию сослагательного наклонения или использует прием остранения, видения, но не узнавания.

Восприятие Пушкина молодым Ивановым было чисто эстетическим, и в этом оно совпадало с господствовавшей в то время оценкой поэта символистской критикой. Он виделся как наиболее полное личностное выражение природы художественного творчества, и, мысля Пушкина поэтом абсолютным, а значит аполлоническим, гармоническим, целостным, молодой Иванов не пытался усмотреть в нем какой-либо философской идеи. Поздний Иванов, утративший юношеский оптимизм, стал воспринимать Пушкина через призму его трагической биографии. По мысли Иванова, даже гений, владея абсолютным даром поэтической «музыкальности», не в силах избегнуть драматизма жизни. Пушкинское «нет. весь я не умру» в системе представлений тогдашнего Иванова об искусстве теряло свой жизнеутверждающий пафос. И трагическая судьба самого Иванова становилась еще одним подтверждением неизбежной трагичности удела русского поэта.

В седьмом параграфе исследуется «Диалогизм в лирике Г. Иванова» на примере стихотворения «Отзовись, кукушечка...». Поздние стихи Иванова можно (конечно, весьма условно) разделить на три группы, ориентируясь на доминирующий в них «голос». В первую войдут стихотворения с превалирующим «модернистским» взглядом на мир («В пышном доме графа Зубова...», «Был замысел странно-порочен...», «А что такое вдохновенье?» и др.). во вторую - с «постмодернистским» («Мне уж не придется впредь...». «Рассказать обо всех мировых дураках...», «В тишине вздохнула жаба... » и др.), а в третью - с явным двуголосием («Лунатик в пустоту глядит...», «То. о чем искусство лжет...», «До нелепости смешно... » и др. ). Однако и в первых двух группах диалогизм не преодолевается, а уходит в подтекст. В позднем творчестве Георгия Иванова нередки случаи, когда полем столкновения двух различных авторских позиций становится конкретный образ. Это придает ему символическую неоднозначность, даже амбивалентность. Но даже если противоположная точка зрения в стихотворении не вербализирована, «слово напряженно чувствует рядом с собой чужое слово, говорящее о том же предмете, и это ощущение определяем ею

структуру» (Бахтин). В стихотворении «Отзовись, кукушечка», проговариваемом голосом «постмодернистского» поэта-современника, недвусмысленно проявлен диалогизм, свойственный поэту, выражающийся в скрытом от поверхностного взгляда споре с самим собой-«модернистом», утверждающим ценности жизни и любви. Молчащая кукушечка оборачивается недостижимым символом бессмертной души. За «пустяками» угадывается «вечность». За приземленными подробностями - идеальный пласт человеческого существования. Всем своим строем стихотворение призвано передавать ощущение двойственности, разорванности бытия, и трещина эта, вполне согласуясь с мировой поэтической традицией, проходит через личное «Я». Стихотворение - еще одна неутешительная попытка соединить воедино двоящееся творческое сознание, обрести собственную цельность в новых условиях.

В восьмом параграфе «Интертекстуалыюсть в лирике Г. Иванова» речь идет о цитатности как о еще одном наиболее заметном качестве поэзии Г. Иванова, напрашивающемся на параллели с постмодернистской эстетикой. В поэтическом сознании Г. Иванова всегда звучали «чужие» строки. Вероятно, здесь сказывался акмеистический культ литературных реминисценций. Но очевидна разница в подходе к вплетаемым в текст цитатам в разные периоды творчества: молодой Г. Иванов повторял поэтов по принципу «эха», может быть, чуть искажая их. но не переосмысляя. Зрелый Г. Иванов стал использовать заимствования более целенаправленно. Видимо и здесь он одним из первых почувствовал «интертекстуальность» новой культуры. Подталкивает к многочисленным заимствованиям и господствовавшая в то время в сознании Г. Иванова мысль о невозможности прогресса в искусстве («Нет новизны, есть мера»). Проявление интертекстуальности можно усмотреть не только в осознанном (или неосознанном) цитировании других авторов, но и в сходном (или полемическом) развитии образов, тем, сюжетов (например, при сопоставлении лирики Иванова и Ходасевича несомненны параллели в развитии многих тем и мотивов). Для Г. Иванова русская поэзия, откуда он черпает цитаты. - это единое поэтическое пространство, общая культурно-национальная почва. Иванов ощущает право подключаться к этому единому поэтическому полю, поскольку он тоже относит себя к числу русских поэтов, внесших туда свою лепту. Поэтому вопрос об авторстве строки отступает на задний план.

Главный - диалогический - принцип поздней лирики Иванова - тоже своего рода интертекстуальность, наглядное отражение творческой эволюции поэта. В этом плане очень характерно, что Иванов часто возвращался к уже напечатанным произведениям, переделывая их в соответствии с изменившейся точкой зрения. Передки у

этого поэта и эпиграфы из собственных более ранних стихов - Иванов переосмысляет их по-новому. Двуголосие поздней лирики Г. Иванова часто проявляется именно в открытом диалоге лирического героя с самим собой, точнее - споре, несогласии и горькой иронической насмешке над приверженностью прежним идеалам.

В девятом параграфе рассматривается «Ирония в чирике Г. Иванова» как качество, присущее исключительно «постмодернистскому» голосу в отличие от «серьезного» голоса «модерниста». Ирония автора направлена, во-первых, на изжившие себя литературные направления, во-вторых, на массовую культуру с ее властью стереотипов, и. в-третьих, на самого автора как на объект, принадлежащий постмодернистскому миру. Важнейшим принципом иронии, несомненно, главным для диалогически мыслящего поэта, является принцип взаимовлияния противоположных смыслов.

Всепроникающая ирония «постмодернистского» голоса - порождение трагического мироощущения, только вывернутого наизнанку и направленного внутрь себя. Трагизм служит эстетической доминантой позднего творчества Иванова, обогащаемой другой, элегической, эстетической тенденцией. Трагический герой Иванова, выпав за пределы модернистской системы ценностей, привычной ему, оказывается в ситуации избыточной свободы, несовпадения человека с самим собой («портрет без сходства»). Восстановить распавшуюся целостность возможно ценой волевого отказа либо от мира (мотив самоубийства), либо от себя (попытки отказа от творческой индивидуализации лирического героя). Способом самоутверждения оказывается самоотрицание.

Двоящаяся позиция лирического героя Иванова подразумевает проблему выбора, стоящую перед ним. Но выбор в полном смысле уже невозможен из-за знания, открытого герою. Он выбирает «неизбежность поражения», и это его свободный, по-своему героический жест в мире абсурда, добровольное согласие со «своим жребием». выбор верности искусству прошлого, которого уже пет, высокому долгу поэта, безоговорочное приятие своей судьбы и сознательный отказ жить по законам современного мира. В предсмертных стихах поэта то и дело слышится резкая отповедь «постмодерну»: «Стихи и звезды остаются, / А остальное - все равно!». Однако осознание своего избранничества предполагает нерушимую веру в высшие ценности, в иерархию, отсутствие которой лишает подобную жертвенность смысла. И двоящаяся точка зрения поэта, возможность отстраненного иронического взгляда на себя лишает его возможности выстроить конфликт, поднимающийся до классического трагедийного пафоса.

В заключении представлен вывод о том. что всеобъемлющим принципом творчества Г.Иванова конца 1930-1950-х гг следует признать принцип лиалогический. В хаотическом современном мире индивидуальное модернистское сознание теряет цельность, трагически разрушается. Позднее творчество поэта характеризуется парадоксальным сочетанием двух мировоззренческих установок, причем постмодернистский «голос» расценивается как «чужой», в отличие от «родного» автору модернистского. При этом лирический герой обнаруживает стремление «чужой» тип сознания присвоить себе, освободиться от двоящегося фокуса зрения, восстановить утраченную на стыке двух культур цельность. Конфликтные отношения между «голосами» особенно остро ощущаются в отношении понятий, имевших ранее неоспоримую ценность, а ныне ее утративших - России, искусства, человеческой жизни. Два спорящих типа лирического сознания не приходят к согласию. Это незавершимое безысходно-трагическое диалогическое противостояние. Уникальное «двуязычие» мышления позднего Иванова составляет своеобразие его художественного мира.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:

1. Время и пространство в сборнике стихов Г. Иванова «Розы» (1931) // Новая школа: Научно-публицистический сборник. - Барнаул.1999. - №1. - С.35-38. (0,2 п.л.)

2. Интерпретация поэтического цикла (на примере цикла «Розы» Георгия Иванова) // Теория литературы в школе: Межвузовский сборник научных трудов. -Иркутск, 1999. - С.52-57. (0,3 п.л.)

3. Пушкин в художественной системе эмигрантской лирики Георгия Иванова // Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин. Платонов. Набоков в конце XX века: Материалы регионального симпозиума. - Омск, 1999. — С. 181-182. (0.1 п.л.)

4. Черты постмодернизма в поздней лирике Георгия Иванова // Анализ литературного произведения: Сборник научных трудов. - Иркутск, 1999. - С.83-86. (0,2 п.л.)

5. Эстетика и историософия: Г.Иванов и К.Леонтьев // Сто лет русской литературы: итоги века: Сборник научных трудов. - Иркутск, 2001. -С.56-62. (0.3 п.л.)

Подписано в печать 1.11.2004. Формат 60x84/16. Бумага для множительных аппаратов. Усл.печ.л. 1,2. Тираж 100 экз. Заказ № 318 Отпечатано в «типографии СТД РФ» с готового оригинал-макета. 125362, г. Москва, ул. Свободы,8/4.

»22948

183

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Трушкина, Анна Васильевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. Эволюция Георгия Иванова в зеркале критики и современного литературоведения.

ГЛАВА Н. Своеобразие лирического сознания в творчестве Георгия Иванова 1920-30-х годов.

§ 1. Литературные традиции в доэмигрантских сборниках Г.Иванова.

§ 2, Рецензии Георгия Иванова как его поэтические декларации.

§ 3. Образная антиномичность книг «Розы» и «Отплытие на остров

Цитеру».

§ 4. Символистский контекст творчества Г. Иванова периода «Роз».

§ 5. «Музыка» как доминанта творчества Г. Иванова.

§ 6. «Русская тема» в творчестве Г.Иванова.

§ 7. Личность и философия К.Леонтьева в восприятии поэта.

ГЛАВА Ш. Творчество Георгия Иванова конца 1930 - 50-х годов как двуголосие модернистского и постмодернистского типов лирического сознания.

§ 1. Основные признаки эпохи постмодерна и их преломление в стихах Г.Иванова конца 1930 - 1950-х годов.

§ 2. «Распада атома» как ключевое произведение Г. Иванова.

§ 3. Эволюция образов, связанных с Россией, в творчестве Г. Иванова .конца 1930-1950-х годов.

§ 4. Образ зеркала в лирике Г.Иванова последних лет.

§ 5. Тема искусства в творчестве Г. Иванова конца 1930-1950-х годов.

§ 6. «Пушкинская тема» и образ лирического героя в лирике Г.Иванова.

§ 7. Диалогизм в лирике Г. Иванова (на примере стихотворения «Отзовись, кукушечка.»).

§ 8. Интертекстуальность в творчестве Георгия Иванова.

§ 9. Ирония в лирике Г. Иванова конца 1930-1950-х годов.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Трушкина, Анна Васильевна

В современном культурном сознании Георгий Владимирович Иванов (1894-1958) появился внезапно, не просто хорошим поэтом, но мэтром, последним гением XX века. «Эмиграция» затянулась - не до 1958, а до 1990-х гг. Его первые стихотворные сборники, выходившие до революции, сохранились в библиотеках, но мало кого интересовали. Первой публикацией поэта на родине после долгих лет забвения стала подборка стихов в журнале «Знамя» в 1987 году, подготовленная В.П.Смирновым. Лишь в 1994 году, к столетию Г.Иванова, вышло трехтомное собрание его сочинений, явившее читателю дарование поэта в достаточной полноте. Объектом исследования в данной работе является творческое наследие Георгия Иванова, созданное им в эмиграции (1922-1958). Такой выбор обусловлен особым положением лирики, созданной на чужбине, в творчестве писателя: это его зрелые, обдуманные, полнокровные в художественном отношении работы. Именно в них Г.В.Иванов наиболее полно выразил себя, свое отношение к России, к современному миру. Мы сосредоточили внимание на эмигрантских поэтических сборниках, но для подтверждения наших выводов привлекаем стихи, написанные в России, произведения, не вошедшие в сборники, прозу и некоторые критические статьи.

Творчество Георгия Иванова в эмиграции мы разделяем на два периода. Первый, с 1922 г по 1938 г, охватывает время, прошедшее с момента выхода последнего изданного в России сборника «Лампада» (Петербург, 1922) до опубликования «Распада атома» (Париж, 1938), знаменующего начало нового поэтического взгляда на мир. В течение этого периода Ивановым были написаны «Розы» (Париж, 1931) и подготовлен сборник «Отплытие на остров Цитеру» (Берлин, 1937). Ко второму периоду, охватывающему время с 1938 по последний год жизни поэта, относится «Распад атома», а также стихотворные сборники «Портрет без сходства» (Париж, 1950), «Дневник» (Нью-Йорк, 1958) и «Посмертный дневник» (впервые полностью - в сборнике: Г.Иванов. Izbrannye stik-hotvorenia. Под ред. В. Сечкарева и М. Далтон. Вюрцбург, 1975). Оба периода характеризуются определенными, заметно отличающимися друг от друга мировоззренческими установками, анализу которых посвящены соответственно вторая и третья главы диссертации.

Его творческий путь во многом уникален. Формирование Георгия Иванова как поэта происходило в России и пришлось на время Серебряного века (его первый сборник вышел в 1912 году). В дальнейшем он постоянно подчеркивал свою преемственность русской поэтической традиции. Однако большую часть жизни поэт провел во Франции, и расцвет его творчества приходится на середину XX в., когда в западной культуре начинают доминировать «постмодернистские» тенденции. Поэтому позднее творчество Иванова предоставляет нам редкий материал для исследования положения автора «на стыке времен». Этим объясняется актуальность работы, обусловленная необходимостью исследования судьбы русской поэзии в изменившихся условиях, причин кризиса традиционной культуры и поисков выхода из него.

К началу XXI века современные критики и литературоведы уже вполне освоили поэзию Георгия Иванова. Ей посвящено несколько содержательных статей (например, статьи В.Агеносова, А.Арьева, И.Болычева, Н.Богомолова, Е.Вигковского, Е.Гальцовой, И.Гурвич, Л.Миллер, А.Пурина, В.Смирнова, А.Соколова, Р.Тименчика, А.Чагина и др.). Много лет творчеством поэта занимается Вадим Крейд. Обзору и анализу критических и литературоведческих работ о Г. Иванове посвящена первая глава диссертации.

По нашему мнению, основной признак, характеризующий поэзию Г.Иванова - ее антиномичность. Сам поэт определил это свойство как присущий ему «талант двойного зрения». Признак очевидный, лежащий на поверхности, от этого, однако, еще более нуждающийся в обстоятельном анализе. На наш взгляд, причины антиномичности коренятся в особенностях поэтического сознания Иванова, тяготеющего к дуалистическому видению мира. В этом мы видим близость его, во-первых, к эстетике модернизма, верность которой он пытался хранить до конца своих дней, а во-вторых, к русскому национальному сознанию. Полярность, антиномичность поэтического мышления Иванова пронизывает всю его художественную систему, начиная от мировоззренческих установок до образа мира и лирического героя, прослеживается на всех выявляемых уровнях - от внутренних (идейно-смысловых) уровней до внешних (образных, звуковых, ритмических).

Предметом нашего исследования будет картина мира, явленная в стихах поэта. Система противоположностей как организующее начало, их взаиморавновесие или дисбаланс, выявляется как при подробном исследовании отдельных произведений, так и обзорном анализе сквозных мотивов и образов творчества Георгия Иванова.

Цель нашей работы - доказать, что образная антиномичность - не просто выражение двойственности мировосприятия поэта. В ее основе лежит внутренний диалогизм, то есть двуголосие - внутренний спор голосов двух разных субъектов, двух ликов лирического «Я».

Задачи диссертационного исследования:

- проанализировать основные мировоззренческие установки поэта-эмигранта и определить их эстетическую природу;

- предложить целостную концепцию творчества Г. Иванова 1920-50-х годов;

- выявить главные ценностно-смысловые объекты, на которые направлено авторское сознание; рассмотреть двойственность отношения к ним;

- описать оппозиции, организующие картину мира в стихах Г. Иванова;

- исследовать типы авторской эмоциональности, представленные в лирике Г. Иванова периода эмиграции;

- исследовать поэтику эмигрантских сборников Г. Иванова.

В поэзии 1920-30-х годов иерархически упорядоченные антиномии (высокое-низкое, пустяки-вечность, мировое уродство-мировая красота, гармония-хаос, музыка-банальность) существуют как части одной системы, что и обеспечивает их единство, даже цельность. Противоположные полюса опосредованы типом сознания лирического героя, тяготящим к модернизму и приобретают целостность еще и с точки зрения романтически возвышенного, вознесенного из «обычного» мира в ирреальный образа поэта. В связи с этим необходимо уточнить значение самого термина «модернизм». Современное литературоведение определяет его как «эстетическую концепцию, сложившуюся в 1910-е и особенно интенсивно развивавшуюся в межвоенное десятилетие»1. Несмотря на резкие различия художественных школ (импрессионизм, символизм, акмеизм и др.), относящихся к модернизму, развитие этого направления в художественной культуре Запада и России позволяет говорить об определенной художественной системе, ему присущей. Для модернизма характерно ощущение «краха верований и духовных ценностей, которыми жили предшественники», «принцип постижения сокровенного смысла за эмпирикой явлений и вещей», доминирование художественной условности, подчеркивающей невозможность конечных, непререкаемых истин о мире, «ситуация отчуждения» личности от социума, интерес к подсознанию, «подчеркнуто субъективное изображение мира»2. Особенностям модернистского лирического сознания, воплощенного в стихах Г. Иванова 1920-30-х годов, посвящена вторая глава диссертации.

Третья глава сосредоточена на исследовании биологизма творчества Иванова конца 1930-50-х годов как той новой художественной позиции, которая позволила ему расширить горизонт художественного видения, заставила взглянуть на мир под другим углом художественного зрения. Имея в виду высказывание М. Бахтина о том, что при анализе художественного произведения «нужно понять не технический аппарат, а имманентную логику творчества, и прежде всего нужно понять ценностно-смысловую структуру, в которой протекает и осознает себя ценностно творчество, понять контекст, в котором осмысливается творческий акт», потому что «художественный стиль работает не словами, а моментами мира, ценностями мира и жизни»3, мы выделяем как главные ценностно-смысловые объекты, на которые направлено авторское сознание, Россию и русскую культуру, шире, искусство вообще. Оценочное отноше

1 Зверев A.M. Модернизм // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.,2001. -ст.566.

2 Там же. - ст.570.

3 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979. - С. 168, 169. ние к России, искусству и собственной жизни - вот те смысловые доминанты, на которых строится двойственный образ лирического героя. Один голос, звучащий в творчестве Иванова конца 1930-1950-х гг, - романтически возвышенный голос поэта-модерниста, верящего в «музыку», в гармонию, высшие ценности, в искусство, в долг поэта, голос раннего Иванова, даже Иванова периода «Роз». Второй голос принадлежит современнику, обыкновенному человеку, стареющему эмигранту, воспринимающему наступление «постмодернистской эпохи» как катастрофу, как торжество хаоса, потерявшему веру в Россию, искусство, жизнь. Термин «постмодернизм» мы, вслед за его современным исследователем, трактуем как «многозначный и динамически подвижный в зависимости от исторического, социального и национального контекста комплекс философских, эпистемологических, научно-теоретических и эмоционально-эстетических представлений»1. Постмодернизм выступает как характеристика определенного менталитета, специфического способа мировосприятия, мироощущения и оценки как познавательных возможностей человека, так и его места и роли в окружающей мире. Порой герой Иванова предпринимает попытки избавиться от «двойного зрения», преодолеть мучающую его двойственность и всецело принять «постмодернистский взгляд», что проявляется, прежде всего, в попытке слияния лирического «я» с другими, отказа от «музыки» и выдвижении на первый план игры и иронии, однако эти усилия заведомо обречены на неуспех. На наш взгляд, творчество Георгия Иванова 1950-х годов — непрекращающийся диалог модернистского и постмодернистского типов лирического сознания.

XX век с его социально-политическими катаклизмами привел к тому, что извечный трагизм мироощущения, присущий многим художникам, удвоился страданием, вызванным конкретными историческими причинами. Трагическая доминанта творчества А.Ахматовой, О.Мандельштама, В. Ходасевича и других крупных мастеров XX века не подлежит сомнению. Трагическое миро

1 Ильин И. П. Постмодернизм. // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.,2001. - ст.764. воззрение Георгия Иванова очевидно, поскольку имеет объективно-исторические причины. То самое большое человеческое горе, которое пророчили ему Ходасевич и Чуковский, свершилось. Эмиграция стала для Иванова тем катализатором, который обострил восприятие поэта, сделал его болезненно восприимчивым к переменам, происходящим в мировоззрении людей современной ему эпохи, пошатнул былую систему ценностей. Но была причина и субъективная - характерная особенность творческой индивидуальности, особая системность, присущая ивановскому познанию бытия и конструированию картины мира. Двойственность, присущая мировосприятию поэта (то, что сам он назвал «двойным зрением») явилась истоком трагизма1 его поздней поэзии. Можно утверждать, что трагедия Иванова - это трагедия разорванного сознания, поиски утраченной внутренней цельности, не приведшие к результату. Трагедия судьбы удвоилась трагедией духа.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Трагическая разорванность, не-цельность двоящегося авторского зрения - главная особенность миросознания Георгия Иванова конца 1930-1950-х годов.

2. Своеобразие авторского видения мира определяет поиски поэтом новых форм художественного освоения современности.

3. Диалогизм творчества Г. Иванова конца 1930-1950-х годов объясняется приверженностью поэта принципам модернизма, с одной стороны, и обостренным восприятием новых постмодернистских «веяний» в современной культуре, с другой.

Практически каждая мысль лирического героя позднего Иванова, каждое переживание, каждый образ внутренне диалогичны, полемически окрашены, сопровождаются вечной оглядкой на «другого», имеют в виду иную точку зрения. Неспособность читательского сознания уловить это двуголосие может

1 В. Хализев определяет трагическое как «одну из форм эмоционального постижения и художественного освоения жизненных противоречий» (Хализев В.Е. Теория литературы. -М.,1999, -С.74.) привести к неполному прочтению творчества поэта, к его усеченному восприятию. Напротив, внимание к диалогическим авторским интенциям обогащает понимание противоречий и антиномий художественного мира Георгия Иванова.

Для авторского сознания противоречия неизбывны, трагизм непреодолим. Только «музыка» стиха в трагической по своему эмоциональному звучанию поздней поэзии Иванова играет своеобразную, «катарсическую» роль, примиряющую противоречия, возвращающую целостность. Именно поэтому в воспринимающем, читательском сознании эмигрантские стихи Иванова осмысливаются как гармоничные и музыкальные. Противоположности уравновешивают друг друга, и рождается сияние, вспышка. Как написал В.Смоленский, «погибает поэт, но побеждает поэзия»1.

В основе нашего подхода лежит теория «диалогизма» художественного произведения, разработанная М. М. Бахтиным. Работа Бахтина («Проблемы поэтики Достоевского») дает методическое основание для анализа взаимоотношений двух типов лирического сознания в творчестве Иванова 1950-х гг, расцениваемых автором как «свой» и «чужой» голос.

Методология исследования обусловлена стремлением предложить целостную концепцию творчества Георгия Иванова 1920-50-х годов, проследив его творческую эволюцию. Это определило ориентацию на целостный имманентный анализ художественного текста. Он сочетается в диссертации с принципами системности и историзма,

В своем исследовании мы исходим из того, что задача литературоведа — результатами своего анализа обозначить границы художественного впечатления, адекватного тексту, оградить его от возможного читательского произвола. На основе фиксации и систематизации «факторов художественного впечатления» (М.Бахтин) исследователь идентифицирует тип художественной реальности (модус художественности), при этом не упуская из виду целостность со

1 Смоленский В. «Портрет без сходства» Г. Иванова// Возрождение. - 1954. - №32. - С. 141. вокупности факторов художественного впечатления, их полноту и неизбыточность.

Теоретическому обоснованию характеристик «постмодерна» служат работы X. Ортеги-и-Гасета, М.Фуко, Р. Барта, П.Козловски, И. Ильина, JI. Зы-байлова, В. Шапинского. Актуальными для диссертации также оказались исследования по теории литературы Б. Эйхенбаума, В.Тюпы, M.JI. Гаспарова, Ю.М. Лотмана, М.Ю. Лотмана, Е.Г. Эткинда, Л .Я. Гинзбург, А.К. Жолковского.

Научная новизна исследования заключается в выбранном аспекте анализа творчества Г. Иванова. Его лирика впервые рассматривается с позиций бахтинской теории «диапоггома», обычно прилагаемой лишь к прозаическим произведениям.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в исследованиях по истории русской литературы и культуры, при чтении общего курса лекций по истории русской литературы XX века, при разработке спецкурсов по истории литературы Русского Зарубежья в вузовской и школьной практике.

Апробация работы. Отдельные главы диссертации и ее основные положения обсуждались на заседаниях кафедры истории русской литературы XX века Иркутского государственного университета, кафедры истории русской литературы XX века Литературного института им. A.M. Горького, были представлены в виде тезисов на региональном симпозиуме «Национальный гений и пути русской культуры» (г. Омск, 1999) и ежегодных межвузовских научно-практических конференциях (г. Иркутск).

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 275 наименовании.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Особенности поэтического мира Георгия Ивановна 1920-50-х годов"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Объективная сложность, противоречивость и многоголосость современности, положение эмигранта и бездомного скитальца, природная антино-мичность мышления, усиленная влиянием русской национальной традиции и русского модернизма, наконец, дар видеть и тонко чувствовать мир - все это способствовало развитию диалогизма в творчестве зрелого Иванова. Владимир Марков совершенно справедливо заметил: «Георгий Иванов многолик, а не многослоен, и каждое его лицо необходимо»1. Остро переносимое чувство отчужденности обусловило глубину переживаемого чувства современности, а точнее, чувства смены культурных парадигм - модернистской и постмодернистской. Эволюция художественных воззрений Г. Иванова привела его от жизнеутверждающего акмеизма и романтического оптимизма в ранних стихах к бытийному трагизму в последних сборниках, воспринимаемому современниками как эпатаж и деэстетизация. Действительно, трагическая ирония «постмодернистского» голоса, споря с элегически ностальгирующим голосом «модерниста», разрушает мир реальный, современный и не созидает мир желанный, так как иронии подвергается все, в художественном мире поэта нет объектов вне пределов ее досягаемости. Но, в отличие от истинных постмодернистов, поэт не чувствует своего родства с такой эпохой, субъективно он ощущает себя последним модернистом, человеком из погибшего мира, принадлежащим культуре прошлого. Автор переносит в стихи признаки новой мировоззренческой системы, одновременно считая их пагубными для искусства, уход прежних эстетических принципов для него катастрофичен. Поэтому за безразличием, скукой и иронией у Г. Иванова стоит трагедия. Его позднее творчество - свидетельство постоянных попыток воссоздать утраченную при насильственном переходе из одной культуры в другую и — шире — из модернистской мировоззренческой системы в постмодернистскую - внутреннюю цельность. С этим

1 Марков В. О поэзии Георгия Иванова // Опыты. - 1957. - №8. - С. 88. связаны моменты самоидентификации (поиски родства и слияния с окружающими, добровольный отказ от «высокой» роли поэта). Трагизм заключается как раз в том, что цельности в современной ситуации Георгий Иванов не обрел. Отсюда и его фиксация на разорванности времени и пространства, абсолютизация ценности воспоминаний о жизни в России. Лирический герой Иванова, опираясь на былые неоспоримые ценности, остро чувствует смещение ориентиров в современном обществе, где человеку нечего противопоставить собственной тленности. Дискредитация модернистских принципов творчества в условиях постмодернистской культуры выражается в художественном мире поэта как ощущение затерянности во времени и пространстве, утрата своего пути «домой», вечно длящееся кульминационное «отчаяние». В этом - принципиальная разница с аксиологически нейтральным мироощущением истинного художника-постмодерниста.

Находясь в чужой ему стране, в безысходном положении человека без отечества и без родной культуры, Георгий Иванов оказался болезненно восприимчивым к переменам, происходящим в мире, воспринимая признаки постмодернистского общества как единственно возможное катастрофическое будущее. В изменившейся культурной ситуации, в новой, неприемлемой для него эпохе он осознал себя осколком погибшего мира, «последним петербургским поэтом». Ю.Иваск так отзывался о нем: «Он последний поэт (курсив автора -АТ) и не по своему эмигрантскому положению, а по призванию, по самому складу своего дарования, по опыту, отчасти, конечно, общему (историческому), но прежде всего личному (неповторимому)»'. Г. Адамович писал о своем современнике: «.пленительный, сладостно-слабый, испуганно-мечтательный поэт, с безошибочным слухом и заблудившийся, как «трамвай», из тех, о которых говорят «последний»: последний лирик, последний мечтатель, последний Пьел ро» . Однако, несмотря на то, что сам Иванов мыслит себя «завершителем эпохи», двуголосье, ясно слышимое в поздних стихах поэта, делает их звучание на

1 Иваск Ю. Рифма (новые сборники стихов) // Опыты. - 1953. - №1. - С. 196.

2 Адамович Г. Литературные впечатления. // Критическая проза. - М.,1996. - С.237. редкость современным, необычайно близким мироощущению тоскующего но цельности человека нашего времени.

Распад атома» - произведение, стоящее на границе двух периодов эмигрантского творчества Георгия Иванова и принципиально меняющее его художественную манеру. Оно не монологично, а диалогично. Рядом с авторитарным, утверждающим иерархии, цитирующем классиков голосом модерниста явственно слышится иной голос. Голос, принадлежащий субъекту, для которого очевиден окружающий его распад. В художественном пространстве произведения Иванова впервые сталкиваются два типа лирического сознания - модернистский со свойственным ему космическим хронотопом жизни, утверждающим ценность классического искусства, любви, мировой красоты и постмодернистский с хаотическим инфернальным хронотопом, связанным с замершим временем, смертью, разложением.

Если антиномии иерархически выверенного мира поэзии периода «Роз» скреплены единством авторского (модернистского) сознания, то стихи поэта конца 1930-х — 1950-х годов явственно обнаруживают диалогически организованное двуголосье двух типов лирического сознания - модернистского и постмодернистского, неравноценных для самого автора. Эти «голоса» находятся между собой в определенных диалогических отношениях. Это отношения несогласия, конфликта. Причем разводит два «голоса» именно аксиологический аспект. Диалогизм, двуголосость особенно остро ощущается в отношении понятий, имевших ранее неоспоримую ценность, а ныне ее утративших - России, искусства, человеческой жизни. «Постмодернистский» голос имеет свои определенные характеристики - тягу к просторечию, к сниженной лексике, иронии. Этот голос укоренен в реальности, погружен в быт, окружающий поэта (|богомерзкий Йер, пальмовая дыра, рыбный рынок). «Модернистский» голос по-прежнему апеллирует к образам-символам музыки, заката, мировой красоты. Для него характерен «метафизический» хронотоп - вечность и бесконечность. Этот голос серьезен, ему присущ императивный подход к жизни. В творчестве Иванова этого периода можно найти стихотворения с доминирующим модернистским» или «постмодернистским» голосом, а также с явным двуго-лосием, дающим автору возможность открыто сталкивать две точки зрения. Однако диалогизм присутствует и в первых двух типах стихов, только уходит в подтекст. Противоположное мнение может выдавать себя использованием глоссов (стилистически окрашенных образов). Часто две различные авторские позиции диалогически скрещиваются в пределах одного образа, придавая ему символическую неоднозначность. Но даже если противоположная точка зрения не вербализирована, автор, выбирая определенный «голос», не перестает чувствовать постоянное присутствие «другого», имеющего противоположное мнение, и это ощущение определяет структуру стиха.

Поэтическое слово Г. Иванова конца 1930-1950 гг - это не успокоенное, довлеющее себе и своему предмету лирическое слово, отрешенное слово, каким оно было в «Розах», со своим элегическим пафосом. Лирический герой Иванова, находясь в состоянии вечного несогласия, обращается к себе самому, к себе «другому», в конечном счете, к миру. Такая активная настроенность на диалог подразумевает и обращение к третьему, читателю (безразличие автора к ответной реакции, как и к собственной судьбе - мнимое). Говоря словами Бахтина, герой позднего Иванова «скашивает глаза в сторону - на слушателя, свидетеля, судью»1. Эта вовлеченность читателя в диалог побуждает его к ответу. Стихи Иванова можно любить или не любить, невозможно одно - оставаться к ним безучастными.

Анализ поздней лирики Георгия Иванова с точки зрения ее диалогизма позволяет выйти на новые рубежи изучения его творчества. Представляется необходимым подробнее проанализировать диалогические отношения поэта со своими предшественниками и современниками, в частности, с поэтами «парижской ноты», которая справедливо была названа В.Марковым «примечанием к Г. Иванову». Заслуживает отдельного внимания тема влияния на Иванова «петербургской поэтики» (Вейдле). Серьезного изучения, несомненно, требуют

1 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.,1972. - С.260. критические статьи Иванова, его прозаические произведения, особенно интересен анализ его «воспоминаний» как особого жанра мемуаристики, смыкающейся с беллетристикой. Ждут своего исследователя метрическая система поэта, своеобразие его рифмы. До сих пор не было предпринято попыток написать научную биографию Георгия Иванова, которая таит в себе немало белых пятен.

Список научной литературыТрушкина, Анна Васильевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абызов Ю. Рига глазами Георгия Иванова//Даугава. 1987. - №8. - С. 110111.

2. Агеносов В. Георгий Иванов // Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX в: Энциклопедический словарь. М.,1997.

3. Адамович Г.В. Собрание сочинений. Литературные беседы: "Звено" (19231928): В 2-х кн. / Вступ.ст., сост. и прим. О.А.Коростелева. СПб., 1998.

4. Адамович Г.В. Собрание сочинений: Стихи, проза, переводы. СПб., 1999.

5. Адамович Г.В. Собрание сочинений: Комментарии. СПб., 2000.

6. Адамович Г.В. Собрание сочинений. «Одиночество и свобода» Спб., 2002.

7. Адамович Г.В. Собрание сочинений. Литературные заметки: В 4 кн. — Спб., 2002.

8. Адамович Г. Наши поэты. Георгий Иванов // Нов. журнал. Нью-Йорк, 1958. -№52. - С.53-62.

9. Аксенова А. Метафизика анекдота, или Семантика лжи. // Лит. обозрение. -1994.-№11-12.-С.53-63.

10. Алекова Е.А. Поэзия Георгия Иванова периода эмиграции (проблема творческой эволюции): дисс. к-та филолог, наук. М.,1994.

11. И. Алексеев А.Д. Литература русского зарубежья. Книги. 1917-1940: Материалы к библиографии. СПб,. 1993.

12. Анненков Ю. Дневник моих встреч. Цикл трагедий: В 2 т. Л., 1991.

13. Анненский И.Книги отражений. М., 1979.

14. Анненский И. Стихотворения и трагедии. Л.,1990.

15. Арьев А.Ю. О красоте утрат. Лирика Георгия Иванова // Звезда. 1994.-№11. - С.126-133.

16. Арьев А.Ю. «В Петербурге мы сойдемся снова.»// Перечитывая заново. — Л.,1989.

17. Арьев А.Ю. Власть речи. // Звезда. -1999. №3. - С. 134-137.

18. Арьев А.Ю. Сквозь мировое уродство // Звезда. 1991. - №9. - С. 174-180.

19. Арьев А.Ю. Гений без свойств (к 105-летию со дня рождения Георгия Иванова) // Невское время. 1999. - 10 нояб.

20. Ахматова A.A. Стихотворения и поэмы. JI.,1989.

21. Баевский B.C. История русской поэзии. СмоленскД994.

22. Барабанов Е.В. «Русская идея» в эсхатологической перспективе // Вопр. филос. 1990. - №8. - С.62-74.

23. Барт Р. Избранные труды. Семиотика Поэтика. — М.,1994.

24. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.,1986.

25. Бахтин ММ. Проблемы поэтики Достоевского. — М.,1972.

26. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

27. Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2 тт. М.,1994.

28. Белый А. Символизм как миропонимание. М.,1994.

29. Бем А. Соблазн простоты // Вопр. лит. 1991. - №6. - С. 103-108.

30. Берберова Н. Курсив мой: Автобиография: В 2 т. New York, 1983.

31. Бердяев Н. Русская идея // О России и русской философской культуре. -М.,1990.

32. Бердяев Н. Самопознание. -М.,1991.

33. Бердяев Н. Судьба России. М.,1990.

34. Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. -М Л994.

35. Бернер Н. Разговор с музами // Литературный современник, Мюнхен, 1954,- С.257-265.

36. Бицилли П. Владимир Смоленский // Современные записки. —Париж, 1932. -№49. С.450-451.

37. Бицилли П. Г. Иванов: Отплытие на остров Нигеру // Совр. записки. —1937.- №64. С.458-459.

38. Блинов В. Проклятый поэт Петербурга // Нов. журнал. 1981. - №142. -С.66-87.

39. Блок А. Собр. соч: В 8 т. М.;Л., 1962-1963.

40. Богомолов H.A. «В пропастях ледяного эфира.» // Лит.газ. 1990,-14марта. - С.5.

41. Богомолов H.A. Георгий Иванов и Владислав Ходасевич // Русская лит. -1990. -№3.-С.48-57.

42. Богомолов H.A. Талант двойного зрения// Вопр. лит.- 1989.- №2,- С. 116-142.

43. Богословский А. «Вариант моей биографии в XIX веке» // Человек. 1994.- №2. - 173-176.

44. Болычев И. И. Творческий путь Игоря Чиннова: дисс. . к-та филолог, наук.- М Л999.

45. Брюсов В,Я. Среди стиховЛ 894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. -М.,1990.

46. Вайнштейн О.Б. Деррида и Платон: деконструкция логоса. // Мировое древо. 1992. - №1. - С.70-76.

47. Вайнштейн О.Б. Интервью с Жаком Деррида. // Мировое древо. -1992. -№1,-С. 77-80.

48. Валери П. Об искусстве. -М.,1976.

49. Васильев И. Георгий Иванов // Лит. обозрение. 1990. - №7. - С.23-24.50. «Ваш Гдеб Струве»: Письма Г.П. Струве к В. Ф. Маркову / Публ. Ж. Шерона // Нов. лит. обозр. -1995. №12.-С.118-152.

50. Вейдле В. Георгий Иванов // Континент. —1977. №11. — С.364.

51. Вейдле В. Петербургская поэтика. // Гумилев Н. Собр. соч.: В 4 т. М.,1991.- Т. 4.

52. Вейдле В. Умирание искусства. Размышления о судьбе литературного и художественного творчества. СПб. Д996.

53. Венок Пушкину. Из поэзии первой эмиграции. — М., 1994.

54. Вернуться в Россию стихами. 200 поэтов эмиграции: Антология. -М,Д995.

55. Вехи: сборник статей о русской интеллигенции. — М., 1990.

56. Витковский Е. Георгий Иванов Стихотворения // Лит. Армения. -1988. -№12. -С.60-61.

57. Витковский Е. «Жизнь, которая мне снилась» // Иванов Г. Собр. соч. : В 3 т.- М., 1994. Т. 1. - С.5-40.

58. Витковский Е., Мосешвили Г. Георгий Иванов // Согласие. 1993. - №6. -С.3-31.

59. Владиславлев И.В. Русские писатели: Опыт библиографического пособия по русской литературе ХТХ-ХХ столетий. 4-е изд. - М.;Л.,1924.

60. Воспоминания о серебряном веке / Сост., авт. предишг. и коммент. В. Крейд. -М.,1993.

61. Гальцева Р. А. Западноевропейская культурфилософия между мифом и игрой // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991.

62. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М.,1994. - С.216.

63. Гаспаров М.Л. Избранные статьи. -М.,1995.

64. Гаспаров М.Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия серебряного века. 1890-1917: Антология. М.,1993.

65. Геллер Л. Синтетизм Вяч. Иванова //Геллер Л. Слово мера мира: Статьи о русской литературе XX века. М.,1994.

66. Генис А. Вавилонская башня. Искусство настоящего времени. // Иностр. лит. -1996. № 9. - С.206-254.

67. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1974.

68. Гиппиус 3. Стихотворения. Живые лица. -М.,1991.

69. Гиппиус 3. Черты любви // Круг. 1938. - Кн.З. - С. 139-150.

70. Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями. М.,1990.

71. Городецкий С. Некоторые течения в современной русской поэзии // Аполлон. 1913. -№1. - С.46-50.

72. Громов П.П. Блок, его предшественники и современники. -М.;Л.,1966.

73. Гуль Р. Г.Иванов // Русское зарубежье. М.,1993. -Вып.1. - С.227-235.

74. Гуль Р. Одвуконь. Нью-Йорк, 1973.

75. Гумилев Н. Письма о русской поэзии. М.,1990.

76. Гурвич И. Георгий Иванов: восхождение поэта. // Вопр. лит. -1998. № 4. -С.36-53.

77. Дальние берега. Портреты писателей эмиграции. Мемуары. / Сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. М.,1994.

78. Данилович Т. В. Культурный компонент поэтического творчества Георгия Иванова: функции, семантика, способы воплощения: Автореф. дисс. . к-та филолог, наук. -Минск,2000.

79. Данилович Т.В. Культурный компонент поэтического творчества Георгия Иванова: функции, семантика, способы воплощения. Минск, 2003.

80. Дарвин М.Н. Циклизация в лирике: Автореф. дисс. . д-ра филолог, наук. -Екатеринбург,1996.

81. Евтушенко Е. Георгий Иванов. // Огонек. 1988. - № 27. - С.9.

82. Ермилова Е.В. Георгий Иванов // Литература русского зарубежья: 19201940. -М.,1993. -С.220-240.

83. Ермилова Е.В. Георгий Иванов // Русская поэзия серебряного века. 18901917: Антология. М.,1993.

84. Жажоян М. Страшные стихи ни о чем: к 100-летию со дня рождения Георгия Иванова // Русская мысль. 1994. - №4053. - С. 11.

85. Жирмунский В.М. Рецензия. // Русская воля. -1917.-16 яцв.

86. Жирмунский В.М. Теория литературы, Поэтика, Стилистика, -Л„1977,

87. Затонский Д. Постмодернизм: гипотезы возникновения. // Иностр. лиг. -1996. № 2. — С.273-284.

88. Захаров А.Н. Вернуться в Россию стихами: К 100-летию со дня рождения Г. Иванова // Библиография. - М.,1994. - №5. - С.95-108.

89. Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991.

90. Злобин В. Георгий Иванов// Возрождение Париж,1958.- №82. - С.119-122.

91. Злобин В. А. Человек и наши дни // Лиг. смотр. Париж, 1939. - С.158-163.

92. Зыбайлов Л.К., Шапинскй В.А. Постмодернизм. М.,1993.

93. Иванов Г. Алексей Холчев. Гонг. Смертный плен. // Числа, 1930. - №2-3. - С.267-269.

94. Иванов Г. «Сады» и «Розы» / Авт. предисл. Л. Аллен. СПб., 1993.

95. Иванов Г. Стихотворения /Сост., в ступ. ст. и прим. В.Смирнова.- М., 2002.

96. Иванов Г, «Я вспомню Россия, Свобода. Керенский на белом коне.»// Столица. - 1991. - №10. - С.44-48.

97. Иванов Г. Белая лира: Избр. Стихи. 1910-1958. / Ред.-сост. М.Т. Латышев. — М.,1996.

98. Иванов Г. Дело Почтамтской улицы. Публикация и комментарий Г.Поляка. И Мигин журнал. 1997. - Вып.55. - С.212-218.

99. Иванов Г. Десять писем к Роману Гулю //Звезда. 1999. - №3. - С.137-158.

100. Иванов Г. Жертва Пушкина // Новый журнал. 1987. -№166. - С.91-93.

101. Иванов Г. Закат над Петербургом // Согласие. 1994. - №2. - С.208-218.

102. Иванов Г. Зеркальное дно / Сост. и предисл. Ю. Кублановского. М.,1995.

103. Иванов Г. Из петербургских воспоминаний // Огонек. 1989.- №7.- С. 8-11.

104. Иванов Г. Мемуары и рассказы / Авт. предисл. В. Крейд. М.,1992.

105. Иванов Г. Несобранное / Сост. и предисл. В.Крейда. — Antiquary, 1987.

106. Иванов Г. Парижские фотографии рассказы. // Новый журнал. 1995. -№197.-С. 176-182.

107. Иванов Г. Портрет без сходства / Авт. предисл. Е. Вигковский. М., 1990.

108. Иванов Г. Распад атома. / Публ. и подгот. текста И.А. Васильева // Лит. обозрение. -1991. -№2. -С.86-93.

109. Иванов Г. Собр. соч. / Edited by Vsevolod Setchkarev and Margaret Dalton. -jai-verlag Würzburg, 1975.

110. Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. М.,1994.

111. Иванов Г. Статьи о литературе // Дон. 1988. - № 9. - С. 153-156.

112. Иванов Г. Стихотворения. Третий Рим. Петербургские зимы. Китайские тени. / Авт. предисл. Н. Богомолов. -М.,1989.

113. Иванова И.Н. Ирония в художественном мире Георгия Иванова: дисс. к-та филол. наук. Ставрополь,1998.

114. Иванова Н. Ut pictura poesis. Цвета Петрополя в поэтическом освещении // Знамя.-2001.-№6.

115. Иваск Ю. Красота // Человек. 1994. - №2. - С.183-186.

116. Иваск Ю. Рифма (новые сборники стихов) // Опыты. 1953. - №1. - С.194-199.

117. Иваск Ю. Русские поэты. Николай Гумилев. Георгий Иванов // Нов. журнал. -1970. -№98. С. 135-143.

118. Ивнев Р. Встречи с М. Кузминым // Звезда. 1982. - №5. - С.30-34.

119. Из глубины: сборник статей о русской революции. М.,1990.

120. Из поэзии русского зарубежья I Сост. и вступ. заметка В. Бобрецова И Русская литература. 1991. - №1. - С.229-252.

121. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998.

122. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. -М„1996.

123. Интервью с И.В. Одоевцевой // Лит. газ. 1987. - 18 февр. - С.9.

124. История русской литературы: XX век: Серебряный век / Под. ред. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды и Е. Эткинда. -М.,1995.

125. Ковчег: Поэзия первой эмиграции / Авт.предисл. В.Крейд. -М.,1991.

126. Кожевникова H.A. Цитаты в литературе российского зарубежья. // Internet: httD://dllbotik.ru/az/lit/coMitext5/05 kozh,htm

127. Козловски П. Культура постмодерна. — М.,1997.

128. Колобаева Л.А. Русский символизм. М.,200,0.

129. Кормилов С.И. Сонеты Георгия Иванова // Вестник Моск. ун-та. Серия 9. Филология. 1997. - №2. - С.38-49.

130. Костиков B.B. Не будем проклинать изгнанье.: Пути и судьбы русской эмиграции. -М.Д990.

131. Косгова М. Между играта и откровението. — София, 1995.

132. Краткая философская энциклопедия. — М.,1994.

133. Крейд В. Георгий Иванов // Звезда. 1993 - №1. - С. 115-122.

134. Крейд В. Георгий Иванов и его «Книга о последнем царствовании» // Нов. журнал. СПб.,1993. -№1. -С.4-7.

135. Крейд В. Георгий Иванов в Йере // Звезда. — 2003. №6.

136. Крейд В. Георгий Иванов в литературной жизни 1910-1913 годов // Нов. журнал. 1983. -№160. - С. 162-174142. Крейд В. Георгий Иванов, Ранние влияния и литературный дебют // Нов.журнал. 1983. - №150. - С. 106-114.

137. Крейд В. О неудачном издании стихотворений Георгия Иванова И Нов. журнал. 1987. - №167. - С.294-299.

138. Крейд В. Петербургский период Георгия Иванова. Нью-Йорк,1989.

139. Кривцун O.A. Эстетика. М.,1998.

140. Критика русского зарубежья: В 2-х ч. / Сост. O.A. Коростелев, Н.Г. Мельников. — М.,2002.

141. Кудрова И. Страницы жизни М. Цветаевой // Октябрь. 1988. - №9. -С.23-28.

142. Культурное наследие русской эмиграции. 1917-1940: В 2 кн. М.,1994.

143. Культурология. / Под науч. ред. Г.В. Драча. Ростов-на-Дону, 1999.

144. Юонг Г. Религия на переломе времен. // Мировое древо. — М.,1993. — Вып.2.- С.63-77.

145. Левин Ю.И. Избранные труды: Поэтика. Семиотика. М.,1998.

146. Лекманов О. Об одном «ерундовом» стихотворении О. Мандельштама. // Даугава. Рига, 1992. - №6. - СЛ49-152.

147. Леонтьев К.Н. Цветущая сложность: Избранные статьи. —М.,1992.

148. Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм: очерки исторической цоэтики.- Екатеринбург,1997.

149. Литература русского зарубежья: Антология в 6 т. М.,1990.

150. Литературная энциклопедия Русского Зарубежья (1918-1940). — М.,2000.

151. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. и сост. А.Н.Николюкин М.,2001.

152. Лосев А.Ф., Шестаков В.П. История эстетических категорий. — М.,1965.

153. Лотман M. Ю. Мандельштам и Пастернак. Таллин, 1993.

154. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. — Л., 1972.

155. Лукницкая В. Из двух тысяч встреч. M., 1987.

156. Лунц Д, Цех поэтов // Книжн. угол. 1922. - №8. - С.48-54.

157. Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2 т. М.,1990.

158. Марков В.Ф. О поэзии Георгия Иванова // Опыты. 1957. - №8. - С.83-92.

159. Марков В.Ф. О свободе в поэзии: статьи, эссе, разное. СПб.,1994.

160. Мелетинский Е.М О происхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов // Мировое древо. — М.,1993. — Вып.2.- С.9-63.

161. Мельников Н. «Сквозь мировое уродство. »: «Распад атома» Г. Иванова // Лит. обозрение. 1993. - №5. - С.46-49.

162. Мигунов A.C. Vulgar. Эстетика и искусство во 2-й половине XX века. -М.,1991.

163. Миллер Л. И другое, другое, другое.// Вопр. лит. 1995. - № 6.- С.86-103.

164. Михайлов О.Н. Литература русского зарубежья. М.,1995.

165. Мочульский К.В. Кризис воображения. Томск, 1999.

166. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX в.: Блок, Есенин, Маяковский. -М.,1991.

167. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX в.: От Анненского до Пастернака. М.,1992.

168. Мы жили тогда на планете другой. : Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990. В 4 кн. -М.,1995.

169. На грани тысячелетий: Мир и человек в искусстве XX в. М.,1994.

170. На грани тысячелетий: Судьба традиций в искусстве XX века. М.,1994.

171. На пороге третьего тысячелетия: Проблемы художественной культуры. -М.Д997.

172. Набоков В. Георгий Иванов // Современные записки. 1940. - №70. - 284.

173. Набоков В. Автопредисловия. // Лит. Россия. 1989. -16 июня.

174. Назаров М. Миссия русской эмиграции. СтавропольД992.

175. Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М.Д990.

176. Нотт П. Уроки XX века. // Иностр. лит. -1996. № 5. - С.238-245. 183.0 России и русской философской культуре: Философы русскогопослеоктябрьского зарубежья. -М.Д 990.

177. Одоевцева И.В. На берегах Невы: Воспоминания. M., 1988.

178. Одоевцева И.В, На берегах Сены: Воспоминания. М.Д 989.

179. Ортега-и-Гасет X. Дегуманизация искусства. // Самосознание европейской культуры XX века. М.Д991.

180. Ортега-и-Гасет X. Тема нашего времени. И Самосознание европейской культуры XX века. -М.Д991,

181. Ортега-и-Гасет X. Эстетика. Философия культуры. М.Д 991.

182. Парнок С. Сверстники: книга критических статей. М.Д 999.

183. Перелешин В. Два полустанка. // Лит. учеба. = 1989. № 6. - С. 108-112.

184. Переписка Георгия Иванова / Публ. Веры Крейд и Вадима Крейда // Нов. журнал. 1996. - №203/204. - СЛ34-198;

185. Переписка через океан Георгия Иванова и Романа Гуля // Новый журнал. -1980. -№140.-С. 182-210.

186. Перфильев А. Георгий Иванов // Новое русское слово. Нью-Йорк, 1958. -21 сент. -С.8.

187. Письма Георгия Иванова А.Д. Скалдину H Новый журнал. 2001. - № 222, - С.53-100.

188. Подкорытова Г.И. Ночные похороны солнца: О. Мандельштам о смерти Пушкина, // Национальный гений и пути развития русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце XX в. Омск,!999.

189. Покровский Н. XXI век как воля и представление. // Иностр. лит. 1996. -№5.-0.245-251.

190. Полушин В. «Белые звезды над черным крестом» // Кодры. -Кишинев,1989. №6. - С.135-137.

191. Померанцев К, Георгий Иванов и его поэзия // Иванов Г. Избранные стихи, -Париж, 1980.-С.7-13.

192. Померанцев К. Оправдание поражения. // Лит. обозрение. —1990. №7. — С.15-22.

193. Померанцев К. Сквозь смерть: Главы из книги воспоминаний. // Лит. обозрение. 1989. -№11. -С.79-82.

194. Померанцев К. Философия в поэзии Георгия Иванова // Новый журнал. -1985.-№158.-С. 123-129.

195. Потебня А. А. Слово и миф. М.,1989.

196. Приблизиться к русскому идеалу искусства.: Из лит. переписки М.А. Алданова.// Октябрь. 1998. - №6.

197. Прохорова И. Когда б вы знали, из какого сора.: Несколько общих наблюдений над «Распадом атома» Г. Иванова // Лит. обозрение. -1991. -№2. С.93-94.

198. Пурин А. Воспоминания о Евтерпе // Urbi: Лит. Альманах. Вып.9. - 1996.

199. Пушкин А.С. Письма к жене. Л., 1986.

200. Пушкин в русской философской критике. М.,1990.208. Пяст В. Встречи. М.,1929.

201. Радашкевич А. Отповедь, проповедь и исповедь Размахайчика // Русская мысль. 1988. - 7окт.

202. Русская идея / Сост. и авт. предисл. М.А. Маслина. М.,1992.

203. Русское зарубежье: Хрестоматия по литературе. Пермь, 1995.

204. Русское литературное зарубежье: Сб. отз. и мат. — М.,1993. — Вып.2.

205. Сабурова И. «. Кому повем печаль мою?» // Новое русское слово. Нью-Йорк,1958. - 21 сенг. - С-3.

206. Сарычев В.А. Эстетика русского модернизма. Воронеж,1991.

207. Связь времен: проблемы преемственности в русской литературе конца XIX- начала XX века. М., 1992.

208. Семенова С.Г. Русская поэзия и проза 1920-1930-х годов: Поэтика. Видение мира. Философия. -М.,2001.

209. Сендеров В. Несостоявшееся возвращение: Поэзия Г. Иванова в сегодняшней России. // Русская мысль. Париж, 1933. - 12 февр. - С. 13.

210. Серебряный век: Мемуары. / Предисл. Н. Богомолова. — М.,1990.

211. Смоленский В. «Портрет без сходства» Г. Иванова // Возрождение. — 1954.- №32. — С. 139-142.

212. Смирнов В.П. Поэзия Г. Иванова // Знамя. 1987. - №3. - С. 140.

213. Смирнов В.П. Провидение вкуса: Георгий Иванов критик // Лепта. -М.,1993. - №2. - С.68-96.

214. Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 20-х годов. — М.,1991.

215. Соловьев В. Русская идея // Русская идея. М.,1992.

216. Сто шесть литературных имен русского зарубежья: Библиогр. указ. -М.,1992.

217. Струве Г.П. Заметки о стихах //Россия и славянство. 1931. - №151. -17окт. - С.З.

218. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Париж, 1984.

219. Терапиано Ю. Литературная жизнь Парижа за полвека. 1924-1974: Эссе, воспоминания, статьи. Париж; Нью-Йорк, 1987.

220. Терапиано Ю. О поэзии Георгия Иванова // Литературный современник. -Мюнхен,1954. -С.240-245.

221. Тименчик Р.Д. Адамович Г.В. // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. М.,1989. - Т.1.

222. Тименчик Р.Д. Г. Иванов как объект и субъект. II Новое лит. обозрение. — 1995.-№16.-С.341-348.

223. Тименчик Р.Д. Иванов Г.В. // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. М.,1992. - Т.2.

224. Топер П. Трагическое в искусстве XX века. // "Вопросы литературы". -2000. №2.

225. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. Избранное. — М., 1995.

226. Тресиддер Джек. Словарь символов. -М.,1999.

227. Трубецкой Ю. О современной поэзии // Литературный современник. -Мюнхен, 1954. -С. 199.

228. Тэффи H.A. Житье-бытье: Рассказы. Воспоминания. М.,1991.

229. Тюпа В.И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ). М.,2001.

230. Федотов Г, Лицо России. Carmen saeculare. Православие и историческая критика. //Вопр. филос. 1990. -№8. - С. 131-154.

231. Федотов Г. О парижской поэзии // Вопр. лит. 1990. -№2. -С.231-238.

232. Франк С. Л. Духовные основы общества. М.,1992.

233. Франк С. Л. Сочинения. -М. ,1990.

234. Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. СПб., 1994.

235. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопр. филос. 1990. - №3. - С. 134-148.

236. Хализев В.Е. Теория литературы. М.,1999.

237. Хализев В.Е., Шикин В.Н. Смех как предмет изображения в русской литературе XIX в. // Контекст-1985. М.,1986.

238. Хассан И. Постмодернизм и культура// Вопр. филос. 1993. - №5. -С.23-30.

239. Херасков И. Певец эмигрантского безвременья // Возрождение. 1951. -№13.-С. 176-178.

240. Хмельницкая Т.Ю. Вернулся в Россию стихами: О зарубежной лирике Г. Иванова. // Лиг. обозрение. 1994. - №11-12. - С.46-52.

241. Ходасевич В.Ф. Колеблемый треножник. М.,1991.

242. Ходасевич В.Ф. Некрополь: Воспоминания. Литература и власть. Письма Б.А. Садовскому. -М.,1996.

243. Ходасевич В.Ф. Стихотворения / Авт. прим. Богомолов H.A., Волчек Д.Б. Л.,1989.

244. ЦыбинВ. «Вернуться в Россию стихами.»II День поэзии. -М., 1987. -С.206-207.

245. Чагин А.И. Два крыла русской поэзии: Статья первая // Российский литературоведческий журнал. М.Д993. - №2. - С.91-104.

246. Чагин А.И. Два крыла русской поэзии: Статья вторая // Российский литературоведческий журнал. М.Д993. - №3. - С.90-104.

247. Чагин А.И. Расколотая лира (Россия и зарубежье: судьбы русской поэзии 1920-1930-е годы). -М.,1998.

248. Чернышев JL Г. Иванов // Дружба народов. 1989. - №7. - С. 108-111.

249. Шаповалов М. «Замело тебя, счастье, снегами» // Простор. 1988. - №6. -С. 170-172.

250. Шаповалов М. Г. Иванов // Волга. 1989. - №6. - С. 111-116.

251. Шаповалов М. Г. Иванов и А. Блок // Нева. Л.,1988. - №10. - С.205-206.

252. Шкаренков JI.K. У нас есть возможность по-новому прочитать литературное наследие зарубежья. // Проблемы изучения истории российского зарубежья. М.,1993.

253. Штейгер А. «Я стремлюсь в Париж.» (из писем и дневниковых записей) // Русская мысль. Париж, 1998. - 17 дек.

254. Штейн Э. Неизвестный Георгий Иванов. // Новый журнал. 1998. - №211.- С. 133-137.

255. Шульман Э. Работа над книгой (Г. Иванов Из литературного наследства). // Лит. обозрение. 1994. -№11-12. - С.64-70.

256. Эйхенбаум Б. Мелодика русского лирического стиха. — Петербург, 1922.

257. Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды: Письма Г. Адамовича И. Одоевцевой и Г. Иванову (1955-1958) / Публ. O.A. Коростелева // Минувшее: Исторический альманах. М.;СПб,1997. - Вып.21. - С. 391-502.

258. Эткинд Е. Русская поэзия XX века как единый процесс // Вопр. лит. 1988.- №10. С.190-205.

259. Эткинд Е. Там, внутри. О русской поэзии XX в. СПб., 1997.

260. Юнг К.Г. Психология бессознательного. М.,1994.

261. Яконовский Е. Принц без короны // Возрождение. Париж, 1958. - №82. -С. 122-126.

262. Яновский B.C. Поля Елисейские. СПб.,1993.

263. Agushi Irina. The poetry of Georgij Ivanov // Harvard Slavic Studies. 1970. -Vol. V.-P. 109-153.

264. Georgij Ivanov/Irina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov 1955-1958 / Mit einer Einleitung herausgegeben von Hans Rothe. Köln; Weimar: Wien: Böhlau Verlag, 1994.

265. Smith G.S. The versification of Russian émigré poetry 1920-1940 // The Slavonic and East European Review. 1978. - Vol.56. - №1. - P.32-46.