автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Отражение мотивов героического эпоса в археологических памятниках степей Евразии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Отражение мотивов героического эпоса в археологических памятниках степей Евразии"

/

На правах рукописи

Юматов Константин Владимирович

ОТРАЖЕНИЕ МОТИВОВ ГЕРОИЧЕСКОГО ЭПОСА В АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКАХ СТЕПЕЙ ЕВРАЗИИ (на примере каменных изваяний)

07.00.06 - «Археология»

АВТОРЕФЕРАТ '

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Кемерово 1997

Работа выполнена на кафедре археологии Кемеровского государственного университета

Научный руководитель - доктор исторических наук, профессор,

Я.А. Шер

Официальные оппоненты:

Доктор исторических наук, профессор Ю.Ф. Кирюшин

Кандидат исторических наук, доцент В.Н. Добжанский

Ведущая организация - Омский государственный университет Защита состоится «_

_» ¿¡¿¿¿- 1997 г. в час. на заседании диссертационного совета К 064.17.02 при Кемеровск государственном университете (650043, Кемерово, ул. Красная, 6)

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кемеровского государственного университета.

Автореферат разослан «. 1997 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат исторических наук, доцент

Галаганов З.П.

Общая характеристика работы

Актуальность темы. Традиции степной жизни способствовали тому етоятельству, что военное дело стало наиболее важным фактором в ицественной жизни кочевых племен. В связи с этим, изучение воинских льтов и ритуалов становится одной из актуальнейших проблем совре-:шгой науки.

Война не могла не вызвать особого сакрального к себе отношения, >тому что это явление, когда человек оказывается на грани жизни и герти. Особенно ярко это отношение к войне и военным действиям разилось в словесном творчестве (героический эпос) и погребально-»минальном обряде. На то обстоятельство, что устно-поэтические эрмулы отражаются в сюжетах художественного творчества и ритуальных оружешгях, уже не раз указывалось в науке. Аналогичные поэтическим, лише" при этом возникают в ритуале и искусстве, но на своей знаковой широком смысле языковой) основе. В связи с этим, необходимо шзнать, что культово-помшгалышя воинская скульптура кочевых обществ ее иконография должна была иметь формульные параллели в роическом эпосе. Вызывает интерес факт сходства в иконографии ифских и древнетюркских изваяний, а также близкий качественный бор атрибутов древнеямных изваяний, оленных камней, скифской и евнетюркской скульптуры. Во всех этих культурных феноменах мы дим передачу образа человека лаконичной условной схемой. Очевидно, есь дело не в неумении и недостатке навыков. Эти факта должны уясняться близкими идеологическими представлениями заложенными в ваяниях. По нашему мнению, эти представления должны были отразить-в эпических произведениях. Выявить их возможно только в результате >мплексного изучения феномена каменных изваяний воинов в (ахроническом аспекте культур кочевников Евразии, и его взаимосвязи с ушвами героического эпоса. В таком ракурсе данная проблематика в .уке еще не рассматривалась.

Цель и задачи исследования. Автором поставлена цель исследования -игоить знаковое содержание изваяний воинов у древних и средневековых |Чевников Евразии.

Исходя из этой ЦСЛ11, была предпринята попытка найти ответы на едующие вопросы: 1) случайны или закономерны аналогии в образительных канонах камегашх изваяний степной Евразии эпохи онзы, железного века и раннего средневековья?; 2) если эти аналогии не учайны, то чем их можно объяснить?; 3) правомерно ли сопоставление ионизированной иконографии изваяний (изобразительной формулы) с 1фопоэтическими формулами, которые являются обязательным рибутом всякого эпоса?

Для достижения данной цели было необходимо выявить словесные пческие формулы, совпадающие по содержанию со значением :онографии каменных изваяний воинов. На этой основе можно ^пытаться оценить преемственность в изобразительной традиции епняков-скотоводов от древности до средневековья.

Хронологические рамки. Исследование охватывает обширный период

от появления воинских атрибутов на каменных изваяниях в эпо энеолита - ранней бронзы до древнетюркских изваяний воинов ранне средневековья.

Территориальные рамки работы определяются целями и задачам стоящими перед автором, и охватывают пояс степей Евразии прилегающие к нему районы.

Источники. Диссертация написана на основании трех вид источников.

Археологические источники. Каменные изваяния степей Евразии связанные с ними культовые объекты (захоронения, оградки, балбалы Т.д.).

Письменные источники. Сведения древних авторов о племен г населявших указанную территорию (Геродот, Ксенофонт, Луки; Самосатский и т.д.), китайские исторические хроники, древнетюркск рунические тексты.

Эпические и другие литературные произведения древни средневековых и современных народов (Ригведа, Илиада, Шахнак Нарты, тюрко-монгольский эпос и др.). К сожалению, эпических сказан] этносов, создавших каменные изваяния евразийских степей , мы не знае Для восстановления сюжетов и мотивов, присущих этим литературнь произведениям, используются вышеуказанные источники. Поскольку авт не является специалистом-филологом, то при изучении восстановлен!!] сюжетов и мотивов героического эпоса древних народов, мы часто буд< использовать анализ их лингвистами-профессионалами.

Научная новизна работы состоит в комплексном исследован] разновременных каменных изваяний степных племен, в выявлении взаимосвязи с древними эпическими произведениями. Впервые предпр нята и попытка объяснения сходства иконографии изваяний воинов в к чевой среде на протяжении нескольких тысячелетий.

Методы исследования. В работе использован сравнительн исторический, структурно-генетический, типологический и семиотичесю методы.

Апробация результатов исследования. Основные положения рабо' апробировались на двух Региональных археологических конференци студентов и молодых ученых Сибири и Дальнего Востока (РАЭС Кемерово, 1995 г., Красноярск, 1997 г.), на XXXIV Международен конференции "Студент и научно-технический прогресс" (Новосибирс 1996 г.), Международной конференции студентов и молодых ученых (Кш 1996 г.), на научных семинарах кафедры археологии Кемеровско государственного университета и лаборатории Я.А. Шера в КемГУ.

Практическая ценность. Результаты исследования могут бы использованы при подготовке обобщающих работ по археологии степ» Евразии, при подготовке курсов лекций по археологии и семиотике, спецсеминарах и спецкурсах в университетах и пединститутах, ■ и. подготовке курсовых и дипломных работ по археологии Евразии.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех гл; заключения, списка источников и литературы.

Основное содержание работы

Во введении обоснована актуальность темы, определены цель, задачи, грриториальные и хронологические рамки исследования, охарактеризова-ы источники, показана научная новизна и практическое значение работы.

Глава I «Историография проблемы» посвящена изучению сториографических аспектов проблематики. 3 связи со спецификой аботы и задачами, стоящими перед автором, в дашюй главе исследуются ва аспекта изучеиия каменных изваяний степной Евразии в археолошче-кой науке. В параграфе первом автор обращается к изучению отражения гшческих традиций и образов в иконографии изваяний В начале парагра-а отмечается, что основная проблема, с которой сразу сталкивается сследователь при изучении явления отражения эпических сюжетов в конографии воинских изваяний кочевников Евразии, это отсутствие шисанного первоисточшжа. Как и мифология, древнейшие пласты тических сказаний восстанавливаются буквально "по крохам". В астоящее время исследователями проделана большая работа в данном аправлении. Накопленный объем знаний позволяет выходить на сследования, основанные на широких аналогиях между эпическими ожетами и археологическими объектами.

Еще в прошлом веке А.Кун реконструировал центральный мотив ¡роического эпоса в поэзии индоевропейцев - образ "неувядающей тапы". А.И.Зайцев предложил считать материальным символом ндоевропейской эпической формулы "неувядающей славы» древнеямные зваяния. Таким образом, данные археологии и лингвистики очень удачно зпол ня ют друг друга и доказывают существование воинских редставлений в ритуальной и словесной традиции. Очень перспективный точки зрения исследования знакового содержания древнеямных изваяний л под Л.И.Зайцева не был подкреплен детальным анализом археологиче-сих материалов. Поэтому в нашем исследовании мы посчитали необхоли-ым еще раз вернуться к данному вопросу и рассмотреть древнеямные из-шния и их атрибуты более подробно. Кроме Л.И.Зайцева, влияние эли-;ских сюжетов на иконографию древнеямных изваяний отмечал .А.Формозов (Формозов, 1970).

Олешше камни как феномен, явно отражающий культ героев-шнов, тем не менее, также почти не рассматривались в связи с эгагческой эадицией. Причина этого историографического парадокса в том, болъ-инство исследователей полагало, что в столь раиний период истории :роический эпос еще не существовал. Гораздо большее внимание клялось мифологическому аспекту в иконографии оленньтх камней, онечно, эпос и мифология переплетаются между собой и фактически готделимы друг от друга. Но важно понять, что лежало в основе /льтурного феномена оленных камней - военная или религиозно-ифологическая традиция. Кроме того, на исследователей несомненно <азал влияние тот факт, что очень трудно определить этнокультурную ринадлежность носителей оленных камней, а значит и невозможность эиентироваться на определенный круг эпических произведений. Наиболее

последовательную позицию в вопросе отражения эпических сюжетов в оленных камнях занимает В.Н. Добжанский (Добжанский, 1990). Он рассматривает олешше камни как памятники монументального искусства, отражающие начало генезиса эпических сказаний центрально-азиатских народов.

Попытки отыскать эпические мотивы в иконографии скифских изваяний предпринимались неоднократно. Часть исследователей пришла к выводу о соответствии образа, изображенного на изваяниях, образ> эпических героев Скифии - Таргитаю-Гераклу (Артамонов, 1961; Раевский, 1985), Колаксаю (Ильинская, Тереножкин, 1983). Скифских вождей времен войны с Дарием, ставших персонажами эпических сказаний, видит в поздних изваяниях П.Н.Шульц (Шульц, 1976). А.А.Формозов для объяснения иконографии скифских и древнеямных изваяний обращался к скифской генеалогической легенде об испытании сыновей Геракла (Формозов 1980). Можно отметить, что в отличие от древнеямных изваяний v оленных камней скифская скульптура получила более широкук интерпретацию с точки зрения отражения героического эпоса. Этс объясняется, вероятно, тем, что в распоряжении исследователей находятся сведения, хотя и очень отрывочные, о содержании героического эпос; скифов, что заставляет признать его существование.

Вполне понятно стремление исследователей отыскать единый образ выражающий основную идею скифских изваяний. В этом плане, конечно более предпочтителен образ Таргитая - Геракла, так как именно в легендах связанных с ним, мы встречаем объяснения атрибутам скифских изваяний Но если на изваяниях изображен Таргитаи, то чем можно объяснить ва риативность иконографии и присутствие на могильниках целой группь изображений? Подобный образ если и мог отражать знаковое содержание изваяний, то лишь в какой-то мере. Семиотика скифских изваяшп охватывает какой-то более широкий образ.

Отражение эпических мотивов в иконографии древнетюркски изваяний тоже не разработанная тема. Причиной этого явления является ti обстоятельство, что . с самого начала изучения они стали рассматриватьс как изображения конкретных людей, и отыскивать эпические корни это г феномена представлялось ненужным. Эпос использовался в основном ка поясняющий материал. Так, Я.А. Шер, для объяснения обычая установи изваяний приводит отрывок из эпоса "Манас" (Шер, 1966). Исследовател проводят постоянные параллели между сюжетами тюрко-монгольског эпоса и иконографией древнетюркских изваяний. Явное влияни эпических традиций на иконографию древнетюркских изваяний отмечае JI.H. Ермоленко (Ермоленко, 1991). Это отражается и в позе человека, и атрибутах изваяния, и в таких более мелких деталях, как брови, глаза и т.; Ю.А. Мотов указывает на отражение славы профессиональных воино древнетюркского времени в эпосе и каменных изваяниях (Мотов, 1994).

Таким образом, мы можем отметить, что хотя эпические произведе ния и используются исследователями для анализа семантики каменных и: ваяний воинов достаточно часто, комплексный семиотический аналг данного феномена с помощью эпических формул попытался провеет

шько А.И. Зайцев. К сожалению, он ограничился древнеямгшми извая-[1ями. Поэтому комплексный анализ разновременггъгх изваяний и попыт-1 отьгскать соответствующие их иконографии словесные формулы пред-гавляются весьма актуальными и необходимьгми.

Во втором параграфе рассматривается проблема преемственности 13новремс1гньгх воинских изваяний Евразии. Блггзость иконографической ормулы древнеямньгх, скифских, древнетгоркских изваяний и оленных шней уже не раз отмечалась в научной литературе. Очень большую роль объяснении взаимосвязи изваяний разных эпох играет "региональный" ;пект, то есть исследователи связывают между собой разновременные зваяния, находящиеся на одной территории. Например, в работах .Д. Кубарева высказывается точка зрения об олсшгых камнях как воз-ожньгх прототипах древнетгоркских изваягпгй (Кубарев, 1979). В таком же ;пекте видят взаимосвязь древнеямньгх и скифских изваяний A.A. Формо-)в, H.A. Чмьгхов, Н.Д. Довженко (Формозов, 1980; Довженко, Чмыхов, 386). Определенную связь оленных камней с реалистическими изображе-иями со скифскими изваяниями отметил Ю.С Гришин (Гришин, 1975). .А. Формозов указывал, что тип более поздних каменных баб сложился на тень древней основе (Формозов, 1980). На киммерийские стелы (оленньте 1МШ1 западного ареала) как предтечу скифской скульптуры указывали .Д. Раевский, B.C. Ольховский, В.Ю. Мурзин, В.П. Белозор и др. (Раев-сий, 1985; Белозор, 1986; 1987; Мурзин, 1990). Самгг киммерийские стелы осматриваются исследователями как разновидность оленных камней Гавинов, 1977; Членова, 1975; 1984; Савинов, Члеггова, 1978а; 19786; Бат-1ев, Керефов, 1980; Белозор, 1987; Добжанский, 1987; Исмагилов, 1987; 1урзин, 1990). Полностью отрицают возможность генетической связи ггенных камней и скифских изваяний В.В. Волков и H.JI. Членова (Вол-эв, 1981; Членова, 1984). Но при этом Н.Л. Членова предположила воз-ожность существования определенного типа изваяний (типа «Керносов-<ого идола»), как связующего звена между изваятпгями эпохи бронзы и шфекими каменными фигурами (Членова, 1984).

В.В. Бобров, обращаясь к проблеме изучения разновремегпгьгх мону-енталыгых объектов с вертикальной ориентацией в степях Евразии, ука-лвает, что, вероятно, что все эти объекты являются универсалией погре-алыгой практики обществ одной макрозоны и могут быть классифициро-аны как намогильные, прикургашгые и отдельно стоящие, чаще всего в эставе мопитыюго пространства. Это дает основание считать их единой таковой системой (Бобров, 1992). Он предположил существование гене-•гкекой связи между андроновскими, ирменскими столбами-обелисками оленньгми камнями, а также отметил морфологическое сходство окунев-Kirx изваягшй и олешп.1Х камггей.

Несколько иной подход к данной проблеме демонстрирует Я.А. Шер. 1н отмечает необычайное сходство иконографического облика скифских и ревнетюркских изваяний, но при этом указывает на то обстоятельство, то непрерывного генетического ряда здесь, вероятно, не было. Это ходство, по мнению автора, может объясггятся близкими идеологическими редставлениями (Шер, 1966). Учитывая большие хронологические и тер-

риториальные разрывы между различными типами каменных изваянт воинов, подобный подход к данной проблеме кажется наиболее перепек тивным.

Попытка дать обобщенную характеристику семантию разновременных каменных изваяний была сделана Л.Н. Чурилово! (Чурилова, 1989). По ее мнешгю, широкое распространение традицш сооружения антропоморфных каменных изваяний объясняете; проявлешгем пути познания мира, когда человеческий интеллект создава, универсальные системы и представления. Каменные изваяния Евразш входили в сакральную модель мироздания, где могли символизировал своеобразный центр. Практически не вызывает сомнений, по мнении Л.Н. Чуриловой, связь изваяний с культом предков. Вторично использование изваяний, связано с идеей реинкарнации. Л.Н. Чурилов права в том, что изваяния Евразийских степей несут космогоническук символику и связаны с культом предков. Но ее гипотеза не учитывае разницы между изваяниями с воинскими атрибутами и остальными. П нашему мнению, необходим более дифференцированный подход.

Таким образом, мы можем констатировать, что проблем преемственности воинской скульптуры Евразийских степей детально н разработана и требует дальнейшего изучения. Вероятно, действительно н следует искать какой-то непрерывный генетический рад археологически памятников. Если возможно выявление какой-то взаимосвязи между ним* то этот генетический феномен будет находиться в сфере идеологической.

Глава И «Мифо-поэтические формулы и иконография каменных извая ний эпохи бронзы и раннего железа» посвящена изучению каменны изваяний эпохи бронзы и раннего железа и отражению в них эпически мотивов.

В первом параграфе автор обращается к эпохе зарождения воинског канона в изваяниях кочевников Евразии. Это время появлению в степя Восточной Европы ямной культуры, связываемой современным исследователями с древнейшими индоевропейцами. Именно в это врем появляются каменные изваяния и стелы, несущие в себе очень сложну] символику. Чтобы верно распознать семантический и семиотически статус этого феномена в культуре степняков, необходимо рассмотреть вс атрибуты изваяний как знаки, а затем их комплексный семиотически смысл. Атрибутами, сопровождающими стелы, являются пастуший посо; булава, лук, боевой топор, ступни человеческих ног, знаки пола изображения борющихся воинов.

Булава, лук, боевой топор, пояс - атрибуты вождей и старейшш Посох знак мужской, имеющий, вероятно, первоначально фаллическу. символику. Затем посох постепенно превратился в символ власти, которг в то время была одновременно светской и религиозно-магической. Если я вспомнить, что в представлениях различных народов посох бь: необходимым атрибутом дальнего пути' героя в царство смерти, 1 становится окончательно понятным значение этого предмета на изваяния Фаллосы, изображенные на ряде изваяний, подчеркивают мужску интерпретацию изваяний. Определить значение ступней человеческих н(

очень трудно. В гащоевропейской мифологической традиции ноги, а особенно ступни, ассоциировались с циклом жизни-смерти, плодородием 1 смертностью человека. Не случайно именно ступня оказывается наиболее уязвимым местом у многих героев индо-европейской мифологии. Для разгадки значения этого атрибута древнеямных изваяний имеет смысл обратиться к поверьям славян. По легендам, бытовавшим в славянской :реде, следы на камнях-следовиках были оставлены великанами, героями, ;вятыми, то есть становились вещественным символом их дел в мире подей. Бьггь может, так же, как у славян, изображение человеческих ног -:имвол следа, который умерший человек навечно оставил в мире живых. •Сроме того, изображение ступней могло обозначать коленопреклоненную юзу или, как и посох, быть символом дальней дороги, предстоящей мершему. На периферии славянского мира, в зоне контактов с финно-■трами камни-следовики почитались как инкарнация трех основных пер-юнажей «основного» мифа славянской (и индоевропейской) мифологии бога-громовержца, его жены и сопершпса)(Семенов, 1986).

Таким образом, с помощью этих атрибутов складывается единый )браз умершего героя-вождя. Это было обращение к богам через смертного юждя-героя. Ямные изваяния, как и полагают А.А.Формозов, ".А.Федоров-Давыдов, А.И.Зайцев, не изображали некий пантеон богов, а голялись памятниками определенным людям, вероятно, воинам-вождям. 1х создатели не пытались передать сходство с конкретным человеком. Заятелям надо было отобразить обобщенный образ вождя-героя, прославившегося в борьбе с врагами. С этой точки зрения можно объяснить и различие в изготовлении изваяний и стел. Вероятно, изваяний достаивались только наиболее уважаемые лица, занимавшие в социальной I воинской иерархии самое высокое положение (Формозов, 1969). божественная, религиозно-магическая атрибутика (посох, ступни ног) :вязана с представлением об особой связи вождей с богами и выполнением 1ми религиозных функций. Как известно, первоначальные представления об эпических героях основывались на представлениях об их магической ¡ущности (Абаев, 1994). Вожди были и воинами, и служителями культа.

Учитывая все вышесказанное можно согласиться с предположением \..И.Зайцева, что изваяния и стелы несли идею "неувядающей слапы" :мерт;шх героев. Не случайно эти изваяния выполнены из камня -тшверсального символа вечности в человеческой культуре.

Понятие "неувядающей славы" - одно из наиболее древних и тиболее устойчивых в индоевропейской эпической традиции (Зайцев, ■994; Бенвенист, 1995). Оно есть и в Ведах, и у Гомера, и в германо-жандинавском эпосе. Эта формула обозначает высшую награду воина, за соторую он готов отдать все, даже жизнь.

Столь яркие представлешш не могли не отразиться в материальной сультуре и ритуальных действиях древнейших индоевропейцев. Здновреметгое формирование начальных пластов индоевропейского героического эпоса и военных ритуалов приводило к появлению одних и :ех же формул в словесном творчестве и материальной культуре. Так (нормируется взаимосвязь эпической формулы "неувядающей славы" и

изобразительной "формулы" в виде каменных изваяний древнеямной культуры. Не случайно изваяния эпохи бронзы располагаются, вероятно, на каких-то торговых путях. Слава умерших вождей становилась славой всего племени. Изваяния, посвященные умершим героям, становились символом их покровительства потомкам.

В параграфе втором автор обращается к скифским изваяниям. Это камешше, почти объемные изображения. Они передают обобщенный образ человека в виде вертикальной человеческой фигуры или столбообразной стелы. Классической иконографией скифского изваяния можно считать изображение мужчины. В правой руке, согнутой в локте, сосуд (ритон), левая рука свободно опущена вдоль туловища или лежит на рукояти меча-акинака. На большинстве изваяний присутствуют пояс и гривна. Обычно к этим атрибутам примыкает ряд реже встречающихся предметов - лук, горит, секира и т.д.

Несмотря на расхождения во взглядах на семантическую и семиотическую природу скифских изваяний, все исследователи отмечают их принадлежность к воинским культам и культу предков. Рассмотрение их в качестве изображений богов кажется весьма спорным в связи с присутствием в их иконографии атрибутов различных божеств. В тоже время это не могло быть изображением разных персонажей скифской мифологии, так как образ, отраженный в иконографии скифских изваяний, явно один и тот же.

Аналогии в художественных образах могут говорить о близких идеологических представлениях. Данный феномен может объяснятся либо стадиальным сходством, либо наличием общего "предка". Возможная роль позднеямных статуарных изображений в складывании канонического облика скифских изваяшш уже отмечалась в литературе (Шульц, 1976; Довженко, Чмыхов, 1986). Эти же исследователи указывали и на возможную семантическую аналогичность этих двух культурных феноменов. Но если ямные изваяния с оружием были отражением эпической формулы "неувядающей славы", то, вероятно, подобная же формула должна была существовать и в скифском эпосе.

К сожалению, сведения о традиционных представлениях скифских племен содержатся, в основном, только в трудах античных авторов. Это очень ценный источник, но не достаточный. В какой-то мере восполнить пробел позволяют данные археологии.

Из сведений Геродота нам известно, что ежегодно у скифов проводился ритуал, весьма показательный для понимания представлений о военной доблести у кочевюгков. "Один раз в год каждый начальник округа в своем округе наполняет вином кратер, из которого пьют скифы, убившие врагов. А те, кто этого не совершат, не вкушают этого вина, но, презираемые, сидят отдельно. Это у них величайшее бесчестие. А все те из них кто убили очень многих мужей, имеют по два килика и пьют из обоих". (Геродот, IV, 66).

Сопоставим атрибуты легенды и изваяний. В литературе уже не раз рассматривалась семантика атрибутов скифских изваяний, однако не в контексте связи с приведенной выше легендой.

Связь воинского культа с культом плодородия общеизвестна. Фаллос, присутствующий в иконографии некоторых изваяний, связан с представлениями о культе мужчин-предков. На скифских изваяниях фаллическую символику имеет меч-акинак. Возможно, именно поэтому фаллос присутствует не на всех изваяниях, а только на ранних. Меч совместил в себе и функцию символа плодородия и воинского знака. Знаменитый рассказ Геродота о поклонении скифов боту Лресу, атрибутом которого в земном мире является «древний железный меч» (Геродот, IV, 62), подтверждает мысль о том, что меч на изваяниях отражает связь всех героев-воинов с божествешгыми силами. Акинак у скифов не просто предмет вооружения. Это сакральный объект, символ бога войны. Таким образом, это необходимый атрибут мужчины-воина, подчеркивающий его половую и социальную принадлежность.. Любой мужчина, обладающий этим оружием является смертным представителем бога на земле. Видимо, использование изваяний в культово-поминалышх обрядах - это одноврементшй ритуал обращения к богу войны, через его смертного двойника - героя-воина. С сакральной функцией меча связано и подобное же значите пояса. У скифов это проявляется уже в генеалогических легендах. Так же как на древнеямных изваяниях и оленных камнях, пояс на скифских изваяниях являлся знаком власти. Наборный пояс был индикатором социального положения человека в кочевом обществе. Лук в мифологии и эпической традиции скифов и других кочевых народов также был предметом сакральным. Только мужчина, научившийся владеть луком, мог быть принят как равноправный в обществе воинов-кочевников. Связь стрельбы из лука с культом плодородия и культом правителя у скифов также общеизвестна. Стрела является главным атрибутом солнечного бога Гойтосира. Горит, таким образом, также приобретает в комплексе атрибутов изваяний священный характер. Гривна, вероятно, тоже связана с символикой солнечного культа. Плеть и на изваяниях, и в ритуалах, и в быту скифских племен была атрибутом свободных воинов. Только они могли носить ее. Подобный знаковый статус плети очень хорошо раскрывается в сюжете, посвященном войне скифов с рабами (Геродот, IV, 3). Место ритона в символике скифских изваяний может стать понятным, если обратиться к сведениям древних источников. Чаша для скифов вообще предмет сакральный, связашшй с божественными дарами (как, впрочем, и секира) (Геродот, IV, 5 - 10). Весьма характерно, что ни на ежегодном воинском празднике, ни на изваяниях нет чаш, изготовленных из черепов врагов и врагов-родичей, хотя, по сведениям Геродота, скифы очень гордились такими сосудами (Геродот, IV, 65). Вероятно, такие чаши не употреблялись на общих пирах, а являлись предметом, доказывающим цоблесть отдельного человека (Кузнецова, 1993). На празднестве же использовались сосуды, связанные с войной и воинским братством. В своем более архаичном значении рога изобилия ритон также отражает взаимосвязь войны и плодородия, круговорота жизни-смерти.

Таким образом, меч, фаллос, лук, плеть (причем меч может символизировать на изваяниях также и фаллос) - знаки свободного мужчины-воина, воинская атрибутика. На празднике также присутствуют

только мужчины-воины. Священный напиток в ритоне вводит в круг избранных, "славных" воинов. Значит, можно предположить, что изваяния несли ту же идею "воинской славы", что и описанный Геродотом ритуал. К этой формуле в изваяниях прибавлялся еще один аспект - посмертной "вечной, неувядающей славы", так как камень является символом вечности. Вероятно, можно сделать вывод о существовании у скифов подобной поэтической формулы.

Подтверждает это предположение и героический эпос «Нарты» потомков скифов - осетин (Дюмезиль, 1990). То обстоятельство, что в нартовском эпосе существуют подобная формула и подобные представления, подтверждает наш вывод о существовании их у скифов.

У скифов, вероятно, не знавших письменности, вещественного символа неумирающего слова, материальным выражением идеи "неувядающей славы" стали каменные изваяния. Именно изображение человека-воина являлось планом содержания скифских изваяний, а все атрибуты, связанные с мифологической и религиозной сферой, относятся к плану выражения. Поэтому эволюция скифской скульптуры идет от перегруженных религиозно-мифологической информацией фаллических изваяний Предкавказья и Причерноморья до реалистических поздних статуй Крыма.

Третий параграф второй главы посвящен эпическим и мифологическим сюжетам в оленных камнях. Непосредственно перед возникновением скифской скульптуры в степях Евразии в конце II -начале I тыс. до н.э. распространяется другой феномен монументального искусства кочевников - оленные камни.

Иконография этих каменных изваяний очень необычна. Это монументальные стелы сделанные из камня с нанесенными на них изображениями животных и воинских атрибутов.

В настоящее время выделяется 3 типа оленных камней (Волков, 1981).

1.Евразийский, без изображений животных.

2.Саяно-алтайский, с реалистическими изображениями животных.

3.Монголо-забайкальский тип, со стилизованными изображениями животных.

В начале параграфа анализируется проблема семантической интерпретации оленных камней и их атрибутов в исследованиях археологов.

В целом, используя источники и их анализ исследователями , можно согласиться с положением о том, что оленные камни являются антропоморфными изваяниями с воинской символикой и семантикой, установленными в честь конкретных умерших людей. В иконографии оленных камней нашли свое отражение и солярный культ, и трехчленная вертикальная модель мира, и культ предков. Необходимо согласиться с Д.Г. Савиновым, связывающим основное назначение оленных камней с идеей жертвоприношения (Савинов, 1994). Хотя оленные камни почти не имеют антропоморфных признаков, такие атрибуты, как параллельные линии в верхней части камня (своеобразное изображение человеческой личины), кольчатые серьги в районе головы и оружие в области пояса под-

гвсрждают мысль о том, что это изображешге фшуры человека.

Оружие, изображенное на олешгых камнях, вероятно, имеет значение не только военного атрибута, но и орудия жертвоприношения. Причем, на эашпгх пленных камнях эта функция более ярко выражена. Кинжалы здесь являются самостоятельным сакральным объектом (Савинов, 1994). Лук, Зоевые топоры, клевцы, видимо, также несут эти две функции. Вероятно, семантика фигур оленей на камнях разных типов не одинакова. Соответственно различны семантика и назначение самих изваяний. Эленные камни со стилизованными фигурами оленей, видимо, полисемантичны. Они связаны в основном не с погребалышми люружепиями, а с сакральными религиозными центрами. Эти монументы несут в себе и идею войны - охоты - жертвоприношения, и идею круговорота жизни-смерти, и взаимосвязь с культом предков. Вероятно, здесь отразились представления о сакрально-магических качествах воинов. Это не обычные воины. Это своеобразные "шаманы-воины", способные в 5ою перевоплощаться в различных животных. Не случайно именно на зленных камнях такого типа есть зооморфные личины. Аналопга юдобным представлениям мы видим повсюду в героическую эпоху. Близки подобным образам и образы шаманов, которые ведут борьбу со злыми :илами и другими шаманами, преображаясь в различных животных. Именно этим "воинам-оборотням" приносятся в жертву священные кивотные в ритуальных оленных комплексах.

Оленные камни с реалистическими изображениями животных, ¡ероятно, содержат меньше религиозно-магической смысловой нагрузки. Вероятно, прав Д.Г. Савинов, считая изображение оленя "на цыпочках" объектом жертвоприношения (Савинов, 1987; 1994). Жертвоприношение лго совершается в честь умершего мужчины-воина. Здесь образ человека /же не несет дополнительной магической нагрузки. Это образ трославленного в боях и на охоте человека-воина. Живые, провожая его в пир иной, совершают ритуальные действия, которые включают в себя збряд жертвоприношения, возведете кургана, установку камня-обелиска с 13ображением жертвенных животных, оружия и предметов, имеющих ¡начение социалыю-эпшческих индикаторов.

Вряд ли имеет смысл говорить о семантическом и семиотическом ¡начении образов хищных зверей в искусстве скифо-сибирского мира. Этому вопросу посвящено огромное количество исследований. На олешгых самнях присутствуют собаки (волки), пантеры, фантастические хищники, ;очетающие черты различных животных. Вероягно, они здесь являются :воеобразными «оппонентами» травоядных. Это тоже сюжет, связанный с здеей жертвоприношения и круговорота жизни-смерти.

Трудно сказать, по какой причине на оленных камнях почта не изображали антропоморфные признаки. Вероятно, на изображение собственно 1еловека было наложено табу, чтобы мертвый не мог нанести вред живым. Э преде ленную роль в этом обстоятельстве могла сыграть и традиция, иду-цая от предшествующих оленным камням вертикальных поминальных збъектов (каменные и деревяшше столбы андроновской и постандронов-жой эпохи) (Бобров, 1992). Поэтому его заменяют либо символическими

изображениями, либо, очень редко, зооморфными личинами (на монголо-забайкальских камнях), что соответствует идее перевоплощения человека.

Среди воинских изваяний степняков Евразии оленные камни наиболее семантически сложный феномен. В иконографии оленных камней, вероятно, содержится огромное количество мифологической, ритуально-культовой и другой информации. Полисемантичность этих памятников очень затрудняет выявление знаковой идеологической первоосновы, заложешюй в них. Но все же такая попытка возможна. С нашей точки зрения, оленные камни были не просто изображением человеческой фигуры, фаллоса или вертикальной модели вселенной. В них должны были быть воплощены какие-то более универсальные представления, связанные с воинским сословием. И единственный подобный образ - это все тот же образ "вечной, Неувядающей славы", который мы ранее встречаем у ямников, а позже у скифов (особенно это касается оленных камней саяно-алтайского и общеевразийского типа). Учитывая возможную этническую близость носителей оленных камней и скифов, мы можем предположить, что именно во время формирования канона оленных камней эта формула становится ритуальным знаком целого социального слоя - мужчин-воинов.

В главе III «Эпическая формула и иконография древнетюркских изваяний» автор анализирует феномен древнетюркских каменных изваяний. Проблема семантики и назначения древнетюркских изваяний вызывали > исследователей бурные дискуссии, в связи с тем, что сведения письменны} источников о погребальном обряде тюрков-тупо весьма противоречивы. Е результате долгой полемики большинство ученых согласилось с выводом Л.Р.Кызласова, что древнетюркские изваяния изображают самогс покойника (Кызласов, 1964; Шер, 1966; Чариков, 1976; Мокрынин, 1979 Кубарев, 1982; Савинов, 1984; 1992; Ермоленко, 1987; Кляшторный Савинов, 1994). В целом изваяние стало рассматриваться как элемент единого комплекса оградка - изваяние - балбалы, своего рода "священна? триада" поминальных памятников (Войтов, 1996; Ермоленко, 1991а) Таким образом, исследователи пришли к выводу, что изваяние являлос! элементом единого культового погребально-поминального сооруженш древних тюрков отражающего их модель мироздания.

Результаты исследований по реконструкции семантики и символик! отдельных атрибутов древнетюркских каменных изваяний позволяю' изучить внутреннее содержание иконографии изваяний древних тюрков. I ней заложены глубокие традиции кочевой культуры, идущие из глубинь веков. Выше уже указывалось на семантический статус сосуда, меч; (кинжала, сабли) и пояса в воинской культуре и мифологии кочевье народов индоевропейского круга. В культуре древних тюрков оружие вероятно, уже не имело божественного статуса и фаллической символики как это было в случае со скифским акинаком. Сакральные и социальны^ функции оружия упростились. Меч, кинжал и сабля, не нес; дополнительной сакральной нагрузки, становятся атрибутом мужчины воина, показателем его социального положения - с одной стороны, i воинской доблести - с другой. Но в качестве такового оно являлось очен

важным элементом в иконографии воинской скульптуры древних тюрков. Собственная пиршественная чаша, как и меч, у мужчины появлялась после того, как он получал свое мужское имя (Кызласов И., 1996). Таким образом, уже само наличие сосуда для питья в руках у мужчины являлось индикатором его социального положения. Кроме того, сосуд на изваянии давал возможность покойнику как бы участвовать в поминальных обрядах, пригашать жертвоприношения сородичей в его честь. Традицию украшения поясов средневековые кочевые народы развили до совершенства. При этом пояс имел в основном утилитарные, а не эстетические, функции. Пояс был показателем положения человека в иерархии военно-чиновничьей знати и его доблести на поле боя (Добжанский, 1985; 1990). Кроме того, пояс, наряду с гривной или бородой, является важным элементом членения скульптур по вертикали, создавая традиционную для скульптуры кочевников трехзональность, о семантическом значении которой уже говорилось выше. Таким образом, все эти атрибуты были элементами, указывающими на социальное положение и военные подвиги покойника. Прическа, одежда, головные уборы, украшения на изваяниях являлись признаком не только половой принадлежности покойного и его социального положения, но и этническим индикатором, средством отличия героев тюркского эля. Такие стилистические особенности, как сросшиеся на переносице брови, огромные глаза, присущи словесному портрету богатыря в героическом эпосе тюркоязычггых народов, а поза изваяний отвечает правилам пиршественного поведегшя тторкоязычных народов (Ермоленко, 1991). Положение человека в кочевом обществе, как /же указывалось выше, в основном зависело от его воинской доблести. Каменное изваяние навечно запечатляло воинскую или другую (государственную, дипломатическую и т.д.) деятельность покойного.

Поскольку самым престижным делом лля мужчины являлась война, го несомненно у древних тюрков должен был существовать и героический эпос и поэтическая формула, соответствующая иконографической формуле минских изваяний. Но эшгческие произведеши древних тюрков ire дошли Ю нас. Поэтому восстановить эту эпическую формулу весьма сложно. Для этого прежде всего нужно обратиться к первоисточгпгку - письменным эпитафиям кок-тюрков эпохи II Тюркского каганата.

Древнетюркские рунические тексты являются очень ценным тсточником знаний о жизни, истории и культуре степных наролов Цеггтральной Азии во второй половине I тыс. н.э. Орхонские надписи свидетельствуют, что главной функцией тюркских каганов было руководство набегами и захватом соседних территорий. Поэтому в -идписях в честь Кюль-тегина, Бильге-кагана и Тоньтокука чувствуется сильное влияние пышного эпического стиля. Даже сами образы Кюль-гсшна, Бильге-кагана и Тоныокука близки героям эпоса. Поэтому в них грисутствует большое количество формул связанных с эпическим жанром. Эдной из такой формул является речевой оборот "...чтобы не погибли имя. 1 слава тюркского народа". Большинство таких словесных клише встречается в надписи Кюль-тегина, который выступает как воин-зогатырь. Близок этому образу и Билъге-каган. Тот факт, что речь идет не

об имени и славе Кюль-тегина и Бильге-кагана, а об имени и славе всего народа является скорее данью государственной идеологии. Занимаемое героями высокое государственное и общественное положение заставляло авторов текста говорить обо всем эле. а не о себе. В средневековом мышлении харизма и слава вождя становилась харизмой и славой племени (государства), и наоборот (Скрьтнникова, 1994). В текстах продолжали сохраняться архаические формулы героического эпоса, но теперь они приобретают новое звучание.

Подтверждением существования подобной формулы и подобных представений в эпосе древних тюрков может служить также сохранение их в якутских героических преданиях эпохи кыргаса (конец XVI - нач. XVII вв.) и якутском героическом эпосе «Олонхо» (Ермоленко, 1992). В них, как известно, сохранилось огромное количество архаических сюжетов, дошедших до нас еще от древнетюркской эпохи.

Вещественным выражением идеи сохранения в вечности имени и славы правителей и народа тюрок-тугю стали поминальные комплексы Хошо-Цайдама. Та же идея, но на более низком социальном уровне получила свое символическое выражение в иконографии древнетюркских изваяний и комплексе оградка - изваяние - балбалы. Скульптура не сохраняла имени героя. У древних тюрков эту функцию выполнял камень с надписью, но этой чести удостаивались только наиболее знатные воины. Статуя должна была увековечить не просто жизнь героя, а его воинскую славу, сделать ее бессмертной. Позволим себе не согласиться с исследователями, считающими, что древнетюркские изваяния есть портретные изображения умерших (Чариков, 1986; Аджигалиев, 1994). На изображении показывались только тс детали, которые раскрывают героя как определенный художественный тип. В иконографии изваяний это прежде всего тип эпического героя-воина. В иконографии древнетюркской скульптуры в основном отражен облик свирепого воина, героя-убийцы врага (Ермоленко, 1992; Мотов, 1996, с. 34). Об этом же свидетельствует внешнее противоречие в каноническом облике статуи. С одной стороны, это изображение воина на пиру (сидячее положение большинства фигур, кубок в руке, меч на поясе). С другой стороны, лицо воина уж очень напоминает маску гнева совсем не соответствующюю последнему пиру в кругу соплеменников. Стоячая поза некоторых изваяний также не соотносится с ритуальным поведением тюркоязычных народов на пиру. Не если в изваянии зафиксировано стремление живых сохранить ела выпавшего или умершего воина, то это противоречие становится понятным Древние скульпторы , пытались отразить в иконографии изваяний сразу два основных состоя!шя эпического воина-богатыря. "Военное" - это защитник племени и государства, и "мирное" - участник всех воинских пиров и забав. Балбалы, будучи символами убитых врагов в древнетюркскш комплексах, вероятно, являются своеобразным "пояснением" того, за чте умерший человек был удостоен подобных почестей. Не случайно 5 древнетюркских изваяний с оружием балбалы устанавливались чаще, чем 5 других групп (Шер, 1966). Древнетюркские изваяния второй группь являются уже продуктом государственной идеологии и производные

результатом традиции установки поминальных каменных статуй. Вопрос о назначении в поминальном комплексе оградки остается до сих пор эткрытым, несмотря на большое количество высказанных предположений. Но, вероятно, офадки также играли определенную роль в ритуале увекове-пгвания славы героя-предка.

На основании перечисленных выше фактов и наблюдении можно тридти к выводу о том, что каноническая изобразительная формула 1ревнетюркских изваяний была аналогична словесной эпической формуле увековечивания воина-героя - "...чтобы не погибли имя и слава".

Исходя из выводов первого параграфа, автор обращается к проблеме троисхождении древнстюркских изваяний. Этому вопросу посвящен второй параграф главы III. Проблема генезиса древнетюркской скульптуры галека от разрешения. Одна из гипотез была выдвинута Л. Р. Кызласовым Кызласов, 1960). Он предположил, что в основе обряда установления саменных изваяний лежит традиция изготовления таштыкских югребалыгых масок (Кызласов, 1960). После раскопок Шестаковского .югильника на севере Кемеровской области, где была обнаружена 'глиняная голова", вероятно, принадлежавшая манекену, установленному пгутри сложного погребального сооружения (Мартынов, Мартынова, Сулемзпн, 1971; Мартынов, 1974), Д.Г.Савинов тоже выдвинул положение > том, что корни древнетюркской традиции сохранения облика умершего 1ежат в идеологических представлениях тесинского и шестаковского налов, таштыкской культуры (Савинов, 1992). В.Д.Кубарев предположил, гто шестаковский манекен является промежуточным звеном между »ленными камнями раннескифского времени и древнетюркскими гзваяниями (Кубарев, 1984).

Для того, чтобы ответить на вопрос о месте оленных камней, аштыкских погребальных масок и "глиняных голов" в генезисе [ревнетюркских изваяний, нами проведен сравнительный анализ этих феноменов.

Еще в 1929 году М.П. Грязнов и Е.Р.Шнейдер указывали на 1алочисленность древнетюркских изваяний в Минусинской котловине. Зленных камней там нет вообще. В Кемеровской области нет ни одного [зваяния. Вероятность того, что в степную культуру средневековья радиция сохранения облика умершего пришла из Минусинской и Сузнецкой котловин, конечно, существует. Но тогда возникает ряд озонных вопросов. Почему переходный элемент данной эволюционной инии развития существует на территории, где нет ни первого, ни юследнего звена данной цепочки, и наоборот? Почему этот обычай не азвился в Минусинской котловине?

Семантика древнетюркских изваяний и таштыкских погребальных iacoK в настоящее время ясна - они изображают умершего человека. Здесь [ашли свое выражение ¡теологические и мифологические представления юдей того времени. Насколько же воззрения, отразившиеся в этих зеноменах двух культур, соотносимы между собой?

1.Как и использовании погребальных масок, так и в сооружении зваяний мы можем обнаружить представления, связанные с культом

предков. И в первом, и во втором случае мы видим обычай воплощения умершего в его сакральном двойнике и вероятное использование последнего в погребальном обряде в качестве заменителя усопшего. Но таштыкские маски погребались вместе с покойником, то есть предназначались в дальнейшем для мира мертвых. Каменные изваяния оставались на границе двух миров, продолжая нести смысловую нагрузку вещественного символа славы и второй ипостаси мертвого предка в мире живых, и в качестве таковых использовались вплоть до этнографического времени.

2.В древнетюркских изваяниях, несомненно, отразился культ героя-воина, его прижизненная и посмертная воинская слава. То же самое можно сказать про оленные камни. Мы знаем мало женских изображений и совсем не знаем детских. Таштыкские погребальные маски тоже отражают определенные различия в социальном положении погребенных. Но это не может быть отражением каких-либо половозрастных различий, ибо найдены маски не только мужские и женские, но и детские. (Кызласов, 1960).

3.Древнетюркские изваяния и оленные камни, видимо, могли символизировать мировую ось. Вкупе с оградками и балбаламл древнетюркская скульптура составляла модель мира. Таким образом, вероятно, умерший воин на земле в ритуальном действе занимал то место которое он должен был получить в мире мертвых. Ничего подобного мы ш видим в символике таштыкских погребальных масок.

4.Л.Р.Кызласов в свое время предположил, что погребальные маек! из грунтовых могил выполняли еще одну функцию - защиты живых о: мира мертвых (Кызласов, 1960). Возможно, что опосредованно эту род] сохранили и более поздние варианты таштыкских масок. Для нас важне выяснить, имелась ли эта функция у изваяний? Судя по тому, что многтк изваяшгя повреждены специально, можно предположить, что этил действием либо пытались нанести вред умершему (если действовал! враги), либо обособить мир живых от мира мертвых (если это была част, похоронного ритуала). И в том, и в другом случае граница между живым) и мертвыми устанавливается не сооружением статуи, а ее сакральны? уничтожением.

Если два сакральных феномена генетически связаны между собой, т> они, вероятно, должны иметь ряд близких функций в ритуальном действе Между таигтыкскими манекенами и древнетюркскими изваяниями тако. близости не прослеживается. Исходя из всего вышесказанного, можн сделать вывод, что сакральный статус древнетюркских каменных изваяни и таштыкских погребальных масок различен.

Подводя итоги, необходимо отметить, что происхождение традици сооружения древнетюркских изваяний из обряда изготовления таштыксюг1 погребальных масок более чем спорно. Да и связь оленных камней "глиняными манекенами" не прослеживается. Использование манекенов обрядах древних тюрков времен I каганата и уйгуров, как это предполагае Д.Г. Савинов (Савинов, 1992), возможно (хотя археологически пока эте факт ничем не подтвержден). Но, судя по всему, эти манекены

изваяниям не имели никакого отношения и несли совсем другую змысловуЮ нагрузку. Извашше должно было увековечить земную славу звоего человеческого двойника, манекен - лишь заменить его на короткое время.

В главе IV «Отражение индоевропейской эпической формулы "непрехо-гящей", "неувядающей славы" в каменных изваяниях степной Евразии» рас-:мотрен процесс эволюции антропоморфных изваяний воинов. Впервые тоявившись в древнеямной культуре, в различных вариантах каменные из-заяния с воинской атрибутикой стали постоянной принадлежностью куль-гуры кочевых народов данного региона.

Уже в начальны]"! период существования изваяния степных племен отличаются сложными символикой и семантикой, отраженными в ювольно лакоганшой иконографической формуле. Для нашего «следования важно наличие на некоторых изваяниях степняков предметов юоружсшш. Уже с этого времени они выступают как знаки социально-тптческой принадлежности человека и религиозно-магические атрибуты. Здесь мы видим зарождение традиции установления прославившимся ероям изваяний с определенной канонической иконографией. Этот герой :ще не обязательно военный предводитель. Он ведет войну, но не всегда с >еальным противником. В данном случае мы имеем изображение вождей, ювмещавшпх религиозно-магические и военные функции. В иконографии [ревнеямных изваяний еще преобладает религиозный, магический смысл, [то видно из атрибутики, присутствующей на шгх. В данном случае юинская атрибутика и связь с воинским сословием еще не выступает па гервом месте. Здесь еще важнее связь умершего вождя с богами, тшволика власти и плодородия. Вождь-жрец еще пока сильнее вождя-;оина. Остатки подобных ранних представлений четко прослеживаются в шдоевропейской эпической традиции (Абаев, 1994). Нет еще четкой фивязки этих изваяний к широкому слою общества. Ритуал, вероятно, ше только начинает вырабатываться. Нет еще соответственно и |итуального текста. Поэтому иконография изваяний еще не имеет единого :анона. Но некая "первоидея", заложенная в шгх, уже приводит к ювторяемости многих атрибутов. Эта "первоидея" выражена в эпической юрмуле "неувядающей славы".

С исчезновением ямной культуры традиция установки каменных ;зваяшш не исчезает, хотя исполните камешгых фигур деградирует катакомбные изваяния, андроновские и ирмсиские надмогильные стелы), "охраняется связь каменных изваяний и стел с мужегаши, воинскими огребальными культами. Можно предположить, что окуневские изваяния вляются религиозно-магической линией развития монументального скусства степняков. Возможно, что обе эти линии (религиозно-гапгческая и воинская) берут свое начало в древнеямной культуре.

Следующая "волна" проявлегшя феномена воинской скульптуры роисходит в восточной части степной Евразии. В науке эти изваяния олучили название оленных камней. Здесь ярче проявляется еще одна ажпая иконографическая особенность скульптуры кочевшисов - деление •игуры на три зоны. На оленных камнях оружие, как правило,

располагается на поясе или около него. При явной антропоморфности оленных камней на них очень редко изображены детали человеческого тела. Вероятно, это связано с запретом изображения мертвого человека из боязни навредить живым. Иконография оленных камней саяно-алтайского и евразийского типов включает в себя два аспекта культово-поминальной традиции индоевропейских племен - принесение в жертву герою священного животного и отображение в память о героических деяниях его воинских атрибутов. Эпическая формула "неувядающей славы" получает свое новое воплощение в столь своеобразной скульптуре. Оленные камни являются переходной формой от "религиозной" идеологии к идеологии военной. Здесь еще присутствует символика, связанная с религиозным культом (изображения животных и т.д.), но все большее место занимает символика военная. Носителем "неувядающей славы" становится не просто вождь, а вождь военный. Оленные камни со стилизованными изображениями оленей несли другую семантическую нагрузку. Это изваяния религиозно-магические, связанные с культово-поминальными комплексами. В них труднее проследить некую "первоидею" и выделить определенную ритуальную формулу. Но какое-то место в создании культовых "оленных" центров играла и идея "вечной славы": не случайно набор воинских атрибутов оленных камней всех типов почти одинаков. Эт} же мысль подтверждает и существование смешангшх типов.

Вместе с носителями данной традиции оленные камнт распространяются далеко на запад (Членова, 1975; Мурзин, 1990). Причех-распространяются как раз изваяния, связанные с воинскими культами г воинским сословием (саяно-алтайский и общеевразийский тип), посколъю в дальних миграциях именно воины играют главную роль. Оленные камш постепенно утрачивают иконографические детали, связанные с идеег жертвоприношения, но сохраняют свое главное предназначение, ка( вещественного символа воинской славы умершего. Возникают оленньк камгш западного ареала, или "киммерийские стелы". На Северном Кавказ! и в Северном Причерноморье происходит, вероятно, соединение дву; традиций. Так рождается феномен скифских изваяний. Их иконографи; соединила особенности европейских изваяний эпохи бронзы и оленны: камней. Одна и та же "первоидея" заложенная в древнеямных изваяниях оленных камнях и скифской скульптуре, позволила легко соединить дв первых традиции. Как результат этого слияния сложилась скифска скульптура. В результате подобной эволюции почти вся излишняя, с точк зрения воинского сословия, информация ушла. Религиозно-магическа функция отходит на второй план. Сохраняется и трехзональностъ, и обра мирового древа и мировой горы (связь с курганом). Но главны: становится изображение мужчины-воина, причем не портретное, обобщенное. Это не просто образ героя-прародителя или какого-т мифологического героя. В иконографии изваяний отразился обре эпического героя. Этот образ несомненно связан со многими сторонам культовой практики и рядом других образов мифологии. Но при этом о всегда ассоциируется с реальным лицом, внесшим свою воинскую славу общую славу всего этноса. Это реальный герой-покровитель, герог

прародитель и герой-вождь. Три зоны в иконографии скифских изваяний не обязательно соотносятся с каким-либо конкретным мифологическим персонажем. В мифологической модели мироздания любой человек связан со всеми тремя мирами. Эпический воин всегда ведет борьбу против сил зла, символизирующих нижний мир. При этом с Землей, с низом, соотносится и функция плодородия, почти неразрывная в эпосе и мифологии с функцией воина. Жизнь и борьба людей происходит в среднем мире. В этой борьбе герой выступает как представитель сил верхнего мира. Поэтому нет никакой необходимости искать какой-либо конкретный мифологический персонаж, чтобы объяснить, кого изображали скифские изваяния. На них изображены реальные герои, воплощающие в себе образ идеального эпического воина-кочевника. Сарматы, смеш!вшие скифские племена в степях Восточной Европы, сохранили обычай создания изображений на камне. Но, видимо, не имея столь развитой идеологической (в том числе и эпической) традиции они не смогли воплотить в них четкую иконографическую формулу.

Трудно сказать, каким образом связаны оленные камни, скифская и цревнетюркская скульптура. Здесь нет непрерывного генетического ряда. Древнетюркские изваяния являются отражением сохранения в иноязычной среде эпической формулы "вечной славы" павших героев. Вероятно, в Восточном Туркестане, где шло формировать древнетюркского этноса, от ираноязычных соседей древние тюрки переняли понятие "неувядающей славы", преобразовав его соответственно собственному пониманию. Неизвестно почему эта традиция не получила широкого распространения в годы I Тюркского каганата. Видимо, такое государственное объединение могло существовать в рамках культуры, которая не выдвигает на передний план "национальную" харизму. Вожди II Тюркского каганата были вынуждены с самого начала опереться на те слои степного общества, которые стремились к жесткому противостоянию любому сопернику. В этих условиях развивается культ степных героев-воинов. Посмертная слава героев запечатлевалась в каменных фигурах воинов. Так возник феномен гревнетюркской каменной воинской скульптуры. Постепенно, с развитием "осударственности, эта формула стала переноситься и на изваяния шновничьей аристократии. Появляется вторая группа древнетюркских тзваяшш с сосудом в одной руке, но без оружия.

В уйгурской и кыпчакской скульптуре на первый план уже выходит 1е идея сохранения славы воина на Земле, а связь человека (не обязательно мужчины-воина) с божественными силами и с культом тредков-прародителей. Поэтому, на уйгурских изваяниях нет оружия. Зтатуи, сохраняют идею вечности существования человека, но не через глею "вечной, неувядающей славы", а через концепции "вечной памяти" и 'вечной жизтГ, связанных в степной среде не с воинскими культами, а с сультом предков.

Таким образом, на протяжении почти 3-4 тысяч лет в степной Евразии прослеживается довольно устойчивая традиция культово-гоминальной скульптуры с воинскими атрибутами. По мнению автора, она гвязана с индоевропейской эпической традицией, зародившейся в степях

Восточной Европы и распространившейся вместе с населением на восток.

Данный культурный феномен не является, по нашему мнению, стадиальным явлением, поскольку: 1) он проявляется не во всех высокоразвитых кочевых культурах. Мы не знаем такой скульптуры у сюнну, сятаби, монголов и т.д., хотя весь набор атрибутов этой скульптуры является сакральным и для них. Другое содержание имеют окуневскме, таштыкские, уйгурские и кыпчакские изваяния. Но сама передача идеи "вечности" человеческого существования через каменные изваяния несомненно является универсалией человеческой культуры. 2.) Древнеямные племена, население, создававшее оленные камни, и древние тюрки были на разных стациях развития культуры и, тем не менее, у всех есть подобный культурный феномен. Несомненно, одинаковая стадия развития культуры накладывала свой отпечаток на иконографию изваяний. Близко стоящие по социальному и культурному развитию скифы и древние тюрки создают идентичную по иконографии скульптуру.

Обобщенный образ героя-воина в иконографии кочевников Евразии является канонизированным образом прокламативного характера и отражает военизированный характер степных общественных и государственных образований на героической стадии развития. Формирование воинских культов и идеологии воинского сословия вызвано особенностью степной культуры, которая с самого начала своего существования складывалась как культура военизированная, потенциально агрессивная. В этих условиях мужчины-воины выдвигаются на первый план, как основная социальная сила общества. В общественном сознании существует обобщенный образ идеального воина, тождественный образам эпических героев. Этот архетип эпического героя-воина и вошел в идеологию индоевропейских, индоиранских и тюркских степных народов как ее составная часть. Воспевание подвигов и деяний богатыря становится важнейшей частью идеологии общественных и государственных объединений. В рамках подобной идеологии и возникла необходимость увековечивания славы воинов, отличившихся в боях с врагами. Слава каждого воина приумножала славу всего народа. Великие дела потомков лишь оживляют вечно существующую и единственно реальную "первую славу" предков. Герои-люди становились новым воплощением героев эпоса. Индоевропейская эпическая формула "неувядающей славы" в различных вариантах была перенесена на реальную жизнь и соотнесена с реальными людьми. Ее материальным выражением стала культово-поминальная воинская скульптура с определенным набором атрибутов.

Если путь развития героических сказаний сравнить с тенденцией изменения образа воина в каменных изваяниях, то мы увидим, что эволюция иконографии каменных изваяний идет в том же направлении. Первоначально мифы были важнейшим источником формирования героическю сказаний. В ранних эпических произведениях героика выступает еще е мифологической оболочке. С развитием этого жанра нарастает тенденция в демифологизации эпоса. Эпические произведения эпохи складывашш государственных объединений опираются уже в основном на историческук основу. План выражения иконографии каменных изваяний кочевников Ев

эазии тоже изменяется от преимущественно мифологических мотивов к мотивам военным. В иконографии древнеямных изваяний и оленных камчей мифологические мотивы еще преобладают над эпическими (военными) представлениями, что связано с существованием только самых ранних, ipxainiecKHX форм героического эпоса и военных культов. Своеобразным тереходным этапом в этом плане являются скифские изваяния, где уже отражаются представления о реальных героях, ставших персонажами герои-1еских сказаний. Но военная атрибутика скифских изваяний отражает и мифологические представлешш кочевников-скифов. Еще менее выражены мифологические мотивы в древнетюркских изваяниях (во всяком случае, ■îx можно только предполагать). Но и эпос древних тюрков, видимо, был рже ближе к классическим формам героических сказаний, основанных, как /же отмечалось выше, на исторической основе. Поэтому и образ эпичес-сого героя (а соответственно и "списанный" с него канон изваяний) здесь проявляется более четко. Эпический герой не является обладателем непо-поримых свойств. В образе героев героического эпоса воплощался опреде-1енный тип, набор качеств и атрибутов, которые признавались в ту эпоху шиболее существенными или образцовыми. Поэтому в изваяниях, которые ггановились знаком «вечной славы» героев реальных, воплощался образ ероя идеального, связанного с эпическими мотивами. Изваяния были ¡редством устрашения врага, способом выражения этнического тревосходства и напоминанием потомкам о воинской славе предков. Они . ггановились символом покровительства предков земле потомков.

Если мы признаем, что в воинских изваяниях выражены близкие ри-уально-эпические формулы, единый образ, то должен существовать опре-[еленный набор признаков, составляющих его. Попробуем выделить этот «бор признаков. Постоянно повторяются такие атрибуты, как оружие ¡лижнего боя (меч, сабля, кинжал, секира), пояс, гривна (ожерелье), т.е'' наки принадлежности к воинскому сословию и индикаторы социального юложения. Вооружение служило связующим звеном в ряду охота - война -жертвоприношение. Подобный ряд был отражением ритуально-культовых федставлений воинского слоя степного общества. Гривна и пояс были наками социально-этнического положения человека, а также являлись пособом соотнесения человека и модели мира, в которой человек был воеобразной осью. Оружие дальнего боя (лук и стрелы) также присутству-т на воинских изваянии. Это объясняется тем, что лук едва ли не основ-гое оружие кочевььх армий. Но при этом в степной богатырской среде су-цествовало представлезше, что победить соперника в бою на мечах или ;опьях более почетно, чем убить его из лука. Поэтому лук и не стал столь >бязательным атрибутом изваяний, как оружие ближнего боя. Антропо-горфные признаки (лицо, руки, нога) присущи трем из четырех видов во-iHCKirx изваяний. То, что они почти не присутствуют ira олеиных камнях исключения здесь лишь подтверждают правило) объясняется, вероятно, {ифологическими представлениями их создателей. Это также может слу-шть доказательством того обстоятельства, что главным в изваянии был не |браз конкретного человека, а архетип его воинской славы. Фаллическая имволика на изваяниях воинов связана с мифологическими представле-

ниями о круговороте жизни - смерти, умирания - возрождения. Этот круговорот в сознании древних был очень тесно связан с войной. Но данный атрибут не стал общераспространенным, так как являлся лишь своеобразным дополнением к образу героя-воина, подчеркивал мужское начало, но вполне мог просто подразумеваться. Сосуд появляется на изваяниях довольно поздно, но при этом становится необходимым элементом образа, отраженного в иконографии. В этом атрибуте воплотились связанные между собой представления о ритуальных военных пирах, воинском братстве, священном напитке. Сосуд отразил вторую ипостась эпического героя -непременного участника воинских пиров и забав. Дополнительные сцены на изваяниях несли различную дополнительную информацию. На древне-ямных изваяниях, вероятно, изображены сцены борьбы эпических богатырей. На оленных камнях и древнетюркских изваяниях они несут идею пира и жертвоприношения в честь умершего героя. Другие атрибуты отражали какие-то представления их создателей, которые не были настолько универсальны для степного мира, чтобы передаваться от одного этнического образования к другому.

В заключении автор излагает основные выводы проведенного исследования

1. Нам удалось выявить взаимосвязь древнеямных и скифских изваяний с индоевропейской эпической формулой "вечной, неувядающей славы" и обнаружить подобную же формулу у древних тюрков. Рассматривая "славу" (и "имя") как некий материальный объект, древние скотоводы Евразии стремились выразить ее в материальном символе. Таким знаком посмертной славы стали каменные изваяния с воинскими атрибутами.

2. Учитывая то обстоятельство, что удовлетворительная интерпретация изваяний должна включать три аспекта: семантический (кто изображен), синтактический (какими средствами) и прагматический (с какой целью), мы можем сделать следующие предположения.

2.1.Древнеямные изваяния связаны с религиозной, магической функцией вождей первобытных племен индоевропейцев. В иконографии ямных изваяний уже намечается разделение на две или три зоны (вертикальная модель мира), фиксирующее связь человека со всеми частями мироздания. Оружие, посох и пояс - сакрально-магические атрибуты власти, данной богами. Ступни ног - либо символ вечного следа человека в среднем мире, либо отражение представления о дальнем пути, предстоящем умершему. Сцены борьбы и охоты, изображенные на изваяшшх, связаны с сюжетами эпической борьбы с силами нижнего мира, и жертвоприношения богам. Цель установки изваяний - сохранение славы наиболее выдающихся вождей как посредников между миром богов и миром людей. Стелы, не содержащие изображений соотносятся с людьми, занимающими менее высокое социальное положение.

2.2. Оленные камни восточного и западного ареалов (киммерийские стелы). Эти памятники являются символическим изображением героев-воинов. Религиозно-магический план выражения еще превалирует наг воинским планом содержания. Изображения священных животных \

оружия несут идею войны-охоты - жертвоприношения и круговорота жизни - смерти.

На олешгых камнях западного ареала религиозно-магическая атрибутика все больше уступает место воинской символике. План содержания начинает превалировать над планом выражения. Поскольку, вероятно, носителями этого культурного феномена были этносы, относящиеся к индоиранской языковой общности, то мы также можем предполагать наличие у них подобной ритуально-эпической формулы.

Отдельно следует сказать об оленных камнях монголо-забайкальского типа. В этих памятниках также отразилась формула, подобная "неувядающей славе", но она не является основной идеей памятника. Здесь очень сильны религиозно-магические тенденции, которые перекрывают культовую воинскую традицию.

2.3. На Северном Кавказе и в Северном Причерноморье происходит соединение двух традиций. Появляются скифские изваяния, по символике стоящие ближе к оленным камням общеевразийского типа, но с выраженными антропоморфными чертами. План содержания (изображение воина) почти вытесняет план выражения (религиозно-магические атрибуты). Связь с божественными силами выражается завуалированно, через реальные предметы с сакральным содержанием (меч, лук, ритон, фаллос). Здесь четко прослеживается стремление живых через изваяние сохрашггь славу мертвого воина для племени.

Скифские изваяния, испытывая различные инокультурные влияния (эллинское, ближневосточное), видоизменяются во времени, но основная идея остается прежней. Сарматские стелы и рельефы можно рассматривать, как реплику на скифский обычай установки каменных изваяний.

2.4. В древнетюркских изваяниях почти полностью пропадает религиозно-магическая атрибутика. Иконография их предельно лаконична и реальна. Обобхцешшй образ эпического героя становится государственным символом. Изваяния служат важнейшей цели государственной политики каганатов - "чтобы не погибли имя и слава тюркского народа", что соотносилось с существованием собственно государства кок-тюрков. Ритуальная формула, взятая из эпоса связана с индоиранской средой, в тесном взаимодействии с которой шло формирование древнетюркского этноса (Кляшторный, Савинов, 1994).

3. С вопросом интерпретации древнетюркских изваяний мы увязываем проблему их происхождения. С нашей точки зрения функциональное назначение и семантика оленных камней, таштыкских погребальных масок, глиняных манекенов и древнетюркских изваяний настолько различны, что говорить о едином генетическом ряде не имеет гмысла. Выявить непосредственнее истоки древнетюркской скульптуры пока не представляется возможным. Отметим лишь, что, по мнению автора, искать ггх надо в Восточном Туркестагге и Средней Азии, где происходило взаимодействие древнетюркской кочевой культуры и культуры иранских и тохарских народов. Не случайно в живописи Бала-тык-Тепе, Пенджикента, в средневековой среднеазиатской торевтике фиксируются те же позы, что и на древнетюркских изваяниях.

4. Изваяния телесских племен (уйгуры, сейянто, кыпчаки) связаны не с формулой "вечной славы" и воинскими культами, а с концепцией "вечной памяти" и "вечной жизни" человека, культом предков.

5. Своеобразная эволюция (если этот феномен можно назвать эволюцией) воинской скульптуры кочевников идет от изваяний с обильной религиозно-магической атрибутикой (древнеямные стелы, оленные кам1ш), полисемантичных по содержанию, до четко выраженной воинской скульптуры (скифские и древнетюркские изваяния). Иконография изваяний с тече!шем времени упрощается, сохраняя только наиболее важные с точки зрения создателей детали. Процесс этот связан с развитием эпического жанра и более четким осознанием образа эпического воина. Вся излишняя (исходя из основной ритуально-эпической формулы) информация с течением времени из иконографии уходила. Но религиозно-магическая традиция в каменной скульптуре сохраняется (уйгурская, кыпчакская скульптуры).

Подобные выводы позволяют рассматривать воинскую скульптуру Евразийских степей как единый феномен, в основе которого лежит индоевропейская эпическая традиция. Внутреннее содержание воинских изваяний кочевников Евразии определяет эпическая формула посмертной «неувядающей славы», берущая свое начало в эпосе древнеямных племен.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Некоторые аспекты проблемы происхождения древнетюркских каменных изваяний.//Вопросы археологии Сибири и Дальнего Востока. Материалы XXXV РАЭСК. - Кемерово: Кузбассвузиздат, 1995 - с. 107-108

2. Погребения по обряду кремации как источник по истории юга Западной Сибири.// Археология, палеоэкология и этнология Сибири и Дальнего Востока. Материалы РАЭСК XXXVI. - 4.2. - Иркутск, 1996 -с. 111-113

3."Имя и слава" в древнетюркских рунических надписях.// Материалы XXXIV МНСК "Студент и научно-технический прогресс. История. -Новосибирск: НГУ, 1996 - с.41-42.

4. Один из сюжетов скифского эпоса по данным археологии // Материалы XXXV МНСК "Студент и научно-технический прогресс. История и политология. - Новосибирск: НГУ, 1997 - с.23-24.

5. К вопросу об иконографии древнетюркских воинских извая-ний.//275 лет сибирской археологии. Материалы XXXVII РАЭСК. - Красноярск, 1997. - с. 73 - 74.

6. Генезис кочевой государственности еюнну в контексте исторических аналогий. // Современные проблемы гуманитарных дисциплин. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1996 - с. 18 - 24 (в соавторстве с С.А.Васютиным)