автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему:
Мифологические традиции в тувинских героических сказаниях

  • Год: 2005
  • Автор научной работы: Хертек, Лидия Кенденовна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.09
Диссертация по филологии на тему 'Мифологические традиции в тувинских героических сказаниях'

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Хертек, Лидия Кенденовна

Введение.

Глава 1. Мифологические герои

1.1. Эпическая модель мира.

1.2. Происхождение главного героя.

1.3. Герой-первопредок (Ары-Хаан).

1.4. Герой-демоноборец (Хунан-Кара, Кара-Когел, Алдай-Сумбер).

1.5. «Культурный герой» (Танаа-Херел).

1.6. Герой - древний охотник (Бокту-Кириш).

1.7. Образы противников героя.

Глава 2. Женские персонажи

2.1. Алдындангына.

2.2. Образы сестры героя (Бора-Шээлей, Онгун-Чечен).

Глава 3. Древние истоки образа коня

3.1. Героический образ коня.

3.2. Мифический образ коня.

 

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Хертек, Лидия Кенденовна

Центральная Азия является прародиной многих кочевых народов, культура которых насчитывает не одно тысячелетие. Героический эпос, как одно из высших достижений этой культуры,^также имеет древнейшую историю. Как v-отмечают эпосоведы, героические сказания народов Центральной Азии во многих отношениях уникальны (Мелетинский, 1963; Неклюдов, 1984; Чагдуров, 1980). Для них продолжают оставаться актуальными важнейшие элементы первобытного фольклора, включая всю совокупность художественного содержания, отношения к миру, сюжета, языка. В их поэтической структуре сохранились черты древней самобытной культуры. Исследования показывают, что в кочевых культурах были выработаны свои социокультурные механизмы, позволяющие сохранить как основы хозяйствования, так и традиционное мировоззрение, социальные институты. Здесь уместно привести мнение Б.Н.Путилова о том, что именно сибирский мифологический и эпический материал «является если не исходным, то во всяком случае ^стадиально весьма <i> ранним. Именно этот материал всего естественнее сопоставлять с мифологией, с этнографической архаикой, кругом древнейших представлений» (Путилов, 1978, 8).

Эпос, как и всякое искусство, восходит к исторической действительности и отражает ее. При этом он подобен слоям земли, в которых можно найти отложения различных эпох. Архаический эпос с его крайней консервативностью форм и относительной невосприимчивостью к влияниям в этом отношении уникален: он сохраняет в своих древнейших пластах реликтовые формы верований, мифологических и сакральных представлений, тогда как в более развитых формах эпоса многое уже переосмыслено и переработано. Однако это не означает, что созданные в древности сюжеты и образы дошли до наших дней в первозданном виде. Эпос в течение веков и тысячелетий неизбежно осложнялся в своем развитии элементами, заимствованными в разное время из различных кругов представлений. Накопленный в эпосоведении опыт изучения архаических, прежде всего мифологических ^традиций показывает, что часто мифологическая основа образов и сюжетов выступает не явно, уловить специфику древней семантики не всегда просто, иногда она только намекается и раскрывается лишь после тщательного анализа (см. работы В.М.Жирмунского, В.Я.Проппа, Е.М.Мелетинского, С.Ю.Неклюдова).

В этой связи приобретает особый смысл то обстоятельство, что эпическая традиция, идущая из глубины веков, продолжает сохраняться у народов Саяно-Алтайского культурного ареала. Следует отметить, что в данном регионе уже в эпоху палеолита существовало высокоразвитое религиозно-мифологическое мировоззрение. Археологические материалы древнейших поселений, таких, как

Малая Сыя, возраст которой более 34 тысяч лет, Мальта, Буреть, свидетельствуют t о том, что традиции, родившиеся в искусстве первобытных людей древнекаменного века^родолжились в искусстве эпохи бронзы и железного века (Ларичев, 1978, 25). Более того, эпосовед С.Ш.Чагдуров считает, что они продолжают «сохраняться в почти неизменном виде в памятниках духовной культуры племен и народов именно алтайского ареала» (Чагдуров, 1980, 106). Эпос народов, населяющих эту территорию, считается типологически ранней эпической формой.

Тувинские героические сказания исследователи относят к архаической эпической формации, которая сложилась в «догосударственную эпоху». Будучи весьма древней жанровой формой, консервативной и маловосприимчивой к влияниям, тувинский эпос в своей поэтической структуре обнаруживает наслоения глубочайшей древности. К наиболее ранним можно отнести элементы, тесно соотносимые с семантикой мифа. Известно, что мифология как древнейшая повествовательная форма и мировоззренческая система прекратила свое существование задолго до сложения эпоса. Однако насыщенность сюжетики тувинских сказаний мифологическими образами и мотивами не вызывает сомнений.

Актуальность темы исследования. Проблема изучения архаических, прежде всего мифологических традиций в эпосе относится к разряду наиболее сложных и многогранных. Изучение современных богатейших данных по эпическому фольклору, этнографии, этнолингвистике, археологии показало уникальные связи сюжетов архаического эпоса с мифом и ритуалом. Особое значение в этом контексте имеет то обстоятельство, что сегодня исследования продвинулись по времени глубже в века: хронологической рубеж реального становления современной структуры эпоса определяется уже более ранним временем (см. работы С.Ш.Чагдурова, А.И.Уланова и др.). Такому решению способствовало появление целого ряда работ, рассматривающих данную проблему на стыке наук. Синхронный метод изучения фольклорного, этнографического, археологического и языкового материала оказался особенно важным при исследовании архаического эпоса, поскольку он сохранил непосредственные связи с первобытным фольклором, мифологией, древнейшими обрядами и верованиями. Исследования показали, что архаический фольклорный сюжет может заключать в себе прямые мифологические реминисценции, своеобразные фрагменты мифологической системы, либо разного рода следы, отголоски, перекодировки. Как справедливо заметил Б.Н.Путилов, «историю фольклора можно представить себе как процесс все большего отчуждения от мифологической системы, многократной трансформации, пересемантизации ее фонда при сохранении исходных с нею связей» (Путилов, 1994, 117). Вместе с тем, Б.Н.Путилов подчеркивает синхронность фольклорных трактовок этнографических реалий, полагая, что их следует рассматривать «не как отношения истоков и «отражений», но как равнозначные по функциям и синхронные по существу выражения одного содержания, единого понимания мира» (Путилов, 1999,21).

В тувинской фольклористике сегодня можно отметить последовательный интерес к проблемам героического эпоса. И хотя уже имеется немало работ, освещающих вопросы генезиса и эволюции национального эпоса (Гребнев, 1960; Байсклан, 1987; Куулар, 2000; Орус-оол, 2001), проблема выявления мифологических основ тувинских героических сказаний остается малоизученной. Учитывая стремление современного эпосоведения к более глубокому и всестороннему освещению вопросов происхождения, истоков эпической традиции, изучение мифологической предыстории тувинского эпоса нам представляется одной из актуальных задач. Древнейшие обычаи, утраченные в современном обществе (или сохранившиеся неполно - в виде фрагментов, отголосков, напоминаний), настолько тесно слились с сюжетами, мотивами, образной системой героических сказаний, что составили самую суть, содержательно-формальную основу этих произведений.

При этом следует подчеркнуть, что мы не ставим своей задачей реконструкцию древнейшей мифологической системы тувинцев. Задача эта крайне сложна и может быть приблизительно решена только усилиями ряда специалистов разных отраслей гуманитарного знания и на основании не только всех жанров фольклора, но и данных археологии, этнографии, этнолингвистики, этномузыкознания, религиеведения и других общественных наук.

Наша задача - показать, как эти древнейшие представления и обычаи отразились в сюжетно-образной системе героических сказаний.

Степень изученности темы. Проблеме изучения мифологических основ эпического творчества посвящена обширная литература. Еще в XIX веке представители мифологической школы доказывали генетическую связь эпической поэзии с мифологией (см. работы Ф.И.Буслаева, А.Н.Афанасьева, О.Ф.Миллера и др.). В дальнейшем в работах А.Н.Веселовского,

B.М.Жирмунского, В.Я.Проппа, Е.М.Мелетинского, В.М.Гацака, Б.Н.Путилова,

C.Ю.Неклюдова, Ж.Дюмезиля, П.А.Гринцера и других исследователей фольклора была показана исключительная роль мифа в происхождении словесного искусства, в том числе эпоса. Мифологический слой обнаруживается как в классических эпосах, так и в архаической эпической традиции.

Тюрко-монгольская сказительская традиция считается стадиально ранней формой эпоса. Так, в частности, В.Я.Пропп называет архаическую героическую эпику (к которой он относит и героические сказания народов Сибири) особой, «догосударственной»' формой эпоса. По его мнению, формирование «догосударственного эпоса» сопровождалось резким отталкиванием от мифа, эпос еще не содержит исторических элементов, но уже пронизан героическим пафосом. В.Я.Пропп отмечает, что темы «героического сватовства» и «борьбы с чудовищами» характерны для ранних форм эпоса. Кроме того, ученый подчеркивает значение стадиального анализа образов персонажей. Он полагает, что, выделив основные стадии в развитии образа, можно определить его значение и функции по отношению к каждому из стадиальных этапов (Пропп, 1986).

В.М.Жирмунский определяет героические повествования сибирских и центральноазиатских народов как «богатырские сказки» - типологически наиболее древний жанр фольклора. Выделяя историзм как основной признак героического эпоса, он отводит «богатырским сказкам» роль связующего звена между мифом и классическим эпосом. Вместе с тем, ученый отмечает, что эпос на разных ступенях своего развития историчен в разной степени и может последовательно содержать исторические напластования различной древности. Так, по его мнению, сказания, сохранившие мотив борьбы между женихом и невестой, отразили наиболее архаическую форму брачных состязаний. Здесь на первый план выступает личность невесты — богатырской девы, образ которой «восходит к бытовым отношениям эпохи матриархата» (Жирмунский, 1974, 340).

Е.М.Мелетинский в своих работах по генезису эпоса отмечает, что периоду создания героических сказаний предшествовал период мифотворчества, который оставил заметные следы в структуре эпоса. Рассматривая эпические сказания тюрко-монгольских народов Сибири, он убедительно доказал, что исторические особенности общественного строя скотоводческих народов имели очень важное значение для сохранения героического эпоса и во многом определили его своеобразие. Здесь, по его мнению, героический эпос в собственном смысле слова еще недостаточно отделен от волшебно-героической сказки. «Истинно эпический пафос облекается в основном в мифологическую оболочку» (Мелетинский, 1963, 364). Е.М.Мелетинский указывает на значительные мифологические черты в образах эпических героев и их деяниях. Ученый выводит архетип изначально «одинокого героя» и возводит его к древнейшему мифологическому образу первопредка, родоначальника (Мелетинский, 1986, 6667).

О многообразии связей фольклора с мифологией пишет Б.Н.Путилов. «Фольклорные тексты могут заключать в себе прямые мифологические реминисценции, своеобразные «фрагменты» мифологической системы, либо разного рода следы, переработки, перекодировки» (Путилов, 1994, 65). Вполне справедливо его утверждение, что именно мифологии фольклор обязан целым рядом «мировых» сюжетов, мотивов и образов (он же, 1994, 117). Б.Н.Путилов прослеживает историю героического эпоса в ее связях с мифологическим наследием. Так, он пишет, что «непосредственно вырастая на почве мифологии, эпос ранней стадии оказывается в сущности одной из форм мифа». Эпос поздний испытывает воздействие мифов на уровне бытовых представлений. Таким образом, эпос сохраняет исходные связи с мифом на разных этапах своего развития.

В своей работе, посвященной исследованию художественно-определительной системы эпоса, В.М.Гацак делает очень важное замечание, что определительный слой - одно из воплощений поэтики историзма и ее стадиальных особенностей. Он отмечает стадиальную изменяемость поэтики как переход от мифологизирующей к демифологизированной поэтике. Так, в героико-архаической эпике определительный слой и вся поэтическая система оказываются в значительной степени мифологизированы по сравнению с былинами (Гацак, 1989, 39).

К проблеме реконструкции древних слоев эпоса обращается в своих работах С.Ю.Неклюдов (Неклюдов, 1981, 1986). Он считает, что глубину изменений, произошедших в эпосе, не нужно переоценивать. Естественный традиционализм архаического эпоса, по его мнению, тормозит модернизирующее влияние времени, так что отдельные произведения остаются верными исходной сюжетной схеме. С.Ю.Неклюдов говорит о мифологическом генезисе эпоса и указывает на прямые соответствия между содержательным планом мифа и формально-сюжетным планом эпического фольклора. Данную закономерность он демонстрирует на примере соотношения динамических и статических начал в мифе, в эпосе и сказке. Элементы, являющиеся неотторжимой частью мифологической семантики, прослеживаются, как он убедительно доказывает, в важнейших организующих принципах изобразительной системы эпических жанров. Рассматривая проблему фольклорных взаимосвязей, С.Ю.Неклюдов указывает на существование тюрко-монгольской эпической общности, истоки которой относятся к древнейшему, доскотоводческому периоду, когда складывались наиболее архаические формы богатырских сказок в мифологическом обрамлении. Обосновывая весьма значительную древность традиций монгольской героической эпики, С.Ю.Неклюдов привлекает и тувинский эпос, указывая при этом, что он наиболее близок к монгольскому (он же, 1986, 97).

С работами по проблеме мифологического генезиса бурятского и монгольского эпоса выступает ряд исследователей. Отмечая древность монгольско-бурятской эпической традиции, авторы указывают на сохранение в ней ряда весьма архаических мотивов. Так, Н.Н.Поппе показывает связь бурятского эпоса с шаманством. Он подчеркивает наличие в эпосе элементов матриархальной идеологии, когда фактическим героем выступает женский персонаж, анализирует сохранившиеся в эпосе черты патриархально-родового строя, в частности, жена предстает всегда «чужой», ее берут из другого рода (Поппе, 1937). По мнению Г.Д.Санжеева, эпос различных бурятских племен отражает разные стадии в развитии одного и того же героического эпоса. Стержневой слой почти целиком сводим в своем прошлом к шаманскому фольклору. Г.Д.Санжеев полагает, что бурятские эпические герои в своем генезисе суть шаманы, а их невесты - женские духи (Санжеев, 1936). А.И.Уланов, анализируя общую мифологическую основу бурятского эпоса, выявляет древнейшие представления о небесных богах-тэнгриях, их пантеоне, о душе. Наиболее архаические улигэры (в центре изображения - героиня-девушка) возникли, по его мнению, в середине первого тысячелетия нашей эры и отразили смену материнского рода отцовским (Уланов, 1963). Н.О.Шаракшинова рассматривает эхирит-булагатские улигеры, которые сохранили мотивы, восходящие к развитым формам первобытных отношений, к архаической мифологии. В них имеются зооморфные образы, а также фигуры дев-спасительниц, богатырской девы - сестры героя, характерны мотивы конфликта героев с матерью-изменницей, мотивы чудесного зачатия и чудесного рождения (Шаракшинова, 1968). Л.Леринц, анализируя мифологический задний план в эпосе, приходит к выводу, что бурятские и монгольские героические песни представляют собой две стадии развития центральноазиатского эпического фольклора. Первая, по его мнению, представлена бурятской эпической традицией, ближе стоящей к своим мифологическим истокам. Основными образами этого эпоса были мифические герои божественного происхождения. Монгольский эпос находился на той же стадии развития вплоть до XVIII века, но в течение следующего столетия из него исчезли по разным причинам мифологические элементы. Отмечая взаимосвязи бурято-монгольского и тюркского эпоса, Л.Леринц указывает на значительные соответствия в содержательном и стадиально-типологическом плане в бурятском и алтайском эпосах (Леринц, 1979).

С рядом работ по проблеме происхождения якутского олонхо и его места среди эпосов других тюрко-монгольских народов выступает И.В.Пухов. По его мнению, якутский эпос весьма архаичен и сохранил свою древнюю основу -мифологическую генеалогию: главный герой олонхо, обычно первый человек на земле, выступает в качестве зачинателя человеческого рода (Пухов, 1962, 32). В композиции олонхо и в развертывании сюжета также наблюдается множество архаических элементов (там же, 33). И.В.Пухов посвящает специальную работу установлению связей между эпическими сказаниями народов Сибири (Пухов, 1975). Он отмечает, что якутское олонхо имеет генетически общие черты с древнейшими пластами эпоса других тюрко-монгольских народов Сибири. Эта общность охватывает основные поэтические признаки сказаний: стиль, сюжет, композицию, характерные образы (Пухов, 1975, 63). Особое значение эта близость с олонхо приобретает для истории тувинского эпоса. Поскольку якуты могли иметь контакты с остальными тюрками только в первом тысячелетии, можно предположить, что уже в это время тувинцы, как и другие тюрко-монгольские народы Сибири, имели развитый героический эпос. И.В.Пухов также указывает на то, что героический эпос в определенных условиях может в течение многих веков сохранять свои древние черты (там же, 63).

В тувинской фольклористике исследования, посвященные изучению эпоса, затрагивают вопросы его генезиса и эволюции, содержания и поэтики сказаний. Так, в работе Л.В.Гребнева «Тувинский героический эпос» (1960), явившейся первым опытом научного исследования тувинских сказаний, на основе весьма обстоятельного изучения случаев отражения в эпосе фактов хозяйственной жизни, быта и общественных отношений, сделана попытка определения времени сложения тувинских сказаний. «Анализ содержания и языка тувинских героических сказаний, - пишет Л.В.Гребнев, - позволяет выявить в них многие элементы, восходящие к глубокой древности» (Гребнев, 1961, 41). Он утверждает, что некоторые эпизоды в эпосе, как сцены оживления героя его женами, добывание жен для героя его сестрой представляют собой отголоски матриархата. Столь же древними являются фигуры мифических персонажей Албыса, Шулбуса, духов-хозяев гор, озер, рек, характерных для стадии анимистических представлений, хотя они и видоизменяются с развитием общества (Гребнев, 1960, 41). Л.В.Гребнев также указывает на то, что в тувинских героических сказаниях упоминаются такие предметы архаической материальной культуры, как жилище из кости, медные стрелы, бронзовые котлы (Гребнев, 1960, 46).

По мнению исследователя тувинского фольклора Д.С.Куулара, «тувинские богатырские сказания повествуют о жизни родового строя. На этом уровне они сохранились, как бы законсервировались. Из них не сформировался героический эпос, в котором было бы отражено движение объединения племен за достижение каких-либо значительных общих целей» (Куулар, 2000, 28). Отметив ряд признаков, отличающих тувинские сказания от классического героического эпоса (отсутствие боевых дружин, военных баталий, межплеменных схваток с целью завоевания чужой земли), Д.С.Куулар определяет их как стадиально ранний вид и называет богатырским эпосом (там же).

С.М.Орус-оол в своем исследовании «Тувинские героические сказания (текстология, поэтика, стиль)» (2001) отмечает полистадиальность тувинских героических сказаний. С точки зрения сюжетно-композиционной структуры автор выделяет три типа повествования с разными поколениями героев. В сказаниях с тремя поколениями героев, по ее мнению, первый круг событий составляют мотивы относительно поздние, вторая и третья части повествования -более древние по историческим корням. Так, автор утверждает, что сюжетно-повествовательный тип с одним героем является изначальным, здесь в большей степени сохраняются архаические черты и мотивы, элементы мифологического характера, связанные с древними воззрениями на мир. Два других типа, сливаясь с древним сюжетом, составляют следующую ступень развития тувинского эпоса. Кроме того, иссследовательница отмечает, что героические сказания тувинцев j сходны с эпосом других тюркоязычных народов Южной Сибири и с улигерами бурят как в стадиальном, так и художественном планах (Орус-оол, 2001, 244).

З.Б.Самдан считает, что состав архаической эпики - героического эпоса, волшебной сказки, в текстах которых довольно часто встречаются мифы и легенды, бытование отдельных мифологических мотивов и сюжетов свидетельствует, что у тувинцев, как и у других тюркоязычных народов, существовало богатое мифологическое наследие (Самдан, 1986, 144).

Формирование тувинских героических сказаний относится приблизительно к периоду разложения первобытнообщинного строя, т.е. VII-VIII вв. н.э. (Гребнев, 1960; Куулар, 2000), тогда как их письменная фиксация приходится на конец XIX - начало XX вв. Попутно отметим, что первые научные записи тувинского эпического фольклора были осуществлены российскими учеными В.В.Радловым, Г.Н.Потаниным, Н.Ф.Катановым, Ф.Я.Коном. Многие века тувинский эпос развивался в устной традиции, вбирая в себя с течением времени новые идеи, сюжеты и верования, но не утрачивая при этом и того, что представлялось архаикой, стариной уже самим «тоолчу»-исполнителям сказаний. И то обстоятельство, что в эпосе во многих случаях отражены мифологические образы и мотивы, позволяет утверждать о значительной древности тувинской эпической традиции. В частности, архаичность эпической традиции тюрко-монгольских народовДюдтверждаются выводами, сделанными археологами. Так, М.П.Грязнов, сопоставив тексты героических сказаний с сюжетами и образами, запечатленными в изображениях на бронзовых бляшках, найденных при археологических раскопках в районе Ордоса и в Южной Сибири, датируемых скифо-сарматским временем, обнаружил в них отражение центральных тем У героического эпоса - сцены охоты героя, единоборство, оживление героя при помощи женщины. Рассмотренные им примеры позволяют утверждать, что уже во второй половине 1-го тысячелетия до н.э. у ранних кочевников Сибири и Монголии существовал героический эпос (Грязнов, 1961). А.П.Окладников также убедительно доказывает, что на многофигурных композициях писаниц с изображением конных воинов, датируемых эпохой освоения металлов, угадываются те же батальные и охотничьи сцены, что и в современном эпосе якутов и других тюркоязычных народов Саяно-Алтая (Окладников, 1955). Таким образом, сопоставительное изучение изобразительного искусства и эпоса показало не только взаимосвязь и единство двух ветвей духовной культуры, но и значительную древность памятников героического эпоса тюрко-монгольских народов.

В целом можно утверждать, что у исследователей фольклора не вызывает сомнения факт, что тувинский героический эпос сохранил свою древнюю основу, и в его поэтической структуре можно наблюдать переплетение архаики, мифологии и собственно эпического материала. Исследователи отмечают наличие архаических мифологических черт в сюжетах, мотивах, образной системе героических сказаний. Вместе с тем, необходимо отметить, что тема отражения мифологических представлений, древнейших обычаев и верований в тувинских героических сказаниях специально еще никем не рассматривалась, а если и была заявлена (JI.В .Гребневым), то только в генетическом аспекте и на недостаточно репрезентативной источниковедческой базе.

Целью диссертационного исследования является изучение эпических персонажей в их древнейшей мифологической ипостаси, определяемой генетическими истоками/и сохраняемой в сюжетной и образной системе ТГС.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- анализ ряда эпических персонажей в связи с их мифологическими характеристиками;

- соотнесение эпических образов с сюжетной совокупностью верований, обрядов, обычаев, этнобытовых реалий;

- выявление сходства персонажей ТГС с некоторыми мировыми мифологемами, позволяющее ставить вопрос об истоках рассматриваемых образов.

Объектом исследования являются тексты тувинских героических сказаний.

Предмет исследования - образы и мотивы ТГС, в которых нашли отражение архаические мифологические представления и верования.

Теоретико-методологической основой диссертации послужили труды отечественных и зарубежных исследователей, посвященные проблеме изучения в эпических произведениях глубинной мифологической темы. Методологическую базу исследования составили важнейшие положения работ по эпосу А.Н.Веселовского, В.М.Жирмунского, Е.М.Мелетинского, В.М.Гацака, С.Ю.Неклюдова, Б.Н.Путилова, И.В.Пухова, С.С.Суразакова, Л.В.Гребнева, С.М.Орус-оол.

Изучение образов эпических персонажей и мотивов на комплексной основе позволило привлечь данные из области этнографии, археологии, лингвистики и т.д. Были использованы как общенаучные методы анализа, синтеза, сравнения, так и специальные приемы комплексного системно-аналитического характера.

Источниковую базу работы составили тексты тувинского героического эпоса, опубликованные в двуязычном издании академической серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока». Составителем книги, автором вступительной статьи, подстрочного перевода, словарей является С.М.Орус-оол. Переводчиком текстов и автором комментариев, содержащих ценный фактический материал, выступает А.В.Кудияров. Это издание содержит научную публикацию двух лучших образцов тувинского героического эпоса. Первый из них - сказание «Хунан-Кара», записанное в исполнении знаменитого сказителя s их ^^Ltu^C j cpl ЪЪ -.ссс. ,i

О.Чанчы-Хоо, считается классическим образцом тувинского эпоса. Данная публикация представляет собой наиболее полный вариант сказания, в котором нашли отражение характерные черты тувинской эпической традиции. Второй текст из этого издания - эпос «Боктуг-Кириш, Бора-Шээлей» является одним из популярных и любимых народом сказаний, которое сейчас известно в 14 вариантах. Это сказание рассматривается нами еще и потому, что похожий сюжет имеется в эпике других тюрко-монгольских народов, с одной стороны, с другой -сам образ героини вызывает определенный научный интерес. Мы взяли за основу научную публикацию эпоса, произведенную по самозаписи одного из лучших тувинских сказителей О.Манная. Но в своей работе используем и другой вариант этого сказания с целью привлечения как можно большего фактического материала в изучении данного эпоса. Этот вариант в записи 1947 года от сказителя Салчак Чанзана был опубликован во втором томе серии «Памятники тувинского фольклора». Оба текста являются наиболее полными вариантами эпоса «Боктуг-Кириш, Бора-Шээлей». Таким образом, все три образца эпоса взяты нами из научного издания, адекватно передающего оригинал и сохраняющего особенности сказительской речи.

Помимо этого, мы использовали в своей работе тексты сказаний «Алдай-Буучу», «Ары-Хаан», «More Шагаан-Тоолай», «Танаа-Херел», «Тон-Аралчын хаан», «Далай-Байбын хаан», «Кангывай-Мерген», «Бораадай-Мерген», «Бора-Шокар аъттыг Боралдай-Мерген», «Баян-Тоолай», изданных в серии «Памятники тувинского фольклора»1 в 5 книгах. Эта серия является первой научной публикацией эпических сказаний на тувинском языке, с сохранением подлинной народной речи, всех его диалектных и архаических форм. Тексты были изданы в полных вариантах с комментариями известного фольклориста С.М.Орус-оол.

1 При цитировании ТГС в дальнейшем ссылки на источники даются непосредственно в работе с указанием страницы.

Кроме того, вследствие отсутствия научного издания сказания «Алдай-Сумбер»^мы взяли для анализа архивную запись сказания «Алдай-Сумбер» от сказителя О.Манная. Данный текст записан от руки в 1959 году Х.Д.Ооржаком, но имеется и машинописный вариант. Рукопись находится в фольклорном фонде Рукописного отдела ИГИ РТ (т. XXIII, д. 113 «а», «б»).

В целом следует сказать, что для своего исследования мы старались отбирать тексты лучших сказителей. Вместе с тем, немаловажным для нас был и тот факт, что наиболее древними представляются те тексты, где действует одно поколение героев (Орус-оол, 2001, 356). В рассматриваемых текстах присутствует полная эпическая биография героя, активно действующим является один доминирующий герой.

Нами привлекались и другие фольклорные источники, в первую очередь те, в которых в той или иной степени присутствуют мифологические архаические обрядовые представления и действия, содержатся сведения о фольклорно-этнографической картине мира древних тувинцев. Необходимо отметить, что тувинская мифология известна лишь по отрывочным записям, произведенным в конце XIX - начале XX века, а также сведениям, собранным уже в наше время. Однако весь этот материал еще полностью не опубликован, за исключением сборника легенд и преданий «Кыс-Халыыр», вышедшего в 1974 году, и книги «Тыва улустун мифтери болгаш тоолчургу чугаалары» («Тувинские мифы и легенды»), составленной по материалам, собранным А.Д.Арапчором. Поэтому в качестве источников мифов мы использовали, в основном, мифологический материал, содержащийся в верованиях, обрядах, ритуалах. Для этой цели мы пользовались сведениями по мифологии и древним верованиям, содержащимися в сборнике «Тыва улустун алгыш-йорээлдери» («Тувинские благопожелания») и этнографических работах Л.П.Потапова, С.И.Вайнштейна, В.П.Дьяконовой,

С.А.Токарева. Значительное количество информации по тувинской мифологии было извлечено из шаманских гимнов, собранных известным ученым-шаманом

М.Б.Кенин-Лопсаном. Древнетюркская мифология воспроизводится нами по Сматериалам рунических и согдоязычных памятников VI-X века^введения о которых были почерпнуты из различных специальных исследований, в том числе из работ С.Е.Малова, С.Г.Кляшторного, И.В.Стеблевой. Важные сведения по древней культуре народов дали археологические описания М.П.Грязнова, А.П.Окладникова, В.Е.Ларичева. В качестве справочного пособия, содержащего большой фактический материал по мифологиям разных народов, мы использовали двухтомную энциклопедию «Мифы народов мира».

Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые в тувинской фольклористике специально рассматриваются вопросы, связанные с мифологическими истоками героического эпоса, закрепленными в сюжетно-образной системе. Попытка комплексного решения обозначенной проблемы с привлечением данных этнографии, лингвистики, археологии также предпринимается впервые. Этнографические параллели необходимы для комментариев к истокам происхождения многих мотивов и образов тувинских сказаний. Лингвистические описания позволяют раскрыть мифологический подтекст некоторых эпических мотивов и формул. Материалы древних памятников изобразительного искусства привлекаются для того, чтобы нагляднее и глубже раскрыть смысл отдельных образов и мотивов. Вместе с тем, избранный аспект исследования предполагает обобщение накопленного по разным исследовательским полям материалов и фактов, равно как и их совокупное освещение и осмысление.

Практическая значимость работы. Материалы и основные положения диссертации могут быть использованы при создании обобщающих трудов по истории и поэтике героических сказаний тувинцев и родственных народов Саяно-Алтайского региона. Рассматриваемые в ней вопросы, выстраиваемые положения и выводы могут дать дополнительные сведения для исследования генезиса и ранних этапов развития эпоса и эволюции его образно-поэтической системы.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мифологические традиции в тувинских героических сказаниях"

Заключение

Тувинские героические сказания, возникнув в глубокой древности, сохранили в своей поэтической структуре немало архаических черт. В них нашло отражение древнейшее мифологическое мировоззрение, важнейшие элементы которого составили основу традиционных сюжетов, тем, образов и мотивов тувинских сказаний. Мифологические истоки ТГС поддерживаются и подкрепляются многочисленными этнографическими реалиями. Они имеют историко-бытовую основу в виде обычаев, представлений, верований, распространенных иногда и поныне.

В целом результаты проведенного исследования привели к следующим выводам.

Основные сюжетные линии ТГС подробно разрабатывают темы архаической эпики, такие, как героическое сватовство и борьба с чудовищами, причем элементы воинской героики при их разработке заметно ослаблены. Эти темы хорошо известны эпосам тюрко-монгольских народов Южной Сибири и Центральной Азии, восходят к древнейшим формам брачных отношений, в частности к экзогамии. В тувинских сказаниях разработка и интерпретация этих сюжетов осуществляется при активном участии целого ряда мотивов, берущих свое начало в мифологии, таких, как чудесное происхождение главного героя, инициальный первый подвиг, его последующие культурно-героические деяния.

Особое место в структуре ТГС занимает зачин, который имеет космологический характер. В нем описание эпической действительности принимает вид обобщенных устоявшихся формул. Эпическое время представлено в виде статичного «эпохального» времени в его сущностном сакральном смысле, как время первотворения с его созидательными актами. Оно осмысляется в ТГС в качестве образца, идеального времени. При этом, с другой стороны, наблюдается понимание времени как циклического процесса с постоянным повторением начала, возвращением к нему. Эпическое пространство слагается из важнейших сакральных компонентов (гора, озеро) и представляет собой мифическую модель мира, реализующую известную оппозицию свое/чужое. Таким образом, тувинский эпос воспринял и определенным образом воспроизвел мифологическое моделирование времени и пространства. Но следует отметить, что подобная обобщенная типизированная пространственно-временная модель присутствует в зачинах всех тюрко-монгольских народов Сибири.

Мифологические истоки обнаруживаются в образах центральных персонажей тувинских сказаний: богатыря, его невесты, сестры, коня и противника героя. Эти персонажи обладают такими специфическими качествами и свойствами, которые отчетливо указывают на их связи с мифологическими прообразами. В образах героев просматривается устойчивый набор признаков, основными из которых являются происхождение героя, его внешний облик, способности и знания, функции. Эта группа свойств, составившая семантическое ядро образов, дает представление о возможных древнейших прототипах героев. Произведенная нами типологическая классификация главных персонажей показала, что выявленные характерные черты главных персонажей остаются неизменными независимо от движения и развития сюжета. Кроме того, вся определительная символика образов персонажей имеет мифопоэтическую семантику, что характерно для раннего пласта эпической поэтики.

Главный герой тувинских сказаний - богатырь. Это сложившийся эпический образ, но его древнейшее ядро восходит к мифологической концепции героя-избранника. Богатырь ТГС - герой не обычный, рождение его приурочено к изначальному времени, происхождение связывается с древнейшими божествами, в частности с отцом-Небом и матерью-Землей. Он наделен чертами героя-первопредка, в определенном смысле первого человека. Этот типаж в эпическом наследии тюрко-монгольских народов встречается очень редко, хотя в мифологии образы божества, первопредка и покровителя занимают не последнее место. В ТГС мотив первопредка развернут в обширное повествование и поддерживается целой группой мотивов аналогичного содержания: одиночество, сиротство, обнаженность героев, поиски еды, постройка жилища (ТГС «Ары-Хаан»). Другой аспект мотива первопредка нашел отражение в ТГС в образе одинокого богатыря, «не имеющего брата, родившегося после него, брата, родившегося до него» (туе. «эр кара чангыс, соннай торээн дунмазы, мурнай торээн азы-даа чок») (ТГС «Алдай-Буучу», «Тон-Аралчын хаан»). Кроме того, в ТГС присутствует представление о паре первопредков, о брате и сестре (ТГС «Бокту-Кириш, Бора-Шээлей», «Алдай-Сумбер»).

Весьма показательны для характеристики образа главного персонажа его охотничьи подвиги. Сюжеты тувинских сказаний изобилуют картинами из охотничьей жизни. Причем/ основным занятием героев и первым подвигом малолетних богатырей, который имеет инициальный характер, является охота. В ТГС имеется персонаж, который представляет собой чрезвычайно редкий тип героя, в образе которого на первый план выступают черты, характеризующие его исключительно как богатыря-охотника (ТГС «Бокту-Кириш, Бора-Шээлей»).

Другой типаж представлен образом героя, деяния которого имеют ярко выраженную созидательную направленность. Так, герои убирают препятствия с пути, создают переправы и дороги. Весьма характерными являются эпизоды, связанные с деятельностью богатырей по прекращению войн, подниманию небесного свода (ТГС «Алдай-Сумбер», «Ары-Хаан», «More Шагаан-Тоолай»). При этом герои часто используют свои магические способности. Они выступают в роли хозяев стихий, т.к. они заклинатели, слову которых покоряется природа. В силу этого богатыри ТГС мыслятся демиургами.

Герои ТГС предстают и добытчиками культурных благ (ТГС «Танаа-Херел»). Похищение чудесного предмета герой Танаа-Херел совершает не силой, а хитростью и магией. Богатыри других тувинских сказаний также часто добиваются своих целей хитростью и обманом (ТГС «More Шагаан-Тоолай», «Хунан-Кара»). Плутовство героев ТГС также имеет мифологические корни.

Богатыри ТГС всегда борются против зла. Они изображены могучими, наделенными сверхъестественной силой героями. Кроме того, большинство героев обладают качествами магов и колдунов, легко принимая облик животного или птицы (ТГС «More Шагаан-Тоолай», «Алдай-Сумбер», «Хунан-Кара»). Основная функция, которую выполняют герои - борьба с врагами, в большинстве случаев имеющими облик зооморфных или хтонических существ. В исполнении этой функции усматривается отражение миссии мифологического героя - быть освободителем земли от чудовищ. Кульминацией эпического действия становится победа героя в единоборстве с противниками.

Следует отметить, что в процессе бытования эпической традиции образы главных героев тувинских сказаний подвергались неизбежным трансформациям. Изначальная функция мифологического героя - истребителя чудовищ трансформировалась в ТГС в эпическую роль богатыря - защитника родной земли. Функции мироустроителя и добытчика «культурных» ценностей героев в ТГС также с течением времени переосмысливаются. Но важным представляется то обстоятельство, что, постепенно лишаясь своих сверхъестественных качеств и наполняясь новым смыслом, эпические образы ТГС сохраняют при этом свое изначальное семантическое ядро.

Древняя основа обнаруживается в образах женских персонажей. Из всех признаков и функций женских персонажей особую роль в сюжете играет их отношение к главному герою. Сюжетная функция является определяющей, ее можно рассмотреть в разных планах: выполняемая в сюжете положительная роль невесты, жены, сестры как помощниц героя, с одной стороны, и причинение герою вреда, с другой.

Наибольшей универсальностью отличается образ Алдын дангыны. Она может выступать в ролях невесты либо жены богатыря. Этот персонаж присутствует почти во всех сюжетах ТГС и везде именуется одинаково «Ай-хун херелдиг Алдын дангына» (букв. «Излучающая свет солнца и луны Золотая дангына»). Вместе с тем, к метафорическому наименованию в некоторых сюжетах присоединяется вполне конкретное собственное имя. Однако наличие имени не изменяет сущности образа. Происхождение героини связано с другим миром, чаще с небесным. Птичья ипостась героини в некоторых ТГС является дополнительным подтверждением ее небесного происхождения. Героиня имеет солярную характеристику. Сверхъестественные способности героини, вещее знание, а также роль покровительницы и спасительницы связывают этот персонаж с образами древнейших женских охранительных божеств - хозяйки домашнего очага и небесной покровительницы. Таким образом, не вызывает сомнений мифологический генезис этого персонажа.

Образ сестры героя занимает в ТГС особое место. Этот персонаж всегда представлен в паре с образом богатыря, реализуя известный мифологический мотив о первых людях (ТГС «Бокту-Кириш, Бора-Шээлей», «Алдай-Сумбер»). Образы Бора-Шээлей и Онгун-Чечен отражают идеализированные представления о сестре героя. В целом образ сестры в ТГС отличают такие черты, как необыкновенная мудрость, дар предвидения, колдовские способности, которые свидетельствуют о сохранении в этих персонажах древнейших мифологических основ. Кроме того, в рамках сюжета ТГС «Бокту-Кириш, Бора-Шээлей» сложился тип богатырской девы: героиня подменяет брата и берет на себя его функции. Ведущая роль Бора-Шээлей, когда она вместо брата совершает подвиги, имеющие характер культурно-героических деяний, связана с матриархальными представлениями. Вместе с тем, и образ суженой героя Алдын дангыны, о птичьей ипостаси которой мы говорили выше, и образ Бора-Шээлей, J оборачивающейся серым зайцем (Онгун-Чечен превращается в золотоголового турпана), имеют двойную антропоморфо-зооморфную природу и осмысляются как тотемистические образы. У тувинцев представления такого рода зафиксированы в генеалогических легендах. В целом анализ показал, что женские |

-.---------образы ТГС имеют прямую связь с матриархальной традицией, с древнейшими представлениями тотемистической мифологии, которые оставили ощутимые следы в духовной культуре тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая. Вместе с тем следует отметить, что на фоне эволюции образа богатыря женские персонажи , ТГ<^ выглядят более устойчивыми в своей традиционной мифологической основе.

Мифологические истоки имеет образ коня. Эпический конь - персонаж, по значимости стоящий почти в одном ряду с главным героем-богатырем. Истоки данного образа уходят в глубь веков, к древним пластам традиционного мировоззрения народов Саяно-Алтая. Необычный внешний облик коня, чудесное рождение, сакральная связь между ним и героем, особая мудрость, вещее знание, антропоморфизм, обладание волшебством и магией, способность летать -древнейшие мифологические черты. Они являются отражением некогда существовавшего божественного и космогонического культа.

Наконец, к мифологическому наследию относятся представления о врагах героя. Мифологическая концепция о герое и его окружении как о человечестве вообще породило понимание об иноплеменной среде как враждебной. В силу этого противники героя не выделяются из окружающей природы, поэтому их образы не антропоморфны, они сохранили свою первобытность. Они предстают в облике чудовищ и звероподобных существ, что является отражением представлений о демонических и хтонических силах, противостоящих человеку.

Таким образом, можно утверждать, что древнейшая мифология, тесно взаимодействуя с сюжетами, мотивами, образами тувинских сказаний, составила их содержательно-формальную основу. Следует отметить, что в эпических произведениях тюрко-монгольских народов Центральной Азии и Южной Сибири обнаруживаются типологически сходные черты. Бесспорным является факт, что в якутских олонхо - эпосе наиболее архаическом в сравнении с эпосом саяно-алтайских народовГмотивы мифопоэтического творчества очень сильны. Вместе с тем, мы можем утверждать, что и в тувинских сказаниях в концентрированном виде сохранились древнейшие черты эпики, которые подчас утрачены в эпосах других тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая. В целом^можно утверждать, что тувинские героические сказания остались неизменными именно в своей мифологической основе.

 

Список научной литературыХертек, Лидия Кенденовна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Список источников

2. Алдай-Буучу: Тыва улустун маадырлыг тоолдары / Тургускан С.М. Орус-оол. Кызыл: Тыв. ном унд. чери, 1993. - Т. 2. - А. 3-96.

3. Алдай-Сумбер: Тыва улустун маадырлыг тоолу. Сказитель О.Н. Маннай. Запись текста Х.Д. Ооржака // ФФ ТНИИЯЛИ, Т. 23, д. 113 "а", "б".

4. Ары-Хаан: Тыва улустун маадырлыг тоолдары / Тургускан С.М.Орус-оол. Кызыл: Тыв. ном унд. чери. 1996. - Т. 5. - А. 61-99.

5. Бокту-Кириш, Бора-Шээлей: Тыва улустун маадырлыг тоолдары / Тургускан С.М.Орус-оол. Кызыл: Тыв. ном унд. чери, 1993. - Т. 2. - А. 127-217.

6. Боктуг-Кириш, Бора-Шээлей: Тувинские героические сказания / Сост. С.М.Орус-оол. Новосибирск: Наука. Сиб. изд. Фирма РАН, 1997. - С. 298-527. -(Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 12).

7. Баян-Тоолай: Тыва маадырлыг тоолдар / Тургускан С.М.Орус-оол. -Кызыл: Тыв. ном унд. чери, 1990. Т. 1. - А. 239-265.

8. Бораадай-Мерген: Баазанайнын маадырлыг тоолдары / Тургускан С.М.Орус-оол. Кызыл: Тыв. ном унд. чери, 1994. - Т. 3. - А. 194-228.

9. Далай-Байбын хаан: Баазанайнын маадырлыг тоолдары / Тургускан С.М.Орус-оол. Кызыл: Тыв. ном унд. чери, 1994. - Т. 3. - А. 112-152.

10. Кангывай-Мерген: Тыва маадырлыг тоолдар / Тургускан С.М.Орус-оол. Кызыл: Тыв. ном унд. чери, 1990. - Т. 1. - А. 176-238.

11. Мифы народов мира// Энциклопедия. Т. 1-2. М., 1980-1982.

12. More Шагаан-Тоолай: Тыва маадырлыг тоолдар / Тургускан С.М.Орус-оол. Кызыл: Тыв. ном унд. чери, 1990. - Т. 1. - А. 13-100.

13. Танаа-Херел: Тыва маадырлыг тоолдар / Тургускан С.М.Орус-оол. -Кызыл: Тыв. номунд. чери, 1990.-Т. 1.-А. 101-141.

14. Тыва улустун алгыш-йорээлдери / Тургускан З.К.Кыргыс. Кызыл: Тыв. номунд. чери, 1990.- 141 а.

15. Тыва улустун мифтери болгаш тоолчургу чугаалары / Тургускан А.Д.Арапчор. Кызыл: Тыв. ном унд. чери, 1995. - 144 а.

16. Тыва хамнарнын алгыштары / Тургускан М.Б.Кенин-Лопсан. Кызыл: Новости Тувы, 1995. - 528 а.

17. Хунан-Кара: Тувинские героические сказания / Сост. С.М.Орус-оол. -Новосибирск: Наука. Сиб. изд. Фирма РАН, 1997. С. 54-297. - (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 12).1.. Исследования

18. Абаев В.И. Нартовский эпос осетин // Сказания о нартах. М., 1995.

19. Абаева Л.Л. Культ гор и буддизм в Бурятии (Эволюция верований и культов селенгинских бурят). -М., 1991.

20. Алексеев Н.А. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири. Новосибирск: Наука, 1984.

21. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1994.

22. Байсклан С.М. Поэтика тувинского героического эпоса. Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1987.

23. Бонгард-Левин Г.М., Грантовский Э.А. От Скифии до Индии. М.: Мысль, 1983.

24. Буслаев Ф.И. Исторические очерки по русской народной словесности. -СПб., 1861.

25. Бутанаева В.А., Бутанаев И.И. Хакасский исторический фольклор. -Абакан, 2001.

26. Вайнштейн С.И. Историческая этнография тувинцев. М.: Наука,1972.

27. Вайнштейн С.И. История народного искусства Тувы. М.: Наука, 1974.

28. Вайнштейн С.И. Мир кочевников Центра Азии. М., 1991.

29. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989.

30. Взаимодействие и взаимовлияние цивилизаций и культур на Востоке. -М., 1988.

31. Виноградова JI.H. Фольклор как источник для реконструкции древней славянский духовной культуры // Славянский и балканский фольклор. М., 1989. -С. 101.

32. Гаадамба Ш. Монгол ардын улгер / Аман зохиол судлал. -Улаанбаатар, 1987.

33. Гацак В.М. Восточнороманский героический эпос: Исследование и тексты. М.: Наука, 1967.

34. Гацак В.М. Восточнороманский войницкий и южнославянский юнацкий эпос // Типология народного эпоса. М., 1975.

35. Гацак В.М. Историческая поэтика и фольклор // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М.: Наука, 1986. - С. 292-305.

36. Гацак В.М. Устная эпическая традиция во времени: Историческое исследование поэтики. М.: Наука, 1989.

37. Голан А. Миф и символ. М.: Русслит, 1994.

38. Гребнев JLB. Тувинский героический эпос (Опыт историко-этнографического анализа). М.: Восточная литература, 1960.

39. Гринцер П.А. Древнеиндийский эпос: генезис и типология. М.: Наука, 1974.

40. Грязнов М.П. Древнейшие памятники героического эпоса народов Южной Сибири // Археологический сборник. Вып. 3. Эпоха бронзы и раннего железа Сибири и Средней Азии. Д., 1961.

41. Гэсэриада: Фольклор в современной культуре. Улан-Удэ, 1995.

42. Гумилев JI.H. Древние тюрки. М., 1967.26. «Джангар» и проблемы эпического творчества тюрко-монгольских народов (Материалы Всесоюзной научной конференции. Элиста, 17-19 мая 1978 года). М.: Наука, 1980.

43. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. Пер. с франц. М.: Восточная литература, 1976.

44. Дюмезиль Ж. Скифы и нарты. М.: Наука, 1990.

45. Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. М., 1990.

46. Дьяконов И.М. История Индии. M.-JL, 1956.

47. Дьяконова В.П. Детство в традиционной культуре тувинцев и теленгитов // Традиционное воспитание детей у народов Сибири. Л., 1988.

48. Дьяконова В.П. Погребальный обряд тувинцев как историко-этнографический источник. Л., 1975.

49. Дьяконова В.П. Религиозные представления алтайцев и тувинцев о природе и человеке // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера. Л., 1976. - С. 268-270.

50. Древнетюркский словарь. Л., 1969.

51. Дыренкова Н.П. Культ огня у алтайцев. Сб. МАЭ, Т. 6, Л., 1927. - С.68.71.

52. Евсеев В.Я. Исторические основы карело-финского эпоса. Кн. I . М.-Л., 1957.

53. Жирмунский В.М. Сказание об Алпамыше и богатырская сказка. М.,1960.

54. Жирмунский В.М. Народный героический эпос. M.-JL, 1962.

55. Жирмунский В.М. Тюркский героический эпос. Д.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1974.

56. Жирмунский В.М. Эпическое сказание об Алпамыше и «Одиссея» Гомера // Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. Избр. труды. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979. - С. 314-335.

57. Жуковская Н.Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. -М.: Наука, 1988.

58. Зеленин Д. Г. Культ онгонов в Сибири. Пережитки тотемизма в идеологии сибирских народов. М.-Л., 1936.

59. Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.

60. Иванов С.В. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX-нач. XX вв. Сюжетный рисунок и другие виды изображений на плоскости. М.-Л., 1954.

61. История Тувы: в 2-х Т.1. 2-е изд. перераб. и доп. / Под общ. ред. С.И. Вайнштейна и М. X. Маннай-оола / Редколлегия Ю.Л. Аранчын и др. -Новосибирск: Наука, 2001.

62. Казагачева З.С. Алтайские героические сказания "Очи-Бала", "Кан-Алтын": (Аспекты текстологии и перевода). Горно-Алтайск, 2002.

63. Калзан А.К. О послереволюционном тувинском фольклоре // Уч. зап. ТНИИЯЛИ. Кызыл, 1961. - Вып. 9. - С. 253-259.

64. Калзан А.К. О тувинской фольклористике // Уч. зап. ТНИИЯЛИ. -Кызыл, 1971.-Вып. 15.-С. 186-192.

65. Каррыев Б.А. Эпические сказания о Кер-оглы у тюркоязычных народов / Исследования по теории и истории эпоса. М., 1968.

66. Катанов Н.Ф. Качинская легенда о сотворении мира // Изв. ОАИЭ. -1894.-Т. 12, вып. 2.-С. 185-188.

67. Кейпер Ф.Б.Я. Труды по ведийской мифологии: Пер с англ. М.: Наука, 1986.

68. Кенин-Лопсан М.Б. Обрядовая практика и фольклор тувинского шаманства. Новосибирск, 1987.

69. Кенин-Лопсан М.Б. Тыва чоннун бурунгу ужурлары. Кызыл: Новости Тувы, 1994.

70. Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. Изд. 2-е. - М.: Изд-во АН СССР, 1951.

71. Кичиков А.Ш. Сюжет исцеления богатыря в эпосе народов Саяно-Алтайского нагорья // Фольклористика РФ. Л., 1975. - С. 116.

72. Кичиков А.Ш. Исследование героического эпоса «Джангар»: вопросы исторической поэтики. Элиста, 1976.

73. Кляшторный С.Г. Мифологические сюжеты в древнетюркских памятниках // Тюркологический сборник. 1977. М., 1981.-С. 117-138.

74. Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов: В 3 т. / Карел, науч. центр РАН. Ин-т яз., лит. и истории. СПб.: Наука, 2001. - Т. 1.

75. Ковалевская В.Б. Конь и всадник (пути и судьбы). М.: Наука, 1977.

76. Кононов А.Н. О семантике слов кара и ак в тюркской географической терминологии // Известия Отд-ния общ. наук АН Таджикской СССР. Душанбе, 1954.-Вып. 2.-С. 83-85.

77. Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза. СПб., 2001.

78. Кудияров А.В. Поэтико-воззренческие аспекты историзма эпоса монголоязычных народов // Фольклор. Проблемы историзма. М.: Наука, 1988.

79. Кудияров А.В. Примечания переводчика к богатырской сказке // Тувинские народные сказки. Новосибирск: Наука, 1994. - С. 414-432.

80. Кудияров А.В. Комментарии к переводу // Тувинские героические сказания «Хунан-Кара», «Бокту-Кириш, Бора-Шээлей». Новосибирск: Наука. Сиб. предпр. РАН, 1997. - С. 534-539, 548-558.

81. Кудияров А.В. Художественно-стилевые традиции эпоса монголоязычных и тюркоязычных народов Сибири. М.: ИМЛИ РАН, 2002.

82. Кузьмина Е.Н. Женские образы в героическом эпосе бурятского народа. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1980.

83. Культура тувинцев: традиция и современность. / Отв. ред. Ю.А. Аранчын. Кызыл, 1989.

84. Куулар Д.С. Сказитель Чанчы-Хоо // История и современность. -Кызыл, 1982.-С. 3-9.

85. Куулар Д.С. Сокровище народов: о бытовании «Гэсэра» в Туве // История и современность. Кызыл, 1982. - С. 129-138.

86. Куулар Д.С. О тувинском эпосе «Боралдай-Мерген с конем Бора-Шокар» // Фольклор и современная культура. Якутск: Якут. кн. изд-во, 1991. -С. 29-30.

87. Куулар Д.С. Тувинский фольклор в контексте центральноазиатских устно-поэтических традиций. Улан-Удэ, 2000.

88. Кызласов JI.P. Таштыкская культура в истории Хакасско-Минусинской котловины. М., 1960.

89. Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. М.: Изд-во МГУ, 1969.

90. Кыргыс З.К. Тувинские сказки и героические сказания (тоол), их мелодический и стиховой строй // Традиционное народное музыкальное искусство и современность: вопросы типологии. М.: Изд-во ГМЛИ им. Гнесиных, 1982.-С. 120-130.

91. Ларичев В.Е. Азия далекая и таинственная. Новосибирск, 1968.

92. Леринц Л. Lorinez L. Die mythische Hintergrund der burjatischen und mongolischen Epen // Die mongolischen Epen. - Wiesbaden, 1979.

93. Липец P.C. Образы батыра и его коня в тюркско-монгольском эпосе. -М.: Наука, 1984.

94. Липец Р.С. Проблема взаимосвязей тюрко-монгольского эпоса с изобразительным искусством кочевников Евразии (Труды советских археологов 40-50-х гг.). // Очерки истории русской этнографии. Вып.9. М., 1982. - С. 186205.

95. Липец Р.С. «Завоеванная женщина» в тюрко-монгольском эпосе // Фольклор и историческая этнография. М., 1983. - С. 42.

96. Майногашева В.Е. Хакасская и тувинская версии эпоса о Похта-Кирисе (Бокту-Кирише) // Типология народного эпоса. М.: Наука, 1975. - С. 82-91.

97. Майногашева В.Е. Некоторые сюжеты сивого (синего) и черного быков в фольклоре саяно-алтайских народов // Алтайский фольклор и литература. Горно-Алтайск: Алт. кн. изд-во, 1982. - С. 137-148.

98. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. М.-Л., 1951.

99. Манжигеев И.А. Бурятские шаманистические и дошаманистические термины. М., 1978.

100. Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники. М.: Изд-во «Восточная литература», 1963.

101. Мелетинский Е.М. О древнейшем типе героя в эпосе тюрко-монгольских народов Сибири // Проблемы сравнительной филологии. Сб. ст. к 70-летию чл.-кор. АН СССР В.М. Жирмунского. M.-JL, 1964. - С. 426 - 443.

102. Мелетинский Е.М. Первобытное наследие в архаических эпосах. М.,1964.

103. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Изд-во «Восточная литература» РАН, 2000.

104. Михайлов Г.И. О времени возникновения былин монгольских народов // Уч. зап. Калм. НИИЯЛИ. Вып.2. Элиста, 1962.

105. Михайлов Г.И. Мифы в героическом эпосе монгольских народов. -КСИНА, № 83, 1964.

106. Невелева С.Л. Мифология древнеиндийского эпоса. М., 1975.

107. Неклюдов С.Ю. Время и пространстве в былине // Славянский фольклор. М.: Наука, 1972.

108. Неклюдов С.Ю. Героическое детство в эпосах Востока и Запада // Историко-филологические исследования: Сб. статей памяти акад. Н.И. Конрада. -М.: Наука, 1974.-С. 129-140.

109. Неклюдов С.Ю. Статические и динамические начала в пространственно-временной организации повествовательного фольклора // Типологические исследования по фольклору. М.: Наука, 1975. - С. 182-190.

110. Неклюдов С.Ю. Жанрово-типологическое сопоставление бурятского героического эпоса и русской былины // Фольклор. Поэтическая система. М., 1977.

111. Неклюдов С. Ю. Заметки о мифологической и фолькорно-эпической символике у монгольских народов: символика золота // "Etnografia Polska". Т. XXW.- 1980.-C. 65-75.

112. Неклюдов С.Ю. Эпос монгольских народов и проблема фольклорных взаимосвязей // Литературные связи Монголии. М., 1981.

113. Неклюдов С.Ю. Героический эпос монгольских народов. Устные и литературные традиции. М., 1984.

114. Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография. У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л.: Наука, 1984. - С. 221-229.

115. Новик Е.С. Система персонажей русской волшебной сказки // Типологические исследования по фольклору. Сб. ст. памяти В.Я. Проппа. М.: Наука, 1975.

116. Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме. М., 1984.

117. Новичкова Т. А. Эпос и миф. СПб., 2001.

118. Окладников А.П. Якутия до присоединения к русскому государству. -М.-Л., 1955.

119. Окладников А.П. Центрально-Азиатский очаг первобытного искусства. -Новосибирск, 1972.

120. Олонхо духовное наследие народа саха: Сб. науч. статей. - Якутск: ИГИАН PC (Я), 2000.

121. Орус-оол С.М. О.Н. Маннай (к 100-летию со дня рождения) // Люди и события. Год 1992. Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1993. - С. 15-20.

122. Орус-оол С.М. Типические места, связанные с хоомеем (горловым пением) // Тезисы III Международного симпозиума «Хоомей» (горловое пение) -феномен культуры Центральной Азии. Кызыл, 1994. - С. 20-24.

123. Орус-оол С.М. Мифы и легенды // Тувинские мифы и легенды. Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1995. С. 3-15.

124. Орус-оол С.М. Охотничий обряд в тувинском фольклоре // Научно-популярный и методический журнал "Башкы". 1999. - № 5/6. - С. 100-112.

125. Орус-оол С.М. Тувинские героические сказания (текстология, поэтика, стиль). М.: МАКС Пресс, 2001.

126. Очерки тувинского фольклора. Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1976. (на тув. языке).

127. Поппе Н.Н. Халха-монгольский героический эпос. M.-JL, 1937.

128. Потанин Г.Н. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. М.: Изд-во геогр. отд., 1899.

129. Потапов Л.П. Очерки народного быта тувинцев. М.: Наука, 1969.

130. Потапов Л.П. Умай божество древних тюрков в свете этнографических данных // Тюркологический сборник. - М., 1973. - С. 265-286.

131. Потапов Л.П. Конь в верованиях и эпосе народов Саяно-Алтая // Фольклор и этнография: Связи фольклора с древними представлениями и обрядами. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1977. - С. 164-178.

132. Потапов Л.П. Древнетюркские черты почитания неба у саяно- • алтайских народов // Этнография народов Алтая и Западной Сибири. -Новосибирск, 1978, С. 50-64.

133. Пропп В.Я. Мотив чудесного рождения // Уч. зап. ЛГУ. Сер. Филол. -Л., 1941. Т. 81, вып. 12. - С. 67-97.

134. Пропп В.Я. Русский героический эпос, 2-е изд. М.-Л., 1958.

135. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во ЛГУ,1986.

136. Путилов Б.Н. Героический эпос и действительность. Л., 1988.

137. Путилов Б.Н. Эпос народов Сибири и его историческая типология // Вопросы языка и фольклора народностей Севера. Якутск: Изд-во ЯФ СО АН СССР, 1972.-С. 121-142.

138. Путилов Б.Н. Эпос и обряд // Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор. Л.: Наука, 1974.- С.76-81.

139. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994.

140. Путилов Б.Н. Экскурсы в теорию и историю славянского эпоса. СПб.,1999.

141. Пухов И.В. Якутский героический эпос олонхо: основные образы. М.: Изд-во АН СССР, 1962.

142. Пухов И.В. Героический эпос тюрко-монгольских народов Сибири. Общность, сходство, различия // Типология народного эпоса. М.: Наука, 1975. -С. 12-63.

143. Рахимова Э.Г. Карело-финская руна в типологическом сопоставлении с былинами // Филологические науки. 1997. - № 4.

144. Сагалаев A.M., Октябрьская И.В. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Знак и ритуал. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1990.

145. Самдан З.М. О некоторых особенностях собирания и изучения тувинской несказочной прозы // Исследования по тувинской филологии. Кызыл, 1986.

146. Санжеев Г.Д. Эпос северных бурят // Аламжи-Мерген. Бурятский эпос. -М.-Л., 1936.

147. Сат С.М. «Текст учителя» и текст «ученика» (Опыт сопоставления художественно-определительных констант тувинского сказания) // Фольклор. Поэтика и традиция. М.: Наука, 1982. - С. 50-69.

148. Сат С.М. Типические места в разносюжетных тувинских героических сказаниях // Вопросы тувинской филологии. Сб. научн. статей. Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1983.-С. 77-89.

149. Селиванов В.В. Человек и звери. Первобытное искусство. -Новосибирск, 1976.

150. Стеблева И.В. К реконструкции древнетюркской религиозно-мифологической системы // Тюркологический сборник. 1971.- М., 1972. С. 213226.

151. Соломатина С.Н. К реконструкции пространственно-временной структуры традиционного мировосприятия тувинцев // Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1990.-С. 89-97.

152. Сузукей В.Ю. Шаманизм и музыкальный фольклор // Ежегодный иллюстрированный информационно-художественный журнал "Хоомей". 1995. -С. 33-34.

153. Суразаков С.С. Героическое сказание о богатыре Алтай-Буучае. -Горно-Алтайск, кн. изд-во, 1961.

154. Суразаков С.С. Алтайский героический эпос. М.: - Наука, 1985.

155. Таубе Э. Сказки и предания алтайских тувинцев. М.: Восточная литература, 1994.

156. Токарев С.А. К вопросу о значении женских изображений эпохи палеолита Советская археология. АН СССР. Инст. арх. М., 1961, № 2. - С. 12-20.

157. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

158. Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988.

159. Традиционная культура тувинцев глазами иностранцев (конец XIX -начало XX века) / Подготовка текстов, предисловие и комментарий А.К.Кужугет. Кызыл: Тув. кн. изд-во, 2003.

160. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Пространство и время. Вещный мир / Львова Э.Л., Октябрьская И.В., Сагалаев A.M., Усманова М.С. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1988.

161. Трояков П.А. Героический эпос хакасов и проблемы изучения. -Абакан, 1991.

162. Уланов А.И. Бурятский героический эпос. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1963.

163. Унгвицкая М.А. Памятники енисейской письменности и песенный фольклор хакасов // Советская тюркология. Баку, 1971, № 5, С. 61-72.

164. Файт В. Veit V. Der Begriff "Bajatur" (Held) der mongolischen Epos // Die mongolischen Epen. - Wiesbaden, 1979.

165. Филиппова Н.И. Собственные имена персонажей якутского олонхо и бурятского улигера // Вопросы языка и литературы народов Сибири. -Новосибирск, 1974.-С. 151-155.

166. Фольклор и мифология Востока в сравнительно-типологическом освещении. -М.: Наследие, 1999.

167. Хайссиг В. Heissig W. Westliche Motivparallelen in zentralasiatische Epen. - Munchen, 1983.

168. Чагдуров С.Ш. Происхождение Гэсэриады. Опыт сравнительно-исторического исследования древнего словарного фонда. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1980.

169. Шаракшинова Н.О. К вопросу о пережитках матриархата в героическом эпосе бурят // Филология и история монгольских народов. М., 1958.

170. Шаракшинова Н.О. Героический эпос бурят. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1968.

171. Эпос «Урал-батыр» и мифология: Материалы Всероссийской научной конференции (27-28 мая, г. Уфа). Уфа: Гил ем, 2003.