автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Платоновский корпус и система философии Платона

Введение диссертации1999 год, автореферат по философии, Васильева, Татьяна Вадимовна

Постановка проблемы

Суждения историко-философской науки как прошлого, так и нынешнего века о литературном наследии Платона располагаются в широком спектре между двумя крайностями: от пренебрежительной оценки платоновских диалогов как произведений, лишенных логического и систематического плана, до восторженной апологии диалога как наивысшего принципа философской мысли, для которой отсутствие жесткой систематики выступает залогом бесконечного движения к совершенствованию, . знаком открытости все новым и новым экзистенциальным проблемам1.

В самом деле, современному читателю зачастую непонятна постановка того или иного вопроса, едва ли доступна логика его рассмотрения и почти никогда не ясны конечные выводы или итоги представленного в диалогах собеседования персонажей. Платоноведение нового времени реконструирует философское наследие Платона, собирая его из разрозненных идей, не вполне согласованных друг с другом. Даже самые категоричные апологеты решаются видеть в платоновских диалогах лишь нарочитую репрезентацию учения, но никак не естественную его экспликацию2. Видимого тематического или концептуального единства в литературном наследии Платона нет, напротив, обнаруживаются непримиримые противоречия в концепции между различными диалогами и даже внутри того или иного диалога, взятого как отдельное целое. Далее, не только в содержательном отношении, но и в формальном т.н. платоновские сочинения разнородны и неравноценны; среди них находятся гиганты и карлики, творения пышные и убогие, красноречивые и немногословные, наивные и непостижимо глубокомысленные. Все это неизбежно должно было. поставить под сомнение единое их авторство, породить т.н. "платоновский вопрос" - какие из дошедших до нас под именем Платона сочинения написаны самим философом, какие нет, и как вообще отразилась ? шгтоновских сочинениях личность и судьба их создателя.

В названии предлагаемой работы объединены две наиболее си сложные проблемы современного платоноведения, а именно, утентичности сочинений, исторически объединенных под именем -ронологии их создания и связанной с ней возможной дни творческого пути гениального основателя Академии, с одной а с другой - проблема сведения разносторонних, зачастую

•Засильева Т.В. Платоновский вопрос сегодня и завтра // «Вопросы , фш», 1993, №9, С. 110.

Stenzel J. Zabi undGestalt bei Platon und Aristoteles, Leipzig-Berlin, 1933, S. 105 ff. взаимоисключающих аспектов платоновского учения в цельную, последовательную и непротиворечивую систему, отвечающую современным требованиям к полноте, внятности и мобилизующей энергии философской истины, при этом не выходящую за рамки, допустимые внутри строгого историзма. Такое объединение давно уже не может считаться неправомерным, напротив, с некоторых пор оно стало необходимым и, вероятно, на какое-то время останется обязательным, поскольку его субстратом выступает не что иное, как личность самого Платона, причем понятая не биографически (для самого Платона личная биография человека мало значит перед историей рода, города, космоса), но в смысле ее духовной аутентичности, т.е. осознанного воссоединения, вплоть до отождествления личности с единой всеобщей душой сотворенного неким демиургом мироздания, когда творческие принципы художника естественно коренятся в его интуиции мироустроения и миропорядка.

Дело в том, что при отсутствии собственноручных платоновских автографов проблема авторства сочинений Платоновского корпуса может решаться скорее на уровне "созидательном" (т.е. на уровне идей и образов), нежели на уровне "исполнительном" (т.е. словесных формул, композиции диалогов, обрисовки персонажей) Словесность может быть сколь угодно безупречной, но если идеи не оригинальны, а образы не отвечают идеям (как, скажем, в биографической части известного УП-го письма), то даже собственное платоновское авторство не сделает такое произведение решающим для концепции историко-философского исследования, тогда как, напротив, пусть скупо и фрагментарно намеченные, но глубоко продуманные или гениально угаданные связи философских проблем и решений с общекультурными интуициями нации и эпохи (как в т.н. "гносеологическом экскурсе" того же УП-го письма) потребуют признания их платоновскими даже там, где филологическая компетенция ставит под сомнение авторство Платона или вовсе исключает его. "Платон" сегодня уже не просто дружеское прозвшце человека, это даже не имя философского направления, это знак того уровня мысли, выше и "возвышеннее" которого не знала античная эпоха. Здесь и следует искать ключ к разгадке того хитросплетения проблем, которые представляют нам Платоновский корпус. Без представления о системе платоновской философии не может быть решен вопрос об аутентичности сочинений корпуса.

Предположение о неадекватности "писаной" философии Платона (диалоги Платоновского корпуса) его "неписаному" учению (внутриакадемические чтения "О благе"), высказанное в ходе т.н. "тюбингенской революции"3, не снимает вышеочерченного комплекса проблем, а только лишает историко-философскую науку такого богатейшего письменного источника, как Платоновский корпус. Можно ли, однако, говорить о Платоне как о философе, не имея в распоряжении достоверно платоновских сочинений? Казалось бы, естественный отрицательный ответ

3 См. Васильева Т.В. Неписаная философия Платона // «Вопросы философии», 1977, №11, с. 152 сял. на этот вопрос не может быть в данном случае единственно правильным. Платон - не только достояние истории философии, но в значительной степени ее создание. Каждая из этих эпох, отделяющих нас от его легендарного рождения, добавляла к историческому портрету философа свои черты; посмертная слава Платона также принадлежит к его философии, как принадлежит к ней предшествующая ему культурная история Греции. Нет таких научных инструментов, посредством которых можно было бы сейчас изъять из платоновского наследия как первый, так и второй компонент. Вот почему феномен Платона никогда не был вполне тождествен Платоновскому корпусу и сейчас менее чем когда-либо может быть с ним отождествлен. Платоновский корпус, материальный субстрат платоновской славы, представляет нам темы и предметы философствования, но не представляет их систематизированно - именно это и позволяет не ставить вопрос о системе философии Платона в зависимость от проблемы аутентичности корпуса. Система платонизма может бьггь выявлена в самом соотношении составляющих его элементов, независимо от порядка их репрезентации. В свою очередь, аутентичность корпуса может оцениваться как способность максимально адекватно воспроизводить философские концепции средствами художественной литературы.

Несмотря на то, что жалобы на бессистемность изложения платоновского учения в диалогах звучат уже не первое столетие, проблема "системности" в философии Платона имеет свою судьбу, независимо от достижений филологической критики в разрешении "Платоновского вопроса", и во времена Гегеля она стояла не так, как у Хайдегтера, а в нобингенской школе - не так, как в издательской интерпретации В.Ф.Асмуса - А.Ф.Лосева. Систематичность в приложении к платоновскому наследию означает не просто согласованность и непротиворечивость основных догматов, но, прежде всего, их сводимость к единому принципу (или нескольким принципам) и, наконец, выявленность самого этого принципа (принципов) в отдельных диалогах или в их сумме. На рубеже уходящего и грядущего веков вопрос о системе платонизма был сформулирован как вопрос об отказе интерпретаторов от мифического "мира идей", противостоящего "миру вещей", и о конструировании некоторой иной модели, представляющей "причастность" ("метексис") лещей идеям4. В центре внимания оказываются такие диалоги корпуса, как "Пармеиид", "Софист", "Политик", "Филеб", сменившие "Федр", "Государство", "Федон" и "Тимей" - фавориты прежних эпох. Главной проблемой становится уже не аутентичность или подложность сочинений в платоновском корпусе, но адекватность или неадекватность прочтения древнегреческого текста при посредничестве грамматических категорий новых языков, отражающих исторически несколько иную стадию в соотношении языка и мышления, нежели та, с которой имела дело философия IV века до Р.Х. (прежде всего это касается перераспределения

4 См. Васильева Т.В. Писаная и неписаная философия Платона / Материалы к историографии этичной и средневековой философии. М., 1990, С. 44-63. синтаксических функций между системой имени и системой глагола). В этой ситуации проблема литературного творчества философа перерастает в проблему философского языка эпохи5. Обсуждение платоновского философского наследия с применением терминологии новейшей философии отходит в прошлое, истории философии переключается на анализ собственно платоновских терминов и понятий: "Еу, ауаЭоу, ар£тт1, егуои, оиспа, оу, цт) оу, Бтероу, ббуацгд, %а>ра, Ьу6.укг\ кш уоо?, фроуцстк; ках уои«;.

Задача предлагаемой работы - поставить вопрос о Платоновском корпусе не в этиологическом аспекте, как, собственно, он до сих пор рассматривался, - а именно, как вопрос об авторстве или происхождении того или иного сочинения в корпусе или корпуса в целом, но, условно говоря, в аспекте телеологическом, т.е. как вопрос о цели или предназначении сочинений корпуса и, соответственно, о том, насколько они отвечают своей цели и справляются с возложенными на них задачами. Автора привлекает не путь реконструкции того исторического явления, каким было творчество Платона (путь заманчивый, но зыбкий), а путь осмысления непреходящей актуальности поставленных Платоном вопросов и предложенных ответов. Имея в распоряжении платоновский корпус, наука со времен Шлейермахера задавалась вопросом, что мы должны брать из него как принадлежащее Платону, а что не должны, - сегодня более продуктивной представляется иная постановка вопроса - как следует использовать то, что мы, по счастию, имеем благодаря рукописной традиции, с наибольше эффективностью как для историко-философского исследования, так и для решения новейших или заново пересматриваемых философских проблем.

Многовековой опыт платоноведов убеждает нас в том, что в платоновском корпусе нет случайных привесков, любое из входящих в него сочинений создано если не Платоном, то "под знаком" Платона, любая возможная подделка здесь это прежде всего научная подделка, ученая имитация, основанная на представлениях тогдашнего платоноведения, а потому принадлежит к исторически развивающейся науке о Платоне и не может быть оттуда изъята. Следовательно, историк философии вполне может довериться платоновскому корпусу с основаниями, не меньшими, чем те, которые заставляли его доверять выводам лингвостатисгики прошлого века, тем более, что многолетнее господство принятой в ней биографической модели для интерпретации корпуса сведено на нет усилиями тюбингенцев и Хольгера Теслефа6. Платоновский корпус предлагаемая работа использует в полном объеме и без хронологического расслоения, в результате чего появляется возможность целостного

5 См. Васильева Т.В. Афинская школа философии. Философский язык Платона и Аристотеля. М., 1985.

6 См. Thesleff Н. Studies in Platonic chronology. Helsinki, 1982. Х.Теслеф предложил модель, согласно которой корпус отражает деятельность Академии, а не жизненный и творческий пуп. Платона. обозрения этого своеобразного космоса и выявления в нем внутренних корреспонденции между отдельными частями, прежде изолированными друг от друга перегородками оценочной дискриминации.

Помимо телеологического второй, почти забытый, принцип подхода к платоновскому корпусу, принятый в предлагаемой работе, может быть назван "динамическим". Если рассматривать платоновский корпус как статическое сооружение, то приобретает значение вопрос о том, откуда следует в него входить и в каком порядке лучше его осматривать. Но стоит предположить, что космос платоновского наследия может рассматриваться не иначе как в непрестанном движении, а именно, в круговороте, не исключающем временами обратного вращения (как это случается с платоновским Космосом - см. "Политик", 268 В - 274 Ц), то, естественно, вопрос о месте входа и порядке осмотра снимается, сменяясь вопросом о нашей способности включаться в это круговращение и давать периодически хотя бы фрагментарные отчеты о пройденных совместно с ним этапах его бесконечного пути. В соответствии с этим и система философии Платона может быть описана не как статичная плоскостная или пространственная схема, но как принцип и ритм движения, как система философствования, "становящаяся" система философии7.

Дело в том, что последняя, запредельная истина платоновской философии, которая есть вечное, неизменное и незыблемое, именуется у Платона Единым (Еу), неделимым (огоцоу) и вне-логичным (<хХоуоу), а тем самым оказывается и внесистемным, а следовательно, системы философии как статической сложно-составной истины у Платона просто не может быть, поскольку бытие не подвластно логосу, словесному выражению, тогда как путь логоса, познания (эпистеме) может и должен быть систематически определен8, но система применительно к процессу представима лишь как алгоритм движения, как "динамическая система".

При таком "динамическом" подходе в центр рассмотрения выдвигается вопрос о том, насколько подвижный космос платоновского наследия помогает выявлению системы платоновского философствования, т.е. насколько платоновский корпус отвечает своему предназначению, - а это в терминологии Платона именуется словом &ретт|- добродетель, добротность и благо любой вещи 'Аретп, как показал Г.-И. Кремер, имеет у Платона не только этический (политический), эстетический, но и онтологический смысл, являясь для каждой вещи узлом взаимодействия центростремительных и центробежных сил, т.е. сил, возводящих единичное к совершенству Блага и самотождеству Идеи, с одной стороны, и сил, мультиплицирующих становящееся, отдаляющих его от тождества и

7 Ю.Штенцель (op. cit., р. 105 £Е) трактует философскую систему Платона как многоголосие концептуальных мотивов, подчиненное "контрапункту метода". Ср. также Friedlânder Р. Plato. N-Y,1958, p. 213-235.

8 См. Васильева. Т.В. Беседа о логосе в платоновском "Теэтете (201 с - 210 d) / Платон и его эпоха. М., 1979, С. 278-300. совершенства9. 'Аретг) платоновского корпуса есть способность вести читателя именно тем путем к истине, который Платон считал единственно верным, а это не путь горизонтального продвижения от А до В и даже не путь восхождения от абстрактного к конкретному или от обыденного к запредельному - это путь возвратно-поступательный, чередующий восхождения с нисхождениями, проверяющий показания чувств и рассудка, мнений и откровений во взаимных неоднократных и продолжительных собеседованиях их друг с другом ("VII письмо", 344 В). Так сформулированной задаче платоновский корпус отвечает как нельзя лучше -вышеупомянутые его досадные свойства (повторы, скачки, отступления, недосказанности) при таком подходе должны рассматриваться не как недостатки, но как необходимые достоинства.

Таким образом, избранный автором путь "гипокритики" (в противоположность "гиперкритике", господствовавшей в филологии на протяжении последних полутора-двух столетий) не приводит к каким-либо парадоксальным решениям, но лишь позволяет свободно располагать всем культурно-исторически сложившимся наследием Платона без предварительных ограничений и предвзятых оценок. Исключение "биографического" принципа из рассмотрения философской концепции Платона, в свою очередь, позволяет снять вопросы о критике и самокритике Платона "позднего" по отношению к Платону "раннему" и понять реальные трудности литературно-языкового выражения, с которыми столкнулось философское учение, основанное на принципе противопоставления тождества и не-тождества, единого и единичного, бытия и становления, истины и правдоподобия10. Безотчетно усматриваемая во множестве вещей их единая идея может иметь аналог в той идее, которая столь же безотчетно усматривается в другом множестве - уже не вещей, но слов, способных только подталкивать интуицию, но не выражать ее. Запись философской истины невозможна, как справедливо заметили тюбингенцы, но ведь и помимо текста (кстати, безразлично, произносимого изустно или записанного буквами) у философии нет другого инструмента сообщения людям этой истины, не говоря уже о необходимости текстуального оформления и фиксирования этапов душевной работы, предшествующих конечному безотчетному созерцанию идеи. Следовательно, речь может идти о лучше или хуже выстроенном тексте, а не об отказе от использования словесного искусства вообще. Как вещи указывают на то, что за пределами вещей, так и слова ведут мысль к тому, что за пределами слов. Истина вне слова, но не вне науки, ибо наука - это не только составление и штудирование догматов, но и обретение навыка. Навык интуитивного усмотрения идеи - вполне достижимый, по Платону, навык и поэтому Платон менее всего может считаться скептиком или агностиком, поскольку

9 Cm. Krämer, H.- J. Arete bei Piaton und Aristoteles. Zum Wesen und zur Geschichte der Platonischen Ontologie. Heidelberg, 1959.

10 Cm. Hartmann N. Piatos Logik des Seins, Giessen, 1909.

РОССИЙСКАЯ

ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА он не отождествлял невыразимое с непознаваемым (Ср. "Политик", 285 d -286b).

Главная трудность для словесного выражения платоновской истины -это соединение в Идее интуиции единства с интуицией особенности, отличительной особенности, отличающей Одно от Другого (один Лик от другого Лика). Платон говорит не только о Едином Благе=Бытии как высшей Идее, но и об идеях во множественном числе, что, конечно же, необходимо, коль скоро идея отличает одно множество=единство (в противоположность хаотическому разброду и шатанию не поддающихся систематизации уникальносгей) от другого множества=единства (скажем, вазы от повозок), тем не менее, это сопряжено с существенным противоречием: уже не только вещи зависят от объединяющей их множественность в единство идеи, но и сама идея начинает зависеть от объединяемого ею своего множества в отличие от других множеств, объединяемых другими идеями. Вот эту-то трудность пытался Платон разрешить в "Федре": как вещи в поднебесной относятся к идее, так идеи относятся к Единому в занебесной, - отсюда и дуализм миров (идеи-вещи) по "Федру", в контексте данного диалога отвечающий потребностям платоновской антропологии (человек есть сложно-составное порождение мира вещей и мира идей), который не подлежит механическому переносу в космологический или онтологический контексты. В "Тимее" множественность идей связывается уже с сотворенной демиургом пространственностью мировой души, куда изначально включается доля беспредельного (небытия, или становления) вместе с долей предела (бытия). Вне космоса с его душой, т.е. вне становления остается только одна идея -тот самый благой образец, на который взирал в ходе творения благой платоновский демиург. Идеи в своей множественности, в отличие от единственной Идеи=Блага, уже включены в мир не-тождества, хотя и не причислены к телесным вещам: мировая душа, по Платону, имеет фигуральную (плоскостную) протяженность (как образы человеческого зрения), но не телесную косную неподатливость11. Фигуры геометрии - это типы, плотные тела - это единичности. Индивидуальность Платон искал среди типов (для него идея есть неделимое), а не среди случайных встречных экземпляров (как Аристотель, который именно отдельные тела принимал за неделимые первые сущности). Платоновский индивид не знает своекорыстного эгоизма, потому что свое "я" он отождествляет со своим плоскостным "типом" (душой), а не своим телом (судьбой=ананке). Вот почему у Платона судьба=ананке, необходимость, противопоставляется уму=разуму ("нус"), а не отождествляется с ним (как у "фисиологов"). Ананке - это косная неповоротливость частного случая, способного стать предметом познания лишь в причастности общему правилу12; в отличие от

11 См. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки. М., 1980. С. 172 слл. (Раздел "Понятие пространства у Платона и онтологический статус геометрических объектов").

12 См. Ахутин A.B. Открытие сознания (Древнегреческая трагедия и философия) / Ахутин A.B. Тяжба о бытии. М., 1997, С. 117 слл.

Аристотеля, для Платона (как и для Парменида) "реально существует" и "есть" - антонимы, а не синонимы.

Словесное искусство принадлежит миру телесному - миру звуков или букв, но оперирует, как и всякое искусство, идеальными образами. Слову дано объединять многое в единое и разъединять вновь во многое. В диалогах платоновского корпуса явственно просматривается стремление к типизации персонажей, к их "деперсонализации", к размыванию границ единичности всякого реально существующего человека посредством разнообразных "подобий" и тождеств (в наружности, в душевных свойствах, в именах)13. В соответствии с платоновским представлением о по-ступенчатом характере познавательного продвижения, возвратно-поступательного, через имя, определение, изображение, общее представление (научное или обыденное) к идее, диалоги приводят в движение весь этот арсенал познавательных средств, причем как раз не в линейном, а возвратно-поступательном порядке. Вот почему добротность (арете) корпуса не может быть адекватно оценена до тех пор, пока суждения науки ограничиваются какой-либо его частью (один диалог или группа диалогов). В платоновском корпусе можно проследить пути решения того или иного вопроса, те связи и контексты, в которые этот вопрос ставится, но это будет только самое начало его рассмотрения, конец которого потеряется в общем круговороте философствования, сплетаясь с другими вопросами и перетекая в них. Вне этого движения - только одно единственное единое Благо, но оно - вне слова. "Писаная" и "неписаная" философия Платона ни поврозь, ни вместе не исчерпывают духовного наследия философа. Главный урок Платона в том, что философию можно изучать и пропагандировать, но в первую очередь философии нужно учиться, учиться всю жизнь, и не одну жизнь, учиться у зрения, но не у него одного, а также у слуха, у осязания и творящих рук, у памяти и фантазии, у любви и богопочигания, учиться у трудящейся души, вопрошающей и ответствующей, ведущей внутри себя бесконечную беседу, - вот почему платоновский корпус есть аутентичная система философии Платона. Конечный итог платоновской мудрости может открыться, но он откроется замыслу философа лишь изнутри его философствования, а не извне, он откроется энтузиазму прилежного адепта, но не аналитической критике стороннего наблюдателя. Тот, кто войдет в лабиринты его рассуждений и мифов без путеводной звезды любви и ариадниной нити доверия, затеряется там и ничего не усвоит. Только доверившись идее Блага можно смело пускаться в путь к Платону и вместе с Платоном - лишь познавая благо, добротность любой вещи, мы можем считать, что познаем ее, в противном случае усилия познания пройдут мимо вещи, удары пренебрежительной критики обречены поражать лишь тени, идолы и призраки; истинную Елену распознает только любящий разум платонически настроенного философа1 . Истина в том, чтобы видеть весь

13 См. Васильева Т В. Путь к Платону. М., 1999, С. 101 слл. Ср. Васильева Т.В. Афинская школа., С. 84-89.

14 См. Васильева Т.В. Елена Прекрасная. Истина и призрак. // "Историко-философский ежегодник'87», М., 1987, С. 56 слл. мир и что угодно в мире прекрасным, поскольку они причастны Благу, которое всему на свете сообщает соразмерность, красоту и смысл.

Цели и задачи исследования.

Целью предлагаемой работы является прослеживание структурного и смыслового единства платоновского наследия, взятого как в литературно-художественном аспекте рассмотрения, так и в идейно-теоретическом, что позволило бы расширить традиционно ограниченную текстуальную базу историко-философского исследования фигуры Платона. Достижение поставленной цели предполагало решение следующих научно-исследовательских задач.

Собрать и сопоставить разнообразные версии платоновской концепции литературного творчества в его способности отвечать требованиям философии.

Проследить зависимость платоновской критики словесного искусства от его собственных политических, эстетических и гносеологических теорий.

Рассмотреть платоновскую космологию, изложенную в диалогах "Тимей" и "Политик", как концепцию идеального художественного произведения.

Уточнить понятие "системы" в платоновской философии применительно к особенностям космологии и онтологии Платона.

Пересмотреть достижения филологической критики платоновского корпуса под знаком собственно платоновских требований к философскому тексту, а также космологической эстетики Платона.

Выявить тенденции и перспективы современного платоноведения, позволяющие считать "гипокритику" платоновского корпуса не просто допустимой, но и неизбежной и вполне своевременной мерой.

Наконец, попытаться привести язык описания содержательной и смысловой сторон платоновского диалога в соответствие утвердившемуся в мировой науке представлению об исторической достоверности и корректности.

Актуальность предлагаемого исследования определяется необходимостью в сложившейся после "тюбингенской революции" ситуации, которая оценивается в научном сообществе как "деструкция" традиционного платоноведения, изыскать пути восстановления целостного культурно-исторического образа Платона на новом уровне рассмотрения, освобожденном от мифов романтической, экзистенциалистской и близких к ним персоналистских интерпретаций. Особенно необходима подобная работа на русском языке в нашей стране, где сравнительно недавно завершилось растянувшееся на три десятилетия издание полного собрания сочинений Платона в русских переводах под общей редакцией В.Ф.Асмуса и А.Ф.Лосева, которое только во втором издательском варианте представляет, наконец, современному русскому читателю Платоновский корпус полностью, без изъятий, хотя и в традиционном для "биографической" концепции порядке расположения диалогов.

Научная новизна предлагаемой работы состоит прежде всего в попытке руководствоваться при рассмотрении "писаной" философии Платона критериями платоновской эстетики, педагогики и гносеологии. Как в отечественном, так и в зарубежном платоноведении соединение в одной монографии филологических и философских проблем и аспектов все еще остается редкостью, несмотря на вдохновляющие примеры Ю.Штенцеля в Германии и А.Ф.Лосева в России. Впервые в данном исследовании ставится вопрос о неправомерности применения жестких требований относительно "линейной" последовательности изложения к произведению или циклу произведений, созданному внутри культуры, основанной на представлениях о цикличности исгорико-космического движения.

-Впервые в отечественной литературе проводится взвешенная оценка достижений, тенденций и перспектив современного платоноведения, дается аргументированная критика крайностей тюбингенской интерпретации соотношения между "писаной" и "неписаной" философией Платона как между "открытым" и "тайным" учением Академии, а также равноправного положения принципов добра (Единого) и зла (неопределенной двоицы) как двух оснований платоновской метафизики.

Специфику предлагаемого исследования составляет самостоятельная работа с древнегреческими текстами, анализ платоновской терминологии, опирающийся на опыт осмысления многочисленных контекстов, как собственно платоновских, так и предшествующих Платону авторов, а также продолжателей и критиков платоновской традиции в античной культуре.

Апробация работы. Основные результаты предлагаемого исследования были опубликованы автором в ряде статей, рецензий, комментированных переводов из Платона и других античных авторов, в двух монографиях "Афинская школа философии" (М, 1985) и "Путь к Платону" (М, 1999), использовались в курсе лекций по истории античной философии и античной литературе на философских и филологических факультетах высших учебных заведений Москвы. Критические отклики на опубликованные работы и устные выступления15 существенно помогли автору и позволили уточнить результаты и довести до завершения его многолетнее исследование.

Текст работы обсужден на заседании кафедры истории и теории мировой культуры философского факультета МГУ, а также Кафедры истории зарубежной философии философского факультета Российского государственного гуманитарного университета и по результатам обсуждения рекомендован к защите.

15 См. "Вопросы философии", 1986, № 5, С.169 слл., а также Krâmer H.-J., Platone ei fondamenti délia metafisica, Milano,1982.

Практическое применение результаты предложенной работы могут найти в исследовательской практике при изучении платоновского наследия, а также в связанных с именем Платона областях многих научных дисциплин - истории философии, классической филологии, гносеологии, эстетики, политологии и др. Материалы работы могут быть использованы при подготовке лекционных курсов и проведении семинарских занятий по курсам античной философии, древне-греческой литературы и культуры Древнего мира.

Структура работы. Предлагаемое сообщение состоит из вышеизложенного общего введения, двух разделов и заключения

Заключение научной работыдиссертация на тему "Платоновский корпус и система философии Платона"

Заключение

Любая попытка решить или поставить платоновский вопрос как вопрос о составе корпуса, об аутентичности, порядке или иерархии составляющих его сочинений по самой сути своей всегда была и с неизбежностью будет безнадежным анахронизмом. Из нашего исторического далека нам не дано ни прозреть, ни угадать некогда имевший место однократный акт создания того или иного диалога, равно как и всей их совокупности в целом. Но что мы можем, а потому и должны проследить, - это многократно возобновлявшиеся и по сей день возобновляющиеся и -даст Бог - еще не раз способные возобновляться в будущем акты соприкосновения с творческой мыслью, запечатленной в диалогах платоновского корпуса, мыслей, чувств, творческих потенций его бесчисленных читателей. Для однократно свершаемой истории человечества Платон - это имя собственное, имя единожды рожденного и единожды умершего великого человека, а для непрерывно длящейся человеческой мысли Платон - это синоним платоновского корпуса вместе с происходящим от него шлейфом толкований, перепевов и пародий. Был ли Платон, не было ли Платона, - кто выносил, выстрадал и выразил в слове идеи платоновского корпуса, тот и есть Платон. Для личностной характеристики Платона корпус представляет собой принципиально неразрешимую проблему, неразрешимость которой, однако, вовсе не отменяет ценности всех возможных, пусть и заведомо безуспешных, попыток ее разрешить, ибо без "пылких и блестящих натяжек" исторических реконструкций человечество никогда не понимало бы своего настоящего. Для философского прочтения платоновский корпус вовсе не проблема, но бесценный дар, который требует не оценки, а возможно более полного освоения. "Инструкция к применению", по счастью, приложена к самому корпусу в виде УП-го письма, однако и без этого чрезвычайно полезного сопроводительного документа каждый отдельно взятый диалог, сумма некоторых избранных или всех в целом говорит недвусмысленно о том же самом: путь мысли не может быть пройден единожды и в одном направлении - снизу вверх или сверху вниз - если бы это было так, истины философии давно бы уже все были открыты и преподавались бы в начальной школе наряду с таблицей умножения и элементарной геометрией Эвклида. Как человек, так и человечество обязаны пройти этот путь не раз, многократно отправляясь от разных пунктов и возвращаясь с достигнутых позиций на исходные. Мир идей покоится в своем неизменном и неизреченном великолепии, а сотворенный по его образцу и подобию космос в своем становлении к совершенству никогда его не достигает, но и не перестает вновь и вновь повторять путь совершенствования. Слово философии вновь и вновь пытается изобразил, путь мысли и тождественного ей бытия, но на каждом новом витке опять что-то остается недосказанным, а что-то и недодуманным. Так и должно быть: человек не Бог, и даже не смеет именоваться мудрым, он философ, любомудр, он обречен на движение без конца по орбитам, все ближе и ближе подходящим к Солнцу истины, но никогда не способным его коснуться.

Все это не означает, однако, что платоновская философия не может быть законченной системой - ведь платоновский космос вполне систематичен, не будучи бытием, оставаясь становлением. Просто наше понятие системы в приложении к наследию платоновской мысли должно учесть циклический, а не линейный характер платоновской идеи развития. Платон ставит вопросы и дает ответы, согласовывает одни ответы с другими, обнаруживает апории и разыскивает способы их преодоления, меняет подходы, аспекты, перебирает аналогии, вводит все более и более четкие разграничения, доводит до абсурда собственные идеи и снова возвращается к ним, чтобы подправить ход рассуждения - и так бесконечно. Задачу системы Платон видел в том, чтобы охватить весь познаваемый и непознаваемый мир каким-то новым философским повествованием, словом объять необъятное (неопределенно-беспредельное), но и в словесном изображении объять необъятное, как он полагал, можно было бы только одним способом - закрутить хоровод своих сочинений подобно тому, как закрутил круговращение космоса придуманный им самим Демиург. Чтение Платона можно начинать с любого диалога, с любой сцены или фразы. Главное - не ограничиваться однократным прочтением, не пытаться понять каждую фразу или каждый диалог из них самих, изолированно от целого корпуса. Понимание "Кратила" предполагает знакомство с "Парменидом" (имя - орудие распределения сущностей, звуковое изваяние идеи, но равно ли число идей числу имен?), "Теэтета" - с "Федром" и "Методам" (трудности, испытываемые собеседниками при определении знания, снимаются в концепции несовместимости "мнения", даже правильного, и "знания" которое есть знание идей, а не вещей). Апориям "Парменида" отчасти помогает "Гиппий Больший" (идея в тождестве вещам действительно как бы излишество, напротив, идея как недостижимый, но вечно влекущий к себе идеал вещи и нашего знания о ней - это уже не "третий человек", это "Человек" с большой буквы).

М. Хайдеггер в свое время сказал, что, пожелай мы понять сказанное Платоном, мы должны были бы переговорить вслед за Платоном всю совокупность его диалогов, что невозможно, а поэтому должен вести какой-то иной путь к пониманию наследия великого философа - путь вдумчивого толкования74. На самом же деле никакой иной путь не отменяет того первого, и не один раз должны мы его пройти, а много и много раз. Платоновский корпус укладывается в четыре-пять средней величины томов. Толкования и комментарии занимают несравненно больше полиграфического места и душевного времени, однако и без них не обойтись. И все же не временем и местом определяется наш путь к Платону, не тем, насколько мы готовы поставить перед собой те вопросы, которые занимали Платона, и насколько прилежно мы будем прослеживать

74 См. Хайдеггер М. Учение Платина об истине // Историко-философский ежегодник'86 М., 1986. С. 255. диалогическое согласование ответов, которые в коловращении корпуса восходят и заходят над горизонтом обсуждаемых проблем.

Не аутентичность корпуса составляет сегодня существо платоновского вопроса, но историческая уникальность платоновского идеализма и прежде всего - как это ни парадоксально - философский смысл той платоновской интуиции, которая стоит за центральным словом всего корпуса, а впоследствии и всей европейской философии - за словом "идея". Парадокс в том, что при всей изученности сферы употребления и семантического ареала слова "идея" преувеличением было бы сказать, что платоноведение располагает удовлетворительным пониманием его организующей роли в системе платоновской философии. Именно поэтому неразрешенным на сей день считается вопрос, до конца ли настаивал Платон на гипостазированной самобытности идей или все же склонялся к признанию их имманентного присутствия в вещах материального мира75. Разрешить этот вопрос можно лишь путем неоднократного прокручивания всей системы платоновского корпуса. Так, на первых его оборотах можно заметить, что бесцветные и бесформенные идеи "Федра" или "Тимея", идеи-образцы "Кратила", "отраженные" идеи "Софиста", пропорционально-арифметические идеи "Филеба" не могут исключать друг друга, как и не могут друг друга прояснить. Если идея "сама по себе" есть предел, то она не может быть отождествлена с числом, которое есть сочетание предела с беспредельным, как и сотворенная Демиургом из предела, беспредельного и их смеси душа. Может быть, идея "сама по себе" есть лишь одна-единственная идея Единого Блага, а все прочие идеи суть как бы идеи меньшего достоинства, подобного тому, как в "Тимее" упоминается Демиург, сотворивший мировую душу, и демиурги, довершившие творение космоса, или вообще лишь идеи ума (души), как скажем, это с большой определенностью бьио сформулировано в учении неоплатонизма? Но если есть "идея" и "идеи", то не выступает ли идея сама по себе лишь синонимом чего-то другого, скажем, предела возможностей, который, естественно, будет различен на каждом онтологическом уровне. Сколько "идей" было у Платона? - скорее, именно так будет звучать платоновский вопрос грядущего века,

Игнорировать или исключать противоречащие друг другу моменты платоновского философствования, как это до сих пор делается в научных исследованиях, - путь, на котором нас не поджидают обогащающие науку открытия. Если сегодня мы не способны понять Платона в том виде, какой предоставляет нам традиционный корпус, не производя в нем хирургических операций, консервативным путем, то, стало быть, платоновские вопросы не для нас. В идеализме Платона, как бы ни казался он неуловимым для адекватной концепции, по крайней мере, одно является с несомненной и яркой очевидностью: познание не есть безучастная констатация, познание - это любовное прозрение совершенства в несовершенном, конечной добротности в незавершенном. Платоновский

75 Г)е Щ)к Ь.М. Ор.сй., р. 51-55.

47 корпус, как ни одна другая вещь на свете, стоит того, чтобы на него смотрели платонически любящим взором, отмечая его достоинства и не принимая за пороки то, применения чему мы еще не нашли.

Первейшая задача платоноведения уходящего и наступающего века - это научиться понимать Платона платонически, судить Платона по тем законам, какие он сам над собой признавал.

Автором опубликовано около 40 научных работ (статьи, монографии, рецензии, переводы классиков философии, комментарии) общим объемом более 80 п. л. Основные из них, относящиеся к теме доклада, следующие:

1. Неписаная философия Платона // «Вопросы философии», 1977, № -II (1 п.л.)

2. Беседа о логосе в платоновском «Тезтете» (201с-210ё) / Платон и его эпоха. М., 1979 (1, 5 п.л.)

3. Афинская школа философии. М., 1985 (10 п.л.)

4. Писаная и неписаная философия Платона / Материалы к историографии античной и средневековой философии. М., 1990 (1 п.л.)

5. Платоновский вопрос сегодня и завтра / «Вопросы философии», 1993, №9(1 п.л.)

6. Путь к Платону. М., 1999 (10 п.л.)

7. Платон. «Кратил» (перевод) / Платон. Сочинения в 3-х томах. Т. 1, М., 1968 (4,4 п.л.). Платон. «Теэтег» (перевод) / Там же, Т.2, М., 1970(5,6 п.л.)

Формат 60x84/16.Объем 3 печ.л. тираж 100 экз.Заказ 13Ь

Отпечатано в МГУ