автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Движение фольклорного мотива "поиск утраченной возлюбленной" в творчестве А.С. Пушкина: от поэмы "Руслан и Людмила" к сказкам

Полный текст автореферата диссертации по теме "Движение фольклорного мотива "поиск утраченной возлюбленной" в творчестве А.С. Пушкина: от поэмы "Руслан и Людмила" к сказкам"

На правах рукописи

Степочкина Светлана Юрьевна

ДВИЖЕНИЕ ФОЛЬКЛОРНОГО МОТИВА «ПОИСК УТРАЧЕННОЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ» В ТВОРЧЕСТВЕ А.С. ПУШКИНА: ОТ ПОЭМЫ «РУСЛАН И ЛЮДМИЛА» К СКАЗКАМ

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2006

Работа выполнена на кафедре русской классической литературы Московского государственного областного университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Вера Николаевна Аношкина

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Сергей Акопович Джанумов

кандидат филологических наук, доцент Татьяна Васильевна Федосеева

Ведущая организация: Государственный институт русского языка

им. А .С. Пушкина

Защита состоится 2 марта 2006 г. в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.155.01 по литературоведению в Московском государственном областном университете по адресу: 105005, г. Москва, ул. Энгельса, 21-а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного областного университета по адресу: 105005, г. Москва, ул. Радио, 10-а.

Автореферат разослан^.......2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета у

доктор филологических наук, профессор / г>,л&гг Т.К. Батурона

Несмотря на значительное число научных работ о творчестве великого русского поэта, освещающих разнообразные аспекты изучения его художественного наследия, заявленная тема диссертации еще не привлекала внимания литературоведов, и, следовательно, проблема существования единого мотива в различных по времени создания произведениях A.C. Пушкина с фольклорной основой, проблема изменения, движения этого мотива в связи с развитием его творческого метода еще не решена.

Многие исследователи говорили о принципиально важной роли, которую сыграл русский фольклор в творческой судьбе поэта, а через его художественное наследие - в развитии русской литературы в целом. Вместе с тем следует отметить, что специального изучения традиционных фольклорных мотивов в произведениях Пушкина до сих пор не существует. Д.Н. Медриш в монографии «Фольклоризм Пушкина» обозначил пути исследования творчества Пушкина на основе фольклорных мотивов. Он выделил сказочные мотивы, объединяющие несколько произведений поэта в своеобразный цикл. «Можно назвать целый ряд сюжетных ситуаций, которые «проигрывались» Пушкиным в различных его сочинениях по меньшей мере трижды, - пишет Д.Н. Медриш. - Таков, например, мотив чудесно воздвигнутого города в «Медном всаднике», «Скупом рыцаре» и «Сказке о царе Салтане». Фольклорная основа этого мотива несомненна (сказка «По щучьему велению»), <...> Другой «сквозной» сюжет в творчестве Пушкина - судьба невинно гонимого доброго царя или престолонаследника. В «Борисе Годунове» Гришка Отрепьев выдает себя за чудом спасшегося царевича и даже достигает царского престола <...>; в «Капитанской дочке» народу показывают отрубленную голову Пугачева — мужика, выдававшего себя за чудом ушедшего от убийц царя Петра III. И только в «Сказке о царе Салтане» царевич уходит от убийц и спасается»1. Среди указанных фольклорных мотивов исследователь не назвал интересующий нас мотив «поиск утраченной возлюбленной». В своей книге он сосредоточился на сопоставлении сказочных ситуаций и их художественного переосмысления Пушкиным.

Безусловно, и другие литературоведы довольно часто указывали на те или иные народнопоэтические мотивы при анализе отдельных произведений поэта, но ограничивались или довольно скупыми комментариями, или простой констатацией. Проведенное в диссертации исследование представляет собой новый этап осмысления творческого наследия Пушкина путем выявления и изучения единого фольклорного мотива в различных как по времени написания, так и по художественной направленности произведениях поэта. Создавая произведения с любовной тематикой, Пушкин часто опирается на один из устойчивых сказочных мотивов - «поиск утраченной возлюбленной». Впервые прозвучавший в поэме «Руслан и Людмила» (1817-1820) этот мотив неоднократно использовался автором и в более поздний период творчества. Он обнаруживается в романах («Евгений

Медриш Д H Фольклоризм Пушкина Вопросы поэти

Онегин» и «Капитанская дочка»), в поэмах («Медный всадник»), в ряде лирических стихотворений. Но наиболее ярко и последовательно указанный мотив, восходящий к народному эпосу, воплотился в произведениях с фольклорной направленностью - драме «Русалка» (1829-1832) и «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» (1833). Значительный временной отрезок - от 1817 («Руслан и Людмила») до 1833 года («Сказка о мертвой царевне»), - выбранный нами для изучения, дает возможность, с одной стороны, определить константы художественного мира Пушкина, его этические и эстетические приоритеты, а с другой, - проследить за развитием фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной» в творчестве поэта, увидеть изменение авторского метода в создании произведений, ориентированных на русский фольклор, понять движение его художественной мысли.

Итак, актуальность диссертационного исследования заключается в выявлении фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной», объединяющего народнопоэтические произведения A.C. Пушкина 1820-х и 1830-х годов, в определении того значения, которое этот фольклорный мотив приобретает в его поэтическом мире, преломляясь через грани художественного видения автора. Поскольку в современном литературоведении нет обстоятельного специального исследования одной их важнейших проблем пушкинского творчества - проблемы любви, возникла необходимость обратиться к осмыслению этической концепции любви, созданной Пушкиным, и к изучению ее художественного воплощения. Русский национальный поэт на протяжении всего творческого пути стремился передать через свои произведения нравственные ценности народа, запечатленные в фольклоре. С помощью традиционного сказочного мотива Пушкин заявляет об этическом значении любви, что оказывается важным отнюдь не только для пушкинской эпохи.

Научная новизна работы определяется тем, что в конечном итоге она t

позволяет с новой точки зрения взглянуть на роль русского фольклора в ' художественном мире Пушкина и на решение поэтом самой глубокой и

самой лирической темы своего творчества - темы любви. ^

Предметом исследования является фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной», который стал сюжетообразующим в поэме «Руслан и Людмила» (1817-1820), драме «Русалка» (1829-1832) и сказках (1830-1834).

Основная цель работы - выделить и исследовать своеобразие движения названного мотива, определить его значение в художественном мире поэта, в динамике его творчества. Цель определила следующие задачи:

1) в связи с тем, что о творчестве A.C. Пушкина написано огромное количество научных трудов, возникает необходимость обобщить и систематизировать литературоведческие работы и мнения, которые касаются нашей темы, обозначить направления развития исследовательской мысли,

2) проанализировать поэму «Руслан и Людмила», драму «Русалка» и сказки с точки зрения их взаимосвязи с фольклорными произведениями;

3) проследить за развитием фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной» в творчестве А.С Пушкина от его первой поэмы до произведений 1830-х годов;

4) указать на особенности художественного использования данного мотива A.C. Пушкиным;

5) обозначить нравственные проблемы, решаемые поэтом на основе народной этики, отраженной в русском народном творчестве

Методологическая основа исследования - генетический, сравнительно-исторический, топологический и ценностный методы литературоведения. Были учтены труды конца XIX - начала XX века (А.Н. Афанасьева, АЛ. Веселовского,

B.Я. Проппа) и современные научные работы (В.Н. Аношкиной (Касаткиной),

C.А. Джанумова, Т В. Зуевой, B.C. Непомнящего, H.H. Скатова и другие).

Практическое значение работы. Материалы диссертации могут использоваться в педагогической практике преподавателей высших и средних специальных учебных заведений, а также в работе школьных учителей-словесников Результаты исследования могут послужить основой спецкурсов и спецсеминаров по истории русской литературы первой трети XIX века, а также по фольклористике.

Апробация работы. Результаты исследования освешались в докладах, представленных на аспирантских семинарах и заседаниях кафедры русской классической литературы Московского государственного областного университета, некоторые выводы использовались в педагогической практике, научные положения диссертации отражены в четырех опубликованных статьях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, грех глав, заключения и библиографии.

Содержание работы

Во введении раскрываются актуальность темы, ее научная новизна, степень изученности, определяются цель и задачи работы, указываются предмет исследования, теоретико-методологическая основа. Здесь же обосновывается понятие «мотив» и делается обзор теоретических суждений литературоведов и фольклористов о мотиве как о значительной структурной

единице произведения. Современные исследователи склоняются к тем выводам, которые сделал А.Н. Веселовский, говоря о семантически неразложимой природе мотива и о его образном воплощении. Важно отметить, что подавляющее большинство определений мотива основывается на примерах из устного народного творчества. Фольклорный мотив, как правило, переносится из произведения в произведение без значительных семантических или структурных изменений, что позволяет четко обозначить его. Настоящее изучение мотива «поиск утраченной возлюбленной» в творчестве Пушкина строится на определении мотива, которое дал А.Н. Веселовский, а также на введенных в научный обиход В.Я. Проппом «функциях действующих лиц», поскольку они позволяют определить составные элементы мотива. Кроме того, для проведенного исследования важны следующие наблюдения: Б.В. Томашевского, отметившего, что «мотивы целиком переходят из одного сюжетного построения в другое», сохраняя «свое единство в блужданиях из произведения в произведение» ; БН. Путилова, который утверждает, что глубинный смысл мотива может открыться лишь через осмысление всего сюжета с его развязкой; Н.Д. Тамарченко, выявившего мотивные схемы древних эпопей и средневековых любовных романов: «исчезновение - разлука - нахождение» и «разлука - поиск -соединение». На основе данной схемы сформировался и фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной».

В первой главе «Первый фольклорный опыт A.C. Пушкина - лиро-эпическая поэма 'Туслан и Людмила"» изучаются и систематизируются литературоведческие работы, освещающие фольюторизм поэмы «Руслан и Людмила», указывается степень изученности фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной» в поэме, определяются новизна поэмы «Руслан и Людмила» в русской литературе предромантического периода и ее народнопоэтические истоки, а также выделяется, обосновывается и исследуется мотив «поиск утраченной возлюбленной».

В первом параграфе «Фольклоризм поэмы «Руслан и Людмила»: движение исследовательской мысли» обобщается и анализируется опыт изучения народнопоэтических истоков поэмы. И в дореволюционных, и в советских, и в современных работах о поэме «Руслан и Людмила» литературоведы большое внимание уделяли изучению ее фольклорной основы. Если в XIX веке господствовало мнение об искусственном характере народности «Руслана и Людмилы», которая практически не соприкасалась с миром подлинного русского народного творчества, а была усвоена поэтом, в основном, по книжным источникам, то в XX веке ученые доказали несомненное знание юным Пушкиным русских народных сказок и былин, это знание помогло ему создать гармоничную, легкую, свободную, жизнерадостную поэму, в которой не только присутствуют фольклорные мотивы и образы, но и воссоздан русский народный дух. В настоящее время

Томашевский Б В Теория литературы Нолика М.1931 С 137

«Руслан и Людмила» рассматривается как произведение, впервые ярко и последовательно явившее индивидуальную художественную манеру Пушкина и ставшее источником многих поэтических идей для его зрелого творчества. Но 1лавным достижением автора «Руслана и Людмилы» явилось первое наиболее удачное в русской литературе художественное освоение богатств русского фольклора, которое в дальнейшем привело поэта к таким значительным произведениям на народнопоэтической основе, как «Песни западных славян», драма «Русалка», сказки.

Вместе с тем результаты обзора научной литературы о фольклоризме поэмы позволяют утверждать, что народно-сказочный мотив «поиск утраченной возлюбленной» исследователями не выделялся. В начале XX века А.И. Незеленов, Л.И. Поливанов, Н.И. Черняев и М.Г. Халанский отметили, что «основным мотивом поэмы «Руслан и Людмила» <...> служит литературно-сказочный мотив похищения невесты и отыскания ее героем»1. Но этому суждению ученые не придали большого значения, оно стало лишь еще одним доказательством схожести пушкинской поэмы с популярными в конце ХУШ - начале XIX века произведениями на сказочные сюжеты. Таким образом, в диссертационной работе «Руслан и Людмила» впервые изучается как поэма с традиционным для целого ряда русских народных волшебных сказок построением сюжета на основе мотива поиска утраченной возлюбленной, который позволил Пушкину не только придать своему повествованию черты народного эпоса, но и показать любовную коллизию в свете исконной народной нравственности.

Во втором параграфе «Новаторство A.C. Пушкина - автора сказочной предромантической поэмы "Руслан и Людмила"» первая поэма Пушкина рассматривается как предромантическое произведение в контексте традиции жанра предромантических фольклорных поэм2, которую начинают «богатырская сказка» Н.М. Карамзина «Илья Муромец» (1795) и «богатырская песнь» H.A. Львова «Добрыня» (1796), а завершает сказка П.А. Катенина «Княжна Милуша» (1834), а также в контексте творческих

I замыслов «арзамасцев» (К.Н. Батюшкова и В.А. Жуковского) создать

крупное эпическое произведение, национальную романтическую поэму, основанную на материале русского фольклора и русской средневековой истории.

' В пушкинистике (в работах Б.В. Томашевского, А.Л. Слонимского,

Ю.В. Стенника и др.) «Руслан и Людмила» определяется как «лиро-эпическия» поэма. Произведение включает в себя два сюжета: эпический (фолышорно-сказочный) и лирический (авторский). В «Руслане и Людмиле» еще нет героя, «с которым поэт отождествляет себя эмоционально»3, как это будет в романтических поэмах. Пока автор и его герой существуют на разных уровнях произведения, но образ автора настолько ярок и

1 Халанский М Г Руслан и Людмил* // Пушкин А С Поли собр соч /Подрсд ГА Веигсрова Т 1 СПб, 1907 С 581

2 Обоснование жанра и традиции русской предромантической поэмы дано А И Разживиным в его монографии «Чародейство красных вымыстов» Эстетика русской предромантической поэмы Киров, 2001

Жирмунский В М Пайрон и Пушкин Пушкин и западные литературы Л , 1978 С 368

художественно завершен, чю можно говорить о нем как о лирическом герое поэмы. Не случайно эпилог «Руслана и Людмилы» завершает не эпическую, а лирическую линию, подводит итог определенного периода жизни автора и открывает перспективы его дальнейшей судьбы. С эпилога, написанного уже в южной ссылке, начинается романтический период творчества Пушкина, своеобразной школой которому послужила лирическая часть поэмы «Руслан и Людмила». А эпический фольклорный сюжет впоследствии приведет поэта к творческому методу «истинного романтизма», к произведениям второй половины 1820-х - 1830-х годов, когда Пушкин углубится в изучение образа жизни и характера русского народа. Именно тогда, став трепетным ценителем и глубоким знатоком русского народного творчества, он напишет фольклорный пролог к своей юношеской поэме, открывающий эпический сюжет и являющийся «оригинальным художественным исследованием народной волшебной сказки»1.

Эпический сюжет «Руслана и Людмилы» воспроизводит основные моменты сюжета народной волшебной сказки. В связи с этим В.К. Кюхельбекер замечал: «Содержание, разумеется, вздор; содержание ничтожно, глубины никакой»2. Да и сами приключения Руслана на первый взгляд выглядят необязательными (бой Руслана с Головой или посещение Ратмиром замка двенадцати дев). Часто критики упрекали Пушкина в нелогичности сюжетного повествования. Например, Д.П. Зыков, автор «Письма к сочинителю критики на поэму "Руслан и Людмила"», опубликованного в 1820 году в № 38 журнала «Современник», в числе прочих предлагал такие вопросы: «Зачем Финн дожидался Руслана? Зачем он рассказывает свою историю <...>? <...> Зачем Фарлаф с своею трусостью поехал искать Людмилы? <...> Зачем Черномор, доставши чудесный меч, положил его на поле, под головою брата? Не лучше ли бы было взять его домой? Зачем будить двенадцать спящих дев и поселять их в какую-то степь, куда, не знаю как, заехал Ратмир? <...> Зачем карла не вылез из котомки убитого Руслана?»3. Но поэта, в сущности, мало волновали подобные сюжетные «неувязки». Позднее он скажет о первой главе своего романа в стихах: «Противоречий очень много, но их исправить не хочу»4.

Этот творческий принцип намеренного игнорирования внешней сюжетной логики впервые был реализован в «Руслане и Людмиле». Во время создания поэмы Пушкина действительно интересовала не столько сказочная сюжетная линия, сколько возможность литературной игры, возможность свободного обращения с фольклорным материалом и с законам классической эпопеи с целью обретения и утверждения новых творческих возможностей. Для литераторов начала 1820-х годов поэма «Руслан и Людмила» явилась, по

1 Зуева Т В Народная волшебная сказка в творческом развитии А С Пушкина // Фольклорная традиция в руссклй

и советской литературе М , 1987 С 53

3 Кюхельбекер В К Путешествие Дневник Статьи Л , 1979 С 414 3 Пушкин в прижизненной критике 1820-1827 СПб , 1996 С 358

"Пушки* А С Рвгений Онегин // Пушкин А С Полн собр соч В 17 т М , 1995 Т 6 С 30

справедливому мнению В.Г. Белинского, «предчувствием нового мира творчества»1.

К своей юношеской поэме Пушкин вновь обращается при подготовке ее второго издания, вышедшего в 1828 году. На этот раз автора больше заботит именно сказочное содержание «Руслана и Людмилы», он стремится приблизить поэму к фольклору, дописывает пролог, насыщенный образами и мотивами народных сказок, усиливает сказочный колорит произведения в целом, стараясь передать сложившееся в глубокой древности народное мировоззрение, народные духовные ценности. Все произведение с многочисленными и разнообразными влияниями русской и зарубежной литературы подчинено законам фольклорного повествования, эпический сюжет «Руслана и Людмилы» развивается на основе традиционного сказочного мотива «поиск утраченной возлюбленной», а содержание отражает исконные русские народные представления о жизни, о добре и зле, о счастье и о любви. Поэтому Пушкин, в пору творческой зрелости оглядываясь на юношескую поэму, утверждал: «Там русский дух, там Русью пахнет»2.

Третий параграф «Эпический фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной» в поэме "Руслан и Людмила"» посвящен изучению указанного фольклорного мотива в первой поэме Пушкина. Для эпического сюжета «Руслана и Людмилы» автор избрал традиционную схему народного эпоса «потеря - поиск - обретение» в ее сказочном варианте: витязь едет на поиски похищенной злым чародеем супруги, после долгих странствий и ряда приключений находит ее и возвращается домой. Этот событийный ряд присутствует в таких известных народных сказках, как «Царевна-лягушка», «Марья Моревна», «Иван-солдат» и многих других, где сюжетообразующим, то есть «программирующим и обусловливающим сюжетное развитие»3, является мотив поиска утраченной возлюбленной. Сюжет сказки «Царевна-лягушка» строится на мотиве исчезновения Василисы Премудрой и ее поисков Иваном-царевичем. Герой находит жену в

* плену у Кощея Бессмертного. Сходная ситуация и в сказке «Марья Моревна»: Иван-царевич нарушил запрет жены, открыл чулан и невольно выпустил Кощея Бессмертного, который похитил Марью Моревну. «А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу: "Что ни

* будет, а разыщу Марью Моревну"»4. Везде подчеркиваются любовь, верность и преданность, твердое желание героев отправиться на поиски утраченных возлюбленных и вернуть их. Иван-солдат в одноименной сказке на предложение выбрать «другую красавицу» вместо исчезнувшей жены возражает: «Я с той обрученный, ту и искать пойду»5.

1 Белинский В Г Сочинения Александра Пушкина//Белинский В Г Собрсоч В9т М.1981 Т 6 С 301

2 Пушкин А С Руслан и Людмила // Пушкин А С Цит соч Т 4 С 6

4 Путилов Б Н Мотив как сюжсюобразутощий элемент // Типологические исследования по фольклору М, ! 975 С 149

4 Афанасьев А II Народные русские сказки ВТтМ, 1957 Т 1 С 377

' Там же С 289

В поэме «Руслан и Людмила» присутствуют многие функции действующих лиц, выделенные В.Я. Проппом, в традиционной для сказки последовательности, они создают основу поэмного повествования, которая наполняется фольклорными и авторскими мотивами, подчиненными, в свою очередь, общему сюжетообразующему мотиву поиска утраченной возлюбленной. С опорой на методологию В .Я. Проппа изучается каждый структурный элемент данного мотива (потеря, поиск и обретение) так, как он представлен в «Руслане и Людмиле», и приводится иллюстративный материал из русских народных сказок к отдельным функциям, встречающимся в поэме.

В поэму «Руслан и Людмила» Пушкин ввел мотив любовного соперничества, который, с одной стороны, обогатил традиционный сказочный сюжет, а с другой, - позволил автору провести параллели с другими популярными в предромантический период произведениями, что и создало новаторский, своеобразный облик его первой поэмы. А.Н. Архангельский пишет- об этой особенности «Руслана и Людмилы»: «Как в фольклоре' путник, покинув город, попадает в незащищенное, дикое пространство, где царствуют демонические силы, так в пушкинской поэме всякий герой, выехавший за пределы Киева, покидает ограниченное законом жанра пространство «старины глубокой» и оказывается на вольном просторе авантюрного сюжета. Здесь его ждут не только настоящие и мнимые испытания, но и разнообразные жанровые ловушки»1. «Рассказ о «событиях» и о сказочных приключениях был ценен не сам по себе, а тем, что позволял обыграть материал современных лиггерагсурных жанров», - отметил и ОА Проскурин2. Такими жанрами оказались прежде всего таинственные, фантастические баллады В.А. Жуковского, направленные на психологическую мотивировку поведения героев в исключительных обстоятельствах, и эмоциональные, медитативные, сосредоточенные на внутренних движениях чувства элегии К.Н. Батюшкова.

Все персонажи поэмы (Рогдай, Ратмир и Фарлаф), кроме Руслана, отклонились от того пути, который избрали их верные кони на распутье i

дороги, и, следовательно, вышли из сферы влияния мотива утраченной возлюбленной, но таким образом совершилась и их судьба. Отправившись на поиски возлюбленной в эпическом пространстве сказки, они, поддавшись нравственным искушениям пути, попали в традиционные ситуации ^

популярных в начале XIX века баллад и элегий. Таким образом, поэт, с одной стороны, переосмысливает и испытывает «предельные возможности» лирических жанров, включая их в художественную структуру эпоса, а с другой, - создает принципиально новый жанровый тип поэмы, контаминирующий и одновременно пародирующий лирику. «"Руслан и Людмила" оказалась поэмой о лирике и в значительной степени поэмой, «сделанной» из лирики. Жанры, вовлекаемые в семантическое поле поэмы,

1 Архангельский АН Герои Пушкина Очерки литературной характерологии М , 1999 С 204.

1 Проскурин О А Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест М , 1999 С 22

стали одновременно и формой изображения поэмного материала (то есть «приключений» героев), и самим литературным материалом»1.

Именно уклонение героев от сюжетообразующего эпического мотива позволяет автору подключить к поэмному повествованию традиционные мотивы, образы и ситуации лирических жанров, осуществить жанровую литературную игру, что привело к изменению классической семантики эпоса. В «Руслане и Людмиле» Пушкин преодолевает некую художественную обобщенность и схематизм предромантической поэтики и на первый план выдвигает освобожденное от литературной условности духовное, личностное содержание, которое уже в его следующей - романтической - поэме «Кавказский пленник» станет организующим центром повествования. Судьба соперников Руслана осуществилась в рамках эпической схемы «потеря -поиск - обретение», но художественными средствами лирики. В конце своего пути он обрели поэтически условных возлюбленных: Рогдай - русалку, Ратмир - пастушку, Фарлаф - очарованную девицу. Собственно эпическая линия и эпический сюжетообразующий мотив поиска утраченной возлюбленной связаны в поэме только с образом Руслана, поступки которого совпадают с характерными для сказки функциями главного героя. Тем самым Пушкин еще раз подчеркнул ценность взаимной любви главных героев, достижение которой оказывается объективно возможным именно в эпическом художественном пространстве. Мотив поиска утраченной возлюбленной полностью реализуется в эпическом финале поэмы, когда героиня просыпается от «очарованного» сна и оказывается в объятиях любящего супруга и радостного отца.

В соответствии с идеальной сказочной логикой любовь и счастье есть нормальное состояние человека, повествование волшебной сказки сосредоточено на достижении этих ценностей человеческой жизни, а беды и злоключения, случающиеся по вине иррациональных сил, являются отклонением от идеальной сказочной нормы. Попадая во власть авантюрного времени, герои мужественно преодолевают опасности, но не утрачивают I своей человечности, они сохраняют способность любить и быть

счастливыми. Этот сказочный закон жизни, воплощенный в эпическом сюжете «Руслана и Людмилы», поэт противопоставил открытому, выходящему в реальную жизнь финалу лирической линии: сможет ли автор, 1 как его сказочные герои, побороть грозящие ему испытания и искушения и

остаться верным самому себе?

Во второй главе диссертации «Проблема разрешения легендарного фольклорного сюжета в незаконченной драме А.С. Пушкина "Русалка"»

анализируется одно из самых загадочных и малоизученных произведений Пушкина - лирическая драма из народной жизни «Русалка».

В первом параграфе «Драма А.С. Пушкина «Русалка» в литературоведческом осмыслении» отмечается, что незаконченность

! Проскурин О. А. Цит соч С 26

«Русалки», возможность нескольких вариантов разрешения ее конфликта затруднят выявление творческой истории и понимание этого произведения в целом. В научных работах, посвященных «Русалке», кроме общего стремления понять драматический замысел Пушкина, прослеживаются три направления изучения: текстологическое; анализ литературных реминисценций; анализ фольклорных реминисценций. На фольклоризм «Русалки» указывали всс ее исследователи. Подробно описаны народнопоэтические истоки сюжета, драматических характеров, отдельных эпизодов пьесы, но вопрос о том, какую роль играют фольклорные реминисценции в поэтике трагедии, практически не ставился и до сих пор не решен. Считается, что Пушкин, наряду с опытами по созданию «простонародных сказок», предпринял попытку написать и «простонародную драму»1. В работах о «Русалке» обращалось внимание и на ведущие фольклорные мотивы пьесы, которые, по общему мнению исследователей, восходят к русским народным лирическим песням о несчастной женской доле. Сказочный мотив «поиск утраченной возлюбленной» в драме «Русалка» литературоведами не отмечен. Приступая к изучению данного мотива в пушкинской пьесе, следует указать на то, что автор сознательно строит драматическое действие на основе эпического фольклорного мотива, включая в него в качестве побочных мотивы лирических и свадебных народных песен. Таким образом, структура «Русалки» представляет собой синтез элементов литературных и фольклорных жанров, который определил уникальный характер незавершенной пьесы Пушкина. Выделение и анализ мотива «поиск утраченной возлюбленной» в «Русалке» дают возможность по-новому взглянуть на этическую проблему драмы - проблему верности в любви, честности и ответственности перед любящими и перед самим собой. Традиционная сказочная реализация изучаемого фольклорного мотива позволяет приблизиться к пониманию художественного замысла в целом и сделать предположения о планируемом Пушкиным финале.

Во втором параграфе «Своеобразие лирической драмы "Русалка"» рассматриваются теоретические взгляды Пушкина на драматургию и через их призму изучается пьеса «Русалка». Первым удачным творческим опытом Пушкина в области драматургии стала трагедия «Борис Годунов», с которой автор связывал надежды на преобразование драматургической системы русского театра. Готовя к выходу в свет первое издание «Бориса Годунова», он писал: «Твердо уверенный, что устарелые формы нашего театра требуют преобразования, я расположил свою трагедию по системе Отца нашего Шекспира <...>»2; <«...> я твердо уверен, что нашему театру приличны народные законы драмы Шекспировой, а не придворный обычай трагедий Расина, и что всякий неудачный опыт может замедлить преобразование нашей сцены»3. Можно сказать ,что не только трагедией «Борис Годунов», но и своими последующими пьесами конца 1820-1830-х годов («маленькими

1 Бонди С М О Пушкине Статьи и исследования М , 1983 С 230

2 Пушкин А С Письмо к издателю «Московского весгникд» // Пушкин А С Цит соч Т 11 С 66

"" Пушкин А С <Наброски предисловия к трагедии «Борис Годунов*» // Там же С 141

трагедиями», «Русалкой», «Сценами из рыцарских времен») Пушкин стремился реформировать русский театр, вывести его на качественно новый уровень, освободив русскую драму от жестких, идущих еще из античной поэтики правил и от французского подобострастия классицизма, внести в нее живую струю народного действа и народной поэзии.

Сюжетная основа драмы Пушкина «Русалка» восходит к популярной в России в начале XIX века комической опере «Леста. Днепровская русалка», созданной по пьесе немецкого поэта К.Ф. Генслера «Дунайская фея», которую на русский язык перевел Н.С. Краснопольский. Опера была поставлена по традиционным канонам, соответствующим данному жанру и предромантическим настроениям в целом: растянутый на 4 части фантастический сентиментальный сюжет о любви князя и русалки с псевдоисторическими атрибутами древнерусской культуры и быта украшали многочисленные сценические эффекты, «интерес зрителя возбуждался театральными чудесами, частыми переменами, провалами и неожиданными появлениями из люка, полетами, пиротехническими эффектами»1. Увлечение Пушкина театром нашло отражение в его первой поэме, которой автор придал некоторые черты волшебно-комической оперы. В 1817-1820 годах в «Руслане и Людмиле» ориентация на жанр комических опер была оправдана и предромантической тенденцией, и развлекательным, увеселительным характером сказочно-лирической поэмы. Но в конце 1820-х годов новое обращение Пушкина - автора «Бориса Годунова» и основателя «истинного романтизма» — к этому театральному жанру при работе над «народной драмой» вызывает удивление и требует уточнения.

Вероятно, Пушкин увидел в этом далеком от подлинной художественности произведении близкую русскому фольклору сюжетную основу, которую можно использовать для создания «простонародной» драмы. С.М. Бонда писал: «Это на первый взгляд странное обращение Пушкина к сюжету не имеющей никакого литературного достоинства комической оперы связано, по нашему мнению, с общим методом его в работе над «народными» произведениями <...>. В пьесе Краснопольского Пушкин нашел обширный сырой материал, в том числе основную ситуацию, привлекшую его: князь, охладевший к своей молодой жене и возвращающийся к старой любви <...>. Возможно, что «романтически-комическая народная сказка» Генслера - Краснопольского <.. .> как материал для «народной» пьесы казался Пушкину столь же пригодным, как псевдонародный «Бова» или «Звездочет» Ирвинга»2.

Избрав для своей пьесы известный сюжет, Пушкин, возможно, хотел противопоставить свою «Русалку», очищенную от нелепостей и излишних украшений, обращенную к подлинной народной жизни и основанную на нравственных воззрениях русского народа, популярной комической опере и вместе с ней - театральным вкусам и театральной системе своего времени, о которой он рассуждал в неоконченной статье 1830 года «О народной драме и

1 Гозенпуд А А Русский оперный театр XIX века (1836-1856) Л , 1969 С 111

2 Бонди С М Комментарий // Пушкин А С Поли собр соч В 16 т Т 7 (пробный) М -Л . 1935 С 627

о «Марфе Посаднице» М.П. Погодина». Констатировав, что «драма никогда не была у нас потребностию народною»1, Пушкин делает обзор русской драматургии от первых театральных трупп, которые «не привлекали народа, не принимающего драматического искусства и не привыкшего к его условиям»2, до своего времени. Он приходит к выводу, что, несмотря на многие попытки драматургов, по-настоящсму народного драматического произведения, которое имело бы влияние на «народное пристрастие», на русской сцене так и не появилось. «Отчего же нет у нас народной трагедии? <...> Мы видели, что народная трагедия родилась на площади, образовалась и потом уже была призвана в аристократическое общество. У нас было бы напротив. Мы захотели бы придворную, сумароковскую трагедию низвести на площадь - но какие препятствия! Трагедия наша, образованная по примеру трагедии Расиновой, может ли отвыкнуть от аристократических своих привычек? Как ей перейти от своего разговора, размеренного, важного и благопристойного, к грубой откровенности народных страстей, к вольности суждений площади? Как ей вдруг отстать от подобострастия, как обойтись без правил, к которым она привыкла, без насильственного приноровления всего русского ко всему европейскому, где, у кого выучиться наречию, понятному народу? Какие суть страсти сего народа, какие струны его сердца, 1де найдет она себе созвучия, - словом, где зрители, где публика?»3.

Итак, Пушкин стремился вернуть русской драме, сформировавшейся в аристократическом кругу, ее первоначальный облик народного действа, близкого и понятного простым людям. Ответом на многочисленные вопросы «как это сделать?» можно считать его работу над драмой «Русалка», в основе которой - страсти и чувства простых русских людей, которая затрагивает те же струны сердца, что и незамысловатый народный рассказ, и трогательная протяжная русская народная песня о неудавшейся любви, о брошенной возлюбленным «красной девице», о томящемся в разлуке с погибшей любимой «добром молодце» и о страданиях покинутой мужем женщины.

Трешй параграф «Народнопоэтические истоки «Русалки», их эстетическое и этическое значение в пьесе» посвящен исследованию фольклоризма драмы «Русалка» и определению того значения, которое приобретает в пьесе сказочный мотив «поиск утраченной возлюбленной». Так как «Русалка» — пьеса, целиком построенная на материале русской народной жизни, то драматургический замысел реализуется в ней во многом средствами фольклора. Многие исследователи «Русалки» отмечали, что пьеса по своему содержанию является сказочной. Еще первый критик этой драмы В.Г. Белинский писал: «<...> великий талант только в эпоху полного своего развития может в фантастической сказке высказать столько общечеловеческого, действительного, реального, что, читая ее, думаешь читать совсем не сказку, а высокую трагедию...»4. Но сюжет «Русалки» не

1 Пушкин Л С О народной драме и о «Марфе Посаднице» М П Погодина // Пушкин А С Цит соч ТИС 179

2 Там же

1 Там же С 180

4 Белинский В Г Цит соч С 483

соответствует традиционному построению сюжета народной сказки. В сказках герой, преодолев ряд препятствий, пройдя через испытания, получает желаемое. Именно такая схема составила основу поэмы «Руслан и Людмила». Путь сказочного героя — это путь к счастью. В «Русалке» же Князь в самом начале драматического действия отказывается от любви и счастья, а его возлюбленная погибает. Дальнейшее развитие сюжета раскрывает внутреннюю драму героя, который осознает свою вину, раскаивается, но исправить что-либо уже не может.

Сюжетное построение и содержание «Русалки» восходят не к сказке, а к другому фольклорному жанру - быличке. Это устный рассказ, в котором «выразились представления и понятия о сверхъестественных силах, о вмешательстве в людскую жизнь всемогущей воли существ из низшей народной демонологии»1, таких как леший, домовой, водяной, русалка, кикимора, банник, овинник, огненный змей и другие. В народный рассказ о русалке Пушкин вводит сказочный сюжетный мотив утраченной возлюбленной, усложняя его лирическими мотивами русских народных песен, с помощью которых автор передает внутреннее, душевное состояние своих героев.

В первой сцене «Русалки» реализуется первый элемент сказочной сюжетной схемы - потеря: главные герои драмы, любящие друг друга, расстаются; Князь, еще не осознавая этого, навсегда теряет свою возлюбленную, а вместе с ней и свое счастье. Основной мотив этой сцевы -мотив неравной любви, который часто встречается в народных любовных песнях и сказках, впоследствии трансформируется в мотив возмездия и мотив утраченного счастья.

Если в «Руслане и Людмиле» похищенную «безвестной силой» героиню возможно найти и вернуть, как это обычно бывает в сказках с сюжетообразующим мотивом поиска утраченной возлюбленной, то героиня «Русалки» погибает и в реальности ее воссоединение с Князем уже невозможно. Всеми поступками героя драмы движет желание загладить, искупить свою вину. Он раскаивается и в том, что из-за него погибла девушка, и в том, что он мог «так ветрено от счастья отказаться». Князь лишен внутренней свободы. Искупление для него является единственным средством обрести душевный покой. Он покидает свой дом, где ему нет счастья с нелюбимой женой, и отправляется на мельницу, где он был счастлив когда-то, куда его «влечет неведомая сила», как и герой волшебных сказок в поисках исчезнувшей или похищенной возлюбленной «отправляется вовне, на периферию пространства, отличающуюся особой опасностью и концентрацией злых сил»2, где в конечном итоге решается его судьба. Все эти скитания и душевные страдания Князя в пушкинской драме соответствуют второму элементу традиционного эпического мотива -поиску. Тоска по умершей возлюбленной - таково психологическое настроение героя, отразившееся в его монологах.

' Аникин В П Р> сское устное народное творчество Учеб М , 2001 С 289

2 Мифы народов мира Энциклопедия В 2т М , 1997 Т 2 С 341.

Так как трагедия «Русалка» осталась незаконченной, то можно только строить предположения о том, как Пушкин планировал завершить свою пьесу. В.Г. Белинский считал, что Князь должен погибнуть, увлеченный русалками на дно Днепра. При таком завершении действия оба сюжетообразующих мотива — и мотив возмездия, и мотив утраченного счастья — оказываются реализованными. Русалка добивается исполнения своего желания, губит Князя и таким образом осуществляет свою месть. Князь же это возмездие может воспринять как способ соединиться с любимой женщиной и искупить свою вину перед ней, как способ вновь обрести счастье. Такой финал на фантастическом, мифологическом уровне пьесы выглядит счастливым: главные герои в конечном итоге получают желаемое. В реальном же мире гибель Князя — трагедия. Его духовное развитие прерывается. Нравственного обновления и возрождения, которые могли бы совершиться в страдающей душе Князя, не происходит.

Автор по какой-то причине не закончил свою пьесу. Он оставил Князя на распутье, так и не решив его судьбу. С уверенностью можно сказать только одно: такая нравственная категория, как совесть, или христианское чувство греха, играет очень важную роль в художественном мире Пушкина. Она является светильником Божьим в душе человека, не позволяет ему погрузиться во мрак духовной окаменелости и самолюбия, утратить способность отличать истинные ценности человеческой жизни от ложных. В трагедии Пушкина Князь наказан Богом. Он осознал свой грех и глубоко раскаивается в нем, следовательно, возмездие Русалки было бы уже излишним. Возможно, поэтому Пушкин, написав практически всю пьесу целиком, так и не показал развязку сюжета. Наказанием для Князя стала не русалочья месть, а муки совести, которые дают надежду на духовное очищение и возрождение.

В третьей главе «Сказки A.C. Пушкина: преобразование коллективного фольклорного начала в авторское» рассматривается исследовательский опыт в изучении пушкинских сказок, говорится о становлении жанра литературной сказки и определяются особенности художественного преобразования Пушкиным традиционных сказочных сюжетов.

В первом параграфе «История изучения сказок Пушкина»

обобщаются и анализируются научные работы, посвященные сказкам поэта, особенное внимание уделяется «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях», так как именно в ней изучаемый мотив прозвучал наиболее ярко. Исследователи «Сказки о мертвой царевне» выявили ее фольклорную основу -русскую народную сказку «Волшебное зеркальце», многие отметили использование автором не типичного для данного фольклорного сюжета мотива, который мы определили как «поиск утраченной возлюбленной». Так, АЛ. Слонимский, сопоставив пушкинскую сказку с народной, пришел к следующему выводу: «Весь мотив верности королевича Елисея, разыскивающего, подобно Руслану, свою невесту и тоскующего по ней,

введен Пушкиным от себя. Контуры народной фабулы заполняются и расцвечиваются, таким образом, собственными лирическими красками поэта»1. Но подробного исследования мотива поиска возлюбленной в «Сказке о мертвой царевне» не существует, литературоведы ограничились лишь указанием на его присутствие в пушкинской сказке.

Второй параграф «Становление жанра литературной сказки в 1830-е годы». Предромантический интерес к народному творчеству, постепенно усиливаясь, перерос в научную проблему собирания и изучения русского фольклора, в том числе сказок. Сказки перестали рассматриваться как исключительно развлекательный жанр народной поэзии, на основе которого можно создавать легкие, не претендующие на серьезное восприятие литературные произведения. Может быть, первым, кто увидел в сказке глубокий потенциал для изучения и усвоения литературой, был Пушкин. «Появление пушкинского «Руслана» <...> открыло новую страницу в истории взаимоотношений между русской литературой и народной сказочной поэзией. Споры, возникшие вокруг поэмы, вызвали свежую волну интереса к сказочному фольклору», - отметила И.П. Лупанова2.

В начале XIX века сказочные сюжеты и мотивы широко использовались как основа для создания традиционных литературных жанров: баллады, поэмы, повести, романа. Кроме того, структура и форма фольклорной сказки стали каноническим образцом для формирования нового жанра - жанра литературной сказки. За счет наполнения классических жанровых форм новым, фольклорным, содержанием, русская литература приобретала яркий, самобытный национальный облик. В то же время, желая наиболее полно и глубоко передать сущность и философский смысл народной сказки, а также желая выразить свою мысль в ясной, афористически точной форме сказочной морали, писатели ввели в литературный обиход жанр сказки, опирающийся на народный сказочный эпос. В 1830-е годы одновременно с Пушкиным литературные сказки с фольклорной основой создавали О.М. Сомов, В.А. Жуковский, В.И. Даль, H.A. Полевой, П.П. Ершов. Пушкинские сказки, безусловно, являются вершиной «сказочного» творчества 1830-х годов, именно они, «глубоко народные по духу и форме, стали своеобразным ориентиром для других сказочников 1830-х годов <...>. Это обстоятельство определяет подход в оценке произведений поэтов, работавших в данном направлении: сказки Пушкина являются фоном, на котором проясняются их художественные достоинства и недостатки»3. Не выходя из сложившейся к 1830-м годам традиции литературной обработки фольклорных сюжетов, поэт разрабатывает их в рамках этических и эстетических категорий своего художественного мира, наполняя фольклорную сказку собственными

1 Слонимский А Л Мастерство Пушкина М, 1963 С 441-442

3 Лупанова И П Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века. Петрозаводск, 1959 С 105

3 Скачкова С В Из истории русской литературной сказки (Жуковский и Пушкин) // Русская литература Л , 1984, Mr 4 С. 120

творческими темами, которые преломляются через нравственные представления народа.

В третьем параграфе «Сказки A.C. Пушкина: сюжетотворчество на основе фольклорных мотивов» изучаются мотивы, ставшие сюжетной основой сказок поэта. Создавая свои сказки, Пушкин использовал фольклорные сюжетообразующие мотивы, которые характерны для русских народных сказок, за исключением «Сказки о медведихе», основанной на мотиве фольклорного плача. В «Сказке о попе и о работнике его Балде» это мотив расплаты по заключенной сделке; в «Сказке о медведихе» - народнопоэтический мотив гибели-утраты семьи; в «Сказке о царе Салтане» эпический мотив оклеветанной и невинно гонимой жены переплетается с мотивом о чудесной деве-помощнице; «Сказка о рыбаке и рыбке» построена на мотиве наказания за непомерную жадность и тщеславие; взятый за основу «Сказки о мертвой царевне» сюжет о злой мачехе и красавице падчерице Пушкин украсил фольклорным мотивом поиска исчезнувшей невесты; в «Сказке о золотом петушке» сюжетообразующим является мотив неосторожного обещания.

Фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной» прозвучал в трех сказках Пушкина: «О царе Салтане», «О золотом петушке» и «О мертвой царевне». В первой сказке он не обрел форму развернутого повествования о приключениях героя, который отправился искать пропавшую невесту или жену, а реализовался как психологический мотив, характеризующий внутреннее состояние царя Салтана, сидящего «с грустной думой на челе» в разлуке с женой и сыном, и князя Гвидона, готового идти за своей суженой «хоть за тридевять земель». В «Сказке о золотом петушке» мотив нечаянного обретения возлюбленной, которая исчезает так же таинственно и неожиданно, как и появилась, прозвучал как сопутствующий основному мотиву неосторожного обещания. Только в «Сказке о мертвой царевне» «поиск утраченной возлюбленной» стал сюжетообразующим, причем Пушкин включил его в сюжетный тип сказки о злой мачехе и невинно гонимой падчерице.

Апология верности и душевной красоты, заявленная в самом начале, определила последующее сюжетное развитие пушкинской сказки. С апологией верности связано повествование о любви королевича Елисея и царевны, основанное на мотиве утраченной возлюбленной в его традиционной эпической форме «потеря - поиск - обретение», с утверждением душевной красоты - повествование о злой мачехе и падчерице, построенное на сказочном мотиве невинно гонимой девушки. В «Сказке о мертвой царевне» мотивы утраченной возлюбленной и невинно гонимой девушки разграничить трудно; переплетаясь и взаимопроникая друг в друга, они создают единый сюжетообразующий мотив, который является художественным творением Пушкина. То обстоятельство, что поэт намеренно ввел в фольклорный сюжет о мачехе и падчерице не характерный для него мотив «поиск утраченной возлюбленной», говорит об особом отношении автора к проблеме верности и преданности; на протяжении всего

i ворчсского пути он показывал и воспевал неугасающую и всепобеждающую любовь, которую герои проносят неизменной через трудности и испытания.

Итак, В «Сказке о мертвой царевне» Пушкин, основываясь на традиционных фольклорных мотивах, в рамках канона народной волшебной сказки создает свой собственный сюжет о настоящей красоте, верности и любви такой силы, что от нее можно умереть (как царица-мать), но ею можно и вернуть к жизни любимую (как королевич Елисей).

В заключении говорится, что утверждение ценности возвышенной, верной любви, начиная с ранних лицейских стихотворений в стиле французской легкой поэзии и заканчивая драматургией, сказками, прозой и углубленно-сосредоточенной лирикой 1830-х годов, неизменно является доминантой художественного мира Пушкина. Его размышления о значении любви в жизни человека включает в себя философско-этическую проблематику и круг мотивов, к которым поэт обращался постоянно, давая им разную интерпретацию и оценку. Одним из таких устойчивых мотивов пушкинской любовной темы оказывается мотив поиска утраченной возлюбленной. Особенно ярок он в произведениях с эпической фольклорной основой, таких как поэма «Руслан и Людмила», драма «Русалка» и «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях».

В итоге диссертационного исследования на тему «Движение фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной» в творчестве A.C. Пушкина: от поэмы «Руслан и Людмила» к сказкам» сделаны следующие выводы:

1. Начиная с первых шагов на литературном поприще Пушкин стремился к творческому овладению богатствами русского народного творчества. Поставив перед собой цель написать эпическое произведение «в народном духе», он ввел в поэму «Руслан и Людмила» фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной» и на его основе создал свой собственный сюжет, развивающийся в рамках типичных для народных сказок «функций действующих лиц» (В.Я. Пропп). Кроме того, отмеченный мотив поэт использовал и в не свойственных эпическим жанрам балладных и элегических ситуациях, введенных в поэму.

2. В неоконченной драме «Русалка» народно-сказочный мотив «поиск утраченной возлюбленной» тоже стал сюжстообразующим. Свою пьесу Пушкин строит не по канону волшебной сказки, а по канону другого фольклорного жанра - былички, в связи с чем указанный мотив подвергается творческому переосмыслению. Он звучит как тоска по умершей возлюбленной и реализуется на уровне лирических монологов Князя.

3. Сказочный мотив поиска утраченной возлюбленной и лирическая тоска по умершей возлюбленной в творчестве Пушкина объединились и получили развитие в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях». Взяв за основу сказочный сюжетный тип «Волшебное зеркальце» с центральным мотивом злой мачехи и невинно гонимой девушки, поэт включил в него и «поиск утраченной возлюбленной», в результате чего сложился новый

сказочный сюжет, который впоследствии был заимствован фольклором и зафиксирован в сборниках народных сказок конца XIX — начала XX века. Традиционные сказочные сюжеты, мотивы и образы Пушкин разрабатывает в рамках этических и эстетических категорий своего художественного мира, наполняя сказки собственными творческими темами, которые преломляются через исконные нравственные понятия народа.

4. Мотив «поиск утраченной возлюбленной», выделенный в различных по времени создания произведениях Пушкина, по-разному осмысляется и используется автором, что обусловлено, во-первых, изменением художественного методу Пушкина (от предромантизма и романтизма к «истинному романтизму» - реализму), во-вторых, - изменением философских основ творчества поэта в сторону христианских моральных ценностей.

Основные положения диссертационной работы нашли отражение в следующих публикациях:

1. Степочкина С.Ю. История и фольклор в трагедии A.C. Пушкина «Русалка» // Литература и история: Сборник статей. Вып. 3. М.: МГОУ, 2002. С 28-37 (0,6 п.л.).

2. Степочкина С.Ю. Поэма A.C. Пушкина «Руслан и Людмила» в контексте традиции русских предромантическмх поэм // Современные пути взаимодействия церкви и общества в сфере образования, науки и культуры: Материалы II-III научно-практических Кирилло-Мефодиевских образовательных чтений, посвященных празднованию Дней славянской письменности и культуры. Ханты-Мансийск, 2004. С. 242-247 (0,4 пл.).

3. Степочкина С.Ю. Фольклорный мотив утраченной возлюбленной в поэме A.C. Пушкина «Руслан и Людмила» // Проблемы истории литературы: Сборник научных трудов. Вып. 19 Москва-Новополоцк, 2005. С. 172-177 (0,4 п.л.).

4. Степочкина С.Ю. Сказки A.C. Пушкина: Сюжетотворчество на основе фольклорных мотивов // Литература и история: Сборник статей. Вып. 4. М.: МГОУ, 2006. С. 31-38 (0,5 п.л.).

Отпечатано в типографии ООО «ПРОБЕЛ-2000» Москва, ул. Поварская, 30/36, тел 291-03-54 Тираж 100 экз.

Jm¿>6/(

#-3172

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Степочкина, Светлана Юрьевна

Введение.

Глава I. Первый фольклорный опыт А.С. Пушкина лиро-эпическая поэма «Руслан и Людмила».

§ 1. Фольклоризм поэмы «Руслан и Людмила»: движение исследовательской мысли.

§ 2. Новаторство А.С. Пушкина - автора сказочной предромантической поэмы «Руслан и Людмила».

§ 3 Эпический фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной» в поэме «Руслан и Людмила».

Глава II. Проблема разрешения легендарного фольклорного сюжета в незаконченной драме А.С. Пушкина «Русалка».

§ 1. Драма А.С. Пушкина «Русалка» в литературоведческом осмыслении.

§ 2. Своеобразие лирической драмы «Русалка».

§ 3. Народнопоэтические истоки «Русалки», их эстетическое и этическое значение в пьесе.

Глава III. Сказки А.С. Пушкина: преобразование коллективного фольклорного начала в авторское.

§ 1. История изучения сказок А.С. Пушкина.

§ 2. Становление жанра литературной сказки в 1830-е годы.

§ 3. Сказки А.С. Пушкина: сюжетотворчество на основе фольклорных мотивов.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Степочкина, Светлана Юрьевна

Для осуществления настоящего диссертационного исследования прежде всего необходимо конкретизировать понятие «мотив», так как в теории литературы до сих пор нет единого мнения об этой литературоведческой категории. Термин «мотив» (восходит к позднелатинскому «motions»- «движение») заимствован для анализа литературных произведений из музыковедения, в литературный обиход был введен И.В. Гете. В отечественной теории литературы и фольклористике он имеет более чем вековую историю существования и осмысления.

Впервые мотив как литературоведческое понятие был описан A.HL Веселовским в «Поэтике сюжетов» (1897-1906). Его выводы послужили основой для формирования теории мотива в русском литературоведении и фольклористике. Ученый писал: «Под мотивом я разумею формулу, отвечающую на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшую особенно яркие, казавшиеся важными или повторяющиеся впечатления действительности. Признак мотива - его образный одночленный схематизм; таковы неразлагаемые далее элементы низшей мифологии и сказки: солнце кто-то похищает (затмение), молнию-огонь сносит с неба птица <.»>1. «Простейший род мотива» Веселовский схематически обозначил формулой а+b, например: «злая старуха не любит красавицу - и задает ей опасную для жизни задачу».

Мотив, по мысли А.Н. Веселовского, является первичным материалом для построения сюжета, так как каждая из двух составляющих мотива способна видоизменяться. «Задач может быть две, три <.> и более; по пути богатыря будет встреча, но их может быть и несколько. Так мотив вырастает в сюжет, - говорил ученый, - как формула лирического стиля, построенная на параллелизме, может приращаться, развивая тот или другой из своих членов <.>»2. И далее: «Под мотивом я разумею простейшую

1 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 494.

2 Там же. С. 495. повествовательную единицу, образно отвечающую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения <.>. Под сюжетом я разумею тему, в которой снуются разные положения-мотивы <.»>1. Итак, А.Н.Веселовский, основываясь на материале ранних форм словесного искусства, определил мотив как простейший образный, семантически неразложимый элемент повествования, способный видоизменяться и формировать сюжет.

Иную точку зрения предлагает В.Я. Пропп в своем исследовании «Морфология сказки» (1928). Он говорит: <«.> вопреки Веселовскому, мы должны утверждать, что мотив не одночленен, не неразложим»2 и доказывает свою мысль анализом фольклорного мотива «змей похищает дочь царя». «Этот мотив разлагается на четыре элемента, из которых каждый в отдельности может варьировать. Змей может быть заменен Кощеем, вихрем, чертом, колдуном. Похищение может быть заменено вампиризмом и различными поступками, которыми в сказке достигается исчезновение. Дочь может быть заменена сестрой, невестой, женой, матерью. Царь может быть заменен царским сыном, крестьянином, попом» . Для В.Я. Проппа было важно выделить «первичный элемент» сказки, и таким элементом, заменяющим мотивы А.Н. Веселовского, оказались «функции действующих лиц», так как в сказке «меняются названия (а с ними и атрибуты) действующих лиц, не меняются их действия, или функции»4. «Под функцией, - пишет далее исследователь, - понимается поступок действующего лица, определенный с точки зрения его значимости для хода действия»5, например: «герой покидает дом», «в распоряжение героя попадает волшебное средство», «герою предлагается трудная задача», «враг наказывается», «герой вступает в брак и воцаряется» и другие. Таким образом, В.Я. Пропп разбивает семантически целостный мотив на составные части, которые

1 Там же. С. 500.

2 Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. М., 2001. С. 15-16.

3 Там же. С. 15.

4 Там же. С. 20.

3 Там же. С. 22.

А.Н. Веселовским были обозначены как элементы «а» и «Ь», и тем самым углубляет понятие мотива, описывая его составляющие в отдельности. В то же время в более поздней работе «Исторические корни волшебной сказки» (1946) он изучает сказочные мотивы в их образно-неразложимом виде, методологически следуя за А.Н. Веселовским. Кроме того, В.Я. Пропп делает вывод, что в волшебной сказке «мотив может быть изучаем только в системе сюжета, сюжеты могут изучаться только в их связях относительно друг друга»1.

Б.В. Томашевский в своем учебнике «Теория литературы. Поэтика» (1931) дает два определения мотива, отражающие концепции теоретической и сравнительно-исторической поэтики. «В сравнительном изучении мотивом называют тематическое единство, встречающееся в различных произведениях <.>, - пишет литературовед. - Эти мотивы целиком переходят из одного сюжетного построения в другое. В сравнительной поэтике неважно, можно ли их разлагать на более мелкие мотивы. Важно лишь то, что в пределах данного изучаемого жанра эти «мотивы» всегда встречаются в целостном виде. Следовательно, вместо слова «неразложимый» в сравнительном изучении можно говорить об исторически не разлагающемся, о сохраняющем свое единство в блужданиях из произведения в произведение»2.

Другое толкование мотива, отличное от принятого в исторической поэтике, Б.В. Томашевский связывает с категорией темы произведения, так как «понятие темы есть понятие суммирующее, объединяющее словесный материал произведения. Тема может быть у всего произведения, и в то же время каждая часть произведения обладает своей темой»3. Произведение разлагается на тематические части вплоть до неразложимых, «самых мелких дроблений тематического материала», например, «Наступил вечер», «Раскольников убил старуху», «Герой умер», «Получено письмо» и т.п.

1 Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 2000. С. 7.

2 Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1931. С. 137.

3 Там же. С. 136.

Тема неразложимой части произведения называется мотивом»1. В учении Б.В. Томашевского мотив выполняет вспомогательную функцию: он конкретизирует и связывает понятия фабулы и сюжета, так как «фабулой является совокупность мотивов в их логической причинно-временной связи, сюжетом - совокупность тех же мотивов в той последовательности и связи, в какой они даны в произведении»2.

О.М. Фрейденберг в монографии «Поэтика сюжета и жанра» (1936) рассматривала мифологический тип сюжета, который определяется главным образом характером персонажей. Исследовательница считает, что «говоря о персонаже, тем самым пришлось говорить и о мотивах, которые в нем получили стабилизацию; вся морфология персонажа представляет собой морфологию сюжетных мотивов» . Она сформулировала «основной закон мифологического, а затем и фольклорного сюжетосложения: значимость, выраженная в имени персонажа и, следовательно, в его метафорической сущности, развертывается в действие, составляющее мотив; герой делает только то, что семантически сам значит»4.

Работу О.М. Фрейденберг можно считать итоговой в изучении категории «мотив» в первой половине XX века. В исследовательской практике мотив как теоретико-литературное понятие использовался ММ. Бахтиным («Формы времени и хронотопа в романе», 1930), В.Я. Проппом («Исторические корни волшебной сказки», 1946), В.В. Виноградовым («Сюжет и стиль», 1963). Дальнейшее теоретическое осмысление мотива началось в конце 1960-х годов и продолжается до настоящего времени.

В коллективной статье Е.М. Мелетинского, С.Ю. Неклюдова, Е.С. Новик и Д.М. Сегала «Проблемы структурного описания волшебной сказки», написанной в 1969 году, говорится о необходимости вернуться к изучению непосредственно мотива, так как во многих исследованиях при поисках

1 Там же. С. 137.

2 Там же. С. 137.

3 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997. С. 221-222.

4 Там же. С. 223. нарративных инвариантов» после функций В.Я. Проппа предлагались различные элементы, такие как мифемы Леви-Стросса, архимотивы Бремона, элементарные структуры Керблите и другие, которые вытеснили категорию «мотив»1.

В 1970 году была опубликована статья Н.М. Ведерниковой «Мотив и сюжет волшебной сказки». Основываясь на выводах В.Я. Проппа и Б.В. Томашевского, автор изучает состав мотива и приходит к мысли о существовании «постоянных величин мотива» или «элементов»: «лицо, осуществляющее действие»; «действие, совершаемое персонажем или главным действующим лицом»; «объект, на который направлено действие»; «место действия». Н.М. Ведерникова считает, что во взаимосвязи данные элементы «образуют логическое единство, мотив, способный раскрыть определенную тему»2.

Г.А. Левинтон в статье «К проблеме изучения повествовательного фольклора» (1975) пишет: «<.> фольклорный сюжет существует на двух различных уровнях: как некая семантическая единица, некий смысл, инвариант и как реализация этого инварианта, изложение смысла на каком-то языке. Первый уровень мы называем «мотивом», второй - «сюжетом», то есть говорим о мотиве «Боя отца с сыном» и о сюжете былины об Илье и Сокольнике <.>. Мотив существует как бы помимо сюжета, его можно эксплицировать, пересказать на каком-то языке»3. Исследователь развивает идеи так называемой дихотомической теории мотива, согласно которой существует абстрактный инвариант мотива (или мотифема - по аналогии с фонемой в лингвистике) и реализация этого инварианта в конкретном произведении в виде вариантов мотива (или алломотивов - по аналогии с аллофонами в лингвистике). В конечном итоге Г.А. Левинтон трактует мотив как «сюжет инварианта», а собственно сюжет - как «сюжет варианта». «Если

1 Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, Е.С. Новик, Д.М. Сегал. Проблемы структурного описания волшебной сказки // Структура волшебной сказки. М., 2001.

2 Ведерникова H.M. Мотив и сюжет волшебной сказки // Филологические науки. М., 1970. № 2. С. 58.

3 Левинтон Г.А. К проблеме изучения повествовательного фольклора // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. С. 307-308. определить фольклорный текст как инвариант, реализуемый разными конкретными записями (при сохранении семантики текста), то мотив - это сюжет текста»1.

В рамках дихотомической теории строит свое описание мотива Б.Н. Путилов. В статье «Мотив как сюжетообразующий элемент» (1975) он пишет: «Мотив может быть в известном смысле уподоблен слову: он функционирует в сюжете, который, соответственно, можно рассматривать как «речь» <.>, но он существует реально и на уровне эпоса в целом, который мы вправе трактовать как «язык» <.»>2. «За мотивом остаются два взаимосвязанных значения, - отмечает фольклорист в монографии 1994 года «Фольклор и народная культура», - во-первых, схемы, формулы, единицы сюжета в виде некоего элементарного обобщения, и, во-вторых, самой этой единицы в виде конкретного текстового воплощения» . Категорию «мотив» Б.Н. Путилов рассматривает в рамках эпического рода литературы. «Мотив - это одно из слагаемых эпического сюжета, это элемент эпической сюжетной системы <.>; мотивы можно рассматривать как определенным образом организованные моменты движения сюжета»4. Исследователь выделяет три составляющих мотива: субъект - действие (состояние) — объект. Мотив «обладает относительной самостоятельностью, поскольку в нем заключены свои значения и поскольку он может реализовываться в различных алломотивах в контексте разных сюжетов и даже разных жанров. При этом мотив полностью не изолирован, он состыковывается с другими мотивами как семантически, так и конструктивно»5. Кроме того, мотив «может задавать целый пучок дальнейших значений, а его собственный глубинный смысл откроется лишь «обратным» путем через осмысление всего сюжета с

Там же. С. 309.

2 Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. С. 145.

3 Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994. С. 172.

4 Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент. С. 144.

5 Б.Н. Путилов. Веселовский и проблемы фольклорного мотива // Наследие Александра Веселовского. Исследования и материалы. СПб., 1992. С. 79. его развязкой»1. Выводы Б.Н. Путилова нашли практическое применение в его монографии «Героический эпос и действительность»2. Ученому удалось вновь ввести в научный обиход категорию «мотив».

Н.Г. Черняева в работе «Опыт изучения эпической памяти (на материале былин)», опубликованной в 1980 году, предлагает рассматривать мотив как совокупность трех составляющих: «мотифема - инвариант отношения субъекта и объекта, мотив - конкретное воплощение отношения субъекта и объекта, а также тех атрибутов, пространственных и прочих характеристик, которые непосредственно включены в действие, алломотив -конкретная реализация субъекта, объекта, их отношения, атрибутов, пространственных и других показателей»3. Исследовательница приводит следующие примеры: «герой убивает антагониста» - это мотифема; «Добрыня разрывает на части Маринку», «Глеб Володьевич отсекает голову Маринке Кандальевне», «Добрыня отсекает голову змею» - это алломотивы. Она отмечает, что «мотив надо рассматривать в разных аспектах (как единицу данного эпоса в целом, как единицу определенного сюжета и, наконец, как единицу реально существующего текста)»4.

Е.М. Мелетинский в статье «"Историческая поэтика" А.Н.Веселовского и проблема происхождения повествовательной литературы» (1983) пишет: «Структура мотива, например, могла бы быть уподоблена структуре предложения или суждения и рассмотрена как некий микросюжет, организованный вокруг действия - предиката, от которого зависят в качестве естественных аргументов определенные «роли» <.»>. Конкретные сюжеты представляют собой «структурные колебания мотивов»5.

1 Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. С. 181.

2 Путилов Б.Н. Героический эпос и действительность. Л., 1988. С. 137-204.

3 Черняева Н.Г. Опыт изучения эпической памяти (на материале былин) // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М., 1980. С. 109. Там же. С. 109.

5 Мелетинский Е.М. «Историческая поэтика» А.Н. Веселовского и проблема происхождения повествовательной Л1ггературы // Историческая поэтика: итоги и перспективы изучения. М., 1986. С.46.

С.Ю. Неклюдов в 1984 году опубликовал статью «О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов». Развивая мысль Б.Н. Путилова и Е.М. Мелетинского, что «мотив - это слово, определенное как часть речи, а мотифема (функция) - слово, определенное как член предложения», он предлагает считать фонд мотивов «словарем» традиции; <«.> если функция принадлежит исключительно науке, являясь отвлеченным умозрительным конструктором, то мотив, - пишет С.Ю. Неклюдов, - это реальная данность фольклорного произведения, именно та единица, которой оперирует устная традиция <.>, если функция - это категория научного анализа, то мотив является элементом художественного мышления в фольклоре»1.

Н.А. Криничная в монографии «Русская народная историческая проза» (1987) изучает фольклорный жанр предания в аспекте анализа мотивов. Она указывает, что мотив - «это сложное структурное единство, в котором определяющая роль принадлежит действию или состоянию, а определяющими являются субъект, объект, обстоятельства действия или состояния, оказывающие в большей или меньшей степени влияние на основополагающий элемент - предикат <.>. Мотив составляют, как правило, следующие элементы: субъект - центральный персонаж; объект, на который направлено действие; само действие (чаще это функция героя) или состояние; обстоятельства действия, определяющие локально-временные л рамки предания, а также обозначающие способ действия <.>». Исследовательница обозначила проблему исторической реконструкции мотива: «Трансформация мотива от архаических форм к поздним происходит в первую очередь в направлении его демифологизации, дегиперболизации и наполнения различного рода реалиями, что в конечном итоге влечет за собой вытеснение мифологического и эпического содержания конкретно-историческим»3.

1 Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984. С. 224.

2 Криничная Н.А. Русская народная историческая проза: Вопросы генезиса и структуры. Л., 1987. С. 18, 19.

3 Там же. С. 24.

Н.Д. Тамарченко в своих работах говорит об инварианте, или инвариантной форме мотива, имея в виду способность мотива видоизменяться в конкретных произведениях, сохраняя при этом некий исторически постоянный общий смысл, семантическое ядро. Ученый считает, что именно из мотивов в инвариантной форме слагается «устойчивая последовательность (схема), организующая сюжет». Он приводит примеры таких мотивных схем: «исчезновение - разлука - нахождение» для древних эпопей; «разлука - поиск - соединение» для любовных романов1.

В настоящее время (конец 1990-х - начало 2000-х годов) продолжается активное теоретическое осмысление категории мотива, делаются попытки ввести мотив как необходимый атрибут в литературоведческую исследовательскую практику (Миронов А.В. Мотивный анализ: истоки и л сущность метода), Новосибирским институтом филологии СО РАН собираются и издаются материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы» (под редакцией Е.К. Ромодановской).

Ю.В. Шатин рассматривает мотив в рамках учения лингвистической прагматики о художественном контексте, который понимается как «взаимоналожение двух языковых пространств. Свойства одного — сигнализировать об ожиданиях природного, внетекстового мира, свойства другого - сигнализировать об ожиданиях искусственно построенного мира текста»3. Ю.В. Шатин считает, что «вне контекста мотивы - это абстрактные единицы, смысл которых равен их лексическому значению без всякого намека на сюжетность», поэтому «исследованию значения любого мотива должно предшествовать исследование контекста, в котором он существует»4.

В статье В.И. Тюпы и Е.К. Ромодановской отмечается, что «мотив — это прежде всего повтор. Но повтор не лексический, а функционально

1 Тамарченко Н.Д. Мотив // Тамарченко Н.Д., Стрельцова Л.Е. Литература путешествий и приключений. Путешествие в «чужую» страну. М., 1994. С. 231. .

2 Миронов А.В. Мотивный аналнз: истоки и сущность метода //Грехневские чтения. Нижний Новгород, 2001. С. 60-64.

3 Шатин Ю.В. Мотив и контекст // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995. С. 6, 7.

4 Там же. семантический: один и тот же мотив может быть манифестирован в тексте нетрадиционными средствами, одна и та же фабула может быть «разыграна» не свойственными ей персонажами»1.

Э.А. Бальбуров предлагает анализировать мотив на материале так называемых канонических произведений. «Мотив как научная категория возник из естественного исследовательского побуждения найти опорные, устойчивые инварианты художественного содержания, - пишет он, - Все известные нам определения мотива принадлежат специалистам, работавшим преимущественно со средневековой литературой и фольклором, что не случайно. Именно эта сфера художественного опыта относится к тому типу искусства, который Ю.М. Лотман определил как канонический, ориентированный на канонические системы, когда «акт художественного творчества заключается в выполнении, а не нарушении правил»2.

Итог изучению категории мотива в XX веке подводит И.В. Силантьев в работе «Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии» (1999). Он выделяет несколько концепций в истории изучения мотива: семантическую (А.Н. Веселовский, О.М. Фрейденберг), морфологическую (В.Я. Пропп, Б.И. Ярхо), дихотомическую (основатели А.И. Белецкий, A.JI. Бем, американский фольклорист А. Дандес), структурно-семантическую (Е.М. Мелетинский, Б.Н. Путилов, Г. А. Левинтон), тематическую (Б.А. Томашевский, Б.В. Шкловский, ATL Скафгымов, Г.В. Краснов), ингертексгуальную (Б.М Гаспаров, КА. Жолковский, Ю.К. Щеглов), концепцию сюжетной прагматики (Ю.В. Шатин, В.И. Тюпа и др.). «Наиболее глубоким итогом семантической теории выступает идея эстетической значимости мотива, - считает И.В. Силантьев. - Эта идея <.> связывает проблематику мотива с общими вопросами генезиса эстетического начала в фольклоре и литературе, в том числе объясняет самое явление

1 Тюпа В.И, Ромодановская Е.К. Словарь мотивов как научная проблема // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы: От сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996. С. 6.

2 Бальбуров Э.А. Мотав и канон // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы»: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. С. 8. устойчивости мотива в повествовательной традиции». Морфологическая теория изучает мотив через составляющие его элементы. Для тематической теории мотив важен как «тема, фиксирующая смысловое движение сюжета в произведении». Мотив «схематический» (инвариантное начало) и мотив «реальный» (вариантное начало, реализующееся в произведении) изучает дихотомическая теория. Структурно-семантическая модель мотива включает в себя единство инварианта и варианта; «структура мотива представлена как функционально-семантическая иерархия его компонентов при доминирующем положении действия-предиката. Идея предикативности мотива станет одним из опорных представлений в рамках прагматической концепции мотива <.»>. В сюжетной прагматике «мотив как единица нарратива типологически подобен лингвистическому феномену слова, а сюжетные структуры нарратива, вырастающие на основе мотивики, -фабульное «предложение» и сюжетное «высказывание» - типологически подобны языковому предложению и речевому высказыванию». В интертекстуальной трактовке «мотивы репрезентируют смыслы и связывают тексты в единое смысловое пространство». В целом, как отмечает И.В. Силантьев, ведущее направление в отечественной теории мотива следующее: от семантической концепции («тезис») и морфологической («антитезис») к дихотомической («синтез»)1.

В 2001 году было издано учебное пособие по филологии «Историческая поэтика» С.Н. Бройтмана, в котором обобщены и систематизированы достижения ученых в области исторической поэтики. Категорию «мотив» С.Н. Бройтман рассматривает вместе с развитием категории «сюжет». Если для литературы «эпохи синкретизма», то есть ранних форм художественного творчества, был характерен циклический тип сюжета, в основе которого лежал мотив «потеря - поиск - обретение», то в литературе «художественной модальности» (вторая половина XVIII века до

1 Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: Очерк историографии. Новосибирск, 1999. С. 69-74. настоящего времени) стал использоваться сюжет становления, переосмысливший основной мотив циклического сюжета. «Место потери -поиска - обретения заняли ситуация - становление - открытый финал»1.

В.Е. Ветловская в книге «Анализ эпического произведения» (2002) пытается обозначить ту крайнюю границу в определении категории «мотив», за которой мотив как некая семантическая и функциональная единица перестанет существовать: «Если удерживать за мотивом представление о неразложимости (а во имя строгости определений и точности анализа это сделать необходимо), то следовало бы сказать так: мотив — та простейшая единица темы (выраженная словом, или словами, или предложением, или предложениями), чья дальнейшая разложимость для темы уже безразлична, она не важна. Иначе говоря, в пределах отдельной темы эта единица может считаться неразложимой <.»>2.

Подводя итог обзору теоретических суждений литературоведов и фольклористов о мотиве как о значительной структурной единице произведения, следует сказать, что современные исследователи склоняются к тем выводам, которые сделал А.Н. Веселовский, говоря о семантически неразложимой природе мотива и о его образном воплощении. Важно отметить, что подавляющее большинство определений мотива основывается на примерах из устного народного творчества. Фольклорный мотив, как правило, переносится из произведения в произведение без значительных семантических или структурных изменений, что позволяет четко обозначить его. Настоящее изучение мотива «поиск утраченной возлюбленной» в творчестве АС. Пушкина строится на определении мотива, которое дал АН Веселовский а также на введенных в научный обиход В.Я. Проппом «функциях действующих лиц», поскольку они позволяют определить составные элементы мотива. Кроме того, для нашего исследования важны следующие наблюдения: Б.В. Томашевского, отметившего, что «мотивы целиком

1 Бройтман С.Н. Историческая поэтика: Учебное пособие. М., 2001. С. 330.

2 Ветловская В.Е. Анализ эпического произведения: Проблемы поэтики. СПб., 2002. С. 104. переходят из одного сюжетного построения в другое», сохраняя «свое единство в блужданиях из произведения в произведение»1; Б.Н. Путилова, который утверждает, что глубинный смысл мотива может открыться лишь через осмысление всего сюжета с его развязкой; Н.Д. Тамарченко, выявившего мотивные схемы древних эпопей и средневековых любовных романов: «исчезновение - разлука - нахождение» и «разлука - поиск -соединение». На основе данной схемы сформировался и фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной».

Несмотря на значительное число научных работ о творчестве великого русского поэта, освещающих разнообразные аспекты изучения его художественного наследия, тема «Движение фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной» в творчестве А.С. Пушкина: от поэмы «Руслан и Людмила» к сказкам» еще не привлекала внимания литературоведов, и, следовательно, проблема существования единого мотива в различных по времени создания произведениях Пушкина с фольклорной основой, проблема изменения, движения этого мотива в связи с развитием его творческого метода еще не решена.

Многие исследователи говорили о важной и значительной роли, которую сыграл русский фольклор в творческой судьбе поэта и через его художественное наследие - в развитии русской литературы в целом. Так, М.К. Азадовский, изучая постоянное и глубокое увлечение Пушкина миром народнопоэтических произведений, обозначил магистральную линию его творчества: «От «Руслана и Людмилы» - через «песни о Разине» и «Песни западных славян» - к «Сказкам» и «Капитанской дочке» шел путь пушкинского фольклоризма. В эпоху «Руслана и Людмилы» Пушкин воспринимал, главным образом, литературную сторону народного предания; в южный период - перед ним открылось историческое значение народной словесности; в Михайловском он понял и осознал фольклор как выражение

1 Томашевский Б.В. Цит. соч. С. 137. народности и как могучий творческий источник. Последний период знаменуется объединением и творческим синтезом всех этих элементов»1.

С.М. Бонди писал тех высотах, которых достиг Пушкин в своей работе над художественным освоением фольклора: «Он изучал, записывал, вводил в свои произведения народную поэзию, глубоко убежденный, что это введение элементов народного творчества должно оплодотворить русскую литературу, раздвинуть ее рамки, из литературы узкого слоя сделать ее общенациональной, общенародной. Пушкин задался целью вполне овладеть народной стихией и, как мы знаем, вполне достиг этого. Ему мало было уже обогащать или украшать народным колоритом свои стихи; он научился сам создавать народные произведения, включился сам в число творцов народной поэзии»2.

В 1954 году Б.В. Томашевский, не зная о книге Г.А. Гуковского «Пушкин и проблемы реалистического стиля» (1946-1948, изд. 1957), где формулировалась та же мысль, указывал: «Основными чертами пушкинского реализма являются передовые гуманистические идеи, народность и историзм» . Собрав и проанализировав высказывания Пушкина о проблеме народности, он пришел к выводу, что главная мысль поэта заключалась в следующем: литература станет народной тогда, когда она станет выразительницей народной культуры4. «Именно Пушкин, который по своему воспитанию, по типу мышления, по характеру своих интересов был наиболее европейским из наших писателей, явился одновременно и одним из наиболее русских, наиболее обогативших народную литературу. <.> Он нашел путь к выражению культуры своего народа в том общечеловеческом, что и помогло

1 Азадовский М.К. Пушкин и фольклор// Пушкин. Временник пушкинской комиссии. М.-Л., 1937. Т. 3. С. 181.

2 Бонди С.М. Народный стих у Пушкина // Он же. Статьи и исследования. Изд. 2. М., 1983. С. 374.

3 Томашевский Б.В. Историзм Пушкин // Он же. Пушкин. Книга вторая. Материалы к монографии (18241837). М.-Л., 1961. С. 415.

4 Томашевский Б.В. Пушкин и народность // Он же. Пушкин. Книга вторая. Материалы к монографии (1824-1837). М.-Л, 1961. С. 142. ему и его наследникам поднять русскую литературу до уровня мирового значения»1.

А.А. Соймонов отметил, что «до Пушкина само обращение к фольклору означало не более чем поиски национальной старины, приводившие обычно к идеализации средневековья, мистицизму и мечтательности <.>. Появление произведений Пушкина побуждало посмотреть новыми глазами на сокровища народной поэзии»2. «Творчество Пушкина 30-х годов выражало принципиально новое отношение к народной поэзии. В фольклоре поэт видел эстетически полноценное искусство современности. Это помогло ему воссоздать образ народа, его национальный характер на основе исторически реальных черт, которые он чутко улавливал в произведениях народной поэзии. Обращаясь к фантастическим сюжетам, он не стремился уйти в прошлое, но, наоборот, старался углубить в них исторические и бытовые элементы, усилив тем самым их значение для современности»3.

Д.Д. Благой сделал глубокий обобщающий вывод: «Явить русскому народу его национального поэта, как явлен был Италии Данте, Англии — Шекспир, Германии - Гете, и тем преодолеть резкое отставание в важнейшей сфере его духовного бытия - такова исторически назревшая, стоявшая перед Пушкиным и им осознанная задача <.»>4.

Об уникальном творческом развитии поэта говорит Т.В. Зуева: «Пушкин был убежден в необходимости естественного саморазвития русской культуры, которую нельзя <.> создать по европейскому образцу <.>. И он попытался повторить в своем личном творчестве универсальную закономерность мирового литературного процесса: развитие от фольклорных форм с «закодированным» в них коллективным сознанием народа к формам

1 Там же. С. 153.

2 Соймонов А.А. Проблема фольклоризма в творчестве А.С. Пушкина 30-х годов XIX века и его собрание народных песен // Он же. П.В. Киреевский и его собрание народных песен. Л., 1971. С. 106.

3 Там же. С. 105.

4 Д.Д. Благой. Шагами великана (Пушкин в развитии мировой литературы) // Он же. Душа в заветной лире. Изд. 2. М„ 1979. С. 10. литературным, узаконившим право творческой индивидуальности писателя. Это был вариант «органического» развития, с выраженной преемственностью, когда писатель не отрывался от культурных традиций своего народа»1.

Неоднократно исследователи обращали внимание на особенности художественного воплощения фольклорных форм в произведениях Пушкина, на его своеобразный творческий метод. А.Л. Слонимский писал: «Разнообразные народные элементы глубоко входят в творчество Пушкина, играют в нем не частную, а общую, организующую роль, сказываясь и в таких произведениях, которые не имеют прямого отношения ни к народным формам, ни к народному содержанию. В то же время произведения, написанные в народной форме и связанные с народными мотивами, на самом деле оказываются полностью принадлежащими собственному вдохновению поэта»2.

Об особенностях работы Пушкина с фольклорными произведениями говорил С.М. Бонди: «К фольклорному материалу Пушкин относился не как ученый фольклорист. Он не делал большого различия между подлинно народным устным творчеством и книжной, псевдонародной и лубочной литературой. Он черпал в своих произведениях одинаково из того и другого источника. Он шел и дальше в этом отношении: зная о международном характере многих фольклорных мотивов, сюжетов, персонажей, он считал себя вправе не ограничиваться только русским материалом <.>, задачей своей он ставил подвергнуть этот чужеродный материал такой обработке, которая приблизила бы его к стилю русского (или сербского) народного творчества. Пушкин шел здесь по тому же пути, по которому шли безымянные создатели народного эпоса - сказочного и песенного,

1 Зуева Т.В. Народная волшебная сказка в творческом развитии А.С. Пушкина // Фольклорные традиции в русской и советской литературе. М., 1987. С. 52. Слонимский А.Л. Мастерство Пушкина. Изд. 2. М., 1963. С. 414. усваивавшие русскому фольклору разнообразный западноевропейский и восточный материал»1.

Современные исследователи также высоко оценивают влияние народного творчества на художественный облик поэта, делая при этом широкие обобщения: «русскую картину мира» увидел в произведениях Пушкина B.C. Непомнящий2, личную и творческую судьбу «русского гения» показал в своей книге Н.Н. Скатов3.

Проблеме «Творчество А.С. Пушкина и фольклор» посвящено огромное количество научных работ, поэтому нам пришлось указать лишь на основные вехи ее осмысления. Вместе с тем следует отметить, что специального изучения традиционных фольклорных мотивов в произведениях Пушкина до сих пор не существует. Д.Н. Медриш в монографии «Фольклоризм Пушкина» обозначил пути исследования творчества Пушкина на основе фольклорных мотивов. Он выделил сказочные мотивы, объединяющие несколько произведений поэта в своеобразный цикл. «Можно назвать целый ряд сюжетных ситуаций, которые «проигрывались» Пушкиным в различных его сочинениях по меньшей мере трижды, - пишет Д.Н. Медриш. - Таков, например, мотив чудесно воздвигнутого города в «Медном всаднике», «Скупом рыцаре» и «Сказке о царе Салтане». Фольклорная основа этого мотива несомненна (сказка «По щучьему велению»), <.> Другой «сквозной» сюжет в творчестве Пушкина - судьба невинно гонимого доброго царя или престолонаследника. В «Борисе Годунове» Гришка Отрепьев выдает себя за чудом спасшегося царевича и даже достигает царского престола <.>; в «Капитанской дочке» народу показывают отрубленную голову Пугачева — мужика, выдававшего себя за чудом ушедшего от убийц царя Петра III. И только в «Сказке о царе Салтане» царевич уходит от убийц и спасается»4.

1 Бонди С.М. Комментарии // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 7 (пробный). М.-Л., 1935. С. 623.

2 Непомнящий B.C. Пушкин. Русская картина мира. М., 1999.

3 Скатов H.H. Русский гений. М., 1987.

4 Медриш Д.Н. Фольклоризм Пушкина. Вопросы поэтики. Волгоград, 1987. С. 9, 11.

Среди указанных фольклорных мотивов исследователь не назвал интересующий нас мотив «поиск утраченной возлюбленной». В своей книге он сосредоточился на сопоставлении сказочных ситуаций и их художественного переосмысления Пушкиным.

Безусловно, и другие литературоведы довольно часто указывали на те или иные народнопоэтические мотивы при анализе отдельных произведений поэта (об этом будет сказано подробнее в первых параграфах глав диссертации), но ограничивались или довольно скупыми комментариями или простой констатацией. Проведенное в диссертации исследование представляет собой новый этап осмысления творческого наследия Пушкина путем выявления и изучения единого фольклорного мотива в различных как по времени написания, так и по художественной направленности произведениях поэта. Создавая произведения с любовной тематикой, Пушкин часто опирается на один из устойчивых сказочных мотивов - «поиск утраченной возлюбленной» Впервые прозвучавший в поэме «Руслан и Людмила» (1817-1820) этот мотив неоднократно использовался автором и в более поздний период творчества. Он обнаруживается в романах («Евгений Онегин» и «Капитанская дочка»), в поэмах («Медный всадник»), в ряде лирических стихотворений. Но наиболее ярко и последовательно указанный мотив, восходящий к народному эпосу, воплотился в произведениях с фольклорной направленностью - драме «Русалка» (1829-1832) и «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» (1833). Значительный временной отрезок - от 1817 («Руслан и Людмила») до 1833 года («Сказка о мертвой царевне»), - выбранный нами для изучения, дает возможность, с одной стороны, определить константы художественного мира Пушкина, его этические и эстетические приоритеты, а с другой, - проследить за развитием фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной» в творчестве поэта, увидеть изменение авторского метода в создании произведений, ориентированных на русский фольклор, понять движение его художественной мысли.

Итак, актуальность диссертационного исследования заключается в выявлении фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной», объединяющего народнопоэтические произведения А.С. Пушкина 1820-х и 1830-х годов, и в определении того значения, которое этот фольклорный мотив приобретает в его поэтическом мире, преломляясь через грани художественного видения автора. Поскольку в современном литературоведении нет обстоятельного специального исследования одной их важнейших проблем пушкинского творчества - проблемы любви, возникла необходимость обратиться к осмыслению этической концепции любви, созданной Пушкиным, и к изучению ее художественного воплощения. Русский национальный поэт на протяжении всего творческого пути стремился передать через свои произведения нравственные ценности своего народа, запечатленные в русском фольклоре. С помощью традиционного сказочного мотива «поиск утраченной возлюбленной» Пушкин заявляет об этическом значении любви, что оказывается важным отнюдь не только для пушкинской эпохи.

Научная новизна работы определяется тем, что в конечном итоге она позволяет с новой точки зрения взглянуть на роль русского фольклора в художественном мире Пушкина и на решение поэтом самой глубокой и самой лирической темы своего творчества - темы любви.

Предметом исследования является фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной», который стал сюжетообразующим в поэме «Руслан и Людмила» (1817-1820), драме «Русалка» (1829-1832) и сказках (1830-1834).

Основная цель работы - выделить и исследовать своеобразие движения названного мотива, определить его значение в художественном мире поэта, в динамике его творчества.

Цель определила следующие задачи: 1) в связи с тем, что о творчестве А.С. Пушкина написано огромное количество научных трудов, возникает необходимость обобщить и систематизировать те литературоведческие работы и мнения, которые касаются нашей темы, обозначить направления развития исследовательской мысли;

2) проанализировать поэму «Руслан и Людмила», драму «Русалка» и сказки с точки зрения их взаимосвязи с фольклорными произведениями;

3) проследить за развитием фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной» в творчестве А.С. Пушкина от его первой поэмы до произведений 1830-х годов;

4) указать на особенности художественного использования данного мотива А.С. Пушкиным;

5) обозначить нравственные проблемы, решаемые поэтом на основе народной этики, отраженной в русском народном творчестве. Методологическая основа исследования - генетический, сравнительно-исторический, топологический и ценностный методы литературоведения. Были учтены труды конца XIX - начала XX века (А.Н. Афанасьева, А.Н. Веселовского,

B.Я. Проппа) и современные научные работы (В.Н. Аношкиной (Касаткиной),

C.А. Джанумова, Т.В. Зуевой, B.C. Непомнящего, Н.Н. Скатова и другие).

Практическое значение работы. Материалы диссертации могут использоваться в педагогической практике преподавателей высших и средних специальных учебных заведений, а также в работе школьных учителей-словесников. Результаты исследования могут послужить основой спецкурсов и спецсеминаров по истории русской литературы первой трети XIX века, а также по фольклористике.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Движение фольклорного мотива "поиск утраченной возлюбленной" в творчестве А.С. Пушкина: от поэмы "Руслан и Людмила" к сказкам"

Заключение

Утверждение ценности возвышенной, верной любви, начиная с ранних лицейских стихотворений в стиле французской легкой поэзии и заканчивая драматургией, сказками, прозой и углубленно-сосредоточенной лирикой 1830-х годов, неизменно является доминантой художественного мира А.С. Пушкина. Его размышления о значении любви в жизни человека включает в себя философско-этическую проблематику и круг мотивов, к которым поэт обращался постоянно, давая им разную интерпретацию и оценку. Одним из таких устойчивых мотивов пушкинской любовной темы оказывается мотив поиска утраченной возлюбленной. Особенно ярок он в произведениях с эпической фольклорной основой, таких как поэма «Руслан и Людмила», драма «Русалка» и «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях». Названные произведения создавались под непосредственным воздействием русского народного творчества. Пушкин использовал богатые художественные средства фольклора для воплощения своих творческих замыслов.

Поэма «Руслан и Людмила» появилась в предромантический период развития русской литературы, когда писатели были увлечены идеей создания новой (в противоположность классицистической) поэмы, «русской эпопеи», основанной на историческом и фольклорном материале. Пушкин, учитывая литературную потребность своей эпохи в произведении, ориентированном на русский фольклор, написал легкую, изящную сказочную поэму с многочисленными литературными и фольклорными реминисценциями, лирическими отступлениями и неожиданными отклонениями от основного сюжета, способствующими созданию атмосферы шутливой игры автора с читателями. В пушкиноведении (в работах Б.В. Томашевского, А.Л. Слонимского, Ю.В. Стенника и др.) за «Русланом и Людмилой» закрепилось определение «лиро-эпическия поэма», так как в ней эпос соединяется с другими литературными жанрами: балладой, элегией, шутливыми дружескими посланиями. Кроме того, поэма включает в себя два сюжета: эпический (фольклорно-сказочный) и лирический (авторский).

Для эпического сюжета «Руслана и Людмилы» Пушкин избрал традиционную схему народного эпоса «потеря - поиск — обретение» в ее сказочном варианте: витязь едет на поиски похищенной злым чародеем супруги, после долгих странствий и разнообразных приключений находит ее и возвращается домой. Этот событийный ряд присутствует в таких известных народных сказках, как «Царевна-лягушка», «Марья Моревна», «Иван-солдат» и многих других, в которых сюжетообразующим, программирующим и обусловливающим сюжетное развитие, является мотив «поиск утраченной возлюбленной». В пушкинской поэме данный мотив видоизменяется, соединяясь с другими фольклорными и литературными мотивами, и в конечном итоге становится творчески преобразованным вариантом сказочного мотива, реализующим художественный замысел автора.

Мотив поисков утраченной возлюбленной в поэме «Руслан и Людмила» сопровождается мотивами любовного соперничества, пути и судьбы. За Людмилой вместе с Русланом отправляются Рогдай, Ратмир и Фарлаф, каждый из которых, а не только главный герой, проходит путь от «потери» до «обретения». Все они лишились возлюбленной: Руслан - сразу же после свадьбы, его соперники - несколько раньше, когда Людмила предпочла им другого. Повествование о приключениях соперников Руслана позволило Пушкину не только разнообразить сказочный сюжет, но и усложнить его путем включения в эпическую ткань поэмы лирических жанров. Во время поисков все персонажи поэмы, кроме Руслана, отклонились от избранного на распутье дороги пути и, следовательно, вышли из сферы влияния мотива утраченной возлюбленной, но таким образом совершилась и их судьба. Отправившись на поиски возлюбленной в эпическом пространстве сказки, они, поддавшись нравственным искушением пути, попали в традиционные ситуации популярных в начале XIX века баллад и элегий, признанными мастерами которых были В.А. Жуковский и К.Н. Батюшков.

Именно уклонение героев от сюжетообразующего эпического мотива дало возможность автору подключить к поэмному повествованию устойчивые мотивы, образы и ситуации лирических жанров, осуществить литературную жанровую игру, что привело к изменению классической семантики эпоса. Судьба соперников Руслана осуществилась в рамках эпической схемы «потеря - поиск - обретение», но художественными средствами лирики. В конце своего пути он обрели поэтически условных возлюбленных: Рогдай - русалку, Ратмир - пастушку, Фарлаф -«очарованную» девицу. Тем самым Пушкин еще раз подчеркнул ценность взаимной любви главных героев, достижение которой оказывается объективно возможным именно в эпическом художественном пространстве.

Собственно эпическая линия и эпический сюжетообразующий мотив поиска утраченной возлюбленной связаны в поэме только с образом Руслана, поступки которого совпадают с характерными для сказки функциями главного героя, выделенными В.Я. Проппом в его монографии «Морфология волшебной сказки».

Сюжет поэмы имеет кольцевую композицию: повествование, в центре которого - хронотоп «чужой мир в авантюрном времени» (определение М.М. Бахтина), начинается и заканчивается семейным пиром у легендарного киевского князя. Тем самым Пушкин, следуя морали русских народных сказок, подчеркивает ценность семейного счастья, ради которого герои преодолевают все испытания. Мотив поиска утраченной возлюбленной полностью реализуется в эпическом финале поэмы, когда героиня просыпается от очарованного сна и оказывается в объятиях любящего супруга и радостного отца.

Как и в поэме «Руслан и Людмила», в пьесе «Русалка» мотив утраченной возлюбленной в его традиционной сказочной форме «потеря -поиск - обретение», характерной для сказки, тоже оказывается центральным, сюжетообразующим. Но сюжет «Русалки» не соответствует традиционному построению сюжета народной сказки. В сказках герой, преодолев ряд препятствий, пройдя через испытания, получает желаемое. Именно такая схема составила основу поэмы «Руслан и Людмила». Путь сказочного героя -это путь к счастью. В «Русалке» же Князь в самом начале драматического действия отказывается от любви и счастья, а его возлюбленная погибает. Дальнейшее развитие сюжета раскрывает внутреннюю драму героя, который осознает свою вину, раскаивается в ней, но исправить что-либо уже не может.

Сюжетное построение и содержание «Русалки» восходит не к сказке, а к другому фольклорному жанру - быличке. Это устный рассказ о сверхъестественных силах, о вмешательстве в людскую жизнь всемогущей воли существ из низшей народной демонологии, таких как леший, домовой, водяной, русалка, кикимора, банник, овинник, огненный змей и другие. В сборнике Д.Н. Садовникова «Сказки и предания Самарского края» (первое издание - СПб., 1884) напечатан народный рассказ «Марина-Русалка», и сюжетом, и композицией напоминающий драму Пушкина. Сначала в рассказе, как и в пушкинской «Русалке», приводится реальная история любви и размолвки героев, а во второй части утопившаяся с горя героиня превращается в русалку, и повествование переносится из реального мира в мир мифологических поверий. В первой сцене «Русалки» реализуется первый элемент сказочной сюжетной схемы - «потеря»: главные герои драмы, любящие друг друга, расстаются. Основной сюжетообразующий мотив этой сцены - мотив неравной любви, который часто встречается в народных любовных песнях и сказках, впоследствии трансформируется в мотив возмездия и мотив утраченного счастья. С момента гибели Дочери Мельника действие пьесы развиваться под знаком новой беды, которая грозит Князем. Вся вторая часть пьесы, действие которой происходит спустя семь лет, посвящена раскрытию внутреннего мира героя, его личной трагедии.

Основной мотив второй части драмы «Русалка», соответствующий сюжетному элементу «поиск», - мотив утраченной возлюбленной реализуется в переживаниях Князя. Тоска по умершей возлюбленной -таково психологическое настроение героя. Это чувство предают некоторые народные песни. Мотив тоски по умершей возлюбленной объединяет и многие лирические произведения Пушкина («Придет ужасный час. твои небесны очи.», «Под небом голубым страны своей родной.» «Воспоминания» («Когда для смертного умолкнет шумный день.») «Заклинание» «Для берегов отчизны дальной.», «Прощание»). Таким образом, в размышлениях и переживаниях Князя обнаруживаются важные для пушкинского творчества мотивы и темы, что придает особую значимость драматическому характеру Князя и проблематике драмы «Русалка» в целом.

Так как трагедия «Русалка» осталась незаконченной, то можно только строить предположения о том, как Пушкин планировал завершить свою пьесу. В.Г. Белинский считал, что Князь должен погибнуть, увлеченный русалками на дно Днепра. При таком завершении действия оба сюжетообразующих мотива — и мотив возмездия, и мотив утраченного счастья — оказываются реализованными. Русалка добивается исполнения своего желания, губит Князя и таким образом осуществляет свою месть. Князь же это возмездие может воспринять как способ соединиться с любимой женщиной и искупить свою вину перед ней, как способ вновь обрести счастье. Такой финал на фантастическом, мифологическом уровне пьесы выглядит счастливым: главные герои в конечном итоге получают желаемое. В реальном же мире гибель Князя — трагедия. Его духовное развитие прерывается. Нравственного обновления и возрождения, которые могли бы совершиться в страдающей душе Князя, не происходит.

Фантастический образ «холодной и могучей» русалки можно рассматривать как символ неспокойной и властной совести Князя. Возможно, поэтому Пушкин, написав практически всю пьесу целиком, так и не показал развязку сюжета. Наказанием для Князя стала не русалочья месть, а муки совести, которые дают надежду на духовное очищение и возрождение.

Создавая свои сказки, Пушкин использовал фольклорные сюжетообразующие мотивы, которые характерны для русских народных сказок, за исключением незаконченной «Сказки о медведихе», основанной на мотиве фольклорного плача. В «Сказке о попе и о работнике его Балде» это мотив расплаты по заключенной сделке; в «Сказке о медведихе» - народнопоэтический мотив гибели-утраты семьи; в «Сказке о царе Салтане» эпический мотив оклеветанной и невинно гонимой жены переплетается с мотивом о чудесной деве-помощнице; «Сказка о рыбаке и рыбке» построена на мотиве наказания за непомерную жадность и тщеславие; взятый за основу «Сказки о мертвой царевне» сюжет о злой мачехе и красавице падчерице Пушкин украсил фольклорным мотивом поиска исчезнувшей невесты; в «Сказке о золотом петушке» сюжетообразующим является мотив неосторожного обещания.

Фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной» прозвучал в трех сказках Пушкина: «О царе Салтане», «О золотом петушке» и «О мертвой царевне». В первой сказке он не обрел форму развернутого повествования о приключениях героя, который отправился искать пропавшую невесту или жену, а реализовался как психологический мотив, характеризующий внутреннее состояние царя Салтана, сидящего «с грустной думой на челе» в разлуке с женой и сыном, и князя Гвидона, готового идти за своей суженой «хоть за тридевять земель». В «Сказке о золотом петушке» мотив нечаянного обретения возлюбленной, которая исчезает так же таинственно и неожиданно, как и появилась, прозвучал как сопутствующий основному мотиву неосторожного обещания. Только в «Сказке о мертвой царевне» «поиск утраченной возлюбленной» стал сюжетообразующим, причем Пушкин включил его в сюжетный тип сказки о злой мачехе и невинно гонимой падчерице.

Апология верности и душевной красоты, заявленная в самом начале, определила последующее сюжетное развитие пушкинской сказки. С апологией верности связано повествование о любви королевича Елисея и царевны, основанное на мотиве утраченной возлюбленной в его традиционной эпической форме «потеря - поиск - обретение», с утверждением душевной красоты -повествование о злой мачехе и падчерице, построенное на сказочном мотиве невинно гонимой девушки. В «Сказке о мертвой царевне» мотивы утраченной возлюбленной и невинно гонимой девушки разграничить трудно; переплетаясь и взаимопроникая друг в друга, они создают единый сюжетообразующий мотив, который является художественным творением Пушкина. То обстоятельство, что поэт намеренно ввел в фольклорный сюжет о мачехе и падчерице не характерный для него мотив «поиск утраченной возлюбленной», говорит об особом отношении автора к проблеме верности и преданности; на протяжении всего творческого пути он показывал и воспевал неугасающую и всепобеждающую любовь, которую герои проносят неизменной через трудности и испытания.

Итак, В «Сказке о мертвой царевне» Пушкин, основываясь на традиционных фольклорных мотивах, в рамках канона народной волшебной сказки создает свой собственный сюжет о настоящей красоте, верности и любви такой силы, что от нее можно умереть (как царица-мать), но ею можно и вернуть к жизни любимую (как королевич Елисей).

В итоге диссертационного исследования на тему «Движение фольклорного мотива «поиск утраченной возлюбленной» в творчестве А.С. Пушкина: от поэмы «Руслан и Людмила» к сказкам» мы пришли к следующим выводам:

1. Начиная с первых шагов на литературном поприще Пушкин стремился к творческому овладению богатствами русского народного творчества. Поставив перед собой цель написать эпическое произведение «в народном духе», он ввел в поэму «Руслан и Людмила» фольклорный мотив «поиск утраченной возлюбленной» и на его основе создал свой собственный сюжет, развивающийся в рамках типичных для народных сказок «функций действующих лиц» (В.Я. Пропп). Кроме того, отмеченный мотив поэт использовал и в не свойственных эпическим жанрам балладных и элегических ситуациях, введенных в поэму.

2. В неоконченной драме «Русалка» народно-сказочный мотив «поиск утраченной возлюбленной» тоже стал сюжетообразующим. Свою пьесу Пушкин строит не по канону волшебной сказки, а по канону другого фольклорного жанра - былички, в связи с чем указанный мотив подвергается творческому переосмыслению. Он звучит как тоска по умершей возлюбленной и реализуется на уровне лирических монологов Князя.

3. Сказочный мотив поиска утраченной возлюбленной и лирическая тоска по умершей возлюбленной в творчестве Пушкина объединились и получили развитие в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях». Взяв за основу сказочный сюжетный тип «Волшебное зеркальце» с центральным мотивом злой мачехи и невинно гонимой девушки, поэт включил в него и «поиск утраченной возлюбленной», в результате чего сложился новый сказочный сюжет, который впоследствии был заимствован фольклором и зафиксирован в сборниках народных сказок конца XIX - начала XX века. Традиционные сказочные сюжеты, мотивы и образы Пушкин разрабатывает в рамках этических и эстетических категорий своего художественного мира, наполняя сказки собственными творческими темами, которые преломляются через исконные нравственные понятия народа.

4. Мотив «поиск утраченной возлюбленной», выделенный в различных по времени создания произведениях Пушкина, по-разному осмысляется и используется автором, что обусловлено, во-первых, изменением художественного метода Пушкина (от предромантизма и романтизма к «истинному романтизму» - реализму), во-вторых, - изменением философских основ творчества поэта в сторону христианских моральных ценностей.

Фольклорный «поиск утраченной возлюбленной», художественно преобразованный А.С. Пушкиным, стал одним из постоянных мотивов его творчества, с помощью которого русский гений создал свою концепцию любви, основанную на этических воззрениях народа.

Список научной литературыСтепочкина, Светлана Юрьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: В 6 т. / Библиотека великих писателей под ред. С.А. Венгерова. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1907-1910.

2. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. М.-Л.: АН СССР, 1937-1949 (т. 17-Справочный. М., 1959).

3. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В Ют. / Под ред. Б.В. Томашевскрго. Изд. 2. М.-Л., 1956-1958.

4. Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. М.: Худ. лит.: 1974-1978.

5. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 17т./ Репр. изд. 1937 г. М.: Воскресенье, 1994-1997.

6. Пушкин А.С.Полн. собр. соч.: В 20 т. / РАН: Институт русской литературы (Пушкинский дом). СПб.: Наука, 1999 -. -.

7. Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов А.В. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994.

8. Агранович С.З., Рассовская Л.П. Историзм Пушкина и поэтика фольклора. Изд-во Саратовского ун-та, Куйбышевский филиал. 1987.

9. Азадовский М.К. Пушкин и фольклор // Пушкин. Временник пушкинской комиссии. М.-Л., 1937. Т. 3.

10. Азадовский М.К. История русской фольклористики: В 2 т. М.-Л., 1958-1963.

11. И. Азадовский М.К. Сказки Пушкина// А. Пушкин. Сказки. Л., 1936.

12. Азадовский М.К. Статьи о литературе и фольклоре. М.-Л, 1960.

13. Акимова Т.М. Заметки о народности жанра сказок Пушкина // Фольклор народов РСФСР: Межвузовский научный сборник. Уфа, 1976.

14. Алексеев М.П. Пушкин и мировая литература. Л., 1987.

15. Алексеев М.П Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л, 1972.

16. Андреев Н.П. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне. Л., 1929.

17. Аникин В.П. Лиро-эпическая структура поэмы «Руслан и Людмила» // Вопросы поэтики литературы и фольклора. Воронеж, 1977.

18. Аникин В.П. Писатели и народная сказка // Русские сказки в обработке писателей. М., 1969.

19. Аникин В.П. Русское устное народное творчество: Учеб. М., 2001.

20. Аникин В.П. Теория фольклора: Курс лекций. М., 1996.

21. Аникин В.П. Фольклор в лирике А.С. Пушкина (методологические заметки) // Филологические науки. М., 1999, № 3.

22. Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. М., 1984.

23. Аношкина В.Н. Предромантизм как переходное явление // История русской литературы XIX века. 1800-1830-е годы: В 2 ч. Ч. 1. М., 2001.

24. Арапов П. Летопись русского театра. СПб., 1861.

25. Арденс Н.Н. Драматургия и театр А.С. Пушкина. М., 1939.

26. Арзамас. Сб.: В 2 кн. / Под ред. В.Э. Вацуро, А.Л. Оповата. М., 1994.

27. Арзамас и арзамасские протоколы. Л., 1933.

28. Артамонов С.Д. История зарубежной литературы XVI -XVIII веков. М., 1978.

29. Архангельский А.Н. Герои Пушкина. Очерки литературной характерологии. М., 1999.

30. Архипова А.В. Историческая трагедия эпохи романтизма // Русский романтизм. Л., 1978.

31. Архипова А.В. О русском предромантизме // Русская литература. Л., 1978, №1.

32. Архипова А.В. Проблема национальной самобытности в русской литературе первой четверти XIX века (эпоха становления романтизма) // Русская литература и фольклор (первая половина XIX века). Л., 1976.

33. Астафьев О.В. Драма Пушкина «Русалка» (Опыт идейно-художественного анализа) // Ученые записки Таганрогского пед. института. Вып. 1. Таганрог, 1956.

34. Астахов И.Б. Драматические произведения Пушкина и народность. Свердловск, 1937.

35. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки: В 3 т. М., 1957.

36. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М., 1994.

37. Ахматова А.А. О Пушкине. Статьи и заметки. JI., 1977.

38. Ахметшин Б.Г. Пушкин и народное творчество: Поэма А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» и русский сказочный и героический эпос // Бельские просторы. Уфа, 1999, №11.

39. Ахметшин Б.Г. Сказочные и эпические мотивы поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Вестник Челябинского университета. Серия 2. Филология. Челябинск, 1999, № 2.

40. Бальбуров Э.А. Мотив и канон // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы»: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998.

41. Баратынский Е.А. Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма. М., 1951.

42. Батюшклв К.Н. Опыты в стихах и прозе. М., 1977.

43. Батюшков К.Н. Полн. собр. стихотворений / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Н.В. Фридмана. М.-Л., 1964 (Б-ка поэта. Большая серия, 2-е изд.).

44. Бахтин М.М. Эпос и роман // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи / Сост. С. Бочаров и В. Кожинов. М., 1986.

45. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М.-Л., 1953- 1959.

46. Белкин Д.И. Читал ли А.С. Пушкин «Шакунталу» Калидасы? // Литературные связи и традиции. Горький, 1974.

47. Беляк Н.В., Виролайнен М.Н. «Маленькие трагедии» как культурный эпос новоевропейской истории (судьба личности судьба культуры) // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 14. М., 1991.

48. Березкина С.В. Сказки Пушкина и современная им литературная критика //Пушкин. Исследования и материалы. СПб., 1995. Т. 15.

49. Берковский Н.Я. Народно-лирическая трагедия Пушкина («Русалка») // Русская литература. Л., 1958, № 1.

50. Благой Д.Д. Душа в заветной лире: Очерки жизни и творчества Пушкина. Изд. 2. М., 1979.

51. Благой Д.Д. «Руслан и Людмила» Пушкина // Ученые записки Московского государственного университета. Вып. 127. М., 1948.

52. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1830). Кн. 1-2. М., 1950-1967.

53. Бонди С.М. Драматические произведения Пушкина // Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 4. М., 1975.

54. Бонди С.М. Комментарии // Пушкин А.С. Поли. собр. соч. Т. 7 (пробный). М.-Л., 1935.

55. Бонди С.М. Народный стих у Пушкина // Бонди С.М. Статьи и исследования. Изд. 2. М., 1983.

56. Бонди С.М. О Пушкине. Статьи и исследования. Изд. 2. М., 1983.

57. Бонди С.М. Поэмы Пушкина // Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 3. М., 1975.

58. Бонди С.М. Сказки Пушкина // Пушкин А.С. Собрание сочинений: В Ют. Т.З.М., 1975.

59. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина: Очерки. М.: Наука, 1974.

60. Бройтман С.Н. Историческая поэтика: Учебн. пособие. М., 2001.

61. Брюсов В.Я. Текст пушкинской «Русалки» // Русский архив, СПб., 1902, кн. 1, вып. 2.

62. Бугославский С.А. Русские народные песни в записи Пушкина // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Вып. 6.

63. Бурсов Б.И. Судьба Пушкина: Роман-исследование. Л., 1989.

64. Вайнштейн О.Б. Индивидуальный стиль в романтической поэтике // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994.

65. Вацуро В.Э. Лицейское творчество Пушкина // Пушкин А.С. Стихотворения лицейских лет. 1813-1817 / Ред. тома В.Э. Вацуро. СПб., 1994.

66. Ведерникова Н.М. Мотив и сюжет волшебной сказки // Филологические науки. М., 1970. № 2.

67. Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п. Материалы, собранные и приведенные в порядок П.В. Шейном. Т. 1, вып. 1, 2. СПб., 1898-1900.

68. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

69. Ветловская В.Е. Анализ эпического произведения: Проблемы поэтики. СПб., 2002.

70. Ветшева Н.Ж. Проблема поэмы в теории и практике арзамасцев // Проблемы метода и жанра. Вып. 10. Томск, 1983.

71. Ветшева Н.Ж. «Русская поэма» в концепции арзамасцев // Проблемы метода и жанра. Вып. 14. Томск, 1988.

72. Викторович В.А. Понятие мотива в литературоведческих исследованиях // Русская литература XIX века: Вопросы сюжета и композиции. Вып. 2. Горький, 1975.

73. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М. 1941.

74. Владимиров П.В. Происхождение «Руслана и Людмилы» А.С. Пушкина (1817-1820) // Университетские известия. Киев, 1895, № 6.

75. Владимиров П.В. Пушкин и его предшественники в русской литературе // Университетские известия. Киев, 1899, № 5.

76. Волков Г.Н. Мир Пушкина. М., 1989.

77. Волков P.M. Народные истоки поэмы-сказки А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Ученые записки Черновицкого гос. университета. Т. XIV. Серия филологическая, вып. 2. Львов, 1955.

78. Волков P.M. Народные истоки творчества А.С. Пушкина (баллады и сказки) // Ученые записки Черновицкого государственного университета. Т. 44. Серия филологических наук. Вып. 13. Черновцы, 1960.

79. Глумов А. Музыкальный мир Пушкина. М.-Л., 1950.

80. Глухов В.И. Лирика Пушкина в ее развитии. Иваново, 1998.

81. Гозенпуд А.А. Русский оперный театр XIX века (1836-1856). Л., 1969.

82. Горобцова Л.Г. «Руслани Людмила» Пушкина и Глинки // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Вып. 22. Л., 1988.

83. Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. Л., 1949.

84. Горохова P.M. Ариосто в России // Ариосто Л. Неистовый Роланд. Кн. 2. М., 1993.

85. Грехнев В.А. Мир пушкинской лирики. Нижний Новгород, 1994.

86. Греч Н. Учебная книга Российской словесности. Ч. 3. СПб., 1820.

87. Григорян Э.А., Лопатин В.В. Три Черномора // Русская речь. М., 1985, № 1.

88. Гринцер П.А. Древнеиндийский эпос. М., 1974.

89. Гроссман Л.П. Стиль и жанр поэмы «Руслан и Людмила» // Ученые записки Московского гос. пед. института им. В.П. Потемкина. Т. XLVIII, вып. 5. М., 1955.

90. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957.

91. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М., 1965.

92. Гуляев Н.А. Теория литературы: Учебное пособие для филологич. спец. пед. институтов. Изд. 2, испр. и доп. М., 1985.

93. Гуменная Г.Л. Ирония и сюжетосложение шутливой поэмы Пушкина («Руслан и Людмила») // Болдинские чтения. Горький, 1983.

94. Гуревич A.M. Пушкинская концепция романтизма // Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка. М., 1977. Т. 36, № 3.

95. Даль В.И. Воспоминания о Пушкине // А.С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. Т, 2. СПб., 1998.

96. Даль В.И. Полтора слова о нашем русском языке // Москвитянин. М., 1842. Ч. 1.

97. Даль В.И. Повести, рассказы, очерки, сказки. Горький, 1981.

98. Даль В.И. Пословицы русского народа. М., 1957.

99. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1978-1980.

100. Джаиумов С.А. Народные песни, пословицы и поговорки в художественной прозе А.С. Пушкина: Учебное пособие по спецкурсу. М., 1994.

101. Джанумов С. А Традиции песенного и афористического фольклора в творчестве А.С. Пушкина. М., 1998.

102. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / Под ред. А.А. Горелова. СПб., 2000.

103. Древняя религия славян. Сочинение Григория Глинки, профессора Дерптского университета. Митава, 1804.

104. Древняя российская вивлиофика. СПб., 1775.

105. Дружинин А.В. Литературная критика. М., 1983.

106. Елеонский С.Ф. Литература и народное творчество. М., 1956.

107. Ершов П.П. Конек-Горбунок: Избранные произведения и письма / Сост., подгот. текстов, вступит, статья и примеч. В.П. Зверева. М., 2005.

108. Жарникова С.В. Дорогами мифов (А.С. Пушкин и русская народная сказка) // Этнографическое обозрение. М., 2000, № 2.

109. Жданов И.Н. «Русалка» Пушкина и «Das Donayweibchen» Генслера // Жданов И.Н. Сочинения: В 2 т. Т. 2. СПб., 1907.110: Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы. Л., 1978.

110. Жирмунский В.М. Введение в литературоведение: Курс лекций / Под ред. З.И. Плавскина, В.В. Жирмунской. СПб,, 1996.

111. Жирмунский В.М. Предромантизм // История английской литературы. Т. 1. Вып. 2. М.-Л., 1945.

112. Жуковский В.А. Собр. соч.: В 4 т. М.-Л., 1959-1960.

113. Жуковский В.А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 1999 (изд. продолжается).

114. Забылин М. Русский народ: обычаи, обряды, предания, суеверия / Репринт 1880 года. М., 1996.

115. Загорский М.Б. Пушкин и театр. Л., 1940.

116. Замотан И.И. Ранние романтические веяния в русской литературе. Очерк из истории переходной литературной эпохи конца XVIII и начала XIX столетия. Варшава, 1900.

117. Замотан И.И. Романтизм 20-х годов XIX столетия в русской литературе. Изд. 2. СПб.-М., 1911.

118. Зеленин Д.К. Великорусские сказки Вятской губернии. СПб., 2002.

119. Зеленин Д.К. Великорусские сказки Пермской губернии. Пг., 1914.

120. Зеленин Д.К. Очерки русской мифологии. Вып. 1: Умершие неестественной смертью и русалки. Пг., 1916.

121. Зуева Т.В. Народная волшебная сказка в творческом развитии А.С. Пушкина // Фольклорные традиции в русской и советской литературе: Межвузовский сборник научных трудов. М., 1987.

122. Зуева Т.В. Сказки А.С. Пушкина. М.: Просвещение, 1989.

123. Зуева Т.В., Кидран Б.П. Русский фольклор: Учебник для высших учебных заведений. Изд. 2. М., 2000.

124. Зыховская Н.Л. Лейтмотивность художественного мышления Пушкина («Сказки» как единый цикл) // «Два века с Пушкиным»: Материалы Всероссийской научно-практической конференции 17-18 февраля 1999 г. Часть 1. Оренбург, 1999.

125. Иезуитова Р.В. Баллада в эпоху романтизма // Русский романтизм. Л., 1978.

126. Иезуитова Р.В. Пути развития романтической повести // Русская повесть XIX века. Л., 1973.

127. Измайлов Н.В. Очерки творчества Пушкина. Л., 1975.

128. Ильин И.А. Духовный смысл сказки // Ильин И.А. Одинокий художник: Статьи, речи, лекции. М., 1993.

129. История зарубежной литературы. Раннее средневековье и Возрождение / Под ред. В.М. Жирмунского. Изд. 2, перераб. М., 1959.

130. История романтизма в русской литературе (1790-1825) / Ред. коллегия:

131. A.С. Курилов (отв. ред.), К.В. Пигарев, С.В. Тураев, У.Р. Фохт, С.Е. Шаталов. М., 1978.

132. История русской драматургии XVII первая половина XIX века. Под ред. JI.M. Лотман. Л., 1982.

133. История русской литературы: В 4 т. Т. 2. От сентиментализма к романтизму и реализму. Л., 1981.

134. История русской поэмы. 1800-1830-е годы: В 2 ч. / Под ред.1. B.Н. Аношкиной. М., 1993.

135. Казин А.Л. Пушкин и чудо: К постановке проблемы (На материале пушкинских сказок) // Христианство и русская литература. Сборник 3. СПб., 1999.

136. Карамзин Н.М. История Государства Российского: В 12 т. М., 1993.

137. Касаткина В.Н. Предромантизм в русской лирике. К.Н. Батюшков, Н.И. Гнедич: Учебное пособие по спецкурсу. М.: МОПИ им. Н.К. Крупской, 1987.

138. Касаткина В.Н. Романтическая муза Пушкина. М., 2001.

139. Касаткина В.Н., Михеева Т.С., Совалин B.C. Литературно-фольклорные истоки русской лирики первой четверти XIX века. М., 1989.

140. Кибальник С.А. Художественная философия Пушкина. СПб., 1999.

141. Колесницкая И.М. Сказки // Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М.-Л., 1966.

142. Колпакова Н.П. Лирика русской свадьбы. Л., 1973.

143. Корепова К.Е. Пушкинские записи свадебных песен и нижегородская обрядовая традиция // Болдинские чтения. Горький, 1978.

144. Корш Ф.Е. Разбор вопроса о подлинности окончания «Русалки» А.С. Пушкина по записи Д.П. Зуева. СПб., 1898.

145. Кохановская (Н.С. Соханская). Несколько русских песен // Русская беседа, 1860.

146. Кошелев В.А. Первая книга Пушкина. Томск, 1997.

147. Красухин Г.Г. Покой и воля. Некоторые проблемы пушкинского творчества. М., 1987.

148. Криничная Н.А. Русская народная историческая проза: Вопросы генезиса и структуры. JL, 1987.

149. Круглов Ю.Г. Русские свадебные песни. М., 1978.

150. Куканов JI.M. К проблеме традиций и новаторства в «Руслане и Людмиле» Пушкина и роль радищевского начала // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1973.

151. Кукушкина Е.Д. Комическая опера XVIII века // История русской драматургии. XVII первая половина XIX века. Л., 1982.

152. Кулешов В.И. Жизнь и творчество А.С. Пушкина. М., 1987.

153. Кусков В.В. Мотивы древнерусской литературы в русской романтической поэзии первой четверти XIX в. М., 1973.

154. Кюхельбекер В.К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979.

155. Ладыгин М.Б. Предромантизм в мировой литературе. М., 2000.

156. Лазутин С.Г. Русские народные лирические песни, частушки и пословицы. М., 1990.

157. Лапкина Г.А. А.С. Пушкин // Русские драматурги XVIII-XIX веков: В 3 т. / Под ред. Б.С. Мейлаха. М.-Л., 1961.

158. Ларионова М.Ч. Фольклорно-мифологические мотивы и образы в драме А.С. Пушкина «Русалка» // Проблемы изучения русской и зарубежной литературы. Таганрог, 1999.

159. Левин Ю.Д. Оссианизм в русской литературе. Конец конца XVIII -первая треть XIX века. Л., 1980.

160. Левинтон Г.А. К проблеме изучения повествовательного фольклора// Типологические исследования по фольклору. М., 1975.

161. Леонова Т.Г. Русская литературная сказка XIX века в ее отношении к народной сказке (поэтическая система жанра в историческом развитии). Томск, 1982.

162. Лесскис Г.А. Пушкинский путь в русской литературе. М., 1993.

163. Литвиненко Н.Г. Пушкин и театр. Формирование театральных воззрений. М., 1974.

164. Литературная критика 1800-1820-х годов. М., 1980.

165. Литературные салоны и кружки. Первая половина XIX века. М.-Л., 1930.

166. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 3. М., 1979.

167. Лобанов М.А. Болдинские параллели к сцене «Княжеский терем» в «Русалке» // Временник пушкинской комиссии. Вып. 21. Л., 1987.

168. Лотман Ю.М. О содержании и структуре понятия «художественная литература» // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1973.

169. Лотман Ю.М. Пушкин. СПб., 2000.

170. Лотман Ю.М. О содержании и структуре понятия «художественная литература» // Проблемы поэтики и истории литературы (сборник статей). Саранск, 1973.

171. Лотман Ю.М. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Лотман Ю.М. Статьи по типологии культуры: В 2 т. Тарту, 1973. Т. 2.

172. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

173. Лупанова И.П. К вопросу о народно-сказочных истоках поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Ученые записки Петрозаводского университета. Т. VII, вып. 1. Исторические и филологические науки. 1957. Петрозаводск, 1958.

174. Лупанова И.П. О фольклорных истоках женских образов в «Сказках» А.С. Пушкина // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. М., 1958. № 3.

175. Лупанова И.П. Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века. Петрозаводск, 1959.

176. Майкова А.Н. Архетипы и архетипические образы (на примере сказки о Царевне-лягушке и мифа о Гильгамеше) // Филологические науки, 1994, № 4.

177. Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М., 1981.

178. Макаров М.Н. Догадки из истории русских сказок // Московский телеграф, 1830, ч. 36, № 22.

179. Макаров М.Н. Листки из пробных листков для составления истории русских сказок // Телескоп. М., 1833, № 17, ч. 17.

180. Макогоненко Г.П. Творчество А.С. Пушкина в 1830-е годы (18331836). М., 1982.

181. Манн Ю.В. Автор и повествование // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994.

182. Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М., 1995.

183. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М., 1976.

184. Манн Ю.В. Русская литература XIX века: Эпоха романтизма: Учебное пособие для вузов. М., 2001.

185. Мануйлов В.А. «Русалка» Пушкина // Кремлев П.А. и Мануйлов В.А. «Русалка». Опера в 4-х действиях А.С. Даргомыжского. Л., 1936.

186. Маршак С.Я. О сказках Пушкина // Маршак С.Я. Сочинения: В 4 т. Т. 4. М., 1960.

187. Махов А.Е. Предромантизм // в кн.: Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. М., 2001.

188. Махов А.Е. Романтизм // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. М., 2001.

189. Медриш Д.Н. Народные приметы и поверья в поэтическом мире А.С. Пушкина // Московский Пушкинист. М., 1996, № 3.

190. Медриш Д.Н. Путешествие в Лукоморье. Сказки Пушкина и народная культура. Волгоград, 1992.

191. Медриш Д.Н. Слово и событие в сказках Пушкина // Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики. Саратов, 1980.

192. Медриш Д.Н. Фольклоризм Пушкина: Вопросы поэтики. Волгоград, 1987.

193. Мейлах Б.С. О преемственности тем в литературном процессе // Искусство слова. М., 1973.

194. Мейлах Б.С. Пушкин и его эпоха. М., 1958.

195. Мелетинский Е.М. Герой волшебной сказки. Происхождение образа. М., 1958.

196. Мелетинский Е.М. «Историческая поэтика» А.Н. Веселовского и проблема происхождения повествовательной литературы // Историческая поэтика: итоги и перспективы изучения. М., 1986.

197. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах (Чтения по истории и теории культуры. Вып. 4). М., 1994.

198. Мелетинский Е.М. Структурно-топологическое изучение сказки // Структура волшебной сказки. М., 2001.

199. Мелетинский Е.М., Неклюдов С.Ю., Новик Е.С., Сегал Д.М. Проблемы структурного описания волшебной сказки // Структура волшебной сказки. М., 2001.

200. Мерзляков А. Краткое начертание теории изящной словесности: В 2 ч. М., 1822.

201. Миллер Вс. Пушкин как поэт-этнограф // Этнографическое обозрение. М., 1899, № 1.

202. Миронов А.В. Мотивный анализ: истоки и сущность // Грехневские чтения. Нижний Новгород, 2001.

203. Мифология славян. Загробный мир по древнерусским представлениям. СПб., 1999.

204. Михеев Ю.Э. Фольклорное время в трагедии А.С. Пушкина «Русалка» // Литература и фольклорная традиция: Тезисы докладов научной конференции 15-17 сентября 1993 г. Волгоград, 1993.

205. Модзалевский Б.Л. Библиотека А.С. Пушкина. Библиографическое описание. СПб., 1910 (Репринтное издание. М., 1988).

206. Морозов И.А. Женитьба добра молодца. М., 1998.

207. Морозов П.О. Русалка // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. / Под ред. С .А. Венгерова. Т. 3. СПб., 1909.

208. Москвичева Г.В. К проблеме художественной целостности поэмы

209. A.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Болдинские чтения. Горький, 1990.

210. Мохов И.А. К вопросу об изучении сказок Пушкина / Глава из работы «Сказки А.С. Пушкина» // Ставропольский педагогический институт. Сборник Трудов. Вып. 4. Ставрополь, 1949.

211. Назарова Л.Н. К истории создания поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 1. М.-Л., 1956.

212. Народные лирические песни. Л., 1961.

213. Незеленов А.И. А.С. Пушкин в его поэзии. СПб., 1882.

214. Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984.

215. Немзер А. «Сии чудесные виденья.»: Время и баллады

216. B.А.Жуковского // Зорин А., Немзер А., Зубков Н. Свой подвиг свершив. М., 1987.

217. Непомнящий B.C. Заметки о сказках Пушкина // Вопросы литературы. М., 1972, № 3.

218. Непомнящий B.C. Поэзия и судьба. Над страницами духовной биографии Пушкина. Изд. 2. М., 1987.

219. Непомнящий B.C. Пушкин: Русская картина мира. М., 1999.

220. Никифорова А.П. Традиции русской поэзии XVIII века в поэме А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Проблемы литературной преемственности в свете марксистко-ленинского сравнительного литературоведения. Сборник научных трудов. Фрунзе, 1987.

221. Новиков Н.В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л., 1974.

222. Новикова A.M. Русская поэзия XVIII первой половины XIX века и народная песня. М., 1982.

223. Остолопов Н. Словарь древней и новой поэзии. Ч. 3. СПб., 1821.

224. От классицизма к романтизму. Из истории международных связей русской литературы / Отв. ред. М.П. Алексеев. JL, 1970.

225. Пелисов Г.А. О фольклорных основах «Сказок» А.С. Пушкина // Советская этнография, 1950, № 4.

226. Песни, сказки, пословицы, поговорки и загадки, собранные НА. Иваницким в Вологодской губернии / Подготовка текстов НА. Новиковой. Вологда, 1960.

227. Петров С.М. А.С. Пушкин: Очерк жизни и творчества. М., 1973.

228. Петрунина Н.Н. К творческой истории поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Русская литература. СПб., 1992, № 4.

229. Петрунина Н.Н. Орест Сомов и его проза // Сомов О.М. Были и небылицы. М., 1984.

230. Писатели натуральной школы // Русская литература и фольклор (вторая половина XIX века). Л., 1976, вып. 3.

231. Письма В.А. Жуковского к А.И. Тургеневу. М., 1895.

232. Подделка «Русалки» Пушкина: Сборник статей и заметок / Сост. А.С. Суворин. СПб., 1900.

233. Подцубная Р.Н. О жанровой поэтике сказок А.С. Пушкина (к вопросу о соотношении фольклорной и литературной сказки в творчестве писателя) // Вопросы русской литературы. Вып. 2 (48). Львов, 1986.

234. Поддубная Р.Н. Сюжет «возмездия» и фантастика в «Русалке» Пушкина // Автор. Жанр. Сюжет: Межвуз. сборник научных трудов. Калининград, 1991.

235. Полевой К. О новом направлении в русской словесности // Московский телеграф. М., 1834. Ч. 56, № 5.

236. Полевой К. Современная русская библиография // Московский телеграф. М., 1832. Ч. 43, № 4.

237. Поливанов JI.И. «Руслан и Людмила» (1817 1820) // Сочинения А.С. Пушкина с объяснением их и сводом отзывов критики / Издание Льва Поливанова для семьи и школы. М., 1887. Т. 2.

238. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975.

239. Попов М.И. Описание древнего славянского языческого баснословия. 1768.

240. Проблемы романтизма. Тверь, 1990.

241. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 2000.

242. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. М., 2001.

243. Пропп В.Я. Морфология сказки. Л., 1928.

244. Пропп В.Я. Русская сказка. Л., 1984.

245. Проскурин О.А. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М., 1999.

246. Путилов Б.Н. Веселовский и проблемы фольклорного мотива // Наследие Александра Веселовского. Исследования и материалы. СПб., 1992.

247. Путилов Б.Н. Героический эпос и действительность. Л., 1988.

248. Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору. М., 1975.

249. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994.

250. Пушкарев Л.Н. Неоконченные споры вокруг образа Руслана // Этнографическое обозрение. М., 1999, № 3.

251. Пушкарев Л.Н. Сказка о Еруслане Лазаревиче. М., 1980.

252. Пушкин в дневнике Франтишка Малевского. Публикация Т. Цявловской // Литературное наследство. М., 1952. Т. 58.

253. Пушкин в прижизненной критике. 1820-1827 / Под ред. В.Э. Вацуро, С.А. Фомичева. СПб., 1996.

254. Пушкин в русской критике. Сб. статей. Изд. 2, испр. М., 1953.

255. Пушкин в русской философской критике. Конец XIX первая половина XX в. М., 1990.

256. Пушкин. Итоги и проблемы изучения. Коллективная монография / Под ред. Б.П. Городецкого, Н.В. Измайлова, Б.С. Мейлаха. M.-JL, 1966.

257. Разживин А.И. «Чародейство красных вымыслов». Эстетика русской предромантической поэмы. Киров, 2001.

258. Разживин А.И. Предромантическая поэма // История русской поэмы. 1800-1830-е годы: В 2 ч. / Под ред. Аношкиной В.Н. Ч. 1. Становление и развитие романтической поэмы. М., 1993.

259. Ранние романтические веяния. Из истории международных связей русской литературы / Отв. ред. М.П. Алексеев. Л., 1972.

260. Рассадин С.Б. Драматург Пушкин: Поэтика. Идеи. Эволюция. М., 1977.

261. Рецептер В., Шемякин М. Возвращение пушкинской Русалки. СПб., 1998.

262. Рецептер В.Э. Высокая трагедия («Русалка» и драматическая реформа Пушкина) // Московский пушкинист. М., 1997, № 4.

263. Рецептер В.Э. История читательских заблуждений // Рецептер В., Шемякин М. Возвращение пушкинской Русалки. СПб., 1998.

264. Рецептер В.Э. Над рукописью «Русалки» // Вопросы литературы. М., 1976, №2.

265. Рецептер В.Э. О композиции «Русалки» // Русская литература. Л., 1978, №3.

266. Романтизм: Вопросы эстетики и художественной практики. Тверь, 1992.

267. Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М.-Л., 1935.

268. Русская драматургия XVIII-XIX веков: Монографические очерки: В 3 т. / Под ред. Б.С. Мейлаха. М.-Л., 1961.

269. Русская сказка в ранних записях и публикациях (XVI-XVIII века) / Подгот. Н.В. Новиков. Л., 1971.

270. Русские народные песни / Вступит, статья, составление и примечания A.M. Новиковой. М., 1957.

271. Русские сказки в записях и публикациях первой половины XIX века / Подгот. Н.В. Новиков. M.-JI.: Изд-во АН СССР, 1961.

272. Русский романтизм / Под ред. Н.А. Гуляева. М., 1974.

273. Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М., 1988.

274. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1994.

275. Савушкина Н.И. Русский народный театр. М., 1976.

276. Садовников Д.Н. Сказки и предания Самарского края. Вып. 1-2. Самара, 1993

277. Сандомирская В.Б. Русская драматургия первой половины XIX века // Русские драматурги: В 3 т. M.-JL, 1961.

278. Сванидзе А. «Сказка ложь, да в ней намек.» // Знание - сила. М., 2000. №. 11.

279. Северные сказки. Сборник Н.Е. Ончукова: В 2 кн. СПб. 1998.

280. Сидельников В.М. Фольклоризация произведений Пушкина // Пушкин на юге: Труды пушкинской конференции Одессы и Кишинева. Кишинев, 1961.

281. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: Очерк историографии. Новосибирск, 1999.

282. Сиповский В.В. «Руслан и Людмила» (К литературной истории поэмы) // Пушкин и его современники. Материалы и исследования. Вып. IV. СПб., 1906.

283. Сказки и легенды пушкинских мест / Записи на местах, наблюдения и исследования В.И. Чернышева. М.-Л., 1950.

284. Сказки и преданья Северного края / Запись, вступит, статья и комментарии И.В. Карнауховой. М.-Л., 1934.

285. Сказки из разных мест Сибири / Под ред. М.К. Азадовского. Иркутск, 1928.

286. Сказки Красноярского края. Сборник М.В. Красноженовой. Л., 1937.

287. Скатов Н.Н. Русский гений. М., 1987.

288. Скачкова С.В. Из истории русской литературной сказки (Жуковский и Пушкин) // Русская литература. Д., 1984. № 4.

289. Сквозников В.Д. Лирика Пушкина. М., 1975.

290. Сквозников В.Д, Пушкин. Историческая мысль поэта. М., 1999.

291. Словарь языка Пушкина: В 4 т. / Отв. ред. В.В. Виноградов. Изд. 2. М., 2000.

292. Слонимский А.Л. Мастерство Пушкина. Изд. 2. М., 1963.

293. Слонимский А.Л. Первая поэма Пушкина // Пушкин. Временник пушкинской комиссии, 3. М.-Л., 1937.

294. Смирнов А.А. Романтическая лирика А.С. Пушкина. М., 1994.

295. Смирнов В.И. Народные похороны и причитания в Костромском крае. Кострома, 1920.

296. Снегирев И. Русальная неделя // Вестник Европы. М., 1927, № 8.

297. Собрание народных песен П.В. Киреевского: В 2 т. Л., 1983-1986.

298. Собрание русских народных песен с их голосами, положенных на музыку Иваном Прачем. СПб., 1806.

299. Соймонов А.А. Проблема фольклоризма в творчестве А.С. Пушкина 30-х годов XIX века и его собрание народных песен // Соймонов А.А. П.В. Киреевский и его собрание народных песен. Л., 1971.

300. Соймонов А.Д. А.С. Пушкин // Русская литература и фольклор (первая половина XIX века). Л., 1976.

301. Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. М., 1955.

302. Соколов Б., Соколов Ю. Сказки и песни Белозерского края. М., 1915.

303. Соколов Ю.М. Пушкин и народное творчество // Литературный критик. М., 1937, № 1.

304. Сочинения М.Д. Чулкова. Т. 1. Собрание разных песен. СПб., 1913.

305. Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказка / Составители: Л.Г. Бараг, И.П. Березовский, К.П. Кабашников, Н.В.Новиков. Л., 1979.

306. Станкевич Н.В. Переписка. 1830-1840. М., 1914.

307. Старая погудка на новый лад. Русская сказка в изданиях конца XIX века. СПб., 2003.

308. Стенник Ю.В. О роли национальных поэтических традиций XVIII века в поэме Пушкина «Руслан и Людмила» // Русская литература. Л., 1968, № 1.

309. Стенник Ю.В. Пушкин и русская литература XVIII века. М., 1995.

310. Стихотворения Пушкина 1820-1830-х годов: история создания и идейно-художественная проблематика. Л., 1974.

311. Строганов М.В. «Кандид» Вольтера в «Руслане и Людмиле» Пушкина // Художественное восприятие: проблемы теории и истории. Калинин, 1988.

312. Строганов М.В. Читатели-современники о поэме А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Литературное произведение и читательское восприятие. Калинин, 1982.

313. Сумцов Н.Ф. Исследования о поэзии А.С. Пушкина // Харьковский университетский сборник в память А.С. Пушкина. Харьков, 1900.

314. Тамарченко Н.Д. Мотив // Тамарченко Н.Д., Стрельцова Л.Е. Литература путешествий и приключений. Путешествие в «чужую» страну. М., 1994.

315. Тамарченко Н.Д. Типология реалистического романа. Красноярск, 1988. 132. Тамарченко Н.Д. Принцип кумуляции в истории сюжета // Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики. Кемерово, 1986.

316. Тарковский Р.Б. Из сюжетно-композиционных сопоставлений сказок В.А. Жуковского и А.С. Пушкина о спящей царевне // Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1987.

317. Телетова Н.К. Архаические истоки поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» // Русская литература. СПб., 1999, № 2.

318. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры. Кн. 2. М., 1964.

319. Теория литературы. Том 4. Литературный процесс. М., 2001.

320. Тойбин И.М. Формула Пушкина «Феодализма у нас не было, и тем хуже» // Искусство слова. М., 1973.

321. Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1-2. М.-Л., 1956-1961.

322. Томашевский Б.В. Пушкин: В 2 т. Изд. 2. М., 1990.

323. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1931.

324. Трубецкой Е.Н. Христианское g русской народной сказке // Трубецкой Е.Н. Избранные произведения. Ростов-на-Дону, 1998.

325. Трубицын Н.Н. О народной поэзии в общественном и литературном обиходе первой трети XIX века. Очерки. СПБ., 1912.

326. Трубицын Н.Н. Пушкин и русская народная поэзия // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. / Под ред. С. А. Венгерова. СПб., 1910. Т. 4.

327. Тураев С.В. От Просвещения к романтизму. М., 1983.

328. Тураев С.В. Предромантизм // Словарь литературоведческих терминов. М., 1974.

329. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. М., 1969.

330. Тюпа В.И., Ромодановская Е.К. Словарь мотивов как научная проблема // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы: От сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996.

331. Устюжанин Д.Л. Маленькие трагедии А.С. Пушкина. М., 1974.

332. Фомичев С.А. Драматургия Пушкина // История русской драматургии. XVII первая половина XIX в. / Под ред. Л.М. Лотман. Л., 1982.

333. Фомичев С.А. Замысел и план (Из наблюдений над рукописями Пушкина) // Временник пушкинской комиссии. Вып. 24. Л., 1991.

334. Фомичев С.А. Поэзия Пушкина: Творческая эволюция. Л., 1986.

335. Фомичев С.А. Пушкин и древнерусская литература // Русская литература. JT., 1987, № 1.

336. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

337. Фридлендер Г.М. Пушкин и проблема народности литературы // Русская литература. Л. 1986, № 3.

338. Фридман Н.В. Романтизм в творчестве Пушкина. М., 1980.

339. Халанский М.Г. «Руслан и Людмила» // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. / Под ред. С.А. Венгерова. Т. 1. СПб., 1907.

340. Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник. Изд. 2. М., 2000.

341. Ходасевич Вл. Поэтическое хозяйство Пушкина. Л., 1924.

342. Худяков И.А. Великорусские сказки. Великорусские загадки. СПб., 2001.

343. Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина. 1799-1826. Изд. 2. Л., 1991.

344. Черных Л.В. Роль фольклора в развитии русской драмы // Русская литература и фольклор Первая половина XIX века. М. 1976.

345. Чернышев В. Имена действующих лиц в сказках Пушкина // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. Вып. 4. СПб., 1908.

346. Чернышевский Н.Г. Избранные сочинения. М.-Л., 1950.

347. Черняев Н.И. О Руслане и Людмиле // Черняев Н.И. Критические статьи и заметки о Пушкине. Харьков, 1900.

348. Черняева Н.Г. Опыт изучения эпической памяти (на материале былин) // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М., 1980.

349. Чулков В.И. К вопросу о формировании жанра романтической поэмы (Богданович, Пушкин, Полежаев) // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1984.

350. Шатин Ю.В. Мотив и контекст // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы / Под ред. Е.К. Ромодановской, Ю.В. Шатина. Новосибирск, 1995.

351. Шевырев С.П. Сочинения Александра Пушкина // Москвитянин, 1841,ч. 5, №8.

352. Шеффер П.Н. Из заметок о Пушкине. Руслан и Людмила // Сборник памяти Л.Н. Майкова. СПб., 1902.

353. Шпионский Л.И. «Руслан и Людмила» А.С. Пушкина. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Л., 1955.

354. Шнеерсон М.А. «Руслан и Людмила» Пушкина. Очерки по истории русского фольклоризма // Ученые записки Ленинградского гос. университета. Серия филол. наук. Вып. 12, № 81. Л., 1941. С. 44.

355. Шнеерсон М.А. Фольклорный стиль в сказках Пушкина // Ученые записки Ленинградского государственного университета. Серия филологических наук. Вып. 3, № 46. Л., 1939.

356. Шомина В.Г. Жанры русской поэзии первой половины XIX в. и фольклор: Учебн. пособие. Калинин, 1980.

357. Штейн А.Л. Критический реализм и русская драма XIX века. М., 1962.

358. Яворский Ю.А. К истории пушкинских сказок. Львов, 1899.

359. Языков Н.М. и Комовский В.Д. Переписка 1831-1833 годов // Литературное наследство. М., 1935. Т. 19-21.

360. Ярославцев А.К. П.П. Ершов. Автор сказки «Конек-горбунок». СПб., 1872.