автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтика тетралогии М. Алданова "Мыслитель"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика тетралогии М. Алданова "Мыслитель""

003470373

На правах рукописи

КАРМАЦКИХ Нина Владимировна

ПОЭТИКА ТЕТРАЛОГИИ М. АДДДНОВА «МЫСЛИТЕЛЬ» (МОТИВНЫЙ АСПЕКТ)

Специальность 10.01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тюмень—2009

2 1 [лД!1 Ш

003470373

Работа выполнена на кафедре русской литературы ГОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Скалой Николай Романович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Собенников Анатолий Самуилович кандидат филологических наук, доцент Лапаева Наталья Борисовна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Томский государственный

педагогический университет»

Защита состоится 28 мая 2009 г. в 12:30 часов на заседании диссертационного совета Д 212.274.09 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ГОУ ВПО «Тюменский государственный университет» по адресу: 625003, г. Тюмень, ул. Семакова, 10, ауд. 325

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале Информационно-библиотечного центра ГОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

Автореферат разослан « д(т» апреля 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, доцент

С. М. Белякова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Неоднократно исследователи подчеркивали, что жанр исторического романа актуализируется именно в поворотные эпохи, характеризующиеся переосмыслением бытийных ценностей, масштабными духовными исканиями и тотальными сдвигами в мировой истории1.

Неслучайно в расколовшейся на две грани русской литературе (метрополии и эмиграции) 20—30-х годов XX века жанр исторического романа стал одним из важнейших в постижении причин и следствий переломной судьбы России. И хотя идейные и художественные принципы писателей русского рассеяния (Д. Мережковского, И. Шмелева, И. На-живина, М. Осоргина, И. Лукаша, М. Каратеева и пр.) и советских писателей (О. Форш, Ю. Тынянова, А. Чапыгина, Г. Шторма и др.) во многом разнились, обращение к образам прошлого стало неизбежной попыткой отрефлектировать произошедшие революционные события.

Созданные в эмиграции исторические романы М. Алданова впервые вернулись в Россию в конце 1980-х усилиями московского профессора А. А. Чернышева и вызвали большой резонанс в литературоведении (работы Е. И. Бобко, Т. И. Болотовой, Н. Н. Горбачевой, А. Б. Кдырбаевой, О. Лагашиной, И. В. Макрушиной, О. В. Матвеевой, А. А. Метелищен-кова, Т. Я. Орловой, Н. С. Рыжковой, Т. Н. Фоминых, Н. М. Щедриной и др.).

Особый интерес для ученых представлял историзм М. Алданова; писатель во многом опирался на толстовское видение истории (Л. Н. Толстого М. Адданов неизменно считал своим учителем2), но это не означает полного совпадения историософских концепций мыслителей.

Как подметили Л. А. Колобаева и Т. И. Дронова, «жанровые стратегии романов Алданова свидетельствуют о генетической близости его произведений с новым типом исторического повествования, «возникшим в эпоху Серебряного века в творчестве Д. Мережковского — романом философии истории, романом историософским»3.

1 Работы М. И. Раева, А. Н. Николкжина, В. А. Юдина и др.

2 Ларин С. «Книги Алданова будут читать...» // Новый мир, 1989. № 4. С. 256.

3 Колобаева Л. А. Тотальное единство художественного мира(Мережковский-романист)// Д. С.Мережковский: мысль и слово. М., 1999. С. 16.; Дронова Т. И. Историософский роман М. Алданова: «энергия жанра» //Русское Зарубежье — духовный и культурный феномен: материалы Междунар. науч. конф. М., 2003. Ч. I. С. 141.

Ацдановская художественная интерпретация философии мировой истории опиралась на историческую концепцию индетерминизма. В основе такого видения лежит знание главенствующей роли «Его величества Случая». «Исторический» человек оказывается в ситуации, когда он либо пытается противостоять случаю, либо становится его жертвой. Тем не менее в произведениях М. Алданова утверждается целая система позитивных ценностей: верность родине, жертвенность, долг, ответственность и др. Отсюда — магнетизм прозы писателя; ее философско-интеллектуальный пафос не исключает художественной пластики, позволяющей романисту воссоздавать конкретику исторических коллизий в их неповторимой атмосфере предметной наглядности.

Тетралогия М. Алданова «Мыслитель» (1921 — 1927 гг.), включающая романы «Девятое термидора», «Чертов мост», «Заговор», «Святая Елена, маленький остров», представляет особый научный интерес. Это первый художественный опыт писателя. И именно в тетралогии зародились многие главные темы и мотивы, реализованные в последующих творениях М. Алданова. Сам писатель в предисловиях к романам «Мыслителя» неоднократно обращал внимание на те повторяющиеся моменты, которые несут основную историософскую нагрузку и выполняют связующую функцию в текстах. Это главное и целое для автора — «символика серии», которая является, на наш взгляд, цепью повторяющихся, перекликающихся, сопрягающихся друг с другом мотивов.

Еще при жизни писателя критики русского зарубежья отметили мотивы одиночества и смерти как ведущие в творчестве М. Алданова. А. Кизеветтер и Н. Ли выделили в качестве главиыхв алдановской концеп -ции мотивы суеты сует и иронии судьбы, показанные через воссоздание последних дней жизни «великих мира сего» (Робеспьера, Екатерины II, Павла I, Наполеона и др.).

Отдельные мотивы в разных алдановских произведениях стали изучаться в конце 1990-х — начале 2000-х гг. в работах Н. Н. Горбачевой, Н. М. Щедриной, И. В. Макрушиной, Е. И. Бобко, А. А. Метелищенко-ва, О. В. Матвеевой и др.

Сегодня романы М. Алданова широко анализируются также с позиций интертекстуальности (работы И. В. Макрушиной, Т. Н. Фоминых). Однако, рассматривая степень изученности тетралогии «Мыслитель», следует заметить, что мотивный анализ в большинстве случаев представлен учеными разрозненно и касается отдельных произведений, а не всей тетралогии в целом. В связи с тем, что в романах М. Алданова мотивы рас-

сматривались учеными фрагментарно, а некоторые вообще не отмечались, важность изучения произведения в этом аспекте очевидна.

Актуальность исследования определяется необходимостью углубленного изучения творческого наследия М. Алданова — одного из крупных и оригинальных писателей русского зарубежья. Важность изучения романов серии «Мыслитель» диктуется не только стремлением обобщить накопленный материал, касающийся мотивной организации тетралогии, и рассмотреть ранее не изучавшиеся мотивы, но и выявить системный характер мотивных функций и значений, необходимых для осмысления историософской концепции писателя.

Объект исследования — историческая тетралогия М. Алданова «Мыслитель».

Предметом исследования является система ключевых и факультативных мотивов тетралогии «Мыслитель», организующих целостную повествовательную структуру.

Выбор изучаемых мотивов обусловливается тем, что это наиболее частотные и актуальные мотивы, имеющие многозначную семантическую насыщенность, организующие константы художественного мира тетралогии. Особый интерес представляют реминисцентные, аллюзивные мотивы, которые вписывают произведения М. Алданова в общее историко-культурное полотно.

Дель диссертационного исследования — выявить и изучить функции ведущих мотивов тетралогии «Мыслитель», взаимосвязанных философскими, социально-этическими, историософскими и религиозными аспектами; проанализировать идейно-художественное содержание и интертекстуальный потенциал мотивов.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) выявить средства поэтики, при помощи которых различные мотивы проявляются наиболее широко и репрезентативно в историософии М. Алданова;

2) определить функции и значения мотивов в тетралогии;

3) раскрыть повествовательную структуру «Мыслителя» и жанровую специфику хронотопа;

4) проанализировать связь мотива и героя;

5) рассмотреть роль религиозных мотивов в их связи с мотивами масонства в реализации общего авторского замысла;

6) открыть интертекстуальное содержание тетралогии посредством установления круга межтекстовых связей.

Научная новизна работы заключается в обнаружении и исследовании ведущих мотивов (и их функций) на материале первой художественной тетралогии М. Алданова. При анализе выделяются значимые элементы поэтики, исследуется интертекстуальный пласт произведений в сопоставлении с «аллюзивными» источниками. Проводится подробное изучение особенностей художественного пространства и времени, рассматриваются образы вымышленных и реальных персонажей.

Положения, выдвигаемые на защиту:

1. В целостной многоуровневой системе повествовательной структуры тетралогии «Мыслитель» проявляются различные взаимообусловленные мотивы, связанные с фабулой, сюжетом, хронотопом, героем. Религиозные и философские мотивы являются особенно значимыми в историософии М. Адданова и имеют в тетралогии двойное прочтение: прямое историческое и символическое.

2. В системе взаимосвязанных мотивов многозначны и символич-ны мотивы масонства (от масонства как явления культуры до постулатов тайных братств и их значения в мировых исторических переворотах).

3. Мотивы двойничества, зеркала, круга, сна способствуют раскрытию художественного образа центрального вымышленного персонажа — «человека без свойств», который призван быть не просто «связующим звеном» тетралогии, но и необходим как некая личностно не проявленная функция.

4. Принцип контраста является организующим в сюжете тетралогии М. Алданова. Оппозиция Notre Dame/София Киевская задает общий тон противостояния символов Химеры и Софии.

5. Мотив книги выступает в роли модели жизни/пути героев и как историософская доминанта, организующая интертекстуальный слой повествования.

6. Многоуровневая система мотивов формирует тетралогию М. Алданова как книгу ностальгии и покаяния.

Теоретико-методологическая база диссертационного сочинения. Теоретической основой диссертации стали работы по исследованию мотива и мотивного анализа. В работе учитывается литературоведческий опыт разных научных школ: А. Н. Веселовского, В. Я. Проппа, А. И. Белецкого, А. Л. Бема, Е. М. Мелетинского, Б. Н. Путилова, Б. В. Томашевского, В. Б. Шкловского, А. П. Скафтымова, О. М. Фрей-денберг, Ю. М. Лотмана, Б. М. Гаспарова, А. К. Жолковского, В. И. Тю-пы, Е. К. Ромодановской и др.

В связи со спецификой и многозначностью теоретических положений о мотиве в современном литературоведении в диссертации не ставилась задача дать исчерпывающие представления об этой универсалии (такой труд был осуществлен И. В. Силантьевым4). В качестве основного в работе используется суждение В. Е. Хализева о мотиве «как компоненте произведения, который обладает повышенной значимостью», и, «раз возникнув, повторяется в новом варианте... посредством различных лексических единиц, или может выступать в виде заглавия либо эпиграфа, или оставаться лишь угадываемым, ушедшим в подтекст» (В. Е. Хали-зев). Ценным для нашего исследования является и представление о том, что мотивы в тексте актуализируются благодаря повторам интертекстуального характера (реминисценции, аллюзии).

Диссертационное сочинение строится также на исследованиях по теории повествования и нарратологии В. М. Жирмунского, Б. О. Кормана, Б. А. Успенского, Н. Д. Тамарченко и теоретических работах в области исторического жанра Н. М. Щедриной, В. А. Юдина и др.

Методы исследования связаны с целью, задачами и предметом диссертации. Работа строится на сочетании системно-целостного, типологического, сравнительного и культурологического подходов к анализу литературных явлений. В работе активно применяется мотивный анализ с элементами нарратологии и интертекстуального подхода.

Теоретическая значимость работы заключается в изучении своеобразия мотивов, их механизмов и функций в поэтике текста конкретного автора.

Практическое использование полученных результатов возможно при чтении общих курсов по истории русской литературы первой четверти XX века, литературе русского зарубежья, спецкурсам и спецсеминарам по проблемам мотивного анализа, а также отдельно по творчеству М. Алданова.

Апробация основных разделов диссертации состоялась в форме докладов на Международных научных конференциях: «Евроазиатский культурный диалог в коммуникативном пространстве языка и текста» (Томск, 2004), «Культура и текст» (Барнаул, 2005), «Проблемы изучения культуры Русского Зарубежья» (Москва, 2006), «Франция—Россия.

4 Силантьев И. В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии. Новосибирск: ИДМИ, 1999. 104 с.

Проблемы культурных диффузий» (Тюмень, 2008); на всероссийских конференциях: «Наука XXI веку» (Майкоп, 2005), «Художественный текст: Варианты интерпретации» (Бийск, 2006), «Провинция в культуре и литературе» (Тюмень, 2007), «Региональный культурный ландшафт в русской перспективе» (Тюмень, 2008). Основные положения диссертации освещены в восьми публикациях, одна из которых соответствует государственным стандартам ВАК.

Структура и объем работы: диссертационное сочинение состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 330 наименований. Общий объем работы составляет 175 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, формулируются его цель, задачи, положения, выносимые на защиту. Определяется методологическая база, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, предлагается краткая история изучаемого вопроса. Приводятся различные литературоведческие интерпретации понятия мотива как повествовательного феномена. Дается краткий обзор отечественных и зарубежных работ, в которых рассматриваются отдельные мотивы в творчестве М. Алданова.

В первой главе «Мотивная организация повествовательной структуры тетралогии "Мыслитель"» представлен анализ различных мотивов в системе понятий и категорий нарративной поэтики, таких как фабула, сюжет, повествование, персонаж, хронотоп и т. д.

Первый параграф «Мотивы сюжетно-фабульной структуры тетралогии» посвящен рассмотрению главных повествовательных единиц, выстраивающих сюжетику «Мыслителя».

Сюжет тетралогии ограничен рамками исторических фактов и документов, предопределен историей, как того требует жанр исторического романа. В «Мыслителе» несколько сюжетных линий, связанных с историей России и Европы в целом и с отдельными судьбами частных персонажей (реальных и вымышленных).

Динамика сюжета ослабляется за счет внесюжетных элементов: философских диалогов, вставных эпизодов, описаний (портрета, пейзажа, вещного мира). Повествовательная структура тетралогии отличается своеобразной языковой игрой, яркими композиционными приемами (повторы, стилизации, афористичность).

Романы тетралогии связываются в общее повествовательное полотно благодаря сюжетно-фабульным мотивам поручения, отправления в путь, встречи и др. Продвигающие сюжет (предикативные) мотивы связаны с трагическим движением истории. Это мотивы смерти, страха, испытания, разлуки, разочарования, бегства.

Структурно организующая роль мотивов проявлена и на уровне системы субъектов речи. Важные исторические события рисуются с различных позиций: глазами главного героя Юлия Штааля или повествователя, посредством речи других персонажей (монологов, диалогов, внутренней речи) и, наконец, с позиции всеобъемлющего автора. Его голос, ценностная позиция проявляются самим сочетанием композиционных элементов, включающих в себя микро- и макрособытия исторической действительности, напряженно обсуждаемой, интерпретируемой персонажами «Мыслителя».

Романы М. Алданова автономны (каждый в отдельности прочитывается как законченное целое), и единство серии достигается благодаря отработанной системе повторяющихся, сопрягающихся друг с другом мотивов, а также при помощи общих героев и повествователя.

Во втором параграфе исследуются Особенности функционирования пространственно-временных мотивов, описываются то-посы и локусы, формирующие хронотоп тетралогии.

Хронотоп «Мыслителя» — сложная структура с различными типами топики и темпоральности. Помимо календарного времени (период конца XVIII — начала XIX столетий) выделяется историософское время (сфера сознания автора), отраженное в многочисленных рассуждениях об исторических катаклизмах и случае. В тетралогии фиксируется своеобразно показанное политическое время, отмеченное в представлениях персонажей о прошлом и будущем различных социально-политических преобразований. В широком смысле оно раскрывается в эсхатологических переживаниях о жизни и смерти и влиянии отдельных политических устроений и систем на человека.

Темповая организация произведений неоднородна: повествование в зависимости от эмоциональной окраски эпизода то замедляется, то ускоряется. При изображении значительных исторических переломов усилению экзистенциального напряжения служит мотив тишины. Тишина является особым акцентированным «приемом» в ситуациях между жизнью и смертью.

Пространство в тетралогии представляет собой широко развернутое в географическом отношении полотно (Россия, Малороссия, Европа). В целом пространственная организация произведения характеризуется плотной степенью заполненности. Подробное воссоздание вещного мира, конкретно-зримые детали в историческом романе выполняют особую функцию, являясь знаком изображаемой эпохи и среды во всех ее приметах. Нередко скученное пространство создается благодаря мотиву толпы, давки, которые рисуются при описании событий, нарушающих мирное течение жизни (казни, военные сражения, революционные толпы ит. д.).

Чаще всего события, действия, люди в тетралогии показаны на фоне замкнутого пространства, и в этом имеется особый смысл. Для серьезных философских разговоров (Ламора, Баратаева и других героев-философов) создается атмосфера закрытости и тайны.

В закрытом пространстве окно является символом, разделяющим миры(свобода/заточение), границей между жизнью и смертью. Элементом хронотопа тетралогии служит и мотив зеркала, благодаря которому создается эффект двоемирия. Через восприятие главного героя приоткрывается мир «по ту сторону» амальгамы, где действующие лица — император и заговорщики.

Ирреальные топосы души героя рисуются с помощью измененного состояния (психологического расстройства, сна или опьянения), что демонстрирует невозможность адекватно воспринимать в действительности судьбоносные, исторические переломы.

Определяющим особенности пространственно-временной структуры тетралогии является мотив пути, включающий комплекс различных значений: от путешествия главного героя Штааля по Европе и России до «странствий» в мире идей и смыслов.

Если путь героя в Париж — это философский интеллектуальный диалог (беседы о революции в дороге с Ламором), то путешествие Штааля в Киев показано эмоционально и душевно (описание колоритного пейзажа, самобытной природы). Противопоставление «Киев (мирная жизнь)/ Париж (революция)» выразилось в ностальгических мотивах. Несомненно, в описании родного М. Алданову города слышится тоска по утраченной красоте дорогого сердцу края. Это та трогательно прекрасная Россия, которую потеряли эмигранты.

Писатель использует и мотив острова как символ эмиграции («островного», отчужденного начала). Однако размышления о Родине

у М. Алданова не «надрывные» (как, например, у И. Шмелева и И. Бунина), а «прикрытые», они хранятся в глубине писательского сердца, и выльются в полной мере в других работах — романах о современности.

Мотивная организация формирует текстовое пространство и время определенной художественной направленности, задает общий тон повествованию — контрастность и оппозиционность. На противопоставлении показаны пространственные доминанты: Россия/Европа, Петербург/Париж, Шклов/Якобинский клуб, Софийский собор/Notre Dame. В широком смысле они представлены как антитезы света и тьмы (М. Алданов часто использует технику светописи), жизни и смерти, Добра и Зла.

В третьем параграфе рассматриваются «корреляции мотива и героев». Организованная в тетралогии персонажная градация (обнаруживаемая в портретных описаниях, речевой характеристике, оценочных отступлениях повествователя и т. д.) позволяет разграничивать героев по принципам большей или меньшей душевной подвижности/ статичности. К «неподвижным» относятся Робеспьер, Наполеон, Павел I, Баратаев, Ламор — персонажи, так или иначе связанные с миром смерти (мертвых). Им противопоставлены образы динамичных героев (Суворова, Канта). Можно сказать, что душевная косность превращает человека в марионетку истории, в продукт «игры случая».

«Герой-антигерой» Штааль внешне является «подвижным» (ему дано в повествовании быть очевидцем важных событий в России и Европе). Однако отсутствие устойчивых моральных принципов делает героя статичным изнутри. Характерно, что Штааль не мыслит и не действует самостоятельно, а только подражает другим: Декарту, Наполеону, Па-лену. В Штаале воплотился тип «человека без свойств», который, впитывая убеждения и верования интеллектуальной жизни своей эпохи, используя чужие мысли, сам оказывается неспособным к духовной инициативе; он — управляем.

Темное происхождение, безродность (не то немец, не то голландец) Штааля сказываются и на характере героя: он ни в чем серьезно себя не проявляет (ни в любви, ни в литературном творчестве, ни в военном деле). Фортуна ставит Штааля перед выбором: быть непричастным к дворцовым интригам, быть «сталью» (Stahl — с нем. — «сталь») или поддаться расчетливым, карьеристским целям и проявить «скотские» качества (Stall — «стойло, хлев, конюшня, свинарник»). Выбор в поль-

зу последнего определяет доминанту характера не только Штааля, но — аллюзийно — и человека XX века.

В раскрытии образа героя также принципиально значимы мотивы двойничества, сна, зеркала, благодаря которым прорисовывается трансформация, изменение его внутреннего мира. Так, сны становятся пророчеством будущего морального падения героя, зеркало также вскрывает душевные перемены Штааля. Пробуждает героя, отрезвляет его сознание только музыка. Музыкальные мотивы являются особенно эмоционально-значимыми в тетралогии.

Во второй главе «Роль мотива в выражении философских и религиозных воззрений М. Алданова» делается акцент на концептуальном своеобразии понимания писателем мировой истории.

В первом параграфе — «Историософский круг идей "Мыслителя "» рассматриваются представления М. Алданова о философии истории, открывается художественная картина мира тетралогии.

Главный предмет интереса писателя — человек и свобода как принцип. М. Алданова глубоко волновали вопросы, над разрешением которых бились Вл. Соловьев, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев. Это осмысление развития истории, ее целей, причин зла и насилия в человеческом сообществе, размышления о природе революций.

Центральное место в тетралогии отдано «миру идей», философским мотивам. На страницах произведения М. Алданова воссоздана эпоха Просвещения, период расцвета философии, литературы, наук, культуры, время, когда человечество пыталось при помощи разума и логики объяснить причины происходящих трагических событий и катастроф.

В «Мыслителе» М. Адцанов выстроил философскую генеалогию эпохи Просвещения (от Декарта к Канту), тем самым актуализировав спор, начатый в эпоху Средневековья между «номиналистами» и «реалистами».

Вопросы о смысле бытия, о путях и судьбах исторического развития России и Европы пронизывают всю тетралогию. Ключевым словом, характеризующим переломную эпоху, становится слово «странный» (наиболее частотное по употреблению в сравнении с другими оценочными прилагательными). Тотальный хаос, смещение религиозных, нравственных, социальных ориентиров изображены в «Мыслителе». В период исторических сдвигов странной оказывается и жизнь отдельного человека, и происходящее с целой страной.

То, что не поддается разуму и здравому смыслу объясняется случаем (стечением обстоятельств) или действием тайных сил, трансформирующимся в мистификацию. Её привносят «темные» персонажи (ваятель, Химера, Пьер Ламор, Баратаев, астролог).

Раскрывая мысль о стихийной природе мировых катаклизмов, автор использует-мотив огня, который реализуется во всех вариациях, включая семантику пламени, костра, камина, свечи. Указанный мотив «опредмечивается» в метафоре «костёр революции».

Историософские размышления автора строятся в перекличке исторических эпох по принципу аналогии. Так, перипетии XVIII столетия трактуются в сопоставлении с римской историей или эпохой тринадцатого столетия, а также рифмуются с современным М. Адданову временем (события первой мировой войны, революций, гражданских войн).

Второй параграф посвящен мотивам масонства. В историософской картине мира писателя немаловажное место занимает феномен масонства, что определяется стремлением осмыслить роль тайных организаций в судьбах России и всего мира. В своем художественном исследовании масонства М. Алданов своеобразно наследует традицию Л. Н. Толстого. Уже в «Войне и мире» были показаны предпосылки влияния тайных течений на исход не только событий 1812 года, но и французской революции.

М. Алданов отмечал стремление масонов с помощью философских постулатов гуманизма и терпимости внедрить в жизнь идеи свобода, равенства, братства во всем мире. И в то же время писатель показал полярные настроения приверженцев и противников масонства, подчеркивая, что в сознании последних это явление сопрягалось с революционной деятельностью, ведущей Европу к катастрофе.

В параграфе доказывается, что персонажи-мистики (Ламор, Баратаев, ваятель и др.) так или иначе служат раскрытию влияния масонства на исторические события. Автор намеренно акцентирует внимание на описании мрачной атмосферы эпохи, полной тайн и катастроф. Зарождение масонских братств представляется в символической форме — образе средневековой статуи, Химеры, которая свидетельствует, что не только « камни» добра и мудрости выкладывали при создании храмов каменщики. Демонический образ Мыслителя — свидетельство того, что Мудрость не может быть постигнута без преодоления злого начала в жизни.

Мотивы масонства служат приемом раскрытия характера персонажей как вымышленных (Ламор, Штааль, Иванчук, де Бальмен др.), так

и «реальных» (Екатерина II, Трубецкой, Пален, Павел I , Наполеон и др.). Отказ героя от участия в деятельности тайного течения и мотивация этого отказа также подчинены характеристике нравственной состоятельности персонажа. Так, Иванчук и де Бальмен становятся масонами только из соображений о карьерной выгоде. Пален с помощью «братства» стремится убрать с престола неугодного императора. Мотивы масонства выступают и как способ отражения двойственности, противоречивости характера героя (Баратаев, Талызин).

Игра масонскими «масками» уничтожает мысль о возможности создания общемировой гармонии. К Золотому веку, по мысли автора, невозможно прийти, проливая кровь, поэтому он карнавализирует русское масонство. Одевая в костюм Астреи (главного символа равенства и братства между людьми) актрису, автор развенчивает и сами мечты об улучшении человечества, высмеивая «святые» принципы и стремления масонов. Справедливо полагать, что в «Мыслителе» видится явная полемика М. Алданова со многими постулатами «каменщичества».

Масонство в его разных проявлениях (от сугубо эзотерических исканий до активного участия в политической деятельности) становится своего рода «тайно-явным подтекстом» «Мыслителя» — тетралогии, подводившей итоги и всеевропейского кризиса 1914—1918гг. Писатель, современник и жертва «окаянных дней» стал аналитиком одного из самых изощренных духовных явлений новоевропейской истории. Можно назвать алдановский аналитизм формой покаяния в причастности к тому, что своими духовными «тайнодействиями» подпитывало и готовило катастрофы.

В третьем параграфе «Оппозиция Notre Dame/София Киевская (ее значение в раскрытии религиозной мысли и художественных особенностей серииМ. Алданова)» предпринята попытка выявления «ценностного центра» (М. Бахтин) тетралогии.

Обращение к мотиву религиозной веры не являлось доминантным в историософии М. Алданова, тем не менее мысли о покаянии (связанные, в первую очередь, с эмигрантскими настроениями) имплицитно присутствуют в его творчестве.

Тетралогия М. Алданова проникнута мыслями о трагическом бытии, экзистенциальным настроением и спорами о различных верованиях. Религиозные мотивы тетралогии «Мыслитель» проявляются на всех уровнях повествования (сюжетика, соотношение героя и мотива, хронотоп).

Значительное внимание писательуделяет вопросам истинности веры, роли духовных начал в жизни человека. Религиозные мотивы в творчестве М. Алданова рассматриваются в связи с заглавием повести «Святая Елена...». То, что писатель называет произведение именем святой, связано не только с историческим фактом заключения на этом острове Наполеона. Святая Елена, в честь которой назван остров, — мать императора Константина, способствовавшего распространению христианства в Европе. Именно при нем, по мнению автора, было самое лучшее время в истории («полторы тысячи лет — со времени Константина Великого — Европа жила более или менее спокойно»5).

Таким образом, последняя книга тетралогии коррелирует с ее началом, прологом; создается своеобразная композиционная «рама», собирающая огромное повествовательное пространство в целостность, подчиненную религиозной символике. Премудрость Божия, София, противостоит Химере Собора Нотр-Дам. Соборный мотив имеет потенциальную насыщенность. Он выражается в противопоставлении готического Notre Dame и православной Софии Киевской. Христианская мысль в тетралогии М. Алданова звучит как ностальгия по России, оставленной писателем-эмигрантом и как надежда на то, что Премудрость Божия (душа) сразит Химеру (людские пороки).

Сюжетная рамка «от Химеры к Софии» является доминантной в композиции «Мыслителя».

В третьей главе «Интертекстуальный «пласт» тетралогии в мотивном аспекте» рассматриваются межтекстовые взаимодействия, аллюзии и реминисценции, пронизывающие алдановское произведение.

Первый параграф обозначен как «Феномен книги в тетралогии М. Алданова». Современники писателя неоднократно подчеркивали энциклопедизм, утонченность библиофильского вкуса М. Алданова. В тетралогии выстраивается пласт имен авторов, раскрывающих читательские пристрастия описываемой эпохи. Сохраняя прямое значение (элемент культуры определяемого исторического периода), мотив книги в «Мыслителе» одновременно становится своеобразной призмой, преломляющей толкование ведущей сюжетной линии тетралогии — по-

5 Алданов М. А. Заговор // Алданов М. А. Собр. соч.: в 6 т. М., 1991. Т. 2. С. 46.

литической жизни Европы и России в революционную и постреволюционную пору, а также частной жизни героев.

Принципиально, что французская революция именуется в тетралогии «целой книгой идей», а «в книге могут быть дурные и прекрасные страницы»6. Революция, по М. Алданову, происходит тогда, когда дурные страницы побеждают прекрасные.

В понимании автора, политические манипуляции, войны и перевороты не что иное, как фарс, разыгрываемые трагикомедии. Недаром в «Мыслителе» актуализируется имя знаменитого комедиографа Ж.-Б. Мольера, приводятся цитаты из «Плутней Скапена», «Тартюфа», а также аллюзии на мольеровские пьесы.

Алдановские персонажи неоднократно ассоциируют себя с героями различных произведений. Так, Штаалю поначалу нравится «петербургская глава его жизни», он думает, что сам автор собственного пути. Однако в революционном Париже помимо своей воли он становится «персонажем» «Божественной комедии» и проходит почти все «данговские» круги революции.

Главными для героя становятся книга А. Байе о Декарте и само «Рассуждение о методе». Штааль пытается отождествить себя с великим философом. Книга о Картезии выступает символом подведения итогов пройденного пути. Мечты героя оказываются несбывшимися. Его путь не равен пути философа, так как Штааль понял для себя «упрощенный» вариант декартовской концепции. «Посмотреть все и увидеть все» еще не значит, что «смысл жизни придет сам собою».

Самой главной книгой в историософской картине мира М. Алданова является Библия. Приводимые из нее цитаты на протяжении всего повествовательного цикла (и не только в «Мыслителе») являются лейт-мотивньши и интерпретируются как стремление к пониманию сущности бытия.

Мотив книги реализуется в тетралогии многозначно. Сложные вариации его скрыты в подтексте или всплывают на уровне сюжетной, пространственно-временной характеристик, а также в обрисовке образов героев, в художественных деталях, символах, цитатах, номинациях, реминисценциях. Зародившись в первой романной серии, мотив про-

6 Алданов М. А. Девятое термидора // Алданов М. А. Собр. соч.: в 6 т. М., 1991.Т. 1. С. 148.

низывает и последующие произведения автора. Модель: «книга — мир, жизнь» легла в основу писательского мировосприятия и стала особенно значимой в его творчестве.

Второй параграф назван «Литературные реминисцентные мотивы "Мыслителя"». Важно, что, создавая историческое повествование в тетралогии, автор опирался не только на исторический и философский, но и литературный контекст эпохи, что отражается в упоминаниях имен писателей и фрагментарной цитации из различных произведений. Литературные реминисцентные мотивы в «Мыслителе» играют исключительную роль. Алдановские герои по воле автора словно проживают различные ситуации из мировой литературы. Отсылая читателя к произведениям Гюго, Карамзина, Л. Толстого, Гете, Данте, Вольтера, Мольера, Руссо, трудам философов и религиозных мыслителей, автор создает особый культурологический фон.

В произведениях мировой литературы алдановские герои находят подтверждение своим действиям (или бездействию). Неоднократны упоминания о греческих, римских исторических источниках, именах (Тацит, Саллюстий, Светоний и др.).

Описывая революционные сцены, дворцовые перевороты, военные сражения, писатель обращается к схожим ситуациям в древней истории, за счет чего хронотоп расширяется до всевременной и всемирной целостности. Робеспьер именуется кровожадным Каталиной, события девятого термидора сравниваются с Тарпейской скалой и т. д.

Широко просматриваются аллюзии на «Собор Парижской Богоматери» В. Гюго. Возникающие образные параллели высвечиваются на уровне сюжета и героев и в историософских парадигмах. Так, заглавие серии «Мыслитель» сопряжено с именем одной из химер Notre Dame. Химера — это аллегорическое воплощение человеческих грехов, столкновение божественного и дьявольского в жизни.

Мотив смерти в его интертекстуальном виде особенно актуален и вновь отсылает к роману В. Гюго, который заканчивается кладбищенской сценой. Заключительное произведение своей серии М. Алданов завершает смертью Наполеона. Штааль после тяжелых потрясений оказывается на кладбище, где впервые ощущает бренность своего существования. Наконец, французская революция, поМ. Алданову, это не что иное, как «общая могила».

Интертекстуальный слой углубляет повествование «Мыслителя», выявление «чужого слова» позволяет рассматривать произведения

М. Адданова в новом ключе. Однако влияние не только зарубежных авторов прочитывается в алдановском произведении.

Воссоздавая эпоху конца XVIII века, М. Алданов неоднократно упоминает имя Н. М. Карамзина. Благодаря карамзинским мотивам в тетралогии актуализируется проблема реформы русского языка, волновавшая М. Алданова еще и потому, что в ней виделись явные параллели с современным ему веком. Писательская манера сентименталистов пародируется квази-дневником Штааля, бездарным стилизатором. Именно стиль является объектом спора с Н. Карамзиным, спором, опосредованно связанным и с реформой русского языка 10-20-х гг. XX века.

Карамзинские мотивы широко проявлены в алдановском тексте. Пародия на сентиментальное «Путешествие...» является перелицовкой, противоположным карамзинскому сюжетом о квази-путешесгвеннике, с квази-дневником и квази-любовью.

Если с Карамзиным М. Адданов вступает в спор, то в отношении Л. Н. Толстого складывается иная картина. Автора «Мыслителя» волновала фигура Л. Толстого еще до создания первой художественной тетралогии, в первую очередь как критика (исследование «Толстой и Роллан», 1915 г., «Загадка Толстого» , 1926 г., отдельные статьи). Поэтому не отразиться на творчестве М. Алданова толстовская мысль не могла.

Уже в выборе М. Аддановым эпопейной, крупной жанровой формы — тетралогии — видится явная ориентированность на творчество мастера. Кроме того, тетралогия «расширяется» за счет прямых отсылок к произведениям Л. Толстого (возникает своеобразная подвижность текстового пространства), что нередко осуществляется в авторских сносках — зарисовках будущей жизни героев.

Идейная близость Л. Толстого и М. Адданова заключается в том, что оба писателя представили скрупулезный анализ того, как странное, страшное явление — масонство оказывало влияние на мировую историю.

Мотивно-интертекстуальная основа творческой системы М. Алданова очень глубока (в некоторых случаях в авторский текст входят готовые «цитаты» и «формулы»). И для постижения всех скрытых смыслов необходима тщательная проработка целых пластов мировой культуры: от философских течений до религиозных и научных доктрин. Автор не просто «цитирует» какой-то конкретный текст или отсылает читателя к другому произведению — он воссоздает через легко опознаваемые зна-

ки (упоминания, стилизации, называние литературных имен, ситуаций и т. д.) разные типы дискурсов, которые и представляют образ русской жизни XVIII-XIX вв.

В Заключении диссертации формулируются основные итоги проведенного исследования и делаются следующие выводы:

1. Мотивика играет ведущую роль в организации фабулы и сюжета, хронотопа и образа героя, атакже всегоповествованиятетралогии М. Алданова. Мотивы встречи, беседы, бегства, смерти, испытания и др. «образуют» и углубляют сюжетно-фабульную структуру. Разнообразные по семантическому наполнению мотивы взаимообусловлены, связаны между собой.

2. В «Мыслителе» выделяются различные типы топики и тем-поральности. Формированию хронотопа служат мотивы пути, острова, толпы, круга, окна, зеркала. Время в тетралогии представляет собой нерасчленимый симбиоз прошлого-настоящего-будущего, осуществляемого в границах жанра исторического романа. Пространственными доминантами являются оппозиции Россия/Европа, Петербург/Париж.

3. Организованная в тетралогии персонажная градация позволяет разграничивать героев по принципам подвижности/неподвижности. Большинству «неподвижных», отрицательных персонажей (Робеспьеру, Павлу, Баратаеву и др.) противопоставлены образы «подвижных» героев — Суворова, Канта, Воронцова. Штааль — тип безличностного соучастника в истории. Это человек «без свойств», которого «делают» события, он же в событиях пассивный участник (безынициативная фигура). Благодаря мотивам двойничества, сна, зеркала, круга прорисовывается трансформация, изменение внутреннего мира Штааля.

4. Мотивымасонствасвидетельствуюточрезвычайнойважностидля М. Алданова этого явления. Развивая мысль о двойственности и противоречивости масонства, писатель показывает степень причастности тайных братств к историческим переворотам России и Европы.

5. Религиозные и философские мотивы являются особенно значимыми в историософии М. Алданова и показаны на принципе контраста. В этом отношении символическая оппозиция Notre Dame/София Киевская является центральной в тетралогии, что отвечает авторскому замыслу — показать противостояние Мыс-

ли (Химеры) и Души (Софии), а в широком смысле — противоборство Запада и Востока.

6. Являясь историософской доминантой, мотив книги «стягивает», организует все мотивы серии. Книга понимается и как модель жизни/пути героев. Проявление интертекстуальных мотивов отражает умение М. Алданова при помощи «чужого слова» усиливать идейно значимые эпизоды своего произведения.

7. В тетралогии запечатлены мотивы воспоминания и переживания автора по утраченной родине, что позволяет говорить о «Мыслителе» как о книге ностальгии.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТА1ЩИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ АВТОРА:

Публикации в изданиях, рекомендуемых ВАК:

1. Горянская Н. В. Две версии прочтения Л. Н. Толстого (И, А. Бунин и М. А. Алданов) // Вестник Тюменского государственного университета. — 2006. — № 7. — С. 114—119.

Другие публикации:

2. Горянская Н. В. Наступление «неоархаики» (образ пещеры у Е. Замятина и М. Алданова) //Х-я неделя науки МГТУ: У1-я Все-рос. науч.-практ. конф. студ., аспир., докторов и молодых ученых «Наука XXI веку» (I сессия). — Майкоп, 2005. — С. 56—58.

3. Горянская Н. В. Темы и мотивы романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери» в тетралогии «Мыслитель» М. Алданова // Культура и текст: сб. науч. трудов Международной конференции — Барнаул, 2005. — Т. 3. — С. 42-48.

4. Горянская Н. В. Карамзинские мотивы в тетралогии «Мыслитель» М. Алданова // Художественный текст: варианты интерпретации: труды XI Всерос. науч.-практ. конф. (Бийск, 12—13 мая 2006 г.): в 2 ч. — Бийск, 2006. — Ч. 1—С. 135-140.

5. Горянская Н. В. Масонские мотивы в тетралогии М. Алданова «Мыслитель»//ВестникАкадемииРоссийскихэнциклопедий. — Челябинск, 2008. — № 1 (27). — С. 25-31.

6. Горянская Н. В. Символика храма в тетралогии М. Алданова «Мыслитель» // Региональный культурный ландшафт в русской перспективе: сб. науч. ст. — Тюмень, 2008. — С. 206—210.

7. Горянская Н. В. Феномен книги в тетралогии «Мыслитель» М. Алданова// Проблемы изучения культуры Русского Зарубежья (в печати).

8. Кармацких Н. В. Французская революция в художественном сознании М. Алданова (на примере тетралогии «Мыслитель»). — Режим доступа: http://www.tmnlib.ru/DbFileHandler.axd? 1986

Подписано в печать 24.04.09. Тираж 100 экз. Объем 1,0уч.-изд. л. Формат60x84/16. Заказ314.

Издательство Тюменского государственного университета 625003, г. Тюмень, ул. Семакова, 10 Тел./факс (3452) 45-56-60,46-27-32 E-mail: izdatelstvo@utmn.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Кармацких, Нина Владимировна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. МОТИВНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ТЕТРАЛОГИИ

МЫСЛИТЕЛЬ»

1.1. Мотивы сюжетно-фабульной структуры тетралогии

1.2. Особенности функционирования пространственно-временных мотивов

1.3. Корреляции мотива и героя

ГЛАВА II. РОЛЬ МОТИВА В ВЫРАЖЕНИИ

ФИЛОСОФСКИХ И РЕЛИГИОЗНЫХ ВОЗЗРЕНИЙ

М. АЛДАНОВА

2.1. Историософский круг идей «Мыслителя»

2.2. Мотивы масонства

2.3. Оппозиция Notre Dame / София Киевская (ее значение в раскрытии религиозной мысли и художественных особенностей серии М. Алданова)

ГЛАВА III. ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЙ «ПЛАСТ»

ТЕТРАЛОГИИ В МОТИВНОМ АСПЕКТЕ

3.1. Феномен книги в тетралогии М. Алданова

3.2. Литературные реминисцентные мотивы «Мыслителя» 132 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 148 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Кармацких, Нина Владимировна

Творчество Марка Алданова (М.А. Ландау) (1886-1957) - писателя первой волны русской литературной эмиграции - все чаще становится предметом изучения отечественных и зарубежных литературоведов. Его богатое и до сих пор полностью не опубликованное наследие включает исторические романы, повести, философские сказки, трактаты, очерки, критические эссе, портреты, статьи, мемуарные записки, рецензии. Первая работа М. Алданова (1915 г.), посвященная сопоставительному анализу творчества Л.Н. Толстого и Р. Роллана, была высоко оценена критиками и принесла исследователю широкую известность.

За год до эмиграции, в 1918 г., М. Алданов проявил себя в публицистическом жанре, выразив на страницах своей философско-публицистической книги «Армагеддон» отрицательное отношение к происходящим в России революционным событиям.

Не приняв Октябрьский переворот, в 1919 г. он покинул Россию (жил в Париже, Берлине, Америке, снова во Франции). Сочувствуя своей родине, М. Алданов продолжал работать за рубежом и писал принципиально на русском языке. Первое художественное произведение «Святая Елена, маленький остров» писатель создал в 1921 г. (опубликовано первоначально в «Современных записках», затем отдельные издания вышли в Берлине в 1923, 1926 гг.). Эта историческая повесть, которую многие исследователи по праву именуют романом, описывает последние дни жизни Наполеона. Впоследствии «Святая Елена.», несмотря на более раннее создание, стала завершающей частью тетралогии «Мыслитель» (романы «Девятое Термидора», 1923 г.; «Чертов мост», 1925 г.; «Заговор», 1927 г.). Перу писателя принадлежат также трилогия «Ключ. Бегство. Пещера» (19291935), романы «Истоки» (1942-1946), «Живи как хочешь» (1952), «Самоубийство» (1956-1957) и др.

Российскому читателю творчество М. Алданова «открылось» только в конце 1980-х гг. Основной корпус произведений писателя был опубликован в России благодаря московскому профессору A.A. Чернышеву, который инициировал издания собраний сочинений М. Алданова и откомментировал его тексты.

Возвращенные произведения писателя все больше привлекают внимание исследователей, чему свидетельство - многочисленные научные статьи, диссертации. Это работы Е.И. Бобко, Т.И. Болотовой, H.H. Горбачевой, Т.И. Дроновой, А.Б. Кдырбаевой, О. Лагашиной, О.В. Матвеевой, A.A. Метелищенкова, Т.Я. Орловой, Н.С. Рыжковой, Е.Г. Трубецковой, Т.Н. Фоминых и др. В контексте литературы русского зарубежья творчество М. Алданова изучали Н.М. Щедрина и В.А. Юдин. Первую в России книгу, в которой были рассмотрены особенности философии истории и поэтики романов М. Алданова, опубликовала И.В. Макрушина (Уфа, 2004). Ею же представлен обширный библиографический обзор критических работ о творчестве писателя.

В целом исследователи разделяют романы М. Алданова на исторические (Н.М. Щедрина) и исторические в сочетании с современной тематикой (И. Захариева). Энергетика исторического романа формируется на документальной основе, на фактических сведениях об исторических лицах, событиях и действиях, колорите воссоздаваемой эпохи (речевых, вещных, бытовых деталях). М. Алданов умело оперировал событиями прошлого, рисуя их в органическом единстве с повседневной жизнью, изображая прошедшее сквозь восприятие частного вымышленного персонажа. В этом видится следование традициям классического исторического романа В. Скотта, И.И. Лажечникова, М.Н. Загоскина, A.C. Пушкина, Г.П. Данилевского, Л.Н. Толстого, H.A. Энгельгардта, А. Франса и др.

Особый интерес для ученых представлял историзм М. Алданова; писатель во многом опирался на толстовское видение истории (Л.Н. Толстого

М. Алданов неизменно считал своим учителем [Ларин 1989: 256]), но это не означало полного совпадения историрософских концепций.

Однако, как подметили Л.А. Колобаева и Т.И. Дронова, возвращение художников первой волны эмиграции к урокам классики XIX века не могло происходить по прямой, минуя проблему взаимоотношений литературы русского зарубежья и Серебряного века. «Жанровые стратегии Алданова свидетельствуют о генетической связи его романов с новым типом исторического повествования, возникшим в эпоху Серебряного века в творчестве Д. Мережковского - романом философии истории, романом историософским» [Дронова 2003: 141].

Наследуя традицию рационалистической историософии XIX - начала XX вв. с ее идеями «катастрофического прогресса», «мистической революции», «смысла истории» [Дронова 2003: 142], М. Алданов выработал собственный стиль повествования, который заключался в максимальном следовании фактам прошлого, соотнесении исторических событий с философией истории, историзме1.

Еще при жизни писателя критики говорили о том, что в исторических романах М. Алданова четко прослеживается параллель с современностью: «все места об интервенции и об эмиграции в «Девятом термидора» явно наводят на мысль о русской революции и русской эмиграции, а все рассуждения о революции полны намеков на события наших дней» [Слоним 1925: 163].

Обращение М. Алданова к жанру исторического романа было не случайным: «после 1917 года нужда в исторической прозе не могла не возникнуть уже просто потому, что так пренебрегаемая прежде история

Вслед за H.H. Стариковой, понимаем, что необходимым и достаточным для специфики жанра исторического романа является такое качество, как историзм мышления и художественного воссоздания жизни писателем, который показывает, насколько автор раскрывает прошлое в его своеобразии и обусловленности временем (Старикова H.H. Исторический роман. К проблеме типологии жанра / Н. Н. Старикова // Вестник Московского университета. Сер. 9, Филология. - 2007. - № 2. - С. 39-48). сделалась главнейшим персонажем жизненной драмы свидетелей общеевропейской катастрофы» [Соколов 1991: 52].

В рецепции современного литературоведения 1920-1930-е годы предстают как период интенсивного осмысления, поиска новых путей развития общества и культуры. Именно исторический роман оказался насущно необходимым (как в эмиграции, так и метрополии) для понимания произошедших переломных событий в жизни России.

И хотя идейные и художественные принципы в осмыслении истории советских писателей (О.Д. Форш («Одеты камнем», «Радищев»), Ю.Н. Тынянов («Кюхля»), А.П. Чапыгин («Разин Степан»), С.П. Злобин («Салават Юлаев», «Степан Разин»), В.Я. Шишков («Емельян Пугачев») и др.) и писателей русского зарубежья (Д.С. Мережковский («Христос и Антихрист», «Тайна трех. Египет и Вавилон»), П.Н. Краснов («От двуглавого Орла к красному знамени», «Цареубийцы»), И.Ф. Наживин («Во дни Пушкина» и др.), И.С. Лукаш («Пожар Москвы») и др.) во многом разнились, обращение к образам прошлого стало неизбежной попыткой отрефлектировать произошедшие революционные события.

В этом писательском ряду произведения М. Алданова занимали особое место. Они отличались своеобразным синтезом художественного и научного начал. По замечанию С. Ларина, Алданов «привнес в избранный им жанр строгость и четкость научного мышления, научного подхода к историческому документу <.>. Он игнорировал или недооценивал в литературе роль вымысла, авторской фантазии <.> там, где не доставало фактов, он отходил в сторону» [Ларин 1989: 252].

Критики неоднократно отмечали, что исторического романиста, равного М. Алданову, в XX в. не было ни в эмиграции, ни в метрополии. Алдановская художественная интерпретация прошлого опиралась на историческую концепцию индетерминизма. В основе такого видения лежит знание главенствующей роли «Его величества Случая». «Исторический» человек оказывается в ситуации, когда он либо пытается противостоять 6 случаю, разумно подчинять себе обстоятельства, либо становится его жертвой. О том, что в своих произведениях М. Алданов рассматривает всю мировую историю как цепь случайностей, рассуждали многие исследователи (A.A. Чернышев, Т.И. Дронова, H.H. Горбачева и др.).

Однако, несмотря на пессимистическое звучание произведений писателя, в них утверждается целая система позитивных ценностей: верность Родине, жертвенность, долг, ответственность и др. Отсюда - магнетизм прозы М. Алданова; ее философско-интеллектуальный пафос не исключает художественной пластики, позволяющей романисту воссоздавать конкретику исторических коллизий в их неповторимой атмосфере предметной наглядности.

В последнее время исследователи стремятся представить комплексный анализ опубликованных произведений писателя, включая художественные тексты, публицистику, критические работы и философский трактат «Ульмская ночь. Философия случая». Так, «Мыслитель» считается частью «метароманного целого» (И.В. • Макрушина, О.В. Матвеева, A.A. Метелищенков, Т.И. Дронова и др.) и исследуется вкупе с другими произведениями писателя. A.A. Чернышев назвал все шестнадцать романов и повестей М. Алданова «уникальным по масштабности историческим циклом» [Чернышев 1991: 4].

Историософский пласт в произведениях писателя значительно проработан исследователями. Т.И. Дронова изучила «энергию жанра» историософского романа, Т.И. Болотова раскрыла декартовский принцип абсолютного сомнения и платоновское понимание познания действительности человеком, нашедшее свое выражение в его мифе о пещере. Е.И. Бобко рассмотрела традиции JI.H. Толстого в исторической романистике М. Алданова.

Многие аспекты в идейной и художественной проблематике М. Алданова можно считать изученными, тем не менее целый ряд проблем, связанных с особенностями поэтики и художественного метода, остается недостаточно освещенным. Продуктивной видится попытка, ограничившись небольшим объемом текстов, анализировать их более скрупулезно.

Важность изучения тетралогии «Мыслитель» заключается прежде всего в том, что эта серия является самой первой и определяющей среди художественных работ писателя. Именно в период написания тетралогии происходит становление автора-художника, зарождаются главные темы и мотивы, выявление которых вскрывает основные творческие перспективы, реализованные в последующих произведениях. Так, А. Метелищенков справедливо отмечает: «За шесть лет работы над тетралогией «Мыслитель» М.А. Алдановым были выработаны критерии художественной формы, максимально отвечающие требованиям воплощения в творчестве его историософской концепции, разработана модель метатекстовых связей между произведениями, была выработана постоянная структура исторического портрета и образа <.>, сформирована типизированная система образов серии; была разработана структура эпизода и структура сюжета отдельного произведения, а также сформирована модель художественного пространства и времени; был выработан беспафосный стиль повествования, форма философского диалога; зафиксировано положение автора и читателя по отношению к повествованию» [Метелищенков 2000: 20-21].

A.B. Бахрах отмечал, что самым ценным у М. Алданова является способность слаженно выстраивать композицию произведения: «умение налагать один пласт на другой, из книги в книгу делать перекличку (подчеркнуто нами - Н.К.) своим героям без того, чтобы этот прием мог показаться искусственным или надуманным» [Бахрах 1980: 55].

И сам писатель в предисловиях к каждому из произведений «Мыслителя» настраивает читателя на эти «переклички». Он повторяет очень важную мысль, выражая сожаление по поводу того, что читатель не сможет усмотреть в его романах главного из-за их непоследовательного выхода в свет («Боюсь, что. нелегко будет судить о целом»; «мне очень досадно, что я не могу одновременно предложить вниманию читателей всю серию»). Это главное и целое для автора - «символика серии», которая является, на наш взгляд, цепью повторяющихся, перекликающихся, сопрягающихся друг с другом мотивов.

В исследовательских работах изучение мотивной организации произведений М. Алданова сегодня представлено выборочно: это попутные замечания, различные акценты, наблюдения.

Еще при жизни писателя критики русского зарубежья (А. Мерич и др.) отметили мотивы одиночества и смерти как ведущие в творчестве М. Алданова. В большинстве откликов начала-середины XX в., посвященных «Мыслителю», понятия «мотив», «тема», «лейтмотив» не разделялись и практически синонимизировались. Так, в 1926 г., анализируя роман «Чертов мост», А. Кизеветтер выделил главным в творчестве писателя лейтмотив «суеты сует», сопряженный с «иронией судьбы». Этот лейтмотив ученый называет также «центральной темой всех исторических повествований Алданова» [Кизеветтер 1926: 478].

Работы 1970-1980-х гг. содержат предметный анализ, однако в них также нет разграничения понятий «темы» и «мотива». Николас Ли, известный зарубежный критик, одним из первых подметил основную семантическую черту нарратива алдановских произведений — повторяемость, репрезентативность в разных текстах тем и мотивов. «Каждая книга в отдельности составляет законченное целое, но в то же время все они, вместе взятые, связаны между собой сложной цепью повторяющихся тем. Чаще всего мотивы эти воплощены в персонажах, которые или появляются в нескольких романах подряд, или упоминаются из романа в роман - то друзьями, то родственниками, то потомками» [Ли 1972: 95].

H. Ли, как и А. Кизеветтер, отмечал в качестве главных в алдановской концепции мотивы суеты сует и иронии судьбы, показанные через воссоздание последних дней жизни «великих мира сего» (Робеспьера, Екатерины II, Павла I, Наполеона и др.).

Отдельные мотивы в разных алдановских произведениях привлекли большее внимание ученых в 1990-х - 2000-х годах. Так, A.A. Чернышев главным назвал мотив бессилия человека перед потоком исторических деяний. Мотивам смерти/бессмертия, игры, театра в различных интерпретациях посвящены работы H.H. Горбачевой, Н.М. Щедриной, И.В. Макрушиной. Кроме того, H.H. Горбачева выявила сквозной мотив fosse commun. Мотив «узнаваемости некоторых ситуаций и лиц», а также мотив бегства исследовала Т.Я. Орлова, эсхатологические мотивы анализировала Т.Н. Фоминых. Мотивы Дьявола-Мыслителя, революции и случая ученые считают основными в тетралогии. И. Макрушина посвятила этому вопросу отдельную статью.

О «синтезе документальных сведений и психологических мотивов» в творчестве М. Алданова упоминает Е.И. Бобко. A.A. Метелищенков отмечает лейтмотивы искусства и культуры. По мнению ученого, особенность композиции и темпоритм повествования в «Мыслителе» определяются «ретроспекцией и системой лейтмотивов, связывающих эпизоды, части и романы между собой» [Метелищенков 2000: 173].

О.В. Матвеева в своей диссертационной работе представила обширный анализ мотивов в художественных произведениях писателя разных лет. Большинство мотивов («приживальчества», двойственности, азартных игр, очищения, случая и т.д.) исследовательница проанализировала в сказках и романах «Ключ», «Бегство», «Пещера», «Самоубийство». Отдельный параграф отводится специфике реализации мотива сумасшествия в творчестве М. Алданова. В «Мыслителе» в качестве центрального О.В. Матвеева выделила мотив пути (дороги, путешествия) [Матвеева

1999: 18]. Исследовательница также отмечает в тетралогии «травестированные» мотивы «пира» и мотив «герой попадает в тюрьму». Особое внимание О. Матвеева обратила на символизацию мотивов сна, двойничества, искушения, набата (звона); музыкальные, карнавальные и танцевальные мотивы отмечаются ею только в романе «Чертов мост».

Рассматривая степень изученности тетралогии «Мыслитель», следует заметить, что мотивный анализ в большинстве случаев касается отдельных произведений, а не всей серии в целом, и предметом изучения являются выборочные мотивы. Так, В. Сечкарев и Г. Грабиньская анализировали мотивы истории и бессмертия. Обширный анализ мотивов смерти, детства, двойничества и творящегося Апокалипсиса в романах писателя представила в отдельных статьях H.H. Горбачева. Сегодня произведения М. Алданова широко анализируются также с позиций интертекстуальности (работы В. Сечкарева, Т.Н. Фоминых, И.В. Макрушиной и др.).

Несмотря на то, что в последние годы в качестве доминантных выдвигаются различные темы и мотивы, проблема целостного мотивного освоения тетралогии «Мыслитель» остается насущной. Лишь в одной из последних диссертаций, посвященных М. Алданову, Т.И. Болотовой подмечено, что «в процессах смыслопорождения определяющую роль играет мотивная структура алдановских повествований» [Болотова 2007: 3]. Исследовательница утверждает, что «формально-содержательные функции философского текста заключаются в формировании мотивной структуры алдановского метаромана» [Болотова 2007: 7].

В связи с тем, что в тетралогии М. Алданова мотивы рассматривались учеными фрагментарно, а некоторые вообще не отмечались, значимость исследования серии «Мыслитель» в этом аспекте очевидна.

Актуальность исследования определяется необходимостью углубленного изучения творческого наследия М. Алданова - одного из крупных и оригинальных писателей русского зарубежья. Важность изучения романов серии «Мыслитель» диктуется не только стремлением обобщить накопленный исследовательский материал, касающийся мотивной организации тетралогии, и рассмотреть ранее не изучавшиеся мотивы, но и выявить системный характер мотивных функций и значений, необходимых для осмысления историософской концепции писателя.

Анализ поэтики тетралогии в мотивном аспекте видится важным и в связи с тем, что сам автор «Мыслителя» неоднократно обращал внимание на «символику серии», на те повторяющиеся моменты, которые несут основную историософскую нагрузку и выполняют связующую функцию.

Мотив — важнейшая универсалия, широко применяемая в современном литературоведении. Однако до сих пор нет единого критерия относительно правильности освоения нарративных единиц текста, и разные подходы не всегда конкретизируют изучаемый вопрос.

В настоящем диссертационном исследовании не ставится задача найти решение проблемы теории мотива. История изучения и развития этого понятия была прослежена И.В. Силантьевым2. Исследователь выделил следующие трактовки мотива: семантическая (А.Н. Веселовский, А.Л. Бем, О.М. Фрейденберг), морфологическая (В .Я. Пропп, Б.И. Ярхо), дихотомическая (А.И. Белецкий, А.Л. Бем, А. Дандес), структурно-семантическая (Е.М. Мелетинский, Б.Н. Путилов), тематическая (Б.В. Томашевский, В.Б. Шкловский, А.П. Скафтымов, Г.В. Краснов), интертекстуальная (Б.М. Гаспаров, А.К. Жолковский, Ю.К. Щеглов), концепция сюжетной прагматики (Ю.В. Шатин, В.И. Тюпа и др.).

Важно обратить внимание на фундаментальные определения мотива и на спорные моменты в соотнесении этой универсалии с темой, лейтмотивом, сюжетом.

2 Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии. Новосибирск: ИДМИ, 1999. - 104 е.; Силантьев И.В. Поэтика мотива. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - 296 с.

Отметим, что этот термин, заимствованный из музыковедения (впервые отмечен в «Музыкальном словаре» С. де Броссара, 1703 г.), получил широкое распространение в литературоведении благодаря статье И.В. Гете «Об эпической и драматической поэзии» (1797 г.)- Как эстетически значимое литературное понятие мотив начал зарождаться уже в «реальной критике» середины XIX века, но интенсивное развитие получил в трудах А.Н. Веселовского («Поэтика сюжетов», 1897-1903). Ученый определил мотив как «простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные вопросы первобытного ума или бытового наблюдения» [Веселовский 1940: 500]. Основными качествами мотива были названы его неразложимость, нерасчленимость и повторяемость. Главным признаком неразложимости, по мысли ученого, выступала семантическая целостность мотива («образный одночленный схематизм»; «простейшая повествовательная единица» [Веселовский 1940: 494]).

Положения родоначальника исторической поэтики продолжил А.Л. Бем в своей работе «К уяснению историко-литературных понятий» (1918). Исследователь доказал, что мотив может развиваться, расти и усложняться, дополняясь другими мотивами, что, в свою очередь, и рождает сюжетную линию.

Теорию А.Н. Веселовского о неразложимости и нерасчленимости мотива попытался опровергнуть В.Я. Пропп в работе «Морфология сказки» (1928 г.). Исходя из того, что мотив - морфологическая единица повествования, ученый утверждал: мотив «не одночленен и не неразложим» [Пропп 1969:18], то есть его можно разбить на логические составляющие (предикат, субъект, объект и т.д.). Пропп считал, что для изучения волшебных сказок принципиально значимыми являются другие структурные единицы - функции действующих лиц, представляющие «те составные части, которыми могут быть заменены идеи Веселовского» [Пропп 1969: 29]. Однако, по мнению литературоведов, абсолютной замены понятий не произошло, так как «многие варианты функций, перечисленные В.Я. Проппом, являются типичными мотивами» [Мелетинский 1983: 121].

Важную роль в теории мотива сыграли работы М.М. Бахтина («Формы времени и хронотопа в романе» и др.). По мысли ученого, исторический роман всегда «создает соотнесенность исторического времени» со связанными с ним темами и мотивами, например, темы войны связаны с «временным рядом индивидуальной жизни», в центре которого - мотив любви» [Бахтин 1975: 366].

Понятие мотива в плане соотнесения его с темой представляет особую проблему в литературоведении. Так, тематическую трактовку мотива в 1920-е гг. дали ученые Б.В.Томашевский, В.Б.Шкловский, А.П. Скафтымов. Б.В. Томашевский полагал, что «путем разложения произведения на тематические части мы доходим до частей неразлагаемых, до самых мелких дроблений тематического материала <.>. Тема неразложимой части произведения называется мотивом» [Томашевский 1931: 136-137]. Мотивы в их причинно-временной связи являются, по мнению ученого, фабулой. Сюжетом он называет «совокупность тех же мотивов в той последовательности и связи, в которой они даны в произведении» [Томашевский 1931: 137].

В современной науке тематической трактовки в понимании мотива придерживаются Г.В. Краснов и В.Е. Ветловская. Напротив, разграничить спорные понятия пытается В.Е. Хализев, по мысли которого «мотив — это компонент произведений, обладающий повышенной значимостью (семантической насыщенностью). Он активно причастен теме и концепции (идее), но им не тождественен» [Хализев 1999: 266].

Для современного литературоведения взаимосвязи не решена также проблема мотива и сюжета. Эти понятия до сих пор используются «в разных методологических контекстах и с разными целями» [Целкова 2000: 203].

Не определенным до конца остается и вопрос о соотнесении «мотива» и «лейтмотива». Для Б.В. Томашевского лейтмотив является «лирической темой». И. В. Силантьев отмечает: «необходимо учитывать, что собственно мотив Томашевский определял как элементарную повествовательную тему, и не ассоциировал с мотивом, понятым таким образом, признак устойчивой повторяемости в нарративе. Поэтому фактически под лейтмотивом здесь понимается повторяющаяся. . лирическая тема» [Силантьев 2004: 94].

Другая концепция выстраивается в связи с идеями интертекстуального анализа. В своей знаменитой работе, посвященной роману М. Булгакова, Б;М. Гаспаров практически синонимизирует термины «мотив» и «лейтмотив». Ученый считает, что «некоторый мотив, раз возникнув, повторяется* затем множество раз, выступая при этом каждый раз в новом варианте, новых очертаниях и во все новых сочетаниях с другими мотивами» [Гаспаров 1994: 285].

Понимание лейтмотива в ином ключе связано с его повторяемостью в тексте. И.В. Роднянская находит отличительным признаком лейтмотива? то; что он является «образным поворотом, повторяющимся на протяжении всего произведения как момент постоянной характеристики какого-либо героя; переживания или ситуации» [Роднянская 1967: 101]. Того же мнения придерживаются Г.В. Краснов, П.Г. Богатырев и Л.Н. Щелкова. Присоединяясь к этой концепции, И.В. Силантьев учитывает границы текста произведения, полагая, что «признак лейтмотива его обязательная повторяемость в пределах текста одного и того же произведения; признак мотива - его обязательная повторяемость за пределами текста одного произведения. При этом в конкретном произведении мотив может выступать в функции лейтмотива, если приобретает ведущий характер в пределах текста этого произведения» [Силантьев 2004: 94].

О повторяемости мотива говорит и Н.Д. Тамарченко: «Мотив - любая единица сюжета (или фабулы)^ взятая в аспекте ее повторяемости, типичности, т.е. имеющая значение либо традиционное <.>, либо характерное именно для творчества данного писателя и даже отдельного произведения» [Тамарченко 2004: 194].

Представление о мотиве во многом расширили работы О.М. Фрейденберг. Исследовательница сопрягает эту категорию с понятием персонажа: «говоря о персонаже, тем самым пришлось говорить и о мотивах <.> вся морфология персонажа представляет собой морфологию сюжетных мотивов» [Фрейденберг 1997: 221-222].

В.И. Тюпа считает, что «мотив - один из наиболее существенных факторов художественного впечатления, единица художественной семантики, органическая «клеточка» художественного смысла <.>, текстуальная манифестация мотива - повтор». Ученый предлагает выявлять повторы внутритекстуальные, «принадлежащие данному художественному целому в его эстетической уникальности», и интертекстуальные («аллюзии, реминисценции, невольные совпадения») [Тюпа 1996: 52-54].

По мнению В.И. Тюпы, лексический повтор определенного слова - это так называемая мотивная структура, которая «делает художественно значимым любой повтор семантически родственных или окказионально синонимических подробностей внешней и внутренней жизни, включая и такие, какие могут производить впечатление совершенно случайных или, напротив, неизбежных» [Тюпа 2006: 60].

В последнее время в литературоведении все чаще наблюдается опыт исследования различных мотивов в их совокупности. Изучаемые мотивные группы именуются как «система мотивов», «мотивная структура», «комплекс мотивов» и т.д. Стремление к целостности анализа мотивов продиктовано широкой трактовкой этого понятия. Так, Б.М. Гаспаров обозначает им любой смысловой повтор, а текст называет «сеткой мотивов» [Гаспаров 1994: 285]. Мотивы соединяют смысловые компоненты текста внутри и за его пределами. О системности мотивов говорил еще А.Н. Веселовский: «мотивы получают свое содержание и смысл не сами по себе, а через сопоставление и связь с другими мотивами» [Веселовский 1940: 504]. Изучение мотивов в их совокупности позволяет осмыслить художественное единство текста.

В целом понятие мотива проблематично. Так, Е. Подбельский отметил: «мотив в словаре сюжетов определяется главным образом в соотнесении с другими терминами и понятиями, столь же недостаточно точными. Это понятия «события», «действия» («функции»), «хронотопа», «темы», «героя» («актанта»), «фабулы». При этом мотив как главная движущая сила, «локомотив» произведения может напрямую отождествляться с любым из названных параметров текста» [Подбельский 2004: 201].

В качестве основного в диссертационной работе используется определение Б.М. Гаспарова. Под мотивом ученый разумеет «любое смысловое «пятно» — событие, черту характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово и т.д.», которые, «раз возникнув, повторяются затем множество раз, выступая при этом каждый раз в новом варианте, новых очертаниях и во все новых сочетаниях с другими мотивами» [Гаспаров 1994: 285]. Продуктивно также утверждение, что мотив может «символизироваться» в тексте, носить какой-то иной (непервичный) смысл или актуализироваться в тексте благодаря повторам интертекстуального характера (реминисценции, аллюзии). Учитывается и системное определение мотива, предложенное И.В. Силантьевым.

Материал исследования. С учетом архитектонических особенностей тетралогии современная наука рассматривает «Мыслитель» в двух аспектах. Одни ученые следуют за хронологией и осваивают произведения в порядке их создания: первой - «Святую Елену, маленький остров» (примечательно, что H.H. Горбачева назвала этот текст «романом-эпиграфом ко всему последующему творчеству прозаика, в том числе к романам цикла «Мыслитель»» [Горбачева 1996: 103-104]), затем изучаются «Девятое термидора», «Чертов мост», «Заговор». Другие исследователи обращаются к готовой форме окончательно оформившегося авторского замысла (анализ от «Девятого термидора» к «Святой Елене.»).

Оба способа литературоведческого анализа важны, однако преследуют разные цели (первый — отслеживание развития и трансформации творческой мысли автора, эволюции художественных принципов изображения; второй — целостное понимание структуры произведений). В настоящем исследовании изучение мотивов проводится исходя из окончательно сформированной автором архитектоники тетралогии, что соответствует «желанию художника»: М. Алданов надеялся, что читателю удастся «понять всю символику серии в целом». Таким образом, мотивы в произведении писателя рассматриваются с позиций частотности, актуальности, а не с точки зрения их развития и трансформации.

Объектом диссертационного исследования стала историческая тетралогия М. Алданова «Мыслитель».

Предметом исследования является система ключевых и факультативных мотивов тетралогии «Мыслитель», организующих целостную повествовательную картину.

Цель диссертационного исследования - выявить и изучить функции ведущих мотивов тетралогии «Мыслитель», взаимосвязанных философскими, социально-этическими, историософскими и религиозными аспектами; проанализировать идейно-художественное содержание и интертекстуальный потенциал мотивов.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) выявить средства поэтики, при помощи которых различные мотивы проявляются наиболее широко и репрезентативно в историософии М. Алданова;

2) определить функции и значения мотивов в тетралогии;

3) раскрыть повествовательную структуру «Мыслителя» и жанровую специфику хронотопа;

4) проанализировать связь мотива и героя;

5) рассмотреть роль религиозных мотивов в их связи с мотивами масонства в реализации общего авторского замысла;

6) открыть интертекстуальное содержание тетралогии посредством установления круга межтекстовых связей.

Научная новизна работы заключается в обнаружении и исследовании ведущих мотивов (и их функций) первой художественной серии М. Алданова в системе. При анализе выделяются значимые элементы поэтики. Исследуется интертекстуальный пласт произведений в сопоставлении с «аллюзивными» источниками. Проводится подробное исследование особенностей художественного пространства и времени, рассматриваются образы вымышленных и реальных персонажей в мотивном аспекте.

Выбор изучаемых в тетралогии «Мыслитель» мотивов (религиозных, философских, а также мотивов масонства, сна, зеркала, книги и др.) обусловливается тем, что это наиболее часто употребляемые и актуальные мотивы, имеющие потенциальную семантическую насыщенность и максимально отображающие особенности художественного мира автора. В тетралогии эти мотивы плотно переплетены и взаимосвязаны. Особый интерес представляют реминисцентные, аллюзивные мотивы, которые вписывают произведения М. Алданова в общее историко-культурное полотно. Тем не менее, понимая широту материала, в работе не ставится цель дать исчерпывающий анализ всех, имеющихся в тетралогии мотивов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В целостной многоуровневой системе повествовательной структуры тетралогии «Мыслитель» проявляются различные взаимообусловленные мотивы, связанные с фабулой, сюжетом, хронотопом, героем. Религиозные и философские мотивы являются особенно значимыми в историософии М. Алданова и имеют в тетралогии двойное прочтение: прямое историческое и символическое.

2. В системе взаимосвязанных мотивов многозначны и символичны мотивы масонства (от масонства как явления культуры до постулатов тайных братств и их значения в мировых исторических переворотах).

3. Мотивы двойничества, зеркала, круга, сна способствуют раскрытию художественного образа центрального вымышленного персонажа - «человека без свойств», который призван быть не просто «связующим звеном» тетралогии, но и необходим как некая личностно не проявленная функция.

4. Принцип контраста является организующим в сюжете тетралогии М. Алданова. Оппозиция Notre Dame / София Киевская задает общий тон противостояния символов Химеры и Софии.

5. Мотив книги выступает в роли модели жизни / пути героев и как историософская доминанта, организующая интертекстуальный слой повествования.

6. Многоуровневая система мотивов формирует тетралогию М. Алданова как книгу ностальгии и покаяния.

Теоретико-методологическая база диссертационного сочинения. Теоретической основой диссертации стали работы в области исследований мотива и мотивного анализа. В работе учитывается литературоведческий опыт разных научных школ: А.Н. Веселовского, В.Я. Проппа, А.И. Белецкого, A.JI. Бема, Е.М. Мелетинского, Б.Н. Путилова, Б.В. Томашевского, В.Б. Шкловского, А.П. Скафтымова, О.М. Фрейденберг, Ю.М. Лотмана, Б.М. Гаспарова, А.К. Жолковского, В.И. Тюпы, E.H. Ромодановской и др.

Диссертационное сочинение опирается также на исследования по теории повествования В.М. Жирмунского, Б.О. Кормана, Б.А. Успенского, Н.Д. Тамарченко и теоретические работы в области исторического жанра Н.М. Щедриной, В.А. Юдина и др.

Методы исследования связаны с целью, задачами и предметом диссертации. Работа строится на сочетании системно-целостного, типологического, сравнительного и культурологического подходов к анализу литературных явлений. В исследовании активно применяется мотивный анализ с элементами интертекстуального подхода.

Теоретическая значимость работы заключается в изучении своеобразия мотивов, их механизмов и функций в поэтике текста конкретного автора.

Практическое использование полученных результатов возможно при чтении общих курсов по истории русской литературы первой четверти XX в., литературе русского зарубежья, спецкурсов и спецсеминаров по проблемам мотивного анализа, а также отдельно по творчеству М. Алданова.

Апробация основных разделов диссертации состоялась на кафедре русской литературы филологического факультета Тюменского государственного университета и в форме докладов на Международных научных конференциях: «Евроазиатский культурный диалог в коммуникативном пространстве языка и текста» (Томск, 2004), «Культура и текст» (Барнаул, 2005), «Проблемы изучения культуры Русского Зарубежья» (Москва, 2006), «Франция - Россия. Проблемы культурных диффузий» (Тюмень, 2008); на всероссийских конференциях: «Наука XXI веку» (Майкоп, 2005), «Художественный текст: Варианты интерпретации» (Бийск, 2006), «Провинция в культуре и литературе» (Тюмень, 2007), «Региональный культурный ландшафт в русской перспективе» (Тюмень, 2008). Основные положения диссертации освещены в восьми публикациях, одна из которых соответствует государственным стандартам ВАК.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 330 наименований. Общий объем работы составляет 179 страниц.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтика тетралогии М. Алданова "Мыслитель""

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенный мотивный анализ тетралогии «Мыслитель» показал, что в поэтике романов мотивика играет ведущую роль как на уровне организации фабулы и сюжета, так и хронотопа, образа героя. Мотивы встречи, испытания, бегства, смерти, разочарования и др. «образуют» и углубляют сюжетно-фабульную структуру тетралогии. В целом сюжет «Мыслителя» является открытым. Романы серии М. Алданова автономны (каждый в отдельности прочитывается как законченное целое), и единство серии достигается во многом только благодаря отработанной системе повторяющихся, сопрягающихся друг с другом мотивов, а также при помощи общих повествователя и героев.

В «Мыслителе» выделяются различные типы топики и темпоральности. Художественное время, в тетралогии представляет собой нерасчленимый симбиоз прошлого-настоящего-будущего. В качестве пространствоорганизующих выступают мотивы пути, острова, круга, окна, толпы. Эти же мотивы имеют символическое преломление (окно как граница между мирами, круг как дантовская метафора, путь как человеческая жизнь, остров - символ эмиграции и т.д.). Ирреальные топосы и локусы вскрываются посредством «пульсации» мотивов сна и зеркала. Герои-«мистики» представлены в замкнутом, а «светлые» - в открытом пространстве. Пространственные доминанты выстраиваются на оппозициях (Россия/Франция, Петербург/Париж, Шклов/Якобинский клуб и т.д.).

Организованная в тетралогии персонажная градация позволяет разграничивать героев по принципам душевной подвижности / неподвижности. Можно сказать, что душевная косность превращает человека в марионетку истории, в продукт «игры случая». Большинству «неподвижных» героев, так или иначе связанных с миром смерти (Робеспьеру, Павлу, Баратаеву, Ламору и др.) противопоставлены образы динамичных героев - Суворова, Воронцова, Канта.

Штааль - тип безличностного соучастника в истории. Это человек «без свойств», вторичный персонаж, которого «делают» события, он же в событиях - пассивный участник (безынициативная фигура). Благодаря мотивам двойничества, сна, зеркала, круга прорисовывается трансформация, изменение (или формирование) внутреннего мира героя.

Анализируя причины возникновения зла и насилия, тотальных сдвигов в мировой истории, писатель переосмысляет понятия «бытия», «смерти», «катастрофы», что проявляется в историософских мотивах. Образ революции углубляется посредством мотивов странности и огня.

Размышляя над причинами политических преступлений, М. Алданов показывает «брожение умов» в тайных организациях. Мотивы масонства функционируют на различных уровнях поэтики, имеют решающее значение в пространственно-временных и сюжетных рамках тетралогии, а также служат приемом раскрытия индивидуализированного характера вымышленных и реальных персонажей.

Масонство в его разных проявлениях (от сугубо эзотерических исканий до активного участия в политической деятельности) становится своего рода «тайно-явным подтекстом» «Мыслителя» - тетралогии, подводившей итоги и всеевропейского кризиса 1914-1918 гг. Писатель, современник и жертва «окаянных дней», стал аналитиком одного из самых изощренных духовных явлений новоевропейской истории. Его аналитизм можно назвать своеобразной формой покаяния в причастности к тому, что своими духовными «тайнодействиями» подпитывало и готовило катастрофы.

В центре внимания писателя оказывается идея фатальной предрешенности жизни и смерти в судьбе России (мотивы случая, странности) и - шире - в судьбах человечества.

Принцип контраста доминирует как организующий в тетралогии. В этом отношении храмовая оппозиция Notre Dame и София Киевская — является центральной в тетралогии, оформляет общий авторский замысел: показать противостояние Мысли (Химеры) и Души (Софии). Последняя книга тетралогии («Святая Елена.») коррелирует с ее началом (прологом); создается своеобразная композиционная «рама», собирающая огромное повествовательное пространство в целостность, подчиненную религиозной символике. Премудрость Божия, София, противостоит Химере Собора Нотр-Дам. Христианская мысль в тетралогии М. Алданова звучит как ностальгия по России, оставленной писателем-эмигрантом и как надежда на то, что Премудрость Божия (душа, душевность) сразит Химеру (людские пороки).

Историософская концепция писателя культурологична, он считает, что только в сохранении общечеловеческих культурных ценностей и традиций, в созидании, строительстве, а не разрушении - смысл существования человечества. Поэтому Храм как культурологическая, религиозная и историософская доминанта принципиальна в картине мира художника.

Мотив книги скрепляет все мотивы серии, книга понимается и как модель жизни/пути героев, и как историософская доминанта (книга книг Библия). Особую нагрузку несут интертекстуальные мотивы (карамзинские, толстовские, дантовские, мольеровские, мотивы романов Гюго и др.), они включают произведение Алданова в общее историко-литературное полотно.

Являясь наиболее репрезентативными и частотными компонентами тетралогии, изученные мотивы служат созданию общего историософского фона «Мыслителя», а также усиливают раскрытие различных уровней поэтики. Перекликаясь, «передвигаясь» из романа в роман, мотивы выполняют соединительную, смыслоорганизующую роль, что приводит к «единству серии» и утверждает авторский замысел - последовательное и глубокое размышление об исторических судьбах прошлого.

Многие рассмотренные мотивы проявляются и в других произведениях М. Алданова, изучение их становится перспективой для дальнейшего мотивного анализа творческого наследия писателя.

Список научной литературыКармацких, Нина Владимировна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Алданов М. А. Армагеддон. Записные книжки. Воспоминания. Портреты современников / М. А. Алданов М.: Интелвак, 2006. - 608 с.

2. Алданов М. А. Бегство / М. А. Алданов // Алданов М. А. Собр. соч.: в 6 т. -М.: Правда, 1991. Т 3. С. 257-543.

3. Алданов М. А. Большая Лубянка / М. А. Алданов М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.-414 с.

4. Алданов М. А. Вековой заряд духовности: две неопубликованные статьи о русской литературе / М. А. Алданов // Октябрь. 1996. - № 12. - С. 164-175.

5. Алданов М. А. Девятое термидора / М. А. Алданов // Алданов М. А. Собр. соч.: в 6 т. -М., 1991. Т. 1. С. 33-316.

6. Алданов М. А. Заговор / М.А. Алданов // Алданов М. А. Собр. соч.: в 6 т. М., 1991. Т. 2. - С. 119-605.

7. Алданов М. А. Ключ / М. А. Алданов // Алданов М. А. Собр. соч.: вбт.-М, 1991. ТЗ.-С. 5-254.

8. Алданов М. А. Пещера / М. А. Алданов // Алданов М. А. Собр. соч.: в 6 т.-М., 1991. Т 4.-С. 5-410.

9. Алданов М. А. Портреты: в 2 т. / М. А. Алданов. М.: Захаров, 2006.-Т. 1.-688 с.

10. Алданов М. А. Посмертные произведения Толстого / М. А. Алданов // Современные записки. Париж, 1926. - № 28. - С. 430-436.

11. Алданов М. А. Проблема исторического прогноза / М. А. Алданов // Современные проблемы: сб. ст. — Париж, 1921. — С. 191-213.

12. Алданов М. А. Самоубийство / М. А. Алданов // Алданов М. А. Собр. соч.: в 6т.-М., 1991. Т. 4.-С. 5-446.

13. Алданов М. А. Святая Елена, маленький остров / М. А. Алданов // Алданов М. А. Собр. соч.: в 6 т. М., 1991. Т. 2. - С. 315-393.

14. Алданов М. А. Сочинения: в! 6-ти кн. Кн. 6: Ульмская ночь. Литературные статьи / М. А. Алданов. - М.: Новости, 1996 - 608 с.

15. Гюго В. Собор Парижской Богоматери / В. Гюго. Новосибирск: Дет. лит., 1994.-528 с.

16. Данте А. Божественная комедия / А. Данте — М.: Правда, 1982.640 с.

17. Карамзин Н. М. Письма русского путешественника / Н. М. Карамзин. Л.: Наука, 1987. - 717 с.

18. Мольер Ж.-Б. Тартюф, или Обманщик; Мещанин во дворянстве; Скупой / Ж.-Б. Мольер. М.: Дет. лит., 1977. - 216 с.

19. Толстой Л. Н. Война и мир: в 4 т. Т. 1 и 2 / Л. Н. Толстой. М.: Сов. Россия, 1991.-736 с.

20. Толстой Л. Н. Война и мир: в 4 т. Т. 3 и 4 / Л. Н. Толстой. М.: Сов. Россия, 1991. 736 с.

21. Аверин Б. М. Алданов мемуарист, историк, литературовед / Б. М. Аверин // Алданов М.А. Картины Октябрьской революции. Исторические портреты современников. Загадка Толстого. - СПб., 1999. - С. 3-10.

22. Агеносов В. В. Литература русского зарубежья / В. В. Агеносов. -М.: Терра. Спорт, 1998. 543 с.

23. Адамович Г. В. Марк Алданов. / Г. В. Адамович // Октябрь. -1991.-№6.-С. 137-138.

24. Адамович Г. В. Мои встречи с Алдановым / Г. В. Адамович // Современная драматургия. 1991. - № 1. - С. 208-211.

25. Адамович Г. В. Одиночество и свобода / Г. В. Адамович. М.: Республика, 1996. - 447 с.

26. Азаров Ю. А. Диалог поверх барьеров. Литературная жизнь русского зарубежья: центры эмиграции, периодические издания, взаимосвязи (1918-1940)/Ю. А. Азаров.-М.: Совпадение, 2005.-235 с.

27. Айхенвальд Ю. Литературные заметки / Ю. Айхенвальд // Руль. — 1925. № 1521. - 2 декабря - С. 2-3.

28. Александрова Л. П. Советский исторический роман и вопросы историзма / Л. П. Александрова. — Киев: Изд-во Киев, ун-та, 1971. — 155 с.

29. Амфитеатров А. В. Литература в изгнании: публикация лекций, прочитанных в Миланском филологическом обществе / А. В. Амфитеатров. -Белград, 1929.-57 с.

30. Андреев Н. Об особенностях и основных этапах развития русской литературы за рубежом / Н. Андреев // Русская литература в эмиграции: сб. ст. Питтсбург, 1972. - С. 15-36.

31. Бальбуров Э. А. Мотив и канон / Э. А. Бальбуров // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы. Вып. 2. Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. - С. 6-20.

32. Барковская Н. В. Литература русского зарубежья (Первая волна): учеб. пособ. / Н. В. Барковская. Екатеринбург: АМБ, 2001. - 156 с.

33. Бахрах А. В. По памяти, по записям: литературные портреты / А. В. Бахрах. Париж, 1980. - С. 28-32.

34. Бахтин M. М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет / M. М. Бахтин М.: Худ. лит., 1975. — 502 с.

35. Бахтин M. М. Проблемы творчества Достоевского / M. М. Бахтин. Киев: NTXT, 1994. - 508 с.

36. Белецкий А. И. В мастерской художника слова / А. И. Белецкий. -М.: Высшая школа, 1989. 158 с.

37. Белинский В. Г. Разделение поэзии на роды и виды. Полн. собр. соч.: в 13 т. / В. Г. Белинский. -М.: АН СССР, 1955 - Т. 5. - 740 с.

38. Бем А. Л. К уяснению историко-литературных понятий / А. Л. Бем // Изв. Отд. рус. яз. и лит-ры АН. Т. 23. Кн. 1. СПб., 1919. - С. 225 -224.

39. Бем А. Л. Русская литература в эмиграции / А. Л. Бем // Критика русского зарубежья: в 2 ч. М., 2002. Ч. 2. - С. 312-317.

40. Берберова Н. Н. Курсив мой: автобиография / Н. Н. Берберова. — М.: Согласие, 1996. 736 с.

41. Бердяев Н. А. Русская идея / Н. А. Бердяев. М.: ACT; Харьков: Фолио, 2000.-400 с.

42. Беседы о русской зарубежной литературе. Париж, 1967. - 46 с.

43. Блохина Н. А. Персонаж в системе мотивов (на материале произведений Г. Гессе): дис. канд. филол. наук: 10.01.01 / Н. А. Блохина. -Новосибирск, 2003. 228 с.

44. Бобко Е. И. М. Алданов и В. Набоков: к проблеме творческих отношений / Е. И. Бобко // Русская литературная классика: В. Набоков, А. Платонов, В. Леонов. Саратов, 2000. - С. 69-77.

45. Бобко Е. И. Особенности художественного историзма Е. Замятина и М. Алданова / Е. И. Бобко // Творческое наследие Е. Замятина: взгляд из сегодня. Тамбов, 1997. Кн. 4. - С. 193-198.

46. Бобко Е. И. Современность как становящаяся история в романах М. Алданова «Начало конца» и «Живи как хочешь» / Е. И. Бобко //. Филологические этюды: сб. науч. ст. молодых ученых — Саратов, 1998. Вып. 1.-С. 110-113.

47. Бобко Е. И. Традиции Л.Н. Толстого в исторической романистике М.А. Алданова: автореф. дис. . канд. фил. наук: спец. 10.01.01 / Е. И. Бобко Саратов, 2008 - 23 с.

48. Бобко Е. И. Художественное прочтение философской мысли в творчестве М. А. Алданова / Е. И. Бобко // Русское Зарубежье духовный и культурный феномен: материалы Междунар. науч. конф.: в 2 ч. / Н. М. Щедрина.- М., 2003. Ч. I. - С. 151-158.

49. Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм: исследования и материалы / Н. А. Богомолов. М.: Новое литературное обозрение, 2000. - 550 с.

50. Болотова Т. И. Мотив самоубийства в тетралогии М. А. Алданова «Мыслитель» / Т. И. Болотова // Филологические этюды: сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов, 2006. Вып. 9, ч. I-II. - С. 48-53.

51. Болотова Т. И. Символическая функция платоновских мотивов в романе М. Алданова «Ключ» / Т. И. Болотова // Известия Российского гос. пед. ун-та. СПб., 2007. - № 9. - С. 17-22.

52. Болотова Т. И. Функции философского текста в романах М. Алданова (Платон, Декарт): автореф. дис. . канд. фил. наук: 10.01.01 / Т. И. Болотова. Саратов, 2007 — 24 с.

53. Булгаков С. Н. Свет Невечерний: созерцания и умозрения / С. Н. Булгаков. М.: Республика, 1994. - 414 с.

54. Бунин И. А. Миссия русской эмиграции: (речь, произнесенная в Париже 16 февр. 1924 г.) / И. А. Бунин // Бунин И. А. Великий дурман. М., 1997.-С. 126-138.

55. Буслакова Т. П. Литература русского зарубежья: курс лекций / Т. П. Буслакова. 2-е изд. - М.: Высшая школа, 2005. - 365 с.

56. Бутеев Д. В. Исторический роман в начале XX века. Н. А. Энгельгардт: дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Д. В. Бутеев. Смоленск, 2004.- 185 с.

57. Вагнер Г. К. Искусство мыслить в камне: (опыт функциональной типологии памятников древнерусской архитектуры) / Г. К. Вагнер. М.: Наука, 1990.-256 с.

58. Васютинский А. М. Французское масонство в XVIII веке / А. М. Васютинский // Тайные ордена. Ростов н/Д., 1997. - С. 471.

59. Вернадский Г. В. Русское масонство в царствование Екатерины II / Г. В. Вернадский М, 1917. - XXIV, 287 с.

60. Веселова В. История, увиденная в зеркалах / В. Веселова // Вопросы литературы. 2008. - № 2. - С. 183-201.

61. Веселовский А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский. -М.: Худож. лит., 1940 648 с.

62. Ветловская В. Е. Анализ эпического произведения. Проблемы поэтики / В. Е. Ветловская. СПб.: Наука, 2002. — 214 с.

63. Владимиров И. Марк Алданов возвращенная глава единой русской литературы / И. Владимиров // Алданов М. А. Собрание сочинений: в 8 т. - Т. 1.: Девятое термидора; Чертов мост. - М., 2007. — С. 5-11.

64. Виноградов В. В. О теории художественной речи: учеб. пособ. — 2-е изд. / В. В. Виноградов. М.: Высшая школа, 2005. - 287 с.

65. Виноградов В. В. Проблема авторства и теория стилей / В. В. Виноградов. — М.: Гослитиздат, 1961. 614 с.

66. Виноградов В. В. Сюжет и стиль: сравнительно-историческое исследование / В. В. Виноградов. М.: Изд-во АН СССР, 1963. - 192 с.

67. Винокур Г. О. О языке исторического романа // Контекст 1985. Литературно-теоретические исследования / Г. О. Винокур. — М.: Наука, 1986. -С. 272-295.

68. Волкогонова О. Д. Образ России с философии Русского Зарубежья / О. Д. Волкогонова. М.: РОССПЭН, 1998. - 325 с.

69. Воробьёва Г. В. Система мотивов малой прозы Б.К. Зайцева 19011921 годов и ее эволюция: дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Г. В. Воробьева. Волгоград, 2004 272 с.

70. Газданов Г. И. Масонские доклады / Г. И. Газданов // Новое литературное обозрение. 1999. — № 39. - С. 174-185.

71. Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы / Б. М. Гаспаров. — М.: Наука, 1994.

72. Герра Р. Они унесли с собой Россию. Русские эмигранты -писатели и художники во Франции (19920-1970) / Р. Герра. СПб.: Блиц, 2004.-415 с.

73. Голубков М. М. Русская литература XX в.: после раскола: уч. пособ. для вузов / М. М. Голубков М.: Аспект Пресс. - 2001. - 267 с.

74. Горбачева Н. Н. Аксиома смерти в романе М. Алданова «Заговор» / Н. Н. Горбачева // Культура. Разум. Искусство. — Тюмень, 1994. — С. 196-200.

75. Горбачева Н. Н. XX век на шкале культуры (проза М. Алданова) / Н. Н. Горбачева / Н. Н. Горбачева // Судьба России: исторический опыт XX столетия: тез. третьей Всерос. конф. (Екатеринбург, 22-23 мая 1998 г.). Ч. 1. — Екатеринбург, 1998.-С. 164-167.

76. Горбачева Н. Н. Сквозной герой в «циклической» прозе М. Алданов / Н. Н. Горбачева // Литература и критика в системе духовной культуры времени: сб. Тюмень, 1996. - 101-112.

77. Горбачева Н. Н. Философия истории в романе М. Алданова «Святая Елена, маленький остров» / Н. Н. Горбачева // Русская литература и философская мысль XIX-XX вв. Тюмень, 1993. - С. 165-174.

78. Грабиньская Г. Танцевальные мотивы, их роль и значение в романе Марка Алданова «Чертов мост» / Г. Грабиньская // Вельские просторы.-Уфа, 2000. -№ 11.-С. 151-156.

79. Грабиньская Г. Французская и русская революции — попытка сравнения / Г. Грабиньская Электронный ресурс. Режим доступа: http: //www.hrono.info/text/2006/grab0306.html (дата посещения - 2009.04.11)

80. Громов М. Н. Образ сакральной Премудрости / М. Н. Громов // Громов М. Н., Милюков В. В. Идейные течения древнерусской мысли. — СПб., 2001.-С. 43-58.

81. Гулыга А. В. Историческое сознание и исторический роман / А. В. Гулыга // Лит. учеба. -1980. № 4. - С. 32-54.

82. Гулыга А. В. «Родина у нас одна» / А. В. Гулыга // Москва. — 1989.-№2.-С. 199-203.

83. Гуминский В. М. Открытие мира, или Путешествия и странники / В. М. Гуминский. — М.: Современник, 1987. 284 с.

84. Давыдов Г. А. Поэтика религиозно-философских поэм М. М. Хераскова / Г. А. Давыдов // Филологические науки. -1999. № 1. — С. 59-64.

85. Дарк О. Эмиграция прозы / О. Дарк // Проза русского Зарубежья: в 4 т. / под ред. М. JL Гаспарова, Б. В. Дубина, Д. С. Лихачева. М., 2000. Т. 1.-С. 5-15.

86. Дарьялова Л. Н. Проблема историзма в советской прозе первой половины 20-х годов (на материале произведений о гражданской войне): автореф. дис. . канд. филол. наук / Л. Н. Дарьялова. -М., 1969. 18 с.

87. Декарт Р. Рассуждение о методе / Р. Декарт. — М.: Академия наук СССР, 1953.-656 с.

88. Диалог о русских идеях: выдержки. / предисл. А. Чернышева // Лит. газ. 1989. - 19 июля (№ 29). - С. 5.

89. Диаспора: новые материалы. Париж. Т. I — СПб.: Athenaeum -Феникс, 2001.-752 с.

90. Диаспора: новые материалы. Париж. Т. II СПб.: Athenaeum — Феникс, 2001.-752 с.

91. Добролюбов Н. А. О русском историческом романе / Н. А. Добролюбов // Полное собрание сочинений в 6 т. М. Т. 1. - 1934. - С. 528534.

92. Долинин А. А. История, одетая в роман. Вальтер Скотт и его читатели / А. А. Долинин. М.: Книга, 1988. - 319 с.

93. Доронченков А. И. «Эмиграция «первой волны»: о национальных проблемах и судьбе России / А. И. Доронченков. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2001.-214 с.

94. Дронова Т. И. Историософский роман в русской литературе XX века: от Мережковского до Солженицына / Т. И. Дронова // А. И. Солженицын и русская культура. Саратов, 1999. - С. 20 — 27.

95. Дронова Т. И. Историософский роман М. Алданова: «энергия жанра» / Т. И. Дронова // Русское Зарубежье духовный и культурный феномен: материалы Международной научной конференции. - М., 2003. Ч. I. -С. 141-150.

96. Дронова Т. И. Историческая проза / Т. И. Дронова // Русская литература XX века: учеб. пособ.: в 2 т. М., 2002. Т. 2. - С. 274 - 285.

97. Дронова Т. И. М.А. Алданов / Т. И. Дронова // Русская литература XX века: учеб. пособ.: в 2 т.: 1940-1990-е годы / Л. П. Кременцов, Л.Ф. Алексеева. М., 2003. Т. 2. - С. 54 - 64.

98. Дубин Б. Риторика преданности и жертвы: вождь и слуга, предатель и враг в современной историко-патриотической прозе / Б. Дубин // Знамя 2002. - № 4. - С. 202-212.

99. Евангельский текст в русской литературе ХУШ-ХХ веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: сб. науч. тр. / ред. В. Н. Захаров. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ. - Вып. 5. - 2008. - 664 с.

100. Жирмунский В. М. Историческая поэтика А.Н. Веселовского / В. М. Жирмунский // Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1940. - С. 3-37.

101. Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад: избранные труды / В. М. Жирмунский. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979.-493 с.

102. Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности / А. К. Жолклвский. М., 1996. - 22 с.

103. Заградка М. Русская зарубежная литература и литература в России / М. Заградка // Русское Зарубежье — духовный и культурный феномен: матер. Межденар. науч. конф.: в 2 ч. М., 2003. Ч. 1. - С. 9-12.

104. Зайцев Б. К. Алданов / Б. К. Зайцев // Лит. обозрение. 1994. № 7/8.-С. 77.

105. Зайцева Ю. Ю. Мотив зеркала в художественной системе В. Набокова (на материале русской прозы): дис. . канд. филол. наук: спец. 10.01.01 / Ю. Ю. Зайцева. Пермь, 2004. - 210 с.

106. Захариева И. Вершины завоевания литературы Русского Зарубежья (1920-1930-е годы) / И. Захариева // Русское Зарубежье — духовный и культурный феномен: матер. Междунар. науч. конф.: в 2 ч. / Н. М. Щедрина.- М., 2003. Ч. I. С. 6-10.

107. Злочевская А. Театр Н. В. Гоголя и драматургия русского зарубежья первой волны / А. Злочевская // Вопросы литературы. 2005.' -№2.-С. 209-235.

108. Иванов В. Ф. «Русская интеллигенция и масонство от Петра Первого до наших дней» / В. Ф. Иванов. М., 1998. - С. 217-242.

109. Каменский Б. Айхенвальд Ю. М. Алданов «Святая Елена, маленький остров» / Б. Каменский // Руль. 1923. -№ 917. -9 декабря. - С. 7.

110. Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 2 / И. Кант. -М.: Мысль, 1963.-510 с.

111. Кантор М. Мыслитель (по поводу «Заговора» М.А. Алданова) / М. Кантор // Звено, Париж. 1927. -№ 5. - С. 257-261.

112. Кардаш Е. В. Тайна «Танцующих старушек»: «зеркала» и «автоматы» в романтической литературе и «Сорочинская ярмарка» Гоголя / Е. В. Кардаш // Русская литература. 2006 - № 3. — С. 19-37.

113. Карпачев С. П. Масонство и масоны в России XVIII — первой четверти XIX веков / С. П. Карпачев Б.и., 1998. — 417 с.

114. Карпович М. Комментарии. М.А. Алданов и история / М. Карпович // Новый журнал, Нью-Йорк. 1956. - Кн. 47. - С. 255 - 260.

115. Кдырбаева Б. А. История и личность в творчестве писателей 2030-х годов XX в. (А. Толстой, М. Алданов, В. Набоков, Е. Замятин): автореф. дис. д-ра филол. наук: 10.01.01 / Б. А. Кдырбаева. М., 1996 - 55 с.

116. Келли К. Еще раз о "новом историзме" / К. Келли // Вопросы литературы. 2003. - Вып. 4. - С. 48 - 60.

117. Кизеветтер А. Алданов. Чертов мост / А. Кизеветтер // Современные записки. Париж. 1926. — № 28. -С. 476-479.

118. Киселева JI. Ф. Внутренняя организация произведения // Проблемы художественной формы социалистического реализма: в 2 т. Т. 2: Внутренняя логика литературного произведения и художественная форма / Л. Ф. Киселева 1971. - С. 98 -170.

119. Кобзарь Е. Н. Принцип историзма в русской советской прозе 30-х годов: учеб. пособ. / Е. Н. Кобзарь. Днепропетровск: Изд. ДГУ, 1983. - 72 с.

120. Ковтун Н. В. Русская литературная утопия второй половины XX века: монография / Н. В. Ковтун. — Томск: изд-во Том. ун-та, 2005. 536 с.

121. Ковтун Н. В. Становление русской литературной утопии и масонство (творчество M. М. Щербатова) / Н. В. Ковтун // Сибирский филологический журнал. Барнаул Кемерово - Новосибирск - Томск , 2004. -№3-4. с. 10-22.

122. Кожинов В. В. Историзм / В. В. Кожинов // Краткая литературная энциклопедия: в 9 т. / гл. ред. А. А. Суркова. М., 1966. Т. 3. - С. 227-228.

123. Кожинов В. В. Проблема автора и путь писателя (на материале двух повестей Юрия Трифонова) / В. В. Кожинов // Контекст—1977. Литературно-теоретические исследования. М., 1978. - С. 23-47.

124. Кожинов В. В. Сюжет, фабула, композиция / В. В. Кожинов // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. М., 1964. - С. 408 - 485.

125. Козлов С. Наши "новые истористы": заметки об одной тенденции / С. Козлов // Новое литературное обозрение. 2001. - № 4 (50). - С. 115-133.

126. Колобаева JI. А. Тотальное единство художественного мира (Мережковский-романист) / JI. А. Колобаев // Д. С. Мережковский: мысль и слово.-М., 1999.- 158 с.

127. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения / Б. О. Корман. М.: Просвещение, 1972. - 112 с.

128. Костенич К. М. Алданов: (этюд характеристики творчества) / К. Костенич // Наше время. -1935. -№ 157. С. 4.

129. Костиков В. В. Не будем проклинать изгнанье.: пути и судьбы русской эмиграции / В. В. Костиков. М.: Междунар. отношения, 1990. -462 с.

130. Краснов Г. В. Мотив'в структуре прозаического произведения. К постановке вопроса / Г. В. Краснов // Вопросы сюжета и композиции. -Горький, 1980.-С. 69-81.

131. Краснощекова Е. А. Вальтер Скотт и русский исторический роман / Е. А. Краснощекова // Русская литература. -1998. № 2. - С. 206208.

132. Криничная Н. А. Указатель типов, мотивов и основных элементов / Н. А. Криничная // Криничная Н. А. Предания Русского Севера. СПб., 1991. С. 278-294.

133. Критика русского зарубежья: в 2 ч. / сост. О. А. Коростелев, Н. Г. Мельников. М.: Олимп: ACT. - Ч. 1. - 2002. - 471 с.

134. Культурное наследие российской эмиграции, 1917 1940: сб. ст.: в 2 кн. Кн. 1. -М.: Наследие, 1994. - 516 с.

135. Лавров В. Языки не враждуют / В. Лавров // Наш современник. -1990.-№2.-С. 170-172.

136. Лагашина О. «Вечный жид» в тетралогии М. Алданова «Мыслитель» / О. Лагашина // Русская филология: сб. науч. работ молодых филологов. Тарту, 2001. - № 12. - С. 87-91.

137. Лагашина О. Заглавие, или некоторые черты из жизни исторического романа / О. Лагашина // Русская филология. Тарту, 2004. -№ 15.-С. 68-74.

138. Лапаева Н. Б. Художественный мир М. Осоргина: автореф. дис. . канд. филол. наук. 10.01.01 /Н. Б. Лапаева. -М., 1998.-23 с.

139. Ларин С. «Книги Алданова будут читать.» / С. Ларин // Новый мир. 1989. - № 4. - С. 252-256.

140. Ли Н. Марк Александрович Алданов: жизнь и творчество / Н. Ли // Русская литература в эмиграции: сб. ст. Питтсбург, 1972. - С. 95-106.

141. Литература русского зарубежья: антология: в 6 т. Т. 1, кн. 1: 1920-1925 / сост. В. В. Лаврова-М.: Книга. 1990.-430 с.

142. Литература русского зарубежья : 1920-1990: учеб. пособ. / ред. А. И. Смирнова. М.: Флинта: Наука, 2006. - 640 с.

143. Литературная энциклопедия Русского Зарубежья, 1918-1940. -М.: РОССПЭН, 1997. 512 с.

144. Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В. М. Кожинова, П. А. Николаева. М.: Сов. энцикл., 1987. - 750 с.

145. Литературное зарубежье Росси: энциклоп. справочник / гл. ред. Мухачев Ю. В. М.: Парад, 2006. - 680 с.

146. Лодыженский В. М. Алданов «Чертов мост» / В. М. Лодыженский // Перезвоны.- 1926. № 18. - С. 558.

147. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: быт и традиции русского дворянства (XVIII нач. XIX в.) / Ю. М. Лотман. - СПб.: Искусство, 1994.-398 с.

148. Лотман Ю. М. Культура и взрыв / Ю. М. Лотман. — М.: Гнозис, 1992.-272 с.

149. Лотман Ю. М. Масонство / Ю. М. Лотман // Советская историческая энциклопедия. -М., 1966. Т. 9 — С. 167—169.

150. Лотман Ю. М. Происхождение сюжета в типологическом освещении / Ю. М. Лотман // Лотман Ю. М. Избр. ст.: в 3 т. Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин, 1992. — С. 224-242.

151. Лотман Ю. М. Структура художественного текста / Ю. М. Лотман. М.: Искусство, 1970. — 384 с.

152. Лихачев Д. С. Искусство памяти и память искусства / Д. С. Лихачев // Лит. газ. 1982. - 15 декабря. - С. 4.

153. Лурье Я. С. Спор с Толстым: Алданов и Мережковский /Я. С. Лурье // Лурье Я. С. После Льва Толстого: исторические воззрения Толстого и проблемы XX века. СПб., 1993. - С. 105-111.

154. Макрушина И. В. Историософский метароман М. Алданова / И. В. Макрушина // Проблемы изучения и преподавания филологических наук: сб. матер. Стерлитамак, 1999. Ч. 3. - С. 104-108.

155. Макрушина И. В. Мотив созерцающего дьявола в романе М. Алданова «Девятое термидора» / И. В. Макрушина // Инновационные проблемы филологической науки и образования. Уфа, 1999. - С. 95 - 98.

156. Макрушина И. В. Романы Марка Алданова: философия история и поэтика / И. В. Макрушина. Уфа: Гилем, 2004. - 186 с.

157. Макрушина И. В. Функция концепта «игры» в романах М. Алданова / И. В. Макрушина // Третьи международные Измайловские чтения, посвященные 170-летию приезда в Оренбург A.C. Пушкина, 9-10 окт., 2003. Оренбург, 2993. Ч. 1. - С. 174-183.

158. Малкина В. Я. Традиции исторического и "готического" романов в повести Н. В. Гоголя "Страшная месть" / В. Я. Малкина // Поэтика русской литературы. М., 2002. - С. 80-89.

159. Манн Ю. В. Автор и повествование / Ю. В. Манн // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. С.431-480.

160. Манн Ю. В. Гамлетовский вопрос как проблема русской философской эстетики / Ю. В. Манн // Филологические науки. 2007. - № 3. - С. 89-96.

161. Марк Александрович Алданов // Проза русского зарубежья. Т. 1. -М.: Слово, 2000.

162. Матвеева О. В. Историческая проза Марка Алданова: философия истории, типология характеров, жанровые формы: дис. канд. филол. наук: 10.01.01 / О. В. Матвеева. М., 1999.-200 с.

163. Матвеева О. В. Приемы типизации исторических и вымышленных героев в тетралогии Марка Алданова «Мыслитель» / О. В. Матвеева // Голоса молодых ученых: сб. науч. тр. иностр. и росс, аспирантов-филологов. М., 1998. Вып. 3. С. 148-163.

164. Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: сб. науч. тр. Вып. 2: Сюжет и мотив в контексте традиции / ред. Е. К. Ромодановская. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1998. — 268 с.

165. Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы. Вып. 3: Литературное произведение: сюжет и мотив. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1999.-285 с.

166. Мелетинский Е. М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа / Е. М. Мелетинский. М.: Наука, 1986. - 320 с.

167. Мелетинский Е. М. «Историческая поэтика» А.Н. Веселовского и проблема происхождения повествовательной структуры / Е. М. Мелетинский. -М.: Просвещение, 1994. -425 с.

168. Мелетинский Е. М. Семантическая организация мифологического повествования и проблема создания семиотического указателя мотивов и сюжетов / Е. М. Мелетинский // Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Тарту, 1983. Вып. 635.-С. 115-125.

169. Мерич А. Даманская А. Новости литературы. М. Алданов «Св. Елена, маленький остров» Издательство «Нева». Берлин / А. Мерич // Последние новости. 1923. - № 1111 (6 декабря). - С. 3.

170. Метелищенков А. А. Концепция русской истории и формы ее воплощения в тетралогии «Мыслитель»: дис. . канд. филол. наук: спец. 10.01.01 / А. А. Метелищенков. М., 2000. - 222 с.

171. Михайлов О. Н. Литература русского зарубежья. От Мережковского до Бродского / О. Н. Михайлов. — М.: Просвещение, 2001. — 336 с.

172. Михайлов О. Н. Литература русского Зарубежья / О. Н. Михайлов // Литература в школе. 1991. -№ 2. - С. 34-42.

173. Михайлов О. Н. Марк Александрович Алданов / О. Н. Михайлов // Литература в школе. 1991. - № 2. - С. 41-42.

174. Мочульский К. В. Критика о творчестве Алданова / К. В. Мочульский // Современное русское зарубежье. М., 2003 - С. 387-388.

175. Мочульский К. В. Чертов мост / К. В. Мочульский // Современное русское зарубежье. М., 2001. - С. 387.

176. Незванкина Л. К. Мотив / Л. К. Незванкина, Л.М. Шмелоева // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. — С. 230.

177. Никитина М. В. Мотивная структура пространственно-временной организации «Окаянных дней» и «Странствий» И. А. Бунина: автореф. дис. . канд. филол. наук: спец. 10.01.01 / М. В. Никитина. — Архангельск, 2006. -23 с.

178. Николаевский Б. И. Русские масоны и революция / Б. И. Николаевский. — М.: Терра, 1990 199 с.

179. Никоненко С. Мужество созидания / С. Никоненко // Алданов М. А. Большая Лубянка. М., 2002. - С. 5-16.

180. Николина Н. А. Филологический анализ текста / Н. А. Николина. -М.: Академия, 2003. 256 с.

181. Николюкин А. Н. «Не в изгнании, а в послании»: миссия литературы / А. Н. Николюкин // Культурное наследие российской эмиграции. 1917-1940. / под ред. Е.П. Челышева М., 1994. Кн. 2 - С. 6-42.

182. Никулина H. А. Мотивная структура романа-эссе Д. С. Мережковского "Иисус Неизвестный": дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Н. А. Никулина. Тюмень, 2002. - 183 с.

183. Нитраур Э. Тэффи и Алданов / Э. Нитраур // Творчество H.A. Тэффи и русский литературный процесс первой половины XX века. М.: Наследие, 1999. - С. 300-307.

184. Новикова JI. И. Русская философия истории: курс лекций / JI. И. Новикова, И. Н. Сиземская. М.: Аспект пресс, 2000. - 399 с.

185. Новохатько А. Г. Историзм самосознания как проблема творчества (историко-философский контекст) / А. Г. Новохатько // Э. В. Ильенков: личность и творчество. М., 1999. - С. 127-153.

186. Орлов Г. Галерея масонских портретов / Г. Орлов Электронный ресурс. Режим доступа: http: //www.lebed.com/2003/art3407.htm (дата обращения - 2008.04.11).

187. Орлова Т. Я. Жанровая стратегия трилогии М. Алданова «Ключ. Бегство. Пещера» / Т. Я. Орлова // Художественный текст и культура: матер. Междун. науч. конф. — Владимир, 2004. С. 346-353.

188. Орлова Т. Я. Жанровый аспект эпического цикла. Трилогия М. Алданова «Ключ. Бегство. Пещера»: автореф. дис. канд. филол. наук / Т. Я. Орлова. М., 2002 - 32 с.

189. Осоргин M. А. М.А. Алданов. «Заговор» рецензия. / М. А. Осоргин // Современные записки Париж, 1927. - №. 33. - С. 523-525.

190. Осоцкий В. Д. Роман и история: традиции и новаторство советского исторического романа / В. Д. Осоцкий. М.: Худож. лит., 1980. — 384 с.

191. Памяти ушедших. М. Алданов // Новый журнал. Нью-Йорк, 1957. - № 48. - С. 242-243.

192. Петрова Т. Г. Рецензия. // РЖ. Соц. и гуманит. науки, отеч. и заруб, лит. Сер. 7. Литературоведение. 2006. — № 4. -С. 173. - Рец. на кн.:

193. Литературное зарубежье Росси: энцикл. справочник / гл. ред. Мухачев Ю. В. М.: Парад, 2006. - 680 с.

194. Петрова Т. Человек и история в произведениях М. Алданова / Т. Петрова // Общественные науки в России. -1992. —№ 5-6. Серия 7. -С. 105.

195. Письма М.А. Алданова к И.А. и В.Н. Буниным / публ. М. Грин // Новый журнал. Нью-Йорк. 1965. -№ 80. - С. 261.

196. Подбельский Е. Собрание мотивов / Е. Подбельский // Сибирские огни. 2004. — № 3. — С. 201—203. — Рец. на кн.: Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы. Экспериментальное издание. (Вып. 1). — Новосибирск, изд-во СО РАН, 2003.

197. Полная энциклопедия символов / сост. В. М. Рошаль. М.: Слово, 2005.-528 с.

198. Поляк 3. Н. Художественная интерпретация факта в исторической прозе Ю. Тынянова: автореф. дис. . канд. филолог, наук: 10.01.01/3. Н. Поляк. Томск, 1985.-25 с.

199. Пропп В. Я. Морфология сказки / В. Я. Пропп. М.: Наука, 1969. -168 с.

200. Путилов Б. Н. Веселовский и проблемы фольклорного мотива // Наследие Александра Веселовского: исследования и материалы: сб. / Б. Н. Путилов.- СПб., 1992. С. 74-85.

201. Путилов Б. Н. Мотив как сюжетообразующий элемент / Б. Н. Путилов // Типологические исследования по фольклору: сб. ст. в память В.Я. Проппа.-М., 1975.-С. 141-155.

202. Пыпин А. Н. Русское масонство XVIII и первая четверть XIX веков / А. Н Пыпин. М., 1916. - 575 с.

203. Радлов Э. Л. Очерк истории русской философии / Э. Л. Радлов // Введенский А. И. Очерки истории русской философии — Екатеринбург, 1991. -591с.

204. Раев М. Россия за рубежом: история культуры русской эмиграции. 1919-1939 / М. Раев. М.: Прогресс-Академия, 1994. - 293 с.

205. Рахманалиев Р. Исторические романы М. А. Алданова и Д. С. Мережковского / Р. Рахманалиев // Заговор / М. А. Алданов; Александр I / Д. С. Мережковский: ист. романы. М., 1992. - С. 3-8.

206. Рогачевская Е. Чужие письма: автор адресат - публикатор -читатель. Переписка Алдановых и Буниных на фоне эпистолярного наследия писателей-эмигрантов первой волны / Е. Рогачевская // Солнечное сплетение. -М., 2002. -№ 1/2.-С. 132-142.

207. Роднянская И. В. Лейтмотив / И. В. Роднянская // Краткая литературная энциклопедия. М., 1967. Т. 4. - Стлб. 101 - 102.

208. Романенко А. Д. О романах Марка Алданова / А. Д. Романенко // Алданов М. А. Девятое термидора; Чертов мост. М., 1989. - С. 5-12.

209. Ромодановская Е. К. Заметки к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Литературное произведение: Сюжет и мотив. Вып. 3. / Е. К. Ромодановская. Новосибирск, 1999. - С. 3-28.

210. Россия и российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках: аннотированный указатель книг, журнальных и газетных публикаций, изданных за рубежом в 1917-1991 гг.: в 4 т. Т. 4, ч. 1- М.: РОССПЭН, 2005. -- 464 с.

211. Руднев В. П. Словарь культуры XX века / В. П. Руднев. М.: Аграф, 1999.-384 с.

212. Русакова О. Ф. Историософия: структура предмета и дискурса / О. Ф. Русакова // Вопросы философии. -2004. -№ 7. С. 48-59.

213. Русская литература XX века: в 2 т. Т. 1 (1920-1930-е годы). / Под ред. Л.П. Кременцова. М.: Академия, 2002. - 496 с.

214. Русская литература в эмиграции / под ред. Н. Полторацкого. — Питтсбург, 1972. -VIII, 43 с.

215. Русская мысль в век Просвещения / под ред. Н. Ф. Уткиной, В. М. Ничик, П. С. Шкуринова и др.- М.: Наука, 1991. 265 с.

216. Русское Зарубежье: Золотая книга эмиграции: первая треть XX в. Энциклопедический биографический словарь / Под общ. ред. В.В. Шелохаева. М.: РОССПЭН, 1997. - 748 с.

217. Русское литературное зарубежье: сб. обзоров и материалов. Вып. 1. -М.: ИНИОН, 1991.-253 с.

218. Рыжкова Н. С. Концепция человека в «философии случая» Марка Алданова: авторф. дис. . канд. филос. наук / Н. С. Рыжкова. Ростов н/Д,1999.-27 с.

219. С двух берегов. Русская литература XX века в России и за рубежом. М.: ИМЛИ РАН, 2002. - 824 с.

220. Сабанеев Л. Л. М.А. Алданов: к 75-летию со дня рождения / Л. Л. Сабанеев // Новое русское слово. -1961.-1 октября. С. 64.

221. Сагаловский Е. Б. Долгое возвращение Алданова / Е. Б. Сагаловский // Кн. обозрение. -1995. -14 февраля (№ 7). С. 8.

222. Сахаров В. И. Иероглифы вольных каменщиков. Масонство и русская литература XVIII начала XIX века / В. И. Сахаров. - М.: Жираф,2000.-216 с.

223. Сахаров В. И. Миф о золотом веке в русской масонской литературе XVIII столетия / В. И. Сахаров // Вопросы литературы. 2000. -Вып. 6.-С. 149-164.

224. Седых А. М. А. Алданов / А. М. Седых // Седых А. Далекие, близкие. 1962. - С. 34-54.

225. Серебрянский М. Советский исторический роман / М. Серебрянский. -М.: Гослитиздат, 1936. 192 с.

226. Setschareff V. Der Schriftsteller als Literaturkritiker: Tolstoj und Dostojevskij im Werk Aldanov / V. Setschareff // Ztschr. für slaviche Philologie. -Heidelberg, 1986.-Bd. 46.

227. Сечкарев В. Пушкин и Гоголь в произведениях Алданова / В. Сечкарев // Отклики: сб. ст. памяти Н.И. Ульянова. — Нью-Хэвен, 1986. — С. 170-185.

228. Сечкарев В. Резонеры-философы в ранних романах М. Алданова (Ламор и Браун) / В. Сечкарев // Новый журнал. Нью-Йорк, 1999. - Кн. 200. -С. 143-169.

229. Силантьев И. В. Мотив как проблема нарратологии / И. В. Силантьев / И. В. Силантьев // Критика и семиотика. — Новосибирск 2002. Вып. 5.-С. 32-60.

230. Силантьев И. В. Мотивный анализ: учеб. пособ. / И. В. Силантьев, В.И. Тюпа, Ю.В. Шатин; под ред. И.В. Силантьева. -Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. ун-т, 2004. 240 с.

231. Силантьев И. В. Поэтика мотива / И. В. Силантьев. М.: Языки славянской культуры, 2004. — 296 с.

232. Силантьев И. В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии / И. В. Силантьев. Новосибирск: ИДМИ, 1999. - 104 с.

233. Скалон Н. Р. Русская философская проза 20-30 годов XX века: автореф. дис. . д-ра филол. наук: 10.01.01 / Н. Р. Скалон. — М., 1995. 32 с.

234. Скафтымов А. П. Поэтика художественного произведения / А. П. Скафтымов. — М.: Высшая школа, 2007. 535 с.

235. Скачков И. В. Герой и история: современный роман о революции / И. В. Скачков. М.: Сов. писатель, 1988. — 352 с.

236. Словарь литературоведческих терминов / ред. Л. И. Тимофеев, C.B. Тураев. М.: Просвещение, 1975. - 509 с.

237. Словарь русских зарубежных писателей / сост. В. Ф. Булгаков;о

238. Ред. Г. Венечкова. Нью-Йорк: Norman Ross, 1993. - 241 с.

239. Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы: экспериментальное издание / отв. ред. Е. К. Ромодановская. 2-е изд., стер. — Новосибирск: Изд-во СО РАН. - Вып. 1. - 2006. - 243 с.

240. Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы: экспериментальное издание / отв. ред. Е. К. Ромодановская. — Новосибирск: Изд-во СО РАН. Вып. 2 / авт.-сост. Е. В. Капинос. - 2006. - 245 с.

241. Слоним М. Романы Марка Алданова / М. Слоним // Воля России: журнал политики и культуры 1925. - № 6. — С. 155-167.

242. Современный философский словарь / ред. В. Е. Кемеров. М.: Бишкек: Одиссей, 1996. — 608 с.

243. Соколов А. Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов / А. Г. Соколов. М.: Изд-во МГУ, 1991. - 184 с.

244. Соколов Б. В. Масонство / Б. В. Соколов // Соколов Б. В. Булгаковская энциклопедия. М., 2000. - С. 266 - 288.

245. Соколовская Т. О. Масонские системы / Т. О. Соколовская // Тайные ордена: Масоны. Ростов н/Д, 1997. - С. 341-375.

246. Солженицын А. И. Приемы эпопей: из "Литературной коллекции" / А. И. Солженицын // Новый мир. 1998. - № 1. - С. 172-190.

247. Соловьев В. С. Чтения о Богочеловечестве; Статьи; Стихотворения и поэма; Из "Трех разговоров": крат, повесть об Антихристе / В. С. Соловьев. СПб.: Худож. лит., 1994. - 526 с.

248. Софронова Л. А. Книга в пространстве культуры / Л. А. Софронова // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. -1998. -№ 3. С. 148-156.

249. Старикова Н. Н. Исторический роман. К проблеме типологии жанра / Н. Н. Старикова // Вестник Московского университета. Сер. 9, Филология. -'2007. № 2. - С. 39-48.

250. Старосельская Н. "Волнующая связь времен". Отсвет Достоевского в двух романах Марка Алданова / Н. Староселькая // Лит. обозрение. 1999. -№. 5. - С. 54-68.

251. Струве Г. П. Русская литература в изгнании. Опыт исторического обзора зарубежной литературы / Г. П. Струве. Париж - М., 1996 - 448 с.

252. Сурожский Н. Четыре звена Марка Алданова (От нашего парижского корреспондента) / Н. Сурожский // Для Вас. -1934. -№ 39. — 22 сентября. С. 3^4.

253. Тамарченко Н. Д. «Вещий сон» и художественная реальность у Пушкина и Достоевского / Н. Д. Тамарченко // Сибирская пушкинистика сегодня. Новосибирск, 2000. С. 331—346.

254. Тамарченко Н. Д. «Капитанская дочка» и судьбы исторического романа в России» / Н. Д. Тамарченко // Изв. РАН. Сер.: Литература и языкознание. 1999. - Т. 58, № 2. - С. 44 -53.

255. Тамарченко Н. Д. Мотив / Н. Д. Тамарченко // Тамарченко Н. Д., Стрельцова Л. Е. Литература путешествий и приключений. Путешествие в «чужую» страну. М., 1994. - С. 229-231.

256. Тамарченко Н. Д. Сюжет и мотив, комплекс мотивов и сюжетная схема / Н. Д. Тамарченко // Теория литературы: учеб. пособ.: в 2 т. / Под ред. Н.Д. Тамарченко. М., 2004. Т. 1. 512 с.

257. Тартаковский М. Историософия. Мировая история как эксперимент и загадка / М. Тартаковский. М,: Прометей, 1993. - 336 с.

258. Tasis Gervaise L'oeuvre Romanesque de Mark Aldanov / G. Tasis. Peter Lang, Bern, 1995. 333 p.

259. Теория литературы: учеб. пособ. Т. 1: Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика / Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпа, С. Н. Бройтман; под ред. Н. Д. Тамарченко. — М.: Академия, 2004. 512 с.

260. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика / Б. В. Томашевский. -М., 1931. 154 с.

261. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования из области мифологического / В. Н. Топоров. — М.: Прогресс, 1995. 624 с.

262. Трофимцева С. Ю. Историософские парадигмы: классическая и постклассическая философия истории / С. Ю. Трофимцева. — Самара, 2003. — 26 с.

263. Трубецкова Е. Г. «Текст в тексте» в русском романе 1930-х г.: дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Е. Г. Трубецкова. Саратов, 1999. -187 с.

264. Трубецкова Е. Г. Философия случая в романах Алданова: синергетический аспект / Е. Г. Трубецкова // Известия вузов «ПНД». — 1998. № 2. - С. 97-109.

265. Трубецкой Е. Н. София / E.H. Трубецкой // Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. -М., 1994. 432 с.

266. Трубецкой Е. Н. Три очерка о русской иконе: Умозрение в красках. Два мира в древнерусской иконописи. Россия в ее иконе / Е. Н. Трубецкой. М.: ИнфоАрт, 1991. - 112 с.

267. Тынянов Ю. Н. Литературный факт / Ю. Н. Тынянов. М.: Высшая школа, 1993. - 318 с.

268. Тюпа В. И. Анализ художественного текста / В. И. Тюпа. М., 2006.-С. 50.

269. Тюпа В. И. Словарь мотивов как научная проблема / В. И. Тюпа, Е. К. Ромодановская // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: от сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996. — С. 3 - 15.

270. Тюпа В. И. Тезисы к проекту словаря мотивов / В. И. Тюпа // Дискурс. № 2. - 1996. - С. 52-55.

271. Тюпа В. И. Фазы мирового археосюжета как историческое ядро словаря мотивов / В. И. Тюпа // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: от сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996. - С. 16 -23.

272. Туниманов В. А. Ф.М. Достоевский в художественных произведениях и публицистике М. А. Алданова / В. А. Туниманов II Русская литература. 1996. - № 3. - С. 92.

273. Уайт X. По поводу "нового историзма" / X. Уайт // Новое литературное обозрение. 2000. - № 42. - С. 37-46.

274. Ульянкина Т. И. Гуманитарный фонд Б. А. Бахметьева (США) // Россия и современный мир. 2003. - № 2. — С. 224-235.

275. Ульянов Н. И. Памяти Алданова / Н. И. Ульянов // Русская литература. -1991. № 2. - С. 79.

276. Ульянов Н. И. Алданов-эссеист / Н. И. Ульянов // Новый журнал, Нью-Йорк. 1960. - № 62. - С. 111-120.

277. Успенский Б. А. История и семиотика / Б. А. Успенский // Успенский Б. А. Избранные труды. -М., 1994. Т. 1. — С. 22.

278. Успенский Б. А. Поэтика композиции / Б. А. Успенский. СПб.: Азбука, 2000. - 352 с.

279. Фарафонова О. А. Мотивная структура романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы": дис. . канд. филол. наук: спец. 10.01.01 / О. А. Фарафонова. Новосибирск, 2003. - 202 с.

280. Фатеева Н. А. Типология интертекстуальных элементов и связей в художественной речи / Н. А. Фатеева // Известия РАН. Сер.: Литература и языкознание. 1998. - Т. 57, № 5. - С. 25-38.

281. Флоренский П. А. Столп и утверждение истины: опыт православной теодицеи / П. А. Флоренский. М.: ACT, 2003. - 640 с.

282. Флоренский П. А. Троице-Сергиева лавра и Россия // Флоренский П. А. Сочинения: в 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 1996. - 420 с.

283. Фоминых Т. Н. Первая мировая война в русской прозе 19201930-х гг.: Историософия и поэтика / Т. Н. Фоминых. Пермь: Изд-во Перм. гос. пед. ун-т. 2001. - 175 с.

284. Фостер Л. А. Библиография русской зарубежной литературы, 1918-1968: в 2 т/Л. А. Фостер. Boston, 1970.

285. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. Период античной литературы / О. М. Фрейденберг. М.: Лабиринт, 1997. - 299 с.

286. Френч М. Лик Софии (глава 4 книги "Премудрость в личности") / М. Френч // Вопросы философии. 2002. - № 1. - С. 117-139.

287. Фролова Т. О. «Зона автора» (способы выражения авторской позиции в исторических повестях М. Алданова «Святая Елена, маленький остров» и «Бельведерский торс» / Т. О. Фролова // Поэтика художественного произведения. Курган, 2002. - С. 65-67.

288. Фулканелли. Тайны готических соборов / Фулканелли М.: КЕРЬ-Ьоок, 1996. - 240 с.

289. Хализев В. Е. Теория литературы: учеб. пособ. / В. Е. Хализев -М.: Высш. шк., 1999. 398 с.

290. Харитонович Д. Э. Масонство / Д. Э. Харитонович. М.: Весь мир, 2001.-224 с.

291. Хатямова М. А. Формы литературной саморефлексии в русской прозе первой трети XX в.: дис. . д-ра филол. наук: 10.01.01 / М. А. Хатямова Томск, 2008. - 348 с.

292. Хотимский Б. Герой и время: образы исторических деятелей в современной советской прозе / Б. Хотимский. М.: Знание, 1976. — 63 с.

293. Целкова Л. В. Мотив / Л. В. Целкова // Введение в литературоведение. Литературное произведение. Основные понятия и термины: учеб. пособ. -М., 2000. С. 202-209.

294. Чернец Л. В. Литературные жанры: проблемы типологии и поэтики / Л. В. Чернец. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. - 192 с.

295. Чернышев А. А. Архивы Марка Алданова. К 120-летию со дня рождения / А. А. Чернышев // Литературная газета. 18-24 октября 2006, № 43.-С. 7.

296. Чернышев А. А. Гуманист, не веривший в прогресс / А. А. Чернышев // Алданов М. А. Собр. соч.: в 6 т. М., 1991. Т. 1. - С. 3 -32.

297. Чернышев А. А. Ключи в Алданову / А. А. Чернышев // Алданов М. А. Сочинения: в 6 кн. Кн. 66: Ульмская ночь. Литературные статьи. -М., 1996.-С. 5-18.

298. Чернышев А. А. Марк Алданов. / А. А. Чернышев // Октябрь. — М., 1991.-N3.-С. 3-6.

299. Чернышев А. А. Материк "Марк Алданов": неизвестная часть / А. А. Чернышев // Алданов М. Сочинения: в 6 кн. М., 1994. Кн. 1. - С. 5-12.

300. Чернышев А. А. Россия или Московия? / А. А. Чернышев // Лит. газета. 1995. — 15 февраля С. 6.

301. Чернышев А. А. Свободный в выборе / А. А. Чернышев // Лит. газета. 1989. -19 июля. - С. 5.

302. Чернышев А. А. «С подлинным верно» / А. А. Чернышев // Алданов М. А. Избранное. М., 1999. - С. 5-22.

303. Чернышев А. А. Четыре грани таланта Марка Алданова / А. А. Чернышев // М. А. Алданов. Истоки: избр. произв.: в 2 т. — М., 1991. Т. 2. С. 494-507.

304. Черняева Н. Г. Опыт изучения эпической памяти (на материале былин) / Н. Г. Черняева // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: поэтика и стилистика.-М., 1980.-С. 101—134.

305. Чесноков Г. Д. Философское понимание исторического развития / Г. Д. Чесноков // Социально-гуманитарные знания. 2005. - № 3. - С.87—104.

306. Четина Е. М. Евангельские образы, сюжеты, мотивы в художественной культуре: проблемы интерпретации / Е. М. Четина. — М.: Флинта, 1998.-112 с.

307. Чудаков А. П. Мотив / А. П. Чудаков // Краткая литературная энциклопедия. М., 1967. - С. 358.

308. Шатин Ю. В. Мотив и контекст / Ю. В. Шатин // Роль традиции в литературной жизни эпохи: сюжеты и мотивы. — Новосибирск, 1995. — С. 5— 17.

309. Шехватова А. Н. Мотив в структуре чеховской прозы: дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / А. Н. Шехватова. СПб., 2003.-218 с.

310. Шкаренков Л. К. Российское Зарубежье: Заметки историка / Л. К. Шкаренков // Россия и современный мир. М., 1994. - Вып. 1. - С. 89-97.

311. Шкловский В. Б. О теории прозы / В. Б. Шкловский. М.: Советский писатель, 1983. - 382 с.

312. Щедрина Н. М. Исторический роман русского зарубежья: курс лекций / Н. М. Щедрина.- Уфа: БашГУ, 1992. 40 с.

313. Щедрина Н. М. Литература русского зарубежья (историческая проза Б. Зайцева, Д. Мережковского, В. Ходасевича, М. Алданова, А. Солженицына, В. Максимова): метод, пособ. / Н. М. Щедрина — Уфа: БашГУ, 1994.-70 с.

314. Щедрина Н. М. Проблемы поэтики исторического романа русского зарубежья: (М. Алданов, В. Максимов, А. Солженицын) / Н. М. Щедрина. Уфа: БашГУ, 1993. - 176 с.

315. Щедрина Н. М. Функции символики в исторических произведениях М. Алданова и В. Максимова / Н. М. Щедрина // Русское Зарубежье — духовный и культурный феномен: матер. Междунар. науч. конф.: в 2 ч. / Н. М. Щедрина.- М., 2003. Ч. I. С. 159-164.

316. Шелонцева Л. Н. Аллюзивные эпитеты в художественном тексте / Л. Н. Шелонцева // Вестник Омского университета. 2002. - № 4. — С. 6467.

317. Шустер Г. История тайных союзов, обществ и орденов: в 2 т. Т. 2 / Г. Шустер.- М.: REFL book, 1996. 352 с.323. «Этому человеку я верю больше всех на земле»: из переписки И. А. Бунина и М. А. Алданова // Октябрь. 1996. - № 3. - С. 115-119.

318. Эткинд А. Новый историзм, русская версия / А. Эткинд // Новое литературное обозрение. 2001. - № 1 (47). - С. 7-40.

319. Юдин В. А. Исторический роман русского зарубежья: учеб. пособ. / В. А. Юдин. Тверь, 1995.- 125 с.

320. Юдин В. А. Современный русский исторический роман: учеб. пособ. / В. А. Юдин. Калинин: Изд-во Калин, гос.ун-та, 1990. - 79 с.

321. Юсуфов Р. И. Историософия и литературный процесс. Средние века и Новое время / Р. И. Юсуфов. М.: Наследие, 1996. - 304 с.

322. Яблоков Е. А. Мотивы прозы М. Булгакова / Е. А. Яблоков. М.: РГГУ, 1997. - 199 с.

323. Якимова Л. П. Мотивная структура романа Леонида Леонова "Пирамида"; РАН СО, Ин-т филологии / Л. П. Якимова. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2003.-250 с.

324. Яновский В. С. Сочинения: в 2 т. Т. 2: Поля Елисейские. По ту сторону времени / В. С. Яновский. СПб.: Гудьял-Пресс, 1993. - 496 с.1. Г х