Поэзия Фридриха Ницше

Лейбель, Елена Викторовна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Поэзия Фридриха Ницше

Год: 2006
Автор научной работы: Лейбель, Елена Викторовна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
Код cпециальности ВАК: 10.01.03

Диссертация по филологии на тему 'Поэзия Фридриха Ницше'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэзия Фридриха Ницше"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ЛЕЙБЕЛЬ Елена Викторовна

ПОЭЗИЯ ФРИДРИХА НИЦШЕ (образы и мифотворчество)

Специальность 10.01.03 — «Литература стран народов Зарубежья (литературы Западной Европы, Америки, Австралии)»

На правах рукописи

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург

2006

Работа выполнена на кафедре истории зарубежных литератур Филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

кандидат философских наук, доцент

Алексей Георгиевич Аствацатуров

доктор филологических наук, профессор

Валерий Григорьевич Зусман кандидат филологических паук, доцент

Алексей Иосифович Жеребин

Санкт-Петербургский Государственный университет культуры и искусств

Защита состоится « » суту^я^_ 2006 г. в час.

на заседании диссертационного совета К 212.232.04 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, филологический факультет, ауд. 25.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан «

Ученый секретарь диссертационного совета

2006 г.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Настоящая диссертационная работа посвящена изучению поэтического наследия Фридриха Вильгельма Ницше (1844-1900). В Ницше трудно разделить философа и поэта, эти понятия оказываются при анализе его творчества тождественными. Объяснение такого тождества лежит в самом характере ницшевской мысли, где философия и поэзия неразделимы. Творческие принципы Ницше были поистине новаторскими и не имели аналога в современную ему эпоху, хотя похожие интенции мы можем найти у Серена Кьеркегора и французских символистов. Ницше — создатель новой, не существовавшей до него экспериментальной философии, в какой-то мере возвратившей философию к ее античным истокам, когда философский текст был и текстом поэтическим, к доаристотелевской модели фи-лософско-поэтического трактата. На это указывают многочисленные исследования творчества Ницше. Поэзию и искусство Ницше понимал как одну из разновидностей человеческих практик, отличающихся от других форм деятельности. В этом смысле поэзия подходила под его же собственное понятие творческого акта. Для Ницше подлинным прототипом поэзии, и не только поэзии, но и всего искусства была игра. В игре открывается исконная возможность человеческой деятельности, а в искусстве, вырастающем из игры и сохраняющем игру, проявляется творческое начало в человеке, свойственное свободной деятельности. Поэзия Фридриха Ницше не лежит в стороне от его книг афоризмов. В соединении с ними она является полноправной частью его творчества как целого. Лучшие циклы стихов Ницше были созданы в тот период, когда уже окончательно выработалась его техника афористического письма. Эти стихи писались параллельно с книгами «Утренняя заря» и «Веселая наука», стихотворной рамкой которой стали циклы «Шутка, хитрость

и месть» и «Песни принца Фогсльфрай». Написанный в год создания «Антихриста», «Сумерек кумиров», «Казуса Вагнер» и афоризмов, которые должны были по замыслу автора войти в книгу «Воля к власти», цикл «Дионисийских дифирамбов» восходит отчасти к символической поэме «Так говорил Заратустра».

Актуальность исследования

Сегодня ницшеведение располагает множеством монографий, диссертаций, научных статей о Ницше. В XX веке их число росло в геометрической прогрессии. Но в этом множестве трудов работ, посвященных его поэзии гораздо меньше, чем исследований философского дискурса Ницше.

Актуальность темы нашей работы обосновывается прежде всего тем, что в отечественной германистике нет целостного представления о наследии Ницше-поэта. Более того, во многих отечественных трудах поэзия отодвигается на периферию его творчества, что не соответствует замыслу самого создателя экспериментальной поэтической философии, где поэзия играет часто решающую роль в сложнейшем целом ницшевского дискурса с его постоянно акцентируемой открытостью. Актуальность темы заключается еще и в том, что исследование поэзии Ницше во многом способствует прояснению его значения для литературы XX столетия и формирования в ней как модернистского, так и постмодернистского дискурсов в их многообразии. Неоспоримым фактом для литературы XX века стала мифотворческая стратегия многих выдающихся поэтов и писателей, обязанных своим становлением образам и идеям Ницше. Отсюда и актуальность той творческой стратегии Ницше, которая приводила его к созданию мифопоэтических образов и вела к новой мифологии возвышающейся жизни.

Цель диссертации

Задачей настоящей диссертационной работы является исследование поэзии Фридриха Ницше с целыо показать ее значение для немецкой литературы и определить ее уникальное место в ней, а также анализ мифопоэтических образов, лежащих в основе творчества Ницше.

Научная новизна

Научная новизна работы определяется тем, что поэтическое творчество Ницше впервые в отечественной германистике стало объектом монографического исследования. Анализируя отдельные лирические произведения Ницше, исследователи рассматривали эти произведения как правило либо вне контекста целостной картины мира поэта, либо же воспринимали их как приложение к прозаическому наследию. В данной работе прослеживается, как в поэзии с помощью масок Ницше соединяет пространство мифа, истории, современной ему жизни и создает свою мифологию, где неразрывные соединения поэтических образов и связанных с ними идей образуют игровую канву, основу для бесчисленных трансформаций и диони-сийских метаморфоз. Нам удалось выявить целый ряд в той или иной степени шифрованных обращений Ницше к творчеству других авторов — к «Фаусту», «Прометею» и «Прозерпине» Гете, «Невидимому хору» Людвига Тика, «Ворону» Эдгара По. Значительное внимание в работе мы уделили и вагнеровским интертекстам, трансформации в творчестве Ницше образа Вагнера и его героев.

Мы предприняли попытку свести в единое целое анализы всех «Дифирамбов» и прояснить идею цикла с точки зрения структуры, образов, мифотворческого аспекта. Анализ этих уровней ницшевс-кого текста позволил нам показать, что «Дионисийские дифирамбы» представляют собой деконструкцию «Кольца нибелунга » Рихар-

да Вагнера и соотносятся с ним в идейном и поэтическом плане как его противоположность. Составной частью нашего исследования стал лингвостилистический анализ текстов, так как без него, на наш взгляд, представление о ницшевском идиолекте и образном мире невозможно. Элементы лингвостилистического анализа вызваны необходимостью показать новаторство Ницше-поэта, обогатившего немецкий язык новыми поэтическими формами.

Методологическая основа

В основе нашего анализа поэзии и мифотворчества Фридриха Ницше лежит разработанный за многие десятилетия метод герменевтического анализа художественного текста. Используя технику имманентной интерпретации поэтического произведения и исходя из принципа, что эстетическая реальность в основном определяется самим текстом и его прочтением, исследуя необходимые для понимания образов ницшевской поэзии уровни текста, в герменевтической интерпретации стихотворений Ницше мы используем результаты исследований В. Тарабы, Х.Р. Меннемайера, Г. Кайзера и других филологов, работавших в русле теории интериретации, а также труды К. Ясперса, О. Финка, А. Данто, В. Гроддека. Поскольку связь поэзии и философской прозы у Ницше нерасторжима, необходим выход за пределы имманентной интерпретации текстов в направлении философской и культурологической проблематики творчества Ницше.

Во второй главе мы в первую очередь опираемся на труды французского философа и литературоведа Гастона Башляра, стремившегося увидеть особую жизнь образов, которые явились порождением архетипического принципа психики, формирующего воображение Ницше-поэта, асцензионального принципа, когда вектором интенций сознания и бессознательного слоя психики стано-

вится устремление как когнитивных, так и эмотивных моментов сознания ввысь.

В настоящей работе мы применяем деконструктивистский подход к творчеству Ницше, обращаясь к исследованиям Жиля Делеза и Жака Деррида. Задача деконструкции — переконструирование изучаемого объекта с целью выявления его происхождения и смысла. Она имеет сходство с генеалогическим методом самого Ницше в его философских афоризмах и пародийным дискурсом, связанным с интертекстуальностью. Цель ницшевского пародийного остранения — привести объект в состояние метаморфозы, чтобы последний стал носителем нового смысла. Одним из важнейших аспектов философии и поэзии Ницше является феномен игры, который у Ойгена Финка анализировался как сердцевина жизненного мира человека. Деконструктивистский анализ продолжает линию, начатую Финком в направлении осмысления онтологического статуса игры, ее характеристики у Ницше, интерпретируя ее как соотношение случайности и необходимости.

Значительное место в нашем анализе занимает проблема интертекстуальности у Ницше. В диссертации прослеживается, как интертекст обращает нас к истории культуры и современности Ницше, к греческим поэтам, к Гельдерлину, Гете, Бодлеру, Тику, Вагнеру. При анализе интертекстуальных компонентов в творчестве Ницше мы исходим из концепции Ю. М. Лотмана, согласно которой интертекстуальность понимается как удвоение кода художественного произведения, она увеличивается в нем коэффициент условности, создавая впечатление театральности и игры, что является особенно важным, поскольку игровой характер поэзии Ницше очевиден.

В настоящем исследовании мы исходим из принципа открытости произведений Ницше, заимствуя термин открытости у Умберто Эко, понимающего открытость как открытость множеству интерпретаций, нахождению различных пластов произведения.

Практическая значимость

Материалы и выводы диссертации могут быть использованы в курсе «История зарубежной литературы второй половины XIX века », в спецкурсе «Поэтическое творчество Фридриха Ницше », в качестве материалов лекций по курсу «История философии », а также при создании учебных пособий для филологов-германистов.

Апробация работы

Основные положения, выводы и отдельные параграфы диссертации послужили основой для докладов, прочитанных на 34-ой Международной филологической конференции (Санкт-Петербург, март 2005 г.), конференции по проблемам поэтики и герменевтике литературного текста (Санкт-Петербург, октябрь 2005 г.).

Объем и структура работы

Объем основной части исследования — 275 страниц. Список использованной литературы насчитывает 165 наименований. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность поставленных проблем, дан анализ критической литературы о творчестве Ф. Ницше, сформулированы основные задачи.

Первая глава «Лирика и проблема мифотворчества в раннем творчестве Ницше» посвящена концепции лирики, изложенной Ницше в «Рождении трагедии из духа музыки », пониманию дихотомии апол-линийского и дионисийского начал и их влияния на становление и развитие искусства. В ней показывается отличие ницшевской концепции лирики от представлений Шопенгауэра относительно этого искусства, считавшего последнее субъективным. В противоположность Шопенгауэру Ницше считает, что лирика — искусство объективное, поскольку оно выражает сущность мира, творимого волей, и тем самым в соединении дионисийского и аполлинийского начал лирика создает в античной трагедии космический символ бытия. Эта концепция была сформулирована в первой книге Ницше «Рождение трагедии из духа музыки ».

Дихотомия аполлинийского и дионисийского предполагала в трагедии существование двух художественных принципов, двух интуитивных типов видения мира. Сферой Аполлона Ницше мыслит пластическое искусство и эпическую поэзию. Диописийское начало, по Ницше, проявляет себя в музыке и танце. Это мир некоего коллективного действа, буйного восторга, опьянения. Дихотомия аполлинийского и дионисийского лежит в основе ницшевского понимания мира как такового и его отражений в философии и искусстве, в частности, в греческой трагедии.

Говоря о функции лирики хора в аттической трагедии, Ницше подчеркивает его особую роль в трагическом целом. Этот хор является вечным служебным хором, созерцающим Диониса. Бог прославляет

самого себя, и экстатический хор лишен способности действовать, он вне действия трагедии. Лишь в драме ее лирический элемент придает искусству космический характер, превращая искусство в отражение сущности бытия, которое в конечном итоге есть не что иное, как игра незримой, иррациональной, всегда страдающей воли, существующей вне времени и пространства.

Миф, как изначально, так и в современности, по Ницше, есть особый структурирующий мир текст, текст, не имеющий основы, которую мы могли бы понимать рационально как субстанцию. Этот текст представляет собой видимость, иллюзию рождающего его первоначала, т. е. безосновной воли, которая в мире человеческом обнаруживает себя п музыке. Разбиваясьна бесчисленное множество объектов, представлений воли, согласно принципу индивидуации, мир все же сводится к определенному типу представления, порождающему мир. И этот мир есть символ. Символизацией праединого, таким образом, побеждается как первичный, так и вторичный хаос. Понятый так миф превращен Ницше в абсолютный текст, объясняющий и преодолевающий хаос.

В первой части второй главы «Образ поэта в „Песнях принца Фогельфрай"» на примере пяти стихотворений цикла анализируется понимание Ницше феномена поэта и его предназначения. Значительное внимание уделяется интертекстуалыюму аспекту «Песен» и поэтическим диалогам Ницше с поэтами, имена которых с разной частотностью встречаются на страницах его прозаических произведений, диалогам с И. В. Гете, Шарлем Бодлером, Эдгаром По.

Открывается цикл стихотворением «Ап Goethe», где в предельно сжатой форме отражено то, о чем Ницше говорит в «Утренней заре» и «Веселой науке» (задуманной как ее продолжение). При первом прочтении виден травестийный характер этого стихотворения. По своей ритмической структуре оно кажется пародией на заключитель-

ные стихи «Фауста». Однако пародийный эффект — это не главное. Имитируя заключительные слова «Фауста », Ницше обращается к его автору и к его пониманию мира. В картине мира Гете все преходящее, временное, конечное, обусловленное есть символ, в котором просвечивает обратное ему — вечное, непреходящее. Такова вечная созидательная сила природы, и этим Гете оправдывал все временное, земное, получающее у него трансцендентальный смысл. Для Ницше преходящее было единственной реальностью, и метафизическое двоемирие отвергалось им. В стихотворении речь идет о вечном, непреходящем, для выражения которого используется субстантивированное прилагательное Das Unvergängliche, которое и является первым сигналом обращения к Chorus mysticus. Понятие непреходящего рассматривается вне метафизического измерения. В нем оно получило бы негативный смысл. Позитивно Das Unvergängliche может рассматриваться только в том случае, если оно связано только с какой-либо личностью. Здесь — это символ самого Гете. «Вечно женственное» заменяется на «вечно дурацкое», которое есть игра, лишенная метафизического смысла и ставшая антропологической характеристикой человека.

«Призвание поэта » продолжает и пародийную линию цикла. Если темой первого стихотворения была пародийно-игровая деконструкция метафизического мира и утверждения принципа игры как основополагающего в поэзии, то во втором уже сама игра, лишенная тяжести бытия, представлена в качестве противодействия романтическому чувству жизни, мечтательности, грусти и меланхолии, которые погружают сознание поэта в состояние рефлексии и лишают мысль энергии инстинкта, приводя ее в конечном итоге к погружению в воспоминания. Воля человека обращена к ничто, а сознание живет бесконечным повторением страданий, пока в нем не появится призрак смерти. Сравнение этого стихотворения с «Вороном» Эдга-

ра По показывает антиромантическую направленность поэзии Ницше. Эта тенденция развивается в стихотворении «Объяснение в любви», которое выглядит как ответ на «Альбатроса» Шарля Бодлера.

Место, роль и самоопределение поэта в мире, одиночество, свобода духа и стремление ввысь как необходимые спутники поэта — основные лейтмотивы поэзии Ницше. Тема поэта является и канвой «Песен принца Фогельфрай », некоторые из которых имеют прямую связь с отдельными афоризмами «Веселой науки», другие — тематически переплетены с текстом всей книги. Сопоставляя образы поэта, созданные Ницше в «Песнях», и сводя их в один, можно составить довольно точный экзистенциальный портрет того принца, именем которого озаглавлен цикл. Трубадур Фогельфрай, поэт-чудак живет среди мудрецов и среди людей, мимо которых проходит, неся свою веселую науку с собой. Его слышат, но ему все равно, кто даст ему какое имя, кто как отзовется о его искусстве. Свободный от лишнего груза морали и догм, он еще не достаточно легок, чтобы взлететь и парить в воздухе, он поет свою песню, подобно лесному пернатому обитателю, поет ее веселой и радостной жизни, вольному счастливцу альбатросу, звездам, надзвездным далям и вечности, понятой как вечность непобедимого времени, как единственная реальность, данная человеку.

Вторая часть второй главы «Символы пространства» — анализ пространственно-временной структуры картины мира в поэзии Ницше. В этой части работы рассматривается значение ландшафта не только как элемента поэтической декорации, но и носителя действия, причины действия и отдельного персонажа. Ницше пользуется антитезой двух протяженностей: горизонтальной (реализующейся в символике моря и пустыни) и вертикальной (олицетворяемой символикой гор). Море — хтоническая бездна — порождает горы, стремление ввысь. Так тоска по стране смерти трансформируется в ра-

дость, преодолевающую трагизм всего происходящего. Страх поэта пройти мимо жизни, остаться одиноким, уступает место вневременному состоянию забвения. Время повторяет себя, не исчезая в прошлом. Целостность мира складывается из ирреальных дихотомических картин калейдоскопа, ходов лабиринта сознания, где жизнь блуждает, лишенная ощущения времени, не понимая себя самою в сомнамбулических метаморфозах, низвергаясь в бездну и возносясь ввысь, балансируя па грани боли и забвения.

Для подробного многостороннего анализа мы выходим за рамки цикла «Песни принца Фогельфрай » и обращаемся помимо этого цикла к стихотворениям разных лет (1882-1888), отдельной линией выделяя образы городского ландшафта. В стихотворении «Венеция» частью ландшафта и одновременно и темой лирического высказывания становится музыка, неотъемлемая от картины Венеции в понимании Ницше. Стихотворение держится на параллелизме внешнего и внутреннего, но на этот раз внешняя картина пробуждает в поэте его собственную песню, входя в его внутренний мир и растворясь в нем. Лирическое Я попадает под влияние внезапно явившегося ему праздника, в предчувствии которого уже находится его душа.

Как и в первой части главы, мы прослеживаем параллели в поэзии Ницше и других поэтов, в данном случае — Людвига Тика и Конрада Фердинанда Майера.

Ландшафт Фридриха Ницше — это не детально описанные красоты природы и не статичная декорация для сценариев его поэзии. Это действующее лицо, персонаж, несущий одну из основных содержательных нагрузок, источник загадок его философии и ключ к пониманию этих загадок. Ницше понимает мир как вечное изменение, вечную метаморфозу и вечное возвращение того же самого. Ландшафт Ницше имеет два направления, два вектора — горизонталь и вертикаль. Горизонталь — это чаще всего пустыня (ничто), морс-

кая гладь и мир, находящийся между дионисийской бездной и аполлинийской высью. Горизонталь Ницше — это своего рода канат, натянутый над пропастью, с которого можно упасть вниз и погибнуть, взмыть ввысь или же остаться на этом канате. Обитателем горизонтального мира может быть кто угодно: люди, животные, растения. Даже птицы, особенно такие, как вороны, могут оказаться здесь. Невредимы и цёлы остаются в этом мире те, кто живет по законам и традициям морали.

Мир вертикали — это мир единства аполлинийского и дионисий-ского начал, а также — мир их дихотомии, противоположности. Трагические коллизии, возникающие из этой дихотомии, показаны в стихотворениях «Одинокий» и «Таинственный челн».

Космическая гармония и хаос бездны, заоблачная высь и морская глубина, горные вершины и пропасть у подножия скал — это мир вертикали. Камни с вершин катятся вниз и исчезают в бездонной тьме; солнце поднимается из неизведанных глубин и достигает выси; из черной глубины моря, порожденные этой глубиной, как антитеза себе, в порыве воли устремляются ввысь горы. Ночь опускается на день, и день вторгается в ночь, молнии стремятся поразить бездну, и бездна грозит небу утробными раскатами вулканов — это мир вертикали. Противоположное находится в постоянной борьбе и в неразрывном союзе.

Третья глава, самая объемная, посвящена подробному анализу каждого из девяти дифирамбов последнего стихотворного цикла Ницше «Дионисийские дифирамбы», который стал по большому счету зеркалом всего прозаического и поэтического творчества поэта-философа.

«Дионисийские дифирамбы» — вершина поэтического творчества Фридриха Ницше. Особый строй этих стихов, их образный мир, своеобразие форм лирического высказывания, особый характер поэтической экзистенции, их породившей, наконец, новаторская страте-

гия, лежащая в основе организации всего текста, выделяют «Диоии-сийские дифирамбы» на фоне немецкой поэзии XIX века, ставя их в один ряд с ее высшими достижениями. Таковыми считал их и сам Фридрих Ницше, Стихотворения, которые Ницше назвал дифирамбами, самым непосредственным образом связаны с поэтикой книги «Так говорил Заратустра». Более того некоторые из них изначально входили в эту символическую поэму в качестве внутренних интертекстов, создавая тем самым кульминационные вершины глав поэмы.

Поэтическая речь подобно музыке получает различный темп. Она то ускоряется в бешенном accelerando, то замедляется, подчас затухая в retardando. Письмо Ницше напоминает артикулированную вслух речь, драматический монолог, произносимый в пространстве не театра, а мира. Каждый из дифирамбов имеет свое собственное лицо, свою собственную структуру. Но как образная, так и ритмическая разнородность не создают впечатление фрагментарности, и каждый дифирамб — незаменимая часть целого, космичность которого явлена и акустически, и визуально. Поэт разворачивает перед нами дионисийский мир во всей его полноте.,

Дифирамб становится у Ницше больше, чем поэзией, и больше, чем музыкой,— он становится лирической экзистенцией, постоянным движением и изменением ритма и дыхания стиха, постоянной метаморфозой дионисийского состояния. Трактуя в своем обращении к Ариадне седьмой дифирамб, Дионис сам предстает дифирамбом. Как и в «Сумерках кумиров» (аф. 19 «Прекрасное и безобразное»), Дионис снова говорит Ариадне про уши («О Дионис, божественный, зачем ты тянешь меня за уши? »... «Я нахожу в них некий юмор, Ариадна. Почему бы им не стать еще длиннее?»1).

1 Ницше, Ф. Сумерки кумиров / пер. Г. В. Снежинской// Ф. Ницше. Собрание соч. — М. 2001. —С.150.

На этот раз он не тянет ее за уши, чтобы они стали длиннее, он указывает на схожесть их ушей, а значит, и на схожесть во всем: <?У тебя маленькие уши, у тебя мои уши ». Дионис объясняет Ариадне смысл учиненных над нею пыток: он учил ее мудрости, учил пониманию себя, и собирается учить впредь. Дионис для Ариадны не тот лабиринт, где скрывается губительное чудовище, где можно заблудиться — он — лабиринт утверждающей жизни, путь Вечного возвращения, бесконечное почему, бесконечный вопросительный знак. Он — лабиринт, ион — дифирамб. Он делает дифирамб лабиринтом, именно поэтому возникает столь много его трактовок, и каждая трактовка не может дать четкой разгадки. Седьмой дифирамб, таким образом, сплетаясь с другими, является лабиринтом цикла.

От «Рождениятрагедии» до «Антихриста» — вся философия обращается в цикле в символы. Философия, прошедшая за жизнь создателя призму переоценки, порождает свое детище — дифирамб, вовлекает самого Ницше в свой мир, делает его своим поэтом, превращает его в себя. Дионисийство как синтез всего — трагедии и фарса, самосозерцания и опьянения от безумной пляски — становится апофеозом творимого и искомого. Погружаясь в мир Диониса, Ницше говорит свое «До» жизни во всех ее проявлениях, он входит в лабиринт, где сами ходы уже являются и жизнью, и истиной, и игрой. Лабиринт — это сущность Диониса, Диониса, который против Распятого, Диониса — бога в мире, где бог мертв, Диониса — маски (поэта, Заратустры, Ариадны). У этого бога нет верующих в него, нет слуг и почитателей — у него есть только маски, те, кто творит дионисийский мир дифирамба, те, кто опьянен этим миром. Дионис — сам опьянение.

Один отрезок пути в лабиринте сменяется другим, внезапно или незаметно меняется направление — загадка никак не хочет дать разгадать себя, хотя и манит близкой разгадкой, которую не всегда хо-

чется непременно узнать, потому что разгадка означает конец (это подробно прослеживается на примере второго дифирамба). Жизнь не хочет быть разгаданной. В каждом дифирамбе есть своя загадка, сам дифирамб — дионисийская загадка. Цикл из девяти дифирамбов, тесно сплетенных между собой и разных, как в содержательном, так и в выразительном плане, олицетворяет дионисийский мир-лабиринт. Образы загадывают и растолковывают сами себя, подают знак, превращаются в некий символ и повторяются в другом, окутанном новой тайной обличии. Цикл — это стремление ввысь и в пропасть, в ширь бесконечности и в самую глубину себя. Цикл — это растерзание дионисийских масок па части, так же, как был растерзан сам бог, это приношение себя в жертву, дающее счастье великой муки и муку великого счастья.

Тематика «Дионисийских дифирамбов» порождена тематикой лирики и прозаических произведений философа. В первую очередь, темой и героем цикла является жизнь и ее игра, а также тот, кто эту игру творит — поэт (одновременно шут и пророк). Почти в каждом дифирамбе огромную роль играет и ландшафт, который является одним из главных составляющих лабиринта. Порыв воли, противопоставленный смирению и укрощению жизни традициями, продолжает тему отрицания христианской морали. Многое указывает и на незримое присутствие во всем цикле Рихарда Вагнера: действо, соединяющее драму и балаган в дифирамбах,— это, возможно, ответ тому, кто соединил музыку, слово и театр. Зажигание символических огней, явление из молнии Диониса в изумрудной красе — это послание автору «Кольца Нибелунга».

Травестийность плача покинутой Ариадны; огонь, зажигающийся на скале; истязания любимых с целью их поучения; бесстыдства, учиненные в оазисе чистоты (второй дифирамб одновременно намекает и на священный Грааль, и на дочерей Рейна, обманутых нибе-

лунгом Миме) — все это указывает на присутствие Вагнера, появившегося ь книгах Фридриха Ницше вместе с Дионисом в «Рождении трагедии».

В ходе последовательного анализа всех девяти дифирамбов цикла мы пришли к убеждению, что «Дионисийские дифирамбы» представляют собой открытое произведение искусства, во всяком случае первый опыт такого произведения в немецкой литературе. Принцип открытости в «Дионисийских дифирамбах» выявляется лишь в ходе их последовательной интерпретации.

В «Дифирамбах » внутри единого текста все образы связаны друг . с другом отношениями игры, имитирующими хаос. Отсюда — ярко выраженная метафоричность письма, метафоричность не в риторическом смысле, а в смысле многокрасочности и несводимости образа к чему-то логически верифицируемому. Ярко выраженная театральность образов подчеркивает игровой момент письма Фридриха Ницше, где читателя постоянно уводят от центра, который определял бы структуру лирического высказывания, заставляют его постоянно вслушиваться в голос масок. Дионисийский мир утверждает себя только таким образом. Для Ницше это особая форма ритуала, ритуала нового игрового мифа, мифа театрально-музыкального, анализу которого посвящена последняя глава данного исследования.

Четвертая глава, названная «Мифотворчество Ницше», рассматривает цикл «Дифирамбов » как единое целое. Здесь приводится сводная таблица проанализированных в предыдущей главе образов, играющих решающую роль в конструировании цикла. В главе прослеживается связь мифотворчества Фридриха Ницше с греческим и христианским мифами, с мифотворчеством Гете и Гельдерлина и, разумеется, Рихарда Вагнера. Говоря о мифотворчестве Вагнера, мы доказываем нашу идею о том, что цикл «Дионисийских дифирамбов » мыслился Ницше как ответ композитору и драматургу, а также

фигуре, имевшей в жизни Ницше огромное значение — Рихарду Вагнеру.

Что позволяет нам говорить о том, что Заратустра — поэт и пророк бога Диониса — является у Ницше фигурой мифологической и почему, называя его маской Диониса, мы говорим о новом мифе, а не о модификации мифа уже существующего, мифа греческого? Мифология не мыслима без присутствия в ней сверхъестественных существ, таких как боги, первопредки, герои, имеющие полубожественное происхождение, чудовища, с которыми герои вступают в борьбу. Часто как антипод герою в мифе присутствует зеркальный двойник — трикстер, либо мешающий герою, либо вносящий элемент комизма в сюжет. Бог Ницше — Дионис. И если в греческой мифологии Дионис — всего лишь один из множества, то в мифологии Ницше Дионис — абсолютный верховный бог, бог опьяненности жизнью, бог, переживающий перерождения, пытки, перерождающий и пытающий обитателей своего мифа. Основным героем у Ницше является Заратустра — он несет людям блага, как шумерский, бог Энки, как греческий Прометей. Но он не просто добывает для людей мудрость (истину) — он отдает свой переизбыток, он, подобно египетскому Амону-Ра, восходит и закатывается, как солнце, проливает чашу мудрости из себя и вновь удаляется, чтобы ее наполнить. И его наказание, его пытка — это переизбыток, беременность, которая не может разрешиться, это пытка последнего шага, подвешенного состояния, состояния последнего момента. Как и мифические боги, слитые с природой, боги и герои Ницше способны изменять свою природу, переживать превращения. Они идентифицируются и сопоставляются с животными, приобретающими характер тотемов (змея, бык, лев, еж, верблюд). Есть и чудовища, с которыми герою предстоит сражаться: хищные птицы, есть представители другого мира, противостоящие утверждению дионисийства: как греческие боги нового по-

коления противостояли богам старого поколения, как боги бились с Титанами, так и Заратустре приходится противостоять проявлениям иного мира — христианской морали, шуму славы, хохоту хищной птицы, чарам женщины. На протяжении всего цикла Заратустру преследует загадка Сфинкс — загадка как символ трудной, судьбоносной задачи, поставленной перед героем, символ испытания перед инициацией.

Важно обратить внимание и на то, что Бог и Герой Ницше — точно так же, как боги и герои Греции, Шумера, германской мифологии, древнего Египта — не является образцом для всеобщего подражания. Уже в самом способе творчества заложена инверсия — Заратустра высиживает яйцо, оказывается беременным, Дионис и Ариадна зачинают дитя через ухо, пророк рождается от Смеха и Переизбытка. Высшему существу, как и в большинстве мифологий, присуща жестокость — Дионис мучит Ариадну, пророку-Зара-тустре постоянно грозит смерть, многократно повторяется мотив жертвы, жертвоприношения. Существа божественной природы приносят в жертву себя и себе подобных. Заратустра становится собственной жертвой, Ариадна жаждет стать жертвой Диониса.

Итак, Ницше творит миф. И, несмотря на то, что эпоха мифа давно уступила культурно-историческое пространство эпохе религиозных систем и научных знаний, способ построения вторичной мифологии остался прежним — заимствование. Как шумерская мифология повлияла на аккадскую, греческая — на римскую, египетская — на иудейскую, так и мифология Ницше не обошлась без влияний. Причем говорить о влиянии какой-то одной мифологии на мифологическую картину Ницше нельзя. Само имя пророка Диониса (Заратустра) — это имя персидского пророка огня (Зороастр), что сразу же обращает к религии востока. И все же в этой работе мы не останавливаемся на сугубо восточных чертах мифа Ницше, а говорим о трех

мифологических системах, играющих для Ницше три различные роли: идеала, антиидеала и кривого зеркала, иными словами — роли героя, чудовища и трикстера. Героем здесь, несомненно, является греческий миф, чудовищем — христианская мораль, о которой Ницше говорит и в своей прозе, трикстером — миф древнегерманский, или, точнее, древнегерманский миф в интерпретации Рихарда Вагнера.

В заключении диссертации приводятся итоги работы. Поэзия в творчестве Ницше занимала значимое, более того, не менее значимое, чем философия, место. Подробный анализ образов, выявление их происхождения и трансформация их в прозаических трудах Ницше доказали, что поэзия — это не просто одна из сторон деятельности философа, это неотъемлемая часть его мира, где происходит постоянное взаимоотражение философии в поэзии и поэзии в философии. Поэзия, таким образом, предстает и как целостный, самостоятельный вид творчества, и как самосознание философии Ницше.

Центральное место в картине мира Ницше занимает феномен ди-онисийской игры. Это игра постоянной метаморфозы, смены масок. Подобно Заратустре, то спускающемуся к морю, то поднимающемуся на вершину скалы, или то восходящему, то заходящему солнцу, Ницше то погружается в мир сугубо своей формы поэтической философии, то вписывает себя в общелитературный контекст, подражая, пародируя, полемизируя с другими поэтами. Деконструкти-вистская направленность поэзии Ницше, ее образная и структурная многогранность создают эффект открытого произведения, дающий возможность бесчисленных интерпретаций с выходом на новые аспекты изучения творчества ее автора, что определяет уникальное место Фридриха Ницше в истории мировой литературы и философии.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Аейбель, Е. В. Символический ландшафт в поэзии Фридриха Ницше// «Преломления» (научное издание). СПб.,— 2001. — Вып. 1. — С. 172-179.

2. Аейбель, Е. В. Поэтика «Дионисийских дифирамбов» Фридриха Ницше// «Преломления» (научное издание). СПб., — 2003. — Вып. 2. — С. 274-280.

3. Аейбель, Е. В. Поэт. Лриадна. Дионис: К поэтике масок в «Дионисийских дифирамбах» Фридриха Ницше)// «Преломления» (научное издание). СПб., —2004. — Вып. 3. — С. 91-107.

4. Аейбель, Е. В. Повешенный : Самопознание Заратустры// Зарубежная литература : проблемы изучения и преподавания : меж-вуз. сб. науч. тр. — Киров, 2005. — С. 130-139.

Издательство «Петербургский институт печати»

Подписано в печать 03.07.2006. Формат 60 х 84 '/16. Усл. печ. л. 1,4. Уч.-изд. л. 0,9. Тираж 100 экз. Заказ № 81.

Отпечатано с оригинал-макета в Издательско-поли графическом центре СЗИП СПГУТД 191180, Санкт-Петербург, пер. Джамбула, 13 тел. (812)315-91-32

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Лейбель, Елена Викторовна

Список сокращений

Введение,

Глава I.

Лирика и проблема мифотворчества в раннем творчестве Ницше.

Глава II.

2.1. Образ поэта в «Песнях принца Фогельфрай»

2.2. Символы пространства

Глава III.

Дионисийские дифирамбы

Глава IV.

Мифотворчество Ницше

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Лейбель, Елена Викторовна

Поэзия - одна из важнейших составных частей творчества Фридриха Ницше. Она не была для Ницше отдыхом и передышкой между периодами, когда словно на одном дыхании создавались прозаические философские книги. Наоборот, именно на это время интенсивного творческого труда и приходится расцвет поэзии Ницше. В Ницше трудно разделить философа и поэта, эти два понятия оказываются при анализе его творчества тождественными.

Объяснение этого тождества лежит в самом характере ницшевской философской мысли, где философия и поэзия неразделимы. Творческие принципы Ницше были поистине новаторскими и не имели аналога в современную ему эпоху, хотя похожие интенции мы можем найти у Серена Кьеркегора и французских символистов. Ницше- создатель новой, не существовавшей до него экспериментальной философии, в какой-то мере возвратившей философию к ее античным истокам, когда философский текст был и текстом поэтическим, к доаристотелевской модели философской поэмы. На это указывают многочисленные исследования творчества Ницше. Но было бы ошибкой считать, что книги Ницше - имитация древних книг. Все его произведения, возникшие после 1876 года, обнаруживали стремление к созданию новой экспериментальной философии, которая была бы свободна от редукции какой-либо спекулятивной системы, в особенности метафизической. Поэзию и искусство Ницше понимал как одну из разновидностей человеческих практик, отличающихся от других форм деятельности. В этом смысле поэзия подходила под его же собственное понятие творческого акта. Как указывает Михайло Джурич, Ницше «не считал нужным и не пытался описывать чисто феноменологически творческую человеческую деятельность, отождествляя ее с игрой»1. Но бесспорным остается то, что именно игра была для Ницше подлинным Цд1пс М. МеГгвсЬе ипс! МеЙарЬу^'к. ВегПп; Ъ1еу/ Уогк, 1985. Э. ¡48. прафеноменом поэзии, и не только поэзии, но и всего искусства. В игре открыта исконная возможность человеческой деятельности, а в искусстве, вырастающем из игры и сохраняющем игру, проявляется творческое начало в человеке, свойственное свободной деятельности. Искусство было противопоставлено Ницше как исконному труду, обессиливающему человека, превращающему его в одномерное существо, так и религиозной и философской деятельности, ориентирующей человека на метафизические цели и ослабляющей жизнь, ведущей к нигилизму и декадансу, т.е. к тем феноменам западно-европейской культуры, которые были для него знаками времени. Во фрагменте, относящемся к весне 1884 года, Ницше высказывается о ценности искусства для жизни: «Надо понимать основной феномен, именуемый жизнью, как феномен художественный, - этот созидающий, строящий дух, который строит при самых неблагоприятных обстоятельствах, самым долгим образом. Доказательство всех его комбинаций еще только должно быть дано заново: это самосохранение» (ВВ, 432. - курсив автора).

И еще два фрагмента, созданные, по-видимому, в это же время, говорят о роли искусства в современную Ницше эпоху и о значении искусства в творчестве самого философа-поэта: «Наши религия, мораль и философия суть формы декаданса современного человека. - Противодвиэ/сение: искусство». «Художник-§шосо<\). Более высокое понятие искусства. Способен человек настолько далеко поставить себя от других людей, чтобы воплощать на них глядя!» (ВВ, 432. - курсив автора).

Второй фрагмент говорит о художественной деятельности, предельно дистанцированной от негативных сторон жизни, творящей особый мир, где дистанция художника по отношению к эмпирической жизни в творчестве создает неиссякающую жизнь. Поэтому экспериментальная философия Ницше, противостоя всем формам метафизики, включает в себя искусство, поэзию, дающую этой философии не только форму, но и то, что в философских системах основано на логическом дискурсе. Последний для ницшевской философии не возможен изначально, а заменой ему служит охватывающая философские проблемы художественная деятельность Поэзия является структурообразующим принципом главных философских текстов Фридриха Ницше. Не сосредоточение на одной руководящей идее, а постоянное снятие абстрактности идей, решительное растворение ее в конкретном, личностном, во многочисленных фрагментах наличного бытия; сознательное нежелание сводить экспериментальную философию к чистому познанию, а наоборот, стремление к синтезу познания, оценки, образного преобразования действительности и, наконец, особый способ создания коммуникативной направленности текста - все это говорит о художественности ницшевских афоризмов и, разумеется, стихов.

Неоднозначность или авторефлективность текстов Ницше, их информационная напряженность достигается путем деавтоматизации речи, которая простирается от автологического высказывания в кратких афоризмах до подлинных, насыщенных многими поэтическими приемами стихотворений в прозе. Причем именно в последних Ницше-художник высказывает самые дорогие ему идеи.

Поэзия Фридриха Ницше не лежит в стороне от его книг афоризмов. В соединении с ними она является полноправной частью его творчества как целого. Здесь следует сразу оговорить терминологический момент: говоря с поэзии Ницше, мы имеем в виду его стихотворные, лирические произведения, в которых, однако, как это будет доказано ниже на конкретных примерах, присутствуют элементы других видов поэзии - драмы и эпики. Лучшие циклы стихов Ницше были созданы в тот период, когда уже окончательно выработалась его техника афористического письма. Эти стихи писались параллельно с книгами «Утренняя заря» и «Веселая наука», стихотворной рамкой которой стали циклы «Шутка, хитрость и месть» и «Песни принца Фогельфрай». Написанный в год создания «Антихриста»,

Сумерек кумиров», «Казуса Вагнер» и афоризмов, которые должны были по замыслу автора войти в книгу «Воля к власти», цикл «Дионисийские дифирамбы» восходит отчасти к символической поэме «Так говорил Заратустра».

Прежде чем обозначить цели и задачи настоящей работы, необходимо дать обзор литературоведческих трудов, посвященных проблеме изучения поэзии Фридриха Ницше, и тем самым очертить в методологическом плане проблемы, которые неизбежно возникают при изучении поэтических текстов Ницше. С того момента, как творчество Ницше стало предметом исследований, в том числе и филологических, прошло более ста лет, и, конечно, за это время достаточно четко определились этапы, которые прошло ницшеведение. Каждый из этих этапов характеризовался сменой исследовательских парадигм, изменением интереса исследователей, вызванным самой историей литературоведения ХХ-го века. Каждый из них был, бесспорно, приращением наших знаний о поэте-философе и открывал ранее неизвестные грани его поэтического дискурса.

Сразу же придется отметить одно важное обстоятельство: монографий, диссертаций, научных статей о Ницше множество, и в XX столетии их число выросло в геометрической прогрессии. Но в этом множестве трудов, посвященных его поэзии, гораздо меньше, чем исследований его философского дискурса, хотя необходимо выделить и тот факт, что за последние десятилетия число литературоведческих работ о Ницше значительно выросло.

Первый этап изучения наследия Ницше, в том числе и его поэзии, начался еще при жизни философа. Монография Юлиуса Цайтлера «Эстетика Ницше», трактующая творчество философа-поэта в духе эмпириокритицизма, показывала, что невозможно не заметить мастерство Ницше-стилиста и поэта. В этом исследовании разрабатывается мысль, что особая, не свойственная философским трудам литературность ницшевских текстов не является чем-то дополнительным, необязательным. Она скорее определяет место Ницше не в философии, а в истории литературы.

После смерти Ницше интерес к его творчеству с каждым годом начинает неуклонно возрастать, и не только на его родине, в Германии, но и во всей Европе. Ницше становится властителем дум целых поколений. Философы различных направлений - позитивисты, неокантианцы, представители философии жизни - обращаются к его наследию, стремясь осмыслить его место в истории философии, полемизируют с ним, дачая иногда, в зависимости от приверженности к принятой ими методологии, часто совершенно противоположные оценки его философии. К наследию Ницше увеличивается и интерес литературоведов. В трудах Оскара Вальцеля и Фрица Штриха исследуются важные аспекты ницшеанства в связи с литературными процессами начала XX века. Значительное место в ницшеведении того времени занимает монография P.M. Майера «Ницше». Ее автор, - один из крупнейших представителей позитивизма в литературоведении, - прослеживает важнейшие этапы эволюции Ницше как мыслителя, идеи и стиль его произведений начиная, от «Рождения трагедш» и заканчивая «Ессе Homo» и «Антихристом». В книге имеется большая глава, посвященная поэзии Ницше. Глава, написанная скорее в форме обобщающего эссе, а не подробного исследования, рассказывает не только о зрелых стихах Ницше, но и о юношеских лирических опытах. Особая ценность исследования Майера в том, что он стремится связать Ницше не только с немецкой традиций, но и с французской и итальянской литературой.

К значительным трудам того времени относится монография Карла Иоля «Ницше и романтизм». Ее появление было вызвано двумя тенденциями в германистике: во-первых, пробуждения в ней интереса к забытому в позитивистский век йенскому романтизму, который выразился в работах Оскара Вальцеля и Фридриха Гундольфа, во-вторых, стремлением выявить генезис ницшевских образов и идей и показать, что эти образы и идеи уходят своими корнями в искания йенских романтиков Людвига Тика, Новалиса, Фридриха Шлегеля. На протяжении всей истории ницшеведения эта тема никогда не исчезала из поля зрения исследователей. Монография Карла Йоля также показывала и существенные различия между стремлением йенских романтиков к универсализму творящего мир субъекта, где последний обнаруживал свою метафизическую сущность, и антиромантическими тенденциями философии жизни Ницше. Особое внимание при анализе текстов Ницше Йоль обращает на созданное в них художественное пространство. Форму стихов Ницше Карл Йоль считает романтической. С романтической поэтикой он предельно сближает «Песни принца Фогельфрай». Также романтической по своему происхождению для Йоля является и игровая стихия ницшевской лирики.

Из фундаментальных трудов о Ницше, созданных представителями духовно-исторического направления в немецком литературоведении, сохранивших свое значение и по сей день, следует упомянуть и высоко ценимую Томасом Манном книгу Эрнста Бертрама «Ницше. Опыт мифологии». Ее автор принадлежал к кружку Стефана Георге, одним из культов которого был культ Ницше. Испытывая на себе влияние Вильгельма Дильтея, его учения о понимании художественного произведения через переживание его, обеспечивающего своего рода эффект сотворчества, а также идею Фридриха Гундольфа о решающей роли в творчестве фундаментальных переживаний, Эрнст Бертрам выделяет в жизни Ницше целый ряд переживаний такого рода. Переживания, возникающие как созерцания ландшафтов, Венеции, Генуи, переживания, возникшие от восприятия музыки, составляют основу поэзии Фридриха Ницше.

Из философских исследований Ницше, в которых осмысляется не только философский дискурс, но и мир образов, необходимо назвать созданный в 1935 году труд Карла Ясперса «Ницше. Введение в понимание его философствования». Для поэтологического анализа большую ценность представляет шестая глава книги - «Границы и первоистоки» - в особенности последний ее раздел «Мифология Ницше». Если в книге Ясперса детально исследован идейный слой произведений Ницше, то аналитический метод французского филолога и философа Гастона БашлЛра имеет несколько иную направленность. Своей работой «Ницше и асцензиональная психика», вошедшей в книгу «Грезы о воздухе» (1943), Башляр внес значительный вклад в изучение поэзии Ницше.

Исходной точкой здесь стало стремление увидеть особую, даже можно сказать, уникальную в мировой литературе жизнь образов, которые явились порождением архетипического принципа психики, формирующего воображение Ницше-поэта. Его Башляр квалифицирует как асцензиональный, когда вектором интенций сознания и бессознательного слоя психики становится устремление как когнитивных, так и эмотивных моментов сознания ввысь. Важнейшим положением работы Башляра, на наш взгляд, является мысль, что «Ницше-поэт отчасти объясняет Ницше-мыслителя» . После исследований Гастона Башляра точка зрения, что поэзия Ницше- простое отражение философских идей, а не самостоятельный художественный мир, была бы обеднением творчества Ницше и потерей самого сокровенного в ней.

В период с 1933 по 1945 г. ницшеведение (как философское, так и литературоведческое) переживает в Германии глубокий кризис. Творчество Ницше, как, впрочем, и большинства великих представителей немецкой литературы, становится жертвой процесса нацификации немецкой культуры. В создателе «Веселой науки» и «Заратустры» пронацистское литературоведение стремилось увидеть мыслителя, открывшего путь к нацистским идеологическим ожиданиям, что обернулось включением его в так называемую «народную науку о жизни» и превратило его в предтечу тоталитарной идеологии. Ницше становится одним из героев нацистской мифологии, что уже было несовместимо с подлинными задачами научного литературоведения. Мы не будем подробно останавливаться на этом

2 Башляр Г. Грезы о воздухе. Опыт о воображении движения / Пер. Б.М. Скуратова. М., 1999. С. 173. процессе, поскольку он многократно был описан в работах, посвященных этой странице в истории немецкого литературоведения.3

Послевоенное время дает нам целый ряд работ, ведущей тенденцией которых является стремление самым решительным образом очистить творчество Ницше от проекций нацистской идеологии. Постепенно выдвижение на передний план в немецком литературоведении принципов имманентного анализа художественного текста, распространившихся прежде всего под влиянием таких выдающихся литературоведов, как Эмиль Штайгер, Вольфганг Кайзер, Вильгельм Эмрих, затрагивает и исследования, посвященные различным проблемам творчества Фридриха Ницше, в частности и его поэзии. Связь их с литературоведческой и философской герменевтикой несомненна. Это воздействие затронуло книгу немецкого писателя Фридриха Юнгера «Ницше» (1949), где внимание уделяется и анализу «Дионисийских дифирамбов». Здесь необходимо остановиться на примечательном факте в истории ницшеведения, сыгравшем значительную роль в его развитии. Это выход в 1960 г. книги известного немецкого феноменолога, ученика Эдмунда Гуссерля, Ойгена Финка «Философия Ницше». В методологическом отношении книга представляла собой синтез философской и литературоведческой герменевтики. Естественно, литературоведческая герменевтика преобладала в большом разделе книги, посвященном «Заратустре», в особенности в анализе ницшевских символов и его поэтического языка. Тонкий, подчас виртуозный анализ стихотворных моментов «Заратустры» был подчинен важнейшей герменевтической установке исследователя - показать ницшевское понимание такой важной онтологической категории, как время, и как это понимание определяет идею Ницше о жизни, несовместимой с метафизическим дискурсом.

Исследования творчества Ницше французскими деконструктивистами Жилем Делезом и Жаком Деррида, начатые еще в 60-х годах, во многом

3 Подробнее об этом см.: Верли М. Общее литературоведение. М., 1957. С. 26-30. См. также: Орбел Н. Яссс liber. Опыт ницшеанской апологии // Ницше Ф. Воля к власти. М., 2005. С. 638-652, хотя со многими выводами автора согласиться невозможно. способствовали современному его пониманию, что в значительной степени коснулось и понимания поэзии Ницше. Интерес деконструктивистов к Ницше во многом объясняется сходством их методологии с устремлениями самого Ницше, который стремился вывести европейскую мысль и искусство из метафизического тупика. Задачей же деконструктивистов в ницшеведении было освобождение интерпретаций текстов философа-поэта от тех герменевтических нагромождений на них, которые свойственны прежде всего ортодоксальному хайдеггерианству, когда зачастую игнорируется материя ницшевских текстов. Деконструкция представляет собой эпистемологию, задача которой- переконструирование изучаемого объекта с целью выявления его происхождения и смысла. Она, по замыслу ее создателей, имеет сходство с генеалогическим методом самого Ницше в его философских афоризмах и пародийным дискурсом, связанным с интертекстуальностью. Цель ницшевского пародийного остранення-привести объект в состояние метаморфозы, чтобы последний стал носителем нового смысла. Делез доказывает, что сущность искусства Ницше во многом составляет поэзия и поэтика масок: «маска или хитрость суть законы природы, следовательно - они есть нечто большее, чем просто маска и хитрость. Чтобы стать всего лишь возможной, жизни с самого начала приходится подражать материи».4 Делез видит в технике масок возможность демаскировать то, что маска скрывает. Ницшевский же художественный дискурс творит маски, чтобы их носители стали героями новой мифологии, утверждающей новый принцип жизни, вечное «Да» жизни, позитивность бытия как становления в противовес той жизни, которую поэт и его маски отвергают.

Одним из важнейших аспектов философии и поэзии Ницше для Делеза стал феномен игры, который у Ойгена Финка анализировался как сердцевина жизненного мира человека. Делезовский анализ продолжает линию, начатую Финком в направлении осмысления онтологического

4 Делез Ж. Ницше и философия / Пер. О. Хомы. М., 2003. С. 40. статуса игры, ее характеристики у Ницше, интерпретируя ее как соотношение случайности и необходимости.

Для понимания образов поэтического мира Ницше большое значение имеют труды другого классика деконструктивизма, Жака Деррида: «Сила и значение», «Шпоры: стили Ницше». В первой статье Деррида дает формулировку ницшевской дихотомии Диониса и Аполлона, которая в целом характеризует все дионисийско-аполлинийское творчество Ницше с его стремлением сделать искусство символом воли к власти и вечного становления того же самого. Интерпретация Деррида стиля Ницше показывает нам образы истины, ее маски, которые приводят к тому, что само понятие истины заменяется игрой.

За последние два десятилетия количество исследовательских работ о поэзии Ницше значительно возросло. Исследования ведутся в разных направлениях. Это интерпретации текстов, исследования поэтического языка, работы в русле компаративистики. Современное ницшеведение представляет многообразие тем, связанных с поэтическим дискурсом Ницше, что в конечном итоге приводит к осознанию его творчества как особого философско-поэтического искусства, в котором поэзия и афоризмы, сохраняя свою самостоятельность, зеркально отражаются друг в друге, освещая друг друга в лабиринте ницшевской мысли.

Если обратиться к отечественной традиции изучения творчества Ницше, то здесь можно выделить два продуктивных этапа: дореволюционный и начавшееся с конца 80-х годов возрождение российского ницшеведения. В дореволюционной России воздействие Ницше на русскую мысль и литературу было огромным. Однако его поэзия не была по сравнению с его прозой столь популярна. Ницше чаще всего воспринимался как носитель парадоксальных идей, творец новой философии жизни. И если поэтика афоризма оказала существенное влияние на формирование русской афористической прозы (Лев Шестов, Василий Розанов), то поэзия Ницше никогда не рассматривалась как самоценная

часть его наследия. В ней видели скорее некое украшение ярких идей, хотя русская библиография работ о Ницше была уже достаточно велика.

В российской германистике XX века первая, попытка определить место Ницше в европейской литературе была предпринята ее основателем В.М. Жирмунским в его первой книге «Немецкий романтизм и современная мистика», написанной в 1913 году. В ней ученый, опираясь на труды Карла Йоля и Оскара Вальцеля, связывал Ницше, и прежде всего его поэзию, с йенским романтизмом. В.М. Жирмунский рассматривает Ницше как главного представителя эстетического индивидуализма, рождением которого европейская литература обязана прежде всего немецкому романтизму.5

Возрождение ницшеведения в России открывает широкие возможности для изучения поэзии Фридриха Ницше. В 90-е годы были сделаны первые серьезные попытки интерпретаций этой поэзии (А.Г. Аствацатуров, A.B. Михайлов и A.B. Карельский). Но их исследования не получили продолжения. Они остаются пока единственными работами по поэзии Ницше.

Задачей настоящей диссертационной работы является исследование поэзии Фридриха Ницше с целью показать ее значение для немецкой литературы и определить ее уникальное место в ней. Актуальность темы нашей работы обосновывается прежде всего тем, что в отечественной германистике нет целостного представления о ней. Более того, во многих отечественных трудах она отодвигается на периферию творческого наследия Ницше, что не соответствует замыслу самого создателя экспериментальной поэтической философии, где поэзия играет часто решающую роль в сложнейшем целом ницшевского дискурса с его постоянно акцентируемой открытостью. Актуальность темы заключается еще и в том, что исследование поэзии Ницше во многом способствует прояснению его значения для литературы XX столетия и формирования в ней как

5 Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996. С. 92. модернистского, так и постмодернистского дискурсов в их многообразии. Тем самым анализ поэтического творчества Ницше должен заполнить пробел, который, к сожалению, еще существует в отечественной германистике. Неоспоримым фактом для литературы XX века стала мифотворческая стратегия многих выдающихся поэтов и писателей, обязанных своим становлением образам и идеям Ницше. Отсюда и актуальность той творческой стратегии Ницше, которая приводила его к созданию мифопоэтических образов и вела к новой мифологии возвышающейся жизни.

В основе нашего анализа поэзии и мифотворчества Фридриха Ницше лежит разработанный за многие десятилетия метод герменевтического анализа художественного текста. Используя технику имманентной интерпретации поэтического произведения и исходя из принципа, что эстетическая реальность в основном определяется самим текстом и его прочтением, исследуя необходимые для понимания образов ницшевской поэзии уровни текста, мы все же можем ограничиться только имманентным анализом. Поэзия Ницше неотделима от его философии. Поэтому в нашем исследовании мы будем использовать принцип двойной призмы, т.е. объяснять, интерпретировать поэзию через призму философии, и, используя технику глобального герменевтического видения, объяснять частное через целое, а целое - через частное. Одним из аспектов нашей работы является интертекстуальная составляющая поэзии Ницше, а также образный мир других поэтов, которые так или иначе оказали' существенное влияние на Ницше (И.В. Гете, Ф. Гельдерлин) или же стали объектами для ницшевской поэтической деконструкции (Э.А. По, Ш. Бодлер). Здесь мы опираемся на исследования европейских филологов, сделанных в 80-е - 90-е годы прошлого века.

Составной частью нашего исследования стал и лингвостилистический анализ текстов, так как без него, на наш взгляд, представление о ницшевском идиолекте и образном мире невозможно. Элементы лингвостилистического анализа вызваны необходимостью показать новаторство Ницше-поэта, обогатившего немецкий язык новыми поэтическими формами.

Настоящая работа включает в себя четыре главы, первая из которых, «Лирика и проблема мифотворчества в раннем творчестве Ницше», посвящена концепции лирики, изложенной Ницше в «Рождении трагедии их духа музыки», пониманию дихотомии аполлинийского и дионисийского начал и их влияния на становление и развитие искусства. Также в главе речь идет о понимании Ницше феномена греческой трагедии, где первостепенную роль играет мифология Диониса. В главе анализируются ранние попытки мифотворчества Ницше - приводится ранее не попадавший в поле зрения исследователей и не реализованный самим Ницше план девятичастной трагедии, задуманной Ницше, как это видно из плана, мировой трагедией, открывающей взгляд на историю человечества.

В первой части второй главы «Образ поэта в „Песнях принца Фогельфрай"» на примере пяти стихотворений цикла анализируется понимание Ницше феномена поэта и его предназначения. Значительное внимание уделяется интертекстуальному аспекту в «Песнях» и поэтическим диалогам Ницше с поэтами, имена которых с разной частотой встречаются на страницах его прозаических произведений, диалогам с И.В. Гете, Шарлем Бодлером, Эдгаром По.

Вторая часть второй главы «Символы пространства» посвящена пониманию Ницше мира вертикали и горизонтали и их отображению в его поэзии. Здесь мы опираемся в первую очередь на труды Гастона Башляра, речь о которых уже шла выше. В этой части рассматривается значение для поэзии Ницше ландшафта не только как элемента декорации, но и носителя действия, причины действия и отдельного персонажа. Для подробного многостороннего анализа мы выходим здесь за рамки цикла «Песни принца Фогельфрай» и обращаемся помимо этого цикла к стихотворениям разных лет (1882-1888), отдельной линией выделяя образы городского ландшафта. Как и в первой части главы, мы прослеживаем параллели в поэзии Ницше и других поэтов, в данном случае- Людвига Тика и Конрада Фердинанда Майера.

Третья, самая объемная глава посвящена подробному анализу каждого из девяти дифирамбов последнего стихотворного цикла Ницше «Дионисийские дифирамбы», который стал, как это будет доказано ниже, по большому счету зеркалом всего прозаического и поэтического творчества поэта-философа. В виду того, что эта глава состоит из девяти самостоятельных частей, мы сочли необходимым предварить ее отдельным вступлением и завершить обобщающим итогом.

Четвертая глава, названная «Мифотворчество Ницше», рассматривает цикл «Дифирамбов» как единое целое. Здесь приводится сводная таблица проанализированных в предыдущей главе образов, играющих решающую роль в конструировании цикла. В главе прослеживается связь мифотворчества Фридриха Ницше с греческим и христианским мифами, с мифотворчеством Гете и Гельдерлина и, разумеется, Рихарда Вагнера. Говоря о мифотворчестве Вагнера, мы доказываем нашу идею о том, что цикл «Дионисийских дифирамбов» мыслился Ницше как ответ композитору и драматургу, а также фигуре, имевшей в жизни Ницше огромное значение -Рихарду Вагнеру. Итог проделанной работы и выводы представлены в общем заключении по диссертации.

Необходимо сказать и о нашем видении практической ценности данной работы: материалы и выводы диссертации могут быть использованы в курсе «История зарубежной литературы второй половины XIX века», в спецкурсе «Поэтическое творчество Фридриха Ницше», а также в качестве материалов лекций по курсу «История философии».

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэзия Фридриха Ницше"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Завершая наше исследование поэтического наследия Ницше, подведем итог и обозначим круг рассмотренных в работе проблем.

Центральной задачей настоящей работы было определение места поэзии во всем творческом наследии Ницше. Проследив развитие понимания лирики самим философом от «Рождения трагедии» до создания его последнего поэтического цикла, породившего совершенно новый, не имеющий аналогов жанр, цикла «Дионисийских дифирамбов», проведя герменевтический анализ названного цикла и более раннего произведения -«Песен принца Фогельфрай», мы показали, что поэзия в творчестве Ницше занимала значимое, более того, не менее значимое, чем философия, место. Подробный анализ образов, выявление их происхождения и трансформация в прозаических трудах Ницше доказали, что поэзия - это не просто одна из сторон деятельности философа, это неотъемлемая часть его мира, где происходит постоянное взаимоотражение философии в поэзии и поэзии в философии. Поэзия, таким образом, предстает и как целостный, самостоятельный вид творчества, и как самосознание философии Ницше.

Центральное место в картине мира Ницше занимает феномен дионисийской игры, также рассмотренный нами в работе. Это игра постоянной метаморфозы, смены масок. С помощью масок Ницше виртуозно соединяет пространство мифа, истории, современной ему жизни и создает свою мифологию, где философская идея, облаченная в поэтическую форму, образует игровую канву, основу для бесчисленных трансформаций и дионисийских метаморфоз. Ницше, создатель экспериментальной философии, неразрывно связан с Ницше, творцом экспериментальной поэзии и Ницше, создателем мифологии Заратустры-Диониса.

В ходе нашего анализа мы проследили, что Ницше в каждом из своих поэтических произведений, будь то стихотворение одного из циклов или же отдельно стоящее стихотворение, никогда не ограничивается одной заданной темой. Каждое его произведение уже изначально принадлежит многообразному, постоянно изменяющемуся миру Ницше, миру со своим ландшафтом, - играющим, как это было доказано во второй главе работы, и сюжетную роль, - своими масками. Будучи не только философом и поэтом, но и композитором, филологом, стилистом, обладая чувством языка, ритма, превосходно зная труды деятелей искусства и философии от античности до современности, Ницше постоянно обращается в поэтических произведениях к «персонажам» своей философской прозы, причем обращается к ним на их же языке. И далеко не всегда подобное обращение является у Ницше самоцелью. Подобно Заратустре, то спускающемуся к морю, то поднимающемуся на вершину скалы, или то восходящему, то заходящему солнцу, Ницше то погружается в мир сугубо своей формы поэтической философии, то вписывает себя в общелитературный контекст, подражая, пародируя, полемизируя с другими поэтами. Нам удалось выявить целый ряд в той или иной степени шифрованных обращений Ницше к творчеству других авторов - к «Фаусту», «Прометею» и «Прозерпине» Гете, «Невидимому хору» Людвига Тика, «Ворону» Эдгара По. Значительное внимание в работе мы уделили и вагнеровским интертекстам, истинному отношению Ницше к творчеству этой фигуры и трансформации образа Вагнера, его масок и героев в творчестве Ницше.

Мы предприняли попытку свести воедино, в единый лабиринт девять анализов каждого из «Дифирамбов» и прояснить идею всего цикла с точки зрения структуры, образов, мифотворческого аспекта и с той точки зрения, которая открыла нам «Дионисийские дифирамбы» как зеркальное отражение «Кольца Нибелунга» Вагнера.

Суммируя вышеизложенное подойдем к основному выводу нашей работы: поэзия Фридриха Ницше не лежит в стороне от развития немецкой литературы, а, наоборот, является ее важным, значимым этапом. И если для мировой литературы она является началом и образцом новой поэзии, ведущей к поэзии и прозе XX столетия и сохраняющей в то же самое время опыт бессмертных литературных памятников, то для самого Ницше - этс сокровенная сущность всего его творчества. Деконструктивистская направленность этой поэзии, ее образная и структурная многогранность создают эффект открытого произведения, дающий возможность бесчисленных интерпретаций с выходом на новые аспекты изучения творчества ее автора, что определяет уникальное место Фридриха Ницше в истории мировой культуры.

Список научной литературыЛейбель, Елена Викторовна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Ншрде, Ф. Сочинения : в 2 т. / Ф. Ницше ; под ред. К. А. Свасьяна.—М. : Мысль, 1990.

2. Ншцие, Ф. Стихотворения. Философская проза / Ф. Ницше ; под ред. М. Ю. Кореневой.

3. СПб. : Художеств, лит., 1993. — 670 с.

4. Ницше, Ф. Избранные произведения : в 3 т. / Ф. Ницше. — M. : REFL-book, 1994.

5. Ницше, Ф. Собрание соч. / Ф. Ницше. — М. : Олма-пресс, 2001.

6. Ницше, Ф, Полное собр. соч. Т. 12. Черновики и наброски 1885-1887 гг. / Ф. Ницше. М. : Культурная революция, 2005. - 558 с.

7. Ницше, Ф. Утренняя заря / Ф. Ницше. — Минск : Харвест, 2003. — 910 с.

8. Ницше, Ф. Воля к власти / Ф. Ницше ; под ред. В. Миронова. — М., 2005. — 878 с.8. Библия. 2 Т. —Л., 1990.

9. Вагнер, Р. Моя жизнь / Р. Вагнер ; пер. с нем. Г. А. Ефрона, В. М. Невежиной, А. Я. Острогорской — СПб. ; М., 2003. — 860 с.

10. Вагнер, Р. Избранные работы / Р. Вагнер. — М. : Искусство, 1978. — 694 с.

11. Гелъдерлин, Ф. Сочинения / Ф. Гельдерлин ; под ред. А. Дейча. — М. : Художеств, лит, 1969. —542 с.

12. Гете, И. В. Собрание соч. : в 10 т. / И. В. Гете. — М, 1977.

13. Гете, И. В. Путешествие в Италию / И. В. Гете ; пер. с нем. Н. А. Холодковского // Собрание соч. : в 13 т. Т. 11 / И. В. Гете. — М. : ГИХЛ, 1995. — 620 с.

14. Данте Алигьери. Божественная комедия / Данте Алигьери ; пер. М. Лозинского.1. М. :Эксмо, 2003, —846 с.

15. Шопенгауэр, А. Мир как воля и представление / А. Шопенгауэр. — Минск : Харвест, 2005. — 848 с.

16. Использованные источники на немег^ком языке

17. Nietzsche, F. Werke. GroBoktavausgabe in 16 Bd. / F. Nietzsche. — Leipzig : Naumann Verlag, 1903-1908.

18. Nietzsche, F. Werke. in 10 Bd. / F. Nietzsche. — Leipzig : Naumann Verlag, 1906.

19. Nietzsche, F. Dionysos-Dithiramben / F. Nietzsche // Textgenetische Edition und Vorstufen in 2 B.d. / hrsg. W. Groddek. — Berlin; New-York, 1991.

20. Nietzsche, F. Werke / F. Nietzsche // Kritische Gesamtausgabe / hrsg. Von G. Colli und M. Montinari. — Berlin; New York, De Gruyter, 1968-1984.

21. Nietzsche, F. Also sprach Zarathustra / F. Nietzsche. — München : Goldmann Verlag, 1996, —315 S.

22. Die Bibel. — Stuttgart: Deutsche Bibelgesellschaft, 2005. — 381 S.

23. Goethe, J. W. Poetische Werke in 16 Bd. Berliner Ausgabe / J. W. Goethe. — Berlin ; Weimar: Aufbau-Verlag, 1964.

24. Goethe, J. W. Faust / J. W. Goethe. — Leipzig: Insel-Verlag, 1967. — 651 S.

25. Griechische Lyrik. — Berlin; Weimar: Aufbau-Verlag, 1980. — 660 S.

26. Hölderlin, F. Sämtliche Werke und Briefe in 4 Bd. / F. Hölderlin ; hrsg. von G. Mieth. — Berlin; Weimar: Aufbau-Verlag, 1970.

27. Poe, E. A. Sixty-Seven Tales / E. A. Poe. — New York: Gramercy Books, 1985. — 753 p.

28. Tieck, L. Schriften, in 6 Bd. / L. Tieck. — Berlin, 1828. — 350 S.

29. Wagner, R. Der Ring des Nibelungen / R. Wagner. — Leipzig, 1965. — 454 S.

30. Основная использованная литература на русском языке

31. Аверинцев, С. С. Образ античности в западноевропейской культуре XX в. / Аверинцев С.С. // Образ античности / С. С. Аверинцев. — СПб. : Азбука-классика, 2004, —С. 165-195.

32. Аристотель и античная литература. — М.: Наука, 1978. — 230 с.

33. Аствацатуров, А. Г. Три великие книги Фридриха Ницше / А. Г. Аствацатуров // Ф. Ницше. Стихотворения, философская проза / Ф. Ницше. — СПб. : Художеств, лит., 1993. —С. 22-61.

34. Аствацатуров, А. Г. Комментарии / А. Г. Аствацатуров // Ф. Ницше. Стихотворения, философская проза / Ф. Ницше. — СПб. : Художеств, лит., 1993. — С. 627-665.

35. Аствацатуров, А. Г. Музыка и слово : Вагнеровская тема в «Рождении трагедии» Фридриха Ницше / А. Г. Аствацатуров //Преломления. — 2004. — Вып.№3. — С. 75-91.

36. Аствацатуров, А. Г. «Фауст» Гете : Образы и идея / А. Г. Аствацатуров // И. В. Гете. Фауст / И. В. Гете. — СПб. : Имена, 2005. — С. 592-627.

37. Башляр, Г. Грезы о воздухе : Опыт о воображении движения / Г. Башляр ; пер. с франц. Б. М. Скуратова. — М., 1999. — 344 с.

38. Башляр, Г. Избранное : Поэтика пространства / Г. Башляр. — М. : РОССПЭН, 2004. —374 с.

39. Башляр, Г. Вода и грезы : Опыт о воображении материи / Г. Башляр ; пер. с франц. Б. М. Скуратова. — М. : Изд-во гуманитар, лит., 1998. — 268 с.

40. Башляр, Г. Земля и грезы о покое / Г. Башляр ; пер. с франц. Б. М. Скуратова. — М. : Изд-во гуманитар, шт., 2001. — 320 с.

41. Блум, X. Страх влияния : Карта перечитывания. / X. Блум ; пер. с англ. С. А. Никитина. — Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 1988. — 352 с.

42. Бройтман, С. Н. Три теории лирики / С. Н. Бройтман // Теория литературы. — М., 2004. —368 с.

43. Галеви, Д. Жизнь Фридриха Ницше / Д. Галеви. — Рига, 1991. — 270 с.

44. Голосовкер, Я. Э. Логика мифа / Я. Э. Голосовкер. — М. : Наука, 1987. — 218 с.

45. Гранье, Ж. Ницше / Ж. Гранье. — М. : ACT ; Артель, 2005. — 159 с.

46. Гуревич, А. Я. Индивид и социум на средневековом Западе / А. Я. Гуревич. — М. : РОССПЭН, 2005. —422 с.

47. Гурко, Е. Деконструкция : тексты и интерпретация / Е. Гурко, Ж. Деррида. — Минск ; Экономпресс, 2001. — 302 с.

48. Данто, А. Ницше как философ / А. Данто ; пер. с англ. А. А. Лавровой. — М. : Идея-пресс, 2000,—280 с.

49. Делез, Ж. Логика смысла / Ж. Делез. — M. : Akademia, 1995. — 298 с.

50. Делез Ж. Ницше / Ж. Делез ; пер. с франц. С. Л. Фокина. — СПб. : Axioma, 1997. —186 с.

51. Делез, Ж. Различие и повторение / Ж. Делез ; пер. с франц. Н. Б. Маньковской, Э. П. Юровской. — СПб. : Петрополис, 1998. — 384 с.

52. Делез, Ж. Критика и клиника / Ж. Делез ; пер. с франц. О. Е. Волчек, С. Л. Фокина. — СПб. : Machina, 2000. — 239 с.

53. Делез, Ж. Ницше и философия / Ж. Делез ; пер. с френц. О. Хомы. — M. : Ad Marginem, 2003. —382 с.

54. Деррида, Ж. Шпоры : Стили Ницше / Ж. Деррида //Философия науки. — 1991. — №2-3. — С. 118-142,114-129.

55. Деррида, Ж. Письмо и разлииче / Ж. Деррида ; пер. с франц. А. Гараджи, В. Лапицкого, С. Фокина. — СПб.: Академ, проект, 2000. — 432 с.

56. Деррида, Ж. Слухобиографии / Ж. Деррида ; пер. с франц. В. Лапицкого. — СПб.: Академ, проект, 2002. — 106 с.

57. Жеребин, А. И. Вертикальная линия : Философская проза Австрии в русской перспективе / А. И. Жеребин. — СПб.: Mipb, 2004. — 304 с.

58. Жирмунский, В. М. Теория стиха / В. М. Жирмунский. — Л. : Советск. писатель, 1975. —664 с.

59. Карельский, А. В. Фридрих Ницше : Поэт и философ / А. В. Карельский // Литератур, учеба. — 1991. — № 2. — С. 187-192.

60. Конради, К. О. Гете: Жизнь и творчество. Т. 1-2 / К. О. Конради. — М.: Радуга, 1987.

61. Коренева, М. Ю. Властитель дум / М. Ю. Коренева // Ф. Ницше. Стихотворения, философская проза / Ф. Ницше. — СПб.: Художеств, лит., 1993. — С. 1-21.

62. Лаврова, А. А. О пользе и вреде «веры в грамматику» / А. А. Лаврова // Историко-философ. ежегодник-95. — М.: Мартис, 1996. — С. 56-61.

63. Лаврова, А. А. Философия Ницше / А. А. Лаврова // Философ, науки. — М., 1997. — №1. —С. 58-61.

64. Лаврова, А. А. Философия языка Ф. Ницше : Вызов традиции? / А. А. Лаврова // Ф. Ницше и философия в России. — СПб., 1999. — С. 208-220.

65. Лаврова, А. Н. Лук и лира Фридриха Ницше / А. Н. Лаврова // Путь. — 1994. — № 6.1. С. 38-51.

66. Лаку-Лабарт, Ф. Música ficta : Фигуры Вагнера / Ф. Лаку-Лабарт; пер. с франц. В. Лапицкого. — СПб.: Axioma, 1999. — 218 с.

67. Левик, В. Рихард Вагнер / В. Левик. — М.: Музыка, 1978. — 446 с.

68. Лосев, А. Ф. Музыка как предмет логики / А. Ф. Лосев // Из ранних произведений / А. Ф. Лосев. — М.: Правда, 1990. — С. 195-292.

69. Лосев, А. Ф. Ф. Ницше / А. Ф. Лосев // Очерки античного символизма и мифологии.

70. М.: Мысль, 1993. — С. 27-38.

71. Лосев, А. Ф. Мифология греков и римлян / А. Ф. Лосев. — М.: Мысль, 1996. — 975 с.

72. Лотман, Ю. M. Структура художественного текста / Ю. М. Лотман. — М. : Искусство, 1970. — 366 с.

73. Лотман, Ю. M Культура и взрыв / Ю. М. Лотман. — М. : Искусство, 1993. — 260 с.

74. Манн, Т. Слово на открытии музыкального празднества памяти Ницше / Т. Манн // Преломления. — СПб., 2003. — Вып. 2. — С. 140-143.

75. Манн, Т. Философия Ницше в свете нашего опыта / Т. Манн // Собрание соч. : в 10 т. /Т. Манн, —М. :ГИХЛ, 1961. —С. 346-391.

76. Михайлов, А. В. Стихотворения Фридриха Ницше / А. В.Михайлов // Ф. Ницше. Так говорил Заратустра / Ф. Ницше. — M., 1994. — С. 433-447.

77. Мотрошилова, Н. В. «По ту сторону добра и зла» как философская драма / Н. В. Мотрошилова // Ф. Ницше и философия в России. — СПб. : Изд-во Рус. Христиан. Гуманитар, ин-та, 1999. — С. 221-292.

78. Орбел, H. Esse liber : Опыт ницшеанской апологии / Н. Орбел // Ф. Ницше. Воля к власти / Ф. Ницше. —М., 2005. — С. 571-734.

79. Подорога, В. А. Выражение и смысл: коммуникативные стратегии философской культуры XIX-XX вв. : С. Киркегор, Ф. Ницше, М. Хайдеггер / В. А. Подорога. — М. : АН СССР, 1991.—428 с.

80. Пютц, П. Ницше и Георге / П. Пютц // Преломления. — СПб., 2003. — Вып. 2. — С.115-139.

81. Рансъер, Ж. Эстетическое бессознательное / Ж. Рансьер. — СПб. : Machina, 2004. — 126 с.

82. Рачинский, Г. А. Трагедия Ницше : опыт психологии личности. Часть 1 : Дионис и Аполлон / Г. А. Рачинский // Вопросы философии и психологии. — 1990. — № 55. — С. 963-1010.

83. Рикер, П. Герменевтика и психоанализ : Религия и вера / П. Рикер. — М. : Искусство, 1996. — 270 с.

84. Рикер, П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике / П. Рикер. — М. : Кучково поле, 2002. — 624 с.

85. Рикер, П. Память, история, забвение / П. Рикер. — М. : Изд-во гуманитар, лит., 2004. — 728 с.

86. Снежинская, Г. В. Интонационный рисунок и некоторые стилистические особенности поэтически-философского текста Ницше / Г. В. Снежинская // Вестн. Ин-та иностр. яз. — СПб., 2003. — № 1. — С. 112-120.

87. Слотердайк, П. Философ на сцене : Материализм Ницше / П. Слотердайк // Ф. Ницше. Рождение трагедии / Ф. Ницше. — М.: Ad Marginem, 2001. — С. 547-713.

88. Соколова, Т. В. Визуально-пространственная сугтестия в поэзии Малларме / Т. В. Соколова // Художеств, сознание и действительность. — СПб.: СПБГУ, 2004. — С. 82-98.

89. Финк, Э. Основные феномены человеческого бытия / Э. Финк // Проблема человека в западной философии. — М.: Прогресс, 1988. — С. 357-403.

90. Фокин, С. Л. Делез и Ницше / С. Л. Фокин // Делез Ж. Ницше / Ж. Делез. — СПб.: Axioma, 1997, —С. 143-186.

91. Хайдеггер, М. Бытие и время / М. Хайдерггер. — М.: Ad Marginem, 1997. — 451 с.

92. Хайдеггер, М. Ницше / М. Хайдеггер. СПб.: Владимир Даль, 2006. - 602 с.

93. Холингдеш, Р. Дж. Фридрих Ницше : Трагедия неприкаянной души / Р. Дж. Холингдейл. — М.: Центрполиграф, 2004. — 383 с.

94. Хюбнер, К. Истина мифа / К. Хюбнер. — М.: Республика, 1996. — 446 с.

95. Штайнер, Р. Христианство, как мистический факт / Р. Штайнер. — Ереван, 1991.— 152 с.

96. Штайнер, Р. Происхождение зла и его облик в свете антропософии / Р. Штайнер. — СПб.: Дамаск, 2000. —348 с.

97. Эккерман, И. П. Разговоры с Гете / И. П. Эккерман. — Ереван, 1988. — 671 с.

98. Эко, У. Открытое произведение. Форма и неопределенность в современной поэтике / У. Эко; пер. с итал. А. Журбелева. — СПб.: Академ, проект, 2004. — 384 с.

99. Эко, У. Отсутствующая структура : Введение в семиологию / У. Эко ; пер. с итал.

100. B. Г. Резина, А. Г. Погоняйло. — СПб.: Symposium, 2005. — 544 с.

101. Эко, У. Роль читателя : Исследования по семиотике текста / У. Эко ; пер. с итал.

102. C. Д. Серебряного. — СПб.: Symposium, 2005. — 502 с.

103. Элиаде, М. Священное и мирское / М. Элиаде. — М.: МГУ, 1994. — 143 с.

104. Юнгер, Ф. Ницше / Ф. Юнгер ; пер. с нем. А. В. Михайловского. — М. : Праксис, 2001. —253 с.

105. Ш.Якобсон, Р. О. Лингвистика и поэтика / Р. О. Якобсон // Структурализм «за» и «против». — М.: Прогресс, 1975. — С. 193-230.

106. Ясперс, К. Ницше : Введение в понимание его философствования / К. Ясперс ; пер. с нем. Ю. Медведева. — СПб.: Владимир Даль, 2004. — 626 с.

107. Основная использованная литература на немецком языке

108. Behler, Е. Nietzsche und die Frühromantische Schule / E. Behler //Nietzsche-Studien 7 — 1979, —S. 59-87.

109. Behler, D. Die Auffassung des Dyonysischen durch die Brüder Schlegel und Friedrich Nietzsche / D. Behler //Nietzsche-Studien 12. — 1983. — S. 335-354.

110. Bertram, E. Nietzsche : Versuch einer Mythologie / E. Bertram. — Berlin ; Georg Bondi, 1921. —286 S.

111. Brennecke, D. Die blonde Bestie : Vom Mißverständnis eines Schlagworts / D. Brennecke //Nietzsche-Studien-5. — 1976. — S. 113-145.

112. Brusotti, M. Vom Zarathustra bis Ecce Homo. Nietzsches-Handbuch: Leben, Werk, Wirkung / M. Brusotti. — Stuttgart, Weimar, 2000. — S. 120-137

113. Carlsson, A. Endspiel auf Nietzsches Innenbühne / A. Carlsson // Germanisch-romanische Monatsschrift. — 1971. — Heft 2 — S. 157-172.

114. Carlsson, A. Mythe als Maske Friedrich Nietzsches / A. Carlsson //Germanischromanische Monatsschrift. — 1958. — Heft 4 — S. 388-400.

115. Carlsson, A. Das mythische Wahnbild Richard Wagners / A. Carlsson //Die deutsche Vierteljahresschrift für Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte. — Jahrgang, 1955. — Heft 2. —S. 121-129.

116. Djuric, M. Nietzsche und Methaphysik / M. Djuric. — Berlin ; New York ; De Gruyter, 1985, —326 S.111 .Dwars, J. F. Zarathustras letzter Wiederkehr / J. F. Dwars. — Bucha bei Jena : quartus-Verlag, 2000. — 104 S.

117. Edersbach, V. «Lauter unsichtbare Gedankenkatastrophen» Nietzsches tragische Antropologie / V. Edersbach. — Leipzig, 2002. 194 S.

118. Fink, E. Nietzsches Philosophie / E. Fink. — Frankfurt am Main : Urban-Bücher, 1960. — 210 S.1 \A.Fischer-Diskau, D. Wagner und Nietzsche : Der Mystagoge und sein Abtrünniger / D. Fischer-Diskau. — München : Dt. Taschenbuch Verlag, 1979. — 248 S.

119. Gerhard, V. Pathos und Distanz / V. Gerhard. — Stuttgart, 1988.

120. Gilman, S. L. Begegnungen mit Nietzsche / S. L. Gilman. — Bonn, 1981. — 346 S.

121. Wl.Greiner, B. Friedrich Nietzsche : Versuch und Versuchung in seinen Aphorismen / B. Greiner. — München, 1972. — 186 S.

122. Groddek, W. Dionysos Dithyramben : Bedeutung und Entstehung von Nietzsches letztes Werk / W. Groddek. — Berlin ; New-York, De Gruyter, 1991.

123. Grundlehner, Ph. The poetry of Friedrich Nietzsche. XXV / Ph. Grundlehner. — New York : Oxford univ. press., 1986. — 359 p.

124. Gundolf, F. Goethe / F. Gundolf. — Berlin, 1920. — 796 S.

125. Heftrich, E. Nietzsches Philosophie : Identität von Welt und Nichts / E. Heftrich. — Frankfurt am Main, 1962. — 462 S.

126. Heidegger, M. Nietzsche. In 2 Bd. / M. Heidegger. — Pfülligen, 1961.

127. Heller, E. Die Bedeutung Friedrich Nietzsches : Zehn Essays / E. Heller. — Hamburg ; Zürich : Luchterhand Literatur Verlag, 1992. — 278 S.

128. Hillebrandt, B. Nietzsche und die deutsche Literatur, in 2 Bd. / B. Hillebrandt. — Tübingen ; München, 1978.

129. Hultberg, H. Die Kunstauffassung Nietzsches / H. Hultberg. — Bergen ; Oslo : Norwegian univ. press., 1964. — 46 S.

130. Janz, C. P. Friedrich Nietzsche : Biographie : in 3 Bd. / C. P. Janz. — München : Wien, 1978-1979.

131. Jauss,H. R. Ästhetische Erfahrung und literarische Hermeneutik / H. R. Jauss. — München ; Beck, 1977. — 382 S.

132. Joël, K. Nietzsche und die Romantik / K. Joël. — Jena ; Leipzig, 1905. — 366 S.

133. Kalb, Chr. Desintegration : Studien zu Friedrich Nietzsches Leib- und Sprachphilosophie / Chr. Kalb. — Frankfurt am Main : Zuhrkamp-Verlag, 2001. — 319 S.

134. Kaiser, G. Wortwelten-Weltworten : Die ersten beiden Dionysos Dithyramben Nietzsches / G. Kaiser. — Frankfurt am Main, 1987. — S. 300-352.131 .Kaufmann, W. Philosoph, Psychologe, Antichrist / W. Kaufmann. — Darmstadt, 1982. — 284 S.

135. Kayser, W. Geschichte des deutschen Verses / W. Kayser. — Bern ; München : Francke-Verlag, i960. — 156 S.

136. Kayser, W. Das sprachliche Kunstwerk. Eine Einführung in die Literaturwissenschaft / W. Kayser. — Bern ; München : Francke-Verlag, 1960. — 445 S.

137. Künzli, R. E. Nietzsche und Semiologie : Neue Ansätze in der französischen NietzscheInterpretation / R. E. Künzli // Nietzsche Studien 4. •— 1975.

138. Kunne-Jbsch, E. Die Stellung Nietzsches in der Entwicklung der modernen Literaturwissenschaft / E. Kunne-Jbsch. — Tübingen: Niemeyr, 1972. — 270 S.

139. Kunze, S. Richard Wagners Idee des «Gesamtkunstwerks» // Beiträge zur Theorie der Künste im XIX Jh. in 2 Bd. / hrsg von H. Koopmann und J. A. Schmoll. — Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 1972. — S. 196-229.

140. Küster, P. Der sterbliche Gott: Nietzsches Entwurf übermenschlicher Größe / P. Küster. — München, 1981. — S. 264-288.

141. Leis, M. Frauen um Nietzsche / M. Leis.— Hamburg : — 153 S.

142. Masini, F. Rhytmik metaphorische «Bedeutungsfelder» in «Also sprach Zarathustra» / F. Masini // Nietzsche-Studien - 2. — 1973. — S. 276-307.

143. HO. Mennemeier, H. Friedrich Nietzsche : Vereinsamt / H. Mennemeier // Die deutsche Lyrik: Form und Geschichte. — Düsseldorf, 1964. — S. 245-254.'141 .Meyer, R. M. Deutsche Stilistik / R. M. Meyer. — München, 1913.

144. Meyer, R. M. Nietzsche / R. M. Meyer. — München, 1913. — 702 S.

145. Meyer, T. Nietzsche und die Kunst / T. Meyer. — Tübingen; Basel, 1933. — 487 S.

146. XAA.Mommsen, M. Dionysos in der Dichtung Hölderlins/ M. Mommsen //Germanischromanische Monatsschrift. — 1963. — Heft 4. — S. 345-379.

147. Nietzsches «Also sprach Zarathustra» : Beiträge zu Friedrich Nietzsche // 20 Silser Nietzsche-Kolloquium, 2000 : im Auftrag der Stiftung Nietzsche-Haus in Sils-Maria / hrsg. von Peter Villwock. — Basel: Schwabe-Verlag, 2001. — Bd. 6. — 241 S.

148. Olzien, O. H. Nietzsche und das Problem der dichterischen Sprache / O. H. Olzien. — Berlin, 1941.—114 S.

149. W.Pestalozzi, K. Die Entstehung des lyrischen Ich. Studium zum Motiv der Erhebung in der Lyrik/K. Pestalozzi. — Berlin, 1970. 288 S.

150. Pestalozzi, K. Nietzsche Baudelaire-Rezeption / K. Pestalozzi //Nietzsche-Studien 7. — 1978. —S. 138-178.

151. Salaquarda, J. Mythos bei Nietzsche / J. Salaquarda // Philosophie und Mythos / hrsg /on H. Poser. — Berlin; New Jork, 1976. — S. 174-198.

152. Sauvage, D. Kriese der Philodophie im Zeitalter wissenschaftlicher Rationalität. / D. Sauvage. — Hamburg, 2002. — 191. S.151 .Schmidt, J. Goethe Faust. Erster und Zweiter Teil / J. Schmidt // Grundlagen-WerkWirkung. — München : Beck, 1999. — 383 S.

153. Schneider, W. Stilistische deutsche Grammatik / W. Schmidt. — Basel; Freiburg ; Wien, 1959. —522 S.

154. Seidler, H. Allgemeine Stilistik / H. Seidler. — Göttingen : Vandenhoeck-Ruprecht, 1963. — 360 S.

155. Simmel, G. Schopenhauer und Nietzsche : Ein Vortragszyklus / G. Simmel. — Leipzig, 1907, —264 S.

156. Smitmans-Vaida, B. Dionysos Philosophos: Nietzsche, Narr und Künstler im Umfeld von Th. de Quincey, Ch. Baudiaire, St. Zweig, S. Freud, R. M. Rilke, P. Modersohn-Becker, B. Waidenfels u. a. /B. Smitmans-Vaida. — Würzburg, 1997.

157. Sommer, A. Friedrich Nietzsches «Der Antichrist» : Ein philosophisch-philologischer Kommentar / A. Sommer. — Basel: Schwabe und Co-Verlag, 2000. — 783 S.

158. Strich, Fr. Deutsche Klassik und Romantik/Fr. Strich. — München, 1924. — 402 S.15%. Strich, Fr. Der Dichter und seine Zeit / Fr. Strich.—Bern : Franker, 1947, —328 S.

159. Strich, Fr. Die Mythoöogie in der deutschen Literatur von Klopstock bis Wagner in 2 Bd. /Fr. Strich. Halle, 1910.

160. Vivarelli, V. Empedokles und Zarathustra : Verschwendeter Reichtum und Wollust am Untergang / V. Vivarelli. — S. 509-536.

161. Vogel, M. Nietzsche und Wagner / M. Vogel. — Bonn, 1984. S. 361.