автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Помещики Северо-Запада России во второй половине XIX - начале XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Помещики Северо-Запада России во второй половине XIX - начале XX века"

На правах рукописи

Геймбух Елена Юрьевна

ПОЭТИКА ЖАНРА ЛИРИЧЕСКОЙ ПРОЗАИЧЕСКОЙ МИНИАТЮРЫ (ЛИНГВОСТИЛИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

хлпгчлва _ оппл

Работа выполнена на кафедре русского языка филологического факультета Московского педагогического государственного университета.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Зимин Валентин Ильич;

доктор филологических наук,

профессор Леденева Валентина Васильевна;

доктор филологических наук, Фатеева Наталья Александровна.

Ведущая организация: Московский государственный университет им.М.ВЛомоносова

Защита состоится « /У »Ссп[\&и Л 2006 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.07 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: Москва, М.Пироговская, д.1,

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119992, Москва, ул.М.Пироговская, д.1.

ауд.

Автореферат разослан ^¿¿^-/^гЛ- 2006 г.

»

Ученый секретарь диссертационного совета

Сарапас М.В.

Общая характеристика работы

«Стихотворение в прозе», или лирическая прозаическая миниатюра, -жанр, сформировавшийся к середине XIX века. Однако объектом активного изучения лирическая прозаическая миниатюра становится только в начале XX века в связи с активным проникновением в прозу лирического начала. Потребность теоретического осмысления новых лиро-эпических жанров обусловила поиски аналогов двуродовых образований в литературе прошлого и привела, в частности, к выявлению такой формы, как «стихотворения в прозе». Наиболее ярким образцом этого жанра в XIX веке стали «БепШа» И.С.Тургенева. Однако тургеневский цикл - не уникальное явление; о существовании в творческом сознании эпохи определенной жанровой модели свидетельствует появление и у других авторов «стихотворений в прозе», «лирических отрывков в прозе» (В.Г.Короленко, В.М.Гаршин, И.Ф.Анненский, С.Н.Сергеев-Ценский, А.Белый и др.).

Проблема плодотворности взаимодействия разных форм речи (стих и проза) и различных родов литературы (лирика и эпос), до сих пор однозначно не решенная, еще на рубеже Х1Х-ХХ веков стала предметом пристального внимания как филологов, так и поэтов и писателей. Два полюса в освещении вопроса можно представить следующим образом. По мнению З.Гиппиус, «современные беллетристы "нового типа", приближая, с великим усилием, прозу к стихам, дают нам что-то смешное, лишенное обоих очарований, — очарования прозы и, отличного от него, очарования стихов. Все искания новых форм, конечно, праведны, но во всяком случае новая форма не найдена, и вряд ли будет найдена Путем полумеханического сближения прозы и стихов» [Гиппиус 1907: 69]. Нам ближе противоположная точка зрения: «Лирическое и эпическое начала не утрачивают в лиро-эпическом произведении качественной определенности, художественный эффект и основан на сочетании разных начал» [Чернец 1970: 11],

Хотя лирические прозаические миниатюры не были широко распространены, сам факт возникновения нового жанра свидетельствует о существовании в русской литературе своего рода незаполненной ниши, и новый жанр требует изучения как в аспекте специфики жанрового содержания, так и с точки зрения языковой структуры. «Стихотворения в прозе» более чем за полуторавековую историю не растворились среди других миниатюр, не потеряли своей определенности, что свидетельствует о существовании устойчивого жанрового ядра, которое требует научного описания.

Несмотря на то, что жанр лирической прозаической миниатюры в последнее время все чаще и чаще становится предметом изучения, однозначного определения термина «стихотворение в прозе» нет до сих

пор. О неопределенности родовой и жанровой принадлежности лирической прозаической миниатюры свидетельствуют, в частности, характеристики, данные жанру в работах М.Л.Гаспарова [Гаспаров 1987], Н.М.Шанского [Шанский 1988], А.Квятковского [Квятковский 1966], Л.Гроссмана [Гроссман 1922], В.Жирмунского [Жирмунский 1977], Ю.Б.Орлицкого [Орлицкий 1999], С.А.Липина [Лилин 1974], В.Д.Пантелеева [Пантелеев 1978], В.И.Масловского [Масловский 1987] и ДР.

При всей неоднозначности этих определений в них отражаются основные принципы подхода к изучению лирической прозаической миниатюры: в рамках лирического и эпического родов, стихотворной и прозаической организации речи; в аспекте особенностей функционирования «стихотворений в прозе» (самостоятельное бытование; как часть цикла; как структурный элемент в крупных формах); в ряду других разновидностей лирической прозы; в сопоставлении с близкими жанрами. Изучение каждого из аспектов приближает к решению вопроса, является ли лирическая прозаическая миниатюра новым жанром, или «стихотворения в прозе» - это только название цикла, только стилистическая модификация традиционных жанров.

Плодотворность обращения к изучению поэтики жанра лирической прозаической миниатюры в лингвостилистическом аспекте предопределено состоянием филологической науки в настоящее время.

Во-первых, проблемы поэтики жанра и внутренняя структура текста осмыслены в новом ракурсе в связи с выявлением языковых признаков жанра как архитекста [Ж.Женстг 1998]. Во-вторых, появляются работы, посвященные характеристике жанра лирической прозаической миниатюры («стихотворений в прозе») в творчестве не только конкретных писателей, но и ряда авторов [Иссова 1969; Курляндская 1986; Орлицкий 1991; Псршукевич 1999]. В-третьих, активно разрабатывается методика филологического анализа, позволяющая изучать лингвистические особенности художественного текста в неразрывной связи с содержанием произведения, что позволяет уходить, по словам В.В.Виноградова, от «лингвистики без всякой философии^. Таким образом создаются необходимые предпосылки для обращения к поэтике не только жапра вообще, но к лингвостилистическому описанию конкретного жанра. Описанию системы жанров автобиографической прозы посвящено исследование Н.А.Николгаюй «Поэтика русской автобиографической прозы» [Николина 2002], в котором среди разнообразных факторов, определяющих специфику жанра, учитывается тесное взаимодействие эпического и лирического. Работ подобного плана, посвященных жанру «стихотворений в прозе» и изучающих поэтику лирической прозаической миниатюры с момента его возникновения и до наших дней, нет до сих пор, хотя различные аспекты лирической прозаической миниатюры становились предметом исследования (истоки жанра [Зельдхейн-Деак 1990; Чистова 1977], «стихотворения в прозе» как разновидность

лирической прозы [Джалилова 1990], проблемы художественного метода [Пантелеев 1978], специфика образа автора [Федорцева 1999], пространственно-временная организация [Донченко 1999], интертекстуальные связи [Головко 1975, 1986], автобиографические мотивы [Земляковская 1967], композиционные принципы [Иссова 1967], проблемы циклизации [Земляковская 1978; Лукин 1997]). Необходимость системного описания лирической прозаической миниатюры с учетом лингвостилистических признаков жанра, изучение «русских» корней «стихотворений в прозе», возникновение которых иногда неоправданно связывают с подражанием И.С.Тургенева Ш.Бодоеру [Зельдхейн-Деак 1990], активное развитие малой прозы в настоящее время определяют актуальность данного исследования.

Кроме того, несмотря на несомненные достижения филологической мысли в русле изучения поэтики жанра, необходимо отметить, что существующие работы по данной проблеме носят в основном литературоведческий характер; но ни в литературоведении, ни в лингвостилистике нет обобщающего исследования, характеризующего жанр лирической прозаической миниатюры. Отсутствие таких исследований определяет научную новизну нашей работы. В ней впервые «стихотворения в прозе» рассмотрены как межродовое и межжанровое образование; определены инвариант жанра, его ядро и периферия; изучено соотношение со «смежными» жанрами.

Предмет диссертационного исследования - лирические миниатюры, представленные в русской литературе ХУШ-ХХТ веков; объект - система конститутивных признаков жанра, которые обусловливают языковую организацию текста.

Целью нашей работы является комплексный лингвостилистический анализ поэтики лирической прозаической миниатюры - ее содержательной специфики, конститутивных признаков жанра, своеобразия отбора языковых единиц и принципов их взаимосвязи. Изучение признаков, обусловливающих единство жанра, связано с разработкой методики его исследования.

Основные направления работы определяются проверкой следующих гипотез:

1) Лирическая прозаическая миниатюра - особого типа двуродовое образование, а не жанр лирики, не стилистическая разновидность художественной прозы. В работе в качестве синонимических использованы два обозначения жанра: лирическая прозаическая миниатюра и «стихотворение в прозе»1.

1) Кавычки являются указанием на метафоричность традиционного определения жанра, к конститутивным признакам которого стиховность не относится.

2) Лирическая прозаическая миниатюра — жанр третьего ряда, в его состав входят и его образуют не только первичные, речевые, но и вторичные, литературные жанры. Лирическая прозаическая миниатюра включает, преобразуя, такие жанры, как эссе, очерк, зарисовку, сценку; афоризмы, сентенции, пословицы; диалоги, притчи, видения; лирическую автобиографию, дневниковые записи и т.д. Преобразование языковой структуры жанров-прототипов происходит за счет системного изменения в «архитекстурной решетке», которая определяется прежде всего характером субъектных и пространственно-временных отношений.

3) Лирическая прозаическая миниатюра имеет собственное жанровое содержание - выражение неразрывной целостности мира при возможной раздробленности его частей; диалектическое единство пространства внешнего и внутреннего («я» и «не-я»), времени частного и глобального. Названные признаки определяют особый характер прономинативной структуры текста. Кроме того, осознание мира в «стихотворении в прозе» предполагает сосуществование обобщающего и глубоко интимного взглядов, следствием чего являются философичность и лиризм как конститутивные признаки жанра.

4) «Стихотворения в прозе» имеют особый характер субъектной структуры, что проявляется прежде всего в сосуществовании разных ликов авторского «я»; в значимости интертекстуальных субъектов речи; в специфичности соотношения адресата и адресанта речи; усложненной структуре образа автора (термины «образ автора» и «лирический герой» употребляются в работе как синонимы, что связано с двуродовой - лиро-эпической - сущностью жанра).

5) Лирическая прозаическая миниатюра имеет специфические формы пространственной и временной организации текста, которые составляют основные жанровые модели хронотопа: встреча, порог, жизненный перелом.

6) Конститутивным признаком жанра являются реализация потенциальной возможности морфологической транспозиции и актуализации периферийных значений грамматических категорий (прежде всего категорий лица и времени).

7) Помимо жанровых признаков (жанровое содержание, субъектная организация, прономинативная модель, пространственно-временная структура) жанровой определенностью в лирической прозаической миниатюре обладают заголовочный комплекс, интертекстовые включения, монтажная композиция.

Для проверки выдвигаемых нами гипотез предполагается решение следующих основных задач:

1. Выработать методику лингвостилистического анализа жанра «третьего ряда» на примере изучения .лирической прозаической миниатюры.

2. Выделить признаки лирической прозаической миниатюры, релевантные для описания этого жанра.

3. Определить место лирической миниатюры в системе родов и жанров.

4. Описать способы выражения лиризма и обобщенности в «стихотворениях в прозе».

5. Рассмотреть специфику прономинативной модели лирической прозаической миниатюры; показать своеобразие субъектной организации текста «стихотворений в прозе»; дать характеристику моделей субъекта речи; адресата речи; носителей речи, представленных в лирической прозаической миниатюре интертекстуально; проанализировать характерную для текста лирической прозаической миниатюры тенденцию к референциальной неоднозначности местоимений.

6. Исследовать речевую структуру образа автора, учитывая коммуникативную задачу писателя.

7. Рассмотреть пространственно-временную организацию текста «стихотворений в прозе»; выделить основные модели хронотопа и описать языковые способы их выражения.

В. Проанализировать заголовочный комплекс лирической прозаической миниатюры в жанровом аспекте.

9. Описать формы интертекстуальных связей «стихотворений в прозе» в жанровом аспекте и характер включения «чужого» текста в свой.

Решение названных задач, с нашей точки зрения, приводит к целостному лингвостилистическому описанию жанра, что составляет теоретическую ценность работы. Практическая значимость исследования состоит в возможности использования предложенного направления анализа для описания других жанров третьего ряда (пародий, антиутопий и т.п.). Основные положения диссертации могут быть использованы в университетском курсе филологического анализа художественного текста, спецкурсах по изучению субъектной структуры, пространственной и временной организации текста, а также в курсе современного русского языка (при рассмотрении особенностей функционирования грамматических категорий). Материалы диссертации представляют интерес и при изучении теории литературы.

Отметим сложность отбора материала для исследования, которая заключается в том, что не все миниатюры с заголовком или подзаголовком «стихотворения в прозе» относятся к тому жанру, открытие которого связывают с именем И.С.Тургенева. Сам отбор материала требует существования достаточно развернутой системы признаков лирической прозаической миниатюры, и поэтому разработка теоретических посылок исследования и анализ конкретных текстов неразрывно связаны. Ни собственно лирические или философские, ни сугубо автобиографические или публицистические тексты, ни развернутые размышления, ни «моментальные снимки», зарисовки, ни жанровые сценки, если в них нет

выхода за пределы изображенного, не являются основным предметом исследования, а привлекаются лишь постольку, поскольку в со- и противопоставлении со «смежными» жанрами яснее становится специфика именно «стихотворений в прозе».

Основным материалом для исследования являются «Стихотворения в прозе» И.С.Тургенева, миниатюры В.М.Гаршина, И.А.Бунина, И.Ф.Анненского, А.И.Куприна, «Огоньки» В.Г .Короленко, «Лирические отрывки в прозе» А.Белого, «Уединенное», «Опавшие листья. Короб первый», «Опавшие листья. Короб второй и последний», «Последние листья», «Мимолетное» В.В.Розанова, «Фацелия», «Лесная капель» М.МЛришвина, «Крохотки» А.И.Солжсницина, «Камешки на ладони» В.Солоухина, «Затеей» В.Астафьева, «Мгновения» Ю.Бондарева, а также произведения С.Н.Сергсева-Ценского, которым писатель дал подзаголовки «стихотворение в прозе»: «Погост», «Верю!», «Маска», «Молчальники» и др. (для подтверждения объективности существования жанра лирической миниатюры вне субъективных авторских определений).

При работе над диссертационным исследованием рассмотрено более 1000 текстов. Это не только собственно «стихотворения в прозе», но и фрагменты крупных произведений, ряд нелирических миниатюр, которые, по мнению некоторых ученых, относятся к нерасчленешюму единству малых жанров [Квятковский 1966; Орлиц кий 1999] и которые при сопоставлении подчеркивают наличие особой «архитекстурной решетки» лирической прозаической миниатюры.

Методы исследования. Работа базируется на формирующейся в настоящее время липгвостилистической теории жанров. В основании этой теории - соотношение между жанровой природой произведения и языковой материей текста. Лингвостилистический подход к проблеме жанра воплощает идеалы филологов начала века (Теория словесности должна иметь одни основания с теорией современного языкознания [Потебня 1905]) и позволяет достичь действительного единства содержательного и языкового анализа художественного текста.

Жанр мы вслед за Ю.Кристевой понимаем как «бессознательную объективацию лингвистических структур» [Кристева 1993], учитывая, что система формальных признаков определяется жанровым содержанием.

Так как изучение поэтики литературного жанра традиционно было сферой интересов теории литературы, а генристика как лингвистическая дисциплина занимается в основном речевыми жанрами (М.Н.Кожина, Т.В.Шмелсва, В.В.Дементьев, К.Ф.Седов и др.), то лингвостилистический подход к описанию литературного жанра требует формирования собственной системы терминов и понятий. В основе этой системы -представление об антропоцентричности языка («Конечная цель его <языка> все же - индивидуум, в той мере, в какой индивидуум может быть отделен от человечества» [Гумбольдт 1985]). В работе активно используются понятия, устанавливающие связь между языком, человеком и миром: образ автора, субъектная структура, субъект письма, адресат,

точка зрения говорящего, свое и чужое слово, языковая картина мира, прономинативная модель текста, хронотоп.

Сложность определения жанра заключается прежде всего в отсутствии единого классификационного критерия, в необходимости учитывать целую систему критериев. Следствием этого является специфическая методика анализа жанровой структуры текста: а) выявление жанровых признаков, б) описание способов их языкового выражения и в) принципов взаимосвязи.

Структура диссертации соответствует последовательности решения основных задач исследования. Работа состоит го введения, пяти глав, заключения и списка литературы.

Во введении кратко охарактеризованы основные направления исследования, определены его актуальность, новизна и теоретическая и практическая ценность.

Первая глава — «Теоретические основы исследования лингвостилистических особенностей жанра» - носит обзорно-теоретический характер: в ней в общем виде представлены основные достижения лингвостилистического подхода к жанру и разработана методика исследования, а также описаны проблемы изучения поэтики жанра «стихотворений в прозе» на современном этапе.

Во второй главе - «Лирическая прозаическая миниатюра как межродовое жанровое образование» - рассмотрены те признаки лирического и эпического родов, которые стали определяющими для «стихотворений в прозе».

В третьей главе - «Сопоставительный аиализ языка и стиля лирической прозаической миниатюры и смежных жанров» — в сопоставлении ряда миниатюр выявлены интегральные и дифференциальные черты малых жанров, по разным параметрам близких «стихотворениям в прозе»; обоснована возможность существования зоны переходности между жанрами, когда произведение невозможно однозначно отнести ни к одному жанру.

Четвертая глава — «Субъектная структура текста лирической прозаической миниатюры» - посвящена изучению разных типов повествовательной структуры, что связано с формами выражения основного субъекта письма; здесь рассмотрено «расщепление» субъекта повествования, его соотношение с образом автора (лирическим героем) и получателем письма. Особое внимание в этой главе уделено характеру референции личных местоимений, типам транспозиции грамматических категорий лица и времени.

В пятой главе - «Пространственно-временная структу ра текста лирической прозаической миниатюры» - рассмотрены способы пространственно-временной организации миниатюр, а также дана характеристика тем моделям хронотопа, которые значимы для определения жанра «стихотворений в прозе», - моделям встречи, порога,

жизненного перелома. Особое внимание в главе уделено языковым (грамматическим и не грамматическим) формам создания образов времени и пространства.

В Заключении представлена система жанровых признаков лирической прозаической миниатюры («стихотворений в прозе»).

Основное содержание диссертации

В первой главе - «Теоретические основы исследования лингвостилистпческих особенностей жанра» - рассмотрено формирование лингвостилистической теории жанров, в основании которой - соотношение между жэдгровой природой произведения и языковой материей текста.

В настоящее время поэтика жанра осмыслена в новом ракурсе в связи с выявлением языковых (лингвистических) признаков жанра как архитекста (исследования М.М.Бахтина, Ю.Кристевой, Ж.Женпета и др.).

Поиски жанровых признаков ведутся как в области первичных, речевых жанров, так и в области вторичных, литературных. Оба направления признают невозможность выделения единственного классификационного критерия разделения жанров и приходят к выводу о необходимости выявления целой системы жанровых признаков.

Генристка для изучения первичных жанров предлагает «анкету речевого жанра» из семи пунктов: коммуникативная цель жанра, концепция автора, концепция адресата, событийное содержание, фактор коммуникативного прошлого, фактор коммуникативного будущего, языковое воплощение [Шмелева 1997]. Так как подобной «анкеты» дня художественных текстов не существует, мы, опираясь на достижения филологической науки в данной области, предлагаем свою систему признаков: жанровое содержание, субъектная структура, прострапственно-временная организация (в том числе выявление и описание жанрообразующих моделей хронотопа), прономинативная модель текста (отношения человека и мира, представленные в форме системы местоимений).

Отметим, что помимо признаков, составляющих «архитекстурную решетку» и свойственную всем жанрам, жанровой определенностью могут обладать и другие элементы текстовой организации, например, заголовочный комплекс, иптертекстуальные связи, специфическая композиция и др.

Итак, состояние лингвостилистической теории жанра на современном этапе позволяет по-новому подойти к изучению классических жанров, а также дать характеристику тем жанрам, которые до сих пор не имели развернутой системы описания.

Вторая глава - «Лирическая прозаическая миниатюра как межродовое жанровое образование».

Первый параграф посвящен генезису жанра лирической прозаической миниатюры. Основная задача параграфа - показать укорененность «стихотворений в прозе» на русской почве и назвать причины, способствующие возникновению нового жанра. Прежде всего это «прозаизация стиха» и «поэтизация прозы».

В процессе «поэтизации прозы» можно выделить два основных направления: появление лирических отрывков в произведениях крупной формы, в частности, в прозе сентиментализма, и, что более интересно для нашего исследования, создание текстов, аналогичных «стихотворениям в прозе».

Истоки нового жанра были разнообразными. Как пробу пера можно расценивать ранние опыты В.А.Жуковского - написанные в 1797-1800 г. миниатюры «Мысли при гробнице», «Мир и война», «К надежде», «Мысли на кладбище» и др. В.А.Жуковский создает произведения, близкие аллегориям, как и в «Размышлениях и замечаниях» 1850 года. В тех случаях, когда автор преодолевает дидактизм и останавливается на поэтическом изображении картины, предстающей его внутре1шему взору, миниатюры напоминают «стихотворения в прозе».

В 1826 году Ф.Глинка опубликовал сборник «Опыты аллегорий, или иносказательных описаний в стихах и прозе». В 24 прозаических аллегориях из 25 смысл текста полностью соответствует определению жанра. Только «стихотворение» «Опыт полиметра» выбивается из общего ряда сразу по нескольким параметрам:

- оно небольшого объема (менее страницы);

- ритмизовано - в миниатюре можно увидеть все три трехсложных размера (это отражается в названии: «Опыт полиметра»);

- смысл его не сводится к поучению, как в других произведениях сборника, оно представляет собой своего рода философскую модель мира, конкретный факт является поводом к обобщению;

- ограниченное в пространстве и времени изображение репродуктивного регистра сменяется регистром генеритивным, глаголы настоящего времени выражают во второй части не актуальное значение, а гномическое, вневременное;

- субъект письма, используя форму личного местоимения первого лица множественного числа, говорит от имени человечества, и не только поучает, но и переживает сказанное, что приводит к лиричности ровествования. Выражению лиричности способствует обособленное обстоятельство, олицетворение, ряд однородных членов предложения, постпозиция определений: «...бодрый ездок подле сидит и взирает, в тишине безмятежныя ночи, на синее небо, на звезды златыя... <...> не дремлет, а смотрит на небо и мыслит о пути неизвестном, далеком...».

Подобные черты свойственны некоторым из эссе Н.К.Батюшкова (1817), прозаическим наброскам М.Ю.Лермонтова (1832), миниатюрам из «Аскетических опытов» (40-е гг.) Игнатия Брянчанинова.

Второй параграф главы («Лирическое и эпическое как особая идейно-эмоциональная настроенность. Лиризм и способы его выражения») характеризует двойственную сущность лирической прозаической миниатюры как выражение ее жанрового содержания (единство личностного переживания законов бытия и осознание конкретных фактов как проявление этих законов, следствием чего являются лиризм и философичность) и описывает языковые способы проявления лиризма, свойственные изучаемому жанру. Общим признаком всех лирических произведений (как стихотворных, так и прозаических) является тяготение к «запечатлению всего позитивно значимого и обладающего ценностью» [Хализев 1999].

Проблема содержательной значимости лиризма пересекается с проблемой построения когнитивной типологии текста, которую, в частности, разрабатывает В.П.Белянин в книге «Психолингвистические аспекты художественного текста» [Белянин 1988]. Типология В.П.Беляшша позволяет видеть, что возникновение лиризма связано в первую очередь не с объектами описания, а с системой предикатов. Однако если предикаты являются языковой доминантой всех произведений, которым присущ лиризм, то объект описания характеризует источник повышенной эмоциональности именно в «стихотворениях в прозе». Ядро поля объектов описания лирической прозаической миниатюры -напряженно переживаемое соотношение «я» - «мир в целом».

Далее в реферируемой работе рассматриваются те языковые, стилистические, кОмпозиционно-речевые приемы создания лирической экспрессии, которые непосредственно связаны со специфическим жанровым содержанием лирической прозаической миниатюры -единством личного и всеобщего, частного и глобального: индивидуальные, неавтоматизированные метафоры, олицетворепия, оригинальные сравнения; частотность личных и притяжательных местоимений, благодаря контекстному приращению значений в которых повествование переключается в генеритивный регистр [Золотова 2004]; аффиксы субъективной оценки; синтаксический параллелизм; специфическое контекстное значение обобщенно-личных и безличных предложений; обращения, вводные слова; повторы и т.д.

В предложенных примерах раскрываются формы лиризма, возможные в любом произведении с повышенной эмоциональностью, но в совокупности, взаимодействии характерные именно для «стихотворений в прозе». Взаимопроникновение, слияние обобщенного и глубоко личного, интимного являются конститутивными признаками изучаемого межродового образования. Хотя лирическая проза сочетает в себе родовые признаки эпоса и лирики, она не обладает качествами эпичности, но всегда

является носителем лиризма, что отражается в метафорическом определении жанра: «стихотворение в прозе».

Третий параграф главы посвящен структурным особенностям лирической прозаической миниатюры, отражающим ее двуродовую сущность, - синкретичное™ субъектной и пространственно-временной организации текста. Преимущественное внимание в параграфе уделяется выявлению тех особенностей лиро-эпических жанров, которые становятся основой описания специфики «стихотворений в прозе» в третьей и четвертой главах работы, где подробно анализируются субъектная и хронотопическая структура именно лирических прозаических миниатюр.

В третьей главе рассматриваются лирическая прозаическая миниатюра и смежные жанры.

Конститутивные признаки лирической прозаической миниатюры определяются наличием в ее составе специфических особенностей как минимум трех типов жанров: лирических (прежде всего стихотворных миниатюр), описательных (зарисовки, портреты, сценки), философских (афоризм, сентенция, притча), а также межродовых и межжанровых форм (эссе, очерк, отрывок, лирическая автобиография). Все названные жанры-прототипы не существуют в «стихотворениях в прозе» как отдельные фрагменты, они меняют свою внутреннюю структуру в соответствии с требованиями нового жанра: эмпирические факты могут быть как толчком, поводом к лирическим переживаниям и глобальным выводам, так и иллюстративным материалом, объясняющим обобщающие суждения.

Используя «архитекстурные решетки» «смежных жанров», лирическая прозаическая миниатюра конструирует себя в со- и противопоставлении с ними. Сопоставление лирической прозаической миниатюры и «смежных жанров» приводит к выводу: при возможной содержательной и/или формальной близости «стихотворений в прозе» и «смежных жанров», особенно в области периферии жанра, всегда существует ядро, которое позволяет выделить конститутивные признаки каждого образования и говорить о различных жанрах.

Четвертая глава посвящена изучению субъектной структуры текста лирической прозаической миниатюры.

Субъектная структура текста представляет собой сложную, иерархически организованную систему высказываний, ядром которой является основной субъект письма, а на различном расстоянии между центром и периферией располагаются такие субъекты речи, как а) повествователи, рассказчики; б) персонажи; в) носители речи, находящиеся за пределами данного текста (представленные цитатами, обобщающими высказываниями типа пословиц, поговорок, неавторских афоризмов); г) получатель письма.

Первый параграф посвящен характеристике типов повествовательной структуры. Термин «повествование» используется нами при анализе жанра лирической прозаической миниатюры, так как «стихотворение в прозе» - межродовое образование и включает в свою структуру особенности как лирических, так и эпических форм. В частности, в основе многих произведений жанра находится система событий (физических или ментальных действий), представление о которых передается в повествовании как форме речи. Изучение типов повествования с точки зрения их языкового воплощения ведется с опорой на работы К.Н.Атаровой и Г.А.Лесскиса [Атарова, Лесскис 1976, 1980]. При наличии множества переходных форм К.Н.Атарова и Г.А.Лесскис выделяют инвариант значений каждого типа: «специфической семантикой третьеличной формы является вымысел, полнота изображения внешнего и внутреннего мира, объективность» [Атарова, Лесскис 1980]; в качестве характерной особенности повествования от 1 лица рассматривается «актуализация достоверности, неполноты и субъективности» [Атарова, Лесскис 1980].

Особого замечания требует повествование от второго лица, выделение которого имеет давнюю традицию. Так, Г.Я.Солганик в «Стилистике текста» [Солганик 2003] выделяет тип речи «Ты рассказываешь...»: «суть проблемы в использовании вместо авторского я второго лица ты или вы ("Вы идете по пустыне. Перед вами знойное пебо...")» Однако сам автор сразу же относит рассматриваемую им форму к типу «Я рассказываю...»: «Мы читаем или слышим ты и воспринимаем в то же время как бы находящееся за кадром, за сценой я» [Солганик 2003]. Действительно, в системе русского языка форма личных местоимений и глаголов 2 лица может обозначать как самого говорящего («Идешь ты, бывало, по весеннему лесу...»), так и его собеседника, то есть в любом случае форма 2 лица отсылает к «я» говорящего. Поэтому, хотя употребление местоимений и глаголов 2 лица и добавляет к содержательным особенностям двух основных типов повествования некоторые смысловые нюансы, отдельной формой, на наш взгляд, «ты-повествование» не является.

Итак, повествование в лирической прозаической миниатюре представлено двумя полюсами: перволичной и третьеличной формами. Как третьеличное, так и перволичное повествование могут быть осложненным или неосложненным.

Второй параграф главы посвящен изучению разных форм перволичной формы.

К неосложненным типам перволичной формы можно отнести наиболее простые в композиционном строении миниатюры, отражающие какое-либо событие действительности и его осмысление единственным субъектом речи. Таковы «Собака», «Соперник», «Воробей» И.С.Тургенева, «Книга», «Перевал» И.А.Бунина, «Andante» И.Анненского, многие миниатюры М.М.Пришвина. Естественно, что и в большинстве этих

текстов проявляется характерная для жанра прономинативная модель: субъект письма воспринимает частный факт как отражение законов бытия в целом.

К осложненным относятся повествовательные структуры, в

которых в рамках одной формы («я», «мы», личные формы глагола) сосуществуют несколько точек зрения. Данный тип повествования связан с амбивалентностью местоимений, возможностью морфологических транспозиций в системе глагольных форм русского языка.

А) Модели с эксплицитно выраженным «раздвоением» субъекта письма. К эксплицитным моделям относятся такие типы повествовательной структуры, в которых при помощи грамматических, лексических, композиционных средств подчеркивается смсна типа повествования.

Основными показателями смены типов повествователей в лирической прозаической миниатюре являются:

- изменение пространственно-временной позиции основного субъекта речи (воспоминания — «путешествие» в прошлом; «сны», «видения» - в ирреальном пространстве и времени). К данному типу осложненной структуры перволичной формы относятся и такие случаи, когда субъект речи нарушает собственные границы, воспринимает себя со стороны (папример, в перволичном повествовании основной субъект речи говорит о себе: «Это не животное и не человек меняются взглядами...» — И.С.Тургенев; «...тот, кто прошел войну» - В.Астафьев). Изменение пространственной позиции ведет к «стереоскопичности» точек зрения, и в перволичное повествование проникает объективный взгляд «со стороны»;

- указание на множественность референтов одного местоимения.

Осложнение повествования в перволичной форме часто бывает связано с амбивалентностью местоимений, которые в структуре текста реализуют не одно, а сразу несколько своих значений. Например, за счет изменения группы «не-я» в составе личного местоимения «мы» и притяжательного местоимения «наш» происходит включение субъекта речи во все более широкие сообщества людей («я и ты»: «на всех путях наших»; «я и мой парод»: «...наше перекати-поле»; «я и все христиане»: «господа нашего Иисуса Христа» - «Роза Иерихона» И.А.Бунина);

- частотность употребления транспозиционного значения глагольных форм времени («Мне часто вспоминается теперь...» -настоящее расширенное; «И опять приходится налегать на весла» -настоящее гномическое — В.Г.Короленко). За счет изменения значений формы настоящего времени происходит переключение повествования в генеритивный регистр;

- специфическое значение безличных предложений. В перволичном повествовании возможна подстановка детерминантов «мне», «тебе»: «.. .так приятно стало дремать и понимать весь мир в себе самом» («Лесная капель» М.М.Пришвина). Следовательно, в перволичном

повествовании «субъектные значения в безличном предложении представлены, но выражены способами, позволяющими передать отстранение действия или состояния от деятеля, агенса» [Петров 2002].

Итак, сложность человеческого бытия: движение во времени («я» в прошлом и настоящем), сопричастность с «мы», противопоставленность группе «третьих лиц» («они»), со- и противопоставленность неоднородному конгломерату «все мы» и «все» - выражается в моделях с эксплицитно выраженным «раздвоением» субъекта письма.

Б) Модели с имплицитно выраженным «раздвоением» субъекта письма.

Основное условие немаркированного «расщепления» основного субъекта речи — амбивалентность грамматических категорий лица и времени. «Раздвоение» автора-повествователя часто как бы скрыто от глаз читателя. Возможность такого положения вещей обусловлена тем, что в контексте художественного целого одно местоимение реализует сразу несколько присущих ему значений, различные референты сосуществуют в пределах одного текста, создавая специфическую повествовательную структуру.

В миниатюре А.И.Солженицына «Мы-то не умрем» семантика местоимения «мы» колеблется от ядерного «группа лиц, одно из которых -говорящий» («Когда-то па кладбищах наших по воскресеньям ходили между могил <...> Покойники словно чуть улыбались нам из-под зеленых холмиков») до прямо противоположного — «группа лиц, не включающая основного субъекта речи» («Мы стали бояться мертвых и смерти..»). Основной конфликт перемещается внутрь самого «мы», воспринимаемого в максимально широком обобщении «все мы», «человечество».

Таким образом, в одном «мы» объединяется «объект художественной действительности» и «субъектная форма ее осмысления» [Виноградов 1980].

Немаркированное «расщепление» основного субъекта письма реализуется не только в амбивалентности грамматических категорий, но и в синтаксических структурах.

Различные типы предложений в контексте художественного произведения также могут выражать значение включения/невключения основного субъекта речи в группу «третьих лиц»: неопределенно-личные, обобщенно-личные, безличные.

Так, например, прономинативная модель «крохотки» АИ.Солженицына «Озеро Сегден» построена на противопоставлении «народа» и «земной власти». Это противопоставление реализуется в аптонимичности местоимений «я», «ты» и «они», а также разных типов односоставных предложений. О земной власти (о «них») говорится в формах неопределенно-личных предложений: «Об этом озере не пишут и громко не говорят»; «...кто-то костср раскладывал, притушили в начале и выгнали». О «нас» - в особом употреблении формы глагола второго лица единственного числа: «Кружишь по лесу молчаливому, кружишь,

ищешь, как просочиться к озеру - не найдешь... И только... пробьешься скотьей тропой в час полуденный... Знаешь: это местечко на земле излюбишь ты на весь свой век...». Эта глагольная форма в данном контексте реализует одновременно несколько присущих ей значений: она называет и гипотетического собеседника, и самого рассказчика (о наличии включенного в художественный мир повествователя свидетельствуют указательные местоимения: «вот тут бы», «вон дача его»), и любого человека, находящегося в оппозиции к власти (то есть выражает значение, свойственное обобщенно-личным предложениям).

Наиболее значимы в «стихотворениях в прозе» обобщенно-личные предложения со значением свойственного многим действия, которое является результатом личного опыта субъекта речи: «В любой вещи тогда чувствуешь душу создавшего ее человека»; «Ведь чем тише сам, тем больше замечаешь и ценить движение жизни» (М.М.Пртпвин).

В связи с амбивалентностью некоторых синтаксических структур семантика обобщенности может выражаться в двусоставном предложении, причем местоимение-подлежащее лишается своего основного значения и либо выражает значение всеобщности, либо только формально занимает место грамматического подлежащего («Ни себе, ни другим ты этим не поможешь» — «Старик» И.С.Тургенева).

Третий параграф посвящен изучению третьеличной формы повествования.

Третьеличное повествование с изменением основной семантики.

Среди произведений, написанных в третьеличной форме, особое место занимают тексты, в которых «отсутствующий» автор заявляет о себе при помощи контекстных средств. Назовем эта средства, более подробно останавливаясь на тех, которые специфичны именно для «стихотворений в прозе»:

1) наличие в тексте личных и притяжательных местоимений второго лица единственного числа, что свидетельствует о присутствии главного участника речевого акта - имплицитно не выраженного «я». Личные и притяжательные местоимения второго лица могут выражать два типа значений: а) «ты» = «пе-я» (обращение к другому свидетельствует о наличии «я»: «Простота! простота! тебя-зовут святою...» - И.С.Тургенев) и б) «ты» = «я». В русском языке возможно обращение субъекта речи к самому себе «на ты». Данную форму анализирует Ю.Кристева -происходит «совпадение высказывания-результата («означаемое») с получателем. Таково, например, «объектное слово» Раскольникова в «Преступлении и наказании» [Кристева 1993]. Наличие «объектного слова» выражает одну из жанровых особенностей «стихотворений в прозе»: автокоммуникативность («Охотник, охотник, отчего ты ее тогда не удержал!» - М.МЛришвин);

2) эксплицитно выраженная оценочно-идеологическая авторская позиция; комментарии к словам и поступкам - своим и/или персонажей («..темные, тяжелые дни» — И.С.Тургенев);

3) модальность авторской речи («Отдались, неотвратимый час, когда иссякнет эта влага!» - И.А.Бунин; «Весной, когда листья развертываются, кажется, будто березы из темного леса выходяг на опушку» -М.М.Пришвин);

4) обращения в дискурсе основного субъекта письма (явные и скрытые). Апелляция ■ к самому говорящему специфична для автокоммуникативпой лирики и для лирической прозаической миниатюры («Что я' буду думать.,,»; «Кому угодно - пусть переводит!» -И.С.Тургенев);

5) риторические вопросы и восклицания («Что же делать? Скорбеть? Горевать?» - И.С.Тургенев);

6) различные формы обобщения. Специфичными для, лирической прозаической миниатюры являются такие формы обобщения, которые включают в группу «третьих лиц» основного субъекта письма, а также двусоставные предложения, по значению близкие односоставным, - в них редуцируется значение производителя действия.. Часто выражают обобщение безличные конструкции, инфинитивные предложения, которые описывают ситуацию как неподвластную воле самого субъекта; в этих конструкциях происходит отчуждение поступка от его носителя, субъект действия - не активный деятель, поэтому он пе может быть обозначен формой именительного падежа, а выражается при помощи косвенных падежей или имплицитно, и тогда возможна подстановка детерминантов «кому-то» й/или «любому», «всякому», «каждому»: «В лесу же человеку приходится <...> у деревьев учиться»; «Если всматриваться в подробности земного ковра...» («Лесная капель» М.М.Пришвина);

7) употребление личных и притяжательных местоимений и/или форм глагола 1 лица единственного или множественного числа. К названному типу контекстных средств относятся только такие местоименные и глагольные формы, которые, свидетельствуя о «присутствии» субъекта речи, не включают его в художественный мир произведения, он остается за пределами сюжетного пространства. Так, «стихотворение» И.С.Тургенева «Молитва» относится к третьеличному повествованию, основной субъект речи внеположсн изображаемому. Однако в последнем предложении текста употреблен глагол в форме первого лица множественного числа, который соотносится с предшествующим текстом, как мораль с басней, то есть' выражает отношение к ситуации: «И потому - станем пить и веселиться — и молиться».

8) графические выделения («Ах, добрый читатель, я уже давно пишу "без читателя", - просто потому,1тго нравится...» - В.В.Розанов).

Анализ лирической прозаической миниатюры третьеличной формы показывает, что «стихотворения» за счет контекстных средств стремятся нарушить границы формы и выражают значение перволичного повествования: субъект речи отходит от опосредованного выражения своей позиции и переходит к непосредственным оценкам.

Коктаминированные формы повествования. Помимо третьеличного и перволичного повествования в жанре «стихотворений в прозе» встречаются формы, которые невозможно отнести ни к одному повествовательному типу.

Неразрывное единство третье личной и перволичной форм в структуре повествования позволяет уточнить некоторые жанровые признаки лирической прозаической миниатюры. Хотя за счет контекстных средств миниатюра преодолевает рамки объективного повествования, ей необходимы знания о мире за пределами «я» основного субъекта письма. В сопоставлении глубоко личных переживаний с . законами бытия в целом выражается причастность «я» к группе «третьих лиц». Причем «я» либо безраздельно принадлежит нерасчлененной группе «третьих лиц», если речь идет о законах природы в человеке (например, о неизбежности смерти - «Завтра! Завтра!» И.С.Тургенева, «Легенда», «Скарабеи» И.Л.Бунина), либо относится к сфере человеческого общежития («Слепой», «Смарагд» И.А.Бунина; «Порог», «Разговор» И.С.Тургенева, «Четыре рычага» А. И.Куприна).

Единство глубоко личного и предельно обобщенного, подчеркнутое в текстах контаминированного типа, представляет собой основу архитекстурной решетки «стихотворений в прозе», ядро жанра, не имея которого произведение не может быть отнесено к лирическим прозаическим миниатюрам.

На уровне получателя письма специфика «стихотворений в прозе» заключается в том, что адресат и адресант письма в идеале совпадают, то есть в автокоммуникативности лирических, прозаических миниатюр. Автокоммуникативность является ядерной характеристикой «стихотворений в прозе», сближающей их с лирикой как родом. Цель авторов «стихотворений в прозе» — «сторожить» свою душу (В.В.Розанов). Это первичный импульс творца — собрать «нечаянные восклицания» своей души (В.В.Розанов). Форма выражения автокоммуникативности -обращение (прямое или косвенное) к себе («Что я буду думать тогда, когда мне придется умирать...» - И.С.Тургенев); обращение к другому, которое оказывается обращением к себе («Когда я умру, мы сольемся с тобою -мое прежнее, мое теперешнее я - ,и умчимся навеки в область невозвратных теней» - «Когда я умру... Двойник» И.С.Тургенева); обращение ко всем, причем «я» является и адресатом, и адресантом («Лежи, больное существо,. пока смерть тебя сыщет» — «Куропатки» И.С.Тургенева).

Но стремясь понять себя и весь мир в себе, автор не может не поделиться своими находками с читателями (не случайно лишь немногие «стихотворения в прозе» остались неопубликованными, в частности, вторая часть цикла И.С.Тургенева).

В непосредственной близости к ядру находятся миниатюры, в которых, как и во многих эпических произведениях, существует текстовый образ читателя. Читатель как действующее лицо встречается на страницах

М.МЛришвина, как слушатель и собеседник - в миниатюрах В.В.Розанова, В.Астафьева, В.Солоухина. В этих случаях в миниатюрах частотны обращения к читателю («Эх, дорогие мои...» - «Лесная капель» М.М.Пршпвина; «Друг мой» — «Фацелия» М.МЛришвина).

Шестой параграф посвящен изучению субъектной структуры текста и образ автора.

Вслед за академиком В.В.Виноградовым мы воспринимаем художественное произведение как повествовательный монолог автора, который вбирает разные субъектные сферы: «образ автора включает разных субъектов повествования - объект художественной действительности и субъектные формы ее возможных осмыслений» [Виноградов 1980:208-209].

Если монолог основного субъекта письма выражает одну точку зрения, которая не подвергается оценке другого субъекта речи, можно говорить о том, что в основном субъекте письма реализуется «голос автора» (вне зависимости от того, к какому типу повествовательной форЬш — перволичной или третьеличной - относится текст). Если же повествовательный монолог представляет собой систему точек зрения, тогда необходимы поиски того единственного субъекта, который сам не становится объектом оценки. Этот субъект может быть представлен или не представлен в тексте «голосом автора», и именно во втором случае необходим поиск «композиционно-смысловых средств выражения субъектно-модальных значений», отражающих позицию образа автора. Таковы основные условия актуализации образа автора в структуре текста.

Весь текст может представлять «голос автора». Данная структура текста рассмотрена при характеристике неосложненных типов церволичной формы повествования. Отсутствие каких бы то ни было указаний на нетождественность оценочной позиции текстового субъекта повествования и смысла текста в целом позволяет сделать вывод о прямом выражении в произведении «голоса автора».

Голос автора. может быть представлен как основной субъект оценки. Лексико-фразеологический состав языка разных фрагментов текста, как в третьеличной, так и в перволичной форме служит со- и противопоставлению точек зрения разных субъектов речи и выявлению голоса автора. Данная форма проявления голоса автора свойственна прежде всего лирическим прозаическим миниатюрам контаминированной и третьеличной формы, которые основаны на диалогах персонажей и в которых скупо представлено авторское слово («Порог» И.С.Тургенева), а также «стихотворениям в йрозе» перволичной формы, в которых голос автора звучит не явно, например, в миниатюре И.С.Тургенева «Мои деревья».

Образ автора реализуется и в текстах без «голоса автора». Основной текстовый субъект речи является объектом изображения прежде всего в таких специализированных структурах, как ролевая лирика или сказ. Это исключительно редкая для жанра форма повествования, которая

представлена прежде всего миниатюрами И.Анненского, например, «стихотворениями» «Мысли-иглы», «Песня заступа». '

В параграфе «Побочный текст и заголовочный комплекс» рассматривается вопрос о соотношении заглавия и текста. Вопрос этот принадлежит к достаточно изученным (Н.Л.Веселова [Веселова 1997]; Н.А.Кожевникова [Кожевникова 1994]; Н.А.Кожина [Кожина 1986, 1988]; Н.А.Николина [Николина 2002]; Н.АФатеева [Фатеева 1991]). Исключение составляет жанровый аспект проблемы.

Функции элементов, составляющих заголовочный комплекс, разделить практически невозможно: определение жанра может содержаться как в самом названии, так и в подзаголовке, дублироваться в обращении к читателю или в первой миниатюре цикла. Однако можно выделить основные функции заголовочного комплекса в целом:

во-первых, самой распространенной является функция определения жанра, в том числе и метафорическое, и через отрицание принадлежности к традиционным формам: «новые пути к собеседнику» щцет В.Астафьев, создавая произведения «вне жанра, не скованные устоявшимися формами»; Ю.Бондарев подчеркивает, что пишет «не повесть, не роман, не хронику, а книгу»;

во-вторых - характеристика таких особенностей жанра, как

а) философичность («мозаика человеческой жизни» - Ю.Бондарев);

б) специфическая тональность текста - лиризм («жизнь души», по ВЛЗ.Розанову; «исповедальность», по В.Астафьеву);

в) разорванность композиции («мозаика» - Ю.Бондарев, «обрывки» -В.В.Розанов) и единство текста («Камешки на ладони» В.Солоухина, «Лесная капель» М.М.Пришвина).

В седьмом параграфе рассматривается субъектная структура и интертекст. Тенденция к включению в субъектную структуру лирических прозаических миниатюр носителей речи, находящихся за пределами данного текста, тесно связана с жанровым содержанием — отражением ощущения «все во мне и я во всем». Источником интертекста становится практически вся мировая культура. Коммуникативные намерения авторов связаны прежде всего с желанием показать возможность диалога разных культур.

Пятая глава посвящена изучению Пространственно-временной структуры текста лирической прозаической миниатюры.

Своеобразие художественного времени раскрывается на фоне времени реального. Реальное, физическое время отражается во временной структуре текста и обусловливается взаимодействием нескольких темпоральных осей.

Анализ употребления форм времени приводит к выводу о регулярности использования транспозиционных форм глаголов, актуализации их периферийных значений (настоящее расширенное, настоящее гномическое), а также имен исторических деятелей,

мифологических героев, номинации событий в определенной функции -функции создания специфического временного пространства, когда «я» воспринимается как часть бытия, а бытие в целом является частью «я».

Пространство реальное и художественное существуют по различным законам, хотя художественное пространство может быть построено и как правдоподобное. В художественном произведении равноправны реальное и ирреальное пространства.

Пространство, в отличие от времени, не имеет грамматических форм выражения. Называть пространства могут только имена существительные и местоимения. Для описания соотношения объектов в пространстве служат наречия и местоименно-соотносительные слова: там, здесь; где, куда, откуда (и их производные); вверху, впереди, сбоку и т.п.

Жанровый аспект пространственной организации «стихотворений в прозе» - соотнесение «здесь» и «везде», так же как во временной организации «сейчас» и «всегда».

В организации системы событий, связанной с межродовой и межжанровой принадлежностью лирической прозаической миниатюры, наиболее ярко проявляется одно из качеств неклассической литературы, которое стало предметом исследования в «Теории литературы» [Теория литературы 2004]:

- внешнее действие начинает утрачивать преимущества перед внутренним;

- внешнее действие служит толчком к освобождению внутреннего процесса, на котором сосредоточивается главный интерес сюжета;

- радикально меняется, по сравнению с традиционным, и соотношение сознания и внешнего мира;

- становится возможным пересечение внутреннего действия и бытия;

- внешнее действие в сюжете-ситуации уже неотделимо от внутреннего, а при характеристике события нельзя отвлечься от личностного момента.

Отметим, что одна из тенденций развития сюжетной схемы в неклассической литературе становится основной в системе событий «стихотворений в прозе».

Особый характер системы событий определяет специфическую монтажную композицию лирической прозаической миниатюры, когда на первом плане - не причинно-следственные, а ассоциативные связи. «Излучение» эмпирических фактов характерно для многих лирических прозаических миниатюр В.В.Розанова, в частности, для миниатюры «Моя вечно пьяная душа.../ Она всегда пьяна, моя душа.../ И любопытство, и "не могу", и "хочется".../ И шатаются ноги.../ И голова без шапки. Одну калошу потерял. Вот моя душа». Повторяющиеся «и» объединяет несоединимое и создает зримый образ «пьяной души».

Единство временных и пространственных параметров в художественных произведениях постулирует обращение к более высокому уровню структуры текста — хронотопу; йля «стихотворений в прозе»

наиболее значимы хронотопы встречи, порога, жизненного перелома, которые при характеристике сюжетов романа выделил М.М.Бахтин.

Хронотоп встречи предполагает существование нескольких участников, каждый из которых вписан в пространство и. время. Встреча может быть реальной («Слепой» И.А.Бунина) и ирреальной (фантастические персонажи — Добродетельность и Благодарность - «Пир у Верховного Существа» И.С.Тургенева; встреча «представителей». мира живущих и умерших - «Соперники» И.С.Тургенева; «встреча» людей, живших в разные времена, — «Святитель» И.А,Бунина; встреча человека и природы: непосредственная - у М.М.Пришвина, в форме аллегории у И.С.Тургенева - «Природа»; встреча двух мировоззрений - «Услышишь суд глупца...» И.С.Тургенева; встреча с самим собой, когда субъект повествования а) имеет несколько ликов или б) нарушает собственные границы и говорит о себе во втором или в третьем лице - «Мысли-иглы» И.Ф.Анненского). Так как участниками встречи могут быть не только люди, то их существование в пространстве и времени весьма специфично: чем ближе субъект действия к человеку, тем больше он закреплен в пространстве и времени. Если же субъекты встречи представлены аллегорическими образами, обобщенными высказываниями, если они никак не определены в пространстве и времени, то встреча воспринимается как пересечение временного и вневременного, того, что имеет, и того, что не имеет пространственной формы. Таким образом, «реальная» встреча . представлена как протяженный во времени и закрепленный в пространстве процесс, а «идеальную» нельзя закрепить ни в пространстве, ни во времени. В лирической прозаической миниатюре за «реальной» встречей всегда просматривается «идеальная», за конкретным текстом виден философский подтекст - в этом жанровый аспект хронотоиз встречи.

Хронотоп порога характеризуется наличием подвижного субъекта действия и неподвижной преградой у него на пути (материальной или не материальной). Порог может восприниматься как оставшийся в прошлом, как проблема настоящего или будущего. Отметим, что в хронотопе порога, как правило, сосуществуют три времени, три пространства, качественно различных между собой. Хронотоп «до -порога» (если он представлен в миниатюре), как и хронотоп «после преодоления порога» (если представлен) характеризуются протяженностью во времени, а сам «порог» лишен временной протяженности, представлен как неуловимое движение во времени. В хронотопе «порог» время необратимо. Переступивший порог не может вернуться, исключение составляют лишь миниатюры с подзаголовком «Сон», когда после пробуждения все остается на своих местах. Пространство в хронотопе «порог» так же лишено протяженности, так же предельно сжато, как и время. Но действия «до» и «после» порога могут быть представлены по-разному, В «стихотворении в прозе» «Порог» подробно описывается ситуация испытания девушки, предшествующая окончательному решению; ее будущее скрыто от читателя. В миниатюре

«Памяти Ю.П.Вревской», напротив, представлена жизнь и смерть героини после того, как она «переступила» свой порог, приняла решение.

Особую разновидность хронотопа «порог» представляют произведения, в которых переход в иную жизнь не осуществлен, например, миниатюра «У-а... У-а!» И.С.Тургенева. Порог между жизнью и смертью не преодолен, и поэтому оба хронотопа - «до» и «после» - порога характеризуются развернутым пространством и движущимся временем.

Хронотоп жизненного перелома отличается от хронотопа порога повторяемостью события, причем эти события, как правило, оформлены по одной схеме, хотя выражают разные этапы развития темы (разные уровни обобщения). Такова миниатюра В.Г.Короленко «Огоньки» (далекие огоньки кажутся близкими а) в реальном плавании по реке, о котором вспоминает основной субъект повествования, б) в его метафорическом «плавании» по реке жизни, в) для всех и каждого, кто «плывет» между «угрюмыми берегами» жизни). В миниатюре И.А.Бунина «Перевал» однотипность системы событий также позволяет выявить различные уровни обобщения, постепенные приращения смысла на протяжении развития действия: горный перевал, который необходимо преодолеть герою, во второй половине произведения приобретает символический смысл «жизненный перевал».

Основные выводы

Итак, исследование жанра «стихотворений в прозе» в русской литературе позволяет сделать ряд выводов о происхождении и функционировании лирической прозаической миниатюры на протяжении XWI-XXI веков.

Первые образцы жанра появились на рубеже XVIII - XIX веков. Возникновение произведений особого рода стало возможным благодаря реализации двух тенденций: «прозаизации поэзии» и «поэтизации прозы».

Хотя сами авторы первых «стихотворений в прозе», видимо, не осознавали уникальности созданного, лирические прозаические миниатюры выделяются на фоне других произведений писателей, собранных, как правило, в циклы. От филологических эссе приходит к «стихотворениям в прозе» К.Н.Батюшков, от жанра аллегории -Ф.Глинка, от религиозно-философских «опытов» - В.А.Жуковский и Игнатий Брянчанинов, от «записей в альбом» - В.Гаршин и В.Короленко; наброски к поэме перерастают в самостоятельный жанр лирической прозаической миниатюры у М.Ю. Лермонтова.

Изучение «стихотворений в прозе» доказывает, что жанр прочно укоренился в русской литературе, тем более что в настоящее время происходит очередной всплеск развития малых жанров вообще и «стихотворений в прозе» в частности. Так, в антологии Д.Кузьмина «Очень короткие тексты», вышедшей в 2000 году, собрано 228 текстов 48 авторов, в том числе А.Битова, Ф.Кривина, Г.Сапгира, Л.Петрушевской и др.

Исследование лирической прозаической миниатюры позволяет подтвердить гипотезы, сформулированные в начале работы.

1. Лирическая прозаическая миниатюра - двуродовос образование. Его структуру определяет единство черт лирического и эпического родов.

1) Вследствие проницаемости границ рода в лирические и эпические произведения проникают черты, ранее им не свойственные. Возникает своеобразная область наложения родовых признаков, в которой появляется особая жанровая система, включающая, в частности, «стихотворения в прозе».

2) Своеобразие жанра лирически» прозаических миниатюр раскрывается при анализе форм выражения таких жанровых признаков, как жанровое содержание, субъектная структура, прономинативная модель, хронотоп.

3) Прономинативная модель текста соотносится с некоторыми особенностями как эпоса (непосредствехшое объективное изображение внешнего по отношению к субъекту письма мира; наличие «эпической дистанции» между субъектом повествования и изображением; подвижность субъекта повествования), так и лирики (субъективное изображение мира, представление общего через частное, закономерного через случайное; отсутствие дистанции между субъектом повествования и изображаемым; подвижное «я» лирического героя; изменение соотношения внешнего и внутреннего мира, интериоризация; совмещение в едином текстовом пространстве противоположных моделей: «я» - «я» и «я» - «весь мир»), Прономинативная модель лирической прозаической миниатюры отражает также специфическую форму соотношения человека и мира, свойственную литературе (лирике и эпосу) нового времени, — пересечение внутреннего действия и бытия.

4) Человек изображен в действии, для «стихотворений в прозе» характерно наличие системы событий (как в эпосе) и ментального сюжета (как в лирике).

5) Лирическим прозаическим миниатюрам свойствен особый тип субъекта письма: иллюзия отсутствия субъекта речи, система разных ликов образа автора, многоголосие, проницаемость границ текстового пространства (как в эпосе); и ярко выраженная субъективность, центральное место «я» в произведении; возможность «расщепления» авторского «я» на несколько ликов со сложным соотношением между ними - «интерсубъектность» (как в лирике). Отметим, что полная редукция авторского «я» в лирической прозе невозможна но определению, так как лирическое - всегда выражение субъективного.

6) В «стихотворениях в прозе» специфический тип адресата, для которого характерна тенденция к разделению субъекта письма и субъекта восприятия (как в эпосе) и стремление к автокоммуникации (как в лирике).

7) Форма хронотопической структуры также демонстрирует двойственную природу лирической прозаической миниатторы: перемещение основного субъекта повествования в пространстве и времени (как в эпосе) и наличие временной точки, в которой пересекаются прошлое, настоящее и будущее, что создает иллюзию совпадения времени переживания и рассказа о нем (как в лирике).

8) Своеобразие композиции отражает наличие нескольких субъектов речи, с чем связаны иллюзия последовательности и непрерывности повествования (как в эпосе) и фрагментарность, раздробленность изображения, «монтажная» композиция (как в лирике).

В художественной реальности в лирической прозаической миниатюре не все потенциальные возможности реализуются одновременно. Преобладание особенностей, свойственных эпическому или лирическому роду, представляют два полюса, между которыми располагаются произведения жанра.

Названные наиболее общие черты «стихотворений в прозе» определяют частные аспекты, которые связаны с характером выражения таких жанровых признаков, как специфическое содержание, особая субъектная и хронотопическая организация текста, а также своеобразных черт, не имеющих статуса жанровых признаков, но обладающих жанровой определенностью: заглавие и заголовочный комплекс, интертекстовые связи, монтажная композиция.

2. Лирическая прозаическая миниатюра — жанр третьего ряда. В его состав входят как первичные, речевые, жанры, так и вторичные, литературные. Литературные жанры в структуре нового произведения подвергаются значительному преобразованию. В третьей главе подробно проанализированы направления в изменепии смежных со «стихотворениями в прозе» жанров и выявлены дифференциальные, ядерные признаки, позволяющие разделять разные виды текстов. Так, паремии лишаются таких признаков, как непререкаемость мысли и слова; аллегории, притчи - дидакгичности; автобиографические жанры -отличного от субъекта письма адресата (конкретного или обобщенного); стихотворная миниатюра — деления на строки. Кроме того, в философских жанрах появляется явственно выраженное личностное начало, а в автобиографических - обобщенность, философичность. Таким образом, «стихотворения в прозе», конструируя себя в со- и противопоставлении со смежными жанрами, имеют ярко выраженную специфику содержательной и формальной организаций.

3. «Жанровое содержание» лирических прозаических миниатюр заключается в единстве глубоко интимного и обобщенного, личностного переживания законов бытия и осознания конкретных фактов как проявления этих законов, следствием чего являются лиризм и философичность. «Чисто» лирические «стихотворения в прозе» (аналог

любовной, пейзажной элегий вие философского осмысления бытия), близкие ядру лирики как рода, в сфере лирических прозаических миниатюр относятся к периферии жанра, так как лишены выхода за границы собственного «я», что свойственно ядру «стихотворений в прозе». От лирических прозаических миниатюр стихотворения такого рода отличает только прозаическая форма (в качестве примера приведем прозаическую миниатюру М.Ю.Лермонтова «Часто во время зари...»).

4. Для ядра субъектной сферы характерна неисключающая оппозиция «я» и «всё»:

- субъект речи нарушает собственные границы, смотрит на себя со стороны, включается в бытие мира; это отражается в различных именованиях «я»: «Это не животное и не человек (-«я» основного субъекта речи) меняются взглядами» («Морское плавание» И.С.Тургенева);

- соотношение между «я» изображенным и «я» повествующим может меняться в пределах текста, причем «я» изображенное может подвергаться оценке со стороны «я» повествующего, образа автора, выраженного эксплицитно (в голосе автора) или имплицитно {«Мои деревья» И.С.Тургенева);

множественность референтов одного местоимения, когда местоимение реализует в одном контексте сразу несколько своих значений, называет несколько референтов:

- «я», «мой» могут заключать глобальные обобщения и выражать значение определительных местоимений «любой», «всякий», «каждый», что связано с философичностью «стихотворений в прозе» и является одним из средств воплощения «всеединства» мира («Бедное человеческое сердце радуется, утешается <...> Нет разлук и потерь, доколе жива моя любовь, память» — «Роза Иерихона» И.А.Бупина);

- «ты», «твой» может не только обозначать адресата речи, но и в случае использования «объектного» слова называть адресанта; кроме того, в «ты» может также содержаться обобщение, когда двусоставные предложения выражают значение, присущее обобщенно-личным односоставным («Ни себе, ни другим ты этим не поможешь...» -«Старик» И.С.Тургенева); .

- «мы» может включать различные общности людей от «я» и «ты» до «я» и «все мы» («Роза Иерихона» И.А.Бунина); кроме того, «мы» может не включать говорящего, и тогда актуализируется внутренний конфликт: при внешней причастности субъекта речи к группе третьих лиц просматривается различие их идеологических позиций («Мы-то не умрем» А.И.Солженицына);

- в множественности значений одной глагольной формы, например, формы глагола второго лица единственного числа. Эта форма может реализовывать одновременно несколько присущих ей значений: называть и гипотетического собеседника, и самого рассказчика, и любого другого

человека (то есть выражать значение, свойственное обобщенно-личным предложениям) («Если выйти на мол, встретишь <...> ветер и увидишь вершины Альп» - «Слепой» И.А.Буштеа);

- в обобщенно-личных предложениях со значением свойственного многим действия, которое является результатом личного опыта субъекта речи («Ведь чем тише сам, тем больше замечаешь и ценишь движение жизни» - «Фацелия» М.М.Пришвина);

- в безличных конструкциях, когда действие мыслится как независимое от субъекта речи, хотя именно субъект речи становится объектом воздействия внешних сил («Мне холодно...», «Как хороши, как свежи были розы...» И.С.Тургенева; «Так приятно стало дремать и понимать весь мир в себе самом» - «Лесная капель» М.М.Пришвина);

- в противопоставленности безличных конструкций и неопределенно-личных предложений, когда субъект речи мыслится как причастный или не причастный действию («Об этом озере не пишут и громко не говорят»; «Вот тут бы и остаться навсегда» - «Озеро Сегден» А.И.Солженицына);

- в использовании лексики, отражающей гапо-пшеронимические отношения («русский, грузин... - человек»; животное, человек — все живое; я, слепой - братья).

В центре жанра лирической прозаической миниатюры, близко к ядру, располагаются тексты, в которых субъект повествования представлен как цельный, нерасщепленный, непосредственно выражающий свое отношение к «не-я»:

- чужому мнению (представленному в обобщенных конструкциях типа «все говорят...», «есть у альпинистов золотое правило...» или интертекстуальными заимствованиями);

- каким-либо явлениям жизни или законам бытия. К «стихотворениям» данного типа относятся в основном произведения перволичной или третьеличной формы повествования с неосложненным субъектом речи, который представлен как субъект восприятия и субъект оценки («Любовь», «Воробей» И.С.Тургенева; «Есть у альпинистов...» В.Солоухина).

На периферии жанра находятся тексты - аналоги «ролевой лирики», в которых основной субъект речи заведомо отличен от автора («Мысли-иглы», «Песня заступа» И.Ф.Анненского).

Субъектная структура текста и получатель письма. Интерес для работы, посвященной описанию лирической прозаической миниатюры как жанра, представляет специфика выражения получателя письма в разных видах литературы, «те закономерности... которые обнаруживают внутри самой системы ее "приспособленность", ее специальные механизмы для координации с субъектом» [Проблемы функциональной грамматики 2000]. Таким образом, в лирической миниатюре реализуется особая концепция

адресата. Отталкиваясь от определения В.Е.Хализева (в лирике «автор и его читатель образуют некое единое, нераздельное "мы"»), можно, вероятно, сказать, что в «стихотворениях в прозе» автор и читатель образуют единое «я», представленное как система соотношений между субъектом и получателем письма. Данная характеристика относится к жанровым признакам лирической прозаической миниатюры.

Ядерной формой выражения образа автора является голос автора, который звучит в большинстве лирических прозаических миниатюр. К периферийным явлениям относятся формы третьеличного повествования, в которых отношение автора к происходящему становится ясно только из целостного композиционно-речевого анализа текста («Nessun maggior dolore...» / «Нет большей скорби...» И.С.Тургенева), а также «ролевая лирика» («Мысли-иглы», «Туча», «Песня заступа» И.Ф.Анненского).

На основании изучения жанрового аспекта субъектной структуры выстраивается система повествовательных форм, характерных дом лирической прозаической миниатюры и объединяющих разные стороны субъектной организации; эта система представляет собой полицентрическую структуру с тремя центрами притяжения:

- повествование от первого лица (повествователь является частью художественного мира) во всем многообразии существующих вариаций;

- повествование от третьего лица: образ автора внеположен художественному миру произведения;

- контаминированное повествование, в котором сочетаются семантика и структура двух названных типов, причем такая структура представляет собой явление ядерное, а не периферийное, что связано с двуродовой принадлежностью «стихотворений в прозе», единством признаков лирического и эпического родов.

Итак, специфические для жанра формы субъектной структуры находятся в области наложения признаков лирического и эпического родов, а периферийные явления могут быть близки ядру лирического рода (миниатюры собственно «лирические», не имеющие выхода к осмыслению бытия в целом), но не эпического («объективность» тона, стремление автора к самоустранению» выводит подобные произведения из круга лирических прозаических миниатюр). К периферийным явлениям родов и «стихотворений в прозе» относятся Также ролевая лирика (сказовые формы). Сказанное подтверждает гипотезу об особом характере субъектной структуры.

5. Жанрово ориентированные особенности имеет хронотоп лирической прозаической миниатюры, который рассмотрен в работе в трех аспектах: временная организация текста, его пространственная структура, основные модели хронотопа.

Анализ употребления временных форм приводит к выводу о том, что дня ядра лирической прозаической миниатюры свойственна неисключающая оппозиция разных типов времени:

- исторического и бытового, биографического и исторического, представленных как часть и целое;

- грамматически выраженного единства прошлого - настоящего — будущего - вечного:

а) перетекание одного в другое, что отражается в морфологической транспозиции, когда глагол настоящего времени описывает события прошлого; будущее употребляется в значении постоянного («Все пройдет - не пройдет только эта вера» - «Скарабеи» И.А.Бунина); форма прошедшего времени - действия будущего и т.д. («еще два-три удара веслом - и путь окончен» - «Огоньки» В.Г.Короленко);

б) актуализация периферийных значмгий глагольных форм: настоящее расширенное, настоящее гномическое;

. - в «стихотворениях в прозе» специфично также соотношение движения и неподвижности. Как жанровый признак рассмотрена тенденция к повторяемости соотношения разных ситуаций, прежде всего временных состояний и постоянных свойств. Кроме того, в лирической прозаической миниатюре частотны определенные модели хронотопа.

Создание специфического временного всеединства - единства времени личного и всеобщего - приводит к созданию образа жизни-смерти, то есть картины бытия, в котором «я» становится неотъемлемой частью вечности, а вечность входит во внутренний мир «я».

На периферии поля располагаются неграмматические способы обозначения разных видов времени: лексемы «вечно», «бесконечно», «всегда», «никогда», отражающие космическое время; наречия «периодически», «постоянно», которые связаны с отражением времени циклического, характерного для жизни природы; имена исторических деятелей, хронологические пометы и др. для обозначения времени исторического; лексемы «детство», «юность», «зрелость», «старость» - для биографического времени.

К ядерным свойствам пространственной организации «стихотворений в прозе» относится активное взаимодействие «того» и «этого» миров, пересечение и слияние «здесь» и «везде», так же как во временной организации «сейчас» и «всегда».

Граница между «этим» и «теми» мирами может проходить в самом «я» - это система двойников, разных «ликов» основного субъекта речи. Оформляется это противопоставление антонимичными местоимениями и наречиями: «тот» / «этот»; «там» / «здесь», «тут», «вот».

Лирический герой «стихотворений в прозе» часто находится на границе между двумя мирами, причем он может выходить за пределы своего внутреннего мира:

- смотреть на себя со стороны;

- видеть в окружающем свое отражение;

- нарушать границы внешнего и внутреннего пространства, вбирать в себя пространство бытия, видеть в себе отражение мира («Домский собор. Ты в моем содрогнувшемся сердце» - «Домский собор» В.Астафьева; «З&тетело, видать, в меня перышко. Прилипло к моему сердцу» - «Тоска» В.Астафьева).

Один фрагмент мира может становиться для лирического героя субъективно важным и занимать место всего мира («И было в этой ночной картане что-то похожее на жизнь» - «Лунный блик» В.Астафьева).

Специфическое соотношение разных пространств в лирической прозаической миниатюре отражается в использовании лексических средств: употреблении топонимов (Сибирь, Енисей, Ангара - Средиземное море; Луна - Земля; Индонезия - Подмосковье в «Затесях» В.П.Астафьева), частотности глаголов со значением обнаружения признака в пространстве («я шел, приближался к лесам - и горы вырастали все мрачней и величавее», туман «уже задымил лес, надвигаясь на меня вместе с глухим, глубоким и нелюдимым гулом сосен» - «Перевал» И.АБунина).

Пространственно-временная организация текста, связанная с ориентацией лирического героя в мире, формирует основные модели хронотопа. Ядерными для «стихотворения в прозе» является хронотоп встречи (максимально широкие возможности для реализации форм пространства и времени), порога (актуализация «точечного пространства-времени»), жизненного перелома (использование поступательного циклического времени и разных уровней обобщения на каждом витке временной спирали).

Тенденция к включению в лирические прозаические миниатюры интертекстуальных заимствований располагается в центре «архитекстурной решетки» жанра. Чужая точка зрения на изображаемое предоставляет лирическому герою возможность непосредственного общения с Миром, со всем, «что не-я».

Интертекст выражает присущее лирическим прозаическим миниатюрам единство мира (через приятие/неприятие «чужого» слова, через восприятие «чужого» как своего). Источником интертекста в «стихотворениях в прозе» являются произведения и самого автора, и русских писателей прошлого и настоящего, и европейская литература, и мировая культура в целом. .

А) Не являясь жанровым признаком, жанровую определенность имеет специфическая монтажная композиция, свойственная текстам, в которых ассоциативные связи господствуют над причинно-следственными. Монтажная композиция, как и многие другие особенности «стихотворений в прозе», связана ,с их двуродовой сущностью: факты «излучаются в

порядке воспоминаний, суммирующих обобщений» [Сильман 1977: 8], как в лирике, или группируются в несколько сюжетных линий, как в эпосе. В любом случае монтажная композиция способствует тому, что в «стихотворениях в прозе» «соединяются элементы реальности, в обычном представлении разительно отдаленные друг от друга» [Дарвин 1999: 950].

Б) Особой формой выражения авторской позиции является соотношение основного и побочного текста, прежде всего заглавия. К ядерным функциям заголовочного комплекса относится функция определения жанра («стихотворения в прозе», «лирические отрывки в прозе» и др.), а также его специфических особенностей: лиризма, субъективности («Моя душа» И.АнненСкого; «Мне жаль...», «Что я буду думать...», «Я шел среди высоких гор...», «Когда я один...» И.С.Тургенева; «Моя охота», «Своя мысль» М.М.Пришвина); философичности, что отражается в названии жанров-прототипов («Восточная легенда» И.С.Тургенев; «Легенда» И.А.Бунина; «Сон», «Видение» В.Астафьева), а также в заглавиях, определяющих вечные проблемы бытия («Простота», «Любовь», «Истина и правда», «Враг и друг» И.С.Тургенева; «Тоска», «Страх» В.Астафьева; «Красота», «Сложная простота» М.МЛришвина); кроме того, некоторые заглавия указывают на монтажную композицию -это словосочетания, определяющие множественность как единство («Опавшие листья. Короб первый» В.В.Розанова; «Камешки на ладони» В.Солоухина; «Лесная капель» М.М.Пришвина; «Рассказы в каплях» А.И.Куприна).

Таким образом, «архитекстурная решетка» жанра лирической прозаической миниатюры («стихотворения в прозе»), при наличии общих для жанра как такового признаков, имеет специфическую форму их реализации, что отражается на разных уровнях языковой и композиционно-речевой организации текста.

Плодотворность системы лингвостилистического анализа «стихотворений в прозе» как жанра третьего ряда делает возможным ее использование при изучении других межродовых и межжанровых форм, для создания языковой «анкеты» литературных жанров. Помимо традиционных жанров, таких, как эссе, философские размышления, автобиографические записки, художественные очерки и др., предметом анализа могут стать новые жанры малой прозы, о наличии и многочисленности которых свидетельствует Тургеневский Фестиваль малой прозы (1998). Кроме задачи описания малых жанров рубежа XX -XXI вв., перед исследователями собственно «стихотворений в прозе» стоит задача составления антологии, которая продемонстрировала бы историю возникновения и развития лирической прозаической миниатюры.

Публикации по теме диссертации

1. Геймбух ЕЮ. Лирическая прозаическая миниатюра в системе родов и жанров (лингвосгалисшческий аспект). Монография. - М.: МГЛУ,

2004. - 133с. (8, 4 п. л.).

\ / 2. Геймбух Е.Ю. От «РоэЛиша» к «БепШа» (Об эволюции названия ^цикла И.С.Тургенева) // Русский язык в школе. №4 М., 2003. С.58 - 64. 0,6 п.л.

3. Геймбух Е.Ю. Слово, контекст, текст и проблемы экспрессивности «Стихотворений в прозе» И.С.Тургенева («Как хороши, как свежи были розы...») // Русский язык в школе. №5. М.. 1998. С.49 - 56. 0,7 п.л.

\У*4. Геймбух Е.Ю. Из «Стихотворений в прозе» И.С.Тургенева. «Мои деревья» // Русский язык в школе. №4. М., 1994. С.65 - 71. 0,6 п.л. \У 5. Геймбух Е.Ю. «Этот стих не отгадан, только прожит...» (И.Ф.Анненский) // Ргажий язык в школе. № 4. М., 2005. С.65 - 69. 0,4 п.л. 'Ч/б. Геймбух Е.Ю. Лирические миниатюры В.Астафьева («Затеей») // Русский язык,в школе. №2. М., 2004. С.60 - 63. 0,35 п.л. КУ 7. Геймбух Е.Ю. «Стихотворения в прозе». В.М.Гаршин // Русский язык в школе. №1. М.. 2005. С.бЗ - 68. 0.55 п.л.

ЧХ Геймбух Е.Ю. Время в художественном мире М.М.Пришвина // Русский язык в школе, №1. М., 1998. С.57 - 65. 0,8 п.л.

1 еймбух ЫО. «Лесная капель» М.М.Пришвина // Русский язык_ школе. №1. М., 2003. С. 60 - 67. 0,7 п.л. ^

ППГеймбух Е.Ю. Слово поэта и слово о поэте // Русский язык в школеЛ^М„ 2001. С.50 - 55. 0,55 п.л. '* V/ 11. Геймбух Е.Ю. Способ организации словесного ряда в «Мертвых душах» Н.В.Гоголя // Русский язык в школе. №2. М., 2002. С.52 - 56. 0,4

П.Л ^ !

^ 12. Геймбух Е.Ю. Поэзия прозы (о лиризме романа М.Булгакова «Белая гвардия») // Русский язык в школе. №1. М., 2000, С.66 — 74. 0,8 п.л.

Геймбух Е.Ю. Рассказ И.А.Бунина «Руся» как пример орнаментальной прозы // Русский язык в школе. №4. М., 2000. С.56-62. Соавтор Сиднев Г.Ю. 0,5/0,3 пЗГ :

Геймбух Е.Ю. Крушппси золотой россыпи (о «Золотой розе» К.Г.Паустовского) // Русский язык в школе. №2. М., 1997. С.59 - 65. 0,6 п.л. ----

15. Геймбух Е.Ю. Проблема жанра в лингвостилистике (развитие речевых жанров М.М.Бахтниа). // Русская лингвистическая традиция. М.,

2005. С.146 - 154. 0,5 п.л.

16. Геймбух Е.Ю. Поэтика миниатюры (лингвостилистический аспект) // Русистика на современном этапе. М., 2000, С.5-9. 0,3 п.л.

17. Геймбух Е.Ю. Принципы изучения экспрессивпости художественного текста// Ломоносовские чтения 1998. М., 1998. С.13-16. 0,25 п.л.

18. Геймбух Е.Ю. О соотношении категории языковой личности и образа автора в художественном тексте // Проблемы формирования языковой личности учителя-русиста (МАПРЯЛ). Волгоград, 1993. С.122-123. 0,1 п.л.

19. Геймбух Е.Ю. Изучение языкового способа выражения образа автора в текстах с персонифицированным рассказчиком // Современное состояние и перспективы развития методики преподавания русского языка. М., 1993. С.32-33. 0,1 п.л.

20. Геймбух Е.Ю. «Стихотворения в прозе» и смежные жанры (паремии) // Филологические традиции в современном литературном и лингвистическом образовании. М., 2005. С. 9 - 15. 0,4 п.л.

21. Геймбух Е.Ю. «Стихотворения в прозе» и смежные жанры (очерк) // Русский язык и славистика в наши дни. М., 2004. С.538 — 542, 0,3 п.л.

22. Геймбух Е.Ю. «Стихотворения в прозе» и смежные жанры (эссе) // Русский язык: уровни и аспекты изучения. М., 2005. С.348 - 356. 0,55 п.л.

23. Геймбух Е.Ю. Афоризм как речевой жанр в структуре лирической прозаической миниатюры // Человек. Язык. Искусство. М., 2002. С.221-222. 0,1 п.л.

24. Геймбух Е.Ю. Афористичность как один из признаков лирической прозаической миниатюры // Русский язык в разноаспектном описании. М., 2004. С.101 - 104. 0,25 п.л.

25. Геймбух Е.Ю. Синтагматика и парадигматика художественного текста // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Владимир, 1999. С.41-43. 0,2 п.л.

26. Геймбух Е.Ю. Возможности изучения конститутивных признаков текста на пример «стихотворений в прозе» // Текст: Проблемы и перспективы. М., 2004. С.68 - 70. 0,2 п.л.

27. Геймбух Е.Ю. Языковая личность основного субъекта речи в жанрах «стихотворения в прозе» и притчи // Образ человека и человеческий фактор в языке: словарь, грамматика, текст. Екатеринбург, 2004. С.89 - 91. 0,2 п.л.

28. Геймбух Е.Ю. Заглавие текста в жанровом аспекте // Лингвистика и поэтика. М., 2004. С.127 - 131. 0,3 п.л.

29. Геймбух Е.Ю. Заглавие лирической прозаической миниатюры и конститутивные признаки жанра // Язык русской литературы XX века (выпуск 2). Ярославль, 2004. С.175 - 181. 0,6 п.л.

30. Геймбух Е.Ю. Название и текст: типы соотношений в лирической прозаической миниатюре // Современное русское языкознание и лингводидакгака. М., 2003. С. 139 -140. 0.1 п.л.

31. Геймбух Е.Ю. Высказывание как единица синтагматического и парадигматического анализа художественного текста // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Владимир, 2003. С.55 -56. 0,1 п.л.

32. Геймбух Е.Ю. Интертекст в системе жанра «стихотворений в прозе» // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Владимир, 2001. С.44-46. 0,2 п.л.

33. Геймбух Е.Ю. К вопросу об изучении подтекста в произведениях малых форм И.С.Тургенева // Теория и практика русистики в мировом контексте (МАПРЯЛ). М., 1997. С.24-26. 0,2 п.л.

34. Геймбух Е.Ю. Языковые средства выражения обобщенности в жанре лирической миниатюры (на примере цикла В.Солоухина «Камешки на ладони») // В.Даль й современная филология: Материалы международной научной конференции. Нижний Новгород, 2001. Т.2. С.51-54. 0,35 п.л.

35. Геймбух Е.Ю. «Крохотки» А.Солженицына: субъектная и темпоральная организация лирико-философской миниатюры // Язык русской литературы XX в. Ярославль, 2001. С.192-198. 0,4 п.л.

36. Геймбух Е.Ю. Деривационные повторы в текста лирических прозаических миниатюр // Проблемы описания словообразовательных гнезд. М., 2005. С.155 - 161.0,33 п.л.

37. Геймбух Е.Ю. Категория «образ автора» в аспекте изучения смены литературных методов и стилей // Ломоносовские чтения 1997. М., 1998. С.56-60. 0,3 п.л.

38. Геймбух Е.Ю. Лингвистический анализ художественного текста. Программа и методические рекомендации к курсу. М., 2003. 24 с. 1,5 п.л.

39. Геймбух Е.Ю. Стилистика русского языка. Программа и методические рекомендации. М., 2003. 13 с. 0,8 п.л.

40. Геймбух Е.Ю. Проблемы поэтики грамматических категорий. Программа и методические рекомендации. М., 2003. 10 с. 0,6 п.л.

Поди, к печ. 02.03.2006 Объем 2 п.л. Заказ №. 55 Тир 100 экз.

Типография МПГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Никулин, Валерий Николаевич

Введение. 3

Глава I. Дворянские губернские комитеты об улучшении быта крепостных крестьян 31

Глава II. Помещики, крестьяне и мировые посредники

Северо-Запада России в 1861-1874 годах 68

Глава III. Землевладение и землепользование помещиков-дворян Северо-Запада России во второй половине XIX - начале

XX века 90

§1. Землевладение помещиков-дворян в пореформенный период 90

§2. Землепользование 133

Глава IV. Арендные отношения 169

Глава V. Рабочаяла в помещичьих имениях 189

Введение диссертации2006 год, автореферат по истории, Никулин, Валерий Николаевич

13 современной России, вступившей на путь затяжных реформ, повышенное внимание историков, и не только их, но и широкой научной общественности, привлекает опыт реформирования нашей страны в то время, когда Россия жила в условиях господства частной, в том числе земельной собственности, и рыночных отношений. Наряду с изучением крестьянского хозяйства в последнее время привлекают все более заметное внимание историков изменения, происходившие в среде помещиков-дворян, вопросы эволюции помещичьего хозяйства в пореформенные годы. Подобный научный интерес вызван рядом обстоятельств.

Помещичье хозяйство и после реформы 1861 г. продолжало оставаться важнейшей составной частью аграрных отношений пореформенной русской деревни, определяя в значительной степени структуру и характер поземельных отношений. В начале XX столетия в руках помещиков-дворян продолжала оставаться значительная площадь лучших сельскохозяйственных угодий, а помещичье хозяйство за 40 пореформенных лет прошло сложный путь развития. Кроме того, дворянство, составлявшее подавляющее большинство помещиков, оставалось основной социальной опорой власти. Поэтому интересы помещиков всегда были в центре внимания правительства и в решающей степени определяли курс и содержание аграрной политики царизма. В многочисленных исследованиях, посвященных реформе 1861 г. и пореформенному развитию русской деревни, основное внимание исследователей было уделено изучению крестьян и крестьянского хозяйства, в то время как помещичье имение и дворяне-землевладельцы оказались в известной степени на периферии научных интересов историков-аграрников. Однако без обстоятельного изучения затронутой в диссертации темы невозможно объективное изложение аграрной истории России второй половины XIX - начала XX века.

Объектом исследования являются социально-экономические отношения в имениях помещиков-дворян Северо-Запада России в пореформенный период, а предметом изучения стала деятельность дворян-землевладельцев в период подготовки и осуществления реформы 1861 г. Значительное внимание уделено также анализу производственной деятельности помещиков и эволюции помещичьего хозяйства.

Цель работы состоит в том, чтобы подробно рассмотреть некоторые аспекты истории помещиков-дворян Петербургской, Псковской и Новгородской губерний па фоне общего развития аграрных отношений в пореформенной России. Этим определены и конкретные задачи исследования, которые заключаются в следующем:

- Проследить историю создания и деятельности губернских комитетов, показать столкновение мнений по отдельным разделам готовящихся проектов местных положений, охарактеризовать сами проекты, рассмотреть деятельность представителей помещиков северо-западных губерний в Редакционных комиссиях.

- Изложить историю института мировых посредников в северо-западных губерниях, при этом уделив главное внимание показу деловых и личных качеств мировых посредников, а также характеру их взаимоотношений с помещиками и крестьянами в процессе реализации реформы 1861 г.

- Проанализировать состав и динамику дворянского землевладения, выяснить соотношение различных сельскохозяйственных угодий в структуре помещичьих хозяйств, охарактеризовать системы землепользования, применявшиеся в дворянских хозяйствах, определить особенности развития мелких, средних и крупных помещичьих имений.

Рассмотреть арендные отношения, выявить соотношение различных видов аренды, их связь с внутренним строем помещичьих хозяйств и возможностями крестьянского двора.

Показать формы и методы, применявшиеся помещиками для обеспечения рабочей силой своих хозяйств пореформенные годы, определить условия найма и размеры оплаты временных и постоянных работников.

Хронологические рамки диссертации охватывают период с конца 50-х гг. XIX века, когда губернские дворянские комитеты для улучшения быта крестьян начали разработку проектов положений и подготовка реформы по отмене крепостного права вступила в практическую фазу, до 1905 года, когда в результате начавшейся революции последовала кардинальная трансформация аграрной политики самодержавия. Именно в эти годы совершаются глубокие изменения в социально-экономическом строе помещичьих имений, порожденные переводом их на принципы товарно-денежного хозяйствования и процессом мобилизации дворянской земельной собственности.

Территориальные границы исследования охватывают три губернии Российской империи: Петербургскую, Псковскую и Новгородскую. Со времен П.П. Семенова-Тян-Шанского они традиционно относятся исследователями к северо-западному экономико-географическому району, входившему в нечерноземную полосу России.

Научная новизна диссертации видится в том, что в ней впервые проведен комплексный анализ социально-политической истории дворян-помещиков и экономического развития их хозяйства на протяжении второй половины XIX -начала XX века в территориальных рамках всего северо-западного региона страны. В работе нашли отражение как недостаточно освещенные, так и совершенно неизученные аспекты аграрной истории Северо-Запада: деятельность дворянских губернских комитетов, анализ содержания выработанных ими проектов освобождения крепостных крестьян, отношения, складывавшиеся в процессе реализации реформы 1861 года между помещиками, мировыми посредниками и крестьянами, состояние дворянского землевладения и характер землепользования.

Методологической основой исследования является последовательное применение диалектико-материалистического метода изучения исторических процессов в их взаимосвязи и взаимообусловленности. При анализе и систематизации фактического материала в работе использовались преимущественно такие методы исследования, как проблемно-тематический и сравнительно-исторический. В теоретико-методологическом осмыслении проблемы значительную роль сыграли сложившиеся в отечественной историографии концепции аграрной истории пореформенной России, а также взгляды выдающихся российских историков-аграрников.

Преобразования российской деревни после отмены крепостного права в 1861 года были и остаются в реестре наиболее животрепещущих проблем истооической науки. Однако следует отметить, что внимание историков оказалось распределенным неравномерно. В течение многих лет в изучении социально-экономического «тандема»: крестьянское хозяйство - помещичье хозяйство, основное внимание исследователей было уделено тому, как реформа «ударила» по крестьянину и отразилась на его хозяйстве. Судьбы же дворянина-землевладельца и помещичьего имения в пореформенные годы изучались менее активно.

После отмены крепостного права Россия вступила в процесс модернизации экономики, стала эволюционировать в силу особенностей ее исторического развития по «догоняющему пути». Эти обстоятельства наложили неизгладимый отпечаток па все стороны социальной, политической и экономической жизни страны. Как известно, под воздействием модернизации неизбежно возникают более или менее острые конфликты между традиционными социальными слоями и институтами и теми новыми функциями, которые им приходится выполнять в меняющихся условиях. С целыо разрешения этих конфликтов государство вынуждено реформировать прежние социальные структуры и институты. Это составляет сущность практически всех преобразований в пореформенной России. В том числе они сказались и на аграрной сфере российской экономики, затронув как крестьянское, так и помещичье хозяйство.

Литература о помещичьем хозяйстве пореформенной России достаточно обширна и представительна. Однако следует подчеркнуть, что в большинстве рабог внимание исследователей оказалось практически полностью сосредоточено на истории землевладения и землепользования помещиков. В статьях и монографиях A.M. Анфимова, Н.М. Дружинина, Н.В. Елисеевой, Л.П. Минарик, Н.А. Проскуряковой, П.Г. Рындзюнского, Н.Б. Селупской исслеловапы различные стороны эволюции и функционирования помещичьего хозяйства как на уровне отдельных имений, так и в масштабах Европейской России, дана всесторонняя характеристика отдельных источников1. В данной работе рамки исследования несколько расширены, хотя не остались без внимания землевладение, землепользование и другие стороны функционирования хозяйства помещиков-дворян. Затронута проблема участия столичного и провинциального дворянства в подготовке реформы 1861 года, рассмотрена не только история формирования института, но и реакция как помешиков, так и крестьян на практическую деятельность мировых посредников в северо-западных губерниях. Такой комплексный подход к изучению проблемы, т.е. с учетом мнений, проектов, поправок дворян к готовящемуся законодательству в 1857-1861 годах, участие дворян-помещиков в работе различных комиссий в течение всего пореформенного времени представляется перспективным и продуктивным.

Имеющаяся литература отличается рядом особенностей. В подавляющем большинстве работ объектом изучения стало крупное помещичье хозяйство

России конца XIX - начала XX века. Это, несомненно, связано с тем, что в качестве документальной базы исследований использовались преимущественно опубликованные массовые источники: издания Центрального статистического комитета )МВД - правительственная статистика, земские обследования и матеонады государственного Дворянского земельного банка. В меньшей степени использовались материалы фондов личного происхождения. Обстоятельно изучен социально-экономический строй помещичьего хозяйства в первое пореформенное двадцатилетие, а также на рубеже XIX-XX веков. П.Г. Рыидзюпский, рассматривая арендные отношения в пореформенной российской дере/.не, пришел к выводу, что они стали главным связующим звеном между крестьянами и помещиками2. Он также считал, что «искусственно созданное отрезками несоответствие в распределении надельной земли по угодьям» исключало возможность ее полноценного использования без аренды у соседних помещиков лугов, леса, выгонов. Такое положение, - считал Рындзюнский, -необходимо оценивать как внеэкономическое принуждение со стороны землевладельцев3. Значительны заслуги A.M. Анфимова в разработке темы. Им созданы монографии, посвященные крупному помещичьему хозяйству и аренде. Они богаты фактическим материалом, содержат интересные суждения и наблюдения. Один из центральных выводов историка в книге об арендных отношениях в российской деревне начала XX века состоит в том, что «с одной стороны, аренда имела целыо извлечение капиталистической прибыли из земледелия путем эксплуатации наемных рабочих, с другой - она служила средством полукрепостнической эксплуатации крестьянства»4. Этот вывод зафиксировал дуалистический характер земельной аренды.

Однако очень мало написано о самих помещиках: их численности и распределении по губерниям и уездам, образовании, о дворянских сословных организациях и их функционировании, характере связей между помещиками и земскими учреждениями, участии помещиков не только в реализации, но и в выработке политики правительства по аграрно-крестьянскому вопросу. В некоторой степени эти недостатки устранены с появлением работ А.П. Корелина и Ю.Б. Соловьева по истории дворянства во второй половине XIX -начале XX века5. Обширные материалы, использованные Ю.Б. Соловьевым, позволили ему исследовать природу аграрной политики самодержавия на рубеже исков. выявить теснейшую взаимосвязь дворянской и крестьянской политики в системе контрреформ. Исследование А.П. Корелина содержит новые ценные данные о роли дворянства, в частности, в системе местного управления.

В ччшге Л.Г. Захаровой, написанной па основе источников различного происхождения и полноты, пожалуй, впервые в отечественной историографии так полно и последовательно представлена общественно-политическая борьба, развернувшаяся вокруг условий отмены крепостного права6. Автор убедительно показгла что принцип «вечного» пользования крестьянами надельной землей и неи^мен гость повинностей были сознательно включены в «Положения» 19 февраля его составителями в качестве правовых норм, гарантирующих п необратимость реформы . В работе показаны как сила и способы давления поместного дворянства на верховную власть при подготовке реформы (особенно ярко проявившиеся в период работы губернских комитетов для улучшения быта крестьян), так и масштабы политического бессилия пометами;, не сумевших противостоять правительственному курсу и либеральной бюрократии.

Особое место в историографии помещичьего хозяйства капйппигтичехкой России заняла работа, выполненная под руководством И.Д. Конал!>ченко\ В ней дана развернутая характеристика массовых источников по истории помещичьего хозяйства в эпоху капитализма (земско-статистических обсле, .or ;:;1ий частновладельческих хозяйств, описаний имений, заложенных в раз.;и< ьь:\ земельных банках, сельскохозяйственных переписей конца XIX -начал;' XX века, материалов вотчинных фондов и так далее). Показаны методы обработки и анализа источников, в том числе с использованием ЭВМ. Значительную часть работы составил обстоятельный очерк внутреннего строя помещичьего хозяйства как в целом по Европейской России, так и по отдельным регионам страны. В концентрированном виде в коллективном исследовании нашли свое выражение методологические, источниковедческие и историографические аспекты концепции стадиальности, разработанной академиком И.Д. Ковальчепко и его учениками.

Основной вывод, к которому пришли авторы работы на основе анализа различных источников, в том числе методом корреляции, состоял в том, что накануне Великой Октябрьской социалистической революции «во внутреннем строе помещичьего хозяйства Европейской России повсеместно господствующее положение занимала капиталистическая организация производства, а буржуазное развитие этого хозяйства в целом достигло сравнительно высокого уровня». В то же время исследователи отметили, что эволюция помещичьего хозяйства, его внутренний социально-экономический строй и воздействие на общий ход аграрного развития страны имели ряд особенностей. Первой особенностью было названо «органическое переплетение во внутреннем строе помещичьего хозяйства капиталистических и полуфеодальных отношений»9. Если в собственном хозяйстве помещиков действительно преобладал новый экономический механизм, то та часть помещичьих владений, что оставалась за пределами экономической запашки, была основой отработочной системы, связывавшей помещичье хозяйство с крестьянским.

В своих последних работах академик И.Д. Ковальченко вернулся к проблеме борьбы «прусского» и «американского» путей буржуазной аграрной эволюции в пореформенной России. По мнению выдающегося историка, «прусский» путь предполагал осуществление реформ государством, стоящим на защите интересов помещиков. Развитие же по «американскому» пути становилось возможным только в результате победы буржуазно-демократической революции, устраняющей все полукрепостиические пережитки и прежде всего их основу - дворяпско-помещичье землевладение. Академик И.Д. Ковальченко пришел к выводу, что «острейшая борьба двух путей буржуазной аграрной эволюции, развернувшаяся со времени отмены крепостного права, вплоть до 1917 г., так и не привела к победе того или иного из них»10.

Явно недостаточно изучена история помещиков и помещичьего хозяйства на региональном уровне. Эта часть аграрных исследований представлена работами П.И. Савельева по Самарской, Д.И. Будаева - по Смоленской, В.И. Пронина - по Калужской, М.М. Островского - по Петербургской, П.П. Полха -по Новгородской, Н.М. Александрова - по верхневолжским и В.Н. Никулина -по северо-западным губерниям России11. Они написаны на основе широкой источниковой базы, в том числе путем привлечения документации массового характера. Авторами предложены и апробированы новые методы математико-статистического анализа, поднят вопрос о системах помещичьего хозяйства, сделаны важные выводы и наблюдения. П.И. Савельев отметил, что в первые пореформенные годы в дворянских имениях Самарской губернии интенсивно шел процесс сокращения помещичьей запашки, а затем произошел ее заметный рост, что было обусловлено постепенной адаптацией помещичьего хозяйства к новым условиям развития12. Рассматривая особенности эволюции мелких, средних и крупных имений Владимирской, Костромской и Ярославской губерний к концу XIX столетия (в русле общей проблемы о степени развития аграрного капитализма в пореформенные годы), Н.М. Александров пришел к следующим выводам. Во-первых, несмотря на то что мелкая дворянская собственность была представлена незначительным количеством имений, тем не менее, в конце XIX века мелкое капиталистическое хозяйство было частым явлением в губерниях Верхнего Поволжья. Во-вторых, к концу XIX века в большинстве средних имений Владимирской и Ярославской губерний преобладала капиталистическая система хозяйствования, а в Костромской основная часть помещиков по-прежнему предпочитала наемному труду выполнение полевых работ крестьянами за аренду угодий. И в-третьих, по сравнению со средними землевладельцами крупные помещики Владимирской и Ярославской губерний значительно больше земли обрабатывали с помощью отработок, а крупное костромское дворянское землевладение было представлено только отдельными капиталистическими хозяйствами, в остальных же использовалась практически только отработочная система. Следовательно, капиталистические отношения в этих губерниях быстрее укоренялись в среднем и мелком дворянском землевладении, нежели в крупных помещичьих латифундиях13. Если это так, то что это означает? Ведь историки вполне справедливо считали, что по капиталистическому пути в пореформенной России развивалось преимущественно крупное помещичье хозяйство, обладавшее большими возможностями для использования вольнонаемного труда, более совершенных систем земледелия, улучшенных орудий труда и т.п. Следовательно, можно предположить, что процесс модернизации аграрной экономики страны захватил более широкую хозяйственную сферу - не только крупные, но и средние и даже мелкие помещичьи хозяйства.

Для некоторых исследователей сюжеты, связанные с существованием и функционированием помещичьих имений, имели вспомогательный характер. В интересном, но не бесспорном исследовании В.А. Селезнева обстоятельно изучен ряд вопросов, связанных с проведением реформы 1861 года в столичной губернии и отменой выкупных платежей. Исследователем были выделены районы барщинного и оброчного хозяйства в губернии. Общие тенденции в помещичьем землевладении были рассмотрены Селезневым с точки зрения их консервативного воздействия на крестьянское население губернии. Процесс же эволюции самих помещичьих имений как хозяйственных единиц практически не был даже затронут14.

До недавнего времени единственной, по существу, попыткой рассмотреть эту проблему на материалах Северо-Запада России были труды М.М. Островского. Историк использовал преимущественно материалы государственного Дворянского земельного банка, а также земских обследований. Опираясь на эти материалы, М.М. Островский рассмотрел эволюцию хозяйства помещиков Петербургской губернии на рубеже XIX-XX веков15. Он отметил, что по сравнению с 1880-ми годами в конце XIX - начале XX века произошли существенные изменения в собственном хозяйстве помещиков. Это выразилось в расширении площади собственной помещичьей запашки, в росте стоимости орудий труда и увеличении поголовья рабочего и крупного рогатого скота. Как известно, необходимым условием развития помещичьего хозяйства был ипотечный кредит, но только в том случае, если он использовался производительно. М.М. Островский подсчитал, что помещики Петербургской губернии более 40% полученного капитала израсходовали на непроизводительные цели, и в результате уплата процентов легла тяжким бременем на хозяйство, что усилило процесс отчуждения дворянской земельной собственности. В конце пореформенного периода произошли и важные структурные изменения в помещичьих хозяйствах: заметно выросли поголовье крупного рогатого скота и его концентрация в крупных имениях, имевших мясомолочную направленность. Расширились посевы кормовых культур. Однако основной доход помещичьих хозяйств губернии, как утверждает М.М. Островский, формировался за счет продажи леса и торгово-промышленного предпринимательства16.

В последние годы опубликованы статьи П.П. Полха конкретно-исторического и источниковедческого характера о помещичьем хозяйстве Новгородской губернии во второй половине XIX века. В одной из последних по времени выхода работ, подвергнув анализу ситуацию с помещичьим хозяйством в Демянском уезде Новгородской губернии, П.П. Полх пришел к выводу, что для дворян-землевладельцев гибельным было, прежде всего, отсутствие оборотного капитала. «А значит, -отмечает он, - процесс «оскудения» дворянства не мог не продолжаться»17.

Исследователи обращались преимущественно к социально-экономическим сюжетам, связанным с историей пореформенного помещичьего хозяйства. Обстоятельно проанализированы некоторые источники, преимущественно массового характера, определены их информативные возможности.

Историками проделана значительная работа по изучению истории поместного дворянства второй половины XIX - начала XX века. Даны ответы на многие вопросы, поставлены и сформулированы исследовательские задачи, изучен и введен в научный оборот обширный фактический материал. Однако логика научного поиска такова, что историки еще не раз будут обращаться к этой теме, предлагать свои решения поставленных проблем.

Источники по истории помещиков и помещичьего хозяйства северозападных губерний России второй половины XIX - начала XX столетия многообразны. Они отличаются по объективности материала, его полноте, информативности и репрезентативности.

Незаменимым источником по истории подготовки реформы, позволяющим проследить взаимоотношения местного дворянства с губернскими и центральными властями по важнейшим вопросам предстоящей отмены крепостного права, являются материалы Редакционных комиссий, опубликованные в двух изданиях. Первое издание «Материалов», выпущенное в 18 частях с приложениями, печаталось непосредственно в ходе работы Редакционных комиссий. В нем помещены доклады административного, хозяйственного и юридического отделений, журналы Общего присутствия, проекты губернских дворянских комитетов, а также кодифицированные проекты Редакционных комиссий. Чрезвычайно ценными в «Материалах» являются отзывы псковского, новгородского и петербургского губернаторов на проекты отмены крепостного права, подготовленные губернскими дворянскими комитетами. На отдельные пункты проектов «Материалы» содержат также отзывы Земского отдела, министра внутренних дел, председателей Редакционных комиссий Я.И. Ростовцева и графа В.Н. Папина. Они позволяют лучше уяснить как исходные позиции дворян-помещиков Северо-Запада, губернских и центральных властей, так и причины и условия окончательного решения по многим основополагающим принципам реформы.

Второе издание материалов Редакционных комиссий было предпринято при активном участии Н.А. Милютина. Оно состоит из трех томов (в шести книгах) и охватывает деятельность Редакционных комиссий до сентября 1859 года. Материал издания обработан и систематизирован, каждый доклад сопровождается комментарием. Заслуживает внимания приложение, представленное различными таблицами, например, «Сведения о числе помещичьих крестьян и дворовых людей по 9-й и 10-й переписям», «Ведомость

1 g о количестве земель в помещичьих имениях по 21-й губернии» . Второе издание, несомненно, является ценным дополнением первого. Материалы Редакционных комиссий представляют первоисточник, значение которого для изучения крестьянской реформы в целом по стране и па Северо-Западе, в частности, трудно переоценить. В сопоставлении с другими источниками эти материалы дают возможность раскрыть многие стороны подготовки крестьянской реформы в Псковской, Новгородской и Петербургской губерниях.

Своеобразным и по-своему уникальным источником по истории подготовки отмены крепостного права является 3-томный труд Н.П. Семенова «Освобождение крестьян в царствование императора Александра II», опубликованный в 1889-1893 годах и премированный Академией Наук. Это капитальный вклад в литературу реформы 1861 года, особенно ценный тем, что в основу его положены подробные записи, которые Семенов вел во время заседаний Редакционных комиссий. Ему удалось передать и сохранить в своей хронике ту живую и непосредственную атмосферу, что царила в Редакционных комиссиях при обсуждении докладов отделений и других документов. Семенов подробно зафиксировал ход всех заседаний Редакционных комиссий: выступления, реакцию присутствовавших на те или иные положения, шутки, реплики, характер разногласий. Большое внимание уделено описанию взаимоотношений между членами Редакционных комиссий. Труд Семенова содержит краткие, по достаточно емкие и точные характеристики членов-экспертов, и в частности председателя Петербургского губернского комитета графа П.П. Шувалова и члена Новгородского губернского комитета, известного ученого-ботаника и агронома Н.И. Железнова.

В качестве приложений к своему труду Н.П. Семенов поместил различный справочный материал. Это списки членов Редакционных комиссий с распределением по отделениям, списки членов и кандидатов губернских комитетов по устройству быта крестьян (в том числе Петербургского, Псковского и Новгородского), депутатов первого призыва, избранных от губернских комитетов, а также тексты их «всеподданнейших» адресов. Несомненный интерес представляют опубликованные в хронике «Взгляд на положение крестьянского вопроса в настоящее время (август 1859 г.)» - записка министра внутренних дел С.С.Ланского и «Письмо Ростовцева к Государю от 23 октября 1859 г., представляющее обзор различных мнений, ходивших в то время в обществе, о способах освобождения крестьян,.»19. Эти материалы имеют программный характер, поскольку в них исчерпывающе изложена позиция либеральной бюрократии в связи с подготовкой отмены крепостного права.

Заслуживают внимания исследователей дневник Великого князя

20

Константина Николаевича и его переписка с Александром II . Переписка свидетельствует о крайне негативном отношении императора к деятельности губернских дворянских комитетов, «из которых большая часть просто срамит себя» (из письма 20 декабря 1858 года)21. Позднее в письме к брату Александр II еще раз обратил свое внимание на деятельность губернских комитетов, вызванных к жизни его рескриптами: «Крестьянское дело подвигается, несмотря на жалкое зрелище, представленное почти всеми губернскими комитетами» . Дневник также содержит интересные сведения и наблюдения об отношении поместного дворянства к готовящейся реформе, о его конфронтации на разных уровнях с государственной властью, о конституционных проектах олигархически настроенной аристократии. Чрезвычайно важны детали о консолидации либеральных сил в «верхах», о встречах Великого князя с Н.А. Милютиным и Я.И. Ростовцевым, его характеристики деятелей дворянской оппозиции в Главном Комитете по крестьянскому делу - В.Н. Панина, М.Н. Муравьева и др.

Ценную информацию содержат издания Центрального статистического комитета МВД и статьи в периодической печати - «Журнале землевладельцев», «Сельском благоустройстве», а также в губернских «Ведомостях».

Говоря о несомненных достоинствах опубликованных источников, следует отметить, что первенствующее значение имеют неопубликованные документальные материалы, находящиеся в различных фондах Российского государственного исторического архива (РГИА). В фонде 1180 (Главный Комитет по крестьянскому делу) наряду с документами Секретного и Главного комитетов по крестьянскому делу и Редакционных комиссий находятся отчеты о заседаниях Петербургского, Псковского и Новгородского губернских комитетов, а также подготовленные ими проекты отмены крепостного права23. Эти документы позволяют определить позицию помещиков Северо-Запада по крестьянскому вопросу, меру возможных уступок в предстоящей реформе, направления и формы компенсации при ожидавшейся утрате принудительного труда крестьян.

Различной ценности и глубины материалы о поземельных спорах между крестьянами и помещиками Северо-Запада, возникшими в ходе реализации крестьянской реформы, отложились в фонде Земского отдела Министерства внутренних дел (фонд 1291). Это, в основном, дела о принудительном переселении помещиками крестьян, о недостаточном и некачественном отводе надельной земли. Здесь же имеются документы о ходе выкупной операции. Несомненный интерес представляют ежегодные доклады министра внутренних дел о ходе крестьянского дела. Они содержат достаточно объективную информацию о тех трудностях, с которыми столкнулись центральные и местные власти в процессе реализации реформы. Материал докладов свидетельствует о неоднозначной реакции не только крестьян, но и дворян на обнародование Манифеста и «Положения» 19 февраля 1961 года. В фонде Земского отдела содержатся также многочисленные дела, характеризующие взаимоотношения мировых посредников с помещиками северо-западных губерний России. В основном материалы представлены жалобами помещиков на необъективные и «пристрастные» по отношению к крестьянам действия мировых посредников при разграничении помещичьей земли и крестьянских наделов.

Немалый интерес представляют документы Канцелярии министра внутренних дел (фонд 1282). Здесь хранятся материалы о деятельности уездных и губернских дворянских собраний и, в частности, о выборах предводителей дворянства. Есть дела, характеризующие настроения помещиков Петербургской, Псковской и Новгородской губерний в связи с подготовкой и введением в действие «Положений» 19 февраля 1861 года.

Фонд 1283 - Канцелярия министра внутренних дел по делам дворянства содержит разнообразные документы в связи с образованием и деятельностью

Особого Совещания по делам дворянского сословия. Они представлены записками различных лиц с проектами поддержки дворянского землевладения, предложениями губернских дворянских собраний о мерах поддержания дворянского сословия. В фонде хранятся материалы со сведениями о задолженности дворянских имений к 1897 году и о движении дворянского землевладения в губерниях Европейской России (в том числе по Северо-Западу). Эти документы дают возможность произвести анализ состояния дворянского землевладения к концу XIX столетия, определить вектор развития помещичьих имений, а также охарактеризовать те меры, что предпринимались правительством для смягчения негативных тенденций.

В РГИА находятся личные фонды крупнейших российских землевладельцев - Балашовых, Бобринских, Шереметевых, Шуваловых, Абамелек-Лазаревых, Воронцовых-Дашковых, Салтыковых, Вонлярлярских, Мордвиновых и др., владевших имениями в Петербургской, Псковской и Новгородской губерниях. К сожалению, до недавнего времени богатые материалы этих фондов не привлекали серьезного внимания исследователей. Объяснить это можно только трудоемким процессом извлечения необходимых данных, разбросанных по различным делам и расположенных фрагментарно. Материалы фондов представлены преимущественно годовыми отчетами, ведомостями о доходах и расходах, описями движимого и недвижимого имущества, перепиской с управляющими по хозяйственным вопросам, «недельными записками» управляющих о произведенных в имении работах. Здесь же находятся планы имений и их отдельных частей, арендные договоры, документы о крестьянских выступлениях, в частности, о захвате крестьянами помещичьих угодий и порубках леса. В совокупности эти материалы содержат богатый конкретный материал об отдельных помещичьих имениях, системах ведения хозяйства в них, землепользовании, структуре и динамике земельных угодий, размерах посевных площадей различных сельскохозяйственных культур, урожайности, стоимости рабочего и продуктового скота, инвентаря и др. характеристики. Значительный интерес представляют подробные данные об условиях аренды и обработки земли, о сборе урожая и характере найма крестьян па работы. Уровень репрезентативности этих материалов достаточно высок.

Имеющиеся документы позволяют восстановить на уровне отдельных имений процесс функционирования помещичьего хозяйства в пореформенный период, проследить динамику развития по годам, выявить меры помещиков по сохранению доходности имений и приспособлению их к условиям капиталистической экономики России. С точки зрения полпоты материалов наибольший интерес представляют имения «Мурино» и «Парголово» Петербургской губернии, владельцами которых были Воронцовы-Дашковы (фонд 919), имение «Никольское», находившееся в Новгородской губернии -собственность братьев Балашовых (фонд 892) и в той же губернии расположенное имение «Марьино» (фонд 927), принадлежавшее князьям Голицыным. Общим недостатком материалов из фондов личного происхождения является отсутствие единообразия в сборе и фиксации сведений, их локальность, хронологический разнобой и разрозненность. Отсюда значительная трудность в сопоставлении данных по различным имениям.

Материалы фондов личного происхождения позволяют восстановить историю отдельных имений на протяжении нескольких десятилетий, однако они не могут служить основой для широких выводов и обобщений применительно к отдельным губерниям, тем более к региону. Такие возможности предоставляют массовые статистические источники.

В фондах личного происхождения имеются интересные материалы генеалогического свойства, переписка с родными и друзьями, в которой нередко встречаются оценки политических событий, характеристики соседей-помещиков, различного рода записки как реакция на готовящиеся или уже проведенные мероприятия - в связи с подготовкой и реализацией реформы 1861 года, деятельностью Особого совещания по делам дворянского сословия и т.д. Эти материалы чрезвычайно ценны для анализа умонастроений помещиков северо-западных губерний России в сложный для них период подготовки и отмены крепостного права, а затем приспособления к новым реалиям жизни.

Внимания заслуживают материалы некоторых фондов Рукописного отдела Российской национальной библиотеки. Так, в нем имеется фонд 806 -Николая Федоровича Фан-дер-Флита. Родился Николай Федорович в 1840 году, работал чиновником особых поручений при министре финансов, был членом Комиссии о народном образовании Псковской губернии и Псковского статистического комитета. В 60-80-е годы участвовал в работе Псковского земства. В 1872-1873 годах был привлечен к работе в Комиссии для исследования сельского хозяйства и сельских промыслов под председательством П.Л. Валуева. С марта 1862 по октябрь 1896 года Н.Ф. Фан-дер-Флит вел дневник, состоящий из 99 тетрадей. После покупки у декабриста М.А. Назимова имения «Быстрецово» в Псковской губернии он стал активно заниматься сельским хозяйством. Среди различных записей в дневнике имеются оценка работы Псковского земства в 60-80-е годы и описание жизни в имении «Быстрецово». Дневник содержит характеристику деловых и нравственных качеств соседей-помещиков. В нем подробно рассказано об участии Фан-дер-Флита в работе комиссии П.А. Валуева.

Не менее интересны материалы фонда 833 - Цеэ Василия Андреевича, председателя Петербургского цензурного комитета и владельца обширного имения в Псковской губернии. В фонде находится несколько рукописей В.А. Цеэ: «Записка об условиях освобождения крестьян от крепостной зависимости»; «Некоторые мысли об увеличении доходов с имений и улучшении их быта»; «Несколько слов о влиянии помещиков на государственное управление России» и другие. Документы фонда зафиксировали умонастроения помещиков-крепостников накануне и после реформы 1861 года, шаги, предпринимавшиеся землевладельцами для того, чтобы привлечь внимание правительства к своему положению. Н.Ф. Фан-дер-Флит, человек либеральных взглядов, и В.А. Цеэ, не скрывавший своих консервативных убеждений, были близко знакомы, неоднократно встречались и обсуждали волновавшие их как помещиков общие проблемы.

К важнейшим источникам по истории помещиков и помещичьего хозяйства северо-западных губерний России следует отнести материалы правительственных комиссий, среди которых наибольший интерес представляют труды Валуевской комиссии 1872-1873 годов и Комиссии 16 ноября 1901 года24. На заседания комиссии П.А. Валуева был приглашены и заслушаны 181 человек (в том числе из Петербургской губернии - 20, Псковской - 2 и Новгородской - 6). Среди приглашенных были помещики: А.А. Половцев (Петербургская губерния), князь А.А. Суворов и Ф.Н. Савич (Новгородская губерния), князь Д.Н. Кропоткин (помещик Петербургской и Новгородской губерний). Свои ответы комиссии дали председатели земских управ: барон П.Л. Корф (Петербургская губернская земская управа), Н.А. Ваганов (Псковская уездная земская управа), Н.Н. Фирсов (Новгородская губернская земская управа); псковский губернский предводитель дворянства барон А.Б. Фон Фитингоф-Шель; управляющие имениями и волостные старшины. Приглашенные, а также корреспонденты комиссии отвечали на анкету, содержавшую 269 вопросов о состоянии хозяйства, рабочей силе, технической оснащенности имений, скотоводстве, местных отраслях промышленности, сбыте сельскохозяйственной продукции и т. п. К недостаткам полученных комиссией материалов следует отнести частое нарушение формуляра анкеты и неполноту ответов на отдельные вопросы.

Наиболее ценная часть материалов Валуевской комиссии - описания и ведомости заложенных в Обществе взаимного поземельного кредита помещичьих имений за 1870-1872 годы. Всего комиссия рассмотрела 215 описаний (в том числе по 6 описаний помещичьих имений из Петербургской, Псковской и Новгородской губерний) и 2550 ведомостей (из них по Петербургской - 21, Новгородской - 21 и Псковской губернии - 32 ведомости). Эти документы содержат обширный материал, характеризующий все стороны жизни заложенных помещичьих хозяйств. Фактические данные, собранные комиссией П.А. Валуева, фиксируют большое многообразие форм помещичьего хозяйства не только в пределах северо-западных губерний, но и в рамках отдельных уездов. Они помогают приблизиться к решению ряда важных вопросов, поставленных исследователями: какова была эволюция помещичьего хозяйства в течение всего пореформенного периода? как варьировались способы ведения помещичьего хозяйства? в какой степени это хозяйство перешло от феодальной к капиталистической системе; какие затруднения и почему встречались на этом пути? как складывались отношения помещичьих хозяйств с крестьянскими хозяйствами?

В материалах Комиссии 1901 года значительный интерес представляют таблицы распределения частновладельческих земель по сословиям, движения земельной собственности с 1863 по 1897 год, данные о заложенных в государственном Дворянском земельном банке имениях северо-западных губерний за 1886-1900 годы23.

Опубликованные материалы поземельных переписей 1877-1878 и 1887 годов содержат таблицы о численности помещиков на Северо-Западе и

2Г размерах их землевладения Эти материалы позволяют проследить динамику мобилизации частной земельной собственности во всех трех северо-западных губерниях России в пореформенный период, рассмотреть процесс концентрации дворянских земель в руках крупных и крупнейших помещиков, а также зажиточных крестьян и купцов.

Внимания заслуживают «Краткие справочные сведения о некоторых

27 русских хозяйствах» . Издание содержит сведения о принадлежности и местонахождении имений с указанием расстояния до железной дороги. Кратко охарактеризована хозяйственная структура и господствовавшая система полеводства, состояние скотоводства и лесного хозяйства. Перечислены находившиеся в имениях промышленные предприятия и сельскохозяйственные орудия. При обращении к этому источнику следует учитывать, что в нем имеется информация только о крупных и процветавших помещичьих хозяйствах.

Изданные в разные годы после отмены крепостного права земские материалы собирались путем личных посещений помещичьих хозяйств членами статистических комиссий, по заранее разработанным анкетам. Они содержат данные о количестве земли и структуре угодий, размерах запашки, составе инвентаря, динамике движения дворянской земельной собственности, способах землепользования, сдаче-аренде земли, использовании наемного труда и

28 отработок в помещичьих имениях . Земские материалы убедительно подтверждают значительное сокращение дворянского землевладения па Северо-Западе России в пореформенные годы, широкое использование в помещичьих хозяйствах полуфеодальных форм эксплуатации крестьян при одновременном преобладании капиталистических методов в крупных и крупнейших имениях, их более прочную связь с рынком. Важным преимуществом материалов земской статистики является то, что они опубликованы, систематизированы, сведены в таблицы и удобны для научного использования. В отличие от вотчинных материалов, земско-статистические обследования охватывают не отдельные имения, а поместное землевладение на уровне уездов и губерний. К серьезным недостаткам земских материалов следует отнести отсутствие во многих из них сведений о доходности и капиталах имений. Такие сведения можно найти только в банковских оценочных и поверочных описях заложенных имений. Сопоставление данных земской статистики с оценочными описями помещичьих имений из фондов государственного Дворянского земельного байка (фонд 593) и Петроградско-Тульского поземельного банка (фонд 596) показывает их близость, они значительно дополняют друг друга.

Изданные материалы и неопубликованные архивные документы взаимно дополняют друг друга и позволяют восстановить целостную картину положения помещиков и их хозяйства во второй половине XIX - начале XX века.

В данной диссертации рассмотрены некоторые аспекты истории помещиков северо-западных губерний страны на фоне общего развития аграрных отношений России в пореформенные годы. Одним из объектов внимания стали губернские комитеты по улучшению быта крепостных крестьян. Разумеется, эта тема в связи с некоторыми сюжетами аграрной истории России, с той или иной степенью полноты, рассматривалась предшественниками. Однако, как вполне справедливо отметил в своей недавно вышедшей работе И.А. Христофоров, «та роль, которую ^сыграли эти

29 учреждения в подготовке реформы, выяснена далеко не полностью» . В контексте этого вывода не стали исключением и дворянские комитеты, созданные в Петербургской, Псковской и Новгородской губерниях. Рассмотрена история создания и деятельности губернских комитетов, показано столкновение мнений по отдельным разделам готовящихся проектов местных положений. Значительное внимание уделено характеристике самих проектов, подготовленных в комитетах. В первой главе затронута также деятельность представителей помещиков северо-западных губерний в Редакционных комиссиях. Позиция, которую они занимали, в известной степени отражала общие настроения поместного дворянства. В центре внимания оказалась фигура предводителя дворянства Петербургской губернии графа П.П. Шувалова -наиболее активного и последовательного защитника интересов дворян-помещиков Северо-Запада в Редакционных комиссиях.

Вторая глава диссертации целиком посвящена изложению истории института мировых посредников в северо-западных губерниях. Главное внимание уделено показу деловых и личных качеств мировых посредников, их взаимоотношениям с помещиками и крестьянами в процессе реализации реформы 1861 года. Автор отказался от рассмотрения истории непременных членов уездных по крестьянским делам присутствий и земских участковых начальников, поскольку в своей деятельности они соприкасались, прежде всего, с крестьянами и весьма ограниченно - с помещиками.

Значительная часть объема работы посвящена истории дворянского землевладения и землепользования в пореформенный период. Проанализированы состав и динамика дворянского землевладения, указаны причины значительного сокращения дворянской земельной собственности, показано соотношение различных сельскохозяйственных угодий в структуре помещичьих хозяйств, охарактеризованы системы землепользования, применявшиеся в дворянских хозяйствах, определены особенности развития мелких, средних и крупных помещичьих имений.

В отдельной главе на примере Петербургской, Псковской и Новгородской губерний рассмотрены арендные отношения как важнейшая составная часть поземельных отношений в аграрном строе пореформенной России. Показано соотношение различных видов аренды, их связь с внутренним строем помещичьих хозяйств и возможностями крестьянского двора.

В последней главе затронута проблема рабочей силы в помещичьих хозяйствах в пореформенные годы. Отмечены трудности, с которыми столкнулись помещики после отмены крепостного права в деле обеспечения рабочей силой своих хозяйств. Определены условия найма и размеры оплаты временных и постоянных работников из числа местных крестьян.

Содержание диссертации дополняют приложения, в том числе списки дворян-землевладельцев Петербургской, Псковской и Новгородской губерний в конце XIX столетия.

1 Апфимов A.M. Карловское имение Мекленбург-Стрелицких в конце XIX - начале XX в. // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М., 1962. Сб. 5; Он же. Крупное помещичье хозяйство Европейской России (конец XIX - начало XX века). М., 1969; Дружинин Н.М. Помещичье хозяйство после реформы 1861 г.: (По данным Валуевской комиссии 1872-1873 гг.) // Исторические записки. Т.89; Елисеева Н.В. Новый источник по истории помещичьего хозяйства Европейской России конца XIX - начала XX века // История СССР. 1976. № 5; Ouci .we. Статистические публикации Дворянского банка как источник для изучения помещичьего хозяйства России конца XIX - начала XX века. Автореф. дисс. .канд. ист. наук. ML, 1984; Мииарик Л.П. Об уровне развития капиталистического земледелия в крупном помещичьем хозяйстве Европейской России в конце XIX - начале XX в. // Ежегодник по аграрном истории Восточной Европы за 1964 г. Кишинев, 1966; Она же. Экономическая характеристика крупнейших земельных собственников России конца XIX -начала XX в. М., 1971; Проскурякова Н.А. Размещение и структура дворянского землевладения Европейской России в конце XIX - начале XX века // История СССР. 1973. № 1; Она ж'е. Земельный кредит и система ведения помещичьего хозяйства в России в конце XIX века//Отечественная история. 1994. № 1; Рындзюпский П.Г. Пореформенное помещичье хозяйство и капитализм: (К вопросу взаимоотношений укладов в капиталистической России) // Вопросы истории капиталистической России: Проблемы многоукладности. - Свердловск, 1972; Селуиская Н.Б. Источниковедческие проблемы изучения помещичьего хозяйства России конца XIX - начала XX века // История СССР. 1973. № 6; Она же. Методы изучения социальной структуры помещичьего хозяйства России конца XIX - начала XX века (По описаниям Дворянского земельного банка). Автореф. дисс. .канд. ист. наук. М., 1974; Она же. Источники по истории помещичьего хозяйства // Массовые источники по социально-экономической истории России периода капитализма. М., 1979.

2 Рындзюпский П.Г. Утверждение капитализма в России. М, 1987. С. 126.

3 Рындзюпский П.1'. Указ. соч. С. 148.

4 Апфимов A.M. Земельная аренда в России в начале XX века. С. 190.

5 См.: Корелин А.П. Дворянство в пореформенной России 1861-1904 гг.: Состав, численность, корпоративная организация. М., 1979; Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX века. Л., 1973; Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в 1902-1907 гг. Л., 1981.

6 См.: Захарова J1.Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856-1861. М., 1984. п

Захарова Л.Б. Указ. соч. С.232.

8 Ковальченко И. Д., Селуиская Н.Б., Лшиваков Б.М. Социально-экономический строй помещичьего хозяйства Европейской России в эпоху капитализма: Источники и методы изучения. М., 1982.

9 Указ. соч. С. 223.

10 Коватьченко //.//. Аграрный строй России второй половины XIX - начала XX века. М., 2004. С. 467 и др.

11 Будаев Д.И. Соотношение капиталистической и отработочной систем в земледельческом хозяйстве помещика Барышникова Дорогобужского уезда Смоленской губернии во второй половине XIX - начале XX в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1963 года. Минск, 1964; Он .we. Смоленская деревня конца XIX - начала XX в. Смоленск, 1972; Пронин В.И. Помещичье и крестьянское хозяйство Калужской губернии в конце XIX века. М., 1969; Савельев П.И. Помещичье хозяйство Самарской губернии в пореформенный период 1861-1905 гг.: Автореф. дис. канд. ист. наук. Казань, 1983; Он же. Экономический потенциал помещичьих хозяйств Самарской губернии в пореформенный период 1861 - 1905 гг. // Проблемы социально-экономического развития деревни Среднего Поволжья в период капитализма. Казань, 1987. Александров Н.М. Помещичье землепользование Верхнего Поволжья в пореформенный период // Бартеневские чтения. Липецк, 2000; Он же. Уровень развития капиталистических отношений в помещичьем хозяйстве Верхнего Поволжья в пореформенный период // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2003; On же. Размеры и виды сдачи земли в аренду помещиками Верхнего Поволжья в конце XIX в. // Землевладение и землепользование в России: социально-правовые аспекты: Материалы XXVIII сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Калуга, 2003; Полх П.II. Помещичье хозяйство и поземельный кредит в Новгородской губернии в конце XIX века // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1997; Он же. «Материалы для оценки земельных угодий Новгородской губернии» как источник по истории помещичьего хозяйства // Проблемы источниковедения и историографии. Калининград, 1999; Он же. Помещичье хозяйство Новгородской губернии в конце XIX века: к вопросу о методах изучения // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2000; Он же. Помещичье хозяйство Демянского уезда в конце XIX века // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2001; Он же. Дело о залоге имения в государственном Дворянском банке как исторический источник: на примере Новгородской губернии // Проблемы источниковедения и историографии. Калининград, 2001; Он же. Арендные отношения в помещичьих хозяйствах Новгородской губернии в конце XIX - начале XX в. // Землевладение и землепользование в России: социально-правовые аспекты: Материалы XXVIII сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Калуга, 2003; Он же. Промышленное производство в имениях новгородских помещиков в конце XIX века: источники изучения // Проблемы источниковедения и историографии. Калининград, 2004. Вып. 3; Никулин В.Н. Помещичье хозяйство Псковской губернии в пореформенный период // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1987; Он же. Дворянское землевладение в Новгородской губернии в пореформенный период // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1990; Он же. Помещичье хозяйство северо-западных губерний России в пореформенный период//Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1991; Он же. Источники по истории помещиков и помещичьего хозяйства северо-западных губерний России в пореформенный период // Проблемы эволюции сельского хозяйства и крестьянское движение на Северо-Западе России: Тезисы выступлений. Псков, 1992; Он же. Источники и литература по истории помещиков и помещичьего хозяйства в северо-западных губерниях России в пореформенные годы // Проблемы источниковедения и историографии. Калининград, 2001; Он же. Губернские комитеты для улучшения быта крестьян Северо-Запада России в 1858-1859 гг. // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2001; Он же. Помещики Северо-Запада России в первые пореформенные годы // XI zinatniskie lasijumi [Материалы XI научных чтений]. Даугавпилс, 2001. Он же. Источники и литература по истории помещиков и помещичьего хозяйства в северо-западных губерниях России в пореформенные годы //Проблемы источниковедения и историографии. Калининград, 2001. Он же. Новгородский губернский комитет для устройства быта крестьян (1858-1859) // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Материалы научной конференции. 2001 - 2002 гг. Великий Новгород, 2002. Ч. 2. Он же. Крестьянская аренда на Северо-Западе России в пореформенные годы II Землевладение и землепользование в России: XXVIII сессия Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы: Тезисы докладов и сообщений. М., 2002. Он же. Мировые посредники, помещики и крестьяне Северо-Запада России в 1861 -1874 годах // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2003. Он же. Крестьянская аренда на Северо-Западе России в 1861-1904 гг. // Землевладение и землепользование в России: социально-правовые аспекты: Материалы XXVIII сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Калуга, 2003; Он же. Землевладение н хозяйство помещиков Псковской губернии во второй половине XIX - начале XX века // XII Zinatniskie lasijumi. Vesture. VI (II). [XII научные чтения. История]. Даугавпилс, 2003. Он же. Имение «Марьино» Голицыных в пореформенные годы // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Материалы научной конференции 18-20 ноября 2003 года. Великий Новгород, 2003; Он же. О рабочей силе в помещичьих хозяйствах Новгородской губернии в пореформенный период // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Материалы научной конференции 18-20 ноября 2003 года. Великий Новгород, 2003; Он же. Особое приложение к отчетам государственного Дворянского земельного банка как источник по истории помещичьего хозяйства Северо-Запада России в 80-90-е годы XIX века // Проблемы источниковедения и историографии. Калининград, 2004. Вып. 3; Он же. Литература и источники по истории помещиков п помещичьего хозяйства в пореформенной России // Вестник Ставропольского государственного университета. Ставрополь, 2005. Вып. № 40; Он oice. Землевладение и землепользование помещиков-дворян Новгородской губернии во второй половине XIX - начале XX вв. // Вестник Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. Серия «Гуманитарные науки». № 33. Великий Новгород, 2005; Он лее. Землевладение и землепользование помещиков-дворяп Псковской губернии во второй половине XIX - начала XX века // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2005; Он же. Петербургский губернский комитет для улучшения быта помещичьих крестьян // Балтийский регион в истории России и Европы. Калининград, 2005.

12 Савельев II.И. Экономический потенциал помещичьих хозяйств Самарской губернии в пореформенный период 1861-1905 гг. // Проблемы социально-экономического развихия деревни Верхнего Поволжья в период капитализма. Казань, 1987. С. 26-27.

13 Александров Н.М. Уровень развития капиталистических отношений в помещичьем хозяйстве Верхнего Поволжья в пореформенный период // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2003. С. 88-102.

14 Селезнев В.А. Развитие капитализма в сельском хозяйстве С.-Петербургской губернии в пореформенный период (1861-1905): Автореф. дне. .канд. ист. наук. Л., 1952.

15 Островский М.М. Земская статистика помещичьего хозяйства как исторический источник // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. Т. 10; Он же. Помещичье хозяйство Петербургской губернии в конце XIX - начале XX в.: По материалам земской статистики и государственного Дворянского земельного банка: Автореф. дне. канд. ист. наук. Л., 1980; Он же. Типы помещичьего хозяйства в Петербургской губернии в конце 80-х годов XIX -начале XX в. // Государственные учреждения и классовые отношения в отечественной истории. М.; Л., 1980. Ч. 1.

16 Островский М.М. Помещичье хозяйство Петербургской губернии в конце XIX - начале XX в.: По материалам земской статистики и государственного Дворянского земельного банка: Автореф. дис. канд. ист. наук. Л., 1980. С. 14-20.

17 Полх П.П. Помещичье хозяйство Демянского уезда в конце XIX века // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2001. С. 103-111.

18 Второе издание материалов Редакционных комиссий для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. СПб., 1859-1860. Т. II. Ч. 1. С. 522-523; Т. III. Кн. 1. С. 450-467.

19 Семенов Н. П. Освобождение крестьян в царствование императора Александра II. СПб.,

1890. Т. II. С. 826-834; 928-932.

20

Переписка императора Александра II с Великим князем Константином Николаевичем. Дневник Великого князя Константина Николаевича// Под ред. Л.Г. Захаровой. М., 1994.

21 Указ. соч. С.84.

22 Там же. С. 88.

23 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1180. Оп. 15. Д. 153-155.

24 Доклад Высочайше учрежденной комиссии для исследования нынешнего положения сельского хозяйства и сельской производительности в России. СПб., 1873. Приложения 1-VII; Материалы Высочайше учрежденной 16 ноября 1901 года Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 по 1900 гг. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями России. СПб., 1903. Ч. 1-2.

25

См.: Материшы Высочайше учрежденной 16 ноября 1901 г. Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 по 1900 гг. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями России. СПб., 1903. Ч. 1-2.

26 Поземельная собственность Европейской России 1877-1878 гг.: Статистический временник Российской империи. Серия 111. Вып. 10. СПб., 1886; Главнейшие данные поземельной статистики по обследованию 1887 года: Статистика Российской империи. XXII. Вып. 26: Новгородская губерния. СПб., 1896; Главнейшие данные поземельной статистики по обследованию 1887 года: Статистика Российской империи. XXII. Вып. 34: Псковская губерния. СПб., 1893; Главнейшие данные поземельной статистики по обследованию 1887 года: Статистика Российской империи. XXII. Вып. 37: Санкт-Петербургская губерния. СПб., 1897.

27

См.: Краткие справочные сведения о некоторых русских хозяйствах. СПб.,1902-1904. Вып.

1-4.

28

Псковская губерния: Свод данных оценочно-статистического исследования. Т. 1:

Опочецкий уезд. Вып. 111: Частновладельческое хозяйство. Псков, 1911; Псковская губерния:

Свод данных оценочно-статистического исследования. Т. 2: Новоржевский уезд. Вып. 111:

Крупное частновладельческое хозяйство. Псков, 1907; Псковская губерния: Свод данных оценочно-статистического исследования. Т. 9: Погубернский свод. Вып. 11: Часть экономическая: населенность, землевладение и экономический быт земледельческого населения. Часть 1: Введение и таблицы. Псков, 1913; Материалы по статистике народного хозяйства в Петербургской губернии. Вып. 9: Частновладельческое хозяйство в Ямбургском уезде. СПб., 1888; Материалы. Вып. 10. .в Шлиссельбургском уезде. СПб., 1882;

Материалы. Вып. 11. .в Петергофском уезде. СПб., 1890; Материалы. Вып. 12. .в

Царскосельском уезде. СПб., 1891; Материалы. Вып. 13. .в Лужском уезде. СПб., 1891;

Материшы. Вып. 14. .в Гдовском уезде. СПб., 1891; Материалы. Вып. 15. .в

Новоладожском уезде. СПб., 1891; Материалы. Вып. 16. .в Петербургском уезде. СПб.,

1891; Материалы. Вып. 17. .в Петербургской губернии. СПб., 1895; Материалы по статистике Новгородской губернии: Демянский уезд. Новгород, 1882; Материалы.

Новгородский уезд. Новгород, 1884; Материшы. Крестецкий уезд. Новгород, 1884;

Материшы. Валдайский уезд. Новгород, 1884; Материшы. Устюжский уезд. Новгород,

1885; Материалы. Боровичский уезд. Новгород, 1885; Материалы. Тихвинский уезд.

Новгород, 1885; Руднев М.П. Статистические сведения о Новгородской губернии. Новгород,

1866. 29

Христофоров И.А. «Аристократическая» оппозиция Великим реформам: конец 1850 -середина 1870-х гг. М., 2002. С. 54.

31

Заключение научной работыдиссертация на тему "Помещики Северо-Запада России во второй половине XIX - начале XX века"

Заключение

Последние предреформенные годы стали временем оформления различных позиций в вопросе освобождения крепостных крестьян. Либеральная бюрократия, поддержанная Александром II, сознававшим неизбежность отмены крепостного права, приступила к подготовке реформы, призванной решить проблему коренным образом. Первым шагом в этом направлении стало учреждение в начале 1857 года под личным председательством царя Секретного (с 8 января 1858 года - Главного) комитета по крестьянскому делу.

Вторым шагом стало создание губернских комитетов по улучшению быта крестьян. В столь важном деле, как освобождение крепостных, власть не захотела оставить в стороне поместное дворянство. Тем более, что для Александра II не было тайной упорное нежелание основной массы помещиков освободить крестьян. На губернские комитеты возлагалась задача подготовки проектов освобождения крепостных крестьян на основе программы, разработанной правительством.

Губернские комитеты по улучшению быта крестьян стали главной ареной выступления помещиков-дворян Петербургской, Новгородской и Псковской губерний против замыслов либеральной бюрократии по освобождению крепостных крестьян. В комитетах были представлены две основные группы дворянства - откровенные крепостники, желавшие сохранить все по-старому, и либералы, заинтересованные пустить деревню по капиталистическому пути, но с сохранением всех выгод для дворян. Во всех комитетах первые составляли подавляющее большинство.

Содержание и итоги обсуждения в дворянских комитетах северозападных губерний России различных вопросов, связанных с предстоящей реформой, свидетельствуют о сугубо негативной позиции, занятой подавляющим большинством членов комитетов в отношении замысла правительства освободить крепостных крестьян. В концентрированном виде эта позиция была отражена в проектах, подготовленных губернскими комитетами. В них важнейшие вопросы предстоящей реформы, связанные с определением размеров крестьянского надела, повинностей за землю и установлением границ вотчинной власти помещика, были решены в пользу дворян-землевладельцев. Несомненно, что в проектах, имевших крепостническую направленность, отразилась точка зрения не только членов губернских комитетов, но и подавляющего большинства помещиков Петербургской, Новгородской и Псковской губерний.

Проекты, разработанные на местах, представлялись на рассмотрение созданных в Петербурге двух специальных Редакционных комиссий, на которые была возложена задача систематизации предложений местного дворянства. Вскоре комиссии были соединены в одну (хотя название во множественном числе сохранилось), имевшую четыре отделения. Участвовавшие в работе Редакционных комиссий в качестве членов-экспертов представители помещиков северо-западных губерний граф П.П. Шувалов и Н.И. Железное, а также другие представители поместного дворянства настойчиво пытались отстоять позиции помещиков при подготовке общего для империи положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. Особую активность в этом проявил П.П. Шувалов, выступавший практически на каждом заседании Редакционных комиссий со своими предложениями и дополнениями. Такая позиция части членов-экспертов, а также приглашенных в Петербург представителей от 21 комитета нечерноземных губерний, подвергших серьезной критической оценке проект положения, подготовленного в Редакционных комиссиях, вынудила правительство пойти на уступки помещикам. Этому способствовало и то обстоятельство, что в феврале 1860 года умер Ростовцев, и его пост занял откровенный крепостник граф Панин. Депутаты «второго приглашения», прибывшие в Петербург в феврале 1860 года и представлявшие 25 комитетов черноземных и западных губерний, стремясь сохранить за помещиками землю и вотчинную власть над крестьянами, также крайне скептически восприняли проект Редакционных комиссий.

В июне - октябре 1860 года Редакционные комиссии подготовили окончательный проект положения с учетом отзывов депутатов первого и второго приглашений. Изменения заключались в уменьшении размера крестьянских наделов и увеличении повинностей. Линия на уменьшение крестьянских наделов и увеличение повинностей была продолжена в Главном комитете по крестьянскому делу, куда поступил проект Редакционных комиссий. Главный комитет отклонил поправки, предложенные наиболее правыми его членами - князем В.А. Долгоруковым, М.Н. Муравьевым и другими. Тем не менее, размеры оброка были несколько увеличены. В таком виде проект поступил в Государственный совет. В нем господствовали консерваторы, заботившиеся прежде всего о помещиках. В результате обсуждения в Государственном совете проекта Редакционных комиссий в него были внесены поправки, направленные на сокращение наделов и увеличение крестьянских повинностей. В таком виде проект был подписан Александром II.

Для разверстания помещичьих и крестьянских угодий, организации крестьянского самоуправления и решения разнообразных имущественных, финансовых и правовых проблем, связанных с реализацией реформы, правительство нуждалось в особых должностных лицах. Ими стали мировые посредники. В связи с созданием института мировых посредников у дворян-землевладельцев появилась возможность в известной мере «скорректировать» на практике содержание «Положения» 19 февраля 1861 года. Понимая всю важность нового института в решении поземельных вопросов, помещики стремились заполнить вакантные места своими людьми. И это им в значительной степени удалось. В некоторых случаях подбор состава мировых посредников осуществлялся уездными предводителями дворянства, в других стал итогом компромисса местной администрации и помещиков. В Новгородской и Петербургской губерниях выбор мировых посредников фактически был отдан на откуп помещикам и проходил под их диктовку. Псковский же губернатор В.Н. Муравьев в деле подбора кандидатур на должность мировых посредников вынужден был учесть позицию дворянства.

Взаимоотношения мировых посредников и помещиков складывались сложно, а порой и драматично. Стремление отдельных посредников действовать строго в рамках закона, добросовестно выполнять свои обязанности, учитывать не только интересы помещиков, но и крестьян приводило к возникновению острых конфликтов с местными дворянами. Особую неприязнь помещиков вызывали либерально настроенные мировые посредники, нередко пресекавшие корыстные притязания откровенных крепостников и требовавшие от них придерживаться рамок закона. Против таких посредников помещиками использовались все возможные средства -от клеветы до угроз и шантажа.

Непросто складывались отношения мировых посредников и с местной администрацией, поскольку «Положение» 19 февраля предусматривало их относительную самостоятельность и независимость. Губернаторы были крайне недовольны тем, что институт мировых посредников не был им подчинен. Они неоднократно жаловались в министерство внутренних дел на «самоуправство» и отказ посредников выполнять их распоряжения. Позиция губернаторов в отношении мировых посредников находила понимание у П. А. Валуева, стремившегося, в свою очередь, ликвидировать ту независимость, которую получили посредники по «Положению» 19 февраля 1861 года. В мировых посредниках он хотел видеть людей, осуществляющих только административный надзор за сельским населением и целиком зависящих от министерства. Неудивительно, что в таких условиях выборный характер должности мирового посредника, зафиксированный в «Положении», так и остался только благим пожеланием.

Конфликты с местными помещиками-дворянами и губернской администрацией, изменение правительственной политики, возложение непредусмотренных «Положением» 19 февраля административных, фискальных и прочих функций способствовали устранению либеральной части мировых посредников, что сопровождалось деловой и нравственной деградацией института. К рубежу 60-70-х годов XIX столетия явно наметилась тенденция огосударствления института мировых посредников. Она получит свое логическое завершение в институте земских участковых начальников, созданном по указу 12 июля 1889 года.

В пореформенные годы происходили серьезные изменения в структуре землевладения, неуклонным был процесс сокращения дворянского землевладения, охвативший практически все губернии. В 60-70-е годы сокращение площади дворянских владений шло более быстрыми темпами в Псковской и Новгородской губерниях; менее заметным был процесс уменьшения помещичьих земель в столичной губернии. Но в последующие пореформенные десятилетия во всех трех губерниях происходило быстрое сокращение дворянской земельной собственности. Обусловлено это было господством в регионе отработочной системы на протяжении всего пореформенного времени и тем, что северо-западные губернии входили в зону средних и низких цен на землю. Все эти факторы, наряду с прочими, в значительной мере содействовали сокращению помещичьих земель.

В пореформенные годы в среде дворян-землевладельцев ускорился процесс дифференциации. К концу XIX века главной особенностью дворянского землевладения в России стала исключительно высокая концентрация земли в руках крупных помещиков. Одновременно росло число мелких помещичьих владений, что было обусловлено не только интенсивным переходом дворянской земли в руки представителей других сословий. Немаловажную роль в этом играло дробление недвижимого имущества (прежде всего земли) в среде самого дворянства. Следует учитывать также, что дворяне не только продавали, но и покупали землю, в том числе у купцов, мещан и других земельных собственников. Но этот прирост происходил, в основном, за счет приобретения небольших по площади участков земли, что, естественно, способствовало увеличению числа мелких владений.

Дворянские имения отличались не только масштабами владений, но и способами ведения помещичьего хозяйства. Крупные и крупнейшие помещики чаще, чем другие, пытались вести свое хозяйство капиталистическими методами. Недаром в отчетах губернаторов не раз отмечалось, что хорошо организованные поместья принадлежат, как правило, крупным собственникам, поскольку в их распоряжении имелись необходимые средства для модернизации всего хозяйства. В таких имениях чаще и шире использовался труд наемных рабочих, внедрялись новые системы землепользования, более производительные сельскохозяйственные машины, улучшенные породы скота. В то же время именно в крупных имениях применялась в значительных масштабах отработочная система как средство обеспечения хозяйства рабочими руками.

Капиталистические отношения, все более уверенно проникавшие в северо-западную деревню, не могли, естественно, не сказаться и на мелких помещичьих хозяйствах. Мелкие землевладельцы не всегда имели необходимые средства для приспособления хозяйства к условиям капиталистического рынка и нередко разорялись. Их земли переходили либо в руки соседей-дворян, либо оказывались в руках купцов, мещан или крестьян.

Средние помещичьи имения занимали промежуточное положение между этими полюсами.

Отмена крепостного права означала для помещиков необходимость коренной перестройки всей хозяйственной жизни поместий и в том числе возросшую потребность в кредите. Получение кредита практиковалось и в предреформенные годы, когда закладывались не земля, а крепостные крестьяне. После 1861 года для получения ссуды дворянам пришлось прибегнуть к залогу имений. К концу XIX столетия в Петербургской, Новгородской и Псковской губерниях дворянами было заложено от 1/4 до 1/2 всех поместных земель. Приток ипотечных капиталов в помещичьи хозяйства в условиях неразвитости иных форм сельскохозяйственного кредита помог большинству из них приспособиться к новым условиям и спас от неминуемого разорения многих помещиков, что имело бы самые губительные последствия для всей экономической системы Российской империи.

Крупные имения столичной губернии росли преимущественно за счет поглощения мелких и отчасти средних поместий, испытывавших в первые пореформенные годы наибольшие трудности. Мелкие и значительная часть средних помещиков предпочитали продать свои имения и найти иное, более прибыльное занятие, чем ведение убыточного сельского хозяйства. Процесс концентрации дворянской земельной собственности в руках крупных и крупнейших землевладельцев Петербургской губернии был более заметен, чем в остальных губерниях региона. Уменьшение средних размеров земельных владений новгородских и псковских помещиков было связано не только с переходом значительной части земли в руки представителей других сословий, но и с активным дроблением самих помещичьих имений.

При полном доминировании среди помещиков крупных и крупнейших землевладельцев, те процессы, что протекали в их имениях, определяли ситуацию не только в дворянском частном землевладении, но и в целом в сельском хозяйстве северо-западных губерний.

Ведущая тенденция в процессе мобилизации дворянской земельной собственности заключалась в том, что весь пореформенный период помещики чаще продавали землю, чем покупали. Однако к концу XIX века происходит сближение количества сделок по продаже и покупке земли в северо-западных губерниях. Это свидетельство все более активной роли поместного дворянства на земельном рынке. Главными покупателями помещичьей земли выступали купцы и крестьяне. На их долю приходится львиная доля всех сделок о приобретении дворянской земли.

Со временем средний размер продаваемых участков уменьшался. Следовательно, при купле-продаже происходил процесс дробления участков земли, что определялось преобладанием среди покупателей крестьян. Такая практика была выгодна дворянам-землевладельцам, поскольку помещичья земля мелкими участками продавалась дороже, чем крупными. Шел, по сути дела, процесс преобразования дворянской земельной собственности в буржуазную собственность на землю.

За последнюю четверть XIX столетия новгородские дворяне продали 1735 тыс. дес. земли, петербургские - 564 тыс. дес. и псковские - 559 тыс. десятин. Таким образом, сокращение дворянского землевладения в Новгородской губернии шло более быстрыми темпами, чем в соседних Петербургской и Псковской губерниях. Несмотря на столь значительное сокращение землевладения, дворяне по-прежнему держали в своих руках огромный массив лучших по качеству земель.

В помещичьих имениях выработалось несколько способов ведения хозяйства, но о преобладании какого-либо из них трудно говорить, так как они широко применялись в различных соотношениях практически всеми землевладельцами. Наиболее предпочтительной для помещиков была сдача земли крестьянам под посевы подесятинно за денежную плату. Другой способ, не менее привлекательный, - сдача крестьянам пахотной земли испольно.

Системы полеводства на Северо-Западе были крайне разнообразны. В Петербургской губернии в отдаленных от столицы уездах чаще использовалась подсечная, или лядинная, система. В большинстве уездов преобладало трехполье. В 80-90-е годы все чаще стала использоваться многопольная система севооборота. Такой переход зависел от многих факторов: экономического состояния хозяйства и характера почвы, положения на рынке наемной рабочей силы, близости или удаленности от железной дороги, географического размещения имения. Близость имений к городам стимулировала переход к многополью. В хозяйствах все чаще использовались аммиачные и азотнокислые удобрения, суперфосфат, однако преимущество отдавалось навозу.

С применением владельческого инвентаря обрабатывалось более 70% собственной запашки петербургских помещиков. Основная масса сельскохозяйственного инвентаря была сосредоточена в средних и крупных имениях. Из мелких хозяйств только половина имела плуги, средние по размеру имения были оснащены плугами на 4/5, а крупные - почти полностью.

Из общего количества пахотных полей помещиками Псковской губернии засевалось чуть больше половины. Были распространены преимущественно трехпольные, реже - многопольные севообороты. Многопольная система требовала правильного севооборота и особого внимания к обработке почвы. Агрономические и агротехнические требования при ведении такого хозяйства были достаточно жесткими и не под силу многим землевладельцам. Поэтому в помещичьих хозяйствах практиковалась в довольно широких масштабах лядинная, или подсечная, система.

Одной из причин ограниченного характера использования псковскими помещиками собственных орудий труда, и в особенности плугов, было влияние господствующей системы землепользования в форме «испольщины». При этой системе, как известно, помещичья земля обрабатывалась крестьянским инвентарем. Значительно больше было плугов в тех хозяйствах, где значительные площади земли были заняты лыюм и травами, преимущественно клевером. Для вспашки пустырей и перелогов, которые и засевались главным образом травами и льном, использовались только плуги.

Концентрация земли в руках крупных и крупнейших помещиков, наличие у них свободных средств, создавали условия для ведения хозяйства капиталистическими методами. Помещичье хозяйство все крепче связывалось с рынком. В таких хозяйствах использовался труд наемных рабочих, внедрялась новая, более производительная сельскохозяйственная техника. Но только незначительная часть помещиков предпринимала попытки рационализировать и интенсифицировать производство. Большинство же землевладельцев предпочитало привычные, давно сложившиеся формы и способы ведения хозяйства.

Наряду с преобладающей системой - трехпольем - широкое распространение в Новгородской губернии получили шести- и семипольные севообороты. Обилие леса, находившегося в частном владении, давало возможность помещикам в крупных размерах за денежную плату или испольно применять подсечную, или лядинную, систему. В пореформенный период произошло увеличение в два раза посевной площади под травы за счет имений, занимавшихся разведением скота и его продажей.

В целом площадь пашни в имениях новгородских помещиков была невелика, но зато они были собственниками лугов, пастбищ и лесов, которые сдавали в аренду. Полное преобладание в земельных угодьях леса и лугов (заливных и суходольных) имело немаловажное значение в выборе системы землепользования и в масштабах применения наемной рабочей силы в имениях дворян-помещиков. Одни стремились сами вести собственное хозяйство, другие предпочитали сдать земельные угодья в аренду. Нередкими были имения, в которых применялись и аренда, и испольщина, и собственное ведение хозяйства. Важным преимуществом новгородских помещиков являлись большие массивы леса, продажа которого после 1861 года позволила преодолеть трудности, порожденные перестройкой хозяйства, а затем осилить последствия аграрного кризиса.

Крупные имения имели, как правило, многоотраслевое хозяйство, что делало их более устойчивыми к меняющимся экономическим условиям.

На протяжении всего пореформенного времени урожайность сельскохозяйственных культур на дворянских землях была значительно выше, чем на крестьянских, что определялось различными факторами. Во время реформы помещики оставляли себе, либо отрезали от крестьянских наделов наиболее плодородные земли. Их хозяйства были лучше оснащены сельскохозяйственным инвентарем. В помещичьих хозяйствах шире использовались правильный севооборот и удобрения.

Несомненно, что условия ведения помещичьего хозяйства зависели от разных обстоятельств, среди которых не последнее место занимал фактор величины земельной собственности. В большинстве помещичьих имений Северо-Запада соединялись отработочная и капиталистическая системы. Мелкие землевладельцы-дворяне в пореформенные годы, если не сдавали целиком имение в аренду, то вели его, используя отработки. Такой способ извлечения дохода помещиками сопровождался застоем и отсталостью в земледелии. Малоземельные помещики, пытавшиеся наладить в имениях капиталистическое хозяйство, испытывали трудности, связанные с отсутствием тех или иных угодий, а также нехваткой оборотного капитала.

В имениях средних землевладельцев хозяйство велось разнообразнее. Помещики большую часть полей и лугов обрабатывали, используя отработки, а сданную в аренду землю использовали, прежде всего, как средство получения рабочей силы в страдную пору. Такая система позволяла им без особых трат на инвентарь и наем рабочей силы получать доход от продажи сельскохозяйственных продуктов. Чаще всего в помещичьих имениях средней руки одновременно применялись и отработки, и испольщина, и наемный труд.

В крупных имениях в разных пропорциях использовались отработки и вольнонаемный труд. Для получения дохода от земли в них применялись: сдача земли в аренду за деньги и за отработки, издольщина и испольщина, обработка вольнонаемными рабочими помещичьих полей инвентарем владельца. В целом в крупном помещичьем землевладении, как и в других группах, к концу XIX века доминирующей становится тенденция перехода от отработочной системы хозяйствования к капиталистической.

Важнейшим условием развития северо-западной деревни в пореформенный период становится аренда земли крестьянами. Она играла решающую роль в перераспределении земли между помещиками и крестьянами. Если в дореформенный период основным связующим звеном между крестьянами и помещиками было феодальное наделение землей, то в пореформенные годы подобную функцию стали выполнять арендные отношения. Условия, на которых крестьяне арендовали помещичью землю, выстраивали новые производственные отношения, складывавшиеся в деревне.

Характер земельной аренды и ее распространенность определялись принадлежностью сдаваемых земель различным земельным собственникам, почвенно-климатическими условиями района и качеством земли, условиями ее обработки, связями с рынком сбыта сельскохозяйственной продукции, составом арендуемых земель, сроками арендных договоров, количеством арендаторов и площадью арендуемых земель.

Крестьянам Северо-Запада хронически не хватало леса, лугов и выгонов для выпаса скота. Неудивительно, что на протяжении всего пореформенного периода земледельцы Псковской, Новгородской и Петербургской губерний арендовали преимущественно луга и выгоны. Их аренду помещики обставляли наиболее тяжелыми условиями для крестьян.

Аренда играла значительную роль не только в хозяйстве крестьян. В условиях острой нехватки оборотного капитала многие помещики вынуждены были использовать сдачу крестьянам в аренду своей земли как средство обеспечения имения рабочими руками. Некоторые помещики предпочитали сдачу имения в аренду - полностью или частично, как альтернативу ведения собственного хозяйства.

Помещики предпочитали сдавать землю в аренду большими участками, что, несомненно, повлияло на широкое распространение в северо-западной деревне субаренды. Отношения между арендаторами и субарендаторами, если и отличались от взаимоотношений арендаторов и помещиков, то только в худшую сторону.

В Псковской, Новгородской и Петербургской губерниях практиковалась как долгосрочная, так и краткосрочная (погодная) аренда земли. Для помещиков была выгоднее погодная аренда, поэтому они предпочитали сдавать землю на самые короткие сроки. Изменения, определявшие характер и размеры крестьянской аренды, были обусловлены как эволюцией помещичьих имений, так и глубинными процессами в среде самих крестьян, и прежде всего их имущественной дифференциацией.

На Северо-Западе, как и по всей России, были распространены различные виды аренды: денежная, аренда «исполу», из части урожая, за отработки, смешанный тип аренды.

Динамика арендных цен свидетельствует о том, что в пореформенный период они имели тенденцию к постоянному росту. Особенно велика была арендная плата в льноводческих уездах Псковской губернии и в столичной Петербургской губернии.

В целом арендные отношения на Северо-Западе России в пореформенные годы были важным компонентом аграрных отношений. Они свидетельствовали о становлении нового характера отношений между крестьянами и помещиками, способствовали сосредоточению земли в руках зажиточной части деревни и ускоряли процесс дифференциации крестьянства.

Помещикам северо-западных губерний, особенно в первые пореформенные годы, не хватало умения хозяйничать в изменившихся условиях, быстро перейти от принудительного к вольнонаемному труду. Возникли препятствия не только финансового характера (нехватка денег на оплату наемных рабочих), но и психологического - помещики не сразу свыклись с мыслью о том, что время бесплатного труда крестьян в их хозяйстве осталось в прошлом.

На Северо-Западе России применялись различные способы ведения хозяйства, преобладали же три: смешанный, за счет владельца и аренда. Значительно меньше была представлена в чистом виде испольная форма землепользования. При смешанном способе хозяйства во многих имениях наряду с испольщиной, издольщиной и арендой велись работы за счет владельца с привлечением наемных работников. В местах, прилегающих к железной дороге или крупным городам, помещикам было сложнее найти батраков. Здесь и цена рабочей силы была выше. Значительное распространение отхожих промыслов крестьян во всех трех северо-западных губерниях порождало дополнительные трудности для помещиков.

Наемными рабочими в помещичьих имениях были бывшие крепостные, что серьезно влияло на формы и условия найма, па уровень оплаты труда. Развитие общероссийского рынка рабочей силы не могло не влиять на взаимоотношения между крестьянами и помещиками. Крестьяне оценивали свою рабочую силу на рынке в соответствии с теми расценками, что устанавливались вне узкого круга их общины. В результате помещики вынуждены были повышать заработную плату. В целом на Северо-Западе заработная плата держалась на достаточно высоком уровне.

Ситуация с рабочей силой в помещичьих имениях зависела от плотности крестьянского населения. В уездах, где существовал избыток рабочей силы, цены на нее были ниже, и наоборот. В связи с этим следует отметить, что в помещичьем хозяйстве наиболее высокие цены па рабочие руки были в уездах с развитым неземледельческим отходом, а самые низкие - в чисто земледельческих.

Самая высокая плата сельскохозяйственным рабочим была в Петербургской губернии, поскольку столица привлекала крестьян возможностью сторонних заработков. Они уходили на фабрики или занимались промыслами. Нехватка рабочих рук вела к неизбежному повышению заработной платы.

К началу XX столетия помещичье хозяйство в целом было капиталистическим. Даже в земледелии - оплоте отработочной системы - на основных сельскохозяйственных работах преобладал вольнонаемный труд. Одновременно помещики широко использовали отработки. Следы крепостничества проявлялись не только в существовании отработочной системы, но и в условиях использования вольнонаемного труда. В результате дворянские имения представляли собой своеобразную многоукладную форму хозяйства, где элементы земледельческого капитализма переплетались с пережитками крепостного прошлого.

Список научной литературыНикулин, Валерий Николаевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Российский государственный исторический архив (РГИА)

2. Фонд 395 Отдел сельской экономии и сельскохозяйственной статистики (1894-1917).

3. Фонд 574 Департамент неокладных сборов министерства финансов (18151918).

4. Фонд 577 Главное выкупное учреждение (1832-1895).

5. Фонд 591 Общество взаимного поземельного кредита (1866-1891).

6. Фонд 593 Государственный Дворянский земельный банк (1882-1918).

7. Фонд 596 Петроградско-Тульский поземельный банк (1870-1919).

8. Фонд 1284 Департамент общих дел министерства внутренних дел (1801 -1918). Фонд 1290 - Центральный статистический комитет министерства внутренних дел (1811-1918).

9. Фонд 1291 Земский отдел министерства внутренних дел (1792-1917). Фонд 1609 - Документальные материалы, собранные Г.В. Юдиным - коллекция (1739-1902).

10. Фонд 1664 Толстой Д.А., министр внутренних дел.

11. Фонд 648 Безобразовы (1755-1907).

12. Фонд 655 Дашковы (1840-1924).

13. Фонд 707 Юзефовичи (1811-1912).

14. Фонд 728 Филипповы (1852-1918).

15. Фонд 840 Батюшковы (1474-1914).

16. Фонд 869 Милютины (1749-1916).

17. Фонд 878 Татищев С.С. (1589-1919).

18. Фонд 880 Абамелек-Лазаревы, князья (1717-1918).

19. Фонд 982-С.С. Ланской (1788-1864).

20. Фонд 892 Балашовы (1736-1918).

21. Фонд 899 Бобринские, графы (1610-1918).

22. Фонд 917 Вонлярлярские (1827-1916).

23. Фонд 919 Воронцовы-Дашковы (1834-1919).

24. Фонд 927 «Марьино» (имение графов Строгановых, позднее - князей

25. Фонд 1001 -Неболсины (первая половина XIX века 1913).

26. Фонд 1033 Регель В.Э. (1871-1918).

27. Фонд 1048 Салтыковы (1701-1919).

28. Фонд 1060-Танеевы (1752-1915).

29. Фонд 1061 Толстые, графы (1839-1909).

30. Государственный архив Псковской области (ГАПО)1. Фонд 297.

31. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки

32. Фонд 806 Н.Ф. Фан-дер-Флит. Фонд 833 - В.А. Цеэ.1. Периодические издания

33. Вестник Псковского земства. 1897.2. Весть. 1863; 1864.3. Вопросы истории.

34. Журнал землевладельцев. 1858-1860.

35. Исторический вестник. 1904; 1910.6. История СССР.

36. Колокол. 1861. М., 1962. Вып.У.8. Мировой посредник. 1862.

37. Новгородские губернские ведомости. 1858-1865.

38. Отечества тая история. 11 .Псковские губернские ведомости. 1858-1874. 12.Петербургские губернские ведомости. 1858-1874. \Ъ.Русская старина. 1905; 1914.14.Русские ведомости. 1895.15.Русский мир. 1861.

39. Русское богатство. 1904. \1 .Северная пчела. 1859. 18 .Хозяин. 1899.1. Опубликованные источники

40. Акулов Н.И. Список гг. предводителей дворянства Псковской губернии. Псков, 1917.

41. Анненков Т.П. Количество земли, заложенной в земельных банках, сумма ссуды и размер платежа процентов на десятину по губерниям // Временник ЦСК. Вып. 8. СПб., 1889.

42. Аничков И.В. Обзор помещичьих усадеб Новгородской губернии. Новгород, 1910.

43. Аничкова ИМ. Заметки из деревни. СПб., 1900.

44. Борщов СМ. Из воспоминаний о князе А.Ф. Орлове // Русская старина. 1905. Т. 122. №5.

45. Валуев П.А. Дневник. М., 1961. Т. 1-2.

46. Васильчиков А.И. Землевладение и земледелие в России и в других европейских государствах. СПб., 1876. Т. 1.

47. Вебер К.К. Очерки сельского хозяйства в губернии Псковской. СПб.,

48. Волости и важнейшие селения Европейской России. Вып. 7: Губернии Приозерной группы. СПб., 1885.

49. Вся Россия: Русская книга промышленности, торговли, сельского хозяйства и администрации. СПб., 1895.

50. Второе издание материалов Редакционных комиссий для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. СПб., 18591860. Т. 1-3.

51. Главнейшие данные поземельной статистики по обследованию 1887 года: Статистика Российской империи. XXII. Вып. 34: Псковская губерния. СПб., 1893.

52. Голицын П.П. Список дворянских родов Новгородской губернии, внесенных в дворянскую родословную книгу с 1787 года по 1 января 1910 г., с приложением списка губернских и уездных предводителей дворянства с 1767 г. Новгород, 1910.

53. Дневник Великого князя Константина Николаевича. М., 1994.

54. Доклад Высочайше учрежденной комиссии для исследования нынешнего положения сельского хозяйства и сельской производительности в России. СПб., 1873. Приложение I: Свод сведений о современном положении сельскохозяйственной промышленности вообще.

55. Доклад Высочайше учрежденной комиссии для исследования нынешнего положения сельского хозяйства и сельской производительности в России. СПб.,