автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Повествовательные стратегии в современной прозе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Повествовательные стратегии в современной прозе"

005019754

На правах рукописи УДК 821.161.1

Пахомова Светлана Сергеевна

ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫЕ СТРАТЕГИИ В СОВРЕМЕННОЙ ПРОЗЕ (П. КРУ САНОВ, В. ШАРОВ, А. КОРОЛЕВ)

Специальность: 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 о

Санкт — Петербург 2012

005019754

Работа выполнена на кафедре русской литературы Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена».

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор,

профессор кафедры русской литературы Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена Тимипа Светлана Ивановна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор,

профессор кафедры русского языка Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена Мартьянова Ирина Анатольевна

кандидат филологических наук, редактор-переводчик ООО «Прайм-Еврознак» Полищук Вера Борисовна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Санкт-Петербургский

государственный университет культуры и искусств»

Защита состоится « ¡9 » (Ж^Ь^Х-иСЛ 2012 г. в часов

на заседании Диссертационного совета Д 212.199.07, на базе Российского государственного педагогическом университете имени А. И. Герцена по адресу: 199053, Санкт-Петербург, 1-я линия В О., д. 52, ауд. 21.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета имени А.И.Герцена, 191186, Санкт-Петербург, наб. реки Мойки, 48, корпус 5.

Автореферат разослан « лУ » 1 й.___2012 г.

Ученый секретарь Совета кандидат филологических наук, доцен , Н. Н. Кякшто

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Реферируемая диссертационная работа посвящена исследованию повествовательных стратегий в современной прозе на примере произведений Павла Крусанова, Анатолия Королева, Владимира Шарова.

Проблема повествования на сегодняшний день является едва ли не центральной проблемой литературоведения. Это обусловлено всеобъемлющим характером данного элемента поэтики, способного проявить особенности и жанра, и стиля, и авторской позиции. Повествование, являющееся родовым свойством эпоса, его основой, можно охарактеризовать как главный способ построения эпического произведения. Кроме того, в современном литературоведении оформился взгляд, когда под «повествованием» подразумевается весь текст литературного произведения. Будучи предметом нарративной (М. Бахтин, В. Тюпа, В. Шмид, Ж. Женетт, 10. Кристева) эстетики, повествовательные стратегии имеют различные определения - «нарративные стратегии», «стратегии текста», «текстовые стратегии», «повествовательные инстанции». Под авторскими повествовательными стратегиями в диссертационном исследовании понимается способ подачи фактического материала, который избирает тот или иной автор для коммуникации с читателем как основным реципиентом текста, способ, в известной мере предполагающий предусмотренность и организованность интерпретации самой структурой текста. Иными словами, особенности авторской манеры изложения событий в тексте: как автор описывает последовательность происходящих событий, каким образом их трактует, какие событийные категории при этом оказываются центральными. Единая авторская стратегия рассматривается в диссертации в двух ее разновидностях: в области стиля и в сфере жанра - на материале творчества Павла Крусанова, Анатолия Королева и Владимира Шарова.

Эти авторы конца 1990-х, идущие не по магистральному пути, не могут быть отнесены какому-то одному определенному направлению. Они занимают «пограничные зоны», вбирая в свое творчество элементы различных повествовательных стратегий. В их творчестве отражается влияние постмодернистской поэтики, что позволяет проследить пути эволюции отдельных се черт, важных для развития литературы XXI века. Произведения данных авторов дают возможность изучить теоретические и эстетические основы различных систем и увидеть перспективы движения современной русской прозы. Литературоведение сегодня нуждается в интерпретации художественных феноменов современности, отдельных произведений словесности, индивидуальных творческих систем. Проза А. Королева, П. Крусанова и В. Шарова может быть рассмотрена как проявление в русской литературе рубежа XX - XXI веков общих тенденций литературы постсоветского времени. Анализ творчества авторов, замеченных критиками и литературоведами, но не ставших предметом монографических исследований, позволяет точнее охарактеризовать общую тенденцию развития русской литературы, выявить специфику новой художественной парадигмы, складывающейся в конце 1990-х - 2000-х годах на пересечении постмодернизма, модернизма и реализма, синтез элементов которых составляет их литературную стратегию.

Актуальность настоящей работы обусловлена необходимостью изучения характерных тенденций развития повествовательной структуры современных прозаических текстов, что является важным как для исследования динамики современного литературного процесса, так и для выделения специфических черт, характеризующих творчество выбранных авторов. Романы и повести П. Крусанова, А. Королева и В. Шарова - несомненно значительные явления в современном литературном процессе, многие тексты номинировались на литературные премии или же были отмечены ими. Актуальность исследований в области современной словесности связана и с анализом культурно-исторических изменений нашего времени, отразившихся в литературных произведениях.

Большинство работ, посвященных творчеству А.Королева, В. Шарова и П. Крусанова, выполнено в критических жанрах, однако критического подхода недостаточно, чтобы всесторонне отразить особенности сложных поэтических миров. Творчество этих писателей

в силу особенностей их поэтики не может быть проанализировано в рамках лишь одного из направлений, сочетает черты разных стилей, вступает в диалог с различными жанровыми канонами. Исследовательские работы замыкаются на некоторых аспектах текстов, преимущественно в свете теории постмодернизма. Таким образом, новаторство данной диссертации состоит, в том числе, в обращении к мало изученному или не изученному вообще материалу.

Объектом диссертационного исследования является русская проза конца XX -начала XXI веков.

Предмет исследования - специфика выбора повествовательных стратегий в творчестве П. Крусанова, А. Королева, В. Шарова.

В качестве материала исследования избраны произведения рубежа XX-XXI века, позволяющие обосновать разнообразие повествовательных стратегий обозначенных авторов и определить генезис тенденций современной литературы в избранном аспекте. Такими текстами стали повести «Гений местности» и «Голова Гоголя», романы «Быть Босхом» и «Stop, коса!» А.Королева; романы «След в след», «Репетиции», «До и во время», «Воскрешение Лазаря», «Будьте как дети» В. Шарова; романы «Укус ангела», «Бом-бом», «Американская дырка» и «Мертвый язык» П. Крусанова. Для анализа выбраны тексты, представляющие эстетическую доминанту в разные периоды творчества прозаиков, прошедших длительный путь эволюции.

Цель исследования - рассмотреть специфику повествовательных стратегий А. Королева, В. Шарова, П. Крусанова с точки зрения их взаимоотношения с постмодернистской парадигмой как ведущей для прозы последних десятилетий и выделить пути ее преодоления.

Данная цель достигается путем решения следующих задач:

1. Выявить специфику основных стилевых стратегий прозы рубежа XX-XXI вв. в их диахроническом (в контексте исторического развития русской литературы) и синхроническом (в сопоставлении с друг с другом) аспектах.

2. Рассмотреть функционирование прозы А. Королева в рамках постмодернистской парадигмы художественности и выявить пути ее преодоления.

3. Проанализировать стилевые принципы прозы П. Крусанова в рамках взаимодействия с поэтикой постмодернизма; охарактеризовать своеобразие литературной группировки «петербургские фундаменталисты».

4. Раскрыть особенности постреалистического метода В. Шарова, сопоставить понимание Хаоса в постмодернизме и постреализме.

5. Установить способы и характер взаимодействия основных тенденций современной прозы в её отношении к системе традиционных жанров; выявить черты авторских жанров и продемонстрировать их реализацию в прозе А. Королева, П. Крусанова и В. Шарова.

6. Показать особенности отражения авторской историософской концепции через жанровые, сюжетно-композиционные, характерологические предпочтения.

7. Выявить черты неомифологизма в произведениях современных писателей, рассмотреть истоки, структуру и функционирование основного мифа в современной словесности.

Выбор литературных текстов, подлежащих анализу, основывается па степени осмысления и воплощения в них особенностей авторской художественной и мировоззренческой концепции. Тексты, рассмотренные в данной работе, занимают на шкале филологической ценности различные позиции от признания их в качестве классики XX века до определения некоторых текстов как мидцл-литературы, совмещающей в себе черты массовой и элитарной (оценки исследователей в этом вопросе разнятся). В задачи исследования не входит проблема иерархий в современной прозе. В соответствии с обозначенными критериями выбора, в поле зрения попадают тексты, наиболее известные в различных читательских кругах. Рассматриваемые произведения хронологически охватывают последние 20 лет литературного процесса и воплощают некоторые особенности

национального менталитета, актуализированные ситуацией рубежа эпох, что позволяет говорить о реализации в данных текстах представлений о мифах (эсхатологическом, литературном, историческом) русской культуры.

Методологическая основа исследования определяется его проблематикой и носит комплексный характер. Работа написана с опорой па труды Ю.М. Лотмана, В. Топорова, М М. Бахтина, Л. Лосева, Р. Барта, В. Шмида. Основой диссертации также послужили работы по поэтике современных стилевых направлений М. Липовецкого, Н. Лейдермана, И.Скоропановой, Н. Маньковской, Н. Ивановой, О. Богдановой, И. Ильина, В. Курицына, М.Эпштейна, Б. Парамонова, П. Вайля, Д. Гсписа, И. Роднянской. В их работах осуществляются попытки проследить эволюцию русского постмодернизма, определить его специфику, сформулировать основные особенности поэтики отдельных писателей, установить их место в русской литературе и культуре конца XX - начала XXI в.

Основные положения, выноснмыс на защиту:

1. Русская проза рубежа ХХ-ХХ1 веков вступает в своеобразный диалог с постмодернизмом, приближаясь или отталкиваясь, подчеркивая его завершение или используя приемы — независимо от того, как сами сё представители осознают своё к нему отношение. Именно этот диалог становится общим мотивом, позволяющим объединить прозу Павла Крусанова, Анатолия Королёва и Владимира Шарова при всей их непохожести друг на друга.

2. Л. Королев придерживается стратегии стилистического и жанрового синтеза, создает выразительный образец прозы, работающей на контрастах: писатель сочетает постмодернистскую эстетику и реализм, обращается к стилистике барокко, а использование сложно сконструированного сюжета, сознательно стремящихся к вульгарности образов, иронии составляют текстовое обрамление для ряда онтологических диспутов о двойственной природе человеческих ценностей и включаются в стратегию интеллектуальной провокации.

3. П. Крусанов, будучи представителем эстетико-литературного и философского явления петербургского фундаментализма, актуализирует в общественном самосознании Имперский элемент и, обращаясь к постмодернистской технике, опираясь на некоторые содержательные положения постмодернизма, выстраивает собственную стратегию метафорического осмысления действительности, возвращения к традициям классической русской литературы, освоенным в игровом ключе.

4. В. Шаров сопрягает пафос частного существования с интересом к архетипическим структурам, к истории и мифу. Постмодернистская философия истории, устраняющая субъекта, в романах Шарова поворачивается к конкретному человеческому сознанию. Эта тенденция ведет к синтезу постмодернистской эстетики с опытом реализма в его постреалистичсской трансформации. Стратегия создания текста как сложного духовно-риторического пространства, в котором мифы, архетипы и религиозные концепты берут на себя миссию управляющей формы, обеспечивает взаимодействие современных сюжетов с Традицией.

5. Для творчества П. Крусанова, А. Королева, В. Шарова характерен историософский посыл и неомифологизм как особого рода поэтика, структурно ориентированная на сюжетно-образную систему мифа (в т.ч. литературного), разновидность интертекстуалыюсти, и тяготение к разрушению жанровых канонов, свойственное русской литературе рубежа XX-XXI веков, выражающееся в создании авторских жанров.

Научная новизна результатов исследования состоит в том, что в диссертации впервые повествовательные стратегии современной прозы рассматриваются на материале творчества А. Королева, П. Крусанова и В. Шарова в их совокупности. Наиболее плодотворными для исследования представляются произведения названных авторов, так как их творчество можно причислить к «пограничным» состояниям современной литературы, этих писателей нельзя назвать апологетами постмодернизма. Сами авторы по-разному отзываются о своей близости этой эстетике. Тем продуктивнее и показательнее обнаружить в их творчестве наличие продолжения и развития отдельных элементов постмодернистской

поэтики или соотнесенности с этой парадигмой. Каждый из анализируемых авторов представляет собой определенную тенденцию современной литературы. В.Шаров рассматривается критикой как яркий представитель постмодернизма, но при этом сам категорически отрицает эту характеристику, особенности романов Шарова позволяют говорить о стратегии постреализма; в творчестве П. Крусанова очевидно игровое сочетание постмодернистских приемов с четко обозначенной идеологической программой, реализуемой, однако, в эстетическом ключе и с определенной долей иронии; А. Королев, по мысли критики, представляет собой синтез постмодернистской эстетики и реализма, знаменующий собой возвращение гуманистического измерения реальности. Анализ творчества столь непохожих авторов призван продемонстрировать многообразие спектров современной литературы, а видимая разнородность материала - раскрыть явление более разносторонне, многопланово и стереоскопично.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что впервые предпринимается попытка рассмотрения наиболее репрезентативных вариантов реализации повествовательных стратегий в прозе малоизученных авторов, в результате чего показано многообразие стратегий современной литературы, раскрывающее исследуемое явление разносторонне и стереоскопично. Делаются выводы о существовании отдельных категорий постмодернистской поэтики в современной прозе, таких, как постмодернистская игра, «мир как текст», хаосмос, рассматривается стратегия постреализма как одна из разновидностей стилевого поиска в пространстве прозы рубежа веков, а также другие стилевые направления («псевдобарокко», «трансметареализм»). Кроме того, рассматривается трансформация жанровой системы в современной прозе. Выдвинутые в диссертации положения дополняют и уточняют сложившуюся систему научных представлений о прозе 1990-2000-х годов. Методика анализа художественных текстов, содержащаяся в работе, позволяет приблизиться к авторскому пониманию различных категорий в процессе исследовательской интерпретации художественного произведения.

Принцип анализа текстов несколько разнится в зависимости от специфики творчества того или иного автора. Так, в отношении прозы А. Королева и П. Крусанова оказывается возможным всесторонний анализ отдельных текстов в рамках заявленного принципа; проза В.Шарова отличается большей степенью автоинтертекстуальности, смысловой и стилистической монолитностью, поэтому целесообразным будет отсутствие выделения отдельных произведений из всего корпуса анализируемых романов и рассмотрение текстов в их совокупности с опорой на выдвигаемые положения.

Практическая значимость диссертационного исследования. Результаты и материалы исследования могут быть использованы в преподавательской деятельности: в лекционных теоретико-литературных и историко-литературных курсах, в спецкурсах и спецсеминарах по теории и истории русской литературы, по проблемам творчества Анатолия Королёва, Павла Крусанова и Владимира Шарова. Конкретные результаты применения предложенных подходов могут быть использованы в построении школьных и вузовских учебных программ и учебных курсов по русской литературе конца XX - начала XXI века.

Апробация работы. Основные положения и результаты научного исследования изложены на научных конференциях: «Система ценностей научного общества: XVII Международная научно-практическая конференция» (Новосибирск, РГТУ, 2011), «Современная филология» (Уфа, 2011), «II Международно-практическая конференция» (2011), «II Всероссийская научно-методическая конференция: Инновации и традиции науки и образования» (Сыктывкар, 2011); на семинаре профессора Ж.-Ф. Жаккара в Женевском университете в мае 2010 года и в рамках практического курса «Русская литература» в ФГОУ СПО «Петровский колледж» (в 2008, 2009 и 2010 гг.). По теме диссертации имеется семь публикаций в виде научных статей и материалов докладов, в том числе одна публикация в рецензируемом научном издании

Структура и объем работы

Структура работы определена задачами исследования. Данное диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения и сииска использованной литературы, включающего 347 наименования. Общий объем диссертации составил 223 страницы.

Содержание диссертации.

Во Введении даётся краткий обзор научной и критической литературы по выбранной теме, дается краткая характеристика прозы рубежа ХХ-ХХ1 веков, обосновывается актуальность выбранной темы; определяются объект, предмет и методы исследования, его цель и задачи; характеризуется научная новизна, теоретическая и практическая значимость; формулируются положения, выносимые на защиту; сообщаются сведения об апробации работы и её структуре.

Глава 1. Стилевые разновидности повествовательных стратегий в современной

прозе.

Раздел 1.1. Многослойность повествовательных подходов и выход за пределы постмодернистской парадигмы в прозе Анатолия Королева.

В начале XXI века в творчестве ряда писателей происходит возвращение в парадигму традиционализма, однако понимание искусства как свидетельства об истине сегодня обогащено постмодернистскими экспериментами последних десятилетий. Появляется ситуация сосуществования игрового начала на уровне приема с осознанием ответственности за слово: центральной направленностью значительной словесности становится содержательно серьезное, нерелятивнос устремление к подлинности бытия. К писателям, чья проза обладает подобными свойствами, и относятся А. Королев, П. Крусанов, В. Шаров.

А. Королев является значимой фигурой современного литературного процесса: он отличается от других представителей русского постмодернизма большей эстетической глубиной в сочетании с отсутствием поиска потусторонних объяснений явлениям реальной действительности и элементами черного юмора. Королев, используя стратегии стилистического и жанрового синтеза, создает выразительный образец прозы, работающей на контрастах: писатель сочетает постмодернистскую эстетику и реализм, использует стилистику барокко и выходит к иным эстетическим принципам, знаменуя возвращение гуманистического измерения реальности. Авторская повествовательная стратегия заключается в намеренном соединении разных типов дискурсов (истории, мистики, литературно-художественного пласта) с наличием специфической логики событий в каждой реальности. За игрой Королева стоят серьезные вопросы: двойственная природа ценностей -сам человек, его язык, свобода, красота, добро, Бог как источник красоты и добра, но и зла одновременно.

А. Королев проходит путь от умозрительной, почти абстрактной повести про пейзажный парк «Гений местности», через черную фантасмагорию «Голова Гоголя», к роману «Быгь Босхом» - биографическому, филологическому, мемуарному, «дембельскому» тексту, т.о. возможно проследить путь от филологической реальности текста к реальности жизни, от приключений мысли к превратностям личной судьбы, и, дальше, к прорабатыванию детской травмы, избавлением от чувства вины из-за ухода из семьи отца и исследованием социальной и метафизической природы явления крионики как желания преодолеть смерть, обрести вечное бессмертие.

В повести «Гений местности» осуществляется реализация авторских ценностных приоритетов. Королев видит жизнь и как сложившийся текст, понимание которого есть его прочтение (в традициях постмодерна), и одновременно как самодвижущуюся субстанцию, в движении которой принимает участие человек. Писатель не столько осмысляет итоги эпохи модерна или уясняет, почему исторический проект Нового времени — в его главных, гуманистических, параметрах — остался неосуществленным, а дает собственные представления о гении, эталоне красоты и идеале. Королев творчески переосмысляет

утилитарно-нормативные взгляды, отстаивает свободу жизни и культуры как условие их сохранения и процветания. Королев опирается на авторитет величайших творцов русской культуры, главное место среди которых принадлежит А. С. Пушкину, а в качестве метафоры сокрытой от враждебного взора, но неизменно присутствующей в мире красоты, метафоры сохранения — вопреки трагическим обстоятельствам - лица национальной культуры использует образ волшебного града Китежа. Стиль писателя порой ироничен (однако это отнюдь не всеуничтожающая, обесценивающая ирония постмодерна). Ироническая стилистика нивелирует любой государственный пафос и четко выявляет представления о должном и не должном.

Соотношение категорий этического и эстетического, прекрасного и безобразного находит дальнейшее развитие в повести «Голова Гоголя». Королев выбирает для изображения три власти: власть «новояза» французской революции, власть сталинской матрицы и христианскую парадигму. Автор задает читателю онтологические вопросы об увлечении злом, творящемся в масштабах Европы не менее двухсот лет, о массовом убеждении в том, что Бога нет, и воздаяния не будет.

А. Королев обращается к традиции XIX века и вслед за Гоголем и Достоевским настаивает на казалось бы ушедшей из культурно-литературного пространства в эпоху постмодерна идее ответственности литературы и писателя перед бытием. Королев обращается к проблеме власти слова. Автор ставит вопрос влияния Текста на течение жизни и движение истории, и Гоголь оказывается виновным в кровопролитиях последних ста пятидесяти лет. Персонажи повести (Гоголь, черт, Мари Гроссхольц, Сталин и др.) - особого рода знаки, литературные персонажи-приемы, цель которых - провоцировать читателя на интенсивную реакцию мысли. Королев демонстрирует отказ от изображения конкретного человека в пользу человеческой натуры как таковой, обращаясь к культурной традиции (например, Сталин Королева - современная интерпретация темы Великого инквизитора). Королев исследует понятие «кровавая антикрасота» и рассматривает процессы функционирования террора, уделяя основное внимание этическим механизмам воспроизводства репрессивной власти с опорой на культурно-литературный контекст. Собственное авторское кредо Королев обозначает как стремление к объективности, явленной как сторонний взгляд наблюдателя. Общее восприятие мира в текстах Королева опирается на аполлоническую традицию, где по-настоящему красиво то, что гармонично, естественно, идет от Бога, а не просчитывается математически.

Авторская стратегия романа «Быть Босхом» расположена между двумя позициями - нравоучительной, правдоискательской традицией русской литературы и традицией интеллектуальной, элитарной литературы, искусства и философии. В стратегии писателя прослеживается тенденция к ассимиляции фантасмагорических образов И. Босха и «обыденной» действительности, квазибиографического и автобиографического текстов. Соотношение воображаемого и реального в романе можно интерпретировать в терминах М.Н. Эпштейна, исследующего феномен метаболы.

Фрагменты в романе монтируются по принципу «текста в тексте», описанному Ю.М.Лотманом. Мозаичная картина мира, выстраиваемая Королевым как совмещение несовместимых явлений, отвлеченной символики с использованием метафоричности и аллегории и подчеркнутого натурализма, восходит к традиции барокко и соотносится с принципами изображения средневекового художника, в чьем сознании мир отражался раздробленно, разбитым на тысячи осколков, которые вступают в непостижимые соединения.

Вслед за Босхом автор обнажает изъяны не только советской действительности, но и свои собственные, обнажая истинные цели поступков. Королев-автор критичен в отношении своего биографического героя, главная проблема которого - его принципиальный эстетизм и эскапизм. Роман о художнике мучительно не пишется лейтенантом К. до тех пор, пока герой оберегаем собственным отстранением. В пространстве «Быть Босхом», как и в собственной биографии, Анатолий Королев демонстрирует стратегию создания центробежного

жизненного сценария: бегство как жизненную задачу, прорыв из тесного мира провинции или зоны к мировому культурному наследию и к подлинной свободе. Этот сценарий воплощается лишь в случае реализации основной максимы творчества Королева - «не отворачиваться». Роман «Быть Босхом», как и предшествующие тексты, - рефлексия на взаимодействие добра со злом не столько в отдельной выбранной судьбе (биографии), сколько во всем мироздании. Текст «Быть Босхом» порывает с воспитательной традицией страданий, закрепившейся в русской литературе. Опыт дисбатовской жизни в Бишкилс и размышления над картинами Босха доказывают, что неиссякаемый источник зла на земле -человек.

В романс «Быть Босхом» и последнем тексте «Stop, коса!» по типу мироощущения, ведущим повествовательным стратегиям и способам художественно изображения мира Королев оказывается близок к барочной манере творчества. Вслед за Н.Ивановой, используется термин «нсевдобарокко», отсылающий к исходному варианту стиля, вне специфики его трансформации и эпоху постмодерна Прозу Королева сближает с барокко установка на новизну как высшую ценность, нарушение равновесия и цельности стиля, соединение высокой аллегории с низовыми формами, игра как стремление высвободиться от давления действительности. В основе представлений, определивших суть барочной стратегии Д. Королева, лежит понимание многосложности мира, его глубокой противоречивости, драматизма бытия и предназначения человека.

«Stop, коса!» вписан в актуальный «дискурс смерти» и строится вокруг осмысления проблемы бессмертия и его тревожных последствий. Писатель заключает серьезное философское содержание в гротескных, пародийных, смеховых, китчевых формах, осмеивает стереотипы массового современного сознания, и выявляет тайные импульсы коллективного бессознательного при столкновении со смертью. В романе происходит наложение жестко выписанной реальности недавнего советского прошлого, постсоветского настоящего, текстов сказок Шарля Псрро, мифологии шумеров. В текстовое единство разные пласты позволяет скрепить поединок героя со смертью. Для каждой из линий писатель выбирает свою повествовательную стилевую стратегию (гротескно-пародийную, сниженную, наполненную массово-литературной событийностью; реалистическую с углубленным психологизмом; фантастическую). Важным свойством текста Королева является фракталыюсть (вариация повторяющегося мотива - фрагмента иного текста, иной мысли).

Снятие напряжения наиболее драматичных моментов встречи со смертью осуществляется за счет обращения к элементам массовой культуры (в том числе популярного кинематографа: обыгрывание кинематографической метафоры и монтажная стилистика входят в стратегию Королева) и использования элементов черного юмора. Комически-сниженный план обязательно нужен Королеву как отражение современного отношения к смерти и к любой серьезной категории в эпоху постфилософского общества и массовой культуры. Для объединения контрастирующих элементов Королев использует стратегию коллажности, непосредственно связанную с доминантой клипового мышления. Стратегия Королева включает выстраивание системы «зеркал», многообразно преломляющих проблему и позволяющих видеть смерть в отражениях, опосредованно. Это позволяет писателю уйти от прямой оценки, заставить воспринимать текст с позиций выразительности, многозначности, сохраняя при этом интонацию вопрошания как следствие понимания всей сложности исследуемой темы.

Принимая игру текстами как главное событие своих произведений, Королев делает ставку на глубину подтекста. Автор, прибегая к постмодернистским приемам, настаивает на противоположной постмодернизму идее об ответственности художника слова. Королев не приемлет механику игры цитат, на которой строится постмодернистский текст. Сам момент игры, присутствуя, сохраняет статус священного, возможно - эзотерического, действа, абсолютно лишенного иронии.

Раздел 1.2 Стилевые принципы прозы Павла Крусапова в рамках явления «петербургского фундаментализма».

Сегодня все чаще в авангардистской среде возникают романы и повести, обладающие всеми признаками радикального авангардизма и постмодернизма — и при этом имеющие определенную цель, сверхзадачу, и четко выраженную идеологию, способную стать объясняющей системой в обстоятельствах неприятия реальности.

П. Крусанов (наряду с Н. Подольским. С. Носовым, А. Секацким, В. Рекшаном, С.Коровиным) принадлежит к основателями философско-социалыюго литературного движения петербургских фундаменталистов, в котором ведущей является установка на возрождение глубинной традиции в культуре. Для писателей «фундаментом» являются здравый смысл, право на непредвзятое мнение, право называть вещи своими именами, осмысленная широта жеста и величие порыва. Фундаменталисты стремятся к актуализации в общественном самосознании имперского элемента, т.к. неофундаментализм осознает себя явлением великой Империи — империи духа, достойной великодержавных заявлений и великодержавных действий. Авторы-фундаменталисты вписывают себя в единый литературно-культурный контекст, состоящий из художественных текстов, интервью, манифестов, публичных акций, т.о. выходят за пределы собственно литературных явлений в ноле общественно-исторического и идеологического контекстов и демонстрируют стремление к прямоговорению, желание предъявить читателю облик, не скрытый за маской.

Единогласно причисленный критиками к писателям-постмодернистам в 2000-е гг., Крусанов, используя постмодернистскую технику, выстраивает картину текстовой реальности на иных основаниях. С другой стороны, писатель говорит и о современном кризисном состоянии реализма, который не выдерживает конкуренции с освободившимся от рамок позитивизма новым мифом, реализованным в самых разнообразных вариантах: как латиноамериканский магический реализм, как метафизический реализм Ю. Мамлеева, как балканская магия реальности. Канон реализма слишком узок для повествовательной стратегии прозаика, ставящего своей целью метафорическое осмысление действительности, попытку удивить мир предъявленной рукописью.

Идею синтеза стратегий постмодернизма и реализма (однако в иной разновидности, нежели у А. Королева) предлагает Н. Иванова, называя это явление «тпанеметапсализм». а в качестве формально-смысловых параметров этого литературного феномена, развившегося в творчестве Д. Бакина, О.Ермакова, В.Маканииа, предлагает следующие признаки: развертывание текста как единой многоуровневой метафоры, интеллектуализация эмоциональной рефлексии, проблематизация «проклятых вопросов» русской классики. Преодолевая постмодернистскую ситуацию, трансметареализм вбирает то, что наработано постмодернистами, — интертекстуалыюсть, иронию, игру, но подчиняет все эти усвоенные и преодоленные элементы сверхзадаче. Используя различные постмодернистские приемы и опираясь на некоторые содержательные положения постмодернизма, П. Крусанов выстраивает собственную стратегию возвращения к традициям классической русской литературы, освоенным в игровом ключе, несмотря на серьезность комплекса идей группировки.

«Петербургские фундаменталисты» необыкновенно органично соединили в себе респектабельность вполне солидной культурной организации со скоморошеством и юродством как своеобразными игровьми практиками. Петербургские фундаменталисты и П. Крусанов, в частности, реализуют игровую стратегию на самых разнообразных уровнях: это игра с известными личностями, историческими фигурами, литературными персонажами, с мировой мифологией, с различными концептами и архетипами, в меньшей степени - с языком (на уровне стилистики), игра с жанрами. Т.е. литературная группировка включает в область задействованных элементов всю мировую культуру и литературу, все наследие философской мысли человечества. При этом П. Крусанов в трилогии «Триада», состоящей из романов, не связанных ни сюжетно, ни сквозными персонажами (романы «Укус ангела», «Бом-бом», «Американская дырка»), а по гегелевскому принципу «тезиса-антитезиса-

синтеза», и в романе «Мертвый язык» проходит путь очевидной идеологической эволюции: от соответствия канонам постмодерна к выходу в иную эстетику.

В основе романа «Укус ангела» - игровая стратегия воссоздания могущественной Российской Империи. Автор романа действует вполне в рамках постмодернистских традиций, когда персонажами произведений (а не только материалом для рефлексии) становятся основополагающие интеллектуально - философские и культурологические понятия и категории. Писатель играет с уже существующими текстами, насыщая свой роман реминисценциями и ассоциациями. Текст написан в интерактивном ключе: читать главы можно в любом порядке.

Основной авторской целью является исследование механизмов функционирования имперского пространства и поведения человека в этом пространстве. Главным действующим лицом романа оказывается не Иван Нскитаев-Чума и его путь завоевателя, а Небесная Империя как таковая, ее эстетика. Пространство, в котором разворачивается действие, само по себе героично, и Иван - лишь носитель имперского духа. С опорой на постмодернистскую эстетику строит Крусанов теоретическое обоснование прихода Нскитаева к власти, и особенно важным становится понятие Хаоса. Империя в романе П. Крусанова также показана не как противоположность хаоса, а как его продолжение - локализованный и персонифицированный хаос. Трактат о хаосе Пструши Легкоступова как знаке времени может быть определен как смысловое и структурное ядро романа. Как хаос предстает в романе и История, в этом хаосе потенциально присутствуют и творящее, и разрушительное начала, утверждающие принцип открытости, многовариантности исторического процесса.

Стилистическая стратегия Крусанова в романе «Бом-бом», кроме преодоления принципов постмодернизма, включает также и совершенно особое качество стиля текста на уровне языка, не менее ценное, чем смысловое наполнение романа. Общий композиционный принцип романа Крусанова таков: стилистика нечетных глав соответствует той эпохе, в которой разворачивается действо, русская история оказывается историей рода Норушкиных, написанной в образах и на языке определенного времени. Перемещаясь между темпоральными сферами, Крусанов создаёт речевые характеристики персонажей сообразно периоду и месту действия. «Бом-Бом» принадлежит области литературного дизайна, является эталоном стилистики и стилизации. Писатель совмещает в пределах одной фразы прозаические, бытовые элементы с поэтическими деталями, достигая этим нивелирования пафоса и одновременно повышая ценность лирического компонента прозы.

Метафорическая стратегия авторского дискурса, кроме свойственной трансметареализму общей многоуровневой метафорической структуры текста, проявляется в метафоричности названия, в организации проблематики каждого произведения вокруг какой-либо метафоры. В романе «Бом-бом» это метафоры - муравейника или улья - как образа жизни, подчиненной воле зова, общему роевому началу, как Судьбы. Андрей Норушкин -герой идеальный, олицетворяющий творческую свободу человека в его выборе и ответственность за осуществленный выбор и имеющий силы принять уготованный ему жребий. Однако и в исследовании самого понятия Судьбы, Крусанов продолжает придерживаться игровых принципов организации текста по законам алеаторической игры, основанной на случае, жребии, шансе, поэтому текст издается двойным тиражом с разными вариантами финала. Писатель настаивает на важности общечеловеческих ценностей (Дома, Семьи, Рода, Родины), вне зависимости от того, в какой временной и культурный пласт они помещены. Автор в «Бом-боме» выстраивает ценностную цепочку в традициях русской классики, а текст демонстрирует случай прямого авторского говорения. Тем самым происходит обращение современного литературного процесса к тем истокам, из которых он вышел.

Художественная сторона романа «Американская дырка» имеет важную особенность: в нем замысел подчиняет себе другие аспекты текста, что выражается в некотором прагматизме, замкнутости на групповой мировоззренческой программе - т.е. Крусанов предстает в нем более идеологом, чем живописцем. В романе планомерно

завершается создание образа нового мира как следующей стадии, должной прийти на смену современности. Этот эстетический образ, определенный В Н. Топоровым как основная мифологема русской литературы начала XX века, всегда возникает на стыке столетий. Создание образа нового мира происходит в романе в тесной связи с изучением и презентацией целого круга философских и политических идей. Эти принципы связаны с понятиями «консерватизм», «консервативная революция». Также в романе важное место занимает понятие «политической корректности», а точнее ее нынешней травмированности, актуализированное М. Липовецким. Крусановым осуществляется развенчание либеральных американских идей, в том числе гуманизма как взаимовыгодного и негласного соглашения существ, ориентированных на массовую систему ценностей. По мнению фундаменталистов, необходимо хотя бы через катастрофу выйти из статического состояния в области политики, литературы, культуры и создать новую модель человека и общества. Критика Америки и американского образа жизни становится поводом для проповеди определенного жизненного принципа, воплощенного в героях.

Одной из тенденций в литературе рубежа веков становится изображение героя, не соответствующего эпохе, не представляющего собой идеальное ее отражение, а преодолевающего ее, производящего утопии, идеи, смыслы - те пытающегося преобразовать реальность. В такой роли появляется в «Американской дырке» Капитан. Это не сверхчеловек ницшеанского типа: вместо холодного величия он предпочитает радостное сотворчество с Богом на равных правах. Однако Капитан, по Крусанову, не идеальный человек будущего, он - необходимый инициатор, катализатор трансформации. Как идеальный человек будущего может быть рассмотрен ученик-соратник Капитана Евграф Мальчик, не являющийся ни консерватором, ни ярким прогрессистом, а опирающийся на объективность, в которой проявляются Дух и Традиция как Вечное, как возвращение к вневременному Истоку.

В романе «Мертвый язык» Крусанов продолжает развитие идеи необходимости преображения современности, для характеристики которой использует неологизм «бублимир». Современность Крусанова - «общество зрелища», «общество спектакля» необарочного типа, где любое событие воспринимается как простая условность, символ. Роман представляет и художественный протест против идеи постмодернистского искусства в его западном варианте, демонстрирующего величайшую несерьезность. Эта мысль зафиксирована в форме создания «реального театра», способного противостоять «бублимиру» силой внутреннего горения страсти. Выступая против общества зрелища, реальный театр вместо психологизма, мнимого существования предлагает соприкосновение с античным роком. Идея «реального театра» акцентирует главенство факта подлинной эмпатии, катализирующего рождение из сверхчувственного мира «душа Ставрогина», который, как и ангельский укус и голос подземного колокола из предшествующих романов, есть овеществленная метафора. В самом же названии «душ Ставрогина», в выборе названия текста, в ряде других элементов романа эстетически проявляется интертекстуальный диалог с Ф.М.Достоевским.

На фабульном уровне Крусанов обращается к стратегии упрощения. Освоив технику сюжетосложения в «Укусе ангела», «Бом-боме», уделив меньшее внимание событийности в «Американской дырке», петербургский фундаменталист практически полностью отказывается от ее акцентирования в «Мертвом языке». Подобная стратегия позволяет автору создать текст, главенствующее место в котором занимает язык: его утрата современным бессловесно потребляющим социумом, попытка обретения языка как средства сотворения новой вселенной. Крусанова интересует Язык, взыскующий подлинности существования, нуждающийся в живом воплощении. Роман «Мертвый язык» и есть текст, написанный на живом языке. Так проявляется логоцентричность авторской картины мира: Крусанов презентирует слово как ипостась Бога. При этом важной особенностью стратегии писателя по-прежнему является игровой характер решения всех философских вопросов,

всепроникающая ирония, вносящая в тексты амбивалентность и нивелирующая пафос идеологической проповеди.

Раздел 1.3 Постреалистнческая направленность стилевого поиска Владимира

Шарова.

Шаров сознательно старается избегать включения ссбя в рамки какого-либо направления, подчеркивая в публичных высказываниях, что каждый писатель интересен прежде всего своей непохожестью на других. Постмодернистская философия истории, устраняющая субъекта, в романах Шарова поворачивается к конкретному человеческому сознанию. Эта тенденция ведет к синтезу постмодернистской эстетики с опытом классического реализма в его постреалистической трансформации.

Частная жизнь осмысляется как уникальная «ячейка» всеобщей истории, происходит смещение акцентов с типичного на индивидуальное. Реалистическое отражение эпохи, по Шарову, упрощает единичного человека. Шаров признает достойным собеседником Бога не народ, не племя, а только единственного человека, отстаивая таким подходом ценность не временного, а универсального подхода. Подобное понимание мира соответствует повествовательной стратегии постреализма, где главное и единственно нужное — личное.

Народ, по Шарову, тоже проще и примитивнее отдельного человека, идея национальной идентичности - радикальное упрощение того мира и того человека, какими они были созданы. Шаров выдвигает концепцию «трех историй»: события в земной плоскости, соотнесение их с универсальным Библейским текстом и «третья», «вертикальная история» - жизнь рода. Род, где каждая отдельная личная история сохраняет самоценность, позволяет осуществить наследование жизненного опыта, удач или неудач.

В прозе В. Шарова пафос частного существования в постреализме сопрягается с интересом к архетшшческим структурам, к истории и мифу. Герои заново переживают изолированные мифы творения, грехопадения, изгнания по текстам Священных Книг. Автор через человека пытается постигнуть хаос, понять алогичные законы и найти и них телеологическую связанность — то, что могло, бы стать целью и оправданием единственной человеческой жизни, окруженной обстоятельствами хаоса.

Повествовательную стратегию постреализма с модернистскими стратегиями роднит восприятие мира как хаоса, а с реализмом — стремление к постижению глубинных взаимоотношений между человеческой душой и окружающим ее миром. Постреализм - это экзистенциальный реализм, с его идеей личной ответственности, идеей свободы, требующей индивидуальной проверки и примерки, идеей связанности и убежденностью в незавершимости и неразрешимости поединка личности с хаосом. Главное же, что заимствовал постреализм в поэтике постмодернизма, это паралогические компромиссы, которые играют роль механизмов саморегуляции не только «хаографического» текста. Шаров не склонен апологизировать хаос, он пытается найти тот нравственный, человеческий смысл, которым хаос русской истории XX века самоорганизуется.

Общим предметом осмысления для писателя является непроработанная память об исторических катастрофах, что соотносится с концепцией травматического письма, разрабатываемой М. Липовецким. Историческая травма отрабатывается Шаровым практически во всех текстах: травма времен раскола - в «Репетициях», советская травма и опыт революции - в «Воскрешении Лазаря», «След в след», «Старой девочке», «Будьте как дети» и «Репетициях». Источник травматического письма для прозаика еще и гражданская война (в «Воскрешении Лазаря»).

Другой трагический момент в истории России, концептуально значимый для Шарова, - идеологизированность преподнесения исторических событий при одновременном наличии множества архивных документов. По этой причине исходной точкой движения каждого романа оказывается рукопись. Новые обертоны традиционной для писателя вере в сверхъестественное значение всякого рода документов и рукописей дает простая фабульная идея «синодика», реестра, каталога людей, на которую накладываются повествовательные приемы Шарова. Так обыгрывается тема русского литературоцентризма, власти текста над

человеком. Пространство прозы Шарова подвержено всеобщей амнезии, с которой герои борются, вспоминая, записывая, восстанавливая разрозненные архивы, тем самым воскрешая умерших близких, но не так, как планировал Николай Федоров (этот философ часто становится для Шарова фигурой игрового переосмысления), а иначе, особым авторским способом «след в след», так обозначает и масштаб повествования, и наследование как важный принцип собственного письма, традиционный дня русской литературы.

Историк по образованию, Шаров в своей прозе опирается именно на реальные исторические детали, которые могут показаться сегодня совершенно безумными, следовательно, остаются в стороне, предоставляя место усредненным результатам. Однако именно алогичные, странные факты для писателя наиболее показательны, неслучайны. Деталь превращается в структурно значимый текстообразующий компонент.

В соответствии с принципами постреализма Шаров выстраивает образы героев (напр., Федорова, Сталина, старицы Дуси) своих текстов так, что сама его структура предполагает амбивалентность эстетической оценки. Двуплаповость, двунаправленность проявляется и во взаимопроникновении типического и архетипического как принципе структурирования художественного образа. В. Шаров никогда не подвергает сомнению существование реального мира как объективной данности. Автор сочетает детерминизм с поиском внекаузальпых (иррациональных) связей, парадоксально совмещает почти архитектурную четкость исторического сюжета, хотя и абсурдного, высокую интеллектуальную связность образов с доверием к звуковым метафорам, инерции ритма, к интонационным отголоскам, понимаемым как инструментарий интуитивного нащупывания связей между человеком и миром, между существованием и бытием.

Постреализм В. Шарова опирается на идею классического реализма - устремленность к постижению всего спектра связей между человеком и миром. История и личность, свобода и власть, добро и зло, человек и время, человек и Бог - ряд классических категорий, выстраивающийся в романах. Своими произведениями Шаров возвращает в отечественную культуру те нравственные координаты, которые определяли духовную суть русской литературной классики, но были сначала подвергнуты скептической ревизии модернизмом и авангардом, а затем были вовсе вытеснены соцреалистической прагматикой.

Любовь у В. Шарова выступает как доминирующий способ реализации эпистемологических интенций героев и как единственная непреходящая ценность в нестабильной реальности оказывается сильнее любых характеристик (социальных, пространственно-временных, возрастных и проч.).

В сущности, романы В. Шарова демонстрируют столкновение двух духовных стратегий: постмодернистской (М.Ремизова, Б. Парамонов, М. Липовецкий) и классической (в характеристике В. Топорова, Е. Степанян, А. Секацкого). С одной стороны, в текстах, казалось бы, есть те же постмодернистские приемы, которые можно наблюдать у Королева или Крусанова: нелинейное движение текста, понятие Хаоса, специфический характер восприятия истории; с другой — вера в преодолимость хаоса через приобщение к предзаданным высшим истинам. Суть осознанного взаимодействия этих различных систем составили, во-первых, спор о самых фундаментальных категориях и ценностях: о природе человека, о смысле жизни, о судьбах рода людского и силах, управляющих историей, и, во-вторых, мучительные метания между безысходным отчаянием и упорными поисками основ бытования человека в мире. Так постреализм Шарова избирает некий третий путь, в известной степени снимающий противостояние постмодернистской и традиционалистской, (в том числе и реалистической) стратегий, но не примиряющийся ни с той, ни с другой. «Верую, ибо абсурдно!»— вот внутренний закон этой прозы, нацеленно прозревающей в глубине хаоса смыслы, дающие человеку трагическое оправдание его страшной жизни. Именно потребность ответить на вопросы этого типа и породила третий вариант нынешней ностреалистической прозы — вариант собственно диалогический.

Произведения В. Шарова, П. Крусанова, А.Королева элементами своей поэтики связаны с постмодернизмом, но та логика, та системная связь, которая и объединяет эти

элементы в художественную целостность, для постмодернизма абсолютно не характерна. Постреалисг Шаров остается верен традиции классического реализма в том отношении, что он ищет смысл в исторических событиях, но не утверждает единственную точку зрения, один верный ответ, а ставит на первое место именно процесс поиска ответа. Повествование Шарова избегает интонации прямой философской проповеди, не допуская упрощения огрубления живой философской пластики романных образов, психологических коллизий, сюжетных решений.

Предельно обостренное сознание опыта кровопролитий, взлетов и падений колоссальных империй, социальных катастроф, ежедневно угрожающих жизни и обнаживших онтологический хаос как универсальный вселенский закон, вынуждает современных писателей самым настойчивым образом искать константы бытия. Для А. Королева такая константа - творчество и гармония, для П. Крусанова - Россия-империя, где человек имеет достоинство и гордость, для В. Шарова - память, сохраняющая родовую цельность и объединяющая человечество. Всепроникающая релятивность постмодерна оборачивается возвращением к потребности ориентира, статических ценностей, Абсолюта при сохранении ценности отдельной человеческой личности, ответственной за свой выбор. Диалогические отношения между этими полярными противоположностями и определяют внутренне напряженное бытие такого Абсолюта. Отсюда следуют и другие существенные особенности творческого метода Шарова. Возникающая на основе взаимопрорастания современности и мифа единая модель мира носит трансисторический характер — но это преодоление ограниченности историзма социального толка и возвышение к историзму иного масштаба, в котором жизнь человека предстает в координатах судеб человечества и в системе общецивилизационных, общекультурных, общечеловеческих ценностей.

Таким образом В. Шаров, А. Королев, П. Крусанов встраиваются в традицию -каждый по-своему, встают в один ряд с модернизмом «серебряного века», с текстами Булгакова, Ахматовой, Шаламова, Пастернака, Солженицына. Возможно, отсюда проистекает невключенность писателей в постмодернистские монографии или же включенность на основе анализа только некоторых аспектов их творчества с большой долей субъективности исследователей. Писатели выходят в своих произведениях за пределы литературы - в пространство философии, культурологии, литературоведения и таким образом преображают литературу, укрупняя ее проблематику, давая более масштабный срез бытия, обогащая язык, в том числе язык смыслов. Возникают новые гибридные формы, всё новые модификации постмодернистского сверхъязыка. Пафос наиболее значительных произведений этого типа составляют поиски пути - через отрицание неприемлемого, критическое усвоение духовного опыта прославленных и малоизвестных мыслителей, обретение способности к нелинейному, многомерному культуро-философскому мышлению, открытие многоликости, многозначности, динамичности мира.

Глава 2. Жанровые разновидности повествовательных стратегий.

Ситуация постмодерна в культуре вдохнула новую жизнь в «износившиеся» эстетические системы, активизировала их взаимодействие, запустив механизм разветвляющейся эстетической комбинаторики, проявлением чего является и жанровое обновление литературы. Наиболее удачным термином для описания данных процессов представляется термин «жанровая стратегия», который используется такими исследователями, как Н.Л.Лейдерман, М.Н.Липовецкий, Н.В.Барковская, Н.Д.Тамарченко, В.И.Тюпа, С.Н.Бройтман в том случае, когда наблюдается взаимодействие и взаимопроникновение различных жанровых моделей и сознательное обыгрывание их автором. Под жанровой стратегией понимается сознательное и концептуальное использование автором преимущественно формальных признаков того или иного жанра для решения как авторских идеологических задач, так и художественных задач, связанных с самим жанром (исследование природы и истории жанра). В диссертационном исследовании внимание останавливается на стратегии использования двух крупных форм историософского и неомифологического романа, одновременно представленных в творчестве В. Шарова и П.

Крусанова. Для творчества писателей характерен неомифологизм как особого рода поэтика, структурно ориентированная на сюжетно-образную систему мифа, разновидность интертекстуалыюсти. В качестве одного из важнейших текстопорождающих мифов национальной культуры П. Крусанов создает государственный миф. Общая жанровая повествовательная стратегия В. Шарова предстает как создание авторского жанра романа-комментария с притчевым началом. В прозе А. Королева анализу подвергается синтетическая жанровая стратегия, рассмотрение авторского жанра апории, выделение элементов биографического романа, романа о художнике. Также в главе идет речь о «дембельской» прозе, филологической прозе, «литературе существования» и затрагивается интермедиальная повествовательная стратегия с целью выяснения степени проницаемости жанровых границ между искусствами.

Раздел 2.1. Жанровые эксперименты Анатолия Королева.

Повествовательные стратегии А. Королева во многом обусловлены жанром, а не замыслом как таковым, это, по авторскому определению, «свободные игры ума» (из личного письма диссертантке. 2011. 6 мая). Повесть «Гений местности» обнаруживает сознательную установку на многослойность авторских жанровых стратегий: художественно осмысленной хроники парка; повествовательных новелл, как документально подтверждённых, так и вымышленных; авторских эссе на исторические, культурологические, литературоведческие темы. При этом текст цитатен в своей основе: в размышлениях об истории и России писатель опирается на суждения философов и писателей, разнообразные мемуарные, документальные, научные материалы. Центральное место в полижанровой стратегии Королева занимает так называемый Künstlerroman, то есть роман о художнике. Писателем рассматривается проблема сущности художественного дара, искусства в его соотношении с реальностью -выдвигает на первый план героя с творческими (жизнестроительными) амбициями (поэта, художника, создателя парков). В тексте это фигуры «гениального неитальянца», «человека-кузнечика» Антонио Кампорези и Осипа Сонцева. На примере парка в руках Сонцева Королев реализует собственную аксиологическую систему, раскрывает представления о мере, свободе, эталоне, идеале.

В повествовательных новеллах Королев раскрывает понятие концепта «Genius loci», известного еще с античных времен, понятие, характеризующее исключительную степень творческой одарённости человека Королев создает ситуации столкновения человека с онтологией, «гением местности», которые ставят проблему наличия в природе метафизической силы, воздействующей на человека. В понимании сути «Genius loci» важным является концепт Пустоты. Эта категория в повести Королева приобретает отличную от постмодернистской направленность: она работает на контрасте с барочной наполненностью текста, оставляя лакуны для читательского сотворчества.

Жанровая классификация текста «Голова Гоголя» А. Королева неоднозначна. В структуре «Головы Гоголя» видны черты философских повестей, в основе которых лежит приключение мысли о природе свободы и насилии как се тени. Королев сознательно обращается к вольтеровской традиции, когда герой — абсолютно авторская мысль, свободно движущаяся через различные пространства. Вся повесть построена вокруг тезиса Фомы Аквинского, в знаменитом трактате «Сумма теологии» так разрешившего проблему существования зла при Божьем промысле: Бог попускает зло в силу своей благости. Зло не исходит от Бога, но попущено им. А. Королев разворачивает монологи, не дающие конечных ответов, но поднимающие карамазовские вопросы вновь уже в условиях конца XX века, пережившего победы зла и извращение красоты. При этом Королеву вообще не свойственен интерес к анализу механизмов функционирования социума или к отдельно взятой человеческой судьбе. Он ведет прямой диалог с Создателем, исследует зарождение и развитие идеи, то есть действует в ином масштабе. Писатель выбирает ситуацию, заведомо не имеющую решения, находит моральный тупик, выбирает из ноосферы некое проблемное мнение, общепринятое правило и вскрывает противоречия, т.е. отыскивает сюжетную катастрофу или апорию. Королев решает сложнейшие нравственно-философские уравнения.

В центре авторского внимания - категории добра, зла, свободы, красоты и т.д. Поэтому жанр «Головы Гоголя» может быть определен именно как апория.

В романе «Быть Босхом» Королев вступает в диалог с традициям разнообразных жанров, что создает сложную, многослойную структуру текста. Автор использует автобиографическую жанровую стратегию, обращается специфическому жанру «литературы существования», жанру лагерной повести (или романа), традиций «дембельской прозы» и «филологической прозы» с использованием интермедиалыюй стратегии, в рамках которой осуществляется включение экфрасисньгх элементов в общий пласт повествования. Структура роман в романе осложняется включением во «внутренний текст» описания и интерпретации текстов живописи.

В первом сюжете — документальном дискурсе (жизнь лейтенанта Анатолия К. в советском дисбате образца начала 1970-х годов) Королев в целом следует традиции жанра «романа с биографией»: он воссоздает реальное вхождение в лагерно-армейскую систему. По тематике и стилистике биографический текст романа A.B. Королева совпадает с современной неонатуралистической прозой («чернухой»), но уравновешенной культурологической, искусствоведческой рефлексией. Здесь Королев наследует традиции изображения лагерной жизни и в то же время актуализирует понятие «дембельской прозы», в которой фотографическая точность ситуаций, документальность являются для автора поводом к разговору об иных, далеких от армейского быта вещах. Потребность высказать «правду», найти ее социальное обоснование, апеллирование к «вечным вопросам», философское осмысление советского армейского хронотопа.

Второй сюжет, фикциональный пласт - «роман в романе» - процесс написания романа-биографии «Корабль дураков», чье название отсылает к жанру литературы Возрождения под условным названием «Корабли дураков» (Narrenschiff). Содержанием этих текстов было «великое символическое плавание» экипажа Корабля дураков, состоящего из вымышленных героев, из олицетворенных добродетелей и пороков или социальных типов. Лейтенант К. пишет о средневековом художнике Иерониме Босхе как знак протеста против армейского быта: Биография Босха выдумана автором как протест против «сталинского культа фактов». В эпизодах судьбы молодого лейтенанта-дознавателя К. отражается уродливая красота прозрений мастера Северного Возрождения, преломленная «средневековьем солдатской зоны», диссидентствующий офицер уральского дисбата убегает в эстетику от жуткого быта, тогда как голландский живописец выворачивал роскошь своей жизни в видения ужаса. Королев снова обращается к стратегии создания романа о художнике, однако жанровый канон подвергнут трансформации, которая основана на переосмыслении самой фигуры художника - жестокого творца, вершащего суд над неправедным миром, терзаемого собственными противоречиями, претворяющего свои слабости и комплексы в страшные по художественной силе картины.

Текст частично написан в традициях мемуарной литературы. Мемуарное повествование Королева отмечено красочностью художественной прозы и публицистической пристрастностью. В этом аспекте герой книги - сложнейший процесс событийного и духовного взаимодействия личности и общества в определенную эпоху. В тексте есть и черты филологического романа, нового жанрового образования, заявившего о себе на рубеже XX-XXI вв. Этот тип повествования возвращает в литературу категорию автора, нивелированную структурализмом и постмодернистской деконструкцией.

Отдельное место в романе занимают экфрасисные элементы - искусствоведческое описание и интерпретация основных мотивов живописи Босха и его наиболее значимых картин. Эти включения формируют интеллектуально-эстетический код прочтения романа: с одной стороны, создают дополнительный ассоциативный фон восприятия сцеп, а с другой стороны, погружают изображаемую реальность в пространство культуры и тем самым концептуализируют ее. Т.о. жанровая стратегия А. Королева предстает как синтетическая, интермедиальная, интегрирующая элементы различных дискурсов (филологического, живописного) в литературное произведение.

В романс «Stop, коса!» при раскрытии непростого вопроса онтологии смерти Королев обращается к элементам массовой культуры, тем самым с помощью экфрасисных рекламных включений расширяя поле традиционного эстетического дискурса. Реклама в романе «Stop, коса!» А. Королева выступает не только как фон, но своего рода кодирующий механизм современной культуры, обозначает один из проблемных полюсов романа, она приобретает и символическую функцию: становится маркером общества потребления, избегающего мыслей о смерти. Герой Королева активно актуализирует укорененные в массовом российском сознании мифологемы, что характерно для современной рекламной практики. Проблемное поле романа располагается в пространстве между дискурсами популярной культуры и филологии (сюда же относится сказочный дискурс, имеющий значение в некоторых моментах сюжета), обозначая тем самым два альтернативных взгляда на рассматриваемую автором проблему смерти. Королев, используя различные средства вплоть до провокативных, ищет пути обновления и расширения практик традиционного эстетического дискурса, заимствуя элементы в диаметрально противоположном ему по происхождению, внеэстетическом, рекламном дискурсе и создавая единую интеремедиальную повествовательную стратегию собственного творчества.

Раздел 2.2. Неомифологические предпочтения Павла Крусапова.

Обращение к мифу для П. Крусапова знаковое и в том смысле, что именно мифологизацию, а не следование канонам реализма петербургские фундаменталисты понимают под традицией как эстетической и этической доминантой своих произведений. Мифологизация становится главной стратегией исторического повествования П.Крусанова как одного из фундаменталистов. При этом настоящая задача крусановского мифа не в том, чтобы дать объективную картину мира; в нем, скорее, выражается понимание автором и его соратниками своего места в окружающем мире. Романы и повести фундаменталистов -своеобразная иллюстрация, комментарии к масштабному общественному мифу, творимому петербуржцами, текстовая реализация лелеемой ими мечты об Империи - России.

В «Триаде» писатель движется от обыгрывания классических мифов в «Укусе ангела», через создание Идеального, но несколько нереального человека в «Бом-боме», к сотворению в «Американской дырке» того гармоничного мира, в котором мечтают жить все петербургские фундаменталисты. В художественной историософии Павла Крусапова на первый план выходит проблема воли, движение героя к решению внутренней, духовной задачи. Писатель создает драматические и одновременно оптимистические альтернативные сюжеты, раскрывающие силу и амбивалентность имперского строительства. Эта трилогия формирует определенный идиостиль Крусанова, его индивидуальную поэтику. Оригинальные художественные решения в нем связаны с идеей Империи.

В романе «Укус ангела» стратегия Крусанова включает соединение мифологической архаики и элементов постмодернистской литературной традиции как средства модернистского переосмысления русской жизни. В тексте можно выделить несколько мифологических уровней: мифологические образы и архетипы, однако трансформированные, описание общего мифа, творимого идеологом великой Империи Петром Легкоступовым. Наконец, эстетика Империи у Крусанова опирается на уже сформированные в русском сознании культурные модели, связанные с определенными историческими личностями (Иван грозный, Чингисхан и др.) и ориентированные на воссоздание архетипа русской власти. Некитаев представляет собой мифологизированный образ человека, тяготеющего к типу «культурного героя» (воспроизведены мотивы чудесного рождения от мертвого, инициации, инцеста), действующего в мифологизированном пространстве, «в начале времени» и своей деятельностью обусловливающего целую культурную эпоху. Парой культурному герою является антигерой, трикстер Петруша Лепсоступов, олицетворяющий сознательное (чрезмерно рефлексирующее) начало.

Волевые характеристики Некитаева роднят его с героями трактата петербургского фундаменталиста А. Секацкого «Моги и их могущества» (1994): поиск сильного человека, мотивы поединка с судьбой, глобальная попытка возродить мифологическое мышление в

качестве творческого синтеза - изменение действительности через Слово. Крусанов демонстрирует собственное восприятие реальности как мистической и выражает его через обыгрывание новейшего мифа - конспирологии, согласно которой человеческая история есть поле борьбы между космическими силами.

Общая картина, разворачивающаяся в романе - грандиозный миф становления новой Российской Империи. Крусанов создает бытийно значимую и эстетически привлекательную картины мира. Альтернативная история избирается автором в качестве объекта для неомифологической эсхатологии. Затрагивая проблемы современности, писатель выстраивает сюжет противостояния России с Западом, в котором нет мотивов русского поражения, а сам конфликт России и Запада подан как конфликт архетипический.

Неомифологическая стратегия в романс «Бом-бом» разворачивается в двух направлениях. Во-первых, узнаваемые Петербургские реалии в романе становятся элементами создаваемой Крусановым «новой мифологии» в рамках жанровой стратегии «литературы существования», задача которой - актуализация «частного» мифа, либо мифа о своей группе, поколении, о времени и месте в нем. В «Бом-боме» современный питерский миф творится посредством описания коллективных встреч и совместных застольных философских споров персонажей, «написанных» с реальных членов группировки петербургских фундаменталистов - Коровина, Секацкого и др.

Во-вторых, это альтернативно-историческое описание рода Норушкиных, имеющего конечную и вполне определённую цель существования, с акцентированием мифопоэтического компонента: Крусанов предлагает иную версию образа культурного героя, наделенного с отличными от Ивана Некитаева качествами, и создает образ мифологического пространства. Здесь П. Крусанов использует стратегию создания своеобразной семейной хроники, генеалогического мифа. Одинаково заканчивая судьбу всех Норушкиных, автор воссоздает идею вечного мифологического возвращения, закольцованности; обращается писатель и к хтоническим (нора-Вавилонская башня, оборотни-охранники деревни Сторожиха) и архетипическим образам (Дом); создает по мифологическим законам пространство, попадая в которое все члены клана Норушкиных превращаются в первобытных, архаических людей — героев мифа.

С помощью мифологических образов П. Крусанов предлагает единую историко-этическую и философскую концепцию современного человека и русского общества. Этот сюжет, где русский человек осознает свою миссию служения, внимает зову и возвращает к Дому, в родовое гнездо для выполнения предназначения, апеллирует к библейскому сюжету о блудном сыне и одновременно демонстрирует вариант поведения, полярный представленному в «Укусе ангела». Писатель исследует метафизическую диалектику взаимоотношений Соборного и Индивидуального, судьбы Коллектива и Личности. Т.о.«Бом-бом» может быть прочитан как текст о Долге и Ответственности, решенный в мифологическом ключе.

Роман «Американская дырка» построен как разгадывание причины «несмерти» Сергея Курехина. Физическая фигура Сергея Курехина необходима П. Крусанову для создания романной мифологии и реализации своей собственной идеи (правда, продолжающей идеи музыканта). Капитан в романе П. Крусанова отражает особый тип сознания человека начала XXI века, способного постепенно оказать преобразующее воздействие и на строй жизни, подчинившейся влиянию новых ценностей. Философии малых дел, продуктивной систематической деятельности, этике скромного труда противопоставлена философия бунта, разрушения рутинных социальных основ человеческой жизни для предоставления простора выражения героизма, энергии созидания.

Кроме Курехина, прозаик упоминает имена других деятелей питерского андеграунда 1980-х, тех, кто становился «новыми культурными героями» своего времени, и называет хармсовскими беспокойниками потому, что они, умершие физически, продолжают жить в метафизическом пространстве города. Эти персонажи, собранные в романе вместе, дают мозаичную, весьма представительную, рельефную и яркую картину живой, а не

официальной русской культуры от конца 1990х- до начала XXI века. В тексте романа присутствуют отсылки к разнообразным плутовским персонажам мировой литературы (от Локи до Остапа Бендера). Обращается писатель и к излюбленному архетипу своей прозы -Вавилонской башне актуализируя весь круг связанных с ней апокалиптических мотивов, а также использует уже традиционные мифологические схемы инициации, принесения искупительной жертвы и др. и сюжет преображения мира.

Роман «Мертвый язык» с точки зрения жанровой стратегии в основном завершает развитие положений, представленных в «Американской дырке». Основной идейный комплекс воплощается через стилевые находки и мало связан со спецификой жанра. Идеология «Мертвого языка», как и в романах-предшественниках, глубоко укоренена в традициях петербургского текста. Персонажи Крусанова, как и в современном пласте «Бом-бома», вписаны в конкретную топографию.

Противоборствующие романные силы имеют мифологическую природу: мистический персонаж Ветер перемен, деструктивное, хаотическое начало - и Рома Тарарам - тип героя, константный для писателя: «художник», космологизирующий, восстанавливающий гибнущее пространство. Рома Тарарам продолжает линию крусановских героев-трикстеров, и особенно Капитана. Для стратегии Крусанова принципиальны образы творцов-стратегов, которые воспринимают историю как поле для интересной и оправданной игры.

Аспект жанровой повествовательной стратегии Крусанова, на котором необходимо остановиться подробнее, - это проработка автором схемы «романа-побега». М.Липовецкий отмечает, что уже сложился канон жанра, называемого «эскейп-прозой». Использование эскейп-схемы как основы текста непосредственно связано с историософскими поисками писателя: саморефлективное изображение побега от современной реальности позволяет вычленить вектор движения истории явственнее, чем при непосредственном отображении. В то же время сама идея эскапизма противоречит авторским приоритетам, что и представлено в сюжетном решении: опыт западной цивилизации, произведшей на свет пресловутое общество потребления, по мнению писателя, демонстрирует невозможность активной формы борьбы с ним.

Обобщая анализ жанровой составляющей повествовательной стратегии петербургского фундаменталиста Павла Крусанова, нужно повторить, что тяготение писателя к форме историософского мифологического романа позволяет прозаику сохранить константы бытия, не разрывая преемственности поколений и акцентируя метафизическую сущность человека. Стратегия Крусанова возрождает само мифологическое мышление, возвращается к первообразам в их первоначальной силе воздействия, а не ограничивается лишь интерпретацией архетипов и созданием авторской мифологии. С опорой на литературный, философский, научный контекст выстраивает автор свою картину мира, состоящую из фундаментальность идей и образов. Это осознанное противостояние усредненному идеалу общественности; возрождение глубинной традиции в культуре и возвращение к мифологически чистому сознанию, воспринимающему мир как вечную борьбу хаоса с космосом.

Раздел 2.3. Историософский метод создания эсхатологического романа Владимира

Шарова.

Владимир Шаров прочно вошел в современную русскую литературу как автор романов, для которых историософская проблематика всегда актуальна. Шарова интересуют не текущие политические события и не художественная футурология, когда национальное прошлое и настоящее становятся платформой для утопических или антиутопических экспериментов, а русская революция 1917 года как кульминационное для России событие, соединяющее ушедшие века (особенно XVII столетие - эпоху раскола) и годы, наступившие после Гражданской войны. Главная особенность авторского метода - решение историософских проблем в религиозном контексте.

Тексты Шарова не могут быть отнесены ни к жанру «альтернативной истории», обычно построенной на допущении «двойного стандарта», соединении того, «как было» й

как «могло быть», ни к «исторической прозе». Шаров не пишет «параисторию», коренящуюся в недовольстве реальной историей. Облеченная в конкретные сюжеты, событийные формы, произвольные цифры и даты, в текстах Шарова рождается та история, которая не попадает в учебники, но, тем не менее, существует в авторской реальности. В текстах сочетаются два, казалось бы, несовместимых подхода к истории. С одной стороны, автор с почти научным педантизмом излагает версии конкретных участников описываемых событий - персонажей, выдуманных, но, как правило, изображенных с массой реалистических подробностей.

Писатель показывает множественность самого феномена исторической достоверности, предлагает целостную метаисторическую концепцию, в большей части отсутствующую в современной прозе. Параллель между различными историческими временами просматривается в каждом текста В. Шарова. Стратегия нахождения универсальной исторической модели и наложения на нее событий иного исторического периода осуществляется в романах «Будьте как дети» (крестовый поход детей 13 века), «Воскрешение Лазаря» (библейская история Лазаря), «До и во время» (Всемирный потоп) и «Репетиции» (житие Христа). Так Шаров подводит к мысли о театральности истории, о том, что жизнь людей любого времени, Смутного времени или 30-х гг XX века - это репетиция некой неизменной пьесы, репетиция будущих событий и одновременно повторение сыгранных когда-то ролей. Это - подготовка к постижению прошлого, происходящему, как правило, через осмысление библейских сюжетов.

Кроме того, к какому бы времени пи обращался В. Шаров, он всегда соотносит его с событиями русской революции, рассматривая её как ключ к пониманию национальной истории и судьбы русского народа. Революционный хронотоп, воссозданный автором, позволяет рассматривать события минувших эпох в контексте сюжета, кульминация которого приходится на 1917 год.

Стратегия Шарова включает и обращение к о богоискательским и богоборческим мотивам, многовариантно представленным в современной прозе. Презентация освоения православной аксиологии на всех уровнях классической и неклассической систем позволяет сформулировать гипотезу о религиозно-православном основании мировоззрения как основе поляризации стратегий современной русской прозы. Евангельский сюжет у Шарова становится кодом восприятия и прогнозирования истории.

Писатель уверен, что литература, не отрываясь от Священного Писания и предоставляя пространство для бесконечных игр с его сюжетами и мотивами, помогает истории выявить свою христианскую сущность, реализовать слово о спасении и воскресении в практической деятельности.

Еще в 1993 году в интервью В. Шохиной Шаров называл себя комментатором Священного писания. Эта жанровая стратегия повествования по прошествии лет стала для писателя ведущей. Все его тексты могут быть трактованы как обширный исторический комментарий к событиям Ветхого и Нового Заветов. Священное Писание, при изменении исторического фона, трактовок, актуализации или уходу на второй план каких-то стихов из Завета, не перестает быть для Шарова живым фактом культуры и при этом чем-то очень личным и близким, сохраняющим живость в веках. С точки зрения В. Шарова, все люди и все народы, которые живут в рамках библейской культуры — иудеи, мусульмане, христиане, — своей жизнью, жизнью своих стран и народов, политической историей дают комментарий к Библии, пытаются своей жизнью ее объяснить, отрефлексировать. Поэтому в названия своих романов Шаров часто выносит цитаты из Библии или строчки, отсылающие к тем или иным библейским сценам. Апелляция к библейскому мифу прямо, наиболее непосредственно, следует из логической непостижимости самой художественной сверхзадачи постреализма — поиска смысла в хаосе, закона в абсурде существования. При этом в современных священных писаниях намеренно задается особый масштаб повествования: охват огромного исторического материала соответственно уменьшает

масштаб отдельных судеб, но это не уничижение человека, а осознание его места и доли в пространстве Вечности.

Апокалиптичность связана с одним важным свойством стратегии постреализма. Для автора апокалипсис есть реальность истории и духовной жизни, не реальная опасность, о которой нужно сообщить, но длящееся уже несколько веков предчувствие конца.

Повествовательная стратегия Шарова избегает линейного движения, путем использования множественных вставных новелл, повествование превращается в круговое вращение. Речь идет не о графических фокусах, но об исторических сдвигах в сознании, о нравственных, религиозных парадоксах, имевших место в России, об основополагающих принципах бытия и сознания вообще. Тексты выстроены таким образом, что событие, инициирующее фабульное движение, остается на периферии сюжета.

Постреалистическая повествовательная стратегия объясняет во многом такую приверженность Шарова документальному жанру: дневники, написанные на основе этих дневников воспоминания о себе самом (но не об эпохе), письма, которые пишут люди своим близким и друзьям, — все то, что позволяет человеку увидеть его отличие от других. Соблюдена видимость строгого документализма, даны ссылки на архивы, информаторов, в ткань повествования вплетаются факты русской истории, а фигура исследователя-историка или архивиста часто находится в центре повествования.

Стилистика и композиция текстов Шарова ориентирована на устную традицию, бесконечно ценную для писателя. Шаров использует нелинейный, гипертекстуальный способ рассказывания, но речь идет не столько о постмодернистской ризоматичности, сколько о циклическом мифологическом мышлении.

Ни один роман не обходится без использования значимых исторических имен. Однако Шаров выстраивает романы, используя исторические события или исторических лиц не столько как материал для мифологической трансформации, сколько как метафоры, подвергающиеся развертыванию в пространстве текста. Причем практически все деятели революции мечтают о религиозном преображении, а не о победе конкретных идеалов марксистской философии. Центральное место среди таких героев занимает Н. Федоров: философия Федорова сама подталкивает писателя к разного рода мистификациям, истоки большевизма, по мнению писателя, заложены именно в учении Федорова. Также значимо и внимание В. Шарова к предельно семиотизированному сталинскому времени к «чекистской» теме. Показателен интерес шаровского нарратива к локусу клиники для душевнобольных. В ситуации обнажения абсурда реальных обстоятельств, лечебница оказывается наиболее адекватным отражением утраты рациональных логических связей, и, следовательно, лечебница - своеобразный новый Ноев ковчег.

Жанровая повествовательная стратегия В. Шарова, так же, как и А. Королева, может быть названа синтетической. Она заключается в создании текста как сложного духовно-риторического пространства, в котором мифы, архетипы и религиозные концепты берут на себя миссию управляющей формы, обеспечивающей взаимодействие (апологетическое, диалогическое, полемическое, конфликтное) современных сюжетов с Традицией. Можно говорить о том, что В. Шаров, совмещая различные повествовательные стратегии, разрабатывает один из возможных сценариев дальнейшей эволюции романного жанра. Инновационный характер поисков писателя, очевидный на фоне русской литературы конца XX столетия, заслуживает серьезного внимания и прочтения. Романы Шарова, с их множеством видов времени, характеризуются смешением дискурсов (в частности научного, религиозного и политического). Произведения представляют собой сплав метафоры как жанра, притчи, исторических жанровых разновидностей, авторского жанра комментариев. Кроме того, в текст романов на правах «текста в тексте» включены образцы эпистолярного жанра, архивные документы. Такая полижанровая повествовательная стратегия объясняется сложностью материала и соответственно, форм, необходимых для его упорядочивания. В масштабе же целого В. Шаров ориентирован на создание притч о страшном времени или

«романов-комментариев» к Священному писанию, что позволяет понять и взаимосвязь событий, и их подосновы в обширной временной перспективе.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы, намечаются дальнейшие пути изучения обозначенных проблем.

Проведенный анализ позволил увидеть важное качество «эстетической» прозы рубежа XX-XXI веков - особую организацию повествования. Повествовательные стратегии А.В.Королсва, П.В.Крусанова, В.А.Шарова являются «формами времени» и отражают установку эстетической прозы на самопознание.

Авторы, одинаково занимающиеся поиском истины, при этом не похожие друг на друга по поэтике, отличаются еще и особой художественной стратегией: это интеллектуализация эмоциональной рефлексии и, главное, проблематизация «проклятых вопросов» русской классики о добре и зле, о спасении мира.

Интенция и В.Шарова, и А. Королева, и П. Крусанова всегда едина - обозначить и попытаться решить крупные мировоззренческие, онтологические проблемы, а главным оказывается сам исторический процесс (у В. Шарова), эстетика Империи (у П. Курсанова) или эстетика творчества (у А. Королева).

В отношении этих современных авторов можно говорить одновременно и о постмодернистской стратегии, и о реализме, но о реализме особого рода. В прозе Крусанова, Королева, Шарова осуществляется переоценка ценностей, в связи с чем огромное внимание уделяется культурному и литературному наследию человечества. Многое из того, что оказалось полузабытым, воскрешается и подвергается перекодировке и анализу в современном контенте.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях (общим объемом 2 п.л.):

Статья, опубликованная в рецензируемых научных изданиях.

Пахомова С. С. Споры вокруг литературного постмодернизма (повесть А. Королева «Голова Гоголя») // Всстннк Череповецкого Государственного Университет. Череповец, 2011. - № 4. - Т. 3. - С. 1 09 - 111 (0,3 п. л.).

Статьи в сборниках научных трудов и материалы докладов на научно-практических конференциях:

1. Пахомова С. С. Поиск нового героя современной литературы в романе П. Крусанова «Американская дырка». Филологические записки: Сб. ст. / Ред-сост.: к.ф.н. А. М. Новожилова; РГПУ им. А. И. Герцена. - СПб., 2007. - 106 с. - С. 90-96. (0,4 п л.).

2. Пахомова С. С. Проблема выбора, свободы и личной ответственности в романе П. Крусанова «Бом-бом». Система ценностей современного общества: сборник материалов XVII Международной научно-практической конференции: в 2-х частях. Часть 1. Новосибирск: Издательство РГТУ, 2011 - 284 с. - С. 90-94. (0,3 п л.).

3. Пахомова С. С. Мифологизация художественного пространства в романе Павла Крусанова «Укус ангела». Современная филология, материалы междунар. заоч. науч. конф. (г. Уфа, апрель 2011). Уфа: Лето, 2011. - 272 с. - С. 112-114. (0,3 п л.).

4. Пахомова С. С. Метод магического реализма в прозе В. Шарова. Новое в современной филологии: Материалы II Международной научно-практической конференции. - М.: Изд-во «Спутник», 2011. - 111 с. - С. 28-30. (0,2 п. л.).

5. Пахомова С. С. Постреалистический взгляд на историю в прозе Владимира Шарова. Перспективные направления развития науки: сборник научных статей. Бугульма: НО «Фэн-наука», 2011. - 122 с. - С. 28-30. (0,25 п.л ).

6. Пахомова С. С. Имперская тематика творчества как специфическая особенность группировки «петербургские фундаменталисты». Материалы II Всероссийской научно-методической конференции. Часть 2 / ред. С. В. Лесников. Сыктывкар, 2011. -316с. - С. 286288. (0,25 п л.).

Подписано в печать 12.03.2012 Формат 60x90/16 Бумага офсетная. Усл. печ. л. 1,4 Тираж 100 экз. Заказ 107

Отпечатано в типографии «Адмирал» 199178, Санкт-Петербург, В.О., 7-я линия, д. 84 а

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Пахомова, Светлана Сергеевна

Введение.3

Глава 1. Стилевые разновидности повествовательных стратегий. 18-109 Раздел 1.1 Многослойность повествовательных подходов и выход за пределы постмодернистской парадигмы в прозе Анатолия Королева.19

Раздел 1.2 Стилевые принципы прозы Павла Крусанова в рамках явления петербургского фундаментализма».56

Раздел 1.3 Постреалистическая направленность стилевого поиска Владимира

Шарова.84

Глава 2. Жанровые разновидности повествовательных стратегий.110

Раздел 2.1 Жанровые эксперименты Анатолия Королева.116

Раздел 2.2 Неомифологические предпочтения Павла Крусанова.139

Раздел 2.3 Историософский метод создания эсхатологического романа

Владимира Шарова.168

Введение диссертации2012 год, автореферат по филологии, Пахомова, Светлана Сергеевна

Литературный процесс последних двух десятилетий характеризуется сосуществованием в едином культурном пространстве предельно разных, опирающихся на противоположные эстетические принципы направлений. Современная литература дает примеры художественного синтеза между классицизмом, сентиментализмом, романтизмом, модернизмом и реализмом. Эта тенденция к стилевому взаимопроникновению отмечена авторами ряда статей и диссертаций последних лет [259]. Стремление современной прозы к трансформации художественных моделей, форм и конструкций Т.Н. Маркова называет приметой эпохи художественной «переходности», рубежного бытия и смены художественных парадигм [199]. Тенденции к стиранию границ между реалистическими и нереалистическими направлениями в литературе, между литературными жанрами, литературой и внелитературной действительностью, между интеллектуальной и массовой литературой — (очевидное тяготение к совмещению в пределах одного текста сложных приемов письма, пришедших из элитарной литературы, и беллетристически занимательных ходов, позволяющих поддерживать сюжетный интерес (литературный проект Б. Акунина) характеризуют современную российскую прозу.

Практически все исследователи соглашаются с отсутствием общепризнанного центра в литературе 2000-х. «Может быть, главная характеристика литературы нулевых — она не поддается централизации» [122, с. 154], - утверждает JT. Данилкин, вместо метафоры мозаики, часто используемой наблюдателями литературного процесса для обозначения стилевой разнородности, использовать список - единственную адекватную материалу форму представления литературы нулевых. Т.о. основное русло движения современной русской прозы в сфере поэтики определяется в диссертации категорией «эклектика». Под эклектикой как стилевым принципом новой литературы понимается особое многообразие и широта специфических для авторов современной прозы повествовательных стратегий. Если соотнести положение в литературе с концепцией Ю. Лотмана о «непрерывных» и «взрывных» процессах в культуре, то можно сказать, что утвердилась линия «непрерывности», «постепенности», предполагающая обновление в рамках традиции. Уникальность современной ситуации - в параллельном развитии сразу нескольких традиций, ни одна из которых не предполагает сменить другие, так как все они обладают еще не исчерпанным креативным потенциалом, дополняют друг друга в постижении мира и человека и способах их характеристики, а также вносят в культуру агонистический дух, побуждая принимать во внимание инаковое. Писатели ведут свой эстетический поиск, используя «плюрализм языков, моделей, методов, причем в одном и том же произведении» [72, с. 193]. Это характерно для современной литературы в широком спектре. При этом устоявшиеся эстетические системы демонстрируют способность расширять свои границы, впитывая определенные открытия других систем, обновлять язык, стиль, жанровые характеристики.

Теоретическое исследование стремительно меняющейся современной прозы - задача весьма сложная, но вместе с тем - перспективная. Летопись современной литературы создают многие авторы, среди них - А.Немзер, А.Латынина, А.Марченко, И.Роднянская, Н.Иванова, А. Генис. В последние годы появляется ряд исследований, прямо нацеленных на изучение современного литературного процесса в историческом и в теоретическом аспектах. Это новаторские исследования М.Эпштейна «Парадоксы новизны» и «Постмодерн в России», пособие Н.Лейдермана и М.Липовецкого «Современная русская литература», непосредственно обращенные к русской литературе последних десятилетий. Следует назвать также книги Г.Нефагиной «Русская проза второй половины 80-х - начала 1990-х годов», И.Скоропановой «Русская постмодернистская литература», О.Богдановой «Современный литературный процесс». Особую ценность представляет монография М.Абашевой «Литература в поисках лица», в которой рассматривается чрезвычайно актуальная для литературы наших дней проблема формирования авторской самоидентичности, проявляющаяся в поэтике современной прозы и в ее концептуальном наполнении.

Мария Ремизова в книге «Только Текст» довольно упрощенно разделила все основные имена литературного процесса на два противоборствующих лагеря — «модернистов» и «традиционалистов», или «постмодернистов», «авангардистов», с одной стороны, и «реалистов», с другой. Для литературы из первого лагеря характерны умозрительные конструкции, интеллектуальная игра, текст как условность, из другого — вторичность по отношению к большой реалистической традиции и некоторое «измельчание». В восприятии М. Ремизовой прослеживается гиперкритицизм: «общая беда обоих направлений — почти полное отсутствие реально достигнутых высот» [232, с. 17]. Классификация нуждается в уточнении.

II. Иванова выдвигает иную версию упорядочения литературного процесса нашего времени: «Постмодернизм себя отнюдь не исчерпал. Не конец, а кризис — в силу исчерпанности возможностей авторов, но не метода. И в этой кризисной ситуации то, что уже найдено и даже повторено многократно, может быть освоено в неожиданном ракурсе совсем иными писателями, не активными постмодернистами» [149, с.46]. Русская литература к рубежу веков после мощного культурного взрыва конца 80-х годов обобщила опыт предшествующей словесности, отвергла авторитарность и тоталитарность, утвердила плодотворность множественности, антилинейное мышление. Процесс в целом можно обозначить как инволюцию: то есть свертывание и одновременно усложнение. «На помощь писателям-постмодернистам «инволюционно» приходят те, кто переосмысливает их достижения внутри всей литературы эпохи постмодерна, что придает литературной ситуации еще больший эклектизм» [Там же]. Литература постмодерна обнимает собой и все течения, включая все разнообразие постмодернизма (соц-арт, концептуализм, метаметафоризм, новый сентиментализм и другие), демонстрирующий взаимопроникновени. В новом веке в литературе постмодерна сосуществует как постмодернистская литература, так и литература иного эстетического и мировоззренческого выбора.

С. Чупринин солидарен с Н. Ивановой в принципиальных вещах. В начале 2009-го он предложил свое объяснение логики литературного процесса нулевых [298]: она подчинена двоякому компромиссу. Во-первых, это компромисс между нетрадиционными приемами повествования и привычным стремлением писателя говорить о действительности, взятой в ее наиболее типичных или наиболее ярких, крайних проявлениях. Русская литература прошла искушение вседозволенностью, радикальными языковыми, тематическими, жанровыми экспериментами — и сумела вобрать их в себя, инкорпорировать в традицию. Во-вторых, это компромисс между высокой словесностью и беллетристикой, при которой первенствующим трендом в нулевые годы стала стратегия уже не противоборства собственно художественными интересами авторов и требованиями рынка («новый беллетризм», «миддл-литература»).

Е. Ермолин [132] расставляет акценты несколько иначе. Он радикально заявляет о бесславном крушении постмодернизма как литературного проекта 90-х как главном литературном событии начала XXI века (впервые в интервью «Русскому журналу» в 2004-м и в дальнейшем развивает идею). По Ермолину, игровой релятивизм и пандемонизм в искусстве оказались «позорно провалились» [131]. Постмодернизм - это не просто стиль и не просто приемы. Это довольно цельная эстетическая и мировоззренческая программа, исчерпавшая себя. М. Липовецкий также приходит к констатации кризисных тенденций и в поэтике всего русского постмодернизма 80-х — начала 90-х годов: сталкивание всех существующих литературных, культурных и прочих контекстов так, чтобы они аннигилировали друг друга, не оставляет в итоге ничего, «кроме эффекта эстетического молчания» [183, с. 283]. Отечественная литературная практика последних лет подтверждает это. «Сейчас мода на постмодернизм закончилась», - констатирует М.Липовеций [51, с. 15]. Для объяснения причин может быть использована гипотеза о втором постреволюционном десятилетии, когда после хаоса и ниспровержений хочется стабильности, внятности и определенности, как было и в конце 20-х годов XX века. Кризис постмодернизма - естественный и необходимый - связан с тем, что стилистическая новизна постмодернизма стала привычной, а идеология нарушения табу перестала быть новой.

M. Липовецкий в монографии «Паралогии» [178], опираясь на одноименный постмодернистский принцип и на понятие «паралогия» (Лиотар), отмечает некоторые особенности русского постмодернизма по сравнению с западным. Паралогичность заключается в том, что существуют два этих начала одновременно, взаимодействуют, но и полностью исключается существование компромисса между ними. С этой точки зрения русский постмодернизм отличатся от западного сосредоточием на поисках компромиссов и диалогических сопряжений меж полюсами оппозиций, на формировании «места встречи» между принципиально несовместимым, между философскими и эстетическими категориями. В то же время эти компромиссы принципиально «паралогичны», они сохраняют взрывной характер, неустойчивы и проблематичны, они не снимают противоречия, а порождают противоречивую целостность. Глубинные свойства постмодернизма: утрата смысла (М. Мюллер), конец истории (Ф. Фукуяма), утрата ответственной организующей силы, утрата значительности (С. Аверинцев), неудача проекта (А. Пятигорский) в различных произведениях могут присутствовать в большей или меньшей степени и в вариативных комбинациях. Но чаще всего само по себе наличие каких-либо из этих признаков или совокупности их не дает оснований безусловно отнести произведение к числу постмодернистских, а его автора - в разряд постмодернистов. Гораздо чаще мы наблюдаем заимствование приемов повествовательной стратегии постмодерна в произведениях, по духу, по сути не постмодернистских: «Не стоит принимать за постмодернистское всякое произведение, которое несет внешние признаки постмодернизма», -настаивает Б. Катаев [155, с. 182]. По справедливому замечанию М. Липовецкого, «внешние приметы постмодернистского письма — вроде цитатности, монтажа различных дискурсов, расширения категории текстуальности. — сегодня не использует только ленивый» [179, с.204]. Нужно отметить, что для русского постмодернизма - будь это 70-е годы или 2000-е - характерно разделение постмодернистских художественных 7 стратегий на две разновидности. Первая - это постмодернизм как комплекс мировоззренческих установок и эстетических принципов, вторая -постмодернизм как манера письма, то есть «глубинный» постмодернизм и «поверхностный», когда используются лишь его эстетические приемы: «цитатность», языковые игры, необычное построение текста. Постмодернистские приемы давно уже органически усвоены писателями как модернистской, так и реалистической, как романтической, так и натуралистической или даже сентименталистской закалки. По мере усвоения литературой «инокультурного» материала осуществляется ее переконструирование, реализующееся порой конфликтно и драматично. Думается, что именно в силу противоречивости фактов литературы рубежа ХХ-ХХ1 веков (не укладывающихся в рамки постмодернистской ее концепции) в критике зазвучали голоса о характерном для современной литературы сближении тенденций постмодернизма и реализма и о формировании нового типа поэтики, ей свойственной.

Современной филологической науке подобное сближение видится процессом, характеризующим становление нового типа культурного сознания и новой парадигмы художественности, получающего разные наименования: неотрадиционализм (В.Тюпа), постреализм (Н. Лейдерман), трансметареализм (Н. Иванова) и др. Интегрирование в литературе противоположных эстетических тенденций совсем не обязательно завершается явлением синтеза - в гегелевском смысле слова. Реальный литературный процесс включает в себя множество творческих «линий», которые, «вслушиваясь в голоса» разных литературных эпох, манифестируют свою связь (или разрыв) с самыми разнородными и разновременными традициями. Взаимодействуя между собой на пограничном литературном пространстве, разные тенденции создают относительно устойчивую, способную к развитию художественную целостность.

Таким образом, рядом с авторами, тексты которых действительно выстроены в рамках постмодернизма в его русском варианте, соседствуют и другие (В. Маканин, Ю. Буйда, А. Варламов, А. Кабаков, А. Битов), чьи 8 произведения отступают от постмодернистской стратегии. К писателям такого характера относятся и анализируемые в диссертации авторы: П.Крусанов, В. Шаров, А. Королев. Эти авторы конца 1990-х, идущие не по магистральному пути, не могут быть отнесены какому-то одному определенному направлению. Они занимают «пограничные зоны», вбирая в свое творчество элементы различных повествовательных стратегий. В их творчестве отражается влияние постмодернистской поэтики, что позволяет проследить пути эволюции отдельных ее черт, важных для развития литературы XXI века. Произведения данных авторов дают возможность изучить теоретические и эстетические основы различных систем и увидеть перспективы движения современной русской прозы. Литературоведение сегодня нуждается в интерпретации художественных феноменов современности, отдельных произведений словесности, индивидуальных творческих систем. Проза А. Королева, П. Крусанова и В. Шарова может быть рассмотрена как проявление в русской литературе рубежа XX - XXI веков общих тенденций литературы постсоветского времени. Анализ творчества авторов, замеченных критиками и литературоведами, но не ставших предметом монографических исследований, позволяет точнее охарактеризовать общую тенденцию развития русской литературы, выявить специфику новой художественной парадигмы, складывающейся в конце 1990-х - 2000-х годах на пересечении постмодернизма, модернизма и реализма, синтез элементов которых составляет их литературную стратегию.

Проблема повествования на сегодняшний день является едва ли не центральной проблемой литературоведения. Это обусловлено всеобъемлющим характером данного элемента поэтики, способного проявить особенности и жанра, и стиля, и авторской позиции. Повествование, являющееся родовым свойством эпоса, его основой, можно охарактеризовать как «главный способ построения эпического произведения» [246, с.280]. Кроме того, в современном литературоведении оформился взгляд, когда под повествованием подразумевается весь текст литературного произведения [294; 73]. Будучи предметом нарративной (М. Бахтин, В. Тюпа, В. Шмид, Ж. Женетт, Ю. Кристева) эстетики, повествовательные стратегии имеют различные определения - «нарративные стратегии», «стратегии текста», «текстовые стратегии», «повествовательные инстанции». Под авторскими повествовательными стратегиями в диссертационном исследовании понимается способ подачи фактического материала, который избирает тот или иной автор для коммуникации с читателем как основным реципиентом текста, способ, в известной мере предполагающий предусмотренность и организованность интерпретации самой структурой текста. Иными словами, особенности авторской манеры изложения событий в тексте: «каким образом автор описывает последовательность происходящих событий, как он их трактует, какие событийные категории при этом оказываются ключевыми» [225, с.62]. Единая авторская стратегия рассматривается в диссертации в двух ее разновидностях: в области стиля и в сфере жанра - на примере творчества Павла Крусанова, Анатолия Королева и Владимира Шарова.

Актуальность настоящей работы обусловлена необходимостью изучения характерных тенденций развития повествовательной структуры современных прозаических текстов, что является важным как для исследования динамики современного литературного процесса, так и для выделения специфических черт, характеризующих творчество выбранных авторов. Романы и повести П. Крусанова, А. Королева и В. Шарова -несомненно значительные явления в современном литературном процессе, многие тексты номинировались на литературные премии или же были отмечены ими. Актуальность исследований в области современной словесности связана и с анализом культурно-исторических изменений нашего времени, отразившихся в литературных произведениях.

Большинство работ, посвященных творчеству А.Королева, В. Шарова и П. Крусанова, выполнено в критических жанрах, однако критического подхода недостаточно, чтобы всесторонне отразить особенности сложных поэтических миров. Творчество этих писателей в силу особенностей их поэтики не может быть проанализировано в рамках лишь одного из направлений, сочетает черты разных стилей, вступает в диалог с различными жанровыми канонами. Исследовательские работы замыкаются на некоторых аспектах текстов, преимущественно в свете теории постмодернизма. Таким образом, новаторство данной диссертации состоит, в том числе, в обращении к мало изученному или не изученному вообще материалу.

Объект диссертационного исследования - русская проза конца XX -начала XXI веков.

Предмет исследования - специфика выбора повествовательных стратегий в творчестве П. Крусанова, А. Королева, В. Шарова.

В качестве материала исследования избраны произведения рубежа XX-XXI века, позволяющие обосновать разнообразие повествовательных стратегий обозначенных авторов и определить генезис тенденций современной литературы в избранном аспекте. Такими текстами стали повести «Гений местности» и «Голова Гоголя», романы «Быть Босхом» и «Stop, коса!» А.Королева; романы «След в след», «Репетиции», «До и во время», «Воскрешение Лазаря», «Будьте как дети» В. Шарова и «Укус ангела», «Бом-бом», «Американская дырка» и «Мертвый язык» П. Крусанова. Для анализа выбраны тексты, представляющие эстетическую доминанту в разные периоды творчества прозаиков, прошедших длительный путь эволюции.

Цель исследования - рассмотреть специфику повествовательных стратегий А. Королева, В. Шарова, П. Крусанова с точки зрения их взаимоотношения с постмодернистской парадигмой как ведущей для прозы последних десятилетий и выделить пути ее преодоления.

Данная цель достигается путем решения следующих задач:

1. Выявить специфику основных стилевых стратегий прозы рубежа XX-XXI вв. в их диахроническом (в контексте исторического развития русской литературы) и синхроническом (в сопоставлении с друг с другом) аспектах.

2. Рассмотреть функционирование прозы А. Королева в рамках постмодернистской парадигмы художественности и выявить пути ее преодоления.

3. Проанализировать стилевые принципы прозы П. Крусанова в рамках взаимодействия с поэтикой постмодернизма; охарактеризовать своеобразие литературной группировки «петербургские фундаменталисты».

4. Раскрыть особенности постреалистического метода В. Шарова, сопоставить понимание Хаоса в постмодернизме и постреализме.

5. Установить способы и характер взаимодействия основных тенденций современной прозы в её отношении к системе традиционных жанров; выявить черты авторских жанров и продемонстрировать их реализацию в прозе А. Королева, П. Крусанова и В. Шарова.

6. Показать особенности отражения авторской историософской позиции через жанровые, сюжетно-композиционные, характерологические предпочтения.

7. Выявить черты неомифологизма в произведениях современных писателей, рассмотреть истоки, структуру и функционирование основного мифа в современной словесности.

Выбор литературных текстов, подлежащих анализу, основывается на степени осмысления и воплощения в них особенностей авторской художественной и мировоззренческой концепции. Тексты, рассмотренные в данной работе, занимают на шкале филологической ценности различные позиции от признания их в качестве классики XX века до определения некоторых текстов как миддл-литературы, совмещающей в себе черты массовой и элитарной (оценки исследователей в этом вопросе разнятся). В задачи исследования не входит проблема иерархий в современной прозе. В соответствии с обозначенными критериями выбора, в поле внимания попадают тексты, наиболее известные в различных читательских кругах. Рассматриваемые произведения хронологически охватывают последние 20 лет литературного процесса и воплощают некоторые особенности национального менталитета, актуализированные ситуацией рубежа эпох, что позволяет говорить о реализации в данных текстах представлений о мифах (эсхатологическом, литературном, историческом) русской культуры.

Методологическая основа исследования определяется его проблематикой и носит комплексный характер. Работа написана с опорой на труды Ю.М. Лотмана, В. Топорова, М. М. Бахтина, А. Лосева, Р. Барта, В. Шмида. Основой диссертации также послужили работы по поэтике современных стилевых направления М. Липовецкого, Н. Лейдермана, И.

Скоропановой, Н. Маньковской, Н. Ивановой, О. Богдановой, И. Ильина, В. Курицына, М. Эпштейна, Б. Парамонова, П. Вайля. А. Гениса, И. Роднянской. В их работах осуществляются попытки проследить эволюцию русского постмодернизма, определить его специфику, сформулировать основные особенности поэтики отдельных писателей, установить их место в русской литературе и культуре конца XX - начала XXI в.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Русская проза рубежа ХХ-ХХ1 веков так или иначе вступает в своеобразный диалог с постмодернизмом (приближаясь или отталкиваясь, подчеркивая его завершение или используя приемы) -— независимо от того, как сами её представители осознают своё к нему отношение. Именно этот диалог становится общим мотивом, позволяющим объединить прозу П.Крусанова, А. Королёва и В. Шарова при всей их непохожести друг на друга.

2. А. Королев придерживается стратегии стилистического и жанрового синтеза, создает выразительный образец прозы, работающей на контрастах: писатель сочетает постмодернистскую эстетику и реализм, обращается к стилистике барокко, а использование сложно сконструированного сюжета, сознательно стремящихся к вульгарности сцен и образов, иронии составляют текстовое обрамление для ряда онтологических диспутов о двойственной природе человеческих ценностей и включаются в стратегию интеллектуальной провокации.

3. П. Крусанов, будучи представителем эстетико-литературного и философского явления петербургского фундаментализма, актуализирует в общественном самосознании Имперский элемент и, обращаясь к постмодернистской технике, опираясь на некоторые содержательные положения постмодернизма, выстраивает собственную стратегию метафорического осмысления действительности и возвращения к традициям классической русской литературы, освоенным в игровом ключе.

4. В. Шаров сопрягает пафос частного существования с интересом к архетипическим структурам, к истории и мифу. Постмодернистская философия истории, устраняющая субъекта, в романах Шарова поворачивается к конкретному человеческому сознанию. Эта тенденция ведет к синтезу постмодернистской эстетики с опытом старого реализма в его постреалистической трансформации. Стратегия создании текста как сложного духовно-риторического пространства, в котором мифы, архетипы и религиозные концепты берут на себя миссию управляющей формы, обеспечивает взаимодействие современных сюжетов с Традицией. 5. Для творчества П. Крусанова, А. Королева, В. Шарова характерен историософский посыл и неомифологизм как особого рода поэтика, структурно ориентированная на сюжетно-образную систему мифа (в т.ч. литературного), разновидность интертекстуальности, и тяготение к разрушению жанровых канонов, свойственное русской литературе рубежа ХХ-ХХ1 веков, выражающееся в создании авторских жанров.

Научная новизна результатов исследования состоит в том, что в диссертации впервые повествовательные стратегии современной прозы рассматриваются на материале творчества А. Королева, П. Крусанова и В. Шарова в их совокупности. Наиболее плодотворными для исследования представляются произведения названных авторов, так как их творчество можно причислить к «пограничным» состояниям современной литературы, этих писателей нельзя назвать апологетами постмодернизма. Сами авторы по-разному отзываются о своей близости этой эстетике. Тем продуктивнее и показательнее обнаружить в их творчестве наличие продолжения и развития отдельных элементов постмодернистской поэтики, или просто соотнесенности с этой парадигмой. Каждый из анализируемых авторов представляет собой определенную тенденцию современной литературы. В.Шаров рассматривается критикой как яркий представитель постмодернизма, но при этом сам категорически отрицает эту характеристику, особенности романов Шарова позволяют говорить о стратегии постреализма; в творчестве П. Крусанова очевидно игровое сочетание постмодернистских приемов с четко обозначенной идеологической программой, реализуемой, однако, в эстетическом ключе и с определенной долей иронии; А. Королев, по мысли критики, представляет собой синтез постмодернистской эстетики и реализма, знаменующий собой возвращение гуманистического измерения реальности. Анализ творчества столь непохожих авторов призван продемонстрировать многообразие спектров современной литературы, а видимая разнородность материала -раскрыть явление более разносторонне, многопланово и стереоскопично.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что впервые предпринимается попытка рассмотрения наиболее репрезентативных вариантов реализации повествовательных стратегий в прозе малоизученных авторов, в результате чего показано многообразие стратегий современной литературы, раскрывающее исследуемое явление разносторонне и стереоскопично. Делаются выводы о существовании отдельных категорий постмодернистской поэтики в современной прозе, таких, как постмодернистская игра, «мир как текст», хаосмос, рассматривается стратегия постреализма как одна из разновидностей стилевого поиска в пространстве прозы рубежа веков, а также другие стилевые направления («псевдобарокко», «трансметареализм»). Кроме того, рассматривается трансформация жанровой системы в современной прозе. Выявлены некоторые наметившиеся тенденции в развитии современной литературы. Выдвинутые в диссертации положения дополняют и уточняют сложившуюся систему научных представлений о прозе 1990-2000-х годов. Методика анализа художественных текстов, содержащаяся в работе, позволяет приблизиться к авторскому пониманию различных категорий в процессе исследовательской интерпретации художественного произведения.

Практическая значимость диссертационного исследования. Результаты и материалы исследования могут быть использованы в преподавательской деятельности: в лекционных теоретико-литературных и историко-литературных курсах, в спецкурсах и спецсеминарах по теории и истории русской литературы, по проблемам творчества Анатолия Королёва, Павла Крусанова и Владимира Шарова. Конкретные результаты применения предложенных подходов могут быть использованы в построении школьных и вузовских учебных программ и учебных курсов по русской литературе конца XX - начала XXI века.

Апробация работы. Основные положения и результаты научного исследования изложены на научных конференциях: «Система ценностей научного общества: XVII Международная научно-практическая конференция» (Новосибирск, РГТУ, 2011), «Современная филология» (Уфа, 2011), «II Международно-практическая конференция» (2011), «II Всероссийская научно-методическая конференция: Инновации и традиции науки и образования» (Сыктывкар, 2011); на семинаре профессора Ж.-Ф. Жаккара в Женевском университете в мае 2010 года и в рамках практического курса «Русская литература» в ФГОУ СПО «Петровский колледж» (в 2008, 2009 и 2010 гг.).

Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Во введении обосновывается тема диссертации, ее актуальность, рассматривается история и степень изученности поднимаемых в работе проблем, формулируются цели и задачи исследования, его методологические принципы, предмет и объект изучения.

В первой главе «Стилевые разновидности повествовательных стратегий современной прозы» рассматривается взаимодействие П.Крусанова, А. Королева и В. Шарова с постмодернистской парадигмой, ее наследование или преодоление на уровне философии и приема. Также в главе идет речь об иных стилевых течениях рубежа веков (постреализм, «псевдобарокко», разновидности реализма). Во второй главе «Жанровые разновидности повествовательных стратегий современной прозы» рассматривает жанровые эксперименты в прозе П. Крусанова, А. Королева, В. Шарова (выделяются «апория» и «комментарий», «роман о художнике», «филологический роман» и «литература существования»), обосновывается повышенный интерес в литературе рубежа веков к жанру историософского романа (в т.ч. к криптоистории и альтернативной истории); выявляются черты неомифологизма в прозе писателей. Принцип анализа текстов несколько разнится в зависимости от специфики творчества того или иного автора. Так, в отношении прозы А. Королева и П. Крусанова оказывается возможным всесторонний анализ отдельных текстов в рамках заявленного принципа (напр. Коллажная стратегия в романе «Stop, коса!» А. Королева); проза В.Шарова отличается большей степенью автоинтертекстуальности, смысловой и стилистической монолитностью, поэтому целесообразным будет отсутствие выделения отдельных произведений из всего корпуса анализируемых романов и рассмотрение текстов в их совокупности с опорой на выдвигаемые положения. В заключении подводятся итоги исследования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Повествовательные стратегии в современной прозе"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Итак, рубеж XX—XXI вв. характеризуется смешением стилей, сложно взаимодействующих друг с другом, эстетическим плюрализмом, что порождает пограничные явления в литературе. Естественно, что каждая художественная система по-своему реализует рецептивную стратегию в освоении культурного наследия. Оставаясь самобытной, она в то же время воспринимает и использует приемы и принципы предшествующих стилей и эпох, литературные стили и жанры здесь явно не следуют друг за другом, а сосуществуют одновременно. Появляется ряд произведений, созданных на стыке реализма и модернизма, реализма и постмодернизма, модернизма и постмодернизма. Кроме того, повествовательные стратегии, избираемые различными авторами, находятся на пересечении как стилевого многообразия современной литературной ситуации, так и во многом обуславливаются жанровыми предпочтениями писателей. В рамках данного исследования были рассмотрены два базовых направления развития повествовательных стратегий в современной прозе: это область стиля и жанровые поиски. При этом в работе был задействован как литературный, так и философско-культурологический материал, поскольку проблема включает в себя не только функционирование текстов выбранных авторов на современном этапе их творчества, но и истоки, развитие основных литературных тенденций на протяжении условно обозначенного периода последних двадцати лет: с 1990-х по 2000-е гг. В область внимания попали презентативные и симптоматические для новейшего литературного процесса тексты.

Сегодня литературоведы, искусствоведы, культурологи спорят о характере, эволюции и (уже) об исчерпанности постмодернистской художественности, о возможности новой единой эстетической стратегии современного искусства, говорят о рождении текста нового типа, ориентированного не на обрывание мертвых текстовых структур, а на создание нового героя и новой концепции мира. Оценка литературоведами и критиками периода с 1990 по 10-е гг. XXI в. Является разной: с точки зрения одних, это «славное», «замечательное» десятилетие, с точки зрения других, такая оценка может являться только следствием проявления «феноменальной отзывчивости» критика [100, с.221]. В монографии М.П.Абашевой отмечается, что это было «.время бесцензурного развития литературы, время ее качественного обновления, сосуществования в ней современных и не реализованных ранее художественных систем», «время итогов, саморефлексии писателей и литературы по поводу столетия в целом» [67, с.7]. Как показывают Н.Л.Лейдерман и М.Н.Липовецкий в книге «Современная русская литература», в этот период в литературе сформировался новый тип поэтики, для которого было характерно сближение модернизма и постмодернизма с традиционными художественными системами и направлениями, что приводит к неизбежному преобразованию «родительских» систем. Такой процесс приводит не к переходу «вторичных направлений» в новое качество, а к утрате существенных различий между ними: разница в творчестве писателей связывалась не столько с принадлежностью к той или иной эстетической или идеологической группировке, сколько с развитием творческой индивидуальности художника. Таким образом, все более существенное место в литературном современном пространстве занимают тексты авторов, или не питавших склонности к постмодернизму, или сознательно отказавшихся от постмодернистской поэтики. Это писатели, обращенные к экзистенциальной, онтологической проблематике, полагающие себя законными наследниками и продолжателями русской гуманистической литературы, но усвоившие стилевые уроки постмодернизма.

Проведенный анализ позволил увидеть важное качество «эстетической» прозы рубежа ХХ-ХХ1 веков - особую организацию повествования. Повествовательные стратегии А.В.Королева, П.В.Крусанова, В.А.Шарова являются «формами времени» и отражают установку эстетической прозы на самопознание. Авторы, одинаково занимающиеся поиском истины, при этом не похожие друг на друга по поэтике, отличаются еще и особой художественной стратегией: это интеллектуализация эмоциональной рефлексии и, главное, проблематизация «проклятых вопросов» русской классики о добре и зле, о спасении мира. Интенция и

В.Шарова, и А. Королева, и П. Крусанова всегда едина - обозначить и попытаться решить крупные мировоззренческие, онтологические проблемы. Действующими лицами их текстов становятся не просто пациенты клиники для душевнобольных или крестьяне, репетирующие сцены из Священного Писания или известные исторические личности - главным оказывается сам исторический процесс (у В. Шарова), эстетика Империи (у П. Курсанова) или эстетика творчества (у А. Королева). В отношении этих современных авторов можно говорить одновременно и о постмодернистской стратегии, и о реализме, но о реализме особого рода, о том, который у Достоевского заслужил название фантастического, где человеческое сердце - поле битвы Бога и Дьявола.

В прозе Крусанова, Королева, Шарова осуществляется переоценка ценностей, в связи с чем огромное внимание уделяется культурному и литературному наследию человечества. Многое из того, что оказалось полузабытым, воскрешается и подвергается перекодировке и анализу в современном контексте. Общемировой культурный контекст выступает как одна из констант в осуществляемой переоценке ценностей, благодаря такой переоценке вырабатываются новые формы мышления, что помогает лучше понять современность, ее определенные явления или вступить в спор с теми идеями, которые не прошли проверку временем. Наличие литературоцентричной поэтики в творчестве писателей, имеющих разные мировоззренческие установки и принадлежащих к различным типам творчества, не может быть объяснено случайным совпадением или данью литературной моде, а сигнализирует о концептуальной близости. Все три автора близки эстетическим отношением к творчеству как истинной реальности и представлением об этической позиции художника, ответственного перед миром. В этом смысле П. Крусанов, А. Королев и В.Шаров продолжают линию неотрадиционализма (В.И.Тюпа), логоцентричного и созидательного искусства. Несмотря на наличие стилевых, эстетических особенностей и даже идеологических концепций, писатели едины в своем стремлении обновить традиционные формы, каноны и системы образных средств прозы в контексте всей мировой литературы.

Осуществленный в исследовании анализ доказал, что изучение повествовательных стратегий, характерных для переходных периодов в развитии художественного сознания, является одним из продуктивных направлений современной литературной науки. Конец XX - начало XXI столетия предстает и завершением определенного литературно-культурного цикла, и существенной его трансформацией и переустройством. Сегодня переход от одной культурной парадигмы к другой осуществляется не столько через «сдвиги» и «сломы», сколько через «перетекания» и модификации художественных форм и конструкций. И хотя изнутри культурно-художественной ситуации вряд ли возможно помыслить, а тем более адекватно запечатлеть ее результат, предпринятая попытка обозначить те повествовательные стратегии, которые выявляют специфику современного этапа литературной эволюции, важна для дальнейшего движения научной мысли.

Список научной литературыПахомова, Светлана Сергеевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Библия. Н. 3. / Славян, библейский фонд. СПб., 1997. 159 с.

2. Гоголь Н. В. Мертвые души. Выбранные места из переписки с друзьями. М., 2006. 432 с.

3. Достоевский Ф. М. Бесы. М.: Правда, 1990. 704 с.

4. Королев А. Игры гения. М.: Гелеос, 2006. 544 с.

5. Королев А. Быть Босхом: Роман. М.:Гелеос, 2006. 320 с.

6. Королев А. Дракон: Представление. М.: Футурум БМ, 2003. 240 с.

7. Королев A. Stop, коса!. М.: Гелеос, 2008. 384 с.

8. Крусанов П. Американская дырка. СПб.: Амфора, 2005. 398 с.

9. Крусанов П. Беспокойники города Питера. СПб.: Амфора, 2006. 304с.

10. Крусанов П. Бом-бом. СПб.: Амфора, 2002. 270 с.

11. Крусанов П. Все прочее литература: сборник эссе. СПб.: Амфора, 2007. - 302 с.

12. Крусанов П. Мертвый язык. СПб.: Амфора, 2009. 320с.

13. Крусанов П. Триада. СПб.: Амфора, 2007. 671 с.

14. Крусанов П. Укус ангела. СПб.: Амфора, 2000. 352 с.

15. Кундера М. Бессмертие. СПб., 2009. 416 с.

16. Курехин С. Немой свидетель. СПб., 1997. 128 с.

17. Мисима Ю. Золотой храм. СПб.: Азбука-классика, 2002. 285 с.

18. Пелевин В. «Generation П». СПб, 2008. 252 с.

19. Незримая империя. СПб., 2000. 439с.

20. Пастернак Б. Охранная грамота. М., 2010. 320 с.

21. Тургенев И.С. Избранное. Москва: Современник, 1979. 320 с.

22. Шаров В. Будьте как дети. М.: Вагриус, 2008. 400 с.

23. Шаров В. Воскрешение Лазаря. М.: Вагриус, 2003ю 368 с.

24. Шаров В. До и во время. М.; СПб., 2005. 395с.

25. Шаров В. Репетиции. СПб., 2003. 272 с.

26. Шаров В. След в след. М., 1996. 254 с.

27. Эко У. заметки о романе «Имя Розы» // Эко У. Имя розы. М., 1990. С. 16.

28. Статьи анализируемых авторов и интервью.

29. Абсурд нашей жизни (интервью Е. Иваницкой с В. Шаровым) // Московские новости. 2002. №39. С. 12

30. Вера уходит в прошлое (интервью с Е. Шкловского с В. Шаровым) // Московские новости. 1998. №36. 13 — 20 сентября.

31. Быть настойчивым в своем заблуждении (интервью В. Камышина с П. Крусановым) // Литературная газета. 2006. №41. 4 октября.

32. Герои на длинном поводке (интервью М. Бойко с В. Шаровым) // НГ Ех НЬп8. 2008.5 июня.-С. 10.

33. Жить интереснее с людьми, а не с народами (разговор-эссе Е. Иваницкой с В.Шаровым) // Первое сентября. 2002. №72. С. 16.

34. Заплаты на зонтике мироздания (интервью С. Шаповала с А. Королевым)// Независимая газета. 1997. 15 июля.-С.20.

35. Идет ремонт гильотины (интервью с А. Королевым) // Книжное обозрение. 1993. №18. 30 апреля. С. 8

36. Изделия Духа (интервью О. Рычковой с П. Крусановым) // Российская газета. 2010. №5263 (184). 19 августа. С.9.

37. Имперские мечтания Павла Крусанова (интервью А. Борисовой) // Известия. 2002. № 51. С. 15.

38. Каждый мой новый роман дополняет предыдущие (интервью М. Липовецкого с В. Шаровым) // Неприкосновенный запас. 2008. №3 (59). С. 58-64.

39. Королев А. Время назад. Тезисы выступления на конференции// Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания. Сб. статей по материалам Международной науч.-практ. конф. ПГПУ 28 февраля-1 марта 2007. Пермь. 2007.

40. Королев А. Геопанорама русской культуры. Материалы конференции // Уральская новь. 2000. №3.

41. Королев А. Гоголь: реальность воображения // Знамя. 2009. №4. С. 163177.

42. Королев А. Однажды в Знамени // Знамя. 2006. №6. С. 167-170.

43. Королев А. О себе // Знамя. 1998. №5. С.9-11.

44. Королев А. Человек и язык бытия // Дружба народов. М., 2002. № 1. -С.205-206.

45. Крусанов П. Меня привлекает эстетика империи. // ПитерЬоок. 2001. № 7. С. 18.

46. Крусанов П. Мало пишут о жесткокрылых // Литературная газета. 2003. №38. 17-23 сентября. С.8.

47. Курехин сегодня мрачен (Интервью Е. Веселой с С.Курехиным) // Московские Новости. 1995. 19-26 марта. С. 16.

48. Мы питерские фундаменталисты (беседа В.Бондаренко с П.Крусановым) // Завтра. 2003. № 6(82). 18 июня.

49. Незримая империя полигон для испытаний государственных стратегий (интервью Н. Андриановой с П. Крусановым). // Литературная Россия. 2005. №21. 28 января.-С.З.

50. Очередь за шортами (интервью Г. Заславского с А. Королевым) // НГ Ех НЬпв. 2010. 18 ноября.

51. Патака, или Посторонний на корабле дураков (интервью В. Шохиной с А. Королевым) // Независимая газета. 2004. 16 дек. С.11.

52. Постмодернизм это интеллектуальная гигиена (интервью Е.Коноваловой с М. Липовецким) // Вечерний Красноярск. 2009. 13 ноября. -С.5.

53. Притчи во языцех (интервью Е. Белжеларского с В. Шаровым) // Итоги. 2008. №50. 8 дек. С.176-178.

54. Пушкин стрелялся бы с Гоголем (интервью Т. Рассказовой .с

55. A.Королевым) // Литературная газета. 1993. №20. 19мая. С.5.

56. Пытаюсь написать душу истории (интервью А. Мирошкина с

57. B.Шаровым) // Книжное обозрение. 2003. № 5. С.З.

58. Реаниматор Курехина (интервью В. Притулы с П. Крусановым // НГ Ех НЬпв. 2006. №7.-С. 1,4.

59. Роман как импровизация (интервью А. Вознесенского с А. Королевым) // НГ Ех НЬпв. 2006. 12 окт.

60. Россия как государство-выставка (интервью А. Вознесенского с А. Королевым) // НГ Ех НЬпб. 2004. 11 марта. С. 16.

61. Трудно быть Босхом (интервью О. Рычковой с А. Королевым) // Литературная Россия. 2007. №35. 31 авг. С. 1,3.

62. Финал происходит всегда здесь и сейчас (интервью В. Иванченко с В. Шаровым) // Книжная витрина. 2008. 23 сент.

63. Фукуяма лоханулся (интервью М. Бойко с К. Анкудиновым) // НГ Ех НЬпб. 2008. 28 авг.

64. Шаров В. Памяти пролетарской силы // Знамя. 2009. №8. С. 154-165.

65. Шаров В. Реалистические соображения // Знамя. 2000. №4. С.40.

66. Это как увлечение марками (интервью с П. Крусановым) // Санкт-Петербургские ведомости. 2006. 24 ноября.

67. Я ищу возможности для выживания красоты. (интервью С. Шаповала с В. Кривулиным) // Фигуры и лица. 2001. № 11. 14 июня.

68. Я не чувствую себя ни учителем, ни пророком (интервью Н. Игруновой с В. Шаровым) //Дружба народов. 2004. №8. С. 191-198.

69. Я устал от вымысла (интервью О. Рычковой с А. Королевым) // Книжное обозрение. 2006. №34. С.4.

70. Научная и критическая литература.

71. Абашева М.П. Литература в поисках лица (русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности). Пермь, 2001. 320с.

72. Абашева М. Роман с рекламой: Набоков и другие // Неприкосновенный запас. 2008,№6.-С. 10-22.

73. Аверинцев С. С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации // Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1986. С. 104-116.

74. Аверинцев С.С. Эсхатология // Большая советская энциклопедия. М., 1969—1978. Т. 3.

75. Агеев А. Кто спит в лодке // Знамя. 2006. № 9. С. 205-209.

76. Айзенберг М. Возможность высказывания // Знамя. 1994. № 6. С. 191198.

77. Андреева К. А. Текст-нарратив: Опыт структурно-семантической интерпретации. Тюмень, 1993. 110 с.

78. Апинян Т. А. Ае8Шез1з Qt туйюз: эстетика перед лицом неомифологизма

79. Эстетика сегодня: состояние, перспективы. Материалы научной конференции. 20-21 октября 1999 г. Тезисы докладов и выступлений. СПб., 1999. 101 с. С.10-13.

80. Апинян Т. А. Игра в пространстве серьезного. Игра, миф, ритуал, сон, искусство и другие. СПб., 2003. 400 с.

81. Арендт X. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом,1996. 672 с.

82. Бавильский Д. Ниши Шарова // Новое литературное обозрение. 1997. №28. С.269-284.

83. Барт Р. Мифологии / Р.Барт.- М.: Издательство им. Сабашниковых, 1996. -316с.

84. Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры / Перев. с фр. С.Н. Зенкина. М.: Издательство им. Сабашниковых, 2003. 512 с.

85. Басинский П. Возвращение. Полемические заметки о реализме и модернизме // Новый Мир. 1993. № 11. С.230-238.

86. Басинской П. Не плачь, не жалуйся, не проси! // Октябрь. 1999. №5. -С.188-189.

87. Басинский П. Транс, мета, или Как бишь вас? // Октябрь. 1998. №6. -С.185-187.

88. Бахтин М. М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1984-1985. М., 1986. С.80-160.

89. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. 363 с.

90. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1990. 543 с.

91. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. — С.11-193.

92. Беззубцев-Кондаков А. Непредсказуемая реальность Владимира Шарова // Северная Аврора. 2010. № 11. С. 21.

93. Бенчич Ж. Авангард в барокко барокко в авангарде. Типология явления// Барокко в авангарде. Авангард в барокко. Тезисы и материалы конференции. М., дек. 1993. М.: ин-т славяноведения и балканистики РАН, 1993.-С. 18-26.

94. Бердичевская А. Новый Иерусалим // Знамя. 2009. №5. С. 199-203.

95. Бердяев I I. А. О назначении человека. М., 1993. С.20-252.

96. Бердяев Н. А. Смысл истории. М.: Мысль, 1990. 175 с.

97. Берг М. Литературократия Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. М.: Новое литературное обозрение, 2000. 352 с.

98. Блум X. Страх влияния: Теория поэзии // Страх влияния: Карта перечитывания. Екатеринбург, 1998. С. 7-132.

99. Богданова О. В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы. СПб., 2004. 716 с.

100. Богданова О. В. Современный литературный процесс (К вопросу о постмодернизме в русской литературе 70-90-х годов XX века). СПб., 2001. -256 с.

101. Богданова О., Кибальник С., Сафронова Л. Литературные стратегии Виктора Пелевина. СПб, Петрополис. 2008. 184 с.

102. Большакова АЛО. Образ запада в русской литературе // Филологические науки. 1998. № 1.-C.3-13.

103. Бондаренко В. Нулевые // День литературы. 2010. № 1. С. 14.

104. Бонч-Осмоловская Т. Фракталы в литературе: в поисках утраченного оригинала // Предложный падеж. 2006. №16.

105. Боровиков С. Андрей Немзер. Русская литература в 2003 году. Дневник читателя // Знамя. 2005. № 5. С. 221-225.

106. Борхес X. Л. Повествовательное искусство и магия // Борхес Х.Л. Письмена Бога. М.: Республика, 1994. - С. 194-202.

107. Брагинская Н. В. Генезис и структура диалога перед изображением и «Картины» Филострата Старшего // Н.В. Брагинская: автореф. канд. дис. М., 1992.

108. Брагинская Н. В. Экфрасис как тип текста (к проблеме структурной классификации) // Славянское и балканское языкознание. Карпато-восточнославянские параллели. Структура балканского текста. М.: Наука, 1977. С.259-283.

109. Брод М. О Франце Кафке. СПб.: Академический проект, 2000. 505 с.

110. Бродский А. И. В поисках действенного этоса. Обоснование морали врусской этической мысли XIX века. Изд. СПбГУ., 1999. 150 с.

111. Быков Д. Своя правда// Континент. 2003. №115. С. 391-395.

112. Варламов А. II. Эсхатологические мотивы в современной русской прозе. // Польско-российский литературный семинар. Warszava. 2002.

113. Виролайнен М. Русская а-топия // Новый Мир. 2006, №1. С. 183-190.

114. Витенберг Б. М. Об историческом оптимизме, историческом пессимизме и государственном подходе к истории // НЛО. 2002. № 54. С. 315-327.

115. Волков М. Павел Крусанов: Бом-бом // Новая русская книга. 2002. №2 (13).

116. Володихин Д. Анналы поздней империи // Знамя. 2007. №9. С.215-217.

117. Володихин Д. Призывая Клио // Если. 2000. № 10. С.231-238.

118. Гальцева P.A. Западноевропейская культурфилософия между мифом и игрой // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в совр. об-ве. М., 1991. 366 с.

119. Гедройц С. Владимир Шаров. Воскрешение Лазаря // Звезда. 2003. №2. С.233-235.

120. Геллер Л. Воскрешение понятия, или Слово об экфрасисе // Экфрасис в русской литературе: сб. тр. Лозаннского симпозиума. М., 2002.

121. Генис А. Фотография души. В окрестностях филологического романа // Звезда. 2000. №9. С. 183-189.

122. Генон Р. Кризис современного мира. М., 2004. 304с.

123. Гройс Б. Да, апокалипсис, да, сейчас // Гройс Б. Вопросы философии. 1993. №3.-С. 28-35.

124. Губман Б. Современная философия культуры. М., 2005. 536 с.

125. Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. М., 2007. 432с.

126. Гусейнов A.A. Социальная природа нравственности. М., 1997. 298 с.

127. Данилкин Л. Клудж//Новый мир 2010. №1. С. 135-154.

128. Данилкин Л. Рецензия на «Укус ангела» // Афиша. 2001. 1 января. -С.38.

129. Данилкин Л. Роман про мертвого Курехина // Афиша. 2005. 21 сентября. -С.36.

130. Данилкин Л. «Шатуны», петербургская версия // Афиша. 2009. 31августа. С.40.

131. Демин А. С. О художественности древнерусской литературы. М., 1998. -848 с.

132. Елизаров М. Кинга недели. Владимир Шаров. «Будьте как дети» // Профиль. 2008. №33. 8 сент. С. 103.

133. Елистратов B.C. О средневеково-евразийском бытовании русского языка и культуры / B.C. Елистратов // Россия и Запад: диалог культур. М., 1996. Вып. 3.-С. 37-54.

134. Елистратов В. С. Россия как миф (к вопросу о структурно-мифологических типах восприятия России Западом) / B.C. Елистратов // Россия и Запад: диалог культур. М., 1994. Вып. 1. С. 6-18.

135. Ермичев А. А. Русская философия. Конец XIX- начало XX века. Антология. СПб., 1993.-591 с.

136. Ермолин Е. Живая нить // Новый журнал. 2004. № 235. С. 144.

137. Ермолин Е. Не делится на нуль. Концепции литературного процесса 2000-х годов и литературные горизонты // Континент. 2009. №140. С.419-432.

138. Ермолин Е. Реабилитация свободы // Континент. 2004. № 119. С.371-382.

139. Ермолин Е. Собеседники Хаоса//Новый мир. 1996. №6. С.212-214.

140. Жбанков М. Игра // Энциклопедия постмодернизма. Мн., 2001. С. 162.

141. Замалеев А. Ф. Лекции по истории русской философии. СПб., 1994. -338с.

142. Звягин Е. Знаки отличия и сродства. Нева. 2004. №6. С.202-208.

143. Звягина М. Ю. Авторские жанровые формы в русской прозе конца XX века. Астрахань: Изд-во Астрахан. пед. ун-та, 2001. 179 с.

144. Звягина М. Ю. Феномен авторского жанрового определения в русской прозе второй половины XX начала XXI века // Дергачевские чтения. Материалы конф. 9-10 октября 2008 года. Екатеринбург, 2009. - С. 109-114.

145. Злотникова Т.С. Человек Хронотоп - Культура. Ярославль: Александр Рутман, 2003.-172 с.

146. Иваницкая Е. Когда нет жизни, нет и литературы, или Почему худлорядится в одежды байопика. Литературные события и тенденции 2008 года. Иваницкая // Дружба Народов. 2009. № 1. С. 197-198.

147. Иваницкая Е. Глюки, которые происходят взаправду // Дружба Народов. 2008. №10.-С.210-212.

148. Иваницкая Е. Поджигатели и летописцы // Дружба Народов. 2003. №2. -С.191-196.

149. Иваницкая Е. Юноша и Смерть. Глюки, которые происходят взаправду // НГ Ex libris. 2008. 3 июля. С.5.

150. Иванов Вяч. Достоевский и роман трагедия // Творчество Достоевского в русской мысли 1881 — 1931 годов. М.: «Книга», 1990. С. 164-193.

151. Иванова Н. В полоску, клеточку и мелкий горошек. Перекодировка истории в современной русской прозе // Знамя. 1999. №2. С. 176-185.

152. Иванова Н. Преодолевшие постмодернизм // Знамя. 1998. №4. С. 193204.

153. Иванова Н. Триумфаторы, или Новые литературные нравы в контексте нового времени // Звезда. 1995. № 4. С. 177-180.

154. Иванова Н. Ускользающая современность. Русская литература XX-XXI веков: от "внекомплектной" к постсоветской, а теперь и всемирной // Вопросы литературы. 2007. № 3. С.30-53.

155. Кавелти Дж. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С.33-63.

156. Каневская М. История и миф в постмодернистском русском романе / М. Каневская // Изв. Акад. наук. Сер. лит. и яз.- М., 2000. Т. 59. № 2. С.37-47.

157. Капитанова Л.А. Повествовательная структура русской романтической повести (20-30-е годы XIX века). Псков, 1997.

158. Касаткина Т. Книжная полка Татьяны Касаткиной // Новый мир. 2004. №2.-с. 187-188.

159. Каспэ И. Не вря, не ржа, не спася // НЛО. 2008.№93. С.295-301.

160. Катаев В. Б. Игра в осколки: Судьбы русской классики в эпоху постмодернизма. М.: Изд-во МГУ, 2002. 252 с.

161. Кацис Л.Ф. Эсхатология «Серебряного века» // Человек. М., 1995. -Вып. 2.-С. 143-154.

162. Кириллова Н. Б. Мифотворчество в медиакультуре // Кириллова Н.Б. Общественные науки и современность. 2005. №5. С. 155-165.

163. Климутина А. С. Поэтика прозы Анатолия Королева: текст и реальность: Автореф.дис. .канд.филол.наук. Томск, 2009.

164. Кокшенева К. Империя без народа// Москва. 2002. №7. С. 190-198.

165. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX вв. М., 1990.-336 с.

166. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? // Новое Литературное Обозрение. 1997. №28. С. 244-259.

167. Кукулин И. Как упоительны в России «ангела». Стиль Павича и русская действительность. // НГ Ех НЬпб. 2000. № 23. С. 10.

168. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. М., 2001. 288 с.

169. Кякшто Н. Н. Анатолий Королев // Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги: био-библ. словарь: в 3 т. М.: ОЛМАПРЕСС Инвест, 2005. Т. 2. З-О. - С. 267-269.

170. Кякшто Н. Н. Поэтика русского литературного постмодернизма // Современная русская литература (1900-е гг. начало XXI в.) - СПб., М., 2005.-352 с.

171. Латынина А. Трикстер как спаситель России // Новый мир. 2006. №2. -С.169-176.

172. Ларионов В. Кусачий ангел // НГ Ех ПЬпб. 2001. № 25 (197). С.6.

173. Лебёдушкина О. Про людей и нелюдей // Дружба народов. 2006. № 1. -С. 190-198.

174. Лебёдушкина О. О домах на камне и на песке // Дружба Народов. 2003. №6-С. 192-205.

175. Лебон Г. Психология масс// Психология народов и масс. М., 1995. -320с.

176. Левенталь В. Вырваться из бублимира // Санкт-Петербургские ведомости. 2009. № 174. 19 сентября. С. 10.

177. Леви Стросс К. Структурная антропология. М., 2001. - 512 с.

178. Левинсон А. Заметки по социологии и антропологии рекламы // Новоелитературное обозрение. 1996. № 22. С. 101 -128.

179. Лейдерман Н. Георгий Владимов и его генералы, или Реализм сегодня // Урал. 2003. № 7. С.225-248.

180. Лейдерман Н. Постреализм: теоретический очерк. Екатеринбург: Изд-во Уральского гос. педагогического ун-та, 2005. 248 с.

181. Лейдерман Н., Липовецкий М. Жизнь после смерти, или Новые сведения о реализме // Новый мир. 1993. № 7. С.233-252.

182. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: Учеб. пособие для студ. высш. учебн. заведений: В 2 т. М., 2003. 686 с.

183. Липовецкий М. Н. Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920-2000-х годов. М., 2008. 840 с.

184. Липовецкий М. ПМС// Знамя. 2002. №5. С. 200-211.

185. Липовецкий М. Политкорректность по-русски. // Искусство кино. 2001. №3. С.37-41.

186. Липовецкий М. Н. Постмодернизм в русской литературе: агрессия симулякров и саморегуляция хаоса // Человек: Образ и сущность. Гуманитарные аспекты. М., 2006. С.52-85.

187. Липовецкий М. Н. Растратные стратегии, или Метаморфозы «чернухи» //Новый мир. М., 1999. № 11.-С. 193-210.

188. Липовецкий М. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997. 317 с.

189. Липовецкий М., Эткинд А. Возвращение тритона: советская катастрофа и постсоветский роман // Новое Литературное Обозрение. 2008. № 94. С.184.

190. Литературные архетипы и универсалии. М., 2001. 436 с.

191. Лихачев Д. С. Барокко и его русский вариант XVII в. Великие стили и стиль барокко // Русская литература. Л., 1969. №2. - С. 18-45.

192. Лихина Н. Е. Актуальные проблемы современной русской литературы. Калининград, 1997. 59 с.

193. Лосев А.Ф. История античной этики. Итоги тысячелетнего развития. Книга II // Лосев А.Ф. М.: Искусство, 1994. С. 501-502.

194. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера — история. М, 1996. 464 с.

195. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин Лермонтов Гоголь. Просвещение М., 1988. 352 с.

196. Лотман Ю. М. Дом в «Мастере и Маргарите» // Лотман 10. М. О русской литературе. СПб., 1997. 848 с.

197. Лотман Ю. М. Литературная биография в историко-литературном контексте (к типологическому соотношению текста и личности) // Лотман ТО. М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 365-376.

198. Лотман Ю.М. Культура и взрыв // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000. 704 с.

199. Лотман Ю.М. Отзвуки концепции «Москва третий Рим» в идеологии Петра Первого (к проблеме средневековой традиции в культуре барокко) // Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Избранные статьи: в 3 т. / Ю.М. Лотман. -Таллинн, 1992. Т. 3. С. 9 - 21.

200. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство, 2001. 704 с.

201. Малыгина Н. М. Художественный мир Андрея Платонова. М., 1995.-96с.

202. Марейнессен Р.Х., Рейфеларе П. Иероним Босх: Художественное наследие / Перев. с англ. М.: Международная книга, 1998. 512 с.

203. Маркова Т. Н. Авторские жанровые номинации в современной русской прозе как показатель кризиса жанрового сознания // Вопросы литературы. 2011. №1. С.280-290.

204. Маркова Т. Н. Современная проза: конструкция и смысл (В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин): Монография. М.: Изд-во Моск. гос. обл. ун-та, 2003.-368 с.

205. Мартьянова И. А. Киновек русского текста: Парадокс литературной кинематографичное™. СПб: Изд-во «Сага», 2001. 224 с.

206. Марченко А. «.зовется vulgar» // Новый мир. 1995. №4. С.227-229.

207. Мелетинский Е. М. Мифологический словарь. М., 1991. 736 с.

208. Мелетинский Е. М. Избранные статьи. Воспоминания. М., 2002. 576 с.

209. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976. 407 с.

210. Мельникова Л. Л. Необарокко // Новейший философский словарь. Сост.и гл.н. ред. Грицанов А. А. Мн.: Книжный Дом, 2003. — 1280 с.

211. Миллер Ф. Сталинский фольклор. СПб., 2006. 190 с.

212. Минц 3. Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Блоковский сборник, III. Ученые записки Тартуского Государственного университета. Вып. 459. Тарту, 1979.

213. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2 тт. / Гл. ред. Токарев Р. А. М., 1998.

214. Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие / А. Моль. М., 1966.-351 с.

215. Муратова О. В. Традиции красоты в истории европейской культуры. Автореф. канд. дис. Саранск, 2009.

216. Набоков В. Пошляки и пошлость // Набоков В. Лекции по русской литературе. М., 1999. 440 с.

217. Неклюдов С.Ю. Структура и функция мифа // Мифы и мифология в современной России. М.: АИРО-ХХ, 2000. С. 17-38.

218. Немзер А. Из нулевых в двадцатые // Время новостей. 2005. № 183.

219. Нефагина Г. Л. Русская проза конца XX века. М.: Флинта, 2005. 320 с.

220. Нехорошее М. История: Модель и личность // Нева. 1994. №4. С.260-273.

221. Никоненко В. С. Русская философия накануне петровских преобразований. СПб., 1996. 216 с.

222. Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки ценностей. М., 1994. 353 с.

223. Новиков В. Филологический роман. Старый новый жанр на исходе столетия // Новый мир. 1999. №10. С.193-205.

224. Овчинникова Е.А. Моральная философия в России // Русская философия. Новые исследования и материалы. СПб., 2001. С.204-208.

225. Ольшанский Д. Рецензия на «Укус ангела» // Сегодня. 2000. № 169. -С.11.

226. Орлицкий Ю. Б. Стих и проза в русской литературе. Воронеж, 1991. -685 с.

227. Парамонов Б. Конец стиля. М., 1997. 464 с.

228. Пахсарьян Н.Т. Барокко // Литературная энциклопедия терминов ипонятий. Под ред. А.Н. Николюкина. М.: НПК «Интелвак», 2001. 1597 с.

229. Пестерев В.А. Модификация романной формы в прозе запада второй половины XX столетия (способы художественного синтезирования): автореф. дис. .д-ра филол. наук. Волгоград, 1999. 35с.

230. Петрухин П.В. Нарративная стратегия и употребление глагольных времен в русской летописи XVII века // Вопросы языкознания, 1996, № 4. С. 62-84.

231. Петухова Е. И., Чёрный И. В. Современный русский историко-фантастический роман. М., 2003. 136 с.

232. Пирогов JI. Не надо печалиться // Независимая газета-Религии. 2002. 11 июля.

233. Полонский В.В. Мифопоэтика и динамика жанра в русской литературе конца XIX начала XX века. - М.: Наука, 2008. - 288 с.

234. Почепцов Г.Г. Теория коммуникации. М.- Киев, 2002. 295 с.

235. Рахаева 10. История с литературой // Известия. 2002. 1 апреля.

236. Ремизова М. Или ждать нам другого? // Дружба Народов. 2003. №6. -С.183-191.

237. Ремизова М. Только текст. Постсоветская проза и ее отражение в литературной критике. М., 2007. 445 с.

238. Роднянская И. Гамбургский ежик в тумане Кое-что о плохой хорошей литературе // Новый Мир. 2001. №3. С. 159-176.

239. Роднянская И. Гипсовый ветер. О философской интоксикации в текущей словесности // Новый мир. 1993. №12. С.215-231.

240. Роднянская И. Пророки конца зона. Инволюционные модели культуры как актуальный симптом // Вопросы литературы. 2010. №1 С. 5-55.

241. Роднянская И. Сор из избы. Вокруг романа Владимира Шарова «До и во время» // Новый мир. 1993. № 5. С. 186-189.

242. Ронен О. Подражательность, антипародия, интертекстуальность и комментарий // Новое литературное обозрение. 2000. № 42. С.255-261.

243. Рубине М. Экфрасис в раннем творчестве Георгия Иванова // Русская литература. 2003 . №1. С.68-85.

244. Руднев В. В компании с толстяком: реклама и текст // Отечественныезаписки. 2002. № 2. С.208-215.

245. Руднев В. Словарь культуры XX в. М., 1997. 384 с.

246. Русская литература XX века: Направления и течения. Екатеринбург, 1992. Вып. 1.

247. Русская литература XX XXI веков: проблемы теории и методологии изучения: Материалы Международной научной конференции: 10-11 ноября 2004 г. / Ред.-сост. С. И. Кормилов. - М.: Изд-во Моск. Ун-та, 2004. - 472 с.

248. Русская литература XX начала XXI века / Л.П.Кременцов, Л.Ф.Алексеева, Н.М.Малыгина и др.; под ред. Л.П.Кременцова: в 2 т. - Т.2: 1950-2000-е годы. М.: Издательский центр «Академия», 2009. - 464 с.

249. Рыжков Т. В. Эсхатологический сюжет в русской прозе рубежа XX -XXI веков: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Краснодар, 2006.

250. Савин А. Нулевые годы русской литературы // Литературная газета. 2001. № 15. С.10.

251. Сапогов В. А. Повествование // Литературный энциклопедический словарь.-М., 1987.-С.280.

252. Сараскина Л. Активисты хаоса в режиме Action // Насекомое. Литературно-художественный иллюстрированный альманах. М.Калининград СПб., 2002. - С. 260-268.

253. Сарнов Б. Ларец с секретом (О загадках и аллюзиях в русских романах

254. B. Набокова) // Вопросы литературы. М.,1999. № 3. С. 136-182.

255. Свирида И.И. Ландшафт в культуре как пространство; образ и метафора // Ландшафт культуры. Славянский мир. М.: Прогресс-Традиция, 2007.1. C.12.

256. Сердюченко В. Русская литература и еда // Нева. СПб., 2004. №10. -С.258-260.

257. Сердюченко В. Прогулка по садам российской словесности // Новый мир. 1995. №5.-С. 222-231.

258. Сидорова А. Интермедиальная поэтика современной отечественной прозы (литература, живопись, музыка). Автореф. канд. дисс. Барнаул, 2007.

259. Сизых О.В. Малая проза Л.Е. Улицкой и концепция "пустого места": к проблеме рецептивной эстетики постреализма // Русский язык: человек,культура, коммуникация. Екатеринбург, 2008. С. 484-490.

260. Силантьев И.В. Риторика дискурсных смешений в романе В. Пелевина «Generation "П"» // Критика и семиотика. Вып. 8. Новосибирск, 2005. -С.239-247.

261. Скоропанова И. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык. СПб.: Невский простор, 2002. -416 с.

262. Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. 571 с.

263. Славникова О. Я люблю тебя, Империя // Знамя. 2000. №12. С.188-197.

264. Смирнов И. П. Порождение интертекста (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творце ства Б. Пастернака). СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1995. 574 с.

265. Солнцева Н. М. О некоторых универсалиях новой литературы // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2002. № 2. С.35-46.

266. Соловьев В. С. Соч. в 2-х томах. Т. 2. М., 1989.

267. Солонин Ю.Н. Эрнст Юнгер: опыт первоначального понимания жизни и творчества. // История философии, культура и мировоззрение. СПб, 2000.

268. Сорокина Т. Е. Художественная историософия современного русского романа. Автореф. дисс. .доктора филол. наук. Краснодар, 2011.

269. Сорокина Т. Е. Эсхатологические мотивы художественной историософии Владимир Шарова // Культурная жизнь юга России. Краснодар. 2009. № 4. С.69-72.

270. Старыгина A.B. Формы проявления соборности и эсхатологизма как черт русского национального сознания в литературе и фольклоре. Дисс. на соиск. уч. ст. кандидата филологических наук A.B. Старыгина. Барнаул, 2003.

271. Степанов А. Павел Крусанов. Мертвый язык // «ПроЧтение», 2009, 15 сентября.

272. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры / Ю.С. Степанов. М.: Академический проект, 2004. - 922 с.

273. Степанян Е. Это мы, Господи. О дилетантах, профессионалах и мировом холоде // Знамя. 2010. №2. С. 191 -199.

274. Степанян К. Постмодернизм боль и забота наша // Вопросы литературы. 1998. №5. - С.32-54.

275. Степанян К. Реализм как заключительная стадия постмодернизма // Знамя. 1992. № 9. С.231-238.

276. Тамарченко Н. Д. «Капитанская дочка» и судьбы исторического романа в России // Известия АН. Серия литературы и языка. 1999. Т.58. №2.

277. Тамарченко Н.Д. Русский классический роман XIX века. Проблемы поэтики и типологии жанра. М., 1997. 202 с.

278. Теория литературы: в 2 т. / под ред. Н.Д. Тамарченко; Бройтман, С.Н. Историческая поэтика / С.Н. Бройтман. М.: Академия, 2004. Т.2.- 368с.

279. Топоров В.Н. Изобразительное искусство и мифология // Мифы народов мира. СПб. 2001 .Т. 1. С. 482-488.

280. Топоров В. Н. Имена // Мифы народов мира. М., 1994. Т.1. С. 508.

281. Топоров В. Простые ответы // Взгляд. 2008. 2 февраля.

282. Трунин С.Е. Рецепция Достоевского в русской прозе рубежа XX XXI вв.: дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 М., 2008. - 215 с.

283. Тынянов Ю.Н. Литературный факт. О литературной эволюции // Тынянов Ю.Н. Литературный факт (сб. статей). М, 1993. 200-214.

284. Тюпа В.И. Архитектоника эстетического дискурса // Бахтинология. СПб., 1995.- С.213.

285. Фархутдинова С. Г. Диалогическая природа культуры барокко. Автореф. . канд. дисс. Нижневратовск, 2005.

286. Фарыно Е. Введение в литературоведение. Warszawa, 1991. 646 с.

287. Федер Е. Фракталы. М.: Мир, 1991. -254 с.

288. Федякин Д. Самый «нерусский» из русских, или Что общего у Салтыкова-Щедрина и Набокова // Учительская газета. 2000. № 46. С. 19.

289. Философский энциклопедический словарь. М., 1997. 575 с.

290. Фоменко А. Т. Методы статистического анализа нарративных текстов и приложения к хронологии. М., 1990. -440с.

291. Фрумкин К. Развращающая простота криптоистории // Нева. 2005. №9. -С. 195-204.

292. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.:

293. Университетская книга, 1997. 570 с.

294. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 134148.

295. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 2006. 466 с.

296. Хайдеггер М. О сущности истины // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М., 1991 г. С.47.

297. Хапаева Д. Готическое общество. Морфология кошмара. М.: НЛО, 2008. -149 с.

298. Хейзинга Й. Homo Ludens: Статьи по истории культуры. М., 1997. -416с.

299. Хлебников О. Одинокий постмодернист на фоне тусовки // Книжное обозрение. 1995. №31. 1 авг.

300. Цветков А. Три года молчания (эссе о Курёхине). // Завтра. 9 июля 1999.

301. Чудаков А.П. Повествование//Краткая литературная энциклопедия. М.: Сов. энцикл., 1962—1978. Т.5. С. 813.

302. Чупринин С. Встречным курсом // Знамя. 2005. №6. С. 195-196.

303. Чупринин С. Жизнь по понятиям. М.: Время, 2007. 768 с.

304. Чупринин С. Нулевые годы: ориентация на местности // Знамя. 2003. №1. С. 180-189.

305. Чупринин С. Нулевые: годы компромисса // Знамя. 2009. № 2.- С. 184188.

306. Шатин Ю.В. Ожившие картины: экфразис и диегезис // Критика и семиотика. Вып. 7. Новосибирск, 2004. С.217-226.

307. Шейко-Маленьких И. В. Проблемы поэтики прозы Владимира Шарова // Известия Российского Государственного Педагогического университета. СПб., 2006. №19. Т. 2. С.84-88.

308. Шестаков В. П. Эсхатология и утопия: Очерки русской философии и культуры: Учеб. пособие. М.: ВЛАДОС, 1995. 207 с.

309. Шешунова С. В. Град Китеж в русской литературе: парадоксы и тенденции // Известия Российской академии наук. Серия литературы и языка. 2005. - Т. 64. №4. - С. 12-23.

310. Шмид В. Нарратология. М., 2003. 304 с.

311. Шопенгауэр А. Об основе морали // Шопенгауэр А. Две основные проблемы этики. Афоризмы житейской мудрости: Сборник / А. Шопенгауэр. Минск, 1999. - 591 с. - С.157-352.

312. Штруман Д. Дети утопии//Новый мир. 1994. № 10. С. 162-195.

313. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 1. Гештальт и действительность. М., 1993. 663 с.

314. Щербинина Ю. Найти слова // Октябрь. 2010. №4. С. 144-151.

315. Эджертон В. Достоевский и Унамуно // Сравнительное изучение литературы: Сб. статей к 80-летию академика М.Н. Алексеева. JL, 1976. -С. 189-194.

316. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб., 1998. -432 с.

317. Элиаде М. Миф о вечном возвращении / Пер. с фр. Е. Морозовой, Е. Мурашкинцевой. СПб.: Алетейя, 1998. 250 с.

318. Эпштейн М. Знак пробела: О будущем гуманитарных наук. М.: НЛО, 2004. - 864 с.

319. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX-XX вв. М.: Советский писатель, 1988. 415 с.

320. Эпштейн М.Н. Постмодерн в России. М.,2000. 368 с.

321. Эрн В. Ф. Сочинения. М., 1991. 576 с.

322. Юзефович Г. Владимир Шаров «Воскрешение Лазаря» // Еженедельный журнал. 2003. №55.-С.

323. LaCapra D. Writing History, Writing Trauma. JHU Press, 2001 226 p.

324. Piatt Kevin. Disciplining Memory: Trauma and Collective Identity. Доклад на конференции в Кембридже: Cultural Memory in Eastern Europe. Research methods in the East-European Memory Studies, 18—19 December 2008. Интернет-источннки.

325. Анкудинов К. Павел Крусанов «Мертвый язык». Рецензия Электронный ресурс. // URL:http://kirillankudinov.livejournal.com/316930.html (дата обращения 30.08.2009).

326. Бабицкая В. Павел Крусанов. Мертвый язык. Электронный ресурс. // OpenSpace. 2009. 1 сентября.

327. URL:http://www.openspace.ru/literature/events/details/12018.html (датаобращения 01.11.2009).

328. Бавильский Д. Метрополитен имени Круеанова Электронный ресурс. // Частный корреспондент. 2010. 18 мая. URL: http://www.chaskor.ru/article/metropolitenimenikrusanova 17340 (дата обращения 28.09.2010).

329. Балод А. Восемь ножей в спину науке, которая называется история. Электронный ресурс. // URL: http://www.netslova.ru/balod/ (дата обращения 07.07.2010).

330. Беляков С. Немодный писатель Шаров Электронный ресурс. // Частный корреспондент. 2009. 27 янв. URL :http://www.chaskor.ru/article/nemodnyjpisatelsharov2930 (дата обращения 10.10.09).

331. Бражников И. Православный сверхчеловек, или Рим в снегу Электронный ресурс. // Правая.Ru. 2005. 31 октября. URL: http://www.rusk.ru/st.php?idar= 14264 (дата обращения 10.05.07).

332. Гуницкий А. Сергей Курехин: «Меня только танком можно остановить» Электронный ресурс. // URL :http://lib.ru/KSP/kurehin.txt (дата обращения 20.05.2010).

333. Евгений MZ Толстяки на расстоянии Электронный ресурс. // Топос. 2004. 4 февр. URL:http://www.topos.ru/article/2210 (дата обращения 05.06.2008).

334. Ермаков В. Нулевые годы Электронный ресурс. // Орловское информбюро. 2006. 10 ноября. URL: http://www.oryol.ru/material.php?id=l 0037 (дата обращения 20.06.2008).

335. История про Владимира Шарова 1 (интервью В. Березина с В. Шаровым) Электронный ресурс. // URL:http://berezin.livejournal.com/957252.html (дата обращения 01.04. 2009).

336. Костырко С. Политкорректность по-русски Электронный ресурс. // URL:http://novosti.online.ru/itv/kronos/01/02/13001 .htm (дата обращения 02.09.09).

337. Крусанов П. Шинель номер пять Электронный ресурс. // На Невском.

338. URL:http://nanevskom.ru/page/43/product/618/print/ (дата обращения 15.06.2011).

339. Лисник И. Клянусь своим дурацким лбом. Электронный ресурс. // URL:http://krusanov.narod.ru/kritika/lisnik.html (дата обращения 19.10.2009)

340. Левенталь В. Сколько ни говори «революция». Электронный ресурс. // Частный корреспондент. 2009. 24 августа. URL:http://www.chaskor.ru/article/skolkonigovorirevolyutsiya9558. (дата обращения 17.11.09).

341. Липовецкий М. Три карты побега Электронный ресурс. // OpenSpace. 2010. 18 января. URL:http://www.openspace.ru/literature/projects/13073/details/15612/?print=yes (дата обращения 03.03.2010).

342. Премиями вдохновение не заманишь (интервью В. Шабашова с В. Шаровым) Электронный ресурс. // Частный корреспондент URL:http://www.chaskor.ru/article/vladimirsharovpremiyamivdohnoveniene zamanish1562. 2008. 3 дек. (дата обращения 10.01.2009).

343. Смерть, отвали! (интервью Ю. Бурмистровой с А. Королевым) Электронный ресурс. // Культура. 2007. 25 марта URL: http://vvww.vz.rU/culture/2007/3/25/74191 .html (дата обращения 18.02.2010).

344. Степанов А. Анатолий Королев. Stop, коса! Электронный ресурс. // URL:http://prochtenie.ru/index.php/docs/1630 (дата обращения 06.05.09).

345. Творческий вечер Светланы Буниной и Владимира Шарова в клубе журнального зала Электронный ресурс. // URL:http://magazines.russ.ru/km/anons/club/sharov/sh.html (дата обращения 08.01 2011).

346. Ткачев Д. Рецензия на роман П. Крусанова «Бом-бом» Электронный ресурс. // URL:http://krusanov.narod.ru/kritika/tkachov.html (дата обращения 06.05.07).

347. Шейко И. В. Владимир Шаров (1990-е годы): игровые уровни единого прозы Электронный ресурс. // Виртуальный семинар профессора С. А. Гончарова. 2003. 20 янв. URL:http://aseminar.narod.ru/sheikol203l.htm (дата обращения 15.05.2010).

348. Я охладел к вымыслу (интервью А. Королева) Электронный ресурс. // Сайт Анатолия королева. иЯЬ:Ь1ф://апа1оПу-кого1еу.т/?р=60&ра§е=5 (дата обращения 2.10.2010).

349. Королев А. Письмо диссертантке Пахомовой С. С. 06.05.2011

350. Королев А. Письмо Беляевой Е. 01.05.1996

351. Лурье Л. Выступление на презентации трех книг избранной прозы В. Шарова в Музее Ахматовой 26.05.2011.

352. Секацкий А. Выступление на презентации трех книг избранной прозы В. Шарова в Музее Ахматовой 26.05.2011.