автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Повседневность: феномен неявного знания
- Год: 2009
- Автор научной работы: Боголюбова, Светлана Николаевна
- Ученая cтепень: кандидата философских наук
- Место защиты диссертации: Ростов-на-Дону
- Код cпециальности ВАК: 09.00.11
Полный текст автореферата диссертации по теме "Повседневность: феномен неявного знания"
На правах рукописи
Боголюбова Светлана Николаевна Повседневность: феномен неявного знания
09.00.11 - социальная философия
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук
Ростов-на-Дону 2009
I о и. г л
003464888
Работа выполнена в ФГОУ ВПО «Ростовский государственный строительный университет»
Научный руководитель - доктор философских наук, профессор
Золотухин Валерий Ефимович
Официальные оппоненты - доктор философских наук, профессор
Баидурин Александр Петрович доктор философских наук, профессор Савченко Людмила Алексеевна
Ведущая организация - Донской государственный технический
университет
Зашита состоится «3.» апреля 2009 г. в на заседании диссертационного совета Д.212.208.01 по философским и социологическим наукам в ФГОУ ВПО «Южный федеральный университет» по адресу. (344006, г.Ростов-на-Дону, ул.Пушкинская 160, ИППК ЮФУ, ауд.34).
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ЮФУ (344006, г.Ростов-на-Дону, ул.Пушкинская, 148).
Автореферат разослан «.. .......(1$..........2009 г.
Ученый секретарь //,
диссертационного совета А^ I Маринов М.Б.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования
Тема, избранная нами для исследования, представляется нам актуальной и важной по целому ряду причин как теоретического, так и практического свойства.
Прежде всего необходимо отметить, что вопрос о неявном знании в повседневности - это вопрос о тех приводных ремнях человеческих действий, а порой и поступков, которые срабатывают неприметно и автоматически, обеспечивая связанность в единое целое социальной реальности. Фактически, это вопрос о том, какие схемы поведения, говорения, оценки воспринимаются людьми как допустимые, естественные и необходимые, принимаются без сомнений и отказов. Социальному философу, социологу, психологу, управленцу, политику крайне важно понимать природу такого вида неявных знаний чтобы, возможно, следующим шагом типизировать и классифицировать их с целью сознательного влияния на порой бурные и непредсказуемые общественные процессы.
Для современной России, которая переживает уже два десятилетия системный социальный кризис с разрушением старой совокупности регулятивов, вопрос о перестройках в неявном знании стоит особенно остро, но этот вопрос невозможно решить без общетеоретической проработки темы. Конечно, неявное знание не относится к области непосредственной мотивации, поскольку оно является именно знанием, а не потребностью, эмоциями или волей, однако во внутреннем мире нет непроницаемых перегородок, и неявное знание входит в качестве элемента в комплекс непосредственных движителей человеческого поведения ( как практического, так и речевого) в качестве компонента, обеспечивающего «разрешение» на тот или иной тип социокультурной активности.
Рассмотрение феномена неявного знания важно также для самой социальной теории, которая должна разобраться в этом явлении на присущем ей социально-философском уровне абстракции. Дело в том, что неявное знание было, в основном, предметом рассмотрения гносеологов (прежде всего феноменологов) и философов науки, а также социологов, как правило концентрирующих внимание на скрытой схематике отдельных поведенческих актов и ситуаций. Именно поэтому стоит рассмотреть вопрос с социально-философских позиций, соотнеся неявное знание с вопросами социализации, а также раскрывая внутренние противоречия всеобщего и единичного в механизмах неявной социальной регуляции.
Степень разработки темы. Проводимая исследовательская работа связана, главным образом, с осмыслением природы повседневности, знания, языка и дискурса, социальных взаимодействий и практик. Следует отметить, что уровень постижения этих социокультурных явлений к настоящему времени достиг достаточных высот. Так, на основе проработки темы повседневности сложилась отрасль социальной теории, именуемая «философией» и «социологией повсе-
дневности». Однако сама проблематизация этой темы, а также других компонентов исследуемого тематического поля, их консолидация в предмет социально-философского исследования осуществлялась в исторически длительные сроки, была связана со значительными трудностями.
Возникновение и развитие философии и социологии повседневности осуществлялось параллельно с развитием неклассического философского мышления. Оно связано с именами таких мыслителей, как Ф.Ницше, В.Дильтей, Г.Риккерт, М.Вебер, А.Бергсон, Г.Зиммель, Э.Трельч, Э.Гуссерль. Эти философы и социологи поместили в центр социогуманитарного познания проблематику жизни, культуры и ее различных видов (религии, искусства, политики и т.д.), соотношения наук о «духе» и «природе», объяснения и понимания, соотнесли понятия «мира» и «жизни».
Становление темы повседневности тесным образом связано с возникновением и проработкой понятия «жизненный мир». Его концептуализация и глубинное рассмотрение осуществлено Э.Гуссерлем. Следует отметить, что в современной философии сложился большой круг исследований, посвященных изучению и развитию идей данного философа, неклассической философии в целом. Среди них можно выделить работы А.Ф.Зотова, В.Молчанова, Д.Н.Разеева, Н.М.Смирновой.
Осмысление понятия «жизненный мир» в социально-философском аспекте проведено А.Щюцем, основателем школы социальной феноменологии. Он одним из первых указал на повседневный характер жизненного мира, введя, таким образом, термин «повседневное» в теоретическое мышление сначала в качестве характеристики жизненного мира, а затем и как основание для специального исследования.
Изучение феноменов жизненного мира и повседневности в их синкретизме и взаимном пересечении осуществляется многими современными школами и течениями. К ним относятся история и антропология в ее различных ипостасях (см. работы П.М.Бицилли, М.Блока, Ф.Броделя, Ж.Ле Гоффа, А.Я.Гуревича, Б.В.Маркова и др.), экзистенциализм (А.Камю, Ж.-П.Сартр, М.Хайдеггер), «философия модерна» Ю.Хабермаса.
Становление повседневной тематики в качестве особого предмета социальной теории связано с именами П.Бергера и Т.Лукмана, П.Бурдье, Б.Вальденфельса, Г.Гарфинкеля, Э.Гофмана, А.Сикурела, Х.-П.Турна, А.Щюца, Н.Элиаса.
Большой вклад в развитие этой тематики осуществлен российскими философами - авторами монографий (И.А. Бутенко, Е.В. Золотухиной-Аболиной, Л.Г.Иониным, И.Т.Касавиным и С.П.Щавелевым, Н.Н.Козловой, В.П.Козырьковым, Л.А Савченко, Н.М.Смирновой), статей (К.Г.Барбаковой и В.А.Мансуровым, В.Е.Давидовичем и Е.В.Золотухиной-Аболиной, Г.С.Кнабе, О.Н.Козловой, Н.Г Колодько, В.Д Лелеко, С.А.Смирновым, В.Н.Сыровым, В.Г.Федотовой), диссертаций (Е.В Ковалевой, А.А.Магомедовым, С.Н.Тесля). В рамках данной проблематики можно особо выделить исследования, посвящен-
ные обыденному сознанию, В.Н.Гореловой, С.С.Гусева и Б.Я.Пукшанского, Т.А.Кузьминой, Е.И.Кукушкиной, а также работу Т.П.Матяш, напрямую не связанную с этой темой, но способствующую ее проработке.
В данной диссертации мир повседневности рассматривается под особым углом зрения - в его когнитивных структурах и формах, среди которых выделяется неявное знание. Чтобы войти в данную проблематику автору исследования потребовалось изучить большой объем работ. Среди них, в первую очередь, можно выделить те произведения, в которых осуществлена всесторонняя проработка феномена знания. Они созданы учеными-когнитологами И.Ю. Алексеевой, Л.А.Микешиной и М.Ю.Опенковым, М.Минским, У.Найссером, Е.Я.Режабеком, З.А.Сокулер, Р.Харре.
Следует отметить, что современная философия большое внимание уделяет знанию, возникающему и развивающемуся не только в рамках науки, но и за ее пределами. Вненаучное знание, его природу, виды и структурные формы изучают С.А.Азаренко, А.А.Гусейнов, Ю.А.Данилов, В.Е.Кемеров, В.А.Лекторский, Т.И.Ойзерман, М.А.Розов, В.С.Степин, В.С.Швырев.'
Во второй половине 20 века на первый план исследований выдвигаются проблемы «экзистенциальной детерминации» знания, корреляции бессознательного и знаниевых систем, археологии знания, разнообразия «в идений» реальности. Доказывается, что люди создаются теми когнитивными актами, в которых они участвуют. Социальная философия обнаруживает, что существует множество видов знаний, и любой из этих видов может создавать свою «реальность». Герменевтика пытается понять и описать механизмы «конфликта интерпретаций» (П.Рикер). Осмысливается феномен «власти знания», раскрывается его дисциплинарный характер (М.Фуко).
Развиваются не только гносеологический и эпистемологический подходы к осмыслению феномена знания, но также онтологический и социально-философский. Знание как часть социальной реальности исследуется в работах Н.Бондаренко, Е.К.Быстрицкого, В.А.Лекторского, Т.И.Ойзермана, М.А.Розова, З.А.Сокулер, Н.Ф.Овчинникова, Ф.А.фон Хайека, Н.Штера и др. Формируется школа «социология знания». Ее идеи разворачиваются и анализируются в работах П.Бергера и Т.Лукмана, Д.Блура, К.Манхейма, Р.М.Нугаева, М.Шелера, А.Н.Малинкина и др.
Большое внимание уделяется также когнитивным формам повседневной жизни. Однако следует отметить, что сам термин «неявность» и обозначаемое им качество знания почти не отображены в крупных произведениях монографического характера. Возможно, это вызвано глубиной исследования данного
1В том числе см. коллективные монографии и сборники статей: Знание в связях социальности - Екатеринбург: УрГУ, 2003- 231 е.; Знание за пределами науки: мистицизм, герметизм, астрология, алхимия, магия в в интеллектуальных традициях 1-Х1У вв. — М.: Республика, 1996.- 445 е.; Научные и вненаучные формы мышления - М.: ИФРАН, 1996. - 335 с.
качества, осуществленного (применительно к научному знанию) М.Полани. Объяснение этому факту можно найти также и в кажущейся очевидности трактовок «неявности».
Поэтому автору диссертации пришлось обратиться к специальному осмыслению той системы значений, которая стоит за данной характеристикой. В первую очередь, потребовалось соотнести феномены бессознательного и неявного знания, понять, насколько знание может быть бессознательным, а бессознательное выполнять когнитивную функцию.
Изучению этой проблемы способствовали исследования бессознательного, взятого в его психоаналитическом (З.Фрейдом) и структурно-антропологическом (К.Леви-Стросом) измерениях. При этом можно выделить работы Г.М.Андреевой, Н.Н.Богомоловой и Л.А.Петровской, Л.С.Драгунской, Ю.А.Савенко, А.Ф.Зотова, В.М.Розина, в которых дан всесторонний и глубокий анализ идей названных классиков философского мышления.
Следует также отметить, что феномены «тайного» знания, явной и скрытой культуры выделены и рассмотрены В.Бакусевым и Ю.Чернявской.
Вследствие развертывания тенденции к онтологизации феномена знания, оно исследуется не только как элемент сознания, но и как часть социального (повседневного) мира. В качестве способов его существования, механизмов порождения и развития рассматриваются дискурсы и социальные взаимодействия.
Необходимо подчеркнуть, что феномены языка, речи и дискурса как механизма их связи находятся в фокусе внимания философии 20 века. Их исследованием занимается целая группа школ и течений философской мысли. Классиками этих исследований являются Ф.Боас, Л.Витгенштейн, К.Леви-Строс,
3.Сепир, Ф.де Соссюр. М.Фуко.
Осмыслению идей автора «Археологии знания» посвящается большая часть диссертационного исследования. В своей работе диссертантка смогла опереться на глубокую проработку этих идей российскими исследователями западной философии, в том числе аналитики дискурса М.Фуко. Это Н.С.Автономова, А.Ф.Зотов, И.П.Ильин, Т.Х.Керимов, В.М.Розин, Е.Г.Сахно, В.Фурс, а также немецкий ученый Ю.Хабермас.
Необходимо подчеркнуть, что в рамках дискурса повседневности возникает много школ и течений, избравших в качестве приоритетных направлений исследования проблемы определения роли и места знания в повседневном мире, описания таких механизмов его порождения и функционирования как интеракции и коммуникации. Это, прежде всего, социальная феноменология, социология знания, социология культуры, когнитивные психология и социология, социальная антропология, этнометодология, постмодернизм.
Однако особую роль в осмыслении места неявного знания в практике повседневных взаимодействий сыграли философы и социологи феноменолого-интеракционистского направления. Это П.Л.Бергер и Т.Лукман, Г.Гарфинкель,
4.Кули, Дж.Г.Мид, А.Щюц. Глубокий анализ данной проблемы осуществлен также Э.Гофманом и П.Бурдье, представляющими то направление социальных
исследований, в котором реализуется стремление преодолеть сложившееся противостояние объективных структуралистских схем соотнесения и субъект-но-ориентированных интерпретаций социальных явлений. Интересные интерпретации идей данных социологов осуществлены Х.Абельсом, К.Г.Барбаковой и В.А Мансуровым, Г.С. Батыгиным, Л.-Э.Бергом, В.С.Вахштайном.
Основной целью данного исследования является осмысление феномена неявного знания, рассматриваемого как одно из важнейших компонентов мира повседневности.
Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:
- рассмотреть понятие повседневности в соотношении с другими социально-философскими понятиями, в частности, с понятием «жизненный мир»;
- выявить специфические черты неявного знания в повседневности;
- при опоре на тексты М.Фуко описать соотношение неявного знания и языка;
- проанализировать участие неявного знания в социализации индивидов;
- показать формы бытия неявного знания.
Объект исследования: мир повседневности, рассмотренный прежде всего как мир коммуникации и смыслополагания.
Предмет исследования: неявное знание как важнейшая часть ментального комплекса повседневности: его виды, формы, особенности, механизмы формирования.
Теоретико-методологические основы исследования:
Основные методы, которые применены нами в исследовании, это: метод сравнительного анализа при сравнении различных подходов к пониманию повседневности и неявного знания, а также диалектический метод, использование которого выразилось в усмотрении противоречия в исследуемом феномене. Мы используем также методологические представления, характерные для феноменологической социологии, то есть, исходим из представления о повседневности прежде всего как сфере интерсубъективности и области циркулирования и генерирования смыслов ( эта позиция излагается и обосновывается в первой главе работы).
Стоящее в центре работы понятие «неявное знание» само по себе выступает как парадоксальное, так как речь фактически идет о том, что люди «знают, не зная» ( как господин Журден говорил прозой, не ведая, что это такое). Неявное знание - «кентавр», «круглый квадрат», а, говоря диалектически, это переход, медиатор между ясными и темными пластами внутреннего мира.
Мы отдаем себе в этом отчет, полагая, что неявное знание может быть охарактеризовано прежде всего как нерефлексивная схема и как содержательная интуиция, обрамляющая ясный фокус сознавания. В этом смысле неявное знание не равно понятию «установки» (психологическая школа Узнадзе), т. к. «установка» - это готовность к определенному типу реагирования, а неявное
знание кроме этой готовности содержит позитивную схему умения ( умения, например, говорить прозой или говорить стихами на поэтическом турнире).
Мы также полагаем, что всякое «неявное знание», предпосланное речевым и поведенческим актам и реализуемое в них, контекстуально в смысле культурной условности. «Неявного знания» россиянина может не хватать и в разговоре с иностранцем, и в практике жизни за рубежом, «чужое» неявное знание ( дискурсивные и поведенческие аксиомы другой культуры ) надо сделать «своим» через практическое вживание в Незнакомый быт и общение. Точно также неявное знание может быть ситуативно подвергнуто деструкции, «шокировано», например, экспериментами театра абсурда или любым другим видом абсурдного поведения.
Употребляя термин «когнитивный», мы приписываем ему расширенный смысл, не сводящийся к узко понятому процессу познания, а, скорее, включающий в себя весь спектр мировосприятия и миропереживания, прежде всего имеющих касательство к коммуникации.
Научная новизна работы состоит в следующем:
- понятие повседневности рассмотрено в соотношении с другими социально-философскими понятиями, в частности, с понятием «жизненный мир»; определен статус понятия «повседневность» в социальной теории через его сопряженность с понятиями коммуникации и смыслосозидания; рассмотрены различия «повседневности» и «жизненного мира» как двух разноаспектных способов осмысления социальной реальности;
- выявлены специфические черты неявного знания в повседневности через его сравнение с теоретическим и практическим знанием, отмечен его контекстуальный и инструментальный характер; акцентированы нерефлексивные моменты, типичные для неявного знания; даны его характеристики, отличающие его от ясного, самоотчетного, дискурсивного знания;
- выяснено внутреннее противоречие между контекстуальностью и генерализацией как двумя основными тенденциями существования неявного знания, позволяющими ему как осуществлять связь с тотальностью культуры, так и служить конкретным целям индивидов;
- при опоре на тексты М.Фуко и с употреблением его терминологии (дискурс, дискурсивная формация) описано соотношение неявного знания и языка, язык рассмотрен как одна из ведущих сфере формирования и функционирования неявного знания, которая характеризуется вербальным воплощением прямо не осознаваемых установок, интенций и практических стереотипов;
- подчеркнута значительная роль неявного знания в социализации индивидов, которая выражается в глубоком нерефлексивном усвоении растущим человеком стереотипов, правил, установок, клише, свойственных окружающему социальному и культурному миру;
- выявлены, представленные в теории, всеобще-нормативные формы бытия неявного знания, описанные под разными названиями у современных западных социологов: «паттерны» (образцы действий), «схемы референции» или
«соотнесения», «рецепты» (знания, позволяющие достигать при минимальных усилиях наилучших результатов), «типизации», «фоновые» ожидания, фреймы («рамки» взаимодействия, его структуры, габитус) и др.
На защиту выносятся следующие положения:
1. В социальной теории понятие «повседневности» не тождественно понятию «жизненного мира». Если «жизненный мир» означает всю совокупность культурных воздействий, получаемых человеком вне сферы теоретизирования, то «повседневность» указывает прежде всего на область повторяющихся коммуникаций и смьгслополагания, которое осуществляется в рамках отношений интерсубъективности.
2. Неявное знание, характерное для повседневности, отличается как от рефлексивного теоретического знания, так и от ясного практического знания, (например самоотчетного знания норм). Оно неявно, так как находится не периферии внимания, выступает фоновым, размытым и приблизительным, не проблематизируется и не выстраивается в иерархию. Главная черта неявного знания в повседневности - его инструментальность, операциональность, способная без и помимо рефлексии включать индивида в коммуникацию
3. Повседневное неявное знание всегда выражает себя в наборе когнитивных генерализаций, которые используют люди для поддержания социального порядка ( нерефлексируемые базисные правила, культурные образцы, способы поведения и разговора). В то же время оно несет в себе противоречие между генерализацией и контекстуальностью Генерализирующий момент присутствует в нем как связь со всей совокупностью коммуникативной практики, как выражение всеобщих норм, а контекстуальный - как органичное и нерефлексивное применение этих норм в конкретной ситуации, как преломление всеобщего через единичное.
4. Язык в своем реальном функционировании выступает как нерефлексивный феномен - феномен неявного знания. В языковых структурах осаждаются бессознательные практические интенции, отношения между человеком и вещами и интерпретации культурных событий. Следуя М.Фуко, можно проследить подвижные и изменчивые паттерны неявных знаний, спонтанно складывающиеся в динамические иерархии - дискурсы, дискурсивные ансамбли и дискурсивные формации.
5. Важнейшим фактором социализации индивидов является латентное ненавязчивое усвоение ими неявных знаний о наличном социальном порядке, способах реагирования других людей, допустимых недопустимых способах собственного реагирования на чужие слова и поступки. Такое неявное знание формируется через подражание, игру, другие формы социо-окультурного взаимодействия. Впрочем, в его возникновении принимают участие и целенаправленные формы воспитания.
6. Современной социальной философией и социологией создана к сегодняшнему дню сложная теоретическая модель неявного знания. Она включает описание различных его видов и типов. К ним относятся: выде-ляемые«паттерны» (образцы действий), «схемы референции» или «соотнесения» (выстраивающие координаты, позволяющие ориентироваться в социальном пространстве), «рецепты» (знания, позволяющие достигать при минимальных усилиях наилучших результатов), «типизации» (фиксирующие единообразие); установки, «фоновые» ожидания, «фоновые системы уместностей»; фреймы («рамки» взаимодействия, его структуры, формы, обладающие имплицитным, а не только эксплицированным бытием); габитус (неявное знание, складывающееся на основе интериориза-ции внешних социальных структур и формирующее ментальные и телесные предрасположенности понимания и действия). Выявленные модели неявного знания взаимодополнительны и не могут подменять друг друга.
Научно-практическая значимость работы. Результаты диссертационного исследования имеют теоретическое значение. Оно определяется возможностью более глубокого познания природы, видов, типов, функций неявного знания структур повседневности. Открывается перспектива достижения целостного взгляда на проблему, нахождения в различных методологических подходах момента взаимодополнения. Осмысление избранной темы важно в плане выработки понимания того, как складываются конкретные социумы и культуры, что отличает друг от друга этнические сообщества, профессиональные группы, семьи и т.п., каковы механизмы формирования этих отличий.
Практический смысл проведенной работы заключается в возможности использовать ее результаты в прикладных социологических исследованиях повседневных взаимодействий, складывающихся в современном российском обществе или в иной культурной среде. Возможно использование наработанного материала в лекциях по социальной философии и социологии, при написании учебных пособий.
Апробация работы: Материалы диссертационного исследования обсуждались на кафедре философии Ростовского государственного строительного университета, а также на Международной конференции «Строительство -2007» (секция философии). Основные положения диссертации нашли отражение в четырех научных публикациях общим объемом 1,6 п.л.
Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, шести параграфов, заключения и списка литературы, включающего 161 источник. Общий объем работы 161 стр.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обоснована актуальность темы диссертации, определены степень разработанности проблемы, ее объект и предмет, цель и задачи. Даны характеристики теоретической и методологической базы исследования, элементов научной новизны. Сформулированы положения, выносимые на защиту. Раскрыта теоретическая и практическая значимость работы, показано, как проходила ее апробация.
Первая глава «Повседневность как сфера неявного знания», состоящая из двух параграфов, посвящена осмыслению основных понятий диссертационного исследования: «жизненного мира», «повседневности», «обыденности», «неявного знания». Рассматриваются области их значений, показываются их взаимосоотнесенности и пересечения.
В первом параграфе «Повседневность - предмет социальной теории» внимание сосредотачивается на генезисе понятия повседневности, его основных характеристиках и сопоставлениях. Фиксируются трудности, с которыми сталкивается исследователь, обращающийся к рассматриваемой проблематике.
Приступая к осмыслению феномена повседневности и неявного знания как его важнейшей черты, автор руководствовалась методологической установкой, ориентирующей на системный анализ философских понятий. Помимо многих других функций, эти понятия выполняют задачу упорядочения картины мира. Поэтому их отношения между собой также являются или должны быть упорядоченными.
Опираясь на данную теоретическую посылку, автор счел необходимым рассмотреть связку понятий «мир», «жизнь», «жизненный мир», «повседневность» (или «мир повседневности», «повседневная жизнь»), «обыденность». В ходе анализа значений, составляющих содержание этих понятий, а также их связей между собой, была обнаружена их отчетливая корреляция с основополагающими установками неклассического философского мышления.
К таковым, прежде всего, относится стремление преодолеть характерное для классической рациональности расчленение действительности на объект и субъект, формирование нового понимания ее как реальности, в которой объективное и субъективное переплетено, сплавлено друг с другом. Эти установки конституируют взгляд на мир как пространство смыслополагающей деятельности человека, реальность, не только физическую, но и интерсубъективную. Этот мир не является исключительно внешним и пред-данным индивиду. Подчеркивается, что он зависит от поступков людей, их способности к пониманию И интерпретации событий, от их взаимодействий и коммуникаций.
Поэтому тема повседневности возникала в философии 20 века не случайно. Ее проблематизации способствовали как социокультурные предпосылки
формирования неклассической картины мира в целом, так и логика развития самого неклассического мышления.
Социокультурные предпосылки сформировались в 19 веке. Интерес к проблемам повседневной жизни возникает на фоне бурных революционные событий европейской истории, неопределенности, которую принесли в жизнь индивида капиталистические общественные отношения, разрушение традиций, риск предпринимательства, переделы собственности, постоянная угроза насилия, исходящая как из внешних социальных структур, так и от близких, но ставших вдруг чужими, людей. Внутреннее обаяние прозы жизни проступает на этом фоне все более отчетливо.
На этой социокультурной основе развиваются новые ориентации философской мысли. Возникает интерес к феномену Жизни. Он находит выражение и концептуальное оформление у Ф.Ницше, В.Дильтея, А Бергсона.
Логика развития философского мышления приводит к противоположению классической философской категории «мира» и понятия «жизненного мира». Последнее теоретически прорабатывается Э.Гуссерлем и становится одним из важнейших в философии 20 века.
Термин «мир» традиционно помогал философскому осмыслению многоликого сущего во всех формах его существования и бесконечности проявлений. Так понимаемый мир, как правило, противопоставлялся индивиду, познающему и преобразующему его. Но «жизненный» мир начинает рассматриваться как пространство, которое не существует без человека как существа, опирающегося на культурные смыслы, но в то же время имеющего и личное отношение к другим людям и вещам. Этот мир обладает безусловной значимостью для каждого человека. Он есть система жизненных отношений. В них уходят корни всякой практики, и эти отношения сами меняются в ходе этой практики.
И, наконец, на основе категории «жизненного мира» конституируется понятие «мир повседневности». Важной задачей исследования, осуществляемого в рамках данного параграфа, становится осмысление этих понятий, определение того, насколько они пересекаются и в чем их специфика.
Трудность данного сюжета заключается в том, что социогуманитарная мысль 20 века, активно пользуясь данными понятиями, далеко не всегда специализирует их. И во многом это связано с традициями и подходами к осмыслению темы повседневности, заложенными австрийским философом и социологом А.Щюцем - одним из основоположников «философии» и «социологии повседневности». Он специально не занимался проблемой диверсификации этих понятий. «Повседневное» являлось для него непроблематизируемой характеристикой жизненного мира, фиксируемой по формуле: жизненный мир повседневен. И все же, именно А.Щюц внес новые моменты в понимание специфики повседневности.
Анализируя идеи Э.Гуссерля, А.Щуца, Н.Элиаса, Б.Вальденфельса, Е.В.Золотухиной-Аболиной, И.Т.Касавина, В.П.Козырькова, Н.М.Смирновой и др., автор диссертации приходит к выводу о том, что теоретическая модель по-
вседневности сегодня уже не является только лишь дубликатом и инструментом конкретизации совокупности представлений о жизненном мире.
Жизненный мир - это мир культуры и основанных на ней многообразных форм жизнедеятельности. Это система отношений, которые имеют множество особенностей, в частности, руководствуются не только «естественной», но и теоретической, эстетической и другими установками. Выделение теоретическим сознанием феномена повседневности из всего пространства жизненного мира все более связывается с констатацией значимости упорядоченных, привычных и даже рутинных связей между людьми. Они представляются человеком в виде набора типичных ситуаций. Важнейшими сторонами этих связей являются полезность и адаптивная стратегия. Кроме того, сегодня повседневность все более начинает исследоваться как та область мира и жизни, в которой легитимизируются и воссоздаются, устанавливаются и трансформируются социальные связи и отношения.
Все более подчеркивается, что повседневность не может рассматриваться как единственная реальность, совпадающая с жизненным миром. Так, например, ширится круг исследований, посвященных виртуальной реальности, являющейся, несомненно, важной частью жизненного, но, наверное, не повседневного, мира.
Трудности теоретического анализа повседневного мира и дискуссион-ность многих его моментов в значительной мере обусловлены нефиксирован-ностью данного феномена и неизбежной, при этом, его многоликостью. Поэтому исследователи отмечают, что повседневность не может рассматриваться как замкнутый на внутренних определениях мир. Она не существует без собственных парадоксов и альтернатив (в частности, повседневного и «внеповседневно-го») и не может быть понята вне их.
В диссертации подчеркивается, что повседневность трудноуловима в своей очевидности. Поэтому часто возникает смешение феноменов повседневности и обыденности. Между тем, при всей их близости, они обладают своими особенностями и отношениями, которые могут быть осмыслены на основе диалектического метода исследования. Повседневность по мысли автора необходимо рассматривать прежде всего как сферу коммуникации и смыслопорожде-ния.
Во втором параграфе «Неявное знание - важнейшая черта повседневности» показывается, что важнейшей частью когнитивного комплекса, обеспечивающего функционирование и воспроизводство мира повседневной жизни, является неявное знание. Осуществляется анализ его важнейших черт и характеристик. Однако сначала автор обращается к рассмотрению понятия «знание».
Знание рассматривается как важнейшая составная часть мира повседневности, его «скрепа», гарант смыслового порядка в обществе, условие его устойчивости и целостности. Знание структур повседневности обеспечивает адекватность действий человека в житейских ситуациях, позволяет ему осуществлять
дела без лишних рассуждений. Благодаря ему, мир, полный неожиданностей, приключений, случайностей и опасностей, становится прибежищем спокойствия, мирного общения, повторяющихся взаимодействий и воспроизводящихся отношений. Он становится повседневной реальностью, то есть миром общих смыслов и значений. Этот мир является понятным и предсказуемым, так как он складывается из взаимодействий, сориентированных на типичные жизненные ситуации и схемы опыта, запечатленные когнитивными комплексами повседневности.
Важнейшей частью этих комплексов является неявное знание.
В ходе осмысления природы данного феномена, автор диссертации обращается к работе М.Полани «Личностное знание», в которой обосновывается факт существования неявного знания. Диссертантка считает необходимым понять, что есть сама «неявность», в связи с чем ставит вопрос о соотношении неявного знания и индивидуального бессознательного, исследуемого психоанализом.
Изучение этой проблемы показывает, что бессознательное в его психоаналитическом прочтении можно рассматривать как предпосылку неявного знания, как одно из условий его формирования, но не в качестве знания как такового. По-видимому, неявное знание есть «сфера между» (выражение М.Бубера) бессознательным, понятым под углом зрения психоанализа, и сознанием; бессознательным и осознанным действием. Оно и разделяет эти две крайние области, и связывает их. Вследствие этой связи и наличия общей с бессознательным границы в содержание неявного знания могут попасть и попадают некоторые содержания бессознательного. Таким образом неявное знание выступает в своем функционировании как живое противоречие, «круглый квадрат», кентавр. Это дает ему возможность быть медиатором, таинственным интуитивным посредником двух неслиянных и нераздельных сфер внутреннего мира.
В диссертационной работе выделяются и исследуются специфические характеристики когнитивного комплекса повседневности, отличающие его от научного или какого-либо профилированного знания, приобретающего строгие и формальные очертания в процессе институализации социальных отношений (например, зафиксированного в форме юридического закона).
К этим характеристикам относятся: 1) узнаваемость знаний повседневного мира; 2) их сориентированность на то, какими способами и в каких формах поддерживаются взаимодействия, «ограниченная», относительная общезначимость; 3) низкая степень аргументированности (индивиду достаточно уверенности, что этим знанием обладают и другие участники повседневной жизни); 4) специфический характер проективной функции; 5) биографическая детерми-нированость; 6) социальная распределяемость (см. произведения П.Б.Бергера и Т.Лукмана, В.П.Козырькова, А.Сикурела, Н.М.Смирновой, А.Щюца и др.)
В ходе исследования неявного знания выявлен ряд его особенных черт, раскрыты специфические факторы и обстоятельства его формирования.:
1 Существеннейшая черта неявного знания в повседневности - его инструментальная, операциональная направленность. Оно содержит в неявной форме схематику того, как именно следует поступать в данном типе ситуаций и дополняется интуитивной интерпретацией того, как следует быть и чего ожидать именно в этом конкретном случае. Фактически, это - нерефлексивно существующие во внутреннем мире нормы и правила коммуникативной культуры, латентный культурный опыт. Примером этого выступает применение человеком на практике законов языка, правил грамматики. Люди могут никогда не изучать языковых дисциплин и тем не менее говорить правильно. Точно также функционируют нерефлексируемые знания о «технической стороне» коммуникации.; 2 Часть знания, на которое опирается индивид, действующий в повседневном мире, функционирует и используется неявно для людей и не требует «обдумывания», ибо не является продуктом и средством познания и закрепления в сознании свойств и отношений объективной реальности. Оно возникает вследствие имплицитной кристаллизации («осадка смысла») множества взаимодействий индивидов и различного рода социальных образований, социальных интеракций и коммуникаций; 3. Неявное знание повседневных взаимодействий контекстуально; 4. Его отличает «размытость» содержания, нечеткость, неопределенность, приблизительность, внутренняя несогласованность; 5. В нем силен личностный элемент. Моменты нормативного и личностного, индивидуального и абстрактно-всеобщего представляют собой серьезное сущностное противоречие неявного знания, составляют момент диалектики его функционирования и развития. В одном и том же месте, в одно и то же время неявное знание выступает и как нормативно-всеобщее, генерализованное, латентно диктующее определенную схему реагирования и поступка, и как индивидуально-контекстуальное, уникальное, неповторимое.; 6. Оно непроблематизируемо ; 7 Оно неиерархизировано.
Во второй главе «Неявное знание и язык», включающей в себя два параграфа, раскрыта связь феноменов языка, дискурса и неявного знания. Проблема неявного знания как важнейшей черты повседневности осмыслена под углом зрения идей Л.Витгенштейна о неявном характере языковых правил, М.Фуко о дискурсивном характере рождения и развития знания, и К.Леви-Строса о языке как знании неявном и «бессознательном».
Первый параграф «Дискурсивные пространства Мишеля Фуко» посвящен анализу языковых, дискурсивных форм существования неявного знания (в связи с тем, что знание не существует лишь в сознании, но имеет языковую форму, «проговаривается»). Показано, что возможности для осмысления этой проблемы были созданы в ходе лингвистического поворота философской мысли 20 века.
Отмечается, что тема неявного знания получает свое специфическое озвучивание уже в работах Л.Витгенштейна. В фокусе его интереса сосредоточены игры и правила языка повседневности. Он обращает внимание на то, что эти
правила часто, но далеко не всегда, артикулированы и зафиксированы в словарях и существуют в неявной форме.
Руководствуясь познавательной установкой на более глубокое проникновение в сущностные глубины связи языка, дискурса и неявного знания, автор диссертации адресуется к аналитике дискурса М.Фуко, считая, что его идеи тесным образом связаны с тенденцией к онтологизации знания, сформированной неклассическим философским мышлением.
Обращается внимание на то, что М.Фуко производит «редукцию» по отношению к понятиям феноменологического и герменевтического плана и дискурсом повседневности непосредственно не занимается. Но он создает особый вид исследования - «археологию знания», признавая, что она может «вопрошать» знание, развиваемое в различных направлениях, описывать его в разнообразных системах связей.' Это позволяет применить методику и выводы М.Фуко к исследованию дискурса любого типа.
При этом автор диссертации раскрывает особенности дискурса повседневности, сопоставляет его с научным и институциональным дискурсами. Показываются их специфические отличия. Однако диссертант полагает, что, несмотря на эти отличия, повседневный дискурс связан с неявным знанием и языком так же, как институциональный и научный. Методолого-теоретическим основанием исследования этой связи в данной работе становятся идеи М.Фуко.
В параграфе анализируются основные понятия «археологии знания», разрабатываемой философом и используемой им в качестве метода исторического познания. Это, прежде всего, понятия «язык» (культуры), «дискурс», «дискурсивные практики» и «правила», «дискурсивная формация». Раскрываются основные положения археологии знания.
Опираясь на текст «Археологии знания» М.Фуко, можно выделить важнейшие характеристики названных понятий и обозначаемых ими феноменов и даже дать краткие дефиниции.
Язык — это система знаков культуры, информирующая о ней. Эта система является реальностью базисной и не зависимой в онтологическом плане от говорящих людей. Это материал, субстрат, из которого в ходе дискурса формируются новые элементы культуры. Язык в том виде, в каком он используется говорящим субъектом, становится дискурсом.
Дискурс есть процесс установления отношений между элементами языка (словами) в речи. Он является способом обработки языка и, в этом смысле, может быть рассмотрен как способ конституирования конкретной культуры. В ней нет «горизонта объективности», ее объекты порождаются дискурсом. Она есть то, о чем говорится в дискурсивной практике, а следовательно, является системой знания.
У каждого дискурса есть свое историческое a priori, включающее пространственно-временные характеристики культуры, а также совокупность
1 Фуко М. Археология знания. Пер. с фр,- Киев.: Ника-Центр, 1996. С.194.
предшествующих ему речевых актов. Но у него отсутствует однозначная детерминация, есть лишь ожидания, уместность одного дискурса и неуместность другого.
Различные дискурсы «собираются» в целостность благодаря правилам. Их использование имеет нерефлексивный характер (можно добавить, что особенно это касается повседневной дискурсивной практики). Их знание относится к категории неявного. Тем не менее, именно данного рода правила позволяют дискурсу сопротивляться высказываниям, которые этим правилам не соответствуют. В результате формируется стиль, то есть неизменный характер актов «говорения». Этот стиль создается в ходе воспроизведения дискурсивных практик.
Получается, что дискурс управляется собственными правилами, стилевыми режимами, практиками. Он, фактически, сам себя регулирует, работает по принципу самонастройки. Из того, что некая совокупность дискурсивных практик, объединенных общими или близкими условиями порождения, правилами и стилевым единством, составляет дискурсивную формацию, философ делает заключение, что каждая такая формация является достаточно замкнутой, автономной системой.
Автору диссертации представляется, что наиболее важными - относительно темы диссертационного исследования - являются два положения «Археологии знания»:
1 Нет единой, глобальной истории или культуры. В следовании дискурсивных формаций друг за другом нет закономерностей. Есть лишь уместности возникновения или же исчезновение того, что могло бы быть совсем другим.
2. «Говорящие» субъекты всегда находятся внутри дискурсивной формации и она господствует над ними. Они не выходят за пределы горизонта своего мира, а потому ошибочно выдают свою, в общем-то, частную, интерпретацию за универсальное знание. Возможность аналитики создающей эту формацию системы дискурсов появляется только у тех, кто занимает место вне данной формации.
Из сказанного можно сделать важное для данного диссертационного исследования заключение, смысл которого развивается далее - в следующем параграфе. Объекты каждой конкретной культуры (иначе говоря, исторической, научной эпохи, дискурсивной формации и т.п.) функционируют как знание, которое порождается и трансформируется в ходе дискурса и благодаря ему.
Во втором параграфе «Неявное знание-дискурс» идет речь о том, что «невидимые», скрытые слои знания-дискурса, а в целом и язык как культурный феномен, в рамках (пост)структуралистских исследований, связанных с лингвистическим поворотом философской мысли 20 века, могут быть рассмотрены как историческое или культурное бессознательное.
Согласно М.Фуко, видимая часть дискурсивного пространства какой-либо эпохи или культуры включает множество самых разнородных и даже противоречащих друг другу дискурсов, что затрудняет его восприятие как некоего
единства. То, что делает их родственными друг другу, обозначается философом с помощью понятия «эпистема».
Эпистема - это неявное (мета)знание культурной эпохи, состоящее из свода предписаний и запретов, скрытым образом предопределяющих дискурс. Она определяет выбор стратегий деятельности, восприятие людьми действительности, характер их отношений друг с другом, выступает в качестве условия возникновения мнений и теорий. Это (мета)знание содержится в дискурсе и является реальностью внешней для индивида.
Реальность подобного рода структурирована, включает доминанты значения и смысла, которые подчиняют себе людей, находящихся в данном дискурсивном пространстве. Она формируется бессознательно и не поддается рационализации ни повседневному, ни даже теоретическому - в его классической версии — сознанию. Исследователи творчества М.Фуко используют для ее описания характеристики «историческое бессознательное» или «бессознательный интертекст».1
Итак, снова, как и в первой главе данной диссертационной работы, возникает необходимость соотнесения понятий бессознательного и неявного, но на новом материале исследования.
В диссертации отмечается, что понятие «бессознательное», введенное З.Фрейдом в терминологический аппарат психиатрии, получило в философской литературе очень широкую интерпретацию, приобретая в ходе нее понятийную многозначность и (относительную) неопределенность. Произошло расширение его предметной области. На базе новых интерпретаций возникли разные теоретические конструкты, приводящие, подчас к противоположным выводам. Почему?
Объяснение можно найти у самого М.Фуко. Он показывает, что стратегии дискурса и «решетки» понятий какой-либо эпохи связаны в целостность. Им соответствует общее историческое «а priori», они руководствуются единой эпи-стемой. Поэтому одно и то же понятие, формируясь, может стать источником разных комплексов идей. Есть вероятность и обратного: понятийный конструкт, уже созданный на базе одной методологии, может быть инкорпорирован в другую, способствуя появлению неожиданных суждений и выводов.
Диссертантка сочла необходимым, для более глубокого понимания идей М.Фуко, обратиться к К.Леви-Стросу, создателю концепцию культурного бессознательного. Известно, что французский этнолог значительно повлиял на фи-
' Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. - М.: Интрада, 1996; см. также: Зотов А.Ф. Современная западная философия: Учебник. - М.: Высш. шк., 2001; Розин В.М. Два взгляда на природу власти (власть как психологический и институциональный феномен и как дискурс).// Право и политика. 2000. №3; Leitch V. Deconstructive criticism: An advanced introd. - L. etc., 1983.
лософский дискурс второй половины 20 века и, в частности, на становление идей самого М.Фуко.
Логика рассуждений К.Леви-Строса, также как и М.Фуко, приводит к выводу о том, что культура в целом или любая дискурсивная формация, выступающие как бессознательные хранилища смыслов-знаний, могут быть рассмотрены как реальность, внешняя по отношению к индивиду. Она содержит смысловые структуры, доминирующие над-индивидуальным сознанием, а потому подчиняющие его себе.
Так, М.Фуко приходит к идее «власти-знания». Последняя находит логическое развитие и теоретическую аргументацию в концепции дисциплинарного общества.
Воля к знанию имеет имплицитный характер, но может быть эксплицирована и артикулирована как воля к истине. Однако всякая истина относительна. Она не является всеобщей и универсальной идеей, но навязывается сознанию, заставляя его мыслить схемами, руководствоваться даже иллюзиями и заблуждениями. Поэтому познание, ориентированное на методологию «археологии» (и «генеалогии») знания, должно совершать «редукцию» по отношению к этим схемам и ложным представлениям, вскрывать слои знания-дискурса, связанным с эпистемами, и только таким образом приходить к объективному познанию исторического процесса.
Третья глава «Неявное знание в практиках повседневного взаимодействия», состоящая из двух параграфов, посвящена еще одной составляющей повседневного мира - практикам социального взаимодействия, определению того, как связаны когнитивные (в их неявном существовании) и практически-поведенческие комплексы повседневности.
В первом параграфе — «Неявное знание и становление социальных качеств индивида» - раскрывается роль неявных знаний в формировании личностного Я, приобретении индивидом необходимых социальных свойств и характеристик, способности исполнять социальные роли, быть полноценным участником повседневных практик взаимодействия.
Автор диссертации полагает, что неявные знания, дискурсы и повседневные взаимодействия представляют собой части или стороны мира повседневности. Они существуют во взаимополагании друг друга и могут рассматриваться в их относительной автономности только в теоретическом анализе.
В первой главе раскрывались характеристики когнитивного комплекса повседневности самого по себе, во второй фокус внимания был сосредоточен на взаимосвязи неявного знания, языка и дискурса. Теперь возникает необходимость исследования того, как укореняется повседневное знание в бесконечно разнообразных поведенческих формах и практиках взаимодействия, каким образом оно фиксируется в них и с их помощью транслируется.
Для этого целесообразно использовать, прежде всего, материалы и выводы достаточно широкого спектра подходов, составляющих феноменолого-интеракционистское направление в социальной философии и социологии. Фо-
кус анализа явлений и процессов социальной реальности, избираемый представителями символического интеракционизма, социальной феноменологии, социологии знания, этнометодологии, а также близких им концептуальных стратегий и проектов, сориентирован на повседневные взаимодействия индивидов и процессы означивания, смыслополагания и интерпретации, задающие параметры социальной реальности. Социологи данных школ и течений особое значение придают знаниевым контекстам повседневности. В качестве своей основной задачи они усматривают обнаружение базисных структур понимания, позволяющих индивидам взаимодействовать, воспринимать других людей и мир в целом как нечто понятное и предсказуемое.
Теоретиков рассматриваемого направления отличает уверенность, что такое явление как общество не существует вне составляющих его индивидов, являющихся мыслящими, волящими и действующими существами. Поэтому им важно знать, как происходит формирование таких существ, с помощью каких механизмов.
Исходя из требований единства исторического и логического подходов к исследованию любого развивающегося явления, а теоретическая мысль является именно подобным процессом, автор диссертации обращается, прежде всего, к символическому интеракционизму. Это течение является наиболее ранним по отношению к вышеперечисленным (возникает на рубеже 20-30 годов 20 века). Кроме того, именно у предшественника символического интеракционизма Ч.Кули и ярчайшего представителя этого течения Дж.Г.Мида можно, пожалуй, впервые найти достаточно развернутое представление о том, что впоследствии концептуализируется с помощью понятия «неявное знание».
В данном параграфе осуществляется анализ концепций «зеркального Я» Ч.Кули и «обобщенного другого» Дж.Г.Мида. Показывается, что в работах ученых неявное знание индивидом того, как он воспринимается другими людьми, каковы их реакции и оценки его образа мыслей и действий, каковы социальные смыслы и символы, его умение взглянуть на себя со стороны становятся важнейшими конституирующими элементами социальной самости, то есть индивидуального (социального) Я.
.Ярким исследователем проблемы формирования социальных качеств индивида является американский социолог середины и второй половины 20 века И.Гофман. В данном параграфе внимание автора диссертации сосредотачивается на его концепции «управления впечатлениями» (а в следующем параграфе на фреймовом анализе).
В изображении американского социолога общество становится похожим на театр, люди - на актеров, исполняющих роли. Пытаясь произвести впечатление, они в своем исполнении ролей оказываются вынужденными опираться на некие генерализованные представления о порядке взаимодействий. Но эти представления, ожидания, интерсубъективные договоренности об определенном способе поведения далеко не всегда отчетливо выражены и не обладают эксплицированной формой. От того, насколько индивид сможет приобщиться к ним в ходе социализации и
освоить неявное знания структур повседневности зависит очень многое в плане его социальной адаптации и, обретения и сохранения идентичности, успешного самовыражения. Дополняя размышления классиков социологии, диссертант отмечает, что неявное знание формируется не только миметическим путем или внерадио-нальным усвоением социальных норм. Будущее неявное знание возникает и путем обычного воспитания, когда ребенку разъясняют и сознательно показывают, как дано себя вести и от кого каких реакций можно ожидать. Такое знание, сначала будучи явным, затем погружается в «нижние пласты» внутреннего мира и переходит в неявную форму, также, как формируется двигательный навык или нравственная привычка. Поэтому в практической житейской ситуации оно выступает как неявное, воздействуя на индивида из своего скрытого состояния.
Из анализа работ И.Гофмана проистекает вывод, что условием достижения подобных целей становится знание «порядков интеракции», умение предвидеть взаимодействия, которые еще даже не случились, - то есть до их осуществления. Участники интеракции должны знать «правила участия», «контуры вовлеченности» в ситуацию взаимодействия.
Все это говорит о высокой значимости неявных знаний, о том, что они играют важную роль в практике повседневных взаимодействий и что без овладения ими индивиду очень трудно, если не невозможно, стать полноценным участником таких взаимодействий.
Второй параграф «Неявное знание в динамике повседневности» посвящен анализу общего и особенного в понимании крупнейшими представителями социальной теории природы неявного знания структур повседневности, его интерактивной роли в воспроизводстве этих структур и, даже, в их конструировании.
В данном параграфе повседневность рассматривается как пространство, в котором люди «что-либо делают»: ведь их жизнь состоит из свершения поступков, постановки и деятельного достижения целей, побуждений других людей к действию, ожиданий, ответов на чужие ожидания, из общения, коммуникаций и т.п. В связи с этим возникает необходимость исследования того, как используются неявные знания повседневного мира в практике взаимодействий людей между собой, в динамике повседневных ситуаций, в коммуникационных связях, из которых, собственно, мир повседневности и состоит.
Социальные философы и социологи феноменолого-интеракционистского направления (А.Щюц, ПЛ.Бергер и Т.Лукман, А.Сикурел, Г.Гарфинкель), и даже ученые, ориентированные структуралистски, но пытающиеся все же преодолеть полярности объективизма и субъективизма (И.Гофман, П.Бурдье), близки в тех оценках, которые они дают феномену неявного знания. Пожалуй, общим моментом их подхода является отношение к неявному знанию повседневной жизни как к важнейшему ингредиенту оснований социальности как таковой, условию возможности людей действовать сообща, понимать друг друга. Ученые раскрывают тот набор когнитивных генерализаций, который используют люди, стремящиеся поддержать социальный, прежде всего, повседневный мир в порядке, утвердиться в этом мире.
В качестве отправной точки анализа неявных знаний представители современной социальной теории берут предположение о том, что существуют базисные правила, допущения, культурные образцы, принципы организации деятельности, которые характеризуют и даже конституируют социальную группу или сообщество. Они определяют рамки и степень допустимости или желательности того или иного поведения, выступают в качестве оснований заключений и действий, на которые люди опираются в своих повседневных делах.
Такое знание представляет собой определенную матрицу. Она позволяет воспринимать бесконечное количество единичных событий, давать им наименование, классифицировать, типологизировать и т.п.
Оно придает взглядам людей на многие проблемы, их суждениям и решениям однозначность, гарантирует снижение проблемности интеракций и коммуникаций. Оно является тем, что используют члены общества как само-собою-разумеющееся и становится основой привычного мышления.
Однако социальные теоретики, идеи которых рассматриваются в данном параграфе, являются яркими представителями (а многие из них и основателями) различных школ и течений. Своеобразие их концепций находит выражение в специфичности подходов к осмыслению природы неявного знания, его форм И составляющих элементов, его способности определять взаимодействия, участвовать в тех процессах, которые определяют облик повседневного мира. В диссертации осуществляется анализ этих особенностей.
В ходе данного анализа выясняется, что современной социальной философией и социологией создается очень сложная теоретическая модель неявного знания. Она включает описание различных его видов и типов. К ним относятся:
- выделяемые А.Щюцем «паттерны» (образцы действий), «схемы референции» или «соотнесения» (выстраивающие координаты, позволяющие ориентироваться в социальном пространстве), «рецепты» (знания, позволяющие достигать при минимальных усилиях наилучших результатов), «типизации» (фиксирующие единообразие);
- изучаемые Г.Гарфинкелем установки, «фоновые» ожидания, «фоновые системы уместностей»;
- открываемые И.Гофманом фреймы («рамки» взаимодействия, его структуры, формы, обладающие имплицитным, а не только эксплицированным бытием);
- исследуемый П.Бурдье габитус (неявное знание, складывающееся на основе интериоризации внешних социальных структур и формирующее ментальные и телесные предрасположенности понимания и действия).
Следует подчеркнуть, что суть дела заключается не в описании неявного знания в разных терминах, а в вычленении его онтологической многомерности и полифункциональности.
Социальные аналитики отличаются разным пониманием природы и характеристик социальной реальности, механизмов ее воспроизводства и развития. Но именно разность подходов позволяет им открыть и описать различные
виды и функции неявного знания, на которое опирается индивид в динамике повседневных взаимодействий.
В частности, социальной феноменологией выделяются такие функции как типизация, ориентация на образцы или предпочтения, - ведь А.Щюц стремится понять, как возникает коллективная разделяемость знаний, снимающая субъективность, единственность и особость видения человеком мира и задающая общность восприятия.
В социологии знания, представленной идеями П.Л.Бергера и Т.Лукмана, акцентируются моменты вовлеченности неявного знания в процессы конструирования людьми общества.
Этнометодология (в лице Г.Гарфинкеля и А.Сикурела) фокусируется на исследовании функции обеспечения «правильности» интеракции.
Автор диссертации показывает трудности, с которыми столкнулось фе-номенолого-интеракционистское направление в своих исследованиях мира повседневности. Они связаны, прежде всего, с проблемой методологической корректности этих исследований, со сложностью определения границы, отделяющей субъективистский подход от релятивизма.
В качестве теоретиков, стремящихся преодолеть многие трудности социального анализа посредством снятия оппозиции объективистского и субъективистского подходов, рассматриваются И.Гофман (его анализ фреймов) и П.Бурдье (концепция габитуса)..
В заключении подводятся основные итоги диссертационной работы, намечаются перспективы дальнейшего изучения данной проблемы.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
В изданиях перечня Минобрнауки России:
1. Боголюбова С.Н. Неявное знание в динамике повседневности//Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки, 2007, №5, 0,4 п.л.
Другие издания
2.Боголюбова С.Н. Неявное знание ( анализ структур повседневности). Изд-во РГСУ, 2007, 0,9 п.л.
3. Боголюбова С.Н. Специфика неявного знания в структуре повседневности // Материалы Международной научно-практической конференции
« Строительство - 2007». Ростов-на-Дону, Изд-во РГСУ,2007, 0,1 п.л.
4. Боголюбова С.Н., Золотухин В.Е. Современная пресса : нарушение фрейма // Вестник российского философского общества, 2007, № 2, 02 п.л.( 0,1 п.л.)
ь
Подписано в печать 18. 02. 2009. Формат 60 х 84 /16. Ризограф. Бумага белая. Уч. - изд. л. 1,2. Тираж 100 экз. Заказ №
Редакционно-издательский центр РГСУ.
344022, Ростов -на- Дону, ул. Социалистическая , 162.
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Боголюбова, Светлана Николаевна
Введение.
Глава 1. Повседневность как сфера неявного знания
1.1. Повседневность - предмет социальной теории.
1.2. Неявное знание - важнейшая черта повседневности.
Глава 2. Неявное знание и язык.
2.1. Дискурсивные пространства Мишеля Фуко.
2.2. Неявное знание-дискурс.
Глава 3. Неявное знание в практиках повседневного взаимодействия.
3.1. Неявное знание и становление социальных качеств индивида.
3.2. Неявное знание в динамике повседневности.
Введение диссертации2009 год, автореферат по философии, Боголюбова, Светлана Николаевна
Актуальность темы исследования
Тема, избранная нами для исследования, представляется нам актуальной и важной по целому ряду причин как теоретического, так и практического свойства.
Прежде всего необходимо отметить, что вопрос о неявном знании в по-^ вседневности - это вопрос о тех приводных ремнях человеческих действий, а порой и поступков, которые срабатывают неприметно и автоматически, обеспечивая связанность в единое целое социальной реальности. Фактически, это вопрос о том, какие схемы поведения, говорения, оценки воспринимаются людьми как допустимые, естественные и необходимые, принимаются без сомнений и отказов. Социальному философу, социологу, психологу, управленцу, политику крайне важно понимать природу такого вида неявных знаний чтобы, возможно, следующим шагом типизировать и классифицировать их с целью * сознательного влияния на порой бурные и непредсказуемые общественные процессы.
Для современной России, которая переживает уже два десятилетия системный социальный кризис с разрушением старой совокупности регулятивов, вопрос о перестройках в неявном знании стоит особенно остро, но этот вопрос невозможно решить без общетеоретической проработки темы. Конечно, неявное знание не относится к области непосредственной мотивации, поскольку оно является именно знанием, а не потребностью, эмоциями или волей, однако во внутреннем мире нет непроницаемых перегородок, и неявное знание входит в качестве элемента в комплекс непосредственных движителей человеческого поведения ( как практического, так и речевого) в качестве компонента, обеспечивающего «разрешение» на тот или иной тип социокультурной активности.
Рассмотрение феномена неявного знания важно также для самой социальной теории, которая должна разобраться в этом явлении на присущем ей социально-философском уровне абстракции. Дело в том, что неявное знание было, в основном, предметом рассмотрения гносеологов (прежде всего феноменологов) и философов науки, а также социологов, как правило концентрирующих внимание на скрытой схематике отдельных поведенческих актов и ситуаций. Именно поэтому стоит рассмотреть вопрос с социально-философских позиций, соотнеся неявное знание с вопросами социализации, а также раскрывая внутренние противоречия всеобщего и единичного в механизмах неявной социальной регуляции.
Степень разработки темы. Проводимая исследовательская работа связана, главным образом, с осмыслением природы повседневности, знания, языка и дискурса, социальных взаимодействий и практик. Следует отметить, что уровень постижения этих социокультурных явлений к настоящему времени достиг достаточных высот. Так, на основе проработки темы повседневности сложилась отрасль социальной теории, именуемая «философией» и «социологией повседневности». Однако сама проблематизация этой темы, а также других компоФ нентов исследуемого тематического поля, их консолидация в предмет социально-философского исследования осуществлялась в исторически длительные сроки, была связана со значительными трудностями.
Возникновение и развитие философии и социологии повседневности осуществлялось параллельно с развитием неклассического философского мышления. Оно связано с именами таких мыслителей как Ф.Ницше, В.Дильтей, Г.Риккерт, М.Вебер, А.Бергсон, Г.Зиммель, Э.Трельч, Э.Гуссерль. Эти философы и социологи поместили в центр социогуманитарного познания проблемати ку жизни, культуры и ее различных видов (религии, искусства, политики и т.д.), соотношения наук о «духе» и «природе», объяснения и понимания, соотнесли понятия «мира» и «жизни».
Становление темы повседневности тесным образом связано с возникновением и проработкой понятия «жизненный мир». Его концептуализация и глубинное рассмотрение осуществлено Э.Гуссерлем. Следует отметить, что в современной философии сложился большой круг исследований, посвященных изучению и развитию идей данного философа, неклассической философии в целом. Среди них можно выделить работы А.Ф.Зотова, В.Молчанова, Д.Н.Разеева, Н.М.Смирновой.
Осмысление понятия «жизненный мир» в социально-философском аспекте проведено А.Щюцем, основателем школы социальной феноменологии. Он одним из первых указал на повседневный характер жизненного мира, введя, таким образом, термин «повседневное» в теоретическое мышление сначала в качестве характеристики жизненного мира, а затем и как основание для специального исследования.
Изучение феноменов жизненного мира и повседневности в их синкретизме и взаимном пересечении осуществляется многими современными школами и течениями. К ним относятся история и антропология в ее различных ипостасях (см. работы П.М.Бицилли, М.Блока, Ф.Броделя, Ж.Ле Гоффа, А.Я.Гуревича, Б.В.Маркова и др.), экзистенциализм (А.Камю, Ж.-П.Сартр, М.Хайдеггер), «философия модерна» Ю.Хабермаса.
Становление повседневной тематики в качестве особого предмета социальной теории связано с именами П.Бергера и Т.Лукмана, П.Бурдье, Б.Вальденфельса, Г.Гарфинкеля, Э.Гофмана, А.Сикурела, Х.-П.Турна, А.Щюца, Н.Элиаса.
Большой вклад в развитие этой тематики осуществлен российскими философами - авторами монографий (И.А. Бутенко, Е.В. Золотухиной-Аболиной, Л.Г.Иониным, И.Т.Касавиным и С.П.Щавелевым, Н.Н.Козловой, * В.П.Козырьковым, Л.А Савченко, Н.М.Смирновой), статей (К.Г.Барбаковой и В.А.Мансуровым, В.Е.Давидовичем и Е.В.Золотухиной-Аболиной, Г.С.Кнабе, О.Н.Козловой, Н.Г Колодько., В.Д Лелеко, С.А.Смирновым, В.Н.Сыровым, В.Г.Федотовой), диссертаций (Е.В Ковалевой, А.А.Магомедовым, С.Н.Тесля). В рамках данной проблематики можно особо выделить исследования, посвященные обыденному сознанию, В.Н.Гореловой, С.С.Гусева и Б.Я.Пукшанского,
Т.А.Кузьминой, Е.И.Кукушкиной, а также работу Т.П.Матяш, напрямую не связанную с этой темой, но способствующую ее проработке.
В данной диссертации мир повседневности рассматривается под особым углом зрения - в его когнитивных структурах и формах, среди которых выделяется неявное знание. Чтобы войти в данную проблематику автору исследования потребовалось изучить большой объем работ, ей посвященных. Среди них, в ^ первую очередь, можно выделить те произведения, в которых осуществлена всесторонняя проработка феномена знания. Они созданы учеными-когнитологами И.ЮАлексеевой, Л.А.Микешиной и М.Ю.Опенковым, М.Минским, У.Найссером, Е.Я.Режабеком, З.А.Сокулер, Р.Харре.
Следует отметить, что современная философия большое внимание уделяет знанию, возникающему и развивающемуся не только в рамках науки, но и за ее пределами. Вненаучное знание, его природу, виды и структурные формы изучают С.А.Азаренко, А.А.Гусейнов, Ю.А.Данилов, В.Е.Кемеров, В.А.Лекторский, Т.И.Ойзерман, М.А.Розов, В.С.Степин, В.С.Швырев.
Во второй половине 20 века на первый план исследований выдвигаются проблемы «экзистенциальной детерминации» знания, корреляции бессознательного и знаниевых систем, археологии знания, разнообразия «в идений» реальности. Доказывается, что люди создаются теми когнитивными актами, в которых они участвуют. Социальная философия обнаруживает, что существует множество видов знаний, и любой из этих видов может создавать свою «реальность». Герменевтика пытается понять и описать механизмы «конфликта инt терпретаций» (П.Рикер). Осмысливается феномен «власти знания», раскрывается его дисциплинарный характер (М.Фуко).
1В том числе см. коллективные монографии и сборники статей: Знание в связях социальности - Екатеринбург: УрГУ, 2003- 231 е.; Знание за пределами науки: Мистицизм, герметизм, астрология, алхимия, магия в в интеллектуальных традициях 1-Х1У вв. - М.: Республика, 1996.- 445 е.; Научные и вненаучные формы мышления. - М.: ИФРАН, 1996. - 335 с. л 7
Развиваются не только гносеологический и эпистемологический подходы к осмыслению феномена знания, но также онтологический и социально-философский. Знание как часть социальной реальности исследуется в работах Н.Бондаренко, Е.К.Быстрицкого, В.А.Лекторского, Т.И.Ойзермана, М.А.Розова, З.А.Сокулер, Н.Ф.Овчинникова, Ф.А.фон Хайека, Н.Штера и др. Формируется школа «социология знания». Ее идеи разворачиваются и анализируются в рабо-'f тах П.Бергера и Т.Лукмана, Д.Блура, К.Манхейма, Р.М.Нугаева, М.Шелера, А.Н.Малинкина и др.
Большое внимание уделяется также когнитивным формам повседневной жизни. Однако следует отметить, что сам термин «неявность» и обозначаемое им качество знания почти не отображены в крупных произведениях монографического характера. Возможно, это вызвано глубиной исследования данного качества, осуществленного (применительно к научному знанию) М.Полани.
Объяснение этому факту можно найти также и в кажущейся очевидности тракт> товок «неявности».
Поэтому автору диссертации пришлось обратиться к специальному осмыслению той системы значений, которая стоит за данной характеристикой. В первую очередь, потребовалось соотнести феномены бессознательного и неявного знания, понять, насколько знание может быть бессознательным, а бессознательное выполнять когнитивную функцию.
Изучению этой проблемы способствовали исследования бессознательного, взятого в его психоаналитическом (З.Фрейдом) и структурно-антропологическом (К.Леви-Стросом) измерениях. При этом можно выделить работы Г.М.Андреевой, Н.Н.Богомоловой и Л.А.Петровской, Л.С.Драгунской, Ю.А.Савенко, А.Ф.Зотова, В.М.Розина, в которых дан всесторонний и глубокий анализ идей названных классиков философского мышления.
Следует таюке отметить, что феномены «тайного» знания, явной и скрытой культуры выделены и рассмотрены В.Бакусевым и Ю.Чернявской.
Вследствие развертывания тенденции к онтологизации феномена знания, оно исследуется не только как элемент сознания, но и как часть социального (повседневного) мира. В качестве способов его существования, механизмов порождения и развития рассматриваются дискурсы и социальные взаимодействия.
Необходимо подчеркнуть, что феномены языка, речи и дискурса как механизма их связи находятся в фокусе внимания философии 20 века. Их исследованием занимается целая группа школ и течений философской мысли. Классиками этих исследований являются Ф.Боас, Л.Витгенштейн, К.Леви-Строс,
3.Сепир, Ф.де Соссюр. М.Фуко.
Осмыслению идей автора «Археологии знания» посвящается большая часть диссертационного исследования. В своей работе диссертантка смогла опереться на глубокую проработку этих идей российскими исследователями западной философии, в том числе аналитики дискурса М.Фуко. Это Н.С.Автономова, А.Ф.Зотов, И.П.Ильин, Т.Х.Керимов, В.М.Розин, Е.Г.Сахно, В.Фуре, а также немецкий ученый Ю.Хабермас.
Необходимо подчеркнуть, что в рамках дискурса повседневности возникает много школ и течений, избравших в качестве приоритетных направлений исследования проблемы определения роли и места знания в повседневном мире, описания таких механизмов его порождения и функционирования как интеракции и коммуникации. Это, прежде всего, социальная феноменология, социология знания, социология культуры, когнитивные психология и социология, социальная антропология, этнометодология, постмодернизм.
Однако особую роль в осмыслении места неявного знания в практике повседневных взаимодействий сыграли философы и социологи феноменолого-интеракционистского направления. Это П.Л.Бергер и Т.Лукман, Г.Гарфинкель,
4.Кули, Дж.Г.Мид, А.Щюц. Глубокий анализ данной проблемы осуществлен также Э.Гофманом и П.Бурдье, представляющими то направление социальных исследований, в котором реализуется стремление преодолеть сложившееся противостояние объективных структуралистских схем соотнесения и субъектно-ориентированных интерпретаций социальных явлений. Интересные интерпретации идей данных социологов осуществлены Х.Абельсом, К.Г.Барбаковой и В.А Мансуровым, Г.С. Батыгиным, Л.-Э.Бергом, В.С.Вахштайном.
Основной целью данного исследования является осмысление феномена неявного знания, рассматриваемого как одно из важнейших компонентов мира повседневности.
Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:
- Рассмотреть понятие повседневности в соотношении с другими социально-философскими понятиями, в частности, с понятием «жизненный мир»;
- Выявить специфические черты неявного знания в повседневности;
- При опоре на тексты М.Фуко описать соотношение неявного знания и языка; ч
- Проанализировать участие неявного знания в социализации индивидов;
- Показать формы бытия неявного знания.
Объект исследования: мир повседневности, рассмотренный прежде всего как мир коммуникации и смыслополагания.
Предмет исследования: неявное знание как важнейшая часть ментального комплекса повседневности: его виды, формы, особенности, механизмы формирования.
Теоретико-методологические основы исследования:
Основные методы, которые применены нами в исследовании, это: метод сравнительного анализа при сравнении различных подходов к пониманию повседневности и неявного знания, а также диалектический метод, применение которого выразилось в усмотрении противоречия в исследуемом феномене. Мы используем также методологические представления, характерные для феноменологической социологии, то есть, исходим из представления о повседневности прежде всего как сфере интерсубъективности и области циркулирования и reft нерирования смыслов ( эта позиция излагается и обосновывается в первой главе работы).
Стоящее в центре работы понятие «неявное знание» само по себе выступает как парадоксальное, так как речь фактически идет о том, что люди «знают, не зная» ( как господин Журден говорил прозой, не ведая, что это такое). Неявное знание — «кентавр», «круглый квадрат», а, говоря диалектически, это переход, медиатор между ясными и темными пластами внутреннего мира.
Мы отдаем себе в этом отчет, полагая, что неявное знание может быть охарактеризовано прежде всего как нерефлексивная схема и как содержательная интуиция, обрамляющая ясный фокус сознавания. В этом смысле неявное знание не равно понятию «установки» (психологическая школа Узнадзе), т. к. «установка» - это готовность к определенному типу реагирования, а неявное знание кроме этой готовности содержит позитивную схему умения ( умения, например, говорить прозой или говорить стихами на поэтическом турнире).
Мы также полагаем, что всякое «неявное знание», предпосланное речевым и поведенческим актам и реализуемое в них, контекстуально в смысле культурной условности. «Неявного знания» россиянина может не хватать и в разговоре с иностранцем и в практике жизни за рубежом, «чужое» неявное знание ( дискурсивные и поведенческие аксиомы другой культуры ) надо сделать «своим» через практическое вживание в незнакомый быт и общение. Точно также неявное знание может быть ситуативно подвергнуто деструкции, «шокировано», например, экспериментами театра абсурда или любым другим видом абсурдного поведения.
Употребляя термин «когнитивный», мы приписываем ему расширенный смысл, не сводящийся к узко понятому процессу познания, а, скорее, включающий весь спектр мировосприятия и миропереживания, прежде всего имеющих касательство к коммуникации.
Научная новизна работы состоит в следующем:
- понятие повседневности рассмотрено в соотношении с другими социально-философскими понятиями, в частности, с понятием «жизненный мир»; определен статус понятия «повседневность» в социальной теории через его сопряженность с понятиями коммуникации и смыслосозидания; рассмотрены различия «повседневности» и «жизненного мира» как двух разноаспектных способов осмысления социальной реальности;
- выявлены специфические черты неявного знания в повседневности через его сравнение с теоретическим и практическим знанием, отмечен его контекстуальный и инструментальный характер; акцентированы нерефлексивные моменты, типичные для неявного знания; даны его характеристики, отличающие его от ясного, самоотчетного, дискурсивного знания;
- выяснено внутреннее противоречие между контекстуальностью и генерализацией как двумя основными тенденциями существования неявного знания, позволяющими ему как осуществлять связь с тотальностью культуры, так и служить конкретным целям индивидов;
- при опоре на тексты М.Фуко и с употреблением его терминологии (дискурс, дискурсивная формация) описано соотношение неявного знания и языка, язык рассмотрен как одна из ведущих сфере формирования и функционирования неявного знания, которая характеризуется вербальным воплощением прямо не осознаваемых установок, интенций и практических стереотипов;
- подчеркнута значительная роль неявного знания в социализации индивидов, которая выражается в глубоком нерефлексивном усвоении растущим че ловеком стереотипов, правил, установок, клише, свойственных окружающему социальному и культурному миру;
- выявлены, представленные в теории, всеобще-нормативные формы бытия неявного знания, описанные под разными названиями у современных западных социологов: «паттерны» (образцы действий), «схемы референции» или «соотнесения», «рецепты» (знания, позволяющие достигать при минимальных уси лиях наилучших результатов), «типизации», «фоновые» ожидания, фреймы («рамки» взаимодействия, его структуры, габитус и др.
На защиту выносятся следующие положения:
1. В социальной теории понятие «повседневности» не тождественно понятию «жизненного мира». Если «жизненный мир» означает всю совокупность культурных воздействий, получаемых человеком вне сферы теоретизирования, то «повседневность» указывает прежде всего на область повторяющихся коммуникаций и смыслополагания, которое осуществляется в рамках отношений интерсубъективности.
2. Неявное знание, характерное для повседневности, отличается как от рефлексивного теоретического знания, так и от ясного практического знания (например самоотчетного знания норм). Оно неявно, так как находится не периферии внимания, выступает фоновым, размытым и приблизительным, не проблематизируется и не выстраивается в иерархию. Главная черта неявного знания в повседневности — его инструментальность, опе-рациональность, способная без и помимо рефлексии включать индивида в коммуникацию
3. Повседневное неявное знание всегда выражает себя в наборе когнитивных генерализаций, которые используют люди для поддержания социального порядка ( нерефлекисруемые базисные правила, культурные образцы, способы поведения и разговора). В то же время оно несет в себе противоречие между генерализацией и контекстуальностью Генерализирующий момент присутствует в нем как связь со всей совокупностью коммуникативной практики, как выражение всеобщих норм, а контекстуальный — как органичное и нерефлексивное применение этих норм в конкретной ситуации, как преломление всеобщего через единичное.
4. Язык в своем реальном функционировании выступает как нерефлексивный феномен - феномен неявного знания. В языковых структурах осаждаются бессознательные практические интенции, отношения между человеком и вещами и интерпретации культурных событий. Следуя М.Фуко, можно проследить подвижные и изменчивые паттерны неявных знаний, спонтанно складывающиеся в динамические иерархии - дискурсы, дискурсивные ансамбли и дискурсивные формации.
5. Важнейшим фактором социализации индивидов является латентное ненавязчивое усвоение ими неявных знаний о наличном социальном порядке, способах реагирования других людей, допустимых недопустимых способах собственного реагирования на чужие слова и поступки. Такое неявное знание формируется через подражание, игру, другие формы социо-окультурного взаимодействия. Впрочем, в его возникновении принимают участие и целенаправленные формы воспитания.
6. Современной социальной философией и социологией создана к сегодняшнему дню сложная теоретическая модель неявного знания. Она включает описание различных его видов и типов. К ним относятся: выде-ляемые«паттерны» (образцы действий), «схемы референции» или «соотнесения» (выстраивающие координаты, позволяющие ориентироваться в социальном пространстве), «рецепты» (знания, позволяющие достигать при минимальных усилиях наилучших результатов), «типизации» (фиксирующие единообразие); установки, «фоновые» ожидания, «фоновые системы уместностей»; фреймы («рамки» взаимодействия, его структуры, формы, обладающие имплицитным, а не только эксплицированным бытием); габитус (неявное знание, складывающееся на основе интериориза-ции внешних социальных структур и формирующее ментальные и телесные предрасположенности понимания и действия). Выявленные модели неявного знания взаимодополнительны и не могут подменять друг друга.
Научно-практическая значимость работы. Результаты диссертационного исследования имеют теоретическое значение. Оно определяется возможностью более глубокого познания природы, видов, типов, функций неявного знания структур повседневности. Открывается перспектива достижения целостного взгляда на проблему, нахождения в различных методологических подходах момента взаимодополнения. Осмысление избранной темы важно в плане выработки понимания того, как складываются конкретные социумы и культуры, что отличает друг от друга этнические сообщества, профессиональные группы, семьи и т.п., каковы механизмы формирования этих отличий.
Практический смысл проведенной работы заключается в возможности использовать ее результаты в прикладных социологических исследованиях повседневных взаимодействий, складывающихся в современном российском обществе или в иной культурной среде. Возможно использование наработанного материала в лекциях по социальной философии и социологии, при написании учебных пособий.
Апробация работы: Материалы диссертационного исследования обсуждались на кафедре философии Ростовского государственного строительного университета, а также на Международной конференции «Строительство -2007» (секция философии). Основные положения диссертации нашли отражение в четырех научных публикациях общим объемом 1,6 п.л.
Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, шести параграфов, заключения и списка литературы, включающего 161 источник. Общий объем работы 161 стр.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Повседневность: феномен неявного знания"
Заключение.
Осмысляя итоги диссертационной работы можно выделить ее главные идеи и сюжетные линии.
Отправным, исходным моментом исследования является мысль о том, что тема повседневности и неартикулированного, неотчетливого, фонового знания, на которое люди опираются в своих ежедневных поступках, контактах, делах и свершениях, адекватна неклассическому мышлению. Последнее, в свою очередь, в полной мере соответствует процессам, протекающим в современном мире.
Сегодня уже невозможно изучать действительность, выделяя в ней внешние по отношению друг другу стороны - субъекта и объекта, рассматривая знание исключительно в гносеологическом плане - как продукт отображения мира в сознании индивида и общества. Все меньше сомнений возникает в том, что знание является частью социальной реальности. С ним можно тем или иным способом обращаться, использовать его,- в том числе, расчленять, трансформировать, что характеризует, например, деятельность современных СМИ, систем пропаганды, PR структур и т.п.
Именно на этой основе зиждется неисчерпаемость возможностей этих подсистем общества воздействовать на сознание и поведение людей. Осознание на уровне теории и практическое постижение специалистами-политтехнологами того, что знание имеет онтологические характеристики, делает последнее инструментом снабжения обычного индивида (не являющегося экспертом в сложных проблемах внеповседневной реальности) направленной и дозированной информацией, формирующей знаниевый комплекс избирательной направленности и нужного объема.
Все более отчетливым становится также понимание того, что знание о мире и структурах повседневности является социальным по своей природе. Оно фиксирует умения и навыки, смыслы и значения, образцы и рекомендации, на которые опирается человек в своих делах и решениях. Но оно всегда имеет отношение к другим людям, является либо выработанным их совместными усилиями, либо откорректированным в социальных взаимодействиях. Знание выступает в качестве одного из важнейших механизмов воспроизводства социальной жизни, опосредующего звена и элемента самой социальности.
Поэтому для осмысления особенностей такого знания необходимо совмещение онтологического и социально-философского подходов, позволяющее его рассматривать и изучать как фрагмент мира повседневности, важнейшую часть последнего.
Итак, исходная идея порождает два взаимодополняющих соображения, которые положены в основу структурирования диссертационной работы.
- Первое состоит в констатации необходимости описания сложившейся в философском мышлении 20 века тенденции к онтологизации феномена знания и, главное, заключается в показе того, как эта тенденция реализуется в осмыслении природы неявного знания структур повседневности.
- Второе ориентирует на структурирование самого мира повседневности и рассмотрение неявного знания как важнейшей части этого мира, выделение других частей и исследование складывающихся между ними связей.
В данной диссертации повседневность рассматривается как мир простой и сложный одновременно. Его простота заключена в приближенности повседневной реальности обычному человеку, в «понятности» действий и отношений, рутинности воспроизводящихся связей и коммуникаций. Сложность обусловлена многоуровневым характером повседневной реальности, ее системностью.
В качестве элементов этой системы могут быть выделены комплексы -когнитивный, дискурсивный и поведенческий, или части, представленные знаниями, дискурсами и повседневными практиками взаимодействия. Эти части взаимополагают друг друга. Дискурс и социальное взаимодействие являются способами бытия когнитивного комплекса повседневности, механизмами его порождения, существования и развития. Но знание, в свою очередь, также оказывает влияние на их становление и последующие изменения. Оно является тем, о чем говорится в дискурсе и по поводу чего осуществляется взаимодействие. Оно дает им содержательно наполнение, специфицирует их, обеспечивает их целостность.
Используя эти соображения, автор последовательно развивает ряд связанных сюжетных линий.
1) Рассматривает важнейшие черты и особенности повседневного мира; выделяет онтологические характеристики когнитивного комплекса повседневности и осуществляет анализ их отличия от знаний профилированного плана, формирующихся в науке или в сферах институализированной социальной практики. Специфицирует феномен неявного знания: обратившись к идеям «Личностного знания» М.Полани и к понятию «бессознательное» в его психоаналитическом прочтении, диссертантка осмысляет природу «неявности», рассматривает те особенности, которые присущи только неявному знанию структур повседневности.
2). Показывает, как лингвофилософия приходит к онтологизации неявного знания. Обращение именно к лингвистическому повороту философской мысли 20 века и к теориям дискурса обусловлено необходимостью осмысления связи знания, языка и дискурса, пониманием того, что язык и дискурс необходимы знанию, являются инструментами его «проговаривания» (или изложения в письменной речи), механизмами порождения и развития.
В фокусе внимания автора диссертации находится аналитика дискурса М.Фуко. Предметом исследования философа является знание-дискурс. Он доказывает, что надо отказаться от поиска унифицированной модели истории и попытаться понять, чем объединяются в формации, сменяющие друг друга в историческом процессе, внешне разнородные, подчас противоречащие друг другу, дискурсы. Важно найти тот неявный дискурс или правила, на которые ориентированы дискурсивная практика, осуществляемая публично. Но неявное знание не артикулируется открыто в речи участника дискурса. Его обнаружение требует от историка нового типа такой же сложной и кропотливой аналитической работы, какой является работа археолога.
Анализ феномена бессознательного под углом зрения его лингвистического, структуралистского прочтения позволяет автору диссертации сделать вывод о возможности в высказываниях о знании, сделанных в данном контексте, использовать предикаты «неявное» и «бессознательное» в качестве замещающих друг друга.
Дело в том, что философское мышление 20 века обращается к осмыслению языка как реальности, которая способна объективировать и фиксировать значения и смыслы, полагаемые человеком. Язык начинает выступать в форме единства объективного и субъективного, в качестве знания, заполняющего внешнее по отношению к субъекту пространство.
Осмысление К.Леви-Стросом языка как формируемого бессознательно объективированного знания, позволяет усматривать в бессознательном когнитивную функцию. В свете такой трактовки становятся понятными стремления и К.Леви-Строса, и М.Фуко перейти от анализа публичных дискурсов, имеющих интерпретативный характер, к бессознательно функционирующим когнитивным комплексам в надежде расширить возможности объективного познания культуры и истории.
3). Вместе с тем, в ходе исследования заявленной темы обнаруживается, что логика мышления представителей субъективистски ориентированных школ и течений современной социальной философии, так же как и в (пост)структурализме, вполне соответствует развивающейся тенденции к онто-логизации и социологизации феномена неявного знания.
Социальные теоретики феноменолого-интеракционистского направления уделяют много внимания исследованию знания, фундирующего повседневность. Они констатируют, что, несмотря на его непроясненность, невербализо-ванность, а часто и неосознаваемость, оно способно обеспечить восприятие людьми мира как естественного порядка вещей и действий. Характеризующие ученых концептуальные различия не только не препятствуют формированию стереоскопической модели неявного знания, но даже способствуют этому.
А фреймовый анализ И.Гофмана и концепция габитуса П.Бурдье, позволяют рассматривать исследования феномена неявного знания в качестве условия нахождения интегративных по отношению к крайностям объективизма/субъективизма путей построения социальной теории.
Таковы основные сюжетные линии работы. Их развитие позволяет сделать следующий вывод.
Рассматриваемая проблема чрезвычайно сложна и требует углубленного анализа. Вместе с тем она отличается исключительной актуальностью. Ее осмысление значимо в плане выработки понимания того, как складываются конкретные социумы и культуры, что отличает друг от друга этнические сообщества, профессиональные группы, семьи и т.п., каковы механизмы формирования этих отличий.
Проработка данной темы в целом и обозначенных вопросов, в частности, имеет большие перспективы. Поэтому можно предположить, что изучение феномена неявного знания как важнейшей черты повседневности будет продолжаться и в рамках социально-философского дискурса, и в последующей работе автора диссертации.
Список научной литературыБоголюбова, Светлана Николаевна, диссертация по теме "Социальная философия"
1. Абельс X. Интеракция, идентификация, презентация: Введение в интерпретативную социологию. Пер. с нем. СПб.: Алетейя, 1999. - 265 е.;
2. Автономова Н.С. Мишель Фуко и его книга «Слова и вещи». // Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук.- СПб.: АОЗТ «Талисман», 1994. С.5-25;
3. Автономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность. М.: Наука, 1988.- 286 е.;
4. Алексеева И.Ю. Человеческое знание и его компьютерный образ. -М.: Наука, 1992.- 217 е.;
5. Аликаев Р.С. Язык науки в парадигме современной лингвистики.-Нальчик: Эль-Фа, 1999. 318 е.;
6. Андреева Г.М., Богомолова Н.Н., Петровская JI.A. Зарубежная социальная психология XX столетия: Теоретические подходы: Учебное пособие для вузов.- М.: Аспект Пресс, 2002.- 286 е.;
7. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры.- М.: Прогресс, 1990. С. 5-32;
8. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь,- М.: Сов. энциклопедия, 1990. С. 136-137;
9. Астафурова Т.Н. Стратегии коммуникативного поведения в профессионально-значимых ситуациях межкультурного общения (лингвистический и дидактический аспекты): Автореф. дис. .д-ра филол. наук.- М.: Моск. гос. лингв, ун-т, 1997. 41 е.;
10. Ашкеров А.Ю. Клод Леви-Строс и структуралистская революция в антропологии.// Человек. 2004. № 4. С.92-103; № 5. С.89-99;
11. Бакусев В. «Тайное знание»: архетип и символ.// Литературное обозрение. 1994. № 3/4. С. 14-19;
12. Барбакова К.Г., Мансуров В.А. Проблема повседневности и поиски альтернативной теории социологии. // ФРГ глазами западногерманских социологов: Техника интеллектуалы - культура.- М.: Наука, 1989. С. 296-392;
13. Батыгин Г.С. Континуум фреймов: социологическая теория Ирвинга Гофмана // Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта. Пер. с англ.- М.: Институт социологии РАН, Институт Фонда «Общественное мнение», 2003. 3-39;
14. Батыгин Г.С., Девятко И.Ф. Миф о «качественной социологии».// Социологический журнал. 1994. № 2. С.28-42;
15. Белозерова, Н.Н.; Чуфистова, JI.E. Когнитивные модели дискурса : Учеб. пособие .- Тюмень: Тюм. гос. ун-т., 2004. 254 е.;
16. Берг JI.-Э. Человек социальный: символический интеракционизм // Монсон П. Современная западная социология: теории, традиции, перспективы. Пер. со шв.- СПб.: Нотабене, 1992. С. 157-191;
17. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. Пер. с англ. М.: «Медиум», 1995. - 323 е.;
18. Бергер П.Л. Приглашение в социологию: Гуманистические перспективы. Пер. с англ.- М.: Аспект Пресс, 1996.- 168 е.;
19. Бергсон А. Смех. Пер. с фр.- М.: Искусство, 1992. 127 е.;
20. Бергсон А. Творческая эволюция. Пер. с фр. М.: Кучково поле, 2006.- 380 е.;
21. Бицилли П.М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад. — М.: Языки славянских культур, 2006.- 808 е.;.
22. Блур Д. Сильная программа в социологии знания. // Логос. 2002. № 5/6. С. 1-24;
23. Бондаренко Н. Знание как фактор социального развития.// Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2004. №4. С. 19-22;
24. Борботько В.Г. Общая теория дискурса (принципы формирования и смыслопорождения): Автореф. дис. .д-ра филол. наук. Краснодар: Кубанск. гос. ун-т, 1998.-48 е.;
25. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 1-3. М., 1986-1992;
26. Бурдье П. Начала. Пер. с фр.- М.: Социо-Логос, 1994.- 287 е.;
27. Бурдье П. Практический смысл. Пер. с фр.- СПб.: Алетейя, М.: Институт экспериментальной социологии, 2001.- 562 е.;
28. Бутенко И.А. Социальное познание и мир повседневности: Горизонты и тупики феноменологической социологии.- М.: Наука, 1987.- 141 е.;
29. Быстрицкий Е.К. Практическое знание в мире человека.// Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания.- М.: Политиздат, 1990. -С.210-238;
30. Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности.// Социо-Логос. Социология. Антропология. Метафизика. Вып. 1.- М.: Прогресс, 1991. С. 17-27;
31. Вахштайн B.C. Драматургическая теория Ирвинга Гофмана: два прочтения.// Социологическое обозрение. 2003. Том 3. № 4. С.104-116;
32. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. В поисках новых путей развития лингвострановедения: концепция речеповеденческих тактик.- М.: Ин-т русского языка им. А.С.Пушкина, 1999. 84 е.;
33. Витгенштейн Л. О достоверности // Философские работы. Часть I. Пер. с англ. М.: Гнозис, 1994. С. 321-405;
34. Витгенштейн Л. Голубая книга. Пер. с англ. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999.- 127 е.;
35. Волков В.В. О концепции практик(и) в социальных науках.// Социологические исследования. 1977. № 6. С.9-23;
36. Гарфинкель Г. Исследование привычных оснований повседневных действий. Пер. с англ.// Социологическое обозрение. 2002. Том 2. № 1. С.42-70;
37. Гарфинкель Г.Обыденное знание социальных структур: документальный метод интерпретации в профессиональном и непрофессиональном поиске фактов. Пер. с англ.// Социологическое обозрение. 2003. Том 3. № 1. С.З-19;
38. Горелова В.Н. Обыденное сознание как философская проблема. -Пермь: Пермский сельскохозяйственный институт, 1993.- 165 е.;
39. Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта. Пер. с англ.- М.: Институт социологии РАН, Институт Фонда «Общественное мнение», 2003. 752 е.;
40. Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни.// Социология. Хрестоматия для вузов.- М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2002. С.607-617;
41. Гуревич А .Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984.-350 е.;
42. Гусев С.С., Пукшанский Б .Я. Обыденное мировоззрение: структура и способы организации. СПб.: Наука, 1994.- 88 е.;
43. Гуссерль Э. Картезианские размышления. Пер. с нем. СПб.:Наука; Ювента, 1998.-315 е.;
44. Гуссерль Э. Кризис европейской науки и трансцендентальная феноменология: Введение в феноменологическую философию. Пер. с нем. — СПб.: Вл.Даль: Фонд университет, 2004.- 398 е.;
45. Давидович В.Е., Золотухина-Аболина Е.В. Повседневность и идеология. // Философские науки. 2004. № 3. С.5-17;
46. Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века // Язык и наука конца 20 века.- М.: Институт языкознания РАН, 1995. С.239-320;
47. Драгунская JI.C. Переживание, рациональность и континуум. К специфике фрейдовского дискурса.// Вопросы философии. 2004. № 10. С.136-144;
48. Дряхлов В.Н. Повседневность и материальная культура древних германцев по данным Аммиана Марцеллина// Античность и средневековье Европы: Межвуз. сб. науч. тр.- Пермь: Перм. гос. ун-т, 1996. С.63-70;
49. Дьюз П. Парадигмальный сдвиг к коммуникации и вопрос о субъективности: размышления о Хабермасе, Лакане и Миде.// Реферативный журнал. Социальные и гуманитарные науки. Серия 11. Социология. 1997. № 4. С.11-16;
50. Знание в связях социальности.- Екатеринбург: УрГУ, 2003- 231 е.;
51. Знание за пределами науки: Мистицизм, герметизм, астрология, алхимия, магия в в интеллектуальных традициях 1-Х1У вв. М.: Республика, 1996.- 445 е.;
52. Знание: семантика и прагматика: Сб.научн.тр. Фрунзе: КГУ, 1991.- 89 е.;
53. Золотухина-Аболина Е.В. Повседневность и другие миры опыта. -М.: ИКЦ «МартТ», 2003.- 192 е.;
54. Золотухина-Аболина Е.В. Философия обыденной жизни: Экзистенциальные проблемы. Курс лекций. Ростов-на-Дону: Феникс, 1994.- 140 е.;
55. Зотов А.Ф. Современная западная философия: Учебник М.: Высш. шк., 2001.-784 е.;
56. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрада, 1996,- 255 е.;
57. Ионин Л.Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие: Учебное пособие. Изд. 3-е, перераб. и доп.- М.: Логос, 2000.- 432 е.;
58. История философии: Запад Россия - Восток. Книга третья: Философия XIX - XX века. 2-е изд.- М.: «Греко-латинский кабинет» Ю.А. Шичали-на, 1999.-444 е.;
59. Карасик В.И. Этнокультурные типы институционального дискурса // Этнокультурная специфика речевой деятельности: Сб. обзоров. М.: ИНИОН РАН, 2000. С.37-64;
60. Касавин И.Т. Где живет повседневность? // Знание в связях социальности. Екатеринбург: УрГУ, 2003. С. 37- 58;
61. Касавин И.Т. Повседневность и альтернативные миры.// Философские науки. 2003. № 5. С.104-124;
62. Касавин И.Т. Язык повседневности: между логикой и феноменологией.// Вопросы философии. 2003. № 5. С. 14-29;
63. Касавин И.Т., Щавелев С.П. Анализ повседневности.- М.: Канон, 2004.- 432 е.;
64. Качанов Ю.Л. Начало социологии. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2000.-255 е.;
65. Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. Пер. с фр. и португ. М.: Прогресс, 1999.- 414 е.;
66. Керимов Т. X. Дисциплинарное общество: эпистемологические парадоксы. // Знание в связях социальности. Екатеринбург: УрГУ, 2003. С.70-89;
67. Кнабе Г.С. Диалектика повседневности.// Вопросы философии. 1989. № 5. С. 26-46;
68. Ковалев А.Д. «Фрейм-анализ» Гофмана с точки зрения переводчика. Предисловие. // Ирвинг Гофман. Укоренение деятельности в окружающем мире.// Социологическое обозрение. 2002. Том 2. №2. С. 10-13;
69. Ковалев А.Д. Книга Ирвинга Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни» и социологическая традиция // Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни . Пер. с англ. М.: Канон-Пресс-Ц, Куч-ково поле, 2000. 3-6;
70. Ковалева Е. В. Структуры повседневности России 90-х годов: Ав-тореф. дис. .канд. филос. н. Ростов-на-Дону: РГУ, 2000.- 28 е.;
71. Козлова Н. Н. Горизонты повседневности советской эпохи: Голоса из хора.- М.: ИФРАН, 1996. 216 е.;
72. Козлова Н. Социология повседневности: переоценка ценностей // Общественные науки и современность. 1992. № 3. С .47-56;
73. Козлова Н.Н. К анализу обыденного сознания. // Философские науки. 1984. №4. С. 29-32;
74. Козлова Н.Н. Методология анализа человеческих документов.// Социологические исследования. № 1. 2004. С. 14-26;
75. Козлова О.Н. Повседневность как источник и итог социального бытия.// Социально-гуманитарные знания. 2004. № 3. С.250-261;
76. Козырьков В.П. Образы повседневности и проблема их целостности // Наука и повседневность: основания науки в цифровом обществе. Материалы четвертой межвузовской научной конференции. Вып. 4. Н. Новгород: Изд-во ННГУ, 2002. С. 5-30;
77. Козырьков В.П. Освоение обыденного мира: социокультурный анализ. Н. Новгород, ННГУ, 1999.- 340 е.;
78. Колодько Н.Г. Повседневное рациональное действие (понятие, виды,роль в развитии общества) Автореферат личчертации на соискание ученой степени кандидата философских наук Ростов-на-Дону 2008.
79. Кравченко Е.И. Эрвин Гоффман. Социология лицедейства.- М: Аспект Пресс, 1997. 222 е.;
80. Кузьмина Т.А. Философия и обыденное сознание.// Философия и ценностные формы сознания. — М.:Наука, 1978. С. 191-243;
81. Кукушкина Е. И. Обыденное сознание, обыденный опыт и здравый смысл // Философские науки. 1986. №4. С. 126-135;
82. Кули Ч. Социальная самость.// Американская социологическая мысль: Тексты. -М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 316-329;
83. Леви-Строс К. Мифологики. Т.1. Сырое и приготовленное. Пер. с фр. М.-СПб.: Культурная инициатива; Университетская книга, 2000.- 399 е.;
84. Леви-Строс К. Структурная антропология. Пер. с фр.- М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.-511 е.;
85. Лелеко В. Д. Статус повседневности в современной культуре // Векторы развития культуры на грани тысячелетий. Материалы международной научной конференции. СПб.: СПбГУ, 2001. С. 208-210;
86. Магомедова А. А. Феномен повседневности (социально-философский анализ): Автореф. дис. .канд. филос. н. -. СПб.: СпбГУ, 2000.-24с.;
87. Макаров Л.М. Основы теории дискурса.— М.: ИТДГК «Гнозис»,2003.—280 е.;
88. Малинкин А.Н. Социология знания и современное «общество знания».// Социологический журнал. 2002. № 2. С.36-57;
89. Манхейм К. Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 7-276;
90. Манаенко Г.Н. Онтология мира дискурса : (К проблеме соотношения сознания и идеального) // Язык. Текст, Дискурс. Ставрополь; Пятигорск,2004. Вып. 2. С. 14-38;
91. Марков Б.В. Л.Витгенштейн: язык это форма жизни.// История философии, культура и мировоззрение. К 60-летию профессора А.С. Колесникова. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С.85-102;
92. Марков Б.В. Философская антропология. СПб: Лань, 1997.- 381 е.;
93. Матяш Т.П. Сознание как целостность и рефлексия. Ростов-на-Дону: Изд.РГУ, 1988. - 184 е.;
94. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия.- СПб: Ювента, Наука, 1999.- 606 е.;
95. Мид Дж.Г. От жеста к символу. Интернализованные другие и самость. Азия.// Американская социологическая мысль: Тексты.- М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 215-237;
96. Микешина Л.А., Опенков М.Ю. Новые образы познания и реальности.- М.: РОССПЭН, 1997.- 240 е.;
97. Милевская, Т.В. Грамматика дискурса. Ростов-на-Дону: Рост. гос. ун-т, 2003.-311 е.;
98. Минский М. Фреймы для представления знаний. Пер. с англ.- М.: Энергия, 1979.-151 е.;
99. Молчанов В. Парадигмы сознания и структуры опыта.// Логос № 3 1992. С.7-36;
100. Научные и вненаучные формы мышления. М.: ИФРАН, 1996.335с.;
101. Найссер У. Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной психологии. М.: Прогресс, 1981.- 230 е.;
102. Нугаев P.M. Современная социология знания: некоторые итоги и перспективы.// Социология: методология, методы, математические модели. 1997. № 8. С.5-16;
103. Объять обыкновенное. Повседневность как текст по-американстки и по-русски. Материалы У1 Фулбрайтовской гуманитарной летней школы. Ясная Поляна. 1-8 июня 2003 г. М.: Изд.МГУ, 2004.- 260 е.;
104. Овчинников Н.Ф. Знание болевой нерв философской мысли: к истории концепций знаний от Платона до Поппера.// Вопросы философии. 2001. № 1.С. 83-113; № 2. С. 124-151;
105. Печерская Н.В. Проблема «следования правилу» в творчестве Л.Витгенштейна.// Проблемы социального и гуманитарного знания. Сборник научных работ. СПб: Дмитрий Буланин, 1999. Вып. 1. С. 438-460;
106. Полани М. Личностное знание. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1985.344 е.;
107. Разеев Д.Н. Проблема очевидности в феноменологии Гуссерля.// Между метафизикой и опытом .- СПб.: Санкт-Петербургское Философское Общество, 2001. С.105-137;
108. Рассошенко Ж.В. К вопросу об определении дискурса в современной лингвистике // Язык, сознание, коммуникация. М., 2003. Вып. 24. С. 8697;
109. Режабек Е.Я. Мифомышление (когнитивный анализ).- М.: Едитори-алУРСС, 2003.-304 е.;
110. Рикер П. Время и рассказ. Т.1. Пер.с фр. М., СПб.: Алетейя, 2000.313 е.;
111. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. Пер. с фр.- М.: Медиум, 1995. 415 е.;
112. Розин В.М. Два взгляда на природу власти (власть как психологический и институциональный феномен и как дискурс).// Право и политика. 2000. №3. С.23-30;
113. Розин В.М. Что такое бессознательное? (Познавательно-объяснительный анализ).// Мир психологии. 2003. № 2. С.80-94;
114. Рымарь Н.Т. Узнавание и понимание: проблема мимезиса и структура образа в художественной культуре XX века // Вестник Самарского государственного университета. Гуманитарный выпуск. 1997. № 3/5. С.8-12;
115. Савенко Ю. Феноменологический подход к бессознательному и психопатология.//Логос. 1992. № 3. С.184-189;
116. Савченко Л.А. Социология повседневности Ростов-на-Дону, 2000.231 с.
117. Сахно Е.Г. Истина и власть: конституирование желания.// Философия желания. Сборник статей .- СПб.: Издательство СПбГУ, 2005. С.54-57;
118. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер. с англ.- М.: Изд. Группа «Прогресс», «Универс», 1993.- 656 е.;
119. Сергеев В.М. Когнитивные методы в социальных исследованиях // Язык и моделирование социального взаимодействия.- М.: Прогресс, 1987. С.З-20;
120. Сивиринов Б.С. О феноменологической интерпретации социальной реальности.// Социологические исследования. 2001. № 10. С.26-35;
121. Силантьев И.В. Текст в системе дискурсных взаимодействий.// Критика и семиотика. Вып. 7. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, Новосибирский государственный университет, 2004. С. 98-123;
122. Смирнов С.А. Путь в структурах повседневности.// Человек. 2004. № 6. С.23-34;
123. Смирнова Н.М. От социальной метафизики к феноменологии «естественной установки» (феноменологические мотивы в современном социальном познании). М.: ИФРАН, 1997. - 222 е.;
124. Сокулер З.А. Знание и власть: наука в обществе модерна. СПб.: Изд. Русс.христианск. гуманитар, ун-та, 2001.- 239 е.;
125. Сокулер З.А. Проблема обоснования знания. М.: Наука, 1988.-175с.;
126. Султанова Л.Б. Взаимосвязь неявного знания и эвристической интуиции // Вестник МГУ, Серия 7. Философия. 1995. № 3. С. 30-36;
127. Сыров В.Н. О статусе и структуре повседневности (методологические аспекты). // Личность. Культура. Общество. 2000. Т.2. Спец. выпуск. С. 147-159;
128. Тесля С. Н. Экзистенциальная аналитика повседневного: Автореф. дис. . д. филос. н.- СПб.: СПбГУ, 2001.- 48 е.;
129. Федотова В.Г. Социальное конструирование приемлемого для жизни общества (К вопросу о методологии).// Вопросы философии. 2003. № 11. С.3-18;
130. Фрейд 3. Введение в психоанализ: Лекции. Пер. с нем. СПб.: Азбука-классика, 2003.- 478 е.;
131. Фрейд 3. По ту сторону принципа наслаждения; Я и Оно; Неудовлетворенность культурой. Пер. с нем. СПб.: Алетейя, 1998.- 252 е.;
132. Фуко М. Археология знания. Пер. с фр.- К.: Ника-Центр, 1996.208с.;
133. Фуко М. Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности. Пер. с фр.- М.: Магистериум: Касталь, 1996.- 446 е.;
134. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Пер. с фр.-СПб.: АОЗТ «Талисман», 1994.- 405 е.;
135. Фуре В. Полемика Хабермаса и Фуко и идея критической социальной теории.// Логос. 2002 (33). № 2. С. 120-152;
136. Хабермас Ю. Вера и знание. // Будущее человеческой природы.- М.: Весь Мир, 2002.- 144 е.;
137. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. Пер. с нем. М.: Весь мир, 2003.- 414 с.;
138. Хайек Ф.А.фон. Претензии знания. Пер. с англ.// Вопросы философии. 2003. № 1.С. 164-176;
139. Харре Р. Вторая когнитивная революция // Психологический журнал. 1996. Т. 17. №2. С. 3-15;
140. Чепкина Э.В. Русский журналистский дискурс: Текстопорождаю-щие практики и коды.- Екатеринбург: Изд-во Ур. Ун-та, 2000.- 279 е.;
141. Чернявская Ю. Культура явная и скрытая.// Человек. 2005. № 4. С.512;
142. Шелер М. Формы знания и общество: сущность и понятие социологии культуры. Пер. с нем. // Социологический журнал. 1996. № 1/2. С. 122-160;
143. Шматко Н.А, Качанов Ю.Л. «Габитус» вместо «сознания»: теория и эксперимент.// Социология. 2000. № 12. С. 25-39;
144. Шматко Н.А. «Габитус» в структуре социологической теории.// Журнал социологии и социальной антропологии. Т.1. 1998. № 2. С.60-70;
145. Шматко Н.А. Анализ культурного производства Пьера Бурдье.// Социологические исследования. 2003. № 8. С. 113-120;
146. Штер Н. Мир из знания.// Социологический журнал. 2002. № 2. С.31-35;
147. Шюц А. Структура повседневного мышления. // Социологические исследования. 1993. № 2. С. 129-137;
148. Щюц А. О множественности реальностей. // Социологическое обозрение. 2003. Т.З. № 2. С.3-34;
149. Щюц А. Социальный мир и теория социального действия.// Реферативный журнал. Социальные и гуманитарные науки. Серия 11. Социология. 1997. № 2. С.24-43;
150. Щюц А. Формирование понятия в теории и общественных науках.// Американская социологическая мысл: Тексты.- М.: Изд-во МГУ, 1994. С.481-496;
151. Щюц А. Чужак: социально-психологический очерк.// Реферативный журнал. Социальные и гуманитарные науки. Серия 11. Социология. 1998. № 3. С.177-192;
152. Brede R. Aussage und Discours : Unters. zur Discours-Theorie bei Michel Foucault. Frankfurt a.M. etc.: Lang, 1985. - 196 S.;
153. Garfinkel H. On ethnomethodology. // Ethnomethodology.- Middlesex: Penquin, 1974;
154. Goffman E. Interaction ritual: Essays on face-to-face behavior.- New York: Anchor, 1967;
155. Cicourel A. Cognitive Sociology. Language and Meaning in Social Interaction. Middlesex: Penguin, 1973;
156. Cicourel A. Ethnomethodology // Current Trends in Linguistics. 1974. Vol. 12. P.35-48;
157. Cooley Ch. Human nature and the social order. New York, 1964;
158. Elias N. Zum Begriff des Alltags // Materialen zur Soziologie des All-tags.- Opladen, 1978. S.22-29;
159. Jameson F. Imaginary and symbolic in Lacan: Marxism, psychoanalytic criticism, and the problem of subject. // Yale French studies. New Haven, 1977. № 55/56;fl
160. Leitch V. Deconstructive criticism: An advanced introd. L. etc., 1983.290 p.;
161. Thurn H.-P. Der Mensch im Alltag: Grundrisse einer Anthropologic des Alltags leben. Stuttgart, 1980.
