автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Повтор в структуре фольклорного текста

Полный текст автореферата диссертации по теме "Повтор в структуре фольклорного текста"

На правах рукописи

АМРОЯН Ирина Франтишековна

ПОВТОР В СТРУКТУРЕ ФОЛЬКЛОРНОГО ТЕКСТА (на материале русских, болгарских и чешских сказочных и заговорных текстов)

По специальности 10.01.09 — Фольклористика

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва 2006

Работа вышпнена на кафедре литературы Института гуманитарных исследовании Тотьяттинского государственного университета

Научный консультант доктор филологических наук, профессор

Зуева Татьяна Васильевна

Официальные оппоненты доктор филологических наук, профессор

\р'1еменко Евгения Борисовна доктор филологических наук, профессор Кляус Владимир Леонидович

доктор филологических наук, профессор Топорков Андрей Львович Ве 1ушаи органи ¡апия Институт славяноведения РАН

5ашита состоится 30 ноябри 2006 юда в______ часов на заседании

диссертационного совета Л 212.198 04 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу.

¡25993, г. Москва, ГСП-3, Миусская площадь, д. 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета.

Автореферат разослан <•_>»_2006 года

Ученый секретарь диссертационного совета.

О

кандидат фиючогических наук \/?>

В.Я. Малкина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Настоящая работа посвящается вопросу о повторе как особом приеме в организации фольклорного текста.

Повтор - это один из наиболее широко распространенных приемов в фольклорной традиции. Он встречается в различных жанрах, разнообразных произведениях и самых разных текстах, выполняя при этом, разумеется, разнородные функции. Именно универсальный характер этого явления, истоки которого мы можем найти в свойствах речи как акта коммуникации, обусловливает необходимость изучения его не только (а в некоторых случаях и не столько) фольклористикой, но и лингвистической теорией текста, а также теорией коммуникации. Поскольку наше исследование в некоторых своих аспектах вплотную подходит к проблемам, решаемым этими областями лингвистики, то мы должны сразу же оговорить, что наши наблюдения и выводы в этом случае не претендуют на полноту и всеохватность, а употребляемые термины принимаются в качестве рабочих и только в рамках нашего исследования. Нас занимают проблемы, связанные с использованием повтора в качестве приема структурной организации фольклорного текста, и мы вынужденно вторгаемся в область лингвистических теорий лишь в том случае, когда в ее образовании непосредственно задействованы явления связной речи, мыслимой как акт коммуникации.

Актуальность нашего исследования обусловлена- тем, что, хотя многие зарубежные и отечественные ученые прямо или, чаще, косвенно касались этой проблемы, в поле их внимания попадал только прием многократного повтора. Практически изучался только принцип кумуляции, причем исследователи работали лишь на материале детского сказочного фольклора. Тем не. менее, вопрос о том, каково содержание понятия «кумуляция», до сих пор однозначно не решен. Традиционно считается (и это. представление до сих пор остается на страницах учебников), что кумуля-

ция - тго прием, который состоит в каком-либо многократном повторении одних и тех же действий и члементов (такой ючки ¡рения придерживался, например, В.Я. Пропп) В конце XX века было высказано предположение, что такое понимание необходимо сучить Под кумуляцией предлагалось понимать «принцип вырастающей повторяемости», а наряду с ним выделять «принцип линейной повторяемости» (термины И.И. Крука).

Во второй половине прошлого века был впервые поставлен вопрос о природе, истоках формирования данного приема. Так, К В Чистов обращает внимание исследователей на то, что структура сказок-прибауток типа «Нет козы с орехами» фактически соответствует модели тема-рематической прог рессии, то есть одной из абстрактных моделей связного текста, описанной чешским ученым-лингвистом Ф. Данегаем Однако дальнейших исследований в этом направлении фольклористы не вели.

Неоднократно многими учеными, изучавшими заговорную традицию различных народов, а также специфику архаичного мышления, отмечался факт, что в основе архаичных заговорных текстов лежит специфика бинарного восприятия мира. Это находит отражение в повсеместной распространенности «идешифицирутогцее-усилительных» (термин В.Н Топорова) конструкций («как... ык. .»), столь характерных для самых разных заговорных традиций. Топоров указал также на то, что данная структура тяготеет к повторному воспроизведению в рамках одного зашворного текста, а тго приводит к формированию длинных цепей. Однако специальных исследований, направленных на изучение роли повтора в формировании заговорных текстов, не проводилось.

Нет ясности и в вопросе, какие именно жанры и почему тяготеют к повтору как приему формирования структуры текста Традиционно считается, что исполь ¡ование многократною повтора характерно для формирования структуры произведений детского фольклора (в том числе сказок о животных) М Хаавио, И.И. Толстой, Э.В. Померанцева расширили рам-

ки распространенности этого приема, отметив, что он встречается и в древнееврейских пасхальных песнопениях, древнегреческих буффониях, а В.Я. Пропп, изучая прием кумуляции, привлек волшебные и новеллистические сказки. Однако и в заговорных текстах, и в песнях (как обрядовых, так и необрядовых) можно найти части текста, в основе формирования которых лежит прием повтора.

В связи с этим дополнительно возникает целый ряд вопросов: какова функция данного приема в зависимости от типа фольклорного текста; какие части текста и почему тяготеют к использованию данного приема структурирования; зависит ли продуктивность использования приема структурообразующего повтора от национальной принадлежности текста?

Таким образом, можно говорить о сложности и противоречивости не только самой проблемы, но и материала, становившегося объектом исследования в процессе ее изучения.

Особенностью нашего подхода к решению данной проблемы является то, что мы:

• ставим вопрос о рассмотрении не только многократного повтора, но и двукратного, а также о специфике возникающих в результате структур;

• рассматриваем не только сказки (в том числе и детские), но и заговорные тексты;

• осуществляем исследование на материале трех славянских традиций: восточнославянской (русской), южнославянской (болгарской) и западнославянской (чешской).

Объектом нашего исследования стали произведения сказочного (в том числе и такие традиционно относимые к детскому фольклору жанры, как прибаутки и докучные сказки) и заговорного фольклора трех славянских народов: русского, болгарского и чешского. Предметом исследования стал

с фуктурообразующий повтор, как двукратный, так и мноюкрагный, а также сфуктуры, формирующиеся на его основе.

Эти тексты были выбраны не случайно Дело в том, что в далеком прошлом сказки, так же как заговоры, относились к машческой области народной кудыуры При помощи слова, в одном случае сопровождавшего определенные ритуалы, а в другом свободного от них, люди пытались воздействовать на окружающий их мир как живой, так и неживой природы Таким образом они вступали с окружающим миром в диалог, то есть осуществляли акт коммуникации. Вероятно, именно в рамках 'этой коммуникации и на основе се фундаментальных законов стали оформляться первичные архаичные тексты. Это по ¡полило нам предположить, что в основах своих струк I урных образовании произведения, относящиеся к данным областям, будут иметь нечто общее. Однако с течением времени магическая функция сказками была утрачена и возобладала функция эстетическая Заговоры же и до сегодняшнею дня остались жанром, преследующим утилитарно-магические цели. Изменились ли древние структуры и принципы их образования? Что нового в процесс структурирования текстов внес тог ф акт\ что сказки стали эстетическим жанром?

В те давние времена славяне были единым народом. Это позволило нам предположить, что и в записях, сделанных в конце XIX - начале XX века, мы сможем обнаружить некие общие принципы структурообразования. Однако многовековое существование народов в качестве самостоятельных, формирование у каждого из них своей специфической национальной культуры должны были повлечь за собой и изменения в текстах, относящихся к области сказочною и заюворною искусства. Затронули ли эти изменения только содержание (что вполне естественно и объяснимо) или коснулись и формальной стороны произведений.'

Обращение к чешским, болгарским и русским материалам позволяет нам с ишестной долей адекватности (мы понимаем, что в каждом

национальном фольклоре любой из групп славянских народов есть свои, специфические только для него черты и особенности) говорить об общих чертах и различиях, сложившихся в фольклоре восточных, западных и южных славян. Обратиться именно к этим традициям мы решили в связи с тем, что исторические судьбы данных народов кардинально различны. Культурный уровень населения Чехии был очень высок. Дети даже в сельских местностях ходили в школу, то есть получали азы грамотности. Неудивительно поэтому, что чешская сказка находилась под большим влиянием средневековой литературной традиции. Естественно, эта особенность жизни нашла отражение в чешских сказках. В меньшей степени образованность населения отразилась на текстах заговоров, что и понятно, поскольку заговор воспринимался как магический текст, в котором ничего нельзя изменять.

Судьба болгарского народа была другой, более трагической. Пятьсот лет турецкого владычества привели к экономической и культурной отсталости народа. Поставленный в условия необходимости национального самосохранения болгарский народ трепетно относился к культурному наследию своих предков. Не только заговорные, но и сказочные тексты сохранялись особенно тщательно. Влияния литературы практически не было. •

Однако мы сравниваем эти традиции не только между собой, но (причем в первую очередь) и с русской традицией, во-первых, потому что проблемы, связанные с повтором как приемом структурообразования фольклорных сказочных текстов, мы решали, основываясь именно на русском материале; во-вторых, потому что сравнение с ней позволит нам получить более полную картину общеславянской традиции, так как русский фольклор можно рассматривать как представляющий восточнославянскую традицию в целом.

Таким образом, сравнение различных славянских традиций может дать интересные ре ¡ультаты

Материалом исследования послужили записи текстов сказок, включенных в сборники, признанные классическими собраниями и в цедом дающие более или менее адекватную картину характера и состава русского, болгарского и чешского ска ¡очного репертуара Это сборники А.Н Афанасьева, H.A. Худякова, E.H. Ончукова, ДК Зеленина, А И Никифорова, И В. Карнауховой и О.И. Капицы. Основное число текстов докучных сказок (бесконечных докучных сказок, поскольку в основе их ком-по шции и лежит прием многократного повтора) было почерпнуто нами из фундаментального исследования А.И. Никифорова «Росшска докучна калка», опубликованного в 1932 году в журнале «Етно1раф1Чний шсник». Эти тексты были включены затем в наш сборник «Русская докучная сказка» (Тольятти, 1999), который был дополнен текст ами как из архива автора, так и из многочисленных сборников сказок и фольклорных материалов, опубликованных в середине XIX - начале XX века Произведения детского фольклора (неетушеки, прибаутоки и т.д ) были взяты из сборника «Младенчество, детство», вышедшего в 1991 году (серия «Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре»), В нем собраны фольклорные записи, сделанные в XIX и XX веках в разных краях России. В нашей работе широко представлены материалы из известного собрания Г1 В. Шейна «Великорусе ..», а также материалы, опубликованные в журналах «Живая старина», «Этнографическое обозрение» и в краеведческих сборниках.

Обрашаясь к изучению болтарских сказок, мы, прежде всею, привлекли тексты, опубликованные в многотомном (60 томов), издающемся уже на протяжении более сю чети я (первый том вышел в 1889 году) сборнике болгарского фольклора «Сборник за народни умотворения и наро-допис» (с первого по двадцать шестой том он имел другое название -«Сборник sa народни умо творения, наука и книжника»). Это тома 1-4, 10,

13—15 (XIX век), 38, 48, 49, 56 и 57 (XX век). Использовался также сборник классика болгарской фольклористики профессора М. Арнаудова (издание 1943 года). Таким образом, мы можем говорить о достаточно высокой степени адекватности изучаемого материала живой народной традиции.

Чешские сказки были нами почерпнуты из классических сборников

XIX века (первых изданий либо позднейших их переизданий). К ним относится сборник К.Я. Эрбена — одного из основоположников собирания и изучения народной прозы («Севке пагосЗш роЬасЗку», 1949 и 1955), хотя чешские ученые и отмечают, что он, пусть в меньшей степени, чем Б. Немцова, но все же подвергал тексты правке, прежде всего стилистической. Однако поскольку мы изучаем приемы структурообразования, а не язык и стиль чешской сказки, то мы сочли возможным воспользоваться текстами из его сборника.

Более адекватная картина народной сказочной традиции представлена в сборнике «МогаУБкё пагоски роИасБсу а роуеэи» (1983), в который вошли тексты, записанные образованными любителями народной словесности (пасторами) в различных областях Моравии в середине XIX века.

Особый интерес, на наш взгляд, представляет сборник Й.Ш. Баара «СЬосккё р1я1ё а роЬас1ку», поскольку его автор был не просто собирателем народной прозы, но и выходцем из семьи, в которой бабушка и мать были известными исполнителями сказок.

Привлекались нами и другие сборники, содержащие как выборки из публикаций XIX века, так и записи, сделанные уже в начале и середине

XX века.

Таким образом, и.здесь мы можем предполагать, что привлеченный материал достаточно адекватно отражает состояние народной традиции.

Подобные критерии мы предъявляли и к сборникам, содержащим записи заговорных текстов. В русской традиции это такие признанные классическими сборники, как «Великорусские заклинания» Л.Н. Майкова —

одно из первых (1869) и до сих пор наиболее полное собрание русских заговоров; сборник «Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и по'ния, собранные М. Забмлиным», изданный в 1880 году, а также сборники, опубликованные в XX веке и содержащие как тексты из более ранних изданий (Н.И. Савушкина, «Русские заговоры», 1993), так и современные записи, сделанные в ходе фольклорных экспедиций студентов МГУ им М В. Ломоносова под руководством А.А Ивановой: «Вятский фольклор. Заюворное искусство» (1994) и «Заговоры и заклинания Пи-нежья» (1994)

Тексты болгарских заговоров были нами позаимствованы из многотомного собрания «Сборник за пародии умотворения и книжнина» (книги 1-9, 11, 15-17, 30, 38, 50, 56, 57), а также из статей -этнографов, изучающих современное состояние лечебной магии в Болгарии.

Чешский материал был взят нами из приложения к диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук Е.В. Вельмезо-вой «Текст человека и болезни: чешский лечебный заговор (опыт исследования семантической структуры)» (М., 1999) Тексты были отобраны автором из классических сборников и этнографических исследований лечебной ¡аговорной традиции различных областей Чехии конца XIX - первой половины XX века.

Теоретическую основу нашего исследования составили:

1. Труды отечественных и зарубежных исследователей, нацеленные на изучение потгики фольклорного и, прежде всего, сказочного и иговорно! о текста. Мы опираемся на достижения как представителей традиционного подхода к анализу текста, так и структурального и формального.

2. Работы лингвистического характера, относящиеся к теории текста и теории коммуникации

В своей работе мы опирались на сравнительно-типологический метод анализа фольклорных произведений. Мы осуществили целостное исследование приема структурообразующего повтора на всех уровнях организации фольклорного текста: вербальном (уровне словесного выражения), структурном (определение специфики композиционного строения текста - двухчастность, цепевидность или ее отсутствие, границ отдельных звеньев и т.д.), сюжетном (наличие или отсутствие повтора в формировании конкретного сюжета).

Разделяя в полной мере мнение В.П. Аникина, что ни один из принципов строения фольклорного текста не может быть бессодержательным, мы стремились выявить функцию каждой из разновидностей структурообразующего повтора в рамках отдельных областей и конкретных текстов. Учитывалось также и влияние национальной принадлежности текста.

Поскольку мы опираемся, прежде всего, на записи, сделанные в конце XIX — начале XX века (причем это касается как обеих исследуемых областей фольклора, так и всех трех национальных традиций), то рассматриваем их как относящиеся к одному временному срезу, то есть исследование проводилось нами в синхроническом аспекте. Лишь в приложении, где мы рассматриваем современные судьбы произведений, имеющих цепевидную структуру (исследование проведено на материале архивных записей МГУ им. М.В. Ломоносова во второй половине и конце XX века), мы переводим исследование в диахронический план.

В результате проведенного исследования мы выдвинули следующую гипотезу: повтор является одним из наиболее архаичных приемов формирования структуры фольклорного текста. В основе данного приема (его разновидностей) лежат особенности мышления человека, отображенные в синтаксических конструкциях языка, а также в способах передачи информации, которые отражаются абстрактными моделями связного текста. Редупликация (то есть целенаправленный повтор в рамках одного текста

определенных абстрактных моделей связного текста) привело к тому, чт они с или играть несвойственную им прежде роль - роль матрицы структурообразования текста, отличного от обычной речи, то есть первичного фольклорного текста. Именно поэтому повтор - явление универсальное, охватывающее все уровни оршнизации фольклорного текста -языковой, стилевой, ритмический, формальный, сюжетный. Кроме того, повтор в том или ином виде встречается практически в любом произведении фольклора

Почт ому цель своего исследования мы определяем следующим обраюм: на материале сказочных и зловорных текстов славян (русских, чехов и болгар) изучить структуры, образующиеся в результате повтора, выявить и описать его отдельные подтипы и определить их специфику в рамках различных жанров (сюжетных и несюжетных) и отдельных национальных традиций.

Соответственно, в рамках данного исследования мы должны решить следующие 'задачи:

• выявить и описать случаи, когда в результате использования приема структурообразующего повтора формируется структура, получившая наименование цепевидной;

• определи ть причины тою, что иногда образования цепевидности не происходит;

• выяви ть и описать структуры, образующиеся в результате двукратного повтора;

• выявить и описать основные типы структурообразующего повтора и специфику их реализации в сказочных и заговорных текстах славян,

• определить, какой из типов повтора наиболее продуктивен в процессе структурирования текстов, относящихся к различным областям славянского фольклора,

• показать, что абстрактные модели связной речи выступают как матрицы структурирования текста (в формировании отдельных разновидностей структурообразующего повтора);

• выявить общее и особенное в формировании структур, возникающих на основе структурообразующего повтора, в различных областях фольклора в разных национальных традициях;

• проследить, какие сюжеты и мотивы в славянских сказках тяготеют к цепевидности своего текстового воплощения, а какие — к двухчастности;

• определить функции использования приема структурообразующего повтора в сказках и заговорных текстах;

• выявить национальную специфику функции различных типов структурообразующего повтора.-

Таким образом; на защиту мы выносим следующие положения:

1. Повтор как прием структурирования фольклорного текста может выступать в двух основных разновидностях: двукратный и многократный повтор. В результате использования многократного повтора чаще всего формируется структура, которую принято называть цепевидной. Двукратный повтор лежит в основе формирования двухчастной структуры. Цепевидную или двухчастную структуры могут иметь как тексты в целом, так и отдельные их части.

2. Двукратный повтор мьг можем обозначить как'зеркальный, так как в его основе лежат отношения аналогии, которые на практике реализуются на основе трех принципов: сравнения, сопоставления и противопоставления. В зависимости от жанровой принадлежности текста меняется' основа установления аналогии и продуктивность того или иного принципа осуществления аналогии (повтора). В заговорных текстах в основе лежит «симметрийная разбивка пространства» (термин A.A. Пелипенко), то есть расщепление

мира на «свой» и «чужой». Соответственно, в них превалируют принципы сравнения и сопоставления. В сказочных текстах в основе ¡еркалыюго повтора лежит расщепление персонажа по двум типам, ложный/истинный герой или правильный/неправильный поступок. Поэтому здесь доминирует противопоставление. Кроме того, в основе повтора может лежать виртуальное расщепление события во времени. Такой тип повтора мы называем приемом тавтологической редупликации.

3. Двукратный повтор может выступать в двух функциях: как сюже-тообразующий и как структурообразующий, однако не всегда первой функции сопутствует вторая. Для того чтобы возникла двухчастная структура необходимо, чтобы были соблюдены следующие условия:

• должны быть повторно воспроизведены основные информативные точки;

• должен быть сопоставим словесный объем частей;

• может быть в наличии повтор на словесном уровне.

При соблюдении всех трех перечисленных условий двухчастная структура текста будет наиболее отчетливо выражена. Определяющим в данной триаде будет первое условие: при ег о нарушении явление повтора не фиксируется и, соответственно, двухчастная структура не образуется.

4. При использовании многократного повтора формируется, как правило, цепевидная структура. Она состоит из особых сегментов -шеньев, во «гикающих на основе как минимум трехкратного повтора. осуществляемого на двух уровнях: структурном и словесно-текстовом. Звено имеет сложную структуру, состоящую из нескольких основных )лементов, которые варьируют в зависимости от принадлежности текста к тому или иному жанру. В сказичных

текстах основными элементами звена являются субъект, акция, объект, а в заговорных текстах часто еще и обстоятельственный элемент (как правило, нокус). При повторном воспроизведении изменению может быть подвергнут только один из перечисленных элементов. Однако цепевидная структура не возникает даже при соблюдении этого условия в том случае, когда один из элементов звена как бы «вынесен за скобки», то есть упоминается один раз, но относится ко всем звеньям (данное явление характерно для заговорных текстов). Если воспроизводятся все три элемента, то расподобление осуществляется на смысловом уровне.

5. Цепевидная структура формируется на основе четырех типов многократного повтора:

- нанизывания,

- кумуляции,

— кольцевого повтора,

— маятникового повтора.

6. Нанизывание — наиболее универсальный прием структурообразующего повтора. На его основе формируются как сказочные, так и заговорные тексты. Кроме того, он встречается на всех уровнях текстовой организации. Данный прием имеет разветвленную сеть подтипов и разновидностей. Этот прием наиболее архаичен, поскольку в его основе лежат абстрактные модели связного текста, которые играют роль первичных матриц структурообразования: в рамки звена входит одна тема-рематическая пара. Первая модель (модель тема-рематической прогрессии) организует текст на словесно-текстовом, сюжетно-композиционном и структурном уровнях. Вторая (модель со сквозной темой) чаще всего участвует в формировании цепей на сюжетно-композиционном уровне, при-

чем в рамках одного текста может выступать в соединении с первой На структурном уровне матрицей структурообразования может стать как вторая модель самостоятельно, так и в соединении с тре!ьей (параллелистической) моделью.

7. Кумуляция - ')то один из типов структурообразующего повтора Он является производным от нанизывания, так как внутренняя структура звеньев кумуляции представляет собой цепи нанизывания Кроме того, распадение цепевидноети начинается именно с упрощения кумулятивных цепей, а цепи нанизывания, в основе которых лежит модель тема-рематической прогрессии (на словесно-текстовом уровне), оказываются наиболее устойчивыми. Кумуляция фиксируется только в сказочных текстах, причем в большинстве случаев она является дополнительным приемом организации текста, тогда как нанизывание - основным. Существуют три подтипа этого приема: прямая, обратная и неполная кумуляция Наряду с приемом кумуляции был выделен прием декумуляции, однако он не продуктивен (встречается только в рамках одного сюжета - АТ 20 А, причем только в русской и болгарской традициях)

8 Функции отдельных приемов структурообразующего повтора в рамках различных национальных традиций остаются постоянными, а рамках различных жанров и произведений - варьируются. Национальная специфика проявляется и в наличии некоторых подтипов структурообразующего повтора, отсутствующих в других традициях, а также в степени продуктивности общих подтипов. Однако наиболее ярко национальная принадлежность текста отражается в элементах содержания, особенно в бытовых деталях.

Таким образом, научная новизна нашей работы состоит в том, что.

1. Нами были изучены и определены условия формирования цепе-видной и двухчастной структур, а также установлены причины, почему структурирование текста может не произойти.

2. Выявлена и описана структура такого композиционного сегмента, как звено. Показано, как варьируют составляющие его элементы в зависимости от того, к какой области фольклора относится текст.

3. Было показано, что в основе зеркального повтора, формирующего двухчастную структуру, в зависимости от жанровой принадлежности текста лежат различные установки: в заговорных текстах сим-метрийная разбивка пространства (бинарная оппозиция свой/чужой) и установление между его частями.отношений аналогии, а в сказках — расщепление персонажа или его действия.

4. Был выявлен и описан второй прием двукратного структурообразующего повтора — прием тавтологической редупликации, в основе которого лежит виртуальное расщепление события во времени.

5. При изучении приема нанизывания было установлено, что в его основе лежат абстрактные модели связного текста, которые реду-плицируются. В рамки одного звена входит одна тема-рематическая пара.

6. Впервые был выявлен и описан прием декумуляции.

7. Был значительно расширен материал, привлеченный к исследованию. Помимо традиционно рассматривавшихся сказок, были привлечены заговорные тексты. Кроме того, исследование велось на материале трех славянских традиций.

Научно-практическая значимость нашей работы состоит в том, что охарактеризована специфика структурирования фольклорного текста на основе приема повтора й показана архаичность этого приема. Нам представляется, что сделанные нами наблюдения и выводы помогут приблизиться к пониманию истоков формирования первичных фольклорных текс-

гов, а также понимания того, что содержательная и формальной стороны фольклорного текста существуют в неразрывном единстве (использование любого приема структурообразования продиктовано содержанием и целью, которую преследовали создатели текста)

Рекомендации по использованию результатов диссертации. Наше исследование может быть включено в рамки спецкурса, посвященною изучению специфики фольклорного текста, а также в учебники и пособия по фольклору в разделы, характеризующие особенности nojгики сказок, произведений детского фольклора (прибаутки, докучные сказки) и 3ai оворов

Апробация работы. По теме диссертации имеется 22 публикация общим объемом 55,53 п.л., в том числе 2 монографии - «Типология ценевидных структур», Тольятти, 2000 (9,5 и л.) и «Повтор в структуре фольклорного текста», Москва, 2005 (21,8 п.л.) Три статьи находятся в печати. Основные положения диссертации обсуждались в Центре тицоло1 ии и семиотики фольклора РГГУ, излагались в докладах на ежегодных конференциях «Славянская традиционная культура и современный мир», проводимых Государственным республиканским центром русского фольклора, а также на следующих конференциях: Международная конференция, посвященная 100-летию В.Я. Проппа (Санкт-Петербург, 1995): «Наука о фольклоре сегодня' междисциплинарные взаимодействия» (Москва, 1997); «Фольклор и современность» (Савушкинские чтения) (Москва, 2002); II Всероссийская научно-практическая конференция «Проблемы изучения живого русского слова на рубеже тысячелетий» (Воронеж^ 2003); «Наука и новое мышление XXI века» (Тольятти, 2003); 1 Всероссийская конференция «Текст: теория и методика в контексте вушвского образования» (Тольятти, 2003), Всероссийская конференция и XXIX Зональная конференция литературоведов Поволжья «Актуальные проблемы изучения литературы в Byse и школе» ('Тольятти, 2004); «Межкультурная коммуникация в современном славянском мире» (Тверь, 2005); «Литература в контексте со-

временности» (Челябинск, 2005); I Всероссийский конгресс фольклористов (Москва, 2006) и др.

Диссертация обсуждена и одобрена на научном заседании Центра типологии и семиотики фольклора и Института высших гуманитарных исследований Российского государственного гуманитарного университета.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, семи глав, заключения и библиографического списка. В работу включены также три приложения. Во-первых, это таблицы, показывающие распределение отдельных сюжетов сказок и прибауток по типам повторяемости. Во-вторых, это описание результатов проведенного нами на русском материале исследования, посвященного современным судьбам произведений, имеющих це-певидную структуру (на материале архивных записей МГУ им. М.В. Ломоносова второй половины XX века). Фактически, данная работа исследует тенденции разрушения цепевидности. В-третьих, это диаграммы, позволяющие оценить степень распространенности в рамках различных национальных заговорных традиций отдельных типов двукратного повтора и их разновидностей.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность работы, формулируются гипотеза, цель и задачи исследования, а также положения, выносимые на защиту. Дается характеристика материала,- привлекаемого к решению поставленной проблемы.

Глава I. Теоретический подход к анализу текста. В'главе освещаются теоретико-методологические основы нашего исследования.

Повтор - это один из распространенных приемов структурирования фольклорного текста. На его основе формируются двухчастная и многочастная (три и более частей) композиция. В свою очередь в основе "данного

19

приема (его разновидностей) лежат особенности мышления человека, отраженные в синтаксических конструкциях языка, а также в способах передачи информации, которые отражаю 1ся абстрактными моделями связного текст Данные конструкции и модели и становятся матрицами егруктуро-образования в фольклорном тексте.

В основе двухчастной композиции заюворов лежит принцип бинарного восприятия мира, которому в я ¡ыке соответствует сравнительная конструкция, играющая роль матрицы структурообразования текстов. Именно поэтому во всех трех рассмотренных нами славянских заговорных традициях преобладают микротексты, имеющие двухчастную структуру. Однако повтор лежит в ее основе только в том случае, когда между частями (миром символическим и миром реальным) устанавливаются отношения аналогии. В русской и болгарской традициях параллелизм смысловой часто подкрепляется и параллелизмом синтаксическим, однако его наличие не является обязательным. Размывание синтаксической параллельности структуры происходит за счет а) синонимического повтора ключевою слова, б) семантического повтора одного из членов зеркальной конструкции (чаще всего, символической части), в) усиления нарративности символического компонента вплоть до формирования определенной сюжетной ситуации, приводящей к разрастанию словесного объема одной из частей текста или текста в целом.

В сказочных текстах в основе принципа двукратного повтора лежит расщепление персонажа по принципу противопоставления. Оно может касаться или персонажа в целом (тогда в сказке противопоставляется истинный герой ложному), или его действий и поступков (тогда сначала он поступает неправильно, а затем правильно и достигает успеха). Происходит дублирование мотива (еюжетообразуютции повтор)

Двукратный повтор становится структурообразующим (то есть формирует двухчастную композицию текста) только в том случае, если проис-

ходит редупликация основных информативных точек мотива. В противном случае, повтор, являясь сюжетообразующим, не имеет формального воплощения (двухчастная структура не формируется).

Дублирование структурного блока может сопровождаться повтором на вербальном уровне, однако это не характерно для организации сказочного текста.

Фольклорный текст, являясь, с одной стороны, изначально устным, а с другой — художественным по своей сути, несет в себе характерные особенности обеих своих составляющих. Текст, в отличие от спонтанной речи, обладает определенной упорядоченной структурой. Связность текста обеспечивается опорой на типизированные средства — единицы текстооб-разования, центральной среди которых является сложное синтаксическое целое (ССЦ). ССЦ, по мнению исследователей, обладает монотематич-ностью и коммуникативной целостностью, которая выражается в коммуникативной преемственности между его составляющими. Это значит, что каждое последующее предложение в коммуникативном плане опирается на предшествующее. Информация преподносится постепенно, включая повтор уже известного и присоединение к нему нового. Это явление получило наименование «тема-рематической цепочки». Исследуя тема-рематические отношения внутри ССЦ, современные ученые выделяют следующие типовые способы развертывания текстового фрагмента: линейную тема-рематическую прогрессию (первая модель Ф. Данеша), тема-рематическую цепочку со сквозной темой (вторая модель) и тема-рематическое расщепление, или параллелистическую модель (третья модель). В литературном тексте в рамках одного ССЦ наблюдаются различные контаминации данных моделей, в фольклорном же тексте отдельная модель может стать ядром структура-лизации не только ССЦ, но и всего текста в целом. В этом случае происходит процесс редупликации модели и она начинает играть роль основного принципа структурной организации текста.

Наиболее продуктивной является модель тема-рематической профессии (первая модель), которая организует текст на любом из его уровней. Ее суть ¡аключается в пошаювой темашзации ремы предшествующего предложения по схеме:

Т-> Я

4.

Т' {=■ Я) -> и/

I

Т"(= К') —> й-" и так далее

Выступая на словесно-текстовом уровне, она используется как матрица сгруктурообразования как сказочных, так и заговорных текстов. Дос-1аточно часто в формировании структуры текста первая модель объединяйся со второй (моделью со сквозной темой).

Т-> Е1'

4

Т —> Я"

I

Т -> Я'".

Однако она, в свою очередь, может и самостоятельно стать матрицей структурообралования на еюжетно-композиционном уровне, причем как в сказочных, 1ак и в ¡аговорных текстах. В модифицированном (усложненном) виде модель становится основой такого подтипа нанизывания, как нанизывание персонажей (расширительная объектная модель)

'Г -у\<

Т"(+ я + я') -> К" -

Она встречается только в сказочных текстах. Параплелистическая модель (третья модель):

Т' Я' Т"-> Я" Т'" -> Я'"

также исключительно продуктивна, особенно в заговорных текстах, причем на словесно-текстовом уровне. Но в большинстве случаев ее реализация с повтором не связана. О повторе можно говорить только в одном случае — когда гипертема и ее производные связаны отношениями концепта-геш-тальта. Но и тогда цепевидная структура не образуется, поскольку отсутствует связь отдельных звеньев друг с другом. Поэтому данная модель лежит в основе цепевидной структуры только тогда, когда она соединяется со второй (она обеспечивает связь между звеньями):

Словесный объем элементов «тема» и «рема» может колебаться от одной лексемы до блока предложений в зависимости от того, на каком уровне организации текста используется модель в качестве матрицы структурообразования. Таким образом, тема-рематическая пара ложится в основу такого композиционного сегмента, как звено.

Звено — это целостный в смысловом отношении сегмент текста, определенным образом структурно организованный и часто выступающий как относительно устойчивая синтаксическая конструкция. Звено обязано своим возникновением повторяемости, осуществляемой на двух уровнях: структурно-композиционном и словесно-текстовом. Между отдельными звеньями устанавливаются определенные, устойчивые для данного текста виды связи. Линейная последовательность трех и более звеньев, связанных между собой различными видами связи, образует цепевидную структуру.

Повтор на словесно-текстовом уровне является стереотипией в рамках каждою конкретного произведения, чем отличается от других формул, и в рамках нашего исследования получает наименование «реприза»

Рассматривая структуру звена в содержательном плане, мы выделили в ней наличие треч основных элементов В сказочных текстах это -субъект, действие (акция), которую он совершает, и объект, на который она направлена. В иговорных - субъект, акция и обстоятельственный элемент (локус) В состав звена могут входить один или более дополнительных элементов.

Варьировать может только один из трех основных элементов звена. Если повторно воспроизводятся все, то расподобление происходит лишь на смысловом уровне (при отсутствии дополнительного элемента, который, если он есть, и подвергается изменению)

Формально цепи, образованные на основе приема утроения действия, и цепи, в основе которых лежит прием многократного повтора, тождественны. Отличие приема утроения действия состоит в том, что в смысловом отношении он исчерпывает ситуацию. Если же перед нами минимальная цепь многократного повтора, то очередное повторное воспроизведение вошожно без ущерба для смысла ситуации.

Переходную позицию между этими приемами занимает прием повтора с маркером ограничения. По существу, повтор может быть продолжен, но в рамках данного произведения он ограничен маркером «.три»

Цепевидность текста (цепевидная структура) может формироваться и на основе расщепления одного из элементов двоичноети. В этом случае первые 2-3 звена в смысловом плане тождественны, а последнее им противопоставлено (именно оно результативно) Однако в формальном отношении цепи множественности и расщепленной двоичноети ничем друг от друга не о тличаю гея

Глава II. Двукратный повтор как принцип структурообразующего повтора. Данная глава посвящена анализу двукратного повтора, на основе которого формируется двухчастная (бинарная) компо шшш фольклорного произведения (затоворнот или сказочного текста) в целом либо его части

Двухчастная композиция в фольклорных текстах (как ¡аговорных, так и сказочных) - явление достаточно распространенное Однако она в большей степени присуща текстам ¡аговорным, чем сказочным. Кроме toi о, если в основе этой структуры в заговорных текстах лежит один тип двукратного повтора - так называемый ¡еркальный повтор, то в формировании сказочных двухчастных структур наряду с ним tic пользуется и повтор, названный нами тавтологической редупликацией.

Изучение заговоров, имеющих двухчастную структуру (июворно-заклинательных формул по терминологии В.И. Харитоновой), осуществленное на основе текстов славянских (русских, болгарских и чешских) заговоров, показало, что они представляют собой относительно распространенный тип в славянской заговорной традиции.

Структурообразующий повтор (зеркальный) начинает умствовать в формировании заговорно-заклинательных формул лишь тогда, когда между символическим и реальным мирами устанавливаются ошошения аналогии, причем формулы такого типа преобладают во всех ipex традициях. Наиболее продуктивной формула аналогии являе гея в чешских ¡аго-ворах (данные по продуктивности различных типов форму;! приводятся в приложении №3).

Аналогия между символическим и реальным мирами устанавливается Fia основе трех принципов: сравнения, сопоставления и противопоставления. Принцип сравнения наиболее продуктивен в русской традиции, а принцип сопоставления - в чешской Однако в рамках каждой отдельной традиции все же преобладают ickcili, основанные на формуле сравнения.

Формула противопоставления в целом в славянских заговорах не является продуктивной.

Принципы сравнения и сопоставления реализуются на основе трех формул: качественной, акциональной и обстоятельственной. Наиболее продуктивной в чешской и болгарской традициях является акциональ-ная формула сравнения, а в русской традиции - формула сравнения качества. Обстоятельственные формулы сравнения были обнаружены только в чешской и болгарской традициях, причем и здесь эту формулу нельзя отнести к продуктивным. Для чешской традиции формула сопоставления качества не характерна. Акциональная формула сопоставления продуктивна в чешской и русской традициях и почти в два раза менее продуктивна в болгарской.

Двухчастная композиция в славянских волшебных сказках образуется на основе двух принципов: так называемого «зеркального повтора», в основе которого лежит противопоставление, а также повтора, названного нами приемом «тавтологической редупликации». Однако если в основе зеркального повтора в заговорных текстах лежит расщепление мира на «свой» и «чужой», то в сказках расщепление касается не сказочного мира, а персонажа. Противопоставляться могут либо персонажи сказки (истинный/ложный герой), либо действия одного персонажа.

Зеркальный повтор может играть роль сюжетообразующего приема, но часто он используется лишь для редупликации мотива, то есть организует эпизод. Двухчастная структура формируется при условии соблюдения следующих принципов:

а) повторного воспроизведения основных информативных точек;

б) наличия сопоставимого словесного объема у обеих частей.

Наличие повтора на вербальном уровне определяющей роли не играет.

Среди сюжетов, тяготеющих к «зеркальности», можно выделить

«женские» (в .которых главным персонажем является женщина) и «муж-

окне», поскольку и в содержательном, и в формальном плане между ннми наблюдаются определенные различия. Так, к зеркальному повтору как на сюжетном, так и на формальном уровне во всех трех традициях ш о гею г разновидности сюжета АТ 480. Среди «мужских» сказок наблюдается большее разнообразие: это сюжеты АТ 503, 303, 613, 325 и др. В сюжетах АТ 503 и 613 повтор лежит в основе как сюжета, гак и структуры текста, а в двух других используется лишь для ор1 анизации определенных ши ¡о-дов. Кроме того, двухчастная структура возникает здесь реже, чем в «женских» сказках.

Противопоставление в «женских» сюжетах затрагивает все информативные точки поочередно, а в «мужских» - лишь последнюю

Суть приема тавтологической редупликации заключается в том, что повторно воспроизводится сюжетная схема или мотив, а расподобление происходит во временном плане В связи с этим нами было выделено две разновидности приема тождественной редупликации. Первая может осуществляться по принципу «предсказание (совет) и его реализация». На его основе организованы, как правило, лишь отдельные эпизоды сказок (прежде всего эпизоды типа «совет/реализация»), поэтому круг сюжетов, в которых используется данный прием, необычайно широк. Вторая разновидность приема представляет повтор ситуации, которую персонаж пережил, в последующем рассказе о ней. Она, чаще всего, является сюжегообра-зующей и выступает в роли основного композиционного принципа.

Национальная специфика проявляется в большей или меньшей распространенности одного или другого приема формирования двухчастной структуры в отдельной национальной традиции. Кроме того, если в различных традициях к определенному приему организации тяготеет один и тог же сюжет, то национальная специфика штрагивает детали, отражающие реалии жизни и быта конкретного народа Так, болгарские сказки на сюжет АТ 480, например, сохраняют- наиболее архаичные черты, тогда как

чешские несут отпечаток высокого материального уровня жизни населения и значительного влияния литературы и христианства.

Глава 3. Нанизывание как один из типов структурообразующего

повтора. Данная глава посвящена анализу приема нанизывания. Нанизывание - это такой тип повтора, когда каждое последующее звено, присоединяясь к предыдущему, обязательно повторно воспроизводит два из трех (субъект — действие — объект или локус) его основных элементов (субъ-ект+действие или объект (локус)+действие), образуя, таким образом, стержень, посредством которого звенья связаны друг с другом и объединяются в цепь, причем между звеньями устанавливаются также отношения последовательности.

Схематически этот тип повтора можно представить как:

|(а) + (б) + (в)+...|, где скобками обозначены границы звеньев, а вертикальными чертами — границы цепевидной структуры.

Данный прием повтора можно назвать универсальным, так как он встречается в различных областях фольклора (как в сказочной, так и в заговорной) и на различных уровнях организации текста. Соответственно, нами были выделены следующие его подтипы:

• словесно-текстовое (в рамки цепи может входить как часть -см. заговоры, так и все произведение - см. сказки);

• сюжетно-композиционное (повторяющимся элементом в содержательном плане будет или мотив, а в текстовом — эпизод, или акция — тогда вся цепь нанизывания входит в рамки эпизода или произведения в целом);

• структурное (повторяющимся элементом в содержательном плане будет сюжет, а в текстовом - эпизод).

Словесно-текстовое нанизывание и нанизывание акции организуют как сказочные, так и ¡аговорные тексты; нанизывание мотива и структурное нанизывание встречаются только в сказочном фольклоре как жанре сюжетном, причем зто утверждение справедливо для любой из рассмотренных нами национальных традиций.

На сюжетно-композиционном уровне нанизывание выступает в следующих видах:

1) нанизывание мотивов (в общетекстовом плане шшодов);

2) нанизывание акций:

а) субъектное (один персонаж совершает одну и ту же акцию, при этом меняется объект, на который она направлена, или в ¡а-говорных текстах - обстоятельственный элемент),

б) объектное (различные персонажи совершают поочередно одну и ту же акцию, при этом объект или обстоятельственный элемент не меняются),

б) нанизывание персонажей - подвид, характерный только для сказочных текстов; возникает в случае, если для сказки важна не сама повторяющаяся акция, а количество и тип персонажей,

в) субъектно-объектное - один и гот же субъект совершает по отношению к одному и тому же объекту рашые акции, глубинная семантика которых тождественна; подвид характерен только для заговорных текстов.

Еще одной особенностью нанизывания является то, что в основе формируемых им цепей лежат матрицы структурообразования, восходящие к абстрактным моделям связной речи.

С учетом содержательной стороны, мы можем говорить о двух подтипах нанизывания, линейном и выделительном, причем последнее может идти по принципу возрастания или убывания.

Используя сравнительно-текстологический метод исследования, нам удалось установить, что данные приемы структурообразующего повтора служат для формирования цепевидной структуры как произведений в целом, так и отдельных их частей во всех трех славянских традициях. Оказалось, что определенные сказочные сюжеты и мотивы тяготеют к определенным формальным принципам текстовой организации, причем, хотя большая часть из них совпадает во всех трех традициях, однако наблюдаются и национальные различия (см. таблицы 1 и 2 приложения №1). Особо нужно сказать о том, что лишь в рамках русской традиции мы столкнулись с существованием структур, построенных на основе принципа алогичного нанизывания (алогичных рядов). Это тексты на сюжет АА*2014 II «Комические ответы».

В заговорных текстах нанизывание на словесно-текстовом уровне относится к числу наиболее продуктивных приемов структурообразующего повтора. Так, во всех трех исследуемых нами традициях- к данной структурной организации тяготеют: формулы счета и вытеснения болезни (широко распространенные в заговорных текстах всех трех традиций), формула передачи болезни (русская и чешская традиции) или информации о ней (обнаружена нами только в болгарской традиции), а также встречающаяся только в русских заговорах и широко там распространенная локативная формула.

Особенностью формулы счета является то, что она может выступать в двух формах: полной и сокращенной. Наиболее продуктивна, особенно в чешской-традиции, ее сокращенная форма. Образованная на ее основе цепь всегда включена в состав ядра нарративного макротекста: Полная же форма может оформлять и самостоятельный текст.

Специфической чертой болгарских заговоров является то, что в них используется двойная формула счета. Первая ее-часть представляет собой

простой числовой ряд, а вторая - словесно-текстовое нанизывание по модели тема-речтатической прогрессии.

Цепи, сформированные на основе субъектного нанизывания акции, также распространены во всех грех традициях. В чешских ¡аговорах данный прием струкгурообра!ующею повтора может, хотя и редко, участвовать в организации структуры формулы счета.

Особенностью цепей, образованных на основе данного приема, является их относительно большой словесный объем

Во всех трех традициях на основе субъектной разновидности нанизывания акции формируются синонимические параллельные ряды формулы отсылки: «Если ты пришла из х, уходи в х».

Прием объектного нанизывания акции встречается в русских за! оворах крайне редко, а вот в чешской и болгарской традиции он получил широкое распространение. На его основе в болгарских заговорах формирую юя формулы проклятья: «Если тебя сглазил х, то пусть у него случится у», а в чешской - формулы спасения: «Если тебя сглазил х, то тебе поможет у»

Вне формул данный прием встречается лишь в единичных текстах. Прием субъектно-объектного нанизывания харак терен лишь для русской традиции, причем он не является продуктивным.

Особенностью болгарской традиции можно считать то, что для структурирования некоторых текстов исполыуются одновременно обе разновидности нанизывания акции, а особенностью русской традиции -что структура некоторых текстов сформирована на основе одновременного использования обеих моделей - тема-рематической прогрессии и модели со сквозной темой.

Если говорить о функциях данного приема повтора, то нужно указать, что в текстах, относящихся к таким различным областям народного творчества, как сказки и заговоры, они кардинально различны. В сказках как жанре эстетическом преобладают и соответствующие функции. Преж-

де всего, целый ряд. сказочных сюжетов формируется только за счет многократного повтора одной сюжетной морфемы. Если же прием используется как формальный, то есть для организации какого-либо эпизода в сказке, то функции его бывают следующими:

• прием используется для усиления драматизации,

• часто данный прием помогает усилить эмоционально-психологическое напряжение в ожидании развязки,

• нередко он используется как прием гиперболизации, для выделения основной черты персонажа,

• прием всегда используется для замедления хода действия,

• в волшебных сказках он используется для обозначения длины и сложности пути, а также сложности выполнимого задания.

В заговорах как жанре с преобладанием утилитарно-магической направленности, прием нанизывания используется прежде всего с магической целью, хотя семантика конкретных функций в различных формулах варьирует. Так, в формулах счета функция нанизывания состоит в усилении степени качества через количество, а в формулах вытеснения — в том, чтобы обеспечить всеохватность и постепенность вытеснения болезни, в формулах передачи — обозначение максимальной удаленности от человека того места, куда отсылается болезнь. В локативных формулах функция снова меняется — обозначить расстояние и основные маркеры на пути между реальным и ирреальным мирами.

Функция приема нанизывания в формуле отсылки — обеспечить охват максимально возможных мест, откуда могла придти и куда должна вернуться болезнь. Функция этого же приема в формулах проклятья и спасения — обеспечить максимальный охват всех возможных вредителей (в чешских заговорах — помощников) и, в болгарских вариантах, наказать их, а в чешских — обеспечить себе соответствующую помощь и защиту.

В большинстве же случаев национальных особенностей в исполыова-нии различных типов и разновидностей нанизывания ошечено не было

Глава 4. Кумуляция как принцип структурообразующего повтора. Данная глава посвящена изучению приема структурообразующего повтора, который, как и нанизывание, лежит в основе формирования цепе-видной структуры, - кумуляции. Кумуляцией нужно считать такой тип повтора, когда присоединение нового звена происходит при обязательном повторении всех предыдущих звеньев цени. В отличие от нанизывания, охватывающего все уровни организации текста, кумуляция представляет собой явление более высокого порядка она может быть ¡афиксирована только на уровне текста в целом, то есть на структурном уровне. Кроме того, она используется только текстами, относящимися к области устного народного творчества, где эстетическая функция преобладает - )то сказки (прежде всего, детские) и прибаутки.

В основе кумулятивного повтора в большинстве случаев лежит прием нанизывания, так что можно говорить о том, что кумуляция - )то вторая ступень, или производная, в развитии этого приема.

Кумуляция является приемом, производным от нанизывания, поскольку в основе отдельных звеньев кумулятивной цепи могут лежать две разновидности нанизывания.

• прием нанизывания на словесно-текстовом уровне;

• прием нанизывания на еюжетно-компошционном уровне (нанизывание акции).

Однако в основе кумулятивных звеньев могут лежать и приемы, не связанные с повтором:

• прием нагромождения,

• прием перечня акций

Первый способ формирования кумулятивной цепи характерен для всех трех исследуемых традиций, а второй был встречен нами только в русской традиции, причем он используется только в рамках одного сюжета (АТ 2022).

В большинстве случаев кумуляция является дополнительным приемом структурной организации текста, а нанизывание - основным. Границы звеньев двух цепей чаще всего не совпадают.

Однако в некоторых текстах границы звеньев данных цепей совпадают. Это явление характерно для русской и чешской традиций. В этом случае именно кумуляция становится основным принципом структурирования текста. Дополнительными могут быть либо нанизывание персонажей, либо нагромождение. Если кумуляция в роли композиционного принципа выступает в сочетании с приемом нагромождения, то возникает удивительный для сказочной традиции феномен - статичная сказка. В результате отсутствия действия, развитие которого стимулирует внимание слушателей, сказка обращается к приему словотворчества, которое и составляет ее основной интерес и придает ей особую прелесть. Однако данный феномен характерен только для русской традиции.

В зависимости от того, в каком порядке воспроизводятся предшествующие звенья, выделяется кумуляция прямая и обратная. Схематически эти типы кумуляции могут быть представлены как: а + (а + б) + (а + б + в) + (а + б + в + г) +...

— прямая кумуляция (продуктивна в русской и чешской традициях); а + (б + а) + (в + б + а) + (г + в + б +а) + ...

— обратная кумуляция (менее продуктивна в целом, но встречается во всех трех традициях).

Если повторно воспроизводится только первое звено, то перед нами прием, который мы назвали приемом неполной кумуляции. Схематически его можно изобразить как:

(а + б) + (а + в) + (а + г) + (а + д) + ...

Данный прием был зафиксирован нами только в русской традиции.

В болгарской и русской традициях нами был обнаружен прием, который мы назвали приемом декумуляции. Схематически ею можно изобразить как.

(а + б + в 1- г - д) + (а + б + в - г) + (а + б в)

В результате проведенною нами исследования было установлено, что прием кумуляции продуктивен, прежде всего, в русской традиции, где он имеет наибольшее число разновидностей и где к ыкому способу организации текста тяготеет максимальное число сюжетов (см приложение №1, таблица 2). Если один и тог же сюжет реолшуется в каждой и! традиций, то различия проявляются только на содержательном уровне (например, сколько и какие персонажи бегут или идут вместе, что послужило причиной испуга или отправки в путь и т.п.), в целом не затрат ивая формальный. Лишь в чешской традиции нами было отмечено большее влияние тенденции к разложению сложных цеиевидных структур за счет отказа от повторного воспроизведения кумулятивных звеньев.

Функция использования данного приема в сказке (и но характерно для всех грех традиций), как правило, состоит в том, чтобы ¡амедлить ход действия посредством создания дополнительного текстовою объема, а также усилить те функции, которые в данном тексте имел прием нанизывания (например, длины пути или трудности задачи). В статичной сказке кумуляция является сюжетооброзующей. Она нужна также для со ¡дания >ффек-та «запечатления» (М Хаавио), который, по его мнению, и лежал у истоков данного приема.

Глава 5. Принцип кольцевого структурообразующего повтора.

В данной главе нашего исследования рассматривается тип структурообразующего повтора, который мы назвали кольцевым Кольцевой повтор - >то такой тип повтора, когда каждое последующее ¡вено полностью повторяет предыдущее и в сюжетно-смысловом, и в формальном отношении. На

практике количество звеньев в цепи зависит либо от воли исполнителя или слушателя, либо от требований заговорно-заклинательного акта.

Схематически его можно представить как: (а)".

Использование приема кольцевого повтора также приводит к формированию цепевидной структуры у фольклорного текста. Расподобление звеньев в такого рода цепи осуществляется на смысловом уровне:

• либо уже известное преподносится как новое, не известное слушателю,

• либо каждое повторное воспроизведение первоначального текста рассматривается как увеличивающее силу магического воздействия возникающего в результате мегатекста в целом.

Первый способ расподобления характерен для жанра так называемых докучных сказок и сходных с ними городских шуточных стихов и диалогов, второй - для заговорных текстов.

Особенностью цепевидной структуры докучных сказок является то, что в тексте объединяются две противоположные тенденции, существующие на разных уровнях его организации: внутренняя структура повторяющегося сегмента определяет его краткость, а внешняя по отношению к ней структура текста в целом (его цепевидность) — возможность бесконечного повторного воспроизведения.

В заговорных текстах превалирует принцип, состоящий в том, что количество является показателем степени качества.

Звенья в цепи связаны между собой на основе трех типов связи:

• механической (характерна для докучных сказок),

• логической (характерна для докучных сказок и шуточных стихов и диалогов),

• семантической (характерна для заговоров).

Механическая связь может осуществляться путем введения в текст специальной формулы-связки либо при помощи самой внутренней струк-

36

туры звена (ею диалошческой формы), причем сам текст бессюжетен, в нем заключено только простейшее содержательное ядро.

Логическая связь возникает между отдельными ¡веньями цепи лишь в том случае, если содержательная наполненность текста увеличивается, то есть когда можно говорить об определенной сюжетной ситуации. В этом случае текст построен таким образом, что заключительная часть его несет в себе потенциальную возможность вернуться к началу.

Если между звеньями осуществляется механическая связь, то образующиеся в результате тексты представляю! собой примеры своеобразной игры чисто формальными элементами. Функция использования данною приема (вызвать досаду у слушателей) в этом случае находится в полном соответствии с художественным замыслом произведений такого рода докучных сказок

Однако нами была выявлена следующая интересная закономерность' как только к игре чисто формальными приемами подключается шра содержательная, функция приема кардинально меняется. В результате, когда кольцевой повтор осуществляется на формально-смысловом уровне, возникает эффект развлекательности (в этом случае между звеньями в цепи осуществляется логическая связь).

Произведения, сформированные на основе данного приема сфукту-рообразования, были обнаружены нами в большинстве своем лишь в русской традиции. В чешской и бол1 арской они встречаются лишь как единичные тексты, развивающие только одну тему - «У попа была собака». Национальная специфика болгарских вариантов ¡аключается в том, что они, в отличие от русских и чешских, имеют про ¡аическую форму и рассказываются, а не поются.

Семантическая связь между звеньями устанавливается в ¡аюворных текстах всех трех рассмотренных нами традиций Ее суть ¡аключается в том, что каждое воспроизведение первоначального текста факгуетея ею

исполнителем как обладающее большей силой магического воздействия, а максимальной силой обладает весь текст в целом (мегатекст).

В отличие от кольцевого повтора с механической или логической видами связи между отдельными звеньями, где границы звена и основного структурно-содержательного элемента совпадали, в данном случае они могут быть уже, поскольку воспроизводиться будет лишь его часть. Чаще всего, это элемент «закрепка», причем в чешской традиции в ее роли выступают, как правило, христианские молитвы.

Глава 6. Принцип маятникового структурообразующего повтора. Шестая глава нашего исследования посвящена принципу маятникового повтора. Маятниковый повтор - это такой тип повтора, когда поочередно воспроизводятся два равнозначных в формально-смысловом аспекте сегмента текста, образующих между собой бинарную оппозицию по принципу +/—.

Схематически его можно представить как: (а 4-» б)п.

Это, пожалуй, наиболее редко встречающийся способ формирования цепевидной структуры.

Внутренняя организация входящих в цепь звеньев очень специфична. Поскольку в рамки одного звена входят два в смысловом аспекте равноправных звена, образующих бинарную оппозицию, то и в формальном отношении текст распадается на два поочередно воспроизводящихся, как правило, равновеликих сегмента.

Оказалось, что данный прием организации текста продуктивен лишь в рамках русской традиции, где он лежит в основе формирования структуры докучных сказок. Он также играет роль основного композиционного принципа в текстах на сюжет АТ 2014 «Хорошо, да худо» (новеллистическая сказка), а также на сюжет АТ 244 А* «Журавль и цапля». В качестве приема организации текста он используется в русском сюжете АТ 43* «Постепенное проникновение в избу» (сказка о животных) и в заключи-

38

тельной части чешской новеллистической сказки «Портняжка и черт», которую также можно классифицировать как сюжет ЛТ 43* «Г1ос1епенное проникновение», но не в шоу, а в рай.

В зависимости от степени содержательности текста отельных звеньев нами были выделены следующие разновидности нот приема:

• формальный повтор,

• формально-смысловой,

• смысловой.

Изменения степени содержательности тематической части обуславливают изменения функции самого приема: игра чисто формальными средствами вызывает раздражение и досаду; когда же к ней подключается содержательный план, то возникает противоположный эффект - развлекательность Таким образом, расширились возможности исполь ювлшя маятникового повтора: он участвует в организации текстов не только докучных сказок, но и новеллистических сказок. В сказках о животных функция данного приема снова меняется. С его помощью сказка акцентирует сложность и длительность (эпизод проникновения в избу зайца лисы в сказке о ледяной и лубяной избушке), а также длительность (вплоть до бесконечности) осуществляемого персонажем действия (сватовство журавля и цапли в одноименной сказке)

Попытка усложнения содержательно-смысловой наполненности формы привела к возникновению противоречия между нею и содержанием. Форма, рассчитанная, прежде всего, на игру (причем игру чисто формальную), оказалась «прокрустовым ложем» для полноценного ск;почно1 о сюжета Таким образом, данная попытка оказалась непродуктивной. Видимо, поэтому даже в русской сказочной традиции представлен толе,ко один сюжет (АА 244 А*), в основе цепевидной компошции которого лежит принцип маятникового повтора.

Глава 7. Сквозной эпитет как принцип структурообразующего повтора. Данная глава нашего исследования посвящена приему повтора, осуществляемому только на словесно-текстовом уровне и определенным способом структурирующему текст. Это повторное воспроизведение одной отдельно взятой лексемы — эпитета. В этом случае цепевидность не возникает, поскольку отсутствует основной элемент цепи — звено, состоящее как минимум из трех элементов.

Прием сквозного эпитета в лечебных заговорах используется только в болгарской традиции, в рамках которой он достаточно продуктивен и выступает в двух разновидностях: сквозной симпатический эпитет и простой сквозной эпитет. В первом случае он не только проходит через весь текст заговора, но и становится смысловым ядром последующей части заговора — заклинательной, которая может быть как эксплицитной, так и имплицитной. Во втором случае он служит лишь маркером, обозначающим принадлежность данной части заговора к символическому (ирреальному) миру.- Основой ассоциации с желаемым результатом становится либо идея символической части в целом (уничтожение), либо семантика ключевого слова, появляющегося в ее заключительных строках.

В роли простого сквозного эпитета могут выступать числительные. В этом случае они являются маркером степени качества (либо степени очерчивания болезни, либо силы изгоняющих ее персонажей).

Наиболее распространенным сквозным эпитетом в текстах болгарских лечебных заговоров является лексема «чуден». Он входит в состав большинства заговоров наиболее распространенной группы — заговоров от сглаза, в которых, как правило, реализуется сюжет о производстве и уничтожении чудесной брынзы. Изменение эпитета, если оно не выходит за рамки его глубинной семантики — «необычный, сверхъестественный», не приводит к изменению сюжета и' сферы распространения текста, одна может в некоторой степени расширить ее. Изменение глубинной семантики

эпитета влечет ¡а собой изменение сюжета и прикре]тленности к определенной тематической группе заговоров

Повторное воспроизведение заговоров, в основе которых лежит прием сквозного эпитета, то есть формирование ценевидното макротексга, возможно, но используется крайне редко. Причина >того, на наш в я ляд, заключается в том, что тексты имеют значительный словесный объем. Повтор до трех раз (и не более) возможен лишь в том случае, если текст входит в рамки длительного ритуала, либо если ¡начительно сокращен его вербальный объем.

В чешской и русской 'традициях в области лечебной магии тексты такого рода практически не встречаются.

В заключении диссертации подводятся итоги изучения проблемы и намечаются дальнейшие перспективы исследования.

В результате осуществленного нами исследования было установлено, что повтор является достаточно распространенным приемом структурной организации как сказочных, так и заговорных текстов. В результате использования многократного повтора чаще всего во шикает специфическая структура, ко торую мы предлагаем называть цепевидной. Двукратный повтор лежит в основе формирования двухчастной композиционной схемы. Цепевидную или двухчастную структуру могут иметь как тексты в целом, гак и отдельные их части.

Двухчастные структуры исключительно архаичны, поскольку в шо-ворных текстах, например, восходят к такому свойству архаичного мышления, как бинарность, то есть симметрийная разбивка смысловою пространства, которая находит отражение в сравнительно-сопоставительных конструкциях языка. В сказочных текстах расщепление касается персонажа, поэтому в них превалирует противопоставление.

Прием многократного структурообразующего повтора в фольклорных текстах многообразен и продуктивен Наиболее архаичной его ралювид-

41

ностью, по-видимому, является прием нанизывания, поскольку он напрямую восходит к абстрактным моделям связной речи, которые и становятся матрицами структурообразования, то есть их схемы обнаружены на всех уровнях структурообразования текста. Кроме того, внутренняя структура звеньев кумуляции также представляет собой цепи нанизывания, основанные на схеме модели тема-рематической прогрессии, что, на наш взгляд, свидетельствует о производности приема кумуляции от приема нанизывания.

Еще одним свидетельством в пользу нашего предположения мы считаем то, что распадение цепевидности начинается, прежде всего, с перехода кумулятивных цепей в цепи нанизывания (см. приложение №2).

Важным, на наш взгляд, является и то, что в заговорах в качестве структурообразующего также встречается только прием нанизывания.

Таким образом, мы можем констатировать, что в двух в равной степени архаичных жанрах прием многократного структурообразующего повтора чаще всего приводит к формированию цепевидных структур. Но поскольку один жанр является сюжетным, а второй, являясь нарративным, лишь в некоторых текстах достигает определенной степени сюжетности, то реализация приема повтора происходит на основе различных подтипов. Так, кумуляция, декумуляция и маятниковый повтор встречаются только в сказочных текстах, а нанизывание и кольцевой повтор — как в сказках, так и в заговорах (причем наиболее продуктивным в обоих жанрах является прием нанизывания, напрямую восходящий к абстрактным моделям связной речи).

Приемом повтора, не связанным с формированием цепевидной композиции, является сквозной эпитет, причем он характерен только для заговорной традиции (а в области лечебных заговоров — только для болгарской традиции).

Повтор, безусловно, явление универсальное для фольклора, мы же ограничились изучением лишь структурообразующего повтора и лишь в рамках двух областей - сказочного и заговорного текста. Однако он, особенно

такая его разновидность, как нанизывание (как связанное с повтором, так и не связанное), очень широко исполь!уется в организации структуры текста и других жанров. Это относится, прежде всего, к жанрам детского фольклора (пестушки, прибаутки, считалки, колыбельные песенки) И среди лирических (обрядовых и необрядовых) песен (причем данное замечание относится к любой из рассматриваемых нами славянских традиций) мы встречаем тексты, структура которых полностью или частично сформирована на основе нанизывания, то есть является цепевидной. В нервом случае мы имеем в виду композиционный принцип, описанный С.Г. Лазутиным и названный им «принципом цепочного построения» песни, а во втором прием ступенчатого сужения образов, впервые описанный Б.М. Соколовым. И, на наш взгляд, это объяснимо, если иметь в виду тог факт, что матрицами структурообразования многих архаичных текстов стали абстрактные модели связной речи.

Таким образом, наше исследование позволило приблизиться к одному из возможных источников возникновения первичных фольклорных форм.

По теме диссертации опубликованы следующие работы: Монографии

1. Типология цепевидных структур. - Тольятти : Изд-во МАБиБД, 2000. -124 с.-9,5 п.л.

2. Повтор в структуре фольклорного текста (на материале русских, болгарских и чешских сказочных и заговорных текстов). - М.: Государственный республиканский центр русского фольклора, 2005. — 296 с. — 21,8 пл.

Статьи

3. Типология цепевидных структур // Кунсткамера. Этнографические тетради. - 1995. - Вып. 8-9. - С. 286-293. - 1 п.л.

4. Русские докучные сказки: Сборник / Составление, вступительная статья, подготовка текстов и комментариев И.Ф. Амроян. - Тольятти : Современник, 1996. - 89 с. - 4,23 п.л.

5. Современные судьбы произведений детского фольклора, имеющих традиционную цепевидную композицию // АТРИУМ. Серия Филология,-1997.-№1,-С. 18-24.-0,8 п.л

6. Основные направления развития сказковедения в Болгарии (80-е гт. XX века) // АТРИУМ. Серия Филология. - 1997. - № 2. - С. 27-32. -0,5 п.л.

7. Некоторые наблюдения за современным состоянием произведений, имеющих традиционную цепевидную структуру // Славянская традиционная культура и современный мир: Сборник материалов научно-практической конференции. — М., 1997. — Вып. 2. - С. 131-140. — 0,8 п.л.

8. Цепевидные структуры в болгарском фольклоре // Наука о фольклоре сегодня: Междисциплинарные взаимодействия: К 70-летнему юбилею Ф.М. Селиванова. - М. : Диалог-МГУ, 1998. - С. 186-193. - 0,5 п.л.

9. Нанизывание как прием структурообразующего повтора и его связь с абстрактными моделями связной речи // Славянская традиционная

культура и современный мир: Сборник материалов научно-практической конференции - М, 2003 - Вып. 5. - С. 30-38. - 0,4 п.л.

10 Семантический и синтаксический параллелизм в славянских ¡аговор-но-заклинательных формулах (на примере русских, болгарских и чешских заговорных текстов)//Филологические науки - Выи. 4. 2003. С. 41-51.-0,8 п.л.

11. Дискурс и текст // Наука производству. - Вып. 11. 2003. С 52 54. -0,3 п.л.

12 Способы разрастания вербального обьема славянских заговорно-мкли-нательных формул // Проблемы изучения живого русского слова на рубеже тысячелетий: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. - Часть 2. - Воронеж. - 2003. - С. 55-63. 0,5 п.л.

13. Прием сквозного эпитета как один из способов организации шговор-ного текста славян // Текст: теория и методика в контексте куювского образования: Научные труды 1 Всероссийской конференции «Текст: теория и методика в контексте вузовского образования», Тольятти, 14-16 октября 2003. - Тольятти, ТГУ. - 2003. - С. 79-86. - 0,6 и.л.

14. О некоторых особенностях славянской формулы счета (на материале болгарских, русских и чешских лечебных заговоров) // Наука прои !-водству. - № 4. - 2004. - С. 59-61. - 0,3 п.л

15. Структурная организация славянских заговорных текстов (к проблеме повтора) // Славянская традиционная культура и современный мир: Сборник материалов научно-практической конференции. - М, 2004. -Вып. 6. - С. 128-143. - 0,9 п.л.

16. Абстрактные модели связной речи как матрицы етруктурообразования фольклорного текста (на материале чешских, болгарских и русских заговорных и сказочных текстов) // Актуальные проблемы изучения литературы в вузе и школе- Материалы Всероссийской конференции

и XXIX Зональной конференции литературоведов Поволжья. Тольятти, 12-14 октября 2004 г. - Тольятти, 2004. - Т. 1. - С. 8-23. - 0,9 п.л.

17. Представления славян о месте изгнания болезней (на материале русских, болгарских и чешских заговоров) // Актуальные проблемы изучения литературы в вузе и школе: Материалы Всероссийской конференции и XXIX Зональной конференции литературоведов Поволжья. Тольятти, 12-14 октября 2004. - Тольятти, 2004. - Т. 1. - G. 218-225. -0,4 п.л.

18. Сюжет АТ 480 о мачехе и падчерице и специфика его реализации в различных национальных традициях (на материале русских и болгарских сказок) // Наука производству. - № 5. - 2005. - С. 57-59. - 0,3 п.л.

19. Сборник болгарских народных заговоров / Сост., перевод, пред. и комм. И.Ф. Амроян. - Тольятти : ТГУ, 2005. - 138 с. - 8,6 п.л.

20. Представления славян о болезнях (на материале русских, болгарских и чешских заговорных текстов) // Славянская традиционная культура и современный мир. - М. : Государственный республиканский центр русского фольклора, 2005. — Вып. 8. - С. 82—95; Вестник Оренбургского университета. - № 2. — 2005. — 0,9 п.л.

21. О национальном своеобразии чешских цепевидных сказок // Поэтика фольклора: Сборник статей: К 80-летнему юбилею проф. В.П. Аникина. - М.: Изд-во Моск. университета, 2005. - С. 186-198. - 0,9 п.л.

22. Бинарностъ архаичного мышления и ее отражение в структуре славянских заговорных текстов (на материале русских, болгарских и чешских заговоров) // Литература в контексте современности: Материалы II Международной научной конференции. Челябинск, 25-26 февраля 2005 г.: В 2 ч. - Челябинск : Изд-во ЧГПУ, 2005. -Ч. 1. - С. 4-8. - 0,6 п.л.

Подписано к печати 10 07 200о

Формат 29,7x21/2 Б>мага ОангСору Печать Яко Уел п т - 2 6565 Тираж НЮ Заказ N ЧЫУ

Отпечатано в излатечьстве Т\У 44^057, г Тотьятти Приморский 6 р 2^

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Амроян, Ирина Франтишековна

Введение.5

Глава 1. Особенности используемой терминологии и основы теоретического подхода к анализу текстов.32

1. Способы формирования двучастной структуры.

1.1. Продуктивность текстов, имеющих двучастную структуру, в заговорной традиции славян.

1.2. Языковые и мыслительные основы формирования двучастных структур в заговорных текстах.

1.3.Основные принципы установления отношений с символическим миром.

1.4. Смысловой и синтаксический параллелизм.

1.5. Принципы формирования двучастной структуры в сказках.

2. Способы формирования цепевидной структуры.

2.1.Специфика фольклорного текста (соотношение понятий «текст» и «дискурс»).

2.2. Абстрактные модели связного текста как матрицы Структурообразования.

2.3. Звено как значимая единица расчленения текста.

2.4. Цепевидная структура, принципы ее формирования.

2.5. Троичность и множественность.

2.6. Множественность и двоичность.

Глава 2. Двукратный повтор как принцип структурообразующего повтора.83

1. Зеркальный повтор в заговорных текстах.

1.1. Принцип сравнения.

1.1.1. Сравнение качества.

1.1.2. Сравнение действия (акциональная формула).

1.1.3. Обстоятельственная формула.

1.2. Принцип сопоставления.

1.2.1. Сопоставление действия (акциональная формула).

1.2.2. Сопоставление качества.

1.2.3. Обстоятельственные формулы.

1.2.4. Формула псевдоаналогии.

1.3. Принцип противопоставления.

2. Зеркальный повтор в сказках.

2.1. Зеркальный повтор в «женских» сказках.

2.2. Зеркальный повтор в мужских сказках.

3. Принцип тавтологической редупликации.

3.1. Тавтологическая редупликация, основанная на принципе «предсказание - реализация».

3.2. Тавтологическая редупликация, основанная на принципе событие - рассказ о нем».

Глава 3. Нанизывание как один из структурообразующих принципов повтора.148

1. Виды нанизывания (с учетом содержательной наполненности).

1.1. Линейное нанизывание.

1.2. Выделительное нанизывание.

1.2.1. Выделительное нанизывание по возрастающей.

1.2.2. Выделительное нанизывание по убывающей.

1.2.3. Выделительное нанизывание по вертикали.

1.2.4. Выделительное нанизывание по горизонтали.

2. Словесно-текстовое нанизывание.

2.1. Простое словесно-текстовое нанизывание.

2.1.1. Формула счета.

2.1.2. Формула вытеснения.

2.1.3. Формула передачи.

2.1.4. Локативная формула.

2.2. Усложненное словесно-текстовое нанизывание.

2.2.1. Логические ряды.

2.2.2. Алогичные ряды.

3. Сюжетно-композиционное нанизывание.

3.1. Нанизывание мотива.

3.2. Нанизывание акции.

3.2.1. Субъектное нанизывание акции.

3.2.2. Объектное нанизывание акции.

3.2.3. Нанизывание персонажей.

4. Чисто структурное нанизывание.

Глава 4. Кумуляция как принцип структурообразующего повтора.219

1. Определение сути кумуляции.

2. Кумуляция как дополнительный прием структурирования текстов.

2.1. Кумуляция прямая и обратная.

2.2. Кумуляция, основанная на приеме нанизывания, не связанном с повтором.

3. Кумуляция как основной принцип структурирования текстов. Статичная сказка.

4. Прием декумуляции.

5. Неполная кумуляция.

Глава 5. Кольцевой повтор как принцип структурообразующего повтора.250

1. Кольцевой повтор с механической связью между звеньями.

1.1. Механический способ связи звеньев с помощью вопроса исполнителя.

1.2. Механический способ связи звеньев с помощью ответа слушателя.

2. Кольцевой повтор с логической связью между звеньями.

3. Кольцевой повтор с семантической связью между звеньями.

3.1. Кольцевой повтор всего текста.

3.2. Кольцевой повтор части текста.

Глава 6. Маятниковый повтор как принцип структурообразующего повтора.274

1. Принцип формального повтора.

2. Принцип формально-смыслового повтора.

3. Принцип смыслового повтора.

Глава 7. Сквозной эпитет как принцип структурообразующего повтора.291

1. Сквозной симпатический эпитет.

2. Простой сквозной эпитет.

3. Тематические разновидности сквозных эпитетов.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Амроян, Ирина Франтишековна

Вопрос о повторе как особом приеме1 организации фольклорного произведения и конкретного фольклорного текста неоднократно затрагивался фольклористами (как отечественными, так и зарубежными). Это свидетельствует о том, что необходимость исследования данного приема и его использования в фольклорной традиции назрела давно. Обращавшиеся к этой проблеме ученые работали лишь на материале детского сказочного фольклора и практически изучали только принцип кумуляции, который, на наш взгляд, является частным случаем структурообразующего повтора.

Повтор - это один из наиболее широко распространенных приемов в фольклорной традиции. Он встречается в различных жанрах, разнообразных произведениях и самых разных текстах, выполняя при этом, разумеется, разнородные функции. Именно универсальный характер этого явления, истоки которого мы можем найти в свойствах речи как акта коммуникации2, обусловливает необходимость изучения его не только (а в некоторых случаях и не столько) фольклористикой, но и лингвистической теорией текста. Поскольку наше исследование в некоторых своих аспектах вплотную подходит к проблемам, решаемым этой областью лингвистики, то мы должны сразу же оговорить, что наши наблюдения и выводы в этом случае не претендуют на полноту и всеохватность, а употребляемые термины принимаются в качестве рабочих и только в рамках нашего исследования. Нас занимают проблемы, связанные с использованием повтора в качестве приема структурной организации фольклорного текста, и мы вынужденно вторгаемся в область лингвистических теорий лишь в том случае, когда в ее образовании непосредственно задействованы явления связной речи, мыслимой как акт коммуникации.

Материалом, послужившим объектом нашего исследования, стали произведения сказочного и заговорного фольклора трех славянских народов: русского, болгарского и чешского. Этот материал был выбран не случайно.

Дело в том, что в далеком прошлом сказки, так же как заговоры, относились к магической области народной культуры. При помощи слова, в одном случае, сопровождавшего определенные ритуалы, а в другом, свободного от них, люди пытались воздействовать на окружающий их мир как живой, так и неживой природы. Таким образом, они вступали с окружающим миром в диалог, то есть осуществляли акт коммуникации. Вероятно, именно в рамках этой коммуникации и на основе ее фундаментальных законов и стали оформляться первичные, архаичные тексты. Это позволило нам предположить, что в основах своих структурных образований произведения, относящиеся к данным областям, будут иметь нечто общее. Однако с течением времени магическая функция сказками была утрачена и возобладала функция эстетическая. Заговоры же и до сегодняшнего дня остались жанром, преследующим утилитарно-магические цели. Изменились ли древние структуры и принципы их образования? Что нового в процесс структурирования текстов внес тот факт, что сказки стали эстетическим жанром?

С другой стороны, в те давние времена славяне были единым народом. Это позволило нам предположить, что и в записях, сделанных в конце XIX -начале XX веков, мы сможем обнаружить некие общие принципы структурообразования. Однако многовековое существование народов в качестве самостоятельных, формирование у каждого из них своей специфической национальной культуры должны были повлечь за собой и изменения в тектах, относящихся к области сказочного и заговорного искусства. Затронули ли эти изменения только содержание (что вполне естественно и объяснимо) или коснулись и формальной стороны произведений?

Обращение к чешским, болгарским и русским материалам позволяет нам с известной долей адекватности (мы понимаем, что в каждом национальном фольклоре каждой из групп славянских народов есть свои, специфические только для него черты и особенности) говорить об общих чертах и различиях, сложившихся в фольклоре восточных, западных и южных славян. Обратиться именно к этим традициям мы решили в связи с тем, что исторические судьбы данных народов кардинально различны. Сложились так, что Чехия была промышленно наиболее развитой частью средневековой Германии. Соответственно, культурный уровень населения был очень высок. Дети даже в сельских местностях ходили в школу, то есть получали азы грамотности. Естественно, эта особенность жизни нашла отражение в чешских сказках: многие эпизоды в них построены с учетом того, что персонаж умеет читать и писать. Да и во многих сказках говорится о том, что родители отправляют своих детей в школу или что после окончания учебы дети должны отправиться в свет, искать себе работу и учиться какому-нибудь мастерству. Неудивительно поэтому, что чешская сказка находилась под большим влиянием средневековой литературной традиции. В меньшей степени образованность населения отразилась на текстах заговоров, что и понятно, поскольку заговор воспринимался как магический текст, в котором ничего нельзя изменять.

Судьба болгарского народа была другой, более трагической. Пятьсот лет турецкого владычества привели к экономической и культурной отсталости народа. Поставленный в условия необходимости национального самосохранения болгарский народ трепетно относился к культурному наследию своих предков. Не только заговорные, но и сказочные тексты сохранялись особенно тщательно. Влияния литературы практически не было. Таким образом, мы можем констатировать, что болгарский фольклор в силу обстоятельств в большей мере, чем чешский, сохранил архаическую составляющую.

Однако мы сравниваем эти традиции не только между собой, но, причем в первую очередь, и с русской традицией, во-первых, потому что проблемы, связанные с повтором как приемом структурообразования фольклорных сказочных текстов, мы решали, основываясь именно на русском материале; а во-вторых, потому что сравнение с ней позволит нам получить более полную картину общеславянской традиции, так как русский фольклор можно рассматривать как представляющий восточнославянскую традицию в целом.

Таким образом, сравнение различных славянских традиций может дать интересные результаты.

Знакомство с материалом показало, что повтор как прием структурообразования, на основе которого формируется композиция произведения в целом, используется чаще всего в жанрах, входящих в область так называемого детского фольклора. Поскольку современной наукой до сих пор не установлены точные границы понятийного объема термина детский фольклор3, то необходимо уточнить, что мы к этому разделу относим как произведения, специально созданные взрослыми для детей, так и те, которые были постепенно ассимилированы ими. Это, прежде всего, сказки о животных, процесс «полного выпадения» которых из репертуара для взрослых, по мнению Э.С. Литвин, «.во всяком случае, к концу XIX - началу XX веков. не только закончился, но и успел приобрести права давности»4; сказки волшебные и частично бытовые, поскольку они рассказываются детям и самими детьми, а также такие жанры «материнского» (термин О.И. Капицы) фольклора, как пестушки, прибаутки и докучные сказки.

Источниками текстов сказок, включенных в рамки нашего исследования, являются сборники, признанные классическими собраниями и в целом дающие более или менее адекватную картину характера и состава русского, болгарского и чешского сказочного репертуара5. Это сборники А.Н. Афанасьева, И.А. Худякова, Е.Н. Ончукова, Д.К. Зеленина, А.И. Никифорова, И.В. Карнауховой и О.И. Капицы. Основное число текстов докучных сказок (бесконечных докучных сказок, поскольку в основе их композиции и лежит прием многократного повтора) было почерпнуто нами из фундаментального исследования А.И. Никифорова «Росшска докучна казка», опубликованного в 1932 году в журнале «Етнограф1чний в1сник». Эти тексты были включены затем в наш сборник «Русская докучная сказка» (Тольятти, 1999), который был дополнен как текстами из архива автора, так и разбросанными по многочисленным сборникам сказок и фольклорных материалов, опубликованных в середине XIX - начале XX веков. Произведения детского фольклора (типа пестушек, прибауток и т.д.) были взяты из сборника «Младенчество, детство», серии «Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре», вышедшего в 1991 году, в котором собраны фольклорные записи, сделанные в XIX и XX веках в разных краях России. В нашей работе широко представлены материалы из известного собрания П.В. Шейна «Великорусе.», а также материалы, опубликованные в журналах «Живая старина», «Этнографическое обозрение» и в краеведческих сборниках.

Обращаясь к изучению болгарских сказок, мы прежде всего привлекли тексты, опубликованные в многотомном (60 томов), издающемся уже на протяжении столетия (первый том вышел в 1889 году) сборнике болгарского фольклора «Сборник за народни умотворения и народопис» (с первого по двадцать шестой том он имел другое название - «Сборник за народни умотворения, наука и книжнина»). Это тома 1-4, 10, 13-15 (XIX век), 38, 48, 49, 56 и 57 (XX век). Использовался также сборник классика болгарской фольклористики профессора М. Арнаудова (издание 1943 года). Таким образом, мы можем говорить о достаточно высокой степени адекватности изучаемого материала живой народной традиции.

Чешские сказки были нами почерпнуты из классических сборников XIX века (первых изданий либо позднейших их переизданий). К ним относится сборник К.Я. Эрбена - одного из основоположников собирания и изучения народной прозы («Cveske narodni pohadky», 1949 и 1955), хотя чешские ученые и отмечают, что он, пусть в меньшей степени чем Б. Немцова, но все же подвергал тексты правке, прежде всего стилистической. Однако поскольку мы изучаем приемы структурообразования, а не язык и стиль чешской сказки, то мы сочли возможным воспользоваться текстами из его сборника.

Более адекватная картина народной сказочной традиции представлена в сборнике «Moravske narodni pohadky a povesti" (1983), в который вошли тексты, записанные образованными любителями народной словесности (пасторами) в различных областях Моравии в середине XIX века.

Особый интерес, на наш взгляд, представляет сборник И.Ш. Баара «Chodske pi'sne a pohadky», поскольку его автор был не просто собирателем народной прозы, но и выходцем из семьи, в которой бабушка и мать были известными исполнителями сказок.

Привлекались нами и другие сборники, содержащие как выборки из публикаций XIX века, так и записи, сделанные уже в начале и середине XX века.

Таким образом, и здесь мы можем предполагать, что привлеченный материал более-менее адекватно отражает состояние народной традиции.

Такие же критерии мы предъявляли и к сборникам, содержащим записи заговорных текстов. В русской традиции это такие, признанные классическими, сборники, как «Великорусские заклинания» JI.H. Майкова - одно из первых (1869) и до сих пор наиболее полное собрание русских заговоров; сборник «Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия, собранные М. Забылиным», изданный в 1880; а также сборники, опубликованные в XX веке и содержащие как тексты из более ранних сборников (Н.И. Савушкина «Русские заговоры», 1993), так и современные записи, сделанные в ходе фольклорных экспедиций студентов МГУ им. М.В. Ломоносова под руководством А.А. Ивановой: «Вятский фольклор. Заговорное искусство» (1994) и «Заговоры и заклинания Пинежья» (1994).

Тексты болгарских заговоров были нами позаимствованы из многотомного собрания «Сборник за народни умотворения и книжнина» (книги 1-9, 11, 15-17, 30, 38, 50, 56, 57), а также из статей этнографов, изучающих современное состояние лечебной магии в Болгарии.

Чешский материал был взят нами из приложения к диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук Е.В. Вельмезовой «Текст человека и болезни: чешский лечебный заговор (опыт исследования семантической структуры)» (М.,1999). Тексты были отобраны автором из классических сборников и этнографических исследований лечебной заговорной традиции различных областей Чехии конца XIX - первой половины XX веков. и

Повтор как прием структурирования фольклорного текста привлек внимание ученых еще в конце XIX века, причем он был зафиксирован как в области детской сказочной и «материнской» поэзии, так и в заговорных текстах. Однако поскольку формальная реализация приема была различной, то и взаимосвязь между ними не была замечена6.

Существование в фольклоре целого ряда произведений - детских сказок и песенок, имеющих особую структуру, формирование которой связано с повтором, было отмечено учеными-фольклористами И. Больте и Г. Поливкой. Причем обнаружены они ими были в фольклоре различных европейских народов. Результаты своих наблюдений и размышлений немецкий и чешский ученые опубликовали в вышедшей в Лейпциге в 1915 году книге «Anmerkungen zu den Kinder - und Hausmarchen der Bruder Grimm» («Наблюдения над детскими и домашними сказками братьев Гримм» - здесь и далее перевод наш)7. Один из разделов этой книги был посвящен текстам, имеющим отличную от обычной для сказок форму, - это короткие и часто рифмованные сказки, в которых персонажи или их действия как бы нанизываются, образуют цепь. В таких сказках основным является прием неоднократного повторения, часто почти дословного, отдельных слов, предложений или даже групп предложений и целых эпизодов. В своей работе И. Больте и Г. Поливка пытались подобрать название произведениям этого типа: они использовали о такие термины, как Kettenmarchen (цепные сказки), Haufungsmarchen (сказки с нагромождением) или Zahlgeschichte (истории, в которых постоянно что-нибудь считают). Не удовлетворившись ими, они продолжили поиск адекватного наименования в английском языке и впервые употребили термин accumulative story (кумулятивные рассказы), ставший привычным для современных фольклористов9.

И. Больте и Г. Поливка на основании огромного сказочного материала многих европейских народов (включая и славянские), имевшегося в их распоряжении, попытались выделить и описать три основных типа кумулятивных рассказов, наиболее распространенных в Европе. Это прежде всего тип «Нет козы с орехами» (AT 2015). Ко второму типу они отнесли те сюжеты, в которых герои пожирают друг друга, за что последовательно наказываются Богом (AT 2025-2028). К третьему - сказки и песенки типа «Дом, который построил Джек» (AT 2035).

Учитывая эти наблюдения, а также основываясь на собственном опыте, американский ученый-фольклорист С. Томпсон при переводе на английский язык и переработке указателя сказок А. Аарне (1928) вынес так называемые кумулятивные сказки из раздела сказок о животных и предусмотрел для них 200 новых номеров (с 2000 по 2199, Cumulative Tales). Реально им было заполнено только 22 номера, остальные оставались в резерве, так как, по мнению ученого, работа по исследованию сказок, имеющих структуру такого типа, только началась.

Переводя тот же указатель на русский язык, профессор Н.П. Андреев выделил для них только один сводный номер, озаглавив его «Кумулятивные (цепные) сказки разного рода» (АА 2015 I). В качестве примера он привел три сюжета, причем не из великорусского материала. Очевидно, что вопрос, правомочно ли в указателе, построенном по тематическому принципу, выделение особой группы сюжетов по формальному признаку, причем еще в достаточной мере неизученному, оставался для самого Н.П. Андреева открытым.

В 1979 году вышел «Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка»10. Однако в нем уже не было предусмотрено ни специального раздела, ни отдельного номера для кумулятивных сказок. Мы находим их среди сказок о животных, новеллистических сказок, а также в разделе, озаглавленном «Разные дополнения к анекдотам».

В каталоге болгарских фольклорных сказок11, опубликованном в 1994 году, кумулятивные сказки включены в раздел «Приказки формули (кумулативни и др.) и допълнения към анекдотите», одако в данный раздел попадают не все сюжеты, имеющие данную специфическую структуру. Часть остается в разделах сказок о животных и новеллистических.

Оба эти указателя в своей основе имеют тематическую классификацию по характеру действующих лиц, предложенная А. Аарне, которая не дает возможности для учета структурных особенностей текстов различных сюжетов, для учета своеобразия их поэтики в целом. По справедливому замечанию В.Я.

Проппа, любой указатель, созданный на ее основе, полезен лишь «как эмпирический справочник об имеющихся типах сказок.», но он «определенно вреден, так как внушает путаные и совершенно неправильные представления о

12 характере и составе сказочного репертуара» . Противоречивость и несовершенство указателя А. Аарне (и создаваемых на той же основе национальных указателей), невозможность с его помощью дать адекватную картину разнообразия сказочных типов заставляли ученых искать новые подходы к выделению жанров и жанровых разновидностей сказки.

Одной из первых попыток решения этой проблемы, учитывая специфику самого фольклорного материала, стала работа известного собирателя и исследователя фольклора, и прежде всего сказок, А.И. Никифорова «Народная детская сказка драматического жанра» (1927). Основополагающим принципом его подхода к выделению особого жанра в сказочном фольклоре было сочетание структурных особенностей текста и специфических элементов исполнительского характера.

В процессе собирательской работы А.И. Никифоров, в отличие от своих предшественников, обращал особое внимание на условия и характер самого исполнения различных произведений народного творчества. Им было отмечено, что некоторые сказки, отличаясь простотой сюжета, не только имеют своеобразную, прямо- или скрыто-диалоговую форму, но и исполняются особым образом - «театрализованным сказом». Сказкам такого типа была свойственна и особого рода композиция, основанная на принципе повторяемости: «самая сущность сказки как раз в многократном повторении

1 Я одной и той же сюжетной морфемы» . По мнению ученого, такой принцип повторяемости отличается от приема утроения в волшебной сказке прежде всего тем, что он является не приемом техники рассказывания, а элементом «техники построения самого сюжета» (курсив Никифорова)14.

Большинство сказок, которые А.И. Никифоров относил к группе «драматических», имеет в качестве «композиционного стержня» (термин Никифорова) только одно действие. «Если не будет повторных действий (встреча, мена и т.д.), то невозможна и сама сказка. Сюжет немыслим без повторений»15.

Ученым была отмечена и следующая особенность текста этих сказок -тенденция к повторности (термин Никифорова) на речевом уровне, которую он обозначил как «шаблонность». Он различает четыре основных вида шаблона: буквально повторяющийся прозаический диалог; короткий, отрывистый диалог, который благодаря речитативному произнесению начинает принимать определенно ритмический склад; стих с песенной установкой и смешанный, когда в формулу-шаблон входит сочетание диалога прозаического со стихотворным.

Однако несмотря на многочисленные ценные наблюдения, сделанные А.И. Никифоровым относительно сюжетно-композиционной специфики целого ряда сказок, традиционно относимых к разряду детских, он акцентировал внимание не на их текстовых и функциональных особенностях, а на технике их исполнения. Таким образом, специфика исполнения текста, став основным принципом выделения жанра сказки, объединила различно организованные тексты: в одной группе оказались сказки «Медведь на липовой ноге» и «Теремок». С другой стороны, сказки, в основе которых лежит один и тот же принцип построения - повторность, оказались вне данного жанра: «Курочка ряба» (AT 2022, АА *241 III), «Звери в санях у лисы» (AT 158), «Набитый дурак» (AT 1696). Цепевидность структуры текстов, сближающая эти сказки, осталась вне пределов внимания ученого. В своей работе А.И. Никифоров не оперирует и терминами кумуляция, кумулятивная сказка, считая их чисто морфологическими, узкими, не учитывающими главное для фольклорного произведения - специфики бытования и исполнения, хотя и не отрицает, что многие сказки, включенные им в группу «драматических», можно было бы назвать кумулятивными.

В 1926 году была опубликована книга О.И. Капицы, известной собирательницы и исследовательницы детского фольклора16. В главе XIII, посвященной детской сказке, автор попыталась, проанализировав структуру популярных «робячьих» сказок «Колобок», «Коза с орехами» и «Петушок подавился», выделить один из основных формальных приемов организации текстов сказок этого типа. По ее мнению, это - «повторения в связи с нарастанием действия, или кумуляция (кумулятивность). Так, в сказке "Колобок", повторяя одну и ту же песенку с перечислением всех, от кого он ушел, Колобок прибавляет каждый раз того животного, от которого он ушел в

17 последний раз» . «Особый вид сказок, называемый кумулятивными, -продолжает она, - всецело построен на этом приеме»18. В результате ученая ограничила рамки явления, называемого кумуляцией, повторением в связи с нарастанием действия по схеме «а + ав + авс +.».

Интерес, проявляемый к проблеме более точного определения понятия кумуляция, а значит и критериев выделения из общего фонда словесных фольклорных форм кумулятивных сказок, в 30-е годы был характерен не только для России. В 1929 году в специализированном фольклористическом журнале «Folklore fellows communications» («Исследование цепных сказок») было опубликовано исследование финского фольклориста М. Хаавио «Kettenmarchenstudien. Uber die, das Kettenmarchen Bedingenden Faktoren» (название группы сказок, рассмотренных в работе, по замечанию М. Хаавио, дано исключительно по внешней форме)19. Прежде всего финский ученый разделил два понятия - кумуляция и цепь, которые, как правило, использовались учеными (в том числе и современными) как синонимы. М. Хаавио считает, что о кумуляции речь может идти только в случаях, когда мы имеем дело с дословным воспроизведением каждой ситуации в последующем пересказе, то есть кумуляция - это «высоко развитое стилевое средство стереотипии»20.

Понятие цепь относилось М. Хаавио к области языкового анализа. Он использовал его как составную часть термина «Kettensatz» - «цепные предложения». Причину возникновения подобных цепей ученый видел в таком свойстве примитивного искусства, как тенденция к разнообразным повторениям. Он называл ее «наиболее характерным стилевым средством примитивной поэзии»21. Именно она, в конечном счете, порождает явление, называемое «poetische Brechung» (поэтическое преломление). «Поэтическое преломление возникает, когда единый образ, предложение или строка разделяется на два периода, причем так, что последние слоги, слова или предложения первого периода повторяются во втором» . Если в произведении «поэтическое преломление» проходит через весь текст, то возникает «Kettensatz», то есть цепь предложений.

Далее, учитывая как формальную, так и содержательную стороны, ученый выделяет несколько видов цепей (например, алогическая примитивная цепь, логическая примитивная цепь, цепь рифм, вопросы-ответы и т.д.). Существуют цепи, в которых повторяется только одно слово, но могут существовать и такие, где сцепление осуществляется при помощи целых предложений и даже их групп. Сказки, имеющие цепевидную структуру, могут быть образованы не только при помощи чистой кумуляции или цепей предложений, но и путем сочетания обоих приемов организации текста.

М. Хаавио допускал также возможность классификации цепных сказок по содержанию, отмечая, что оно обычно близко к содержанию детских сказок, однако в фольклоре разных народов можно встретить выделить и религиозные рециталы, и пикантные шутки, тексты которых имеют цепевидную структуру.

Классификацию цепевидных/кумулятивных сказок по содержательному принципу предложил в 1934 году английский ученый А. Тейлор . В своем исследовании он использовал термин «Formelmarchen» - «формульные сказки», заменив им термины цепевидная сказка, кумулятивная сказка, но, к сожалению, не дал никаких объяснений тому, что именно он подразумевает под ним.

Прежде всего А. Тейлор знакомит нас с классификацией формульных сказок, выделяя пять важнейших видов:

- цепные сказки (наиболее многочисленные);

- сказки-вопросы (AT 2200);

- сказки без конца (AT 2250);

- бесконечные сказки (AT 2300);

- кольцевые сказки (AT 2350).

Как видим, к формульным А. Тейлор отнес и так называемые докучные сказки, построенные по принципу бесконечного повторения одних и тех же ситуаций-предложений (например, сказка о вороне на гудронированном мосту).

Так как данная работа представляла собой статью в словаре сказок, то ученый уже в самом начале попытался дать определение формульным сказкам. Но, на наш взгляд, попытка оказалась неудачной - А. Тейлор не смог выделить в определяемом им типе сказок черты, характерные именно для этой разновидности, а пошел по пути отрицания в ней признаков, характерных для обычных сказок: «.рассказывание не биографично (формульная сказка концентрируется на одном ходе), о любви нет и речи, нет морали, нет антагониста-вредителя и наказания, волшебство не играет никакой роли и повествование основывается не на структурных законах симметрического использования троичности»24. Ученый и сам чувствовал недостаточность такого подхода и признал это, посетовав, что «позитивные высказывания сделать трудно»25.

В целом объемная работа А. Тейлора носила описательный характер. Автора больше интересовали проблемы происхождения отдельных сюжетов формульных сказок и их распространения в мире, чем проблема обоснования предложенной им классификации.

В течение последующих нескольких десятилетий российские ученые-фольклористы лишь косвенно затрагивали проблемы, связанные с содержанием понятия кумуляция и, соответственно, с выделением по этому признаку группы так называемых кумулятивных сказок. Но даже эти краткие замечания, сделанные ими по ходу размышлений над другими проблемами сказочного фольклора, дают нам представление о том, сколь различным было содержание, которое вкладывалось каждым из исследователей в эти понятия.

Так, Э.В. Померанцева в работах «Русская народная сказка» и «Исторические судьбы русской народной сказки» рассматривает кумулятивность как «нарочитое подчеркивание»26 приема повторения. Так же понимает этот принцип О.И. Капица. Схема приема, приведенная Э.В. Померанцевой сходна с формулами, впервые встречающимися в работе О.И. Капицы: А, А+В, А+В+С и т.д. К группе кумулятивных сказок, по ее мнению, можно отнести только те, основным принципом композиции которых является именно этот прием. Таким образом, кумулятивными можно считать лишь сказки типа «Коза с орехами» (AT 2015) или «Смерть петушка» (AT 2021 А, А А 241 I), а сказки типа «Колобок» (AT 2025, АА *296) или «Заюшкина избушка» (AT 43) таковыми, несмотря на некоторую схожесть, не являются. Формально схожими с кумулятивными сказками Э.В. Померанцева считает считалки, потешки, а также шутливые песенки типа «Служил я у пана». С другой стороны, отмечает ученая, некоторые ритуальные произведения, например древнееврейские пасхальные песнопения, имеют кумулятивную композицию. Однако в русском сказочном фольклоре таким образом построены только некоторые сюжеты сказок о животных.

Н.М. Ведерникова в книге «Русская народная сказка» также затронула проблему кумулятивности. Однако содержание этого термина она понимает более широко, чем Э.В. Померанцева. По ее мнению, кумулятивность - это особая форма композиции, представляющая собой «последовательное, цепочное соединение сюжетных элементов. Причем каждый последующий элемент значительнее предыдущего»27. Таким образом исследовательница попыталась объединить одним, ставшим привычным, понятием формально сходные композиционные структуры, справедливо отметив, что их сходность -в цепевидности.

В книге «Русская народная сказка» В.П. Аникин, касаясь проблемы кумуляции и в целом разделяя мнение Н.М. Ведерниковой о содержании этого термина, отмечает, что, являясь композиционным принципом, кумуляция не может рассматриваться как чисто формальный прием. «Кумуляция не бессодержательна, - утверждает автор. - При разнообразии есть у всех кумулятивных сказок одно неизменное свойство - их педагогическая направленность. Сказки с повторами содействуют пониманию и запоминанию.

28

По этой причине такие сказки о животных называют детскими» .

Таким образом, несмотря на различное толкование учеными содержания термина кумуляция, они единодушны в одном - кумулятивные (в узком и широком понимании) структуры в сказочном фольклоре характерны только для сказок о животных.

Наиболее крупной работой, посвященной решению проблем, связанных с кумулятивной сказкой, является статья В.Я. Проппа с соответствующим названием, опубликованная в 1967 году . Прежде всего ученый подчеркивает важность разрешения этой проблемы для фольклористики. В.Я. Пропп связывает это с возможностью найти новые, более четкие критерии для классификации сказочного материала в целом, ибо принятая в современной науке тематическая классификация, предложенная ученым «Финской школы» А. Аарне, по мнению ленинградского ученого, не дает адекватного представления о характере и составе сказочного репертуара. «Совершена элементарная логическая ошибка, - пишет В.Я. Пропп, - рубрики установлены по не исключающим друг друга признакам, вследствие чего получается так называемая перекрестная классификация, а такие классификации в науке не пригодны»30. Ученый предлагает положить в основу классификации сказок структурные признаки, так как «волшебные сказки выделяются не по признаку волшебности или чудесности (как думал А. Аарне), а по совершенно четкой композиции, по своим структурным признакам, по своему, так сказать, синтаксису, который устанавливается научно совершенно точно»31. Для того чтобы убедиться в правильности своего подхода, В.Я. Пропп ищет в сказочном материале такой вид сказок, который также можно было бы выделить по структурным признакам, но не совпадающим со структурой сказок волшебных. «Такие сказки есть, - констатирует он. - Это - сказки кумулятивные»32.

Таким образом, для ученого становится принципиально важным определение содержания самого понятия кумуляция. Он обращается к сказочному материалу, но изучает структуру не только детских сказок и сказок о животных. В поле его интересов попадают и сказки новеллистические, ряд текстов которых имеет структуру, сходную со многими животными сказками. По мнению ученого, «основной художественный прием этих сказок состоит в каком-либо многократном повторении одних и тех же действий или элементов, пока созданная таким образом цепь не порывается или же не расплетается в обратном порядке»33. В .Я. Пропп упоминает термин Kettenmdrchen (цепные сказки), но относит его только к сказкам типа «Репка» и считает его слишком узким по отношению к кумуляции. «Кумулятивные сказки, - продолжает он, -строятся не только по признаку цепи, но и по самым разнообразным формам присоединения, нагромождения или нарастания, которое кончается какойл л нибудь веселой катастрофой» . Совершенно очевидно, что В.Я. Пропп понятие цепь соотносил только с повтором на речевом уровне, разделяя в этом точку зрения М. Хаавио, и отмечал, что повтор на сюжетно-композиционном уровне сопровождается им не всегда. Именно на этом основании им были выделены два различных вида кумулятивных сказок - формульные и эпические. Но этот показатель не мог считаться определяющим. Поэтому ученый предлагает другой подход: прежде всего он выделяет экспозицию, то есть начало, от которого нанизывается цепь, затем идет кумуляция и финал. Причем под кумуляцией он понимает два различных способа присоединения звеньев: в одних случаях звенья перечисляются одно за другим по очереди, в других - при присоединении каждого нового звена повторяются предыдущие. Сами же виды сказок определяются в зависимости от смысла, заключенного в их кумулятивных частях. Так, один из них назван ученым «ряд отсылок или насылок», другой - «ряд осуществленных или избегнутых пожираний» и т.д.

Однако, как отметил сам В.Я. Пропп, его анализ принципа кумуляции не претендует на всеохватность материала. Ученый рассматривал свою работу как первый шаг на пути исследования кумулятивных сказок и наметил в ней основные направления, в которых должно идти дальнейшее исследование. Это, прежде всего, «установление всех видов кумуляции, какие имеются в фольклоре»35 в пределах одной национальной культуры, а затем перенесение этого опыта на изучение творчества других народов, «что создаст основу для всестороннего сравнительно-исторического изучения этого жанра (кумулятивных сказок) и позволит несколько продвинуть вопрос о научной

1 fT классификации и каталогизации сказок» .

В последующие после публикации статьи В.Я. Проппа десятилетия интерес ученых-сказковедов был направлен на исследование прежде всего волшебных сказок. Лишь в конце 80-х годов появились две интересные работы, посвященные сказкам о животных, - это исследования Е.А. Костюхина37 и И.И. Крука38, в которых косвенно затрагиваются и некоторые проблемы, связанные с кумуляцией, ее принципами (Крук) и вопросами генезиса (Костюхин).

И.И. Крук в своей работе «Восточнославянские сказки о животных. Образы. Композиция» рассматривает кумуляцию как один из композиционных принципов, характерных для построения восточнославянских сказок о животных. Ученый считает, что кумуляция является разновидностью повтора и определяет ее как «принцип возрастающей повторяемости»39. В отличие от В.Я. Проппа, он снова сужает это понятие, выделяя параллельно ему «принцип линейной повторяемости (однотипных повторов)»40. Собственно, такой подход к определению содержания понятия кумуляция не нов для российской фольклористики. О.И. Капица, например, уже в 30-е годы высказала подобное мнение41. Однако именно И.И. Крук впервые попытался обосновать правильность такой точки зрения, привлекая для этого сказочный материал трех восточнославянских народов.

Принцип линейной повторяемости, по мнению автора, «свойствен тем сказкам, основу сюжетной композиции которых составляют однотипные повторы, где каждый из последующих близок предыдущему по лексико-сиитаксическому оформлению»42. Одним из лучших примеров композиционного решения по принципу линейной повторяемости автор считает сказку на сюжет «Волк-дурень» (AT 122), хотя в вариантах текстов именно этого сюжета повторяемость на сюжетно-композиционном уровне не сопровождается повтором на уровне лексико-синтаксическом (вербальном).

Особое внимание И.И. Крук уделяет вопросу эстетических функций использования ряда однотипных повторов. Так, многократность повторов в сказках типа «Волк-дурень» приводит к «формализации характера главного действующего персонажа»43, к гиперболизации какой-либо одной черты. Цель использования рассматриваемого принципа в данном случае - осмеяние и искоренение этой черты характера. В других случаях многократные повторы типизированных ситуаций усиливают драматизацию действия. Так, например, в сказке на сюжет AT 43 «Заюшкина избушка» повторяющиеся ситуации способствуют, по мнению автора, раскрытию ее основной идеи: добро обязательно восторжествует.

В отличие от сказок, в основе композиции которых лежит принцип линейной повторяемости, в кумулятивных построениях вместе с «увеличением объема информации происходит и наращивание его лексического объема»44 и при этом происходит цепевидное нанизывание блоков-повторов.

И.И. Крук не согласен с В.Я. Проппом и в вопросе выделения эпических и формульных кумулятивных сказок. Собственно кумулятивными он считает лишь формульные сказки, другие же классифицирует как «сказки о животных, волшебные или новеллистические, композиция которых развивается по принципу кумуляции»45.

Внимание исследователя направлено также на поиск логической обусловленности любого звена кумулятивной цепи, поскольку появление алогичных соединений является, по его мнению, редким исключением, причина которого объясняется в коллективным соавторством, предполагающим свободное введение в канву произведения элементов индивидуального творчества. Однако в основе кумуляции, как утверждает И.И. Крук, лежат принцип природной детерминированности и сугубо художественные принципы развития сюжетной цепи (например, вовлечение в сказку персонажей по принципу увеличения их физической силы или ума - сказки типа «Теремок», «Колобок»)46.

Наиболее интересной на сегодняшний день нам представляется работа А. Кретова «Сказки рекурсивной структуры», опубликованная в 1994 году в трудах Тартусского университета по русской и славянской филологии47. Автор предпринимает попытку определения собственно кумулятивных сказок и отделения их от сходных структур, опираясь на математические модели. Он предлагает ввести родовое понятие «рекурсивные сказки», то есть сказки, порождаемые повторением сюжетных морфем (последний термин заимствован у А.И. Никифорова), а термин «кумулятивные сказки» сохранить за одним из видов. К исследуемому материалу кроме традиционных «кумулятивных» сказкок, он привлекает и некоторые докучные сказки.

А. Кретов выделяет семь типов рекурсивных сказок, в основе каждого из которых лежит своя собственная математическая модель. К первой группе, сингулярной, он относит тексты, в которых сюжетные морфемы сополагаются по формуле а+а+а+. («докучная сказка про белого бычка), а также те, каждый следующий фрагмент которых включен в структуру предыдущего (докучная «У попа была собака»). В группу радиальных структур, включены тексты, описываемые формулой ав + ас + ad +. («Война грибов»). Здесь автор вводит понятие «индикатор роста структуры» (то есть те слова, которые либо разрешают, либо запрещают дальнейший рост структуры). В третью группу вошли сказки, которые, по мнению Кретова, можно назвать собственно кумулятивными - «Колобок», «Теремок» и «Репка», причем автор указывает на различие последних двух: сказка «Репка» в составе переменной нового имеет две позиции, а «Теремок» одну. Сказка «Колобок» с этой точки зрения не рассматривается, поэтому остается не понятным, почему она отнесена к собственно кумулятивным. Следующая группа - сказки кумулятивноцепочечные, структура которых в основной своей части имеет кумулятивную модель, а в заключительной - цепочечную («Смерть петушка», «Коза»). В отдельную группу выделены цепочечные структуры, в которых, как пишет автор, «Сюжетная морфема. имеет две переменных: «Х>У», а сочетаются морфемы по правилу наложения (аппликации): У предшествующего шага является Х-ом последующего»48. К шестой группе относятся так называемые ступенчатые структуры, причем оппозиция «цепочечная - ступенчатая» соответствует оппозиции «мотивированное - немотивированное», то есть связь между звеньями ослаблена. И, наконец, последняя группа - кольцевая, когда конечный член цепи тождествен начальному. Здесь, однако, пример дается из литературы, а не фольклорный. И, на наш взгляд, если пользоваться терминологией автора, он включает в себя и цепочную структуру.

В логичной на первый взгляд системе А. Кретова, при более детальном изучении фольклорного материала, можно найти много противоречий. Так, кроме уже указанного, вызывает сомнение и отнесение сказки «Колобок» к собственно кумулятивным, так как наряду с кумуляцией, которая обнаруживается только в песенке колобка, здесь нужно прежде всего говорить о ступенчатости основной структуры текста: Колобок последовательно встречается с различными персонажами. За рамками классификации остаются такие тексты, как «Хорошо, да худо», сказка о сватовстве журавля и цапли, а также целая группа докучных сказок, структура которых также порождена повторением сюжетных морфем. Преждевременным, на наш взгляд, является и вывод автора о том, что цепочечные структуры возникают на основе кумулятивных, то есть моложе их.

Другой подход к изучению подобного рода структур был предложен нами в монографии, вышедшей в 2000 году, - «Типология цепевидных структур»49. Исследование было осуществлено на материале русских сказок и примыкающих к ним произведений детского фольклора. Был проведен структурно-содержательный анализ, в результате которого нами было показано, что понятие «цепевидность» является более широким, родовым, а понятие «кумуляция» - более узким, видовым. Она, по сути, представляет собой лишь один из видов структурообразующего повтора и возможна только на уровне структурной организации текста. Тогда как нанизывание - это универсальный прием, встречающийся на всех уровнях организации текста, а также в различных жанрах устного народного творчества. Кроме указанных, нами были выделены еще два вида структурообразующего повтора: кольцевой повтор и маятниковый, которые чаще всего используются в докучных сказках.

Была рассмотрена также специфика образования цепевидной структуры: была выделена специфическая единица текста, позволяющая расчленить его на значимые компоненты, которое мы назвали звеном. Именно его повторное воспроизведение (как минимум три раза) приводит к образованию цепевидной структуры.

Исследованием повтора как приема структуробразования в фольклорном тексте на материале заговоров фактически никто не занимался. В начале XX века (1917) вышло объемное исследование заговорных формул, их происхождения и развития, принадлежащее перу Н. Познанского50 (кстати, эта тема оказалась наиболее востребованной в современных исследованиях заговорных текстов - см., например, работы В.Н. Топорова, Т.Н. Свешниковой, Е.В. Вельмезовой, JT.H. Виноградовой и др.). В ходе своего исследования автор рассмотрел такие формулы, как перечни и сквозной симпатический эпитет, но принципы их формирования и отношение этих формул к повтору его внимание не привлекли.

То же можно сказать и о двучастных заговорах, построенных, как справедливо заметил ученый, на принципе сравнения. Однако Познанского интересует не то, что в результате происходит расщепление мира на два, один из которых является как бы отражением другого, и если в нем происходит что-либо, то это же должно произойти и во втором (то есть перед нами бинарная структура, основанная на повторе). Его мысль приводит его лишь к утверждению, что «сравнение может быть выражено въ отрицательной или положительной форм'Ь»51.

Современный ученый В.Н. Топоров в своем исследовании, посвященном изучению древнеиндийских заговоров, отметил, что во многих из них встречаются формулы, построенные на многократном повторе одинаковых схем (диалогической вопросно-ответной и оптативной конструкций). Они «задают ритмические доминанты заговорно-заклинательного текста, которые как бы требуют «пищи» для своего воспроизведения и способствуют повторам, образующим нередко длинные цепи.» . Далее автор отмечает функцию этого приема: «В этом случае повторы образуют тот фон, который способствует более рельефному выделению новой информации»53. В одном из примечаний

B.Н.Топоров указывает, что повторное воспроизведение двучленной схемы: 1) изгнание болезни из определенной части тела и 2) отсылка ее в другую точку, в конце концов за пределы тела, приводит к образованию «ступенчато-эстафетной схемы»: «Изгнать из А - отослать в В; изгнать из В - отослать в

C. и.т.д.»54. Однако повтор как прием структурообразования исследователя не занимает, и его наблюдения по этому поводу носят характер замечаний.

Еще одной крупной работой, которая, хотя и косвенно, затрагивает проблему повтора, является монография В.И. Харитоновой, посвященная изучению заговорно-заклинательного искусства восточных славян (1999)55. Данное исследование относится к области этнографии, однако вторая его часть носит филологический характер. Рассматривая заговор в контексте заговорно-заклинательного акта, автор указывает, что он повторяется как минимум три раза. Таким образом, изучая заговорный текст, мы должны рассматривать его в единстве всех его составляющих, то есть как мегатекст.

Большое внимание уделяет автор и заговорам, имеющим двучастную композицию. Харитонова указывает, что такого рода тексты возникли на основе мышления по аналогии и воспроизведения в речи мысли через сравнительно-сопоставительные конструкции. Однако роль повтора в формировании подобного рода структур ею не затрагивается. Рассматривая заговорные макротексты, В.И. Харитонова уделяет внимание магической функции отдельных формул, используемых в текстах, например, перечней частей тела, формул счета и т.д.

Вопрос о том, что в основе приема структурообразующего повтора лежат абстрактные модели связного текста, был поставлен лишь в конце XX века. К.В. Чистов в докладе на IX Международном съезде славистов в 1983 году впервые указал, что многие произведения детского фольклора, такие, например, как широко известная сказка-прибаутка «Коза» (AT 2015), имеют структуру, максимально близкую к модели тема-рематической прогрессии (модель №1)56. Однако вплоть до конца XX века это наблюдение оставалось за пределами научного внимания фольклористов, изучавших как сказки, так и детский фольклор. Лишь в нашей монографии „Типология цепевидных структур", опубликованной в 2000 году, мы в главе, посвященной изучению приема нанизывания, более глубоко затронули эту проблему, развив ее затем в нескольких статьях57.

Таким образом, завершая обзор научных исследований, посвященных изучению явлений повторяемости, мы можем выделить ряд проблем, очерченных нашими предшественниками:

- определение сути кумуляции: какой именно тип повторяемости можно обозначить этим термином; его специфика в сравнении с другими типами; на каких уровнях организации произведений встречается это явление;

- распространенность кумуляции в различных областях устного народного творчества - в сказках, детском фольклоре, фольклоре взрослых (обрядовом и необрядовом);

- эстетическая функция кумуляции;

- генезис и историческое развитие этого способа организации текста;

- жанровая специфика произведений, в основе композиции которых лежит принцип кумуляции;

- соотношение схемы структуры фольклорного текста и абстрактных моделей связной речи;

- повтор и его роль в структурообразовании заговорных текстов

- соотношение схемы структурной организации произведений фольклора (прежде всего, относящихся к детскому фольклору) и абстрактных моделей связной речи.

Очевидно, что такой широкий перечень проблем невозможно решить в рамках одного исследования. Поэтому цель своего исследования мы определяем следующим образом: на материале сказочных и заговорных текстов славян (русских, чехов и болгар) изучить структуры, образующиеся в результате повтора, выявить и описать его отдельные подтипы и определить их специфику в рамках различных жанров (сюжетных и несюжетных) и отдельных национальных традиций. Мы выдвигаем следующую гипотезу: повтор является одним из наиболее архаичных приемов формирования структуры фольклорного текста. В основе данного приема (его разновидностей) лежат особенности мышления человека, отображенные в синтаксических конструкциях языка, а также способах передачи информации, которые отражаются абстрактными моделями связного текста. Редупликация, то есть целенаправленный повтор в рамках одного текста определенных абстрактных моделей связного текста, привело к тому, что они стали играть несвойственную им прежде роль - роль матрицы структурообразования текста, отличного от обычной речи, то есть первичного фольклорного текста. Именно поэтому повтор - явление универсальное, охватывающее все уровни организации фольклорного текста - языковой, стилевой, ритмический, формальный, сюжетный. Кроме того, повтор в том или ином виде встречается практически в любом произведении фольклора.

Соответственно, в рамках данного исследования мы должны решить следующие задачи:

• выявить и описать случаи, когда в результате использования приема структурообразующего повтора формируется структура, получившая наименование цепевидной;

• определить причины того, что иногда образования цепевидности не происходит;

• выявить и описать структуры, образующиеся в результате двухкратного повтора;

• выявить и описать основные типы структурообразующего повтора и специфику их реализации в сказочных и заговорных текстах славян;

• определить, какой из типов повтора наиболее продуктивен в процессе структурирования текстов, относящихся к различным областям славянского фольклора;

• показать, что абстрактные модели связной речи выступают как матрицы структурирования текст (в формировании отдельных разновидностей структурообразующего повтора);

• выявить общее и различие в формировании структур, возникающих на основе структурообразующего повтора, в различных областях фольклора в различных национальных традициях;

• проследить, какие сюжеты и мотивы в славянских сказках тяготеют к цепевидности своего текстового воплощения, а какие - к двучастности;

• определить функции использования приема структурообразующего повтора в сказках и заговорных текстах;

• выявить национальную специфику функции различных типов структурообразующего повтора.

Полностью разделяя мнение В.П. Аникина о том, что ни один из принципов строения сказок, как и любого другого произведения фольклора, не

Со может быть бессодержательным , мы стараемся анализировать отобранные нами произведения, по возможности не разграничивая формальный и содержательный аспекты там, где этого не требуют специальные задачи.

В своей работе мы опираемся на сравнительно-типологический метод анализа фольклорных произведений. Мы осуществляем целостное исследование приема структурообразующего повтора на всех уровнях организации фольклорного текста: вербальном (уровне словесного выражения), структурном (определение специфики композиционного строения текста -двучастность, цепевидность или ее отсутствие, границ отдельных звеньев и т.д.), сюжетном (наличие или отсутствие повтора в формировании конкретного сюжета).

Поскольку, следуя заветам В.Я. Проппа59, мы распространили теоретические положения и выводы, сделанные нами в ходе изучения специфики приема кумуляции и других типов структурообразующего повтора на материале русских народных сказок, на изучение творчества других славянских народов, то некоторые основные теоретические положения и выводы, сделанные нами в книге «Типология цепевидных структур» (Тольятти, 2000), мы вынуждены повторить в соответствующих разделах данного исследования.

Научная новизна нашей работы состоит в том, что:

1. Значительно расширен материал, привлеченный к исследованию. Помимо традиционно рассматривавшихся сказок, нами были привлечены заговорные тексты. Кроме того, исследование велось на материале трех славянских традиций.

2. Нами были изучены и определены условия формирования цепевидной и двучастной структур, а также установлены причины, почему структурирование текста может не произойти.

3. Выявлена и описана структура такого композиционного сегмента, как звено. Показано, как варьируют составляющие его элементы в зависимости от того, к какой области фольклора относится текст.

4. Было показано, что в основе зеркального повтора, формирующего двучастную структуру, в зависимости от жанровой принадлежности текста лежат различные установки: в заговорных текстах симметрийная разбивка пространства (бинарная оппозиция свой/чужой) и установление между его частями отношений аналогии, а в сказках - расщепление персонажа или его действия.

5.'Был выявлен и описан второй прием двукратного структурообразующего повтора - прием тавтологической редупликации, в основе которого лежит виртуальное расщепление события во времени.

6. При изучении приема нанизывания было установлено, что в его основе лежат абстрактные модели связного текста, которые редуплицируются. В рамки одного звена входит одна тема-рематическая пара.

7. Впервые был выявлен и описан прием декумуляции.

Наша работа состоит из семи глав, введения и заключения. Первая глава посвящена обоснованию теоретических постулатов нашего исследования, разработке и апробированию методики анализа текста. Во второй главе рассматривается двукратный повтор как способ формирования двучастной композиции в заговорных и сказочных текстов славян. Подробно исследуются разновидности этого типа повтора, прослеживается их продуктивность в зависимости от типа текста, его функции и национальной принадлежности.

Четыре следующие главы посвящены конкретным приемам многократного структурообразующего повтора, в результате использования которых формируется цепевидность, а седьмая - повтору хотя и определенным образом структурирующему текст, но к образованию цепевидности не приводящему.

В работу включены три приложения. Во-первых, это таблицы, показывающие распределение отдельных сюжетов сказок и прибауток по типам повторяемости. Во-вторых, это описание результатов проведенного нами на русском материале исследования, посвященного современным судьбам произведений, имеющих цепевидную структуру (на материале архивных записей МГУ им. М.В. Ломоносова второй половины XX века). Фактически, данная работа исследует тенденции разрушения цепевидности. В-третьих, это диаграммы, позволяющие оценить степень распространенности в рамках различных национальных традиций отдельных типов двукратного повтора и их разновидностей.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Повтор в структуре фольклорного текста"

Заключение

Повтор является достаточно распространенным приемом структурной организации как сказочных, так и заговорных текстов. В результате использования многократного повтора чаще всего возникает специфическая структура, которую мы предлагаем называть цепевидной. Двукратный повтор лежит в основе формирования двучастной композиционной схемы. Цепевидную или двучастную структуру могут иметь как тексты в целом, так и отдельные их части.

Двучастные структуры исключительно архаичны, так как в заговорных текстах, например, восходят к такому свойству архаичного мышления, как бинарность, то есть симметрийная разбивка смыслового пространства.

Двучастная композиция в большей степени присуща текстам заговорным, чем сказочным. В основе этой структуры в заговорных текстах лежат разновидности такого типа двукратного повтора, как зеркальный повтор: сравнение, сопоставление и, значительно реже, противопоставление. В формировании двучастных структур в сказочных текстах используется зеркальный повтор, в основе которого лежит противопоставление, а также повтор, названный нами тавтологической редупликацией. Причем если в заговорных текстах расщепление касается пространства, которое делится на «свое» и «чужое», то в сказках оно относится исключительно к персонажу. Именно поэтому матрицей структурообразования архаичных заговорных текстов становятся сравнительно-сопоставительные конструкции (так называемые формулы аналогии), которые и преобладают во всех трех рассмотренных нами традициях. Наиболее продуктивны они в чешских заговорах, где тексты такого типа составляют почти 93% (от общего числа заговорно-заклинательных формул). Продуктивность в русских и болгарских заговорах чуть меньше. Она составляет 84% и 62,5%соответственно.

Нам удалось установить, что принцип сравнения наиболее продуктивен в русской традиции, а принцип сопоставления - в чешской. Формула противопоставления в целом в славянских заговорах не является продуктивной.

Принципы сравнения и сопоставления реализуются на основе трех формул: качественной, акциональной и обстоятельственной, продуктивность которых в рамках отдельных традиций различна. Наиболее продуктивной в чешской и болгарской традициях является акциональная формула сравнения, а в русской традиции - формула сравнения качества. Обстоятельственные формулы сравнения были обнаружены только в чешской и болгарской традициях, причем и здесь эту формулу нельзя отнести к продуктивной.

Двучастная композиция в славянских волшебных сказках образуется на основе двух принципов: зеркального повтора, в основе которого лежит противопоставление, а также тавтологической редупликации.

Если текст структурируется на основе зеркального повтора, то противопоставляться могут либо персонажи сказки (истинный/ложный герой), либо действия одного персонажа.

Зеркальный повтор может затрагивать сюжетообразование в целом, что, как правило, отражается на структуре текста, но часто он используется лишь для организации структуры какого-либо эпизода.

Двучастная структура формируется при условии соблюдения следующих принципов: а) повторного воспроизведения основных информативных точек; б) наличия сопоставимого словесного объема у обеих частей.

Наличие или отсутствие повтора на вербальном уровне определяющей роли не играет.

Среди сюжетов, тяготеющих к «зеркальности», можно выделить «женские» (в которых главным персонажем является женщина) и «мужские», поскольку и в содержательном, и в формальном плане между ними наблюдаются определенные различия. Например, двучастная структура в «мужских» сюжетах формируется реже, чем в «женских» сказках. Кроме того, противопоставление в «женских» сюжетах затрагивает все информативные точки поочередно, а в «мужских» - лишь последнюю.

Суть приема тавтологической редупликации заключается в том, что повторно воспроизводится сюжетная схема или мотив, а расподобление происходит во временном плане. Было выделено две разновидности приема тождественной редупликации: по принципу «предсказание (совет) и его реализация» и по принципу реализация и последующий рассказ о ней.

На основе первой из них организованы, как правило, лишь отдельные эпизоды сказок (чаще всего эпизоды типа «совет/реализация»), поэтому круг сюжетов, в которых используется данный прием, необычайно широк, а вторая, чаще всего, является сюжетообразующей и выступает в роли основного композиционного принципа.

Национальная специфика проявляется в большей или меньшей распространенности одного или другого приема формирования двучастной структуры в отдельной национальной традиции, а также затрагивает детали, отражающие реалии жизни и быта конкретного народа. Основная функция использования приемов повтора в различных национальных традициях не изменяется.

Цепевидная структура формируется на основе воспроизводящихся не менее трех раз семантически целостных сегментов, в рамки которых может входить и реприза, то есть повторяющееся словесно-семантическое целое, структурно организующее текст. Данные сегменты были названы нами звеньями. Каждое звено включает в себя три основных элемента: субъект, акцию, которую он совершает, объект, на который она направлена, а в рамках заговорной традиции еще и дополнительный обстоятельственный элемент (чаще всего, локус). Все звенья между собой дополнительно связаны отношениями последовательности.

Важным является то, что звенья в своем линейном движении не только повторяют друг друга, но и расподобляются. То есть, подходя к вычленению звеньев в тексте, мы учитывали два противоположных фактора - новизну и повторяемость.

Если нарушен хотя бы один из определяющих звено принципов, цепевидность не возникает.

Так, например, в заговорах, прежде всего в болгарской традиции, распространен прием сквозного эпитета, который предполагает наличие почти у каждого существительного одного и того же определения. Таким образом создается определенный семантический и формальный стержень, вокруг которого разворачивается весь текст. В том случае, если данный сквозной эпитет становится основой ассоциативной картинки последующей заклинательной части, его принято называть симпатическим (термин Н. Познанского).

Болгарская заговорная традиция отличается значительным тематическим разнообразием сквозных эпитетов, однако их глубинная семантика чаще всего сходна - нечто чуждое человеку, присущее потустороннему миру.

Цепевидная структура, как показало изучение заговорных текстов, даже при соблюдении всех условий, не возникает и тогда, когда один из элементов звена как бы «вынесен за скобки», то есть упоминается один раз, но относится ко всем звеньям.

В ходе исследования, нами были выделены четыре типа структурообразующего повтора, участвующих в формировании цепевидности:

• нанизывание,

• кумуляция (и ее разновидность - декумуляция),

• кольцевой повтор,

• маятниковый повтор.

Их распределение по разным жанрам и продуктивность в рамках отдельных национальных традиций различны. Так, в образовании цепевидных структур в области сказочного фольклора участвуют, прежде всего, нанизывание и кумуляция, а маятниковый повтор формирует такие структуры в сказках только в русской и чешской традициях, где, однако, продуктивным не является. Только один сюжет среди русских сказок о животных использует этот прием - АТ*2441 «Журавль и цапля», один сюжет (AT 2014) в русских и чешских новеллистических сказках, причем в русских принцип маятника нашел отражение уже в самом названии: «Хорошо, да худо». Кроме того, в сюжете чешской новеллистической сказки «Портняжка и черт» данный прием лежит в основе структурной организации эпизода проникновения портняжки в рай.

Прием кумуляции зафиксирован нами только в сказочных текстах, однако он встречается во всех трех традициях (причем наиболее продуктивен в русской традиции). В его основе лежат четыре способа структурообразования, два из которых относятся к приему нанизывания, то есть связаны с повтором, а два с повтором не связаны:

• словесно-текстовое нанизывание (связанно с повтором),

• сюжетно-композиционное нанизывание - нанизывание акции (связано с повтором),

• нанизывание различных акций (не связанно с повтором, поскольку варьируется и субъект),

• прием нагромождения (также не связан с повтором).

В большинстве случаев кумуляция является дополнительным приемом организации текста, а нанизывание - основным. Если же кумуляция выступает в роли основного композиционного принципа, то в роли вспомогательного приема могут выступать либо прием нанизывания персонажей, либо прием нагромождения. В последнем случае формируется удивительный для сказочной традиции феномен - статичная сказка. Однако данные структуры не продуктивны. Так, в русской и чешской традициях на основе первого приема организован лишь сюжет AT 1960 «Репка», а на основе второго - сюжет AT 283* В «Теремок», который был обнаружен только в русской традиции.

Нами было выделено три подтипа кумуляции. Первые два отличаются друг от друга тем, в каком порядке воспроизводятся предшествующие звенья: они названы нами, соответственно, прямой и обратной кумуляцией. Данные подтипы в равной степени продуктивны во всех трех славянских традициях. Третий подтип получил название «неполная кумуляция», поскольку в каждом последующем звене повторно воспроизводится только первое звено. Этот прием был обнаружен лишь в рамках русской традиции.

В русских и болгарских сказках нами были обнаружены текст, в организации одного из эпизодов которого («Тянут голоса») участвовал прием, который мы назвали «прием декумуляции». Суть его в том, что, в отличие от кумуляции, происходит не нарастание, а поэтапное уменьшение цепи, причем все предыдущие звенья, начиная с первого, повторно воспроизводятся. Данный прием более продуктивен в болгарской традиции, менее - в русской. Он всегда привязан к сюжету AT 20А «Звери в яме».

Прием нанизывания оказался наиболее универсальным. Он встречается на всех уровнях организации текста, а также достаточно широко распространен и в заговорных текстах. В его основе лежат матрицы структурообразования, восходящие к абстрактным моделям связной речи. И если К.В. Чистов указал на то, что в основе цепевидных структур может лежать лишь модель тема-рематической прогрессии (модель Ф. Данеша №1) и только на словесно-текстовом уровне, то мы обнаружили, что данная модель может стать матрицей структурообразования как на сюжетно-композиционном, так и на структурном уровнях. Кроме того, роль матрицы структурообразования играют и модель со сквозной темой (модель Ф. Данеша №2), и параллелистическая модель (№3). Причем на сюжетно-композиционном уровне цепи чаще всего организуются на основе второй модели, реже - второй в соединении с первой. На структурном уровне матрицей структурообразования становится вторая модель и, реже, вторая в соединении с третьей. Последняя связана с повтором только тогда, когда общая тема (гипертема) и темы, производные от нее, связаны отношениями концепта-гештальта, то есть повтор осуществляется на основе внутренней семантики понятий. Однако и в этом случае цепевидность не возникает, так как нарушается принцип последовательной связи звеньев. Повтор, возникающий на ее основе, мы предлагаем обозначить как «веерный». Он наиболее широко распространен в заговорных текстах, причем очень продуктивен во всех трех традициях (на его основе строятся такие распространенные в заговорах структуры, как перечни).

Нанизывание, в основе которого лежат первая и вторая модели, имеет разветвленную сеть подтипов и разновидностей. Прежде всего, в зависимости от того, на каком уровне выступает данный прием, мы выделяем:

• структурное нанизывание (повторяющимся элементом в содержательном плане будет сюжет, а в текстовом - эпизод); встречается только в сказках;

• сюжетно-композиционное (повторяющимся элементом в содержательном плане будут мотив, а в текстовом - эпизод, либо акция - тогда вся цепь нанизывания в целом входит в рамки эпизода); встречается как в сказках, так и в заговорных текстах;

• словесно-текстовое (в рамки цепи может входить как часть, так и все произведение); встречается и в сказках, и в заговорах.

В зависимости от того, какие элементы звена воспроизводятся повторно, мы выделили три подтипа нанизывания: субъектную, объектную (встречаются в сказках и заговорах) и субъектно-объектную (характерна только для заговоров, причем не очень продуктивна). В сказках объектная модель может иметь подвид: нанизывание персонажей. В этом случае для сказки важна не акция, а количество (а иногда и качественный состав) набранных персонажей. Данный прием достаточно продуктивен: на его основе происходит набор персонажей не только в сказках о животных, но и во многих волшебных сказках.

Прием сюжетообразующего нанизывания исключительно продуктивен в детских сказках, сюжеты многих из них просто не могли бы существовать без повтора. Фактически, повтор заменяет собой такой элемент сюжета, как развитие действия, а последнее звено в цепи - развязку. Не случайно А.Н. Никифоров предложил выделить их в отдельный жанр. Однако хотя многие сюжеты не обходятся без повтора, он организует лишь отдельные их эпизоды. Поэтому мы и говорим о сюжетно-композиционном приеме. Данный прием наиболее продуктивен в сказочных текстах всех трех традиций, причем встречается как в сказках о животных, так и в волшебных сказках.

В заговорных текстах цепи, сформированные на основе субъектного нанизывания акции, также распространены во всех трех традициях. Данный прием лежит в основе формулы отсылки, встречающейся как в русских, так и в болгарских и чешских заговорах.

Прием объектного нанизывания распространен в болгарских и чешских заговорных текстах. На его основе в болгарской традиции формируются формулы проклятья, а в чешской - формулы спасения.

Словесно-текстовое нанизывание (в основе лежит модель тема-рематической прогрессии, №1) наиболее продуктивно в заговорных текстах всех трех изучаемых традиций. К данной структурной организации тяготеют: формулы счета и вытеснения болезни (широко распространенные в заговорных текстах всех трех традиций), формула передачи болезни (русская и болгарская традиции) или сообщения о ней (болгарская традиция), а также встречающаяся только в русской традиции и отличающаяся большой продуктивностью локативная формула.

В сказочных текстах словесно-текстовое нанизывание менее продуктивно. Как правило, на его основе организованы тексты прибауток и близких к ним детских сказок. В волшебных сказках в русской традиции этот прием использует формула местонахождения смерти Кощея, а в чешских -местонахождения заколдованной принцессы.

Цепевидность формируется и в том случае, если повторно, без каких-либо изменений, три и более раз воспроизводится весь текст (тогда формируется самостоятельное произведение) или его часть (тогда какой-либо эпизод в произведении имеет цепевидную структуру). При этом повтор является доминирующим, так как в текстовом отношении каждое последующее звено тождественно первоначальному. Однако фактор новизны и в этом случае присутствует. Дело в том, что каждый раз при повторном воспроизведении текст либо преподносится как новый, с чем мы имеем дело в докучных сказках, либо увеличивается степень его качества (с чем мы имеем дело в заговорах).

Данный способ формирования цепевидной структуры мы назвали кольцевым. В зависимости от характера связи, возникающей между отдельными звеньями цепи, мы выделили три разновидности кольцевого повтора:

• с семантической связью между звеньями - встречается только в заговорных текстах;

• с механической связью;

• с логической связью - последние две разновидности лежат в основе докучных сказок.

На основе первой разновидности формируются все заговорные мегатексты, то есть это один из основополагающих принципов формирования заговора как вербальной части заговорно-заклинательного акта.

Докучные сказки и городские стишки и диалоги поражают разнообразием только в рамках русской традиции. В болгарской традиции нам удалось обнаружить несколько текстов докучных сказок-коротушек (термин А.И. Никифорова). Интересующую нас структуру имеют варианты, реализующие одно сюжетное ядро - «У попа была собака». В отличие от русской и чешской традиции (в последней также бытуют варианты только на эту тему), текст здесь имеет прозаическую форму и рассказывается, а не поется.

Последней разновидностью структурообразующего повтора, обнаруженной нами в русской и чешской традициях, является прием маятникового повтора (причем он продуктивен лишь в русской традиции). Суть данного приема состоит в том, что в рамки одного звена здесь входят два в смысловом аспекте равноправных центра, образующих бинарную оппозицию, а в формальном отношении текст распадается на два поочередно воспроизводящихся, как правило, равновеликих сегмента. В зависимости от степени содержательности воспроизводимого текста нами были выделены три разновидности этого приема:

• формальный повтор,

• формально-смысловой,

• смысловой повтор.

Первые два из них продуктивны только в жанре докучных сказок, то есть встречаются исключительно в русской традиции, а последний используется как в сказках о животных (в русской традиции), так и в новеллистических (русская и чешская традиции).

Как показало наше исследование, функции отдельных приемов структурообразующего многократного повтора в рамках различных национальных традиций остаются постоянными, а в рамках различных жанров и произведений варьируют. Общим для всех сказочных текстов является то, что прием нанизывания используется для замедления хода действия. В зависимости же от того, какой сюжет и какой из эпизодов прибегают к данному приему структурирования текста, нанизывание в сказках может иметь следующие функции:

• усиление драматизма;

• усиление эмоционально-психологического напряжения в ожидании развязки;

• выделение основной черты персонажа;

• обозначение длины и сложности пути;

• обозначение сложности задачи, которую нужно выполнить.

Последние две функции характерны для нанизывания и в рамках заговорной традиции. Однако там данный прием приобретает также и специфические для этой области фольклора задачи:

• обеспечить максимальный охват мест, откуда пришла болезнь, либо вредителей, которые ее наслали, либо мест, откуда ее нужно удалить, либо тех персонажей, которые могут помочь, и под.;

• обеспечить постепенность вытеснения болезни.

Прием кумуляции в текстах сказок чаще всего используется для усиления тех функций, которые присущи нанизыванию. Однако в тех текстах, где данный прием становится основным как сюжетным, так и композиционным принципом, его задача состоит, прежде всего, в формировании сюжета, а также в создании эффекта запечатления (термин М. Хаавио).

Функция использования приемов кольцевого и маятникового повтора изменяется не только от того, в рамках какого жанра они используются, но и, прежде всего, в зависимости от степени сюжетности воспроизводимого текста. В бессюжетных текстах настойчивое повторение уже известного вызывает досаду, но как только к игре формальными средствами присоединяются элементы игры содержательной, функция приема резко меняется: она становится развлекательной. Таким образом, например, расширяются возможности использования маятникового повтора: он начинает участвовать и в структурой организации новеллистических сказок, а также сказок о животных (однако этот опыт оказался непродуктивным).

Прием кольцевого повтора в заговорах используется для усиления магической силы произносимого текста, то есть через количество передается степень качества.

Таким образом, мы смогли убедиться, что прием многократного структурообразующего повтора в фольклорных текстах многообразен и продуктивен. Наиболее архаичной его разновидностью, по-видимому, является прием нанизывания, поскольку он напрямую восходит к абстрактным моделям связной речи, которые и становятся матрицами структурообразования, то есть их схемы обнаружены на всех уровнях структурообразования текста. Кроме того, внутренняя структура звеньев кумуляции также представляет собой цепи нанизывания, основанные на схеме модели тема-рематической прогрессии, что, на наш взгляд, свидетельствует о производности приема кумуляции от приема нанизывания.

Еще одним свидетельством в пользу нашего предположения мы считаем то, что распадение цепевидности начинается прежде всего с перехода кумулятивных цепей в цепи нанизывания (см. Приложение 2).

Важным, на наш взгляд, является и то, что в заговорах в качестве структурообразующего также встречается только прием нанизывания.

Таким образом, мы можем констатировать, что в двух в равной степени архаичных жанрах прием многократного структурообразующего повтора чаще всего приводит к формированию цепевидных структур. Но поскольку один жанр является сюжетным, а второй, являясь нарративным, лишь в некоторых текстах достигает определенной степени сюжетности, то реализация приема повтора происходит на основе различных подтипов. Так, кумуляция, декумуляция и маятниковый повтор встречаются только в сказочных текстах, а нанизывание и кольцевой повтор - как в сказках, так и в заговорах (причем наиболее продуктивным в области обоих жанров является прием нанизывания, напрямую восходящий к абстрактным моделям связной речи).

Приемом повтора, не связанным с формированием цепевидной композиции, является сквозной эпитет, причем он характерен только для заговорной традиции.

Мы не считаем наше исследование завершенным, поскольку, повторимся, повтор - явление универсальное для фольклора. Мы на данном этапе ограничились изучением лишь структурообразующего повтора и лишь в рамках двух областей - сказочного и заговорного текста. Однако он, особенно такая его разновидность, как нанизывание (как связанное с повтором, так и не связанное), очень широко используется в организации структуры текста и других жанров. Это относится, прежде всего, к жанрам из области детского фольклора (пестушки, прибаутки, считалки, колыбельные песенки). И среди лирических (обрядовых и необрядовых) песен (причем данное замечание относится к любой из рассматриваемых нами славянских традиций) мы встречаем тексты, структура которых полностью или частично сформирована на основе нанизывания, то есть является цепевидной. В первом случае мы имеем ввиду композиционный принцип, описанный С.Г. Лазутиным и названный им «принципом цепочного построения» песни, а во втором - прием ступенчатого сужения образов, впервые описанный Б.М. Соколовым. И, на наш взгляд, это объяснимо, если иметь ввиду тот факт, что матрицами структурообразования многих архаичных текстов стали абстрактные модели связной речи.

Таким образом, наше исследование позволило нам приблизиться к одному из возможных источников возникновения первичных фольклорных форм.

Список научной литературыАмроян, Ирина Франтишековна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Агапкина Т.А. Полесские заговоры: принципы научного издания // Полесские заговоры (в записях 1970-1990-х гг.). - М., 2003. - С.7-20.

2. Агапкина Т.А., Топорков А.Л. К реконструкции праславянских заговоров // Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. Л., 1990.

3. Агеева Р.А. Пространственные обозначения и топонимы в заговоре как типе текста // Аспекты общей и частной лингвистической теории текстов. -М., 1982.

4. Адлейба Д.Я. Неформульно-повествовательная стереотипия в волшебной сказке // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР. Поэтика и стилистика-М.: Наука, 1980.-С.139-158.

5. Адлейба Дж.Я. Поэтико-композиционная и стилевая система сказки в комплексном освещении: Автореферат дисс. д-ра филол. наук. М., 2000. -43 с.

6. Азбелев С.Н. Основные понятия текстологии в применении к фольклорному материалу // Принципы текстологического изучения фольклора. М.; Л.: Наука, 1966. - С. 260-302.

7. Амроян И.Ф. Типология цепевидных структур. Тольятти: МАБиБД, 2000.- 122с.

8. Андреев Н.П. Система Аарне и катологизация русских сказок // Сказочная комиссия в 1924-1925 гг. С. 15-20.

9. Аникин В.П. Искусство психологического изображения в сказках о животных // Фольклор как искусство слова -М.: Изд. МГУ, 1967 -Вып. 2-С. 36-56.

10. Аникин В.П. О чем говорят народные сказки // Литература в школе. -1970. -№3.- С. 4-13.

11. Аникин В.П. Русская народная сказка.- М.: Художественная литература, 1984.- 176с.

12. Аникин В.П. Русские народные пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор-М.: Учпедгиз, 1957.-240с.

13. Анисимов А.Ф. Духовная жизнь первобытного общества. М., 1966.

14. Аничков Е.В. Язычество и древняя Русь. СПб., 1914

15. Арнаудов М. Баянита // Ескулап. 1954. - № 6-7.

16. Арнаудов М. Няколко думи за нардните баяния // Родопеки преглед. -1930. №1. -С.23-27.

17. Арнаудов М. Студии върху български обреди и легенди. София, 1971. -Т. 1.-351 е.; 1972.-Т. 2.-464 с.

18. Артеменко Е.Б. К вопросу о фольклорной формуле и ее языковой репрезентации // Язык и поэтика фольклора / Доклады на Международной конференции 15-18.09.99.-Петрозаводск, 2001.-С. 105-110.

19. Артеменко Е.Б. Народно-песенное текстообразование: принципы и приемы // Фольклор в современном мире: аспекты и пути исследования / Отв. ред. В.А.Бахтина, В.М.Гацак. М.: Наука, 1991. - С. 69-77.

20. Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. -М.: Наука, 1988.-330с.

21. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М.: Изд-во Academia, 1997. - С. 267-279.

22. Астахова A.M. Художественный образ и мировоззренческий элемент в заговорах. М.: Наука, 1964.

23. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. В 3 т. М.: Индрик, 1994.

24. Бараг Л.Г. Восточнославянские сказки, их взаимосвязи и национальное своеобразие (главы исследования) // Эпические жанры устного народного творчества. Уфа: Изд. Башкирского гос. ун-та, 1969. - С.75-290.

25. Бараг Л.Г. Сюжет о змееборстве на мосту в сказках восточнославянских и других народов // Славянский и балканский фольклор. Обряд. Текст. М.: Наука, 1981.-С. 160-188.

26. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // От структурализма к постструктурализму. Французская семиотика. М.: Прогресс, 2000. - С. 196-238.

27. Барт Р. Лингвистика текста // Текст: аспекты изучения. Поэтика. Прагматика. Семантика. М.: УРСС, 2001. С. 168-175.

28. Барт Р. Текстовый анализ // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1980. -ВыпЛХ: Лингвостилистика. - С.307-312.

29. Барташевич Г.А. К вопросу о структуре белорусских заговоров от змей // Этнолингвистика текста: Семиотика малых форм фольклора. М., 1988. - С. 74-76.

30. Бахтин Н.Н. К вопросу о происхождении сказки // Педагогическая мысль. 1918. - №1-2. - С.73-92; №3-4. - С.50-68.

31. Бахтина В.А. Русская сказка о животных и аллегория // Современные проблемы фольклора. Вологда: Изд. Вологодского гос. пед. ин-та, 1971. -С.77-99.

32. Бахтина В.А. Эстетическая функция сказочной фантастики. Наблюдения над русской народной сказкой о животных. Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 1972.-52с.

33. Баюн Л.С. Структурно-функциональные и языковые особенности лувийских ритуальных текстов // Этнолингвистика текста: Семиотика малых форм фольклора. М., 1988. - С. 68-69.

34. Беленькая Л. Ребенок и книга. О читателе 8-9 лет. М.: Книга, 1969. -167с.

35. Белин А.П. Этические и эстетические мотивы в русской народной сказке // Из истории эстетической мысли древности и Средневековья. М., 1961. - С. 303-342.

36. Белошапкова В.А. Сложное предложение в современном русском языке (некоторые вопросы теории). М., 1967. - С. 62-69.

37. Бобров В. Русские народные сказки о животных. Отдельный оттиск. -Варшава: тип. Варш. учеб. окр., 1909. 151с.

38. Богатырев П.Б. Вопросы теории народного искусства (Магические действия, обряды и верования Закарпатья). М.: Искусство, 1971. - 544с.

39. Богатырев П.Г. Заговорные формы и описания магических действий // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. -М.: Наука, 1993.

40. Богатырев П.Г. К вопросу о специфике фольклорного образа // Архив РАН. Ф(65). Ед. хр. 32. 36л.

41. Богатырев П.Г. Словацкие эпические рассказы и лиро-эпические песни («Збойницкий цикл»). М., 1963.

42. Богатырев П.Г. Функции национального костюма в Моравской Словакии // Вопросы теории народного искусства. М.: Искусство, 1971. - С. 199-366.

43. Богатырев П.Г. Язык фольклора // Вопросы языкознания. 1973. - №5. -С.106-116.

44. Богданов К.А. Русский заговор. Опыт структурного анализа / Дисс. канд. филол. наук. СПб., 1992.

45. Борковский В.И. Синтаксис сказок: русско-белорусские параллели. М.: Наука, 1981.-235с.

46. Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов после В.Проппа // От структурализма к постструктурализму. Французская семиотика. М.: Прогресс, 2000. - С.239-246.

47. Бремон К. Логика повествовательного текста. М., 1973.

48. Бремон К. Логика повествовательных возможностей // Семиотика и искусствометрия.-М.: Мир, 1972.-С. 108-135.

49. Брик О. Звуковые повторы // Поэтика: Сборники по теории поэтического языка. -Пг., 1919. Вып.З. - С. 58-98.

50. Брянцева Л.И. Роль повторов в поэтической структуре русских народных песен // Фольклор народов РСФСР. Фольклор и этнография. Общее и особенное в фольклоре разных народов. Уфа: Изд. Башкир, ун-та, 1990. -С. 72-79.

51. Буслаев Ф.И. О сродстве одного русского заклятия с немецким, относящимся к эпохе языческой // Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Т. 1. - СПб.: Имп. Акад. Наук, 1861. - Т.2. - 455с.

52. Български фолклорни приказки. Каталог / Л. Даскалова-Перковска, Д.Добрева, Й. Коцева, Е. Мицева. София: Университетско изд. «Св. Климент Охридски», 1994. - 827с.

53. Вакарелски Христо. Етнография на България. София: БАН, 1974.

54. Вашкевич Н.Н. Абракадабры: декодировка смысла. М., 1998.

55. Вашкевич Н.Н. Системные языки мозга: магия слова, разгадка мифов и легенд, язык и физиология, пробуждение сознания. М., 1998.

56. Ведерникова Н.М. Контаминация как творческий прием в волшебной сказке // Русский фольклор. Русская народная проза. Л.: Наука, 1972. - Т. XIII.: Русская народная проза - С. 160-165.

57. Ведерникова Н.М. Русская народная сказка. М.: Наука, 1975. - 132с.

58. Вельмезова Е.В. О развитии заговорной формулы отсылки злого начала in Usertum locum: Чешская традиция в сопоставлении с восточнославянской // Заговорный текст: генезис и структура. М.: Институт славяноведения РАН, 2002.-С.8-16.

59. Вельмезова Е.В. Чешские заговоры. Исследования и тексты. М.: Индрик, 2004.-280с.

60. Веселовский А.Н. Историческая поэтика / Вступ. ст. И.К. Горского; сост., коммент. В.В. Мочаловой. М.: Высшая школа, 1989. - 406 с.

61. Веселовский А.Н. Статьи о сказках // Собрание сочинений. Т. 16 (18881890). - М.; Л.: из-во АН СССР, 1938.- 368с.

62. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 1971.-239с.

63. Виноградов В.В. Сюжет и стиль. Сравнительно-исторические исследования. М.: Изд АН СССР, 1963. - 192с.

64. Виноградов В.Г. Детский фольклор в курсе словесности. Детский фольклор в школе // Родной язык в школе: Научно-педагогические сборники. М.: Работник просвещения, 1927. - Сб. 2. - С.52-65.

65. Виноградов Г. Русский детский фольклор. Иркутск: Власть труда, 1930. -Кн. 1. -234с.

66. Виноградов Г.С. Детский фольклор (публикации А.Н.Мартыновой) // Из истории русской фольклористики. JL, 1978. - С. 158-188.

67. Виноградов Г. Народная педагогика. Отрывки и наброски // Сибирская живая старина. Иркутск: Власть труда, 1926. - С.1-28.

68. Виноградова JI.H. Заговорные формулы от детской бессоницы как тексты коммуникативного типа // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. М.: Наука, 1993.

69. Виноградова JI.H. Заклинательные формулы в календарной поэзии славян и их обрядовые истоки // Славянский и балканский фольклор: Генезис. Архаика. Традиции. М., 1978.

70. Виноградова JI.H. Семантика фольклорного текста и ритуала // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1993. - С. 210220.

71. Виноградова JI.H. Славянские заговорные формулы от детской бессоницы // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. М., 1988. -С.82-85.

72. Виноградова JI.H. Формулы угроз и проклятий в славянских заговорах // Заговорный текст. Генезис и структура. М.: Индрик, 2005. - С. 425-440.

73. Власова Г.И. Детская волшебная сказка в современных записях (традиционная поэтика) / Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М.: МГУ, 1990.

74. Власова З.И. К изучению поэтики устных заговоров // Русский фольклор. -М.: Наука, 1972.-Т. XIII.

75. Волков И.Ф. Теория литературы / Учебное пособие для студентов и преподавателей. -М.: Просвещение, Владос, 1995. -256с.

76. Волков P.M. Сказка. Разыскания по сюжетосложению народной сказки. -Харьков: гос. изд. Украины, 1924. Т. 1. -238с.

77. Волокитина М.Н. Очерки психологии младших школьников. М.: Изд. АПН РСФСР, 1955.-216с.

78. Выготский JI.C. Воображение и творчество в детском возрате. М.: Просвещение, 1967. - 93с.

79. Выгодский JI.C. Мышление и речь. М.: Лабиринт, 1996. - 416с.

80. Выготский Л.С. Психология искусства. М.: Педагогика, 1987. - 344с.

81. Вайткявичене Д. О нарративной структуре литовских заговоров // Заговорный текст. Генезис и структура. М.: Индрик, 2005. - С. 375-384.

82. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981.- 140с.

83. Гаспаров Б.М. О некоторых лингвистических аспектах изучения структуры текста // III Летняя школа по вторичным моделирующим системам. Тезисы. Тарту, 1968.

84. Гацак В.И. Основы устной эпической поэтики славян (антитеза «формульной» теории) // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. IX Международный съезд славистов. Киев, сентябрь 1983. Доклады сов. дел. М.: Наука, 1983. - С. 184-196.

85. Гей Н.К. Искусство слова. О художественности литературы. М.: Наука, 1967.-364с.

86. Гей Н.К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль. М.: Наука, 1975.-472с.

87. Георгиев М. Българските народни представи за болестта // Этнографски проблеми на народната духовна култура. София: БАН, 1989. - С. 97-120.

88. Георгиев М. Магичните лекувания в българската народна медицина // Български етнография. София, 1984. - Кн. 3. - С. 17-27.

89. Герасимова Н.М. Пространственно-временные формулы русской волшебной сказки // Русский фольклор. JL: Наука, 1978. - Т. XVIII. - С. 173-180.

90. Герасимова Н.М. Формулы русской волшебной сказки (к проблеме стереотипности и вариативности традиционной культуры) // Советская этнография.- 1978.-№ 5.-С. 18-28.

91. Гиршман М.М. Ритм художественной прозы. М.: Советский писатель, 1982.-367с.

92. Гоев А. Баене за страх в българската народна медицина // Българска етнография. София, 1984. - Кн. 1. - С. 29-36.

93. Гоев А. Леене на куршум за страх // Българска етнография. София, 1981. -Кн. 3-4.-С. 57-62.

94. Гоев А. Обредното лечение чрез баене в българската народна медицина // Этнографски проблеми на народната духовна култура. София, 1989. - С. 122-149.

95. Голуб М.П., Голуб А.П. Проблемы субъекта и объекта в фольклоре // Творческое мышление: парадоксы и парадигмы развития: Тезисы выст. -Целиноград, 1991.-С. 241-243.

96. Григоренко В.А. Художественное произведение как система уровней // Атриум. Серия «Филология»: Межвузовский сб. науч. ст. - № 6. -Тольятти, 2000.-С. 31-35.

97. Гусев В.Е. Эстетика фольклора. Л.: Наука, 1967.- 319с.

98. Дандис А. Структурная типология индейских сказок Северной Америки // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. М.: Наука, 1985. - С. 184-193.

99. Даскалова-Перковска JI. Българската фолклорна приказка: проза или поезия? (Опит за изследване формата на разказа) // Български фолклор. -София, 1994. Кн. 5. - С.45-55.

100. Дашкевич Н.П. Вопрос о происхождении и развитии эпоса о животных по исследованиям последнего тридцатилетия. Киев, 1904. -52с.

101. Делез Ж. Различение и повторение. СПб: ТОО ТК «Петрополис», 1998. -384с.

102. Димкова Г. Народни лечителки-баячки // Български фолклор. София, 1980. - № 2. - С.53-63.

103. Дмитриева С.И. Фольклор и народное искусство русских Европейского Севера. М.: Наука, 1988. - 240с.

104. Дмитриева Т.Г. Повествовательные и описательные стилистические приемы в русской народной волшебной сказке: Автореферат диссертации на соискание уч. степ. канд. филол. Наук. -М.: МГУ, 1988. 16с.

105. Дретас Ж.-Ж. Бела Мара, или Суровата девица (Анализ на приказен текст от с. Хриса, Северна Гърция) / Превод Елены Р. Томовой // Български фолклор. София, 1979. - Кн. 1. - С.23-36.

106. Дунаевьска Л.Ф. Про поетику украшьских народних казок про тварин // В1сник Кшвського ушверситету. Сер1я фшологи. - Кшв: Изд. Киевск. гос. ун-та, 1976. - №18. - С.43-52.

107. Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст. На материале русской прозы XIX-XX вв. М.: изд-во УРСС, 2001. - 326 с.

108. Елеонская Е.Н. К вопросу о возникновении и сложении сказок // Этнографическое обозрение. T.LXXII-LXXIII,1907. - С.39-59.

109. Елеонская Е.Н. Некоторые замечания о пережитках первобытной культуры в русских народных сказках // Этнографическое обозрение. Т. LXVIII-LXIX. - С. 63-72.

110. Елеонская Е.Н. Некоторые замечания о роли загадки в сказке. М., 1908. -13с.

111. Елеонская Е.Н. Некоторые замечания о русских народных сказках // Этнографическое обозрение. Т. LXVIII. - С. 95-105.

112. Елчинова М. За ролята на дискурсния анализ във фолклористиката // Български фолклор. София, 1993. - Кн. 3. - С.3-19.

113. Еще раз о проблеме структурного описания волшебной сказки / Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, Е.С. Новик и Д.М. Сегал //Труды по знаковым системам. Вып. V. - Тарту: ТГУ. - С. 86-135.

114. Жинкин Н.И. Проблема эстетических форм // Художественная форма. -М., 1927.

115. Жире JI.O. О значении композиции в произведениях // Семиотика и художественное творчество. М.: Наука, 1977.

116. Жирмунский В.М. О ритмической прозе // Теория стиха. Л.: Советский писатель, 1975. - С. 569-586.

117. Завойко Г.К. Колыбельные и детские песни и детские игры у крестьян Владимирской губернии // Этнографическое обозрение. М., 1915. - № 1-2. -С. 119-133.

118. Заговорный текст: генезис и структура: Материалы круглого стола. М.: Институт славяноведения РАН, 2002. - 108 с.

119. Запорожец А.В. Психология восприятия сказки ребенком-дошкольником // Дошкольное воспитание. 1948. - № 9. - С. 34-41.

120. Зеленин Д.К. Религиозно-магическая формула фольклорных сказок // Сергею Федоровичу Ольденбергу: к 50-летию научно-общественной деятельности. Л.: Изд. АН СССР, 1934. - С.215-240.

121. Змиевская Н.А. Лингвостилистические особенности повтора и его роль в организации текста / Автореферат диссертации канд. филол. наук. М., 1978.

122. Золотарев A.M. Родовой строй и первобытная мифология. М., 1964.

123. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: Наука, 1982.-368с.

124. Золотова Г.А. Роль ремы в организации и типологии текста // Синтаксис текста.-М.: Наука, 1979.-С. 113-133.

125. Золотова Г.А., Онищенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: Филфак МГУ, 1998. - 528с.

126. Зуева Т.В. Волшебная сказка. -М.: Прометей, 1993.

127. Иванов В.В., Топоров В.Н. О типологии систем двоичных классификационных признаков // Исследования в области славянских древностей. М., 1974. - С. 259-305.

128. Иванова Т.Г. Специфика фольклористической текстологии // Русский фольклор. Л.: Наука, 1991. - Т. XXVI. - С. 5-21.

129. Иванчикова Е.А. Лексический повтор как экспрессивный прием синтаксического распространения // Мысли о современном русском языке / Под ред. В.В.Виноградова. М.: Просвещение, 1969. - С. 126-139.

130. Иващенко П.С. Следы языческих верований в южнорусских шептаньях (по неизданным материалам) // Труды третьего археологического съезда в России, бывшего в Киеве в августе 1974 г. Т.1. - Киев, 1878.

131. Ильенко С.Г. Синтаксические единицы в тексте. Л.: ЛГПИ им. А.И.Герцена, 1989.-84с.

132. Ильенко С.Г. Текстовый аспект в изучении синтаксических единиц: Межвуз. сб. научн. тр. Л., 1990. - С.4-19.

133. Ильин И. А. Покой и радость в православном мировоззрении // Собрание сочинений. М.: Русская книга, 1997. - Т. 6. - С. 7-31.

134. Ильин И. А. Русская душа в своих сказках и легендах // Собрание сочинений. -М.: Русская книга, 1997. Т. 6. - С. 31-58.

135. Ильин И. Духовный смысл сказки // Народное творчество. 1993. - № 5-6. -С. 14-18.

136. Ильин И.П. Теоретические аспекты коммуникативного изучения литературы // Семиотика. Коммуникация. Стиль. М.: ИНИОН АН СССР, 1983. - С.126-162.

137. Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. -М.: Наука, 1993.

138. Исследования по структуре текста. М.: Наука, 1987. - 302с.

139. Калашникова Е.А. Синтаксический параллелизм и формульность эпического текста // Язык и поэтика фольклора / Доклады Международной конференции 15-18.09.99.-Петрозаводск, 2001.-С. 60-72.

140. Калашникова Е.А. Синтаксический параллелизм как средство организации эпического текста (на материале былин невского цикла и рукописи «Калевалы») / Автореферат диссертации кфн. СПб., 1998.

141. Капица О.И. Детский фольклор. Песни, потешки, дразнилки, сказки, игры. -Л.: Прибой, 1928.-222с.

142. Карабулатова И.С., Бондарец Е.А. Заговор: имя собственное в сакральном дискурсе знахарской практики. Тюмень: ФЕЛИКС, 2005. - 367с.

143. Карнаухова И.В. Сказочники и сказки в Заонежье // Крестьянское искусство СССР. Т.1: Искусство Севера. Заонежье. Л.: Изд. АН СССР, 1927.-С. 104-120.

144. Катанов Н.Ф. Письма из Сибири и Восточного Туркестана. СПб.: Сиб. тип. Имп. Академии наук, 1893. - 114с.

145. Кацнельсон С.Д. Язык поэзии и первобытно-образная речь // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. М.: Изд. АН СССР, 1947. - Т.VI. -Вып.З. - С.301-316.

146. Кербелите Б.П. Историческое развитие структур и семантики сказок (литовских). Вильнюс: Вага, 1991. - 380с.

147. Кербелите Б.П. Методика описания структуры и смысла сказок и некоторые ее возможности // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М.: Наука, 1980. - С. 48-100.

148. Кербелите Б.П. Сюжетный тип волшебной сказки // Фольклор. Образ и поэтическое слово в контексте. М.: Наука, 1984. - С.203-250.

149. Киреевский Иван Васильевич. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России (письмо к гр. Е.Е.Комаровскому) // Избранные статьи. М.: Современник. - С. 199-238.

150. Киселева Ю.М. Смысловые компоненты заговора как действия слова // Слово как действие / Тезисы докладов конференции в МГУ, 27-29 апреля 1998 г. М.: Диалог, 1998. - С. 32-37.

151. Кляус B.JI. Сюжетика заговорных текстов славян в сравнительном изучении: к постановке проблемы. -М.: Наследие, 2000. 192с.

152. Кляус B.JI. Указатель сюжетов и сюжетных ситуаций заговорных текстов восточных и южных славян. М.: Наследие, 1997. - 464с.

153. Кляус B.JI. Что такое «заговор»? (К проблеме жанровой дифференциации заговорно-заклинательного фольклора) // Слово как действие / Тезисы докладов конференции в МГУ, 27-29 апреля 1998 г. М.: Диалог, 1998. - С. 38-39.

154. Кожинов В.В. Сюжет, фабула, композиция // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. М., 1964.

155. Колесницкая М.М. О некоторых древнейших формах народных песен. Песня в сказке. // Русский фольклор. Д.: Наука, 1971. - Т. XII. - С.25-36.

156. Колмачевский JI.B. Животный эпос на Западе и у славян. Казань: типография Имп. ун-та, 1882. - 317с.

157. Конкка У.С. «Финская школа» о сказке // Труды Карельского филиала АН СССР. Вып. XX. Вопросы литературы и народного творчества. -Петрозаводск:: Гос. изд. Карельской АССР, 1959. С. 3-29.

158. Кордовска Р. Комичното в българските народни приказки за животни // Език и поетика на българския фолклор. София: БАН, 1980. - С.52-58.

159. Корепова К.Е. Лубок и устная сказочная традиция. (Проблемы текстологии)//Русский фольклор.-Л.: Наука, 1991.-Т. XXVI -С. 93-105.

160. Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М.: Наука, 1980.

161. Костюхин Е.А. Типы и формы животного эпоса. М.: Наука, 1987. - 270с.

162. Котляревский А.А. Русская народная сказка (1864) // Сочинения. СПб.: тип. Академии наук, 1889. - Т.Н. - 572с.

163. Коцева И. Момата грейница, или Българските женски вълшебни приказки // Български фолклор. София, 1994. - Кн. 5. - С.33-44.

164. Кравцов Н.И. Изучение фольклорного произведения как художественного целого // Фольклор как искусство слова. М.: Изд МГУ, 1966. - Вып. I. -С.5-18.

165. Кравцов Н.И. Сказка как фольклорный жанр // Специфика фольклорных жанров. М.: Наука, 1973. - С.68-84.

166. Кретов А. Сказки рекурсивной структуры // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение, 1. Тарту, 1994. - С.204-214.

167. Кристева Ю. Разрушение поэтики // От структурализма к постструктурализму. Французская семиотика. М.: Прогресс, 2000. - С .45 8483.

168. Крук И.И. Восточнославянские сказки о животных. Образы. Композиция. Минск: Наука и техника, 1989. - 158с.

169. Крушевский Н. Заговоры как вид русской народной поэзии // Известия Варшавского университета. Варшава, 1876. - № 3. - С. 1-69.

170. Лазутин С.Г. Поэтика удивительного в сказках // Вопросы литературы и фольклора. Воронеж: Изд. Воронежского ун-та, 1973. - С. 167-180.

171. Левина Е.М. Стихотворная фольклорная небылица // Сюжет и композиция литературных и фольклорных произведений. Воронеж, 1981. - С. 38-49.

172. Левинтон Г.А. К проблеме изучения повествовательного фольклора // Типологические исследования по фольклору. Сборник статей памяти В.Я.Проппа (1895-1970). М.: Наука, 1975. - С. 303-319.

173. Леви-Строс К. Структура и форма. Размышления об одной работе Владимира Проппа // От структурализма к постструктурализму. Французская семиотика. М.: Прогресс, 2000. - С.121-152.

174. Левитин Л.С., Цилевич Д.М. Основы изучения сюжета. Рига, 1990.

175. Левитов Н.Д. Психологические особенности младших школьников. М.: Изд. АПН РСФСР, 1955. - 46с.

176. Левкиевская Е.Е. Славянский вербальный оберег: семантика и структура. -М., 1995.

177. Лекомцева М.И. Особенности текста с неопределенно выраженной семантикой // Исследования по структуре текста. М.: Наука, 1987. - С. 241-250.

178. Лекомцева М.И. Семиотический анализ латышских заговоров. Каббалистические традиции // Малые формы фольклора. Сборник статей памяти Г.Л. Пермякова. М.: Восточная литература РАН, 1995. - С. 105120.

179. Лингвистика и поэтика / Отв. редактор Григорьев В.П. М.: Наука, 1979.

180. Лингвистика текста. М., 1974. - Т. 1,2.

181. Лингвистический словарь. -М., 1990.

182. Литвин Э.С. К вопросу о детском фольклоре // Русский фольклор. М.; Л: Наука., 1958.-Т. III.

183. Литвин Э.С. Русская народная сказка для детей младшего возраста // Труды ЛГБИ. 1959. - Т. V. - С. 157-171.

184. Лихачев Д.С. Концептосцера русского языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М.: Изд-во Academia, 1997. - С. 280-287.

185. Лихачев Д.С. Художественное пространство сказки // Историческая поэтика русской литературы. СПб.: Алетейя, 1997. - С.129-133.

186. Лич Э. Культура и коммуникация. Логика взаимосвязи символов. М.: Восточная литература, 2001. - 142с.

187. Лойтер С.М. Кумулятивная форма в детском фольклоре: генезис, функция // Язык и поэтика фольклора / Доклады Международной конференции 1518.09.99. Петрозаводск: Петрозав. гос. ун-т, 2001. - С. 150-161.

188. Лойтер С.М. О жанровой специфике кумулятивной сказки // Проблемы изучения русского устного народного творчества: Республиканский сборник. М.: Изд. МОПИ им. Н.К. Крупской, 1979. - Вып.6. - С.18-29.

189. Лосева Л.М. Как строится текст. М.: Просвещение, 1980.

190. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике // Ю.М. Лотман и тартусско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994. - 560с.

191. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. -М.: Искусство, 1970.

192. Лотман Ю.М. Текст в тексте // Ученые записки Тартусского гос. университета: Труды по знаковым системам. Тарту: Изд. ТГУ, 1981. -Вып. 567.-С. 3-18.

193. Лутовинова Е.И. Сюжетный состав и принципы систематизации волшебных сказок с героиней-женщиной. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1998.- 128 с.

194. Маджаров П. Баяния и заклинания в репертоара на една носителка на фолклор от източния дял на Странджа // Български фолклор. София, 1978. -Кн. 1.-С.50-56.

195. Малые формы фольклора // Сб. ст. памяти Г.Л. Пермякова / Сост. Т.Н. Свешникова. М.: Изд. фирма «Восточная лит-ра» РАН, 1995. - 384 с.

196. Маранда П. «Золушка»: теория графов и множеств // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. -М.: Наука, 1985. С. 261-274.

197. Маранда П., Кёнгас-Маранда Э. Структурные модели в фольклоре // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. М.: Наука, 1985. - С. 194-260.

198. Маршак С .Я. Воспитание словом. Статьи. Заметки. Воспоминания. М.: Художественная литература, 1964. - С. 3-50.

199. Маршак С.Я. Собрание сочинений в 8 т. М.: Художественная литература, 1971.-Т. 7.-639с.

200. Медриш Д.Н. О своеобразии русской сказочной традиции. Национальная специфика сказочных формул // Фольклорная традиция и литература. -Владимир: Изд. Владимир, гос. пед ин-та, 1980. С. 66-91.

201. Мелетинский Е.М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов // Вопросы философии. 1991. - № 10. - С. 41-47.

202. Мелетинский Е.М. Миф и сказка // Избранные статьи. Воспоминания. -М.: РГГУ, 1998. -С.284-296.

203. Мелетинский Е.М. Об архетипе инцеста в фольклорной традиции (особенно в героическом мифе) // Избранные статьи. Воспоминания. -М.: РГГУ, 1998.-С.297-304.

204. Мелетинский Е.М. Первобытные истоки словесного искусства // Избранные статьи. Воспоминания. -М.: РГГУ, 1998. С.52-110.

205. Мелетинский Е.М. Структурно-типологическое изучение сказки // Пропп В.Я. Морфология сказки: 2-е изд. М.; Наука, 1969. - С. 134-162.

206. Мелетинский Е.М., Неклюдов С.Ю., Новик Е.С. и Сегал Д.М. Еще раз о проблеме структурного описания волшебной сказки // Труды по знаковым системам V. Тарту: Изд-во ТГУ, 1971. - С. 63-91.

207. Мелетинский Е.М., Неклюдов С.Ю., Новик Е.С. и Сегал Д.М. Проблемы структурного описания волшебной сказки // Труды по знаковым системам IV. Тарту: Изд-во ТГУ, 1969. - С. 86-135.

208. Мельников М.Н. Русский детский фольклор. М.: Просвещение, 1987. -240с.

209. Мельникова JI.P. Приемы построения текстов считалок // Русский фольклор Сибири. Новосибирск: Наука, 1990 -С. 112-126.

210. Миллер В. Ассирийские заклинания и русские народные заговоры // Русская мысль. 1896. - № 7.

211. Милюгина Е.Г. Поэтика русской народной сказки в контексте этнической культуры // Язык и поэтика фольклора / Доклады Международной конференции 15-18.1999. Петрозаводск, 2001. - С. 90-94.

212. Младенов М. Сл. Наблюдения върху езика на баянията // Език и поетика на българския фолклор. София: БАН, 1980. - С.96-100.

213. Морозова М.Н. Антропонимия русских народных сказок // Фольклор. Поэтическая система. М: Наука, 1977. - С. 231-241.

214. Москальская О.И. Грамматика текста / Пособие по грамматике немецкого языка для институтов и факультетов иностранного зыка. М.: Высшая школа, 1980.-С. 22-23.

215. Москальская О.И. Проблемы системного описания синтаксиса. М.: Высшая школа, 1981.

216. Мухлынин M.JI. К вопросу о детской сказке // Фольклор и литература Урала. Пермь: Изд. Пермского гос. педагогического института, 1976. -Вып.З. - С.51-69.

217. Небжеговская-Бартминская С. Шла болячка с Болентина. Концептуализация болезни в польском языке и в польских народных заговорах // Заговорный текст. Генезис и структура. М.: Индрик, 2005. - С. 309-325.

218. Невская Л.Г. Тавтология как один из способов организации фольклорного текста // Текст: семиотика и структура. М.: Наука, 1983. - С. 192-196.

219. Неклюдов С.Ю. «Событийные сценарии» повседневности и их соответствия в нарративных структурах // Слово как действие / Тезисы докладов конференции в МГУ, 27-29 апреля 1998 г. -М.: Диалог, 1998.

220. Неклюдов С.Ю. Драматургия жизни и драматургия повествования // Невербальное поле культуры. Тело. Вещь. Ритуал. М.: РГГУ, 1996.

221. Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследований фольклорных мотивов // Фольклор и этнография: У этнических истоков фольклорных сюжетов и образов (ред. Путилов). М.: Наука, 1984. - С. 221-229.

222. Неклюдов С.Ю. Особенности изобразительной системы в долитературном повествовательном искусстве // Ранние формы искусства. М.: Искуство, 1972.-С. 191-219.

223. Неклюдов С.Ю. Статические и динамические начала в пространственно-временной организации повествовательного фольклора // Типологические исследования по фольклору: Сборн. Статей памяти В.Я. Проппа. М.: Наука, 1975.-С. 182-190.

224. Нефедов Н.Г. Композиция сюжета и композиция произведения // Вопросы сюжетосложения. Вып. 4. - Рига, 1976. - С. 70-80.

225. Никифоров А.И. Важнейшие стилевые линии в тексте северной русской сказки // Slavia, 1934. T.XIII. - Ч. 1. - С.36-58.

226. Никифоров А.И. Жанры русской сказки // Ученые записки ЛГПИ им. М.Н.Покровского. Л.: ИЗД. ЛГПИ, 1938. - Вып.1.- Т. И. - С. 233-259.

227. Никифоров А.И. К вопросу о морфологическом изучении народной сказки // Сборник статей в честь академика А.И.Соболевского. Л.: Изд. АН СССР, 1928.-С. 172-178.

228. Никифоров А.И. Мотив, функция, стиль и классовый рефлекс в сказке // Сборник статей к 40-летию ученой деятельности академика А.С.Орлова. -Л.: Изд. АН СССР,1934. С. 287-293.

229. Никифоров А.И. Народная детская сказка драматического жанра // Сказочная комиссия в 1927 г. Л.: Изд. Гос. русского географического общества, 1928. - С. 49-63.

230. Никифоров А.И. Проблема сказочного сборника // Советский фольклор: Сборник статей и материалов. М., Л.: Изд. АН СССР, 1936. - №2-3. -С.412-422.

231. Никифоров А.И. Росшська докучна казка // Етнограф1чний вюник Кшв, 1932.-Кн. 10. - С.47-105.

232. Никифорова О.И. Роль представлений в восприятии слова, фразы и художественного описания // Известия АПН РСФ. 1947. - Вып. 7. - С. 121162.

233. Николаева Т.М. Единицы языка и теория текста // Исследования по структуре текста. М.: Наука, 1987. - С. 27-57.

234. Новик Е.С. Структура сказочного трюка // От мифа к литературе: Сборник в честь 75-летия Е.М.Мелетинского. М.: РГГУ, 1993. - С.139-152.

235. Новиков Н.В. К проблеме сказочного сборника // Принципы текстологического изучения фольклора. М.; Л.: Наука, 1966. - С.72-101.

236. Новиков Н.В. Образы восточнославянсой сказки. М., 1974.

237. Новиков Н.В. Сатира в русской волшебной сказке. Записи XIX начала XX вв. // Русский фольклор. - М.; Л.: Изд. АН СССР, 1957. - Т. И. - С. 40-61.

238. Новикова A.M. Народные кумулятивные песни // Проблемы изучения русского устного народного творчества: Республиканский сборник. М.: Изд. МОПИ им. Н.К. Крупской, 1979. -Вып.6. - С.75-89.

239. Новицкая М.Ю. Взаимодействие традиций фольклора взрослых и детей (Текстологические наблюдения над стихотворными жанрами) // Русский фольклор. Л.: Наука, 1991. - Т. XXVI. - С. 115-121.

240. Овчинникова О.В. Текстологические приемы изучения рукописных вариантов сказочных сюжетов (на материале «Повести о Шемякином суде») // Русский фольклор. Л.: Наука, 1991. - Т. XXVI. - С. 106-114.

241. Ожегова С.С. Композиция и типы севернорусских заговоров // Этнолингвистика текста: Семиотика малых форм фольклора. Ч. I. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. - С. 44-48.

242. Ольденбург С.Ф. Собирание русских народных сказок в последнее время // Журнал Министерства нар. Просвещения. 1916. - Т.64. - №8 . - С.296-322.

243. Оулупе Э. Структура латышких заговоров. Принципы и виды построения // Этнолингвистика текста: Семиотика малых форм фольклора. Ч. I. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. - С. 60-62.

244. Оулупе Э. Формула уничтожения в латышских заговорах // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. -М.: Наука, 1993. -С. 128-139.

245. От сюжета к мотиву. Материалы к "Словарю сюжетов и мотивов русской литературы". Новосибирск: изд-во института филологии СО РАН. - 1996. -192 с.

246. Панюков А.В. Коми заговорная традиция «нимкыв вирзем»: заговорные версии сюжета «Пан тшын» // История, современное состояние, перспективы развития языков и культур финно-угорских народов:

247. Материалы III Всероссийской научной конференции финно-угроведов. -Сыктывкар: Институт языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН, 2005.-С. 279-283.

248. Парпулова JI. Двуезичието като композиционен принцип на вълшебната приказка // Език и поетика на българския фолклор. София: Б АН, 1980. -С.17-23.

249. Перетц В.Н. К истории русской народной сказки. Сравнительные этюды // Отт. из ж. «Библиограф». СПб., 1894. - Вып. 2. - 35с.

250. Пермяков Г.Л. От поговорки до сказки (Заметки по общей теории клише). -М.: Наука., 1970.-240с.

251. Песков A.M. Об устойчивых поэтических элементах русского заговора // Филология. М., 1977. - Вып. 5.

252. Петров В.П. Заговоры // Из истории русской советской фольклористики. -Л., 1981.

253. Познанский Н. Заговоры. Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул / Репринт изд. 1917 г. М.: Индрик, 1995. - 352 с.

254. Померанцева Э.В. Некоторые особенности русской пореформенной сказки // Советская этнография. 1956. - № 4. - С. 32-44.

255. Померанцева Э.В. Русская народная сказка- М.: Изд. Академии наук, 1963.- 123с.

256. Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие "концепт" в лингвистических исследованиях. Воронеж: Изд. Воронежского гос. ун-та, 1999. - 30 с.

257. Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре. М.: Лабиринт, 2000. -479с.

258. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М.: Высшая школа, 1990. - 344с.

259. Поэтическая стилистика. Воронеж: Изд. Воронежск. ун-та, 1982. - 116с.

260. Проблемы текстологического изучения фольклора. Л., 1966.

261. Пропп В.Я. Принципы классификации фольклорных жанров // Советская этнография. 1964.-№4.-С. 147-154.

262. Пропп В .Я. Русская сказка. Л.: Изд. ЛГУ, 1984. - 333с.

263. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М.: Наука, 1976. - 324с.

264. Проценко Б.Н. Из наблюдений над структурой текста донских заговоров // Этнолингвистика текста: Семиотика малых форм фольклора. Ч. I. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. - С. 42-44.

265. Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору: Сборник статей памяти В.Я.Проппа. М.: Наука, 1975.-С. 141-155.

266. Путилов Б.Н. Современная фольклористика и проблемы текстологии // Русская литература. 1963. - № 4. - С. 100-114.

267. Пыпин А.Н. О русских народных сказках // Отечественные записки. -Отд.Н. СПб.,1856.- T.CV. -Кн.3-4. - С. 41-68; T.CVI. -Кн.5. - С. 1-26.

268. Раденкович Л. Структура южнославянского заговора // Этнолингвистика текста: Семиотика малых форм фольклора. М., 1988. - С. 76-78.

269. Радлов В.В. Образцы народной литературы тюркских племен. СПб., 1907.-Т. 9.-С. 422-423.

270. Разумова И.А. Повествовательный стереотип в русской волшебной сказке / Автореферат дисс. канд. филол. наук. Минск., 1984,- 20с.

271. Разумова И.А. Стилистическая образность русской волшебной сказки. -Петрозаводск: Карелия, 1991.

272. Разумова И.А. Формулы сказки и их языковая реализация (К вопросу о формулообразовании) // Язык русского фольклора. Петрозаводск, 1985. -С. 77-83.

273. Рафаева А.В. Методы В.Я.Проппа в современной науке // В.Я.Пропп. Морфология <волшебной> сказки. Исторические корни волшебной сказки (Собрание трудов В.Я.Проппа). М.: Лабиринт, 1998. - С. 467-485.

274. Ревзин И.И. К общесемиотическому истолкованию трех постулатов Проппа. (Анализ сказки и теория связности текста) // Типологическиеисследования по фольклору: Сборник статей памяти В.Я.Проппа (1895-1970).-М.: Наука, 1975.-С. 77-91.

275. Рождественский Ю.В. Что такое «теория клише»? // Пермяков Г.Л. От поговорки до сказки (Заметки по общей теории клише). М.: Наука, 1970. -С.213-237.

276. Рочев Ю.Г. Песни-сказки // Этнография и фольклор Коми: Сб. науч. тр. ИЯЛИ. Сыктывкар, 1976. - С.44-59.

277. Рошияну Н. Традиционные формулы сказки. М.: Наука, 1974. - 216с.

278. Рубцова П.А. Какие элементы литературного произведения выделяются детьми (К проблеме «Чем воздействует книга на ребенка») // Книга детям. -1929.-№4-5.-С. 8-17.

279. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. -М: Русское слово, 1997. 824с.

280. Рыбникова М.А. Народная сказка в начальной школе // Избранные труды. -М.: Изд. Академии педагогических наук РСФСР, 1958. С. 505-514.

281. Рыбникова М.А. По вопросам композиции. М.: Изд. т-ва «В.В. Думнов, наел. бр. Салаевых», 1924. - 111с.

282. Савова Е. За един тип кумулативни стихчета в българския детски фолклор // Единство на българската фолклорна традиция. София: БАН, 1989. -С.319-335.

283. Сапаров М.А. Размышления о структуре художественного произведения // Структура художественного произведения. Л., 1984.

284. Саука Л. Интонация в сказке // Фольклор. Поэтическая система. М.: Наука, 1977.-С. 223-230.

285. Саука Л. Оппозиция песня повествование, стих - проза в фольклоре // Проблемы фольклора. - М.: Наука, 1975. - С. 223-230.

286. Сахарный Л.В. Тема-рематическая структура текста: основные понятия // Язык и речевая деятельность. Т.1. 1998. - С. 7-16.

287. Свешникова Т.Н. О некоторых типах заговорных формул // Малые формы фольклора. Сборник статей памяти Г.Л.Пермякова. М.: Восточная литература, 1995.-С. 121-129.

288. Свешникова Т.Н. Структура восточнороманского заговора в сопоставлении с восточнославянским (формулы отсылки болезни) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. -М.: Наука, 1993.-С. 139-148.

289. Свешникова Т.Н. Числа в румынских лечебных заговорах // Заговорный текст: генезис и структура. М.: Институт славяноведения РАН, 2002. -С.49-52.

290. Свешникова Т.Н. Числовой код в некоторых типах румынских заговоров // Заговорный текст. Генезис и структура. М.: Индрик, 2005. - С. 441-451.

291. Севбо И.П. Графическое представление синтаксической структуры и стилистическая диагностика. Киев: Наукова Думка, 1981.

292. Севбо И.П. Структура связного текста и автоматизация реферирования. -М.: Наука, 1969.

293. Семиотика: Антология / Сост. и общ. ред. Степанова Ю.С. -2 изд., испр. и доп. М.: Акад. проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.

294. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии / Отв. ред. Е.К. Ромодановская. -Новосибирск: ИДМИ, 1999. 104с.

295. Славина Л.С. Понимание устного рассказа детьми раннего возраста // Известия АПН РСФСР. 1947. -Вып.7. - С.41-78.

296. Слюсарева Н.А. Лингвистика речи и лингвистика текста // Аспекты общей и частной лингвистической теории текста. М.: Наука, 1982. - С. 22-40.

297. Смирнов Ю.И. О системе эпического повествования // Советское славяноведение. 1968. - № 4. - С. 40-47.

298. Смирнов-Кутачевский A.M. Творчество слова в народной сказке // Художественный фольклор. М.: Работник просвящения, 1927. - С.71-79.

299. Современное зарубежное литературоведение (страны западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М.: Интрада - ИНИОН, 1996. - 319с.

300. Соколов Б.М. Композиция и стиль сказок о животных // Русский фольклор. Вып. 2. - М.: Издание Бюро заочного обучения при 2 МГУ, 1930.-С. 60-61.

301. Солганик Г.Я. Синтаксическая стилистика (сложное синтаксическое целое). -М.: Высшая школа, 1973.-214с.

302. Структура волшебной сказки // Сб. ст. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2001.-234с.

303. Структурализм: «За» и «Против». М.: Прогресс, 1975. - 464с.

304. Судник Т.М. К описанию структуры одного белорусского (восточнополесского) заговора // Текст: Семантика и структура. М., 1983. -С. 184-192.

305. Сюжет и композиция литературного и фольклорного произведения. -Воронеж: Изд. Воронежского ун-та, 1981. 148с.

306. Тайлор Э.Б. Первобытная культура. -М.: Политиздат, 1989. 573с.

307. Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики. М.: Эдиториал УРСС. -2001. - 192 с.

308. Текстологическое изучение эпоса. -М., 1971.

309. Типологические исследования по фольклору: Сб. статей памяти В.Я. Проппа. М.: Наука, 1975. - 320с.

310. Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР. Поэтика и стилистика. М.: Наука, 1980. - 343с.

311. ЗИ.Тодоров Ц. Грамматика повествовательного текста // Текст: аспекты изучения. Поэтика. Прагматика. Семантика. М.: УРСС, 2001. - С. 176-189.

312. Тодорова-Пиргова И. Баяния, магии и сеанси при екстрасенс: ритуални въплъщения на представите за «двата свята» и взаимодействията между тях // Български фолклор. София, 1993. - Кн. 5. - С.56-67.

313. Тодорова-Пиргова И. Болното тяло: стари и нови представи // Български фолклор. София, 1995. - Кн. 3. - С.28-41.

314. Толстая С.М. Магические ритмы и инерционная грамматика заговора // Заговорный текст: генезис и структура. М.: Институт славяноведения РАН, 2002.-С.62-66.

315. Толстая С.М. Ритм и инерция в структуре заговорного текста // Заговорный текст. Генезис и структура. М.: Индрик, 2005. - С. 292-308.

316. Толстой И.И. Обряд и легенда афинских буффоний // Толстой И.И. Статьи о фольклоре. М., JL: Наука, 1966. - С.80-96.

317. Топоров В.Н. К происхождению некоторых поэтических символов. Палеолитическая эпоха // Ранние формы искусства. М., 1970.

318. Топоров В.Н. О древнеиндийской заговорной традиции // Малые формы фольклора. М.: Восточная лит-ра, 1995. - С.8-120.

319. Топоров В.Н. Числовой код в заговорах по материалам сборника JI.H. Майкова «Великорусские заклинания» (Ч. 1) // Заговорный текст: генезис и структура. М.: Институт славяноведения РАН, 2002. - С.70-92.

320. Топорова Т.В. Язык и стиль древнегерманских заговоров. М.: Эдиториал УРСС, 1996.-214с.

321. Троицкая Т.С. Сказка «Теремок»: логика инварианта и пределы варьирования // Традиция и литературный процесс. Новосибирск, 1999. -С164-176.

322. Тудоровская Е.А. Сказки о животных // Русское народное поэтическое творчество. М., Л.: Изд. АН СССР, 1955. - Т.Н. - Кн.1. - С.334-343.

323. Тюпа В.И. Аналитика художественного. Введение в литературоведческий анализ. М.: Лабиринт, РГГУ, 2001. - 192с.

324. Успенский Б.А. Поэтика композиции // Семиотика искусства. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. - С.9-213.

325. Ухов П.Д. Типические места (loci communes) как средство паспортизации былин // Русский фольклор. М., Л.: Изд. АН СССР, 1957. - Т.Н. - С. 129154.

326. Ушинский К.Д. Избранные педагогические произведения. М.: Просвещение, 1968.-557с.

327. Федотов О.И. О народном стихосложении и его взаимосвязи с литературной традицией // Фольклорная традиция и литература: Межвузовский сборник научн. Трудов. Владимир: Изд. Владимир, гос. пед. института, 1980. - С.92-119.

328. Фортунатов Н.М. Ритм художественной прозы // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1974. - С. 173-186.

329. Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра. Период античной литературы. -Л.: Художеств. Литература, 1936. -453с.

330. Фотино С., Маркус С. Грамматика сказки // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. М.: Наука, 1985. - С. 275-315.

331. Харитонова В.И. Заговорно-заклинательная традиция: текст и заклинатель // Филологические науки. М.: Высшая школа, 1990. - № 3. - С. 33-40.

332. Харитонова В.И. Заговорно-заклинательное искусство восточных славян. -М.: РАН, Ин-т этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая, 1999. -602 с.

333. Холбек Б. Езикът на вълшебните приказки // Български фолклор. София: БАН, 1992.-Кн. 3.-C.3-20.

334. Хроленко А.Т. Своеобразие фольклорного слова // Русский фольклор. Л.: Наука, 1991. - T.XXVI. - С.122-133.

335. Цилевич Л.М. Принципы анализа литературного произведения как художественной системы // Филологические науки. 1988. - №1. - С.9-13.

336. Чейф У.Л. Память и вербализация прошлого опыта // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1983. - Вып. 12. - С.35-73.

337. Чередникова М.П. «Голос детства из дальней дали.» (Игра, магия, миф в детской культуре). М.: Лабиринт, 2002. - 224с.

338. Чернов И. О структуре русских любовных заговоров // Ученые записки Тартусского ун-та. Труды по русской и славянской филологии. Тарту: Изд-во ТГУ, 1965.-Вып. 181.-С. 159-172.

339. Чистов К.В. Вариативность и поэтика фольклорного текста // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. IX международный съезд славистов-М.: Наука, 1983 С. 143-169.

340. Чистов К.В. Заметки о сб. Н.Е. Ончукова «Северные сказки» // Вопросы литературы и народного творчества: Труды Карельского филиала АН СССР. Петрозаводск: Гос. изд. Карельской АССР, 1957. - Вып.VIII. - С.5-29.

341. Чистов К.В. Поэтика славянского фольклорного текста: коммуникативный аспект // VIII Международный съезд славистов. История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М.: Наука, 1983. - С.26-43.

342. Чистов К.В. Специфика фольклора в свете теории информации // Типологические исследования по фольклору: Сб. статей памяти В.Я. Проппа. М.: Наука, 1975. - С.26-43

343. Чистов К.В. Современные проблемы текстологии русского фольклора. Доклад на заседании Эдиционно-текстологической комиссии V Международного съезда славистов. М.: Изд. АН СССР, 1963. - 46с.

344. Язык и поэтика фольклора: Доклады международной конференции. -Петрозаводск: Петрозав. гос. ун-т, 2001. 272 с.

345. Bartminski J. О rytualnej funkcji powtorzenia w folklorze przyczynek do poetyki sacrum // Sacrum w literaturze. Lublin, 1983. - S.257-266.

346. Bolte I., Polivka G. Anmerkungen zu den Kinder- und Hausmarchen der Briider Grimm-Leipzig, 1915.

347. Danes F. Prace о semanticke strukture vety. Prehled a kriticky rozbor Praha, 1973.

348. Danes F. Semantyczna i tematiczna struktura zdania i tekstu // Tekst i jazyk -problemy semantyczne Wroclaw, 1974-V. XXXVI.

349. Danes F. Syntaksicky model a syntaksicky vzores // Cveskoslovenske prednasky pro V Mezinarodni sjezd slavistu v Sofii Praha, 1963.

350. Haavio M. Kettenmarchenstudien.- Helsinki, 1929 FFC №88.

351. Taylor A. Formelmarchen//Handworterbuch des deutchen Marchens.- Berlin; Leipzig, 1934.1. Источники

352. Афанасьев Народные русский сказки А.Н. Афанасьева в трех томах. - М., 1985-1986.

353. Арнаудов Български народни приказки / Отборъ и характеристика отъ проф. М. Арнаудов. Второ издание. София: Хемусъ, 1943.

354. БЕ-Българскаэтнография.- 1980.-Кн.З; 1981.-Кн.3-4; 1984.-Кн.1.

355. БНПиП Българска народна поезия и проза. Т.6. Народни приказки / Съставителство и редакция JI. Парпулова и Д. Добрева. София: Български писател, 1982.

356. БФ-Български фолклор. 1978.-Кн. 1.

357. Вельмезова Вельмезова Е.В. Текст человека и болезни: чешский лечебный заговор (опыт исследования семантической структуры). Акд. - М., 1999.

358. ВФ Вятский фольклор. Заговорное искусство. - Котельнич, 1994.

359. Забылин ~ Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылиным. Репринтное воспроизведение издания 1880. -М., 1990

360. Зеленин Великорусские сказки Пермской губернии. Сборник Д.К. Зеленина. - М., 1991.

361. Ю.Иваницкий Иваницкий Н.А. Материалы по этнографии Вологодской губернии // Известия Общества любителей естесствознания, антропологии и этнографии. - 1890. - T.XIX.

362. П.Капица Капица О.И. Русские народные сказки. - М.; JL, 1930.

363. Карнаухова Карнаухова И.В. Сказки и предания Северного края. -М.,1934.

364. Лутовинова Русские народные сказки о мачехе и падчерице / Сост., вступ. Статья и прил. Е.И. Лутовиновой. - Новосибирск: ВО «Наука». Сибирская издательская фирма, 1993.

365. Майков Великорусские заклинания. Сборник Л.Н. Майкова. - СПб, 1994.

366. Мельников Мельников М.Н. Русский детский фольклор. - М., 1987.

367. Мудрость народная Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре. - М., 1991. - Вып.1: Младенчество. Детство.

368. П.Никифоров Севернорусские сказки в записях А.И.Никифорова / Издание подготовил В.Я. Пропп. - М.; Л., 1961.18.0нчуков Ончуков Н.Е. Северные сказки. - СПБ., 1908.

369. РДС Русские докучные сказки / Составление, вступительная статья, подготовка текстов и комментариев И.Ф. Амроян. - Тольятти, 1996.

370. Савушкина Русские заговоры / Составление, предисловие и примечания Н.И. Савушкиной. - М., 1993.

371. СБНУ Сборник за български народни умотворения и книжнина. Т. 1-60. София, 1889-1994.

372. Худяков Великорусские сказки в записях И.А. Худякова. - М.; Л., 1964.

373. Шейн, Великорус Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п.: Материалы, собранные и приведенные в порядок П.В. Шейном. - СПб., 1900. - Т. 1.

374. Baar-Baar, Jindrich Simon. Chodske pfsne a pohadky. Praha, 1975.

375. Erben, 1937 Erben KJ. Prostonarodni ceske pisne a rikadla. - Praha, 1937.

376. Erben, 1949 Erben K.J. Ceske pohadky. - Praha, 1949.

377. Erben, 1955 ErbenK.J. Ceske narodni pohadky. - Praha, 1955.v

378. Horak Cesky Honza. Lidove pohadky. Vybral a upravil J. Horak. - Praha: Obrys, 1945.

379. Kramarik Kramarik, Jaroslav. Chodske pohadky a povesti. - Praha, 1956.

380. Kubin, 1950 Lidovi bajeci. Vybor povidek z Podkrkonosi. Z ust lidu zapsal Josef Stepan Kubin. - Praha, 1950.

381. Kubin, 1958 Kladske povfdky. Z list lidu zapsal Josef Stepan Kubin. - Praha, 1958.

382. Kulda, sv. 1 Moravske narodni pohadky, povesti, obyceje a povery. Sebral a napsal Benes Method Kulda. - Svazek 1. - Praha, 1874.

383. Kulda, sv. 2 Moravske narodni pohadky, povesti, obyceje a povery. Sebral a napsal Benes Method Kulda. - Svazek 2. - Praha, 1875.

384. Mensik Moravske narodni pohadky a povesti. Ze sbirek J.S. Mensika, J. Pleskace, K. Orla, J. Soukopa a V. Svedy. - Praha, 1983.

385. Narodni pohadky Narodni pohadky, pisne, hiy a obyceje. - Praha, 1873. - Sv. 1. 36.Sirovatka - Sirovatka, Oldrich. Pohadky z Moravy. - Praha, 1959. 37.Smolka - Hlucinsky pohadkar Josef Smolka. - Krajske nakladatelstvi v Ostrave,1958.

386. Zavada Zavada, Jaroslav. Ceske narodni pohadky a pisne. - Praha, 1958.