автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему:
Принуждение в контексте культуры

  • Год: 2007
  • Автор научной работы: Латышева, Кристина Витальевна
  • Ученая cтепень: кандидата философских наук
  • Место защиты диссертации: Краснодар
  • Код cпециальности ВАК: 09.00.11
450 руб.
Диссертация по философии на тему 'Принуждение в контексте культуры'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Принуждение в контексте культуры"

На правах рукописи

Латышева Кристина Витальевна

ПРИНУЖДЕНИЕ В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРЫ (СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ)

09.00.11 - социальная философия

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

□ОЗ173622

Краснодар

003173622

Работа выполнена в ФГОУ ВПО «Южный федеральный университет»

Научный руководитель: доктор философских наук, доцент

Малицкий Валентин Семенович

Официальные оппоненты: доктор философских наук, доцент

Рудь Марина Юрьевна

Защита состоится «_28_» сентября 2007 г. в 12.00 часов на заседании диссертационного совета КМ 203.017.01 по философским и социологическим наукам в Краснодарском университете МВД России (350005, г. Краснодар, ул. Ярославская, 128, зал заседаний диссертационного совета).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Краснодарского университета МВД России (350005, г. Краснодар, ул. Ярославская, 128).

Автореферат разослан «_24_» августа 2007 г.

доктор философских наук, доцент Бандурин Александр Петрович

Ведущая организация:

Ростовский государственный строительный университет

Ученый секретарь диссертационного совета

/

С.Г. Черников

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Вторая половина XX в. прошла под угрозой глобальной и множества реальных локальных войн. Позиция христианства по отношению к ним на протяжении всего этого времени оставалась неопределенной. Например, отношение к глобальной войне зависит от четкого ответа на вопрос: должен ли ученый, военный и промышленник выполнять правительственное указание по производству ядерного оружия? Христианский ответ гласит: да и нет! Локальные войны второй половины XX в. связаны с деколонизацией. На эту тему Церковь длительное время тоже не высказывала никакого мнения, поскольку в этих войнах приобретают большое значение разные идеологии и патриотизмы.

В настоящее время потеряла смысл не только священная, но и справедливая война. Опыт XX в. показал: справедливая война оставляет беспредельное пространство интерпретациям, в результате чего любая война может рассматриваться как справедливая и несправедливая одновременно. При принятии решения о войне нужно время для размышлений. Это исключено при нападении с использованием современного вооружения, которое требует немедленной реакции. Сегодня грань войны и мира стала неопределенной и включает ряд промежуточных состояний: вооруженный мир, холодная война, мирное сосуществование (состояние ни мира, ни войны), партизанская война, терроризм. Как реагировать на них? - пока неясно. Это характерно и для посткоммунистической России1.

В целом сравнительная история христианской Европы и других континентов показывает, что христианство больше способствовало войне, нежели миру. Хотя частота войн не зависит от пространственно-временных параметров, включая религию и культуру. Выводы психологов и антропологов однозначны: война ведется ради самой войны. Этот вывод важен при определении условий устойчивого мира. До сих пор они не сформулированы. Ни одно общество, государство и институт не смогли исключить принуждение и войну. Из этого факта надо исходить при оценке эффективности ООН и других международных организаций.

Религия - важный элемент культуры. Но на протяжении Нового времени секуляризация стала всеобщей. Религия длительное время противостояла этому процессу. В настоящее время сами христианские иерархи радикально пересматривают роль религии в истории. В Прощеное воскресенье 2000 г. Папа Иоанн Павел II впервые в двухтысячелетней истории христианства публично молил Бога о прощении грехов Церкви - нетерпимости и принуждения к инакомыслящим, религиозных войнах, крестовых походах, грехах против единства христиан и против евреев, прав личности и социальной справедливости, неуважении к другим культурам и религиям. Однако после выступления Иоанна Павла II некий представитель Московской патриархии заявил прессе: «Нам каяться не в чем, ведь в нашей истории не было священных войн и

' Маркедонов С. Чечня: война как мир и мир как война // Ab imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 4. С. 263 - 292.

насильственной христианизации»2. Итак, католический иерарх признает ответственность христианства за принуждение и нетерпимость, тогда как анонимный представитель Русской православной церкви (РПЦ) с этим не согласен. Кто более прав?

Вначале приведем мнение выдающегося современного знатока истории христианства и ислама Б. Луиса: «Христиане и мусульмане были одинаково убеждены не только в том, что обладают всей полнотой Божественной истины, но й в том, что им, и только им, она была явлена окончательно и бесповоротно. Все последующее с необходимостью оказывалось вредоносным лжеучением и Терпимо быть не могло»3. Стало быть, обоюдная нетерпимость и вытекающее отсюда принуждение - общая характеристика христианства и ислама. Если православие есть разновидность христианства, оно не могло быть свободным от этой характеристики.

Это подтверждают конкретные факты. До 1917 г. РПЦ насильственно насаждала православие среди иноверцев: «История русского миссионерства тесно связана с историей формирования русского государства и в особенности с историей колонизации России»4. В первые 150 лет после присоединения казанского ханства к Москве власть ставила цель полной христианизации коренного населения насильственными методами. С 1730-х гг. русское правительство проводило жесткую политику в отношении мусульман. С 1741 г. российская власть контролировала буддистское духовенство (царь устанавливал число лам и верховного ламу). В ходе принудительной христианизации произошло массовое разрушение мечетей. На протяжении XIX в. под влиянием православных миссионеров происходило массовое отпадение населения в язычество и ислам. Православные священники отличались нетерпимостью. Миссионерская деятельность православных миссионеров сопровождалась полицейско-административными мерами (судебные процессы, лишение земли, выселение, ссылка в Сибирь лиц, упорствующих в «религиозных заблуждениях»). В итоге, сами русские уходили в ислам и язычество. Открытие православных церковных школ, а затем Указ 17 апреля 1905 г. о веротерпимости еще более усилили этот процесс5.

Что касается религиозной войны в России, то О.Л. Шахназаров детально ¿писал главные факты и тенденции почти 300-летней войны официального православия со старообрядчеством. Православные миссионеры отбирали детей у раскольников и сектантов, а родителей лишали прав гражданства. Поэтому

2!Цит. по: Колесников Л., Привалов А. Новая русская идеология. М., 2001. С. 248.

3¡ JIyuc Б. Ислам и Запад. М.: Библейско-Богословский институт Св. Апостола Андрея, 2003.

(Г. 18.

4|Миссионерские общества//Христианство: Энциклопедический словарь: В 3 т.: М., 1995. Т. 2. С. 117-118.

5 Ислаев Ф.Г. Православные миссионеры в Поволжье. Казань, 1999. С. 25 - 29; Национальный архив Республики Татарстан (Казань, РФ). Православные миссионеры о перспективах христианизации и русификации инородцев: три доклада 1900, 1905 и 1907 гг. // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2000. № 2. С. 171 - 188.

православные миссионеры получили кличку «опричников духовенства» и «шпионов правительства»6.

Итак, в истории России были и принудительная христианизация, и религиозные войны. Принудительная христианизация населения, внутренняя колонизация и колониальная политика России органически взаимосвязаны. До и после 1917 г. РПЦ поддерживала принудительные методы преобразования общества. Значит, связь религии и насилия относится к обеим христианским конфессиям - католичеству и православию.

Теперь учтем мнение представителя третьей христианской конфессии. В книге протестантского теолога и епископа Англиканской церкви Р. Дон Капита «Христианство: главные тенденции второй половины XX века» анализируется «...закат религиозной жизни и мысли, которые происходят на наших глазах»7. Протестантский епископ предлагает рассматривать связь религии и принуждения на фоне общего заката религии, а так называемое «религиозное возрождение» квалифицирует как идеологическую борьбу различных социальных сил с закатом религии.

Р. Дон Капита анализирует социальные процессы второй половины XX в. и формулирует следующие выводы: религиозные различия стимулируют гражданские войны и могут принимать форму внутренней священной войны; в настоящее время связь религии и принуждения происходит в социальном контексте заката религии; религиозный фундаментализм есть форма контркультуры; так называемое «религиозное возрождение» есть форма идеологической борьбы либерализма, ортодоксального иудаизма, религиозного экзистенциализма и религиозного фундаментализма с общим закатом религии и универсальным процессом секуляризации. Тем самым проблема приобретает социальную и политическую остроту. Этим объясняется выбор темы диссертации.

Степень научной разработанности темы. В принципе, связь религии и принуждения существует давно - от языческих жертвоприношений через многообразные формы религиозной инквизиции до коллективной смерти современных сектантов. Высказывания современных христианских иерархов и теологов позволяют более строго сформулировать проблему: современное христианство созрело для оценки своей собственной истории как истории грехов. Не менее примечательно то, что современный христианский теолог Р. Дон Капит признает влияние социальных процессов на изменение формы религиозности, фиксирует закат религии и критикует разнообразные формы так называемого «религиозного возрождения», в состав которых входит религиозный фундаментализм.

В российской публицистике тоже высказываются мнения, которые отражают идеологическую борьбу с закатом религии. Например, кинорежиссер С. Говорухин в фильме «Так жить нельзя» утверждал: Россия расплачивается за атеизм и выбор «дьвольского пути»; Россия - «проклятая Богом земля», и ее возрождение невозможно без религии. Однако в странах Запада религия в XX в.

6 Шахназаров O.JI. Старообрядчество и большевизм // Вопросы истории. 2002. № 5. С. 72 -97.

7 Don Kapit R. Christianity: The Major Tendencies of the Two Half XX Centuries. Cambridge, Cambridge University Press, 2001. P. 4.

не испытывала таких притеснений, как в СССР. Тем не менее на Западе закат религии становится фактом. Следовательно, атеизм не является единственным критерием выбора Россией «дьявольского пути».

К тому же для православия характерны символические формы богопочитания, которые распространяются в посткоммунистической России под флагом религиозного возрождения8. Это возрождение происходит под сильнейшим влиянием наследия государственного социализма.

В итоге, возрождение религии в России принимает причудливые формы: одни соединяют ленинизм с русской идеей, которая понимается как культурно-нравственная традиция, включающая соборность, державность, духовность и народность; другие требуют создания православно-славянской цивилизации, рассматривая православие как разновидность восточных религий; третьи соединяют коммунистические и христианские идеи с эзотерическими религиями9.

И все же постепенно складываются предпосылки для анализа поставленной проблемы. В коллективной монографии под редакцией С. Б. Филатова изучены социологические тенденции религиозной жизни 1990-х гг., которые позволяют уточнить специфику религиозного возрождения в России.

В начале 1980-х гг. в СССР было 5-10% верующих. Население воспринимало религию как форму культуры, а не как связь с Богом10. В 1990 г. население СССР получило религиозную свободу. Реабилитация религии без вероисповедных различий стимулировала интерес населения к католицизму, протестантизму и другим религиям. После 1992 г. православие претендует на роль ядра культуры и национальной идентичности. В некоторых опросах 2000 г. число людей, называющих себя православными, достигает 82%". Изменилась политика государства в отношении религии. Закон 1990 г. утверждал отделение Церкви от государства и школы от Церкви. С 1997 г. государство начало выделять средства для Православной церкви, что противоречит закону12. В настоящее время РПЦ имеет свыше 19 ООО приходов, 480 монастырей, 150 архиереев, 17 500 священников, 2 300 дьяконов, 5 духовных академий, 29 духовных семинарий, 28 иконописных школ, множество воскресных школ и групп для взрослых, гимназии, детские сады, гостиницы и т.д., что значительно больше имущества всех остальных конфессий13.

Несмотря на поддержку государства, в России не произошло реставрации православия14. Если считать участие в религиозной практике

8 О времени и о себе. Интервью с Л.Н. Митрохиным // Вопросы философии. 1995. № 6.

9 Программа Коммунистической партии Российской Федерации. М., 1995. С. 13 - 14; Серов А. Ленин и теперь живее всех живых. Партия космических коммунистов готова идти на выборы // Русская мысль. 1999. № 4281. 5 - 11 авг. С. 21.

10 Религия и общество: очерки религиозной жизни современной России / Отв. ред. С.Б. Филатов. М.; СПб., 2002. С. 470.

" Там же. С. 472.

12 Там же. С. 473.

" http // mvvy.russiari-ortodox-church.org.ru/todav ru.litm. С. 1.

14 Опросы показывают, что только 6-7 % населения участвуют в богослужении один раз в месяц. По данным органов внутренних дел Москвы, в пасхальном богослужении 1999 г. участвовало менее 2 % взрослого населения города. В 1999 г. причащалось менее 8 %

главным критерием конфессиональной принадлежности, православных в России не больше 15 млн, а не 50 - 60 млн, как указано в одном учебнике15. В России (как и в других странах) развивается секуляризация, элемент которой -отождествление религии с культурой. Лишь '/ю респондентов считает главным в религии «личное спасение» и «отношения человека с Богом». РПЦ способствует нерелигиозному восприятию религии. Ее иерархи постоянно говорят о верности национальным традициям, патриотизме, единстве и ценности православной культуры: «За всей этой культурно-политической риторикой слова о вере, о спасении, о страдающем, любящем Боге, распятом и воскресшем, теряются и не доходят до аудитории»16. Среди «православных» культивируются языческие убеждения - вера в переселение душ, астрологию и экстрасенсорику и т.п. Низкая религиозность характерна и для других конфессий - мусульманства и иудаизма. Современное религиозное сознание народов России эклектично. Религиозная энтропия в СССР/России развивалась параллельно росту рыночных настроений и в настоящее время является устойчивой системой, а не переходным этапом к новой религии.

В последнее десятилетие в России интенсивно развивались католицизм и протестантизм: «Фактически сейчас в России утвердились все основные течения протестантизма. Протестантизм распространяется не только среди русских, но и среди народов традиционно исламских, буддистских, языческих. В некоторых регионах протестантские объединения успешно занимаются политикой. На общем фоне низкой религиозности успехи протестантизма наиболее значительны»17.

Возникло противоречие между реставрационными и демократическими тенденциями. Массовое сознание распространяет реставрацию на культуру, а не на победы русской и советской армии, российскую монархию и империю, «белое» движение и т.п. Власть воспринимает Церковь таким образом, который помогает ей сохранить сформировавшиеся при Сталине установки18. «Парадокс ситуации в том, что общественное мнение России сохранило верность демократии, правам человека, национальной и религиозной терпимости»19. В 1997 г. был принят новый Закон РФ «О свободе совести». Он фактически лишает основных гражданских прав религиозные организации, существующие менее 15 лет, вынуждает автономные религиозные общины присоединяться к существующим с советских времен религиозным объединениям. Примерно в трети российских губерний приняты законы, ограничивающие свободу религиозных меньшинств. В Законе 1997 г. проведена граница между «религиозными организациями» и «религиозными группами»: у первых больше, у вторых меньше прав. Закон 1997 г. частично восстанавливает отношения Церкви и государства, характерные для времен Брежнева. Православные священники больше связаны с властью, нежели клир других конфессий. Но в обоих случаях верующие оказываются в позиции

россиян. В существование живого Бога в 1999 г. верили 18 %, в загробную жизнь - 24 %, в воскресение мертвых- 10 % (см.: Религия и общество... С. 473).

15 История религий в России. М.: Изд-во РАГС, 2002. С. 582.

16 Религия и общество... С. 474.

17 Там же. С. 479-480.

18 Там же. С. 480.

"Там же. С. 481.

борьбы, которая невозможна в государстве, провозгласившем отказ от тоталитарного прошлого.

В плане интересующей нас темы особенно характерно то, что Московский патриархат подписал соглашения о сотрудничестве с министерствами обороны, внутренних дел, образования и др. Для остальных конфессий эти соглашения остаются лишь возможностью. Боевые генералы реагируют на это следующим образом: «Многие солдаты и офицеры, начитавшись в свое время о биополях, астралах и прочих оккультных делах, верят в защитные свойства амулетов, талисманов и даже записанных на листках молитв своих родных и близких... Меня часто спрашивают: а вы в Бога верите? - Нет, отвечаю, не верю. В церкви бываю, когда приглашают, но чувствую себя в эти минуты неловко. Удивляюсь, как быстро многие госчиновники и некоторые господа офицеры вдруг стали верующими»20. Рядовые солдаты высказываются более определенно: «Когда начальники в «войнушку» наигрались, за нас поп взялся: освящал и раздавал маленькие иконки, вроде медальонов, но я не стал подходить, так как надо было крест и руку попу целовать, а я не хотел... В честь присяги выступала местная группа «Эдельвейс», которая все песни пела про Бога в современной аранжировке... Если раньше в армии коммунизмом долбили, то теперь — Богом. Устраивают всякие лекции, фильмы крутят соответствующие, но что интересно, упирают на православие, а куда же податься, скажем, католику или иудею? Похоже, что даже богов в строй поставить норовят по ранжиру»21.

В ст. 14 Конституции РФ записано: «1. Российская Федерация - светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. 2. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом»22. На практике этот принцип нарушается: «В религии этот процесс происходит диким, бандитским образом, с нарушением законов и Конституции»23. Местная власть применяет полицейские методы в отношении религиозных меньшинств, а также к верующим других религий -исламу и иудаизму: «Местные губернаторы и мэры решают вопрос о поддержке того или иного кандидата в зависимости от того, кто сколько предложит денег. Это лишь одно из подтверждений факта, что вопросы религиозной жизни и религиозной свободы в сегодняшней России неразрывно связаны с проблемой коррупции. Закон 1997 г. с его запутанными положениями, предоставляющий светским должностным лицам возможность действовать по их усмотрению, открыл прекрасные возможности для прямого и скрытого взяточничества. Покупка особого отношения к своей религиозной конфессии - крайнее проявление чрезвычайно серьезной проблемы»24.

В целом основные научные направления по проблеме принуждения в современной литературе представлены следующими авторами К. Армстронг, Р.

20 Трошев Г. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала. М.: Вагриус, 2002. С. 299 -300; Байсаев У., Грушкин Д. «Здесь живут люди. Чечня. Хроника насилия " М. 2006.

21 Анпилогов И. Уроки армии и войны, или Хроника чеченских будней // Континент. 2002. № 114. С. 204-207.

22 Конституция Российской Федерации. Официальный текст по состоянию на 1 октября 1997 года. М„ 1997. С. 6-7.

23 Религия и общество... С. 24.

24 Назаргтян А. П. Антропология насилия и культура самоорганизации. М., 2007. С. 30.

Жирар, К. Леви-Стросс, Э. Лича; Б. Андерсон, A.B. Буганов, А. Доманин, Ле Гофф, X. Кон, Д. Лангевиш, В. Лапин, Ж. Минуа, Л. Поляков; Н. Макиавелли, И. Берлин. Существенное значение имеют работы Л. Б. Алаева, Д. Бейкера, Е. А. Глущенко, И. П. Магидовича, В. И. Магидовича, П. Н. Милюкова, М. Реберью, Б. Б. Родомана, М. Ферро, В. Шейниса, А. С. Эткинда; труды М. О. Акиншина, В. М. Гиленсена, А. В. Гринева, А. Зуева, В. М. Иванова, А. М. Куропаткина, Н. М. Пржевальского, Ш. Сили, Р. Суни, Г. В. Стеллера, Схиммелпенинка ван дер Ойе Д., Г. П. Федотова; работы К. Г. Баллестрема, А. Васильева, игумена Вениамина (Новика), С. Г. Вургафта, В. Н. Дахина, И. П. Добаева, М. Э. Добрускина, В. Илющенко, А. Каппелера, К. М. Костюка, И. В. Кудряшовой, А- И. Кырлежева, Ф. Е. Мельникова, Г. Михайлова, Д. Поспеловского, Л. Сюкияйнена, И.А. Ушакова и др.

Мы не исчерпали все тенденции религиозной жизни России 1990-х гг. Отметим только те, которые совпадают с аналогичными тенденциями в европейских странах: религия в России является формой культуры; в России развивается универсальная секуляризация; религиозное сознание населения России эклектично; религиозная энтропия является устойчивой системой; православие претендует на роль ядра культуры и национальной идентичности. Таким образом, поставленная проблема актуальна и для России,

Цель и задачи исследования. Главная цель диссертационного исследования - анализ связи культуры и принуждения на примере описания генезиса, трансформации и реализации во времени и пространстве концепта священной войны в иудаизме и христианстве. Отсюда вытекают конкретные исследовательские задачи:

- описать методологию социально-философского исследования связи религии и принуждения.

- проанализировать соотношение язычества и принуждения;

- изучить генезис и трансформацию священной войны в христианстве.

- репрезентировать современное государство как воплощение конфликта язычества и христианства.

- проанализировать влияние концепта священной войны на процессы внешней экспансии.

- проанализировать отношение между религией и внутренней колонизацией.

- описать взаимосвязь религиозного фундаментализма и принуждения.

Объектом исследования выступает принуждение как способ

преобразования культурой социальной реальности.

Предметом исследования является религиозно-социальные аспекты принуждения.

Методологическая база определяется поставленными задачами. Подчеркнем особое значение главных принципов исследования.

В настоящее время в России и других странах преобладает понимание религии как элемента культуры. Существует множество концепций культуры. Для нас главное значение имеет концепция «насыщенного описания» культуры К. Гирца. В ее состав входят следующие постулаты: человек есть животное, опутанное сотканными им самим сетями смыслов, которые образуют культуру; интерпретативная теория культуры помещает людей в контекст их собственных

банальностей, занимается экспликацией экспликаций и расширяет границы человеческого дискурса; степень убедительности таких экспликаций объясняется силой научного воображения; культура не является самостоятельной органической реальностью с собственными движущими силами и целями; отсюда вытекает конфликт понимания и описания, невозможность предсказаний и неполнота культурного анализа; поэтому требуется постоянная связь культурного анализа с политической, экономической и социальной реальностью.

Для позитивного анализа взаимосвязи религии и принуждения мы используем в диссертации сформулированный М.Вебером принцип «интеллектуальной честности» как главный способ научного познания религии.

При постановке конкретных вопросов исследования несколько раз использовался термин «концепт». В современной философии и методологии науки под концептом понимается схватывание смыслов вещи (проблемы) в единстве речевого высказывания. Концепт включает в себя следующие параметры: полнота смысла выражения в целостном процессе произнесения; субъектность, смыслоразделительная функция и единство речи; в отличие от понятия концепт есть продукт ума (духа), который творчески воспроизводит и собирает смыслы; концепт субъектен и предполагает другого субъекта (слушателя, читателя) при ответах на вопросы и рождает диспут; концепт включает память, воображение и направленность на понимание здесь и теперь; как акт памяти концепт ориентирован в прошлое, как акт воображения - в будущее, как акт суждения - в настоящее.

В последнее десятилетие концептологический метод используется для анализа проблем словаря культуры (работы В.П. Руднева, Г. Г. Слышкина, Ю. Степанова), фактуальности (исследования С. X. Ляпина), истории философии (труды С. С. Неретиной), лингвистики (работы Н. Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, В. Н. Шапошникова, А. Д. Шмелева), политической философии и регионалистики (исследования В. П. Макаренко). Мы попытаемся применить его для ответа на весь круг поставленных вопросов. Причем, особое значение для нас имеют культурологические и историко-концептологические аспекты данного метода.

Историко-концептологический метод разработан Д. Б. Расселом для анализа физического, ментального и духовного принуждения и базируется на изучении прямого, непосредственного и экзистенциального зла в христианстве и других религиях. Этот метод противостоит сравнительному религиоведению, теории архетипов К. Юнга, феноменологии и структурализму.

Кроме указанных авторов, мы опирались на исследования Б. Андерсона, К. Г. Баллерсгема, И. Берлина, С. Г. Вургафа, В. Н. Дахина, М. Е. Добрускина, А. Зуева, игумена Вениамина (Новика), Л. Леви-Брюля, А Каппелера, А Колесникова, X. Кона, К. Коспока, Я. Кубика, И. В. Кудряшовой, Д. Лангевище, Н. Макиавелли, Ж. Минуа, Л. Р. Полонской, Л. Полякова, М. Реберью, Б. Б. Родомана, Ш. Сили, В. С. Соловьева, Р. Суни, И. А Ушакова, Г. П. Федотова, Г. Э. фон Грюнебаума, М. Ферро, С. В. Чешко, Ф. Шенка, В. Н. Якунина и др.

Таким образом, методологический конструкт работы базируется на методах и концепциях социологии религии, интерпретативной, структуралистской и аналитической теории культуры, а также на использовании историко-концептологического метода. Избранным методом исследования

объясняется отбор литературы и точек зрения, которые удовлетворяют характеристикам концепта.

Научная новизна диссертации выражается в том, что впервые в отечественной социально-философской литературе:

- проанализированы религиозные основы принуждения, специфика структуралистского метода анализа коллективного принуждения и вклад аналитической компаративистики в изучение взаимосвязи религии и принуждения;

- описаны генезис и трансформация идеи священной войны в иудаизме и христианстве на основе текстуального анализа и множества интерпретаций Ветхого Завета, выявлена специфика традиционной военной идеологии;

- выявлены соотношение социоцентризма, индивидуализма и фатализма в Новом Завете, связь концепта священной войны со становлением современных государств и наций, а также духовно-практические элементы священной войны;

- на основе новой интерпретации творчества Н. Макиавелли И. Берлиным проанализированы военно-политический смысл язычества и христианства, соотношение человеческой природы и государства, особенности религиозно-социального выбора в условиях раскола христианской цивилизации;

- уточнена дефиниция колонизации, описаны религиозные предпосылки внешней экспансии и отношение между колонизацией, империализмом и расизмом;

- проанализированы специфика внутренней колонизации, проблема воспроизводства колониализма и отношения между внутренней колонизацией и множеством внешнеполитических идеологий;

- описаны подходы к определению религиозного фундаментализма, показаны специфика православного фундаментализма, концептуальные расхождения в современном российском православии и региональные реакции на данные расхождения.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В современном социогуманитарном знании сложились следующие подходы к анализу связи религии и принуждения. В концепции Р. Жирара описаны религиозные истоки принуждения и насилия. Но эта концепция несвободна от недостатков: нестрогое использование понятий принуждения и мимесиса; бедность понятийного аппарата; нефальсифицируемость объяснения человеческих действий и философии истории посредством мимесиса; смешивание дескриптивного и нормативного аспектов исследования; недооценка роли принуждения в распространении христианства; трактовка социальных кризисов (включая стереотип жертвы) как механизмов роста (а не падения) различия функций, социального статуса и поведения людей. Структуралистская методология (труды К. Леви-Стросса) анализа религиозных аспектов принуждения является дискуссионной. Для анализа связи религии и принуждения предпочтительнее использовать результаты аналитической компаративистики, которая позволяет учитывать: отношение истины (веры) и лжи (безверия) в конкретных религиях; монотеизм как предпосылку атеизма; синтез религии и принуждения в идее священной войны; фундаментализм как универсальное свойство монотеизма.

2. Иудаистско-христианский концепт священной войны включает: правила священной войны, регламентацию отношения к захваченным территориям, идею универсальности священной войны, асимметрию справедливых и несправедливых войн в пользу первых. Классическая, духовная, теологически-литературная и апокалиптическая интерпретация Библии квалифицирует войну как всеобщий феномен, главное средство поддержки богоизбранного народа и наказания за вероотступничество. Концепт священной войны на протяжении истории использовался для оправдания фанатизма и войны. По причине монотеизма ответственность Библии больше ответственности священных писаний других религий. Монотеистические религии способствуют внутреннему миру и внешним войнам одновременно. В иудаизме сформулированы идеи связи бога с народом, престижа военной силы, аморальности человеческих действий и абстрактное требование о необходимости отказа от насилия. По мере контакта с государственной властью все религии способствуют войне. В современном обществе переплелись религиозный праздник и война. Все религиозные и светские попытки придать войне законное обоснование ложны. Борьба монотеистических религий за воплощение абсолютного добра иллюзорна и утопична. Идея справедливого Бога в иудаизме и христианстве оправдывает войну, снимает ответственность с ее инициаторов и исполнителей и соединяет силу и право.

3. Христианство выходит за пределы милитаризма и пацифизма, но сохраняет манихейский дух вечной войны и ветхозаветный фатализм. Апокалипсис оправдывает принуждение как условие всеобщего мира. Связь мученичества с военным убийством - основа христианского концепта священной войны. Христианский концепт внутренней духовной борьбы с грехом стимулировал внутренние религиозные войны с инаковерующими как предпосылку современных гражданских войн. Принцип толерантности воспроизвел догмат Св. Павла (восстание против власти несправедливо) внутри государств и стимулировал внешние войны. Толерантность - это секуляризация войны как средства решения политических проблем. Современные государства унаследовали право священной войны. Война - это клапан безопасности государственной машины. Становление регулярных армий и корпуса армейских священников отражает эту тенденцию. В XIX в. Церковь связала судьбу с контрреволюцией, а нация приобрела атрибуты Бога. Колонизация способствовала тесному сотрудничеству армии и Церкви.

4. При становлении современных государств концепт священной войны трансформировался в конфликт язычества и христианства. Христианство породило альтернативу «спасение души или основание государства» и конфликт христианина и гражданина. Человеческая природа навязывает политическую мораль, противоположную христианским заповедям. Величие государств -следствие языческого идеала гражданской добродетели. Христианство отрицает социальную солидарность, гражданские добродетели и мешает создать государство, соответствующее интересам людей. Упадок гражданского духа -следствие христианства. Христианские добродетели социально опасны. Единственная польза христианства — степень воплощения языческих добродетелей. Современное общество культивирует конфликт языческой и христианской морали, а государство воспроизводит языческие добродетели. Вера

в идеалы оправдывает фанатизм и насилие, а отказ от реализации языческих целей ведет к варварству. Поэтому антитеза христианской морали и политической необходимости ложная. Политика не выходит за пределы добра и зла, а воспроизводит конфликт языческих и христианских ценностей, который всегда может принять форму священной войны. Язычество существует в оболочке христианства, а христианство воплощает языческие ценности. Христианская толерантность внутри государства способствует успеху агрессивной внешней политики. Языческая толерантность стимулирует патриотизм как гражданскую доблесть, направленную на борьбу за политические права. Духовно-практические элементы священной войны использовались во внешней экспансии и внутренней колонизации государств.

5. Схема «великие географические открытия - колониальная экспансия -империализм - деколонизация» не соответствует исторической реальности. Начало колонизации связано с обоюдной священной войной христианства и ислама. Обе религии считают торговлю формой священной войны. Страсть к деньгам - следствие распространения христианства и ислама. На первом плане европейской колонизации стоял Христос, а не богатство. Для исламской колонизации главное значение имела связь религии и языка. Религиозный энтузиазм, страсть к приключениям и жадность - предпосылки великих открытий и колонизации. Общий фактор христианства и ислама - внутренняя война между представителями разных толков. После внутренней войны единоверцев начинается внешняя экспансия. Внешняя и внутренняя священные войны способствуют сходству внешней экспансии и империализма.

6. Россия создала эталон внутренней колонизации, в состав которого входят: превентивный захват и дискретность территориальной экспансии; соединение религии с армией по мере территориальных захватов; тождество распространения и цивилизаторской миссии религий; становление геополитических идеологий, в которых имперская символика господства переплелась с материальными интересами определенных групп; захват новых территорий устранял угрозу гражданской войны и сопровождался деиндустриализацией колоний и специализации их сельского хозяйства на выращивании непищевых продуктов. В результате империализм, колонизация и деколонизация переплетаются. Колонизация - это реакция на различные виды внешнего и внутреннего ига (арабского, китайского, татаро-монгольского, исламского, христианского и пр.). Деколонизация - это замена верховной власти при неизменности сложившихся социально-экономических связей метрополий и колоний. Понятие и ценности цивилизации выполняют идеологическую функцию. Особое значение имеет двойная религиозность империализма -экспансия определенной религиозной веры в колонизированные регионы. Конфессиональные колонизации усиливают внутренние конфессиональные конфликты. Главные понятия дипломатического словаря скрывают территориальную экспансию. Монетаризм воспроизводит колониальные отношения и структуры. Цивилизационный подход, системы права и экономики в значительной мере есть продукт колонизации.

7. Религиозный фундаментализм воплощает связь священной войны, внешней экспансии и внутренней колонизации. Он включает общие свойства: зависит от темпов модернизации; является продуктом монотеизма в виде реакции

на кризис религий и новой формой язычества; теоцентризм, национализм, авторитаризм; концепт священной войны; отрицание либерализма Православный фундаментализм включает дополнительные свойства: архаическое воспоминание; догматизм, неспособность к диалогу и самокритике; отрицание культурных революций и межцивилизационных переходов. Католический и православный фундаментализм совпадает в следующих пунктах: реанимация империи как формы политического устройства; колонизация; теократия и национализм. В регионах России с распространением язычества, старообрядчества и новгородско-поморского православия осознана связь РПЦ с внутренней колонизацией России. Язычество, старообрядчество и новгородско-поморское православие содержат опыт сопротивления внутренней колонизации, культивируют идеи гражданского достоинства и свободного христианского демократического государства. В регионах России формируются тенденции противодействия православному фундаментализму. В язычестве, старообрядчестве и новгородско-поморском православии отсутствуют фундаменталистские представления, включая концепт священной войны. Одновременно некоторые иерархи РПЦ проповедуют языческо-христианский концепт священной войны. Это позволяет определить православный фундаментализм как реликт бывшей официальной советской идеологии со всеми ее качествами, включая идею борьбы обществ, цивилизаций и культур.

Научно-практическая значимость работы определяется тем, что на ее основе возможна разработка ряда программ:

- институциональных изменений структур принятия решений в идеологической сфере общества;

- политики в области религии;

- принятия решений в сфере политики, в области религии, воспитания и образования;

- сужения юридической, психологической и политической трактовки

насилия;

- анализа документов и деятельности политических партий, исполнительной, законодательной и судебной власти России с учетом сформулированных выводов;

- курсов и спецкурсов по отдельным разделам социальных, политических и исторических наук.

Апробация работы. Результаты исследований по теме диссертации докладывались и обсуждались на всероссийских и региональных научных конференциях, на III Российском философском конгрессе «Рационализм и культура на пороге III тысячелетия» и на III Всероссийском социологическом конгрессе «Глобализация и социальные изменения в современной России», на Международной конференции «Роль идеологии в трансформационных процессах в России: общенациональный и региональный аспекты». Основные положения и выводы диссертационного исследования нашли отражение в четырех публикациях автора общим объемом 6,2 п.л.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, включающих 9 параграфов, заключения и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, показана степень ее научной разработанности, определяются цель, задачи и методологические принципы, отмечается научная новизна, формулируются положения, выносимые на защиту, теоретическая и практическая значимость, приводятся сведения об апробации результатов исследования.

В главе 1 «Культура и принуждение: методология социально-философского исследования» анализируются концепт религиозного принуждения, специфика структуралистского метода и возможности аналитической компаративистики для познания связи религии и принуждения.

Особенно следует отметить в самом начале изложения основного содержания работы наше понимание понятий «принуждение» и «насилие». Как известно, в русском языке эти понятия употребляются, с одной стороны, как синонимы, т.е. как тождественные понятия; с другой стороны, понятие «насилие» означает более жесткое воздействие на индивидов, а «принуждение» - более мягкое воздействие на людей. Более того, в словаре русского языка понятие «насилие» раскрывается через понятие «принуждение», т.е. насилие - это принудительное воздействие на кого-нибудь. Кроме этого понятие «насилие» раскрывается также через понятия «притеснение», «беззаконие», «произвол». Но эти понятия, как тождественные понятиям «принуждение» и «насилие», мы не будем использовать в нашей работе. Таким образом, в зависимости от ситуации в диссертации понятия «принуждение» и «насилие» будут употребляться то как тождественные (синонимы), то как понятия, имеющие определенные смысловые отличия друг от друга.

Параграф 1.1 «Понятие коллективного принуждения» посвящен описанию концепции Р. Жирара, в которой анализируются транскультурная схема и мифо-религиозные причины коллективного насилия. Событие есть акт принуждения, если оно осуществляется в формах телесного вреда, смерти и остракизма. Эти формы образуют всеобщий (транскультурный) механизм принуждения и коренятся в религии. Физиологические механизмы принуждения не отличаются при переходе от одного индивида и культуры к другим. Принуждение-жертвоприношение - это «независимый элемент для анализа неизвестных (или плохо известных) культурных переменных». Этот элемент Жирар называет схемой «козла отпущения», которая образуется идентичными стереотипами поведения. Жертва концентрирует в себе невинность, коллективную ненависть и коллективный эффект ненависти. Все классические мифы и тексты христианской религии содержат информацию о принуждении. Эти тексты отличаются от других исторических источников степенью деформации действительных событий, которая обусловлена сакрализацией жертвы. Но мифорелигиозные и социально-исторические стереотипы принуждения и насилия идентичны.

Р. Жирар выделяет четыре стереотипа, наличие которых в религиозных текстах позволяет установить факт принуждения и жертвы: социальный кризис как тотальная ликвидация различий; обезразличивающие убийства; знаки жертвы; коллективное принуждение. Концепция Жирара пересекается с психоанализом, полагающим инстинкты либидо, власти и самосохранения причинами всех

человеческих действий. Но 3. Фрейд объяснял механизм подавления желаний теорией Супер-эго. Жирар описывает религиозные запреты, в основе которых лежит учредительное убийство как главное средство реализации репрессивных функций культуры. Убийство-жертвоприношение - акт коллективного (учредительного) насилия. Оно разрешает конфликты и консолидирует общество. Жертвоприношение - основа культуры, поскольку создает три модели: мифологии и религии, которые воспроизводят учредительное убийство во время религиозных праздников; религиозных ритуалов, отражающих данное событие на основе повторения дел и страданий жертвы, осознаваемых как благо; религиозных запретов: дела жертвы не следует повторять, поскольку они породили цепь зла.

Далее описываются достоинства и недостатки концепции Жирара и ставится вопрос: оригинальна ли попытка объяснить стереотипы коллективного принуждения с помощью понятия «различие»?

Параграф 1.2 «Бинарные оппозиции: специфика структуралистского метода» содержит ответ на этот вопрос. Методологический выбор Жирара предзадан структурализмом К. Леви-Стросса, который квалифицировал феномен жертвоприношения как ложный. Для оценки меры оригинальности и обоснованности схемы «козла отпущения» рассматриваются основные моменты концепции Леви-Стросса, который пытался доказать существование логики чувственных качеств, выявить переходы, свойственные этой логике, и сформулировать ее законы. Используется интеллектуальная биография Леви-Стросса, написанная английским антропологом Э. Личем. В ней содержатся систематическая критика теоретических источников структурализма, трактовки отношения природы и культуры, символов, структуры мифа, слов и вещей, элементарных структур родства. Диссертант показывает, что объяснение природы религиозного принуждения посредством бинарных оппозиций (К. Леви-Стросс) и ликвидации различий (Р. Жирар) недостаточно.

Параграф 1.3 «Аналитическая компаративистика» посвящен разбору фундаментального исследования К. Армстронг «История Бога: 4 ООО лет идеи Бога в иудаизме, христианстве и исламе», в котором осуществлен сравнительный анализ данных религий. Армстронг применяет к сравнительному религиоведению методы аналитической философии, дает общую характеристику религиозных мифов и веры, религии и атеизма, свойств монотеистических религий, включая связь религии и принуждения.

На основе сравнительного анализа классических текстов иудаизма, христианства и ислама Армстронг заключает: «Суждение "Я верю в Бога" не имеет строго объективного содержания. Подобно остальным суждениям, оно приобретает смысл только в контексте определенных вероисповедных групп. Следовательно, не существует одной постоянной идеи, содержащейся в слове "Бог". Под этим понятием скрывается целая гамма противоположных и взаимоисключающих смыслов. То же самое относится к атеизму... В настоящее время идея Бога постепенно исчезает из жизни все большего числа людей, особенно в Европе. На этом месте в сознании возникает "дыра в форме Бога". Поэтому сегодня вера определяется как интеллектуальное согласие с

совокупностью верований, хотя библейские писатели не понимали веру в Бога как абстрактное утверждение»25.

Сходство религии и атеизма состоит в том, что основатели и апостолы монотеистических систем обвинялись в безбожии и угрожали существующему обществу. Философская мысль Просвещения была квази-религиозным освобождением от религии, а атеизм стал поводом интеллектуального высокомерия. Главный пункт сходства религии и атеизма принес опыт XX в. Религиозный монизм преобразовался в различные варианты светского идеологического монизма. Во всех случаях религиозное принуждение становилось элементом светской веры.

«Жестокая этика меча» вытекает из общих свойств монотеистических религий: отсутствие универсальной идеи Бога; прагматичность; отрицание критериев логики и науки; модификация религиозных идей ради практического успеха; формулировка и постоянная измена идеалу социальной справедливости; превращение идеи Бога в покровителя и ниспровергателя существующего порядка; возведение человеческих предрассудков и произвола в абсолют; активизм - стремление воплотить волю Бога на Земле; превращение религии в государственную усиливает вражду между представителями ее разных толков; синтез религии и принуждения воплощен в идее священной войны. Эта идея первоначально возникла в иудаизме и унаследована христианством и исламом. В настоящее время она выражается в фундаментализме - общем свойстве монотеизма и атеизма.

Глава 2 «Принуждение в контексте культур язычества и христианства» посвящена текстуальному анализу Ветхого Завета, интерпретации священной войны, исследованию традиционной военной библейской идеологии. Для решения этой задачи диссертант использует работы французского культуролога Ж. Минуа. Кроме этих проблем в данной главе раскрывается полемика с представлением об органической связи Ветхого и Нового Завета и квалификацией христианства как трансляции учения ветхозаветных пророков. При анализе проблемы государства и конфликта язычества и христианства использован капитальный труд И. Берлина в сфере истории и социологии идей для исследования современного государства как практического воплощения конфликта язычества и христианства.

В параграфе 2.1 «Язычество и принуждение» на основе текстуального анализа Ветхого Завета описаны правила ведения, универсальность священной войны, способы участия в ней Бога, регламентация отношения к городам, различие справедливых и несправедливых войн. Бог одобряет только первые, которые ведутся по его приказу и являются священными. Но мотивы справедливой священной войны бесконечны - месть за несправедливость, наказание за бесчестие и вмешательство, упреждающий удар по врагу, поддержка союзников, попытка восстания, отказ пропустить через свою территорию армию, которая обязуется не нарушать местные порядки, и т.д. Несправедливых войн меньше. Отсюда вытекает асимметрия несправедливых и справедливых войн в

25 Armstrong К. Historia Boga. 4 ООО lat historii idei Boga w hebraizmie, chrzescianstwie I islamie. Warszawa, 1995. P. 24, 43.

пользу последних. В большинстве случаев война справедлива и священна. Такая трактовка господствует в Ветхом Завете.

Каждая эпоха использовала в Библии только то, в чем сама нуждалась для укрепления идеологии. Если учитывать множество толкований Библии, то следует полностью отказаться от использования этого текста. Он написан давно, в определенных обстоятельствах и в рамках культуры, не имеющей ничего общего с современной культурой. А главный факт состоит в том, что на протяжении столетий Библия оправдывала множество войн.

Религии порождают всеобщий милитаризм, одобряя внутренний мир и внешние войны одновременно. Войны обнаруживает силу богов, подтверждают истинность мифов, укрепляют социальные связи групп. Связь Бога с народом впервые идеологически оформилась в иудаизме. В традиционных религиях война считается частью человеческой природы, которую искоренить невозможно. По мере контакта с государственной властью все религии начинают способствовать войне. Одновременно во всех религиях существует идея вечного мира. Религии пытаются объяснить природу конфликта между войной и миром. Далее рассматриваются два вида объяснений и сделан вывод о двух аспектах войны: первый - она есть факт, подобный болезни и страданию, следствие манихейской борьбы и беспорядка и вытекает из человеческой природы; второй - она культивирует фатализм и волюнтаризм. Если войны неизбежны, надо превратить войну в служение добру. Для этого следует обратиться к мифу священной войны.

В иудаизме и христианстве возникает идея оправдания любой войны. Поскольку Бог справедлив по определению и распределяет победы и поражения, исход любой войны всегда справедлив. Побежденные всегда наказываются по заслугам: если народ безгрешен, он может начинать и побеждать в войнах; если народ грешен, любая защита от агрессора не имеет смысла, поскольку победа все равно достанется ему. Ветхий Завет культивирует идею войны как «суда божьего» и оправдывает любую войну. Так понимали Библию христианские властители. Если они считали себя христианами, то были убеждены в победе и развязывали войны. А поражение всегда объяснялось как наказание за грехи народа. Иудаизм и христианство снимают ответственность с инициаторов войны.

В параграфе 2.2 «Генезис и трансформация священной войны в христианстве как форма принуждения» показано, что Новый Завет сосредоточен на «судьбе человека», который обязан вести внутреннюю духовную войну с грехом. Новый Завет отвергает социоцентризм священной войны. Высказывания Иисуса на тему войны содержат определенную структуру мысли. Для ее реконструкции анализируется соотношение пацифизма и милитаризма в Новом Завете. На протяжении столетий христиане извлекали из него противоположные оценки войны путем буквального и символического понимания текста. Эти процедуры одновременно подтверждают и опровергают пацифизм и милитаризм. Следовательно, учение Христа нейтрально. Только предвзятая интерпретация позволяет истолковать его в пацифистском и милитаристском смыслах. Глубинный анализ библейских текстов и исторических фактов периода происхождения христианства показывает неубедительность обеих позиций.

В диссертации отмечается, что в период перехода от религиозных к светским войнам (ХУ1-ХУ1 вв.) сформировались концепции современного государства и толерантности. В данном процессе действовал ряд тенденций:

религиозные войны Реформации и Контрреформации были возвратом к священной войне; ослабло международное положение Ватикана; протестантизм стимулировал и противодействовал религиозному принуждению; секуляризация идеи всеобщего мира упростила религиозную веру; переход от священных к мирским войнам связан со становлением регулярных армий и разработкой теории справедливой войны (Г. Гроций), хотя реальная война противоречила праву и религии; отказ Церкви от морали при оценке международных отношений с одновременным восхвалением войны; становление духовных предпосылок идеологической борьбы Нового времени. В этой связи детально обсуждаются различные аспекты соотношения толерантности и принуждения, армии и государственного разума в становлении внутренней священной войны с инаковерующими, с которой связаны гражданские войны и идеологическая борьба современности.

Автор диссертации подчеркивает влияние религиозного клира на становление наций и национализма. Обычно нация определяется как этническая или политическая общность. Национализм предлагает вместо традиционных религий секуляризированную трансформацию фатальности в непрерывность, случайности - в смысл. В XIX в. нация обрела атрибуты Бога: нематериальной, невидимой и неопределенной целостности; реального сверхъестественного бытия, происхождение которого неизвестно; всесильного бытия, навязывающего волю индивидам; бытия, которому граждане обязаны служить, любить, приносить жертвы в виде налогов и жизни взамен за лавры мученика-патриота; бытия, которому служат жрецы в правительствах и бюрократических аппаратах; верховного существа, культ которого отмечается ежегодно государственно-патриотическими праздниками. XIX век реанимировал и приписал нации все качества ветхозаветного Бога, включая священную войну.

В параграфе 2.2 также обсуждаются проблемы генезиса языческой толерантности и толерантности Нового времени, роль и следствия крестовых походов, соотношение священной войны и ростовщичества и влияние всех указанных факторов на формы современной войны. Показано, что религиозное сообщество и династическое государство способствуют генезису национализма, связывают традиционные и современные формы религиозности и способствуют воспроизводству концепта священной войны. Описаны связи иудаизма с христианством в экономической, конфессиональной, социально-психологической и военно-политической сферах при становлении современных государств. Во всех перечисленных пунктах христианство последовало за иудаизмом, который разрешал ростовщичество по отношению к иноверцам согласно принципу «Где право войны, там и право ростовщичества». Поскольку война — универсальное явление истории, постольку данные факторы повлияли на становление современных государств, политические и экономические методы внешней экспансии и внутренней колонизации. Описаны культурные характеристики феномена современной войны, антропологические константы отношения человека к войне, специфика религиозных, колониальных, революционных, гражданских и тотальных войн.

Параграф 2.3 «Государство и принудительный конфликт язычества и христианства» посвящен разбору И. Берлиным всех интерпретаций творчества и личности Н. Макиавелли. Наиболее распространено представление о нем как

вдохновителе Варфоломеевской ночи - внутренней священной войны. Одновременно представители разных христианских конфессий (католики, протестанты, православные) осуждают Макиавелли. Объясняя этот парадокс, И. Берлин показал: Макиавелли современен потому, что полностью отбросил главные понятия эпохи и целиком порвал с традицией. Все противоречия, порожденные творчеством Макиавелли, вызваны неверным прочтением морально нейтрального текста Государя. Для доказательства данного тезиса диссертант использует главные результаты историко-концептологического анализа Макиавелли Берлиным.

В диссертации показано, что Макиавелли считал величие государств следствием языческого идеала гражданской добродетели - силы, красоты, гордости, строгости принципов, стремления к славе, стойкости и дисциплины. Основатели новых государств и конфессий должны применять силу, обман, коварство, беспощадность, хитрость, убийство невиновных. Эти процедуры нужны для восстановления социального, морального и духовного здоровья, хотя они нарушают христианскую мораль. Возможно ли их оправдание?

Возможно, если учитывать принципиальное различие двух жизненных идеалов и видов морали - языческой и христианской. Оно отражает неспособность большинства людей сделать выбор одной из них и бескомпромиссно следовать одним путем. Для создания сильного государства надо отвергнуть христианскую доктрину и практику воспитания. Главное следствие христианства - упадок гражданского духа. Христианство хуже язычества, поскольку язычество воспитывало настоящих граждан. Христианские добродетели социально опасны. Спасение души или основание сильного государства - такова альтернатива. Одновременное достижение двух целей невозможно.

Далее обсуждаются антиномия христианской морали и политической необходимости, эстетические аспекты политического идеала и причины конфронтации христианина и гражданина. Частная (христианская) мораль индивидов и политическая (языческая) мораль - две системы противоположных этических ценностей, каждая из которых главная. При выборе первой человеку надо отбросить надежду на процветающее государство, при выборе второй -отвергнуть любые моральные соображения.

В диссертации отмечается, что смешивание двух ценностей порождает роковые последствия. Человеческая природа навязывает публичной жизни политическую мораль, которая радикально отличается от христианских добродетелей. Даже . в мирные времена и в частной жизни христианские требования надо соблюдать частично. В публичной жизни они ведут к катастрофе. Поэтому ложна любая аналогия и связь государства, народа и индивида. Однако большинство политиков так и поступают: «...вся оригинальность и трагизм утверждений Макиавелли связаны с отношением к христианской цивилизации. Тем, кто придерживался языческих идеалов, хорошо было бы жить во времена язычества, но проповедовать язычество спустя тысячу с лишним лет после триумфа христианства означало читать проповедь после потери невинности и заставлять людей делать сознательный выбор. Выбор мучительный, потому что это выбор между двумя бескомпромиссными мирами. Люди жили и в том, и в другом, сражались и умирали, чтобы уберечь каждый из

них от другого. Макиавелли выбрал один из них и ради него готов был совершать преступления»26. Диссертант описывает ряд следствий данного выбора. В принципе и на практике невозможно одновременно выполнять указания христианской этики и строить государство.

Автор диссертации считает, что иудейские пророки, Платон, стоики, христианские мыслители Средневековья и современные утописты создали образ идеального общества, полагая возможным измерение дистанции от действительности к идеалу. Этот образ ложен. Идеальное общество невозможно по причине сосуществования языческих и христианских ценностей. Если люди руководствуются принципом христианского смирения, их не расшевелить энтузиазмом творцов религий и культур. Если идеи насыщены христианской фразеологией, люди не отдадут все силы борьбе за идеальное государство. В христианстве страдания, жертвы и муки рассматриваются как акты высшей ценности, а не как необходимое зло. Поэтому христианство в принципе отрицает и обессмысливает все победы смелых и решительных людей в борьбе с судьбой. Если духовная борьба есть цель человека (как гласит христианство), исчезает ценность изучения законов природы и человеческой жизни для достижения успехов в искусстве, науке и организации социального порядка. Иначе говоря, отказ от светских (языческих) целей ведет к распаду общества и новой волне варварства.

Но большинство по-прежнему не желает обсуждать открытую Макиавелли неудобную истину: есть две сферы абсолютных и несогласуемых ценностей, включая материальные и теоретические барьеры реализации проекта идеального государства. Единственного решения указанной дилеммы не существует. Есть несколько систем ценностей, позволяющих сделать выбор одной из них без универсального критерия. Это не означает выбор христианства (которое противоречит потребностям обычных людей) или язычества. Речь идет о постоянном принуждении людей к сознательному выбору добродетельной частной жизни или доблестной социальной жизни. Служить одновременно обеим системам ценностей невозможно.

И все же радикальный секуляризм не исчерпывает дилемму, поскольку обе системы ценностей являются священными, а рациональное решение спора между ними в принципе невозможно. Такая постановка проблемы выходит за пределы религии и атеизма. Если люди исповедуют монизм (религиозный, моральный, социальный, политический, мировоззренческий), у них возникает брешь в убеждениях. В настоящее время любой монизм потерял смысл. Западная политическая мысль все еще уверена в возможности решения проблем цивилизации. Но если указанный выбор по-прежнему вызывает замешательство, дилемма неразрешима. Практическая жизнь - это постоянный конфликт язычества и христианства. Христианская доктрина и мораль утопичны. Современность - множество последствий данной утопии.

В главе 3 «Священная война, колониализм и фундаментализм как формы принуждения в контексте культуры» рассматриваются концепт священной войны и внешняя экспансия принуждения, религия и внутренняя

26 Берлин И. Оригинальность Макиавелли // Человек. 2001. № 5. С. 166- 167.

21

принудительная колонизация, а также анализируется религиозный фундаментализм как форма принуждения.

Параграф 3.1 «Концепт священной войны и внешняя экспансия принуждения» посвящен пересмотру определений колониализма в 1990-е гг. Рассматриваются логико-методологические, аксиологические, цивилизационные, хозяйственно-демографические, этнополитические и центро-периферийные аспекты данного феномена в глобальном и локальном контекстах. Российские ученые предлагают следующие направления пересмотра советских представлений о колониализме: Российская империя и СССР были колониальными империями; в отличие от России европейские державы развили промышленность не за счет выкачки средств из колоний; после обретения независимости элиты ссылками на «тяжкое наследие колониализма» объясняют отсталость бывших колоний и оправдывают свои политические ошибки и преступления; так же ведут себя многие руководители России и других государств Содружества Независимых государств (СНГ); термин «неоколониализм» изобретен марксистами в период распада колониальной системы для объяснения противоречий между догмами и действительностью; руководители освободившихся государств его подхватили для маскировки своей некомпетентности и коррупции; неоколониализм полезен для бывших колоний; надо создать новую историю колониализма, детально описать преступления европейских стран и России в бывших колониях, систематизировать неудачные попытки их приобщения к демократии, показать роль Европы и России в модернизации стран третьего мира, выведении их из исторического тупика, вклад в развитие образования, права и судебной системы (Л. Б. Алаев и др.):

В диссертационной работе показано, что для создания теории колонизации можно использовать следующие принципы: сравнительный анализ прошлого метрополий и колоний, поскольку оно влияет на отношения колонизаторов и колонизированных и на реакции народов на колонизацию; учет мировых параметров феномена колонизации для преодоления европоцентричного образа истории; переплетение колонизации с империализмом; параллельное развитие колонизации и борьбы за независимость; изучение причин и следствий внутренней колонизации европейских стран, включая Россию.

Указанные принципы дают возможность пересмотреть схему, согласно которой вначале изучаются великие открытия, затем колониальная экспансия до XIX в., империализм и «деколонизация», и дифференцированно рассматривать соотношение (различие и подобие) территориальной экспансии и колонизации. Начало колонизации не совпадает с эпохой географических открытий и поиском пути в Индию. Европейская колонизация началась на рубежах христианства. Освобождение христианства началось с окраин. Мусульманская историография скрывает войну единоверцев. В результате гробовщиками арабов оказываются не турки, а Запад, возобновивший наступление в эпоху империализма. Фактически после разгрома арабов турки-османы заняли их место и начали новый джихад, который привел к падению Восточной Римской империи (1453 г.). Контекст обоюдной священной войны христианства с исламом - действительное начало эпохи открытий и колонизации. Мирная колонизация - оборотная сторона священной войны. В диссертации описаны четыре пути колонизации. Религиозный энтузиазм, страсть к приключениям, жадность к деньгам и

стремление к реваншу - таковы предпосылки великих географических открытий и колонизации. Социальной причиной колонизации был упадок европейских землевладельцев-феодалов. Далее описаны географические, торговые и демографические аспекты колонизации.

В параграфе 3.1 рассмотрены процессы и феномены колонизации: компенсаторная функция, территориальный голод, превентивный захват «бесхозных территорий» как модификация превентивной войны, доктрина «непрерывного освоения» и «сфер влияния», фазы территориальной экспансии, специфическая идентичность колоний, милитаризация колониальной идеи, религиозное миссионерство и т.д. После милитаризации колониальной идеи христианизация отождествилась с цивилизаторской миссией Европы. Цивилизация, колонизация, культуртрегерство и территориальная экспансия -главные движущие силы империализма.

Выделены следующие типы колонизации: экспансионистская колонизация на стадии капитализма свободного рынка; колонизация на основе промышленной революции и финансового капитала; империализм без колонизации - насаждение определенной религии среди аборигенов и использование для этих целей финансового капитала и государственного насилия. Третий тип устоял в борьбе колоний за независимость и существует в настоящее время. Поэтому следует исходить из переплетения империализма, колонизации и деколонизации. Деколонизация - это смена верховной власти при неизменности сложившихся экономических и социальных связей. Она усилила зависимость, увеличила миграцию и укрепила прежний колониализм для обоюдного своекорыстия метрополии и новой местной «буржуазии».

Параграф 3.2 «Религия и внутренняя принудительная колонизация» в основном посвящен анализу проблем: специфика российской колонизации до и после 1917 г.; предпосылки распада СССР; тенденции воспроизводства империи в современной России. Описано сходство Европы и России в проведении внутренней колонизации и священной войны. Христианство в России насаждалось сверху, поскольку власть была заинтересована в увеличении массы налогоплательщиков, а не в культивировании религиозной веры. Такая политика породила постоянные внутренние войны. Колонизация языческих и исламских народов осуществлялась по шаблону невыполнения обещаний. Колонизация христианских наций до и после 1917 г. включала следующие этапы: оккупация христианских государств; русификация - политика разрыва с прошлым; переоценка национальной политики по советским стандартам. Большинство русских колонистов были военными. После военной колонизации шла Православная церковь - духовный колонизатор. В итоге, малое число колонистов установило асимметричное равновесие, суть которого - стабилизация собственности на землю. Христианизация языческих и мусульманских народов осуществлялась жестокими методами. Православная церковь использовала против них классические процедуры: изъятие детей; принудительное крещение взамен военной повинности; «магометанские школы» под надзором православного духовенства. Поэтому национальное сознание в Российской империи появилось раньше, нежели в Европе.

Диссертантом рассматриваются цели национальной политики советской власти, дихотомия марксистской концепции социального развития и советской

этнической политики, причины появления практического национализма в советских репрессивных органах и в армии, предпосылки распада СССР, компартии как средство социальной аннексии, колонизованная нация как средство экспансии, Коминтерн и колонизированные народы, конфликт имперских интересов СССР со стремлениями революционеров колониальных и полуколониальных стран и причины осуждения национального уклона в 1923 г. В целом национальные движения в СССР ликвидировались насильственными методами по причине отождествления национальной и колониальной проблем. В этом контексте возникала политика СССР в области религии.

Далее уделяется внимание проблеме воспроизводства колониализма в современной России, предпосылкам деколонизации и общим свойствам СНГ: дезорганизация экономики; сохранение политической элиты от 30 до 90 % в зависимости от расстояния от Москвы; сохранение властных связей и отношений внутри и между республиками. Эти свойства характерны для всех бывших колоний. Современная ситуация в СНГ порождена этническими конфликтами. Они выходят за рамки СНГ, частично укрепляют и разрушают тенденции национальной идентичности и зависят от ряда предпосылок воспроизводства колониализма в России и СНГ.

Диссертант считает, что конфликт центральной и представительной власти скрывает воспроизводство колонизации в СНГ и России. И такое положение сохранится до тех пор, пока на места не будет передана реальная исполнительная власть. Но местная власть сохранилась со времен перестройки, является рассадником сепаратизма, этноцентризма и антиреформаторских тенденций. Перечисленные явления показывают, что проблема национальной идентичности (рождения наций) связана с этническими, языковыми и религиозными мотивами, а также с управленческими, политическими и идеологическими причинами.

Диссертант подчеркивает, что возрождение концепции русской колонизации С.М. Соловьева и соединение ее с концепцией М. Ферро позволит детальнее изучить проблему взаимодействия концепта священной войны и внутренней колонизации. В диссертации дан обобщенный портрет механизма русской колонизации. Показано, что связь Церкви с армией и полицией в процессах колонизации выразилась в имперских внешнеполитических идеологиях России (конкистадорский империализм, восточничество, мирное проникновение и концепция военного министра А. Куропаткина). Описано их влияние на современное российское сознание и политику.

В параграфе 3.3 «Религиозный фундаментализм и принуждение» освещаются подходы к исследованию фундаментализма как формы религиозности. Одни ученые считают фундаментализм универсальным свойством монотеизма, которое реанимировано в 1970-е гг. в иудаизме, христианстве и исламе как реакция на общий кризис религий, и новой формой язычества. Другие считают главным свойством фундаментализма примат религиозно мотивированной политики. В любом случае становление фундаментализма определяется темпами модернизации страны.

Далее рассматривается католический, протестантский, иудаистский, исламский и православный фундаментализм. Анализируется концепция джихада в исламе, а также структура и развитие доктрины джихада в контексте политической истории исламских стран, в том числе современные аспекты

исламского фундаментализма. Показано тождество советского коммунизма, иудаистского и исламского фундаментализма.

Православный фундаментализм (ПФ) абсолютизирует монархизм, соборность, общинность и коллективизм как культурно-политические традиции Российской империи. Пропагандирует приоритет русской нации и государства над остальными, антикоммунизм, вражду между Западной и Восточной Церквями, антисемитизм и подготовку к войне с грядущим антихристом за возрождение православного царства Ивана Грозного. Для России ПФ имеет особое значение в силу претензий православия на государственную религию. Поэтому в данном параграфе детально описываются прошлое и настоящее ПФ, традиция и направления «архаического воспоминания», стиль мышления и мировоззрение, а также практическая программа ПФ. На основе анализа Сделан вывод: ПФ не соответствует православию и «...кощунствен по отношению к нему. ПФ по происхождению является политическим, а не религиозным явлением»27. Политическая программа ПФ включает концепт священной войны. Далее представлены элементы сходства (теоцентризм, национализм и авторитаризм) и общие свойства православного, иудаистского, исламского и католического фундаментализма. Подчеркивается необходимость дистанции РПЦ от общих и специфических свойств ПФ.

В диссертации анализируется вопрос: есть ли такая дистанция в РПЦ? Церковь оказалась неподготовленной к постсоветской эпохе и погрузилась во внутренние расколы. Они выражены во взглядах и деятельности митрополита Иоанна (Снычева), протоиерея Александра Меня и митрополита Кирилла (Гундяева).

Затем описываются взгляды митрополита Иоанна на проблемы христианской антропологии, основы общества и государства и православной политики, воззрения протоиерея Александра Меня (проблемы человека, отношения религии и Церкви, мира и общества) и митрополита Кирилла по проблемам «Церковь и общество», «человек и свобода», «либерализм -традиционализм». Позиция митрополита Кирилла воплотилась в «Основах социальной концепции РПЦ», основные постулаты которой состоят в следующем: отделение Церкви от государства отрицает отделение веры от жизни, а Церкви -от общества; лозунг «социально ориентированной экономики» обходит проблему выбора формы власти и собственности; нравственность считается условием законопослушности, что не соответствует реальной истории морали и специфике правового регулирования социальных отношений; провозглашение социальной справедливости главным императивом политики не уточняет смысл справедливости; то же самое можно сказать о лозунгах общественного блага, мира, демократии, культурного и религиозного плюрализма, национально-государственного возрождения и экуменизма.

Диссертант считает, что современные православные иерархи (за исключением А. Меня) обосновывают антисемитизм, авторитаризм, империализм, милитаризм и национальную автаркию. РПЦ стала политическим сегментом консервативной ориентации. Теократия влечет за собой идеи политической метафизики - монархизм, авторитаризм, антидемократизм, холизм

27 Костюк К.Н. Православный фундаментализм // Полис. 2000. № 5. С. 137.

25

(антиплюрализм), традиционализм (антимодернизм), интегризм, антитолерантность, коллективизм, антиперсонализм. На протяжении 1990-х гг. зафиксированы следующие нарушения законодательства: приоритет РПЦ перед другими конфессиями; придание православным праздникам статуса государственных; допуск религиозных церемоний в государственные и общественные организации; государственные ассигнования на церковное строительство при отсутствии средств на содержание науки и образования; влияние Церкви на СМИ; подавление атеизма в угоду Церкви для укрепления ее позиции в духовной жизни общества; введение религиозного обучения в школе; создание института капелланов в воинских частях; налоговые и таможенные льготы в коммерческой деятельности церкви. РПЦ одобрила обе русско-чеченские войны, хотя они привели к гибели тысяч военных и гражданских лиц. Произошло сращивание Церкви и государства. В выступлениях патриарха РПЦ нет ни одного требования к правительству и парламенту об улучшении положения трудящихся, о недопущении принятия законов, ущемляющих их интересы. Наоборот, из уст патриарха не раз исходили призывы о недопущении акций публичного протеста. Клерикальные православные круги создали целые команды православных аналитиков, историков, политологов и юристов. Это еще больше отдаляет руководство РПЦ от широких кругов духовенства, далеких от подобных устремлений. Иначе говоря, социальные последствия политической деятельности Церкви в основном негативны.

В диссертационной работе показано, что классические империи имели заморские колонии в разных концах света. Россия колонизировала свое собственное население. Такова природа российской внутренней колонизации, самоколонизации и вторичной колонизации собственной территории. Внутренняя колонизация включала военные и иностранные поселения, переселения, участие имперских интеллектуалов.

Затем на основе социологических исследований дана общая характеристика и описаны региональные особенности современного российского язычества, ислама и христианства, включая старообрядчество и поморско-новгородское православие. Язычество, старообрядчество и новгородско-поморское православие содержат опыт длительного сопротивления внутренней колонизации и культивируют идеи гражданского достоинства и свободного христианского демократического государства. Но воплощение этого опыта и идей в жизнь идет с большим трудом.

В Заключении диссертационной работы подводятся итоги исследования и высказываются общие соображения о перспективах существования христианства в среде, пронизанной принуждением.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Латышева К.В., Макиев З.Г. Принуждение в контексте культуры. -Ростов-на-Дону: «Наука-Пресс», 2005. 6,4 п.л. (3,2 п.л.)

2. Латышева К.В. Проблема принуждения в обществе. - Ростов-на-Дону: «Наука-Пресс», 2006. 1п.л.

3. Латышева К.В. Макиавелли - идеолог принуждения в политике. -Ростов-на-Дону: «Антей», 2007. 1 п.л.

4. Латышева К.В. Религиозный фундаментализм и принуждение // Социально-гуманитарные знания, 2007. № 6. 1 п.л.

Подписано к печати 20. 08. 2007 г. Сдано в набор 21.08. 2007 Формат 60x84 1/16. Печ. л. 1,3 Печать офсетная Гарнитура Times Тираж 100 экз. Заказ 1205 Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии «Ант» 344018, г. Ростов-на-Дону, пер. Островского, 153.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Латышева, Кристина Витальевна

Введение

Глава 1. Культура и принуждение: методология социально-философского исследования

1.1. Понятие коллективного принуждения

1.2. Бинарные оппозиции: специфика структуралистского метода

1.3. Аналитическая компаративистика

Глава 2. Принуждение в контексте культур язычества и христиан

2.1. Язычество и принуждение

2.2. Генезис и трансформация священной войны в христианстве как формы принуждения

2.3. Государство и принудительный конфликт язычества и христианства

Глава 3. Священная война, колонизация и фундаментализм как формы принуждения в контексте культуры

3.1. Концепт священной войны и внешняя экспансия принуждения

3.2. Религия и внутренняя принудительная колонизация

3.3. Религиозный фундаментализм и принуждение 139 Заключение 159 Использованная литература

 

Введение диссертации2007 год, автореферат по философии, Латышева, Кристина Витальевна

Актуальность темы исследования. Вторая половина XX в. прошла под угрозой глобальной и множества реальных локальных войн. Позиция христианства по отношению к ним на протяжении всего этого времени оставалась неопределенной. Например, отношение к глобальной войне зависит от четкого ответа на вопрос: должен ли ученый, военный и" промышленник выполнять правительственное указание по производству ядерного оружия? Христианский ответ гласит: да и нет! Локальные войны второй половины XX в. связаны с деколонизацией. На эту тему Церковь длительное время тоже не высказывала никакого мнения, поскольку в этих войнах приобретают большое значение разные идеологии и патриотизмы.

В настоящее время потеряла смысл не только священная, но и справедливая война. Опыт XX в. показал: справедливая война оставляет беспредельное пространство интерпретациям, в результате чего любая война может рассматриваться как справедливая и несправедливая одновременно. При принятии решения о войне нужно время для размышлений. Это исключено при нападении с использованием современного вооружения, которое требует немедленной реакции. Сегодня грань войны и мира стала неопределенной и включает ряд промежуточных состояний: вооруженный мир, холодная война, мирное сосуществование (состояние ни мира, ни войны), партизанская война, терроризм. Как реагировать на них? - пока неясно. Это характерно и для посткоммунистической России1.

В целом сравнительная история христианской Европы и других континентов показывает, что христианство больше способствовало войне, нежели миру. Хотя частота войн не зависит от пространственно-временных параметров, включая религию и культуру. Выводы психологов и антропологов однозначны: война ведется ради самой войны. Этот вывод важен при определении

1 Маркедонов С. Чечня: война как мир и мир как война // Ab imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 4. С. 263 -292. условий устойчивого мира. До сих пор они не сформулированы. Ни одно общество, государство и институт не смогли исключить принуждение и войну. Из этого факта надо исходить при оценке эффективности ООН и других международных организаций.

Религия - важный элемент культуры. Но на протяжении Нового времени секуляризация стала всеобщей. Религия длительное время противостояла этому процессу. В настоящее время сами христианские иерархи радикально пересматривают роль религии в истории. В Прощеное воскресенье 2000 г. папа Иоанн Павел II впервые в двухтысячелетней истории христианства публично молил Бога о прощении грехов Церкви - нетерпимости и принуждения к инакомыслящим, религиозных войнах, крестовых походах, грехах против единства христиан и против евреев, прав личности и социальной справедливости, неуважении к другим культурам и религиям. Однако после выступления Иоанна Павла II неназванный представитель Московской патриархии заявил прессе: «Нам каяться не в чем, ведь в нашей истории не было священных войн и насильственной христианизации»1. Итак, католический иерарх признает ответственность христианства за принуждение и нетерпимость, тогда как анонимный представитель Российской Православной Церкви (РПЦ) с этим не согласен. Кто более прав?

Вначале приведем мнение выдающегося современного знатока истории христианства и ислама Б. Луиса: «Христиане и мусульмане были одинаково убеждены не только в том, что обладают всей полнотой Божественной истины, но и в том, что им, и только им, она была явлена окончательно и бесповоротно. Все последующее с необходимостью оказывалось вредоносным лжеучением и терпимо быть не могло» . Стало быть, обоюдная нетерпимость и вытекающее отсюда принуждение - общая характеристика христианства и ислама. Если православие есть разновидность христианства, оно не могло быть свободным от этой характеристики.

1 Цит по: Колесников А., Привалов А. Новая русская идеология. М., 2001. С. 248.

1 Луис Б. Ислам и Запад. М.: Библейско-Богословский Институт Св. Апостола Андрея, 2003. С. 18.

Это подтверждают конкретные факты. До 1917 г. РПЦ насильственно насаждала православие среди иноверцев: «История русского миссионерства тесно связана с историей формирования русского государства и в особенности с историей колонизации России»1. В первые 150 лет после присоединения Казанского ханства к Москве власть ставила цель полной христианизации коренного населения насильственными методами. С 1730-х гг. русское правительство проводило жесткую политику в отношении мусульман. С 1741 г. российская власть контролировала буддистское духовенство (царь устанавливал число лам и верховного ламу). В ходе принудительной христианизации произошло массовое разрушение мечетей. На протяжении XIX в. под влиянием православных миссионеров происходило массовое отпадение населения в язычество и ислам. Православные священники отличались нетерпимостью. Миссионерская деятельность православных миссионеров сопровождалась полицейско-административными мерами (судебные процессы, лишение земли, выселение, ссылка в Сибирь лиц, упорствующих в «религиозных заблуждениях»). В итоге, сами русские уходили в ислам и язычество. Открытие православных церковных школ, а затем Указ 17 апреля 1905 г. о веротерпимости еще более усилили этот процесс2.

Что касается религиозной войны в России, то O.J1. Шахназаров детально описал главные факты и тенденции почти 300-летней войны официального православия со старообрядчеством. Православные миссионеры отбирали детей у раскольников и сектантов, а родителей лишали прав гражданства. Поэтому православные миссионеры получили кличку «опричников духовенства» и «шпионов правительства»3.

Итак, в истории России были принудительная христианизация и религиозные войны. Принудительная христианизация населения, внутренняя колонизация и колониальная политика России органически взаимосвязаны. До и

1 Миссионерские общества // Христианство. Энциклопедический словарь: В 3 т: М., 1995. Т.2. С. 117-118

2 Ислаев Ф.Г. Православные миссионеры в Поволжье. Казань, 1999. С. 25 - 29; Национальный архив Республики Татарстан (Казань, РФ). Православные миссионеры о перспективах христианизации и русификации инородцев: три доклада 1900, 1905 и 1907 гг. // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2000. № 2. С. 171 - 188.

3 Шахназаров О.Л. Старообрядчество и большевизм // Вопросы истории. 2002. № 5. С. 72 - 97. после 1917 г. РПЦ поддерживала принудительные методы преобразования общества. Значит, связь религии и насилия относится к обеим христианским конфессиям - католичеству и православию.

Теперь учтем мнение представителя третьей христианской конфессии. В книге протестантского теолога и епископа англиканской церкви Р. Дон Капи-та «Христианство: главные тенденции второй половины XX века» анализируется «.закат религиозной жизни и мысли, которые происходят на наших глазах»1. Протестантский епископ предлагает рассматривать связь религии и принуждения на фоне общего заката религии, а так называемое «религиозное возрождение» квалифицирует как идеологическую борьбу различных социальных сил с закатом религии.

Протестантский теолог анализирует социальные процессы второй половины XX в. и формулирует следующие положения: религиозные различия стимулируют гражданские войны и могут принимать форму внутренней священной войны; в настоящее время связь религии и принуждения происходит в социальном контексте заката религии; религиозный фундаментализм есть форма контркультуры; так называемое «религиозное возрождение» есть форма идеологической борьбы либерализма, ортодоксального иудаизма, религиозного экзистенциализма и религиозного фундаментализма с общим закатом религии и универсальным процессом секуляризации. Тем самым проблема приобретает социальную и политическую остроту. Этим объясняется выбор темы диссертации.

Степень разработанности темы. В принципе, связь религии и принуждения существует давно - от языческих жертвоприношений через многообразные формы религиозной инквизиции до коллективной смерти современных сектантов. Высказывания современных христианских иерархов и теологов позволяют более строго сформулировать проблему: современное христианство созрело для оценки своей собственной истории как истории грехов.

1 Don Kapit R. Christianity: The Major Tendencies of the Two Half XX Centuries. Cambridge, Cambridge University Press, 2001. P. 4.

Религиозные иерархи и теологи делают шаг навстречу светской истории христианства, в которой детально описаны нетерпимость и принуждение к инакомыслящим, религиозные войны, крестовые походы, преступления против единства христиан и против евреев, неуважение к правам личности, социальной справедливости, другим культурам и религиям. Не менее примечательно то, что современный христианский теолог Р. Дон Капит признает влияние социальных процессов на изменение формы религиозности, фиксирует закат религии и критикует разнообразные формы так называемого «религиозного возрождения», в состав которых входит религиозный фундаментализм.

В российской публицистике тоже высказываются мнения, которые отражают идеологическую борьбу с закатом религии. Например, С. Говорухин в фильме «Так жить нельзя» утверждал: Россия расплачивается за атеизм и выбор «дьвольского пути»; Россия - «проклятая Богом земля», и ее возрождение невозможно без религии. Однако в странах Запада религия в XX в. не испытывала таких притеснений, как в СССР. Тем не менее на Западе закат религии становится фактом. Следовательно, атеизм не является единственным критерием выбора Россией «дьявольского пути».

К тому же для православия характерны символические формы богопо-читания, которые распространяются в посткоммунистической России под флагом религиозного возрождения. Это возрождение происходит под сильнейшим влиянием наследия государственного социализма.

В итоге, возрождение религии в России принимает причудливые формы: одни соединяют ленинизм с русской идеей, которая понимается как культурно-нравственная традиция, включающая соборность, державность, духовность и народность; другие требуют создания православно-славянской цивилизации, рассматривая православие как разновидность восточных религий; третьи соединяют коммунистические и христианские идеи с эзотерическими религиями.

И все же постепенно складываются предпосылки для анализа поставленной проблемы. В коллективной монографии под редакцией С.Б. Филатова изучены социологические тенденции религиозной жизни 1990-х гг., которые позволяют уточнить специфику религиозного возрождения в России.

В начале 1980-х гг. в СССР было 5 - 10 % верующих. Население воспринимало религию как форму культуры, а не как связь с Богом1. В 1990 г. население СССР получило религиозную свободу. Реабилитация религии без вероисповедных различий стимулировала интерес населения к католицизму, протестантизму и другим религиям. После 1992 г. православие претендует на роль ядра культуры и национальной идентичности. В некоторых опросах 2000 г. число людей, называющих себя православными, достигает 82 % . Изменилась политика государства в отношении религии. Закон 1990 г. утверждал отделение Церкви от государства и школы от Церкви. С 1997 г. государство начало выделять средства для Православной Церкви, что противоречит закону3. В настоящее время РПЦ имеет свыше 19 000 приходов, 480 монастырей, 150 архиереев, 17 500 священников, 2 300 дьяконов, 5 духовных академий, 29 духовных семинарий, 28 иконописных школ, множество воскресных школ и групп для взрослых, гимназии, детские сады, гостиницы и т.д., что значительно больше имущества всех остальных конфессий4.

Несмотря на поддержку государства, в России не произошло реставрации православия5. Если считать участие в религиозной практике главным критерием конфессиональной принадлежности, православных в России не больше 15 млн, а не 50 - 60 млн, как указано в одном учебнике6. В России (как и в других странах) развивается секуляризация, элемент которой - отождествление религии с культурой. Лишь 1/10 респондентов считает главным в религии «личное спасение» и «отношения человека с Богом». РПЦ способствует нерелигиозному восприятию религии. Ее иерархи постоянно говорят о

1 Религия и общество: очерки религиозной жизни современной России. / Отв. ред. С.Б. Филатов. М.; СПб., 2002. С. 470.

2 Там же. С. 472.

3 Там же. С. 473.

4 http // www.russian-ortodox-church.org.ru/today ru.htm. С. 1.

3 Опросы показывают, что только 6 - 7 % населения участвуют в богослужении один раз в месяц. По данным органов внутренних дел Москвы, в пасхальном богослужении 1999 г. участвовало менее 2 % взрослого населения города. В 1999 г. причащалось менее 8 % россиян. В существование живого Бога в 1999 г. верили 18 %, в загробную жизнь - 24 %, в воскресение мертвых - 10 %. Религия и общество. С. 473.

6 История религий в России. М.: РАГС, 2002. С. 582. верности национальным традициям, патриотизме, единстве и ценности православной культуры: «За всей этой культурно-политической риторикой слова

0 вере, о спасении, о страдающем, любящем Боге, распятом и воскресшем, теряются и не доходят до аудитории»1. Среди «православных» культивируются языческие убеждения - вера в переселение душ, астрологию и экстрасенсорику и т.п. Низкая религиозность характерна и для других конфессий -мусульманства и иудаизма. Современное религиозное сознание народов России эклектично. Религиозная энтропия в СССР/России развивалась параллельно росту рыночных настроений и в настоящее время является устойчивой системой, а не переходным этапом к новой религии.

В последнее десятилетие в России интенсивно развивались католицизм и протестантизм: «Фактически сейчас в России утвердились все основные течения протестантизма. Протестантизм распространяется не только среди русских, но и среди народов традиционно исламских, буддистских, языческих. В некоторых регионах протестантские объединения успешно занимаются политикой. На общем фоне низкой религиозности успехи протестантизма наиболее значительны»2.

Возникло противоречие между реставрационными и демократическими тенденциями. Массовое сознание распространяет реставрацию на культуру, а не на победы русской и советской армии, российскую монархию и империю, белое движение и т.п. Власть воспринимает Церковь таким образом, который помогает ей сохранить сформировавшиеся при Сталине установки . «Парадокс ситуации в том, что общественное мнение России сохранило верность демократии, правам человека, национальной и религиозной терпимости»4. В 1997 г. принят новый Закон РФ «О свободе совести». Он фактически лишает основных гражданских прав религиозные организации, существующие менее 15 лет, вынуждает автономные религиозные общины присоединяться к существующим с советских времен религиозным объединениям. Примерно в тре

1 Религия и общество. С. 474.

2 Там же. С. 479-480.

3 Там же. С. 480.

4 Там же. С. 481. ти российских губерний приняты законы, ограничивающие свободу религиозных меньшинств. В законе 1997 г. проведена граница между «религиозными организациями» и «религиозными группами»: у первых больше, у вторых меньше прав. Закон 1997 г. частично восстанавливает отношения Церкви и государства характерные для времен Брежнева. Православные священники больше связаны с властью, нежели клир других конфессий. Но в обоих случаях верующие ставятся в позицию борьбы, которая невозможна в государстве, провозгласившем отказ от тоталитарного прошлого.

В плане интересующей нас темы особенно характерно то, что Московский патриархат подписал соглашения о сотрудничестве с министерствами обороны, внутренних дел, образования и другими. Для остальных конфессий эти соглашения остаются лишь возможностью. Боевые генералы реагируют на это следующим образом: «Многие солдаты и офицеры, начитавшись в свое время о биополях, астралах и прочих оккультных делах, верят в защитные свойства амулетов, талисманов и даже записанных на листках молитв своих родных и близких. Меня часто спрашивают: а вы в Бога верите? -Нет, отвечаю, не верю. В церкви бываю, когда приглашают, но чувствую себя в эти минуты неловко. Удивляюсь, как быстро многие госчиновники и некоторые господа офицеры вдруг стали верующими»1. Рядовые солдаты высказываются более определенно: «Когда начальники в «войнушку» наигрались, за нас поп взялся: освящал и раздавал маленькие иконки, вроде медальонов, но я не стал подходить, так как надо было крест и руку попу целовать, а я не хотел. В честь присяги выступала местная группа «Эдельвейс», которая все песни пела про Бога в современной аранжировке. Если раньше в армии коммунизмом долбили, то теперь - Богом. Устраивают всякие лекции, фильмы крутят соответствующие, но что интересно, упирают на православие, а куда же податься, скажем, католику или иудею? Похоже, что даже богов в строй поставить норовят по ранжиру»2.

1 Трошев Г. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала. М.: Вагриус, 2002. С. 299 - 300.

2 Анпилогов И. Уроки армии и войны, или Хроника чеченских будней // Континент. 2002. № 114. С. 204 -207.

В ст. 14 Конституции РФ записано: «1. Российская Федерация - светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. 2. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом»1. На практике этот принцип нарушается: «В религии этот процесс происходит диким, бандитским образом, с нарушением законов и Конституции»2. Местная власть применяет полицейские методы в отношении религиозных меньшинств, а также к верующим других религий - исламу и иудаизму: «Местные губернаторы и мэры решают вопрос о поддержке того или иного кандидата в зависимости от того, кто сколько предложит денег. Это лишь одно из подтверждений факта, что вопросы религиозной жизни и религиозной свободы в сегодняшней России неразрывно связаны с проблемой коррупции. Закон 1997 г. с его запутанными положениями, предоставляющий светским должностным лицам возможность действовать по их усмотрению, открыл прекрасные возможности для прямого и скрытого взяточничества. Покупка особого отношения к своей религиозной конфессии - крайнее проявление чрезвычайно серьезной проблемы»3.

В целом основные научные направления по проблеме принуждения в современной литературе представлены следующими авторами К. Армстронг, Р. Жирар, К. Леви-Стросс, Э. Лича; Б. Андерсон, A.B. Буганов, А. Доманин, Ле Гофф, X. Кон, Д. Лангевиш, В. Лапин, Ж. Минуа, Л. Поляков; Н. Макиавелли, И. Берлин. Существенное значение имеют работы Л. Б. Алаева, Д. Бейкера, Е. А. Глущенко, И. П. Магидовича, В. И. Магидовича, П. Н. Милюкова, М. Реберью, Б. Б. Родомана, М. Ферро, В. Шейниса, А. С. Эткинда; труды М. О. Акиншина, В. М. Гиленсена, А. В. Гринева, А. Зуева, В. М. Иванова, А. М. Куропаткина, Н. М. Пржевальского, Ш. Сили, Р. Суни, Г. В. Стел л ера, Схиммелпенинка ван дер Ойе Д., Г. П. Федотова; работы К. Г. Баллестрема, А. Васильева, игумена Вениамина (Новика), С. Г. Вургафта, В. Н. Дахина, И. П. Добаева, М. Э. Добрускина,

1 Конституция Российской Федерации. Официальный текст по состоянию на 1 октября 1997 года. М., 1997. С. 6-7.

2 Религия и общество. С. 24.

3 Назаретян А. П. Антропология насилия и культура самоорганизации. М., 2007. С. 30.

В. Илющенко, А. Каппелера, К. М. Костюка, И. В. Кудряшовой, А. И. Кырлежева, Ф. Е. Мельникова, Г. Михайлова, Д. Поспеловского, Л. Сюкияйнена, И.А. Ушакова и др.

Мы не исчерпали все тенденции религиозной жизни России 1990-х гг. Отметим только те, которые совпадают с аналогичными тенденциями в европейских странах: религия в России является формой культуры; в России развивается универсальная секуляризация; религиозное сознание населения России эклектично; религиозная энтропия является устойчивой системой; православие претендует на роль ядра культуры и национальной идентичности. Таким образом, поставленная проблема актуальна и для России.

Объектом исследования выступает принуждение как способ преобразования культурой социальной реальности.

Предметом исследования является религиозно-социальные аспекты принуждения.

Цель и задачи исследования. Главная цель диссертационного исследования - анализ связи культуры и принуждения на примере описания генезиса, трансформации и реализации во времени и пространстве концепта священной войны в иудаизме и христианстве. Отсюда вытекают конкретные исследовательские задачи:

- описать методологию социально-философского исследования связи религии и принуждения.

- проанализировать соотношение язычества и принуждения;

- изучить генезис и трансформацию священной войны в христианстве.

- репрезентировать современное государство как воплощение конфликта язычества и христианства.

- проанализировать влияние концепта священной войны на процессы внешней экспансии.

- проанализировать отношение между религией и внутренней колонизацией.

- описать взаимосвязь религиозного фундаментализма и принуждения.

Методологическая база определяется поставленными вопросами. Но подчеркнем особое значение главных принципов исследования:

В настоящее время в России и других странах преобладает понимание религии как элемента культуры. Существует множество концепций культуры. Для нас главное значение имеет концепция «насыщенного описания» культуры К. Гирца. В ее состав входят следующие постулаты: человек есть животное, опутанное сотканными им самим сетями смыслов, которые образуют культуру; интерпретативная теория культуры помещает людей в контекст их собственных банальностей, занимается экспликацией экспликаций и расширяет границы человеческого дискурса; степень убедительности таких экспликаций объясняется силой научного воображения; культура не является самостоятельной органической реальностью с собственными движущими силами и целями; отсюда вытекает конфликт понимания и описания, невозможность предсказаний и неполнота культурного анализа; поэтому требуется постоянная связь культурного анализа с политической, экономической и социальной реальностью.

Для позитивного анализа взаимосвязи религии и принуждения мы используем сформулированный М.Вебером принцип «интеллектуальной честности» как главный способ научного познания религии.

При постановке конкретных вопросов исследования несколько раз использовался термин «концепт». В современной философии и методологии науки под концептом понимается схватывание смыслов вещи (проблемы) в единстве речевого высказывания. Концепт включает следующие параметры: полнота смысла выражения в целостном процессе произнесения; субъект-ность, смыслоразделительная функция и единство речи; в отличие от понятия концепт есть продукт ума (духа), который творчески воспроизводит и собирает смыслы; концепт субъектен и предполагает другого субъекта (слушателя, читателя) при ответах на вопросы и рождает диспут; концепт включает память, воображение и направленность на понимание здесь и теперь; как акт памяти концепт ориентирован в прошлое, как акт воображения - в будущее, как акт суждения - в настоящее.

В последнее десятилетие концептологический метод используется для анализа проблем словаря культуры (работы В.П. Руднева, Г.Г. Слышкина, Ю. Степанова), фактуальности (исследования С.Х. Ляпина), истории философии (труды С.С. Неретиной), лингвистики (работы Н.Д. Арутюновой, А. Вежбиц-кой, В.Н. Шапошникова, А.Д. Шмелева), политической философии и регио-налистики (исследования В.П. Макаренко). Мы попытаемся применить его для ответа на весь круг поставленных вопросов. Причем, особое значение для нас имеют культурологические и историко-концептологические аспекты данного метода.

Историко-концептологический метод разработан Д.Б. Расселом для анализа физического, ментального и духовного принуждения и базируется на изучении прямого, непосредственного и экзистенциального зла в христианстве и других религиях. Этот метод противостоит сравнительному религиоведению, теории архетипов Юнга, феноменологии и структурализму.

Кроме указанных авторов, мы опирались на исследования Б. Андерсона, К.Г. Баллерстема, И. Берлина, С.Г. Вургафа, В.Н. Дахина, М.Е. Добрускина, А. Зуева, игумена Вениамина (Новика), JI. Леви-Брюля, А. Каппелера,

A. Колесникова, X. Кона, К. Костюка, Я. Кубика, И.В. Кудряшовой, Д. Лангевише, Н. Макиавелли, Ж. Минуа, Л.Р. Полонской, Л. Полякова, М. Реберью, Б.Б. Родомана, Ш. Сили, B.C. Соловьева, Р. Суни, И.А. Ушакова, Г.П. Федотова, фон Грюнебаума Г.Э., М. Ферро, C.B. Чешко, Ф. Шенка,

B.Н. Якунина и др. ученых.

Таким образом, методологический конструкт работы базируется на методах и концепциях социологии религии, интерпретативной, структуралистской и аналитической теории культуры, а также на использовании историко-концептологического метода. Избранным методом исследования объясняется отбор литературы и точек зрения, которые удовлетворяют характеристикам концепта.

Научная новизна диссертации выражается в том, что впервые в отечественной социально-философской литературе:

1. Проанализированы религиозные основы принуждения, специфика структуралистского метода анализа коллективного принуждения и вклад аналитической компаративистики в изучение взаимосвязи религии и принуждения.

2. Описан генезис и трансформация идеи священной войны в иудаизме и христианстве на основе текстуального анализа и множества интерпретаций Ветхого Завета, выявлена специфика традиционной военной идеологии.

3. Выявлены соотношение социоцентризма, индивидуализма и фатализма в Новом Завете, связь концепта священной войны со становлением современных государств и наций, а также духовно-практические элементы священной войны.

4. На основе новой интерпретации творчества Н. Макиавелли И. Берли-ным проанализированы военно-политический смысл язычества и христианства, соотношение человеческой природы и государства, особенности религиозно-социального выбора в условиях раскола христианской цивилизации.

5. Уточнена дефиниция колонизации, описаны религиозные предпосылки внешней экспансии и отношение между колонизацией, империализмом и расизмом.

6. Проанализирована специфика внутренней колонизации, проблема воспроизводства колониализма и отношения между внутренней колонизацией и множеством внешнеполитических идеологий.

7. Описаны подходы к определению религиозного фундаментализма, показана специфика православного фундаментализма, концептуальные расхождения в современном российском православии и региональные реакции на данные расхождения.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В современнном социогуманитарном знании сложились следующие подходы к анализу связи религии и принуждения. В концепции Р. Жирара описаны религиозные истоки принуждения и насилия. Но эта концепция несвободна от недостатков: нестрогое использование понятий принуждения и мимесиса; бедность понятийного аппарата; нефальсифицируемость объяснения человеческих действий и философии истории посредством мимесиса', смешивание дескриптивного и нормативного аспектов исследования; недооценка роли принуждения в распространении христианства; трактовка социальных кризисов (включая стереотип жертвы) как механизмов роста (а не падения) различия функций, социального статуса и поведения людей. Структуралистская методология (труды Л. Леви-Стросса) анализа религиозных аспектов принуждения является дискуссионной. Для анализа связи религии и принуждения предпочтительнее использовать результаты аналитической компаративистики, которая позволяет учитывать: отношение истины (веры) и лжи (безверия) в конкретных религиях; монотеизм как предпосылку атеизма; синтез религии и принуждения в идее священной войны; фундаментализм как универсальное свойство монотеизма.

2. Иудаистско-христианский концепт священной войны включает: правила священной войны, регламентацию отношения к захваченным территориям, идею универсальности священной войны, асимметрию справедливых и несправедливых войн в пользу первых. Классическая, духовная, теологически-литературная и апокалиптическая интерпретация Библии квалифицирует войну как всеобщий феномен, главное средство поддержки богоизбранного народа и наказания за вероотступничество. Концепт священной войны на протяжении истории использовался для оправдания фанатизма и войны. По причине монотеизма ответственность Библии больше ответственности священных писаний других религий. Монотеистические религии способствуют внутреннему миру и внешним войнам одновременно. В иудаизме сформулированы идеи связи бога с народом, престижа военной силы, аморальности человеческих действий и абстрактное требование о необходимости отказа от насилия. По мере контакта с государственной властью все религии способствуют войне. В современном обществе переплелись религиозный праздник и война. Все религиозные и светские попытки придать войне законное обоснование ложны. Борьба монотеистических религий за воплощение абсолютного добра иллюзорна и утопична. Идея справедливого Бога в иудаизме и христианстве оправдывает войну, снимает ответственность с ее инициаторов и исполнителей и соединяет силу и право.

3. Христианство выходит за пределы милитаризма и пацифизма, но сохраняет манихейский дух вечной войны и ветхозаветный фатализм. Апокалипсис оправдывает принуждение как условие всеобщего мира. Связь мученичества с военным убийством - основа христианского концепта священной войны. Христианский концепт внутренней духовной борьбы с грехом стимулировал внутренние религиозные войны с инаковерующими как предпосылку современных гражданских войн. Принцип толерантности воспроизвел догмат св. Павла (восстание против власти несправедливо) внутри государств и стимулировал внешние войны. Толерантность - это секуляризация войны как средства решения политических проблем. Современные государства унаследовали право священной войны. Война - это клапан безопасности государственной машины. Становление регулярных армий и корпуса армейских священников отражает эту тенденцию. В XIX в. церковь связала судьбу с контрреволюцией, а нация приобрела атрибуты Бога. Колонизация способствовала тесному сотрудничеству армии и церкви.

4. При становлении современных государств концепт священной войны трансформировался в конфликт язычества и христианства. Христианство породило альтернативу «спасение души или основание государства» и конфликт христианина и гражданина. Человеческая природа навязывает политическую мораль, противоположную христианским заповедям. Величие государств - следствие языческого идеала гражданской добродетели. Христианство отрицает социальную солидарность, гражданские добродетели и мешает создать государство, соответствующее интересам людей. Упадок гражданского духа - следствие христианства. Христианские добродетели социально опасны. Единственная польза христианства - степень воплощения языческих добродетелей. Современное общество культивирует конфликт языческой и христианской морали, а государство воспроизводит языческие добродетели. Вера в идеалы оправдывает фанатизм и насилие, а отказ от реализации языческих целей ведет к варварству. Поэтому антитеза христианской морали и политической необходимости ложная. Политика не выходит за пределы добра и зла, а воспроизводит конфликт языческих и христианских ценностей, который всегда может принять форму священной войны. Язычество существует в оболочке христианства, а христианство воплощает языческие ценности. Христианская толерантность внутри государства способствует успеху агрессивной внешней политики. Языческая толерантность стимулирует патриотизм как гражданскую доблесть, направленную на борьбу за политические права. Духовно-практические элементы священной войны использовались во внешней экспансии и внутренней колонизации государств.

5. Схема «великие географические открытия - колониальная экспансия -империализм - деколонизация» не соответствует исторической реальности. Начало колонизации связано с обоюдной священной войной христианства и ислама. Обе религии считают торговлю формой священной войны. Страсть к деньгам - следствие распространения христианства и ислама. На первом плане европейской колонизации стоял Христос, а не богатство. Для исламской колонизации главное значение имела связь религии и языка. Религиозный энтузиазм, страсть к приключениям и жадность - предпосылки великих открытий и колонизации. Общий фактор христианства и ислама - внутренняя война между представителями разных толков. После внутренней войны единоверцев начинается внешняя экспансия. Внешняя и внутренняя священные войны способствуют сходству внешней экспансии и империализма.

6. Россия создала эталон внутренней колонизации, в состав которого входят: превентивный захват и дискретность территориальной экспансии; соединение религии с армией по мере территориальных захватов; тождество распространения и цивилизаторской миссии религий; становление геополитических идеологий, в которых имперская символика господства переплелась с материальными интересами определенных групп; захват новых территорий устранял угрозу гражданской войны и сопровождался деиндустриализацией колоний и специализации их сельского хозяйства на выращивании непищевых продуктов. В результате империализм, колонизация и деколонизация переплетаются. Колонизация - это реакция на различные виды внешнего и внутреннего ига (арабского, китайского, татаро-монгольского, исламского, христианского и пр.). Деколонизация - это замена верховной власти при неизменности сложившихся социально-экономических связей метрополий и колоний. Понятие и ценности цивилизации выполняют идеологическую функцию. Особое значение имеет двойная религиозность империализма -экспансия определенной религиозной веры в колонизированные регионы. Конфессиональные колонизации усиливают внутренние конфессиональные конфликты. Главные понятия дипломатического словаря скрывают территориальную экспансию. Монетаризм воспроизводит колониальные отношения и структуры. Цивилизационный подход, системы права и экономики в значительной мере есть продукт колонизации.

7. Религиозный фундаментализм воплощает связь священной войны, внешней экспансии и внутренней колонизации. Он включает общие свойства: зависит от темпов модернизации; является продуктом монотеизма в виде реакции на кризис религий и новой формой язычества; теоцентризм, национализм, авторитаризм; концепт священной войны; отрицание либерализма. Православный фундаментализм включает дополнительные свойства: архаическое воспоминание; догматизм, неспособность к диалогу и самокритике; отрицание культурных революций и межцивилизационных переходов. Католический и православный фундаментализм совпадает в следующих пунктах: реанимация империи как формы политического устройства; колонизация; теократия и национализм. В регионах России с распространением язычества, старообрядчества и новгородско-поморского православия осознана связь РПЦ с внутренней колонизацией России. Язычество, старообрядчество и новгородско-поморское православие содержат опыт сопротивления внутренней колонизации, культивируют идеи гражданского достоинства и свободного христианского демократического государства. В регионах России формируются тенденции противодействия православному фундаментализму. В язычестве, старообрядчестве и новгородско-поморском православии отсутствуют фундаменталистские представления, включая концепт священной войны. Одновременно некоторые иерархи РПЦ проповедуют языческо-христианский концепт священной войны. Это позволяет определить православный фундаментализм как реликт бывшей официальной советской идеологии со всеми ее качествами, включая идею борьбы обществ, цивилизаций и культур.

Научно-практическая значимость работы определяется тем, что на ее основе возможна разработка ряда программ:

- курсов и спецкурсов по отдельным разделам социальных, политических и исторических наук;

- институциональных изменений структур принятия решений в идеологической сфере общества;

- политики в области религии;

- принятия решений в сфере политики, в области религии, воспитания и образования;

- сужения юридической, психологической и политической трактовки насилия;

- анализа документов и деятельности политических партий, исполнительной, законодательной и судебной власти России с учетом сформулированных выводов.

Апробация работы. Результаты исследований по теме диссертации докладывались и обсуждались на всероссийских и региональных научных конференциях, на III Российском философском конгрессе «Рационализм и культура на пороге III тысячелетия» и на III Всероссийском социологическом конгрессе «Глобализация и социальные изменения в современной России», на Международной конференции «Роль идеологии в трансформационных процессах в России: общенациональный и региональный аспекты». Основные положения и выводы диссертационного исследования нашли отражение в четырех публикациях автора общим объемом 6,2 п.л.

Структура диссертации состоит из введения, трех глав, 9 параграфов, заключения и списка использованной литературы.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Принуждение в контексте культуры"

Заключение

Основные идеи нашего исследования изложены во введении. В заключение выскажем некоторые общие соображения.

По статистике ООН, во второй половине XX в. военные потери в масштабах мира составляли 3-4 млн человек ежегодно. После 1945 г. погибло больше людей, чем во второй мировой войне. Война стала элементом повседневности и сведена к рядовой причине ежегодной смертности (0,8 - 1 %). В развитых странах большое количество людей гибнет в транспортных происшествиях.

Вторая половина XX в. прошла под угрозой глобальной и множества реальных локальных войн. Позиция христианства по отношению к ним на протяжении всего этого времени оставалась неопределенной. Например, отношение к глобальной войне зависит от четкого ответа на вопрос: должен ли ученый, военный и промышленник выполнять правительственное указание по производству ядерного оружия? Христианский ответ гласит: да и нет! Локальные войны второй половины XX в. связаны с деколонизацией. На эту тему Церковь длительное время тоже не высказывала никакого мнения, поскольку в этих войнах приобретают большое значение разные идеологии и патриотизмы. Позиция Церкви в войнах между и внутри нациями крайне противоречива. Лишь в 1991 г. Папа Ян Павел II сказал: «Ни одна война не может быть священной». Но с коллективными декларациями согласны все, поскольку ни одна из них не выражает строго определенной позиции.

Главный факт состоит в следующем: в 1992 г. во Франции, Англии, Германии и Италии проведен опрос населения на тему: «"Кому Вы больше доверяете в рефлексии о перспективах будущего мира? ". Результаты опроса распределились так: ученым доверяют - 67 %, философам - 28 %, духовным авторитетам - 9 %, а церкви только 4 %. Отсюда вытекает: в XXI в. религии погибнут одна за одной или же им надо спасаться сообща, одновременно помогая спасению человечества»1.

В настоящее время потеряла смысл не только священная, но и справедливая война. Опыт XX в. показал: справедливая война оставляет беспредельное пространство интерпретациям, в результате чего любая война может рассматриваться как справедливая и несправедливая одновременно. При принятии решения о войне нужно время для размышлений. Это исключено при нападении с использованием современного вооружения, которое требует немедленной реакции. Сегодня грань войны и мира стала неопределенной и включает ряд промежуточных состояний: вооруженный мир, холодная война, мирное сосуществование (состояние ни мира, ни войны), партизанская война, терроризм. Как реагировать на них? - пока неясно. Это характерно и для пол сткоммунистической России .

Согласно Макиавелли, справедливую войну может начать только «князь» - независимое и правомочное правительство. Это условие могло соблюдаться в период наследственных монархий. Сегодня ситуация радикально изменилась. В нынешнем мире существует около 200 правительств, осуществляющих власть. Их легальность и легитимность проблематична. Большинство таких правительств возникло в результате внешнего влияния, революций, государственных и дворцовых переворотов или реформ под руководством самозванцев. Есть и «князья» без государства - типа Организации освобождения Палестины.

В целом сравнительная история христианской Европы и других континентов показывает, что христианство больше способствовало войне, нежели миру. Хотя частота войн не зависит от пространственно-временных параметров, включая религию и культуру. Выводы психологов и антропологов однозначны: война ведется ради самой войны. Этот вывод важен при определении

1 MinuaJ. Op. cit. S. 433.

2 Маркедонов С. Чечня: война как мир и мир как война // Ab imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 4. С. 263 - 292. условий устойчивого мира. До сих пор они не сформулированы. Ни одно общество, государство и институт не смогли исключить принуждение и войну. Из этого факта надо исходить при оценке эффективности ООН и других международных организаций.

Отношение Церкви к войне менялось под воздействием двух главных факторов: связи церкви с политической властью (подчинение, нейтралитет или контроль); характера военной техники, которая определяет степень поражения, жестокости, всеобщности и контроля войны. Неинституционализо-ванная религия (первичное христианство) считала главной и единственной борьбой внутреннюю духовную борьбу человека со злом. В период преследований христиан их уделом было мученичество. Они не сражались за дела «мира сего», а за дело Царства Божьего «не от мира сего», в которое стремился поскорее войти каждый христианин. Для институционализованной религии (современное христианство в виде множества церквей) главной задачей становится самосохранение. В результате обмирщения духовная борьба мучеников становится священной войной. Религия-институт не может ее избежать, поскольку в противном случае ей угрожает гибель. В этом контексте возникает концепция справедливой войны.

Война не была главным предметом интереса Христа и первых христиан. Но христианство возникло в определенном культурном контексте:

1. Как одна из апокалиптических мистериальных религий, которые уподобили человека богу и вовлекли его в борьбу со злом. Поэтому в христианстве внутренняя борьба с грехом всегда может преобразоваться в реальную войну с воплощениями зла.

2. Христианство появилось в период трагической борьбы Израиля с римскими оккупантами. Военная экзальтация породила мессианские и мил-ленаристские обещания. Они предсказывали освобождение народа и переплелись с ветхозаветной концепцией священной войны.

3. Христианство укрепилось и возмужало в период преследований, который способствовал появлению мучеников. Это расширило идеал самопожертвования по образцу Христа ради обретения Царства Божьего.

Данный контекст определил направления дальнейшей рефлексии. Христианство возникло в среде, пронизанной принуждением и насилием. По мере институционализации и связи с государством Церковь потеряла исходный индивидуализм и свободу, защищала рабство и другие формы господства и подчинения, включая государство. Например, В.В. Розанов пытался доказать, что «.скелет и душа государственности . есть действительно воинство на полях битв. Воинство с его великой готовностью умереть. Что может быть выше, что может быть героичнее, что может быть священнее этой готовности и решимости!»1. Если эта работа поможет осознать ложность и опасность такой познавательно-политической установки, мы будем считать свою задачу выполненной.

1 Розанов В.В. Войны как великое воспитание // Розанов В.В. Последние листья. М.: Республика, 2000. С. 268.

 

Список научной литературыЛатышева, Кристина Витальевна, диссертация по теме "Социальная философия"

1. 50/50: Опыт словаря нового мышления. / Под ред. Ю. Афанасьева, М. Ферро М.: Прогресс-Пайо, 1989.

2. Акишин М.О Полицейское государство и сибирское общество. Эпоха Петра Великого. Новосибирск, 1996.

3. Алаев Л.Б. «По последним данным разведки мы воевали сами с собой» (к вопросу об основном противоречии нашей эпохи) // Восток. 2002. №4.

4. Алаев Л.Б. «По последним данным разведки мы воевали сами с собой» (к вопросу об основном противоречии нашей эпохи) // Восток. 2002. №4.

5. Андерсон Б. Воображаемые сообщества: размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-Пресс, 2001.

6. Анпилогов И. Уроки армии и войны, или Хроника чеченских будней // Континент. 2002. № 114.

7. Антропология насилия. / Отв. ред. В.В. Бочаров, В.А. Тишков. СПб.: Наука, 2001.

8. Апокалипсис // Христианство. Энциклопедический словарь: В 3 т. М., 1995. Т.1.

9. Аспер П. Насилие и мир: от атомной бомбы до этнической чистки. СПб., 1999.

10. Атеизм // Христианство. Энциклопедический словарь: В 3 т. М., 1995. Т.1.

11. Афанасьев Ю. Опасная Россия. Традиции самовластья сегодня. М.: РГГУ, 2001.

12. Бабченко А. Алхан-Юрт // Новый мир. 2002. № 2.

13. БайсаевУу Грушкин Д. Здесь живут люди. Чечня. Хроника насилия. М. 2006.

14. Баллестрем КГ. Церковь и демократическая культура: проблема адаптации и конфликты // Вопросы философии. 2002. № 1.

15. Бейкер Д. История географических открытий и исследований. М. Изд-во иностранной литературы, 1950

16. Берлин И. Оригинальность Макиавелли // Человек. 2001. № 3 5.

17. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового завета. М.: Библейские общества, 1995.

18. Буганов A.B. Православие в русской армии XIX начала XX в. // Православная вера и традиции благочестия и русских в XVIII - XX веках. М.: Наука, 2002.

19. Буганов В.И., Богданов А.П. Бунтари и правдоискатели в Русской православной церкви. М.: Политиздат, 1991.

20. Булдаков В. Красная смута: природа и последствия революционного насилия. М.: РОССПЭН, 1997.

21. Бхагавадгита. М.: Наука, 1991.

22. Ван Мейрс В. Советская этнография: охотники или собиратели? // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 3.

23. Васильев А. Исламский экстремизм как выражение кризиса мусульманской цивилизации // Азия и Арика сегодня. 2003. № 5.

24. Васильев JI.C. История религий Востока. М.: Наука, 1989.

25. Вебер М. «Интеллектуальная честность» как принцип научного познания религии // Религия и общество. Хрестоматия по социологии религии. М.: Аспект-Пресс, 1996.

26. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.

27. ВикоД. Основания новой науки. Москва; Киев, 1994.

28. Военное насилие в политической борьбе. Сб. материалов «круглого стола». М., 1994.

29. Волков B.B. Монополия на насилие и скрытая фрагментация российского государства // Полис. 1998. № 5.

30. Вургафт С.Г., Ушаков И.А. Старообрядчество. Лица, события, предметы и символы. М., 1996.

31. Гшенсен В.М. Повстанческое движение в Средней Азии и советско-афганские отношения в 1920-е начале 1930-х годов // Восток. 2002. №2.

32. Гирц К. «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной теории культуры // Антология исследований культуры. СПб.: Университетская книга, 1997. Т.1.

33. Глущенко Е.А. Строители империй. Портреты колониальных деятелей. М.: XXI век Согласие, 2000.

34. Горелик М. Куликовская битва 1380 г. Русский и золотоордынский воины // Цейхгауз. М., 1996. № 1.

35. Грех // Христианство. Энциклопедический словарь: В 3 т. М., 1995. Т.1.

36. Гринев A.B. Характер взаимоотношений русских колонизаторов и аборигенов Аляски // Вопросы истории. 2003. № 8.

37. Гуль Р. Я унес Россию. Т. III. Россия в Америке. М.: БСГ-Пресс, 2001.

38. Гусейнов A.A. Понятие насилия // Философия, наука, цивилизация. / Отв. ред. В.В. Казютинский. Москва. 1999.

39. Дахин В.Н. Фундаментализм // Политическая энциклопедия: В 2 т. М.: Мысль, 1999. Т.2.

40. Дегоев В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М.: Русская панорама, 2003.

41. Дмитриев A.B., Залыгин И.Ю. Насилие: российский вариант // Проблемы теоретической социологии. Вып. 2. СПб, 1996.

42. Добаев И.П. Исламский радикализм. Ростов н/Д: изд. СКНЦ ВШ, 2003.

43. Добрускин М.Е. О социальных функциях церкви (на материалах Русской Православной Церкви) // Социс. 2002. № 4.

44. Доманин А. Крестовые походы. Под сенью креста. М.: Центрполиграф, 2003.

45. Дудникас В. Германское влияние в Литве XVI в. Вильнюс, 2001.

46. Жирар Р. Насилие и священное. М.: Новое литературное обозрение, 2000.

47. Зайнетдинов Ш.Р. Революция, насилие, прогресс // Отечественная история. 1995. № 5.

48. Зиновьев А. Катастройка. М.: Алгоритм, 2003.

49. Зорин А. Кормя двуглавого орла: литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII первой трети XIX века. М.: Новое литературное обозрение, 2001.

50. Зуев А. «Конквистадоры империи»: русские землепроходцы на северо-востоке Сибири // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 4.

51. ИбнееваГ. Путешествие Екатерины II по Волге в 1767 году: узнавание империи // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2000. № 2.

52. Иванов В.Н. Вхождение Северо-Востока Азии в состав Русского государства. Новосибирск, 1999.

53. Игумен Вениамин (Новик). Анализ 1 5 глав «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви // Социс. 2002. № 4.

54. Илюшенко В. Отец Александр Мень: жизнь и смерть во Христе. М.: Пик, 2000.

55. Имперский строй России в региональном измерении: XIX начало XX века. / Под ред. П.И. Савельева. М., 1997.

56. Ислаев Ф.Г. Православные миссионеры в Поволжье. Казань, 1999.

57. Истархов В. Удар русских богов. М., 2001.

58. История военного искусства. М.: Воениздат, 1986.

59. История войн и конфликтов. Минск: Харвест, 1997. Т. 2.

60. История религий в России. М.: РАГС, 2002.

61. История Российской монархии: мнения и оценки. СПб.: Нестор, 2000.

62. Казакова Н.А., Катушкина JI.P. Русский перевод XVI в. первого известия о путешествии Магеллана // Труды Отдела древнерусской литературы ИРЛИ АН СССР. Л., 1968. Т. 23.

63. Казьмина О. Дезинтегрирующая роль религии и этнические процессы в современной России // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2000. № 2.

64. Каппелер А. Две традиции в отношениях России к мусульманским народам Российской империи // Отечественная история. 2003. № 2.

65. Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М.: Терра, 1992. Т.2.

66. Колесников А., Привалов А. Новая русская идеология. М., 2001.

67. Кон X. Идея национализма // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 3.

68. Конвейр насилия. Нарушения прав человека в ходе проведения "контртеррористических операций" в Республике Ингушетия. М., 2005.

69. Конституция Российской Федерации. Официальный текст по состоянию на 1 октября 1997 года. М., 1997.

70. Конфронтация, диалоги, самопознание (Христиане и мусульмане. Межконфессиональный и межрелигиозный диалог.). / Под ред. А.В. Журавского М.: Библейско-богословский институт апостола Андрея, 2000.

71. Костюк К Три портрета: социально-этические воззрения в Русской Православной Церкви конца XX века // Континент. 2002. № 113.

72. Костюк КН. Православный фундаментализм // Полис. 2000. № 5.

73. Крестовые походы // Христианство. Энциклопедический словарь: В 3 т. М., 1995. Т. 1.

74. Кудряшова И. В. Фундаментализм в пространстве современного мира // Полис. 2002. № 1.

75. Куропаткин А.Н. Русская армия. СПб.: Полигон, 2003.

76. Кырлежев А.И. Фундаментализм религиозный // Новая философская энциклопедия: В 4 т. М.: Мысль, 2001. Т.4.

77. Лангевише Д. Что такое война? Эволюция феномена войны и ее легитимизация в Новое время // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 4.

78. Лапин В. Армия империи империя в армии: организация и комплектование вооруженных сил России в XVI - начале XX в. // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 4.

79. Латышев И. Япония, японцы и японоведы. М.: Алгоритм, 2001.

80. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс-Академия, 1992.

81. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогика-Пресс, 1994.

82. Леви-Стросс К. Мифологики. Т.1. Сырое и приготовленное. М.; СПб.: Университетская книга, 2000.

83. Липинский Т. (Тгффик-бей). Горцы Кавказа и их освободительная война против русских. Нальчик, 1995.

84. Логический анализ языка. Космос и хаос. / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: Индрик, 2003.

85. Луис Б. Ислам и Запад. М.: Библейско-богословский институт Св. Апостола Андрея, 2003.

86. Лурье Ф.М. Российская и мировая история в таблицах Л., 1995.

87. Ляпин С.Х. Идеальные типы фактуальности // Философские исследования. 1994. № 1.

88. Магидович И.П., Магидович В.И. Очерки по истории географических открытий. М.: Просвещение, 1992. Т.1.

89. Макаренко В.П. Аналитическая политическая философия: очерки политической концептологии. М.: Праксис, 2002.

90. Макаренко В.П. Кавказ: концептологический анализ // Социс. 2001. № 12.

91. Макаренко В.П. Колониализм: взгляд из сегодняшнего дня // Общество и экономика. 2002. № 8 9.

92. Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. О военном искусстве. М.: Мысль, 2000.

93. Макиавелли Н. Избранные произведения. Ростов н/Д: Феникс, 1998.

94. Малышева С. Миф о революции 1917 года: первый советский государственный проект // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 1-2.

95. Маркедонов С. Чечня: война как мир и мир как война // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 4.

96. Мартин Т. Империя позитивного действия: Советский Союз как высшая форма империализма // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2002. № 2.

97. Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) Церкви. Барнаул, 1999.

98. Миллер А. Русификации: классифицировать и понять // Ad Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2002. № 2.

99. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. М.: Прогресс, 1993. Т.1.

100. Мину а Ж. Церковь и война: от библейских времен до атомной эры // Философия права. 2001. № 2; 2002. № 1.

101. Миссионерские общества // Христианство. Энциклопедический словарь: В 3 т. М., 1995. Т.2.

102. Михайлов Г. Старообрядческая церковь: падчерица государства? // Духовные ответы. Вып. 15. М., 2001.

103. Михайпин В. Между волком и собакой: роль героического эпоса в ран-несредневековой и советской культурных традициях // Новое литературное обозрение. 2001. № 1/47.

104. Мишель Фуко и Россия. Сб. статей. / Под ред. О. Хархордина СПб.; М.: Летний Сад, 2001.

105. Мусульманские страны на пороге XXI в.: власть и насилие. М., 2004.

106. Назаретян А. П. Антропология насилия и культура самоорганизации. М„ 2007.

107. Налимов В.В. Канатоходец. М.: Прогресс, 1994.

108. Насилие в современной России. Ростов н/Д: СКНЦ ВШ, 1999.

109. ПО. Насилие, агрессия, жестокость: криминально-психологические исследования. М., 1990.

110. Наумкин В.В. Научно-теоретический форум: послевоенная история Востока // Восток. 2002. № 4.

111. Неретина С.С Концепт //Новая философская энциклопедия: В 4 т. М.: Мысль, 2001. Т.2.

112. Неретина С. С. Верующий разум. К истории средневековой философии. Архангельск, 1995.

113. Основы социальной концепции РПЦ. М., 2000.

114. Овчинский С.С.Преступное насилие. Преступность в городах. М., 2007.

115. Петин И. А. Механизм преступного насилия. М., 2004.

116. Полонская JI.P. Политический аспект современных концепций джихада // Ислам в современной политике стран Востока. М., 1986.

117. Поляков Л. История антисемитизма: эпоха веры. Москва; Иерусалим, 1997.

118. Поспеловский Д. Подвиг веры в атеистическом государстве // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси. М., 1991.

119. Похлёбкин В.В. Внешняя политика Руси, России, СССР за 1000 лет. Т. 1 -2. М., 1995.

120. Православие или смерть. Альманах. М., 1997. № 3.

121. Пржевальский Н.М. Путешествия. М.: Детгиз, 1958.

122. Программа Коммунистической партии Российской Федерации. М., 1995.

123. Рассел Д.Б. Дьявол: восприятие зла с древнейших времен до раннего христианства. СПб.: Евразия, 2001.

124. Реберъю М. Колониализм, неоколониализм // 50/50: Опыт словаря нового мышления. / Под ред. Ю. Афанасьева, М Ферро. М.: Прогресс-Пайо, 1989.

125. Религия и общество: очерки религиозной жизни современной России. / Отв. ред. С.Б. Филатов. М.; СПб., 2002.

126. Родоман Б.Б. Внутренний колониализм в современной России // Куда идет Россия?. Социальная трансформация постсоветского пространства. / Под ред. Т.И. Заславской. М., 1996.

127. Розанов В.В. Последние листья. М.: Республика, 2000.

128. Руднев В.П. Словарь культуры XX в. М., 1997.

129. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917 -1941. М., 1996.

130. Русское православие: вехи истории. / Научн. ред. А.И. Клибанов М.: Политиздат, 1989.

131. Рыбаков Б.А. Русские карты Московии XV начала XVI в. М., 1974.

132. Сендеров В. «Тысячелетняя Евразия» и христианская культура // Русская мысль. 1999. № 4254. 21 -27 янв.

133. Серов А. Ленин и теперь живее всех живых. Партия космических коммунистов готова идти на выборы // Русская мысль. 1999. № 4281. 5 -11 авг.

134. Сипи Ш. Возникновение и источники теории «колонизации» С.М. Соловьева // Вопросы истории. 2002. № 6.

135. Сироткин В.Г. Золото и недвижимость России за рубежом. М.: Международные отношения, 2000.

136. Слышкин Г.Г От текста к символу: Лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. М., 2000.

137. Соловьев В.С. Мухаммед // Будда Шакьямуни. Конфуций. Мухаммед. Франциск Ассизский. Биографические повествования. Челябинск: Урал-LTD, 1998.

138. Старообрядчество. История, культура, современность. М., 2000.

139. Старообрядчество. История, культура, современность. Тезисы. М., 1997.

140. Стеллер Г.В. Описание земли Камчатки. Петропавловск-Камчатский, 1999.

141. Степанов Ю. Константы: словарь русской культуры. М., Академический Проект, 2001.

142. Суни Р. Империя как она есть: имперская Россия, «национальное» самосознание и теории империи // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 1 -2.

143. Схиммелпеннинк ван дер Ойе Д. Идеологии империи в России имперского периода // Ab Imperio :теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 1-2.

144. Сюкияйнен Я. Война с террором: ислам против исламского экстремизма // Азия и Африка сегодня. 2003. № 2.

145. Тит Ливии. История Рима от основания города. М., 1994. Т. 1-3.

146. Толерантность и ненасилие: теория и международный опыт. 4.1, 2. Екатеринбург, 2000.

147. Толстой Л. Н. Закон насилия и закон любви: О пути, об истине, о жизни. М. 2004.

148. Трошев Г. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала. М.: Ваг-риус, 2002.

149. Уортман Р. Демонстрации набожности // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2000. №2.

150. Уткин А.И. Вторая мировая война. М.: Алгоритм, 2002.

151. Федотов Т.П. Судьба империй // Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры. СПб.: София, 1992. Т.2.

152. Фон Грюнебаум Г.Э. Классический ислам. Очерк истории (600-1258). М.: Наука, 1984.

153. Хархордин О. Обличать и лицемерить: генеалогия российской личности. СПб.; М., 2002.

154. Церковная политика // Христианство. Энциклопедический словарь: В 3 т. М., 1995. Т.З.

155. Цмай В.В. Некоторые аспекты концепции насилия в арабо-мусульманской культуре // Антропология насилия. / Отв.ред. В.В. Бочаров, В.А. Тишков СПб.: Наука, 2001.

156. Чешко C.B. Кризис доктрины самоопределения // Этнографическое обозрение. 2001. № 2.

157. Чумиков А.Н. Насилие меньшинства над большинством как следствие несовершенства современной политической системы России // Социологические исследования. 1996. № 4.

158. Шапошников В. Русская речь 1990-х. Современная Россия в языковом отображении. М., МАЛП, 1998.

159. Шахназаров О.Л. Старообрядчество и большевизм // Вопросы истории.2002. №3.

160. Шенк Ф. Политический миф и коллективная идентичность: миф Александра Невского в российской истории (1263 1998) // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2001. № 1 - 2.

161. Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М.: Языки славянской культуры, 2002.

162. Эпоха крестовых походов. / Под ред. Э. Лависса, А. Рамбо. Смоленск: Русич, 2002.

163. Эткинд А. Бремя бритого человека или Внутренняя колонизация России // Ab Imperio: теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. 2002. № 1.

164. Эткинд А. Фуко и имперская Россия: дисциплинарные практики в условиях внутренней колонизации // Там же.

165. Якунин В.Н. Укрепление положения Русской православной церкви и структура ее управления в 1941 1945 годы // Отечественная история.2003. № 4.

166. Angermann N. Neues uber Nicolaus Bulow und sein Wirken im Moskauer Rusland // Janhrbucher fur Geschichte Osteuropas, 1969. N. F., Bd 17, H. 3.

167. Armstrong K. Historia Boga. 4000 lat historii idei Boga w hebraizmie, chrzescianstwie I islamie. Warszawa, 1995.

168. Don Kapit R. Christianity: The Major Tendencies of Two Half XX Century. Cambridge, Cambridge University Press, 2001.

169. Girard R. Koziol ofiarny. Lodz, 1985.172. http // www.russian-ortodox-chiirch.org.ru/today ru .htm

170. Leach E. Lévi-Strauss. London: Routledge, 1998.

171. Minua G. Kosciol I wojna: od czasow Biblii do ery atomowej. Paris; Warszawa, 1998.