автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Проблема души человека в петербургских повестях Н.В. Гоголя

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема души человека в петербургских повестях Н.В. Гоголя"

На правах рукописи

КИМ Хюн И

ПРОБЛЕМА ДУШИ ЧЕЛОВЕКА В ПЕТЕРБУРГСКИХ ПОВЕСТЯХ Н. В. ГОГОЛЯ

Специальность 10. 01. 01 — Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2004

Работа выполнена в Отделе русской классической литературы Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН

Научный руководитель: доктор филологических наук

Игорь Алексеевич Виноградов

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Владимир Алексеевич Воропаев

кандидат филологических наук, доцент Софья Алаудиновна Саламова

Ведущая организация: Московский педагогический

государственный университет

Защита диссертации состоится « ^¿Г» ПйЯ С^А 2004 г. в /У- С'С часов на заседании Диссертационного совета Д. 002. 209. 02 по филологическим наукам в Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН по адресу: 121069, Москва, Поварская ул., дом 25-а.

С диссертацией можно ознакомиться в Библиотеке Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН.

Автореферат разослан « 2Л »

Ученый секретарь Диссертационного совета

кандидат филологических наук

А. В. Гулин

Не

3 94(5

Общая характеристика работы

Н. В. Гоголь, подобно А. С. Пушкину, Ф. М. Достоевскому, Л. Н. Толстому, принадлежит к тем величайшим художникам слова, чье творчество ставит перед исследователями чрезвычайно сложные задачи. Здесь оказываются бесплодными любые прямолинейные, отвлеченно логические толкования. От В. Г. Белинского ведет свое начало традиция делить наследие Гоголя на две части. Гоголевские художественные произведения, особенно «Ревизор», «Мёртвые души» и «Шинель», рассматривались как прямая политическая сатира на самодержавие и крепостничество, а «Выбранные места из переписки с друзьями» толковались как произведение, явившееся в результате перелома в мировоззрении писателя. При этом не обращалось внимания на неоднократные и настойчивые уверения Гоголя, что «главные положения» его миросозерцания оставались неизменными на протяжении всего творческого пути.

В истолковании «петербургских» повестей Гоголя наметилось несколько направлений. В соответствии с традицией, заданной Белинским, в интерпретации гоголевских образов подчеркивалось прежде всего их социальное значение. Герои Гоголя рассматривались в качестве типичных представителей «маленького человека», жертвы бюрократической системы и равнодушия. Такое истолкование стало традиционным как в российских, так и зарубежных исследованиях.

В XX веке была осознана необходимость более глубокого психологического анализа наследия Гоголя. В эту эпоху получило распространение этическое, или гуманистическое истолкование, которое строилось на «жалостливых и сентиментальных» моментах гоголевских повестей, в частности, на известном «гуманном месте» «Шинели», призыве к великодушию и равенству, который слышался в словах Акакия Акакиевича: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?»1. Однако это направле-

1 Гоголь Н. В. Полн собр. соч.: В 14 т. — <Л.>: Изд-во АН СССР, 1952. — Т. 3. — С. 143. Сочинения и письма Гоголя, помимо особо отмеченных случаев, цитируются по этому изданию. В дальнейшем ссылки на него даются в тексте с указанием римской цифрой — тома и арабской —

страницы.

ние также недостаточно затрагивало духовно-нравственную проблематику гоголевских произведений, по сути примыкая к «социальным» интерпретациям.

Наконец, в работах XX века на первый план все чаще стало выдвигаться эстетическое начало. Формалисты и структуралисты главное внимание фокусировали на форме повестей как на средоточии их ценности. Интерес привлекали главным образом структура и форма, язык, фабула, сюжет. Однако избранная в качестве исключительного предмета изучения форма произведения существенно ограничивала кругозор исследователей.

В работах последнего времени наиболее значимым направлением стало изучение «петербургских» повестей в контексте их собственно авторского целостного мировоззрения. «Старайтесь лучше видеть во мне христианина и человека, чем литератора», - писал сам Гоголь (XII, 324). Обращение к христианским основам художественного миросозерцания Гоголя позволяет наиболее адекватно решать проблемы, встающие при изучении его биографии и творчества.

Попутно изучению произведений Гоголя в критике и литературоведении шло активное художественное освоение созданных им типов. Этот параллельный процесс начался ранее, чем научно-критическое осмысление гоголевских произведений. Еще при жизни Гоголя, в 1840-е годы, писатели «натуральной школы», по-своему восприняв пафос гоголевских повестей, делают тему «маленького человека» одной из главных в своем творчестве. Молодой Ф. М. Достоевский в «Бедных людях», «Хозяйке», «Двойнике» и, позднее, в «Записках из подполья» одновременно опирается на произведения Гоголя и отталкивается от них. Открытый Достоевским в «Записках из подполья» образ «антигероя» получает впоследствии дальнейшее развитие в творчестве А. М. Горького. Влияние «петербургских» повестей Гоголя ощутимо в творчестве И. А. Бунина, 3. Н. Гиппиус, А. А. Блока, М. А. Волошина, А. М. Ремизова, Е. И. Замятина, М. А. Булгакова, В. А. Каверина, М. М. Зощенко и др.1

1 См.: Янушкевич А. С «Записки сумасшедшего» Н. В. Гоголя в контексте русской литературы 1920-1930-х годов // Поэтика русской литературы: К 70-летию профессора Ю. В. Манна: Сборник статей. — М., 2001 — С. 193-212; Янушкевич А. С. Повесть Н. В. Гоголя «Нос» в контексте русской культуры 1920-1930-х годов // Литературоведение и журналистика — Саратов, 2000. — С. 66-79.

Для зарубежной литературно-критической мысли личность и творчество Гоголя уже более полутора столетий продолжают оставаться загадкой. Серьезное осмысление творчества писателя началось лишь в первое десятилетие XX века. Главным для восприятия Гоголя за рубежом становится уяснение художественного своеобразия и новаторской значительности повести «Шинель». Особый интерес к Гоголю возникает в середине XX века. Происходит своеобразный гоголевский ренессанс. Пьесы Гоголя идут на сценах многих театров, его произведения инсценируются, экранизируются. Одна за другой выходят монографии о жизни и творчестве писателя, затрагивающие разнообразные аспекты его творчества.

Однако при всем разнообразии работ в целом можно сделать вывод, что освоение художественного и нравственного опыта Гоголя только начинается. Многим его произведениям предстоит быть заново осмысленными в свете происходящих в последние десятилетия социально-исторических и духовных изменений. На наш взгляд, при изучении проблематики «петербургских» повестей и гоголевского творчества в целом мало внимания уделялось самому важному в произведениях Гоголя — человеку и человеческой душе. Анализ духовного смысла должен быть главенствующим при изучении гоголевских повестей. В настоящей диссертации предлагается новое осмысление созданных писателем художественных типов, определяются особенности развития «петербургской» темы у Гоголя, а также ее место в творчестве писателя.

Актуальность темы исследования. Интерес к наследию Гоголя связан прежде всего с неослабевающей актуальностью поставленных им проблем. Духовный кризис, описанный Гоголем в «петербургских» повестях, — забвение потребностей души, исключительная поглощенность человека удовлетворением материальных нужд, — с того времени только усилился. Изучение духовной проблематики «петербургского» цикла необходимо для выработки новой научной концепции истории русской литературы и новых методологических подходов в изучении биографии и творчества Гоголя.

Научная новизна исследования. Проблема истолкования «петербургских» повестей Гоголя с точки зрения их духовной проблематики лишь в последнее время

начинает привлекать к себе внимание исследователей. Однако масштаб и универсальность проблем, поставленных Гоголем, осознаны еще не в достаточной степени. В российской и зарубежной литературе размышления писателя о роли цивилизации в духовном кризисе современности еще не проанализированы во всех многообразных аспектах, получивших отражение в его произведениях.

Методологические основы работы. В качестве основного метода в диссертации используется системный подход, основанный на единстве историко-литературного и биографического анализов. При анализе идейного содержания гоголевских произведений пристальное внимание уделяется религиозной «составляющей» замысла.

Предметом исследования является идейно-художественный замысел «петербургских» повестей, их связь с общественно-политической атмосферой эпохи, интерпретация произведений в современной писателю критике и в литературоведении.

Объектом исследования являются текст «петербургских» повестей, критическая литература о Гоголе.

Цели и задачи исследования. Основной задачей работы является анализ идейного смысла гоголевских повестей, их духовно-нравственного содержания. Исследуется единство проблематики «петербургских» повестей, анализируются «сквозные» для всех произведений цикла темы и мотивы. Отдельную задачу составляет подробное освещение общественно-политического контекста, в котором создавались «петербургские» повести, а также изучение истории творческих взаимоотношений Гоголя с Пушкиным— зачинателем «петербургской» темы в русской литературе.

Научно-практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы при составлении общих и специальных курсов по истории русской литературы, при подготовке новых изданий «петербургских» повестей Гоголя.

Апробацию основные положения диссертации получили в докладах и сообщениях на Шестой научной конференции «Филология в системе современного университетского образования» (Университет Российской Академии образования, Москва, 23-24 июня 2003 г.), на Четвертых международных Гоголевских чтениях «Гоголь и

Пушкин» (Центральная городская библиотека «Дом Гоголя», Москва, 1-4 апреля 2004 г.). Основное содержание диссертации отражено в научных публикациях (список опубликованных работ приложен в конце автореферата).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Список литературы насчитывает 443 наименования.

Содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы, ее научная новизна, определяется предмет, цели и задачи работы, определяются основные направления в изучении «петербургских» повестей в России и за рубежом, выдвигаются исходные положения и принципы, которые необходимо учитывать при изучении личности и творчества Гоголя.

Говоря о «петербургских» повестях Гоголя, следует иметь в виду, что название это чисто условное. Сам писатель не употреблял его для обозначения цикла своих произведений, посвящённых петербургской тематике. Гоголь мыслил свои «петербургские» повести в более широком идейном контексте. Часть из них он поместил сначала в сборнике «Арабески» (1835) среди других художественных и публицистических произведений; позднее, в 1842 г., включил повести в третий том собрания сочинений вместе с двумя «непетербургскими» произведениями — повестями «Рим» и «Коляска» (сам Гоголь назвал этот том просто «Повести»), Тем не менее уже в XIX веке сложилась практика называть пять из повестей, напечатанных в этом томе, «петербургскими» — «Невский проспект», «Нос», «Портрет», «Шинель», «Записки сумасшедшего». Позднее, в советскую эпоху, К. И. Халабаев и Б. М. Эйхенбаум издали «петербургские» повести Гоголя отдельной книгой (исключив, таким образом, из гоголевского цикла «Коляску» и «Рим»)1. В таком составе повести переиздавались впоследствии неоднократно. Недавно подобное издание было предпринято да-

1 Гогочь Н. В Петербургские повести / Ред. К Халабаева и Б Эйхенбаума — М ; Пгр ■ Гос изд., 1924.

же в академической серии «Литературные памятники»1 Хотя оснований для подобной издательской практики, на наш взгляд, недостаточно, однако более удачного названия для гоголевского цикла найти трудно. Характерно, что одно из последних современных изданий цикла, где «петербургские» повести печатаются, согласно с авторской волей, вместе с «Коляской» и «Римом» (здесь предпринята и попытка целостного осмысления авторского замысла2), носит ставшее общепринятым название «Петербургские повести». (Осуществленное недавно еще одно издание цикла — под названием «Невский проспект и другие повести» — менее удачно3.) Таким образом, в научном исследовании вполне правомерно опереться на «топографический» признак, — учитывая при этом тот контекст, в котором осмыслял свои произведения сам Гоголь.

В первой главе диссертации— «Черты "пошлости пошлого человека" в петербургских героях Гоголя» — рассматривается преломление в «петербургских» повестях основополагающего для Гоголя понятия «пошлости пошлого человека», анализируются особенности гоголевского стиля. Глава состоит из трех разделов.

«Выставить пошлость пошлого человека» так, чтобы читатель возненавидел пошлость, а не человека,— в этом суть нравственной позиции Гоголя-художника. Изображая в «петербургских» повестях измельчение и искажение души человека, писатель одновременно ставил вопрос об ответственности каждого члена общества за существующий порядок вещей. Анализу этих проблем посвящен первый раздел главы — «¡Проблема ответственности "маленького человека"». Некоторые исследователи творчества Гоголя полагали, что общество погубило бедного Башмач-кина, Пискарёва, Поприщина Между тем авторское понимание героев «петербургских» повестей существенно отличается от того, какое предлагали читателю радикальные критики В то время как представители критического реализма в западно-

1 Гоголь Н. В Петербургские повести / Издание подгот. О Г. Дилакторская — СПб: Наука, 1995 (Российская Академия наук Серия «Литературные памятники»),

2 Виноградов Я Л От «Невского проспекта» до «Рима» // Гоголь Н В Петербургские повести / Вступ. ст. и коммент И А Виноградова — М: Издательский Дом Синергия, 2001 (Серия «Новая школьная библиотека») — С 5-58.

3 Гоголь Н. В. Невский проспект и другие повести — СПб.' Изд-во Азбука, Книжный клуб «Терра», 1996.

европейской литературе (Бальзак, Флобер) исследовали, как деградирует личность под влиянием неблагоприятных социальных условий, русская литература, и прежде всего Гоголь, во весь голос говорила о том, что человек не только может, но и должен противостоять этому влиянию. Гоголь бичевал социальное зло в той мере, в какой видел источник его несовершенств. Он дал этому источнику название «пошлость пошлого человека» (VIII, 292; «Четыре письма к разным лицам по поводу "Мертвых душ"»). Такого понятия не существует в европейских языках. Его ввел впервые в обиход Гоголь. «Пошлым» является человек, утративший духовное измерение жизни. Смысл его существования сводится к потреблению материальных благ, которые тянут человеческую душу вниз— к расчетливости, хитрости, лжи. Гоголь как христианин полагал, что всякое изменение жизни к лучшему надо начинать с преображения человеческой души. Русский религиозный философ протопресвитер В. В. Зеньковский замечал: «Мысль "об общем деле" у Гоголя была мыслью о решительном повороте жизни в сторону Христовой правды, — не на путях внешней революции, а на путях крутого, но подлинно религиозного перелома в каждой отдельной душе»1.

Несмотря на оппозиционные различия, гоголевские герои имеют очень много общего. Все они лишены индивидуальности, собственной внутренней жизни. В повести «Невский проспект» завязываются все основные узлы «петербургского цикла». Писатель выводит на улицу «узенькие талии», «дамские рукава», «щегольской сюртук с лучшим бобром», «галстук», возбуждающий удивление (III, 13). Людей объединяет стремление казаться красивее, богаче, солиднее, чем они есть на самом деле. Пышное великолепие Невского оборачивается внутренней пустотой и безобразием. «Естественно» возникает мысль: а что, если лишить самодовольную пошлость того, чем она важничает, то есть лишить её самой возможности задирать нос? Как она поведёт себя в этом случае, каковы будут её ужимки, её растерянность, как она будет метаться, как постыдно неприлично обнажится её ничтожество? Так в

1 Зеньковский В. Н. В. Гоголь // Гиппиус В. Гоголь; Зеньковский В. Н. В. Гоголь. — СПб., 1994, —С. 308.

гоголевском творчестве возникает повесть о майоре Ковалеве, лишившемся носа. Столь же бездушны герои следующей «петербургской» повести Гоголя— «Шинель». Механическая работа, хотя и приносящая, казалось бы, удовлетворение, механическая жизнь, бездуховное существование — вот то, что наиболее характерно для главного героя повести. «Значительное лицо» в «Шинели» тоже похож на Акакия Акакиевича, у него тоже отсутствует самосознание, душа. Он лишь механическое воплощение своего жизненного статуса. Та же проблема подмены лица обликом, смоделированным «пошлым» обществом, ставится Гоголем в «Портрете». Художник Чартков и в жизни, и в творчестве подчиняется диктату безличных людей-«манекенов», изменяя ради них свой стиль и утрачивая талант, данный Богом.

Среди «петербургских» повестей особняком, на наш взгляд, стоят «Записки сумасшедшего». Есть нечто, что существенно отличает героя этой повести от других петербургских обывателей. Проблема «мертвой» и «живой» души ставится здесь Гоголем наиболее остро. Изучению особенностей проблематики этой повести посвящен второй раздел первой главы — «Жизненный экзамен Аксентия Попри-щина». Уже одно название повести свидетельствует, что писатель отличал героя «Записок...» от других петербургских обитателей. Сравнительно с названиями других петербургских повестей, в основу которых положено нечто вещественное — «Шинель», «Нос», «Портрет», «Невский проспект», только в названии «Записок...» встречается «живое существо» — и существо одухотворенное и страдающее («Записки сумасшедшего»), И. А. Виноградов указал, что эта повесть, как позволяет прочесть автограф, первоначально называлась даже «Записки сумасшедшего мученика»1. В христианской традиции мученик— это человек, страдающий за идею, за Идеал. Если Поприщина назвать таким мучеником в подлинном смысле слова нельзя, однако в отличие от других героев — почти полностью лишенных способности самосознания — герой «Записок...» выглядит и более одаренным, и более тонко чувствующим. Конечно, здесь следует оговориться. Несомненно, многое роднит

1 Виноградов И А. Гоголь— художник и мыслитель: Христианские основы миросозерцания. — М.. ИМЛИ РАН, Наследие, 2000. — С. 256.

Поприщина с пошлой действительностью. В целом он такой же пошлый человек, как и остальные. И тем не менее следует отличать Поприщина от других гоголевских героев. В его речи есть живое чувство, круг его интересов шире: он знает музыку, любит стихи, театр; его одного Гоголь наделил «писательским» талантом, творческой способностью самовыражения. Сами его «записки»— свидетельство живой человеческой души. Подчас в речах героя мы слышим голос самого Гоголя, болеющего о судьбах отечества. Однако логика противостояния героя «пошлому» миру развивается по законам этого мира. Лучшее из всего, что мог вообразить себе герой — это представить себя генералом и даже «испанским королем». «Бунт» его начинается с того, что он «забирает выше своего чина»: не выставляет на казенных бумагах, которые дают ему переписывать, «ни числа, ни номера»; пишет титулы не с большой, а с маленькой буквы. Обличая «честолюбцев», Поприщин сам заражен тем же тщеславием, что и окружающие. Сама странная фамилия героя — Поприщин— имеет горько-ироническое происхождение. Она связана с торжественным, высоким словом «поприще», словом, которое играло огромную роль в юношеских мечтах самого Гоголя. Но в то же время это и нечто схожее по звучанию с «прыщом». Прыщ— что-то непостоянное, вдруг вскочившее и так же быстро уничтожающееся. С понятием роста, возрастания связано и его имя — Аксентий, или Авк-сентий (приумножение, увеличение, рост; греч.). Вместо действительного служения на государственном поприще, Аксентий Поприщин занят тем, что «очинивает перья для его превосходительства» (III, 193). По ничтожности занятий он ничем не отличается от Башмачкина. С последним героем Поприщина объединяет и одинаковый чин титулярного советника, — а значит и проблема сдачи университетских экзаменов на следующий чин. Если вплоть до получения звания титулярного советника таких экзаменов не требовалось, то для перехода в следующий чин — коллежского асессора— такой экзамен был непременным условием. Поскольку о сдаче экзаменов Поприщин даже не помышляет, то можно предположить, что, несмотря на свои мечты о «генеральстве», герой, не сойди он от этих фантазий с ума, превратился бы со временем в «вечного титулярного советника» Акакия Акакиевича.

«Вечный раздор мечты с существенностью», в плену которого оказывается повредившийся в уме Поприщин, опять-таки роднит его с героями других петербургских повестей Гоголя. Это и «вдохновенно» пьющие «художники»-ремесленники Шиллер и Гофман в «Невском проспекте»; это пьяница-портной Петрович в «Шинели»; это нашедший утешение в опиуме, гибнущий художник Пискарев. Образ героя «Записок сумасшедшего» приобретает в этом смысле универсальный характер. Как, в частности, заметил в 1924 г. по поводу художника «Невского проспекта» В. В. Гиппиус, Пискарев, «отрицая действительность во имя воображения <...> питает свое воображение наркотиками и этим предсказывает дальнейшие пути и перепутья эстетического иллюзионизма в Европе, является первым в нашей литературе декадентом»1. Подобно художнику «Портрета», Поприщин вместо действительного служебного и духовного роста — вместо сдачи не только государственного экзамена на новый чин, но и «сдачи» жизненного экзамена в целом — создает себе «виртуальную реальность», в которой погибает.

Анализируя содержание «петербургских» повестей Гоголя, нельзя обойти вниманием язык этих произведений. Этому аспекту посвящен третий раздел первой главы — «Стилевые особенности петербургских повестей». Наиболее характерно особенности гоголевского стиля отразились в «Шинели». Описывая лишенных индивидуальности петербургских обитателей, Гоголь часто даже не дает им определенных имен, называя их просто «значительным лицом», «молодым человеком», «одним мужчиной», не указывает порой даже место действия. С одной стороны, используя эти приемы, Гоголь придает тем самым героям универсальный характер. Созданные им типы не ограничены ни местом, ни временем. Такие явления могут встретиться в любую эпоху, на любой почве. Но более важная причина заключается в том, что, согласно художественного логике, герои, лишенные живой души, личности, индивидуальности, не могут носить и имени. Имя — уже свидетельство личности, «лица». «Безличным» именованиям героев соответствуют и обыкновенные имена персонажей. Так, хотя Акакий Акакиевич и Петрович имеют имена, но писа-

1 Гиппиус В Гоголь // Гиппиус В Гоголь; Зеньковский В Н В. Гоголь — С 47

тель не вкладывает в них никакого смысла, не преследует определенной цели — кроме той, чтобы подчеркнуть унизительное, «механистическое» существование героев. Возможность глубже понять внутренний мир Башмачкина дают его реплики. Автор наделил Акакия Акакиевича бедной, нескладной, смешной в своей беспомощности речью. Бездействие ума Акакия Акакиевича, бедность его мыслей прямо проявляются в его речи: в бедности словаря, в неумении правильно строить предложения. Унизительное положение героев находит отражение в «Шинели» в самом языке, в грамматике и синтаксисе. С одной стороны, речи героев соответствуют логике, с другой, — нелепое употребление союзов, служащих лишь для украшения, подчеркивает алогизм окружающего мира. В связи с этим следует подчеркнуть, что, употребляя эти приемы, Гоголь, отнюдь не отступает от принципов реализма. Особенности гоголевского языка объясняются стремлением к реалистическому описанию, вследствие чего Гоголь использовал самый разнообразный язык. Исследуя состояние души человека, Гоголь наделяет своих героев и необыкновенной речью. Глубокое знание народного языка дало возможность писателю индивидуализировать речь своих героев и показать особенности характера и души каждого из них.

Вторая глава диссертации— «"Петербургский" цикл: истоки и влияния» — посвящена анализу целостного образа Петербурга в произведениях Гоголя и уяснению религиозно-политических взглядов писателя. Глава состоит из трех разделов В первом разделе— «Петербург: образ "цивилизованного" города»— рассматриваются особенности гоголевского взгляда на Петербург, исследуется тот культурный «фон», на котором протекало у Гоголя вызревание «петербургской» темы. Для русской литературы XVIII и XIX веков Петербург является проблемой важной, часто мучительной. В XVIII веке М. В. Ломоносов и Г. Р. Державин в одах славили Петербург как плод мудрости и решительности монарха. Петербург в качестве сложного художественного образа вошел в литературу с творчеством Пушкина. Поэт восхищался Петербургом как символом могущества, столицей великого русского государства В то же время в «Медном всаднике» Пушкин впервые выразил двусмысленность начал Петербурга (Петербург красивый, но в жертву ему

принесены жизни многих людей). Н. И. Ульянов замечал, что «тот облик города, что видим в петербургских повестях, сложился до Гоголя» и что первым создателем образа «демонического Петербурга» явился в конце 1820-х— начале 1830-х годов Пушкин1. Поэт поставил в «Медном всаднике», казалось бы, неразрешимый конфликт: противоречие между идеалами имперской мощи и индивидуальной свободы. Образ Петербурга как города-спрута, города-вампира нашел дальнейшее развитие в творчестве Ф М. Достоевского. Пять «петербургских» повестей Гоголя находятся между «Пиковой дамой» и «Медным всадником» А. С. Пушкина и романами Ф. М. Достоевского Гоголевский Петербург — это бесцветный город, находящийся в холодной земле. В нем царит равнодушие и пошлость. Петербургская тема лишается в повестях Гоголя традиционной для высокого искусства связи с деяниями Петра и вообще выносится за пределы высокой «гражданской» истории. Гоголь по-новому видит современный город, и это приводит его к новому мироощущению, которое глубже, чем пушкинское, вбирает в себя представление об «антихристовом царстве» новейшей секуляризованной цивилизации.

Вопрос о влиянии Пушкина на Гоголя как создателя «петербургских» повестей подробно рассматривается во втором разделе главы — «" Пушкинское" в повестях Гоголя». Содержание гоголевской «петербургской» темы в значительной мере оказывается предопределено Пушкиным. Многочисленные факты свидетельствуют о глубоком, заинтересованном участии поэта в творческих начинаниях Гоголя. В 1837 г. Гоголь, откликаясь на смерть Пушкина, признавался: «Ничего не предпринимал, ничего не писал я без его совета. Всё, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему» (XI, 91; письмо к М. П. Погодину от 30 марта н. ст. 1837 г.). Впоследствии исследователи неоднократно отмечали переклички между «Медным всадником» и «петербургскими повестями» Гоголя2. Поэма «Медный всадник», написанная в

1 Ульянов Н. На гоголевские темы. Кто подлинный создатель «демонического» Петербурга? // Новый журнал. — (Нью-Йорк), 1969. — № 94. — С. 103-111.

2 См., в частности' Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. — М ; Л., 1959. — С. 261; Фридман Я В. Влияние «Медного всадника» Пушкина в «Шинели» Гоголя// Искусство слова.— М., 1973 — С 170-176, Турбин В. Эхо «Медного всадника» // Октябрь — 1980 — № 10 — С 202-207; Фридман Н В. Тема «маленького человека» в творчестве Пушкина и Гоголя // А С. Пушкин и

1833 г. (опубликованная в 1837 г.), носила даже подзаголовок: «петербургская повесть». В диссертации рассматривается формирование образа Петербурга в произведениях Гоголя, начиная с «Пропавшей грамоты», «Ночи перед Рождеством», а также сохранившихся трех черновых набросков повести «Страшная рука» 1833 г., готовившейся для совместного альманаха Одоевского, Пушкина и Гоголя «Тройчатка» и содержащей в себе мотивы едва ли не всех будущих гоголевских «петербургских» повестей. Подробно анализируется наличие пушкинского влияния в повестях «Портрет», «Нос», «Записки сумасшедшего», «Рим» (последняя повесть также тесно связана у Гоголя с «петербургской» темой). Делается вывод о том, что в основу петербургского цикла Гоголь положил не только личные впечатления. Несомненно здесь и глубокое идейное влияние Пушкина.

В радикальной критике гоголевские «петербургские» повести, и прежде всего «Шинель», часто интерпретировались как произведения о «маленьком» обездоленном человеке, погибающем в тисках бездушного государственного механизма. Проблему героя «Шинели» эти критики предпочитали видеть исключительно в «вещественной», материальной стороне дела. Тем самым как бы утверждалось, что проблемы, поставленные Пушкиным в «Медном всаднике», — конфликт между имперской мощью и индивидуальной свободой, между державностью и судьбой «маленького» человека, решалась Гоголем исключительно в пользу «прав» частного лица. Между тем конкретный анализ взаимоотношений Гоголя с Пушкиным — зачинателем «петербургской темы» в русской литературе — позволяет отчетливо показать необоснованность подобных утверждений. Подлинное отношение писателя к русской государственности, к тогдашнему правительственному курсу хорошо проясняет анализ взаимоотношений Гоголя и Пушкина в период их тесного сотрудничества в журнале «Современник». Этой малоизученной странице биографии Пушкина и Гоголя, связанной с «петербургской» темой, посвящен третий раздел главы — «Сотрудничество Гоголя в журнале "Современник" ».

русская литература — Калинин, 1983 — С 32-61; Кожинов В В Вместо предисловия// Гоголь" История и современность — М., 1985 — С 10-13.

Главным вкладом Гоголя в первой номер пушкинского «Современника» стали статья «О движении журнальной литературы, в 1834 и 1835 году» и повесть «Коляска». О повести Пушкин еще в 1835 г. писал Плетневу: «Спасибо, великое спасибо Гоголю за его "Коляску", в ней альманах далеко может уехать...» (письмо от первой половины октября 1835 г.1). Несколько иначе отнесся Пушкин к статье «О движении журнальной литературы...», хотя во многом сам способствовал ее появлению. Замысел статьи стал вызревать у Гоголя с начала 1834 г., когда вышел в свет первый номер журнала «Библиотека для Чтения», издававшегося под редакцией О. И. Сен-ковского и Н. И. Греча и положившего начало «торговому направлению» в русской журналистике. Статья задумывалась Гоголем как программная для журнала, написанная от редакции. Однако в качестве редакционной она, как оказалось, не вполне устраивала Пушкина. В третьем томе «Современника» поэт поместил написанное им «Письмо к издателю» (якобы присланное из Твери неким А. Б.), где подверг критике «обвинения» Гоголя «касательно г. Сенковского», сопроводив это «Письмо...» примечанием от своего имени, что статья «О движении журнальной литературы...» «не есть и не могла быть программою "Современника"».

Исследователи уже пытались ответить на вопрос, почему статья Гоголя вызвала нарекания у Пушкина. Например, Б. В. Томашевский полагал, что Пушкин «считал свой журнал недостаточно окрепшим, чтобы вести полемику» (см. коммент. в изд.: VIII, 768). Как нам представляется, одна из главных причин сдержанного отношения поэта к выступлениям Гоголя кроется в тех непростых взаимоотношениях, которые сложились к тому времени между Пушкиным и известным государственным деятелем николаевской эпохи, министром народного просвещения С. С. Уваровым — провозгласившим в первой половине 1830-х годов в своей деятельности следование началам Православия, Самодержавия, Народности Проводимый Уваровым по инициативе Императора Николая I правительственный курс оказался глубоко созвучен современникам. Как указал И. А. Виноградов, органичным такой курс явился и для Гоголя и его друзей, чем объясняется их прямое сближение и сотрудничество с Ува-

1 Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. — М., 1974-1978. — Т. 10. — С. 241.

ровым1. Само выступление Гоголя против «Библиотеки для Чтения» было вполне в духе Уварова. «Неприятели» Гоголя (и Пушкина) были не в меньшей степени противниками и Уварова. Однако Пушкин — который, судя по всему, и познакомил ранее Гоголя с Уваровым и ходатайствовал за него перед министром,— в 1835 г., вследствие возникших цензурных осложнений, вступил с Уваровым в резкий конфликт. Хотя к 1836 г. поэт отчасти переменил свое отношение к министру и готов был признать неправоту своих резких против него выпадов (об этом свидетельствует целый ряд писем Пушкина 1836 г.), однако вследствие конфликта поддерживать министра (подобно Гоголю) в борьбе с либеральной партией Пушкин был не расположен. Возникшая вследствие этого между Пушкиным и Гоголем идейная размолвка пришлась ко времени отъезда последнего за границу (6 июня 1836 г.) — так что многочисленные возражения на гоголевскую статью «О движении журнальной литературы ..» Пушкин напечатал уже после отъезда Гоголя из Петербурга — третий том «Современника» вышел в свет в октябре 1836 г. В качестве некоей компенсации Пушкин поместил в третьем томе журнала «петербургскую» повесть Гоголя «Нос». При этом Пушкин так и не опубликовал готовившуюся Гоголем для «Современника» в конце апреля 1836 г. статью «Петербургская сцена в 1835-36 г.». Как и в случае с возражениями на статью Гоголя «О движении журнальной литературы...», связано это было, вероятно, с тем, что Пушкин хотел видеть свой журнал исключительно «литературным»— «продолжением "Литературной Газеты"». В статье же Гоголя, которая посвящена проблеме народности в театре, содержатся строки, прямо перекликающиеся с провозглашенными Уваровым принципами народного образования. Далее в диссертации рассматривается история последующего участия Гоголя в издании журнала «Современник» (выходившего под редакцией П. А. Плетнева); приводится негативная оценка Гоголем «Современника», переданного в 1846 г. А. В. Никитенко (который стал новым редактором), а также Н. А. Некрасову и И. И. Панаеву (последние были заявлены в

1 Виноградов И. А Неизвестные автографы Н В. Гоголя // Неизданный Гоголь. Издание подготовил И А. Виноградов. — М : ИМЛИ РАН, Наследие, 2001 — С 3-38

программе журнала как издатели, — в списке сотрудников первым был назван В Г. Белинский). Изучение истории «Современника» позволяет приоткрыть важную страницу во взаимоотношениях Гоголя и Пушкина, обозначить своеобразие гоголевских взглядов на значение литературной критики в современном обществе. Позднее в «Выбранных местах из переписки с друзьями» Гоголь признавался: «Рожден я вовсе не затем, чтобы произвести эпоху в области литературной. Дело мое < ..> — душа и прочное депо жизни» (VIII, 298-299). В статье о русской поэзии он добавлял: «...Нельзя повторять Пушкина. <...> Другие дела наступают для поэзии <...> придется ей теперь вызывать на другую, высшую битву человека— на битву уже не за временную нашу свободу, права и привилегии наши, но за нашу душу...» (VIII, 407-408). Литературной критике и самой литературе Гоголь придавал высокое религиозное значение, видя в них орудие, способное пробудить в человеке живую душу и подвигнуть его к самосовершенствованию. И именно в следовании началам Православия, Самодержавия, Народности писатель видел верный путь к спасению души. «...После долгих лет и трудов, — признавался он в «Авторской исповеди», — <...> я пришел к тому, о чем уже помышлял во время моего детства: что назначенье человека — служить и вся жизнь наша есть служба. Не забывать только нужно того, что взято место в земном государстве затем, чтобы служить на нем Государю Небесному <...> Только так служа, можно угодить всем: Государю, и народу, и земле своей» (VIII, 462). Как бы напрямую обращаясь к «маленькому человеку» — герою своих «петербургских» повестей, Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями» писал: «Все вижу и слышу: страданья твои велики. <...> Но вспомни <...> всех нас озирает свыше небесный Полководец, и ни малейшее наше дело не ускользает от Его взора» (VIII, 367-368; статья «Напутствие»), Очевидно, что конфликт державности, имперской мощи и индивидуальной человеческой свободы, поставленный Пушкиным в «Медном всаднике», Гоголь решал отнюдь не на путях революционно-демократических преобразований. Ни биографический материал, ни содержание самих «петербургских» повестей Гоголя не дают оснований для причисления наследия писателя к традициям «натуральной» школы радикального толка.

В третьей главе диссертации — «Мир вещей и мир людей в изображении Гоголя» — изучаются духовные основы критики Гоголем современности, исследуется роль фантастики в его повестях и ее соотношение с реалистическим методом. Глава состоит из двух разделов. В первом разделе — «Власть вещей как духовная проблема» — рассматривается, какую роль играют вещи и детали быта в характеристике гоголевских героев, в раскрытии их духовного мира. Преимущественный интерес героев Гоголя, их, говоря словами писателя, «задор» сосредоточен на вещах. Вещный мир делает героев Гоголя марионетками, он манипулирует ими. Эта страшная зависимость от вещей делает людей бесчувственными, лишёнными собственного лица Отношение героев Гоголя к вещам, можно сказать, благоговейно; духовность здесь настойчиво спорит с бездушием, предписывающим считать вещь равной человеку. Вещь должна быть полезна, но главным ее назначением становится престижность (шинель Акакия Акакиевича, нос майора Ковалёва или увековеченный в портрете — «для передачи потомству» — образ) Вещь в мире героев Гоголя овеяна любовью; она спутница человека, особое идеальное создание, отделяющая их от всего остального.

Так, шинель Акакия Акакиевича — это «вечная идея», «подруга жизни», «светлый гость», вещь философская, любовная, представительница всего интеллектуального и эмоционального мира Акакия Акакиевича. В процессе приготовления к обладанию новой шинелью герой преображается и становится иным человеком. Здесь с очевидностью познается страшная сила вещи. То, чего Акакий Акакиевич не мог найти в себе для того, чтобы подняться на ступеньку выше чина «вечного титулярного советника», — сил и упорства для сдачи необходимого государственного экзамена, вдруг просыпается в нем ради обладания шинелью. Он становится волевым, целеустремленным, настойчивым. Во имя вещи герой вступает на путь настоящего аскетического подвига. В чем же загадка странной власти шинели над Акакием Акакиевичем? В мире, в котором он живет, человек оценивается исключительно по внешней форме. Выше ценят того, кто обладает лучшими вещами. Поэтому и причина смерти Акакия Акакиевича оказывается, согласно такой логике, не только в нем самом, но и в быте окружающих его людей.

В летящем «галопаде» шляпок, талий, рукавов, сюртуков, галстуков, носов и усов в «Невском проспекте» торжествует гоголевское «овеществление» человека. Бездуховный мир омертвел и рассыпался на детали, на вещи. Человека замещает предмет его туалета. Здесь совсем нет лиц, а есть только юбки, перстни, ножки или великолепные бакенбарды Как явствует из истории художника Чарткова в «Портрете», достаточно даже не очень значительных уступок самолюбию, зависти, тщеславию, лени, любви к комфорту, легкомыслию, косным навыкам работы или привычным стереотипам видения, чтобы завоевать успех в таком обществе — и чтобы силы зла взяли верх над высокими стремлениями человека и поработили его. Несколько таких уступок или просто отсутствие настойчивого стремления к нравственному очищению лишают человека духовной цели и духовной опоры. Тогда обыкновенные бытовые вещи, заботы и дела естественно замещают в его жизни высшие ценности. Гибель гоголевских героев становится словно неизбежной. Поскольку герои не существуют как личности, постольку и случается то, что приводит их к гибели. Герои, страдающие от утраты шинели, денег, погибают, по сути, из-за приверженности к внешнему, из-за омертвения в них души. Причиной трагического финала являются постоянно гнетущий героев страх, страсть к материальному миру, ставшие нормой искаженного существования. Башмачкин, Чартков, Ковалев, другие гоголевские герои становятся, таким образом, жертвой общества, созданного людьми, им подобными. Отсутствие внутреннего мира и способности мыслить являются главной, «метафизической» причиной гибели героев. На примере своих «петербургских» героев Гоголь показывает, что необходимо иметь самостоятельный ум, живую человеческую душу, чтобы выстоять в реальном мире, чтобы мир демонической «пошлости» и «цивилизованных» соблазнов не одержал победу над человеком.

Во втором разделе главы— «Роль фантастики: суеверие как "религиозность" современности»— анализируется характер тесного соседства в гоголевских повестях ирреального с точными бытовыми деталями; реалистического развёртывания несуществующего, проявления фантастического в реальном. Строгий реализм всех деталей при выдуманности целого — этот тончайший гоголевский юмор и в то же время острая боль — наполнены глубоким философским и социальным со-

держанием. Долгое время в науке принято было считать, что главная ценность литературы заключается в изображении реальности, в то время как фантастика занимает более низкий, опосредованный уровень отражения действительности. Однако само понятие реальности может быть гораздо шире. Изображение фантастического может быть особым средством для воссоздания вполне реальных ситуаций, реальных характеров. Еще важнее, что «фантастическое» само по себе может быть принадлежностью того или иного душевного состояния, «фоном» той или иной культуры. Поэтому изображение таких явлений или среды немыслимо без введения в картину «фантастического» элемента. В этом смысле употребление «фантастики» мотивируется необходимостью анализа человеческой души. На наш взгляд, во многом именно такую функцию выполняет «фантастическое» в гоголевских повестях Изображенный в них мир имеет особенное свойство. Встречающиеся здесь «невозможные», странные явления оказываются для этого мира вполне «нормальными», возможными и «естественными». Явление привидений — либо свидетельство болезненного воображения, либо связано с потусторонним миром и имеет особый мистический смысл. Но в любом случае — это выход за грани нормы, преодоление рамок «естественного» существования. Таким образом, характер так называемого «фантастического» двойственен. С одной стороны, это может быть непосредственным откровением, знаком избранничества, свидетельством глубокой веры. Из гоголевских героев причастным к такой «серьезной фантастике» можно назвать лишь монаха-художника в «Портрете» Остальным петербургским героям присущ совсем иной выход за грани нормы: почти никого из них нельзя назвать просто «нормальным» человеком, и именно поэтому здесь в силу вступает другая «фантастика», негативная — власть суеверий и «мистических» слухов, нелепая вера в привидения.

Почему же обитатели Петербурга, «цивилизованного», европейски «просвещенного» города, так верят слухам и исполнены всевозможных суеверий? Поразительное открытие Гоголя заключается в том, что, взглянув на современного человека с высоты вечных, универсальных ценностей, писатель увидел в заблуждениях и ошибках современного поколения повторение уже совершенных человечеством ошибок. Писатель обозначил четкую и определенную связь между суеверными

представлениями и ошибками новейшего «просвещения». Еще в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», в образе Ивана Федоровича Шпоньки, Гоголь показывал, что происхождение суеверий чаще всего связано с поверхностным — ориентированным лишь на внешнее «благонравие» — светским воспитанием, оставляющим человека внутренне непросвещенным и неразвитым— таким, как оставляли его в прежние времена «детские предрассудки» и суеверия1. Известна «способность» суеверий занимать в душе человека, по степени его духовной неразвитости, место веры и «выполнять» для него роль самого Откровения. Объясняется это тем, что человек, утративший духовное измерение жизни, становится рабом самых разнообразных и подчас причудливых «законов», подлинную цену которых он самостоятельно определить не в состоянии и потому подчиняется им порой просто из страха, на всякий случай. Как показывает Гоголь в «петербургских» повестях, современного человека преследует, с одной стороны, «законодательная», тираническая власть светских приличий, «законы» «большого света», диктуемые интересами престижа и материальной выгоды. Ради исполнения этих «приличий» человек, не имеющий подлинной веры, открывшей бы ему истинную «цену» этих соблазнов, готов поступиться заповедями Самого Создателя.

С другой стороны, совершенные вследствие этого должностные и недолжностные преступления заставляют человека быть особенно «чутким» к явлениям чрезвычайного порядка, угрожающим его душевному спокойствию. Лишенный надежды на оправдание перед Богом и людьми грешник неизбежно начинает искать «иных», отличных от Божеских, «духовных законов», которые не напоминали бы ему о возмездии. Так «нечувствительно» человек попадает под власть суеверий и с их «помощью», продолжая оставаться в «окамененном нечувствии», ощущает себя вроде бы «верующим». Таким образом суеверие становится религией «цивилизованного» человека. «Истинный и добрый христианин никогда не бывает суеверен и не верит пустякам», — замечал Гоголь в письме к матери от 10 ноября 1835 г. (X, 377).

1 Виноградов И. Л. Гоголь— художник и мыслитель: Христианские основы миросозерцания. — С. 77.

Однако для взяточника-городничего в «Ревизоре» даже виденные во сне крысы («грезилась страшная чепуха», поясняет Гоголь в черновой редакции1) могут послужить знамением важного для него события — явления ревизора.

Согласно Гоголю, власть суеверий и «цивилизованный» образ жизни оказываются тесно связанными друг с другом. Они одинаково противостоят подлинной нравственности и духовности. И древние суеверия, и новейшие «законы» «большого света», одинаково подменяют и вытесняют собой христианские заповеди, законы Христа. Положение современного, «цивилизованного» человека становится, по Гоголю, тем более трагичным, что при отсутствии духовных критериев, прочных навыков различения добра и зла, приобретаемых внутренним воспитанием, герои, подменившие это воспитание соблюдением светского «комильфо» и пустым лицемерием, оказываются беспомощны как в оценке многообразных соблазнов новейшего «просвещения», так и в отношении к суеверным представлениям и слухам. «Диа-вол <...> перестал уже и чиниться с людьми, — писал Гоголь в статье «Светлое Воскресенье» об этом господстве мнимых ценностей,— <...> глупейшие законы дает миру <...> и мир <...> не смеет ослушаться» (VIII, 415).

Тесная связь между цивилизованной «светскостью» и суеверием объясняет, почему в «петербургских» повестях Гоголь там много места отводит слухам о различных таинственных происшествиях и, вообще, «фантастике». С другой стороны, в одной из повестей, а именно в «Портрете», мы встречаемся с «серьезной фантастикой». Она приоткрывает перед нами глубокую религиозность Гоголя, которая противостоит пустым слухам и суевериям его «пошлых» героев. Противоположность веры и неверия решалась здесь писателем как конфликт веры и мнимой веры, или суеверия — являющегося скрытой, но оттого не менее пагубной для души формой неверия.

В Заключении подводятся итоги исследования. Мировоззрение Гоголя в основе своей было глубоко религиозным и не изменялось на протяжении всего творческого пути. Гоголь с огромной силой изображал явления социального порядка, но

1 Гоголь Я. В Поли. собр. соч. и писем: В 23 т — М: Наука, 2003 — Т. 4 — С. 134.

одновременно переключал читателя в процесс внутреннего самоочищения, вызывая жажду совершенствования всех устоев человеческой жизни Изображая противоестественные явления и события в жизни героев, писатель стремился к тому, чтобы современники почувствовали прогрессирующее расстройство самой жизни и более того— катастрофическое повреждение «последних» основ бытия. Проблемы, поставленные Гоголем в «петербургских» повестях, имеют более универсальный и всеобщий характер, чем те, которые решала «натуральная школа». Именно в этой «универсальности» кроется загадка непреходящей актуальности произведений писателя вплоть для наших дней. С эпохи нового времени индустриализация, урбанизация делают проблематичным само существование человека как личности. Этот психологический и духовный кризис порождает определенный образ жизни, в котором существуют индивидуумы без лица и которые в свою очередь создают вокруг себя соответствующее общество. Проблема «омертвения» души становится актуальной как никогда. Итогом авторский усилий стало представление о «петербургском периоде» как об этапе, знаменующим собой распад былого общественного единства, превращение человека в дробную частицу безличной системы. Изображенный Гоголем Петербург, это «окно в Европу», источник европейского пагубного влияния, — оборотень с двойным лицом: за его парадной красотой скрыта бедная и убогая жизнь. Погруженные в ловушку его материальных соблазнов, обитатели Петербурга находят в нем духовную гибель и смерть. Призыв Гоголя к этическому воспитанию означал призыв к осознанию своей ответственности за то, что происходит вокруг.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1 Изображение «пошлого» человека в повести Н. В. Гоголя «Шинель» II Слово. Сборник научных трудов студентов и аспирантов. Ред. С. Ю. Николаевой, Л. Н. Скаковской. — Тверь" Тверской государственный университет; Филологический факультет, 2004. — Вып. 2. — С. 58-65. — 0,4 а. л

2. Жизненный экзамен Аксентия Поприщина: О повести Н. В. Гоголя «Записки сумасшедшего» // Филологические науки. Вестник Московского государственного открытого педагогического университета им. М. А. Шолохова. — М.: Издательский

дом «Таганка» МГОПУ им. М. А. Шолохова, 2004,— Вып. 1,— С. 99-106.— 0,4 а. л.

3. Гоголь и Пушкин: К истории журнала «Современник» // Гоголь и Пушкин: Четвертые Гоголевские чтения: Сборник докладов / Правительство Москвы; Комитет по культуре г. Москвы; Центр, гор. б-ка «Дом Гоголя»; Под общ. ред. В. П. Ви-куловой. — М.: Книжный дом «Университет». — 0,6 а. л. (в печати).

4. Суеверие как «религиозность» современности: На материале петербургских повестей Н. В. Гоголя // Седьмые Всероссийские Иринарховские чтения. Сборник материалов. — Борисо-Глебский на Устье монастырь. — 0,2 а. л. (в печати).

РНБ Русский фонд

Заказ № 429 Подписано в печать 20 10 04 Тираж 90 экз Уел п л 1,2

ООО "Цифровичок", тел 741-18-71, 246-32-26, 505-28-72 \v\vw сА" га

1 « Ч'Л 2004

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ким Хюн И

Введение.—.

Глава первая. ЧЕРТЫ «ПОШЛОСТИ ПОШЛОГО ЧЕЛОВЕКА» В

ПЕТЕРБУРГСКИХ ГЕРОЯХ ГОГОЛЯ

§ 1. Проблема ответственности «маленького

§ 2. Жизненный экзамен Аксентня Поирнщнна

§ 3. Сгнлевые особенности петербургских повестей

Глава вторая. «ПЕТЕРБУРГСКИЙ» ЦИКЛ: ИСТОКИ И ВЛИЯНИЯ

§ 1. Петербург: образ «цивилизованного» города.,,.,,,--■.----,

§ 2. «Пушкинское» в повестях Гоголя.

§ 3. Сотрудничество Гоголя в журнале «Современник».

Глава третья. МИР ВЕЩЕЙ И МИР ЛЮДЕЙ В ИЗОБРАЖЕНИИ ГОГОЛЯ

§ 1. Власть вещей как духовная проблема.

§ 2. Роль фантастики: суеверие как «религиозность» современности.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Ким Хюн И

Н. В. Гоголь, подобно А. С. Пушкину, Ф. М Достоевскому, Л. Н. Толстому, принадлежит к тем величайшим художникам слова, чье творчество ставит перед исследователями чрезвычайно сложные задачи. Здесь оказываются бесплодными любые прямолинейные, однозначные, отвлеченно логические решения и толкования, хотя в них нет недостатка в обширнейшей литературе о Гоголе. Многие исследователи упускают очень важные моменты его литературных творений: величие и ценность этого великого наследия заключена в неповторимой индивидуальности писателя.

От Белинского ведет свое начало традиция делить наследие Гоголя на две части. Гоголевские художественные произведения, особенно «Ревизор» и «Мёртвые души», рассматривались как прямая политическая сатира на самодержавие и крепостничество, призывавшая к их «свержению», а «Выбранные места из переписки с друзьями» толковались как произведение, явившееся в результате крутого перелома в мировоззрении писателя, изменившего своим прогрессивным убеждениям. При этом не обращалось внимания на неоднократные и настойчивые уверения Гоголя, что «главные положения» его миросозерцания оставались неизменными на протяжении всего творческого пути. Идея воскрешения «мертвых душ» была и в художественном, и в публицистическом его творчестве. Литературу Гоголь представлял как действенное орудие, с помощью которого можно пробудить в человеке живую душу и подвигнуть его к самосовершенствованию.

Говоря о повестях Гоголя, которые в литературе принято называть «петербургскими», следует иметь в виду, что название это чисто условное. Сам писатель не употреблял его для обозначения цикла своих произведений, посвященных петербургской тематике. Гоголь мыслил свои «петербургские» повести в более широком идейном контексте. Часть из них он поместил сначала в сборнике «Арабески» (1835) среди других художественных и публицистических произведений; позднее, в 1842 году, включил повести в третий том собрания сочинений вместе с еще двумя «непетербургскими» произведениями — повестями «Рим» и «Коляска» (сам Гоголь назвал этот том просто «Повести»). Тем не менее уже в XIX веке сложилась практика называть пять из повестей, напечатанных в этом томе, «петербургскими»— «Невский проспект», «Нос», «Портрет», «Шинель», «Записки сумасшедшего». Биограф Гоголя В. И. Шен-рок один из разделов своего труда—четырехтом них «Материалов для биографии Гоголя» (1892—1896)— так и озаглавил: «Петербургские повести Гоголя». Позднее, в советскую эпоху, К. И. Халабаев и Б. М. Эйхенбаум издали «петербургские» повести Гоголя отдельной книгой (исключив, таким образом, из гоголевского цикла «Коляску» и «Рим»)1. В таком составе повести переиздавались впоследствии неоднократно. Не так давно подобное издание было предпринято даже в академической серии «Ли-тературиые памятники» . Хотя оснований для подобной издательской практики, на наш взгляд, недостаточно, однако, согласимся, более удачного названия для гоголевского цикла найти трудно. Характерно, что одно из последних современных изданий цикла, где «петербургские» повести печатаются, согласно с авторской волей, вместе с «Коляской» и «Римом» (здесь предпринята и попытка целостного осмысления авторского замысла ), все-таки носит ставшее общепринятым название «Петербургские повести». (Осуществленное недавно еще одно издание цикла — под названием «Невский проспект и другие повести»— представляется нам гораздо менее удачным4.) Учитывая сложившуюся традицию, в научном исследовании, думается, также вполне правомерно опереться именно на «топографический» признак,— учитывая при этом, конечно, тот контекст, в котором осмыслял свои произведения сам Гоголь.

Среди произведений мировой классики «петербургские» повести Гоголя всегда привлекали к себе пристальное и заинтересованное внимание исследователей. В мире насчитывается огромное количество работ, посвященных этим шедеврам гоголевской прозы. Однако при всем разнообразии исследований, во множестве предлагаемых подходов можно усмотреть нечто общее, что позволяет выделить среди них несколько больших групп.

1 Гоголь Н. В. Петербургские повести / Ред. К. Халабаева и Б. Эйхенбаума. — М.; Пгр.: Гос. нзд, 1924.

2 Гоголь Н. В. Петербургские повеет / Издание подгог. О. Г. Дилакторская. — СПб.: Наука, 1995. (Российская Академия наук. Серия «Литературные памятники»).

3 Виноградов И. А. От «Невского проспекта» до «Рима» // Гоголь //. В. Петербургские повести / Встуа. ст. и коммент. И. А. Виноградова. — М.: Издательский Дом Синергия, 200]. (Серия «Новая школьная библиотека»), — С. 5-58.

4 Гоголь Н. ВL Невский проспект и другие повести. — СПб.: Идд-во Азбука, Книжный клуб «Терра», 1996.

В соответствии с традицией, заданной Белинским, в истолковании «петербургских» повестей Гоголя подчеркивалось прежде всего их социальное значение. Герои Гоголя рассматривались главным образом в качестве типичных представителей «маленького человека», жертвы бюрократической иерархической системы и равнодушия. В XIX веке о «петербургских» повестях Гоголя писали в основном русские исследователи. Они обращали почти исключительное внимание на социальную проблематику. Большинство критиков и читателей выражали преимущественное сочувствие Акакию Акакиевичу, и произведения Гоголя были восприняты как декларация прав «маленького человека».

В XX веке была осознана необходимость более глубокого психологического анализа творчества Гоголя. В эту эпоху получило распространение этическое, или гуманистическое истолкование, которое строилось на «жалостливых и сентиментальных» моментах гоголевских повестей, в частности, на известном «гуманном месте» «Шинели», призыве к великодушию и равенству, который слышался в слабом протесте Акакия Акакиевича против канцелярских шуток:«. "Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?" — ив этих проникающих словах звенели другие слова: "я брат твой"»1. Подобное восприятие стало традиционным как в российских, так и зарубежных исследованиях. Однако это направление также мало затрагивало духовно-нравственную проблематику гоголевских произведений, по сути примыкая к «социальным» интерпретациям.

Наконец, в работах XX века на первый план все чаще стало выдвигаться эстетическое начало. Формалисты и структуралисты главное внимание фокусировали на форме повестей как на средоточии их ценности. Интерес привлекали главным образом структура и форма, язык, фабула, сюжет. Но избранная в качестве самодовлеющей ценности и исключительного предмета изучения форма произведения существенно ограничивала кругозор исследователей.

1 Гоголь Н. В. Поли. собр. соч.: В 14 т. — <JL>: Иед-во АН СССР, 1952. — Т. 3. — С. 143. Сочинения и письма Гоголя, помимо особо отмеченных случаев, цитируются по этому изданию. В дальнейшем ссылки на него даются в тексте с указанием римской цифрой — тома и арабской — страницы. Угловыми скобками обозначаются купюры, а также отсутствующие в публикации иди рукописи, но необходимые по смыслу слова, толкования иностранных слов, краткие пояснения и уточнения. Квадратными скобками выделяются слова, зачеркнутые автором.

В последнее время наиболее значимым направлением в изучении «петербургских» повестей стало рассмотрение их в контексте собственно авторского целостного мировоззрения. «Старайтесь лучше видеть во мне христианина и человека, чем литератора», — писал сам Гоголь (XII, 324). Обращение к христианским основам художественного миросозерцания Гоголя позволяет более адекватно решать проблемы, встающие при изучении его биографии и творчества. В 1846 году в письме к графине А. М. Виельегорской Гогшь заявлял, что в писателе совершенствование его таланта соединено с «совершенствованием душевным» (письмо от 14 мая н. ст.; ХП, 66). При этом Гоголь акцентировал внимание на собственном душевном несовершенстве как на факторе первостепенной важности для своего художественного развития: «Редко кто мог понять, что мне нужно было также вовсе оставить поприще литературное, заняться душой и внутренней жизнью своей для того, чтобы потом возвратиться к литературе создавшимся человеком». Одним из положительных свойств своей души Гоголь считал «желание быть лучше», которое помогло ему открыть в себе дурные качества: «Я не любил никогда моих дурных качеств <. > По мере того, как они стали открываться чудным высшим внушением, усиливалось во мне желание избавляться от них.» («Четыре письма к разным лицам по поводу "Мертвых душ"»; VIII, 293).

Впоследствии, говоря о внутренних переменах, происходивших в Гоголе, JI. IL Толстой высоко оценивал его потребность собственного душевного воспитания. И далеко не случайно, что сам Толстой в «Исповеди» повторяет почти буквально гоголевские слова о желании быть лучше, во многом определившие его собственную душевную эволюцию: «.Я вернулся к тому, что главная и единственная цель моей жизни есть то, чтобы быть лучше, т.е. жить согласнее с этой волей; я вернулся к тому, что выражение этой вали я могу найти в том, что в скрывавшейся от меня дали выработало для руководства все человечество»1.

Иными словами, Гоголь поставил проблему, которую в XX веке М. Пришвин определит как «творческое поведение художника»2. Развивая гоголевские традиции, русские классики неизменно утверждали необходимость внутренней самодисциплины как одного из важнейших условий формирования души человека.

1 Толстой Л Я. Соф. соч.: В 14 томах. — М.: ГТ1ХЛ, 1937. — Т. 13. — С. 168.

2 Пришвин М М Незабудки. — М, 1963. — С. 101.

Сделаться человеком нельзя разом, — подчеркивал Достоевский, — а надо выделаться в человека. Тут дисциплина. Вот эту неустанную дисциплину над собой отвергают иные наши современные мыслители <.> Мало того: мыслители провозглашают общие законы, т.е. такие правила, что все вдруг сделаются счастливыми безо всякой выделки, только бы эти правила наступили. Да если б идеал этот и возможен был, то с недоделанными людьми не осуществить никакие правила, даже самые очевидные. Вот в этой-то неустанной дисциплине и непрерывной работе над самим собой и мог бы проявляться наш гражданин»1.

Во втором томе «Мертвых душ» Гоголь попытался разрешить проблему духовного возрождения человека. Проблема эта слишком глубока, но она была верно угадана и поставлена. Это мысль высоко нравственная, формула её — восстановление погибшего человека. Свое развитие эта проблема получила под пером Толстого, Достоевского, Чехова и других русских классиков, которые с поразительной зоркостью видели, сколько в человеке «бесчеловечья» и которые стремились находить в человеке — человека.

Гоголь принципиально отличался от предшествовавших ему сатириков. Его персонажи предстают перед нами в многообразных связях с породившими их условиями общественной жизни. Позиция «благородного негодования», с которой тот или иной писатель противостоял обличаемым порокам, предполагала определенную дистанцию между ним и изображаемым. Позиция Гоголя иная. Она изображает действительность изнутри. Он как бы входит внутрь того мирт, в котором живут его герои, словно хочет проникнуться их интересами. Вследствие этого сатира Гоголя приобретает необычайную реалистическую конкретность и убедительность.

Попутно изучению Гоголя в критике и литературоведении шло активное художественное освоение созданных им типов. Этот параллельный процесс начался ранее, чем научно-критическое осмысление гоголевских произведений. Еще при жизни Гоголя, в 1840-е годы, писатели «натуральной школы», по-своему восприняв пафос гоголевских повестей, делают тему «маленького человека» одной из главных в своем творчестве. Молодой Достоевский в «Бедных людях», «Хозяйке», «Двойнике» и,

1 Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. —Л., Наука, 1972-1990. —Т. 13. — С. 282. позднее, в «Записках из подполья» одновременно опирается на произведения Гоголя и отталкивается от них. Открытый Достоевским в «Записках из подполья» образ «антигероя» получает впоследствии дальнейшее развитие в творчестве М. Горького. Ранние рассказы Горького— «Дед Архип и Лёнька», «Двадцать шесть и одна», «Горемыка Павел» и другие — проникнуты пафосом сострадания к униженным и оскорбленным. Горьковские босяки ведут прямую родословную от «подпольного» человека Достоевского. Влияние «петербургских» повестей Гоголя весьма ощутимо в творчестве И. А. Бунина, 3. Н. Гиппиус, А. А. Блока, М. А. Волошина, А. М. Ремизова, Е. И. Замятина, М. А. Булгакова, В. А. Каверина, М М. Зощенко и др.1

Для зарубежной литературно-критической мысли личность и творчество Гоголя вот уже более полутора столетий продолжают оставаться загадкой. С гоголевским творчеством зарубежные читатели начали знакомиться уже в первой половине XIX века. Однако знакомство это было поверхностным. Серьезное осмысление творчества писателя начинается лишь в первое десятилетие XX века. В книге «Очерки о русских романистах» (1911) американский критик В. Фелпс рассматривал «Мертвые души» как первый русский реалистический роман, созданный в прозаической форме. Обращая внимание на особенности русского реализма, критик писал: «Реализм Гоголя обладает двумя существенными качествами, которых нет у представителей французской школы — Бальзака, Флобера или Золя, — это юмор и нравственный пафос». Гоголь, продолжал В. Фелпс, «не мог подавить в себе смех — этот важный элемент человеческой жизни, как не мог остановить биение своего сердца; он наблюдает за людьми как прирожденный юморист, для которого абсурдное в жизни было чрезвычайно заметным».

Становится все более очевидным, — отмечал профессор Колумбийского университета К. Меннинг два десятилетия спустя, — что Гоголь и Достоевский оказали влияние на всю мировую литературу. Мы учимся у них мастерству психологического анализа человеческих характеров, их достижения вошли в то ограниченное количест

1 См.: Янушкевич А. С «Записки сумасшедшего» 1L В. Гоголя в контексте русской литературы 1920-1930-х годов // Поэтика русской литературы; К 70-летию профессора Ю. В. Манна: Сборник статей. — М.: Российский гос. гуманитарный ун-т, 2001. — С. 193-212; Янушкевич А. С. Повесть Н. В. Гоголя «Нос» в контексте русской культуры 1920-1930-х годов // Литературоведение и журналистика. — Саратов, 2000. — С. 66-79. во шедевров, с которым должен быть знаком каждый образованный человек, в какой стране он бы ни жил».

Особый интерес к творчеству Гоголя возникает за рубежом в середине XX века. Происходит своеобразный гоголевский ренессанс. Пьесы Гоголя идут на сценах многих театров, его произведения инсценируются, экранизируются. Одна за другой выходят монографии о жизни и творчестве писателя, затрагивающие разнообразные аспекты его творчества. Во многих исследованиях можно обнаружить своеобразные попытки интерпретировать произведения Гоголя в соответствии с определенными эстетическими взглядами и пристрастиями.

Вместе с тем многие исследования о русском писателе проникнуты искренним стремлением разгадать загадку Гоголя, выяснить причины необычайной созвучности его творчества настроениями современной западной интеллигенции. Выступая в 1976 году на международном конгрессе в Венеции, итальянский романист Альберто Моравиа сравнил комический дар писателя с сервантовским и высказал мнение, что сатира Гоголя ничуть не устарела, напротив, кажется чрезвычайно актуальной. Влияние Гоголя на итальянскую культуру, подчеркнул Моравиа, особенно ощущается в творчестве Эмилио де Марки, Луиджи Пирацделло и других прозаиков XX века.

Гоголевская традиция фантасмагорического изображения жестокой действительности оказалась близкой и современному японскому писателю Абэ Кобо. В интервью, данном в 1970 году корреспонденту «Литературной газеты», он опроверг утверждения некоторых западных критиков, сравнивших его манеру с манерой Франца Кафки, и заметил: «На вашем месте я назвал бы скорее Гоголя».

Американский критик Ф. Рав в докладе, сделанном в Колумбийском университете по случаю столетней годовщины со дня смерти Гоголя, сказал, что русский писатель представляется ему великолепным образцом современного художника. Несмотря на то, что творчество Гоголя, утверждал далее критик; пересекает языковые границы с гораздо большим трудом, чем произведения Тургенева или Чехова, гоголевские типы, подобные Чичикову или Хлестакову, оказываются не менее универсальными, чем герои Толстого или Достоевского.

К осознанию современности Гоголя зарубежный мир пришел после длительного увлечения Л. HL Толстым, Ф. М. Достоевским, И. С. Тургеневым, А. П. Чеховым — художниками, которые продолжали гоголевские традиции в русской литературе. Причины подобного запоздания не только в трудностях перевода, но и том, что именно в наши дни происходит осмысление роли Гоголя в художественном развитии человечества, в освоении мировой литературой темы «маленького человека».

Гоголь «раньше Чаплина поведал миру историю "маленького человека", — заявил американский писатель В. Сароян, — "маленького человека" принижают, это бедный человек. Но если написать историю этого бедного человека, то он уже перестает быть "маленьким". Гоголь написал эту историю. Он возвеличил его».

В историю литературы Гоголь вошел как художник, исследовавшей проблему трагического положения «маленького человека», жалость и сочувствие к которому определили гуманистический пафос гоголевских произведений, равно как и своеобразие гуманизма последующей русской литературы. За внешне незамысловатой историей Акакия Акакиевича Башмачкина и жалкого чиновника Поприщина писатель сумел увидел» трагизм человека в современном обществе.

Маленький человек» у Гоголя нередко склонен порисоваться, вообразить себя управляющим департаментом, испанским королем и пр. Это не случайно, ибо только в своих иллюзиях он может на время избавиться от комплекса социальной и психологической неполноценности. Мотив гротескного, фантасмагорического превращения жалкого чиновника в сверхчеловека, жаждущего мщения за свою приниженность и забитость, прозвучит в дальнейшем в творчестве Ф. М. Достоевского—продолжателя гоголевских традиций.

Восприятие Гоголя за рубежом начинается с уяснения художественного своеобразия и новаторской значительности повести «Шинель». Гоголь «был хорошо знаком с бюрократической сферой, ибо он в течение некоторого времени служил чиновником в Петербурге, — пишет критик М. Спилка, — Он был первым, кто начал с заботливым, тщательным вниманием изображать убожество и банальность существования незначительных официальных чиновников». «Рассказ мог быть назван "Я брат твой", — утверждает другой западный критик Ф. О. Коннор. — С блистательной смелостью Гоголь создал комическо-героический характер маленького чиновника-переписчика и соотнес его с образом распятого Христа, так что, когда мы смеёмся, знакомясь с историей его жизни, то в нашем смехе проявляется нечто похожее на ужас»1.

Социально-этическая коллизия «Шинели»: жалкий чиновник, одержимый своей мечтой, и противостоящее ему враждебное окружение — оказалась в XX веке понятной и близкой многим западным художникам. «(Я посетил много стран, — замечает В. Набоков,— и у многих знакомых встречал страстную мечту, подобную той, которую лелеял Акакий Акакиевич, причем никто из них никогда не слышал о Гоголе»2.

Интерес к теме «маленького человека» и его трагического положения в мире характерен для многих произведений современной западной литературы — для таких художников, как К. Воннегут, Дж. К. Оугс, Ф. Рот, Г. Фаллада, писателей, которые проявляют значительный интерес к творческому наследию Гоголя. Ф. О. Коннор утверждает, что достаточно прочитать отрывок, в котором затравленный Акакий Акакиевич восклицает: «Ах, оставьте меня.Зачем вы меня обижаете?», чтобы почувствовать, что «без этого многие вещи Тургенева, Мопассана, Чехова, Шервуда, Андерсона и Джеймса Джонса никогда не могли быть написаны»3.

Об актуальности социально-этической коллизии «Шинели» свидетельствует итальянский фильм, сделанный по мотивам повести. Действие фильма происходит в одном из итальянских городов. Главный герой — мелкий чиновник Кармине дель Кармине, мечтающий о приобретении нового пальто. Пальто для него не просто одежда, позволяющая спастись от зимней сырости, но и средство социального самоутверждения. Режиссер Альберто Латтуада сумел сохранить в фильме гоголевский пафос сочувствия униженному и оскорбленному человеку, который, став жертвой социальной несправедливости, в финале сходит с ума и умирает.

Своеобразным вариантом Акакия Акакиевича представляет Гомер Симпсон в романе американского писателя X. Уэльса «День саранчи». Заурядный, невзрачный бухгалтер, он в отличие от своего литературного предшественника обеспечен материально настолько, чтобы позволить себе провести вечер в ресторане, предоставить в

1 Коннор Ф. О. Храм Духа Святого. Рассказы. — М, 2003. — С. 201.

2 Набоков В. Николай Гоголь / Пер. с англ. Е. Голышевой; Публ. и подгот. текста В. Голышева; Вступ. заметка С. Залыгина //1Говыймир.— 1987. — №4. — С. 223.

3 Коннор Ф. О. Храм Духа Святого. Рассказы. — С. 200. распоряжение возлюбленной свой крохотный коттедж и пр. Однако если гоголевский герой был влюблен в свою работу, то Гомер Симпсон бухгалтерские обязанности выполняет механически: он складывает цифры, заносит их в книгу так же безучастно, как открывает банки с супом и стелет постель, так что, глядя на него, можно подумать, что это лунатик или полуслепой. Сорок лет жизни Гомера Симпсона прошли без всяких перемен и волнений в отчужденном, растительном существовании. Так продолжалось бы и дальше, если бы в его жизнь не ворвалась как метеор молоденькая актриса Фей Гринер. Она становится для героя тем же, чем для Акакия Акакиевича была шинель, — мечтой, целью, смыслом жизни. Бессловесного и забитого бухгалтера Фей Гринер покорила не только красотой, непринужденностью, но я тем, что имела цель—сделаться кинозвездой.

Гомер Симпсон как бы просыпается и обретает себя в служении Фей Гринер. Он с усердием выполняет домашнюю работу, ходит на рынок, подает завтрак в постель, стремясь помочь ей осуществить свою мечту. «Своим раболепием он напоминает неуклюжую забитую собаку, которая вечно ждет пинка и даже желает его, отчего искушение ударить становится непреодолимым. Его щедрость раздражала еще больше, ибо была настолько беспомощной и самоотверженной, что Фей, несмотря на все свои старания обращаться с ним ласковее, чувствовала себя жестокой и подлой». И когда однажды в ресторане, измываясь над этим безропотным существом, Фей заставляет его пить коньяк, называя при этом квашней, размазней, кажется, что Гомер Симпсон вот-вот поднимет голову и произнесет голосом Акакия Акакиевича: «Оставьте меня! Зачем вы меня обижаете?» Вместо этого герой мужественно захлебывается коньяком и, стараясь поддержать общее настроение, просит официанта принести еще порцию.

Счастье» Гомера длится недолго. Его, как и Акакия Акакиевича, настигает беда: у него «крадут» возлюбленную. Известие о том, что Фей изменяет ему с ненавистным мексиканцем, потрясает его, приводит к духовному надлому и безумию. В его душе пробуждается дикая жажда мщения, и он, не помня себя, в порыве ярости накидывается на ни в чем не повинного малыша, зверски избивает его до тех пор, пока разъяренная толпа не захватывает Гомера Симпсона в свои смертельные объятия. Гибель героя выглядит такой же нелепой, каким было все его существование.

Известный французский актер-пантомимист Марсель Марсо показывал инсценировку «Шинели», которая стала одним из примечательных событий парижской театральной жизни. Спектакль, несмотря не своеобразие интерпретации Марсо, сохранил гоголевский гуманистический пафос. Экранизация спектакля была с триумфом встречена во многих странах мира. Сам Марсо признавался: «"Шинель" была первой мимо-драмой, касавшейся подлинно социальной проблематики. По сути дела, она была первой романтической и классической мимо-драмой, которую я поставил, романтической по содержанию и классической по форме». Гоголевское «я брег твой» стало душой и смыслом образа, созданного Марселем Марсо. Артист вошел не только в мир маленького чиновника из далекого старого Петербурга—он в чем-то выразил чувства своего нынешнего «брата», обездоленного человека-труженика с его томительными и тщетными поисками счастья. «"Шинель" Гоголя, — подчеркивал М Марсо, — стала руководящей нитью нашего театра. Благодаря "Шинели" Гоголя появились "Пьеро с Монмартра", "Три парика" и даже "Маленький цирк"».

Гоголевскую тему трагического положения «маленького человека» в современном мире затрагивает и турецкий прозаик Сабахтгин Али в романе «Мадонна в каракулевом манто». В романе есть сцена, когда герой выражает сострадание своему коллеге, бедному и униженному чиновнику, который безропотно выносит насмешки и глумление сослуживцев.

Говоря о том, что у Гоголя город представляет «не только географическое, политическое или эстетическое понятие, сколько определенную атмосферу», американский критик Д. Фэнгер заметил, что русский писатель «начал с того, на чем остановились Бальзак и Диккенс». Для героев Бальзака город воплощает волю, энергию, страсть. Сравнительно с бальзаковской любвью к Парижу гоголевское изображение Петербурга полно сарказма и иронии. У Диккенса позитивные ценности заключаются в индивидуальной сфере, часто в семье, которая представляет как бы остров в мире городского отчуждения. У Гоголя в городской жизни нет никакого, даже самого приблизительного идеала. Вот почему, по мнению критика, в этой атмосфере «могут торжествовать только пошляки и самодовольные типы, вроде поручика Пирогова или майора Ковалева, но даже они иногда попадают в конфузные ситуации».

Тема разлада между мечтой и действительностью не была новой для западноевропейского искусства. Ее можно обнаружить у романтиков, например, у Гофмана, которого по праву часто сравнивают с Гоголем. Однако, если у Гофмана конфликт между мечтой и действительностью разрешается в сказочно-фантастических формах (волшебные чары зла рассеиваются, и Ансельм находит счастье с Серпентиной), то в «Невском проспекте» конфликт этот разрешается в реалистической манере. Здесь нет злых и добрых волшебников. Иллюзии художника Пискарева и их крах обусловливаются самой сущностью города, за блестящим фасадов которого обнаруживается бедность, пустота, ничтожество.

В. Эрлих полагал, что трагедия гоголевского героя порождена абсурдностью человеческого существования. «Абсурдность жизни, которая в "Миргороде" едва получила свое гротескное выражение, — писал он, — превращается в "Арабесках" в бестолковую неразбериху». «Бессмысленность мира, — заключал критик, — эти кафков-ские слова легко могли быть гоголевскими». Однако, подметив тенденцию Гоголя вскрывать пустоту и бессмысленность определенных форм жизни, В. Эрлих и вслед за ним А. Пери отошли от собственно гоголевского отношения к миру — что у Гоголя жизнь абсурдна не сама по себе: бессмысленна жизнь бездуховная, мелочная, обывательская. Не принимая во внимание этого, казалось бы, очевидного факта, указанные критики объявили Гоголя предшественником Ф. Кафки, писателем, который якобы предвосхитил многие экзистенциалистические построения. При этом была упущена из вида одна из существенных особенностей творческого метода Гоголя, а именно, смысловая функция его юмора, представляющего собой мощное оружие в борьбе с бездуховностью, нелепостью обывательского существования.

Томас Манн, рассуждая об отличии русской литературы от других литератур мира, заметил: «Со времен Гоголя русская литература комедийна, комедийна из-за своего реализма, от страдания и сострадания, по глубочайшей своей человечности, от сатирического отчаяния, да и просто по своей жизненной свежести».

Есть нескончаемая шутка во всех великих произведениях русских писателей, — утверждал современник Т. Манна, американский писатель В. Сароян, — удивительным образом она обнаруживается потом в их менее значительных произведениях. Понимание шутки как чего-то важнейшего, главного в человеческой жизни и составляет одну из причин непреходящего обаяния русской литературы, даже тогда, когда читаешь ее в переводах.».

О склонности к юмору как национальной черте русского характера, отразившейся как в фольклоре, так и в литературе, говорил в свое время и Гоголь: «У нас у всех много иронии. Она видна в наших пословицах и песнях, и, что изумительно, часто там, где страждет душа и не расположена совсем к веселости.». «Умиление пред чем-нибудь истинно благоговеть», сочетающееся со свойством «над чем-нибудь истинно посмеяться», по мнению Гоголя, присуще всем русским поэтам: «Державин крупно солью рассыпал его у себя в большей половине од своих. Оно есть и у Пушкина, и у Крылова, у князя Вяземского. Естественно, что у нас должны были развиться писатели собственно сатирические».

Будучи глубоко народным, комическое начало в русской литературе никогда не ограничивалось чисто развлекательными функциями. Разоблачая пороки своего времени, смеясь над пошлостью, в каких бы формах она не проявлялась, русские художники неизменно видели в своем воображении те высокие идеалы, которые вдохновляли их, которые представляют естественную норму жизни и человеческих отношений.

Гоголевские традиции проявляются в творчестве самых различных литераторов XX века. Их можно обнаружить в пьесе французского драматурга М. Паньоля «Топаз»— сатире на коррупцию и взяточничество, где «маленький человек», учитель пансиона месье Топаз, чудодейственным образом трансформируется в жестокосердного дельца.

Размышляя о значении творчества Гоголя для современной японской литературы, известный писатель и критик Сигиура Мимпэй пишет: «Любование цветами и луной, задушевная лирика — все это было в японской литературе, но, эстетствуя, японские писатели отвернулись от сатиры, способной проникать сквозь наружный покров в сердцевину проблем человеческого бытия и общества. Именно это обстоятельство заставляет меня обратиться к Гоголю, к его произведениям "Нос" и "Шинель", которые занимают особое место даже в литературе XX века в России».

Значение Гоголя в развитии мировой художественной мысли не в последнюю очередь определяется и тем, что он способствовал становлению романного эпоса. В «Войне и мире» Л. Толстого этот жанр достиг своего расцвета и оказал воздействие на создание современного эпоса в тех национальных литературах, где его не существовало (например, в США, Японии) и где задача эстетического осмысления стояла на повестке дня.

В целом можно сказать, что освоение художественного и нравственного опыта Гоголя только начинается. Многим его произведениям предстоит быть заново осмысленными в свете происходящих в последние десятилетия социально-исторических и духовных изменений. Критики много писали и продолжают писать о Гоголе. Наиболее часто самыми разными критиками рассматривались его «петербургские» повести. И все-таки эти повести продолжают оставаться для читателя загадочными. На наш взгляд, причина этого кроется в том, что при изучении проблематики гоголевского творчества мало внимания уделялось самому важному в произведениях Гоголя — человеку и человеческой душе. Акцент на социальной проблематике, интерес к структуре и форме, к фабуле и сюжету, внимание к языку не должны заслонять идейного смысла гоголевских повестей, их духовного содержания.

Именно анализ духовного смысла должен, на наш взгляд, быть главенствующим при изучении гоголевских повестей. В первой главе диссертации рассматривается преломление в «петербургских» повестях Гоголя основополагающего для него понятия «пошлости пошлого человека», а также предпринят анализ особенностей гоголевского стиля. Вторая глава посвящена анализу целостного образа Петербурга в повестях Гоголя и уяснению религиозно-политических взглядов писателя. В третьей главе анализируются духовные основы религиозной критики Гоголем современности, исследуется роль фантастики в его повестях и ее соотношение с реалистическим методом писателя.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблема души человека в петербургских повестях Н.В. Гоголя"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мировоззрение Гоголя в основе своей было глубоко религиозным и не изменялось на протяжении всего творческого пути. Именно обращение к христианским основам его художественного творчества дает чаще всего ключ к разрешению проблем, встающих при изучении наследия писателя. Именно «разрыв», а порой и целая «пропасть» между мировоззрением исследователя и глубоким христианским содержанием гоголевских произведений чаще всего и создают пресловутую «загадку» Гоголя. Религиозная содержательность его личности остается закрытой от исследователей потому, что многие из них слишком далеки от тех проблем, которые волновали писателя.

Полтора века, протекшие со дня кончины Гоголя, не притупили остроты поставленных им проблем. Напротив, с течением времени сквозь исторический фон, получивший яркое и рельефное отражение в его созданиях, все явственнее проступает универсальный, «законодательный» характер гоголевской религиозной критики современности. Образы прошлого оказываются узнаваемыми в чертах новой эпохи. Загадка актуальности творческого наследия Гоголя кроется в глубоком историософском мышлении писателя, позволявшем ему видеть окружающий мир не только в его сиюминутной данности, но в контексте движения мировой истории. Именно потому проблемы русской жизни, поднятые Гоголем, оказались актуальными впоследствии для общеевропейского и общемирового процесса.

Мощный потенциал, который заключает в себе русская классика благодаря христианским корням, сделал ее уникальным явлением в мировой культуре. Как показывает исследование, творчество Гоголя с самого начала отличалось высоким духовно-нравственным содержанием. «Гоголь — первый у нас пророк возврата к целостной религиозной культуре, пророк православной культуры», — писал в 1926 году о Гоголе один из выдающихся деятелей русской эмиграции профессор протопресвитер Василий Зеньковский1. Основополагающим для Гоголя являлось понятие «пошлости пошлого человека». «Пошлым» является человек, утративший духовное измерение жизни. «Выставить» эту пошлость так, чтобы читатель возненавидел пошлость, а не челове

1 Зеньковский £ В. Русские мыслители и Европа. (Критика европейской культуры у русских мыслителей). — Париж, <1926>. — С. 55. ка, — в этом суть нравственной поэзии Гоголя-художника. Изображая в «петербургских» повестях измельчение и искажение души человека, писатель одновременно ставил вопрос об ответственности каждого члена общества за существующий порядок вещей. Как христианин Гоголь полагал, что всякое изменение жизни к лучшему надо начинать с преображения человеческой души. Эта традиция русского гуманизма до сих пор вдохновляет многих реалистов Запада Так, У. Фолкнер, впитавший в себя эту традицию через Ф. М. Достоевского, в одном из интервью сказал: «Я верю в человека, <.> в то, что он жаждет, стремится, хочет поступать лучше, чем, по собственному представлению, он может поступить. И когд а это ему удается стать лучше, чем от него ожидали, — такой человек бессмертен». Ту же мысль Фолкнер повторил в другой своей беседе со студентами Вирфинского университета: «Желание быть лучше присутствует в самом человеке. Может быть, это у него не получается без помощи со стороны, без какого-либо сильного стороннего влияния, но желание быть лучше, лучше самого себя — внутри человека, внутри его сознания, если только он, конечно, не слабоумный». Опираясь на опыт русских классиков, французский романист Ж. Дюамель в романах «Битва с тенями», «Жизнь и приключения Салавена» стремился по-своему исследовать духовную эволюцию человека, процесс формирования личности в соответствии с определенными этическими идеалами.

Русские классики не первыми заговорили о душе, но они с художественной убедительностью доказали, что душевный микрокосм имеет свои закономерности, что начиная с ранних лет развивается и совершенствуется не только физическое естество человека, его интеллект, но и его душа Это открытие «диалектики души», открытие ее способности к совершенствованию—факт мирового значения.

Пристальный интерес русских классиков к тайнам душевного мира позволил сделать и другое открытие: социальное не механически воздействует на человека, — оно проникает в его внутренний мир, вызывая ответы, порой непредсказуемые реакции. Вторгаясь в душевный мир личности, социальное оказывается способным порождать тягчайшие душевные драмы, а с другой стороны — пробуждать стремление к высоким духовным нравственным идеалам. Русские классики открыли, что процесс душевного созревания немыслим вне этического совершенствования, что совершенствование представляет сущность бытия. Отсюда и другой не мене важный вывод — о необходимости постоянного самовоспитания, душевно работы над собой, над устроением своего внутреннего мира. Без такой работы не возможно осмысленное существование, этическое развитие, ибо лишь этически развитый человек способен противостоять бездуховным жизненным условиям, угрожающим его человечности. Открывая закономерности нравственно-психологической сферы, русские классики утверждали, что забвение этических норм, стремления к самосовершенствованию влечет собой неизбежную душевную деградацию и духовную гибель.

Одной из главных задач, решаемых в настоящей диссертации, явился анализ целостного образа «цивилизованного» Петербурга в повестях Гоголя и уяснение религиозно-политических взглядов писателя. Рассмотрены особенности гоголевского взгляда на Петербург, исследован культурный «фон», на котором протекало вызревание у Гоголя «петербургской» темы. Для русской литературы XVIII и XIX веков Петербург является важной, часто мучительной проблемой. В качестве сложного художественного образа Петербург вошел в литературу с творчеством Пушкина. Поэт восхищался Петербургом как символом могущества, столицей великого русского государства. В то же время в «Медном всаднике» Пушкин впервые выразил двусмысленность начал Петербурга (Петербург красивый, но в жертву ему принесены жизни многих людей). В диссертации рассмотрен вопрос о влиянии Пушкина на Гоголя как создателя «петербургских» повестей. Как показывает исследование, содержание гоголевской «петербургской» темы в значительной мере оказывается предопределено Пушкиным. Нами рассматривается формирование образа Петербурга в произведениях Гоголя, начиная от «Пропавшей грамоты», «Ночи перед Рождеством», а также сохранившихся трех черновых набросков повести «Страшная рука» 1833 года, готовившейся для совместного альманаха Одоевского, Пушкина и Гоголя «Тройчатка» и содержащей в себе мотивы едва ли не всех будущих гоголевских «петербургских» повестей. Подробно анализируется наличие пушкинского влияния в повестях «Портрет», «Нос», «Записки сумасшедшего», «Рим» (последняя повесть также тесно связана у Гоголя с «петербургской» темой). Делается вывод о том, что в основу петербургского цикла Гоголь положил не только свои личные впечатления. Несомненно здесь и глубокое идейное влияние Пушкина. С другой стороны, в гоголевских повестях «петербургская» тема лишается традиционной для высокого искусства связи с деяниями Петра и выносится за пределы высокой «гражданской» истории. Гоголь по-новому видит современный город, и это приводит его к новому мироощущению, которое глубже, чем пушкинское, вбирает в себя представление об «антихристовом царстве» новейшей секуляризованной цивилизации. Изображенный в гоголевских повестях Петербург, это «окно в Европу», источник европейского пагубного влияния, — оборотень с двойным лицом: за парадной красотой скрыта бедная и убогая жизнь.

В работе подробно изучена связанная с «петербургской» темой история взаимоотношений Гоголя и Пушкина в период совместной работы над изданием журнала «Современник». Рассмотрено своеобразие гоголевских взглядов на значение литературной критики в современном обществе, проанализировано влияние конфликта Пушкина с министром народного просвещения Уваровым на оценку поэтом критических выступлений Гоголя в «Современнике». Изучен вопрос о характере гоголевских публикаций в пушкинском журнале, в том числе «петербургских» повестей «Нос» и «Портрет» (второй редакции). Сделан вывод, что одна из главных причин одержанного отношения Пушкина к выступлениям Гоголя в «Современнике» кроется в тех непростых взаимоотношениях, которые сложились к тому времени между Пушкиным и Уваровым— провозгласившим в первой половине 1830-х годов в своей деятельности следование началам Православия, Самодержавия, Народности. Проводимый Уваровым по инициативе Императора Николая I правительственный курс оказался глубоко созвучен современникам, в том числе Гоголю. Однако Пушкин— который и познакомил ранее Гоголя с Уваровым и ходатайствовал за него перед министром,— в 1835 году, вследствие возникших цензурных осложнений, вступил с Уваровым в резкий конфликт. Хотя к 1836 году поэт отчасти переменил свое отношение к министру и готов был признать неправоту своих резких против него выпадов (об этом свидетельствует целый ряд писем Пушкина 1836 года), однако вследствие конфликта поддерживать министра (подобно Гоголю) в борьбе с либеральной партией Пушкин был не расположен.

В радикальной критике гоголевские «петербургские» повести, и прежде всего «Шинель», часто интерпретировались как произведения о «маленьком» обездоленном человеке, погибающем в тисках бездушного государственного механизма Проблему героя «Шинели» эти критики предпочитали видеть исключительно в «вещественной», материальной стороне дела. Конкретный анализ взаимоотношений Гоголя и Пушкина— зачинателя «петербургской темы» в русской литературе— позволяет отчетливо показать необоснованность подобных утверждений. Конфликт державности, имперской мощи и индивидуальной человеческой свободы, поставленный Пушкиным в «Медном всаднике», Гоголь решал отнюдь не на путях революционно-демократических преобразований. Ни биографический материал, ни содержание самих «петербургских» повестей Гоголя не дают оснований для причисления наследия писателя к традициям «натуральной» школы радикального толка. Гоголь никогда не разделял идейных установок Белинского, согласно которым человек по своей природе добр, а зло заключается в общественных отношениях, развращающих человека. Внешняя организация жизни — отражение внутреннего мира человека. И если в человеке помрачен его Божественный прообраз, никакое изменение внешних форм жизни не в состоянии уничтожить зло, порожденное бездуховностью человеческого бытия.

В диссертации изучаются духовные основы религиозной критики Гоголем современности, исследуется роль фантастики в его повестях и соотношение ее с реалистическим методом. Преимущественный интерес героев Го гатя, их, говоря словами писателя, «задор» сосредоточен на вещах. Вещный мир делает героев Гоголя марионетками, он манипулирует ими. Эта страшная зависимость от вещей делает людей бесчувственными, лишёнными собственного лица. Отношение героев Гоголя к вещам, можно сказать, благоговейно; духовность здесь настойчиво спорит с бездушием, предписывающим считать вещь равной человеку. Вещь должна быть полезна, но главным ее назначением становится престижность. Вещь в мире героев Гоголя овеяна любовью; она спутница человека, особое идеальное создание, отделяющая их от всего остального. Человека замещает предмет его туалета. Достаточно даже не очень значительных уступок самолюбию, зависти, тщеславию, лени, любви к комфорту, легкомыслию, косным навыкам работы или привычным стереотипам видения, чтобы завоевать успех в таком обществе — и чтобы силы зла взяли верх над высокими стремлениями человека и поработили его. Несколько таких уступок или просто отсутствие настойчивого стремления к нравственному очищению лишают человека духовной цели и духовной опоры. Тогда обыкновенные бытовые вещи, заботы и дела естественно замещают в его жизни высшие ценности. Гибель гоголевских героев становится словно неизбежной. Герои, страдающие от утраты шинели, денег, погибают, по сути, из-за приверженности к внешнему, из-за омертвения в них души. Причиной трагического финала являются постоянно гнетущий героев страх, страсть к материальному миру, ставшие нормой искаженного существования. Акакий Акакиевич, Чартков, Ковалев, другие гоголевские герои становятся жертвой общества, созданного людьми, им подобными. На примере своих «петербургских» героев Гоголь показывает, что необходимо иметь самостоятельный ум, человеческую душу, чтобы выстоять в реальном мире, чтобы мир демонической «пошлости» и «цивилизованных» соблазнов не одержал победу над человеком.

Еще одним важным предметом исследования является анализ тесного соседства в гоголевских повестях ирреального с точными бытовыми деталями; реалистического развёртывания несуществующего, проявления фантастического в реальном. Изображение фантастического у Гоголя выступает особым средством для воссоздания реальных ситуаций, реальных характеров. «Фанатастика» является принадлежностью, «фоном» петербургской жизни. Встречающиеся в этом мире «невозможные», странные явления оказываются для него вполне «нормальными», возможными и «естественными». Характер «фантастики» здесь двойственен. С одной стороны, «фантастическое» может быть непосредственным откровением, знаком избранничества, свидетельством глубокой веры. Из гоголевских героев причастным к такой «серьезной фантастике» можно назвать лишь монаха-художника в «Портрете». Остальным петербургским героям присущ иной выход за грани нормы: почти никого из них нельзя назвать «нормальным» человеком, и именно поэтому в силу здесь вступает другая «фантастика», негативная— власть суеверий и «мистических» слухов, нелепая вера в привидения. Поразительное открытие Гоголя заключается в том, что, взглянув на современного человека с высоты вечных, универсальных ценностей, писатель увидел в заблуждениях и ошибках современного поколения повторение уже совершенных человечеством ошибок. Именно поэтому изображенные им обитатели Петербурга, «цивилизованного», европейски «просвещенного» города, так верят слухам и исполнены нелепых суеверий. Писатель обозначил четкую и определенную связь между суеверными представлениями и недостатками новейшего «просвещения». Еще в ранних произведениях Гоголь показывал, что происхождение суеверий чаще всего связано с поверхностным — ориентированным лишь на внешнее «благонравие» — светским воспитанием, оставляющим человека внутренне непросвещенным и неразвитым— таким, как оставляли его в прежние времена «детские предрассудки» и суеверия. Известна «способность» суеверий занимать в душе человека, по степени его духовной неразвитости, место веры и «выполнять» для него роль самого Откровения. Как показывает Гоголь, современного человека преследует, с одной стороны, «законодательная», тираническая впасть светских приличий, «законы» «большого света», диктуемые интересами престижа и материальной выгоды. Ради исполнения этих «приличий» человек, не имеющий подлинной веры, открывшей бы ему истинную «цену» этих соблазнов, готов поступиться заповедями Самого Создателя. С другой стороны, совершенные вследствие этого должностные и недолжностные преступления заставляют человека быть особенно «чутким» к явлениям чрезвычайного порядка, угрожающим его душевному спокойствию. Он неизбежно начинает искать «иных», отличных от Божеских, «духовных законов», которые не напоминали бы ему о возмездии. Так «нечувствительно» человек попадает под власть суеверий и с их «помощью», продолжая оставаться в «окамененном нечувствии», ощущает себя вроде бы «верующим». Суеверие становится религией «цивилизованного» человека.

Таким образом, лицемерие как форма сокрытия порока, внутренней душевной пустоты, и суеверие как стремление избежать наказания, как одна из форм неверия оказываются, согласно Гоголю, явлениями одного порядка, они взаимосвязан ы и одинаково характерны для бездуховного существования. Власть суеверий и «цивилизованный» образ жизни оказываются неразрывно связанными друг с другом. Они одинаково противостоят подлинной нравственности и духовности, подменяя и вытесняя собой христианские заповеди, законы Христа. В то же время в одной из повестей, а именно в «Портрете», мы встречаемся с «серьезной фантастикой». Она приоткрывает перед нами глубокую религиозность Гоголя, противостоящую пустым слухам и суевериям его «пошлых» героев. Противоположность веры и неверия решается здесь писателем как конфликт веры и мнимой веры, или суеверия— являющегося скрытой, но оттого не менее пагубной для души формой неверия.

Используя различные стилистические приемы, Гоголь придавал своим героям универсальный характер. Созданные им типы не ограничены ни местом, ни временем.

Такие явления могут встретиться в любую эпоху, на любой почве. Языковые средства, используемые Гоголем} призваны подчеркнуть унизительное, «механистическое» существование героев, смысл существования которых сводится к потреблению материальных благ. Внутренний мир героев отличается бездействием и скудостью. С одной стороны, речи героев соответствуют логике, с другой, — нелепое употребление союзов, служащих лишь для украшения, подчеркивает алогизм окружающего мира. При этом, как и в случае с употреблением «фантастики», Гоголь отнюдь не отступает от принципов реализма. Особенности гоголевского языка объясняются стремлением к реалистическому описанию. Глубокое знание народного языка дало возможность писателю индивидуализировать речь своих героев и показать особенности характера и души каждого из них.

Творчество Гоголя явилось действенным импульсом в развитии общественной жизни России. Оно направляло мысль людей к самым острым и трагическим проблемам жизни страны. Благодаря богатой культурной почве ХГХ века, питаемой христианскими традициями, благодаря глубокой преемственности русской классики, Гоголь вслед за Пушкиным воодушевлял литературу живым национальным интересом, делал ее зеркалом русского общества, верным и глубоким отражением жизни.

108

Список научной литературыКим Хюн И, диссертация по теме "Русская литература"

1. Гоголь Н. В. Поли. собр. соч.: В 14 т. <Л>: Изд-во АН СССР, 1937. — Т. 2; 1938 —Т.З; 1940. — Т. 1,10; 1949. —Т.5; 1951 —Т.4,6,7; 1952.—Т. 8,9,11-14.

2. Его же. Поли. собр. соч. и писем: В 23 т. — М.: Наследие,2001. — Т. 1; М.: Наука, 2003. — Т. 4. (Российская Академия наук. Институт мировой литературы им. А. М. Горького.)

3. Его же. Собр. соч.: В 9 т. Сост., подгог. текстов и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова. — М.: Русская книга, 1994.

4. Его же.Собр.соч.:В8т. — М., 1984

5. Неизданный Гоголь. Издание подготовил И. А. Виноградов. — М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2001. — 600 с.

6. Гоголь Н. В. Петербургские повести / Ред. ВС Халабаева и Б. Эйхенбаума — М; Пгр.: Гос. изд., 1924. —186 с.

7. Его же. Петербургские повести / Издание подгот. О. Г. Дилакторская. — СПб.: Наука, 1995. (Российская Академия наук. Серия «Литературные памятники»).— 296 с.

8. Его же. Невский проспект и другие повести. — СПб.: Изд-во Азбука, Книжный клуб «Терра», 1996. — 256 с.

9. Е г о же. Петербургские повести / Вступ. статья и коммент. И. А. Виноградова. — М: Синергия, 2001. (Серия «Новая школьная библиотека»). — 352 с.П

10. А гае в а Т. И. Миф о самозванце в гоголевском петербургском тексте // Лпература та культура Полюся. — Вип. 7. — Шжин, 1996. — С. 91-98.

11. Е е ж е. Мифологизация мечтателя в петербургских повестях Гоголя // Лгге-ратура та культура Полюся. — Вип. 7—Нтжин, 1996. — С. 79-83.

12. А г а е в а И. И. Нравственно-религиозный идеал Н.В. Гоголя в контексте русской литературы первой половины XIX века. — Баку, 1998.

13. А к с а к о в С. Т. История моего знакомства с Гоголем. Изд. подгот. сотрудники музея «Абрамцево» АН СССР Е. П. Населенко и Е. А. Смирнова. — М: Изд-во АН СССР, I960.

14. Александрова СВ. Повести Н. В.Гоголя и народная зрелищная культура // Русская литература. — СПб., 2001. — № 1. — С. 50-65.

15. Анненков П. В. Литературные воспоминания. — М., I960.

16. Его же. Материалы для биографии А. С. Пушкина. — М., 1984.

17. А н н е н к о в а Е. И. Гоголь и Аксаковы: Лекция / Ленинградский гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена — Л., 1983. —48 с.

18. Анненский И. Ф. О формах фантастического у Гоголя // Русская школа. Общепедагогический журнал для школы и семьи. —1890. — Т. 2.—Jfe 10.

19. Его же. Книги отражений. — М., 1979.

20. Его же. Художественный идеализм Гоголя// Русская школа. — 1902. — №2. —С. 114-125.

21. Антонова Н. И. Проблема художника и действительности в повести Гоголя «Портрет» // Проблемы реализма русской литературы ХЗХ в. — М., Л., 1961. — С.337-353.

22. Арсеньев И.А. Слово живое о неживых // Исторический вестник.— 1877.— №1.

23. Афанасьев Э. С. О художественности повести Н.В. Гоголя «Шинель» // Лит. в школе. — М, 2002. — №6. — С. 20-23.

24. Балдина Е. В. Новое в итальянской русистике // Вестник Московского унта. — Серия 9. Филология.—М., 2000.—№4. — С. 147-148.

25. Б а р а б а ш ЮЛ. «Художник петербургский!»: (Гоголь, «Портрет». — Шевченко, «Художник». Четыре фрагмента) // Вопросы лит. — М., 2002. — Январь — февраль. — С. 157-205.

26. Его же. «Портрет» в европейском интерьере. (Гоголь и художники-наза-рейцы) // Н. В. Гоголь и мировая культура: Вторые Гоголевские чтения: Сб. докл. — М: Книжный дом «Университет», 2003. — С. 188-200.

27. Баранов В.И. Ранний Л. Н. Толстой и споры о классике (Художественное истолкование повести Н. В. Гоголя «Портрет») // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. — М, 1967. —№4. — С. 109-117.

28. Барсуков Н. П. Жизнь и труды М П. Погодина.— Кн. 1—22. — СПб., 1888-1910.

29. Белинский В.Г.Полн.собр.соч.:В 13т. — М, 1953-1959.

30. Его же. Собр. соч.: В9т.—М.:Худож. лит., 1976-1982.

31. Его же.Собр.соч.:В3т. —М.:Гослитиздат, 1948.

32. Белозерская Н. А. Н. В. Гоголь. Служба его в Патриотическом Институте. 1831-1835 //Русская Старина — 1887.—№ 12.

33. Белоногова В.Ю. К пушкинским аллюзиям в «Записках сумасшедшего»// Н. В. Гоголь и мировая культура: Вторые Гоголевские чтения: Сб. докл. — М.: Книжный дом «Университет», 2003. — С. 64—73.

34. Б е л о у с о в А. Ф. Живопись в «Портрете»: К изучению «загадочной» повести Н. В. Гоголя // Преподавание литературного чтения в эстонской школе. — Таллин, 1986. —С. 12-13.

35. Белый А. <Бугаев Б.Н> Мастерство Гоголя. Исследование. — М; JL, 1934.

36. Белькинд B.C. Взаимосвязь эстетического и этического в повести Н. В. Гоголя «Шинель» // Ученые записки /Великолукский гос. пед. ин-т. — 1964. — Вып. 24. — Кафедры литературы и истории. — С. 28-36.

37. Б е м A. JI. «Шинель» Гоголя и «Бедные люди» Достоевского // Записки Русского ист. общества в Праге. — Прага, 1927. — Кн. 1.

38. Б е р к и н С. Великий мастер слова (К 130-летию со дня рождения Н. В. Гоголя) // Учительская газета 1939. — 1 апр. № 44. — С. 4.

39. Берков П.Н. Об одной мнимой опечатке у Гоголя (К истории текста «Записок сумасшедшего») // Гоголь. Статьи и материалы / Отв.ред. М.П.Алексеев. — Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1954. — С. 356-361.

40. Благой Д. Гошль— критик // Благой Д. От Кантемира до наших дней. — М., 1973.—Т. 2.

41. Бланк К. По заколдованным местам Гоголя // Новое лит. обозрение. — М., 1995 —№ 11. —С. 177-179.

42. Богданова О. А. Имена собственные в повести Н. В. Гоголя «Шинель» // Русская словесность. — М, 1994. — № 3. — С. 15-24.

43. Бочаров С., Манн Ю. «Все мы вышли из гоголевской «Шинели» // Вопросы лит. — М., 1968. — № 6. — С. 183-185.

44. Бочаров С. Г. Вокруг «Носа» //Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. — М: Языки русской культуры, 1999. — С. 98-120.

45. Е г о же. Вокруг «Носа» // Вопросы лит. — М., 1993. — Вып. 4. — С. 69-92.

46. Его же. Загадка «Носа» и тайна лица // Гоголь: История и современность / Сост. В. В. Кожинов, Е. И. Осетров, П. Г. Паламарчук — М: Сов. Россия, 1985. — С. 180-212.

47. Его ж е. О стиле Гоголя // Теория литературных стилей.—М., 1976.

48. Его же. Переход от Гоголя к Достоевскому //Бочаров С. Г. О художественных мирах. — М: Сов. Россия, 1985. — С. 161—209.

49. Его же. Петербургские повести Гоголя // Н. В.Гоголь. Петербургские повогги. —М., 1981.

50. Его же. Пушкин и Гошль («Станционный смотритель» и «Шинель») // Проблемы типологии русского реализма. — М: Наука, 1969. — С. 210-240.

51. Его же. Холод, стыд и свобода. История литературы sub specie Священной истории //Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. — М.: Языки русской культуры, 1999. — С. 121-151.

52. Бул гарин Ф. В. Соч. — СПб., 1836. — Т. 2.

53. Вайскопф М. Нос в Казанском соборе: О генезисе религиозной темы у Гоголя // Wiener Slawistischer Almanac. — Bd. 19. — 1987.

54. Его же. Поэтика петербургских повестей Гоголя. (Приемы объективации и гипостазирования) И Slavica Hierosolymitana. — 1978. — Ш. — С. 33-40.

55. Веселовский Алексей. Этюды и характеристики. — М., 1894.

56. Его же. Этюды и характеристики. Второе, значительно доп. изд. — М, 1903.

57. Ветловская В. Е. Житийные источники гоголевской «Шинели» // Русская лит. — СПб., 1999.—№ 1. — С. J 8-35.

58. Ее же. Повесть Гоголя «Шинель» (трансформация пушкинских мотивов)// Русская литература. —1988.—№ 4.

59. Ее же. Трагедия шинели //Русская лит. — СПб., 1998. — №3. — С. 11-17.

60. Ее же. Повесть Гоголя «Шинель» (трансформация пушкинских мотивов) II Русская лит.—JL, 1988.—№4. —С. 41-69.

61. Виноградов В.В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. — М., 1976.

62. Его же. О «литературной циклизации» («Невский проспект» Гоголя и «Confession of english opium eater» Де-Квинси) 11 Поэтика Сб. статей (Временник отдела словесных искусств, IV). — Л.: Academia, Гос. институт истории искусств, 1928. —С. 114-125.

63. Его же. Натуралистический гротеск. Сюжет и композиция повести Гоголя «Нос» // Поэтика русской литературы. — М, 1975. — 24—55.

64. В и н о г р ад о в И. А. Высокий гражданин небесного гражданства. Тема долга— ключ к пониманию повести Н. В. Гоголя «Шинель» // Воскресная школа. — М., 2001. —16-22 февраля. —№7.—С. 8-9; 1-7 марта.—№ 9. — С. 8-9.

65. Его же. Завязка Ревизора //Гоголь Н.В. Ревизор. С приложениями. — М.,1995. —С.5-52.

66. Его же. Крест миролюбцев. К первоначальному названию повести Н. В. Гоголя «Записки сумасшедшего» // Лит. Россия. — М., 1994. —18 марта. — № 14—С. 14.

67. Его же. «Спасен я был Государем». Неизвестное письмо Гоголя к Императору Николаю Павловичу и его отношение к монархии// Литература в школе. — 1998.—№7. —С. 5-22.

68. Его же. Гоголь и Уваров. Неизвестная страница биографии писателя // Н. В. Гоголь: Загадка третьего тысячелетия. Первые Гоголевские чтения. Сборник докладов. — М.: Книжный дом «Университет», 2002. — С. 189-202.

69. Его же. Гоголь и Уваров: Православие, Самодержавие, Народность // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. — 2001. — № 1. — С. 83-91.

70. Его же. Гоголь— художник и мыслитель: Христианские основы миросозерцания. —М., ИМЛИ РАН, Наследие, 2000.

71. Его же. Наследие Богдана. А.С. Пушкин и «Тарас Бульба» Н В. Гоголя // Десятина. — 1999.—№ 9-10. — С. 6.

72. Его же. Неизвестные автографы двух статей Н. В. Гоголя // Мир библиографии. — 2002. — № 5. — С. 20-27.

73. Е г о ж е. От «Невского проспекта» до «Рима» //Гоголь Н.В. Петербургские повести. — М.: Издательский Дом Синергия, 2001. — С. 5—58.

74. Его же. Первый биограф Гоголя //Кулиш П. А. Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем. Издание подготовил И. А. Виноградов. — М: ИМЛИ РАН, Наследие, 2003. — С 3-81.

75. Его же. Художник-христианин. Об изучении творчества Н.В.Гоголя // Филология и школа. Труды всероссийских научно-практических конференций «Филология и школа». Ответств. ред. В. Ю. Троицкий. М: ИМЛИ РАН, 2003. — Вып. 1. — С. 260-295.

76. Е г о же. «Я брат твой». О повести Н. В. Гоголя «Шинель» И Евангельский текст в русской литературе XVIII—XX веков: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сборник научных трудов. — Вып. 3. — Петрозаводск, 2001. — С. 214-239.

77. Е г о же. Повесть Н. В. Гоголя «Шинель»: к истории замыла и его интерпретации // Гоголеведческие студии. — Вып. 9. — Шжин, 2002. — С. 35-53.

78. Виноградов И. А., Воропаев В. А. «Дело, взятое из души.»//Го-го л ь ЕВ. Мертвые души. — М, 1995. — С.5-35.

79. Виттекер Ц.К. Граф Сергей Семенович Уваров и его время. — СПб., 1999.

80. Вишневский 1С Д. Петербургские повести Н. В. Гоголя. — М., 1954.

81. Его же. Сатирическая типизация в петербургских повестях Гоголя // Ученые записки Пензенского гос. лед. ин-та им. В. Г. Белинского. — Пенза, 1958.— Вып. 5. —С. 211-254.

82. ВолковС. Повесть Гоголя «Портрет»: от текла к контексту // Литература.—М., 1998 —Апрель.—№ 14. — С. 5-7.

83. Волкова А. Пространственно-временная организация «петербургских» повестей Н. В. Гоголя // Литература — М., 1998. — № 27. — С. 13.

84. Волосков И. В. Технология гротескного творчества: Петербургские повести Н. В. Гоголя // Современные проблемы образования: поиски и решения. — М, 1998. —С. 100-105.

85. В о р о н с к и й А. К. Избранные статьи о литературе. — М., 1982.

86. Его же. Гогаль. — М, 1934.

87. Воропаев В. А. Гоголь в последнее десятилетие его жизни: Новые аспекты биографии и творчества Дис. .д-ра фил ал. наук.—М., 1997.

88. Его же. Н.В. Гоголь: Жизнь и творчество.—М., 1998.

89. Гафаров Р. М Человек и иррациональная стихия в повести Н. В. Гоголя «Шинель» // Проблема сознания и поведения человека в отечественной литературе. — Мурманск, 1995. —С. 3-12.

90. Георгиевский Г., Ромодановская А. Рукописи Н.В.Гоголя. Каталог. (Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина) — М., 1940.

91. Г е р ц е н А. И. Собр. соч.: В 30 т. — М., 1954-1965.

92. Гиппиус В В. Гоголь. — JL, 1924.

93. Его же. Литературные взгляды Гоголя // Литературная учёба. —1936. — №11.

94. Гиппиус В. Гоголь; Зеньковский В. Н.В. Гоголь/Предисл. и сост. Л. Аплена. — СПб.: Изд-во Logos, 1994.

95. Гоголевский сборник. — Киев, 1902.

96. Гоголь в воспоминаниях современников. Редакция текста, предисл. и ком-мент. С. Машинского. — <М.>: Гос. изд-во худож. лит., 1952.

97. Гоголь и мировая литература / ИМЛИ им. А.М. Горького РАН; Отв. ред. Ю. В. Манн. М.: Наука, 1988. - 320 с.

98. Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. Под ред. В.В.Гиппиуса. — М.; Л., Изд-во АН СССР, 1936. — Т. 1-2.

99. Грекова Е.В. Социально-бытовые и христианские начала в повести Н. В. Гоголя «Шинель» (К вопросу о трехверсионном считывании текста) // Русская литература XIX века и христианство. — М: Изд-во МГУ, 1997. — С. 233-239.

100. Гроссман-Рощин И. Рассказы об искусстве (письмо третье) // Октябрь.—1928.—№4.

101. Губарев И М. Образ идеального художника в повести Гоголя «Портрет» // Вопросы русской литературы. — Львов, 1978. — Вып. 2. — С. 34-42.

102. Его же. Петербургские повести Гоголя. — Ростов н/Д, 1968. — 157 с. (Таганрогский гос. пед. ин-т).

103. Его же. Трагедия личности в повести Гоголя «Записки сумасшедшего» // Актуальные проблемы литературы. — Ростов н/Д, 1971. — С. 138-148.

104. Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. — М.;Л.;1959.

105. Гуминский В.М. Открытие мира, или "Путешествия и странники". — М, 1987.

106. Г у р а л ь С. К. Петербургские повести Н. В. Гоголя в оценке американских критиков // Октябрь и литература США: влияние Великой октябрьской революции на американскую литературу и журналистику. 24—26 ноября 1987. — М: Изд-во МГУ. — С. 148-149.

107. Гус M.C. Гоголь и николаевская Россия. — М, 1957.

108. Данилова В.В. Композиционная роль алогизма в «Петербургских повестях» Н. В. Гоголя. (К проблеме прозаического цикла) // Эволюция художественных форм и творчество писателя. — Алма-Ата, 1989. — С. 14—21.

109. Данилевский Г.П. Знакомство с Гоголем // Гоголь в воспоминаниях современников. Редакция текста, предисл. и ком мент. С. Машинского.—<М.>: Гос. изд-во худож. лит., 1952.

110. Де Лотто Ч. Лествица «Шинели» / Предисл. к публ. И. Золотусского // Вопросы философии. — М, 1993. —№> 8. — С. 58-83.

111. Денисов В.Д. О генезисе и роли метонимии в повести Н.В.Гоголя «Невский проспект» // П. В. Гоголь: Проблемы творчества. Межвузовский сборник научных трудов. — СПб., 1992. — С. 84-90.

112. Е г о же. Хронологические особенности повести «Портрет» Н. В. Гоголя // Н. В. Гоголь и русская литература ХЗХ века: Межвузовский сборник научных трудов. — Л.: ЛГПИ им. А. И Герцена, 1989. — С. 122-132.

113. Десницкий В. А. Жизнь и творчество Н. В. Гоголя. 1809-1852 // Десниц к и й В. А. На литературные темы.—Л.; М., 1933. — С. 173-218.

114. Его же. О реализме Гоголя // Литературный современник.— 1935. —4.

115. Джексон Р. (США) «Портрет» Гоголя: триединство безумия, натурализма и сверхъестественного // Гоголь: Материалы и исследования. — М, 1995. С. 62—68.

116. Джулиани Р. Гоголь, назарейцы и вторая редакция «Портрета» // Поэтика русской литературы: К 70-летию профессора Ю. В. Манна: Сб. статей. — М.: Российский гос. гуманитарный ун-т, 2001. — С. 127—147.

117. Дилакторская О. Г. Идейно-композиционная роль шинели в одноименной повести Гоголя // Структура литературного произведения. — Владивосток; 1978. — Вып. 2. — С. 47-54.

118. Ее же. О «Шинели» Н.В.Гоголя: Построение сюжета Н Лит. учеба. — М, 1982. — № 3. — С. 149-154.

119. Ее же. Художественный мир петербургских повестей HL В. Гоголя //Гоголь Н. В. Петербургские повести. — СПб.: Наука, 1995 (Серия Литературные памятники). — С. 207—257.

120. Ее же. Бытовые аллюзии и их роль в фантастике повести II. В. Гоголя «Портрет» // Проблемы жанра и стиля художественного произведения. — Владивосток, 1988.—Вып. 4. — С. 129-137.

121. Ее же. Мотив холода в «Петербургских повестях» Н. В. Гоголя //Структура литературного произведения. — Владивосток, 1983. — С. 79-86.

122. Ее же. Петербург и Россия в творчестве Н. В. Гоголя («Шинель», «Ревизор», «Мертвые души»). Учебное пособие. — Владивосток, 1995.

123. Ее же. Петербургская повесть в русской литературе XIX века (Пушкин, Гоголь, Достоевский): Автореф. дис. .д-ра филол. наук / Московский гос. ун-т им. М В. Ломоносова. — М, 2000. — 42 с.

124. Ее же. Повесть Н.В.Гоголя «Нос». (Бытовой факт как структурный элемент фантастики) // Вестник Ленинградского ун-та. — Л., 1983. — № 14. — История, яз., лит. — Вып. 3. — С. 44-49.

125. Ее ж е. Фантастическое в «Петербургских повестях» Н. В. Гоголя. Монография. — Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 1986.—208 с.

126. Ее же. Фантастическое в петербургских повестях Н. В. Гоголя: Автореф. дис. .канд филол. наук /Ленинградский гос. ун-т им. А. А. Жданова. — Л., 1983. — 22 с

127. Ее же. Фантастическое в повести Н.В.Гоголя «Нос» // Русская лит. — Л., 1984.—№ 1. —С. 153-166.

128. Ее же. Что значит «куница» в «Шинели» Н. В. Гоголя? // Русская речь. — М, 1989.—№ 2. — С. 29-31.

129. До б и н Е. С. Лепажевское ружье и чиновничья шинель (Н. Гоголь. «Шинель») // Д о б и и Е. История девяти сюжетов. Рассказы литературоведа. — Л.: Дет. литература, 1973. — С. 18-35.

130. Е г о же. Искусство детали.—Л., 1975.

131. Его же. Лепажевское ружье и чиновничья шинель (Н.Гоголь. «Шинель») // Д о б и н Е. С. Сюжет и действительность. — Л., 1976. — С. 338-354.

132. До кусов А. М. «Петербургские повести» Н. В. Гоголя: Лекция. — Л.: ЛГПИ, 1962. —55 с.

133. Дол го поло в Л. К. Гоголь в начале 1840-х годов («Портрет» и «Тарас Бульба»: вторые редакции в связи с началом духовного кризиса) // Русская лит. — Л., 1969 —№2 —С. 82-104.

134. Достоевский Ф.М.Поли.собр. соч.:В30т. — Л.,Наука, 1972-1990.

135. Дуккон А. Проблема двойника у Гоголя и Достоевского // Stadia slavi-са. — Вг., 1987. — Т. 33, fesc. 1/4. — С. 207-221.

136. Дунаев А. Гоголь как духовный писатель. Опыт нового прочтения «Петербургских повестей» // Искусствознание. — 1998.—№ I.

137. Дунаев М.М. Православие и русская литература: Учебное пособие для студентов духовных академий и семинарий. В 5-ти частях. — М.: Христианская литература, 1996. — Ч. П.—480 с.

138. Евгений Болховитинов, митрополит. Псковские письма митрополита Евгения Болховитинова к петербургскому библиографу и археологу В. Г. Анастасеви-чу. 1820-й год // Русский Архив. —1889. —№ 7.

139. Евдокимов П.GogoletDostoevsky. — Bruges, 1961

140. Евсеев Ф. Мифорнтуальные архетипы в художественной системе повести Н. В. Гоголя «Шинель»: концепт рождения героя // Ми кола Гоголь i свггова культура. — Киев; Нежин, 1994.

141. Евтихиева А. С. Гоголь в критике Русского зарубежья. Автореф. дисканд. филол. наук. — ML, 1999.

142. Е л к и н В. Г. Перед «бездной» пространства («Портрет») // Опыты логико-диалектического анализа художественного произведения. — Владимир, 1977. — С. 67-83

143. Его же. Пред «бездной пространства». (Заметки о «Портрете» Н. В. Гоголя) // Вопросы литературы. Метод. Стиль. Поэтика. — Владимир, 1973. — Вып. 8. —С. 102-125.

144. Еремина В.И. Н. В. Гоголь // Русская литература и фольклор. Первая половина XIX века. — Л., 1976.

145. Еремина JI.И. О языке художественной прозы И.В.Гогапя: Искусство повествования. — М: Паука, 1987. —176 с.

146. Ермаков И Д. Очерки по анализу творчества II.В.Гоголя. — М.;Пг, 1923.

147. Ермилов В. В. Гений Гоголя. — М, 1959.

148. Его же. Избранные работы. Н. В. Гоголь. — М: ГИХЛ, 1956. — Т. 2.

149. Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе. — Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995.

150. Жернакова Н. «Портрет» Гоголя в двух редакциях // Записки русской академической группы в США. — Т. XVII.—New York, 1984. — С. 23-47.

151. Заборов а Р. Б. Рукописи Н. В. Гоголя. Описание. (Гос. публ. б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Труды Отдела рукописей). — Л., 1952.

152. Зеленский А. Г. Специфика психологизма в «Записках сумасшедшего» Н. В. Гоголя // Лттература та культура Полгсся. — Вип. 12. Творча спадщина М. Гоголя (до 190-лптя вщ дня народження). — Н1жин, 1999. — С. 107—110.

153. Зеньковский В. В. Н. В. Гоголь в его религиозных исканиях // Христианская Мысль. — (Киев), 1916.—№ I.

154. Его же. Русские мыслители и Европа. (Критика европейской культуры у русских мыслителей).—Париж, <1926>.

155. Его же. Памяти Н. В. Гоголя. (К 150-легию со дня рождения) // Трудный путь. Зарубежная Россия и Гоголь. Сост., вступит, статья и ком мент. М Д. Филина. — М.: РусскШ Mip, 2002. — С. 306-309.

156. Его же. Гоголь и Достоевский // О Достоевском. Сб. статей. Под ред.

157. A. Л. Бема — Прага, 1929. — С. 65-76.

158. Е г о ж е. Н. В. Гоголь.—Париж, <1961 >.

159. Золотусский И. П. «Записки сумасшедшего» и «Северная пчела» // Золотусский И. Очная ставка с памятью. — М. Современник, 1983. — С. 179195.

160. Его же. «Записки сумасшедшего» и «Северная пчела» // Изв. АН СССР. — Сер. лит. и яз. — М., 1976. — Т. 35. — Вып. 2 — С. 144-154.

161. Его же. «Записки сумасшедшего» и «Северная пчела» // Золотусский И. Час выбора — М, 1976. — С. 205-230.

162. Его же. «Записки сумасшедшего» и «Записки из подполья» // Н. В. Гоголь и мировая культура: Вторые Гоголевские чтения: Сб. докл. — М.: Книжный дом «Университет», 2003. — С. 52-63.

163. Иванов Г. В. Повесть Гоголя «Записки сумасшедшего»: (Жанр. Сюжет. Помешательство и прозрение героя) // Веста. Ленингр. ун-та Сер. История. Язык. Литература — 1979. — № 8. — Вып. 2.—С. 47-54

164. Игнатий Брянчанинов, святитель. Письма — М, 1993. — Т. 7.

165. Иоанн Синайский, преподобный. Лествица — Сергиев Посад, 1908.

166. Иоффе Ф. М. Тема «маленького человека» и повесть Гоголя «Шинель» // Лит. в школе. — М, 1941. —№ 1.—С. 12-20.

167. Казарин В. П. Вопросы просветительской социологии и проблема художественного метода петербургских повестей Н. В. Гоголя // Вопросы русской лит. — Львов, 1986. — Вып. 1. — С. 70-78.

168. Карташова И. В. «Портрет» Н. В. Гоголя и эстетические принципы

169. B. Г. Вакенродера // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. — М., 1984. — № 4. — С. 69-73.

170. Ее же. Повесть Гоголя «Записки сумасшедшего» и романтическая традиция // Миропонимание и творчество романтиков. — Калинин, 1986.—С. 52-58.

171. Ее же. Повесть IL В. Гоголя «Нос» и романтическая ирония // От Карамзина до Чехова: К 45-летию научно-педагогической деятельности Ф. 3. Канун овой. — Томск, 1992. —С. 154-162.

172. Ее же. Этюды о романтизме.—Тверь: Тверской гос. ун-т, 2001. —182 с.

173. К а с а т к и н а Е. Г. Семантический компонент «искусство» и его реализация в художествен ном тексте: Автореф. дис. . канд. фил ал. наук. — Саратов, 2001. —18 с.

174. Каталкина В. В. «Записки сумасшедшего» как финальное произведение петербургского цикла Н. В. Гоголя // Наук. зап. Харк. держ. пед. ун-ту ш Г. С. Сковороди. Сер. Штературознавство. — Харюв, 1998. — Вип. 2 (13). — С. 10-13.

175. Ее же. «Невский проспект» как пролог петербургского цикла Гоголя // Литература та культура Полюся. — Вип. 7—Кжин, 1996. — С. 86-90.

176. Киласония К. А. К вопросу о взглядах Н. В. Гоголя на искусство (По повести «Портрет») // Труды Кутаисского пед. ин-та — 1952-1953. — Т. XL — С. 305-313.

177. Ким Г ынс и к. Анализ сна в произведениях Пушкина // Русский язык и литература — Сеул, 1994. — С.147—165.

178. Его же. Изучение русской литературной идеологии // Востоковедение. Институт по вопросам Северо-Восточной Азии при Университете Чун-ан (Южная Корея). — Сеул, 1997. — С. 49-72.

179. Его же. Как русские стихотворения воспринимаются в Корее // Журнал славяноведения. — Сеул, 2003. —№2.—С. 401-414.

180. Его ж е. Судьба Пушкина в Корее // Пушкин и мир Востока — М.: Изд-во «Наука», 1999. — С. 250-254.

181. Ким ХюнИ. Изображение «пошлого» человека в повести Н.В. Гоголя «Шинель» // Слово. Сборник научных трудов студентов и аспирантов. — Тверь: Тверской гос. ун-т; Филологич. ф-т, 2004. — Вып. 2. — С. 58-65.

182. Её же. Жизненный экзамен Аксентия Поприщина: О повести Н. В. Гоголя «Записки сумасшедшего» // Филологич. науки. Вестник МГОПУ им. М.А. Шолохова. — М.: Издательский дом «Таганка» МГОПУ им. М. Л. Шолохова, 2004. — Вып. 1. —С. 99-106.

183. Кире ев Р. Вечный титулярный советник // Знамя. — М, 1992. — №11. —С. 224-239.

184. Клименко В. Енотовая шуба: Петербург и «Петербургские» повести Н. В. Гоголя // Лит. Россия. — М, 1984. — 30 марта. — № 14. — С. 17.

185. Ковалева Ю.Н. Житийные традиции в петербургских повестях II. В. Гоголя // Материалы XI научной конференции профессорско-преподавательского состава (18-22 апреля 1994 года). — Волгоград, 1994. — С. 448-450.

186. Ковач А. (Будапешт). Поприщин, Софи и Меджи (К семантической реконструкции «Записок сумасшедшего») // Гоголевский сборник. Коллективная монография / Под рея. С. А. Гончарова. — СПб.: Образование, 1993. — С. 100-122.

187. Ковач А. Модель инерции мышления в «Шинели» Гоголя // Studia ras-sica. — Br., 1984.—P. 159-171.

188. Ковач А. Повесть H. В. Гоголя «Записки сумасшедшего» и проблема персонального повествования (Мир, текст, сюжет, память) // Studia slavica Hung. — Budapest, 1987. —№ 33 (I^t). (Br., 1987.—T. 33, fasc. 1/4.)—C. 183-206.

189. Кож и нов В. В. Вместо предисловия// Гоголь: История и современность.— М, 1985. —С. 10-13.

190. Его же. <0 замысле «Шинелш»//Гоголь RB.Петербургские повести.— ML: Издательский Дом Синергия, 2001. — С. 337—341.

191. Козлов С. Л. К генезису «Записок сумасшедшего» // Пятые тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалы для обсуждения. — Рига: Зинатне, 1990. — С. 12-15.

192. Козлова А. В. Романтическая традиция двойничества в «Петербургских повестях» Н. В. Гоголя // Традиции в контексте русской культуры. Сборник статей и материалов / Под ред. В. А. Кошелева, А. В. Чернова. — Ч. 1. — Череповец, 1993. — С. 97-100.

193. Комков О. А Категория личины и инфернальная эстетика в повести Н. В. Гоголя «Портрет» // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. —М., 2001.—№3. — С. 30-46.

194. Коынор Ф. О. Храм Духа Святого. Рассказы. — М., 2003.—218 с.

195. Копелиович Д. Об особенностях художественного пространства в повести Н В. Гоголя «Нос» // Graduate essays on Slavic lang. a. lit — Pittsburg, 1997. — Vol. 10. — С 38-44.

196. Коробка H. Оригинал ростовщика в гоголевском «Портрете» // Литературный Вестник. —1904. — Т. 1.

197. К о р ф М. А., граф. Из записок барона (впоследствии графа) М. А. Корфа // Русская Старина. —1900. —№ 3. — С. 573.

198. Косорукое А. «День был без числа»: Тайнопись в «Записках сумасшедшего» // Красная книга культуры.—М., 1989. — С. 202-213.

199. Его же. День был без числа. // Литература. — М., 1997. —№4.

200. Крашенинников А. О реальности основы сюжета повести Н.В.Го-голя «Нос» // Вопросы лит. — М., 2001. — Вып. 5. — Сентябрь-октябрь. — С.336-342.

201. Его же. Счет за деликатную работу, исполненную петербургским механиком (К предыстории повести Гоголя «Нос») // Лица. Биографический альманах. — М.; СПб., 1994. — Вып. 4.—С. 341-347.

202. Крейцер А.В. Индийский ростовщик // Нева. — Л., 1989. — № 4. — С. 203-204.

203. Его же. Творчество и судьба Гоголя: на пути к преображению // Творчество II. В. Гоголя: истоки, поэтика, контекст. Межвузовский сборник научных трудов. —СПб: Изд-во РГГМИ, 1997.—С. 43-47.

204. Кривонос В. IIL «Петербургские повести» Н. В. Гоголя и евангельская топика // Гогалеведческие студии. — Вып. 4. — Нежин, 1999. — С. 41—49.

205. Его же. Загадка эпилога «Шинели» Гоголя // Литература. — М., 2002. — №9. —С. 9-11.

206. Е г о же. «Женщина влюблена в чорта» («дамская» тема в «Петербургских повестях» Гоголя) // Кормановские чтения. — Ижевск, 1998.—Вып. 3. — С. 131—141.

207. Его же. «Записки сумасшедшего» Н. В. Гоголя: текст и контекст // Традиции в контексте русской культуры. Сборник статей и материалов / Под ред. В. А. Кошелева, А. В. Чернова. — Ч 1. — Череповец, 1993. — С. 100-104.

208. Его же. «Шинель» Гоголя в евангельской перспективе // Эйхенбаумов-ские чтения: Тезисы докладов международной научной конференции. — Воронеж: Изд-во Воронежского пед. ун-та, 1996. — С. 27—29.

209. Его же. Мотив испытания в «Петербургских повестях» Гоголя // Гоголевский сборник / Под редакцией С. А. Гончарова. — СПб.: Образование, 1994. С. 97108.

210. Его же. Сны и пробуждения в «Петербургских повестях» Гоголя // Гоголевский сборник. Коллективная монография / Под ред. С. А. Гончарова. — СПб.: Образование, 1993. — С. 85-99.

211. Его же. Шинель-блудница (Вокруг «Шинели» Гоголя) // Творчество Н. В. Гоголя: истоки, поэтика, контекст. Межвузовский сборник научных трудов. — СПб: Изд-во РГГМИ, 1997. — С. 30-35.

212. Его же. «.Тут не столица и не провинция.» (Петербургская окраина у Гоголя) // Русская провинция: миф — текст — реальность. — М.; СПб., 2000. — С. 215-227.

213. Е г о же. «Петербургские повести» Гоголя и христианская традиция // Русская классика: проблемы интерпретации.— Липецк, 1999. — С. 27-30.

214. Его же. Инфантилизм и инфантильный герой в «Петербургских повестях» Н. В. Гоголя //Russian Stadies. — St Peterburg, 1996. — Vol. 2. —№ 3. — С. 111130.

215. Его ж е. К проблеме пространства у Гоголя: петербургская окраина // Изв. PAR Сер. лит. и яз.—2000. — Т. 59. — № 2. — С. 15-22.

216. Его же. Мотив «заколдованного места» в «Петербургских повестях» Гоголя // Кормановские чтения: Материалы межвузовской научной конференции /Отв. ред. Д. И. Черашняя. — Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та. — 1995. — Вып. 2. — С. 139-147.

217. Его же. Мотив ребенка в «Петербургских повестях» Гоголя // Творчество Пушкина и Гоголя в историко-литературном контексте. Сборник научных статей. — СПб.: Изд-во РГГМУ, 1999. — С. 68-73

218. Его ж е. О «фантастическом окончании» «Шинели» Гоголя // Литературоведение и журналистика. — Саратов, 2000. — С. 31-40.

219. Его же. Сюжет и авторская позиция в реалистическом гротеске // Проблемы исторической поэтики в анализе литературного произведения. — Кемерово, 1987. —С. 94-103.

220. Его же. Трансформация фолыслорно-мифологическихмотивов в «Петербургских повестях» Гоголя // Изв. PAR Сер. лит. и яз. —1993. — Т. 52. — № 1.

221. Его же. Фолыслорно-мифологические мотивы в «Петербургских повестях» Гоголя // Изв. РАН. Серия лит. и яз. — М., 1996. — Т. 55. — Вып. 1.—С. 44-54.

222. К р у т и к о в а Н Е. Н В. Гоголь. Исследования и материалы / АН Украины. Ин-т литературы им. Т. Г. Шевченко. — Киев: Наукова думка, 1992.

223. К у б а н о в И. Грамматика и топология Я-дискурса (Н. В. Гоголь. «Записки сумасшедшего») //Кубанов И. Пейзажи чувствительности: Вариации и импровизации. — М: Дом интеллект, книги, 1999. — С. 135-164.

224. Кудрявцева О. А. Петербургские повести Гоголя // Гоголь в школе. Сборник статей / Под ред. В. В. Голубкова и А. Н. Дубовикова. — М.: Акад. пед. наук РСФСР, 1954. С. 251-279.

225. Ее же. Проблема реалистического образа в петербургских повестях Гоголя. Автореф. дис. канд. филол. наук. — Без м. изд., 1947.

226. Купреянова Е.Н. Н.В.Гошль // История русской литературы. — Л., 1981.—Т. 2. — С. 530-579.

227. Ее же. Принципы "монументального" и психологического реализма в творчестве Гоголя, Бальзака и Лермонтова //Купреянова Е. Н, Макогонен-к о Г. П. Национальное своеобразие русской литературы. —Л., 1976.

228. Купчихина И.К. Герой «Шинели» Н.Гоголя: между реальностью и текстом // Филологические записки. — Воронеж, 1998. — Вып. 10. — С. 193-198.

229. Курганов Е. Похвальное слово анекдоту. — СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2001. — 288 с.

230. Кутафина Ю. Н. Предметный мир художественной прозы Н.В. Гоголя («Петербургские повести», «Мертвые души»). Автореф. дис. . канд. филол. наук/ Елецкий гос. пед. ин-т. — Елец, 1999. — 17 с.

231. Ее же. Пространственный образ Петербурга (По мотивам «Петербургских повестей» Гоголя) // Русская филология. Сборник тезисов харьковского лексикографического общества Харьковского гос. пед. ин-та им. Г. С. Сковороды. — Харьков, 1995.

232. Лазарева А.Н. Мировоззрение Н.В.Гоголя (соотношение эстетического, этического и религиозного), Автореф. дис. канд. фил ос. наук. — М., 1987.

233. Лебедев Ю. В. Историко-философский урок «Шинели» Н. В. Гоголя // Лит. в школе.—М., 2002. — № 6. — С. 27-30.

234. Лепахин В. Живопись и иконопись в повести Гоголя «Портрет». По редакции «Арабесок» // Dissertationes Slavicae. Материалы и сообщения по славяноведению. — Sectio Historiae Literarum. — XXII. — Szeged, 1997. — С. 49-84.

235. Его же. Икона в изящной словесности. Икона, иконопись, иконописцы, иконопочитание и иконные лавки в русской художественной литературе XIX — начала XX века — Сегед, 1999.—294 с.

236. Его же. Икона в русской художественной литературе. Икона и иконопочитание, иконопись и иконописцы. — М.: Изд-во Отчий дом, 2002.

237. Лившиц Е. И. Английский контекст повести Н. В. Гогшя «Портрет» // Сравнительно-исторические исследования. — М, 1998. — С. 107—119.

238. Его же. Гоголь и готическая традиция (еще раз об английском контексте «Портрета») // Русская филология. Сборник научных работ молодых филологов. — Тарту, 1998. — № 9. — С. 86-93.

239. Его же. Три портрета (английские параллели к «Портрету» Н.В. Гоголя // Русская филология.—Тарту, 1997.—№ 8. — С. 74-81.

240. Его же. Архетипический сюжет романа Ч. Р. Метьюрина «Мельмот Скиталец» и повести Н. В. Гоголя «Портрет» // Вестник молодых ученых. Гуманитарные науки. — СПб. 1998. — № 1 (3). — С. 19-23.

241. Линниченко И. А. Новые материалы для биографии Н. В. Гошля // Русская Мысль. —1896.—№ 5.

242. Лисенко в а Н. А. Могивационная сфера повести Гоголя «Шинель» // Проблемы жанрового многообразия русской литературы XIX веха — Рязань, 1976.

243. Лит. наследство. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. — Т. 58. — М.: АН СССР, 1952.

244. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы.—Л., 1979.

245. Лихачев Д. С., Панченко A.M. «Смеховой мир» Древней Руси. — Л., 1976.

246. ЛобыцинаМ. Мы так и не вышли из гоголевской «Шинели» // Комсомольская правда — 1991. —18 декабря.

247. Лопарев X. М Греческие жития святых УШи IX веков. — М., 1914.

248. Лотман Ю. М. Гоголь и соотнесение «смеховой культуры» с комическим и серьезным в русской национальной традиции // Труды по знаковым системам. — Вып. V. — Тарту, 1973.

249. Его ж е. Из наблюдений над структурными принципами раннего Гоголя // Уч. зап. Тарт. ун-та. — Труды по русской и славянской филологии. — Вып. 252. — Тарту, 1970.

250. Лукин В. А. Имя собственное — ключ к истолкованию текста (Анализ повести Н. В. Гоголя «Записки сумасшедшего») // Русский язык в школе. — М„ 1996. — № 1. — С. 63-69.

251. Лукпанова Г. Достоевский и «Шинель» Гоголя // Лит. учеба — М, 1980. — №6. — С. 194-197.

252. Магазаник Л. «Нос»: морфология и метафизика имени и тропа // Академические тетради.—<1996>.—№ 3. — С. 94-129.

253. М а й е р П Фантастическое в повседневном: «Невский проспект» Гоголя и «Приключение в ночь под Новый год» Гофмана // Поэтика русской литературы:

254. К 70-летию профессора Ю. В. Майна: Сборник статей. — М: Российский гос. гуманитарный ун-т, 2001. — С. 99-112.

255. Макогоненко Г. П. «Медный всадник» и «Записки сумасшедшего»: Из истории творческих отношений Гоголя и Пушкина // Вопросы лит. — М., 1979. — №6— С. 91-125.

256. Его же. Гоголь и Пушкин. Л., 1985.

257. Его же. Тема Петербурга у Пушкина и Гоголя //Пушкин А. С., Го-го л ь Н. В. Петербургские повести. — М., 1986. — С. 5-42.

258. Его ж е. Тема Петербурга у Пушкина и Гоголя. Проблемы преемственного развития // Нева. — 1982.—№8.

259. Мальцев М. И. Об эзоповском подтексте петербургских повестей Гоголя // Русская лит. — Л., 1972.—№ 3. — С. 89-97.

260. Манаенков В. Ф. Поэтический стиль повести Н. В. Гоголя «Шинель» // Стиль художеств, произв. — Уссурийский пед. ин-т. Тезисы докладов. — Уссурийск, 1969.

261. Мандельштам И. О характере гоголевского стиля. Глава из истории русского литературного языка. — Гельсингфорс, 1902.

262. Манн Ю. В. Карнавал и его окрестности // Вопросы литературы.— 1995. —Вып. 1.

263. Его же. Поэтика Гоголя.—М., 1978.

264. Его же. Поэтика Гоголя. 2-е изд., доп. — М, 1988.

265. Его же. Эволюция гоголевской фантастики// К истории русского романтизма. — М, 1973. — С. 219-258.

266. Его же. Путь к открытию характера // Достоевский — художник и мыслитель. — М., 1972. — С. 284-311.

267. Его же. Художник и «ужасная действительность»: (О двух редакциях повести Гоголя «Портрет» // Динамическая поэтика: от замысла к воплощению. — М., 1990 —С. 55-65.

268. Его же. Фантастическое и реальное у Гоголя // Вопросы литературы. — 1969.—№ 9. — С. 106-125.

269. Маркович В. Петербургские повести Н.В.Гоголя. — Л.: Худож. лит. Ленинградское отд-ние, 1989.—208 с. — (Массовая ист.-лит. б-ка).

270. Марченко Т. В. Бунт потрясенной души. (О стиле «Записок сумасшедшего» Н. В. Гоголя) //Филологические науки. — М, 1993. — № 4. — С. 10-23.

271. Машинский С.И.Гоголь. — М, 1951.

272. Его же. Художественный мир Гоголя. — М., 1979.

273. Машковцев Н. Г. Гоголь в кругу художников. — М, 1955.

274. Его же. Гоголь в кругу художников. — М: Искусство, 1980.

275. Мережковский Д. С. Судьба Гоголя//Новый Путь.—1903.—№ 1.

276. Его же. Гоголь ичорт. — М, 1992.

277. Мкртчян ЕС «Невский проспект» — «всеобщая коммуникация» петербургских повестей // Лит. Армения.—Ереван, 1984.—№ 7. — С. 89-98.

278. Могилянский А.П. А.С.Пушкин и В.Ф.Одоевский как создатели обновленных «Отечественных записок» // Известия АН СССР. Серия истории и философии. — М., 1949.—Т. 4. — № 3.

279. Молева Н.М. Загадка «Невского проспекта» // Знание—сила. — 1976.—№4.

280. Ее же. Четвертая профессия: (К вопросу о прототипах повести «Портрет») // Лепта. — М, 1995.—№27—С. 157-176.

281. Мордовченко Н.И. Гоголь в работе над «Портретом» // Учен. зап. ЛГУ. — Сер. Филологические науки. — Л., 1939.—Вып. 4. — С. 97-124.

282. Морозов IO. Г. Реалистические мотивировки метаморфоз в повести Н. В. Гоголя «Нос» // Гоголь и современность. — Киев, 1994. — С. 159-165.

283. Его же. Художественное время в повести Н. В.Гоголя «Нос» // Лпература та культура Пал1сся. — Вип. 7.—Н1~жин, 1996. — С. 84-85.

284. Мочульский В. Н. Малороссийские и петербургские повести Н.В. Гоголя (к истории художественного творчества). — Одесса, 1902.

285. Мревлишвили Т.Н. Речевая характеристика персонажей повести Н. В. Гоголя «Шинель». Автореф. дис. канд. филол. наук. — Тбилиси: Тбилисский ун-т, 1955.-20 с.

286. Музалевский М.Е. «Петербургскиеповести»Н.В.Гоголя: Специфика рецептивного цикла // Филологические эподы: Сборник статей молодых ученых. — Изд-во Саратовского ун-та. 2001. — Вып. 4.

287. Его же. Циклические элементы во внутренней архитектонике Петербургских повестей: «Невский проспект» // Проблемы изучения и преподавания литературе в вузе и школе: XXI век. — Саратов, 2000. — С. 54-59.

288. Мурашкина И. В., Трофимова И. В. Повесть Н. В. Гоголя «Портрет»: проблема смысла творчества // Текст: Узоры ковра: Научно-метод. семинар «TEXTUS». — СПб., Ставрополь, 1999. — Вып. 4. — Ч. 2. — С. 81-85.

289. Муръянов М.Ф. К истории древнерусского ономастикона // Религии мира. История и современность. Ежегодник. — М., 1989.

290. Набоков В. Николай Гоголь /Пер. с англ. Е. Голышевой; Публ. и подгот. текста В. Голышева; Вступ. заметка С. Залыгина // Новый мир. — 1987. — № 4. — С. 173-227.

291. Н г у е н Хыу Хоанг. Поэтика «Петербургских повестей» IL В. Гоголя: Автореф. дис. .канд. филол. наук. — М., 1994.

292. Некрасов А.С. Смысловая осложненность слова при повторной номинации в художественном тексте // Композиционное членение и языковые особенности художественного произведения. — М., 1987. — С. 79-87.

293. Никитенко А. В. Дневник. В3т.—<UL>, 1955.—Т. 1.

294. Николаев Д П. Смех—орудие сатиры. — М.: Искусство, 1962.

295. Норштейн Ю. Войти в гоголевскую «Шинель» // Человек. — 1990. —

296. Оболенский Д. О первом издании посмертных сочинений Гоголя // Русская Старина. — 1873.—№ 12.

297. О в ч а р о в а П. И. Жанровое своеобразие повести Гошля «Шинель» // Поэтика реализма. — Куйбышев, 1985. — С. 47-62.

298. Опульская (Громова) Л. Д. Проблемы текстологии русской литературы XIX века. Автореф. днед-ра филол. наук. — М., 1982.

299. Осадчая Л.А. «Шинель» Гоголя в парадигме религиозной культуры // Сибирский учитель. — 2003. — 1. — С. 54-56.

300. Ее же. Повесть «Невский проспект» как введение к «Петербургским повестям» Н. В. Гоголя // Молодая филология: Сб. научных трудов. — Вып. 4. — Ч. 1. — Новосибирск, 2002. — С 33-41.

301. Павлинов С. А. «Невский проспект» Н В. Гоголя: философские источники и символические параллели // Философские науки. — М., 1996. — № 1/4. — С. 117-132.

302. Его же. Философские притчи Гоголя. Петербургские повести. — М, 1997.

303. Е г о же. Повесть Н. В. Гоголя «Нос» и идея немецкой классической философии // Традиции в контексте русской культуры. Сборник статей и материалов / Под ред. В. А. Кошелева, А. В. Чернова. — 4.1. — Череповец, 1993. — С. 111-116.

304. Паламарчук ИГ. Примечания // Гоголь Н В. Арабески.— М, 1990.

305. Пал невский П. В. Место Гоголя в русской литературе //Гоголь: История и современность / Сост. В. В. Кожинов, Е. И. Осетров, П Г. Паламарчук. — М.: Сов. Россия, 1985.— С. 85-93.

306. Панаев И.И. Лит. воспоминания. — М., 1981.

307. Пан ич А. О. Нравственное и эстетическое в художественном мире гоголевской «Шинели» // Вопросы русской лит. — Львов, 1990. — Вып. 1 (55). — С. 27— 34.

308. Переписка Н. В. Гоголя. В 2 т. Вступ. ст. А. А. Карпова. Сост. и коммент. А. А. Карпова и М. Н. Виролайнен.—М., 1988.

309. Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым. — СПб., 1896. — Т. 3

310. Перуанен Э. Акакий Акакиевич Башмачкин и Святой Акакий // Slavica Fittlandensia. — Т. I. — Helsinki, 1984.

311. Петровский НА. Словарь русских личных имен.—М, 1980.

312. Петрунина Н.Н., Фрндлендер Г.М. Пушкин и Гоголь в 1831— 1836 годах // Пушкин. Исследования и материалы. — М; Л., 1969.—Т. 6.

313. Письмо Уварову. О периодических изданиях во Франции. (Из письма к Г. Управляющему Министерством Народного Просвещения). Париж. 19/31 Октября 1833 года // Журнал Министерства Народного Просвещения. — 1834. — № 1. — С. 119.

314. Плетнев П. А. Соч. и переписка. — СПб., 1885. — Т. 3.

315. Плетнева А. Повесть Н.В.Гоголя «Нос» и лубочная традиция // Новое лит. обозрение. — М., 2003.—№61. — С. 152-163.

316. Полякова С. В. Византийские легенды как литературное явление // Византийские легенды. — Л., 1972.

317. Пономарев С. Из писем к М. А.Максимовичу//Киевская Старина. — 1883.—№4.

318. Поспелов Г.Н.ТворчествоН.В.Гоголя.—М., 1953.

319. Пришвин ММ Незабудки. — М, 1963.

320. Прокаева Т. П. Идейно-стилистическое решение проблемы личности и среды в повести Н. В. Гоголя «Шинель» // Вопросы русской лит. — Львов, 1980. — Вып. 2—С. 112-119.

321. Проскурин О. А. Комментарии // Арзамас. Сб. в 2-х кн. — М, 1994. — Кн. 1.

322. Проскурина В. Ю. Второй «Портрет» Гоголя // Новые безделки. Сборник статей к 60-летию В. Э. Вацуро. — М: Новое лит. обозрение, 1995-1996. — С. 223-236.

323. Пумпянский Л. В. О «Записках сумасшедшего» Н. В. Гоголя // Преподавание литературного чтения в эстонской школе / Сост. В. Н. Невердинова. — Таллин, 1986.

324. Пушкин <А. С> Поли. собр. соч.: В 16 т. — М.; Л.: АН СССР, 19371950.

325. Его же. Собр. соч.:В 10т. — М, 1974-1978.

326. А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Вступ. статья В. Э. Вацуро. Сост и примеч. В.Э. Вацуро, М. И. Гиллельсона, Р.В. Иезуитовой, Я. Л. Левкович. В 2 т. — М: Худож. лит., 1985.

327. Пьецух В. Из цикла «Рассуждения о писателях». Нос // Дружба народов. — М., 1997.—№ 4. — С. 109-119.

328. Раков Ю А. Петербург — город литературных героев: Учебное пособие по курсу «Краеведение». — СПб.: Химия, 1997.

329. Р е й с е р С. А. «Все мы вышли из гоголевской «Шинели». (История одной легенды) // Вопросы лит. — М, 1968. — № 2. — С. 184-187.

330. Рейсер С. А. К истории формулы: «все мы вышли из гоголевской «Шинели» И Поэтика и стилистика русской литературы.—Л ., 1971. — С. 187—189.

331. Розанов В. В. Как произошел тип Акакия Акакиевича // Русский вестник. —1894. — Март.

332. Его же. Несовместимые контрасты жития. — М., 1990.

333. Р у д е н к о В. Ф. Проблема личности в Петербургских повестях Гоголя. Автореф. дисканд. филол. наук / Одесский гос. пед. ин-т. — Одесса, 1945.

334. Рязанове кий Ф. А. Демонология в древнерусской литературе. — М., 1916.

335. С а а к я и П. Т. Образ «кроткого маленького человека» в повести Гоголя «Шинель» // Сборник трудов Ереванского пед. ин-та. — 1951. — № 3. — С. 231—262.

336. Салтыков-Щедрин М. Е. Полн. собр. соч.: В 20 т. (в 24 кн.). — М.: ГИХЛ, 1933-1941.

337. Серапионова З. Гофмановские мотивы в петербургских повестях Гоголя // Лит. учеба. — М, 1939.—№ 8. — С. 78-92.

338. Сергиева Н.Н. Характеры и ситуации в повести ИВ.Гоголя «Нос» // Проблемы поэтики и истории литературы. — Одесса, 1984. — С. 147-157.

339. Сидоренко В.Л. Средства выражения художественного времени и их роль в формировании образа персонажа в повести Н. В. Гоголя «Портрет» // Литература та культура Полюся. — Вип. 9. — Шжин, 1997. — С. 51-59.

340. Сидоренко В.А. Художественное время в повести Н.В.Гоголя «Шинель» // Ллсратура та культура Полюся. — Вып. 16. — Н1жин, 2002. — С. 89-92.

341. С и к о р с к ий И. А. Психологическое направление художественного творчества Гоголя. — Киев, 1911.

342. Слонимский А. Техника комического у Гоголя. — Петроград, 1923.

343. Слюсарь А.А. О жанровых особенностях «Записок сумасшедшего» // Вопросы русской литературы.—Львов, 1987. — Вып. 1. — С. 68-76.

344. Смирнова А.О.Записки,дневники,воспоминания,письма — ML, 1929.

345. Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. Изд. подг. С. В. Житомирская. — М.: Наука, 1989.

346. Степанов Н.Л.Н.В. Гоголь. Творческий путь. 2-е изд. — М, 1959.

347. Сурков Е.А. Архаические жанровые формы в повестях Пушкина и Гоголя («Станционный смотритель» и «Шинель») // Проблемы исторической поэтики в анализе литературного произведения. — Кемерово, 1987. — С. 48-59.

348. Его же. Тип героя и жанровое своеобразие повести Н. В. Гоголя «Шинель»// Типологический анализ литературного произведения. — Кемерово, 1982.— С. 67-74.

349. Суркова К. В. «Мельмот Скиталец» Ч. Р. Метыорина и «Портрет» Н. В. Гоголя: проблема традиций // Филология в системе современного университетского образования.—М., 2002.—Вып. 5. — С. 55-58.

350. Су с ы к и н А. А. Символ как доминанта системы изобразительных средств в Петербургских повестях I I. В. Гошля // Актуальные проблемы общего, исторического, сопоставительного языкознания и литературоведения. — М, 1988. — С. 334-341.

351. Таран В.В. Семантика собирательности в произведении Н.В.Гоголя «Портрет» // Литература та культура Поонсся. — Вып. 9. — №жин, 1997. — С. 49-51.

352. Террас В. «Шинель» Гоголя в критике молодого Достоевского // Записки русской академической группы в США.—Т. XVII.—New Yoric, 1984. — С. 75-81.

353. Т и к о ш и Л. «Испанская тема» в «Записках сумасшедшего» Н. В. Гоголя // Разноуровневые единицы языка и их функционирование в тексте. — СПб., 1992. — С. 140-149.

354. Тихонравов Н. С. Примечания редактора и варианты //Гоголь Н. В. Соч 10-е изд. — М., 1889. — Т. 5.

355. Толстой Л. П. Собр. соч.: В 14томах. — М:ГИХЛ,1937.—Т. 13.

356. Травушкин Н. С. Сюжет повести Гоголя «Шинель» //Вопросы рус. зарубежной литературы. — Куйбышев, 1962. — С. 96-109.

357. Турбин В Н. Герои Гоголя. — М, 1983

358. Его же. Пушкин,Гоголь,Лермонтов. — М, 1978.

359. Ульянов Н И. Арабеск или апокалипсис? // Петербургский журнал. — 1993.—№1/2. —С. 105-116.

360. Его же. Арабеск или Апокалипсис?// Юность.—2000. — № 7—8.

361. Его же. Арабеск или апокалипсис? Гоголь, «Нос»: непривычный взгляд/ Публ. А. Дунаева // Лит. Россия.—М., 1989. — 15 декабря. — № 50. — С. 18-19.

362. Его ж е. На гоголевские темы: Кто подлинный создатель «демонического» Петербурга? // Новый журнал. — (Нью-Йорк), 1969. — № 94. — С. 103-111.

363. Его ж е. На гоголевские темы. Кто подлинный создатель «демонического» Петербурга?//Гоголь П.В.Петербургские повести. — М.: Издательский Дом Синергия, 2001.—С. 329-337.

364. Фангер Д. (США). В чем же, наконец, существо «Шинели» и в чем ее особенность // Гоголь: Материалы и исследования. — М, 1995. — С. 50-61.

365. Федотов Г. П. Святые Древней Руси (X-XV11 ст.)—New York, 1959.379. <Ф еодор (Бухарев А. М.), архимандрит>. Три письма к Н. В. Гоголю, писанные в 1848 году. — СПб., 1861.

366. Фридлендер Г. М. Поэтика русского реализма.—Л, 1971.

367. Фридман Н.В. Влияние «Медного всадника» Пушкина в «Шинели» Гоголя // Искусство слова.—М.: Наука, 1973. — С. 170-176.

368. Его же. Пушкинские темы в «Портрете» Гоголя // Русская лит. — Л, 1963.—№ I. —С. 105-122.

369. Его же. Тема «маленького человека» в творчестве Пушкина и Гоголя// А. С. Пушкин и русская литература.—Калинин, 1983. — С. 32-51.

370. Фу к с о н JI. Ю. Символический и ценностный аспекты интерпретации литературного произведения. (Повесть Гоголя «Невский проспект») // Известия РАН. — Серия лит. и яз. — М, 1997. — Т. 56. — № 5. — Сентябрь-октябрь. — С. 22-29.

371. Хелльберг-ХирнЕ. «Невский проспект» в свете постмодернизма// Studia Russica Helsingiensia et Tarttuensia Helsinki. — 1996. — C. 323—334.386. <Хитрово E. A> Гоголь в Одессе. 1850-1851 // Русский Архив. — 1902. — № 3. — С. 543-562.

372. Ходасевич Вл. Петербургские повести Пушкина И Пушкин—Титов. Уединенный домик на Васильевском. — М, 1915. — С. 9-14.

373. Хомук Н В., Янушкевич А, С. Отзвуки притчи о блудном сыне в Петербургских повестях Н. В. Гоголя // «Вечные» сюжеты русской литературы. («Блудный сын» и другие).—Новосибирск, 1996.

374. Хранченко М. Б. Петербургские повести Гоголя // Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз. — 1952. — Т. XL — Вып. I. — С. 3-30.

375. Его же. Юмор и сатира в творчестве Гоголя // Литературная учеба — 1936.— №1.

376. Христенко М. А. «Ах, Невский. Всемогущий Невский!.» (Урок внеклассного чтения по повести «Невский проспект» Гоголя в VII классе) // Литература в школе. — М., 1989.—№2. — С. 70-74.

377. Цивильская Н.П. «Странное» в петербургских повестяхН.В.Гоголя// Межвузовский сборник научных статей /Международная академия бизнеса и банков, дела и др. Серия Филология. — Тольятти, 1998. — № 1. — С. 16-18.

378. Черашняя Д.И. «Записки сумасшедшего» Н. В. Гоголя: гипотеза нераскрытой пародии // Кормановские чтения.—Ижевск, 1994.—Вып. 1. — С. 114—129.

379. Чернова Т.А. Новая шинель Акакия Акакиевича // Лит. в школе. — ML, 2002.—№ 6. — С. 24-26.

380. Чернышева Е. Г. Мифопоэтические мотивы в русской фантастической прозе 20-40-х годов XIX века: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / Мое. гос. пед. ун-т. — М., 2001. — 33 с.

381. Чернышевский Н.Г. Сочинения и письма Н. В.Гоголя//Поли. собр. соч.: В 16 т. — М., 1939-1953.

382. Чижевский Д. И. Неизвестный Гоголь // Новый журнал. — (Нью-Йорк), 1951 — № 27. — С. 126-158.

383. Е г о ж е. О «Шинели» Гоголя // Современные Записки. — Париж, 1938. — №67. —С. 172-195.

384. Его ж е. О «Шинели» Гоголя / Предисл., прим. и подгот. текста М. Васильевой //Дружба народов.—М., 1997.—№ 1. — С. 199-218.

385. Чудаков Г. И. Отношение творчества Гоголя к западноевропейским литературам. — Киев, 1908.

386. Шамбинаго С. Трилогия романтизма. (Н. В. Гоголь).—М., 1911.

387. Шароева Т. Г. Принципы художественного изображения жизни в Петербургских повестях Н. В. Гоголя // Уч. зап. /Азербайджанский ун-т. — 1958. — №1. — С. 109-120.

388. Ее же. Петербургские повести Н. В. Гоголя в литературно-критической борьбе 30-х — начала 40-х годов. — Тбилиси, 1959.

389. Ш е н р о к В. И. Друзья и знакомые Николая Васильевича Гоголя в их к нему письмах // Русская Старина. — 1889. — № 8.

390. Его же. Материалы для биографии Гоголя. — М., 1892.— Т. 1; М., 1893. — Т. 2; М., 1895. — Т. 3; М., 1896.—Т. 4.

391. Его же. Петербургские повести Гоголя //Гоголь Н.В. Петербургские повести.—М.: Синергия, 2001. — С. 323-329.

392. Шкловский В.Б. «Шинель» //Шкловский В. Б. Повести о прозе: Размышления и разборы. — М, 1986. — Т. 2. — С. 92-103.

393. Его же. Заметки о прозе русских классиков.—М., 1966.

394. Его же. Энергия заблуждения.—М., 1981.

395. Ш л а и н М. И. Эволюция гротеска в петербургских повестях Н. В. Гоголя // Вестник Московского ун-та. Филология. — М, 1971. — X® 4. — С. 16-25.

396. Ill л я п к и н И. А. Из неизданных бумаг А. С. Пушкина. — СПб., 1903.

397. Его же. «Портрет» Гоголя и «Мельмот-Скиталец» Матюрена // Литературный Вестник. —1902.—Т. 3. —Кн. 1-4.

398. Шумихин С. В. Пудель-казначей // Новое лит. обозрение. — М, 1993. — №31. —С. 206-209.

399. Щербина В. Н. В. Гоголь. (К 130-летию со дня рождения) // Красная звезда. —1939. — 30 марта.—№ 72. — С. 3.

400. Эгеберг Э. Филантропическое и эротическое в «Шинели» Гоголя // Scando Slavica. — Copenhagen, 1988.—Т. 34. — С. 29-40.

401. Эйхенбаум Б.М. Как сделана «Шинель» Гоголя // Поэтика. Сб. — Пг., 1919.

402. Его же. Как сделана «Шинель» Гоголя //Эйхенбаум Б. М. О прозе.—Л., 1969.

403. Эпштейн М.Н. О значении детали в структуре образа//Вопросы литературы. — 1984.—№ 12.

404. Его же. Князь Мышкин и Акакий Башмачкнн (к образу переписчика) // Эпштейн М. II. Парадоксы новизны. — М., 1988.

405. Язык Н. В. Гоголя / Кожин А. Н., Веденяпина Э. А., Кожевникова Н. А. и др.; Под ред. А. Н. Кожина. — М.: Высшая школа, 1991. — 176 с.

406. Яковлев В. В. Эволюция героя и авторская позиция в повести Н. В. Гоголя «Записки сумасшедшего» // Современные проблемы метода, жанра и поэтики русской литературы. — Петрозаводск, 1991. — С. 89-94.

407. Янушкевич А.С. «Записки сумасшедшего» Н.В.Гоголя в контексте русской литературы 1920-1930-х годов // Поэтика русской литературы: К 70-летию профессора Ю. В. Манна: Сборник статей. — М.: Российский гос. гуманитарный ун-т, 2001. —С. 193-212.

408. Янушкевич А. С. Повесть Н. В. Гоголя «Нос» в контексте русской культуры 1920-1930-х годов // Литературоведение и журналистика. — Саратов, 2000. — С. 66-79.

409. Янчевская А. Ю. Две редакции «Портрета» в контексте эволюции эстетических представлений Н. В. Гоголя // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. — Тверь, 1996. — С. 162-163.

410. Ее же. Картина и икона в двух редакциях повести «Портрет» Н. В. Гоголя// Проблемы романтизма в русской и зарубежной литературе. —Тверь, 1996. — С. 82-85.

411. Beltrame F. Teoria del grottesco. Con un'esemplificazione nel racconto di N. V. Gogol'. — И naso: <Venezia>, Edizioni della Laguna, 1996.

412. D г i s s e n F.G. Gogol as chort story writer. A stidu of his techique of composition. — Paris; the Hague; London, 1965.

413. Erlich V. Gogol. — Yale University Press, New Haven, 1960.

414. Fanger D. The Creation of Nikolai Gogol.— The Belknep / Harvard Press, Cambridge, Massachusetts, 1979.

415. Fanger D. Dostoevsky, Romantic and Realism. Chicago University Press, Chicago, 1967.

416. Fromm E. Possessions or existence? — Frankfurt, 1981.

417. Hume K. Fan tasty and Mimesis / Response to Reality in Western Literature. — Methuen; New York; London, 1984.

418. Jackson R. Fantasty, The Literature of Subversion. — Methuen; New York; London, 1981.

419. Karas J. Фантастическое в творчестве М.Булгакова и Н Гоголя («Петербургские повести» — «Дьяволиада» — «Мастер и Маргарита») // Studia rossica posna-niensia. —1993. — Z. 23.— S. 53-60.

420. К u п g Н. Projekt weltbetbos. — Berlin, 1978.

421. P h e 1 p s W. L. Essays on Russian novelists. — New York, 1911.

422. Seidel-Dreffke B. Uberlegungen zur Interpretation von Gogol's «Nevskij prospect» // Wiener slavistisches Jb. (Viennese Slavonic yb.) — Wien, 1992. — Bd. 38. — S.267-278

423. Schweitzer A.KulturundEthik. — Munchen, 1960.