автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Проблемы цикла и циклизации в творчестве В. Ф. Ходасевича

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблемы цикла и циклизации в творчестве В. Ф. Ходасевича"

На правах рукописи

РГВ од

БАРАНОВ Сергей Валерьевнч

ПРОБЛЕМЫ ЦИКЛА И ЦИКЛИЗАЦИИ В ТВОРЧЕСТВЕ В. Ф. ХОДАСЕВИЧА

10.01.01 —русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата филологически* наук

Волгоград 2000

Работа выполнена в Волгоградском государственном университете.

Научный руководитель — доктор филологических наук, профессор

Альфия Исламовна СМИРНОВА. Официальные оппоненты — доктор филологических наук, профессор

Анатолий Сергеевич КАРПОВ; — кандидат филологических наук, доцент Галина Георгиевна ЖУКОВА. Ведущая организация — Ставропольский государственный

университет.

Защита состоится 13 октября 2000 года в 10.00 часов на заседании диссертационного совета Д 113.02.01 в Волгоградском государственном педагогическом университете (400005, Волгоград, пр. Ленина, 27).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан \ \ <хнг- ^ 2000 г.

I

Учёный секретарь

диссертационного совета / у

доктор филологических наук, Шм^Ч^р В. П. МОСКВИН

профессор '

111<СГ3 ~ Р) С2 _ и \

Л О-э. Ьо

Общая характеристика работы

Изучение творчества одного из лучших поэтов русской эмиграции Владислава Фелициановича Ходасевича (1886-1939) началось в нашей стране не так давно, хотя, в отличие от многих других писателей русского зарубежья, о нём иногда вспоминали и даже до 1986 года его произведения изредка публиковались в периодике. Первые попытки осмыслить наследие

B. Ф. Ходасевича были сделаны советскими мемуаристами и учёными Л. Чертковым, Н. Чуковским, А. Карповым, Л. Любимовым, В. Орловым и другими. Иностранные исследователи, опираясь прежде всего на эмигрантские работы В. Вейдле, Г. Адамовича, Н. Берберовой, Г. Струве, а также на прижизненную критику, опубликовали в послевоенные годы ряд ценных статей (Р. Хьюз, Д. Малмстад, Р. М. Хагглунд и др.), несколько диссертаций (Ф. Редли, В. Шмид, Р. Силвестер, Д. Бетеа, Д. Миллер, Ф. Гёблер); Д. Бетеа принадлежит и обширная монография "Khodasevich. His Life and Art". -Princeton, 1983).

Первая в России за шестьдесят с лишним лет книга Ходасевича ("Державин". - M, 1988) и поток публикаций в газетах и журналах сопровождались предисловиями и комментариями, в которых намечался круг исследовательских вопросов и предварялись работы общего характера. Содержательные статьи и заметки Н. Богомолова, С. Бочарова, М. Безродного,

C. Богатырёвой, А. Зорина, М. Долинского и И. Шайтанова, В. Перельмутера, С. Шумихина и многих других критиков позволили заложить фундамент для дальнейшего изучения творчества поэта. Наконец появилась монография на русском языке (И. 3. Сурат. Пушкинист Владислав Ходасевич. - М.: Лабиринт, 1994), а также диссертации Е. Г. Малышевой (Идиостиль Владислава Ходасевича (Опыт когнитивно-языкового анализа). - Омск, 1997) и Е. М. Петровской (Поэтика прозы В. Ф. Ходасевича. - М., 1998). Эти труды, а также обобщающие работы Ю. Левина, Н. Богомолова, С. Бочарова, С. Фомина

представляют собой наиболее важный вклад в дело изучения наследия Ходасевича.

Объектом исследования является процесс циклообразования в русской литературе начала XX века и деятельное участие в нём В. Ф. Ходасевича -поэта, прозаика и критика.

Предмет исследования — художественные особенности циклов писателя.

Актуальность диссертации определяется тем, что пока ещё совокупность циклов-книг В. Ф. Ходасевича не была предметом специального исследования, хотя попытки выделить особенности некоторых из них предпринимались (например, в статье Д. М. Магомедовой, монографии И. 3. Сурат и других работах, обсуждаемых во второй и третьей главах). Циклизация же для этого поэта, как и для некоторых его современников, являлась основным принципом творчества. Избранный аспект изучения позволяет прикоснуться к самым основам мировоззрения Ходасевича и осмыслить его книги в качестве целостных произведений. Художественные особенности поэтических и прозаических циклов этого автора также привлекали внимание Н. Богомолова, С. Бочарова, Н. Котрелева, однако намеченные литературоведами решения не выходили за рамки отдельных книг, тогда как суммирующее доказательное решение вопроса откладывалось.

Сложилась устойчивая читательская и издательская практика, при которой по существу игнорируются циклические конструкции - во многих сборниках они представлены в сокращённом виде или вовсе разрушены, а интерпретаторы зачастую подменяют вопрос целостности рассуждениями о "настроении" (факторе важном, но далеко не единственном). Между тем при игнорировании, скажем, циклов Ходасевича не учитывается целая группа произведений большого поэта, причём далеко не второстепенных. Тексты циклов не следует также воспринимать как "дополнительные" по отношению к известным стихотворениям или очеркам, которые давно обрели

самостоятельную жизнь. Напомним о том, что свой творческий путь авторы во множестве случаев измеряют книгами, считают их главными вехами своего развития. Разумеется, целостность цикла не отменяет самостоятельного статуса произведений, входящих в него. При этом тексты составных частей цикла, очевидно, могут приобретать добавочное значение, не обязательно совпадающее с тем, что открывается после автономного прочтения любой га них.

Вслед за Л. Е. Лялиной мы называем циклизацией "объединение групп самостоятельных произведений в новые многокомпонентные художественные единства - циклы"1. Количественный рост образований такого рода в русской литературе конца прошлого - начала нашего века породил интерес к вопросу об их специфических свойствах и статусе. Размышления авторов и критиков, а затем - в 1920-1950-е годы - некоторые наблюдения Ю. Н. Тынянова, Б. В. Томашевского, Б. М. Эйхенбаума подготовили базу для плодотворной работы цикловедов второй половины века.

Считается, что в русской науке 1960-х годов осмысление данного вопроса было стимулировано общим интересом к поэзии "серебряного века" и в особенности к наследию А. А. Блока и В. Я. Брюсова, "для которых цикличность явилась определяющим принципом творчества"2. Первые теоретические обобщения В. А. Сапогова появились почти одновременно с работами Л. Я. Гинзбург, 3. Г. Минц, Л. К. Долгополова, П. П. Громова, посвящёнными главным образом поэтике блоковских циклов. Не остались без внимания и авторы девятнадцатого века - от Пушкина до Чехова; их циклы рассматривались Н. В. Измайловым, А. М. Гаркави, Г. И. Соболевской и другими. Речь шла уже не только о лирических, но и об эпико-повествователышх, а также о критических циклах (А. С. Янушкевич, Ю. В. Лебедев, Н. Н. Старыгина, Н. Н. Соболевская, Б. Ф. Егоров и др.). В

1 Лялина Л. Е. Литературная циклизация (к истории изучения)//Русская литература. -1998. - №1. - С. 170.

3 Там же, с. 171 (см. также: Ляпииа Л. Е. Циклизация в русской литературе XIX века. - СПб., 1999).

1970-1980-е годы обобщался накопленный материал, причём основными объектами анализа оставались стихотворные тексты. Разрабатывались их классификации, выявлялись типы связей и конструктивные особенности, обсуждалась жанровая природа.

Метод анализа, использованный нами, градационен. Учтён опыт по изучению цикла ведущих специалистов в данной области - М. Н. Дарвина, И. В. Фоменко, Н. Н. Старыгиной, В. А. Сапогова, Л. В. Красновой, А. С. Янушкевича, Б. Ф. Егорова и других. Исследовательский путь, избранный ими, представляется нам плодотворным: обычно последовательное описание частей цикла сопровождается выявлением и характеристикой связей между ними, что позволяет учитывать важнейшие особенности жанра, потому что при этом в центре внимания оказывается цикл как целостность, своеобразный метатекст.

Основная цель диссертации заключается в исследовании процессов циклообразования в творчестве В. Ф. Ходасевича, в определении своеобразия подхода поэта к проблемам цикла и циклизации. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

выявить факторы и связи, за счёт которых циклические конструкции Ходасевича приобретают черты целостных произведений;

раскрыть степень значимости факторов единства и организованности для всего творчества этого писателя;

выяснить, в какой мере его отношение к циклизации обусловлено философскими и эстетическими устремлениями;

рассмотреть циклы писателя и обозначить единую доминанту его творческого пути как результат взаимодействия различных типов циклизации;

определить соприкосновения и расхождения взглядов поэта с господствовавшими в его время мнениями о роли циклизации в литературе.

Методология исследования опирается на системный подход к явлениям

словесного искусства, поскольку цикл представляет собой целостную систему, то есть отграниченное множество взаимодействующих элементов. "Цикл, — писал И. В. Фоменко, — оказался идеальной моделью фундаментальных свойств систем..."3.

Методы исследования определяются опытом, накопленным литературоведением при изучении свойств цикла как художественного целого. В работе также использованы принципы герменевтики, элементы интертекстуального подхода (Ю. Кристева, Р. Барт и др.), исторгасо-функционального изучения литературы (М. М. Бахтин, С. С. Аверинцев).

Материалом данного исследования служат циклы В. Ф. Ходасевича, изданные им самим в следующих книгах: "Молодость" (1908), "Счастливый домик" (3923, впервые - 1914), "Собрание стихов" (1927), "Статьи о русской поэзии" (1922), "О Пушкине" (1937), "Некрополь" (1939). За пределами круга подробно рассматриваемых произведений по различным причинам остались сборник переводов "Из еврейских поэтов" (1921), неудовлетворительное издание "Поэтического хозяйства Пушкина". (1924) и художественная биография "Державин" (1931), являющаяся целостностью иного порядка. Эти тексты, как, впрочем, и ранние редакции указанных циклов, а также иные сочинения поэта привлекались по мере необходимости.

Научная новизна диссертации обусловлена её главной целью и связана с обращением к имени и наследию В. Ф. Ходасевича. Проблема циклообразования в его творчестве поставлена исследователями довольно давно, её затрагивают многие современные учёные. Однако дело часто ограничивается простой констатацией фактов, тогда как циклизация, на наш взгляд, является одной из основных и важнейших сфер внимания поэта, что прямо отражается и в его теоретических построениях, и в художественной практике. Этим и обусловлена научная новизна нашей работы, принципиальным положением которой является мысль о зависимости данной

ЭФомекко И. В. Лирический цикл: становление жанра, поогика. -

5

Тверь, 1992.-С. 4.

литературоведческой категории от общефилософских основ мировидения В. Ф. Ходасевича.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что полученные данные о циклах поэта дополняют общую картину распространения произведений этого жанра в двадцатом веке, способствуют выявлению закономерностей их построения и восприятия, что поможет приблизить решите проблемы цикла. Теоретическое осмысление данного вопроса осуществляется через накопление опыта анализа конкретного цикла.

Практическое значение. Материалы и результаты данного исследования могут быть использованы в вузовских курсах, спецкурсах и спецсеминарах по истории русской литературы XX века и литературы русской эмиграции, а также по теории циклизации.

Апробация материала. Материалы исследования обсуждались на научно-практической межвузовской конференции студентов и молодых ученых Волгоградской области (Волгоград, 1997), научных конференциях профессорско-преподавательского состава, молодых ученых и студентов Волгоградского государственного университета (Волгоград, 1997, 1998, 1999, 2000), Пушкинских чтениях, посвященных 200-летию великого поэта (Волгоград, 1999).

На защиту выносятся следующие положения:

творческий путь В. Ф. Ходасевича представляет собой своего рода "цикл циклов" - от книги стихов "Молодость" (1908) до итогового "Некрополя" (1939) в прозе, причем цикл выступает как основное средство организации художественного материала;

книга стихов венчала собой этап духовной эволюции писателя, и во многом именно этим объясняется почти полное прекращение его поэтической деятельности после 1927 года: период "Европейской ночи" продолжался и после выхода одноимённого цикла, а поздние прозаические книги Ходасевича ("Державин", "О Пушкине", "Некрополь") целиком

обращены в прошлое;

постоянное внимание поэта к "теориям вечного возвращения" позволяет предположить, что формы его литературной работы напрямую зависят от когда-то воспринятых представлений о "циклическом времени" и круге как воплощении божественной гармонии;

эти предпочтения во многом определяются общей атмосферой русской культуры начала XX века и сопоставимы со взглядами некоторых писателей той эпохи (В. Я. Брюсов, Андрей Белый и др.);

каждый из циклов Ходасевича замышлялся как единый текст, что не исключало, конечно же, внесения в него уточнений при переизданиях;

адекватное авторскому прочтение любой части цикла поэта может быть достигнуто только при её соотнесении с контекстом, а изолированное восприятие часто приводит к неверным интерпретациям.

Объём и структура диссертации. Общий объём диссертации - 246 страниц. Она состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и списка использованной литературы.

Основное содержание работы

Поставленные задачи диктуют следующее расположение материала. Во введении обосновываются характер и задачи исследования, определяются его актуальность и научная новизна, даётся обзор литературы по проблемам циклизации.

В первой главе "Философско-эстетические воззрения В. Ф. Ходасевича: поиски невидимой гармонии" рассматриваются предпосылки формирования философских и эстетических воззрений поэта, его отношение к задачам и типам циклизации в сопоставлении со взглядами иных писателей эпохи. Цикличность для Ходасевича, как и для некоторых других авторов - его современников, являлась основным принципом творчества Сам он в предисловии к книге "О Пушкине" выражал надежду на то, что ему удалось обозначить не высказанные

поэтом прямо, но сопровождавшие его мысли, и если подобным образом подойти к наследию Ходасевича, то общей его идеей будет преображение мира в изначальной целостности. Вопрос о соотношении жизни и творчества волновал его постоянно, эталоном для Ходасевича служат Державин, "создавший" своё время, или Путлищ, сумевший сделать системой всё написанное (на другом же полюсе находится, скажем, Е. Ростопчина, не подчинявшая реальности творимому).

На наш взгляд, мировоззрению поэта в высшей степени было свойственно стремление к постоянной работе над созиданием, как сказано в стихотворении "Покрова Майи потаённой..." (1922), "светлого космоса"4, и, таким образом, желание противопоставить нечто упорядоченное и нераздельное тому бесформенному хаосу, который он наблюдал вокруг себя и — иногда — внутри себя, в своей душе. Это качество проявлялось, например, в его критической прозе. Ходасевич часто выделяет из творческого наследия автора, о котором пишет, "несобранный" или "читательский" цикл (таковы статьи о Пушкине, Бунине, Есенине). Найти повторы тем, образов, приёмов в чужом произведении или группе произведений значило для поэта организовать их, сделать так, чтобы сквозь тексты проступили черты облика их автора.

Формы реализации "идеи цикла" в творчестве Ходасевича многообразны, сама эта идея распространяется на историю и бытие в целом. Чувствуя, что мир находится на грани распада, что он становится невыносимо мозаичным, поэт стремится преодолеть душевную дисгармонию, нащупать соединительные звенья между фрагментам. Если вокруг — тьма и беспорядок, он обязан противостоять им, "воссоздавать мечтой" истинную реальность ("Звёзды", 1925). Внешними выражениями этой потребности стали, с одной стороны, общеизвестная ориентация Ходасевича на классическую поэтику, словарь и ритмы пушкинской и допушкинской эпох, а с другой — максимальное

4 Ходасевич В. Собрание сочинений в четырёх томах. - Т. 1. - М. : это издание даны в тексте с указанием номера тома и страницы.

Согласие, 1996. - С. 237. Далее ссылки на

использование в художественной практике возможностей циклизации. Вот почему с такой болью он воспринимал симптомы тления и разрушения, те "пробелы", о которых сказано в стихотворении 1921 года "Автомобиль".

Категориями бытия, перенесёнными на творчество, Ходасевич оперирует нередко, как и понятиями космоса и хаоса. К примеру, в статье 1928 года "О Тютчеве" он писал о раздвоенности близкого ему поэта, не находившего ответа на вопрос о благе, и, чтобы показать собственную причастность к дальнейшим выводам, использовал самоцитирование. Тютчев страдал из-за своей способности слышать хаос, а утешением ему должна была служить вера в высшее начало, религиозное преодоление беспорядка Человеку доступна вера в "божественную цельность", художник же способен делом доказать её существование, моделируя гармоничные миры в своём искусстве. Этого можно достичь не только за счёт таланта, но и с помощью комбинаторных способностей, рельефно проявляющихся при группировке частей цикла. В статье "Юнкера" (1932) Ходасевич настаивал на исключительной значимости формы литературного произведения, которая может выражать самую "сокровенную" мысль писателя, что сопутствует его книгам и не получает непосредственного воплощения. Циклический принцип позволил сделать осязаемой идею скрытого единства мира, постигаемого при наличии творческих или религиозных возможностей, а сам цикл выступает в таких случаях как бы моделью "большого" мира и примером для него.

Ключ к философии А. И. Куприна Ходасевич видит в форме "Юнкеров", настаивая на том, что кажущаяся фрагментарность книги — лишь средство, помогающее постичь скрытое единство мира. Вероятно, подобным "ключом" к философии автора статьи может служить форма его собственных книг. Предполагаем, что это миропонимание поначалу было "неосознанной мыслью", прояснение же еб произошло, скорее всего, после революции. Форма цикла позволила почти идеально воплотить философию Ходасевича, его чувство тайной целостности бытия. "Единосущность и несшшшость" частей цикла

дали возможность показать, каким мир кажется и каков он на самом деле (или каким он должен быть).

Пространство текста замыкается в круг и становится органичным, но то время, что его породило, пугающе несовершенно. Приверженность Ходасевича, как и многих других писателей эпохи, к теории исторического круговорота закономерна, так как эта концепция объясняет преобладание зла в настоящем без ущерба для подспудной целостности - во тьме есть свой свет, и он восторжествует. В стихотворениях "Путём зерна" и "Дом", в записной книжке, очерке "Сологуб" и т. д. поэт выстраивает последовательность времени, в которой сменяются взлёты и падения, эпохи подъёма и мрака, образуя цикл жизненных стадий. Собственно, даже не столь важно, верил Ходасевич в саму идею круговорота истории или просто надеялся, что тяжёлые времена закончатся. В очерке о Сологубе он глухо упоминает о противоречивости такого "ключа к творчеству" и возможной критике подобных взглядов. Нам же представляются показательными его постоянные возвращения к образу упорядоченного времени, при котором замкнутые периоды, подобные друг другу, сменяются согласно высшей воле. Организованность пространства и времени, таким образом, оказывает непосредственное влияние на воплощение мира в произведениях Ходасевича, среди которых главенствующее положение занимают циклы. Эта форма позволяет, во-первых, передать скрытую организованность пространства (при видимом его несовершенстве), во-вторых, объясняет причины этого кажущегося беспорядка (посредством заложенной в цикл идеи круга, которая соотносится со временем). Особое значение приобретает воплощение схожей доктрины в творчестве Андрея Белого, близкого друга Ходасевича, и некоторых других авторов того времени. Теория исторического круговорота в начале XX века получила широкое распространение. Например, в "Кризисе культуры" (1920) Андрей Белый, отталкиваясь от Ницше, провозглашал идею спирали, вечно обновляющегося крута, а последняя по времени обширная работа, с которой мог быть знаком

Ходасевич, представлена в "Закате Европы" немецкого философа О. Шпенглера. Следует подчеркнуть, что взгляды поэта на данный вопрос мало напоминают систему. Он мог противоречить себе, его мысли, скажем, об искусстве бывали пессимистичны (г. 2, 358), а будущее России, напротив, виделось светлым (см. рецензто "Начало века", 1934). Точка зрения Ходасевича могла меняться, но бесспорно одно: идея круга и возвращения посещала его довольно часто на протяжении всего творческого пути.

В литературе тяга к упорядоченности бытия оборачивалась поисками обдуманной стройности - система, а не стихия привлекает Ходасевича-критика. Мозаика для него замечательна именно в силу своей раздробленности - если отрешиться от отдельных фрагментов, не упуская, впрочем, их из виду, и посмотреть с некоторого расстояния, то произойдёт чудесное превращение частей в единую картину. Напомним, поэт сам предлагает относиться к подобным взглядам с исключительным вниманием и считает их ключевыми для Куприна и Ф. Сологуба. Это та общая точка зрения, которая многое объясняет и приводит в порядок.

Критические суждения Ходасевича в полной мере отражают "циклическое мышление" автора. Его подход характеризуется повышенным интересом к вопросу о целостности произведения или сборника, причём безусловное одобрение вызывают книги, соответствующие его идеалу "космоса", и отвергаются те, что не отвечают этим требованиям. Обширный материал для размышлений о циклизации давала поэту ситуация в литературе того времени. Статьи и письма Ходасевича содержат частые упоминания о различных аспектах художественной целостности, способах группировки "малых форм", составлении и восприятии монтажных конструкций. Он был рад обнаруживать в чужих произведениях признаки "поэзии Космоса и всеобъемлемости" (т. 1, 541), и вообще один го первых вопросов, занимающих Ходасевича-критика — "как составлена книга" (речь шла об "Избранных стихах" И. А. Бунина, но обсуждение этой темы встречается в большинстве

статей поэта — т. 2,181).

"Cor ardens" Вячеслава Иванова в 1914 году уподобляется архитектурному ансамблю и туг же "достраивается" за счёт "Нежной тайны" (т. 1, 409), Ходасевич конструирует вторую книгу Игоря Северянина, которой автор никогда не выпускал (т. 1, 450-451), восхищается закономерностью художественного мира К. Бальмонта, завершённостью книг А. Ладинского и Бунина. Негативную оценку вызывают "ералаш" М. Цветаевой, "груда свидетельств", собранная В. Вересаевым, "Восковая персона" Ю. Тынянова, а в письме к Б. А. Садовскому от 31 января 1913 года книга стихов В. Шершеневича рекомендована как "дрянь, лоскутное одеяло какое-то, попурри". Художник творит собственный мир, перерабатывая хаос (т. 2,247), и если книга получилась цельной, то это свидетельствует о его созидательном потенциале. Вот почему высокая оценка творчества Бунина или Ладинского сочетается с признанием завершенности их книг "Освобождение Толстого" и "Северное сердце" (т. 2, 225, 412), а критика в адрес Тынянова подкрепляется указанием на отсутствие прочных связей между частями его произведения (т. 2, 204). Тяготение к организации и единству принимало в творчестве Ходасевича самые разнообразные виды. Он иногда как бы корректировал чужие тексты, был склонен к созданию "читательского цикла", в том числе и там, где его нет. В статье о "петербургских повестях" Пушкина (1914) поэт стремится понять, что объединяет эти произведения, вычленяет основной мотив, параллельные фрагменты и схематически намечает "прямую и прочную" связь между повестями (т. 2, 473). "Несобранные циклы" Ходасевич выделяет у Есенина, Бунина и даже у персонажа Достоевского, Игната Лебядкина.

Наиболее полно тяготение к целостности проявляется в собственном творчестве поэта, а единственное в его практике исключение представлено книгой переводов "Из еврейских поэтов" (1922), пестрота которой — вынужденная, возникающая помимо волн составителя, отмечающего в показательном предисловии, что он хотел бы создать единство даже из

сборника переложений. Однако "тревожное время" помешало решить эту задачу: "пробелы" в мире ("Автомобиль") прямо перекликаются с "пробелами" в данном издании, и автор был вынужден принести извинения за недостаточную степень единства книги.

Во второй главе "Поэтические книги Ходасевича как целостность" анализируется пять стихотворных сборников поэта (в том числе и "Европейская ночь", вошедшая в состав "Собрания стихов" 1927 г.) и предлагаются общие выводы о видах связей, образующих их единство, типологии, композиции и происхождении указанных произведений.

Если сборник "Из еврейских поэтов" Ходасевич выпустил с "пробелами", что пришлось специально оговорить, то все его циклы жестко выстроены и обнаруживают явное стремление к тому, чтобы стать единым текстом в восприятии читателя, дать последнему почувствовать истинную сущность мира. Работа над книгами, их внешние особенности, программный характер обрамляющих текстов, внутренние "скрепы" подтверждают наше предположение о существовании сверхзадачи, состоящей в "пересоздании" наблюдаемой реальности.

Уже первая книга Ходасевича "Молодость" задумана и осуществлена как целостность. У неё есть лирический сюжет, выявляющийся при сопоставлении разделов, стихи окрашены, по авторскому определению, "синим светом сумеречной печали". Не только единство настроения, но и композиция, ориентированная на отношения героя с Мариной а Музой, позволяют говорить о "поэмообразности" книги. Центральное положение "Стихов о кузине" даёт основание считать их кульминацией "Молодости", вторая часть которой -борьба за освобождение из "мертвенной страны". Герой уже не может забыть мгновения счастья, порывает с прошлым и робко надеется на новую встречу с Музой. Смена минорных тонов раздела "В моей стране" подготовлена последними словами его заключительного стихотворения "Опять во тьме. У наших ног..." (1907): они обещают предрассветный сумрак, а вторая часть

книги, "Кузина", закономерно начинается "Зарницей", ослепительные вспышки которой рождают надежду на преодоление боли. Цикл "Стихи о кузине" открывается эпиграфом из неназванного "Возвращения на родину" Гейне, что также обусловлено контекстом и знаменует поворот от теней и ряженых к истинному творчеству, свету и любви. И хотя далее мрак вновь окутывает героя, книга завершается "Прологом неоконченной пьесы", предисловием, что позволяет говорить о смутной обращенности в будущее и близком преодолении отчаяния.

Наибольшей прочностью обладают внутренние циклы и прилегающие к ним части, то есть примерно треть всего текста. Остальные стихотворения дополняют картину развили авторской мысли в рамках двух больших разделов, примыкая друг к другу по принципу музыкальной композиции, когда связующими звеньями становятся настроение и лексические скрепы. Организуют единство книги также лейтобразы смерти и мрака, однако не задействованы пространственно-временные параметры. "Молодость" - книга в стадии становления, уже система, но ещё не органичное целое, и не случайно Ходасевич позже пренебрежительно называл её "книжкой" и планировал сократить вполовину, что означало вновь понизить её статус до уровня цикла. Вероятно, он считал, что такая переработка не влияла на художественный смысл этого произведения. Широкий спектр возможностей циклизации используется здесь достаточно продуктивно, поэтому структура книги многослойна— в отличие, скажем, от первого опыта Ходасевича в жанре цикла ("Достижение", 1905), который организован достаточно прямолинейно и опирается на жёсткую сюжетную схему, выступающую как основной циклообразующий фактор.

В авторском предисловии к первому изданию книги стихов "Счастливый домик" (1914) она называлась "циклом". Заголовок первого раздела - "Пленные шумы" - обращен в прошлое, проникающее в современность. Звуки, которые слышатся из пустой раковины ("Душа"), беспокоят героя; в начале книги

сконцентрированы стихи, написанные в безнадёжные часы, когда им овладевают истома и скорбь. "Возвращение Орфея" и "Голос Дженни" переключают внимание на земную жизнь, и развитие авторской мысли неуклонно ведёт к освобождению от мрака прошлого, память об ошибках и утратах которого преодолевается ("Жеманницы былых годов...") - выход в том, чтобы "пленить" голоса мертвецов.

Второй раздел, "Лары", Ходасевич выделял в качестве центрального в книге, её смыслового "ядра". Как бы в ответ потусторонним шумам появляется "шум земной" ("Когда впервые смутным очертаньем..."), воспевается "простое и малое" - чаепитие, весна, молитва, любовь, домашний очаг. Эта часть цикла от начала до конца посвящена возвращению домой, к пенатам и Музе. Разлад в идиллию вносит первое же стихотворение раздела "Звезда над пальмой", в котором показана сложность жизни и отношения к ней. Счастье возможно, но и оно утомляет не меньше, чем горе. Роман героя с "царевной" завершается "Бегством", где он обретает любовь под кровом Хлои. Предпоследнее стихотворение "Вечер" возвращает читателя в Италию, но речь уже идёт не о любви. Неожиданно возникают христианские образы (Матф., гл. 2), тем более удивительные в книге, переполненной маленькими богами, языческой мифологией, античными параллелями. Благостным генуэзским вечером ознаменован переход от царицы земной, пусть и вымышленной ("Ситцевое царство") к царице небесной, Марии.

Заключительное стихотворение "Рай" замыкает круг, вынуждая вспомнить начальные 'Элегию" и "Ущерб". В первом существование светлого мира после смерти предполагалось, но не утверждалось ("быть может, там..."), во втором на земле - "напряжённый рай". Теперь же у героя, продавца игрушек, появляется надежда совсем не на античное царство мёртвых Счастье продавца потому так велико, что для него есть Мария, ангелы и вечность, которая в "Пленных шумах" тяготила Дженни. Напряжение жизни ослабевает, если имеется вера, к земле в этом случае можно относиться спокойно, как к сцене

или "стране из ситца". Так завершается развитие авторской мысли, нашедшей свою путеводную звезду.

В стихотворении Пушкина "Домовому", из которого позаимствовано заглавие книги, Ходасевич выделял тра плана. Трёхчастная схема перенесена и на "Счастливый домик". Соотношение разделов напоминает триаду антитезис — тезис — синтез: прошлое ("Пленные шумы", символизм, язычество) -настоящее ("Лары", домашняя идиллия) - будущее ('Звезда над пальмой", христианство). Три разновидности света в стихотворении "Вечер" демонстрируют ту же самую закономерность. Эта схема здесь воплощена как последовательное появление различных огней: первым восходит языческий Марс, затем говорится о "мирных огнях" Генуи (дома), и уже под конец появляется очень далёкая звезда над пальмой, манившая беглецов, потусторонняя и одновременно мирная.

Лирический сюжет выступает здесь одним из основных видов циклообразующих связей. Любовь - страсть, покой - соблазн, свет - тьма -лейтмотивы "Счастливого домика", образ которого организует пространственный пласт. Свою роль в создании целостности играют классические реминисценции, создающие особое семантическое поле: на страницах книги воскресают через прямые упоминания или параллели Ломоносов и Державин, Вяземский и Языков, Бенедиктов, Козлов, Боратынский... Простившись с поэтикой символизма в "Пленных шумах", Ходасевич нашёл собственный творческий путь, который мог восприниматься как "необычайно дерзостный" (т. 3,519).

Композиция книги "Путём зерна" во многом повторяет "Счастливый домик", однако Ходасевич раз и навсегда отказывается от деления на большие циклы, предоставляя самому читателю возможность вычленить поворотные моменты текста. После общего манифеста следуют трагические "Слёзы Рахили", затем "Брента" - защита "простого и малого", их величия; "Мельница" и "Акробат" —картины близости смерти; с "Обо всём в одних

стихах не скажешь..." начинается запредельное, провидение в низкой "прозе" высшего начала (неба, души), постоянный переход "то в жизнь, то в смерть" ("Без слов", т. 1, 180); "макаберные стихи" из "Фарфорового венка" (неосуществлённый замысел Ходасевича) сменяются предчувствием нового знания, обретаемого в кульминационном "Эпизоде". До "Ищи меня" — как бы процесс освобождения души, который продолжается в белых стихах, где рождается новый уравновешенный взгляд на бытие (его исток — "Эпизод", доказательство, полученное из личного опыта), а последние части плавно замыкают кольцо, возвращаясь к теме зерна.

Самым большим изменениям в процессе переработки подверглось начало книги, откуда была изъята целая группа пессимистических произведений ("Авиатору", "Уединение", "Как выскажу моим косноязычьем...", "Рыбак", "Газетчик"). В то же время включённые вместо них стихотворения "Бренгга", "Мельница" и усовершенствованный с помощью новой концовки "Акробат" заметно ослабили "темноту" первой половины "Путём зерна" — похоже, это сделано для того, чтобы уравновесить впечатление от целого и ослабить контраст между жизнью и смертью. Маловероятно, что снятие указанных текстов, а также "Воспоминания", "Сердца" и "Старухи" было вызвано только их недостатками. Сливаются воедино противопоставленные цепи образов (земля — проза — берег — быт и небо — стихи — море — творчество), а лирический сюжет может быть обозначен как путь от отчаяния к примирению с "прозой" жизни. На лексическом уровне скрепляют книгу "смерть", "душа", "жизнь" с их ситуационными заменителями, "чёрное" и "золотое" с вариантами как цвета, символизирующие землю и зерно.

Целостность "Тяжёлой лиры", несмотря на её внешнюю фрагментарность, поддерживается соединительными звеньями внутри нескольких групп стихотворений, сложно взаимодействующих между собой. Скажем, мотив больной совести косвенно отзывается в стихотворении "Не матерью, но тульскою крестьянкой...", будучи до него заявлен в "Леди долго

руки мыла...", "Искушение", расположенное на стыке двух блоков, позволяет постепенно перейти от отношений героя с душой к отношениям с миром, которые воспринимаются как страдания и плен, что возвращает к теме души и её высшей стадии — духа Возникающие далее образы соблазнов, пороков и смерти, а затем констатация негативного ("Автомобиль") и волевое позитивное преображения мира представляют собой как бы переходы "то в жизнь, то в смерть", к концу же книги новая любовь героя и заметно проясняющаяся атмосфера готовят читателя к тому, что "я" примет тяжёлую лиру несмотря на приливы отчаяния, так как только небесная музыка спасает в мире, где "ни жить, пк петь почти не стоит" (т. 1, 240).

Сохранённые в процессе переработки "блоки" (эта книга, как и две предыдущие, имеет три редакции) позволяют восстановить слабо обозначенный лирический сюжет. Дар творчества, в иные моменты представляющийся герою невыносимым, в конце концов утверждается в качестве "утешного ключа" от другого мира, несущего освобождение от грубости земли. Уже в первом стихотворении "Музыка" этот дар позволяет герою приобщиться к вечному, а бытующее представление об "игровом" характере данного текста опровергается хотя бы одним го вариантов его заглавия — "Весть". "Не матерью, но тульскою крестьянкой..." завершает своеобразную прелюдию к основной теме 'Тяжёлой лиры", которая вводится стихотворением "Так бывает почему-то...". Муки от прикосновения действительности, описанные в "Жизели", "Дне", "Из окна", "В заседании", соединяются в стихотворении "Ни розового сада..." с мотивом пленной души: "не надо", "невыносимо" — лексические скрепы, обосновывающие несогласие с земной жизнью. Двойственность чувств героя в "Стансах" постулирует общее для книги настроение (любовь — ненависть к миру), так как душа жжёт тело и стремится прочь (т. 1, 213; "Ласточки", "Перешагни, перескочи..."). Последние части книги Ходасевича по традиции светлее других. Пересоздание мира, позволяющее ослабить его враждебность, намечается в стихотворении "На тускнеющие шпили...", образующем вместе с

"Мартом" и "Старым снам затерян сонник..." еще один "блок", сохранённый при переизданиях книги. Предчувствие света и счастья за гранью жизни становится сильнее в следующей группе текстов, прошедшей по всем редакциям "Тяжёлой лиры" ("Друзья, друзья!...", "Улика" и "Покрова Майи потаённой..."), а три стихотворения перед заключительной "Балладой" образуют раздел, в котором преображение окружающей героя "грубости" заявлено как важная задача, оправдывающая существование.

Немалое значение для формирования единства "Тяжёлой лиры" имеют её метрическое однообразие, высокая концентрация слов, связанных с душой, небом, полётом, почти полное отсутствие лексики, обозначающей конкретные реалии, преимущественно чёрно-белая цветовая гамма, исключительное количество архаизмов, ориентированных на высокий стиль девятнадцатого века, общая установка на классические формы. Место действия определяется перемещениями героя го Москвы в Петербург и затем в Европу, что усиливает дневниковую основу текста. Доработка книги при переизданиях показывает, что новые стихотворения обретали собственное обоснованное место в зависимости от своей "сочетаемости".

В последней поэтической книге Ходасевича так же, как и в предшествующих, проявились его композиционное мастерство, способность активизировать интертекстуальные возможности стихотворений и стремление побудить читателя вдуматься в смысл их связи. Она начинается с "Петербурга", призванного открыть окно в европейскую ночь. Здесь обозначаются главные направления развития мысли, задаётся тон книги; однако подлинная "ночь" в её пространстве наступит позже, и во второй строфе петербуржцы, оставив свои "убогие заботы", слушают стихи героя. Дальше это уже невозможно, хотя искажённое до пародии применение стихов находим в "Окнах во двор". Противопоставляя бескорыстное вдохновение лукавому практицизму, Ходасевич не столько выделяет национальные различия, сколько подчёркивает композиционную границу, представленную в стихотворении "Вдруг из-за туч

озолотило..." — это последняя попытка героя отсрочить погружение во тьму, которая вступает в свои права в цикле "У моря". Ночь преследует героя и овладевает им (часть 4, строфы 6-7), далее читатель оказывается в непроглядной атмосфере "берлинских" стихов, где свет зыбок и случаен, а вокруг кишат чудовища После Германий Ходасевич жил в Италии, и книга вновь повторяет маршрут автора; мрак на время рассеивается, однако заключительные строки "Соррентинских фотографий", в которых отрицается истинность памяти, возвращают к настоящему. Ряд "парижских" стихотворений, завершающих книгу, открывается листком "Из дневника", где речь идёт о непостижимости мира. Личность здесь искажается до неузнаваемости ("Перед зеркалом"), существование лишено какого-либо смысла ("Окна во двор", "Бедные рифмы"), безнадёжна попытка хоть что-то оживить в опустошённом сердце героя "Баллады". Наша трактовка "Джона Ботгома" опирается главным образом на контекст и выдержана в том же ключе

— слишком значимо место этого стихотворения между "Балладой" и "Звёздами", слишком много ассоциаций возникает при их взаимодействии. Мысль, образуемая в фокусе трёх текстов — лучше бы герою умереть в начале "ночи" (подобное пожелание адресовано ранее Марихен). Проклятие 1914 году как сроку, с которого мрак охватил мир, показывает, что смерть символическая

— то существование, которое влачат другие герои книги — намного хуже гибели реальной.

Заключительное стихотворение "Звёзды" подтверждает, что мир "европейской ночи" является большой пародией на божественный замысел, заслуживающей лишь "очистительного огня" (т. 1, 269). Город освещён электричеством и такими "звёздами", какие могут быть только в кривом зеркале (ранее — "Под землёй" — был вывернут наизнанку творческий акт, а "синема" в "Балладе" косвенно окарикатуривает весь "Божий мир").

"Европейская ночь" содержит все типы универсальных циклообразующих связей: заголовок одновременно указывает на её "общий

пафос", обозначает проблематику и опирается на ключевые слова; пространство и время локализованы (Западная Европа после 1914 г.); на метрическом уровне, по наблюдениям Ю. И. Левина, также присутствуют соответствия ("уникальность" стиха), на лексическом - преобладают слова с конкретным значением, отражающие городские реалии, а также слова с отрицательной эмоциональной окраской. Композиция книги опирается на логику путешествия, её лирический сюжет - потеря и обретение веры в призвание художника. Ключевые слова - "свет", "тьма" и "чужой" - образуют семантические гнёзда и цепи лейтмотивов, проходящие сквозь все стихотворения.

В третьей главе "Проблемы цшшообразования в прозаических книгах Ходасевича" раскрывается специфика эпического цикла и характеризуется методика его анализа, исследуются сборники статей и очерков поэта, а также обосновывается наша трактовка всего творческого пути их автора.

Прозаические книги Ходасевича содержат столь же ярко выраженные признаки целенаправленной организации, как и его поэтические сборники. "Статьи о русской поэзии" объединяет "общая мысль" о памяти, возникающая во всех пяти частях, начиная с эпиграфа к "Графине Е. П. Ростопчиной": забыта героиня первой статьи, слава Державина похоронена в школьных учебниках, потерян из виду "Уединённый домик на Васильевском", утрачена связь между "петербургскими повестями", недоступна 'Тавриилиада", да и сам Пушкин вскоре отодвинется в "дым столетий". От первой до последней строки книги чётко выражена авторская позиция, основная же тема "Статей..." -судьба русской поэзии в потоке времени. Ходасевичем реализуется единый подход к писателям и произведениям: он подбирает "ключ", с помощью которого многое, если не всё, можно объяснить. Особого внимания заслуживает неверная дата под статьёй "О Гаврилиаде". В одном ряду с неверными авторскими датировками "Молодости" и стихотворения "И весело, и тяжело..." этот случай выглядит сознательной мистификацией, цель которой - проведение

чёткой границы между "до" и "после" революции. В книге создаётся индивидуальная последовательность статей, зависящая от их внутреннего смысла, а не от времени написания.

"О Пушкине" - переработка неудачного издания 1924 г. - уже в процессе создания измерялась "листами". Эта книга, вопреки внешней "пестроте", представляет собой целостность самого высокого уровня благодаря единству методологии ("способа чтения" Пушкина) и главной теме. Исследование Ходасевича приближается к монографии и в композиционном отношении: построение книги ориентировано на линию жизни героя, текст "обрамлён" его младенчеством и гибелью. Статьи единообразно озаглавлены и не датированы, их объединяют "угол зрения" автора и принципы отбора материала. Зачины и концовки глав весьма похожи один на другой и одна на другую, только три статьи не содержат в первом предложении прямого либо косвенного указания на Пушкина с помощью фамилии и местоимений. Обрываются многие заметки цитатами, зачастую переходящими го статьи в статью (не решаемся утверждать, что это сознательный приём, но немного странно, приведя в первой главе большой отрывок из "Онегина", вновь цитировать его целиком в "Бурях", и всё для того, чтобы сказать: в одной из строк чернового варианта упоминалось ненастье). Первые части почти не содержат ссылок на прозу Пушкина — он "ещё молод" в пространстве книги. Но после того, как Ходасевич воспроизводит строку из романа ("лета к суровой прозе клонят"), выдержек из неё становится всё больше, поскольку в соответствии с биографическим уклоном построения автор подтверждает справедливость самохарактеристики героя.

Два мотива интересуют критика более всего: "экономия", "бережливость" или автореминисценции у Пушкина, а также связь между его жизнью и творчеством. Концентрируя внимание на перекличках у великого поэта, Ходасевич тем самым как бы предлагает подсказку и в отношении собственного наследия, единой "симфонии", порядок в которой должен быть

прочувствован и вскрыт. Это второй план внешне разрозненной, но внутренне цельной книги о столь эке обманчиво дискретной поэтической вселенной другого автора

"Некрополь" построен как подобие автобиографии (от Петровской до Горького), в нём остается неизменной общая установка на вскрытие объективной истины - о личности, о времени, о творчестве, о мире в целом. В выборе того, что считать правдой, Ходасевич мог колебаться, но он всегда стремился найги сокровенную сущность явления, посмотреть на него с некоторого расстояния н охватить целиком. Для человека точкой отсчёта становится смерть, примиряющая противоречия и позволяющая автору "Некрополя" осмыслить весь жизненный путь героя. Уже в середине 1920-х гг. очерки воспринимались в качестве единого текста ("серии"), ткань повествования в котором естественно связывается образом "я" от предисловия до последних слов заключительного очерка "Горький" ("не забуду"), появляющимся далее в примечаниях. Их сквозная нумерация представляется далеко не случайной: существуя наряду с подстрочными, иногда довольно объёмными, они, вынесенные в конец книга, по своему содержанию не выглядят чрезвычайно важными и скорее всего выполняют объединительную функцию — ведь ничто не мешало попросту унифицировать систему. Из писем Ходасевича к А. С. Кагану видно, как автор заботился о каждой детали оформления книги, а примечаниям посвящено целое послание от 10 января 1939 года.

Единство "Некрополя" прослеживается на всех внешних уровнях структуры, но самыми значимыми являются, безусловно, внутренние соответствия, заданные заголовком и кратким предисловием. "Конец Ренаты" служит общим введением в книгу и диктует читателю, как смотреть на символизм и его деятелей, здесь же намечаются характеры и портреты, цетализированные в последующих очерках (Андрей Белый, Брюсов). Сказать правду о туманном и лживом времени — так можно обозначить задачу автора,

решаемую в первых частях книги. Вплоть до "Гумилёва и Блока" очерки расположены в порядке знакомства Ходасевича с заглавными персонажами; таким образом, хронологическая последовательность в первой половине "Некрополя" выполняет функцию стержня, на который нанизаны эпизоды. Важным контекстуальным приёмом представляется указание в главе о Брюсове ("в 1937 году он был расстрелян" — т. 4, 37), хотя данный очерк датирован 1924 г. "Андрей Белый" —- самая поздняя часть книги, написанная, возможно, специально для неё. На эту мысль наводит немалое количество повторений, почти в точности воспроизводящих обороты первых очерков. "Гумилёв и Блок" занимает центральное положение в книге, обусловленное тем, что в нём говорится о конце эпохи, и последняя фраза текста не может не иметь символического значения: "Пьесу велели снять с репертуара" (т. 4, 94). Оставшиеся очерки посвящены писателям, сформировавшимся как бы вне символизма, перенявшим у него внешние приметы, но, по сути, независимым от времени. Заключительное положение очерка о Горьком обусловлено в том числе и его последними строками, в которых Ходасевич прямо возвращается к началу "Некрополя", самой ранней по времени создания его части ("Брюсов"), о которой судит один из героев книги. Каждая статья "Некрополя" оказывается по-своему включённой в циклическое единство книги. Первые пять очерков расположены в соответствии с внутренней хронологией, в последующих связи более разнообразны, хотя сохраняется общая ориентация на то время, в которое герой оказал большее влияние на жизнь автора. Жертвы символизма и революции, какими предстают персонажи, показаны Ходасевичей так, чтобы пробудить в читателе понимание личности каждого. Ключ к ней обнаруживается в литературном наследии либо в воспоминаниях о личных встречах, творчество и жизнь же, по Ходасевичу, неразделимы, так что жанровые отличия между статьями не вызывают удавления.

Творческий путь по кругу Ходасевич описал в стихотворении "Пока душа в порыве юном..." (1924), и очень вероятно, что в эмиграции он сознательно

выстраивал и замыкал свою линию, стремясь "создать нечто целостное" (т. 4, 17) из собственной жизни. Звено, самодостаточное по форме и соединительное по функции — таков образ наследия значительного художника, выступающий идеалом в "Памятнике" (т. 1, 362). Показательно, что уже смертельно больной поэт спешил закончить свою литературную работу именно "Некрополем", и подводящим итог деятельности, и возвращающим к её началу, первой книге "Молодость". В предпоследней своей книге "О Пушкине" Ходасевич как бы вернулся в атмосферу "Счастливого домика", в последней же круг творчества окончательно замкнулся. Так сформировалось подобие единого текста, какой виделся поэту у Пушкина, всегда принимаемого за образец.

В заключении подводятся итога диссертационного исследования. Своеобразие подхода Ходасевича к проблеме циклизации заключается в том, что идея цикла (единство в многообразии) оказалась наиболее органичной для воплощения его мировоззренческих установок и стала основной для его творчества. Были выявлены различные факторы и связи, с помощью которых объединяется каждая из книг Ходасевича, показана высокая степень их организованности, значение которой выходит за рамки литературы и переносится в сферу философии, обретает исключительную масштабность. Миропонимание поэта обусловило весь его творческий путь от первой книги до последней. Опираясь на установки символистов (Брюсова, Андрея Белого), Ходасевич создал, как мы определили, своеобразную концепцию "воссоздания мечтой" мира или какой-то из его составляющих, распавшихся в данный момент времени. Анализ восьми его циклов/книг подтвердил нацеленность автора на преодоление мрака и лжи. Разгадать мир и победить страдание (так обозначил Ходасевич задачу искусства) он стремился и на формальном уровне, и на содержательном: это доказывают поиски света в стихах и "возвышающей правды" в прозе, являющиеся вариантами единой тяги к совершенству и полноте бытия.

В конце диссертации приведён список использованной литературы из 259

наименований.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. "Европейская ночь" В. Ф. Ходасевича как цикл/книга стихов // Сборник трудов молодых ученых и студентов Волгоградского государственного университета. - Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 1997. —С. 356-358(0,2 п. л.).

2. О "циклическом мышлении" В. Ф. Ходасевича // Сборник трудов молодых ученых и студентов Волгоградского государственного университета -Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 1998. - С. 262-265 (0,3 п. л.).

3. Книга В. Ф. Ходасевича "О Пушкине" // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Серия 2: Филология. - 1999. - Вып. 4. - С. 65-71 (0,6 п. л.; в соавторстве с А. И. Смирновой, 0,5 а. л.).

4. Целостность книги стихов В. Ф. Ходасевича "Молодость" // Сборник трудов молодых ученых и студентов Волгоградского государственного университета Часть 2. - Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-га, 2000. -С. 143-145 (0,2 п. л.).

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Баранов, Сергей Валерьевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ФИЛОСОФСКО-ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ В.Ф.

ХОДАСЕВИЧА: ПОИСКИ НЕВИДИМОЙ ГАРМОНИИ.

ГЛАВА 2. ПОЭТИЧЕСКИЕ КНИГИ ХОДАСЕВИЧА КАК

ЦЕЛОСТНОСТЬ.

ГЛАВА 3. ПРОБЛЕМЫ ЦИКЛООБРАЗОВАНИЯ В ПРОЗАИЧЕСКИХ

КНИГАХ ХОДАСЕВИЧА.

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Баранов, Сергей Валерьевич

Изучение творчества одного из лучших поэтов русской эмиграции Владислава Фелициановича Ходасевича (1886-1939) началось в нашей стране не так давно. После его отъезда за рубеж в 1922 году лишь спустя сорок лет последовала первая публикация (журнал «Москва», 1963, №1), затем в периодике с 1967 по 1983 гг. появилось ещё несколько стихотворений. Настоящий прорыв датируется 1986 годом, когда «Огонёк», «День поэзии», а немного позднее и другие издания познакомили читателей со стихами и прозой Ходасевича.

Первые попытки осмыслить его наследие сделаны советскими мемуаристами и учёными Л.Чертковым, Н.Чуковским, А.Карповым, Л.Любимовым, В.Орловым и другими. Иностранные исследователи, опираясь прежде всего на эмигрантские работы В.Вейдле, Г.Адамовича, Н.Берберовой, Г.Струве, Ю.Левина, а также на прижизненную критику, опубликовали в послевоенные годы ряд ценных статей, несколько диссертаций (Ph.Radley. Vladislav Xodasevic. Poet and Critic. - Harvard, 1965; Wilhelmine Schmid. Studien zu V.F.Chodasevic. - Wien, 1974; R.Sylvester. V.F.Xodasevic in Moscow and Petersburg. - Harvard, 1976; D.M.Bethea. The Wingless Genius: Irony in the Poetry of Vladislav Xodasevic. - University of Kansas, 1977; J.A.Miller. Creativity and the lyric "I" in the poetry of V.F.Xodasevic. - University of Michigan, 1981; Frank Gobler. Vladislav F. Chodasevic. Dualitat und Distanz als Grundzuge seiner Lyrik. -Munchen, 1988; Д.Бетеа принадлежит и обширная монография "Khodasevich. His Life and Art". - Princeton, 1983). Кроме названных, выделяются труды Р.М.Хагглунда, Р.Хьюза, Д.Малмстада, Г.Смита. В США под редакцией Хьюза и Малмстада выходит собрание сочинений поэта (из запланированных пяти томов появилось два).

Первая в России за шестьдесят с лишним лет книга Ходасевича («Державин». - М.: Книга, 1988) и поток публикаций в газетах и журналах сопровождались предисловиями и комментариями, в которых намечался круг исследовательских вопросов и предварялись работы обобщающего характера. Содержательные статьи и заметки Н.Богомолова, С.Бочарова, М.Безродного, С.Богатырёвой, А.Зорина, М.Долинского и И.Шайтанова, В.Перельмутера, С.Шумихина и многих других критиков позволили заложить фундамент для дальнейшего изучения творчества поэта. Наконец появилась монография на русском языке (И.З.Сурат. Пушкинист Владислав Ходасевич. - М.: Лабиринт, 1994), а также диссертации Е.Г. Малышевой (Идиостиль Владислава Ходасевича (Опыт когнитивно-языкового анализа). - Омск, 1997) и Е.М. Петровской (Поэтика прозы В.Ф. Ходасевича. - М., 1998). Параллельно увеличивалось число его книг, изданных на родине. С наибольшей полнотой на данный момент наследие поэта представлено в томе стихотворений из большой серии «Библиотеки поэта» (1989), сборнике стихов и прозы «Колеблемый треножник» (1991) и, конечно же, в четырех томах собрания сочинений (19961997), появление которых завершило начальный этап осмысления творчества Ходасевича. Здесь перепечатаны почти все книги, подготовленные к изданию при его непосредственном участии, избранные очерки, статьи и письма. К сожалению, критика и публицистика поэта, а также его блестящий эпистолярий до сих пор остаются несобранными; это тем более странно, что единогласно признаётся их высокая ценность.

Объектом исследования является процесс циклообразования в русской литературе начала XX в. и деятельное участие в нём В.Ф. Ходасевича - поэта, прозаика и критика.

Материалом данного исследования служат циклы В.Ф.Ходасевича, изданные им самим в следующих книгах: «Молодость» (1908), «Счастливый домик» (1923, впервые - 1914), «Собрание стихов» (1927), «Статьи о русской поэзии» (1922), «О Пушкине» (1937), «Некрополь» (1939). За пределами круга подробно рассматриваемых произведений по разным причинам, о которых будет сказано ниже, остались «Из еврейских поэтов» (1921), «Поэтическое хозяйство Пушкина» (1924) и «Державин» (1931). Эти тексты, как, впрочем, и ранние редакции указанных циклов, а также иные сочинения поэта будут привлекаться по мере необходимости.

Актуальность диссертации определяется тем, что пока ещё совокупность циклов Ходасевича не была предметом специального изучения, хотя попытки выделить особенности некоторых из них предпринимались (например, в статье Д.М.Магомедовой, монографии И.З. Сурат и других работах, обсуждаемых в главах 2 и 3). Сложилась устойчивая читательская и издательская практика, при которой по существу игнорируются циклические конструкции - во многих сборниках они представлены в сокращённом виде или вовсе разрушены, а интерпретаторы зачастую подменяют вопрос целостности рассуждениями о «настроении» (факторе важном, но далеко не единственном). Между тем при игнорировании, скажем, циклов Ходасевича (художественные особенности которых являются предметом нашего исследования) не учитывается целая группа произведений большого поэта, причём далеко не второстепенных. Тексты циклов не следует также воспринимать как «дополнительные» по отношению к известным стихотворениям или очеркам, которые давно обрели самостоятельную жизнь. Нужно всегда помнить о том, что свой творческий путь автор во множестве случаев измеряет книгами, считает их главными вехами своего развития. Мы ещё будем говорить о том, что целостность цикла не отменяет самостоятельного статуса произведений, входящих в него. При этом тексты составных частей цикла, очевидно, могут приобретать добавочное значение, не обязательно совпадающее с тем, что открывается после автономного прочтения любой из них.

Вслед за Л.Е.Ляпиной мы называем циклизацией «объединение групп самостоятельных произведений в новые многокомпонентные художественные единства - циклы» (1). Количественный рост образований такого рода в русской литературе конца прошлого - начала нашего века породил интерес к вопросу об их специфических свойствах и статусе. Размышления авторов и критиков, а затем - в 1920-1950-е годы - некоторые наблюдения

Ю.Н.Тынянова, Б.В.Томашевского, Б.М.Эйхенбаума подготовили базу для плодотворной работы цикловедов второй половины века. Необходимо также отметить и то, что проблема привлекала внимание иностранных учёных, среди которых И.Мюллер (статья 1932 г. «Циклический принцип в лирике»), X.-М.Мастерд (монография «Лирический цикл в немецкой литературе», 1946), В.Фридрих («Четыре американских повествовательных цикла», 1953).

Считается, что в русской науке 1960-х годов осмысление данного вопроса было стимулировано общим интересом к поэзии «серебряного века» и в особенности к наследию А.А.Блока и В.Я.Брюсова, «для которых цикличность явилась определяющим принципом творчества» (2). Первые теоретические обобщения В.А.Сапогова появились почти одновременно с работами Л.Я.Гинзбург, З.Г.Минц, Л.К. Долгопол ова, П.П.Громова, посвященными главным образом поэтике блоковских циклов. Не остались без внимания и авторы девятнадцатого века - от Пушкина до Чехова; их циклы рассматривались Н.В.Измайловым, А.М.Гаркави, Г.И.Соболевской и другими. Речь шла уже не только о лирических, но и об эпико-повествовательных, а также о критических циклах (А.СЯнушкевич, Ю.В.Лебедев, Н.Н.Старыгина, H.H. Соболевская, Б.Ф.Егоров и др.). В 1970-1980-е годы обобщался накопленный материал, причём основными объектами анализа оставались стихотворные тексты. Разрабатывались их классификации, выявлялись типы связей и конструктивные особенности, обсуждалась жанровая природа.

Первой отечественной монографией, посвященной этим вопросам, стала книга М.Н.Дарвина «Проблема цикла в изучении лирики» (Кемерово, 1983). За ней последовали «Русский лирический цикл» того же автора (Красноярск, 1988), «О поэтике лирического цикла» (Калинин, 1984) и «Лирический цикл: становление жанра, поэтика» (Тверь, 1992) И.В.Фоменко. Ряд работ Л.В.Спроге посвящен циклу в творчестве символистов. При этом, как писала Л. Е. Ляпина, в ряде исследований намечается «выход к аспектам всё более глобальным, не только литературоведческим: философско-эстетическим, культурологическим.» (3).

Ю.В.Лебедев и Н.Н.Скатов впервые подвергли анализу драматические циклы, что позволило уяснить общелитературный характер данного явления. В настоящее время наиболее интенсивные цикловедческие исследования осуществляются в Кемерово (М.Н.Дарвин), Томске (А.С.Янушкевич), Фрибурге (Швейцария; Р.Фигут), Магдебурге (Германия; Р.Иблер).

Единая теория цикла пока находится в стадии становления. Начать с того, что даже его определение представляется затруднительным. А.Головенченко считает, что «цикл (от греч. круг, колесо) - несколько художественных произведений, объединённых общим жанром, темой, главными героями, единым замыслом, иногда рассказчиком, исторической эпохой (в прозе и драматургии), единым поэтическим настроением, местом действия (в лирике)» (4). В.А.Сапогов относит к циклам «группы произведений, сознательно объединённых автором» по нескольким принципам (жанровому, идейно-тематическому) или общностью персонажей. При этом «цикличность воспринимается как особая художественная возможность: каждое произведение, входящее в цикл, может существовать как самостоятельная художественная единица, но, будучи извлечённой из него, теряет часть своей эстетической значимости» (5). М.Н.Дарвин предлагает, кажется, наиболее ёмкое обозначение: это ряд текстов, «объединяемых в художественное единство общностью содержательных элементов (темы, идеи, образов) или сходством композиционных форм» (6).

В определении жанровой природы цикла мнения также значительно расходятся. Его называют «формообразованием», «своеобразным синтетическим жанром», жанром «в широком смысле», «объединением малых жанровых форм», «наджанровым объединением», «художественной лабораторией по созданию крупных литературных форм» (7). М.Н.Дарвин, например, выступая против наделения цикла «статусом самостоятельного литературного произведения», объясняет свою точку зрения тем, что цикл «не имеет постоянных устойчивых жанровых признаков» - это, по мнению учёного, «сверхжанровое единство» (8). Однако большинство исследователей считает возможным определить цикл как «жанровое образование» (Ю.В.Лебедев, В.Архиповский, М.А.Семанова и др.) или рассматривает в этом качестве лирический цикл (И.В.Фоменко, А.М.Гаркави, В.А.Сапогов, Л.Е.Ляпина). На наш взгляд, яркие отличительные особенности цикла безусловно позволяют выделить его как особый жанр - по крайней мере в тех случаях, когда речь не идёт о пограничных формах с неясными признаками. Вряд ли также стоит объяснять явление циклизации только влиянием «больших форм», так как из романов, повестей и поэм тоже нередко создаются циклы (трилогии, тетралогии, пенталогии и т.д.).

Не будем касаться здесь вопроса о «читательском» («несобранном», «свободном») цикле - его создаёт «читатель, глубоко воспринявший потенциально возможные контекстные связи стихов того или иного поэта, выделивший их в своём сознании как художественное целое и давший циклу название» (9). Нас интересуют особенности авторского цикла, то есть сознательно сформированного писателем ансамбля, в котором тексты «объединены общностью замысла» (10). Разумеется, не только это позволяет говорить о цикле как о художественном целом. Среди всех типологических и жанрообразующих признаков В.А.Сапогов считает основными два: установку на целостность и «относительную «открытость-закрытость», то есть цикл в принципе может быть расширен, сужен или переработан. «Это целостный текст («большое стихотворение», «лирическая поэма»), где каждое стихотворение, условно говоря, - часть, строфа. Внешним признаком такой установки могут быть: общий заголовок, выделенность в сборнике как части более общего целого, объединённая публикация и т.п.». В то же время любое произведение здесь - «замкнутое художественное единство, но при извлечении его из лирического цикла (более общего целого) стихотворение теряет часть своего художественного смысла. Лирический цикл - типичная монтажная композиция, когда смысл целого не равен сумме смыслов его составляющих» (11).

М.Н. Дарвин также понимает под лирической циклизацией «сознательное использование поэтами идейно-художественной возможности контекста» (12). Из этого следует, что, по словам Ю.В.Лебедева, «цикл не случайная подборка произведений одного жанра и общей тематики. Это поэтический организм, клеточки которого, обладая относительной самостоятельностью, своей взаимосвязью друг с другом образуют более широкое общее содержание, чем смысл отдельных вещей или их механической совокупности, суммы. Сущность их поэтической связи С.Эйзенштейн в классической работе о монтаже выразил следующей, парадоксальной для арифметики, формулой: 1+1>2» (13).

Представляется важным терминологическое разграничение понятий «цикл», «сборник» и «книга стихов». Нам кажется бесспорным следующее толкование З.Я.Селицкой: «Сборник предполагает совокупность отдельных поэтических текстов одного автора, не связанных между собой какими-либо постоянными признаками. Под книгой подразумевается художественное единство, где все элементы структуры взаимосвязаны и взаимообусловлены» (14). В самом деле, далеко не всякий сборник представляет собой цикл, а в тех случаях, когда это происходит, лучше пользоваться словом «книга».

Цикл/книга стихов» понимается И.В.Фоменко «как возможность, не выходя за границы лирики, воплотить целостное мировосприятие, систему взглядов в системе стихотворений» (в отличие «от поэмы, с одной стороны, и подборки/сборника - с другой» (15)). Но между книгой стихов и циклом (или «собственно циклом») тоже есть, по мнению И.В.Фоменко, существенная разница: если «книга» «претендует на универсализм, на воплощение целостного мировосприятия того периода, который ею представлен», «стремится исчерпать целостность авторского представления о мире во всех его сложностях и противоречиях» (16), то цикл, «по сравнению с книгой, решает более узкую задачу: воссоздать отношение (пусть как угодно сложное) только к одной проблеме, одной из граней бытия» (17).

Требует уточнения точка зрения В.Е.Хализева. По словам исследователя, «объединение поэтом его стихов в циклы. нередко оказывается созданием нового произведения.» (18). Думается, цикл (не только лирический, но и прозаический) всегда является новым текстом и, следовательно, новым произведением; другой вопрос - удачно оно или нет, воспринимается ли в качестве эстетической цельности. Ярким примером служат «монтажные конструкции» В.В.Вересаева («Пушкин в жизни», «Гоголь в жизни»), почти полностью состоящие не только из самостоятельных, но и принадлежащих разным лицам, да ещё взятых в отрывках фрагментов - однако, вопреки всему этому, многие читатели воспринимали эти книги как авторские и целостные произведения. Итак, несмотря на «двойственный статус» своих элементов, цикл рассчитан на целостное прочтение в качестве художественной системы. В.Е.Хализев писал: «Целостностью называют то трудно определимое качество предмета, которое вызывает у воспринимающего единую реакцию на него, порождает общее впечатление» (19). Конечно, цикл может и не вызвать подобной реакции, но с ним это, по-видимому, происходит не чаще, чем с изначально монолитными текстами.

Что же, в самом общем виде, объединяет самостоятельные элементы, каков характер связей между ними? «Установка на целостность» и «использование возможностей контекста» - на высшем уровне абстракции. Пытаясь конкретизировать эти положения, мы встречаемся с несколькими классификациями. Б.Ф.Егоров выделяет три разновидности циклизации, осуществляемой по хронологическому, тематическому и смешанному принципам. Он же делит циклы на две группы по «принципам создания»: кумулятивно-последовательные и разновременно-объединительные (20). И.В.Фоменко устанавливает для лирики «универсальные циклообразующие связи», как бы строительный материал контекста, причём некоторые из них возникают помимо авторской воли», что представляется сомнительным. Из всех потенциально возможных типов связи (предисловие, «ключевые слова» или лейтобразы, лексические «скрепы», тема, лирический сюжет и т.п.) учёный предлагает считать универсальными пять: заголовок, композицию, лексику, метрику и пространственно-временные отношения (21).

Существуют также циклообразующие факторы, к которым И.В.Фоменко относит замысел, пафос и лирического героя (22). Н.Н.Старыгина считает, что это «единство проблематики, общность сюжетных конфликтов, образно-стилистического решения, единый образ автора». Она также отмечает в циклах «бесфабульный тип связи, проявляющий себя в так называемой обзорной композиции» - «таком построении литературного произведения, при котором», по словам М.М.Гина, «организующим центром является не единый фабульный стержень, а единство идейно-тематического задания, проблематики, угол зрения, под которым и в соответствии с которым отбирается и группируется материал» (23). Эти и другие наблюдения цикловедов составляют теоретическую основу, на которой базируется диссертация. Однако для нас очевидно то, что не было и нет «канонического» цикла, образца, демонстрирующего все свойства рода, и потому новые тексты, привлекаемые для изучения, могут обнаруживать уникальные особенности, отличные от тех, что выявлены в уже описанных моделях.

Метод анализа, использованный нами, традиционен. Учтён опыт по рассмотрению цикла в статьях и монографиях ведущих специалистов в данной области - М.НДарвина, И.В.Фоменко, Н.Н.Старыгиной, В.А.Сапогова, Л.В.Красновой и других. Путь, по которому следуют указанные авторы, представляется нам плодотворным: обычно последовательный анализ частей цикла сопровождается характеристикой связей между ними. Такой обра: действия опирается на важнейшие особенности жанра, потому что при этом I центре внимания оказывается цикл как целостность, своеобразный метатекст.

В специальной работе И.В.Фоменко предлагается, например, следующий порядок анализа поэтического цикла. Оговорив, что его интерпретация не претендует на полноту, исследователь начинает с рассмотрения смысла названия стихов Б.Пастернака, формулируя свою задачу так: «.понять семантику заголовка, соотнося его с самим циклом» (24). Затем следует разбор метрической организации «Петербурга». Сделав некоторые выводы о связях на этом уровне, Фоменко переходит к изучению временного пласта цикла и, обнаружив нарушение хронологии, сам выстраивает последовательность «событий», происходящих в стихотворениях. Данный анализ, по утверждению автора, подчинён стремлению «не только увидеть в «Петербурге» целостность, но установить определённую систему отношений между её элементами» (25).

Далее рассматриваются тема и проблематика цикла. Толкование каждого стихотворения сопрягается здесь с наблюдениями над реализацией в них основной темы. Фоменко выделяет «апофеоз цикла» (26) - кульминацию развития мысли, упоминает об общем композиционном принципе. Учёный утверждает, что «уточнить тему и проблематику цикла помогают лейтобразы и как один из видов - опорные слова, которые представляют собой одну из возможностей «материализации» темы на лексическом уровне» (27). В данном случае это группы слов со значением «Пётр» и «Петербург», а также «лейтобраз» ненастья. В заключение автор приходит к выводу о том, что при анализе цикла обязательно должны учитываться законы его функционирования. В монографии того же исследователя сказано: «Другими словами, цикл должен быть описан не как поэма и не как подборки, а именно как цикл» (28). В соответствии с нашими задачами мы будем использовать многие элементы приведённой концепции.

Несколько иначе решают задачу по описанию цикла другие литературоведы. К примеру, Т.Н. Барнийович следует по комплексному сюжетно-тематическому пути. Он считает существенным выявление «динамики некоторых тем цикла «Ямбы» и аналитическое рассмотрение композиционносемантических функций отдельных стихотворений в создании художественного целого» (29). Автор характеризует этап творчества А. Блока, на котором создан этот цикл, привлекает письма поэта для подкрепления своих идей. Анализ названия и эпиграфа приводит учёного к возможности определения основной темы «Ямбов», которая «составляет идейное ядро цикла». После этого Т.Н. Барнийович переходит к образной структуре произведения, выделяя главные символические образы «страшного мира» и «нового мира». Далее, сказав о важнейших чертах лирического героя, автор статьи поступательно отслеживает развитие основных мотивов от первой до последней части. Особое внимание он обращает на первое стихотворение, чья роль в лирическом цикле «подобна интродукции в музыке» (30). Завершающее же стихотворение как бы сводит воедино всё то, что прозвучало в предыдущих. Делаются выводы, касающиеся «музыкального принципа построения цикла»: «.не смена событий, но смена эмоциональных состояний лирического героя сообщает движение основным темам.»; «налицо «камертонная» роль вступительного стихотворения и интегрирующее значение» заключительного . В конце статьи Т.Н. Барнийович обобщает свои наблюдения над образной системой «Ямбов» и определяет «динамику развития» цикла (31).

Как видим, принципы анализа цикла, при всей их схожести, имеют немало различий. Это обусловлено, помимо личностного фактора, ещё и тем, что законы жанра не до конца ясны, нет и, быть может, не будет общепринятой теории, которая приблизила бы, по выражению М.Н. Дарвина, «разгадку цикла». Удивительное количество и разнообразие вариантов монтажны? конструкций продолжают требовать всё новых, по большей част* индивидуальных подходов к каждой из них. Так, Л.В. Краснова предлагав целостный анализ первого раздела «Страшного мира» Блока; осуществляется он через выявление циклообразующих элементов произведения < использованием сравнительно-типологического подхода. Цикл сопоставляете, с ранней лирикой поэта, формулируется утверждение, согласно котором; единый контекст произведения образуется во многом с помощью лирического сюжета. Л.В.Краснова полагает, что «истоком тематической и идейно-эмоциональной целостности» является «неприятие страшного мира» (32). Предметами анализа далее становятся символы и цветовая гамма, первое («программное») стихотворение и реальный слой, после чего выводится «сквозная мысль» цикла. Циклообразующие связи выделяются Л.В.Красновой и на формальном уровне: повторы, перебои ритма, устойчивые цезуры, характер рифмовки также свидетельствуют о целостности конструкции.

Д.М.Магомедова впервые применила методику цикловедческого анализа по отношению к поэтической книге Ходасевича. Хотя в её статье исследуется только один из аспектов художественной целостности, автор делает и выводы общего порядка. Учёный исходит из предпосылки, что «единство текста в книге стихов обеспечивается не только архитектонической законченностью, логикой расположения отдельных стихотворений и больших семантических комплексов, но и созданием семантических полей, которые складываются на протяжении всей книги стихов из повторов отдельных слов» (33). Размышления Д.М.Магомедовой об одном из таких «полей» (или «гнёзд», по терминологии В.В.Виноградова) «Тяжёлой лиры» - семантическом поле «душа» - приводят к установлению хотя и спорной в некоторых пунктах, но всё же достаточно убедительной закономерности эволюции поэта. Эти наблюдения будут учтены при анализе соответствующего цикла (глава 2).

Рассматривая одно из стихотворений Твардовского, А.В.Македонов специально оговаривает, что разбору подвергается его «замкнутый мир» безотносительно к циклу, частью которого оно является: «.мы остановимся только на анализе этой её самостоятельной целостности, хотя контекст циклг даёт ей дополнительную почву и атмосферу» (34). Как видим, изучение отдельного стихотворения существенно отличается от рассмотрения цикла -первое подразумевает «медленное прочтение с комментариями, егс индивидуальных и типологических особенностей, в последовательности движения текста, как движения второй действительности.» (35), тогда как второе основано на поиске и истолковании «скреп» между текстами, причём «медленное прочтение» каждой части цикла не обязательно.

Особенности подхода к прозаическому циклу будут комментироваться в третьей главе. Важно то, что родовые отличия не заслоняют основных, сближающих свойств монтажных конструкций. В стихотворном цикле, к примеру, может быть множество «прозаических элементов» - заголовки, предисловие и послесловие, примечания, эпиграфы, подписи; и всё это -неотъемлемые части художественного единства. В принципе можно представить себе цикл, состоящий, скажем, из стихотворений, новелл и драматических отрывков, связи в котором столь же прочны, как в обычном случае (если таких циклов ещё нет, они вполне могут появиться). А многие компоненты этого предполагаемого цикла станут исполнять структурообразующие функции с тем же результатом, с каким в исследованных произведениях исполняют их заглавие и композиция, сюжет и «интонационное поле» (В.А.Сапогов), хронотоп и метрическая организация, лексика и лирический герой.

Основная цель диссертации заключается в исследовании процессов циклообразования в творчестве В.Ф.Ходасевича, в определении своеобразия подхода поэта к проблемам цикла и циклизации. Для достижения указанной цели решаются следующие задачи:

- выявить факторы и связи, за счёт которых циклические конструкции Ходасевича приобретают черты целостных произведений;

- раскрыть степень значимости факторов единства и организованносп для всего творчества этого писателя;

- выяснить, в какой мере его отношение к циклизации обусловлен« философскими и эстетическими устремлениями;

- рассмотреть циклы писателя и обозначить единую доминанту ег творческого пути как результат взаимодействия различных типов циклизации;

- определить соприкосновения и расхождения взглядов поэта с господствовавшими в его время мнениями о роли циклизации в литературе.

Методология исследования опирается на системный подход к явлениям словесного искусства, поскольку цикл представляет собой целостную систему, то есть отграниченное множество взаимодействующих элементов. «Цикл, -писал И.В.Фоменко, - оказался идеальной моделью фундаментальных свойств систем.» (36).

Методы исследования определяются опытом, накопленным литературоведением при изучении творчества Ходасевича и свойств цикла как художественного целого. В работе также использованы принципы герменевтики, элементы интертекстуального подхода (Ю.Кристева, Р.Барт и др.), историко-функционального изучения литературы (М.М.Бахтин, С.С.Аверинцев).

Научная новизна диссертации обусловлена её главной целью и связана с обращением к имени и наследию В.Ф.Ходасевича. Проблема циклообразования в его творчестве поставлена исследователями довольно давно, её затрагивают многие современные учёные. Однако дело часто ограничивается простой констатацией фактов, тогда как суммирующее доказательное решение вопроса откладывается. Между тем циклизация, на наш взгляд, является одной из основных и важнейших сфер внимания поэта, что прямо отражается и в его теоретических построениях, и в художественной практике, чем и обусловлена научная новизна нашей работы, принципиальным положением которой является мысль о зависимости этой литературоведческой категории от общефилософских основ мировидения Ходасевича.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что полученные данные о циклах поэта дополняют общую картину распространения произведений этого жанра в двадцатом веке, способствуют выявлению закономерностей их построения и восприятия, что поможет приблизить решение проблемы цикла. Теоретическое осмысление данного вопроса осуществляется через накопление опыта анализа конкретного цикла.

На защиту выносятся следующие положения.

- творческий путь В.Ф. Ходасевича представляет собой своего рода «цикл циклов» - от книги стихов «Молодость» (1908) до итогового «Некрополя» (1939) в прозе, причем цикл выступает как основное средство организации художественного материала;

- книга стихов венчала собой этап духовной эволюции писателя, и во многом именно этим объясняется почти полное прекращение его поэтической деятельности после 1927 года: период «Европейской ночи» продолжался и после выхода одноимённого цикла, а поздние прозаические книги Ходасевича («Державин», «О Пушкине», «Некрополь») целиком обращены в прошлое;

- постоянное внимание поэта к «теориям вечного возвращения» позволяет предположить, что формы его литературной работы напрямую зависят от когда-то воспринятых представлений о «циклическом времени» и круге как воплощении божественной гармонии;

- эти предпочтения во многом определяются общей атмосферой русской культуры начала XX века и сопоставимы со взглядами некоторых писателей той эпохи (В.Я. Брюсов, Андрей Белый и др.);

- каждый из циклов Ходасевича замышлялся как единый текст, что не исключало, конечно же, внесения в него уточнений при переизданиях;

- адекватное авторскому прочтение любой части цикла поэта может быть достигнуто только при её соотнесении с контекстом, а изолированное восприятие часто приводит к неверным интерпретациям.

Объём и структура диссертации. Общий объём диссертации - 246 страниц. Она состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и списка использованной литературы, включающего 259 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблемы цикла и циклизации в творчестве В. Ф. Ходасевича"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Цикличность для Ходасевича, как и для некоторых других авторов - его современников, являлась основным принципом творчества. Сам он в предисловии к книге «О Пушкине» выражал надежду на то, что ему удалось обозначить не высказанные поэтом прямо, но сопровождавшие его мысли, и если подобным образом подойти к наследию Ходасевича, то общей его идеей будет преображение мира в изначальной целостности. Вопрос о соотношении жизни и творчества волновал его постоянно, эталоном для Ходасевича служат Державин, «создавший» своё время, или Пушкин, сумевший сделать системой всё написанное (на другом же полюсе находится, скажем, Ростопчина, не подчинявшая реальности творимому).

Ты дал мне пять неверных чувств, Ты дал мне время и пространство, Играет в мареве искусств Моей души непостоянство. (т. 1, 223).

Категориями бытия, перенесёнными на творчество, Ходасевич оперирует нередко, как и понятиями космоса и хаоса. К примеру, в статье 1928 г. «О Тютчеве» он писал о раздвоенности близкого ему поэта, не находившего ответа на вопрос о благе, и, чтобы показать собственную причастность к дальнейшим выводам, использовал самоцитирование. Тютчев страдал из-за своей способности слышать хаос, а утешением ему должна была служить вера в высшее начало, религиозное преодоление беспорядка. Человеку доступна вера в «божественную цельность», художник же способен делом доказать её существование, моделируя гармоничные миры в своём искусстве. Этого можно достичь не только за счёт таланта, но и с помощью комбинаторных способностей, рельефно проявляющихся при группировке частей цикла. В статье «Юнкера» Ходасевич настаивал на исключительной значимости формы литературного произведения, которая может выражать самую «сокровенную» мысль писателя, что сопутствует его книгам и не получает непосредственного воплощения. Циклический принцип позволил сделать осязаемой идею скрытого единства мира, постигаемого при наличии творческих или религиозных возможностей.

Пространство текста замыкается в круг и становится органичным, но то время, что его породило, пугающе несовершенно. Приверженность Ходасевича к теории исторического круговорота закономерна, так как эта концепция объясняет преобладание зла в настоящем без ущерба для подспудной целостности - во тьме есть свой свет, и он восторжествует. В стихотворениях «Путём зерна» и «Дом», в записной книжке, очерке «Сологуб» и т.д. поэт выстраивает последовательность времени, в которой сменяются взлёты и падения, эпохи подъёма и мрака, образуя цикл жизненных стадий. Тяга к упорядоченности бытия в литературе оборачивалась поисками обдуманной стройности - система, а не стихия привлекает Ходасевича-критика. Мозаика для него замечательна именно в силу своей раздробленности - если отрешиться от отдельных фрагментов, не упуская, впрочем, их из виду, и посмотреть с некоторого расстояния, то произойдёт чудесное превращение частей в единую картину. Напомним, поэт сам предлагает относиться к подобным взглядам с исключительным вниманием и считает их ключевыми для Куприна и Сологуба. Это та общая точка зрения, которая многое объясняет и приводит в порядок.

Критические суждения Ходасевича в полной мере отражают «циклическое мышление» автора. Его подход характеризуется повышенным интересом к аспекту целостности произведения или сборника, причём безусловное одобрение вызывают книги, соответствующие его идеалу «космоса», и отвергаются те, что не отвечают этим требованиям. «Cor ardens» Вяч. Иванова уподобляется архитектурному ансамблю и тут же «достраивается», Ходасевич конструирует вторую книгу Северянина, которой автор никогда не выпускал (т.1, 450), восхищается закономерностью художественного мира К.Бальмонта. Негативную оценку вызывают «ералаш»

М.Цветаевой, «груда свидетельств», собранная Вересаевым, а в письме к Б.А.Садовскому от 31 января 1913г. книга стихов В.Шершеневича рекомендована как «дрянь, лоскутное одеяло какое-то, попурри». Такие предпочтения естественно перетекают и в собственное творчество поэта, а единственное в его практике исключение приходится на книгу переводов.

Если сборник «Из еврейских поэтов» Ходасевич выпустил с «пробелами», что пришлось специально оговорить в предисловии, то все его циклы жёстко выстроены и обнаруживают явное стремление к тому, чтобы стать единым текстом в восприятии читателя, дать последнему почувствовать истинную сущность мира. Работа над книгами, их внешние особенности, программный характер обрамляющих текстов, внутренние «скрепы» подтверждают наше предположение о существовании сверхзадачи, состоящей в «пересоздании» наблюдаемой реальности. Уже первая книга Ходасевича «Молодость» задумана и осуществлена как целостность. У неё есть лирический сюжет, выявляющийся при сопоставлении разделов, стихи окрашены, по авторскому определению, «синим светом сумеречной печали». Не только единство настроения, но и композиция, ориентированная на отношения героя с Мариной и Музой, позволяют говорить о «поэмообразности» книги. Центральное положение «Стихов о кузине» даёт основание считать их кульминацией «Молодости», вторая часть которой - борьба за освобождение из «мертвенной страны». Герой уже не может забыть мгновения счастья, порывает с прошлым и робко надеется на новую встречу с Музой. Организуют единство книги также лейтобразы смерти и мрака, однако не задействованы пространственно-временные параметры. «Молодость» - книга в стадии становления, уже система, но ещё не органичное целое, и не случайно Ходасевич позже пренебрежительно называл её «книжкой» и планировал сократить вполовину, что означало вновь понизить её статус до уровня цикла. Вероятно, такая переработка не влияла, на его взгляд, на художественный смысл этого произведения.

Счастливый домик» имеет трёхчастную структуру и в этом смысле опирается на пушкинское стихотворение «Домовому», из которого заимствовано заглавие книги. Соотношение разделов напоминает триаду антитезис - тезис - синтез: «Пленные шумы» (прошлое, символизм, язычество)

- «Лары» (настоящее, домашняя идиллия) - «Звезда над пальмой» (будущее, христианство); в стихотворении «Вечер» эта схема воплощена как последовательное появление трёх разновидностей света. Лирический сюжет «Счастливого домика» - поиски счастья и покоя в напряжённом мире. Любовь

- страсть, покой - соблазн, свет - тьма - лейтмотивы книги, а образ «дома» организует её пространственный пласт. Немалую роль в создании целостности играют классические реминисценции, образующие особое семантическое поле (А.Наумов писал о «домике русской поэзии», в котором находит отдохновение герой). Последовательные расставания с возлюбленными приводят его к порогу дома Хлои, быт соединяется с религией, а заключительное стихотворение «Рай» перекликается с начальными «Элегией» и «Ущербом». В будущем видится совсем не античное царство мёртвых: авторская мысль обращена к ангелам и вечности, и вера даёт возможность обрести опору в «сумраке земном» (т.1, 133).

Композиция книги «Путём зерна» во многом повторяет «Счастливый домик», однако Ходасевич раз и навсегда отказывается от деления на большие циклы, предоставляя самому читателю возможность вычленить поворотные моменты текста. После общего манифеста следуют трагические «Слёзы Рахили», затем «Брента» - защита «простого и малого»;картины близости смерти, провидение в низком высшего начала сменяются предчувствием нового знания, обретаемого в кульминационном «Эпизоде». Процесс освобождения души продолжается в белых стихах, где рождается новый уравновешенный взгляд на бытие, а последние части плавно замыкают кольцо, возвращаясь к теме зерна. Изменения, которым подверглась книга при переизданиях, свидетельствуют о стремлении ослабить пессимизм её первой половины и тем самым сделать менее резким контраст между жизнью и смертью. Сливаются воедино противопоставленные цепи образов (земля - проза - быт и небо -стихи - творчество), а лирический сюжет может быть обозначен как путь от отчаяния к примирению с «прозой» жизни. На лексическом уровне скрепляют книгу «смерть», «душа», «жизнь» с их ситуационными заменителями, «чёрное» и «золотое» как символы земли и зерна.

Целостность «Тяжёлой лиры», несмотря на её внешнюю фрагментарность, поддерживается соединительными звеньями внутри нескольких групп стихотворений, сложно взаимодействующих между собой. Сохранённые в процессе переработки «блоки» позволяют восстановить слабо обозначенный сюжет книги. Дар творчества, в иные моменты представляющийся герою невыносимым, в конце концов утверждается в качестве «утешного ключа» от другого мира, несущего освобождение от грубости земли. Немалое значение для формирования единства «Тяжёлой лиры» имеют её метрическое однообразие, высокая концентрация слов, связанных с душой, небом, полётом, почти полное отсутствие лексики, обозначающей конкретные реалии, преимущественно чёрно-белая цветовая гамма, исключительное количество архаизмов, ориентированных на высокий стиль девятнадцатого века, общая установка на классические формы. Место действия определяется перемещениями героя из Москвы в Петербург и затем в Европу, что усиливает дневниковую основу текста. Доработка книги при переизданиях показывает, что новые стихотворения обретали собственное обоснованное место в зависимости от своей «сочетаемости».

Европейская ночь» содержит все типы универсальных циклообразующих связей: заголовок одновременно указывает на её «общий пафос», обозначает проблематику и опирается на ключевые слова; пространство и время локализованы (Западная Европа после 1914 г.); на метрическом уровне, по наблюдениям Ю.И.Левина, также присутствуют соответствия («уникальность» стиха), на лексическом - преобладают слова с конкретным значением, отражающие городские реалии, а также слова с отрицательной эмоциональной окраской. Композиция книги опирается на логику путешествия, её лирический сюжет - потеря и обретение веры в призвание художника. Ключевые слова - «свет», «тьма» и «чужой» - образуют семантические гнёзда и цепи лейтмотивов, проходящие сквозь все стихотворения.

Прозаические книги Ходасевича содержат столь же ярко выраженные признаки организации. «Статьи о русской поэзии» объединяет «общая мысль» о памяти, возникающая во всех пяти частях, начиная с эпиграфа к «Графине Е.П.Ростопчиной»: забыта героиня первой статьи, слава Державина похоронена в школьных учебниках, потерян из виду «Уединённый домик на Васильевском», утрачена связь между «петербургскими повестями», недоступна «Гавриилиада», да и сам Пушкин вскоре отодвинется в «дым столетий». От первой до последней строки книги чётко выражена авторская позиция, основная же тема «Статей.» - судьба русской поэзии в потоке времени. Ходасевичем реализуется единый подход к писателям и произведениям: он подбирает «ключ», с помощью которого многое, если не всё, можно объяснить. Особого внимания заслуживает неверная дата под статьёй «О "Гаврилиаде"». В одном ряду с неверными авторскими датировками «Молодости» и стихотворения «И весело, и тяжело.» этот случай выглядит сознательной мистификацией, цель которой - проведение чёткой границы между «до» и «после» революции. В книге создаётся индивидуальная последовательность статей, зависящая от их внутреннего смысла, а не от времени написания.

О Пушкине» - переработка неудачного издания 1924г. - уже в процессе создания измерялась «листами». Эта книга, вопреки внешней «пестроте», представляет собой целостность самого высокого уровня благодаря единству методологии («способа чтения» Пушкина) и главной теме. Исследование Ходасевича приближается к монографии и в композиционном отношении: построение книги ориентировано на линию жизни героя, текст «обрамлён» его младенчеством и гибелью. Статьи единообразно озаглавлены и не датированы, их объединяют «угол зрения» автора и принципы отбора материала.

Некрополь» построен как подобие автобиографии (от Петровской до Горького), в нём остаётся неизменной общая установка на вскрытие объективной истины - о личности, о времени, о творчестве, о мире в целом. В выборе того, что считать правдой, Ходасевич мог колебаться, но он всегда стремился найти сокровенную сущность явления, посмотреть на него с некоторого расстояния и охватить целиком. Для человека точкой отсчёта становится смерть, примиряющая противоречия и позволяющая автору «Некрополя» осмыслить весь жизненный путь героя.

Своеобразие подхода Ходасевича к проблеме циклизации заключается в том, что идея цикла (единство в многообразии) оказалась наиболее органичной для воплощения его мировоззренческих установок и стала основной для его творчества. Были выявлены различные факторы и связи, с помощью которых объединяется каждая из книг Ходасевича, показана высокая степень их организованности, значение которой выходит за рамки литературы и переносится в сферу философии. Миропонимание поэта обусловило весь его творческий путь от первой книги до последней. Опираясь на установки символистов (Брюсова, Андрея Белого), Ходасевич создал, как мы определили, своеобразную концепцию «воссоздания мечтой» мира или какой-то из его составляющих, распавшихся в данный момент времени. Анализ восьми его циклов/книг подтвердил нацеленность автора на преодоление мрака и лжи. Разгадать мир и победить страдание (так обозначил Ходасевич задачу искусства) он стремился и на формальном уровне, и на тематическом: это доказывают поиски света в стихах и «возвышающей правды» в прозе, являющиеся вариантами единой тяги к совершенству и полноте бытия.

Список научной литературыБаранов, Сергей Валерьевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Ходасевич В. Б.Поплавский. «В венке из воска» // Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников. СПб.-Дюссельдорф, 1993. - С. 178-179.

2. Ходасевич В. Блок и его мать // Согласие. 1991. - №8. - С. 173-178.

3. Ходасевич В. Державин. -М., 1988.

4. Ходасевич В. Европейская ночь //Москва. 1963. - №1. - С. 131-135.

5. Ходасевич В. Из еврейских поэтов. М. - Иерусалим, 1998.

6. Ходасевич В. Колеблемый треножник. М., 1991.

7. Ходасевич В. Некрополь. Литература и власть. Письма Б.А. Садовскому. -М., 1996.

8. Ходасевич В. Парижский альбом. Там или здесь? // Октябрь. 1991. - №4. -С. 180-197.

9. Ходасевич В. Письма к Диатроптовым // Наше наследие. 1988. - №3. - С. 86-92.

10. Ю.Ходасевич В. Поездка в Порхов. Из советских воспоминаний // Литературное обозрение. 1989. - №11. - С. 106-110.

11. Н.Ходасевич В. Собрание сочинений в четырёх томах. Т. 1. - М.: «Согласие», 1996.

12. П.Ходасевич В. Собр. соч. в четырёх томах. Т. 2. - М., 1996.

13. Ходасевич В. Собр. соч. в четырёх томах. Т. 3. - М., 1997.

14. М.Ходасевич В. Собр. соч. в четырёх томах. Т. 4. - М., 1997.

15. Ходасевич В. Статьи. Записная книжка // Новый мир. 1990. - №3. - С. 167186.

16. Ходасевич В. Статьи о литературе // Звезда. 1995. - №2. - С. 90-106.

17. Ходасевич В. Статьи о советской литературе // Вопросы литературы. 1996 -Июль-август. - №4. - С. 173-213.

18. Ходасевич В. Стихотворения. Л., 1989.

19. Ходасевич В.Ф. Письма к М.А. Цявловскому // Русская литература. 1999. -№2.-С. 214-230.

20. Ходасевич В.Ф. «Слово о полку Игореве». Аблеуховы Летаевы - Коробки-ны // Русская литература. - 1989. - №1. - С. 100-118.1.

21. Агеносов В.В. Литература русского зарубежья (1918-1996). М., 1998.

22. Адамович Г. Одиночество и свобода. М., 1996.

23. Академические школы в русском литературоведении. М., 1975.

24. Анализ литературного произведения. Л., 1976.

25. Анастасьев Н. Феномен Набокова. М., 1992.

26. Андреев В. Возвращение в жизнь // Звезда. 1969. - №6. - С. 94-132.

27. Андреева И. «Огромной рифмой связало нас.»: К истории отношений Ходасевича и Муни // De visu. М., 1993. - №2. - С. 24-41.

28. Андрей Белый: Проблемы творчества. М., 1988.

29. Анненский И.Ф. Книги отражений. М., 1979.

30. Аннинский Л. Владислав Ходасевич: «Так нежно ненавижу и так язвительно люблю» // Российская провинция. Набережные Челны; М., 1994. - №2. - С. 47-52.31 .Арьев А. И сны, и явь // Звезда. 1999. - №4. - С. 204-213.

31. Асоян A.A. «Почтите высочайшего поэта.» М., 1990.

32. Бак Д.Н., Борисова Е.Б. Принципы цитирования в поэтике лирического цикла: статус имени у Анны Ахматовой // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. - С. 140-155.

33. Барбачаков A.C. Художественный мир В.А. Жуковского как моделирующий фактор цикла A.A. Блока «Снежная маска» // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. - С. 126132.

34. Барнийович Т.Н. Об особенностях структуры лирического цикла А. Блока «Ямбы» // Вопросы русской литературы. Львов, 1981. - Вып. 1. - С. 86-94.

35. БартР. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. -М., 1994.

36. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

37. Беззубцев-Кондаков А. Поэт на чёрных дрогах (Записки о В. Ходасевиче) // Наш современник. -1999. №8. - С. 205-214.

38. Безродный М. Месяц в деревне Владислава Ходасевича // Литературное обозрение. 1989. -№Ц. - С. 104-105.

39. Белкинд B.C. Принцип циклизации в «Повестях Белкина» A.C. Пушкина // Вопросы сюжетосложения. Рига, 1974. - Вып. 3. - С. 118-128.

40. Бельская Л.Л. О еюжетно-композиционном единстве лирического цикла («Персидские мотивы» С. Есенина) // Сюжетосложение в русской литературе. Даугавпилс, 1980. - С. 97-105.

41. Белый А. Между двух революций. М., 1990.

42. Белый А. Петербург. Л., 1981.

43. Белый А. Собрание сочинений. Стихотворения и поэмы. М., 1994.

44. Белый А. Штемпелёванная культура // Наш современник. 1990. - №8. - С. 184-187.

45. Бень Е. «Жестоко вы написали, но превосходно» // Наше наследие. - 1988. -№3. - С. 78-80.

46. Берберова Н. Курсив мой // Октябрь. 1988. - №11. - С. 166-195.

47. Берберова Н. Курсив мой. Автобиография // Вопросы литературы. №9. - С. 186-243.

48. Блауберг И.В., Юдин Э.Г., Садовский В.Н. Системный подход: предпосылки, проблемы, трудности. М., 1969.

49. Блок А. Собрание сочинений в шести томах. Т. 1. Л., 1980.

50. Богатырёва С. «Старая толстая Сафо» // Вопросы литературы. 1989. - №3. -С. 275-279.

51. Богомолов Н. Выбор путей // Литературное обозрение. 1990. - №2. - С. 6065.

52. Богомолов H.A. Вл. Ходасевич в московском и петроградском литературном кругу // Новое литературное обозрение. 1995. - №14. - С. 119-130.

53. Богомолов H.A. Георгий Иванов и Владислав Ходасевич // Русская литература. 1990. - №3. - С. 35-45.

54. Богомолов H.A. Жизнь и поэзия Владислава Ходасевича // Ходасевич В. Стихотворения. Л., 1989. - С. 5-48.

55. Богомолов H.A. История одного замысла // Русская речь. 1989. - №5. - С. 38-47.

56. Богомолов H.A. От поэзии к прозе // Литературная газета. - 1989. - 23 августа. - №34. - С.5.

57. Богомолов H.A. «Сопутники в большом и малом» // Литературное обозрение. 1988. - №8. - С. 104-106.

58. Боровиков С. Из литературных запасников (Е. Замятин и Вл. Ходасевич о М. Горьком) // Боровиков С. Разумная душа. Литературно-критические статьи. -Саратов, 1988. С. 153-165.

59. Борхес Х.Л. Циклическое время. Доктрина циклов // Борхес Х.Л. Письмена Бога. М., 1992. - С. 92-104.

60. Бочаров С. «Но всё ж я прочное звено.» // Новый мир. 1990. - №3. - С. 160-167.

61. Бочаров С.Г. Ходасевич (1886-1939) // Литература русского Зарубежья: 1920-1940. М„ 1993. - С. 178-219.

62. Брюсов В. Собрание сочинений в семи томах. Т.1. - М., 1973.

63. Брюсов В. Среди стихов: 1894-1924. М., 1990.

64. Вейдде В. О тех, кого уже нет // Звезда. 1995. - №2. - С. 106-112.

65. Вейдле В. Петербургская поэтика // Гумилёв Н. Собрание сочинений в четырёх томах. Т.4. - М., 1991.-С. V-XXXVI.

66. Вейдле B.B. Поэзия Ходасевича // Русская литература. 1989. - №2. - С. 147-161.

67. Вейдле В.В. Умирание искусства. СПб., 1996.

68. Виницкий И. Нечто о привидениях Жуковского // Новое литературное обозрение. 1998. - №4(32). - С. 147-172.

69. Виноградов В. О литературной циклизации // Виноградов В. Поэтика русской литературы. М., 1976. - С. 45-63.

70. Владислав Ходасевич о Пушкине // Вопросы литературы. 1999. - Май-июнь. - №3. - С. 74-118.

71. Вознесенский А. Небесный муравей // Огонёк. 1986. - №48. - С. 26-28.

72. Гарин Й. Орфей безумного века // Гарин И. Серебряный век. В 3 т. Т.2. -М., 1999.-С. 361-615.

73. Гарин И. Поэт Божиею милостью // Гарин И. Серебряный век: в 3 т. Т.2. -М., 1999.-С. 617-702.

74. Гаркави A.M. Композиция стихотворных циклов H.A. Некрасова // Жанр и композиция литературного произведения. Калининград, 1980. - Вып. 5. -С. 37-50.

75. Гаспаров М.Л. Избранные труды. Т.З. О стихе. М., 1997.

76. Геделянский Ю.Н. Любовь и судьба. М., 1996.

77. Гиппиус З.Н. Знак (О Вл. Ходасевиче) // Литературное обозрение. 1990. -№9.-С. 102-104.

78. Гиршман М.М. Ещё о целостности литературного произведения // Известия АН СССР. Серия лит. и языка. - 1979. - Т.38. - №5. - С. 449-457.

79. Глинина О.Г. "Тёмные аллеи" И.А.Бунина как художественное единство: Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук. -Астрахань, 1999.

80. Гончаров Б.П. Иерархия художественных связей в поэтическом произведении и проблемы его целостного анализа // Методология анализа литературного произведения. М., 1988. - С. 249-282.

81. Горький и советские писатели. Неизданная переписка. Литературное наследство. - Т.70. - М., 1963.

82. Гумилёв Н.С. Письма о русской поэзии. М., 1990.

83. Гумилёв Н.С., Ходасевич В.Ф., Иванов Г.В. Стихи. Проза. М., 1998.

84. Дальние берега: Портреты писателей эмиграции. М., 1994.

85. Дарвин М.Н. Изучение лирического цикла сегодня // Вопросы литературы. -1986.-№10.-С. 220-230.

86. Дарвин М.Н. Исторические пути и формы художественной циклизации в лирике // Историческое развитие форм художественного целого в классической русской и зарубежной литературе. Кемерово, 1991. - С. 3249.

87. Дарвин М.Н. "Камень" О.Мандельштама: поэтика заглавия // Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Кемерово, 1990. - С. 5765.

88. Дарвин М.Н. Проблема цикла в изучении лирики. Кемерово, 1983.

89. Дарвин М.Н. Цикл // Литературная учёба. 1985. - №2. - С. 227-230.

90. Долгополов Л. Миф о Петербурге и его преобразование в начале века // Долгополов Л. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX начала XX века. - Л., 1985. - С. 150-194.

91. Долгополов Л. От "лирического героя" к стихотворному сборнику // Долгополов Л. На рубеже веков. Л., 1985. - С. 91-115.

92. Долгополов Л.К. Творческая история и историко-литературное значение романа А.Белого "Петербург" // Белый А. Петербург. Л., 1981. - С. 525623.

93. Долинский М., Шайтанов И. Вступ. заметка // Литературное обозрение. -1991.-№5.-С.'41-42.

94. Долинский М., Шайтанов И. Диагноз // Вопросы литературы. 1996. -Июль-август. - №4. - С. 157-172.

95. Долинский М., Шайтанов И. Кресло в кулисах // Вопросы литературы. -1991.-№3,-С. 46-88.

96. Егоров Б.Ф. Литературно-критическая деятельность В.Г.Белинского. М., 1982.

97. Ел. П. Постскриптум // Литературное обозрение. 1990. - №2. - С. 59.

98. Зверев В. Грустный путь Владислава Ходасевича // Ходасевич В. Стихотворения. М., 1991. - С. 5-22.

99. Зелинский А.Э. Лирические циклы и проблема циклизации в творчестве В.Я. Брюсова. Автореферат. канд. филол. наук. Тарту, 1986.

100. Зелинский А.Э. Цикл В.Я. Брюсова "У моря" как "неомифологический" текст // Проблемы преемственности в литературном процессе. Алма-Ата, 1985.-С. 30-40.

101. Зорин А. Начало // Ходасевич В. Державин. М., 1988. - С. 5-36.

102. Иблер Р. Элементы и функции циклизации в "Подражаниях Корану" A.C. Пушкина // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. - С. 36-58.

103. Иванов Вяч. В. Бодлер перед зеркалом // Иностранная литература. 1989. -№1. - С. 139.

104. Из переписки Н.И. Петровской // Минувшее. Вып. 14. - М.-СПб., 1993. -С. 367-396.

105. Из переписки В.Ф. Ходасевича (1925-1938) // Минувшее. М., 1991. -№3. - С. 262-291.

106. Из «секретных» фондов в СССР // Минувшее. М.-СПб., 1993. - Вып. 12. -С. 342-361.

107. Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Межвузовский сборник научных трудов. Кемерово, 1992.

108. История русской литературы. XX век. Серебряный век. М., 1995.

109. Казак В. Лексикон русской литературы XX века. М., 1996.113. «Как редко теперь пишу по-русски.» Из переписки В.В. Набокова и М.А. Алданова // Октябрь. 1996. - №1. - С. 121-146.

110. Коган A.C. Об эволюции тютчевского мира // Вопросы русской литературы. -Львов, 1981. Вып. 1 (37). - С. 66-72.

111. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.

112. Кормилов С., Фёдорова JI. Собираемый Ходасевич // Вопросы литературы. 1999. - №3. - С. 330-345.

113. Коровин В.И. Ходасевич // Русские писатели XD(- начала XX века. Биобиблиографический словарь. М., 1995. - С. 561-567.

114. Коростелёв О., Федякин С. Полемика Г.В. Адамовича и В.Ф. Ходасевича (1927-1937) // Российский литературоведческий журнал. 1994. - №4. - С. 204-277.

115. Котрелёв Н. «Счастливый домик» и «Некрополь» В.Ф. Ходасевича // Памятные книжные даты. М., 1989. - С. 131-134.

116. Краснова Л.В. От стихотворения к циклу (циклообразующие элементы и типология образов в поэзии А.Блока) // Вопросы русской литературы. -Львов, 1981. Вып. 1 (37). - С. 108-116.

117. Краткая литературная энциклопедия. Т.8. - М., 1975.

118. Кривулин В. Из цикла статей «Над чёрной речкой». Статья вторая // Звезда. 1994. - №1. - С. 188-197.

119. Кукин М.Ю. Зримое и незримое в поэтическом мире: Последнее стихотворение Ходасевича // Начало: Сб. работ молодых учёных. Вып. 2 - М., 1993.-С. 157-180.

120. Кулагин А. Тайная свобода. Заметки о «возвращённой» пушкиниане // Литературное обозрение. 1990. - №8. - С. 29-34.

121. Куприн А.И. Голос оттуда: 1919-1934. М., 1999.

122. Кушнер А. Книга стихов // Вопросы литературы. 1975. - №3. - С. 178188.

123. Лаврин А. Дар тайнослышанья тяжёлый // Ходасевич В. Собрание стихов. -М., 1992.-С. 5-7.

124. Ландор М. Большая проза из малой (Об одном становящемся жанре в XX веке) // Вопросы литературы. - 1982. - №8. - С. 75-106.

125. Лебедев Ю.В. Об одной из «ветвей» некрасовской традиции. Процессы циклизации в русской прозе и поэзии 1840-1860-х годов // H.A. Некрасов и современность. Ярославль, 1984. - С. 53-67.

126. Лебедев Ю.В. У истоков эпоса (очерковые циклы в русской литературе 1840-1860-х годов). Ярославль, 1975.

127. Левин Ю.И. О поэзии Вл. Ходасевича // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998. - С. 209-267.

128. Литвин Е.Ю. Из переписки В.Ф. Ходасевича // Памир. 1988. - №8. - С. 173-176.

129. Литературное наследство. Т. 85. Валерий Брюсов. — М., 1976.

130. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

131. Любимов Л. На чужбине. М., 1963.

132. Ляпина Л. Лирический цикл как художественное единство // Проблемы целостности литературного произведения. Воронеж, 1977. - С. 35-47.

133. Ляпина Л.Е. Литературная циклизация (к истории изучения) // Русская литература. 1998. - №1. - С. 170-177.

134. Ляпина Л.Е. Литературный цикл в аспекте проблемы жанра // Проблемы литературных жанров. Томск, 1990. - С. 26-28.

135. Ляпина Л.Е. О природе драматической циклизации // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. -С. 4-17.

136. Магомедова Д.М. Символ «души» в «Тяжёлой лире» В.Ходасевича // Филологические науки. 1990. - №6. - С. 17-22.

137. Мазур С.Ю. Эротика стиха: герменевтический этюд // Даугава. 1990. -№10. -С. 41-44.

138. Македонов A.B. Анализ лирического произведения // Анализ литературного произведения. Л., 1976. - С. 145-172.

139. Малмстад Д. По поводу Ходасевича: Добавления и поправки // Новое литературное обозрение. -М., 1995. №14. - С. 131-135.

140. Малмстад Д. Е. Единство противоположностей // Литературное обозрение. 1990. - №2. - С. 51-59.

141. Малмстад Дж. Э. Ходасевич и формализм: несогласие поэта // Русская литература XX века: исследования американских учёных. — СПб., 1993. — С. 284 — 301.

142. Мандельштам О. Сочинения. В 2-х т. Т.2. Проза. - М., 1990.

143. Материалы к творческой биографии Вл. Ходасевича // Вопросы литературы. 1987. - №9. - С. 225-245.

144. Мекш Э.Б. Сюжетно-композиционная система книги стихов С. Есенина «Москва кабацкая» // Сюжетосложение в русской литературе. Даугавпилс, 1980.-С. 105-113.

145. Меркурьев И.К., Дарвин М.Н. К вопросу о художественной функции примечаний в цикле «Песен западных славян» А.С. Пушкина // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. - С. 59-66.

146. Мирошникова О.В. О лирическом цикле К.К. Случевского «Прежде и теперь» // Художественное творчество и литературный процесс. Томск, 1979. -Вып. 2.-С. 39-45.

147. Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2-х томах М., 1987.

148. Михайлов О.Н. Литература русского Зарубежья. М., 1995.

149. Мицкевич А. Сонеты. Л., 1976.

150. Набоков В. Пьесы. М., 1989.

151. Набоков В. Романы, рассказы, эссе. СПб., 1993.

152. Набоков В. Русский период. Собрание сочинений в пяти томах. Т.2. -М., 1999.

153. Набоков В. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 4. - М., 1990.

154. Наумов А. Несчастливый домик // Литературная учёба. 1989. - №4. - С. 148-154.159. «Не прошло и семидесяти лет.» Нина Берберова в России // Литературное обозрение. 1990. - №1. - С. 68-73.

155. Нерлер П. «Дар тайнослышанья тяжёлый.» II Поэзия. 1988. - №50. - С. 220-226.

156. Никоненко Ст. Дороги Гайто Газданова // Газданов Г. Призрак Александра Вольфа. М., 1990. - С. 3-20.

157. Ницше Ф. Сочинения в 2 т. — М., 1990.

158. Орлов Вл. На рубеже двух эпох (Из истории русской поэзии начала нашего века) // Вопросы литературы. 1966. - №10. - С. 111-143.

159. Орлов Вл. Перекрёсток. Поэты начала века // Орлов Вл. Избранные работы в двух томах. Т. 1. - Л., 1982. - С. 376-538.

160. Парижский сплин. Из Бодлера. Переводы Владислава Ходасевича // Иностранная литература. 1989. - №1. - С. 126-139.

161. Парнок С.Я. Ходасевич // De visu. М., 1994. - №5. - С. 3-48.

162. Перельмутер В. Москва, Петроград, далее Берлин. // Литературная учёба. 1989. - №6. - С. 145-149.

163. Перельмутер В. Несколько слов о Ходасевиче-критике // Октябрь. 1988. -№6.-С; 201-202.

164. Перельмутер В. Пушкиниана Владислава Ходасевича // Литературная Армения. 1988. - №6. - С. 93-94.

165. Переписка В.Ф. Ходасевича и М.О. Гершензона // De visu. М., 1993. -№5.-С. 12-51.

166. Переписка М.И. Цветаевой с A.B. Бахрахом // Литературное обозрение. -1991.-№9.-С. 102-112.

167. Письма В. Ходасевича к Н. Берберовой // Минувшее. М., 1991. - №5. -С. 228-327.

168. Письма В.Ф. Ходасевича В.Г. Лидину (1917-1924) II Минувшее. - М.-СПб., 1993. - №14. - С. 414-438.

169. Платек Я. Повинуясь только звуку // Музыкальная жизнь. 1992. - №1. -С. 15-17.

170. По поводу публикации писем В.Ф. Ходасевича к H.H. Берберовой // Минувшее. -М., 1992. №6. - С. 471-472.

171. Поспелов Г. Целостно-системное понимание литературных произведешь // Вопросы литературы. 1982. - №3. - С. 139-155.177. «Правда душевно-духовного знания». Современники о Владиславе Хода севиче // Нева. СПб., 1996. - №5. - С. 207-214.

172. Приходько В. Ходасевич // Детская литература. 1994. - №3. - С. 17-24.179. «Провидение вкуса»: Георгий Иванов критик // Лепта. - М., 1993. - №2 -С. 68-96.

173. Пушкин A.C. Собрание сочинений в 10-ти томах. Т.1. М., 1974.

174. Пушкин в эмиграции. 1937. М., 1999.

175. Ранчин А. Ещё раз о Бродском и Ходасевиче // Новое литературное обе зрение. 1998. - №4 (32). - С. 84-90.

176. Рассел Б. История западной философии: В 2 т. — Новосибирск, 1994.

177. Ратгауз М.Г. 1921 год в творческой биографии Вл. Ходасевича // Блокоб ский сборник. X. Тарту,1990. - С. 117-129.

178. Роднянская И. Возвращённые поэты // Позиция. М., 1988. - С. 102-128.

179. Ронен О. Пути Шкловского в «Путеводителе по Берлину» // Звезда. 1999. -№4.-С. 164-172.

180. Русские писатели. Биобиблиографический словарь. Т.2 М., 1990.

181. Русское Зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. М., 1997.

182. Сапогов В.А. К проблеме стихотворной стилистики лирического цикла Русская советская поэзия и стиховедение. М., 1969. - С. 237-244.

183. Сапогов В.А. Сюжет в лирическом цикле // Сюжетосложение в русско литературе. Даугавпилс, 1980. - С. 90-97.

184. Сарнов Б. И в них вся родина моя // Сарнов Б. Если бы Пушкин жил наше время. М., 1998. - С. 434-446.

185. Селицкая З.Я. К вопросу о соотношении книги стихов и лиричееког цикла (С. Клычков. Песни) // Сюжет и художественная система. Дауга! пиле, 1983.-С. 145-151.

186. Серебряный век в России. Избранные страницы. М., 1993.

187. Синдаловский Н. Кузневский мост, или из Петербурга в Москву на крыльях фольклора // Нева. СПб., 1996. - №9. - С. 189-195.

188. Синельников М. Родной Содом // Вопросы литературы. 1997. - Июль-август. - №4. - С. 245-276.

189. Словарь литературоведческих терминов. М., 1974.

190. Соболевская Г.И. Особенности циклизации в прозе А.П. Чехова (Сборник-цикл «Хмурые люди». Статья вторая) // Проблемы метода и жанра. -Вып. 5. Томск, 1977. - С. 82-91.

191. Соболевская Г.И. Проблема цикла в русской прозе 80- начала 90-х годов (К постановке проблемы. Статья первая) // Проблемы метода и жанра. -Вып. 5. Томск, 1977. - С. 74- 81.

192. Соболевская H.H. О циклизации чеховской повествовательной прозы 1888-1895 гг. // Проблемы метода и жанра. Вып. 5. -Томск, 1977. - С. 6273.

193. Спроге JI.B. Лирический цикл в дооктябрьской поэзии А. Блока и проблемы циклообразования у русских символистов. Автореферат дис. . кандидата филол. наук. Тарту, 1988.

194. Спроге Л.В. Лирический цикл как «поэмообразная» структура (А. Блок. «О чём поёт ветер») // Жанры в литературном процессе. Вологда, 1986. -С. 28-39.

195. Спроге Л.В. «Рассыпанный» цикл А. Блока «Тишина цветёт» // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. - С. 133-139.

196. Старыгина H.H. Проблема цикла в прозе Н.С. Лескова // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1984. - С. 146-162.

197. Старыгина H.H. Проблемы циклизации произведений в русской литературе 1850-1860-х годов. Йошкар-Ола, 1987.

198. Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж, 1984.

199. Струве И. В. Ходасевич и В. Набоков // Ходасевич В.Ф. По бульварам. -М., 1996.-С. 272-279.

200. Сурат И. Пушкинист Владислав Ходасевич. М., 1994.

201. Тиме Г.А. Гёте на «закате» Европы (О. Шпенглер и русская мысль начала 1920-х годов ) // Русская литература. 1999. - №3. - С. 58-71.

202. Тименчик Р. «Чужой восторг»: Владислав Ходасевич и Латвия // Даугава. -1987. -№2.-С. 112-116.

203. Толмачёв В.М. Владислав Ходасевич: Материалы к творческой биографии // Российский литературоведческий журнал. М., 1994. - №5-6. - С. 143154.

204. Толмачёв В.М. Утраченная и обретённая реальность // Наоборот: Три символистских романа. М., 1995. - С. 432-441.

205. Толстой Ив. Владислав Ходасевич. Стихотворения // Новый мир. 1990. -№2.-С. 268-269.

206. Толстой Ив. Ходасевич в Кончееве // В.В. Набоков: pro et contra. Антология. СПб., 1997. - С. 795-805.

207. Тополянский В. Грубой жизнью оглушённый. (Письмо В.Ф. Ходасевича Л.Б. Каменеву) // Континент. 1999. - №1 (99). - С. 217-219.

208. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: Семантика и структура. М., 1983.-С. 227-284.

209. Тропкина Н Е. Русская поэзия 1917-1921 годов: художественные искания поэтов серебряного века. Волгоград, 1995.

210. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

211. Тюпа В.И., Мешкова Г.А., Курбатова Н.В. Архитектоника циклизации (о «Трилистниках» И. Анненского) // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. - С. 104-125.

212. Тютчев Ф.И. Сочинения. В 2-х т. Т. 1. Стихотворения. - М., 1984.

213. Уразаева Т.Т. О новеллистической природе художественной прозы М.Ю. Лермонтова // Проблемы метода и жанра. Вып. 5. Томск, 1977. - С. 25-36.

214. Урнов Д.М. Цельность литературного произведения // Методология анализа литературного произведения. М., 1988. - С. 282-303.

215. Устинов А., Сажин В. Ожог. К истории невышедшей «Литературной газеты» 1921 года// Литературное обозрение. 1991. - №2. - С. 95-112.

216. Философская энциклопедия. Т.5. М., 1970.

217. Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. Тверь, 1992.

218. Фоменко И.В. О жанровом своеобразии лирического цикла // Проблемы эстетики и творчества романтиков. Калинин, 1982. - С. 22-42.

219. Фоменко И.В. О поэтике лирического цикла // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1982. - №4. - С. 37-44.

220. Фоменко И.В. О принципах композиции лирических циклов // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1986. - Т. 45. - №2. - С. 130-137.

221. Фоменко И.В. Об анализе лирического цикла (на примере стихов Б. Пастернака «Петербург») // Принципы анализа литературного произведения. -М., 1984.-С. 171-178.

222. Фомин С. С раздвоенного острия (Поэтический диссонанс в творчестве В.Ф. Ходасевича) // Вопросы литературы. 1997. - Июль-август. - №4. - С. 32-45.

223. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь: исследование магии и религии. М., 1986.

224. Хаев Е. Проблема композиции лирического цикла // Природа художественного целого и литературный процесс. Кемерово, 1980. - С. 57-61.

225. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999.

226. Ходасевич А.И. Воспоминания о В.Ф. Ходасевиче // Ново-Басманная, 19. -М., 1990.-С. 386-410.

227. Храпченко М. Размышления о системном анализе литературы // Вопросы литературы. 1975. - №3. - С. 90-112.

228. Циклизация литературных произведений. Системность и целостность. -Кемерово, 1994.

229. Чернец Л.В. Литературные жанры: Проблемы типологии и поэтики. М., 1982.

230. Черняева Т.Г. О жанровой природе «Арабесок» Н.В. Гоголя // Проблемы метода и жанра. Вып. 5. Томск, 1977. - С. 37-50.

231. Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Том 3 // Нева. СПб., 1996. -№9.-С. 5-121.

232. Чуковский К. Дневник (1901-1929). М., 1991.

233. Чуковский Н. Литературные воспоминания. М., 1989.

234. Шагинян М. Человек и время. М., 1982.

235. Шанский Н.М., Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка. -М., 1994.

236. Шаповалов М. Стихи Владислава Ходасевича: «Коснуться вновь земли родной» // Дон. 1988. - №8. - С. 154-155.

237. Шаховская 3. В поисках Набокова. Отражения. М., 1991.

238. Шекспир В. Полное собрание сочинений: в 14т. Т. 11. - М., 1997.

239. Широков В. Мучительное право проклинать и любить // Ходасевич В. Тяжёлая лира. М., 1990. - С. 1-3.

240. Шумихин С. Неизданное письмо В.Ф. Ходасевича // Новое литературное обозрение. М., 1995. - №14. - С. 136-138.

241. Шумихин C.B. Комментарий к двум фотографиям // Литературная учёба. -1989,-№6.-С. 149-152.

242. Эткинд А., Грельц К. Недосказанное о неосуществлённом: из чего сделан «Пленный дух» Цветаевой // Новое литературное обозрение. М., 1996. -№17.-С. 94-115.

243. Эткинд Е. Русская поэзия XX века как единый процесс // Вопросы литературы. 1988. - №10. - С. 189-211.252. «Я очень слежу за Вашими отзывами.» (Письма В.Ф. Ходасевича Ю.И. Айхенвальду) // Встречи с прошлым. Вып. 7. - М., 1990. - С. 89-102.

244. Янгиров Р. Пушкин и пушкинисты. По материалам из чешских архивов h Новое литературное обозрение. 1999. - №3 (37). - С. 181-228.246

245. Яновский B.C. Поля Елисейские: Книга памяти. СПб., 1993.

246. Янушкевич A.C. Проблема прозаического цикла в творчестве Н.В. Гоголя II Проблемы метода и жанра. Вып. 4. - Томск, 1977. - С. 26-32.

247. Янушкевич A.C. Русский прозаический цикл 1820-1830-х годов как «форма времени» // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1992. - С. 18-35.

248. Bethea D. Khodasevich. His Life and Art. Princeton, 1983.

249. Gobier F. Vladislav F. Chodasevic: Dualitat und Distanz als Grundzuge seiner Lyrik.-München, 1988.

250. Ort K.-M. Zyklische Dichtung // Reallexikon der deutschen Literaturgeschichte. Bd. 4. NY., 1984. - S. 1109-1121.