автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Рассказы Ю.П. Казакова в контексте традиций русской орнаментальной прозы

Полный текст автореферата диссертации по теме "Рассказы Ю.П. Казакова в контексте традиций русской орнаментальной прозы"

На правах рукописи

ЕГНИНОВА Наталья Ерентуевна

РАССКАЗЫ Ю.П. КАЗАКОВА В КОНТЕКСТЕ ТРАДИЦИЙ РУССКОЙ ОРНАМЕНТАЛЬНОЙ ПРОЗЫ

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Улан-Удэ-2006

Работа выполнена на кафедре русской литературы ГОУ ВПО «Бурятский государственный университет».

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Имихелова Светлана Степановна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Юрьева Ольга Юрьевна

кандидат филологических наук, профессор Хосомоев Николай Данилович

Ведущая организация - Институт монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН.

Защита состоится « 05 » декабря 2006 г. в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.022.04 при ГОУ ВПО «Бурятский государственный университет» (670000, г. Улан-Удэ, ул.Смолина, 24а, конференц-зал).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Бурятский государственный университет» (670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а).

Автореферат разослан « 3 » ноября 2006 г.

Ученый секретарь с"--

диссертационного совета £,

Бадмаев Б.Б.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Орнаментальная проза как яркое литературное явление первой трети XX века, согласно закону непрерывности литературного процесса, не могла не оставить свой след в литературе последующих периодов. Ю.П. Казаков - один из немногих писателей-«шестидесятников», который обратился к традиции орнаментального повествования. В своём творчестве он возрождал в определённой степени эту линию литературы, надолго позабытую литературой в советский период. Рассказы Ю. Казакова, писателя необычайно лиричного, открывающего, как на исповеди, самые сокровенные тайники своей души, - одна из ярких страниц русской литературы XX века. Рассмотрение художественного мастерства Ю. Казакова в русле традиций русской орнаментальной прозы является весьма плодотворным, так как позволяет раскрыть важные грани прозы писателя, глубже осмыслить специфику художественного сознания автора, что определяет актуальность данной работы. .

В настоящее время после долгого забвения орнаментальная проза вновь привлекает внимание литературоведов. Исследователи выявили различные причины обращения писателей к орнаментально-сти: стремление создать некоторый «сверхсмысл» (Д.С. Лихачев); принцип универсализации, заменивший классический принцип реалистической типизации в XX веке (Е.Б. Скороспелова); отображение строя мифического мышления (В. Шмид); необходимость регулярного ритмического чередования определенных элементов, имеющих символическое наполнение в тексте (Н. Евсеев); выражение средствами орнаментального стиля модернистской, в частности, импрессионистической и экспрессионистической эстетики (М.М. Голубков).

В работе орнаментальная проза рассматривается как художественно-стилистическая разновидность словесного искусства, совмещающая в себе характерные черты прозы и поэзии. Для ее обозначения в исследовательской литературе используются различные термины: «поэтическая» или «чисто эстетическая» (В.М. Жирмунский), «поэтизированная» (Ю.Н. Тынянов), «неклассическая» (H.A. Кожевникова), «лирическая», «ритмизованная» проза и др. Однако вслед за JI.A. Новиковым в работе отдается предпочтение термину

«орнаментальная проза», так как глубокое внедрение в повествование поэтических приемов, их прорастание оправдывает понятие «орнаментализм»: непременным для орнамента является повтор тех или иных образных мотивов, стилизованных деталей образного целого.

Феномен орнаментальности, по мнению ученых, проявляется в разные периоды истории литературы: его можно обнаружить уже в древнерусской литературе в стиле «плетения словес» (Д.С. Лихачев), литературе XIX века (в творчестве A.C. Пушкина, А.П. Чехова, Ф.М. Достоевскго (В.Шмид)), но в большей степени в литературе XX века. В связи с этим в современной науке (М.М. Голубков, Ю.И. Левин, Е.Б. Скороспелова) как самостоятельное художественное явление выделяется орнаментальный стиль. Важными в орнаментальном стиле становятся обращенность слов к другим словам в тексте, их взаимодействие по аналогии или по контрасту, что присуще поэтическому тексту. Именно структурная связь с поэзией позволила осознать данный стиль как качественно новое явление. Однако не нужно путать орнаментальные произведения с метризованной прозой, верлибром, свободным стихом и другими явлениями в литературе, более близкими к поэзии. Несмотря на тяготение к поэтическому тексту, тип художественного слова в орнаментальном стиле остается прозаическим.

Подробный анализ особенностей стиля Казакова представляет в данной работе главный научный интерес и определяет цель диссертации — исследуя орнаментальные тенденции в стиле Казакова, выявить смысловые доминанты текста, раскрывающие существенные особенности мироощущения и художественной эстетики прозаика, его место в литературном процессе XX века.

Для достижения основной цели работы поставлены следующие задачи:

1) рассмотреть специфику феномена «орнаментальной прозы», его становление, развитие в творчестве писателей XX века;

2) определить литературные связи произведений Ю. Казакова с орнаментальными стилевыми традициями первой половины XX века (прежде всего с прозой И.А. Бунина, А. Белого, А.П. Платонова и др.);

3) установить причины предпочтения Ю. Казаковым жанра рассказа на протяжении всего творчества;

4) выявить, какими художественными средствами, заимствованными из поэзии (на языковом и композиционном уровнях), выражаются в стиле рассказов писателя особенности художественного мышления Ю. Казакова;

5) рассмотреть комплекс наиболее важных для творчества писателя лейтмотивов, позволяющий определить основные доминанты художественного и личностного «пространства» автора и образующий художественный метатекст (авторский и общелитературный).

Научная новизна настоящей работы заключается в том, что впервые творчество Казакова рассматривается в контексте традиций русской орнаментальной прозы, и это дало возможность выявить специфику воздействия поэтической формы словесного выражения на прозаический текст Казакова, определить, как орнамен-тальность обнаруживает определенные качества индивидуального мировосприятия прозаика. В таком преломлении творчество Казакова еще не становилось предметом специального исследования.

Положения, выносимые на защиту:

1. Привнося орнаментальные стилистические черты, присущие в первой трети XX века писателям-модернистам, Казаков обогащал природу реалистического метода. В плане «особого» словоупотребления Казаков с языковым орнаментом обращался строго избирательно. Поэтические языковые приемы, которые присутствуют в тексте писателя, возникают в наиболее важных эпизодах его рассказов и содержат в себе основную смысловую нагрузку; орнаменталь-ность у писателя более последовательно и ярко представлена на композиционном уровне художественной системы и в особом ритме его прозы.

2. Эстетическая, художественная сторона стиля Казакова определяется близостью его творчества к импрессионистической эстетике. Импрессионизм как эстетика, обладающая «переходным характером», обогащает реалистически вещественный мир рассказов Казакова. Однако стилистические орнаментальные приемы, которые использует Казаков и которые обусловлены импрессионистическим видением писателя, восходят к традиции русской орнаментальной прозы писателей-модернистов первой трети XX века. Поэтическое начало в прозе писателя - это область пересечения разных способов художественного освоения действительности, необходимая для совершенствования индивидуального мастерства писателя.

3. Ярко выраженное поэтическое начало прозы писателя, «умение видеть импрессионистически» определили верность Казакова жанру рассказа. В ранних произведениях писателя чаще встречаются рассказы-«события», в поздний период творчества преобладают рассказы-«переживания», и это является следствием стремления Казакова к полной свободе самовыражения, к предельной искренности с читателем.

4. В творчестве Казакова присутствует целый комплекс концептуально значимых лейтмотивов. Появляясь в наиболее важных частях текста, лейтмотивы способствуют преодолению дискретности повествования как в рамках одного рассказа, так и в контексте всего творчества, предполагают возможность неоднозначного восприятия и образуют метатекст, позволяющий судить о смысловых доминантах авторского «пространства».

5. Индивидуальное бытие писателя носит экзистенциальный характер. Слияние поэтического и прозаического начал в творчестве Казакова основывается на антиномичности его творческого сознания и, одновременно, стремлении преодолеть противоречивое восприятие мира, обрести внутреннюю «детскую» цельность, изначальную гармонию, на уровне текста утвердить свободную от различных условностей, созидательно-творческую сущность писательского труда, преобразовать «прозу» жизни в поэзию.

Методологическая и теоретическая база исследования — труды А.Ф. Лосева, В.М. Жирмунского, Ю.Н. Тынянова, В.Б. Шкловского, Б.В. Томашевского, Л .Я. Гинзбург, Ю.М. Лотмана, Д.С, Лихачева, A.B. Михайлова, Н.К. Гея, В.В. Кожинова, Б.М. Гаспарова, М.М. Гиршмана и др. Использовались теоретические исследования в области теории стиля, орнаментальной стилистики, импрессионизма в прозе XX столетия В.А. Келдыша, Л.К. Долгополова, Л.А. Колобаевой, Н.В. Драгомирецкой, Г.А. Белой, В. Шмида, Л.Г. Андреева, Л.Е. Корсаковой, Е.Б. Скороспеловой, М.М. Голубкова, H.A. Кожевниковой, Л.А. Иезуитовой, Ю.И. Левина, Л.А. Новикова, Л.В. Усенко, В.Г. Захаровой и др. Методологическую основу исследования составил целостный подход, который базируется на сравнительно-историческом и лингвостилистическом способах изучения художественных текстов.

Объектом исследования является творчество Ю. Казакова, рассмотренное в контексте литературного процесса XX столетия.

Предмет исследования - традиции орнаментальной прозы в рассказах писателя.

Практическое значение диссертации заключается в том, что ее результаты могут быть использованы в дальнейших исследованиях творчества Ю. Казакова и литературы XX века в целом, а также при построении обновляемых в настоящее время курсов истории русской литературы XX века в вузовском и школьном преподавании.

Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались на международной конференции «Россия - Азия: становление и развитие национального самосознания» (Улан-Удэ, 2005), ежегодных научно-практических конференциях преподавателей, сотрудников и аспирантов БГУ (Улан-Удэ, 2002-2005). Содержание работы отражено в шести публикациях (тезисах научных докладов и статьях).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения, примечаний и списка литературы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении диссертации обосновывается актуальность темы, раскрываются научная новизна, практическая значимость работы, излагаются основная цель и задачи, методологическая база исследования.

В двух параграфах первой главы «Орнаментальная проза в литературном процессе XX века» прослеживается взаимосвязь между орнаментальной прозой первой трети XX века и лирической прозой 1950-1960-х годов, рассматривается специфика феномена «орнаментальной прозы», ее наиболее яркие представители.

Процесс сближения поэзии-и-прозы, особенно отчетливо выразившийся в начале XX века, в первую очередь, в орнаментальной прозе, являлся приметой творчества практически всех наиболее ярких писателей этого периода. Основоположником орнаментальной прозы в начале XX века считается А. Белый. В его произведениях предельно выражены такие орнаментальные черты, как ритм, звукопись, лейтмотивность, монтаж, фигурная проза, средства «суперобразности», сложный синтаксис и др. Орнаментальность присутствует и в произведениях А. Платонова. Присущие писателю нарушения языковых норм, яркие тропы и фигуры, многозначность ело-

ва, часто используемый прием остранения и пр. заимствованы писателем из поэзии.

К писателям, отдавшим дань орнаментальной прозе, на наш взгляд, следует отнести И. Бунина. Например, в рассказе «Поздней ночью» (1899) сознательно создается установка на воспоминание как на основной текстообразующий принцип; происходит ослабление роли сюжета. В повествовании варьируются описания природных образов и описания переживаний, выраженных в основном через сквозные мотивы сна, детства, тишины, вины, которые, пронизывая рассказ, образуют орнаментальный каркас и являются показателем движения при внешнем отсутствии сюжета. Благодаря орнаментальным приемам ситуация любви в рассказе провоцирует философские переживания. Бунин, таким образом, в своих прозаических произведениях обращается к поэтическим принципам, чтобы субъективировать прозу, вопреки происходящему утвердить изначальную самоценность жизни.

Основной признак орнаментальной прозы - «особый поэтический язык», для словесной организации которого характерны повтор и возникающие на его основе лейтмотивы. Они выполняют различные функции в повествовании: при достаточно разработанном сюжете лейтмотивы существуют как бы параллельно, а в том случае, когда сюжет ослаблен, лейтмотивность построения заменяет сюжет, компенсирует его отсутствие (Е.Б. Скороспелова). Лейтмотивом может стать любой элемент текста — слово, фраза, деталь, черта портрета, характера персонажа, отдельный эпизод и т.д., которая повторяется в тексте каждый раз в новом варианте, становится «протекающим». Таким образом текст усложняется, становится семантически более насыщенным, он уже не рассчитан на пассивное восприятие, возникшая недосказанность, неоднозначность орнаментального текста требует сотворчества со стороны читателя.

Присутствие лейтмотивной структуры и особого ритма определяются повторами на всех уровнях текста, являющимися одной из основных категорий орнаментального стиля. Различные виды и комплексы повторов способны синтезировать орнаментальное поле повышенной образности, заставляют читателя адекватно отреагировать на скрытую авторскую мотивацию в выборе слова, подсказывают движение авторской мысли и являются причиной усиления экспрессии. Повторы слов в границах одного предложения — характерная черта стиля Б.А. Пильняка, полагавшего, что от многократ-

ного сознательного повторения слова его значение обязательно сфокусируется, прояснится при восприятии.

Прием повтора в орнаментальной прозе организует «динамическую композицию» (термин Л.А. Новикова), где внешние события как бы отсутствуют или редуцированы, а динамика возникает благодаря движению мысли, от воспоминания к воспоминанию. Помимо особого словоупотребления орнаментальную прозу начала XX века отличает особое построение — монтаж, характеризующийся отсутствием сюжета, многослойностью, нелинейностью повествования. Такой тип организации повествования присутствует у О.Э. Мандельштама, Б. Пильняка. С помощью монтажной композиции обосновывается необязательность и случайность композиционных соединений фрагментов текста, его мозаичность, обусловленная только лишь прихотью воспринимающего сознания.

Орнаментальную прозу как явление первой половины XX века точнее всего характеризует понятие «лиризация», так как данное художественное явление возникло благодаря решительным экспериментам писателей-модернистов, сознательному привнесению в текст поэтических элементов. Поэтические приемы в орнаментальной прозе — это не просто частный прием, а основной конструктивный принцип организации текста. Филологическое изучение и теоретическое обоснование орнаментальной прозы является заслугой формального литературоведения. Иными словами, для писателей-орнаменталистов свойственно движение от непосредственного приема в тексте к содержанию.

Однако достичь лиризма без сознательного привнесения поэтических компонентов в прозаический текст невозможно. Лирическая проза 1960-х годов в творчестве наиболее ярких писателей в определенной степени возрождает линию литературы начала XX века, тяготеющую к орнаментальное™. Исследователями немало написано о стилистическом мастерстве О. Берггольц, В. Солоухина, В. Катаева. В их книгах - «Дневные звезды», «Капля росы», «Трава забвения» - орнаментализм также можно рассматривать как стилевую характеристику лирической прозы, где ярко выраженная экспрессия стиля в большей или меньшей мере становится неотъемлемым качеством творчества данных авторов. И хотя такой избирательный языковой орнамент в лирической прозе сопровождает лишь определенные части текста, при этом он является не просто частным приемом, а выполняет конструктивно важные для всего произведе-

ния функции (изображение с позиции воспринимающего сознания, выражение различных лейтмотивов, обнажение точек зрения персонажей, создание многозначного подтекста, усиление суггестивной функции слова, автобиографизм и др.), позволяет изменять масштаб описания, выходить на бытийный уровень.

Хотя орнаментальная проза начала XX века и лирическая проза 1950-1960-х годов - явления родственные, тем не менее, в работе отмечается их различие. Оба понятия весьма неоднозначно оцениваются учеными, границы данных явлений невозможно очертить полностью. Понятие «лирическая проза» активно стало использоваться в критике и литературоведении в период, когда смелые эксперименты над художественным словом не приветствовались. Авторы лирической прозы, не применяя «радикальные эксперименты» к художественному слову, стремились возможными, «разрешенными» художественными средствами, обращением к «вечным темам» создать новое направление в литературном процессе середины XX века. На наш взгляд, основную черту лирической прозы можно определить как «лиризм», являющийся, прежде всего, содержательной характеристикой данного явления. Лиризм касается, в первую очередь, жанра, тематики, системы персонажей, образа автора.

Во второй главе «Традиции орнаментальной прозы в рассказах Ю. Казакова» прослеживается развитие орнаментальной прозы в XX веке в соответствии с законом непрерывности литературного процесса.

В §1 «Орнаментальные приемы в прозе И. Бунина и Ю. Казакова» рассматривается одна из наиболее ярких объединяющих художественные манеры данных писателей тенденций — принадлежность их творчества к поэтической прозе. Бунин и Казаков одинаково стремились передать в произведениях первозданную красоту мира, уделяя внимание мельчайшим деталям и оттенкам, фиксируя не только зрительные, но и вкусовые, слуховые, осязательные впечатления. Предмет изображения в прозе писателей - не столько реальность, сколько воспринимающее эту реальность сознание. Человек и природа, по глубокому убеждению писателей, — неразрывное целое. Бунин и Казаков, обращаясь к внешнему миру, согревают его своим теплом, очеловечивают его. Одушевляя предметы, авторы делают их тем самым составляющей своего внутреннего опыта. Такая субъективно окрашенная проза, описывающая восприятие мгновений прошлого так правдиво, словно эти мгновения про-

исходят в настоящем, приближает нас к поэзии. Орнаментальные приемы позволяют добиться наибольшей силы выражения: Бунин: «...чувствую холод и свежий запах январской метели, сильный, как запах разрезанного арбуза» («Сосны», 1901); Казаков: «Вот красные мокрые медузы, похожие на окровавленную печенку»; («Никишки-ны тайны», 1957). Подобные тропы создают динамизм описания, внутренний ритм, усиливают художественный эффект.

Специфика восприятия организует законы художественного мира. Важная черта, роднящая прозу писателей с поэзией, - безымян-ность лирических героев. В произведениях Бунина и Казакова местоимения выполняют не типичную анафорическую функцию, а выступают в качестве самостоятельного обозначения личности, когда имена героев не сообщаются. В рассказах Бунина ("Поздней ночью", "Туман" и др.) и Казакова ("Двое в декабре", «Осень в дубовых лесах» и др.) обозначение персонажей личным местоимением в первом и третьем лице позволяет уйти от индивидуального случая и обобщить жизненный материал, создать «абстрактный» облик говорящего, что является характерной особенностью лирики. Так, нехарактерная для прозы форма личного местоимения во втором лице в рассказе Казакова "Во сне ты горько плакал...", заданная уже в названии, выполняет функцию обращения повествователя к сыну. Такая необычная форма повествования напоминает жанр лирического послания.

Для орнаментальных произведений характерен отказ от сюжетного действия. Однако ощущение разорванности повествования преодолевается за счет того, что повествование пронизано идеей постепенного овладения героем новыми мыслями и чувствами. Насыщенная поэтическая ткань повествования отражает крайнюю подвижность и сложность душевного мира героев. Антиномич-ность, кажущаяся нестабильность восприятия характерна для обоих писателей, и в этом им близки модернисты. Она подчеркивает значимость субъективного восприятия и увеличивает силу экспрессии. Но в отличие от модернистов она направлена не на мир высших сущностей, а на чувственно воспринимаемый мир. Признавая противоречивость жизни, писатели, тем не менее, утверждают оптимистическое отношение к жизни, принимая ее во всех сложных и неоднозначных проявлениях, а поэтические образы, позволяют гармонично согласовывать самые различные, противоположные мысли, ощущения, явления.

В §2 «Орнаментальные традиции лейтмотивного типа повествовании в рассказах Ю. Казакова» рассматриваются наиболее значимые в контексте всего творчества Казакова мотивы в сравнении с творчеством А. Белого, И. Бунина.

Ю. Казаков и А. Белый мало соотносимы творчески. В созданиях А. Белого модернистские новации нашли наиболее яркое и последовательное воплощение. Если у него образы абстрактны, то у Казакова мир реалистически вещественен. Если в творчестве Белого, по большому счету, отображены хаос, разрушение мира, то большинство произведений Казакова утверждает созидательное начало. Однако присутствие поэтического начала в прозе обоих авторов позволяет выявить схождения даже в столь удаленных художественных системах. В частности, можно уловить определенное сходство в создании образа Петербурга. Рассказ Казакова «Пропасть» - один из немногих, где присутствует последовательно выдержанная поэтика деструкции, связанная с образом Петербурга. То же смысловое наполнение образа города присутствует в романе «Петербург» Белого, предрекая тревожные перемены, передающиеся через усиленное ощущение зыбкости, мистицизм. У него теряют строгие очертания, превращаясь в кружева, не только здания, но и люди: «Петербургская улица осенью проницает весь организм: леденит костный мозг и щекочет дрогнувший позвоночник...» Описания у Казакова в целом менее расплывчаты, более реалистичны: «Какой это был странный переулок! ... Почти ужасная прямая линия панели переходила в смутно-сизую даль перспективы. Это безлюдье, эта полутемнота, предвещавшая долгую стеклянную засты-лость ночи, эти окна наверху, блестевшие мертво и плоско». Рассказ Казакова имеет трагический финал: героиня умирает, так и не дождавшись любимого из поездки. Вслед за A.C. Пушкиным, Ф.М. Достоевским, А. Белым образ «странного» Петербурга в рассказе «Пропасть» наделяется отрицательными коннотациями и является хронотопом для сюжета со смертельной развязкой.

Наибольшее количество лейтмотивных пересечений рассказов Казакова нами обнаружено с творчеством И.А. Бунина. Помимо структурообразующей функции лейтмотивы выступают как некий художественный код, выявляющий авторскую позицию, и шире, авторское мироощущение. Так, образу дома в произведениях И. Бунина и Ю.Казакова противопоставлен мотив странствий. В рассказе Ю. Казакова «Вилла Бельведер» (1968-1969), посвященном люби-

мому писателю, повествователь задается вопросами, почему Бунин никогда не имел своего дома и почему никогда не говорил, жалеет ли он об этом, «Бездомность» русского писателя, по мнению Казакова, во многом определяется особенностями его мироощущения. Бунин относил себя к особой категории людей, одержимых дорогой. Странствия позволяли писателю через буквальное перемещение во времени, познание мира, а, следовательно, духовное обогащение освободиться от пространственно-временных ограничений. Однако противоречивое отношение Бунина к жизни-странствию, с другой стороны, является причиной неизбежной утраты семейного очага, отечества. Тяга, смутное влечение к дороге было присуще и Казакову. Постоянное стремление «на край света», идея ухода в поисках лучшей доли — исконное свойство национального русского характера — берет свое начало от бесконечных просторов русской природы, от духовной широты личности, нежелания «лёгкой жизни». Таково большинство героев Казакова («Странник», «По дороге», «Легкая жизнь» и др.). Стремление уловить мир в движении, поймать яркие мгновения, увидеть что-то в своей жизни впервые «остранёниым» взволнованным взглядом, увлекает писателя в дорогу.

Однако у обоих писателей присутствует сожаление по утраченному отчему дому, отнятому революцией у Бунина и Великой Отечественной войной у Казакова. С ощущением "бездомности" у Бунина связано повторяющееся на протяжении всего творчества сравнение себя с птицами и их перелетами («У птицы есть гнездо, у зверя есть нора»), Бунин, осознавая невозможность возвращения на родину, смирился со своей судьбой. Воспоминания о родине, об отчем доме превращались в реальность, отражаясь на страницах его произведений, прошлое становилось настоящим и «расцветало» благодаря воспоминаниям («Роза Иерихона»). У Казакова в позднем творчестве, напротив, обретение дома реализуется буквально. Для Казакова важно, что человек оставляет после себя на этом свете. В рассказе «Старый дом» герой - композитор, приносивший своей музыкой радость людям и ставший в конце жизни хозяином построенного им дома, в представлении автора, доживает свой век счастливым. Семейный очаг как один из обязательных атрибутов "земли обетованной" необходим в старости, когда человек стремится к покою. И если в последних произведениях Бунина все-таки звучит

мотив утраченного дома, тоски по Родине, и это объясняется биографией, мироощущением писателя, то в произведениях Казакова, напротив, преобладает мотив обретения дома ("Старый дом", "Свечечка" и др.), в котором все проникнуто духом любви, искренности, творчества.

Другой общий лейтмотив в творчестве писателей — образ антоновских яблок. В рассказе Казакова «Двое в декабре» (1962) присутствует сознательная реминисценция: для Казакова так же, как для Бунина, важен запах яблок, который, на наш взгляд, выступает как атрибут концепта «счастье». Счастье для героев писателей -чувствовать самую плоть жизни, различные же запахи как наиболее мощный аспект восприятия часто ассоциируются с определенными яркими моментами в прошлом. У каждого человека сьои «запахи счастья», но благодаря Бунину образ антоновских яблок стал своеобразным культурным кодом, универсальным ассоциативным образом благополучия, удовольствия от простых радостей жизни: «Всюду сильно пахнет яблоками, тут — особенно» («Антоновские яблоки»). Таким же содержанием наполнен образ-символ в рассказе Казакова: «...везде ... лежали, зрели антоновские яблоки и крепко пахли». Антоновские яблоки ассоциируются с осенним покоем в природе, богатым урожаем, ту стадию в любви, которую переживают в рассказе герои, также можно сравнить с этим временем года: нет уже былой яркости переживаний, новизны, но любовь не прошла, а как бы «созрела», и пришло осознание того, что что-то должно быть дальше - семья, дети, общий очаг. Подобное цитирование классических текстов также является приметой орнаментальной прозы.

Некоторые лейтмотивы присутствуют не только в пределах одного произведения, но проходят через все творчество писателя, образуя сложные лейтмотивные комплексы. Таковым у Казакова на метатекстуальном (индивидуальном и общелитературном) уровне является лейтмотивный комплекс «белый цвет». В нем соединено всё непознаваемо прекрасное: образ женщины, сна, русского Севера и снега, «белого света» и смерти. Так, в рассказе-очерке «Какие же мы посторонние?» (1966) описание портрета героини, которая встретилась на пути рассказчика, сводится к следующей детали: «плечи плюшевой ее жакетки и платок побелели от снега», позже выяснится, что снег, усыпавший одежду героини, — это как бы печать смерти. Героиня, у которой смертельная болезнь, не боится

умирать, но ее мучает одна мысль: «Вот я и думаю, не тот без меня будет белый свет», «Ведь горе же будет, а?». В повествовании каждый раз уточняется, что все вокруг завалено глубоким снегом: и лошади, и дома, и люди - «свет» буквально становится «белым». Интенсивность белого цвета в рассказе позволяет выразить, как перед лицом смерти человек особенно остро чувствует жизнь, ценит каждое мгновение, общение даже с незнакомым человеком. Эта параллель поддерживается на словесном уровне: «белый свет», символизирующий жизнь, - «белый снег», выступающий как символ смерти.

В третьей главе «Поэтическое начало в жанре рассказа Ю. Казакова» определяются причины верности Казакова жанру рассказа на протяжении всего творческого пути, рассматриваются основные типы рассказов в зависимости от представленной в них «поэтичности».

В §1 «Типы рассказов в творчестве писателя» определяются причины предпочтения жанра рассказа у Казакова. Во-первых, свою преданность рассказу писатель объясняет связью его с импрессионизмом: «Рассказ дисциплинирует своей краткостью, учит видеть импрессионистически — мгновенно и точно». Смысловая сгущенность, по мнению писателя, не должна приводить к схематичности. Рассказ в отличие от новеллы должен оставаться «свободным» жанром, что в прозе писателя как раз и достигается благодаря импрессионистической эстетике, в которой колорит события важнее фабулы, личность интересна только в пределах данного мгновения.

Во-вторых, краткость как жанрообразующий признак рассказа роднит его с жанрами поэзии. Для лаконичного жанра рассказа характерна тенденция к вплетению поэтических приемов в основную прозаическую канву текста. Поэтичность по-разному проявляется в наследии Казакова. Для выявления определенных закономерностей, связанных с поэтической составляющей рассказов писателя, произведения Казакова в данной работе разграничиваются на рассказы-«события» и рассказы-«переживания», а также произведения, объединяющие в той или иной степени черты обозначенных двух типов рассказов. Предлагаемая классификация носит условный характер и создается с единственной целью - глубже осмыслить творчество Казакова.

Во §2 «Рассказы-„события" в прозе Казакова» дается характеристика обозначенному типу рассказов, осуществляется целост-

ный анализ рассказа Казакова «На полустанке» в сравнении с произведением А. Платонова «Фро». Рассказы-«события» написаны в традиционной для малой формы повествовательной манере от 3 лица. Они близки к новелле. Если их рассматривать с точки зрения литературной традиции, то они близки к «гомеопатическим рассказам на страницу» А.П. Чехова (М.О. Чудакова). Эти рассказы можно назвать поэтичными с формальной стороны, которая, как известно, формирует и содержательную: в силу лаконичности рассказов данного типа в них присутствует словесная «сгущенность», свойственная стихам, соблюдается принцип «тесноты стихового ряда». В рассказах-«событиях» сохраняется сюжет в традиционном понимании, то есть последовательное рассказывание событий. Создается впечатление, что повествователь беспристрастно излагает события, однако рассказы, сохраняющие нарративную канву, но обладающие орнаментальными чертами, внепсихологичны и монологичны только на первый взгляд. Психологическая ситуация в них завуалирована, и ее можно выявить через орнаментальные приемы: образы, метафоры, сравнения и эквивалентности («вневременные связи тематических и формальных мотивов, со- и противопоставления в тексте, обнажающие точки зрения персонажей, внешне беспристрастного повествователя» (В. Шмид)). В рассказах-«событиях» конструктивно сплетаются формы поэзии и прозы, что позволяет достичь наибольшей художественной концентрации. За основной сюжетной канвой скрыт некий «сверхсмысл»: тот самый «призвук», о котором так часто упоминает Казаков в своих литературоведческих высказываниях.

В рассказе «На полустанке», как и в большинстве других сюжетных произведений Ю. Казакова, сюжет весьма банален: девушка на перроне провожает парня, навсегда уезжающего из деревни в город. Однако Казакову в лаконичной форме без подробного психологического описания душевных волнений персонажей удалось передать сложность внутренних переживаний героини. Психологическая ситуация дана в завуалированной форме через орнаментальные приемы. Увидеть ее читателю помогают определенные эквивалентности в тексте: за каждой предметно-зрительной деталью угадываются смысловые атрибуты меняющегося внутреннего мира героев. В рассказе «На полустанке» намеренно четыре раза возникает эпитет-эквивалентность «равнодушный», останавливая внимание читателя на важных для рассказа образах. В тексте «равноду-

шие» кажущееся и действительное: эпитет «равнодушный» справедлив по отношению к герою, который уезжает и оставляет любимую девушку ради городской «легкой жизни». Своих героев Казаков всегда испытывал на прочность. Любовью он чаще всего определял духовные качества личности. Неискренность в любви, грубое отношение к женщине автор никогда не прощал своим героям. Справедлив эпитет также и по отношению к начальнику станции. Этот образ несколько комичен, однако его равнодушие объясняется тем, что для него расставания на перроне - обычная история. По отношению к героине и к окружающему миру природы слово «равнодушный» используется автором для обозначения душевной усталости героини, которая является следствием больших внутренних переживаний: она сродни осенней тоске по всему уходящему. Кажущееся равнодушие - это своеобразная защитная реакция всего живого, когда уже нет сил больше страдать, когда наступает состояние оцепенения, так же, как в природе, которая засыпает, чтобы набраться сил, отдохнуть от бурного летнего цветения. В использовании этих орнаментальных приёмов рассказ «На полустанке» сравнивается с рассказом А.П. Платонова «Фро» (1936), в комплексе общих лейтмотивов выделяется образ поезда, «действие» которого осуществляется как движение одушевленного предмета.

В §3 «Рассказы-„переживания" в творчестве писателя» даётся характеристика второму типу рассказов, производится анализ рассказа "Голубое и зелёное"(1956). Рассказы-«переживания» созданы от первого или второго лица. По объёму они значительно превышают рассказы первого типа, так как в них автор следует другому принципу: им последовательно выдерживается точка зрения главного героя — живого, участвующего в действии рассказчика. Если в рассказах-«событиях» предметом изображения, как в прозе, остается все же некий сюжет, то в рассказах-«переживаниях» объект изображения общий с поэзией — это воспринимающее сознание. Таким образом, рассказы этого типа близки к поэзии и формально, и содержательно, то есть наиболее поэтичны. Сюжет здесь уступает настроению, вольным ассоциациям. Поэтому для них характерны непоследовательность, многослойность, монтажность повествования. Они наиболее личностно окрашены, автобиографичны. Если говорить о литературной традиции, данный тип более близок к ли-рико-философским рассказам И.А. Бунина. В них большая свобода выражения, большая приближенность к «живой жизни». Эти произ-

ведения наиболее импрессионистичны. Однако, несмотря на кажущуюся непосредственность изложения, монтажная композиция подобных рассказов продумана: текст построен так, что в нем благодаря поэтическим приемам также присутствует «надтекст», отличающий прозу Казакова.

Лирическая атмосфера рассказа-«переживания» «Голубое и зелёное» создается во многом за счет монтажного повествования, особого ритма, основанного на многоплановом повторении. Повторяются отдельные слова, реплики, целые синтаксические единицы, сюжеты, что позволяет говорить о присутствии в произведении орнаментальных полей, пересекающихся или контрастирующих. Это поля «цвета», «движения», «звука», «внешности». В рассказе «Голубое и зеленое» орнаментальным является уже название. В нем нет указания предмета, которому принадлежат данные признаки: это первая «недосказанность» в тексте, призывающая читателя обратить внимание на сочетаемость цветовых обозначений. В тексте намечается противопоставление голубого и зеленого остальным цветам: данная оппозиция развивается за счет разной сочетаемости цветовых эпитетов. Предметы, к которым относятся цветовые обозначения, можно разделить на две группы: «голубое» и «зелёное» выступают как эквиваленты чувства любви героя и окружающего мира — природы, дома, огней Москвы, а белый и розовый цвет ассоциируется у героя с любимой девушкой («розовые дрожащие щеки» с «едва заметными ямочками», «нежные белые руки» героини). Очевидна трансформация лейтмотивов внутри орнаментального поля «цвет» в соответствии с внутренним миром героя. Когда юноша теряет последнюю надежду на взаимность, розовый и белый цвет больше не встречаются, горят только «голубые и зелёные искры» иллюминаций, «зелёный огонек светофора». Зимние краски сменяют весенние — они также переменчивы в сознании героя, как и чувства Лили.

Необходимо отметить, что большинство рассказов писателя не представляет собой первый или второй тип рассказов в «чистом» виде: многие рассказы могут содержать в себе те или иные поэтические особенности в разной степени. Например, многие рассказы, написанные от третьего лица, содержат несобственно-прямую речь, в них орнаментальные приемы используются, в первую очередь, для обнажения точки зрения персонажа или повествователя («Двое в декабре» и др.).

В четвертой главе «Орнаментальные тенденции в стиле Ю. Казакова и специфика художественного сознания писателя»

представлены система поэтической языковой образности, особенности композиции рассказов Казакова, рассмотрены основные экзистенциальные доминанты мироощущения прозаика.

В §1 «Система поэтической языковой образности рассказов Ю. Казакова» описаны основные приемы орнаментального стиля, которые на уровне словесного выражения используются в рассказах писателей поэтического склада и видения. Они стремятся избавить читателя от автоматизма восприятия, возродить в нём ощущение жизни и делают это, в первую очередь, через возрождение ощущения слова. Подобная реанимация лексики в орнаментальной прозе часто осуществляется за счет нарушения языковой нормы, использования необычной сочетаемости, диалектизмов и т.д., в результате чего оживляются опосредованные, косвенные связи слова с другими словами. Писатели намеренно «сталкивают» совершенно разные слова, обращаются к вековой мудрости народного языка, чтобы поставить читателя в положение «первооткрывателя». Именно поэтому язык ребенка во многом схож с языком орнаментальной прозы: он также является экспериментаторским. Ребенок часто не принимает слово как данность, воспринимает его не как некую абстракцию, а как нечто реальное, как вещь, стремится проникнуть в его внутреннюю форму, «ломает» слова так же, как ломает игрушки с целью понять, как они устроены. Он интуитивно ощущает магическую связь слова с богатством жизни, цельность восприятия ребенка с миром не нарушается и на языковом уровне. Этим объясняется обилие звукоподражаний, окказионализмов в детской речи. Вспомним, к примеру, придуманное маленьким героем рассказа Казакова «Во сне ты горько плакал» слово «ждаль», в котором можно услышать многое: «жаль», «даль», «ждать» и т. д.

«Оживление» речи в художественной системе писателей-орнаменталистов происходит на всех уровнях языка. Например, на морфологическом уровне может быть использована неправильная форма слова. Так грамматически обыграно в рассказе «Голубое и зеленое» слово «любовь»: «Люди идут куда-то, спешат, четко шагая по асфальту, у них свои мысли и свои любви, они живут каждый своей жизнью». «Любовь», являясь словом с абстрактной семантикой, не может иметь форму множественного числа. Оно намеренно искажается в речи героя, для сравнения его неповторимой любви с

чувствами других людей. Необычная форма «любви» рифмуется с рядом стоящим «мысли», что подчеркивает преобладание рационального начала в любви взрослых людей. В слове «любви» присутствует пренебрежительный оттенок. Юному герою со свойственным его возрасту максимализмом кажется, что только по отношению к его уникальному чувству можно употребить слово «любовь» в единственном числе.

В большей степени Казаков использует орнаментальные, поэтические приемы и на уровне синтаксической организации. Для лаконичных ранних рассказов-«событий» писателя характерно наличие коротких фраз, простых предложений без развитых однородных членов. Такой синтаксис способствует информационной насыщенности, которую приобретает во фразе каждое слово. Например, в рассказе «Легкая жизнь» (1962) описание целого дня героя умещается в один небольшой абзац: «На другой день в бригаде вручали почетные грамоты, а вечером он напился, с кем-то подрался, с кем-то целовался, плакал, хотел топиться и утром, проснувшись в общежитии, избитый, в изодранной рубахе, с больной головой, долго не мог прийти в себя и не мог ничего припомнить из вчерашнего». В этом фрагменте присутствует ритмичность, которая выражается в ускорении или замедлении развертывания изобразительного ряда, что определяется авторским замыслом: благодаря смене ритмического рисунка описание «похождений» героя приобретает иронический оттенок, как в ускоренном и замедленном кинокадрах.

Рассказы-«переживания», которых в творчестве Казакова большинство, напротив, отличает изысканный усложненный синтаксис: он включает составляющие, связанные самыми разнообразными отношениями (сочинение, подчинение, присоединение, бессоюзие), так как передает течение мыслей и переживаний героя, получающее здесь многостороннее развитие за счет неожиданных ассоциаций. Поэтому в подобных рассказах простые предложения внутри сложного связаны скорее семантически, нежели синтаксически: «Как славно, что снег, и что приехала она, и мы одни, и с нами музыка, наше прошлое и будущее, которое, может быть, будет лучше прошлого, и завтра я поведу ее на свои любимые места, покажу Оку, поля, холмы, лес и овраги...» («Осень в дубовых лесах», 1961). Здесь почти в каждой строке используются поэтические фигуры: анафоры, эпифоры, повторы, инверсии и пр., за счет чего создается необыкновенная плавность повествования, соединяются в единый

орнамент разрозненные ассоциации. Благодаря своей близости к музыкальной, поэтической стихии сложный синтаксис рассказов Казакова легок для восприятия. В его произведениях каждый последующий абзац, как стихотворная строка, опирается на предыдущий.

Присутствие ритма в прозаическом тексте также сближает рассказы Казакова с поэтическими произведениями. Однако ритм прозы, по мнению исследователей, значительно сложнее ритма поэзии. В прозе он может быть выражен на нескольких уровнях: на фонетическом в виде звукописи: «...на эстраде: пианист, скрипач и гитарист» («Проклятый север», 1964); на морфологическом уровне в виде унификации окончаний: «плоты с шалашами, с кострами и тенями людей возле них» («Зависть», 1968-1969), но более всего - на синтаксическом. В прозе ритм могут создавать такие элементы, как предложение с синтаксически-однородными членами, объединенное одинаковыми союзами, анафоры, равное количество слов во фразе, ритмические вопросы, восклицания, повторы. Самые важные для автора, самые лиричные высказывания обладают ритмом. Ритмизация текста становится одним из композиционных средств, с помощью которого осуществляются эмоционально-смысловые сопоставления и повышается семантическая емкость текста. Ритм также способствует повышению суггестивности текста: восприятие ритма держит читателя в плену повествования под воздействием гармонично организованной формы. Казакова, писателя с великолепным слухом, может привлечь хорошо звучащая фраза, из которой может родиться целый рассказ: «Давным-давно стоя у окна со своим знакомым, я услышал простую его фразу: «Вон бежит собака!» Был в ней какой-то ритм, застрявший во мне и лишь через некоторое время всплывший и вытянувший за собой замысел». Подобное спонтанное рождение сюжета свойственно писателям поэтического склада.

В §2 «Особенности орнаментальной композиции рассказов Ю. Казакова» орнаментальные приемы рассмотрены на композиционном уровне. Во многих рассказах Казакова очень широко применен монтаж как композиционный принцип. Например, в рассказе «Зависть» абсолютно нет никакого действия. Рассказчик описывает вечер перед отъездом из Кракова во время поездки в горы на лыжню, когда он сидит один в полупустом кафе и воспоминает «о том о сем». Героем осознается совершенная несвязанность возникающих

воспоминаний с ситуацией. При этом он не просто вспоминает, а как бы перемещается во времени и пространстве несколько раз. Таким образом, создается «динамическая» композиция, где при отсутствии внешнего сюжета динамика возникает за счет движения от воспоминания к воспоминанию. Через грустные мысли о расставании с женой, о военном времени происходит своеобразное душевное очищение героя: наблюдая вокруг себя счастливых людей, отчасти завидуя им, он понимает, что когда-нибудь и в его жизни снова настанут счастливые минуты, и тогда кто-то «позавидует» уже ему. Таким образом, монтажное нелинейное повествование подчиняет хронотоп законам восприятия.

В композиционной структуре рассказов Казакова начало и конец так же, как в поэзии, являются определяющими. В рассказе, как в поэзии, по мнению писателя «конец и начало - это самая важная вещь». Начало его рассказов по закону языковой «сгущённости», как правило, резко вводит читателя в повествование: нет пространных описаний портрета персонажей, их прошлого. Создаётся ощущение, что повествователь оказался случайным свидетелем какого-то эпизода из жизни его героев. Это может быть реплика из завязавшегося между героями разговора («Ночлег»), или вопрос, мучающий повествователя («Вилла Бельведер»), или герой просто идёт по дороге («Странник»), Чтобы ответить на вопрос, счастлив ли герой, по мнению автора, «плох» он или «хорош», нужно обратиться к финальному «эмоциональному аккорду» его произведений. Например, в рассказах «Трали-вали», «Легкая жизнь», «В тумане», «Плачу и рыдаю...» повторяется фраза, обозначенная в названии, что напоминает стихотворный принцип кольцевой композиции. С помощью такого поэтического приема выдерживается общая тональность рассказов: повествование за счёт «интегрального» образа, обозначенного уже в названии, наполняется множеством смысловых оттенков, проливает новый свет на содержание.

В §3 «Экзистенциальные доминанты в художественном сознании Ю. Казакова» определяются причины обращения Казакова к традициям орнаментальной прозы. Орнаментальный стиль и связанное с ним импрессионистическое «видение» рассказов писателя - это результат поиска новых возможностей собственного художественного «голоса», способного донести до читателя наиболее волнующие проблемы, оптимально и адекватно выразить мироощущение писателя, во многом экзистенциальное. Центральное место в

творчестве Казакова занимает проблема человеческого существования. Обращение писателя к сущностным основам бытия было обусловлено стремлением к искренности в изображении «правды жизни» - часто противоречивой, далекой от официальных идеологических установок, очень индивидуальной. Человеческое бытие для Казакова — это, прежде всего, поток переживаний, «внутренняя биография» личности. Лейтмотивная структура, система образов, сюжеты в рассказах писателя строятся вокруг нескольких ключевых смысловых доминант, таких как «свобода» и «одиночество», «счастье» и «страдание», «творчество», «время» и «детство».

Одно из центральных мест в созданиях Казакова занимает проблема свободы. Это связано как с социальными веяниями «рубежной» эпохи 1960-х, так и с особенностями внутреннего мира автора. Казаков - писатель, который был человеком «широкой натуры, предельно правдивым и внутренне свободным» (Г. Горышин). Свобода для Казакова - это, в первую очередь, обретение самого себя, своей сущности, не зависящей от внешних социальных условностей. «Внутренне свободным» писатель стремился ощущать себя во всем, создавал собственное «творческое пространство» как в жизни, так и в произведениях. Творчество для него было одним из основных условий достижения такой свободы.

Однако подобное стремление экзистенционального самоощущения предполагает оторванность от толпы и, более того, от другой такой же свободной личности, иными словами, неизбежно предполагает одиночество. Отсюда столь часто посещающая писателя и его героев «экзистенциональная тоска» (Н.Л. Лейдерман) по некому идеалу духовной близости с другим человеком, с природой. Однако герои Казакова не оставляют попыток стать ближе к другому человеку. «Прорывы» к другой личности, согласно взглядам автора, возможны, но только на отдельные мгновения. В подобных ярких моментах душевной жизни героя заключается, по мнению писателя, настоящее счастье. Однако внешне это может быть обычный туманный день («В тумане»), простая прогулка («Голубое и зелёное»), поездка в другое место («Двое в декабре»). Внешние обстоятельства не так важны, важно редкое внутреннее состояние «очарованности» жизнью: «И я подумал... что главное в жизни — не сколько ты проживешь... потому что этого все равно мало и умирать будет всё равно ужасно, — а главное сколько в жизни у каждого будет таких ночей» («Осень в дубовых лесах»). Изображая подобные прекрас-

ные мгновения, Казаков стремится найти реальные жизненные приметы изначальной гармонии между миром и человеком.

В произведениях Казакова складывается, таким образом, совершенно иная, экзистенциальная концепция времени. Художник свободно распоряжается со временем, позволяя себе либо растягивать, либо сжимать событие, останавливать, «продлевать» время. Мгновение по силе произведённого впечатления может быть приравнено в сознании художника к вечности.

Слово «творчество» Казаков не любил, не отделял себя от своих произведений. Понимание творчества как возможности «прорыва» через время, через духовную разъединённость свойственно писателям с экзистенциальным восприятием мира. Для Казакова творчество не было профессией в обычном понимании, он не искал материальной выгоды, удовлетворения писательских амбиций. Для него это возможность стать внутренне свободным, стать ближе к читателю, разобраться в себе, разгадать тайны мироздания. Подобное отношение к писательскому труду объясняет и то небольшое количество созданного прозаиком, и столь долгое его молчание в последние годы.

Обостренное восприятие жизни, осознание изначальной «разлу-ченности» человеческих душ, абсолютной непознаваемости тайн бытия определяют ноты трагичности в экзистенциальном мироощущении Казакова. Однако писатель, не оставлявший попыток «открыть и открыться миру» в течение всего творчества, находит выход из этого экзистенционального «тупика» — взглянуть на мир по-детски, глазами ребенка. Отличительная черта Казакова — «затаённая детскость» мировосприятия. Он, как и другие представители его поколения, вынужденно потеряв право на детство в годы войны, всю жизнь в своем творчестве.стремился обрести его заново, возвращая первозданность ощущений и переживаний, говоря о «первородных» ценностях.

Экзистенциальный характер мироощущения писателя определил, на наш взгляд, последовательное использование поэтических элементов в прозе, так как язык поэзии позволяет избавиться от ограничений обычного языка, способен выразить сущность бытия человека и природы, которые Казаков стремился осмыслить не столько рационально, сколько интуитивно. В своих произведениях, особенно в поздний период, Казаков воссоздает это ощущение тайны,

недоступной человеку, на которую можно лишь намекнуть на языке поэзии, музыки и творчества в целом.

В Заключении подведены основные итоги работы, намечены дальнейшие перспективы изучения творчества Ю. Казакова.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Егнинова, Н.Е. Орнаментальное начало в рассказах И. Бунина и Ю. Казакова (на примере анализа рассказов «Антоновские яблоки» и «Двое в декабре») / Н.Е. Егнинова // Актуальные проблемы изучения языка и литературы: толерантность и интеграция: материалы IV всерос. науч.-практ. конф. - Абакан: Изд-во Хакас, гос. ун-та, 2004. - С. 74-80.

2. Егнинова, Н.Е. Философские миниатюры И.А. Бунина (на примере анализа поэтики миниатюры «Поздней ночью») / Н.Е. Егнинова // Научный и инновационный потенциал Байкальского региона глазами молодежи: материалы науч. конф. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2004. - С.147-149.

3. Егнинова, Н.Е. Орнаментальность как способ выражения импрессионистической эстетики в прозе XX века (на примере творчества И. Бунина и Ю. Казакова) / Н.Е. Егнинова // Вестник Бурятского университета. Сер. 6. Филология. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2005. - Вып. 9. - С.88-93.

4. Егнинова, Н.Е. Лейтмотивный комплекс «дом» в произведениях И.А. Бунина и Ю.П. Казакова / Н.Е. Егнинова И Святоотеческие традиции в русской литературе: сб. материалов I Междунар. науч.-практ. конф. - Омск: Вариант-Омск, 2005. — 4.1. - С.146-149.

5. Егнинова, Н.Е. Национальные традиции в творчестве Ю. Казакова: проблема жанра / Н.Е. Егнинова // Россия-Азия: становление и развитие национального самосознания: материалы междунар. науч. конф. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2005. - С.134-136.

6. Егнинова, Н.Е. Орнаментальное начало в ранних рассказах Ю.Казакова / Н.Е. Егнинова // Научный и инновационный потенциал Байкальского региона глазами молодежи: материалы V науч. конф. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2005. - С. 226-230.

Подписано в печать 02.11.06. Формат 60 х 84 1/16. Усл. печ. л. 1,5. Тираж 100. Заказ 1818.

Издательство Бурятского госуниверситета 670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Егнинова, Наталья Ерентуевна

Введение.

Глава I. Орнаментальная проза в литературном процессе XX века.

1.1. Орнаментальная проза первой трети XX века: теория и история.

1.2. Творчество Ю. Казакова и лирическая проза

1950-1960-х годов.

Глава II. Традиции орнаментальной прозы в рассказах

Ю. Казакова.

2.1. Орнаментальные приемы в прозе И. Бунина и Ю. Казакова.

2.2. Орнаментальные традиции лейтмотивного типа повествования в рассказах Ю. Казакова.

Глава III. Поэтическое начало в жанре рассказа Ю. Казакова.

3.1. Типы рассказов в творчестве писателя.

3.2. Рассказы-«события» в прозе Казакова.

3.3. Рассказы-«переживания» в творчестве писателя.

Глава IV. Орнаментальные тенденции в стиле Ю. Казакова и специфика художественного сознания писателя.

4.1. Система поэтической языковой образности рассказов Казакова.

4.2. Особенности орнаментальной композиции рассказов Казакова.

4.3. Экзистенциальные доминанты в художественном сознании

Ю. Казакова.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Егнинова, Наталья Ерентуевна

Каждый талантливый писатель единственен в своем роде, потому что пишет лишь себя, лишь о мире, который окружает его небывалую, отличную от всех личность» (1,с.272). Это определение таланта, принадлежащее Юрию Павловичу Казакову (1927-1982), более чем справедливо, в первую очередь, по отношению к нему. Творческая уникальность художника позволила его произведениям стать одной из ярких страниц русской литературы XX века. Ю.Казаков - писатель необычайно лиричный, открывающий, как на исповеди, самые сокровенные тайники своей души. Его произведения -литература для думающего читателя с развитым эстетическим вкусом.

О сложности личности и творчества Ю. Казакова свидетельствуют противоречивые отзывы современников. С одной стороны, это восхищенные высказывания, с другой - ярлыки «декадента», «эпигона» (2, с. 102; с.55). Вяч. Вс. Иванов, выделяя Ю. Казакова среди писателей, «политически расходящихся с официальной литературой» в эпоху хрущевской оттепели, подчеркивал в его произведениях «технику письма, сходную с классиками», «хороший язык» (3, с.479). Многие писатели признавали несомненный талант Казакова, но при этом отмечали отсутствие в его произведениях столь необходимой в те годы социальной остроты. «Даровито, но самобытно ли.», - такими словами сдержанно оценили прозу Казакова современники. Так, А. Солженицын высказался о писателе следующим образом: «И какой же сильный и добротный был бы Ю. Казаков, если бы не прятался от правды» (4, с.11). Однако в понятие правды названные прозаики вкладывают разные смыслы. А. Солженицын - художник острого публицистического пафоса, Казаков, напротив, - художник с душой поэтического склада, «поэтому сильная сторона его творчества - эстетическая» (5, с.339). Всю свою жизнь Ю. Казаков писал, как отмечает другой исследователь И.Штокман, о «всечеловеческом» человеке, о тех его чувствах, остром контакте с жизнью, отклике на нее, что были и будут всегда» (6, с.77).

Степень изученности творчества Ю.П. Казакова в отечественном литературоведении. Одно из наиболее фундаментальных монографических исследований о Казакове - работа И. Кузьмичева (1986), который создавал ее при поддержке самого писателя, а также его жены и друзей. И. Кузьмичев, рассматривая прозу Казакова, ставит перед собой цель - «набросать в первом приближении, литературный портрет, не посягая на всесторонний анализ казаковской прозы». «Всесторонний анализ прозы», тем не менее, присутствует - исследователь достаточно подробно останавливается почти на всех произведениях автора, рассматривая их как прямое продолжение традиций классического реализма XIX века, что выражается в преданности жанру классического русского рассказа, безупречно отточенном языке, высоком духовном содержании произведений. Однако для И. Кузьмичева вопрос специфики эстетической системы прозаика, ее неоднозначности остается открытым: «Проза Казакова, при ее художественном совершенстве, требует кропотливого филологического рассмотрения» (7, с.6-8).

Сегодня раздаются голоса, которые отмечают сложность, художественной эстетики названного писателя. Так, И. Кукулин не включает творчество Казакова в определенное литературное русло, считает, что он «стоит особняком от прозы соцреализма», отмечает экзистенциональное содержание его произведений (8, с.210).

Автор одной из глубоких, обстоятельных работ о Казакове Н.Г.Махинина находит следы романтизма при разработке важных для писателя образов дороги, детства. Используя аксиологический подход и опираясь на опубликованные дневники и ряд известных рассказов автора (например, «Тедди», «Арктур - гончий пес», «Свечечка» и др.), она определяет основные романтические образы-символы, проводит сравнительный анализ его рассказов «Свечечка», «Во сне ты громко плакал» , с трилогией JI.H. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность». Подводя итоги, Н.Г. Махинина намечает следующие перспективы изучения его творчества: «Ждет своего решения. вопрос специфики творческого метода Ю. Казакова» (9, с.41,185).

В ряду ярких и полновесных последних работ о Казакове, несомненно, находится исследование A.M. Панфилова, в котором автор очерчивает «духовную одиссею» художника. Условно разделив творческую судьбу художника на три периода: "соревновательный", "мастерский" и "итоговый", исследователь также видит итог духовных поисков писателя в движении к христианскому миропониманию. Такой взгляд на творчество Казакова позволяет понять, почему он «замолчал» в последний период жизни:

Следует, скорее, говорить не о последнем молчании Юрия Казакова, а о t последней тишине полного понимания, которое, по существу, религиозно - в христианском, у Казакова, духе» (10, с. 192). Художник, по мнению ученого, в последний период творчества «ищет уже не свое место в литературе, - он -с помощью литературы - ищет свое место в мире, ищет оправдания жизни в высшем смысле». Однако Панфилов отмечает, что и «на закате своей жизни Казаков двоится. Творческие прозрения не принимаются художником за последнюю истину; напряженное религиозное устремление тут же ослабевает, как только писателя оставляет художественное вдохновение. В минуту вдохновения мир кажется одним, в минуту тоски. совсем другим» (10, с. 189). Стремление к идеалу гармоничного, по-детски цельного мировосприятия, иными словами, поиск внутренней гармонии и свободы, и вместе с тем осознание писателем невозможности полного достижения этого идеала для A.M. Панфилова - это признаки «внутренних катастроф писателя, сигнал о его внутренней незавершенности» (10, с. 124).

Однако Ю. Казаков, на наш взгляд, воспринимал невозможность достижения полного идеала скорее не как «катастрофу», а как неизменное условие «живой жизни»: он старался отразить на страницах своих произведений настоящую действительность (и свой внутренний мир как часть этой действительности) во всех ее противоречиях - именно в этом, по мнению художника, и заключается особое мужество писателя: «У тебя нет власти перестроить мир, как ты хочешь. Но у тебя есть твоя правда и твое слово. И ты должен быть трижды мужествен, чтобы, несмотря на свои несчастья, неудачи и срывы, все-таки нести людям радость и говорить без конца, что жизнь должна быть лучше» (1, с.85). Неустанное стремление к оптимистическому восприятию мира, несмотря на жизненные сложности, противоречивые чувства и мысли, - яркая черта мироощущения писателя.

Пожалуй, наиболее точной, на наш взгляд, в оценке прозы писателя является позиция Е. Галимовой, которая отмечает, что «повышенное внимание в отдельному моменту жизни», «психологизм. импрессионистичность его мировосприятия, тяга к анализу подвижных, переходных, текучих состояний» являются неотъемлемой составляющей творчества Юрия Казакова» (11, с.21). Е. Галимова рассматривает содержательную сторону произведений писателя, подробно останавливается на основных образах, темах и идеях, импрессионистически поданных в его произведениях. Подводя итог своей работе, автор монографии так же, как большинство исследователей, отмечает, что одной из малоизученных и актуальных проблем по-прежнему остается «подробный филологический анализ творчества писателя» (11, с.98).

Таким образом, наследие Казакова многогранно и далеко не полностью изучено. Мнение большинства ученых, исследовавших создания прозаика, убеждает нас в том, что художественная система Казакова требует тщательного анализа ее разнородных составляющих. По-настоящему одаренный писатель всегда доказывает своим опытом невозможность узкой теоретической классификации. Ю. Казаков как один из ярких прозаиков прошлого столетия, на наш взгляд, в творчестве во многом следовал не только художественным традициям классического реализма XIX века, но и традициям писателей первой трети XX века, среди которых особое место занимает традиция орнаментальной прозы.

Актуальность исследования. Орнаментальная проза как яркое литературное явление первой трети XX века, согласно закону непрерывности литературного процесса, не могла не оставить свой след в литературе последующих периодов. Ю.П. Казаков - один из немногих писателей-шестидесятников», который обратился к традиции орнаментального повествования. В своём творчестве он возрождал в определённой степени эту линию литературы, надолго позабытую литературой в советский период. Рассмотрение художественного мастерства Ю. Казакова в русле традиций русской орнаментальной прозы является весьма плодотворным, так как позволяет раскрыть важные грани прозы писателя, глубже осмыслить специфику художественного сознания автора, что определяет актуальность данного исследования.

В работе орнаментальная проза рассматривается как художественно-стилистическая разновидность словесного искусства, совмещающая в себе характерные черты прозы и поэзии. Для ее обозначения в исследовательской литературе используются различные термины: «поэтическая» или «чисто эстетическая» (В.М. Жирмунский), «поэтизированная» (Ю.Н. Тынянов), «неклассическая» (Н.А. Кожевникова), «лирическая», «ритмизованная» проза и др. Однако вслед за JI.A. Новиковым в работе отдается предпочтение термину «орнаментальная проза», так как глубокое внедрение в повествование поэтических приемов, их прорастание оправдывает понятие «орнаментализм»: непременным для орнамента является повтор тех или иных образных мотивов, стилизованных деталей образного целого (12, с. 29).

Орнаментальные тенденции, по мнению ученых, проявляются в разные периоды истории литературы: их можно обнаружить уже в древнерусской литературе в стиле «плетения словес» (Д.С. Лихачев, 13, с. 286), литературе

XIX века (в творчестве А.С. Пушкина, А.П. Чехова, Ф.М. Достоевского (В.Шмид, 14, с.280)), но в большей степени в литературе XX века. В связи с этим в современной науке (М.М. Голубков, Ю.И. Левин, Е.Б. Скороспелова) как самостоятельное художественное явление выделяется орнаментальный стиль, «художественным принципом которого является организация прозаического текста по законам поэтической речи» (15, с. 230), что выражается в языковом и композиционном оформлении, сюжетостроении, жанровой специфике, образной структуре произведений в целом.

Весьма продуктивным в творческой манере Казакова, на наш взгляд, оказалось также присутствие элементов импрессионистической эстетики. Импрессионизм как эстетика, обладающая «переходным характером» (Л.В.Усенко, 16, с. 151), обогащает реалистически вещественный мир рассказов Казакова. В качестве подтверждения данного положения, оправдывающего подобное рассмотрение прозы писателя, можно привести следующее его высказывание: «Рассказ дисциплинирует своей краткостью, учит видеть импрессионистически - мгновенно и точно. мазок - и миг уподоблен вечности, приравнен к жизни» (1, с.311). Техника мазка, умение затронуть только «нужные струны», придать необычайный лиризм «малому» жанру, в частности, роднит писателя с произведениями К.Г. Паустовского, авторов лирической прозы 1960-х годов О. Берггольц, В. Солоухина, В.Катаева и других современников писателя.

Отдельный аспект рассмотрения творчества писателя в данной работе -художественные параллели с произведениями И.А. Бунина. Творчество И.А.Бунина также оценивалось весьма неоднозначно в науке о литературе1.

1 Ф. Степун, В. Вейдле находят у Бунина зачатки модернистского письма. Западное литературоведение решительно относит Бунина к числу модернистов (Т. Марулло, Р. Поджолли, В. Вудворт и др.). Э. Полоцкая (17, с. 412), Э. Денисова (18, с. 22) прослеживали взаимопроникновение поэзии и прозы в раннем творчестве писателя. А.А. Волков, И.П. Ватенков видят в творчестве Бунина «реалистический метод. но преломленный через субъективное восприятие индивидуума» (16, с.216). О наличии в творчестве Бунина орнаментальных тенденций из современных исследователей говорит только Е. Скороспелова (19, с. 77).

При этом литературное родство обоих писателей отмечалось многими исследователями. В данной работе мы искали новые «точки соприкосновения» в стиле и художественном мышлении авторов: писателей сближает активное использование поэтических элементов в прозе, обращение к опыту импрессионизма и орнаментальному стилю.

Таким образом, подробный анализ особенностей стиля Казакова представляет в данной работе главный научный интерес и определяет цель диссертации - исследуя орнаментальные тенденции в стиле Казакова, выявить смысловые доминанты текста, раскрывающие существенные особенности мироощущения и художественной эстетики прозаика, его место в литературном процессе XX века.

Для достижения цели работы поставлены следующие задачи:

1) рассмотреть специфику феномена «орнаментальной прозы», его становление, развитие в творчестве писателей XX века;

2) определить литературные связи произведений Ю. Казакова с орнаментальными стилевыми традициями первой половины XX века (прежде всего, с прозой И.А. Бунина, А. Белого, А.П. Платонова и др.);

3) установить причины предпочтения Ю. Казаковым жанра рассказа на протяжении всего творчества;

4) выявить, какими художественными средствами, заимствованными из поэзии (на языковом и композиционном уровнях), выражаются в стиле рассказов писателя особенности художественного мышления Ю. Казакова;

5) рассмотреть комплекс наиболее важных для творчества писателя лейтмотивов, позволяющий определить основные доминанты художественного и личностного «пространства» автора и образующий художественный метатекст (авторский и общелитературный).

Научная новизна настоящей работы заключается в том, что впервые творчество Казакова рассматривается в контексте традиций русской орнаментальной прозы, и это дало возможность выявить специфику воздействия поэтической формы словесного выражения на прозаический текст Казакова, определить, как орнаментальность обнаруживает определенные качества индивидуального мировосприятия прозаика. В таком преломлении творчество Казакова еще не становилось предметом специального исследования.

Хотя орнаментальные тенденции присутствуют уже в древнерусской литературе, литературе XIX века, как более масштабное и последовательное художественное явление они проявились в литературе первой трети XX века, именно в это время как обозначение данного явления возникает само понятие

- «орнаментальная проза». В связи с этим диссертантом в творчестве Казакова прослеживаются, прежде всего, художественные традиции писателей поэтического склада первой трети XX века, что позволяет определить объект исследования - творчество Ю. Казакова, рассмотренное в контексте литературного процесса XX столетия; и предмет исследования

- традиции орнаментальной прозы в рассказах писателя.

Методологическая и теоретическая база исследования - труды В.М. Жирмунского, А.Ф. Лосева, Ю.Н. Тынянова, В.Б. Шкловского, Ю. Лотмана, Д.С. Лихачева, Б. Томашевского, Н.К. Гея, Б.М. Гаспарова, М. Гиршмана, Л.Я. Гинзбург, В.В. Кожинова, М.Б. Храпченко, А.В. Михайлова, Ю.Б. Орлицкого и др. Использовались теоретические исследования в области теории стиля, орнаментальной стилистики, импрессионизма в прозе XX столетия В.А. Келдыша, Л.К. Долгополова, Н.К. Гея, Л.А. Колобаевой, Н.В. Драгомирецкой, Г.А. Белой, Т. Сильман, В. Шмида, Л.В. Усенко, Л.Г. Андреева, Л.Е. Корсаковой, В.Г. Захаровой, Е.А. Скороспеловой, М.М. Голубкова, Л.А. Новикова, Н.А. Кожевниковой, Л.А. Иезуитовой, Ю.И. Левина, B.C. Измайлова и др. Методологическую основу исследования составил целостный подход, который базируется на сравнительно-историческом и лингвостилистическом способах изучения художественных текстов.

Практическое значение диссертации заключается в том, что ее результаты могут быть использованы в дальнейших исследованиях творчества Ю. Казакова и литературы XX века в целом, а также при построении обновляемых в настоящее время курсов истории русской литературы XX века в вузовском и школьном преподавании.

Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались на международной конференции «Россия - Азия: становление и развитие национального самосознания» (Улан-Удэ, 2005), ежегодных научно-практических конференциях преподавателей, сотрудников и аспирантов БГУ (Улан-Удэ, 2002-2005). Содержание работы отражено в шести публикациях (тезисах научных докладов и статьях).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения, примечаний и списка литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Рассказы Ю.П. Казакова в контексте традиций русской орнаментальной прозы"

Заключение

Идея синтеза художественного слова, получившая широкое развитие в XX веке, обусловлена особенностями творческого сознания эпохи. Стремление избежать односторонности взгляда на мир, упрочить духовное начало в век техницизма подтолкнуло художников к поиску новых форм творческого выражения, объединивших в себе прозу и поэзию, музыку и живопись, философию и религию, чем и было обусловлено, в частности, обращение многих писателей к орнаментальному стилю.

Ю.П. Казаков, будучи также по творческому духу истинным писателем XX века, стремился постичь действительность во всей сложности. Творчество Казакова, по мнению многих ученых, относится к лирической прозе 1950-1960-х годов. Орнаментальная проза как художественное явление первой трети XX века и лирическая проза периода «оттепели» - явления родственные, основанные на соединении прозаического и поэтического начал в произведениях. Благодаря общности обозначенных литературных явлений в данной работе стало возможным рассмотрение лирической прозы Казакова в контексте традиций русской орнаментальной прозы первой трети XX века. Выявленные орнаментальные стилистические тенденции, присущие рассказам писателя, позволили, в свою очередь, раскрыть многие существенные художественные стороны прозы Казакова.

Поэтические элементы гармонично растворены в прозаическом тексте Казакова. «Теснота» изобразительного ряда, монтажная композиция, яркая живописная фактура, изображение особых состояний человека и природы, которое в некоторых произведениях приводит к отказу от сюжетного действия, к лейтмотивно-ассоциативному типу повествования, к смещению реалий по принципу «остранения», стремление передать предмет несколькими яркими штрихами, способными выразить целое, обилие повторов, ритмическое оформление, звукопись - эти и другие черты рассказов Казакова составляют орнаментальное начало в прозе писателя.

Привнося орнаментальные стилистические черты, присущие в первой трети XX века писателям-модернистам, Казаков обогащал природу реалистического метода. При этом орнаментальность произведений Казакова так же, как у других писателей поэтического склада, весьма индивидуальна. В плане «особого» словоупотребления Казаков с языковым орнаментом обращался строго избирательно. В его рассказах мы не встретим такой насыщенной образности, как, например, у А. Белого, такого обилия нестандартных с точки зрения языковых норм, «остраненных» словесных и синтаксических конструкций, как у А.П. Платонова. Тем не менее, у него присутствует «эксперимент» во многих рассказах: отдельные сходные приемы орнаментального стиля мы обнаружили при сравнении рассказов писателя с творчеством А. Белого, А.П. Платонова, И.А. Бунина. Средства поэтической выразительности его произведений художественно оправданы и используются им только в наиболее важные моменты в его рассказах, содержат в себе основную смысловую нагрузку.

Орнаментальность у Казакова более последовательно и ярко представлена на композиционном уровне художественной системы (монтаж, «динамическая» композиция) и в особом ритме его прозы. Лирическое напряжение возникает в произведении в результате постоянного поиска писателем истины и в самом себе и в окружающем мире. Орнаментальность органично вписывается в стиль писателя, она усложняет восприятие до той степени, которая дает толчок для раздумий читателю, но при этом материал, «как стекло», присутствует, но не ощущается.

Отдельно нужно сказать о литературной традиции И.А. Бунина в творчестве 10. Казакова. Казаков вслед за Буниным субъективировал реалистический метод, обращаясь к поэтическим принципам. С лирико-философской прозой Бунина Казакова сближает фабульная ослабленность, развитие души, исповедальиость, фрагментарно-ассоциативная композиция, поэтическая образность. Он также стремится к импрессионистической свежести самовыражения. Для обоих писателей характерна модернистская антиномичность, одновременное сосуществование противоположностей. Однако благодаря поэтическому началу противоречивые чувства, мысли героев не разрушают органичную картину мира, присутствующую в произведениях писателей. Их проза подключается к эмоциональной сфере читателя, к его подсознанию, памяти тела, и обладает суггестивностью, подобно стихам.

Орнаментальный стиль близок импрессионизму, так как воспринимающее сознание - это общий для поэзии и импрессионистической прозы предмет изображения. Импрессионизм как эстетика, обладающая «переходным характером», обогащает реалистически вещественный мир рассказов Казакова. Однако стилистические орнаментальные приемы, которые в определенной степени использует Казаков и которые обусловлены импрессионистическим видением писателя, восходят к традиции русской орнаментальной прозы писателей-модернистов первой трети XX века. Орнаментальное начало в прозе писателя - это область пересечения разных способов художественного освоения действительности, необходимая для совершенствования индивидуального мастерства писателя.

Ярко выраженное поэтическое начало прозы Казакова, «умение видеть импрессионистически» определили его верность жанру рассказа. Выделенные нами типы рассказов Казакова различаются на композиционном уровне. Импрессионистическая эстетика, с одной стороны, предполагает лаконизм, сжатость, то есть стремление выразить в одном мазке целое, что присутствует в выделенных нами рассказах-«событиях», но с другой стороны, она предполагает равномерное приятие всего, что происходит, потому что в какой-нибудь незначительной мелочи может быть скрыта истина, и это свойственно рассказам-«переживаниям». В рассказах первого типа традиционная событийность, как правило, сохраняется, а рассказы второго типа полностью или частично построены по монтажному принципу. Рассказы-«события» чаще встречаются в ранних произведениях, рассказы-переживания» преобладают в поздний период творчества, и это, по нашему мнению, является следствием стремления писателя к полной свободе самовыражения, к предельной искренности с читателем, желания максимально приблизить искусство к реальности.

Сеть эквивалентностей, лейтмотивов, особенно отличающая прозу Казакова, - это выражение стремления писателя вскрыть глубинную сущность и гармонию мира. Концептуально значимые лейтмотивы (мотивы «цвета», «запаха», «дома», «дороги», «снега», «сна», «тумана», «движения», «покоя» и др.) проходят через большинство рассказов Казакова. Появляясь в наиболее значимых частях текста, они способствуют преодолению дискретности повествования как в рамках одного произведения, так и в контексте всего творчества, предполагают возможность неоднозначного восприятия и образуют метатекст, позволяющий судить о смысловых доминантах авторского «пространства». Лейтмотивы становятся средоточием, образным «сгустком» авторских раздумий о тоске и счастье, любви и одиночестве, мгновении и вечности, о творчестве и писательском труде.

Исследование поэтического стиля Казакова, лейтмотивной структуры его рассказов позволило нам обнаружить существенные свойства уникального индивидуального бытия писателя, которое носит, на наш взгляд, экзистенциальный характер. Слияние поэтического и прозаического начал в творчестве Казакова основывается на антиномичности его творческого сознания и, одновременно, стремлении преодолеть противоречивое восприятие мира, обрести внутреннюю «детскую» цельность, изначальную гармонию, на уровне текста утвердить свободную от различных условностей, созидательно-творческую сущность писательского труда, преобразовать «прозу» жизни в поэзию.

Художественное сознание Ю. Казакова включало поиск собственных эстетических средств, способных адекватно выразить сложное мировосприятие человека XX века. Преодолевая одностороннее восприятие реальности, отражение лишь внешнего поверхностного слоя жизни, то есть, приближаясь к обнаружению сущностей бытия, писатель вступал тем самым в орбиту экзистенциального сознания, что неизменно призывало к изменению природы его реализма. Органически обогащая его орнаментальными, импрессионистическими тенденциями, Казаков раскрывал новые возможности для реалистического способа освоения действительности. Все эти качества прозы Юрия Казакова позволяют утверждать, что рассказы писателя, созданные в лучших традициях русского рассказа XIX и XX веков, обладают гармонической цельностью и совершенством.

Список научной литературыЕгнинова, Наталья Ерентуевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Белинский, В. Г. Эстетика и литературная критика Текст. : в 2 т. / В. Г. Белинский. - М., 1959.

2. Бальбуров, Э. А. Поэтика лирической прозы. 1960-1970-е годы Текст. / Э. А. Бальбуров. Новосибирск : Наука, 1985.1. Глава II

3. Чудакова, М.О. Избранные работы Текст. / М. О. Чудакова. М. : Языки русской культуры, 2001.

4. Т. 1: Литература советского прошлого. 2001.

5. Холмогоров, М. Это же смертное дело! (Перечитывая Ю. Казакова) Текст. / М. Холмогоров // Вопросы литературы. 1994, Вып. 3.

6. Казаков, Ю. Две ночи. Проза. Заметки. Наброски Текст. / Ю. Казаков. М.: Современник, 1986.

7. Бунин, И. А. Собрание сочинений Текст. : в 4-х т. / И.А. Бунин. М. : Правда, 1988.

8. Т. 1 : Стихотворения. Рассказы 1892-1909 гг. 1988.

9. Набоков, В. В. Собрание сочинений Текст. / В. В. Набоков. М., 1995.

10. Кожевникова, Н. А. Об обратимости тропов Текст. // Н. А. Кожевникова / Лингвистика и поэтика. М.: Наука, 1979.

11. Шкловский, В. Б. О теории прозы Текст. / В. Б. Шкловский. М., 1983.

12. Сильман, Т. Заметки о лирике Текст. / Т. Сильман. Л. : Советский писатель, 1977.

13. Кузьмичев, И. Юрий Казаков. Набросок портрета Текст. / И. Кузьмичев. -Л., 1986.

14. Голубков, М. М. Русская литература XX в. Текст. : После раскола / М. М. Голубков. М.: Аспект Пресс, 2002.

15. Бунин, И. А. Собрание сочинений Текст. : в 6 т. / И. А. Бунин. Т. 5. -М., 1988.

16. Мережковский, Д. С. Акрополь Текст. : Избранные литературно-критические статьи / Д. С. Мережковский. М., 1991.

17. Ничипоров, И. Б. Творчество И. Бунина и художественные принципы модернизма Текст.: дис. .канд. филол. наук. -М., 2002.

18. Федякин, Ностальгия Текст. / С. Федякин // Литературное обозрение. -1989, №4.

19. Твардовский, А. О литературе Текст. / А. Твардовский. М. : Современник, 1973.

20. Белый, А. Поэзия. Петербург Текст. / А. Белый. М.: Слово, 2000.

21. Махинина, Н. Г. Проблемы нравственных ценностей в творчестве Ю. Казакова Текст. / Н. Г. Махинина. Казань, 1997.

22. Шмид, В. Проза как поэзия. Пушкин. Достоевский. Чехов. Авангард Текст. / Вольф Шмид. СПб.: Инапресс, 1998.

23. Штокман, И. Адам и Ева Текст. (любовь, поиски счастья и герои Ю. Казакова) / И. Штокман // Жизнь на миру: время и проза : 60-90-е. М. : Ключ, 1995.

24. Тынянов, Ю. Литературная эволюция Текст. : Избранные труды / Ю. Тынянов. -М.: Аграф, 2002.

25. Галимова, Е.Ш. Художественный мир Ю. Казакова Текст. / Е.Ш. Галимова. Архангельск, 1992.1. Глава III

26. Конецкий, В. Некоторым образом драма: непутевые заметки, письма Текст. / В. Конецкий. Л.: Советский писатель, 1989.

27. Казаков, Ю. Две ночи Текст. Проза. Заметки. Наброски / Ю. Казаков. -М.: Современник, 1986.

28. Шорохов, А. Юрий Казаков. Долгие крики на берегу Коцита (Рассказ-притча) Текст. / А. Шорохов // Литературная учеба. 2002, № 7-8.

29. Михайлов, А. В. Новелла Текст. / А. В. Михайлов // Теория литературы. М., 2003.

30. Т. 3 : Роды и жанры (основные проблемы в историческом освещении). -2003.

31. Шмид, В. Проза как поэзия. Пушкин. Достоевский. Чехов. Авангард Текст. / Вольф Шмид. СПб.: Инапресс, 1998.

32. Чудакова, М. О. Избранные работы Текст. / М. О. Чудакова. М. : Языки русской культуры, 2001.

33. Т.1: Литература советского прошлого. 2001.

34. Цит. по: Бревнова, С. В. Системно-функциональное описание орнаментального поля художественного текста Текст. (на материале произведений Е. Замятина и Б. Пильняка): дис. .канд. филол. наук. -Краснодар, 2002.

35. Тынянов, 10. Литературная эволюция Текст. : Избранные труды / Ю. Тынянов. М.: Аграф, 2002.

36. Новиков, Л. А. Стилистика орнаментальной прозы А. Белого Текст. / Л. А. Новиков. М.: Наука, 1990.

37. Кожевникова, Н. А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. Текст. / Н. А. Кожевникова. М. : Институт русского языка РАН, 1994.

38. Платонов, А. Избранные произведения Текст. : Рассказы. Повести / А. Платонов. М.: Мысль, 1983.

39. Цит. по: Корниенко, Н. Свет платоновского творчества Текст. / Н. Корниенко [вступ. ст.] //Платонов А. Вся жизнь: сборник. -М., 1991, с. 3-20.

40. Ожегов, С. И., Шведова, Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 ООО слов и фразеологических выражений Текст. // С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова; [РАН. ИРЯ им. В. В. Виноградова. 4-е изд., доп.]. - М.: Азбуковник, 1999.

41. Махинина, Н. Г. Проблемы нравственных ценностей в творчестве Ю. Казакова Текст. / Н. Г. Махинина. Казань, 1997.1. Глава IV

42. Скороспелова, Е. Русская проза XX века Текст. От А. Белого («Петербург») до Б. Пастернака («Доктор Живаго») / Е. Скороспелова. -М.ДЭИС, 2003.

43. Шкловский, В. Б. О теории прозы Текст. / В. Б. Шкловский. М., 1983.

44. Новиков, JI. А. Стилистика орнаментальной прозы А. Белого Текст. / JI. А. Новиков. М.: Наука, 1990.

45. Казаков, Ю. Две ночи Текст. Проза. Заметки. Наброски / Ю. Казаков. М.: Современник, 1986.

46. Бунин, И. А. Собрание сочинений Текст. : в 4 т. / И. А. Бунин. М. : «Правда», 1988.

47. Т. 1 : Стихотворения. Рассказы 1892-1909 гг. 1988.

48. Шмид, В. Проза как поэзия. Пушкин. Достоевский. Чехов. Авангард Текст. / Вольф Шмид. СПб.: Инапресс, 1998.

49. Белый, А. Поэзия. Петербург Текст. / А. Белый. М.: Слово, 2000.

50. Кожевникова, Н. А. Об обратимости тропов Текст. / Н. А. Кожевникова // Лингвистика и поэтика. М.: Наука, 1979.

51. Веселовский, А. Н. Историческая поэтика Текст. / А. Н. Веселовский. -М., 1989.

52. Штокман, И. Адам и Ева (любовь, поиски счастья и герои Ю. Казакова) Текст. / И. Штокман // Жизнь на миру: время и проза: 60-90-е. М. : Ключ, 1995.

53. Сильман, Т. Заметки о лирике Текст. / Т. Сильман. JI. : Советский писатель, 1977.

54. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика Текст. / В. М. Жирмунский. JL, 1977.

55. Кузьмичев, Й. Юрий Казаков. Набросок портрета Текст. / И. Кузьмичев. JL, 1986.

56. Толстой, Л. Н. Что такое искусство? Текст. / JI. Н. Толстой. М., 1985.

57. Твардовский, А. О литературе Текст. / А. Твардовский. М. : Современник, 1973.

58. Тынянов, Ю. Литературная эволюция: Избранные труды Текст. / Ю. Тынянов. М.: Аграф, 2002.

59. Смирнов, И. Рассказ в системе целостного осмысления творческого наследия писателя («Во сне ты горько плакал» Ю. Казакова) Текст. // И. Смирнов / Целостность художественного произведения. Л., 1986.

60. Вейдле, В. Умирание искусства Текст./В. Вейдле.-М., 2001.

61. Бердяев, Н. А. Кризис искусства Текст. / Н. А. Бердяев. М., 1990.

62. Горышин, Г. Жребий: Рассказы о писателях Текст. / Г. Горышин. Л, 1987.

63. Лейдерман, Н. Л., Липовецкий, М. Н. Современная русская литература Текст. 1950-90-е годы / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. М. : Академия, 2003.

64. Т. 1 : Современная русская литература 1953-1968 гг. 2003.

65. Галимова, Е. Ш. Художественный мир Ю. Казакова Текст. / Е. Ш. Галимова. Архангельск, 1992.

66. Цит. по: Конецкий, В. Некоторым образом драма Текст. : непутевые заметки, письма / В. Конецкий. Л.: Советский писатель, 1989.

67. Список использованной литературы

68. Андреев, JL Г. Импрессионизм Текст. / Л. Г. Андреев. М., 1980. - 249 с.

69. Аббаньяно, Н. Экзистенция как свобода Текст. / Н. Аббаньяно // Вопросы философии. 1992, №8. - с. 145-157.

70. Антонов, С. Письма о рассказе Текст. / С. Антонов. М. : Советский писатель, 1964. - 328 с.

71. Бальбуров, Э. А. Поэтика лирической прозы Текст. : 1960-70-е годы / Э. А. Бальбуров. Новосибирск : Наука. Сибирское отделение. - 1985.- 132 с.

72. Бахматова, Г. Концептуальность орнаментального стиля русской прозы lA XX века Текст. / Г. Бахматова // Филологические науки. 1989, № 4.- с.15-31.

73. Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского Текст. / М. М. Бахтин. -М, 1979. -318 с.

74. Бахтин, М. М. : pro et contra Текст. : Антология / М. М. Бахтин. СПб. : Изд-во РХГИ. - (Русский путь), 2002.

75. Т. 2 : Творчество и наследие М.М. Бахтина в контексте мировой культуры. -2002.-712 с.

76. Белая, Г. А. Литература в зеркале критики Текст. / Г. А. Белая. М., 1986.- 517 с.

77. Белая, Г. А. Закономерности стилевого развития советской прозы 1920-х годов Текст. / Г. А. Белая. М.: Наука, 1977. - 254 с.

78. Белинский, В. Г. Эстетика и литературная критика Текст. : в 2 т. / В. Г. Белинский. М., 1959. - 2 т.

79. Белый, А. О себе как о писателе Текст. // А. Белый. Проблемы творчества : Статьи. Воспоминания. Публикации. М., 1988. - 830 с.

80. Белый, А. Поэзия. Петербург Текст. / А. Белый. М. : Слово, 2000. -615 с.

81. Бердяев, Н. А. Кризис искусства Текст. / Н. А. Бердяев. М., 1990. - 47 с.

82. Бердяев, Н. А. О русских классиках Текст. / Н. А. Бердяев. М., 1993. - 366 с.

83. Бердяев, Н. А. О человеке, его свободе и духовности Текст. : Избранные труды / Н. А. Бердяев. М.: Флинта, 1999. - 309 с.

84. Бессонова, М. И. Лейтмотивы как форма выражения авторской позиции в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» Текст. : дисс. канд. филол. наук. М., 1996. - 189 с.

85. Бицилли, П. М. Бунин и его место в русской литературе Текст. / П. М. Бицилли // Русская речь. 1995, №6. - с. 15-28.

86. Бочаева, Н. Г. Мир детства в творческом сознании и художественной практике И. Бунина Текст.: дисс. .канд. филол. наук. Елец, 1999. -348 с.

87. Бревнова, С. В. Системно-функциональное описание орнаментального поля художественного текста Текст. (на материале произведений Е. Замятина и Б. Пильняка): дисс. . канд. филол. наук. Краснодар, 2002.-348 с.

88. Бунин, И. А. Собрание сочинений Текст. : в 4 т. / И. А. Бунин. М. : «Правда», 1988. - 478 с.

89. Т. 1 : Стихотворения. Рассказы 1892-1909 гг. 1988.

90. Бунин, И. А. Собрание сочинений Текст. : в 6 т. / И. А. Бунин. М., 1988.-Т. 5.- 478 с.

91. Бунин, И. А. : pro et contra : Личность и творчество И. Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей Текст. : Антология / И. А. Бунин. (Русский путь). - СПб.: РХГИ, 2001.- 1016 с.

92. Вайль, П., Генис, А. 60-е. Мир советского человека Текст. / П. Вайль, А. Генис. М, 1971.-331 с.

93. Вейдле, В. Умирание искусства Текст. / В. Вейдле. М., 2001. - 447 с.

94. Веселовский, А. Н. Историческая поэтика Текст. / А. Н. Веселовский. -М., 2004. 650 с.

95. Виноградов, В. В. О языке художественной прозы Текст. // В. В. Виноградов Избранные труды. -М., 1980. 388 с.

96. Вознесенский, А. Ю. Казаков Текст. // А. Вознесенский Прорабы духа. -М., 1984. с. 375-376.

97. Волков, А. Проза Ивана Бунина Текст. / А. Волков. М., 1967. - 355 с.

98. Волков, И.Ф. Творческие методы и художественные системы Текст. / И.Ф. Волков. М.: Искусство, 1978. - 264 с.

99. Выготский, Л. С. Бунин «Легкое дыхание» Текст. // Л. С. Выготский Психология искусства. М., 1968. - с. 187-208.

100. Галимова, Е. Ш. Художественный мир Ю. Казакова Текст. / Е. Ш. Галимова. Архангельск, 1992. - 435 с.

101. Гаспаров, Б. М. Литературные лейтмотивы Текст. Очерки русской литературы XX века / Б. М. Гаспаров. М., 1993. - 388 с.

102. Гей, Н. К. Стиль как «внутренняя логика» литературного развития Текст. / Н. К. Гей // Смена литературных стилей. На материале русской литературы XIX-XX веков. М.: Наука, 1974. - с. 345-384.

103. Гей, Художественность литературы Текст. : Поэтика. Стиль / Н. К. Гей. М.: Наука, 1975.-471 с.

104. Геллер, М. Я. Платонов в поисках счастья Текст. / М. Я. Геллер. М., 2000. - 428 с.

105. Георгиевский, А. С. Обретение дома (Ю. Казаков) Текст. // А. С. Георгиевский Русская проза малых форм последней трети XX века: Духовный поиск, поэтика, творческие индивидуальности. М.: Альфа, 1999.-с. 86-101.

106. Гинзбург, JI. Я. О психологической прозе Текст. / JI. Я. Гинзбург. Л., 1964.-443 с.

107. Гиршман, М. Ритм художественной прозы Текст. / М. Гиршман. М., 1982.-367 с. .

108. Голубков, М. М. Литература второй половины XX века Текст. : размышления о новых подходах, новом учебнике и не только о нем / М. М. Голубков // Вестник МГУ. Сер. Филология. М., 2001. - с.3-21.

109. Голубков, М. М. Русская литература XX в.: После раскола Текст. / М. М. Голубков. М.: Аспект Пресс, 2002. - 267 с.

110. Горышин, Г. Жребий Текст.: Рассказы о писателях / Г. Горышин. Л, 1987.-288 с.

111. Гречнев, В. Я. Русский рассказ конца Х1Х-ХХ вв. Текст. (проблематика и поэтика жанра) / В. Я. Гречнев. Л., 1979. - 208 с.

112. Гуревич, А. М. Динамика реализма в русской литературе XIX века Текст. / А. М. Гуревич. М.: ГИТИС, 1994. - 88 с.

113. Денисова, Э. И. «Прозаические» стихи и «поэтическая» проза Текст. (к спорам о поэзии Бунина) / Э. И. Денисова // Уч. зап. МГПИ им. В. И. Ленина. М., 1972. - Т. 485. - с. 22-39.

114. Долгополов, Л. К. А. Белый и его роман «Петербург» Текст. / Л. К. Долгополов. Л., 1988. - 413 с.

115. Долгополов, Л. К. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX начала XX в. Текст. / Л. К. Долгополов. Л., 1985. - 351 с.

116. Драгомирецкая, Н. В. Стилевые искания в советской прозе Текст. / Н. В. Драгомирецкая // Теория литературы : в 3 т. М., 1965.

117. Т. III: Роды и жанры (основные проблемы в историческом освещении. -1965. -с. 125-172.

118. Евсеев, В. Н. Художественная проза Е. Замятина. Творческий метод. Жанровые принципы. Стиль Текст. : дисс. . докт. филол. наук. М., 2001.-380 с.

119. Емельянова, Т. В. Характер литературного персонажа в рассказе Казакова «Манька» Текст. / Т. В. Емельянова // Проблемы метода, жанра и стиля в русской литературе : межвуз. сб. науч. тр. Кн. 6. - М,1998.-207 с.

120. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика Текст. / В. М. Жирмунский. Л., 1977. - 407 с.

121. Замятин, Е. И. Новая русская проза Текст. // Е. И. Замятин Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. М.: Наследие,1999.-359 с.

122. Замятин, Е. И. Избранные труды Текст. : в 2 т. / Е. И. Замятин. М. : Художественная литература, 1990. - Т. 2. - 410 с.

123. Захарова, В. Г. Импрессионистические тенденции в русской прозе начала XX века Текст.: дисс. докт. филол. наук. -М., 1995. 363 с.

124. Зверев, А. XX век как литературная эпоха Текст. / А. Зверев // Вопросы литературы, 1992. Вып. 21.-е. 3-56.

125. Зотова, Е. И. Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Б. Пастернака Текст. / Е. И. Зотова. М. : Изд-во Москов. гос. ун-та, 1998.-255 с.

126. Иващенко, Е. Г. Эволюция литературного билингвизма в творчестве В. Набокова (взаимодействие стиха и прозы) Текст.: дис. канд. филол. наук.-М., 2004.-248 с.

127. Иезуитова, Л. А. В поисках выражения «самого главного.» Текст. / Л. А. Иезуитова // Русская литература. 1996, № 3. - с. 214-226.

128. Иезуитова, Л. А. Творчество Бунина единая книга о «себе» Текст. / Л. А. Иезуитова // Автоинтерпретация : сб. ст. - СПб., 2002. - с. 97-133.

129. Измайлов, В. С. Повтор как прием орнаментальной прозы Текст. : дисс. канд. филол. наук. -М., 1995. 265 с.

130. Ильин, И. А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики: Бунин, Ремизов, Шмелев Текст. / И. А. Ильин. М., 1991. - с. 25-78.

131. Казаков, Ю. П. «А может быть сказано еще не все.» Текст. / Ю. П. Казаков // Ленинская смена. Алма-Ата, 1965. - 31 янв. с. 3.

132. Казаков, Ю. П. Две ночи. Проза. Заметки. Наброски Текст. М. : Современник, 1986. - 336 с.

133. Казаков, Ю. П. «Как я люблю людей.» (Из писем Казакова) Текст. / Ю. П. Казаков //Литературное обозрение. 1986. № 8, с. 105-110.

134. Казаков, Ю. П. Плачу и рыдаю. Текст. / Ю. П. Казаков М.: Русская книга, 1996.-512 с.

135. Казаков, Ю. П. Легкая жизнь. Рассказы Текст. / Ю. П. Казаков. СПб. : Азбука-классика, 2003. - 782 с.

136. Карасев, Л. В. Движение по склону : О сочинениях А. Платонова Текст. / Л. В. Карасев. М., 2002. - 140 с.

137. Карпов, И. П. Проза Ивана Бунина (Очерки авторства) Текст. / И. П. Карпов. -М., Йошкар-Ола, 1996. 335 с.

138. Келдыш, В. А. Русский реализм начала XX века Текст. / В. А. Келдыш.-М., 1975.-280 с.

139. Келдыш, В. А. К проблеме литературных взаимодействий в начале XX века (о так называемых промежуточных явлениях) Текст. / В. А. Келдыш // Русская литература. 1979, №2. - с. 16-27.

140. Кириллина, О. Проблема соотношения поэзии и прозы в творчестве И. Бунина и В. Набокова Текст. / О. Кириллина // ПРОчтение : сб. ст. по русской литературе XX века. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2002. - с. 7-23.

141. Кирнос, Д. И. Индивидуальность и творческое мышление Текст. / Д. И. Кирнос. -М., 1992.- 171 с.

142. Кожевникова, Н. А. Об обратимости тропов Текст. / Н. А. Кожевникова // Лингвистика и поэтика. М.: Наука, 1979. - с. 210-222.

143. Кожевникова, Н. Из наблюдений над неклассической прозой Текст. / Н. Кожевникова // Известия РАН. Сер. лит. и яз. 1976. - Т. 35, № 1. - с. 55-69.

144. Кожин, А. А. Некоторые особенности структуры повествования текстов орнаментальной прозы Текст. / А. А. Кожин // Филологические науки. 2003, № 6. - с. 53-62.

145. Кожинов, В. В. Введение Текст. / В. В. Кожинов // Смена литературных стилей. На материале русской литературы XIX-XX веков. М.: Наука, 1974. - с. 3-17.

146. Колобаева, JI. А. Проза И. А. Бунина Текст. / Л. А. Колобаева. М., 1998. - 360 с.

147. Конецкий, В. Некоторым образом драма Текст. : непутевые заметки, письма / В. Конецкий. JI.: Советский писатель, 1989. - 366 с.

148. Корман, Б. О. Родовая природа рассказа К. Паустовского «Телеграмма» (К вопросу о специфике лирической прозы) Текст. / Б. О. Корман // Жанр и композиция литературного произведения. Калининград, 1976. - Вып. 2.-125 с.

149. Корман, Б. О. Лирика и реализм Текст. / Б. О. Корман. Иркутск, 1986.-93 с.

150. Корниенко, Н. Свет платоновского творчества Текст. / Н. Корниенко [вступ. ст.] // А. Платонов Вся жизнь: сборник. М., 1991.-е. 3-20.

151. Корсакова, Л. Е. Импрессионистическая поэтика в русской прозе Уз XX века Текст.: диссканд. филол. наук. Чебоксары, 2000. - 175 с.

152. Крамов, И. В зеркале рассказа Текст. : Наблюдения, разборы, портреты / И. Крамов. М., 1986. - 271 с.

153. Кузнецов, М. Советский роман : Очерки Текст. / М. Кузнецов. М. : Изд-во АН СССР, 1963. - 302 с.

154. Кузнецова, А. А. Проза Ю. Казакова (Проблематика и поэтика) Текст. : дисс. канд. филол. наук. Тверь, 2001. - 195 с.

155. Кузьмичев, И. Юрий Казаков. Набросок портрета Текст. / И. Кузьмичев. СПб., 1986. - 270 с.

156. Кукулин, И. Про мое прошлое и настоящее Текст. / И. Кукулин // Знамя. 2002, № 10. - с. 208-215.

157. Кулиева, Р. Реализм Чехова и проблема импрессионизма Текст.: дисс. . канд. филол. наук. М., 1974. - 352 с.

158. Лейдерман, Н. Л., Липовецкий, М. Н. Современная русская литература. 1950-90-е годы Текст. : в 2 т. / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. -М.: Академия, 2003.

159. Т. 1 : Современная русская литература 1953-1968 гг. 2003. - 416 с.

160. Лейдерман, Н. Л. Теоретические проблемы изучения русской литературы XX в. Текст. / Н. Л. Лейдерман // Русская литература XX в. : Направления и течения : сб. науч. тр. Екатеринбург, 1992. - Вып. 1.-с. 58-71.

161. Левин, Ю. И. От синтаксиса к смыслу («Котлован» А. Платонова»)» Текст. // Ю.И. Левин Избранные труды. Поэтика. Семиотика. Школа «Языки русской культуры». М., 1998. - с. 410-415.

162. Липовецкий, М. Забудем слово «реализм» Текст. / М. Липовецкий // Литературная газета. -1991,4 дек. с. 5-15.

163. Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы Текст. / Д. С. Лихачев. 3-е изд. - М., 1979. - 352 с.

164. Лихоносов, В. Воспоминания о Казакове Текст. / В. Лихоносов // Писатель и время : сб. № 4. М., 1989. - с. 12-22.

165. Лосев, А. Ф. Модернистская модель Текст. / А. Ф. Лосев // Вестник Москов. гос. ун-та. Сер. Филология. 1996, № 1. - с. 136-150.

166. Лосев, А. Ф. Проблема художественного стиля Текст. / А. Ф. Лосев. -Киев, 1994. 650 с.

167. Лотман, Ю. М. Структура художественного текста Текст. / Ю. М. Лотман.-М., 1970.-384 с.

168. Лотман, Ю. М. О русской литературе Текст. : статьи и исследования (1958 1993) / Ю. М. Лотман. - СПб, 1997. - 848 с.

169. Мальцев, Ю. В. Иван Бунин Текст. / Ю. В. Мальцев. М., 1991. - 405 с.

170. Марулло, Т. Г. «Ночной разговор» Бунина и «Бежин луг» Тургенева Текст. / Т. Г. Марулло // Вопросы литературы. 1994, №3. - с. 109-124.

171. Махинина, Н. Г. Проблемы нравственных ценностей в творчестве Ю. Казакова Текст. / Н. Г. Махинина. Казань, 1997. - 388 с.

172. Мережковский, Д. С. Акрополь Текст. : Избранные литературно-критические статьи / Д. С. Мережковский. М., 1991. - 351 с.

173. Михайлов, А. В. Новелла Текст. / А. В. Михайлов // Теория литературы. М., 2003.

174. Т. III : Роды и жанры (основные проблемы в историческом освещении). -2003.-с. 245-250.

175. Михайлов, А. В. Проблема стиля и этапы развития литературы Нового времени Текст. / А. В. Михайлов // Теория литературных стилей : Современные аспекты изучения. М., 1982. - с. 140-182.

176. Мочульский, К. В. А. Белый Текст. / К. В. Мочульский. Томск : Водолей, 1997.-256 с.

177. Нагибин, Ю. Время жить Текст. / Ю. Нагибин. М., 1987. - 548 с.

178. Напцок, М. Р. Словотворчество в прозе русского зарубежья (Первая волна эмиграции : И. Бунин, Е.И. Замятин, В.В. Набоков) Текст. / М. Р. Напцок. Майкоп, 2001.- 190 с.

179. Нефедов, В. В. Чудесный призрак: Бунин-художник Текст. / В. В. Нефедов. Минск, 1990. - 320 с.

180. Николина, Н. А. Лингвостилистический анализ рассказа И. А. Бунина «Чистый понедельник» Текст. / Н. А. Николина // Русская словесность. 1996, №3. - с. 79-83.

181. Нинов, А. Современный рассказ Текст. / А. Нинов. Л.: ГИХЛ, 1969. -455 с.

182. Ничипоров, И. Б. Творчество И. Бунина и художественные принципы модернизма Текст.: дис. канд. филол. наук. -М, 2002. 187 с.

183. Новиков, В. Плодотворность противоречий Текст. / В. Новиков // Тынянов Ю.Н. Литературная эволюция : Избранные труды. М. : Аграф, 2002.-496 с.

184. Новиков, Л. А. Стилистика орнаментальной прозы А. Белого Текст. / Л. А. Новиков. -М.: Наука, 1990. 180 с.

185. Огнев, А. В. Современный русский рассказ Текст. / А. В. Огнев. М., 1987. - 308 с.

186. Павловский, А. О Казакове Текст. / А. Павловский Русский советский рассказ. Очерки истории жанра. Л.: Наука, 1970. - с. 48-75.

187. Панфилов, А. М. Художественный мир Ю. Казакова и духовные традиции русской литературы Текст. : дис. .канд. филол. наук. -М., 1999.-388 с.

188. Пастернак, Б. Л. Сочинения Текст. / Б. Л. Пастернак. М., 1998. - 788 с.

189. Паустовский, К. Г. Избранные произведения Текст. : в 3 т. / К. Г. Паустовский. М., 1995. - 3 т.

190. Платонов, А. Избранные произведения Текст.: Рассказы. Повести / А. Платонов. -М.: Мысль, 1983. 653 с.

191. Полоцкая, Э. Взаимопроникновение поэзии и прозы у раннего Бунина Текст. / Э. Полоцкая // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1970. - Т. XXIX. -Вып. 5.-с. 412-418.

192. Проскурня, Н. В. Ю. Тынянов как писатель и литературовед: жанрово-стилевой эксперимент в историко-биографическом романе Текст. : дис. канд. филол. наук. -М., 1999. 199 с.

193. Сабат, А. Н. Мастерство создания портрета в романе Е. Замятина «Мы» Текст. / А. Н. Сабат // Творческое наследие Е. Замятина : взгляд сегодня : науч. докл., ст., очерки, заметки, тез. : в 2 ч. Тамбов, 1994. -ч.1.-с. 104-117.

194. Саввина, Г. А. Эволюция образа автора в творчестве Ю. Казакова Текст. / Г. А. Саввина. Астрахань, 1998. - 245 с.

195. Сазонова, JI. И. Древнерусская ритмическая проза XI—XIII веков Текст. / Л. И. Сазонова. Л., 1973. - 248 с.

196. Скороспелова, Е. «Неклассическая» проза : наследование и развитие традиций символизма и авангарда Текст. // Е. Скороспелова Русская проза XX века. От А. Белого («Петербург») до Пастернака («Доктор Живаго»), М.: ТЭИС, 2003. - с. 48-85.

197. Скороспелова, Е. Русская советская проза 1920-30-х годов : судьбы романа Текст. / Е. Скороспелова. М. : Изд-во Москов. гос. ун-та,1985.-262 с.

198. Силантьев, И. В. Поэтика мотива Текст. / И. В. Силантьев; [Отв. ред. Е. К. Ромодановская]. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 296 с. - (Язык. Семиотика. Культура).

199. Сильман, Т. Заметки о лирике Текст. / Т. Сильман. Л. : Сов. писатель, 1977. - 223 с.

200. Сливицкая, О. В. «Повышенное чувство жизни» : мир И. Бунина Текст. / О. В. Сливицкая. М.: РГГУ, 2004. - 204 с.

201. Смирнов, И. Рассказ в системе целостного осмысления творческого наследия писателя («Во сне ты горько плакал» Ю. Казакова) Текст. // И. Смирнов Целостность художественного произведения. Л. : ЛГПИ,1986.-с. 130-150.

202. Твардовский, А. О литературе Текст. / А. Твардовский. М. : Современник, 1973. - 445 с.

203. Томашевский, Б. Стих и язык Текст. / Б. Томашевский, М,; Л,, 1959. -348 с.

204. Трефилова, Г. П. К. Паустовский, мастер прозы Текст. / Г. П. Трефилова. М., 1983.-521 с.

205. Тынянов, Ю. Литературная эволюция: Избранные труды Текст. / Ю. Тынянов. М.: Аграф., 2002. - 496 с.

206. Усенко, JI. В. Импрессионизм в русской прозе начала XX века Текст. / Л. В. Усенко. Ростов-на-Дону : Изд-во Ростов, гос. ун-та, 1988. - 237 с.

207. Федякин, С. Ностальгия Текст. / С. Федякин // Литературное обозрение. 1989, № 4. - с. 93-95.

208. Химич, В. Н. Чеховские традиции в рассказах Ю. Казакова Текст. / В. Н. Химич // Проблемы стиля и жанра в советской литературе. -Свердловск, 1970. Вып. 17.-е. 76-79.

209. Холмогоров, М. Это же смертное дело! (Перечитывая Ю. Казакова) Текст. / М. Холмогоров // Вопросы литературы. 1994. - Вып. 3. - с. 524.

210. Холмогоров, М. Ю. Казаков Текст. / М. Холмогоров // Русские писатели XX века : Библиографический словарь; [Гл. ред. Николаев П.А.]. М.: БСЭ, 2000, с. 355-360.

211. Храпченко, М. Б. Художественное творчество, действительность, человек Текст. / М. Б. Храпченко. М. : Советский писатель, 1982. -416 с.

212. Чебракова, Е. Традиции Бунина в творчестве Казакова Текст. / Е. Чебракова // Литературный процесс : Традиции и новаторство. -Архангельск, 1992. с. 88-97.

213. Чудакова, М. О. Избранные работы. Текст. / М. О. Чудакова. М. : Языки русской культуры, 2001.

214. Т. 1 : Литература советского прошлого. -2001. 472 с.

215. Шкловский, В. Б. О теории прозы Текст. / В. Б. Шкловский. М., 1983.-384 с.

216. Шмид, В. Проза как поэзия. Пушкин. Достоевский. Чехов. Авангард Текст. / Вольф Шмид. СПб.: Инапресс, 1998. - 788 с.

217. Шмид, В. Орнаментальный текст и мифическое мышление в рассказе Е. Замятина «Наводнение» Текст. / Вольф Шмид // Русская литература. 1992, № 2. - с. 56-67.

218. Шорохов, А. Юрий Казаков Долгие крики на берегу Коцита (Рассказ-притча) Текст. / А. Шорохов // Литературная учеба. 2002, № 7-8. - с. 25-34.

219. Штерн, М. С. В поисках утраченной гармонии : Проза Бунина 19301940 гг. Текст. : Монография / М. С. Штерн. Омск, 1997. - 240 с.

220. Штерн, М. С. Краткие рассказы И. Бунина как лирический цикл Текст. / М. С. Штерн // Творческое наследие И. Бунина и мировой литературный процесс. Орел, 1995. - с. 21-53.

221. Штокман, И. Адам и Ева (любовь, поиски счастья и герои 10. Казакова) Текст. // И. Штокман Жизнь на миру : время и проза : 60-90-е. М. : Ключ. 1995.-с. 111-127.

222. Штокман, И. Долгое эхо (Что оставил нам Ю. Казаков) Текст. // И. Штокман Жизнь на миру : Время и проза : 60-е -90-е. М. : Ключ, 1995.-с. 134-139.

223. Шукшин, В. М. Собрание сочинений Текст.: в 6 т. / В. М. Шукшин. -М., 1998.-Кн. 6.-544 с.

224. Эльсберг, Я. Е. Смена стилей в советском русском рассказе 1950-60-х годов. С. Антонов Ю. Казаков - В. Шукшин Текст. / Я. Е. Эльсберг // Смена литературных стилей. На материале русской литературы XIX-XX веков. -М.: Наука, 1974. - с. 178-201.

225. Эльяшевич, А. Единство цели многообразие поисков. О стилевых течениях в советской литературе Текст. / А. Эльяшевич. - Л. : Советский писатель, 1980. - 542 с.

226. Якобсон, Р. О. «Новейшая русская поэзия. Набросок первый» (1921) Текст. // P.O. Якобсон Литературная эволюция : Избранные труды. -М.: Аграф, 2002. 740 с.

227. Якобсон, Р. О. Заметки о прозе поэта Пастернака Текст. // P.O. Якобсон Работы по поэтике. М., 1987. - с. 324-338.