автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.02
диссертация на тему: Религиозно-политический экстремизм на Северо-Восточном Кавказе: идеология и практика
Полный текст автореферата диссертации по теме "Религиозно-политический экстремизм на Северо-Восточном Кавказе: идеология и практика"
РЕЛИГИОЗНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЭКСТРЕМИЗМ НА СЕВЕРО-ВОСТОЧНОМ КАВКАЗЕ: ИДЕОЛОГИЯ И ПРАКТИКА (на материалах Республики Дагестан)
23.00.02 - Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и
технологии
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук
Махачкала - 2006
Работа выполнена в Региональном центре этнополитических исследований Дагестанского научного центра Российской академии наук (РЦЭИ ДНЦ РАН)
Научные руководители: кандидат философских наук
Арухов Загир Сабирович
доктор философских наук, профессор Добаев Игорь Прокопьевич
Официальные оппоненты: доктор философских наук, доцент
Акаев Вахит Хумидович,
кандидат политических наук Бабкин Игорь Олегович,
Ведущая организация: Дагестанский государственный
педагогический университет
Защита диссертации состоится 30 мая 2006 г. в 14:00 часов на заседании Диссертационного совета Д212.256.06 при Ставропольском государственном университете по адресу: 355009, г.Ставрополь, ул.Пушкина, 1, корп.1-а, ауд.416.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ставропольского государственного университета по адресу: 355009, г.Ставрополь, ул.Пушкина, 1.
Автореферат разослан «29» апреля 2006г.
Ученый секретарь диссертационного совета
Г.Д. Гриценко
¿ообА
~Тв77
I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. Начавшиеся в конце 80-х -начале 90-х XX в. возрожденческие процессы практически во всех известных в России традиционных религиях не могли обойти стороной и ислам, в том числе на Северном Кавказе. Возрожденчество объективно предопределило политизацию и, как следствие, радикализацию мусульманства.
Исламское движение на Северном Кавказе вследствие центробежных процессов оказалось разобщенным, что нашло свое отражение не только в новой институализации официального ислама (вместо единого духовного управления мусульман Северного Кавказа в начале 90-х гг. в северокавказском регионе появилось семь самостоятельных ДУМов), но и в появлении на прежде едином мусульманском поле принципиально новых акторов. Речь идет о многочисленных «исламских» политических партиях и движениях и национальных/националистических организациях, активно
использовавших в своей практике исламскую риторику и символику. Эти структуры уже к середине 1990-х достигли своего пика, а затем пошли на убыль, и сегодня серьезного воздействия на политические процессы в регионе не оказывают.
Однако в этот же период, не без воздействия извне, появляются салафитские группировки, некорректно определенные некоторыми исследователями и публицистами как «ваххабитские». Они стали главным оппонентом традиционного и официального ислама. Практически до конца 1990-х северокавказская салафийя была представлена, как и в других регионах «исламского мира», двумя основными крыльями: умеренно-радикальным и ультра-радикальным (экстремистским). Однако события в Чечне 1994-96 гг. открыли двери
РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ 3 БИБЛИОТЕКА
С.-Петербург ОЭ 20о£акт ш
для ускоренной интернационализации салафитского движения в регионе. Чеченское «межсезонье» (1996-99гг.), ознаменовавшееся превращением ЧР в полигон международного терроризма, пристанище убийц, торговцев «живым товаром», наркотиками и оружием, позволило развиться здесь экстремистскому движению, прикрывавшемуся исламом. В свою очередь, это обстоятельство предопределило вторжение банд международных террористов в августе 1999 г. на территорию Республики Дагестан. Общими усилиями федеральных вооруженных сил совместно с дагестанским населением экстремистам был дан отпор. Началась вторая чеченская...
Однако открывшийся позитивизм не был адекватно использован федеральными и республиканскими властями. На адептов салафийи, практически без разбора, было оказано мощнейшее силовое и административное воздействие. В этот же период во многих северокавказских субъектах Федерации принимаются
«антиваххабитские» законы. В результате исчезают сообщества умеренных радикалов и одновременно укрепляются позиции религиозно-политических экстремистов. В борьбу с «ваххабитами» активно привлекаются традиционалисты, прежде всего представители «официального ислама», в результате чего традиционалисты неуклонно политизируются и радикализируются. Их противостояние с салафитами идет по нарастающей.
Поражение сепаратистов в Чечне, распыление салафитского движения в других республиках Северного Кавказа трансформировало «сопротивление» частично в «партизанщину», частично в мобильные, слабо связанные между собой террористические группировки. Экстремистский «джихад» со всей неумолимостью растекался по региону. Особенно сложная ситуация сложилась на Северо-Восточном Кавказе - Дагестане, Чечне и Ингушетии. Она, в свою очередь,
предопределила процессы в других республиках - Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии-Алании. Указанное обстоятельство актуализирует исследование феномена религиозно-политического экстремизма, как идеологической доктрины и основанной на ней террористической практики адептов радикальной салафийи в регионе.
Степень научной разработанности проблемы. Религиозно-политическому экстремизму, в целом, и на Северном Кавказе, в частности, посвящено немало разноплановых работ политологического, социологического, философского и др. характера, а также публицистики.
Вместе с тем, следует отметить, что как самостоятельное социально-политическое явление религиозно-политический экстремизм, а также ряд связанных с ним тем (возрожденческие процессы, политизация и радикализация ислама, терроризм под прикрытием ислама), становятся предметом научного осмысления и изучения только в конце 80-х - начале 90-х гг. XX в.
Вопросам «исламского возрождения», взаимоотношению ислама и государства, идеологическим функциям ислама серьезное внимание уделили И.Л.Алексеев, Г.Р.Балтанова, С.В.Годунов, Н.В.Жданов, Ю.А.Зарахович, М.Ибрагимов, А.В.Малашенко, Г.Б.Фаизов, Ф.И.Хачим и др.
Проблемы политизации и радикализации мусульманства основательно исследовали В.Х.Акаев, С.Е.Бережной, И.П.Добаев, А.В.Егупов, З.М. Залимханов, Р.А.Левшуков, Д.Г.Мирзаханов, K.M. Ханбабаев, А.А.Ярлыкапов и др.
Экстремизм и терроризм под исламским прикрытием разрабатывали или разрабатывают З.С.Арухов, И.П.Добаев, А.А.Игнатенко, Д.Б.Малышева, К.И.Поляков, М.З.Ражбадинов и др.
Ряд исследований посвящен проблеме влияния исламского фактора на военную политику, учету его в боевой деятельности войск (Г.П.Герейханов, П.А.Денисенко, В.М.Дерябин, И.Н.Кудинов, Н.И.Марчук, С.А.Мельков, С.А.Мозговой). Работы З.С.Арухова, Х.В.Дельмаева касаются разработки концепции джихада в исламе. Проблемы конфликтов на этнорелигиозной основе, идеологической мотивации деятельности исламских фундаменталистов, соотношения религиозного и национального факторов раскрываются в работах Д.Б.Малышевой, Э.Томе, М.Хишама.
Отдельные аспекты исламского радикализма затрагиваются также в работах зарубежных авторов (А.Беннигсен, О.Карре, Н.Кедди, Ж.Кеппель, М.Крамер, Ш.Лемерсье-Келькеже, Е.Мортимер, М.Олкотт, М.Родинсон, Я.Рой, О.Руа, Ш.Хантер, Д.Эспозито и др.).
Тем не менее, во многих работах религиозно-политический экстремизм рассматривается в отрыве от его догматических и исторических корней, предпосылок и импульсов. Для преодоления этого изучены труды наиболее известных представителей радикального ислама, среди которых - Таки ад-Дин Ибн Таймийя, Ибн аль-Кайим, Ибн Кассир, Ибн аль-Джаузи, Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб ат-Тамими, Абу Аля аль-Маудуди, Сайд Кутб, Абд ас-Салям Фараг, Фаузан ибн Фаузан, Салих Сарийя, Шукри Мустафа, Юсуф аль-Карадави, Айман аз-Завахири, Абу Мусаба аз-Заркави и др.
Немалое внимание уделено и прессе исследуемого периода - 19912005 гг. В этом списке издания, как светского характера, так и религиозные и религиозно-политические исламские произведения. Они воссоздают реальный пласт мнений, идей, позиций интересуемого периода новейшей северокавказской истории.
Несмотря на наличие самых разнообразных работ, об исследовании религиозно-политического экстремизма под прикрытием ислама,
говорить о завершении этого процесса представляется преждевременным. Более того, анализ научной разработанности показывает, что религиозно-политический экстремизм, как идеология и политическая практика радикальной салафийи, представляет довольно просторную нишу для дальнейших исследований, особенно в связи с изучением эндогенных и экзогенных факторов радикализации салафитских групп, действующих на Северо-Восточном Кавказе. Ряд тем, по-прежнему, носят дискуссионный характер: трактовка базовых понятий (салафийа, ваххабизм, исламский радикализм, экстремизм, исламизм, фундаментализм); социальная сущность религиозно-политического экстремизма; уровень угроз и вызовов, обусловленных консолидацией экстремистского движения. Следует также ответить на вопросы о причинах вспышек экстремизма, этапах и тенденциях эволюции экстремистского и милитаристского мышления, облеченного в исламскую оболочку.
Наличие дискуссионных и неисследованных вопросов придает теме проблемный характер и позволяет поставить вопрос о сущности религиозно-политического экстремизма, прикрывающегося исламом, в современных специфических условиях Республики Дагестан.
Методологическая и теоретическая основа диссертации. Методология исследования обусловлена особенностями предмета, изучение которого предполагает использование накопленных знаний в области гуманитарных дисциплин - политологии, истории и социологии. Рассмотрение религиозно-политического экстремизма под исламским прикрытием, как сложного и многомерного социально-политического явления, предполагает раскрытие его догматических, философских и исторических предпосылок.
В решении поставленных задач использованы методы структурно-функционального анализа для выявления соотношения общих и
локальных особенностей идеологии и практики религиозно-политического экстремизма в различных исторических, географических и геополитических условиях. В работе также использован сравнительный метод (при характеристике распространения экстремизма в различных регионах Северо-Восточного Кавказа и Дагестана). В исследовании документальных источников широко применялся метод контент-анализа изучаемых текстов.
На стадии эмпирических исследований использованы такие методы как интервьюирование экспертов, мнение очевидцев, свидетелей, участников тех или иных событий. Опирался на статистические данные, анкетные опросы представителей разных групп, вовлеченных в исследуемые процессы.
Объект диссертационного исследования: современный религиозно-политический экстремизм.
Предмет исследования: религиозно-политический экстремизм, как идеология и практика радикальной салафийи на Северо-Восточном Кавказе.
Цель диссертационного исследования: определить сущность исламского религиозно-политического экстремизма современного Дагестана, выявить его идеологическую основу, раскрыть содержание политической (террористической) практики.
Задачи исследования:
• на основе методологических подходов к исследованию религиозно-политического экстремизма дать определение понятию религиозно-политического экстремизма (под прикрытием ислама).
• выявить причины возникновения идейных противоречий радикальной салафийи с традиционным исламом в контексте возрожденческих процессов в исламе на Северо-Восточном Кавказе;
• определить особенности появления, расширения и распространения религиозно-политического экстремизма в регионе;
• проследить процесс эволюции идеологии радикальных салафитских групп;
• определить факторы радикализации религиозных салафитских групп, выявить причины их перехода с умеренно-радикальных на экстремистские позиции;
• исследовать специфическую террористическую практику ультрарадикальных религиозно-политических групп (на примере деятельности т.н. джамаатов «Дженнет» и «Шариат»),
Научная новизна диссертационного исследования:
• предложено авторское определение понятия «религиозно-политический экстремизм (под прикрытием ислама)»;
• доказано, что возникновение идейных противоречий салафийи (суннитского фундаментализма) с традиционным в регионе исламом было предопределено принципиальными различиями в толковании догматических положений, содержащихся в сакральных источниках мусульманства, а также политическими и иными амбициями лидеров противостоящих сторон;
• показано, что салафитское движение в Дагестане изначально включало в себя два крыла: умеренно-радикальное и ультрарадикальное (экстремистское), однако, в силу ряда объективных и субъективных факторов к концу 90-х гг. XX в. оно практически трансформировалось в экстремистское течение;
• отмечено, что региональная салафийя в исследуемый период эволюционировала в сторону усиления позиций такфиритов и джихадистов и оказалась не в состоянии предложить собственную идеологическую доктрину, привлекая в этих целях теоретические наработки зарубежных единомышленников;
• определены ключевые и второстепенные факторы радикализации салафитских групп, выявлены причины их дрейфа к экстремизму;
• проанализирована специфика террористической практики ультрарадикальной салафийи (на примере т.н. джамаатов «Дженнет» и «Шариат»),
Основные положения, выносимые на защиту:
1. «Рабочее» определение этого понятия, которое является методологическим конструктом диссертационного исследования, сводится к следующим принципиальным критериям: во-первых - это такфиритская идеология (обвинение в неверии всех, кто эту идеологию не разделяет); во-вторых, - основанная на этой идеологии специфическая диверсионно-террористическая практика, ложно определяемая носителями идеологии такфира, как джихад (священная война за веру).
2. Процессы реисламизации (возрождения) на Северо-Восточном Кавказе характеризуются активностью противоборства двух ключевых направлений - традиционализма в форме суфийского тарикатизма и салафизма («ваххабизма», а точнее - квазиваххабизма или неоваххабизма). Адепты возрожденчества (салафиты), начиная с 1990-х гг., проводили целенаправленную политику конфронтации по отношению к традиционалистам, и особенно - к представителям официального ислама, политику обвинения их в неверии (такфир), отказываясь при этом от диалога с государственной властью. В свою очередь, традиционалисты приняли вызов салафитов, что предопределило эскалацию напряженности между идеологическими противниками, а это, в свою очередь, не могло не привести к прямому столкновению сторон.
3. В северокавказском регионе религиозно-политический экстремизм под исламским прикрытием прошел длительный путь эволюционного
развития, базируясь на прочной основе соответствующих идеологических доктрин. Вместе с тем, «северокавказские ваххабиты» так и не смогли выработать собственных стройных теоретических концепций и изначально использовали в целях мобилизации адептов-единомышленников и оправдания своих действий привнесенные из-за рубежа идеологии. Несмотря на то, что первоначально в регионе были популярны идеи умеренно-радикальных авторов (ал-Маудуди, ал-Ашмави, Ю.ал-Карадави и др.), в последнее время более распространенными и востребованными в силу своей простоты и четкого видения мира по принципу «мы - они», стали взгляды и произведения ультра-радикалов (Д.Зину, А.аз-Завахири, А.М.аз-Заркави и др.). Разрушающая активность местных радикальных салафитов базировалась, и сегодня основывается на привнесенных извне идеях. Подавляющее число местных боевиков усваивает их в упрощенной форме в виде бесспорных для них идеологем и слоганов.
4. После раскола салафитского ислама на умеренный и радикальный (ультра-радикальный) стал необратимым процесс расхождения их идейных положений и стратегии. Изначально имела место стадия «мягкого» конфликта и недопонимания целей и задач друг друга в северокавказском салафизме. Затем события постепенно эволюционировали в открытое противостояние багаудиновцев с одной стороны и т.н. тарикатистов и властей, объединившихся в союз, с другой. Это противостояние и взаимные обвинения во всех смертных грехах, способствовало еще большему нагнетанию напряженности и усилению вектора эволюции в сторону радикализации салафизма, который тогда уже практически полностью позиционировался со сторонниками Багауддина Мухаммада. Силовое давление и соприкосновение сил и средств властей и радикальных салафитов еще более укрепило идейные позиции Джамаата и убедило ультра-радикалов
в необходимости ведения джихада с партией шайтана. После августа 1999 г. радикальное салафитское движение ушло в подполье и рассеялось по территории Северного Кавказа, частью влившись в отряды полевых командиров Ичкерии, судьба которой также была предрешена новой кавказской политикой России.
5. Радикализации мусульманских (салафитских) групп способствует не всегда умелая политика федеральных, региональных власти, действия официального духовенства. Серьезным очагом, катализирующим экстремистско-террористические акции и действия ультра-радикалов, остаются военные действия в Чеченской Республике, перенос боевой и террористической активности в другие регионы Южного федерального округа. Этот фактор наличия постоянно тлеющих военных операций является важным и ключевым. С этим «милитаристским» фактором неразрывно связаны явления, события и факты многочисленных нарушений прав человека, заключающихся в специфике ведения борьбы с террористическим подпольем. В этом ряду т.н. зачистки, спецоперации, боевые операции, в результате которых зачастую не соблюдаются элементарные человеческие права и свободы.
Второстепенным фактором радикализации являются социально-экономические предпосылки: безработица, нищета, маргинализация, которые создают благодатную базу для прихода молодежи под знамена экстремистки настроенных группировок и террористических джамаатов.
6. Террористические группы - так называемые «джамааты» -сформировались на северокавказском политическом пространстве, как под влиянием эндогенных (социально-экономическое состояние дагестанского общества, негативные проявления во внутриполитической жизни республики), так и экзогенных факторов (геополитическая экспансия Запада, попытка реализации арабо-исламистского проекта, события в Чечне). За последние два года наметилась тенденция к
консолидации небольших бандгрупп, осуществляющих диверсионно-террористическую деятельность, изменению их тактики, объектов устремлений, усилилась их автономность, наблюдается все меньшая зависимость от международных террористических центров и организаций. В Дагестане активную диверсионно-террористическую деятельность развернула группировка «Шариат», которая ставила своей целью подрыв существующей политической системы и установление шариата в республике. В этом террористическом «джамаате» принимали участие в качестве боевиков, как ветераны «чеченской войны», так и экстремистки настроенная молодежь городов и районов Дагестана.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что его результаты и выводы могут быть использованы в процессе дальнейшей разработки теоретических проблем взаимоотношений ислама и государства, места и роли различных мусульманских групп и течений, в том числе и салафитской направленности. В работе определена сущность религиозно-политического экстремизма, дана характеристика разным направлениям салафийи, показаны процессы трансформации и распада, наметившиеся в салафитском движении.
Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что возможно использование некоторых положений исследования при подготовке предложений для государственных структур, занимающихся проблемами противодействия и профилактики явлениям религиозно-политического экстремизма. Они могут, несомненно, представить интерес не только для научного сообщества, но и для практических работников, реализующих государственную и региональную политику в специфических условиях северокавказского региона. Материалы исследования могут быть использованы при чтении курса «Религиозный и религиозно-политический экстремизм на
Северном Кавказе и в мире», «Проблемы салафизма и ваххабизма», «Сущность религиозного экстремизма под исламским прикрытием».
Апробация диссертации. Диссертационное исследование обсуждено на заседании Ученого совета Регионального центра этнополитических исследований при Дагестанском научном центре РАН и рекомендовано к защите по специальности 23.00.02 - Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии. Основные результаты исследования обсуждались, во время участия в пяти научных конференциях и семинарах, ряде публицистических статей, которые были опубликованы в некоторых печатных СМИ Дагестана, а также на курсе лекций по религиозному экстремизму в ходе работы школы-семинара молодых политологов при ДНЦ РАН в 2004-2005 гг. (Махачкала). Основные положения диссертационной работы изложены в шести научных публикациях, в том числе одной монографии, общий объем которых достигает 7,5 печатных листа.
Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, каждая их которых разделена на два параграфа, заключения и библиографического списка использованной литературы, состоящего из 233 наименований источников. Общий объем диссертации 167 страниц машинописного текста.
И. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, формулируются цели и конкретные задачи исследования, раскрывается его практическая значимость и научная новизна. Хронологические рамки рассматриваемого периода - 1991-2005 гг.
Первая глава «Реисламизация на Северо-Восточном Кавказе: методология политологического исследования» посвящена определению основных методологических подходов к исследованию религиозно-политического экстремизма, используемым при этом понятиям, характеристике и особенностям процессов исламского возрождения на Северно-Восточном Кавказе.
В первом параграфе «Основные методологические подходы к исследованию религиозно-политического экстремизма и используемые понятия» рассматриваются подходы современных российских и зарубежных авторов в исследовании проблем ислама и исламизма, в целом, и их развитии на российском Кавказе, в частности. Анализируется содержание используемых терминов. Показывается терминологическая трансформация в наименованиях религиозно-политических фигурантов и социальных групп в рамках региональной реисламизации.
В рамках рассмотрения идейных течений в исламе, используемых в исследовании в качестве основного методологического подхода, последовательно рассматриваются понятия «традиционализм», «модернизм», «фундаментализм» (в суннитском исламе - «салафийя», частным видом которой выступает т.н. «ваххабизм»), а далее -«исламизм» (умеренный и радикальный), «экстремизм» и «терроризм».
Показано, что понятие «ваххабизм», имеющее отрицательную смысловую нагрузку, может играть роль политического и религиозного ярлыка. По истечении определенного времени с начала исламского возрождения становится очевидным тот факт, что термин «ваххабизм», являясь большей частью политическим новшеством, именно в России используется с особым негативным подтекстом. Термин «ваххабизм» стал на постсоветском пространстве, а в особенности на Северном Кавказе, маркером высшей степени исламской угрозы.
Одновременно практически синонимом «ваххабизма» в регионе стал «экстремизм». Однако экстремизм не есть проявление ислама или какого-либо направления, толка или идейного течения в этой мировой я религии. Экстремизм понимается в большей степени (и в первую очередь, в ходе анализа новейшей северокавказской истории), как ■» крайняя реакция на направленное политическое или социальное возмущение. Экстремизм воспринимается, как процесс трансформации идеологической платформы социальной или социально-политической организации, испытывающей на себе определенное и разное по степени давление иных социальных (социально-политических) групп.
В связи с разночтениями, имеющими место в современной науке, относительно предмета нашего исследования предлагается следующее его рабочее определение: религиозно-политический экстремизм под исламским прикрытием - это такфиритская идеология (обвинение в неверии всех, кто эту идеологию не разделяет) и основанная на ней специфическая диверсионно-террористическая практика, ложно определяемая носителями идеологии такфира, как джихад (священная война за веру).
Во втором параграфе «Возрожденческие процессы на СевероВосточном Кавказе: возникновение идейных противоречий салафийи с традиционным и официальным исламом»
рассматривается ход регионального процесса исламского возрождения, обусловившего ожесточенное противостояние двух групп - сегментов реислаимизации. Показано, в каких условиях нарастал антагонизм т.н. «ваххабизма» и тарикатизма, а также каким образом протекает процесс усиления противостояния этих субъектов исламского движения в регионе. Дается обстоятельный анализ суфийского ислама, который также фрагментирован и находится в стадии разрешения практически неразрешимых проблем. Приводится структура религиозного организма,
которая понимается как большая социально-политическая группа, порой с диаметрально противоположным мнением на одни и те же явления и события. Рассматриваются группировки дагестанского тариката, шейхи - реальные и номинальные, взаимоотношения между ними на разных стадиях развития. Дается характеристика основным идеологам и деятелям дагестанского традиционного ислама, их роли в усилении или ослаблении процессов религиозно-политического экстремизма.
Проводится анализ современной религиозной ситуации, одновременно рассматривается наметившийся отнюдь не конструктивный диалог между так называемыми «традиционалистами» и «фундаменталистами». Предпринимается попытка разобраться в межмусульманском конфликте с точки зрения реальной политики. Кроме того, показывается, что фрагментированность северокавказского ислама усугубляется различием идей, методов и методик, к которым прибегают самые разные группы, как в салафитском, так и в тарикатском исламе.
Так, среди суфийских шейхов нет единомыслия, здесь «первую скрипку» играет устаз Саид-апанди Ацаев (Чиркейский), другие шейхи тарикатов либо проявляют в отношении к нему легкую неприязнь, либо лояльны к нему, либо - сотрудничают. Салафийа, же безоговорочно представляется в глазах ДУМД как «явный враг» ислама.
Во второй главе «Религиозно-политический экстремизм: идеология ультрарадикальной салафийи» приводятся различные идеологические доктрины салафийи. Идеология экстремизма сформировалась на мусульманском Востоке в постколониальный период, а именно в XX в., когда деятельность исламистских организаций начала переживать период кризиса стратегий и методик. Выделились ультра-радикальные, фактически экстремистские группы, которые усилили прежние идеологические установки, представив некоторые из
них в новой ксенофобской интерпретации. Каждую идеологическую доктрину и даже идеологему авторы подкрепляют доводами и ссылками на авторитетных мусульманских ученых - Ибн Таймийя, Ибн Касира, ^ Аль-Куртуби, Ан-Навави и др.
Первый параграф «Особенности развития религиозно-политического экстремизма на Северо-Восточном Кавказе» рассматривает пути развития ислама салафитского плана на северокавказском общественно-политическом поле. Каков религиозно-политический экстремизм на Северном Кавказе, в чем его актуальность, какие процессы он аккумулирует, кто является проводником экстремизма, а кто катализирует эти процессы? На все эти вопросы дается ответ согласно историческому, социальному и политическому обрамлению явлений в жизни религиозного организма. Показана окончательная трансформация и оформление радикальной салафийи, которая, порвав с традиционными исламскими структурами и потеряв связь с официальной властью, приступила, с одной стороны, к формированию собственных политических структур, с другой стороны, подошла к полному изоляционизму и закрытости, проповедуя антироссийские и антисветские лозунги и идеи. Ультра-радикальные салафиты, или неоваххабиты, в своих идеологических, ревизионистских устремлениях подошли, пожалуй, к самому дебатируемому и спорному понятию в исламе, а именно концепции такфира - обвинения в неверии. Молодые, ангажированные адепты радикального салафитского движения начали идеологический «штурм» своих односельчан, родственников, обвиняя их в различных формах неверия и отхода от собственно исламского ядра. Все это привело к резкому недовольству общества и, в частности, сельских джамаатов, в отношении всей идеологии салафизма.
В свою очередь, антитарикатские и антигосударственные программные тезисы и выступления радикальных салафитов сплачивали власть и официальное духовенство в противостоянии и борьбе с ними. Кроме того, распространение салафитской идеологии, хотя и вызывало противодействие большинства населения, но некоторая малая часть дагестанского общества испытывала по отношению к ней сочувствие и поддержку, если и не принимала прямое участие в движении.
Также рассматривается наметившееся размежевание в салафитском движении и дальнейший раскол на умеренное и ультра-радикальное направления.
Во втором параграфе: «Эволюция идеологии и практики и радикальной салафийи в регионе» прослеживаются эволюционно-трансформационные процессы в салафитском движении и окончательное выделение в нем ультра-радикального крыла. Показывается существование и оформление в самом ультрарадикальном (или экстремистском) салафизме двух блоков - это Карамахинский анклав, как воплощение салафитского (неоваххабитского) квазигосударства и Кизилюртовский Джамаат, составивший ядро Исламского Джамаата Дагестана (ИДД), с достаточно харизматическим лидером Багауддином Мухаммадом. ИДД в 1996-97гг. поэтапно совершил исход - хиджру - в соседнюю Чеченскую Республику Ичкерия. Эти два блока в разной степени позиционировали себя в отношении к государству, в разных смысловых вариациях проявляли свое отношение к распространению исламских идей, по-разному воспринимали политическую доктрину строительства исламского государства.
Представлены исторически зафиксированные действия радикальных салафитов, основанные на их программных идеологических доктринах. В частности, приводится пример весьма
специфической (боевой и диверсионно-террористической) деятельности вооруженной «бригады» Багауддина Мухаммада, предпринявшей 4 августа 1999 г. попытки по установлению шариата в Цумадинском районе и организации там еще одного анклава по примеру Карамахинского.
События 1999 г.: боевые действия в Ботлихском районе и дальнейшее репрессивное давление со стороны власти окончательно разрушили ИДД и разочаровали тех его сторонников, которые ждали его с победой у себя в аулах.
Вместе с тем, силовые структуры государства реагировали не всегда адекватно на процесс радикализации «джамаатов», открыто занимая позицию тарикатского ислама, что не могло не настроить резко отрицательно представителей салафийи в отношении органов государственной власти и ее силовых блоков. Иногда власть в отношении салафитских (карамахинских) групп занимала выжидательную позицию, порой имело место открытое давление. В целом, государственная политика властей в отношении салафизма была непоследовательна. Ею не были выработаны какие-то приоритеты, не соблюдался конституционный принцип о свободе совести и вероисповедания.
В этом же параграфе анализируются события 1999 г., которые предрешили дальнейшее развитие единственного салафитского анклава на постсоветском пространстве - на территории Северного Кавказа. Вначале - вторжение НВФ с территории Чеченской Республики на территорию сс.Ансалта, Шодрода и Рахата Ботлихского района Дагестана. Затем, двухнедельное затишье перед «бурей», боевые действия, уничтожение карамахинского «эмиратства».
Показана реакция властей и, в частности, МВД РД и его подразделений и управлений (одно из них УБЭиУТ) на действия
салафитских и вооруженных террористических и диверсионных отрядов. Так, после 1999 г. начались преследования членов «джамаатов», как карамахинского, так и ИДД (преимущественно аварского /цумадинского/). Кроме того, под силовой пресс попала и салафитская молодежь в городах Махачкала, Кизилюрт, Буйнакск, Хасавюрт. Зачистки и спецоперации проводились в Цумадинском, Цунтинском, Ботлихском, Буйнакском, Гунибском и других районах и городах РД.
Практически весь салафитский сегмент исламского возрождения в республике, так или иначе (не всегда обоснованно) подвергся давлению спецслужб и МВД РД. В исследовании приводятся реальные примеры событий 1999 г., которые привели к ускоренной радикализации части республиканского социума. Безусловно, все это породило массу недовольных молодых людей и подготовило «сырье и материал» для тех событий, которые имели место (и продолжаются) в 2002-2005гг. на Северно-Восточном Кавказе. Исламистская масса ушла в глубокое подполье, законспирировалась, а остатки «джамаатов» осели в Чеченской Республике, влившись в вооруженные бригады различных полевых командиров.
В итоге, подкрепляется рабочее определение религиозно-политического экстремизма как идеологии, которая проявляется в ультра-радикальной концепции такфира (обвинения в безбожии). Здесь же отчетливо проявляется отношение радикалов к неисламскому миру, как к альянсу антиисламского сговора. Идеология ультра-радикальной салафийи обусловливает специфическую практику, вполне отчетливо реализуемую в форме диверсионных и подрывных действий членами исламистских «джамаатов», по сути, являющихся диверсионно-террористическими группировками.
В третьей главе «Процессы радикализации религиозных групп и специфика политической практики радикальной салафийи»
рассматривается процесс зарождения и развития вспышек и рецидивов агрессии, экстремистских действий исламистов-радикалов, радикальных фундаменталистов и чеченских боевиков. Несомненно, салафитская идея ярче и живее реагирует на давление извне, со стороны зарубежных неправительственных религиозно-политических организаций, а также на попытки государства вогнать это движение в узкое русло культурного течения, или действия духовенства дискредитировать его всеми имеющимися ресурсами, используя при этом один сильный рычаг давления (административно-силовой) с целью окончательного удушения этого движения. Другой метод давления - это идеолого-пропагандистская деятельность через СМИ и, в первую очередь, путем организации цикла передач на официальном дагестанском ТВ и подконтрольные печатные СМИ- «Ассалам», «НУР уль-Ислам». Борьба за влияние на умы дагестанцев завершилась после 1999 г. почти полной победой официального ислама в лице ДУМД. Теперь салафиты («ваххабиты») предстали не просто как «шпионы английской разведки», ревизионисты, исказители истины, но и как агрессоры, которые ради своей идеи готовы пролить кровь мусульман и убивать их.
Первый параграф «Факторы радикализации религиозных салафитских групп: причины перехода с умеренно-радикальных на экстремистские позиции» рассматривает социальные мотивы религиозно-политического экстремизма. Социальное, в данном случае, выступает отражением как общественных, так и нравственных, семейных, традиционных элементов реализации и идентификации социальных групп, в частности религиозных. Речь идет большей частью о явлениях радикализации и проявлениях экстремизма в потенциально
религиозных (прорелигиозных) и прочих группах, где влияние ислама не ограничено семейной вертикалью социализации.
Социальная мотивация религиозно-политического экстремизма подразделяется на социально-экономические и социально-этические предпосылки.
В первую категорию предпосылок входят причины преимущественно экономического плана: безработица, нищета, неустроенность, социальная незащищенность. Опасной является она в проявлениях среди молодежных групп, когда происходит врастание в социум, наблюдается объективная необходимость сцементировать социализацию, занять какую-либо нишу в обществе. Соответственно, за этим следует определенный психологический настрой, критическая оценка и восприятие религиозной молодежью государственной власти, как изначального гаранта обеспечения защиты социальных прав, который утрачивает свою роль, а потому должен быть заменен на иную идеолого-политическую систему, в данном случае исламистскую (фундаменталистскую) в ярком салафитском воплощении.
Другой категорией предпосылок, которые также формируют ультра-радикальный (экстремистский) подход в реализации религиозных установок, выступают социально-этические. Их «жертвами» являются религиозно практикующие мусульмане (в особенности молодая часть), которые, испытывая определенное противодействие со стороны властей и силовых структур, также склоняются в сторону жестких методов во взаимоотношениях с государственными структурами. Этика здесь подразумевает синтез традиционных, исламских, тухумных, местнических и прочих положений.
«Горский синкретизм», представляющий собой конгломерат различных слоев этико-культурных и социо-нравственных норм и
адатов, является мощнейшим вызовом на пути к проявлениям экстремизма, как во многом объективного явления. Именно в этом воплощении он достаточно объективен и для его локализации необходимо привлекать не только репрессивный аппарат государства и его силовых структур (МВД, ФСБ, ГРУ), но и, прежде всего, необходимо работать на упреждение именно этой формы проявления экстремизма, на стадии его разрастания. Для этого необходима выверенная политика федерального и республиканского центров, с учетом имеющегося в распоряжении многовекового опыта развития российско-кавказских взаимоотношений.
Во втором параграфе «Террористическая практика ультрарадикальной салафийи (на примере джамаатов «Шариат» и «Дженнет»)» рассматривается деятельность экстремистских группировок, которые пошли по пути диверсионно-вооруженного сопротивления системе власти (не просто конкретному режиму). Государственная политика и идеологические посылы образовали горючий материал для дальнейшей динамичной радикализации исламистской и симпатизирующей ей молодежи в Дагестане, Чечне, в других республиках Северного Кавказа.
Реальным доказательством и отзвуком этой политики явились события последних лет в Дагестане, когда в республике, граничащей с неспокойной Чечней, получили свое оформление и развитие террористические группировки - т.н. «Джамаат Шариат» и «Джамаат Дженнет». Они проводили политику планомерного «отстрела» и диверсионных актов в отношении военнослужащих, представителей милиции и спецслужб. Тенденциозную динамику эти события получили с начала убийства Ахбердилава Акилова - начальника Управления по борьбе с экстремизмом и уголовным терроризмом (УБЭиУТ) в 2002 г. в Махачкале.
При этом декларируемое целедостижение не только весьма аморфно (шариат), но и растянуто во времени и пространстве. Поэтому не представляется возможным адекватно воспринимать заявления представителей террористического подполья. Однако сквозь исламистскую риторику и кораническое обрамление, сопровождающее каждый теракт, проглядывает основная достигнутая террористами цель, а именно: дестабилизация ситуации в Дагестане и вовлечение его в орбиту чеченского конфликта.
Дагестан, несмотря на достаточное наличие представителей самых разнообразных силовых структур, явился неким «сектором взрыва» на линии расширяющего фронта борьбы с международным терроризмом.
В Заключении подведены итоги исследования и сделаны обобщающие выводы, соответственно поставленным задачам и целям. Представлен также набор некоторых, самых неотложных мер по локализации террористической активности радикальных салафитов.
III. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:
1. Курбанов Х.Т. Религиозно-политический экстремизм на СевероВосточном Кавказе: идеология и практика (на материалах Республики Дагестан). - Ростов н/Дону: Издательство СКНЦ ВШ, 2006. - 156 с.
2. Курбанов Х.Т. Роль американских СМИ в экспансионистской политике США // Проблемы и тенденции развития глобальных, национальных и региональных СМИ: Материалы региональной научно-практической конференции. - Махачкала: 2004. - С. 75-78.
3. Курбанов Х.Т. Механизмы формирования контр-этносов в этнополитических конфликтах // Научное обозрение: Сборник статей
ассоциации молодых ученых. Вып. 2. - Махачкала: Народы Дагестана, 2004.-С. 126-127.
4. Курбанов Х.Т. Роль и место исламской молодежи в развитии и расколе салафитского движения на Северо-Восточном Кавказе // Молодежь Юга России: положение, проблемы, перспективы / Южнороссийское обозрение. Вып. 31. - Ростов н/Дону: Издательство СКНЦВШ, 2005.-С. 124-136.
5. Курбанов Х.Т. Возрожденческие процессы на Северо-Восточном Кавказе: возникновение идейных противоречий салафийи с традиционным и официальным исламом // Научное обозрение: Сборник статей ассоциации молодых ученых Дагестана. - Махачкала: Народы Дагестана, 2006. - С. 114-117.
6. Добаев И.П., Курбанов Х.Т. Религиозно-политический экстремизм - идеология ультрарадикальной салафийи // Роль идеологии в трансформационных процессах в России: Материалы Всероссийской научно-практической конференции - Ростов н/Дону: Издательство РГУ, 2006.-С. 26-33.
7. Hanjan Kurbanov. Terrorist practices of ultra-radical salafi in Daghestan (Case Study of the Jennet and Shari'a Jamaats) // Central Asia and the Caucasus - 2006. № 2.
i-99 1 1
Формат 60*84/16 Бумага офсетная Гарнитура «Times» Печать цифровая Ун изд л 1,2 Тираж 150 экз Заказ №0106
ООО «Издательский дом Наука плюс» 367008, РД, г Махачкала ул Дзержинского, 12 Тел 90-49-64, 8 928 5228483 e-mail naykaplus@mail ru
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата политических наук Курбанов, Ханжан Тажидинович
Введение.
Глава 1. Реисламизация на Северо-Восточном Кавказе: методология политологического исследования.
1.1. Основные методологические подходы к исследованию религиозно-политического экстремизма и используемые понятия.
1.2. Возрожденческие процессы на Северо-Восточном Кавказе: возникновение идейных противоречий салафийи с традиционным и официальным исламом.
Глава 2. Религиозно-политический экстремизм: идеология ультрарадикальной салафийи.
2.1. Особенности развития религиозно-политического экстремизма на Северо-Восточном Кавказе.
2.2. Эволюция идеологии радикальной салафийи в регионе.
Глава 3. Процессы радикализации религиозных групп и специфика политической практики радикальной салафийи.
3.1 Факторы радикализации религиозных салафитских групп: причины перехода с умеренно-радикальных на экстремистские позиции.
3.2 Террористическая практика ультра-радикальной салафийи (на примере джамаатов «Шариат» и «Дженнет»).
Введение диссертации2006 год, автореферат по политологии, Курбанов, Ханжан Тажидинович
Актуальность темы исследования. Начавшиеся в конце 80-х - начале 90-х XX в. возрожденческие процессы практически во всех известных в России традиционных религиях не могли обойти стороной и ислам, в том числе на Северном Кавказе. Возрожденчество объективно предопределило политизацию и, как следствие, радикализацию мусульманства.
Исламское движение на Северном Кавказе вследствие центробежных процессов оказалось разобщенным, что нашло свое отражение не только в новой институализации официального ислама (вместо единого духовного управления мусульман Северного Кавказа в начале 90-х гг. в северокавказском регионе появилось семь самостоятельных ДУМов), но и в появлении на прежде едином мусульманском поле принципиально новых акторов. Речь идет о многочисленных «исламских» политических партиях и движениях и национальных/националистических организациях, активно использовавших в своей практике исламскую риторику и символику. Эти структуры уже к середине 1990-х достигли своего пика, а затем пошли на убыль, и сегодня серьезного воздействия на политические процессы в регионе не оказывают.
Однако в этот же период, не без воздействия извне, появляются салафитские группировки, некорректно определенные некоторыми исследователями и публицистами как «ваххабитские». Они стали главным оппонентом традиционного и официального ислама. Практически до конца 90-х северокавказская салафийя была представлена, как и в других регионах «исламского мира», двумя основными крыльями: умеренно-радикальным и ультра-радикальным (экстремистским). Однако события в Чечне 1994-96 гг. открыли двери для ускоренной интернационализации салафитского движения в регионе. Чеченское «межсезонье» (1996-99гг.), ознаменовавшееся превращением ЧР в полигон международного терроризма, пристанище убийц, торговцев «живым товаром», наркотиками и оружием, позволило развиться здесь экстремистскому движению, прикрывавшемуся исламом. В свою очередь, это обстоятельство предопределило вторжение банд международных террористов в августе 1999 г. на территорию Республики Дагестан. Общими усилиями федеральных вооруженных сил совместно с дагестанским населением экстремистам был дан отпор. Началась вторая чеченская.
Однако открывшийся позитивизм не был адекватно использован федеральными и республиканскими властями. На адептов салафийи, практически без разбора, было оказано мощнейшее силовое и административное воздействие. В этот же период во многих северокавказских субъектах Федерации принимаются «антиваххабитские» законы. В результате исчезают сообщества умеренных радикалов и одновременно укрепляются позиции религиозно-политических экстремистов. В борьбу с «ваххабитами» активно привлекаются традиционалисты, прежде всего представители «официального ислама», в результате чего традиционалисты неуклонно политизируются и радикализируются. Их противостояние с салафитами идет по нарастающей.
Поражение сепаратистов в Чечне, распыление салафитского движения в других республиках Северного Кавказа трансформировало «сопротивление» частично в «партизанщину», частично в мобильные, слабо связанные между собой террористические группировки. Экстремистский «джихад» со всей неумолимостью растекался по региону. Особенно сложная ситуация сложилась на Северо-Восточном Кавказе - Дагестане, Чечне и Ингушетии. Она, в свою очередь, предопределила процессы в других республиках - Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии-Алании. Указанное обстоятельство актуализирует исследование феномена религиозно-политического экстремизма, как идеологической доктрины и основанной на ней террористической практики адептов радикальной салафийи в регионе.
Степень разработанности проблемы. Религиозно-политическому экстремизму в целом, и на Северном Кавказе в частности, посвящено немало разноплановых работ политологического, социологического, философского и др. характера, а также публицистики.
Вместе с тем, следует отметить, что как самостоятельное социально-политическое явление религиозно-политический экстремизм, а также ряд связанных с ним тем (возрожденческие процессы, политизация и радикализация ислама, терроризм под прикрытием ислама), становятся предметами научного осмысления и изучения только в конце 80-х - начале 90-х гг. XX в.
Вопросам «исламского возрождения», взаимоотношению ислама и государства, идеологическим функциям ислама серьезное внимание уделили И.Л.Алексеев, Г.Р.Балтанова, С.В.Голунов, Н.В.Жданов, Ю.А.Зарахович, М.Ибрагимов, А.В.Малашенко, Г.Б.Фаизов, Ф.И.Хачим и др.1
Проблемы политизации и радикализации мусульманства основательно исследовали В.Х.Акаев, С.Е.Бережной, И.П.Добаев, А.В.Егупов, З.М. Залимханов, Д.Г.Котеленко, Р.А.Левшуков, Д.Г.Мирзаханов, К.М.Ханбабаев, А.А.Ярлыкапов и др.2
1 Алексеев И.Л. Ислам в общественной жизни России. Дис. .канд. ист. наук. - М., 2002; Балтанова Г.Р. Социально-политический анализ зарубежных концепций эволюции ислама в России и СНГ. Дис. .докт. филос. наук. - М., 1994; Годунов C.B. Ислам в СНГ в общественно-научной мысли Запада. Дис. .канд. ист. наук. - М., 1998; Жданов Н.В. Исламская концепция миропорядка. Дис. .докт. филос. наук.- М., 1985; Зарахович Ю.А. Анализ исламского возрождения на постсоветском пространстве печатью США. Дис. .канд. ист. наук. - М., 1998; Ибрагимов М. Современная англо-американская политология об «исламском возрождении». Дис. .канд. филос. наук. - М., 1990; Малашенко A.B. Феномен ислама в политической жизни СССР/СНГ. Дис. .докт. ист. наук. - М., 1995; Фаизов Г.Б. Государственно-исламские отношения. Дис. .канд. филос. наук. - M., 1993; Хачим Ф.И. Проблема государственной власти в исламской доктрине (на примере шиизма). Дис. .канд. юр. наук. - М., 1992.
2 Акаев В.Х. Суфизм в контексте арабо-мусульманской культуры. Дис. .докт. филос. наук. -Ростов н/Дону, 2004; Бережной С.Е. Исламский фундаментализм на Юге России: политологический анализ. Дис. .канд. полит, наук. - Ростов н/Дону, 2004; Добаев И.П. Исламский радикализм: сущность, идеология, политическая практика. Дис. .докт. филос. наук. - Ростов н/Дону, 2003; Егупов A.B. Исламский радикализм на постсоветском пространстве: идеологические и организационные аспекты. Дис. .канд. полит, наук. - Краснодар, 2004; З.М.Залимханов, K.M. Ханбабаев. Политизация ислама на Северном Кавказе. - Махачкала, 2000; Котеленко Д.Г. Концепт исламизма в политической теории. Дис. .канд. полит, наук. - Ростов н/Дону, 2005; Левшуков P.A. Ислам в социокультурном пространстве Северного Кавказа: интеграционные и дезинтеграционные функции. Дис. .канд. социолог, наук. - Ростов н/Дону,
Экстремизм и терроризм под исламским прикрытием разрабатывали или разрабатывают З.С.Арухов, И.П.Добаев, А.А.Игнатенко, Д.Б.Малышева, К.И.Поляков, М.З.Ражбадинов и др.3
Ряд исследований посвящен проблеме влияния исламского фактора на военную политику, учету его в боевой деятельности войск (Г.П.Герейханов, П.А.Денисенко, В.М.Дерябин, И.Н.Кудинов, Н.И.Марчук, С.А.Мельков, С.А.Мозговой)4. Работы З.С.Арухова, Х.В.Дельмаева касаются разработки концепции джихада в исламе5. Проблемы конфликтов на этнорелигиозной основе, идеологической мотивации деятельности исламских фундаменталистов, соотношения религиозного и национального факторов раскрываются в работах Д.Б.Малышевой, Э.Томе, М.Хишама6.
Отдельные аспекты исламского радикализма затрагиваются также в работах зарубежных авторов (А.Беннигсен, О.Карре, Н.Кедди, Ж.Кеппель,
2003; Мирзаханов Д.Г. Особенности политизации исламской общины Дагестана на современном этапе. Дис. .канд. филос. наук. - Махачкала, 2005; Ярлыкапов A.A. Ислам у степных ногайцев в XX веке. Дис. .канд. ист. наук. - М., 1999.
3 Арухов 3.C. Экстремизм в современном исламе. - Махачкала, 1999; Добаев И.fl., Немчина В.И. Новый терроризм в мире и на Юге России. - Ростов н/Дону, 2005; Игнатсико A.A. Эндогенный радикализм в исламе // Центральная Азия и Кавказ. - 2000. № 2 (8); Малышева Д.Б. Братья-мусульмане как идейно-политическая сила в арабском мире // Идейно-политические течения в арабских странах. Реферативный сборник ИНИОН. - М., 1983; Поляков К.И. Исламский фундаментализм в Судане. - М., 2000; Ражбадинов М.З. Радикальный исламизм в Египте. - М., 2003.
4 Герейханов Г.П. Религиозная ситуация на Северном Кавказе и ее учет в управленческой деятельности органов и войск ФПС России. Дис. .канд. филос. наук. М., 2000; Денисенко П.А. Современная религиозная ситуация в РФ и ее вооруженных силах. Дис. .канд. филос. наук. -М., 1997; Дерябин В.М, Деструктивная роль исламской оппозиции в политическом урегулировании афганской проблемы в 1979-89 гг. Дис. .канд. ист. наук. - М., 1990; Кудинов И.Н. Соотношение нравственного и религиозного сознания в духовной жизни воина российской армии. Дис. .канд. филос. наук. - М„ 1997; Марчук Н.И. Война в Афганистане. Дис. .докт. филос. наук. - М., 1993; Мельков С.А. Исламский фактор и его влияние на военную политику России. Дис. .докт. полит, наук. - М., 2002; Мозговой С.А. Становление и развитие взаимодействия Вооруженных Сил РФ с религиозными объединениями в 90-е гг. XX века. Дис. .канд. ист. наук. - М., 2001.
5 Арухов З.С. Концепция джихада в раннем исламе. Дис. .канд. филос. наук. - Махачкала, 1995: Дельмаев X.B. Сущность и социальная роль исламской концепции джихада. Дис. .канд. филос. наук. - М., 1987,
6 Малышева Д.Б. Конфликты в третьем мире и Содружестве независимых государств (религиозный и этнический аспекты). Дис. .докт. полит, наук. - М., 1997; Томе Э. Ислам и национальный вопрос (национальный и религиозный факторы на Арабском Востоке на современном этапе). Дис. .канд. филос. наук. - М., 1993: Хишам М. Теоретические основы и практическая деятельность исламских фундаменталистов в Египте. Дис. .канд. ист. наук. - М., 1996.
М.Крамер, Ш.Лемерсье-Келькеже, Е.Мортимер, М.Олкотт, М.Родинсон, Я.Рой, О.Руа, Ш.Хантер, Д.Эспозито и др.).
Тем не менее, во многих работах религиозно-политический экстремизм рассматривается в отрыве от его догматических и исторических корней, предпосылок и импульсов. Для преодоления этого нами изучены груды наиболее известных представителей радикального ислама, среди которых -Таки ад-Дин Ибн Таймийя, Ибн аль-Кайим, Ибн Кассир, Ибн аль-Джаузи, Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб ат-Тамими, Абу Аля аль-Маудуди, Сайд Кутб, Абд ас-Салям Фараг, Фаузан ибн Фаузан, Салих Сарийя, Шукри Мустафа, Юсуф аль-Карадави, Айман аз-Завахири, Абу Мусаба аз-Заркави и др.
Немалое внимание автор уделил и прессе исследуемого периода -1991-2005 гг. В этом списке издания, как светского характера, так и религиозные и религиозно-политические исламские произведения. Они воссоздают реальный пласт мнений, идей, позиций интересуемого периода новейшей северокавказской истории.
Тем не менее, несмотря на мощный пласт самых разнообразных работ, касающихся исследования религиозно-политического экстремизма иод прикрытием ислама, говорить о завершении этого процесса представляется преждевременным. Более того, анализ научной разработанности показывает, что религиозно-политический экстремизм как идеология и политическая практика радикальной салафийи представляет собой довольно просторную нишу для дальнейших исследований, особенно в связи с изучением эндогенных и экзогенных факторов радикализации салафитских групп, действующих на Северо-Восточном Кавказе. Ряд тем по-прежнему носят дискуссионный характер: трактовка базовых понятий (салафийа, ваххабизм, исламский радикализм, экстремизм, исламизм, фундаментализм); социальная сущность религиозно-политического экстремизма; уровень угроз и вызовов, обусловленных консолидацией экстремистского движения. Следует также ответить на вопросы о причинах вспышек экстремизма, этапах и тенденциях эволюции экстремистского и милитаристского мышления, облеченного в исламскую оболочку и т.д.
Наличие дискуссионных и неисследованных вопросов придает теме проблемный характер и позволяет поставить вопрос о том, что представляет собой религиозно-политический экстремизм, прикрывающийся исламом, в современных специфических условиях Республики Дагестан.
Объект диссертационного исследования: современный религиозно-политический экстремизм.
Предмет исследования: религиозно-политический экстремизм, как идеология и практика радикальной салафийи на Северо-Восточном Кавказе.
Цель диссертационного исследования: определить сущность исламского религиозно-политического экстремизма современного Дагестана, выявить его идеологическую основу, раскрыть содержание политической (террористической) практики.
Задачи исследования:
• на основе методологических подходов к исследованию религиозно-политического экстремизма дать определение понятию религиозно-политического экстремизма (под прикрытием ислама).
• выявить причины возникновения идейных противоречий радикальной салафийи с традиционным исламом в контексте возрожденческих процессов в исламе на Северо-Восточном Кавказе;
• определить особенности появления, расширения и распространения религиозно-политического экстремизма в регионе;
• проследить процесс эволюции идеологии радикальных салафитских групп;
• определить факторы радикализации религиозных салафитских групп, выявить причины их перехода с умеренно-радикальных на экстремистские позиции;
• исследовать специфическую террористическую практику ультрарадикальных религиозно-политических групп (на примере деятельности т.н. джамаатов «Дженнет» и «Шариат»).
Научная новизна диссертационного исследования:
• предложено авторское определение понятия «религиозно-политический экстремизм (под прикрытием ислама)».
• доказано, что возникновение идейных противоречий салафийи (суннитского фундаментализма) с традиционным в регионе исламом было предопределено принципиальными различиями в толковании догматических положений, содержащихся в сакральных источниках мусульманства, а также политическими и иными амбициями лидеров противостоящих сторон;
• показано, что салафитское движение в Дагестане изначально включало в себя два крыла - умеренно-радикальное и ультра-радикальное (экстремистское), однако в силу ряда объективных и субъективных факторов к концу 90-х оно практически выродилось в экстремистский монолит. В этот же период фиксируется радикализация позиций представителей официального ислама по отношению к оппонентам-салафитам;
• отмечено, что региональная салафийя оказалась не в состоянии предложить собственную идеологическую доктрину и всегда привлекала в этих целях теоретические наработки зарубежных единомышленников, которые в исследуемый период зримо эволюционировали в сторону усиления позиций такфиритов и джихадистов;
• определены ключевые и второстепенные факторы радикализации салафитских групп, выявлены причины их дрейфа к экстремизму;
• проанализирована специфика террористической практики ультрарадикальной салафийи (на примере т.н. джамаатов «Дженнет» и «Шариат»).
Основные положения, выносимые на защиту:
1. «Рабочее» определение этого понятия, которое является методологическим конструктом диссертационного исследования, сводится к следующим принципиальным критериям: во-первых - это такфиритская идеология (обвинение в неверии всех, кто эту идеологию не разделяет); во-вторых, - основанная на этой идеологии специфическая диверсионно-террористическая практика, ложно определяемая носителями идеологии такфира, как джихад (священная война за веру).
2. Процессы реисламизации (возрождения) на Северо-Восточном Кавказе характеризуются активностью противоборства двух ключевых направлений -традиционализма в форме суфийского тарикатизма и салафизма («ваххабизма», а точнее - квазиваххабизма или неоваххабизма). Адепты возрожденчества (салафиты), начиная с 1990-х гг., проводили целенаправленную политику конфронтации по отношению к традиционалистам, и особенно - к представителям официального ислама, политику обвинения их в неверии (такфир), отказываясь при этом от диалога с государственной властью. В свою очередь, традиционалисты приняли вызов салафитов, что предопределило эскалацию напряженности между идеологическими противниками, а это, в свою очередь, не могло не привести к прямому столкновению сторон.
3. В северокавказском регионе религиозно-политический экстремизм под исламским прикрытием прошел длительный путь эволюционного развития, базируясь на прочной основе соответствующих идеологических доктрин. Вместе с тем, «северокавказские ваххабиты» так и не смогли выработать собственных стройных теоретических концепций и изначально использовали в целях мобилизации адептов-единомышленников и оправдания своих действий привнесенные из-за рубежа идеологии. Несмотря на то, что первоначально в регионе были популярны идеи умеренно-радикальных авторов (ал-Маудуди, ал-Ашмави, Ю.ал-Карадави и др.), в последнее время более распространенными и востребованными в силу своей простоты и четкого видения мира по принципу «мы - они», стали взгляды и произведения ультра-радикалов (Д.Зину, А.аз-Завахири, А.М.аз-Заркави и др.). Разрушающая активность местных радикальных салафитов базировалась, и сегодня основывается на привнесенных извне идеях. Подавляющее число местных боевиков усваивает их в упрощенной форме в виде бесспорных для них идеологем и слоганов.
4. После раскола салафитского ислама на умеренный и радикальный (ультра-радикальный) стал необратимым процесс расхождения их идейных положений и стратегии. Изначально имела место стадия «мягкого» конфликта и недопонимания целей и задач друг друга в северокавказском салафизме. Затем события постепенно эволюционировали в открытое противостояние багаудиновцев с одной стороны и т.н. тарикатистов и властей, объединившихся в союз, с другой. Это противостояние и взаимные обвинения во всех смертных грехах, способствовало еще большему нагнетанию напряженности и усилению вектора эволюции в сторону радикализации салафизма, который тогда уже практически полностью позиционировался со сторонниками Багауддина Мухаммада. Силовое давление и соприкосновение сил и средств властей и радикальных салафитов еще более укрепило идейные позиции Джамаата и убедило ультра-радикалов в необходимости ведения джихада с партией шайтана. После августа 1999 г. радикальное салафитское движение ушло в подполье и рассеялось по территории Северного Кавказа, частью влившись в отряды полевых командиров Ичкерии, судьба которой также была предрешена новой кавказской политикой России.
5. Радикализации мусульманских (салафитских) групп способствует не всегда умелая политика федеральных, региональных власти, действия официального духовенства. Серьезным очагом, катализирующим экстремистско-террористические акции и действия ультра-радикалов, остаются военные действия в Чеченской Республике, перенос боевой и террористической активности в другие регионы Южного федерального округа. Этот фактор наличия постоянно тлеющих военных операций является важным и ключевым. С этим «милитаристским» фактором неразрывно связаны явления, события и факты многочисленных нарушений прав человека, заключающихся в специфике ведения борьбы с террористическим подпольем. В этом ряду т.н. зачистки, спецоперации, боевые операции, в результате которых зачастую не соблюдаются элементарные человеческие права и свободы.
Второстепенным, фактором радикализации являются социально-экономические предпосылки: безработица, нищета, маргинализация, которые создают благодатную базу для прихода молодежи под знамена экстремистки настроенных группировок и террористических джамаатов.
6. Террористические группы - так называемые «джамааты» -сформировались на северокавказском политическом пространстве, как под влиянием эндогенных (социально-экономическое состояние дагестанского общества, негативные проявления во внутриполитической жизни республики), так и экзогенных факторов (геополитическая экспансия Запада, попытка реализации арабо-исламистского проекта, события в Чечне). За последние два года наметилась тенденция к консолидации небольших бандгрупп, осуществляющих диверсионно-террористическую деятельность, изменению их тактики, объектов устремлений, усилилась их автономность, наблюдается все меньшая зависимость от международных террористических центров и организаций. В Дагестане активную диверсионно-террористическую деятельность развернула группировка «Шариат», которая ставила своей целью подрыв существующей политической системы и установление шариата в республике. В этом террористическом «джамаате» принимали участие в качестве боевиков, как ветераны «чеченской войны», так и экстремистки настроенная молодежь городов и районов Дагестана.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что его результаты и выводы могут быть использованы в процессе дальнейшей разработки теоретических проблем взаимоотношений ислама и государства, места и роли различных мусульманских групп и течений, в том числе и салафитской направленности. В работе определена сущность религиозно-политического экстремизма, дана характеристика разным направлениям салафийи, показаны процессы трансформации и распада, наметившиеся в салафитском движении.
Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что возможно использование некоторых положений исследования при подготовке предложений для государственных структур, занимающихся проблемами противодействия и профилактики явлениям религиозно-политического экстремизма. Они могут, несомненно, представить интерес не только для научного сообщества, но и для практических работников, реализующих государственную и региональную политику в специфических условиях северокавказского региона. Материалы исследования могут быть использованы при чтении курса «Религиозный и религиозно-политический экстремизм на Северном Кавказе и в мире», «Проблемы салафизма и ваххабизма», «Сущность религиозного экстремизма под исламским прикрытием».
Апробация диссертации. Диссертационное исследование обсуждено на заседании Ученого совета Регионального центра этнополитических исследований при Дагестанском научном центре РАН и рекомендовано к защите по специальности 23.00.02 - Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии. Основные результаты исследования обсуждались, во время участия в пяти научных конференциях и семинарах, ряде публицистических статей, которые были опубликованы в некоторых печатных СМИ Дагестана, а также на курсе лекций по религиозному экстремизму в ходе работы школы-семинара молодых политологов при ДНЦ РАН в 2004-2005 гг. (Махачкала). Основные положения диссертационной работы изложены в шести научных публикациях, в том числе одной монографии, общий объем которых достигает 7,5 печатных листа.
Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, каждая их которых разделена на два параграфа, заключения и библиографического списка использованной литературы, состоящего из 233 наименований источников. Общий объем диссертации 167 страниц машинописного текста.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Религиозно-политический экстремизм на Северо-Восточном Кавказе: идеология и практика"
Выводы
1. После 1999 г., - реальных боевых действий и отпора боевикам Басаева и Хаттаба, уничтожения «исламского анклава» в даргинских селах Карамахи - Чабанмахи - Кадар, государство начало целенаправленную политику по противодействию религиозному и политическому экстремизму. На дагестанский салафизм было предпринято фронтальное силовое и идеологическое наступление. Кроме того, регулярно представители власти призывали религиозных деятелей и проповедников к более активному вовлечению в процесс отпора деятельности радикальных элементов.
2. Была объявлена война экстремизму в лице идейных и политических противников духовенства - «ваххабитов». При этом, не было четкой последовательности в отделении собственно «ваххабитов» от «ихванистов» (сторонников политической стратегии египетских «Братьев-мусульман» /с араб, «ихвануль муслимун»/), сепаратистов от исламских радикалов, которые могут «окопаться» под лоном совершенно разных групп и группировок. При том, что многие исследователи отмечают неправомерность отождествления ваххабизма с экстремизмом.
3. Вместе с тем, монополистские мероприятия ДУМД способствовали окончательной деинституализации салафизма в условиях Дагестана и всего
Северного Кавказа, что в свою очередь способствовало радикализации этих групп. Это в открывает пути к появлению явных экстремистских призывов и действий. Особенно проявляется это в тех группах, которые колеблются в выборе пути, форм и методов и вполне вероятно могут склониться к экстремистской практике. Объективная невозможность изначально вполне мирным салафитским образованиям - ассоциациям (джамаатам) социализироваться, в свою очередь, порождает синдром маргинализации и люмпенизации этих религиозных групп.
4. Северо-Восточный Кавказ - регион, где религиозный и религиозно-политический экстремизм получили наиболее яркое выражение. Военно-политические процессы в Чеченской Республике вполне объективно катализируют явления радикализации религиозных групп.
5. Радикализации мусульманских (салафитских) групп способствует как неумелая политика власти, так и действия духовенства. На все это накладываются социально-экономические и социально-политические (в том числе социально-этические) предпосылки, что привело к масштабному кризису идентичностей (этнической, религиозной, культурной).
7. После масштабных акций силового воздействия на салафитов в Дагестане, других республиках Северного Кавказа и окончания активной фазы военных действий в Чечне, многие отряды боевиков вступили на путь партизанского, по сути террористического противодействия государству и борьбы с действующей властью.
После 2000 г. специфика военного противостояния отрядов полевых командиров и федеральных войск перестала носить лобовой характер боестолкновений и приняла форму постоянных сравнительно кратковременных и внезапных тыловых, диверсионных и террористических атак и выступлений.
8. Террористические группы - так называемые «джамааты» -сформировались на северокавказском политическом пространстве, как под влиянием чеченских боевиков, так образовались в местном религиозном организме, отражающим накал самого разнообразного внутреннего и внешнего давления.
9. С 2002 г. можно говорить о начале активной фазы деятельности группировки «Дженнет», возглавляемой Раппани Халиловым и «Шариат» Расула Макашарипова. Оба были воспитанниками «чеченской школы», то есть прошли войну в ЧР. Специфика деятельности этих т.н. «джамаатов» заключалась в покушениях на жизнь сотрудников правоохранительных структур. Обстрелы экипажей ППС, ОМОНа, покушения на отдельных сотрудников милиции, ФСБ, прокуратуры в 2002-2005гг. стали явлением обыденным в общественно-политической жизни Дагестана.
10. Участие в террористической деятельности представителей мусульманской интеллигенции (Я.Расулов, А.Мантаев), молодых людей с высшим и послевузовским образованием говорит о кризисе дагестанского общества и глубокую трансформацию, прежде всего, в умах молодых дагестанцев. В Дагестане некоторая часть молодежи продолжает позиционировать себя как Ахл аль-Сугша ва алъ-Джамаа, то есть салафитами, независимыми мусульманами, имеющими намерение к активному участию в процессах исламизации и развития «религии Аллаха». В условиях определенного общественно-политического и религиозного климата Дагестана (а, в целом, республик Северного Кавказа) они выдавливаются из своей социальной ниши. Впоследствии эти мусульмане либо покидают регион, либо отдаляются от активного общественно-политического ислама, либо настолько радикализируются, что образуют потенциальную «группу риска», которая пополняет ряды диверсионных и террористических группировок.
Заключение
Проведенное исследование позволяет сделать вывод о том, что начавшийся с конца 80-х - начала 90-х гг. процесс реисламизации на Северном Кавказе неизбежно привел к политизации и даже радикализации ислама. В течение всех 90-х радикальное исламское движение в регионе неуклонно расширялось, охватывая все новые и новые ареалы своего присутствия. Одновременно, в силу целого ряда внутренних и внешних причин и факторов, в конце 90-х гг. - начале XXI в. стал явно повышаться градус радикализации некоторых исламистских группировок, адепты которых стали носителями экстремистской идеологии, на базе которой неуклонно расширяется террористическая практика ультра-радикалов.
Религиозно-политический экстремизм под исламским прикрытием, будучи наряду с собственно терроризмом, крайним проявлением исламизма (радикального ислама), является сложным многомерным социально-политическим явлением, органично включающим в себя соответствующую идеологическую доктрину и основанную на ней специфическую диверсионно-террористическую практику.
Следует подчеркнуть, что теоретическое определение «экстремизма», а также его разновидностей (например, «религиозно-политического экстремизма под прикрытием ислама») всегда вызывали затруднения в отечественной и зарубежной науке. Поэтому автором было разработано собственное рабочее определение этого понятия, согласно которому религиозно-политический экстремизм под исламским прикрытием представляет собой такфиритскую идеологию (обвинение в неверии всех, кто эту идеологию не разделяет) и основанную на ней специфическую диверсионно-террористическую практику, ложно определяемую носителями идеологии такфира как джихад (священная война за веру).
Процессы реисламизации на Северо-Восточном Кавказе изначально характеризуются противоборством и активностью двух ключевых направлений - тариката (суфизма) и салафизма («ваххабизма»). Возрожденчество (салафизм) начало политику противопоставления себя традиционализму (тарикатизму) и ввязалось в реализацию ревизионистских и радикальных программ, отказавшись от диалога с государственной властью и представителями официального ислама, наращивая тем самым взрывоопасный материал во взаимоотношениях с оппонентами.
Салафизм, став знаменем обновления ислама в начале 90-х гг., переживал свой подъем и выступил за очищение ислама от поздних наслоений. Первыми, кто подвергся их идеологическим ударам, были именно суфийские братства и профанирующее в исламском отношении население. Ислам в суфийско-дагестанском варианте «возрожденцами» воспринимался исторической традицией, а не системой взглядов и законодательных норм и правил, как того требовали представители салафизма. Усиливалось противостояние джихадистскими лозунгами и соответствующей риторикой. Звучали призывы к саботированию «системы куфра» и борьбе за чистоту ислама.
При этом тарикат, как управляемый и архаичный организм внутри исламской религии был признан государственной властью. Выразителями тариката (суфизма) стали многочисленные суфийские структуры (мюридские братства), а также ДУМД, которое предлагало верующим систему религиозных убеждений, прочитанных сквозь призму тариката, и исполняло роль представителя государственного, официального ислама. Антитарикатские и антигосударственные программные тезисы и выступления ультра-радикальных салафитов сплачивали власть и официальное духовенство в противостоянии и борьбе с ними.
Исламский фундаментализм (в форме салафизма) на Северном Кавказе в идеологическом плане не имеет принципиальных отличий от исламского фундаментализма в других регионах мира, прежде всего, сложившегося в странах Арабского Востока (Египет, Аравия и др.) На современном этапе, на Северном Кавказе, его история началась во второй половине 1980-х гг. Теоретической базой для салафизма служат классические труды Рашида Рида, Хасана аль-Банна, Сейида Кутба, Абу аль-Аля Маудуди, Джамиля Зину, Мубаракфури, Фаузан ибн Фаузана и др., а также их идейных предшественников: Таки ад-Дина Ибн Теймийа, Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба и др. Более того, северокавказский религиозно-политический экстремизм является идеологической калькой тех идеологических доктрин, которые длительное время развивались и развиваются в рамках многочисленных правительственных и неправительственных религиозно-политических организаций, действующих в странах Ближнего и Среднего Востока, Южной Азии и Магриба. В этом смысле представители северокавказской реисламизации (или более узко - возрожденчества) ничего нового в идеологическом ключе не породили.
Мусульманские противоречия и базовый раскол в исламской умме -общине Северо-Восточного Кавказа, проходили по трем направлениям. Первое идеологическое - акида, второе - в области политических установок и третье - канонические разночтения. Основным же и проблемным являются разногласия сторон по поводу проблемы отношения к пути истины, и, прежде всего к тому, что является приемлемым в области акиды - убеждений и, в целом, идеологии. В области политических установок следует упомянуть такой аспект межмусульманских противоречий, каким являются взаимоотношения с государством.
Вместе с тем, в самом возрожденческом салафитском исламе наметились процессы размежевания: в основном произошел раскол на умеренно-радикальное и ультра-радикальное течения. Ультра-радикалы объединились вокруг Багауддина Мухаммеда и активно включились в идеолого-политическую борьбу со своими с оппонентами. Эта группировка оказалась активнее, в силу ряда обстоятельств сумела практически подавить «умеренных», и вскоре стала олицетворять собой в глазах властей и общества все движение салафитов.
Поэтому салафизм властями, официальным мусульманским духовенством, а затем и обществом, неизбежно стал восприниматься, как «экстремизм». Причиной этому стало явно агрессивное позиционирование салафитов как единственной силы, как категории политической и | одновременно социокультурной, несущей миссию истины. Кроме того, на доминирующих позициях в салафизме, как отмечалось, оказалась ультрарадикальная группа. Это, безусловно, и явилось главной и определяющей причиной неприятия салафитов институтами государства и общества.
Эволюция салафизма привела к появлению на северокавказском ландшафте реакционного сплава исламского экстремизма, состоящего из ряда блоков. Одним из блоков дагестанской салафийи, ярким представителем религиозно-политического экстремизма на Северо-Восточном Кавказе, явился карамахинский анклав, который на протяжении более чем пяти лет развивался и прогрессировал в динамичном темпе: объявил себя независимой зоной шариата, сверг светские институты власти, наращивал милитаристский арсенал и потому, что вполне естественно, не вписывался в систему устоявшихся правил, ценностей и политической культуры республики.
Силовой удар по ультра-радикальному салафитскому лагерю, нанесенный в 1999 г. свел на нет все потуги представителей «карамахинского» и «цумадинского» джамаатов по созданию на российском Северном Кавказе салафитского религиозно-политического образования. Однако это направление салафитского движения продолжало < радикализироваться, ушло в подполье и рассеялось по территории СевероВосточного Кавказа, частью влившись в отряды полевых командиров Ичкерии, судьба которой также была предрешена новой кавказской политикой России. После 1999г. - реальных боевых действий и отпора боевикам Басаева и Хаттаба, уничтожения «исламского анклава» в даргинских селах Карамахи - Чабанмахи - Кадар, государство начало целенаправленную политику по противодействию религиозному и политическому экстремизму. На дагестанский салафизм было оказано фронтальное силовое и идеологическое наступление. Регулярно представители власти призывали религиозных деятелей и проповедников к более активному вовлечению в процесс отпора деятельности радикальных элементов. Была объявлена война экстремизму в лице идейных и политических противников духовенства - «ваххабитов». При этом не было четкой последовательности в дифференциации собственно «ваххабитов» от «ихванистов» (сторонников политической стратегии египетских «Братьев-мусульман» /с араб, «ихвануль муслимун»/), сепаратистов от исламских радикалов, которые могут «окопаться» под прикрытием совершенно разных групп и группировок. Притом, что многие исследователи отмечают неправомерность отождествления ваххабизма с экстремизмом.
Нами выявлен ряд социальных предпосылок, которые объективно явились катализатором процессов радикализации. Социальные предпосылки, в свою очередь, автором исследования подразделены на социально-экономические и социально-этические. Отмечена неэффективность конфессиональной политики властей, негативная роль в этих процессах ДУМД. По нашему мнению, именно духовное управление мусульман республики способствовало окончательной деинституализации салафизма в условиях Дагестана и всего Северного Кавказа. Это, в свою очередь, актуализировало проявление явных экстремистских призывов и действий. Особенно проявляется это в тех группах, которые колеблются в выборе пути и методик действий и вполне могут склониться к экстремистской практике. Объективная невозможность социализироваться некоторым изначально вполне мирным салафитским образованиям - ассоциациям (джамаатам), в свою очередь, порождает синдром маргинализации и люмпенизации этих религиозных групп. Свою роль сыграло также крайне негативное отношение к салафитам, регулярно подогреваемое в обществе некоторыми наиболее ангажированными СМИ.
Безусловно, военно-политические процессы в Чеченской Республике, являются главным объективным фактором, генерирующим ультрарадикализацию религиозных групп.
После масштабных репрессий против салафитов в Дагестане, других республиках Северного Кавказа и окончания активной фазы военных действий в Чечне, многие отряды боевиков, которые уже восприняли идеологию такфиризма и джихадизма, вступили на путь партизанского, по сути террористического противодействия государству и борьбы с действующей властью. В целом, специфика военного противостояния отрядов полевых командиров и федеральных войск перестала носить лобовой характер боестолкновений и приняла форму постоянных, сравнительно кратковременных и внезапных тыловых, диверсионных и террористических атак и выступлений.
Таким образом, на северокавказском пространстве получило развитие совершенно новое явление - террористические группы — так называемые «ваххабитские джамааты», которые прикрылись псевдоисламской оболочкой. Они сформировались на северокавказском политическом пространстве, как под влиянием чеченских боевиков, так и образовались под влиянием внутренних причин в дагестанском религиозном организме, отражающим степень развития ультра-салафитских идей, с одной стороны, и накал давления силовых служб и власти, с другой.
С 2002 г. можно говорить о начале активной фазы деятельности салафитских террористических группировок в республике, наиболее известными из которых стали «Дженнет» («Рай») Раппани Халилова и «Шариат» Расула Макашарипова. Оба были воспитанниками «чеченской школы», то есть прошли «чеченскую войну». Специфика этой деятельности этих бандгрупп, в основном, заключалась в покушениях на жизнь сотрудников правоохранительных структур. Обстрелы экипажей ППС, ОМОНа, «охота» на отдельных сотрудников милиции, ФСБ, прокуратуры в 2002-2005 гг. стали обыденным явлением в общественно-политической жизни Дагестана.
В Дагестане некоторая часть молодежи продолжает, позиционировать себя как Ахл аль-Сунна ва аль-Джамаа, то есть салафитами, независимыми мусульманами, имеющими намерение к активному участию в процессах исламизации и развития «религии Аллаха». В условиях определенного общественно-политического и религиозного климата Дагестана (а в целом всех республик Северного Кавказа) они выдавливаются из занимаемых социальных ниш. В результате эти мусульмане либо покидают регион, либо отходят от активного общественно-политического ислама, либо настолько радикализируются, что образуют потенциальную «группу риска», которая пополняет ряды диверсионных и террористических группировок и становятся «жертвами» идей религиозно-политического экстремизма, наносящего большой политический, социальный и культурный урон, как государственности, так и межконфессиональной толерантности, диалогу и развитию.
Таким образом, религиозно-политический экстремизм на СевероВосточном Кавказе, как и в других регионах исламского мира, представляет собой идеологию расширенного такфира и основанную на ней террористическую практику в форме квазиджихада. Идеология ультрарадикальной салафийи выступает бескомпромиссной и ярко выраженной ' ксенофобской базой для экстремистской практики ультра-радикалов. Безусловно, четкое понимание сущности предмета исследования должно стать основой для выстраивания комплексной системы мер по блокированию и противодействию этому опасному социально-политическому явлению.
Список научной литературыКурбанов, Ханжан Тажидинович, диссертация по теме "Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии"
1. Книги, монографии, справочная литература1.
2. Абдулагатов З.М. О социально-психологических факторах возникновения | межнациональных конфликтов // Наука и социальный прогресс Дагестана т.1 .-Махачакала, 1997.
3. Абдулаев М. Религиозный и национальный факторы в социальной и политической жизни республики // Достижения и современные проблемы развития науки в Дагестане. Махачкала, 1999.
4. Абдулатипов Р. Дагестан в час испытания: Уроки агрессии и подвига. — Махачкала, 2000.
5. Абу аля аль-Маудуди Жизненная миссия пророка. с. Первомайское: |. Издательство «Сантлада», 1991. 11I
6. Акаев В.Х. Суфизм и ваххабизм на Северном Кавказе. М.: Ин-т ! этнологии и антропологии, 1999.
7. Акаев В. Ислам и политика (на примере Чечни) // Чечня: от конфликта к стабильности. М., 2001.
8. А.К. Алиев, Г. И. Юсупова. Миротворчество и народная дипломатия на Северном Кавказе. Махачкала, 2002.
9. Аляудинов Ш. Ответы на ваши вопросы об Исламе. Части 1-2. М., 2003.
10. Аляудинов Ш. Разные мнения.Почему? М.: Фонд «Мир'образования», 2003. |.
11. Арухов З.С. Экстремизм в современном исламе. Очерки теории и ' практики. Махачкала, 1999.
12. М.М Атаев, Н.М. Гаджиев. Этнополитические процессы в постсоветском Дагестане. Махачкала, 1997.
13. Басханова Л.С-Э. Чечня: общественное мнение в условиях этнополитического конфликта. Ростов н/Д: Издательство СКНЦ ВШ, 2004.
14. С.Е. Бережной, И.П. Добаев, П.В. Крайнюченко. Ислам в современных j республиках Северного Кавказа. Ростов н/Д, 2002.
15. С. Е. Бережной, И. П. Добаев, П. В. Крайнюченко. Ислам и исламизм на юге России. Ростов н/Д: Издательство СКНЦ ВШ, 2003.
16. Борисов А.Б. Война в Чечне и исламский мир // Борисов А.Б. Арабский мир: прошлое и настоящее. М., 2002.
17. Буянов М.И. Обретение воли, или Как взрослеют люди и народы. М.: Рос. Об-во медиков-литераторов, 1998.
18. Грачев A.C. Тупики политического насилия. Экстремизм й терроризм на ; службе международной реакции. М., 1982. \
19. Гаджиев Р. Час испытания. Хроника военных действий в Дагестане (август-сентябрь 1999 г.) Махачкала, 2000.
20. Добаев И.П. Исламский радикализм: генезис, эволюция, практика. -Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2003.
21. Добаев И.П. Политические институты исламского мира: идеология и практика. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2001.
22. Добаев И.П. Исламский радикализм: социально-философский анализ. -Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. j
23. Добаев И.П. Ислам в современных республиках Северного Кавказа (в соавт. с С.Е.Бережным и П.В.Крайнюченко). Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002.
24. Добаев И.П. Исламский радикализм в международной политике. Ростов н/Д: Ростиздат, 2000.
25. И.П. Добаев, В.И. Немчина. Новый терроризм в мире и на Юге России. -Ростов н/Дону, 2005.
26. Добаев И.П. Политические организации исламского мира: идеология и практика. Ростов н/Дону, 2001. I
27. Жданов Н.В. Концепция исламского миропорядка. М., 2000. ;
28. Жиль Кепель. Джихад. Экспансия и закат исламизма. М.: «Ладомир»,2004.
29. З.М. Залимханов, Ханбабаев К. М. Политизация ислама на Северном Кавказе: (На примере Дагестана и Чечни); Махачкала, 2000.
30. Заурбекова Г.В. Сепаратизм в Чечне / Рос. Акад. Наук, Ин-т этнологии антропологии. М., 2000.
31. Ислам: Энциклопедический словарь.- М., 1990.
32. Ислам классический. Энциклопедия. М.: «Эксмо», Спб: «Мидгард»,2005.
33. Игнатенко A.A. Обыкновенный ваххабизм, часть 1. Еретическое течение в Исламе // wvAV.russ.ru.- 2000. 14сент
34. Искандарян А.М.Чеченский кризис: провал российской политики на Кавказе. М.: Моск. Центр Карнеги, 1995.
35. Истамулов А. Религиозный экстремизм и политические процессы на Северном Кавказе. «СК-стратегия». - М., б.г.
36. Кадыров A.A. Российско-чеченский конфликт глазами чеченского народа: Результаты социол. исслед.- М.: ИСПИ РАН, 2002.
37. Карадави. Ю. Исламское сознание между неверием и экстремизмом. -Казань, 2002.
38. Кириллова Е.А. Очерки радикализма в России XIX века. Философско-исторические концепции 40-60-х годов. Новосибирск, 1991.
39. Кисриев Э. Ислам и власть в Дагестане. М., 2004.
40. Коровиков A.B. Исламский экстремизм в арабских странах. М., 2000.
41. М.Р. Курбанов, Г.М. Курбанов. Религия в культуре народов Дагестана. -Махачкала, 1996.
42. Маевская Л. Осторожно экстремизм! Киев, 2002.
43. Макаров Д. Традиционный и нетрадиционный ислам в Дагестане. М., 2001.
44. Максименко В.И. Фундаментализм и экстремизм в исламе // Ислам и исламизм. М., 1999.
45. Макуев Р. X. Проблемы российской государственности через призму трагедии Чеченской республики. Орел: Б.и., 2000.
46. Малашенко А. Исламские ориентиры Северного Кавказа М., 2001.
47. Малашенко А. Мусульмане в начале века: Надежды и угрозы. /Московский Центр Карнеги. М., 2002. №7.
48. Малашенко A.B. Исламское возрождение в современной России. М.: Московский Центр Карнеги, - М., 1998.
49. А. Малашенко, Д. Тренин. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России. -М., 2002.
50. Мельков С.А. Исламский фактор и военная политика России. М., 2001.
51. Мистика, религия, наука. Классика мирового религиоведения. Антология. М.: Канон+, 1998.
52. Мустафинов М.М. Антинаучность идеи о тождестве национального и религиозного.-Грозный: Чеч.-Ингуш. кн. изд.-во, 1975.
53. Мухаммад Хасан Источники террора: идеология ваххабизма-салафизма. -М, 2005.
54. Нагорная О.В. Традиция как форма существования духовных ценностей. -М., 2002.
55. Нашхоев Р. Некоторые проблемы духовного возрождения в послевоенной Чечне // Чечня: от конфликта к стабильности. М., 2001.
56. Нухаев Хож-ахмед Чеченцы скорее изменят мир, чем изменят традициям. М., 2002.
57. Нухаев Хож-ахмед Чеченцы должны самоопределиться как Нохчи. // Адат. Кавказский культурный круг: Традиции и современность. Международный научно-исследовательский институт народов Кавказа. М.Тбилиси, 2003
58. Политология. Энциклопедический словарь/ Аверьянов Ю.И.и др. М.: Изд-во моек. ком. ун-та, 1993.
59. Поляков К.И. Арабский Восток и Россия: проблема исламского фундаментализма. М., 2003.
60. Поляков К.И. Влияние внешнего фактора на радикализацию ислама в России в 90-е годы XX в. (на примере арабских стран). М., 2001.
61. Поляков К.И. Исламский фундаментализм в Судане. М., 2000.
62. А.А.Радугин, К.А.Радугин Социология. Курс лекций. М.: Издательство «Центр», 2003.
63. Ражбадинов М.З. Радикальный исламизм в Египте. М., 2003.
64. Ражбадинов М.З. Египетское движение «Братьев-мусульман». М., 2004.
65. Религия и религиозные организации в Дагестане: Справочник. -Махачкала, 2001.
66. Рубан Л.С. Чеченский узел кавказского кризиса. -М.: Б.и., 1996.
67. Саид-афанди аль-Чиркави Сокровищница благодатных знаний. М., 2003.
68. Сайдуллаев М.М. Философия возрождения Чечни: Надеюсь, верю, убежден. М.: Б.и., 1999.
69. Салих ибн Фавзан ибн Абдаллах ибн ал-Фавзан Истинная суть суфизма // www.islam-ru.com
70. Сейид Кутб. Под сенью Корана. (Фи зиляли Куран). М.: издательский дом «У ММ А», 2003.
71. Сейид Кутб. Будущее принадлежит исламу (Мустакбал ал-ислям). с. Первомайское: Сантлада, 1991.
72. Словарь иностранных слов. 11-е издание. М.: «Русский язык», 1984.
73. Степанянц М.Т. Этноконфессиональные процессы в современной России / Религия и идентичность в России. М., 2003.
74. Степанянц М.Т. Мусульманские концепции в философии и политике Х1Х-ХХ вв.-М., 1982.
75. Терроризм и террористы. Справочник. Минск: Харвест, 1999
76. Тишков В. Слова и образы в постконфликтной ситуации // Чечня: от конфликта к стабильности. М., 2001.
77. Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны.- М.: Наука, 2001.
78. Умалатов У. Чечня глазами чеченца. М.: Парус, 1997.
79. Фар ид Закария Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами». М.: «Ладомир», 2004.
80. Философский энциклопедический словарь. М.: «Советская энциклопедия», 1989.
81. Ханбабаев К. М. Религиозный фактор в процессах миротворчества и народной дипломатии на Северном Кавказе. Махачкала, 2003.
82. Хачилаев Н. Мой путь к правосудию. Махачкала, 2003.
83. Эфендиева Д.А. Чеченские события и Дагестан: последствия и исторические уроки. Махачкала, 2002.2. Статьи
84. Абдулагатов З.М. Идеология исламского фундаментализма как причина вооруженного конфликта. // Дагестанский социологический сборник 2000 год. Махачкала, 2001.
85. Абдулагатов З.М. Некоторые вопросы формирования общественного мнения (по итогам социологического опроса)// Дагестанский социологический сборник. Махачкала, 1997.
86. Абдуллаев. М.А. Шестой столп Абд-аль Ваххаба // Аргументы и факты -Дагестан. 1998. №15. - апр.
87. Акаев В. Исламский фундаментализм на Северном Кавказе: миф или реальность // Центр. Азия и Кавказ. Ьи1еа, 2000. №3.
88. Абубакаров С-М. Ислам религия мира и добра // Дагпресс-Инфо. - 1998. №4. - 30 янв.- 05 февр.
89. Арухов 3. С. Так ли уж неизбежен "конфликт цивилизаций"// НГ-Религия. -2001.-25 апр.
90. Арухов З.С. Характер и формы внешнего влияния на исламский радикализм // www.ippk.ru/
91. Арухов 3. С. Глобальная геостратегия США на Кавказе и угрозы военно-политической безопасности Республики Дагестан //www.ippk.ru/
92. Ахмадов М. Использование методов народной психотерапии в работе с беженцами // Вестник «ЛАМ». М., 2002. № 1 - янв.
93. Бено Ш. Проблемы российского федерализма в общественном сознании: По итогам социологического опроса населения Чеченской республики в сентябре 2000г. // Чечня: от конфликта к стабильности. М., 2001.
94. Багауддин Мухаммад. Пятничная проповедь // Аль-КАФ. -1998. №6.
95. Бобровников В. Ислам на постсоветском пространстве: взгляд изнутри // www.carnegie.ru
96. O.A. Белосудцев, С.Е. Бережной. Влияние ислама на политические процессы на Северном Кавказе //www.ippk.ru
97. Валиахмет Садур «Политический ислам» или.//Знамя ислама. 1997.№5
98. Ю.П. Волков, И.П. Добаев. Исламский радикализм и его крайние формы как факторы, стимулирующие региональный сепаратизм // www.ippk.ru
99. Гусаев М-С. Возрождение религии и этнополитическая ситуация в Дагестане // Дагестанская правда. 1996. - 24 июнь.
100. Гушер А. Кавказский узел // Азия и Африка сегодня. М., 2000. №2.
101. Гушер А. Узел трудных проблем: Исламский экстремизм и его роль в обострении ситуации на Северном Кавказе // Азия и Африка сегодня. М., 2000. №11.
102. Добаев И. П. Исламский радикализм в современных этнополитических процессах на Северном Кавказе // Центральная Азия и Кавказ. Lulea, 2000. №5.
103. Добаев И.П. Исторические и доктринальные корни исламского радикализма, его современные проблемы и течения // Центральная Азия и Кавказ.-2001.№2(14).
104. Игнатенко A.A. Эндогенный радикализм в исламе // Центральная Азия и Кавказ. 2000. № 2 (8).
105. Карадави Ю. Террор и насилие // Новое дело. 2002. №50. - 12 дек.
106. Кисриев Э. Исламский компонент политических процессов в Дагестане // http://rd.dgu.ru/ analitics45.html
107. Кисриев Э. Дагестанские мусульмане: опыт структурной типологии и характеристики// www.memo.ru
108. Корнелл С. Исламский фундаментализм как фактор российско-чеченского конфликта и нестабильности всего северокавказского региона // Центр. Азия и Кавказ. Lulea, 2000.№4.
109. Курбанов Г. Исламский экстремизм в Дагестане: Стратегия противодействия // Новое дело. 2000.№32. - 11 авг.
110. Курбанов Р. Блеск и нищета официального ислама в Дагестане: опыт, ошибки, уроки, //www.religare.ru
111. Максаков И. От кухни до террора // «Политический журнал».-2005.№20(71). 06 июня.
112. Малышева Д. Феномен этносепаратизма на Кавказе и мировой опыт // Центральная Азия и Кавказ. Lulea, 1999. № 3 (4).
113. Мельков С.А. Военно-политическая концепция ислама // www.ippk.ru
114. Мехтиханов А. Чечня: шанс на жизнь. // Молодежь Дагестана. -2005.№19. -20 май.
115. Морозов И.Л. Левый экстремизм в современном обществе: особенности стратегии и тактики// Полис. 1998.№3.
116. Мухудинов Ш. Ваххабизм и атеизм вместе заодно.// Hyp уль-Ислам. -2000.№4. - апр.
117. Мюриэль Эткин Ваххабизм и фундаментализм, как две страшилки // http:// www.ca-c .org/
118. Трофимов Д.А. Исламский фундаментализм в Арабских странах: истоки и реалии // Восток. 1992.№1.
119. Нуруллаев А. Религиозно-политический экстремизм: понятие, сущность, пути преодоления // www.rlinfo.ru
120. Пацев A.B. Терроризм форма институализации ксенофобии на •
121. Северном Кавказе // www.ippk.ru i
122. Рощин 10. Исламский фундаментализм на Северном Кавказе.// http://viktorpopkov.narod.ru
123. Рощин М. Возрождение суфизма в Дагестане // www.narod.yandex.ru/ userforum.
124. Суворов B.J1. Национальные интересы России сквозь призму событий в Дагестане и Чечне // Социально-политическая ситуация на Кавказе: история, современность, перспективы / Ин-т политич. и воен. анализа. М., 2001.
125. Хайбуллаев Р. ДУМД уполномочен заявить// Черновик.-2004. №19.-141май. ;
126. Хлобустов О. Чечня, терроризм и контртеррористические операции в зеркале общественного мнения // Власть. 2003. №5.
127. Чернобровкин И. П. Стратегия профилактики и насильственного этнонационализма на юге России // www.ippk.ru
128. Шахид Палестинский Они хитрят (О ситуации в Дагестане). //Халифат. -1998. №6.
129. Ярлыкапов А. Радикализм и экстремизм в мусульманской среде на Северном Кавказе (Взгляд этнографа) // www.niiss.ru II
130. Ярлыкапов A.A. Ваххабизм на Кавказе // Социально-политическая ; ситуация на Кавказе: история, современность, перспективы — М., 2001.
131. Материалы научно-практических конференций
132. Абдулагатов З.М. Религиозный фактор в структуре социальных конфликтов (по материалам Республики Дагестан) // История Сев. Кавказа с древнейших времен по настоящее время: Тезисы, доклады конференции 3031 мая 2000 г.- Пятигорск: Изд. ПЛГУ, 2000.
133. Бобровников В. Ислам на российском Кавказе: действительность и политика (резюме выступления 29.03.2001) / Стратегия России в меняющемся мире./ Санкт-Петербург (Репино), 25 -31 марта 2001 г// www.carnegie.ru/
134. Взаимодействие государства и религиозных объединений: современное состояние и перспективы/ Северокавказская научно-практическая конференция 15 октября 2003 г.». Махачкала: Издательство «Юпитер», 2004.
135. Дубровский А. Чечня глазами прессы: мифы и реальность // Этнические проблемы современности: Мат. XXXXI (!) Науч. Конф. Преп. и студентов / Ставроп. Гос. Ун-т. Ставрополь, 1996.
136. Игнатенко A.A. Исламизм как глобальный дестабилизирующий фактор. Доклад на семинаре «Исламизм: глобальная угроза?» в Институте социальных систем МГУ им. М.В.Ломоносова. -М., 2000.
137. Религиозный фактор в жизни современного дагестанского общества // Материалы республиканской научно-практической конференции 27 октября 2000г. Махачкала, 2002.
138. Рязанцев C.B. Влияние террористического акта в Буденновске (июнь 1995 г.) на этнополитическую ситуацию на Ставрополье // Этнич. Пробл. Современности: Мат. Науч. Конф. Ставрополь, 1999. - Вып. IV. 99.
139. Северный Кавказ и Дагестан: современная этнополитическая ситуация и пути ее стабилизации/ Материалы научно-практической конференции, посвященной 10-летию РЦЭИ ДНЦ РАН (1-3 октября 2002г.). Махачкала, 2004.
140. В.Авксентьев, И. Бабкин. Ислам и национальные конфликты на Северном Кавказе // Ab imperio. 2000.№2.
141. Авцинова Г.И. Политический радикализм в России: концептуальные подходы к понятию и пути нейтрализации//Вестник Московского университета. Серия 12. Социально-политические исследования. 1995. №№
142. Авцинова Г.И. Политический радикализм как одна из российских традиций // Власть. 1996. № 3.
143. Адат. Традиции и современность. Международный научно-исследовательский институт народов Кавказа. М.-Тбилиси, 2003.
144. Акаев В.Х. Традиционный ислам и ваххабизм: К религиозно-политической ситуации в Чечне // Изв. Вузов. Сев.-Кавк. Регион. Общественные науки. — 2001.№2.
145. Алимы и ученые против ваххабизма. Махачкала, 2001.
146. Аслаханов A.A. Чеченская республика в контексте современной политики России // Культура Чечни. М., 2002.
147. Болгария. Дагестан. Турция. Сборник научных статей. Махачкала, 2001.
148. Гавриш Г.Б. Пространственно-временная модель Кавказа в условиях глобализации // Непризнанные государства Южного Кавказа и этнополитические процессы на Юге России / Южнороссийское обозрение. -2005. № 29.
149. Ю.Гакаев З.Ш. Чеченский конфликт в зеркале российских СМИ // Культура Чечни. М., 2002.
150. Гакаев Ж.Ж. Чеченский кризис: Его природа и эволюция // Культура Чечни. М., 2002.
151. Государство и религия в Дагестане. Информационно-аналитический бюллетень. 2002. №3.
152. Дагестан в период социальных реформ. Махачкала, 2002.
153. Демидов И.И. Политический радикализм как источник правового нигилизма // Государство и право. 1992. № 4.
154. Левшуков P.A. Религиозный экстремизм в Карачаево-Черкесской республике // Ислам на Северном Кавказе. Ростов н/Д, 2001.
155. Макаров Д.В. Радикальный исламизм на Северном Кавказе: Дагестан и Чечня // Этнополитическая ситуация на Северном Кавказе. М.: (Конфликт-Диалог-Сотрудничество - 1999. - Бюл. №1- сент.-ноябр.
156. Малышева Д.Б. Братья-мусульмане как идейно-политическая сила вj .арабском мире // Идейно-политические течения в арабских странах.
157. Реферативный сборник ИНИОН. М., 1983.
158. Политическая мифология и историческая наука на Северном Кавказе / -Ростов н/Д: Сб. научных статей. Издательство СКНЦ ВШ, 2004.
159. Политический экстремизм и его профилактика у современной молодежи Дона. Колл. Авт. Под ред. A.C. Зайналабидова и В.В. Черноуса. Ростов н/Дону: Изд. СКНЦ ВШ. - 2003.
160. Россия и Чечня. Поиски выхода // СПб.: Изд. Журнала «Звезда», 2003.ф Сагадеев А. «Исламский фундаментализм»: жизненный факт илипропагандистская фикция? // Россия и мусульм. мир: Бюллетень1 •реферативно-аналитической информации. 1993.№ 10. ;
161. Российские политики недооценили роль ислама на Северном Кавказе (Из интервью корреспондента Р.Шлейнова с проф. Акад. военных наук Ю. Носковым) // Россия и мусульманский мир / Бюл, реф.-аналит. Информ. М., 2001. №1.
162. Сажин В.И. К вопросу о цивилизациях, исламе и войнах // Ближний Восток и современность. М., 1998.
163. Чеснов Я. В. Потенциал согласия в психологии чеченцев // Открытая политика. 1996. № 9/10.
164. Чуйков А. Саудовская Аравия забрасывает в Чечню исламских миссионеров // Россия и мусульманский мир. М., 2002. № 8.
165. Юсупов М.М. Социологический аспект чеченского конфликта // Бюллетень №1(5). Владикавказ, 2000.
166. Юсупов М.М. Трансформационные изломы социальной структуры // Ойла (Мысль). Грозный, 1998. № 1.5. Выпуски
167. Акаев В.Х. Ислам и политика (на материалах современной Чечни) // Ислам и политика на Северном Кавказе. 2001. - Вып. 1.
168. Берсанова 3. Система ценностей современных чеченцев (по материалам опросов) // Чечня и Россия: общества и государства. М., 1999. - Вып.З.
169. Добаев И.П. Механизмы социальной и политической мобилизации в радикальном исламе// Ислам и политика на Северном Кавказе. Северокавказское обозрение. Ростов н/Д, 2001. - Вып. 1
170. Добаев И. П. Исламский радикализм в контексте проблемы военно-политической безопасности на Северном Кавказе // Науч. Мысль Кавказа. -Ростов н/Д, 1994. №1.
171. Добаев И. П. Исламский фактор в этнополитических конфликтах наI
172. Северном Кавказе // Изв. Вузов Сев. Кавк. Региона. Общественные науки. ! Ростов н/Д, 1998. №2. '
173. Манкиев A.A. О путях формирования толерантности сознания у населения Чеченской республики и возрождения ее полиэтничности // Науч. Мысльф Кавказа. Ростов н/Д, 2002.№4.
174. Э.Паин, А.Попов. Чеченская политика России с 1991 по 1994 гг. // Мировая "f экономика и междунар. отношения. М., 1995. № 5.
175. Саватеев А.Д. Ислам и политика в Чеченской республике // Общественные науки и современность. М., 2000. №2.
176. Г. У. Солдатова, М. В. Суслова, JI.A. Шайгерова. Психологическая помощь Красного Креста вынужденным мигрантам из Чечни: проблемы, подходы и результаты // Психологи о мигрантах и миграции в России. М., 2001.№ 2.
177. Тишков В. Война и мир на Северном Кавказе: (Оценка ситуации и природы конфликтов) // Свобод. Мысль -XXI. М., 2001. № 1.
178. Шерматова С. Так называемые ваххабиты // Чечня и Россия: общества и Ф государства. М.: Мир, прогресс, права человека -1999. - Вып. 3.
179. The Royal Institute of International Affairs N 2, 1995.
180. Neumann M. What's left? Radical politics and the radical psyche. N.Y.,1988.
181. Trainer F.E. Reconstructing radical development theory // Alternatives. Social transformation and humane governance. 1989. - October. - Vol. XIV. - N 4.
182. Карадави Ю. Фатава муассара (Современные фетвы). Каир, 2001. (на арабском языке).7. Диссертации
183. Абакаров Р.И. Гносеологические аспекты суфийского мистического опыта: Дис. .канд. филос. наук.-Махачкала, 2005.
184. Абиева Э.Г. Мифология и религия как источники формирования философской мысли в Дагестане: Дис. . канд. филос. наук. Махачкала, 1997.
185. Акаев В.Х. Суфизм в контексте арабо-мусульманской культуры: Дис. .докт. филос. наук. Ростов н/Д., 2004.
186. Алексеев И.Л. Ислам в общественно-политической жизни России. (XIX-начало XX вв.): Дис. . канд. истор. наук. М., 2002.
187. Алибекова С.Я. Социальная природа межнациональных конфликтов: Дис. .канд. филос. наук. Махачкала, 2001.
188. Арухов З.С. Концепция джихада в раннем исламе: Дис. .канд. филос. наук. Махачкала, 1995.
189. Ахмедов К-М. А. Модернизация вероучения ислама в современных условиях: Дис. .канд. филос. наук. Махачкала, 1971.
190. Балтанова Г.Р. Социально-политический анализ зарубежных концепций эволюции ислама в России и СНГ: Дис. .докт. филос. наук. М., 1994.
191. Бараева З.М. Женщина в мусульманском обществе. Проблемы трансформации социального и правового статуса: Дис. . канд. филос. наук. Махачкала, 2003.
192. Бережной С.Е. Исламский фундаментализм на Юге России: политологический анализ: Дис. . канд. полит, наук. Ростов н/Д., 2004.
193. Вагабов Н.М. Ислам и глобализация современного мира. Социально-философский анализ процессов адаптации и эволюции мусульманскихф религиозно-правовых доктрин: Дис. . докт. фил. наук. Махачкала - 2005.
194. Воронцов С.А. Особенности взаимодействия политической и религиозной "t систем: философско-методологический анализ: Дис. .канд. филос. наук.1. Ростов н/Д., 2000.
195. Герейханов Г.П. Религиозная ситуация на Северном Кавказе и ее учет в управленческой деятельности органов и войск ФПС России: Дис. .канд. филос. наук. М., 2000.
196. Голунов C.B. Ислам в СНГ в общественно-научной мысли Запада. Дис. .канд. ист. наук. М., 1998.7 15. Дельмаев Х.В. Сущность и социальная роль исламской концепцииджихада: Дис. .канд. филос. наук. М., 1987.
197. Денисенко П.А. Современная религиозная ситуация в РФ и ее вооруженных силах: Дис. .канд. филос. наук. М., 1997.
198. Дерябин В.М. Деструктивная роль исламской оппозиции в. политическом урегулировании афганской проблемы в 1979-89 гг.: Дис. .канд. ист. наук. -М., 1990.
199. Добаев И.П. Политический радикализм в современном исламе (на ф материалах Ближнего, Среднего Востока и Северного Кавказа): Дис. . канд.полит, наук. Ростов н/Д., 2000.
200. Егупов A.B. Исламский радикализм на постсоветском пространстве: идеологические и организационные аспекты: Дис. . канд. полит, наук. -Краснодар, 2005.
201. Ефимов Ю.Г. Этнополитический конфликт в субъекте Российской .'о Федерации: На примере Чеченской республики: Дис. . канд. филос. наук.
202. Ставрополь, 1999 143л. То же. - Автореф.
203. Жданов Н.В. Исламская концепция миропорядка: Дис. .докт. филос. • наук.-М., 1985.
204. Захарович Ю.А. Анализ исламского возрождения на постсоветском пространстве печатью США: Дис. .канд. ист. наук. -М., 1998.
205. Ибрагимов М. Современная англо-американская политология об «исламском возрождении»: Дис. .канд. филос. наук.-М., 1990.
206. Ичалова М.Х. Познавательная культура и религиозное сознание: Дис. . канд. филос. наук. Махачкала, 2004.
207. Котеленко Д.Г. Концепт исламизма в политической теории: Дис. .канд. полит, наук. Ростов н/Д., 2005.
208. Кудинов И.Н. Соотношение нравственного и религиозного сознания в духовной жизни воина российской армии: Дис. .канд. филос. наук. М., 1997.
209. Лабазанов М.М. Идеология и практика исламизма в современном мире: Дис. канд. филос. наук. Махачкала, 2002.
210. Левшуков P.A. Ислам в социокультурном пространстве Северного Кавказа: интеграционные и дезинтеграционные функции: Дис. . канд. социолог, наук. Ростов н/Д., 2003.
211. Малашенко A.B. Феномен ислама в политической жизни СССР/СНГ: Дис. .докт. ист. наук.-М., 1995.
212. Малышева Д.Б. Конфликты в третьем мире и Содружестве независимых государств (религиозный и этнический аспекты): Дис. .докт. полит, наук. -М., 1997.
213. Мантаев A.A. Ваххабизм и политическая ситуация в Дагестане: Дис.канд. полит, наук. -М., 2002.
214. Марчук Н.И. Война в Афганистане: Дис. .докт. филос. наук. М., 1993.
215. Мельков С.А. Исламский фактор и его влияние на военную политику России: Дис. . докт. полит, наук. -М., 2002.
216. Мирзаханов Д.Г. Особенности политизации исламской общины Дагестана на современном этапе: Дис. . канд. филос. наук. Махачкала, 2005.
217. Мозговой С.А. Становление и развитие взаимодействия Вооруженных Сил РФ с религиозными объединениями в 90-е гг. XX века: Дис. .канд. ист. ' наук. М., 2001.
218. Мустафаев Ф. М. Авраамические религии: опыт компаративного анализа: Дис. канд. филос. наук. Махачкала, 2005.
219. Полонская И.Н. Религиозный опыт: экзистенциальный аспект социально-философского анализа: Дис. .канд. филос. наук. Ростов н/Д., 2001.
220. Рамазанова Д. Ш. Актуальные проблемы межнациональных отношений в Республике Дагестан и роль государственных органов в их регулировании: |I
221. Дис. . канд. истор. наук. Махачкала, 2002. |
222. Ризванов М. Р. Мухаммад основатель новой конфессиональной ' общности арабов: Дис. . канд. филос. наук. - Махачкала, 2005.
223. Рубан Л.С. Развитие конфликта консенсуса в полиэтнических регионах: (Социологический анализ-прогноз): Автореф. Дис. . д-ра социол. Наук. -М., 1997.
224. Томе Э. Ислам и национальный вопрос (национальный и религиозный факторы на Арабском Востоке на современном этапе): Дис. .канд. филос. наук.-М., 1993.
225. Фаизов Г.Б. Государственно-исламские отношения: Дис. .канд. филос. . наук.-М., 1993.
226. Хачим Ф.И. Проблема государственной власти в исламской доктрине (на примере шиизма): Дис. .канд. юр. наук. -М., 1992.
227. Хишам М. Теоретические основы и практическая деятельность исламских фундаменталистов в Египте: Дис. .канд. ист. наук. -М., 1996.
228. Шевелев В.Н. Модернизация исламских обществ: социально-философский анализ: Дис. .докт. филос. наук. Ростов-н/Д., 1997.
229. Шихалиева Д. С. Проблемы нравственного развития личности в условиях перехода общества к рыночным отношениям (на примере Республики 1 Дагестан): Дис. . канд. филос. наук. Махачкала, 1998.
230. Шоров М.А. Ислам на Юге России: геокультурологический аспект: Дис. .канд. географ, наук. — Краснодар, 2002.
231. Юсупов М.М. Национальный интерес как предмет социологического исследования: (По материалам Чеченской республики): Автореф. Дис. .канд. Социол. Наук / РАН. Ин-т соц.-полит. исслед. М., 1994.
232. Ярлыкапов A.A. Ислам у степных ногайцев в XX веке (историко-этнографическое исследование): Дис. . канд. истор. наук. -М., 1999.8. Газеты
233. Свободная мысль. Теоретический и политический журнал.
234. Центральная Азия и Кавказ.14. «Эксперт»