автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Роман И.В. Гете "Страдания юного Вертера": рецепция в России

Полный текст автореферата диссертации по теме "Роман И.В. Гете "Страдания юного Вертера": рецепция в России"

и

На правах рукописи

Лобачёва Дина Викторовна

РОМАН И.В. ГЕТЕ «СТРАДАНИЯ ЮНОГО ВЕРТЕРА»: РЕЦЕПЦИЯ В РОССИИ (ХУШ-Х!Х вв.)

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Томск - 2005

Работа выполнена на кафедре романо-германской филологии Томского государственного университета

Научный руководитель -

доктор филологических наук, профессор О.Б. Кафанова

Официальные оппоненты -

доктор филологических наук, Р.Ю. Данилевский

кандидат филологических наук, доцент В.В. Максимов

Ведущая организация -

Кемеровский государственный университет

Защита состоится «13» апреля 2005 г. в_ч._мин. на заседании

диссертационного совета Д.212.267.05 по присуждению ученой степени доктора филологических наук при Томском государственном университете по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета.

Автореферат разослан «9» марта 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,

профессор

Л.А. Захарова

Общая характеристика работы

Данное диссертационное исследование посвящено анализу восприятия романа И.В. Гете о Вертере в России конца XVIII и всего XIX вв. В настоящее время одним из важнейших направлений современного литературоведения является изучение явлений мирового литературного процесса с позиции межкультурной коммуникации. Рецепция романа «Страдания юного Вертера» (1774) - одна из ярких страниц истории русско-немецких литературных связей, раскрывающих на примере функционирования художественного произведения инонационального писателя своеобразие русского литературного и культурного процесса.

К изучению романа в целом и его отдельных аспектов в разное время обращались немецкие гетеведы: историю создания произведения и творческую лабораторию молодого Гете исследовали Л.-Х. Александер (1959) и К. Ротманн (1971); сравнительный анализ второй редакции «Вертера» (1787) и его первоначального варианта проделали Г. Рисс (1924) и Д. Вельц (1973); языковые и стилистические особенности гетевского романа представил В. Ланге (1964); X. Шёффлер (1956) впервые концептуально осмыслил значение и функции библейских цитат в «Вертере»; наконец, интерес к социальной проблематике романа обусловил появление различных идеологических интерпретаций, наиболее ярко представленных в работах Г. Лукача (1936) и К.Р. Шерпе (1970). Во второй половине 1980-х гг. распространение получили психологические и психоаналитические интерпретации «Вертера» в трудах В. Кэмпфера (1979), X. Шмидта (1979), Р. Майер-Калькуса (1977), К. Вагенкнехта (1977).

Современные немецкие литературоведы не оставили без внимания и проблему рецепции гетевского романа. Г. Егер (1984) обратился к изучению его художественного восприятия в первой половине XIX и начале XX вв., когда свойственная ему абстрактная эмоциональность и риторический пафос стали предметом пародий и сатир. И. Энгель в диссертационном сочинении «Вертер и вертериады» (1986) представила эпигонские подражания знаменитому произведению в историческом и культурном контексте эпохи сентиментализма. Отдельные аспекты рецепции знаменитого произведения в России конца XVIП-начала XX вв., а также некоторые примеры функционирования образов Вертера и Лотты в русской литературе конца XVIП в. нашли отражение в монографии В. Эггелинга и М. Шнайдера (1988)1.

Восприятие романа Гете привлекало внимание и отечественных историков литературы. В.В. Сиповский (1906) рассмотрел воздействие

1 Eggeling W., Schneider M. Der russische Werther. Analysen und Materialien zu einem Kapitel deutsch-russischer Literaturbeziehungen. Munchen, 1988.

«Вертера» на развитие русской оригинальной прозы XVIII в. В.А. Розов (1908) и П.Н. Берков (1968) обратили внимание на вертеровские мотивы в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина. Среди исследований, касающихся проблемы восприятия романа в России, необходимо назвать работы С.Н. Дурылина (1932), статьи разных лет С.В. Тураева (2002) и Р.Ю. Данилевского (1999). Одной из основополагающих, классических работ по русской рецепции всего творчества великого немецкого писателя является книга В.М. Жирмунского «Гете в русской литературе» (1937). Историю создания и причины небывалого резонанса произведения Гете в мировой культуре подробно исследовал М.И. Бент в книге «"Вертер, мученик мятежный..." Биография одной книги» (1997). Теме преломления образов романа Гете в творчестве русских писателей XVIII и первой трети XIX вв. посвящен раздел монографии Н.Д. Кочетковой (1994) и работы Г.В. Стадникова (1999, 2003).

Вместе с тем названные труды не дают общей картины рецепции романа Гете о Вертере в России и не выявляют тенденций и закономерностей его вхождения в русскую культурную среду на протяжении XVHI-XIX вв., что позволяет говорить о необходимости более системного и комплексного подхода к проблеме.

Актуальность работы обусловлена возросшим интересом современного литературоведения к историко-функциональным исследованиям и проблемам компаративистики, имагологии, переводоведения и рецептивной эстетики в аспекте литературных взаимосвязей России и Западной Европы. Комплексное изучение рецепции романа Гете «Страдания юного Вертера» в России (конца XVШ-XIX вв.) позволяет поставить ряд актуальных вопросов, таких как эволюция принципов художественного перевода в системе межъязыковой литературной коммуникации, особенности бытования художественного произведения в инонациональной культуре. Заданное с самого начала широкие хронологические рамки дают возможность проследить восприятие мотивов романа в их движении, изменении и трансформации; при этом представляется целесообразным разграничить основные (сюжетные) мотивы, обозначенные как «ядро», и периферийные мотивы (т.е. не связанные с сюжетом). Таким образом, в исследовании актуализируется современная проблема мотивологии и уточняются некоторые ее дискуссионные вопросы.

Материалом исследования являются:

во-первых, русские переводы романа Гете «Страдания юного Вертера», выполненные в конце XVIII и на всем протяжении XIX вв.;

во-вторых, обширный материал русской периодики, представляющий собой большой корпус статей и высказываний о «Вертере», а также критические рецензии на русские переводы романа.

в-третьих, произведения русской художественной и переводной литературы конца XVIII и XIX вв., авторы которых вступали в разные формы диалога с романом Гете о Вертере.

Целью работы является изучение истории восприятия романа «Страдания юного Вертера» Гете в России на протяжении XVIII и всего XIX вв.

В соответствии с поставленной целью в настоящем диссертационном исследовании предполагается решить следующие задачи:

1. Собрать и осмыслить, по возможности, полный спектр материалов, характеризующих восприятие «Вертера» Гете в России в конце XVIII и XIX вв.;

2. Исследовать принципы переводов романа о Вертере на русский язык в исторической перспективе;

3. Выявить особенности рецепции «Вертера» в русской критике XVIII и XIX вв.;

4. Проследить процесс творческого усвоения и поэтического истолкования мотивов гетевского романа в оригинальной и переводной художественной литературе;

5. Представить и осмыслить «русский вертеризм» в целостном виде;

6. В рамках проблемы рецепции автора/произведения в межкультурной коммуникации выявить «смещение смысла» (В. Земсков), которое является неизбежным и обязательным механизмом перевода инонационального произведения из одного культурного контекста в другой;

7. На примере многоаспектной рецепции «Вертера» Гете в России конкретизировать механизм восприятия инонационального произведения в ракурсе межкультурного диалога и внести терминологическую ясность в такие понятия, как «вертеровский мотив», «вертериады», «вертеризм».

Теоретической основой предлагаемого диссертационного сочинения является методология отечественной литературоведческой компаративистики, разработанная А.Н. Веселовским, М.П. Алексеевым, В.М. Жирмунским, Ю.Д. Левиным, Р.Ю. Данилевским и другими представителями в основном петербургской школы сравнительного литературоведения. Исследование принципов и эволюции художественного перевода осуществляется с опорой на работы Г.А. Гуковского, Ю.Д. Левина, П.М. Топера и др. Основой для изучения

культурологического контекста стали труды Ю.М. Лотмана, В.М. Жирмунского, В.Е. Багно. При интерпретации художественного текста использовались концепции и идеи таких авторитетных ученых, как Ю.Н. Тынянов, Б.В. Томашевский, П.Н. Берков, В.Е. Хализев, В.И. Тюпа и др.

Механизм рецепции «Вертера» Гете в России конца XVIII и XIX вв. реализуется через изучение целостного восприятия самого романа, его автора и героя - Вертера.

Научная новизна определяется многоуровневым характером проблемы:

1. В диссертации представлен новый тип исследования: многоаспектный процесс рецепции романа И.В. Гете «Страдания юного Вертера» рассматривается как одно из уникальных явлений, во многом определивших или отразивших специфику русского культурного и литературного сознания конца XVШ и XIX вв.;

2. Собран и концептуально осмыслен обширный материал немецкого гетеведения и рассмотрены основные научные концепции восприятия «Вертера» в Германии;

3. Установлены формы и характер восприятия «Вертера» Гете в произведениях русской оригинальной и переводной художественной литературы XVIII и XIX вв.;

4. В процесс исследования художественного восприятия «Вертера» впервые включены многочисленные произведения писателей «второго ряда», которые наиболее ярко характеризуют литературные приоритеты и читательские вкусы разных эпох;

5. Намечена эволюция русской рецепции «Вертера» Гете в связи с логикой развития русской литературы;

6. Поставлена проблема механизма рецепции и адаптации произведения в ином культурном пространстве и обозначена рецептивная модель романа Гете о Вертере в русской культуре конца XVШ-XIX вв.

Вместе с тем в диссертации сделана также попытка концептуально представить такие понятия, как вертеровский мотив, вертериада, вертеризм. Под «вертеровскими мотивами» мы понимаем активные, акцентированные компоненты художественной ткани, обнаруживающие связи с «миром произведения» Гете на уровне его различных пластов (литературных персонажей; «мира вещей», организации хронотопа, особенностей психологизации природы и пейзажа, а также воспроизведения «сюжетных ходов» романа).

Общее смысловое пространство, объединяющее различные репрезентанты вертеровского мотива, в диссертационном исследовании обозначаются «семантическим полем» романа Гете. Оно состоит из «ядра» и «периферии». В состав ядра входят мотивы, связанные с

сюжетным действием «Вертера» (любовный треугольник и его трагическое разрешение, самоубийство из-за несчастной любви, сословные противоречия, препятствующие самореализации личности и т.д.). Остальные мотивы располагаются на периферии семантического поля, в отрыве от сюжета романа Гете (размеченные по часам предсмертные дневниковые записи героя, роковые пистолеты, черные глаза Лотты, книга о Вертере и т.д.). Обнаружение и интерпретация «вертеровских мотивов» находится в непосредственной зависимости от индивидуальных способностей реципиента, его концептосферы (культурологическая интуиция, культурная память читателя).

Для обозначения произведения, связь которого с гетевским «Вертером» имеет характер пассивного заимствования, т.е. подражания, применяется термин немецкого гетеведения - «вертериада» (тогда как в отечественном литературоведении не закрепилось различия между понятиями «вертериада» и «вертериана»). По аналогии с «вертериадой» мы применяем термин «лоттиада».

Понятие вертеризм, являясь производным от имени героя, обладает конкретной предметной соотнесенностью с «производящей основой». Оно употребляется для обозначения особого мироощущения, неразрывно связанного с определенной системой ценностей, в основе которой лежит ориентация на образ гетевского Вертера.

Специфика исследуемого материала, а также современный подход к его изучению обусловили основные методы исследования - сочетание сравнительно-типологического, историко-литературного и

структуралистского методов. Используются также элементы герменевтического, историко-функционального, психологического и культурологического подходов в их взаимодополняемости.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что его результаты способствуют уточнению многих уже сложившихся представлений о той роли, которую сыграл Гете как автор романа о Вертере в развитии русской культуры конца XVIII и всего XIX вв. Вместе с тем в диссертации затрагивается целый ряд важных аспектов рецептивной эстетики (продуктивность межкультурной коммуникации; механизм рецепции и адаптации произведения в инонациональном пространстве) и теории художественного перевода (проблема переводной множественности, влияние личности переводчика на особенности воссоздания оригинала).

Практическая значимость диссертации заключается в возможности широкого использования ее основных положений и фактических материалов в филологическом дискурсе при разработке курсов истории русской литературы конца XVIII и XIX вв., при чтении лекций о русско-немецких литературных связях, в спецкурсах и спецсеминарах по

творчеству Гете, историко-функциональному изучению литературы, а также истории и теории перевода.

Апробация работы. Отдельные положения диссертации обсуждались на международной конференции «Компаративистика на пороге XXI века», посвященной 100-летию со дня рождения профессора А.Л. Григорьева» (СПб., 2004); международной научно-практической конференции «Язык в поликультурном образовательном пространстве» (Томск, 2002); общероссийской межвузовской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых (Томск, 2003); межвузовской научно-практической конференции «Язык и межкультурная коммуникация» (СПб., 2004); юбилейной конференции «Русская литература в современном культурном пространстве», посвященной 100-летию ТГПУ (Томск, 2002); региональных конференциях «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (Томск, 2002, 2004),

Структура работы определяется поставленными задачами и исследуемым материалом. Текст диссертации состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, включающего 272 наименования.

Содержание работы

Во введении обосновывается выбор темы, ее актуальность и научная новизна, определяется объект изучения, излагается история вопроса, характеризуется методологическая база диссертационной работы, раскрываются ее теоретическая и практическая ценность, формулируются цели и задачи.

В первой главе «Роман И.В. Гете "Страдания юного Вертера" в контексте русской литературной и культурной жизни конца XVIII

века» представлена общая картина раннего этапа вхождения Гете и его романа о Вертере в русское культурное пространство. В первом разделе «Ранняя переводческая рецепция "Вертера" Гете в России»

анализируются переводы как важнейший фактор творческого восприятия и осмысления инонационального произведения.

В параграфе «Первый перевод романа И.В. Гете "Страдания юного Вертера" на русский язык (1781)» рассматривается перевод Ф. Галченкова в связи с данной ему негативной оценкой в «Санкт-Петербургском вестнике». Лингвостилистический анализ показал, что переводчик часто не улавливал смысловых оттенков подлинника и особенностей индивидуального стиля Вертера (как автора писем). Его оппонент Г.Л. Брайко дал свой вариант фрагмента романа, переведя отрывок из песен Оссиана (которые впервые появились в России в составе романа о Вертере, но были сокращены Галченковым до нескольких строк). Характерной чертой этого перевода является частое использование славянизмов, что сообщает его тексту

архаистический оттенок литературного языка XVIII в. Он отличается текстуальной близостью к оригиналу, граничащей с буквализмом. Вместе с тем перевод Брайко имеет несомненную ценность и может быть включен в библиографию переводов «Вертера» Гете в России конца XVIП в.

Во втором параграфе «Псевдоновый перевод И. Виноградова (1796)» дается характеристика следующего по времени русского перевода романа о Вертере. В целом исправления Виноградова имели характер стилистической правки, которая «модернизировала» первоначальный вариант Галченкова.

Вместе с переводом Виноградова был опубликован русский вариант анонимного английского сочинения «Письма Шарлотты к Каролине, писанные во время ее знакомства с Вертером» (1786), в котором события гетевского романа были поданы от лица героини. Такая зеркальная композиция давала возможность сопоставить женскую и мужскую особенности мировидения и проследить преломление событий под воздействием тендерного фактора. Письма Шарлотты выдержаны в сентиментальном ключе, отражают переживания добродетельной и чувствительной героини и несоизмеримы с иррациональным восприятием жизни, страстным напряжением чувств Вертера - «бурного гения».

В третьем параграфе рассматривается новый перевод «Вертера», над которым совместно работали Ан. Тургенев и А. Мерзляков (17981799). До недавнего времени результат этого творческого сотрудничества был известен только по одному опубликованному отрывку - «Письму к другу» (1798) Ан. Тургенева. В выбранном для перевода фрагменте акцентируется внимание не на сюжетно-событийной канве романа, а на глубоком лиризме и философском подтексте темы природы, при этом литературный жанр дружеского письма с его тяготением к исповедальности максимально соответствует этой художественной задаче. Благодаря расшифрованной В.Н. Топоровым2 рукописи перевода в диссертации проведен сравнительно-стилистический анализ еще нескольких отрывков романа. Тургенев гораздо ближе подходит к эмоциональному стилю оригинала, чем его предшественники. Можно говорить о более глубоком понимании лирико-философской структуры гетевского произведения, что приводит в итоге к созданию им перевода, близкого по настроению немецкому «прообразу». Мерзляков не всегда точно воспроизводит образно-смысловую ткань оригинала. Встречая какие-

2 См.: Топоров В.Н. Из ранней русской «вертерианы»: об одном опыте перевода «Die Leiden des jungen Werthers» // Материалы конференции, посвященной 110-летию со дня рождения академика В.М. Жирмунского. СПб., 2001. С. 225-233.

либо сложные для перевода места, он нередко допускает отступления от переводимого текста, прибегая к описательным конструкциям.

Второй раздел «Западноевропейские подражания "Вертеру" Гете в русских переводах» посвящен художественному восприятию гетевского романа, которое происходило через переводы на русский язык немецких и французских «лоттиад» и «вертериад».

В первом параграфе «Страдания юной Лотты: переводные "лоттиады"» анализируются поэтические вариации, в которых история несчастной любви получает свое объяснение с женской точки зрения. Сопоставительный анализ немецкого стихотворения К.Э. Рейтценштейна «Лотта при гробе Вертера» (1775) и отклика на эту тему Д. Баранова «Шарлотта при гробе Вертера» (1787) обнаружил внутренние различия в трактовке и культурном восприятии ставшей уже стереотипной ситуации. В русской «лоттиаде» преобладает христианское смирение героини и вера в «спасение», что вполне соответствует православной идее. Бог для героини Баранова связан с категорией «чудесного», типичной для национальной религиозной ментальности. У Рейтценштейна поэтическое повествование окрашено верой героини в справедливость Высших Сил, которые не допустят жестокости.

Внимание привлекают также три русских вариации французской «лоттиады». Первая из них написана воспитанником Вольного благородного пансиона при Московском университете Д.И. Вельяшевым-Волынцевым («На гроб Вертера», 1789) и имеет характер ученического перевода. Автор второй - «Шарлотта на Вертеровой гробнице» (1792), -подписался инициалом С; она выполнена в соответствии с новыми литературными вкусами карамзинской школы и органично интегрирует свойственную сентиментальному мышлению лексику. Третий перевод принадлежит перу П. Голенищева-Кутузова: «Плач Шарлоты на фобе Вертера» (1803). Сопоставление всех трех стихотворных «лоттиад» выявляет их сюжетную близость и отражает постепенный процесс становления новой литературной нормы. Участие немецких и французских посредников в процессе художественного восприятия «Вертера» позволяет сделать вывод об «ученическом» характере ранней рецепции романа Гете в России.

Во втором параграфе рассматриваются французские подражания «Вертеру» в русских переводах: анонимная драма «Несчастная любовь» (1774) и роман «Стеллино, или новый Вертер» (1791-1793) Ж.-А. Гурбийона. Развитие сюжета французской драмы в своих основных моментах повторяет событийную линию немецкого романа. При этом неизвестный французский автор фактически «подогнал» сюжет новаторского по поэтике штюрмерского произведения Гете под

традиционные каноны классицизма. Трансформации подверглась и слишком простая для него интрига «Вертера», которая не соответствовала представлению о романе как наборе хитросплетенных авантюр.

Гурбийон, напротив, оценил новаторство Гете в изображении страстного и иррационального характера. Однако романист, воспитанный в обстановке рационалистического искусства, еще слабо владел принципами психологизма и лирического повествования, что при изображении душевных страданий отражалось в довольно рационалистических обобщенных раздумьях. Таким образом, начиная с переводов поэтической «лоттиады», гетевский «Вертер» постепенно воспринимается в русле нравоучительного романа, а затем и в духе французского предромантизма.

В третьем разделе «Отголоски "Вертера" в русской художественной литературе конца XVIII века» анализируются русские литературные подражания в прозе и поэзии, а также творческие истолкования романа Гете о Вертере, делается вывод о характере художественного усвоения «Вертера» в эпоху сентиментализма.

В массовой литературе 1790-х-начала 1800-х гг. почти в каждом, даже самом незначительном встречаются упоминания о романе Гете, пассивные заимствования из него, назойливое повторение и эклектическое варьирование хорошо известных литературных тем, сюжетов и мотивов.

В качестве объекта исследования в первом параграфе выступает объемный корпус художественных текстов: Н. «Роза, полусправедливая оригинальная повесть» (1786) и «Игра судьбы» (1789) Ф. Эмина, «Несчастный М-в, оригинальный анекдот» А. Клушина (1793), «Вечер на горе Могой» (1794) и «Несколько писем моего друга» Н.С. Смирнова (1794), «Отчаянная любовь» Арк. Столыпина (1795), «Пламир и Раида» Д.П. Горчакова (1796), «Весна» (1796) и «Майское утро» (1797) П.Н. Шаликова, «Часы задумчивости» (1799) Я.А. Галинковского, «Российский Вертер» М. Сушкова (1801), анонимный рассказ «Дорога к селу» (1798) и повесть «Платок» (1811).

Анализ представленных «вертериад» позволил выделить следующие тенденции в творческом восприятии романа о Вертере русскими писателями «второго ряда». С одной стороны, они апеллируют к сюжету гетевского романа, актуализируя в своих произведениях ядро семантического поля вертеровского мотива. Происходит упрощение трагедии гетевского героя до любовной истории с печальным концом, преувеличивается лиризм и патетичность «свободного языка» Вертера и его возлюбленной, культивируется нарушение грамматических норм речи. Конфликт сосредоточен исключительно в области душевных переживаний, где противоречивость вертеровского характера и его «дружеские» отношения с Альбертом редуцируются до черно-белой схемы

положительного во всех отношениях героя и злого, «нечувствительного» соперника.

Наряду с варьированием сюжетных линий «Вертера» в этих подражаниях развитие получают и периферийные мотивы романа Гете в подчеркнуто сентименталистской интерпретации: мотив совместного чтения и прогулок «чувствительных» героев, мотив предсмертного подарка другу, мотив книги о Вертере и т.д.

Общая ситуация несчастной любви и отдельные мотивы, закрепившиеся в сентиментально-элегическом жанре, представлены также в поэтических «вертериадах»: анонимное «Письмо Вертера к Шарлотте», «Эпитафия» П. Шаликова (1805); «Вертер к Шарлотте» В.И. Туманского (1819); «Вертер к Шарлотте» А. Козлянинова (1820) и др.

Во втором параграфе раскрывается своеобразие творческого переосмысления вертеровских мотивов в повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза» (1792) и эпизоде из «Путешествия из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева (1790).

«Бедная Лиза» Н.М. Карамзина рассматривается в одном ряду с романом Гете о Вертере не по принципу сюжетного сближения, а по своему рецептивному воздействию. Оба этих произведения совершили переворот в читательском сознании Германии и России, став символом эпохи человеческой и сословной эмансипации. Их литературные сюжеты были восприняты как жизненно достоверные, а герои - как реальные люди. Сентименталистская поэтика повести Карамзина во многом повлияла на процесс усвоения «Вертера» в русской литературе, создав собственную парадигму подражаний. В этом ряду особое место занимает повесть П.И. Шаликова «Темная роща, или Памятник нежности» (1801): она принадлежит к тем эпигонским произведениям, которые, подражая иногда сразу нескольким художественным образцам, являются плодом литературной моды.

В свете пушкинской интерпретации главы «Клин» из «Путешествия» А.Н. Радищева анализируется функционирование периферийного мотива семантического поля «Вертера» - мотива платка, подаренного путешественником нищему певцу. Пушкин, акцентируя свое внимание на связи традиций сентиментализма в произведении Радищева с «Вертером» Гете, подтвердил принадлежность опального автора к общеевропейскому литературному наследию и впервые ввел в литературный оборот эту культурную взаимосвязь.

В четвертом разделе «Роман Гете о Вертере как феномен русского быта» внимание сосредоточено на бытовании произведения в русской культуре и влиянии образа гетевского героя на поведенческую модель русской молодежи. Интересным свидетельством русского

вертеризма является рассказ П.А. Вяземского о поэте Е.И. Кострове; яркий пример «олитературивания» бытового поведения, стремление выражать собственные чувства словами любимых героев отражено в письмах АЛ. Булгакова. Первым отголоском «смертельно опасного» влияния «Вертера» на молодое поколение стало самоубийство юного дворянина М. Сушкова -автора повести «Российский Вертер». Сильное влияние «Вертера» также ощутил на себе талантливый переводчик гетевского романа - Андрей Тургенев. Стихотворные строки, которыми он сопроводил подаренный В.А. Жуковскому немецкий экземпляр «Вертера», могут интерпретироваться как памятник раннего русского вертеризма.

О «чувствительных» почитателях «Вертера» в середине XIX в. сообщил журналист А. Кауфман в журнале «Наша старина». Намерение умереть, обстоятельно обсуждаемое «русскими» Вертерами, обнаруживало болезненную жажду афишировать свое отчаяние, привлечь к себе праздное любопытство. В результате дискредитировался как пафос саморазрушения, так и сопровождающее его разочарование в жизни, тогда как Гете в мироощущении Вертера документально запечатлел социально-психологический симптом своего времени.

Официальная точка зрения органов власти и защитников традиционного церковного мировоззрения на гетевский роман представлена в мистифицированном высказывании Николая I, опубликованном в «Записках А.О. Смирновой», созданных на самом деле в 1892 г. О.Н. Смирновой, дочерью знаменитой современницы Пушкина и Гоголя. Оно передает типичную для аристократического дискурса рецепцию романа Гете со свойственным ему неприятием самоубийства.

В целом воздействие на русскую читающую публику литературного опыта Гете в конце XVШ в. было вызвано восторженным отношением одновременно к роману о Вертере, его автору и герою. Неповторимость индивидуальной личности, которую гениально запечатлел Гете, делала Вертера более живым и запоминающимся, нежели все прежние литературные герои. При этом слог романа вовлекал читателя в ритмику взволнованного лирического повествования, а сюжетные переклички с реальными событиями способствовали восприятию художественного произведения как документа, сколка жизни.

Вторая глава «Судьба гетевского "Вертера" в первой трети XIX века» посвящена изучению рецепции целостного феномена - самого романа, его автора и героя - в разных социокультурных кругах в новый период развития русской литературы.

Первый параграф построен на материале критических статей из журналов «Аврора», «Аглая», «Улей», «Соревнователь просвещения и благотворения», «Телеграф», «Телескоп». В формировании русской

концепции Гете и Вертера заметную роль в это время играла французская и немецкая литературная критика. Отечественные журналы, как правило, популяризировали близкие своим направлениям критические суждения о нарушении моральных установок и отсутствии воспитательной функции в романе Гете. Новые смысловые грани в трактовке вертеризма обозначил В.К. Бриммер в «Разговоре о чувствительности между Чувствительным и Хладнокровным» (1818), из которых на первый план вышли болезненное угнетенное состояние, чрезмерная мнительность и склонность к мрачным мыслям.

В русской беллетристике 1810-1820-х гг., обзор которой представлен во втором параграфе, отражена тенденция перехода от восторженной интерпретации романа о Вертере и его героя к их более сдержанному истолкованию как знака романтического идеала, оторванного от реальной жизни. Эта установка проявляется в анонимном рассказе «Самоубийство» (1810) и повестях «Подземная пещера и чувство невинной любви» (1804) и «Невидимка, или Таинственная женщина» (1815). Наиболее отчетливо «борьба с вертеризмом» как «программой жизни» представлена в беллетристических опытах А.В. Никитенко: «Музариона, или Картина человеческих страстей» (1822), «Картина чувствований» (1825), «Леон, или Идеализм» (1828).

К середине 1830-х гг. России художественное творчество перестает быть уделом немногих избранных и постепенно становится средством массового коммуникативного процесса. В рецепции «Вертера» в России в этот период наметился новый поворот: из московских дворянских кругов роман проникает в усадьбы и провинцию. Так, изображая картину русских провинциальных нравов в повести «Матушка и сынок» (1833), О.М. Сомов декларирует концепцию национального романтизма и высмеивает «читательские» вкусы своих героев, воспитанных на образцах западной литературы.

В третьем параграфе «Пушкинский образ Гете и Вертера» обобщаются существующие в отечественном литературоведении интерпретации вертеровских мотивов в «Евгении Онегине» (В.А. Розов, П.Н. Берков, Ю.М. Лотман, А.Е. Тархов, И.Н. Лагутина). Представление Пушкина о великом немецком писателе (и о немецкой литературе в целом) было опосредовано знаменитой книгой «О Германии» Ж. де Сталь. Однако сквозь чужую трактовку поэт сумел уловить дух немецкого оригинала, подобрав для характеристики Вертера емкое определение «мученик мятежный», перекликающееся с автохарактеристикой гетевского героя. Вместе с тем «олитературенное» поведение Ленского и Татьяны позволяет сделать вывод о том, что в образах этих героев Пушкин отобразил читательские вкусы дворянской провинции 1820-х гг., увидевшей в

чувствительности и меланхоличности Вертера отражение своих собственных чувств и настроений. Пушкинское восприятие гетевского героя стало основополагающим для поколения декабристов, которые читали «Вертера» как историю о человеке неудачливом и слабовольном, но искреннем и горячо протестующем против феодально-иерархического уклада жизни. Весьма показательна в этом отношении позиция В.К. Кюхельбекера.

На примере нового русского перевода «Вертера», сделанного Н.М. Рожалиным (1829) в четвертом параграфе изучаются особенности романтической интерпретации гетевского романа на новом витке его популярности в 1830-е гг. За свои странности, склонность к меланхолии и одиночеству Рожалин даже получил прозвище «московский Вертер» («Вертер aus der Stadt Moskau»). Эта духовная близость с немецким героем, по-видимому, позволила ему, в отличие от других переводчиков произведения одинаково удачно воспроизвести не только сентиментальные эпизоды, но и напряженно-страстное и выражение чувств Вертера.

Перевод Рожалина получил в целом глубоко положительную оценку на страницах «Московского телеграфа», в журнале «Антей» и «Северная пчела», а высокая похвала В.А. Жуковского сделала этот перевод каноническим на протяжении всего XIX в.

Пятый параграф посвящен исследованию функционирования вертеровских мотивов в прозе писателя-любомудра В.Ф. Одоевского. В качестве эпиграфа к повести «Цецилия и Виченцио» Одоевский выбрал фрагмент из перевода Рожалина, где Вертер говорит о стихийности своей страсти, о невозможности вырваться из ее плена. В этом литературном предпочтении легко угадываются автобиографические мотивы личной драмы Одоевского, причиной которой стало его сильное, внезапно вспыхнувшее чувство к Н.Н. Ланской.

Эти следы драматических обстоятельств увлечения Одоевского несет и работа над «Пестрыми сказками» (1833). В качестве эпиграфа к «Той же сказке, только на изворот» выступает цитата из «Вертера», в которой современное дворянское общество характеризуется как «кукольное», «марионеточное». Размышления гетевского героя перекликаются с острой критикой Одоевского иностранного воспитания, калечащего, по его мнению, живые девичьи души. Элементы «фантастического» писатель соединяет с вопросами злободневно-социальными; сказка имеет ярко выраженное притчевое начало с морализаторской тенденцией. Современники пытались отыскать в «Пестрых сказках» отпечатки гофмановской традиции (А.С. Пушкин, Н. Полевой, П.А. Вяземский), тогда как Одоевский, расширяя границы

немецкой романтической парадигмы, вписал в нее роман о Вертере и дал его периферийным мотивам самостоятельное звучание в духе философского романтизма.

В шестом параграфе обращение М.Ю. Лермонтова к мотиву завещания рассматривается в контексте гетевского романа. Устойчивый интерес поэта к «Вертеру» проявляется в функционировании вертеровских мотивов (любовный треугольник и его трагическое разрешение, трактовка самоубийства не как слабости, а как проявления человеческой гордости и торжества свободной воли) в драмах «Menschen und Leidenschaften» (1830) и «Странный человек» (1831). В них Лермонтов отчасти воспроизвел свои отношения с Н.Ф. Ивановой, наделив главных героев автобиографическими чертами и собственным комплексом душевных переживаний.

К теме завещания поэт обращается в стихотворении «Дереву» (1830), автобиографической заметке «Мое завещание (про дерево, где я сидел с А.С.)» (1830), и, наконец, откровенно вступая в диалог с Гете, в «Завещании» (1831). Если для автора «Вертера» важна идея внесословной ценности человеческой личности, которая не утратила веру в общечеловеческие идеалы, то для Лермонтова с его романтическим максимализмом и субъективностью - на первом плане вера в бессмертие поэтического гения, таланта.

В третьей главе «Особенности рецепции "Вертера" Гете в русском литературном сознании второй половины XIX века» дается характеристика критического и художественного усвоения знаменитого романа, исследуются особенности переводческой рецепции «Вертера» этого периода.

В первом разделе «"Вертер" Гете и русская литературно-критическая мысль 1840-1860-х гг.» обозначены основные тенденции в истолковании творчества и личности Гете в то время, когда роман о Вертере привлекал внимание критиков главным образом как «памятник литературы», по которому можно изучать «историю общества» (В.Н. Майков).

Первый параграф посвящен восприятию целостного феномена Гете, его романа и героя в контексте идейно-общественной полемики, развернувшейся вокруг кардинальных проблем эстетики и философии искусства. Характер восприятия гетевской темы во многом определялся содержанием общественной и эстетической ориентации критика. В отношении к «Вертеру», в частности, наиболее ярко представлены

концепция В. Г. Белинского, революционно-демократическая и эстетическая критика.

В эпоху увлечения гегельянством (1837-1840) с его поиском веры в действительность как нечто закономерное «Вертер», в отличие от остальных произведений немецкого автора, попал, по определению В.Г. Белинского, в неполноценную категорию «рефлектированной» поэзии, противоречащей высшему идеалу «объективности» и «непосредственности» произведения искусства. Однако уже в 1840-е гг., рассматривая «рефлексию» в контексте поисков новой, реалистической эстетики, критик утвердится в своем взгляде на роман Гете как выражение «духа времени», «вопль эпохи».

Обвинения романа в «безнравственности», а его героя в чрезмерной субъективности были отзвуком выступлений против Гете в 1830-е гг. в самой Германии, а также полемики, развернувшейся вокруг немецкого писателя в других европейских странах. Переводная статья из «Foreign Quarterly Review», опубликованная в петербургском журнале «Маяк современного просвещения и образованности» (1840) является ярким примером стремления привить «охранительный» дух отечественной литературе.

В начале 1840-х гг. А.И. Герцен противопоставляет субъективизму Вертера более широкие интересы современного человека, умеющего гармонично сочетать личные и общественные интересы. При этом он сближается с Г. Гейне в неприятии позиции героя, которой присуще отсутствие всякой общественной инициативы. С критикой «болезненного малодушия» Вертера выступил в 1850-е гг. и Н.Г. Чернышевский, эстетическая позиция которого была созвучна взглядам на гетевский роман Лессинга. Противоречивое развитие русской литературы этого периода проявилось и в глубоко положительной оценке «Вертера» представителем «эстетической критики» В.П. Боткиным. Опубликовав статью датского писателя Г. Брандеса, увидевшего в «Вертере» Гете «не личную страсть погибшего, но страсти, стремления и муки целой эпохи», редакция журнала «Дело» (1877) дала свою, социально-историческую интерпретацию образа «русского» Гете и его героя в духе «предвестия реальных революционных процессов».

Во втором параграфе представлена эволюция функционирования вертеровского мотива в неоконченном автобиографическом романе Н.А. Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (1843-848) и «Повести о бедном Климе» (1841-1848).

Вертеровский мотив, интерпретированный Некрасовым как конфликт героя-идеалиста с действительностью, воспринимается в контексте идей утопического социализма, развивающего культ

сочувственного отношения к человеку, и репрезентирует демократические позиции писателя. С одной стороны, связь с сентименталистской поэтикой (и романом Гете) позволила Некрасову и писателям «натуральной школы» сделать маленького человека центром художественного мира и изобразить глубокие внутренние переживания его живой души, сохранившей тепло и щедрость, несмотря на все жизненные тяготы и невзгоды («Повесть о бедном Климе»). С другой стороны, в «Тростникове» отчетливо проступают тенденции нового демократического и социального романа.

В третьем параграфе внимание уделяется интерпретации вертеровских мотивов в русской беллетристике 1840-1860-х гг., магистральной линией которой становится дистанцирование от субъективного индивидуализма гетевского героя. При этом сохраняется глубокий пиетет по отношению к художественным и эстетическим завоеваний Гете, автора «Вертера».

Для многих произведений этого времени характерно восприятие романа Гете как опасной книги, а ее героя - как молодого человека с идеальными, оторванными от жизни стремлениями и мечтами, неизбежно приводящими к столкновению с действительностью. Это: «Два мгновения из жизни женщины» и «Бедная девушка» И.И. Панаева; «Мамзель Бабетт и ее альбом» С. Победоносцева; «Жизнь, как она есть» Л. Бранта; «Счастье лучше богатырства» Ф.В. Булгарина и Н.А. Полевого; «Записки петербургского чиновника старого времени (Петра Ивановича Голубева)». Интересный пример функционирования периферийного вертеровского мотива - мотива лип - можно обнаружить в стихотворной повести Н.М. Языкова «Липы».

В четвертом параграфе освещается художественный процесс преодоления «вертеризма» в русских пародиях. В обстановке утверждения активной социальной позиции в жизни и литературе 1840-1860-х гг. критическая направленность «гоголевского направления» закономерно приводит к значительному росту юмора и сатиры. Осмеянию подвергается не художественное мастерство Гете, а нравственно-психологический тип героя. Само мироощущение Вертера с его верой в красоту человеческой души и поэтизацией действительности становится в русских пародиях некой инвариантной основой в воссоздании типичного для тогдашней русской жизни образа молодого человека. В качестве объекта исследования здесь выступают такие пародии, как «Страдания санкт-петербургского Вертера» (1847), «Самоубийство» (1848), «Биржевой сквер» Ж. Заречного (1850), «Изгоев» М. Михайлова (1855), «Вертер» Л.К. Лазаревича (1891).

Пятый параграф посвящен истолкованию русского вертеризма в повести И.С. Тургенева «Бригадир» (1867). В стремлении понять

объективные тенденции и коренные вопросы русской жизни Тургенев обращается к изучению психологии людей конца XVIII в., в которой кроются, как ему представляется, коренные черты нации и эпохи. Душевная отзывчивость, способность любить искренне и самозабвенно сближает русского бригадира Гуськова с гетевским Вертером.

В шестом параграфе рассматривается вопрос об отношении к Гете и его роману в читательском восприятии Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого.

Интерпретация дневниковой записи Толстого от 29 сентября 1856 г. («Читал "Вертера". Восхитительно».) через призму его романа с В. Арсеньевой демонстрирует, что, с одной стороны, русскому писателю в романе о Вертере были близки патриархальные нравы и идиллические семейные отношения, руссоистский культ «естественного» человека. С другой - он выступил против «высокой», но непродуктивной страсти гетевского героя.

Анализ эпистолярного наследия писателя показал, что даже придя к отрицанию «субъективной поэзии искренности» в духе молодого Гете (письмо к П.В. Анненкову, 1857), Толстой ценил это произведение за его способность глубоко воздействовать на читателя. Осуждая автора «Вертера» за отсутствие христианского смирения и религиозности, он тем не менее называл его самоубийство «значительным» и «величественным» (письмо к Н.Н. Страхову, 1873).

Размышляя в «Дневнике писателя» (1876) о русских самоубийцах, Ф.М. Достоевский сравнивал «безмыслие» их поступка с роковым решением гетевского героя. С одной стороны, Вертер вызвал глубоко положительный отклик в душе писателя своим «человеческим ликом» как гуманистический идеал европейской культуры. С другой стороны, Достоевский осознает необходимость разумного восприятия традиций западной цивилизации и формирует свое представление о своеобразии русского национального характера.

Самобытность позиции каждого писателя не мешает их единению во взглядах на особую духовность русского человека с признанием величия художественно-этических достижений Гете.

В седьмом параграфе проводится лингвостилистический анализ нового перевода романа Гете о Вертере (1865), выполненного А. Струговщиковым. Этот перевод появился тогда, когда «Вертер» перестал быть действенным фактором литературного процесса и был воспринят современниками как «несвоевременный» («Книжный вестник», 1865). Он был издан отдельной книгой и отличался тем, что в нем в форме обширного «литературно-исторического обозрения» впервые был собран и систематизирован материал о немецком романе и его зарубежной рецепции. Стремление обратить внимание русских читателей на «судьбу» романа и

его немецкое «происхождение» позволяет говорить о том, что Струговщиков более широко подошел к пониманию самого явления «перевод» не только как трансформации текста из одной языковой системы в другую, но и как попытке его интегрирования в иную культуру.

Новый перевод не «превзошел» по своему художественному уровню перевод Рожалина, однако был опубликован в трех из четырех вышедших в конце XIX в. собраниях сочинений Гете, что подчеркивает его ценность в общей картине рецепции произведения.

Во втором разделе представлен новый образ Гете и его героя на рубеже XIX-XX вв. В русской культуре этого периода происходила мифологизация «конца века» как эпохи глобального психологического кризиса со свойственными ему болезненно развитым воображением, ощущением разочарования, гипертрофией чувствительности.

В таком сложном культурном контексте в свет выходят два новых перевода «Вертера» О.Н. Хмелевой (1893) и А.Р. Эйгеса (1893), анализу которых посвящен первый параграф. Особого внимания заслуживает деятельность А.Р. Эйгеса, который, выступив в роли биографа, комментатора и литературоведа, попытался разгадать секрет популярности романа. Главное достижение Гете как автора Вертера Эйгес увидел в создании литературного родоначальника такого типа людей «нервного» века, которые известны в настоящее время под именем «неврастеников». Он вписал роман о Вертере и его героя в литературный контекст эпохи, в период русского декаданса с его настроением упадка, утонченным эстетизмом и индивидуализмом.

В последнее десятилетие XIX в. в связи с развитием в России академических школ в литературе началось научное исследование как творчества Гете в целом, так и его романа о Вертере. Во втором параграфе рассматриваются первые труды отечественного гетеведения: А. Шахова (1891), Г. Александровского (1897), Н. Котляревского (1898). Этих исследователей объединял общий взгляд на его героя как на тип человека, зараженного «мировой скорбью», пессимиста, потерявшего цель и смысл жизни.

Родоначальник психологической школы Д.Н. Овсянико-Куликовский не разделял взгляд на роман Гете и его героя как на продукт «определенного исторического момента». В статье «Гений Гете» (1899) он назвал «Вертера» «человеческим документом», в котором запечатлены субъективные, биографические переживания немецкого писателя.

Такое разнообразие трактовок романа Гете, его героя и автора свидетельствует о неисчерпаемом интерпретационном потенциале немецкого произведения и в тот период, когда оно заняло свое место в пантеоне литературной классики.

В заключении подводятся итоги исследования:

1. Процесс восприятия романа И.В. Гете «Страдания юного Вертера» связан с основными этапами критического осмысления художественного опыта немецкого писателя в России конца XVШ-XIX вв. и находится в зависимости от традиций и путей развития русской культуры и литературы.

2. В образе Вертера получила воплощение сентименталистско-просветительская концепция личности Гете, изобразившего боль и страдания духовно богатой личности в условиях антигуманной сущности современного общества, но сохранившего в душе глубокое уважение к общечеловеческим ценностям. Это понимание личности обусловило колоссальный резонанс романа и предопределило нравственно-этические и художественные искания как сентименталистов и романтиков, так и писателей-реалистов. В этом отношении каждая культурная эпоха имела свой перевод «Вертера», который был созвучен ей особенностями языка и стиля, а также отвечал внутренним потребностям переводчика.

3. Восприятие «Вертера» читательской аудиторией в разные эпохи отражало степень проникновения художественных открытий Гете в обыденное сознание, бытовое поведение. Многочисленные подражания гетевскому роману приняли в конце XVIП-начале XIX вв. характер литературной моды. Вертеризм как мироощущение гетевского героя стал моделью жизненного поведения для целого поколения читателей.

4. Процесс формирования «русского» Вертера имеет глубоко национальный характер, связанный с имагологическими изменениями, которым подвергался образ «немецкого» героя в результате его восприятия русской читающей публикой.

Проведенное многоаспектное исследование русской рецепции романа Гете о Вертере позволяет сделать вывод о ее глубоко самостоятельном национальном характере. Прослеживая судьбу рецепции целостного феномена самого романа о Вертере, его автора и его героя Вертера в разных слоях литературного сознания и в разные эпохи, можно лучше понять закономерности развития отечественной, а значит, и мировой культуры.

Работа завершается изложением перспектив дальнейшего изучения поставленной проблемы.

Основные содержательные моменты исследования отражены в следующих публикациях:

1. Лобачёва Д.В. Гетевский мотив в повести М.В. Сушкова «Российский Вертер» // Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и

журналистики. Материалы III научно-методической конференции молодых ученых. - Томск: Изд-во ТГУ, 2003. - С. 103-106.

2. Лобачёва Д.В. «Несвоевременный» перевод романа И.В. Гете о Вертере // Наука и образование. Материалы VI Общероссийской межвузовской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. - Томск: Изд-во ТГПУ, 2003. Т. 2. - С. 174-178.

3. Лобачёва Д.В. Роман И.В. Гете «Страдания юного Вертера» в период русского декаданса // Материалы II Международной научно -практической конференции «Преподавание иностранных языков в поликультурном образовательном пространстве». - Томск: Изд-во ТПУ, 2003. - С . 344-353.

4. Лобачёва Д.В. А.Р. Эйгес - интерпретатор и переводчик романа И.В. Гете о Вертере // Русская литература в современном культурном пространстве. Материалы II Всероссийской научной конференции, посвященной 100-летию ТГПУ. - Томск: Изд-во ТГПУ, 2003. - Ч.1. -С. 151-158.

5. Лобачёва Д.В. Роман И.В. Гете «Страдания юного Вертера» и его рецепция в России //Содержательная и дидактическая интеграция в образовательном процессе: Сборник научно-методических работ. -Томск: Изд-во ТГУ, 2004. Вып. 2. - С. 38-52.

6. Лобачёва Д.В. Эволюция восприятия «вертеровского мотива» в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина // Филология в XXI веке: проблемы и методы исследования. Материалы научной конференции «Пушкинские чтения». - СПб.: Изд-во САГА, 2004. - С. 144-147.

7. Лобачёва Д.В. Вертеровский мотив в «Пёстрых сказках» В.Ф. Одоевского // Язык и межкультурная коммуникация: Материалы 1-й межвузовской научно-практической конференции. - СПб.: Изд-во СПбГУП, 2004. - С. 186-189.

8. Лобачёва Д.В. Жанр письма как культурологический феномен в немецкой и российской культуре конца XVIП века. «Письмо к другу» А. Тургенева (1798 г.) // Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики. Сб. трудов молодых ученых. -Томск: Изд-во ТГУ, 2004. Вып. 5. - Ч. 1. - С. 94-98.

Отпечатано на участке оперативной полиграфии Редакционно-издательского отдела ТГУ Лицензия ПД №00208 от 20 декабря 1999 г.

Заказ № 1/3 от " 09" 0 5 2005 г. Тираж <00 экз.

V

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Лобачёва, Дина Викторовна

Введение.

1. Роман Гете «Страдания юного Вертера» в контексте русской литературной и культурной жизни конца XVIII века.

1.1. Ранняя переводческая рецепция «Вертера» Гете в России.

1.1.1. Первый русский перевод романа Гете

Страдания юного Вертера» (1781)

1.1.2. «Псевдоновый» перевод И. Виноградова ( 1796)

1.1.3. Перевод Ан. Тургенева и А. Мерзлякова ( 1798-1799)

1.2. Западноевропейские подражания «Вертеру» Гете в русских переводах.

1.2.1. «Страдания юной Лотты»: переводные «лотгиады»

1.2.2. Французская «вертериада» в русских переводах

1.3. Отголоски «Вертера» в русской художественной литературе конца XVIII века.

1.3.1. Русские «вертериады» в прозе и поэзии.

1.3.2. Творческое усвоение вертеровских мотивов

Н.М. Карамзин, А.Н. Радищев).

1.4. Роман Гете о Вертере как феномен русского быта.

2. Судьба гетевского «Вертера» в первой трети XIX века

2.1. Образ Вертера в русской критике начала XIX века

2.2. Восприятие «Вертера» в русской беллетристике 1810-1820-х гг.

2.3. Пушкинский образ Гете и Вертера.

2.4. Роман Гете в переводе «московского Вертера» (1829)

2.5. Эпиграфы из «Вертера» в прозе В.Ф. Одоевского

2.6. Мотив завещания: творческий диалог М.Ю. Лермонтова с И.В. Гете.

3. Особенности рецепции «Вертера» в русском литературно-общественном сознании второй половины XIX века

3.1. «Вертер» Гете и русская литературно-критическая мысль

1840-1860-х гг.

3.1.1. «Вертер» в русской критике: В.Г. Белинский, А.И. Герцен,

Н.Г. Чернышевский, В.П. Боткин, Т.Н. Грановский

3.1.2. «Вертер» Гете в литературной памяти Н.А. Некрасова

3.1.3. Функционирование вертеровских мотивов в русской беллетристике 1840-1860-х гг.

3.1.4. Преодоление «вертеризма» в русских пародиях.

3.1.5. Русский вертеризм в повести И.С. Тургенева

Бригадир» (1867)

3.1.6. JI.H. Толстой и Ф.М. Достоевский - читатели и критики

Вертера» Гете.

3.1.7. «Несвоевременный» перевод романа Гете о Вертере (1865)

3.2. Новый образ Гете и его героя на рубеже XIX-XX вв.

3.2.1. А.Р. Эйгес - интерпретатор и переводчик романа Гете о Вертере

3.2.2. «Вертер» в оценке академической критики.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Лобачёва, Дина Викторовна

На пороге XXI века литературоведение все глубже осознает диалогическую природу искусства, погруженность произведения в многослойный контекст культуры. Постоянно возникающие интеграционные связи обусловливают взаимодействие и взаимопроникновение результатов и достижений творческой деятельности различных культурных сообществ.

Богатая история восприятия наследия И.В. Гете в России свидетельствует не просто о влиянии его творчества на развитие русской культуры, но и «о действенном участии его мыслей и образов в духовной и интеллектуальной жизни русского общества XVIII-XIX веков»1. Рецепция романа И.В. Гете «Страдания юного Вертера» (1774) - одна из ярких страниц истории русско-немецких литературных связей, раскрывающих на примере функционирования художественного произведения инонационального писателя своеобразие русского литературного и культурного процесса конца XVIII-XIX вв. В связи с этим определяется проблематика данного диссертационного исследования. Оно посвящено истории восприятия романа И.В. Гете «Страдания юного Вертера» в России конца XVIII-XIX вв.

История вопроса. Роман И.В. Гете «Die Leiden des jungen Werther» («Страдания юного Вертера») появился весной 1774 г., когда издательство Вейганд (Verlag Weygand) выпустило 1500 экземпляров книжной новинки. Появление «Вертера» на ярмарке в Лейпциге вызвало «незамедлительную реакцию всей читающей Германии»2. Второе издание романа в 1775 г. насчитывало уже 3500 экземпляров, а в период с 1775 по 1777 гг. было продано в общей сложности 9000 экземпляров, которые были по большей части «пиратскими»3.

Примыкая к европейской традиции эпистолярного жанра, которая берет свое начало в сентиментальных романах С. Ричардсона («Памела», 1740; «Кларисса», 1747— 1748), произведение Гете в то же время преодолело ее. С композиционной стороны существенное своеобразие «Вертера» заключается в том, что вместо переписки Гете дает лишь письма главного героя, адресованные неизвестному другу. Благодаря этому монологический роман Гете, достигая максимальной сосредоточенности на внутреннем Данилевский Р.Ю. Гете в России. Конспективный очерк // Гете. Жизнь. Творчество. Традиции. СПб., 2002. С. 127.

2 Trunz Е. Zur Geschichte des «Werther»-Romans // Goethe J.W.: Werke. Hamburger-Ausgabe Bd. VI. München, 1977. S. 527. Здесь и далее немецкоязычные работы цитируются в нашем переводе. - Д.J1.

3 Engel I. Werther und Wertheriaden. Ein Beitrag zur Wirkungsgeschichte. St. Ingbert, 1986. S. 106. мире героя, приобретает лирическую окраску: весь мир показан в нем сквозь призму субъективного переживания. Эта особенность поэтики побудила ряд исследователей рассматривать «Вертера» как лирический дневник в письмах, где одинокое Я вступает в разговор с самим собой4.

Сформулированная в предисловии коммуникативная функция произведения -«пусть эта книжка будет тебе другом, если по воле судьбы или по собственной вине ты не найдешь себе друга более близкого»5, - была буквально воспринята читателем конца XVIII в. как приглашение занять место адресата писем Вертера, стать соучастником чужой боли и радости6. Согласно просветительской эстетике с ее морально-дидактической направленностью, герои произведений считались образцом нравственности и добродетели и служили читателю примером для подражания. Разрабатывая в 1774 г. теорию современного романа, немецкий критик Ф. Бланкенбург подчеркнул предназначение писателя «образовывать человеческие чувства», учить читателей, «что необходимо ценить и уважать, а что следует ненавидеть и презирать»7. Однако в «Вертере» Гете значительно раздвигает рамки романа, стремясь вывести его за пределы узкоморальной проблематики, и не ограничивает его функции только показом процесса нравственного самоусовершенствования человека. Изображение огромного всепоглощающего чувства, переданного с не известной еще литературе того времени тонкостью и глубиной, было воспринято читательской аудиторией согласно привычной просветительской модели, где автор выступал в роли учителя и давал оценку происходящему. Отсутствие в «Вертере» такой «инстанции контроля» привело к недопониманию и ошибочным интерпретациям8.

Успех гетевского романа имел во многом «скандальный характер»9. Официальные власти и духовенство увидели в романе Гете бунт против морали и общественных порядков, а также направили свою критику против самоубийства Вертера, которое с точки зрения христианской веры было полностью неприемлемо. Так, в 1775 г. гамбургский пастор Н.М. Геце опубликовал «Краткие, но необходимые напоминания о

4 См.: Siepmann Т. Lektürenhilfen Johann Wolfgang von Goethe: «Die Leiden des jungen Werther». Stuttgart; Düsseldorf; Leipzig, 1998. S. 69.

5 Гете И.В. Страдания юного Вертера / Пер. Н. Касаткиной // Собр. соч.: В 10 т. М„ 1976. Т. 6. С. 7. Далее роман цитируется по этому изданию с указанием страниц в тексте.

6 См.: Sauder G. Der empfindsame Leser // Das weinende Saeculum. Colloquium der Arbeitsstelle des 18. Jhs. Uni Münster, Heidelberg, 1983. S. 9-23.

7 Blankenburg F. Versuch über den Roman. Nachdruck der Ausgabe Leipzig/Liegniz 1774. Stuttgart, 1965. S. 435.

8 См.: Engel I. Werther und Wertheriaden. Ein Beitrag zur Wirkungsgeschichte. St. Ingbert, 1986. S. 399.

9 Mann Th. Goethe's Weither // Mann Th. Altes und Neues. Kleine Prosa aus fünf Jahrzehnten. Frankfurt a. M. 1953. S. 191.

Страданиях юного Вертера"» («Kurze aber notwendige Erinnerungen über die Leiden des jungen Werthers», 1775). Среди «грехов» Вертера он выделил наиболее опасные: «праздность», «безмерное самолюбие» и «любовь к замужней женщине»10. В романе он увидел упадок нравов и, обвиняя Гете в безбожии и нарушении христианских заповедей, открыто возмущался, «почему же никакая цензура не воспрепятствует печатанию подобных сатанинских соблазнов»".

Против книги решительно высказался и лейпцигский теологический факультет, увидев в ней «апологию и рекомендацию самоубийства»12. В январе 1775 г. в городской совет было направлено прошение о запрете «Вертера». Незамедлительно последовал ответ: «Высшая комиссия категорически запрещает всем книжным лавкам и типографиям продажу вышедшего сочинения под названием "Страдания юного Вертера" под угрозой штрафа в десять талеров»13. «Вертер» был также запрещен в Саксонии (1775) и в Дании (1776).

Неодобрение просветителей вызвало то обстоятельство, что Вертер, одержимый своей страстью, преступал общественные морально-этические нормы. Гипертрофированная чувствительность, отказ от активной деятельности, меланхолия и пессимизм, разрушавшие оптимистическую и гармоничную картину мира эпохи Просвещения, могли оказать, по мысли критиков, негативное влияние на молодое поколение. Г.К. Лихтенберг резюмировал: «Кто не направляет свои таланты на поучение и улучшение другого, тот либо плохой, либо в высшей степени ограниченный человек. Одним из них, должно быть, является автор страдающего Вертера»14.

Как особую группу можно рассматривать рецензии, авторы которых, не отрицая высоких художественных достоинств «Вертера», говорили о необходимости разъяснения читателям «морали вертеровской истории»15. Это желание высказал Г.Э. Лессинг в частном письме к Эшенбургу от 26 октября 1774 г.: «Если такой жаркий продукт должен производить больше добра, чем горя, не думаете ли Вы, что он должен

10 Цит. по: Mandelkow K.R. Goethe im Urteil seiner Kritiker. Dokumente zur Wirkungsgeschichte Goethes in Deutschland. Bd. 1. 1773-1832. München, 1975. S. 53. Ibid. S. 54.

12 Цит. по: Hein E. J.W. Goethe. Die Leiden des jungen Werthers: Interpretation. München, Oldenburg, 1991. S. 87.

13 Ibid. S. 87.

14 Zusammenstellung der Kritik am jungen Goethe bei Peter Müller (Hrsg.): Der junge Goethe im zeitgenössischen Urteil. Berlin, 1969. S. 158.

15 Leistner B. Goethes «Werther» und seine zeitgenössischen Kritiker // Goethe-Jahrbuch. Band 112. Weimar, 1995. S. 80-81. был иметь еще одну холодную заключительную речь? <.> Читатель может легко принять поэтические красоты за красоту моральную и поверить, что герой, вызывающий столь сильное участие, должен воплощать добро. Итак, дорогой Гете, еще одну главку в виде заключения, и чем циничнее, тем лучше!»16. Гете отверг это требование, называя дидактическую цель произведения «старым предрассудком». Он считал, что «художественное отображение жизни этой цели не преследует»: «не оправдывает, не порицает, а лишь последовательно воссоздает людские помыслы и

17 действия» . Известно, что Гете не разделял ортодоксального взгляда на добровольный уход из жизни как на неискупимый грех. Ссылаясь в своих рассуждениях на Монтескье, он рассматривал самоубийство как «явление человеческой природы» и считал допустимым насилие над собственной жизнью, если оно вызвано исчезновением воодушевляющей идеи, без которой личность не мыслит своего

1Я существования. В этом случае человек вправе творить «пятый акт своей трагедии» . Вертеру, по мысли Гете, напротив, «в глубоко мирное время надоело жить из-за отсутствия настоящего дела и преувеличенных требований к самому себе»19.

Наиболее восторженных почитателей роман нашел среди друзей молодого Гете -представителей движения «Sturm und Drang». В «Вертере» штюрмеры увидели воплощение своих мыслей и чувств, символ протеста против общественных норм, препятствующих самореализации личности. Литературный критик К. Шубарт в 1774 г. так описывал читателям «Deutsche Chronik» свое субъективное восприятие прочитанного романа: «Я сижу с сердцем, облитым слезами, с тревожным чувством в груди, из глаз моих струится сладостная боль, и говорю тебе, читатель, что я только что - прочел? - "Страдания юного Вертера" моего любимого Гете. Нет, проглотил. Критиковать эту вещь? Если бы я мог это, у меня не было бы сердца. <.> Купи книгу и прочти сам! Но не забудь при чтении своего сердца!» . Молодой граф Ф. Штольберг тоже воспринял «Вертера» с восторгом: «Вертер! Вертер! Вертер! О, что за книжка! Так еще ни один роман не трогал моего сердца. Гете просто замечательный человек, я бы с удовольствием обнял его во время чтения!»21.

16 Lessings Briefe. In einem Band. Weimar, 1983. S. 311.

17 Гете И.В. Из моей жизни. Поэзия и правда. М., 1969. С. 425.

18 Там же. С. 421.

19 Там же. С. 421.

20 Schubart Chr.F.D. Kaufs Buch und lies selbst! // Deutsche Chronik, 72. Stück. Augsburg, 5. Dez. 1774.

21 Müller P. Der junge Goethe im zeitgenössischen Urteil. Berlin, 1969. S. 214.

На фоне такого крайне эмоционального восприятия «Вертера» немецкой молодежью выделяется рецензия Я.М.Р. Ленца, друга Гете со студенческих времен в Страсбурге. «Заслуга» романа, по мнению Ленца, состоит именно в том, что он «знакомит нас с чувствами и ощущениями, которые каждый чувствует внутри себя, но которые сам не знает, как назвать»22. В «Письмах о моральности "Страданий юного Вертера"» (1775) Ленц четко обосновал свою позицию в защиту романа: «Человек, который не способен на глубокое чувство по отношению к тому, что прекрасно, величественно, благородно, в природе или произведении искусства, представляется л л мне весьма опасным человеком, даже если он ведет себя скромно и благочестиво» .

Вместе с тем многие чувствительные читатели идентифицировали себя с эмоциональностью и богатством чувств гетевского героя. Одним из репрезентативных документов, отражающих восприятие «Вертера» современниками, можно считать и автобиографический роман К.Ф. Морица «Антон Рейзер» (1786). Характеризуя своего героя, автор отмечал его привязанность к гетевскому «Вертеру», в котором он находил отражение своих мыслей и чувств, утешение своим страданиям: «Так, как в этой книге, он не мог общаться даже со своим другом. <.> Чудо было в том, что всей своей душой он был привязан к чтению, которое, чем чаще он к нему обращался, отражало его самого!»24.

Всеобщее увлечение романом Гете провоцировало постоянный наплыв посетителей, желавших взглянуть на автора: «каждый стремился побольше узнать об этом оригинальном молодом сочинителе, выступившем столь смело и неожиданно. <.> Всем хотелось его видеть, говорить с ним, что-нибудь - пусть из третьих рук - о нем разузнать»25.

Своего апогея вертеровское влияние достигает в 1775-1776 гг. В это время популярность Гете не знала своих границ: его роман стал не только беседой на «злобу дня» (Tagesgespräch)26, но и «культовой книгой» (Kultbuch), сумевшей внушить читателю, что она «вышла из жизни, а не из литературы»27. Показателен в этом смысле отзыв Лессинга о «Вертере» в письме к Эшенбургу: «Тысячи благодарностей за

22 Goethe im Urteil seiner Kritiker. Dokumente zur Wirkungsgeschichte Goethes in Deutschland. Bd. 1. 1773-1832 / Hrsg. v. Karl Robert Mandelkow. München, 1975. S. 53.

23 Цит. по: Тураев С. Гете и его современники. М., 2002. С. 201.

24 Moritz K.Ph. Anton Reiser. Ein psychologischer Roman. Dritter Theil. Leipzig. 1920. S. 282.

25 Гете И.В. Из моей жизни. Поэзия и правда. С. 428.

26 Wende W. Goethe-Parodien. Zur Wirkungsgeschichte eines Klassikers. Stuttgart. 1995. S. 137.

27 Schlaffer H. Von der Entstehhung des Kultbuchs // Sonntagsbeilage der Stuttgarter Zeitung, 8. April 1989. Stuttgart, 1989. удовольствие, которое вы мне доставили присылкой гетевского романа. Еще несколько дней назад я отослал его вам, чтобы и другие могли получить это удовольствие»28.

Скоро «Вертер» сделался частью «быта» своих почитателей. Раньше всего в моду вошел «вертеровский костюм» (Werthertracht). Граф К. Штольберг, входивший в дружеский круг Гете, сообщил в письме своей сестре Катарине 17 мая 1775 г.: «Во Франкфурте мы все заказали себе костюм Вертера: синий фрак с желтым жилетом и лл брюки; и при этом у нас были круглые серые шляпы» . Тот, кто хотел быть одетым по моде, носил костюм Вертера, дамы же предпочитали описанное Вертером в письме от 16 июня 1771 г. «простенькое белое платье с розовыми бантами на груди и рукавах». Так, например, Бертух, издатель Веймарского «Журнала роскоши и мод» («Journal des Luxus und der Moden») в 1787 г. изобразил платье Лотты на страницах своего издания для привлечения внимания юных модниц. Вскоре можно было увидеть изображение сцен из романа о Вертере не только в качестве книжных иллюстраций, но и на фарфоровой посуде, а также приобрести эмалированные медальоны с портретами полюбившихся героев. В моду вошли пряжки с изображением сцены «Лотта на гробнице Вертера» и парфюм «Eau de Werther». Немецкий литературовед Э. Гейн добавляет, что наряду с модными атрибутами вертеровская меланхолия (WertherMelancholie) получила свое отражение и в названиях парков и рощ (Werther-Haine) с вертеровскими урнами (Werther-Urnen) на каменных постаментах30.

Модой сделалось паломничество на могилу Иерузалема, друга Гете, который, как известно, отчасти был прототипом Вертера, а дом, в котором он снимал две комнаты до совершения самоубийства 30 октября 1772 г., стал музеем, увековечив имя своего «легендарного» жильца. Любопытство посетителей этого музея до сих пор привлекает то место в стене, где, согласно роману Гете, должно находиться отверстие от смертельной пули31. «Вертер» обессмертил и имя героини романа, Логгы (Шарлотты Буфф), дом-музей которой также находится в Вейцларе.

По всей Германии в конце XVIII в. распространилась эпидемия самоубийств с

32 подражанием в деталях литературному прототипу . Так, 16 января 1778 г. слуги Гете вытащили из Ильма, неподалеку от садового домика писателя, утопленницу с

28 Lessings Briefe. S. 311.

29 Цит. по: Siepmann Т. Lektürenhilfen Johann Wolfgang von Goethe: «Die Leiden des jungen Werther». Stuttgart; Düsseldorf; Leipzig, 1998. S.I00.

30 Hein E. J.W. Goethe. Die Leiden des jungen Werthers: Interpretation. S. 88.

31 Desgroseilliers G. Durch Werther unsterblich // Kurier am Sonntag. Nr. 29 (165). Hamburg, 1987. S. 20.

32 Rost H. Bibliographie des Selbstmordes. Regensburg, 1927. S. 316-326.

Вертером» на груди. Несчастную звали Христианой фон Ласберг. Она была покинута женихом, шведским графом Врангелем33. Такое «перенесение читателем на себя эмоций» литературного персонажа, «полное принятие темы и основной мысли литературного произведения», характеризующее процесс «читательской самоидентификации»34, побудило Гете предпослать второй редакции своего романа в 1775 г. адресованное чувствительным читателям предостережение от буквального восприятия судьбы Вертера.

Однако читательская аудитория, по словам Гете, была не в состоянии «творение духа» воспринимать «столь же духовно»35. Такая «коллективная синхронизация индивидуального поведения» односторонне преувеличивала эмоциональную сторону произведения и свидетельствовала о непонимании всей глубины содержания романа36. Немецкий исследователь его рецепции в Германии Г. Егер так характеризует эту ситуацию: «Мир Вертера был как магнит. Писатель становился Орфеем, под пение которого танцевал читатель. <.> При такой чрезмерной чувствительности абсолютно не воспринималась критическая дистанция романа»37. Особенно уязвимой оказалась

50 немецкая молодежь, испытывавшая «потребности в имитации» .

Популярность романа Гете и желание каждого сказать об этом «свое» слово породило огромное число подражаний, среди которых немецкие исследователи выделяют две группы: «тривиально-утвердительную» (trivial affirmative) и критическую, в состав которой входят «предостерегающие и иронизирующие» (warnende und ironisierende) произведения39. К первой группе принадлежат переложения, имитирующие или дописывающие «историю Вертера». Ко второй группе относятся пародии и сатиры, авторы которых критически переосмысляют и «исправляют» гетевский роман. Популярной, например, была пародия берлинского публициста Ф. Николаи «Радости молодого Вертера». Автор романа «Вертеровская горячка» (1776) Э. А. Антон фон Генхаузен рассказал, как отец «вылечил» сына от опасной болезни, вызванной подражанием гетевскому «Вертеру». Впоследствии название этого романа («Wertherfieber») стало метафорическим обозначением

33 См.: Бент М. «Вертер, мученик мятежный». Биография одной книги. Челябинск, 1997. С. 122.

34 Show Н. Dictionary of Literary Terms. New York, 1972. p. 315.

35 Гете И.В. Из моей жизни. Поэзия и правда. С. 428.

36 Jäger G. Die Wertherwirkung. Ein rezeptionästhetischer Modellfall // Historizität in Sprach- und Literaturwissenschaft. München, 1974. S. 395.

37 Ibid. S. 389.

38 Wende W. Goethe-Parodien. S. 133.

39 Ibid. S. 149-150. социально-психологического феномена» в Германии конца XVIII в., возникшего в результате влияния романа Гете на современников40.

В качестве особой разновидности «продуктивной» рецепции «Вертера» некоторые исследователи выделяют стихи, варьирующие тему гетевского романа («Werthergedichte»), как в сентиментально-слезливом, так и в пародийно-язвительном ключе («Anti-Werther-Gedichte»).41

Начало изучения «Вертера» в Германии можно отнести ко второй половине XIX в., когда были опубликованы первые монографии, посвященные его анализу. Это книги И.В. Аппеля42 и Ю.В. Брауна (1883)43, в которых роман рассматривался в контексте эпохи и делалась попытка, с опорой на биографические и исторические документы, продемонстрировать резонанс, вызванный его появлением.

Однако активное изучение «Вертера» началось только во второй половине XX в. В это время одно за другим появляются исследования как романа в целом, так и его отдельных аспектов. Историю создания «Вертера» и творческую лабораторию молодого Гете исследовали JI.-X. Александер (1959)44 и К. Ротманн (1971)45. Сравнительный анализ второй редакции «Вертера» (1787) и его первоначального варианта представлен в работах Г. Рисса (1924)46 и Д. Вельца (1973)47. Язык и стилистические особенности гетевского романа изучал В. Ланге (1964)48. X. Шеффлер (1956)49 исследовал отрывки Евангелия от Иоанна, которые в форме скрытых цитат вошли в роман Гете, и впервые провел аналогию страданий Вертера-пантеиста с библейской историей страданий Христа.

Социальная проблематика романа Гете породила целое направление идеологических интерпретаций. Так, Г. Лукач (1936) рассмотрел роман с точки зрения «буржуазно-революционного гуманизма». В Вертере он увидел «героя революции»,

40 Jäger G. Die Wertherwirkung. S. 395.

41 Hein E. J.W. Goethe. Die Leiden des jungen Werthers: Interpretation. S. 90-92.

42 Appel J.W. Weither und seine Zeit. Leipzig, 3. verarb. Aufl. 1865.

43 Braun J.W. Goethe im Urtheile seiner Zeitgenossen, Zeitungskritiken, Berichte, Notizen, Goethe und seine Werke betreffend, aus den Jahren 1773-1786. Berlin, 1883.

44 Alexander L.-H. Der wahre Wehrter. Hamburg; Wien, 1959.

45 Rothmann. K. Erläuterungen und Dokumente zu Johann Wolfgang Goethe: Die Leiden des jungen Werthers. Stuttgart, 1971.

46 Rieß G. Die beiden Fassungen von Goethes «Die Leiden des jungen Werthers». Eine stilpsychologische Untersuchung. Breslau, 1924.

47 Welz D. Der Weimarer Werther. Studien zur Sinnstruktur der zweiten Fassung des Werther-Romans. Bonn. 1973.

48 Lange V. Die Sprache als Erzählform in Goethes Werther // Formwandel. Festschrift zum 65. Geb. Von Paul Böckmann. Hamurg, 1964. S. 261-272.

49 Schöffler H. Deutscher Geist im 18. Jahrhundert. Essays zur Geistes- und Religionsgeschichte. Göttingen, 1956. S. 155-181. который погибает в «трагической борьбе за осуществление гуманистического идеала»50. Такая абсолютизация социального аспекта, однозначность и категоричность оценок «мелочного» мещанства и «неплодотворности высших сословий» («Unfruchtbarkeit der höheren Stände»), против которых выступил Вертер, привела к непониманию общей проблематики сочинения. В этом же направлении интерпретировал «Вертера» K.P. Шерпе (1970). Он считал, что вызов Вертера-индивидуалиста направлен против «буржуазной морали», сковывающей самореализацию свободной личности51. Эта концепция, по мнению немецких гетеведов, страдает невниманием к историзму и социально-психологическим е-у элементам романа и считается устаревшей . Современные исследователи разделяют точку зрения X. Р. Яусса (1977), увидевшего причину смерти Вертера в нем самом, в «проблеме раздвоения природы и общества, чувства собственного достоинства и морали», которые герой не может соединить в себе в гармоничное единство53.

Во второй половине 1980-х гг. были распространены психологические и психоаналитические интерпретации «Вертера». Их объединял подход к гетевскому роману как «истории болезни» главного героя. Немецкие исследователи В. Кэмпфер (1979)54 и X. Шмидт (1979)55 считают причиной самоубийства склонность Вертера к «нарциссизму», болезненной изоляции. Для того чтобы «вылечиться», герою необходимо «материнское» участие, и его замену он ищет в отношениях с Лоттой. Р. Майер-Калькус (1977)56, напротив, видит в самоубийстве Вертера желание обрести в еп образе бога «отца земного», которого герою не хватало в жизни. К. Вагенкнехт (1977) обращается к биографии Гете в период создания «Вертера» и интерпретирует роман с позиции психолога. Представляется, что такой психологический подход может обрести свою продуктивность в комплексе с социально-исторической интерпретацией.

50 Lukäcs G. Die Leiden des jungen Werther (1936) // Lukäcs G. Deutsche Literatur in zwei Jahrhunderten (Werke, Bd. 7). Neuwied, 1964. S. 57.

51 Scherpe K.R. Werther und Wertherwirkung. Zum Syndrom bürgerlicher Gesellschaftsordnung im 18. Jahrhundert. Bad Homburg, Berlin, Zürich, 1970. S. 31.

52 Jäger G. Die Leiden des jungen Werther. Kommentare, Abbildungen, Materialien zu Die Leiden des jungen Werthers und Plenzdorfs Neuen Leiden des jungen W. Wien. 1984. S. 15.

53 Jauß H.R. Ästhetische Erfahrung und literarische Hermeneutik. Versuche im Feld der ästhetischen Erfahrung. München, 1977. S. 589.

54 Kaempfer W. Das Ich und der Tod in Goethes Werther // Recherches Germaniques. №. 9. 1979. S. 55-79.

55 Schmiedt H. Woran scheitert Werther? // Poetica. Zeitschrift für Sprach- und Literaturwissenschaft. Bd. II. 1979. S. 90-100.

56 Meyer-Kalkus R. Werthers Krankheit zum Tode. Pathologie und Familie in der Empfindsamkeit // Urszenen. Literaturwissenschaft als Diskursanalyse und Diskurskritik. Frankfurt a. M„ 1977. S. 76-138.

57 Wagenknecht Ch. Werthers Leiden. Der Roman als Krankheitsgeschichte // Text & Kontext 5, H. 2. 1977. S. 3-14.

На фоне этих исследований выделяются работы, посвященные восприятию «Вертера» Гете в Германии. Как подчеркивает ведущий представитель школы рецептивной эстетики В. Изер, «теория воздействия имеет свои корни в тексте, а теория восприятия вырастает из суждений читателей»58. Теоретик этого направления Х.-Р. Яусс считает, что история литературы - это не только история произведений и их авторов, но и историческая динамика отношений автор/произведение/читатель. При этом художественный текст является «продуктом своего времени», а читатель может выступать в роли «рефлектирующего» критика и в качестве «продуцирующего» писателя59.

Эта концепция стала методологической основой исследования И. Энгель «Вертер и вертериады» (1986)60. Среди массовых подражаний гетевскому роману исследовательница выделила две группы: «вертериады», в состав которых вошли подражания с явно выраженным эпигонским характером, и произведения, в которых «Вертер» был критически переосмыслен (сатиры и пародии). Избрав объектом своего исследования «вертериады», появлявшиеся в немецкой литературе на протяжении XVIII-начала XIX вв., Энгель пришла к выводу, что все они заимствовали от «оригинала» только формальные элементы, а глубина характера героя и сложная проблематика романа остались невостребованными. При этом в большинстве «вертериад» модель романа Гете совмещалась с мотивом монастыря из другого «модного» немецкого произведения - «Зигвард. Монастырская история» М. Миллера (1776). «Продукцию вертериад» Энгель рассматривает в историческом и культурном контексте эпохи сентиментализма и связывает ее появление со стремительным развитием в Германии 1770-1780-х гг. книжного рынка и библиотечного дела, с процессом формирования категории «массового читателя», вкусы которого призвана удовлетворять «тривиальная литература».

Восприятию «Вертера» в Германии в XIX-XX вв. посвящена работа Г. Егера (1984)61. Исследователь отмечает, что своего апогея вторая волна интереса к роману Гете достигла в первой половине XIX, а затем - в начале XX вв. В это время немецкий оригинал стал предметом пародий и сатир, объектом которых являлась абстрактная

58 Iser W. Der Akt des Lesens. Theorie ästhetischer Wirkung. München, 1976. S. 8.

59 См.: Jauß H.R. Literaturgeschichte als Provokation der Literaturwissenschaft. Konstanz, 1967. S. 163-172.

60 Engel I. Werther und Wertheriaden. Ein Beitrag zur Wirkungsgeschichte. St. Ingbert, 1986.

61 Jäger G. Die Leiden des jungen Werther. Kommentare. Abbildungen, Materialien zu Die Leiden des jungen Werthers und Plenzdorfs Neuen Leiden des jungen W. Wien, 1984. эмоциональность и риторический пафос. Основное внимание исследователь сосредоточил на изучении немецкой рецепции романа У. Пленцдорфа «Новые страдания молодого В.» (1972), на примере которого ученый раскрыл антитезу идеала и действительности в ГДР.

Особого внимания заслуживает работа В. Эггелинга и М. Шнайдера (1988), посвященная изучению судьбы «русского Вертера»62. Исследование состоит из двух частей: в первой - М. Шнайдер изучает бытование образов Вертера и Лотгы в русской литературе конца XVIII в., во второй - В. Эггелинг исследует аспекты русской рецепции «Вертера» в России конца XVIII-нач. XX вв. Анализируя опыт своих предшественников, М. Шнайдер отвергает возможность использования понятия «вертериады», границы которого он считает аморфными. В качестве альтернативы ученый предлагает изучить «следы» гетевского романа, которые в форме интертекстуальных структур (цитат, аллюзий, парафраз и т.д.) присутствуют в произведениях русских авторов. М. Шнайдер привлекает только несколько произведений русской литературы (повесть М. Сушкова «Российский Вертер», 1801; повесть П. Шаликова «Темная роща или памятник нежности», 1801; стихотворение Д. Баранова «Шарлотта при гробе Вертера», 1787 и «Завещание» М.Ю. Лермонтова, 1831), что придает исследованию частный характер. Изучая разные аспекты восприятия романа Гете в России, В. Эггелинг использовал понятие «конкретизация», которое предполагает «активный интерпретационный и оценочный подход к произведению», при этом по возможности учитываются «его специфические литературные и эстетические свойства»63. Он считает, что оценка и интерпретация «Вертера» Гете напрямую зависит от интересов эпохи («то, что нужно эпохе») и от ее подготовленности к восприятию произведения («то, что ей доступно»), при этом одна и та же интерпретация может привести к различным оценкам. К носителям «конкретизации» В. Эггелинг причисляет литературных критиков и литературоведов; «конкретизация» может иметь также форму подражания или предисловия к переводу. Однако реализация этого продуктивного методологического подхода проходила с опорой на оценки и выводы российских исследователей о «Вертере», что не позволило немецкому ученому определить своеобразие собственного взгляда на проблему и

62 Eggeling W., Schneider M. Der russische Werther. Analysen und Materialien zu einem Kapitel deutsch-russischer Literaturbeziehungen. München, 1988.

63 Ibid. S. 40. избежать терминологической путаницы, до сих пор существующей в отечественном гетеведении. В отличие от своего соавтора, он не разъяснил понятие «вертериада» и использовал его вместо утвердившегося в российском литературоведении понятия «вертериана»64, которое также до сих пор не имеет четкой дефиниции.

В России первые исследования по истории восприятия Гете появляются на рубеже XIX-XX вв. Автор одной из первых таких работ, В.В. Сиповский (1906)65, рассмотрел воздействие «Вертера» на развитие русской оригинальной прозы. Особенностью романа Гете он считал его «психологические интересы», среди которых «апофеоз самоубийства» стал «новым словом» в истории европейской литературы. Степень влияния «Вертера» на произведения русских писателей XVIII в. ученый определял наличием в них вертеровских «настроений»: «пафоса любви», «пафоса отчаяния», «поэзии прозы», «поэзии детства», «пессимизма» немецкого «юноши-скорбника» и т.д. zz /п

В.А. Розов (1908) , а позднее П.Н. Берков (1968) обратили внимание на вертеровские мотивы в «Евгении Онегине» A.C. Пушкина. И. Эйгес (1919) первым указал на связь стихотворения М.Ю. Лермонтова «Завещание» (1831) с гетевским «Вертером»68.

Можно назвать целый ряд частных исследований, освещающих проблему восприятия «Вертера» в России в целом. Это работы С.Н. Дурылина (1932)69, статьи разных лет C.B. Тураева (2002)70, а также исследования Г.В. Стадникова (1999)71 и Р.Ю. Данилевского (1999)72. Практически все они посвящены раннему периоду русской рецепции гетевского романа, а именно XVIII в.

Одной из основополагающих, классических работ по данной проблеме является книга В.М. Жирмунского «Гете в русской литературе» (1937). В.М. Жирмунский ставил своей целью изучить рецепцию всего творчества Гете в русской критике и русской художественной литературе, в силу чего тот раздел, который был посвящен

64 Жирмунский В.М. Гете в русской литературе Л., 1981. С. 35.

65 Сиповский В.В. Влияние «Вертера» на русский роман XVIII века // Журнал министерства народного просвещения, 1906. Ч. 1.

66 Розов В.А. Пушкин и Гете. Киев, 1908.

67 Berkov. P.N. «Werther»-Motive in Puskins «Eugen Onegin» // Berkov P.N. Literarische Wechselbeziehungen zwischen Russland und Westeuropa im 18. Jh. Berlin, 1968.

68 Эйгес И. Новые разыскания о стихотворениях М.Ю. Лермонтова и В.А. Жуковского // Сирена. Воронеж, 1919. № 4/5. Стб. 75-80.

69 Дурылин С. Русские писатели у Гете в Веймаре // Литературное наследство. Т. 4-6. М., 1932.

70 Тураев C.B. Гете и его современники. М., 2002.

71 Стадников Г.В. Гете и его роман «Страдания юного Вертера» // Гете И.В. Страдания юного Вертера. СПб., 1999. С.205-245.

72 Данилевский Р.Ю. Пушкин и Гете. Сравнительное исследование. СПб., 1999. гетевскому «Вертеру», отличается некоторой конспективностью. Теме преломления романа Гете в художественном творчестве писателей эпохи сентиментализма посвящен

ТХ также раздел монографии Н.Д. Кочетковой (1994) о книге в жизни «читающего» героя.

Первая монография в России о романе И.В. Гете «Страдания юного Вертера» принадлежит М.И. Бенту: «"Вертер, мученик мятежный." Биография одной книги» (1997). По жанру и манере повествования она ориентирована на широкий читательский круг. В поле зрения исследователя - художественное своеобразие «Вертера», история его создания на фоне эпохи, причины и свидетельства небывалого резонанса произведения в мировой культуре. Интересен и тонок анализ самого текста Гете. Бент выделяет в «Вертере» «природный контекст» в функции «внутреннего сюжета», «балладную версию», комментирующую историю героя, «круг чтения», присутствующего в аллюзиях и реминисценциях. Он считает, что «Вертер» - это «психологический монороман», имеющий целью воссоздание нового социально-психологического типа в его конфликте с действительностью. Суть этого конфликта Бент видит в «неслыханном расширении пределов внутренней свободы при отсутствии свободы внешней»74. Однако в главе, посвященной изучению «русских путей Вертера», повествование распадается на отдельные факты, «лексикон вертеровских мотивов» и не образует целостной картины художественного восприятия немецкого романа.

Важным свидетельством высокого научно-исследовательского интереса к личности и творчеству Гете на современном этапе стало создание в 1998 г. Гетевской комиссии Санкт-Петербурга, которая проводит регулярные тематические заседания и круглые столы. 250-летняя годовщина со дня рождения Гете (1999) активизировала интерес многих исследователей к участию в зарубежных научных конференциях, где творчество великого немецкого писателя обсуждается и как часть мирового культурного наследия, и как неотъемлемая часть русской культуры. Исследования по русской рецепции Гете также публикуются в ежегоднике московского Гетевского общества - «Гетевских чтениях».

Принципиальное значение для рецептивных исследований имеет выпуск сборника «Вожди умов и мод. Чужое имя как наследуемая модель жизни» (2003), подготовленного сотрудниками отдела международных связей русской литературы

73 Кочеткова Н.Д. Литература русского сентиментализма. СПб., 1994.

74 Бент М. «Вертер, мученик мятежный.». Биография одной книги. Челябинск. 1997. С. 48-56.

ИРЛИ (Пушкинский Дом). Он посвящен судьбе культурных движений, таких, как вольтерьянство, ницшеанство, гегельянство, жорж-сандизм и т.д. В основе этих явлений лежит ориентация на некие жизненные модели, ассоциирующиеся в одних случаях с тем или иным реальным историческим лицом (Вольтер, Гегель, Жорж Санд75), а в других - с «мировым образом» (Гамлет, Вертер)76. В ряду этих культурных движений «русский вертеризм» был заявлен как «особый тип мироощущения», который в конце XVIII в. определялся сентименталистским мировоззрением77. Новые смысловые грани понятия вертеризма раскрыл пушкинский отзыв о герое Гете: «Вертер, мученик мятежный». Однако выявление всей совокупности значений этого культурного феномена возможно лишь на основе широкого литературного материала и культурно-исторического контекста.

При всем разнообразии сделанных исследователями наблюдений над историей восприятия романа И.В. Гете «Страдания юного Вертера» в России конца XVIII-XIX вв., в работах по данной тематике очевиден недостаток комплексного подхода к рецепции творчества инонационального писателя, который открывает возможность для осмысления большого объема неизученного, проблемного и интересного материала.

Актуальность настоящей работы обусловлена возросшим интересом современного литературоведения к историко-функциональным исследованиям, проблемам компаративистики, имагологии78, переводоведения и рецептивной эстетики в аспекте литературных взаимосвязей России и Западной Европы. Комплексное изучение рецепции романа Гете «Страдания юного Вертера» в России (конца XVIII-XIX вв.) позволяет еще раз обратиться к таким актуальным вопросам, как эволюция принципов художественного перевода в системе межъязыковой литературной коммуникации, или особенности бытования художественного произведения в инонациональной культуре, остававшимся долгое время на периферии внимания отечественного литературоведения.

75 См.: Кафанова О.Б. Русский Жорж-сандизм // Вожди умов и моды. Чужое имя как наследуемая модель жизни. СПб., 2003. С. 104-144.

76 См.: Багно В.Е., Коренева М.Ю. Эхо в культуре // Вожди умов и моды. Чужое имя как наследуемая модель жизни. С. 5.

77 Стадников Г.В. О русском вертеризме: от сентименталистов до A.C. Пушкина // Вожди умов и моды. Чужое имя как наследуемая модель жизни. С. 80.

78 Как особое ответвление компаративистики имагология занимается исследованием образов стран, народов или имеджей, представляющих собой обобщенные суждения о качествах, характере и основополагающих признаках нации, национальной культуры и литературы. Подробно об этом см.: Logvinov M.I. Studia imagologica: zwei metodologische Ansätze zur komparativistischen Imagologie // Germanistisches Jahrbuch GUS «Das Wort». Moskva, 2003. S. 203-220.

Вместе с тем в диссертации сделана попытка уточнить и представить в целостном виде такие понятия, как еертеровские мотивы и реминисценции, вертериады, вертеризм.

Литературные связи «Вертера» Гете с русской словесностью имеют форму влияний и заимствований79. Влиянием принято называть «воздействие на литературное творчество мировоззрений, идей, художественных принципов» инонационального писателя. Заимствование - «это использование писателем единичных сюжетов, мотивов, текстовых фрагментов, речевых оборотов и т.п.»80.

В современном литературоведении термин мотив имеет достаточно широкий диапазон смыслов: существует целый ряд теорий мотивов, далеко не всегда между собой согласующихся81. Основное значение данного литературоведческого термина с трудом поддается определению и поэтому требует уточнения в рамках каждого отдельного исследования. В трактовке мотива мы опираемся на его исходное, ведущее значение: «мотив - это компонент произведения, обладающий повышенной от значимостью (семантической насыщенностью)» . Мотивы активно причастны теме и концепции (идее) произведения , но их не исчерпывают. Мотив может присутствовать в произведении в форме отдельного слова или словосочетания, а также оставаться лишь угадываемым, ушедшим в подтекст.

В последние десятилетия мотивы стали активно соотноситься с индивидуальным творческим опытом, рассматриваться в качестве достояния отдельных писателей и произведений. Так, в современном литературоведении принято говорить о гетевских мотивах, а за мотивами, заимствованными из романа о Вертере, закрепилось определение - еертеровские мотивы. Внимание к мотивам, присутствующим в литературном произведении, позволяет понять его полнее и глубже. Так, неким «пиковым» моментом воплощения авторской концепции в романе И.В. Гете о Вертере стал мотив «страдания», вынесенный в название произведения и являющийся едва ли не важнейшим композиционным «скрепом» гетевского шедевра и одновременно

79 См.: Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. Л., 1979. С. 137-138.

80 Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник. М., 2004. 378.

81 См.: Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии. Новосибирск, 1999.

82 Хализев В.Е. Теория литературы. С. 280.

83 О тематичности мотива см.: Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М„ 2003. С. 182-183; Шкловский В.Б. О теории прозы. М., 1929. С. 69-70; Краснов Г.В. Сюжет, сюжетная ситуация // Литературоведческие термины (материалы к словарю). Коломна, 1997. С. 48^9. выражением философского представления немецкого писателя о бытии и участи человека.

Таким образом, под «вертеровскими мотивами» мы понимаем активные, акцентированные компоненты художественной ткани, обнаруживающие связи с «миром произведения» И.В. Гете о Вертере на уровне его различных пластов (граней):

1. На уровне литературных персонажей гетевского романа, ценностная ориентация которых становится установкой для мироотношения и поведения персонажей русской литературы. При этом образы Гете являются воплощением его концепции героя, приятие/неприятие которой писателями другой культуры демонстрирует их отношение к художественной позиции немецкого автора.

Установка русских писателей на образы гетевских героев, реализующаяся в вертеровских мотивах, может иметь несколько форм:

1.1. Ориентация на внутренний мир, психологию героя. Например, вертеровским мотивом можно считать выдвижение на первый план изображение внутреннего мира человека, тонко и глубоко чувствующего.

1.2. Изображение «портрета» героев Гете. Здесь в качестве вертеровских мотивов могут выступать черные глаза Лотты, ее «простое белое платье» и розовый бант, «костюм» Вертера и т.д.

1.3. Характеристика форм поведения персонажей, представляющих совокупность движений и поз, жестов и мимики, произносимых слов с присущей им интонацией. Вертеровскими мотивами можно считать такие признаки душевных движений и состояний героев, как слезы, резкая смена жестов и мимики в переходе от состояния пламенной страсти к отчаянию и т.д.

1.4. Ориентация на речевую характеристику гетевских героев: сочетание патетической и элегической тональности в выражении чувств, предпочтение «обращенных» монологов, имеющих форму переписки, и «уединенных» монологов - в форме дневниковых записей или в форме

84 высказывании, осуществляемых в ситуации психологическои изоляции .

2. Ориентация на гетевский роман через изображение его «мира вещей»: роковых пистолетов, книги как атрибута «чувствительного» героя, портрета возлюбленной.

84 См.: Хализев В.Е. Теория литературы. С. 219-221.

3. Установка на роман Гете через психологизацию природы, пейзажа, в котором герой видит отражение своих чувств: описание бури как предвестницы трагических событий, образ лип, символизирующий для Вертера счастье и любовь, и т.п.

4. Освоение особенностей организации хронотопа романа Гете, который, по выражению М.М. Бахтина, «определяет художественное единство литературного произведения в его отношении к реальной действительности»85. Здесь функцию вертеровского мотива может выполнять организация художественного времени в соответствии с сезонными изменениями времени года, указание точных дат и времени происходящих событий и т.п.

5. Воспроизведение сюжета романа о Вертере, т.е. воссоздание жизни персонажей в пространственно-временных изменениях, в сменяющих друг друга положениях и обстоятельствах. Сюжет романа Гете практически никогда не воспроизводился русскими писателями полностью, поэтому в данном случае вертеровским мотивом можно считать воссоздание какого-либо одного из сюжетных конфликтов романа, например, любовной коллизии (любовный треугольник и его трагическое разрешение, самоубийство из-за несчастной любви, взаимное сближение героев через совместное чтение книг, вальс, прогулки на лоне природы и т.д.) или социального конфликта (сословные противоречия, препятствующие самореализации личности, и т.д.).

Общее смысловое пространство, объединяющее различные репрезентанты вертеровского мотива, в диссертационном исследовании обозначаются «семантическим полем» романа Гете. Оно состоит из «ядра» и «периферии». В состав «ядра» входят мотивы, связанные с сюжетным действием «Вертера» (см. пункт 5). Вертеровские мотивы, представленные в нашей классификации пунктами 1, 2, 3, 4, располагаются на периферии семантического поля, в отрыве от сюжета романа. В некоторых произведениях они, однако, могут получить самостоятельное и самоценное развитие.

Обнаружение и интерпретация «вертеровских мотивов» находятся в непосредственной зависимости от индивидуальных способностей воспринимающего, его концептосферы. Читатель, обладающий культурологической интуицией, культурной памятью, богатым тезаурусом, чаще других распознает смысловые связи с

85 Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 391. романом Гете и идентифицирует реминисценции, присутствующие в разных текстах, с вертеровскими мотивами. При этом установку восприятия создают «сильные позиции»

О/ текста: заглавие, эпиграф, жанровое обозначение . Культурную память читателя может активизировать и простое упоминание имени гетевского героя, оборачивающееся «лаконизмом художественного письма вследствие его

87 семантической насыщенности» .

Учитывая необходимость крайней осмотрительности и доказательности при

88 установлении литературных влияний и заимствований , мы руководствуемся главным образом наличием «прямых свидетельств» бытования вертеровских мотивов в произведениях русской литературы: непосредственно введенными в текст именами гетевских героев или автора романа. Сознательная ориентация на «зафиксированный» диалог русских писателей с романом Гете также задает четкий критерий в отборе материала.

Заимствования, как правило, воплощаются в реминисценциях. Этим термином мы обозначаем присутствующие в художественных текстах «отсылки» к «Вертеру» Гете (к его мотивам), знаменующие либо приятие и одобрение писателем немецкого оригинала, следование ему, либо, напротив, спор с ним и его пародирование. Наиболее распространенная форма реминисценции - цитата, точная или неточная, «закавыченная» или остающаяся неявной, подтекстовой. Вместе с тем сфера реминисценций значительно шире области цитирования как такового. Они могут иметь форму простого упоминания произведения и его создателя вкупе с их оценочными характеристиками, включаться в произведения сознательно и целеустремленно, иметь оценочную и интерпретирующую функцию либо возникать независимо от воли автора, непроизвольно («литературная память»).

Для обозначения произведений, связь которых с гетевским «Вертером» имеет характер пассивного заимствования с целью приблизиться к немецкому оригиналу, сравняться с ним, мы используем термин немецкого гетеведения - «вертериада». В отечественном литературоведении не закрепилось различие между понятиями «вертериада» и «вертериана», принято говорить о переводной и подражательной

86 Арнольд И.В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста // Иностранные языки в школе. 1978. №4. С. 23-31.

87 Чернец Л.В. «Как слово наше отзовется.»: Судьбы литературных произведений. М., 1995. С. 178.

88 См.: Левин Ю Д. Восприятие творчества инонациональных писателей // Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изучения. Л., 1974. С. 264.

89 т-fc вертериане» . В западной компаративистике понятием «вертериана» объединяются тексты, принадлежащие перу Гете и входящие в сферу романа, - письма, стихотворения, дополнения. «Вертериадой» считается текст, имеющий по форме и содержанию значительную общность с романом Гете, обладающий эпигонскими свойствами и относящийся поэтому к тривиальной литературе90. В европейских странах, прежде всего в Англии и Франции, после выхода романа Гете в свет появились многочисленные «продолжения» вертеровской истории. Они имели преимущественно стихотворную форму и представляли элегическую ситуацию плача Шарлотты у гроба Вертера91. В этой связи в западном гетеведении по аналогии с «вертериадой» принято говорить и о «лоттгшде».

В работах, посвященных проблеме рецепции «Вертера», понятие вертеризм нередко смешивается с истолкованием романа Гете. Между тем это вещи, хотя и связанные, но далеко не совпадающие. Современные исследователи при интерпретации трагедии гетевского Вертера учитывают два ее неразделимых источника. С одной стороны, она определяется сложившейся в Германии конца XVIII в. общественной ситуацией, в которой порядки и законы, господствующие сословные предрассудки оказались в глубоком противоречии с устремлениями отдельной личности, достигшей высокого уровня самосознания. Выходом из состояния одиночества и отверженности мог быть путь стихийного бунта, который лишь усугублял ситуацию, либо путь в иллюзорный мир мечты, мир, который в результате неотвратимо разрушал действительность. С другой стороны, Вертер - особый общечеловеческий тип личности, способный жить только жизнью своего сердца. Он сам понимает, что не ум и дарования, а именно сердце - единственная его гордость, «источник всего, всей силы, всех радостей и страданий». Вместе с тем инвариантной основой трагедии Вертера можно считать то, что герой, осознав бесчеловечность и безучастность окружающей действительности, добровольно уходит из жизни.

Некоторые из появившихся на протяжении веков толкований трагедии Вертера порождали так называемый вертеризм: страдания гетевского героя, соответственно осмысленные, проецировались на духовную жизнь отдельных людей, а иногда и целого

89 Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. С. 35.

90 Eggeling W., Schneider M. Der russische Werther. S. 8.

91 См.: Atkins S.P. The Testament of Werther in Poetry and Drama. Cambrige (Mass.), 1949; Meyer-Krentler. Die Leiden der jungen Wertherin - Weibliche Sozialisation durch Literatur im späten 18 Jh. // FS für Wolfgang Martens. Tübingen Niemeyer. S. 225-248. поколения. И хотя исходным моментом в создании этого понятия был гетевский образ, вертеризм приобрел известную автономность, отражая интересы и запросы своих истолкователей. Вертер и вместе с ним другие образы мировой литературы в процессе длительного бытования в духовной жизни человечества отрывались от конкретных произведений и приобретали значение, как пишет современный исследователь, «сверхтипов» - социально-психологических обобщений столь широкого охвата, что за ними признавалось право на вневременное существование, не ограниченное какой

92 либо эпохой . Волнуя умы сменяющихся поколений, они переходили из произведения в произведение, обретали новые черты и в то же время сохраняли определенную неизменную основу, которая собственно и составляет содержание данного сверхтипа. В данном случае не событийная фабула связывает «русского Вертера» с гетевским прообразом, но нравственно-психологический облик в том виде, как его понимает каждый истолкователь вертеризма.

Целью работы является изучение истории восприятия романа «Страдания юного Вертера» И.В. Гете в России конца ХУШ-Х1Х вв.

В соответствии с поставленной целью в рамках настоящего диссертационного исследования предлагается решить следующие задачи:

1. Собрать и осмыслить по возможности полный спектр материалов, характеризующих восприятие «Вертера» Гете в России конца ХУШ-Х1Х вв.93

2. Исследовать принципы различных переводов романа о Вертере на русский язык в исторической перспективе.

3. Выявить особенности рецепции «Вертера» Гете в русской критике конца ХУШ-Х1Х вв.

4. Проследить процесс творческого усвоения и поэтического истолкования мотивов, идей и образов гетевского романа в русской оригинальной и переводной художественной литературе, в том числе беллетристике.

5. Представить русский вертеризм как целостное явление.

6. В рамках проблемы рецепции автора/произведения в межкультурной коммуникации выявить «смещение смысла»94, которое является неизбежным и

92 См.: Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. Л., 1974. С. 96.

93 В качестве основного источника мы использовали работу З.В. Житомирской «Иоганн Вольфганг Гете: Библиографический указатель русских переводов и критической литературы на русском языке 1780—1971» (М.: Гос. б-ка иностр. л-ры, 1972), при этом уточняя и дополняя ее новыми материалами. обязательным механизмом перевода инонационального произведения из одного культурного контекста в другой. 7. На примере многоаспектной рецепции «Вертера» Гете в России конкретизировать механизм восприятия инонационального произведения в ракурсе межкультурного диалога и внести терминологическую ясность в такие понятия, как «вертеровский мотив», «вертериады», «вертеризм».

Теоретической основой представленного исследования являются труды отечественных литературоведов-компаративистов, которые дали образцы изучения рецепции иноязычного писателя в русской культуре и литературе. Это работы А.Н. Веселовского, М.П. Алексеева, В.М. Жирмунского, Ю.Д. Левина, Р.Ю. Данилевского.

Исследование принципов и эволюции художественного перевода, который выступает как важный канал межъязыкового литературного взаимодействия и задает контекст для анализа переводов «Вертера» на русский язык, проводится в диссертационном сочинении с опорой на работы Ю.Д. Левина, Г.А. Гуковского, П. Торопа и др.

Культурологический контекст является необходимой составляющей любого современного историко-функционального исследования. В качестве методологической базы для данной работы выступают труды Ю.М. Лотмана, В.М. Жирмунского, В.Е. Багно.

Диссертационные сочинения подобного рода невозможны без привлечения исследований по теоретической поэтике и интерпретации художественного текста. В данном случае использовались концепции и идеи таких ученых, как Ю.Н. Тынянов, В.Е. Хализев, Б.В. Томашевский, П.Н. Берков, В.И. Тюпа и др.

Механизм восприятия «Вертера» И.В. Гете в России конца ХУШ-Х1Х вв. реализуется через изучение рецепции самого романа, его автора и его героя - Вертера.

Научная новизна определяется многоуровневым характером проблемы: 1. В диссертации представлен новый тип исследования: многоаспектный процесс рецепции романа И.В. Гете «Страдания юного Вертера» рассматривается как одно из уникальных явлений, определявших специфику русского культурного и литературного сознания конца ХУШ-Х1Х вв.

94 Земсков В. Автор и произведение в межкультурной коммуникации // Литературный пантеон: национальный и зарубежный. Материалы российско-французского коллоквиума. М., 1999. С. 17.

2. Собран и концептуально осмыслен обширный материал немецкого гетеведения и рассмотрены основные научные концепции восприятия «Вертера» в Германии.

3. Установлены формы и характер восприятия «Вертера» Гете в произведениях русской оригинальной и переводной художественной литературы конца ХУШ-Х1Х вв.

4. В процесс исследования художественного восприятия «Вертера» впервые включены многочисленные произведения писателей второго ряда, которые наиболее ярко характеризуют литературные приоритеты и читательские вкусы разных эпох.

5. Намечена эволюция русской рецепции «Вертера» Гете в связи с логикой развития русской литературы.

6. Поставлена проблема механизма рецепции и адаптации произведения в ином культурном пространстве и обозначена рецептивная модель романа Гете о Вертере в русской культуре конца ХУШ-Х1Х вв.

Специфика исследуемого материала, а также современный подход к его изучению обусловили основные методы исследования - сочетание сравнительно-типологического, историко-литературного и структуралистского методов. При этом используются элементы герменевтического, историко-функционального и культурологического подходов в их взаимодополняемости.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что его результаты способствуют уточнению многих уже сложившихся представлений о творчестве Гете, о той роли, которую сыграл великий немецкий писатель и его роман о Вертере в развитии русской культуры конца ХУШ-Х1Х вв. Вместе с тем в диссертации затрагивается целый ряд важных аспектов рецептивной эстетики (продуктивность межкультурной коммуникации; механизм рецепции и адаптации произведения в инонациональном пространстве) и теории художественного перевода (проблема переводной множественности, влияние личности переводчика на особенности воссоздания оригинала).

Практическая значимость диссертации заключается в возможности широкого использования ее основных положений и фактических материалов в филологическом дискурсе при разработке курсов истории русской литературы конца ХУШ-Х1Х вв., при чтении лекций по русско-немецким литературным связям, в спецкурсах и спецсеминарах по творчеству Гете, по историко-функциональному изучению литературы, а также истории и теории перевода.

Структура данного исследования подчинена основной задаче: поэтапно исследовать рецепцию романа И.В. Гете о Вертере в России конца XVIII-XIX вв.; соответственно работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, включающего 272 наименования.

Первая глава «Роман И.В. Гете "Страдания юного Вертера" в контексте русской литературной и культурной жизни конца XVIII века» содержит четыре раздела. В первом разделе представлена ранняя переводческая рецепция романа в России, включающая сравнительный лингвостилистический анализ переводов Ф. Галченкова (1781), И. Виноградова (1796), Ан. Тургенева и А. Мерзлякова (1798), выявивший стилистические особенности и закономерности в подходах русских переводчиков к воспроизведению индивидуально-творческой манеры Гете. Реализация смыслового потенциала романа в переводах рассматривается в контексте развития художественного перевода в последней четверти XVIII в. Представлена ранее не включенная в библиографию русских переводов «Вертера» рецензия-перевод Г.Л. Брайко.

Второй раздел посвящен изучению западноевропейских подражаний «Вертеру» Гете в русских переводах, представленных «лоттиадами» и «вертериадами». При этом определяется место переводной литературы в составе межкультурных взаимодействий, выявляется «ученический» характер раннего этапа русской рецепции романа Гете.

В третьем разделе исследуются русские литературные подражания в прозе и поэзии и творческие истолкования гетевского романа, делается вывод о характере художественного усвоения «Вертера» в конце XVIII в., сочетающего элементы классицистической и сентименталистской поэтики.

В четвертом разделе внимание сосредоточено на бытовании романа И.В. Гете о Вертере в русской культуре и влиянии образа гетевского героя на поведенческую модель русской молодежи. Рассматривается бытовавший в отечественной мемуаристике отзыв Николая I о самоубийстве Вертера.

Вторая глава «Судьба гетевского "Вертера" в первой трети XIX века» посвящена изучению рецепции романа Гете через восприятие образа Вертера в русской критике (на примере критических статей из журналов «Улей», «Аглая»,

Соревнователь просвещения и благотворения» и др.) и в беллетристике 1810-1820-х гг. В отдельном параграфе представлена пушкинская интерпретация образа Гете и Вертера.

В данной главе также исследуется эволюция восприятия романа и образа Вертера в эпоху расцвета романтизма, ознаменовавшего новый виток интереса к творческому наследию Гете. Отдельный параграф посвящен анализу русского перевода «Вертера» Н.М. Рожалина в контексте развития переводческой мысли первой половины XIX в. и с учетом своеобразия личности переводчика. На примере функционирования вертеровских мотивов в прозе В.Ф. Одоевского и стихотворении М.Ю. Лермонтова «Завещание» (1831) изучается творческое усвоение мотивов гетевского романа.

Третья глава «Особенности рецепции "Вертера" Гете в русском литературно-общественном сознании второй половины XIX века» включает в два раздела. В первом представлены и проанализированы отзывы русской критики (В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский и др.) о романе Гете, отражена эволюция рецепции образа Вертера в русской журналистике. Особое внимание уделяется интерпретации вертеровских мотивов в беллетристике 1840-1860-х гг., а также изучению процесса преодоления «вертеризма» в пародиях. Отдельные параграфы посвящены «Вертеру» Гете в литературной памяти H.A. Некрасова и истолкованию русского вертеризма в повести И.С. Тургенева «Бригадир» (1867). Вместе с тем анализируется новый русский перевод романа Гете А. Струговщикова в контексте переводческой мысли второй половины XIX в. В заключение приводятся отзывы Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского о романе Гете и его герое.

Во втором разделе внимание сосредоточено на изменении образа Гете и Вертера на рубеже XIX-XX вв.: рассматривается новая интерпретация и перевод романа на русский язык А.Р. Эйгеса, а также трактовка образа гетевского героя в академической критике как «мирового скорбника».

В заключении подводятся итоги исследования, намечаются перспективы дальнейшей работы по данной теме.

Положения, выносимые на защиту:

1. Процесс восприятия романа И.В. Гете «Страдания юного Вертера» связан с основными этапами критического осмысления художественного опыта немецкого писателя в России конца ХУШ-Х1Х вв. и находится в зависимости от традиций и путей развития русской культуры и литературы.

2. В образе Вертера получила воплощение ^сентимЛгтаьтистско-просветительская концепция личности Гете, изобразившего боль и страдания духовно богатой личности в условиях антигуманной сущности современного общества, но сохранившего в душе глубокое уважение к общечеловеческим ценностям. Это понимание личности обусловило колоссальный резонанс романа и предопределило нравственно-этические и художественные искания как сентименталистов и романтиков, так и писателей-реалистов. В этом отношении каждая культурная эпоха имеет свой перевод «Вертера», который созвучен ей особенностями языка и стиля, а также отвечает внутренним потребностям переводчика.

3. Восприятие «Вертера» читательской аудиторией в разные эпохи отражает степень проникновения художественных открытий Гете в обыденное сознание, реальную жизнь, степень воздействия романа на отношение читателя к окружающему миру и самому себе. Многочисленные подражания гетевскому роману приняли в конце ХУШ-начале XIX вв. характер литературной моды. Вертеризм как мироощущение гетевского героя стал моделью жизненного поведения для целого поколения читателей.

4. Процесс формирования «русского» Вертера имеет глубоко национальный характер, связанный с имагологическими изменениями, которым подвергался образ «немецкого» героя в результате его восприятия русской читающей публикой.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Роман И.В. Гете "Страдания юного Вертера": рецепция в России"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Во всемирной литературе глубоко значима не только повторяемость явлений, но и их национальная самобытность. Каждая культура, включая ее художественную сторону, обладает оригинальными чертами, при этом культуры разных стран и народов соотносятся между собой как дополняющие.

В образе Вертера получила воплощение сентименталистско-просветительская концепция личности Гете, изобразившего боль и страдания духовно богатой личности в условиях антигуманной сущности современного ему общества, но сохранившего в душе глубокое уважение к общечеловеческим ценностям. Это понимание личности обусловило колоссальный резонанс романа в России и предопределило нравственно-этические и художественные искания как сентименталистов и романтиков, так и писателей-реалистов.

История рецепции романа Гете «Страдания юного Вертера» в России связана с основными этапами критического осмысления художественного опыта великого немецкого писателя и находится в зависимости от традиций и путей развития русской культуры и литературы.

Несмотря на «неудачные» на раннем этапе восприятия романа Гете переводы, его активному рецептивному процессу благоприятствовал тот факт, что большая часть читательской публики знала немецкий и французские языки. В этом отношении переводные «вертериады» и «лоттиады» ознаменовали «ученический» этап русской рецепции «Вертера».

Воздействие на русских писателей литературного опыта Гете в конце XVIII в. было вызвано восторженным отношением одновременно к роману о Вертере, его автору и герою. Увлекательным произведение делала внутренняя жизнь Вертера, показанная Гете многомерно: читатель видел ситуацию глазами героя, глазами «издателя писем», а также мог, по мере своего воображения, сам догадываться о том, как все происходило. Неповторимость индивидуальной личности, которую гениально запечатлел Гете, делала Вертера более живым и запоминающимся, нежели все прежние литературные герои. При этом слог романа вовлекал читателя в ритмику взволнованного лирического повествования, а сюжетные переклички с реальными событиями способствовали восприятию романа как документа, сколка жизни.

В результате рецепции невиданного до сих пор по силе своего эмоционального воздействия произведения возник образец для моделирования поведения в ситуации несчастной, по определению безнадежной любви. В литературе - как в немецкой, так и русской, - появился целый поток «вертериад» и «лоттиад».

В таких произведениях трагедия гетевского героя упрощалась до любовной истории с печальным концом, преувеличивался лиризм и патетичность «свободного языка» Вертера и его возлюбленной, культивировалось нарушение грамматических правил. Конфликт сосредоточивался исключительно в области душевных переживаний, где противоречивость вертеровского характера и его «дружеские» отношения с Альбертом редуцировались до черно-белой схемы положительного во всех отношениях героя и злого, «нечувствительного» соперника. Авторы «вертериад» апеллировали к сюжету гетевского романа, актуализируя в своих произведениях ядро семантического поля вертеровских мотивов. В «лоттиадах», как правило, «страдала» «чувствительная» Шарлотта.

Однако сходство процессов художественного восприятия «Вертера» в Германии и России конца XVIII в. отнюдь не знаменовало его однокачественности, тем более -тождества. Так, трагический финал в немецких вертериадах был связан с тупиком, в который была загнана немецкая и вообще европейская молодежь веком Просвещения, никак не желавшим становиться веком гражданской эмансипации. Русские подражания «Вертеру» отличались дидактической направленностью и явно выраженной воспитательной функцией, традиционно присущей поэтике классицизма.

Вместе с тем формирование «русского» Вертера был связано с имагологическими изменениями, которые происходили в образе «немецкого» героя в процессе его восприятия русской читающей публикой. Они были обусловлены своеобразием концепции личности, сложившейся в России конца XVIII в. Так, в виде «русского Вертера» М. Сушков воплотил тип передового молодого человека, на формирование которого в равной степени повлияло мировоззрение гетевского героя и распространенный в то время дух вольтерьянства. Изменения коснулись и «русской» Шарлотты, мироощущение которой было тесным образом связано с положением русской женщины в обществе конца XVIII в.

При этом анализ объемного корпуса текстов позволил установить, что на процесс русского усвоения «Вертера» во многом повлияла и сентименталистская поэтика повести Карамзина «Бедная Лиза», создавшая собственную парадигму подражаний. На этом этапе своим «Вертером», органично интегрировавшимся в нравственно-этические и философские искания эпохи «чувствительности», стал перевод Андрея Тургенева.

В первую треть XIX в. роман Гете воспринимается главным образом через призму своеобразия его героя. В это время в беллетристике наблюдается переход от воспроизведения вертеровского сюжета к художественной интерпретации образа Вертера и периферийных мотивов семантического поля гетевского романа. Вертеризм в его сентименталисте кой трактовке как «правда жизни» в это время начинает критиковаться за «книжность» и неестественность, став квинтэссенцией мироощущения слабохарактерных и безвольных людей. С другой стороны, «Вертер» вызвал в русских читателях боль социальной обиды, акцентировал «протестующие мотивы» романа, которые заставили декабриста Кюхельбекера любить эту книгу больше других сочинений Гете, а Пушкина - наделить героя эпитетом «мятежный».

С возникновением общества «любомудров» связан новый «пик» интереса к творчеству и личности Гете, которые теперь трактуются в русле немецкой идеалистической философии. Рецепция целостного феномена: Гете-писатель /роман о Вертере как художественное целое /Вертер - в этот период представлена новыми, романтическими интерпретациями в духе философского романтизма в творчестве В.Ф. Одоевского и с акцентом на романтический индивидуализм у М.Ю. Лермонтова. Для поколения 1820-1830-х гг. своим «Вертером» явился перевод Н.М. Рожалина, в котором стремление к передаче специфики оригинала обусловлено поэтикой романтизма.

В середине 1830-х гг. восприятие Гете и его «Вертера» происходит в контексте литературно-критической борьбы, которая перекликается с переоценкой творчества немецкого классика в самой Германии. При этом немецкая рецепция стала отправной точкой для создания «русского» образа как самого Гете, так и его Вертера. При всей интенсивности литературно-критических обращений к авторитету Гете, его роман о Вертере долгое время продолжает восприниматься на эмоционально-оценочном уровне.

На фоне процессов демократизации русского общества 1840-х гг. и формирования раннего реализма («натуральной» школы) актуализировался интерес к традициям сентиментализма, с его вниманием к частному человеку и обыденной жизни. В это время в интерпретации вертеровских мотивов отразилась популярность идей утопического социализма, а также поиски адекватной художественной формы, способной всесторонне воссоздать реальную действительность во всей полноте жизненных проблем. Функционирование вертеровского мотива в ранней прозе Некрасова демонстрирует то, каким образом художественно-эстетические достижения Гете в изображении внутреннего мира современного человека включаются в формирование поэтики русской психологической прозы и становление демократического и социального романа и его героя - нового общественного типа литератора-разночинца.

Во второй половине XIX в. целостный феномен Гете перестал быть активным участником литературного процесса. Однако и у этого, на первый взгляд, «пассивного» этапа русской рецепции романа Гете была своя магистральная линия - преодоление «вертеризма». Если сюжет «Вертера» активно воспроизводился в ранних подражаниях, то теперь внимание всецело сосредоточилось на ценностных установках гетевского героя. Нравственно-психологический облик Вертера оставался неизменным, но изменилось само отношение к этому социально-психологическому типу. Вертеризм, ставший прерогативой молодых, незрелых людей в силу несозвучности их мироощущения общественным веяним, скоро приобрел пародийно-комический оттенок. Русские писатели неоднократно указывают на симптомы «вертеровской» болезни: обостренное восприятие окружающей действительности, эгоцентризм, пессимизм.

На фоне тенденции преодоления вертеризма в России 1860-х гг. выделяется оригинальная интерпретация этого феномена в творчестве И.С. Тургенева. Он обладал особым даром, позволяющим взглянуть на национальное своеобразие и неповторимость каждой литературы и в то же время увидеть основы, соединяющие их в единый общечеловеческмй феномен. Осознание этого гуманистического начала придаст роману Гете статус классики, а его героя впишет в галерею «вечных» типов.

Читательское восприятие Гете и его романа Ф.М. Достоевским и Л.Н. Толстым позволяет проследить диалектичность взглядов великих русских писателей на важнейшие социальные и бытийные вопросы. Несмотря на самобытность каждой позиции, их объединяет представление об особой духовности русского человека, которое «уживается» с признанием величия художественно-этических достижений Гете и пониманием необходимости творческого восприятия его литературного наследия. В этом отношении «несвоевременный» перевод А. Струговщикова логично впишется в переводческую рецепцию «Вертера», на каждом этапе которой появлялся свой «Вертер».

На конец XIX века приходится появление двух новых переводов романа, а вместе с тем выходят первые научные интерпретации романа в академической критике. Поколение интеллигенции русского декаданса, с глубоким пессимизмом смотревшее в будущее, увидело в образе немецкого героя своего Вертера - «мирового скорбника». Такая символическая и аллегорическая знаковость в рецепции Гете и его героя в русской культуре указывает на то, что воплощенный им образ немецкого характера воспринимался в его мировой, межнациональной сопричастности и отзывчивости. Не случайно универсализм немецкого гения был воспринят русскими символистами в русле вечного человеческого движения-становления, стремления и приближения к вечному бытию. Но и в этом случае сквозь призму интерпретации Вл. Соловьева с его концепцией всеединства возник образ своего, «русского» Гете.

В романе о Вертере современников Гете поразили не только его художественное мастерство в изображении личной трагедии героя, но и уникальная способность уловить трагическую атмосферу переходной эпохи. На рубеже веков и в начале нового XX века этот смысл гетевского произведения, присутствующий на уровне подтекста, актуализировался с особой силой. Так, в лирическом цикле «Разрыв» (1919) Б. Пастернака он возникает в субъективном авторском преломлении, а многозначительное упоминание о Вертере как бы сразу вводит читателя в атмосферу рокового времени, когда личные катастрофы включены в «апокалипсический» сюжет:

Я не держу. Иди, благотвори.

Ступай к другим, уже написан Вертер,

А в наши дни и воздух пахнет смертью.

Открыть окно — что жилы отворить104.

В это же время в издательстве «Всемирная литература» появился перевод «Вертера» О.Б. Мандельштама, призванный ознакомить выдвинутого пролетарской революцией «нового» читателя с созданиями классиков. Примечательно, что и значительно позже М. Зощенко продемонстрирует в рассказе «Страдания юного Вертера» (1933), каким образом автор, обладающий культурной памятью, может использовать степень

104 Пастернак Б. Разрыв И Собр. соч.: В 5 т. М., 1989. Т. I. С. 198. известности и смысловой потенциал классического произведения в целях актуализации политического и идеологического содержания.

Русская рецепция «Вертера» продолжается и в последующие десятилетия: появляются новые переводы А.Г. Рачинского (1934), Анны Эйгес (1937), Н. Касаткиной (1950), сопровождающиеся критическими выступлениями М. Горького, А. Луначарского, Авербаха. В литературе второй половины XX в. отголоски гетевского романа встречается в произведениях самых разных писателей. В. Катаев в образе Вертера изобразит романтика-революционера начала XX столетия («Уже написан Вертер»), а В. Шукшин в рассказе «Страдания молодого Ваганова» пойдет по пути шутливо-иронического обыгрывания известных мотивов немецкого романа.

Все эти свидетельства «жизни» гетевского Вертера в культурном пространстве русской литературы и общественной мысли намечают перспективы дальнейшего исследования темы.

Комплексный подход к изучению русской рецепции романа Гете о Вертере (анализ переводов, критической интерпретации, творческого освоения) позволяет сделать вывод о ее глубоко самостоятельном национальном характере. Прослеживая судьбу целостного феномена рецепции автора/произведения/героя в разных слоях литературного сознания и в разные эпохи, мы можем лучше понять закономерности развития отечественной, а значит, и мировой культуры.

Список научной литературыЛобачёва, Дина Викторовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. О сказках и романах // Аврора. М., 1805. - Т. 2. - № 3. - С. 217.

2. Баранов Д. Шарлотта при гробе Вертера // Зеркало света. 1787. - Ч. VI. - № 100. -С. 768-773.

3. Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1953-1959. - Т. 8. -727 с.

4. Боборыкин П.Д. Воспоминания: В 2 т. М.: Художественная литература, 1965 - Т.2. 670 с.

5. Боткин В.П. Литературная критика. Публицистика. Письма. М.: Сов. Россия, 1984- 320 с.

6. Боткин В.П. Письма // Литературная мысль. Альманах. 1923. - № 2. - С. 172.

7. Висковатов П.А. Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество. М.: Современник, 1987.-493 с.8. «Гете И.В. Страдания юного Вертера / Пер. О.Н. Хмелевой» // Мир божий. 1893. -С. 198.

8. Дневник В.К. Кюхельбекера. Материалы к истории русской литературной и общественной жизни 10-40-х годов XIX века. Л.: Наука, 1929. - 324 с.

9. Ю.Бриммер В.К. Разговор о чувствительности между Чувствительным и Хладнокровным // Соревнователь просвещения и благотворения. 1818. - Ч. 1. - №3.-С. 314-329.

10. Вельяшев-Волынцев Д. На гроб Вертера // Полезное упражнение юношества. Труды питомцев Вольного благородного пансиона при Моск. университете. 1798. -С. 376-377.

11. Галинковский Я.А. Часы задумчивости. М., 1799. - 65 с.

12. Гейне Г. Тенденция / Пер. В. Рождественского // Гейне Г. Собр. соч.: В 6 т. М.: Искусство, 1980.-Т. 1.-517 с.

13. Герцен А.И. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. М.: Изд-во АН СССР, 1954 - 1965. -Т. 1.-573 с.-Т. 2.-515 с.

14. Гете И.В. Собр. соч.: В 10 т. М.: Художественная литература, 1976. - Т. 3. - 718 с.- Т. 6. 476 с.

15. Голенищев-Кутузов П. Стихотворения. Ч. 2. М., 1803. - 96 с.

16. Гурбийон Ж. Стеллино, или Новый Вертер. / Пер. с франц. М., 1794. - 194 с.

17. Гурбийон Ж. Стеллино, или Новый Вертер. Пер. с франц. Продолжение // Приятное и полезное время препровождение. 1794. - 191 с.

18. Г-ский С. Подземная пещера и чувство невинной любви // Северный вестник. — 1804. -Ч. 4. -№10. С. 94-121.

19. Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 3 т. М.: Гослитиздат, 1950-1952. - Т. - 1. - 726 с.

20. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л.: Наука, 1981. - Т. 22. - 407 с. - Т. 27.-463 с.

21. Дорога к селу // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. - Ч. 20. - С. 125-143.

22. Жизнь как она есть. Записки неизвестного, изданные Л. Брантом. СПб., 1843— 1844.-Ч. 1.-218 с.-Ч. 2.-203 с.

23. Записки петербургского чиновника старого времени (Петра Ивановича Голубева) // Русский архив. 1896. - Ч. 3. - С. 401-435.

24. Заречный Ж. Биржевой сквер. Рассказ // Библиотека для чтения. 1850. - Т. 104. Отд. 1.-С. 133-146.

25. Из бумаг россиянки Н. А. Г. Платок (Быль, из рукописей ее собранная) // Улей. -1811.-Ч. И.-С. 129-144.

26. Известия о новых книгах: Страсти молодого Вертера // Санкт-Петербургский вестник.-1781.-4.7.-С. 138-144.

27. Измайлов В. Путешествие в полуденную Россию. В письмах. М.: Университетская питография, 1800-1802. - Ч. 1^1. - 430 с.

28. Из писем морского офицера, издаваемых В.Б. (Копенгаген 19 октября 1804 г.) // Сын отечества. 1823. - Ч. 83. - 20 янв. - № 3. - С. 83-108.

29. Каменский П. Современники Гете. Повесть // Пантеон русского и всех европейских театров. 1841.-Ч. 2.-№6.-С. 47-81.

30. Карамзин Н.М. Избранные сочинения: В 2 т. М.: Худ. лит-ра, 1964. - Т. 1. - 808 с.

31. Карамзин Н.М. Соч.: В 2 т. Л.: Худ. лит-ра, 1984. - Т. 1 - 671 с.

32. Карамзин Н.М. «Послание к женщинам» // Карамзин Н.М. Полное собрание стихотворений. М.: Сов. писатель, 1966. - 423 с.

33. Клавиго. Трагедия господина Гете. Переведена с нем. О.П. Козодавлевым. Изд. 2-е, испр. СПб., 1780. - 86 с.

34. Клушин А. Вертеровы чувствования, или Несчастный М-в, оригинальный анекдот // Русская сентиментальная повесть. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1970. - С. 119 - 142.

35. Книжный вестник, 1865. 15 дек. - № 23. - С. 444.

36. Кюхельбекер В.К. О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие // Мнемозина. 1824. - Ч. II. - С. 29-44.

37. Кюхельбекер В.К. Разговор с Ф.В. Булгариным // Мнемозина. 1824. - Ч. III. - С. 171.

38. Лагарп Ж.-Ф. О Вертере // Аглая. 1808. - Ч. 3. - Кн. 2. - С. 14.

39. Лазаревич Л.К. Вертер. Повесть // Русский вестник. 1891. - Т. 212. - Февр. - С. 187-225.

40. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 5 т. -М.-Л.: Гослитиздат, 1935. Т. 1. - 682 с.

41. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. Л.: Наука, 1979. - Т. 3. - 621 с. - Т. 4. - 590 с.

42. Михайлов М. Изгоев. Повесть // Библиотека для чтения. 1855. - Т. 129. - Отд. 1. -С.109-142.

43. Невидимка, или Таинственная женщина. Повесть // Русский музеум. 1815. - Ч. 13. -№ 1.-С. 105-124.

44. Некрасов H.A. Полн. собр. соч. и писем. В 15 т. Л.: Наука, 1984. - Т. 8. - 587 с.

45. Несчастная любовь, драма в трех действиях. М.: Тип. Хр. Клаудия, 1788. - 78 с.

46. Новые книги. Страдания Вертера. С немецкого Р. М., 1828 1829 // Северная пчела. - 1830. - № 23. - 22 февр. - С. 17.

47. Гете и его веке. (Отрывок) // Телескоп. 1832. - Ч. 12. - № 24. - С. 556. 49.0 книге: Вертер*// Улей. - 1811. - Ч. II. - С. 266.

48. Одоевский В.Ф. Пестрые сказки. СПб.: Наука, 1996. - 204 с.

49. Панаев Ив. Два мгновения из жизни женщины // Утренняя заря. Альманах 1839. -С.292-337.

50. Панаев И. Бедная девушка. Роман // Современник. 1854. - Т. 45. - С. 96-153.

51. Пастернак Б. Разрыв // Собр. соч.: В 5 т. М.: Художественная литература, 1989. -Т. 1.-750 с.

52. Первообраз Вертера // Маяк современного просвещения и образованности. 1840. -Ч.З.-С.69.

53. Письма Шарлотты к Каролине. Вновь переведенные. Изд. второе. М., 1816. - 164

54. Письмо А.П. Елагиной В.А. Жуковскому от 6 февр. 1829 г. И РГАЛИ. Ф. 198. -Оп. 1. -№ 107. - Л. 129-130. Копия.

55. Письмо В.А. Жуковского к А.П. Елагиной от 13 февр. 1829 г. // Русский библиофил-1912.-№7-8.-С. 106.

56. Победоносцев С. Мамзель Баббет и ее альбом // Библиотека для чтения, журнал. -1842.-Т. 54.-С. 161-192.

57. Подшивалов B.C. Сокращенный курс российского слога, изданный А. Скворцовым. -М., 1796.- 173 с.

58. Покровский В. Предисловие // Дамский журнал (1806 1906 гг.) - 1906. - С. III.

59. Правила при выборе книг. Перевел с немецкого студент И. Бовин // Казанский вестник. 1821. - Июнь. - С. 37.

60. Пушкин A.C. Собр. соч.: В 10 т. М.: Художественная литература, 1981. - Т. 6. - С. 196.-447 с.

61. Пушкин A.C. Евгений Онегин / Вступ. ст. и коммент. А.Е. Тархова. М.: Художественная литература, 1978. - С. 225-227.

62. Пушкин A.C. Собр. соч.: В 6 т. Изд-во Правда, 1969. - Т. 6. - С. 5-190.

63. Радищев А.Н. Полн. собр. соч.: В 3 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. - Т. 1. - 676 с.

64. Розов В.А. Пушкин и Гете. Киев, 1908. - 168 с.

65. Самоубийство. Отрывок из письма к приятелю. (Прислано) // Аглая. 1810. - Ч. 11. Кн. 2. - С. 3-36.

66. Самоубийство. Рассказ // Современник. 1848. - Т. 12. - № 12. - Отд. 5. - С. 85108.

67. Санкт-Петербургские ведомости, 1780 18 сент. - № 75. Прибавл. - С. 941.

68. Санкт-Петербургские ведомости, 1781.-19 февр. -№ 15. Прибавл. С. 83.

69. См-д-ва. Н. Словенский Вертер (К издателю Дамского журнала) // Дамский журнал. 1825.-Ч. lO.-JVb 12.-С. 211-226.

70. Смирнов. Несколько писем моего друга // «Приятное и полезное препровождение времени». 1794. - Ч. 4, 5. - С. 127-186. - Ч. 5. - С. 374-384.

71. Сомов О.М. Матушка и сынок // Альциона. Альманах на 1833. 1833. - С. 143-168.

72. Сочинения князя Д.П. Горчакова. М.: Тип. У Рюдигера и Клаудия, 1890. - 67 с.

73. Страдания санкт-петербургского Вертера. Рассказ // Отечественные записки. 1847. Т. 51.-Отд. 8.-С. 57-64.

74. Счастье лучше богатырства. Рукопись, найденная и изданная Ф.В. Булгариным и Н.А. Полевым // Библиотека для чтения. 1845. - Т. 69. - Отд. 1. - Ч. 2. - С. 121146.

75. Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. М.: Художественная литература, 1985. - Т. 21. -574 с. - Т. 22. - 560 с.

76. Туманский В. Вертер к Шарлотте // Благонамеренный. 1819. - Ч. 6. -№ 7. - С. 5.

77. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. Сочинения: В 12 т. М.: Наука, 1978.-Т. 8.-542с.

78. Чернышевский Н.М. Полн. собр. соч.: В 15 т. М.: Гослитиздат, 1939 - 1950. - Т. 4. -981 с.

79. Шаликов П. Весна // Приятное и полезное препровождение времени. 1796. - Ч. 10.- С. 45-47.

80. Шаликов П. Майское утро // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. -Ч. 15.-С. 28-30.

81. Шаликов П.И. Темная роща, или Памятник нежности // Русская сентиментальная повесть. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979. - С. 190-203.

82. Шаликов П. Эпитафия // Вестник Европы. 1805. - № 1. - С. 42.

83. Шарлотта на Вертеровой гробнице. Пер. с франц. С. // Московский журнал. 1792. -Ч. VI.-Кн. 1.-С. 122-124.

84. Шарлотта на Вертеровой гробнице. Пер. с франц. С. // Московский журнал. 1792. -Ч. VI.-Кн. I. -С.122.

85. Эккерман И.П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. Калининград: Янтарный сказ, 1999. - 687 с.

86. Эмин Н.Ф. Роза. Полусправедливая оригинальная повесть. СПб., 1798. - 202 с.

87. Эмин Н.Ф. Игра судьбы. СПб., 1789. - 176 с.

88. Языков Н.М. Липы. Повесть в стихах // Утро. Литературный сборник. М., 1859. -С.24-26.

89. Goethe J. W. Die Leiden des jungen Werther // Goethes Werke. Hamburger Ausgabe in 14 Bänden. Herausgegeben von Erich Trunz. München, 1993. S. 7-114.

90. Lessings Briefe. In einem Band. Weimar, 1983. - 342 S.

91. Moritz K.Ph. Anton Reiser. Ein psychologischer Roman. Dritter Teil. Leipzig. 1920. -254 S.1.. Переводы романа И.В. Гете «Страдания юного Вертера» на русский язык

92. Страсти молодого Вертера. Ч. 1-2. / Перев. с нем. при Имп. Акад. наук. СПб., 1781.- 186 с.

93. Страсти молодого Вертера. Сочинения г. Гете. С присовокуплением писем Шарлотты к Каролине, писанных во время ее знакомства с Вертером. Вновь переведенные. Ч. 1 2. / Пер. Ф. Галченкова. - СПб.:Тип. Ф. Мейера, 1796. - Ч. 1. -242 с. - Ч. 2. - 230 с.

94. Письмо к другу / Пер. А. Тургенева // Приятное и полезное препровождение времени. 1798.-Ч. 19.-С. 107-109.

95. Страдания Вертера / Пер. Р. (Н.М. Рожалина). М.: Тип. А. Семина, 1828-1829. -Ч. 1-2.-172 с.

96. Струговщиков А. Опыт монографии с переводом романа Гете «Страдания юного Вертера», СПб.: Истомин, 1875. 177 с.

97. Гете И.В. «Страдания молодого Вертера». Роман. Перевод и статья А.Р. Эйгеса. СПб.: Суворин, 1893. - 202 с.

98. Страдания юного Вертера/ Пер. О. Хмелевой. СПб.: Ледерле, 1893. - 190 с.

99. Гете И.В. Страдания юного Вертера / Пер.Н. Касаткиной. СПб.: Наука, 1999. -253 с.

100. I. Общие работы по теории и истории литературы, культуры и языка

101. Арнольд И.В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста // Иностранные языки в школе. 1978. - № 4. - С. 23 - 31.

102. Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. СПб.: Академический проект, 2001.-397 с.

103. Багно В.Е., Коренева М.Ю. Эхо в культуре // Вожди умов и моды. Чужое имя как наследуемая модель жизни. СПб.: Наука, 2003. - С. 3-6.

104. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. - 444 с.

105. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худ. лит-ра, 1975. -502 с.

106. Берков П.Н. История русской журналистики XVIII века. M.-JI.: АН СССР, 1952. 572 с.

107. Библиотека В.А. Жуковского: Описание / Сост. В.В. Лобанов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1981.-416 с.

108. Божникова А.Б. Трансформация принципов немецкой романтической сказки в русской литературной сказке первой половины XIX века (A.A. Погорельский, В.Ф. Одоевский) // Из истории русско-немецких литературных взаимосвязей. М.: Искусство, 1987.-С. 54-63.

109. Виноградов В.В. Сюжет и архитектоника романа Ф.М. Достоевского «Бедные люди» в связи с вопросом о поэтике натуральной школы // Творческий путь Достоевского. Л.: Художественная литература, 1924. - С. 49-103

110. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. Л.: Наука, 1979.-558 с.

111. Гуковский Г.А. К вопросу о русском классицизме: Состязания и переводы // Поэтика. Л.: Наука, 1928. - Сб. 4. - С. 132.

112. Дневник В.К. Кюхельбекера. .Материалы к истории русской литературной и общественной жизни 10-40-х годов XIX века. Л.: Наука, 1929. - 568 с.

113. Заборов П.Р. «Литература-посредник» в истории русско-западных литературных связей XVIII-XIX вв. // Международные связи русской литературы. М.-Л.: Гослитиздат, 1963. - С. 64-85.

114. Заборов П.Р. Вольтерьянство: к истории слова и явления // Вожди умов и моды. Чужое имя как наследуемая модель жизни. СПб.: Наука, 2003. - С. 7-28.

115. Зайцева A.A. Книгопечатанье в России на рубеже XVIII и XIX вв. // Книга в России до середины XIX в. Л.: Наука, 1978. - С. 183-194.

116. Западов В.А. Примечания // Радищев А.Н. Полн. собр. соч. Т.1. - С. 493-494.

117. Земсков В. Автор и произведение в межкультурной коммуникации // Литературный пантеон: национальный и зарубежный. Материалы российско-французского коллоквиума. М.: Наука, 1999. - С. 11-18.

118. История русской литературной критики / Под ред. В.В. Прозорова. М.: Высшая школа, 2002. - 463 с.

119. Каменский З.А. Московский кружок любомудров. М.: Наука, 1980. - 327 с.

120. Карпов A.A. Типы межтекстовых отношений в русской литературе первой половины XIX в. СПб.: Искусство, 2000. - 287 с.

121. Кийко Е.И. Сюжеты и герои повестей «натуральной школы» // Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра. JL: Наука, 1973. - С. 262.

122. Колганова A.A. Вслед чужому гению. М.: Искусство, 1989. - 227 с.

123. Копанев H.A. Французская книга и русская культура в середине XVIII века. (Из истории международной книготорговли). Д.: Наука, 1988. - 156 с.

124. Кочеткова Н.Д. Литература русского сентиментализма: эстетические и художественные искания. СПб.: Ин-т русской л-ры РАН, 1994. - 282 с.

125. Краснов. Г.В. Сюжет, сюжетная ситуация // Литературоведческие термины (материалы к словарю). Коломна, 1997. - С. 148-149.

126. История русской литературы / Гл. ред. Д.Д. Благой: В 3 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1963.-Т. 2.-918 с.

127. Лашкевич A.B. Байрон и байронизм в литературном сознании России первой половины XIX в. // Великий романтик. Байрон и мировая литература. М.: Искусство, 1991.- 160-175.

128. Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века: Учебник. М.: Высш. нгк., 2003.-415 с.

129. Литературно-критические работы декабристов. М.: Худ. лит-ра, 1978. - 381 с.

130. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: в 3 т. СПб.: Искусство, 1994. - 400 с.

131. Лотман Ю.М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Таллинн: Александра, 1992. Т. 1. - С. 248-269.

132. Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. Л.: Наука, 1974.-350 с.

133. Майков В.Н. Критические опыты (1845-1847). СПб.: Наука, 1891. - С. 557.

134. Манн Ю. Русская философская эстетика. М.: Худ. лит-ра., 1998. - С. 7.

135. Осповат Л.А. К изучению почвенничества (Достоевский и Ап. Григорьев) // Достоевский. Материалы и исследования. Л.: Наука, 1978. Т. 3. - С. 304.

136. Паперно И. Самоубийство как культурный институт. М.: Новое литературное обозрение, 1999. - 256 с.

137. Полевой H.A. Очерки русской литературы. СПб., 1839. - Ч. 1. - 324 с.

138. Прозоров B.B. О читательской направленности художественного произведения // Литературное произведение и читательское восприятие. Калинин, 1982. - С. 3-14.

139. Русская проза XVIII в. М.-Л.: Гослитиздат, 1950. - Т. 1. - 631 с. - Т.2. - 814 с.

140. Русский романтизм. Под ред. проф. H.A. Гуляева. М.: Высш. шк., 1974. - 360 с.

141. Седельникова О.В. Ф.М. Достоевский и кружок Майковых. К проблеме своеобразия ранних мировоззренческих и эстетических позиций писателя. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск: Изд-во ТГУ, 2000. - 19 с.

142. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии. Новосибирск: Накуа. Сиб. отд-е, 1999. -101 с.

143. Тодц У.М. Дружеское письмо как литературный жанр в Пушкинскую эпоху. -СПб.: Наука, 1994. С. 39.

144. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект Пресс, 2003. - 334 с.

145. Тройская М.Л. «Молодая Германия» // История немецкой литературы. М.: Высш. шк., 1966. - Т. 3. - С. 355.

146. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1979. - 574 с.

147. Тюпа В. И. Аналитика художественного. Введение в литературоведческий анализ. М.: Лабиринт, 2001. - 189 с.

148. Фраанье М.Г. Прощальные письма М.В. Сушкова: (О проблеме самоубийства в русской культуре конца XVIII века) // XVIII век: Сборник 19- СПб.: Наука, 1995. -С. 147-167.

149. Фрейденберг О.М. Происхождение пародии // Русская литература XX веке в зеркале пародии. М.: Высш. шк., 1993. - С. 392-404.

150. Фуксон Л.Ю. Комическое литературное произведение. Кемерово: Кузбасвузиздат, 1993. - 96 с.

151. Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник. М.: Высш. шк., 2004. - 405 с.

152. Чернец Л.В. «Как слово наше отзовется.»: Судьбы литературных произведений. М.: Высш. шк., 1995. - 240 с.

153. Шахов А. Гете и его время. Лекции по истории немецкой литературы XVIII в., читанные на высших женских курсах в Москве. СПб.: Наука, 1891. - С. 36.

154. Шкловский В.Б. О теории прозы. М.: Сов. писатель, 1929. - 384 с.

155. Щенников Г.К. Эволюция сентиментального и романтического характера в творчестве раннего Достоевского. Д.: Наука, 1983. - Вып. 5. - С. 90-100.

156. Ямпольский М.В. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф. М.: Культура, 1993.-456 с.

157. Blankenburg F. Versuch über den Roman. Nachdruck der Ausgabe Leipzig / Liegniz 1774. Stuttgart, 1965. - 214 S.

158. Iser W. Der Akt des Lesens. Theorie ästhetischer Wirkung. München, 1976. - 163 S.

159. Jauß H.R. Ästhetische Erfahrung und literarische Hermeneutik. Versuche im Feld der ästhetischen Erfahrung. München, 1977. -238 S.

160. Jauß H.R. Literaturgeschichte als Provokation der Literaturwissenschaft. Konstanz, 1967.-257 S.

161. Logvinov M.I. Studia imagologica: zwei metodologische Ansätze zur komparativistischen Imagologie // Germanistisches Jahrbuch GUS «Das Wort». -Moskva, 2003. S. 203-220.

162. Rost H. Bibliographie des Selbstmordes. Regensburg, 1927. - 96 S.

163. Sauder G. Der empfindsame Leser // Das weinende Saeculum. Colloquim der Arbeitsstelle des 18. Jhs. Uni Münster, Heidelberg, 1983. - S. 9-23.

164. Schleiermacher F. Hermeneutik. Heidelberg, 1959. - 243 S.

165. Schöffler H. Deutscher Geist im 18. Jahrhundert. Essays zur Geistes- und Religionsgeschichte. Göttingen, 1956. - 286 S.1.. Труды по теории и практике перевода

166. Аверинцев С.С. Размышления над переводами В.А. Жуковского // Зарубежная поэзия в переводах В.А. Жуковского: В 2 т. М.: Радуга, 1985. - Т. 2. - С. 553-575.

167. Иванов П.И. Один случай употребления неопределенного артикля в свете теории словесности. Уч. зап. Псковского пединститута № 15. Филология и психология. -Псков. 1963.-С. 55-56.

168. Кочеткова Н.Д. Середина 1780-х годов-1800: Сентиментализм // История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII век. Том I. Проза. СПб.: Изд-во Дмитрий Буланин, 1995. - С. 213-280.

169. Латышев Л .К. Технология перевода. М.: НВИ ТЕЗАУРУС, 2000. - 278 с.

170. Левин Ю.Д. Русские переводчики 19 века и развитие художественного перевода. -Л.: Наука, 1985.-300 с.

171. Левин Ю.Д. Начало 1760 середина 1780-х годов: Просветительство // История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII век. - Том I. Проза.-С. 142-213.

172. Рак В.Д Переводная литература в периодических изданиях // История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII век. Том I. Проза. -С. 280-296.

173. Топоров В.Н. Из ранней русской «вертерианы»: об одном опыте перевода «Die Leiden des jungen Werthers» // Материалы конференции, посвященной 110-летию со дня рождения академика В.М. Жирмунского. СПб.: Наука, 2001. - С. 225-233.

174. Тороп П. Тотальный перевод. Тарту: Изд-во Тарт. ун-та, 1995. - 220 с.

175. Фомина Н.П. Структура предложений и порядок слов в романе И.В. Гете «Страдания молодого Вертера» // Учен. зап. Ленингр. гос. пед. инст. им. А.И. Герцена. Псков, 1972. Т. 513. - С. 3-16.

176. V. Труды о рецепции И.В. Гете в Германии

177. Карабегова Е.В. Гете и «Молодая Германия» // Гетевские чтения. 1997. М.: Наука, 1997.-С. 192-206.

178. Тураев С. Гете и его современники. М.: ИМЛИ РАН, 2002. - 238 с.

179. Alexander L.-H. Der wahre Wehrter. Hamburg; Wien. 1959. - 196 S.

180. Appel J.W. Werther und seine Zeit. Leipzig, 3. verarb. Aufl. 1865. - 587 S.

181. Atkins S.P. The Testament of Werther in Poetry and Drama. Cambrige (Mass.), 1949. - 248 p.

182. Braun J.W. Goethe im Urtheile seiner Zeitgenossen, Zeitungskritiken, Berichte, Notizen, Goethe und seine Werke betreffend, aus den Jahren 1773-1786. Berlin, 1883. -564 S.

183. Desgroseilliers G. Durch Werther unserblich // Kurier am Sonntag. Nr. 29 (165). Hamburg, 1987.-S. 19-20.

184. Engel I. Werther und Wertheriaden. Ein Beitrag zur Wirkungsgeschichte. St. Ingbert, 1986. - 85 S.

185. Goethe im Urteil seiner Kritiker. Dokumente zur Wirkungsgeschichte Goethes in Deutschland. Bd. 1. 1773-1832 / Hrsg. v. Karl Robert Mandelkow. München, 1975. -674 S.

186. Hein E. J.W. Goethe, Die Leiden des jungen Werthers: Interpretation. München, Oldenburg, 1991.-219 S.

187. Jäger G. Die Wertherwirkung. Ein rezeptionästhetischer Modellfall // Historizitaet in Sprach- und Literaturwissenschaft. München, 1974. - S. 389-398.

188. Jäger G. Die Leiden des jungen Werther. Kommentare, Abbildungen, Materialien zu Die Leiden des jungen Werthers und Plenzdorfs Neuen Leiden des jungen W. Wien. 1984.-231 S.

189. Kaempfer W. Das Ich und der Tod in Goethes Werther // Recherches Germaniques. -No. 9. 1979.-S. 23-36.

190. Lange V. Die Sprache als Erzählform in Goethes Werther // Formwandel. Festschrift zum 65. Geb. Von Paul Böckmann. Hamurg., 1964. - S. 261-272.

191. Leistner B. Goethes „Werther" und seine zeitgenössischen Kritiker // Goethe-Jahrbuch. Band 112. Weimar, 1995. - S. 71-82.

192. Lukäcs G. Die Leiden des jungen Werther (1936) // Lukäcs G. Deutsche Literatur in zwei Jahrhunderten (Werke, Bd. 7). Neuwied, 1964. - S. 26-64.

193. Mann Th. Goethe's Werther // Mann Th. Altes und Neues. Kleine Prosa aus fünf Jahrzehnten. Frankfurt a. M. 1953. - S. 187-198.

194. Meyer-Kalkus R. Werthers Krankheit zum Tode. Pathologie und Familie in der Empfindsamkeit // Urszenen. Literaturwissenschaft als Diskursanalyse und Diskurskritik. Frankfurt a. M., 1977. - S. 76-138.

195. Meyer-Krentler Die Leiden der jungen Ertherin- Weibliche Sozialisation durch Literatur im späten 18 Jh. // FS für Wolfgang Martens. Tübingen Niemeyer. - S. 34-61.

196. Müller P. Der junge Goethe im zeitgenössischen Urteil. Berlin, 1969. - 231 S.

197. Rieß G. Die beiden Fassungen von Goethes «Die Leiden des jungen Werthers». Eine stilpsychologische Untersuchung. Breslau. 1924.- 153 S.

198. Rothmann. K. Erläuterungen und Dokumente zu Johann Wolfgang Goethe: Die Leiden des jungen Werthers. Stuttgart, 1971. - 195 S.

199. Scherpe K.R. Werther und Wertherwirkung. Zum Syndrom bürgerlicher Gesellschaftsordnung im 18. Jahrhundert. Bad Homburg, Berlin, Zürich, 1970. - 687 S.

200. Schlaffer H. Von der Entstehhung des Kultbuchs // Sonntagsbeilage der Stuttgarter Zeitung, 8. April 1989. Stuttgart, 1989. - 5 S.

201. Schmiedt H. Woran scheitert Werther? // Poetica. Zeitschrift für Sprach- und Literaturwissenschaft. Bd. 11. - 1979. - S. 90-100.

202. Schubart Chr.F.D. Kaufs Buch und lies selbst! // Deutsche Chronik, 72. Stück. Augsburg. 5. Dez. 1774. - S. 6.

203. Siepmann T. Lektuerenhilfen Johann Wolfgang von Goethe:"Die Leiden des jungen Werther". Stuttgart; Düsseldorf; Leipzig, 1998. - 213 S.

204. Trunz E. Zur Geschichte des «Werther»-Romans // Goethe J.W.: Werke. HamburgerAusgabe Bd. VI. München, 1977. - 169 S.

205. Wagenknecht Ch. Werthers Leiden. Der Roman als Krankheitsgeschichte // Text & Kontext 5. H. 2. - 1977. - S. 3-14.

206. Welz D. Der Weimarer Werther. Studien zur Sinnstruktur der zweiten Fassung des Werther-Romans. Bonn, 1973. - 245 S.

207. Wende W. Goethe-Parodien. Zur Wirkungsgeschichte eines Klassikers. Stuttgart, 1995.-126 S.

208. Zusammenstellung der Kritik am jungen Goethe bei Peter Müller (Hrsg.): Der junge Goethe im zeitganoessischen Urteil. Berlin, 1969. - 574 S.

209. VI. Исследования о рецепции И.В. Гете в России

210. Александровский Г. О романе «Страдания молодого Вертера». Начало мировой скорби в германской литературе XVIII в. (К вопросу о пессимизме). Киев, 1897. -1-35.

211. Бент М. «Вертер, мученик мятежный». Биография одной книги. Челябинск: Изд-во ЧГУ, 1997.-256 с.

212. Берков П.Н. К истории первоначального знакомства русского читателя с Гете // Гете. 1832-1932. Доклады, прочитанные на торжественных заседаниях в память Гете 26 и 30 марта 1932 г. Л.:Наука, 1932. - С. 105-106.

213. Берков П.Н. Из истории русского вертеризма: Беллетристический опыт A.B. Никитенко // Изв. АН СССР, Отделение общественных наук. 1932. - № 9. - С. 857-858.

214. Горбачева В.Н. Молодые годы Тургенева. Казань, 1926. - С. 4.

215. Данилевский Р.Ю. Гете в России. Конспективный очерк // Гете. Жизнь. Творчество. Традиции. СПб.: Искусство, 2002. - С. 127-156.

216. Данилевский Р.Ю. Пушкин и Гете. Сравнительное исследование. СПб.: Наука, 1999.-288 с.

217. Дементьев Э.Г. Французская «вертериана» конца XVIII в. // Гетевские чтения 1993. М.: Наука, 1994. - С. 34-50.

218. Дурылин С. Русские писатели у Гете в Веймаре // Литературное наследство. — 1932.-Т. 4-6.-568 с.

219. Дурылин С. Ранние русские знакомства Гете // Литературное наследство. 1932. - Т. 4-6. - 658 с.

220. Жилякова Э.М. Две страницы из русской «вертерианы» // Проблемы литературных жанров. Томск: Изд-во ТГУ, 1996. - С. 30-32.

221. Жилякова Э.М. «Страдания юного Вертера» Гете в контексте творчества Ф.М. Достоевского 1840-х гг. // Проблемы метода и жанра: Сб. статей. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1997. - С. 84-98.

222. Жилякова Э.М. Традиции сентиментализма в творчестве раннего Достоевского (1844-1849). Томск: Изд-во Том. ун-та, 1989. - 272 с.

223. Жирмунский В.М. Гете в русской литературе Л.: Наука, 1981. - 558 с.

224. Жирмунский В.М. Пушкин и Байрон. Л.: Наука, 1978. - 423 с.

225. Кантор В.Н. Иван Тургенев: Россия сквозь магический кристалл Германии // Вопросы литературы. 1996. - Вып. 1. - С. 127.

226. Кауфман А. Российские Вертеры // Наша старина. 1914. - № 7. - С. 668-675.

227. Кафанова О.Б. Русский Жорж-сандизм // Вожди умов и моды. Чужое имя как наследуемая модель жизни. СПб., 2003. С. 104-144.

228. Котляревский Н. Мировая скорбь в конце XVIII и в начале XIX века. Ее основные эстетические и социальные мотивы и их отражение в художественном творчестве. СПб., 1898. - С. 80.

229. Лагутина И. Символическая реальность Гете. Поэтика художественной прозы. -М.: Слово, 2000.-235 с.

230. Лагутина И.Н. Образ Германии в «Евгении Онегине» // A.C. Пушкин и мировая культура. Междунар. научн. конференция. Материалы. М., 1999. - 2-4 февр. - С. 170-171.

231. Лебедева О.Б. Мотив театра в сюжетосложении романа A.C. Пушкина «Евгений Онегин» // Мотивы и сюжеты русской литературы. От Жуковского до Чехова: К 50-летию научно-педагогической деятельности Ф.З. Кануновой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1997.-С. 66-75.

232. Левин Ю Д. Восприятие творчества инонациональных писателей // Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изучения. Л., 1974. - С. 264.

233. Левин Ю.Д. Оссиан в русской литературе: Конец XVIII-первая треть XIX века. -Л.: Наука, 1980.-С. 18-23.

234. Лопатина Н.И. Гете в русской поэзии. М.: Искусство, 1999. - 243 с.

235. Лотман Ю.М. Роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий: Пособие для учителя. Л.: Просвещение, 1980. - 416 с.

236. Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. Статьи и исследования 1957-1990. М.: Книга, 1987.-336 с.

237. Матковская И.Я. Радищев и Гете // Гетевские чтения. 1999. М.: Наука, 1999. -С. 159.

238. Мотылева Т.Л. Предисловие // Толстой читает Гете. Тула, 1982. - С. 28.

239. Муратов А.Б. Повести и рассказы И.С. Тургенева 1867-1871 годов. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1980. - 183.

240. Набоков Владимир. Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина. -М.: Интелвак, 1999. 1004 с.

241. Овсянико-Куликовский Д.Н. Гений Гете // Овсянико-Куликовский Д.Н. Вопросы психологии творчества. СПб., 1902.-С. 179-205.

242. Полевой H.A. «Пестрые сказки с красным словцом, Собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою, магистром философии и членом разных ученых обществ, изданные В. Безгласным» // Одоевский В.Ф. Пестрые сказки. СПб.: Наука, 1996.-С. 116-118.

243. Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. Мыслитель-писатель. М., 1913. - Т. I. - Ч. 2.

244. Сиповский В.В. Влияние «Вертера» на русский роман XVIII века // Журнал министерства народного просвещения 1906. - Ч. 1.

245. Стадников Г.В. Гете и его роман «Страдания юного Вертера» // Гете И.В. Страдания юного Вертера. СПб.: Наука, 1999. - С. 205-245.

246. Стадников Г.В. Лермонтов и Гете // Гетевские чтения. 1999. М.: Наука, 1999. -С. 172.

247. Стадников Г.В. О русском вертеризме: от сентименталистов до A.C. Пушкина. // Вожди умов и моды. Чужое имя как наследуемая модель жизни. СПб.: Наука, 2003.-С. 80-86.

248. Степанюк Е.И. Н.Ф. Эмин и «русская вертериана» // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. 1978. - С. 107.

249. Тиме Г.А. Заклятье гетеанства (диалектика объективного и субъективного в творческом сознании И.С. Тургенева) // Русская литература. 1992. - № 1. - С. 3042.

250. Топоров В.Н. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт прочтения. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1995. - 509 с.

251. Тураев С.В. Судьба первого романа Гете // Гетевские чтения 1993. М.: Наука,1994.-С. 30-34.

252. Турьян М.А. Странная моя судьба: О жизни Владимира Федоровича Одоевского. -М.: Книга, 1991.-398 с.

253. Уразаева Т.Т. Лермонтов: история души человеческой. Томск: Изд-во ТГУ,1995.-236 с.

254. Федоров A.B. Лермонтов и литература его времени. Л.: Худ. лит., 1967. - 363 с.

255. Чернов Н. Еще одна Салтычиха // Неделя. 1968. - № 35. - С. 20-23.

256. Шульц X. Толстой в Германии // Литературное наследство. 1965. - Т 75. - Кн. 2.-С. 222.

257. Эйгес И. Новые разыскания о стихотворениях М.Ю. Лермонтова и В.А. Жуковского // Сирена. Воронеж, 1919. - № 4/5.

258. Эйгес И. Перевод М.Ю. Лермонтова из «Вертера» Гете // Звенья. 1933. - С. 72.

259. Языков Н.В. Идеалы литературной Европы XIX вв. // Дело. 1877. - Сент. - № 9. - С. 113.

260. Berkov. P.N. «Werther»-Motive in Puskins «Eugen Onegin» // Berkov P.N. Literarische Wechselbeziehungen zwischen Russland und Westeuropa im 18. Jh. Berlin, 1968.- 172-176.

261. Eggeling W., Schneider M. Der russische Werther. Analysen und Materialien zu einem Kapitel deutsch-russischer Literaturbeziehungen. München, 1988. - 75 S.1. VII. Справочные издания

262. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1994.

263. Житомирская З.В. Иоганн Вольфганг Гете: Библиографический указатель русских переводов и критической литературы на русском языке 1780-1971. М.: Книга, 1972.-615 с.

264. Лермонтовская энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. -784 с.

265. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК Интелвак, 2003. -1600 стб.

266. Онегинская энциклопедия: В 2 т. М.: Русский путь, 1999. - Т. 1. - 572 с.

267. Русские писатели. Библиографический словарь: В 2 ч. М.: Просвещение, 1990. -Ч. 1.-429 с.-Ч. 2.-446 с.

268. Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь: в 2 ч. М.: Просвещение, 1989. - Ч. 1. - 429 с. - Ч. 2. - 446 с.

269. Словарь русских писателей XVIII в. СПб.: Наука, 1988. - Вып. 1. - 356 с.

270. Show Н. Dictionary of Literary Terms. New York, 1972. - 563 p.