Российская эмиграция в Китае

Аурилене, Елена Евлампиевна

автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Российская эмиграция в Китае

Год: 2004
Автор научной работы: Аурилене, Елена Евлампиевна
Ученая cтепень: доктора исторических наук
Место защиты диссертации: Хабаровск
Код cпециальности ВАК: 07.00.02

450 руб.

Диссертация по истории на тему 'Российская эмиграция в Китае'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Российская эмиграция в Китае"

На правах рукописи

Аурилене Елена Евлампиевна

РОССИЙСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ В КИТАЕ (1920-1950-е гг.)

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Хабаровск - 2004

Работа выполнена на кафедре государственно-правовых дисциплин Хабаровского пограничного института Федеральной службы безопасно -сти Российской Федерации.

Официальные оппоненты: Доктор исторических наук, профессор

Мелихов Георгий Васильевич

Ведущая организация - Институт истории, археологии

и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН

Защита состоится 23 октября 2004 в 15 час. на заседании диссертационного совета ДМ 212.293.02 по присуждению ученой степени доктора наук при Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Хабаровский государственный педагогический университет» по адресу: 680000, г. Хабаровск, ул. Карла Маркса, 68, корпус 1, ауд. 311.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Хабаровский государственный педагогический университет».

Автореферат разослан сентября 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Доктор исторических наук, профессор Печерица Владимир Федорович Доктор исторических наук, профессор Войшнис Вацлав Эдуардович

кандидат исторических наук, доцент

Общая характеристика работы

Тема исследования и ее актуальность. Глубокие перемены, происходящие в последние полтора десятка лет в российском обществе, потребовали от ученых разработки и обоснования новых концептуальных подходов к изучению прошлого, переосмысления многих страниц истории страны. Сегодня не подлежит сомнению тот факт, что история русского зарубежья является неотъемлемой частью как истории России, так и всемирной истории. Около двух миллионов беженцев Октябрьской революции и гражданской войны в России, рассеявшись по всему свету, создали социальный феномен, именуемый «Зарубежной Россией».

Российская эмиграция в Китае являлась одной из крупнейших составных частей Зарубежной России. Ее исследование дает уникальную возможность изучения межкультурного взаимодействия этносов, принадлежавших к разным цивилизациям. История российской диаспоры в Китае складывалась в контексте мировой колониальной истории. Присутствие на территории Китая иностранных концессий существенным образом повлияло на процесс адаптации эмигрантов, явилось одним из решающих факторов, обусловивших региональные особенности формирования и развития российских диас-порных групп. В результате массового исхода российской эмиграции из Китая в США, Австралию, Бразилию и другие страны выходцы из русского Китая влились в существовавшие там русские общины или создали новые.

Актуальность темы исследования обусловлена и тем обстоятельством, что в отечественной исторической литературе, посвященной вопросам адаптации российских эмигрантов в Китае, заметна тенденция к экстраполяции опыта маньчжурской колонии на историю диаспоры в целом. О необходимости выработки концептуального решения проблемы свидетельствует и тот факт, что в ряде исследований последних лет чрезмерно преувеличивается закрытость и обособленность российской диаспоры в Китае. Между тем, диаспора имела несколько очагов локализации, и эмигрантские колонии Маньчжурии, Северного Китая и Шанхая существовали в различных политических и социокультурных условиях, что не могло не сказаться на особенностях их адаптации. Выяснение этих особенностей раскрывает механизм действия внутренних и внешних факторов, повлиявших на процесс адаптации эмигрантов, позволяет адекватно воссоздать историю российской диаспоры в Китае.

РОС

библиотека СИ 0«

войны, конфликты, создание или распад государств, опорное культурное производство). Диаспоры - это политика и даже геополитика на протяжении всей истории, а в современный период особенно»1.

Другая причина, стимулировавшая интерес отечественных историков к диаспоре, связана с распадом Советского Союза, в результате которого около 29,5 млн. россиян оказалось за пределами государственных границ России2. Русские в ближнем зарубежье оказались вне привычного правового и культурного пространства и превратились в дискриминируемое меньшинство. В связи с этим стала очевидной потребность теоретического осмысления понятия диаспоры, ее структуры и механизма, обеспечивающего процесс адаптации эмигрантов в инокультурной среде. История российской диаспоры в Китае дает уникальный материал для исследований в этой области.

О важности продолжения разработки темы свидетельствует и ряд международных научных конференций последних лет, материалы которых показывают, что феномен русского Китая активно изучается историками за рубежом. Отмечая всплеск интереса к теме эмиграции на постсоветском пространстве, зарубежные исследователи объясняют этот факт не только желанием восстановить потерянные страницы истории, но и своеобразной реакцией общества на распад СССР.

Таким образом, тема российской диаспоры в Китае имеет несомненную научную значимость и актуальность. Постановка данной проблемы вытекает из потребностей развития исторической науки, так как без русского Китая была бы невозможной целостная объективная картина истории Зарубежной России. Тема миграции и адаптации сегодня остается приоритетной в исторической науке. Осмысление истории эмигрантских колоний в контексте диаспоры дает возможности для выявления общего и особенного в судьбах уже исчезнувших и существующих сегодня как в дальнем, так и ближнем зарубежье русских общин, создает теоретическую и фактологическую базу для исследований в области этнологии, культурологии и политологии.

Исследование исторического опыта культурного взаимодействия русского и китайского населения имеет практическое значение, так как его результаты могут быть учтены административными органами Дальнего Востока и других российских регионов при выработке политики в отношении китайских мигрантов.

Хронологические параметры диссертационного исследования - 20-е - середина 50-х годов XX в. - обусловлены историей формирования, развития и исчезновения российских диаспорных групп в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае. Массовый приток эмигрантов из России на территорию Китая начался в 1920 г. с наплывом разбитых

Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Национальные диаспоры в России и за рубежом в X]X-XX вв Сборник статей. - М : Институт российской истории РАН, 2001. - С. 24. 2Там же . - С 35

белых армий и мирного населения из Сибири и Приморья. В 1920 г. после отказа большевистского правительства от прав экстерриториальности в Китае, в эмигрантское состояние перешла часть проживавшего там до революции русского населения. Именно в это время начинается структурирование диаспоры, формирование ее менталитета.

Последний этап истории российской диаспоры в Китае связан с разгромом Японии во Второй мировой войне и завершением гражданской войны в Китае победой КПК. Демонтаж институтов российской диаспоры в различных районах ее локализации шел не одновременно: в Маньжурии - в 1945 г., в Северном Китае и Шанхае - в 1949 г. Деятельность отдельных эмигрантских учреждений продолжалась на месте новой дислокации беженцев на Филиппинах (остров Тубабао) и закончилась в начале 1953 г. В середине 50-х годов XX в. массовая репатриация эмигрантов из Маньчжурии в СССР, а также отъезд многих из них в другие страны завершили историю российской диаспоры в Китае.

Географические рамки исследования охватывают территории трех основных очагов локализации российской диаспоры в Китае - Маньчжурию (территория современной провинции Хэйлунцзян), города Тяньцзин и Пекин в Северном Китае, Шанхай, а также остров Тубабао на Филиппинах, на 4 года ставший пристанищем эмигрантов, эвакуированных из Китая.

Объектом исследования является российская диаспора, возникшая в Китае в результате массовой эмиграции беженцев из России после Октябрьской революции и гражданской войны, а также в результате перехода значительной части служащих КВЖД и иных российских учреждений и предприятий на территории Китая в эмигрантское состояние.

Предметом исследования стал процесс адаптации российских эмигрантов в основных центрах локализации диаспоры - в Маньчжурии, Северном Китае (Пекин, Тянь-цзин) и Шанхае.

Целью диссертационной работы является системный анализ процесса адаптации российских эмигрантов в Китае на основе сравнительно-исторического исследования эмигрантских колоний в основных центрах локализации диаспоры.

В соответствии с целью были поставлены следующие задачи:

• Рассмотреть политические, правовые и социально-экономические условия, в которых оказались русские беженцы в Китае.

• Проанализировать процесс формирования и развития эмигрантских институтов, их функции и характер взаимосвязей в структуре российской диаспоры, определить основные периоды ее истории.

• Выяснить степень интегрированности российских эмигрантов в принимающее общество и особенности адаптации различных социальных слоев.

• Исследовать внешние и внутренние факторы, повлиявшие на процесс адаптации эмигрантов в трех названных центрах локализации диаспоры.

• Определить особенности процесса адаптации эмигрантских колоний в трех основных очагах локализации диаспоры - в Маньчжурии, Шанхае и Северном Китае.

• Выяснить состояние этнического самосознания российских эмигрантов.

• Охарактеризовать политический менталитет диаспоры на основе анализа эмигрантской политической литературы и программных материалов партий и движений.

Гипотеза исследования основана на следующих предположениях:

• В связи с тем, что российская диаспора в Китае была локализована в различных, политически неоднородных регионах страны и не имела единого органа самоуправления, история отдельных крупных эмигрантских колоний имела специфические особенности.

• Степень интеграции российских эмигрантов в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае была различной в силу действия а) внутренних и б) внешних факторов, к которым относятся: а) количество и компактность расселения эмигрантов, их социально-экономический статус, наличие группового лидера, общность политической идеологии; б) политические и социокультурные условия, в которых существовали российские колонии в указанных центрах локализации диаспоры.

• Методология диссертационного исследования.

Выбор методологических и методических принципов настоящей диссертации определился в соответствии с целями исследования и требованиями современной исторической науки.

В качестве методологического фундамента диссертации использован принцип историзма, требующий изучения всякого явления истории в его генезисе и развитии, конкретно - исторической обусловленности и индивидуальности. История российской диаспоры в Китае представлена а) в динамике - с момента формирования беженских колоний в основных центрах локализации диаспоры до их исчезновения; б) в контексте локальной истории Китая и мировой истории.

В условиях современного теоретико-методологического плюрализма отечественные историки используют формационный и цивилизационный подходы, теории модернизаций и альтернатив общественного развития, концепции циклического развития, синергетики и т.д. Для исследования проблем адаптации этнической группы, оказавшейся в иноцивилизационных условиях существования, наиболее продуктивным, на наш взгляд, является цивилизационный подход к истории, дающий большие возможности для компаративного анализа и обобщений, позволяющий раскрыть специфику изучаемого объекта, множественность влияющих на него локальных и всеобщих, постоянных и преходящих факторов.

Объективная картина истории российской эмиграции в Китае стала возможной, благодаря сочетанию методов сравнительно-исторического исследования и системного

анализа диаспоры. В связи с тем, что последняя по своей структуре не являлась целостным социальным образованием, в работе представлены наиболее крупные колонии, возникшие в местах компактного расселения эмигрантов - в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае. Компаративный метод позволил выделить специфические особенности адаптации эмигрантов каждой из этих диаспорных групп. Методы системного исследования позволили осуществить структурный и функциональный анализ диаспоры, выявить внутренние и внешние факторы, определявшие особенности процесса адаптации эмигрантов в трех указанных выше центрах расселения. Системный подход ориентировал автора на раскрытие целостности объекта исследования и обеспечивающих его механизмов, на выявление многообразных типов связей сложного объекта и сведение их в единую теоретическую картину.

Являясь научным методом теоретического исследования, системный подход тесно связан с принципом историзма в силу, прежде всего, онтологических обстоятельств, так как имеет дело с развивающимися во времени системами. Раскрывая сущностную природу, принципы функционирования и эволюции диаспоры, системный подход потребовал применения различных общенаучных методов - логического, индуктивного, дедуктивного, количественного и др.

Категория «диаспора» в контексте исторического исследования стала употребляться сравнительно недавно, и варианты ее понимания историками в целом отражают дискуссию, которую ведут вокруг этого термина этнологи. В отечественной и зарубежной научной литературе существует две крайности в определении диаспоры. Первая заключается в широком толковании диаспоры как части этноса, живущего за пределами страны своего происхождения. Как справедливо отмечает В.А. Тишков, такой подход к феномену диаспоры имеет ряд серьезных недостатков, так как не учитывает историческую ситуативность и личностную идентификацию, «неоправданно охватывает все формы иммигрантских общин и фактически не делает различий между иммигрантами, экспатриантами, беженцами, гастарбайтерами и даже включает старожильческие и интегрированные этнические общины»3. Вторая крайность, на наш взгляд, наиболее выпукло отражена в концепции Э. Мелконяна, который считает, что диаспоры возникают лишь в результате этнической эмиграции (например, еврейская и армянская диаспоры) и тем самым отличаются от других этнических меньшинств, оказавшихся за пределами родной страны по причинам политического, религиозного или экономического характера .

Автор данного исследования разделяет точку зрения З.И. Левина, определившего диаспору как «этнос или часть этноса, проживающие вне своей исторической родины или терри-

3 Тишков ВА Указ. соч. - С. 14,16.

* Мелконян Э. Диаспора в системе этнических меньшинств (на примере армянского рассеяния) //Диаспоры. - 2000. -

тории обитания этнического массива, сохраняющие представление о единстве происхождения и не желающие потерять стабильные групповые характеристики, заметно отличающие их от остального населения страны пребывания, вынужденно (осознанно или неосознанно) подчиняясь принятому в ней порядку»5. Думается, что эта дефиниция отражает суть функционального назначения диаспоры - сохранение этнокультурной идентичности.

Применительно к эмигрантскому населению, компактно проживавшему в районах локализации российской диаспоры в Китае, в работе используются также термины: «диас-порная группа», «диаспорное сообщество», «эмигрантское сообщество», «эмигрантская колония», употребляемые в контексте исследования как синонимы.

Термин «этническая община» употребляется в работе как своеобразный индикатор зрелости диаспоры (диаспорной группы), превращения ее из совокупности групп в целостный социальный организм, связанный общим интересом. Общинная организация предполагает наличие центрального института самоуправления, под руководством которого функционирует диаспорная группа.

Понятие «русская эмиграция» используется наравне с понятием «российская эмиграция» для обозначения всех выходцев из России, независимо от их этнической принадлежности. В таком значении термин «русская эмиграция» фигурирует в эмигрантских источниках, документах международных беженских организаций, на страницах западной и часто отечественной историографии. Аналогичным образом сложилась практика употребления термина «белая эмиграция», применявшегося для обозначения всех эмигрантов, не признавших советской власти, независимо от того, являлись они сторонниками «белой» идеи или нет. Автор сохраняет эту традицию.

Научная новизна исследования заключается в том, что:

- в результате комплексного обобщающего исследования истории российской эмиграции в Китае в контексте диаспоры решена научная проблема, имеющая важное историко-культурное значение;

- предложена и обоснована оригинальная концепция истории российской диаспоры в Китае, позволившая провести системный анализ процесса адаптации эмигрантов;

- история российской диаспоры представлена в контексте политической истории Китая и мировой истории, выявлены ведущие тенденции исторического процесса в данных хронологических и территориальных рамках;

- в результате сравнительно-исторического исследования определены региональные особенности процессов формирования и эволюции русских эмигрантских колоний в трех основных центрах локализации диаспоры - в Маньчжурии, Северном Китае, Шанхае;

5 Левин 3.И. Указ соч -С 5

- выявлены внешние и внутренние факторы, обусловившие своеобразие процессов адаптации русских эмигрантов в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае и различную степень их интеграции в указанных районах расселения;

- уточнены статистические данные по истории русских эмигрантов в Китае;

- на основе анализа как впервые вводимых, так и малоизвестных документальных материалов в работе рассматриваются аспекты эмигрантской истории, прежде не получившие глубокого освещения в научной литературе: участие русских эмигрантов в гражданской войне в Китае; объединительные кампании эмигрантских лидеров и организаций; правовая политика японских оккупационных властей по отношению к русским эмигрантам; русские эмигранты в условиях японо-китайской войны (1937-1945 гг.); русские волонтеры в воинских и полицейских подразделениях Шанхая и др.;

- предметом комплексного анализа стала социально-политическая идеология российской диаспоры в Китае, нашедшая отражение в социально-философских и политических трудах эмигрантских авторов, программных положениях политических партий и движений;

- показано влияние регионального фактора на содержание эмигрантской социально-политической идеологии в Китае, по сравнению с европейскими центрами русского зарубежья;

- проведен анализ методологии, на основе которой эмигрантские авторы выстраивали свои социально-философские и политические взгляды. Большинство использованных в работе эмигрантских публикаций включены в аналитический обзор впервые;

- представлена авторская периодизация истории русской диаспоры в Китае, учитывающая а) ход развития политических событий, существенным образом повлиявших на судьбу диаспоры; б) институциональную эволюцию эмигрантских колоний; в) степень интеграции эмигрантов в указанных центрах локализации диаспоры.

На защиту выносятся следующие основные положения:

• Отсутствие единого правового и политического поля в Китае, противостояние политических группировок и борьба эмигрантских лидеров за власть оказались непреодолимым препятствием на пути объединения русских диаспорных групп в целостный социальный организм с единым представительным органом самоуправления.

• Благодаря присутствию развитой инфраструктуры русской колонии в полосе отчуждения КВЖД, в Маньчжурии беженцы оказалась в особых социокультурных уело-

виях, по сравнению со своими соотечественниками в других регионах Китая. Однако интеграция эмигрантов в самодостаточную этническую общину, способную обеспечить правовые и социально-экономические интересы русской колонии, тормозилась борьбой политических группировок, многие из которых стали объектом манипуляций в руках японских спецслужб.

• Японская оккупация Маньчжурии оказала двоякое влияние на судьбу русской колонии. С одной стороны, эмигранты оказались в условиях тотального контроля со стороны оккупационных властей, стремившихся превратить белую колонию в своего союзника в предстоящей войне с СССР. С другой стороны, созданное японцами Бюро по делам российских эмигрантов стало своеобразным «эмигрантским правительством», обеспечивавшим этнокультурную целостность эмигрантской колонии, ее правовой и социально-экономический статус.

• В Северном Китае (Тяньцзин, Пекин) факторами, тормозившими процесс интеграции беженцев в устойчивую этническую общину, являлись: небольшая численность колоний; включение значительной части эмигрантов в культурную среду европейских концессий; политические разногласия эмигрантских руководителей и отсутствие авторитетной организации, способной объединить колонию. В силу указанных выше причин не имела успеха и объединительная политика японских оккупационных властей, сделавших ставку на Русский антикоммунистический комитет как центральный орган эмиграции в Северном Китае.

• В Шанхае решающее влияние на процесс адаптации эмигрантов оказали внушительная плотность беженского населения и его компактное расселение на территориях Французской концессии и Международного сеттльмента. С одной стороны, политические и социокультурные условия западных концессий способствовали относительно быстрой стабилизации бытия беженской колонии, расцвету ее культурной и деловой жизни, с другой стороны создавали предпосылки для ассимиляционных тенденций в эмигрантском сообществе (международные браки, интенсивное освоение европейских языков, интеграция в деловую жизнь западных концессий).

• Не являясь целостным социальным организмом с точки зрения структуры, русская диаспора в Китае, тем не менее, сохраняла этнокультурную целостность. Деятельность ее институтов была направлена на сохранение русской дореволюционной культуры и духовных традиций; главной составляющей политического менталитета диаспоры (особенно первого поколения беженцев) был национализм. Национальная идея существовала в различных формах, но была направлена на решение единственной задачи -возрождение великой России.

• По содержанию и методологии эмигрантская политическая и социально-философская литература, увидевшая свет в Китае, отражала основные идеологические направления, существовавшие в европейских центрах русского зарубежья. Вместе с тем географическая удаленность от Европы, включение русских эмигрантов в орбиту китайской и японской политики, условия восточной культуры внесли специфические оттенки в социально-политическую идеологию русской диаспоры в Китае: одни эмигрантские идеологи видели «естественного союзника» России в Японии; другие подчеркивали генетическую связь русской государственной идеи с восточной (китайской) традицией.

• Источниковая база.

Решение задач диссертационного исследования стало возможным, благодаря изучению широкого круга исторических источников, многие из которых вводятся в научный оборот впервые.

Основной массив неопубликованных источников составляют эмигрантские фонды Государственного архива Хабаровского края (ГАХК), важнейшим из которых является фонд 830, содержащий уникальные документы Главного бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (ГБРЭМ) - своеобразного «эмигрантского правительства», созданного японскими спецслужбами на территории оккупированной Маньчжурии. Фонд насчитывает 58367 дел6, охватывающих весь десятилетний период существования Бюро - с момента возникновения 28 декабря 1934 по 1945 г. Приказы, распоряжения, доклады и отчеты Бюро, материалы съездов ГБРЭМ, переписка ответственных чиновников с эмигрантами и официальными лицами из Японской военной миссии (ЯВМ) представляют обширную информацию об административной, политической, экономической и культурной деятельности этой организации, позволяют судить о характере взаимоотношений оккупационных властей с эмигрантами в условиях меняющейся внешнеполитической ситуации, о проблемах эмигрантского бытия. Деятельность одного из отделений ГБРЭМ представлена в документах фонда 1127 - Отделение Бюро по делам российских эмигрантов на ст. Пограничная. Материалы Комитета по переселению в Тоогенский район, сосредоточенные в фонде 832, содержат списки эмигрантов - переселенцев, их анкеты и прошения, переписку ответственных лиц по поводу сельскохозяйственного инвентаря, строительства жилья и школ.

Сведения о деятельности созданной японцами политической организации Кио-Ва-Кай содержит фонд 831 - Особый отдел Биньцзянского штаба Кио-Ва-Кай. Организация Кио-Ва-Кай, характеризовавшаяся ее создателями как «неофашистская», представляла собой своего рода государственную партию, призванную обеспечить идеологическое и политическое единство многонационального населения Маньчжурии. В доку* Бендик Н.Н. Харбинская россика в Государственном архиве Хабаровского края // Россия и Китай на дальневосточных рубежах: Материалы Третьей мезкдунар. науч. конф. - Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2003. - С. 276.

ментах фонда, охватывающих период с 1938 по 1943 гг., представлена деятельность

Кио-Ва-Кай по организации политической пропаганды, военному воспитанию молодежи, созданию добровольных дружин.

Ценные документальные материалы по истории русской эмигрантской колонии Харбина представлены в 136 делах Харбинского комитета помощи русским беженцам (ХКПРБ), сосредоточенных в фонде 1128. Архив ХКПРБ содержит анкетные карточки беженцев, обратившихся в комитет по поводу получения вида на жительство, разного рода статистические данные, прошения о материальной помощи и трудоустройстве, сведения о благотворительной деятельности комитета. Разнообразную информацию о российских эмигрантах в Маньчжурии содержит личный фонд документов В.И. Чернышевой (ф.849). Начальник архивного отдела Управления НКВД В.И. Чернышева оказалась в Маньчжурии в 1945 г. по долгу службы и именно, благодаря ее усилиям, были собраны эмигрантские документы и вывезены из Китая в СССР.

В Государственном архиве Российской Федерации хранится личный фонд И.И. Серебренникова - одного из видных общественных деятелей русского Китая, ученого, политика, и книгоиздателя (ф. 5873). В делах фонда собрана переписка И.И. Серебренникова с представителями дальневосточной эмигрантской Интеллигенции - известным писателем и журналистом Bc. H. Ивановым, профессором Юридического факультета Харбина Г.К. Гинсом, популярным харбинским поэтом А. Грызовым, политиком и общественным деятелем П.В. Вологодским и др. Материалы фонда содержат записки И.И. Серебренникова о гражданской войне, вырезки из эмигрантских газет, переписку с Обществом Сибиряков (Чехословакия) и Обществом изучения Маньчжурского края (Харбин).

Фонд Р-7339 содержит личный архив известного русского писателя и публициста Bc. H. Иванова, в котором представлены документальные свидетельства его участия в съезде несоциалистических организаций во Владивостоке (1921 г.), статья о Н.Д. Меркулове, а также письма последнего к Bc. H. Иванову, содержащие критическую характеристику известных деятелей белого движения, ставших впоследствии ключевыми фигурами русской эмиграции в Китае, - генералов Глебова, Дитерихса, Семенова и др.

Важную группу источников составляют документы и материалы из архивов и библиотек США. Одна из крупнейших коллекций документов и материалов по истории Зарубежной России хранится в библиотеках Калифорнийского университета (Беркли, Калифорния). В архивной библиотеке Банкрофт (The Bancroft Libraiy, Berkeley, California) находится личный фонд П.П. Балакшина, автора известного двухтомного труда по истории русской эмиграции в Китае7. Материалы фонда (Peter P. Balakshin Papers, boxes 1, 3) охватывают период с

Балакшин П. Финал в Китае. Возникновение, развитие и исчезновение белой эмиграции на Дальнем Востоке: В 2 т. - Сан-Франииско; Нью-Йорк; Париж: «Сириус», 1958-1959. - Т.1. -1958; Т.2 - 1959.

1929 по 1989 гг. и представляют собой документальные свидетельства непосредственных участников событий эмигрантской истории, ставшие основой для написания как «Финала в Китае», так и других произведений писателя. Обширная переписка П.П. Балакшина с эмигрантами показывает реакцию его корреспондентов на «Финал в Китае», полемику, развернувшуюся на страницах писем по поводу отдельных моментов истории русского Китая.

Разнообразная информация о русских эмигрантах в Маньчжурии, высказывания, характеризующие деятельность гражданской администрации Маньчжоу-Ди-Го и социально-политические устои марионеточной империи, содержатся в интервью известного харбинского профессора Г.К. Гинса, хранящемся в отделе устной истории (Oral History Office) библиотеки Банкрофт и Публичной библиотеке Нью-Йорка

Материалы расследования деятельности русской фашистской организации, созданной А.А. Вонсяцким на территории США (Коннектикут), имеются в личном фонде Т. Додда (Thomas J. Dodd Papers, box 2), находящемся на хранении в исследовательском центре Университета Коннектикута (The Dodd Research Center, University of Connecticut). В материалах фонда имеются сведения о сотрудничестве А.А. Вонсяцкого с «вождем» русских фашистов в Китае КВ. Родзаевским, об антисоветской деятельности двух «вождей» и их контактах с гитлеровскими фашистами.

Круг использованных в работе опубликованных источников включает: а) документы официального происхождения: акты международной политики, документы нормативного характера периода японской оккупации Маньчжурии (опубликованные правительством Маньчжоу-Ди-Го, Кио-Ва-Кай и Бюро по делам российских эмигрантов), материалы уголовно-следственных дел реэмигрантов и др.; б) эмигрантские материалы: сборники, письма, агитационные материалы Кио-Ва-Кай и БРЭМ (ГБРЭМ), дневники, монографии, статьи, календари, периодическую печать.

Информация правового характера содержится в нормативных сборниках «Положение об арбитражном суде при Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи», «Положение о служащих Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи», «Законоположение и правила о школах» и др. Сборник материалов о деятельности ХКПРБ «Харбинский комитет помощи русским беженцам» содержит историческую справку, статистические данные, информацию о кадровом составе и динамику активности этой организации. Разносторонняя информация по экономике Маньчжурии и предпринимательской активности русских на ее территории представлена в книге Е.Х. Нилуса «Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1986-1923 гг.», исследовании Л.И. Любимова «Очерки по экономике Маньчжурии», деловом сборнике «Коммерческий Харбин (1931-1932)». Последний содержит обширную информацию о состоянии различных отраслей экономики Харбина, разнообразные статистические дан-

ные, включая информацию о количестве русского населения города, которое подразделя-

ется на эмигрантов, советских граждан и лиц, принявших китайское гражданство .

Ценным источником по истории русских колоний Северного Китая явилась брошюра «Российский антикоммунизм в Северном Китае. 1937-1942 гг.». Издание, вышедшее к пятилетней годовщине деятельности Российского антикоммунистического комитета, выполнявшего роль эмигрантского центра в годы японской оккупации, дает сведения о целях и задачах этой организации, ее структуре, кадровом составе и политической идеологии.

Исключительное значение для изучения шанхайской ветви русской диаспоры в Китае имеет альбом В. Д. Жиганова «Русские в Шанхае», который можно классифицировать одновременно как исторический источник и как авторское исследование истории русской колонии в Шанхае в 20 - 30-е годы. Наряду с документальной информацией фотографического и фактического характера, в работе присутствуют авторские ценностные ориентиры и политические убеждения. Аналогичным образом можно характеризовать работу Е.М. Красноусова «Шанхайский русский полк», запечатлевшую хронику событий из истории русского подразделения в Шанхайском волонтерском корпусе, и исследование В.Н. Жернакова «Трехречье», содержащее сведения о расселении и структурной организации русских казаков в одном из граничащих с СССР районов Маньчжурии.

Исследование политического менталитета русской диаспоры в Китае стало возможным, благодаря изучению программ эмигрантских партий и движений, политических и социально-философских трудов эмигрантских авторов - В.Ф. Иванова, Вс.Н. Иванова, И.Б. Коджака, К.В. Родзаевского, Н.И. Никифорова, Г.К. Гинса, Н.В. Устрялова и др.

Важнейшим источником для изучения проблемы российской диаспоры в Китае явились эмигрантские периодические издания Харбина, Шанхая и Тяньцзина. Обширная ин-

Коммерческий Харбин: 1931-1932. - Харбин: «Информатор» К.И. Судниченко, Б.г.; Любимов Л.И. Очерки по экономике Маньчжурии. - Харбин, 1934; Нилус Е.Х. Исторический обзор КВЖД. 1896-1923 гг. - Харбин: Изд-во Правления общества КВЖД, 1923.

формация об эмигрантских образовательных и научных учреждениях, литературе, искусстве, печати и т.д. в Маньчжурии представлена в юбилейном выпуске (№ 10) журнала «Политехник», изданном в 1979 г. в Сиднее Объединением инженеров, окончивших Харбинский политехнический институт.

Немногочисленную группу источников, составили эмигрантские документы, опубликованные в отечественных сборниках «Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920-1945)» и «Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг.»9.

К исследованию были привлечены источники личного происхождения, предоставленные автору бывшими харбинцами O.K. Войнюш (Санкт-Петербург) и Грегом Гроссманом (Беркли, Калифорния, США), а также мемуарная литература и обширный круг вторичных источников, включающий научные монографии, авторефераты диссертаций, статьи отечественных и зарубежных авторов.

Совокупность использованных в работе источников дает возможность решить задачи исследования.

Научно-практическое значение работы заключается в том, что ее методология и результаты могут быть использованы при подготовке обобщающих трудов по истории русской эмиграции на Дальнем Востоке и Русского Зарубежья в целом. Фактические и теоретические данные диссертации могут быть полезными при дальнейшем изучении феномена диаспоры и связанных с ней проблем адаптации эмигрантов в новой социокультурной среде.

Сравнительно-историческое исследование крупных диаспорных групп поможет преодолеть сложившуюся в современной историографии тенденцию представлять историю русской диаспоры в Китае на основе опыта лишь одной из ее колоний - маньчжурской.

В условиях переходного периода от авторитаризма к демократии, который переживает современная российская государственность, представленный в работе анализ эмигрантской политической идеологии приобретает актуальное звучание и может быть использован для написания обобщающих работ по истории эмигрантской социально - политической мысли.

Материалы диссертации могут быть использованы при написании научных трудов, учебных пособий и лекционных курсов по указанной тематике, для практической деятельности преподавателей истории, аспирантов и студентов.

Апробация результатов исследования.

Основные положения, выводы и отдельные сюжеты диссертации были опубликованы в монографиях «Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шан-

9 Российская эмиграция в Маньчжурии; военно-политическая деятельности 1920-1945). Сборникдокументов / Сост. Е.Н. Чернолуцкая. - Южно-Сахалинск, 1994; Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг.: Документы и материалы: Учебное пособие / Под ред. АФ. Киселева. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999.

хай (1920 - 1950-е гг.)», «Русские в Маньчжоу-Ди-Го: «Эмигрантское правительство»; научных и научно-популярных периодических изданиях: «Исторический архив» (Москва), «Вестник МЭИ» (Москва), «Россия и АТР» (Владивосток); «Вестник Евразии» (Москва), «Белая Армия. Белое дело» (Екатеринбург), «Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке» (Хабаровск); сборниках научных трудов и материалов международных и региональных научных конференций, проходивших в Москве, Красноярске, Владивостоке, Хабаровске, Южно-Сахалинске, Биробиджане.

Структура диссертации.

Особенности объекта и предмета научного анализа, постановка цели и задач исследования обусловили проблемно-хронологический принцип построения диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и приложений. В приложениях представлены эмигрантские документы из Государственного архива Хабаровского края и библиотеки Банкрофт Калифорнийского университета США.

Основное содержание работы

Во Введении обоснованы актуальность, научная и практическая значимость, новизна исследования; определены его цель, задачи, хронологические и территориальные рамки; представлена методологическая база и характеристика источников; сформулированы рабочая гипотеза и основные защищаемые положения.

В первой главе диссертации «Историография российской послереволюционной эмиграции в Китае» представлен аналитический обзор научной отечественной и зарубежной литературы по теме исследования. В отечественной историографии российской эмиграции в Китае выделены два крупных этапа, различающихся по методологии и содержанию исследований: советский период (20 - 80-е гг. XX в.) и постсоветский (с 90-х гг. XX в. по настоящее время).

Российская послереволюционная эмиграция стала предметом интереса советских историков и публицистов уже в 20-е годы. В работах В. Белова, М. Покровского, А. Бобрищева-Пушкина, И. Лунченкова, А. Киржница, Н. Кичкасова и др. показана численность российских эмигрантов, условия их быта, политические настроения и контрреволюционная деятельность белоэмигрантских группировок10.

В годы сталинизма на эмигрантскую тему был наложен запрет и лишь в период хрущевской «оттепели» «Зарубежная Россия» вновь напомнила о себе в опубликованных воспоминаниях эмигрантов, возвратившихся в СССР после Второй мировой войны. В.В. Шульгин, Л.Д. Любимов, Д.И. Мейснер и другие авторы рассказали о драматической судь-

10 Белов В. Белое похмелье. - М-Пг, 1923; Лунченков И. За чужие грехи. - М.-Л., 1925; Бобрищев-Пушкин А. Война без перчаток. - М.,1925; Кичкасов Н. Белогвардейский террор против СССР. - М.: Госиздат, 1928, Покровский М.Н. Противоречия господина Милюкова. - М., 1922; Он же. Контрреволюция за четыре года. - М., 1922; Киржниц Н. У порога Китая. - М: «Красная новь», 1924.

судьбе эмигранта, о ярких представителях русской культуры за рубежом, проследили путь эволюции политического сознания эмигрантов от неприятия советского режима до признания в нем силы, возродившей могущество СССР11.

В 70-80-е годы появился ряд серьезных научных исследований, посвященных, главным образом, политическому аспекту темы. В советской историографии, основанной на классовом подходе к оценке исторических явлений, труды на тему эмиграции носили разоблачительный характер и представляли лишь те сюжеты, которые были позволены цензурой. Как правило, в рамки официальной идеологии хорошо вписывались антисоветская деятельность белых группировок, провалившаяся в результате успешных операций советской контрразведки, банкротство политических идей эмигрантов, никчемность и безысходность бытия людей без Родины и т.п. Среди исследователей этого периода, внесших весомый вклад в развитие историографии российской эмиграции, -Л.К. Шкаренков, СА Федюкин, Д.Л. Голинков, В.В. Комин, Г.З. Иоффе, Г.Ф. Барих-новский и др.12.

Дальневосточный сюжет эмигрантской темы в исторических работах советского времени встречался редко и носил фрагментарный характер. Так, С.А. Федюкин, исследовавший влияние сменовеховства на раскол антисоветского лагеря, отметил присутствие двух центров этого движения - на Западе и Дальнем Востоке. Ключевой фигурой дальневосточного крыла сменовеховства был назван Н.В. Устрялов. Г.З. Иоффе и Л.К Шкаренков обратили внимание на деятельность Русской фашистской партии К.В. Родзаевского в Китае и ее связи с фашистами Европы и Америки. В книге «Агония белой эмиграции» Л.К. Шкаренков упоминал о присутствии на территории Маньчжурии многочисленных политических организаций и активно действующих военизированных группировок антисоветского характера. Среди организаторов антисоветской работы названы М.К. Дитерихс, Д.Л. Хорват, Г.М. Семенов. Отмечена связь белых группировок и фашистов с японскими спецслужбами, вскользь упомянуто «эмигрантское бюро» и один из его руководителей - генерал ВА Кислицин. В двухтомной работе Д.Л. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР», раскрывающей взаимодействие внутренней контрреволюции с эмигрантскими антисоветскими группировками, в контексте сю-

11 Шульгин В.В. Письма к русским эмигрантам. - М.: Соиэкгиз, 1961; Любимов Л.Д. На чужбине: Воспоминания. -М.: «Советский писатель», 1963; Мейснер Д.И. Миражи и действительность. Записки эмигранта. - М.: Изд. агентства печати «Новости», 1966.

12 Барихновский Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмигрании и разгром внутренней контрреволюции (1921-1924). - . I.:. II У, 1978; Комин В.В. Политический и идейный крах русской мелкобуржуазной контрреволюции за рубежом: Учебное пособие - Калинин: Калининский гос. ун-т, 1977; Иоффе Г.З. Крах российской монархической контрреволюции. - М.:« Наука», 1977; Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. - М.: «Мысль», 1981; Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР: В 2 кн. - М: Политиздат, 1986; Федюкин СА Великий Октябрь и интеллигенция. Из истории вовлечения старой интеллигенции в строительство социализма. - М: «Наука», 1972.

жета упоминаются имена Г.М. Семенова, Д.Л. Хорвата, Н.В. Устрялова, И.И. Серебренникова и некоторых других известных деятелей дальневосточной эмиграции.

Таким образом, историография советского периода лишь затронула некоторые аспекты истории дальневосточной эмиграции, касающиеся главным образом антисоветской деятельности белоэмигрантских партий и военно-политических группировок, назвала их лидеров и обозначила наиболее яркие направления в политической идеологии.

Вторая половина 80-х гг. была для историков своеобразным переходным периодом, когда на перестроечной волне шла ломка традиционного политического сознания, раскрылись новые гносеологические возможности, вызвавшие к жизни первые публикации, в которых с белых эмигрантов пока еще осторожно, но все-таки сняли клеймо врагов народа и предателей. Исследователи получили доступ к документальным материалам, на протяжении семи десятилетий находившимся в спецхранах.

Первые комплексные работы, посвященные теме российской эмиграции в Китае, увидели свет на Дальнем Востоке. В.В. Сонин и В.Ф. Печерица рассмотрели широкий круг вопросов, связанных с формированием беженских колоний, политической и куль-

~ 13

турной деятельностью российских эмигрантов .

Богатейшие возможности для исследования российской эмиграции в Китае открылись в начале 90-х гг., когда из спецхрана ФСБ в Государственный архив Хабаровского края (ГАХК) началась передача уникальных харбинских фондов, среди которых особую ценность представляет архив Главного бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи. Расширение источниковой базы значительно продвинуло изучение истории дальневосточной эмиграции. Тема стала предметом обсуждения на региональных и международных научных конференциях. В фокусе внимания исследователей оказался широкий спектр проблем, включая особенности дальневосточной эмиграции, деятельность эмигрантских политических партий и военизированных группировок, благотворительных, религиозных и корпоративных организаций, вопросы науки, образования и культуры, историография дальневосточной эмиграции14.

В 1995-2002 гг. в Институте истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН (Владивосток) работал Центр российской эмиграции в странах АТР под руководством О.И. Сергеева. В 1996 г. в этом же институте автором настоящего исследования была защищена первая диссертационная работа по истории русской эмиграции в

" Сонин В.В. Крах белой эмиграции в Китае. - Владивосток: Изд-во Дальневост. гос. ун-та, 1987; Печерица В.Ф. Восточная ветвь русской эмиграции. - Владивосток: Изд-во Дальневост. гос. ун-та, 1994.

Миграционные процессы в Восточной Азии: Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. - Владивосток, 1994; Дальний Восток России - Северо - Восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества: Материалы междунар. науч. конф. - Хабаровск: «Частная коллекция», 1998; Годы, Люди, Судьбы. История российской эмиграции в Китае: Материалы междунар. конф. - М.: Институт российской истории РАН, 1998; Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков: Материалы Первой междунар. науч.-практ. конф. - Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 1998 и др.

Китае. Предметом специального исследования стала деятельность Бюро по делам российских эмигрантов - административного эмигрантского органа, учрежденного японскими оккупационными властями в Маньчжурии15.

В разнообразном спектре проблем истории российской эмиграции в Китае устойчивый интерес исследователей вызывает ее политический аспект. Идеология и деятельность эмигрантских политических партий и движений, антисоветская активность военизированных группировок рассматриваются в работах С. Белоусова, Ю. Мельникова, В.В. Сонина, В.Ф. Печерицы, О.И. Кочубей, Ю.Н. Ципкина, М. Назарова, СВ. Онегиной, О.Л. Воронина, Е.Н. Чернолуцкой, А. Буякова, Д.А. Юркова и др.16. В монографии «Миссия русской эмиграции» М. Назаров подчеркнул «национальную самобытность» русского фашизма в Маньчжурии, обратив внимание на его «глубокую религи-озность»1'. Ю. Мельников в статье «Русские фашисты Маньчжурии (К.В. Родзаевский: трагедия личности)» предложил читателю осмыслить внутреннюю трагедию «вождя» русских фашистов К.В. Родзаевского, отказавшись от созданного в советской литературе образа беспринципного политикана и бандита. В монографии О.И. Кочубей и В.Ф. Печерицы «Исход и возвращение... (русская эмиграция в Китае в 20-40-е годы)» среди прочих сюжетов эмигрантской истории рассматриваются идеология и деятельность монархически настроенных кругов эмиграции, фашистов, солидаристов, партий социалистического толка, масонских организаций.

История казачьей эмиграции в Китае нашла отражение в работах О.И. Сергеева, раскрывающих политическую и хозяйственную деятельность казачьих союзов Маньчжурии и Шанхая18. Н.И. Дубинина, Ю.Н. Ципкин, Л.С. Малявина, Н.А. Олещук и др. исследовали роль Харбинского комитета помощи русским беженцам (ХКПРБ) в судьбе эмигрантской колонии Харбина. На основе анализа материалов архива ХКПРБ

13 Аурилене Е.Е. Российская эмиграция в Маньчжурии в 30-40-е годы XX века. Автореф. дис. ...канд. ист. наук / Инт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. - Владивосток, 1996.

16 Белоусов С. Дважды перевербован // Проблемы Дальнего Востока. - 1991. - № 4-6; 1992. - №1-6; Мельников Ю.

Русские фашисты Маньчжурии// Проблемы Дальнего Востока. - 1991. - № 2. - С. 109-121; № 3. - С. 156-164; Сонин

В.В. Указ соч.; Печерица В.Ф. Восточная ветвь русской эмиграции...; Кочубей О.И., Печерица В.Ф. Исход и возвращение... Русская эмиграция в Китае в 20-40-е годы. - Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 1998; Ципкин Ю.Н. Маньчжурская эмиграция: Раскол и попытки объединения военных трудов //Российская эмиграция на Дальнем Востоке. - Владивосток: Дальнаука, 2000. - С. 36-45; Онегина СВ. Российский фашистский союз в Маньчжурии и его зарубежные связи // Вопросы истории. - 1997. - № 7. - С. 150-160; Назаров М.В. Миссия русской эмиграции. -Ставрополь: Изд-во «Кавказский край», 1992; Чернолуцкая Е.Н. Антисоветская деятельность русских военно-политических эмигрантских объединений в Маньчжурии и политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 30-е годы // Миграционные процессы в Восточной Азии... - С. 154-156; Буяков А. Организация и деятельность русского отряда «Асано» в Маньчжурии (1938-1945) // Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе...- С. 123-130; Юрков Д.А. Русские фашисты в Маньчжурии: крайний правый фланг белой эмиграции //Седьмая дальневосточная конференция молодых историков: Сб. материалов - Владивосток, 2002. - С. 118-124.

17 Назаров М. Указ. соч. - С. 261-262.

" Сергеев О.И. Казачья эмиграция в Китае // Гражданская война на Дальнем Востоке России: итоги и уроки: Тезисы докладов и сообщений. - Владивосток, 1992; Он же. Казачий союз в Шанхае// Миграционные процессы в Восточной Азии...- С. 176-180; Он же. Из истории политической жизни русской эмиграции в Китае: фашизм и казачество// Вопросы истории гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке России. - Владивосток, 1994.

Ю.Н. Ципкин показал социальный состав, профессиональную характеристику, трудовую занятость и материальный уровень эмигрантского населения в начале 20-х гг.19.

Деятельность этнических общин, сформировавшихся в рамках российской эмигрантской колонии Маньчжурии, рассматривается в работах В.В. Романовой и Е.Н. Чернолуц-кой20. Религиозная жизнь эмигрантов и благотворительная деятельность церкви оказались в фокусе внимания историков Г.В. Прозоровой, М.Б. Сердюк, Ю.В. Аргудяевой и др.21.

Пожалуй, наибольшее количество публикаций на тему русского дальневосточного зарубежья посвящено вопросам эмигрантской культуры. Деятельность российской научной и технической интеллигенции, ее вклад в культурное освоение Маньчжурии рассматриваются в работах В.Ф. Печерицы, В.В. Сонина, А.А. Хисамутдинова, Е.А. Георгиевской, М.А. Павловской, Г.И. Каневской и др.22. Исследователи отмечают выдающуюся роль русских востоковедов, юристов, инженеров, естествоиспытателей и т.д. в изучении Маньчжурии, экономическом развитии края, цивилизационном сближении российского и азиатского народов.

История русской печати в Китае нашла отражение в работах СА Пайчадзе, B.C. Мяс-никова, Т.В. Кузнецовой, А.И. Букреева и др.23. Разнообразные аспекты эмигрантской культуры (духовные традиции, образование, литература, музыка, театр, архитектура) рассматриваются в трудах Г.В. Мелихова, Е.П. Таскиной, В.Ф. Печерицы, Н П. Крадина, С.С. Левошко, В.А Королевой, Н.Л. Горкавенко, Т.Н. Ясько и многих других исследователей24.

19 Дубинина Н И, Ципкин Ю Н Об особенностях дальневосточной ветви российской эмиграции (на материалах Харбинского комитета помощи русским беженцам) // Отечественная история - 1996 - № 1 - С 70 -84, Ципкин Ю Н Положение российских эмигрантов в Харбине в начале 20-х гг (По материалам ХКПРБ) // Дальний Восток России - Северо-Восток Китая -С 107-110, Малявина Л С Харбинский комитет помощи русским беженцам возникновение, деятельность и место среди эмигрантских центров Северо-Восточного Китая // Миграционные процессы в Восточной Азии -С 157-158, Олещук НА. Деятельность Харбинского комитета помощи беженцам//Там же -С 159-160

20 Романова В В Евреи на Дальнем Востоке России (II пол XIX - первая четверть XX в ) - Хабаровск, 2000, Она же Еврейская харбинская община в годы японской оккупации Маньчжурии (1931-1945) // Годы, Люди, Судьбы • С 54-57, Чернолуцкая Е Н Формирование и общественно-политическая жизнь этнических диаспор российской эмиграции в Харбине//Там же -С 80-82

21 Аргудяева Ю В Приморские старообрядцы в изгнании // Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе -С 165173, Прозорова Г В Русская православная церковь за границей в дальневосточном зарубежье // Там же -С 151-158, Сердюк МБ Особенности религиозной жизни россиян в Маньчжурии//Там же -С 147-151

22 Печерица В Ф Научная и техническая интеллигенция Китая // Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе - С 187-193, Сонин В В Российские юристы-эмигранты в Китае // Миграционные процессы в Восточной Азии -С 180182, Хисамутдинов А А Синолог П В Шкуркин « Не для широкой публики, а для востоковедов и востоколюбов» // Известия Восточного факультета Дальневосточного университета - 1996 - № 3 - С 150-160, Георгиевская Е А Харбин - центр эмиграции дальневосточных востоковедов // Миграционные процессы в Восточной Азии -С 182185, Павловская М А Из истории изучения Маньчжурии русскими учеными (1932-1945) // Дальний Восток России -Северо - Восток Китая - С 122-125

23 Пайчадзе С А Русская книга в странах Азиатско-Тихоокеанского региона (Очерки истории второй половины XIX-начала XX столетия) - Новосибирск ГПНТБ СО РАН, 1995, Мясников В С Русская печать в Китае // И не распалась связь времен К 100-летию со дня рождения П Е Скачкова - М, 1993 - С 284-294, Кузнецова Т В Русская книга в Китае (1917-1949) - Хабаровск Дальневост гос науч б-ка, 2003, Букреев А.И Книга «восточной ветви» русской эмиграции вторая половина XX века - Хабаровск Дальневост гос науч б-ка, 2003

Мелихов Г В Маньчжурия далекая и близкая - М «Наука», 1991, Он же Белый Харбин Середина 20-х - М «Русский путь», 2003, Он же Международная роль культуры «восточной ветви» русского зарубежья (к постановке проблемы) // Проблемы изучения истории российского зарубежья) Сб ст - М Ин-т российской истории РАН, 1993

Объектами специальных исторических исследований и публицистических очерков стали ключевые фигуры русской эмиграции в Китае, представители науки и искусства. Впервые в отечественной историографии появились опубликованные исследования по гендерной проблематике в контексте истории дальневосточной эмиграции. В статьях СИ. Лазаревой, в коллективной монографии историков Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока СИ. Лазаревой, О.И. Сергеева, Н.Л. Горкавенко рассматривается демографический аспект темы, роль женщин в общественно - политической, благотворительной и культурной жизни русской эмиграции в Маньчжурии25.

Во второй половине 90-х годов несомненным событием для отечественной историографии стала монография Г.В. Мелихова «Российская эмиграция в Китае (1917-1924 гг.)». Автор предложил периодизацию истории русской эмиграции в Китае и на основе богатого фактического материала исследовал ее первый период - 1917-1924 гг., сосредоточив основное внимание на Харбине и Маньчжурии, так как, по его мнению, именно здесь проявили себя все важные стороны эмигрантского бытия26.

Объектом специального исследования стала социально - политическая мысль русской эмиграции в Китае. В фокусе внимания историков оказались основные политические и социально - философские концепции, снискавшие популярность в эмигрантских кругах: монархизм, фашизм, сменовеховство, евразийство и т.д. Несмотря на разнообразие противоборствующих идеологий, в работах эмигрантских авторов историки отметили присутствие объединяющего начала - поиск путей возрождения великой России27.

В конце 90-х гг. XX - начале XXI в. обозначился новый этап в развитии историографии русской эмиграции на Дальнем Востоке, индикатором которого стало появление историографических, источниковедческих работ и литературы справочного характера. Обстоятельный анализ историографии дальневосточной эмиграции представлен в статье Э.В. Ермаковой «Дальневосточная эмиграция в отечественной историографии»28.

- С.42-52; Таскина Е. Неизвестный Харбин. - М.: «Прометей», 1994; Печерица В.Ф. Духовная культура русской эмиграции в Китае. - Владивосток: Изд-во Дальневост. гос. ун-та, 1999; Он же. Некоторые аспекты исторического значения русской культурной эмиграции в Китае // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. - Владивосток: Даль-наука, 2000, С. 46-49; Крадин Н.П. Харбин - русская Атлантида. - Хабаровск: Издатель Хворов А.Ю., 2001; Левошко С.С. Русская архитектура в Маньчжурии. Конец XIX - первая половина XX века: Научное издание. - Хабаровск: «Частная коллекция», 2003; Горкавенко Н.Л. Культурное наследие дальневосточного зарубежья: живопись // Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе...- С. 227-233; Королева В.А. Музыкальная культура восточной ветви русского зарубежья. 1920-1930 // Там же. - С. 219-226; Ясько Т.Н. Русское музыкальное искусство в Харбине // Дальний Восток России - Северо - Восток Китая...- С. 189-191.

25Лазарева СИ., Сергеев О. И., Горкавенко Н.Л. Российские женщины в Маньчжурии. Краткие очерки из истории русскойэмиграции. - Владивосток, 1996; Лазарева СИ. «Союз русскихженщин» со свастикой// ПроблемыДальнего Востока. - 1994.-№ 3. - С. 151-154.

26 Мелихов Г.В. Российская эмиграция в Китае (1917-1924 гг.). - М.: Ин-т российской истории РАН, 1997.

27 Онегина СВ. Письмо К.В. Родзаевского к Сталину // Отечественная история. - 1992. - № 3. - С. 92 -94; Романовский В.К. Смена вех. Азиатско-Тихоокеанский регион (20-30-е годы), - Россия и АТР. - 1998. - № 1. - С. 5-12; Ау-рилене ЕЕ. Русская эмиграция в Китае: в поисках будущей России. - Вестник Евразии. - 2002. - № 4. - С. 5 -22.

* Ермакова Э.В. Дальневосточная эмиграция в отечественной историографии // Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе...- С.384- 394.

Автор подвела итоги исследования проблемы за истекшее десятилетие (конец 80-х - 90-

е гг.), отметив, что в потоке специальных научных публикаций о дальневосточной эмиграции ведущие позиции занимают историки Дальнего Востока. Работа Э.В. Ермаковой явилась одним из свидетельств позитивного сдвига в попытках отечественной науки преодолеть разрыв между темпами развития конкретно-исторических исследований в области эмигрантской истории и их историографическим осмыслением. Среди немногочисленных работ источниковедческого характера следует отметить ряд публикаций А.А. Хисамутдинова, представляющих обзор эмигрантских источников в архивах и библиотеках России и США, статьи Г.В. Мелихова, Н.Н. Бендик и др.29.

Появление в отечественной историографии первых справочников по истории русской эмиграции в Китае связано с именем дальневосточного исследователя А.А. Хисамутдино-ва. Богатейшая информация, основанная на материалах отечественных и зарубежных архивов, содержится в таких его работах, как «По странам рассеяния», «Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке. Библиографический словарь», «Российская эмиграция в Китае: Опыт энциклопедии», «Следующая остановка - Китай: Из истории русской эмиграции»30. Из названных работ самой значительной по объему информации является «Российская эмиграция в Китае: Опыт энциклопедии». Она содержит более тысячи статей о деятельности первой волны российской эмиграции в Китае, представляющих разнообразные сведения об эмиграции, включая около 300 персоналий. Работа, ставшая результатом огромного исследовательского труда, несомненно, продвинула вперед изучение темы, но, тем не менее, она не лишена недостатков, и заявка автора на энциклопедический уровень представленной информации, на наш взгляд, является несколько поспешной. Вызывает сомнения и «энциклопедический характер» монографии «Следующая остановка - Китай...», самым уязвимым местом которой является предложенная авто-

ром периодизация деятельности эмигрантских организаций .

Информация о некоторых русских эмигрантских организациях в Китае (которая, к сожалению, в ряде случаев нуждается в уточнении) представлена в справочнике А.В. Окорокова «Русская эмиграция. Политические, военно-политические и воинские орга-

29 Хисамутдинов АА Русская печать в Китае: Описание редких изданий в русской коллекции Гамильтонской библиотеки Гавайского университета // Россияне в Азии. Литературно-исторический ежегодник / Под ред. О. Бакич. -Торонто: Центр по изучению России и Восточной Европы Торонтского ун-та, 1994. - №1. - С. 251-281; Г.В. Мелихов. Русская эмигрантская печать как источник по истории адаптации русских эмигрантов // Источники по истории адаптации русских эмигрантов в ХГХ-ХХ вв. - М.,1997. - С. 96-105; Бендик Н.Н. Харбинская россика в Государственном архиве Хабаровского края // Россия и Китай на дальневосточных рубежах: Материалы Третьей междунар. науч. конф. - Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2003. - С. 275-280.

30 Хисамутдинов АА По странам рассеяния. 4.1. Русские в Китае. - Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2000; Он же. Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке. - Владивосток, 2000; Он же. Российская эмиграция в Китае. Опыт энциклопедии. - Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2002; Он же. Следующая остановка - Китай: Из истории русской эмиграции. - Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2003.

31 Хисамутдинов АА Следующая остановка - Китай... - С. 34.

низации 1920-1990 гг.»32. Сведения об уникальной коллекции печатных изданий, вывезенных хабаровскими архивистами из Харбина в 1945 г. и хранящихся в ГАХК, дает аннотированный библиографический указатель «Печатные издания харбинской росси-ки», автором-составителем которого является НА. Соловьева33.

Во второй половине 90-х гг. возросло внимание историков к сравнительно новой для них теме - проблеме адаптации эмигрантов в инокультурной среде. Разработка проблем адаптации в контексте конкретно - исторического исследования была инспирирована научным симпозиумом, прошедшим в 1994 г. в Институте российской истории РАН. О приоритетности данного направления в современной исторической науке говорилось в докладе академика Ю.А. Полякова, отметившего глобальный характер проблем миграции и адаптации. Различные аспекты данной темы представлены в работах Ю.А. Полякова, Г.Я. Тарле, В.М. Селунской, В.А. Тишкова, З.И. Левина, В.И. Дятлова, А.Ю. Милитарева, Э. Мелконяна и др.34. Возрос интерес исследователей к теоретическому осмыслению феномена диаспоры, ее механизмов и факторов влияния на процессы адаптации и ассимиляции.

Публикации последних лет свидетельствуют о том, что от накопления информации и заполнения «белых пятен» истории Зарубежной России исследователи перешли к теоретическим обобщениям, осмыслению общего и особенного в судьбах эмигрантских диаспор в различных странах. Так, например, сравнительно-типологическое исследование основных диаспор русской эмиграции в различных странах мира предпринято в монографии И.В. Сабенниковой «Российская эмиграция (1917-1939)»35. Проблема сравнительно - исторического анализа «старых и новых российских общин в дальнем зарубежье» поставлена в статье Г.В. Мелихова «Русские общины в США, Австралии, Китае. Общее и особенное»36.

Вопросы адаптации российской эмиграции в Харбине рассмотрены в диссертационных исследованиях культурологов Н.В. Гончаровой, С.А. Черкашиной, историка М.А. Павлов-

32 Окороков А.В. Русская эмиграция. Политические, военно-политические и воинские организации 1920-1990 гг. -М: Авуар Консалтинг, 2003.

33 Печатные издания харбинской россики: Аннотированный библиографический указатель печатных изданий, вывезенных хабаровскими архивистами из Харбина в 1945 году / Автор-сост. Н.А. Соловьева. - Хабаровск: «Частная коллекция», 2003.

34 Поляков Ю.А. Адаптация и миграция - важные факторы исторического процесса // История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX - XX вв.: Сб. ст. - М.: Ин-т российской истории РАН, 1996. - С. 4-18; Селунская В.М. Проблемы адаптации эмигрантов из России в европейском зарубежье 20- 30-х годов XX (по материалам эмигрантской мемуаристики) //Там же. - С. 45-56; Тарле Г.Я. Об особенностях изучения истории адаптации российских эмигрантов в XIX-XX веках // Там же. - С. 19-33; Тишков В. А. исторический феномен диаспоры // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX-XX вв. Сборник статей. - М.: Ин-т российской истории РАН, 2001. - С. 9 - 44; Левин З.И. Менталитет диаспоры (системный и социальный аспекты) // Там же. - С. 45-53; Дятлов В. Диаспора: попытка определиться в понятиях // Диаспоры. - 1999. - № 1. - С. 8-23; Мелконян Э. Диаспора в системе этнических меньшинств (на примере армянского рассеяния) // Диаспоры. - 2000. - № 1-2. - С. 6-28.

35 Сабенникова И.В. Российская эмиграция (1917-1939): сравнительно - типологическое исследование: Монография. - Тверь: «Золотая буква», 2002.

36 Русские общины в США, Австралии, Китае. Общее и особенное // Национальные диаспоры в России и за рубе-жом...-С. 113-122.

ской и др. . Ряд публикаций, посвященных данной проблематике, свидетельствует о том, что в отечественной историографии наметилась тенденция представлять русскую диаспору в Китае «своеобразным государством в государстве» (И.В. Сабенникова), неким закрытым в культурном отношении анклавом, обладавшим «полной автономией» (Н.В. Гончарова) и т.п.38. Авторы, высказывающие данную точку зрения, ссылаются на длинную культурную дистанцию между эмигрантами и принимающим обществом, но не учитывают региональных особенностей эмигрантской истории. Представление о русской диаспоре в Китае, как о «своеобразном государстве в государстве» является некорректным уже потому, что она не имела единого руководящего центра, который мог бы координировать деятельность общинных институтов во всех центрах ее локализации.

Думается, данная тенденция вызвана, главным образом, тем, что опыт крупнейшей из эмигрантских колоний - маньчжурской - экстраполируется на историю русской диаспоры в целом. Об этом убедительно свидетельствует и монография белорусского исследователя Н.Е. Абловой «История КВЖД и российской эмиграции в Китае (первая половина XX в.)», которая, на наш взгляд, является одним из интереснейших трудов на тему русской дальневосточной эмиграции, но все же несколько искусственно «привязывает» судьбу всех русских колоний в Китае к истории КВЖД39.

Что касается «закрытости» русского эмигрантского сообщества в Маньчжурии, то мнения исследователей на этот счет разделились. Г.В. Мелихов отмечает, что в Харбине «имел место феноменальный сплав многих культур - прежде всего русской, китайской и японской». Н.И. Дубинина пишет о культурном взаимодействии русских эмигрантов и китайского населения. Полярно противоположную позицию в этом вопросе занимает М.А. Павловская, представляющая эмигрантское сообщество в Северной Маньчжурии в виде «крайне изолированного в культурном отношении монолитного анклава», который даже нельзя определить как диаспору, поскольку «диаспорического сознания у русских не сформировалось». Данное утверждение подкрепляется выводом автора о том, что «адаптации, а уж тем более ассимиляции российских эмигрантов в Северной Маньчжурии не произошло»40.

Свидетельством того, что интерес к эмигрантской теме не ослабевает и в стенах вузов, является учебное пособие З.С. Бочаровой «Судьбы российской эмиграции: 1917-1930-е годы», в котором рассматриваются процесс формирования эмиграции «первой волны», усло-

Гончарова Н.В. Культура российской эмиграции в Харбине (опыт историко-культурологического анализа). Авто-реф. дис. ... канд. культурологии: (24.00.01). - С.-Пб., 2002; Черкашина С.А. Культурная деятельность русской эмиграции в Китае (1917-1945гг.). Автореф. дис. ... канд. культурологии: (24.00.01). - С.-Пб., 2002; Павловская М.А. Харбинская ветвь российского востоковедения (начало XX в. - 1945 г.). Автореф. дис. ... канд. наук: (07.00.02). -Владивосток, 1999.

38 Сабенникова И.В. Указ. соч. - С. 306; Гончарова Н.В. - Указ. соч. - С. 13.

39 Аблова Н.Е. История КВЖД и российской эмиграции в Китае (первая половина XX в.). - Минск: БГУ, 1999.

Мелихов Г.В. Русский Харбин: взаимовлияние и взаимопроникновение культур сопредельных стран // Дальний

Восток России - Северо-Восток Китая...- С. 175-177; Дубинина Н.И. Харбинский эксперимент культурного взаимодействия русских и китайцев // Там же. - С. 177-180; Павловская М.А. Указ. соч. - С. 20.

вия жизни беженцев, попытки их самоорганизации в странах рассеяния, политическая, творческая и научная деятельность. В контексте общей истории русского зарубежья в учебном пособии представлена дальневосточная эмиграция.41.

По объективным причинам первые комплексные исследования по истории российской послереволюционной эмиграции на Дальнем Востоке появились за рубежом. Выдающееся место среди них как по масштабу, так и по содержанию занимает двухтомный труд П.П. Балакшина «Финал в Китае», оказавший громадное влияние на современную российскую и зарубежную историографию дальневосточной эмиграции42. Главный предмет исследования - политическая деятельность эмигрантских группировок и их лидеров, ставших объектом манипуляций как советских, так и японских спецслужб. Лейтмотив «Финала в Китае» - трагедия русских эмигрантов, ставших заложниками политической ситуации и оказавшихся между молотом и наковальней.

Среди более поздних работ писателя - историка следует отметить книгу «Свет пламени», которая воссоздает атмосферу российского эмигрантского общества, продолжая тему заложников, оказавшихся между советским молотом и японской наковальнейл.

Заметным явлением в зарубежной историографии русской эмиграции стало исследование американского историка Д. Стефана «Русские фашисты. Трагедия и фарс в изгнании. 1925-1945», увидевшая свет в 1978 г.44. Объектом исследования Д. Стефана явилась политическая история русской эмиграции: генезис, деятельность и крушение русского фашизма в Европе, на Дальнем Востоке и в США, его связь с японскими и гитлеровскими спецслужбами, идеология и практика антисоветской борьбы. Дальний Восток назван автором «диким Западом русской диаспоры», а эмигрантские колонии Китая именуются «белыми гетто»45. По его мнению, на «вождей» русских фашистов К.В. Родзаевского и А.А. Вонсяцкого были необоснованно навешаны ярлыки - «японский шпион», «бандит», «убийца» и т.д. - в то время как на самом деле оба были мечтателями - эгоистами, комичными в своем позерстве, трагичными в своем стремлении к невозможному. Вместе с тем, Д. Стефан замечает, что у русских фашистов не было принципиальных отличий от их современников - сталинистов, нацистов и итальянских фашистов.

В 1994 г. в России была издана книга М. Раева «Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции. 1919-1939».46. В поле зрения автора оказались основные центры Русского Зарубежья - Париж, Берлин, Прага, Белград, Харбин. Тематика исследо-

41 Бочарова З.С. Судьбы российской эмиграции: 1917-1930-е годы: Учебное пособие. - Уфа: «Восточный университет», 1998.

Балакшин П. Финал в Китае. Возникновение, развитие и исчезновение белой эмиграции на Дальнем Востоке В 2 т. - Сан-Франциско; Нью-Йорк; Париж: «Сириус», 1958-1959.

43 Балакшин П. Свет пламени. - Сан-Франциско; Нью-Йорк; Париж; Торонто: «Сириус», 1977.

44 Stephan John. The Russian Fascists. Tragedy and Farce in Exile. 1925 - 1945. - N.Y.: Harper & Row Publishers, 1978. (B 1992 г. книга вышла в России на русском языке)

45 Stephan John. The Russian Fascists...- P. 31.

46 Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919-1939. - М.: «Пресс-Академия», 1994.

вания М. Раева охватывает пути формирования эмигрантских центров, правовое положение беженцев, русское образование и издательское дело на чужбине, роль церкви в сохранении этнокультурной целостности русских диаспор, деятельность русских историков в изгнании. К сожалению, о культурной жизни Харбина на страницах книги упомянуто вскользь, а из представителей харбинской интеллигенции названы лишь три профессора Юридического факультета - Г. Гинс, Н. Устрялов и В. Рязановский. Нельзя согласиться и с утверждением автора о том, что с началом японской оккупации культурная и творческая жизнь русского Харбина прекратилась4'.

В 1994 г. Центр по изучению России и Восточной Европы Торонтского университета начал издавать литературно-исторический ежегодник на русском языке «Россияне в Азии», целью которого стала публикация материалов по истории выходцев из России в странах Азии - в Китае, Японии, Корее и т.д. В издательстве Дюкского университета США вышел сборник статей "Harbin and Manchuria: Place, Space, and Identity"(«Xap6nH и Маньчжурия: Место, пространство и идентичность») под редакцией Т. Лахузена. Различные аспекты истории русской эмиграции в Китае представлены в работах Э. Штейна, Б. Чиассона, Ши Гохуа, Дуан Гуанды, Жао Лянглуна, Дяо Шаохуа, Ли Женьняня и других зарубежных исследователей.

Зарубежными учеными проделана огромная работа по систематизации сведений об источниках по истории российской эмиграции на Дальнем Востоке. В 2002 г. американское издательство «Norman Ross Publishing Co.» выпустило каталог русских печатных изданий, вышедших в Харбине, подготовленный профессором Торонтского университета О. Бакич. В московском издательстве «Пашков дом» в этом же году вышел «Каталог собрания библиотеки имени Гамильтона Гавайского университета», автором - составителем которого является библиограф Гавайского университета П. Полански. Библиографические указатели и каталоги русской зарубежной литературы созданы в Калифорнийском университете (Беркли, США), Институте Гувера (Стэнфорд, США), других исследовательских центрах. Сведения о русской эмигрантской литературе, имеющейся в Китае, даны в публикациях Дяо Шаохуа, Ли Женьняня и др.48

Важнейшей частью историографии русской эмиграции на Дальнем Востоке является мемуаристика. Мемуарная литература представляет собой специфический вид исторического источника, который сам по себе является документальным свидетельством эпохи и в то же время обладает чертами вторичного источника, так как включает авторские оценки и интерпретации фактического материала.

" Раев М. Указ соч. - С.36.

48 Дяо Шаохуа Художественная литература русского зарубежья в г. Харбине за первые 20 лет (1905 - 1925 гг.) // Россияне в Азии. Литературно-исторический ежегодник / Под ред. О. Бакич. - Торонто: Центр по изучению России и Восточной Европы, 1996. - № 3. - С.57-109; Ли Женьнянь. Произведения русских писателей - эмигрантов в Пекинской библиотеке // Проблемы Дальнего Востока. - 1993. - № 1. - С. 168-174.

Как отмечает филолог Н.И. Великая, в эмигрантской мемуаристике четко прослеживаются два мотива. В зарубежной историографии основным мотивом эмигрантских воспоминаний является тема потерянного рая, в то время как в мемуарах, принадлежащих перу эмигрантов, вернувшихся в СССР, этот мотив трансформируется в мотив «обретения рая»: возвращение на Родину сродни возвращению к жизни из небытия49. Тема обретения Отечества звучит в произведениях Н. Ильиной «Возвращение» и «Дороги и судьбы», в биографических романах Л. Кравченко «Земля за холмом» и «Пейзаж с эвкалиптами»50.

В отечественной мемуарной литературе особое место занимают работы Г.В. Мелихова и Е.П. Таскиной (Кирилловой), принадлежащих ко второму поколению русских харбинцев и являющихся профессиональными исследователями. Книга Г.В. Мелихова «Маньчжурия далекая и близкая», основанная на документах и воспоминаниях автора и членов его семьи, воссоздает историю строительства КВЖД, рисует живой образ русского Харбина, доводя повествование до 1917г. Дальнейшее развитие судеб героев этой книги представлено в другой работе Г.В. Мелихова - «Белый Харбин. Середина 20-х», хронологически охватывающей период 1917-1924 гг.51.

В воспоминаниях, опубликованных под названием «Неизвестный Харбин», Е.П. Таскина размышляет о феномене русского Харбина, сравнивая его с «исчезнувшей цивилизацией». Оба автора обращают внимание исследователей на актуальность изучения темы межкультурного взаимодействия русского и китайского народов52.

Таким образом, историографический обзор позволяет сделать вывод о том, что за последние полтора десятилетия отечественная историческая наука сделала серьезный прорыв в изучении дальневосточной ветви Зарубежной России. Объектами исследований стали разнообразные аспекты темы, в научный оборот включен огромный пласт ранее недоступных и потому неизвестных документальных источников, появились специальные комплексные исследования, работы историографического, источниковедческого и справочного характера.

На сегодняшний день к числу наиболее разработанных аспектов проблемы российской эмиграции в Китае следует отнести историю ее маньчжурской ветви. В силу обеспеченности источниками тема русской Маньчжурии вызвала к жизни наибольшее количество публикаций, по сравнению с эмигрантскими колониями Северного Китая и Шанхая, история которых оставляет еще много вопросов. Для многих публикаций первой половины 90-х гг. характерно романтизированное изображение эмигрантской исто-

49 Великая НИ. Мемуаристика эмиграции. Наталья Ильина. «Дороги и судьбы» // Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе...- С. 296-304.

50 Ильина Н. Возвращение: Роман. Кн. 1 -2. - ММ.: «Советский писатель», 1969, Она же. Дороги и судьбы: Автобиографическая проза. - ММ.: «Советский писатель», 1985; Кравченко Л. Земля за холмом. Пейзаж с эвкалиптами. - Новосибирск: Новосибирское книжное изд-во, 1988.

51 Мелихов Г.В. Маньчжурия далекая и близкая...; Он же. Белый Харбин- Середина 20-х. - М.: Русский путь, 2003.

52 Таскина Е. Неизвестный Харбин.

рии, идеализация изгоев русской революции, возложивших на себя некую духовную миссию. Большинство исследований этого периода носят конкретно-исторический характер и основаны на событийно - хронологическом принципе, что вполне объяснимо новизной темы и необходимостью заполнить содержанием «белые пятна» истории русской эмиграции в Китае. Во второй половине 90-х гг. прослеживается стремление многих исследователей уйти от описательности к аналитическим обобщениям, но комплексные исследования такого рода все еще являются редкостью.

В этот период популярной становится тема адаптации эмигрантов, на страницах исторических публикаций все чаще употребляется термин «диаспора». В исследованиях последних лет имеет место ошибочное представление об «автономии» русской диаспоры в Китае, преувеличение ее «закрытости» в силу длинной культурной дистанции между принимающим обществом и эмигрантами. Причина подобных заблуждений кроется, главным образом, в том, что, рассматривая проблемы адаптации эмигрантов, авторы игнорируют региональные особенности этого процесса, стремятся обобщить историю диаспоры в целом на основании опыта русской Маньчжурии. Совершенно очевидно, что «разработка общих проблем адаптации применительно к конкретно-историческим условиям российского зарубежья...»53 была и остается приоритетной потребностью современной историографии.

Несмотря на обилие публикаций, история российской эмиграции в Китае и сегодня оставляет для исследователей достаточно проблем. В связи с тем, что в научный оборот включен огромный пласт документов мемуарного характера и материалов эмигрантской прессы, не всегда точно и объективно отображающих историческую действительность, современные публикации часто содержат противоречивые сведения и оценки, что свидетельствует о необходимости продолжения как фактологического, так и теоретического осмысления темы.

Вторая глава «Российская эмиграция в Маньчжурии» посвящена истории крупнейшей из русских диаспорных групп в Китае - маньчжурской с центром в Харбине.

В первом параграфе рассматривается широкий круг вопросов, связанных с возникновением эмигрантской колонии в Маньчжурии, становлением и развитием диаспорных институтов в 20 - начале 30-х гг. прошлого столетия. Отмечено, что в социальном составе русских беженцев преобладали крестьяне, мещане и казаки; более половины лиц, прошедших регистрацию в Харбинском комитете помощи русским беженцам (ХКПРБ), состояли на службе в белых армиях. Первая половина 20-х гг. явилась периодом количественного роста колонии и формирования диаспорных институтов, преследовавших, главным образом, благотворительные цели. Среди эмигрантских организаций, возникших в это

53 Селунская В.М. Проблема интеграции эмигрантов в российском зарубежье между двумя мировыми войнами в отечественной историографии // Вестник Московского университета. - Серия 8. История. - 1998. - № 1. - С. 3-26.

время, наиболее авторитетным был ХКПРБ, который регистрировал беженцев, содействовал получению вида на жительство, занимался благотворительностью, медицинской и юридической помощью населению.

Присутствие русского уклада жизни в полосе отчуждения КВЖД сгладило социокультурный конфликт между беженцами и принимающим обществом, способствовало относительно быстрому росту диаспорных институтов - земляческих, конфессиональных, благотворительных, корпоративных, политических, образовательных и т.д. Однако положение эмигрантов оставалось сложным в условиях политической нестабильности в стране, охваченной революционной борьбой и междоусобными войнами генералов. Острейшими проблемами эмигрантской колонии являлись неопределенный правовой статус, безработица и крайне низкий уровень жизни большинства беженского населения.

К началу 30-х гг. в Маньчжурии проживало около ПО тыс. русских, из них примерно 60 тыс. имели статус эмигранта, до 50 тыс. являлись советскими гражданами. В этнической структуре эмигрантского общества было представлено большинство национальностей бывшей Российской империи. Наиболее крупные этнические группы создали свои общинные институты, сохраняли свои национальные особенности, но при этом не переставали считать себя россиянами. Эмигрантская колония жила традициями и духовными ценностями дореволюционной России, ожидая крушения большевистского режима и возвращения на Родину.

Фактором дезинтеграции эмигрантов стали многочисленные политические и военно-политические группировки, которые враждовали между собой и активно использовались японскими спецслужбами в целях борьбы против СССР. Наиболее влиятельными в эмигрантских кругах были местные отделения двух противоборствующих сил монархического движения - Российский общевоинский союз и Союз монархистов - легитимистов, Дальневосточный союз казаков Г.М. Семенова. С 1931 г. начала набирать силу Русская фашистская партия (РФП) под руководством К. В. Родзаевского.

К началу 30-х гг. российская эмигрантская колония в Маньчжурии имела развитую инфраструктуру, но отсутствие общинного механизма, способного обеспечить ее интересы на официальном уровне, осложняло решение насущных проблем эмигрантского бытия.

Во втором параграфе характеризуется новая политическая ситуация, в которой оказалась беженская колония в связи с японской оккупацией Маньчжурии, освещаются объединительные кампании эмигрантов, анализируются причины их провала.

С объединительной инициативой выступали как отдельные лица, так и эмигрантские организации: Русское общество в Маньчжурии и Монголии, Русская академическая группа, РОВС, легитимисты, РФП и др. Соответствующую пропаганду по этому поводу развернула эмигрантская периодическая печать. Во главе объединительного

процесса пытались встать атаман Г.М. Семенов, глава местных легитимистов В.А. Кис-лицин, «вождь» РФП К.В. Родзаевский и др. Председатель Русской академической группы Г.К. Гинс предлагал начать процесс объединения с создания «Совета трех», представляющего церковь, РОВС и интеллигенцию. Однако идеологическое противостояние эмигрантских группировок и борьба за лидерство оказались непреодолимым препятствием на пути объединения русской эмиграции.

В третьем параграфе рассматривается политика оккупационных властей в отношении эмигрантов, раскрывается сущность идеологии Ван-Дао и деятельность ее проводника - «государственной партии» Кио-Ва-Кай, показаны усилия японских спецслужб по установлению контроля над беженской колонией.

Японские оккупационные власти демонстрировали повышенный интерес к русским эмигрантам, видя в них потенциального союзника в предстоявшей борьбе с СССР. Однако неорганизованная, политически разрозненная эмигрантская масса не годилась на уготованную ей роль, поэтому японские спецслужбы и русский отдел Кио-Ва-Кай энергично взялись за объединение эмиграции. Убедившись в невозможности объединить беженскую колонию вокруг одной из авторитетных политических группировок, оккупационные власти решили проблему в административном порядке: 28 декабря 1934 г. эмигранты были поставлены перед фактом учреждения Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ), которое формально являлось административным органом Маньчжоу-Ди-Го. Отказ от регистрации в БРЭМ расценивался как неповиновение властям и грозил депортацией за пределы страны.

На 15 декабря 1935 г. на учете в БРЭМ состояло 23 500 эмигрантов в возрасте от 17 лет персонально 163 эмигрантских организации. В октябре 1942 г. в Харбине на учете Бюро состояло 36 711 чел., в других городах и населенных пунктах - 22 998. В начальный период деятельности в структуре Бюро действовали переселенческий, культурно-просветительный, административный, финансово-хозяйственный, благотворительный и железнодорожный отделы. Со временем структура Бюро усложнилась: возросло количество отделов, появились отделения и представительства на местах, харбинское Бюро получило статус Главного Бюро. При Бюро действовал арбитражный суд. На протяжении своей десятилетней истории БРЭМ находился под жестким контролем Японской военной миссии (ЯВМ). Лица, работавшие в его аппарате, проходили тщательную проверку на благонадежность. Все четыре начальника БРЭМ - В.В. Рычков, А.П. Бакшеев, ВА Кислицин, Л.Ф. Власьевский - были белыми генералами; ответственные посты занимали К.В. Родзаевский, МА Матковский и другие активисты РФП.

В зоне особого внимания ЯВМ оказались военно-политические эмигрантские организации. В обязательном порядке они были объединены в Дальневосточный союз военных

(ДВСВ) под руководством ВА Кислицина. Деятельность не вошедших в союз организаций, в числе которых оказался местный РОВС, была прекращена.

В связи с расширением японской агрессии в Китае и подготовкой к войне на Тихом океане ЯВМ активизировала работу по военной подготовке эмигрантов. На станциях Сунгари-2 и Ханьдаохэцзы, в г. Хайларе были созданы русские воинские отряды, в которых проходила обязательную службу эмигрантская молодежь.

Подчеркнутое внимание оккупационных властей к русским эмигрантам проявилось в приглашении их к участию во всеманьчжурских съездах Кио-Ва-Кай. Более того, русские, наряду с японцами, корейцами, маньчжурами и монголами, были официально включены в список основных национальных групп, составлявших население Китая. Таким образом, правовой статус эмигрантского населения формально вполне определился.

Четвертый параграф посвящен деятельности БРЭМ в качестве своеобразного «эмигрантского правительства», которое обеспечивало жизнедеятельность и этнокультурное воспроизводство эмигрантской колонии.

Находясь под контролем оккупационных властей и действуя в предписанных ему рамках, Бюро, тем не менее, стало единственной опорой эмигранта на все случаи жизни. Под его контролем находились все действующие в Маньчжоу-Ди-Го эмигрантские учреждения и предприятия. Среди важнейших проблем эмигрантского бытия, которые приходилось решать БРЭМу - правовая защита, трудоустройство, медицинское обслуживание, социальная помощь неимущим, снабжение топливом и продовольствием, организация школ, культурно-просветительная работа и т.д. В годы Тихоокеанской войны, когда население Маньчжоу-Ди-Го испытывало острейший продовольственный и топливный кризис, именно организующие и координирующие усилия «эмигрантского правительства» обеспечивали жизнеспособность русской колонии.

В пятом параграфе рассматривается деятельность БРЭМ по сохранению этнокультурной идентичности эмигрантской колонии.

В рамках идеологии Ван-Дао, обещавшей собрать «весь мир под одной кровлей» (разумеется японской), оккупационные власти демонстрировали толерантное отношение к различным этническим группам, существовавшим в марионеточной империи. В Маньчжоу-Ди-Го действовала сеть русских учебных заведений, работали русские театры и разнообразные творческие студии, отмечались российские старинные праздники, памятные даты русской истории и культуры, устраивались конкурсы молодых талантов и т.д. Мощным фактором воспитания этнокультурного сознания была религия.

Противопоставляя национальную идеологию идеологии Коминтерна, японские власти поощряли национально-воспитательную работу Бюро и даже оказывали финансовую поддержку его культурным начинаниям (открытие русской оперы, оперетты и т.д.) Но забота об эмигрантской культуре не выходила за пределы тех границ, за которыми

начинались великодержавные японские амбиции. Примером тому служит закрытие русских высших учебных заведений, существовавших до оккупации. Для эмигрантов был открыт Северо-Маньчжурский университет, обучение в котором было построено на основе японской вузовской программы.

С одной стороны, официальная кампания японских властей по борьбе с Коминтерном предполагала подчеркнуто внимательное отношение к сохранению культурного своеобразия этнических групп, проживавших в Маньчжоу-Ди-Го, с другой стороны, в сознание населения методично внедрялись ценностные ориентиры японской культуры, в повседневную жизнь входили японские обычаи и традиции. В сложившихся условиях культурно-просветительная деятельность Бюро была ориентирована на: а) сохранение этнокультурной целостности эмигрантской колонии на основе духовных ценностей дореволюционной России; б) воспитание молодежи в духе толерантности к культурным традициям народов Маньчжоу-Ди-Го; в) формирование политического сознания эмигрантской молодежи в духе ненависти к коммунизму и уважения к Японии - союзнику эмигрантов в борьбе за возрождение России. Иной вариант целенаправленной работы по сохранению этнокультурной идентичности эмигрантской колонии в условиях оккупации был невозможен.

В третьей главе «Особенности становления и развития русских диаспорных групп в Северном Китае» анализируется процесс адаптации эмигрантских колоний Тяньцзина и Пекина.

В первом параграфе рассматриваются политические и социокультурные условия, в которых оказались эмигранты в Тяньцзине и Пекине, раскрываются особенности формирования беженских колоний и их развития в 20-х -первой половине 30-х гг. Отмечено, что численность русских беженцев в Северном Китае была невелика. Основная масса эмигрантов сосредоточилась в Тяньцзине, однако численность русской колонии здесь едва достигала 4 тыс. в 1927г. и 6 тыс. в 30-е гг. Количество русских эмигрантов в Пекине исчислялось сотнями.

Фактором влияния на процесс адаптации эмигрантов в Тяньцзине, было присутствие в черте города иностранных концессий. Основная масса беженцев расселилась на территориях бывшей Русской и Английской концессий. Усилиями эмигрантов в Тянь-цзине появилась русская школа, которая со временем получила статус гимназии, но более престижным считалось обучение в иностранных учебных заведениях. Европейское образование способствовало относительно быстрой интеграции молодого поколения эмигрантов в деловую и культурную жизнь западных концессий. Вместе с тем, в русской колонии действовали институты, нацеленные на сохранение и развитие национальной культуры - Русский клуб, Русское благотворительное общество и др. Фактором духовного единения эмигрантского общества была церковь.

Уровень жизни русских колоний Тяньцзина и Пекина был выше, по сравнению с соотечественниками в других районах Китая. Количество нуждающихся было невелико; многие имели собственное дело. Основная масса мелких предпринимателей преуспела в сфере обслуживания. Бывшие генералы и офицеры белых армий нашли работу в качестве советников в официальных учреждениях, помощников китайских генералов, военных инструкторов. Русские эмигранты в составе армий «северных маршалов» Чжан Цзунчана и Чжан Сюэляна участвовали в военных кампаниях против гоминьдановского Юга.

В Пекине материальную и моральную под держку беженскому населению (особенно в первые годы эмиграции) оказывала Русская православная миссия. В центре общественно-политической жизни русской колонии находился Д.Л. Хорват, пользовавшийся непререкаемым авторитетом среди эмигрантов.

Попытки к объединению эмигрантов в общину были предприняты еще на ранней стадии истории беженской колонии. В 1920 г. в течение нескольких месяцев просуществовал Комитет представителей русского населения Тяньцзина; в 1918 - 1923 гг. действовало Русское общественное собрание во главе с Советом старейшин. Национальная революция 1925-1927гг. в Китае, а также десятилетний юбилей советской власти инспирировали новый раунд объединительной кампании, во главе которой на этот раз стоял Д.Л. Хорват. В 1928 г. в Тяньцзине была создана Русская национальная община, а чуть позже ее идейные противники создали свою организацию - Русское эмигрантское объединение. Однако объединительные усилия к желаемому результату не привели: преодолеть групповые корпоративные интересы, личные амбиции местных лидеров и пассивность эмигрантской массы инициаторам объединительного процесса не удалось.

Во втором параграфе характеризуются перемены, произошедшие в жизни русской эмиграции в Северном Китае в связи с японской оккупацией, анализируется деятельность Русского антикоммунистического комитета, назначенного оккупационными властями на роль общеэмигрантского центра.

Русский антикоммунистический комитет (РАК) был создан группой русских белых офицеров во главе с Е.Н. Пастухиным, в 1928 г. закончивших службу в Шандунской армии Чжан Цзунчана в связи с прекращением сопротивления «северных маршалов» Гоминьдану и политическим объединением страны. Деятельность РАК началась в Тяньцзине в ноябре 1936 г., имела ярко выраженный антикоммунистический характер и прояпонскую ориентацию. В период японской оккупации РАК (позднее ЦАК - Центральный антикоммунистический комитет) получил статус официального эмигрантского центра, приобрел разветвленную структуру, открыв отделения и представительства на местах. Под его контролем оказались все эмигрантские организации и учреждения, находившиеся в оккупированной зоне. Авторитетом у большинства русского населения

Комитет не пользовался, к тому же значительная

Китая

находилась вне его компетенции: только на Английской концессии к концу 30-х гг. проживало около половины русской колонии Тяньцзина. Таким образом, до начала войны на Тихом океане экстерриториальные права иностранных концессий ограждали эмигрантов от контроля Центрального антикоммунистического комитета.

В четвертой главе «Шанхайская ветвь русской диаспоры в Китае» рассматривается история второй по величине русской диаспорной группы, анализируются особенности процесса адаптации эмигрантов в условиях города - космополита.

В первом параграфе основное внимание уделено вопросам становления беженской колонии, ее институционального развития. Подчеркивается решающее влияние на процесс адаптации эмигрантов политических и социокультурных условий, в которых оказались беженцы, расселившиеся на территориях Французской концессии и Международного сеттльмента.

Среди проблем эмигрантского бытия, как и всюду, главными были безработица и неопределенный правовой статус. В начале 20-х гг. обустройством беженцев занимались бывшие дипломаты Российского генерального консульства, затем созданное китайскими властями Бюро по русским делам, а с 1924 г. китайские комиссары по иностранным делам, губернаторы и полиция. Первыми эмигрантскими институтами были воинские землячества и союзы, казачьи объединения, благотворительные организации, целью которых было трудоустройство беженцев и помощь неимущим. Первая общественная организация, пытавшаяся взять на себя роль эмигрантского центра - Комитет защиты прав и интересов русских эмигрантов Шанхая - возникла по инициативе бывшего генерального консула В.Ф. Гроссе.

Муниципальные власти Французской концессии и Международного сеттльмента проявим лояльность к русским беженцам, а последние завоевали репутацию «полезных членов общества» в годы подъема национально-освободительного движения в Китае, так как заменили бастующих китайских рабочих на иностранных предприятиях города. Востребованным оказался и опыт русских военных, которые были привлечены к службе в волонтерских корпусах, полицейских и охранных подразделениях.

К середине 30-х гг. эмигрантская колония Шанхая выросла за счет мигрантов из Маньчжурии и насчитывала около 20 тыс. чел. К этому времени русские уверенно заняли свою нишу в деловой и культурной жизни города; диаспорные институты работали на сохранение этнокультурной идентичности эмигрантской колонии, однако не решенной оставалась проблема их объединения. Роль эмигрантскрго представительного органа пытались брать на себя Русский эмигрантский комитет, Русская национальная община, Совет объединенных русских организаций (СОРО). В 1936 г. большинство эмигрантских организаций Шанхая признали в качестве своего координирующего центра

Русский национальный комитет. Таким образом, эволюция эмигрантской колонии в самодостаточную этническую общину была близка к завершению.

Во втором параграфе исследуется опыт развития русской эмигрантской культуры в условиях этнокультурного многообразия Шанхая.

В той или иной мере задачу сохранения этнокультурной идентичности русской колонии выполняли все диаспорные институты, однако решающую роль в этом процессе играли церковь, школа, учреждения искусства и творческие объединения. В Шанхае действовали православные храмы и домовые церкви, духовные учреждения иных конфессий; чтились русские традиции, отмечались религиозные праздники, День русской культуры и т.д. В конгломерате народов, создавших в Шанхае разнообразие культурных форм русская творческая интеллигенция тоже нашла свою нишу. Популярностью пользовались русская опера, балет, постановки Русского драматического театра. Русские музыканты доминировали в муниципальных оркестрах, преподавали в Китайской национальной консерватории.

Эмигрантская творческая интеллигенция хранила традиции русского искусства и литературы, но в то же время пластично реагировала на культурное разнообразие окружающего мира. Русские музыканты одинаково виртуозно исполняли музыку Чайковского и американский джаз. Влияние Востока ощущалось в полотнах русских художников и на страницах литературных произведений (В. Перелешина, Ве. Н. Иванова, Л. Андерсен, А. Паркау и др.).

Усилиями эмигрантов открылись русские учебные заведения: реальное училище, морское училище, коммерческое училище, техникум и др. Однако ни их количество, ни содержание учебных программ не могло удовлетворить интеллектуальные потребности поколения, готовящегося включиться в жесткий ритм города - космополита. По этой причине половина русских детей обучалась в иностранных учебных заведениях, что способствовало их органичной интеграции в экономику и культуру западного мира. Насыщенная ценностями западной культуры атмосфера Французской концессии и Международного сеттльмента, а также международные браки создавали предпосылки для ослабления этнокультурного сознания второго поколения эмигрантов.

В связи с тем, что подавляющую массу эмигрантов первого поколения составляли военные - профессиональные или ставшие таковыми за годы мировой и гражданской войн, третий параграф посвящен именно этой категории русских шанхайцев.

Распространенным занятием русских военных эмигрантов в Китае была служба в различных силовых подразделениях. Потребность в русской воинской силе сохранялась как в Международном сеттльменте, так и на Французской концессии в связи с развитием национально-освободительного движения в Китае и японо-китайских «инцидентов», закончившихся в конечном итоге японской оккупацией Шанхая. В Международном сеттльменте в составе Шанхайского волонтерского корпуса (ШВК) действовали Рус-

ский отряд и Русская волонтерская рота, позднее объединенные в Шанхайский русский полк (ШРК), ставший единственным из национальных подразделений, удостоенным чести иметь собственное знамя. В задачу волонтеров входила охрана электростанции, граничащих с китайской территорией окраин города и т.д. По просьбе французского консула Русский волонтерский отряд был сформирован на Французской концессии. История русских волонтеров продемонстрировала жизнестойкость и адаптивную пластичность военных эмигрантов. Они прослужили в различных силовых подразделениях более 20 лет и в условиях менявшейся политической конъюнктуры пользовались авторитетом как у муниципальных властей западных концессий, так и у китайской администрации, независимо от ее прояпонской или гоминьдановской ориентации.

В четвертом параграфе анализируется положение эмигрантской колонии в период японской оккупации Шанхая, исследуются политические настроения эмигрантов и их отношение к Великой Отечественной войне СССР против фашисткой Германии. Отмечено, что оккупационные власти и назначенная ими новая администрация Шанхая демонстрировали лояльное отношение к эмигрантам. Оживилась деятельность местных фашистов, стремившихся завоевать лидерство в эмиграции и потому прибегавших к физическому устранению политических противников (убийство К.Э. Мецлера, Н.И. Иванова и др.) Роль эмигрантского представительного органа исполнял Российский эмигрантский комитет, пользовавшийся доверием у японских властей.

Нападение Германии на СССР явилось фактором трансформации политического сознания эмигрантов, превратив многих противников советской власти в ее союзников. На волне патриотических настроений после окончания Второй мировой войны около 12 тыс. эмигрантов получили советские паспорта, началась массовая репатриация в СССР.

В пятом параграфе рассматривается последний период истории русской эмигрантской колонии в Шанхае, раскрывается ход эвакуационных мероприятий, анализируются проблемы беженского лагеря на Филиппинах.

На последнем этапе гражданской войны в Китае, когда поражение Гоминьдана стало очевидным, в Шанхай устремились потоки русских мигрантов из Пекина, Тяньцзина, Циндао и других районов, занятых вооруженными силами КПК. Шанхайский отдел Международной беженской ассоциации (ИРО)54, развернул мероприятия по эвакуации русских эмигрантов из Китая. Руководство эмигрантской колонией в этот период осуществляла Российская эмигрантская ассоциация (РЭА). Эвакуации подлежали лишь те эмигранты, кто прошел проверку на благонадежность и получил соответствующий документ РЭА.

54 Русская транслитерация от IRO (International Refugee Organization)

Беженский лагерь на Филиппинах (о-в Тубабао) расположился в непригодных для жизни условиях. Однако и здесь под руководством РЭА сложилась общинная инфраструктура, обеспечивавшая жизнеспособность эмигрантской колонии. Открылись церкви и молитвенные дома, классы по изучению иностранных языков, разнообразные курсы (бухгалтерии, стенографии, машинописи и т.д.), мелкие частные предприятия и т.д. В связи с тем, что эвакуация с Филиппин шла медленно и небольшими группами, беженский лагерь на Тубабао просуществовал до октября 1952 г. Последние русские эмигранты покинули остров весной 1953 г.

В пятой главе «Русская социально - политическая мысль в Китае» раскрываются основные направления в социально - политической идеологии русской диаспоры, анализируется методология авторов эмигрантских произведений, исследуется влияние регионального фактора на их содержание.

Отмечается, что в политическом менталитете русской диаспоры в Китае (особенно ее первого поколения) преобладали монархические настроения. Как форма политического сознания монархизм принимал различные оттенки: от консервативно-реакционного до либерального, а в случае с младороссами трансформировался в эклектическую модель социальной монархии. Попыткой соединения славянофильской концепции с западноевропейским либерализмом стала работа Ф.А. Славянского «Великие славянские задачи». Идеология право-монархических кругов дальневосточной эмиграции, отстаивавших идею самодержавия, последовательно отражена в опубликованном докладе В.Ф. Иванова «В поисках государственного идеала».

Примером праворадикальной националистической идеологии являлся русский фашизм, представлявший собой смесь русского православия, итальянского фашизма и германского национал - социализма. Программа фашистов носила ярко выраженный антисемитский характер, в качестве государственной модели для постсоветской России предлагала корпоративную систему. Идеологи РФП во главе с К.В. Родзаевским находили фашистскую традицию в истории России, подчеркивали свою духовную связь с православием, не скрывали своей решимости «спасти» Россию от коммунизма с помощью японской интервенции.

В ряде работ, анализируемых в данной главе, проблемы российской государственности рассматриваются сквозь призму популярных в то время социологических концепций. Так, К. Эрман предпринял попытку соединить солидаристскую концепцию примирения труда и капитала, национализм с примесью антисемитизма с элементами социал-демократической идеологии. Концепция солидаризма легла в основу государственно-правовых взглядов Г.К. Гинса. Увлечение автора социал-дарвинизмом демонстрируют статьи Н.И. Никифорова, который усмотрел «социальную опасность» в дурной наследственности и предложил

задуматься над проблемой повышения качества нации. Попытку осмысления проблем российской государственности в рамках органической теории общества предпринял И.Б. Коджак - автор объемного труда под названием «Социософия».

Идея гражданского согласия во имя процветания России объединяла сменовеховство, евразийство и движение младороссов. Лидер дальневосточных сменовеховцев Н.В. Устрялов считал гражданское согласие средством мирного преодоления большевизма, а к началу 30-х гг. признал социализм перспективным общественным строем. Евразийцы, соединившие в своей идеологии историософию с политикой, искали в большевизме метафизический смысл. В той или иной мере евразийские идеи были близки Вс.Н. Иванову, ВА Рязановскому, П.В. Шкуркину и некоторым другим представителям эмигрантской интеллигенции. Младороссы характеризовали деятельность большевистского правительства как национальную, отказались от борьбы с советской властью и предложили лозунг «Социальное сотрудничество в национальных рамках».

В Заключении подведены итоги проведенного исследования.

Результаты системного анализа процесса адаптации эмигрантов в Китае показали, что по своей структуре русская диаспора не была целостным социальным образованием, так как состояла из нескольких эмигрантских колоний, локализованных в разных регионах Китая, и не имела центрального механизма управления. Отсутствие единого правового и политического поля в Китае, противостояние политических группировок и борьба эмигрантских лидеров за власть оказались непреодолимыми препятствиями на пути объединения эмиграции. Вместе с тем, созданные эмигрантами институты - земляческие, корпоративные, конфессиональные, образовательные, политические и др. -целенаправленно работали на сохранение этнокультурной идентичности диаспоры.

В социальной структуре российской диаспоры присутствовали все слои населения дореволюционной России, однако основную массу эмиграции составляли военные -профессиональные, либо ставшие таковыми за годы мировой и гражданской войн. Наибольшей адаптивной пластичностью обладали представители интеллигенции и деловых кругов. Существенным образом на судьбе русской диаспоры сказалось присутствие большой массы военных. С одной стороны, организаторский опыт офицеров и приобретенная за годы двух войн привычка выживать в сложнейших условиях сыграли немаловажную роль в становлении диаспорных институтов. С другой стороны, принадлежность военных к различным противоборствующим группировкам тормозила интеграцию эмигрантов в этнические общины. Русский военный опыт стал фактором политического действия, так как использовался а) белоэмигрантскими лидерами для подрывной работы против СССР; б) китайскими генералами в гражданской войне между «се-

верными маршалами» и Гоминьданом; в) японскими оккупационными властями для подготовки резерва в предстоящей борьбе с СССР.

Комплексное исследование истории российской диаспоры в Китае позволило автору предложить ее периодизацию, учитывающую: а) ход развития политических событий, оказавших существенное влияние на судьбу диаспоры; б) институциональную эволюцию эмигрантских колоний; в) степень интеграции эмигрантов.

1 период - 1920 - начало 1930-х гг. - включает в себя массовый приток беженцев в Китай, стадию выживания, отбор наиболее жизнеспособных элементов и формирование институтов эмигрантской диаспоры в центрах ее локализации. Усилия эмигрантских лидеров, направленные на интеграцию диаспоры успеха не имели. Политическая ситуация в стране характеризуется нестабильностью, завершившейся в 1928 г. установлением гоминьдановского режима и формальным объединением страны. Для маньчжурской ветви диаспоры это время советского присутствия на КВЖД, связанное для многих с потерей основного работодателя - дороги, а также конфликт на КВЖД 1929 г., приведший к значительным потерям беженского населения приграничных районов и массовой миграции из зоны военных действий главным образом в Шанхай. Стремительный рост русской эмигрантской колонии в Шанхае.

2 период - 1932-1937 г. - характеризуется крутым поворотом в судьбе крупнейшей из русских эмигрантских колоний - маньчжурской, -обусловленным японской оккупацией региона и созданием марионеточного государства Маньчжоу-Го. Оккупация вызвала массовую миграцию русского населения из Маньчжурии и связанный с этим количественный рост эмигрантских колоний Северного Китая и Шанхая. Сокращение численности маньчжурской колонии произошло также в связи с репатриацией эмигрантов в СССР после продажи КВЖД (1935 г.). В этот период структурирование институтов эмигрантской диаспоры в основном завершено. Однако проблемой на пути создания крепких этнических общин в Шанхае и Северном Китае стало отсутствие центрального общинного механизма. В Маньчжоу - Ди - Го эту проблему решили японские оккупационные власти путем создания Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи.

3 период - июль 1937 г. - 1941 г. - обусловлен расширением японской экспансии в Китае и новой волной массовой миграции русского населения. Эмигрантская колония Шанхая достигла пика своего количественного роста за счет мигрантов из зон японского влияния. В Северном Китае оккупационными властями предпринята попытка консолидации русского населения путем официального признания Русского антикоммунистического комитета руководящим эмигрантским центром. Очагами спасения русских, не проявивших лояльности к японским властям, являлись иностранные концессии, огражденные от оккупантов правами экстерриториальности.

4 период - декабрь 1941г. - август 1945 г. - обозначен участием Японии в войне на Тихом океане, ужесточением оккупационного режима, включением в зону японского контроля резидентов иностранных концессий, тяжелым материальным положением населения и эмигрантов в частности. В связи с Великой Отечественной войной СССР против фашистской Германии, на волне патриотических настроений в эмигрантской диаспоре распространенным явлением стал переход в советское гражданство.

5 период - 1945 г. - середина 50-х гг. - включает в себя последний этап в истории русской эмигрантской диаспоры в Китае. Демонтаж диаспорных институтов в различных районах Китая происходил не одновременно: в Маньчжурии это произошло в 1945 г., в Северном Китае и Шанхае - в 1949 г. После эвакуации эмигрантов из Шанхая общинная инфраструктура была создана в беженском лагере на Филиппинах. Последний массовый исход русских из Китая состоялся в середине 1950-х гг.: часть эмигрантов репатриировалась в СССР, остальные разъехались в другие страны.

Сравнительно-историческое исследование русских колоний в основных центрах локализации диаспоры показало, что процесс адаптации эмигрантов имел региональную специфику. В связи с особенностями политических и социокультурных условий, сложившихся в районах проживания, а также в силу действия внутренних факторов (численность и плотность расселения эмигрантов, их социально-экономический статус, наличие или отсутствие организующего центра (лидера), состояние этнического самосознания, накал идейно-политической борьбы и т.д.) степень интеграции эмигрантов в русских диаспорных группах Маньчжурии, Северного Китая и Шанхая была различной.

Другим мощным фактором консолидации беженцев явилось компактное расселение многотысячной массы людей в Харбине и по линии дороги. Русская эмигрантская колония в Маньчжурии была самой многочисленной на Дальнем Востоке и к началу 30-х гг. насчитывала примерно 60 тыс. человек. Однако интеграция эмигрантов в целостное социальное образование - этническую общину - тормозилась непрерывной борьбой многочисленных политических группировок, каждая из которых стремилась навязать обществу свою идеологию и лидерство. Близость к советской границе инспирировала рост многочисленных антисоветских группировок, некоторые из которых вели активную подрывную деятельность против СССР.

В Харбине и других районах полосы отчуждения культивировался духовный порядок и быт дореволюционной России, но эмиграция при этом оставалась разрозненной, не имела единого руководящего центра, способного представлять ее правовые, экономические и культурные интересы перед властями. Между тем, в беженской колонии существовало много проблем, требовавших скорейшего решения: неопределенный правовой статус, безработица, низкий уровень жизни.

Несмотря на тяготы беженской жизни, эмигранты не только сохранили, но и приумножили то, что сделали до них пионеры русской Маньчжурии. В Харбине возникла сеть русских высших учебных заведений, выросло количество общеобразовательных и воспитательных учреждений, расцвело русское театральное и музыкальное искусство, появились новые храмы, успешно развивалось русское печатное слово. Второе поколение эмигрантов входило в сотворенный руками отцов мир дореволюционной России.

Японская оккупация Маньчжурии имела двоякое влияние на судьбу русской колонии. С одной стороны, оккупационные власти установили тотальный контроль над эмигрантами, принуждали их действовать в угоду японским великодержавным планам, с другой стороны, создав БРЭМ, они решили проблему объединения эмиграции, обеспечили правовой статус русского населения и сфокусировали его усилия на насущных проблемах эмигрантского бытия. Таким образом, процесс интеграции беженской колонии в целостный национальный организм завершился под влиянием внешнего политического фактора В годы японской оккупации Маньчжурии БРЭМ выполнял роль своеобразного эмигрантского правительства, полномочия которого не выходили за рамки, начертанные хозяевами марионеточной империи. Тем не менее, именно этот институт приводил в действие механизм, обеспечивавший жизнедеятельность и этнокультурное воспроизводство эмигрантской колонии.

В Северном Китае процесс эволюции эмигрантской колонии в национальную общину осложнялся несколькими факторами. Число поселившихся здесь беженцев было сравнительно не велико: в Пекине их численность не превышала 200-300 чел., а в Тяньцзине - 5 - 6 тыс. с учетом прибывших из Маньчжурии после японской оккупации.

Другим фактором, ослаблявшим связь с общиной, являлось расселение значительной части эмигрантов на территориях иностранных концессий. Только на Английской концессии Тяньцзина во второй половине 30-х гг. проживало около половины русской колонии. Интеграция в европейскую деловую и культурную жизнь, обучение детей в иностранных школах способствовали ослаблению этнокультурного сознания молодого поколения эмигрантов, хотя это и не означало, что они перестали идентифицировать себя россиянами. Эмигрантская община Тяньцзина не могла предложить лучшие условия существования по сравнению с благами, которые можно было обрести на европейской концессии, и, соответственно, теряла свое влияние на значительную часть эмигрантов.

Если в Маньчжурии завершение процесса эволюции эмигрантской колонии в устойчивую национальную общину было связано с созданием БРЭМ, то в Северном Китае использованная японцами тактика в отношении эмигрантов не позволила им решить проблему объединения. Русский антикоммунистический комитет, взявший на себя функцию эмигрантского центра, не пользовался авторитетом у основной массы русского населения. Из-за расселения значительного числа эмигрантов на британской концессии японцы не имели возможности установить полный контроль над ними вплоть до начала Тихоокеанской войны.

Вторая по величине русская диаспорная группа на Дальнем Востоке возникла в Шанхае и к началу 40-х гг. насчитывала около 40 тыс. чел. Решающее влияние на специфику ее развития оказало компактное расселение основной массы эмигрантов на территориях Французской концессии и Международного сеттльмента. Муниципальные власти Французской концессии приняли деятельное участие в судьбе белых русских, оказав им материальную и моральную поддержку в тяжелейшие первые годы беженской жизни. Администрация Международного сеттльмента также проявила лояльность по отношению к эмигрантам.

Как и в других эмигрантских центрах, в первые годы пребывания в Шанхае, острейшей проблемой для беженцев были безработица и неопределенный правовой статус. Либеральный режим Французской концессии и Международного сеттльмента, а также доброжелательное отношение муниципальных властей к белым русским способствовали их относительно быстрой интеграции в экономическую и культурную жизнь принимающего общества. К началу 30-х гг. русские эмигранты прочно заняли свою нишу в культурной и торгово-промышленной жизни Шанхая.

Структурирование шанхайской ветви диаспоры завершилось в основном к середине 30-х гг. К этому времени численность колонии увеличилась до 20 тыс. человек в основном за счет мигрантов из Маньчжурии. До завершения процесса интеграции русского населения Шанхая в монолитную национальную общину не доставало эмигрантского центра, способного сплотить эмиграцию в единое целое. Из-за противостояния различных эмигрантских организаций и группировок в 20-х гг. в русской колонии сложилось своеобразное «двоевластие»: функцию представительного органа исполняли сразу две организации - Комитет защиты прав и интересов русских эмигрантов и Эмигрантский комитет. В дальнейшем роль общеэмигрантского центра брали на себя Русская национальная община, СОРО, Русский национальный комитет. К началу 40-х гг. статус руководящего центра эмигрантской колонии утвердился за Российским эмигрантским комитетом, пользовавшимся покровительством японских оккупационных властей. На заклю-

чительном этапе истории русской эмиграции в Шанхае ее интересы в гоминьдановском Китае и на Филиппинах представляла РЭА.

Удаленность от границ с СССР, а также либерально - демократическая атмосфера Французской концессии и Международного сеттльмента не создавали почвы для активной деятельности антисоветских группировок и экстремистов типа фашистов Родзаев-ского. До начала войны на Тихом океане в Шанхае сложились благоприятные условия для существования демократического крыла белой эмиграции. В целом политическая жизнь русской колонии интенсивностью не отличалась.

Интеграция в экономическую и культурную жизнь Французской концессии и Международного сеттльмента, а также ставшие привычным явлением международные браки способствовали накоплению норм и представлений западной цивилизации в менталитете значительной массы эмигрантов. Тем не менее, в интернациональном мире Шанхая русская колония сохранила свое этнокультурное своеобразие, продемонстрировав, с одной стороны, жизнестойкость, с другой - адаптивную пластичность в условиях меняющейся политической и экономической среды.

Оказавшись в эпицентре политических коллизий, русская диаспора в Китае не получила возможности пройти положенный ей эволюционный путь. Предпринятое автором исследование показало, что развитие трех главных очагов эмигрантской диаспоры - в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае - имело специфические особенности. С оговоркой на вмешательство внешнего фактора можно говорить об образовании во второй половине 30-х гг. устойчивой национальной общины в Маньчжурии. Своеобразие этой общины заключалось в том, что ее руководящим центром стал созданный японскими оккупационными властями институт, формально имевший статус административного органа Маньчжоу-Ди-Го. Близко к стадии зрелой общины подошла эмигрантская колония Шанхая. В Северном Китае условий для создания устойчивой общины не сложилось.

В перспективе зрелая диаспора имеет два варианта эволюции: 1) ассимиляция, растворение в принимающем обществе; 2) превращение в этнокультурную группу, являющуюся органичной частью страны проживания. Учитывая длинную культурную дистанцию между Россией и Китаем, можно предположить, что будущее русской диаспоры должно было пойти по второму пути. При этом следует принять во внимание вероятность ассимиляции некоторой части представителей второго поколения эмигрантов. Прежде всего, это относится к детям от смешанных браков, а также к резидентам иностранных концессий, получившим западное образование и глубоко интегрированным в культуру западного общества

ления - являлись национализм и религия. Не исключено, что повышенный интерес к религии был проявлением инстинктивного стремления защитить свою идентичность в чужом восточном мире. Исследование политического менталитета русской диаспоры показало, что национальная идея существовала в различных формах, но была направлена на решение единственной задачи - возрождение великой России.

По содержанию и методологии эмигрантская политическая и социально-философская литература, увидевшая свет в Китае, отражала основные идеологические направления, существовавшие в европейских центрах русского зарубежья. Вместе с тем географическая удаленность от Европы, включение русских эмигрантов в орбиту китайской и японской политики, условия восточной культуры внесли специфические оттенки в социально-политическую идеологию русской диаспоры в Китае: одни эмигрантские идеологи видели «естественного союзника» России в Японии; другие подчеркивали генетическую связь русской государственной идеи с восточной (китайской) традицией, считали восточные территории России фактором, определяющим ее внешнюю и внутреннюю стабильность.

Подводя итог исследованию, необходимо отметить, что настоящую диссертацию нельзя рассматривать как исчерпывающий результат заявленной темы. Дальнейшего научного анализа требует история русских эмигрантских колоний в Северном Китае и Шанхае. Широкое поле для исследования оставляет проблема взаимодействия русской культуры с культурами этносов, проживавших в Китае. Необходим дальнейший архивный поиск документов, которые помогут точнее воссоздать картину истории русской эмиграции в Китае.

ко

Список опубликованных работ теме диссертации

Статьи в периодических изданиях Перечня ВАК

1. Аурилене, Е.Е. Российские эмигранты в Маньчжоу-Ди-Го. Документы Государственного архива Хабаровского края. 1944 / Е.Е. Аурилене // Исторический архив. -2003.-№6.-С. 13-21. (0,6 п.л.)

2. Аурилене, Е.Е. Российская эмиграция в Маньчжурии: Из «Счастливой Хорватии» в Маньчжоу-Ди-Го / Е.Е. Аурилене, Л.И. Краснова // Вестник МЭИ. - 2004. - № 3. -С. 83-89. (0,7 п.л. / 0,6 п.л. - автора)

3. Аурилене, Е.Е. Особенности адаптации эмигрантов в 1920-50-е гг. / Е.Е. Ауриле-не // Россия и АТР. - 2004. -№ 3. - С. 94-101. (0,7 п. л.)

Монографии

4. Аурилене, Е.Е. Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай (1920-50-е гг.): Монография / Е.Е. Аурилене. - Хабаровск: Хабаровский пограничный институт ФСБ РФ, 2003. - 214 с. (13,6 п.л.)

5. Аурилене, Е.Е. Русские в Маньчжоу-Ди-Го: «Эмигрантское правительство»: Монография / Е.Е. Аурилене, И.В. Потапова. - Хабаровск: Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова, 2004. -128 с. (8 п.л. / 7 п.л. - автора)

Статьи внаучныхсборникахи периодическихизданиях

6. Аурилене, Е.Е. Российская эмигрантская культура в Маньчжурии / Е.Е. Аурилене // Исторический опыт освоения восточных районов России. Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. Кн. 2,- Владивосток, 1993. - С. 155-159. (0,2 п. л.)

7. Аурилене, Е.Е. БРЭМ в судьбе российских эмигрантов Маньчжурии / Е.Е. Аурилене // Миграционные процессы в Восточной Азии. Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. - Владивосток, 1994. - С. 161-163. (0,2 п. л.)

8. Аурилене, Е.Е. Конфликт на КВЖД: малоизученные аспекты проблемы / Е.Е. Аурилене // XX век и военные конфликты на Дальнем Востоке. Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. - Хабаровск, 1995. - С. 155-158 (0,3 п. л.)

9. Аурилене, Е.Е. Российская эмиграция в Маньчжурии в 30-40-е гг. XX в. (на примере деятельности Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи): Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук / Е.Е. Аурилене. - Хабаровск: Хабаровский государственный педагогический университет, 1996.- 24 с. (1п. л.)

10. Аурилене, Е.Е. Политическая мысль Русского Зарубежья: Маньчжурия / Е.Е. Аурилене // Эволюция и революция: опыт и уроки мировой и российской истории. Материалы международной научной конференции / Е.Е. Аурилене. - Хабаровск, 1997. -С. 203-206. (0,2 п. л.)

11. Аурилене, Е.Е. Русские в Маньчжурии: политико-правовой аспект / Е.Е. Аури-лене // Дальний Восток России - Северо-Восток Китая: опыт исторического взаимодействия и перспективы сотрудничества. Материалы международной научной конференции. - Хабаровск, 1998. - С. 104-107. (0,3 п. л.)

12. Аурилене, Е.Е. Русские в Маньчжу-диго: эмигрантская политика оккупационных властей / Е.Е. Аурилене // Годы. Люди. Судьбы. Материалы международной научной конференции. - Москва, 1998. - С. 6-8. (0,3 п. л.)

13. Аурилене, Е.Е. Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи/ Е.Е. Аурилене // Белая армия. Белое дело. Научно-популярный альманах. (Екате-ринбург)-1996.-№ 1.-С. 101-112. (0,8 п. л.)

14. Аурилене Е.Е. Жалкая судьба. Отношение к эмигрантам в Маньчжоу-Го / Е.Е. Аурилене // Россия и АТР. (Владивосток) -1998. - № 1. - С. 19-25. (0,6 п. л.)

15. Аурилене, Е.Е. Российская эмиграция в Маньчжурии: Под крышей «общего дома»/ Е.Е. Аурилене // Вопросы истории Дальнего Востока. Межвузовский сборник

научных статей. Вып. 2. - Хабаровск: Хабаровский государственный педагогический университет,2000. - С. 88-105. (1,2 п. л.)

16. Аурилене, Е.Е. В поисках национальной России: Русский фашизм в эмиграции. 20-40 - гг. / Е.Е. Аурилене // Уроки холокоста и проблемы формирования толерантности в российском обществе. Сборник материалов межвузовской научно-практической конференции. - Хабаровск: Хабаровский государственный педагогический университет, 2002. - С. 53-59. (0,3 п. л.)

17. Аурилене, Е.Е. «Чтобы свеча не угасла...» / Е.Е. Аурилене // Из истории гражданской войны на Дальнем Востоке. Сборник научных статей. Вып.З. - Хабаровск: Краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова, 2002. - С. 84-97. (0,8 п. л.)

18. Аурилене, Е.Е. Из истории русской социально-политической мысли: национальная идея в русском зарубежье (Китай. 20-30-е гг. XX в.) / Е.Е. Аурилене // Азиатско-Тихоокеанский регион в глобальной политике, экономике и культуре XXI века: Материалы междунар. науч. конф. - Хабаровск,2002. - С. 55-61. (0,4 п. л.)

19. Аурилене, Е.Е. Русская эмиграция в Китае: в поисках будущей России / Е.Е. Аурилене // Вестник Евразии. - 2002. - № 4. - С. 5-22. (1 п. л.)

20. Аурилене, Е.Е. Национализм как доминанта этнокультурного сознания эмигрантов / Е.Е. Аурилене // Евреи в Сибири и на Дальнем Востоке: Материалы IV региональной научно-практической конференции. Красноярск-Биробиджан, 2003. - С. 193-198. (0,4 п. л.)

21. Аурилене, Е.Е. Русские военные эмигранты в Шанхае /Е.Е. Аурилене // Приамурье в историко-культурном и естественно-научном контексте России. IV Гродековские чтения: Материалы региональной научно-практической конференции. - Хабаровск: Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова, 2004. - С. 258-263. (0,4 п. л.)

22. Аурилене, Е.Е. Русские эмигранты в Шанхае: «Перестать быть русским, значит стать никем...» / Е.Е. Аурилене // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. - 2004. - № 2. - С. 114-123. (0, 8 п. л.)

23. Аурилене, Е.Е. Россияне в Маньчжоу-Ди-Го: «Весь мир под одной кровлей» (1932-1945) / Е.Е. Аурилене // Евреи в Сибири и на Дальнем Востоке: история и современность: Сборник материалов V региональной научно-практической конференции. -Красноярск: Изд-во «Кларетианум», 2004. - С. 100-105. (0,4 п. л.)

Лурилеме Елена Евлампиевиа

РОССИЙСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ В КИ ГАЕ (1920-1950-е гг.)

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Сдано в набор 01.09.2004. Подписано в печать 07.09.2004. Формат 60x841/16. Бумага тип. №2. Гарнитура Times New Roman. Печать плоская. Усл. л. 2,8. Тираж 100 экз.

Отпечатано в ХГТУ

»17728

РНБ Русский фонд

2005-4 14440

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Аурилене, Елена Евлампиевна

Введение.

Глава 1. Историография российской послереволюционной эмиграции в Китае.

Глава 2. Российская эмиграция в Маньчжурии.

2.1 .Возникновение и развитие эмигрантской колонии в 1920 - начале 30-х гг.

2.2. Начало японской оккупации и объединительные кампании русских эмигрантов.

2.3. Установление японского контроля над эмигрантской колонией:

Бюро по делам российских эмигрантов.

2.4. «Эмигрантское правительство».

2.5. Русская культура в условиях японского оккупационного режима.

Глава 3. Особенности становления и развития русских диаспорных групп в Северном Китае.

3.1. Эмигрантские колонии Тяньцзина и Пекина в 20-х первой половине 30-х гг.

3.2. Русский антикоммунистический комитет.

Глава 4. Шанхайская ветвь русской диаспоры в Китае.

4.1. Формирование беженской колонии, становление диаспорных институтов.

4.2. Эмигрантская культура в условиях города-космополита.

4.3. Русские военные эмигранты.

4.4. Эмигрантская община в условиях японской оккупации Шанхая.

4.5. Русские беженцы китайской революции: исход из Китая.

Глава 5. Русская социально-политическая мысль в Китае.

5.1. Монархическая идеология.

5.2. Русский фашизм: дальневосточный вариант.

5.3. Проблемы российской государственности в контексте социологических теорий: солидаризм, социал-дарвинизм и органическая теория общества.

5.4. Гражданское согласие во имя процветания России: сменовеховство, евразийство и «новый путь» младороссов.

Введение диссертации2004 год, автореферат по истории, Аурилене, Елена Евлампиевна

Тема и ее актуальность. Глубокие перемены, происходящие в последние полтора десятка лет в российском обществе, потребовали от ученых разработки и обоснования новых концептуальных подходов к изучению прошлого, переосмысления многих страниц истории страны. Сегодня не подлежит сомнению тот факт, что история русского зарубежья является неотъемлемой частью как истории России, так и всемирной истории. Около двух миллионов беженцев Октябрьской революции и гражданской войны в России, рассеявшись по всему свету, создали социальный феномен, именуемый «Зарубежной Россией».

Российская эмиграция в Китае являлась одной из крупнейших составных частей Зарубежной России. Ее исследование дает уникальную возможность изучения межкультурного взаимодействия этносов, принадлежавших к разным цивилизациям. История российской диаспоры в Китае складывалась в контексте мировой колониальной истории. Присутствие на территории Китая иностранных концессий существенным образом повлияло на процесс адаптации эмигрантов, явилось одним из решающих факторов, обусловивших региональные особенности формирования и развития российских диаспорных групп. В результате массового исхода российской эмиграции из Китая в США, Австралию, Бразилию и другие страны выходцы из русского Китая влились в существовавшие там русские общины или создали новые.

Актуальность темы исследования обусловлена и тем обстоятельством, что в отечественной исторической литературе, посвященной вопросам адаптации российских эмигрантов в Китае, заметна тенденция к экстраполяции опыта маньчжурской колонии на историю диаспоры в целом. О необходимости выработки концептуального решения проблемы свидетельствует и тот факт, что в ряде исследований последних лет чрезмерно преувеличивается закрытость и обособленность российской диаспоры в Китае. Между тем, диаспора имела несколько очагов локализации, и эмигрантские колонии Маньчжурии, Северного Китая и Шанхая существовали в различных политических и социокультурных условиях, что не могло не сказаться на особенностях их адаптации. Выяснение этих особенностей раскрывает механизм действия внутренних и внешних факторов, влиявших на процесс адаптации эмигрантов, позволяет комплексно осмыслить историю российской диаспоры в Китае.

Наметившееся в последнее десятилетие внимание исторической науки к проблеме диаспоры является закономерным. Ставшие характерной чертой современного мира процессы глобализации создают новые возможности для возрастания роли диаспор в государственной жизни и превращения их в особые адаптивные формы социальной организации. Как отмечает известный этнолог В.А. Тишков, диаспоры являются мощнейшими историческими факторами, способными «влиять на события самого высокого порядка (например, войны, конфликты, создание или распад государств, опорное культурное производство). Диаспоры - это политика и даже геополитика на протяжении всей истории, а в современный период особенно»1.

Другая причина, стимулировавшая интерес отечественных историков к диаспоре, связана с распадом Советского Союза, в результате которого около 29,5 млн. россиян оказалось за пределами государственных границ России 2. Русские в ближнем зарубежье оказались вне привычного правового и культурного пространства и превратились в дискриминируемое меньшинство. В связи с этим стала очевидной потребность теоретического осмысления понятия диаспоры, ее структуры и механизма, обеспечивающего процесс адаптации эмигрантов в инокультурной среде. История российской диаспоры в Китае дает уникальный материал для исследований в этой области.

Русское население присутствовало в Китае и до Октябрьской революции (резиденты русских концессий, служащие консульских учреждений, коммерческих и прочих предприятий), а первые беженцы стали появляться в Харбине уже в 1917-1918 гг. Однако массовый приток эмигрантов из России на территорию Китая начался в 1920 г. с наплывом разбитых белых армий и мирного населения после крушения колчаковской эпопеи в Сибири и «земской рати» в Приморье. В 1920 г. большевистское правительство отказалось от прав экстерриториальности в Китае, поставив проживавшее там русское население перед выбором: советское гражданство или эмиграция. Именно в это время начинается структурирование диаспоры, формирование ее менталитета.

Последний этап истории российской диаспоры в Китае связан с разгромом Японии во Второй мировой войне и завершением гражданской войны в Китае победой КПК. Демонтаж институтов российской диаспоры в различных районах ее локализации шел не одновременно. Так, в Маньчжурии эмигрантские структуры были ликвидированы советскими властями после разгрома Японии в 1945 г. В Северном Китае некоторые русские эмигрантские организации просуществовали до установления в 1949 г. власти коммунистического правительства. Примерно в это же время (январь 1949 г.) началась массовая эвакуация русских эмигрантов из Шанхая, однако деятельность отдельных эмигрантских учреждений (Российская эмигрантская ассоциация и др.) продолжалась и на месте новой дислокации беженцев на Филиппинах (остров Тубабао) и закончилась в начале 1953 г.

В середине 50-х годов XX в. массовая репатриация эмигрантов из Маньчжурии в СССР, а также отъезд многих из них в другие страны завершили историю российской диаспоры в Китае.

Предметом исследования стал процесс адаптации российских эмигрантов в основных центрах локализации диаспоры - в Маньчжурии, Северном Китае (Пекин, Тяньцзин) и Шанхае.

В соответствии с целью были поставлены следующие задачи:

• Выяснить состояние этнического самосознания российских эмигрантов.

Гипотеза исследования основана на следующих предположениях:

• Методология диссертационного исследования.

В соответствии с принципом объективности цивилизационный подход к истории позволил провести всесторонний анализ фактов, выявить ведущие тенденции исторического процесса в данных хронологических рамках и, таким образом, адекватно отразить историю возникновения, развития и исчезновения российской диаспоры в Китае.

Объективная картина истории российской диаспоры в Китае стала возможной, благодаря сочетанию методов сравнительно-исторического исследования и системного анализа диаспоры. В связи с тем, что российская диаспора в Китае не была сосредоточена в одном месте и не имела единого центрального органа самоуправления, в работе представлены наиболее крупные колонии, возникшие в местах компактного расселения эмигрантов - в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае. Компаративный метод позволил выделить специфические особенности исторического пути каждой из этих диаспорных групп. Методы системного исследования позволили осуществить структурный и функциональный анализ диаспоры, выявить внутренние и внешние факторы, определявшие особенности процесса адаптации эмигрантов в трех указанных выше центрах расселения. В этой связи функцию метода в настоящем исследовании выполняла концепция З.И. Левина, изложенная в работе «Менталитет диаспоры» , в которой диаспора определена как живая система, обладающая структурой (пространственной организацией взаимосвязанных элементов), способная к результативному функционированию и обладающая механизмами самоорганизации. Элементы триады «структура - функционирование - механизм самоорганизации» находятся в органичном единстве и формируют адаптивную реакцию общественной системы. Системный подход ориентировал автора на раскрытие целостности объекта исследования и обеспечивающих его механизмов, на выявление многообразных типов связей сложного объекта и сведение их в единую теоретическую картину. Исследование каждой из представленных в настоящей работе диаспорных групп включало а) анализ того, насколько поведение системы обусловлено как особенностями ее отдельных элементов, так и свойствами ее структуры; б) изучение механизмов взаимозависимости, взаимодействия системы и среды; в) выяснение характера иерархичности, присущего данной системе; г) рассмотрение динамизма системы, представление ее как развивающейся целостности.

Раскрывая сущностную природу, принципы функционирования и эволюции диаспоры, системный подход потребовал применения различных общенаучных методов, в том числе таких, как восхождение от абстрактного к конкретному, логический, индуктивный и дедуктивный, количественный. Являясь научным методом теоретического исследования, системный подход тесно связан с принципом историзма в силу, прежде всего, онтологических обстоятельств, так как имеет дело с развивающимися во времени системами.

Категория «диаспора» в контексте исторического исследования стала употребляться сравнительно недавно, и варианты ее понимания историками в целом отражают дискуссию, которую ведут вокруг этого термина этнологи. В отечественной и зарубежной научной литературе существует две крайности в определении диаспоры. Первая заключается в широком толковании диаспоры как части этноса, живущего за пределами страны своего происхождения. Как справедливо отмечает В.А. Тишков, такой подход к феномену диаспоры имеет ряд серьезных недостатков, так как не учитывает историческую ситуативность и личностную идентификацию, «неоправданно охватывает все формы иммигрантских общин и фактически не делает различий между иммигрантами, экспатриантами, беженцами, гастарбайтерами и даже включает старожильческие и интегрированные этнические общины»4. Вторая крайность, на наш взгляд, наиболее выпукло отражена в концепции Э. Мелконя-на, который считает, что диаспоры возникают лишь в результате этнической эмиграции (например, еврейская и армянская диаспоры) и тем самым отличаются от других этнических меньшинств, оказавшихся за пределами родной страны по причинам политического, религиозного или экономического характера5.

Автор данного исследования разделяет точку зрения З.И. Левина, определившего диаспору как «этнос или часть этноса, проживающие вне своей исторической родины или территории обитания этнического массива, сохраняющие представление о единстве происхождения и не желающие потерять стабильные групповые характеристики, заметно отличающие их от остального населения страны пребывания, вынужденно (осознанно или неосознанно) подчиняясь принятому в ней порядку»6. Думается, что эта дефиниция отражает суть функционального назначения диаспоры — сохранение этнокультурной идентичности.

Применительно к эмигрантскому населению, компактно проживавшему в районах локализации российской диаспоры в Китае, в работе используются также термины: «диаспорная группа», «диаспорное сообщество», «эмигрантское сообщество», «эмигрантская колония», употребляемые в контексте исследования как синонимы.

Научная новизна исследования заключается в том, что:

В результате комплексного обобщающего исследования истории российской эмиграции в Китае в контексте диаспоры решена крупная научная проблема, имеющая важное историко-культурное значение; предложена и обоснована оригинальная концепция истории российской диаспоры в Китае, позволившая провести системный анализ процесса адаптации эмигрантов; история российской диаспоры представлена в контексте политической истории Китая и мировой истории, выявлены ведущие тенденции исторического процесса в данных хронологических и территориальных рамках; в результате сравнительно-исторического исследования определены региональные особенности процессов формирования и эволюции русских эмигрантских колоний в трех основных центрах локализации диаспоры — в Маньчжурии, Северном Китае, Шанхае; выявлены внешние и внутренние факторы, обусловившие своеобразие процессов адаптации русских эмигрантов в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае и различную степень их интеграции в указанных районах расселения; уточнены статистические данные по истории русских эмигрантов в Китае; на основе анализа как впервые вводимых, так и малоизвестных документальных материалов в работе рассматриваются аспекты эмигрантской истории, прежде не получившие глубокого освещения в научной литературе: участие русских эмигрантов в гражданской войне в Китае; объединительные кампании эмигрантских лидеров и организаций; правовая политика японских оккупационных властей по отношению к русским эмигрантам; русские эмигранты в условиях японо-китайской войны (1937-1945 гг.); русские волонтеры в воинских и полицейских подразделениях Шанхая и др.; предметом комплексного анализа стала социально-политическая идеология российской диаспоры в Китае, нашедшая отражение в социально-философских и политических трудах эмигрантских авторов, программных положениях политических партий и движений; показано влияние регионального фактора на содержание эмигрантской социально-политической идеологии в Китае, по сравнению с европейскими центрами русского зарубежья; проведен анализ методологии, на основе которой эмигрантские авторы выстраивали свои социально-философские и политические взгляды. Большинство использованных в работе эмигрантских публикаций включены в аналитический обзор впервые; представлена авторская периодизация истории русской диаспоры в Китае, учитывающая а) динамику политических событий, существенным образом повлиявших на судьбу диаспоры; б) институциональную эволюцию эмигрантских колоний; в) степень интеграции эмигрантов в указанных центрах локализации диаспоры. На защиту выносятся следующие основные положения:

• В связи с особенностями социокультурных и политических условий в основных центрах локализации диаспоры, а также в силу действия внутренних факторов (характер расселения и численность беженского населения, его социально-экономический статус, наличие или отсутствие в колониях организующего центра (лидеpa), накал идейно-политической борьбы и состояние этнического самосознания) степень интеграции эмигрантов в российских колониях Маньчжурии, Северного Китая и Шанхая была различной. Отсутствие единого правового и политического поля в Китае, противостояние политических группировок и борьба эмигрантских лидеров за власть оказались непреодолимым препятствием на пути объединения русских диаспорных групп в целостный социальный организм с единым представительным органом самоуправления. Благодаря присутствию развитой инфраструктуры русской колонии в полосе отчуждения КВЖД, в Маньчжурии беженцы оказалась в особых социокультурных условиях, по сравнению со своими соотечественниками в других регионах Китая. Однако интеграция эмигрантов в самодостаточную этническую общину, способную обеспечить правовые и социально-экономические интересы русской колонии, тормозилась борьбой политических группировок, многие из которых стали объектом манипуляций в руках японских спецслужб.

Японская оккупация Маньчжурии оказала двоякое влияние на судьбу русской колонии. С одной стороны, эмигранты оказались в условиях тотального контроля со стороны оккупационных властей, стремившихся превратить белую колонию в своего союзника в предстоящей войне с СССР. С другой стороны, созданное японцами Бюро по делам российских эмигрантов стало своеобразным «эмигрантским правительством», обеспечивавшим этнокультурную целостность эмигрантской колонии, ее правовой и социально-экономический статус.

В Северном Китае (Тяньцзин, Пекин) факторами, тормозившими процесс интеграции беженцев в устойчивую этническую общину, являлись: небольшая численность колоний; включение значительной части эмигрантов в культурную среду европейских концессий; политические разногласия эмигрантских руководителей и отсутствие авторитетной организации, способной объединить колонию. В силу указанных выше причин не имела успеха и объединительная политика японских оккупационных властей, сделавших ставку на Русский антикоммунистический комитет как центральный орган эмиграции в Северном Китае.

В Шанхае решающее влияние на процесс адаптации эмигрантов оказали внушительная плотность беженского населения и его компактное расселение на территориях Французской концессии и Международного сеттльмента. С одной стороны, политические и социокультурные условия западных концессий способствовали относительно быстрой стабилизации бытия беженской колонии, расцвету ее культурной и деловой жизни, с другой стороны создавали предпосылки для ассимиляционных тенденций в эмигрантском сообществе (международные браки, интенсивное освоение европейских языков, интеграция в деловую жизнь западных концессий). Не являясь целостным социальным организмом с точки зрения структуры, русская диаспора в Китае, тем не менее, сохраняла этнокультурную целостность. Деятельность ее институтов была направлена на сохранение русской дореволюционной культуры и духовных традиций; главной составляющей политического менталитета диаспоры (особенно первого поколения беженцев) был национализм. Национальная идея существовала в различных формах, но была направлена на решение единственной задачи - возрождение великой России.

• С учетом а) динамики политических событий, существенным образом повлиявших на судьбу русской эмиграции, б) институциональной эволюции эмигрантских колоний, в) степени интеграции эмигрантов в основных центрах расселения, в истории российской диаспоры в Китае прослеживаются пять периодов: I - 1920 — начало 30-х гг.; II - 1932 - 1937 гг.; III - июль 1937- 1941 гг.; IV - декабрь 1941 - август 1945; V - 1945 - середина 50-х гг. XX в.

• Источниковая база.

Основной массив неопубликованных источников составляют эмигрантские фонды Государственного архива Хабаровского края (ГАХК), важнейшим из которых является фонд 830, содержащий уникальные документы Главного бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (ГБРЭМ), созданного японскими спецслужбами в Маньчжоу-Ди-Го с целью контроля над эмигрантами и выполнявшего роль своеобразного «эмигрантского правительства». Материалы фонда охватывают весь десятилетний период существования Бюро - с момента возникновения 28 декабря 1934 г. по 1945 г. Приказы, распоряжения, доклады и отчеты Бюро, материалы съездов ГБРЭМ, переписка ответственных чиновников с эмигрантами и официальными лицами из Японской военной миссии (ЯВМ) представляют обширную информацию об административной, политической, экономической и культурной деятельности этой организации, позволяют судить о характере взаимоотношений оккупационных властей с эмигрантами в условиях меняющейся внешнеполитической ситуации, о проблемах эмигрантского бытия. Деятельность одного из отделений ГБРЭМ представлена в документах фонда 1127 — Отделение Бюро по делам российских эмигрантов на ст. Пограничная. Материалы Комитета по переселению в Тоогенский район, сосредоточенные в фонде 832, содержат списки эмигрантов — переселенцев, их анкеты и прошения, переписку ответственных лиц по поводу сельскохозяйственного инвентаря, строительства жилья и школ.

Сведения о деятельности созданной японцами политической организации Кио-Ва-Кай содержит фонд 831 - Особый отдел Биньцзянского штаба Кио-Ва-Кай. Организация Кио-Ва-Кай, характеризовавшаяся ее создателями как «неофашистская», представляла собой своего рода государственную партию, призванную обеспечить идеологическое и политическое единство многонационального населения Маньчжурии. В документах фонда, охватывающих период с 1938 по 1943 гг., представлена деятельность Кио-Ва-Кай по организации политической пропаганды, военному воспитанию молодежи, созданию добровольных дружин.

В Государственном архиве Российской Федерации хранится личный фонд И.И. Серебренникова - одного из видных общественных деятелей русского Китая, ученого, политика, и книгоиздателя (ф. 5873). В делах фонда собрана переписка И.И. Серебренникова с представителями дальневосточной эмигрантской интеллигенции - известным писателем и журналистом Be. И. Ивановым, профессором Юридического факультета Харбина Г.К. Гин-сом, популярным харбинским поэтом А. Грызовым, политиком и общественным деятелем П.В. Вологодским и др. Материалы фонда содержат записки И.И. Серебренникова о гражданской войне, вырезки из эмигрантских газет, переписку с Обществом Сибиряков (Чехословакия) и Обществом изучения Маньчжурского края (Харбин).

Фонд Р-7339 содержит личный архив известного русского писателя и публициста Be. Н. Иванова, в котором представлены документальные свидетельства его участия в съезде несоциалистических организаций во Владивостоке (1921 г.), статья о И.Д. Меркулове, а также письма последнего к Be. И. Иванову, содержащие критическую характеристику известных деятелей белого движения, ставших впоследствии ключевыми фигурами русской эмиграции в Китае, - генералов Глебова, Дитерихса, Семенова и др.

Выполнение задач диссертационного исследования стало возможным во многом благодаря включению в научный оборот исторических источников из архивов и библиотек США. Одна из крупнейших коллекций документов и материалов по истории Зарубежной России хранится в библиотеках Калифорнийского университета (Беркли, Калифорния). В архивной библиотеке Банкрофт (The Bancroft Library, Berkeley, California) находится личный фонд П.П. Балакшина, автора известного двухтомного труда по истории русской п эмиграции в Китае . Материалы фонда (Peter P. Balakshin Papers, boxes 1,3) охватывают период с 1929 по 1989 гг. и представляют собой документальные свидетельства непосредственных участников событий эмигрантской истории, ставшие основой для написания как «Финала в Китае», так и других произведений писателя. Обширная переписка П.П. Балакшина с эмигрантами показывает реакцию его корреспондентов на «Финал в Китае», полемику, развернувшуюся на страницах писем по поводу отдельных моментов истории русского Китая.

Разнообразная информация о русских эмигрантах в Маньчжурии, высказывания, характеризующие деятельность гражданской администрации Мань-чжоу-Ди-Го и социально-политические устои марионеточной империи, содержатся в интервью известного харбинского профессора Г.К. Гинса, хранящемся в отделе устной истории (Oral History Office) библиотеки Банкрофт и Публичной библиотеке Нью-Йорка.

Материалы расследования деятельности русской фашистской организации, созданной А.А. Вонсяцким на территории США (Коннектикут), имеются в личном фонде Т. Додда (Thomas J. Dodd Papers, box 2), находящемся на хранении в исследовательском центре Университета Коннектикута (The Dodd Research Center, University of Connecticut). В материалах фонда имеются сведения о сотрудничестве А.А. Вонсяцкого с «вождем» русских фашистов в Китае К.В. Родзаевским, об антисоветской деятельности двух «вождей» и их контактах с гитлеровскими фашистами.

Среди опубликованных источников следует особо выделить документальные материалы, увидевшие свет в Китае в 20-40-е гг. прошлого века. Информация правового характера содержится в нормативных сборниках

Положение об арбитражном суде при Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи», «Положение о служащих Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи», «Законоположение и правила о школах» и др.

Сборник материалов о деятельности ХКПРБ «Харбинский комитет помощи русским беженцам» содержит историческую справку, статистические данные, информацию о кадровом составе и динамику активности этой организации.

Разносторонняя информация по экономике Маньчжурии и предпринимательской активности русских на ее территории представлена в книге Е.Х. Нилуса «Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1986-1923 гг.», исследовании Л.И. Любимова «Очерки по экономике Маньчжурии», деловом сборнике «Коммерческий Харбин (1931-1932)». Последний содержит обширную информацию о состоянии различных отраслей экономики Харбина, разнообразные статистические данные, включая информацию о количестве русского населения города, которое подразделяется на эмигрантов, советских граждан и лиц, принявших китайское гражданство8.

Важную роль в понимании сущности политики японских оккупационных властей в отношении русской белой эмиграции в Маньчжоу-Ди-Го играют материалы, изданные особым отделом Кио-Ва-Кай и ГБРЭМ. Сборники Кио-Ва-Кай за 1938, 1939, 1942, 1943 годы разъясняют цели и задачи этой организации, раскрывают ее стратегию и тактику в работе с русским эмигрантским населением, позволяют проследить, как менялись акценты в ее идеологии в зависимости от политической конъюнктуры. Агитационные японские материалы для работы с эмигрантами в годы Тихоокеанской войны были опубликованы в брошюрах «Война за Великую Азию и задачи российской эмиграции», «Великая эпоха», «Международное положение (Великая Восточно-Азиатская война)», «Пути экспансии Коминтерна» и др. Уникальный памятник периода Маньчжоу-Ди-Го представляет собой юбилейное издание «Великая Маньчжурская империя», выпущенное совместными усилиями Кио-Ва-Кай и ГБРЭМ. Обширные сведения об истории марионеточной империи, о роли русского населения в развитии экономики и культуры Маньчжурии, о структуре и деятельности Бюро по делам российских эмигрантов и т.п. выдержаны в традиционном для печатной продукции, выходившей в Маньчжоу-Ди-Го, прояпонском духе и рассчитаны на идеологическую обработку эмигрантского населения.

Представление о содержании воспитательной работы Кио-Ва-Кай и БРЭМ с эмигрантской молодежью дают материалы конкурса ораторского искусства, организованного в 1941г. газетой «Харбинское время», опубликованная правительством Маньчжоу-Ди-Го Программа преподавания гражданской морали для русских высших народных школ в Маньчжоу -Ди-Го и другие официальные издания.

Ценным источником по истории русских колоний Северного Китая явилась брошюра «Российский антикоммунизм в Северном Китае. 19371942 гг.». Издание, вышедшее к пятилетней годовщине деятельности Российского антикоммунистического комитета, выполнявшего роль эмигрантского центра в годы японской оккупации, дает сведения о целях и задачах этой организации, ее структуре, кадровом составе и политической идеологии.

Исследование политического менталитета русской диаспоры в Китае стало возможным, благодаря изучению программ эмигрантских партий и движений, политических и социально-философских трудов эмигрантских авторов, среди которых бывший премьер-министр Приамурского временного правительства В.Ф. Иванов, известный писатель и публицист Вс.Н. Иванов, философ И.Б. Коджак, глава русских фашистов К.В. Родзаевский, декан Юридического факультета в Харбине Н.И. Никифоров, лидер дальневосточного сменовеховства Н.В. Устрялов и др.

Важнейшим источником для изучения проблемы российской диаспоры в Китае являются эмигрантские периодические издания. Использованные в работе газеты и журналы Харбина, Шанхая и Тяньцзина можно условно разделить а) по принципу принадлежности к политическим партиям и организациям; б) по уровню официального статуса (правительственные, официальные издания эмигрантских центральных органов); в) по времени выхода (до японской оккупации или во время оккупации). К партийным изданиям относятся: фашистские газета «Наш путь» и журнал (с конца 30-х годов - газета) «Нация», орган шанхайской организации младороссов «Новый путь», газета шанхайских легитимистов «Русское знамя», журнал харбинского Союза мушкетеров «Мушкетер». «Беспартийными» являлись литературно-художественные журналы «Рубеж» (Харбин) и «Воскресение» (Шанхай), харбинские газеты «Заря», «Русское слово» и «Рупор». Японский официоз на русском языке - газета «Время» (Харбин), издания ГБРЭМ - газета «Голос эмигрантов» и журнал «Луч Азии» (Харбин), орган Российского антикоммунистического комитета в Северном Китае - газета «Возрождение Азии» (Тяньцзин) публиковали информацию официального содержания и потому несли основную идеологическую нагрузку. Для всех указанных изданий в той или иной степени характерна националистическая и антикоммунистическая направленность. Эмигрантские газеты и журналы, вышедшие в условиях японской оккупации оказались в жестких тисках цензуры и потому существенно отличались по содержанию и идеологическому наполнению от периодики, увидевшей свет до оккупации.

Своеобразным справочником по Маньчжоу-Ди-Го и русской эмиграции являлся Русский настольный календарь, ежегодно выходивший в издательстве ГБРЭМ. В календарях печатались сведения исторического, политического, экономического, религиозного, культурно-просветительского характера. Особое внимание уделялось деятельности ГБРЭМ и других эмигрантских организаций, пропаганде японской идеологии и политики, русской национальной культуре. Не оставались без внимания на страницах ежегодника и этнические группы, существовавшие в рамках российской диаспоры и зарегистрированные в ГБРЭМ.

Среди опубликованных источников выдающееся место занимает юбилейный выпуск (№ 10) журнала «Политехник», изданный в 1979 г. в Сиднее Объединением инженеров, окончивших Харбинский политехнический институт. На его страницах собрана обширная информация об эмигрантских образовательных и научных учреждениях, литературе, искусстве, печати и т.д. в Маньчжурии.

В 90-х годах прошлого столетия некоторые эмигрантские документы были впервые опубликованы на страницах российских изданий. В качестве источника для диссертационного исследования использованы материалы сборника «Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920-1945)»9, в котором представлены документы из рассекреченных уголовно-следственных дел реэмигрантов из Маньчжурии.

В сборнике документов и материалов, вышедшем в 1999 г. под названием «Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг.»10 имеется ряд документов, представляющих дальневосточную эмиграцию: письмо «вождя» русских фашистов К.В. Родзаевского Сталину, фрагменты из постановления Правления Русского студенческого общества и брошюры «Азбука фашизма»; статьи и письма Н.В. Устрялова; материалы, проливающие свет на деятельность Дальневосточного отдела Российского общевоинского союза и службу группы русских войск в Шаньдунских армиях маршала Чжан Цзунчана (Северный Китай).

К исследованию были привлечены источники личного происхождения, предоставленные автору бывшими харбинцами O.K. Войнюш (Санкт-Петербург) и Грэгом Гроссманом (Беркли, Калифорния, США), а также мемуарная литература и обширный круг вторичных источников, включающий научные монографии, авторефераты диссертаций, статьи отечественных и зарубежных авторов.

Совокупность использованных в работе источников дает возможность решить задачи исследования.

Научно-практическое значение работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы при подготовке обобщающих трудов по истории русской эмиграции в Китае и Русского Зарубежья в целом. Фактические и теоретические данные диссертации могут быть полезными при дальнейшем изучении феномена диаспоры и связанных с ней проблем адаптации мигрантов в новой социокультурной среде.

В условиях переходного периода, который переживает современная российская государственность, представленный в работе анализ эмигрантской политической идеологии приобретает актуальное звучание и может быть использован для написания обобщающих работ по истории эмигрантской социально - политической мысли.

Апробация результатов исследования.

Основные положения, выводы и отдельные сюжеты диссертации были опубликованы в монографиях «Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай (1920 - 1950-е гг.)», «Русские в Маньчжоу-Ди-Го: «Эмигрантское правительство»; научных и научно-популярных периодических изданиях: «Исторический архив» (Москва), «Вестник МЭИ» (Москва), «Вестник Евразии» (Москва), «Россия и АТР» (Владивосток), «Белая Армия. Белое дело» (Екатеринбург), «Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке» (Хабаровск); сборниках научных трудов и материалов международных и региональных научных конференций, проходивших в Москве, Красноярске, Владивостоке, Хабаровске, Биробиджане.

Структура диссертации. Особенности объекта и предмета научного анализа, постановка цели и задач исследования обусловили проблемно-хронологический принцип построения диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и приложений. В приложениях представлены уникальные эмигрантские документы из Государственного архива Хабаровского края и библиотеки Банкрофт Калифорнийского университета (США).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Российская эмиграция в Китае"

Заключение

Результаты системного анализа процесса адаптации российских эмигрантов в Китае показали, что по своей структуре диаспора не была целостным социальным образованием, так как состояла из нескольких эмигрантских колоний, локализованных в разных регионах Китая, и не имела центрального органа самоуправления. Отсутствие единого правового и политического поля в Китае, противостояние политических группировок и борьба эмигрантских лидеров за власть оказались непреодолимыми препятствиями на пути объединения эмиграции. Вместе с тем, созданные эмигрантами институты - земляческие, корпоративные, конфессиональные, образовательные, политические и др. - целенаправленно работали на сохранение этнокультурной идентичности диаспоры.

На момент массового наплыва беженцев русской революции Китай формально сохранял статус централизованного государства, однако фактически страна была разделена на сферы влияния, где всей полнотой власти обладали местные генералы. Отношение к русским эмигрантам китайских властей можно определить как индифферентное. Занятые междоусобной борьбой властители провинций не препятствовали расселению русских беженцев на * своей территории, но и не обращали внимания на их проблемы. Правовой статус эмигрантов оставался неопределенным.

В рассматриваемый период полуколониальный Китай являлся зоной конфликта экономических и политических интересов Японии с одной стороны и стран Запада - главным образом Великобритании и США - с другой. Администрации западных концессий отнеслись к белоэмигрантам лояльно, использовали их в качестве резервной трудовой и военной силы в годы национально-освободительного движения и военных конфликтов в Китае.

В социальной структуре российской диаспоры присутствовали все слои Щ населения дореволюционной России, однако основную массу эмиграции составляли военные - профессиональные, либо ставшие таковыми за годы мировой и гражданской войн. Наибольшей адаптивной пластичностью обладали представители интеллигенции и деловых кругов. Существенным образом на судьбе русской диаспоры сказалось присутствие большой массы военных. С одной стороны, организаторский опыт офицеров и приобретенная за годы двух войн привычка выживать в сложнейших условиях сыграли немаловажную роль в становлении диаспорных институтов. Офицеры составляли наиболее активную часть эмигрантского общества и чаще всего являлись инициаторами и руководителями разного рода организаций и предприятий. С другой стороны, принадлежность военных к различным противоборствующим группировкам тормозила интеграцию эмигрантов в этнические общины. Русский военный опыт стал фактором политического действия, так как использовался а) белоэмигрантскими лидерами для подрывной работы против СССР; б) китайскими генералами в гражданской войне между «северными маршалами» и Гоминьданом; в) японскими оккупационными властями для подготовки резерва в предстоящей борьбе с СССР.

Советское присутствие на КВЖД, гражданская война между Севером и Югом, «нанкинское десятилетие», японская оккупация Маньчжурии, а затем и обширных районов Северного, Центрального и Южного Китая, Вторая мировая война и приход к власти коммунистов - таковы основные события, определившие политическую атмосферу, в которой формировалась, жила и закончила свою историю в Китае российская диаспора.

Результаты комплексного исследования истории российской диаспоры в Китае позволили автору предложить ее периодизацию, учитывающую: а) ход развития политических событий, оказавших существенное влияние на судьбу диаспоры; б) институциональную эволюцию эмигрантских колоний; в) степень интеграции эмигрантов. Принимая во внимание отсутствие однородного политического поля в Китае, а также известную долю условности любой периодизации, в истории российской диаспоры можно выделить следующие этапы:

1 период — 1920 — начало 1930-х гг. - включает в себя массовый приток беженцев в Китай, стадию выживания, отбор наиболее жизнеспособных элементов и формирование институтов эмигрантской диаспоры в центрах ее локализации. Усилия эмигрантских лидеров, направленные на интеграцию диаспоры успеха не имели. Политическая ситуация в стране характеризуется нестабильностью, завершившейся в 1928 г. установлением гоминьдановского режима и формальным объединением страны. Для маньчжурской ветви диаспоры это время советского присутствия на КВЖД, связанное для многих с потерей основного работодателя — дороги, а также конфликт на КВЖД 1929 г., приведший к значительным потерям беженского населения приграничных районов и массовой миграции из зоны военных действий главным образом в Шанхай. Стремительный рост русской эмигрантской колонии в Шанхае.

2 период — 1932 — 1937 г. — характеризуется крутым поворотом в судьбе крупнейшей из русских эмигрантских колоний - маньчжурской, - связанным с японской оккупацией региона и созданием марионеточного государства Маньчжоу-Го. Оккупация вызвала новую массовую миграцию русского населения из Маньчжурии в районы, остававшиеся вне зоны японского влияния - главным образом в Шанхай, в меньшей степени - в Северный Китай. Те, кому представилась возможность, уехали из Китая, многие репатриировались в СССР после продажи КВЖД (1935 г.). В этот период структурирование институтов эмигрантской диаспоры в основном завершено. Однако проблемой на пути создания крепких этнических общин в Шанхае и Северном Китае стало отсутствие единого общинного механизма. В Маньчжоу — Ди — Го эту проблему решили японские оккупационные власти путем создания Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи.

3 период — июль 1937 г. - 1941г. - обусловлен расширением японской экспансии в Китае и очередной волной массовой миграции русского населения. Эмигрантская колония Шанхая достигла пика своего количественного роста за счет мигрантов из зон японского влияния. В Северном Китае оккупационными властями предпринята попытка консолидации русского населения путем официального признания Русского антикоммунистического комитета руководящим эмигрантским центром. Очагами спасения русских, не проявивших лояльности к японским властям, являлись иностранные концессии, огражденные от оккупантов правами экстерриториальности.

4 период — декабрь 1941г. - август 1945 г. - обозначен участием Японии в войне на Тихом океане, ужесточением оккупационного режима, включением в зону японского контроля резидентов иностранных концессий, тяжелым материальным положением населения и эмигрантов в частности. В связи с Великой Отечественной войной СССР против фашистской Германии, на волне патриотических настроений в эмигрантской диаспоре распространенным явлением стал переход в советское гражданство.

5 период — 1945 г. - середина 50-х гг. - включает в себя последний этап в истории русской эмигрантской диаспоры в Китае. Это время нового рассеяния русских, их исход из Китая. После освобождения Маньчжурии Советской Армией в августе 1945 г. началась охота на эмигрантов, участвовавших в антисоветской деятельности и сотрудничавших с японцами. Тысячи «бело-бандитов» и «шпионов» были депортированы в СССР, многие уехали добровольно на волне патриотического подъема. Институты эмигрантской общины были демонтированы, оставшиеся эмигранты перешли под контроль Советского консульства и получили временные советские виды на жительство. В середине 50-х гг. русские эмигранты, за исключением немногих оставшихся, покинули Маньчжурию. Одни уехали в СССР на освоение целины, другие отправились на поиски нового пристанища за пределами Китая.

В Северном Китае институты эмигрантской колонии просуществовали до крушения в 1949 г. гоминьдановского режима в Тяньцзине и Пекине и установления власти КПК. Последним очагом русской диаспоры в Китае оставался Шанхай, оказавшийся центром притяжения беженцев с территорий, занятых коммунистическими войсками. В преддверии взятия Шанхая Народно - освободительной армией Международная беженская организация (ИРО) устроила эвакуацию 5, 5 тыс. русских резидентов. Перед очередным рассеянием по всему свету последним местом компактного расселения остатков русской эмигрантской диаспоры Китая стал остров Тубабао на Филиппинах.

Среди трех названных центров расселения русских беженцев в Китае эмигрантская колония Маньчжурии оказалась в особых условиях существования, связанных с присутствием русского уклада жизни в полосе отчуждения КВЖД. Атмосфера российского колониального мира сгладила социокультурный конфликт между беженцами и принимающим обществом. Коренное население страны, привыкшее к присутствию русских в полосе отчуждения, отнеслось к новым пришельцам вполне лояльно. Некоторый приступ ксенофобии в стране был связан с Национальной революцией (1925 -1927 гг.) и последовавшим за ней объединением Китая под властью Гоминьдана. Однако острие национально-освободительного движения в большей степени было направлено против японских, английских и других колонизаторов. Жертвы русской революции для мишени антиимпериалистической борьбы годились в последнюю очередь. В то время как в других центрах расселения беженцев процесс адаптации осложнялся незнанием китайского, английского или французского языка, в Маньчжурии языковой барьер ощущался в меньшей степени, так как значительная часть местного населения имела долгую практику общения с русскими и на бытовом уровне владела русским языком.

Присутствие в полосе отчуждения КВЖД развитой инфраструктуры русской колонии ускорило процесс формирования институтов эмигрантской общины. Другим мощным фактором консолидации беженцев явилось компактное расселение многотысячной массы людей в Харбине и по линии дороги. Русская эмигрантская колония в Маньчжурии была самой многочисленной на Дальнем Востоке и к началу 30-х гг. насчитывала примерно 60 тыс. человек. Однако интеграция эмигрантов в целостное социальное образование — общину тормозилась непрерывной борьбой многочисленных политических группировок, каждая из которых стремилась навязать обществу свою идеологию и лидерство. Близость к советской границе инспирировала рост многочисленных антисоветских группировок, некоторые из которых вели активную подрывную деятельность против СССР.

До японской оккупации в Харбине и других районах полосы отчуждения культивировался духовный порядок и быт дореволюционной России, но эмиграция при этом оставалась разрозненной, не имела единого руководящего центра, способного представлять ее правовые, экономические и культурные интересы перед властями. Между тем, в беженской колонии существовало много проблем, требовавших скорейшего решения: неопределенный правовой статус, безработица, низкий уровень жизни. Даже благополучная «Хорватия» не могла обеспечить стартовые условия для многотысячной массы людей, большая часть которых прибыла в Маньчжурию без средств к существованию. Рынок труда в Маньчжурии был не способен удовлетворить резко возросший спрос на рабочие места. Громадное большинство эмигрантов могло рассчитывать только на неквалифицированный труд, но даже и здесь они не выдерживали конкуренции с неприхотливыми и выносливыми китайцами, готовыми выполнять тяжелую работу при мизерной оплате труда.

Японская оккупация Маньчжурии имела двоякое влияние на судьбу русской колонии. С одной стороны, оккупационные власти установили тотал ьный контроль над эмигрантами, принуждали их действовать в угоду японским великодержавным планам, с другой стороны, создав БРЭМ, они решили проблему объединения эмиграции, обеспечили правовой статус русского населения и сфокусировали его усилия на насущных проблемах эмигрантского бытия. Таким образом, процесс интеграции беженской колонии в целостный национальный организм завершился под влиянием внешнего политического фактора. В годы японской оккупации Маньчжурии БРЭМ выполнял роль своеобразного эмигрантского правительства, полномочия которого не выходили за рамки, начертанные хозяевами марионеточной империи. Тем не менее, именно этот институт приводил в действие механизм, обеспечивавший жизнедеятельность и этнокультурное воспроизводство эмигрантской общины.

В Северном Китае процесс эволюции эмигрантской колонии в национальную общину осложнялся несколькими факторами. Число поселившихся здесь беженцев было сравнительно не велико. В Пекине в 1927 г. их насчитывалось всего около двухсот человек. Даже в Тяньцзине, сосредоточившим наибольшее количество белых русских, в середине 30-х гг. их число достигало 6 тыс. с учетом прибывших из Маньчжурии после японской оккупации.

Другим фактором, ослаблявшим связь с общиной, являлось расселение значительной части эмигрантов на территориях иностранных концессий. Только на британской концессии Тяньцзина во второй половине 30-х гг. проживало более одной трети представителей русской колонии. Интеграция в европейскую деловую и культурную жизнь, обучение детей в иностранных школах способствовали ослаблению этнокультурного сознания молодого поколения эмигрантов, хотя это и не означало, что они перестали идентифицировать себя россиянами. Эмигрантская община Тяньцзина не могла предложить лучшие условия существования по сравнению с благами, которые можно было обрести на европейской концессии, и, соответственно, теряла свое влияние на значительную часть эмигрантов.

Если в Маньчжурии завершение процесса эволюции эмигрантской колонии в устойчивую национальную общину было связано с созданием БРЭМ, то в Северном Китае использованная японцами тактика в отношении эмигрантов не позволила им решить проблему объединения. Русский антикоммунистический комитет, взявший на себя функцию эмигрантского центра, не пользовался сколько-нибудь значительным авторитетом у основной массы русского населения. Из-за расселения значительного числа эмигрантов на британской концессии японцы не имели возможности установить полный контроль над ними вплоть до начала Тихоокеанской войны. Когда оккупационные власти учредили в Северном Китае БРЭМ, до разгрома Японии оставалось менее двух лет. На объединение сильно поредевшей русской колонии в крепкую национальную общину уже не было времени.

Вторая по величине русская диаспорная группа на Дальнем Востоке возникла в Шанхае и к началу 40-х гг. насчитывала около 40 тыс. чел. Решающее влияние на специфику ее развития оказало компактное расселение основной массы эмигрантов на территориях Французской концессии и Международного сеттльмента. Муниципальные власти Французской концессии приняли деятельное участие в судьбе русских белых, оказав им материальную и моральную поддержку в тяжелейшие первые годы беженской жизни. Администрация Международного сеттльмента также проявила лояльность по отношению к эмигрантам.

Как и в других эмигрантских центрах, в первые годы пребывания в Шанхае, острейшей проблемой для беженцев была безработица. В годы подъема национально-освободительной борьбы в Китае количество безработных русских сократилось ценой штрейкбрехерства, что не могло не вызвать негодования со стороны китайского населения. В то же время хозяева иностранных предприятий, на которых русские заменили бастующих китайцев, имели возможность убедиться в надежности и профессиональных способностях эмигрантов. Либеральный режим Французской концессии и Международного сеттльмента, а также доброжелательное отношение муниципальных властей к «белым» русским способствовали их относительно быстрой интеграции в экономическую и культурную жизнь принимающего общества. К началу 30-х гг. русские эмигранты прочно заняли свою нишу в культурной и торгово-промышленной жизни Шанхая.

Удаленность от границ с СССР, а также либерально - демократическая атмосфера Французской концессии и Международного сеттльмента не создавали почвы для активной деятельности антисоветских группировок и экстремистов типа фашистов Родзаевского. До начала войны на Тихом океане в Шанхае сложились благоприятные условия для существования демократического крыла белой эмиграции. В целом политическая жизнь русской колонии интенсивностью не отличалась.

Оказавшись в эпицентре политических коллизий, русская диаспора в Китае не получила возможности пройти положенный ей эволюционный путь. Предпринятое автором исследование показало, что развитие трех главных очагов эмигрантской диаспоры - в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае -имело специфические особенности. С оговоркой на вмешательство внешнего фактора можно говорить об образовании во второй половине 30-х гг. устойчивой национальной общины в Маньчжурии. Своеобразие этой общины заключалось в том, что ее руководящим центром стал созданный японскими оккупационными властями институт, формально имевший статус административного органа Маньчжоу-Ди-Го. Близко к стадии зрелой общины подошла эмигрантская колония Шанхая. В Северном Китае условий для создания устойчивой общины не сложилось.

Несмотря на то, что каждая локальная история развивалась своим путем, существовали крепкие узы, связывавшие три очага эмигрантской диаспоры в одно генетическое целое. Доминантами этнокультурного сознания диаспоры - особенно ее первого поколения - являлись национализм и религия. Не исключено, что повышенный интерес к религии был проявлением инстинктивного стремления защитить свою идентичность в чужом восточном мире.

Исследование политического менталитета русской диаспоры показало, что национальная идея существовала в различных формах, но была направлена на решение единственной задачи - возрождение великой России.

Список научной литературыАурилене, Елена Евлампиевна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Опубликованные источники а) официально-документальные материалы

2. Документы внешней политики СССР. Т.З. — М.: Госуд. изд-во полит, литер., 1959. С.213-216.

3. Законоположение и правила о школах. Харбин: М-во народного благополучия, 1938. - 376 с.

4. Обращение Главного Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи к российской эмиграции. Харбин, 1943. - 145 с.

5. О кружках соседской взаимопомощи. — Харбин: Изд-во Особого отдела Кио-Ва-Кай, 1943.- 14 с.

6. Маньчжурской империи Кио-Ва-Кай. Харбин, 1943. - 93 с.

7. Политическая история русской эмиграции 1920-1940 гг.: Документы и материалы: Учеб. Пособие / Под ред. А.Ф. Киселева. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС,1999. - 776 с.

8. Положение о служащих Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи.- Харбин., 1944. 22 с.

9. Положение об арбитражном суде при Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи. Харбин., Б.г. - 8 с.

10. Программа преподавания гражданской морали для русских высших народных школ в Маньчжу-Ди-Го. Харбин: Изд-во правительства Маньчжу-Ди-Го, 1941.- 15 с.

11. Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920-1945): Сборник документов / Сост. Е.Н. Чернолуцкая. -Южно-Сахалинск, 1994. 152 с.б) эмигрантские материалы

12. Великая Маньчжурская империя. Харбин: Гос. орг. Кио-Ва-Кай и Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи,1942. - 417 с.

13. Власов, В. Страницы из дневника / В. Власов // Проблемы Дальнего Востока. 1990. - №4. - С.77-84.

14. Война за Великую Азию и задачи российской эмиграции: Сб. статей для ораторов Харбин, 1942. — 82 с.

15. Вонсяцкий, А. Расплата / А. Вонсяцкий. Б.и., 1962. — 84 с.

16. Евразийство. (Опыт систематического изложения). Париж-Берлин: Евразийское книгоиздательство, 1926. - 78 с.

17. Жернаков, В.Н. Трехречье / В.Н. Жернаков. Окланд (Калифорния, США), 1975.-46 с.

18. Жиганов, В.Д. Русские в Шанхае / В.Д. Жиганов. Шанхай, 1936. -329 с.

19. Жиганов, В.Д. Исповедь белого эмигранта / В.Д. Жиганов // Дальний Восток. 1994. - №10. - С.3-80.

20. Жилевич (Мирошниченко), Т. В память об усопших в земле маньчжурской и харбинцах: Книга альбом / Т. Жилевич (Мирошниченко). -Мельбурн, 2000. - 340 с.

21. Иванов, Вс.Н. Крах белого Приморья / Вс.Н. Иванов // Дальний Восток. 1994. - № 11. - С. 186-204.

22. Иванов, Вс.Н. Огни в тумане: Думы о русском опыте: Сб. статей / Вс.Н. Иванов. — Харбин: «Заря»,1932. 366 с.

23. Иванов, Вс.Н. Огни в тумане. Рерих-художник мыслитель / В.Н. Иванов. - М.: «Советский писатель», 1991. - 383 с.

24. Иванов, В.Ф. В поисках государственного идеала: Доклад на публичном собрании делового комитета в Харбине 23 апреля 1932 г. / В.Ф. Иванов. — Харбин, 1932. 47с.

25. Кислицин, В.А. Пантеон воинской доблести и чести / В.А. Кислицин. -Харбин: Главное бюро по делам российских эмигрантов ,1941. 488 с.

26. Кислицин, В.А. Пути русской молодежи / В.А. Кислицин. Харбин, 1944.-248 с.

27. Коджак, И.Б. Социософия. Новая наука о государстве как социальном организме и его душе прогрессе / И.Б. Коджак. - Харбин., 1937. -406 с.

28. Коминтерн и Россия. Харбин: Гл. Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи, 1940. - 24 с.

29. Коммерческий Харбин. 1931-1932. Харбин: «Информатор» К.И. Суд-ниченко, Б.г. - 135 с.

30. Красноусов, Е.М. Шанхайский русский полк. 1927-1945 / Е.М. Красно-усов. Сан-Франциско: «Глобус», 1984. - 367 с.

31. Лукин, Ю. Краткий очерк истории национальной организации русских разведчиков / Ю. Лукин. Харбин, 1936. - 25 с.

32. Любимов, Л.И. Очерки по экономике Маньчжурии / Л.И. Любимов. -Харбин, 1934.-208 с.

33. Маньчжурской империи Кио-Ва-Кай. Харбин, 1943. - 93 с.

34. Международное положение (Великая Восточно-Азиатская война). Книга 3-я. Харбин, 1942. - 158 с.

35. Никифоров, Н.И. Политический и хозяйственный строй СССР / Н.И. Никифоров.-Б.и., 1941.-141 с.

36. Никифоров, Н.И. Социальный строй СССР и коммунистическая идеология / Н.И. Никифоров. Б.и., 1941. - 183 с.

37. Никифоров, Н.И. Социальная опасность: Сборник статей и переводов / Н.И. Никифоров. Харбин: Изд-во ГБРЭМ, 1942. - 126 с.

38. Нилус, Е.Х. Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1896-1923 гг. / Е.Х. Нилус. Харбин: Изд-во Правления о-ва КВЖД, 1923.-690 с.

39. Патриот. Юбилейное издание по случаю 5-летнего юбилея драматического коллектива В.И. Томского / Ред.-изд. Е.С. Кауфман. Хар-бин,1943. -24 с.

40. Письмо Е.Д. Кусковой B.JI. Бурцеву. // Отечественная история. — 1992. №6. - С. 118.

41. Родзаевский, К.В. Отчет о моей 20-летней антисоветской деятельности / К.В. Родзаевский // Кентавр. 1993. - №4. - С.93-114.

42. Родзаевский, К.В. Русский путь / К.В. Родзаевский. Харбин: «Наш путь», 1939.-93 с.

43. Родзаевский, К.В. Иуда на ущербе. Мир перед освобождением / К.В. Родзаевский.-Шанхай: «Наш путь», 1941.

44. Российский антикоммунизм в Северном Китае. 1937-1942. Тяньцзин: Изд. центр Антикоммунистического комитета российской эмиграции в Северном Китае, 1943. - 84 с.

45. Россия и Пушкин: Сб. статей. — Харбин: Изд. русской академической группы, 1937.

46. Русский настольный календарь. — Харбин: Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи, 1942.

47. Сборник Кио-Ва-Кай. Харбин, 1939.

48. Серебренников, И.И. Мои воспоминания. Т.2. В эмиграции (1920-1924) / И.И. Серебренников. Тяньцзин, 1940. - 260 с.

49. Сергеев, B.JL Очерки по истории белого движения на Дальнем Востоке /В.Л. Сергеев. Харбин: Изд. Бюро по делам российских эмигрантов в мАньчжурской империи, 1937. - 99 с.

50. Славянский, Ф.А. Великие славянские задачи / Ф.А. Славянский. -Харбин, 1919.-111 с.

51. Устрялов, Н.В. В борьбе за Россию / Н.В. Устрялов. Харбин: Изд-во «Окно», 1920.-80 с.

52. Устрялов, Н.В. Россия (У окна вагона) / Н.В. Устрялов. Харбин, 1926 -64 с.

53. Харбин. Ветка русского дерева / Сост.: Селькина Д.Г., Таскина Е.П. -Новосибирск: Новосибирское книжное изд-во,1991. -400 с.

54. Харбинский комитет помощи русским беженцам. 1923-1938: Отчет о деятельности. Харбин, 193 8. - 73 с.

55. Что такое Кио-Ва-Кай (Се-Хэ-Хой). Харбин: Особый отдел Кио-Ва-Кай,1938.-88 с.

56. Эрман, К. К вопросу об идеологических основах программы Российской Национально-Трудовой партии и лозунги РНТП / К. Эрман. -Шанхай, 1932. 50 с.2. Архивные материалы

57. Государственный архив Российской Федерации (Г АРФ)

58. Ф. 5873.-И.И. Серебренников.22. Ф. 7339. Вс.Н. Иванов.

59. Государственный архив Хабаровского края (ТАХК)

60. Ф. 830. Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи

61. Ф. 831. Особый отдел Биньцзянского штаба Кио-Ва-Кай.

62. Ф. 832. Комитет по переселению в Тоогенский район.

63. Ф. 849. Личный фонд документов В.И. Чернышевой.

64. Ф. 1127. Отделение Бюро по делам российских эмигрантов на станции Пограничная.

65. Ф. 1128. Харбинский комитет помощи русским беженцам.

66. Ф. 1129. Пограниченский район Дальневосточного союза военных в Маньчжурской империи.

67. The Bancroft Library, University of California, Berkeley, USA (Библиотека Банкрофт, Калифорнийский университет, Беркли, США)

68. Peter P. Balakshin Papers (Личный фонд П.П. Балакшина).

69. Oral History Office (Отдел устной истории).

70. The Dodd Research Center, University of Connecticut, USA

71. Исследовательский центр Додда, Университет Коннектикута, США

72. Thomas J. Dodd Papers (Личный фонд Томаса Додда).3. Мемуары

73. Ильина, Н. Дороги и судьбы: Автобиографическая проза / Н. Ильина. -М.: «Сов. писатель», 1985. 560 с.

74. Ильина, Н. Возвращение: Роман. Кн. 1-2 / Н. Ильина. М.: «Советский писатель», 1969. - Кн. 1. - 511 е.; кн. 2. - 381 с.

75. Ильина, Н. Привидение, которое возвращается / Н. Ильина // Огонек. -1988. № 42. -С.9-13.

76. Кайгородов, A.M. Маньчжурия: август 1945 / A.M. Кайгородов // Проблемы Дальнего Востока. 1991. - № 6. - С. 94-103

77. Кравченко, Л. Земля за Холмом. Пейзаж с эвкалиптами: Романы / Л. Кравченко. Новосибирск: Новосибирское кн. изд-во, 1988. - 528 с.

78. Любимов, Л.Д. На чужбине: Воспоминания / Л.Д. Любимов. — М.: «Советский писатель», 1963. -416 с.

79. Мейснер, Д.И. Миражи и действительность. Записки эмигранта / Д.И. Мейснер. М.: Изд. агентства печати «Новости», 1966. 301 с.

80. Рачинская, Е. Перелетные птицы. Воспоминания. / Е. Рачинская. Сан-Франциско: «Глобус», 1982.

81. Таскина Е. Неизвестный Харбин. М.: Прометей, 1994. - 192 с.

82. Шульгин, В.В. Письма к русским эмигрантам / В.В. Шульгин. М.: Соцэкгиз,1961. - 95 с.

83. Эдварде, Т. Спаси и сохрани / Т. Эдварде // Россияне в Азии. Литературно-исторический ежегодник/ Под ред. О. Бакич. Торонто: Торонтский ун-т, Центр по изучению России и Восточной Европы, 1998. -№5.-С. 147-156.

84. Периодическая печать а) журналы

85. Белая армия. Белое дело. Исторический научно-популярный альманах. Екатеринбург, 1996.

86. Вестник Евразии. Независимый научный журнал. М.,2002.

87. Вестник МЭИ. Теоретический и научно-практический журнал. М., 2004.

88. Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1998.

89. Вопросы истории. Ежемесячный журнал. Российская академия наук. ООО «Редакция журнала «Вопросы истории». М., 1997, 1998.

90. Восточный архив. Журнал Института Востоковедения РАН и Общества востоковедов РАН. М.,2003.

91. Дальний Восток. Ежемесячный российский литературный журнал. Хабаровск, 1991, 1994.

92. Диаспоры. Независимый научный журнал. М.,1999.

93. Знамя. Литературно-художественный и общественно-политический журнал. М.,1990.

94. Исторический архив. Москва. Научно публикаторский журнал, 1999, 2003.

95. Кентавр. Историко-политологический журнал. М., 1993.

96. Луч Азии. Ежемесячный журнал Главного бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи. Харбин, 1935,1939.

97. Мушкетер. Национально-патриотический антисоветский журнал для юношества. Орган Союза мушкетеров Его Высочества Князя Никиты Александровича. Шанхай, 1932.

98. Нация. Орган дальневосточного сектора Русской фашистской партии. Шанхай,1932,1936.

99. Новая и новейшая история. Российская академия наук. Институт всеобщей истории. М., 1995.

100. Огонек. Еженедельный общественно-политический и литературно-художественный журнал. М.,1988.

101. Отечественная история. Российская академия наук. Институт российской истории. М.,1992, 1996, 1997.

102. Политехник. Основан выпускниками Харбинского политехнического института. Сидней, 1979.

103. Проблемы Дальнего Востока. Научный и общественно-политический журнал. М., 1990-2003.

104. Россия и АТР. Научный журнал: гуманитарные проблемы стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Владивосток, 1995, 1998, 2004.

105. Рубеж. Литературно-художественный журнал. Харбин, 1929,1931.

106. Русское знамя. Орган национальной, религиозной и монархической мысли. Шанхай, 1938.

107. Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. Научно-теоретический журнал. Хабаровск, 2004.б) газеты

108. Владивосток. Общественно-политическая газета. Владивосток, 1993.

109. Время. Ежедневная японская газета: Орган независимой мысли. Харбин, 1943,1945.

110. Голос эмигрантов. Орган Главного Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи. Харбин, 1938.

111. Заря. Харбин, 1927-1929, 1932, 1934, 1937, 1943.

112. Нация. Орган Российского фашистского союза. Харбин, 1939.

113. Наш путь. Орган Русской фашистской партии. Харбин, 1933.

114. Новый путь. Орган Шанхайского отдела партии младороссов, 1935.

115. Правда. Орган Центрального комитета коммунистической парии Советского Союза. Москва, 1946.

116. Рупор. Ежедневная вечерняя демократическая газета. Харбин, 1929, 1934, 1937.

117. Русское слово. Орган Российского общевоинского союза. Харбин, 1934.

118. The New York Times. New York, 1983.

119. Монографические исследования

120. Аблова, H.E. история КВЖД и российской эмиграции в Китае (первая половина XX в.) / Н.Е. Аблова. Мн.: БГУ, 1999. - 316 с.

121. Аурилене, Е.Е. Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай (1920-50-е гг.) / Е.Е. Аурилене. — Хабаровск: Хабаровский пограничный институт Федеральной службы безопасности РФ, 2003.-214 с.

122. Аурилене, Е.Е. Русские в Маньчжоу-Ди-Го: «Эмигрантское правительство» /Е.Е. Аурилене, И.В. Потапова. Хабаровск: Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова, 2004. - 128 с.

123. Барихновский, Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921-1924 гг.) / Г.Ф. Барихновский. -Л.: ЛГУ, 1978.-160 с.

124. Белов, В. Белое похмелье. Русская эмиграция на распутье: Опыт исследования психологии, настроений и бытовых условий русской эмиграции в наше время / В. Белов. М.: Б.и., 1923. - 149 с.

125. Бочарова, З.С. Судьба российской эмиграции: 1917-1930-е гг.: Учебное пособие / З.С. Бочарова. — Уфа: «Восточный университет», 1998. — 122 с.

126. Бузуев, О.А. Творчество Валерия Перелешина: Монография / О.А. Бу-зуев. — Комсомольск-на-Амуре: Изд-во ГОУ ВПО «Комсомольский-на-Амуре государственный педагогический университет,2003. 121 с.

127. Букреев, А.И. Книга «восточной ветви» русской эмиграции: вторая половина XX в./ А.И. Букреев. Хабаровск: Дальневост. гос. науч. б-ка, 2003.-208 с.

128. Голинков, Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР: 2 -х кн. / Д.Л. Голинков. М.: Политиздат, 1986,- 397 с.

129. Дубинина, Н.И. Приамурский генерал-губернатор Н.Л. Гондатти / Н.И. Дубинина. Хабаровск: Приамурское географическое общество, 1997. -208 с.

130. Иоффе, Г.З. Крах российской монархической контрреволюции / Г.З. Иоффе. М.: «Наука», 1977. - 320 с.

131. История внешней политики СССР. 1917-1945 гг.: В 2-х т. / Под ред. А.А. Громыко, Б.Н. Пономарева. М.: «Наука», 1980. - Т.1.- 512 е.; Т.2.-758 с.

132. История Китая / Под ред. А.В. Меликсетова. М.: Изд-во МГУ, 1998. -736 с.

133. История Северо-Восточного Китая. XVII-XX вв. Кн. 2. СевероВосточный Китай. 1917-1949 гг. Владивосток: Дальневосточное книжное изд-во, 1989. -352 с.

134. Киржниц, А. У порога Китая. Русские в полосе отчуждения Китайской Восточной железной дороги / А. Киржниц. М.: «Красная новь», 1924. -70 с.

135. Кичкасов, Н. Белогвардейский террор против СССР / Н. Кичкасов. -М.: Госиздат, 1928.

136. Комин, В.В. Белая эмиграция и Вторая мировая война: Учебное пособие / В.В. Комин. Калинин: Калининский гос. ун-т, 1979. - 61 с.

137. Комин, В.В. Политический и идейный крах русской мелкобуржуазной контрреволюции за рубежом: Учебное пособие /В.В. Комин. Калинин: Калининский гос. ун-т, 1977. - 121 с.

138. Кочубей, О.И. Исход и возвращение.Русская эмиграция в Китае в 2040-е годы / О.И. Кочубей, В.Ф. Печерица. Владивосток: Изд-во Дальневосточного государственного университета, 1998. - 250 с.

139. Крадин, Н.П. Харбин русская Атлантида / Н.П. Крадин. - Хабаровск: Издатель Хворов А.Ю., 2001.-352 с.

140. Кузнецова, Т.В. Русская книга в Китае (1917-1949) / Т.В. Кузнецова. -Хабаровск: Дальневост. гос. науч. б-ка, 2003. 256 с.

141. Лазарева, С.И. / Российские женщины в Маньчжурии: Краткие очерки из истории эмиграции / С.И. Лазарева, О.И. Сергеев, Н.Л. Горкавенко. Владивосток: Типография Комитета по печати и информации администрации Приморского края, 1996. - 96 с.

142. Левин, З.И. Менталитет диаспоры (системный и социокультурный анализ) / З.И. Левин. — М.: Институт востоковедения РАН; Изд-во «Крафт+»,2001. 176 с.

143. Левошко, С.С. Русская архитектура в Маньчжурии. Конец XIX- первая половина XX века / С.С. Левошко. Хабаровск: Изд. дом «Частная коллекция», 2003. - 176 с.

144. Мелихов, Г.В. Белый Харбин: Середина 20-х. /Г.В. Мелихов. М.: Русский путь, 2003. - 440 с.

145. Мелихов, Г.В. Маньчжурия далекая и близкая / Г.В. Мелихов. М.: «Наука». Главная редакция восточной литературы, 1991. - 317 с.

146. Мелихов, Г.В. Российская эмиграция в Китае (1917-1924 гг.) / Г.В. Мелихов. М.: Институт российской истории РАН, 1997. - 245 с.

147. Назаров, М. Миссия русской эмиграции / М. Назаров. Ставрополь: «Кавказский край», 1992. - 416 с.

148. Новейшая история Китая. 1928-1949 / Под ред. М.И. Сладковского. -М.: «Наука», 1984. 440 с.

149. Окороков, О.В. Фашизм и русская эмиграция (1920 — 1945 гг.) / О.В. Окороков. М.: Русаки, 2002. - 593 с.

150. Пайчадзе, С.А. Русская книга в странах Азиатско-Тихоокеанского региона (Очерки истории второй половины XIX начала XX столетия) / С.А. Пайчадзе. - Новосибирск: ГПНТБ СО РАН, 1995. - 205 с.

151. Печерица, В.Ф. Восточная ветвь русской эмиграции / В.Ф. Печерица. -Владивосток: Изд-во Дальневост. гос. ун-та, 1994. 186 с.

152. Печерица, В.Ф. Духовная культура русской эмиграции в Китае / В.Ф. Печерица. Владивосток: Изд-во Дальневост. гос. ун-та, 1999. — 276 с.

153. Рагинский, М.Ю. Бактериологическая война преступное орудие империалистической агрессии (Хабаровский процесс японских военных преступников) / М.Ю. Рагинский, С.Я. Розенблит, JI.H. Смирнов. — М.: Изд-во Академии наук СССР, 1950. - 136 с.

154. Романова, В.В. Евреи на Дальнем Востоке России (вторая половина XIX первая четверть XX в.) / В.В. Романова. - Хабаровск: Изд-во Хабаровского гос. пед. ун-та, 2000. — 252 с.

155. Романовский, В. Смена вех / В. Романовский // Россия и АТР. 1998. -№ 1. - С.5-12.

156. Сабенникова, И.В. Российская эмиграция (1917-1939): Сравнительно -типологическое исследование: Монография / И.В. Сабенникова. -Тверь: «Золотая буква», 2002. 431 с.

157. Смирнов, JI.H. Суд в Токио / JI.H. Смирнов, Е.Б. Зайцев. — М.: Воениз-дат, 1984.-575 с.

158. Сонин, В.В. Крах белой эмиграции в Китае / В.В. Сонин. Владивосток: Изд-во Дальневост. гос. ун-та, 1987. —

159. Федюкин, С.А. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к НЭПу / С.А. Федюкин. М.: «Наука», 1977. - 352 с.

160. Федюкин, С.А. Великий Октябрь и интеллигенция. Из истории вовлечения старой интеллигенции в строительство социализма / С.А. Федюкин. М.: «Наука», 1972. - 471 с.

161. Хисамутдинов, А.А. По странам рассеяния. 4.1 Русские в Китае / А.А. Хисамутдинов. Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2000. - 360 с.

162. Хисамутдинов, А.А. Следующая остановка Китай: Из истории русской эмиграции / А.А. Хисамутдинов. - Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2003.-244 с.

163. Ципкин, Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период гражданской войны (1917-1922 гг.): Монография / Ю.Н. Ципкин. Хабаровск: Изд-во Хабаровского гос. пед. ун-та, 2003. -344 с.

164. Шкаренков, JI.K. Агония белой эмиграции / JI.K. Шкаренков. — М.: «Мысль», 1987.-236 с.

165. Шпенглер, О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. 1. Гештальт и действительность / О. Шпенглер. М.: «Мысль», 1998. -663 с.

166. Якимова, С.И. Жизнь и творчество Вс.Н. Иванова в историко-литературном контексте XX века: Монография / С.И. Якимова. Хабаровск: Изд-во ХГПУ, 2001.-258 с.6. Статьи

167. Аурилене, Е.Е. Из «Счастливой Хорватии» в Маньчжоу-Ди-Го / Е.Е. Аурилене, Л.И. Краснова // Вестник Московского энергетического института. 2004. - № 3. - С.

168. Аурилене, Е.Е. Конфликт на КВЖД: малоизученные аспекты проблемы / Е.Е. Аурилене // XX век и военные конфликты на Дальнем Востоке:

169. Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции, посвященной 50-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Хабаровск: ХГПУ, 1995. - С. 155-158.

170. Аурилене, Е.Е. Особенности адаптации эмигрантов в 1920-1950-е гг. / Е.Е. Аурилене // Россия и АТР. 2004. - № 3. - С. 94-101.

171. Аурилене, Е.Е. Политическая мысль русского зарубежья / Е.Е. Аурилене // Эволюция и революция: опыт и уроки мировой и российской истории: Материалы междунар. науч. конф. Хабаровск: Изд-во ХГПУ, 1997. - С.203-206.

172. Аурилене, Е.Е. Российские эмигранты в Маньчжоу-Ди-Го. Документы Государственного архива Хабаровского края. 1944 г. / Е.Е. Аурилене // Исторический архив. -2003. №6 - С. 13-21.

173. Аурилене, Е.Е. Российская эмиграция в Маньчжурии: Под крышей «общего дома» 1 Е.Е. Аурилене // Вопросы истории Дальнего Востока: Межвузовский сборник научных статей. Выпуск 2. Хабаровск: Изд-во ХГПУ,2000. - С.88-105.

174. Аурилене, Е.Е. Русская эмиграция в Китае: в поисках будущей России / Е.Е. Аурилене // Вестник Евразии. 2002. - №4. - С.5-22.

175. Аурилене, Е.Е. Русские эмигранты в Шанхае: «Перестать быть русским, значит стать никем.» / Е.Е. Аурилене // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. 2004. - № 2. - С. 114-122.

176. Аурилене, Е.Е. «Чтобы свеча не угасла.» / Е.Е. Аурилене // Из истории гражданской войны на Дальнем Востоке (1918-1922 гг.): Сб. науч. статей. Вып.З. Хабаровск: Краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова, 2002. - С. 84-97.

177. Белоусов, С. Дважды перевербован / С. Белоусов // Проблемы Дальнего Востока. 1991. - № 4-6; 1992. - № 6.

178. Буяков, А. По ту сторону эмиграции: Русские фашисты в Маньчжурии / А. Буяков // Владивосток. 1993. - 2 января.

179. Вандалковская, М.Г. Некоторые аспекты адаптации научной и политической эмиграции (1920-30-е гг.) / М.Г. Вандалковская // История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX-XX вв.: Сб. ст. М.: Изд. центр ИРИ РАН, 1996. - С.61-72.

180. Василенко, Н.А. Школьное образование в полосе отчуждения КВЖД / Н.А. Василенко // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. Владивосток: Дальнаука, 2000. -С. 91-99.

181. Воронин, О. Л. Российская белая эмиграция в Китае 20-30-х гг. XX в.: военный аспект ее деятельности / О.Л. Воронин // 21-я науч. конф. «Общество и государство в Китае»: Тезисы докладов /. М.: АН СССР, Ин-т Дальнего Востока, 1990. - С. 131-134.

182. Гвоздева, А. Чувство Родины / А. Гвоздева // Наш современник. 1988. № 10.-173-181.

183. Гудошников, Л. Китайский исследователь Ван Чжичэн об истории шанхайской ветви русской эмиграции / Л. Гудошников, П. Трощинский // Проблемы Дальнего Востока. 2000. - № 4. - С. 146-155.

184. Дубаев, М.Л. Из истории русской эмиграции в Китае / М.Л. Дубаев // Восточный архив. 2003. - № 10. - С. 27-34.

185. Дубинина, Н.И. Об особенностях дальневосточной ветви российской эмиграции (на материалах харбинского комитета помощи русским беженцам) / Н.И. Дубинина, Ю.Н. Ципкин // Отечественная история. -1996. №1. - С.70-84.

186. Дубинина, Н.И. Эмиграция: подробности дальневосточной трагедии начала века / Н.И. Дубинина, Ю.Н. Ципкин // Приамурские ведомости. 1996. — 4 сентября; 5 сентября; 9 сентября; 10 сентября.

187. Дятлов, В. Диаспора: попытка определиться в понятиях / В. Дятлов // Диаспоры. 1999.-№1. -С.8-23.

188. Ершов, В.Ф. Адаптация российской военной эмиграции в странах размещения в 1920-е годы / В.Ф. Ершов // История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX-XX вв.: Сб. ст. М.: Изд. центр ИРИ РАН, 1996. - С.84-92.

189. Квакин, А.В. Некоторые вопросы изучения ассимиляции российской интеллигенции в эмиграции / А.В. Квакин // История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX-XX вв.: Сб. ст. М.: Изд. центр ИРИ РАН, 1996. - С.73-83.

190. Кириллова, Е. Архив В. Перелешина будет передан в Россию / Е. Кириллова, В. Слободчиков // Проблемы Дальнего Востока. — 1993. №3. -С.181-185.

191. Кобко, В.В. Старообрядцы в Синьцзяне / В.В. Кобко // Миграционные процессы в Восточной Азии: Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. — Владивосток, 1994. — С. 173-176.

192. Крадин, Н.П. Русские православные церкви в Харбине / Н.П. Крадин // Россия и ATP. 1998. - № 1. - С. 26-32.

193. Лазарева, С.И. Российские женщины в Маньчжурии / С.И. Лазарева // Россия и АТР. 1995. - № 3. - С.62-66.

194. Лазарева, С.И. «Союз русских женщин» со свастикой / С.И. Лазарева // Проблемы Дальнего Востока. 1994. - №3. - С. 151-154.

195. Мелихов, Г.В. Зарисовки старого Харбина / Г.В. Мелихов // Проблемы Дальнего Востока. 1990. - №2. - С.130-139; №3. - С.162-169; №4. -С.113-118.

196. Мелихов, Г.В. Международная роль культуры «восточной ветви» русского зарубежья (к постановке проблемы) / Г.В. Мелихов // Проблемы изучения истории Российского зарубежья: Сб. ст. М.: Ин-т российской истории РАН, 1993. С. 42-52.

197. Мелихов, Г.В. «Родная свеча на чужих дорогах» / Г.В. Мелихов // Проблемы Дальнего Востока. 1992. - №6. - С.89-97.

198. Мелихов, Г.В. Русские общины в США, Австралии, Китае. Общее и особенное / Г.В. Мелихов // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX-XX вв.: Сб. статей / Под ред. Ю.А. Полякова. Москва: Институт российской истории РАН, 2001. - С.113-122.

199. Мелихов, Г.В. Русская эмигрантская печать как источник по истории адаптации эмигрантов в Китае / Г.В. Мелихов // Источники по истории адаптации русских эмигрантов в XIX-XX вв. М., 1997. - С. 96-105.

200. Мелихов, Г.В. Шаляпин в Китае / Проблемы Дальнего Востока. 1990. - №1-2.

201. Мельников, Ю. Русские фашисты в Маньчжурии / Ю. Мельников // Проблемы Дальнего Востока. 1991. - № 2-3.

202. Милитарев, А. О содержании термина «Диаспора» (к разработке дефиниции) / А. Милитарев // Диаспоры. 1999. - №1. - С.24-33.

203. Олещук, Н.А. Деятельность Харбинского комитета помощи беженцам / Н.А. Олещук // Миграционные процессы в Восточной Азии: Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. Владивосток, 1994. - С. 159-161.

204. Онегина, С.В. Пореволюционные политические движения российской эмиграции в 20-30-е годы / С.В. Онегина // Отечественная история. — 1998. № 4. - С.87-108.

205. Онегина, С.В. Российский фашистский союз в Маньчжурии и его зарубежные связи / С.В. Онегина // Вопросы истории. — 1997. № 7. -С.150-160.

206. Печерица, В.Ф. Некоторые аспекты исторического значения русской культурной эмиграции в Китае / В.Ф. Печерица // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. Владивосток: Дальнаука, 2000. - С.46-49.

207. Поляков, Ю.А. Адаптация и миграция важные факторы исторического процесса / Ю.А. Поляков // История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX-XX вв.: Сб. ст. - М.: Изд. центр ИРИ РАН, 1996.-С.4-18.

208. Поляков, Ю.А. Проблемы эмиграции и адаптации в свете исторического опыта / Ю.А. Поляков // Новая и новейшая история. 1995. - № 3. — С.8-15

209. Попов, А.В. Русская диаспора в Синьцзян Уйгурском автономном районе Китая / А.В. Попов // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX-XX вв.: Сб. статей / Под ред. Ю.А. Полякова. — Москва: Институт российской истории РАН, 2001. - С. 194-201.

210. Прозорова, Г.В. Скаутизм русского восточного зарубежья / Г.В. Прозорова // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. Владивосток: Дальнаука, 2000. - С. 100-106.

211. Пушкарева, Н.Л. Возникновение и формирование российской диаспоры за рубежом / Н.Л. Пушкарева // Отечественная история. 1996. - № 1. - С.53-69.

212. Романовский, В. Смена вех / В. Романовский // Россия и АТР. — 1998. -№ 1.-С. 5-12.

213. Селунская, В.М. Проблема интеграции эмигрантов в российском зарубежье между двумя мировыми войнами в отечественной историографии /В.М. Селунская // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1998. - №1. - С.3-26.

214. Сергеев О.И. Российская эмиграция на Дальнем Востоке (1917-1945 гг.) / О.И. Сергеев, С.И. Лазарева // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. Владивосток: Дальнаука, 2000. - С.6 - 27.

215. Кривошеева Е.Г. Российская послереволюционная эмиграция накануне и в период Второй мировой войны: Автореф. дис. на соиск. . д-ра ист. наук: (07.00.02) / Кривошеева Елена Григорьевна; Моск. гос. пед. унт. М., 2003.-40 с.

216. Кротова М. В. Харбин аванпост русской промышленности, торговли и культуры Маньчжурии (1898 - 1917 гг.): (07.00.02) / Кротова Мария Владимировна; Рос. гос. пед. ун-т им. А.И. Герцена. - СПб, 1996. -20 с.

217. Малыхин К.Г. Русское зарубежье 20-30-х годов. Оценка большевистской модернизации: Автореф. дис. на соиск. . д-ра ист. наук: (07.00.02) / Малыхин Константин Германович; Ростовский гос. ун-т. -Ростов н/Дону, 2000. 53 с.

218. Черкашина С.А. Культурная деятельность русской эмиграции в Китае (1917-1945 гг.): Автореф. дис. на соиск. . канд. культурологии: (24.00.01) / Черкашина Светлана Анатольевна; Санкт-Петербургский гос. ун-т культуры и искусств. СПб, 2002. - 20 с.

219. Работы иностранных авторов

220. Bakich, Olga. Emigre Identity: The Case of Harbin / Olga Bakich // Harbin and Manchuria: Place, Space, and Identity. The South Atlantic Quarterly. 99:1. Winter 2000. Durham (NC, USA): Duke University Press, 2001. P. 51-73.

221. Балакшин, П.П. Свет пламени / П.П. Балакшин. Сан-Франциско -Нью-Йорк - Париж - Торонто: «Сириус», 1977. - 380 с.

222. Балакшин, П.П. Финал в Китае: Возникновение, развитие и исчезновение Белой эмиграции на Дальнем Востоке: В 2 т. / П.П. Балакшин. — Сан-Франциско Париж - Нью-Йорк: «Сириус», 1958-1959. - Т. 1. -430 е.; Т. 2.-374 с.

223. Гохуа, Ши. Русские в Китае. Проблемы Дальнего Востока. — 1990. -№ 2. - 229-230.

224. Жэньнянь, Ли. Произведения русских писателей эмигрантов в Пекинской библиотеке / Ли Жэньнянь // Проблемы Дальнего Востока. - 1993. -№ 1.-С. 168-174.

225. Инна, Ли. Русская диаспора в Пекине: проблемы и размышления / Ли Инна // Россия и Китай на дальневосточных рубежах: Материалы Третьей международной научной конференции. Вып. 5. Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2003. - С. 286-295.

226. Jones, F.C. Shanghai and Tientsin / F.C. Jones. San-Francisco - New York - Honolulu, 1940. - 204 p.

227. Karlinsky, Simon. Memories of Harbin / Simon Karlinsky // Slavic Review. Summer 1989. Volume 48. P. 284-290.

228. Sayers, М. The Great Conspiracy. The Secret War Against Soviet Russia / M. Sayers, A. Kahn. Little, Brown & Company. Boston, 1946.

229. Stephan, J. John. The Russian Fascists. Tragedy and Farce in Exile. 19251945 / John J. Stephan. Harper & Row Publishers. New York -Hagerstown - San Francisco - London, 1978. - 450 p.

230. Стефан, Д. Русские фашисты: Трагедия и фарс в эмиграции. 1925-1945 / Автор из. пер. с англ. Л.Ю. Мотылева; Предисл. Л.П. Делюсина /Д. Стефан. М.: СП «Слово», 1992. - 441 с.

231. Штейн, Э. Журналы русского Китая / Э. Штейн // Знамя. 1990. - № 5. -С. 231-236.

232. Справочная и энциклопедическая литература

233. Кузнецова, Т.В. Деятели русского книжного дела в Китае в 19171949 гг.: Биографический словарь / Т.В. Кузнецова. — Хабаровск: Даль-невост. гос. науч. б-ка, 1998. 68 с.

234. Окороков, А.В. Русская эмиграция. Политические, военно-политические и воинские организации 1920 1990 гг. / А.В. Окороков. - М.: Авуар Консалтинг, 2003. - 336 с.

235. Печатные издания харбинской россики: Аннотированный библиографический указатель печатных изданий, вывезенных хабаровскими архивистами из Харбина в 1945 году. Хабаровск: «Частная коллекция», 2003.- 128 с.

236. Полански, Патриция. Русская печать в Китае, Японии и Корее: Каталог собрания Библиотеки им. Гамильтона Гавайского университета / Пре-дисл., пер. с англ. и науч. ред. А.А. Хисамутдинов / Патриция Полански. М.: Пашков дом, 2002. - 204 с.

237. Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века: Энциклопедический словарь. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. - 742 с.

238. Хисамутдинов, А.А. Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке. Библиографический словарь / А.А. Хисамутдинов. Владивосток: ВГУЭС, 2000. - 384 с.