автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему:
Русская философия как целое

  • Год: 1998
  • Автор научной работы: Ермичев, Александр Александрович
  • Ученая cтепень: доктора философских наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 09.00.03
Диссертация по философии на тему 'Русская философия как целое'

Текст диссертации на тему "Русская философия как целое"

^•.до-о/о/сс

/ / ч/ / V/ ""7 V

/

Санкт-Петербургский государственный университет

На правах рукописи

Ермичев Александр Александрович

Русская философия как целое. Опыт историко-систематического построения

09.00,03 — история философии

Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора философских наук

аа

У1¿>уыэ с

. ■ / ......:

Санкт-Петербург ,

—..........-1998

Работа выполнена на кафедре истории русской философии философского факультета Санкт-Петербургского Государственного университета.

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации Новиков А. И.

доктор философских наук, профессор Солонин Ю. Н. доктор философских наук, профессор Шапошников Л. Е.

Ведущая организация: Московский Государственный университет имени М.В. Ломоносова

Защита состоится <Д£» нЛЛьр. А,'_ 1998 г.

в 16 часов на заседании совета Д 063. 57. 0° "о защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философски чет-Петербургском Государственном университете по адресу: С 'елеевская линия, д. 5, философский факультет

■ -Пр.

С диссертацией в виде научно! библиотеке им. А. М. Горького Саг верситета.

Диссертация в виде научного да.

Ученый секретарь Сов*, кандидат философских наук, • доцент Дудник С. И.

ся в Научной .иного уния 1998 г.

V V ; ^ С Т В Ь Н Ц '*'

МШОТМА

-¡'¿¿¿О

и П

^ и

и

1. Введение

Задача доклада, написанного на основе ранее опубликованных исследований, состоит в том, чтобы представить русскую философию XIX — первой половины XX в.в. некоторым целостным образованием, узнаваемым по присущему ему корпусу методологических установок и особенного содержания. При этом, первое выступает в качестве внутренней формы организации содержания и разрешения свойственных ему проблем, делая «русскими» любые привносимые жизнью темы. Таким образом, целостность поддерживается «изнутри» и «извне»: — «изнутри» — действием «специфических» и «ведущих» методологических установок, находящихся в подвижном соотношении, а «извне» — историей российского социума.

Признавая целостность русской философии, мы обязаны будем признать ее локализацию во времени, которая определяется, с одной стороны, «иссяканием» эвристических возможностей специфического методологического принципа, а, с другой -— изменениями социально-культурного бытия, «отменявшего» традиционные сюжеты. Тем не менее, общекультурная преемственность и накопленный потенциал русского пути в философии давали возможность другого этапа с новым корпусом методологических установок, некоторые из которых со временем могли бы обрести значение «специфических» или «ведущих»

Помимо «Введения» и «Заключения» доклад содержит три части. В первой — «Вопрос о национальном своеобразии русской истории философии», исходя из свойственного XIX в. определения философии как методологии и тео-тн познания, утверждается, что национальное своеобразие характеризует, ,:.:^жде всего, наличную в той или иной философии методологическую базу, а тво ее разработки — определенную этим степень автономизации и про-:ионализации философского творчества. Такой подход позволяет говорить о х особенностях русской философии, выявляемых в ее отношении к действи--ьности, к методологическому инструментарию мировой мысли, а также в

содержании ее методологической интенции, а затем соотносить их с основными направлениями русской мысли и этапами ее развития. Эти соображения различно были выражены в ряде публикаций: «Журнал «Логос» и славянофильствующая традиция русской мысли» (Традиции отечественной философии. Материалы выступлений и тезисы докладов. Ч. 1. Гродно, 1991. С. 110-116), «К достоинствам взгляда со стороны» (Вопросы философии. 1995, №2, С. 76-80), «Русская идея как содержание русской общественной мысли и русская философия» (Нравственный идеал русской философии. Материалы III Санкт-Петербургского симпозиума историков русской философии. Ч. I, СПб., 1995. С. 24-28), «Историко-философский процесс в России как реальное основание сближения парадигм русской и европейской философии» (Русская и европейская философия; пути схождения. СПб. 1997, С. 40-68) и др.

Во второй части — «Чаадаевская парадигма в русской истории философии» на конкретном историко-философском материале уточняются теоретические положения первой части. В ней обосновывается основополагающее значение философского творчества П. Я. Чаадаева для русской мысли и показывается, как осмысление эвристических и социально-культурных возможностей «верующего разума» Чаадаева, теоретическое единство которого, расколотое историческим противоборством славянофильства и западничества, «организовало» топографию и хронологию отечественной философии. Эти идеи были высказаны в работах: «П. Я. Чаадаев и русский духовный ренессанс: сходства и выводы» (Вопросы социальной философии и русской мысли. Материалы конференции. Пятигорск. 1993. С. 31-33), «П. Я. Чаадаев в русской мысли. Опыт историографии» (Совместно с А. А. Златопольской в книге «П. Я. Чаадаев: pro et contra». СПб. 1998. С. 7 — 70), «Главная особенность русской истории философии» (Вече. 1996, №6. С. 36-59).

В третьей части — «Русский духовный ренессанс и «исход» самобытно-русской философии» показано, что социальные и культурные процессы начала

XX века вынудили к более обстоятельной гносеологической обоснованности мировоззрений, но «бытийстаенная» интерпретация познания закрепила градационный идеологизм русской философии. Носителем принципа автономности философии выступило неокантианство и во взаимодействии его с религиозными онтологистами обнаруживается несостоятельность попыток обосновать теоретическое единство «верующего разума», то есть самобытно-русской религиозной философии. Материалами к третьей части выступили следующие публикации: «Основные мотивы русской мысли конца XIX — начала XX века» (Рус ская философия. Конец XIX — начало XX века. Антология. СПб. 1993. С. 5-34), «О самоопределении философии в русском духовном ренессансе» (Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6, №3. 1993. С. 18-26), «Реализм марксиствующего позитивизма» (Философия реализма. Из истории русской мысли. СПб. 1997. С. 61-85) и др.

В «Заключении» утверждается, что русская мысль первых двух десятилетий XX в. выходит на понимание бытия как творчества, частью которого является сама философия, что потребовало от нее различных способов и форм самоосмысления подобных тому, как это складывалось в Западной Европе. Исход самобытно-русской философии стал началом нового периода русской истории философии, прерванным народной революцией 1917 года.

Часть I. Вопрос о национальном своеобразии русской истории философии В подходе к этому вопросу сложились две основные ориентации, содержание которых в идеализированном изображении предстоит в следующем виде.

Первая ориентация рождается со времени возникновения славянофильских настроений в русском обществе. Будем именовать ее «почвеннической», так как она рассматривает философию в качестве выражения народного духа. Даже когда ее определяют в составе национальной культуры, то ценности последней связывают с христианством и характером русского народа. Эта ориентация восходит к архимандриту Гавриилу, а среди современных исследователей к ней склонны (а подчас и прямо выражают) А. Ф. Замалеев, М. А. Маслин, А.И. Новиков, Л. П. Поляков, С. С. Хоружий, Л. Е. Шапошников и др. Менее распространена вторая ориентация, которая формируется в последней трети XIX века и получает ясное выражение в двадцатые годы нашего столетия и в советской историографии. Она сохраняет свою определенность благодаря представлению о философии как, прежде всего, методологии и теории познания. Назовем ее «культурнической», поскольку она покоится на убеждении в непреходящей ценности культуры рационального мышления. Со всей определенностью можно назвать двух ее представителей — Г. Г. Шпета и Б. В. Яковенко.

Особенности национального мышления (многие из представителей первой ориентации, соглашаясь со славянофилами, ищут его истоки в православии) наряду с наличием в русской мысли каких-то характерных содержаний выступают основанием для конституирования «самобытно-русской философии». Представители этой ориентации делают такую философию совечной времени существования русского народа, а содержанием ее называют различные отражения национальной жизни. Она якобы вполне аккумулирует «русскость» нашей истории и культуры, вбирает в себя национально-государственную и культурную проблематику, а затем отделяется от «философии в России».

Сторонники культурнической ориентации главное внимание направляют на гносеологическое и методологическое содержание философии, а затем на иные проблемы, рассматривая их производными от первых, и будто хотят забыть о мировоззренческих задачах национального сознания. Они «переселяют» национальную проблематику из философии в общественную мысль и полагают, что в России, как повсюду, философия является прежде всего профессиональным занятием, возможном при определенном уровне научного и культурного прогресса, достигнутого обществом в целом. Русская, равно как и любая другая философия, сходны в предмете, методе и содержании, разнствуя между собой только в «количественном» отношении. У них русская философия начинается со времени основания Московского университета, а то и еще ближе к нашему времени.

Таким образом, если «почвенники» не принимают во внимание историчности «национального характера» и его проявления в философии, расширительно толкуют ее содержание, игнорируя обособленность культуры от жизни и необходимость профессионализации философского труда, то «культурники» скорее игнорируют предфилософское состояние национальной мысли, абсолютизируют автономность философии, изолируя ее от социальной и культурной жизни общества, преуменьшают роль личного творчества, выдавая автора за рупор безличного разума, и сужают поле мировоззренческих «выходов» философии. В любом случае достоинства и недостатки историографических ориентации покоятся на разных оценках состояния связи философии и жизни. Можно видеть, что сторонники первой позиции принимают как должное неотрывную связь русской философии и жизни, ставя это в заслугу и философии, и самой жизни. Неотделимая от политики, права, литературы и журналистики русская философия выступает учительницей и устроительницей жизни. Актуально и потенциально философия оказывается идеологичной. Наличная в русской истории связь философии и жизни получает свое закрепление и оправдание в учении об

«онтологизме» русской мысли и практики ее использования как орудия идеологического воздействия.

В предельном выражении вторая ориентация, сознательно дистанцируясь от жизни, лучше всего предстает у Б. В. Яковенко, говорившем о «совершенно случайном обнаружении» «философской мысли как таковой» в «поле действия» нации.

С учетом сказанного о двух историографических ориентациях, позволительно настаивать на третьей, называемой здесь синтетической. В своем идеальном выражении она, во-первых, считает, что критическое самоосмысление мировоззрения возможно при специальной разработке методологической и теоретико-познавательной проблематики; во-вторых, учитывает социально-культурную обусловленность выдвижения и решения теоретических проблем и дифференцирует обуславливающие факторы, выделяя среди них главные и второстепенные; наконец, в-третьих, признает историчность национального характера, а также способов и форм его выражения в философии. Предлагаемая ориентация не отрицает связи философии и жизни, но мыслит ее принципиально иначе, чем в первом и во втором случаях. Философия не может не учить, но она делает это особенным образом. Прежде всего, она объясняет жизнь и культуру посредством объяснения нашего познания жизни и культуры, а ее учительская функция не навязывается обществу, а удается ей, если общество достаточно подготовлено к объясняющей философии. Сама по себе она не гарантирует плодотворного и объективного научного результата, зато оберегает от крайностей первых ориентации. Представляется, что в большей мере синтетическая ориентация свойственна лучшим образцам советской историографии русской мысли (А. И. Володин, А. А. Галактионов и П. Ф. Никандров, 3. А. Каменский, 3. В. Смирнова, В. Ф. Пустарнаков и др.).

*

Такой подход опирается на три посылки. Первая из них выделяет собственное содержание философии и находит его в теоретико-познавательной и ме-

РОССИЙСКАЯ Г0СУДЛРСТО£ННАЯ 9 БИБЛИОТЕКА

тодологической проблематике, имея в виду «производность» прочей, в том числе, онтологической проблематики от нее. Если философия — это мировоззрение и. одновременно, его осмысление, то есть теория мировоззрения, то, выражаясь словами С. Л. Франка', в ней как-то сошлись и в своих высших потенциях совпали две различные области: незаинтересованное познание жизни и воля к ее религиозному, ценностному обоснованию, познание и оценка.

В этом случае существенным содержанием истории философии становятся попытки согласования веры и разума, знания и оценки, идеала и действительности, поиск теоретического механизма такого согласования. Хотя характер поисков, их интенсивность и результативность зависят от внсфилософских, культурных обстоятельств, это все же не позволяет говорить об исключительной привязке определенного методологического механизма к менталитету того или иного народа. Баланс веры и знания, идеального и позитивного в мировоззрении (и философии) определен исторически и национально, но формы осмысления действительности сами по себе вненациональны.

Вторая посылка — признание единства мировой философской проблематики, что имеет для наших целей двойное значение. Во-первых, этим утверждением мы признаем «влияния» и «заимствования» нормой, более того, законом развития любой национальной философии. Истина старого наблюдения о европейской философии как школе, в которой обучались русские мыслители, или резервуаре, из которого они черпали идеи, неоспорима, но лишь констатирует частное проявление общемирового закона развития философии. Во-вторых, если иметь в виду собственно философскую проблематику и главную из них,— теоретико-познавательную и методологическую, то «русская» история согласования веры и разума предстает преимущественным, но не исключительно на-

1 См. Франк С. Л. Русская философия, ее характерная особенность и задача // Франк С. Л. Русское мировоззрение. СПб. 1996. С. 207

циональным содержанием нашей философии, имея в виду общемировой характер последней проблемы.

Наконец, третьей посылкой признается, что определение «национальное своеобразие» должно быть относимо лишь к собственно философскому содержанию, то есть к наличной динамике внутри методологического и теоретико-познавательного корпуса и выделением в нем различных способов и форм согласования веры и разума, оценки и знания, идеала и действительности. Таким образом, национальное своеобразие характеризует всего-навсего место того или иного народа в методологическом спектре мировой философии, а оно, в свою очередь, «подготовлено» социально-культурными обстоятельствами национального бытия в определенный отрезок его истории.

Получается, что синтетическая позиция, сосредоточенная, кажется, лишь на собственно философском содержании национальной мысли, полнее представляет себе философию как концентрированное выражение социально-исторического бытия народов. Признавая нормой автономное и профессиональное состояние философии, она не игнорирует, а, напротив, учитывает развитие философской идеи к автономности и старается не абсолютизировать последнее, полагая невозможным предугадать богатство ситуаций, в которых может оказаться пытливый ум, и, следовательно, признает названную норму идеальной. Соглашаясь с Б. Б. Вышеславцевым, который говорил о «русском способе переживания и обсуждения» общих для всего мира философских проблем, следует все же подчеркнуть, что выделенный им способ (чувство и интуиция) является типическим, и даже специфическим, но не исключительным достоянием русского ума.

Придерживаясь третьей ориентации, мы получаем определенные историографические преимущества. Она не отрицает первенствующей функции имманентного динамизма в философии, но учитывает связь методологии с социокультурными условиями ее существования: ручей бежит сам, повинуясь закону

и

земного тяготения, но вкус воды в нем и русло его зависят от характера почв и рельефа местности, по которой он протекает. Этой позицией уточняются ряд представлений и терминов, позволяя приблизиться к целостному восприятию истории русской мысли. Нужно отказаться от пустого разделения «русской философии» и «филосо�