автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Русская медиевистика в эмиграции, Л. П. Карсавин, П. М. Бицилли, Н. П. Оттокар

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Морозов, Андрей Анатольевич

Введение.

Глава I. Поиск новых методологических подходов: на путях к эмиграции.

§1. Общеисторическая концепция Л.П. Карсавина.

§2. Исторический синтез П.М. Бицилли.

Глава И. Историки западноевропейского средневековья в исторической науке русской эмиграции.

Глава III. П.М. Бицилли как историк культуры Средневековья и

Возрождения.

§ 1. Проблемы средневековой культуры в работах П.М. Бицилли.

§2. Концепция П.М. Бицилли в историографии культуры

Возрождения.

Глава IV. Н.П. Оттокар - историк-медиевист.

§ 1. Теоретико-методологические представления

Н.П. Оттокара.

§2. Средневековый город в освещении Н.П. Оттокара.

Введение диссертации2001 год, автореферат по истории, Морозов, Андрей Анатольевич

Каждый ученый-историк оказывается перед непростой задачей соединения реальной, текучей жизни и способов адекватного ее восприятия. Перманентная актуальность проблем сущности и способов развития исторического познания определяет многоуровневую его структуру. Не меньшее значение, чем частные, конкретные исследования, приобретает выработка концепции, историческая теория и методология истории.

На рубеже XIX - XX веков можно говорить о почти оптимальном соотношении элементов системы исторического познания. «Одной из сильнейших сторон дореволюционной отечественной исторической науки, - указывает JI.H. Хмылев, - была широко разработанная теоретико-методологическая база исторического исследования. Тогда практически не было ни одного крупного историка, в той или иной степени не занимавшегося проблемами методологии»1.

Русская дореволюционная историография в целом и медиевистика в частности всегда привлекали и привлекают пристальное внимание исследователей . Для них был характерен высокий профессионализм научных подходов и решений, блестящее владение методами исторического исследования.

Но если рубеж XIX-XX веков ознаменовался относительно стабильным развитием русской историографии, то начиная с 1905 г., историографы говорят о серьезном кризисе в исторической науке. По удачному определению С.П. Рамазанова, кризис в исторической науке - это «процесс коренной ломки принятых в ней ранее установок о цели, форме и способе исторического исследования, выражающийся в смене ведущих позиций теоретико-методологических течений в исторической мысли и усилении борьбы идей в сфере методологии истории»3. Относительно русской исторической науки указанного периода можно говорить о серьезной реакции на методологию позитивизма, переставшую в полной мере удовлетворять потребности развития науки. Кризис инспирировал активные методологические поиски, имевшие самый широкий спектр.

Говоря о кризисе, мы должны учитывать его природу и содержание. По словам Л.Н. Хмылева, этот кризис «носил не негативный, а позитивный характер, означая значительный шаг в поступательном развитии науки»4. Именно к этому времени он относит становление методологии истории как специальной дисциплины.

На уровне историописания кризис актуализировался в противоречии между позитивистской, во многом социологизированной историей и «реальной» описывающей историей. Суть его выражалась в том, что позитивистские схемы очень продуктивно работали, но одновременно приводили к схематизации исторического прошлого, когда реальная историческая канва исчезает из поля зрения историков, которых в данном случае больше интересуют законы и закономерности.

Вместе с тем, единое пространство существования российской науки, по сути, было разрушено после 1917 года. Множество историков оказалось в эмиграции, и их научное наследие долгие годы не было интегрировано в отечественную науку. Однако, обладая огромным творческим потенциалом и высоким профессионализмом, полученными от русской историографии начала XX века, в послереволюционный период и в эмиграции русские историки сумели вписать новые яркие страницы в развитие русской исторической науки. В частности, необходимо указать на оригинальное развитие петербургской историко-культурной школы медиевистики в творчестве Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара.

В сегодняшних условиях усложнения историографического пространства особое значение приобретает способность отчетливо видеть содержание наследия того или иного ученого, имея конкретное представление о нем. В ином случае, любая апелляция к мнениям и выводам предшественников теряет всякий смысл. Иначе говоря, имя отдельного значительного историка должно стать для нас определенным знаком, несущим в себе четко обозначенное содержание. В этом смысле во всякий момент остается актуальной основная задача науки, как ее сформулировал М. Вебер и понимаемая как обретение ясности5. Нужно констатировать, что мы еще далеки от полной ясности в отношении творчества и научных достижений русских историков-медиевистов, вынужденных покинуть Родину после победы советской власти в России.

Таким образом, предметом данного диссертационного сочинения стало развитие научных взглядов Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара, как в части их теоретико-методологических представлений, так и относительно концепций средневековой культуры, причем, преимущественно в послереволюционный и эмигрантский период.

Соответственно, объект нашего исследования составила совокупность научных работ названных историков.

Лев Платонович Карсавин (1882-1952) - замечательный русский историк и философ, один из самых талантливых учеников И.М. Гревса. После окончания в 1906 г. Петербургского университета был оставлен при кафедре для подготовки к профессорскому званию. В 1912 г. он защитил магистерскую, а в 1916 г. докторскую диссертацию и стал одним из ведущих исследователей духовной культуры западного средневековья. Достаточно рано проявились его философские интересы и тяготение к христианской метафизике. В

1918-1922 гг. он был активным участником петроградского религиозно-философского кружка. В 1922 г. он был выслан из страны. В эмиграции, проживая в Берлине, а затем в Париже, плодотворно продолжал свою научную и, в большей мере, публицистическую деятельность, в частности, в рамках евразийского движения. В конце 20-х гг. был приглашен в качестве профессора всеобщей истории в Каунасский университет, где стал ведущим специалистом в своей области. В 1948 году был арестован по обвинению в антисоветской деятельности. Умер в заключении6. Автор более 200 работ в различных областях гуманитарного знания7.

Петр Михайлович Бицилли (1879-1953) - историк и философ культуры, литературовед. В 1905 году он окончил историко-филологический факультет Новороссийского университета как историк-медиевист, где с 1911 года работал приват-доцентом. В 1917 году защитил магистерскую диссертацию. В 1920 году он эмигрировал из России. В 1920-1923 гг. профессор университета в Скопле (Югославия), а в 1924-1948 гг. - профессор Софийского университета. В 1948 году Бицилли был отстранен от преподавания как «буржуазный» ученый. Автор более 300 печатных работ8. За 25 лет работы в Болгарии он оставил заметный след в науке. По свидетельству В.Т. Пашуто, в Софийском университете до сих пор работают ученики П.М. Бицилли9. Об устойчивом интересе к его творчеству говорит и переиздание его работ в Болгарии10.

Николай Петрович Оттокар (1884-1957) - русский медиевист, ближайший друг и единомышленник Л.П. Карсавина, вместе с которым учился у И.М. Гревса. Часто бывал в Италии, где работал с Карсавиным над описанием итальянских рукописей. В начале 1910-х гг. обосновался во Флоренции, но в 1914 году вернулся в Россию. С ноября 1916 г. он стал профессором Пермского отделения Петербургского университета, преобразованного 5 мая 1917 г. в самостоятельный Пермский университет. В 1920 году защитил магистерскую диссертацию. Одно время занимал должность ректора Пермского университета. В 1923 году эмигрировал в Италию, где более 30 лет был профессором медиевистики филологического факультета Флорентийского университета и даже был избран почетным гражданином Флоренции11. Сам Оттокар называл Италию «своей второй Родиной»12.

Как уже было отмечено, совершенно не случайно имена этих ученых объединены в данной работе. Их связывает не только судьба эмигрантов, в силу обстоятельств покинувших родную страну. Вероятно, плодотворней будет обратить внимание на точки соприкосновения в творческом аспекте, в исследовательской практике. Карсавин и Оттокар, будучи учениками Гревса, играли заметную роль в развитие петербургской культурно-исторической школы, к которой был очень близок как историк-медиевист и П.М. Бицилли. Поэтому в некоторых аспектах их творчество можно изучать в рамках исторической науки начала XX века. В эмиграции их жизненные пути сильно разошлись: исчезли общие точки притяжения в лице И.М. Гревса и Петербургского университета, но этого нельзя сказать о сфере научных занятий. В 1923 году Оттокар выступил инициатором перевода на итальянский язык нескольких работ Карсавина, которые он очень высоко ценил. Однако ни один из этих переводов по разным причинам издан не был. Со своей стороны, Карсавин широко использует исследования Оттокара в своей работе. В библиографии «Истории европейской культуры» он указывает на три работы Оттокара: «Средневековые города-коммуны» на английском языке, «Французские города в средние века» - на французском, «Гражданские общины средневековья» - на итальянском13.

Достаточно интересно складывались отношения между Карсавиным и Бицилли. Последний чутко следил за развитием исторической мысли Карсавина, постоянно выступая его оппонентом в теоретическом плане. Бицилли сам признает, что как историк культуры он сформировался под влиянием работ Карсавина, у которого он не принимал, главным образом, его философию истории. Но ученые весьма близки в практике историописания, где многие противоречия этих ученых снимаются. По замечанию того же Бицилли, при написании своих работ Карсавин как бы забывает о своей философии14. Для нас этот момент весьма важен. При всех различиях и разногласиях в теоретических аспектах творчества Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли и Н.П. Оттокара их историографическая практика позволяет говорить о них как об особом историко-культурном направлении в медиевистике в рамках исторической науки русской эмиграции.

Научная деятельность Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли и Н.П. Оттокара, начавшись в рамках русской исторической науки начала XX века, получила свое продолжение и завершение в условиях эмиграции. Страны, принявшие их, стали для них второй Родиной. Однако, мы не склонны разделять творчество ученых на четко обозначенные этапы, признавая весьма условный характер всякой периодизации. По нашему мнению, всякие попытки жесткого разделения творческой деятельности на периоды по формальному признаку, может помешать ее целостному восприятию и привести к искажению их взглядов. Поэтому в данной работе, рассматривая творческое наследие Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара, мы обращаемся к работам и доэмигрантского, и эмигрантского периода. Реальное обоснование именно такой формулировки темы исследования мы видим в том, что историко-культурное направление, как его развивали данные историки, в тех исторических условиях могло получить продолжение только в эмиграции. На Родине, в Советской России, при жесткой ориентации общественных и гуманитарных наук на марксистскую модель, перспектив на признание или хотя бы на объективное восприятие их взглядов практически не было. В целом, это вполне подтверждается судьбой Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара в отечественной историографии 1920-1970-х гг.

В этот период творчество наших ученых либо обходили молчанием, либо они награждались негативными оценками без фактического разбора их работ.

Более других «повезло» Л.П. Карсавину, который уже до эмиграции стал одним из ведущих специалистов по истории культуры Западной Европы, поэтому просто игнорировать его имя было невозможно. Первое же историографическое осмысление его взгляды получили в дореволюционный период в виде статей, рецензий. Большинство авторов при признании огромного исследовательского таланта Карсавина весьма критически отнеслись к его теоретическим и методологическим новациям15. В начале 1920-х годов вышел ряд статей, обвиняющих ученого в религиозном мракобесии и не содержащих реальной критики его исторических взглядов16. Позднее, как белоэмигрант, Карсавин очень редко упоминался в работах советских авторов в контексте развития отечественной медиевистики в обобщающих работах. Так в «Очерках истории исторической науки в СССР» он охарактеризован как «мистик и реакционер, оказавшийся в рядах врагов революции», а вторая его диссертация, по мнению авторов, «лишена всякого научного значения»17. Собственно историческая концепция ученого получила освещение только в 1970-е годы. В работах Е.В. Гутновой и Л.Н. Хмылева обращается внимание на проблемы исторического синтеза, которые были основными в творчестве Л.П. Карсавина. Несомнено, это был большой шаг вперед в изучении наследия русского историка18.

Об историографическом освещении творчества П.М. Бицилли и Н.П. Оттокара вообще говорить не приходится. Работы первого появляются в библиографиях монографий советских авторов, занимающихся историей средневековой культуры, только в 1970-х годах. В частности, А.Я. Гуревич использует их исключительно в полемических целях19. Тем не менее, для нас важен сам факт появления сочинений Бицилли в научном багаже советских авторов.

Еще реже на страницах научных изданий появляется имя Н.П. Оттокара. В.В. Стоклицкая-Терешкович говорит о нем как о «русском белоэмигранте, работавшем по истории французских городов, яром реакционере и откровенном идеалисте»20. Более сдержано о нем пишет в связи с историографией итальянского города Л.М Баткин. Он обращает внимание на концепцию развития средневекового города Оттокара - Плеснера, оказавшую значительное влияние на развитие

О I западной историографии .

В целом, можно констатировать отсутствие в 1920-1970-е годы в отечественной историографии специального интереса к творческому наследию Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара. Ситуация меняется в последние два десятилетия. Это время отмечено переизданием работ ученых-эмигрантов.

Особенно интенсивно проявился интерес к творческому наследию Л.П. Карсавина. Этот интерес достаточно четко распадается на несколько аспектов. Ряд авторов первостепенное значение придают философским представлениям ученого, отодвигая на второй план его медиевистические занятия, или считая последние подготовительным этапом к его философии . Ранее эта позиция нашла свое выражение в зарубежных изданиях, в частности, в исследованиях А. Густава

Веттера, который среди чисто философских сочинений Карсавина называет «Философию истории» и «Джордано Бруно» .

В широком контексте развитие отечественного гуманитарного знания XX века рассматривают творчество ученого С.С. Неретина и М.А. Бойцов, не акцентируя преимущественного внимания на какой-либо одной его стороне24. Совершенно новый ракурс исследования был выбран A.B. Свешниковым, который своей целью поставил анализ поисков нового языка исторического исследования, предпринимаемый Л.П. Карсавиным в теоретико-методологических исследованиях и конкретно-исторических работах . Автор четко фиксирует моменты поисков «нового» нетрадиционного языка и оценивает их как попытки преодоления кризиса традиционной исторической науки. Отмечается также их тесная связь с религиозно-философскими взглядами Карсавина.

В это же время появляются публикации, в которых авторы говорят о «триумфальном возвращении» в отечественную гуманитарную науку П.М. Бицилли. В центре их внимания оказываются не столько исторические, сколько филологические и культурологические представления русского ученого. И.В. Анненкова называет период эмиграции П.М. Бицилли годами плодотворной преподавательской, научной и литературно-публицистической деятельности. По ее мнению, «узкоисторическая направленность исследований российского периода обогатилась широким взглядом на историю мировой культуры, дополнилась глубоким интересом

26 ученого к проблемам языка и литературы» . Первая попытка специальной реконструкции исторических взглядов П.М. Бицилли была предпринята В.Т. Пашуто, который определил его концепцию

9 7 как «субъективно-идеалистическую и культурно-типологическую» . Ранее только в 1929 году Д. Чижевский подверг разбору отдельные положения теоретической системы Бицилли, но несколько в стороне остались наиболее важные вопросы, касающиеся природы

28 исторического синтеза .

В отношении Н.П. Оттокара в последнее время признается новаторский характер его сочинений, не утративших своего значения до нашего времени29.

Особо следует выделить исследования Б.С. Кагановича и A.J1. Ястребицкой. Как историки-медиевисты Л.П. Карсавин и Н.П. Оттокар были рассмотрены Кагановичем в рамках петербургской школы медиевистики начала XX века30. За Карсавиным он признает заслугу в постановке ряда вопросов, актуальных в современной медиевистике, в частности, в изучении социальной психологии средневекового человека и народной религиозности. Оттокар характеризуется как «большой знаток источников и тонкий аналитик». В теоретическом плане он усматривает кризисные явления буржуазной исторической науки в трудах Л.П. Карсавина и Н.П. Оттокара. Причем оценка взглядов последнего звучит как приговор: «Концепция Оттокара. слишком противоречит многим фактам, чтобы быть принятой в науке.»31. С позиции марксистского историзма, верность которому декларирует Каганович, подобные оценки вполне оправданы.

Большая работа была проделана Б.С. Кагановичем по изучению жизни и творчества П.М. Бицилли. Он акцентирует внимание на связи последнего с петербургской школой и, в частности, уделяет внимание

32 сопоставлению его взглядов с выводами Л.П. Карсавина . Бицилли предстает как ученый, продуктивно работавший в области исследования средневековой культуры как историк и теоретик исторической науки. Вне поля зрения остается оригинальная концепция культуры Возрождения П.М. Бицилли. Значительное внимание Каганович уделяет выяснению обстоятельств жизни ученых, и в этом смысле его работы содержат много интересного материала.

Главной заслугой А.Л. Ястребицкой в отношении Л.П. Карсавина и Н.П. Оттокара является указание и подчеркивание актуальности проблематики и вариантов ее решения, которые нашли осуществление в трудах русских медиевистов-эмигрантов. Тем не менее, нужно констатировать фрагментарный характер изложения исторических представлений Л.П. Карсавина и Н.П. Оттокара в работах Ястребицкой, которые являются скорее указанием на задачу систематической реконструкции теоретико-методологических и конкретно-исторических взглядов русских историков, чем реальным ее решением. А.Л. Ястребицкая отмечает созвучность идей Карсавина исканиям науки начала века. По ее мнению, Карсавин «возвысил историю до уровня подлинно научной дисциплины, оперирующей специфической системой понятий и методов, учитывающих своеобразие именно ее предмета изучения»33. В работах Карсавина и Оттокара она видит рождение нового исследовательского сознания в русской исторической мысли34. Одной из важнейших его особенностей является внимание к человеку и его социокультурной практике.

П.Ю. Уваров обращает внимание на гносеологические поиски Л.П. Карсавина в связи с разрешением актуального сегодня вопроса о сочетаемости микро- и макроподхода в истории. Он приходит к выводу, что в творчестве Карсавина «генерализация и

35 индивидуализация непротиворечиво дополняют друг друга» . А метафизика всеединства позволяет Карсавину успешно преодолевать противоречия общего и частного, объективного и субъективного. И не так важно, относится ли метафизика Карсавина к философии или к методологии истории. Важнее то, что она позволяет решать насущные проблемы исторической науки. Обозначенный подход П.Ю. Уварова кажется нам весьма плодотворным.

В свете проблем, поднимаемых в данной работе, большой интерес представляет новое двухтомное исследование С.П. Рамазанова «Кризис в российской историографии начала XX века». Автор воспринимает кризис как необходимый процесс в развитии любой отрасли науки. Хронологически кризис в российской исторической науке автор располагает с середины 1900-х годов до конца 1920-х годов, когда течение кризиса было прервано искусственно. Он связывает кризис исторической науки с внутренней логикой ее развития, в частности, с назревшей необходимостью пересмотра основных постулатов позитивистской историографии. Неокантианская методология не преодолела кризиса, так как «не смогла примирить свое объяснение специфики исторического исследования со сложившимися представлениями о характере научного знания»36. Более успешное преодоление кризисных явлений науки С.П. Рамазанов видит в методологии иррационалистического течения «философия жизни», в которое он включает Л.П. Карсавина, С.Л. Франка, A.M. Ладыженского и Ф.А. Степуна. Исследователь подробно анализирует идейно-методологические воззрения Л.П. Карсавина в рамках этого научного течения. Центр методологической позиции Карсавина С.П. Рамазанов видит в стремлении историка обосновать историю как подлинную науку, имеющую объективный характер. Именно это приводило его к непосредственному обращению к Богу. Бог в концепции Л.П. Карсавина становится «кардинальным условием самой возможности действительного познания человека

37 человеком» .

Работа по изучению творческого наследия историков русской эмиграции первой половины XX века продолжается. Но в этом, несомненно, положительном процессе не редко наблюдается то, что можно назвать размыванием предмета исследовательского поиска. Образцом этой болезненной тенденции может служить книга «Историческая наука российской эмиграции 20-30-х гг. XX века (хроника)», которая далеко не полно оправдывает свое название. Составители пишут: «Замысел данного издания состоит в том, чтобы представить хроникальную картину научной исторической жизни эмиграции в странах Европы. Составители хроники не ставили перед собой задачи фиксировать выход научных исторических книг, так как время их создания часто не совпадает с избранным хронологическим то периодом» . Формулировка и осуществление задачи более чем странные. В книге приводятся две небольшие статьи Бицилли о Достоевском, и в то же время не упоминается ни одной его значительной работы ни по медиевистике, ни по евразийской тематике, ни трудов культуролого-лингвистического характера, хотя их создание приходится именно на заявленный период. Таким же образом представлены и другие историки. Вместе с тем, приведена масса статей, докладов общепублицистического плана, имеющих очень далекое отношение к исторической науке. В целом, при обилии ценного вспомогательного материала по заданной теме, справочник оставляет чувство разочарования. Естественно, такой подход к выбору материала в практике историографических исследований приводит к подмене их объекта или к его растворению в контексте мелких фактов и сопутствующих научной работе обстоятельств.

Также следует отметить публикации, освещающие различные проблемы изучения Русского Зарубежья. В центре внимания исследователей оказывается самый широкий круг тем39. Отдельное внимание уделяется русской научной эмиграции. Здесь нет необходимости останавливаться на этом значительном корпусе литературы. Все эти публикации лишь косвенно касаются предмета нашего исследования. Вместе с тем, некоторые замечания необходимо сделать. Для большинства работ характерно понимание Русского Зарубежья как некой социокультурной общности, которую следует изучать институционально. Основное внимание концентрируется на центрах русской научной эмиграции: Прага, Париж, Белград, Берлин, Харбин. И если имена Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли появляются хотя бы эпизодически, то Н.П. Оттокар, пропав с поля зрения Русского Зарубежья, не упоминается и в работах современных исследователей.

Спорным остается вопрос о характере русской эмигрантской историографии. В.Т. Пашуто исходит из признания особой специфики послереволюционной эмигрантской историографии. По его мнению, она имеет свои закономерности возникновения, развития и упадка в период с 1920 по 1945 годы. Методологическую проблематику он делит по мировоззрению на теософское и социологическое40. К сожалению, В.Т. Пашуто не успел закончить свою работу, и многие его положения не получили развития.

Совершенно иначе трактует содержание эмигрантской историографии американский исследователь русского происхождения М.И. Раев. Он приходит к выводу о ее неоригинальном и нетворческом характере. Объяснение этому он видит в том, что большинство русских историков-эмигрантов прошли подготовку в конце XIX - начале XX века, время господства позитивизма как в Западной Европе, так и в России41. Думается, американский исследователь сильно нивелирует процессы, происходившие в русской историографии начала XX века.

Историография вопроса может быть дифференцирована, исходя из того, какой из двух обозначенных подходов разделяет исследователь. С нашей точки зрения эти подходы не противоречат друг другу. С одной стороны, историки-эмигранты оставались носителями мощной историографической культуры. С другой, можно говорить о своеобразном преломлении этой традиции в условиях эмиграции.

Значительным явлением эмиграции в том числе с точки зрения развития историографии стало евразийство, участие в котором приняли Л.П. Карсавин и П.М. Бицилли.

Историография евразийства весьма обширна. Библиографический указатель «О Евразии и евразийстве» содержит более 200 названий работ отечественных и зарубежных авторов и обнимает период с начала 20-х до начала 90-х годов42. Этот корпус литературы в разной степени освещает практически все стороны евразийского движения. Но, как отмечает М.Г. Вандалковская, историческая концепция евразийства представлена в литературе бедно и фрагментарно43. Книга М.Г. Вандалковской достаточно успешно заполняет этот пробел. Исследовательница разделила свою работу на две части. В первой рассматриваются теоретические основы евразийства как определенная система исторических и историко-философских представлений. Во второй части автор анализирует евразийскую концепцию русской истории. Естественно, исходя из задач работы, исторические взгляды Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли даны в контексте развития научных взглядов евразийцев. В целом, это характерно для большинства работ по евразийской тематике.

Таким образом, можно констатировать фрагментарный характер освещения теоретико-методологических и исторических взглядов П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара, причем работы эмигрантского периода, чаще всего, остаются вне поля исследования. В меньшей степени это относится и к научному наследию Л.П. Карсавина. Вместе с тем, совершенно вне поля зрения остается вопрос о развитии исторических взглядов названных историков-медиевистов в условиях эмиграции.

Такая историографическая ситуация во многом определила цель и задачи данной работы. Целью диссертации является анализ теоретико-методологических взглядов Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара и тесно связанный с ним анализ концепций культуры западноевропейского средневековья русских медиевистов-эмигрантов с попыткой выделения особенностей их развития в послереволюционный и эмигрантский период. Иначе говоря, работа имеет своей целью проследить одну из линий развития русской медиевистики, персонифицированную в научных трудах Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара и нашедшую свое продолжение в период эмиграции названных ученых. Данная цель предполагает решение следующих задач. Во-первых, предполагается реконструкция основного содержания теоретико-методологических систем русских медиевистов-эмигрантов. Подобная реконструкция должна осуществляться с учетом методологической проблематики, остро дискутируемой их современниками. Причем, взгляды каждого ученого при определенной общности обладают оригинальным характером и должны рассматриваться как отдельные варианты развития отечественной историографии в эмиграции. Во-вторых, необходимо определить традиционные и новаторские моменты в научном наследии историков как в теоретическом плане, так и в практике конкретных исследований. В этой связи возникает третья задача - дать целостное описание концепций средневековой культуры Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли и концепции развития средневекового города Н.П. Оттокара. И, наконец, нужно обозначить основные тенденции развития русской эмигрантской историографии и определить место в ней истории западноевропейского средневековья.

Хронологически исследование охватывает период с 10-х гг. XX века, когда Л.П. Карсавин, П.М. Бицилли и Н.П. Оттокар заявили о себе как оригинальные историки и дали первое серьезное обоснование своих научных взглядов. Верхняя граница определяется с учетом работ Н.П. Оттокара, вышедших в начале 1950-х годов. Вместе с тем, при необходимом соотнесении научных взглядов Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара с предшествующей и последующей гуманитарными традициями автор был вынужден выходить за указанные хронологические рамки.

Цели и задачи диссертации во многом определили ее методологические принципы и методы исследования. Работа основана на признании плюралистического характера историографического процесса, при котором научные наработки отдельного ученого воспринимаются как самоценный вариант развития науки, пусть даже не нашедший своего продолжения. Всегда сохраняется вероятность, что этот вариант найдет плодотворное применение в новых условиях развития науки.

В этой связи на первое место выходит системный подход к рассмотрению историографического наследия русских медиевистов, при котором основные усилия исследователя направлены на достижение максимальной ясности их позиций, на установление в их творчестве некой модели познания истории. Обстоятельства создания такой модели, т.е. контекст творчества ученых, нас интересуют в меньшей степени, чем непосредственный результат. Несомненно, контекстуальный подход в историографическом исследовании имеет большие преимущества. Тем не менее, в данной работе его использование ограниченно, исходя из задач исследования. Таким образом, системный подход акцентирует внимание не на процессе создания знания, но на само это знание, оформленное как некая система взглядов историков. В процессе такой работы нужно сознавать, что при изложении их взглядов в понятиях и нормах современной науки возникает опасность их неадекватного восприятия. Ввиду такой опасности особое значение приобретает уточнение и ревизия категориального аппарата, используемого историками прошлого. Мы должны дать не переложение, но расшифровку их взглядов.

Названные методологические принципы реализуются с помощью ряда методов историографического исследования, направленных на анализ содержательной стороны научного знания. Среди них нужно назвать метод конкретного анализа, метод логического анализа и проблемно-хронологический метод. Метод логического анализа, по определению А.И. Зевелева, выражает основную линию развития, как бы очищенную от привходящего44. Он имеет два уровня: анализ единичных явлений и событий, а затем анализ развития исторической науки в пределах определенного периода и в рамках некоторой научной общности. Проблемно-хронологический метод в данной работе предполагает изучение историографических фактов как взаимосвязанного процесса. Широкое применение получил метод ретроспективного анализа, то есть использование современных знаний для изучения состояния науки в прошлом, а также сравнительно-исторический метод.

Источниковую базу диссертации составили сочинения русских историков-медиевистов Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара. Их творческое наследие имеет разноплановый характер в рамках развития исторического и гуманитарного знания в целом. В поле нашего внимания оказались не только исследования по истории средневековья. Для реконструкции и уточнения общеисторических взглядов Л.П. Карсавина не меньшее значение имеют его работы по методологии истории, философские сочинения, рецензии, а также публицистическое и эпистолярное наследие ученого. Для нас главной характеристикой его сочинений является тесная взаимосвязь конкретных поблем медиевистики с методологической и философской основой их рассмотрения.

Основной корпус сочинений П.М. Бицилли, использованных в диссертации, представляет работы по истории культуры средневековья и Возрождения. Он дополняется работами по филологии, социолингвистике, рецензиями. П.М. Бицилли активно проявлял себя как литературовед и литературный критик. Его работы в этой области нами не привлекались. Вообще мы не стремились воспроизвести полный список сочинений Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли, тем более, что подобная работа уже проводилась45. Наш выбор диктовался, прежде всего, задачами, поставленными нами перед данным исследованием.

Корпус работ Н.П. Оттокара имеет более однородный характер. Прежде всего, это конкретные исследования по истории средневекового города и церкви. Дополняют их работы по источниковедению и историографии средних веков, а также рецензии. Большая часть работ Оттокара была написана в эмиграции на итальянском языке. В диссертации использованы итальянские издания, так как мы не располагаем данными о переводе их на русский язык.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русская медиевистика в эмиграции, Л. П. Карсавин, П. М. Бицилли, Н. П. Оттокар"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В послеоктябрьский период значительное число русских историков покинули Россию. Масштаб русской научной эмиграции позволяет нам говорить о Русском Зарубежье как о социокультурном сообществе. В Европе в 1920-30-е гг. можно назвать, по крайней мере, четыре центра исторической науки русской эмиграции: Прага, Берлин, Белград, Париж. Здесь действовали русские научно-образовательные учреждения, осуществлялись исследовательские проекты, в которых участвовал широкий круг историков-эмигрантов.

Вместе с тем, мы должны констатировать ограниченный характер специализации центров русской исторической науки за рубежом. Их исследовательские интересы концентрировались преимущественно на русской истории, византиноведении и славяноведении.

Соответственно, наука истории западноевропейского средневековья не играла какой-либо значительной роли в структуре русской эмигрантской историографии. Русская медиевистика в эмиграции не получила оформления ни институционально, ни в каком-то самостоятельном научном сообществе. Поэтому мы можем изучать творческое наследие только отдельных медиевистов-эмигрантов.

Какое бы то ни было единство среди историков западноевропейского средневековья в эмиграции можно обозначить только непосредственно на уровне научного творчества. Оригинальное развитие историко-культурного направления в изучении западноевропейского средневековья, направления, восходящего к петербургской школе медиевистики начала XX века, мы видим в научной деятельности Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара. Установить такое единство стало возможным только при учете общности многих методологических посылок, а также схожести оценок и подходов к изучению средневековой культуры.

Каждый из них выступил с программой преодоления кризисных явлений в исторической науке. Новая проблематика, расширение исследовательского поля требовали новой методики и принципиально инои методологии. В условиях историко-культурных исследовании схема всемирно-исторического процесса с четко заданной категорией прогресса не могла уже считаться удовлетворительной. Достаточно резкую реакцию вызывали у Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара позитивистские схемы исторического развития, приводившие, по их мнению, к «омертвлению» истории.

Русские медиевисты-эмигранты, обращаясь к разным проблемам средневековой культуры, тем не менее, пришли к общему выводу о необходимости дифференцированной методики исследования. Масштаб и специфика затрагиваемых проблем должны жестко детерминировать выбор методов работы и лежащих в их основе методологических принципов. Совершенно неприемлемо с одних и тех же позиций рассматривать проблемы складывания централизованных государств в Европе и вопросы материальной и духовной культуры западного средневековья. Исходя из этого, Л.П. Карсавин, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокар почти полностью исключили из своей практики исторических исследований пресловутый генетический метод. В данном случае речь не идет об исключение генетического метода из методического багажа историков, но только о его непригодности в историко-культурных построениях.

Большое значение в их работе приобрело проникновение в историю через особенности мышления человека эпохи, а также через призму культурных и психологических характеристик средневековья. Ключевым понятием их работы стало понятие «культура» в самом широком смысле, как некая историческая величина с четко обозначенным содержанием. Практическим воплощением их методологических поисков стала выработка концепций развития средневековой культуры.

Важной особенностью их теоретических поисков явилось неприятие любых априорных конструкций, отказ подходить к историческому материалу с заранее определенной системой координат.

Общность их основополагающих позиций позволили нам говорить об особом историко-культурном направлении русской медиевистики в рамках науки русской эмиграции. Реальные связи Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара были весьма ограничены, но мы считаем вполне плодотворным подобное моделирование предмета историографического исследования.

Вместе с тем, при некоторой общности взглядов трех русских медиевистов, можно говорить о том, что методологические и концептуальные представления каждого из них представляют собой оригинальную систему взглядов, своеобразный вариант развития историографического процесса, ответ на вопрос об основах «идеального» исторического синтеза.

Для системы Л.П. Карсавина было характерно соединение теории исторического знания и философии истории. Процесс познания истории воспринимался как процесс самопознания, требующий твердых исходных точек, которые он устанавливает в своем учении о всеединстве. В этом случае конкретные исторические явления становятся качествованиями всеединства, восходящего к Абсолюту. Этим достигается единство истории и исторического познания. Религиозно-философская ангажированность синтеза Карсавина вызвали резкую реакцию со стороны сообщества его коллег, и долгое время способствовала определенной научной изоляции ученого.

Напротив, П.М. Бицилли вполне в духе Б. Кроче отрицал возможность всякой философии истории, указывая на невозможность определения исходных и конечных ее точек. Он допускал только философию культуры, вокруг которой он строил понятие исторического синтеза. Центральным понятием его системы стало понятие научной интуиции, которая должна быть основана на точных данных. Последнее условие отделяет ее от простого фантазирования. Собственно научные методы способны только подготовить условия для синтетической работы, тогда, как идеальный синтез, по убеждению ученого, достигается на предельных точках исторической науки в едином акте художественного созерцания.

Ядром теоретико-методологических построений Н.П. Оттокара стала идея индивидуального синтеза. На уровне городских исследований эта идея актуализировалась в утверждении своеобразия становления каждого средневекового города, своеобразия, исходящего из конкретно-исторического и реально-топографического контекста. При этом роль обобщения сводится к минимуму. Идеи индивидуального синтеза Н.П. Оттокара нашли развитие в рамках итальянской школы микроанализа, предлагающей изменение масштаба исторического исследования и выработки адекватного научного аппарата.

В рамках нашей темы особое значение приобретает соотнесение научного наследия Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли и Н.П. Оттокара с фактом их эмиграции.

Анализ их работ позволяет говорить об органическом, внутренне цельном характере их творчества. С особым убеждением это можно сказать относительно научной деятельности Л.П. Карсавина. Анализ его работ в их временной последовательности позволяет нам назвать период с 1908 по 1929 года временем постепенного складывания и развития его историко-методологической системы. Уже в первых его работах по истории средневековой культуры мы обнаруживаем попытки проговаривания новых принципов построения истории культуры. Две диссертации Карсавина стали серьезной заявкой на методологическое новаторство и одновременно опытом реализации своих новаций в конкретной исследовательской практике. Работы «Введение в историю» и «Философия истории» составили следующий этап его творчества, когда Карсавин представил систематическое изложение своих историко-методологических взглядов, придав им ярко выраженную религиозно-философскую окраску. И два трактата ученого «О началах» и «О личности» могут быть восприняты как завершение философской части системы его взглядов на проблемы исторического познания. Конечно, мы признаем самостоятельное философское значение этих сочинений. Свои принципы исторического синтеза Карсавин сумел успешно осуществить в ряде сочинений: «Джордано Бруно», евразийских работах, «Истории европейской культуры».

П.М. Бицилли изначально сформировался как историк средневековой культуры. Уже в первых крупных его работах -«Салимбене», «Элементы средневековой культуры» - можно отметить нацеленность на выделение специфики истории культуры, на поиск оптимальных гносеологических форм. Рефлексия своего исследовательского опыта и внимание к методологическим поискам своего времени позднее, уже в эмиграции, подтолкнули Бицилли к систематической разработке своих теоретико-методологических взглядов, в частности, в работе «Очерки теории исторической науки». В эмиграции при стесненных условиях для конкретных исследований Бицилли больше внимания уделяет использованию возможностей смежных дисциплин - филологии, искусствоведения, социологии - в процессе исторической работы. Но эмиграция привела скорей к количественным, нежели качественным, изменениям. И это хорошо просматривается при сопоставлении монографий П.М. Бицилли «Элементы средневековой культуры» (1919) и «Место Ренессанса в истории культуры» (1933). Если в первом случае акцент ставится на анализе исторических проблем, то вторая работа представляет образец комплексного синтеза. Вместе с тем, в обеих работах анализ и синтез присутствуют как необходимые составные части работы историка. И если можно говорить о качественном различии этих работ, то, тем не менее, сама возможность появления иного качества вполне прослеживается в сочинениях ученого доэмигрантского периода.

Сравнительный анализ сочинений Н.П. Оттокара прямо указывает на преемственность двух периодов творчества историка. До эмиграции Оттокар наметил основные свои идеи и подходы, которым он придал целостное оформление, будучи профессором Флорентийского университета. Уже в статье «Коммуна» в Новом энциклопедическом словаре (1913г.) Оттокар обозначает свой индивидуальный подход в истории, указывая, прежде всего, на принципиальные различия итальянских и французских коммун. Но более полно подобная типология им представлена в одноименной итальянской статье спустя 18 лет в рамках развития итальянской историографии. Центральной работой в творчестве Оттокара по праву можно назвать «Опыты по истории французских городов в средние века». Она впоследствии была переиздана на французском и итальянском языках. Сам Оттокар обращался к ней на протяжении всей своей научной деятельности. Обозначенные в ней методологические принципы легли в основу его фундаментального итальянского труда «Коммуна Флоренции в конце дученто» и других его сочинений.

Таким образом, творчество каждого из названных русских медиевистов при всем многообразии и многоплановости внутренне непротиворечиво. Часто последующая работа ученого представляется необходимым дополнением к предыдущим сочинениям. Поэтому дать удовлетворительное решение задачи определения, как факт эмиграции повлиял на творчество русских медиевистов с точки зрения развития их исторических взглядов, не представляется возможным. Мы не знаем, как развивалась бы научная мысль ученого в иных исторических условиях. Кроме того, следует принять тезис об интернациональном характере русской историографии начала XX века, а значит, в эмиграции русские историки вряд ли могли найти что-то принципиально новое и им незнакомое. Следовательно, заостренное внимание к факту эмиграции Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокара оправдано не со стороны их научного наследия, но с точки зрения развития отечественной историографии. Более чем на полстолетия творческое наследие названных ученых было практически изъято из оборота российской исторической науки. Вместе с тем, в творчестве историков-эмигрантов мы видим оригинальное развитие русской исторической школы и ее интеграцию в мировую науку.

В современных условиях плюралистического поиска оптимальных форм функционирования исторической науки, обращение к предшествующей традиции представляет несомненный интерес. Оригинальные исторические взгляды русских медиевистов-эмигрантов могут существенно помочь в уточнении основ методологии, способной решить проблемы, стоящие перед современной исторической наукой.

Список научной литературыМорозов, Андрей Анатольевич, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Бицилли П.М. Рец.: Л. Карсавин. Монашество в средние века. СПб., 1912 // Изв. Одесского библиографического общества. Одесса, 1913. №4. С. 162-179.

2. Он же. Заметки об иоахимизме // ЖМНП. № LUI. 1914.0ктябрь. С. 242-251.

3. Он же. Рец. на кн.: Л.П. Карсавин. Основы средневековой религиозности XII-XIII вв. преимущественно в Италии // Исторический вестник. № CXLII. Пг., 1915. Ноябрь. С. 660-661.

4. Он же. Салимбене. Очерки итальянской жизни XIII в. Одесса, 1916. -305 с.

5. Он же. Элементы средневековой культуры. СПб.: Мифрил, 1995.243 с.

6. Он же. Падение Римской Империи. Одесса, 1919.

7. Он же. Гибель Запада. Рец.: Oswald Spengler. Der Untergang des Abendlands. 1920 // Русская мысль. София. 1921. Кн. VII-IX. С. 308311.

8. Он же. Католичество и Римская церковь // Россия и латинство. Берлин, 1923. С. 40-79.

9. Он же. Очерки теории исторической науки. Прага: Пламя, 1925. -304. с.

10. Он же. «Восток» и «Запад» в истории Старого Света // Он же. Избранные труды по филологии. М.: Прогресс, 1996. С. 22-34.

11. Он же. Трагедия русской культуры // Русская литература. 1990. №2. С. 134-154.

12. Он же. Св. Франциск Ассизский и проблема Ренессанса // Он же. Место Ренессанса в истории культуры. СПб.: Мифрил, 1996. С. 171-200.

13. Он же. Игнатий Лойола и Дон Кихот // Там же. С. 201-226.

14. Он же. Рец.: Г.В. Вернадский. Начертание русской истории. 4.1. 1927 // Современные записки. 1928. № 34.

15. Он же. Два лика евразийства // Избранные труды по филологии. М.: Прогресс, 1996. С. 35-48.

16. Он же. Место Ренессанса в истории культуры. СПб.: Мифрил, 1996.-258 с.

17. Он же. Кризис истории // Современные записки. 1935. № 58. С. 328-335.

18. Он же. Этнические имена в варварских правдах // Seminarium Kondakovianum. 1940. Т. XI. С. 294-296.

19. Он же. Нация и язык // Изв. Рос. АН. Серия лит. и яз. Т. 51. 1992. № 5. С. 68-84.

20. Он же. Избранные труды по филологии. М.: Прогресс, 1996.

21. Он же. Избранное. Историко-культурологические работы. Т. 1. София, 1993.

22. Он же. Увод в изучеване на новата и най-новата история (опыт за перодизация). София, 1927.

23. Bizilli P. Le theatre de la Renaissance en Italie // Revue bulg. d'histoire. Sofia, 1995. Y. 23. № 2. P. 112-128.

24. Карсавин Л.П. Из истории духовной культуры падающей Римской империи (Политические взгляды Сидония Аполлинария) // ЖМНП. 1908. № 2. С. 285-336.

25. Он же. Очерки религиозной жизни в Италии XII-XIII веков. СПб., 1912.

26. Он же. Магнаты конца Римской империи // К 25-летию учено-педагогической деятельности И.М. Гревса. СПб, 1911. С. 1-61.

27. Он же. Сочинения. Т. II. Основы средневековой религиозности в ХН-ХШ веках преимущественно в Италии. СПб.: Алетейя, 1997.431 с.

28. Он же. Тезисы диссертации «Основы средневековой религиозности в ХН-ХШ веках преимущественно в Италии» // Там же. С. 391-394.

29. Он же. Символизм мышления и идея миропорядка в средние века // Научный исторический журнал. 1914. Т. I. Вып. 2. № 2. С. 10-28.

30. Он же. Вальденсы до 1218 года (Развитие организации и иерархического принципа в секте по новым исследованиям и источникам) // Историческое обозрение. 1914. Т. XIX. С. 109-173.

31. Он же. Мистика во Фландрской агиографии // ЖМНП. 1916. № 9. С. 1-24.

32. Он же. Ответ Д.Н. Егорову // Исторические известия. 1916. № Ш-1У. С. 139-146.

33. Он же. Рец. на кн.: Бицилли П.М. Салимбене // Исторический вестник. Т. СХЬУШ. 1917. Май-июнь. С. 651.

34. Он же. Католичество. Репринт, изд. Пг, 1918. Брюссель: «Жизнь с Богом», 1974.

35. Он же. Введение в историю. Пг.: Огни, 1920.

36. Он же. Джордано Бруно. Берлин: Обелиск, 1923.- 275 с.

37. Он же. Монашество в средние века. М.: Высшая школа, 1992.191 с.

38. Он же. Мистика ее значение в религиозности Средневековья // Он же. Сочинения. М.: Раритет, 1993. С. 5-13.

39. Он же. Философия истории. СПб.: изд-во АО Комплект, 1993.351 с.

40. Он же. О началах. СПб.: Алетейя, 1994. 375 с.

41. Он же. Святые отцы и учители церкви. М.: МГУ, 1994. 176 с.

42. Он же. О личности // Он же. Религиозно-философские сочинения. Т. I. М.: Ренессанс, 1992. С. 3-324.

43. Он же. Библиография. Составитель А.К. Клементьев. Париж: YMCA-PRESS, 1994.

44. Он же. Культура средних веков. Киев, 1995.

45. Он же. Восток, Запад и русская идея // Ястребицкая A. JI. Историк-медиевист Л.П. Карсавин (1882-1952). Публикация. М.: ИВИ РАН, 1991. С. 61-130.

46. Он же. Без догмата // Он же. Сочинения. М.: Раритет, 1993. С. 443-458.

47. Он же. Об опасностях и преодолении отвлеченного христианства // Он же. Малые сочинения. СПб.: Алетейя, 1994. С. 395-413.

48. Он же. Основы политики // Мир России Евразия. Антология. М.: Высшая школа, 1995. С. 110-154.

49. Он же. Феноменология революции // Вандалковская М.Г. Историческая наука российской эмиграции: «евразийский соблазн». М.: Памятники исторической мысли, 1997. С. 248-307.

50. Он же. Государство и кризис демократии (пер. с литовского) // Новый мир. 1991. № 1. С. 183-195.

51. Он же. История европейской культуры. Библиография. СПб., 1995.

52. Karsavinas L. Istorijos teorija. Kaunas, 1929.

53. Idem. Europos i Rusia // Zidinys. 1929. № 3. P. 241-250.

54. Idem. Europos i Azia // Ibid. 1929. № 4. P. 330-340.

55. Idem. Istorijos mosklo krize // Vairas. 1930. № 4. P. 8-14.

56. Idem. Europos kulturos storiaja. Kaunas. 1931-1937. Vol. 1-5.

57. Оттокар Н.П. Флорентийский дом в XIV-XV столетии. Рец. на кн.: Shiaparelli. La casa florentina ei suoi nei secoli XIV e XV. Firenze, 1908. V. 1. //Историческое обозрение. 1909. Т. XV. С. 23-32.

58. Он же. К истории взаимоотношения церкви и города в итальянском средневековье // ЖМНП. Т. XXIII. 1909. Сентябрь. С. 1-23.

59. Он же. Цехи и коммуна во Флоренции в XIII-XIV вв. // К 25-летию учено-педагогической деятельности И.М. Гревса. Сборник статей его учеников. СПб., 1911. С. 241-271.

60. Он же. Коммуны // Новый энциклопедический словарь. Под ред. К.К. Арсеньева. Пг.: Брокгауз Ефрон, Б. г. Т. XXII. С. 383-387.

61. Он же. Опыты по истории французских городов в средние века. Пермь, 1919.

62. Ottokar N. II Comune di Firenze alia fine del dugento. Firenze: Vallecchi, 1926.

63. Idem. Le citta francesi nel Medio Evo. Firenze, 1927.

64. Idem. Storia della storiografia italiana nel secolo deciomono. Bari, 1930.

65. Idem. Comune // Enciclopedia italiana. Vol. XI. Milano-Roma, 1931. P. 15-25.

66. Idem. Venezia. Cenni di storia e di cultura veneziane. Firenze: "La nuova Italia", 1941. -43 p.

67. Idem. I communi cittadini del Medio Evo // Idem. Studi communali e fiorentini. Firenze: «La nuova Italia», 1948. P. 3-50.

68. Idem. II comune di Firenze // Ibid. P. 67-90.

69. Idem. Osservazioni sulle condizioni presentí della storiografia in Italia//Ibid. P. 91-104.

70. Idem. La storia de Firenze di Roberto Davidsohn // Ibid. P. 105-114.

71. Idem. Criteri d'ordine, di regolarita e d'organizzazione nell'urbanística ed in genere nella vita florentina dei secoli XIII-XIV // Ibid. P. 143-150.

72. Idem. Appunti per la storia dello Studio florentino nei secoli XVI-XVII//Ibid. P. 151-162.

73. Idem. Intorno ai reciproci rapporti fra Chiesa ed organizzazioni cittadini nel medio evo italiano // Ibid. P. 163-178.

74. Idem. Compendio di storia della Russia. Firenze, 1950.

75. Idem. Storia medioevale. Storia del papato. Firenze: Soc. ed universitaria, 1951. 154 p.

76. Idem. Critica alla fonti narrative medioevale // Ibid. P. 1-41.

77. Idem. II comune di Firenze alia fine del dugento. Torino, 1962.1. Литература

78. Аксенова Е.П. Русские ученые-эмигранты первой волны в Югославии (По материалам архива A.B. Флоровского) // Русская эмиграция в Югославии. М.: Индрик, 1996. С. 148-166.

79. Алексеева Е.В. Российская эмиграция в Королевстве сербов, хорватов, словенцев (по документам Архива Югославии) // Отечественные архивы. 1996. № 2. С. 25-28.

80. Анненкова И.В. Вступительная статья к публикации: Бицилли П.М. Нация и язык // Изв. Рос. АН. Серия лит. и яз. 1992. Т.51. № 5. С. 68-70.

81. Она же. Предисловие к публикации: Эссеистика П.М. Бицилли // Русская речь. 1994. № 2. С. 35-44.

82. Анциферов Н.П. Из дум о былом. Воспоминания. М., 1992.

83. Баткин Л.М. Период городских коммун // История Италии. М.: Наука, 1970. Т. 1. С. 200-270.

84. Он же. Итальянское возрождение в поисках индивидуальности. М.: Наука, 1989.-270 с.

85. Бейгин Б.А. Метафизика культурно-исторического бытия в философии Л.П. Карсавина. Автореф. дисс. канд. философских наук. М, 1997.

86. Бердяев H.A. Утопический этатизм евразийцев // Он же. О русской философии. Свердловск: изд-во Уральского Ун-та, 1991. С. 198-204.

87. Он же. Евразийцы // Россия между Европой и Азией. Евразийский соблазн. М.: Наука, 1993. С. 292-300.

88. Берк П. Антропология итальянского Возрождения // Одиссей. 1993. М.: Наука, 1994. С. 272-283.

89. Блок М. Апология истории, или ремесло историка. Л.: Наука, 1986.-254 с.

90. Бойцов М.А. Не до конца забытый медиевист из эпохи русского модерна // Карсавин Л.П. Монашество в средние века. М.: Высшая школа, 1992. С. 3-33.

91. Брагина Л.М. Итальянский гуманизм: Этические учения XIV-XV вв. М.: Высшая школа, 1977. 254 с.

92. Буркхардт Я. Культура Возрождения в Италии. М.: Юрист, 1996.-591 с.

93. Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, A.A. Кизеветтер: история и политика. М.: Наука, 1992. 285 с.

94. Она же. Историческая наука российской эмиграции: "евразийский соблазн". М.: Памятники исторической мысли, 1997 -350 с.

95. Ванеев A.A. Два года в Абези. Брюссель: «Жизнь с Богом», 1990.

96. Вебер М. Наука как призвание и профессия // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Политическая литература, 1991. С. 130-153.

97. Он же. Город // Он же. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. С. 309-446.

98. Вернадский Г.В. Русская историография. М.: Аграф, 1998. -447с.

99. Веттер Густав А. Л.П. Карсавин. Библиографический очерк // Русская религиозно-философская мысль. Сб. ст. под ред. Н.П. Полторацкого. Питтсбург, 1975. С. 251-261.

100. Виппер Р.Ю. Круговорот истории. М.; Берлин: Возрождение, 1923.- 201 с.

101. Володарский В.М. Якоб Буркхардт. Жизнь и творчество // Буркхардт Я. Культура Возрождения в Италии. М.: Юрист, 1996. С. 521-540.

102. Володихин Д.М. Критика теории прогресса в трудах Р.Ю. Виппера//ВИ. 1999. № 2. С. 153-162.

103. Вомперский В.П. П.М. Бицилли. Жизненный и творческий путь // Избранные труды по филологии. М.: Прогресс, 1996. С. 6-22,

104. Вульфиус А.Г. Идея всеобщего священства у вальденсов // ЖМНП. № LIII. 1914. Октябрь. С. 221-241.

105. Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 1. Феномен средневекового урбанизма. М.: Наука, 1999. 390 с.

106. Гревс И.М. Новый труд в религиозной истории средневековой Италии в русской научной литературе (Л.П. Карсавин Очерки религиозной жизни Италии XII-XIII веков) // ЖМНП. № XLVII, 1913. Декабрь. С. 336-405.

107. Графский В.Г. Павел Виноградов как историк права // Историко-юридические исследования: Россия и Англия. М.: Ин-т гос-ва и права АН СССР, 1990. С. 91-108.

108. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры // Он же. Избранные труды. Т. 2. Средневековый мир. М.-СПб.: Универ. книга, 1999. С. 15-260.

109. Гутнова Е.В. Историография истории средних веков. М.: Высшая школа, 1985.

110. Дживелегов А. К. Средневековые города в Западной Европе. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1908.- 248 с.

111. Добиаш-Рождественская O.A. «Jus procurationis» в церковной практике XIII в. (страницы из бытовой истории французского духовенства) // К 25-летию учено-педагогической деятельности И.М. Гревса. Сб. ст. его учеников. СПб, 1911. С. 139-158.

112. Она же. К изданию соборных актов Западной Церкви (О некоторых рукописях Парижской Национальной библиотеки) // Там же. С. 159-180.

113. Она же. Религиозная психология средневековья в исследовании русского ученого // Русская мысль. 1916. Апрель. С. 22-28.

114. Дюпрон А. Язык и история. М.: Наука, 1970. 72 с.

115. Евразийская идея: вчера, сегодня, завтра (Из материалов конференции, состоявшейся в комиссии СССР по делам ЮНЕСКО) // Иностранная литература. 1991. № 12. С. 214-219.

116. Евразийство (Опыт систематического изложения) // Пути Евразии. М.: «Русская книга», 1992. С. 347-415.

117. Егоров Д.Н. Средневековая религиозность и труд Л.П. Карсавина // Исторические известия. 1916. № 2. С. 85-106.

118. Он же. Ответ Л.П. Карсавину // Там же. № 3-4. С. 147-157.

119. Зевелев А.И Историографическое исследование: методологические аспекты. М.: Высшая школа, 1987. 159 с.

120. Зеньковский О.В. История русской философии. Т. 2. Ч. 2. Л, 1991.

121. Историк в поиске. Микро- и макроподходы к изучению прошлого. Доклады и выступления на конференции 5-6 октября 1998 г. М.: ИВИ РАН, 1999. 309 с.

122. Историческая наука российской эмиграции 20-30-х гг. XX века (Хроника). Сост. С.А. Александров М.: АИРО-ХХ, 1998. 311 с.

123. Каганович Б.С. И.М. Гревс историк средневековой городской культуры // Городская культура: Средневековье и начало Нового времени. Д.: Наука, 1986. - 276 с.

124. Он же. Петербургская школа медиевистики в конце XIX -началаXX века. Автореф. дисс. канд. ист. наук. Д., 1986. 16 с.

125. Он же. П.М. Бицилли как историк средневековой культуры // Одиссей. 1993. М.: Наука, 1994. С. 256-274.

126. Он же. Историки западного средневековья и нового времени (к. XIX первая пол. XX в.). Автореф. дисс. доктора истор. наук. СПб., 1995.-36 с.

127. Он же. П.М. Бицилли и его книга «Элементы средневековой культуры» // Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб.: Мифрил, 1995. С. VII-XXVII.

128. Он же. П.М. Бицилли и культура Ренессанса // Бицилли П.М. Место Ренессанса в истории культуры. М.: Мифрил, 1996. С. VII-XIII.

129. Кантор A.M. Опыт изучения социально-исторического сознания средневековья. О кодах восприятия и мышления: Практика и теория // Стили мышления и поведения в истории мировой культуры. М.: изд-во МГУ, 1990. С. 127-141.

130. Кареев Н.И. Собрание сочинений. Т. I. История с философской точки зрения. М.: Прометей, Б.г. 199 с.

131. Он же. М.С. Корелин как историк гуманизма // Корелин М.С. Ранний итальянский гуманизм. Т. I. СПб., 1914. С. VII-XXII.

132. Он же. Общий религиозный фонд и индивидуализация религии // Русские записки. 1916. № 9. С. 195-225.

133. Кизеветтер А. Евразийство // Мир России Евразия. Антология. М.: Высшая школа, 1995. С. 315-328.

134. Кишкин Л.С. Русская эмиграция в Праге: культурная жизнь (1920-1930-е годы) // Славяноведение. 1995. № 4. С. 17-26.

135. Кравченко Е.А. Участие русских и советских историков в первых международных конгрессах историков (МКИН) // Россия в XX веке: Судьбы исторической науки. М.: Наука, 1996. С. 225-234.

136. Кроче Б. Теория и история историографии. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 192 с.

137. Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. М.: Наука, 1997.-224 с.

138. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового запада. М.: Прогресс, 1992.-376 с.

139. Лепти Б. Микроанализ, макроанализ и проблема общения в социальной истории // Социальная история и проблемы синтеза. М.: ИВИ РАН, 1994. С. 61-72.

140. Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991.

141. Малиновский Б. Культура // Культурология. XX век.: Пробл.-темат. сб. № 4. М.: ИНИОН РАН, 1997. С. 15-22.

142. Милюков П. Евразианизм и европеизм в русской истории // Европейский альманах. История. Традиции. Культура. 1994. С. 5866.

143. Могильницкий Б.Г. Политические и методологические идеи русской либеральной медиевистики сер. 70-х нач. 900-х. Томск, 1969.

144. Он же. Введение в методологию истории. М.: Высшая школа, 1989.- 176 с.

145. Мосолова C.B. Предисловие // Карсавин Л.П. Святые отцы и учители церкви. М.: МГУ, 1994. С. 3-10.

146. Мягков Г.П. Русская историческая школа: методологические и идейно-политические позиции. Казань: изд-во Казанского ун-та, 1988.-200 с.

147. Неретина С.С. Одиссея филисофии культуры // «АРХЕ» Культурологический ежегодник. Вып. 1. Кемерово, 1993.

148. Нива Ж. Возвращение в Европу. М.: Высшая школа, 1999. -304с.

149. Олабарри И. «Новая» новая история: структуры «большой длительности» // Культура и общество в средние века раннее Новое время. Методология и методики современных зарубежных и отечественных исследований. М.: ИВИ РАН, 1999. С. 99-136.

150. Очерки истории исторической науки в СССР. Т. 3. М.: изд-во АН СССР, 1963.-831 с.

151. Пашуто В.Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М.: ИВИ РАН, 1992.-400 с.

152. Петрушевский Д. Возникновение городского строя средних веков. Очерк теорий // Белов Г. фон Городской строй и городская жизнь средневековой Германии. М.: изд-во М. и С. Сабашниковых, 1912. С. VII-LXVIII.

153. Погодин С.Н. «Русская школа» историков: Н.И. Кареев, И.В. Лучицкий, М.М. Ковалевский. СПб.: СПбГТУ, 1997.-380 с.

154. Пронин A.A. Историография российской эмиграции: Монография. Екатеринбург, изд-во Урал, ун-та, 2000. 188 с.

155. Пузино И. Некоторые замечания о книге Карсавина «Основы средневековой религиозности» // Исторические известия. М., 1916. № 1.С. 94-98.

156. Пушкарев С. Россия и Европа в их историческом прошлом // Евразийский временник. Кн. V. Париж, 1927. С. 114-123.

157. Раев М.И. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции. 1919-1939. М.: Прогресс-Академия, 1994. 295 с.

158. Рамазанов С.П. Методологические искания историографии России // Россия в XX веке: Судьбы исторической науки. М.: Наука, 1996. С. 85-94.

159. Он же. Кризис в российской историографии начала XX века. Ч.

160. Постановка и попытка решения проблемы. Волгоград, изд-во ВолГУ, 1999. 144 с.

161. Он же. Кризис в российской историографии начала XX века. Ч.

162. Методологические искания послеоктябрьской исторической мысли. Волгоград, изд-во ВолГУ, 2000. 164 с.

163. Репина Л.П. Город, общество, цивилизация: историческая урбанистика в поисках синтеза // Город как социокультурное явление исторического процесса. М, 1995.

164. Решетникова О. Триумфальное возвращение // Литературная Россия. 1994. 18 марта (№ 11). С. 4.

165. Рихтер М. Латынь ключ к пониманию раннего Средневековья? // Одиссей. Человек в истории. М.: Наука, 1991. С. 125-136.

166. Русская эмиграция в Европе: 20-30-е гг. XX в. Отв. ред. Л.В. Пономарева. М.: ИВИ РАН, 1996. 267 с.

167. Русские в Праге. 1918-1928. Под ред. С.П. Постникова. Прага: Пламя, 1928.

168. Рутенбург В.И. Титаны Возрождения. СПб.: Наука, 1991. 151с.

169. Савкин И.А. Неизвестный Карсавин // Логос. Санкт-Петербургские чтения по философии культуры. СПб, 1992. С. 165168.

170. Садретдинов Г.К. К характеристике становления и эволюции общеисторических взглядов Анри Пиренна // МИВИН. Вып. 6. Томск, 1969. С. 170-195.

171. Сафронов Б.Г. Историческое мировоззрение Р.Ю. Виппера и его время. М.: изд-во МГУ, 1976. 224 с.

172. Сванидзе A.A. Средневековый коммунализм: истоки гражданского общества в Европе // Европейский альманах. История. Традиции. Культура. 1994. С. 89-102.

173. Она же. О феномене средневекового урбанизма: заметки в связи с конференцией // СВ. Вып. 58. М.: Наука, 1995. С. 88-94.

174. Свешников A.B. Историческая концепция Л.П. Карсавина и поиски нового языка исторической науки. Автореф. дисс. канд. истор. наук. Томск, 1997. 21 с.

175. Сестан Э. История событий и история структур. М.: Наука, 1970.- 19 с.

176. Скрижинская Е.Ч. И.М. Гревс (биографический очерк) // Гревс И.М. Тацит. М. Л.: изд-во АН СССР, 1946. С. 223-248.

177. Сорочкин Г. Из дневника (к истории Каунасского религиозно-философского кружка) // Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб.: Алетейя, 1994. С. 499-511.

178. Стам С.М. Место культуры Возрождения в историческом процессе секуляризации мысли и знания // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. М.: Наука, 1997. С. 76-87.

179. Степанов Б.Е. Становление теоретической культурологии в трудах Л.П. Карсавина. Автореф. дисс. канд. культурологии. М., 1998.

180. Стоклицкая-Терешкович В.В. Основные проблемы истории средневекового города (X XV веков). М.: Соцэкгиз, 1960. - 350 с.

181. Трёльч Э. Историзм и его проблемы. М.: Юрист, 1994. 719 с.

182. Тунгусов Б.М. Апостол истины П-11. Публ. и вступит, ст. В. Ужкальниса//Вильнюс. 1989. № 9. С. 163-175.

183. Уайт J1.A. Понятие культуры // Культурология. XX век: Пробл.-темат. сб. № 4. М.: ИНИОН РАН, 1997. С. 5-14.

184. Уваров П.Ю. Апокатастасис: или основной инстинкт историка // Историк в поиске. Микро- и макроподходы к изучению прошлого. Доклады и выступления на конференции 5-6 октября 1998. М.: ИВИ РАН, 1999. С. 184-206.

185. Уколова В.И. Историко-культурная концепция Й. Хейзинги // Проблемы исторического познания. Материалы международной конференции. 19-21 мая 1996 г. М.: Наука, 1999. 300 с.

186. Федотов Г.П. Письма бл. Августина (Classis Prima) // К 25-летию учено-педагогической деятельности И.М. Гревса. Сб. ст. его учеников. СПб., 1911. С. 107-138.

187. Он же. Боги подземелья: о культуре гробниц в Меровингской Галлии // Россия и Запад. Пг., 1923. № 1. С. 11-35.

188. Он же К истории средневековых культов // Анналы. Пг.-М., 1923. №2. С. 273-278.

189. Федотова Е. Георгий Петрович Федотов (1886-1951) // Федотов Г.П. Лицо России. Париж: YMCA PRESS, 1988. С. I-XXXIV.

190. Флоровская К.В. Св. Франциск в «Древе крестной жизни» // К 25-летию учено-педагогической деятельности И.М. Гревса. Сб. ст. его учеников. СПб., 1911. С. 63-106.

191. Флоровский Г. Евразийский соблазн // Новый мир. 1991.№ 1. С. 195-210.

192. Фогт Г. Разрушенные надежды. Конец Русского научного института // РЖ. Социальные и гуманитарные науки. Серия 5. История. М.: ИНИОНРАН, 1998. № 1. С. 235-246.

193. Хмылев J1.H. Проблемы методологии истории в русской буржуазной историографии конца XIX начала XX веков. Томск, 1978.

194. Он же. Методологические аспекты исторической науки на рубеже XIX и XX вв. // Россия в XX веке: Судьбы исторической науки. М.: Наука, 1996. С. 225-234.

195. Он же. Структурный кризис исторической науки // МИВИН. Вып. 25. Томск, 1999. С. 70-79.

196. Хоружий С.С. Карсавин, евразийство и ВКП // ВФ. 1992. № 2.С. 78-87.

197. Он же. Карсавин и де Местр // ВФ. 1989. № 3. С. 79-92.

198. Он же. Жизнь и учение Льва Карсавина // Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения. Т. 1. М.: Ренессанс, 1992. С. V-LXIII.

199. Хряков A.B. Проблема развития западноевропейского средневекового города в послевоенной историографии ФРГ. Автореферат дисс. канд. истор. наук. Томск, 1999. 21 с.

200. Чижевский Д. Рец. на кн.: Бицилли П.М. Очерки теории исторической науки. Прага. 1929 // Современные записки. 1929. № 39. С. 542-547.

201. Шидлаускас А. Биография Л.П. Карсавина // Пашуто В.Т. Русские историки эмигранты в Европе. М.: ИВИ РАН, 1992. С. 229231.

202. Школы в исторической науке России. Материалы круглого стола // ОИ. 1999. № 6. С. 200-203.

203. Шлегель К. Русская эмиграция в Германии в 1918-1941 гг. // Россия и современный мир. М, 1995. № 1. С. 55-61.

204. Штейнберг А.З. Л.П. Карсавин // Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб.: Алетейя, 1994. С. 478-498.

205. Штейн С.И. «Familia ecclesiae» (К интерпретации 1-й Страсбургской хартии) // К 25-летию учено-педагогической деятельности И.М. Гревса. Сб. ст. его учеников. СПб., 1911. С. 395410.

206. Ястребицкая А.Л. Л.П. Карсавин об изучении истории и современная медиевистика // Она же. Историк-медиевист Л.П. Карсавин. Аналит. обзор. М.: ИНИОН РАН, 1991. С. 5-24.

207. Она же. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. Человек в истории. М.: Наука, 1991. С. 84-102.

208. Она же. Европейский город (средние века раннее Новое время). Введение в современную урбанистику. М.: ИНИОН РАН,1993.-272 с.

209. Она же. У истоков культурно-антропологической истории в России // Российская историческая мысль. Из эпистолярного наследия Л.П. Карсавина: письма И.М. Гревсу (1906-1916) М.,1994. С.8-22.

210. Она же. Средневековая культура и город в новой исторической науке. М.: Интерпракс, 1995.- 412 с.

211. Она же. Историк культуры Л.П. Карсавин: у истоков исторической антропологии в России // Диалог со временем: историки в меняющемся мире. М.: ИВИ РАН, 1996. С. 35-68.

212. Она же. Ник. Петр. Оттокар // РЖ. Социальные и гуманитарные науки. Серия 5. История. М.: ИНИОН РАН, 1993. № 2. С. 80-87.

213. Blanchard R. Une methode de geographie urbaine // La vie Urbaine 1922. V. 16. P. 310-341.

214. Casanova. La donna sesese del quattrocento nella vita privata. Siena, 1901.••■¡OS'-t'SitíAtxSi. i /r4- h -0-l