автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: "Проблематика индивидуальности" в трудах П.М. Бицилли

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Проблематика индивидуальности" в трудах П.М. Бицилли"

На правах рукописи

Васильева Мария Анатольевна

«ПРОБЛЕМАТИКА ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ» В ТРУДАХ П.М. БИЦИЛЛИ

10.01.08. Теория литературы. Текстология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

МОСКВА-2009

003478368

Работа выполнена на кафедре теории литературы и литературной критт Государственного образовательного учреждения высшего профессионалы!« образования «Литературный институт имени A.M. Горького»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ГУСЕВ Официальные оппоненты: доктор филологических наук

ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА КРАСАВЧННКО, кандидат филологических наук АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ БОКРОВ

Ведущая организация: Институт мировой литературы им. A.M. Горько!

РАН

вО

Защита состоится 21 октября 2009 г. в/¿"часов на заседании диссертационно совета Д 212.109.01 по присуждении ученой степени кандида филологических наук при ГОУ ВПО «Литературный институт' име: A.M. Горького» по адресу: Москва, Тверской бульвар, д. 25.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Литературного инстигу имени A.M. Горького по адресу: Москва. Тверской бульвар, д. 25

Автореферат разослан ¿Я^ 2009 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета с 7®£i ttcu/ М.Ю. Стояновский

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Степень разработанности проблемы. Имя выдающегося историка и филолога русского зарубежья Петра Михайловича Бицилли (1879-1953), оригинального мыслителя, гуманитария-энциклопедиста, автора большого числа фундаментальных работ по медиевистике, теории истории, культорологии, лингвистике и русской литературе, преподавателя, оказавшего немалое влияние на расцвет болгарской исторической науки и на направление теоретических исканий гуманитарной мысли русского зарубежья в целом, сегодня хорошо известно не только в узких научных кругах, но и среди широкого читателя, интересующегося наследием русской эмиграции и шире -русской мысли. Этому во многом способствовали неоднократные переиздания в России в последние годы его работ. Сопроводительные статьи к изданиям, как правило, выходят за рамки исследований узко-биографического характера. Концептуальные подходы к творческому наследию Бицилли, глубокий анализ исторического и интеллектуального контекста его научных исканий отличают статьи Т.Н. Галчевой «П.М. Бицилли - опыт возвращения»1, В.П. Вомперского «Петр Михайлович Бицилли: Жизненный и творческий путь»2, Б.С. Кагановича «П.М. Бицилли и его книга "Элементы средневековой культуры"», «П.М. Бицилли и культура Ренессанса» и глава «Петр Михайлович Бицилли» из монографии о русских медиевистах3. Беспрецедентным исследованием стала обширная, исчерпывающая статья биографического характера М.А. Бирмана «П.М.Бицилли (1879-1953). Штрихи к портрету ученого», где введены в научный оборот многочисленные архивные источники, проливающие свет на малоизвестные до последнего времени периоды в биографии Бицилли и представлена наиболее полная и наиболее выверенная на сегодняшний день его библиография (сост. А.Н. Горяинов, М.А. Бирман).

Изучение наследия Бицилли сегодня выходит за рамки узкопрофессионального, текстуального знания, превращаясь постепенно в самодостаточную дисциплинарную науку. Зарождение исследовательских традиций наиболее активно в изучении медиевистики Бицилли, его концепций как историка и культуролога. Именно здесь проведены комплексные исследования. Прежде всего, это диссертации A.A. Морозова «Русская медиевистика' в эмиграции. (Л.П. Карсавин, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокар)» (дисс. канд. ист. наук. Омск, 2001) и Н.М. Рудмана «Концепция исторического синтеза в творчестве Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли» (дисс. канд. ист. наук.

' См.: Бицилли П.М. Избранное. Историко-культурологические работы: В 2 т. Т. 1. София, 1993. С. 7—40. (Несмотря на то, что издание вышло в Болгарии, оно предназначалось и для российского читателя, став первым серьезным русскоязычным переизданием работ Бицилли).

2 См.: Бицилли П.М. Избранные труды по филологии / Сост., подгот. текста и коммент. В.П. Вомперского и И.В. Анненковой. М.: Наследие, 1996. (Далее: ИТФ). С. 6-21.

3 См.: Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры / Предисл. Б.С. Кагановича, коммент. А.Г. Федорова, Ю.Ю: Гудымеико. СПб.: Мифрил, 1995. С. Vn-XXVIl; Бицилли П.М. Место Ренессанса в истории культуры / Сост.,-предисл. и коммент. Б.С.Кагановича. СПб., Мифрил, 1996. С. VII-XIII. Каганович Б.С. Русские медиевисты первой половины XX века. СПб.: Гиперион, 2007

4 См.: Бицилли П.М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и запад / Сост. Ф.Б. Успенский; Отв. ред. М.А. Юсим. М.: Языки славянских культур, 2006. С. 633-720.

Казань, 2002), Н.И. Ашуровой «Культурно-историческая концепция П.М. Бицилли» (дисс. канд. ист. наук. Томск, 2004). Большим вкладом в комплексное изучение наследия Бицилли-медиевиста стали кандидатская и докторская диссертации Б.С. Кагановича «Петербургская школа медиевистики в конце XIX - начале XX века» (дисс. канд. ист. Наук. Л., 1986), «Русские историки Западного Средневековья и Нового времени. (Конец XIX - первая половина XX в.» (дисс. докт. ист. наук. СПб., 1995). К этому можно добавить разнообразные статьи, направленные также на освоение вклада Бицилли в медиевистику и историческую науку (A.A. Герасименко: «Проблемы исторического синтеза в понимании теории исторической науки П.М. Бицилли»; Т.Н. Попова: «Из истории историографии: П.М. Бицилли: К 120-летию со дня рождения»; В.И. Шувалов: «Особенности средневекового "восприятия мира" в работах П.М. Бицилли»; Н.И. Бичурина: «Категория культуры в общеисторической концепции П.М. Бицилли»; В.И. Повилайтис: «Философия истории и культуры П.М. Бицилли»; Д.А. Шумейко: «Проблемы периодизации новой и новейшей истории в творчестве П.М. Бицилли» и «П.М. Бицилли в болгарской историографии»; М.А. Юсим: «П.М. Бицилли о духе средневековой культуры» и др.), а также «точечные» исследования болгарских и российских исследователей по специальным темам.

Если обратить внимание на характер переизданий трудов Бицилли в последние годы, то мы также заметим превалирование его работ в области медиевистики. Последнее внушительное по объему издание П.М. Бицилли «Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад» (М., 2006) снова обращает наше внимание на творчество Бицилли-медиевиста.

На фоне активного изучения системы взглядов Бицилли как историка и медиевиста изучение его исследований по русской литературе выглядит куда скромнее и ведется скорее спорадически. Это не исключает ценности целого ряда работ российских исследователей, среди которых назовем следующие: «П.М. Бицилли как литературовед: (К постановке вопроса)» Б.С. Кагановича5; «Взгляды П.М. Бицилли на историю русского литературного языка» и «Петр Михайлович Бицилли: Жизненный и творческий путь» В.П. Вомперского ; «Ученый, мысливший целыми культурами» и «Петр Бицилли о творчестве Тэффи» С.Р. Федякина7; «П.М. Бицилли о Толстом и Достоевском» А.М. Семанова8; «М.М. Бахтин и П.М. Бицилли: Два взгляда на роман Ф.М. Достоевского» и «Взгляды П.М. Бицилли на природу и значимость слова поэтической речи» И.В. Анненковой9; «П.М. Бицилли - пушкинист: (Заметки к библиографии ученого)» М. А. Бирмана10.

5 См.: Studia slavica Academiae scientiarum Hungaricae. Budapest, 1988. T. 34. P. 205-222.

6 См.: Филологический сборник: (К ЮОлетию со дня рождения акад. В.В. Виногроадова). М., 1995. С. 99-106; ИТФ. С. 6-21.

7 См.: Лепта. 1997. № 38. С. 221-222; Творчество Н.А.Тэффи и русский литературный процесс первой половины XX в. М., 1999. С. 159-164.

* См.: III Царскосельские чтения: Научно-теор. межвузовская конф. СПб., 1999. Т. 2. С. 85-87.

' См.: Бахтикскис чтения. Вып. 2. Орел, 1997. С. 172-174; Журналистика и культура русской речи. М., 2003. С.

75-77.

10 См.: После юбилея. Jerusalem, 2000. С. 226-234.

Как видим, изучение литературоведческого и литературно-критического наследия Бицилли зачастую обращено на отдельные проблемы, на «историю вопроса», отличается большей мозаичностью и «рассыпанностью» тем. С одной стороны, это неудивительно - слишком обширно литературоведческое наследие Бицилли и слишком многообразна тематика его литературной критики, чтобы обозреть их в одном исследовании. С другой, - такая «атомарность» в рецепции филологического наследия Бицилли диктует и неминуемую «половинчатость» его представленности в современном российском гуманитарном знании. Даже если взять во внимание очевидно поступательный характер переизданий в России его работ, станет очевидным несоответствие репрезентативных изданий трудов по филологии с переизданиями историко-культурологических работ. До сих пор наиболее заметными изданиями, куда вошли в большинстве своем исследования по русской литературе, остаются: П.М. Бицилли. «Избранные трубы по филологии» (М., 1996) и П.М. Бицилли. «Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии» (М., 2000). Составителем последнего издания является автор этих строк. В библиографии работ П.М. Бицилли, составленной А.Н. Горяиновым и М.А. Бирманом, последнее издание расценивается как «один из самых репрезентативных сборников работ Ü.M. Бицилли <...> с обстоятельным комментарием» (с. 765.). От себя добавим, что издание «Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии» на данный момент так и остается единственным «избранным» литературоведческих работ, где дан обстоятельный комментарий, что, конечно, для освоения наследия Бицилли представляется недостаточным. Насколько нам известно, в области изучения творчества Бицилли не появилось ни одной диссертации, посвященной его литературоведению.

До сих пор литературоведение Бицилли не получило системного, комплексного осмысления в контексте общей направленности его теоретических исканий. Как не получил должного, многоуровневого осмысления сам факт ухода ученого в филологию.

Именно на это поступательное, междисциплинарное движение научной мысли Бицилли от исторической науки - в филологию и направлено наше исследование.

«Всео&ват» наследия Бицилли-филолога сложен по целому ряду объективных причин. Прежде всего, как уже было сказано, это необычайное тематическое многообразие и многочисленность его работ. Поэтому охватить во всем объеме литературоведческое наследие филолога и тем более его обширнейшую литературную критику в рамках одного исследования нам представляется задачей неподъемной. Так, за рамками исследования остался подробный разбор деятельности Бицилли как литературного критика. Эта важнейшая тема, безусловно, еще ждет своей разработки. В то же время в исследовании уделено особое внимание историко-культурологическим концепциям Бицилли, которые являются, на наш взгляд, отправной точкой его дальнейших исканий в области литературоведения. Сложность «всеохвата»

наследия филолога имеет и глубинные причины. Когда приходится говорить о «системе взглядов» Бицилли, то всегда надо брать в расчет ее своеобразие, очевидную диалогичность и в то же время независимость от «школ» и «течений» и как итог - сложность «системного», жестко-структурированного, «понятийного» ее описания. Однако, следуя за ходом мысли Бицилли, можно через конкретное, частное, выявить общее в его научных исканиях, своеобразную мировоззренческую «константу». Она не претерпела со временем изменений и не была подвергнута пересмотрам, органично присутствуя и в литературоведении. Попытка уяснить эту «константу» и есть конечная цель нашего исследования.

Цель настоящей работы - дать представление о литературоведении Бицилли как особой форме мысли, обнаружить глубинные связи с научными позициями Бицилли-историка, Бицилли-культуролога. В литературоведении Бицилли искал и находил разрешение многих вопросов, неразрешимых для исторической науки. Поэтому подчеркнуть принципиальную значимость литературоведения как важнейшей составляющей его «мирочувствования» является целью исследования.

Данная цель обусловила следующий спектр задач:

- выявить причины ухода Бицилли в филологию;

- дать представление о разработке в области литературоведения вопросов, касающихся этики, антропологии, эстетики и их прочную взаимосвязь;

- показать роль в биографии ученого интеллектуального «резонантного» диалога между целым рядом мыслителей, участником которого был и Бицилли. В ходе этого диалога не только оттачивались концепции и научный метод Бицилли-литературоведа, но исподволь складывалась целая традиция в литературоведении, изучение которой, как отдельного «не декларированного» направления, началось совсем недавно;

- проанализировать глубинную связь теоретических взглядов Бицилли в области поэтики с развитием и становлением определенных поэтических школ первой половины XX столетия.

Предметом изучения служат прежде всего фундаментальные труды филолога, посвященные анализу творчества Пушкина, Гоголя, Достоевского, Чехова, что не исключает привлечения многочисленных статей, а также рецензий, в которых очевидны переклички с работами большой формы. Предметом изучения также является основной теоретический труд по истории «Очерки теории исторической науки» (1925), ставший, на наш взгляд, отправной точкой движения Бицилли в филологию.

Новизна работы. На сегодняшний день она является единственным диссертационным исследованием, посвященным литературоведению П.М. Бицилли. В диссертации сопоставлены теоретические искания Бицилли-литературоведа с инновациями его современников, исследуются глубинные причины участия Бицилли в дискуссии его эпохи вокруг важнейших вопросов, стоявших перед гуманитарной наукой. Впервые литературоведение Бицилли рассматривается не как автономная часть его наследия, а как гармоничная

составляющая единого целого - стройной системы понимания мира и творчества, всеединства и индивидуальности.

Актуальность исследования. Проводимое диссертационное исследование вписывает литературоведение П.М. Бицилли в целостную систему его взглядов и рассматривает как закономерное завершение теоретических исканий в истории и культурологии, как логический выход из указанных самим же автором неразрешимых антиномий в исторической науке. Целостный подход к наследию Бицилли помогает не только увидеть истоки его литературоведческих концепций, но и уяснить глубинную связь означенных тем в литературоведении Бицилли и методов их разработки. Его интерес к-эстетико-индивидуализирующему методу был продиктован осознанием кризиса, охватившего гуманитарную науку, стал альтернативой агрессии абстрактной мысли в адрес конкретного, индивидуального, единичного. В целостной системе взглядов Бицилли постановка вопроса о безотносительной ценности единичного, выдвижение проблематики индивидуальности, метафизика конкретного обеспечивают особую роль филологии. Испытание идей «самими вещами» уже внутри филологических работ рождает оригинальную технику анализа текста - проверку очерченной проблематики точными лингвистическим методами, что придает исследованиям Бицилли объективную ценность. Эта техника зиждется на четком осознании индивидуальности художественного произведения, где нет места ничему случайному, лишнему - т.к. все в совершенном образце литературного творчества - вплоть до «незначительных» лексем, «случайных» частиц соподчинено единому центру. Каждое слово в таком понимании текста имеет «свое место», которое и уясняется в ходе предметного стилистического анализа, - оно не может быть усечено или заменено без разрушения целого. Указанная рецепция текста отсылает к работам Бицилли-медиевиста.

Бицилли был ярчайшим представителем оригинального направления теоретической мысли русской эмиграции, самоопределившегося между двумя мощными полюсами русской литературоведческой традиции первой половины XX в., - философской литературной критикой и формальным методом литературоведения. В силу ряда причин исследовательский интерес к этому направлению активно проявился лишь в последние десятилетия. Особенно актуальным1 нам представляется выявление характерных перекличек, пересечений и «реминисценций» внутри этого направления, сближавших его представителей. Начиная с «мелких» стилевых набшодений такой метод совершал, однако, «головокружительные» траектории и выходил далеко за пределы эмпирического анализа текста. В диссертации ставится вопрос о близости техник анализа у П.М. Бицилли, А.Л. Бема, Д.И. Чижевского и др. Каждый шел к указанному методу своим путем, однако на определенном этапе между неформальными участника™ этой «недекларированной» школы разворачивался активный диалог, в котором окончательно оттачивались и закреплялись теоретические концепции каждого. В исследовании впервые не только определяется место Бицилли в этом диалоге, но и хронологически

отслеживается его первенство в постановке ряда вопросов, оказавшихся в центре дискуссии между сторонниками названного метода. Актуальность инноваций Бицилли сегодня подтверждается тем, что поднятые им вопросы и апробированные методы были творчески восприняты современным литературоведением.

Для данной работы актуальным представляется сочетание текстологического, библиографического, конкретно-исторического, герменевтического и компаративистского методов исследования, что продиктовано прежде всего междисциплинарным характером наследия Бицилли и спецификой его индивидуального научного метода.

Научно-практическая значимость работы. Представленные в работе литературно-критический материал, наблюдения и выводы могут стать основой для дальнейшего комплексного изучения научного наследия П.М. Бицилли и послужить для создания спецкурсов и спецсеминаров по изучению его творчества. Исследование научных связей Бицилли с его современникам и проведенный в диссертации сравнительный анализ может расширить рамки не только изучения наследия Бицилли, но и его окружения и послужить для научного комментирования текстов и построения научных биографий ряда представителей русского зарубежья.

Апробация работы. Отдельные положения работы легли в основу докладов на научных конференциях в Москве, Санкт-Петербурге, Париже, Стэнфорде, Варне, Сиедльце, Галле, Праге. По теме диссертации опубликовано отдельное издание избранных трудов П.М. Бицилли (Бицилли П.М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии / Сост., вступит, статья, коммент. М. Васильевой. М.: Русский путь, 2000. - 608 с.) и 13 статей, в том числе энциклопедических.

Структура исследования определяется акцентированными выше аспектами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении характеризуется состояние современного изучения Бицилли и степень разработанности проблемы, подчеркивается актуальность и новизна настоящего исследования, определяется специфика методов разработки темы, связанная с междисциплинарным характером наследия П.М. Бицилли и особенностями его научного метода, описывается структура исследования, его цели и задачи.

Глава 1. П.М. Бицилли. Уход от исторической науки

Многогранное и обширное научное наследие П.М. Бицилли позволяет причислить его к универсальным ученым XX столетия. Однако «официальная» сторона научной карьеры, закрепленная в автобиографических источниках (анкетах, сигпсикпп уЦае и т.д.), по которым сегодня можно предпринять

«реконструкцию биографии», наиболее полно представляет Бицилли как историка и медиевиста. Его самореализация в филологии, расцвет которой падает на эмигрантский период, довольно скудно представлена в доступных нам автобиографических документах. В эмиграции Бицилли в автобиографиях писал о себе прежде всего как о преподавателе истории, - профессиональная деятельность Бицилли в изгнании была связана с преподаванием исторической дисциплины. Возглавив кафедру всеобщей истории Софийского университета, Бицилли внес, по замечанию его ученика Христо Гандева, «ценный вклад в болгарскую историческую науку»11. Это во многом объясняет особое внимание болгарских исследователей прежде всего к наследию Бицилли как историка, что предопределило и некоторую «половинчатость» его портрета, не преодоленную и в современной рецепции. Однако очевидным остается тот факт, что именно в эмигрантский период Бицилли начинает реализовываться как филолог, именно в изгнании он напишет свои выдающиеся литературоведческие труды, а в его библиографии число исследований по литературе значительно превысит число работ на общественно-исторические темы. Это логически подводит нас к вопросу о значении и месте литературоведения в творчестве Бицилли и о причинах постепенного ухода в филологию. По-своему на этот вопрос ответили В.П. Вомперский в статье «Петр Михайлович Бицилли. Жизненный и творческий путь»12 и болгарская исследовательница Г. Петкова в статье «Металитературный проект П.М. Бицилли: между Салимбене и Пушкиным»13. Оба автора объясняют уход историка-медиевиста в филологию непопулярностью и малой разработанностью науки по романскому средневековью в Югославии и Болгарии, где Бицилли провел годы изгнания, - смена научных интересов помогала преодолеть провал в коммуникации с культурным обществом этих стран. Однако, на наш взгляд, эти аргументы недостаточно объясняют уход Бицилли в филологию в то время, как он был, очевидно, востребован как историк в Скоплянском и Софийском университетах. Характерно, что его основные литературоведческие труды 1920-30-х гг. издаются за пределами Балкан. Это заставляет искать причину ухода Бицилли в филологию не только во внешних обстоятельствах биографического характера (профессиональная неустроенность, необеспеченность в новых условиях), но, - и прежде всего, -«изнутри», исходя из его системы взглядов и научного метода.

Движение Бицилли в филологию чем-то напоминает рывок: в начале 1920-х гг. в эмигрантской периодической печати (журнал «Русская мысль») появляется всего одна литературоведческая статья («Опыты и характеристики пушкинского творчества. 1. Некоторые черты стиля Пушкина») и две рецензии. Но уже в 1926-м в Праге отдельным изданием выходит крупное стиховедческое исследование «Этюды о русской поэзии», которое будет высоко оценено Г. Адамовичем, В. Вейдле, М. Гофманом, М. Цетлиным, Р. Якобсоном и др. Своеобразным «пограничным» произведением в этот период смены

" Гандев X. Петръ Михайлович Бицилли // Векове. 1980.1 2. С. 61.

12 См.: ИТФ. С. 6-21.

15 См.: ¡^¡са (РгаЬа). 2007. С. 115-122.

исследовательских интересов оказывается фундаментальный теоретический труд по истории «Очерки теории исторической науки» (Прага: Пламя, 1925).

В становлении взглядов Бицилли книга сыграла важню роль, предварив многолетнюю преподавательскую деятельность в Софийском университете и повлияв на специфику его преподавания, и на дальнейшие искания и научный метод в целом. Некоторыми биографами Бицилли эта книга трактуется как полемический ответ на «Философию истории» Л.П. Карсавина (Берлин, 1923). Однако «ответом» стало только приложение «Новая философия истории», написанное Бицилли вдогонку, когда книга была уже сдана в печать. Таким образом, «Очерки...» выходя за рамки полемики с Карсавиным, претендуют на концептуальную полемику с философией истории как отдельным направлением исторической мысли.

Каковы же основные положения книги и в чем автор видит несостоятельность философии истории? По Бицилли, реальную историю невозможно подвести полностью под некую «метафизическую базу», - это неминуемо исключает момент случайности, иррациональности исторического процесса. Трактовка истории через призму наивысших идей логически подводит к вопросу, - по какому принципу вести отбор исторического материала? что брать за образец? и все ли, случившееся в истории, под такой образец подходит? В итоге целыми моментами в истории приходится жертвовать в угоду истории «идеальной». Смешение исторической и философской точек зрения, попытка найти в исторической данности единый и абсолютный смысл, трактовка истории в «оптимистическом духе» оборачиваются умерщвлением живой ткани истории, отказом от идеи творческой самобытности каждого реального агента исторического процесса, -отдельной личности.

Если смотреть шире, «Очерки...» выступают против любого «моделирования» истории в духе бесконечного прогресса, будь оно определено становящимся Абсолютом как в «Философии истории» у Льва Карсавина или же идеальным обществом в марксистской теории. Каждая из теорий трактует историю человечества как царство необходимости, а не свободы. «Запрограммированная» история, не предполагающая случай, сводит саму историю на нет, - «индивидуальное», «случайное» оказывается для неё неким не поддающимся рационализации и потому подвергающимся усекновению остатком. Именно на этот аргумент в «Очерках...» обратит внимание философ, филолог Д.И. Чижевский: «При всей своей простоте эта аргументация, на наш взгляд, очень больно поражает всякую рационализирующую философию истории»14.

Бицилли выдвигает требование не навязывать истории формулу извне, а попытаться понять внутренний закон исторической жизни. «Жизнь бесконечно сложнее наших построений и схем. И охватить ее одновременно и философски, и исторически, и во всем многообразии ее проявлений, и в ее основных

14 Чижевский Дм. [Рец. ка ш.: Бицилли П.М. Очерки теории исторической науки. Прага, 1925] // Современные записки. 1929. Кн. 39. С. 544.

тенденциях, дело невозможное». Однако, подчеркивая, что «история "есть наука идиографическая" и что предмет ее - "индивидуальное"», следуя Баденской школе, Бицилли сталкивается с чертами, присущими идиографии: описывая феномены истории как уникальные, она не дает способов реконструкции целого. Как охватить «пестроту» эмпирической данности и ее «текучесть», как совместить эволюционизирующий и эстетико-идивидуализирующий подход к истории? Автор «Очерков...» указывает на неизбежную антиномию этих двух подходов (очерк «Антиномия историзма и кризис исторической науки»). Принципиальный же отказ Бицилли от разрешения антиномии продиктован видением работы историка, - это уход от завершенных схем, окончательных дефиниций, направленность на бесконечность познания: «...чем дальше мы углубляемся в нашем анализе, тем недостаточнее оказывается для нас познание известных конкретных, характерных для данного момента учреждений, программ, идеалов, вкусов, направлений, интересов, мод. Рппаршт ¡пс!тс1иаио1ш лежит дальше и глубже». На недопустимость отвлеченных построений он указывает неоднократно: «Теория науки не смеет и не может сметь возводиться так, как если бы самой науки не существовало. Она обязана искать в научных достижениях данных для самопроверки. Стройность, законченность, логическая согласованность теории не являются достаточной гарантией ее истинности». Это жесткое требование «самопроверки» сходно с феноменологическим императивом испытания идей «самими вещами».

Вопрос об историческом синтезе, - каков должен быть для историка критерий при приведении в порядок хаоса данности, - остается у Бицилли открытым. Теоретическое сдерживание отличает работы Бицилли. Даже самые остроумные гипотезы и трактовки, свойственные ему как оригинальному мыслителю, словно «зависают» в своей траектории, избегают идейной и понятийной «завершенности». Заявленная еще в работе 1916 г. «Салимбене. (Очерки итальянской жизни XIII века)» установка на убедительность, а не на «стройность изложения» станет одним из основных принципов его научного метода. Теоретическая «незавершенность» присутствует и в «Очерках...».

Исследователи, обращаясь к научному контексту эволюции взглядов Бицилли, указывают на глубинные связи его идей с «философией жизни» В. Дильтея, ' с идеями Г. Зиммеля и Г, Риккерта, разработавших основы критической философии истории. Немалое влияние на взгляды Бицилли оказала и концепция «первичной интуиции», «длительности», А. Бергсона. Однако, ставя вопрос о «предельной идее индивидуальности Всеединства», Бицилли проявляет очевидную независимость как от эволюционной концепции Бергсона, так и от завершенной иерархической модели Льва Карсавина. Очевидно, что в контексте русской традиции философии Всеединства Бицилли занимает самостоятельное место. Он неоднократно обращается к идее «интуитивного охвата всеединства», однако в «Очерках...» как историк постулирует «сознательный отказ от идеи единого синтеза», подчеркивает, что в истории «каждый момент обладает своей собственной индивидуальностью».

Его полемика с философией истории - не уход в позитивизм, но живая реакция на опасность теоретического усекновения свободы индивидуума. Вопрос соотношения индивидуальности и Всеединства в системе взглядов Бицилли стоит так же остро, как он стоял в идейных построениях Карсавина (карсавинская идея «симфонической личности», «типического», или «среднего» человека). Но эту проблему Бицилли пытается разрешить, по его словам, «с другого конца». Осознание невозможности для историка всеохвата подвижной исторической данности вело к переосмыслению задач исторической науки: «Теории истории предстоит перестроиться», - призывает автор книга. Однако он очерчивает и пределы рационального «строительства»: предмет «строительства» не история, а наука о ней.

Как ученый с интуицией Всеединства Бицилли ищет альтернативу неминуемому в описании исторического процесса и расчленяющему действительность «прерывному множеству». Отдавая дань риккертовской методологии, он предлагает деление исторической дисциплины на социально-политическую историю и историю культуры. Философия культуры, по Бицилли, призвана заменить собою философию истории, - философ культуры стоит на мета-исторической точке зрения, имеет дело не со всей историей человечества, а с наивысшим проявлением индивидуального, с явлениями, в которых запечатлелся «дух эпохи». Если провести имманентную закономерность развития этих явлений, то здесь и становится возможен эстетико-индивидуализирующий синтез. Путь, который пролегает между «построяемой» идеей и дробным номинализмом - это общий дух Культуры в ее конкретных проявлениях. Так, методом «перестройки» и ухода в иные области знаний, Бицилли преодолевает вскрытую им антиномию историзма.

Через «Очерки...» автор выходит к филологическим трудам как закономерному продолжению его видения философии культуры. По Бицилли, язык есть непосредственный продукт работы духа, и все почти области самообнаружения духа связаны с языком. Размышления Бицилли о специфике русского литературного языка, его функции как «зеркала культуры» складываются в цикл лингвистических работ. В статье «Литературные заметки», написанной уже сформировавшимся филологом конца 30-х гг., читаем: «Язык не только орудие мысли и творится мыслью. ...Русское мышление сохранило свою конкретность. <...> Конкретная мысль богаче, полнее, жизненнее, насыщеннее содержанием, чем отвлеченная. <...> Ее порождения не понятия, а идеи - живые образы. Величайшие русские мыслители все - поэты». Цитата служит «зеркалом» идей Бицилли -сторонника конкретного, творческого мышления - и во многом объясняет его путь в филологию, изучение мира не абстрактных понятий, а индивидуальных идей. Через «обратную ретроспективу» лингвистических работ Бицилли нам становится яснее роль «Очерков...» как пролога филологии с ее решением проблемы «абсолютного единства»: «Передать жизнь как абсолютное единство оказывается возможным, только отождествив ее в акте художественного творчества с творцом-индивидуумом», - заметит он в «Очерках...».

Движение в филологию не отменило активной работы историка. Болгарские исследователи определяют его методику преподавания термином «микроскопический анализ»1 . В нашем исследовании термин расценивается как наиболее удачное определение научного метода Бицилли в целом, его авторского и преподавательского стиля. Как применение индивидуализирующего метода, «микроскопического анализа» мы можем расценивать всю дальнейшую педагогическую деятельность Бицилли. Темы его лекций многочисленны, и множественность их не случайна (помимо основного курса по новой и новейшей истории Бицилли было прочитано в Софийском университете около 80 оригинальных спецкурсов). Однако уже в репрезентативном семестре 1924/1925 г. Бицилли наряду с историческими курсами вводит курс «История русской культуры первой половины XIX в.», а в следующем семестре меняет название: «История русской литературы». Введение этих курсов на кафедре по всеобщей истории также фиксирует распределение его исследовательских интересов. В 1926 г. в Праге выходит труд, который Бицилли писал параллельно с «Очерками...», - «Этюды о русской поэзии».

Глава 2. П.М. Бицилли—литературовед

Вьивление кризиса исторической науки, ее несоответствия исторической реальности - особенно проявившегося в момент социальных потрясений -заставляет Бицилли радикально пересмотреть исследовательские задачи, ограничить продвижение научных абстракций и поставить во главу угла проблематику, которую Бицилли считал центральной, - проблематику индивидуальности. Этим продиктовано не только усекновение исторической науки идиографическим подходом, но и обращение к трудам, посвященным языку и литературе, где, с точки зрения Бицилли, достижимо невозможное для историка, - эстетико-индивидуализирующий синтез. Его понимание индивидуальности определяет и специфику диалога с научным миром. Диалогу с современниками, уяснению глубинных причин возникновения «перекличек» с А.Л. Бемом, Д.И. Чижевским, М.М. Бахтиным, русской формальной школой, «парижской нотой», парижским журналом «Числа» и т.д. в исследовании уделено особое внимание.

П.М. Бицилли о Достоевском

Бицилли как оригинальный исследователь творчества Ф.М. Достоевского в полной мере проявил себя в фундаментальном труде «К вопросу о внутренней форме романа Достоевского» (1946). История создания исследования впрямую связана с «резонантным диалогом» Бицилли с современным ему достоевсковедением, в особенности с такими авторами, как А.Л. Бем (1886— 1945?), Д.И.Чижевский (1894-1977) и М.М.Бахтин (1895-1975). В этом

15 Велева М. Българската съдба на проф. П.М. Бицилли. София, 2004. С. 83; Пешкова Г., Бубентова М. Вступ. ст. к публ.: Письма П.М. Бищшш к АЛ. Бему // Новый журнал. 2002. Кн. 228. С. 124. См. также: Бицилли П. Доклад на редовния профессор но нова и най-нова обща история в Историко-филологическия факултет проф. Бицилли/У ГСУ. Официален отдел за 1938/1939 г. София, 1940. С. 48-49.

диалоге отшлифовывались метод «микроскопического анализа», концепции «творческого усвоения» и «романа-драмы», разработка философско-антропологической проблемы «Я и Другой» и этико-онтологической проблемы двойничества.

П.М. Бицилли и А.Л. Бем. Пражский Семинарий по изучению Достоевского был создан АЛ. Бемом в 1925 г при Русском народном университете. История отношений Бицилли с Семинарием берет начало с его рецензии на первый сборник «О Достоевском», составленного Бемом по материалам Семинария. Участие Бицилли в сборниках ограничилось одной публикацией, однако сотрудничество Бицилли и Бема повлияло на дальнейшее становление и развитие их концепций.

«Микроскопический анализ» П.М. Бицилли и «метод мелких наблюдений» АЛ. Бема. «Метод мелких наблюдений», практикуемый Бемом, как и «микроскопический анализ» Бицилли, был определением предметного анализа текста, свободного, от заданных теоретических конструкций и вольных интерпретаций. Этот метод для обоих филологов - Бицилли и Бема -«постоянное обращение к тексту самого произведения», при всей скромности определения («мелкий», «микроскопический»), обладал мощным подводным течением. В исследовании дан сравнительный анализ двух методов, указаны причины участия Бицилли в сборнике «О Достоевском» и дальнейшего отказа от сотрудничества.

«Творческое усвоение», «сличение родимых пятен» (П.М. Бицилли) и «литературные припоминания» (АЛ. Бем). Проводимая Альфредом Бемом концепция «литературных припоминаний» сегодня трактуется как зарождение возможной теории «генетической», «непреднамеренной», «сверхличной» памяти литературы16. С.Г. Бочаров указывает на сближение концепции А. Л. Бема с «культурно-исторической телепатией» М.М. Бахтина и «резонантным пространством» В.Н. Топорова. Наше исследование указывает также на П.М. Бицилли как представителя теории «непреднамеренной памяти литературы». В исследовании показано, что становление его метода «сличения родимых пятен» проходило под частичным влиянием теории «литературных припоминаний» Бема, постановка вопроса в компаративистике Бицилли очень близка к бемовскому тезису «допустимости самого предположения о взаимодействии двух явлений разного порядка» (работа А.Л. Бема «К уяснению понятия историко-литературного влияния», 1915). Бицилли сам подчеркивал, что теория «литературных припоминаний» обогатила его концепцию «творческого усвоения». Однако Бицилли придает теории непреднамеренной памяти литературы абсолютно новые черты. Цель сравнительного анализа в работе «Творчество Чехова: Опыт стилистического анализа» (1942) он определяет так: «Выяснить тайну совершенства художника - это значит вскрыть его творческую индивидуальность; а подойти к усмотрению этого возможно одним лишь путем - сравнения». Сравнение, «сличение» двух явлений разного порядка несет у Бицилли феноменологическую задачу - различение,

16 См.: Бочаров С.Г. Филологические сюжета. М.: Языки славянских культур, 2007. С. 539-552.

последовательное продвижение principium individuationis. Интерпретация термина «родимые пятнышки» не как родовой причастности, а как родовой исключительности, «инаковости» все больше дает о себе знать в поздних работах Бицилли («Проблема человека у Гоголя», 1948) и окончательно определяет его исключительное место в теории непреднамеренной памяти литературы. Бицилли исходит из постулата, что «каждый продукт культуры -individuum, столь же единственный и неповторимый, как и его создатель. Это не исключает возможности творческих совпадений <...> совершенно независимо один от другого». Возможность таких совпадений порождена отмеченной еще в «Очерках...» свободой культуры от «геометрического» упорядочивания, ее «прозрачностью», которой не обладают, по Бицилли, явления политической и экономической истории. Метод «сличения родимых пятнышек» проявил необычайную жизненность в работах Бицилли, был применен как в программных статьях («Образ совершенства», «Параллели», «Зощенко и Гоголь», «Возрождение аллегории» и т.д.), так и в фундаментальных трудах «Творчество Чехова: Опыт стилистического анализа» (1942), «Пушкин и проблема чистой поэзии» (1945), «К вопросу о внутренней форме романа Достоевского» (1946), «Проблема человека у Гоголя» (1948).

П.М. Бицилли и Д-И. Чижевский. «Структурообразующей» темой заочного диалога Бицилли и Д.И. Чижевского стала «проблема двойника» в прозе Достоевского17. Идеи Чижевского получили большой резонанс в эмигрантской литературной критике. Значение его разработок в обновлении восприятия Достоевского особо отметил Бицилли.

«Проблема двойника» (Д.И. Чижевский) и «тема двойничества» (П.М. Бицилли). Этика в литературоведении ИМ. Бицилли. Анализ повести Достоевского Чижевский совместил с целенаправленной критикой этического формализма. С точки зрения Чижевского, абстрактное мышление в основе своей уже предполагает идею «совершенно подобных» (двойников), пассивных безликих носителей «высшего» рационального принципа. Отвлеченные идеи Просвещенства изначально несут в себе антитезу конкретному существованию человека. Этико-онтологическая постановка вопроса о незаменимости, невоспроизводимости, единственности индивидуума сближает цикл работ Чижевского по этике («О формализме в этике», 1928; «К проблеме двойника...», 1929; «Этика и логика. К вопросу о преодолении этического формализма», 1931) с кригой Бицилли «Очерки теории исторической науки». Эти характерные параллели отметил сам Чижевский в рецензии на «Очерки...». Стоит, однако, обратить внимание на хронологию «постановки вопроса», -книга Бицилли вышла раньше цикла статей Чижевского о формализме в этике, поэтому первенство в этом «заочном диалоге» остается за Бицилли. В свою очередь статья Чижевского о «Двойнике» сыграла большую роль в становлении достоевсковедения Бицилли. Рецензия Бицилли на первый сборник «О Достоевском», стала ответной разработкой темы двойничества: «Все творения

17 Чижевский Дм. К проблеме двойника. (Из книги о формализме в этике) // О Достоевском. Сб. ст. / Под ред.

А.Л. Бема. Прага, 1929. Т. I. С. 9-38.

Достоевского посвящены трагедии личности. Отъединение личности от Всеединства - есть то же самое что и распад ее: "чистое" я тем самым перестает быть индивидуумом (не-делимым), утрачивает себя, свою самость»18. Проблема двойника, поднятая Бицилли и его коллегами по пражскому Семинарию, сопоставлена в диссертации с феноменологией «Другого» в русской философской традиции, показан широкий контекст обновления темы двойничества в литературе русского зарубежья (Б. Поплавский, В. Набоков, Г. Газданов, Вл. Ходасевич, Г. Иванов), что актуализировало работы Бицилли и его коллег по Семинарию. Проблема двойника оказала большое влияние на эстетические концепции Бицилли, его аналитическую антропологию литературы, стала центральной в работе «К вопросу о внутренней форме романа Достоевского».

П.М. Бицилли и М.М. Бахтин. Особое внимание Бицилли обращал на выдвинутую М.М. Бахтиным в «Проблемах творчества Достоевского» (1929) идею полифонического романа, множественности сознаний в творчестве Достоевского как альтернативу монологическому мышлению, характерному для европейского утопизма. Глубинные, «подземные» переклички идей Бицилли (полемика с философией истории), Чижевского (критика этического формализма с его априорной установкой на «всеобщее», «универсальное», «подобное») и Бахтина (критика идеологического монологизма, «единства сознания, подменяющего единство бытия»19) были отмечены самим Бицилли20. Привлекало Бицилли в работах Бахтина и возможное эстетическое решение проблемы Целого (полифония отдельных голосов). Правда, с точки зрения Бицилли, это решение не было проведено Бахтиным окончательно: «Но только Бахтин не показал, как из полифонии выходит все-таки гармония, ведь фуга -это не все равно, что одновременное звучание разных мелодий - а в этом вся проблема, и вот я над ней ломаю себе голову»21.

«К вопросу о внутренней форме романа Достоевского»: итоговое исследование. К «основной проблеме нравственной философии Достоевского: проблеме индивидуума» и к вопросу об эстетическом единстве его романов Бицилли вплотную подошел в работе «К вопросу о внутренней форме романа Достоевского» (1946). «Не впервые, но наиболее точно о проблеме двойника заговорил П. Бицилли», - заметит В.А. Подррога, указывая именно на эту работу22. Однако, обращаясь к феноменологии двойника, Бицилли движется в русле определенной традиции (Д.И. Чижевский, Н.Е. Осипов, А.Л. Бем), качественно обновляя ее. Он ставит вопрос о степенях двойничества: «Один и тот же человек может иметь несколько эманаций», такой «двойник двойника» существует не только в пределах одного произведения, но всей прозы Достоевского, мигрирует из одного произведения в другое, что дает

" Числа. 1930. Кн. 2/3. С. 241.

" Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Л.: Прибой, 1929. С. 76-79.

20 Бицилли П.М. 1Рец на кн. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Л.: Прибой, 1929] И Современные

записки. 1930. Кн. 42. С. 538-540. и Письма П.М. Бицилли к А.Л. Бему. С. 129-130.

22 Подорога В.А. Мимесис. Материалы по аналитической антропологии литературы. Т. 1. М, 2006. С.496.

возможность рассматривать творчество Достоевского «не диахронично, а синхронично», в единстве, «ибо в сущности все произведения его составляют как бы один роман, "чистый" роман...».

Автор также выдвигает термин роман-драма, «резонирующий» с терминами В.И. Иванова (роман-трагедия), М.М. Бахтина (полифонический роман), идеями C.B. Завадского («Новое определение драмы в свете романов Достоевского», 1929). Путем «микроскопического анализа» Бицилли выявляет многочисленные «сценические» средства экспрессии у Достоевского, -«ремарки» (детальное описательное разложение действий и мимики героев на «составляющие»). Отмеченные Бицилли мотивы «механистичности», «вещности», парадоксальные сопоставления лица и вещи ведут к постановке вопроса о неделимости индивидуальности и катастрофе распада человеческой личности. Вопрос о «делимости» вещи и неделимости индивидуальности, поднятый в античной и средневековой философии, обновленный Баденской школой неокантианства, оказывается глубинным фундаментом книги о Достоевском. Этико-онтологические концепции Бицилли соотносятся в работе также с идеями П.А. Флоренского. Широко применимая в современной аналитической антропологии литературы допустимость сравнения лица и вещи и замещения одного другим будет развита Бицилли в работах о Гоголе.

П.М. Бицилли о Гоголе

При небольшом количестве специальных работ о Гоголе, гоголеведение занимает важное место в литературоведении Бицилли, нередко становится «вторым планом» в других его исследованиях.

П.М. Бицилли о Гоголе: «общая направленность гоголевской "антропологии"». Мотивы «мертвенности», «куколыюсти» «вещности» в прозе Гоголя были в центре внимания многих авторов (В.В. Розанов, В.В. Гиппиус, Б.М. Эйхенбаум, A.JI. Бем, JI.B. Пумпянский, Д.И. Чижевский). Бицилли обогащает эту традицию. В «Проблеме человека у Гоголя» (1948) путем «микроскопического анализа» он показывает, что аналитический метод рисовки образов у Гоголя соответствует идейному замыслу, - описательное «разложение» человека на составные части, «замещения живого существа его "принадлежностями", "мертвыми вещами"» связаны с проблемой человеческой безличности*. По Бицилли, «в отвлечении от своего "комплекса" гоголевский человек не individuum, неделимое», и это «полное отсутствие "чистого я"», «разложимость» человека есть неотъемлемая часть гоголевского описания.

Особое внимание в диссертации уделено оригинальной, хотя и не бесспорной трактовке «незавершенности» гоголевских произведений, в которой Бицилли видел формальное воплощение в слове неразрешимости «трагедии вещности» в «гоголевской антропологии». Бицилли выстраивает любопытные параллели между сюжетным «незавершением» коллизии в «Женитьбе», «незавершением» вечной ссоры Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем и «незавершением» комедии «Ревизор», которая, по сути, не имеет в своей структуре классической «развязки». По Бицилли, в произведениях Гоголя бесконечность «развязки» (формальная и сюжетная незавершенность

произведения) служит примером строжайшего выполнения требования адекватности «формы» и «содержания» и по-своему разрешает с эстетической точки зрения одну из сложнейших проблем гоголевского творчества. Завершенность незавершенного - отдельная тема в литературоведении, где работа Бицилли о Гоголе, его трактовка незавершенности как неотъемлемой части единства гоголевского текста занимает существенное место. Диссертация вскрывает несколько аспектов обозначенной в гоголеведении Бицилли проблемы индивидуальности как проблемы единства: эстетический (единство формы и содержания гоголевских произведений), антропологический (проблема утраты единства, «разложимость» человека у Гоголя), а также указывает на методологическую роль «микроскопического» анализа текста, обеспечивающего единство обозначенной темы и метода ее разработки..

«Эстетическая проблема» в литературоведении П.М. Бицилли: работы о Пушкине и Чехове

Литературоведение Бицилли в целом - это последовательное решение «эстетической проблемы». Однако именно в работах о Пушкине и Чехове она встает в чистом виде: «Непосредственно нам дан эстетический факт, требующий эстетического же - и никакого другого - истолкования», - заметит Бицилли в программной статье о Пушкине «Образ совершенства».

«Эстетическое истолкование» литературы сближает Бицилли с инновациями ОПОЯЗа и ПЛК. Правомерность сопоставления обосновывается в диссертации восприятием метода Бицилли его современниками -P.O. Якобсоном, М.Л. Гофманом, Г.В. Адамовичем, В.В. Вейдле. В современном литературоведении параллели проводятся более осторожно. Демонстрируя очевидные «точки схода» в технике анализа текста, концепции Бицилли, однако, противостоят формальной школе. Мы не найдем у него специальных работ, посвященных критике русского формализма, полемика Бицилли с формалистами складывается, скорее, из «суммы филологии». Ряд его замечаний обнаруживает сближение с целенаправленной полемикой М.М. Бахтина (П.Н. Медведева) в работе «Формальный метод в литературоведении» (1928), на что в исследовании обращено особое внимание.

Стремление Бицилли к конкретности, к «микроскопическому анализу» формы художественного произведения роднит его с призывом формалистов «отойдя от общих систем и проблем, начать с середины - с того пункта, где нас застает факт искусства»23 и в то же время радикально отличается от установок русского формализма. В стилистическом анализе у Бицилли устойчиво присутствует феноменология «неизъяснимого, невыразимого». Установка на «неизъяснимое, невыразимое» - антитеза «установке на выражение» формалистов и одновременно - альтернатива якобсоновско-тыняновской «системе» с ее «подлежащими исследованию структурными законами»24.

° Эйхенбаум Б.М. Теория формального метода // Эйхенбаум Б.М. О Литературе. М.: Сов. писатель, 1987. С. 379.

24 Тынянов Ю.Н., Якобсон P.O. Проблемы изучения литературы и языка // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 283.

Восприятию произведения как самозначимого целого у Бицилли соответствует максима средневековой схоластики Individuum est innefabile (индивидуум есть невыразимое), не подлежащая аналитическому разложению индивидуальность, что неминуемо диктует и предел рациональной агрессии. Понимание текста как неразложимого единства, индивидуальности ведет и к иной, нежели у формалистов, концепции «мотивированности» художественных средств. Она, безусловно, противостоит идее немотиврованного «выдвинутого или смещенного ряда» (Ю.Н. Тынянов), «силе затрудняющего приема» (В .Б. Шкловский), «искусства, нарочно уничтожающего мотивировку и обнажающего конструкцию» (Б.М. Эйхенбаум). Она не сводима и к установкам академической поэтики на мотивированность как «легкость процесса» (A.A. Потебня, Д.Н Овсянико-Куликовский), с которой полемизировал русский формализм.

«Мотивированность» у Бицилли имеет многосложную соотнесённость как с «эстетической проблемой», так и с проблемой исторического понимания. Две важнейшие точки опоры эстетических концепций в филологии Бицилли будут присутствовать всегда: это требование «строгой мотивированности» художественных средств, их соподчиненности общему замыслу («центру») и -как следствие - сочетание каждого элемента «в одно органичное целое, individuum». «Целое как эстетический объект» Бицилли усматривает во всех своих литературоведческий работах. Сколь актуальна была эта проблема для Бицилли-историка, выступившего с жесткой критикой заданного извне умозрительного «единства» (исторического синтеза), - можно судить по остроте полемики, которая была развернута в «Очерках...» на рубеже смены его исследовательских приоритетов. Насколько принципиально важно было решение вопроса «целое как объект исследования», можно судить также по уходу Бицилли в литературоведение, где ему и виделось разрешение этого вопроса в силу иных, эстетических задач и в пределах отдельного опыта.

Приближение совершенных образцов творчества к Абсолюту (где нет и не может быть лишнего, «двойственного») - одна из основополагающих тем поэтики и всего научного наследия Бицилли, она глубоко связана с его антропологическими, этико-онтологическими концепциями. В диссертации проводятся параллели между заявленной у Бицилли антропологической проблемой 'единства индивидуальности («...человек-монада, individuum, неделимое целое, своего рода замкнутая система, в которой все элементы находятся в состоянии соподчиненности, взаимозависимости, будучи связаны тяготением к общему центру») и эстетической проблемой единственности, необходимости элементов совершенного художественного произведения («степень совершенства определяется степенью реальности, т.е. индивидуальности, неделимости создания: измените в нем хоть одну черточку, или слово, или аккорд, и оно - исчезнет, станет, как целое, чем-то другим, вернее - престанет быть целым»). Индивидуальность конкретна, неразложима и предполагает «однократность». Эта философская максима в литературоведении получает эстетическую разработку. «...Прекрасное всегда индивидуально, а

значит и ограничено, - в целостности его произведений». Именно на это «ограничено» и будут направлены его работы 40-х гг. о Пушкине и Чехове.

Поэтика Чехова. «Творчество Чехова: Опыт стилистического анализа» (1942), по точной оценке исследователя М.А. Бирмана, - «одно из самых аргументированных компаративистских исследований Бицилли»25. Здесь в полной мере применен метод «микроскопического анализа», отражены его литературоведческие концепции. Еще в статье 1929 г. «Творчество Чехова» Бицилли заметит: «На судьбе литературного наследия Чехова всего лучше выясняется бесплодие общеупотребительных <...> приемов критики: критики общественной, критики "философской" или "формальной". Что касается последних двух видов критик, то показательно уже то, что их представители к Чехову даже не подступались: Чехов явно не пригоден ни в качестве предлога и отправной точки для свободного философствования, ни в качестве примера литературного "приема"», - что снова указывает на самоопределение Бицилли в филологии. На практике это вело к отказу от априорных суждений в пользу «опыта стилистического анализа». Диссертационное исследование показывает, как через частное, точечное, конкретное Бицилли приходит к открытиям, обогатившим современное чеховедение (указывается на работы В.Б. Катаева, А.П. Чудакова, И.Н. Сухих). Так, подмеченная Бицилли частота употребления «казалось» ведет к убедительным выводам о целостности чеховских образов (воспринимающий и воспринимаемое становятся одним целым), их неделимости, слитности. Слитность рождает новые возможности повествовательного слова (импрессионистическая рисовка образов, отражение «длящегося настоящего», где нет классической развязки, а фабула заменена метрическим чередованием тем и мотивов и т.д.). Постановка вопроса о специфике поветсвовательного слова у Чехова как поэтического, о слитности чеховского описания вела к оригинальной трактовке лаконизма прозы писателя. Исследование Бицилли дало импульс к изучению речевой структуры повествования в прозе Чехова и чеховской художественной системы в целом.

«Образ совершенства»: П.М. Бицилли о Пушкине. «Изучить каждое стихотворение Пушкина "в себе" - это значит понять его совершенство, т.е. понять, в чем заключается его индивидуальность. Проблема обращается, таким образом, в проблему единства его произведений», - заметит Бицилли в «Этюдах о русской поэзии» (1926). Этот тезис в ранней работе задает парадигму пушкиноведения Бицилли. Труд «Пушкин и проблема чистой поэзии» (1945) - подведение черты под эстетическими воззрениями Бицилли-пушкиноведа. Бицилли избирает произведения «малой формы», которые воспринимаются как «своего рода монада, как нечто единственное и неделимое», обращается не к «типичным» «выразительным» произведениям Пушкина, а к позднему периоду творчества, в котором многие из современников поэта увидели «закат» его литературного пути. В «бедности форм» поздней пушкинской поэзии, в уходе от признаков «литературности» в сторону максимальной простоты Бицилли усматривает свободу пушкинского

25 Бирман МЛ П.М. Бицилли (1879-1953)// Славяноведение. 1997. № 4. С. 59.

стиха от навыков литературной эпохи. Подробный стилистический анализ пушкинской поэзии приводит к выводу, что в стремлении отбросить внешне «благозвучное», в поиске средств с эстетической точки зрения и общего замысла только наиболее оправданных и точных, Пушкин достигает абсолютного «целого» - стихотворение перестает поддаваться рациональному аналитическому разложению, срастается в «образ-символ». Этот термин сближает Бицилли с понятийным языком Ю.Н. Тынянова («Вопрос о Тютчеве», 1923). Проблема единства, эстетического целого рассматривается Бицилли в различных направлениях: звуковое единство стиха (аллитерации, ассонансы, внутренние рифмы), ритмическое единство отдельного произведения и целых стихотворных циклов и, наконец, «аккордность» произведения малой формы. По Бицилли, итог эволюции пушкинского стиха - достижение полного слияния ритма, образа и смысла, когда стихотворение воспринимается как единый аккорд: «Все окрашено общим колоритом, проникнуто одним и тем же эмоциональным тоном, так что можно утверждать, что <...> отдельные слова воспринимаются как одно слово, а это означает, что требование совершенства, завершенности осуществлено в полной мере. <...> В пределе это есть что-то неизъяснимое, невыразимое, подобное божеству, Абсолюту в понимании Николая Кузанского» («Образ совершенства»). Дискурс «невыразимого», «неизъяснимого» в работах Бицилли имеет широкий контекст, на который и указано в диссертации - от «совершенно невыразимого» (лаутг) алоррцтоу) неоплатоников, западной теологии (Николай Кузанский), Баденской школы неокантианства («нечто, невыразимое в общих понятиях» у Виндельбанда) до работ П.Б. Струве о Пушкине (статья «"Неизъяснимый" и "непостижимый"», 1929). В установке поэтики Бицилли на «невыразимое» просматривается скрытая антитеза «установке на выражение» формалистов, и возможный полемический ответ на утверждение Тынянова: «затушеванные функции факторов не могут являться критерием общего литературного изучения»26.

Основные положения работ Бицилли по поэтике существуют в контексте дискуссий различных литературных и литературоведческих групп и школ первой половины XX в. Работа, посвященная «угасанию формы» пушкинской поэзии, - некое подведение черты под дискуссией вокруг «кризиса стиха», развернувшейся в эмигрантской периодике в 30-е гг., участником которой был и Бицилли. 'На актуальность его теоретических исканий для литературного процесса своего времени указано в заключительной главе исследования.

Глава 3. П.М. Бицилли - участник спора «о молодой эмигрантской литературе»

Исследование обращает внимание на специфику необычайной частотности малого жанра рецензии в творчестве Бицилли. Однако востребованный литературный критик, постоянный автор самого репрезентативного журнала русской эмиграции - «Современных записок»,

56 Тынянов Ю.Н. Проблемы изучения стихотворного языка. М.: Сов. писатель, ! 965. С. 34.

сотрудничал с небольшим числом периодических изданий. Этот факт заставляет обратить внимание на участие Бицилли, представителя дореволюционной академической традиции, в журнале младоэмигрантов «Числа» (Париж, 1930-1934), где филолог напечатал ряд программных статей и рецензий. Это сотрудничество отсылает в свою очередь к полемике вокруг «молодой эмигрантской литературы», развернувшейся в периодике в середине 30-х гг. Участие Бицилли в полемике имеет также, на наш взгляд, глубинные мотивы, прочно связанные с научной, мировоззренческой позицией филолога.

Зачинщиком очередной волны полемики был представитель молодого поколения писателей Гайто Газданов, - его статья «О молодой эмигрантской литературе»27 вызвала всплеск противоречивых оценок современников. В развернувшейся дискуссии статья Бицилли «Несколько замечаний о современной зарубежной литературе»28 оказалась во многом созвучной статье Газданова. Обе статьи далеки от раздачи авансов в адрес молодой эмигрантской литературы. Однако проведенное в диссертации выявление скрытых отсылок в статье Бицилли к другим его работам дает более полное представление о позиции филолога. Так, упоминание в статье антологии эмигрантской поэзии «Якорь» (1936) отсылает нас к рецензии Бицилли на это издание, в неопубликованном варианте которой дана глубокая характеристика отличительных черт эмигрантской поэзии. В диссертации указывается на соотнесённость этих характерных черт с установками «парижской ноты» - не декларированной поэтической школы, созданной Г.В. Адамовичем. Через характеристики «парижской ноты», которые дали ее адепты и оппоненты (Г. Иванов, Вл. Ходасевич, Г. Адамович, А. Бем, Ю. Иваск, Ю. Терапиано, В. Андреев), исследование выводит и характерную общую установку этой школы, к которой примкнула, по признанию современников, «наиболее литературно-одаренная часть писателей»29. Литературе русского Монпарнасса был свойствен близкий Бицилли призыв к свободе от «сделанности», «блеска» стилистических конструкций, от предвзятого видения мира. «В первый раз - по крайней мере на русской памяти - человек оказался полностью предоставленным самому себе <...> Впервые движение прервалось; была остановка, притом без декораций, бесследно разлетевшихся под "историческими бурями"», - вспоминал Г.В; Адамович в «Комментариях». Возвращение к исходной точке, когда, по замечанию Адамовича^ «человек оказался полностью предоставленным самому себе»30, и была во многом камертоном новой поэтики русского Монпарнасса. Этот новейший бытийный опыт русской эмиграции выдающийся деятель русского зарубежья прот. Александр Шмеман назовет «экзистенциальной бездомностью». С точки зрения Шмемана, в миросозерцании этот опыт рождал «правду "вещности", конкретности, осязаемости, "реального присутствия" мира и всего в мире, правду ускоренности и воплощенности человека в "природе"», а в формальном

27 Современные записки. 1936. Кн. 60.

28 Новый град. 1936. № И.

29 Бем АЛ.Столичный провинциализм // Бем А.Л. Письма о литературе. С. 244.

30 Адамович Г. Комментарии // Он же. Одиночество и свобода. М.: Республика, 1996. С.229.

выражении это был «мучительный подвиг верности... Восприятия ее <литературы> как подвига, сущность которого в том, чтобы преодолевая соприродное литературе искушение, соблазн "блеском", найти, наконец, подлинные, незаменимо насущные слова»31. Эта чуткая оценка «парижской ноты» и свойственного ей требования лаконизма, точности и простоты объясняет во многом и причины заочной теоретической причастности к ней Бицилли. В свою очередь, его литературоведение вызывало стойкий интерес у адептов «парижской ноты». Стремление парижан, по определению Адамовича, «найти единственно важные слова, окончательные, <...>, без всех тех приблизительных удач <...>, с верностью без предательства, наоборот, с удесятеренным чувством ответственности...» («Комментарии») было во многом созвучно теоретическим установкам П.М. Бицилли, его пониманию формального совершенства произведения как «стремления освободиться от всего лишнего», как борьбы «со всяческими шаблонами, внешней "красивостью"» («Творчество Чехова: Опыт стилистического анализа»), как «особо-добросовестное отношение художника слова к самому своему искусству и к его орудию — слову, отвращение от всякой неточности, приблизительности» («Бунин и его место в русской литературе»). Статья «Несколько замечаний...», где автор дает сравнительный анализ прозы Газданова и Бунина, отсылает нас также и к «бунинскому циклу» статей и рецензий Бицилли, к его характеристике истинного творческого метода, что, в свою очередь, расширяет рамки восприятия творческого метода молодых писателей «первой волны» эмиграции. При всей лаконичности оценок, отказа от «глобальных вердиктов» (всего лишь «несколько замечаний»), Бицилли дает концептуальную характеристику литературы младоэмигрантов. Проведенный в диссертации анализ разъясняет глубинные мотивы сотрудничества Бицилли с журналом младоэмигрантов «Числа», созвучия его концепций с камертоном «парижской ноты», участия в споре о молодой эмигрантской литературе и помещает диалог филолога со становящейся литературой русской эмиграции в широкий контекст его теоретических исканий.

В заключении указывается на объединяющее значение для обширного наследия Бицилли (от теоретического спора с философией истории - до диалога с современной литературой) обозначенной им проблематики индивидуальности. Это не только определило предмет его исканий в этике, эстетике, антропологии, но и специфику его разработки, - метод «микроскопического анализа». Это продиктовало и способ разработки заявленной в диссертации темы — уяснение «проблематики индивидуальности» в творчестве Бицилли не через априорные отвлеченные установки, а через конкретное, индивидуальное ее проявление, в котором, просматривается «единство в многообразии», через «резонантный диалог» с гуманитарной мыслью его времени.

51 Шмеман Л., прот. Ожидание. Памяти Владимира Сергеевича Варшавского // Континент. 1978. № 18. С. 270, 269,268.

Основное содержание диссертации нашло отражение в следующих

публикациях:

1. Васильева М.А. П.М. Бицюиш [энциклопедическая статья] II Писатели русского зарубежья (1918-1940). Справочник. М.: ИНИОН РАН, 1993. Ч. I. С. 86-90.

2. Васильева М.А. П.М. Бицилли [энциклопедическая статья] // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья (1918-1940) / Т.1. Писатели русского зарубежья. М.: РОССПЭН, 1997. С. 69-71;

3. Васильева М.А. П.М. Бицилли [энциклопедическая статья] // Русское Зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь. М.: РОССПЭН, 1997. С.90-92.

4. Бицилли П.М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии / Сост., вступит, статья, коммент. М. Васильевой. М.: Русский путь, 2000. - 608 с.

5. Васильева М.А. П.М. Бицилли - пушкинист [вступ. ст. к публ.: Бицилли П.М. Символика "Пиковой дамы"; Он же. Смерть Евгения и Татьяны] // Пушкин и культура русского зарубежья: Международная научная конференция, посвященная 200-летию со дня рождения / Сост. М.А. Васильевой. М.: Русский путь, 2000. (Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»: Материалы и исследования: Вып. 2). С. 393-395.

6. VassilievaM. P.M. Bicilli: abandon de l'histoire medievale // Cahiers de l'émigration russe. Paris. 2003.17 / Les historiens de l'émigration russe. P. 92-105.

7. Васильева М.А. П.М. Бицилли: уход от медиевистики // Зарубежная Россия. 1917-1945. Сб. статей. Кн. 3. СПб.: Изд-во «Лики России», 2004. С. 197-204.

8. Васильева М.А. П.М. Бицилли - участник спора о «молодой эмигрантской литературе» // Гайто Газданов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. науч. тр. ИНИОН РАН: Центр гуманит. науч.-информ. исслед. (отдел литературоведения). Б-ка-фонд «Русское Зарубежье» / Редкол.: Красавченко Т.Н. (отв. ред.) и др.; сост. Т.Н. Красавченко, М.А. Васильева, Ф.Х. Хадонова. М., 2005. С. 50-70.

9. Wasilijeva M. «Творческое усвоение» в литературоведении Петра Михайловича Бицилли // Problemy komparatystyki: teoría i praktyka zwiazkow literackich / Conversatoria Litteraria Siedlcensia. Siedlce: Akademia Podlaska. Institut Filologii Polskiej, 2007. S. 49-56.

10. VasilievaM. Dmytro Chyzhevsky and Petr Bitsilli on the «Problem of the Double» // Journal of Ukrainian Studies. Toronto, 2007. Vol. 32.12 (Winter 2007). P. 33-46.

11. Васильева М.А. П.М. Бицилли и Д.И. Чижевский: К истории одного «заочного» диалога // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2008. №. 1. С. 18-24.

12. Васильева М.А. А.Л. Бсм, П.М. Бицилли, Д.И. Чижевский: метод «мелких наблюдений» // А.Л. Бем и гуманитарные проекты русского зарубежья / Сост. и науч. ред. М.А. Васильевой. М.: Русский путь, 2008. (Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»: Материалы и исследования: Вып. 9). С. 113-135.

13. Васильева MA. «Эстетическая проблема» в литературоведении П.М. Бицилли: К постановке вопроса // Сибирский филологический журнал. 2009. № 1. С. 109-117.

Подписано в печать 10.09.2009 Издательство Литературного института им. A.M. Горького Москва, Тверской бульвар, 25 Тираж 100 экз. Заказ № 56

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Васильева, Мария Анатольевна

Имя выдающегося историка и филолога русского зарубежья Петра Михайловича Бицилли (1879-1953), оригинального мыслителя, гуманитария-энциклопедиста, автора большого числа фундаментальных работ по медиевистике, теории истории, культорологии, лингвистике и русской литературе, преподавателя, оказавшего немалое влияние на расцвет болгарской исторической науки и на направление теоретических исканий гуманитарной мысли русского зарубежья в целом, сегодня хорошо известно не только в узких научных кругах, но и среди широкого читателя, интересующегося наследием русской эмиграции и шире - русской мысли. Этому во многом способствовали неоднократные переиздания в России в последние годы его работ. Сопроводительные статьи к этим изданиям, как правило, выходили за рамки исследований узко-биографического характера. Концептуальные подходы к творческому наследию Бицилли, глубокий анализ исторического и интеллектуального контекста его научных исканий отличают статьи Т.Н. Галчевой «П.М. Бицилли - опыт возвращения»1, В.П. Вомперского «Петр л

Михайлович Бицилли: Жизненный и творческий путь» , Б.С. Кагановича -«П.М. Бицилли и его книга "Элементы средневековой культуры"», «П.М. Бицилли и культура Ренессанса» и глава «Петр Михайлович Бицилли»

1 См.: Бицилли П.М. Избранное. Историко-культурологические работы: В 2 т. Т. 1. София, 1993. (Далее: ИИКР). С. 7-40. (Вышедшее в Болгарии, издание предназначалось и для российского читателя, став первым серьезным русскоязычным переизданием работ П.М. Бицилли).

2 См.: Бицилли П.М. Избранные труды по филологии / Сост., подгот. текста и коммент. В.П. Вомперского иИ.В. Анненковой. М.: Наследие, 1996. (Далее: ИТФ). С. 6-21. из монографии о русских медиевистах3. Большим вкладом в изучение жизни и творчества Бицилли стала обширная, обстоятельная статья биографического характера М.А.Бирмана «П.М. Бицилли (1879-1953). Штрихи к портрету ученого»4, где впервые введены в научный оборот многочисленные архивные источники, дающие более полное представление о биографии Бицилли, и приведена наиболее полная и выверенная на сегодняшний день библиография, составленная А.Н. Горяиновым совместно с М.А. Бирманом5.

Изучение наследия Бицилли сегодня выходит за рамки узкопрофессионального знания. Зарождение исследовательских традиций происходит наиболее активно в изучении вклада Бицилли в медиевистику, историческую науку и культурологию. Именно здесь проведены комплексные исследования. Прежде всего, это диссертации A.A. Морозова «Русская медиевистика в эмиграции. (Л.П. Карсавин, П.М. Бицилли, Н.П. Оттокар)» (дисс. канд. ист. наук. Омск, 2001) и Н.М. Рудмана «Концепция исторического синтеза в творчестве Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли» (дисс. канд. ист. наук.

Казань, 2002), Н.И. Ашуровой «Культурно-историческая концепция

П.М. Бицилли» (дисс. канд. ист. наук. Томск, 2004). Большим вкладом в комплексное изучение наследия Бицилли как медиевиста стали кандидатская и докторская диссертации пропагандиста трудов Бицилли по медиевистике

3 См.: Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры / Предисл. Б.С. Кагановича, коммент. А.Г. Федорова, Ю.Ю. Гудыменко. СПб.: Мифрил, 1995. С. VII-XXVII; Бицилли П.М. Место Ренессанса в истории культуры / Сост., предисл. и коммент. Б.С. Кагановича. СПб., Мифрил, 1996. С. VII—XIII. Каганович Б.С. Русские медиевисты первой половины XX века. СПб.: Гиперион, 2007.

4 См.: Бицилли П.М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и запад / Сост. Ф.Б. Успенский; Отв. ред. М.А. Юсим. М.: Языки славянских культур, 2006. (Далее: ИТСИ). С. 633-720.

5 Там же. С. 733-778.

Б.С. Кагановича «Петербургская школа медиевистики в конце XIX — начале XX века» (дисс. канд. ист. наук. Л., 1986), «Русские историки Западного Средневековья и Нового времени. (Конец XIX - первая половина XX в.» (дисс. докт. ист. наук. СПб., 1995). К этому можно добавить разнообразные статьи, направленные также на комплексное, концептуальное освоение вклада Бицилли в медиевистику и историческую науку (A.A. Герасименко: «Проблемы исторического синтеза в понимании теории исторической науки П.М. Бицилли»6; Т.Н. Попова: «Из истории историографии: П.М. Бицилли: К 120-летию со дня рождения»7; В.И. Шувалов: «Особенности средневекового о восприятия мира" в работах П.М. Бицилли» ; Н.И. Бичурина: «Категория культуры в общеисторической концепции П.М. Бицилли»9; В.И. Повилайтис:

Философия истории и культуры П.М. Бицилли»10; Д.А. Шумейко: «Проблемы периодизации новой и новейшей истории в творчестве П.М. Бицилли» и

П.М. Бицилли в болгарской историографии»11; М.А. Юсим: «П.М. Бицилли о

12 духе средневековой культуры» и др.), а также «точечные» исследования болгарских и российских исследователей по специальным темам. Собранные вместе, они составляют самоценную «критическую массу», — многоуровневое

6 См.: Гуманитарное знание: Ежегодник. Вып. 2. Омск, 1998. Кн. 1. (Преемственность). Ист. исследования. С. 13-16.

7 См.: Российские университеты в XVIII-XX вв. Сб. науч. статей. Вып. 5. Воронеж, 2000. С. 200-216.

8 См.: От современности к постмодерну. Сб. статей. Пенза, 2000. С. 77-83.

9 См.: III сибирская школа молодого ученого. Томск, 2001. Т. 4. С. 188-193.

10 См.: Культурный слой. Вып. 6. Проблемы рус. философии и культуры. Калининград: Изд-во КГУ, 2003. С. 4351.

11 См.: Российские университеты в XIX-XX вв. Сб. науч. статей. Вып. 6. Воронеж, 2002. С. 133-140; См.: Проблемы славяноведения. Сб. науч. статей и материалов. Вып. 5. Брянск, 2003. С. 58-66.

12 См.: ИТСИ. С. 721-732. прочтение теоретического наследия Бицилли в области культурологии и исторической науки.

На фоне активного изучения системы взглядов Бицилли как историка и медиевиста изучение его литературоведческого и литературно-критического наследия выглядит куда скромнее и ведется скорее спорадически. Это не исключает ценности целого ряда работ российских исследователей, среди которых хотелось бы назвать следующие: «П.М. Бицилли как литературовед:

1 "X

К постановке вопроса)» Б.С. Кагановича ; «Взгляды П.М. Бицилли на историю русского литературного языка» и «Петр Михайлович Бицилли: Жизненный и творческий путь» В.П. Вомперского14; «Ученый, мысливший целыми культурами» и «Петр Бицилли о творчестве Тэффи» С.Р. Федякина15; «П.М. Бицилли о Толстом и Достоевском» A.M. Семанова16; «М.М. Бахтин и П.М. Бицилли: Два взгляда на роман Ф.М. Достоевского» и «Взгляды П.М. Бицилли на природу и значимость слова поэтической речи»

1 7

И.В. Анненковой ; «П.М. Бицилли - пушкинист: (Заметки к библиографии ученого)» М.А. Бирмана18.

Как видим, изучение филологического наследия Бицилли зачастую обращено на отдельные проблемы, на «историю вопроса», отличается большей

13 См.: Studia slavica Academiae scientiarum Hungaricae. Budapest, 1988. T. 34. P. 205-222.

14 См.: Филологический сборник: (К ЮОлетию со дня рождения акад. В.В. Виноградова). М., 1995. С. 99-106; см.: ИТФ. С. 6-21.

15 См.: Лепта. 1997. № 38. С. 221-222; Творчество H.A. Тэффи и русский литературный процесс первой половины XX в. М., 1999. С. 159-164.

16 См.: III Царскосельские чтения: Научно-теоретическая межвузовская конф. СПб., 1999. Т. 2. С. 85-87.

17 См.: Бахтинские чтения. Вып. 2. Орел, 1997. С. 172-174; см.: Журналистика у культура русской речи. М., 2003. С. 75-77.

18 См.: После юбилея. Jerusalem, 2000. С. 226-234. мозаичностью и «рассыпанностью» тем. С одной стороны, это неудивительно — слишком обширно литературоведение Бицилли и слишком многообразна тематика его литературной критики, чтобы обозреть их в одном исследовании. С другой, - такая «атомарность» в изучении филологического наследия Бицилли диктует неминуемую «половинчатость» его представленности в современном гуманитарном знании. Даже если взять во внимание очевидно поступательный характер переизданий в России его работ, который уже давно сделал неактуальным разговор о том, что имя Бицилли «несправедливо забыто», «потеряно» для отечественной науки, станет очевидным несоответствие репрезентативных изданий его трудов по филологии с переизданиями его же историко-культурологических работ. Последнее внушительное по объему издание П.М. Бицилли «Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад» (М., 2006) снова обращает наше внимание на творчество Бицилли-медиевиста. До сих пор наиболее заметными изданиями, куда вошли в большинстве своем филологические работы, остаются: П.М. Бицилли. «Избранные трубы по филологии» (М., 1996) и П.М. Бицилли. «Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии» (М., 2000). Составителем последнего издания является автор этих строк. В библиографии работ П.М. Бицилли, составленной А.Н. Горяиновым и М.А. Бирманом, последнее издание расценивается как «один из самых репрезентативных сборников работ П.М. Бицилли <.> с обстоятельным комментарием»19. От себя добавим, что издание «Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии» на данный момент так и остается единственным «избранным» литературоведческих работ, где дан обстоятельный комментарий, что, конечно, для современного российского гуманитарного знания представляется недостаточным. Насколько нам известно, в области изучения творчества Бицилли не появилось ни одной диссертации, посвященной литературоведческой части его наследия.

До сих пор литературоведение Бицилли не получило системного, комплексного осмысления в контексте общей направленности его теоретических исканий. Как не получил должного осмысления сам факт его ухода в филологию.

Именно на это поступательное, междисциплинарное движение научной мысли Бицилли от исторической науки - в филологию и направлено прежде всего наше диссертационное исследование. Понимая всю сложность, обширность и многогранность научной деятельности Бицилли, мы постарались дать не столько жестко структурированную «концепцию» его теоретических исканий в литературоведении, и даже не «всесторонний анализ» его литературоведческого пути, сколько обратить внимание на конкретные, живые и, порой, «единичные» моменты его научной деятельности, в которых мировоззрение Бицилли-литературоведа проявило себя наиболее показательно.

19 ИТСИ. С. 765.

Правомерность такого «несистемного» подхода мы постарались доказать в ходе нашей работы.

Всеохват» наследия Бицилли-филолога сложен по целому ряду объективных причин. Прежде всего, как уже было сказано, это необычайное тематическое многообразие и многочисленность работ. Поэтому охватить во всем объеме его литературоведческое наследие и тем более его обширнейшую литературную критику в рамках одного исследования нам представляется задачей неподъемной. Так, за рамками исследования остался подробный разбор деятельности Бицилли как литературного критика. Эта важнейшая тема, безусловно, еще ждет своей разработки. В то же время в исследовании уделено особое внимание историко-культурологическим концепциям Бицилли, которые являются, на наш взгляд, отправной точкой дальнейших исканий в области литературоведения. Сложность «всеохвата» его наследия имеет и глубинные причины. Научную мысль Бицилли отличают ярко выраженная диалогичность, открытость к исканиям гуманитарной мысли своего времени и в то же время очевидная независимость от «школ» и «течений». Это неминуемо оборачивается сложностью, да и невозможностью жестко-структурированного, «понятийного» ее описания, усекновения до «ясных» и «окончательных» теоретических построений. Однако, следуя за ходом мысли Бицилли, можно через конкретное, частное, выявить общее в его научных исканиях, своеобразную мировоззренческую «константу». Она не претерпела со временем изменений и не была подвергнута пересмотрам, органично присутствуя и в литературоведении. Попытка уяснить эту «константу» во многом определила цели данной работы.

Цель настоящей работы - дать представление о литературоведении Бицилли как особой форме мысли, обнаружить глубинные связи с научными позициями Бицилли-историка, Бицилли-культуролога. В литературоведении Бицилли искал и находил разрешение многих вопросов, неразрешимых, как он считал, для исторической науки. Поэтому подчеркнуть принципиальную значимость литературоведения как гармоничной составляющей системы взглядов этого выдающегося мыслителя и является целью исследования. Данная цель обусловила следующий спектр задач:

- дать представление о разработке в области литературоведения вопросов, касающихся этики, антропологии, эстетики и их прочную взаимосвязь;

- показать роль интеллектуального резонансного диалога между целым рядом мыслителей, участником которого был и Бицилли. В ходе этого диалога не только оттачивались концепции и научный метод Бицилли-литературоведа, но исподволь складывалась целая традиция в литературоведении (ее представителями в русском зарубежье можно было бы назвать А.Л.Бема, Д.И. Чижевского, Н.М. Бахтина, Р.В. Плетнева и др.), изучение которой как отдельного не декларированного направления началось совсем недавно;

- проанализировать глубинную связь теоретических взглядов Бицилли в области поэтики с развитием и становлением определенных поэтических школ XX столетия.

Предметом изучения служат прежде всего фундаментальные труды Бицилли, посвященные анализу творчества Пушкина, Гоголя, Достоевского, Чехова, что не исключает привлечения многочисленных статей, а также рецензий, в которых очевидны переклички с масштабными исследованиями филолога. Предметом изучения также является основной теоретический труд по истории «Очерки теории исторической науки» (1925), ставший, на наш взгляд, отправной точкой движения Бицилли в филологию.

Исследование разделено на три главы. В первой главе исследуются научные позиции Бицилли как историка и причины ухода в филологию. В центре внимания второй главы - литературоведческие труды Бицилли, посвященные в первую очередь русской классической литературе (творчеству Пушкина, Гоголя, Достоевского, Чехова). Третья глава исследует диалог Бицилли с современной ему эмигрантской литературой и причины интереса филолога к определенным поэтическим школам и литературным течениям русского зарубежья.

Новизна исследования заключается в том, что на сегодняшний день оно является единственным диссертационным исследованием, посвященным литературоведению П.М. Бицилли. В диссертации предпринимается попытка впервые сопоставить теоретический поиск Бицилли-литературоведа с исканиями его современников, исследуются глубинные причины участия Бицилли в сложной, многоуровневой дискуссии его эпохи вокруг важнейших вопросов, стоявших перед гуманитарной наукой. Впервые литературоведение

Бицилли рассматривается не как автономная часть его наследия, а как гармоничная составляющая стройной системы понимания мира и творчества, индивидуальности и всеединства.

Актуальность работы. До настоящего времени предпринимались лишь «точечные» исследования, сопоставляющие литературоведение Бицилли с его концепциями в области медиевистики, исторической науки и культурологии. Проводимое диссертационное исследование вписывает литературоведение П.М. Бицилли в целостную систему его взглядов и рассматривает его исследования по литературе как логическое завершение теоретических исканий в истории и культурологии, как логический выход из указанных самим же автором теоретических затруднений, неразрешимых антиномий в исторической науке. Целостный подход к наследию Бицилли помогает не только увидеть истоки его литературоведческих концепций, но и уяснить глубинную связь обозначенных тем в литературоведении Бицилли и методов их разработки. Его обращение к эстетико-индивидуализирующему методу было продиктовано осознанием глубокого кризиса, охватившего гуманитарную науку, которая оборачивалась агрессией абстрактной «конструирующей» мысли в адрес конкретного, индивидуального, единичного. Именно постановка вопроса о безотносительной ценности конкретного, выдвижение проблематики индивидуальности обеспечивают в целостной системе Бицилли особую роль филологии. Феноменологическое испытание идей «самими вещами» уже внутри филологических работ рождает оригинальную технику анализа текста проверку очерченной проблематики точными лингвистическим методами. Эта техника зиждется на четком осознании индивидуальности художественного произведения, где нет места случайному, лишнему, ненужному — т.к. все в совершенном образце литературного творчества - вплоть до «незначительных» лексем, «случайных» частиц соподчинено единому центру. Каждое слово в таком понимании не может быть усечено или заменено без разрушения целого, каждая лексема имеет «свое место», которое и уясняется в ходе стилистического анализа. Указанная рецепция текста отсылает к работам Бицилли-медиевиста, соотносима с онто-герменевтикой западной теологии, на которую Бицилли ссылается неоднократно. Подобный метод в русском литературоведении первой половины XX в. практиковал не один только Бицилли. Такой стилистический анализ, как правило, отталкивался от «мелких» наблюдений над стилем, нередко сближаясь с методами лингвостилистического анализа формалистов, однако в ходе исследования совершал «головокружительные» траектории и выходил далеко за пределы стилевого анализа текста.

Бицилли был ярчайшим представителем оригинального направления в литературоведении русской эмиграции, самоопределившегося между двумя мощными полюсами русской литературоведческой традиции первой половины XX в., - философской литературной критикой и формальным методом литературоведения. Особенно актуальным нам представляется выявление характерных перекличек, пересечений и реминисценций внутри этого направления, сближавших его представителей. В диссертации ставится вопрос о близости концепций П.М. Бицилли, А.Л. Бема, Д.И. Чижевского и др. Каждый шел к указанному методу своим путем, однако на определенном этапе между неформальными участниками этой «неформальной» школы разворачивался активный диалог, создавался «коридор голосов» (М.М. Бахтин). В таком «заочном» диалоге окончательно оттачивались и закреплялись теоретические концепции его участников. В проводимом исследовании впервые не только определяется место Бицилли в этом диалоге, но и хронологически отслеживается его первенство в постановке ряда вопросов, оказавшихся в центре внимания многоуровневой дискуссии между сторонниками указанного метода. Актуальность концепций Бицилли сегодня подтверждается тем, что поднятые им вопросы и апробированные методы были творчески восприняты современным литературоведением, на что особо указывается в проводимом исследовании.

Специфическая ситуация, связанная с характером литературоведения Бицилли, влечет за собой, на наш взгляд, обращение к разным аспектам методологии гуманитарных наук. Для данной работы чрезвычайно актуальным представляется сочетание текстологического, библиографического, конкретно-исторического, герменевтического и компаративистского методов исследования, что продиктовано междисциплинарным характером наследия П.М. Бицилли, а также спецификой его индивидуального научного метода.

На защиту вынесены следующие основные положения:

1. Уход П.М. Бицилли из исторической науки в филологию продиктован принципиальным методологическим выбором в пользу идиографического подхода изучения истории. Из установок Бицилли-историка произрастает весь дальнейший «индивидуализирующий» метод его литературоведения, «микроскопический анализ» как техника анализа текста, особое внимание к «проблематике индивидуальности».

2. Сегодня мы имеем возможность сопоставить теоретические искания П.М. Бицилли в филологии с концепциями его современников-филологов и выявить устойчивую связь этих исканий, что позволяет говорить о зарождавшемся «недекларированном» направлении в литературоведении русского зарубежья, самоопределившегося строго между двумя мощными полюсами русской литературоведческой традиции: философской литературной критикой и формальным методом литературоведения.

3. Этика, антропология и эстетика в литературоведении П.М. Бицилли глубоко связана с его концепциями как историка и медиевиста.

Апробация работы. Основные теоретические положения работы легли в основу докладов, сделанных на следующих научных конференциях:

1. Историки русской эмиграции / Les historiens de l 'emigration russe (París, 29-30 octobre 1999). Организатор: Instituí d'etudes slaves. Доклад: «P.M. Bicilli historien et culturolugue».

2. Александр Пушкин и гуманитарные науки / Alexander Pushkin and humanistic study (Стэнфорд, 12-17 апреля, 1999). Организатор: Stanford University. Доклад: «Пушкин и "кризис стиха" в поэзии русской эмиграции 1920-1930-х гг.».

3. Культура российского зарубежья. Петербужцы-эмигранты. 1917—1945 (Санкт-Петербург, 03-05. 09. 2003). Организаторы: Институт «Русское зарубежье», Санкт-Петербургский институт истории РАН, Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН и др. Доклад «П.М. Бицилли: уход от медиевистики».

4. Русская эмиграция на Балканах. 1920-1950 гг. (Варна, 02-03.06.2005 г.). Организатор: Институт истории БАН. Доклад: «П.М. Бицилли и "парижская нота"».

5. Альфред Людвигович Бем и гуманитарные проекты Русского Зарубежья. (Москва, 16-18 ноября 2006 г.). Организатор: Библиотека-фонд «Русское зарубежье» при поддержке РГНФ (грант № 06-04-14030г, руководитель проекта М.А. Васильева). Доклад «"Микроскопический анализ" П.М. Бицилли и "метод мелких наблюдений" A.J1. Бема».

6. Dmitri/ Ivanovic Tschizewskîj (1894-1977). Impulse eines Philologen und Philosophen fur eine komparative Geistesgeschichte. (Halle, 9-11 Mai 2007). Организаторы: Frackesche Stiftungen Zu Halle; Martin-Luyher-Universitat Halle-Wittenberg. Доклад «Aspekte der Rezeption Tschizewskijs in Russland heute» о научных связях П.М. Бицилли и Д.И. Чижевского.

7. Problemy komparatystyki: teoria i praktyka zwiazkow literackich (Siedice, 12-13. 10.2007) Организатор: Akademia Podlaska. Institut Filologii Polskej. Доклад: «"Творческое усвоение" в литературоведении П.М. Бицилли»

8. Русская эмигрантская культура и гуманитарные науки в межвоенной Чехословакии: линии профессионального сотрудничества (Прага, 8—10. 10 2008). Организаторы: Славянский институт АН 4P, Институт славяноведения РАН, НБ 4P - Славянская библиотека 4P). Доклад: «Проблема двойника: инновации Семинария по изучению Достоевского (Прага) и общий контекст эмигрантской литературы межвоенной поры».

Публикации по теме диссертации:

1. Васильева М.А. Бицилли П.М. [энциклопедическая статья] // Писатели русского зарубежья (1918-1940). Справочник. М.: ИНИОН РАН, 1993. Ч. I. С. 86-90.

2. Васильева М.А. Бицилли П.М. [энциклопедическая статья] // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья (1918-1940) / Т.1. Писатели русского зарубежья. М.: РОССПЭН, 1997. С. 69-71;

3. Васильева М.А. Бицилли П.М. [энциклопедическая статья] // Русское Зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь. М.: РОССПЭН, 1997. С.90-92.

4. Бицилли П.М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии / Сост., вступит, статья, коммент. М. Васильевой. М.: Русский путь, 2000. — 608 с.

5. Васильева М.А. П.М. Бицилли - пушкинист [вступ. ст. к публ.: Бицилли П.М. Символика «Пиковой дамы»; Он же. Смерть Евгения и Татьяны] // Пушкин и культура русского зарубежья: Междунар. научн. конф., / Сост. М.А. Васильевой. М.: Русский путь, 2000. (Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»: Материалы и исследования: Вып. 2). С. 393-395.

6. Vassilieva M. P.M. Bicilli: abandon de l'histoire médiévale // Cahiers de l'émigration russe. Paris. 2003. №. 7 / Les historiens de l'émigration russe. P. 92-105.

7. Васильева M. A. П.М. Бицилли: уход от медиевистики I ! Зарубежная Россия. 1917—1945. Сб. статей. Кн. 3. СПб.: Изд-во «Лики России», 2004. С. 197-204.

8. Васильева М.А. П.М. Бицилли — участник спора о «молодой эмигрантской литературе» // Гайто Газ данов и «незамеченное поколение»: писатель на пересечении традиций и культур: Сб. науч. тр. ИНИОН РАН: Центр гуманит. науч.-информ. исслед. (отдел литературоведения). Б-ка-фонд «Русское Зарубежье» / Редкол.: Красавченко Т.Н. (отв. ред.) и др.; сост. Т.Н. Красавченко, М.А. Васильева, Ф.Х. Хадонова. М., 2005. С. 50-70.

9. Wasilijewa M. «Творческое усвоение» в литературоведении Петра Бицилли // Problemy komparatystyki: teoria i praktyka zwiazkow literackich / Conversatoria Litteraria Siedlcensia. Siedlce: Akademia Podlaska. Institut Filologii Polskiej, 2007. S. 49-56.

10. Vasilieva M. Dmytro Chyzhevsky and Petr Bitsilli on the «Problem of the Double» // Journal of Ukrainian Studies. Toronto, 2007.Vol. 32. № 2 (Winter 2007). P. 33-46.

11. Васильева М.А. П.М. Бицилли и Д.И. Чижевский: К истории одного «заочного» диалога // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2008. №. 1. С. 18-24.

12. Васильева М.А. A.JI. Бем, П.М. Бицилли, Д.И. Чижевский: метод «мелких наблюдений» // A.JI. Бем и гуманитарные проекты русского зарубежья: Международная научная конференция, посвященная 120-летию со дня рождения / Сост. и науч. ред. М.А. Васильевой. М.: Русский путь, 2008. (Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»: Материалы и исследования: Вып. 9). С. 113-135.

13. Васильева М.А. «Эстетическая проблема» в литературоведении П.М. Бицилли: К постановке вопроса // Сибирский филологический журнал. 2009. № 1. С. 109-117.

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Проблематика индивидуальности" в трудах П.М. Бицилли"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Филология Бицилли неотделима от общей системы его взглядов и глубоко укоренена в его общую историко-культурную концепцию. Этика, антропология, эстетка в литературоведении Бицилли прочно переплетены и соотносимы с его взглядами на историческую науку. Поэтому нам кажется крайне важным видеть литературоведение Бицилли не как отдельную часть его научной деятельности, а как гармоничную составляющую его теоретических исканий. В нашем диссертационном исследовании мы постарались проследить некие общие тенденции научных позиций Бицилли, в которых эта взаимосвязь просматривается наиболее очевидно. В то же время поиск «тенденций» в исследованиях Бицилли всегда будет умалять своеобразие особой формы мысли, которая отличала этого автора. «Геометрическому способу» мышления, которое помогает упорядочить, классифицировать, «сконструировать» предмет изучения сам Бицилли противопоставлял дескриптивный опыт, «микроскопический анализ». Это в первую очередь отразилось на его библиографии - обширной и тематически многообразной. В множественности исследований и закреплялся уникальный метод автора. «Упорядочить» это обширное наследие нам представляется крайне трудным. Но, безусловно, в нем присутствует то самое «единство в многообразии», которое привлекало самого Бицилли как вечно постигаемая задача.

В нашем исследовании мы постарались продемонстрировать это единство на отдельных, конкретных примерах его творчества и его интеллектуального диалога с современниками. На наш взгляд, крайне многообразная научная деятельность Бицилли всегда была органично проникнута, «скреплена» не столько «идейными установками», сколько более глубинным, интуитивным пониманием абсолютной ценности индивидуальности, установкой на правду внимательного, максимально направленного на предмет изучения исследовательского опыта. В этом плане Бицилли противостоит конструирующему, монологическому типу мышления. Это, в свою очередь, помогло Бицилли вступить в живой, творческий диалог с самыми различными школами, группами, течениями. Это же оградило научное наследие Бицилли от узких рамок принадлежности только к той или иной школе, группировке. Открыто вступая в диалог со своими современниками, Бицилли всегда оставался мыслителем с независимой позицией. Вряд ли это можно объяснить только географической изолированностью. Так, участвуя в сборниках «О Достоевском», он отказывался от сотрудничества при несовпадении интересов редакции с его исследовательскими задачами. Живо откликаясь на все новое, (концепция «полифонического романа» М.М. Бахтина, критика этического формализма и «проблема двойника» у Д.И. Чижевского, «метод мелких наблюдений» и концепция «литературных припоминаний» А.Л. Бема, инновации в области поэтики «парижской ноты», лингво-эстетичские концепции русских формалистов и т.д.), Бицилли никогда не утрачивал самостоятельности своего мировидения. В этом диалоге Бицилли присутствовал как отдельная, независимая величина.

Со, стороны самого Бицилли этот многообразный «резонантный» диалог гуманитарной науки первой половины XX в. был существенно обогащен концепцией «творческого усвоения» в области компаративистики, по-новому поставленной проблемой «вещности» человека в-аналитической антропологии литературы, ценнейшими наблюдениями в области поэтики, какими стали его труды о Пушкине и Чехове, новизной видения проблемы «Я и Другой», отличной от концепции М.М! Бахтина и обогатившей изучение «внутренней формы» романа Достоевского термином «роман-драма».

В нашу задачу и входило отметить эту диалогичность и самостоятельность теоретических исканий Бицилли и их неизменную, глубинную связь, с центральной проблематикой всего его творческого наследия, - «проблематикой индивидуальности», которая прочно объединяет столь разные по тематике исследования.

Концепции Бицилли-литературоведа созвучны многим инновациям в современном- литературоведении. Их актуальность, неординарность требуют сегодня не одного специального исследования, которые помогут не только глубже понять значимость теоретического вклада Бицилли в современную гуманитарную науку, но и большую интеллектуальную плотность и многогранность того уникального «резонантного» диалога, который вели выдающиеся мыслители первой половины XX века.

Список научной литературыВасильева, Мария Анатольевна, диссертация по теме "Теория литературы, текстология"

1. Отдельные издания работ П.М. Бицилли

2. BicilliP.M. Anton Р. Cechov. Das Werk und sein Stil / Herausgegeben von V. Sieveking // Forum Slavicum / Herausgegeben von D. Tschizewskij / P.M. Bicilli. München, 1966. - 252 p.

3. Бицилли П.М. Западное влияние на Руси и начальная летопись Одесса: Экон. тип., 1914. -27 с.

4. Он же. Салимбене: (Очерки итальянской жизни XIII века). Одесса: Тип. Новороссийского ун-та, 1916. 389 с. (То же // Бицилли П.М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад. М.: Языки славянских культур, 2006.С. 233-526).

5. Он же. Основы социализма. Одесса: Ком. объедин. социал. студ. Г. Одессы, 1917.-45 с.

6. Он же. Падение Римской империи. Одесса: Тип. A.A. Ивасенко, 1919. 104 с. (То же // Бицилли П.М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад. М., 2006. С. 9-80)

7. Он же. Очерки теории исторической науки. Прага: Пламя, 1925. 339 с.

8. Он же. Этюды о русской поэзии. Прага: Пламя, 1926. 285 с. (То же //Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. М.: Наследие, 1996. С. 353—482).

9. Он же. Уводъ въ изучването на новата и най-новата история. (Опить за периодизация). София: Художник, 1927. 341 с.

10. Он же. Проблема русско-украинских отношений в свете истории. Прага: Единство. 38 с. (То же // Избранные труды по филологии. М., 1996. С. 107-134).

11. Он же. Избранное. Историко-культурологические работы: В 2 т. Т.1 / Сост., подг. Текстов и коммент. Т.Н. галчевой, Г.П. Петковой, Хр.П. Манолакева; Вступ. ст. Т.Н. Галчевой. София: Св. Георги Победоносец; Св. Климент Охридски, 1993. 396 с. (Далее: ИИКР)

12. Он же. Место Ренессанса в истории культуры / Сост., предисл. и коммент. Б.С. Кагановича. СПб., Мифрил, 1996. XIII. 258 с.

13. Он же. Избранные труды по филологии /Отв. ред. И авт. Предисл. В.Н. Ярцева; сост., подгот. текста и коммент. В.П. Вомперского и И.В. Анненковой; вступ. ст. В.П. Вомперского. М.: Наследие, 1996. 709 с. (Далее: ИТФ).

14. И) Он же. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии / Сост., вступ. ст., коммент. М.А. Васильевой. М.: Русский путь, 2000. -606 с. (Далее: ТРК)

15. Он же. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад / Сост. Ф.Б. Успенский; Отв. ред. М.А. Юсим. М.: Языки славянских культур, 2006. 808 с.

16. Исследования, статьи и рецензии в периодических изданиях

17. Bizilli P. J.J. Rousseau et la democratie // Годишник на Софийския университет: историко-филологически факултет. София. 1928/1929. Т. 24. Ч. 4. С.1-43.

18. Бицилли П.М. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Монашество в средние века. СПб., 1912; Он же. Очерки религиозной жизни Италии XII-XIII веков.

19. СПб., 1912. // Изв. Одес. библиогр. о-ва при Имп. Новорос. ун-те. Одесса, 1913. Т. 2. Вып. 4. С. 62-170.

20. Он же. «Восток» и «Запад» в истории Старого света // На путях: Утверждение евразийцев. М.; Берлин, 1922. Кн. 2. С. 317—340; (То же // Бицилли П.М. Избранное: Ист.-культурол. Работы. София, 1993. Т. 1. С. 232-247; То же // ИТФ. С. 22-34.).

21. Он же. Опыты и характеристики пушкинского творчества. 1. Некоторые черты стиля Пушкина // Рус. мысль. София, 1922. Кн. 4. С. 117—128.

22. Он же. Рец. на кн.: Гофман М.Л. Пушкин. Пг., 1922. // Рус. мысль. Прага, 1922. Кн. 6/7. С. 315-316.

23. Он же. Памяти В.Э. Крусмана // Русская мысль. Прага; Берлин, 1923. Кн. 1/2. С. 342—345

24. Он же. Католичество и Римская церковь // Россия и латниство: Сб. ст. Берлин, 1923. С. 40—79 (То же // Бицилли П.М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад. М., 2006. С. 563-584).

25. Он же. Нация и гражданство в средневековой коммуне // Bulicev zbornik (Strena Bulicyana). Zagreb, 1923. S. 591—593.

26. Он же. Проблемы современной истории: Вступит, лекция, читанная в Софийском ун-те 10 марта 1924 г. // Годишник на Софийския ун-т. София, 1923/1924. Т. 20. С. 1-15. (То же//ИИКР. С. 49-64).

27. Он же. Генезис «Войны и мира» // Звено. Париж, 1926. 21 XI. № 199. С. 2-3.

28. Он же. Завет Пушкина // Соврем, записки. Париж, 1926. Кн. 29. С. 467473.

29. Он же. Плагиат Чехова // Звено. Париж, 1926. 19. XII. № 203. С. 6.

30. Он же. Рец. на кн.: Гершензон М.О. Статьи о Пушкине. М., 1926. // Соврем, записки. Париж, 1926. Кн. 29. С. 487-489.

31. Он же. В защиту русского языка // Звено. Париж, 1927. № 5. С. 262-267. (То же // ИТФ. С. 598-602.)

32. Он же. В.А. Жуковский // Звено Париж, 1927. 17. IV. № 220. С. 3-4.

33. Он же. К вопросу о происхождении Ренессанса // Звено. Париж, 1927. 12. IV. № 228. С. 2-3.

34. Он же. О чистой поэзии // Звено. Париж, 1927. 27III № 217. С. 6-7.

35. Он же. Что такое роман? // Париж, 1927. 2.1. № 205. С. 4.

36. Он же. Рец. на кн.: Гроссман Л.П. Поэтика Достоевского. М. 1925. // Соврем, записки. Париж, 1927. Кн. 30. С. 595-599.

37. Он же. Рец. на кн.: Жирмунский В.М. байрон и Пушкин. Л., 1924. // Соврем, записки. Париж, 1927. Кн. 31. С. 459-463.

38. Из заметок к Пушкину // Звено. Париж, 1928. № 1. С. 19-23.

39. Он же. Вопросы русской языковой культуры // Звено. Париж, 1928.' № 3. С. 128-132. (То же //ИТФ. С. 78-85).

40. Он же. Некрасов като поет // Бълг. мисъл. София, 1928. Кн. 4. С. 253262.

41. Он же. Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого // Соврем, записки. Париж, 1928. Кн. 36. С. 274-304. (То же // ТРК. С. 177-203).

42. Он же. Пушкин и Николай I // Звено. Париж, 1928. № 6. С. 297-305.

43. Он же. Беллетрист Тригорин: Еще о Чехове // Россия и славянство. Париж, 1929. 10. VIII № 37. С. 3.

44. Он же. Нация и язык // Соврем, записки. Париж, 1929. Кн. 40. С. 403426. (То же // ИТФ. С. 79-97).

45. Он же. Творчество Чехова // Россия и славянство. Париж, 1929. 13. VII. № 33 С.3.

46. Он же. Толстой как художник (Лекция проф. П.М. Бицилли) // Голос. София, 1929. 13. II. № 45. С. 3.

47. Он же. Нова светлина за творчество на Достоевски // Литературен глас. 1930. 25.1. № 59. С. 4; То же на русском языке // Числа. № 2/3. С. 240-242; То же сокращ. на рус. яз. // Голос (София). 2.1. № 205. С. 2.

48. Он же. V съезд русских ученых в Софии: Итоги работ в секциях истории, литературы, философии // Россия и славянство. Париж, 1930. 18.Х. № 99. С. 4.

49. Он же. Чехов // Числа. Париж, 1930. № 1. С. 162-168 (То же // ТРК. 412417).

50. Он же. Рец. на кн.: О Достоевском. Сб. статей. Прага, 1929. Т. I. // Числа. Париж, 1930. № 2/3. С. 240-242.

51. Он же. Рец. на кн.: Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Л., 1929. // Соврем, записки. Париж, 1930. Кн. 42. С. 538-540. (То же // ИТФ. С. 636-638).

52. Он же. Рец. на кн.: Белый А. Ритм как диалектика. М., 1929. // Соврем, записки. Париж, 1930. Кн. 43. С. 501-503. (То же // ТРК. С. 436-438).

53. Он же. Рец. на кн.: Шкловский В. Материал и стиль в романе Льва Толстого «Война и мир». М., 1928. // Соврем записки. Париж, 1930. Кн. 42. С. 535-538.

54. Он же. Бунин и его место в русской литературе // Россия и славянство. Париж, 1931. 27. VI. № 135. С. 3-4. (То же // ТРК. С. 418-423).

55. Он же. Достоевский и современная культура // Россия и славянство (Париж). 1931.21 февр. № 117. С. 4. (Тоже//ТРК. С. 385-388);

56. Он же. Происхождение имени Карамазовых // Россия и славянство (Париж). 1931. 24 окт. № 152. С. 3

57. Он же. «Житие великого грешника» — неосуществленный замысел Ф.М. Достоевского: Краткое изложение доклада В Славянском обществе Болгарии. // Россия и славянство (Париж). 1931. 7 февр. № 115. С. 4.

58. Он же. Творческая индивидуальность Достоевского: Доклад на чествовании в Софии памяти Ф.М. Достоевского: (Краткий отчет). // Голос (София). 1931. 26 марта. № 325. С. 1.

59. Он же. Основная проблема творчества Достоевского Лекция, прочитанная 18 января 1935 г. // Голос. София, 1931. 22 януари. № 307. С. 2.

60. Он же. Похвала музыке // Числа. Париж, 1931. № 5. С. 202-211. (То же // ТРК. С. 496-504).

61. Он же. Происхождение имени Карамазовых // Россия и славянство. Париж, 1931. 24. X. № 152. С. 3 (То же //ИТФ. С. 633-635).

62. Он же. Рец. на кн. Бунин И.А. Божье древо. Париж, 1931. // Числа. Париж, 1931. № 5. С. 222-223. (То же // ТРК. С. 493-494)

63. Он же. Рец. на кн.: Бунин И.А. Тень птицы. Париж, 1931. // Соврем, записки. Париж, 1931. Кн. 47. С. 423-424. (То же // ТРК. С. 423-424).

64. Он же. Рец. на кн.: Иванов Г. Розы. Париж, 1931. // Голос. София, 1931. 5. VII. №351. С. 3.

65. Он же. Зощенко и Гоголь // Числа. Париж, 1932. № 6. С. 211-215. (То же //ТРК. С. 464-468).

66. Он же. Литературные эксперименты: 1. Зощенко // Россия и славянство. Париж, 1932. 9. VII. № 189. С. 3. (То же // ИТФ. С. 593-597).

67. Он же. Параллели // Соврем, записки. Париж, 1932. Кн. 48. С. 334-345. (То же // ИИКР. С. 211-222; То же // ТРК. С. 403-411).

68. Он же. Рец. на кн.: Кнут Д. Парижские ночи. Париж, 1932. // Числа. Париж, 1933. № 6. С. 257-258.

69. Он же. Рец. на кн.: Смоленский В. Закат. Париж, 1931. // Соврем, записки. Париж, 1932. Кн. 49. С. 450-451.

70. Он же. Венок на гроб романа // Числа. Париж, 1933. № 7/8. С. 166-173. (То же // ТРК. С. 469-475)

71. Он же. Две эмигрантские литературы // Россия и славянство. Париж, 1933.4. II. №. 213. С. 3.

72. Он же. Жизнь и литература // Соврем, записки. Париж, 1933. Кн. 51. С. 273-287. (То же // ТРК. С. 476-487)

73. Он же. К столетию «Современных записок» Анкета / Сост. В. Руднев. // Соврем, записки. Париж, 1933. Кн. 51. С. 452.

74. Он же. Место Ренессанса в истории культуры // Годишник на Софийския ун-т : Историко-филол. фак-т. София, 1932 / 1933. Т. 29. Ч. 1. С. 1-11 (То же // Бицилли n.M. Место Ренессанса в истории культуры. СПб., 1996. С. 3-170).

75. Он же. Почему Достоевский не написал «Жития великого грешника» // О Достоевском: Сб. ст. под ред. A.JI. Бема. Прага, 1933. Т. II. С. 25-30. (То же//ТРК. С. 389-393).

76. Он же (подп. П. Михайлов). Размышления у врат Нового града // Новый град. Париж, 1933. № 6. С. 60-67.

77. Он же. Трагедия русской культуры // Соврем, записки. Париж, 1933. Кн. 53. С. 297-309. (То же // ИТФ. С. 147-157; то же // ТРК. С. 361-371).

78. Он же. Гоголь и классическая комедия // Числа. Париж, 1934. № 10. С. 198-199.

79. Он же. Гоголь и Чехов (Проблема классич. искусства) // Соврем, записки. Париж, 1934. Кн. 56. С. 298-308.

80. Он же. Рец. на кн. Мочульский К. Духовный путь Гоголя. Париж, 1934. //Путь. Париж, 1934. № 45. С. 131-132.

81. Он же. Кризис истории // Соврем записки. Париж, 1935. Кн. 58. С. 328335. (То же // ТРК С. 487-494).

82. Он же. Рец. на кн.: Бунин И.А. Собр. соч. Берлин, 1935. Т. 4. // Соврем, записки. Париж, 1935. Кн. 58. С. 471.

83. Он же. Рец. на кн.: Виноградов В.В. Язык Пушкина: (Пушкин и история рус. лит. языка). М;Л., 1935. // Соврем, записки. Париж, 1935. Кн. 59. С. 478-479. (То же // ИТФ. С. 643-644).

84. Он же. Возрождение Аллегории // Соврем, записки Париж, 1936. Кн. 61. С. 191-204. (То же // ТРК. С. 438-450).

85. Он же. Заметки о Толстом // Соврем, записки. Париж, 1936. Кн. 60. С. 276-286. (То же // ТРК. С. 394-402).

86. Он же. К вопросу о характере русского языкового и литературного развития в новое время // Годишник на Софийский ун-т. Ист.-филол. факт. София, 1935/1936. Т. 32. Ч. 4. С. 1-46. (То же //ИТФ.С. 158-199).

87. Он же. Несколько замечаний о современной зарубежной литературе // Новый град. Париж, 1936. № 11. С. 131-135. (То же // ТРК. С. 459-463).

88. Он же. Рец. на кн.: Бем А.Л. У истоков творчества Достоевского // О Достоевском: Сб. ст. Прага, 1936. Т. III. // Соврем, записки. Париж, 1936. Кн. 61. С. 462-463.

89. Он же. Рец. на кн.: Якорь Антология зарубеж. Поэзии. Париж, 1936. // Соврем, записки. Париж, 1936. Кн. 60. С. 463-465. (То же // ТРК. С. 453455).

90. Он же. Рец. на кн.: Якорь Антология зарубежной поэзии (рукописный вариант). // ТРК. С. 551-557.

91. Он же. Образ совершенства // Соврем, записки. Париж, 1937. Кн. 63. С. 205-219. (То же // ТРК. С. 372-384).

92. Он же. «Путешествие в Арзрум» //Белград. Пушкин, сб. Белград, 1937. С. 247-264.

93. Он же. Рец. На кн.: Иванов Г. Отплытие на остров Цитеру: Избр. стихи, 1916-1936. Берлин, 1937. // Соврем, записки. Париж, 1937. Кн. 64. С. 471.

94. Он же. Литературные заметки // Соврем, записки. Париж, 1938. Кн. 66. С. 205-219. (То же // ИТФ. С. 613-625)

95. Он же. Рец. на кн.: Бем А.Л. Достоевский: Психоаналитические этюды. Прага, 1938. // Рус. записки. Париж, 1938. № 8/9 С. 198-199.

96. Он же. Рец. на кн.: Иваск Ю. Северный берег. Варшава, 1938. // Соврем, записки. Париж, 1938. Кн. 66. С. 476-477. (То же // ТРК. С. 458-459).

97. Он же. Рец. на кн. Кнут Д. Насущная любовь. Париж, 1938. // Соврем, записки. Кн. 67. С. 451-452. (То же // ТРК. С. 457-458).

98. Он же. Рец. на кн. Смоленский В. Наедине. Париж, 1938. // Соврем, записки. Париж, 1938. Кн. 66. С. 451-452. (То же // ТРК. С. 455-456).

99. Он же. Рец. на кн.: Шкловский В. Заметки о прозе Пушкина. М., 1937. // Рус. записки. Париж, 1938. № 12. С. 194-195.

100. Он же. Пушкин и Вяземский: К вопр. Об источниках пушкинского творчества // Годишник на Софийския ун-т. София, 1938 / 1939. Ч. 13. С. 1-52. (То же // ТРК. С. 31-79).

101. Он же. Социология и история // Правни изследования: Посветени на проф. Венелин Ганев по случай 30 годишната му академична дейност. София, 1939. С. 171-178. (Тоже//ИИКР. С. 155-166)

102. Он же. Уроки истории // Новый град. Париж, 1939. № 14. С. 61-68.

103. Он же. Рец. на кн.: Адамович Г. На Западе. Париж, 1939. // Соврем, записки. Париж, 1939. Кн. 69. С. 383-384.

104. Он же. Рец. на кн.: Гингер А. Жалость и торжество: Третья книга стихов. Париж, 1939. //Рус. записки. Париж, 1939. № 18. С. 196-198.

105. Он же. Рец. на кн. Оцуп Н. Беатриче в аду. Париж, 1939. // рус. записки. Париж, 1939. № 19. С. 202-203.

106. Он же. Рец. на кн.: Сирин В. Приглашение на казнь. Париж, 1938; Он же. Соглядатай. Париж, 1938. // Соврем, записки. Париж, 1939. Кн. 68. С. 474-477. (То же // ИТФ. С. 639-642).

107. Он же. Рец. на кн.: Чижевский Д.И. Гегель в России. Париж, 1939. // Соврем, записки. Париж, 1940. Кн. 70. С. 289-291.

108. Он же. Творчество Чехова: Опыт стилистического анализа // Годишник на Софийский ун-т. Ист.-филол. фак-т. София, 1941/1942. Т. 38. Ч. 6. С. 1-138. (То же // ТРК. С. 204-358).

109. Он же. Пушкин и проблема чистой поэзии // Годишник на Софийский ун-т. Ист.-филол. фак-т. София, 1944/1945. Т. 41. Ч. И. С. 1-61. (То же // ТРК С. 80-144).

110. Он же. К вопросу о внутренней форме романа Достоевского // Годишник на Софийский ун-т. Ист.-филол. фак-т. София, 1945/1946. Т. 42. С. 1-75. (То же // ИТФ. С. 483-549).

111. Он же. Заметки о чеховском "Рассказе неизвестного человека" // Годишник на Софийский ун-т. Ист.-филол. фак-т. София, 1947/1948. Т. 44. Ч. 4. Езикознание и литература. С. 1-13. (То же // ИТФ. С. 579-588).

112. Он же. Проблема человека у Гоголя // Годишник на Софийский ун-т. Ист.-филол. фак-т. София, 1947/1948. Т. 44. Ч. 4. Езикознание и литература. С. 1-32. (паг. 3-я). (То же // ИТФ. С. 550-578; То же // ТРК. С. 145-176).

113. Он же. Письма к П.Н. Савицкому / Публ. подгот. текста, примеч. и вступ. ст. Б.С. Кагановича // Диаспора: Новые маетриалы Вып. 2. СПб.: Феникс, 2001. С. 291-299.

114. Он же. Письма к А.Л. Бему / Публ., подгот. текста, примеч. М. Бубениковой (Прага) и Г. Петковой (София) // Новый журнал. 2002. Кн. 228. С. 122-150.1. Архивные источники

115. Hoover Institution Archives. Gleb Struve Collection. Box 93. Folder 9. Box 94. Folder 5, 6.

116. LA PNP (Литературный архив Музея национальной письменности, Прага). Fond A.L. Bern. С. prir. 34/43.

117. РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 26.

118. Архив Библиотеки-фонда «Русское Зарубежье». Фонд B.C. Варшавского

119. Другие источники и литература

120. W&)Dostal R.J. Time and phenomenology in Husserl and Heidegger // The Cambridge Companion to Heidegger / Ed. C. Guignon. Cambridge University Press, 1993. P. 141-170.

121. Greimas A.-J'. Semantique structurale. Paris, Larousse. 1966. -264 p.

122. Hoy D. C. Yeidegger and the hermeneutic turn // The Cambridge Companion to Heidegger / Ed. C. Guignon. Cambridge University Press, 1993. P. 170195.

123. Jakobson R. Socha v symbolice Puskinove // Slovo a slovesnost. 1937 (3). S. 2—24.

124. Адамович Г.В. Литературные беседы. Рец. на кн. Бицилли П.М. Этюды о русской поэзии. Прага, 1926. // Звено. 1926. 3 янв. № 153. С. 1-2.

125. Адамович Г. К столетию «Современных записок» Анкета. // Соврем, записки. 1933. Кн. 51. С. 452.12в) Адамович Г. Литературные заметки // Последние новости. 1934. 29 авг. №4900. С. 3.

126. Адамович Г.В. Современные записки, кн. 60 // Последние новости. 1936. 12 марта.

127. Адамович Г.В. Собр. соч. Литературные беседы. Кн. 1. («Звено»: 1923— 1926) / Вступ. ст., сост и примеч. O.A. Коростелева. СПб.: Алетейя, 1998. -512 с.

128. Адамович Г.В. Собр. соч. Литературные беседы. Кн. 2. («Звено»: 19261928) / Вступ. ст., сост и примеч. O.A. Коростелева. СПб.: Алетейя, 1998. -575 с.

129. Адамович Г.В. Собр. соч. «Комментарии» / Сост., послесл. и примеч. O.A. Коростелева. СПб.: Алетейя, 2000. 757 с.

130. Ъ\) Алданов М. О молодой эмигрантской литературе // Соврем, записки. 1936. Кн. 61. С. 400-409. (То же // Российский литературоведческий журнал. 1993. № 2. С. 163-170).

131. Андреев В. О так называемом «незамеченном поколении.». Машинопись. Датируется 31 марта 1956. (Архив Библиотеки-фонда «Русское Зарубежье» (Москва). Фонд B.C. Варшавского).

132. Анненкова И.В. Вступ. ст. к публ.: Бицилли П.М. Нация и язык // Изв. Рос. АН. Сер. Лит и яз, 1992. Т. 51. С. 68-70.

133. Анненкова И.В. М.М. Бахтин и П.М. Бицилли: Два взгляда на роман Ф.М. Достоевского. Бахтинские чтения. Орел, 1997. Вып. 2. С. 172-174.

134. Ашурова Н.И. Культурно-историческая концепция П.М. Бицилли Дис. канд. ист. наук. 07.00.09. М.: РГБ, 2005. (Из фондов Российской государственной библиотеки). 214 с.

135. Барт. Ролан Структурализм как деятельность // Барт Ролан. Избранные работы. М.: Прогресс, 1994. 615 с.

136. Баткин JI.M. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М.: Наука, 1989.-270 с.

137. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Л: Прибой, 1929. — 248 с.

138. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи / Сост. С. Бочаров и В. Кожинов. М.: Худож. лит., 1986. 543 с.

139. Бахтин М.М. П.Н. Медведев. Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику. (Серия «Бахтин под маской») М.: Лабиринт, 2003. 192 с.

140. Бахтин U.M. Рец. на кн.: Бицилли П.М. Очерки теории исторической науки. Прага, 1925. // Звено. 1925. 16 / III. № 112. С. 4.

141. Бахтин Н. Разложение личности и «внутренняя жизнь» // Числа. 1930— 31. №4. С. 176-184

142. Бахтин U.M. Из жизни идей. Статьи, эссе, диалоги. М.: Лабиринт, 1995. 152 с.

143. Белоус В.Г. «На перекрестке»: Л.В. Пумпянский и Вольфила // Вопросы философии. 1994. № 12. С. 153-157

144. Белый А. Ритм как диалектика и «Медный всадник». М.: Федерация, 1929.-280 с.

145. Белый А. Мастерство гоголя: Исследование. М.: МАЛП, 1996. 351 с.

146. Бем A.JI. К уяснению понятия историко-литературного влияния. (По поводу статьи A.C. Полякова «Пушкин и Пнин») П Пушкин и его современники. Вып. 23-24. Пг.: Российская академия наук, 1916. С. 2344.

147. Бем А. "Шинель" Гоголя и "Бедные люди" Достоевского // Записки Русского исторического общества в Праге. Кн. 1. Прага, 1927. С. 47-56.

148. Бем A.JI.J От редактора // О Достоевском: Сб. ст. / Под ред. A.JI. Бема. Прага, 1929. T. I. С. 5-8.150 )Бем А.Л. Драматизация бреда. ("Хозяйка" Достоевского) // О Достоевском: Сб. ст. / Под ред. A.JI. Бема. Прага, 1929. T. I. С. 77—124

149. Бем. A.JI. Достоевский — гениальный читатель // О Достоевском: Сб. ст. / Под ред. A.JI. Бема. Прага, 1933. T. II. С. 7-24.

150. Бем A.JI. У истоков творчества Достоевского // О Достоевском: Сб. ст. / Под ред. A.JI. Бема. Прага, 1936. Т. III. 216 с.

151. Бем A.JI. Письма о литературе. Praha: Slovansky ustav; Euroslavica, 1996. 372 с.

152. Бем A.JI. Письма о литературе / Сост. С.Г. Бочарова; Предисл. и коммент. С.Г. Бочарова и И.З. Сурат. М.: Языки славянской культуры, 2001.-447 с.

153. Бергсон А. Творческая эволюция // Собр. соч.: В 5 т. Спб., 1913—14. Т 1. -332 с.

154. Бергсон А. Собр. соч. : В 4 т. М.: Московский Клуб, 1992. Т. 1.(Опыт непосредственных данных сознания. Материя и память). — 336 с.

155. Бергсон А. Творческая эволюция / Пер. с франц. М: КАНОН-пресс, Кучково поле, 1998. 384 с.

156. Бердяев H.A. Новое средневековье: Размышления о судьбах России и Европы. М., 1991 84 с.

157. Бирман М.А. П.М. Бицилли (1879-1953) // Славяноведение. М., 1997. № 4. С. 49-63.

158. Бирман М.А. А.П. Мещерский (1915-1992) Несколько страниц к биографии первого "бициллеведа" // ПоАугрочтот.: К 70-летию Владимира Николаевича Топорова. М., 1998. С. 800-805.

159. Бирман М.А. Бицилли-пушкинист: (Заметки к библиографии ученого) // После юбилея. Jerusalem, 2000. С. 5-28.

160. Бирман М.А. Гурфинкель — переводчик и издатель трудов П.М. Бицилли // Русское еврейство в зарубежье: Статьи, публикации, мемуары и эссе. Иерусалим, 2003. Т. 5 (10). С. 33-40;

161. Бирман М.А., Горяинов А.Н. Российские интеллектуалы-эмигранты в Болгарии 1920-1930-х годов // Новая и новейшая история. М., 2003. № 1. С. 173-193.

162. Бирман М.А. П.М. Бицилли (1879—1953). Штрихи к портрету ученого // Бицилли П.М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и запад. М.: Языки славянских культур, 2006. С. 633-718.

163. Бочаров С.Г. Филологические сюжеты. М.: Языки славянских культур, 2007. 565 с. (Серия: «Studia philologica»).

164. Бубеникова М., Пешкова Г. Письма П.М. Бицилли к A.JI. Бему вступ. ст. к публ. // Новый журнал. 2002. Кн. 228. С. 122-128.

165. Бунин И.А. О Чехове. Нью-Йорк: Издательство им. Чехова, 1955. — 412 с.

166. Варшавский В. О прозе "младших" эмигрантских писателей. // Соврем, записки. 1936. Кн. 61. С. 409-414.

167. Вейдле В. Рец. на кн.: Бицилли П.М. Этюды о русской поэзии. Прага, 1926. //Дни. 1926. 31 янв. С. 4.

168. ПО) Вейдле В. Рец. на кн.: Бицилли П.М. Место Ренессанса в истории культуры // Годишник на Софийския ун-т : Историко-филол. фак-т. София, 1932 / 1933. Т. 29. Ч. 1. С. 1-11. // Соврем, записки. 1933. Кн. 52. С. 437-445.

169. Велева М. П.М. Бицилли и историческата наука // Бицилли П.М. Очерци върху теорията на историческата наука. София, 1994. С. 5-22.

170. Велева М. П.М. Бицилли в Софийския университет // Минало. 1995. № 1. С. 81-92;173 )Велева М. Из архивното наследство на П.М. Бицилли // Болг. Ежегодник. Харьков; София, 1996. Т. 2. С. 201-221.

171. Велееа М. Българската съдба на проф. П.М. Бицилли. София: ИК Гутенберг, 2004. -164 с.

172. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. JI. : Гослитиздат, 1940. 648 с.

173. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: Гослитиздат, 1941. 620 с.

174. Виноградов В.В. Проблема авторства и теория стилей. М.: Гослитиздат, 1961.-613 с.

175. Вокруг Достоевского: В 2 т. Т. 1: О Достоевском: Сборник статей под редакцией A.JI. Бема. М.: Русский путь, 2007. 576 с.

176. Вомперский В.П. Взгляды П.М. Бицилли на историю русского литературного языка // Филологический сборник: (К 100-летию со дня рожд. акад. В.В. Втноградова). М., 1995. С. 99-106.

177. Вомперский В.П. Петр Михайлович Бицилли: Жизненный и творческий путь вступ. ст. // ИТФ. С. 6-21.

178. Воронина Т.П. Спор о молодой эмигрантской литературе вступ. ст. (Публикации и сообщения) // Российский литературоведческий журнал.1993. №2. С. 152—184.

179. Газданов Г. О молодой эмигрантской литературе // Соврем, записки. 1936. Кн. 60. С. 404-408. (То же // Российский литературоведческий журнал. 1993. № 2. С. 159-163).

180. Галчева Т.Н. П.М. Бицилли опыт возвращения вступ. ст. // ИИКР. С. 7-40.

181. Галчева Т. Один из немногих : Памяти проф. П.М. Бицилли // Рус. рубеж: Спец. Вып. Еженедельника "Лит. Россия". М., 1992, № 2 (14). С. 22.

182. Гандев X. Проф. Петър Михайлович Бицилли // Исторически преглед. София, 1953. № 5. С. 560-561.

183. ГандевХ. Петръ Михайлович Бицилли // Векове. 1980. № 2. С. 61.

184. Гарнцев M. Дамаский о невыразимом // Логос. 1999. №. 6 (16). С. 23-30.

185. Гарпгман Н. Этика. / Пер. с нем. А.Б.Глаголева. СПб.: Владимир Даль, 2002. - 707 с.

186. Гаспаров M.JI. Очерк истории русского стиха: метрика, ритмика, рифма, строфика. М.: Наука, 2001. 288 с.

187. Гаспаров M.JI. Оппозиция «стих проза» и становление русского литературного стиха // Русское стихосложение: традиции и проблемы развития. М.: Наука, 1985. С. 264-277.

188. Гаспаров М.Л. Семантический ореол пушкинского 4-ст. хорея // Пушкинские чтения. Таллинн, 1990. С. 5-13.

189. Гаспаров M.JI. Избранные статьи: О стихе. О стихах. О поэтах. М.: Новое литературное обозрение, 1995. 478 с.

190. Гаспаров M.JI. Метр и смысл. Об одном механизме культурной памяти. М.: Российск. гуманит. ун-т, 1999. 289 с.

191. Гаспаров Б.М. Анкета к 100-летию со дня рождения Ю.Н. Тынянова // Седьмые тыняновские чтения: Тыняновский сборник. Вып. 9. Рига — Москва, 1995-1996. С. 11-14.

192. Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. СПб.: Наука, 2005. 477с. (Серия «Слово о сущем»).

193. Герасименко A.A. Проблемы исторического синтеза в понимании теории исторической науки П.М. Бицилли // Гуманитарное знание: Ежегодник. Омск, 1998. Вып. 2 Кн.1. Ист. Исследования. С. 13-16. (Серия «Преемственность»).

194. Гессен С.И. Рец. на кн.: О Достоевском: Сб. ст. / Под ред. А.Л. Бема. Прага, 1929. Т. 1. // Соврем, записки. 1930. Кн. 43. С. 503-505.

195. Гиппиус В. Гоголь; Зенькоеский В.Н. Н.В. Гоголь / Предисл. и сост. Л. Аллена. СПб.: Logos, 1994. 344 с. (Судьбы. Оценки. Воспоминания. XIX-XX вв.)

196. Гоголь: Материалы и исследования. М: Наследие, 1995. 256 с.

197. Гофман M.JI. Рец. на кн.: Бицилли. П.М. Этюды о русской поэзии.

198. Пламя, 1926. //Благонамеренный. 1926. Кн. 1 (янв.-февр.) С. 165. 201 )Горяинов А.Н., Бирман М.А. Библиография опубликованных работ П.М. Бицилли и литература о нем, 1912-2003. Труды П.М. Бицилли // ИТСИ. С. 733-778.

199. Гревс И.М. Очерки из истории римского землевладения. Т.1. СПб, 1899. 652 с.

200. Гревс И.М. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни Италии XII-XIII веков. СПб., 1912. // Российская историческая мысль. Из эпистолярного наследия Л.П. Карсавина. Письма И.М. Гревсу (1906— 1916). М.: ИНИОНРАН, 1994. С.

201. Гревс И.М. Лик и душа Средневековья. (По поводу вновь вышедших русских трудов) // Анналы. Пг., 1922. № 1. С. 21-41.

202. Гревс И.М. Памяти В.Э. Крусмана. // Анналы. М., 1923. Т.2. С. 255—258.

203. Гревс И.М. История одной любви. И.С. Тургенев и Полина Виардо. М.: Современные проблемы, 1927. 262 с.

204. Гревс И.М. Тацит. М.'-Л, 1946. 249 с.

205. Гофман МЛ, Рец. на кн.: Бицилли П.М. Этюды о русской поэзии. Прага, 1926. //Благонамеренный. Брюссель, 1926. Кн. 1. С. 164-165.

206. Гумбольдт В. фон Избранные труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 2000.-400 с.

207. Гусев В. Герой и стиль. К теории характера и стиля. Советская литература на рубеже 6070-х годов. М.: Худож. литература, 1983.- 288 с.

208. Гуссерль Э. Логические исследования. // Гуссерль Э. Собр. соч.: В 3 т. T.II (1). М.: Дом интеллектуальной книги, 2001

209. Гуссерль Э. Логические исследования; Картезианские размышления; Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философии; Философия как строгая наука. Минск: Харвест; М.: АСТ., 2000. 452 с.

210. ДерридаЖ. Голос и феномен. СПб.: Алетейя, 1999. 208 с.

211. Дильтей В. Описательная психологи. СПб., 1996. 156 с.

212. Он же. . Введение в науки о духе // Дильтей В. Собр. соч.: В 6 т ./ Под ред. A.B. Михайлова и Н.С. Плотникова. Т. 1 / Пер. с нем. под ред. B.C. Малахова. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000. — 531 с.

213. Дочее Д. П.М. Бицилли и «русските формалиста» // Бицилли П.М. Класическо изкуство: Стилови изследования. София, 1995. С. 311-316.

214. Ермаков И.Д. Психоанализ литературы: Пушкин. Гоголь. Достоевский / Вступ. ст. А. Эткинда и М.И. Давыдовой. М.: Новое литературное обозрение, 1999. 512 с. (Серия «Филологическое наследие»)

215. Зандер JI.A. Рец. на кн.: О Достоевском: Сб. ст. / Под ред. A.JI. Бема. Прага, 1929. Т. 1. //Путь. 1930. № 25. С. 127-131.

216. Зиммель Г. Избранное: в 2 т. М.: Юристъ, 1996. Т.1. Филосмофия культуры 607 с. Т. 2. Созерцание жизни. — 671 с. (Серия «Лики культуры»)

217. Иванов. Вяч. Вс. Анкета к 100-летию со дня рождения Ю.Н. Тынянова // Седьмые тыняновские чтения: Тыняновский сборник. Рига; Москва, 1995-1996. Вып. 9. С. 22-25.

218. Иванов В.И. Достоевский и роман-трагедия // Иванов В.И. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. 428 с. (Серия «Мыслители XX века»)

219. Иванов Г. Рец. на кн.: Борис Поплавский. «Флаги». // Иванов Г.В. Собр. соч.: В 3 т. М., 1994. Т. 3. С. 531-534.

220. Иваск Ю. Поэзия «старой» эмиграции // Русская литература в эмиграции. Питсбург, 1972. С. 46.

221. Каганович Б.С. Бицилли как литературовед: (К постановке вопроса) / Studia slavica. Academiae scientiarum Hungaricae. Budapest, 1988. T. 34. P. 205-222.

222. Каганович Б.С. П.М. Бицилли как историк средневековой и ренессансной культуры // Культура Возрождения и средние века. М., 1993. С. 186-197.

223. Каганович Б.С. П.М. Бицилли и его книга «Элементы средневековой культуры» вступ. ст. // Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб.: Мифрил, 1995. С. VII-XXVII.

224. Каганович Б.С. П.М. Бицилли и культура Ренессанса вступ. ст. // Бицилли П.М. Место Ренессанса в истории культуры. СПб., 1996. С. VII-XIII.

225. Каганович Б.С. Русские медиевисты первой половины XX века. СПб.: Гиперион, 2007. 244 с.

226. Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии XII-XIII веков. СПб., 1912. ХХ+843+21 с.

227. Карсавин Л.П. Философия истории. СПб.: АО Комплект, 1993. 352 с.

228. Карсавин Л.П. Сочинения. В: т. Т.2. СПб.: Алетейя, 1997. -431 с.

229. Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М.: МГУ, 1979. — 326 с.

230. Катаев В.Б. Литературные связи Чехова. М.: МГУ, 1989. 261 с.

231. Коев М., Делев Д. Corpus epistolarum. Писма на П. Мутафчиев, П.М. Бицилли, В. Златарски до Ив. Дуйчев // Свободна книга. Специален брой за 10-год. На Центръ «Акад. Ив. Дуйчев».Бр. 1-4, год. VII. 1996. С. 10-11.

232. Козырев А.П. Русская философия в поисках антропологии единосущия // Антропологический синтез: религия, философия, образование. СПб.: РХГИ, 2001. С. 248-273

233. Козырев А.П. Я и Другой в русской философии // История, культура, общество. Междисциплинарные подходы: Программы специализированных курсов и тексты лекция. В 2-х ч. Ч. 1. Философия. Востоковедение. М.: Аспект-пресс, 2003. С. 110-129

234. Козырев А.П. В.В. Розанов и Вл. С. Соловьев: Диалог .в поисках Другого // Философия: прошлое и настоящее. М.: Аспект-пресс, 2003. С. 61-86.

235. Коростелев O.A. «Парижская нота» // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918—1940 / Т. 2. Периодика и литературные центры. М.: РОССПЭН, 2000. С. 300—303.

236. Коростелев O.A. «Парижская нота» и протвостояние молодежных поэтических школ русской литературной эмиграции // Литературоведческий журнал. 2008. № 22. С. 3—50.

237. Красавченко Т.Н. Гайто Газданов: Философия жизни // Российский литературоведческий журнал. 1993. № 2. С. 97-108.

238. Кроче Б. Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика. М., 1920. Ч. 1.-171 с.

239. Кроче Б. Теория и история историографии. М.: Языки русской культуры. 1998.- 192 с.

240. Лосский Н.О. Рец. на кн.: Dostojevskij-Studen: Veröffentlichugen der Slavistischen Arbeitsgemeinschaft an der Deutschen Universität in Prag. -Reichenberg, 1931. 164 s. // Соврем, записки. 1932. Кн. 49. С. 462-464.

241. Мартин Хайдеггер: Сб. статей / Сост. Д.Ю. Дорофеев. СПб.: РХГИ, 2004. — 576 с. (Серия «Личность в жизни и философии»).24в) Махов А.Е. Música literaria. Идея словесной музыки в европейской поэтике. М.: Интрада, 2005. 223 с.

242. Мелих Ю.Б. Симфонический персонализм Л.П. Карсавина. М., 2001. -224 с.

243. Мельников H. «До последней капли чернил.». Владимир Набоков и «Числа» // Литературное обозрение. 1996. № 2. С. 73-82.

244. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента, Наука, 1999. 606 с.

245. Молчанов В.И. Предпосылки и беспредпосылочность феноменологической философии//Логос. 1999. № 10. С. 16-28.

246. Молчанов В.И. Предпосылка тождества и аналитика различий // Логос. Москва, 1999. № 11/12. С. 183-208.

247. Молчанов В.И. Различение и опыт: феноменология неагрессивного сознания. М.: Модест Колеров и "Три квадрата", 2004. — 328 с.

248. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. М. Изд-во РГГУ, 1998. 484 с.

249. Набоков В.В. Другие берега // Набоков В.В. Рассказы. Воспоминания. М:: Современник, 1991. -653 с.

250. Набоков В.В. Лекции по русской литературе: Пер. с англ., предисловие Ив. Толстого. М: Независимая газета, 1996. 440 с.

251. Николай Кузанский. Сочинение: В 2-х т. / Сост. В.В. Бибихин. М.: Мысль, 1979-1980. Т. 1 488 с. Т. 2 - 471 с.

252. О Достоевском. Сборники статей / Под ред. А.Л. Бема. Прага, 1929, 1933, 1936. T. I. 164 с. T. II. - 92 с. T. III. - 216 с.

253. Очерки феноменологической философии: Учеб. пособие / Под ред. Я.А.Слинина, Б.В.Маркова. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1997. 224 с.

254. Пантев А. Завръщането на професор Бицилли // П.М. Бицилли. Увод в изучаването на новата и най-новата история. Изд. БАН и НИ. София, 1993. С. V—VIII;

255. Пантев А. Предисловие // П.М. Бицилли Основни насоки в историческото развитие на Европа. Изд. БАН и НИ. София, 1993. С. V— VII;

256. Петкова Г. Металитературный проект П.М. Бицилли: между Салимбене и Пушкиным // Rossica (Прага), 2007. С. 115-122.

257. Подорога В.А. Мимесис. Материалы по аналитической антропологии литературы. Т. 1. Н. Гоголь, Ф. Достоевский. М: Культурная революция, Логос, Logos-altera, 2006. — 688 с.

258. Повилайтис В.И. Философия Льва Карсавина (историософский, аспект). К 120-летию со дня-рождения Л.П. Карсавина // Культурный слой. Вып. 3. Исследования по истории европейской культуры. Калининград: Изд-во КГУ, 2002.- 112 с.

259. Повилайтис В.И. Философия истории и культуры П.М. Бицилли // Культурный слой. Вып. 6. Проблемы рус. философии и культуры. Калининград: Изд-во КГУ, 2003. С. 43-51.

260. Поплавский Б. О мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции // Числа. 1930. № 2/3. С. 308-310.

261. Поплавский Б.Ю. Неизданное: Дневники, стихи, письма / Сост. и коммент. А. Богословского и Е. Менегальдо. М.: Христианское издательство, 1996. 512 с.

262. К юбилею «Современных записок» Анкета. / Сост. В. Руднев // Соврем, записки. 1933. Кн. 51. С. 431-453.

263. Пумпянский JT.B. Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы / Отв. ред. А. Чудаков; Сост.: Е.М. Иссерлин, Н.И. Николаев; Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Н.И. Николаева. М.: Языки русской культуры, 2000. — 864 с.

264. Пятигорский А. «Другой» и «Свое» как понятия литературной философии // Сб. статей к 70-летию проф. Ю.М. Лотмана. Тарту, 1992. С. 3-9.

265. А) Пятигорский A.M. Избранные* труды. М.: Школа "Языки русской культуры", 1996. 590 с.

266. Разумова А. Путь формалистов в художественной прозе // Вопросы литературы. 2004. Май-июнь. Вып. 3. С. 131-151.

267. Рачковский Д.В. Петр Михайлович Бицилли и его «Очерки теории исторической науки» // Культурный, слой. Вып. 4. Философия русского зарубежья (исследования и материалы). Калининград, 2004. С. 31—37.

268. Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. СПб.: Наука, 1997.-536 с.

269. Розанов В.В. О себе и о жизни своей. М.: Моск. рабочий, 1990. 876 с.

270. Розанов! В.В. Пушкин и Гоголь // Розанов В.В. Собр. соч. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевскогоu. М;: Республика, 1996. С. 136— 142.

271. Розанов В.В. Как произошел тип Акакия Акакиевича,// Розанов В.В. Собр. соч. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского. М'.: Республика, 1996. С. 143-151.

272. Российская историческая мысль. Из эпистолярного наследия Л.П. Карсавина. Письма И.М. Гревсу (1906-1916). Публикация. М.: ИНИОН РАН, 1994. 172 с. (Серия «Наследие отечественного обществознания, теория и история культуры»).

273. Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования / Отв. ред. X. Баран, С.И. Гиндин. Редколлегия. М.: РГГУ, 1999. 920 с.

274. Румянцева М.Ф. Достижимо ли точное научное знание (научный доклад) // Вестник гуманитарной науки. Российский государственный гуманитарный университет. 1999. № 2 (45) // vestnik.rsuh.ru/45/sod45.htm;

275. Румянцева М.Ф. «Чужое Я» в художественном творчестве и в историческом познании (конф. «Преемственность и разрывы в интеллектуальной истории». Институт всеобщей истории РАН, 20-22 ноября 2000г.) // www.igh.ru/struct/cntl9/conf2000.html

276. Румянцева М.Ф. Теория истории. М.: Аспект-пресс, 2002. 319 с.

277. Средневековый быт. Сборник статей. Л.: Время, 1925. 652 с.

278. Степун Ф.А. Пореволюционное сознание и задача эмигрантской литературы // Новый град. 1935. № 10. С.12-28.

279. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. М. — Париж: УМСА-Ргезз — Москва, 1996.-448 с.

280. Струве П.Б. «Неизъяснимый» и «непостижимый» // Пушкинский сборник Русского института в Праге. Прага, 1929. С. 259-264.

281. Структурализм: «за» и «против». Сб. статей. М.: Прогресс, 1975. — 652 с.

282. Сухих И.Н. Проблемы поэтики А.П. Чехова. Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. -184 с.

283. Терапиано Ю. По поводу незамеченного поколения // Новое русское слово. 27 ноября 1955.

284. Тодоров Ц. Монолог и диалог: Якобсон и Бахтин / Пер. Ю. Пухлий // Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2003, № 1-2. С. 10-17.

285. Тодоров Ц. Наследие Бахтина / Пер. Ю. Пухлий. // Вопр. лит-ры. 2005. Январь-февраль. Вып. 1. С. 311.

286. Тодоров Ц. «Без ангелов обойтись мыв можем, а вот без других людей -нет»" / Беседу вел Г.К. Косиков // Вопросы литературы. 2006. Вып. 1. С. 58-73.

287. Томашевский Б. Пушкин. Работы разных лет. М.: Книга, 1990. 672 с.

288. Тончев А. Пётр Михайлович Бицилли и понятие "исторический синтез" // Бялата емиграция в България. София, 2001. С. 180-185

289. Туниманов В.А. Вступительная статья к публикации: П.М. Бицилли. Статьи: История, культура, литература // Русская литература. 1990. № 2. С. 134—138.

290. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. — 576 с.

291. Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. М.: Сов. писатель, 1965. -304 с.

292. Федякин С.Р. Ученый, мысливший целыми культурами предисл. к публ. // Лепта. 1997. № 38. С. 221-222.

293. Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. Т. 1 (I—II). М.: Правда, 1990.-840 с.

294. Франк C.JI. Рец. на кн.: О Достоевском: Сб. ст. / Под ред. А.Л. Бема. Прага, 1929. Т. 1. // Руль. 1930. № 2709.

295. Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет / Пер. A.B. Михайлова. М.: Гнозис, 1993.

296. Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления / Сост., пер. с нем., всуп. ст., коммент. и указатели В.В. Бибихина. М.: Республика, 1993. — 447 с. 4

297. Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии / Пер. с нем. А.Г. Чернякова. СПб.: Высшая религиозно-философская школа, 2001. 445 с.

298. Ходасевич В.Ф. Поэтическое хозяйство Пушкина. Кн. 1. Л.: Мысль, 1924-160 с.

299. Ходасевич В. Литература в изгнании // Возрождение. 1933. 4 мая.

300. Ходасевич В.Ф. О Пушкине. Берлин: Петрополис, 1937. 192 с.

301. Цетлин И.О. Рец. на кн.: Бицилли П.М. Этюды о русской поэзии. Прага, 1926. // Соврем, записки. 1926. Кн. 27. С. 566-569.

302. Чижевский Дм. О формализме в этике. (Заметки о современном кризисе этической теории) // Научные труды русского народного университета в Праге. Прага, 1928. Т. 1. С 15-29.

303. Чижевский Дм. К проблеме двойника. (Из книги о формализме в этике) // О Достоевском: Сб. ст. / Под ред. A.JI. Бема. Прага, 1929. T. I. С. 9-38.

304. Чижевский Дм. Рец. на кн.: Бицилли П.М. Очерки теории исторической науки. Прага, 1925 // Соврем, записки. 1929. Кн. 39. С. 542— 547

305. Чижевский Д.И. Рец на кн.: Alfred Bém. Tajemstvi osobnosti Dostoevského (Бем A.JI. Тайна личности Достоевского. Прага, 1928). // Соврем, записки. 1930. Кн. 41. С. 527-530.

306. Чижевский Дм. Этика и логика. К вопросу о преодолении этического формализма // Научные труды русского народного университета в Праге. Прага, 1931. Т. 4. С. 50-68.

307. Чижевский Д. О «Шинели» Гоголя // Соврем, записки. 1938. Кн. 67. С. 172-195.

308. Чижевский Д.И. Гегель в России Париж: Дом книги, Современные записки, 1939. 360 с.

309. Чижевский Д.И. Неизвестный Гоголь // Новый журнал. 1951. Кн. 27. С. 126-158.

310. Чолов П. П.М. Бицилли // Български историци. Биографично-библиографически справочник. Изд. БАН. София, 1999 (2-е изд.).

311. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М.: Наука, 1971.-292 с.

312. Чудаков А.П. Эволюция прозы Чехова. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1966. — 16 с.

313. Шкловский В.Ъ. Разветрывание сюжета. Пг.: ОПОЯЗ, 1921. 60 с.

314. ШкловскийВ.Б. Заметки о прозе Пушкина. М.: Сов. писатель, 1937. -144 с.

315. Шкловский В.Б. Тетива: О несходстве сходно/о. М. Сов. писатель, 1970. -376 с.

316. Шкловский В.Б. О теории прозы. М.: Сов. писатель, 1984. 384 с.

317. Шмеман А., прот. Ожидание. Памяти Владимира Сергеевича Варшавского //Континент. 1978. № 18. С. 261-277.

318. Эйхенбаум Б.М. О прозе. Сб. статей / Сост. и подг. текста И Ямпольского; вступ ст. Г. Бялого. JI: Худож. лит., 1969. 504 с.

319. Эйхенбаум Б. О поэзии. JL: Сов. писатель, 1969. 552 с.

320. Эйхенбаум Б.М. О Литературе. М.: Советский писатель, 1987. 544 с.

321. Якобсон P.O. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985. 455 с.

322. Якобсон P.O. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. 464 с.

323. Якорь. Антология зарубежной поэзии / Сост. Г.В.Адамович и М.Л. Кантор. Париж, 1936. 242 с.

324. Якорь: Антология русской зарубежной поэзии / Сост. Г.В. Адамович, М.Л. Кантор; под ред. О. Коростелева, Л. Магаротто, А. Устинова. СПб.: Алетейя, 2005. 416 с. (Серия «Русское зарубежье: Источники и исследования»).

325. Яновский В. Ушел Адамович // Новое русское слово. 1972. 26 марта.