автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Русско-китайское разграничение в Центральной Азии в середине XVIII - середине XIX вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русско-китайское разграничение в Центральной Азии в середине XVIII - середине XIX вв."

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Русско-китайское разграничение в Центральной Азии в середине XVIII - середине XIX вв.

Специальность 07 00 03 - всеобщая история (античность, древность, средние века, новое время)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук

На правах рукописи

ХАХАЛИН

Константин Владимирович

003175

Санкт-Петербург 2007

003175153

Диссертация выполнена на кафедре истории стран Дальнего Востока Восточного факультета Санкт-Петербургского I осударственного университета

Научный руководитель

кандидат исторических наук, доцент Самойлов Николай Анатольевич

Официальные оппоненты

доктор исторических наук, профессор Воскресенский Алексей Дмитриевич

кандидат исторических наук, доцент Алексеев Антон Кириллович

Ведущая организация

Северо-Западная академия государственной службы

Зашита состоится » 'МРт^пу^ 2007 г в на заседании

Диссертационного совета Д 212 232 43 по'защите диссертаций на соискание учёной степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу Санкт-Петербург, Университетская набережная, д 11,ауд 167

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им М Горького Санкт-Петербургского государственного университета (Санкт-Петербург, Университетская набережная, д 7/9)

Автореферат разослан ИЪ> ЙИ^ИРт* 2007 г

Ученый секретарь Диссертационного совета Д 212 232 43,

Телицин Н Н

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ. Актуальность. Восточный участок прежней советско-китайской границы имел протяжённость 4375 километров Центральноазиатский участок границы на время первичного раздела земель составлял в длину 2400 верст Представленные цифры характеризуют масштаб русско-китайского взаимодействия в пограничной сфере, которое было начато в конце XVII в и продолжается вплоть до настоящего времени Так как «полностью линия границы еще не определена, стороны ещё не приступили к переговорам относительно нового договора о границе, который только и может заменить все прежние договоры о границе, нет также оснований говорить о том, что проблема границы снята в наших двусторонних отношениях»1

Очевидно, что текущее урегулирование современной Россией проблем собственной государственной границы невозможно без знания истории вопроса Особенно той его части, которая связана с формированием русско-китайской границы Во-первых, по причине незавершенности самого процесса Во-вторых, ввиду его принципиально мирного характера Более трёх столетий обе страны решали пограничный вопрос сугубо договорным образом Придерживаться и впредь только такого способа урегулирования территориальных споров возможно только изучив накопленный опыт

В этом смысле тема исследования актуальна не только с точки зрения современных российско-китайских отношений Исследование опыта русско-китайского разграничения также важно с точки зрения текущих пограничных отношений Российской Федерации с другими странами Так как русско-китайский опыт в данной сфере во многих чертах возможно определить как универсальный

Объект и предмет исследования. Погранично-территориальный аспект составляет значительную и бесспорно важную часть всего комплекса русско-китайских отношений По этой причине объектом настоящего исследования выделены русско-китайские отношения в целом, а предметом -формирование государственной границы между двумя странами в Центральной Азии

География исследования. Ограничение предмета исследования центральноазиатскими рамками обусловлено сохранившимся делением русско-китайской границы на восточный и западный участки Указанное деление, в свою очередь, связано со значительными особенностями процесса разграничения ввиду региональной дальневосточной и центральноазиатской специфики

Хронологические рамки исследования обозначены серединой XVIII - серединой XIX вв и определены на основании двух временных показателей Начальный показатель связан со временем вступления российской и цинской империй в состояние территориального

1 Галенович Ю М Россия и Китай в XX веке граница М 2001 Сс 297-298

соприкосновения в Центральной Азии. Конечный показатель определён по времени первого договорного оформления русско-китайской границы в регионе на условиях Пекинского договора 1860 г и Чугучакского протокола 1864 г

Как известно, соседство двух империй в Центральной Азии берет своё начало с покорения Цинской империей независимого Джунгарского ханства в 1755-1758 гг « Понеже до сего времени не было еще точного установления между Российской империей и китайским государством границ, по разделению оных Зенгорским (Джунгарским - К X) в середине »1 Однако, в течение более века неоднократные инициативы российской стороны приступить к разграничению игнорировались цинами Только в середине XIX в , будучи критически ослабленной и крайне заинтересованной в российской поддержке, цинская империя согласилась на проведение русско-китайского разграничения в Центральной Азии Первые итоги начатого процесса раздела земель были зафиксированы в указанных Пекинском договоре 1860 г и Чугучакском протоколе 1864 г Датировка названных двусторонних документов определила завершающую хронологическую границу исследования

Цель и задачи. Цель исследования обозначена как составление причинно-следственной модели взаимодействия России и Китая при разделе территории в Центральной Азии и выделение тех закономерностей, которые определили состоявшийся итог разграничения

Цель исследования мотивировала постановку следующих задач работы

" определение характера предпосылок и основных этапов становления русско-китайского территориального соседства в Центральной Азии,

■ оценка с точки зрения действовавшего международного порядка общих принципов русско-китайского разграничения к западу от маяка Шабин-Дабага до бывших Кокандских владений в результате заключения Пекинского договора 1860 г,

» проведение сопоставительного анализа действий сторон по реализации условий Пекинского договора 1860 г при подготовке и утверждении Чугучакского протокола 1864 г,

■ характеристика русско-китайского взаимодействия при демаркации границы на её западном участке в ходе исполнения условий Чугучакского протокола 1864 г

Степень научной разработанности темы. Русско-китайское разграничение в Центральной Азии составляет часть общей проблемы определения государственной границы между двумя странами По этой причине исследование центральноазиатского аспекта разграничения логично встроено в рамки изучения общего процесса формирования русско-китайской границы

1 Из отношения главного пограничного командира И Шпрингера Генваря 8 дня 1765 года Иртышской линии крепость Омская Иван Шпрингер Цяг по Валиханов Ч Ч Собр соч в 5-ти томах Алма-ата 1964 ТЗ С с 253-254

Однако, следует заметить, что большее внимание исследователей было уделено дальневосточному аспекту Одной из причин такого положения дел можно назвать географическую удалённость центральноазиатского региона от зон приложения основных имперских усилий прежде всего России Долгое время центральноазиатское направление российской внешней политики занимало подчинённое место в сравнении с западным и дальневосточным

Результаты исследований проблемы русско-китайского разграничения в Центральной Азии в основном представлены в сводных работах по истории формирования межгосударственной границы на всём её протяжении Такой подход не всегда отражает весьма существенные различия установления граничной линии на ее восточном и западном участках Более того, на сегодня лишь некоторые исследователи уделили внимание изучению истории заключения отдельных договоров, условиями которых была определена соответствующая часть русско-китайской границы

Применительно к центральноазиатской части возможно указать только на работу А Д Воскресенского «Дипломатическая история русско-китайского Санкт-Петербургского договора 1881 г» В названной публикации подробно представлено взаимодействие двух стран при согласовании условий урегулирования «Илийского кризиса» и связанного с этим изменения ранее установленной граничной линии Однако, первичная делимитация русско-китайской границы в Центральной Азии вплоть до настоящего времени не стала предметом отдельного исследования

Заключённый в 1860 г русско-китайский Пекинский договор впервые в истории двусторонних отношений содержал «общие принципы» разграничения на западном участке территориального соприкосновения двух стран В очень «общих чертах» линия границы была определена условиями статьи 2 указанного договора Большая его часть содержала условия русско-китайского разграничения на Дальнем Востоке По этой причине история Пекинского договора 1860 г в основном исследуется с точки зрения его условий применительно к восточному участку границы

Исполнение условий Пекинского договора в части «общих принципов» русско-китайского разграничения на западном участке состоялось в результате подписания Чугучакского протокола в 1864 г Подготовка Чугучакского протокола заняла более двух лет, сопровождалась активной дискуссией сторон и своеобразными военными демонстрациями в полосе предстоящего разграничения В процессе переговоров напряжённость в отношениях между двумя странами зачастую достигала такого максимума, что возникало сомнение в возможности мирного разрешения вопроса Тем не менее, условия разграничения были согласованы, подписание протокола состоялось и линия границы была определена Однако, история этого документа совершенно незаслуженно оказалась на периферии внимания исследователей

В отличие от большинства работ по проблеме русско-китайского разграничения настоящее исследование сосредоточено исключительно на центральноазиатском аспекте темы При этом выделение причинно-

следственной модели пограничного взаимодействия России и Китая в регионе опирается на ранее не проводившееся отдельное изучение истории Чугучакского протокола 1864 г

Методология и методика исследования. В качестве методологической основы настоящего исследования принята, разработанная на базе реалистической традиции понимания международных отношений, концепция баланса сил

Все представители школы реализма в исследовании международных отношений исходят из трех главных предпосылок 1) государства играют доминирующую роль и рассматриваются как «единые субъекты» международных отношений, 2) сила служит эффективным инструментом политики, и 3) в международных отношениях существует некая иерархия сфер, в которой главное место занимают соображения о безопасности государства

Несмотря на широко распространенное представление о том, что мощь государства трудно поддается измерению, и политики, и исследователи, и практики по-прежнему продолжают попытки анализа в этом направлении Сравнительно удачным, к примеру, представляется определение, сформулированное В Джонсом, который рассматривает мощь как способность субъекта международных отношений использовать материальные и нематериальные ресурсы и различного рода возможности, чтобы влиять на исход международных событий в желательном для себя направлении

Процесс русско-китайского разграничения в Центральной Азии представлен с использованием метода сопоставительного анализа имевшихся у обоих государств возможностей для решения проблемы территориального размежевания с максимально выгодным результатом отдельно для каждой из сторон

Кроме того, заявленная методология исследования дополнена соотнесением отдельных для каждой из стран комбинаций стадиальной и типологической характеристик, фиксируемых синхронно на период договорно-правового оформления межгосударственной границы, а также диахронно - с учётом эволюции указанных сочетаний на протяжении длительного периода русско-китайского территориального соседства в Центральной Азии

Научная новизна исследования. Традиционно исследование проблем русско-китайского разграничения проводится в рамках изучения в основном дипломатической истории заключения соответствующих договоров Состоявшиеся результаты раздела земель объясняются главным образом в терминах ошибок и успехов той или иной стороны при договорном определении граничной линии По этой причине создаваемая картина зачастую лишается той важной предыстории, которой были заданы базовые характеристики как самого процесса разграничения, так и его результатов

Предлагаемый в настоящем исследовании подход к объяснению хода и итогов русско-китайского разграничения в Центральной Азии указывает на

первосгепенность «базовых тяготений» в отношениях между двумя странами Так как их общая заинтересованность в устранении одинаково воспринимаемой «кочевой» угрозы принципиальным образом обозначила совершенно необходимый, но «желательно» мирный раздел земель в рассматриваемом регионе

Кроме того, в настоящем исследовании учтены существенные изменения в международно-правовом понимании категории «государственная территория» Так как ко времени первого договорного оформления русско-китайской границы в Центральной Азии государственная территория определялась «пространственными пределами власти», а не являлась как ранее «объектом вещных прав».

Практическая значимость работы. Изучение процесса русско-китайского разграничения в Центральной Азии безусловно интересно и практически полезно с точки зрения выделения той модели решения территориальной проблемы, в итоге применения которой «размежевание земель» было завершено сугубо договорным определением линии государственной границы В данном случае территориальный вопрос был решён без войн или серьезных военных конфликтов

Подобный опыт и его теоретическое осмысление безусловно будут полезны практическим работникам внешнеполитической сферы ввиду текущей неразрешенное™ существующих территориальных проблем современной России, унаследованных ею от СССР или связанных с его распадом

Кроме того, линия границы, которая была определена условиями Пекинского договора 1860 г и Чугучакского протокола 1864 г, без радикальных изменений сохранилась вплоть до настоящего времени На её основе после распада СССР была установлена граница КНР с новыми независимыми государствами Центральной Азии республиками Казахстан, Киргизстан и Таджикистан По этой причине результаты настоящего исследования могут быть использованы при подготовке учебных курсов по истории названных стран

Источниковая база. При проведении исследования были использованы данные китайских и русских источников, частью изданных либо изученных в неопубликованных оригиналах

Работа с источниками по внешней политике императорского Китая проводилась в соответствии с классификацией, предложенной Воскресенским А Д, которая прежде всего фиксирует трехчленную модель историописания и включает «хроники (шилу), официальные истории (чжэнши) и неофициальные истории (еши)», по структурно-аналитическому признаку разделяя их на «1) архивные документы и материалы;

2) официальные хроникально-летописные повествования (типа «шилу»);

3) различные собрания документов , 4) авторские сочинения»

Равноценно с китайскими текстами источниковая база включает материалы Архива внешней политики Российской империи, Российского государственного архива древних актов, Российского государственного

военно-исторического архива и Фонда рукописей Российской государственной библиотеки им В И Ленина Кроме того, географические рамки работы обозначили круг региональных архивов, фонды которых содержат материалы, полезно дополнившие источниковую базу проведённого исследования

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории стран Дальнего Востока Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета Отдельные положения диссертации были представлены на V Международной конференции «Россия и Восток проблемы взаимодействия» (Новосибирск, 1999 г), II Региональной конференции «Россия, Сибирь и Центральная Азия (взаимодействие народов и культур)» (Барнаул, 1999 г) и Зимней сессии методологического института международных отношений (Звенигород, 2000 г) По теме исследования автором опубликовано 6 работ общим объемом 2,4 п л

Структура и содержание работы. Результаты проведённого диссертационного исследования структурно представлены во введении, трех главах, заключении, списке использованных источников и литературы, а также в приложениях Содержание второй и третьей глав распределено по разделам в соответствии с проблемно-хронологическим принципом

И. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ. Во введении аргументируется актуальность темы работы, формулируются объект и предмет исследования, определяются его цель и задачи, обозначены географические и хронологические рамки, представлены характеристика используемых источников и историографический обзор, указано на практическую значимость содержания и выводов изучения проблемы русско-китайского разграничения в Центральной Азии

Глава I «Погранично-территориальный аспект русско-китайских отношений в представлении основных концепций» содержит обзор сложившихся к настоящему времени наиболее известных теоретических подходов к проблеме формирования государственной границы между двумя странами

Ввиду традиционной дискуссионности темы настоящего исследования особое внимание было уделено характеристике основного содержания концепций, сложившихся в китайской исторической науке Критический анализ разработанных в Китае подходов представлен в соответствии с хронологией разработки отдельных концепций и выделением в каждой из них элементов общего и особенного

Базово официальная интерпретация событий, связанных с установлением территориального соседства российской и китайской империй в Центральной Азии была проанализирована на основе использования данных китайских источников Представленная в них картина событий

состоит в утверждении прав завоевателя на все прежние ойратские владения в результате покорения цинами независимого Джунгарского ханства.

Последующее осмысление проблемы, предпринятое в Китае после падения цинского режима, условно обозначено как ревизия прежней официальной догмы В русле критики внешнеполитических поражений маньчжурской династии китайскими историками в гоминьдановский период была разработана концепция «неравноправных» договоров Большей частью ориентированная на международно-правовой аспект пограничной проблемы, данная концепция базируется на утверждении о заключении пограничных договоров в ситуации оказания давления на Китай со стороны заинтересованных государств. В таких условиях согласие цинской империи с договорными нормами характеризуется как вынужденное, что нарушает принцип равенства в международных отношениях

Ощутимым влиянием политической конъюнктуры отмечен следующий этап изучения погранично-территориальной проблемы в Китае, связанный с необходимостью концептуального обоснования наличия «спорных участков» на советско-китайской границе, образование которых имело место ввиду нарушения условий действующих договоров

Одно из очевидных последствий распада СССР выразилось в трансформации его прежней границы с Китаем в Центральной Азии по факту образования в регионе новых независимых государств В связи с чем возникла необходимость разработки самостоятельных для каждой из стран подходов к решению проблемы «спорных участков» Их обобщенная характеристика была сделана на примере анализа концепции формирования современной казахско-китайской границы как наиболее протяженной в сравнении с таковой на киргизском и таджикском отрезках При этом в качестве объединяющего элемента имеющихся подходов такого рода выделено постулирование статуса субъекта не только за формально договорными участниками разграничения, но и за титульными нациями новых независимых государств центрально-азиатского региона

Безусловно необходимое внимание в содержании главы уделено также концепции «единой великой китайской нации», в соответствии с которой созидание государственного пространства происходило в результате совокупных усилий многочисленных народов, населявших страну на протяжении длительного времени Логика данной концепции способна таким образом декларировать распространение в прошлом китайского суверенитета не только на земли титульной нации, но и географические ареалы генезиса либо традиционного проживания большого числа национальных меньшинств Китая Столь расширительное толкование процесса формирования границ Китая, крайне трудно применимое на практике, выполняя более идеологическую функцию, в последнее время очень активно реализуется в исследованиях истории отдельных народов Китая и его связях с народами сопредельных стран

В главе II «Территориальное сближение России и Китая в центрально-азиатском регионе в середине XVIII - середине XIX вв» прежде всего

представлен сопоставительный анализ тех мотивационных комплексов, вследствие которых обе империи оказались в состоянии соприкосновения их земельных владений в Центральной Азии. Поскольку во многом причины их встречной экспансии определили их собственное позиционирование в региональном окружении при очевидной необходимости установления и налаживания двустороннего межгосударственного взаимодействия в условиях локальной специфики

Описание мотивов завоевания цинами западного края в первую очередь представлено изложением официальной версии событий, основанной на материалах китайских источников и схематично состоящей в декларировании исконно наследных прав Срединной империи на земли Сиюя Заявленная претензия, кроме того, подкрепляется указанием на необходимость «умиротворения» далекой окраины, оказавшейся под властью правителей Джунгарского ханства, «междоусобия» и «бунты» которых не могли оставить равнодушным императора Цяньлуна, результатом чего стало военное покорение государства западных монголов в 1755-1758 гг Следует также заметить, что китайская хроникально официальная версия событий, связанных с ликвидацией Джунгарского ханства и включения его территории в состав цинской империи, была принципиально воспринята и транслирована некоторыми западными исследователями в их трудах по проблеме маньчжуро-китайской экспансии в западном направлении

Вместе с тем критический анализ официальной версии своим следствием имел формулирование иных причин завоевания маньчжурами Западного края, указывающих на существование реальной угрозы Китаю со стороны независимого государства западных монголов. Осознание цинскими властями ойратской угрозы обусловило признание ими необходимости в принятии решительных мер, направленных на ее устранение

Обращая внимание на активные завоевательные действия в Сиюе предшествующих цинам китайских династий и подчёркивая таким образом исторически фиксируемый постоянный интерес правителей Поднебесной к территории, расположенной далеко к западу от внутристенных владений, маньчжурскую волну экспансии в обозначенный регион объясняют также стремлением Цяньлуна повторить «подвиги» прежних императоров эпохи Тан, что вполне согласуется с потребностью поддержания престижа правящего дома, однако, не раскрывает других значимых причин цинской агрессии в Джунгарию и Восточный Туркестан

Более полная оценка была в свое время дана академиком В П Васильевым Совершенно справедливо расценивая Джунгарию как ключевую стратегическую территорию региона, он указывал, что «захватом Джунгарии китайцы рассчитывали навечно обеспечить свое владычество над всем Востоком, держать в сфере влияния соседей с Запада»1 Другими исследователями к причинам маньчжурского захвата земель Джунгарии и

1 Васильев В П Две китайские записки о падении Ку.п.джи и о занятии си русскими У/ Русский вестник. 1872 Т99 С 144

Восточного Туркестана были также отнесены экономические выгоды Представленные взгляды успешно суммировала Д В Дубровская обоснованно классифицируя мотивы цинской экспансии в Центральную Азию на первичные внутренние (политические и экономические) и внешние (обусловленные международными условиями)

Принимая в целом такую характеристику мотивационной базы завоевания цинами джунгарских владений, её составляющие дополнены авторским указанием на типологическую и стадиальную обусловленность распространения китайского контроля на ключевую транзитную зону Центральной Азии с целью обеспечения условий самоизоляции Срединной империи

Учитывая то обстоятельство, что после подавления основных очагов сопротивления и распространения власти цинской династии на всю территорию Китая его новые маньчжурские правители приступили к проведению политики строгой изоляции страны от внешнего мира, логичным представляется их стремление к установлению собственного контроля над всем происходившим в центрально-азиатском регионе с целью закрыть западные ворота в Поднебесную

Однако, сделать это было невозможно без решения джунгарского вопроса. Задача покорения Джунгарского ханства, в конечном итоге, была выполнена в 1758 г и на его месте создано наместничество Синьцзян, цинская администрация которого с того времени могла эффективно контролировать подступы к Срединной империи с западного направления

В результате, экспансия Цинской империи на северо-западе Центральной Азии оказалась средством достижения стратегической цели маньчжурских правителей Китая - обеспечение его самоизоляции в качестве основной внешнеполитической гарантии сохранения их господства в стране

В свою очередь, центральноазиатский вектор российских территориальных приобретений прежде всего следует охарактеризовать как один из тех, в направлении которых происходило расширение русских владений практически по всему периметру вокруг исторического центра При этом каждое отдельное направление экспансии формировалось в соответствии со специфическим комплексом факторов политического, социально-экономического, нередко идеологического и, порой, сугубо субъективного свойства

Обозначенный вектор российской активности представляется правомерным определить как продолжение в южном направлении тех территориальных приобретений, которые были сделаны включением в состав Московского государства «сибирской землицы» Поскольку освоение русскими сибирских территорий происходило в том числе по бассейнам основных сибирских рек к их истокам на юге, что в итоге результировалось российским присутствием в Центральной Азии

По этой причине вполне обоснованным представляется утверждение о сохранении в основе мотивационного комплекса российской активности в центрально-азиатском регионе тех базовых факторов, вследствие которых

территория русского государства «приросла» Сибирью Учитывая при этом обусловленность всего комплекса выделяемых причинно-следственных характеристик, существовавшими в рассматриваемый период времени, обстоятельствами внутреннего и внешнего порядка

Определяя приоритетный мотив освоения русскими Западной Сибири и ее южной части следует в первую очередь указать на существование значительного экономического интереса, который вынуждал правительство на принятие мер военно-политического свойства как в отношении собственных подданных, так и в отношении ставших сопредельными стран и народов

Оказавшись на рубеже казахской степи русские власти достаточно быстро смогли оценить бесспорный транзитный потенциал этого участка Центральной Азии В 1722 г Петр I замечал, что «киргиз-кайсацкая орда всем азиатским странам и землям ключ и врата; той ради причины оная де орда потребна под Российской протекцией быть, чтобы только через их во всех странах комониканцею иметь и к Российской стороне полезные способные меры взять» 1 Немаловажным мотивом распространения российской власти над «киргиз-кайсаками» следует также назвать желание обезопасить государство от традиционных угроз, с изрядной регулярностью исходивших с пространства степи

Прежние мотивы российской активности на юге западной Сибири и в казахских степях сохранились и после завоевания цинской империей независимого Джунгарского ханства в 1758 г Однако, с устранением ойратского фактора российская активность в центральноазиатском регионе вполне естественно была скорректирована с учётом необходимости конкурирования с китайским государством в условиях отсутствия третьей стороны

Иными словами, в противоположность Китаю с его стремлением к самоизоляции посредством создания кругового пояса безопасности основное содержание внешнеполитической деятельности России на восточном и юго-восточном направлениях состояло в обеспечении необходимых международных условий для хозяйственного освоения обширных территорий Сибири, Дальнего Востока и Евразийской степи, направленном на создание дополнительных материальных возможностей для решения внутригосударственных вопросов

Устранение ойратского фактора и установление русско-китайского территориального соседства в Центральной Азии закономерно обусловили необходимость определения пределов обеих империй в обозначенном регионе, исходным пунктом которого стало формулирование ими собственной позиции при оценке территориального наследства Джунгарского ханства после его завоевания цинами в 1755 - 1758 гг

1 Цит по Витевский В Н И И Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г Вып 1 Казань 1889 С 136

и

Обозначая принцип, на основании которого Россия отклоняла притязания Джунгарии в Сибири, Петр I в феврале 1715 г указывал «Те земли сибирские, а не твои контайшины, потому что сибирские реки Обь, Енисей и Лена искони сибирские и от устья, где впали в Северное море, и до гор, из которых те реки потекли Тако ж, которые реки впали в них, то те земли, откуда потекли те реки, земли Царского Величества »'

В противовес российской позиции претензии джунгарских правителей неизменно сводились к тому, что русские вошли во владения их вассалов, границы с которыми якобы обозначены засеками по устьям рек Оми, впадающей в Иртыш, и Черной Оми (Ини), впадающей в Обь На современной карте это линия Омск - Новосибирск По мнению джунгар, русские построили города «Томск, Кузнецк, Красноярск и крепости по Иртышу и заводы» на их территории и требовали таковые снести

В ответ им всякий раз сообщалось, что ни договоров о границах, ни обозначений границ никогда не было, что города построены издавна и более 100 лет назад, что местное население давно уже платит ясак в русские города Потому «не для чего оным землям быть разграниченным, ибо оная до вершин всех рек, которые течение свое имеют в студеное море, принадлежат издревле Всероссийской империи»2

После завоевания маньчжурами ойратского государства русско-джунгарский территориальный спор продолжился в русско-китайском формате. Претензии китайской стороны неизменно заявлялись на «все [их] прежние» земли, понимаемые как земли, которые входили в состав или находились в зависимости от ойратского государства в период его наибольшего могущества. Однако, ко времени маньчжуро-китайского вторжения на многие из них власть джунгарских ханов уже не распространялась и активно шел процесс определения прежними ойратскими вассалами их нового подданства

Таким образом, установление территориального соседства России и Китая в Центральной Азии в результате покорения цинами Джунгарского ханства, в дальнейшем, инерционно продолженное маньчжурскими претензиями на все его земли, в течение длительного времени происходило в условиях своеобразного самоопределения многочисленных местных народов в рамках русско-китайской конкуренции в регионе При этом усилия цинской империи по распространению собственного влияния в региональном окружении с течением времени всё более минимизировались как с точки зрения активности, так и в части эффективности Российская империя, напротив, укрепляла собственные позиции в регионе, в основном занимаясь активным хозяйственным освоением неразграниченных земель, принятием их населения в русское подданство, его военно-охранным обеспечением и социально-политическим инкорпорированием в структуру государства и общества

1 Цит по История Алтая в док) ментах и материалах Конец XVII - начало XX века Барнаул 1991 С 18

2 Потное собрание законов Российской империи с 1649 г СПб 1830 Т 15 С 536

В главе III «Договорное оформление русско-китайской границы в Центральной Азии» представлено описание указанного процесса и предложен его анализ, проведённый с точки зрения того международного порядка, на базовых принципах которого строились межгосударственные отношения в рассматриваемый период времени При этом в качестве основных этапов межимперского раздела земель в обозначенном регионе выделены события, связанные, во-первых, с заключением Пекинского договора 1860 г и, во-вторых, с подписанием Чугучакского протокола 1864 г В свою очередь под международным порядком в данном случае понимается его характеристика в соответствии с наиболее известной из современных концепций американского исследователя Линна Миллера Главным признаком указанного понятия считающего присутствие в мировой политике некоторого основополагающего принципа, которым сознательно или стихийно руководствовались бы государства

В книге «Глобальный порядок» он трактует этот принцип отвлеченно, утверждая, что с середины XVII в до первой Мировой войны в мире существовал всего один порядок Автор называет его Вестфальским, - по Вестфальскому миру, положившему конец Тридцатилетней войне в Европе, -и послужившему, как утверждает Л.Миллер, началом нового порядка

Достаточным поводом для такого обобщения автор считает то обстоятельство, что в основе международных отношений всего этого периода лежал принцип «разрешительности» (laisser-faire, т.е. «позволять делать») или «невмешательства», предполагавший отказ одного государства от постоянных внешнеполитических обязательств и одновременно от попыток помешать другому государству в осуществлении его задач во всех случаях, когда это не касается жизненных интересов первого

Такая трактовка базового принципа международных отношений того времени менее всего соответствовала традиционным представлениям китайских правителей о своей стране как срединном государстве, окруженном варварами, априорно находящимися в извечной вассальной зависимости от Поднебесной Категорическое следование маньчжурских правителей Китая традиционному принципу номинального вассалитета всех и вся срединному государству совершенно исключал возможность своевременного составления выгодных союзов, поскольку в них противная сторона изначально была обязана признать своё подчиненное Цинской империи положение

Однако, уже в 1860 г, когда столица цинской империи оказалась оккупированной союзными воисками и фактически встал вопрос о прекращении полномочий действующей династии, её представители оказались вынужденными отказаться от указанной внешнеполитической догмы и обратиться с просьбой о российском посредничестве в разрешении возникшего кризиса.

В ответ на состоявшееся обращение представителей цинской власти к прибывшему в Пекин российскому посланнику графу Н П Игнатьеву, последним были заявлены три условия, при выполнении которых он мог

«согласиться на их просьбу и приняться за примирение их с союзниками» Указанные три условия формулировались следующим образом «1) Точное определение Восточной и Западной границы между двумя государствами, 2) Установление на новых основаниях сухопутной торговли и 3) Пересмотр прежних трактатов с целью изменить или уничтожить те статьи в оных, которыя в настоящее время оказываются неприменимыми на деле»1 При этом вопрос раздела земель конкретизировался требованием китайского согласия «на Восточное и Западное разграничение на Востоке по Уссури и до Корейских пределов, а на Западе по линии постоянных китайских пикетов»2

Подготовленный на основе названных условий проект договора после замечаний сторон и согласования взаимоприемлемой редакции был подписан в Пекине уполномоченными представителями обоих государств по факту успешного выполнения российским подписантом графом Н П Игнатьевым посреднических функций, связанных с «примирением» цинского Китая с европейскими державами и, практически, с сохранением власти в стране маньчжурской династии

При этом разноязычные тексты договора имели несовпадение, позднее получившее принципиальное значение, и состоявшее в указании на характер тех китайских пикетов, вдоль линии которых предполагалось установить граничную черту между владениями России и Китая в Центральной Азии Имевшееся в китайском тексте условие при разделе земель ориентировать прохождение границы по месту расположения постоянных пикетов, в русском варианте было отражено без определения характера пикетов

Согласованный сторонами порядок исполнения условий договора регламентировал также процедуру разграничения Применительно к западному участку планировался съезд «доверенных лиц (комиссаров)» в Тарбагатае для обсуждения, подготовки и подписания соответствующего протокола с приложением к нему карт и подробного описания принятой граничной линии

Таким образом, в результате заключения русско-китайского Пекинского договора 1860 г применительно к западному участку территориального соприкосновения были определены общие принципы раздела земель между двумя империями, установлены базовые ориентиры, географически привязанные к местным условиям рельефа, было также учтено текущее распространение «пространственных пределов власти» каждой из сторон, которые жестко соотносились со сложившейся практикой организации пограничной охраны реально контролируемых территорий

Однако, вследствие обозначения граничной линии «лишь в общих чертах», а также учитывая «упорные споры и пререкания с китайцами» при постановке дальневосточного участка границы и ожидая аналогичных

1 Игнатьев НП Отчетная записка поданная в Азиатский департамент в январе 1861 года генерал-адъютантом Н П Игнатьевым о дипломатических отношениях его во время пребывания в Китае в 1860 году СПб 1895 Сс 284-285

2

Там же С 241

«неприязненных столкновений с уполномоченными Срединного государства при предстоящих переговорах о проведении западной границы», представителям российской стороны для согласования «частностей» предстояло по сути дела «вести опять новые переговоры с китайцами и определить по каким именно горным хребтам и рекам должна быть направлена граница»1

Оценивая внутреннее состояние двух империй и их международный статус в рассматриваемый период времени следует заметить, что маньчжурское правительство Китая более российской стороны было заинтересовано в скорейшем разграничении Подтверждением чему может служить тяжелейший кризис, ставший характерной чертой положения дел в цинской империи после «опиумных» войн, и развернувшееся тайпинское восстание, угрожавшее самому существованию как правящей династии, так и государству в целом, выживание и сохранение которых во многом зависело от российской помощи в деле уничтожения инсургенции.

По этой причине цинское правительствобыло вынуждено было первым нарушить молчание и обратиться к вновь назначенному генерал-губернатору Западной Сибири А И Дюгамелю с просьбой о присылке русских уполномоченных в Чугучак для проведения переговоров о разграничении в Центральной Азии

Состоявшийся в августе-сентябре 1861 г первый съезд уполномоченных комиссаров обеих сторон выявил значительные расхождения во мнениях представителей на вопрос определения линии разграничения земель в смежной зоне. При этом ключевым пунктом дискуссии стала различная характеристика сторонами тех китайских пикетов, по линии которых надлежало вести линию будущей границы Формальным поводом возникших расхождений во мнениях сторон служило несовпадение разноязычных текстов Пекинского договора 1860 г

Отсюда следовало, что именно на вопросе о постоянных китайских пикетах комиссары должны были сосредоточить особое внимание и проявить настойчивость в его решении Поскольку « только линия постоянных караулов ("чан-чжу-карунь"), как находящихся с давнего времени на одном и том же месте, должна, в сущности, служить настоящею государственною границею, тем более, что предприняв устройство линии постоянных караулов еще со времени Императора Цянь-лунь само китайское правительство как бы заранее обозначило этими караулами черту государственной границы на западных пределах Срединной Империи»2

В итоге напряжённой двусторонней дискуссии, неоднократных съездов уполномоченных комиссаров, сопутствовавшей ей официальной переписке, активных внепереговорных действий обеих сторон, зачастую перераставших в военные столкновения в зоне предстоящего разграничения, российский проект линии прохождения границы лишь в сентябре 1864 г был принят

1 Бабков И Ф Воспоминания о моей службе в Западной Сибири 1859-1875 гг СПб 1912 С 84

2 Бабков И Ф Указ соч Сс 197-198

представителями цинской империи и утвержден подписанием Чугучакского протокола

Таким образом была завершена длительная и безусловно трудная работа по выполнению целого комплекса мероприятий, цель которых состояла в определении линии русско-китайской границы на ее западном участке Поставленная цель была достигнута активным взаимодействием обеих сторон при решении вопросов, относившихся не только к сугубо территориальной сфере, но и касавшихся проблем политического и экономического свойства, историко-культурного и национального содержания региональной специфики, а также связанных с общепринятыми характеристиками международных отношений в их двустороннем и локальном измерении

В заключении представлены обобщенные выводы проведённого исследования, основанные на сопоставительном анализе мотивационных комплексов обеих империй, следствием которых имела место встречная экспансия двух государств в Центральную Азию, проведено сравнение типологической и стадиальной характеристик двух стран, а также учтена эволюция в трактовке международно-правовой категории «государственная территория» в различные периоды времени

Рассматривая в целом русско-китайские отношения, следует подчеркнуть их в основном мирный характер Безусловно отмеченный периодами обострений и случаями конфликтов, всегда, тем не менее, купированными взаимным нежеланием сторон к эскалации возникавшей напряжённости Данное обстоятельство особенно очевидно применительно к пограничной проблематике русско-китайских отношений и ввиду её географической масштабности и по причине ее весьма значительного места в общем объёме взаимодействия двух государств При наличии встречных претензий, активных дискуссий, энергичных практических усилий, достигавших порой уровня вооружённых пограничных конфликтов, граничная линия в итоге была установлена сугубо договорными средствами и сохранена вплоть до настоящего времени фактически без использования военной силы

Объяснение некоторых причин взаимного отказа сторон от силового решения территориальных споров возможно отыскать в сопоставлении мотивационных комплексов экспансий российской и китайской империй на встречном направлении В этом смысле существенное различие в совокупности мотивов овладения Китаем землями Западного края и российского движения в пределы Центральной Азии значительно редуцировало конфликтный потенциал при разделе земель в рассматриваемом регионе

Территориально двигаясь навстречу друг другу и по-разному формулируя собственные приоритеты в ставшем общем центрально-азиатском регионе, обе империи приблизительно одинаково воспринимали общую угрозу, «созданную степями и дикими ордами», обезопасить себя от которой возможно было только достигнув «народа, уважающего договоры,

народа настолько цивилизованного, чтобы не жить грабежом и разбоем, и настолько сильного, чтобы не допускать нарушения наших границ разбойничьими набегами своих шаек»1

Иными словами, колонизируя межимперскую кочевую зону обе страны не только не имели при этом масштабного конфликта интересов, но и действовали, в определённом смысле, движимые общей целью обеспечения собственной безопасности ввиду одинаково воспринимаемой угрозы.

Различные приоритеты экспансии России и Китая в центрально-азиатский регион в сочетании с общей заинтересованностью в нейтрализации общей опасности объясняет то, что при всей сложности вопроса «граничного раздела земель» обе империи сумели преодолеть соблазн масштабного использования военно-силовых способов его разрешения

Более того, русско-китайское разграничение в Центральной Азии по итогам подписания Пекинского договора 1860 г и Чугучакского протокола 1864 г в сравнении с прежним порядком решения пограничного вопроса обозначило новый этап в подходах сторон к территориальной проблеме с точки зрения её правовой трактовки

За время, прошедшее с установления территориального соседства российской и китайской империй в Центральной Азии существенно изменилось представление о юридической природе государственной территории Она более не рассматривалась как «объект собственности» и соответственно понималась не как «вещь, которой владеет государство, но пространство, в пределах которого державная власть существует и действует»2

Таким образом основанием принадлежности определенной территории признавалось осуществление власти в её пределах Или иными словами, осуществление государственной власти в пределах определенной территории полагалось достаточным, чтобы считать её своей. Именно на такой правовой базе происходило договорное оформление русско-китайской границы в XIX в.

Суммарно представляя итог проведённого исследования, следует указать на существенную роль базового совпадения интересов России и Китая, одинаково понятых сторонами в период их экспансии в центрально-азиатский регион и формулированных в терминах общей угрозы, для достижения странами согласия по вопросу разграничения территории без эскалации возникавшей напряжённости При этом другим обстоятельством, в известной мере нейтрализовавшим конфликтный потенциал традиционно непростой территориальной проблемы, послужило фиксируемое различие в тех приоритетах, которыми стороны руководствовались при движении навстречу друг другу

Кроме того, оценивая мощь государства как его способность использовать материальные и нематериальные ресурсы и различного рода

1 Тереетъев М А Россия и Ангтия в Средней Азии СПб 1875 Сс 8-9

Незабитовский В А Собрание сочинений Киев 1884 С 105

возможности, чтобы влиять на исход международных событий в желательном для себя направлении, возможно заключить, что установление принадлежности земель в центрально-азиатской зоне территориального соприкосновения российской и китайской империй на условиях Пекинского договора 1860 г и Чугучакского протокола 1864 г происходило в соответствии с текущим балансом сил, характеризующим состояние отношений между двумя государствами в рассматриваемый период времени Обеспеченный возможностями каждой из стран фактический контроль над теми или иными землями, то есть осуществление ими эффективной оккупации территории, в результате определил состоявшийся итог русско-китайского разграничения в Центральной Азии

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1 Хахапин К В Китай в аспекте стадиальных особенностей цинской империи // Известия Алтайского государственного университета № 4. Барнаул. 1999.

2 Хахалин К В О русско-китайском пограничном конфликте на р Или в 1863 г // В сб Вторые востоковедческие чтения памяти С Г Лившица Барнаул 1998

3 Хахалин К В Эволюция понятия «государственная территория» и русско-китайское разграничение в Центральной Азии (Чугучакский проткол 1864 г) // В сб «Россия, Сибирь и Центральная Азия (взаимодействие народов и культур) Барнаул 1999

4 Хахалин К В К вопросу об историческом обосновании китайских претензий на джунгарское территориальное наследство // В сб «Россия и Восток проблемы взаимодействия» Тезисы докладов Новосибирск 1999

5 Хахалин К В Об историческом обосновании китайских претензий на джунгарское территориальное наследство. // В сб «Актуальные вопросы истории Сибири вторые научные чтения памяти проф А П Бородавкина Барнаул 2000

6 Хахалин К В. Русско-китайское разграничение в Центральной Азии и трансформация международно-правовой характеристики «государственной территории» // Вестник исторической географии № 2 Москва-Смоленск 2001

Подписано в печать 5 10 2007 Формат 60x84/16 Отпечатано с готового оригинал-макета в типографии ЗАО «КопиСервис» Печать ризографическая Заказ № 1/510 П л 1 25 Уч -изд л 1 25 Тираж 100 экз

ЗАО «КопиСервис» Адрес 197376, Санкт-Петербург, ул Проф Попова, д 3 тел (812) 327 5098

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Хахалин, Константин Владимирович

Введение

Глава I. Погранично-территориальный аспект русско-китайских отношений в представлении основных концепций

Глава II. Территориальное сближение Китая и России в центрально-азиатском регионе в середине XVIII - середине XIX вв

Раздел 2.1. Типологическая и стадиальная обусловленность выхода Цинской империи на центральноазиатские рубежи.

Раздел 2.2. Мотивационная основа и общая характеристика российского продвижения в Центральную Азию

Раздел 2.3. Соположение территориальных владений Российской и Цинской империй в Центральной Азии до начала процесса разграничения

Глава III. Процесс договорного оформления границ Российской империи и Китая в Центральной Азии.

Раздел 3.1. Определение общих положений прохождения западного участка русско-китайской границы на основе Пекинского договора 1860 г.

Раздел 3.2. Подписание Чугучакского протокола

1864 г. и установление линии прохождения русско-китайской границы. Заключение

Введение диссертации2007 год, автореферат по истории, Хахалин, Константин Владимирович

Одним из важнейших разделов изучения истории той или иной страны бесспорно является исследование широкого круга вопросов, связанных с процессом формирования её территории. Так как ни одно государство не в состоянии возникнуть и существовать вне собственного и признаваемого другими пространственного измерения.

Территория, кроме того, есть не только обязательное условие появления на карте мира отдельного государства, но и своеобразный результат его истории, её неотъемлемая часть, без которой трудно составить цельное представление о прошлом страны, правильно оценить её настоящее и обеспечить тем самым необходимые основания для прогноза на будущее.

Тем более все сказанное имеет отношение к России с её пространством некогда в «шестую часть земли» и в буквальном смысле «дистанциями огромного размера». В связи с чем формирование российской территории уже по одной только географической масштабности результата следует охарактеризовать как процесс совершенно уникального свойства и с точки зрения объема проблематики, и ввиду необходимости её разработки в интересах полноценного проведения других исторических исследований.

Феномен «собирания русской земли», её дальнейшего конфигурирования во владения Российской империи был вопросительно обозначен ещё Н.М.Карамзиным в его «Истории государства Российского»: «Взглянем на пространство сей единственной державы: мысль цепенеет; никогда Рим в своем величии не мог равняться с нею, господствуя от Тибра до Кавказа, Эльбы и песков африканских. Неудивительно ли, как земли, разделенные вечными преградами естества, неизмеримыми пустынями и лесами непроходимыми, хладными и жаркими климатами, как Астрахань и Лапландия, Сибирь и Бессарабия, могли составить одну державу с Москвою?» [147, С.ЗЗ].

Будучи поставленной указанная проблема до сих пор составляет важнейшую тему многих исторических исследований, философски анализируется, привлекает внимание специалистов других гуманитарных, а также естественнонаучных профилей.

Более того, история формирования российской государственной территории и определения её границ вплоть до настоящего времени не составляет процесс завершённого свойства. Не только ввиду необходимости сохранения суверенного пространства существования российской государственности, но и по причине длящегося режима определения его пределов на отдельных участках как во взаимодействии со странами бывшего СССР, так и с его прежними соседями.

Имея в виду последнее, прежде всего следует указать на погранично-территориальное наследие современной России, в усечённом виде воспринятое ею от периода советско-китайских отношений, которые в свою очередь также имели собственную очень непростую русско-цинскую предысторию. Характеризуя текущее состояние российско-китайского взаимодействия применительно к общей пограничной теме нельзя не согласиться с мнением известного российского исследователя, владеющего, кроме того, бесценным практическим опытом в данной области, Ю.М.Галеновича, который формулирует проблему следующим образом: «Полностью линия границы ещё не определена, не согласована сторонами; вопрос о характере договоров о границе не снят с повестки дня, и стороны до сих пор решали только вопросы о прохождении линии границы, пусть даже на всём её протяжении. Стороны ещё не приступили к переговорам относительно нового договора о границе, который только и может заменить все прежние договоры о границе . Нет оснований говорить о том, что юридические вопросы, касающиеся границы, или вопросы относительно юридической основы границы уже решены; нет также оснований говорить о том, что проблема границы снята в наших двусторонних отношениях». [96, сс.297-298].

Наличие вплоть до настоящего времени неопределённых сторонами участков прохождения линии границы, несмотря на обоюдное согласие решать существующие в пограничной сфере проблемы в соответствии с принципами «справедливости и рациональности», терминологически не относящимися к области международного права и допускающие значительную свободу в их трактовке, служит достаточно объективным подтверждением актуальности предпринятого исследования.

Нельзя также обойти вниманием то обстоятельство, что внутренняя логика территориальной трансформации любой страны при реализации вовне в конечном итоге проявляется в установлении государственной границы, оформление которой происходит во взаимодействии с другими странами подчиняясь своего рода внешней логике международных отношений. Таким образом, достигаемый пространственный результат оказывается мотивирован как внутренними, так и внешними причинами, предметно относимыми к различным научным дисциплинам.

По этой причине в интересах обеспечения предпринимаемого анализа адекватным подбором исследовательского инструментария прежде всего следует ясно обозначить объект и предмет представленной работы.

Выделяя в качестве объекта исследования русско-китайские отношения к его предмету отнесено формирование государственной границы между российской и цинской империями в Центральной Азии в результате договорно-правового определения «линии раздела земель» между ними в указанном регионе по итогам заключения Пекинского договора 1860 г. и Чугучакского протокола 1864 г.

Как известно, отправной точкой пограничных отношений между Россией и Китаем в Центральной Азии следует считать покорение цинской империей независимого государства западных монголов, - Джунгарского ханства, - в 1755-1758 гг. «.Понеже до сего времени не было ещё точного установления между Российской империей и китайским государством границ, по разделению оных Зенгорским (Джунгарским - К.Х.) в середине.»'

Исчезновение с карты Азии Джунгарского ханства, более века занимавшего одно из важнейших мест в системе международных отношений центрально-азиатского региона, коренным образом меняло в нем и соположение стран-соседей и расстановку сил между ними. Трехэлементная структура основных действующих факторов, - России, Китая и Джунгарии, -перестала существовать. Её место заняла конкуренция между собой двух империй, - Российской и Китайской, - за политико-территориальное и экономическое доминирование в названном регионе.

Особенно болезненным их соперничество оказалось в сфере территориальной оценки результатов завоевания Цинской империей независимого Джунгарского ханства. Поскольку различия в подходах сторон к данному вопросу в частности и проблеме разграничения в целом имели настолько принципиальный характер, что первое договорное закрепление раздела земель состоялось лишь в 60-х годах XIX в., то есть спустя столетие со времени выхода России и Китая на общие центральноазиатские рубежи.

На этом основании хронологическими рамками исследования обозначен период середины XVIII - середины XIX вв., когда расширение русских владений в Центральной Азии натолкнулось на цинскую экспансию за пределы внутристенного Китая и обе страны пройдя крайне напряженный этап становления их территориального соседства в названном регионе, приступили к выработке первых пограничных договоров, результатом которых стало взаимное признание сторонами собственных территориальных пределов и их фактическое наведение на месте.

В рамках обозначенных параметров цель настоящего исследования в свою очередь предлагается обозначить как составление причинно-следственной модели взаимодействия России и Китая при разделе

1 Из отношения главного пограничного командира И.Шпрингера. Генваря 8 дня 1765 года. Иртышской линии крепость Омская. Иван Шпрингер. Цит. по: Валиханов Ч.Ч. Собр.соч. в 5-ти томах. Алма-ата. 1964. T.3. Сс.253-254. территории в Центральной Азии с выделением тех закономерностей, которые определили состоявшийся итог разграничения.

При этом в качестве узловых задач работы выделяются следующие:

- определение характера предпосылок и основных этапов становления русско-китайского территориального соседства в Центральной Азии;

- оценка с точки зрения действовавшего международного порядка общих принципов русско-китайского разграничения к западу от маяка Шабин-Дабага до бывших Кокандских владений в результате заключения Пекинского договора 1860 г.;

- проведение сопоставительного анализа действий сторон по реализации условий Пекинского договора при подготовке и утверждении Чугучакского протокола 1864 г.;

- характеристика русско-китайского взаимодействия при демаркации границы на её западном участке в ходе исполнения условий Чугучакского протокола.

Сужение в данном случае пространственных рамок исследования центральноазиатской зоной обусловлено прежде всего особенностями формирования российских пределов в зависимости от географии приложения имперских усилий. Поскольку во многом по-разному складывались границы России на Западе и на Востоке. Более того, совершенно по-особому в сравнении с иными азиатскими соседями строились территориальные отношения между российской и китайской империями в дополнении с региональной спецификой их взаимодействия на Дальнем Востоке и в Центральной Азии.

Сохранившиеся архивные материалы, введенные в научный оборот исторические документы и опубликованные на сегодня результаты многочисленных исследований по русско-китайским отношениям свидетельствуют о чрезвычайной сложности процесса территориального разграничения между двумя странами в целом и его региональной, а также местной, специфики в частности.

Указанное обстоятельство в сочетании с научно-практической значимостью проблематики стимулировало активное изучение всего комплекса вопросов, связанных с историей становления русско-китайского территориального соседства, характером взаимодействия государств на сопредельных землях, их соперничеством при распространении собственного суверенитета в смежных зонах, процессом совместной выработки общих принципов разграничения, их фиксацией в условиях двусторонних договоров и конкретной реализации на практике при установлении граничной межи на месте.

Ориентируясь на функционально-содержательную ценность применительно к предпринятому исследованию и следуя хронологическому принципу имеющуюся литературу логично разделить на группы с представлением по каждой из них наиболее значимых результатов изучения темы.

В избранном порядке прежде всего следует указать на обширные материалы обзорно-ознакомительного свойства, собранные по итогам имевших место русско-китайских контактов на их начальном этапе. Вполне естественно поэтому, что отношения двух империй впервые были отражены Г.Ф.Миллером1 [196] и И.Э.Фишером [270] в их сводных работах по истории Сибири, следствием включения которой в состав России состоялось установление русско-китайского территориального соседства.

Распространение российского суверенитета в восточном направлении закономерно сопровождалось исследованием вводимых в сферу имперского администрирования областей, его населения и сопредельных территорий. Издаются труды академика П.С.Палласа, в 1768-1774 гг. предпринявшего экспедицию по Западной и Восточной Сибири, Алтаю и Забайкалью [225,

1 Автор первого фундаментального труда по истории Сибири - «Описание Сибирского царства и всех происшедших в нём дел от начала, а особенно от покорения его Российской державе по наши времена», вышедшего в 1750 и 1787 годах.

226], интересные с точки зрения истории, этнографии, археологии и языков местных народов. В 1776-1778 гг. в Петербурге вышел труд И.Г.Георги, -«Описание всех в Российском государстве обитающих народов, их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и других достопамятностей» [99], - фактически первая сводная работа по этнографии России.

Последующая региональная специализация данного направления, опубликованные результаты которого практически совпадают с географическими рамками проводимого исследования представлены в обширном труде А.И.Лёвшина «Описание Киргиз Казачьих или Киргиз Кайсацких орд и степей» [182]. В 1820-1822 гг. по поручению Азиатского департамента МИД автор «описания» был командирован в Казахские степи, где вёл подробные записи, ознакомился с делами Оренбургской пограничной комиссии и собрал огромный научный материал, содержащий крайне важные сведения о тех локальных условиях, в обстановке которых происходило русско-китайское взаимодействие на западном участке территориального соприкосновения двух империй. Работа А.И.Лёвшина пополнила интересные наблюдения, сделанные ранее приставом российской духовной миссии Е.Ф.Тимковским в ходе его путешествия в Китай, наглядно характеризующие функционирование на практике режима номинального вассалитета окружающих «варваров» Срединному государству [263].

С выходом российской и китайской империй на общие центрально-азиатские рубежи изучение региональной тематики было акцентировано в трудах основоположника русского китаеведения, в течение 1808-1821 бывшего начальником российской духовной миссии в Пекине, Н.Я.Бичурина, [50-54], бесспорное достоинство которых и отчасти недостаток одновременно состоят в безусловном следовании китайским источникам.

Значительное место в научном наследии академика В.П.Васильева, также в своё время находившегося в составе российской духовной миссии в Пекине, занимают исследования связанные с историей и географией рассматриваемого региона [69-71]. Среди его опубликованных работ следует отметить статью «Центральная Азия и главные хребты гор в Китайских владениях» [71], в которой он, опираясь на китайские источники и личные наблюдения, впервые в русской географической литературе дал подробное описание центральноазиатских хребтов, водных систем, сделал попытку районирования этой части Азии, а также определил понятие «Центральная Азия».

Другая группа литературы, которую условно возможно определить как военно-дипломатическую1, составлена трудами авторов хронологически и служебно связанных с практическим решением вопросов русско-китайского разграничения на западном участке смежных владений обеих империй.

Отыскивая иные кроме Кяхтинского торговые пути в Китай российское правительство предпринимало с этой целью очень активные меры в Джунгарии и Восточном Туркестане. При этом избираемые формы и средства поиска характеризовались известной долей изобретательности.

В 1845 г. поездку в Кульджу и Чугучак под видом купца Н.И.Хорошева «в азиатском костюме» совершил Н.И.Любимов. Результаты его наблюдений, долгое время ограниченные рамками ведомственного пользования, были в конечном итоге опубликованы в 1909 г. [234]. Одним из побочных результатов этой экспедиции был вывод о том, что русско-подданные казахи кочуют довольно далеко даже за Тарбагатаем и что поэтому «собственно китайской границею в этих местах» может считаться лишь проходящая за Тарбагатаем цепь китайских пикетов [234, с.42]. Вследствие чего ободрённые этими известиями русские казаки в 1847-1849 гг. основали ряд станиц в Семиречье, а для наблюдения за местными казахами была учреждена должность пристава.

Состояние неопределённости, ставшее своеобразным статус-кво в полосе русско-китайского фронтира на западном участке, политически

1 Достаточно сказать, что первые базовые русско-китайские договоры и протоколы, принципиально определившие прохождение линии границы между обеими империями в Центральной Азии с российской стороны своими подписями скрепили генерал Н.П.Игнатьев и полковник И.Ф,Бабков. мотивированное ограничение цинскими властями торговых отношений, нормализации и развитию которых российская сторона всегда придавала важное значение, в 1851 г. было частично преодолено заключением Кульджинского договора.

В ходе его подготовки российским представителем Е.П.Ковалевским была проделана огромная экспедиционная работа, имевшая бесспорную исследовательскую ценность. Среди прочего им был описан путь от Семипалатинска через степь до Аягуза, затем по северному предгорью Тарбагатая до перевала Хабар-асу, Чугучака и Кульджи, то есть фактически по линии предстоящей русско-китайской границы [156; См. также 33, 68].

В связи с расширением российской сферы влияния в регионе и ввиду неизбежности русско-китайского разграничения в Центральной Азии активизировалась деятельность военных и гражданских чинов центральной и местных администраций, направленная на необходимое изучение текущей ситуации в зоне предстоящего раздела земель. Предпринимаемые в этом направлении меры результировались сбором и составлением значительного объёма материалов как сугубо практического, так и научного свойства.

Издаются работы Ч.Ч.Валиханова [65-67], подготовленные им по итогам участия в работе российских миссий в Западном Китае и различных экспедиций, проводившихся русскими властями в смежной с китайскими владениями зоне. Изучение географии Центральной Азии в это же время было отмечено деятельностью выдающегося ученого П.П.Семенова, в 1856 и 1857 гг. совершившего два путешествия в Тянь-Шань, исследовавшего Заилийский Алатау от укрепления Верного на восток до самой границы, достигшего озеро Иссык-Куль и горной группы Хан-Тенгри [249]. Совокупное содержание работ этих авторов бесспорно способствовало формулированию и аргументации российской позиции по пограничному вопросу.

Дальнейшее всестороннее изучение географии, истории, этнографии, межгосударственных отношений в Центральной Азии в различное время было продолжено целым рядом видных русских учёных и путешественников, Н.М.Пржевальским [240], Г.Н.Потаниным [236], Г.Е.Грум-Гржимайло [105,106], Н.К.Рерихом [245], М.В.Певцовым [227-229], В.И.Роборовским [246], П.К.Козловым [157], Б.Л.Громбчевским [104], наблюдения и выводы которых в том числе касались вопросов соположения территориальных владений России и Китая в регионе и характеристики деятельности их администраций на контролируемых землях.

Особо следует отметить труды тех авторов, кто по долгу военной, дипломатической или торговой службы принимал личное участие в решении многих вопросов межгосударственных отношений российской и китайской империй на западном участке их территориального соседства. Поскольку их мнение среди прочего подкреплено статусом очевидцев анализируемых в данной работе событий. Авторский ряд указанных сочинений представлен именами российского подписанта Пекинского договора 1860 г. Н.П.Игнатьева [135], комиссара на переговорах по разграничению в Чугучаке И.Ф.Бабкова [39], А.Н.Куропаткина [177], Л.Г.Корнилова [159], М.И.Венюкова [75-78], Л.Ф.Костенко [160] и др.

Многостороннему изучению всего комплекса проблем взаимоотношений российской и китайской империй, исследованию дальневосточной и центральноазиатской проблематики в её русско-китайском измерении, анализу погранично-территориальных аспектов уделено значительное внимание многих советских востоковедов, труды которых возможно объединить в группу литературы научно-теоретического содержания.

Концептуальное оформление достигнутых в данном направлении результатов наиболее полно представлено в трудах В.С.Мясникова [206-214], В.А.Александрова [31], А.Л.Нарочницкого [215-217], М.И.Сладковского [254], С.Л.Тихвинского [264-267], Г.В.Мелихова [192-195].

Большая заслуга в изучении теории китайской дипломатии, истории русско-китайских отношений, формированию документальной базы этих отношений и, особенно, их пограничной проблематики принадлежит известному китаеведу, академику В.С.Мясникову. Его авторству принадлежит значительное количество работ, содержащих подробный анализ взаимодействия двух стран в территориальной сфере со времени их первых контактов по настоящее время, который формируя общую картину обеспечивает таким образом возможность адекватного исследования отдельных сюжетов.

Официальная внешнеполитическая доктрина Срединного государства в окружении варваров, долгое время служившая идеологическим обоснованием претензий китайских правителей на сопредельные территории, и её отражение в реальной практике глубоко анализировалась многими отечественными исследователями с привлечением значительного объёма исторических данных и представлением полученных результатов в соответствующих сборниках [150, 151].

Системы номинального вассалитета и даннической зависимости во всей полноте и многообразии исследованы А.А.Бокщаниным [56-59],

A.С.Мартыновым классифицированы основные понятия и термины китаецентристской доктрины - обозначение некитайских народов через номинацию «варвары», относящейся к нецивилизованной окраине Поднебесной, представление об императоре - Сыне Неба, как о владыке и мироустроителе Поднебесной [190, 191]. Указанным проблемам также посвящены работы Ю.Л.Кроля [164-166], Л.С.Васильева [73, 74], К.В. Васильева [72], М.В.Крюкова, В.В.Малявина, С.В.Софронова, Л.С.Переломова, Н.Н.Чебоксарова [168-172].

Вопросы реализации маньчжурскими правителями Китая традиционной ханьской внешнеполитической доктрины в региональных условиях Центральной Азии были достаточно глубоко исследованы и представлены в трудах Л.И.Думана [122-126], А.Ходжаева [279, 280],

B.С.Кузнецова [174, 175], К.Ш.Хафизовой [274-277], В.А.Моисеева [199-204] и Д.В.Дубровской [121].

Сводная работа, содержащая глубокий анализ международных отношений в Центральной Азии в XVII - первой половине XIX в., проведённый с использованием богатого исторического материала, была выполнена Б.П.Гуревичем [114]. Особую ценность указанной работе придаёт исследование темы с учётом значительных изменений, происшедших в регионе в связи с покорением цинами Джунгарского ханства, устранения таким образом одного из важнейших региональных субъектов международных отношений и переходу к русско-китайскому сугубо двустороннему соперничеству и одновременно взаимодействию на землях далеко к западу от «великой стены». Своеобразным продолжением проведённого исследования позднее стала работа В.А.Моисеева [204].

Бесспорно одним из важнейших факторов, определивших содержание и характер русско-китайских отношений в Центральной Азии следует признать так называемый «фактор среды». Состоящий во влиянии на позиции сторон, на их взаимодействие, его конкретику и результаты той специфики, которая была свойственна региону с точки зрения локальной географии, истории проживающих здесь народов, их внутренних взаимосвязей, контактов друг с другом и обеими империями, их реагирования на происходившие события и собственное участие или неучастие в них.

По этой очевидной причине исследуя проблему русско-китайского разграничения в Центральной Азии невозможно игнорировать имеющиеся материалы национально-исторического содержания, в которых богато представлены результаты изучения прошлого коренных народов, характера их взаимоотношений с Россией и Китаем, их межимперских предпочтений и самопозиционирования.

Учитывая в этом смысле особую значимость монголо-ойратского фактора следует прежде всего указать на труды И.Я.Шмидта [298], В.В.Бартольда [40-42], Г.Е.Грум-Гржимайло [105, 106], Б.Я.Владимирцова [83]. Всестороннее изучение государства западных монголов было проведено

И.Я.Златкиным, составившего «Историю Джунгарского ханства» от его возникновения до уничтожения маньчжуро-китайскими войсками [133], ценную не только с точки зрения внутренней истории последней кочевой империи Азии, но и ввиду проведённого анализа её отношений с ближними и дальними соседями, в той или иной степени ставшими в итоге наследниками и её приобретений и потерь. Русско-ойратские и, в целом, русско-монгольские связи были полноценно изучены Ш.Б.Чимитдоржиевым [291294], одно из достоинств работ которого состоит в редкой попытке оценить исследуемые события не только с имперских позиций, но и с точки зрения истории народов, постепенно включаемых в сферу имперского администрирования как России, так и Китая. С аналогичного ракурса данные проблемы исследованы и представлены в трудах Е.И.Кычанова [180, 181]. Ойратская часть региональной истории исследовалась также А.И.Чернышевым [286-290] с использованием широкого круга китайских источников, что безусловно позитивно повлияло на итоги проделанной работы.

Другая, бесспорно не менее важная часть региональной истории составлена, исследованиями прошлого других народов Центральной Азии, географии их проживания, хозяйствования, миграционным потокам, их внутрилокальных взаимоотношений и связей с Россией и Китаем. Сводный результат указанных исследований представлен целым рядом национальных историй, изложенных как отдельными авторами, так и созданных коллективами авторитетных специалистов [38, 92, 117, 131, 136, 137, 138, 140, 237, 238, 253].

Дальнейшее тематическое сужение в пределах данного направления обозначено трудами составителей географически, этно-культурно либо административно выделенных местных историй, чрезвычайно полезных ввиду максимальной детализации описываемых процессов и событий [41, 107, 129, 130, 142, 163,205,252,269,283].

Аспекту взаимоотношений местных народов с российской и китайской империями, особенно важному с точки зрения рассматриваемой темы, было уделено отдельное внимание целого ряда исследователей, большая часть работ которых выполнена в рамках изучения процесса их присоединения к России или распространения на них китайского подданства [32, 34-36, 43, 44, 118, 232].

Формирование русско-китайской границы и как межгосударственная проблема и как отдельная тема исследования всегда была отмечена повышенным вниманием со стороны официальных властей обеих стран, их политического руководства, общественности и, безусловно, представителей исторической науки. Особую актуальность пограничная проблематика приобрела в 60-е годы XX в. в связи с ростом общей напряженности в советско-китайских отношениях, спровоцировавшим в том числе межгосударственные трения в территориальной сфере вплоть до многочисленных и весьма серьёзных вооружённых конфликтов практически на всей линии границы.

Закономерным следствием сложившейся ситуации явилась активизация исследований пограничной сферы двусторонних отношений в обеих странах, что результировалось изданием значительного объёма различного рода документов, материалов и итогов изучения проблемы русско-китайского территориального раздела, которые можно условно объединить в группе специально-тематической литературы.

В 1970 г. коллективом авторов был подготовлен серьезный труд «Формирование границы между Россией и цинским Китаем» [272], состоящий из двух разделов: первый раздел посвящен истории разграничения между Россией и Цинской империей на Дальнем Востоке и в Сибири, второй - в Центральной Азии. Позднее была также издана монография «Формирование границ Китая» [273], подготовленная коллективом научных сотрудников Института Дальнего Востока и Института Востоковедения АН СССР под руководством М.И.Сладковского с отдельным описанием хода и итогов определения западного участка русско-китайской границы.

Важнейшим из последних опубликованных сводных изданий на данную тему следует назвать коллективный труд «Границы Китая: история формирования.» [101] под редакцией В.С.Мясникова и Е.Д.Степанова, содержащий изложение событий русско-китайского разграничения в Центральной Азии и их современную оценку.

В рамках выделения базовых характеристик территориальной и, более узко, пограничной политики китайской империи периода Цин с учётом предшествующего ему опыта других династий, а также в связи с их видимым сохранением в постимперской внешнеполитической практике было подготовлено и опубликовано значительное количество статей [46, 158, 161, 167, 195, 219, 220, 221, 231, 256, 257, 259, 260], тематических сборников и отдельных изданий [49, 98, 222, 230, 241, 253, 262] содержательно жестко связанных с межгосударственной дискуссией по вопросам границы.

Кроме того, в аналогичном дискуссионном формате проходила подготовка и публикация большого количества работ с критическим анализом материалов китайских общеполитических, популярных и научных изданий, акцентированных на проблеме «спорных территорий» и территориальных претензий [37, 111, 112, 158, 161, 162, 206, 207, 210, 219, 266, 278]. При этом очевидная необходимость поиска и формулирования приемлемых аргументов в подтверждение собственной позиции значительно стимулировала научные исследования пограничной проблематики в обеих странах, что несмотря на значительную степень политизированности данной сферы существенно обогатило весь комплекс знаний об истории формирования русско-китайской границы.

Её международно-правовое оформление, начатое ещё в конце XVII в. в Нерчинске и последовательно реализованное заключением серии трактатов, составило на сегодня отдельное исследовательское направление во многом связанное с разработкой в Китае концепции «неравноправных» договоров и представленное трудами Б.Розенблюма [247], Е.Д.Степанова [256], Е.А.Григорьева, Е.Д.Костикова [103].

Возникшая необходимость всесторонней оценки каждого отдельного договора, условиями которого были определены различные участки русско-китайской границы, в свою очередь потребовала глубокого изучения истории их заключения, анализа содержательной части, сопоставления их разноязычных текстов, определения политико-правовой характеристики, их реализации на практике и составления в итоге обобщённых выводов на предмет их соответствия действовавшим международным нормам с обязательным учётом эволюции последних. Работа такого рода была успешно проделана П.Т.Яковлевой [307], А.Д.Воскресенским [88] и Ю.М.Галеновичем [97].

В этом смысле предпринятое исследование, предметно связанное с Пекинским договором 1860 г. и Чугучакским протоколом 1864 г. ввиду отсутствия на сегодня результатов их отдельно тематического рассмотрения продолжает данное направление в изучении комплекса проблем русско-китайского разграничения.

Достижение заявленной цели и выполнение задач настоящего исследования ввиду его внутренне двусторонней специфики базировались при этом на материалах источников как русского так и китайского происхождения.

При всей сухости «подцензурных» официальных цинских источников их невозможно обойти в силу отражения авторами событийной канвы происходившего и наличия усредненных официозных характеристик действующих лиц и событий.

Классификация источников по внешней политике императорского Китая, предложенная Воскресенским А.Д., прежде всего фиксирует трехчленную модель историописания, которая включает «хроники (шилу), официальные истории (чжэнши) и неофициальные истории (еши)». При этом структурно-аналитическая классификация источников разделяет их на «1) архивные документы и материалы; 2) официальные хроникально-летописные повествования (типа «шилу»); 3) различные собрания документов .; 4) авторские сочинения» [91, сс.51-52].

Следуя предложенной классификации при определении источниковой базы предпринятого исследования в первую очередь необходимо указать на огромную хронику правления «Великой династии Цин» {«Да Цин Личао Шилу»), являющуюся официальным, хронологически составленным сводом сведений, издававшимся в трех экземплярах на китайском, монгольском и маньчжурском языках исключительно для правительственных нужд (всего 4 тыс. 664 цзюаня). [86,192].

Учитывая хронологическое распределение сведений «Шилу» по временам правления цинских императоров в интересах проведения предлагаемого исследования основное внимание было уделено материалам «Да Цин Гаоцзун Чуньхуанди шилу» [23].

Не менее важные сведения для полноценного изучения заявленной темы представлены в сочинении «Ши чао Дунхуа лу» {«Записи близ ворот Дунхуа о десяти императорах») [24-28], составленном на основе «Да Цин Личао Шилу», но со значительным сокращением материалов последней из соображений обеспечения доступности новых «записей» более широкому кругу лиц. Поскольку сугубо дворцовый статус «Да Цин Личао Шилу» предполагал «закрытый», отчасти секретный характер как самого сочинения, так и серьезное ограничение возможностей доступа к его материалам.

Подобно «Да Цин Личао Шилу» сведения в новом издании были также сгруппированы по хронологическому принципу. Инициированное при императоре Хун Ли в середине XVIII в. составление «Ши Чао Дунхуа лу» первоначально проводимое придворными историками под руководством Цзян Лянци в середине XIX в. было продолжено уже под руководством другого историка Ван Сяньцяня с датировкой издания 1884 г.

Концептуальные основы цинско имперского внешнеполитического курса в его локальном осуществлении на практике были детализированы во многих тематических изданиях, среди которых наиболее интересным с точки зрения предпринятого исследования следует указать «Циньдин пиндин чжуньгээр фанлюэ. Чжэнбянь» («Высочайше утверждённое описание умиротворения джунгар. Основные записи») [29].

Особую значимость данному источнику придаёт наличие не только в тексте, но и в названии декларативного указания на имперские права цинов применительно к землям Восточного Туркестана и Джунгарии, после покорения маньчжуро-китайскими войсками в 1758 г. независимого Джунгарского ханства вошедшими в состав Западного края, в результате чего установилось русско-китайское территориальное соседство в Центральной Азии.

Указанный источник во многом дополняет материалы официальной династийной хроники «Да Цин Личао Шилу», в которой присоединение цинской империей земель покоренного джунгарского ханства чрезвычайно лаконично характеризуется, например, следующими словами императора Цяньлуна: «Поскольку джунгары покорены, все [их] прежние кочевья являются нашей территорией» [23, цз. 617, л. 7а.]. Уточняя в дальнейшем свою позицию китайская сторона сообщала Российскому Сенату: «.Ныне Зенгория и все татары нами покорены . и протчие их болшими владении все одно за другим к его величеству высочайшему и святейшему государю приклонились . стались подданными рабами» [3, Ф.248, on. 113, д. 485, л. 7]. Заявленная позиция во многом объясняет характерные черты разработанных позже в Китае основных концепций всего комплекса русско-китайских отношений и погранично-территориальной тематики как его составной части.

Представленный образец заочно письменного обсуждения проблемы границ и территорий во взаимоотношениях обеих империй указывает кроме того на источники российского хранения, большею частью сосредоточенные в Архиве внешней политики Россиской империи, Российском государственном военно-историческом архиве и Российском государственном архиве древних актов.

Обозначенный документальный комплекс и имеющиеся результаты исследований погранично-территориальной проблематики в её русско-китайском измерении были проанализированы в реалистической традиции понимания международных отношений на базе одной из самых известных версий системного подхода - концепции баланса сил.

В качестве замечания нельзя не согласиться с мнением отечественного исследователя Богатурова А.Д., предлагающего более правильный смысловой перевод английского словосочетания «balance of power» в отличии от ставшего традиционным калькированного оригинала. С его точки зрения названное словосочетание «следовало бы переводить как «равновесие силы», что точнее лингвистически, или «силовое равновесие», что правильно по сути» [55, с. 28].

Все представители школы реализма в исследовании международных отношений исходят из трех главных предпосылок: 1) государства играют доминирующую роль и рассматриваются как «единые субъекты» международных отношений; 2) сила служит эффективным инструментом политики; и 3) в международных отношениях существует некая иерархия сфер, в которой главное место занимают соображения о безопасности государства.

Разработанная в рамках реализма и принятая в качестве методологической основы проводимого исследования концепция баланса сил в свою очередь требует поддержания «силового равновесия» между государствами во избежание гегемонии одного из них. Так как баланс эффективно препятствует гегемону в создании угроз для существования как самой международной системы, так и составляющих её государств. Иными словами традиционное внимание реалистов к мощи (power) как к возможности применить силу (force) обусловлено их признанием потенциальной угрозы существованию государства при фактической проверке его способности применить «жестокую» силу [333, р. 196].

Несмотря на широко распространенное представление о том, что мощь государства трудно поддаётся измерению, и политики, и исследователи, и практики по-прежнему продолжают попытки анализа в этом направлении. Сравнительно удачным, к примеру, представляется определение сформулированное В.Джонсом, который рассматривает мощь как способность субъекта международных отношений использовать материальные и нематериальные ресурсы и различного рода возможности, чтобы влиять на исход международных событий в желательном для себя направлении [328, р. 241].

В интересах проводимого исследования полезным представляется также рассмотрение мощи государства как одного из видов соотношения. Согласно этой точки зрения невозможно судить о мощи государства, если не соотносить действия этого государства с его целями. Если мощь есть вид соотношения, то она априорно не поддаётся количественному измерению. Можно лишь предположить, что государство обладает мощью, так как оно чего-то достигло. Невозможность спроецировать данное предположение на будущее, вместе с тем не исключает допустимости его использования для описания прошлого.

Кроме того, следует принять во внимание и то, что согласно наиболее часто встречающемуся в политологии определению мощи, она означает способность к достижению цели без модификации самой цели, которая может произойти во время процесса её достижения [334, р. 81].

Суммируя сказанное можно заключить, что существование различных определений мощи государства не отрицает, однако, пригодности этой характеристики для составления аналитического описания межстрановых взаимодействий на основе концепции баланса сил. Более того, многовариантность дефиниций названной характеристики напротив подтверждает её функциональную значимость и, обосновывая таким образом правомерность её концептуализации, делает обоснованным использование действующей теории в качестве методологической основы настоящей работы.

Приступая к анализу установления российского суверенитета над землями смежными с маньчжурскими владениями необходимо прежде всего отметить совершенно различную типологическую принадлежность (различный характер государства, права, собственности и т.п.) двух названных стран, которая значительно ограничивает возможность применения в процессе исследования единых для действий обеих сторон критериев и методов оценки. Поскольку их искусственная унификация не только бесперспективна, но и находится за пределами законного допуска при определении общего и специфического в истории каждой из названных стран.

Более того, обозначенная типологическая разница дополняется стадиальной, состоящей в несовпадении темпов общественного развития обоих государств. «Иногда стадиальную и типологическую разницу понимают как дихотомию формационного и цивилизационного. Но следует учитывать, что специфика типологическая не возникает на пустом месте, а формируется в ходе длительной исторической эволюции и является равнодействующей как неких генетически заложенных цивилизационных черт, так и темпа, ритма и стадии социального развития» [141, с. 9].

Таким образом, цивилизационный и формационный подходы в данном случае можно понимать как синхронный и диахронный методы исследования, которые подобно длине и ширине не противопоставляются друг другу, а составляют разные измерения относительно целостного исторического процесса.

При всех названных различиях объединяющим началом для исследования является тем не менее факт территориального соседства Китая и России в Центральной Азии, которое продолжаясь в настоящем ведет свою историю с середины XVIII в. Иными словами в тот период времени оригинальные комбинации совершенно различных типологических и стадиальных факторов определили появление двух империй в одной географической зоне.

В связи с чем отдельный для каждой из стран анализ таких комбинаций сравнительным методом, в сопоставлении динамики и особенностях проявления на практике, является важнейшим и необходимым компонентом исследования проблемы формирования границы между Российской и китайской империями в Центральной Азии.

В итоге, представленное сочетание избранной методологии исследования и обозначенных приёмов и методов его проведения возможно определить как адекватное для правильной реконструкции той модели взаимодействия, следствием реализации которой было установление русско-китайской границы в Центральной Азии в середине XIX в.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русско-китайское разграничение в Центральной Азии в середине XVIII - середине XIX вв."

Заключение

История формирования русско-китайской границы длящаяся с конца XVII в. практически по настоящее время составлена весьма бурными событиями связанными с процессом территориального сближения двух государств и сопутствующим ему договорным закреплением раздела земель в районах их соприкосновения на фоне существенных изменений как внутри самих стран, так и в их международном статусе и окружении. В итоге, в пограничной сфере между странами сложилась целая система двусторонних договорных актов, определивших линию границы на всём её протяжении.

Существенно значимая характеристика имеющейся на сегодня договорно-правовой базы российско-китайской границы состоит прежде всего в принципиальном различии условий и практики решения территориальных вопросов, которые были приняты обеими сторонами в период заключения первых межгосударственных трактатов в конце XVII -начале XVIII вв. и теми подходами к регулированию проблем пограничной сферы, которые утвердились в международных отношениях к середине XIX в.

Более того, в конце следующего века в результате распада СССР наследниками части прежней государственной границы с Китаем оказались новые независимые государства Центральной и Средней Азии, неизбежно столкнувшиеся с проблемой своеобразной территориальной самоидентификации, решение которой применительно к прежней советско-китайской границе уже в новых условиях достигалось на первом этапе в формате многосторонних переговоров с дальнейшим переходом к заключению двусторонних договоров.

В текущем итоге прежняя межимперская «граничная линия» Китая и России в Центральной Азии, лишь на алтайском участке унаследованная правоприемниками первичных участников территориального раздела, на остальном своём протяжении траснформировалась в государственную границу КНР с республиками Казахстан, Киргизстан и Таджикистан. При этом следует особо отметить, что все перемены, имевшие место как в странах-участницах процесса пограничного урегулирования, так и в центрально-азиатском регионе в целом, происходили на фоне практически неизменной той «граничной линии», определение которой состоялось усилиями китайской и российской империй во второй половине XIX в.

Поддержание текущими государствами-соседями вплоть до настоящего времени первоначально намеченного русско-китайского рубежа указывает не только на взаимное нежелание сторон активировать дополнительный фактор возможной дестабилизации обстановки в регионе, но также характеризует унаследованную граничную линию как установленную в максимальном соответствии с бывшим и ныне действующим контекстом международных отношений, в адекватно оцененных ориентирах региональной специфики и на основе рационального учёта локальных условий.

В этой связи изучение процесса и достигнутого результата построения межгосударственной русско-китайской границы в Центральной Азии ввиду её константного характера вне зависимости от всех прочих переменных обстоятельств во многом принципиального свойства представляется безусловно интересным и практически полезным с точки зрения выделения той модели решения территориальной проблемы, в итоге применения которой «размежевание земель» было завершено договорным установлением граничной линии максимально исключающей стремление сторон к её изменению.

Рассматривая в целом русско-китайские отношения со времени установления и вплоть до настоящего времени следует прежде всего подчеркнуть их в основном мирный характер, безусловно отмеченный периодами обострений и случаями конфликтов, всегда, тем не менее, купированными взаимным нежеланием сторон к эскалации возникавшей напряжённости. Данное обстоятельство особенно очевидно применительно к пограничной проблематике двусторонних отношений и ввиду её географической масштабности и по причине её весьма значительного места в общем объёме взаимодействия. При всём наличии встречных претензий, активных дискуссий, энергичных практических усилий, достигавших порой уровня вооружённых пограничных конфликтов, граничная линия в итоге была установлена сугубо договорными средствами и сохранена вплоть до настоящего времени фактически без использования военной силы.

Объяснение некоторых причин взаимного отказа сторон от силового решения территориальных споров возможно отыскать в сопоставлении мотивационных комплексов экспансии российской и китайской империй на встречном направлении. В этом смысле существенное различие в совокупности мотивов овладения Китаем землями Западного края и российского движения в пределы Центральной Азии значительно редуцировало последующий конфликт интересов при разделе земель в рассматриваемом регионе.

Изучение обстоятельств покорения маньчжурами независимого Джунгарского ханства в середине XVIII в. и распространения в итоге своей власти на земли далеко к западу от внутристенных владений в качестве одной из основных движущих причин состоявшейся экспансии позволяет прежде всего выделить намерение цинского режима устранить крайне серьёзную угрозу собственному правлению в Китае, исходившую со стороны западных монгол.

Более всего к этому выводу склоняет длительное маньчжуро-ойратское соперничество за влияние среди монгольских ханств, возможное объединение которых вокруг идей джунгарских правителей о возрождении империи делало сомнительной перспективу сохранения цинской власти в Китае. Первый заметный успех маньчжур в противостоянии с ойратами был обозначен в 1691 г. подчинением цинам Халхи, ограниченный в дальнейшем целым рядом китайско-джунгарских войн, в которых обе стороны попеременно терпели поражения и одерживали победы. Однако, решающий успех в конечном итоге был достигнут цинами, в середине XVIII в. своевременно воспользовавшимися фатальной междуусобицей среди представителей джунгарской знати.

Таким образом, в основе цинского движения в пределы Центральной Азии особо выделяется мотив политического соперничества правящего в Китае режима с независимым государством западных монголов. При этом другим, безусловно не менее важным, мотивом цинской экспансии в западном направлении следует назвать жизненную необходимость для маньчжур в установлении собственного контроля над территориями Джунгарии и Кашгарии - естественными «воротами» в пределы Срединной империи.

Указанная потребность была связана прежде всего с желанием так «умиротворить» столь беспокойную окраину, чтобы гарантированно исключить саму возможность возникновения угроз с запада, которые периодически вырастали либо из местной этнически пёстрой среды либо достигали поднебесной транзитом через рассматриваемый регион.

В итоге, ликвидация Джунгарского ханства своим результатом имела устранение крайне опасного для маньчжурской династии политического соперника и, кроме того, давала возможность впредь эффективно контролировать всё происходившее в центрально-азиатской зоне некогда Великого Шелкового пути, значительный транзитный потенциал которого весьма плохо сочетался с последующим стремлением цинского режима к самоизоляции Китая. Ввиду последнего обстоятельства территория завоёванного Западного края усилиями маньчжурской администрации очень скоро практически утратила прежние транзитные свойства и функционально обрела признаки буферной зоны, своим пространством отделявшим Срединное государство от варваров.

Принципиально иначе было мотивировано русское движение «навстречь солнцу». Его основу составляли в первую очередь сугубо материальные «резоны», ассоциированные с «богатством Сибири» и территорий к югу от неё, транзитный потенциал которых в смысле возможного выхода на азиатские рынки был также высоко оценен ещё Петром I.

В итоге, территориально двигаясь навстречу друг другу обе империи по-разному формулировали приоритеты собственных усилий в ставшем общем центрально-азиатском регионе. Вместе с тем обе страны приблизительно одинаково воспринимали общую угрозу, «созданную степями и дикими ордами», обезопасить себя от которой возможно было только достигнув «народа, уважающего договоры, народа настолько цивилизованного, чтобы не жить грабежом и разбоем, и настолько сильного, чтобы не допускать нарушения наших границ разбойничьими набегами своих шаек». [261, сс. 8-9].

Иными словами, колонизируя межимперскую кочевую зону обе страны не только не имели при этом конфликта интересов, но и действовали в определённом смысле движимые общей целью обеспечения собственной безопасности ввиду одинаково воспринимаемой угрозы.

Подобное различие в приоритетах экспансии России и Китая в центрально-азиатский регион в сочетании с наличием заинтересованности в нейтрализации общей опасности возможно объясняет то обстоятельство, что при всей сложности вопроса «граничного раздела земель» обе империи сумели преодолеть соблазн масштабного использования военно-силовых способов его разрешения.

Более того, русско-китайское разграничение в Центральной Азии по итогам подписания Пекинского договора 1860 г. и Чугучакского протокола 1864 г. в сравнении с прежним порядком решения пограничного вопроса обозначило новый этап в подходах сторон к территориальной проблеме с точки зрения её правовой трактовки, что вполне естественно имея в виду то продолжительное время, которое обе империи были заняты взаимопризнанием пространственных пределов друг друга.

Весьма длительный процесс разграничения естественно не мог не отразиться на самом характере сложившейся в его результате договорноправовой базы. Поскольку её формирование происходило на фоне эволюции действовавшей международно-правовой нормы составление и заключение различных русско-китайских договоров осуществлялось в соответствии с менявшейся юридической теорией и практикой в сфере регулирования межгосударственных отношений.

В связи с чем приступая к анализу того или иного договора определившего в числе прочих содержание и характер русско-китайского территориального разграничения, прежде всего следует разобраться в юридической природе самого понятия «государственная территория». Уделяя при этом особое внимание его эволюции на протяжении всего исследуемого периода.

Так, в условиях феодального общества названное понятие рассматривалось в качестве «объекта вещных прав» 1 государства. Феодальная собственность на землю составляла источник власти над населяющими эту землю лицами. Каждый феодал в пределах своих владений осуществлял всю власть (законодательную, исполнительную, судебную и др.). Таким образом, собственность и власть сливались. Своей землей феодал распоряжался по своему усмотрению. Земля продавалась, закладывалась, менялась, завещалась по наследству, отдавалась в приданное.

Аналогичным было и отношение высшей власти к государственной территории как к своей собственности. Известно немало случаев продажи, заклада, обмена, отдачи в приданное и завещания земель монархами. В ту эпоху юридическим основанием власти в пределах определенной территории служило право собственности феодала на землю. И собственность на землю и власть в её пределах были неразделимы.

Отношение высшей власти к земле как к собственности не изменилось и с возникновением абсолютной монархии, когда составляющие её феодальные территории стали рассматриваться как собственность монарха.

1 Более полно объектная теория представлена в трудах Гейльберна, Зайделя, Клауса, Цорна.

Именно в соответствии с таким пониманием государственной территории был заключен первый русско-китайский договор в Нерчинске в 1689 г., согласно которому два собственника единственно на основании своих прав обозначили пределы своей собственности. Иные обстоятельства при этом не имели никакого значения и потому просто не учитывались.

В соответствии с этим положением был заключен и следующий русско-китайский договор, в числе прочих касавшийся пограничных вопросов, -Кяхтинский договор 1727 г., - которым была установлена граница между двумя государствами на монгольском участке. Так как к этому времени Северная Монголия уже была включена в состав Цинской империи, что и было закреплено в договорном порядке.

В дальнейшем, территориальное разграничение между Россией и Китаем происходило уже в XIX в., когда представление о юридической природе государственной территории существенным образом изменилось. Она более не рассматривалась как «объект собственности» и соответственно понималась не как «вещь, которой владеет государство, но пространство, в пределах которого державная власть существует и действует»1.

Таким образом основанием принадлежности определенной территории признавалось осуществление власти в её пределах. Или иными словами осуществление государственной власти в пределах определенной территории полагалось достаточным, чтобы считать её своей. Именно на такой правовой базе происходило договорное оформление русско-китайской границы в XIX в.

В дальнейшем, общие изменения в международном праве в первой половине XX в. также сказались и на определении юридической природы государственной территории, закрепив в его содержании не только указание на «пространственные пределы власти» и «объект публичной международно-правовой собственности» как «собственности особого рода», но и дополнив его признанием права наций на самоопределение в сочетании с

1 Незабитовский В.А. Собрание сочинений. Киев. 1884. С. 105. провозглашением принципов запрещения угрозы или применения силы, а также неприкосновенности и целостности государственной территории1.

По этой причине совершенно неразумными представляются попытки правовой оценки межгосударственных договоров прошлого с позиций современного международного права. Поскольку при таком подходе имеет место игнорирование (случайное или намеренное) реально фиксируемых отличий между хронологически и по существу различными правовыми стандартами. Тем более необоснованными выглядят требования пересмотра тех или иных договоров прошлого ввиду их якобы «неравноправного» характера с точки зрения ныне принятой юридической теории и практики.

Применительно к Чугучакскому протоколу 1864 г., определившему линию разграничения между Цинской империей и Россией в Центральной Азии, в основе его китайской оценки лежит утверждение о территории, которая была в результате уступлена России. Иными словами ставится вопрос о факте незаконной цессии, т.е. уступки, государственной территории.

Однако, даже с формальной точки зрения ни в названии указанного документа, ни в его тексте нет и косвенного упоминания о факте территориальной уступки. Данный термин не просто не используется, но и не соотносим с содержанием протокола, основу которого составляет не повторный передел, а первичное размежевание. В связи с чем ни России, ни Китаю на рассматриваемом участке соприкосновения уступать было совершенно нечего. Ввиду отсутствия юридическим образом закрепленной территории.

Формальное отсутствие в тексте Чугучакского протокола указания об уступке территории оказывается логически связанным с существом дела. Подтверждением чему может служить известный договор между Россией и Соединенными Штатами, заключенный менее трех лет спустя (18 апреля 1867 г.) и, соответственно разработанный на основе аналогичных правовых стандартов, по поводу продажи территории на Американском континенте.

1 Клименко Б.М. Государственная территория. М. 1974. Сс.17, 25, 86.

Действительно, суть данного договора состояла в продаже земли одним собственником другому. Однако, в тексте говорится не о продаже, а об «уступке». Иными словами отсутствие в Чугучакском протоколе прямого указания об уступке территории составляет формальное признание сторонами того факта, что ранее принадлежность земель в районе разграничения не была установлена. При этом разумеется следует подчеркнуть, что имеется в виду не просто фактическая, а именно юридическая принадлежность территории.

Учитывая сказанное и принимая во внимание представление того времени о государственной территории как о «пространственных пределах власти», необходимо признать, что территориальное разграничение между Россией и Китаем в Центральной Азии могло происходить только на основании фактического контроля над теми или иными землями. Что на языке международного права означает осуществление эффективной оккупации территории как необходимого условия для установления её принадлежности тому или иному государству.

В настоящее время выявлены следующие «основные правила эффективной оккупации: 1) мирный характер оккупации; 2) практическое осуществление суверенных действий; 3) осуществление суверенных действий в степени, соответствующей территориальному верховенству; 4) непрерывность осуществления таких действий»1.

Разумеется правило мирного характера оккупации, связанное с упоминавшимися изменениями в международном праве в первой половине XX в., не может быть применено в качестве критерия правовой оценки межгосударственных договоров середины XIX в., к числу которых относится и русско-китайский Чугучакский протокол 1864 г. Так как появление принципа запрещения угрозы или применения силы сделало

1 См. H.M.Waldook, Disputed Sovereignty in the Folkland Island Dependencies, «British Year Book of International Law 1948, pp.334-338; J.G.Starke, An Introduction to International Law, L., 1958, pp.135-137; G.Fitzmaurice, Law and Procedure of the International Court of Justice, «British Year Book of International Law. 1955-1956», pp.20-76; Ч.Хайд, Международное право, его понимание и применение Соединенными Штатами Америки, т.2, М., 1951, стр.45-49. противоправным вооруженное нападение и вторжение на иностранную территорию, а возникновение принципа неприкосновенности и целостности государственной территории сделало противоправным насильственное изменение принадлежности государственной территории.

Однако, справедливости ради необходимо заметить, что со стороны Цинской империи разграничению подлежала территория насильственно присоединенная к Китаю в результате вооруженного покорения независимого Джунгарского ханства в 1755-1758 гг.

Все же другие правила эффективной оккупации оказываются тесно связанными с принятым в XIX в. представлением о государственной территории как о «пространственных пределах власти».

Так, требование практического осуществления суверенных действий и их степени означают, что «оккупация не должна ограничиваться простым провозглашением суверенитета над определенной территорией», но государство «должно быть в состоянии действовать в качестве территориального суверена в любой точке занимаемой им территории в случае необходимости». Кроме того, «осуществление государственных функций над оккупированной территорией должно быть постоянным, ибо прекращение такой деятельности без её возобновления в течение сравнительно большого отрезка времени может быть истолковано как отказ от данной территории, оставление этой территории без намерения осуществлять над ней суверенитет в дальнейшем»1.

Принимая за основу выделенные критерии правовой оценки Чугучакского протокола целесообразно сопоставить «пространственные пределы власти» отдельно России и Китая с линией прохождения границы между ними определенной в результате его подписания.

В этом смысле значительную пользу могут оказать материалы экспедиции, предпринятой российским правительством в 1845 г. с целью поиска новых торговых путей в Китай (кроме кяхтинского) через Джунгарию

1 Клименко Б.М. Указ.соч. Сс.102-103. и Кашгарию [234]. Их особая ценность при рассмотрении вопроса русско-китайского территориального разграничения в Центральной Азии обусловлена прежде всего тем, что в задачи экспедиции не входило определение фактической принадлежности земель, находящихся на указанном участке будущей границы. В связи с чем нет оснований считать соответствующие фрагменты этих материалов как имеющие необъективный характер.

Одним из побочных результатов названной экспедиции был вывод о том, что русско-подданные казахи кочуют довольно далеко даже за Тарбагатаем и что поэтому «собственной китайской границею в этих местах» может считаться лишь проходящая за Тарбагатаем цепь китайских пикетов [234]. Следствием чего стало появление в Семиречье целого ряда станиц, основанных русскими казаками в 1847-1849 гг., а для наблюдения за местными казахами была учреждена должность пристава.

После заключения в 1851 г. Кульджинского договора, предоставившего русским купцам право торговли в Илийском крае с открытием русских консульств в Кульдже и Чугучаке и таким образом косвенно закреплявшим фактическое соположение сторон, русская администрация сделала дальнейшие шаги по освоению Заилийского края. В указанный период, например, было основано укрепление Верный (1854 г., совр. Алма-Ата). Действия русских властей сыграли решающую роль в определении позиции ряда киргизских племен, испытывавших давление как со стороны Коканда, так и со стороны цинских властей Кашгарии: киргизы племя за племенем стали переходить под власть России.

На повестку дня таким образом встал вопрос о русско-китайском пограничном размежевании в Центральной Азии, который нашел своё отражение в статье 2 заключенного в 1860 г. Пекинского договора: «Граничная черта на западе, доселе неопределенная, отныне должна проходить, следуя направлению гор, течению больших рек и линии ныне существующих китайских пикетов, от последнего маяка, называемого

Шабин-дабага, поставленного в 1728 году (Юн-чжэн VI года), по заключении Кяхтинского договора, - на юго-запад до озера Цзай-сан, а оттуда до гор, проходящих южнее озера Иссык-Куль и называемых Тэнгэри-шань или Киргизнын Алатау, иначе Тяньшаньнаньлу (южные отроги Небесных гор) и по сим горам до Коканских владений» [11, сс.26-27].

Как известно основной причиной разногласий на протяжении всех последующих переговоров по исполнению данной статьи «Пекинского трактата», завершившихся в итоге подписанием Чугучакского протокола, явилось различное понимание сторонами указания на «линию ныне существующих китайских пикетов». «. В этом одном только слове постоянный и заключается вся сущность дела и все разногласия между нами. . Только этим словом постоянный пикет и определяется по каким именно горам и рекам должна быть ведена граница, т.е. по ближайшим к линии постоянных пикетов. . Чувствуя всю силу 2-ой статьи трактата, говорящей в нашу пользу, китайцы и стараются обойти трактат, давая вид делу разграничения, как новому, а не вытекающему из постановлений Пекинского трактата .» [1, ф. Гл.архив. 1-9. 1861 г. Оп.8. Д.24. 4.2. 18621863 гг. Лл.22-23. Из письма И.И.Захарова к Н.П.Игнатьеву от 29.01.1863].

В этой связи необходимым представляется дать анализ содержания основных функций китайских пикетов в соответствии с их характером с точки зрения выполнения ими задач не фиктивного, а фактического «провозглашения суверенитета над определенной территорией».

В Западной Сибири, Казахстане и Киргизии у маньчжуро-китайцев издавна имелось несколько типов пикетов: «постоянные» («чанчжу» или «чаншэ»), «передвижные» ( «ишэ») и «временные» ( «тяньчэ»)1. Кроме того, в ходе переговоров данная классификация была дополнена делением пикетов на «внутренние» и «внешние» в следующем контексте.

1 Сун Юнь. Циньдин Синьцзян шилюе (Высочайше утвержденное краткое описание Синьцзяна) Пекин. 1821. Цзюань2. Л.2.

В ответ на заявление русских уполномоченных считать в качестве примера постоянных пикетов Чингистай и Вахты цинские комиссары, согласившись относительно первого, назвали Вахты лишь «внутренним пикетом», прибавив, что «внешними пикетами» по отношению к нему следует считать Аягуз (Сергиополь), Лепсинск и другие населенные пункты в северной и северо-восточной части Семиречья [1, ф. Гл.архив. 1-9. 1861 г. Оп.8. Д.24. Ч.1.Л.458].

То есть характеристика пикетов по форме организации была дополнена характеристикой их по признаку территориального взаиморасположения с признанием того факта, что «постоянный» пикет не мог быть относим ни к «внутренним» ни к «внешним».

В дальнейшем, в письме к сибирскому губернатору А.О.Дюгамелю улясутайский цзян-цзюнь Мин И предпринял попытку вовсе отказаться от какой-либо характеристики китайских пикетов с объявлением их всех в качестве «постоянных». «. У нас во всех местах хотя и есть постоянные пикеты, однако изначала было различие между ними на внутренние и внешние» [1, ф. Гл.архив. 1-9. 1861 г. Оп.8. Д.24. 4.1. Л.585].

Иными словами, в зависимости от хода переговоров классификация китайских пикетов то усложнялась, то упрощалась, то напрочь отрицалась. Поэтому единственно возможным основанием для отнесения какого-либо из них к границе-образующей пикетной линии может быть только анализ содержания их основных функций с точки зрения выполнения ими задач фактического «провозглашения суверенитета над определенной территорией».

В лаконичной форме деление пикетов по указанному признаку дано в упоминавшемся уже письме улясутайского цзян-цзюня Мин И генерал-губернатору Западной Сибири А.О.Дюгамелю. «Внутренние пикеты поставлены близь и около наших городов для наблюдения за инородцами, чтоб они тайно не входили для воровства и грабежа скота. Внешние пикеты поставлены на границе смежно с инородцами для предупреждения взаимных грабежей и нападений» [1, ф. Гл.архив. 1-9. 1861 г. Оп.8. Д.24. 4.1. J1.585-585об.].

То есть в задачи внутренних пикетов входило недопущение случаев проникновения «инородцев» извне на территорию распространения китайского суверенитета. Соответственно такие пикеты выполняли функцию «пространственного предела власти» китайской администрации. В свою очередь «внешние» пикеты имели задачу «предупреждения» взаимных грабежей между инородцами, где «ссоры же и драки внутри их кочевок и вообще малые дела решают по своим обычаям, и наше (китайское - К.Х.) правительство в это не вмешивается». Следовательно, такие пикеты выполняли функцию наблюдения за положением дел на той территории, которая не находилась в пределах суверенитета Цинской империи.

Такое понимание функций китайских пикетов вполне согласуется с позицией русских комиссаров на переговорах в Чугучаке в отношении тех из них, которые составляют границеобразующую пикетную линию. С той лишь разницей, что пикеты «постоянные» по форме организации службы соответствовали китайским «внутренним» пикетам, выделяемым в качестве таковых по выполняемой функции.

Однако на деле различия между ними имели не только терминологический характер. Так как с точки зрения «пространственных пределов власти» последние не могут являться ни «передвижными» ни «временными». Поскольку в качестве ориентира при определении границы невозможно использовать ориентир имеющий временный характер или меняющий свое место расположения. Более того предел не может быть внутренним как не может быть внешней середины.

Таким образом, «. только линия постоянных караулов ("чан-чжу-карунь"), как находящихся с давнего времени на одном и том же месте, должна, в сущности, служить настоящею государственною границею, тем более, что предприняв устройство линии постоянных караулов еще со времени Императора Цянь-лунь . само китайское правительство как бы заранее обозначило этими караулами черту государственной границы на западных пределах Срединной Империи» [39, сс. 197-198].

Суммарно представляя итог проведённого исследования следует прежде всего указать на существенную роль наличия базового совпадения интересов России и Китая, одинаково понятых сторонами в период их экспансии в центральноазиатский регион и формулированный в терминах общей угрозы, для достижения ими конечного согласия по вопросу разграничения территории без эскалации возникавшей напряжённости при его разрешении. При этом другим обстоятельством, в известной мере нейтрализовавшим конфликтный потенциал традиционно непростой территориальной проблемы, в данном случае служило фиксируемое различие в тех приоритетах, которыми стороны руководствовались при движении навстречу друг другу.

Список научной литературыХахалин, Константин Владимирович, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. На русском языке Архивные документы:

2. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ)

3. Фонд Сп-б, Главный архив. 1-9. 1861-1882. Фонд Коллегии иностранных дел. Фонд Киргиз-кайсацкие дела. Фонд Сношения России с Китаем. Фонд Зюнгарские дела.

4. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА)

5. Фонд Военно-учётного архива.

6. Фонд Департамента Генерального Штаба.1. Фонд 23.1. Фонд 483.1. Фонд 1441.

7. Российский государственный архив древних актов (РГАДА)1. Фонд 15.

8. Фонд 24, Государственный архив. Фонд 126, Мунгальские дела. Фонд 214.

9. Фонд 248, Правительствующий сенат.

10. Российская государственная библиотека имени В.И.Ленина (РГБ им. В.И.Ленина). Отдел рукописей.

11. Фонд 273 (Скачков К.А.). Опубликованные документы:

12. Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. Тт. 1-38. СПб. 1830.

13. Сборник указов по монетному и медальному делу в России. Вып. 1. СПб. 1887.

14. Бантыш-Каменский Н. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1799 г. Казань. 1882.

15. Сборник договоров России с Китаем. 1689-1881 гг. СПб. 1889.

16. Гримм Э.Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842-1925). М. 1927.

17. Ю.Известия Министерства иностранных дел. Книга IV. Раздел