автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Русско-ливонские отношения накануне нового времени
Полный текст автореферата диссертации по теме "Русско-ливонские отношения накануне нового времени"
На правах рукописи
БЕССУДНОВА МАРИНА БОРИСОВНА
РУССКО-ЛИВОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ НАКАНУНЕ НОВОГО ВРЕМЕНИ: ИСТОКИ КОНФЛИКТА
специальность 07.00.03 - всеобщая история (средние века)
Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук
з о СЕН 2015
005562615
Липецк - 2015
005562615
Работа выполнена на кафедре всеобщей истории исторического факультета Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения «Липецкий государственный педагогический университет».
Официальные оппоненты: Прокопьев Андрей Юрьевич,
доктор исторических наук, профессор, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет», профессор
Лучицкая Светлана Игоревна,
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН
Селин Адриан Александрович,
доктор исторических наук, профессор, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (Санкт-Петербург), профессор
Ведущая организация:.......Нижегородский государственный университет
Защита состоится « А/ » ¿^Л&уч/ 2015 г. в ' ^ часов на заседании диссертационного совета Д 002.249^01, созданного на базе Института всеобщей истории РАН по адресу: 119991, Москва, Ленинский проспект, д. 32 а.
С диссертацией можно ознакомиться в научном кабинете Института всеобщей истории РАН и на сайте www.igh.ru
Автореферат разослан «_ '¡У » г.
Ученый секретарь диссертационного совета, ^^^
кандидат исторических наук Сокольская Н.Ф.
Общая характеристика работы
В процессе общения Старой Ливонии (Alt-Livland) с Великим Новгородом и Псковом (XIII в. - 1561 г.) периоды добрососедства и сотрудничества перемежались с конфликтами, нередко сопровождавшимися насильственными акциями и вооруженными столкновениями. Их происхождение обычно объясняется близким соседством двух типологически разных культурно-исторических общностей («миров») — католического (Ливонии) и православного (Руси), причем распределение ролей «агрессора» и «жертвы» в большинстве случаев предопределяется национальностью исследователя, его политическими пристрастиями и приверженностью определенным историографическим традициям. К концу XV в. численность и острота русско-ливонских конфликтов существенно возросла, в чем историки при всей полярности суждений склонны видеть следствие установления зависимости Северо-Западной Руси от Московского государства, окончательно установившейся после присоединения к нему Великого Новгорода (1478). Между тем в силу своей разнородности проблемы, возникавшие в различных сферах русско-ливонских отношений (экономической, дипломатической, политико-правовой, военно-политической, культурной и культурно-бытовой), не подлежат унификации. Некоторые из них имеют объективный характер и глубокие корни, другие внешне никак не связаны с Ливонией и Московией, из-за чего их привязка к дате «1478 год» обладает большой долей условности. Исходя из этих соображений, автор настоящего исследования расширяет его хронологические и региональные рамки, обращаясь к предыстории и историческому контексту того конфликтного состояния, в котором Ливония и Россия оказались к началу XVI в.
Актуальность темы исследования определяется: во-первых, потребностью в скрупулезном изучении исторических корней взаимоотношений западноевропейской и русской (российской) культурно-исторических общно-
стей, наделенных ярко выраженным типологическим своеобразием; во-вторых, пересмотром представлений об их вековом, исторически обусловленном противостоянии, долгое время господствовавших в отечественной и зарубежной историографии; в-третьих, интересом современного мирового сообщества к истории стран Балтийского региона и процессу государственного строительства в странах Балтии; в-четвертых, тесной взаимосвязью и взаимозависимостью исторических судеб стран Балтии и России; в-пятых, интересом к природе международных конфликтов и механизмам их урегулирования в современной исторической науке; в-шестых, недостаточной изученностью отечественными и зарубежными историками развития и специфики русско-ливонских и русско-ганзейских противоречий последней трети XV — начала XVI в. и необходимостью создания принципиально новой методологической основы для разработки этого сектора исторического знания; в-седьмых, недостатком внимания российских специалистов к особенностям исторического развития ливонского государственного содружества (Старой Ливонии); в-восьмых, отсутствием в отечественной историографии научного подхода к изучению внутреннего состояния ливонского подразделения Немецкого ордена (Ливонского ордена) и ливонского орденского государства; в-девятых, малой степенью разработки зарубежных документальных источников, особенно архивных собраний, в современной отечественной науке.
Объектом исследования являются отношения государств ливонской конфедерации и Немецкого ордена в Ливонии (Ливонского ордена), а также городов Немецкой Ганзы, с Великим Новгородом, Псковом, Московским государством.
Предмет исследования составляет совокупность объективных и субъективных факторов, которые способствовали нагнетанию напряженности в русско-ливонских отношениях и послужили предпосылками первого полномасштабного военного конфликта между Ливонией и России 1501-1503 гг. Хронологические рамки исследования охватывают период с 1478 по 1501 г., от включения Великого Новгорода в состав Московского государства и до
заключения союза Ливонского ордена с великим князем Литовским Александром Казимировичем, который положил начало русско-ливонской войны 1501-1503 гг. Что касается регионального среза, то наряду с Ливонией и Северо-Западной Русью он охватывает города Немецкой («заморской») Ганзы, государство Немецкого (Тевтонского) ордена в Пруссии, Великое княжество Литовское (ВКЛ), Польшу, Швецию, Данию, Священную Римскую империю германской нации, которые имели непосредственное отношение к поступательному развитию русско-ливонского конфликта.
Степень разработанности темы характеризуется, в первую очередь, достижениями немецко-прибалтийской и немецкой историографии Х1Х-ХХ вв., в рамках которой впервые проявил себя предвзятый, политизированный подход к исследованию русско-ливонских отношений рубежа Средневековья и раннего Нового времени. В работах К. Ширрена, Л. Арбузова (старшего), Т. Шимана, О. Штавенхагена, Г. Гильдебрандта, Р. Кентман, В. Ленца, Л. Арбузова (младшего) и др. вся полнота ответственности за эскалацию русско-ливонского конфликта возлагается на великого князя Московского Ивана III (1462-1505). Сходная тенденция, но с иным идеологическим подтекстом, проявила себя в дореволюционной российской (С. М. Соловьев, Н. И. Костомаров, Г. В. Форстен) и советской (К. В. Базилевич, Н. А. Казакова, И. Э. Клейненберг, Ю. Г. Алексеев) историографии, где получила развитие идея о насущной необходимости для России ХУ-ХУ1 вв. получить выход к Балтийскому морю и исторической оправданности «балтийской» политики Московских государей, направленной на противодействие Ганзе и «милитаристскому» Ливонскому ордену. Наиболее интенсивно разрабатываемый и наименее политизированный сектор данного исследовательского поля представлен работами по истории Русской Ганзы (М. Н. Бережков, А. И. Никитский, Л. К. Гётц, П. Йохансен, Н. А. Казакова, И. Э. Клейненберг, А. Л. Хорошкевич, Н. Ангерман, Е. А. Рыбина), которая изучается в широком контексте экономических, социальных, правовых, политических и культурных отношений с привлечением зарубежных и русских письменных источников, а также ар-
хеологического материала. Отдельного слова заслуживает степень разработанности правовых основ русско-ливонского (ганзейского) торгового партнерства (Л. К. Гётц, Н. А. Казакова, А. Л. Хорошкевич, Н. Ангерман, Е. А. Рыбина). Тенденциозность и приверженность историографическим штампам наиболее заметны в исследованиях военно-политического аспекта русско-ливонских отношений. В последние годы, однако, в этой сфере наметились позитивные перемены: прослеживается взаимосвязь межгосударственных конфликтов с внутриполитическим развитием Ливонии (К. Нейтман, А. Се-ларт, М. Б. Бессуднова, А. Баранов); вскрыта объективная сущность псков-ско-дерптских (псковско-тартуских) пограничных инцидентов (А. Селарт, М. Б. Бессуднова) и неоднозначность русско-ливонских конфессиональных отношений (А. Селарт). Вместе с тем в настоящий момент ощущается отсутствие комплексного исследования всего спектра факторов, которые содействовали дестабилизации русско-ливонских отношений в последней трети XV в. и в конечном итоге привели к русско-ливонской войне 1501-1503 гг.
Целью диссертационного исследования является комплексный анализ объективных и субъективных факторов, предопределивших ухудшение отношений Московской Руси с Ливонией и Ливонским орденом в последней трети XV в. Постановка проблемы предполагает разрешение следующих задач:
выявить общие тенденции развития отношений Ливонии с русскими землями в XV в., установить природу их территориальных и торговых конфликтов; на примере русско-ливонской войны 1480-1481 гг. показать влияние внутриполитической обстановки в Ливонии на характер ее взаимоотношений с Северо-Западной Русью, а также мотивы, которыми руководствовался магистр Ливонского ордена Берндт фон дер Борх (1471-1483) в ходе этого конфликта; проследить изменения экономического, политико-правового, дипломатического плана, наметившиеся в русско-ливонских отношениях вследствие присоединения Великого Новгорода к Московскому государству;
продемонстрировать историческую (объективную) обусловленность роста напряженности в русско-ганзейских и русско-ливонских торговых отношениях вследствие воздействия ряда факторов, связанных с последовательным разрушением новгородско-ганзейской контактной зоны; выявить, как отразилось на положении Ливонии попытки Ивана III стать активным фигурантом «большой» европейской политике, которые имели место в ходе русско-имперских переговоров 1489-1493 гг.; дополнить информацию о закрытии Иваном III новгородской конторы Ганзы (Немецкого подворья) в ноябре 1494 г. и вновь обозначить проблему его причин;
проследить изменение характера русско-ганзейской торговли в условиях кризиса 1490-х гг., вызванного арестом немецких купцов в Новгороде и закрытием Немецкого подворья, а также торговую политику Немецкой Ганзы, ливонских государей (ландсгерров) и городов в отношении русских земель; посредством анализа русско-ливонского переговорного процесса 1494-1497 гг. и взаимоотношений орденского руководства со Швецией выявить стратегическую направленность политики ливонского магистра Вольтера фон Плеттенберга (1494-1535) в отношении Московского государства; прояснить причины, побудившие ливонскую сторону в 1498 г. отказаться от продолжения диалога с Иваном III и начать подготовку войны с Московским государством, особо выделяя роль руководства Орденской Пруссии; выявить характер взаимоотношений магистра Плеттенберга с датским королем Хансом II (1481-1513) и причины провала ливонско-датских переговоров 1498-1499 гг.;
выявить характер взаимоотношений магистра Плетгенберга с великим князем Литовским Александром Казимировичем (1492-1506) и обстоятельства заключения ливонско-литовского военного союза, направленного против Москвы.
Источники. Наряду с русским летописным материалом в диссертационном исследовании использованы источники ливонского, ганзейского и имперского происхождения, среди которых преобладает деловая документация Ливонского ордена и ганзейских городов. Наряду с зарубежными публикациями привлечено значительное число рукописных памятников из архивов Берлина, Таллинна, Риги, Стокгольма, Вены и др.
Методология исследования представлены общенаучными методами системного исторического анализа и принципами диалектического историзма, которые предусматривают комплексное изучение событий, процессов и явлений в их развитии, взаимодействии и взаимообусловленности, помещенными в исторический контекст.
Изучение заявленной проблематики осуществлено с использованием следующих методологических положений: 1) комплексность рассмотрения разных аспектов проблемы, 2) установление взаимозависимости характера внешнеполитической активности государства и его внутреннего состояния; 3) обоснование выводов не только показаниями источников, но также их соответствием русскому и западноевропейскому историческому контексту; 4) привлечение большого числа исследований, главным образом, зарубежных; 5) расширение источниковедческой базы за счет зарубежного документального материала. Подобный методологический подход не только содействует выявлению новых фактов и смысловых нюансов, но также облегчает задачу систематизированного выявления причинно-следственных связей событий.
Научная новизна исследования заключается, прежде всего, в принципиальном отказе от историографических штампов. Использование ливонских и ганзейских источников, как опубликованных, так и рукописных, доселе не введенных в научный оборот, и привлечение большого количества зарубежных исследований, мало знакомых российским исследователям, позволяет существенно расширить традиционные рамки сюжета. Русско-ливонские противоречия последней трети XV - начала XVI в. исследуются не в плане двусторонних отношений, а в широком экономическом, потестарно-
правовом, политическом и идеологическом контексте с учетом воздействия сторонних субъектов (Ганзы, Орденской Пруссии, ВКЛ, Швеции, Дании, империи и папства). Информация, почерпнутая из зарубежных источников, позволяет обозначить новые сюжетные линии (связь русско-ливонских пограничных инцидентов с внутриполитическими демаршами Ливонского ордена, «необычная» торговля, место Ливонии в «большой» европейской политике, политика магистра Плеттенберга в отношении Швеции, кампания за спасение привилегий Немецкого ордена) и скорректировать некоторые традиционные представления о характере русско-ливонских отношений кануна Нового времени.
Апробация результатов исследования производилась в 2007-2014 гг. докладах автора на международных и всероссийских конференциях в Санкт-Петербургском государственном университете, в университетах Великого Новгорода, Пскова, Архангельска, Люнебурга, Марбурга и др. Основные положения диссертации отражены в 3 монографиях, 63 научных статьях, в том числе в ведущих рецензируемых журналах перечней ВАК и Scopus, а также в зарубежных изданиях. Диссертация прошла предварительную экспертизу в Отделе западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени Института всеобщей истории РАН 1 апреля 2015 г.
Практическая значимость исследования. Теоретическая значимость исследования заключается в постановке и решении важной проблемы общения Ливонии, представлявшей западноевропейское культурно-историческое пространство, и России на рубеже Средневековья и Нового времени. Наращиванию теоретического знания в этой области содействуют выводы об отсутствии в их отношениях неизбывного антагонизма, обоюдном стремлении к сотрудничеству на взаимовыгодной основе, объективной основе эскалации напряженности и множественности субъективных факторов, придававших ускорение этому процессу. Основные теоретические результаты исследования могут выступать в качестве концептуальной основы в дальнейшем изучении истории Старой Ливонии, Ливонского ордена и Немецкой Ганзы и ме-
ханизма их взаимодействия с Московской Русью (Россией), Новгородом и Псковом. Их можно использовать в процессе аналитической разработки исторической проблематики, связанной с государствами Балтийского региона, и осмысления характера межгосударственных конфликтов кануна Нового времени. Практическое применение результатов исследования предполагает использование их в качестве рекомендаций при выполнении научных работ соответствующего профиля, а также при совершенствовании содержания, структуры и методики преподавания исторических дисциплин в высшей школе. Методологическая основа данного диссертационного исследования может быть применена при разработке концепций социологической и политологической направленности. Отдельные его положения были использованы при создании курса профессиональной специализации «Духовно-рыцарские ордена Прибалтики» и нашли применение в учебном процессе на историческом факультете Липецкого государственного педагогического университета (ЛГПУ).
Структура диссертации определяется проблематикой исследования, поставленными целями и задачами. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованных источников и заключения.
Основное содержание работы
Первая глава диссертационного исследования («Историография и источники») разбита на два раздела, один из которых {«Историография вопроса») посвящен истории изучения русско-ливонских конфликтов в зарубежной и российской историографии, а второй {«Источники») - характеристике ее источниковой базы. Автор констатирует полярность восприятия проблемы историками Х1Х-ХХ вв., что предопределялось ее сопряженностью с различными политическими ситуациями, устойчивостью политико-идеологических штампов, недостаточной изученностью комплекса зарубежных источников. При написании работы были использованы русский лето-
писный материал, тексты договоров, ливонские хроники, ливонский,'ганзейский, прусский, имперский, шведский документальные фонды, представленные в публикациях и архивных коллекциях Таллинна, Риги, Берлина, Гданьска, Стокгольма, Вены и Инсбрука.
Вторя глава («Русско-ливонские отношения 70-х — 80-х гг. XV в.» ) воссоздает исторический контекст развития русско-ливонских противоречий в XV в., которые находили выражение в пограничных конфликтах на стыке ливонских и псковских земель, а также в спорах по поводу товарообмена Великого Новгорода и Пскова с ганзейскими городами Германии и Ливонии.
В первом параграфе («Природа псковско-ливонских пограничных конфликтов») рассматривается проблема эскалации напряженности в псков-ско-ливонской приграничной полосе, которая в XV в. являлась ареной многочисленных вооруженных столкновений. Насильственные акции в районе русско-ливонской границы имели традиционный характер и предопределялись условиями хозяйственной деятельности местного населения в условиях сложного ландшафта и «фронтирного» (зонального) размежевания русских и ливонских владений. Успехи псковской крестьянской колонизации первой половины XV в. и административно-хозяйственное освоение Псковом спорных территорий предуготовили замену «фронтира» границей линейного типа, что делало необходимым установить принадлежность «обидных» земель. В силу слабой правовой обеспеченности претензий обеих сторон каждая из них стремилась разрешить проблему посредством вооруженных рейдов в сопредельные земли и прочих насильственных акций. В условиях равновелико-сти мобилизационных возможностей главных участников конфликта - Пскова и Дерптского (Тартуского) епископства - положение почти не менялось, но баланс оказался нарушенным, когда Псков в обмен на признание фактической зависимости от Московского государства заручился поддержкой великого князя Ивана III. Псковско-дерптский мир 1463 г. предусматривал передачу Пскову спорных территорий, которые ливонцы продолжали считать своими. Представление о попранной справедливости, глубоко укоренившееся
d ливонском общественном сознании, побудило руководство Ливонского ордена постулировать себя как защитника христиан от «схизматиков» и активно использовать эту риторическую конструкцию в борьбе за перераспределение властных полномочий внутри ливонской конфедерации, которую орден вел с ливонским епископатом с конца XIV в.
Во втором параграфе («Русско-ливонская война 1480-1481 гг.») воссозданы обстоятельства войны Ливонского ордена с Псковом, которая была вызвана не столько внешнеполитическими катаклизмами, сколько внутренней политикой магистра Берндта фон дер Борха, нацеленной на подчинение архиепископа Риги ордену и легитимизацию его претензий на Рижскую епархию. Победой над «русскими схизматиками» магистр рассчитывал снискать благосклонность римской курии и добиться намеченных целей, однако благодаря поддержке, оказанной Пскову великим князем Московским, война, в ходе которой Ливонскому ордену не удалось заручиться внешней помощью, закончилась для него поражением.
В третьем параграфе («Русско-ганзейские отношения второй половины XV в. Общая характеристика») затрагивается вопрос об изменении характера новгородско-ганзейского товарообмена в XV в. и влиянии этого процесса на обострение русско-ливонских отношений. Смена ассортимента русского экспорта, в котором стали преобладать товары массового спроса, расширение круга торговых партнеров, распространение кредитных операций и прочих нарушений новгородско-ганзейских традиций («старины»), появление новых рынков, упадок новгородского Немецкого подворья и т. п. явились следствием объективного процесса перестройки порядка международной торговли в акватории Балтийского моря. Она сопровождалась многочисленными нарушениями в порядке ведения международной торговли и прочими кризисными явлениями, которые не имели ничего общего ни с дискриминацией русского торгового капитала в ганзейских городах, ни с «антиганзейской» политикой Ивана III.
Ключевой момент четвертого параграфа («Характер русско-ганзейских и русско-ливонских отношений после присоединения Великого Новгорода к Московскому государству») образует вопрос о последствиях вхождения Новгорода в состав Московского государства для русско-ганзейских отношений. Несмотря на заинтересованность Ивана III в развитии контактов с Ганзой, их дестабилизации не удалось предотвратить. Московия представляла собой совсем иную, нежели Новгород, модель общественного состояния, чьи структуры формировались под влиянием татарской Степи и византийского автократии, а потому были мало приспособлены ко взамоот-ношениям с католическим Западом. Московское княжество второй половины XV в. представляло собой тип «военно-служилой государственности» с характерной рецепцией единодержавия, богоизбранности и династической исключительности представителей московского правящего дома. Великий Новгород в своем оригинальном состоянии отрицал идею государева всевластия, а потому после его подчинения великому князю началась мучительная «подгонка» его общественного уклада к московскому «стандарту», сопровождавшаяся, помимо прочего, поступательным разрушением новгородско-ганзейской «старины». Конъюктура балтийского рынка, долгое время гарантировавшая русско-ливонским отношениям относительную стабильность, утратила это качество, а в роли детерминанты стало фигурировать волеизъявление великого князя. «Дела купцов» перестали считаться прерогативой городов и перешли в ведение государей, вследствие чего из русско-ливонских отношений исчезла паритетность, считавшаяся в пределах ганзейского пространства нормой международного общения. Иван III, ставивший свое «цесарское» достоинство на недосягаемую высоту, не мог снизойти до партнерских отношений с ливонскими ландсгеррами и городами, требовал от них обращения к его милосердию, челобитья и исполнения его воли. Документально заверенные мирные и торговые договоренности, которые регламентировали отношения Новгорода и Пскова с Западом, утратили былую действенность, что привнесло в русско-ливонские отношения особую напря-
женность, способствовало распространению недоверия и враждебности. Ли-вонцев страшила близость владений «русского императора» к их земле, которая оказалась в зоне его досягаемости и могла стать объектом его притязаний. Распространению подобных настроений немало способствовало то, что алгоритм пограничных стычек конца 70-х — 90-х гг. XV в., в которых угадывалось участие «государевых служилых людей», действительно предопределялся политикой Московского государя. Между тем завоевание Ливонии не входило в планы Ивана III, занятого завершением собирания русских земель, покорением Казани и борьбой с ВКЛ, однако «притирка» новгородского общественного укладка к московским порядкам, которая осуществлялась его именем в «волховской метрополии», оказалась болезненной не только для новгородцев, но и для ганзейцев. В образе русского «Тирана» отразился интуитивный страх ливонцев, вызванный новым соседством. Порядки «московитов» им были почти неизвестны, и представления о них формировались рефлекторно в процессе внезапно образовавшихся контактов, которые, как правило, порождали негативный оценочный момент. Все это проявило себя в процессе выработки норм русско-ливонского и русско-ганзейского общения в изменившихся условиях. Диалог Ливонии и Москвы и заметная нормализация их отношений в 80-х гт. XV в. в немалой степени были обусловлены намерением Ивана III отвратить Ливонию от союза с польско-литовскими Ягеллонами и потребностью в надежных коммуникациях со странами Западной Европы. Условия договоров 1481, 1483, 1487, 1491 и 1493 г. в целом содержали положения времен новгородской независимости, не предусматривали территориальных уступок и установления зависимости Ливонии от Московского государя. Вместе с тем Иван III проявил намерение скорректировать новгородско-ганзейскую правовую традицию, поскольку та не отражала великокняжеской воли; ганзейцы же настаивали на неизменности «старины», в которой видели залог стабильности торговых отношений и надежный инструмент урегулирования конфликтов. Их восприятие права, соответствующее западноевропейской юридической практике, было чуждо Московской Руси.
Его заменял жесткий диктат - Ивана III использовал его в процессе выработки условий русско-ливонских договоров 1480-х - 1490-х гг., - который укрепил представление европейцев о тираническом характере его правления. При заключении договоров были созданы прецеденты изменения традиционной торговой практики волевым решением великого князя. Наряду с попытками вмешательства в сферу юрисдикции ливонских городов, запретами «колупать» воск и давать «наддачи» к партиям пушнины, введением повторного взвешивания соли и меда, произвольным повышением «весчего» новые, не характерные для новгородско-ганзейской «старины» нормы, которые волею великого князя были введены в текст договоров, были чреваты конфликтами. Подписание в 1487 г. торгового мира и возобновление деятельности Немецкого подворья в Новгороде не привнесло стабильности в русско-ливонские отношения еще и по причине вскоре последовавшей массовой депортации из Новгорода богатых купцов и именитого боярства и уничтожения той социальной среды, на которую были сориентированы новгородско-ганзейская торговля. Уничтожив традиционную новгородскую экономику, Иван III не создал ее альтернативной модели, поскольку переселенные им в Новгород московские посадские люди не обладали крупными капиталами, деловыми связями и опытом ведения торговли с западноевропейскими странами; им была незнакомы конъюктура ганзейского рынка и правовые нормы международного товарообмена. Сведя на нет международную торговлю Новгорода, великий князь добился лишь того, что его подданные стали активнее использовать для торговли с ганзейцами Псков и Ливонию, обеспечив тем самым расцвет ее экономики в первой половине XVI в.
Фронтальное наступление Ивана III на традиции новгородско-ганзейской торговли, как и тяжкие метаморфозы общественного уклада Великого Новгорода, привнесшие в русско-ливонские отношения 1480-х гг. драматический оттенок, являло собой политическую, но не экономическую акцию и подчинялись логике особого рода. Иван III с присущим ему метафизическим восприятием собственной власти тяготел к глобальному моделиро-
ванию подвластного ему пространства, используя ссылку на Божественный промысел, подлежащий реализации посредством его, великого князя, усилий. В пределах этого политического и сакрального пространства воля государя являлась альфой и омегой для подданных, а сам он облекался великим служением во имя защиты православия во всем ареале его распространения. Такая концепция власти, существенно расходившаяся с западноевропейскими политико-правовыми представлениями, мало учитывала существование государственных границ, оправдывала вмешательство Московского государя во внутренние дела сопредельных стран, девальвировала значимость правовых аргументов и межгосударственных договоров. Желая соответствовать указанной модели, Иван III не делал особого различия между реальностью и иллюзией, чем поражал приверженных казуистике европейцев, которые зачастую не понимали мотивы его поступков. Его манера строить международные отношения казалась им проявлением варварского деспотизма, от которого трудно ожидать адекватности, опасного в силу своей непонятности и непредсказуемости. В итоге ливонцы и ганзейцы отказались от рационалистических оценок политики великого князя и также перешли к эмоциональной рефлексии. Они осмысливали происходившее в контексте тезы о «русской угрозе», которая несколько позже была зафиксирована в ливонском нарративе, а откуда переместилась в историографию.
Третья глава («Москва и Ливония в контексте «большой» европейской политики рубежа 80-х - 90-х гг. XV в.») посвящена анализу последствий, которые имела для Ливонии и Ганзы попытка Ивана III стать активным участником «большой» европейской политики. Великий князь, чье государство имело шанс превратиться в империю, испытывал насущную потребность в признании своего высокого положения европейскими государями, а потому настойчиво искал сближения с правителями Западной Римской империи, которые представляли высшую светскую политическую институцию Западной Европы. Вместе с тем Иван III был далек от раболепного преклонения перед Габсбургами и в ходе переговоров 1489-1393 гг. представил многозна-
читальный образ собственных властных полномочий в намерении добиться от них признания своей равновеликости.
В первом параграфе («Русско-имперские переговоры 1489-1493 гг. и «ливонский вопрос»») представлено изменение отношения Ивана III к Ливонии и Ганзе, подчиненное алгоритму его переговоров с Максимилианом Габсбургом. Надежда великого князя на равноправный военно-политический и династический союз с представителем императорской семьи, а также на совместную борьбу с польско-литовско-чешскими Ягеллонами, предопределила его первоначальную благосклонность к ливонским государствам, которые, как полагали в Москве, были связаны с Габсбургами отношениями подданства («подцержавники»). Изменение политического курса Максимилиана, осенью 1491 г. отказавшегося от совместного выступления против Ягеллонов, спровоцировало ухудшение русско-ливонских отношений. Оказавшись за пределами «большой» политики, Иван III не преминул продемонстрировать Европе свое раздражение, используя для этой цели Ливонию, которая веками служила для Руси «витриной» западноевропейских достижений (П. Йохан-сен), и Немецкое подворье в Новгороде. О завоевании Ливонии речи не было, однако она могла служить площадкой для демонстрации Западу могущества великого князя Московского, которая производилась путем концентрации русских войск близ ливонской границы, строительством Ивангорода и закрытием Немецкого подворья.
Во втором параграфе («Ливонское посольство в Москву 1494 г.») речь идет о предыстории закрытия Иваном III новгородского Немецкого подворья в 1494 г. Новгородская акция, рассчитанная на внешнее восприятие и широкий общественный резонанс, готовилась очень тщательно. Великому князю как носителю «цесарской» харизмы следовало соотнести ее с критериями высшей справедливости. И поскольку для ее реализации не существовало убедительного правового аргумента, позволявшего Ивану III выступить в роли защитника своих православных подданных от притеснений иноземцев, он использовал надуманные поводы. Для придания им убедительности он инс-
ценировал «спектакль» с участием посольства ливонских городов во главе с Г. Реммелингроде и Т. Шрове, которое в начале осени 1494 г. прибыло в Москву. Изъятие посольской документации, запрещение пользоваться услугами собственного переводчика, затягивание сроков пребывания посольства в России, завышенная сумма пени, которую Иван III потребовал за произвол, якобы чинимый ганзейцами в отношении русских купцов, его отказ передать послам письменное уведомление о возведенных обвинениях должны были поставить членов посольства в заведомо безвыходное положение и тем самым создать «законный» повод для закрытия Немецкого подворья. Удачным совпадением стало известие о казни в Ревеле русского купца, которое идеально вписалось в свод обвинений, выдвинутых Иваном III в адрес ганзейцев.
В третьем параграфе («Закрытие Немецкого подворья в Великом Новгороде») вновь затронута проблема предпосылок закрытия в 1494 г. Немецкого подворья в Великом Новгороде. Особое внимание обращено на то, что официальная московская версия, которая сводит предысторию события к произволу и беззакониям, совершаемых в ганзейских городах в отношении подданных великого князя, отличается схематизмом и лишена убедительных доказательств. Столь же бездоказательна широко распространенная версия, связывающая закрытие подворья с «антиганзейской» направленностью русско-датского договора 1493 г. и политикой ограничения ганзейской торговой монополии, якобы проводимой Иваном III. Исследование проблемы крайне затруднено ввиду ненадежности источников, отражающих не достоверные известия, а всего лишь домыслы, появление которых предопределялось отсутствием традиционного публично-правового освидетельствования данной акции и, как следствие, обилием слухов. Гипотетичность всех ныне существующих историографических версий закрытия Немецкого подворья позволяет автору представить свое видение проблемы и связать ее со срывом русско-имперских переговоров 1489-1493 гг. Оскорбленный поведением Максимилиана I и провалом своей «имперской» политики, Иван III ликвидировал Немецкое подворье и тем самым нанес удар по единственной «болевой точке»
империи, доступной его воздействию. Не исключено также, что и механизм «странной» русско-шведской войной 1495-1497 гг. был запущен тем же самым рычагом, т. е. чувством оскорбленного достоинства Московского государя.
Четвертая глава («Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения после закрытия Немецкого подворья (1495-1500)») воссоздает картину русско-шведских отношений 1495-1497 гг. и характеризует их развитие в условиях кризиса, порожденного закрытием Немецкого подворья, задержанием русских «гостей» в Риге и Ревеле, нарушением русской стороной недавно достигнутых мирных договоренностей, введением Ганзой торговых санкций, боевыми действиями русских войск в шведской Финляндии и дислокацией войсковых группировок близ ливонской границы, распространением слухов об угрозе русского нападения на Ливонию
Первый параграф («Торговая политика Немецкой Ганзы, ливонских городов и ландсгерров в отношении России») во многом опровергает миф о дискриминации русской торговли в ливонских городах, возникший под воздействием искусственно созданного московского летописного дискурса. Ливонская документация второй половины 90-х гг. XV в., между тем наглядно демонстрирует небывалый приток русских купцов в города Ливонии, что противоречит постулату о причиняемых им насилиях. После закрытия Немецкого подворья в условиях действия торговых санкций, введенных «заморской» Ганзой, русско-ливонская торговля приобрела нетрадиционный («необычный») характер. Ливонские ландсгерры, в том числе и магистр Ливонского ордена Вольтер фон Плеттенберг, которого отечественная историография называет главным проводником антирусской политики, не препятствовали этой торговле, полагая таким образом предотвратить дальнейшую эскалацию конфликта с Россией. Купцы из русских городов вплоть до начала русско-ливонской войны 1501-1503 гг. пользовались в Ливонии правом «чистого пути», защитой городских властей и орденских чинов, что не исключало случаев мошенничества и разбоя, которые не имели ничего общего с торго-
вой дискриминацией. По мере расширения русской торговли в ливонских землях их число возрастало, но они не оказывали заметного влияния на развитие русско-ливонских торговых связей. Русские купцы спокойно воспринимали торговые ограничения, например, запрещение «гостевой торговли», действовавшее также и в Новгороде. Политики ганзейских запретов на торговлю с русскими наиболее последовательно придерживался Ревель (Таллинн) в надежде ослабить своих основных торговых конкурентов - Дерпт (Тарту) и Нарву. Те же в силу искусственного дефицита товаров, создаваемого Ревелем, а также в силу резкого сокращения экспорта из Любека испытывали необходимость ограничивать или даже прекращать вывоз товаров в Россию. «Старина» предусматривала и запреты на продажу русским оружия, металлов и прочего стратегического сырья, понятных с учетом напряженности отношений Ливонии с Московским государством, но граждане ливонских городов эти запреты нарушали, активно промышляя контрабандой. В 1500 г. магистр Плеттенберг волевым решением прекратил русскую торговлю в Нарве, чтобы побудить новгородских наместников навести порядок в приграничных районах и покончить с нападениями вооруженных отрядов на ливонские земли; первыми, кто выказал недовольство этим неординарным решением государя, были ревельские негоцианты, не желавшие смириться с нарушением товарообмена и снижением своих доходов.
Второй параграф («Разведывательные мероприятия Ливонского ордена в 1494-1500 гг.») посвящен разведывательным операциям Ливонского ордена в пределах новгородских земель, успеху которых немало способствовали сохранившиеся деловые и дружеские контакты ливонцев с представителями новгородской купеческой среды, а также недовольство новгородцев московскими порядками. Вместе с тем отсутствие аналогичных условий в Москве мешало магистру получать стратегическую информацию из окружения великого князя, вследствие чего сведения ливонской разведки не всегда получали правильное объяснение и интерпретировались в духе априорных представлений о неизбежности русского нападения. Последнее обстоятельст-
во способствовало упрочению настороженного состояния, в котором Ливония пребывала после закрытия Немецкого подворья, и формированию представлений о «русской угрозе» (Rusche gefahr).
В третьем параграфе («Русско-ливонские переговоры об освобождении ганзейских купцов») собраны сведения о попытках ливонского магистра Вольтера фон Плеттенберга добиться освобождения арестованных в Новгороде ганзейских купцов посредством переговоров с великим князем. Магистром двигало желание устранить опасную ситуацию, которая при неблагоприятном стечении обстоятельств могла спровоцировать вооруженный конфликт Ливонии с Московским государством, и расположить руководство Немецкой Ганзы к оказанию Ливонии финансовой помощи. В период 1494-1497 гг. магистр направил в Новгород и Москву семь посольств, возглавляемых дипломатами И. Хильдорпом и Г. Пеперзаком. В целях оптимизации условий для ведения диалога Плеттенберг настаивал на продолжении торговли с русскими и по мере возможности старался удовлетворять требования Московского государя. Весной 1496 г. он сломил сопротивление ливонских городов и потребовал отпустить на свободу русских заложников, задержанных в ответ на арест ганзейских купцов, возвратить им их товары или выплатить компенсацию без предоставления ими расписок. Ожидание ответных действий со стороны Ивана III не оправдалось, поскольку вопреки предварительным договоренностям великий князь отпустил лишь подростков из числа «языковых учеников» и потребовал выдать ему членов ревельского суда, которые в октябре 1494 г. осудили на казнь его подданного. Это условие магистр, не имевший права вмешиваться в сферу городской юрисдикции, был не в состоянии исполнить. Плеттенберг, в свою очередь, также не слишком разбирался в специфическом восприятии права в Московской Руси, весьма далеком от западноевропейских правовых традиций, а потому у него возникло впечатление, что великий князь злонамеренно затягивает переговоры, готовя нападение на Ливонию. В дипломатической переписке магистра нередко встречаются ссылки на «русскую угрозу», которые, если и содержали неко-
торую долю спекуляции, вполне понятную в свете его крайней нужды в деньгах, не имели ничего общего с целенаправленным нагнетанием страха перед русскими. Его реплики подкреплялись ссылками на сведения, полученные от администраторов приграничных округов, в первую очередь, из Нарвы, и на донесения разведки.
Обстановка на русско-ливонской границе действительно была крайне неспокойной. Число пограничных инцидентов стало возрастать после строительства Ивангорода. Появление на некогда пустом русском берегу Наровы крепости и города с несколькими сотнями людей и великокняжеской администрацией изменило обстановку близ Нарвы. Беспощадная борьба иванго-родских воевод с браконьерами из числа ливонских крестьян, на которую те отвечали самосудами над русскими купцами, проникновения русских на ливонскую сторону с целью грабежа и другие формы произвола привели к увеличению численности приграничных инцидентов, росту взаимного раздражения и недоверия, что, впрочем, не сказалось на нарвской торговле.
В числе ключевых проблем четвертого параграфа (««Шведский вопрос» в политике магистра Плеттенберга») рассмотрены влияние на русско-ливонские отношения русско-шведской войны 1495-1497 гг. и перспектива оформления военно-политического союза Ливонии и Швеции. В Ливонии существовала обеспокоенность по поводу концентрации русских войск и ведением боевых действий близ ее границ, и ливонцы допускали возможность нанесения русскими удара по Ревелю, который являлся «воротами» Выборга в Западную Европу, через которые шведы получали солдат, вооружение и деньги. Вместе с тем магистр Плеттенберг, опасавшийся спровоцировать великого князя Московского на объявление Ливонии войны, отвечал отказами на многочисленные предложения шведского риксрода и правителя Стена Стуре заключить между Ливонией и Швецией оборонительный союз против России. Не возымело действия даже послание папы Александра VI, призывавшее шведов и ливонцев к совместному сопротивлению «русским схизматикам». Магистр придавал значение ненадежности положения Стена
Стуре, лишенного союзников, финансовой поддержки и войска, способного противостоять русской коннице. Положение могло измениться в конце лета 1496 г. после взятия шведами Ивангорода. Ливонские хронисты утверждают, будто Плеттенберг отказался от предложения шведов принять крепость в дар, чтобы не осложнять отношения с русскими, но, согласно документальным свидетельствам, магистр намеревался это сделать, но волею случая не сумел. К тому времени магистр начал осознавать неизбежность войны с Московским государством, а военный успех шведов подводил его к мысли о необходимости совместных действий. Негласная поддержка шведов ливонцами к тому же уже существовала - Ревель продолжал торговать со Швецией, предоставлять Стену Стуре кредиты и вербовать для него наемников; граждане Нарвы принимали участие в штурме и разграблении Ивангорода, однако на открытое выступление на стороне Швеции Плеттенберг не решился. При этом он отклонил предложение датского короля Ханса II заключить союз против Стена Стуре, поскольку не желал полного разгрома шведов и соседства Ливонии с владениями датского государя, претендовавшего на Северную Эстонию (Гарриэн и Вирлянд). В 1497 г. после поражения Швеции в войне с Данией Плеттенберг согласился с предложением штатгальтера Немецкого ордена Вильгельма фон Изенбурга принять свергнутого шведского правителя на жительство в Ливонии, хоть и не имел привычки в политической игре рассчитывать на слабую, а тем более на проигравшую сторону. В сложившейся ситуации Стен Стуре был ему нужен для противодействия укреплению позиций датского короля, связанного союзническими отношениями с Московским государем и претендовавшим на часть ливонской территории. Оборонительный союз Ливонии со Швецией, единственным государством, реально заинтересованным в равноправном и действенном военно-политическом сотрудничестве с Ливонией, мог стать противовесом русско-датскому союзу, но Плеттенберг, желавший во что бы то ни стало предотвратить втягивание Ливонии в войну с Москвой, отказался от его заключения. К
1500 г., когда Ливония оказалась на пороге войны с Московским государством, Швеция, подчинившаяся Дании, уже не могла оказать ей содействия.
После завершения русско-шведской войны в русско-ливонских отношениях вновь наметились осложнения. Иван III приказал освободить пленных ганзейских купцов, за исключением четверых ревельцев, но одновременно начал проводить в отношении Ливонии недружественную политику, которая проявлялась в установлении застав вдоль ливонской границы, блокировании дорог, переброске под Ивангород войск, угрозе перекрыть Нарову ит. п., что дало повод ливонцам вновь опасаться нападения. Возможно, в 1497 г. дело и дошло до войны, но тому помешали очередная казанская «замятия», осложнение отношений с ВКЛ и «семейный заговор», которые отвлекли Ивана III от Ливонии.
Пятый параграф («Русско-ганзейские переговоры в Нарве 1498 г.») посвящен последней попытке сторон урегулировать взаимные претензии миром, которая имела место в ходе русско-ливонско-ганзейских переговоров в Нарве в феврале 1498 г. Летом 1497 г. Иван III согласился на проведение переговоров с представителями Ганзы в расчете на ганзейское «признание», т. е. признание в нем главного фигуранта русско-ганзейских отношений. Магистр Плеттенберг, со своей стороны, поддержал идею переговоров, надеясь привлечь «заморских» ганзейцев к разрешению ливонских проблем. По его настоянию переговорам предшествовала тщательная подготовка, включавшая изучение деловой документации и русско-ливонских дог оворов, а также расследование всех случаев, значившихся в обвинениях русской стороны. Представители великого князя в Нарве, однако, не были настроены на дискуссию и выработку компромиссных решений, поскольку руководствовались лишь непререкаемой волей великого князя, что само по себе исключало конструктивный диалог с опорой на правовые положения, к которому готовились ливонцы. В результате нарвские переговоры закончились полным провалом, что утвердило магистра в мнении о необходимости ускоренной подготовки к войне с «Московитом».
Заключительная, пятая, глава («Отказ сторон от мирных инициатив и подготовка русско-ливонской войны») содержит материал, относящийся к периоду подготовки русско-ливонской войны 1501-1503 гг., начало которой относится к лету 1498 г. В зоне особого внимания находятся факторы, вынудившие магистра Плеттенберга, длительное время старавшегося избежать вооруженного конфликта с Московским государством, изменить свою позицию и начать подготовку войны.
Параграф первый («Ливония в свете прусской орденской политики») посвящен тому воздействию, которое оказала на обострение русско-ливонского конфликта линия поведения руководства Немецкого ордена в Пруссии. Верховный магистр Иоганн фон Гифен (1488-1497) и штатгальтер Вильгельм фон Изенбург (1497-1498) намеревались использовать внешнеполитические проблемы Ливонского ордена, одного из подразделений Немецкого ордена, в кампании по защите орденских привилегий. Привилегии, пожалованные ордену папами и императорами в ходе крестовых походов, служили правовьм обоснованием его статуса ландсгерра в Пруссии и Ливонии, и их упразднение, на которой настаивали отдельные представители прусского духовенства и стоящие за ними польские государи, могло привести к ликвидации прусского орденского государства. Благодаря ливонским магистрам, неоднократно прибегавшим к религиозной риторике, противостояние Ливонского ордена «русским схизматикам» воспринималось в католическом мире как sacrum bellum и служило доказательством сохранения Немецким орденом своей «крестоносной» сущности, позволявшей ему обладать привилегиями и претендовать на получение денежных субсидий в виде папской «крестоносной милости» (crucitate) или «отпущения» (aplaß). В обоснование своих претензий на папскую милость руководство Немецкого ордена в лице штатгальтера Изенбурга разработало план создания антирусской коалиции в составе Дании, Швеции и Ливонии. «План Изенбурга» был поддержан ливонским магистром, ввиду подготовки к войне крайне нуждавшимся в денежных средствах и союзниках. К тому же Плеттенберг полагал, что подобный союз
заставит Московского государя воздержаться от недружественных акций в отношении Ливонии. Утверждение Фридриха Саксонского в должности верховного магистра облегчало реализацию проекта, однако после пожалования «крестоносной милости» Польше новый глава Немецкого ордена утратил интерес к сотрудничеству с римской курией и обратился к покровительству императора.
Во втором параграфе («Проблема обороны Ливонии и ландтаг 1498 г.») говорится о действиях магистра Плеттенберга, направленных на организацию обороны Ливонии и мобилизацию ее внутренних ресурсов. Необходимость в подобных мероприятиях стала очевидной с весны 1498 г., когда приграничные ливонские территории подверглись массовым и систематическим нападениям с русской стороны. Активизация агрессии была, предположительно, вызвана стремлением Ивана III оказать давление на ливонских государей и отвратить их от реализации «плана Изенбурга», основу которого составлял союз Ливонии с Данией. Следует учитывать также нежелательность сближения Ливонии и ВКЛ, инициированного Александром Казимировичем в 1497 г., и мобилизационные возможности Московского государства, существенно возросшие вследствие массового испомещения дворян в Новгородской земле и завершения строительства Ивангорода. Стратегические планы магистра Плеттенберга в период подготовки к войне предусматривали не только обретение финансовой поддержки со стороны римской курии в виде сгисИсИе и поиск союзников, но и мобилизацию внутренних ресурсов. На июльском ландтаге 1498 г. Плетгенберг выступил с программой всеобщего участия ливонцев в сопротивлении внешнему врагу, которое должно было выражаться не только в предоставлении ополченцев, как того требовал обычай, но и в выплате всеми сословиями военного налога. Несмотря на то, что участники ландтага осознавали реальность угрозы нападения извне, предложенная магистром программа в целом не была осуществлена. Этому помешали разногласия между рыцарством и бюргерством, внутрисословные про-
тиворечия, отсутствие у магистра, требовавшего введения экстраординарных мер, соответствующих правовых прерогатив.
В третьем параграфе («Переговоры Ливонского ордена с Данией») рассмотрены обстоятельства ведения переговоров 1498-1499 гг. между датским королем Гансом II и Ливонским орденом по поводу заключения антимосковского пакта. Инициатива исходила от датского короля, который после победы над Швецией мог пожертвовать своим союзом с Иваном III ради перспективы укрепления своих позиций в Ливонии и отторжения Северной Эстонии. Плеттенберг, понимавший опасность подобного союза, пошел на сближение с Данией, поскольку нуждался в союзниках, рассчитывал расколоть русско-датский альянс, верил в содействие верховного магистра Фридриха Саксонского и Саксонского дома, связанного с датским монархом родственными узами. Помимо этого ливонскому магистру, продолжавшему хлопотать о предоставлении Ливонскому ордену «крестоносных» субсидий, требовалось убедить римскую курию в его военно-политической состоятельности путем реализации «плана Изенбурга». В период разработки этого плана Плеттенберг настаивал на включении Швеции в состав союзников с тем, чтобы вкупе с Ливонией она создавала противовес сильной Датской державе. Поражение Швеции в войне с Данией сделало эту трехчастную конструкцию неосуществимой, что негативно повлияло на исход датско-ливонских переговоров. Ставка на союз Ливонского ордена с Данией оказалась несостоятельной, поскольку Ханс II собирался использовать его для вовлечения Ливонии в сферу своего влияния и отторжения от нее Северной Эстонии, с чем ливонский магистр не мог согласиться.
Четвертый параграф («Оформление ливонско-литовского союза») продолжает тему дипломатической активности главы Ливонского ордена и посвящен его переговорам с великим князем Литовским Александром Кази-мировичем в 1500-1501 гт. Литовский государь, находившийся тогда в состоянии конфликта с Иваном III, был единственным государем, заинтересованным в равноправном военно-политическом партнерстве с Ливонией, и по-
тому Плеттенберг, долгое время старавшийся избегать сближения с ВКЛ, в конечном итоге ответил на призыв великого князя Александра и в марте 1500 г. заключил с ним союз, что было равнозначно объявлению войны Московскому государству. Его решение во многом определялось тем обстоятельством, что ливонские земли к тому времени уже третий год подвергались вооруженным нападениям с русской стороны и Ливония фактически уже пребывала в состоянии войны.
В Заключении приводятся основные выводы по результатам исследования. Комплексное изучение зарубежных и русских источников, освещающих обстоятельства и развитие русско-ливонских противоречий, позволяет отказаться от многих изживших себя историографических штампов, в первую очередь, от представлений о целенаправленности действий Ивана III и магистра Плеттенберга, преследовавших целью разжигание конфликта. Как первый не собирался завоевывать Ливонию, так и второй не имел намерения - вернее, возможностей - «препятствовать развитию Русского централизованного государства». Рост напряженности в отношениях Ливонии с Московской Русью последней трети XV в. предопределялся совокупностью объективных и субъективных факторов, некоторые из которых не имели с означенным процессом никакой видимой связи. К объективным обстоятельствам относятся ожесточенность территориальных споров в районе русско-ливонской границы, вызванная переходом от «фронтирного» к линейному размежеванию границы, а также нарастание напряженности в сфере русско-ганзейской торговли вследствие изменения механизма товарообмена, поступательное разрушение «старины» и распространение «необычной» (нетрадиционной) торговли.
Оба выше названных фактора обрели ускорение вследствие установления зависимости Пскова и Великого Новгорода от Московского государства. Ликвидация независимости Великого Новгорода в 1478 г. положило начало разрушению традиционного порядка общения представителей русского (православного) и западноевропейского (католического) «миров», на протяжении
столетий осуществлявшееся через своеобразный «адаптер», в роли которого выступал Великий Новгород. Устранение этой органичной композиции, как и сама пространственная близость столь различных моделей общественного состояния, какими были Московское государство и Ливония, осуществленная в короткие сроки, породили многочисленные сбои на экономическом, политико-правовом, дипломатическом и бытовом уровнях. По мере накопления они естественным образом вели к росту напряженности в отношениях обоих государств, которая в последнее десятилетие под воздействием обстоятельств приобрела необратимый характер. Положение дел усугубляла приверженность ливонских государей и городов риторическим конструкциям, подчеркивавшим конфессиональный характер наметившегося противостояния - в реальности почти незаметный. Эти конструкции использовались, главным образом, во внутриполитической борьбе ливонских ландсгерров, но они подготовили почву для широкого внедрения в общественное сознание концепта «русская угроза».
В 90-е гг. XV в. развитие русско-ливонских отношений немало предопределялось жестким государственным противостоянием, порожденным «большой политикой» и связанным с борьбой ряда государей за лидерство в европейской политике. В этой игре Ливонии отводилась роль «разменной монеты», и потому «большая политика» оставила свой след - чаще всего негативный - в ее судьбе. Роковым образом сказались на ней провал русско-имперских переговоров, русско-шведская и шведско-датская войны, кампании по спасению привилегий Немецкого ордена и пожалование папской «крестоносной милости», которые еще больше осложнили отношения Ливонии с Московским государством в последние годы XV в. и подвели оба государства к войне 1501-1503 гг.
Список публикаций M. Б. Бессудновой по теме диссертации
Основные положения диссертации отражены в монографиях:
1. Бессуднова М. Б. Великий Новгород в конце XV - начале XVI в. по ливонским источникам. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2009. 243 с. [Рецензия: Seiart А. Marina Borisovna Bessudnova. Die Geschichte von Groß-Novgorod am Ende des 15. - Anfang des 16. Jahrhunderts aufgrund der Inländischen Quellen // Hansische Geschichtsblätter. 2010. Bd. 128. S. 336-337].
2. Бессуднова M. Б. Великий Новгород и Ливонский орден. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2012. 40 с.
3. Бессуднова М. Б. Россия и Ливония в конце XV в.: Истоки конфликта. М.: Квадрига, 2015. 448 с.
Статьи по теме диссертации в изданиях, рекомендованных ВАК:
1. Бессуднова М. Б. Рыцарство средневековой Ливонии // Одиссей. Человек в истории. М.: Наука, 2004. С. 84-97.
2. Бессуднова М. Б. «Петрову двору капут: закрытие ганзейской конторы в Новгороде» // Родина. 2009. № 9. С. 43-46.
3. Бессуднова М. Б. К вопросу о социальных элитах ливонского «орденского государства» (по материалам ливонских ландтагов конца XV - начала XVI вв.) // Научные ведомости Белгородского государственного университета. История. Политология. Экономика. Информатика. 2010. № 7 (78). Вып. 14. С. 69-76.
4. Бессуднова М. Б. Великий Новгород во внешней политике ливонского магистра Иоганна Вальдхауса фон Херзе (1470-1471) // Новгородский исторический сборник. Вып. (12) 22. Великий Новгород: Альянс-Архео, 2011. С. 110-125.
5. Бессуднова М. Б. Балтийские исследования. Вып. 6.: Феномен Тевтонского ордена и современность. Сборник научных трудов. Калининград: Изд-во
Российского государственного университета им. И. Канта, 2011. 209 с. 7/ Вестник Балтийского федерального университета. Серия гуманитарные науки. 2011.№ 12. С. 158-160.
6. Бессуднова М. Б. Ложь и правда воеводы Бабича // Родина. 2012. № 8. С. 69-71.
7. Бессуднова М. Б. Война Ливонского ордена с Новгородом 1443-1448 гг. // Вестник Воронежского государственного университета. Серия история, политология, социология. 2012. № 1. С. 79-83.
8. Бессуднова М. Б. Превратность судьбы: Великий Новгород в системе русско-ливонских отношений конца XV в. // Новгородский исторический сборник. Вып. 13(23). СПб.: Дмитрий Буланин, 2013. С. 171-184.
9. Бессуднова М. Б. Великий Новгород конца XV в. между Ливонией и Москвой // Вестник СПбГУ. Серия 2: История. 2013. № 2. С. 3-9.
10.Бессуднова М. Б. Неизвестный документ времен русско-ливонских переговоров 1520-1521 гг. из фондов Шведского Государственного архива // Вестник Воронежского государственного университета. Серия история, социология, политология. 2013. № 2. С. 97-99.
11 .Бессуднова М. Б. «Поповская война» 1479 г. в Ливонии и ее роль в формировании концепта «русской угрозы» // Вестник Воронежского государственного университета. Серия история, политология, социология. 2014. № 3. С. 53-56.
12.Бессуднова М. Б. Новгородские «выводы» 1480-х гг. в свете ганзейских источников // Новгородский исторический сборник. Вып. 14(24). СПб.: Институт истории РАН, 2014. С. 168-179.
13 .Бессуднова М. Б. «Краткое повествование о плаваниях ганзейцев в Ливонию и Россию» из Таллиннского городского архива // Вспомогательные и исторические дисциплины. СПб.: Дмитрий Буланин, 2014. Т. 33 (в печати).
\4.Бессуднова M. Б. Береговое право средневекового Новгорода: в продолжение дискуссии // Новгородский исторический сборник. Вып. 15(25). СПб., 2015 (в печати).
Публикации по теме диссертации в изданиях, индексированных в Scopus:
1. Bessudnova M. Alexej Valentinovic Valerov, Kredit v russko-nemezkoj tor-govle XIII-XV w. (Der Kredit ira russisch-deutschen Handel der 13.-15. Jh., in: Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta, ser. 5: Ekonomika: Naucno-teoreticeskij zumal 2011, Nr. 3, 100-114) // Hansische Geschichtsblätter. 2013. Bd. 131. S. 370.
2. Bessudnova M. Elisabeth Löfstrand, Novgorodskie kupzy v Svezii (Die Nov-goroder Kaufleute in Schwedenreich, Velikij Novgorod 2012, 130 S.) // Hansische Geschichtsblätter. 2013. Bd. 131. S. 376.
3. Бессуднова M. Б. «Русская угроза» в ливонской орденской документации 80-х и начала 90-х годов XV в. // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2014.№ l.C. 144-156.
Статьи в периодических изданиях и сборниках:
1. Бессуднова М. Б. К вопросу о личности магистра Ливонского ордена Вольтера фон Плетгенберга // Исторические записки. Научные труды исторического факультета Воронежского государственного университета. Вып. 5. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2000. С. 128-143.
2. Бессуднова М. Б. Организация обороны Ливонии магистром Плеттенбер-гом в начальный период его правления (конец XV - начало XVI вв.) // Вехи минувшего. Ученые записки исторического факультета. Вып. 2. Липецк: Изд-во ЛГПИ, 2000. С. 228-235.
3. Бессуднова М. Б. Вассально-ленная система Ливонского ордена в конце XV - начале XVI вв. // Исторические записки. Научные труды исторического факультета ВГУ. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2002. Вып. 8. С. 147-165.
4. Бессуднова М. Б. Ливонская историография конца XV и начала XVI века // Проблемы всеобщей и отечественной истории. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2006. С. 72-86.
5. Бессуднова М. Б. Ликвидация ганзейской конторы в Великом Новгороде: новая версия // Чело. 2006. № 1. С. 14-19.
6. Бессуднова М. Б. «Исполнено с большим тщанием...»: Разведка Ливонского ордена в пределах новгородских земель на рубеже ХУ-ХУ1 веков // Чело. 2006. № 3. С. 26-30.
7. Бессуднова М. Б. Положение на ливонско-псковской границе накануне войны 1501-1503 годов // Изборск и его округа. Изборск, 2007. С. 67-75.
8. Бессуднова М. Б. Верховный магистр Иоганн фон Тифен - «последний брат-рыцарь» во главе Немецкого ордена // Человек XV в.: Грани идентичности. М.: ИВИ РАН, 2007. С. 26-42.
9. Бессуднова М. Б. Идея справедливого воздаяния в русско-ливонском конфликте рубежа ХУ-ХУ1 веков // Мир и война. Культурные контексты социальной агрессии. СПб.: ИВИ РАН, 2007. С. 86-88.
\0.Бессуднова М. Б. Ливонский орден в конце XV века: миф и реальность // История общественного сознания: становление и эволюция. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2008. С. 54-58.
11 .Бессуднова М. Б. Новгородские пленники // Чело. 2008. Вып. 1. С. 6-11.
12 .Бессуднова М. Б. Псков и Псковская земля в контексте русско-ливонских отношений конца XV века (1494-1500) // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков: Изд-во ИА РАН, 2009. С. 302-324.
13.Бессуднова М. Б. №>у§огос!юа в ливонских источниках рубежа ХУ-ХУ1 веков // «Новгородика-2008. Вечевая республика в истории России». Великий Новгород: Изд-во НовгГУ, 2009. Ч. 2. С. 24-29.
\<\.Бессуднова М. Б. «Старая Ливония» в контексте межгосударственного противостояния // Вехи минувшего. Ученые записки исторического факультета. Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2009. С. 270-298.
15.Бессуднова М. Б. Разведывательная служба Ливонского ордена накануне русско-ливонской войны 1501-1503 годов // Балтийский вопрос в конце XV-XVI вв.». М.: Квадрига, 2010. С. 17-31.
16.Бессуднова М. Б. «Да узнает ваша мудрость...»: Письмо любекского купца Иоганна фон Ункеля в Ревель. Год 1494 // Чело. Вып. 1. 2010. С. 3-8.
11.Бессуднова М. Б. Псков и Ливония в русско-ливонском конфликте конца XV века (по материалам ливонских источников) // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков: Изд-во ИА РАН, 2009. Вып. 54. С. 302324.
18.Бессуднова М. Б. Документы по истории новгородского Немецкого подворья в Таллиннском городском архиве // Новгородика-2010: Вечевой Новгород. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2011. Часть 3. С. 168-173.
19.Бессуднова М. Б. Ложь и правда в судьбе «удалого воеводы» из Ивангоро-да Юрия Бабича // Вопросы истории славян. Вып. 20. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2010. С. 89-98.
Ю.Бессуднова М. Б. К вопросу о торговле Пскова с Дерптом в 90-х гг. XV в. (по ливонским источникам) // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков: Изд-во ИА РАН, 2010. С. 70-78.
21 .Бессуднова М. Б. Ливонский орден // Большая Российская Энциклопедия. Т. 17. М.: Большая российская энциклопедия, 2010. С. 439-440.
22.Бессуднова М. Б. Документы по истории русско-ливонских отношений конца XV - начала XVI в. в Тайном Государственном архиве прусского культурного наследия (Берлин-Далем) // Архивы и история российской государственности. Вып. 2. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2011. С. 6-15.
23 .Бессуднова М. Б. Рыцарство Северной Эстонии на ливонских ландтагах (конец XV и начало XVI века) // Нобилитет в истории Старой Европы : [сб. ст.]. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2010. С. 48-66.
24.Бессуднова М. Б. Природа псковско-ливонских пограничных конфликтов в XV в. // Археология и история Пскова и Псковской земли. Вып. 55. Псков: Изд-во ИА РАН, 2010. С. 70-78.
25.Бессуднова М. Б. «Старая Ливония» в XV в. II Вестник ЛГПУ. Вып. 3. Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2010. С. 106-119.
2(>.Бессуднова М. Б. «Livo-Moscovitica» в шведском Государственном архиве (Стокгольм) // Архивы и история Российской государственности. Вып. 3. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2012. С. 17-27.
21 .Бессуднова М. Б. Немцы и московиты: от страха и недоверия к пониманию и сотрудничеству И Русские и немцы. Сборник статей в честь тысячелетия русско-немецких связей. М.: Michael Imhof Verlag, 2012. С. 80-87.
2%.Бессуднова М. Б. Замки Ливонского ордена на рубеже XV-XVI вв. // Балтийские исследования. Вып. 7. Калининград: Изд-во БалтГУ, 2011. С. 7078.
29.Бессуднова М. Б. Документы по истории русско-ливонских отношений первой половины XVI в. в шведском Государственном архиве (Стокгольм) // Вехи. Вып. 7. Липецк: Изд-во ЛГПУ, 2012. С. 302-307.
30.Бессуднова М. Б. Ливонская хроника «Прекрасная история» из университетской библиотеки Упсалы как источник по российской истории рубежа XV-XVI вв. // Архивы и история Российской государственности. Вып. 4. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2013. С. 7-10.
31 .Бессуднова М. Б. Ливония и Швеция в конце XV в.: к вопросу перспективе оформления антирусского альянса // Староладожский сборник. Вып. 9. СПб.: Нестор-История, 2012. С. 205-222.
32.Бессуднова М. Б. Документы по истории Пскова в Государственном Шведском архиве // Археология и история Пскова и Псковской земли. Вып. 58. М.: Изд-во ИА РАН, 2013. С. 133-142.
ЪЪ.Бессуднова М. Б. «Необычная торговля» в рамках ливонско-новгородского товарообмена второй половины XV в.: к постановке проблемы И Новгоро-дика-2012: У истоков российской государственности. Т. 1. В. Новгород: Изд-во НовГУ, 2013. С. 285-293.
34.Бессуднова М. Б. Первая «ливонская война» в контексте ливонской орденской дипломатии конца 70-х - начала 80-х гг. XV в. // Единорогь. Мате-
риалы по военной истории Восточной Европы. Вып. 3. М.: Русские витязи, 2014. С. 5-29.
35.Бессуднова М. Б. Псковско-ливонские переговоры 1472-1474 гт. в свете ливонских документов из иностранных архивов // Археология и история Пскова и Псковской земли. М., Псков, СПб: Нестор-История, 2014. С. 257263.
Тезисы конференций:
1. Бессуднова М. Б. Закрытие Ганзейской конторы в Великом Новгороде по донесениям ливонских послов // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Материалы научной конференции 15-17 ноября 2005 года. Великий Новгород: Изд-во НовГУ, 2006. С. 79-85.
2. Bessudnova М. Die Schließung des hanseatischen Kontors in Nowgorod 1494 im Kontex der Beziehungen des Großfürsten von Moskau mit Maximilian von Habsburg // Die Baltische Region zwischen Deutschland und Russland, 7. Konferenz für Baltische Studien in Europe. Lüneburg: Ost-Nordinstitut Verlag, 2007. S. 30.
3. Бессуднова M. Б. Идея общенародного единства на ливонском ландтаге 1498 года // Власть и общество: история взаимоотношений. Тезисы региональной научной конференции. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2007. С.27-28.
4. Бессуднова М. Б. Вольтер фон Плеттенберг и перспектива оформления шведско-ливонского союза в конце XV в. // XVI конференция по изучению скандинавских стран и Финляндии. М., Архангельск: Изд-во Приморского ГУ, 2008. Ч. 1. С. 319-321.
5. Бессуднова М. Б. Привилегии Немецкого ордена, «священная война» и эскалация русско-ливонского конфликта в конце XV в. // Судьбы славянства и эхо Грюнвальда. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2010. С. 36-40.
6. Бессуднова М. Б. Конфессиональный и этический аспект восприятия русских в «Прекрасной истории об удивительных деяниях государей Ливонии в борьбе с русскими и татарами» // Смутное время в России: Кон-
фликт и диалог культур: тезисы конференции. СПб: Изд-во СПбГУ, 2012. С. 18-20.
Статьи в иностранных изданиях:
1. Bessudnova М. Die Schließung des hanseatischen Kontors in Nowgorod 1494 im Kontex der Beziehungen des Großfürsten von Moskau mit Maximilian von Habsburg // Die Baltische Region zwischen Deutschland und Russland. 7. Konferenz für Baltische Studien in Europe. Lüneburg, 2007. S. 30.
2. Bessudnova M. Die Schließung des hansischen Kontors in Novgorod im Jahre 1494 im Kontext der Beziehungen des Großfürsten von Moskau mit Maximilian von Habsburg // Hansische Geschichtsblätter. Bd. 127. 2009. S. 69-99.
3. Bessudnova M. Russen und Moskauer - von Angst und Misstrauen zu Verständnis und Zusammenarbeit // Russen und Deutschen. Essay-Band zur Ausstellung über 1000 Jahre russisch-deutsche Beziehungen. Berlin: Michael Imhof Verlag, 2012. S. 82-88.
4. Bessudnova M. «Livo-Moscovitica» im schwedischen Reichsarchiv (Stockholm) // Forschungen zur baltischen Geschichte. Bd. 9. Tartu: Tartu Universität Verlag, 2014. S. 253-262.
5. Bessudnova M. Akteure mittelalterlicher Außenpolitik. Das Beispiel Ostmitteleuropas / Veranstalter: Norbert Kersken (Herder-Institut Marburg); Stephan Flemmig (Friedrich-Schiller-Universität Jena) Datum, Ort: 14.11.2014— 15.11.2014, Marburg / Bericht von Marina Bessudnova, Istori'ceski Fakul'tet, Lipeckij Gosudarstvennyj Pedagogi'ceskij Universitet // H-Net, Clio-online, and the author, all rights reserved: www.hsozkult.de/conferencereport/id/tagungsberichte-5877.
6. Bessudnova M. Groß-Novgorod zwischen Moskau und Livland um die Wende vom 15. zum 16. Jahrhundert // Die baltischen Länder und Europa in der frühen Neuzeit, hg. von N. Angermann, K. Brüggemann, I. Pöltsam-Jürjo. Köln, Weimar, Wien, 2015 (Quellen und Studien zur baltischen Geschichte 26). S. 67103.
БЕССУДНОВА МАРИНА БОРИСОВНА
РУССКО-ЛИВОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ НАКАНУНЕ НОВОГО ВРЕМЕНИ: ИСТОКИ КОНФЛИКТА
Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Подписано в печать 8.07.15 г. Усл.-печ.л. - 1,7. Тираж 100 экз. Заказ № 1123. Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Липецкий государственный педагогический университет» 398020, г. Липецк, ул. Ленина, 42 Отпечатано в РИЦ ЛГПУ