автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Русско-крымские отношения в 50-х - первой половине 70-х гг. XVI века

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Виноградов, Александр Вадимович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Отношения с Крымом после присоединения к Русскому государству Нижнего и среднего Поволжья

ГЛАВА ВТОРАЯ. Русско-крымские отношения в первые годы Ливонской войны. 1558 — 1562 гг.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Борьба русской дипломатии за мирное соглашение с Крымом 1563 — 1567 гг.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Военно-политическая конфронтация Крыма и Русского государства 1568-1574 гг. и ее преодоление

Введение диссертации2001 год, автореферат по истории, Виноградов, Александр Вадимович

ИСТОРИОГРАФИЯ.ИСТОЧНИКИ.

В истории внешней политики России 50-е—70-е гг. XVI в. по праву занимают особое место как время серьезных успехов и вместе с тем крупных неудач. После успешного присоединения огромных территорий Поволжья в 1552-1556 гг. Русское государство уже через два года вступает в борьбу за Прибалтику. С балтийской проблемой была тесно переплетена проблема борьбы России за западнорусские земли, находившиеся в составе Польско-Литовского государства. В этих условиях начавшаяся в 1558 г. Ливонская война вылилась вскоре в крупномасштабный военный конфликт с сопредельными европейскими государствами - Польшей, Литвой, Швецией. 25-летняя борьба с крупнейшими державами Европы осложнялась для России постоянной угрозой с Юга. С присоединением Казани и Астрахани произошло резкое обострение отношений Русского государства с Крымским ханством, за спиной которого уже с последней четверти XV в. стояла Османская Порта (общепризнанное в историографии наименование правительства турецкого султана). Усилившаяся конфронтация с южными соседями отразилась не только в практически беспрерывных крымских набегах 1558 - 1573 гг. гг. В годы Ливонской войны имело место и первое открытое военное столкновение Русского государства с Османской империей — поход турок на Астрахань 1569 г. И, наконец, в 1571 и 1572 гг. орды хана Девлет-Гирея I появляются под стенами русской столицы. Отражение крымско-турецких нападений требовало напряжения всех сил Русского государства, препятствуя тем самым успешному решению Балтийского вопроса.

Исследование истории внешней политики России второй половины XVI в. является одной из актуальных задач отечественной исторической науки. В числе важнейших аспектов данной задачи - выяснение соотношения между западным, балтийским и южным направлениями внешней политики страны. Значение этой проблемы определяется не

Хотя русско-крымские отношения и находились традиционно в контексте восточноевропейской политики, серьезное влияние на них оказывали события, происходившие в Закавказье и даже на Среднем Востоке, и, прежде всего, длительная конфронтация Османского государства с Ираном. Крымское ханство было своеобразным орудием Турции в Восточной Европе и на Северном Кавказе, оно как бы связывало несколько территориальных комплексов политических взаимоотношений. Таким образом, проблемы русско-крымских отношений во второй половине XVI в. оказываются в центре главных внешнеполитических противоречий между крупнейшими державами этой эпохи.

Хронологические рамки настоящей работы определяются кардинальными изменениями в системе международных отношений. Исходной точкой является присоединение к России Нижнего и Среднего Поволжья. Конечный хронологический рубеж исследования - спад военно-политического давления Крыма на Русское государство, последовавший вслед за неудачным походом Девлет-Гирея I на Москву в 1572 г. Наряду с другими важными переменами в международной ситуации, сложившейся в Восточной Европе (начало «бескоролевья» в Речи По-сполитой и др.), это событие ознаменовало собой крах открытой крымско-османской военной агрессии. Во второй половине 70-х — 80-х гг. угроза крупномасштабного вмешательства Крыма в Ливонскую войну уже не имела места.

В рамках одной работы невозможно исследовать во всей полноте указанную проблему. Поэтому автор предполагает сосредоточить внимание на вопросах дипломатической истории. К тому же вопросы военной конфронтации с Крымом и обороны южных границ страны в указанный период уже являются темами самостоятельного исследования в отечественной историографии.

При исследовании дипломатической истории автор намерен рассмотреть вопросы отношений Русского государства с Большой и Малой Ногайской Ордами и различные аспекты политики России на Кавказе, а также ход военно-политической борьбы за Прибалтику, однако, лишь в той мере, в какой эти вопросы влияли на развитие русско-крымских отношений.

Главная задача работы может быть сформулирована следующим образом: рассмотрение борьбы русской дипломатии за нейтрализацию военно-политической угрозы со стороны Крыма в 50-х — 70-х гг. XVI в.

Изучаемый период русско-крымских отношений насыщен важнейшими военными и политическими событиями и традиционно привлекал к себе внимание как отечественных, так и зарубежных историков. Однако сами по себе русско-крымские отношения 50-х - 70- х гг. XVI в. до сих пор не являлись предметом самостоятельного исследования. Представляемая работа призвана в определенной степени восполнить этот пробел и дать систематическое изложение истории дипломатических отношений Русского государства с Крымом в драматический период борьбы за закрепление присоединенных к России территорий Нижнего и Среднего Поволжья, за воссоединение западно-русских земель и предпринятой первой попытки получить выход к Балтике.

По рассматриваемой проблеме до сих пор не существует специальных исследований, за исключением вводной главы в известной монографии A.A. Новосельского и ряда разделов в трудах И.Б. Грекова. Тенденция к монографическому изучению различных аспектов внешней политики России XVI в., проявившаяся в советской историографии в 50-х гг., не получила, к сожалению, фактического развития. Однако отдельные аспекты истории русско-крымских отношений во второй половине XVI в. рассматривались как в трудах по истории международных отношений, так и в общих работах, посвященных правлению Ивана Грозного, главным образом, в связи с присоединением к России Поволжья и Ливонской войной. Ряд положений по истории русско-крымских отношений, развиваемых в настоящей работе в общей форме, был уже давно сформулирован в исторической литературе, ибо значение крымской проблемы во внешней политике России отмечалось в отечественной историографии уже с XVII столетия.

Первым масштабным историческим трудом, в котором была широко затронута тема русско-крымских отношений, явилась «Скифская история» Андрея Лызлова. Огромное значение этого памятника для изучения восточного направления внешней политики России признано в современной историографии1. Впечатляет богатая источниковая база исследователя, сумевшего дать цельную картину истории Османской империи и Крымского ханства на протяжении длительного исторического периода. В «Скифской истории» А. Лызлова большое внимание уделено было антикрымским операциям 50-х гг., походу 1569 г. на Астрахань и событиям 1571 — 1572 гг. Не ограничиваясь описанием событий, А. Лызлов, опираясь на разнообразную источниковую базу, стремился осмыслить роль отношений с Крымом в истории Русского государства и в русско-крымских отношениях. Особое значение имеет, на наш взгляд, оценка А. Лызовым планов создания антимосковской коалиции в составе Порты, Крыма и Речи Посполитой.

Интерес к теме русско-крымских отношений в отечественной историографии дворянского периода был вызван очевидными причинами: весь XVIII в. прошел под знаком многократных военных конфликтов России с Турцией, завершившихся в конечном итоге присоединением Крыма в 1783 г.

Русские историки М.М. Щербатов и Н.М. Карамзин придавали в своих трудах большое значение истории русско-крымских отношений, справедливо, отмечая их огромную роль для судеб Русского государства в ХУ\-ХУ\\ вв.

М.М. Щербатов не ограничивался изложением перипетий борьбы Ивана IV с почти ежегодными крымскими набегами 50-х-70-х гг. XVI века. Анализ летописей и, частично, документов Посольского Приказа позволил ему выявить особую роль русско-крымских отношений в годы Ливонской войны2.

М.М. Щербатов пришел к обоснованному выводу о том, что именно' военно-политическое давление на Москву со стороны Крыма не давало возможности достичь долговременных успехов в Прибалтике. Историк обратил внимание на роль польско-литовской дипломатии в срыве попыток Русского государства заключить с Крымом прочное мирное соглашение. Вообще, М.М. Щербатов связывал активизацию крымских набегов после покорения Москвой Казани и Астрахани и в дальнейшем в годы Ливонской войны с происками враждебных Москве внешних сил, как в лице части политического руководства Польско-Литовского государства и Османской Порты, так и в среде представителей бывших правящих верхов Казани и Астрахани, оказавшихся в эмиграции (главным образом в Крыму)3. М.М. Щербатов также первым в отечественной историографии обратил внимание на особое значение миссии А.Ф. Нагого в Крыму4.

Н.М. Карамзин достаточно подробно излагал историю русско-крымских дипломатических связей с привлечением посольской документации. Как и М.М. Щербатов, он отмечал большое значение посольской миссии А.Ф. Нагого в Крыму, обращал внимание на постоянный обмен посланиями между Иваном IV и Девлет-Гиреем I. Карамзин одним из первых отметил эскалацию крымских требований относительно «уступки» Казани и Астрахани в конце 60-х — начале 70-х гг.5.

Оба крупных русских историка сделали ряд основополагающих выводов относительно причин обострения русско-крымских отношений в период правления Ивана IV. Они прямо связывали его с присоединением к России Нижнего и Среднего Поволжья. Была отмечена важная роль Турции в развязывании крымской агрессии в начале 70-х гг. Отмечалась взаимосвязь крымских нападений с событиями Ливонской войны. Важнейшее значение имело введение авторами в оборот новых источников, главное место среди которых занимали материалы посольских архивов.

Особое место в рассмотрении проблем отношений России с Крымом в период правления Ивана IV и их места во внешней политике страны заняла научная деятельность крупнейшего русского историка середины XIX в. С.М. Соловьева. С его именем связано появление концепции противопоставления «западного» и «южного» направлений во внешней политике России. «Западный вариант», который, по мнению историка, отражал воззрения самого царя Ивана IV, предусматривал войну с Ливонией, и, следовательно, борьбу за Прибалтику; «южный» — борьбу с Крымом отстаивали представители «боярской партии».

Согласно взглядам С.М. Соловьева, Иван Грозный «принял твердое намерение покорить Ливонию, это было намерение, которое сделалось после того постоянным, господствующим стремлением Иоанно-вых преемников, намерение, за которое Петр Великий так благоговел пред Иоанном». Однако против этого «восстали бояре и, особенно Сильвестр; вместо покорения Ливонии они советовали царю покорить Крым.»6. Иван Грозный, утверждал С.М. Соловьев, был прав, когда отверг совет тех, кто побуждал его начать войну за покорение Крымского ханства. «Походы под Казань, — писал С.М. Соловьев, — были легки.»7. Но борьба против Крымского ханства в условиях середины XVI в. была обречена на неудачу.

Ученый в данном случае призывал принять во внимание опыт военных столкновений с Крымом XVI—XVIII вв. Следовательно, война, к которой «боярская партия» принуждала Грозного, была в известном смысле «преждевременна». «Московское государство, — отмечал С.М. Соловьев, — могло с успехом вступить в окончательную борьбу с магометанским Востоком, с Турциею не прежде как по прошествии двухсот лет, когда уже оно явилось Российскою империей и обладало всеми средствами европейского государства»8. «В XVI веке, — продолжал известный русский историк, — внимание правительства его должно было обращаться главным образом на приобретение этих средств, должно было для этого обращаться к Западу, где могло найти их»9.

Данная концепция С.М. Соловьева стала господствующей в дореволюционной историографии. В той или иной степени ее придерживались К.Н. Бестужев-Рюмин, Д.И. Иловайский, М.В. Довнар-Запольский и С.Ф. Платонов. Нельзя сказать, чтобы эти историки игнорировали сам факт крымской угрозы Русскому государству в период Ливонской войны. Но, учитывая, что никогда ранее Русское государство не принималось за решение столь масштабной для последующего развития России внешнеполитической задачи, они не склонны были вдаваться в изучении возможности решения балтийской проблемы при наличии какого-либо иного решения «крымского вопроса».

По существу только Н.И. Костомаров указывал на всю опасность для России крымских набегов, не только замедливших заселение центральных и южных областей, но и затормозивших культурное развитие страны. Между тем взгляды этого историка, а также Д.И. Багалея, изучавшего историю русской «украйны», не получили тогда широкой поддержки и известности. Это негативно сказалось на изучении истории русско-крымских отношений. Однако Н.И. Костомаров, придавая существенное значение «крымскому вопросу» во внешней политике России, по существу солидаризировался с С.М. Соловьевым, утверждая, что «Сильвестр и бояре его партии убеждали Ивана двинуть все силы на Крым и самому идти во главе»10. Историк отрицал самостоятельное значение балтийской проблемы во внешней политике России и отстаивал безусловный приоритет ее «южного направления». Тем не менее, Н.И. Костомаров недвусмысленно утверждал, что с началом Ливонской войны «самая удобная минута к покорению Крыма» была пропущена, и не отрицал, что в этих условиях от наступательных антикрымских операций следовало отказаться 11.

Слабым местом в рассмотрении русско-крымских отношений в дореволюционной историографии после Н.М. Карамзина и М.М. Щербатова являлось: резкое противопоставление «крымского» и «балтийского» вопросов, оценка антикрымских операций 50-х гг. как имевших конечной целью «покорение Крыма», недостаточное внимание непосредственно русско-крымским дипломатическим связям. Уместно напомнить, что только С.М. Соловьев широко использовал в своей работе крымскую посольскую документацию и уделял внимание дипломатической истории русско-крымских отношений. К тому же Крым рассматривался, как правило, только как орудие в руках Османской Порты.

Вместе с тем в дореволюционный период в отечественной историографии начинается изучение истории Крымского ханства как непосредственного субъекта международных отношений. Известный труд В.Д. Смирнова «Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII в.»12 положил начало изучению политической истории государства Гиреев. Уже само название этого фундаментального исследования, основанного в значительной степени на материалах османских и крымско-татарских средневековых хроник, определяет позицию автора по вопросам о роли Крымского ханства в международных отношениях Х\/1-Х\/111 вв.

Она однозначно трактовалась В.Д. Смирновым как выражение интересов Турции, что определялось всесторонней вассальной зависимостью ханов от турецких султанов: «.крымское ханство никогда за все время своего существования не жило вполне самостоятельной жизнью».Перемены в ханском окружении, беспрерывные походы крымских полчищ, переселенческие движения кочевых элементов ханства, считал Смирнов, «совершались под влиянием намерений и планов Оттоманской Порты и временных заправил ее, производивших давление на Крым через посредство членов властвовавших там династии Гиреев и через собственных представителей, сидевших в Кафе и других укрепленных пунктах, железным кольцом оцеплявших центральную территорию ханства»13. В.Д. Смирнов сделал вывод о том, что «ханская власть в Крыму представляется только как бы отражением власти турецкого султана, только временным поручением, продолжительность которого зависима от степени благоволения и доверия старшего к своему подручному»14.

Таким образом, в отечественной историографии: утвердился взгляд, что крымская политика полностью зависела от Порты; а Крым является «главным орудием османской политики в Восточной Европе».

Действительно, выводы В.Д. Смирнова имели огромное значение для понимания крымской и османской политики в Восточной Европе, но вместе с тем их автоматическое переложение на любой период истории Крымского ханства вело к определенному схематизму и негативно сказывалось на изучении проблем русско-крымских отношений. Однако, подчеркивая жесткий контроль султана над крымской политикой, сам В.Д. Смирнов отмечал, что в различные исторические периоды степень его была неодинаковой и зависела от целого ряда обстоятельств.

Так, применительно к рассматриваемому нами периоду царствования Девлет-Гирея I В.Д. Смирнов отмечал известные самостоятельные тенденции в его политике, а также относительную слабость контроля Порты15. Существенное значение имеют выводы В.Д. Смирнова относительно характера русско-крымских отношений при Девлет-Гирее I. Им правомерно был поставлен вопрос о смысле требований хана к Москве, заключавшихся в признании Русским государством «особых прав» Гиреев на «защиту интересов» «ногайских мурз» и черкесских князей как «законных наследников и преемников» золотоордынских ханов». В.Д. Смирнов подчеркивал, что подобные притязания Девлет-Гирея I к Ивану IV лишь частично отражали намерения Турции16. Вообще, труд В.Д. Смирнова показал взаимосвязь в политике Крыма между внешними (позиция Порты и дипломатическая активность сопредельных государств) и внутренними (династическая ситуация, влияние различных группировок знати при ханском дворе) факторами, положив начало традиции изучения политической истории Крымского ханства в отечественной историографии в советский ее период, наиболее ярко представленной известными трудами В.Е. Сыроечковского17.

Вместе с тем следует отметить, что традиция самостоятельного исследования русско-крымских отношений в XVI в. в отечественной дореволюционной историографии не привилась. Проблемы эти лишь фрагментарно рассматривались в известных трудах В.В. Вельяминова-Зернова по истории Касимовского ханства18. Не уделялось должного внимания русско-крымским отношениям и при общем рассмотрении проблем внешней политики России периода правления Ивана IV. Констатировалась лишь опасность вмешательства татар в ходе Ливонской войны, отмечалась возможность сближения Крыма с Польско-Литовским государством, подчеркивался разорительный характер крымских набегов. Ярким примером такой необъективной оценки русско-крымских отношений в период Ливонской войны может служить, например, капитальный труд Г.В. Форстена «Балтийский вопрос»19.

Правда, в дореволюционной историографии, специально посвященной организации русской дипломатической службы в правление Ивана

IV, затрагивались в самых общих чертах некоторые проблемы дипломатических связей Москвы и Крыма. Это относится прежде всего к известной работе С.А. Белокурова20. Более тщательно эти вопросы рассматривал В.И. Савва, который сумел дать серьезные обзор участия руководящих лиц Посольского приказа в переговорах с крымскими дипломатами в Москве 60-70-х гг. XVI в.21. Однако в этих работах, естественно, не рассматривался сам ход переговоров и основное внимание уделялось вопросам протокольного характера.

Вообще, в отечественной историографии, если и излагался ход военной борьбы с Крымом, то вопросам дипломатических отношений, как правило, не уделялось должного места. Это относится и к дореволюционной и к советской историографии. Последняя в своем развитии опиралась в определенной степени на сложившиеся традиции рассмотрения вопросов внешней политики России периода Ивана IV русскими дореволюционными историками и сохранила многие прежние представления, как, например, противопоставление «крымского вопроса» «балтийской проблеме». Однако в течение длительного времени вопросы о роли Русского государства в международных отношениях, как известно, вообще не подвергались самостоятельному рассмотрению.

Тем не менее, внешняя политика Русского государства второй половины XVI в. уже давно находится в сфере пристального изучения отечественных историков, хотя до 50-х гг. их плодотворному исследованию мешали укоренившиеся представления, связанные с односторонней оценкой роли Ивана Грозного.

Вплоть до середины 40-х гг. вопросы, связанные с внешней политикой России в XVI в., вообще не подвергались монографическому исследованию. Они затрагивались лишь в обобщающих трудах, посвященных, как правило, правлению Ивана Грозного. В работах Р.Ю. Виппера, И.И. Смирнова и C.B. Бахрушина обоснованно выделено четыре основных аспекта двух направлений внешней политики России в период царствования Ивана IV: балтийская проблема и польско-литовский вопрос в «западном направлении»; крымский вопрос и проблема Казани и Астрахани в «южном направлении». Р.Ю. Виппер стремился показать международное значение Ливонской войны, а также вскрыть причины, толкавшие Ивана Грозного к борьбе за Балтийское побережье22. Первостепенное значение борьбы с Казанским ханством для дальнейших судеб Российского государства было отмечено И.И. Смирновым23. C.B. Бахрушин обратил внимание на удачные антикрымские акции 1556 —1560 гг. Тем не менее, целостной картины международных отношений в Восточной Европе второй половины XVI в. этим исследователям показать не удалось. В ряде работ, в частности, принадлежавших C.B. Бахрушину, самостоятельное значение «южного направления» внешней политики Русского государства и международный характер борьбы России с Казанским ханством преуменьшался, а присоединение Среднего и Нижнего Поволжья к России рассматривалось лишь во вводной главе к истории Ливонской войны24. Отношения России с Крымом фактически не рассматривались. Балтийский вопрос традиционно превалировал. Соотношение между различными аспектами внешней политики России не было вскрыто.

В конце 40-х — начале 50-х гг. появляются первые монографии, непосредственно посвященные вопросам внешней политике России. В первую очередь, следует отметить работу В.Д. Королюка, и по сей день являющуюся единственной монографией о Ливонской войне, в которой была впервые предпринята попытка показать балтийскую проблему во всем комплексе международных отношений, включая и крымский вопрос25. Крупным исследованием явилась монография H.A. Смирнова «Россия и Турция в XVI — XVII вв.», в которой отражена роль Османской империи в международных отношениях в Восточной Европе и поднята проблема значения Крымского ханства в осуществлении османской- политики26. Тогда же капитальным трудом A.A. Новосельского «Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в.» в советской историографии было положено начало исследованию непосредственно русско-крымских отношений27.

Монография A.A. Новосельского является до сих пор фактически единственным фундаментальным исследованием, специально посвященным крымской политике Русского государства XVI-XVII вв. Очерк по истории русско-крымских и русско-ногайских отношений в период Ливонской войны является своеобразным введением к ней. Однако именно в этом очерке содержатся наиболее глубокие обобщения ученого о самой сути русско-крымских отношений.

Так, серьезное значение имели выводы автора о корнях внешней политики Крымского ханства. Они заключались в его особой роли как государственного образования, ориентированного благодаря особенностям своего социально-экономического строя на непрерывную агрессивную политику по отношению к своим соседям. Важно отметить, что при анализе экономического и общественного строя Крымского ханства A.A. Новосельский пришел к выводам, близким к взглядам. В.Д. Смирнова.

Особое внимание придавал A.A. Новосельский сочетанию в политике Крыма самостоятельных интересов правящей верхушки и интересов Османской Порты, стремившейся направить крымскую агрессию для достижения своих внешнеполитических целей в Восточной Европе и в Закавказье.

Эти тенденции были ярко выявлены A.A. Новосельским при рассмотрении им истории русско-крымских отношений 50-70-х гг. XVI в. Он особо подчеркивал, что «именно в период Ливонской войны возникло особо резкое обострение московско-татарских отношений, разрешившееся только к концу века установлением мира»28.

В монографии A.A. Новосельского кроме вопросов, связанных с соотношением южного и балтийского аспектов внешней политики России, был поставлен широкий круг проблем, без решения которых невозможно дать объективную оценку русско-крымских отношений второй половины XVI в. В первую очередь, это вопрос о соотношении двух тенденций в политике Крыма: одной, связанной с выполнением вассальных обязательств перед Портой, и другой, вытекающей из стремления крымских феодалов противопоставить себя Турции и встать на путь самостоятельной политики. Примером данной тенденции могут послужить попытки ханов трактовать Крым как преемника Золотой Орды, выражавшиеся в стремлении представить «поминки», посылаемые Москвой, как дань, как знак политической зависимости России от ханства. A.A. Новосельский в этой связи подчеркивал, что «Турция знала о традиционных претензиях Крыма к Московскому государству, санкционировала их во всех случаях, настаивала на их сохранении»29.

По мнению A.A. Новосельского, Турции было чрезвычайно важно существование Крыма и его целостность в качестве гаранта господства на Черном море. Новосельский подчеркивал значение Крыма для Турции и как инструмента для поддержания необходимой ей военно-политической расстановки сил в Восточной Европе. Чрезвычайно важным представляется показ A.A. Новосельским зависимости военной активности татар от внутреннего состояния и общественного строя Крымского ханства.

Следует отметить, что в труде Новосельского были подняты проблемы, дискуссия по которым развернулась в отечественной историографии уже в последующие годы. В первую очередь, это вопрос о степени самостоятельности крымской политики по отношению к Турции, по которому A.A. Новосельский уже в 40-х гг. вступил в резкую полемику с H.A. Смирновым. Последний не допускал наличия самостоятельных тенденций в политике Крыма, в то время как A.A. Новосельский, рассматривая внешнеполитические акции хана Девлет-Гирея I в 50-х — 70-х гг. XVI в., пришел к выводу о противоречиях между Стамбулом и Бахчисараем по поводу отношений с Польско-Литовским государством и особенно в связи с Астраханским походом 1569 г. В дальнейшем дискуссия о степени самостоятельности политики Крыма в рассматриваемый период была продолжена И.Б. Грековым.

Получила дальнейшее развитие и проблема отношений Крыма и Польско-Литовского государства в период Ливонской войны, поднятая A.A. Новосельским. Если A.A. Новосельский указывал в своем труде на объективную невозможность попыток русской дипломатии направить крымскую агрессию против Польши и Литвы, и, с другой стороны, ставил под сомнение возможность польско-литовско-русского союза против Крыма, то специально рассматривавший эти вопросы Б.Н. Флоря признавал наличие объективных предпосылок для «разъединения» русской дипломатией двух основных противников Москвы. Многие поднятые A.A. Новосельским и H.A. Смирновым проблемы русско-крымских и русско-турецких противоречий на Северном Кавказе получили развитие в трудах E.H. Кушевой.

Таким образом, появление трудов A.A. Новосельского и H.A. Смирнова было важной вехой в развитие отечественной историографии, посвященной русско-крымским отношениям второй половины XVI в.

В 50-х - 60-х гг. изучение отечественными историками внешней политики России XVI-XVII вв. вступает в новую фазу. Как отмечал С.О. Шмидт, ушла в прошлое тенденция, когда уделялось внимание только тем явлениям внешней политики России, которые отражали непосредственное столкновение российских и западноевропейских интересов30. Исследователями было рассмотрено значение присоединения к России Поволжья31. В трудах С.О. Шмидта и Г.Д. Бурдея показано огромное международное значение восточной политики Русского государства в XVI в.32. В этом плане знаменателен вывод о причинах резкого обострения русско-крымских отношений после присоединения Казани и Астрахани, заключавшийся в том, что отныне Крым и Порта не могли допустить дальнейшего изменения соотношения сил в системе восточноевропейских государств в пользу Москвы33.

Изучение русско-крымских отношений в сложном контексте всей международной обстановки в Восточной Европе второй половины XVI в. рассматривалась в плане контактов России с Габсбургами (Я.С. Лурье), с Польшей (Б.Н. Флоря), с Ногайской Ордой (Б.А. Кочекаев)34. E.H. Кушевой были подвергнуты глубокому анализу русско-крымские отношения в свете изучения сложных вопросов русской политики на Северном Кавказе35. Они продолжали затрагиваться исследователями в связи с изучением непосредственно Ливонской войны36. Большое значение имела разработка круга проблем, связанных с участием Крыма в предпринятом Портой Астраханском походе 1569 г. в трудах Г.Д. Бурдея и П.А. Садикова37.

Однако вплоть до настоящего времени нет ни одной обобщающей работы, специально посвященной русско-крымским отношениям второй половины XVI в., хотя ее необходимость уже давно отмечалась, тем более, что от советской историографии осталось значительное число проблем, которые не нашли пока своего решения.

Так, широкая полемика идет по вопросу о соотношении западного и восточного направлений внешней политики России; о правомерности попыток Ивана Грозного решить первоначально балтийский вопрос в ущерб крымскому; о причинах, побудивших Русское государство прекратить успешно начатое наступление против Крыма во второй половине 50-х гг.; о возможности польско-литовско-русского союза против Крыма; о том, почему в конечном итоге Русское государство оказалось в дипломатической изоляции и не только не смогло довести до успешного конца Ливонскую войну, но и с огромным трудом сдержало крымскую агрессию на Юге. Дискуссионным остается также вопрос о степени самостоятельности крымской политики по отношению к Турции, а также о возможности временного мирного соглашения России и Крыма.

Необходимо отметить, что эти проблемы занимают значительное место в трудах отечественных историков, продолжающих традицию создания обобщающих трудов по всему периоду правления Ивана Грозного — Р.Г. Скрынникова, Б.Н. Флори, В.Б. Кобрина38. Вопросы формирования внешнеполитической стратегии правительства Ивана Грозного 50-х —60- х гг. XVI в. (накануне и в первый период Ливонской войны) рассматриваются также в монографии А.И. Фелюшкина, посвященной «Избранной Раде»39.

Тем не менее тенденция монографического исследования истории внешней политики России периода правления Ивана IV не получила развития в современной отечественной историографии, в то время как история ее «южного направления» представляется особенно актуальной.

Между тем для изучения русско-крымских отношений имеются значительные возможности. В исследованиях отечественных историков подняты важные проблемы; уже в 50-х гг. обнаружилось, что имеется достаточно источников для восстановления более или менее полной картины внешней политики России и на Востоке и на Юге40.

Однако в последние годы только несколько статей отдельных исследователей с привлечением новых документов были посвящены вопросам внешней политики страны периода Ивана IV. Так, например, И.В. Курукин попытался по-новому рассмотреть роль Сильвестра и Адашева в подготовке Ливонской войны, используя ранее неизвестные источники, в т.ч. и иностранные, и пришел к выводу о том, что активное противопоставление «крымского вопроса» во внешней политике России «балтийскому» не имело места в государственной деятельности этих лиц из ближайшего окружения Грозного41.

В целом источниковая база работ по истории внешней политики России в период правления Ивана IV не выходит за рамки, установленные в дореволюционной историографии.

Тем не менее, в последнее время проявляется тенденция к более полному использованию исследователями русской посольской документации, в т.ч. и крымской, при рассмотрении вопросов организации русской дипломатической службы в правление Ивана IV, что нашло отражение в исследованиях Н.М. Рогожина и Л.А. Юзефовича42.

При отсутствии исследований, специально посвященных русско-крымским отношениям 50-70-х гг. XVI в., следует отметить, что многие выводы, сделанные исследователями их истории предшествующего периода, т.е. до начала 50-х гг. XVI в. приемлемы и в дальнейшем. Так, исследователи, специально рассматривавшие русско-крымские отношения в 30-40-х гг. XVI в., обратили внимание на яркие стороны деятельности русской дипломатии в Крыму, на особенности крымской политики по отношению к Москве, на сложные вопросы относительно степени зависимости Крыма от Порты и т.д.43ж Многие из этих выводов сохранили значение и в дальнейшем, особенно в плане оценки форм дипломатической деятельности русских представителей в Крыму.

Современное состояние изучение проблем истории русско-крымских отношений второй половины XVI в. рельефно отражено в трудах И.Б. Грекова. В них в общей форме отразились практически все поставленные предшествовавшими исследователями проблемы и, отчасти, намечены перспективы их дальнейшего изучения.

В этой связи И.Б. Греков выводил два направления в русской и советской историографии. И.Б. Греков отмечал, что одна группа историков солидарна с взглядами известного русского тюрколога конца XIX — начала XX в.в. В.Д. Смирнова, который считал, что Крымское ханство в 70-х гг. XV в. оказалось послушным вассалом султанской Турции и, находясь под ее полным контролем, являлось важным орудием политики Стамбула в Восточной Европе, а те историки, которые разделяют мнение A.A. Новосёльского, склонны четко различать линии поведения Стамбула и Бахчисарая. При этом И.Б. Греков указывал, что последователи A.A. Новосельского видят в «постоянных и якобы хаотичных набегах крымцев на восточноевропейские страны лишь одно — стремление крымских феодалов решать таким путем не политические, а лишь хозяйственные задачи — регулярное получение "ренты" за счет соседей»44. Давая такую, на наш взгляд, несколько упрощенную оценку взглядов A.A. Новосельского, И.Б. Греков указывал, что те исследователи, которые шли на В.Д. Смирновым (а Греков относил и себя к их числу) считали, что допускавшаяся иногда самостоятельность Крыма в международных отношениях XVI — XVII вв. была лишь хорошо продуманной тактикой Стамбула, обеспечивающей ему осуществление таких его стратегических замыслов в Восточной Европе, как недопущение создания антитурецкой коалиции в данном регионе, предотвращение чрезмерного усиления одного из восточноевропейских государств за счет другого или даже образования восточноевропейской державы. Только при учете особой роли Крымского ханства в реализации замыслов турецкой дипломатии в Восточной Европе, делал вывод И.Б. Греков, возникает возможность дать ответ на вопрос, почему в условиях постоянной заинтересованности крымских феодалов в бесперебойном получении «ренты» за счет северных соседей. Сами же набеги татар на московские и польские «украины» совершались не беспорядочно и хаотично сразу во всех направлениях, а в каком-то строго определенном ритме, диктовавшем как конкретные сроки проведения этих набегов, так и частую смену их направлений45.

При этом И.Б. Греков, не рассматривая выводов, сделанных A.A. Новосельцевым на основании проведенного им анализа крымских набегов в годы Ливонской войны, приходит фактически к аналогичным. Выводам. Ведь A.A. Новосельский, со своей стороны, подчеркивал целенаправленный характер крымских набегов в годы Ливонской войны.

В дальнейшем взгляды И.Б. Грекова на характер и цели крымско-турецкого военно-политического сотрудничества в XV — XVII вв. получили дальнейшее развитие, что нашло свое отражение в вышедшем под его редакцией в 1984 г. сборнике «Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV — XVI вв.», где ему принадлежала глава «Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в 50-70-х гг. XVI в.» Определяя задачи своей работы, И.Б. Греков отмечал, что, «учитывая существующие в историографии споры по поводу характера сотрудничества Порты с ее вассалом Крымом», большое внимание в труде уделяется «проблеме использования султаном ордынского политического наследства в Восточной Европе, в частности Крыма, для осуществления больших стратегических замыслов османской дипломатии против Московской Руси и Польско-Литовского государства»46. Тем самым автор фактически намеренно отсек многие важнейшие проблемы отношений Росси и Крыма именно как самостоятельных партнеров вне зависимости от интересов Порты.

Исследование отношений Крымского ханства с сопредельными государствами Восточной и Юго-Восточной Европы, предпринятое И.Б. Грековым, остается, к сожалению, фактически единственным трудом, рассматривающим место Крыма в системе международных отношений. В современной отечественной историографии до сих пор не рассматривались специально крымско-литовско-польские отношения, хотя многие их аспекты были затронуты в трудах Б.Н. Флори. Политика Крыма в Поволжье и на Северном Кавказе рассматривалась исследователями в связи с казанской войной и присоединением Астрахани. Однако, кроме известных трудов E.H. Кушевой, в советской историографии так и не появилось специальных исследований, посвященных политике Крыма в данных регионах.

Мало сделано и для исследования социально-экономического и политического строя Крымского ханства. После В.Д. Смирнова этими сюжетами фактически не занимались. Сложные вопросы о соотношении сил в правящей верхушке Бахчисарая, борьбе за власть различных группировок крымских феодалов, их внешнеполитической ориентации, наконец, о механизме принятия политических решений и практике ведения дипломатических переговоров рассматривались лишь попутно отдельными исследователями, в первую очередь, A.A. Новосельским, а применительно к периоду конца XV — начала XVI вв. В.Е. Сыроеч-ковским и К.В. Базилевичем и по периоду первой половины XVI в. — С.О. Шмидтом. Открытым остается вопрос об оценке исторической роли отдельных правителей Крыма, и, в первую очередь, хана Девлет-Гирея I, хотя он и был поставлен A.A. Новосельским47.

Сложным остается вопрос о характере крымских набегов, их подготовке, маршрутах, численности участвовавших в каждом набеге и т.д. Хронология крымских набегов специально рассматривалась A.A. Новосельским только по отношению к периоду Ливонской войны (с 1558 по 1573 гг.)48. В обобщающих трудах даже такие крупнейшие военные акции Крыма, как походы 1571 — 1572 гг., изучались лишь попутно49. Фактически мы имеем только одно исследование, специально посвященное набегу 1572 г., — статью Г.Д. Бурдея50.

Мало разработаны вопросы обороны южных рубежей России от крымских набегов. Кроме статьи В.А. Александрова51, данная тема фактически специально не рассматривалась. В статье В.А. Александрова проблема организации обороны южных рубежей России во второй половине XVII в. поставлена лишь в самом общем плане. Констатировалось, что стратегическое значение южной границы стало очевидным именно в ходе Ливонской войны; выделены этапы становления полевой сторожевой службы: 50-е-70-е гг. и 80-е-90-е гг. XVI в. В работе также указывалось, что опыт борьбы с татарами в ходе Ливонской войны побудил перейти от практики несения полевой службы к созданию единых оборонительных комплексов, состоящих из засек, полевых укреплений на дорогах и непосредственно крепостных сооружений. С одной стороны, при общих правильных выводах работы, они фактически не подтверждаются в ней конкретным описанием борьбы с татарскими набегами, что значительно снижает ее ценность. С другой стороны, создание засечных линий рассматривалось на конкретных примерах В.П. Загоровским и A.B. Никитиным, но им, напротив, не был присущ общий взгляд на рассматриваемую проблему в целом52.

В отечественной историографии почти не затрагивался вопрос об ущербе от крымских набегов второй половины XVI в. Даже относительно такого грандиозного по тем временам события, как пожар Москвы в

1571 г. порой приводились, со ссылкой на зарубежные источники, астрономические цифры людских потерь (A.A. Зимин), а зачастую они вообще не подсчитывались (C.B. Бахрушин). Однако в последних работах Р.Г. Скрынникова эта проблема представлена более взвешенно53.

Периодизация русско-крымских отношений применительно ко всему XVI в. в отечественной исторической литературе до сих пор специально не рассматривалась. Большинство исследователей склонны признавать важнейшей вехой в истории взаимоотношений России с Крымом, а также с Турцией 50-е гг. XVI в., указывая, что взятие Казани и Астрахани Иваном IV в 1552 —1556 гг. привело к их резкому обострению54. Сложнее обстоит вопрос о том, можно ли точно определить момент временного спада крымского давления на южные рубежи Русского государства. A.A. Новосельский полагал, что это произошло после

1572 г.55. Близкой точки зрения придерживался И.Б. Греков56. Некоторые исследователи, как, например, Я.С. Лурье предлагали выделить в особый период начало 60-х гг. XVI в.57. Отдельные авторы указывали, что характер русско-крымских отношений существенно не изменился вплоть до конца Ливонской войны58. Кроме того, многие ученые отмечали, что важнейшей вехой в истории крымской политики России в XVI в. явилось само начало Ливонской войны и падение правительства т.н. «Избранной Рады»59. В целом, хронологические рамки исследования истории русско-крымских отношений во второй половине XVI в. должны, как нам представляется, рассматриваться в связи с их местом в системе международных отношений в Восточной Европе, при учете взаимосвязи внутриполитических событий в Русском государстве в период правления Ивана Грозного.

Итак, можно констатировать, что русско-крымские отношения 50-х-70-х гг. XVI в. несмотря на то, что их важнейшая роль в истории внешней политики Русского государства неоднократно признавалась и даже подчеркивалась, никогда не были темой самостоятельного исследования в отечественной историографии, что, безусловно, является значительным пробелом.

Последнее, к сожалению, относится и к украинской историографии. Хотя в общих работах по истории Украины (главным образом, М.С. Грушевского) вопросы влияния русско-крымских отношений на политическое положение украинских земель, находившихся в составе Польско-Литовского государства, и поднимались, но в целом эта проблема рассматривалась исключительно в связи с историей Запорожской Сечи в плане военно-политической деятельности на Днепре князя Д.И. Виш-невецкого. Причем фигуре этого известного деятеля придавалось исключительное значение в отрыве от оценки конкретной ситуации в отношениях между Польско-Литовским и Русским государствами, с одной стороны, и Крымским ханством —с другой. Украинская историография советского периода сохраняла эту традицию, что ярко видно на примере известного труда В.А. Голобуцкого60.

Зарубежная историография по рассматриваемой нами теме представлена в первую очередь польской, турецкой и французской. Польская историография, естественно, не могла обойти вниманием вопросы русско-крымских отношений, особенно в период Ливонской войны. Однако само рассмотрение этих проблем носило фрагментарный характер. Можно выделить три аспекта в изучении русско-крымских отношений 50-х — 70-х гг. XVI в. польскими историками: место Крыма в военно-политическом конфликте между Польско-Литовским и Русским государствами в период Ливонской войны; влияние крымской политики по отношению к Москве и Вильно на польско-османские отношения, и проблема крымских набегов на южные территории Польско-Литовского государства в плане организации ее обороны, как в военном, так и в политическом. Все эти вопросы не подвергались самостоятельному рассмотрению и затрагивались попутно при изучении более масштабных проблем внешней политики страны (Балтийский вопрос, борьба за спорные земли с Москвой, отношения с Портой и др.). Исключение представляет лишь организация обороны от крымских набегов и связанная с этим проблема запорожского казачества.

В связи с отсутствием специальных исследований из работ польских историков автором рассматривалась «История польской дипломатии» — коллективный многотомный труд ПАН, который подводил итоги изучения внешней политики страны61.

Для польской историографии характерно стремление изображать Москву в качестве основного противника Польско-Литовского государства и рассматривать практически все проблемы международных отношений в Восточной Европе именно с этих позиций. Проблема Крыма во внешней политике страны в период правления короля Сигизмун-да II Августа также рассматривалась в «Истории польской дипломатии» во многом с точки зрения использования Девлет-Гирея I в качестве союзника против Русского государства в антимосковском союзе с Крымом. Польская историография, подводя итоги многолетних исследований, признала в конечном итоге, факт нереальности этого союза. Особенно ярко в «Истории польской дипломатии» этот вывод прослеживается при описании событий 1567—1569 гг., на наглядных примерах показа невозможности достижения какого-либо устойчивого антимосковского соглашения между Вильно, Бахчисараем и Стамбулом. Причины этого польские историки усматривают в сильных противоречиях между Портой и Польско-Литовским государством, неуклонно нараставших во второй половине XVI в., что оказывало существенное влияние на политику Крыма, а главное, в своекорыстной политике хана Девлет-Гирея I, не склонного связывать себя дополнительными обязательствами ни с одним из двух крупнейших сопредельных государств.

Весьма ценно наблюдение польских историков о том, что вопрос о пресловутых «упоминках» хану в принципе был мало разрешимым, т.к. являлся, в сущности, предлогом для невыполнения Крымом своих обязательств о совместной борьбе против «московского». Вместе с тем обращается внимание и на незаинтересованность Польско-Литовского государства, а затем и Речи Посполитой в содействии реализации тех антимосковских планов Порты, которые не отвечали ее интересам, что обстоятельно показано при рассмотрении отношения Вильно к астраханской экспедиции 1569 г. В целом, основные направления деятельности польско-литовской дипломатии в Крыму в годы Ливонской войны можно охарактеризовать, по мнению польских историков, как создание очага напряженности на южных рубежах Русского государства путем вовлечения в нужный момент в конфликт Девлет-Гирея I при одновременных усилиях польской дипломатии в Стамбуле.

За последние годы серьезным вкладом польской историографии в изучение внешней политики Русского государства в период правления Ивана Грозного явилась монография И. Грали «Иван Михайлов Виско-ватый» (на русском языке). В ней вопросы русско-крымских отношений этого периода рассматриваются в общем контексте исследования государственной и, прежде всего, дипломатической деятельности главы Посольского приказа, хотя по понятным причинам главное внимание автор уделяет истории сложных взаимоотношений Русского и польско-Литовского государств62.

История международных отношений в Восточной Европе второй половины XVI в. уже давно привлекала внимание западноевропейских историков. При рассмотрении проблем русско-крымских отношений для нас первостепенное значение имеют труды французских востоковедов, где на большом фактическом материале из турецких архивов изучаются события 1569 —1572 гг. На первый взгляд, круг интересов историков, специально занимавшихся проблемами внешнеполитической деятельности крымских ханов в XVI в. при одновременном рассмотрении политики Порты в Восточной Европе (III. Лемерсье-Келькеже и А. Беннигсена) охватывает различные стороны этой проблематики: изменение позиций Крыма на Северном Кавказе в связи с присоединением к Русскому государству Казани и Астрахани; борьба Девлет-Гирея I с нападениями князя Д. Вишневецкого в 50-е — 60-х гг.; наконец, события 1569 —1572 гг.63. Однако относительно подробно рассматривались ими лишь ход подготовки к астраханскому походу 1569 г. и вопросы, связанные с реакцией Порты на итоги успешного похода на Москву Девлет-Гирея I в 1571 г. В обоих случаях авторы удачно ввели в оборот новые документы Порты, но их выводы оказались подчиненными принятой ими же концепции о самостоятельной роли Крыма в отражении «русской агрессии», начавшейся после захвата Иваном IV Астрахани64.

Эта общая концепция представлена указанными авторами во вступительной статье к сборнику «Крымское ханство в архиве музея дворца Топканы»65. В ней нашли отражение взгляды известных французских востоковедов о том, что у Порты вплоть до начала XVII в. не было собственных интересов в Восточной Европе. Тем самым отстаивался тезис о «самостоятельности» внешней политики крымских ханов. Вступая в полемику с советской историографией, и, в первую очередь с взглядами, изложенными в труде A.A. Новосельского, А. Беннигсен и III. Лемерсье-Келькеже указывали на их «односторонность», полагая, что с конца XV по начало XVII в. в Восточной Европе имело место лишь борьба за «золотоордынское наследство», в которую были вовлечены главным образом Крым, Польско-Литовское и Русское государства, а Турция не играла самостоятельной роли. Автор статьи А.Беннигсен выделил три периода в этой борьбе: середина XV в. — 1515 гг., 1515 —1556 гг. и с 1556 по 1591 гг., причем последний период отмечен крымским «контрнаступлением», последовавшим после «московской экспансии» середины 50-х гг.66. Таким образом, крымские походы 1570 —1571 гг., а также поход хана Гази-Гирея I 1591 г. изображались как ответная мера Крыма.

Точка зрения указанных авторов на процессы, происходившие в период правления хана Девлет-Гирея I, сжато сформулирована в биографическом очерке о нем в приложении к материалам упомянутого сборника. Там прямо говорится о том, что многочисленные крымские набеги в его правление были вызваны растущей агрессивностью Москвы после покорения Казани и Астрахани, а походы Адашева и Вишне-вецкого однозначно трактуются как «агрессия». Вообще, превалирует точка зрения, что крымские нападения являлись ответной мерой67.

Подобные взгляды ярко проявились и в обобщающей работе Ш. Ле-мерсье-Келькеже, посвященной народам Северного Кавказа в XVI в., где французская исследовательница преувеличила степень угрозы превращения этого региона в плацдарм для осуществления антикрымских операций правительства Ивана IV68. Данная позиция привела французских историков к одностороннему изображению крымской политики, в частности, к отрицанию связи между позицией Порты и собственными интересами Девлет-Гирея I в отношениях с Москвой. Тем не менее, при всех спорных моментах они специально рассматривали проблемы русско-крымских отношений, что не имеет места в прочей зарубежной историографии.

Если польская историография рассматривала вопросы крымской политики в Восточной Европе главным образом применительно к затяжному конфликту Польско-литовского и Русского государств, то в скандинавской историографии роль Крыма изучалась в плане исследования Балтийского вопроса. Здесь следует отметить известную монографию датского историка Кнута Расмуссена «Лифляндский кризис (1554 — 1561)», в которой Крымское ханство представлено важным субъектом в сложной дипломатической игре между различными силами, вовлеченными в разгорающийся конфликт из-за Ливонии69. Автор убедительно прослеживает стремление короля Сигизмунда II Августа и его ближайшего окружения использовать крымский фактор для оказания давления на Русское государство в Балтийском вопросе, начиная с середины 50-х гг. В этой связи заслуживает внимания негативная оценка Расмуссеном планов русско-польского литовского соглашения, направленного против Порты и Крыма. Однако наибольший интерес для нас представляет стремление автора раскрыть причины изменения политики Крыма по отношению к Польско-Литовскому и Русскому государствам в конце 50-х—начале 60-х гг., что повлекло за собой начало русско-крымских переговоров о мирном соглашении.

Хотя вопросы крымской политики связываются автором с Балтийским вопросом, они, тем не менее, в его изображении затрагивают весь комплекс международных проблем, в решении которых играло ту или иную роль Крымское ханство. Однако специально русско-крымские отношения все же не являлись темой исследования Расмуссена, несмотря на ряд правильных наблюдений, сделанных им относительно их развития в 50-60-х гг. XVI в.70.

Современная турецкая историография специально проблемы русско-крымских отношений XVI в. также не рассматривала. Они затрагивались современными турецкими историками лишь в плане общей оценки политики Порты по отношению к Русскому государству в XVI в. и в более широком аспекте - целей османской политики в Восточной Европе и в Закавказье. Конкретной темой исследования турецких историков закономерно стали события 1569 г., как единственный случай прямого участия крупных военных сил османского государства в столкновении с Москвой.

Известны две точки зрения турецкой историографии по вопросу о предпосылках и причинах астраханского похода. Одна представлена X. Иналджыком, который полагал, что поход 1569 г. был логичным следствием озабоченности Порты изменением соотношения сил в Восточной Европе в пользу Русского государства и имел целью, с одной стороны, покончить с усилением позиций Москвы в Закавказье и вообще в Причерноморье, а, с другой стороны, исключить возможность какого-либо соглашения Ивана IV с шахом Ирана71. Для нас имеет существенное значение то, что взгляды X. Иналджыка отражали устоявшееся в Турции представление, что Крым уже не мог самостоятельно «укротить» Москву, и Девлет-Гирей I не был способен на крупные антимосковские акции, как по объективным причинам, так и по мотивам личного характера. Эти взгляды X. Иналджыка нашли отражения и в его статьях для англо-французского издания «Энциклопедии ислама»72.

Наоборот, А.Н. Курат, автор известной монографии по истории астраханского похода, считал, что Порта до определенного времени целиком «передоверяла» защиту своих интересов крымским ханам, и Османское государство «не предпринимало никаких особых шагов, чтобы воспрепятствовать росту могущества Москвы, полагая, что крымские ханы всегда смогут укротить московитов»73. Только после явных попыток Москвы утвердиться на Северном Кавказе Порта была вынуждена пойти на прямое военное вмешательство.

Таким образом, в турецкой историографии неоднозначно оценивались цели Порты по отношению к Русскому государству и тем более роль стоящего во главе Крымского ханства Девлет-Гирея I. Однако эти противоречия были выявлены большей частью на материале драматических событий 1569—1572 гг. Состояние русско-крымских отношений 50-х — первой половины 60-х гг. почти не затрагивалось.

Большой интерес представляет оценка турецкими историками проблемы участия Порты в непосредственно русско-крымских дипломатических связях. X. Иналджык полагал, что «безучастная» позиция Порты, которая со времени Менгли-Гирея I не вмешивалась формально в дипломатические отношения Москвы и Бахчисарая, привела в конечном итоге к тяжелым последствиям для Османского государства, что явно проявилось в царствование Девлет-Гирея I. А.Н. Курат полагал, что подобная политическая линия была вполне оправдана, а попытки вмешаться в этот процесс привели бы к столь же негативным последствиям, как и посредничество Порты в крымско-польских отношениях.

Знаменательно, что оба исследователя для доказательства своей точки зрения использовали факты вмешательства Порты в ход русско-крымских дипломатических связей конца 60-х — начала 70-х гг. Отметим в этой связи, что французские исследователи также указывали на неоднократные, но малоэффективные и непоследовательные акции Порты в 1568 —1572 гг., связанные с пребыванием в Крыму русского посольства.

Тем не менее, ни турецким, ни французским исследователям не удалось дать развернутой оценки русско-крымских дипломатических связей в эпоху Девлет-Гирея I и Ивана IV.

Итак, в зарубежной историографии проблемы русско-крымских отношений 50-х — 70-х гг. XVI в. также не стали темой самостоятельного исследования. Затрагивались лишь отдельные аспекты: польской и скандинавской историографией в плане их влияния на ход Балтийского конфликта, турецкой — в плане оценки политики Порты в Восточной Европе в конце 60-х гг., преимущественно в связи с событиями 1569 г. Исключение представляет собой французская историография, представленная работами А. Бенигсена и Ш. Лемерсье-Келькеже. Однако их исследования истории русско-крымских отношений также носили фрагментарный характер и представляли собой попытку изучения изолированных эпизодов: деятельности Д. Вишневецкого, событий 1569 г. и событий 1570 — 1572 гг. Хотя период конца 60-х - начала 70-х гг. и был ими выделен как особый период в истории русско-крымских отношений, когда на них в не виданных ранее масштабах оказывала свое воздействие политика Порты, выделить общую тенденцию развития русско-крымских отношений, начиная со вступления на престол Девлет-Гирея I в разгар борьбы Ивана IV за овладение Нижним и Средним Поволжьем в начале 50-х гг., им не удалось. Видимо, на творческие планы историков большое влияние оказало состояние источниковой базы, которой они располагали, представленное документами архивов Дворца Топканы. Само появление их работ в известной степени диктовалось стремлением ввести в научный оборот новые документы, а они относились в основном к периоду конца 60-х - начала 70-х гг.

Заключая историографический обзор, следует отметить, что вопросы истории русско-крымских отношений второй половины XVI в. затрагивались в ряде работ историков русского зарубежья как в контексте общего рассмотрения проблем внешней политики России в эпоху Ивана Грозного (Г.В. Вернадским в первом томе его труда «Московское царство»), так и в плане исследования хода политической борьбы в правящих верхах Русского государства в эпоху т.н. «Избранной Рады» (А.Н. Грабовским в работе «Иван Грозный и Сильвестр»)74.

Источниковедческая база настоящего исследования может быть условно разделена на две большие группы. К первой относится посольская документация, включая русские посольские книги; «книги посольские» Литовской метрики; дипломатические документы из архивов Османской Порты и донесения иностранных дипломатических представителей. Ко второй группе т.н. нарративных источников относятся, в первую очередь, русские летописи, турецкие и татарские хроники, а также записки иностранцев, находившихся в рассматриваемый период как при дворе Ивана IV, так и в Причерноморье и на Северном Кавказе.

Разнотипность указанных источников, резкое различие их по форме и по содержанию, а также по степени достоверности создает серьезные трудности для исследователя. Наибольшей степенью достоверности обладает, на наш взгляд, русская посольская документация.

В настоящей работе русские дипломатические документы занимают главное место по объему привлеченного фактического материала. Речь идет о хранящихся фондах РГАДА посольских книгах по отношениям Русского государства с Крымом, Турцией, Ногайской ордой и Польско-Литовским государством.

Значение крымских посольских книг (далее — КПК) как одного из важнейших источников по связям России с Крымом неоднократно подчеркивалось исследователями75. Тем не менее, в настоящее время из 82-х хранящихся в фондах РГАДА крымских посольских книг частично опубликованы только первые 5, охватывающие период с 1475 по 1519 гг.76. Рассматриваемый в настоящей работе хронологический период охватывают 10-4. Из них опубликован лишь небольшой фрагмент КПК 10 — лл. 398 об.—402 об. («шертная запись» Ивана IV крымскому хану Девлет-Гирею I, отправленная в Крым с Посланником Григорием Зло-биным в марте 1564 г.)77. В сохранившихся крымских посольских книгах существуют пробелы за период с 1540 по 1544 и с 1549 по 1562 гг., связанные, очевидно, с гибелью посольской документации во время пожаров78.

Таким образом, утрачена значительная часть посольской документации исследуемого нами периода.

Однако реконструкция содержания погибших крымских посольских книг частично была проведена Н.М. Рогожиным по летописным источникам79. Посольская документация по связям Русского государства с Крымом сохранилась с ноября 1562 г. до 1578 гг.

КПК 10 насчитывает 484 листа. Хронологические рамки: ноябрь 1562 г. — март 1564 г. КПК 11 насчитывает 458 листов. Хронологические рамки: июнь 1564 — июль 1565 г. КПК 12 — 386 листов, из которых первые 9 листов — за период ноябрь 1567 г. — июнь 1571 г. В КПК 13 содержится 444 листа за период ноябрь 1567 г. — июнь 1571 г. И, наконец, КПК 14 начинается в октябре 1571 г. и насчитывает 440 листов. Завершается 1578 г.

Материалы всех крымских посольских книг в настоящее время фактически не расписаны. Составленные в начале XIX в. описи H.H. Бан-тыш-Каменского изобилуют фактическими неточностями и носят фрагментарный характер.

Содержание крымских посольских книг рассматриваемого периода включает в себя материалы по отправлению («отпуску») русских дипломатов в Крым: посла А.Ф. Нагого в 1563 г., двух посланников — Ф.А. Писемского и Г. Злобина и многочисленных гонцов. Большое значение имеет рассмотрение инструкции русским дипломатам — т.н. «наказной памяти», в которой определяются их задачи в Крыму80. Большой интерес представляют собой материалы по приему крымских гонцов в Москве, как правило, сопровождавшихся аудиенциями у Ивана IV. Благодаря регулярному обмену гонцами между Иваном Грозным и ханом Девлет-Гиреем I поддерживалась переписка, не прекращавшаяся в моменты обострения русско-крымских отношений. В 10-14-й КПК за 1562-1573 гг. имеются 20 грамот к Девлет-Гирею I от Ивана IV и 16 грамот к Грозному от крымского хана81. Указанные грамоты являются важнейшим источником по истории русско-крымских отношений.

Особое место в крымских посольских книгах занимают донесения русских дипломатов в Крыму. В 10-14-х КПК имеются 12 донесений

Ивану IV от русского посла А.Ф. Нагого, которые хронологически охватывают период с апреля 1563 г. по апрель 1571 г. с незначительными перерывами82.

Со своей стороны, правительство Ивана IV стремилось поддерживать постоянные контакты с русскими послами в Крыму. В 10-14-й КПК сохранилось 17 грамот Ивана IV, адресованных А.Ф. Нагому83. Самостоятельное значение имеют другие виды посольской документации — договорные грамоты, отправлявшиеся в Крым с русскими дипломатами и составлявшиеся на их основе т.н. «шертные записи», которые представляют собой тексты мирных соглашений между Москвой и Крымом.

В 10-14-й КПК имеется ряд подобных документов, один из которых был опубликован Ф.Ф. Пашковым.

Полнота сведений о русско-крымских отношениях, содержащихся в документах крымских посольских книг, привлекла к ним внимание еще русских дворянских историков. С тех пор материалы крымских посольских книг, в том числе и по рассматриваемому периоду, использовались практически всеми исследователями внешней политики России XVI в. Однако вплоть до настоящего времени крымские посольские книги вводятся в научный оборот фрагментарно, ссылки на них в научных трудах изобилуют фактическими неточностями. Указанные недостатки характерны, к сожалению, почти для всей исследовательской работы с посольской документацией XVI в.

Из хранящихся в фондах РГАДА турецких посольских книг (ТПК) к рассматриваемому периоду относится ТПК 2, охватывающая 1569—1590 гг. Для исследования русско-крымских отношений большой интерес представляют материалы дипломатической миссии в Константинополь русского посла И.П. Новосильцева, частично опубликованные в издании «Путешествия русских послов XVI - XVII вв.»84 Кроме того, отдельные фрагменты второй турецкой посольской книги, относящиеся к событиям начала 70-х гг. XVI в., были опубликованы в ДРВ85.

Из ногайских посольских книг (НГП) использовались НГП 4-7, за 1551—156386. Часть из них была также опубликована87. Следует отметить, что публикация конца XVIII в. уже не отвечает современным требованиям, т.к. содержит ряд неточностей и не имеет справочного аппарата. В настоящее время центром истории феодализма Института российской истории РАН готовится новая публикация НГП рассматриваемого периода. Тем не менее, значение дипломатических документов по сношениям Русского государства с Ногайской ордой для исследования русско-крымских отношений 50-60-х гг. XVI в. весьма существенно, в связи с пробелом за 50-е гг. в КПК. Сведения русских дипломатов в Ногайской орде, несомненно, учитывались правительством Ивана Грозного при выработке внешнеполитической линии по отношению к Крыму, особенно в конце 50-х - начале 60-х гг. X VI в.

Материалы дипломатических отношений Русского государства с Великим княжеством Литовским и Короной Польской издавались в конце XIX - начале XX вв. в «Сборниках РИО» (за 1487-1557 гг. изданы целиком)88. Из охватывающих рассматриваемый период истории русско-крымских отношений 4-9 «книг польского двора» большая часть также была опубликована89. Публикации в «Сборниках РИО», хотя и не совсем отвечающие современным требованиям, осуществлялись на серьезной научной основе и по сей день активно используется исследователями. Для изучения русско-крымских отношений большое значение имеют документы польских посольских дел, отражающие попытки достичь антикрымского соглашения с Польшей и Литвой в конце 50-х гг., показывающие, сколь существенна была роль «крымского фактора» в отношениях двух крупнейших сопредельных держав Восточной Европы в ту эпоху.

Посольские книги» второй половины XVI в. являются богатейшим источником по истории русско-крымских отношений. Русские дипломаты в это время обладали достаточным политическим кругозорам, чтобы проявлять пристальный интерес к сведениям, относящимся ко всем крупным событиям в сопредельных государствах. Они пристально следили за любыми изменениями внешнеполитической ориентации соседей Русского государства, весьма оперативно реагировали на угрозу сближения между собой противников Москвы. От внимания русских дипломатов в Бахчисарае, Константинополе, Вильно и Кракове не ускользали ни роль Османской Порты в отношениях Москвы и Крыма, ни сложные перипетии польско-крымских отношений, ни опасность усиления позиций Крыма в Ногайской Орде. Широта политического кругозора русских дипломатов проявлялась, кроме того, в способности оценить глобальные изменения в международной жизни региона, о чем в частности, свидетельствуют донесения А.Ф. Нагого и Ф.А. Писемского из Крыма90.

Иностранные дипломатические документы, используемые в настоящей работе, представлены в первую очередь материалами книг посольских Литовской Метрики, хотя из них нами привлекались лишь опубликованные в XIX в.91. Правда, публикация дипломатических документов Литовской Метрики широко отразила именно польско-литовско-крымские отношения 50-х - 60-х гг. XVI в. В частности, опубликовано более сорока грамот, адресованных друг другу Сигизмундом II Августом и Девлет-Гиреем I, материалы по приему крымских гонцов и послов в Вильно, донесения литовских дипломатов в Крыму. Польско-литовские дипломатические документы содержат ценнейшую информацию о планах использования Крыма для ослабления Русского государства в условиях обострения Балтийской проблемы в конце 50-х гг. XVI в. и вместе с тем вскрывают причины невозможности сколько-нибудь прочного польско-литовско-крымского антимосковского союза. Выпукло показана и роль Турции в определении позиции Крыма по отношению к сопредельным государствам Восточной Европы92.

Документы из турецких архивов, используемые в работе, опубликованы современными французскими историками Ш. Лемерсье-Келькеже и А. Беннигсеном. Работа по выявлению в турецких архивах материалов, касающихся русско-крымских отношений и вообще, в более широком контексте, отношений Крыма с сопредельными народами и государствами в XV-XVI вв., была начата ими в 60-х гг. и продолжалась более двадцати лет. Итогом этой работы было появление многочисленных публикаций, наиболее крупной из которых является сборник документов «Крымское ханство в архиве музея дворца Топканы»93, охватывающий период с середины XV до конца XVIII в. Как известно, архивы музея дворца Топканы являлся главным сосредоточием документов Порты, связанных с османской политикой в Восточной Европе, и в первую очередь, с крымскими делами.

К сожалению, в сборнике, подготовленном А. Беннигсеном и Ш. Ле-мерсье-Келькеже, большинство документов по XVI в. относятся к его первой половине. Правлению хана Девлет-Гирея I посвящен лишь один документ — донесение известного османского военного деятеля XVI в. Касым-паши о неудачном походе турецких войск на Астрахань в 1569 г., совершенном под его командованием, султану Селиму II. Отсутствие документов по второй половине XVI в. в сборнике в известной мере восполняется публикацией А. Беннигсеном в его статьях, посвященных различным аспектам османской политики в Восточной Европе в 60-х - 70-х гг. XVI в., переписки между ханом и султаном за 1568— 1569 гг.94. Опубликованные А. Беннигсеном материалы при сопоставлении с русскими источниками позволяют уточнить многие конкретные вопросы, связанные с подготовкой астраханского похода, и ролью, которую играл при этом Девлет-Гирей I, а также выяснить его последствия. Огромное значение имеет публикация письма Селима II к Ивану IV от 7 октября 1571 г., в котором султан потребовал от Грозного «возвращения» Казани и Астрахани95.

Использование документов из турецких архивов во французском переводе в настоящей работе позволяет более рельефно представить роль Османской империи в международных отношениях в Восточной Европы в 60-х - 70-х гг. XVI в., в период, когда Русское государство столкнулось с прямой крымско-турецкой агрессией.

Отсутствие документов из турецких архивов, посвященных 50-м -первой половине 60-х гг. XVI в., побуждает исследователя к углубленному анализу уже опубликованных донесений иностранных дипломатических представителей в Стамбуле. Известен ряд публикаций с донесениями европейских дипломатов в Турции XVI в., из которых необходимо выделить серию французских дипломатических документов, охватывающих различные аспекты политики Франции на Ближнем Востоке за период с конца XV в., в частности, опубликованный в 40-х

60-х гг. XIX в. сборник «Переговоры Франции в Леванте» под редакцией Э. Шарьера96. В числе прочих документов эта публикация включает в себя донесения французских послов в Константинополе. Некоторые из донесений относятся к концу 50-х гг. — концу 60-х гг. XVI в. Хотя публикация Э. Шарьера неоднократно использовалась исследователями международных отношений, сообщаемые французскими дипломатами сведения о реакции в Стамбуле на антикрымские акции князя Д. Вишневецкого в конце 50-х гг., и особенно факты подготовки Астраханского похода 1569 г., способны дополнить источниковую базу изучаемой проблемы.

Среди нарративных источников по рассматриваемой проблеме первостепенное значение имеют русские летописи. Сведения о русско-крымских отношениях отражались преимущественно в официальных общерусских летописях XVI в. — Воскресенской и Никоновской. Значение этих источников заключается в том, что они позволяют восполнить пробелы, возникшие благодаря утрате значительной части посольских книг XVI в.97. Так, в Никоновской летописи зафиксированы практически все факты обмена гонцами и послами между Москвой и Крымом за период 1553 — 1562 гг., по которому отсутствует посольская документация.

В летописи, как правило, излагается, хотя и в очень краткой форме содержание грамот, отправляемых с русскими и крымскими гонцами. Существенное значение имеют и сведения Никоновской летописи за 1562 - 1567 гг. о дипломатических связях Москвы и Крыма, которые позволяют существенно уточнить сведения, содержавшиеся в КПК. Кроме того, в летописи имеется информация, которая вообще отсутствует в посольской документации, в частности, о несостоявшихся «отпусках» крымского гонца в Москве Ян-Болдуя и отправлении в Крым новых русских послов вместо А.Ф. Нагого в 1564 г.

Сведения о крымских набегах, помимо великокняжеской летописи, прерванной в 1567 г., содержатся в ряде других летописных источников. Так, подробное описание нападения Девлет-Гирея I 1571 — 1572 гг. мы находим в Пискаревском Летописце, хотя, по мнению М.Н. Тихомирова, особые повести о битве при Молодях дают гораздо более подробную картину событий 1571 г.98. Вообще, походы Девлет-Гирея I на Москву 1571—1572 г. отражены во многих летописных сводах с большей или меньшей степенью полноты. Однако описание последовавших в этот период важнейших дипломатических переговоров с Крымом отражено только в Пискаревском Летописце. Речь идет об известной аудиенции Ивана Грозного, которую он дал крымским гонцам в селе Братошине летом 1571 г. Рассказ об этом событии позволяет сопоставить его со сведениями посольской документации и дает в летописи своеобразную трактовку «уступок» Ивана IV крымским требованиям передачи Казани и Астрахани99.

В силу известных причин Московское официальное летописание пришло в упадок во времена опричнины, что, несомненно, сузило ис-точниковую базу исследования внешней политики Русского государства. Если масштабные события 1571—1572 гг., связанные с борьбой против крымской агрессии, нашли свое отражение в летописных памятниках, составленных уже после Смуты, в первую очередь, в Пискаревском летописце, то подробности дипломатических связей с Крымом, и вообще вся деятельность московской дипломатии в этот период в них, как правило, отсутствуют. Таким образом, информацию о дипломатических связях Русского государства с Крымом, начиная с конца 60-х гг. XVI в., исследователь может получать только из посольской документации.

Помимо летописных источников большое значение для исследователя истории внешней политики России этого периода имеет эпистолярное наследие, в первую очередь, известная переписка Андрея Курбского и Ивана Грозного100. При всех многолетних и нескончаемых дискуссиях в историографии вокруг этих, без сомнения, крупнейших-памятников русской общественно-политической мысли XVI в. можно констатировать, что в них отразились сложность и противоречивость внешнеполитической ситуации, в которой оказалась Россия в конце 50-х —начале 60-х гг., когда перед страной одновременно встали две масштабные задачи: борьба за Прибалтику и за закрепление присоединенного ранее Нижнего и Среднего Поволжья, сводившаяся, в первую очередь, к проблеме отношений с Крымом. Вопросы внешней политики в переписке Ивана Грозного и Курбского занимают весьма важное место, что признано практически всеми исследователями101.

Значительный интерес для изучения истории русско-крымских отношений 50-х - 60-х гг. XVI в. представляет и «История о великом князе Московском» A.M. Курбского102. Несмотря на неоднократно высказываемые в историографии точки зрения о тенденциозности этого памятника, можно констатировать, что в нем отражены взаимоотношения Москвы и Крыма в 50-х гг., в первую очередь, в связи с драматическими событиями 1555 г. Большое значение имеют приводившиеся автором факты влияния крымской угрозы на южных рубежах страны на ход военных действий в Ливонии. Тем не менее, при рассмотрении аргументации A.M. Курбского относительно необходимости продолжения Москвой политики военного давления на Крым в конце 50-х гг., особенно в связи с выдвигаемой автором мыслью об ослаблении Крымского ханства в этот период, необходимо учитывать субъективный подход именитого изгнанника к данным проблемам, что отражает известные моменты его неординарной политической биографии.

Важным видом источников являются разнообразные сочинения иностранцев, посещавших во второй половине XVI в. — начале XVII вв. государства Восточной Европы. К ним относятся как памятники, оставленные лицами, находившимися при дворе Ивана IV, так и описания иностранцев, посетивших Крым. Из иностранцев, находившихся при дворе Ивана IV, наиболее интересны характеристики различных эпизодов русско-крымских отношений 60-70-х гг. XVI в. принадлежат, безусловно, Дж. Горсею103. Ярко обрисованные автором картины русско-крымских переговоров после событий 1571 г., тем не менее, малодостоверны. Однако Дж. Горсей, безусловно, отразил в своем сочинении то важное место, которое занимали отношения с Крымом в политике Русского государства, что в целом признано в современной отечественной историографии.

Ряд существенных вопросов, относящихся к событиям 1571—1572 гг., поднят в сочинениях Д. Флетчера и И. Массы104. Однако в целом иностранные авторы, находившиеся при московском дворе, подчеркивая важную роль отношений с Крымом, не дали и не могли дать цельной картины дипломатической и военной борьбы правительства Ивана IV против крымской агрессии.

Иностранцы, посещавшие в указанный период Крым, также не оставили полной картины отношений государства Гиреев со своим северным соседом. Особенно это чувствуется при знакомстве с известнейшим трудом Эвлии Челебия — т.н. «Книгой путешествий»105. Сведения, сообщаемые автором о правлении Девлет-Гирея I, не всегда достоверны.

Подобное можно сказать, к сожалению, и о собственно крымских источниках. Из них автором использовалась известная «История крымских ханов»106. Написанный, судя по всему, в середине XVII в., этот труд получил широкую известность в отечественной историографии благодаря тому, что многие его фрагменты были переведены и введены в научный оборот В.Д. Смирновым и В.В. Вельминовым-Зерновым. Вообще, именно это произведение стало основой для написания В.Д. Смирновым его известного труда «Крымского ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII в.». Однако к сообщениям неизвестного крымского автора о событиях царствования Девлет-Гирея I следует подходить с большой осторожностью. Особенно это относится к событиям 50-х гг. XVI в.

В заключение отметим, что в различных источниках отражены разнообразные аспекты истории русско-крымских отношений, что лишний раз свидетельствуют о необходимости их сопоставления и комплексного анализа.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Богданов А.П. Работа А.И. Лызлова над русскими и иностранными источниками //А. Лызлов. Скифская история. М., 1990. С. 391-447; Чистякова Е.В. А.И. Лызлов и его «Скифская история» // Там же. С.360-390; Гладкий А.И. «История о великом князе Московском» A.M. Курбского как источник «Скифской истории» А.И. Лызлова // Вспомогательные исторические дисциплины. Т.13. Л., 1982. С. 43-50.

2 Щербатов М.М. История Российская с древнейших времен. СПб., 1789. Т.5. 4.2. С.75-76.

3 Там же. С.120.

4 Там же. С.121-122.

5 Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1989. Кн. III.Т. IX. С.21, 24, 65-66 и др.

6 Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. III. Т.6. М., 1989. С. 507.

7 Там же. С. 480.

8 Там же. С.481.

9 Там же

10 Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Иван Грозный. М., 1991. С. 291.

11 Там же.

12 Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVI в. СПб., 1887.

13 Там же. С. XXX-XXXI.

14 Там же. С.306.

15 Там же. С.424-425.

16 Там же. С.427.

17 Сыроечковский В.Е. Муххамед-Гирей и его вассалы // Ученые записки МГУ. 1940. Вып.61. С.3-71.

18 Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских царях и царевичах. СПб., 1863—1868. 4.1-2.

19 Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI-XVII ст. (1544—1648). Т.1. Борьба из-за Ливонии. СПб., 1893.

20 Белокуров С.А. О Посольском приказе. М., 1906.

21 Савва В.И. (сост.). Дьяки и подьячие Посольского приказа в XVI в. М., 1983. Вып.1-2.

22 Виппер Р.Ю. Иван Грозный. М., 1944.

23 Смирнов И.И. Иван Грозный. Л., 1944.

24 Бахрушин C.B. Иван Грозный // Бахрушин C.B. Научные труды. Т.2. М., 1954.

25 Королюк В.Д. Ливонская война. М., 1954.

26 Смирнов H.A. Россия и Турция в XVI-XVII вв. Т. 1-2. М., 1946.

27 Новосельский A.A. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М.-Л., 1948.

28 Там же. С.9.

29 Там же. С.422.

30 Шмидт С.О. Вопросы истории России XVI века в новой исторической литературе // Советская историческая наука от XX к XXII съездам КПСС. М. 1962. С.129.

31 Шмидт С.О. Предпосылки и первые годы «Казанской войны» (1545—1549) // Труды МГИАИ. Т.6. М., 1954. С.25-53; Бурдей Г.Д. Взаимоотношения России с Турцией и Крымом в период борьбы за Поволжье в 40-х —50-х гг. XVI в. // Ученые записки Саратовского государственного университета. Т.47. Харьков, 1956. С. 183-205.

32 Шмидт С.О. К характеристике русско-крымских отношений второй четверти XVI в. // Международные связи России до XVII в. М., 1961. С.366-375; Греков И.Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы. М., 1963.

33 Греков И.Б. К вопросу о характеристике политического сотрудничества Османской империи и Крымского ханства в Восточной Европе в XVI—XVII вв. // Россия, Польша, Причерноморье в XV—XVIII вв. М., 1979. С.299-314; он же. Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в 50-70-е гг. XVI в. // Османская империя и страны Цен

50-70-е гг. XVI в. // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV—XVI вв. М., 1984. С.163-186.

34 Лурье Я.С. Донесения агента императора Максимилиана II аббата Ци-ра о переговорах с кн. A.M. Курбским в 1569 г. // Археографический ежегодник за 1957 г. С.451-466; Флоря Б.Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI—начале XVII вв. М., 1978; он же. Проект антитурецкой коалиции середины XVI в. // Россия, Польша и Причерноморье.С.71-86; Кочекаев Б.А. Ногайско-русские отношения в XV—XVII вв. Алма-Ата, 1988.

35 Кушева E.H. Политика Русского государства на Северном Кавказе в 1552—1572 гг. // Исторические записки. Т.34. М., 1950. С.236-287; она же. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией в XVI - XVII вв. М., 1963. С.236-287.

36 Дербов Л.А. Борьба Русского государства за Прибалтику // Ученые записки Саратовского государственного университета. Т.47. Харьков, 1956. С.149-182.

37 Бурдей Г.Д. Русско-турецкая война 1569. Саратов, 1962; Садиков П.А. Поход татар и турок на Астрахань в 1569 г. // Исторические записки. Т.22. М., 1947. С.132-166.

38 Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992; Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 1999; Кобрин В.Б. Иван Грозный. М., 1989.

39 Фелюшкин А.И. История одной мистификации. Иван Грозный и «Избранная Рада». М., 1998.

40 Шмидт С.О. Вопросы истории России XVI в. в новой исторической литературе. С. 129.

41 Курукин И.В. К изучению источников о начале Ливонской войны и деятельности правительства Адашева и Сильверста // Источниковедческие исследования по истории феодальной России. М., 1981. С. 29-48.

42 Рогожин Н.М. «Око всей великой России». Из истории русской дипломатической службы XVI—XVII вв. М., 1989; Юзефович Л.А. «Как в обычаях посольских ведется». М., 1988.

43 Шмидт С.О. К характеристике русско-крымских отношений второй половины XVI в.; Сыроечковский В.Е. Пути и условия сношений Моеквы с Крымом на рубеже XVI в. // Известия АН. Отделение общественных наук. 1932. №3. С.200-235; Кузнецов А.Б. Россия и политика Крыма в Восточной Европе в первой трети XVI в. // Россия, Польша и Причерноморье .С.62 -70; он же. Дипломатическая борьба России за безопасность своих южных границ (первая половина XVI в.). Минск, 1986.

44 Греков И.Б. К вопросу о характере политического сотрудничества Османской империи и Крымского ханства в Восточной Европе в XVI— XVII вв. С.303.

45 Там же. С.304.

46 Османская империя и страны Центральной, восточной и Юго-Восточной Европы в XV—XVI вв. М., 1984. С.6.

47 Новосельский A.A. Борьба Московского государства с татарами.С.26.

48 Там же. С.427-431.

49 Зимин A.A. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 450-460, 472474; Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1975. С.162-163, 185-188. Более обстоятельно эти вопросы изложены в работе: Скрынников Р.Г. Царство террора. С.424-429, 445-452.

50 Бурдей Г.Д. Молодинская битва 1572 г. // Ученые записки Института славяноведения. Т.26. М., 1963. С.48-79. В труде Р.Г. Скрыннико-ва «Царство террора» Молодинскому сражению посвящена отдельная глава «Разгром крымской орды» (С.445-452).

51 В кн.: Россия, Польша и Причерноморье в XV — XVIII вв. С. 159173.

52 Загоровский В.П. Белгородская черта. Воронеж, 1969; Никитин A.B. Оборонительные сооружения Засечной черты XVI — XVII вв. // Материалы и исследования археологии Москвы. М., 1955.

53 Скрынников Р.Г. Царство террора. С. 115. При этом Р.Г. Скрынников полагает, что конфронтация с Крымом в начале 50-х гг. была неизбежным следствием того, что с образованием «царства и нарождением самодержавия образовался четкий поворот к имперской политике», т.к. «Казанская кампания открыла период завоевательных войн» (Там же).

54 Кушева Е.Н. Политика Русского государства на Северном Кавказе. С. 243-245; Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI — 30-е гг. XVII в.). М., 1963. С. 191-192, 207-211; Некрасов А.М. Международные отношения и народы Западного Кавказа. М., 1990. 0.111-112; Бурдей Г.Д. Взаимоотношения России с Турцией и Крымом. С.201-205.

55 Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами.С.44, 491-492.

56 Греков И.Б. Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в 50-х — 70-х гг. XVI в. С. 268.

57 Лурье Я.С. Донесения агента императора Максимилиана II .С. 464.

58 Королюк В.Д. Указ. соч. С. 100.

59 Эта точка зрения содержится практически во всех обобщающих трудах по истории правления Ивана Грозного. См., в частности: Зимин А.А., Хорошкевич А.Л. Россия времени Ивана Грозного. М., 1982. С. 9495.

60 Голобуцкий В.А. Запорожское казачество. Киев, 1957 С. 71-73.

61 Historia diplomacji polskiej (далее HDP). W., 1980. T.1. 6. Zwrot ku Baltykowi (1548—1561). S. 681-689: 7. Walka о dominuum maris baltici (1562—1572). S. 689—713; 8. Ocena dyplomacjiza czasow Zigmunda Augusta. S. 713-723.

62 Граля И. Иван Михайлович Висковатый. Карьера государственного деятеля в России XVI в. М. 1994.

63 Lemercier-Quelquejay Ch. Un condottiere lithuanien du XVI siecle le prince D. Visneveckij et l'origine de la Sec Zaporogue d'après les Archives Ottomanes // La Russie et l'Europe XVI—XX s. P., 1970; Bennigsen A. L'expédition turque contre Astrakhan en 1569 // Cahiers du monde russe et soviétique (CMRS). 1967. Vol. VIII. №3. P. 427-466; Lemercier-Quelquejay Ch. Les expéditions de Devlet Girây contre Moscou en 1571 et 1572 // CMRS. 1972. Vol. XIII.№4. P. 555-559.

64 Некрасов A.M. Некоторые вопросы политических взаимоотношений на восточных и южных рубежах России XVI века в зарубежной историографии // История СССР. 1983. №1. С.199-200.

65 Le khanat de Crimée dans les Archives du Musée du Palais de Topkapi. P., 1978. P.2-3, 14-15.

66 Ibid. P.16.

67 ibid. P.230-231.

68 Lemercier-Quelquejay Ch. La structure sociale, politique et religieuse du Caucase du Nord au XVI-e siecle // CMPS. Vol. XXV. №2-3. P. 125-148.

69 Rasmussen K. Die Inländische Krise (1554—1631). Kóbenhavn, 1973.

70 Флоря Б.H. Проект антитурецкой коалиции середины XVI в. С.83.

71 Inalcik H. Osmanli-Rus rekabetinin mensei ve Don-Volga kanaki tesebbusi // Turk tarih Belleten. №46. Ankara, 1948.

72 Некрасов A.M. Некоторые вопросы политических взаимоотношений.С.201-202.

73 Kurat A.N. The Turkish Expedition to Astrakhan in 1569 and the Problem of the Don—Volga canal // The Slavonic and East European Review. 1961. Vol. 40. №94.

74 Гробовский A.M. Иван Г розный и Сильвестр (История одного мифа). Лондон, 1987; Вернадский Г.В. Московское царство. Т.1. СПб., 1998.

75 Лихачев Д.С. Повести русских послов как памятник литературы // Путешествия русских послов XVI—XVII вв. Статейные списки. М.—Л., 1954. С.327-328; Рогожин Н.М. Обзор посольских книг из фондов- коллекций, хранящихся в ЦГАДА. М., 1990. Вступительная статья. С.3-52.

76 Рогожин Н.М. Обзор посольских книг.С. 150-151.

77 Лашков Ф.Ф. Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и XVII вв., хранящиеся в Московском Главном Архиве Министерства иностранных дел. Симферополь, 1891. С.26-29.

78 Рогожин Н.М. Обзор посольских книг.С.30-31 (по материалам Оп. 1614 г. Лл. 211 об.-214 об.); Шмидт С.О. Российское государство в середине XVI столетия. М„ 1984. С. 132.

79 Рогожин Н.М. Обзор посольских книг.С.31; он же. К вопросу о сохранности посольских книг конца XV—начала XVI в. // Исследования по источниковедению истории дооктябрьского периода. М., 1988. С.27-28.

80 В посольской документации имеются материалы «отпуска» 11 русских гонцов в Крым во время пребывания там посольства А.Ф. Нагого. При каждом «отпуске» русскому гонцу составлялась «наказная память». Перечень см. в приложении №1 (Список гонцов с указанием соответствующих листов посольской документации опубликован нами: Виноградов A.B. Крымские посольские книги как источник по истории русско-крымских отношений 60-70-х гг. XVI в. // Внешняя политика России. Источники и историография. М., 1991. С. 21).

81 Перечень см. в приложении №2. Опубликован: Виноградов A.B. Указ. соч. С.26-27.

82 Перечень см. в приложении №3. Опубликован: Там же. С.29-30

83 Перечень см. в приложении №4. Опуликован: Там же. С.33-34.

84 Путешествия русских послов XV—XVII вв. С.63-69.

85 Древняя Российская Вивлиофика. 2-е изд. М., 1789. С. 15-36, 84-89

86 Рогожин Н.М. Обзор посольских книг.С.167-168.

87 Ногайская Посольская Книга (далее НГП) 4 — Продолжение Древней Российской Вивлиофики (далее ДРВ). 4.8. СПб., 1792. С. 219236. 4.9. СПб., 1793. С. 252; НГП 5 — Продолжение ДРВ. 4.9. С.253-315. 4.10. СПб., 1795. С.1-167; НГП 6 — 4.10. С.168-327. 4.11. СПб., 1801. С. 1-68; НГП 7-4.11. С.169-172.

88 Рогожин Н.М. Обзор посольских книг.С.92-93.

89 Польская Посольская Книга (далее ППК) 4 — Сборник Русского исторического общества (далее РИО). Т.59. СПб., 1887. С.264-561; ППК 5 — Там же. С.561-629; ППК 6 — РИО. Т.71. СПб., 1892. С.1-67; ППК 7 — Там же. С.68-616; ППК 8 — Там же. С.616-807.

90 Лихачев Д.С. Повести русских послов как памятник литературы. С.327

91 Книга Посольская Метрики Великого княжества Литовского. Под ред. М.А. Оболенского и И.Н. Данилова. Т.1. М., 1843; Т.2. Под ред. М.Н. Погодина и Д. Дубенского. М., 1843.

92 Улащик H.H. Публикация материалов Литовской метрики // Исследования по истории Литовской метрики. М., 1989. С. 145.

93 Le khanat de Crimée.

94 Bennigsen A. Op. cit.

95 Lemercier-Quelquejay Ch. Les expéditions de Devlet Girây.P.557-558.

96 Chappiere E. Négociations de la France dans le Levant. Vol. 2. P., 1850.

97 Рогожин H.M. К вопросу о сохранности.С.28.

98 Тихомиров М.Н. Пискаревский летописец как исторический источник о событиях XVI—начала XVII вв. // Русское летописание. М., 1979. С. 239.

99 Там же.

100 Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским (подготовка текста Я.С. Лурье и Ю.Д. Рыкова). Л., 1979.

101 Лурье Я.С. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским в общественной мысли Древней Руси // Переписка Ивана Грозного.

102 Сочинения князя Курбского // РИБ. №31. СПб., 1914. С.161-354.

103 Горсей Д. Записки о России XVI—начала XVII вв. М., 1990 104Флетчер Д. О государстве Русском // Проезжая по Московии. М.,

1991; Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. // О начале войн и смут в Московии. М., 1997.

105 Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. 1. М., 1961. Вып.2. М., 1979. Вып.З. М., 1982.

106 Негри А. Извлечения из турецкой рукописи Общества, содержащей историю крымских ханов // Записки Одесского общества истории и древностей. 1844. Т.1. С. 379-382.