автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Русско-немецкие литературные связи в отечественной романтической прозе 30-х гг. ХIХ в.
Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Ильченко, Наталья Михайловна
Введение.
Примечания к введению.
Глава 1. Художественный образ Германии и особенности его функционирования в русской романтической прозе.
1.1. Немецкая эстетика и литература в периодических изданиях 30-х годов XIX века.
1.2. Повесть М.П.Погодина «Адель» в контексте увлечения дворянской интеллигенцией культурой Германии.
1.3. Германия в художественном видении Н.А.Полевого.
Эволюция образа поэта в контексте движения немецкого романтизма (по роману Н.А.Полевого «Аббаддонна») «Немецкий шекспиризм» в интерпретации Н.В .Кукольника повесть «Корделия»).
1.4. Путевые заметки о Германии русских писателей 30-х годов XIX века. «28 дней за границею, или Действительная поездка в Германию Николая Греча. 1835» в рамках романтической традиции.
Примечания к первой главе.
Глава 2. Романтический культ Италии в отечественной повести об искусстве и художнике и немецкая литературная традиция.
2.1. Гетевская Миньона в восприятии русских романтиков 30-х годов XIX века.
2.2. Романтический миф об искусстве Л.Тика и В.Вакенродера и его интерпретация русскими романтиками.
2.3. Оппозиция «Италия - родная страна» в художественном мире Э.Т.А.Гофмана и русских писателей 30-х годов
XIX века.
2.4. Художественное восприятие творческой личности итальянца в повестях Н.В .Кукольника «Антонио» и
Психея» и немецкая литературная традиция.
Примечания ко второй главе.
Глава 3. Соеобразие отечественной романтической прозы 30-х годов XIX века в контексте немецкого романтизма.
3.1. Предание о «белой женщине» и его функционирование в немецкой романтической прозе. «Белая женщина» в интерпретации русских романтиков.
3.2. «Черная женщина» Н.И.Греча в литературном контексте 30-х годов XIX века.
3.3. Мотив договора человека с дьяволом в художественном мире русских романтиков: концепция, традиция, новаторство. Функции литературных реминисценций.
3.4. «Небесная» мифология русских романтиков 30-х годов XIX века (И.В.Киреевский, К.С.Аксаков) в контексте немецкого романтизма. Архетипические мотивы и их значение.
Примечания к третьей главе.
Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Ильченко, Наталья Михайловна
Тридцатые годы XIX века в России - один из этапов восприятия литературы Германии. Именно в это время ее усвоение и переработка достигли своей кульминации.
Устойчивая традиция связи России и Германии - культурная и хозяйственная - сложилась еще в ХУ111 веке. Русские отправлялись в Германию получать образование. М.В.Ломоносов учился в Марбургском университете, А.Н.Радищев - в Лейпцигском университете, в начале XIX века в Геттингенском университете заканчивали обучение А.С.Кайсаров и А.И.Тургенев. С начала XIX века русские предпринимают целенаправленные поездки для знакомства с философией Ф.Шеллинга. Одним из первых, кто испытал влияние со стороны немецкого философа и навсегда стал шеллингианцем, был Д.М.Велланский, слушавший лекции в Иене и Вюрцбурге (1802). Немцы работали преподавателями и в России. Так, один из представителей «Бури и натиска» - Ф.М.Клингер, чья одноименная драма и дала название литературному движению, с 1780 года живет в России, занимая должности преподавателя и директора различных учебных заведений. Профессор Московского университета - Х.И.Лодер, чьи лекции с большим интересом слушали М.П.Погодин, В.Ф.Одоевский и др., до приезда в Россию преподавал в Иене и Галле.
Культурная и политическая жизнь Германии освещалась русскими путешественниками - И.И.Хемницером (1776-1777), Н.М.Карамзиным (17891790), В.Л.Пушкиным (1803-1804) и др. С немецкой литературой русских читателей знакомили Н.И.Новиков, а в начале XIX века - В.А.Жуковский.
А.И.Тургенев выделяет увлечение словесностью Германии. Он говорит, что члены «Дружеского литературного общества» (1801) «получали почти все, что в изящной словесности выходило в Германии. пересаживали, как умели, на русскую почву цветы поэзии Виланда, Шиллера, Гете» [1]. Хорошо известными и читаемыми в России из писателей ХУ111 века были
Ф.Г.Клопшток, К.М.Виланд, И.Г.Гердер, Г.А.Бюргер. Особая тема связана с восприятием в России творчества И.В.Гете и Ф.Шиллера [2].
Целенаправленные поездки в Германию многие русские предпринимали и в первой трети XIX века. Чаще всего они направлялись к И.В.Гете (J.W.Goethe, 1749-1832). Веймар стал местом паломничества К.Н.Батюшкова (1813), Ф.Глинки (1813), Н.И.Греча (1817), В.К.Кюхельбекера (1820), В.А.Жуковского (1821, 1826), Ан.Погорельского (1827), С.П.Шевырева и Н.М.Рожалина (1829), А.И.Кошелева (1831) и др. В тридцатые годы в России было много поклонников Гете, а споры о Гете и Шиллере стали традиционными и возникали в рамках литературных направлений, кружков, салонов, журналов [3]. «Великим германским старцем» особенно восхищались любомудры [4]. Заслуживает внимания то, как воспринимались и переносились в жизнь русского человека первой половины XIX века произведения И.В.Гете. В.Ф.Одоевский размышляет о специфике прочтения романа «Вильгельм Мейстер» и подчеркивает, что не сразу «понял цену этого несравненного романа». Только читая по несколько страниц в день можно воспринимать его: «. я сроднился со всеми лицами этого романа, Вильгельм стал для меня родной, я сам, все, что с ним случалось, малейшее его слово - все имело для меня не книжный, но какой-то семейственный интерес» [5]. В.Ф.Одоевский говорит о главном герое гетевского романа как о «родном», а о романе в целом - не как о «книжном», «чужом», а о «своем», «семейственном».
Творчество Ф.Шиллера (F.Schiller, 1759-1805) воспринималось в России с начала XIX века в рамках романтизма [6]. Имя Шиллера особенно часто встречается в русских мемуарах. Так, В.С.Печерин в «Замогильных записках» отмечает особенность восприятия литературы русским человеком: «Я не мог не цитировать Шиллера, - его стихи вошли у меня в сок и кровь, перевились с моими нервами: словом, вся моя жизнь сложилась из стихов Шиллера, особенно из двух поэм: «Sehnsucht» («Желание»), «Der Piligrim» («Путешественник»)[7].
В тридцатые годы XIX века в России идет процесс кристаллизации художественного мира уже известных и читаемых писателей ХУ111 века. К ним присоединяются произведения немецких романтиков. Отбор имен в данном случае - свидетельство симпатий русского читателя. Публикация многочисленных критических обзоров о состоянии литературы Германии и творчестве отдельных писателей указывают на глубокий интерес к историко-литературному процессу этой страны. Произведения русских писателей начинают сопоставляться с немецкими, а особенности развития русской литературы - с литературой Германии. Именно в это время русский читатель становится частью литературного текста немецких романтиков, наиболее востребованными являются Л.Тик и Э.Т.А.Гофман.
Проблема русско-немецких литературных связей, в том числе и применительно к тридцатым годам XIX века, не может считаться новой. Она была и продолжает оставаться предметом специального изучения как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении.
Вопрос о влиянии Э.Т.А.Гофмана (Е.Т.А.НоГйпапп, 1776-1822) на русских писателей особенно подробно рассмотрен в отечественной и зарубежной науке. Тема «Гофман и русские романтики» впервые привлекла внимание уже в тридцатые годы XIX века. В статьях В.Г.Белинского,
A.И.Герцена, Н.И.Надеждина, С.П.Шевырева, В.Ф.Одоевского и др. (до 1840 года было опубликовано 14 статей о Гофмане) большее внимание обращалось на заимствование русскими писателями, а не на интерпретацию мотивов немецкого романтика. Ан.Погорельского назвали «русским Гофманом», В.Ф.Одоевского - «Гофман 11». Повести Н.А.Полевого,
B.Н.Олина, Н.А.Мельгунова сравнивали с гофмановскими [8]. Тем не менее русские критики в общей оценке творчества Э.Т.А.Гофмана стремились определить причины его популярности в России, выделить то, что воспринималось русскими читателями. Так, по мнению Ю.Ф.Самарина, русского человека в художественном мире Гофмана привлекает «ясность нравственного чутья» и особенности фантастики [9].
В дальнейшие десятилетия XIX века имя Гофмана лишь упоминалось в связи с обращением к творчеству писателей-романтиков (Н.Ф.Сумцов, А.И.Кирпичников, Н.К.Кузьмин и др.) [10]. В начале XX века оживляется интерес к немецкому романтизму, в том числе и к творчеству Э.Т.А.Гофмана. Сравнение отечественных романтиков с немецкими осуществляется как в пределах специальных статей (И.И.Замотин, М.А.Петровский, С.Родзевич и др.), так и в фундаментальных исследованиях (В.М.Жирмунский, П.Н.Сакулин, С.С.Игнатов и др.) [11]. В тридцатые годы XX века наблюдается всплеск интереса к Гофману, который связан, прежде всего, с изучением творчества А.С.Пушкина и Н.В.Гоголя и в отечественном (С.Штейн, Д.Якубович, З.Серапионова, Л.Израилевич), и в зарубежном литературоведении (Горлин М., Стендер-Петерсен А.) [12].
В 1925 году отечественный литературовед А.И.Белецкий с грустью констатировал, что ни одна литературная история не знала так много «забытых» писателей, как русская: «Судьба того или иного нашего писателя XIX века в истории сплошь да рядом определялась тем приговором, который во время оно был произнесен над ним Белинским или Добролюбовым. Историкам литературы долго не приходило в голову, что если этот приговор в свое время был необходим и полезен, то для них-то он совершенно не обязателен»[13]. Романтическая художественная система становится предметом пристального внимания исследователей с конца пятидесятых годов XX века, что стимулирует пробуждение интереса к творчеству отечественных писателей-романтиков, определявших литературный процесс тридцатых годов XIX века. Именно с этого времени в отечественном литературоведении появляются исследования, посвященные творчеству Э.Т.А.Гофмана. В работах Н.Я.Берковского, И.Ф.Бэлзы, И.Миримского, A.B.Карельского, Д.Л.Чавчанидзе, Ф.П.Федорова, Н.М.Берновской, Л.Славгородской, И.Грешных и др. рассматриваются различные проблемы, связанные с изучением творчества немецкого романтика, - эстетические взгляды писателя, его концепция искусства, особенности художественного образа и сюжета, своеобразие иронии, место Гофмана в литературе Германии и др. [14].
В это же время пристальный интерес к проблеме русско-немецких литературных связей эпохи романтизма проявляет зарубежное литературоведение. Г.Пейсседж в книге «Русские гофманисты» (1963) определяет сходные приемы, частные совпадения, однако при этом иногда исчезает разность миров русских писателей и Гофмана. В монографии Н.Ингама «Рецепция Гофмана в России» (1974) содержится богатый фактический материал, но русские романтики представлены как писатели, лишь использующие гофмановские мотивы [15].
В 1977 году появляется фундаментальное исследование А.Б.Ботниковой «Гофман и русская литература: (первая половина XIX века). К проблеме русско-немецких литературных связей». Его цель - показать последствия литературных контактов русских писателей с творчеством Гофмана, результатом которых явилось видоизменение художественной системы немецкого романтика, обусловленное потребностями национального эстетического развития. Рассматривая вопрос о становлении русской романтической прозы в связи с творчеством Гофмана, А.Б.Ботникова использует произведения Ан.Погорельского, Н.А.Полевого, В.Ф.Одоевского. Отдельные главы посвящены Гофману и Пушкину, Гофману и Гоголю [16].
Проблема влияния Л.Тика (Ь.Тлеск, 1773-1853) на русскую литературу освещена менее значительно. Талант Тика-романтического новеллиста, чья проза отличалась особенной выразительностью, сразу был отмечен русскими писателями. В тридцатые годы XIX века критика усмотрела влияние иенского романтика на произведения Ан.Погорельского, В.Ф.Одоевского, Н.В.Гоголя; это влияние выделялось и позднее [17].
Л.Тик был одним из немногих немецких романтиков, кто поддерживал личные отношения с путешественниками из России. Он встречался со многими русскими в Германии (К.Кюхельбекер, В.А.Жуковский, Н.Станкевич и др.), бывал в Прибалтике, где жила его сестра [18].
Отношение к Л. Тику, который после смерти Гете занял «упразднившийся трон царства словесности», было достаточно сложным. Если судить по переводам его произведений в московских и петербургских журналах тридцатых годов XIX века, то для одних он был автором новелл-сказок, в которых основное значение имеет фантастика и таинственность, для других важнее - Тик-бытописатель, а для третьих - увлеченный поклонник Гете, пересмотревший некоторые прежние убеждения юности. Применительно к Тику можно говорить об обратной связи рецепции с автором. Его новые произведения сразу переводились на русский язык, подвергались оценке и оказывали определенное влияние на историко-литературный процесс. В то же время оценка произведений в русских периодических изданиях, встречи и беседы с русскими людьми так или иначе влияли на немецкого писателя.
Л.Тик рассматривался в литературном процессе тридцатых годов XIX века и как один из интерпретаторов В.Шекспира, но эта проблема является предметом специального изучения и не входит в задачи нашего исследования [19].
Как отечественные, так и зарубежные исследователи при формировании русского романтизма выделяют влияние немецкой идеалистической философии в лице Ф.В.Шеллинга (РЛУ.всЬеШ!^, 1775-1854). Особенности мироощущения, романтический тип творчества, сложившийся в 20-30-е годы XIX века у ряда русских писателей под влиянием «философского романтизма», имеют важное значение и помогают внести определенные коррективы в историко-литературный процесс [20].
Ф.Шеллинг стал кумиром складывающегося в 20-30-е годы XIX века романтического направления русской литературы. Увлечение философией Шеллинга приобретает массовый характер. Особой популярностью немецкий философ пользуется в Москве. Члены кружков, существовавших в Москве до и после восстания декабристов, целенаправленно занимались изучением философии Шеллинга. Кружок любомудров существовал с 1823 по 1825 гг. Он объединял Д.В.Веневитинова, В.Ф.Одоевского, А.И.Кошелева,
И.В.Киреевского, Н.А.Мельгунова, В.П.Титова, С.П.Шевырева, Н.М.Рожалина и др. Представители философско-эстетического кружка Н.А.Станкевича, куда входили К.С.Аксаков, Ю.Ф.Самарин, А.В.Кольцов, М.А.Бакунин, М.Н.Катков, В.Г.Белинский и др., тоже внимательно изучали философию Ф.Шеллинга. Кружок существовал с 1832 по 1839 гг. Показателем глубокого интереса к философской системе Шеллинга является тот факт, что некоторые представители этих кружков позднее отправились в Германию слушать его лекции: И.В.Киреевский (1830), Н.М.Рожалин (1830), М.А.Бакунин (1840), специально для беседы с немецким философом ездил в Германию В.Ф.Одоевский (1842).
Немецкая школа» (тер. И.В.Киреевского) в России, ее связи с Германией, рассматривались в работах Ю.В.Манна, Е.А.Маймина, В.И.Сахарова, Э.Тадена, Э.Мюллера, Н.Рязановски и др. [21].
В книге очерков о русской литературе Г.Кенига, опубликованной в Германии в 1837 году, читаем: «Nicht bloss in Verbreitung des deutschen Geschmacks und deutscher Richtungen (Romantik) unterscheidet sich die junge Generation von den frühern hern; sie will noch viel mehr - ein tieferes Eindringen, ein philosophisches Ergründen jener Richtungen des deutschen Geistes. Es genügte nicht mehr, die Poesie auf Gefühl allein - so edel und erhaben es sein mag, zu beschränken; man wollte mit dem Fühlen auch das Denken befriedigt sehen, und die Erscheinungen der Welt als Symbole des Geistes begreifen». ( «Новое литературное поколение отличается от старого не только распространением немецкого вкуса и немецких литературных течений (романтики); оно стремится к более глубокому проникновению, к философскому обоснованию немецкого духа. Недостаточно было свести поэзию к одним только чувствам, как бы высоки и благородны они ни были, надо было примирить с чувством также и мысль и понять явления природы как символы духа»[22]. Увлечение Германией характерно и для Петербурга данного периода, но оно не носило такого целенаправленного и вместе с тем эмоционального характера, как у москвичей.
Несмотря на продолжающееся изучение связей русской и немецкой литературы указанного периода, обращает на себя внимание обособленное рассмотрение отдельных проблем: Гофман и русская литературы первой половины XIX века, Гофман и русские романтики, Тик и русская литература эпохи романтизма, Шеллинг и русские писатели и др. Наличие разнообразнейших связей русских романтиков тридцатых годов XIX века с литературой Германии показывает, что многое еще осталось вне поля зрения исследователей, далеко не все факты использованы и осмыслены.
Во-первых, принципы восприятия литературы Германии русскими романтиками, а не творчества отдельных авторов на определенном этапе развития русской литературы (тридцатые годы XIX века) оказываются четко не обозначенными и внимательно не проанализированными.
Во-вторых, исследователи (прежде всего зарубежные) достаточно прямолинейно выделяли заимствованные русскими писателями мотивы, тем самым несправедливо подчеркивая «ученический» характер русской литературы. Самобытность, оригинальность русской прозы оставались вне поля зрения критики: в лучшем случае отмечалось религиозное начало в русской литературе, придающее ей самобытный характер. Иногда исследователи представляли богатый фактический материал, который однако не был систематизирован, а лишь указывал на фабульное сходство в произведениях русских и немецких писателей (в основном Гофмана). Хотя предметом анализа становилась близость произведений отечественных и немецких писателей на идейно-тематическом уровне (такая преемственность составляет важную часть «диалога», поскольку возникает в результате сходного видения мира), но достаточно редко выявлялись те образные системы, которые сложились в литературе Германии в целом, а не в творчестве отдельных авторов, а затем были восприняты и переосмыслены русскими романтиками.
Предмет нашего внимания - русская романтическая проза 30-х годов XIX века, в которой запечатлены образно-сюжетные конструкции литературы
Германии. Творческим установкам русских писателей-романтиков Москвы -Д.В.Веневитинову, М.П.Погодину, В.Ф.Одоевскому, В.П.Титову, Н.А.Мельгунову, Н.А.Полевому, И.В.Киреевскому, К.С.Аксакову, писателям Петербурга - Н.И.Гречу, Н.В.Кукольнику - соответствовало мировидение и художественная модель мира, сложившаяся в период действия иенского кружка (выделяем Л.Тика, В.Вакенродера, Новалиса, Ф.Шеллинга) и близкого к нему позднего романтика Э.Т. А.Гофмана. В рамках романтического контекста эпохи используются материалы, связанные с творчеством В.А.Жуковского, А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя. Кроме того, анализируются произведения романтиков, которые оказались типологически близкими литературе Германии - А.А.Бестужев-Марлинский, М.Н.Загоскин. Литература Германии представлена также и творчеством писателей ХУ111 века (Ф.Г.Клопштока, К.М.Виланда, Ф.Шиллера), а также И.В.Гете. Традиция использования их художественной образности достаточно давняя и объясняется наличием просветительской тенденции в литературе русского романтизма [23].
Объект исследования - произведения, относящиеся к прозаическим жанрам. Ведущим жанром немецкого романтизма является новелла, которая позволила «выразить намеком бесконечное» (Г.Гейне). В.Г.Белинский называл «формой времени» тридцатых годов XIX века - повесть, в которой «в одном мгновении» сосредотачивается «столько жизни, сколько не изжить ее в веке» [24]. Отечественная повесть, как и немецкая романтическая новелла, «схватывает» многообразие действительности и через «мгновение» выражает смысл происходящего или «бесконечное».
Принимая классификации, предлагаемые Б.С.Мейлахом и В.Ю.Троицким о делении русской романтической повести на светскую, историческую, фантастическую, мы используем последнюю в ее разных модификациях -«таинственная», фольклорная, «ужасная». На формирование каждой из разновидностей повестей влияла прежде всего отечественная традиция. Однако имело значение и влияние западноевропейской литературы. При этом мы считаем, что на формирование светской повести большее влияние оказала французская литература (причем не только в лице романтиков, но и через творчество О.Бальзака), на историческую повесть - английская литература (прежде всего В.Скотт), на фантастическую повесть - немецкая традиция.
Повесть об искусстве и художнике, ставшая одной из популярных в литературном движении тридцатых годов XIX века, тоже восходит к традиции литературы Германии.
С двумя типами повестей русских романтиков, относящихся к немецкой литературной традиции, связаны два типа героев, ставших особенно популярными в тридцатые годы XIX века: 1) тип одухотворенного гения, возвышенного человека, обреченного на непонимание, а значит на одиночество или смерть (М.П.Погодин. Адель. Н.А.Полевой. Живописец. Блаженство безумия. К.С.Аксаков. Вальтер Эйзенберг (Жизнь в мечте) и др.); 2) тип грешника, продавшего душу дьяволу (Н.А.Мельгунов. Кто же он? Е.А.Баратынский. Перстень и др.). Оба типа романтических героев немецкого образца своеобразно представлены А.С.Пушкиным в «Евгении Онегине» (восторженный Ленский, вернувшийся из «Германии туманной») и в «Пиковой даме» (Германн - немец по происхождению).
Романам Л.Тика, Н.А.Полевого, Н.И.Греча, используемым в диссертации, свойственна, как и малым прозаическим жанрам, фрагментарность, которую справедливо считают стилем мышления романтиков (В.И.Грешных). Уместно вспомнить позицию В.Г.Белинского, считавшего повесть «распавшемся на тысячи частей романе» или «главе, вырванной из романа»[24, с.271].
Путевые очерки, письма, дневниковые записи романтиков позволяют представить контекст, в рамках которого создавалась «своя» Германия.
Цель настоящего исследования - осмысление влияния литературы Германии на творчество русских романтиков тридцатых годов XIX века (в том числе и тех, кто попал в число «забытых») как историко-литературной проблемы.
Цель определяет частные задачи исследования:
- рассмотреть творчество писателей, биографически связанных с Германией;
- проследить процесс «включения» литературного текста Германии в частную и общественную жизнь русского человека тридцатых годов XIX века;
- выявить особенности прочтения и восприятия русскими читателями (= писателями-романтиками) «кода», заложенного в художественном произведении писателей Германии;
- осмыслить новые смысловые грани немецкого текста, которые выделяются русскими романтиками; определить механизм действия восприятия - воссоздание (открытие «чужого») и пересоздание (возникновение «своего») в самобытном мире русских романтиков тридцатых годов XIX века через выделение тех образно-сюжетных конструкций, которые оказались им близкими;
- обозначить своеобразие отечественной модели мира, формирующейся в эпоху романтизма, в том числе и через русско-немецкие литературные связи;
- выделить через рецепцию Германии определенные закономерности в историко-литературном процессе 30-х годов XIX века.
Актуальность данной работы обусловлена важностью периода русской литературы тридцатых годов XIX века, определяемого как переходный. В это время происходила качественная перестройка историко-литературного процесса, анализ которой поможет уточнить последующее развитие русской литературы и установление ее закономерностей. В свете растущего интереса к проблеме «своего» и «чужого» в рамках переходных явлений актуально выявление особенностей формирования национального своеобразия отечественной прозы. Предпринимаемое исследование представляется своевременным и в связи с заметным повышением в отечественном литературоведении интереса к имагологии.
Научная новизна диссертации заключается в том, что она является первым в отечественном литературоведении обобщающим исследованием восприятия литературы Германии в художественном мире русских романтиков тридцатых годов XIX века, как известных, так и попавших в число «забытых». Впервые произведения М.П.Погодина, К.С.Аксакова, И.В.Киреевского, Н.И.Греча, Н.В.Кукольника и других авторов рассматриваются под углом зрения «диалога» с немецкой литературной традицией, что позволяет на новом уровне представить картину развития русского романтизма. Впервые осуществляется выделение художественного образа Германии на основе многоаспектного анализа прозы отечественных романтиков. В научный оборот вводятся малоизвестные или забытые произведения, позволяющие не только значительно дополнить, но и уточнить наши представления об особенностях русской романтической прозы тридцатых годов XIX века, создавшей определенные предпосылки для дальнейшего развития литературы.
Германию справедливо называют «эпицентром романтизма» (Ю.Борев). Научные исследования Г.Брандеса, О.Вальцеля, Р.Гайма, В.Дильтея, Г.А.Корфа, П.Клюкхона, Ф.Штриха, Н.Я.Берковского, А.С.Дмитриева, В.М.Жирмунского, A.B.Карельского, А.В.Михайлова, С.В.Тураева, Ф.П.Федорова, Д.Л.Чавчанидзе, посвященные немецкому романтизму, сделали возможным его всестороннее изучение [25].
Романтизм Германии и России в разных аспектах успешно изучается отечественным и зарубежным литературоведением (В.В.Ванслов, И.Ф.Волков, Г.А.Гуковский, Н.А.Гуляев, В.И.Коровин, И.В.Карташова, Ю.В.Манн, Ю.М.Лотман, В.И.Сахаров, В.Ю.Троицкий, В.Беньямин, Г.Дишнер, Г.Пранг, Р.Фабер и др.) [26].
Близость отечественного романтизма к немецкому, как было отмечено, не вызывала возражений ни в XIX веке, ни в XX веке. Изучение национальных литератур невозможно вне мирового историко-литературного процесса. Поэтому сравнительное литературоведение, сложившееся в последней трети XIX века, получило широкое распространение в России и на Западе. Основателем компаративистики является немецкий востоковед Т.Бенфей.
Главой сравнительно-исторического литературоведения в России стал А.Н.Веселовский. Концепция об общих стадиях литературного развития позволила доказать возможность появления сходных тем, мотивов, образов, без заимствования, но в близких условиях. Основная задача сравнения (диалога) - определение «точки контакта». М.М.Бахтин полагает, что «текст живет только соприкасаясь с другим текстом (контекстом), только в точке этого контакта текстов вспыхивает свет, освещающий и назад, и вперед, приобщающий и данный текст к диалогу» [27].
Сравнительное изучение национальных литератур отечественными исследователями XX века - М.П.Алексеевым, В.М.Жирмунским, Н.И.Конрадом, В.И.Кулешовым, И.Г.Неупокоевой и др. - поставило русскую литературу в мировой литературный контекст. В.М.Жирмунский указал на необходимость выделения исторических причин литературных взаимосвязей, определяющих типологическую общность литературных явлений, близость эстетических исканий. Условием восприятия одной литературой другой являются «встречные течения» [28].
Объект нашего внимания - преимущественно контактные связи, как личные (встречи, переписка), так и творческие (знакомство с произведениями, переводы, критические статьи).
В изучении межлитературных связей накоплен огромный опыт. Однако эта проблема по-прежнему требует осмысления. Проявление интереса к художественной традиции определенной страны, учет особенностей эстетического и психологического восприятия художественного мира писателей иной страны и художественного освоение сложившейся картины мира в литературе воспринимаемой страны дает возможность определить закономерности в развитии литературы страны воспринимающей.
В акте творчества важно не заимствование, а интерпретация воспринятого, поскольку любое влияние проходит через творческую личность. Литература в каждой стране формируется, прежде всего, на национальной основе, которая на разных уровнях проявляется в художественной картине мира.
Однако проблема «своего» и «чужого» существовала всегда. По мнению В.П.Топорова, она - одна из основных, поскольку «сравнение, понимаемое в самом широком плане (как и любой перевод - с языка на язык, с пространства на пространство, с времени на время, с культуры на культуру) самым непосредственным образом связано с бытием человека и в знаковом пространстве культуры, которое имеет своей осью проблему тождества и различия. »[29].
С середины XX века успешно развивается одно из направлений сравнительного литературоведения - имагология (лат. Imago - образ, подобие; гр. Logos - учение), позволяющее выявить представления одной нации о другой через художественное произведение [30].
В зарубежном литературоведении популярность приобретает рецептивная эстетика [31].
На «сходство условий национального развития в Германии и России» указывает Л.М.Крупчанов, а В.И.Кулешов выделяет как характерную черту переходной эпохи - «изобилие связей»[32]. Тридцатые годы XIX века стали временем, когда особенно интенсивно усваивались немецкая идеалистическая философия и романтическая литература.
Интерес к народности, проявляемый в Германии и России, обусловлен особенностями «народного самосознания». В собирательской деятельности как немецких романтиков (К.Брентано, А.фон Арним, бр. Гримм и др.), так и отечественных (А.С.Кайсаров, П.В.Киреевский, О.М.Сомов и др.), а также в статьях о национальной специфике русской литературы (И.В.Киреевский, К.С.Аксаков и др.) ощущается глубокий интерес к народному духу (Volksgeist), к познанию истоков.
Возникновение стойкого интереса к Германии и немецкой литературе в первой трети XIX века определили и сходные исторические причины: не было революции, сближал патриотический подъем, вызванный войной с Наполеоном и др. По справедливому заключению Р.Ю.Данилевского, немецкая культура и философия не могли не заинтересовать русских: сказывалось недавнее сближении обоих народов во время совместной борьбы против Наполеона, существовали давние культурные связи, были, наконец, сходные уровни экономического развития общества и его политическое состояние»[33]. Кроме того, ни в России, ни в Германии не было революции. Германия - раздробленная страна, разделенная на множество княжеств; Россия - единая страна, но имеющая огромное пространство.
О воздействии немецкой литературы рубежа ХУ111-Х1Х вв. на другие народы размышляют уже в тридцатые годы XIX века. Так, в «Московском телеграфе» (1832, ч.47, №17) публикуется статья французского критика Э.Кине «Будущая участь Словесности и Изящных Искусств в Германии». Автор считает, что со смертью Гете окончилась одна эпоха и началась другая. Искусство Германии, по мнению Э.Кине, достигло небывалых высот потому, что «создало себе свой мир» и было удалено от политических событий. Именно в Германии - «стране философской тишины» - «назначили себе место свидания все возможные мнения человеческие», «здесь определили они себе место полного своего развития, с тем, чтобы достигнуть последней степени силы». Далее, используя образное сравнение, французский критик говорит о значении открытий «умственного здания Германии»: «С высоких башен, с величественных строений его летят прах и тление на все четыре стороны ветров - тление не смерти, но жизни, не вещества, но мысли, прах идей, который Провидение собирает в вечную урну Судеб, для удобрения им новых полей.»[34]. Немецкая литература оказала мощное влияние на писателей России и Франции.
Началом истории немецкого романтизма часто считают публикацию Л.Тиком «Сердечных излияний любящего искусства монаха» (1797), в основу которой положены заметки рано умершего В.Вакенродера. В России эта книга была переведена в 1826 году под названием «Об искусстве и художниках. Размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л.Тиком» и стала отправной точкой развития национальной концепции искусства [35]. Переводчиками книги были бывшие любомудры -С.П.Шевырев, Н.А.Мельгунов, В.П.Титов.
Преклонение перед искусством, имеющем пророческую функцию, постижение божественной тайны мира и желание донести ее до людей, национальное начало, обусловленное интересом к старине (Vorzeit), чувство природы, складывающееся под влиянием натурфилософии и др. оказались созвучными членам кружка любомудрия. Призыв В.Вакенродера изобретать «новые слова» для каждого отдельного «поэтического чувства» стимулировал появление мотивов, получивших продолжение как в творчестве следующих поколений немецких романтиков, так и в мировой литературе. Это - Sehnsucht (томление), Wanderung (путешествие), Einsamkeit (уединение), Doppelgänger (двойник) и др.
Судьба немецкого гения, запечатленная В.Вакенродером в образе Иозефа Берглингера, стала не только словесным воплощением одного из типов романтических художников, но и продолжила творческую биографию в реальной (Д.Веневитинов, Э.Т.А.Гофман бамбергского периода и др.) и воображаемой (художественной) жизни (произведения Л.Тика, Э.Т.А.Гофмана, М.П.Погодина, Н.А.Полевого, Н.В.Кукольника и др.).
В рамках иенского романтизма складывались представления о типах писателей и «своем» читателе, вступающих в диалог. Ф.Шлегель выделял два типа писателей: «Аналитический писатель наблюдает читателя как он есть, затем вычисляет и располагает свою машинерию так, чтобы добиться определенного эффекта. Синтетический писатель конструирует и создает читателя, каким он должен быть, он кажется ему не самоуспокоенным и мертвым, а живым и противодействующим. Писатель открывает постепенно читателю то, что он нашел, или побуждает его самого открыть это. Он не хочет оказывать на него определенное влияние, а вступает с ним в священные отношения внутренней со-философии или со-поэзии» [36]. По словам О.Б.Вайнштейна, «немецкие романтики. предусматривали феномен непонятности как органическую часть восприятия публикой своих произведений» [37]. «Не выговариваемая тайна» произведения приковывает к нему внимание и обеспечивает новое прочтение.
Со стороны автора, сознательно или бессознательно, осуществляется учет возможного читательского восприятия. Автор «вписывает» (В.Изер) особый «код» читательского восприятия для достижения цели. С помощью этого «кода» он и создает «своего» читателя. «Публика, - полагает Ф.Шлегель, -это не вещь, а мысль, постулат, подобный церкви» [38].
Религиозное чувство, соединенное у иенских романтиков со служением искусству, чувством любви, национальным чувством, преобразуется в категорию, с помощью которой осознается самобытность. Такая позиция оказалась близкой русским романтикам.
Гейдельбергские романтики интересовались не столько национальной особенностью, сколько национальной исключительностью. Художественный мир гейдельбергских романтиков, в творчестве которых мистицизм соединяется с воинственностью, не нашел такого отклика у русских романтиков тридцатых годов XIX века, как иенский. Уместно вспомнить, что A.H.B еселовский, признавший учение бр. Гримм о народных корнях поэзии, идущих от язычества, не согласился с их гипотезой об арийском происхождении поэзии.
Нельзя утверждать, что некоторые из характеристик, воплощенные и развитые гейдельбергскими романтиками в те или иные мотивы, отсутствуют у иенцев. Однако они своеобразно осмысливаются русскими интепретаторами. Например, мотив «лесного уединения» (Waldeinsamkeit), впервые прозвучавший в творчестве Л.Тика, был трансформирован в отечественной романтической прозе, а при переводах новелл «Белокурый Экберт» и «Эльфы» мрачность таинственного леса намеренно сглаживалась. Между тем этот устойчивый мотив получил дальнейшее развитие и углубление у гейдельбергских романтиков и Гофмана в плане усиления зачаровывающего и угрожающего значения дремучего леса [39].
В рамках нашего исследования необходимо назвать еще один источник важный для историко-литературного процесса первой трети XIX века, стимулирующий интерес к литературе Германии, - книгу Ж.де Сталь «О Германии» («De l'Allemagne», 1810). В ней изложена история немецкой цивилизации, сделанная представителем другой нации. Книга основана на личных впечатлениях о двух путешествиях французской писательницы по Германии, бесед с немецкими философами и писателями, под влиянием ее дружеского общения с А.В.Шлегелем. В 1812 году в Петербурге Ж.де Сталь знакомила русских с основными положениями своей книги, которая не была напечатана во Франции. Отрывок из книги Ж.де Сталь «О Германии» был опубликован в 1820 году в «Сыне Отечества».
Ж.де Сталь сделала свой вывод об особенностях национального характера немцев и значении культуры Германии для других народов. Главной чертой немецкого национального характера она называет идеализм. Именно поэтому французская писательница (как, кстати, и русские читатели) превозносит Клопштока, выделяя в его творчестве «религиозный лиризм», в философской системе И.Канта - идею долга, в Ф.Шеллинге - вдохновителя романтиков. В поэзии Шиллера она увидела певца «идеализма героического», а в творчестве Гете - певца «идеализма философски-спокойного».
В книге «О Германии» Ж.де Сталь высказывает еще одну важную мысль, развиваемую в дальнейшем отечественными эстетическими теориями -деление литературы на классическую и романтическую, литературу юга и севера. Романтическая поэзия Германии, по ее мнению, ведет начало от песен трубадуров и связана с рыцарством и христианством. Именно романтическая поэзия заставляет обратиться к сюжетам национальной истории и религии. Своеобразие немецкой литературы Ж.де Сталь связывает с отсутствием влияния античной культуры. Немецкая литература основана на национальной почве. «Путь классической поэзии к нам лежит через языческие реминисценции, немецкая поэзия пользуется нашими личными впечатлениями, чтобы взволновать нас: вдохновляющий ее гений обращается непосредственно к нашей душе, и, кажется, воспринимает саму нашу жизнь как призрак, самый могущественный и самый ужасный из всех» [40].
В 1823 году было опубликовано сочинение О.М.Сомова «О романтической поэзии, опыт в трех частях», написанное под непосредственным влиянием книги Ж. де Сталь, в которой формулировался новый взгляд на национальное поэтическое творчество, право каждой нации на самобытную духовную культуру.
Вместе с тем необходимо выделить пробуждение национального чувства, которое осуществляется в русской романтической прозе тридцатых годов XIX века. Оно связано не только с книгой Ж. де Сталь, но и с непосредственным влиянием философии и литературы Германии, прежде всего через Ф.Шеллинга и иенских романтиков. Как полагал И.И.Замотин, именно «под пером русских шеллингианцев национальное самосознание русского общества отливалось в строгий и величественный образ» [41]. Рассуждая о национальной самобытности русской литературы, отечественные романтики и критики чаще ссылаются на немецких романтиков и Ф.Шеллинга, а не на книгу Ж.де Сталь.
Сходное видение мира немецкими и русскими романтиками, сделавшими основным объектом художественного исследования человеческую душу, верящую и сомневающуюся в одно и то же время, позволяет выделить особую образную конструкцию, по-своему используемую писателями Германии и России. Переосмысление прозы немецкого романтизма (Новалиса, В.Вакенродера, Л.Тика, Э.Т.А.Гофмана и др.) и художественного мира писателей предшествующей эпохи (Х.М.Виланда, Ф.Г. Клопштока, Ф.Шиллера и др.), а также И.В.Гете осуществляется с помощью создания воображаемого (художественного) пространства, которое на первый взгляд основано на известных текстах, но в результате оказывается «сконструированным» образом русского романтика, представляющего «свою» Германию. Видение этой «страны мечтаний» (Д.Веневитинов) человеком начала тридцатых годов XIX века удачнее других, на наш взгляд, сформулировал Н.В.Гоголь в поэме «Ганц Кюхельгартен»(1828): И с неразгаданным волненьем Свою Германию пою.
Русские романтики начала 30-х годов XIX века действительно воссоздали «свою» Германию на основе не просто прочитанных, а глубоко прочувствованных книг.
Восторженное восприятие художественного мира немецких романтиков отразилось в письмах, дневниковых записях, мемуарах многих русских людей рассматриваемого периода - Д.В.Веневитинова, М.П.Погодина, В.Ф.Одоевского, А.И.Кошелева, К.С.Аксакова и др. При этом иногда ставился знак равенства между страной и гениальными людьми, в ней жившими. Контекст, в котором проходило восприятие Германии, ее культуры и литературы, разнообразно и ярко представлен в историко-литературном процессе тридцатых годов XIX века. Вместе с тем восторженность несла в себе отрицательные моменты. На разницу между настоящей и «книжной» Германий указывал в 1838 году Н.В.Гоголь: «Я сомневаюсь, та ли теперь Германия, какою мы ее представляем себе. Не кажется ли она нам такою только в сказках Гофмана?» [42].
Освоение текста немецких писателей осуществлялось через чтение, критические статьи, публикации, перевод. Проблема перевода не выделяется нами специально. Однако мы отмечаем, что переводческая программа разрабатывалась иенскими романтиками. Новалис выделял три типа перевода - грамматический, измененный и мифический. Переводом в высшем смысле он называл мифический: «Они представляют чистый, завершенный характер художественного произведения и передают не реальное произведение, а его идеал» [43]. Однако мифический перевод практически невозможен. Отечественные переводчики тридцатых годов XIX века пользовались грамматическим («переводы в обычном смысле») и измененным переводчик этого типа сам должен быть художником») переводом [43, с.287].
Два последних типа перевода соответствуют гетевским - «прозаическому переложению» и «переводам-переделкам». Переводчики тридцатых годов XIX века предлагали часто субъективный перевод. Гетевский третий тип перевода, высший с его точки зрения, - «перевод, стремящийся к отождествлению с оригиналом, приближающийся в конце концов к подстрочнику» [44] - становится возможен в России позднее. Переводчики тридцатых годов XIX века и в пределах перевода старались представить «свою Германию». В периодических изданиях Москвы и Петербурга самыми часто переводимыми и упоминаемыми немецкими авторами стали И.В.Гете, Ф.Шеллинг, Л.Тик, Э.Т.А.Гофман.
Новалис видел читателя и в создателе произведения: «Большинство писателей - одновременно свои читатели, которым они пишут - отсюда в произведениях столько следов читателя - критические замечания. Вехи мыслей - набранные курсивом слова - выделенные места - это все от читателя» [43, с.570]. Показательно, что слово Sehnsucht русские романтики употребляют в немецкой транскрипции. Текстуальные связи выявляются через цитаты из немецкого текста, эпиграфы, аллюзии, реминисценции и т.д.
Предметом для художественного познания в отечественном романтизме тридцатых годов XIX века становятся те произведения немецких авторов, в которых содержатся порывы, связанные с Sehnsucht, необъяснимая тревога сердца, устремленность в Италию - страну лимонных рощ, идеальная любовь, готическая атрибутика, религиозное настроение и др. В результате создается оригинальное произведение, которое является высшей формой контакта.
Различные аспекты восприятия рассмотрены в системе (в разных аспектах), что позволило проследить значение русско-немецких литературных связей в тридцатые годы XIX века.
Методологическую базу нашего исследования составили труды М.М.Бахтина, А.Н.Веселовского, В.М.Жирмунского, Р.Я.Данилевского, Н.П.Михальской, В.Н.Топорова. Важную роль в формировании концепции диссертации сыграли работы отечественных исследователей по русскому и немецкому романтизму - Н.Я.Берковского, А.С.Дмитриева, В.И.Коровина, Ю.В.Манна, В.И.Сахарова, В.Ю.Троицкого, Ф.П.Федорова, Д.Л.Чавчанидзе, а также зарубежного литературоведения - Г.Брандеса, О.Вальцеля, Р.Гайма, М.Коха,Ф.Фогта, В.Шерера.
Практическая значимость работы заключается в том, что ее материалы могут быть использованы при создании коллективных монографий, учебных пособий, в которых ставятся проблемы как особенностей историко-литературного процесса XIX века, так и «переходной» эпохи 30-х годов, а также проблемы русско-зарубежных литературных связей. Материалы диссертации могут использоваться при комментировании и научной подготовке текстов русских писателей первой половины XIX века. Основные положения диссертационного исследования найдут применение в практике вузовского и школьного преподавания литературы.
Апробация диссертации. По теме диссертации были сделаны доклады на международных и региональных конференциях в Москве, Нижнем Новгороде, Казани, Самаре, Стерлитамаке, Перми, Тамбове, Уфе, на Пуришевских чтениях в Московском педагогическом государственном университете (1997, 1998, 2001, 2002).
Структура работы определяется целями и материалом исследования. Диссертация состоит из трех глав. Первая глава посвящена созданию «воображаемой» Германии, возникшей у русских романтиков на основе «перенесения» образов и ситуаций из произведений немецкой литературы на собственную жизнь и в художественные произведения. Во второй главе рассматривается традиционная для немецкой литературы тема, связанная с культом Италии. Русские романтики, используя одни и те же произведения писателей Германии, варьируя одну и ту же информацию, создавали
26 самобытные произведения, в которых проявляются особенности восприятия и осуществляется сотворчество. В третьей главе выявляются основы национальной ментальности писателей России и Германии через анализ произведений со сходными темами и мотивами, что открывает глубокую самобытность и художественную значимость русского романтизма тридцатых годов XIX века. В каждой из глав - по четыре параграфа. Примечания после введения и глав содержат не только сноски, но рассуждения, которые конкретизируют (углубляют) некоторые положения диссертации. Подобная структура позволяет последовательно проследить особенности диалога русской и немецкой литературы.
ПРИМЕЧАНИЯ К ВВЕДЕНИЮ
1. Резанов В.И. Из разысканий о сочинениях В.А.Жуковского // Журнал Министерства Народного Просвещения, 1906, апрель. С.239.
2. Проблеме разнообразных связей И.В.Гете и Ф.Шиллера с Россией посвящены исследования: Жирмунский В.М. Гете и русская литература. Л., 1932. Дурылин С.Н. Русские писатели у Гете в Веймаре // Литературное наследство. Т.4-6. М-Л., 1932. С.450-476.Данилевский Р.Ю. Россика Веймарского архива (Из неопубликованных материалов) // Взаимосвязи русской и зарубежных литератур. Л., 1983. С.145-182. Трейтер Е.А. Из Веймарского окружения Гете (Несколько архивных документов) // Россия и Запад. Из литературных отношений. Л., 1973. С. 208-220.
Чешихин-Ветринский В.Е. Жуковский как переводчик Шиллера. Рига, 1895. Данилевский Р.Ю. Шиллер и становление русского романтизма //Ранние романтические веяния. Л., 1972. С.3-91. Либинзон З.Е. Писатели-декабристы и Шиллер // Проблема традиций и новаторства в художественной литературе. Горький, 1978. С.78-92. Реморова Н.Б. Жуковский и немецкие просветители. Томск, 1989. Кроме того, считаем необходимым выделить как основополагающие для определения особенностей связей России и Германии в ХУ111 веке следующие работы: Эпоха Просвещения. Из истории международных связей русской литературы. Л., 1967. От классицизма к романтизму. Из истории международных связей русской литературы. Л., 1970. Русские и немцы в ХУ111 веке. Встреча культур. М., 2000.
3. См.: Данилевский Р.Ю. «Молодая Германия» и русская литература (Из истории русско-немецких отношений первой половины XIX века). Л., 1969. С.44-65. Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны /Ред. и пред. Б.М.Эйхенбаума. Л., 1929. С.36, 85, 159, 167, 229, 231. По мнению Ф.Некрасова, люди тридцатых годов, в том числе А.С.Пушкин, прельщается в произведениях Гете его увлечением природой, которое в соединении с философскими стремлениями делает Гете одним из самых видных поэтов-пантеистов» (Некрасов Ф. Д.В.Веневитинов как поэт и критик «Московского вестника», журнала русских шеллингианцев Веневитинского кружка и А.С.Пушкина; их взаимные историко-литературные отношения // Пушкинский сборник /Под ред. Проф. А.И.Кирпичникова. М., 1900. С.87.
4. Д.В.Веневитинов в послании «К Пушкину» (1822) призывает «доступного гения» обратиться к Гете:
Наставник наш, наставник твой, Он кроется в стране мечтаний В своей Германии родной. Досель в нем сердце не остыло, И верь, он с радостью живой В приюте старости унылой Еще услышит голос твой.
Русские поэты. Антология. М.-Л., 1941. Т.2. С.524).
5. Цит. по: Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь Одоевский. Мыслитель. Писатель. М., 1913. Т.1, ч.2. С.366. В мемуарной литературе содержится много примеров, доказывающих, что молодые люди первой половины XIX века переносили на свою жизнь образы и ситуации гетевских произведений. Так, П.В.Анненков в мемуарах «Молодость И.С.Тургенева. 1840-1856», определяя характер молодого писателя, использует без перевода слово АУе^ктс!. Это трудно переводимое слово восходит к представлениям «бурных гениев» о человеческой личности. Его значение раскрыл Ф.Шиллер в статье «О трагедии Гете «Эгмонт». Известно о страстном увлечении И.С.Тургенева гетевской трагедией, из которой он даже перевел песенку Клерхен. П.В.Анненков увидел особенности характера молодого Тургенева через Эгмонта. «. ему было свойственно стремление к переживанию жизни как можно более яркому, полному и непосредственному, не скованному ни соображениями рассудка, ни излишними нравственными обязательствами» (Анненков П.В. Литературные воспоминания. М.,1989. С.360, 609.
6. Сестра Н.В.Станкевича - А.В.Щепкина - вспоминает о семейном чтении: «По вечерам большая семья собиралась в гостиной, где читали преимущественно немецких писателей, в особенности Гофмана и Шиллера, под влиянием которых складывались романтические наклонности детей» (Щепкина А.В. Биографический очерк //Русские мемуары. М., 1990. С.381). Для романтизма 30-х годов XIX века была характерна возможность соединения Ф.Шиллера и позднего романтика Э.Т.А.Гофмана. С.В.Тураев прослеживает, например, как при переводе «Орлеанская дева» Шиллера становится «романтическим созданием», а шиллеровские баллады приобретают «романтический характер»(См.: Шиллер в переводе В.А.Жуковского // Жуковский и литература конца ХУ111-Х1Хвека. М., 1988. С.275-288.
7. Печерин B.C. Замогильные записки (Apologia pro vita mea) //Русское общество 30-х годов XIX века. Мемуары современников. М., 1989. С.157. Выпускник Петербургского университета, заканчивающий образование в Германии, - В.С.Печерин - часто ссылается на Шиллера и даже уверенно заявляет: «первые годы моей юности сложились из стихов Шиллера» (Там же. С.237).
8. См.: Житомирская З.В. Гофман Э.Т.А. Библиография русских переводов и критических статей. М., 1964.
9. Действительно, рассуждения одного из лидеров славянофильства -Ю.Ф.Самарина - особенно ясно определяют отношение русского читателя к Гофману: «Душа одинаково чуткая для впечатлений мира вещественного и мира духовного. Особенность его творчества заключается в способности нечувствительно для читателя и как будто без собственного ведома переходить из одного мира в другой. Черта, разделяющая их, исчезает, они сливаются, проникаются взаимно. При этом, посреди необузданного разгула самой прихотливой фантазии, никогда не затемняется ясность нравственного чутья» (Самарин Ю.Ф. Избранные произведения. М., 1996. С.18).
10. Сумцов Н.Ф. Князь В.Ф.Одоевский. Харьков, 1884. Кирпичников А.И. Былые знаменитости русской литературы. Антоний Погорельский (А.А.Перовский)// Исторический вестник, 1890. Т.42, октябрь. Кузьмин Н.К. Очерки из истории русского романтизма. Н.А.Полевой как выразитель литературных направлений современной ему эпохи. СПб, 1903.
11. Фундаментальным исследованием, появившемся в начале XX века, продолжает оставаться монография В.М.Жирмунского «Немецкий романтизм и современная мистика» (СПб, 1914). Иенский романтизм, глубоко и полно проанализированный в работе, соотносится с русским символизмом. Из работ, посвященных русско-немецким литературным связям, следует назвать: Замотин И.И. «Голубой цветок» в поэзии Жуковского. К истории романтических мотивов в русской литературе. Львов, 1902. Берков П.Н. Из истории русского вертеризма (Беллетристические опыты А.В.Никитенки). Л., 1933. В рамках темы «Гофман и русские романтики» в это время опубликованы: Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь Одоевский. Мыслитель. Писатель. М., 1913. Игнатов С.С. Погорельский и Гофман. Варшава, 1914. Петровский М.А. О влиянии Гофмана на русскую литературу //Беседы. Сборник общества любителей литературы в Москве. М., 1915. Родзевич С. К истории русского романтизма (Э.Т.А.Гофман и 30-40-е годы в нашей литературе) // Русский филологический вестник, 1917. Т.77, №1-2.
12. Штейн С. Пушкин и Гофман. Сравнительное историко-литературное исследование. Дерпт, 1927. Якубович Д. О «Пиковой даме» //Пушкин. 1833. Л., 1933. Серапионова 3. Гофмановские мотивы в «Петербургских повестях» Н.В.Гоголя. Л., 1939. Израилевич Л. К вопросу о влиянии Гофмана на Гоголя. Л., 1939. Gorlin М. N.V.Gogol und E.T.A.Hoffmann.
Leipzig, 1933. Stender-Petersen A. Gogol und die deutsche Romantik// Euphorion. Zeitschrift für Literaturgeschichte. Leipzig, 1922. Bd.24. Н.З. Кроме того, следует назвать вступительные статьи к сочинениям Гофмана, в которых речь идет об интересующей нас проблеме: Морозов П.Гофман в России // Гофман Э.Т.А. Избранные сочинения. М.-Пг, 1923. Т. 1.С.39-50. Левит Т. Гофман в русской литературе // Гофман Э.Т.А. СС М., 1930. Т.У1.
13. Белецкий А.И. Очередные вопросы изучения русского романтизма //Русский романтизм: Сб. ст./ Под ред. А.И.Белецкого. Л., 1927. СЛ. В.Г.Белинский, выделяя, как главные, новые тенденции, связанные с появлением реалистической художественной системы в творчестве А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, Н.В.Гоголя, оценивал и писателей-романтиков 30-х годов XIX века с точки зрения возможности их перехода к реализму. Более того, в статье «Полное Собрание Сочинений Марлинского» (1838-1839) критик формулирует критерии художественности, применяемые к реалистическому искусству, но использует их для оценки романтических повестей А.А.Бестужева-Марлинского. В результате «во мрак забвения» попали многие русское писатели-романтики -О.И.Сенковский, А.Ф.Вельтман, О.М.Сомов, М.Н.Загоскин и др. Ю.В.Манн в одной из последних монографий «Динамика русского романтизма» справедливо обращает внимание на категоричность оценок В.Г.Белинского и видит нежелание одного из ведущих критиков 30-40-х годов XIX века вникнуть в особенности романтического движения. Ю.В.Манн уточняет: «Могут сказать, что Белинский недостаточно знал западноевропейскую литературу и не был знаком с особенностями романтического движения. Это так. Но не вернее ли сказать, что не только не знал, но и не хотел знать? Не хотел знать, подчиняясь некоей общей перспективе литературной эволюции» (Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М., 1995. С.365).
14. Чавчанидзе Д.Л. Некоторые особенности художественного образа и сюжета. Диссер. канд. филол. н. МГПИ, 1972. Берновская Н.М. О романтической иронии в творчестве Э.Т.А.Гофмана. Диссерт. канд. филол. н., МГПИ, 1972. Славгородская JI. Романы Э.Т.А.Гофмана. Диссерт. канд. филол. н., ЛГУ, 1973. Федоров Ф.П. Проблема искусства в творчестве Э.Т.А.Гофмана. Диссерт. канд. филол. н., ЛГПИ, 1978. Миримский И. Романтизм Э.Т.А.Гофмана //Из истории романтизма и реализма XIX века: Ученые записки кафедры всеобщей литературы Московского государственного педагогического института /Под ред.Ф.П.Шиллера. Вып.111. М., 1937. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л., 1973. Карельский A.B. От героя к человеку. Два века западноевропейской литературы. М., 1990. В 1972 году в серии «Литературные памятники» были впервые опубликованы «Дневники» Гофмана (пер. О.К.Логиновой, с.433-540), а также статьи И.Ф.Бэлзы «Капельмейстер Иоганнес Крейслер» (с.541-564) и О.К.Логиновой «Дневники Гофмана» (с.564-591).В связи с 200-летием со дня рождения Э.Т.А.Гофмана в марте 1976 года в ИМЛИ им. М.Горького на научной сессии были подведены итоги исследования творчества немецкого романтика. Доклады легли в основу научного сборника: Художественный мир Гофмана. М., 1982.
15. Passage Ch. Russian Hoffmannists. The Hague, 1963. Jngham N.W. E.T.A.Hoffmann's reception in Russia. Würzburg, 1974.
16. Ботникова А.Б. Э.Т.А.Гофман и русская литература: (первая половина XIX века). К проблеме русско-немецких литературных связей. Воронеж, 1977.
17. Оговоримся, что сопоставления Л.Тика с русскими романтиками фактически нет, есть только указание на сходство. Так, на сходство повести Ан.Погорельского «Черная курица, или Подземные жители» с новеллой Л.Тика «Эльфы» указывает М.П.Погодин (Московский вестник, 1829.4.15, №6.С.151-154). Выявляется сходство «Вечера накануне Ивана Купалы» Н.В.Гоголя и и новеллы Л.Тика «Чары любви». На это обратил внимание Н.И.Надеждин (Телескоп, 1831. 4.5, №20. С.563). Сходство художественной манеры Гоголя с гофмановской и таковской подчеркивает
С.П.Шевырев (Московский наблюдатель, 1835. Т.1, март. Кн.2. С.404). Н.С.Тихонравов указывал в комментариях на близость психологических ситуаций произведений Тика и Гоголя (Гоголь Н.В. Сочинения. Т.1. Изд.10. М., 1889. С.526-535). На сходство романа «Монастырка» Ан.Погорельского с повестью Л.Тика «Волшебный замок» указывает А.И.Кирпичников (Немецкий источник одного русского романа //Русская старина, 1900. Т.107, декабрь. С.617-619). На связь «Страшной мести» Гоголя с повестью Л.Тика «Пиетро Апоне» указывают А.К. и Ю.Ф. (Русская старина, 1902. Т. 109, март. С.641-647).
18. Сестра Л.Тика - писательница София Бернгарди - жила в России с 1810 года (См.: Matenko P. Tieck's Russian friends. PMLA, 1940. Vol.55. N.4. P.l 129-1137, p.l 143-1144). По мнению Р.Ю.Данилевского, выходцы из Прибалтики принадлежали к кругу дрезденских знакомых Тика. Это -художник и археолог О.М.Штаккельберг, директор Мангеймского театра В.Унгерн-Штернберг (См.:Данилевский Р.Ю. Людвиг Тик и русский романтизм //Эпоха романтизма. Из истории литературных связей русской литературы. Л., 1975. С.76.
19. См. подробнее об этом: Зусман В.Г. Тик и Шекспир // Диалог и концепт в литературе. Н.Новгород, 2001. С.69-96. В наши задачи не входит исследование русского шекспиризма. Поэтому только назовем русских романтиков, которые не столько испытали влияние со стороны Л.Тика-интерпретатора Шекспира, сколько вступали в полемику с ним через оценку личности и творчества английского драматурга - В.А.Жуковский и Н.А.Полевой. См. об этом: Левин Ю.Д. Шекспир и русская литература XIX века. Л., 1968. С.8-111. В диссертации мы предполагаем рассмотреть процесс восприятия и оценки «немецкого Шекспира» через создание русскими романтиками образа «своей» Германии.
20. Исследователи - В.Зеньковский, Г.В.Флоровский, Н.А.Бердяев, П.Н.Сакулин, Ю.В.Манн и др. - отмечают плодотворность влияния немецкой философии и немецкой духовной культуры (см., например:
Бердяев H.A. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX в. и начала XX в.// О России и русской философской культуре, Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. С.69.). Н.А.Бердяев считает, что первыми философами в России были шеллингианцы (там же, с.70). Возможно, что для России тридцатых годов XIX века философская система Ф.Шеллинга оказалась более значима, чем для Германии этого периода. Не случайно исследователи проблемы «Шеллинг и Россия» справедливо полагают, что она «неисчерпаема» (Абрамов А. Шеллинг и Россия // Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С.590-593).
21. Манн Ю.В. Русская философская эстетика. М., 1969. Маймин Е.А. Поэты-любомудры и «немецкая школа» //Вопросы литературы и фольклора. Воронеж, 1972. Габитова P.M. Философия немецкого романтизма. М., 1978. Сахаров В. Путешествие к Шеллингу //Сахаров В. Под сенью дружных муз. М., 1984. Каменский З.А. Московский кружок любомудров. М., 1980. Каменский З.А. Русская философия начала XIX века и Ф.Шеллинг. М., 1980. Э.Таден указывает на шеллингианские истоки кружка любомудрия, в котором зарождается «романтический национализм» (Thaden Е. Conservative Nationalism in Nineteenth-Century Russia. Seattle, 1964. P.28). «Шеллингианский романтизм» считает определяющим началом в выработке психологии, симпатий и антипатий американский ученый из Гарварда Н.Рязановски. Müller Э. Ivan Kireevskij (1806-1856). Köln, 1966.
22. König H. Literarishhe Bilder aus Russland. Stuttgart, 1837. S.172-173. Перевод этой книги появился в России через 25 лет: Кениг Г. Очерки русской литературы. СПб, 1862. Как полагают авторы книги «Литературные кружки и салоны» (Л., 1929) - М.Аронсон и С.Рейсер, многие положения были сформулированы Г.Кенигом со слов бывшего любомудра Н.Мельгунова. Поэтому «высказывания в ней (книге Г.Кенига -Н.И.) при некоторой осторожности могут быть осознаны, как высказывания того же кружка любомудров» (Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны /Ред. и пред. Б.М.Эйхенбаума. JL, 1929. С. 132). Не углубляясь в полемику по поводу книги Г.Кенига, возникшей в русской и немецкой литературе, мы констатируем факт историко-литературной рецепции.
23. Мысль о том, что просветительская идеология ХУ111 века может быть идейной основой романтической художественной системы высказывали: Гуляев H.A. О своеобразии просветительского реализма //Филологические науки, 1966, № 2. С. 165-176. Манн Ю.В. Русская философская эстетика. М., 1969. С. 108-109. Существование просветительской культуры ХУ111 века в историко-литературном процессе 30-х годов XIX века, когда наблюдается расцвет романтической культуры с ее особым типом мышления и отношением к действительности, не противоречит закономерностям в развитии литературы этого периода. Так исследователи творчества некоторых романтиков настаивают на связи их эстетической системы с идеями Просвещения. Н.М.Михайловская считает, что творчество В.Ф.Одоевского следует «рассматривать в свете одной большой проблемы Просвещения» (См.:Михайловская Н.М. Вл.Ф.Одоевский - представитель русского Просвещения //Русская литература, 1979, №1. С. 14-25). Изучение журнала «Московский наблюдатель»(1835-1837) привели Н.В.Питолину к убедительному выводу, что просветительские тенденции, характерные для ХУ111 века, остаются живыми в периодической печати первой трети XIX века (См.: Питолина Н.В. Журнал «Московский наблюдатель» (1835-1837) и литературное движение того времени. Дис. . кан. филол. н. JL, 1981). Как полагает Г.Н.Поспелов, романтики преодолевают рационализм мышления, так как «на определенной ступени развития национальной духовной культуры» стремятся «открыть для себя мир романтических переживаний и сделать их основным пафосом своего творчества» (Поспелов Г. «Просветительство» в истории русской литературы //Вопросы литературы, 1975, №7.С.138).
24. Белинский В.Г. ПСС: В 13 гг. М.-Л., 1953. Т. 1. С.272-273. Жанровые признаки повести критик позднее уточняет в статье «Разделение поэзии на роды и виды»(Там же, 1954. Т.У.С.42).Повесть посвящается одному событию, остальные - сопутствующие, герои и характеры проявляют себя «в решительном сюжетном переломе», лаконичность формы, оперативность жанра повести. Выводы В.Г.Белинского сохранили свое значение и сейчас. Особенности жанра русской романтической повести рассматриваются, например: Мейлах Б.С. Введение //Русская повесть XIX века. /История и проблематика жанра. Л., 1973. Троицкий В.Ю. Художественные открытия русской романтической прозы 20-30-х годов XIX века. М., 1985. Сахаров В.И.Под сенью дружных муз: О русских писателях-романтиках. М., 1984. Из новейших исследований следует назвать книгу Л.А.Капитановой «Повествовательная структура русской романтической повести» (Псков, 1997).
Специфике жанра немецкой романтической новеллы посвящены работы: Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. М., 1990. Демченко В.Д. Г.Клейст и немецкая романтическая новелла. К типологии жанра. Днепропетровск, 1976. Kunz J. Die deutsche Novelle zwischen Klassik und Romantik. Berlin, 1967. Erne N. Kunst der Novelle. Wiesbaden, 1956. Weise B.V. Die deutsche Novelle von Goethe bis Kafka: Interpretationen. In 2 Bd. Dusseldorf, 1967. Основными признаками новеллы считают: лаконизм, динамичность, емкость и выразительность детали, неожиданная развязка. 25.Брандес Г. Романтическое искусство в Германии //Литература XIX века в ее главных течениях. Немецкая литература /Пер. с нем. Б.Д.Порозовой и В.И.Писаревой. СПб, 1900. Walzel О. Deutsche Romantik. Leipzig-Berlin, 1908. Романтическая школа. Включение в историю немецкого ума. Р.Гайма /Пер. с нем. В.Неведомский. М., 1891. Dilthey W. Gesfmelte Schrieften: Bd.7. Stuttgart, 1958. Korf K.A. Geist der Goethezeit. Versuch einer ideen Entwicklung der Klassisch-romantischen Literaturgeschichte. Leipzig, 1957. Bd.lll, 1У. Klukhon P. Die Deutsche
Romantik. Leipzig, 1966. Strich F. Die Deutsche Klassik und Romantik. München, 1922. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. JI., 1973. Дмитриев A.C. Проблемы иенского романтизма. М., 1975. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб, 1914. Карельский
A.B. От героя к человеку. Два века западноевропейской литературы. М., 1990. Михайлов A.B. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры. М., 1989. Тураев С.В. От просвещения к романтизму. М., 1983. Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время. Рига, 1988. Чавчанидзе Д.Л. Феномен искусства в немецкой романтической прозе: средневековая модель и ее разрушение. М., 1997.
26. Романтизм как конкретная культурно-историческая эпоха конца ХУ111-первой трети XIX вв. рассматривается в трудах Г.А.Гуковского, И.Ф.Волкова, В.И.Коровина, С.В.Тураева (Гуковский Г.А.Пушкин и русские романтики. М., 1995. Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. М., 1989. Коровин В.И. Творческий путь М.Ю.Лермонтова. М., 1975. Тураев С.В. Байрон в движении времени //Великий романтик. Байрон и мировая литература. М., 1991), В.Беньямина, О.Вальцеля, Р.Гайма (Benjamin W. Der Begriff der Kunstkritik in der deutschen Romantik. Bern, 1920. Walzel O. Deutsche Romantik. Leipzig-Berlin, 1908. Haum R. Die romantische Schule. Berlin, 1970). Типологический подход в изучении романтизма представлен в работах И.И.Замотина, Н.А.Гуляева, И.В.Карташовой, В.И.Коровина, Ю.В.Манна, В.И.Сахарова,
B.Ю.Троицкого (Замотин И.И. Романтизм двадцатых годов XIX века в русской литературе: В 2-х тт. СПб,М., 1913. Гуляев Н.А.Карташова И.В. Введение в теорию романтизма. Тверь, 1991. Коровин В.И. Лелеющая душу гуманность. М., 1982. Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М., 1995. Сахаров В.И. Под сенью дружных муз: О русских писателях-романтиках. М., 1984. Троицкий В.Ю. Художественные открытия русской романтической прозы 20-30-х годов XIX века. М., 1985), а также в работах Г.Дишнера, Г.Пранга, Р.Фабера (Dischner G. Faber R. Romantische Utopie, utopische Romantik. Hildeschein, 1979. Prang H. Begriffsbestimmung der Romantik. Damstadt, 1968). Рассмотрение романтизма как эстетической системы представлено в работах М.И.Бента, И.Тертерян, Х.Корфа, Д.Бенша, Х.Шенка (Бент М.И. Течения или этапы? Еще раз о единстве романтизма //Вопросы литературы, август. 1990. Тертерян И. Романтизм как целостное явление//Вопросы литературы, №4. 1983. Korff Н. Humanismus und Romantik. Leipzig, 1925. Shenk H.G. Geist der europäschen Romantik. Fr. А M., 1970. Bansch D. Zur Modernität der Romantik. Stutgart, 1978). Интертекстуальное освоение традиций представлено в работах московско-тартусской школы(Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970. Успенский Б. Поэтика композиции. М., 1970. ), а также в работе Р.Барта (Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994).
26. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С.384.
27. Веселовский А.Н. Избранные статьи. М., 1939. С. 16. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. Веселовский А. Западное влияние в новой русской литературе. М., 1916. Труды исследователей XX века позволили поставить русскую литературу в мировой контекст: Алексеев М.П. Сравнительное литературоведение. Л., 1983. Алексеев М.П. Избранные труды: Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. М., 1984. Алексеев М.П. Русская культура и романский мир. Л., 1985. Дюришин Д. Перевод как форма межлитературных связей //Сранительное изучение литератур. Л., 1976. Дюришин Д. Теория сравнительного изучения литературы. М., 1979. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Л., 1979. Зусман В.Г. Диалог и концепт в литературе. H.H., 2001. Конрад Н.И. Запад и Восток. М., 1972. Неупокоева И.Г. Проблемы взаимодействия современных литератур. М., 1963. Старицина З.А. Актуальные проблемы изучения в вузе русско-зарубежных литературных связей XIX века. Казань, 1990. Шарыпкин Д.М. Скандинавская литература в России (1820-1850) //От романтизма к реализму. JI., 1978. Шарыпкии Д.М. Скандинавская тема в русской романтической литературе //Ранние романтические веяния. Л., 1972.
28. Топоров В.Н. Пространство культуры и встречи в нем // Восток -Запад. Переводы. Публикации. М., 1989. С.7.
29. Основы имагологии были заложены в конце XIX века Г.Брандесом: «Существует элемент, который скорее замечается иностранцем, чем туземцем - именно расовые черты, те черты немецкого писателя, которые характеризуют его как немца. Наблюдателю-немцу очень часто кажется, что быть немцем и человеком одно и то же, так как всякий раз, как он приступает к изучению человека, он видит перед собой немца. Иностранцу же бросаются в глаза такие особенности, на которые туземец не обратит даже внимания, потому что постоянно видит их перед собою, а главным образом потому, что сам ими отличается» (Брандес Г. Романтическое искусство в Германии //Литература XIX века в ее главных течениях. Немецкая литература /Пер. с нем. Б.Д.Порозовой и В.И.Писаревой. СПб, 1900. С.2.). Проблема восприятия немцев как нации, их влияния на культуру другой страны, их восприятия другой нацией становилась и становится предметом специального рассмотрения. Например, Крейг Г. Немцы /Пер. с анг. С.П.Никольского. М., 1999. Русские и немцы в ХУ111 веке. Встреча культур /Отв. ред. С.Я.Карп, М. 2000. Жуковская A.B., Мазур H.H., Песков A.M. Немецкие типажи русской беллетристики (к.1820-н.1840 гг.) Новое литературное обозрение. №34, М., 1999.
Одна из фундаментальных работ по имагологии, созданная в последие годы, - книга Н.П.Михальской «Образ России в английской художественной литературе 1Х-Х1Х вв. М., 1995.
30. Рецептивная эстетика разработана в трудах Г.Р.Яусса и В.Изера. В монографии Г.Яусса высказывается мысль о целесообразности создания истории литературы, фиксирующей не последовательность появления художественных текстов, а их оживления. Заинтересованность читателей в том или ином тексте появляется не случайно и обусловлена целым комплексом причин. См.: Jauß H. Literaturgeschichte als Provokation der Literaturwisseschaft // Literaturgeschichte als Provokation. Frankfurt am Main, 1970. S.144-208. Iser W. Der Akt des Lesens. München, 1994. Рецептивная эстетика восходит к герменевтике, разработанной в немецком литературоведении, и связана с именами Ф.Шлейермахера, В.Дильтея, Х.Г.Гадамера (Гадамер X. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988.) См. подробнее об этом: Зинченко В.Г. Метод литературной герменевтики //Зинченко В.Г. Зусман В.Г. Кирнозе З.И. Система «литература» и методы ее изучения. Н.Новгород, 1998. С. 127-145. Нефедов Н.Т. Литературная герменевтика //Нефедов Н.Т. История зарубежной критики и литературоведения. М., 1988. С.218-220.
31. Крупчанов Л.М. Культурно-историческая школа в русском литературоведении. М., 1983. С.55. Л.М.Крупчанов, рассуждая о позиции А.Пыпина, справедливо полагает, что и «культурно-историческая (народоведческая) и философско-эстетическая (гегельянско-шеллингианская)» школы возводятся к Гердеру. Кулешов В.И. Литературные связи России и Западной Европы в XIX веке. М., 1977. С.42. Хотелось бы обратить внимание на любопытный факт. Книга А.С.Кайсарова «Славяно-российская мифология» была напечатана в 1813 году на немецком языке и только спустя несколько лет была опубликована в России.
32. Данилевский Р.Ю. «Молодая Германия» и русская литература (Из истории русско-немецких отношений первой половины XIX века). Л., 1969. С.З.
33. Кине Э. Будущая участь Словесности и Изящных Искусств в Германии // Московский телеграф, 1832, ч.47,№17. С.17-18. Высокая оценка литературы Германии в лице Гете и Шиллера, Виланда и Гердера, Тика, Уланда, бр.Шлегелей, бр.Гримм, сделанная Э.Кине, в основном поддерживалась русскими. Подтверждением этому является и то, что перевод статьи Э.Кине дается не только в «Московсом вестнике», но и в журнале Н.И.Надеждина «Телескоп» (1833, ч. 13, № 1. С.17-43).
34. Тема искусства и художника, получившая распространение в отечественной романтической прозе, связана и с популярностью книги Вакенродера-Тика. Ссылки на нее даются как в художественных произведениях, так и в теоретических работах о музыке, о живописи той поры (См., например: Веневитинов Д. Скульптура, живопись и музыка // Северная Лира на 1827 год. М., 1827. С.315-323. Струйский Д. О современной музыке и музыкальной критике // Отечественные записки, 1839, т.1. С.23-33. Серебрянский А. Мысли о музыке // Московский наблюдатель, 1838, ч.17, май. Кн.1. С.5-15.
35. Schlegel F Werke in 2 Bänden. Berlin, Weimar, 1980. B.1.S.169.
36. Вайнштейн О.Б. Индивидуальный стиль в романтической поэтике //Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.1994. С.407. О.Б.Вайнштейн рассматривает формирование индивидуального стиля в рамках романтической поэтики. Слово иенских романтиков - ироничное, парадоксальное - оказалось недоступным многим читателям, что привело к закрытию журнала «Атенеум» («Athenäum»). Именно это обстоятельство заставило Ф.Шлегеля рассуждать «О непонятности» как категории, находящейся в одном ряду с иронией и остранением. Для иенских романтиков оказалось неожиданностью непонимание со стороны большинства публики. Поэтому они и рассуждают о проблемах «трудной» литературы, полагая, что произведение должно привлекать вдумчивого читателя и своей «непонятностью» (Schlegel F. Werke in 2 Bänden. Berlin, Weimar, 1980. B.l. S.182.
37. Шлегель Ф. Фрагменты //Литературные теории немецкого романтизма. Л., 1934. С.169.
38. Современный американский культуролог Г.Крейг в книге «Немцы» (пер. с англ. С.Л.Никольского. М., 1999) высказывает спорное, на наш
РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА взгляд, мнение о том, что немецкие романтики культивировали «силы террора, насилия и смерти» (с.206). Крайне субъективно автор прослеживает мотив путешествия, вырывая из контекста небольшие эпизоды из романов Л.Тика «Странствия Франца Штернбальда», Новалиса «Генрих фон Офтердинген» и новеллы И.Эйхендорфа «Из жизни одного бездельника». Его удивляет, что герои отправляются в путешествие не с целью повидать мир или познакомиться с жизнью других людей, а для самопознания и совершенствования собственной личности. Бездоказательно выглядит утверждение Г.Крейга о двух ведущих мотивах немецкого романтизма - «любование смертью, столь явное среди представителей первого поколения романтиков»(с.210-211) и «апокалипсического мотива и идеализации насилия»(с.212). Конечно, мотив смерти имеет место у Новалиса и В.Вакенродера. Однако жертвенность иенских романтиков связана с их концепцией «магического поэта» (В.Жирмунский). Ради высшей истины, ради людей, которым он ее несет, поэт-пророк должен быть готов к гибели, к жертве, к смерти. У Г.Крейга налицо явное смещение акцентов. Утверждение - «Вслед за их верой в сверхъестественное возникла и убежденность в том, что перемены лучше всего осуществлять насильственным способом» (с.212) - связано с историческими событиями Германии, имевшими место более, чем через сто лет после существования иенских романтиков. Оценочные суждения, преобладающие в книге Г.Крейга, фактически приводят к отрицанию какого-либо положительного содержания в немецком романтизме.
39. Сталь Ж. де О Германии // Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980. С.387. Ж.де Сталь оказала влияние на некоторых русских писателей, прежде всего писателей Петербурга. Необходимо напомнить, что она - личный враг Наполеона -находилась в России в тяжелые дни 1812 года. См. об этом: Кулешов В.И. Литературные связи России и Западной Европы в XIX веке. М., 1977.
43
С. 102-122. Дурылин С.Н. Г-жа де Сталь и ее русские отношения // Литературное наследство. М., 1939. Т.33-34.
40. Замотин И.И. Романтизм двадцатых годов XIX столетия в русской литературе. СПб, М., 1913. Т.П. С.148. Все-таки можно подчеркнуть и опосредованное влияние книги французской писательницы, которая пробуждала интерес к Германии: «Читая сочинение г-жи Сталь, он (М.П.Погодин) заметил, что ни одна книга не возбуждала в нем такой охоты к занятиям, как сочинение этой писательницы о Германии» (Жизнь и труды М.П.Погодина. Н.Барсукова. Кн. Первая. СПб, 1888. С. 187-188).
41. Гоголь Н.В. ПСС. М-Л, 1937-1952. Т.Х1. С.180. Продолжая гоголевскую мысль о разнице между реальной и «сказочной» Германией, сложившейся под влиянием книжного мира, укажем на разницу между романтическим мечтателем Ганцем Кюхельгартеном («Ганц Кюхельгартен») и жестяных дел мастером Шиллером и сапожником Гофманом («Невский проспект»).
42. Novalis. Dichtungen und Prosa. Leipzig, 1975. S.386.
43. Goethe J.W. West-östlicher Diwan. Berlin, 1952. B.l 1. S.182.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Русско-немецкие литературные связи в отечественной романтической прозе 30-х гг. ХIХ в."
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Литература русского романтизма не ушла в прошлое, а по-прежнему имеет огромное значение. Романтические повести пережили очередное рождение в последние десятилетия XX века. Вместе с ними новый всплеск интереса пробуждается и к литературе Германии, художественный мир которой нашел отражение в творчестве отечественных романтиков.
Сложившаяся в немецкой романтической прозе система образности была воспринята и творчески переработана русскими прозаиками-романтиками. Различные аспекты исследования русско-немецких литературных связей позволили выявить особенности восприятия немецкой литературы, уточнить закономерности становления и развития ее традиций.
В результате текстуального анализа произведений таких авторов, как Гете и Одоевский, Клопшток и Полевой, Новалис и Погодин, Тик и Кукольник, Гофман и Аксаков и др., мы пришли к выводу, что, несмотря на различие творческих индивидуальностей, их мировосприятия, в картинах мира, создаваемых ими, основополагающими являются сходные темы, мотивы, образы. Сопоставительное изучение прозы немецких и русских романтиков дало нам возможность заключить, что именно эта проза оказала существенное воздействие на отечественную литературу.
Русско-немецкие литературные связи стали фактом романтического движения тридцатых годов XIX века. Выявление восприятия немецкой литературы в России эпохи романтизма позволило определить во множественности смыслов художественного текста те новые, которые помогли приблизиться к разгадке его феномена. Художественный мир немецких писателей в лице И.В.Гете и Ф.Шиллера, Л.Тика и В.Вакенродера, Новалиса и Э.Т.А.Гофмана и др. именно в России обрел новую жизнь, так или иначе проявившись в судьбе или творениях увлеченных русских читателей (= писателей).
Именно на этом этапе рецепции произошло создание особого художественного образа Германии, сложившегося на основе восприятия произведений немецких писателей конца ХУ111- начала XIX вв. Московские кружки, прежде всего, «любомудры» и московские журналы, прежде всего, «Московский вестник» способствовали распространению немецкой философии и литературы, вступили с ней в своеобразный диалог.
В результате изучения периодических изданий Москвы и Петербурга 30-х годов XIX века пришли к выводу об искреннем интересе русских читателей к литературе Германии. Большинство журналов и альманахов содержали в себе художественные тексты немецких авторов, а также обзоры немецкой словесности. Вместе с тем, обращает на себя внимание несомненный факт, проявляющийся особенно четко в московских журналах ~ стремление на основе усвоения «чужого» создать «свою» литературу и «свою» философию, которая должна «развиваться из нашей жизни».
Публикации в журналах и альманахах, с одной стороны, дали русскому широкому читателю представление о немецкой литературе, с другой -способствовали более глубокому пониманию отечественной. Во многих произведениях последней русская читающая публика училась видеть как их связь с немецкой традицией, так и национальное своеобразие в восприятии иноземной художественной образности.
Процесс активного вмешательства литературного текста Германии в частную жизнь русского человека удачно зафиксирован в повести «Адель» М.П.Погодина. В ней был воссоздан образ «любимца кружка» любомудров -Д.В.Веневитинова, продемонстрирована шеллингианская концепция «микрокосма» души как всеобъемлющей основы человеческого бытия.
В повести М.П.Погодина запечатлен историко-культурный фон -«восторженная полоса московской жизни», непосредственно связанная с увлечением философией Ф.Шеллинга.
Если имя Шеллинга присутствовало в повествовании, как и имена А.Л.Шлецера, Л.Окена, И.Г.Гердера, Ф.Клопштока, традиционными были упоминания Гете и Шиллера, то имена В.Вакенродера и Новалиса не назывались. Однако, как нам удалось установить, именно две последние фамилии в соединении с именем Э.Т. А.Гофмана являются первостепенными.
Мотив избранничества, характерный для немецкого романтизма, стал одним из ведущих в повести «Адель», которая близка по типу повести об искусстве и художнике.
М.П.Погодин сравним с В.Вакенродером способом выражения авторской позиции в пределах нарратива о рано умершем «задушевном друге». Можно говорить о близости мироощущения Д.Веневитинова и Новалиса. В повести М.П.Погодина находим размышления, близкие к размышлениям главного героя «Учеников в Саисе» Новалиса.
Теория влияния магнетизма» связана с переводом Веневитиновым новеллы Э.Т.А.Гофмана. «Магнетизер» тоже нашел свое опосредованное использование в повести М.П.Погодина «Адель».
Кристаллизацию собственного видения литературы и культуры Германии представил в романе «Аббаддонна» Н.А.Полевой. Он удачно запечатлел тот художественный мир, который сложился на основе произведений немецких авторов, поразивших воображение русского романтика, - Ф.Г.Клопштока, Ф.Шиллера, В.Вакенродера, Э.Т.А.Гофмана. Отличительную особенность Германии Н.А.Полевой увидел в совершенстве семейного и общественного быта, характерные черты которого - «простота нравов, кротость характеров, и положительные условия жизни». Вместе с тем, редактор «Московского телеграфа» обратил внимание на несоединимость для русской ментальности возвышенной жизни немецкого духа и приземленности вещественного быта.
В главном герое романа «Аббаддонна» ~ Вилгельме Рейхенбахе - он представил один из вариантов немецкого поэта, вдохновленного немецкой историей и пребывающего в «очарованных садах поэзии». «Чудак», живущий на «чердаке», создающий трагедию из германской истории, ~ образ, узнаваемый по произведениям немецких писателей.
Герой-творец Н.А.Полевого представлял собой и поэта, и просто человека: «гениальный скиталец» в конце концов предпочел искусству тихое семейное благополучие. Русский романтик внес свои коррективы в образ художника, который открыла русскому читателю Германия. Автор «Аббаддонны» фактически показал в эволюции личность поэта, созданную в художественном мире немецких романтиков, в эволюции, следуя от иенских — к Э.Т. А.Гофману.
Н.А.Полевой осуществил в романе «Аббаддонна» трансформацию одного из вариантов немецко-английских связей, используя традицию писателей Германии в обращении к личности и творчеству В.Шекспира. Не случайно В.Рейхенбах мечтал о счастливом жребии «драматического поэта».
Прямое и скрытое цитирование Шекспира в произведениях Л.Тика и Э.Т.А.Гофмана, В.Ф.Одоевского и Н.А.Полевого и др. способствовало новому открытию и прочтению художественного мира английского драматурга немецкими и русскими романтиками. Проблема «немецкого шекспиризма» стала центральной в повести Н.В.Кукольника «Корделия». Русский романтик перенес ситуацию шекспировской трагедии «Король Лир» на судьбу немецкой актрисы Софии Мюллер. Любовь Корделии-Софии к отцу «убила» сначала ее жениха, а затем и саму актрису. С образом Софии, ее поведением и судьбой, Н.В.Кукольник соединил художественный мир шекспировской трагедии, а с образом отца - драму «Отец и дочь» Э.Раупаха.
Если Н.А.Полевой создал топос вымышленного города, то Н.В.Кукольник представил свое видение реальных немецких городов. При этом каждый писатель выделил характерные приметы города и его обитателей. Главные герои Полевого и Кукольника - немцы, люди искусства - поэт Вильгелм Рейхенбах и «первая трагическая актриса Германии» София Мюллер. В произведениях русских романтиков они стали носителями определенной культуры со своими традициями.
Страна И.В.Гете и Ф.Шеллинга, Новалиса и Л.Тика представлялась русским «страной философской тишины», в которой жили поэты-творцы, умеющие подняться над скучной повседневностью. Мироощущению русского человека оказалось близким «сверхземное направление литературы германской» (А.И.Герцен), предпочтение «учености, а не жизни; книги, а не натуры» (Н.И.Греч). Русские путешественники, воспитанные на теоретических трактатах и «сказочно-фантастической» прозе немецких романтиков ожидали увидеть «свою» Германию. Встреча же с реальной страной принесла некоторые разочарования. В.А.Жуковский был неприятно удивлен внешним видом Дрезденской галереи. А.И.Кошелева поразила первая встреча с И.В.Гете, когда он явно демонстрировал амбиции статского советника. Н.В.Гоголь воспринимал Германию в рамках «чужого», с юмором подмечая некоторые, с его точки зрения, смешные несообразности в жизни немцев. Однако увлеченность в восприятии Германии - страны мечты -остается. Русские путешественники с восхищением изучали «памятники седой старины», в большом количестве сохранившиеся в Германии. Они стремились встретиться с живыми писателями и философами, чтобы побеседовать, обменяться впечатлениями. Русские считали своим долгом почтить память умерших писателей, произведения которых глубоко вошли в их душу. Например, художественный мир Ф.Клопштока отразился в системе образов и конфликте романа Н.А.Полевого «Аббаддонна». Н.И.Греч, путешествуя по Германии, посетил могилу Ф.Клопштока, погоревал о его любви к рано умершей жене, рядом с которой он похоронен. Все это свидетельствовало о личном участии и искренней заинтересованности русских путешественников в судьбе великих немцев, что относится не только к Ф.Клопштоку, но и И.В.Гете, Ф.Шиллеру, Новалису, В.Вакенродеру, Э.Т.А.Гофману и др.
При встрече с реальной Германией русские путешественники точны в описании городов, замков, трактиров, их интересовали университеты, театры, музеи. Все отметили немецкий Ordnung, размеренный образ жизни, строгие правила.
Маршрут русских путешественников часто проходил через Германию - в Италию. Заслугой немецких романтиков и И.В.Гете считалось создание культа этой «обетованной страны искусства». Стремление и любовь к Италии стали обязательными не только для немецких, но для и русских романтиков. Запечатленная в художественном мире русских романтиков картина жизни Италии связана, на наш взгляд, не только с личным опытом, но и с немецкой литературной традицией. Русские романтики восприняли культуру, искусство, историю, природу Италии через посредство писателей Германии, прежде всего, ~ И.В.Гете, Л.Тика, В.Вакенродера, Э.Т.А.Гофмана.
Огромное эмоциональное впечатление произвел на русских читателей пленительный образ Миньоны и ее поэтическая песня. В целом же роман И.В.Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера» оказал влияние не только на немецких романтиков (Новалис, Л.Тик и др.), но и отчетливо проявился в русской романтической прозе 30-х годов XIX века. Восприятие Италии как родины искусства и связанная с ней мечта о возрождении стало традиционным для отечественного романтизма.
Интерпретация песни гетевской Миньоны представлено в прозе В.Ф.Одоевского, Н.А.Полевого, К.С.Аксакова, в лирике А.С.Пушкина. Загадочные женские образы Адельгейды (Н.А.Полевой) и Сильфиды (В.Ф.Одоевский) имели прямое отношение к «волшебной» Италии и гетевской Миньоне. Они звали героев «dahin, dahin» (туда, туда!), «за мной, за мной!», используя мотив, выраженный в гетевском романе. Италия стала своеобразным символом «обетованной земли искусства», где счастливо соединяются родственные души.
Создание романтического культа Италии соотносится и с именами иенских романтиков - В.Вакенродера и Л.Тика. Перевод и публикация любомудрами книги «Об искусстве и художниках: Размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л.Тиком» (1826) сыграло, на наш взгляд, важную роль в историко-литературном процессе России 30-х годов XIX века. Возникновение художественного образа Италии в русской романтической прозе имело самое непосредственное отношение и к вакенродеровско-тиковской традиции. Русских романтиков привлекла та модель мира, которая сложилась в период работы иенского кружка. «Момент интенсивного переживания мира», образная система, оппозиция «Италия -родная страна» и др. - все это оказалось близким.
С романом Л.Тика «Странствия Франца Штернбальда» связано представление об Италии как стране «задушевного искусства». Характеристики, данные этой стране, стали устойчивыми оборотами в романтической литературе. Оценка художников, восприятие искусства, божественное происхождение творческого вдохновения рассматривались в отечественной романтической прозе как продолжение вакенродеровских мыслей. Жизнеописание живописца, представленное Л.Тиком, послужило образцом для других романтиков. Однако многие русские читатели восприняли размышления немецких романтиков и опосредованно - через статью В.А.Жуковского «Рафаэлева «Мадонна», в которой тоже присутствовала вакенродеровско-тиковская позиция.
История жизни русских живописцев, художественно воплощенная в повестях Н.А.Полевого «Живописец» и А.В.Тимофеева «Художник», давалась под явным воздействием вакенродеровско-тиковской позиции и мотивов, выраженных в эстетическом трактате и романе. Однако тема искусства намеренно переводилась русскими писателями в личный план: художнику необходимо и семейное счастье, а не только его творения и признание мастерства.
Русские романтики вносили свои коррективы в интересующий их художественный текст, делая его «своим». «Своя» Италия, создаваемая с учетом немецкой традиции, включала и переосмысление мотивов, характерных для литературы Германии. Особенно наглядно это проявилось в интерпретации русскими романтиками гофмановской Италии. Оппозиция «Италия - родная страна», классическая страна искусств и будничная жизнь родной страны в творчестве Э.Т.А.Гофмана и русских романтиков, выступает в разных аспектах.
При изображении Италии Э.Т.А.Гофман (Дож и догаресса. Принцесса Брамбилла.) и Н.В.Гоголь (Рим.) намеренно «приподнимали» художественный образ «обетованной страны искусства» над обыденной жизнью Германии и России. Писатели стремились художественно исследовать итальянскую душу и показали, что счастливая и полная жизнь возможна только в Италии: в этой стране сохранилась мечта о гармонии мира, запечатленная в произведениях искусства.
Сопоставление Италии как «обетованной страны искусства» с Германией чаще всего представлено в новеллах Э.Т.А.Гофмана, в которых изображался немецкий художник, овладевающий мастерством живописца в стране Рафаэля. Художники из «Выбора невесты», «Артурова двора» попадают на родину искусства, которая предстает для них в «волшебном свете». В новелле «Церковь иезуитов в Г.» и романе «Эликсиры сатаны» тема художника, творческого вдохновения соединилась у немецкого романтика с размышлениями о религии, о божественном и дьявольском, сопровождающем человека искусства. Э.Т.А.Гофман считал возможным существование истинного искусства только в Германии, куда вернулись и Бертольд, и Медард. Для автора «Церкви иезуитов в Г.» и «Эликсиров сатаны» истинное искусство и служение богу слиты воедино.
Страной музыки Э.Т.А.Гофман считал Германию. Он противопоставил преданных искусству немецких музыкантов и капризных итальянских примадонн в новеллах «Советник Креспель» и «Фермата». Однако воспоминание о прекрасных, но взбалмошных итальянках навсегда поселилось в душе героев-немцев, принимая иногда трагический, а иногда комический характер.
Оппозиция «Италия - родная страна» в новелле В.Ф.Одоевского «Себастиан Бах» стала средством раскрытия образов - Баха, его жены-полуитальянки и итальянца Франческо. Русский романтик под «родной страной» изобразил Германию, наделив «чужую» для себя страну и ее гениального композитора самыми сердечными характеристиками. Итальянское начало в образе обольстителя Франческо оценивалось как разрушительное. Для В.Ф.Одоевского, как и для Гофмана, страной истинной музыки была Германия.
Истинный музыкант изображен в образе немца и В.А.Соллогубом в «Истории двух калош». С пространством Италии здесь соединилась мечта о возможности счастья, а «холодный» Петербург разрушил все надежды и принес смерть музыканту.
Чарующее и губящее начало, заключенное в итальянской музыке и красавицах-итальянках, художественно запечатлел М.Н.Загоскин в новелле «Концерт бесов». Прекрасная итальянка стала демоном-соблазнителем русского мечтателя.
Э.Т.А.Гофман соединил с пространством Италии - таинственной и непознанной - мотив вторжения завораживающего, но разрушительного начала в жизнь доверчивых юношей-мечтателей. С этим мотивом переплелись и другие - достижение счастья с помощью нечестного пути, искаженное восприятие окружающего из-за использования бесовской механики в виде подзорных труб, очков и др.(Приключение в ночь под Новый год. Песочный человек. Пустой дом. и др.)
Однако у отечественных романтиков трагическое начало в восприятии и изображении Италии не имело такого первостепенного значения, как у Гофмана. Для русских Италия - символ красоты и гармонии (Н.В.Гоголь. Рим. Записки сумасшедшего. Н.И.Греч. Черная женщина, и др.) Для отечественной литературы с оппозицией «Италия - Россия» связан еще один мотив. Италия - страна мечты, своеобразный рай на земле, куда можно бежать от отвергаемой и осуждаемой жизни. У Э.Т.А.Гофмана такими стали сказочные страны - Атлантида и Джиннистан.
В повестях «Антонио» и «Психея» Н.В.Кукольник сделал своими героями итальянского художника А.Корреджо и итальянского скульптора А.Канову, местом действия - Италия. Русский романтик проследил влияние творческой личности на окружающих и ее последующую жизнь в веках. Авторская позиция выявилась через условный сюжет и образы рассказчиков-итальянцев. Используя немецкую общелитературную традицию (в толковании темы искусства, во введении христианской и цветовой символики, мотива зеркала, мифотворчества и др.), Н.В.Кукольник переместил акцент с конфликта «художник и общество» на конфликт, существующий в душе художника, на личную сторону жизни людей искусства, столь важную для русского человека.
Отечественные романтики 30-х годов XIX века использовали устойчивые мотивы, характерные для немецкой прозы, создавая при этом свои идеи-символы, свою картину мира, воплощая в ней национальный менталитет.
Распространенное в Германии предание о «белой женщине» получило своеобразную интерпретацию у русских романтиков 30-х годов XIX века. Немецкая проза начала XIX века - Л.Тик, Э.Т.А.Гофман, Г.Цшокке и др. -представляла ее как «предвестницу смерти», несчастья, печали. Неожиданное проявление физического присутствия «белой дамы» приводило к трагическим последствиям, а ее образ способствовал нагнетанию страха, создавал зловещую атмосферу таинственности. Русские читатели с любопытством и страхом воспринимали как художественное воплощение призрака «белой женщины», так и запись бытовавшего предания в книге «Некоторые любопытные приключения и сны, из древних и новых времен»(1829). Следствием сильного эмоционального воздействия стало формирование стереотипа образа «белой дамы», который проявился в переводе новеллы Э.Т.А.Гофмана «Мадам де ла Пивардьер», опубликованной под названием «Белое привидение», и в создании оригинальных произведений отечественными романтиками. Ход событий в них выстраивался в соответствии с традицией: появление «белой женщины», испуг, болезнь, смерть. Однако в рамках традиции допускались существенные изменения.
Самостоятельное толкование известного в Германии предания соединилось с распространенным представлением о белом как цвете призраков и цвете савана как символа смерти.
Отечественные романтики заимствовали светлую окраску в восприятии «белой женщины». Она предупреждала об опасности и спасала. Функция «предвестницы смерти» за ней сохранялась, хотя ее реализация осуществлялась по-разному: от традиционно трагической до просто построенной по стереотипу и по-своему переосмысленной.
С мотивом «белой женщины» писатели соединили и другие - мотивы ночи, сродства душ, проклятого места и др. В отечественной романтической прозе популярное в Германии предание воспроизводилось достаточно отстраненно. На это указывала, в частности, категория пространства: основное действие происходило за пределами России, чаще - в Польше и в Германии.
В картине мира русских романтиков формировалась антитеза белое / черное: «белое» в «Эльфах» Л.Тика и «черное» в «Черной курице, или Подземных жителях» Ан.Погорельского; «белое привидение» и «черная» монашеская ряса одного из героев А.А.Бестужева-Марлинского. В пределах этой антитезы черному цвету отводилась функция сохранения душевной чистоты.
Традиционная антитеза белое / черное тоже присутствовала, например, в «Орлахской крестьянке» В.Ф.Одоевского: белый рассматривался как цвет чистоты, благородства, а черный - как цвет негативных сил, низости.
В русской романтической прозе 30-х годов XIX века было создано несколько произведений, в название которых включался черный цвет, выполняющий разные смысловые функции. В повести «Черная немочь» М.П.Погодин следовал народным представлениям о черном цвете как цвете горя и отчаяния. Черный цвет выступал синонимом несчастья в повести В.Ф.Одоевского «Черная перчатка».
Образ «черной женщины» из одноименного романа Н.И.Греча возник под влиянием «белой женщины» Отталкиваясь от семантической оппозиции белое / черное, Н.И.Греч наделил свою «черную женщину» близкой функцией к известному немецкому оригиналу - предвестница, но не смерти, а предстоящей опасности. Иррациональный образ «черной женщины», имеющей конкретных прототипов, вознаградил главного героя за доброту, терпение, сердечность.
Черный цвет в романе Н.И.Греча имел в целом позитивный смысл: «черная женщина» являлась выразительницей религиозной символики. Уход от земной суеты позволил героиням, выступающим в роли «черной женщины», укрепить душу и веру. Черный цвет монашеской одежды стал символом чистоты, постоянства, душевного покоя.
Символ черного цвета в романе Н.И.Греча приобрел значение мировоззренческого понятия: черный цвет в одежде женщины-привидения выполнил защитную функцию, а она сама выступала хранительницей, внушающей веру и надежду.
Традиционный для немецкой литературы мотив сговора с дьяволом своеобразно воплотился в отечественной прозе 30-х годов XIX века, поскольку фольклорно-мифологическая основа отчетливо проявилась в мировидении русских писателей.
Дьявол снижен до уровня фольклорного «беса», «лукавого», «образины сатанинской». Своими кознями и злодеяниями он вызывал отвращение у героев отечественных повестей, особенно, у русских офицеров (А.А.Бестужев-Марлинский. Латник. Страшное гадание. М.Н.Загоскин. Пан Твардовский).
С дьяволом, как нам удалось доказать, вступали в сговор те, чье поведение окружающим людям казалось неестественным, например, отцы, притесняющие своих дочерей (А.А.Бестужев-Марлинский. Латник. М.Н.Загоскин. Ночной поезд). Большинство же героев отечественных повестей не заключало договора с дьяволом, хотя по разным причинам вступало с ним в общение (А.С.Пушкин, В.П.Титов. Уединенный домик на Васильевском. Е.А.Баратынский. Перстень. Н.А.Мельгунов. Кто же он?). Обычно герои раскаивались в содеянном, обращались за помощью к Богу и умирали просветленными, как пушкинский Павел или Опальский у Баратынского. Русские писатели, как мы считаем, выделяли женские образы: девушки, в которых влюблялся бес или которых завоевывали с помощью его вмешательства, отличались кротостью и благочестием. Они привыкли обращаться за помощью к Богу, поэтому обычно получали прощение.
Новаторство отечественной прозы 30-х годов XIX века в использовании мотива договора с дьяволом проявилось не только на тематическом уровне и на уровне системы персонажей, в чем усматривается специфика русского взгляда на происходящее, но и на уровне поэтики.
Местом событий оказывался либо дом (если действие происходило в России, он мог напоминать как готический замок, так и превратиться в проклятое место), либо замок (если действие разворачивалось за пределами России). «Пышными хоромами» с «блеском княжеским» именовалось место, в которое хотели бы перенести героинь «влюбленные бесы» (Варфоломей, Вашиадан).
Опора на фольклорно-мифологическую основу проявилась в использовании христианской и цветовой символики, говорящих имен, вещих снов и видений. По-новому звучат мотивы, соединяемые с основным, ~ мотив перстня, лесного уединения, скитания и др.
Небесная» мифология, сформировавшаяся в творчестве отечественных романтиков 30-х годов XIX века, восходила, на наш взгляд, к философии Ф.Шеллинга, а также к некоторым представлениям и поверьям русского народа, в частности к восприятию русскими «девы»-«дивы» как существа чистого и загадочного. Героини Киреевского («Опал») и Аксакова («Облако») проживали в небесной сфере. «Небесное» выражение лица присуще большинству героинь русских романтиков. Вместе с тем их отличали религиозность, обращение за помощью к небесам. Обычной для героинь являлась защитная функция, они выступали в роли «ангела-хранителя».
В картине мира немецких романтиков, как нами было выявлено, тоже присутствовало небо. Обычно оно изображалось при описании «божественного вдохновения». Женские образы наделялись небесными чертами. Однако большее значение для немецких романтиков имел образ женщины-цветка и соотносимая с ним «цветочная» мифология. Героиня совершенна. Вместе с тем женщины не наделены той охранительной функцией, которая характерна для русского романтизма.
В картине мира немецких и русских романтиков присутствовали архетипические мотивы. Образы девы и старца из повестей Киреевского («Опал») и Аксакова («Облако») типологически сопоставимы с, произведениями иенских романтиков (Новалис, Л.Тик), а также с новеллой Э.Т.А.Гофмана «Неизвестное дитя». Линия Цецилия - Эйхенвальд из повести К.С.Аксакова «Вальтер Эйзенберг (Жизнь в мечте)» типологически соотносима с героями гофмановских новелл «Песочный человек» и «Приключения в ночь под Новый год». Инонациональное происхождение гофмановских персонажей (Олимпия - Спаланцани, Джульетта -Дапертутто), которые разрушили жизнь немецких мечтателей, включало в себя демонологическое начало, связанное с Италией. Запредельное происхождение героев К.С.Аксакова восходило к народной демонологии, несмотря на иностранное правописание имен и фамилий: Цецилия (имя почитаемой в католичестве святой) превращалась в березу, а Эйхенвальд в переводе с немецкого - дубовый лес. Сама природа испугалась своего создания в образе художника Вальтера, который может разгадать ее тайну. Поэтому она посылала к нему девушку, околдовавшую его своей красотой.
Исследование показало, что многие устойчивые мотивы немецкой литературы, темы и образы усваивались русскими романтиками на внешнем уровне.
Художественным результатом восприятия Германии в русской литературе 30-х годов XIX века стала переработка на национальной основе немецкой литературы конца ХУ111 - начала XIX вв. Русско-немецкие литературные связи способствовали созданию своей картины мира в рамках указанного периода. Те открытия, которые были сделаны отечественными романтиками (мотивы неба, детства, женщины-ангела и др., а также связанные с ними символы), найдут свое продолжение в русской литературе.
Рецепция Германии способствовала динамизации отечественного литературного процесса. В пределах тридцатых годов XIX века сформировалась обратная связь рецепции с автором, причем, не только с живущим (Л.Тик, И.В.Гете, Ф.Шеллинг), но и с Э.Т.А.Гофманом, который представлялся живым через художественный текст.
Последующие этапы восприятия Германии русскими писателями будут иметь значение, но по степени значимости меньшее. Романтический тип сознания позволил наиболее эмоционально выявить глубину немецкого текста, в котором имеют значение такие категории как задушевность (Gemüt), мечтательность (Schwärmerei) и др.
Сложившаяся в тридцатые годы XIX века концепция русско-немецких литературных связей продолжает жить, отчетливо проявляясь в творчестве, например, И.С.Тургенева и Ф.М.Достоевского, всплывая в полемике западников и славянофилов. Однако это уже - новый период русской литературы и новые проблемы.