автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Образ России по французской прозе ХIХ века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Образ России по французской прозе ХIХ века"

На правах рукописи

005006239

ОЩЕПКОВ Алексей Романович

ОБРАЗ РОССИИ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ПРОЗЕ XIX ВЕКА

Специальность 10.01.03 - литература народов стран зарубежья (западноевропейская литература)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

1 5 ДЬН 2011

Москва-2011

005006239

Работа выполнена на кафедре всемирной литературы филологического факультета Московского педагогического государственного университета

Научный консультант;

доктор филологических наук, профессор ТРЫКОВ Валерий Павлович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор БОНДАРЕВ Александр Петрович

доктор филологических наук, профессор ТАГАНОВ Александр Николаевич

доктор филологических наук, доцент ШЕВЯКОВА Эвелина Николаевна

Ведущая организация - Нижегородский государственный лингвистический университет имени Н.А. Добролюбова

Защита состоится января 2012 года в '..... часов на заседании

диссертационного совета Д 212.154.10 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119991, г. Москва, Малая Пироговская улица, д. 1, ауд. 304.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119991, г. Москва, Малая Пироговская улица, д. 1.

Автореферат разослан ^Л/_2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета __ А.И. Кузнецова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена стремительно растущим как в отечественном, так и в западном гуманитарном знании интересом к проблеме «другого», исследованию диалога культур, формирования национальной идентичности. Подтверждением тому является тот факт, что в западной науке сложилась особая сфера исследований, занимающаяся изучением образа «другого» (чужой страны, народа и т.д.) в общественном, культурном и литературном сознании той или иной страны, эпохи - имагология. Об актуальности избранной темы свидетельствуют многочисленные работы -монографии, статьи, сборники, изданные как в нашей стране, так и за рубежом, в которых исследуются те или иные аспекты проблемы восприятия России на Западе2. Вместе с тем нельзя не согласиться с норвежским специалистом по международным отношениям, автором книги «Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей» (1998) Ивэром Нойманном, утверждавшим, что в современной науке существует «относительный дефицит исследований европейских представлений о России» .

Второй фактор, обусловливающий актуальность работы, не собственно научный, а скорее социокультурный: вопрос об имидже России в мировом общественном сознании сегодня стоит очень остро. Понять хотя бы некоторые механизмы формирования имиджа, роль литературы в этом процессе, факторы, влияющие на него, - важнейшая задача современного гуманитарного знания.

' См. подробнее: Миры образов-образы мира: Справочник по имагологии / Пер. с нем. - Волгоград: Перемена, 2003; Ощепков А.Р. Имагология // Знание. Понимание. Умение. - 2010. — Na 1. — С. 251-253; Guyard M.-F. La littérature comparée. - P.: PUF, 1951; Imagology. The cultural construction and literary representation of national characters: A critical survey / Ed. By M. Beller and J. Leerssen. - Amsterdam-NY, 2007.

2 См., напр., Артемоеа Е.Ю. Культура России глазами посетивших ее французов (последняя треть XV111 века). -м.: Ин-т российск. истории РАН, 2000; Вощинская Н.Ю. Социокультурная проблематика французской «Россики» последней четверти XVIII в. / Дне... канд. культурологии. - М., 2005; Карацуба И.В. Россия последней трети XVIII - начала XIX века в восприятии английских современников. - M., 1985; Карп С. Русский мираж в XVIII веке // Пинакотека. - 2001. - № 13/14 - С. 42 - 45; Константинова С.С. Русские реформаторы и Россия в восприятии британских авторов второй половины XVIII века / Дис... канд. ист. н.). - Саратов, 2006; Летчфорд С.Е. Французская революция XVIII в. и формирование образа России в общественном мнении Франции // Европейское Просвещение и цивилизация России. - М„ 2004. - С. 77 - 84; Мезин С.А. Стереотипы России в европейской общественной мысли XVIII века // Вопросы истории. - 2002. - № 10. - С. 148-157; Мезин С.А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I. - Саратов, 2003; Нойманн И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. - M.: Новое издательство, 2004; Россия и Европа в XIX - XX вв. Проблема взаимного восприятия народов, социумов, культур. Сб. научн. трудов. - М.: Ин-т российск. истории РАН, 1996; Образ России. Россия и русские в восприятии Запада и Востока. - СПб., 1998; Россия и мир глазами друг'друга: из истории взаимовосприятия. - М., 2000. - Вып. 1; Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. - М., 2002. - Вып. 2; Европейское Просвещение и цивилизация России. - М.: Наука, 2004; Россия и Запад в начале нового тысячелетия / Ота. ред. А.Ю. Большакова / ИМЛИ им. A.M. Горького. - М.: Наука, 2007; Groh D. Rußland im Blick Europas. 300 Jahre historische perspektiven. - Frankfurt am main, 1988; Trois siècle de relations franco-russes. L'ours et le coq. Essais en l'honneur de Michel Cadot, réunis par F.-D. Liechtenhan. - P.: Presses de la Sorbonne nouvele, 2000; Neboit-Mombet J. L'image de la Russie dans le roman français (1859 - 1900). - Press univ. de Biaise Pascal, 2005; Mohrenschildt D.S. Russia in the intellectual life of eighteenth-century France. - NY, 1936; Ratchinski A. Les contacts idéologiques et culturels entre la France et la Russie ( 1800-1820) / Thèse de doctorat nouveau régime,-P., 1996. __

3 Нойманн И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. - М.: Новое издательство, 2004. - С. 101.

Отметим также, что этой проблематике гораздо больше внимания уделяют историки, культурологи, политологи, а не литературоведы, а следовательно, рецепция России на Западе изучается прежде всего сквозь призму исторических реалий, политико-дипломатических отношений, реже культурных связей и стереотипов, но очень редко в фокусе оказываются те литературные модели и эстетические принципы, которые влияли на восприятие России на Западе. По сути, это историко-культурологические, а не литературоведческие исследования. В них произведения литературы, литературный материал - лишь источник информации для ученого-историка, воссоздающего панораму русско-французских культурных связей. К такому типу работ можно отнести обстоятельные, богатые фактическим материалом монографии авторитетных западных ученых Д. Гро, Л. Вульфа, М. Кадо, Ш. Корбе, А. Лортолари, работы отечественных исследователей Е.Ю. Артемовой, И.В. Карацубы, С.Я. Карпа, С.А. Мезина, В. А. Мильчиной и др4.

Настоящее исследование посвящено изучению того, как складывался образ России в одном из сегментов литературного сознания Франции, что в дальнейшем позволит лучше понять сложный, противоречивый процесс взаимодействия литературного и общественного сознания, и, в частности, выявить, как, с одной стороны, образ России, создаваемый в литературе, становился составной частью расхожих представлений о России в общественном сознании Запада, а, с другой стороны, как «русские стереотипы» общественного сознания проецировались в литературу.

Таким образом, несмотря на то, что в отечественном и западном литературоведении собран богатейший и интереснейший материал, он лишь в незначительной степени затрагивает интересующую нас проблему и скорее дает важные ориентиры для разработки нашей темы, нежели раскрывает ее.

Теоретико-методологической основой работы и основными ориентирами в изучении интересующей нас темы стали работы отечественных литературоведов М.П. Алексеева, Е.П. Гречаной, В.Б. Земскова, З.И. Кирнозе, Вл.А. Лукова, Н.П. Михальской, Е.А. Мустафиной, Н.Т. Пахсарьян, А.Ф. Строева, В.П. Трыкова, М.Б. Феклина, СЛ. Фокина5, в которых имагологическая тематика вписывается в

4 Гро Д. Россия глазами Европы // Дружба народов. - 1994. - № 2. - С. 171-185; - № 3. - С. 160-172; Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. - M.: Новое литературное обозрение, 2003; Cadot M. La Russie dans la vie intellectuelle française; 1839-1856. - P.: Fayard, 1967; Corbet Ch. A l'ère des nationalismes. L'Opinion française face à l'inconnue russe (1799-1894). - P.: Didier, 1967; Lortholary A. Les "Philosophes" du XVIU siècle et la Russie. Le Mirage russe en France au XVIII siècle. - P.: Boivin, 1951; Артемоеа Е.Ю. Культура России глазами посетивших ее французов (последняя треть XV111 века). - М.: Ин-т российск. истории РАН, 2000; Карацуба И.В. Россия последней трети XVIII - начала XIX века в восприятии английских современников. - М., 1985; Карп С.Я. Французские просветители и Россия. - М., 1998; Мезин С.А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I. - Саратов, 2003; Мильчина В.Я. Россия и Франция. Дипломаты. Литераторы. Шпионы. - СПб.: Гиперион, 2004.

s Алексеев М.П. Русская культура и романский мир: Избранные труды. - Л.: Наука, 1985; Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. - Л.: Советский писатель, 1971; Гречаная Е.П. Литературное взаимовосприятие России и Франции в религиозном контексте эпохи. (1797-1825) - М.: ИМЛИ РАН, 2002; Земское В.Б. Образ России на «переломе» времен (Теоретический аспект: рецепция и репрезентация «другой» культуры) // http://www.nrgumis.ru/articles/articleJull.php?aid=37; Зинченко ВТ., Зусман В.Г., Кирнозе З.И. Литература и методы ее изучения. Системно-синергетический подход: учеб. пособие. - М.: Флинта: Наука, 2001; Кирнозе З.И.«Друг другу чужды по судьбе, Они родня по вдохновенью...» // Мериме - Пушкин: Сборник / Сост.

литературно-эстетический контекст, формирование образа России в творчестве отдельных писателей или целых литератур рассматривается как производная процессов, происходивших в художественном сознании и эстетике соответствующей эпохи.

Методы исследования, применявшиеся для решения исследовательских задач, - культурно-исторический, сравнительно-исторический, типологический и тезаурусный. Учитывая теоретические принципы, выдвинутые герменевтикой и рецептивной эстетикой, диссертация продолжает традицию прежде всего русской филологической школы (исторической поэтики А.Н. Веселовского, советского сравнительного литературоведения в лице таких его видных представителей, как В.М. Жирмунский, М.П. Алексеев, Н.И. Конрад, В.Ф. Шишмарев), а также опирается на концепцию диалогизма М.М. Бахтина. Важными для понимания специфики документально-художественной, мемуарной прозы стали идеи Л.Я. Гинзбург.

Объектом исследования являются произведения французских прозаиков XIX столетия, в которых так или иначе представлена русская тема (произведения Ж. де Сталь, В. Гюго, Ф. Стендаля, О. де Бальзака, Т. Готье, А. де Кюстина, Ш. Массона, К. Рюльера, С. Коттен, А. Шемен, Л. д'Абрантес, К. де Местра, П. де Жюльвекура, А. Лестрелена и др.).

Предмет исследования - литературное конструирование образа России во французской прозе XIX века.

Цель настоящего исследования - выявить важнейшие закономерности конструирования образа России во французской прозе XIX века в контексте социокультурной и литературной ситуации во Франции этого периода, а также специфику образа России в творчестве каждого из рассматриваемых авторов. Представлялось важным показать, как формирование образа России в литературном сознании Франции и его объективирование в произведениях французской прозы XIX столетия обусловлено не только политическими, религиозными, эстетическими взглядами авторов, но и теми процессами, которые происходили в европейской культуре XIX вв.

З.И. Киряозе. - М.: Радуга, 1987. - С. 5-26; Луков Вл.А. Русская литература: генезис диалога с европейской культурой: Научная монография. - М.: МосГУ, 2006; Луков Вл.А. Европейская культура Нового времени: Тезаурусный анализ: Научная монография. - М.: МосГУ, 2006; Луков Вал.А., Луков Вл.А. Тезаурусы: Субъектная организация гуманитарного знания. -М.: Изд-во Национального института бизнеса, 200S; Михшьская Н.П. Образ России в английской художественной литературе IX-XIX вв. - М.: МПГУ, 1995; Мустафина Е.А. Образ Европы в литературном сознании России и США в XIX веке / Дне... д-ра. филол. н. - М.: РГГУ, 2007; Пахсаръян Н.Т. Образ России в «Мемуарах» А. Дюма, или «развесистая клюква» литературной репутации // Новые российские гуманитарные исследования. - Вып.1. (№ 2) / Тезисы материалов круглого стола «Россия и русские в художественном творчестве зарубежных писателей XVII - начала XX веков», прошедшего 5 декабря 2006 в ИМЛИ им. A.M. Горького РАН // www.nrgumis.ru; Строев А. Россия глазами французов XVIII - XIX века // Логос. - 1999. -№ 8,- С. 8-41; ТрыковВ.П. Русская тема у Марселя Пруста//Тезаурусный анализ мировой культуры: Сб. науч. трудов. - Вып. 14. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2008. - С. 71-87; Трыков В.П. Французский Пушкин // Знание. Понимание. Умение. Научный журнал Мое. О'манитаРн0Г0 У1™- ~ 2008- ~ № ~ С-'83-190; Трыков В.П. «Россия» Жака Ривьера // XX Пуришевские чтения: Россия в культурном сознании Запада: Сб-к статей и материалов. - М.: МПГУ, 2008. - С. 150-151; Феклин М.Б. Роль Тургенева в формировании образа

России:в Англии на рубеже XIX-XX вв. // Феклин М.Б. The beautiful genius. Тургенев в Англии: первые полвека. Монография. - Нижний Новгород: НГГУ, 2005. - С. 213-224; Фокин С.Л. «Русская идея» во французской литературе XX века: - СПб.: Издательский дом С.-Петерб. гос. ун-та, 2003.

Задачи исследования:

- определить вклад французской прозы XIX века в создание образа России;

- показать значение «романтического фактора» (тем, мотивов, литературных моделей, принципов и приемов создания образа, свойственных романтической литературе) для конструирования образа России во французской прозе XIX столетия;

- выделить и описать основные модели конструирования образа России во французской прозе XIX века;

- изучить систему опосредовании (литературных, мировоззренческих, биографических), сквозь призму которых каждый из рассматриваемых в настоящей работе писателей оценивал Россию;

- исследовать специфику образа России в прозе каждого из изучаемых авторов.

Хронологические рамки исследования охватывают период с начала XIX в. до рубежа XIX - XX вв. Литература о России во Франции XIX века огромна6. Ее систематическое и исчерпывающее описание не было целью настоящего исследования. В работе осуществлена лишь серия зондажей, которые нащупывают особо «чувствительные» точки историко-культурного ландшафта. Для анализа отобраны, с одной стороны, прозаические произведения о России в художественных и художественно-документальных жанрах крупных французских писателей XIX века, чей голос был слышен во Франции, чьи мнения и оценки оказывали влияние на общественное мнение (Ж. де Сталь, В. Гюго, А. Дюма, Ф. Стендаль, О. де Бальзак, Т. Готье), а с другой стороны, резонансные произведения писателей «второго ряда», сыгравшие особую роль в формировании образа России во французском (и шире - западноевропейском) сознании (К. де Рюльер, Ш. Массон, К. де Местр, А. де Кюстин).

Научная новизна исследования заключается в том, что 1) на широком литературном материале выявлены некоторые важнейшие закономерности конструирования образа России во французской прозе XIX века («оптика превосходства», особая роль романтической поэтики в создании образа России, влияние «законов жанра» на моделирование' образа России в различных прозаических жанрах французской литературы XIX века, значение мировоззрения писателя для трактовки русской темы); 2) доказано, что смена культурных парадигм на рубеже XVIII-XIX вв. (переход от просветительского универсализма к романтическому культурному релятивизму) была важнейшим фактором, определившим динамику образа России во французской прозе изучаемого периода, изменение его функции: образ России в произведениях некоторых французских писателей XIX в. перестал функционировать как средство иллюстрирования и универсализации просветительских идеалов и стал способом ведения «диалога культур»; 3) доказано, что особую роль в эволюции образа России сыграл «романтический фактор», оказавший существенное влияние на

6 См аналитический обзор того, что было написано о России во Франции в разных жанрах на протяжении XIX столетия в кн.: CorbetCh L'Opinion française face à l'inconnue russe (1799-1894),-P.: Didier, 1967.

принципы и приемы его создания; 4) выделены и описаны основные модели конструирования образа России; 5) дан обстоятельный литературоведческий анализ в интересующем нас аспекте произведений Ж. де Сталь «Двадцать лет в изгнании», О. де Бальзака «Письмо о Киеве», А. де Кюстина «Россия в 1839 году», Ш. Массона «Секретные мемуары о России», путевых записок о России А. Дюма и Т. Готье; 6) в диссертации предметом анализа становятся также малоизвестные, давно не издававшиеся на русском языке произведения С.-Р. Коттен «Елизавета, или сосланные в Сибирь», К. де Местра «Молодая сибирячка» и «Пленники Кавказа», А. Шемен «Русский курьер, или Корнели Жюсталь», не переведенные на русский язык романы А. Лестрелена «Московиты, или Олеся», Л. д'Абрантес «Екатерина II», П. Жюльвекура «Настасья, или Сен-Жерменское предместье Москвы» и «Русские в Париже», книга путевых записок «Рейн» В. Гюго, лишь отдельные фрагменты которой были переведены на русский язык.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Генезис образа России во французской литературе относится к рубежу ХУШ-Х1Х вв. Россия в силу ряда политических, культурно-исторических и собственно литературных причин в этот период превратилась для французского литературного сознания в самостоятельную проблему, для решения которой было выработано несколько литературных стратегий или моделей конструирования образа России.

2. Важным культурным фактором «открытия» России XIX веком была смена культурных парадигм. На рубеже ХУШ-ХГХ вв. классическая парадигма с характерным для нее антропологическим универсализмом уступает место романтической с ее историзмом и культурным релятивизмом. Некоторые крупные французские писатели-романтики (прежде всего Ж. де Сталь) восприняли и оценили Россию в ее инаковости, непохожести на Запад и отнеслись к этой специфичности в целом заинтересованно и благожелательно. Кроме того, с нашей точки зрения, именно в XIX веке начинается диалог России и Запада в бахтинском понимании этого слова. Россия становится не просто объектом пристального внимания, художественного осмысления, но своеобразным, если можно так выразиться, «контрагентом» Запада, позволяющим ему лучше осознать собственную идентичность. Французское литературное сознание этой эпохи воспринимает Россию сквозь призму тех вопросов, которые стояли перед Францией и Европой этого периода (отношение к Наполеону, судьбы монархической идеи в Европе, кризис французской идентичности в результате Великой французской революции, выбор политических моделей и культурно-исторического пути и т.д.).

3. Особую роль в создании образа России во французской литературе XIX .столетия сыграла проза и прежде всего романтическая проза (Ж. де Сталь, А. Дюма-отец, Л. д'Абрантес, А. де Кюстин, Т. Готье и др.). Наиболее

развернутое, подробное повествование о России было создано романтической «литературой факта», в документально-художественных жанрах - путевых записках, дневниках и мемуарах.

4. Романтическая оптика в значительной степени определяла взгляд на Россию, принципы и приемы создания ее образа в литературе рассматриваемого периода (историзм, субъективизм, романтическое двоемирие, местный колорит, контраст, культурно-географические и национальные оппозиции, демонизация и т.д.). Эпоха романтизма создала свой «русский мираж»: Россия в произведениях многих французских писателей той эпохи - «страна рабов», а русские - народ-исполин, закованный в цепи деспотизма, самодержавия и рабства. Возникновение этого очередного «миража» вполне объяснимо, если вспомнить о культе свободы, созидаемом романтической культурой. Романтизмом были навеяны и некоторые темы, образы французского дискурса о России XIX века (тема свободы и рабства, тема страсти, образ пожара, образы кукол-марионеток, двойников и т.д.). Вместе с тем французские писатели по-разному и разное черпают из этого, казалось бы, общего резервуара романтической топики. Здесь многое определялось их политическими взглядами, эстетическими пристрастиями, а иногда и биографическими фактами и жизненными обстоятельствами, несомненно, оказывавшими воздействие на восприятие нашей страны тем или иным писателем. Так, Стендаль видел Россию сквозь призму своего военного опыта и культа Италии, Ж. де Сталь - сквозь призму руссоистских воззрений, концепции страсти и антинаполеонизма, Бальзак - легитимизма, титанизма, идеала «порядка и единства» и любви к Ганской, Готье - эстетизма, Кюстин - панкатолицизма и неудачной попытки походатайствовать перед российскими властями за своего протеже и близкого друга, Гюго - своей концепции Европы и цивилизации и т.д.

5. На конструирование образа России французскими писателями XIX в. оказали влияние традиции классической историографии и французской моралистики ХУП-ХУШ вв., литература путешествий XVIII столетия, «литература анекдотов», французская периодика, политические взгляды, эстетические пристрастия, биографические факты и жизненные обстоятельства того или иного автора.

6. Немалую роль в создании образа России сыграл жанр, в котором тот или иной французский автор писал о России. «Память жанра» (М.М. Бахтин) определяла избранный ракурс изображения России, приемы создания образа чужой страны в произведениях французской прозы XIX столетия. Так, во французской художественной прозе XIX в. о России (романах С. Коттен, А. Шемен, П. де Жюльвекура, графини д'Абрантес, А. Дюма, новеллах К. де Местра, повести А. Лестрелена) создан наиболее условный, фоновый, а подчас и просто фантастический образ России. Российская действительность предстает как экзотический фон, на котором разворачиваются универсальные психологические и этические конфликты, в контексте романтического культа женщины выписываются преимущественно идеализированные (Елизавета - у Коттен, Корнели Жюсталь - у Шемен, Луиза Дюпюи - у Дюма) или напротив демонизированные (Екатерина II - у д'Абрантес) женские образы.

Значительный вклад в создание более развернутой, подробной, конкретизированной картины российской жизни внесли путевые записки XIX в. Основываясь на личных впечатлениях, авторы путевых записок (Ж. де Сталь, О. де Бальзак, Т. Готье, А. Дюма, А. де Кюстин и др.), создают более объемный образ России. В путевых записках Россия выступает уже не фоном, условной декорацией, но объектом специального наблюдения и изучения. Путевые записки существенно расширили горизонт описания чужой страны (география и топография, быт и нравы различных слоев российского общества, религия, архитектура, музыка, народный танец, а у А. Дюма - даже литературная жизнь России).

Вместе с тем жанр путевых записок диктовал определенный угол зрения на объект, обусловливая некоторую поверхностность наблюдений, сделанных зачастую «из окна экипажа», абсолютизацию частностей, поспешность выводов, акцентирование непохожего, странного, экзотического и субъективность, а подчас и пристрастность взгляда.

7. В диссертации выделены и описаны три модели, в соответствии с которыми конструировался образ России во французской прозе XIX века. Первая модель представлена «литературой анекдотов» (К.-К. Рюльер, Ш. Массой, С. Марешаль). Эта модель формируется под воздействием просветительской традиции и «истории королей», жанра исторического анекдота и предлагает рассматривать и изображать Россию как забавный курьез, достойный насмешки, удивления, осуждения, но никоим образом не серьезного изучения и анализа. Эта модель акцентирует внимание на жизни и нравах российских императоров и двора, подчеркивает разного рода преступления, пороки, болезни российской политической элиты. Вторая - эмпатическая модель Ж. де Сталь, где Россия показана как объект заинтересованного и благожелательного наблюдения и изучения, а в некоторых отношениях и как образец для подражания. Эмпатический дискурс Ж.де Сталь о России пронизан романтическими мотивами, находящими свое преломление в акцентировании писательницей русской страстности, витальности, естественности, противопоставленной духовному и политическому бессилию европейцев перед лицом наполеоновской унификации. Эмпатический дискурс Ж. де Сталь рождается из романтического культурного релятивизма, признающего равнозначность различных культур, провоцирующего интерес к «Другому». На десталевскую модель в различной степени ориентировались Ф. Стендаль, О. де Бальзак, французские легитимисты, Т. Готье. Третья - негативистская модель А. де Кюстина, предполагающая развернутую и тотальную критику России, ее демонизацию, задающая образ России-монстра, угрозы для Запада и делающая Россию объектом беспощадной и часто безоглядной критики, граничащей с русофобством. Этой модели придерживались В. Гюго, Ф. Лакруа, Ш.-Ф. Эннингсен, Ж. де Ланьи, Галлет де Кюльтюр, а также многие западные почитатели и последователи Кюстина, писавшие о России в XX веке.

8. Особый случай представляет А. Дюма, чьи путевые заметки о России ориентированы одновременно на несколько моделей и синтезируют традицию

«литературы анекдотов» и эмпатического дискурса Ж. де Сталь. Дюма, в целом благожелательно описывающий российскую действительность, часто прибегает к историческим анекдотам в духе Рюльера, Массона и Сегюра, но не столько с обличительной, сколько с познавательной целью. Те нарративные формулы и приемы беллетристического повествования, которые были разработаны Дюма в его авантюрно-исторических романах, чтобы увлечь читателя, захватить его воображение, оказали существенное влияние на конструирование образа России в путевых записках писателя о нашей стране.

9. В целом французский дискурс XIX века о России сохраняет доминантный характер, свойственный ему на протяжении нескольких предшествующих столетий, который проявился, в частности, в «оптике превосходства». В XIX в. литературное сознание Франции окончательно признало Россию частью Европы, хотя и специфической ее частью. Политически Россия была включена в Европу! но культурно-цивилизационно по-прежнему оставалась вне европейского пространства, поэтому конституирующим элементом образа России во французской прозе XIX столетия остается концепт русского «варварства». Если «русский мираж» XVIII века, созданный французскими просветителями, предполагал, что Россия, преодолевая «московитское варварство», становится частью европейской цивилизации, движется в результате петровских реформ и под мудрым правлением просвещенных монархов по пути прогресса и приобщения к европейским ценностям, то XIX век акцентировал и развивал в основном руссоистский взгляд на Россию как «варварскую» страну.

Этот «комплекс превосходства» был «невротической реакцией» постнаполеоновской Франции, утратившей в XIX веке свое былое привилегированное, доминирующее положение на европейском континенте, на усиление роли и влияния России. Миф о «варварской» России выполнял в XIX столетии компенсаторную функцию, утверждая ослабевшую Францию как центр, если не политической силы, то цивилизации и культурного влияния! Доминантный характер французского дискурса XIX века о России проявился, в частности, в том, что пространство России локализуется в основном в трех географических точках - Петербурге, Москве и Сибири. Причем зачастую происходит синекдотическое отождествление Сибири со всей Российской империей, что должно было метафорически реализовать идею тотального рабства, насилия и несвободы как определяющих черт российской действительности. Российская топика включала в себя, помимо мотивов варварства и деспотизма, образ России-тюрьмы, России-«колосса на глиняных ногах», страны снега и холода, в которой доминировал образ Сибири. Показательно также, что культурная составляющая в образе России, создаваемом французской литературой XIX века, занимает периферию, уступая центр политической.

В целом образ России, созданный французской прозой XIX века, оказался амбивалентным, сочетающим в себе представление об огромных территориях, природных богатствах, таланте, стойкости и терпеливости народа, способного, вместе с тем, на сильные чувства и героические деяния, с критикой развращенной элиты и неприемлемого государственного устройства, обрекающих этот народ на

рабство, невежество, унижение человеческого достоинства, но одновременно, с точки зрения некоторых писателей, и обеспечивающих сплоченность и мощь Российской империи, ее преимущества в конкурентной борьбе с Западом.

Практическая ценность работы заключается в том, что в ней содержится материал, который может быть использован при создании учебников по истории французской литературы XIX века и учебных пособий по спецкурсам и спецсеминарам, в лекциях, посвященных проблемам поэтики литературы, диалога культур и литературной критики. В материалах диссертации содержатся важные сведения по теме «Россия в мире», предлагаемой сегодня в качестве учебной дисциплины в российских школах.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры всемирной литературы Московского педагогического государственного университета. По проблемам диссертации автор выступал с докладами на ежегодных Пуришевских чтениях (Москва, МПГУ - 2005, 2008, 2010, 2011), XII Международной научно-методической конференции «Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка» (Варшава, 2005), международных научных конференциях: «Высшее образование для XXI века» (Москва, МосГУ, 2010), «Русский акцент в мировой культуре. Литература, искусство, перевод» (Нижний Новгород, НГЛУ им. Н.А.Добролюбова, 2010), «Векторы развития литературного процесса XX века и методы его изучения» (Одесса, ОНУ, 2011), «V Кирилло-Мефодиевские чтения» (Севастополь, 2011), всероссийской научно-практической конференции «Екатерина Великая -писатель, историк, филолог» (Москва, ГИРЯ им A.C. Пушкина, 2010 г.), Пушкинских чтениях (Москва, ГИРЯ им A.C. Пушкина, 2011 г.).

Основное содержание диссертации отражено в монографии «Образ России во французских путевых записках XIX века» (М., 2010; 14,5 п.л.) и статьях, посвященных проблеме восприятия России во Франции, общим объемом около 13 п.л., в том числе в 14 статьях, опубликованных в журналах, входящих в перечень рецензируемых научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы, включающего 349 наименований. Объем - 410 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность темы, ее новизна, определены объект и предмет исследования, сформулированы цель и задачи, представлен обзор существующих в западноевропейской и отечественной науке работ, связанных с проблематикой диссертационного исследования, описаны теоретико-методологическая основа, научно-практическое значение, а также основные положения, выносимые на защиту.

В главе I «Образ России в «литературе анекдотов» и французской художественной прозе XIX века» рассматривается вопрос о том, как в конце

XVIII - начале XIX вв. русская тема трактовалась в мемуарной прозе, положившей начало такой литературной моделк, как «литература анекдотов», а затем в подхватившей эту тему художественной прозе начала и первой половины

XIX столетия.

В § 1.1. «Просветительская традиция и «литература анекдотов» о России» показано влияние традиции классической историографии и жанра исторического анекдота, получившего широкое распространение в просветительской литературе (например, «Анекдоты о царе Петре Великом» Вольтера) на «литературу анекдотов» рубежа XVIII-XIX вв., к наиболее ярким образцам которой относятся «История и анекдоты о революции в России 1762 года» (1797) К.-К. Рюльера, «Секретные мемуары о России» (1800) Ш. Массона и «История России» (1802) С. Марешаля. Влияние классической историографии проявилось в стремлении указанных авторов описать российскую действительность с позиций просветительского универсализма, в понимании историографии как разновидности литературного творчества, цель которой - дать моральный урок правителям, исследовать нравственные последствия деспотизма, в отсутствии интереса к России в ее специфической инаковости, характерное для эпохи Просвещения, а также в трактовке истории страны и народа как «истории королей», что приводит к фокусированию на фигурах российских самодержцев и представителей политической элиты, причем в их портретах акцентируются физические и нравственные недостатки, смешные или отталкивающие черты характера, интриги, «преступления», подробности интимной жизни, человеческие слабости.

В центре произведений Рюльера и Массона - образ Екатерины II и ее фаворитов (а у Массона еще и Павла I). Писатели пытаются развенчать вольтеровский миф о Екатерине II как образце просвещенного абсолютизма. Для них Екатерина II не столько императрица, правившая обширной империей, но прежде всего взбалмошная, одержимая страстями женщина. В параграфе анализируются приемы создания образа Екатерины в книге Массона (затушёвывание ее заслуг как государственного деятеля, акцентирование ее «преступлений», фокусировка на последних годах жизни стареющей и больной императрицы и физиологических подробностях, использование мифологических реминисценций с отрицательными коннотациями и т.д.).

Констатируется, что ухудшение российско-французских отношений после смерти Павла I стало причиной усиления критического пафоса во втором издании (1804 г.) массоновской книги. Другим обстоятельством, вызвавшим усиление антироссийских мотивов во втором издании, стал выход в свет в 1801 г. панегирической по отношению к России и российскому императору книги немецкого писателя Августа фон Коцебу «Достопамятный год моей жизни».

Образы некоторых представителей российской элиты екатерининской эпохи (Суворова) и императора Павла I даны в гротесковой манере. Под влиянием зарождающихся романтических веяний Массон обращается к проблеме русского национального характера и рассматривает ее сквозь призму руссоистской оппозиции «природа/цивилизация», что приводит к противопоставлению народа

как воплощения природного начала и правящей элиты, являющейся носительницей пороков цивилизации. Мотивы просветительского дискурса о России (мотивы рабства, варварства и подражательности русских, но также и гостеприимства русских крестьян) содержатся в книге Массона. Автор использует прием «ложного панегирика», суть которого в том, что хвала оборачивается хулой, а все достоинства «другого» объясняются его недостатками или изъянами политического режима в России (храбрость русских солдат, их преданность командирам, выносливость трактуются как следствия страха перед начальством, бесправия, отсутствия представлений о человеческом достоинстве).

«Литература анекдотов» создала свою модель конструирования образа России, важнейшими составляющими которой стали поверхностность взгляда, основывающегося на принципах просветительского универсализма и убежденность в том, что Россия - курьез, не заслуживающий глубокого изучения в ее специфической инаковости и самобытности, достойный лишь насмешки и осуждения, ««оптика превосходства» с характерными для нее мотивами «варварства», «рабства» и «недоцивилизованности» русских. Характерной чертой этой модели является использование приема исторического анекдота, функционирующего как иллюстрация русского «варварства», произвола и беззакония.

Вместе с тем, в «Секретных мемуарах» Массона можно увидеть влияние новых, только зарождавшихся романтических тенденций в развитии европейской культуры рубежа XVIII-XIX вв., что проявилось и в выходе за рамки традиционной «истории королей», интересе к проблеме национального характера, к сфере духовной жизни народа (религия, образование и т.д.)

«Литература анекдотов» внесла существенный вклад в разрушение того «русского миража», который был создан Вольтером и его единомышленниками, в формирование негативного образа России в литературном и общественном сознании Франции начала XIX века, способствовала росту русофобских настроений. Вместе с тем, именно она в значительной мере удовлетворяла растущий на рубеже XVIII-XIX вв. интерес к России, позволяла французам «из первых рук» ознакомиться с некоторыми фактами русской истории и реалиями российской действительности, хотя и подаваемыми часто в тенденциозном освещении.

В § 1.2. «Россия во французской художественной прозе XIX века» на

материале произведений, относящихся к разным жанрам французской художественной прозы, романов С.-Р. Коттен «Елизавета, или сосланные в Сибирь» (1806), А. Шемен «Русский курьер, или Корнели Жюсталь» (1806), Ф. Стендаля «Арманс» (1827), Л. д'Абрантес «Екатерина И» (1834), А. Лестрелена «Московиты, или Олеся» (1836), А.Дюма-отца «Записки учителя фехтования» (1840), П. Жюльвекура «Настасья, или Сен-Жерменское предместье Москвы» (1842), «Русские в Париже» (1843) и др.), повестей и новелл К. де Местра «Молодая сибирячка» (1815) и «Пленники Кавказа» (1815) показано, что значительное место в «русских» повестях, романах и новеллах заняли женские персонажи, что было обусловлено, по меньшей мере, двумя факторами: влиянием

моделей сентименталистской литературы, где культивировалась женская чувствительность, добродетель, естественность и складывающимся романтическим культом женщины, носительницы мистического чувства и страсти. Некий синтез этих качеств можно увидеть в образах русских героинь, создаваемых французскими прозаиками XIX в. Вместе с тем, вышеперечисленных французских писателей (за исключением, пожалуй, Ф. Стендаля и К. де Местра) почти не интересует своеобразие русского женского характера. Так, например, романы «Елизавета, или сосланные в Сибирь» (1806) С. Котген и «Русский курьер, или Корнели де Жюсталь» (1806) А. Шемен - сентименталистские романы в русских декорациях, продолжающие традицию воспитательного романа XVIII в., повествующие о становлении героя в столкновении с жизненными невзгодами и препятствиями. Их сюжеты не раскрывали специфики русской жизни, но позволяли воспеть добродетель, преодолевающую невероятные преграды. Показательно, что описание русского быта и нравов не занимает у французских писательниц сколько-нибудь заметного места. Сибирь предстает в них как пространство и символ произвола и насилия, царящего в Российской империи.

Шагом вперед в разработке «русской» темы во французской прозе XIX в. стали русские повести К. де Местра «Молодая сибирячка» (1815) и «Пленники Кавказа» (1815), в которых созданы психологически достоверные образы простых русских людей Параши Лупаловой и русского солдата Ивана, безыскусных, открытых, в чем-то наивных и целомудренных, в чем-то хитроватых, но одновременно преданных, целеустремленных, обладающих незаурядным мужеством и упорством, а главное - верой в Бога. В повестях К. де Местра заметно расширяется диапазон изображения российской действительности рубежа XVIII-XIX вв., отражены многие ее стороны (нравы светского общества, монастырские порядки, суеверия, обычаи и обряды, русская экзотика). Особая заслуга писателя - осознание сложности и противоречивости русского характера, воплощенного в образе солдата Ивана, сочетающего преданность, самоотверженность, религиозность, любовь к ближнему с непредсказуемостью, жестокостью, таящейся под покровом простодушия.

Русские новеллы К. де Местра были очень популярны во Франции. Особенности русского национального характера, описанные им, помогали французам лучше понять некоторые причины провала Наполеона в России.

Ф. Стендаль, знакомый с русскими повестями К. де Местра, делает главной героиней своего романа «Арманс» (1827) русскую по происхождению, родственницу декабриста Арманс Зоилову. «Русскость» героини проявляется в ее непохожести на пустых и тщеславных светских красавиц-парижанок, в ее естественности, способности на глубокое чувство к Октаву де Маливеру, в широте ее духовных запросов.

В параграфе отмечается, что французская литература XIX в. вообще проявляла больший интерес к проблеме русского национального характера, чем, например, английская, сосредоточившаяся, как показала в своей монографии Н.П. Михальская, на изображении прежде всего политических аспектов

российской действительности (критика самодержавия в поэмах Дж. Байрона «Дон Жуан», «Бронзовый век», «Мазепа», прославление Александра I в оде Р. Саути «Ода в честь Александра I», поражение наполеоновской армии в войне 1812 г. в стихотворении У. Вордсворта «Французская армия в России», «польская» тема в сонете А. Теннисона «Польша», проблема русского нигилизма в драме О. Уайльда «Вера, или нигилисты»)7. Сильная во французской прозе традиция моралистики и психологизма побуждала французских прозаиков (прежде всего Ф. Стендаля и К. де Местра) внимательнее присмотреться к загадкам русской души, почувствовать ее сложность и противоречивость.

Между тем на трактовку русской темы во французской художественной прозе XIX столетия не могло не повлиять зарождение русофобии в Западной Европе, которое исследователи относят к первым десятилетиям после окончания наполеоновских войн, но ее пик пришелся на 1830-40-е гг. Отражением подобных общественных настроений стал роман графини д'Абрантес «Екатерина II» (1834), представляющий собой, по выражению Ш. Корбе, «произведение совершенно фанатическое», изобилующее многочисленными неточностями и являющееся образцом массовой беллетристики на исторические темы (в духе мадам де Жанлис). В центре романа - фигура Екатерины И, которую писательница хочет, по ее собственному признанию, «описать не только как государыню, но и как женщину». Установка, уже знакомая по «литературе анекдотов». Однако, если К. Рюльер и Ш. Массон описывали в своих произведениях о России то, что они видели, свидетелями чего они были, то д'Абрантес, никогда не посещавшая Россию, не скрывает, что источниками сведений для нее были рассказы знакомых, русских, эмигрантов, слухи. Писательница показывает, как склонная к уединению, любящая детей, добродетельная женщина постепенно под влиянием нравов, царящих при дворе, превращается в «вакханку в горячке» ("une ménade en délire"), меняющую любовников, хладнокровную и жестокую императрицу. Все повествование концентрируется вокруг бесконечных бунтов, интриг, заговоров, переворотов, измен. Д'Абрантес любит яркие, даже аляповатые краски, драматические эффекты, интригующие подробности. Нагромождение мелодраматических эффектов сопровождается морализаторством в духе Жанлис. Для французской писательницы вся Россия - «дикая империя», а русские

«жестокий и дикий народ».

О другой отрицательной стороне российской действительности -крепостничестве - писал Ашиль Лестрелен в повести «Московиты, или Олеся» (1836).

На этом мрачном литературном фоне, изображавшем Россию страной бесправия, насилия, рабства, резко выделяется фигура французского литератора П. де Жюльвекура, ставшего настоящим апологетом России. Заметим, что Жюльвекур был не одинок в своей апологии самодержавной России. Он выражал взгляды французских легитимистов, полагавших, что в Европе, охваченной

7 См', подробнее: Михалъская Н.П. Образ России в английской художественной литературе IX-XIX вв. - М.: МПГУ, 1995.

революциями и хаосом, Россия остается островком стабильности, порядка и цивилизации. Россия не только не варварская страна, но, напротив, пример для Франции и всей Европы. В двух своих «русских» романах - «Настасья, или Сен-Жерменское предместье Москвы» (1842) и «Русские в Париже» (1843) Жюльвекур, вопреки установившейся традиции, отнюдь не описывает русских «варварами». Он показывает, что представители петербургского света прекрасно вписались в Сен-Жерменское предместье, стали его органичной частью. Между Францией и Россией нет непроходимых границ. Сохранились границы государственные, но не культурные.

В конце 1830-начале 1840-х гг. к русской теме обратился и такой популярный писатель, как Александр Дюма-отец, всегда хорошо чувствовавший запросы читательской аудитории. В его романе «Учитель фехтования» (1840), написанном до визита знаменитого писателя в нашу страну и созданном на основе тех сведений, которые автор черпал из литературных источников (книги К. Рюльера, Ш. Массона, Л.-Ф. де Сепора), сконструирован условный образ России, становящийся фоном, на котором разворачиваются нравственно-психологические коллизии романа. Далее показано, как особенности жанра авантюрно-моралистического романа на историческом материале, мастером которого был Дюма, определили принципы и приемы конструирования образа России в романе. Как и в других романах на историческом материале, в «Учителе фехтования» Дюма не ставил перед собой цели глубоко исследовать другую эпоху и чужую страну, дать художественный анализ причин и следствий декабристского восстания, постичь культурно-национальное своеобразие России и русского народа. Писатель стремился, с одной стороны, заинтересовать публику страной, в которой произошли события, получившие широкий европейский резонанс, расширить представления читателей о далекой и по-прежнему для большей части французских читателей экзотической России, с другой - воплотить в художественной форме собственные эстетические и этические принципы.

Строго говоря, «Учитель фехтования» - это роман не о николаевской России (как и «Три мушкетера» - не о Франции эпохи Людовика XIII), а о долге, благородстве, свободе. Это история любви и преданности русского офицера-декабриста и француженки, последовавшей за ним в Сибирь, которая позволяет писателю поставить вопрос об ответственности человека за нарушение законов Высшей справедливости, за тот выбор между истинными и ложными ценностями, который он совершает. Дюма интересует не история, явленная в человеческих судьбах, а человек, проявляющий себя в исторической ситуации.

Правда, Дюма, обогащенный открытиями романтического романа, знакомый с эстетикой «местного колорита», значительно подробнее, чем его предшественники (С. Коттен, А. Шемен, Л. д'Абрантес и даже К. де Местр) выписывает русский фон в романе. Дюма интересно всё и вся, он успевает рассказать о петербургских жителях, об одежде и внешности простолюдинов -мужчин и женщин, об организации движения в Петербурге, видах транспорта, памятниках, каналах, русской бане, некоторых памятниках и т.д. Большая конкретность и живописность русского фона в «Учителе фехтования»

достигается, в частности, топографической и топонимической конкретностью повествования. Вместе с тем Дюма не свойственна описательность, «экфрастичность» Т. Готье. Он создает своего рода географический «каталог», то есть только перечисляет места, посещаемые рассказчиком, архитектурные сооружения, памятники, не вдаваясь в детали. Динамизм сюжета, занимательность - главный закон романов Дюма. Для достижения этой цели он широко использует приемы «каталога», исторического анекдота, исторического экскурса, содержащего занимательные или шокирующие эпизоды российской истории, пикантные детали быта и нравов.

Сравнивая образ России в «Учителе фехтования» с образом России, созданным в «Записках» Л-Ф. де Сепора, которые были важным источником сведений о России для Дюма, приходим к выводу, что описания русской жизни, нравов и быта у Дюма не имеют того мрачного колорита, который был свойственен произведениям многих предшественников и современников Дюма. Что-то в российской жизни удивляет рассказчика, что-то забавляет, что-то вызывает сожаление и несогласие, но не гнев, не возмущение и ненависть. То, что в «Записках» Сепора подмечено как негативное, типичное явление российских нравов, российской ментальное™, как свидетельство деспотии и вопиющего произвола вельмож, под пером Дюма превращается в увлекательную новеллу, забавный анекдот и разрастается до вставной главки (см., напр., рассказ о наказании повара-француза).

Модель конструирования образа России, созданная «литературой анекдотов», оказала определенное воздействие на некоторые образцы французской беллетристики XIX века (романы С. Котген, А. Шемен, Л. д'Абрантес, А. Дюма).

Вместе с тем в художественной прозе происходит некоторое расширение диапазона изображения российской действительности, по сравнению с «литературой анекдотов». В центре внимания писателей оказываются не двор и фигуры российских императоров, а представители других социальных групп и слоев российского общества: помещики, крестьяне, ямщики, сибирские узники, солдаты, представители петербургского света и т. д.

И в «литературе анекдотов», и в художественной прозе нашла продолжение начатая литературой XVIII века сибирская тема. Сибирь, как правило, синекдотически олицетворяет всю Россию как пространство самодержавного произвола и символ российской «нецивилизованности». Однако в романе А. Дюма «Учитель фехтования» Сибирь - прежде всего пространство экзотики и авантюр.

В целом российская действительность изображается во французской художественной прозе еще достаточно условно, являясь в большинстве произведений скорее фоном, на котором разворачивается действие, нежели объектом глубокого художественного исследования, что объясняет многочисленные неточности и ошибки в ее описании.

Глава 2. «Эмпатическая модель конструирования образа России во французской прозе XIX века» включает четыре параграфа: § 2.1. «Жермена де Сталь - создательница эмпатической модели конструирования образа России», § 2.2. Россия в письмах и дневниках Стендаля, § 2.3. «Письмо о Киеве» О. де Бальзака и § 2.4. Образ России в книге Т. Готье «Путешествие в Россию», в которых реконструируется образ России, созданный вышеперечисленными писателями в путевых записках, дневниках, письмах, мемуарной и автобиографической прозе.

На основе анализа книги Ж. де Сталь «Десять лет в изгнании» (опубл. 1821) сделан вывод, что французская писательница создала новую модель конструирования образа России во французской прозе XIX века, которая условно в диссертации названа «эмпатической». Появление этой модели стало естественным результатом смены культурных парадигм на рубеже ХУШ-Х1Х вв., вследствие чего произошел переход от просветительского антропологического универсализма к романтическому культурному релятивизму. Это повлекло за собой усиление интереса к «другому», признание равноценности чужой культуры, что применительно к России означало более заинтересованное, непредвзятое и благожелательное отношение к нашей стране.

Следствием этих процессов, происходивших в культуре рубежа ХУШ-Х1Х вв., стала выработка Ж. де Сталь новых принципов и приемов создания образа России (историзм, местный колорит, контраст, оппозиция русской витальности, страстности и европейской слабости, унифицированности под властью Наполеона и т.д.), оригинальная трактовка писательницей традиционных тем просветительского дискурса о России. Так, «варварство» русских интерпретируется как проявление их витальности, их «рабство» как необходимое условие сплоченности перед лицом наполеоновской угрозы, грубость и необузданность как следствие страстности, «азиатскость» как знак культурного и национального своеобразия русских. Показательной представляется полемика Ж. де Сталь с «литературой анекдотов» о России. В диссертации отмечается важная роль антинаполеонизма писательницы как фактора, побуждавшего ее быть более снисходительной в своей оценке России. Вместе с тем показано, что не менее значительное влияние на формирование образа России у Ж. де Сталь оказали ее эстетические взгляды и художественные пристрастия: романтический культ страсти, интерес к экзотике и национальной специфике, вкус к сложности и разнообразию. Последний побуждал писательницу осуждать «подражательность» русских. Неприятие подражательного и высокая оценка всего по-настоящему оригинального объясняют ту относительно невысокую оценку, которой удостоилась русская литература и культура у Ж. де Сталь. Заметим, однако, что писательница демонстрирует в записках, мягко говоря, не слишком большую осведомленность в этой области. Конкретный разговор о русской литературе и искусстве подменяется общими сентенциями о необразованности русских.

Примечательно, что подобная оценка русской литературы не сопровождается конкретными примерами, не названо имени ни одного русского

писателя, ни одного «подражательного» произведения русской литературы, что позволяет предположить, что Ж. де Сталь воспроизводит скорее расхожее мнение, стереотип, нежели опирается на собственный опыт знакомства с русской словесностью.

Однако показательно, что Ж. де Сталь не просто с оттенком легкого сожаления констатирует недостаточную, по европейским меркам, образованность русских и отсутствие у них литературы, но и излагает русскую «альтернативу», другую русскую систему ценностей, в которой на первом месте - роскошь, могущество и отвага. Это признание того, что может существовать иная, нежели та, что принята на Западе, система ценностей и представлений, - следствие гердеровского влияния. Тезис о подражательности русских уравновешен мыслью о природной поэтической одаренности русских, а главная причина неоригинальности русской литературы - ее ориентация на французские образцы.

Эмпатическая модель конструирования образа России, созданная Ж. де Сталь, оказалась продуктивной для таких крупных французских писателей XIX в., как Ф. Стендаль, О. де Бальзак, Т. Готье. Разумеется, каждый из них создал свой оригинальный образ России, ориентируясь на десталевскую модель, привносил в нее новые элементы. Так, Россия в письмах и дневниках Ф. Стендаля предстает в неизменном соотношении с Италией, которой она проигрывает в культурном отношении, но с которой ее сближает страстность национального характера русских, роскошь и изысканность московских дворцов, красота Москвы, этого «храма наслаждения». С другой стороны, Стендаль создает образ воюющей страны, увиденной «из окопа», глазами уставшего и раздраженного тяготами военного времени французского офицера. В стендалевском описании России появляются конкретные бытовые детали, отталкивающие подробности («океан варварства», грязь, зловоние, оледенелые трупы), которые отсутствуют в повествовании Ж. де Сталь.

Вместе с тем важнейшим элементом стендалевского образа России становится картина пожара Москвы, к которой писатель неоднократно возвращается в своих письмах и дневниках. Пожар становится у Стендаля, как вообще огонь у романтиков, - метафорой страсти, энергии, силы. Образ московского пожара символизирует страсть, «непредвиденное действие», героический акт. Это то, что будит воображение, пробуждает энергию, дает ощущение жизни, без чего для Стендаля нет счастья.

Далее в диссертации прослеживается эволюция стендалевского отношения к пожару Москвы и к фигуре Ростопчина. Если в начале пожар Москвы, этого «храма наслаждения» - варварство, а предполагаемый его инициатор градоначальник Ростопчин - «негодяй», то впоследствии сожжение столицы трактуется Стендалем как «акт героический», проявление воли и патриотизма русских, позволившее спасти Россию от наполеоновского нашествия. В диссертации делается вывод о том, что Стендаль, по мере становления и утверждения реалистических принципов в его творчестве, переходит от абстрактной нравственно-эстетической оценки событий к исторической.

Дневники, письма, автобиографическая проза Стендаля свидетельствуют об устойчивом интересе писателя к России, постепенном преодолении стереотипных представлений о «варварской стране», навеянных чтением «литературы анекдотов» и т.п., до признания самобытности русской культуры, мощи русской армии, динамики развития и возрастающего авторитета России на международной арене, идеализации русского национального характера, предстающего антиподом представителей французского высшего света. Хотя писатель воспроизводит некоторые стереотипы французского дискурса о России («варварство», Сибирь, фаворитизм, деспотизм и т.д.), в целом восприятие Стендалем нашей страны лишено той предубежденности, которая была характерна для некоторых других его соотечественников, посетивших Россию. Стендаль трактует российское «варварство» скорее как явление, порожденное войной, и возлагает на своих соотечественников долю ответственности за него.

Бальзак-легитимист, в отличие от республиканцев Сталь и Стендаля, открыто выражает свои симпатии российскому самодержавию, которое отвечало не только политическим пристрастиям великого писателя, соответствовало его мечте об «идеальной монархии», но и трактовалось в известном смысле как частичное воплощение его эстетического идеала «порядка и единства», а также титанизма (бальзаковского культа страсти, энергии, воли и силы). «Художественный роялизм»» (П. Барберис) Бальзака вырастал из его позиции художника, восстающего против «беспорядка», пытающегося преодолеть хаос не только в искусстве, но и в общественной жизни.

Отношение Бальзака к России неоднозначно, двойственно. С одной стороны, Россия вызывает у него восхищение, с другой - опаску. Он с одобрением относится к сильной императорской власти, обеспечивающей стабильность и порядок, очарован энергией и страстностью русских, проявляющейся, в частности, в бешеной скорости русской езды, но одновременно видит в России угрозу Европе. Подробно, как никто из крупных французских писателей до него, Бальзак описал условия жизни русского крестьянина, дал реалистическую картину крестьянского быта, затронул экономические аспекты отношений крестьянина с помещиком. Бальзак увидел в России два разных мира: мир образованных, европеизированных русских (брат русского консула в Кракове, начальник таможни Гаккель) и мир крестьян, в котором царит пьянство и «варварское невежество».

Под внешней шутливостью, непосредственностью интонации, имитирующей стиль дружеского письма, в «Письме о Киеве» (опубл. 1927) скрывается глубина мысли и масштабность обобщений крупного писателя-реалиста, внимательного наблюдателя нравов, тонкого аналитика, «секретаря общества». «Письмо о Киеве» - плод раздумий писателя не только и не столько о России, сколько о современной Франции и Европе. Бальзаковское предостережение, обращенное к французскому читателю, может быть прочитано не только как констатация угрозы, исходящей от самодержавной, мощной, сплоченной духом послушания Российской империи, но и как диагноз, поставленный великим писателем французскому обществу, подточенному

индивидуализмом, одержимому жаждой наслаждений и страстей, разобщенному, суетному, нетерпеливому.

Т. Готье в своем «Путешествии в Россию» (1867) создал «поэтический путеводитель» по России, запечатлев со свойственной его «словесной живописи» пластической выразительностью образа разнообразные живописные, колористические эффекты русской природы и городского пейзажа. Готье-эстета мало интересовали политические и социальные аспекты русской жизни. В созданном им образе России доминируют вещи, предметы, произведения искусства, пейзажи. Умный, доброжелательный, наблюдающий со стороны путешественник, которого Россия интересует как нечто новое, диковинное, экзотическое и дающее пищу для новых эстетических впечатлений и ощущений, этакий вояжер-дилетант, в том смысле, который это слово приобретет в конце XIX века, - человек с тонким художественным вкусом и эстетической восприимчивостью, живо откликающийся на новые впечатления и готовый находить красоту и наслаждаться ею в самых разных ее проявлениях, - таким предстает рассказчик в «Путешествии в Россию».

Почти все французские писатели, о которых идет речь в этой главе, видят Россию и русских сквозь призму романтического культа страсти, энергии, силы, с симпатией отмечая эти качества в русском народе (страстность русского народного танца у Сталь, пожар Москвы у Стендаля, быстрота езды русских кучеров у Бальзака). Однако почти все они не свободны от стереотипов о России, проявляющихся в мотивах российского деспотизма, придворного фаворитизма, Сибири, России-медведя и т.д. Между тем это не помешало им создать повествование о России, проникнутое искренним интересом и симпатией к «другому».

В главе 3. «Негативистская модель конструирования образа России»

описана третья модель конструирования образа России во французской прозе XIX в. В § 3.1. «Феномен Кюстина и литературная стратегия автора «России в 1839 году» дан обзор различных точек зрения (М.Кадо, Ш. Корбе, П. Нора, А. Мюльштайн, Ф.-Д. Лиштенан, И. Нойманн, В.А. Мильчина) на причины феноменального успеха юостиновской книги на Западе. Констатируется, что «феномен» Кюстина до сих пор не получил сколько-нибудь убедительного объяснения. Выдвигается и обосновывается гипотеза, что важнейшей причиной успеха книги была разработанная и реализованная Кюстином литературная стратегия, позволившая ему добиться эффекта достоверности, правдоподобия в описании России, создать у читателя иллюзию авторской непредвзятости. В параграфе проанализированы приемы этой стратегии:

- создание образа рассказчика, незаинтересованного путешественника-созерцателя, непринужденно рассказывающего о себе, доверительно делящегося с читателями своими сокровенными мыслями и чувствами, непредвзятого философа-«метафизика», правоверного католика, озабоченного нравственным состоянием современного общества и оценивающего Россию с позиций универсальных законов разума, морали и религии, но ни в коем случае не идеолога и памфлетиста;

- сильный автобиографический, мемуарный элемент в структуре книге, эпистолярная форма повествования, призванные создать у читателя иллюзию «искренности» и «правдивости» рассказчика;

- разрыв между позитивными по отношению к России декларациями рассказчика и тем негативным образом страны, который конструируется в ходе повествования;

- введение в повествование «мнимых двойников» рассказчика, с которыми тот якобы спорит, но на самом деле соглашается;

- репрезентация «эволюции» представлений рассказчика о России по мере знакомства со страной;

- прием «опережения», когда автор, заранее предвидя возможную отрицательную реакцию в России на его книгу, предупреждает читателя, что русские, конечно, будут недовольны, дабы само это недовольство превратить в доказательство «правдивости» своей книги;

- «циклотимизм» (Ж.-Ф. Тарн), т.е. непрестанное варьирование одних и тех же тем, повторы, система лейтмотивов, выстраиваемая автором, как прием имплицитного воздействия на читателя, «внушения» ему определенных идей (мотивы «России-тюрьмы», «империи страха», «фасадной империи», тема «рабства» русских и т.д.).

В диссертации доказано, что, вопреки декларациям рассказчика, книга Кюстина была выражением определенной религиозной, политической и идеологической позиции, а ее автор - идеологом и мифотоворцем, создающим свой миф о России.

В § 3.2. «Россия Кюстина» речь идет о том, что Кюстин в книге путевых заметок «Россия в 1839 году» (1843) создал модель описания России, основанную на демонизации «другого». Кюстину удалось не просто положить конец той «фудаментальной двойственности» (М. Кадо), которой было отмечено восприятие России в докюстиновский период, не просто демифологизировать Россию, разрушить тот миф о России-оплоте порядка и «священных принципов» монархизма, который создавали и культивировали французские легитимисты, но демонизировать образ нашей страны в сознании Запада. Кюстин смотрел на Россию прежде всего сквозь призму своей религиозной доктрины -панкатолицизма и религиозного мессианства. В этом отношении его можно сопоставить с Ж. де Местром, однако Кюстин оказался резче в своей критике России и радикальнее в выводах.

Вместе с тем в диссертации показано, какую роль в конструировании образа России у Кюстина-романтика играли не только его религиозные и политические взгляды, но и его принадлежность к романтическому направлению, романтическая топика и поэтика): романтическое двоемирие, творческая субъективность (принцип преображения, трансформации реальности при помощи воображения), контраст, «готические элементы», образы двойников и марионеток, романтический культ свободы, обусловивший не только острую критику Кюстином российского самодержавия, но и его видение России как «империи страха», а русских как «рабов».

Особенно опасным и угрожающим представлялось Кюстину в России сочетание военно-политической, государственной мощи России с духовной сплоченностью российского общества на основе религиозного единства нации и ее преданности монархической идее, что, по мнению Кюстина, имело следствием унижение личности, попрание ее достоинства и прав, превращение ее в марионетку, что, в свою очередь, еще более усиливало мощь российского самодержавия и его возможности в противостоянии и военно-политическом соперничестве с Западом на Европейском континенте. Кюстин создает мрачный, гротесковый, демонизированный образ России, являющейся абсолютным антиподом Европы. Демонизация России - следствие абсолютизации свободы в романтическом дискурсе. Новое качество критики России в книге Кюстина проявилось в ее тотальном характере. Тотальное рабство, тотальный страх, грубый деспотизм, отсутствие какой бы то ни было свободы и т.д. - главные характеристики российской действительности в кюстиновских путевых заметках.

Принципиально важным для обретения Кюстином особого статуса в западном дискурсе о России оказалось не столько то, что он сказал о России, но то, когда и как это было сказано. Кюстиновский текст - перепевы и синтез уже известных западному читателю мотивов, восходящих отчасти к Ж.-Ж. Руссо (незрелость «варварского» народа, подражательность русских, возможность революции в России, опасность завоевания Европы Россией, противоестественность петровских реформ), отчасти к Шаппу д'Отрошу (мотивы рабства, унижения, тирании, несправедливости социальной системы в России, сибирская тема), отчасти к Ш. Массону (нравственная развращенность русской элиты, униженность и забитость народа, преступления российской власти). Кюстин, несомненно, был наследником просветительского универсализма, испытал влияние классической историографии. Однако Кюстин не просто синтезировал, но и амплифицировал эти топосы французского просветительского дискурса о России, развернул и проиллюстрировал его устойчивые темы, мотивы, образы и сделал это в особой исторической и социокультурной ситуации, отмеченной религиозным кризисом на Западе, всплеском русофобских настроений в Западной Европе после подавления польского восстания и Варшавской речи Николая I, все более широким распространением (отчасти под влиянием романтизма) идеологии свободы и прав личности, формированием новой, либерально-демократической европейской идентичности, происходящим в отталкивании от «варварской», «деспотической» самодержавной и православной России.

Кюстиновская традиция была продолжена в таких книгах о России, как «Тайны России» (1844) Фредерика Лакруа, «Разоблачения России» (1845) Шарля-Фредерика Эннингсена, «Кнут и русские» (1853) Жермена де Ланьи, «Царь Николай и Святая Русь» (1855) Галлет де Кюльтюр.

В § 3.3. «Русская тема в «Рейне» В. Гюго» констатируется, что Россия интересовала великого писателя в контексте его размышлений о судьбах Европы и Франции. Концепция Европы Гюго предполагала, что стержнем европейского единства является союз Франции и Германии, в котором Франции принадлежит

лидирующая роль. Идеализированному в романтическом духе союзу Германии и Франции Гюго противопоставлял Россию и Англию. Гюго-романтик мыслил противостояние Франции и Германии, с одной стороны, и России и Англии, с другой, как вечное противоборство сил Добра и Зла. Если Германия и Франция мыслятся Гюго наследницами империи Карла Великого, хранительницами «рыцарского духа» и центром цивилизации, то Россия и Англия заняли в современной Европе место, ранее в XVI-XVII вв., принадлежавшее двум центрам силы - Турции и Испании. Англия, унаследовавшая могущество Испании, пронизана духом коммерции и утилитаризма, полуазиатская Россия ныне, как прежде Турция, одержима «духом завоевания» и экспансии. Преградой ее экспансионистским устремлениям может стать только союз двух цивилизованных, европейских стран Франции и Германии, который обеспечит «процветание Европы и мир во всем мире». В этом контексте становится понятным, почему Россия у Гюго есть антитеза Европе.

Для обоснования своего тезиса о близости России и Турции Гюго, опираясь на теорию климата Монтескьё, создал свою концепцию «северного человека». Для Гюго турки, и русские - люди Севера, а «северный человек ("l'homme du nord"), в сущности, всегда один и тот же»: варвар, кочевник без роду и племени, без отчизны, не способный к мирному труду, коварный и жестокий воин-завоеватель.

Показательна эта двойная оптика Гюго. Историзм, проявившийся в нарисованной Гюго в «Рейне» (1842) широкой картине культурной и политической ситуации в Европе, тех изменений, которые произошли в расстановке основных политических игроков на европейском континенте за два века (с начала XVII по XIX), изменяет великому поэту, как только он обращает свой взор на потенциального соперника, противника или конкурента. На смену историческому анализу приходит мифологизация. Место исторического экскурса о судьбах-Европы, призванного выявить генезис явления, его истоки и эволюцию, занимает жесткая и аисторичная констатация, построенная на антитезе «южный человек»-«северный человек»: «Южный человек ("l'homme du midi") меняется, трансформируется, развивается, расцветает и плодоносит, умирает и возрождается как все живое. Северный человек вечен как снег».

Конечно, Гюго не отождествлял русский народ с самодержавием, но русский народ вообще мало его интересовал. Все ограничилось сближением русских с татарами. Для Гюго Россия - это российское государство, подавляющее личность и вынашивающее экспансионистские замыслы.

Смысл и функция образа России у Гюго становятся понятными в контексте той полемики о возможных союзниках униженной и ослабленной постнаполеоновской Франции, которая велась в эпоху Июльской монархии. Россия некоторыми политическими силами рассматривалась как возможный союзник. Для Гюго русская тема в «Рейне», в других его публицистических произведениях («Дневник юного якобита 1819 года», «Речь при вступлении во Французскую академию», «Двадцать третья годовщина Польской революции», «К русской армии») служит одной цели - показать чуждость России европейской

цивилизации, подчеркнуть культурную, духовно-цивилизационную близость Франции и Германии, обосновав тем самым закономерность, естественность и необходимость франко-германского альянса.

Очевидно, что в случае с Россией Гюго-публицист одерживает верх над Гюго-художником. Злоба дня, политическая пристрастность побуждают писателя в книге «Рейн» при описании России отказаться от историзма, свойственного многим другим его произведениям. Отказ от историзма в «российском дискурсе» Гюго неизбежно приводил к мифологизации и демонизации России и ее правителей (Великий князь Московский, Петр Великий, Екатерина II, Александр I, Николай I), особенно заметной на фоне пронизанного историзмом портрета Наполеона I, нарисованного великим писателем в «Речи при вступлении во Французскую академию». Лишаясь исторического фона, образ России у Гюго превращается в эмблему деспотизма и варварства.

Мифологизация и демонизация России была обусловлена не только политическими взглядами писателя и публицистическим запалом его статей, но и его романтической историософией, базировавшейся на понимании истории как извечной борьбы сил Добра и Зла, особенностями поэтики, тяготевшей к контрасту, антитезе, гротеску, гиперболизации, метафорике (Россия «пожрала Турцию», российский император - «всемогущее чудовище», «Агамемнон новой троянской войны», являющий собой «дикую угрозу мрака свету, полночи полдню»; вся русская нация ассоциируется с холодом и снегом; русские -северный народ и почти такой же дикий, как гунны), а значит к неизбежному упрощению, утрированию некоторых сторон российской действительности, главным образом тех, которые писатель считал негативными, не соответствующими его идеалу республиканской и единой Европы.

Четвертая глава «Россия в путевых записках А. Дюма» посвящена путевым заметкам «Путевые впечатления. В России» (1865-1866) А. Дюма, в которых синтезируются элементы разных моделей конструирования образа России. Записки Дюма о нашей стране появились во французской печати спустя двадцать лет после публикации юостиновской «России в 1839 году». По обстоятельности и развернутости описания российской действительности многотомные путевые записки А. Дюма вполне сопоставимы с книгой Кюстина. Однако литературная известность Дюма на тот момент, когда он писал свои записки о России, была несравнимо более широкой, чем Кюстина, когда он принимался за свою «Россию в 1839 году». Ко времени приезда в Россию А. Дюма был популярен не только как создатель многочисленных, полюбившихся публике романов и пьес, но и как публицист, автор обширного очерка «Галлия и Франция» (1833), путевых впечатлений от поездок по Швейцарии, югу Франции, Италии, Испании, Алжиру.

Путевые записки Дюма, хотя писатель и не упоминает имени маркиза де Кюстина, - это и диалог с автором «России в 1839 году», во многом скрытая полемика с ним. По благожелательности тона Дюма ближе к традиции Ж. де Сталь, хотя у него нет той глубины, проницательности, которые были свойственны автору «Десяти лет изгнания». Как и Ж. де Сталь, он демонстрирует,

скорее, снисходительность в оценках российской действительности. Ему важнее не осудить, а попытаться понять Россию, отметить ее национальный колорит, увидеть в ней нечто любопытное, экзотическое, что отличает ее от Франции и других европейских стран, и одновременно заинтересовать французскую аудиторию рассказом о русской экзотике.

Далее отмечается, что в своих путевых записках Дюма воспроизводит, иногда дополняя и расширяя их, некоторые сюжеты из российской действительности, встречавшиеся в его романе «Учитель фехтования».

Разумеется, в заметках Дюма писал не историю России, а всего лишь делился с читателями своими впечатлениями от поездки, однако в образе России, созданном им, весьма значителен исторический компонент. В путевых записках рассказывается не только и, может быть, не столько о той России, которую увидел французский путешественник, сколько об исторической, легендарной России, не столько о ее настоящем, сколько о прошлом.

Дюма черпал информацию о России из разных источников («История Российской империи при Петре Великом» и «Философский словарь» Вольтера, «История Государства Российского» Н.М. Карамзина, «История русской кампании» Д.П. Бутурлина, путевые записки Рюльера, Сепора, Массона, Раверджи и др., многочисленные письма, указы, отчеты и т.п.). Однако определяющей для него стала традиция романтической историографии (О. Тьеррй, С. де Сисмонди, Ж. Мишле), он постоянно обращался к книгам В. Гюго, А. Ламартина, А. Тьера. Вслед за романтиками он считал, что историческое повествование должно включать в себя рассказ о разных исторических персонажах, мелких фактах, случайностях, бытовых, а зачастую и интимных подробностях жизни, при этом не ограничиваться рассказом о событиях, но попытаться понять их причины и закономерности. В результате в записках о России писатель дал портреты не только российских царей и императоров (от Ивана Грозного до Александра II), но и других исторических персонажей (Меньшикова, Бирона, Аракчеева, Потемкина, A.B. Суворова, М.М. Сперанского, И. Сусанина, Е. Пугачева и др.).

В то же время Дюма-романтик проповедует верность не исторической, а «поэтической правде» и далеко не всегда следует точному изложению исторических событий. Верный принципу историографии Мишле, Дюма считал, что история может быть увлекательной. Она не должна ограничиваться констатацией фактов и событий. Художник вправе домысливать, что и как происходило в определенный исторический момент с персонажами, а читатель вправе знать, какими человеческими достоинствами и недостатками они были наделены, вне зависимости от их статуса.

Дюма вводит в записки исторические пассажи, прибегая к приему исторического экскурса, ставшему традиционным в его романном творчестве. Упоминаемые в записках географические и топографические названия, культурные памятники, встречаемые лица, разные предметы и детали становятся поводом для очередного исторического рассказа. Легко заметить, что эти исторические пассажи зачастую раскрывают, акцентируют теневые стороны

российской истории, реализуя ту задачу, которую ставил перед собой Дюма -дать «правдивую», то есть не приукрашенную картину российской истории.

Специфика записок Дюма о России заключается прежде всего в том, что в отличие от предшественников (Сегюра, Рюльера, Массона, Ж. де Сталь, Кюстина и др.), их автор не ограничиваясь каким-то одним периодом из российской истории, пересказывает преимущественно наиболее драматичные и занимательные анекдоты из прошлого России, начиная со Средних веков и до современности. Его влекут сюжеты российской истории, насыщенные трагическими коллизиями, способные заинтересовать широкую аудиторию французских читателей, воспитанных на романах-фельетонах. Дюма представляет русскую историю как бесконечную череду «смутных времен», государственных переворотов, борьбы за трон. В таком подходе к русской истории обнаруживается традиция «литературы анекдотов», между тем Дюма ставит перед собой совсем другие задачи. Заимствуя из «литературы анекдотов» сюжеты о персонажах российской истории, Дюма, в отличие, например, от Массона или Кюстина, выступает не как памфлетист, обличитель самодержавия, борец за права человека, но как писатель, наделенный неистощимым любопытством к «другому», а потому и терпимостью, снисходительностью к его ошибкам, слабостям и порокам. Его цель - не судить власть предержащих, но лишь показывать их деяния.

Дюма хотел увидеть человека в правителе. Поэтому он помещает персонажей в бытовую обстановку, рассказывает об их человеческих слабостях, гастрономических пристрастиях, физиологических особенностях и т.д. Однако он ровествует не только о физических и нравственных недостатках российских политических деятелей, как это делали представители «литературы анекдотов», но и об их заслугах перед Российским государством.

Очевидно, что Дюма-республиканец в трактовке того или иного исторического персонажа так же несвободен от политических пристрастий, как не были свободны его предшественники, писавшие о России. Петр I, Екатерина II и Александр II получают весьма позитивную высокую оценку у Дюма. Очерк о Николае I отличается чрезвычайной критической направленностью. Резкость суждений, обычно не свойственная романисту, объясняется и личными и политическими причинами, и теми оценками личности Николая, которые Дюма почерпнул из сочинений Ж.Ансело и А. де Кюстина.

Дюма касается разных тем, связанных с русскими реалиями, рассказывает о русской культуре и литературе, государственных институтах, религии, национальных особенностях россиян, народных приметах и суеверии, быте, нравах, стремится запечатлеть «местный колорит», повторяя в том числе многие темы и мотивы, о которых раньше упоминал в «Учителе фехтования» его герой-повествователь О. Гризье (об особенностях национальной охоты, кухни, гостеприимстве, средствах передвижения, о пренебрежении к естественным в цивилизованном обществе удобствам, об особенностях местного чаепития с самоваром, о таинственной «русской коже», подражательности и т.д.), и при этом постоянно комментирует разные темы соответствующими забавными или душещипательными историями. В этих наблюдениях Дюма подхватывает

традиционный для западного дискурса о России мотив «недоцивилизованности» русских, но, в отличие от Кюстина, умозаключения автора «Путевых впечатлений» незлобивы, окрашены добродушным юмором, полны остроумных замечаний и симпатии к русским традициям и порядкам.

Французскому путешественнику Россия представляется по своему географическому расположению «одновременно американской, европейской и азиатской страной», не похожей ни на какую другую. В путевых записках Дюма архитектурный облик крупнейших российских городов (прежде всего Санкт-Петербурга и Москвы) дан контурно с использованием приема каталогизации. Между Петербургом и Москвой нет той явной оппозиции, которая постоянно встречалась в сочинениях предшественников, как между европейским и азиатским городами. У французского романтика появляется образ русской и одновременно европейской Москвы, провинции Европы, ее «деревни», и в то же время города, обладающего своим национальным колоритом. Экфрастичность Готье Дюма не свойственна. Зато его заметки, пусть не такие поэтически восторженные, насыщенные колористическими метафорами, как у автора «Эмалей и камей», открывали европейцам новые грани российских столиц, их занимательную историю, топографию.

Православию, русской церкви, религиозным обрядам россиян в записках Дюма уделено мало внимания. О православной вере, церкви и русских священниках у Дюма сложилось негативное представление, вообще характерное для западного дискурса о России и проявившееся уже в путевых записках XVI-XVII вв. (С. фон Герберштейн, Р. Ченслор, Ж. Маржерет и др.). Между тем в религиозной жизни русских особое внимание Дюма привлекли сектанты, о которых он рассказал в очерке «Скопцу». Здесь вновь проявился интерес Дюма ко всему необычному, экзотическому, что встречалось на его пути.

В отличие от Кюстина, Дюма не сфокусирован на политических аспектах российской действительности, однако было бы преувеличением утверждать, что он их полностью игнорировал. Дюма писал о многих негативных сторонах российской жизни: крепостном праве, самодержавии, коррупции, мздоимстве, произволе помещиков и чиновничества, фаворитизме, расточительности и т.д. Однако в его описаниях русских пороков нет того обличительного пафоса, того гнева и почти неприкрытого раздражения и неприязни, которые отличали путевые записки маркиза де Кюстина.

Дюма был одним из первых французских писателей, авторов путевых записок, кто привнес литературную составляющую в образ России. Конечно, большую роль в популяризации русской литературы во Франции сыграл П. Мериме. По выражению французского исследователя Монго, с 1849 г. Мериме стал «chevalier servant de Pouchkine» - «верным вассалом Пушкина»8. Вклад

8 Mongault //. Introduction // Mérimée P. Oeuvres complètes / Sous la direction de P. Trahard et E. Champion. Études de littérature russe. - T. I. - P., 1931. - P. XXXIII.

Мериме в ознакомление французов с русской литературой уже достаточно изучен и оценен9, чего нельзя сказать о Дюма.

Внимание, проявленное Дюма к русской литературе и литераторам, было весьма специфическим. Прежде всего, в поле зрения Дюма оказываются те русские писатели, чья судьба представлялась ему в той или иной степени трагичной (Пушкин, Лермонтов, Пестель, Рылеев, Муравьев-Апостол, Бестужев-Марлинский и др.).

Другой принцип, которым Дюма руководствовался в своем выборе литературных имен России, о которых он считал необходимым рассказать своим соотечественникам, - оппозиционность того или иного писателя самодержавию (К. Рылеев, И. Муравьев-Апостол, А.И. Полежаев и др.).

Как и в российских правителях, Дюма в литераторах России привлекает не столько их творчество, сколько человеческая ипостась. Характерные особенности таланта Дюма-романиста проявились в небольшом очерке о Пушкине: мастерство диалога, концентрация на наиболее драматических событиях, акцентирование мотива преждевременной гибели, использование интересных, будоражащих любопытство и воображение читателя деталей. Литературный элемент в записках Дюма зачастую выполняет вспомогательную функцию. Упоминания и цитирования произведений русской литературы берутся писателем не как объект рефлексии об их художественных качествах, а всего лишь как иллюстративный материал, подтверждающий те или иные выводы об отмеченных проблемах России.

Безусловной заслугой Дюма в ознакомлении французской публики с русской литературой стали его рассказы о литературных знакомствах в Санкт-Петербурге (с Д.В. Григоровичем, И.И. Панаевым, H.A. Некрасовым и др.) и характеристика крупнейших периодических изданий («Современник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения», «Сын Отечества», «Русский Вестник» и др.).

9 См., например: Boutchik V. La littérature russe en France. - P.: Champion, 1947; Cahen G. Prosper Mérimée et la Russie // Revue d'Histoire littéraire de la France. - 1921, juillet-sept. - P. 125-140; Copple A.L. Mérimée the Russophile: a reevoluation of his contribution to the publicity of Russia in France . - si, 1957; Jousserandot L. Pouchkine en France // Le Monde Slave. - 1918. - № 7, Janvier. - P. 32-56; Winogradoff A. Mérimée et la langue russe // Revue de littérature comparée. -1927. - P. 747—751 ; Mongault H. Mérimée, Beyle et quelques Russes // Mercure de France. - 1928. -1 Mars; Mongault H. Mérimée et Pouchkine // Le Monde Slave. - 1930. - T. IV. - P. 25-45 et 201226; Mongault H. Études de littérature russe de Mérimée: En 2 vol. - P.: Champion, 1931; Mongault H. Mérimée et l'histoire russe // Mercure de France. - 1932. - № 2; Богинская А.Д. Русская тема в творчестве Мериме // Учен. зап. Московского обл. пед. ин-та. Т. 34. Труды каф. зарубежной лит. - Вып. 2. - М„ 1955. - С. 131-155; Вороноеич Т.М. Славянская тематика Проспера Мериме в период 1850-1870 годов / Дис. ...канд. филол. н. - М., 1954; Кирнозе 3. «Друг другу чужды по судьбе, Они родня по вдохновенью...» // Мериме - Пушкин: Сборник / Сост. З.И. Кирнозе. -М.: Радуга, 1987. - С. 5-26; Луков Вл.А. Мериме: Исследование персональной модели литературного творчества. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2006; Пихтоеа А.В. Русские переводы в контексте творчества Проспера Мериме / Дис. .. .канд. филол. н. - М., 2007.

Таким образом, Дюма дал более широкую картину литературной жизни в России, чем та, которую рисовали его предшественники, выступил ее блестящим популяризатором во Франции. Было бы большим преувеличением утверждать, что А. Дюма был глубоким знатоком русской культуры и литературы, и что в путевых записках о России он сказал что-то принципиально важное и существенно новое о русской литературе, ее специфике, месте среди европейских литератур. Между тем он привлек внимание французского читателя ко многим русским писателям, и не только первого ряда, рассказал об их непростых отношениях с властью, познакомил с некоторыми произведениями русской литературы (или фрагментами из них), дал более широкую картину литературной жизни в России, чем та, что рисовали его предшественники в жанре путевых записок, Кроме того, особенности писательского дарования Дюма, проявившиеся и в путевых записках, - его мастерство рассказчика, умение выстроить динамичный диалог, найти интересную деталь, склонность к мелодраматизму -все это позволило писателю выступить блестящим популяризатором литературной России. Если к этому добавить еще и огромную популярность писателя, то слова французской исследовательницы Жанин Небуа-Момбе, что во Франции «"русскую моду" ввел Александр Дюма, опубликовавший в 1859 г. свои путевые записки - «В России» и «На Кавказе»...»10, не покажутся преувеличением.

Образ курьезной или угрюмой России, страны тиранов, лицемерия и страха, созданный представителями «литературы анекдотов» и А. де Кюстином, с выходом в свет «Путевых впечатлений» Дюма претерпел существенные изменения. Дюма, не жалея трагических и юмористических красок, создал в целом романтический образ страны - страны фантастических коллизий, необычных судеб, сильных, смелых и страстных характеров, экзотических нравов, страны с занимательной и драматической историей, многочисленными проблемами в настоящем, но тем не менее заслуживающей пристального интереса и искренней симпатии.

В заключении подводятся итоги и формулируются выводы исследования.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Монографии:

1. Ощепков А.Р. Образ России во французских путевых записках XIX века: Научная монография. - М.: Изд-во Государственного ин-та русского языка им. A.C. Пушкина, 2010. - 238 с. (14,5 п.л.).

Научные статьи и материалы докладов:

2. Ощепков А.Р. Ксавье де Местр о русском национальном характере // Знание. Понимание. Умение. - 2008. - № 1. - С. 190-193 (0,3 п.л.).

10 Небуа-Момбе Ж. Русское гостеприимство во французском популярном романе конца XIX века //Традиционные и современные модели гостеприимства: сборник / Сост.: А. Монтандон, С.Н. Зенкин. -М: РГГУ, 2004. - С. 243-244.

3. Ощепков А.Р. Восприятие творчества И.С. Тургенева во Франции и Англии XIX века // Знание. Понимание. Умение. - 2008. - № 3. - С.41-46 (0,4 п.л.).

4. Ощепков А.Р. Россия в книге Т. Готье «Путешествие в Россию» // Знание. Понимание. Умение. - 2009. - № 2. - С.154-157 (0,9 п.л.).

5. Ощепков А. Р. Имагология // Знание. Понимание. Умение. - 2010. -№ 1. - С. 251-253 (0,4 п.л.).

6. Ощепков А.Р. Россия в письмах и дневниках Стендаля // Русский язык за рубежом. 2010. № 2. - С. 96 -104 (0,5 пл.).

7. Ощепков А.Р. (в соавт. с Трыковым В.П.) Русский концентр во французском литературном сознании XIX века // Знание. Понимание. Умение. - 2010. - № 2. - С. 146-151 (0,3 п.л./ 0,5 п.л.).

8. Ощепков А.Р. Россия в литературном сознании наполеоновской Франции И Преподаватель XXI век. - 2010. - № 4. - Ч. 2. - С. 334-338 (0,3 п.л.).

9. Ощепков А.Р. Русская литература в путевых записках А. Дюма «Путевые впечатления. В России» // Наука и школа. - 2010. - № 6.

- С. 128-134 (1 пл.).

10. Ощепков А.Р. «Занимательная история» России в «Путевых впечатлениях» А. Дюма // Русский язык за рубежом. - 2011. - № 1.

- С. 79-85 (0,3 п.л.).

11. Ощепков А.Р. «Секретные мемуары» Ш. Массона как образец «литературы анекдотов» о России // Знание. Понимание. Умение. -2011. - № 1. - С. 160-167 (0,8 п.л.).

12. Ощепков А.Р. Бальзаковская Россия // Знание. Понимание. Умение.

- 2011. - № 2. - С. 180-186 (0,8 пл.).

13. Ощепков А.Р. Романтическая топика в книге Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году» // Филологические науки. - 2011. - № 3. - С. 46-57 (0,5 пл.).

14. Ощепков А.Р. Панкатолицизм А. де Кюстина и образ России в его книге «Россия в 1839 году» // Религиоведение. - 2011. - № 2. - С. 19-26 (0,5 пл.).

15. Ощепков А.Р. Тема фаворитизма в «Секретных мемуарах» о России Ш. Массона // Известия Самарского научного центра РАН. - 2011. - Т. 13. - № 2(3). - С. 698-701 (0,4 пл.).

16. Ощепков А.Р. Правда и вымысел о России в книге Ж. де Сталь "Десять лет в изгнании" // Вестник МАПРЯЛ. Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы. Ежеквартальный дайджест. -М„ 2006. - № 48-49. - С. 31-35 (0,5 п.л.).

17. Ощепков А.Р. Польша и Россия в путевых очерках Ж. де Сталь // Материалы сборника XII Международной научно-методической конференции из цикла "Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка". - Варшава, 2005. - С. 105-111 (0,4 п.л.).

18. Ощепков А.Р. Проблема русского национального характера в новелле Ксавье де Местра «Пленники Кавказа» // Тезаурусный анализ мировой культуры. Сб. научн. трудов. - Вып. 12 / Под общ. ред. Вл.А. Лукова. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2007. - С. 19-25 (0,3 п.л.).

19. Ощепков А.Р. (в соавт. с. Трыковым В. П.). Западная литературоведческая «Россика» XX-XXI веков: основные фигуры, тенденции и подходы // Вестник Международной академии наук (русская секция). - 2008. - № 2 -С. 64-69 (0,4 пл./0,8 пл.).

20. Ощепков А.Р. Петербург и Москва в романе А. Дюма-отца «Учитель фехтования» // Идейно-художественное многообразие зарубежной литературы Нового и Новейшего времени. - Часть 11. Межвузовский сб-к научных трудов. - М.: Звезда и крест, 2010. - С. 89-100 (0,4 пл.).

21.0щепков А.Р. Имагология в курсе «теория культуры» // Высшее образование для XXI века: VII международная научная конференция. Московский гуманитарный университет. Доклады и материалы. Секция 6. Высшее образование и мировая культура. - Выпуск 2 / Отв. ред. Вл.А. Луков, Н.В. Захаров. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2010. -С. 53-59 (0,4 пл.).

22.0щепков А.Р. «Русский» роман С. Коттен «Елизавета, или сосланные в Сибирь» // Русский акцент в мировой культуре: литература, искусство, перевод. Сб-к материалов международн. науч. конференции. - Нижний Новгород: Нижегородский гос. лингвистический ун-т им. H.A. Добролюбова, 2010. - С. 201-206 (0,2 пл.).

23.0щепков А. Р. Оппозиция "сила-слово" в книге А. де Кюстина "Россия в 1839 году" // Тезаурусный анализ мировой культуры: сб. науч. трудов. -Вып. 21 / Под общ. ред. Вл.А. Лукова. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та 2011.-С.45-52 (0,5 пл.).

24.0щепков А.Р. Образ Екатерины Великой в «Секретных мемуарах» Ш. Массона // Екатерина Великая: писатель, историк, филолог: Сборник научных работ, подготовленный по материалам Четвертых научных чтений, посвященных творчеству Екатерины И. - М.: ГИРЯ, 2011. - С. 58-67 (0,5 пл.).

25.0щепков А.Р. Пушкинская тема в «Путевых впечатлениях» о России А. Дюма // Пушкинские чтения - 2011. 19 октября 2011 г.: Сборник научных докладов: К 200-летию открытия Царскосельского лицея и 45-летию Государственного института русского языка им. A.C. Пушкина. - М., 2011. -С. 65-75 (0,7 пл.).

26.0щепков А.Р. Образ России в книге Ж. де Сталь "Десять лет в изгнании" // XVII Пуришевские чтения: "Путешествовать - значит жить" (Х.К.Андерсен). Концепт странствия в мировой литературе: Сборник материалов международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Х.К. Андерсена. -М.: МПГУ, 2005. - С. 162-164 (0,2 пл.).

27. Ощепков А.Р. Россия в повести Ксавье де Местра «Молодая сибирячка» // XX Пуришевские чтения: Россия в культурном сознании Запада: Сб-к статей и материалов. - М.: МПГУ, 2008. - С. 103-104 (ОД п.л.).

28. Ощепков А.Р. Стендаль в России // Электронная энциклопедия «Французская литература: от истоков до начала Новейшего периода»

- http: //www.litdefrance.ru/ 199/527 [2009] (0,3 п. л.).

29. Ощепков А.Р. Сталь Жермена де // Электронная энциклопедия «Французская литература: от истоков до начала Новейшего периода»

- http: //www.litdefrance.ru/199/570 [2009] (0,4 п. л.).

30. Ощепков А. Р. Русская тема в романах Стендаля // XXII Пуришевские чтения: «История идей в жанровой истории» / Отв. ред. E.H. Черноземова.

- М.: МПГУ, 2010 г. - С. 57-59. (0,2 п.л.).

31. Ощепков А.Р. Традиция классической историографии и романтические элементы в «Секретных мемуарах» о России Ш. Массона // XXIII Пуришевские чтения. Зарубежная литература XIX века / Отв. ред. E.H. Черноземова.-М.: МПГУ, 2011.-С. 160-161 (0,2 п.л.).

Подп. к печ. 10.10.2011 Объем 2 пл. Зак. № 109 Тир. 100 экз. , Типография МПГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Ощепков, Алексей Романович

Введение.1

Глава 1. Образ России в «литературе анекдотов» и французской художественной прозе XIX века.35

§1.1. Просветительская традиция и «литература анекдотов» о России.35

§1.2. Россия во французской художественной прозе XIX века.72

Глава 2. Эмпатическая модель конструирования образа России во французской прозе XIX века.127

§ 2.1. Жермена де Сталь - создательница эмпатической модели конструирования образа России.127

§ 2.2. Россия в письмах и дневниках Стендаля.148

§ 2.3. «Письмо о Киеве» О. де Бальзака.164

§ 2.4. Образ России в книге Т. Готье «Путешествие в Россию».185

Глава 3. Негативистская модель конструирования образа России .206

§ 3.1. Феномен Кюстина и литературная стратегия автора

России в 1839 году».206

§ 3.2. Россия Кюстина.252

§ 3.3. Русская тема в «Рейне» В. Гюго.312

Глава 4. Россия в путевых записках А. Дюма.331

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Ощепков, Алексей Романович

Актуальность темы настоящего исследования обусловлена стремительно растущим как в отечественном, так и в западном гуманитарном знании (истории, социологии, культурологии, литературоведении) интересом к проблеме «Другого», исследованию диалога культур, формирования национальной идентичности. Подтверждением тому является и тот факт, что в западной науке сложилась особая сфера исследований, занимающаяся изучением образа «другого» (чужой страны, народа и т.д.) в общественном, культурном и литературном сознании той или иной страны, эпохи - имагология1. Об актуальности избранной темы свидетельствуют многочисленные работы -монографии, статьи, сборники, изданные как в нашей стране, так и за рубежом, в которых исследуются те или иные аспекты проблемы восприятия России на Западе . Вместе с тем нельзя не согласиться с норвежским специалистом по

1 См. подробнее: Миры образов-образы мира: Справочник по имагологии / Пер. с нем. -Волгоград: Перемена, 2003; Ощепков А.Р. Имагология // Знание. Понимание. Умение. - 2010. -№ 1. - С. 251-253. Imagology. The cultural construction and literary representation of national characters: A critical survey / Ed. By M. Beller and J. Leerssen. - Amsterdam-NY, 2007.

2 См., напр., Артемова Е.Ю. Культура России глазами посетивших ее французов (последняя треть XVIII века). - М.: Ин-т российск. истории РАН, 2000; Вощинская Н.Ю. Социокультурная проблематика французской «Россики» последней четверти XVIII в. / Дис. канд. культурологии. - М., 2005; Карацуба И.В. Россия последней трети XVIII - начала XIX века в восприятии английских современников. - М., 1985; Карп С. Русский мираж в XVIII веке // Пинакотека. - 2001. - № 13/14. - С. 42-45; Константинова С.С. Русские реформаторы и Россия в восприятии британских авторов второй половины XVIII века / Дис. канд. ист. н. - Саратов, 2006; Летчфорд С.Е. Французская революция XVIII в. и формирование образа России в общественном мнении Франции // Европейское Просвещение и цивилизация России. - M., 2004. - С. 77-84; Мезин С.А. Стереотипы России в европейской общественной мысли XVIII века // Вопросы истории. - 2002. - № 10. - С. 148-157; Мезин С.А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I. - Саратов, 2003; Нойманн И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. - М.: Новое издательство, 2004; Россия и Европа в XIX - XX вв. Проблема взаимного восприятия народов, социумов, культур. Сб. научн. трудов. - М.: Ин-т российск. истории РАН, 1996; Образ России. Россия и русские в восприятии Запада и Востока. - СПб., 1998; Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. - М., 2000. - Вып. 1; Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. - М., 2002. - Вып. 2; Европейское Просвещение и цивилизация России. -М.: Наука, 2004; Россия и Запад в начале нового тысячелетия / Отв. ред. А.Ю. Большакова / ИМЛИ им. A.M. Горького. - М.: Наука, 2007; Хабибуллина Л.Ф. Миф России в современной английской литературе. - Казань: Казан, ун-т, 2010; Groh D. Rußland im Blick Europas. 300 Jahre historische perspektiven. - Frankfurt am main, 1988; Trois siècle de relations franco-russes. L'ours et le coq. Essais en l'honneur de Michel Cadot, réunis par F.-D. Liechtenhan. - P.: Presses de la Sorbonne nouvele, 2000; Neboit-Mombet J. L'image de la Russie dans le roman français (1859 международным отношениям, автором интересной книги «Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей» (1998) Ивэром Нойманном, утверждавшим, что в современной науке существует «относительный дефицит исследований европейских представлений о России» .

Второй фактор, обусловливающий актуальность работы, не собственно научный, а скорее социокультурный: то, с какой остротой сейчас стоит вопрос об имидже России в мировом общественном сознании. Понять хотя бы некоторые механизмы формирования имиджа, роль литературы в этом процессе, факторы, влияющие на него, - важнейшая задача современного гуманитарного знания.

Отметим также, что этой проблематике гораздо больше внимания уделяют историки, культурологи, политологи, а не литературоведы, а следовательно, рецепция России на Западе изучается прежде всего сквозь призму исторических реалий, политико-дипломатических отношений, реже культурных связей и стереотипов, но очень редко в фокусе оказываются те литературные модели и эстетические принципы, которые влияли на восприятие России на Западе. Представляется важным исследовать, как складывался образ России в литературном сознании Франции, что в дальнейшем позволит лучше понять сложный, противоречивый процесс взаимодействия литературного и общественного сознания, и, в частности, выявить, как, с одной стороны, образ России, создаваемый в литературе, становился составной частью расхожих представлений о России в общественном сознании Запада, а, с другой стороны, как «русские стереотипы» общественного сознания проецировались в литературу.

Одной из первых работ, затрагивавших проблему рецепции России во французской литературе, стала книга французского ученого Абеля Мансюи «Славянский мир и французские классики в ХУ1-ХУП вв.»4. В книге из

1900). - Press univ. de Blaise Pascal, 2005; Mohrenschildl D.S. Russia in the intellectual life of eighteenth-century France. - NY, 1936; Ratchinski A. Les contacts idéologiques et culturels entre la France et la Russie (1800-1820) / Thèse de doctorat nouveau régime. - P., 1996.

3 Нойманн И. Указ. соч. - С. 101.

4 Mansuy A. Le monde slave et les classiques français aux XVI-XVII siècles. - P.: Librairie Ancienne Honoré Champion, éditeur, 1912. французская литература XVII века», хотя некоторые сведения о том, какие упоминания о России встречаются у Рабле и Монтеня, содержатся и в других разделах книги. Однако основное внимание уделено XVII веку. А. Мансюи собрал те немногочисленные пассажи и упоминания о Московии, которые смог обнаружить в произведениях А. де Сент-Амана, Сирано де Бержерака, в переписке Ж. Расина. А. Мансюи заключает, что почти никто из крупных французских писателей XVII в. не обращался к русской теме в своем творчестве и что о России не было написано ни одной книги. Никто из них не знал русского языка и никогда не бывал в России. Несколько подробнее рассказано о том, какие реалии русской жизни нашли отражение в путевых записках первооткрывателя Московии для французов, офицера и авантюриста Ж. Маржерета, мемуарах и дневниках литераторов второго ряда - Реньяра, де ла Нёвилля, Данжо.

Вряд ли можно утверждать, что в книге Мансюи исследуется образ России во французском литературном сознании XVI-XVII вв. В ней скорее лишь констатируется, что никакого сколько-нибудь отчетливого образа России в литературном сознании Франции XVII в. еще не сложилось. «Когда какой-нибудь автор решался говорить о Московии, то чаще всего лишь случайно и почти всегда поверхностно», - заключает Мансюи5.

Полемической по отношению к работе Мансюи стала статья Г. Лозинского «Россия во французской литературе средних веков», опубликованная в парижском журнале «Рёвю дез этюд слав» в 1929 г.6 Автор ставит перед собой цель - «уточнить, какими были представления о России во французском средневековом сознании, как они формировались и распространялись, какое отражение они нашли в литературе той эпохи»7. Материалом, на основании которого делаются выводы, стали французские поэмы, романы, хроники и научные трактаты XII-XIII вв. Г. Лозинский опровергает широко распространенное в науке начала XX в. представление, согласно которому до XVI

5 Mansuy A. Op. cit. - Р. 475.

6 Lozinski G. La Russie dans la littérature française du Moyen âge // Revue des études slaves. - 1929. -T. IX.-№ 1-2. -P.71-88; 253-269.

7 Ibid. - P. 72. столетия о России ничего не было известно на Западе. Автор статьи доказывает, что первые упоминания о русских в западных хрониках относятся к IX в., а в X в. первые западные путешественники отважились посетить русские земли. Анализ памятников французской средневековой литературы позволяет Г. Лозинскому сделать вывод о том, что Русь вовсе не была для французских писателей эпохи Средневековья "terra incognita" и что представления о России в средневековой Франции, вопреки устоявшемуся мнению, не были «весьма неопределенными» и фантастическими. «Для средневековых писателей или ученых Русь была не сказочной страной, но территорией, расположенной в совершенно определенной части Европы», - утверждает автор статьи8.

В 1940-начале 1950-х гг. во французской компаративистике намечается поворот от традиционного для сравнительно-исторического литературоведения изучения контактов между различными национальными литературами и их взаимовлияний к исследованию образа чужой страны, ее народа и культуры, каким он складывается и существует в инонациональном литературном сознании. Зачинателями этого «переворота» считаются два французских литературоведа -профессор Сорбонны Жан-Мари Kappe, автор книги «Французские писатели и немецкий мираж. 1800-1940» (1947)9 и компаративист Мариус Франсуа Гийяр, монография которого «Сравнительное литературоведение» (1951)10 стала своеобразным манифестом поворота к имагологической тематике.

Однако в обзоре наиболее значительных французских работ по интересующей нас проблеме нельзя пройти мимо исследования, выполненного и изданного раньше работ Ж.-М. Kappe и М.Ф. Гийяра, но не снискавшего в силу определенных причин известности первых двух, - это монография профессора филологического факультета университета в Монпелье Пьера Журда «Экзотизм во французской литературе со времен Шатобриана. Романтизм» (1938)". Книга

8 Lozinski G: Op. cit - P. 71.

9 Carré J.-M. Les écrivains français et le mirage allemand. 1800-1940. - P.: Boivin, 1947.

10 GuyardM.-F. La littérature comparée. - P.: PUF, 1951.

11 Jourda P. L'exotisme dans la littérature française depuis Chateaubriand. Le romantisme. - P.: Boivin, 1938.

П. Журда лишена того теоретического посыла, который содержится в работе М.-Ф. Гийяра. Она уступает в глубине анализа и основательности монографии Ж.-М. Kappe. Между тем в ней представлен важный и ценный материал в свете интересующей нас проблемы.

П. Журда исследует феномен экзотизма во французской литературе XIX века (преимущественно романтической): его генезис, этапы развития, специфику романтического экзотизма. «Экзотизм, может быть, всего лишь основанный на предубеждении способ видеть и воображать чужую страну <.>», - формулирует автор свое понимание экзотизма12. Такая концепция экзотизма определила ракурс исследования, предпринятого П. Журда: в книге на разнородном и вместе с тем довольно ограниченном материале дан аналитический очерк репрезентаций во французской литературе XIX столетия нескольких стран и регионов - Англии, Германии, Скандинавии, Италии, Испании, Греции и (что для нас особенно важно) России.

Сразу необходимо отметить, что П. Журда ограничивается вычленением и описанием некоторых общих, устойчивых, повторяющихся элементов, из которых складывался образ каждой из названных стран в произведениях французских романтиков, оставляя в стороне вопрос о специфике образа чужой страны в творчестве каждого из рассматриваемых авторов, а также анализ принципов, определявших их оптику. Так, например, читатель узнает, что для французских романтиков Англия - страна элегантности, комфорта, строгого этикета и нравов, лицемерия и ханжества; Германия - родина романтизма, страна мыслителей и поэтов, овеянная средневековыми легендами, отличающаяся простотой и патриархальностью нравов; Италия - страна прекрасных пейзажей, мягкого климата, страстных натур, кинжалов, гондольеров, кровавых любовных драм и т. д.

12 Jourda Р. Ор. cit.-P. 10.

В этом ряду Россия занимает весьма скромное место. Раздел о России

1 <7 состоит всего из двенадцати страниц и представляет собой краткий очерк обзорного характера того, что было написано во французской литературе XIX века о России. Представленная картина не полна. Например, даже не упомянуты Ж. де Сталь, Ж. де Местр, С. Коттен, Ш. Массон и др. П. Журда констатирует, что в произведениях А. де Кюстина, А. Дюма, Т. Готье, К. Мармье, Э. де Монтюле, Ф. Ансело, П. де Жюльвекура дан ограниченный и субъективный взгляд на российскую действительность. Россия, какой она предстает в произведениях французских романтиков, - страна деспотизма, внешней, показной религиозности, поголовного пьянства, грубых нравов, однообразных, навевающих меланхолию пейзажей, роскошных петербургских дворцов, страшных холодов и не менее страшной Сибири. «Проникли ли они в русскую жизнь? Я в этом сомневаюсь», - заключает автор14.

Правда, необходимо оговориться, что, по мнению автора, таким же субъективизмом отмечен взгляд писателей-романтиков и на другие страны. П. Журда исходит из убеждения, что экзотизм романтиков «был не столько более-менее точным отражением реалий чужой страны, сколько выражением писательской индивидуальности; он имел целью не точное, научное, в некотором роде, описание людей, мест и предметов, но анализ душевных состояний автора»15. П. Журда утверждает, что только следующее поколение французских писателей, к которому принадлежали Флобер, Доде, Леконт де Лиль, Фромантен и Гобино, даст более точные и правдивые описания далеких и экзотических

16 стран .

Книга П. Журда лишь затронула интересующую нас тему, дала только абрис образа России во французской литературе XIX века. Вместе с тем она

13 Для сравнения: глава об Италии насчитывает 43 страницы, об Испании - 38 страниц, об Англии - 31 страницу, о Германии - 22 страницы.

14 Jourda P. Op. cit. - Р. 191.

15 Ibid. - Р. 12.

16 Ibid. - Р. 199. содержит ценный материал для сравнительного анализа имагем17 разных стран, пусть кратко, но описывает тот фон, который позволяет увидеть специфику образа России, каким он складывался во французском литературном сознании XIX столетия.

Монографию профессора Сорбонны Жана-Мари Kappe «Французские писатели и немецкий мираж: 1800-1940» (1947) многие французские исследователи считают первой фундаментальной работой во французском литературоведении, посвященной образу чужой страны. Проанализировав эволюцию образа Германии во французской литературе на протяжении почти полутора столетий, автор приходит к выводу, что французские «интеллектуалы и писатели почти никогда не видели Германию такой, какой она была в действительности, но почти всегда смотрели на нее сквозь призму собственных представлений»18.

Теоретически поворот к имагологической тематике во французском литературоведении обосновал Мариус-Франсуа Гийяр. В книге «Сравнительное литературоведение» (1951) он вступает в полемику с американскими компаративистами, сосредоточившимися на изучении литературных влияний.

Изучение влияний часто обманчиво и разочаровывает», - писал Гийяр19. Ученый полагал, что когда речь идет о конкретном писателе, изучение того, кто из иностранных авторов привлекал его внимание и оказал на него влияние, может быть плодотворным, поскольку «описать круг литературных предпочтений

20 писателя значит отчасти описать его самого» . Однако когда предпринимаются попытки выявить влияние целой национальной литературы на другую, то здесь неизбежны спекуляции, произвольные построения, т.к. для честного наблюдателя нация и национальная литература - слишком сложное образование, не

17 Имагема - национальный образ, национальные стереотипы, которые всегда имеют четкую аксиологическую окраску. В зависимости от многих факторов имагемы могут быть как положительными, так и отрицательными.

18 Carré J.-M. Op. cit.-P. X.

19 GuyardM.-F. Op. cit. - P. 25.

20 Ibid.-P. 28. редуцируемое к простому единству. «Чем больше социальная группа, в сознании которой формируется образ той или иной страны, тем больше опасность

21 упрощения этого образа, сведения его к схеме, карикатуре» . Вывод, который делает М.-Ф. Гийяр: «Не будем больше прослеживать и изучать иллюзорные влияния одной литературы на другую. Лучше попытаемся понять, как формируются и существуют в индивидуальном или коллективном сознании великие мифы о других народах и нациях. В этом залог обновления компаративистики, новое направление ее исследований»22.

Призыв М.-Ф. Гийяра был услышан французским литературоведением: вскоре во Франции появляются серьезные исследования, объектом которых стал образ России во французском культурном сознании разных эпох (прежде всего XVIII и XIX веков).

Монография французского историка Альбера Лортолари «Русский мираж во

23

Франции в XVIII веке» (1951) , несмотря на то, что была опубликована более полувека тому назад, остается книгой, мимо которой не прошел ни один исследователь, занимавшийся этой проблемой. На обширном материале А. Лортолари раскрыл генезис, структуру и функционирование во Франции эпохи Просвещения мифа о России, созданного французскими просветителями (Фонтенелем, Вольтером, Дидро и др.). Как показал Лортолари, важнейшими компонентами этого мифа были легенды о Петре I - преобразователе России, в одночасье выведшем страну из тьмы варварства на путь цивилизации, и продолжательнице его дела Екатерине И, живому воплощению просветительской концепции просвещенного абсолютизма.

Миф о России, по мысли Лортолари, был плодом фантазии просветителей и служил в качестве доказательства их концепции прогресса. Россия, преодолевшая отсталость, подавалась как пример для подражания западным странам, которых она обогнала в движении к цивилизации.

21 GuyardM.-F. Op. cit. - P. 28.

22 Ibid.

23 Lortholary A. Le Mirage russe en France au XVIII siècle. - P.: Boivin, 1951.

Лортолари впервые во Франции дал анализ записок французских путешественников, дипломатов, ученых, побывавших в России в XVIII в. (Бернардена де Сен-Пьера, Лемерсье де ля Ривьера, Клода Рюльера, Жана Шаппа д'Отроша).

Продолжателями традиции Лортолари во французской «россике» стали Мишель Кадо и Шарль Корбе. Монография французского историка М. Кадо «Россия во французской интеллектуальной жизни: 1839-1856» (1967)24 представляет собой серьезное исследование исторического и культурологического характера, в котором дана широкая картина того, как русский фактор присутствовал в культурной жизни Франции указанного периода. Книга содержит ценные и обширные сведения о русских эмигрантах во Франции (Н.И. Тургеневе, И.Г. Головине, Н.И. Сазонове, М.А. Бакунине, А.И. Герцене, о русских салонах в Париже, специфической агентурной деятельности А.И. Тургенева и Я.Н. Толстого во Франции и т.д.). Особенно интересной представляется глава о французских путешественниках в Россию (ученых, туристах, музыкантах, литераторах, дипломатах), оставивших свои свидетельства, путевые записки или воспоминания о поездке в нашу страну, краткая характеристика или небольшие очерки о которых даны в монографии. Особое внимание М. Кадо привлекла фигура А. де Кюстина, его поездка в Россию и памфлет «Россия в 1839 году». Подробному изучению причин этой поездки, анализу некоторых тем кюстиновской книги (образы Санкт-Петербурга и Москвы в «России в 1839 году») и обстоятельному обзору откликов на произведение Кюстина в России и в Западной Европе посвящены две главы монографии.

Однако, несмотря на богатейший и интереснейший материал, собранный в книге, она лишь в небольшой своей части затрагивает проблему восприятия России французским литературным сознанием. Этой теме посвящен небольшой -в пять страничек - очерк под названием «Бальзак или украинский мираж», а также коротенькие и в значительной степени описательные «заметки», иногда в

24 Cadot M. La Russie dans la vie intellectuelle française (1839-1856). - P.: Fayard, 1967. несколько страничек, о визитах французских литераторов - виконта д'Арленкура, А. Мериме, Ш. де Сен-Жюльена в Россию - и их путевых записках (показательно, что все это помещено в раздел «Французские туристы в России»).

В первой части монографии М. Кадо реконструирует не образ России во французском литературном - и шире - культурном сознании, но картину русско-французских культурных контактов за период с 1839 по 1856 гг. Вторая часть значительно ближе подходит к теме «Россия в культурном сознании Запада». В ней материал группируется вокруг трех основных тем: 1) «Россия во времени» ("La Russie temporelle") - анализ представлений французов о географии, климате и общественном устройстве России; 2) «Культура России» ("La Russie spirituelle"), где анализируются представления французов о религиозной жизни в России и русской литературе; 3) «Россия и Запад» ("La Russie et l'Occident") - где обсуждаются такие проблемы, как взаимоотношения Польши и России, России и Европы, последствия революции 1848 г., панславизм и др.

Однако монография Кадо - скорее историческое или культурологическое, а не литературоведческое исследование. В ней произведения литературы, литературный материал - лишь источник информации для ученого-историка, воссоздающего панораму русско-французских культурных связей. Кадо не интересует художественный образ России, каким он создан французскими писателями XIX в.

В такой же манере написана и вышедшая в том же 1967 г. книга другого французского ученого Шарля Корбе «Французское общественное мнение перед лицом русской незнакомки» (1967)25. Если М. Кадо интересовал прежде всего вопрос о том, как русский фактор присутствовал и функционировал во французской общественной и культурной жизни середины XIX в., то Ш. Корбе исследует формирование и трансформацию образа России во французском общественном сознании на протяжении всего XIX в. При этом русская тема во французской художественной литературе - лишь один (и не самый важный)

25 Corbet Ch. A l'ère des nationalismes. L'Opinion française face à l'inconnue russe (1799-1894). -P.: Didier, 1967. исследовательский сюжет в работе Ш. Корбе. Значительное место в монографии занимает анализ французской публицистики, научных исторических трудов, публикаций в периодической печати, поднимавших русскую тему. Монография Ш. Корбе - своеобразный компендиум, в котором дан аналитический обзор почти всего, что было написано о России во Франции в XIX в.

Работы Кадо и Корбе, являясь имагологическими по тематике, не являются таковыми по своим методологическим подходам. М. Кадо и Ш. Корбе демонстрируют свойственную позитивизму высокую культуру скрупулезного собирания и тщательного описания фактов. Оба французских исследователя рассматривают «русский фактор» прежде всего в его обусловленности социокультурной и политической ситуацией во Франции. Особенно объемно это сделано в монографии Ш. Корбе, показавшего борьбу и колебание во французском общественном сознании XIX в. двух тенденций, векторов восприятия России (русофильского и русофобского) в зависимости от изменения политической конъюнктуры во Франции.

Однако, несмотря на то, что в книгах М. Кадо и Ш. Корбе собран богатейший и интереснейший материал, они лишь в незначительной степени затрагивают интересующую нас проблему и скорее дают важные ориентиры для разработки нашей темы, нежели раскрывают ее. То же относится и к довольно многочисленным работам отечественных ученых, в которых тема «Россия-Франция», (в том числе иногда и в интересующем нас имагологическом аспекте) затрагивалась с разной степенью обстоятельности и глубины: книгам, статьям и диссертациям Е.Ю. Артемовой, М.В. Губиной, В.А. Мильчиной,

26

Ю.В. Николаевой, О.В. Новичковой, Т.В. Партаненко, И.Г. Яковенко . Как

26 Артемова Е.Ю. Французские путешественники о Москве (вторая половина ХУШ-первая половина XIX вв.) // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. - М., 2000. - Вып. 1. - С. 120-136; Губина М.В. Особенности образа России и русских в сознании французских современников в 1814-1818 гг. // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. - М., 2002. - Вып. 2. - С. 153-161; Милъчина В.А. Россия и Франция. Дипломаты. Литераторы. Шпионы. - СПб.: Гиперион, 2004; Милъчина В.А. Петербург и Москва в книге Жермены де Сталь «Десять лет в изгнании»: две формулы // Образ Петербурга в мировой культуре. - СПб., 2003. - С. 74-84; Николаева Ю.В. Русские и французы друг о друге. правило, эти труды имеют исторический или культурологический характер, описывают русско-французские дипломатические, общественные, культурные и литературные связи, рассмотренные преимущественно в общественно-политическом, а не литературно-художественном контексте. Иногда, как, например, работы В.А. Мильчиной, это весьма интересные, вводящие в культурный обиход новые материалы, научные сочинения, избегающие широких обобщений. Неслучайно в одной из своих статей В.А. Мильчина называет тот тип истории, которой она занимается, «микроисторией» с ее отказом от генерализации и ориентацией на «мелочи», «осколки», «локальные эпизоды и ракурсы» . Трансформация образа России во Франции (если этот вопрос вообще затрагивается) не показана как результат тех сдвигов, которые происходили в культурном и, в частности, литературном сознании эпохи.

Из западных исследователей ближе всех, как нам представляется, к решению этой задачи, правда, с постструктуралистских и постмодернистских методологических позиций подошел американский историк и культуролог Лари

Вульф в книге «Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в сознании

28 эпохи Просвещения», изданной в

1994 г/° Это интересная и тщательная реконструкция концепции Восточной Европы, как она складывалась в трудах западноевропейских просветителей (прежде всего Вольтера) на протяжении XVIII века.

Вульф руководствуется постструктуралистской методологией (не случайно на страницах книги не единожды встречается имя Мишеля Фуко). С точки зрения автора, Восточная Европа есть интеллектуальный конструкт - изобретение

Исторические корни национальных стереотипов // Русская и европейская философия: пути схождения. Сб. матер, конференции / http://anthropology.ru/ru/texts/nikolaevayv/ruseur16.html; Новичкова О. В. Российская провинция первой четверти XIX века глазами французских современников / Дис. .канд. ист. н. - Саратов, 2007; Партаненко Т.В. Образ России во Франции ХУ-ХХ вв. (по материалам мемуарных и дневниковых свидетельств) / Дис. канд. филос. н. - СПб., 2001; Яковенко И.Г. Россия и Запад: диалектика взаимодействия // Россия и Европа в Х1Х-ХХ веках. Проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур. Сб-к научн. трудов. - М.: Ин-т российс. истории РАН, 1996. - С. 8 -20.

Мильчина В.А. Россия и Франция. Дипломаты. Литераторы. Шпионы. - С. 5. 28 Рус. пер.: Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. - М.: НЛО, 2003.

Европы Западной, результат взаимодействия различных дискурсов XVIII в. (литературного, исторического, философского, публицистического и т.д.).

Для Вульфа изобретение Восточной Европы - часть более широкого проекта самоидентификации Запада, его попыток в эпоху Просвещения четче обозначить собственную систему ценностей, описать свои специфические черты, отличающие его в культурном отношении не только от далекой Азии, но и от соседней восточной Европы.

В книге Л. Вульфа особенно интересны разделы, посвященные образу России в произведениях европейских писателей восемнадцатого столетия (Вольтер, Монтескье, Руссо, Дидро и др.). Центральным в этом отношении представляется раздел «Россия в сочинениях Вольтера» и разделы, посвященные анализу путевых записок западноевропейских путешественников, дипломатов, авантюристов (граф де Сегюра, Д. Казановы, У. Кокса, маркиза де Салаберри и др.), в которых зафиксированы представления о России XVIII в. Л. Вульф убедительно показал, как из-под пера Вольтера возникал просветительский миф о России как государстве, выполняющем просветительскую и объединяющую роль в Восточной Европе. Вместе с тем существовали и другие мифы о России в эту эпоху - например, миф о «варварстве» русских (Сегюр, Салаберри и др.).

Две Европы, Восточная и Западная, были изобретены сознанием XVIII века одновременно, как две смежные, противоположные и взаимодополняющие концепции, непредставимые друг без друга», - заключает автор" . В монографии показано, как прогрессистский миф о России, у истоков которого стояли Фонтенель и Вольтер, определил взгляд на Россию французских путешественников, дипломатов, тех, кто (в отличие от Вольтера и Фонтенеля) посетил эту страну и описывал ее, руководствуясь собственными впечатлениями, а не полученными из разных источников сведениями. Правда, эти впечатления не были абсолютно непосредственными. В их описании заметно влияние

29 Вульф Л. Указ. соч. - С. 37. вольтеровского мифа о России, яркой иллюстрацией чему могут служить «Мемуары» графа де Сегюра, французского посла при дворе Екатерины II.

В книге Л. Вульфа образ России, каким он сложился в общественном сознании Европы XVIII в., представлен как ментальный конструкт, продукт фантазий и интеллектуальных игр французских просветителей. При всей обстоятельности книги Вульфа, ее насыщенности фактами, аналитическими комментариями и анализом конкретных литературных текстов очевидна небеспристрастность ее автора. Он владеет искусством быть пристрастным при внешней, кажущейся беспристрастности, объективности, научности.

Сама концепция вульфовского труда, его главная мысль, что Восточная Европа - всего лишь некий интеллектуальный конструкт, мыслительная проекция Западной Европы, - сохраняет и утверждает за Восточной Европой (и Россией как ее частью) статус чего-то производного, вторичного, периферийного, в конечном счете, несамобытного и «второсортного» в культурном отношении. Казалось бы, с сожалением фиксируя в книге некий «комплекс превосходства» западноевропейцев по отношению к России, Л. Вульф в действительности всем пафосом своей работы этот комплекс поддерживает и культивирует. Ведь речь в книге идет не просто о том, как Западная Европа воспринимала те территории и народы, что лежали к востоку от Вислы. Такая постановка вопроса была бы вполне нейтральна и не содержала бы в себе скрытого идеологического заряда. В конце концов, диалог культур - явление закономерное. Западная Европа в XVIII в. создала свой образ России, точно так же, как Россия создала в тот же период свой образ Западной Европы. В этом нет ничего такого, что ставило бы одну страну или нацию в подчиненное положение по отношению к другой. Однако Л. Вульф ведет речь о другом. Его интересует не проблема рецепции Восточной Европы (России) западным культурным сознанием, а акт «изобретения» Западом Востока. В такой трактовке Запад выступает по отношению к Восточной Европе и России не просто реципиентом, пусть и активным как всякий реципиент, трансформирующим, преобразующим воспринимаемый объект в соответствии с собственной системой понятий, представлений и ценностей, но «демиургом», творящим этот самый объект, дающим ему смысл и жизнь.

Название книги Вульфа «Изобретая Восточную Европу» стоит в ряду многочисленных «изобретений», ставших модными среди части западных гуманитариев-постструктуралистов («изобрение гор» и т.п.)30. Между тем совершенно ясно, что «изобретена» была не Восточная Европа, а отношение к ней, ее образ.

Очевидно, что западное литературоведение зачастую выходит за рамки объективности при анализе дискурса о России, а работы, претендующие на научность, аналитичность, превращаются в новые мифологические конструкты. Примером может служить статья современной французской исследовательницы Франсин-Доминик Лиштенан «Миф о России, или Философический взгляд на вещи»31. Начало статьи представляет собой краткое изложение концепции «русского миража» А. Лортолари. Правда, почему-то без сноски на его книгу и даже без упоминания имени французского ученого.

Далее Ф.-Д. Лиштенан утверждает, что Ж.-Ж. Руссо в «Общественном договоре» «отказал императору Петру Великому <.> в каких бы то ни было

32 талантах» . Ничего подобного нельзя обнаружить в трактате Руссо. Французский мыслитель, действительно, считал, что «Петр обладал талантом подражательным, у него не было подлинного гения, того, что творит все из ничего. Кое-что из

•3 -5 сделанного им было хорошо, большая часть была не к месту» . Как видно из приведенной цитаты, оценка личности и деятельности Петра I у Руссо не столь однозначна, как это представлено в статье Ф.-Д. Лиштенан, и, уж во всяком случае, автор «Общественного договора» не отказывал Петру «в каких бы то ни было талантах».

30 См. об этом подробнее: Хапаева Д Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий. — М.: НЛО, 2005. — С. 51.

31 Лиштенан Ф.-Д. Миф о России, или Философический взгляд на вещи // Пинакотека. - 2001. -№ 13/14.-С. 36-41.

32 Там же. - С. 36.

33 Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. - М.: КАНОН-Пресс, 1998. - С. 198.

Ниже Ф.-Д. Лиштенан утверждает, что Вольтер согласился написать «Историю Российской империи» «по источникам, навязанным ему русским двором»34. И опять неточность. Как убедительно показал в своей монографии А. Лортолари, подробно, на основании документов реконструировавший историю создания Вольтером вышеупомянутой книги, не русский двор «навязывал» Вольтеру источники, а Вольтер настойчиво требовал и с нетерпением ждал материалы, присылаемые ему с задержкой из России (прежде всего мемуары Лефорта)35.

Показательно, что основное внимание в статье Ф.-Д. Лиштенан уделено «Путешествию в Сибирь» аббата Шаппа д'Отроша. Исследовательница не первой обращается к фигуре Шаппа д'Отроша: небольшой раздел о нем находим у

36

А. Лортолари . Однако оценка места и значения «Путешествия в Сибирь» у Лортолари и Лиштенан различны. С точки зрения последней, «Шапп нанес серьезный удар по тем идеальным конструкциям, которые возводили философы (имеются в виду французские просветители, прежде всего Вольтер, видевшие в России образец просвещенного абсолютизма и пример для Запада. - А.О.): он развенчал российскую абсолютную монархию» . Автор статьи полагает, что сочинение Шаппа д'Отроша «подвело предварительные итоги многолетнего спора: творцам мифа о динамичной, современной «юной нации» Шапп д'Отрош напомнил о том, что в действительности эта нация живет под властью деспотизма, парализующего ее волю, а порой и оказывающего губительное воздействие на

38 само ее существование» .

Странно, почему эта «заслуга» приписывается именно Шаппу д'Отрошу. Во второй половине - конце XVIII в. целый ряд французских литераторов писали о российском деспотизме39. Кроме того, не вполне понятно, как мог сыграть такую

34 Лиштенан Ф.-Д. Указ. соч. - С. 37.

35 См. об этом подробнее: Lortholary A. Op. cit. - Р. 49.

36 Ibid. - Р. 191-197.

37 Лиштенан Ф.-Д. Указ. соч. - С. 37.

38 Там же.-С. 38.

39 См., напр., произведения Ж. Жюбе, Сабатье де Кабра, Ф. Локателли и др. решающую роль в споре с крупнейшими французскими просветителями автор, под пером которого, по признанию самой Ф.-Д. Лиштенан, «история России сводилась к сборнику анекдотов»40.

Автор статьи пытается найти выход из этой ситуации, но это не слишком удается. «Впрочем, - пишет Ф.-Д. Лиштенан, - возможно, что и поверхностность Шаппа представляла собою одну из форм его полемики с философами»41. Что ж, заметим мы, при желании и необходимости можно и глупость выдать за «одну из форм полемики» с умом.

Ж. Шапп д'Отрош (1728-1769) не является сколько-нибудь значительной фигурой во французской литературе XVIII столетия. Его книга о России привлекала внимание французской исследовательницы потому, что позиция аббата по отношению к России была весьма критической, если не русофобской. Как замечает Лиштенан, «в отличие от Монтескье, Шапп не считает дурные нравы русских плодом завоевания или смешения с народами еще более варварскими; нет, все перечисленные пороки, по его мнению, - неотъемлемая часть русского национального характера, вконец испорченного, извращенного веками деспотического правления»42.

Свой дифирамб Шаппу д'Отрошу Лиштенан завершает следующим пассажем: «Сочинителям-русофилам (заметим эту смену стилистики: те, кого теперь французская исследовательница называет «сочинителями», в начале статьи были охарактеризованы как «блистательнейшие мыслители XVIII столетия». -А. О.) Шапп противопоставил описание эмпирической реальности; он не собирался дополнять и совершенствовать написанное философами, он ограничился тем, что подспудно их опроверг»43.

В действительности, Шапп д'Отрош, не относившийся к разряду крупных французских писателей XVIII в., из-за острой критической тональности своей книги был довольно популярным во Франции, но он никак не мог «дополнить или

40Лиштенан Ф.-Д. Указ. соч. - С. 41.

41 Там же.

42 Там же. - С. 39.

43 Там же. -С. 41. усовершенствовать» созданный великими умами эпохи Просвещения миф о России. Для этого нужно было бы обладать талантом, равновеликим таланту Вольтера, Дидро или Фонтенеля. Заслугу Шаппа д'Отроша Ф.-Д. Лиштенан видит в том, что он просветительскому мифу противопоставил «описание эмпирической реальности» русской жизни и тем «подспудно» якобы опроверг этот миф.

Не беремся судить, какой смысл вкладывает французская исследовательница в словосочетание «подспудно опроверг» (допускаем, что здесь имеет место неточность перевода на русский язык), но вряд ли «описание эмпирической реальности» может разрушить миф. Миф может разрушить и вытеснить из общественного сознания только другой миф. Возможно, автор статьи хотела доказать, что Шапп д'Отрош в «Путешествии в Сибирь» создал такой миф, хотя точнее было бы сказать, что он лишь повторил задолго до него сложившийся в произведениях различных западных путешественников, торговцев, дипломатов и литераторов миф о «варварской», «дикой» и «деспотической» России44.

Гораздо более взвешенной является оценка труда Шаппа д'Отроша в монографии А. Лортолари, писавшего: «Конечно, книга не лишена недостатков. Ее автор, как большинство его предшественников, считает, что единственным источником русского деспотизма является страх. Под покровом грубых суеверий он не разглядел настоящего религиозного чувства русских. Римский католик, он предубежден против этих ортодоксов. Наконец, как светский человек, он слишком большое значение придает манерам <.>, но он рассказывает о том, что он видел, и его книга была вполне искренней» ("de bonne foi")45. В отличие от Лиштенан, А. Лортолари не преувеличивал масштабов фигуры аббата, достоинств и значения его записок о России, не представлял его ниспровергателем «русского миража», ставя его тем самым в один ряд с крупнейшими французскими просветителями. В оценке А. Лортолари, книга Шаппа д'Отроша - лишь

44 См. подробнее: Вощинская Н.Ю. Социокультурная проблематика французской «Россики» последней четверти XVIII в. / Дис. . канд. культурологии. - М., 2005.

45 Lortholary A. Op. cit. - Р. 197. искреннее свидетельство того, что он увидел в России. Но искреннее не значит правдивое или объективное.

И, наконец, об одной особенности стилистики статьи Ф.-Д. Лиштенан. «Петр I наводнил западную прессу сочинениями во славу своей империи»46, «Петру I, а скорее пропаганде его восторженных наследников (или, вернее, наследниц) и их «просвещенных» сторонников, мы обязаны, по Шаппу, появлением легенды о современной России, сотворенной в соответствии с некоей программой, неким планом. России, которой на самом деле не существовало <.>»47. «Наводнил», «пропаганда», «восторженные наследники», кавычки, в которые заключено слово «просвещенные», характеризующее сторонников Петра Великого, - все это не соответствует стилю научной работы. Конечно, французская исследовательница имеет право на собственное отношение к Петру I, но, думается, что задача научной статьи под названием «Миф о России» -исследовать логику создания и функционирования этого мифа (пусть не того, что был создан Фонтенелем и Вольтером, ибо этот миф уже описан и проанализирован А. Лортолари, но другого, сотворенного Шаппом д'Отрошем). К сожалению, в статье Ф.-Д. Лиштенан эта задача не только не решена, но даже и не поставлена.

Автору настоящей диссертации близок тот подход к исследованиям образа «другого», который был предложен французским ученым Даниелем-Анри Пажо в его статьях «Перспектива исследований в сравнительном литературоведении: культурная иконография» (1981) и «Культурная иконография: от сравнительного литературоведения к культурной антропологии» (1983)48. Д.-А. Пажо -основоположник исследовательского направления, получившего название «imagerie culturelle» («культурная иконография»). Цель «культурной иконографии» - изучить сложный механизм формирования имиджей, образов

46 Лиштенан Ф.-Д. Указ. соч. - С. 36.

47 Там же. - С. 40.

48 Pageaux D.-H. Une perspective d'études en littérature comparée: l'imagerie culturelle // Synthesis. -1981. - № 8. - P. 169-185; Pageaux D-H. L'imagerie culturelle: de la littérature comparée à l'anthropologie culturelle // Synthesis. - 1983. - № 10. - P. 79-88. другого» под воздействием политических, исторических, социокультурных и прочих факторов. Д.-А. Пажо полагает, что положительный вектор в развитии современного литературоведения может быть обеспечен сближением компаративистики с культурной антропологией и историей идей. Он призывает не отделять изучение образа «другого» в литературе от исследования ментальных структур (культурных моделей, ценностных систем, свойственных изучаемой культурно-исторической эпохе), задающих писателю критерии отбора материала и принципы создания образа «другого», что предполагает исследование образов чужих стран и народов в широком историко-культурном контексте.

Д.-А. Пажо считал, что вопрос правдивости дискурса о чужой стране не корректен и не должен быть целью литературоведческого исследования. Речь должна идти о законах построения этого дискурса, о принципах и приемах конструирования образа «другого», о роли стереотипов в этом процессе49.

В отечественном литературоведении основными ориентирами в изучении интересующей нас темы стали работы М.П. Алексеева, Е.П. Гречаной, В.Б. Земскова, З.И. Кирнозе, Вл.А. Лукова, Н.П. Михальской, Е.А. Мустафиной, Н.Т. Пахсарьян, А.Ф. Строева, В.П. Трыкова, М.Б. Феклина, С.Л. Фокина50, в

49 Pageaux D.-Y. De l'imagerie culturelle à l'imaginaire // Précis de littérature comparée. - P.: PUF. 1989.-P. 139-140.

50 Алексеев М.П. Виктор Гюго и его русские знакомства (встречи, письма, воспоминания) // Литературное наследство. - Т. 31-32. - М.: Наука, 1937. - С.777-933; Его же. Русская культура и романский мир: Избранные труды. - Л.: Наука, 1985; Гречаная Е.П. Литературное взаимовосприятие России и Франции в религиозном контексте эпохи. (1797-1825). - М.: ИМЛИ РАН, 2002; Земское В.Б. Образ России на «переломе» времен (Теоретический аспект: рецепция и репрезентация «другой» культуры) // http://www.nrgumis.ru/articles/articlefull.php?aid=37; Кирнозе 3. И.«Друг другу чужды по судьбе, Они родня по вдохновенью.» // Мериме -Пушкин: Сборник / Сост. З.И. Кирнозе. - М.: Радуга, 1987. - С. 5-26; Луков Вл.А., Луков В.А. Россия и Европа: диалог культур во взаимном отражении литератур // Знание. Понимание. Умение. - 2007. - № 1. - С. 124-131; Луков Вл.А. Русская литература: генезис диалога с европейской культурой. - М.: Изд-во Моск. Гуманит. ун-та, 2006; Луков Вал.А., Луков Вл.А. Тезаурусы: Субъектная организация гуманитарного знания - М.: Изд-во Национального института бизнеса, 2008; Михалъская Н.П. Образ России в английской художественной литературе IX- XIX вв. - М.: МПГУ, 1995; Мустафина Е.А. Образ Европы в литературном сознании России и США в XIX веке / Дис. д-ра. филол. н. - М.: РГГУ, 2007; Пахсарьян Н.Т. Образ России в «Мемуарах» А. Дюма, или «развесистая клюква» литературной репутации // Новые российские гуманитарные исследования. - Вып.1. (№ 2) / Тезисы материалов круглого стола «Россия и русские в художественном творчестве зарубежных писателей XVII -начала XX веков», прошедшего 5 декабря 2006 в ИМЛИ им. А.М. Горького РАН // которых имагологическая тематика вписывается в литературно-эстетический контекст, формирование образа России в творчестве отдельных писателей или целых литератур рассматривается как производная процессов, происходивших в художественном сознании и эстетике соответствующей эпохи.

Монография Н.П. Михальской «Образ России в английской художественной литературе IX-XIX вв.»51 - ценное достояние современной филологии, в котором собран богатейший материал, дан аналитический обзор почти всего, что было написано о России в художественной литературе Англии на протяжении более чем десяти веков ее существования, показано, как эволюционировал образ России. В центре внимания ученого произведения разных жанров (анналы, хроники, трактаты, жития, тексты куртуазной литературы, отчеты о путешествиях, дневниковые и эпистолярные записи, поэмы, романы и др.) не только писателей первого ряда (Д. Чосер, Дж. Флетчер, В. Шекспир, Дж. Милтон, В. Скотт, Дж.Г. Байрон, О. Уайльд), но и малоизвестных авторов (Лайамон, Гервазий Тильберийский, Дж. Пиль, К. Маар и др.).

Труды Вл.А. Лукова, в которых обосновывается тезаурусный подход к изучению литературы, были значимы для нашей работы прежде всего в методологическом плане. Как отмечали Вал.А. и Вл.А. Луковы, «культура не может быть осознана и вовлечена в человеческую деятельность в полном объеме, идет ли речь об индивидууме или об обществе (можно говорить о поле ассоциаций, семантическом поле, понятийном ядре и т. д.). Индивидуум не может пассивно воспроизводить объективные соотношения, неизбежно их www.nrgumis.ru; Строев А. Россия глазами французов XVIII - XIX века // Логос. - 1999. № 8. -С. 8-41; Трыков В.П. Русская тема у Марселя Пруста // Тезаурусный анализ мировой культуры: Сб. науч. трудов. Вып. 14. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2008. - С. 71—87; Трыков В.П. Французский Пушкин // Знание. Понимание. Умение. Научный журнал Мое. гуманитарного унта. - 2008. - № 1. - С. 183-190; Трыков В.П. «Россия» Жака Ривьера // XX Пуришевские чтения: Россия в культурном сознании Запада: Сб-к статей и материалов. - М.: МПГУ, 2008. - С. 150— 151; Феклин М.Б. Роль Тургенева в формировании образа России в Англии на рубеже XIX-XX вв. // Феклин МБ. The beautiful genius. Тургенев в Англии: первые полвека. Монография. -Нижний Новгород: НГГУ, 2005. - С. 213-224; Фокин С.Л. «Русская идея» во французской литературе XX века: - СПб.: Издательский дом С.-Петерб. гос. ун-та, 2003. 51 Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе IX-XIX вв. - М.: МПГУ, 1995. переструктурирует <.> Тезаурус - это структурированное представление и общий образ той части мировой культуры, которую может освоить субъект <.> Мир входит в сознание человека в определенной последовательности, которую определяет уже сложившаяся структура тезауруса (его «топика»), как некий фильтр, отбирающая, оценивающая и преобразующая (перекодирующая, переводящая на понятийный «язык») многообразные сигналы извне»52. Этот принцип субъективности и парциальности восприятия, на котором основывается тезаурусный подход, с одной стороны, объясняет те многообразные трансформации образа «другого», о которых идет речь в настоящем исследовании, а с другой - хотя бы отчасти оправдывает неполноту представленного в нем материала. Значимым для нас было и то положение тезаурусного подхода, согласно которому любой тезаурус «выстраивается из со фрагментов тезаурусов значимых других» . В нашей диссертации Россия и рассматривается в значительной степени как такой значимый «другой» для французского литературного сознания XIX века.

В монографии Е.П. Гречаной «Литературное взаимовосприятие России и Франции в религиозном контексте эпохи. (1797-1825)»54 рассматривается религиозный аспект русско-французских литературных связей в конце XVIII -начале XIX вв. В центре внимания исследовательницы - культурные контакты Франции и России указанного периода, обмен духовным опытом (прежде всего религиозным) между двумя странами, «с его проекцией на литературные и окололитературные тексты»55. В монографии содержится ценный материал

Луков Вал.А., Луков Вл.А. Тезаурусы: Субъектная организация гуманитарного знания. - М.: Изд-во Национального института бизнеса, 2008. - С. 3. См. также: Луков Вал.А., Луков Вл.А. Тезаурусный анализ мировой культуры // Тезаурусный анализ мировой культуры. Сб. науч. трудов. - Вып. 1. / Под общ. ред. Вл.А. Лукова. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2005. - С. 3-14; Луков Вл.А. Русская литература: генезис диалога с европейской культурой: Научная монография. - М.: МосГУ, 2006; Луков Вл.А. Европейская культура Нового времени: Тезаурусный анализ: Научная монография. - М.: МосГУ, 2006.

53 Луков Вал.А., Луков В.А. Тезаурусный подход: исходные положения // Знание. Понимание. Умение. - 2008. - № 9. - С. 25.

54 Гречаная Е.П. Литературное взаимовосприятие России и Франции в религиозном контексте эпохи. (1797-1825). - М.: ИМЛИ РАН, 2002. - 320 с.

55 Там же.-С. 5. неизданные и неизученные архивные документы: письма, дневники, мемуары, альбомы). Автор подчеркивает особую роль женщин в создании религиозной атмосферы эпохи, в развитии «домашних» жанров - во французской и русской литературе конца XVIII - начала XIX вв. (письма французской эмигрантки принцессы де Тарант, автобиографические тексты В.Н. Головиной, дневники Ю. Крюденер, путевые записки Ж. де Сталь). Для нашего исследования большое значение имели два раздела книги - «Русский миф Жермены де Сталь и Жозефа де Местра» и «Россия в творчестве французских писателей начала XIX в. (А. Шемен, С. Коттен, К. де Местр, П. Бургуэн)».

Докторская диссертация Е.А. Мустафиной «Образ Европы в литературном сознании России и США в XIX веке»56, как и монография Н.П. Михальской, -одна из немногочисленных литературоведческих работ монографического характера, посвященных анализу образа «другого» в той или иной национальной литературе. В диссертации Е.А. Мустафиной использован компаративистский подход: здесь исследуются сходства и различия образа Европы, создаваемого в двух различных национальных литературах XIX в. - русской и американской. На обширном материале путевых записок, очерков, заметок, писем, эссе, дневниковых записей русских и американских писателей XIX в. (Н.М. Карамзина, К.Н. Батюшкова, В.П. Боткина, П.В. Анненкова, А.И. Герцена, Ф.М. Достоевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, В. Ирвинга, Ф. Купера, У.Р. Эмерсона, Г. Мелвилла, Н. Готорна, Г. Джеймса, М. Твена) в диссертации прослежена эволюция образа Европы в русском и американском литературном сознании XIX в., выделены три ее основных этапа: первая треть XIX в., 18301850-е гг. и 1860-1870-е гг. Процесс трансформации образа Европы представлен в работе как отражение этапов становления и развития национального самосознания народов России и США в XIX столетии и связанного с этим изменения отношения русского и американского литературного сознания к европейским ценностям и идеалам. Автор работы приходит к выводу, что «при

56 Мустафина Е.А. Образ Европы в литературном сознании России и США в XIX веке / Дис. . д-ра. филол. н. - М.: РГГУ, 2007. всем отличии подходов к осмыслению роли Европы в тот или иной исторический период русские и американские писатели интуитивно почувствовали и имплицитно выразили в своих произведениях одну и ту же главную мысль. В XIX столетии многовековая европейская культура потеряла устойчивость своего развития и не могла больше служить основой духовного совершенствования народов России и США»57.

В 1999 г. в философско-литературном журнале «Логос» была опубликована

5 8 статья А.Ф. Строева «Россия глазами французов XVIII - начала XIX века» . В отличие от историков общества, А.Ф. Строева интересуют не реалии русской действительности, как они отразились в литературных памятниках, но законы построения русского дискурса, приемы и правила преображения «русского мифа» в произведениях французских авторов XVIII - начала XIX вв.

Особую роль в этом процессе «преображения» ученый отводит жанру. Исследователь отмечает, что жанр путевых заметок предполагает известную поверхностность восприятия «чужого мира»59. Характерное для большинства путешественников - авторов путевых записок незнание контекста событий, -полагает А.Ф. Строев, - приводит к неверной их интерпретации60.

В путевых заметках «вполне реальное путешествие (по горизонтали) предстает как символическое, как движение по вертикали (в подземный мир), как перемещение во времени (в прошлое), в антимир - страну животных, дикарей или

- 61 детей» .

В сущности, А.Ф. Строев показал, что имагемы, устойчивые формулы изображения России во французских путевых заметках XVIII - начала XIX вв. навязаны не только и не столько социокультурными стереотипами, сложившимися в общественном сознании Франции этого периода, сколько

57 Мустафина Е.А. Указ. соч. - С. 352.

58 Строев А. Россия глазами французов XVIII - начала XIX века // Логос. - 1999. - № 8. -С. 8-41.

59 Там же.-С. 17.

60 Там же.

61 Там же.-С. 18-19. законами жанра: «Риторика жанра (путевых заметок. - А.О.) предполагает две модели: «все не как у нас» и «все, как у нас» и, как правило, используются обе. Чужая страна попеременно предстает то как антимир (баня), то как маленький Париж (светский салон). В первом случае повествователь усматривает в событиях извращенную логику, во втором - воспроизводит привычные ему стереотипы поведения»62.

Особенно интересным и продуктивным для нашего исследования стал раздел статьи под названием «Поэтика стереотипов», в котором А.Ф. Строев предпринимает попытку доказать, что описание России в записках, путевых заметках и даже дипломатических донесениях XVIII в. строятся по модели , литературной сказки о путешествии в страну блаженства, включенной в авантюрный роман французской писательницы м-м д'Онуа «История Ипполита, графа Дугласа». Французский дискурс, по мнению российского литературоведа, воспроизводит некие литературные формулы, мотивы, темы, образы, навязанные ему этой литературной сказкой (темы темноты, холодного климата в сказке, мотив пышных празднеств, образ волшебной красавицы и т.д.).

Можно усомниться в том, что литературная сказка, пусть и известного классика французской сказки Мари-Катрин д'Онуа, оказала столь сильное влияние на риторику описания России в XVIII в. (тем более, что никаких свидетельств об этом автор статьи не приводит), но сам подход А.Ф. Строева, предполагающий выявление и описание литературных моделей, повлиявших на грамматику русского дискурса во французской литературе, представляется чрезвычайно продуктивным.

Интересующей нас теме посвящены две кандидатские диссертации -Т.В. Партаненко «Образ России во Франции XV-XX вв. (по материалам

63 мемуарных и дневниковых свидетельств)» и В.В. Орехова «Миф о России во французской литературе первой половины XIX века», защищенная в 2001 г. в

62 Строев А. Указ. соч. - С. 20.

63 Партаненко Т.В. Образ России во Франции XV- начала XX вв. (по материалам мемуарных и дневниковых свидетельств) / Дис. . канд. философ, н. - СПб., 2001.

Институте литературы им. Т.Г. Шевченко Национальной академии наук Украины, изданная в виде монографии в 2008 г.64.

В диссертации Т.В. Партаненко собран и описан широкий пласт произведений французской мемуаристики о России, создававшихся на протяжении четырех столетий, выделены основные этапы рецепции России во Франции. Однако, хотя название работы и содержит словосочетание «образ России», строго говоря, ее автор исследует не образ в точном литературоведческом смысле слова, а, как пишет диссертантка, «основное содержание представлений французов о России в период XV - начала XX века»63. Образ как художественная структура, как «присущая искусству форма воспроизведения, истолкования и освоения жизни путем создания эстетически воздействующих объектов»66 не является предметом исследования в диссертации. А, следовательно, в работе Т.В. Партаненко речь идет не о поэтике образа России, чему в значительной степени посвящено наше исследование, а о реконструкции французского отношения к России, описании его динамики с XV до начала XX вв. на материале литературных произведений. В центре внимания автора оказывается не собственно литературное, не художественное, а общественное сознание Франции, отраженное в памятниках литературы. Художественная специфика этих памятников, «эволюция форм поэтического сознания» (А.Н. Веселовский), как и их соотнесенность с динамикой собственно литературного процесса, сменой эстетических концепций, литературных направлений, жанров, остаются вне поля зрения исследователя. Добавим к этому, что дисертация Т.В. Партаненко представлена к защите на соискание ученой степени кандидата философских, а не филологических наук: в ней рассматриваются вопросы, находящиеся в ведении культурологии или социальной психологии, а не литературоведения.

Отметим также, что широта хронологических рамок в работе приводит подчас к поспешным обобщениям, необоснованным и прямолинейным

64 Орехов В. В. Миф о России во французской литературе первой половины XIX века. - Симферополь: ОАО Симферопольская городская типография, 2008.

65 Партаненко Т.В. Указ. соч. - С. 13.

66 Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М.: НПК «Интелвак», 2003. - С. 669. суждениям о восприятии России во Франции. Так, например, диссертантка утверждает, что XIX век «стал эпохой утверждения негативного образа России, ее отрицания даже в благожелательных взглядах»67 (так в диссертации. - А.О.). Как будет показано в нашей диссертации, это утверждение Т.В. Партененко не вполне корректно описывает рецепцию России во Франции в XIX столетии.

В монографии В.В. Орехова собран значительный и важный материал по интересующей нас теме. В.В. Орехов опирается не только на литературные произведения французских писателей о России, но и использует малодоступные архивные тексты, письма, дневниковые записи, речи писателей, статьи французской прессы. Автор обращается к отдельным фигурам французской литературы, которые окажутся в центре внимания и в нашей работе (Ж. де Сталь, Ф. Стендаль, О. де Бальзак, А. де Кюстин, В. Гюго и др.). Однако сколько-нибудь глубокого анализа и системного описания принципов конструирования образа России каждым из названных авторов украинский коллега не дает. Работа в целом мозаична: в ней отсутствует развернутый и целостный литературоведческий анализ конкретных текстов перечисленных авторов, часты неожиданные и немотивированные переходы от темы к теме, от одного автора к другому, начатые важные темы не всегда находят развитие. Так, например, В.В. Орехов лишь вскользь касается вопроса об отношении Стендаля, Бальзака, Кюстина, Гюго и А. Дюма к крепостному праву в России и к российскому самодержавию (всего пять страниц)68, пишет несколько абзацев о литературных источниках, на которые они опирались, создавая свои произведения о России69, затем вдруг переходит к разговору о том, какой отклик произведения французских писателей о России находили у российского правительства и у читающей публики70.

Правда, более подробно рассмотрены в главе «Персонажи мифа о России» некоторые образные компоненты «мифа о России»: образы российских монархов, ямщика, казака, «русского в Европе», богача. В.В. Орехов выделил отдельные

67 Партаненко Т.В. Указ. соч. - С. 17.

68 Орехов В.В. Указ. соч. - С. 55-61.

69 Там же. - С. 75-76.

70 Там же.-С. 76-83. устойчивые персонажи «русского мифа», однако и здесь та же торопливость в переходе от одного автора к другому, та же «скороговорка» и подмена анализа подборкой цитат из произведений разных французских писателей о том или ином российском монархе, о ямщиках, казаках и т.д., та же невнятность разговора о законах функционирования этих персонажей в произведениях о России. Автор заключает, что «русский ямщик превратился в Европе в своего рода эмблему России»71, а «казаки для французов становятся воплощением русского национального типа» и все той же «эмблемой России» . Однако остается неясным, эти «эмблемы» символизируют одни и те же или разные стороны российской действительности, русского национального характера.

Кроме того, В.В. Орехов заявляет, что его диссертация выполнена в русле мифопоэтики и имеет целью «утверждение выдвигаемой гипотезы о мифопоэтической основе литературной рецепции инонациональных государств и народов»73.

Настоящее исследование выполнено в более традиционном ключе и, учитывая достижения современного западного литературоведения (рецептивной этетики, компаративистики, имагологии), продолжает главным образом традицию русской филологической школы, прежде всего, исторической поэтики А.Н. Веселовского и концепции диалогизма М.М. Бахтина. Идеи и подходы основоположника исторической поэтики и сравнительного литературоведения в России учитывались в настоящей работе при анализе принципов и приемов создания образа России во французской прозе XIX в. Для анализа межкультурного диалога важным представляется закон «встречного течения», открытый А.Н. Веселовским. Идеи М. Бахтина о внутренней диалогичности слова и его «отношении к чужому слову, чужому высказыванию. соотнесенности

71 Орехов В.В. Указ. соч. - С. 106.

72 Там же.-С. 107.

73 Там же.-С. 10. своих элементов с элементами чужого контекста»74, о романном полифонизме оказываются плодотворными и для исследований межкультурных связей.

Основные методы исследования - культурно-исторический, сравнительно-исторический, типологический и тезаурусный. Не можем не согласиться с оценкой ситуации в современной компаративистике, данной И.К. Стаф. Говоря о судьбах компаративистики в свете распространения идей англо-американского «нового историзма», исследовательница заключает, что «в этой перспективе в рамках современной западной науки традиционной компаративистике (впрочем, как и традиционной истории и теории литературы) просто нет места: на ее долю остаются разве что сугубо частные и описательные филологические разыскания, поиск отдельных «элементов интертекста». Что же касается науки отечественной, - продолжает И.К. Стаф, - то верность традиции сравнительно-исторического литературоведения здесь возможна постольку, поскольку - в отсутствие необходимой конвергенции между разными областями гуманитарного знания - в теории и истории литературы сохраняются в несколько подновленном виде методологические принципы культурно-исторической школы. Что, впрочем, отнюдь не отменяет ни интересных находок, ни теоретических построений в этой

75 области» .

Важным подспорьем в нашей работе стала книга Л .Я. Гинзбург «О психологической прозе» (1971) . Особенно ценными были для нас размышления исследовательницы о природе художественно-документальной прозы. Как справедливо отмечала Л .Я. Гинзбург, именно «литература XIX века прояснила, осознала эстетические возможности документальных жанров.»77. Л.Я. Гинзбург пришла к выводу, что, вопреки установке на подлинность, свойственной художественно-документальной литературе, «некий фермент недостоверности заложен в самом существе жанра», и чем крупнее писатель, обращающийся к

74 Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. - М., 1975. - С. 97.

75 Проблемы современного сравнительного литературоведения. Сборник статей. - М.: ИМЛИ РАН, 2004. - С. 46.

76 Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. - Л.: Советский писатель, 1971.

77 Там же. - С. 8-9. этому виду литературы, тем сильнее он отклоняется от «документальности», тем больше он стремится раскрыть в фактах и реальных событиях «латентную энергию исторических, философских, психологических обобщений, тем самым превращая их в знаки этих обобщений», тем самым пробуждая в факте эстетическую жизнь78.

Опираясь в значительной степени на эти положения Л.Я. Гинзбург, мы стремились в своей работе показать, как законы того или иного жанра влияли на конструирование образа России в творчестве разных французских писателей XIX столетия.

Объектом исследования является французская проза XIX столетия, в которой так или иначе представлена «русская» тема (произведения Ж. де Сталь, В. Гюго, Ф. Стендаля, О. де Бальзака, Т. Готье, А. де Кюстина, К. Рюльера. Ш. Массона, С. Коттен, А. Шемен, Л. д'Абрантес, К. де Местра, П. де Жюльвекура, и др.).

Предмет исследования - литературное конструирование образа России во французской прозе XIX века.

Цель настоящего исследования - выявить важнейшие закономерности конструирования образа России во французской прозе XIX века в контексте социокультурной и литературной ситуации во Франции этого периода, а также специфику образа России в творчестве каждого из рассматриваемых авторов. Нам представлялось важным показать, как формирование образа России в литературном сознании Франции и его объективирование в произведениях французской прозы XIX столетия обусловлено не только политическими, религиозными, эстетическими взглядами авторов, но и культурными моделями кризисной эпохи рубежа ХУШ-Х1Х вв., ее литературными образцами и ценностными ориентирами, то есть описать тот диалог культур, о котором М.М. Бахтин писал: «Чужая культура только в глазах другой культуры раскрывает себя полнее и глубже. Один смысл раскрывает свои глубины,

78 Гинзбург Л.Я Указ. соч. - С. 11. встретившись и соприкоснувшись с другим, чужим смыслом., между ними начинается как бы диалог, который преодолевает замкнутость и односторонность этих смыслов, этих культур. . При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, но они взаимно обогащаются»79.

Вместе с тем путеводной была для нас и другая мысль М.М. Бахтина: «Всякое понимание есть соотнесение данного текста с другими текстами и переосмысление в новом контексте (в моем, в современном, в будущем)»80. Это предполагает, что наша работа ориентирована на воссоздание не только «истории идей», магистральных линий в развитии европейской культуры XIX века, но и достаточно широкого литературного контекста. Задачи исследования:

- определить вклад французской прозы XIX века в создание образа России;

- показать значение «романтического фактора» (тем, мотивов, литературных моделей, принципов и приемов создания образа, свойственных романтической литературе) для конструирования образа России во французской прозе XIX столетия;

- выделить и описать основные модели конструирования образа России во французской прозе XIX века;

- изучить систему опосредований (литературных, мировоззренческих, биографических), сквозь призму которых каждый из рассматриваемых в настоящей работе писателей оценивал Россию;

- исследовать специфику образа России в прозе каждого из изучаемых авторов.

Научная новизна исследования заключается в том, что 1) впервые в литературоведении на широком литературном материале выявлены некоторые важнейшие закономерности конструирования образа России во французской прозе XIX века («оптика превосходства», особая роль романтической поэтики в создании образа России, влияние «законов жанра» на моделирование образа

79 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1986. - С. 354.

80 Бахтин М. К методологии литературоведения // Контекст 1974. - М., 1975. - С. 207.

России в различных прозаических жанрах французской литературы XIX века, значение мировоззрения писателя для трактовки русской темы); 2) доказано, что смена культурных парадигм на рубеже ХУШ~Х1Х вв. (переход от просветительского универсализма к романтическому культурному релятивизму) была важнейшим фактором, определившим динамику образа России во французской прозе изучаемого периода, изменение его функции: образ России в произведениях некоторых французских писателей XIX в. перестал функционировать как средство иллюстрирования и универсализации просветительских идеалов и стал способом ведения «диалога культур»; 3) доказано, что особую роль в этой эволюции образа России сыграл «романтический фактор», оказавший существенное влияние на принципы и приемы его создания; 4) выделены и описаны основные модели конструирования образа России; 5) впервые дан обстоятельный литературоведческий анализ в интересующем нас аспекте книг Ш. Массона «Секретные мемуары о России», Аде Кюстина «Россия в 1839 году», О. де Бальзака «Письмо о Киеве»; Ж. де Сталь «Двадцать лет в изгнании», путевых записок о России А. Дюма и Т. Готье; 6) в диссертации предметом анализа становятся также малоизвестные, давно не издававшиеся на русском языке произведения С.-Р. Коттен «Елизавета, или сосланные в Сибирь», К. де Местра «Молодая сибирячка» и «Пленники Кавказа», А. Шемен «Русский курьер, или Корнели Жюсталь», не переведенные на русский язык романы А. Лестрелена «Московиты, или Олеся», Л. д'Абрантес «Екатерина II», П. Жюльвекура «Настасья, или Сен-Жерменское предместье Москвы» и «Русские в Париже», лишь фрагментарно переведенная книга путевых записок «Рейн» В. Гюго.

Хронологические рамки исследования охватывают период с начала XIX в.

81 до рубежа XIX - XX вв. Литература о России во Франции XIX века огромна . Ее систематическое и исчерпывающее описание не было целью нашего

8i См аналитический обзор того, что было написано о России во Франции в разных жанрах на протяжении XIX столетия в кн.: Corbet Ch. L'Opinion française face à Г inconnue russe (1799— 1894).-P.: Didier, 1967. исследования. Воспользовавшись метафорой С.Н. Зенкина, скажем, что в диссертации осуществлена серия зондажей, которые нащупывают лишь особо «чувствительные» точки историко-культурного ландшафта. С этим связано и то обстоятельство, что исследуемый материал довольно разнороден в жанровом отношении - художественные тексты, путевые записки, очерки, эссе. Для анализа отобраны, с одной стороны, произведения о России крупных французских писателей XIX века, чей голос был слышен во Франции, чьи мнения и оценки оказывали влияние на общественное мнение (Ж. де Сталь, В. Гюго, Ф. Стендаль, О. де Бальзак, Т. Готье), а с другой стороны, резонансные произведения писателей «второго ряда», сыгравшие особую роль в формировании образа России во французском (и западноевропейском) сознании (например, «Россия в 1839 году» А. де Кюстина).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Образ России по французской прозе ХIХ века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Генезис образа России во французской литературе относится к рубежу ХУШ-Х1Х вв. Разумеется, картины русской действительности появлялись в записках французских военных, путешественников, дипломатов и ученых, посетивших нашу страну, начиная с конца XVI века (Маржерет, де л а Нёвилль, Реньяр, Шапп д'Отрош). Однако это были, строго говоря, не литераторы, не писатели, и их произведения о России не имели художественной ценности, выполняли скорее информационно-ознакомительную, нежели эстетическую функцию. Они и не претендовали на создание художественного образа России. Во французской художественной прозе, в произведениях Ф. Рабле, М. Монтеня, А. де Сент-Амана встречаются лишь отдельные упоминания о далекой Московии. Позже, в XVIII столетии, как показал А. Лортолари, во французской литературе представление о России сводилось, в сущности, к фигурам двух российских императоров - Петра I и Екатерины II, из всех форм русской жизни ее интересовала только российская государственность1212. Кроме того, просветительский универсализм исключал интерес к «другому», поэтому в литературных произведениях XVIII века Россия была лишь декорацией, условным фоном, на котором разворачивается действие, или своеобразным «полигоном» для «обкатки» просветительских прожектов и реализации интеллектуальных экспериментов. «Русский мираж» просветителей исходил из того, что Россия, как и все человечество, движется по пути прогресса, лучшим доказательством чему была российская «просвещенная монархия» Екатерины Великой, которую просветители предлагали своим соотечественникам в качестве образца для подражания.

В XIX веке Россия в силу ряда политических и культурно-исторических причин (значительный рост на рубеже ХУШ-Х1Х вв. международного авторитета Российской империи, ее геополитического статуса, поражения Франции в войне 1812 года, многочисленные политические кризисы во Франции на протяжении

1212 ЬогШагуА. Ор. ск. - Р. 270.

XIX столетия) превратилась для французского литературного сознания в самостоятельную проблему, была осознана как некая трудность, инаковость, для преодоления которой было выработано несколько литературных стратегий или моделей конструирования образа России. Художественной репрезентацией этой весьма актуальной и значимой во французской литературе XIX века проблемы и стал образ России, созданный французскими писателями.

Крупные французские прозаики (Ж. де Сталь, Ф. Стендаль, О. де Бальзак, В. Гюго. Т. Готье, А. Дюма) с большим интересом, чем, например, их английские собратья по перу, отнеслись к России, почти все из вышеперечисленных писателей посетили нашу страну1213, оставили о ней более или менее подробные свидетельства (путевые записки, упоминания в дневниках и письмах, очерки). Как констатирует Н.П. Михальская, «всемирно известные английские романисты -такие, как Диккенс, сестры Бронте, Дж. Гаскелл, Мередит, Гарди, специально о России не писали»1214. Те же из больших английских поэтов, кто обращался к «русской» теме (Дж. Байрон, У. Вордсворт, Р. Саути, Р. Браунинг, А. Теннисон, Д.Г. Россетти) решали ее в лирических или лиро-эпических жанрах, не позволявших создать сколько-нибудь широкую панораму российской действительности, дать ее обстоятельное описание и анализ. Французские писатели (прежде всего К. де Местр и Ф. Стендаль) обнаружили больший интерес, чем их английские коллеги, к проблеме русского национального характера, раньше вывели на страницах своих произведений человека из простонародья, русского крестьянина1215.

Важным культурным фактором «открытия» России XIX веком была смена культурных парадигм. На рубеже ХУШ-Х1Х вв. классическая парадигма с

Как можно заключить на основании материалов, представленных в монографии Н.П. Михальской «Образ России в английской художественной литературе 1Х-Х1Х вв." из известных английских писателей XIX в. только Р. Браунинг посетил Россию весной 1834 г

1214 Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе 1Х-Х1Х вв. - М.: МПГУ, 1995.-С. 78.

1215 Здесь вновь сошлемся на авторитетное мнение Н.П. Михальской, утверждавшей, что первым английским писателем, сделавшим в своей поэме «Иван Иванович» (1879) героем русского крестьянина,был Р. Браунинг (См. Михальская Н.П. Указ. соч. - С. 116). характерным для нее антропологическим универсализмом уступает место романтической с ее историзмом и культурным релятивизмом. Некоторые крупные французские писатели-романтики (прежде всего Ж. де Сталь) восприняли и оценили Россию в ее инаковости, непохожести на Запад и отнеслись к этой «другости» в целом заинтересованно и благожелательно. Кроме того, с нашей точки зрения, именно в XIX веке начинается диалог России и Запада в бахтинском понимании этого слова. Россия становится не просто объектом пристального внимания, художественного осмысления, но своеобразным, если можно так выразиться, «контрагентом» Запада, позволяющим ему лучше осознать собственную идентичность. Французское литературное сознание этой эпохи воспринимает Россию сквозь призму тех вопросов, которые стояли перед Францией и Европой этого периода (отношение к Наполеону, судьбы монархической идеи в Европе, кризис французской идентичности в результате Великой французской революции, выбор политических моделей и культурно-исторического пути и т.д.).

Особую роль в создании образа России во французской литературе XIX столетия сыграла проза, в то время как на предыдущем этапе, в эпоху

1 Л 1 /Г

Просвещения, русская тема была прерогативой драматургии и поэзии Конечно, это было связано в значительной степени с теми сдвигами в жанровой системе XIX столетия, на протяжении которого прозаические жанры постепенно занимали доминирующее положение.

В пространстве французской прозы XIX столетия о России центральное положение закрепилось за романтиками (Ж. де Сталь, В. Гюго, А. Дюма, Л. д'Абрантес, А. де Кюстин, Т. Готье и др.). Наиболее развернутое, подробное повествование о России было создано романтической «литературой факта», документально-художественными жанрами (путевые записки, дневники и мемуары), ведь только «литература XIX века прояснила, осознала эстетические

1216 См.: Заборов П.Р. Россия во французской трагедии XVIII в. // Восприятие русской культуры на Западе. Очерки. - Л., 1975. - С. 32-50; Заборов П.Р. Петр I во французской эпической поэзии XVIII века // Образ России. Россия и русские в восприятии Запада и Востока. - СПб., 1998. -С. 151-176.

17)7 возможности документальных жанров <.>» " и стала раскрывать в фактах «латентную энергию исторических, философских, психологических обобщений, тем самым превращая их в знаки этих обобщений»1218.

Романтическая оптика в значительной степени определяла взгляд на Россию, принципы и приемы создания ее образа в литературе рассматриваемого периода (историзм, субъективизм, романтическое двоемирие, местный колорит, контраст, культурно-географические и национальные оппозиции, демонизация и т.д.). Эпоха романтизма создала свой «русский мираж»: Россия в произведениях многих французских писателей той эпохи - «страна рабов», а русские - народ-исполин, закованный в цепи деспотизма, самодержавия и рабства. Возникновение этого очередного «миража» вполне объяснимо, если вспомнить о культе свободы, созидаемом романтической культурой. Романтизмом были навеяны и некоторые темы, образы французского дискурса о России XIX века (тема свободы и рабства, тема страсти, образ пожара, образы кукол-марионеток, двойников и т.д.). Вместе с тем французские писатели по-разному и разное черпают из этого, казалось бы, общего резервуара романтической топики. Здесь многое определялось их политическими взглядами, эстетическими пристрастиями, а иногда и биографическими фактами и жизненными обстоятельствами, несомненно, оказывавшими воздействие на восприятие нашей страны тем или иным писателем. Так, Стендаль видел Россию сквозь призму своего военного опыта и культа Италии, Ж. де Сталь - сквозь призму руссоистских воззрений, концепции страсти и антинаполеонизма, Бальзак - легитимизма, титанизма, идеала «порядка и единства» и любви к Ганской, Готье - эстетизма, Кюстин - панкатолицизма и неудачной попытки походатайствовать перед российскими властями за своего протеже и близкого друга, Гюго - своей концепции Европы и цивилизации и т.д.

Между тем было бы упрощением рассматривать только романтизм как тот фактор, который влиял на восприятие России и конструирование ее образа французскими писателями XIX в. Существенное воздействие оказывали и

1217 Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. - Л.: Советский писатель, 1971. - С. 8-9.

1218 Там же. - С. 11. традиции классической историографии (прежде всего Вольтера), французской моралистики XVII века, литература путешествий XVIII столетия, «литература анекдотов», французская периодика.

Кроме того, немалую роль сыграла «память жанра», которая определяла тот или иной ракурс изображения России, приемы создания образа страны в самых разных жанрах французских прозаических произведений XIX столетия. Так, например, горизонт «литературы анекдотов» оказался достаточно узок. Она акцентировала внимание на представителях российской политической элиты, двора, императорах и их фаворитах (прежде всего Екатерины II и Павла I). Особенности жанра исторического анекдота, каким он сложился еще в XVIII в. в творчестве Вольтера, определили ракурс, в котором рассматривался крупный исторический деятель: он описывался не в сфере государственной деятельности, а преимущественно в «домашней» обстановке, в области интимных отношений, личных переживаний, психологических качеств.

Французская художественная проза XIX столетия создает наиболее условный (С. Коттен, А. Шемен, А. Дюма), а подчас и фантастический образ России (графиня д'Абрантес). Российская действительность предстает как экзотический фон, на котором разворачиваются универсальные психологические и этические конфликты, в контексте романтического культа женщины выписываются преимущественно идеализированные (Елизавета - у Коттен, Корнели Жюсталь - у Шемен, Луиза Дюпюи - у Дюма) или напротив демонизированные (Екатерина II - у д'Абрантес) женские образы. На этом фоне выделяются русские новеллы К. де Местра, в которых впервые была поставлена проблема русского национального характера и появляются первые психологические портреты русских персонажей, наделенных парадоксальными, противоречивыми чертами.

Значительный вклад в создание более развернутой, подробной, конкретизированной картины российской жизни внесли путевые записки XIX в. Основываясь на личных впечатлениях, авторы путевых записок (Ж. де Сталь,

О. де Бальзак, Т. Готье, А. Дюма, А. де Кюстин и др.), создают достаточно объемный образ России. Прежде всего, в путевых записках Россия выступает уже не фоном, условной декорацией, но объектом специального наблюдения и изучения. Разумеется, жанр путевых записок диктовал определенный угол зрения на объект, обусловливая некоторую поверхностность наблюдений, сделанных зачастую «из окна экипажа», абсолютизацию частностей, поспешность выводов, акцентирование непохожего, странного, экзотического и субъективность, а подчас и пристрастность взгляда. Вместе с тем, путевые записки, если сравнивать их с другой разновидностью документально-художественного, мемуарного жанра «литературой анекдотов», существенно расширили горизонт описания чужой страны: в поле зрения авторов путевых записок попадают уже не только представители политической элиты России, но и «простонародье», быт и нравы различных слоев российского общества, некоторые явления духовной жизни (религия, архитектура, музыка, народный танец, а у А. Дюма - даже литературная жизнь России). Именно путевые записки в тот период, когда научное изучение России на Западе было в зачаточном состоянии, позволяли французскому читателю лучше познакомиться с нашей страной, утоляли его интерес или хотя бы любопытство по отношению к ней.

В результате нашего исследования удалось выделить три модели, в соответствии с которыми конструировался образ России во французской прозе XIX века. Первая модель представлена «литературой анекдотов» (К. Рюльер, Ш. Массон). Эта модель формируется под воздействием просветительской традиции и «истории королей» и предлагает рассматривать и изображать Россию как забавный курьез, достойный насмешки, удивления, осуждения, но никоим образом не серьезного изучения и анализа. Эта модель акцентирует внимание на жизни и нравах российских императоров и двора, подчеркивает разного рода преступления, пороки, болезни российской политической элиты. На эту модель в разной степени ориентировались в произведениях на русскую тему С. Марешаль, С. Коттен, Л. д'Абрантес, А. де Кюстин, отчасти А. Дюма.

Вторая модель представлена в творчестве Ж. де Сталь, где Россия показана как объект заинтересованного и благожелательного наблюдения и изучения, а в некоторых отношениях и как образец для подражания. Эмпатический дискурс Ж. де Сталь о России пронизан романтическими мотивами, находящими свое преломление в акцентировании писательницей русской страстности, витальности, естественности, противопоставленной духовному и политическому бессилию европейцев перед лицом наполеоновской унификации. Эмпатический дискурс Ж. де Сталь рождается из романтического культурного релятивизма, признающего равнозначность различных культур, провоцирующего интерес к «Другому». На десталевскую модель в различной степени ориентировались Ф. Стендаль, О. де Бальзак, французские легитимисты, Т. Готье.

Третья - негативистская модель (А. де Кюстин, В. Гюго и др.), предполагающая развернутую и тотальную критику России, ее демонизацию, задающая образ России-монстра, угрозы для Запада и делающая Россию объектом беспощадной и часто безоглядной критики, граничащей с русофобством. Хотя Кюстин и использует некоторые романтические приемы конструирования образа России, структурообразующим для него является просветительский универсализм, предполагающий существование универсальных ценностей и критериев Разума, нивелирование национальной специфики, а, следовательно, и осуждение всего, что не соответствует требованиям универсальной рациональности. Эта модель оказалась продуктивной для таких французских литераторов XIX столетия, как Ф. Лакруа, Ш.-Ф. Эннингсен, Жермен де Ланьи, Галлет де Кюльтюр, а также для многих западных почитателей и последователей Кюстина,-писавших о России в XX веке.

Разумеется, выделяемые нами модели - результат аналитической реконструкции, и ни одна из них не существовала в чистом виде, в той или иной мере содержала «примеси» других моделей. Особый случай представляет А. Дюма, чьи путевые заметки о России продолжают одновременно традицию «литературы анекдотов» и эмпатического дискурса Ж. де Сталь. Дюма, в целом благожелательно описывающий российскую действительность, часто прибегает к историческим анекдотам в духе Рюльера, Массона и Сегюра, но не столько с обличительной, сколько с познавательной целью. Те нарративные формулы и приемы беллетристического повествования, которые были разработаны Дюма в его авантюрно-исторических романах, чтобы увлечь читателя, захватить его воображение, оказали существенное влияние на конструирование образа России в путевых записках писателя о нашей стране. Однако именно Дюма принадлежит заслуга более-менее обстоятельного описания русской культурной и литературной жизни.

В целом французский дискурс XIX века о России сохраняет доминантный характер, свойственный ему на протяжении нескольких предшествующих столетий. В XIX в. литературное сознание Франции окончательно признало Россию частью Европы, хотя и специфической ее частью. Политически Россия была включена в Европу, но культурно-цивилизационно по-прежнему оставалась вне европейского пространства, поэтому конституирующим элементом образа России во французской прозе XIX столетия остается концепт русского «варварства». Если «русский мираж» XVIII века, созданный французскими просветителями, предполагал, что Россия, преодолевая «московитское варварство», становится частью европейской цивилизации, движется в результате петровских реформ и под мудрым правлением просвещенных монархов по пути прогресса и приобщения к европейским ценностям, то XIX век акцентировал и развивал в основном руссоистский взгляд на Россию как «варварскую» страну.

Этот «комплекс превосходства» был «невротической реакцией» постнаполеоновской Франции, утратившей в XIX веке свое былое привилегированное, доминирующее положение на европейском континенте, на усиление роли и влияния России. Как писал бельгийский исследователь К. Абастадо, «.мифы не являются правдивыми или ложными, они эффективны»1219, в том смысле, что эффективно выполняют некую

1219 Abastado С. Mythes et rituels de l'écriture. - Bruxelles, 1979. - P. 20. социокультурную функцию. Миф о «варварской» России выполнял в XIX столетии компенсаторную функцию, утверждая ослабевшую Францию как центр, если не политической силы, то цивилизации и культурного влияния. Вместе с тем необходимо оговориться, что тема «варварства» находит неоднозначную трактовку у разных французских писателей XIX века. Так, Ж. де Сталь видит в «варварстве» русских проявление их витальности, а Ф. Стендаль признает вину своих соотечественников, вторгшихся в Россию и создавших в ней «океан варварства».

Доминантный характер французского дискурса XIX века о России проявился, в частности, в том, что пространство России локализуется в основном в трех географических точках - Петербурге, Москве и Сибири. Причем зачастую происходит синекдотическое отождествление Сибири со всей Российской империей, что должно было метафорически реализовать идею тотального рабства, насилия и несвободы как определяющих черт российской действительности. Российская топика включала в себя, помимо мотивов варварства и деспотизма, образ России-тюрьмы, России-«колосса на глиняных ногах», страны снега и холода, в которой доминировал образ Сибири, и др. Культурная составляющая в образе России, конструируемом французской литературой XIX века, занимает периферию, уступая центр политической. Характерным и устойчивым почти на протяжении всего XIX столетия был мотив «подражательности» русской литературы и культуры в целом. При этом моделью для подражания считался Запад. Как видим, в некоторых вопросах универсализм просветительской культурной парадигмы не был преодолен даже теми французскими писателями, которые ориентировались на эмпатическую модель описания России. Прежде всего, это сказывалось в отрицании культурной самобытности и уж тем более равноценности России.

В целом образ России, созданный французской прозой XIX века, оказался амбивалентным, сочетающим в себе представление об огромных территориях, природных богатствах, таланте, стойкости и терпеливости народа, способного, вместе с тем, на сильные чувства и героические деяния, с критикой развращенной элиты и неприемлемого государственного устройства, обрекающих этот народ на рабство, невежество, унижение человеческого достоинства, но одновременно, с точки зрения некоторых писателей, и обеспечивающих сплоченность и мощь Российской империи, ее преимущества в конкурентной борьбе с Западом.

Список научной литературыОщепков, Алексей Романович, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Abrantes L. de. Cathérine II. P.: Demont, 1834. - 303 p.

2. Balzac H. de. Lettre sur Kiev II Balzac H. de. Oeuvres complètes: En 28 vol. P, 1963. - T. 28. - P. 505-536.

3. Balzac H. de. Lettres à Madame Hanska. P.: Les Éditions du Delta, 1968. - T. 2 (1841-juin 1845).

4. Chateaubriand F.-R. de. Mémoires d'Outre-Tombe. P.: Gallimard, 1965. -332 p. (Bibl. de la Pléiade).

5. Chemin A. Le Courrier russe, ou Cornélie de Justal. P., 1806.

6. Constant B. De la religion: En 5 vol. P., 1824-1831.

7. Correspondance de Balzac / Ed. R. Pierrot P.: Garnier, 1967.

8. Cottin S.-R. Elisabeth ou les exilés en Sibérie. Nouvelle édition. P.: Chez Janet et Coutelle Librairies, 1823. - 226 p.

9. Custin A. de. L'Espagne sous Ferdinand VII: En 4 vol. P.: Ladvocat, 1838.

10. Custine A. de. La Russie en 1839. En 4 vol. P.: Amyot, 1843.

11. Custine A. de. Lettres de Russie. La Russie en 1839. P.: Gallimard, 1975.

12. Dumas A. Impressions de voyage. En Russie. P.: Calmann Lévy, 1885. -341 p.

13. Dumas A. Les grands hommes en robe de chambre. P., 1855-56.

14. Dumas A. Mémoires d'un maître d'armes: En 2 vol. Bruxelles: A. Jamar, éditeur-libraire, 1840.

15. Gautier Th. Émaux et Camées. Texte de'finitive (1872) suivi de Poésies choisies avec une esquisse biographique et des notes par Adolphe Boschot. P.: Garnie, 1954.

16. Gautier Th. Voyage en Russie: En 2 vol. P.: Charpentier, 1867.

17. Gautier T. Les Jeunes-France. Romans goguenards suivis de Contes humoristiques. P.: Charpentier, 1875.

18. Hugo V. Napoléon le Petit. Bruxelles: signalé par Gérard Chenu. Réédité chez Actes Sud, 1852.

19. Hugo V. Le Rhin // Hugo V. Oeuvres complètes: En 35 vol. P.: André Martel éditeur, 1953.-T. XXI.

20. Hugo V. Actes et paroles. 1864-1885. P.: André Martel, 1954.

21. Hugo V. Les annés funestes (1852 1870). - P. (s.d.). - 200 p.

22. Julvécourt P. Les Russes à Paris. En 2 vol. P.: H. Souverain, éditeur, 1843.

23. Julvécourt P. Nastasie, ou Le faubourg Saint-Germmain moscovite: En 2 vol. -P.: H. Souverain, 1842.

24. La Balalayka. Chants populaires russes et autres morceaux de poésie, traduit en vers et en prose. Par Paul de Julvécourt. P.: Delloye, Desmé et Cie, éditeurs, 1837.

25. Maistre J. de. Lettres et opuscules inédits. P.: Vaton, 1851.

26. Maréchal P.-S. Histoire de la Russie, réduite aux seuls faits importants. -Londres; P., 1802.-390 p.

27. Masson Ch.-F. Mémoires secrets sur la Russie, et particulièrement sur la fin du règne de Catherine II, et sur celui de Paul I. P.: Chez Levrault, Schoell et Co. / Nouvelle édition, 1804.

28. Masson C. F.P. Mémoires secrets sur la Russie pendant les règnes de Catherine II et de Paul I. P.: Librairie de Firmin Didot, 1859.

29. May J.-B. Saint-Pétersbourg et la Russie en 1829. P., 1830.

30. Oeuvres complètes du comte Xavier de Maistre. P., s.a.31. Œuvres inédites de X. de Maistre. Avec une étude et des notes par Eugène Réaume.-P., 1877.

31. Pradt D. de. Parallèle de la puissance anglaise et russe relativement à l'Europe. -P.: Pichon et Didier, 1823.

32. Rulhère C.-C. de. Histoire ou Anecdotes sur la révolution de Russie en l'année 1762. P.: Desenne, 1797. - 186 p.

33. Ségur L.-F. Mémoires, souvenirs, et anecdotes, par le comte de Ségur // Bibliothèque des mémoires. Vol. XIX. P.: Didot, 1859.

34. Staël A.L.G. de. De l'Allemagne. P.: Librairie de Firmin-Didot, 1882. - 533 p.

35. Stendhal. Correspondance: En 3 vol. P.: Gallimard, 1962-1968.

36. Stendhal. Courrier anglais. P., 1936.

37. Произведения на русском языке

38. Анненкова П. Воспоминания Полины Анненковой. С приложением воспоминаний ее дочери О.И. Ивановой и материалов из архива Анненковых. Красноярск: Книжное изд-во, 1977. - 326 с.

39. Ансело Ф. Шесть месяцев в России. Письма к Ксавье Сентину, сочиненные в 1826 году, в пору коронования его императорского величества. M.: HJIO, 2001.-288 с.

40. Балалайка. Собрате народныхъ русскихъ пЪсенъ и разныхъ стихотворенш. Перевелъ П. Жюльвекуръ. Парижъ. 1837. Журналъ Министерства Народнаго ПросвЪщешя. - 1837. - Ч. 14. - № 6. - С. 438-443.

41. Бальзак О де. Письмо о Киеве // Приложение к журналу «Пинакотека». -№ 13-14. М., 2000. - С. 2-25.

42. Бальзак О. де. Избранные произведения. М.: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1949.

43. Бальзак О. де. Собр. соч. В 10 т. М.: Худ. литература, 1985. - Т. 7.

44. Бальзак О. Собр. соч.: В 24-х т. М.: Правда, 1960.

45. Бёрк Э. Размышления о революции во Франции и заседаниях некоторых обществ в Лондоне, относящихся к этому событию. М.: "Рудомино", 1993. - 144 с.

46. Вяземский П.А. Записные книжки (1813-1848). М.: Изд-во АН СССР, 1963 (Серия "Литературные памятники"). - 507 с.

47. Готъе Т. Путешествие в Россию. М.: Издательство «Мысль», 1988. -396 с.

48. Гюго В. Собр. соч.: В 15 т. -М.: Гослитиздат, 1953-1956.

49. Гюго В. Девяносто третий год. Эрнани, Стихотворения. М.: Художественная литература, 1973.

50. Дюма А. (отец). Учитель фехтования. Исторический роман из времен декабристов. Горький: Горьковское книжное издательство, 1957. - 298 с.

51. Дюма А. (отец). Учитель фехтования; Черный тюльпан: Романы / Ил. А.Иткина. — М.: Правда, 1984. — 448 с.

52. Дюма А. Кавказ / Пер с фр., вст. статья, послесловие, примечания, коммент. и подбор иллюстраций М. И. Буянова / Под ред. Т.П. Буачидзе. Тбилиси: Издательство «Мерани», 1988. - 258 с.

53. Дюма А. Путевые впечатления. В России: В 3 т. М.: Ладомир, 1993.

54. Дюма А. Соратники Иегу. Курск: Изд-во МНПП «Сеймъ» 1992. - 342 с.

55. Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II (1785—1789). Перевод с французского. СПб., 1865. - 390 с.

56. Золя Э. Собр. соч.: В 26 т. М.: Худлит, 1966. - Т. 25.

57. Иностранцы о древней Москве (Москва ХУ-ХУП веков). Сост. М.М. Сухман: Очерки. М.: Столица, 1991. - 432 с.

58. Коттен С. Елисавета Л., или Несчастия семейства, сосланного в Сибирь и потом возвращенного. Истинное происшествие: В 3-х кн. М., 1807.

59. Кюстин А. де. Россия в 1839 году: В 2 т. Пер. с фр. под ред. В.Мильчиной; коммент. В. Мильчиной и А.Осповата. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1996. - 528 с. - (Записи Прошлого).

60. Кюстин А. де. Россия в 1839 году. М.: «Захаров», 2007. - 352 с.

61. Ларошфуко Ф. де.: Максимы. Паскаль Б.: Мысли. Лабрюйер Ж. де.: Характеры. М.: Изд-во «Художественная литература», 1974. - 541 с.

62. Маржерет Ж. Состояние Российской империи и великого княжества Московии. // Иностранцы о древней Москве (Москва XV-XVII веков) / Сост. М.М. Сухман. -М.: Издательство «Столица», 1991. С. 178-182.

63. Массон Ш. Секретные записки о России времен царствования Екатерины II и Павла I. М.: НЛО, 1996. - 201 с.

64. Местр Ж. де. Четыре неизданные главы о России. Письма русскому дворянину об испанской инквизиции. СПб.: «Владимир Даль», 2007. -299 с.

65. Олеарий А. Описание путешествия в Московию. М.: НПФ «Рос. семена», 1996.-368 с.

66. Пушкин A.C. Собр. соч.: В 10 т. М.: Худ. лит., 1976. - Т. 6.

67. Россия и Запад: горизонты взаимопонимания. Литературные источники XVIII века (1726-1762). Вып. 2. - М.: ИМЛИ РАН, 2003. - 848 с.

68. Россия и Запад: горизонты взаимопонимания. Литературные источники последней трети XVIII века. Вып. 3. - М.: ИМЛИ РАН, 2008. - 849 с.

69. Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев / Сост. Ю.А. Лимонов. Л.: Лениздат, 1991- 719 с. (Библиотека «Страницы истории Отечества»).

70. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: КАНОН-Пресс, 1998.-416 с.

71. Рюлъер К.-К. История и анекдоты о революции в России в 1762 году // Россия XVIII в. глазами иностранцев, Л.: Лениздат, 1989. - С. 261-312.

72. Сегюр Л.Ф. Пять лет в России при Екатерине Великой. Записки графа Сегюра (1785-1789) // Русский архив. М., 1907. - Кн. 3. - Вып. 9. -С. 11-118.-Вып. 10.-С. 193-266.-Вып. 11.-С. 298-416.

73. Сталь Ж. де. Десять лет в изгнании. М.: ОГИ, 2003. - 532 с.

74. Сталь Ж. де. О влиянии страстей на счастье людей и народов» // Литературные манифесты западноевропейских романтиков / Под ред.

75. A.C. Дмитриева. — M.: Изд-во Московского университета. 1980.1. С. 363-374.

76. Сталь Ж. де. О литературе, рассмотренной в связи с общественными установлениями / Пер. В.А. Мильчиной. М.: Искусство, 1989. - 266 с.

77. Стендаль Ф. Рим, Неаполь и Флоренция. М.: Вагриус, 2005. - 511 с.

78. Стендаль. Собр. соч. / Под общ. ред. A.A. Смирнова и Б.Г. Реизова. -Д.: «Время»-Гослитиздат, 1933-1937.

79. Стендаль. Собр. соч.: В 15т./ Под ред. A.A. Смирнова и Б.Г. Реизова.- М.: Изд-во «Правда», 1959. T. XV.

80. Тютчев Ф.И. Россия и Запад. М.: Культурная революция; Республика, 2007. - 574 с.

81. Шапп д'Отрош Ж. Атлас к путешествию в Сибирь. (Chappe d'Auteroche Jean. Atlas au Voyage en Siberie, fait par ordre du Roi en 1761).— Факсимильное издание 1769 г. — СПб.: Альфарет, 2008.

82. Шатобриан Ф.-Р. де. Замогильные записки. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1995. - 736 с.

83. Шемен А. Русский курьер или К*** Ю***. Трогательные и достопамятные приключения, случившиеся в Париже, Санкт-Петербурге, Сибири и Лондоне в 1790-х годах. Перевод с французского. Ч. 1-2. - М., 1808.1. Критическая литература

84. Абакумов О. Все знает, бывает всюду, принимает всех. Новые штрихи к портрету Якова Толстого, шпиона и декабриста // Родина. 1994. - № 7.- С. 93-95.

85. Азадовский М.К. Из материалов "Строгановской Академии". Неопубл. произв. К. де Местра и 3. Волконской // Литературное наследство. Изд-во АН СССР, 1939. Т. 33-34. - С.195-214.

86. Александр Дюма в России: факты, проблемы, суждения: Сб. ст. / Рос. о-во друзей А. Дюма. Под ред. М.И. Буянова. М.: Рос. о-во медиков-литераторов, 1996. - 144 с.

87. Александр Дюма и современность: к 200-летию со дня рождения А. Дюма. М.: Российское общество медиков-литераторов, 2002. - 127 с.

88. Алексеев М.П. Виктор Гюго и его русские знакомства (встречи, письма, воспоминания) // Литературное наследство. Т. 31-32. - М.: Наука, 1937. -С. 777-933.

89. Алексеев М.П. Русская культура и романский мир: Избранные труды. -Л.: Наука, 1985.-542 с.

90. Артемова Е.Ю. Культура России глазами посетивших ее французов (последняя треть XVIII века). М.: Ин-т российск. истории РАН, 2000. -253 с.

91. Артемова Е.Ю. Французские путешественники о Москве (вторая половина XVIII-первая половина XIX вв.) // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. М., 2000. - Вып. 1. - С. 120-136.

92. Арустамова A.A. Тема Америки в русской литературе XIX в. / Дисс. соиск. уч. степени д-ра филол. н. Пермь, 2010.

93. Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе. М.: Изд-во «Прогресс», 1976. - 560 с.

94. Багно В.Е. «Коэффициент узнавания» мировых литературных образов // Труды отдела древнерус. лит. Института рус. лит. Т. L. - СПб.: «ДБ», 1997'.-С. 234-241.

95. Багно В.Е. Россия и Испания: общая граница. СПб.: Наука, 2005. - 478 с.

96. Бальзак в воспоминаниях современников. М.: Худож. лит., 1986. - 558 с.

97. Бальзак в русской литературе. М.: Рудомино, 1999. - 223 с.

98. Бахтин М. К методологии литературоведения // Контекст 1974. М., 1975. -С. 203-212.

99. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986.- 445 с.

100. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979.-320 с.

101. Безобразов П.В. О сношениях России с Францией. М, 1892. - 466 с.

102. Бейнарович О.Я. История и вымысел в романах А. Дюма / Дис. . канд. филол. н.-СПб., 2003.

103. Берков П. Изучение русской литературы во Франции // Литературное наследство. М., 1939. - № 33-34. - С. 721-769.

104. Берковский Н.Я. О мировом значении русской литературы. Л: Наука, 1975.- 184 с.

105. Библер B.C. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры.- М.: Издательство «Прогресс», «Гнозис», 1991. 176 с.

106. Богинская А.Д. Русская тема в творчестве Мериме // Учен. зап. Московского обл. пед. ин-та. Т. 34. Труды каф. зарубежной лит. - Вып. 2. -М., 1955.-С. 131-155.

107. Бондарев А.П. Пособие по истории французской литературы эпохи Просвещения и романтизма. М.: МГПИИЯ им. М. Тореза, 1982. 123 с.

108. Бондарев А.П. Эволюция французского романтизма: Из истории французского романа XVIII-XIX вв. // Художественное осмысление и действительность: Межвуз. сб. научн. трудов. М.: МОПИ им. Н. К. Крупской, 1988. С. 75-82.

109. Бондарев А.П. Поэтика французского романа XVII века: Учебное пособие.- М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2010.- 146 с.

110. Буянов М. О «Кавказе» Дюма // Дюма А. Кавказ / Пер с фр., вст. статья, послесловие, примечания, коммент. и подбор иллюстраций М. И. Буянова / Под ред. Т.П. Буачидзе. Тбилиси: Издательство «Мерани», 1988. -С. 6-14.

111. Буянов М.И. Дюма в Дагестане. М.: Прометей, 1992. - 175 с.

112. Буянов М.И. Дюма в Закавказье. М.: Прометей, 1993. - 280 с.

113. Буянов М. Маркиз против империи, или Путешествия Кюстина, Бальзака и Дюма в Россию. М.: Рос. о-во медиков-литераторов, 1993. - 192 с.

114. Буянов М. По следам Дюма. М.: Рос. о-во медиков-литераторов, 1993. -256 с.

115. Бычков А.Ф. О баснях Крылова в переводах на иностранные языки // Сборник ОРЯС. Т. VI. - С. 81-108.

116. Вайнштейн С. Госпожа де Сталь, мыслитель переходной эпохи. СПб., 1902.

117. Вановская Т. К вопросу о кризисе буржуазно-исторического романа во Франции в 1830-1840 годы XIX века. Романы Александра Дюма // Вестник Ленинградского универ-та. № 6. - Л., 1947. - С. 143-147.

118. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л.: Гослитиздат, 1940.

119. Виноградов А.К. Мериме в письмах к Соболевскому. М., 1928. - 276 с.

120. Виноградов А. Стендаль и его время. М.: Молодая гвардия, 1960. - 366 с.

121. Виноградов А.К. Происхождение и смысл военных картин у Л. Толстого // Печать и революция. 1928. - Кн. 6. - С. 67-68.

122. Волъперт Л. Пушкин и книга Ж. Ансело «Шесть месяцев в России»•ь

123. Труды по русской и славянской филологии: Литературоведение. II (Новая серия). Тарту, 1996. - С. 105-129.

124. Волъперт Л.И. Пушкин в роли Пушкина. — М.: Языки «Школа русской культуры», 1998. 328 с.

125. Воронович Т.М. Славянская тематика П. Мериме в период 1850-1870 годов / Автореф. дис. . канд. филол. н. М., 1954. - 16 с.

126. Вощинская Н.Ю. Социокультурная проблематика французской «Россики» последней четверти XVIII в. / Дис. .канд. культурологии. М., 2005.

127. Вулъф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003. - 560 с.

128. Вышкин А.Л. Поэтика романов А. Дюма «Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Сорок пять» / Автореф. дис. .канд. филол. н. Самара, 2009.

129. Вьюнов Ю.А. Русский культурный архетип: Страноведение России: Характер. Склад мышления. Духовные ориентации. М.: Флинта, 2005. -480 с.

130. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. JL: Советский писатель, 1971.- 464 с.

131. Голубков A.B. Романы Астольфа де Кюстина: монологизм и поэтика умолчания // Французская литература 30-40-х гг. XIX века. Вторая проза. Ответственные редакторы А.Д. Михайлов, К.А. Чекалов. М.: Наука, 2006.-С. 218-249.

132. Голъдман М.А. Местр (Maistre), Ксавье де. // КЛЭ. М., 1967. - Т. 4. -С. 791-792.

133. УЫ.Гречаная Е.П. Литературное взаимовосприятие России и Франции в религиозном контексте эпохи. (1797-1825) М.: ИМЛИ РАН, 2002.- 249 с.

134. Гро Д. Россия глазами Европы // Дружба народов. 1994. - № 2. -С. 171-185.

135. Гроссман Л. Бальзак в России // Литературное наследство. М.: Наука, 1937.-Т. 31-32.-С. 149-335.

136. Губина М.В. Особенности образа России и русских в сознании французских современников в 1814-1818 гг. // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. М., 2002. - Вып. 2. - С. 153-161.

137. Дигарева JI.К. Быт в творчестве Александра Дюма // Александр Дюма в России: факты, проблемы, суждения. М.: Рос. о-во медиков-литераторов, 1996.-С. 41-44.

138. Дима А. Принципы сравнительного литературоведения. М.: Прогресс, 1977.-228 с.

139. Дипломаты-писатели; писатели-дипломаты. Сост. В.Е. Багно. СПб.: Общественное объединение Союз Писателей Санкт-Петербурга, 2001. -286 с.

140. Дискурс травелога. Сборник статей. Авт.-сост.: О.Ф. Русакова, В.М. Русаков. Екатеринбург: ИМС-Издательский дом «Дискурс-Пи», 2008.- 184 с.

141. Дом и другие. Образ России в русской поэзии XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2010.-432 с.

142. Драйтова Э.М. Концепция Проведения в творчестве Александра Дюма //Александр Дюма в России: факты, проблемы, суждения. М.: Российское общество медиков-литераторов, 1996. - С. 45-47.

143. Дурылин С. Александр Дюма-отец и Россия // Литературное наследство. 1937.-№ 31-32.-С. 518-524.

144. Дурылин С. Г-жа де Сталь и ее русские отношения // Литературное наследство. 1939. -№ 33-34. - С. 215-330.

145. Дюришин Д. Теория сравнительного изучения литературы. М.: Прогресс, 1979.-320 с.

146. Евнина Е.М. Писатели-романтики в 30 и 40-е годы (Мюссе, Дюма, Виньи, Ламартин, Готье, Жерар де Нерваль) // История французской литературы: В IV т. -М.: Изд-во АН СССР, 1956.--Т. II С. 306-330.

147. Европейское Просвещение и цивилизация России. М.: Наука, 2004. -356 с.

148. Елизарова М.Е. Мериме и Пушкин («Гюзла» и «Песни западных славян») // Пушкин и западноевропейская литература. Уч. зап. кафедры всеобщей лит. МГГШ. Вып. IV. - М., 1938. - С. 35-95.

149. Ермасов Е.В. Образ «русского варварства» в сочинениях немецких публицистов XVI-первой половины XVIII в. // Европейское Просвещение и цивилизация России. М., 2004. - С. 16-31.

150. Ерофеев В. Ни спасения, ни колбасы (Заметки о книге маркиза де Кюстина «Россия в 1839» // Ерофеев В. В лабиринте проклятых вопросов. -М., 1996.-С. 580-590.

151. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.: Аксиома, Новатор, 1996. - 231 с.

152. Заборов П.Р. Россия во французской трагедии XVIII в. // Восприятие русской культуры на Западе. Очерки. Л., 1975. - С. 32-50.

153. Заборов П.Р. Русская литература и Вольтер. XVIII первая треть XIX века. - Л.: Наука, 1978. - 245 с.

154. Заборов П.Р. Петр I во французской эпической поэзии XVIII века // Образ России. Россия и русские в восприятии Запада и Востока. СПб., 1998. -С. 151-176.

155. Земское В.Б. Образ России на «переломе» времен (Теоретический аспект: рецепция и репрезентация «другой» культуры) // http://www.nrgumis.ru/ articles/articlefull.php?aid=37

156. Зенкин С.Н. Французский романтизм и идея культуры (Аспекты проблемы). M.: РГГУ, 2001.- 144 с.161 .Зенкин С.Н. Французский романтизм и идея культуры: Неприродность, множественность и относительность в литературе. М.: РГГУ, 2002. -288 с.

157. Зенкин С. Расовая тематика в "Путешествии в Россию" Теофиля Готье а НЛО. 2008. - № 5. - С. 26-35.

158. Зинченко В.Г., Зусман В.Г., Кирнозе З.И. Литература и методы ее изучения. Системно-синергетический подход: учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2001.-280 с.

159. История французской литературы. В IV т. М.: Изд-во АН СССР, 1956.- Т. II.

160. История Франции: В 3 т. М.: Наука, 1973.

161. Кантор В.К. ".Есть европейская держава". Россия: трудный путь к цивилизации. Историософские очерки. -М.: РОССПЭН, 1997. 478 с.

162. Карацуба И.В. Россия последней трети XVIII начала XIX века в восприятии английских современников / Дис. .канд. ист. н. - М., 1985.

163. Кареев Н.И. Французские историки первой половины XIX в. Л.: «Колос», 1924.-287 с.

164. Карельский A.B. Метаморфозы Орфея. Беседы по истории западных литератур. Вып. 1: Французская литература XIX века. - М.: Российск. гос' гуманит. ун-т, 1998. - 279 с.

165. Карп С.Я. Французские просветители и Россия. М.: ИВИ РАН, 1998. -50 с.

166. Карп С. Русский мираж в XVIII веке // Пинакотека. 2001. - № 13-14. -С. 42-45.

167. Каррер д'Анкос Э. Россия в восприятии французов // Пинакотека. 2001.-№ 13-14.-С. 4-9. МЪ.Кеннан Дж. Маркиз де Кюстин и его «Россия в 1839 году».- М.: Российская политическая энциклопедия, 2006. 240 с.

168. Кирнозе 3. «Друг другу чужды по судьбе, Они родня по вдохновенью.» // Мериме Пушкин: Сборник / Сост. З.И. Кирнозе. - М.: Радуга, 1987.- С. 5-26.

169. Кирнозе 3. Страницы французской классики. М.: Просвещение, 1992.- 223 с.

170. Кишкин JT.C. Литературные связи. М.: ИСБ, 1992. - 260 с.

171. Киясов С.Е. Сильвен Марешаль: Политическая биография. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1987. - 130 с.

172. Ключевский В.О. Сказания иностранцев о Московском государстве. -М.: Прометей, 1991.-334 с.

173. Константинова С.С. Русские реформаторы и Россия в восприятии британских авторов второй половины XVIII века / Дис. .канд. ист. н.- Саратов, 2006.

174. Копелев Л. Чужие // Одиссей. Человек в истории. Образ «другого» в культуре. М., 1993. - С. 8-18.

175. Корбе Ш. Ламартин и Россия // Русско-европейские литературные связи. Сб.ст. -М-Л.: Наука, 1966. С. 276-283.

176. Корнилова Е.Н. Руссоизм как философское обоснование романтических мифологем и Ж. де Сталь // ДРУГОЙ XVIII ВЕК. Сборник научных работ. Отв. ред. Н.Т. Пахсарьян. М., 2002. - С. 257-264.

177. Косиков Г.К Теофиль Готье, автор «Эмалей и камей» // Готье Т. Эмали и камеи. М.: Радуга, 1989. - С. 5-28.

178. Коукер К. Сумерки Запада. М.: Московская школа политических исследований, 2000. - 272 с.

179. Кулешов В.И. Литературные связи России и Западной Европы в XIX веке.- М.: МГУ, 1977.-349 с.

180. Летчфорд С.Е. Французская революция XVIII в. и формирование образа России в общественном мнении Франции // Европейское Просвещение и цивилизация России. М., 2004. - С. 77-84.

181. Литвиненко H. А. Французский исторический роман первой половины XIX века: эволюция жанра/ Автореф. дис. .д-ра. филол. н. -М., 2000.

182. Лихоткин Г.А. Сильвен Марешаль и «Завещание Екатерины II» (к истории одной литературной мистификации). Л.: Изд-во Ленингр. унив-та, 1974. -96 с.

183. Лиштенан Ф.-Д. Россия входит в Европу. М.: ОГИ, 2000. - 407 с.

184. Лиштенан Ф.-Д. Миф о России, или Философический взгляд на вещи //Пинакотека.-2001.-№ 13-14.-С. 36-41.

185. Лиштенан Ф.-Д. Западные наблюдатели перед лицом русской церкви // Европейское просвещение и цивилизация России. М., 2004. - С. 65-76.

186. Луков Вл.А. Французская драматургия. Предромантизм, романтическое движение. М., 1984. - 110 с.

187. Луков Вал.А., Луков Вл.А. Тезаурусный анализ мировой культуры // Тезаурусный анализ мировой культуры. Сб. науч. трудов. Вып. 1. / Под общ. ред. Вл.А. Лукова. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2005. - С. 3-15.

188. Луков Вл.А. Предромантизм. М.: Наука, 2006. - 683 с.

189. Луков Вл.А. Русская литература: генезис диалога с европейской культурой: Научная монография. М.: МосГУ, 2006. - 100 с.

190. Луков Вл.А. Европейская культура Нового времени: Тезаурусный анализ: Научная монография. М.: МосГУ, 2006. - 102 с.

191. Луков Вл.А. Мериме: Исследование персональной модели литературного творчества: Науч. монография. — М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2006. -110* с.

192. Луков Вл.А., Луков В.А. Россия и Европа: диалог культур во взаимоотражении литератур // Знание. Понимание. Умение. 2007. - № 1. -С. 124-131.

193. Луков Вал.А., Луков Вл.А. Тезаурусы: Субъектная организация гуманитарного знания. М.: Изд-во Национального института бизнеса, 2008.-784 с.

194. Луков Вл.А. Загадочная русская душа // Знание. Понимание. Умение. -2008.-№4.-С. 124-131.

195. Луков Вл.А. Французский неоромантизм: Монография. М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2009. - 102 с.

196. Любарец С.Н. Идея мировой литературы в творчестве Ж. де Сталь / Дис. .канд. филол. н. -М.: МГУ, 1994.

197. Лямина Е.Э., Песков A.M. О «Записках» Массона // Массой Ш. Секретные записки о России времени царствования Екатерины II и Павла 1.- М.: Новое литературное обозрение, 1996. М., 1996. - С. 5-14.

198. Макашин С.М. Литературные взаимоотношения России и Франции XVIII-XIX вв. // Литературное наследство. Русская культура и Франция.- М., 1937. Вып. 29-30. - С. V-LXXXII.

199. Манфред А.З. Образование русско-французского союза. М.: Наука, 1975. -346 с.

200. Мезин С.А. Стереотипы России в европейской общественной мысли XVIII века // Вопросы истории. 2002. - № 10. - С. 148-157.

201. Мезин С.А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I.- Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2003. 231 с.

202. Менъе А.К. К вопросу о Стендале в России // Сб. статей к 70-летию со дня рождения акад. М.П. Алексеева. М.-Л., 1966. - С. 104-109.

203. Мерво М. К истории одного мифа: баранец // Пинакотека. 2001.- № 13-14.-С. 120-127.

204. Микута КВ. Инвентарь русского мира в путевых заметках Т. Готье (на материале русских заимствований «Путешествия в Россию») // Проблемы лингвистики и методики преподавания иностранных языков. Тюмень, 2002. - С. 76-79.

205. Микута И.В. Русские заимствования как способ передачи местного колорита в путевых заметках А. Дюма "Путешествие в Россию" // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Омск, 2005. -Вып. 6.-С. 75-81.

206. Миллер Дж.А. Образы и модели, уподобления и метафоры // Теория метафоры: Сборник: Пер. с англ., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст. и сост. Н.Д. Арутюновой; Общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской.- М.: Прогресс, 1990. С. 236-283.

207. Милъчина В.А., Осповат A.JI. Маркиз де Кюстин и его первые русские читатели Из неизданных материалов. // НЛО. 1994. - № 8. - С. 107-138.

208. Милъчина В.А., Осповат A.JJ. Петербургский кабинет против маркиза де Кюстина: нереализованный проект С.С. Уварова // Новое лит. обозрение. -1995.-№ 13.-С. 272-284.

209. Милъчина В.А. Петербург и Москва в книге Жермены де Сталь «Десять лет в изгнании»: две формулы // Образ Петербурга в мировой культуре. -СПб., 2003.-С. 74-84.

210. Милъчина В.А. Россия и Франция. Дипломаты. Литераторы. Шпионы.- СПб.: Гиперион, 2004. 528 с.

211. Минуты Р. Образ России в творчестве Монтескье // Европейское Просвещение и цивилизация России. М.: Наука, 2004. -31-41.

212. Миры образов-образы мира: Справочник по имагологии / Пер. с нем. Волгоград: Перемена, 2003. - 94 с.

213. Митрофанов А.А. Образ России во французском памфлете 1789 года «Об угрозе политическому балансу Европы» // Россия и Франция. М., 200'6.-Вып. 7.-С. 57-75.

214. Михайлов А.Д. От Франсуа Вийона до Марселя Пруста: Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI—XIX века). В 2 т. - М.: Языки славянских культур, 2010.

215. Михайлов А.Д. Стендаль и Москва // Москва в русской и мировой литературе. М.: Наследие, 2000. - С. 51-67.

216. Михалъская Н.П. Образ России в английской художественной литературе 1Х-Х1Х вв. М: МПГУ, 1995.- 152 с.

217. Мишина М.М. Художественное своеобразие романов А. Дюма с исторической тематикой / Дис. . .канд. филол. н. М., 1993.

218. Моруа А. Три Дюма. М.: Молодая гвардия, 2000. - 422 с.

219. Мустафина Е.А. Образ Европы в литературном сознании России и США в XIX веке / Дис. . д-ра филол. н. М.: РГГУ, 2007.

220. Небольсин С.А. Пушкин и европейский миф о России как «Скифии» // Вопросы русской литературы. Межвуз. науч. сб. Вып. 3 (60). -Симферополь: «Крымский архив», 1998. - С. 68-80.

221. Небуа-Момбе Ж. Русские заимствования Александра Дюма // Александр Дюма и современность: к 200-летию со дня рождения А. ' Дюма. — М.: Российское общество медиков-литераторов, 2002. -С. 69-75.

222. Небуа-Момбе Ж. Русское гостеприимство во французском популярном романе конца XIX века // Традиционные и современные модели гостеприимства: сборник / Сост.: А. Монтандон, С.Н. Зенкин. М.: РГГУ, 2004.-С. 243-259.

223. Невелев Г.А. А. де Кюстин и П.А. Вяземский // Теоретическая культурология и проблемы истории отечественной культуры. Брянск, 1992.-С. 66-98.

224. Некрасов А.И. К вопросу о литературных источниках «Кавказского пленника» Пушкина // Сборник статей к сорокалетию ученой деятельности академика А.С.Орлова. Л., 1934. - С. 153-163.

225. Никанорова Е.К. Исторический анекдот в русской литературе XVIII века: Анекдоты о Петре Великом. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. -466 с.

226. Николаева Ю.В. Русско-французские культурные связи в 1801-1812 годах / Дис. . .канд. ист. н. СПб., 2001.

227. Николаева Ю.В. Русские и французы друг о друге. Исторические корни национальных стереотипов // Русская и европейская философия: пути схождения. Сб. матер. конференции// http://anthropology.ru/ru/texts/nikolaevayv/ruseur16.html.

228. Новичкова О.В. Российская провинция первой четверти XIX века глазами французских современников / Дис. .канд. ист. н. Саратов, 2007.

229. Нойманн И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М.: Новое издательство, 2004. - 336 с.

230. Обломиевский Д.Д. Французский романтизм. М.: Гос. изд-во худ. лит., 1947.-356 с.

231. Образ России. Россия и русские в восприятии Запада и Востока. СПб., 1998.

232. Орехов В.В. Русская литература и национальный имидж (Имагологический дискурс в русско-французском литературном диалоге).- Симферополь: Антиква, 2006. 608 с.

233. Орехов В.В. Миф о России во французской литературе первой половины XIX века. Симферополь: ОАО «Симферопольская городская типография», 2008. - 200 с.

234. Орехов Д. Чтобы обвинить Россию в агрессии, в Европе подделывали завещания русских царей / Русская народная линия // http://www.ruskline.ru/analitika/2011/02/0 l/chtobyobvinitrossiyuvagressii vevropepoddelyvalizavewaniyarusskihcarej/

235. Партаненко Т.В. Образ России во Франции XV-XX вв. (по материалам мемуарных и дневниковых свидетельств) / Дис. .канд. философ, н. -СПб., 2001.

236. Пахсаръян Н. Т. Дюма и проблема «народного» романтизма // Александр Дюма и современность: к 200-летию со дня рождения А. Дюма. М.: Российское общество медиков-литераторов, 2002.- С. 76-80.

237. Петраш Е.Г. Виктор Гюго в России // Виктор Гюго: Неизвестный известный. К 200-летию со дня рождения Виктора Гюго. Сб. статей.- М.: Экон-Информ, 2004. С. 126-127.

238. Проблемы современного сравнительного литературоведения. М.: ИМЛИ РАН, 2004. - 96 с.

239. Пронин В.И. Жермена де Сталь. Литературные и политические трактаты / Дис. . .канд. филол. н. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1974.

240. Реизов Б.Г. Французская романтическая историография (1815—1830).- Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1956. 586 с.

241. Реизов Б.Г. Стендаль. Философия истории. Политика. Эстетика. -Л., 1974.-371 с.

242. Реизов Б.Г. Французский роман XIX века. М.: Высшая школа, 1977. -304 с.

243. Реизов Б.Г. Русские эпизоды в творчестве Стендаля // Реизов Б.Г. Историко-литературные исследования. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1991.-С. 156-196.

244. Республика словесности. Франция в мировой интеллектуальной культуре.- М.: Новое литературное обозрение, 2005. 528 с.

245. Россия и Европа в XIX XX вв. Проблема взаимного восприятия народов, социумов, культур. Сб. научн. трудов. - М.: Ин-т российск. истории РАН, 1996.

246. Россия и Запад в начале нового тысячелетия / Отв. ред. А.Ю. Большакова / ИМЛИ им. A.M. Горького. М.: Наука, 2007. - 326 с.

247. Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. -М., 2000.-Вып. 1.

248. Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия.- М., 2002. Вып. 2.

249. Сиприо П. Бальзак без маски. М.: Молодая гвардия, 2003. - 503 с.

250. Слоон В. Новое жизнеописание Наполеона I. В 2 т. М.: Рус. слово, 1997.

251. Соколова Т.В. Литературное творчество и политика: штрихи к портрету писателя-романтика // Республика словесности. Франция в мировой интеллектуальной культуре. М.: НЛО, 2005. - С. 266-293.

252. Старобинский Ж. Поэзия и знание: История литературы и культуры: В 2 т. М.: «Языки славянской культуры», 2002.

253. Степанов М. Шебунин A. HJ. Жозеф де Местр в России // Литературное наследство. 1937. - Т. 29/30. - С. 576-625.

254. Строев А. Россия глазами французов XVIII XIX века // Логос. - 1999.- № 8. С. 8-41.

255. Тй$о-Годи М.А. «Капитанская дочка» Пушкина и «Молодая сибирячка» Ксавье де Местра // Дарья л. 2004. № 4.

256. Тимашева О. В. Дидро — де Сталь — Стендаль // Россия и русские в художественном творчестве зарубежных писателей XVII — начала XX веков: Материалы "круглого стола" в ИМЛИ им. A.M. Горького РАН (5 декабря 2006 года).

257. Травников С.Н. Путевые записки петровского времени. Поэтика жанра /Дис. .д-рафилол. н.-М.:МПГУ, 1991.

258. Трачевский A.C. Госпожа Сталь в России // Исторический вестник. 1894. -Окт.-Т. 58.-С. 160-188.

259. Трескунов М.С. О книге Александра Дюма «Путевые впечатления. В России» //Дюма А. Путевые впечатления. В России. В 3 т. М.: Ладомир, 1993.-Т. 1.-С. 7-43.

260. Трыков В. П. Французский литературный портрет XIX века. М.: Флинта: Наука, 1999.-358 с.

261. Трыков В.П. Русская тема у Марселя Пруста // Тезаурусный анализ мировой культуры: Сб. науч. трудов. Вып. 14. - М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2008. - С. 71-87.

262. Трыков В.П. Французский Пушкин // Знание. Понимание. Умение. Научный журнал Мое. гуманитарного ун-та. 2008. - № 1. - С. 183-190.

263. Трыков В.П. «Россия» Жака Ривьера // XX Пуришевские чтения: Россия в культурном сознании Запада: Сб-к статей и материалов. М.: МПГУ, 2008. -С. 150-151.

264. Турчин B.C. Из истории западноевропейской художественной критики XVIII-XIX веков. М.: Изд-во МГУ, 1987. - 366 с.

265. Тюлар Ж. Наполеон или миф о «спасителе». М.: Сов. Россия, 2009. -360 с.

266. Тютчев Ф.И. Россия и Запад. М.: Культурная революция; Республика, 2007.-С. 574 с.

267. Федоров Ф.П. Художественный мир немецкого романтизма: Структура и семантика. М.: МИК, 2004. - 367 с.

268. Феклин М.Б. Роль Тургенева в формировании образа России в Англии на рубеже XIX-XX вв. // Феклин М.Б. The beautiful genius. Тургенев в Англии: первые полвека. Монография. Нижний Новгород: НГГУ, 2005. -С. 213-224.

269. Фокин C.JI. «Русская идея» во французской литературе XX века. СПб.: Издательский дом С.-Петерб. гос. ун-та, 2003. - 211 с.

270. Фридлендер Г.М. Советско-французский коллоквиум по литературным взаимосвязям России и Франции в XIX-XX веках: (заметки участника) // Рус. лит. 1988. - № 2. - С. 250-252.

271. Хабибуллина Л.Ф. Миф России в современной английской литературе. Казань: Казан, ун-т, 2010. - 206 с.

272. Хапаева Д. Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий. М.: НЛО, 2005. - 264 с.

273. Черных М.А. «Революция или католицизм: творчество Жозефа де Местра и русская консервативная мысль в первой половине XIX века // Дипломаты-писатели; писатели-дипломаты. Сост. В.Е. Багно. СПб.: ИР ЛИ (Пушкинский Дом), 2001. - С. 127-145.

274. Черняев H.И. «Капитанская дочка» Пушкина. Историко-критический этюд. М.: Унив. тип, 1897. - 207 с.

275. Шайтанов И.О. Компаративистика и/ или поэтика: Английские сюжеты глазами исторической поэтики. М.: РГГУ, 2010. - 656 с.

276. Юберсфелъд Ф. Европа Гюго // Виктор Гюго: Неизвестный известный. К 200-летию со дня рождения Виктора Гюго. Сб. статей. М.: Экон-Информ, 2004.-С. 115-125.

277. Яковенко И.Г. Россия и Запад: диалектика взаимодействия // Россия и Европа в XIX-XX веках. Проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур. Сб-к научн. трудов. М.: Ин-т российс. истории РАН, 1996. - С. 8-20.*

278. Abastado С. Mythes et rituels de l'écriture. Bruxelles; Paris: Éd. Complex diffusion Presses universitai., 1979. - 352 p.

279. Anderson M.S. Britain's discovery of Russia. 1553—1815. London: Macmillan, 1958. - 173 p.

280. Arnelle. Une oubliée. Madame Cottin d'après sa correspondance. P.: Pion, 1914.

281. Balayé S. Madame de Staël, Napoléon et la mission de l'écrivain // Europe. -1969. Avril-mai. - P. 75 -120.

282. Barbéris P. Mythes balzaciens. P.: Armand Colin, 1972. - 360 p.

283. Bassin M. Inventing Siberia: Vision of the Russian East in the Early Nineteenth Century // The American Historical Review. 1991. - № 3. - P. 763-794.

284. Beaumarchais J.-P. de., Couty D., Rey A. Dictionnaire des littératures de langue française. T. 1-4. - P.: Bordas, 1984.

285. Bellecombe Greyfié de. Notice sur X. de Maistre. P., 1863.

286. Blanc A. Mémoires politiques et correspondence diplomatique de J. de Maistre. -P. 1858.-P. 236-247.

287. Cadot M. La Russie dans la vie intellectuelle française: 1839-1856. -P. : Fayard, 1967.-546 p.

288. Carré J.-M. Les écrivains français et le mirage allemand. 1800-1940. -P.: Boivin, 1947.-223 p.

289. Chaudes-Aigues J. «La Russie en 1839» de Custine // Revue de Paris. 1843. - T. 44, décembre.

290. Claretie L. Préface // Maistre X. de. Les prisonniers du Caucase. -P.: A. Ferroud, Libraire-éditeur, 1897. P. 1-3.

291. Corbet Ch. A l'ère des nationalismes. L'Opinion française face à l'inconnue russe (1799-1894). P.: Didier, 1967. - 489 p.

292. Craufi Ch. La Russie et les Russes dans la fiction française du XIX siècle (1812-1917): D'une image de l'autre à un universe imaginaire. Amsterdam; N.Y.: Rodopi, 2007.

293. Crouzet M. Stendhal et l'italianité. Essai de mythologie romantique. P.: José Corti, 1982,- 187 p.

294. Filippe J. Les premiers essais de X. de Maistres. Chainbéry, 1874.

295. Gautier P. Madame de Staël et Napoléon. P.: Pion, 1903. - 360 p.

296. Gleason J.H. The Genesis of russophobia in Great Britain: A study of the interaction of policy and opinion. 1815-1841. Cambridge: Harvard university press, 1950.

297. Granet M. L'évolution de la penseée politique et sociale de Victor Hugo d'après son oeuvre postérieure a 1848. Lille: Univ. de Lille, 1973. - 692 p.

298. Gusdorf G. Dieu, la nature, l'homme au siècle des Lumières. P.: Payot, 1972.

299. GuyardM.-F. La littérature comparée. P.: PUF, 1951.

300. Imagology. The cultural construction and literary représentation of nationalcharacters: A critical survey / Ed. By M. Beller and J. Leerssen.- Amsterdam-NY, 2007. 476 p.

301. Jan I. Alexandre Dumas, romancier. P.: Les Éditions Ouvrières, 1973.- 168 p.

302. Jourda P. L'exotisme dans la littérature française depuis Chateaubriand. Le romantisme. P.: Boivin, 1938. - 210 p.

303. Jousserandot L. Pouchkine en France // Le Monde Slave. 1918. - № 7. Janvier. - P. 32-56.

304. Korwin-Piotrowska S. Balzac et le monde slave. Madame Hanska et l'oeuvre balzacienne. P.: Librairie ancienne Honoré Champion, 1933. - 520 p.

305. La Balalayka. Chants populaires russes et autres morceaux de poésie, traduit en vers et en prose. Par Paul de Julvécourt. P.: Delloye, Desmé et Cie, éditeurs. 1837.-240 p.

306. Lanson G. Manuel bibliographique de la littérature française moderne. -P., 1914.

307. Larousse du XX-e siècle / Sous dir. P. Augé. P.: Larousse, 1929. - T. 2.

308. Les Veillees russes. Par Heguin de Guerle. P.: H. Feret., 1827. - 247 p.

309. Liamina E. Masson, un chanceux malheureux // Trois siècles de relations franco-russe. L'ours et le coq. Essais en l'honneur de Michel Cadot. P.: Presses de la Sorbonne nouvelle, 2000. - P. 67-74.

310. Liechtenhan F.-D. Astolphe de Custine. Voyageur et philosophe. P.- Genève: Champion-Slatkine, 1990. - 208 p.

311. Lortholary A. Le Mirage russe en France au XVIII siècle. P.: Boivin, 1951. -411 p.

312. Lozinski G. La Russie dans la littérature française du Moyen âge // Revue des études slaves. 1929. - T. IX. - № 1-2. - P. 71-269.

313. Luppé R. de. Les idées littéraires de madame de Staël et l'héritage des Lumières (1795—1800). P.: Librairie philosophique J. Vrin, 1969.

314. Mansuy A. Le monde slave et les classiques français aux XVI-XVII siècles.- P.: Librairie Ancienne Honoré Champion, éditeur, 1912. 495 p.

315. McNally R.T. The origins of russophobia in France. 1812-1830 // American Slayic and East European Review. 1958. - Vol. 17. - april.

316. Mohrenschildt D.S. Russia in the intellectual life of eighteenth-century France. -NY, 1936.-235.

317. Mongault H. Introduction // Mérimée P. Oeuvres complètes / Sous la direction de P. Trahard et E. Champion. Etudes de littérature russe. T. I. - P., 1931.- P. LXXXV—XCI.

318. Mongault H. Mérimée et l'histoire russe II Mercure de France. 1932. - № 2.

319. Mongault H. Mérimée et Pouchkine // Le Monde Slave. 1930. - T. IV. - № 1. - Oct. - P. 25-45; - № 2. Nov. - P. 201-226.

320. Mqngault H. Mérimée, Beyle et quelques Russes II Mercure de France. 1928. 1 Mars.

321. Muhlstein A. A taste for freedom. The life of Astolphe de Custine. Toronto: Helen Marx Books, 1999. - 391 p.

322. N avilie E. Notice sur les oeuvres de X. de Maistre. Mémoire de l'Académie de Savoie, 1869.

323. Neboit-Mombet J. L'image de la Russie dans le roman français (1859 1900).- Press univ. de Biaise Pascal, 2005.

324. Nora P. Préface II Custine A. de. Lettres de Russie. La Russie en 1839.- P.: Gallimard, 1975. P. 3-17.

325. Pageaux D.-H. L'imagerie culturelle: de la littérature comparée à l'anthropologie culturelle II Synthesis. 1983. - № 10. - P. 79-88.

326. Pageaux D.-H. Une perspective d'études en littérature comparée: l'imagerie culturelle II Synthesis. 1981. -№ 8. - P. 169-185.

327. Pageaux D.-Y. De l'imagerie culturelle à l'imaginaire II Précis de littérature comparée. P.: PUF, 1989.

328. Querard. La France littéraire. P., 1838. - T. V.

329. Ratchinski A. Les contacts idéologiques et culturels entre la France et la Russie (1800-1820) / Thèse de doctorat nouveau régime. P., 1996.

330. Sainte-Beuve Ch. A. Oeuvres: En 2 vol. P.: Gallimard, 1960. - T. II. (Bibl. de la Pléiade).

331. Sainte-Beuve Ch. A. Portraits contemporains. P.: Michel Lévy frères, 1870. -354 p.

332. Séché A. Stendhal (La vie anecdotique et pittoresque des grand écrivains). -P., 1893.

333. Starobinski J. L'invention de la liberté. Genève: Editions d'art Albert Skira, 1964.-224 p.

334. Tarn J.-F. Le marquis de Custine, ou Les maleurs de l'exactitude. P.: Fayard., 1985.- 815 p.

335. Un chapitre inédit d'histoire littéraire et bibliographique: X. de-Maistre, notice bibliographique par G. Perrin. Genève, 1896.

336. Winogradoff A. Mérimée et la langue russe // Revue de littérature comparée. 1927.-P. 747-751.