автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: С.М. Сухотин (1887-1926): историческая биография личности в переломную эпоху
Полный текст автореферата диссертации по теме "С.М. Сухотин (1887-1926): историческая биография личности в переломную эпоху"
На правах рукописи
Свидзинская Мария Сергеевна
С.М. СУХОТИН (1887-1926): ИСТОРИЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ ЛИЧНОСТИ В ПЕРЕЛОМНУЮ ЭПОХУ
Специальность 07.00.02 — Отечественная история
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук
1 0 [-и,а
Москва 2012
005017341
Работа выполнена на кафедре истории России нового времени Факультета истории, политологии и права Историко-архивного института ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет»
Официальные оппоненты:
Бахтурина Александра Юрьевна - доктор исторических наук, доцент / кафедра истории государственных учреждений и общественных организаций факультета документоведения Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного университета, профессор
Проскурякова Наталья Ардалионовна - доктор исторических наук, профессор / кафедра социальной истории факультета истории Высшей школы экономики, профессор
Ведущая организация: Институт всеобщей истории РАН
Защита состоится « 25 » мая 2012 г. в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д. 212.198.03, созданного при ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» по адресу: 125993, ГСП-3, Москва, Миусская пл., д. 6.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» по адресу: 125993, ГСП-3, Москва, Миусская пл., д. 6.
Научный руководитель:
доктор исторических наук, профессор Березовая Лидия Григорьевна
Автореферат разослан
»
апреля 2012 года
Ученый секретарь
кандидат исторических наук, доцент
Е.В. Барышева
I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Содержание научной проблемы и ее актуальность. Диссертационное исследование посвящено проблеме самоопределения и поведения личности в ситуации переломного исторического времени конца XIX - начала XX в. Этот период, недолгий в исторической перспективе, оказался чрезвычайно насыщенным процессами и событиями, которые в своей совокупности позволяют говорить о переломе, разделившем исторический процесс на «до» и «после». Войны, революции, социальные и культурные конфликты - вехи переломной эпохи формировали крайне агрессивный контекст жизни человека. Особенно показательной проблема самоопределения личности в переломное время становится при выборе в качестве объекта исследования биографии людей, которые не просто участвовали в главных событиях и процессах своего времени, но и были вынуждены занимать в них активную личностную позицию.
Именно такой личностью является С.М. Сухотин, дворянин и офицер. Традиционное дворянское и кадетское воспитание, христианские нравственные поиски, добровольчество и офицерство Первой мировой войны, контакты с придворными кругами накануне падения монархии, участие в убийстве Г.Е. Распутина, попытки «вписаться» в реалии новой жизни после революции 1917 г., а также практики «выживания» в агрессивном по отношению к «бывшим эксплуататорам» молодом советском государстве - все вошло в личную судьбу С.М. Сухотина. Важнейшие события эпохи остро поставили его перед проблемой личностного выбора и личностного самосохранения. Не будучи «от рождения» политическим активистом, традиционно далекий от политики, воспитанник традиционной дворянской среды, С.М. Сухотин - в ситуации обострения кризисных социальных, культурных и политических явлений на рубеже веков - был вынужден вырабатывать свое отношение к происходящему вокруг него и строить собственную жизненную стратегию с учетом и личных взглядов, и исторического контекста.
Столь тесная связь индивидуальной биографии с эпохой обусловлена своеобразием исторического периода и объекта исследования. Переломные эпохи от-
3
личаются тем, что события «большой» истории чаще и сильнее затрагивают судьбы отдельного человека, видоизменяют его жизненное пространство, даже вопреки его желаниям заставляют отвечать на вызовы времени сообразно своим убеждениям, жизненным позициям и принципам. В такие исторические моменты судьба такого человека становится инобытием, «изнанкой», «исключительным нормальным» эпохи, а эпоха рассматривается в измерении индивидуальной «катастрофы», которая меняет старую парадигму жизни и навязывает новую. Проблематика исследования актуальна в свете повышенного интереса к исследованию предреволюционной и революционной эпохи в отечественной истории.
Объектом диссертационного исследования является личностная позиция С.М. Сухотина, события его жизни, поступки и их мотивации как человека, максимально вовлеченного в глобальные события переломной эпохи конца XIX-начала XX в.
Предметом диссертационного исследования является основания формирования, динамика и особенности трансформаций личностной позиции С.М. Сухотина в течение жизни, связь этих трансформаций с событиями эпохи и характер самоопределения в них.
Цель исследования состоит в том, чтобы на основании анализа событий жизни С.М. Сухотина, обстоятельств формирования и трансформации его взглядов, мотивации поступков выявить глубинные структуры поведения личности, точки взаимодействия индивида и исторического контекста.
В процессе исследования были решены следующие задачи:
- проведена фактологическая реконструкция биографии С.М. Сухотина;
- проведен анализ условий формирования социальной и личностной идентичности С.М. Сухотина;
- проведен анализ контекстуальной позиции С.М. Сухотина в рамках переломной эпохи, реакций на события социально-политической и личной истории.
- выявлены мотивационные предпосылки поступков С.М. Сухотина в кризисные моменты его жизни.
Хронологические рамки исследования совпадают с естественными датами рождения (1887 г.) и смерти (1926 г.) С.М. Сухотина.
Историография вопроса. Широкую историографическую известность С.М. Сухотин приобрел благодаря участию в убийстве Г.Е. Распутина, о чем в последние два десятилетия написано большое количество как публицистической, так и научной литературы. Однако объем «гипотез», «догадок» и «научных сенсаций» в ней заметно превышает количество объективной информации о С.М. Сухотине и не соответствует обширному объему архивного материала по заданной теме. Наибольшую популярность приобрела версия о гомосексуальной подоплеке убийства. Ошибаясь даже в такой «простой» вещи, как имя, авторы «сенсационных исследований» (О.Н. Францев. Григорий Распутин; А.П. Коцюбинский, Д.А. Коцюбинский. Григорий Распутин: тайный и явный и др.) утверждают о нетрадиционной сексуальной ориентации С.М. Сухотина. Немало поспособствовали распространению этой гипотезы опубликованные в 2001 г. воспоминания Матрены Распутиной «Распутин. Почему?», происхождение и авторство которых неочевидно. Ссылки на него присутствуют даже в научных монографиях. Монография А. Те-рещука «Григорий Распутин: последний "старец" Империи» фактически единственная, в которой сообщаются реальные факты биографии С.М. Сухотина после заговора: женитьба на С.А. Толстой, послереволюционная эмиграция во Францию, болезнь и смерть. Кроме того, А. Терещук развивает в своем исследовании версию о «неизвестном настоящем» убийце Распутина и выдвигает гипотезу о том, что им был С.М. Сухотин. Основанием ее явились опубликованные в 1959 г. в Нью-Йорке «Осколки прошлого: Воспоминания 1889-1959» бывшего ротмистра князя П.П. Ишеева, знакомого князя A.C. Чагадаева, дружба которого с С.М. Сухотиным подтверждена архивными материалами.
Очевидный недостаток объективной информации о С.М. Сухотине в историографии, посвященной жизни и смерти Г.Е. Распутина, обусловлен длительной засекреченностью факта его участия в заговоре. Его присутствие среди заговорщиков было обозначено лишь с публикацией воспоминаний о заговоре — в 1918 г. «Дневника» В.М. Пуришкевича и в 1927 г. «Конец Распутина» Ф.Ф. Юсупова. То-
5
гда дореволюционная тематика была уже закрыта для советской историографии. Доступ к ней вновь открылся только в период Перестройки.
Еще одним фактом биографии С.М. Сухотина, нашедшим отражение в отечественной историографии, стало «дело РАСМЕКО» - дело Ревтрибунала при ВЦИК по обвинению в спекуляции ответственных сотрудников Главного управления по распределению металлов РАСМЕКО ВСНХ, среди которых был и С.М. Сухотин. В монографии советского историка В.А. Клименко «Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917-1920» история «дела РАСМЕКО» помещена в разделе «Удары по спекулянтам» и объяснена с позиций «Краткого курса истории ВКП(б)». С.М. Сухотин и его коллеги - A.C. Чагадаев и B.JL Каупуш - представлены в полном соответствии с приговором Ревтрибунала при ВЦИК, как «враги народа», «окопавшиеся» на советской службе, «проникшие» на руководящие посты и своими действиями и спекулятивным промыслом «не только дискредитировавшие революционную власть, но и подрывавшие экономику государства». Историк в своем исследовании не приводит ни одной архивной ссылки, что понятно ввиду длительной засекреченности архивов Ревтрибунала ВЦИК.
Некоторые данные о послереволюционной судьбе С.М. Сухотина содержатся в публикации «"Милый Булгаша!..": Письма T.JI. Сухотиной-Толстой и Т.М. Альбертини-Сухотиной В.Ф. Булгакову (1925-1940) В.Н. Абросимовой и Г.В. Краснова в сборнике «Диаспора: новые материалы». Не ставя перед собой целью исследование личности и биографии С.М. Сухотина, авторы на основании материалов из фондов Рукописного отдела Государственного музея JI.H. Толстого приводят некоторые факты его биографии с позиции его принадлежности к семье Толстых. Для авторов С.М. Сухотин представляет интерес в качестве сына одного из ближайших к JI.H. Толстому лиц М.С. Сухотина, пасынка дочери JI.H. Толстого T.JL Сухотиной-Толстой и мужа внучки JI.H. Толстого С.А. Толстой. Замена С.М. Сухотину приговора к расстрелу по «делу РАСМЕКО» на бессрочное тюремное заключение трактуется как результат обращения к советскому правительству членов Общества Истинной свободы в память JI.H. Толстого с требованием
отмены смертной казни в России. Однако простое сопоставление дат свидетельст-
6
вует о том, что обращение толстовцев не могло оказать какого-либо влияния на судьбу Сухотина: приговор был пересмотрен на следующий день после Ревтрибунала - 23 ноября, а обращение Общества имело место 24 ноября. Значит, пересмотр приговора имел иные предпосылки, которые будут раскрыты в рамках данного диссертационного исследования.
Крайне малый объем историографической базы исследования позволяет говорить о том, что личность С.М. Сухотина до сих пор фактически находилась за гранью научного интереса. Поэтому исследование его жизни на основании максимально обширной источниковой базы должно внести вклад не только в развитие методологии отечественной биографики, но и в историографию, касающуюся многих конкретно-исторических сюжетов, нашедших отражение в его биографии.
Теоретико-методологические основания исследования. Помещение в фокус исторического исследования уникальной личности требует обратиться к биографическому методу. Проблематика исследования - совмещения биографического подхода с методологией, предусматривающей исследовательские практики анализа взаимовлияния индивида и окружающего его культурно-исторического контекста. В то же время важен компромисс микро- и макромасштабов исследования, чтобы не пострадала ни одна из фундаментальных социокультурных категорий - ни личность, ни эпоха: роль эпохи не должна быть низведена до «декорации», а индивид не должен стать объектом выявления типологических особенностей для построения глобальных аналитических конструкций, в которых теряются уникальные особенности личности. Наиболее адекватной в рамках обозначенной проблематики представляется методология контекстуальной биографии.
Для отечественной историографии такой подход является относительно новым. Он сформировался в рамках микроисторической парадигмы, вошедшей в российскую историческую науку в середине 1990-х гг., когда на русский язык были переведены программные статьи крупнейших теоретиков и практиков микроистории. Тогда же проявилась тенденция к «очеловечиванию» истории, приближению исторической науки к человеку как субъекту, а не только объекту истори-
7
ческого процесса. К. Гинзбург и К. Пони предложили «имя собственное», т.е. наиболее индивидуальный, наименее повторяемый из возможных показателей, в качестве знака, который позволил бы создать новую разновидность социальной истории, интересующейся индивидом и его связями с другими индивидами, а Ж. Ревель предложил новый подход к традиционной биографике - через исторический контекст. Л.П. Репина говорит о «синтезе реальностей» в деятельности индивида, достижимом посредством сетевого анализа.
В рамках контекстуальной биографии наиболее удачно удается решить проблему сочетания микро и макроистории. Личность исследуется не сама по себе, а оказывается погруженной в «концентрические круги» разноуровневых контекстов: семьи, различных социальных групп, учреждений, идей и событий. Микроисторики, поместив уникальное в центр исследования, предложили новый подход к контексту - реконструировать его не с глобального уровня абстрактной для индивида истории, а- от этого самого индивида посредством сетевого анализа. Лишь собирание воедино множества контекстов, которые непосредственно окружают личность, взаимодействуют с ней и составляют «ближайший контекст» ее биографии, необходимо как для идентификации текста, так и для понимания рассматриваемых поступков. В пределах «ближайшего контекста» удается преодолеть разрыв между локальной и глобальной историей. Обращение к опыту индивида позволяет уловить конкретный облик глобальной истории, воплощенной в такой конфигурации событий и исторических явлений, которая была характерна именно для данного человека и формировала уникальную траекторию его жизни, в то же время раскрытой и исследованной в рамках этой жизни. При таком подходе ни эпоха, ни личность не являются пассивными. Биография осмысливается в понятиях, обозначающих постоянное взаимодействие человека и среды, - социализации, индивидуализации, адаптации, интеграции субъекта в частные контексты и конструирования им собственной позиции среди них. В то же время масштаб «ближайшего контекста» позволяет раскрыть социокультурные практики, которые остались неидентифицированными посредством макроисторической методологии. В рамках контекстуальной биографии уникальная жизнь превращается
8
в многофакторный процесс, объединяющий большое количество взаимодействий и связей, которые нейтрализуют четкое разделение биографии на автономные временные «этапы» и строгую детерминацию. Биографическое исследование в горизонте «расширенной перспективы» выходит за рамки уникальной жизни и приобретает черты полноценного микроисторического исследования, привнося большой вклад в исследование макромира и его ментальных оснований.
Источниковая база исследования. Исследование проводилось на основе широкого круга опубликованных и неопубликованных источников из фондов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), Отдела рукописей Государственного музея Л.Н. Толстого (ОР ГМТ), Центрального архива города Москвы (ЦАГМ), Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ) и Российского государственного исторического архива (РГИА). К их числу относятся документы личного и официального происхождения, делопроизводственные материалы и материалы прессы.
Важное место в источниковой базе исследования принадлежит материалам, принадлежащим руке С.М. Сухотина: его письма и телеграммы 1914-1917 гг. к отцу М.С. Сухотину, к братьям, к любимым женщинам Н.Ф. Гаяриной и И.А. Го-ряиновой, к друзьям и знакомым, заметки дневникового характера, отражающие его интересы и впечатления периода обучения в Лозаннском университете, записные книжки периода нахождения на фронте, содержащие краткие записи о фронтовых буднях (РГВИА, Ф. 95). Был также исследован письменный план защиты на суде, составленный С.М. Сухотиным в 1918 г., в период нахождения в Бутырской тюрьме во время следствия ВЧК по «делу РАСМЕКО» (ОР ГМТ, Ф. 48). Найдены в архивах и исследованы автобиография С.М. Сухотина и его письма к С.А. Толстой 1921 г.
Не менее важны и источники, фиксирующие «взгляд со стороны». Большое значение для понимания атмосферы имения Толстых Ясной Поляны, имеют «Яс-
9
нополянские записки» Д.П. Маковицкого (М„ 1979). В них первое упоминание о С.М.Сухотине относится к 1905 г., а последнее к 1910 г. Они содержат упоминания о юности С.М. Сухотина, периоде его обучения в Лозанне, о возвращении оттуда и отношениях с JI.H. Толстым. Также в процессе исследования изучены «Дневник» Т.Л. Сухотиной-Толстой (М., 1987), содержащий большое количество информации о детстве С.М. Сухотина. Среди неопубликованных источников этой группы следует выделить неопубликованные «Дневники» М.С. Сухотина, отца С.М. Сухотина, раскрывающие не только факты биографии сына, но и контекст семейного окружения, особенности воспитания детей в семье Сухотиных (РГА-ЛИ, Ф. 508). Особый интерес представляет уникальный Дневник Т.Л. Сухотиной-Толстой за 1918-1919 гг. (ОР ГМТ, Ф. 42). Мемуары Т. Аксаковой (Сивере) «Семейная хроника» (М., 2005) позволяют проследить особенности взаимоотношений и общения среди московского дворянского общества, а также некоторые факты истории начала XX в., которые неизвестны историографии этого периода. Немало информации для исследования фронтового периода жизни С.М. Сухотина имеют «Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота» Г.И. Ша-вельского (Нью-Йорк, 1954) и начальника штаба Северо-Западного фронта М.Д. Бонч-Бруевича (М., 1958), раскрывающие содержание фронтовых повседневных практик. Об убийстве Г.Е. Распутина свидетельствуют мемуары Ф.Ф. Юсупова «Конец Распутина» (М., 1990) и «Дневник» В.М. Пуришкевича (М„ 1997), в которых изложена информация о заговоре против Распутина и его убийстве, - сюжет, который не мог быть отражен в других источниках, поскольку следственные материалы отражают вымышленную картину произошедшего. Не менее ценны для осмысления убийства Распутина как факта биографии С.М. Сухотина воспоминания Ф.Ф. Юсупова «Перед изгнанием. 1887-1919 гг.» (М., 1993), воспоминания А.Т. Васильева «Охранка: русская секретная полиция» (М., 2004), А. Симановича «Распутин и евреи: Воспоминания личного секретаря Г. Распутина» (М., 1997), великого князя Гавриила Константиновича «В мраморном дворце: Из хроники нашей семьи» (Нью-Йорк, 1955). В исследовании тюремного периода биографии С.М. Сухотина немало послужили мемуары о Таганской тюрьме бывших ее узни-
10
ков, отбывавших там свое заключение в то же время, что и Сухотин - князя С.Е. Трубецкого «Минувшее» (М., 1991) и евангелического проповедника В.Ф. Мар-цинковского «Записки верующего: Из истории религиозного движения в России (1917-1923)» (Новосибирск, 1994). Не смотря на то, что обоих, в силу различия интересов, волновали разные вещи, сравнительный анализ обоих источников позволил выявить общие для узников, находящиеся вне оценочных суждений, условия тюремного заключения. Факт того, что, будучи заключенным, С.М. Сухотин помогал устраивать побеги белогвардейцам, упомянуто в воспоминаниях Г.фон Мекк «Как я их помню» (М., 1999) и т.д.
Не менее важны для исследования биографии С.М. Сухотина письма и телеграммы родных и близких С.М. Сухотину (РГВИА, Ф. 95), а также письма о С.М. Сухотине (например, большую ценность представляет письмо T.JI. Сухотиной-Толстой из Парижа С.А. Толстой-Есениной от 1926 года (ОР ГМТ, Ф. 48), написанное сразу после похорон С.М. Сухотина и содержащее ценнейшие сведения о последних днях его жизни, письма С.А. Толстой к поэтессе Марии Шкапской (РГАЛИ, Ф. 2182) и известному юристу А.Ф. Кони, опубликованные племянницей С. Есенина Т. Флор-Есениной в статье «О чем рассказали архивы»).
Другую группу источников составляют делопроизводственные материалы, содержащие «официальные» сведения о С.М. Сухотине. Среди таких источников можно выделить его личное дело в архиве Морского училища (РГА ВМФ, Ф. 432), формулярный список С.М. Сухотина (РГВИА, Ф. 400), расписания и конспекты военных занятий и приказы Лейб-гвардии по 1 Стрелковому полку (РГВИА, Ф. 95), личное дело С.М. Сухотина в архивах Главного управления по заграничному снабжению (Главзаграна) (РГИА, Ф. 1525), дело ответственных сотрудников Главного управления по снабжению металлами РАСМЕКО из архивов Ревтрибунала ВЦИК (ГА РФ, Ф. Р-1005). Личные дела в Таганской тюрьме как С.М. Сухотина, так и его коллеги по РАСМЕКО и близкого друга A.C. Чагадаева, а также оркестрантов тюремного оркестра народных инструментов (ЦАГМ, Ф. 2244) позволяют детально исследовать такие неизвестные для современной историографии практики повседневности Таганской тюрьмы периода 1918-1921 гг.
11
как, например, тюремный оркестр, статус исправляющегося, концерты-митинги, трудовое воспитание и образование заключенных и т.д. Информация о тюремном быте и распорядке содержится, в том числе, и в приказах по личному составу Таганской тюрьмы за 1919-1920-е гг. (ЦАГМ, Ф. 2244). К делопроизводственным же документам следует отнести афиши тюремного театра, которые дают представление о репертуаре и аудитории тюремного театра в 1920-1921 гг., фотокопии которых представлены на сайтах интернет-аукционов: Сибирский коллекционер (http://www.sibcol.com/): Гелос: Аукционный дом (http://www.gelos.ru/): VOSTOK: Аукцион по продаже предметов для коллекционирования (http://vostok-sale.ni/).
Основными источниками по послетюремному периоду биографии С.М. Сухотина, помимо мемуаров и писем из его окружения, следует назвать личное дело С.М. Сухотина в фонде Главного управления местами заключения (ГУМЗ) Наркомата внутренних дел РСФСР, содержащее материалы периода 1921-1922 г. (ГА РФ, Ф. Р—4042), и личное дело С.М. Сухотина в фонде Главного управления научными, научно-художественными и музейными учреждениями Наркомпроса РСФСР (Главнауки) (ГА РФ, Ф. А-2307).
В целом, источниковая база исследования имеет широкий характер, включает в себя источники разного происхождения, что обосновано биографическим и в частности контекстуально-биографическим жанром историописания. Особая ценность большинства из них заключается в абсолютной научной новизне.
Научная новизна исследования состоит в следующих позициях:
1. Впервые в историографии исследуется биография С.М. Сухотина, которая до сих пор находилась на периферии интереса историков. Помещение в центр исследования С.М. Сухотина и его биографического опыта позволило отделить историографические стереотипы («гомосексуалист», «толстовец», «спекулянт, окопавшийся на советской службе») от его личности, превратить его в самостоятельного исторического персонажа с уникальной и сложной судьбой.
2. Автором предложен контекстуально-биографический подход к исследованию индивидуальной биографии в переломную эпоху рубежа XLX-XX вв. ввиду личностной специфики объекта исследования и его исторического времени. Это по-
12
зволило раскрыть индивидуальный опыт в тесном взаимодействии с эпохой, взглянуть на проблему сочетания макро- и микроистории с позиции «ближайшего контекста», масштаб которого помог наиболее полно раскрыть личность и высветить многие до сих пор неисследованные аспекты эпохи, выходящие за рамки узко-биографического интереса.
3. Метод сетевого анализа «ближайшего контекста» позволил идентифицировать и раскрыть такие новые для исторической науки аспекты переломной эпохи, как: социальные и культурные мотивации возникновения заговора против Г.Е. Распутина, деятельность Главного управления по заграничному снабжению (Главза-гран) Военного министерства по организации взаиморасчетов по русско-румынским военным обязательствам, историю одного из важнейших органов в структуре народного хозяйства периода Гражданской войны Главного управления по распределению металлов ВСНХ (РАСМЕКО), а также сложные основания возникновения и неявную суть одного из первых громких дел советского правосудия - «дела РАСМЕКО», специфику одиночного заключения и специфику уникальной социокультурной среды Таганской тюрьмы в период Гражданской войны, позволило исследовать особенности социальной адаптации бывших заключенных в рамках принудительных работ без содержания под стражей, а также расширить представления об истории организации музея-усадьбы Ясная Поляна.
4. Применение коммуникативной методологии позволило раскрыть в горизонте индивидуальной биографии взаимодействие различных культурных традиций и тенденций в процессе самоопределения личности в переломную эпоху. Такие моменты судьбоносного выбора С.М. Сухотина, как правило, совпадали с переломными моментами исторических событий. Решение участвовать в убийстве Г.Е. Распутина являлось результатом объединения в мотивации одного человека офицерского воспитания, фронтового опыта Первой Мировой войны, конфликта традиционной сословности с процессами «демократизации» и распространения идей «Освободительного движения» в уездной среде после 1905 г., а также глубокого конфликта придворной великосветской среды с распутинством как явлением, противным духу христианства. Исследование опыта выживания С.М. Сухотина в
13
статусе заключенного Московской Таганской тюрьмы позволил раскрыть процесс перерождения непротивленческой толстовской позиции в позицию «двойной морали» в ситуации нарастания агрессивности социального и идеологического контекста в первые годы советской власти.
5. Сочетание в источниковой базе биографического исследования источников различного происхождения позволило на основании сопоставления данных разных источников выявить скрытую суть многих чрезвычайно важных в биографической перспективе событий и явлений: коммуникативные практики в бюрократической среде молодой советской республики, как «взаимовыгодные отношения» между чиновниками и предпринимателями, а также методы расправы с чиновниками, по различным причинам противодействующим этим практикам.
6. Привлечение широкого круга мемуарного материала позволило не только собрать значительное количество свидетельств о С.М. Сухотине, но и раскрыть многие важные в свете обозначенной в исследовании проблематики свидетельства его личностной мотивации. Мемуарные источники об убийстве Г.Е. Распутина -воспоминания Ф.Ф. Юсупова «Конец Распутина» и «Дневник» В.М. Пуришкевича - впервые в рамках отечественной историографии были подвергнуты компьютерному контент-анализу, что позволило более объективно выявить мотивационные основания заговора. В процессе исследования удалось также решить одну из основных проблем, возникающих при контент-анализе мемуарных источников, которая связана со слабой структурированностью информации, представленной в них. Предложен вариант комплексной разметки текста, что позволило получить основания для новой информации и выводов.
Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что его результаты могут использоваться при составлении общих лекционных курсов по отечественной истории, а также специальных курсов по истории дворянской культуры на рубеже ХЕХ-ХХ вв., общественных и духовных течений предреволюционной поры, по истории офицерской и придворной культуры накануне падения монархии, по истории Первой мировой войны, убийства Г.Е. Распутина, спецкурсов по истории русских революций, отечественной истории перио-
14
да Гражданской войны, по истории российской и в частности советской бюрократии, государственных учреждений, тюремной истории России, спецкурсов по источниковедческому анализу и в частности по контент-аналитике, по микроистории и биографике, а также пополнить биографические материалы.
Апробация результатов исследования. Отдельные положения диссертационного исследования были представлены на XV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» в МГУ им. М.В. Ломоносова, а также на Х1П Всероссийской научно-практической конференции «Государство и развитие образования в России ХУП1-ХХ вв.: политика, институты, личности» в РУДН. Диссертация была обсуждена на кафедре истории России нового времени РГТУ.
II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении определена проблематика диссертационного исследования и его научная актуальность, объект и предмет, обозначены цель и задачи исследования, обоснованы его хронологические рамки, теоретико-методологическая и ис-точниковая база, представлен историографический обзор темы исследования, заявлена его научная новизна.
В первой главе «Воспитание С.М. Сухотина: традиционная дворянская мораль в контексте кризисных социально-политических тенденций рубежа веков (1887-1917)» рассматривается дореволюционный период биографии С.М. Сухотина, в рамках которого происходит его личностное становление, анализируется родственная культурная среда, обстоятельства семейной и личной истории, предопределившие специфику процесса нравственного самоопределения С.М. Сухотина, роль Первой мировой войны в этом процессе, тщательно исследуются мотивация и обстоятельства участия С.М. Сухотина в убийстве Г.Е. Распутина. На этой основе делаются выводы о характере процесса личностного самоопределения С.М. Сухотина и его результатах в преддверии революционной поры.
Духовная среда родового имения Сухотиных Кочеты, воспитавшая С.М. Сухотина, заключала в себе важнейшие элементы традиционной дворянской системы ценностей: семейственность, основанная на тесных эмоциональных связях и скрепленная представлением о незыблемости церковного брака, патриархальность, авторитет отца, патриотизм, приверженность сословной морали в мыслях и поведении. В то же время с самого детства С.М. Сухотин был свидетелем процессов размывания этих ценностей. Нерушимость церковного брака на деле оказывалась ширмой, скрывающей побочные семьи, внебрачных детей и фактическое несоответствие понятий любви и брака - тенденции, которая исследователями трактуется как революционная для дворянской культуры. Революционными для уездной среды были социальные тенденции, возникшие после революционного 1905 г.: крестьянские бунты в имениях, вражда рабочих к «господам», безынициативность всей государственной структуры в условиях роста беспорядков, ее неспособность противостоять стихийным процессам демократизации и распространению идей «Освободительного движения», заразившим не только государственные структуры, но и дворянское сословие изнутри. Глубокое разочарование в монархической власти, с одной стороны, и демократических институтах, - с другой, размышления о загадочной и непонятной Русской Душе и Святой Руси как циви-лизационной основе русского народа, способной противостоять «Освободительному движению», нравственное самоутверждение в наследственном земельном праве и традиционной дворянской сословной замкнутости - после 1905 г. нравственные искания стали важным фактором интеллектуальной среды Кочетов и Ясной Поляны, воспитанником которой был С.М. Сухотин.
В Морском кадетском корпусе С.М. Сухотин приобрел основы офицерского воспитания, а также христианское воспитание, что предопределило его дальнейшую реакцию на многие переломные события эпохи с позиции христианской нравственности. Увлечение христианской моралью предопределило и выбор учебного заведения для дальнейшего образования - Лозаннского университета в Швейцарии, имевшего многовековую теологическую традицию. Поиски «истинного» христианства постепенно приводят С.М. Сухотина к увлечению толстов-
16
скими идеями, которые были восприняты им лишь в части представлений о божеской любви и презрения к церковному браку. Со временем они вступили в противоречие с традиционной патриархальной нравственностью, блюстителем которой был отец. Неожиданный ценностный конфликт, вызванный необходимостью выбора, перед которым С.М. Сухотина поставил отец, вызвал в нем глубокий личностный кризис. Необходимо было либо отказаться от личных убеждений, либо принять разрыв с семьей. С.М. Сухотин, будучи чрезвычайно эмоционально связанным с семьей, выбирает первое, что стало причиной его «нравственно приниженного состояния» накануне Первой Мировой войны. Ценностный конфликт обозначил личностную черту С.М. Сухотина - тягу к семье и традиции, неспособность выйти за рамки близкого родственного круга и противопоставить себя ему, что стало важным фактором в личностном становлении С.М. Сухотина.
Основную роль в приобретении самостоятельности в собственных суждениях и жизненных приоритетах сыграла Первая Мировая война, воспринятая С.М. Сухотиным с позиции обостренной христианской мотивации, которой проникнуты июльские манифесты Николая II о начале войны, и офицерских чувств. Офицерский чин С.М. Сухотин получил после возвращения из Лозаннского университета, по итогам военной подготовки в Лейб-гвардии 4 Стрелковом полку в статусе вольноопределяющегося сухопутной гвардейской стрелковой службы. Добровольное вхождение в офицерское сообщество находилось в русле традиционных карьерных приоритетов Сухотиных и позволяло реализовать «нравственную программу», приобретенную в семье. После ухода на фронт осенью 1914 г., будучи командиром 7 роты Лейб-гвардии 1 стрелкового полка Гвардейской стрелковой бригады генерала П.А. Дельсаля Гвардейского корпуса генерала В.М. Безобразо-ва, С.М. Сухотин принимает участие во многих крупнейших сражениях на Юго-Западном и Северном фронтах. Тяжесть затяжных позиционных боев усугублялась негативными факторами, дискредитировавшими усилия офицеров по поддержанию боевого духа в солдатской среде: антивоенная австрийская, немецкая и социал-демократическая пропаганда, братания русских солдат с противником,
распространение на фронте карикатур и многочисленных слухов о влиянии Рас-
17
путина на императора и на принятие решений по ключевым вопросам военного ведомства, об отвлечении денег из военного бюджета, о «министерской чехарде», о помощи Распутина немецким баронам, мечтавшим об аншлюсе Прибалтики. Получив к 1916 г. боевое ранение, будучи кавалером орденов Святой Анны и Святого Владимира IV степени за боевые заслуги, С.М. Сухотин в период лечения в Петрограде оказался тесно связанным с антираспутинской придворной средой через друзей и знакомых. Информация о Г.Е. Распутине, полученная им через Ф.Ф. Юсупова, его мать княгиню З.Н. Юсупову и его жену И.А. Юсупову, племянницу Николая П, графиню Н.Ф. Карлову, через семейства Коковцовых, Сувориных и Волжиных, близких ко двору сестер Клейнмихель и т.д., в Царском Селе и знаменитом петроградском ресторане Вилла Родэ, помноженная на обостренное с войной чувство офицерского долга и надежд на успех весеннего наступления 1917 г., сделали «старца» в глазах С.М. Сухотина виновником всех бед России и предопределили мгновенность его решения участвовать в заговоре против него.
Процесс личностного становления С.М. Сухотина имел конфликтный характер и преодолел несколько кризисных моментов. Во многом это связано с эпохой, такой, какой она отразилась на его судьбе и в жизни его ближайшего круга родных и знакомых. Противоречивость традиционных и революционных тенденций в дворянской культуре начала XX в., появление новых социальных явлений и тенденций в уездной помещичьей среде, после 1905 г. принимающих все более агрессивный к дворянскому сословию характер, появление альтернативных течений в духовной и нравственной сфере - все это требовало пересмотра традиционных дворянских ценностей, актуализировало процессы интеллектуального и духовного самоопределения в родственной для С.М. Сухотина среде, предопределило ее нестабильность. Четко определяя новые тенденции XX века, С.М. Сухотин ассоциирует себя с веком XIX.
Во второй главе «С.М. Сухотин в революционное и послереволюционное время (1917-1926)» рассматривается революционный и послереволюционный период биографии С.М. Сухотина, отмеченный распадом дореволюционных коммуникативных структур, в рамках которого была обозначена необходимость
18
адаптироваться к новой советской действительности, обостривший проблему личностного выбора и построения жизненной стратегии в новых социальных, политических и идеологических условиях.
С окончанием военной карьеры в условиях физической неспособности к дальнейшей фронтовой службе С.М. Сухотин задумывается об организации своей гражданской жизни. В 1916 г. он женился на известной музыкантше-виртуозке И.А. Горяиновой-Энери и поступил на службу в Главное управление по заграничному снабжению (Главзагран) Военного министерства. В январе - мае 1917 г. в качестве знатока французского языка он работает над изданием трудов Петроградской конференции союзников 19 января - 8 февраля 1917 г. Ее повесткой дня были вопросы координации планов союзников на военную кампанию 1917 г. Этот профессиональный опыт стал аргументом для назначения С.М. Сухотина на должность исполняющего обязанности начальника, а потом и начальника вновь организованного в составе ведомства, причисленного к Центральному управлению по снабжению армии, Особого Румынского отделения. Итогом его деятельности на протяжении 1916-1918 гг. стала систематизация работы по сбору сведений о снабжении румынской армии и взаимных русско-румынских обязательствах в деле военных поставок, а также организация в составе Главзаграна Особого отделения по сбору материалов для ликвидации снабжения Румынии, что было особенно актуально ввиду окончания Первой мировой войны и заключения мира.
Разгром и полное разорение родового имения в начале ноября 1917 г. стало глубоким стрессом для семьи. Стремясь «выработать отношение к происходящему», С.М. Сухотин надеется «принести пользу в строительстве новой жизни» на бюрократической службе. С конца апреля 1918 г. он переходит на службу в Отдел металлов ВСНХ на должность заведующего Отделом заграничных металлов в Главном управлении по снабжению металлами РАСМЕКО. Однако «дело ответственных сотрудников РАСМЕКО» пресекло возможность успешной карьеры в бюрократических и идеологических реалиях, сложившихся к лету 1918 г. «Дело РАСМЕКО» возникло на пересечении целого комплекса интересов и тенденций эпохи, не зависящих от С.М. Сухотина: обостренный классовый характер Граж-
19
данской войны и начало политики «красного террора», активизация деятельности ВЧК в борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, начало формирования структуры государственного устройства и структуры управления в области народного хозяйства в частности, острый дефицит металла как производственного сырья в тяжелых условиях производственного кризиса, несовершенство и обостренная идеологизация следственного производства в Следственной комиссии ВЧК и Ревтрибунале при ВЦИК, а также судебно-процессуального производства, распространение спекуляции в производственно-бюрократической сфере и в частности в области снабжения производства, переезд центральных органов власти из Петрограда в Москву, а также борьба за власть в РАСМЕКО ВСНХ между заведующим РАСМЕКО В.Л. Каупушем и комиссаром РАСМЕКО А.Т. Арским. Составляя план аргументации на суде, С.М. Сухотин надеется убедить Ревтрибунал при ВЦИК в собственной мотивации к работе «на благо новой жизни», апеллируя к традиционным нравственным ценностным установкам - служба на благо Отечества, долг перед Родиной, прямота и честность, толстовство с его идеей любви к людям, а также сам Л.Н. Толстой с его принципами твердости нравственных убеждений и верности им. Однако несоответствие нравственной основы С.М. Сухотина как бюрократическим законам, так и новой советской идеологии обрекла его на изначальную «виновность» перед молодой советской. Характер своего дальнейшего существования в Таганской тюрьме С.М. Сухотин определяет как «жизнь разбегом со вчерашнего дня», имея в виду направление своей активности на решение насущных задач, не связанных с построением далекой жизненной стратегии. Труд как метод перевоспитания «несоциальных элементов» в советских граждан, обозначенный в качестве концепта советского тюремного заключения, для С.М. Сухотина приобрел значение проводника к достижению личностных устремлений: возможность ходатайства о применении амнистий, право требовать разрешения на периодические отпуска из тюрьмы «по производственной нужде» «под конвоем» и со временем - на выходные на регулярной основе без оного. Достижение этих привилегий позволило С.М. Сухотину устроить дочь в детскую колонию и оказывать помощь заключенным белогвардейцам в устройст-
20
ве побегов из тюрьмы. Последнее фактически можно расценивать как скрытую форму идеологического саботажа. Участие же в Великорусском оркестре народных инструментов Таганской тюрьмы стало инструментом преодоления тюремной практики, когда освобождение из тюрьмы оказывалось «освобождением на расстрел». Более того, особенности таганского одиночного заключения периода Гражданской войны посредством неофициальных практик допускали религиозные службы, библейский кружок и евангельские чтения, лекции о христианской нравственности в стенах тюрьмы. Существовали и такие практики, как уважительное отношение к «бывшим» дворянам со стороны уголовных, свободное общение между заключенными разных камер, практики преодоления топливного и продовольственного кризисов и механизмы компенсации недостатка личного пространства. Во многом это стало возможным благодаря «товарищеским отношениям» заключенных и надзирателей - пленных белогвардейцев.
В уникальном опыте личностного выживания С.М. Сухотина в агрессивном тюремном контексте зафиксирован процесс возникновения «двоемыслия» как способа личностной индивидуализации в условиях внутренней несовместимости с советской идеологией. В случае С.М. Сухотина появление такой практики «общения» с контекстом было созвучно толстовской позиции непротивления.
Принудительные работы без содержания под стражей, на которых С.М. Сухотин «дорабатывал» срок, можно определить как «пространство несвободы», ограниченной Временной трудовой книжкой и «Краткими правилами о лицах, привлеченных к принудительному труду без содержания под стражей и о порядке их использования». Работа в системе Всеобщего военного обучения офицера, героя Первой мировой войны С.М. Сухотина в качестве балалаечника в великорусском оркестре, ценном в деле агитации в воинских частях, в качестве специалиста по типографскому делу и заместителя заведующего информационным бюро в ЦКО НКЮ опиралась исключительно на трудовые навыки, приобретенные в тюрьме, и не касалась дореволюционного опыта С.М. Сухотина. Актуализация личностных устремлений произошла в результате возвращения С.М. Сухотина в Ясную Поляну. Работа в должности коменданта Ясной Поляны предопределила формализа-
21
цию понятия «несвободы» и является еще одним примером все той же «двойной морали» как способа личностного выживания в агрессивном контексте.
В целом, процесс личностного самоопределения С.М. Сухотина в агрессивном революционном и постреволюционном контексте имел сложный нелинейный характер, обусловленный противоречивостью «исторического момента». Революционные тенденции, дестабилизировавшие родственную среду С.М. Сухотина с детства, в революционный 1917 г. выходят на первый план. Стремительно меняющийся социально-политический контекст, растущая агрессивность внутренне чуждой революционной среды потребовали от С.М. Сухотина постоянного самоопределения. Нежелание менять личностные основы потребовало выработки новых методов «общения» с контекстом. Уникальный опыт С.М. Сухотина позволил исследовать такую «непротивленческую» практику, как «двойная мораль».
В Заключении подводятся итоги проведенного исследования. Взятая в масштабе единственной биографии переломная эпоха отечественной истории предстала в исследовании в индивидуальном измерении. Биографический подход позволил увидеть события глобального порядка через нить уникальной судьбы, глазами «объекта-мухи», по-своему пережившего и перечувствовавшего их, уловить связь микрообъекта и макро-истории, понять ее суть на глубинном уровне человеческой личности, увидеть «изнанку» макропроцессов с позиции уникальных, часто неофициальных практик, до сих пор находившихся либо на периферии, либо за гранью научного интереса. Жизненные перипетии С.М. Сухотина, вызванные культурными, социальными, политическими и духовными тенденциями и событиями эпохи, заставляли реагировать на вызовы времени. Переоценка с христианских позиций Русско-японской войны в 16-летнем возрасте, кризис представлений о браке в 27 лет, лишения фронтовой жизни Первой мировой войны, участие в убийстве Г.Е. Распутина, несправедливое обвинение в спекуляции и взяточничестве по «делу РАСМЕКО», заключение в Таганской тюрьме, принудительные работы без содержания под стражей и статус «рабсилы» - жизненная траектория С.М. Сухотина проходит через целый ряд кризисных и переломных моментов, как в перспективе эпохи, так и в перспективе личностного становления.
22
Анализ опыта его нравственного самоопределения позволил выделить основные константы его личности, выдержавшие испытание переломной эпохой: традиционная дворянская нравственность, прочная эмоциональная связь с семьей, глубокая приверженность офицерскому сообществу, кодексу чести и личным убеждениям, взгляд на мир и происходящее вокруг с позиции христианства. А также -позволил проследить характер некоторых трансформаций, принявших форму пассивного отказа - отказ от активности на благо государства и ограничение личностных интересов семейной сферой после приговора к расстрелу в Ревтрибунале при ВЦИК, отказ от открытого противодействия агрессивному контексту и выработка скрытых форм проявления «свободы личности», который в частности проявился в практике помощи белогвардейцам в организации побегов из Таганской тюрьмы «образцового заключенного» С.М. Сухотина, участие боевого офицера Первой мировой войны в качестве балалаечника в Великорусском оркестре Таганской тюрьмы, признанном полезным в деле агитации в воинских частях, в переходе С.М. Сухотина на службу в усадьбу Ясная Поляна в статусе «рабсилы» на должность коменданта.
Проведенное биографическое исследование не только раскрыло уникальный жизненный опыт, но и позволило высветить многие аспекты переломной эпохи, до сих пор не идентифицированные исторической наукой: культурные, социальные и политические мотивы возникновения заговора против Г.Е. Распутина, деятельность Главного управления по заграничному снабжению (Главзагран) Военного министерства по организации взаиморасчетов по русско-румынским военным обязательствам, историю одного из важнейших органов в структуре народного хозяйства периода Гражданской войны Главного управления по распределению металлов РАСМЕКО, а также сложные основания возникновения и неявную суть одного из первых громких дел советского правосудия - «дела РАСМЕКО», специфику и особенности одиночного заключения и специфику уникальной социокультурной среды, сложившейся в Таганской тюрьме в короткий период Гражданской войны, позволило исследовать особенности социальной адаптации бывших заключенных тюрьмы в рамках принудительных работ без содержания
23
под стражей, а также расширить представления об истории организации музея-усадьбы Ясная Поляна.
В Приложениях содержатся краткая биографическая справка, сформированная на основании диссертационного исследования, а также основания и результаты контент-анализа мемуаров Ф.Ф. Юсупова «Конец Распутина» и «Дневника» В.М. Пуришкевича.
СПИСОК РАБОТ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ Статьи в ведущих рецензируемых изданиях:
1. Свидзинская М.С. Великорусский оркестр заключенных Таганской тюрьмы (1919-1921) // Новый исторический вестник. 2009. № 4(22). С. 78-85.
2. Свидзинская М.С. Контекстуальная биография и ее место в истории биографических исследований // Вестник РАН. Т. 80. 2010. № 02. С. 188-191.
3. Свидзинская М.С. К исследованию жизни и смерти сибирского «опытного странника» Г.Е. Распутина-Новых // Новый исторический вестник. 2011. № 3(29). С. 138-143.
4. Свидзинская М.С. «Дело РАСМЕКО»: из истории нравов российского чиновничества и борьбы с «выжиманием взяток» (1918 г.) // Новый исторический вестник. 2011. № 4(30). С. 28-46.
В других изданиях:
5. Свидзинская М.С. Опыт контент-анализа воспоминаний участников убийства Распутина // Материалы докладов XV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». [Электронный ресурс]. М.: МГУ, 2008.
6. Свидзинская М.С. Деятельность Учебно-воспитательной части Московской Таганской тюрьмы в 1918-1921 гг. // Материалы ХШ Всероссийской научно-практической конференции «Государство и развитие образования в России ХУШ-ХХ вв.: политика, институты, личности». М.: РУДН, 2009. С. 301-308.
Усл. п. л. — 1.5 Заказ № 08606 Тираж: 130 экз.
Копицентр «ЧЕРТЕЖ.ру» ИНН 7701723201 107023, Москва, ул.Б.Семеновская И, стр.12 (495) 542-7389 www.chertez.ru
Текст диссертации на тему "С.М. Сухотин (1887-1926): историческая биография личности в переломную эпоху"
61 12-7/516
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ
ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ
УНИВЕРСИТЕТ
ИСТОРИКО-АРХИВНЫЙ ИНСТИТУТ КАФЕДРА ИСТОРИИ РОССИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ
На правах рукописи
Свидзинская Мария Сергеевна С.М. СУХОТИН (1887-1926): ИСТОРИЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ ЛИЧНОСТИ
В ПЕРЕЛОМНУЮ ЭПОХУ Специальность 07.00.02 - Отечественная история Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук
Научный руководитель д-р ист. наук, проф. Л.Г. Березовая
Москва 2012
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение 3
Глава 1. Воспитание С.М. Сухотина: традиционная дворянская мораль в контексте кризисных социально-политических тенденций рубежа веков (1887-1917)
1.1 Нравственное семейное воспитание С.М. Сухотина: Кризис тра-
диционной дворянской морали в контексте революционных тенденций эпохи 33
1.2 Офицерство С.М. Сухотина: опыт самоопределения в условиях Первой Мировой войны 89
1.3 Убийство Г.Е. Распутина: опыт самоопределения С.М. Сухотина-офицера в ситуации политического кризиса 125
Глава 2. С.М. Сухотин в революционное и послереволюционное время (1917-1926)
2.1 Опыт взаимодействия С.М. Сухотина с революционными собы-
тиями и социокультурными тенденциями 146
2.2 Тюремное заключение С.М. Сухотина: опыт выживания в агрес-
сивной среде Московской Таганской тюрьмы 191
2.3 Принудительные работы без содержания под стражей С.М. Су-
хотина: опыт выживания в условиях гражданской несвободы 227
Заключение 247
Список использованных источников и литературы 256
Приложение I: С.М. Сухотин (1887-1926): биографическая справка 268
Приложение II: Контент-анализ воспоминаний Ф. Юсупова «Конец 272 Распутина» и «Дневника» В. Пуришкевича: Опыт компьютерного анализа мотиваций участников заговора против Г.Е. Распутина
ВВЕДЕНИЕ
1. Проблематика исследования и его научная актуальность
В последние два десятилетия российская историческая наука переживает серьезные изменения, связанные с отходом от марксистско-ленинской парадигмы и постепенным ее преодолением. Этот процесс инициировал переоценку многих традиционно табуированных для исследования тем. В первую очередь, это касается «святая святых» советской историографии - революционной эпохи - не только событий февраля-октября 1917 г., но также продолжительного периода, предшествовавшего революции, и первых лет советской власти. В историографических дискуссиях современные исследователи склонны связывать события 1917 г. с «Великими», но незавершенными, реформами второй половины XIX в., с крестьянскими и рабочими волнениями начала 1900-х гг., с революцией 1905-1907 гг., с вступлением России в Первую мировую войну в 1914 г. и т.д. Относительно окончания революционной эпохи исследователи, в общем, единодушны и склонны связывать его с окончанием Гражданской войны.
Стачечное и аграрное движение начала 1900-х гг., русско-японская война 1904-1905 гг., революция 1905-1907 гг., «освободительное движение» и демократизация в органах государственного управления, дискредитация идеи монархии и империи, рост популярности мистицизма в придворной и дворянской среде, усиление влияния Г.Е. Распутина на государственную волю, участие России в Первой мировой войне, революции Февральская и Октябрьская, Гражданская война, конституция 1918 г., возникновение советского государства, ломка традиционной духовности, форм социального взаимодействия, политических институтов - вот лишь основные события, явления и процессы, обозначившие качественные изменения в состоянии общественно-политической системы в этот период и позволившие исследователям трактовать его как переломный, разделивший исторический процесс на «до» и «после». В советской историографической традиции этот период был ограничен
3
для исследования рамками формационного подхода и трактовался как переходный период от капиталистической формации к социалистической. При этом за рамками «рабоче-крестьянского» научного интереса оказались целые сословия и отдельные их представители, их мировоззрение, самоощущение, способ выживания в агрессивной по отношению к ним среде.
Стремление к преодолению узости строго детерминированных подходов к исследованию исторических феноменов повлекло за собой стремительное расширение исследовательской базы в области теории и методологии, возникновение новых подходов к изучению исторических феноменов, расширение и усложнение тематики и проблематики исторических исследований, стремление к междисциплинарности как исследовательскому принципу, позволяющему максимально приблизиться к научной объективности.
В рамках микроисторической парадигмы, обозначенной в российской исторической науке в середине 1990-х гг., когда на русский язык были переведены программные статьи крупнейших теоретиков и практиков микроистории, проявилась тенденция к «очеловечиванию» истории, приближению исторической науки к человеку как субъекту, творцу, а не только объекту исторического процесса. К. Гинзбург и К. Пони предложили «имя собственное», т.е. наиболее индивидуальный, наименее повторяемый из возможных показателей, в качестве знака, который позволил бы создать новую разновидность социальной истории, интересующейся индивидом и его связями с другими индивидами. Историк науки Р. Янг даже считал биографию основной дисциплиной гуманитарной науки, поскольку «истории индивидуальных жизней в гораздо большей степени, чем когнитивные подходы, которые доминируют в современной психологии, приближают нас к познанию человеческого бытия»1. Связь с социальной историей в этом случае диктуется постоянством аспекта социального: индивидуальное призвано сделать возможным новый подход к социальному через нить частной судьбы - человека или
1 Vidal F. Contextual biography and the evolving systems approach to creativity // Creativity research journal. 2003. Vol. 15. №1. P. 76.
группы людей, за чьей судьбой проступает все единство пространства и времени, весь клубок связей, в которые она вписана2. В соответствии с данной исследовательской предпосылкой была обозначена перспектива методологического развития исторической биографии в пределах микроисторической парадигмы.
При этом микромасштаб исследования отнюдь не означает малый «масштаб» самого исследования. Ж. Ревель, объясняя суть этого понятия, обращается к примеру картографии: при изменении масштаба изображения мы получаем «не ту же самую реальность более крупным или более мелким планом, но другую по содержанию реальность» .
«Инаковость» этой реальности, в первую очередь, определяется выбором объекта исследования. Чаще всего в качестве объекта исследования в рамках проблематики индивидуальной биографии в переломную эпоху отечественной истории выступают биографии выдающихся либо невыдающихся личностей с точки зрения их деятельности и взглядов. В качестве примера можно привести монографии И.А. Гараевской — «Петр Пальчинский: Биография инженера на фоне войн и революций (М.: Россия молодая, 1996), -В.А. Савченко «Авантюристы Гражданской войны: историческое расследование» (М.: ACT, 2000) - и Г.Э. Щеглова — «Степан Григорьевич Рункевич (1867-1924): Жизнь и служение на переломе эпох» (Минск: Врата, 2008). Основным критерием к выбору объекта исследования в данном случае является объем источниковой базы и ее адекватность в воспроизведении личностной позиции исследуемой личности. В соответствии с этой исследовательской установкой в отечественной биографике сложилось представление о том, что чем шире и разнообразнее источниковая база, тем полнее биографическое исследование. И.Ф. Петровская полагает, что при написании биографии необходимо исследовать все свидетельства о человеке, как прямые, так и косвенные, а при отсутствии прямых (ведь личный дневник или переписка - не-
2 Там же.
3 Ревель Ж. Микроисторический анализ и конструирование социального // Одиссей: Человек в истории, 1996. М., 1996. С. 114.
частая находка для биографов-исследователей) - косвенные4. Э. Bona и вовсе усомнился в каком-либо преимуществе для ученого эго-источников перед «косвенными» (проще говоря, личных свидетельств перед взглядом со стороны). Рассуждая по поводу «косвенности» источников, он отмечает, что эго-документы- всегда лишь поверхностные проблески, редкие «метки» внутренней жизни субъекта, которая в значительной степени остается скрытой, и, «раз эти проблески поверхностны, они косвенны». Вербальные следы «я»-лишь риторические проявления этого «я» и поэтому должны читаться как посредники между «я» индивида и исследователем. Даже в таком субъективном источнике, как дневник, вербальный след - всегда «спектакль», «улика, которая свидетельствует», способ наделения субъективного внутреннего мира «социальным выражением»5, и для того, чтобы понять личность, ее жизненную ситуацию, мотивацию ее поступков, одних эго-документов недостаточно, необходимы и свидетельства со стороны (родных, близких, знакомых и т.д.). Таким образом, микроисторический подход расширил возможности биографических исследований, введя практику выбора в качестве объекта биографического исследования личности не в соответствии с ее «калибром», а в соответствии с объемом источниковой базы.
Однако «инаковость» микроисторической реальности определяется не только выбором объекта, но и иными исследовательскими практиками. История в таких исследованиях - качественно иная: предстает нелинейной, теряет свою строгую детерминированность и зависимость от парадигмы, открывает новые горизонты междисциплинарности. Эта «другая история» предлагает перевести социоисторический анализ «больших объектов» в сферу процессов, действующих в рамках этих объектов и определяющих их облик. Их исследование предполагает глубокую работу по воссозданию множественных и гибких социальных идентичностей, которые возникают и исчезают в процес-
4 Петровская И.Ф. Биографика: Введение в науку и обозрение источников биографических сведений о деятелях России 1801-1917 годов. СПб., 2010. С. 44^15.
5 Vopa La A.J. Doing Fihte: Reflections of a sobered (but unrepentant) contextual biographer // Biographie schreiben / Ed. by Bödeker H.E. Göttingen: Wallstein Verlag, 2003. P. 144-145.
се функционирования целой сети тесных связей и взаимоотношений (конкуренции, солидарности и т.д.). Такая постановка проблемы, как отмечает Ж. Ревель, «означает отказ от простых формулировок- сила/слабость, власть/сопротивление, центр/периферия - и перенос анализа в сферу действия таких категорий, как циркуляция, взаимодействие, присвоение на всех уровнях»6.
Биография индивида в контексте макропроцесса таким образом становится инобытием этого макропроцесса, его внутренней, не поверхностной сущностью, раскрывающей процессы и практики, действующие внутри его и не выявленные методологией макро-исследований. Один из основателей микроисторической парадигмы Э. Гренди предложил понятие «исключительного нормального» для определения микроопыта в рамках макропроцессов. Это «нормальное» как раз и означает то «нормальное», мимо которого прошла макроистория - то есть то, что на макроуровне не выявлено и рассматривается как исключение, а для живших в определенных обстоятельствах людей означало норму. X. Медик в связи с этим задается аналитическим вопросом: «в длительные и многослойные периоды перехода к современности не являлись ли исключения скорее правилами и не должна ли в связи с этим гипотеза о единообразном или даже едином историческом процессе модернизации быть последовательно демонтирована, а затем постепенно вновь реконструирована»7? С точки зрения микроистории «исключительное нормальное» должно способствовать пересмотру глобальных исторических процессов, поскольку на микроуровне макропроцесса может оказаться вовсе не исключительным, а- нормальной повседневной практикой, составляющей реальную сущность макропроцесса.
Особенно показательной проблема самоопределения личности в переломное время становится при выборе в качестве объекта исследования био-
6 Ревель Ж. Микроисторический анализ и конструирование социального // Одиссей: Человек в истории, 1996. М., 1996. С. 120.
7 Медик X. Микроистория. Thesis: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1994. Вып. 4. С. 199.
графин людей, которые не просто жили и творили в нем, а были вынуждены занимать активную личностную позицию ввиду вольного или невольного участия в главных событиях и процессах своего времени.
Именно таким объектом является С.М. Сухотин, потомственный дворянин, офицер Первой мировой войны, один из участников убийства Г.Е. Распутина. Традиционное дворянское и кадетское воспитание, христианские нравственные поиски, добровольчество и офицерство Первой мировой войны, контакты с придворными кругами накануне падения монархии, участие в убийстве Г.Е. Распутина, попытки «вписаться» в реалии новой жизни после революции 1917 г., а также практики выживания в агрессивном по отношению к «бывшим эксплуататорам» молодом советском государстве - все вошло в личную судьбу С.М. Сухотина. Важнейшие события эпохи остро поставили его перед проблемой личностного выбора и личностного самосохранения. Не будучи «от рождения» политическим активистом, традиционно далекий от политики, воспитанник традиционной дворянской среды, С.М. Сухотин - в ситуации обострения кризисных социальных, культурных и политических явлений на рубеже веков - был вынужден вырабатывать свое отношение к происходящему вокруг него и строить собственную жизненную стратегию с учетом и личных взглядов, и исторического контекста. Исследование его биографии в микроисторическом ключе позволит выявить личностные навыки социализации и адаптации, заложенные в нем в рамках дворянского и офицерского воспитания, и приобретенные им с течением жизни, в условиях пребывания в агрессивном революционном контексте, позволит раскрыть практики выживания и построения личностной жизненной стратегии, распространенные в дворянской среде после революции, принципы взаимодействия личности с агрессивной средой, способы солидаризации представителей дореволюционной системы ценностей в условиях враждебного к ним советского государства, позволит взглянуть на проблему революционного перелома с позиции частной судьбы.
Столь тесная связь индивидуальной биографии с эпохой обусловлена своеобразием как исторического периода, так и объекта исследования. Переломные эпохи отличаются тем, что события «большой» истории чаще и сильнее затрагивают судьбы отдельного человека, видоизменяют его жизненное пространство, даже вопреки его желаниям заставляют отвечать на вызовы времени сообразно своим убеждениям, жизненным позициям и принципам. В такие исторические моменты судьба такого человека становится инобытием, «изнанкой», «исключительным нормальным» эпохи, а эпоха рассматривается в измерении индивидуальной «катастрофы», которая меняет старую парадигму жизни и навязывает новую8.
2. Историография вопроса
Широкую историографическую известность С.М. Сухотин приобрел благодаря своему участию в убийстве «старца» Г.Е. Распутина, о чем в последние два десятилетия написано большое количество как публицистической, так и научной литературы, в которой сюжет убийства тесно связан с более широкими темами о личности Распутина и «распутинстве» как явлении в истории России начала XX в. Однако очевиден дефицит информации о непосредственных участниках преступления и в частности - о С.М. Сухотине.
Причиной этому было первоначальное сознательное замалчивание инициаторами заговора - В.М. Пуришкевичем, Ф.Ф. Юсуповым и великим князем Дмитрием Павловичем - имен двух участников убийства - С.М. Сухотина и С. Лазоверта. В результате имена С.М. Сухотина и С. Лазоверта остались неизвестными для авторов первых воспоминании и исследовательских работ10 о Распутине и его смерти, которые появились уже в 1920-х гг.
8 Переломные эпохи в истории России и Германии в антропологическом измерении: материалы круглого стола международной научной конференции «Разрушение и возрождение в истории Германии и России (Томск-Кемерово, 25-27 сентября 2009 г.). Кемерово: Кузбассвузиздат, 2010. С. 35.
9 См.: Белецкий С. Григорий Распутин. Из записок. Пг., 1925. 103 е.; Блок А. Последние дни императорской власти. Пг., 1921. 168 е.; Джанумова Е. Мои встречи с Григорием Распутиным. М., 1990. 40 е.; Бьюкенен Д. Мемуары дипломата. M., 2001. 400 е.; Волков А. Около царской семьи. М., 1993. 221 е.; Жевахов Н. Воспоминания товарища обер-прокурора Священного Синода. Мюнхен, 1923. 452 е.; Его же. Жизнь и похождения Г. Распутина. Киев, 1917; Лемке M. 250 лет в царской Ставке. Пг., 1920. 860 е.; Мельник Т. Воспоминания о царской семье и ея жизни до и после революции. М., 1993. 206 е.; Палеолог М. Распутин. M., 1990. 120 е.;
В 1918 г. в Киеве В.М. Пуришкевич опубликовал свой Дневник, где среди участников заговора уже присутствует С. Лазоверт и частично Сухотин - как «поручик С.». Л