автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Семантическое моделирование в лингвометафорологических исследованиях

Полный текст автореферата диссертации по теме "Семантическое моделирование в лингвометафорологических исследованиях"

На правах рукописи

д,

Алешина Ольга Николаевна /

СЕМАНТИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ В ЛИНГВОМЕТАФОРОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ (на материале русского языка)

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Томск 2003

Работа выполнена на кафедре общего и русского языкознания Новосибирского государственного университета.

Научный консультант -

доктор филологических наук профессор

Лукьянова Нина Александровна

Официальные оппоненты -

доктор филологических наук профессор

Скляревская Галина Николаевна

Ведущая организация -

доктор филологических наук профессор

Матвеева Тамара Вячеславовна

доктор филологических наук профессор

Резанова Зоя Ивановна

Институт филологии Сибирского отделения Российской Академии наук

Защита состоится 22 октября 2003 года в _ часов на

заседании диссертационного совета Д212.267.05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Томском государственном университете (634050, г. Томск, пр. Ленина, 36).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Томского государственного университета.

Автореферат разослан /_2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук

профессор

А. Захарова

Щ77

' Ак-

ВВЕДЕНИЕ

' Актуальность темы, цель и задачи исследования. В реферируемой диссертации описываются возможности и результаты применения семантического моделирования при лингвистическом изучении русской метафоры. Хотя моделирование — один из основных методов познания действительности и модели рассматриваются наукой как наиболее продуктивный способ представления знаний, тем не менее, ни межнаучных, ни узкоспециальных единых определений понятий "модель" и "моделирование" не существует. Недостаточная разработка целого ряда объектных, предметных и меггадискурсивных проблем, освещаемых в лингвистических, в частности в лингвометафорологических трудах, обусловливают актуальность выбранной темы и последовательность решения соответствующих объектных, предметных и метаязыковых задач.

Цель данного исследования - онтологизация возможностей семантического моделирования метафоризации и применение полученных результатов модельного описания в междисциплинарных лингвистических исследованиях русского метафорического материала Для достижения поставленной цели было необходимо решить следующие задачи.

1. Систематизация понятийно-терминологического аппарата описания метафоры, определение современных границ метафорологических объектов и содержания соответствующих терминов {метафоризатор, метафора, общая метафорика, частная метафорика, лингвистическая метафорика, метафорический перенос, мотивирующий перенос наименования признак, метафорогенная деятельность, метафоризация-кодирование, декодирование метафор, метафорический термин и термин-метафора, ассоциат, номинат-метафора, номинат-метафоризатор, метафорический концепт, метафорический омоним, метафорический вариант и некоторых др.), а также ретроспективное описание метафорологических объектов с опорой на достижения ведущих научно-исследовательских подходов, характерных для античной и медиевальной метафорологии, для метафорологии Нового времени и XX в.

2. Определение границ, объема, содержания и структуры категориальных понятий "метафорология", "общая метафорология", "частная метафорология", "лингвометафорология" и характеристика основных исследовательских подходов к описанию метафоры как лингвистического объекта.

3. Анализ онтологических междисциплинарных возможностей структурно-семантического описания русской языковой метафоры через семантическое моделирование-декодирование результатов метафоризации. Для решения поставленной задачи необходимо: 1)дать общую характеристику структурно-семантических исследований и их объекта, а также осветить ряд онтологических проблем, связанных со структурными свойствами объекта, и определить основы классифицирования единиц, формирующих описываемый объект; 2) определить задачи семантического моделирования метафоризации (кодирования и декодирования); 3) определить границы и объем понятий

з

"модель" и "моделируемый объект"; 4) определить параметры семантической модели метафоризации (кодирования и декодирования); 5) выявить и описать модели русской субстантивной метафоризации-декодирования; 6) охарактеризовать результаты применения данного метода в струетурно-семангаческих исследованиях.

4. Определение возможностей использования результатов семантического модельного описания русской метафоризации в ассоциативно когнитивных, лингвоаксиологических, интерпретационных, лингводидактических и лексикографических исследованиях. Соответственно, частными задачами диссертационного исследования стали следующие: 1) описание метафоризации как объекта коппгшвистяки и определение соотвегстаующих метаязыковых единиц (базовый/исходный концепт, ассоциат, номинат-метафора, номинат-метафоризатор); 2) выявление на основе описанных семантических моделей базовых/исходных концептов, формирующих метафорическое "мировидение" русскоговорящих; 3) описание концептуальной метафорической системы русскоговорящих на основе проанализированных номинатов-мегафоризаторов;

4) определение возможностей применения полученных результатов модельного ассоциативно-когнишвного описания метафор в ингепретационных, лингвоаксиологических, лингводидактических исследованиях по русистике;

5) разработка концепции унифицированного лексикографического описания русского метафорического субстантивного материала через эксплицирование результатов семантического моделирования метафоризации.

Научная новизна исследования. В диссертации впервые

1) противопоставлены метафоризация-кодирование и декодирование метафор как разнонаправленные когнитивные процессы, и на основе этого противопоставления сформулированы цели и задачи семантического моделирования метафоризации-декодирования, определены аюуальностъ тематических объединений в русском субстантивном мегафорообразовании, а также актуальность направлений русской узуальной метафоризации-декодирования в сфере исследуемых единиц, актуальность мотивирующих метафорический перенос наименования признаков и двухпараметровых моделей метафоризации-декодирования для каждого таксономического подразделения и для проанализированного русского метафорического материала в целом.

2) Структурированы области знания общей и частной метафорологии, определены и систематизированы объекты и структурированы предметные задачи лингвистической метафорологии. Рассмотрены соотношения "русская метафора как результат логической девиации уб русская метафора как результат языковой девиации", охарактеризован онтологический статус метафоры, потенциальных сем, метафорического концепта и т. д.

3) Применен историко-эписгемологический подход к описанию метафорических объектов, выделены четыре основных периода в формировании европейской метафорологии: античный, медиевальный, период Нового времени и современный, закономерно спражающие развитие

европейских общенаучных тенденций, определены основные достижения и объектные приоритеты мегафорологических изысканий каждого периода.

4) Определены границы понятий и введены соответствующие термины (метафорогенная деятельность, общая и частная метафорология, лингвометафорология, лингвометафорология кодирования и лингвометафорология декодирования, историческая метафорология, лингвоаксиология, метафорический объектный максимум, метафорический объектный минимум, метафорические универсалии и уникалии, общая и частная метафорика и их компоненты, метафоризация-кодирование {метафорообразованиё), метафоризация-декодирование, метафорическая энтимема, ложная метафора, реметафоризация, номинат-метафоризатор, номинат-метафора, базовые/исходные концепты "природный человек" и "предметный человек"), уточнены содержания терминов, прежде использованных диссертантом [Алешина 1987, 1988, 1996, 1997, 2001а, 20016, 2001в, 2001г, 2002а, 20026 и др.; Лагута 2003в] и/или другими исследователями: метафора, метафоризация, метафорология, лингвистическая метафорика, метафорический термин, термин-метафора, модель метафоризации, метафоризатор, моделируемый объект (собственно моделируемый и фактически моделируемый), типы метафорического переноса (метакатегориальный, категориальный, тематический), мотивирующие перенос наименования признаки (физические, консистенциальные, функциональные, реализационные, динамические, квантитативные, реляционные, субьектно-психологические), метафорическая омонимия, метафорический концепт, номинат, ассоцшт, демономорфизм, теоморфизм, исходные/базовые концепты "внутренний человек" и "внешний человек").

5) На основе семантического моделирования метафоризации-декодирования и анализа русской субстантивной метафорики детально описано эксплицируемое субстаншвами метафорическое "мировидение" русскоговорящих. Продемонстрированы возможности использования результатов семантического модел(фования в лингаоаксиологических, интерпретационных исследованиях, поскольку выявленные модели и ассоциативно-когнитивный анализ метафорического материала позволяют "систематизировать" метафорическое "мировидение" носителей языка, эксплицируемое в текстах различной функционально-стилистической направленности.

6) Описана история отражения метафор в отечественных лексикографических изданиях. На основе семантического моделирования метафоризации-декодирования разработана концепция специального Словаря национальной метафорики, сформулированы структурные принципы организации словарной статьи метафоры и метафоризатора в этом словаре.

Методы и приемы исследования. Поскольку работа посвящена конструктивному методу семантического моделирования, его задачи и способы применения описываются отдельно во второй главе диссертации. Поставленная в исследовании цель предопределила использование разнообразных методов и

приемов исследования. Общие методы - сравнения, анализа, синтеза, абстрагирования, индукции, дедукции и т. д., а также научной интерпретации -сочетались с часпюнаучными: струюурными (системный и структурный анализ, таксономическое описание) и конструктивными (метод интроспекции и упомянутый выше метод моделирования). Ряд выбранных частных методик исследования непосредственно связан со структурно-семантическим описанием (компонентный, словообразовательный анализ, количественные подсчеты).

Источники исследования. Ядро эмпирической базы для струюурно-семантического описания составили материалы, полученные в результате сплошной выборки из "Словаря русского языка в четырех томах" под ред. А. П. Евгеньевой (3-е изд.), а также материалы таких лексикографических изданий, как "Словарь русского языка, составленный Вторым отделением Академии наук" под ред. Я. К. Грота (Т. I), его продолжение под ред. А.А.Шахматова (П-VIII тт.) и под ред. Н.С.Державина, В.И.Чернышева, J1. В. Щербы и др., "Словарь церковнославянского и русского языка, составленный Вторым отделением Академии наук в четырех томах" (2-е изд.), 'Толковый словарь живого великорусского языка" В. И. Даля (3-е изд.), "Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 70-х гг.", "Новое в русской лексике: Словарные материалы" - 1977, 1978, 1979, 1980, "Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения" под ред. Г. Н. Скляревской, "Словарь эпитетов русского литературного языка" К. С. Горбачевича и Е. П.Хабло и некоторые др. издания (полный список лексикографических источников приведен в разделе диссертации "Библиография"). В картотеку исследования вошли контексты Большой Картотеки Словарного отдела Института лингвистических исследований РАН (г. Санкт-Петербург). В качестве источников материала привлекались также периодические издания 1990-2002 гт. и данные картотек 12 слушателей руководимого диссертантом спецсеминара "Лингвостилистика и культура речи" (Новосибирский госуниверситет, 1993-2002 it.), собранные ими в процессе работы над дипломными проектами. Для уточнения ряда значений и в качестве иллюстраций при описании концептов "внутреннего человека", "внешнего человека", "природного человека" и •'предметного человека" впервые использовались русские переводы и/или материалы следующих изданий: Архиеп. Василий (Кривошеин). Ангелы и бесы в духовной жизни по учению восточных отцов // Книга ангелов. Антология. СПб.: Амфора, 2001: Архиеп. Лука (Войно-Ясенецкий). Дух, душа и тело. М.: Св.-Тихоновский Богословский Инсгатут, 1997; Добротолюбие для мирян. М.: Издание Сретенского монастыря, 2000; Митр Антоний (Сурожский). Жизнь. Болезнь. Смерть. Клин, 2000; Митр. Николай (Ярушевич). Сила любви. Избранные проповеди. М.: Правило веры, 2000; Отец Серафим (Роуз). Приношение православного американца. Платина (Калифорния): Братство Преп. Германа Аляскинского; М.: Российское отделение Валаамского общества Америки, 2001; Отечник. Сост. Св. Игнатий (Брянчанинов). М.; Минск: Харвест, 2000; "Поучения и беседы Преп. Серафима Саровского". М.: Правило веры, 1999; Преп. авва Дорофей. Душеполезные поучения. Св.-Успенский Псково-

Печерский монастырь, 1994; Преп. Иоанн Лествтник. Лествица. СПб.: Светослов, 1998; Преподобный Силуан Афонский. Издание Патриаршего Сгавропигиального Монастыря Св. Иоанна Предтечи (Великобритания, Эссекс, 1990); Путешествие в микрокосм одним из новых Пифагоровых последователей И Невинное упражнение. М: Изд-во Моск. ун-та, 1763. Месяц генварь; Св. Прав. Иоанн Кронштадтский. Мысли христианина. М.: Правило веры, 2000; Се. Тихон Задонский. Наставление о собственных всякого христианина должностях. М.: Правило веры, 1998; Св. Тихон Задонский. Сокровище духовное, от мира собираемое. М.: Правило веры, 2000; Св. Феофан Затворник. Письма о духовной жизни. М.: Правило веры, 1996. Вся картотека насчитывает более 3000 прямых номинаций (метафоризаторов) и около 6500 метафорических словоупотреблений, образованных на их основе.

Теоретическая значимость работы. В дальнейших теоретических описаниях метафоры предлагается учитывать следующие теоретические и фактические положения, рассмотренные в данной диссертации.

1. Объект метафорологии — метафорика, включающая как результаты метафорогенной деятельности человека, так и все механизмы этой деятельности (нейролошческий, синестетический, когнитивный, коммуникативный), — может получить максимально адекватное эпистемологическое описание только инструменгариями всех наук с учетом предложенных в диссертации определений современных границ общеметафорологических и лингвометафорологических объектов и содержания базовых терминов, описывающих данные объекты.

2. Лингвометафорология имеет тесные гносеологические связи с метафорологией логической, поскольку практически все современные семантические лингвистические теории восходят к логическим теориям значения. Предлагаемый в диссертации логический анализ метафорических энгамем позволяет более последовательно осуществить семантическое моделирование-декодирование русского метафорического материала.

3.В диссертации разработаны теоретические основы применения метода семантического двухпараметрового моделирования-декодирования при детальном системном описании обширного участка русской метафорики.

4. Диссертационное исследование имеет фактическую и практическую ценность, поскольку в нем: 1) разработаны принципы лексикографического толкования субстантивного метафорического материала в специальном Словаре метафорики и приведены примеры использования результатов модельного описания метафор в лексикографической практике; 2) определена система метафорического "мировидения" русскоговорящих, описание которой может был. использовано в лингводидактаческих целях; 3) привлечен, систематизирован и описан новый для русистики фактический материал из лексикографических источников и публицистических, гомилетических, агиографических текстов.

Основные положения, выносимые на защиту. Метафорология как наука и лингвометафорология как ее раздел к настоящему моменту имеют свою историю, свой объект, предмет, постижение которого реализуется с помощью

множества исследовательских подходов, т. е. вполне отвечают номенклатурным требованиям, предъявляемым ко всем специально выделяемым областям знания.

1. Наиболее эффективным методом описания метафорических объектов является метод семантического моделирования.

2. Семантическое моделирование мегафоризации не соотносится с этапами метафоризации-кодирования (метафорообразования), а представляет собой описание параметров моделирования самого процесса метафорической декодировки. Цешральным понятием при описании метода моделирования является понятие моделируемого объекта. Ментальные операции, а моделирование относится именно к таким операциям возможны не с объектом — фрагментом реальной или воображаемой действительности — как таковым, а с понятием о данном объекте, поскольку объекты "отражаются" мышлением человека в понятиях. Поэтому при моделировании собственно моделируемые объекты — фрагменты окружающего реального (или ирреального, выдуманного) мира — не участвуют в процедуре, а участвуют понятия, различные по своему содержанию (фактически моделируемые объекты, в нашей терминологии). Фактически моделируемым объектом оказывается частное понятие (в данном случае — понятие о метафоре как единице метафорики: языковой, метальной и проч.), отражающее естественный объект в его общих и существенных признаках.

3. Метафорообразование, осуществляется в несколько этапов:

1) вычленение нового объекта-референта, требующего особого обозначения,

2) соотнесение этого объекта с другим/другими, уже известными;

3) вычленение инвариантного признака/признаков у нового и известного/известных объектов и, соответственно, выбор объекта, номинация которого будет в дальнейшем участвовать в метафорообразовании с одновременным "игнорированием" других объектов, обозначения которых могли бы также участвовать в метафоризации-кодировании (существование гипотетической "неединственности" такого выбора подтверждается данными исследований по онтолингвистике и теории перевода); 4) обозначение нового объекта-референта (а впоследствии, возможно, и всего соответствующего денотативного и/или сигнификативного ряда) уже имеющимся именем известного объекта на основе типовых сценариев и т. д. При моделировании метафорообразования "исходная понятийная сфера" не может быть на первом месте, но она оказывается на нем при описании декодирования метафор.

4. Моделирование метафоризации-кодирования (метафорообразования) возможно только через выявление моделей метафоризации-декодирования. Определение наиболее актуальных при декодировании метафор параметров моделей и наблюдения за речевой эмпирикой позволяют предположить, что новые метафоры, скорее всего, станут фактами языковой системы, если будут образованы по тем же моделям, по которым декодируется большинство метафор данного языка.

5. При постижении своих объектов метафоролошя и лингвометафорология в ее составе должны развиваться не в направлении "от общего — к частному", а в направлении "от частного — к общему": только глубокое всестороннее исследование национальных метафорик, особенно их языковых "участков", а также изучение истории формирования конкретных национальных метафорических систем позволят описать общую метафорику, т. е. универсальные законы метафорогенной деятельности человека и систему результатов этой деятельности.

6. Структура лексического значения метафоризатора определяется и внеязыковыми, и внутриязыковыми факторами, из которых наиболее важными являются внеязыковые, поскольку референциальный критерий в отношении выделяемых в лексическом значении слова семантических компонентов не всегда срабатывает. Это подтверждается и общеизвестным фактом: "донором" для метафорической "картины мира" часто становится консервативная мифическая "картина мира", а не естественнонаучная. Внутриязыковые факторы представляют собой связи, существующие между лексическими единицами и "принимающие участие" в формировании новых лексических значений, в развитии семантических дериватов, т. е. являющиеся "порождением" самой языковой системы.

7. Когнитивный анализ русского метафорического субстантивного материала позволяет сделать вывод о том, что метафорический "мир"' русскоговорящих формируется на основе четырех базовых/исходных концептов: 1)'•внутренний человек", 2) "внешний человек"; 3) "природный человек" и 4) "предметный человек". Данные исходные концепты можно охарактеризовать как метафорические, но их метафоричность выражается в процессе их формирования, а для носителей языка реальность обычного человека и, например, "внутреннего", одинаково объективна. Поэтому имеет смысл вводить определение "метафорический" только в случаях описания истории возникновения данных единиц.

Анализ языковых метафор, определение общих для всех языков и индивидуальных для конкретного языка моделей метафоризации-кодирования и декодирования позволяют выявить те инвариантные "модели смыслопорождения" и "модели смысловосприятая" (метафорические универсалии), которые максимально приближены к априорному фонду и могут считаться в большей степени следствием естественной, а не лингвистической категоризации.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры общего и русского языкознания Новосибирского госуниверситета (1999—2002 гг.), на заседаниях Объединенного специального семинара аспирантов кафедры общего языкознания Новосибирского госуниверсигета и Инстшута филологии СО РАН (1989—1991 гг.), на специальном совместном заседании сотрудников Института филологии СО РАН и членов кафедры общего и русского языкознания, кафедры древних языков и кафедры языков и фольклора народов Сибири Новосибирского госуниверсигета (май 2002 г.), на научных

конференциях: "Гуманитарные исследования: итоги последних лет" (Новосибирск, Новосибирский госуниверситет, 1997 г.); "Наука. Университет. 2001. Вторая научная конференция преподавателей и студентов" (Новосибирск, Новый Сибирский университет, апрель, 2001 г.), "Методологические основания современной филологии: материализм и идеализм в науке" (Калининград, Калининградский госуниверситет, июль, 2001 г.); на ГУ и V региональных семинарах по проблемам систематики языка и речевой деятельности (Иркутск, Иркутский государственный лингвистический университет, сентябрь, 2001 г., 2002 г.); на Международном конгрессе "Русский язык: исторические судьбы и современность" (Москва, Московский госуниверситет, март, 2001 г.); на Научных чтениях, посвященных Дням славянской письменности и культуры, в Новосибирском госуниверситете 20—21 мая 2002 г.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав основной часта, Заточения, раздела "Библиография" и приложения.

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

Первая глава диссертации "МЕТАФОРИКА КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ОБЪЕКТ ОБЩЕЙ И ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ МЕТАФОРОЛОГИИ" освещает общеметафорологическую проблематику. Общеметафорологические теоретические проблемы прямо или косвенно влияют на возможности собственно лингвистического метаописания, и в данной главе рассматривается, что представляет собой метафора как объект исследовательской рефлексии и какие ее качества уже получили научное отображение, описываются иерархичная структура макрообъекга метафорологии — общей метафорики — и история ее исследования, дается краткое описание лингвистических исследовательских подходов к изучению метафорики (параграфы "Объект метафорологии и краткая история его изучения", "Лингвистические исследовательские подходы к описанию метафорики"). Отмечается, что термин "метафора" давно вышел за рамки поэтико-риторического употребления: как метафорические рассматриваются элементы ландшафта, предметы дизайна, исторические и социальные события, художественные стили и средства, направления в развитии информационных технологий и многое др.

Поскольку отграничение любого объекта от других смежных необходимо для его адекватного описания, в исследовании ставится задача определения максимальной и минимальной границ метафоры (параграф "Понятия общей и частной метафорики"). Если метафорическим считать не только речевое, но и все коммуникативное и - шире - социокультурное поведение человека, не только продукт ментально-речевой деятельности человека - текст с его семантической стороны, но и грамматические правила организации этого текста, а также программы коммуникативного поведения, реализованные в ходе его создания, то встает вопрос о метафорическом объектном максимуме (и его структуре) и метафорическом объектном минимуме. Метафорогенная деятельность человека, таким образом, не ограничивается его креативными способностями, а "пронизывает" всю его жизнедеятельность. Человек вырастает среди метафор и воспринимает мир через определенную когнитивную и языковую "метафорические вуали", что во многом предопределяет его общую коммуникативную компетентность.

Исследователями (А. А. Потебней, Ф.Ницше, X. Ортега-и-Гассегом, М М. Маковским и др.) неоднократно подчеркивался инстинктивный характер метафорогенной деятельности.

Можно предположшь, чтр искомый метафорический максимум заканчивается там, где заканчивается деятельность человека. Его стремление интерпретировать каждую компоненту своего поведения (порой не только креативного, но и деструктивного) позволяет необычайно расширить границы метафоры-объекта и тем самым ввести ее в фокус, например, этики, социальной психологии и всех ее прикладных областей. Человек, не выбирая, постоянно находится в метафорике экзистенциального, и это имплицитно «навязывает» ему определенный «спектр» поведения (Дж. Лакофф, М. Джонсон, X. Ортега-и-Гассет, У. Эко, Н. Ф. Крюкова). Соответственно, структурная организация метафорического максимума существенно отличается в зависимости от той сферы деятельности, в которой он реализуется, от широкого социокультурного и конкретно реализуемого коммуникативного контекстов. Совокупные национальные метафорические максимумы, включающие системы метафор-языковых знаков, метафор-концептов, метафор-действий (системы поведенческих метафор), результаты всей метафорогенной деятельности человека, как лингвистической, так и нелингаисгаческой природы, в определенных своих участках могут совпадать у носителей разных культурных архетипов одного периода или у носителей одного культурного архетипа в различные исторические периоды. Совпадающие (или несовпадающие) участки позволяют говорить о существовании метафорических универсалий (или, напротив, уникалий) на языковом, когнитивном и этологическом уровнях, и определение данных универсалий становится одной из главных задач современных общих метафорологических исследований.

Поскольку в современной европейской традиции принято рассматривать как текст все, что создано искусственно (Н. Г. Багдасарьян), метафорическим макрообъектом, реализуемым в таком макросемантическом пространстве текста-действительности, можно считать общую метафорику - совокупность всех результатов метафорогенной деятельности человека, а также механизмы самой этой деятельности, включая ее ментальные, поведенческие и языковые составляющие. Другими словами, метафорика включает в себя и общий метафорический максимум и сам механизм метафорогенной деятельности. Естественно, что общая метафорика представляет собой не изолированное явление, а глубинно и системно связанное со всеми прочими лингвистическими и паралингаистическими участками когнитивных и коммуникативных систем. Изучение общей метафорики хорошо вписывается и в область задач общей семиотики, исследующей не только естественные и искусственные языки, но и вторичные моделирующие системы - семиотические системы, построенные на основе естественного языка, но имеющие более сложную структуру (Ю. М. Латан).

Частные метафорики (метафорики носителей разных языков и социолектов в пределах одной языковой общности) могут частично совпадать, так как тесно связаны в своей основе с глубинными архетипическими установками. Метафорика текста-действительности может исследоваться как в синхронном, так и диахронном планах, поскольку действительность динамична, В частных

метафорологических исследованиях встает вопрос о статусе минимальных метафорических объектов. Что представляет собой метафорический минимум? Дня всех нелингвистических областей (философии, логики, психологии и т. д.) таким минимумом, следуя античной традиции, признается сущность, репрезентируемая словом, но таковым не являющаяся. В философской, логической и прочих науках проблемы, связанные с определением границ слова, его тождества, часгеречных характеристик и т. п., при изучении метафор чаще всего не рассматриваются.

С границами лингвистической метафорики - объекта лингвистической метафорологии, или лингвометафорологии, все обстоит сложнее, поскольку общей лингвистической теории метафоры до сих пор не существует (В. П. Москвин), а лингвистическими метафорическими объектами чаще всего становятся единицы лексического уровня, представление о количестве структурных, семантических и функциональных типов которых может варьироваться в различных трудах. Кроме того, в современных исследованиях как метафорические часто осмысливаются металепсис, гипаллага, эналлага, абузия (катахреза, или ломаная метафора), персонификация, деперсонификация, прономинация, оксюморон, метаморфоза, эвфемизм, дисфемизм, перифраза и т. д. Все подобные единицы, аналоги которых столь скрупулезно дифференцировались в трудах прошлого, в XX в. рассматриваются как метафорические, поскольку в их образовании участвует так называемый "перенос по сходству" (Н. Д. Арутюнова). Исключение при таком "интегрированном" подходе к метафоре составляют некоторые отечественные и редкие зарубежные исследования в рамках структурной поэтики (Ш. Балли) и семантики, в которых метафора как теоретический объект получает дополнительное дифференцированное описание, например, через противопоставление художественных метафор языковым, языковых метафор — безббразным производным значениям и т. д. (Г. Н. Скляревская). Метафору чаще противопоставляют образу, знаку и символу (Е. Т. Черкасова, А. Ф. Лосев, Ю. М. Лотман, Д. С. Лихачев, Т. С. Борисова и др.), а не отождествляют с ними, как это делали античные и средневековые авторы: образ прорывается в язык через метафору, а метафора в своем дальнейшем семиотическом развитии либо поднимается до символа, либо опускается до знака (Н. Д. Арупонова). В когнитивных, логических, лингвостилистических и др. исследованиях подобное дифференцирование, как правило, не проводится, и любое переосмысление и его результат, даже метонимические, могут толковаться как метафорические (Н. Д. Арутюнова).

Классическая теория метафоры имеет недостатки, потому что слишком тесно связана с лингвистикой слова (Ф. Растье), в содержание которого может входить как одна, так и несколько семем (содержаний морфем). Особый метафорический объектный статус приобретают синтагма (по Ф. Растье, последовательность морфем, частым случаем которой может быть и слово), в том числе синтагмы одночленные (кобылка 'саранчовое насекомое', мушка 'приспособление для прицеливания') и словосочетания, например, двучленные

генигивные метафоры (половодье чувств, глубины разума), метаморфозы (выть волком от ревности, сидеть тихой мышкой). Метафорическими могут быть и целые единицы малых речевых жанров, например, паремии (Старого пса к цепи не приучишь), загадки (облачко на стебельке (одуванчик)), а также любая более сложная текстовая манифестация, причем успешность декодирования метафорического текста часто зависит не от широты или сложности организации его пространства, а, в большей степени, от коммуникативной компетентности читателя. Текстовые символико-аллегорические системы могут быть сколь угодно сложными и получать с течением времени дополнительные интерпретации или утрачивать часть своих толкований, и именно потому этот участок метафорики труден для описания (все имеющиеся "словари культур", "словари сюжетов", "списки архетипов" и т. п. не содержат исчерпывающей информации).

Границы лингвистического метафорического минимума определяются самой языковой реальностью. В метафорообразовании могут участвовать структурные единицы разных уровней: 1) основы словоизменительные и словообразовательные, причем в первом случае грамматические компоненты, выражающие словоизменительные и формообразующие категориальные признаки, могут не участвовать в метафорообразовании (твердый лоб —» твердолобый —> политическая твердолобость, мягкое тело —> мягкотелый -> мягкотелость законодательных органов), а во втором случае в мотиванте отсутствуют имеющиеся в мотивате словообразовательные форманты (тарельчатый клапан, свайный оголовок, предмедовый месяц президента), и если производное слово мотивируется метафорическим ЛСВ производящего, то их связывают отношения так называемой метафорической производности (В. В.Лопатин); 2)аффиксы и аффиксоиды с ярко выраженным словообразовательным значением и их конфиксальные сочетания: мафиотропы, путинофилы, скуратофобы ("Завтра" 2000); демократический паханат ("Рос. Вести" 1995); А за окном - какая-то другая действительность, какая-то не жизнь, а антижизнь ("Правда" 1997); 3) корневые морфемы, часто совпадающие в плане выражения с основами: хомокартофелюс\ 4) просодические элементы (1.1.011а1а, В. Вундт, Н. А. Любимова, Н. П. Пинежанинова, Е. Г. Сомова и ДР-)-

Таким образом, как лингвистический объект метафора не ограничивается единицами лексического уровня, и поэтому есть определенные сложности в формулировании ее определения. В диссертации частично разделяются мнения Н. Д. Арупоновой, Ф. Растъе, С. А. Хахаловой, и под лингвистической метафорой понимаются разноуровневые единицы вторичной косвенной номинации, в том числе номинативные знаки (слова, словосочетания), предикативные знаки (предложения), сложные предикативные знаки (тексты), основанные на "переносе" форматива с единичного или сложного денотата (часто "фиктивного", нулевого) на реальный (или "фиктивный", нулевой) единичный или сложный денотат/сигнификат. Метафора-единица языка противопоставляется метафоре-единице речи, в том числе и речи индивидуальной, с одной стороны, и метафоре-концепту - с другой.

По общему признанию, лексические метафоры позволяют, тем не менее, достаточно полно описать специфику национальной метафорики. Частным исследовательским объектом реферируемой диссертации стали русские метафоризаторы-субстантивы. Теория метафоры связана с морфологической теорией частей речи только потому, что, как и при моделировании, концетуально-формирующей основой западноевропейской лингвистики является слово (если же такой основой считать не слово, а, например, морфему, то тогда исчезнет и необходимость в отборе единиц с определенными морфологическими характеристиками). В диссертации использован традиционный "морфологический" подход в выборе объекта, поскольку именно существительные являются универсальной лексико-грамматической категорией, обладают большими семантическими возможностями, обозначают конкретные и абстрактные понятия. Поэтому для исследования закономерностей переносных значений этот класс слов — наиболее показательный объект ("связь слова с предметом, языка с мышлением выступает в существительном наиболее очевидно" (Г. С. Хромых)). Теория метафоры, связанная с логическими теориями значения, чаще всего оперирует с субстангавами. Кроссчастеречных линтвометафорологических исследований намного меньше, чем работ, посвященных субстантивной метафоре (см. раздел "Библиография" реферируемой диссертации).

Таким образом, метафоролопно предлагается рассматривать как междисциплинарную отрасль научного знания, исследовательским объектом которой является как собственно метафоротенная деятельность человека, так и результаты этой деятельности. Метафоролотия представляет собой форму синкретичного знания о метафоре (подробно основные понятия метафоролопии освещены в монографии диссертанта [Лагута 2003в]). Структура этого знания, как и структура любой науки, формируется в течение продолжительного времени. Нельзя утверждать, что этот процесс завершен: энтропия метафорологаи как научной системы только начинается и, вероятнее всего, находится на этапе накопления и систематизации научной информации. Как правило, отрасли научного знания возникают в связи с формированием новых исследовательских подходов, а метафорология, напротив, объединяет самые разные подходы на основе тождества объекта исследования, и эта интеграционная тенденция - на общем фоне современного дискретного знания -не может не быть привлекательной. Взаимообогащению на базе предметного разнообразия, безусловно, способствует онтологическая "широта" и "глубина" метафоры - и как результата и как инструмента познания. Метафоризация вездесуща, она возникает везде, где человек может проявить себя, и, более того, становится ведущим способом креативного и эстетического познания. Трудно предположить, что существует еще одна, подобная метафоре, универсалия, характерная для понятийного, языкового, психического, социального и прочих человеческих миров.

Отсюда сложность описания объектных приоритетов метафорологии, формирующих особый комплекс исследовательских задач. В зависимости от предмета исследования и применяемых подходов выделяют философскую, логическую (включая девиатологическую), психологическую и лингвистическую мегафорологию. Частнообъектное описание метафора получает в рамках этих отдельных наук в границах их предметных задач (подробнее [Лагута 2003в, I]).

Теория метафоры не может бьггь простой: метафора слишком сложный объект, но это не "вина" теории, а свойство объекта, и к истине о метафоре можно приблизиться только после подробной "проработки" всей имеющейся о ней информации. В диссертации отмечается, что в настоящее время философская и логическая дедукция в метафорологии явно опережает эмпирическое знакомство с объектом, и исследователи философских и логических направлений часто забывают, что собственно метафора — в некотором роде иллюзия, идеальный научный объект, другими словами, объект теории, а не реальности. Метафоры в языках, сознании и поведении не встречаются изолированно, по одиночке, а существуют только потому, что образуют системы; это те объекты, которые не могут существовать вне своих систем. Но системный подход характерен пока только для лингвистических исследований метафорик.

Во второй главе "СЕМАНТИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА" прежде всего определяется онтологическая близость моделирования и метафоризации (параграф "Моделирование как исследовательский метод лингвистической науки"). В этой части исследования освещаются логические основы описания метафоризации (метафора рассматривается как результат логической и языковой девиации), дается общее понимание наиболее результативного для изучения метафорических систем структурно-семантического лингвометафорологического подхода, анализируются некоторые онтологические проблемы, связанные с описанием семантической структуры слова и семной структуры лексического значения, определяются понятия "модель" и "моделируемый объект", характеризуются параметры семантической модели метафоризации), описывается сам метод исследования и возможности его применения на русском материале, строится тематическая классификация русских субстантивных метафоризаторов, определяются наиболее активные модели русской субстантивной метафоризации-декодирования, характерные для каждой тематической группы исследуемого класса слов.

В параграфе "Логические основы описания метафоризации" метафору предлагается рассматривать как следствие логической девиации. С логической точки зрения, метафора как результат метафоризации представляет собой особую энтамему, или свернутое умозаключение, средний член которого (М) оказывается "разрушенным". Как известно, в любом высказывании-умозаключении реализуются две тенденции - усиление экплицитности с одновременным ростом имплицитное™. Последнее часто сопровождается увеличением экпрессивности, эмоциональности, эстетического воздействия на адресата (И. В. Арнольд). В реальной практике мышления и речи средством усиления имплицигаости служат энтимемы, под которыми в формальной логике понимают сокращенные силлогизмы с пропущенными суждениями (А. Т. Кривоносое), поэтому, с лошческой точки зрения, метафору — результат метафоризации предлагается рассматривать как имплицитное, свернутое умозаключение, или энтимему. Метафорические энтимемы могут возникать вследствие разных процессов, поскольку метафоризация-кодирование отличается от метафоризации-декодирования. Метафорам свойственны все признаки категорических умозаключений, в том числе и то, что в основе любого

умозаключения всегда лежат причинно-следственные связи (точнее, в основе для каждого конкретного случая выражения умозаключения в естественном языке можно увидеть причину (А. Т. Кривоносов)). Каузальность и метафоричность тесно связаны между собой.

В качестве иллюстраций в диссертации приводятся метафорические энтимемы, в том числе умозаключение-метафора игла Адмиралтейства. Метафорическую энгимему, возникшую в результате метафоризации-кодирования, можно представить следующим образом (при записи опущены принятые в логике формальные средства, некоторые термины и промежуточные силлогизмы).

(Меньшая посылка)

(Большая посылка)

Этот шпиль (в) -

[Все знают, что] некоторые длинные по отношению к собственному диаметру, прямые, с острым концом (орудия) (М)-

очень длинный по отношению к собственному диаметру, прямой, с острым концом (архитектурный элемент) (М).

иглы (Р)

(Заключение) Шпиль (Э) - игла (Р)

При мегафоризации-кодировании игнорируется важнейший признак правильного логического умозаключения - соогаосимостъ сопоставляемых понятий, а потому средний член силлогизма (М) "разрушен", поскольку орудия и архитектурные элементы реально не соотносятся. При метафоризации "заключаются в скобки" существенные признаки самих понятий, и в результате получается внешне логически "правильное", но фактически ложное умозаключение (все знают, что архитектурный элемент не орудие). После выстраивания посылок в правильном порядке возможна их "развертка" следующим образом: поэт называет шпиль здания Адмиралтейства иглой ПОТОМУ, ЧТО [все знают] некоторые длинные по отношению к собственному диаметру, прямые, с острым концом орудия - иглы, а этот шпиль — очень длинный по отношению к собственному диаметру, прямой, с острым концом архитектурный элемент. Обращается внимание на то, что при мегафоризации-кодировании большая посылка "хронологически" оказывается на втором месте, а меньшая - на первом.

Декодирование метафор представляет собой иной процесс.

ч [Все знают, что] игла (Большая посылка) '

(й)- длинное по отношению к

собственному диаметру, прямое,

с острым концом (орудие) (М)

Но у здания Адмиралтейства нет иглы, это здание — архитектурное

сооружение, и все знают, как оно выглядит.

[Все знают, что]

некоторые очень

длинные по отношению

к. собственному

диаметру, прямые, с

(Меньшая посылка)

острым концом

(архитектурные элементы) (Коптили (Р)

(Заключение) Игла (Э) - шпиль (р)

Большая посылка, как и положено, предшествует меньшей. При "развертывании" этой энгимемы получается: игла Адмиралтейства - это шпиль, ПОСКОЛЬКУ [все знают] игла - это длинное по отношению к собственному диаметру, прямое, с острым концом орудие, а некоторые очень длинные по отношению к собственному диаметру, прямые, с острым концом архитектурные элементы - шпили. Таким образом, при кодировании метафорический "силлогизм" имеет такой вид:

V

8 —М

8 —Р

При декодировании "силлогизм" имеет "зеркальный виц":

у*

М — Р

8 —Р

В большинстве исследований, посвященных модельному описанию метафоризации, метафорообразование и декодирование метафор специально не разводятся, хотя очевидно, что их нельзя смешивать. Метафорообразование осуществляется в несколько этапов, и моделирование этого процесса возможно только через выявление моделей метафоризации-декодирования: определив наиболее актуальные при декодировании метафор параметры моделей, понаблюдав за речевой эмпирикой, мы можем предположить, что новые метафоры, скорее всего, станут фактами языковой системы, если будут образованы по тем же моделям, по которым декодируется большинство метафор данного языка.

Кодирование и декодирование метафор - разные стороны метафоризации. Лингвистическая характеристика компонентов метафорических силлогизмов, особенно их средних членов, может дать многое для семантического моделирования метафоризации (при описании мотивирующих перенос наименования признаков) и для последующей лексикографической фиксации ее результатов ' (унификации словарных толкований метафоризаторов — номинативных ЛСВ с потенциальными метафорическими значениями и метафор).

Принципиальное отличие мышления от чувственного познания в том, что мышление неразрывно связано с языком. Именно нарушение логических законов, бессознательное введение хаоса приводит, с одной стороны, к возникновению многочисленных речевых лексико-стилистических ошибок (абсурдности высказывания, алогизмам, неразграничению конкретных и отвлеченных понятий, несоответствию посылки следствию, речевой избыточности (ляпалиссиадам, пустословию, плеоназмам, тавтологии),

расширению или сужению понятия, речевой недостаточности и др.) и синтаксических стилистических ошибок, а с другой стороны, служит основой для возникновения стилистических тропов, т. е. результатов позитивной девиативной деятельности говорящего (аллегории, аллюзии, амплификации, гипаллаги, гиперболы, катахрезы и, конечно же, метафоры), а также стилистических фигур, изучение которых является уже предметом культуры речи, риторики и стилистики. Многае речевые ошибки и стилистические приемы имеют одинаковую логическую мотивировку и могут возникать вследствие одних и тех же логических "сбоев'-девиаций: например, алогизм может быть ошибкой, но может и лечь в основу оксюморона или метафоры. Любая ошибка в речи говорящего (за исключением явлений психосоматической природа) -свидетельство или языковых норм прошлого, или потенциальных возможностей языковой системы, или ассоциативных и онтологических способностей носителей определенного социолекта. Метафора, таким образом, представляет собой результат позитивной логической девиации.

В параграфе "Семантическое моделирование как метод структурно-семантических исследований" метафорообразование рассматривается как сложное, упорядоченное, не хаотично-стихийное, когнитивное явление. Картина узуальной метафоризации вполне может быть описана двухпараметровыми семантическими моделями, включающими 1) мотивирующие перенос наименования признаки и 2) направления, или типы метафорического переноса. Подобные модели выражают ассоциативные приоритеты русскоговорящих, закрепленные в языке. Индивидуальные, окказиональные метафоры образуются по тем же моделям, что и узуальные, и значительно реже, как показали наблюдения, — по неузуальным моделям. Построение моделей "организации смыслов" провоцирует возникновение вопросов об их статусе: являются ли выделенные модели следствием способности к естественной категоризации у классификатора или они представляют собой результат лингвистической категоризации В диссертации отмечается, что метафорогенная деятельность человека предполагает, с одной стороны, его полную социализацию, а с другой, — на основе уже имеющегося у него априорного "запаса" знаний, внешнее знакомство с необходимым количеством социальных и внесоциальных объектов, представление о которых, в отличие от научного знания, может содержать даже ошибочные сведения. Априорная способность человека к ассоциациям и аналогиям позволяет предположить, что организация ассоциативной деятельности человека реализуется по строго определенным, ограниченным в своем числе моделям. В противном случае эта ассоциативная деятельность была бы хаотична и бессистемна и именно так отражалась бы в метафорогенной деятельности.

Основными параметрами структурно-семантических моделей метафоризации-декодирования, на основе которых в дальнейшем выявлются модели метафоризации-кодирования, предлагается считать следующие:

1) мотивирующий перенос наименования признак (или сочетание признаков) и

2) направление метафоризации — тип метафорического переноса, например, "предмет —> человек" — пила, молоток, клад; "животное -» человек" — медведь, осел, лиса и др. Каждая метафора определяется принадлежностью к конкретной модели метафоризации, которая, в свою очередь, зависит от сочетания данных параметров.

Метафоризацию-декодирование в "узком" смысле часто толкуют как направление метафорического переноса, и именно этому параметру придают статус модели (Д. Н. Шмелев, А. М. Панченко, И. П. Смирнов, Ю. Д. Алресян,

G.Lakoff, М.Johnson, P.N.Johnson-Laird, Н.А.Лукьянова, А.П.Чудинов, Г. Н. Скляревская, А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов, Н.В.Павлович,

H.А.Илюхина, Н.А.Кузьмина и мн. др). Количество работ, посвященных выявлению направлений метафоризации, достаточно велико, и, как правило, они базируются на материале определенной части речи. В качестве исходной классификации типов метафорических переносов мы в дальнейшем при моделировании будем использовать с некоторыми дополнениями и изменениями типологии Н.А.Лукьяновой и Г. Н. Скляревской. Нами определяются следующие типы переносов: I. "Предмет —► предмет" (П->П): нитка трубопровода, блюдце НЛО; П. "Предмет —> физическое явление" (П—»ФизЯв): иглы инея, юбочка опенка-, Щ. "Предмет —> психическое явление" (П—»ПсЯв): чаша терпения, заряд злобы, IV. "Предмет —»социальное явление" (П—»СоцЯв): жернова избирательной кампании, рогатки цензуры; V. "Предмет —> отвлеченное понятие" (П-^Отвл): веха истории, ось событий; VI. "Физическое явление —> предмет" (ФизЯв—>П): луковки собора; молния 'о застежке' VII. "Физическое явление —» физическое явление" (ФизЯв—»ФизЯв): дождь лепестков; VIII. "Физическое явление —> психическое явление" (ФизЯв—»ПсЯв): облако грусти, тайные бури в душе; IX. "Физическое явление —> социальное явление" (ФизЯв—»СоцЯв): социальные потоки, вихри войны; X. "Физическое явление —» отвлеченное понятие" (ФизЯв—»Отвл): обломки былой славы; XL "Психическое явление —» физическое явление" (ПсЯв—»ФизЯв): каприз природы, причуда стюсии; ХП. "Психическое явление —» социальное явление" (ПсЯв—»СоцЯв): административный восторг; XIII. "Социальное явление —» физическое явление" (СоцЯв—»ФизЯв): растительное царство; XIV. "Социальное явление —» психическое явление" (СоцЯв—»ПсЯв): бедность мысли, душевная нищета; XV. "Социальное явление —» социальное явление" (СоцЯв—»СоцЯв): синклит родственников, кумовство в больнице; XVI. "Социальное явление —» отвлеченное понятие" (СоцЯв—»Отвл): революция в познании; XVII. "Отвлеченное понятие —» физическое явление" (Отвл—»ФизЯв): природная иерархия; XVIII. "Отвлеченное понятие —» психическое явление" (Отвл—»ПсЯв): свойство человеческого характера; XIX. "Отвлеченное понятие —> социальное явление" (Огал—»СоцЯв): вертикаль власти; XX. "Отвлеченное понятие —* отвлеченное понятие" (Отвл—»Отвл): физика воображения.

Логический анализ мегафоризации-кодарования и декодирования позволил определить то, что метафоризация осуществляется благодаря инвариантным качествам среднего члена метафорического "силлогизма" (метафорической "энгамемы") при игнорировании его существенных дифференциальных признаков. Инвариантные признаки могут быть обобщены и описаны в категориальных терминах. В исследованиях их обычно обозначают термином "мотивирующие". Объективно существующее сходство денотатов позволяет декодировать метафоры, не подвергающиеся узуализации в данном языковом коллективе, но встречающиеся в узусе у других национальных сообществ, правда, при условии, что специфические характеристики сопоставляемых

денотатов известны приблизительно в равной степени носителям разных языков, хотя адекватность такой декодировки вызывает сомнения.

Мотивирующие перенос наименования признаки (МП) неоднократно привлекали внимание исследователей. Большинство из них считают, что самой регулярной и универсальной является метафоризация-декодирование по сходству формативных, метрических, хроматических и консистенциальных признаков. Поскольку представление о семной организации лексического значения слова отражает объективно присущие денотату признаки, возникает возможность выявить набор МП на основе уже имеющихся в научном обороте каталогов метаимен (Н. В. Цветков), к которым относят абстрактную лексику, служащую для обозначения обобщенных понятий. По мнению исследователей, метаимена вполне могут служить названиями дифференциальных смысловых признаков (сем); следовательно, они могут служить и названиями МП, актуализирующихся в сгрукгуре значений метафорических ЛСВ в качестве потенциальных сем. Метафорический перенос наименования одного объекта (в широком понимании) на другой происходит на основе общности свойств, импликация которых в лексических значениях слов представлена следующими семами: физические: формативные (Фф — "величина", 'высота", "глубина", "длина""', "полнота", "размер", "рост", "форма", "ширина"); одоративные (Фод — "запах"); цветовые (Фцв — "масть", "окраска", "тон", "цвет"); вкусовые (Фвк—"вкус"), весовые (Фвес —■ "вес", "масса", "объем"), звуковые (Фзв — "громкость", "диапазон", "тембр"); временные (Фвр — "возраст", "время", "длительность"); температурные (Фтемп — "температура"); тактильные (Фтакт — 'Твердость", "мягкость"); консистенциальные, отражающие организацию, консистенцию объекта в широком понимании (К — "заполненность", "система организации", "состав", "состояние", "строй", "сущность", "уклад", "материал"); функциональные (Фу — "предназначение", "цель", "причина использования"); реализационные, отражающие представление о характеристиках проявлений объекта (Реал — "активность", "значение", "интенсивность", "реакция", "режим", "результат", "сила", "следствие"); динамические, характеризующие протекание действия (Ди — "ритм", "темп"); квантитативные, указывающие, являются ли соотносимые объекты дискретными объединениями единиц (Кв — "доза", ■ "калибр", "мера") или они синкретичны ("количество"); реляционные, отражающие представление об общности отношений сопоставляемых объектов с другими объектами (Рец — "место", "положение", "соотношение", "направление", "близость", "порядок", "предел", "расположение"); субъективно-психологические, отражающие представление об общности тех чувств, переживаний, состояний, ощущений, которые вызываются у субъекта контактами с соотносимыми объектами (СП — "чувство", "переживание"). Заключенные в скобки семы имплицитно выражают объективно существующие МП соотносимых денотатов. Предложенная картина МП, безусловно, будет упрощенной и неполной, если не будет отмечен тот факт, что действительность познается человеком во всем ее многообразии, и метафоризация, как правило, характеризуется не одним, а несколькими МП (А. Н. Шрамм, Э.В.Васильева, О.Н.Алешина, В.Н.Прохорова, О. И. Усминский и до.).

В результате наложения двух типологий (направлений и МП) можно получить матрицу всех гипотетических моделей метафоризации в языке (количество "ячеек" матрицы и, соответственно, гипотетических моделей достигает 20 направлений х 114 всех возможных сочетаний МП = 2280), однако эмпирический материал показывает, что не все гипотетические модели имеют языковые и даже речевые реализации. Например, количество моделей русской субстантивной метафоризации в узусе ограничено и насчитывает всего около пятидесяти. Таким образом, отношение к языковой реальности у всех "ячеек" матрицы разное: реальное, гипотетически возможное и гипотетически невозможное. В дальнейшем при записывании формулы модели используются фигурные скобки, приведенные выше литерные обозначения направлений — П—>П, П—>ФизЯв, П—СоцЯв и т. д. — и, через /, соответствующие обозначения сопутствующих этим направлениям МП — Фцв, К, Фу и др. Например: нити дождя, иглы инея — реализации модели {П—»ФизЯв/Фф}; медь волос — реализация модели {ФизЯв—»ФизЯв/Фцв}; минеральная вата — реализация модели {П—>ФизЯв/К}; ит. д.

Итак, под метафоризацией-кодированием понимается когнитивный процесс, результат которого эксплицируется в коммуникативном поведении человека, в том числе и в языке. Лексическая метафоризация-кодирование — это формирование у лексемы метафорического значения по определенной семантической модели, выявляемой только в результате анализа моделей декодирования, свойственных другим, уже существующим в языке, метафорам. Метафорический ЛСВ (метафора) возникает на основе актуализации потенциальных сем производящего номинатива как следствия выбора определенных параметров такой модели метафоризации-кодирования. Понятие о метафоре как об исследовательском объекте, таким образом, позволяет считать ее результатом реализации определенной модели метафоризации-кодирования, и все выявленные модели представляют собой научные конструкт.

В параграфах "Тематическая и семантическая таксономии в лексикологических исследованиях. Тематическая классификация метафоризаторов" и "Модели русской субстантивной метафоризации-декодирования" представлена тематическая классификация всех русских субстантивных неодушевленных метафоризаторов, определяются наиболее актуальные направления, МП и их сочетания, а также все модели метафоризации-декодирования в разряде данных семантических сфер, тематических групп (ТГ) и подгрупп. Количественные данные приведены в табл. 1-4 Приложения: "Количественное наполнение ТГ неодушевленных метафризагоров", "Актуальность направлений узуальной метафоризации-декодирования в разряде русских неодушевленных существительных", "Актуальность МП в классе неодушевленных существительных", "Актуальность моделей метафоризации-декодирования в разряде неодушевленных существительных". Примеры членов выделенных ТГ и актуальных для них моделей метафоризации приведены в табл. 1 автореферата.

Таблица 1

Тематическая классификация русских субстантивных метафоризаторов и примеры моделей метафоризации, актуальных для единиц исследованных тематических групп

Название тематической группы метафоризаторов и ее № Примеры моделей

Номинации артефактов ТГ1: лопата, меч, серп и др. {П—»ФизЯв/Фтакт}: атлас кожи, бархат щек, {П—► Отвл/Рец}: веха истории; {П—> СоцЯв/ФфФу}: Сталинградский котел

Номинации знаков, символов ТГ': буква, иероглиф, нота и др. {П —► Отвл/Рец}: азы науки, азбука биологии, {П —► ФизЯв/Фф}: иероглифы следов, ижица ног

Номинации социально-политических явлений ТГ3: дипломатия, фронда, тирания и др. {СоцЯв -»СоцЯв/ФуКв}: ареопаг профессоров-экзаменаторов; {СоцЯв —> ПсЯв/РеалСп}: в плену старых предрассудков

Номинации культовых и религиозных реалий ТГ4: ересь, крещение, проповедь и др. {П —> Отвл/ФуРецСп} - алтарь отечества

Номинации из сферы торгово-денежных отношений ТГ5 актив, бум, капитал и др. {СоцЯв -»СоцЯв/РеалСп}: девальвация диплома; {СоцЯв ->■ СоцЯв/Реал}: политическое банкротство

Номинации отраслей науки и учений ТГ": силлогистика, схоластика, метафизика и др. {СоцЯв ПсЯв/РеалСп}: макиавеллизм 'о коварстве, вероломстве'

Номинации реалий изобразительного искусства ТГ7: карикатура, мозаика, портрет и др. {П —> СоцЯв/Реал}: иллюстрация хороших манер, картина нравов русского дворянства

Номинации результатов литературно-словесной деятельности человека ТГ8: легенда, повесть, поэма и др. {П —» Огал/РеалСп}: библия картезианства, евангелие революции, политический катехизис

Номинации реалий театрально-музыкальной культуры ТГ9: репертуар, спектакль, увертюра и др {СоцЯв —> СоцЯв/Реал}: иметь свое амплуа в семье, выбрать роль безмолвной жертвы в семье

Номинации мест ТГШ: сторона, центр, обочина и др. {ФизЯв —► ПсЯв/РеалСп}: провалы в памяти; {ФизЯв Отвл/Рец}: на обочине жизни

Номинации состояний ТГ": голод, сон, жажда и др. {ФизЯв —> СоцЯв/РеалСп}: болезни общественной жизни, конвульсии банковской системы; {ФизЯв -» Отвл/РеалСп}: насыщенность фактами

Мотивированные прилагательными номинации свойств и состояний ТГ12: заскорузлость, текучесть, черствость и др. {ФизЯв ПсЯв/РеалСп}: заскорузлость мнений, душевная изломанность, ровность характера

Номинации свойств ТГи: громкость, инертность, плотность и др. {ФизЯв Отвл/Рсц}: возвышенность идей, микроскопичность проблемы

Имена действия ТТ": взлет, выход, ломка и др. {ФизЯв —>СоцЯв/ФуРеал}: работа при полной загрузке в вузе, зажим критики, {СоцЯв —> ФизЯв/РеалДи} нашествие саранчи

Мотивированные глаголами номинащш действий и состояний ТГ15: насыщение, расцветание, трепетание и др. {ФизЯв СоцЯв/РеапСп}: насыщение рынка товарами, парализация экономики

Номинации совокупности предметов, лиц ТГ"': армия, дружина, полк и др. {ФизЯв —> СоцЯв/Кв}: выводок молодых специалистов, косяки студентов, рой красавиц; {ФизЯв ->ПсЯв/КвДи} рой мыслей

Номинации явлений природы ТГ": звезда, солнце, молния и др. {ФизЯв ПсЯв/РеалСпДи}: тайные бури в душе 'о сильном волнении', буря страстей, вихрь мыслей-, {ФизЯв—► ФизЯв/Фзв}: говор ручья, журчание речи, лепет листьев, лопотание родника

Рельефно-ландшафтная лексика ТГ'8: гора, лес, перевал и др. {ФизЯв —> Отвл/КвРец}: чаща теоретических выкладок; {ФизЯв —►ПсЯв/РеалСп}: оазис в темной душе преступника 'о добрых чувствах, качествах', омут воспоттаний

Номинации организмов и их частей ТГ". гриб, микроб, тесень и др. {ФизЯв -> ГТ/Фф}: бананы 'о брюках', ткань в горошек, груша гудка; {ФизЯв -> СоцЯв/РеалФуСп}: вирусы аристократического тщеславия / лести; {ФизЯв —►ФизЯв/Фф}: борода сосулек на фонаре, ветви хребта

Номинации веществ ТГ": золото, медь, серебро {ФизЯв—>ФизЯв/Фцв}: серебро в волосах 'о седине', уголь волос, янтарь листвы, бирюза неба; {ФизЯв —► ПсЯв/РецСп}: не сердце, а золото

Номинации временных отрезков ТГ": весна, лето, ночь и др. {ФизЯв —»ФизЯв/Фвр}: на закате своих дней, на заходе жизни, утро жизни

В параграфе "Понятие «метафорическая омонимия»" отмечается, что определенное количество метафоризаторов способно образовывать в узусе значительно большее количество метафорических дериватов (Н. Д. Арутюнова, Н. А. Лукьянова, Г. Н. Скляревская, О. Н. Алешина и др.), и один и тот же номинативный ЛСВ порождает различные метафоры на основе актуализации разных потенциальных сем (и соответствующих МП). Ср.: пропасть между людьми 'о расхождениях' и пропасть мусора-,

оазис в темной душе преступника и оазис русской культуры за границей; недра дома и в глубочайших недрах памяти. Расхождение в значениях метафор велико, и данные единицы в работе были условно обозначены как Омонимичные метафорические дериваты. Условность связана с тем, что метафорические омонимы имеют общий метафоризатор и общую парадигму. Метафорические омонимы - это метафоры, возникшие на основе одной и той же первичной номинации и являющиеся реализациями различных моделей метафоризации. При этом соответствующие модели различаются, как правило, сочетанием параметров, т. е. они могут иметь общие МП, но разные направления (немота тайги {ФизЯв —»ФизЯв/РеалСп}, немота властей - {ФизЯв —> СоцЯв/РеалСп}) или, наоборот, общие направления, но разные МП (соломенные щиты купальни {П —>■ П/ФфФу}, щит управления ('панель управления') {П —> П/Фф}), разные направления и разные МП (крючки в тетради {П—>П/Фф}, крючок в судебном деле {П —> СоцЯв/Фу}; философические хитросплетения {П —> Отвл/ФфСп}, канцелярские хитросплетения {П —> СоцЯв/РеалСп}. Метафорическая омонимия затрагивает почти все тематические объединения рассматренной лексики. Так, регулярно образуют метафорические омонимы номинации места, свойств, действий, процессов, событий, совокупностей предметов, названия большинства натурфакгов. Метафорическая омонимия практически не затрагивает терминологическую лексику, номинации книг, документов, названия занятий, профессий и единицы некоторых др. ТТ.

В параграфе "Результаты семантического моделирования субстантивной метафоризации" отмечается, что анализ приведенных выше направлений метафоризации (П—»ФизЯв, ПсЯв—»ФизЯ и т. д.) позволил выявить следующую закономерность: метафорическая лексика, называющая "создаваемые" человеком реалии — артефакты, а также явления в социуме, психические состояния, по объему лексических единиц приблизительно равна метафорической лексике, связанной с обозначением природных явлений и отвлеченных понятий (57,4% и 42,6% соответственно). Чаще всего метафорические дериваты характеризуют социальные (28%), физические явления (23,4%), отвлеченные понятия (19,3%), психические явления (17,9%), реже — артефакты (10,6%). Количество основных моделей русской субстантивной метафоризации ограничено -35, и каждая из них имеет в узусе более 10 метафорических реализаций, ими может быть описано ~70% всех рассмотренных метафор. Метафоры, являющиеся реализациями наиболее актуальных моделей, регулярно воспроизводятся в узусе и могут переходить в разряд языковых.

В третье главе ВОЗМОЖНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ СЕМАНТИЧЕСКОГО МОДЕЛИРОВАНИЯ В ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ И ПРАКТИЧЕСКОЙ ЛИНГВОМЕТАФОРОЛОГИИ" даны примеры использования результатов модельного описания метафоризации 1) при теоретическом ассоциативно-когнитивном и связанном с ним интерпретационном изучении метафор, 2) в практических лингводидактических и лексикографических исследованиях.

В параграфе "Применение результатов семантического моделирования в ассоциативно-когнитивных исследованиях. Метафорическое «мировидение» русскоговорящих" описываются основы когнитивного подхода к языковым явлениям, суть которых состоит в постулировании того, что языковые средства являются в конечном итоге отражением когнитивных структур (М. В. Пименова и др.). Ассоциативно-когнитивные исследования гносеологически связаны с изучением результатов применения метафор в психологических науках, поэтому когнитивное описание предваряется краткой характеристикой важных для лингвистики положений психологической метафорологии. Существенными элементами используемого в данной часта исследования понятийно-терминологического аппарата являются концепт (в том числе базовый), номшат (метафоризатор и метафора), ассоциат.

Основные единицы передачи и хранения знания о реальном и воображаемом мирах - концепты - должны быть достаточно гибкими, подвижными (Т. В. Радзиевская, Р. М. Фрумкина, Д. С. Лихачев, В. А. Лукин, Т. А. Голикова, А.Г.Лисицын, П.А.Бабушкин, В.А.Пищальникова и мн.др.) и, думается, однородными в том смысле, что любой концепт, метафорический по своей природе, соотносится со всеми прочими концептами, как любой неметафорический, и на концептуальном уровне метафоричность снимается сразу же после того, как заканчивается формирование концепта. Процесс формирования может быть метафорическим, один из результатов процесса — метафора в языке — можегг сохранять свойства так называемой "категориальной ошибки", "логической девиации", "синтаксического окказионализма", но метафорический концепт существует до тех пор, пока идет его формирование. В этом отношении "базовые когнитивные метафоры" - не метафоры: процесс их образования - метафоричен, как метафоричны все действия, реализуемые по задаваемым ими образцам, но сами "базовые когнитивные метафоры" не могут быть метафоричными. Метафорична не сущность концепта, а его феномен.

Номинаты — это ментальные аналоги метафоризаторов и метафор как готовых языковых знаков. Отношения между такими номинатами-метафоризаторами и номинатами-мстафорами определяются направлениями мегафоризации, а сами направления ассоциативны и всегда сопровождаются выбором определенных МП. Онтологически независимые направления и МП образуют ассоциаты, которые могут быть формально описаны, например с помощью двухпараметровых моделей, и которые вполне можно считать внешними экспликациями ментальных ассоциатов. Сосуществование в сознании говорящего ассоциатов и номинатов как самостоятельных онтологических сущностей позволяет объяснить процессы метафорообразования и декодирования метафор. В каждом конкретном случае взаимодействие номината-мегафоры и ассоциата приводит к декодированию метафоры и включению носителем языка "чужого" декодированного метафорического концепта в "свой" ментальный лексикон, а соединение номината-мегафоризатора и ассоциата приводит к формированию нового собственного концепта и метафоры.

Все ассоциаты и номинаты образуют сложноорганизованную систему, особый ментальный, метафорический по происхождению, "мир", основы которого, как показал русский субстантивный материал, могут быть описаны базовыми концептами ('^внутренний человек", "внешний человек", "природный человек" и "предметный человек") и который определяется только благодаря структурно-семантическому описанию эксплицируемых метафор. Подобное персонифицированное "многолюдье" уравновешивается результатами регулярного метафорического "опредмечивания" элементов действительности.

Антропоморфность — наиболее яркое свойство ментальности и языка, и "телесные метафоры" (Ю. Д. Апресян) формируют "мировидение" всех говорящих. В диссертации отмечается изначальный мировоззренчески ненейтральный характер понятия антропоморфизма, пришедшего из библеистики, но утратившего свой первоначальное толкование. Так, утверждение приоритетности религиозной формы человеческого опыта позволяет иначе рассматривать цель и основы человеческой коммуникации, всю языковую семантику: идеалистическое мировоззрение предполагает первичный теоморфизм и вторичные демономорфизм и антропоморфизм в качестве базовых семантикоорганизующих категорий (например, для пантеиста душа океана - не метафора), и при таком подходе "когнитивные" и "языковые картины мира" как теоретические объекты будут "выглядеть" совершенно иначе. Антропоморфность не представляет собой единого качества (ср. возможные интерпретации высказываний типа человек есть человек), она дуалистична и дискретна, объединяет свойства "человека телесного" и "человека духовного, душевного", всегда противопоставленных друг другу. Антропоморфность — ограничительное свойство, хотя человека метафорически рассматривают как микрокосм, тесно связанный с макрокосмосом.

Организация ассоциатов в сознании может быть описана при помощи выявленных на основе языкового материала моделей. Например, моделями {ФизЯв-+Отвл/РецСП}, {ФизЯв—ПсЯв/РецСП}, {ФизЯв-»СоцЯв/РецСП}, {ФизЯв->ФизЯв/РецСП}, {ФизЯв—>П/РецСП} описаны этапы "жизни" всех "жителей" метафорического мира: рождение мысли, жизнь идеи, зрелость мысли бесплодность мысли, смерть идей, восресение старых идей, зарождение/рождение чувства, желания зачатки воли, богатая духовная жизнь, смерть/гибель чувства, мысли, желания, воли, воскресение желания у "внутреннего человека"; рождение партии, зарождение, жизнь общественного движения, бесплодность общественных усилий, политическая смерть, гибель, политическое воскрешение у "внешнего человека"; зарождение урагана, гибель ('исчезновение') озера после взрыва у "природного человека"; рождение изделия, гибель вазы у "предметного человека". Моделями {СоцЯв—Ютвл/РеалСП}, {СоцЯв->ПсЯв/РеалСП},

{СоцЯв—»СоцЯв/РеалСП}, {СоцЯв->ФизЯв/РеалСП}, {СоцЯв—П/РеалСЩ описываются некоторые действия, совершаемые "жителями" метафорического мира, и состояния, возникающие у реальных людей: в

плену старых предрассудков, идей, богатство мысли, нищета воображения, душа полна одиночества, сиротства и тоски, душевная казнь, каторга школьной зубрежки, тяжелая повинность ходить в гости (все это говорящие испытывают благодаря существованию "внутреннего человека"), социальное сиротство ("внешний человек"), в плену у пустыни, природные богатства ("природный человек"), в плену вещей ("предметный человек") и т. д. В языке экспликации номинатов способствуют возникновению того явления, которое было охарактеризовано как метафорическая омонимия (в плену вещей, в плену у пустыни и т. д.).

В исследовании подробно характеризуется система метафорического "мировидения" русскоговорящих. Так, в п. "Метафорический облик русского «внутреннего человека» (метафорические концепты и метафоры души и духа)" отмечается, чгго метафоры, описывающие внутренний мир человека — его психическое состояние (17,9%) и отвлеченные понятия (19,3%) как "продукты" ментальной деятельности, формируют самую объемную группу. Это закономерно, так как основная (личностная) жизнь современного человека проходит не в социуме, а "внутри себя" (Ю. И. Левин, М. К. Голованивская, Е. А. Пименов, М. В.Пименова и др.). Современное русское метафорическое "мировидение" души и духа возникло под влиянием нескольких "источников": 1) церковнославянских переводов раннехристианских святоотеческих трудов, прежде всего, "Лествицы" Иоанна, игумена Синайской горы, а также "Душеполезных поучений" аввы Дорофея, переводы писаний Антония Великого, Пахомия Великого, Нила Синайского, Симеона Нового Богослова, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Климента Александрийского и многих других отцов Церкви, развивавших в рамках сотериологической культуры христианское учение о душе; 2) идеалисгико-романтических произведений западноевропейских философов и писателей эпохи Просвещения и последующих периодов. Новый эвдемонический тип современной культуры постепенно вытеснял сотериологический, поэтому одни и те же метафоры декодировались по-разному (ср.: непрестанно борись с парением твоих мыслей, и когда ум рассеялся, собирай его к себе [Лествица 1998: 60] 'отсутствие сосредоточенности' и парение 'романтическая приподнятость (в поэзии, мыслях, чувствах и т. п.)').

По полученным данным, дух чаще всего описывается теоморфными и демономорфными метафорами, а душа и совесть — предметными, антропоморфными или бесгаарными метафорическими единицами. Наиболее актуальной оказалась модель {ФизЯв—>ПсЯв/РеалСП}: номинации физических явлений регулярно используются для характеристики всех граней внутреннего (психического, духовного, душевного, ментального) миров человека. Более того, сами понятия "психический мир" и т. п. также является метафоричными. Метафорогенная деятельность человека направлена на него самого, но не на его физическую "составляющую" — "телесного человека", а на психическую. Триада "Дух — душа — тело" живет практически по одним метафорическим

законам. Все возможные проявления физического мира (отраженные в детальной классификации метафоризаторов во второй главе диссертации) чаще всего используются для описания и постижения мира психического, и современные представления о психическом мире настолько глубоко "физичны", что даже в специальных науках о нем используются "физические" термины.

В соответствии с ранними представлениями, телесный человек — полый сосуд, имеющий внутреннее содержание, наполнение, или дух и душу. Ментальный и психический миры и их составляющие представлялись русскоговорящими как самостоятельные организмы, которые могут "зарождаться", "жить", давая или не давая жизни "другим", "умирать" и "воскресать" {воскресение — о внутреннем обновлении). "Внутренний человек" мог быть старым и молодым, но это никак не было связано с календарным возрастом его "хозяина" (старость души, молодость души, дряхлость духа, ср. также: боязливость есть младенческий нрав в старой тщеславной душе [Лествица 1998:148]).

"Внутренний человек" также мог был. здоровым (здоровье духа, души), а мог и "болеть" (для сильных отклонений от норм физического и психического состояний в языке используется одна номинация — болезнь, хотя психические и соматические болезни чаще имеют разную природу), например: {ФизЯв—>Пс.Яв/РеалСП} столбняк 'об оцепенении от сильного душевного потрясения', нравственное уродство, немота совести, нравственные вывихи, атрофия воли, тошнота от мечтаний и многие др., но его можно "лечить". "Внутренний человек" имел глаза (духовные очи, сердечное око), он мог потерять зрение, стать слепым (духовная незрячесть, слепота). Исцеление души совершали духовные же врачи с помощью огромного набора целительных средств-слов, а также советами молиться, поститься, соблюдать заповеди, ср.: врач душ есть Христос, Который все знает и против каждой страсти подает приличное врачество [Душеполезные поучения 1994:124].

Идеальное физическое состояние для "внутреннего человека" — тишина сердечная, душевный покой. Сотериологическое мировоззрение придавало изначально физическим тишине и покою (миру) первостепенную важность, например, для осуществления ежедневною молитвенного правила необходима тишина чувств, начальником тишины называют Христа (Канон молебный к Богородице), для организации общественной жизни молят даровать тихое и безмятежное житие.

Поскольку целью всей духовной практики христианина становилось стремление максимально приблизить своего "внутреннего человека" к образу Христа, чрезвычайно важным оказывалось метафорическое понятие пути. Библейскими символами "узкого и пространного пут" описывались не только этические, но и психологические явления. Например, развернутая "опредмеченная" метафорическая схема пути — любви — источника божественного огня в сердце (Преп. Иоанн Лествичник) приведена в следующем поучении аввы Дорофея: Представьте себе круг, середину его — центр и из центра исходящие радиусы-лучи. Эти радиусы, чем дальше идут от

центра, тем больше расходятся и удаляются друг от друга; напротив, чем ближе подходят к центру, тем больше сближаются между собою... круг сей есть мир; самая середина круга — Бог, а прямые линии (радиусы), идущие от центра к окружности или от окружности к центру, суть пути жизни людей... Когда удаляются от Бога, в той же мере удаляются друг от друга, и сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога Таково и свойство любви: насколько мы находимся вне и не любим Бога, настолько каждый удален от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовью к нему, столько соединяемся любовью и с ближними [Добротолюбие избранное для мирян 2000: 36—37]. Как невозбраняемое путешествие описывается несгяжание [Лествица 1998: 140]. Максимально развернутая символическая антитеза, описывающая путь "внутреннего человека", представлена в книге "Со1фовище духовное, от мира собираемое" Св. Тихона Задонского: И житие бо наше путь есть, по которому непрестанно идем...[Св. Тихон Задонский 2000: 860]. На пространном пути встречаются неверие, бесстрашие, самоволие, непослушание, неумеренное самолюбие, любовь суеты мирской и т.д., на тесном пути имеются живая вера, страх Божий, повиновение, послушание, боголюбие, братолюбие и т. д. Все грехи пространного пути и добродетели тесного пути регулярно персонифицировались, при этом грехи, как правило, описывались бестиарными метафорами, а добродетели — физическими и антропоморфными.

"Внутренний человек" имел свой язык (язык чувств, зов сердца, крик души, возбудить в сердце отзывы, пробудить отклик в душе, песня души, шептание совести), и реальный человек вел с ним диалог (ср.: Почто убогого обидиши,. брата твоего не любшии, блуд и гордость гонгши? Остави убо сия, душе моя, и покайся (Канон покаянный ко Господу); гнев говорит нам: "Матерей у меня много, и отец не один. Матери мои суть, тщеславие, сребролюбие, объедение, а тогда и блудная страсть. А отец мой называется надмением" [Лествица 1998: 103]). "Внутренний человек" — это "человек в человеке". Отсюда возможность использования русскоговорящими для характеристики душевного мира социальных метафор, образованных по другим моделям: {СоцЯв-*ПсЯв/РеалСП}, {СоцЯв—Отвл/РеалСП} - нищета воображения, душевная казнь, каторга школьной зубрежки, тяжелая повинность ходить в гости, кабала — о духовной зависимости, духовная брань, нравственная тирания и т. п. "Внутренний человек" втянут в особые психологические "рыночные отношения", и психологическому "рынку", как и настоящему, свойственны кризисы, крахи, спекуляции, банкротства, обманы, обсчеты и т.п. ({СоцЯв—»ПсЯв/РеалСП}: душевный кризис, крах надежд, спекуляция на добрых чувствах, ярмарка тщеславия и др.). Данная метафора имеет древнюю основу: закладывание души, торг о собственной душе, с последующей ее продажей и покупкой "другим" позволяют рассматривать душу как рабу, а "внутреннего человека" как объект торговли, которую ведет реальный человек, "душевладелец". В то же время, у него практически в любой момент есть возможность выкупить душу, совершить искупление своих грехов,

раскаявшись в содеянном, и тем самым спастись (ср.: покаяние есть купля смирения [Лествица 1998: 70]). "Внутренний человек" становится врагом своему "хозяину", манипулируя им по собственному "произволу?'-. Не внешнего врага надобно бояться, враг наш заключен в нас самих Почему и ведется в нас непрестанно внутренняя война [Добротолюбие избранное для мирян 2000: 296]).

Стереотипы, связанные с определенными социальными теориями, учениями и проч. также свойственны "внутреннему человеку": {СоцЯв-*ПсЯв/РеалСП} — макиавеллизм, фарисейство, фармазонство и др. Как растущий организм, "внутренний человек" - объект "пестования", и такие социальные действия, как воспитание души, духа, а позднее и характера, взращивание добродетелей, тренировка памяти и т. п., приносят "плоды": рост интеллекта, увеличение памяти, расцвет литой нравственности, в противном случае — консервацию чувств, интеллектуальную затхлость. Воспитание души — целая прикладная наука, и формирование своего "внутреннего человека" русские до сих пор уподобляют выращиванию растения на благодатной или бедной почве (см. евангельскую притчу о сеятеле), отсюда возможны "копания" и "самокопания". Сложный "организм" "внутреннего человека" нуждается в пище (духовная пища, интеллектуальная подпитка), страдает от голода (духовный, эмоциональный, чувственный и т. п. голод, интеллектуальное, духовное голодание), его деятельность имеет "отходы" (часто характеризующиеся метафорическими инвективами); он "бодрствует" (бодрствование внимания), "дремлет" (полудрема сознания), "спит" (сон мечты, мыслей, спячка 'о душевном оцепенении'), "пробуждается" (пробуждение души, духа, сознания, ума, интереса, любопытства и т. д.). У него могут быть "капризы" (капризы памяти) и "зуд" (зуд любопытства). Как "телесный" человек, этот "организм" описывается метафорами трезвости (трезвость ума, рассудка), опьянения (опьянение успехами, охмеление радостью), физической силы (сила, крепость духа) и слабости (душевная слабость). Со своим внутренним миром человек живет в ладу (душевная гармония, внутренний лад) или пытается кардинально изменить себя (духовная брань, внутренняя борьба, война с самим собой и т. п.). Сложные отношения меящу "внутренним человеком" й его "хозяином" выражаются морфологическими средствами, в частности системой рефлексивных глагольных единиц и соответствующих сочетаний дейктика себя с субстантивными девербативами (В. П. Недялкин, Э. Ш. Генюшене, М. В. Пименова). Как правило, такие единицы — кальки более позднего происхождения и всегда описывают поведение "внутреннего человека": изменить себе — измена самому себе, искать себя — поиски самого себя, преодолеть себя — преодоление самого себя, бороться с собой — борьба с самим собой, владеть собой — владение собой, уйти в себя — уход в себя и т.д.

Метафорически "опредмеченный" внутренний мир человека представляется контейнерно — как полный (полнота духа, сознания) или как пустой (душевная пустота, пустота во взгляде). При этом полнота метафорически

связана с социальным богатством и умом (богатство ассоциаций, мыслей, избыток желании), а пустота — с бедностью ( {СоцЯв - >ПсЯв/РеалРецСП} бедность, недостаток мыслей, убогость души, ср.: гордость есть крайнее убожество души, которая мечтает о себе, что богата, и, находясь во тьме, думает, что она во свете [Лествица 1998: 158]) и глупостью (пустота в голове, вакуум в памяти). В пустом и полном сознании — разгул "романтических" стихий (воздушной и водной: ветер в голове, тайные бури в душе 'о сильном волнении', буря страстей, вихрь мыслей, ураган чувств, негодования, потоки, лавины желаний, злоба ключом бьет в сердце, но иногда стихия не столь разрушительна: оттепель в отношениях, облако грусти, туман печали в глазах, туманность взгляда, возможны оазис в темной душе преступника 'о добрых чувствах, качествах' и омут воспоминаний, стремнина лицемерия (ср. также: кротость есть скала, возвышающаяся над морем раздражительности, о которую разбиваются все волны, к ней приражающиеся, а сама она не колеблется [Там же: 164]; не унывай, когда на душу твою налетают адские тучи одна другой мрачнее,... твердо знай, что нахождение этих мрачных туч на мысленный горизонт неизбежно,... поносятся да пройдут, и опять прояснится мысленная атмосфера души [Св. Иоанн Кронштадтский 2000: 61—62]; огненной: искры нежности, вспышки отчаяния и гордости, огонь любви, проблески радости, пламя гнева, пламень страстей, например: Иногда пламя, вдруг раздуваемое сильным ветром, более, нежели продолжительный огонь, сожигает и истребляет душевную ниву [Лествица 1998: 99]). Внутренний мир имеет свои "природные пространства": такие единицы, как луга, вертограды, цветники, поля души, давно стали метафорическими символами, ср.: Как луг украшается множеством цветов, так луг души моей должен благоукрашаться всеми цветами добродетелей; как деревья приносят цветы и потом плоды, так душа моя должна приносить плоды веры и добрых дел [Св. Иоанн Кронштадтский 2000:50].

Дух и душа характеризуются физическими параметрами (душевное равновесие, внутренний баланс, уравновешенность духа). Соответственно, все их свойства могут описываться дискретно, т. е. имеют начало (положить начало дурной привычке) и конец (старым привычкам). Но начало одного душевного свойства — конец другого. Ср.: начало гордости — конец тщеславия; середина — уничтожение ближнего [Лествица 1998: 136]. Процессы в душе можно мысленно расчленять, соединять и "'измерять'" в особых "порциях": (П—>ПсЯв/Кв} — заряд злобы, вагон терпения, скромный пакет желаний и до.

* Соответственно, тело человека — место обитания души и духа, поэтому

психический и духовный миры описываются не только антропоморфно, но и "опредмеченно" - метафорами "обиталище", "вместилище" (ср. с пословицей о бездушном ("пустом") человеке: Тебя-то мы видим, да в тебе не видим) "Обиталище" "внутреннего человека" характеризуется и строительными метафорами (созидание душевного дома добродетелей [Душеполезные поучения 1994]) Вместилищем души считается сердце (ср.: есть сердце, да

закрыто дверцей), а вместилищем 5уца — ум или, метонимически, голова, отсюда возможность создания метафорических антитез типа у юношей наших в голове много, а в сердце мало [Св. Иоанн Кронштадтский 2000: 74]. Метафорическими по происхождению функциональными символами сердца в таком случае мотут быть сосуд полный и сосуд "праздный": Что сосуд есть, тое есть сердце человеческое [Св. Тихон Задонский 2000:768].

К своей психической деятельности — "обиталищу" русскоговорящие предъявляют требования чистоты (чистота есть вожделенный дом Христов, чистота чувств, желаний, мыслей, нравственная чистота, чистота духовная паче телесной, прозрачность идеи, незамутненность сознания), но не стерильности (ср.: стерильность мысли), порядка {порядок в голове, упорядоченность идей, со всей аккуратностью рассудка), красоты (красота мысли, души, духа). В противном случае во внутреннем "строении" будут грязь желаний, беспорядок в мыслях и рассуждениях, безобразия, уродства и наросты души и т. п. "Освещенность" внутреннего "обиталища" выражается по-разному, в том числе и во взгляде. Внутреннее "строение" может был. темным (чужая душа — потемки, рассудок в темноте, мрак гнетущих дум), тусклым (тусклость настроения, тусклость взгляда), светлым (лучезаргюсть, лучистость взгляда, ясность идеи, умственное просветление) и ярким (яркость мысли).

Поскольку содержимое внутреннего мира человека рассматривается "предметно", оно может быть легким (легкость мыслей) и тяжелым (тяжесть в душе); холодным (холод одиночества, лед по отношении к родителям), теплым (сердечное тепло, теплота во взгляде) и горячим (юношеский жар)', твердым (твердость воли, одеревенение чувств, черствость души) и мягким (мягкость воли); доступным (доступность размышлений) и недоступным (недосягаемость мысли, непроницаемость идеи); острым (острота мысли, ума) и тупым (тупость идеи); громким (шум от роящихся мыслей) и тихим (тишина на сердце); иметь гладкую (гладкость мыслей, ровность характера) или неровную "поверхность" (шероховатость идей, заскорузлость мнений, душевная изломанность, уродства и наросты души). Возможно обнаружение на "предметах" внутреннего мира замет, зарубок в памяти, клейма стыда, печати довольства, ярлыка глупости ({П—>Отвл/СП}). Ментальная деятельность имеет или не имеет вкус (горечь поражения, сладость встречи, сладкий хлеб добродетели, пресность рассуждений), цвет (бесцветность идеи) и запах (источать аромат радости). Эмоциональная жизнь хорошо описывается в ориентационных метафорах, например, по модели {ФизЯв-+ПсЯв/Рец}: чистота — земное небо сердца [Лествица 1998: 121], телу — простор, душе — теснота, на вершинах счастья, грани характера 'об особенностях характера', дно души, полоса мизантропии, пятно на совести, черты характера и др.

Процессы, происходящие в сознании человека, также характеризуются "опредмеченно", но с учетом таких видов инвариантности, как функциональная ({П—»ПсЯв/Фу} — памятозлобие есть лукавый толковник писания, механизм мышления, творческая кухня (сопутствует метонимизация), основание

размышлений и др.), функционально-реляционная ({П—>ПсЯь'РсцФу} — яд злости, отрава мечтаний и др.), консистенциальная ({П—>ПсЯв/К} — винегрет, каша, компот в голове) и реализационная ({Г1—»ПсЯв/Реал} — сказать в запале, головная муть, на душе накипь, осадок в душе и др.).

В п. "Метафорический облик русского «внешнего человека» (метафорические концепты и метафоры общества)" рассматриваются социальные метафоры, к которым относится до 28% всех проанализированных единиц. Уподобление общества одному человеку возникло на основе метонимических связей, отражавших древнее общественное устройство: человек был, прежде всего, "частью" рода, племени. Общество воспринималось как единый организм, другими словами, как "большой человек" ("внешний человек"), и этот антропоморфный (при другом подходе — теоморфный, в некоторых случаях — демономорфный) облик любой общественной группы сохраняется до сих пор (ср., например, параллелизм в определении христианской семьи как домашней церкви — тела Христова, небесный глава которой — сам Христос, а земной — отец семейства, отвечающий за остальных членов, и в высказывании Григория Великого о том, что "единое тело — дьявол и все неправедные"). "Внешний человек" реализует разные программы: конструктивные, деструктивные, репродуктивные и многие др., при этом его "наивная физиология" иногда приобретает биоморфные или бестиарные черты (ср.: хвост общества, крыло партии).

Как и "внутренний", "внешний человек" описывается, прежде всего, физическими метафорами по той же модели, но с другим направлением —: {ФизЯв—>СоцЯв/РецСП}. Общественные группировки переживают те же события, что и реальные люди: возможны, например, рождение партии, зарождение, жизни общественного движения, бесплодность общественных усилий, политическая смерть, политическое воскрешение и т.п. "Внешний человек' испытывает те же физические ощущения и пребывает в тех же состояниях, что и реальный, он может бодрствовать, дремать, спать, испытывал, радости и муки, даже ностальгию и т. п. (например, провинциальная дремота, политическая усталость, административный восторг, общественная ностальгия по прошлому и др.), подвергаться тем же болезням, что и "внутренний человек" и так же может исцеляться ({ФизЯв—>СоцЯв/РеалСП}: болезни общественной жизни, срывы и вывихи в работе, социальная опухоль, паралич железной дороги, оздоровление экономики и др.)

"Внешний человек", как и реальный, имеет своего "внутреннего". Индивидуальные состояния (метафорически описанные по модели {ПсЯв—>ПсЯв/РеалСП}, например, безумство любви, в беспамятстве ярости, быть возмущенным до бешенства и др.) превращаются в коллективные (модель {ПсЯв-»СоцЯвл/РеалСП}): военная истерия, истерия развлечений, кретинизм властей, маразм в культуре, послевыборная эйфория и др.

"Внешний человек" иногда описывается в религиозных терминах, поскольку различные объединения внутри общества рассматриваются как члены

I РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА

У „ 1 С.Петербург

» ОЭ 100 1КТ 8 — , ■ ■

религиозной общины-семьи, и, соответственно, общественные группировки может впадать в ересь, иметь кредо (символы веры), соблюдать или нарушать заповеди и т.п.: {СоцЯв—»СоцЯв/РецСП} — ересь в искусстве, политическое / научное кредо, сектантство в философии, староверство в литературе, пуританство прессы, {СоцЯв—»СоцЯв/СП}: заповеди французских критиков, политическая проповедь и т. д. Как правило, "внешний человек" — учитель реального, поэтому проявления социальной жизни рассматриваются как школа, университет, в которых всему можно научиться, например, различные социальные институты и даже криминальные сообщества осмысливаются как учебные заведения (ср.: церковь — нравственная школа, "Мои университеты" (М. Горький), тюрьма —университет).

'Внешний человек" втянут во все рыночные отношения, и метафора общество — рынок в настоящее время очень актуальна ({СоцЯв-+СоцЯв/Реал}: политическое банкротство, газетный бум, залог примирения 'о ручательстве', калым 'о деньгах, получаемых за оказанную услугу', крах государственной системы, трудовая лепта, прибыль 'о пользе государству вообще' и др.). Социальная лексика широко используется для характеристики иных общественных явлений: {СоцЯв—»СоцЯв/РеалСП} — политическая проституция, рабство в собственном доме, в плену высокой должности и др., {СоцЯв—>СоцЯв/Реал} — власть денег, непотизм в учреждении, кумовство в больницах, дипломатия в разговоре на рынке и др. Переосмысляются метафорически (и иронически) названия общественных институтов ({СоцЯв—>СоцЯв/ФуКв}: ареопаг профессоров-экзаменаторов, университетский синедрион, синклит родственников и др.), реальных прецедентных исторических событий ({СоцЯв—»СоцЯв/ФуРец}: аракчеевщина 'о положении, когда небольшая группа людей деспотически распоряжается в какой-либо области общественной жизни' и т.д.), причем метафорическое использование наименований значимых прецедентных событий в целях манипуляции общественным мнением широко представлено в современном публицистическом узусе. Участники социальных событий могут образовывать группы, к которым они реально никогда не относятся: {СоцЯв—»СоцЯв/Кв} — армада толкачей, батальоны хиппи, взвод рассерженных покупателей, когорта младших современников Гоголя, рота адвокатов. Социальные события часто напоминает ритуальные, карнавальные, театральные: {СоцЯв—»СоцЯв/РеалСП} - кровавая буффонада поединка, трагифарс 'о печальном и одновременно забавном происшествии', политическое шоу и т. д.

Как и реальный человек, "внешний" окружен "предметами". "Опредмечивание" событий, ситуаций эксплицируется в метафорах, образованных по особым моделям с функциональными и реализационными МП, например, {П—>СоцЯв/Фу} и {П—>СоцЯв/ФуРеал} — жернова избирательной кампании, социальная косметика, меч правосудия, опора попитического движения, продукт эпохи, рогатки цензуры, цепи рабства, мясорубка — о войне, щнзурный пресс, тормоз развитию земледелия, вериги бедности, кузница кадров, {П—>СоцЯв/Реал} — баня — о строгом выговоре, кабак на улицах—об общественной ситуации и т. п.

Строительные метафоры также широко используются в описаниях социального мира. Своеобразный "архитекгуроцентризм" характерен для "оформления" общественных отношений, и это неоднократно подмечалось исследователями (0.Ьа!«^ А.Генис, Л.П.Якимова и др.): строительство социализма / новой жизни, перестройка и т. д. Метафора человек — строительный материал, масса (часто с метонимическим "погашением" квантитативного признака) приобрела статус чудовищной идеологемьг "опредмеченноеть" человеческого материала — общества позволила снять многие моральные и этические запреты.

Как и любой предмет, социальные события и отношения могут быть изображены, нарисованы, сфотографированы: {П-+СоцЯв/Реал}: иллюстрация хороших, манер, картина нравов русского дворянства, карикатура перестройки, портрет эпохи, панорама зарубежных событий и др. "Внешний человек" обитает в социальном мире, который имеет реляционные параметры и потому описывается в самых отвлеченных терминах: {Огвл—>СоцЯв/Рец} — единство производственных связей по горизонтали и вертикали, из глубины народной жизни, исторические параллели, параметры развития производства, чувствовать расстояние между собой и кем-либо 'о различии между кем-либо в социальном, служебном, имущественном и т.п. положениях' и др. Возможно "опредмечивание" отдельных "участков" социального мира и описание их метафорами с реляционными МП, но другого направления: {ФизЯв—>СоцЯв/Рец}: правящая верхушка общества, низ общества, дно общества, центр — о партийной группировке между левыми и правыми, эпицентр тревожных событий. "Опредмеченные" продукты социальной деятельности, как и реальные предметы, могут иметь цвет, запах, звук, например: {ФизЯв—»СоцЯв/РеалФзвСП}: острое звучание пьесы, крик моды, общественные стоны, плач, крики, нытье. "Опредмеченному" социальному миру свойственны реализационные, функциональные и динамические признаки физического: {ФизЯв—»СоцЯв/РеалСП} — людская инертность 'о социальной пассивности', лютость войны, монолитность коллектива, непрочность тыла, плотность обороны, распыленность кадров и др.. {ФизЯв—>СоцЯв/ФуРеал} — работа при полной загрузке в вузе, зажим критики, делать без нажима начальства, ведомственные стыки, стыковка учебных программ, насыщение рынка товарами, разрыв дипломатических отношений, разрядка международной напряженности, раскол политической организации, распад колониальной системы и др., {ФизЯв—>СоцЯв/РеалДи} — экономический рывок, скачок в развитии общества, кредит даст толчок заснувшей промышленности, нанести бунту последний и решительный удар,

лавирование между консерватизмом и либерализмом, отражение атаки, и Др.

Современный человек, следуя древним архетипическим установкам, включает себя в природу, поэтому в языке так много физических метафор с реализационными, субъективно-психологическими, реляционными и динамическими МП, описывающих мир "внешнего человека" как природное явление: {ФизЯв—>СоцЯв/РеалСП} — ветер перемен в политике, затишье в

борьбе на Северном Кавказе, хрущевская оттепель, бюрократическое. / провинциальное болото, трясина общественной жизни и др. В природном мире "внешнего человека" даже обитают свои микроорганизмы: {ФизЯв-+СоцЯв/РеалФуСП} — вирусы аристократического тщеславия, микробы общественной ненависти, тина обывательщины, плесень мещанской пошлости и т.п. Члены общества регулярно характеризуются биоморфно, поэтому возможно существование метафор модели {ФизЯв—►СоцЯвЛСвДи}: выводок молодых специалистов, косяки студентов, рой красавиц, стадо зрителей, ребячья стая, табун мальчишек и др.

Как. и реальный человек, "внешний человек" передвигается по пути. Метафоры пути — общественной жизни, "объединяющие" темпоральностъ и локус, онтологически чрезвычайно важны: {ФизЯв—Ютвл/РеалСП}: идейно-художественные трассы, в обход законов, зеленая улица какому-либо делу, стезя искусства, дорожка — о жизненном пути, окизненная колея/тропа/ магистраль, дальнейшие маршруты развития уклони и мн. др., причем на пути-жизни возможны преграды, препоны, тупики, колдобины, ухабы, крутые повороты и т. п. ({ФизЯв—»Огал/Рец}: исторический тупик, преграды жизни и т. п.).

В п. "Метафорический облик русского «природного человека» (метафорические концепты и метафоры природы)" определяется, что до 23,4% метафор описывают физические явления. Человек воспринимает природу как живое существо, своего вечного соседа, который может быть другом или врагом. Отношения "природа — человек" динамичны, и на разных этапах своего развития общество манифестировало различные "программы" своих взаимоотношений с природой, поэтому в современном языке зафиксированы как "реликтовое", архетипическое, так и современное понимание природы. В целом, учение о параллелизме микрокосмоса -"малого мира", или реального человека, и макрокосмоса - "большого мира", или Вселенной, является одной из древнейших натурфилософских концепций. Как отмечают исследователи, аналогия между микрокосмосом и макрокосмосом амбивалентна, и при аргументации от макрокосмоса к микрокосмосу (в человеке нет ничего, кроме космических элементов) она может вести к натуралистической антропологии и растворению человека в космосе; при аргументации от микрокосмоса к макрокосмосу нередко постулируются космические «душа» или «ум», часто отождествляемые с панкосмическим Богом («какое место в мире занимает Бог, такое в человеке -дух, какое в мире - материя, такое в нас - тело» (Сенека), при этом познание мира или божества нередко выступает как самопознание (Философский энциклопедический словарь). В христианском миропонимании представление о мировом бытии в пространстве и времени связано с идеей порядка, а порядок приходит от абсолютно трансцедентного Бога, к которому космос имеет личное отношение ■— отношение покорности. Законосообразность мировых процессов изначально понималась как послушание небесных сфер и четырех стихий, как их монашеское смирение, их отказ от своеволия

(С. А. Аверинцев). "Природный человек" чаще всего выступает как учитель реального, "пространство ойкумены — место для всемирной школы" (С. А. Аверинцев). Человек реальный испытывает по отношению к природному "соседу-учителю" всю гамму чувств: любовь, ненависть, гордость, смирение, подобострастие, гнев, ласку и т.д., и "сосед" отвечает ему тем же (ср.: {ПсЯв—»ФизЯв/РеалСП} — любоеь, ненависть, гордость, смирение, гнев, ласка природы), причем чувства "природного человека" непредсказуемы (каприз природы, причуда стихии), он может играть (игра природы), насмехаться (насмешка природы) и т. п.

"Природный человек", как и реальный, имеет своих "внутреннего человека" и "внешнего". Палитра "чувств" "внутреннего природного человека" чрезвычайно богата: от веселья первой капели, доброты солнца, нежности первой зелени до хмурости дождливого неба, осенней грусти дождя, горя у леса 'о болезни деревьев', угрюмости леса, злобы и даже ярости ветра, злости бури, возмущения природы 'о мутациях как результатах человеческого вмешательства', ужаса, агрессивности, бешенства природы и т. п. "Внутренний природный человек" имеет- душу (душа природы, душа океана), ¿ух (дух стихии), замысел (по замыслу природы).

Собственно "природный человек" может быть здоровым и больным ({ФизЯв—»ФизЯв/РеалСП} покалеченность таежных деревьев, здоровье леса под угрозой). У него есть свой язык ({ФизЯв—«ФизЯв/Фзв}: говор ручья, лепет листьев, лопотание родника, пение ветра, плач дождя, хохот филина, шепот травы, шептание воды в ручье и др.), он обладает музыкальными способностями ({СоцЯв—ФизЯв/РеалФз}: пчелиная музыка, симфония горной реки и др.) и может описываться теми же соматизмами и квазисоматизмами, что и реальный человек: {ФизЯв—ФизЯв/Фф} — узкое горло залива, западное плечо Эльбруса, желтая щетина сжатых полей и т. д., кроме того, у него могут быть бесгиарные или биоморфные черты: ветви хребта, пасть оврага, рог 'о мысе', длинныйхвост дыма, и др.

Природа — это и общество, точнее, иерархизированное сообщество самых разных членов (растительное, животное и проч. царства, семейства, отряды — биологическая таксономия основана на социальных метафорах), причем члены этого сообщества могут описываться военными и др. видами таких метафор (война, борьба за существование, нашествие саранчи и т. д.). Природа имеет свои законы, нарушение которых приводит к катастрофам. "Природный внешний человек" — метафора реального человеческого общества, другими словами, иерархизированная социальная метафора.

Сам человек регулярно описывает себя с помощью натурфактов и включается в естественный природный цикл (см. метафоры, образованные по модели {ФизЯв—»ФизЯв/Фвр}: рассвет печальный жизни бурной, на закате своих дней, на заходе жизни, утро жизни, полдень жизни, полночь жизни, на заре жизни, лето жизни 'о поре зрелости', осень жизни, апрель жизни и др., или по модели {ФизЯв—ФизЯв/Фцв}: агат глаз, золото волос, медь кожи, мрамор плеч, серебро в волосах 'о седине', уголь волос, угольки глаз, синеватая эмаль белков глаз, янтарь листвы, бирюза неба,рубин губ и до.).

}

\

Природные элементы изначально рассматривались как "тварные", сотворенные, и это облегчало метафоризацию-кодирование, а знакомство со своей предметной сферой позволяло говорящим "опредмечивать" самые разные физические явления и события, их фрагменты и части: {П—►ФизЯв/Фф} — иглы инея, нити дождя, серп луны, блин луны, бисеринки пота, карманы в горной породе, юбочка опенка, лабиринт гор, окно между туч и др. "Опредмечивание" допускало описание природных объектов в тех же физических категориях, что и собственно предметов, артефактов: {П—»ФизЯв/Фтакг} — атлас кожи, бархат щек, шелк кудрей и др., {П—>ФизЯв/Фзв} — гитара — о звуке шин на скользкой части дороги, шарманка — о звучащей нудной речи и др., {П—<ФизЯв/Фцв} — саван снега, красный ковер тюльпанов и др. функциональные качества предметного мира 'Экстраполируются" на природный: {П->ФизЯв/Фу} — земля под снежной шубой, пыльное покрывало земли, нефтяные кладовые Заполярья и др.; консисгенциальные качества артефактов также учитывались при мегафоризации: {П—>ФизЯв/К} — минеральная вата, каша после дождя — о грязи, снежный кисель, месяц покрыт флером, снежная завеса и др.

В целом, по образному выражению С. А. Аверинцева, одни и те же законы царят в малой вселенной человеческого дома и в большом доме устроенной Ъотои-Архитектором Вселенной. Строительные метафоры характерны и для описания "природного человека" и его пространства. В диссертации подробно рассматриваются такие фундаментальные метафоры, как мир — дом, мир -книга / текст, мир - часы, мир - компьютерная игра и т. д.

В п "Метафорический облик русского «предметного человека» («предметные» метафорические концепты и метафоры)" отмечается, что более чем 10% метафор описывают предметную сферу. Предметная персонификация представляет собой универсальный метафорогенный механизм, имеющий религиозные корни и восходящий к идолизации ряда тварных предметов (наделению их душой) и последующей фетишизации. Как и человек — "божественный артефакт", "предметный человек" может зарождаться, иметь короткую или долгую жизнь, в конце которой его, как и реального человека, ждет смерть, гибель и возможное последующее воскрешение ({ФиаЯв-*П/РецСП} — рождение изделия из-под рук мастера, долгая жизнь вещей, гибель вазы, воскрешение картины и др.). "Предметный человек" имеет и свою судьбу (судьба книги). Его внешний облик часто бестиарен, биоморфен (ср.: {ФизЯв-»П/Фф} — лапы культиватора, перо сохи, раковина суфлерской будки, рога якоря и мн. др.).

Вещная анимизация, свойственная языческому сознанию, часто сопровождалась магическими действиями. Хотя мифологическое сознание всегда допускало существование у предметов души, или "внутреннего человека", появление целых предметных "сообществ", часто организованных, -более позднее явление (так, предмеш в баснях Ж. Лафонтена и И. А. Крылова, в сказках Г. X. Андерсена и др. писателей, в сценариях многочисленных современных мультипликационных фильмов образуют настоящего "внешнего

человека", и его описание способствует возникновению сложнейших символико-аллегорических систем). Современные артефакты в сознании своих творцов образуют "сообщества" друзей, помощников (дружественная техника, миролюбивая техника, домашние помощники) или врагов (высокочастотные приборы - наши враги), причем возможны сложные социальные процессы, происходящие в мире "внешнего предметного человека" (бунт вещей / машин и т.п.), действия которого часто направлены против своего творца - реального человека. Подобные процессы, как и все поведение "внешнего предметного человека", становятся объектами философского, этического и художественного осмысления (см., например, "Восстание машин" В.Я.Брюсова (1908г.), "МЖ." К.Чапека (1920г.), "Скиталец" А.Азимова (1942г.) и мн. др. произведения отечественных и зарубежных писателей и киносценаристов-фантастов (х/ф "2001 год: Космическая Одиссея" (1968 г.), "Терминатор-3: Бунт машин" (2002 г.) и др.)). Описываемые процессы никогда не существовали в действительности и имеют явную метафорическую природу, они символически близки, например, библейской истории о падении ангелов - творений, взбунтовавшихся против своего Творца. Особенно актуальной модель {СоцЯв—>П/РеалСП} становится при описании современной недружественной техники, например компьютерной, в которой человек уже сейчас видит преуспевающего конкурента, лишающего его здоровья или вытесняющего с рабочего места. Общение современного человека с компьютером вообще метафорично, и, по мнению исследователей, именно метафоры предопределяют направление развития прикладных наук, а также производственных технологий (это, прежде всего, метафоры типа модель мира, компьютер как партнер по диалогу и посредник). В истории известны реальные бунты против метафорических объектов - орудий-соле/ш иков и даже орудий-врагов. Их разрушение оценивалось как уничтожение союзников враждующей стороны (например, во время стихийных выступлений английских луддитов, уничтожавших мануфактурное оборудование в конце XVIII—начале ХК вв.).

При метафорическом описании предметного мира человек оказывается чрезвычайно консервативным, и чаще всего артефакты характеризуются наименованиями других предметов на основе формального сходства: {П—>-П/Фф} - нитка трубопровода, стрела подъемного крана, барабан револьвера и др. Новые реалии обычно описываются наименованиями, давно существующими в языке, а неметафорические наименования новых предметов редко выступают в качестве метафоризаторов с использованием формального признака. Часто основной целью человеческой практической деятельности становится имитация и даже совершенствование привлекательных для людей природных материалов, мшфоклиматических условий, генетических механизмов и т. п. Метафоричны по своей природе реалии, описываемые как искусственные ({ФизЯв—»П/ФфФу} — искусственная кожа, искусственное сердце и названия других имплантантов, искусственный климат в помещении и т. п.). Многие артефакты обозначаются или характеризуются наименованиями природных объектов, в частности растительных организмов,

хорошо знакомых человеку: {ФиаЯв—>П/Фф} — бананы 'о брюках', груша гудка, золотые луковицы собора 'о куполах' и т. д.

Все рассмотренные базовые концепты — "внутренний человек", "внешний человек", "природный человек" и "предметный человек" — имеют близкое "формальное", частично "дублирующее" в сфере ассоциатов устройство. Метафоричность оказывается многократно "удвоенным" свойством, поскольку внутренний, общественный, природный и предметный когнитивные метафорические "миры" человека близки по своим организующим началам, хотя и могут получать в дальнейшем различную аксиологическую интерпретацию.

В параграфе "Лингвоаксиологический анализ метафорических концептов" предлагается обозначить все работы, выполненные в аспекте "язык - система ценностей и оценок", как лингвоаксиологические. Аксиологами отмечается системная (в частности иерархическая) организация ценностного сознания. Типология ценностей может был. разной и часто зависит от конкретных задач исследований, поскольку сложность природы ценностей ограничивает исследователей в точности аксиологических определений (М. Розов).

1. Концетуальный анализ номинаций, обозначающих кардинальные ценности, широко представлен во многих современных интерпретационных и лингвокультурологических исследованиях. Такие номинации регулярно метафоризируются и/или генерализируются. Образование метафор, как правило, может быть описано моделями {ФиаЯв—>СоцЯв/РеалСП}, {ФизЯв—>ПсЯв/РеалСП}, {ФизЯв—>Отвл/РеалСП}, моделями с противоположными направлениями и теми же моделями, но с реляционным МП. Отметим, что выявленные концепты "внутреннего человека", "внешнего человека", "предметного человека", "природного человека'' "кардинально-ценностно" иерархизированы. Наибольшую ценность в сознании русскоговорящих имеет "внутренний человек": гармония, свобода, красота, здоровье и т. д. телесные в наших представлениях не так важны, как духовные и душевные. Общественная гармония (гармония "внешнего человека") — следствие мегонимизации, представляется говорящими прежде всего как совокупность внутренне гармоничных личностей (а не просто внешне привлекательных людей), отдельные сообщества которых не противостоят, а поддерживают друг друга. "Предметный человек" менее "ценен", чем "внутренний" и "внешний", его гармония, напротив, предопределяется внешними эстетическими и функциональными качествами вещей. Гармония "природного человека" оценивается русскоговорящими в целом достаточно высоко, особенно носителями религиозного и некоторых иных форм общественного сознания (в частности приоритетного экологического). Таким образом, можно утверждать, что метафорическое "мировидение" "складывается" из базовых концептов различной ценностной "величины". В художественной практике перечисленные ценности являются "образоформируюгцими" и впоследствии становятся объектом лингвоспшистических изысканий.

И. Динамичные субкардинальные ценности подчинены кардинальным, и их языковые обозначения практически не являются объектами теорий интерпретации и лингвокультурологии. Язык описывает функциональные и эстетические стороны природных и социальных объектов, но не их аксиологическую (например, экологическую) значимость для общества. Однако, некоторые номинации социальных явлений могут метафорически переосмысляться и характеризовать социальные явления других уровней. Например, {СоцЯв—> СоцЯв/РеалСП}: политическая проституция, штрейкбрехерство, рабство в собственном доме, кумовство в больницах и др.; {СоцЯв—»СоцЯв/Реал}: политическое банкротство, крах государственной системы, ставка на войну, {СоцЯв—>СоцЯв/СП}: девальвация диплома о высшем образовании и др.; {СоцЯв—>СоцЯв/РецФр}: прелюдия к историческим событиям, увертюра политических событий. Сами социальные события регулярно оцениваются метафорически (метафорами "внешнего человека" и его "предметной" и "физической" сфер. Например, {П—>СоцЯв/Фу} — жернова избирательной кампании, социальная косметика, меч правосудия, опора политического движения, продукт эпохи, рогатки цензуры, цепи рабства-, {П—»СоцЯв/ФуРеал}: мясорубка — о войне, цензурный пресс, тормоз развитию земледелия, вериги бедности, кузница кадров. Модель {П—»СоцЯв/Реал}: баня — о строгом выговоре, кабак на улицах, театр, цирк — об общественной ситуации. Остальные модели этого направления реализуются в единичных случаях: {П—>СоцЯв/ФфФу} — Сталинградский котел, рывок из вражеских тисков; {П—>СоцЯв/КвСп} — человеческий зверинец, людской муравейник и некоторые др. Субкардинальные ценности могут описываться по моделям {ФизЯв—>СоцЯв/Рец}: правящая верхушка общества, низ общества, дно общества, политический кругозор, новая полоса в истории, центр — о партийной группировке между левыми и правыми, эпицентр тревожных событий, экватор чемпионата 'о рубеже, завершающем первую часть чего-либо' и др.; {ФизЯв—>СоцЯв/РеалСП}: агония монархии, болезни общественной жизни, срывы и вывихи в работе, зараза суеверий, метастазы войны, социальная опухоль, паралич железной дороги, звездная лихорадка 'об общественном ажиотаже, вызванным стремлением использовать космос в военных целях', антидемократический психоз, раны войны на городе, уродства быта, социальная язва и др.; {ФизЯв—»СоцЯв/РеалСП}: насыщение рынка товарами, парализация экономики, пробуждение общества к жизни, разрыв дипломатических отношений, разрядка международной напряженности, раскол политической организации, распад колониальной системы и др. Изучение метафор, описывающих субкардинальные ценности (например, свобода и независимость печати, выборные или иные формы участия граждан в политической жизни, независимость суда и т. д.), становится самостоятельным предметом исследований (А. Н. Баранов, А. П. Чудинов и др.).

Ш. Этосные ценности — все необщезначимые ценное! и, реально служащие основаниями сознания и поведения людей (М. Розов), и анализу их номинаций посвящено колоссальное количество лингвистических работ (см., например, анализ исследований по диалектной и социолектной метафорологии в [JIaryra 2003в, II]). С культурологической точки зрения возможно изучение лексического (и даже грамматического) материала с позиций аксиологических доминант определенного этноса (В. И. Карасик). Основа общего лингвистического анализа иерархии этосных ценностей представлена в трудах Дж. Лакоффа и М. Джонсона, построивших ряд аксиологических моделей на основе пространственных метафор типа "верх / низ" и выявивших, что для западного общества (западноевропейского и северноамериканского культурных ареалов) характерны следующие представления: "больше (по количеству) - лучше", "большее (по размеру) - лучше", "будущее будет лучше", "в будущем будет больше", которые связаны с глубоко укоренившимися в культуре пространственными метафорами "больше - вверху", "хорошее - вверху" и т.п.

Полученные в ходе ассоциативно-когнитивного описания данные помогают объяснить интересные соответствия между интерпретациями различных типов метафорических текстов. В параграфе "Возможности применения результатов ассоциативно-когнитивного анализа в интерпретационной лингвометафорологии" отмечается, что в современной лингвистической науке проявляется тенденция квалифицировать литературоведческие, эстетические, этические, аксиологические, психологические и др. категории как лингвистические (Р.О.Якобсон, И. В. Арнольд, Г. Н. Скляревская, И. В. Толочин, Т. С. Борисова, А. П. Чудинов и др.).' Интерпретационный подход возникает на стыке психологии, лингвистики, литературоведения, герменевтики, аксиологии. Современная интерпретационная лингвистика своими методами изначально обязана герменевтикам прошлого (как известно, библейские и святоотеческие тексты образовали тот гипертекст, который до сих пор является неиссякаемым источником прецедентных феноменов). В диссертации отмечается, что понимание метафоры - это прежде всего ее выделение в тексте / дискурсе, а установление границ интерпретируемого объекта во многом зависит от личности интерпретатора. Не менее важной оказывается и прагматическая установка на декодирование метафор (это подтверждают исследования, приводимые психологами R. W. Gibbs (младшим) и R. G. Fogelin). В метафорологических исследованиях интерпретационный подход (см. работы I.Almeida, Г.-Г.Гадамера, С.С.Аверинцева, D.Lodge, M.G.Haley, М. Stala, J.Habermas, F.Fellman, Е.Добренко, О.А.Староселец, Н. Ф. Крюковой, К. В. Томашевской и мн. др.) реализуется в нескольких направлениях, главными из которых являются герменевтические толкования (например, восходящие к гомилешческим работам толкования метафор и символов в сакральных языках - церковнославянском (Т.С.Борисова, Т. И. Заворина), средневековом латинском (Ф. Растъе) и т. п.) и

лингвоаксиологические интерпретации. С позиций сторонников интерпретационного подхода, языковая метафорика, опосредованно "отражая" социально-культурный опыт человека, представляет собой своеобразную семиотическую матрицу очень сложной организации, поскольку один и тот же объект может получать различное, на первый взгляд, неожиданное метафорическое осмысление. Интерпретация текста социально обусловлена (например, одна из причин неприятия сленговой культуры - ее видимая доступность и одновременная невозможность коммуникативной интеграции). Интерпретация "чужих" метафор, используемых представителями другой социальной труппы, всегда затруднительна и неоднозначна, будь то единицы метафорического языка придворных щеголей XVIII в или сленг компьютерных хакеров XXI в. Интерпретация представляет собой одновременно и процесс, и результат в установлении смысла речевых (и/или неречевых действий), при этом предполагается, что необходима "презумпция интерпретируемости объекта" (В. 3. Демьянков), другими словами, интерпретируемость характерна не для всех лингвистических объектов. Границы интерпретируемости метафоры предопределяют само ее существование: неинтерпретируемая метафора - не-метафора вообще. Метафора интерпретируется в определенной концегпуальной парадигме знания. Интерпретация метафор с позиций структурно-семантического подхода представляет собой не просто объяснение, но и приписывание данным метафорам конкретных содержаний, т. е. фактически благодаря интерпретационным возможностям осуществляется и процесс метафорического кодирования, и процесс метафорического декодирования.

Выявленные модели и приведенный выше ассоциативно-когнитивньгй анализ метафорического материала позволяет "систематизировать" метафорическое мироввдение, "зафиксированное" в разных типах текстов. Например, метафорами "внутреннего человека" — строителя, зодчего, каменщика описывается все душевное "устройство" во многих святоотеческих текстах (модели {ФизЯв—>ПсЯв/Фу}, {П-*ПсЯв/Фу}, {П—>ПсЯв/РецФу}, ({П—Ютвл/РецФу} и некоторые другие), ср: Как созидается дом душевный?... Сперва должно быть положено основание, то есть вера..., и потом, на сем основании человек должен строить здание равномерно■ случилось ли послушание, он должен положить один камень послушания; встретилось ли огорчение от брата, он должен положить один камень долготерпения; представился ли случай к воздержанию, должен положить один камень воздержания. Так от всякой добродетели, для которой представляется случай, должно полагать в здание по одному камню и, таким образом, возводить оное со всех сторон, (полагая) то камень сострадания, то камень отсечения своей воли, то камень кротости и т. п. И при всем том должно позаботиться о терпении и мужестве: ибо они суть краеугольные камни, ими связывается здание и соединяется стена со стеною, почему оне не наклоняются и не отделяются одна от другой... Строящий должен также на каждый камень класть известь; ибо если он положит камень на камень без извести, то камни выпадут и дом обрушится. Известь есть смирение,

потому что она берется из земли и находится у всех под ногами... Дом должен иметь и так называемыя связи, кои суть рассуждение: оно утверждает строение, соединяет камень с камнем и связывает стены, а вместе с тем придает дому и большую красоту. Кровля же есть любовь, которая составляет совершенство добродетелей так же, как и кровля — верх дома. Потом после кровли перила кругом ея Что же значат перила кругом кровли? ... Перила суть смирение, потому что оно ограждает и сохраняет добродетели и т. д. [Душеполезные поучения 1994:156—160].

Адекватная интерпретация такого рода текстов в настоящее время возможна только потому, что древнейший концепт "внутреннего человека" — труженика и строителя до сих пор имеет массу индивидуально-художественных и узуально-речевых метафорических экспликаций (ср.: не позволяй душе лениться..., душа обязана трудиться и т.п. и строить догадки/предположения/и т.д.). Подобные тексты по модельным предпочтениям использованных в них результатов мегафоризации интересны в сопоставлении с текстами иного рода — политическими программами, манифестами и т. п., в которых метафорами "внешнего человека" ■— строителя и — одновременно — строительного объекта описывается все социальное устройство общества (модели {П—>СоцЯв/Фу}, {П-*СоцЯв/РецФу} и некоторые др.). Уже отмечалась важнейшая роль архитектурно-строительной лексики в политическом дискурсе и — шире — архитектурно-строительных понятий в общественном сознании (например, советский народ — строитель коммунизма и одновременно строительный материал): Общество у Маркса — дом. Он не состоит из нас и не растет в нас, а нами строится. Сперва — базис, фундамент. Это экономика, производственные отношения, потом надстройка, то есть идеология, культура, искусство, мораль Но если общество — дом, то его всегда можно снести и построить заново. Дом нуждается в ремонте, иногда в капитальном, иногда в косметическом. Перестройка, кстати сказать, — последняя в ряду архитектурных метафор (А. Генис). Сочинения классиков марксизма-ленинизма, Программы РКП (б) /КПСС образовали гипертекст с огромным количеством интертекстуальных строительных метафор, часто превращавшихся в символы, причем многие из них благополучно существуют в современном российском многопаргийном политическом дискурсе.

Возможен не просто параллелизм модельных предпочтений, а даже сближение строительных метафор "внутреннего человека" и "внешнего человека" (наиболее ярко это представлено в текстах, отражающих популярную в постреволюционный период концепцию Богостроительства). Существование параллелей между такими разнородными по происхождению, функционально-стилевой направленности и содержанию текстами, включающими архитектурно-строительные метафоры, обусловлено только тем, что наблюдается известные совпадения в организации концептов "внутреннего" и "внешнего человека": {П—»ПсЯв/Фу} и {П-»СоцЯв/Фу}, {П-+ПсЯв/РецФу} и (П—>СоцЯв/РецФу} и т. д.

В параграфе "Применение результатов ассоциативно-когнитивного анализа русской субстантивной метафорики в лингводидактике и теории перевода" рассмотрены возможности практического использования семантического моделирования (и последующего ассоциативно-когнитивного анализа) в указанных областях. Национальная обусловленность метафорик приводит к тому, что метафоры представляют собой сложнейший лингводидаюический объект (Е. М. Верещагин, В.Г.Костомаров, Н.ИЖинкин, Ю.Н.Караулов, Е.Д.Аверина и др.). Обучение усложняется отсутствием тождеств в когнитивных системах у носителей разных языков. Предлагается учитывать то, что когнитивные базы и когнитивные пространства (как индивидуальные, так и коллективные) актуализируются в пресуппозициях, т.е. в тех общих фондах знаний, общем опыте, общем тезаурусе, общих предварительных сведениях, которыми обладают коммуниканты (В. В. Красных). Первоочередной задачей становится формирование у иноязычных слушателей общей коммуникативной компетенции, а не только практических навыков в аудировании, легировании и т. д. В зависимости от социальной и национальной принадлежности слушателей, определяют моносоциумный межкультурный и межсоциумный межкультурный типы коммуникации, которые учитывают при обучении чужой метафорике, стремясь к тождеству реакций на метафоры у ее автора и у того, кому она адресована (E.Nida, Ch. Taber, H. В. Складчикова). Практический опыт работы диссертанта с неносителями русского языка показал, что на начальном и продвинутом этапе обучения языку студентам целесообразно предлагать метафорический материал так, как он представлен в п. 1. гл. III диссертации, т. е. через знакомство с базовыми концептами, формирующими метафорическое "мировидение" русскоговорящих.

При обучении метафорическому материалу и его переводе возникает проблема тождества интерпретации (Ж. Р. Ладмираль, В.Е.Горшкова, М. К. Голованивская, Т. С. Борисова). В диссертации предлагается использовать термин "варианты метафоры" для обозначения близких, но не тождественных переводческих эквивалентов. Особая необходимость в них возникает при выборе метафор в межсоциумной межкультурной коммуникации, например, при переводе сленговых, жаргонных и т. п. социолектных единиц на другой язык. Соответственно, переводческие варианты метафор могут быть "сильными", "слабыми" и "нулевыми" — переводческими лакунами, отражающими ситуацию невозможности даже приблизительного перевода на другой язык какого-либо слова. Сильные варианты метафор мотивированы метафоризаторами тождественных ТГ и представляют собой реализации одинаковых моделей метафоризации в разных языках. Например: модель {П—>П/Фу} — рус. тачка 'автомобиль', фраяц жарг. bagnole от banne 'тележка с откидным верхом' - об автомобиле; модель {П—>П/РеалСп} —■ рус. помои 'невкусная, разбавленная пища', франц. жарг. lavasse 'невкусная, разбавленная пища' от исходного 'помои'; модель {П—>ПУФф} — рус. горшок 'головной убор', франц. жарг. doulos 'головной убор' от douil 'бочка для сбора винограда'; рус. пароходы 'обувь большого

размера', франц. жарг. bateaux с тем же значением от 'корабли'; модель {СоцЯв—>СоцЯв/Фу} — рус. шкала 'тюрьма', франц. жарг. collège 'тюрьма'. Слабые варианты метафор мотивированы метафоризаторами различных ТГ, но являются реализациями однинаковых моделей, что может быть обусловлено общими языковыми системными предпочтениями. Например, в русском языке (включая и его социолектные подсистемы), номинации современных предметов мебели редко метафоризируются, в отличие от французского языка (так, во французском арго нейтральные соматизмы регулярно замещаются метафоризаторами, обозначающими предметы мебели на основании формативных, функциональных и реляционных признаков: франц. жарг. buffet 'буфет, шкаф' — о груди и животе, bauje от bouge 'сундук' — о груди, bureau 'письменный стол, бюро' — о груди, crédense 'род буфета' — о груди, и рус. буфера; франц. жарг. placard 'шкаф' — о рте и животе, и рус. варежка, tabouret 'табурет, высокий стул' — о зубе, и рус. колышек, франц. жарг. tourniquet 'вертящаяся стойка' — о носе, и рус. рубильник, porte-manteau 'вешалка' — о плечах, и рус. стропила и т. Д. В русском арго для обозначения соответствующих соматизмов также используются иногда артефактные метафоры, но соответствующие метафоризагоры относятся к иным ТГ). "Нулевые" варианты метафор мотивированы метафоризаторами различных ТГ и даже семантических сфер, представляют собой реализации разных моделей или могут являться лакунами, нуждающимися в компенсирующем переводе.

Обнаружение пересекающихся участков-эквивалентов метафорических систем различных языков усложняется тем, что до сих пор не существует полных национальных словарей лингвистических метафорик. Последовательное применение результатов семантического моделирования в лексикографической пракгаке может способствовать унификации словарных толкований метафорических единиц и соответствующих номинативов.

Параграф "Применение результатов семантического моделирования в лексикографической практике" посвящен рассмотрению языковых (узуальных) метафор в лексикографическом аспекте, а именно тому, каким образом метафора как факт системы языка отражается в толковых словарях прошлого и настоящего (подробно [Алешина 1996]). В трудах отечественных и зарубежных лексикологов (А. И. Федорова, Л. П. Ковтун, Г. Н. Скляревской, Ю. Н. Караулова, А. Н. Баранова, Н. А. Лукьяновой, О. И. Блиновой, Н. А. Купиной, В. Н. Телия, Е. А. Юриной, С. Э. Мартыновой, Н. А. Кожевниковой, 3. Ю. Петровой, Н. А. Тураниной, Н. Weinreich, Е. Sommer, D. Weiss и др.) были структурированы и детально описаны принципы толкования вторичных номинаций. Исследователями всегда отмечался тот факт, что метафора является чрезвычайно сложным лексикографическим объектом, поскольку метафоризация как когнитивный механизм может мотивироваться не только внешним сходством денотатов/референтов, но и впечатлением от них, складывающимся у автора метафоры, а также всем его социокультурным опытом и общими системными законами организации его словаря. При этом в словарном толковании метафоры должны фиксироваться не знания, а представления об именуемых

метафорически объектах. Исключение составляют так называемые генетические метафоры, обозначающие понятия и имеющие в словарях отдельные вокабулы и дефиниции.

Обращается внимание на то, что практически все толковые словари адресованы носителям языка, которые быстро реконструируют в сознании недостающую информацию о метафоризаторах и, чаще всего, легко декодируют метафоры. Для неносителей языка мотивированность метафорообразования может оставаться неясной. Логический анализ метафорообразования, позволяющий рассматривать метафору как особую энтимему, показывает необходимость выявления инвариантных признаков тех сопоставляемых понятий, которые в языке описываются метафоризатором и метафорами. В толковом словаре метафор дефиниции метафоризаторов должны отмечать МП. В свою очередь, в дефиниции метафоры должно присутствовать указание на сходство называемого референта с тем объектом, наименование которого стало теперь "принадлежностью" иной реалии. Метафорические омонимы, таким образом, получают самостоятельные в рамках статьи толкования, метафоризатор и метафора помещаются в одной статье, причем в вокабулу выносится метафора.

Специальные словари метафоризаторов и метафор должны содержать о них исчерпывающие сведения, поэтому не представляется целесообразным давать в словаре информацию через упоминание об общеизвестности прямою значения. Поскольку к словарю метафор читатель обращается в случае затруднения в их декодировании с желанием уточнить уже имеющиеся данные, дефиниции метафор и все иллюстрации предваряют толкования метафоризаторов. Предлагаются следующие принципы организации и структура словарной статьи в специальном словаре метафор (подробнее - в [Лагута 2003а, 2003в И]).

1. Все метафорические омонимы, мотивированные одним метафоризатором, описываются в границах единой словарной статьи.

2. Метафорические омонимы, являющиеся реализациями разных моделей, описываются в рамках одной словарной статьи как самостоятельные ЛСВ.

3. Символическое функционирование метафоры в современном узусе отмечается знаком (в).

4. Описание метафоризаторов и метафор сопровождается минимальными грамматическими сведениями (указываются грамматический род, окончание родительного падежа; если при склонении существительного изменяется ударение, то приводятся окончания или полная словоформа имени; если метафора или метафоризатор не имеют форм множественного числа или используются только/преимущественно в форме тожественного числа, то после вокабулы даются специальные указания).

5. При каждом метафорическом ЛСВ, описываемом в рамках одной словарной статьи, даются либо формальное толкование, либо лексический дублет, либо развернутое толкование, либо отсылка. Синонимические толкования даются через лексический дублет с графическим знаком =.

6. Толкования метафор и метафоризаторов могут содержать а) синонимические уточнения, б) антонимические уточнения и в) энциклопедические сведения, если это необходимо для декодирования

метафор. Синонимические уточнения даются после знака точки с запятой (;), антонимические — после того же знака с пометой антоним., энциклопедические сведения предваряются знаком Й.

7. Толкование метафор через метафоры нежелательно, однако, если антонимичные {рай на душе, ад в душе) и синонимичные {рай на душе, благодать на душе и т. п.) метафоры являются реализациями одной и той же модели, они включаются в словарную статью для уточнения толкования.

8. Иллюстрации даются после толкований в виде речений и/или цитат и предваряются знаком а; иллюстрациям, содержащим фразеологизмы, паремии, предшествует знак •.

В диссертации приведены примеры словарных статей, толкующих метафоры-субсгантивы и составленных для специального словаря русской метафорики.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, в диссертации был реализован системный подход к определению самого исследовательского объекта лингвометафорологии, дано краткое описание истории его изучения, определены границы и содержание соответствующих базовых терминов. Обобщены результаты предшествующих работ отечественных и зарубежных исследователей в области общей и лингвистической метафорологии, структурированы данные области знания. Проанализированы работы, посвященные применению семантического моделирования при описании метафорического материала. Отмечена онтологическая близость терминоупотреблений «модель» и «метафора» в отечественном лингвистическом метадискурсе.

В исследовании определены логические основы описания метафоризации-декодирования и метафоризации-кодирования через логическую реконструкцию русских метафорических энтимем. Метафору предложено считать результатом позитивной логической девиации. Логический анализ метафоризаторов и метафор позволил выявить те инвариантные черты, которые были учтены впоследствии при семантическом моделировании (при определении МП). Результаты логического анализа метафор и метафоризаторов соотнесены с результатами семантического. При выявлении у метафоризатора потенциальных сем, онтологическому статусу которых дана специальная характеристика, предложено принимать во внимание актуализацию данных сем и фиксировать их при моделировании в качестве МП. На основе инвариантности типерсем и архисем ЛЗ русских субстантивных метафоризаторов осуществлено построение их тематической классификации. Выявлены и детально описаны наиболее актуальные для метафоризации участки русской субстантивной лексической системы, отражающие специфику лексической основы русского метафорообразования.

В диссертации разработаны теория и методика двухпараметрового семантического моделирования субстантивной метафоризации. Выявлены и

подробно описаны все двухпараметровые модели метафоризации-декодирования, характерные для выбранного участка русской метафорики. Модельное описание узуальной метафоризации как языковой экспликации соответствующего когнитивного механизма позволило систематизировать когнитивное описание метафорических по происхождению концептов. Метафорическое "мировидение" русскоговорящих, эксплицируемое в языке субстантивными единицами исследуемого класса (часто — метафорическими омонимами), формируется на основе четырех базовых метафорических концептов, условно обозначенных как "внутренний человек", 'внешний человек", "природный человек", "предметный человек". В работе дается подробное системное описание этих концептов. Результаты модельного описания могут использоваться в интерпретационной и лингвоаксиологической метафорологии. Они позволяют определить интерпретационные национальные метафорические "парадигмы" и систематизировать метафоры, используемые при описании "участков" ценностного сознания русскоговорящих. Результаты модельного описания русского метафорического материала позволяют унифицировать его лексикографическое толкование.

Обоснованные в диссертационном исследовании теоретические положения и структурированный материал имеют практическую ценность и могут использоваться при разработке лекций и семинарских занятий вузовских курсов, в частности курса «Современный русский язык (раздел «Лексикология»)». Материалы диссертации использовались в преподавательской практике при чтении базовых и специальных курсов и проведении семинарских занятий по данным курсам. «Стилистика русского языка» (базовые курсы для студентов гуманитарного факультета, факультетов иностранных языков и журналистики Новосибирского госуниверситета), «Лингвокультурология» (базовый курс для студентов факультета иностранных языков НГУ), «Логика и лингвистика», «Основные понятия и структура метафорологии» (специальные курсы для студентов-филологов НГУ), «Лингвостилистика и культура речи» (специальный семинар для студентов и аспирантов гуманитарного факультета и факультета журналистики НГУ). Как показала практика преподавания русского языка иностранным студентам, результаты семантического моделирования метафоризации-декодирования могут использоваться и в работе со слушателями курсов русского языка как иностранного филологических и нефилологических специальностей на начальном и продвинутом этапах обучения (например, в курсе «Лингвострановедение» для филологов-русистов).

Диссертация сопровождается обширными библиографическими списками по метафоролопш, насчитывающими более тысячи наименований и составленными в хронологическом порядке в целях отражения последовательности развитая исследовательской рефлексии, сопутствовавшей определению такого сложного объекта, как метафорика. За рубежом неоднократно выходили специальные библиографические сборники, отражающие ситуацию с изданиями по метафорологической тематике [Shibles 1971; Metaphor 1985, 1991; и др.], объемные библиографические списки можно

найга в [Philosophical Perspectives on Metaphor 1981; Баранов 1992—1993], но в целом в отечественной практике это первый опыт представления библиографии по изучению метафоры в самых разных научных областях (библиография по мегафорологии, охватывающая издания до 2003 года, систематизирована и опубликована диссертантом в [Лагута 2003в, Щ).

В приложении к диссертации даны таблицы с количественными данными, позволяющими уточнить представление о системном характере русской субстантивной метафорики.

Основное содержание работы отражено в публикациях:

1. Лагута (Алешина) О. Н. Метафорология: теоретические аспекты. В 2-хч. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2003. 4.1. Метафорология: проникновение в реальность. 110 е.; 4.2. Лингвометафорология: основные подходы. 260 с.

2. Алешина О. Н. Метафорические значения русских неодушевленных существительных как объект лексикографии // Языковые единицы в семантическом и лексикографическом аспектах. Новосибирск: НГУ, 1996. С. 142-153.

3. Алешина О. Н. О терминах, используемых при изучении метафоризации // Гуманитарные исследования: Итоги последних лет. Новосибирск: НГУ, 1997. С. 266-268.

4. Алешина ОН. К вопросу о связи дидактики иностранных языков с лингвистическим тестированием // Теоретические и методические аспекты прагматики. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1999. С. 3-6.

5. Лагута (Алешина) О Н. Логика и лингвистика. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2000.111 с.

6. Лагута (Алешина) О. Н. Стилистика. Культура речи. Теория речевой коммуникации. Учебный словарь терминов. Ч. 2. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2000. 138 с.

7. Лагута (Алешина) О. Н. Учебный словарь стилистических терминов. Ч. 1. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2000. 64 с.

8. Алешина О. Н. К вопросу о границах моделируемого объекта в языкознании // Материалы II науч. конф. преподавателей и студентов «Наука. Университет. 2001». Новосибирск, 2001. С. 8-13.

9. Алешина О. Н. Интерпретация коммуникативных процессов в свете теории связи и общей теории информации // Сибирский лингвистический семинар. 2001. № 1. С. 17-25.

10. Алешина О. Н. Семантическое моделирование как метод лингвистической метафорологии // Русский язык: исторические судьбы и современность: Международный конгресс исследователей русского языка: Труды и материалы. М.: МГУ, 2001. С. 83-84.

И. Алешина О. Н. Моделирование и категоризация в лингвистических исследованиях: причины неразличения // Материалы IV регионального научного семинара по проблемам систематики языка и речевой деятельности. Иркутск: ИГЛУ, 2001. С. 11-16. 12. Алешина О. Н. Априорность семантического моделирования метафоризации // Методологические основания современной филологии: материализм и идеализм в науке. Калининград: Калининград, ун-т, 2002. С. 24-29.

13. Алешина О. Н. Модель, моделирование и языковая картина мира как лингвокультурологические метафоры // Материалы V регионального научного семинара по проблемам систематики языка и речевой деятельности. Иркутск: ИГЛУ, 2002. С. 8-12.

14. Лагута (Алешина) О. Н. К концепции толкового словаря метафор современного русского языка (лексикографическое описание субстантивных метафор) // Вестник НГУ. Серия: история, филология. Т. 2 Вып. 2: Филология / Новосиб. гос. ун-т. 2003. С. 7-14.

15. Лагута (Алешина) О. Н. Метафора как исследовательский объект античной филологии // Вестник НГУ. Серия: история, филология. Т. 2 Вып. 2: Филология / Новосиб. гос. ун-т. 2003. С. 15-22.

16. Алешина О. Н Речевая ошибка - свидетельство хаоса или порядка в языке? // Теория и история культуры в вузовском образовании: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Н. А. Хохлова, А. М. Фурсенко, Е. Б. Шерешевской / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2003. С. 50-55.

I

!

i i

Подписано в печать 14.07.2003 г. Формат 60x84 1/16. Офсетная печать. Уч.-изд. лД^5~Тираж Ю0 экз. Заказ № 121

Лицензия ЛР № 021285 от 6 мая 1998 г. Редакционно-издательский центр НГУ 630090, Новосибирск-90, ул. Пирогова, 2.

2oo3-/l

»12379

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Алешина, Ольга Николаевна

ВВЕДЕНИЕ.9.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. МЕТАФОРИКА КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ОБЪЕКТ ОБЩЕЙ И ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ МЕТАФОРОЛОГИИ.

1. Объект метафорологии и краткая история его изучения.

2. Понятия общей и частной метафорики. .и.

3. Лингвистические исследовательские подходы к описанию метафорики

4. Метафора как языковая универсалия.

5. Специфика объектно-предметных приоритетов метафорологии.

ГЛАВА ВТОРАЯ. СЕМАНТИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА.

1. Моделирование как исследовательский метод лингвистической науки в свете проблем метаописания.

2. Логические основы описания метафоризации.

2.1. Днвиатологический подход.

2.1.1. Метафора как результат логической девиации.*Х'

2.1.2. Метафора как результат языковой девиации.9.9.

2.2. Сущность метафоры и ее феномен.

3. Семантическое моделирование как метод структурно-семантических исследований.

3.1. Общее понимание структурно-семантического лингвометафорологического исследования.9.?.

3.1.1. Объект структурно-семантического исследования.1P.Z

3.1.2. Семантическая структура слова и семная структура лексического значения: некоторые онтологические проблемы.ПР.

3.2. Тематическая и семантическая таксономии в лексикологических исследованиях. Тематическая классификация метафоризаторов.f.1?.

3.3. Семантическое моделирование метафоризации (кодирования и декодирования).

3.3.1. Понятия "модель" и "моделируемый объект".

3.3.2. Параметры семантической модели метафоризации.

3.3.2.1. Направления метафоризации-декодирования.XYZ.

3.3.2.2. Мотивирующие перенос наименования признаки.

3.3.3. Матрица моделей и их формальная запись.tfjf.

4. Модели русской субстантивной метафоризации-декодирования.1 fX.

4.1. Метафоризация номинаций первой семантической сферы.1.У1.

4.2. Метафоризация номинаций второй семантической сферы.

4.3. Метафоризация номинаций третьей семантической сферы.19$.

5. Понятие "метафорическая омонимия".№9.

6. Результаты семантического моделирования русской субстантивной метафоризации.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ВОЗМОЖНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ СЕМАНТИЧЕСКОГО МОДЕЛИРОВАНИЯ В ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ И

ПРАКТИЧЕСКОЙ ЛИНГВОМЕТАФОРОЛОГИИ.4-1L

1. Применение результатов семантического моделирования в ассоциативно-когнитивных исследованиях. Метафорическое "мировидение" русскоговорящих^

1.1. Понятия ассоциата и концепта.

1.1.1. Ассоциаты и проблема естественной и лингвистической категоризации. ш

1.1.2. Концепты. .№

1.2. Метафоризация как объект когнитивистики. л Mbia^iu^. ние" русскоговорящих. усского "внутреннего человека" тафоры души и духа).W. усского "внешнего человека" (метафорические усского "природного человека" (метафорические

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Алешина, Ольга Николаевна

Данная диссертация посвящена определению познавательных возможностей метода семантического моделирования, применяемого в системных исследованиях русской метафорики.

Актуальность темы, цель и задачи исследования. В диссертации описываются результаты применения указанного метода при лингвистическом изучении русской метафоры.

Хотя моделирование — один из основных методов познания действительности и модели рассматриваются наукой как наиболее продуктивный способ представления знаний, тем не менее, ни межнаучных, ни узкоспециальных единых определений понятий "модель" и "моделирование" не существует. Более того, в современных исследованиях моделирование и модель регулярно описываются метафорически. Недостаточная разработка целого ряда объектных, предметных и метадискурсивных проблем, освещаемых в собственно метафорологических трудах, обусловливают актуальность выбранной темы и последовательность решения соответствующих объектных, предметных и метаязыковых задач.

Целью данного исследования является онтологизация возможностей семантического моделирования метафоризации и применение полученных результатов в междисциплинарных лингвистических описаниях русского метафорического материала.

Метафора как научный объект в русистике до сих пор не имеет непротиворечивого определения. За последние 70 лет, начиная с 30-х гг. XX в. - с периода, когда зарождается неудержимое номенклатурными дисциплинарными рамками стремление к познанию необычной, двойственной, ускользающей от всех природы метафоры, - о ней написано много1. Настолько много, что, с одной стороны, постепенно стала складываться легенда об априорной непостижимости метафорического объекта исследования, а с другой — ученые постепенно стали приходить к выводу о том, что метафорология как междисциплинарная наука вполне имеет право на существование.

1 См., например, статью М. И. Панова "Эта неуловимая метафора (Обзор)" [1991].

1. Соответственно одной из главных задач диссертационного исследования стала систематизация понятийно-терминологического аппарата описания метафоры, а именно определение современных границ метафорологических объектов и содержания описывающих их базовых терминов: метафоризатор, метафора, общая метафорика, частная метафорика, лингвистическая метафорика, метафорический перенос, мотивирующий перенос наименования признак, метафорогенная деятельность, метафоризация-кодирование, декодирование метафор, метафорический термин и термин-метафора, ассоциат, номинат-метафора, номинат-метафоризатор, метафорический концепт, метафорический омоним, метафорический вариант и некоторых др. Решение данной задачи представляется особенно важным, поскольку изучение одних объектов имеет давнюю традицию, что обусловлено их реальным существованием, другие же имеют статус объектов теоретических, и их "бытие" ограничено рамками особых исследовательских подходов.

2. Описание истории формирования перечисленных исследовательских объектов, их осмысления и собственно метаязыковой интерпретации определяет новый комплекс исследовательских задач, а именно: ретроспективное описание метафорологических объектов с опорой на достижения ведущих научно-исследовательских подходов, характерных для античной и медиевальной метафорологии, а также для метафорологии Нового времени и XX в. Нас интересует история формирования метафоры как специального исследовательского объекта (история взглядов, например, на поэтическую метафору освещается в монографии "Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания" [1994], но поэтическая метафора представляет собой только один из компонентов метафорики).

3. Частной задачей становится определение границ, объема, содержания и структуры понятия "метафорология" (общая метафорология и частная метафорология, в том числе и лингвометафорология). Как и любое другое, это

2 Термин "декодирование" мы используем здесь и далее как дань традициям теории речевой коммуникации. Конечно же, целесообразнее было бы ввести термин "перекодирование". Ср., например: "понимание есть процесс перекодирования, который позволяет осуществить переход от линейной структуры текста, образуемый последовательностью материальных знаков языка, к структуре его содержания" [Красных 2001:228]. Подробнее см. гл. III нашей диссертации. понятие имеет свои границы и объем, предопределяемые объектно-предметными параметрами. Метафору трудно ограничить рамками ментально-языковой деятельности говорящего, в сущности, метафорогенная деятельность человека — это еще одно "то", что отличает нас всех от прочих земных созданий, а сам термин "метафора" давно вышел за рамки поэтико-риторического употребления: как метафорические рассматриваются элементы ландшафта, предметы дизайна, исторические и социальные события, художественные стили и средства, направления в развитии информационных технологий и многое др. Именно всплеск всестороннего интереса к метафорогенной деятельности и механизму метафоризации, глубокое исследование различных ее сторон дали все основания А. Вежбицка, вслед за Н. Blumenberg [1960], утверждать, что "метафорология" -это отдельная самостоятельная ветвь лингвистических исследований [Вежбицка 1990: 149]. Анализ ситуации в современной науке позволяет внести существенное дополнение: не только лингвистических, но и общенаучных. Современные отечественные исследователи метафоры полагают, что имеются все предпосылки создания специальной междисциплинарной науки — метафорологии, объектом которой является метафора в совокупности всех своих свойств и признаков [Староселец 1997], а обилие литературы, посвященной метафоре, свидетельствует о том, что фундаментальная наука выходит на новый этап осознания ее сущности [Толочин 1996].

4. Собственно лингвистическое изучение метафоры (лингвометафорология) имеет давнюю традицию, но ряд предметных проблем связан с общеметафорологическими. Лингвометафорология объединяет в своей предметной сфере целый ряд исследовательских подходов, и соответствующая проблематика связана с решением особого комплекса задач, а именно: определение основных исследовательских подходов к описанию метафоры как лингвистического объекта. Особое внимание, на наш взгляд, требует анализ ассоциативно-когнитивных, интерпретационных (в том числе и герменевтических), лингвоаксиологических, лингво дидактических и лексикографических направлений, однако наиболее актуальным по своим исследовательским возможностям является структурно-семантическое направление в лингвометафорологических исследованиях: результаты таких описаний могут быть применены при изучении метафоры, метафоризации-кодирования и декодирования со всех прочих исследовательских позиций.

6. Решение перечисленных выше задач позволяет подойти к рассмотрению онтологических междисциплинарных возможностей структурно-семантического описания русской языковой метафоры через семантическое моделирование-декодирование результатов метафоризации. Постановка такой ; задачи предопределяется и рядом сопутствующих факторов: 1)в литературе непоследовательно разработан вопрос о моделях метафоризации-кодирования и декодирования метафор, 2) нет комплексного описания моделей, хотя моделирование как метод познания чрезвычайно актуально как в современной науке в целом, так и в лингвистике в частности. Как отмечает в своих работах Г. Н. Скляревская, современная лингвистическая теория метафоры только складывается [Скляревская 19896; и др.], но многие отдельные вопросы в буквальном смысле решаются с античных времен. Выявление и системно-семантическое описание закономерностей метафоризации по-прежнему остается актуальной задачей. Ее решение даже на материале отдельных фрагментов лексических систем определенных языков может способствовать совершенствованию концепции системности языковой метафоры в целом [Скляревская 1993]. Современные ономасиологические исследования стремятся выявить системные связи, существующие между первичной номинацией и соответствующим семантическим дериватом, и, по словам В. К. Харченко, переносные значения имен существительных при всей их яркости и уникальности характеризуются достаточно четкими системными связями, отражающими остаточную тематическую общность прямых значений [Харченко 1990], поэтому, предваряя анализ метафорического материала, мы обратимся к первичным номинациям, на основе которых возникают метафоры. Для решения поставленной задачи необходимо: 1) дать общую характеристику структурно-семантических исследований и их объекта, а также осветить ряд онтологических проблем, связанных со структурными свойствами объекта, и определить основы классифицирования единиц, формирующих описываемый объект; 2) определить задачи семантического моделирования метафоризации (кодирования и декодирования); 3) определить границы и объем понятий "модель" и моделируемый объект"; 4) определить параметры семантической модели метафоризации (кодирования и декодирования); 5) выявить и описать модели русской субстантивной метафоризации-декодирования; 6) охарактеризовать результаты применения данного метода в структурно-семантических исследованиях.

7. Комплекс задач сформировало определение возможностей использования результатов структурно-семантического описания русской метафоризации в ассоциативно-когнитивных, интерпретационных, лингводидактическюс и лексикографических исследованиях. По нашему мнению, не следует возводить теоретические барьеры между различными направлениями исследований разных сторон одного и того же объекта. "Онтология, гносеология, логика, языковая семантика и грамматика составляют те дисциплины, которые совместно должны участвовать в определении как общих законов выражения мыслительного содержания в языке, так и системы и структуры формальных средств, участвующих в коммуникативном процессе" [Колшанский 1976: 29]. На участке под названием "метафора" "взаимная каузация мышления и языка" (Г. Гийом) проступает наиболее ярко. Применение результатов семантического моделирования позволит детально и системно описать метафорическое "мировидение" русскоговорящих, унифицировать интерпретацию и лексикографическое описание метафорического материала. Соответственно, частными задачами диссертационного исследования станут следующие:

1) описать метафоризацию как объект когнитивистики и определить соответствующие метаязыковые единицы (базовый/исходный концепт, ассоциат, номинат-метафора, номинат-метафоризатор);

2) выявить на основе описанных нами семантических моделей базовые/исходные концепты, формирующие метафорическое "мировидение" русскоговорящих;

3) описать концептуальную метафорическую систему русскоговорящих на основе проанализированных номинатов-метафоризаторов;

4) определить возможности применения результатов моделирования метафор в интепретационных, лингвоаксиологических и л ингводидактических исследованиях по русистике;

5) разработать концепцию унифицированного лексикографического описания русского метафорического субстантивного материала через эксплицирование результатов семантического моделирования метафоризации.

Научная новизна исследования. В диссертации впервые

1) структурированы области знания: общей и частной метафорологии, определены и систематизированы объекты и структурированы предметные задачи лингвистической метафорологии. Рассмотрены соотношения "метафора как результат логической девиации vs метафора как результат языковой девиации" на русском метафорическом материале, охарактеризован онтологический статус метафоры, потенциальных сем, метафорического концепта и т. д.

2) Применен историко-эпистемологический подход к описанию метафорических объектов. Выделены четыре основных периода в формировании европейской метафорологии: античный, медиевальный, период Нового времени и современный, закономерно отражающие развитие европейских общенаучных тенденций. Определены основные достижения и объектные приоритеты метафорологических изысканий каждого периода. Описана характерная дня каждого периода динамика границ метафоры как исследовательского объекта.

3) Определены границы понятий и введены соответствующие термины (метафорогенная деятельность, общая и частная метафорология, лингвометафорология, лингвометафорология кодирования и лингвометафорология декодирования, историческая метафорология, лингвоаксиология, метафорический объектный максимум, метафорический объектный минимум, метафорические универсалии и уникалии, общая и частная метафорика и их компоненты, метафоризация-кодирование (метафорообразование), метафоризация-декодирование, метафорическая энтимема, ложная метафора, реметафоризация, номинат-метафоризатор, номинат-метафора, базовые/исходные концепты "природный человек" и "предметный человек"), уточнены содержания терминов, прежде использованных нами [Алешина 1987, 1988, 1996, 1997, 2001а, 20016, 2001в, 2001г, 2002а, 20026 и др.; Лагута 2003в] и/или другими исследователями: метафора, метафоризация, метафорология, лингвистическая метафорика, метафорический термин, термин-метафора, модель метафоризации, метафоризатор, моделируемый объект (собственно моделируемый и фактически моделируемый), типы метафорического переноса (метакатегориальный, категориальный, тематический), мотивирующие перенос наименования признаки (физические, консистенциальные, функциональные, реализационные, динамические, квантитативные, реляционные, субъектно-психологические), метафорическая омонимия, метафорический концепт, номинат, ассоциат, демономорфизм, теоморфизм, исходные/базовые концепты '"''внутренний человек" и "внешний человек").

4) Сформулированы цели и задачи семантического моделирования метафоризации, определены актуальность тематических объединений в русском субстантивном метафорообразовании, а также актуальность направлений русской узуальной метафоризации-декодирования в сфере исследуемых единиц, актуальность мотивирующих метафорический перенос наименования признаков и моделей метафоризации-декодирования для каждого таксономического -подразделения и для проанализированного русского метафорического материала в целом.

5) На основе семантического моделирования метафоризации и анализа русской субстантивной метафорики детально описано эксплицируемое субстантивами метафорическое "мировидение" русскоговорящих. Продемонстрированы возможности использования результатов семантического моделирования в интерпретационных исследованиях: выявленные нами модели и ассоциативно-когнитивный анализ метафорического материала позволил "систематизировать" метафорическое "мировидение", "зафиксированное", например, в некоторых публицистических и гомилетических текстах.

6) Освещены возможности применения результатов семантического моделирования в лингвоаксиологических и лингводидакгических исследованиях по русистике.

7) Описана история отражения метафор в отечественных лексикографических изданиях. На основе семантического моделирования метафоризации разработана концепция специального словаря метафор, сформулированы структурные принципы организации словарной статьи метафоры и метафоризатора в этом словаре.

Методы и приемы исследования. Поскольку работа посвящена конструктивному методу моделирования, его задачи и способы применения описываются отдельно во второй — пятой главах диссертации. Поставленная в исследовании цель определила использование многообразных методов и приемов исследования. Общие методы - сравнения, анализа, синтеза, абстрагирования, индукции, дедукции и т. д., а также научной интерпретации - сочетались с частнонаучными: структурными (системный и структурный анализ, таксономическое описание) и конструктивными (метод интроспекции и упомянутый выше метод моделирования). Ряд выбранных частных методик исследования непосредственно связан со структурно-семантическим описанием. Комбинаторносгь лексического значения слов, получившая широкое признание в лингвистике с 70-х гг. XX в., дала исследователям возможность объективно считать компонентный анализ одним из наиболее признанных способов лексикологических исследований (Э.В.Кузнецова). Кроме компонентного анализа, в струкгурно-семантических исследованиях мы широко применяли контекстный (А. А. Уфимцева) и словообразовательный (И. С. Улуханов) виды анализа, а также количественные подсчеты. По замечанию А. А. Уфимцевой, в настоящее время в ранг метода лингвистических исследований возведено и использование словарных дефиниций как особого приема описания лексической семантики [Уфимцева 1984: 134]. Признавая, что семантическая структура слова эксплицируется через свою словарную дефиницию, и рассматривая отдельные части словарных толкований как показатели соответствующих сем (Д. В. Астрауекайте), мы регулярно применяли метод словарной идентификации (Ш.Балли), в том числе и ступенчатой (Э.В.Кузнецова), а также лексический сравнительно-сопоставительный анализ.

Источники исследования. Решение поставленных задач осуществлялось на конкретном языковом материале, и эмпирическую базу исследования составили данные толковых словарей3 и контекстов из художественных, гомилетических и публицистических произведений.

3 Толковые словари как источники материала часто подвергаются критике. Бесспорно, что довольно часто словарные дефиниции строятся эмпирическим путем, иногда без учета системных отношений в лексике, и не всегда такие толкования выдерживают теоретическую проверку [Васенькин 1987], но, с другой стороны, толковые словари

1.Ядро эмпирической базы для нашего структурно-семантического описания составили материалы, полученные путем сплошной выборки из "Словаря русского языка в четырех томах" под ред. А. П. Евгеньевой (3-е изд.), а также материалы таких лексикографических изданий, как "Словарь русского языка, составленный Вторым отделением Академии наук" под ред. Я. К. Грота (Т. I), его продолжение под ред. А. А. Шахматова (II—VIII тт.) и под ред. Н. С. Державина, В. И. Чернышева, Л. В. Щербы и др., "Словарь церковнославянского и русского языка, составленный Вторым отделением Академии наук в четырех томах" (2-е изд.), "Толковый словарь живого великорусского языка" В.И.Даля (3-е изд.), "Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 70-х гг.", "Новое в русской лексике: Словарные материалы" - 1977, 1978, 1979, 1980, "Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения" под ред. Г. Н. Скляревской, "Словарь эпитетов русского литературного языка" К. С. Горбачевича и Е. П. Хабло и некоторые другие издания (полный список лексикографических источников см. в разделе "Библиография"). Кроме того, в нашу картотеку вошли контексты Большой Картотеки Словарного отдела ЛО Института языкознания АН СССР (в настоящее время это Большая Картотека Словарного отдела Института лингвистических исследований РАН (г. Санкт-Петербург)).

2. В качестве источников материала привлекались также периодические издания 1990-2002 гг. и данные картотек слушателей руководимого нами спецсеминара "Лингвостилистика и культура речи" (Новосибирский госуниверситет, 1993-2002 гг.), собранные ими в процессе работы над дипломными проектами4. являются реализацией огромного лексикографического опыта и результатов теоретических исследований, поэтому их данные достаточно объективны даже для выделения семантических компонентов в значении слов [Цветков 1984; Астраускайте 1989].

4 Рукописи: Варламов А. А. Экспрессивность лексики и фразеологии печатного политического текста в средствах массовой информации. Новосибирск: Новосиб. ун-т, 1998; Зайцева А. П. Стилистика специализированного автомобильного журнала "За рулем". Новосибирск: Новосиб ун-т, 2000; Савина Е. В. Стилистика современных молодежных периодических изданий (на материале журналов "Птюч" и "Ом"). Новосибирск: Новосиб. ун-т, 2000; Попова А. П. Стилистика общественно-политических журналов в России и США (на примере журналов "Newsweek" и "Коммерсантъ-Власть" конца 90-х гг. XX в.). Новосибирск: Новосиб. ун-т, 2000; Ширяева А. Г. Зооморфизм как

3. Для уточнения ряда значений и в качестве иллюстраций при описании формирования концептов "внутреннего человека", "внешнего человека", "природного человека" и "предметного человека" использовались русские переводы и/или материалы следующих изданий: Архиеп. Василий (Кривошеин). Ангелы и бесы в духовной жизни по учению восточных отцов // Книга ангелов. Антология. СПб.: Амфора, 2001; Архиеп. Лука (Войно-Ясенецкий). Дух, душа и тело. М.: Св.-Тихоновский Богословский Институт, 1997; Добротолюбие для мирян. М.: Издание Сретенского монастыря, 2000; Митр. Антоний (Сурожский). Жизнь. Болезнь. Смерть. Клин, 2000; Митр. Николай (Ярушевич). Сила любви. Избранные проповеди. М.: Правило веры, 2000; Отец Серафим (Роуз). Приношение православного американца. Платина (Калифорния): Братство Преп. Германа Аляскинского; М.: Российское отделение Валаамского общества Америки, 2001; Отечник. Сост. Св. Игнатий (Брянчанинов). М.; Минск: Харвест, 2000; "Поучения и беседы Преп. Серафима Саровского". М.: Правило веры, 1999; Преп. авва Дорофей. Душеполезные поучения. Св.-Успенский Псково-Печерский монастырь, 1994; Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. СПб.: Светослов, 1998; Преподобный Силуан Афонский. Издание Патриаршего Ставропигиального Монастыря Св. Иоанна Предтечи (Великобритания, Эссекс, 1990); Путешествие в микрокосм одним из новых Пифагоровых последователей II Невинное упражнение. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1763. Месяц генварь; Св. Прав. Иоанн Кронштадтский. Мысли христианина. М.: Правило веры, 2000; Св. Тихон Задонский. Наставление о собственных всякого христианина должностях. М.: единица лексико-семантического уровня языка (на материале зооморфных систем русского и финского языков). Новосибирск: Новосиб ун-т, 2001; Прокофьева Т. В. Тропы и фигуры в экономических публицистических текстах. Новосибирск: Новосиб. ун-т, 2001; Сколий А. В. Онтолингвистическая интерпретация малых речевых жанров (на примере русских загадок в детских журналах). Новосибирск: Новосиб. ун-т, 2001; КискинаА. В. Эвфемия и табу в русском дискурсе и газетном тексте (1980-2000 гг.). Новосибирск: Новосиб ун-т, 2001; Новикова О. В. Структурно-функциональная характеристика русских неологизмов двух стилистических подсистем конца ХХ-начала XXI вв. (на материале газетного дискурса и компьютерного сленга). Новосибирск: Новосиб. ун-т, 2002; МургаНА. Субстантивная метафоризация в немецком и русском языках (сопоставительный аспект). Новосибирск: Новосиб. ун-т, 2002; Кузьмина М. А. Метафоризация в сфере прилагательных итальянского языка (в сопоставлении с русским языком). Новосибирск: Новосиб. ун-т, 2002; Семенова А. А. Субстантивная метафоризация в итальянском и русском языках (сопоставительный аспект). Новосибирск: Новосиб. ун-т, 2002.

Правило веры, 1998; Св. Тихон Задонский. Сокровище духовное, от мира собираемое. М.: Правило веры, 2000; Св. Феофан Затворник. Письма о духовной жизни. М.: Правило веры, 1996. Вся картотека насчитывала более 3000 прямых номинаций и около 6500 метафорических словоупотреблений, образованных на их основе.

Теоретическая и практическая значимость работы. В дальнейших исследованиях метафор представляется целесообразным учитывать следующие теоретические и фактические положения, рассматриваемые в данной диссертации.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Семантическое моделирование в лингвометафорологических исследованиях"

8. Результаты исследования двухпараметровых семантических моделей метафоризации позволили обнаружить системное явление, обозначенное нами как «метафорическая омонимия». Один и тот же метафоризатор способен актуализировать в узусе различные потенциальные семы, использоваться для обозначения различных денотатов и, как следствие, «порождать» различные метафоры. Метафорическая омонимия достаточно системна, поскольку сами метафорические омонимы возникают на основе одного и того же метафоризатора, но являются реализациями различных моделей метафоризации. Различие между данными моделями может касаться как направлений метафоризации, так и сочетаний мотивирующих признаков.

9. Сравнение результатов нашего моделирования с результатами исследований, посвященных прояснению нейрологической природы метафоризации-кодирования и декодирования, показало, что для понимания метафор ведущую роль играет правое полушарие, и именно функциональными особенностями этого полушария объясняется тот феномен, что русские метафоры, образованные по выявленным нами актуальным моделям, чаще закрепляются в узусе, чем те, что являются реализациями в целом неактуальных для русского языка моделей.

10. Модельное описание узуальной метафоризации как языковой экспликации соответствующего когнитивного механизма позволило систематизировать когнитивное описание метафорических по происхождению концептов. Метафорическое «мировидение» русскогоговорящих, эксплицируемое в языке субстантивными единицами исследуемого класса (часто — метафорическими омонимами), формируется на основе четырех базовых метафорических концептов, условно обозначенных нами как «внутренний человек», «внешний человек», «природный человек», «предметный человек». В работе дается подробное системное описание этих концептов.

11. Результаты модельного описания могут использоваться в интерпретационной и лингвоаксиологической метафорологии. Они позволяют определить интерпретационные национальные метафорические «парадигмы» и систематизировать метафоры, используемые при описании «участков» ценностного сознания русскоговорящих.

12. Результаты модельного описания русского метафорического материала позволяют унифицировать его лексикографическое толкование. В работе воссоздается история формирования отечественной лексикографической традиции описания метафор, излагается концепция толкового Словаря русских метафор (принципы организации и структура словарной статьи метафоры), приводятся примеры использования результатов семантического моделирования в лексикографическом описании метафор.

Обоснованные в диссертационном исследовании теоретические положения и структурированный материал имеют, на наш взгляд, практическую ценность и могут использоваться при разработке лекций и семинарских занятий вузовских курсов, в частности курса «Современный русский язык (раздел «Лексикология»)». Материалы диссертации использовались нами в преподавательской практике при чтении базовых и специальных курсов и проведении семинарских занятий по данным курсам: «Стилистика русского языка» (базовые курсы для студентов гуманитарного факультета, факультетов иностранных языков и журналистики Новосибирского госуниверситета), «Лингвокультурология» (базовый курс для студентов факультета иностранных языков НГУ), «Логика и лингвистика», «Основные понятия и структура метафорологии» (специальные курсы для студентов-филологов НГУ), «Лингвостилистика и культура речи» (специальный семинар для студентов и аспирантов гуманитарного факультета и факультета журналистики НГУ). Как показала наша личная практика преподавания русского языка иностранным студентам, аспирантам и преподавателям НГУ, результаты семантического моделирования метафоризации-декодирования могут использоваться и в работе со слушателями курсов русского языка как иностранного филологических и нефилологических специальностей на начальном и продвинутом уровнях обучения (например, в курсе «Лингвострановедение» для филологов-русистов).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Данная диссертация была посвящена определению онтологической роли метода семантического моделирования в лингвометафорологических исследованиях, выполненных на материале русского языка. Основными результатами диссертационной работы стали следующие.

1.В работе был реализован системный подход к определению самого исследовательского объекта лингвометафорологии, дано краткое описание истории его изучения, определены границы и содержание соответствующих базовых терминов: метафора и метафоризатор, общая и частная метафорика, метафоризация-кодирование и декодирование метафор, модель метафоризации-декодирования, метафорический омоним, ассоциат, номинат-метафора и номинат-метафоризатор, метафорический концепт и др.

2. Обобщены результаты предшествующих работ отечественных и зарубежных исследователей в области общей и лингвистической метафорологии, структурированы данные области знания. Проанализированы работы, посвященные применению семантического моделирования при*4 описании метафорического материала. Отмечается онтологическая близость терминоупотреблений «модель» и «метафора» в отечественном лингвистическом метадискурсе.

3. Определены логические основы описания метафоризации-декодирования и метафоризации-кодирования через логическую реконструкцию русских метафорических энтимем. Метафору предлагается считать результатом позитивной логической девиации. Имплицитность любой метафоры позволяет рассматривать ее как особый «силлогизм» с нарушенным средним членом (М). Логический анализ метафоризаторов и метафор позволяет выявить те инвариантные черты, которые учитываются впоследствии при семантическом моделировании (при определении мотивирующего перенос наименования признака / признаков).

4. Результаты логического анализа метафор и метафоризаторов соотнесены с результатами семантического. При выявлении у метафоризатора потенциальных сем, онтологическому статусу которых дана специальная характеристика, предлагается принимать во внимание актуализацию данных сем и фиксировать их при моделировании в качестве «мотивирующих перенос наименования признаков».

5. На основе инвариантности гиперсем и архисем ЛЗ русских субстантивных метафоризаторов осуществлено построение их тематической классификации. Выявлены и детально описаны наиболее актуальные для метафоризации участки русской субстантивной лексической системы, отражающие специфику лексической основы русского метафорообразования (количественное наполнение тематических групп дано в табл. 1 Приложения).

6. Разработаны теория и методика двухпараметрового семантического моделирования субстантивной метафоризации.

Любое моделирование, не только семантическое, возможно при наличии моделируемого объекта и собственно модели. Предлагается противопоставлять собственно моделируемый объект фактически моделируемому. При этом собственно моделируемые объекты — фрагменты окружающего реального (или ирреального, выдуманного) мира, в нашем случае, это метафоры — не участвуют в процедуре, а участвуют понятия о метафорах, различные по своему содержанию (фактически моделируемые объекты). Фактически моделируемым объектом оказывается частное понятие (в нашем случае — понятие о метафоре как единице метафорики: языковой, ментальной и проч.), отражающее естественный объект в его общих и существенных признаках. Определение границ фактического моделируемого объекта выявляется в результате применения целого ряда логических приемов — сравнения, анализа, синтеза, абстрагирования и обобщения, которые предшествуют моделированию.

Отмечается, что собственно моделируемые объекты могут являться элементами класса или подкласса, и при моделировании желательно работать, если не с универсальным классом объектов (т. е. классом, состоящим из всех элементов исследуемой области), то, по крайней мере, с относительно большой частью элементов данного класса. Для лингвометафорологических исследований универсальным классом собственно моделируемых объектов должна была бы стать совокупность всех когда-либо существовавших, существующих метафор, а также тех метафор, которые будут существовать, как речевых, так и языковых, но выстроить исследование на таком корпусе объектов — нереально, поэтому любой лингвистической работе имманентно присуща неполнота изучаемого объекта. В нашем случае моделируемый участок метафорики был ограничен перечисленными в Введении источниками.

Под метафоризацией-кодированием понимается когнитивный процесс, результат которого эксплицируется в коммуникативном поведении человека, в том числе и в языке. Лексическая метафоризация-кодирование — это формирование у лексемы метафорического значения по определенной семантической модели, выявляемой только в результате анализа моделей декодирования, свойственных другим, уже существующим в языке, метафорам. Метафорический ЛСВ (метафора) возникает на основе актуализации потенциальных сем производящего номинатива как следствия выбора определенных параметров такой модели метафоризации-кодирования. Понятие о метафоре как об исследовательском объекте, таким образом, позволяет считать ее результатом реализации определенной модели метафоризации-кодирования, и все выявленные модели представляют собой научные конструкты, поскольку фактически моделируемым объектом может бьггь только понятие о метафоре.

Основными параметрами структурно-семантических моделей метафоризации-декодирования, на основе которых мы сможем в дальнейшем выявить модели метафоризации-кодирования, являются следующие: 1) мотивирующий перенос наименования признак (или сочетание признаков, наиболее актуальные признаки и их сочетания представлены в табл. 3 Приложения) и 2) направление метафоризации — тип метафорического переноса (направления, характерные для узуальной русской субстантивной метафоризации, даны в табл. 2 Приложения). Каждая метафора определяется принадлежностью к конкретной модели метафоризации, которая, в свою очередь, зависит от сочетания данных параметров.

7. Выявлены и подробно описаны все двухпараметровые модели метафоризации-декодирования, характерные для выбранного участка русской метафорики (об актуальности конкретных моделей метафоризации-декодирования в разряде русских неодушевленных существительных см. в табл. 4 Приложения).

Список научной литературыАлешина, Ольга Николаевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Сорокин П. А. Система социологии. Пг. 1920. Т. I.1924

2. VaihingerH. Die Philosophic des Als ob. Leipzig: Meiner, 1924.1934

3. BuhlerK. Sprachtheorie Die Darstellungsfiinktion der Sprache. Stuttgart; N. Y.: UTB/Fink, 1984 (Nachdruck der Erstausgabe von 1934) Рус. перевод К. Бюлер. Теория языка. М.: 1993.1935

4. PepperS. С The Root Metaphor of Metaphysics // Journal of Philosophy. 1935. № 32.1936

5. Richards LA. The Philosophy of Rhetoric. N. Y.: Oxford University Press, 1936. Stanford W. B. Greek Metaphor. Oxford, 1936.1937

6. Carnap R. The Logical Syntax of Language. L., 1937. Muncie Ж The Psychology of Metaphor // Archive of Neurology and Psychology. 1937. № 37.1938

7. Bachelard G. La psychanalyse du feu. P.: Gallimard, 1938.1940

8. ВикоДэни Основания новой науки об общей природе наций. Л., 1940. ДондуаК. Метафора в широком смысле и метафора поэтическая // Язык и мышление. М.; Л., 1940. Т. IX.1947

9. FossM. Symbol and Metaphor in Human Experience. Princeton, 1949.

10. Jones EL Papers on Psycho-Analysis. L.: Balliery, Findale, Cox, 1950.1953

11. ForcheimerP. The Category of Person in Language. Berlin, 1953. Kemeny J. G. A New Approach to Semantics // Journal of Symbolic Logics. 1956. V. 21. №№ 1-2.1954

12. Звегинцев В. А. Семасиология. М., 1957. ЛясотаЮ.Л. Метафоризация как один из основных законов развития словарного состава языка // Учен. зап. Дальневост. ун-та, 1957.-Вып. I. Спиноза Б. Избранные произведения: В 2-х т. М., 1957.

13. BlumenbergH. Licht als Metapher der Wahrheit // Vorfeld der philosophischen Begriffsbildung. Studium Generale. 1957. № 10.1958

14. Черкасова К Т. О метафорическом употреблении слов // Исследования по языку советских писателей. М., 1959. Покровский М. М. Избранные работы по языкознанию. М.,1959. Эшби У. Р. Введение в кибернетику. М.: Изд-во ин. лит., 1959.

15. Asimovl. Enzymes and Metaphor // Journal of Chemical Education. 1959. № 36. Vonessen F. Die ontologische Struktur der Metapher // Zeitschrift fur philosophische Forschung. 1959. Bd. 13.1960

16. БаллиШ. Французская стилистика. M., 1961. Жолковский А. К, Леонтьева Н. Н., Мартемьянов К. С О принципиальном использовании смысла при машинном переводе // Машинный перевод. М., 1961.-Вып. 2.

17. CainA., MaupinВ. Interpretation within the Metaphor // Menninger Clinic Bulletin. 1961. № 25. Halliday M.A.K Categories of the Theory of Grammar // Word. 1961. Vol. 17.1962

18. Арнольд И. В. Семантическая структура слова в современном английском языке и методика ее исследования. Л.: Просвещение, 1966. БриллюэнЛ. Научная неопределённость и информация. М.: Мир, 1966. Штофф В. А. Моделирование и философия. М.; Л.: Наука, 1966.

19. Boguslawski A. On Semantic Primitives and Meaningfulness // Sign, Language, Culture. The Hague, 1970. Turbayne С M. The Myth of Metaphor. New Haven: The University of South Carolina Press, 1970.1971

20. Лингвистические основы учения о терминах. М.: Высш. шк., 1987. КинщакА.М.

21. Актуализация метафорических эпитетов в англоязычной поэзии: Автореф. дис канд.филол. наук. Киев, 1987. Кулиев Г.-Г. Метафора и научное познание. Баку, 1987.

22. Jl., 1987. ФедяминаА.А. Коннотативная семантика пространственных антропоцентрическихприлагательных: Автореф. дисканд. филол. наук. Саратов, 1987.

23. Дисскацц. филол. наук. Калинин, 1990. НиколисГ., Пригожим И. Познание сложного.

24. Автореф. дисканд. филол. наук. Минск, 1990. ФилюшинВ.А. Аксиологические функцииязыка в социальном познании: Автореф. дисканд. филос. наук. Киев, 1990.ХарченкоВ. К.

25. Переносные значения слов: развитие, функции, место в системе языка: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1990. Шалимова Н. А. Метафора в драматическом театре: Проблемы поэтики: Автореф. дисканд. искусствоведения. М., 1990.

26. М. Коцюбинского): Автореф. дискацц. филол. наук. Киев, 1991. Яцевич А. В. Философиянауки. Критическое введение // http://www.csbi.ru/personal/andy/notes/scphilos.htm

27. Позднякова Н. В. Метафора в научно-популярном стиле: Автореф. дисканд. филол. наук.

28. Автореф. дисканд. филол. наук. М., 1995. Чижова Е А. Репрезентация концептуальнойкартины мира в художественном тексте (на материале альтернативной литературы): Автореф. дисканд. филол. наук. М., 1995. Эмблемы и символы. М.: Интрада, 1995.

29. Метафорическое использование лексики понятийной сферы "Больной здоровый" // Лингвистика: Бюллетень Уральского лингвистического общества. Екатеринбург, 2000. Т. 5. Корнилов О. А. Языковые картины мира как отражения национальных менталитетов: