автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.13
диссертация на тему: Семантическое значение церемониальной культуры

Полный текст автореферата диссертации по теме "Семантическое значение церемониальной культуры"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

005053252

ШАБАНОВ ДМИТРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

СЕМАНТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ЦЕРЕМОНИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ (НА ПРИМЕРЕ ВИЗАНТИЙСКОГО ПРИДВОРНОГО ЦЕРЕМОНИАЛА)

Специальность 09.00.13 -философская антропология, философия культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

11 ОКТ 2012

Санкт-Петербург 2012

005053252

Работа выполнена на кафедре культурологии философского факультета ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет»

Научный руководитель:

Соколов Евгений Георгиевич, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербургский госуниверситет

Официальные оппоненты:

Малинов Алексей Валерьевич, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербургский госуниверситет

Борисов Олег Сергеевич, доктор философских наук, профессор Санкт-Петербургский государственный университет информационных технологий, механики и оптики,

Ведущая организация:

Санкт-Петербургская государственная академия театрального искусства

Защита состоится « оВ

МО зоря

2012 года в а.оо часов на заседании

Совета Д 212.232.68 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, философский факультет, ауд. .

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан « » ОГ^/ТЪЛ.^/2012 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета кандидат философских наук, доцент

Т.И. Лузина

Общая характеристика работы Актуальность

Семиотический подход к исследованию ритуалов, бытующих в различном социальном или культурном контексте, является достаточно укорененным в научной практике. Особенностью семиотического рассмотрения характерных социокультурных практик является сведение их к когерентному тексту, функционирующему в рамках определенного дискурса, и являющемуся отражением этого дискурса. Представляется осмысленным выделение особой культурной сферы, характерной для всех развитых цивилизаций — церемониальной культуры, под которой понимается совокупность ритуальных практик, связанных, например, с репрезентацией государственной власти, и герменевтических дискурсов, вытекающих из этих практик. Таким образом, церемониальная культура включает как сами ритуалы, так и их интерпретацию участниками и предполагаемыми наблюдателями. Изучение семиотики церемониальной культуры неотделимо от изучения более общих вопросов культуры той или иной цивилизации. Центральным проявлением церемониальной культуры, её высшим выражением обычно является придворный ритуал, то есть практики, окружающие непосредственно фигуру правителя и кодирующие её социальную и политическую функции. Придворный ритуал, существуя на стыке социальных, политических и религиозных дискурсов, сам в свою очередь порождает специфический дискурс, в котором существуют внутренние критерии «правильности» и «законности» происходящего. Выявление специфики этого дискурса среди других, связанных с ним, является нетривиальной задачей для исследователя.

Настоящее исследование раскрывает тему семиотической структуры ритуального дискурса на конкретном историческом примере византийского придворного церемониала, как он зафиксирован в памятниках Х-Х1У века, таких, как «Книга церемоний» Константина Порфирогенита, «Клеротологион»

Филофея и пр. Изучение именно этого примера представляется актуальным по методологическим соображениям, так как ритуал зафиксирован в памятниках, которые являются подробной инструкцией, свободной от рефлексии историка или фольклориста над его «содержанием». Диссертационная работа показывает, во-первых, различные возможности рассмотрения придворного ритуала Византии как бесконечного текста, постоянно отсылающего к самому себе через систему государственной идеологии, и, во-вторых, генезис этого ритуала из уже готовых политических и социальных категорий. Анализ специфики ритуального дискурса важен прежде всего тем, что в современной ситуации культурная интерпретация ритуальных систем как правило связана с сопутствующими политическими, религиозными или социальными дискурсами, в результате чего ритуал перестает восприниматься как отдельная семантическая система, действующая по своим имманентным законам. Между тем церемониальная культура, как она проявляется в конкретных и замкнутых ритуальных системах, порождает особую семиосферу со специфическим набором дискурсов, внутренняя взаимосвязь которых выявляется только при углубленном анализе. Поэтому выбранный в исследовании характерный исторический пример государственного ритуала по аналогии позволяет изучить современные явления ритуальной культуры в социальном и политическом контексте и проследить их семантическую структуру. Рассмотрение памятников придворного церемониала Византии, как характерного и исследованного идеологически примера государственного ритуала, с точки зрения семиотики культуры и мифа, составляет актуальность данной работы.

Историография

Проблемы семиотики ритуала в контексте той или иной культуры рассматривались в исследованиях Дж. Фрезера, К. Леви-Стросса, О. Ранка, Е. Кассирера, Р. Якобсона, К. Вайнберга, М. Элиаде, Ю. Лотмана, В. Топорова, В.

Иванова, С. Аверинцева, А. Панченко, И. Смирнова и других культурологов и антропологов. Более общее философское осмысление проблем, связанных с ритуалом как семиотическим феноменом встречается в работах Ж. Делеза, Ж. Дерриды, Ю. Кристевой, Ц. Тодорова, П. Бурдье, У. Эко, Ф. Лаку-Лабарта, К. Касториадиса, Дж. Батлера, Дж. Агамабена, Дж. Ваттимо. С точки зрения религиоведения проблематики ритуала касались в своих исследованиях Д. Угринович, А. Дупенко, Е. Заболоцкая, М. Каракетов, М. Каткова, Д. Куликов, М. Любавин, В. Мароши, Е. Морозова, В. Нечипуренко, А. Пелипенко, А. Положенцева, Е. Романова, Н. Толстогузова, Ю. Фиденко, А. Фиркова, Е. Яговдик и другие отечественные исследователи. Также проблемы психологии ритуала изучаются в исследованиях К. Юнга, Дж. Кемпбелла, А. Уатгса, Э. Эванса-Притчарда, Н. Смарт, Дж. Смита, М. Тейлора, К. В. Бинум и пр. В контексте лингвистики и философии языка проблемами семиотики ритуала занимались Э. Бенвенист, Ж. Дюмезиль, А. Кристенсен, Б. Шлерат, X. Бейли, Ж. Дармстетер и др.

Особая традиция рефлексии над ритуалом как семиотической общностью сложилась в рамках так называемой «мифологической школы» с XIX века, например, в трудах М. Мюллера, де Губернатиса, А. Куна, В. Маннхардта, Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева, А. А. Потебни. Проблематика, связанная с семиотикой государственной идеологии и государственного церемониала, поднимается в исследованиях В. Проппа, М. Мерло-Понти, М. Фуко, Й. Хейзинги. Исследования ритуала с антропологической и социологической точек зрения вели Дж. Морган, О. Мейсон, Ф. Боас, Э. Сепир, Р. Бенедикт, К. Пройс, Б. Анкерман, В. Шмидт и другие. Среди отечественных авторов, занимавшихся культурологическими проблемами ритуала в контексте этнографии и фольклора, следует отметить Е. Мелетинского, И. Дьяконова, С. Березницкого, Е. Романову, В. Семенова, А. Сагалаева, А. Байбурина, С. Токарева и других.

Лежащий в центре диссертации источник по византийскому церемониалу,

сочинение «О церемониях византийского двора», дошедшее под именем Константина Порфирогенита, многократно становился объектом исследования византинистов — И. Рейске, А. Вогта, Д. Беляева, Ф. Успенского, Г. Острогорского, Р. Жанена. Существенный вклад в изучение вопросов, касающихся церемониала богослужений с участием императора внесли Р. Гуйян, Г. Мажеска, И. Калаврезу, А. Камерон, К. Манго, П. Карлин-Хайтер. Исследования политической теологии Византии включают работы Г. Подсакальского и Ж. Дагрона. Кроме того, историей византийской политической идеологии занимались Ж. Даррузес, В. Лоран, Э.Томстон и другие учёные, рассматривающие её как в связи с византийским богословием и церковной политикой, так и в связи с археологией Константинополя. Однако следует отметить, что византийский церемониал как семиотически единое целое до настоящего времени в науке практически не рассматривался.

Цель работы

Цель диссертационного исследования заключается в семиотическом анализе замкнутых ритуальных систем в средневековых культурах и в выявлении социального и политического измерений ритуала на примере византийского придворного церемониала.

Для достижения указанной цели в работе ставятся следующие задачи:

1. Исследовать специфику ритуала как пространственно-временной многоплановой семиотической системы.

2. Рассмотреть особенности функционирования ритуала в зависимости от доминирующего интерпретационного дискурса.

3. Выявить роль означающих власти в семиотике ритуала.

4. Проследить культурно-исторические истоки особенностей и структурных

принципов формирования и функционирования византийского придворного церемониала.

5. Изучить генезис придворной церемониальной системы в рамках средневековой византийской традиции.

6. Проанализировать семантическое значение основных структурных элементов византийского церемониала.

Источники

Материалы, использованные при исследовании, включают в себя работы по лингвистике и культурологии, в которых используется семиотический подход к проблеме бытования текста (в том числе ритуального текста) в культуре К. Леви-Стросса, Р. Барта, Р. Якобсона, Ю. Лотмана и В. Топорова. Проблема связи византийского церемониала с генезисом и развитием автохтонной византийской культуры рассматривается с опорой на таких исследователей политической культурологии, как М. Эпштейн и Ф. Риво. Кроме этого, в качестве философско-герменевтической основы исследования выступают работы представителей постструктуралистского направления философии науки, таких как Ж. Деррида и Ю. Кристева, Ж. Бодрийяр и П. Бурдье.

Из работ, касающихся вопросов социокультурного контекста византийского церемониала и послуживших источниками для диссертационного исследования, наиболее соответствующими целям настоящего исследования являются работы Д. Беляева, Г. Острогорского, Я. Любарского, Ж. Дагрона, И. Делее, А. Каждана, Г. Моравчика, А. Камерона, К. Манго, Г. Подскальского, Р. Жанена. Кроме того, политическая культура Византии в её связи с репрезентацией образа царства в государственных церемониалах рассматривалась с привлечением таких отечественных исследователей законодательства и социального устройства Византии, как Б. Панченко, М. Сюзюмов, И. Чичуров. Религиоведческая и литургическая

сторона византийского церемониала и византийский подход к сакральному пространству города и дворца был освещен с привлечением концепций А. Лидова, А. Муравьёва и других учёных.

Основным историческим источником, который определяет горизонт настоящего исследования является фундаментальное сочинение X в. , надписанное именем императора Константина Порфирогенита «О церемониях византийского двора». В нем содержатся подробные описания многообразия церемониальных традиций византийской придворной культуры V - X вв. Сочинение целиком не переведено ни на один из европейских языков.

Другим важным историческим источником является анонимный трактат второй половины XIV в. «О службах Константинопольского дворца», ошибочно приписанный издателем конца XVI в. куропалату Георгию Кодину (автору конца XV в.). Трактат посвящен кодификации церемониальной практики византийского двора периода Кантакузинов и ранних Палеологов. В качестве вспомогательных источников использовались византийские Тактиконы -Тактикон Успенского, (ок. 842), Такгикон атриклина Филофея (ок. 899), Тактикон Икономидиса (конец X в.), а также две поэмы, имеющие одинаковые названия «О службах дворца», принадлежащие авторам начала XIV в. Иоанну Факрасису и монаху Матфею. В качестве дополнительных материалов были привлечены исторические сочинения средневековых авторов, в которых описывались те или иные церемониальные традиции Византии: Евсевия, Аммиана Марцелина, Зосимы, Сократа Схоластика, Созомена, Эвнапия, Олимпиодора, Малха, Менандра, Кандида, Нона, Феофилакга Симокатты, Никифора, Феофана, Продолжателя Феофана, Льва Грамматика, Малалы, Кедрина, Зонары и других.

Использовались также юридические источники по политической идеологии и структуре византийского общества - кодекс Юстиниана, новеллы и хрисовулы различных императоров, Эклога, Прохирон, Исагога, Номоканон Фотия, Василики, Алфавитная синтагма Матфея Властаря, Эксавивлос Константина Арменопула, патриаршие и синодальные акты, акты Димитрия

Хоматина, токования Аристина, Зонары и Вальсамона, трактаты Филофея Константинопольского и Нила Кавасилы. Также привлекались Синаксарь X в., изданный Делее, Минологий Василия II, серия Константинопольских Евхологиев, таких как Евхологий Барберини, Гротофератский Евхологий, Евхологий Стратегия, Типикон Великой Церкви, Афинский Евхологий, Евхологий Димитрия Гемиста и отрывки из Евхологиев, изданные А. А. Дмитриевским.

Методология исследования

В настоящем диссертационном исследовании использованы следующие методы:

- метод сравнительно-исторического анализа, позволяющий на основании разновременных источников выявить основные и наименее подверженные изменениям элементы ритуала. Этот традиционный метод был основным для настоящего исследования, что обусловлено опорой на конкретные исторические источники, их относительно малым числом, и, что наиболее важно, необходимостью воссоздания более-менее полной визуальной картины византийского церемониала.

- семиотический метод, в котором предмет исследования предстаёт как знаковая система. Рассмотрение византийского ритуала как знаковой системы с несколькими уровнями кодирования позволяет выделить «субъязык», изначально имеющий отношение к государственному мифу об основании империи и передаче власти, и состоящий на первичном уровне из полностью ритуализованных формул и действий, проявляющихся в разных контекстах политической жизни государства. Этот метод позволяет также синтезировать данные топографии, литургики, истории политической идеологии и выявить зависимость понимания пространства и форм выражения ритуала от его метаязыковой

сущности.

- метод структурно-функционального анализа — применялся для восстановления каузальных связей между выделенными неизменными элементами придворного церемониала и социальными функциями, отображениями которых являлись участники церемониала. Метод позволяет рассмотреть церемониал не только как выражение политического мифа, но и как зримое иконическое воплощение социальной и административной структуры общества.

- метод культурологического анализа, который позволяет рассмотреть придворный церемониал в контексте развития конкретной цивилизации как отражение международных связей и исторического фона византийской культуры. Использован также кросс-культурный подход, классифицирующий элементы различных общественных укладов и типов религиозности в византийской культуре и их проявления в византийском церемониале.

- метод герменевтического анализа, примененный к историческим источникам, дающим толкование устоявшимся элементам византийского придворного ритуала. Этот метод позволяет выявить намерений авторов источников, которые с помощью семантических толкований уже традиционных элементов доносили некоторое политическое сообщение. Метод был применён ограниченно, так как важной чертой византийского церемониала была его семантическая ригидность, жёстко заданное поле денотатов знаков ритуального текста по отношению к сравнительной произвольности «толкований», что не позволяет напрямую извлекать политическое сообщение толкователя из данного текста.

Результаты

1. Продемонстрирована эвристическая эффективность семиотического метода в исследованиях сложных ритуальных комплексов.

2. Выявлены принципы функционирования ритуальной системы как единства семиотического времени и семиотического пространства.

3. Проанализировано семантическое значение основных структурных элементов византийского церемониала.

4. Подробно прослежен генезис символических смыслов византийских церемониальных традиций и определены его важнейшие этапы.

5. Изучено семантическое значение византийского придворного церемониала как когерентной церемониальной системы.

6. Вскрыта роль отдельных структурных элементов византийского церемониала в семиозисе ритуального дискурса.

Научная новизна исследования

1. Прослежен параллелизм выразительного и идеологического плана государственного ритуала.

2. Проанализированы семиотические отношения между участниками ритуала с привлечением концепций отношений власти, сформулированных в постструктуралистском направлении современной философии.

3. Выявлена специфика семантики знаковых систем, порожденных церемониальной культурой в её историческом развитии.

4. Проведен анализ византийской придворной церемониальной культуры в её развитии с привлечением большого количества данных из различных исторических дисциплин.

5. При помощи семиотического и герменевтического подходов раскрыты закономерности исторического развития византийского придворного церемониала.

6. В контексте истории византийского церемониала исследованы редко

используемые исторические источники, освещающие социальную, военную и дипломатическую историю Византии.

Основные положения, выносимые на защиту

1. Развитие государственного ритуала как семиотической системы определяется перекодировкой акционных знаков в господствующем политическом дискурсе репрезентации власти.

2. Церемониальная культура включает в себя в качестве вспомогательного интепретационный дискурс, содержанием которого является интенция, укорененная в мифе о передаче и поддержании государственной власти.

3. Важнейшими семиотическими элементами византийского придворного церемониала являются шествия между специально отведенными и устроенными церемониальными местами - «топосами», совокупность которых и формируют пространство византийского церемониала.

4. Византийский придворный церемониал определялся основной топографией столиц и императорских резиденций и освоением новых «топосов», что приводило к трансформации семантики церемониальной культуры Византийской империи.

5. В семантическом отношении византийский придворный церемониал представлял собой текст, существующий одновременно в различных дискурсах и заранее рассчитанный на интерпретацию одновременно с позиции участника и зрителя.

6. Все вербализированные византийские семантические интерпретации придворного церемониала были вторичны по отношению к ритуалу и не были способны изменить его принципиальные особенности и структуру.

Научно-практическая значимость

Результаты диссертационной работы позволяют расширить знания о

генезисе и семиотических механизмах церемониальной культуры, а также о специфике церемониала как семиотической системы. Исследование способствует более глубокому пониманию семантики мифа в средневековой культуре, а также влиянию мифа на дискурс репрезентации власти. Методологическая база исследования может быть использована при семиотическом анализе других примеров ритуальных культур, с упором на отображение в ритуале господствующего политического или социального дискурса. Широкое использование междисциплинарного подхода в рамках настоящей работы делает возможным использование её результатов в рамках как культурологии, политологии, так и областей науки, специально занимающихся Византией. Значимо также исследование государственного ритуала и истории саморепрезентации власти в контексте современной культуры и философии, особенно её направлений, генетически связанных со структурализмом. Материалы исследования могут использоваться при написании научных и популярных работ, создании учебных пособий, подготовке учебных программ по культурологии, семиотике, теории и истории культуры. Кроме того, результаты исследования могут быть использованы в работе над сценариями дипломатических и государственных церемоний.

Апробация исследования

Материалы диссертации были использованы при подготовке следующих публикаций: «Икономия в трактате Евлогия Александрийского (581-608)», Вестник Орловского государственного университета, 2012, «Церемониальное и фактическое первенство в византийской полемике о римском примате», Философия и культура, 2012, «Рага51а5е1Б и проблемы церемониальной топографии Константинополя», Философия и культура, 2012, «Комментарии к Мистагогии Фотия», Антология восточно-христианской мысли, М.-СПб., т. II, сс. 389-401.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры культурологии факультета Философии и политологии Санкт-Петербургского государственного университета.

Структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав и заключения. Библиография насчитывает 200 наименований, из них 80 на иностранных языках. Общий объем диссертации составляет 180 страниц.

Основное содержание работы.

Во Введении обоснованы актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы; сформулированы цели и задачи исследования, описаны материал и методы исследования; приведены положения, выносимые на защиту, предъявлена структура диссертации.

В Главе 1 Семиотическая феноменология церемониальной культуры

определяется терминологическая база исследования, очерчиваеются границы понятия ритуальной культуры применительно к задачам исследования и определяется придворный церемониал как частный случай ритуального поведения, существующий в рамках особой церемониальной культуры. В параграфе 1 Специфика семиотического подхода к ритуалу рассматривается семиотическая методология изучения церемониальной культуры. Кодифицированные и замкнутые ритуальные системы допускают различные подходы при их изучении, в зависимости от целей исследователя: дескриптивно-исторический и дескриптивно-морфологический,

этнографический, мифологический, социологический, коммуникативный, игровой, герменевтический и семиотический. Семиотический подход рассматривает ритуал как текст, разворачиваемый в пространстве и считываемый особым, мифологизированным сознанием. Предпосылками данного подхода являются, с одной стороны, семиотика культуры В. Н. Топорова и Ю. М. Лотмана, а, с другой стороны, семиотическая антропология К. Леви-Стросса. В письменных культурах основание культурной памяти, той лежащей внутри традиции, в которой и происходит соединение сознания пространственно-временного, является в свою очередь ещё одним слоем знаковой системы. Поэтому для целей настоящей работы определение ритуала можно уточнить: ритуал является воспроизводимой знаковой последовательностью, которая подвергается многозначным интепретациям в условиях определённой ритуальной семиотической среды. Перенос акцента с особого мифологического сознания на ритуальную среду, как гарантию "нормативного" семиозиса, помогает выявить ключевые особенности условий проведения любого ритуала, например, упорядоченность и замкнутость топографии ритуала, которая влечёт за собой (по замечанию Топорова) преобразование временного единства ритуала в пространственное.

В параграфе 2 Мифологический дискурс в церемониальной культуре

государственный церемониал анализируется как особая семиотическая система, рассчитанная на то, чтобы репрезентировать «вовне» мифологическое понятие о власти. Специфической особенностью рассматриваемых форм придворной церемониальной культуры является отсутствие «основного мифа» (в терминологии Топорова), который бы легитимизировал фигуру суверена вообще, отсутствие некоего базового нарратива, к отсылкам к которому сводился бы данный ритуал. Придворный церемониал является с этой точки зрения вырожденной формой ритуалов, связанных с сакральной фигурой царя, поскольку его семантика без изменений заимствует знаки, сопутствующие функциям царя как «хранителя», «восстановителя», «объединителя», но в то же

время он не является ритуалом, повторяющим миф о божестве-хранителе или объединителе. Поэтому придворный ритуал (например, придворный ритуал Византии) интересен именно как семиотическая структура, как пример иерархии интерпретационных систем. Византийская церемониальная культура, достигавший невероятной отточенности и сложности деталей, и зафиксированный часто в мельчайших подробностях, часто не имел значительного влияния в социальном или политическом измерении. Он был не двойным отражением — не отражением в сфере сакрального уже произошедших реальных изменений с тем, чтобы они отразились в сфере реального - но практически самодовлеющей системой знаков, представленной в чёткой упорядоченности интерпретаций, которые часто в описаниях неотделимы от самих действий. По сути византийский церемониал является пространственно-временным текстом, не нуждающемся в интерпретаторе, который бы перевёл его в реальное пространство-времени, текстом, для которого, как подразумевается, его интерпретация «уже произошла». Этот феномен основывается на «очевидности», полной культурной укоренённости всех знаков, предъявляемых зрителю. Например, в семиотической структуре наиболее важной и центральной для настоящего исследования церемонии — в церемонии коронации византийских императоров - всё имеет в первую очередь религиозное измерение, то есть первый уровень интерпретации является «общедоступным», открытым зрителям, владеющим базовым культурным кодом. При этом пространство-время церемониала и пространство-время религиозной церемонии совпадают и сознательно совмещаются. Поэтому можно говорить о том, что характерной чертой византийского церемониала является использование ритуальных систем, представляющих собой воспроизведение и репрезентацию мифа, не соприкасающегося напрямую с самим церемониалом.

В Главе 2 Основные структурные элементы византийского придворного церемониала анализируются основные элементы семиотики

пространства, в рамках которого развиваются порожденные церемониальной культурой структуры, прослеживается семиотическая структура императорских процессий, составляющих основу византийского придворного церемониала, и подробно описывается генезис семантики императорской интронизации, выбранной в качестве главной и наиболее репрезентативной формы отдельной придворной церемонии. Устанавливаются основные общие закономерности семиотического развития византийского ритуала как текста, постепенно обрастающего толкованиями, и анализируются исторические изменения в семиотике церемониальной культуры Византии.

В § 1 Топография византийского церемониального пространства

рассматривается семантика топографии важнейших императорских церемоний в пределах дворцовых и культовых сооружений Константинополя и его пригородов и значение конкретных топосов в ритуальном семиозисе, порожденном византийской церемониальной культурой.

Одним из важнейших локусов императорских церемоний являлось пространство центрального храма столицы и других храмовых пространств, в которых проходили многие ритуалы, сопровождающие процессии правителя. В работах по императорской церемониальной культуре ему уделяют особое внимание в связи с формированием в нем определенных сакральных пространств, так или иначе влияющих на императорскую легитимность. Формирование митатория и прочих императорских топосов внутри культовых сооружений обрастало различными легендами. Таким образом, пространственная семантика храма как целого была обусловлена государственным церемониалом как на макроуровне — храм представлял всю вселенную — так и на более низких уровнях, в которых храмовое пространство было жестко связано с теми или иными моментами ритуала.

Важнейшим топосом торжественной церемонии является нартекс храма, куда процессия движется для совершения определенных ритуалов, подчеркивающих важность совершаемой церемонии. С входом в нартекс также

связано множество легенд, связанных с обрядом самоуничижения императоров. В определенный момент императору может быть отказано в праве входа в храм. Это может касаться случаев бессмысленного кровопролития. В тех случаях, когда император не допускается до входа в храмовое пространство, он направляется в митаторий. Так как он не может следовать в центральный неф, то он проходит в митаторий южным притвором, а во Дворец идет прямым путем через диаватик. Именно в этом пространстве легитимность государя подвергается определенной «проверке». Если бы император решил в противоречие данному ритуалу проникнуть в храмовое пространство силой (формально никто не может воспрепятствовать такому действию), то его власть сразу бы посчиталась беззаконной и кощунственной. В случае же соблюдения церемонии самоуничижения император, как это ни парадоксально, подтверждал законность своей власти, подчиняясь законам сакрального пространства. Семиозис храмового пространства ставился в зависимость от хода церемонии. При этом ритуал включает в себя очевидную знаковую отсылку к уже известным прецедентам, таким, как недопущение в сакральное пространство Феодосия и другим, то есть маршрут императора в рамках сакральной топографии декодируется через «гиперссылки» на образцы взаимоотношения царской и божественной власти. Прямое воспроизведение некой исторической включаются в дискурс на уровне предельной степени семантической насыщенности пространства, в центре всего придворного комплекса — непосредственно при входе в храм, что придает государственному церемониалу паралитургическое значение переживания истории в одном концентрированном знаке. Император был подчинен определенному порядку, который диктовался семантикой храмового пространства. Пренебрежение этим порядком могло повлечь за собой самые неприятные последствия. Именно по этой причине правители чтили пространство храма и не посягали на него силой. С этим подчинением сакральному локусу связаны и различные церемонии, в том числе и обряд самоуничижения императора.

В § 2 Роль процессий в византийской церемониальной культуре

подробно рассматриваются пространственно-временная семиотика такого элемента византийского церемониала, как процессия, и семантическое значение отдельных деталей процессий в церемониальной культуре. Данные исследования производятся на примере локации процессий в пределах Константинополя и его пригородов. В «Книге церемоний» Константин Порфирогенит делает упор на придворные церемонии, связанные с торжественными шествиями императора в главный храм и обратно во Дворец, которые являются центральными для всего ритуального семиозиса. Как правило, подобный маршрут выполняется в случае великих праздников, и именно в этом случае Константин Порфирогенит говорит как об «установленном чине», тем самым отсылая к уже установившейся семиотической структуре процессии. Но автор «Книги церемоний» уже более точно описывает семантику определенных ритуалов, привязанных к церковному году, и сводит их семиотические элементы к определенному образцу, поскольку эти церемонии действительно имеют свой устоявшийся порядок в годовом круге (в отличие от семантики императорской интронизации, которая всегда могло происходить при различных обстоятельствах). Однако и в этом случае приходится говорить лишь о наиболее торжественных и значимых ритуалах, центральным дискурсом для которых является дискурс, семантически раскрывающий природу и происхождение императорской власти. «Установленные» с течением времени маршруты лишь в очередной раз показывают границы легитимности власти императора. Сами же церемонии подразумевают при этом несколько этапов, то есть структура императорского выхода остается всегда однотипной, что переносит её в более общий контекст пространственно-временного семиозиса. Изменяемые элементы наслаиваются на линейную структуру, состоящую из топосов, выражающих идеи верховной власти императора, верности чиновников и народа, смирения императора перед святыней и так далее. Каждый из этих топосов открыт для интерпретации как в

линейном порядке жесткого нарратива, так и во всем семиотическом пространстве-времени, независимом от переживания события здесь и сейчас.

Поскольку в Константинополе все общественные институты занимают определенную социальную нишу, это находит свое непосредственное отражение и на семантике церемониала. Отношения, связывающие различные институты государства всегда отражались в топографии церемониала и в таких отдельных семиотических его элементах, как встречи, процессии, входы и исходы. В семиотическом пространстве церемониала представители партий или государственных институтов, представляющие абстрактные чины, вообще образуют «удвоение» существующей социальной стратификации. Но это же верно и для топографии, рассмотренной отдельно.

Например, Великий дворец императора находится в теснейшей и постоянно обновляемой семантической связи с одним из главнейших источников легитимности царства, Великим ипподромом (именно там в определенный момент и стало происходить венчание на царство, как отмечает Петр Патрикий). А сама по себе ложа императора благодаря некоторым топографическим свойствам превращается в топос, семантическая функция которого — обозначить связь между правителем и народом. Император приходит в ложу на Ипподроме, фактически не покидая пространства Дворца (соединяет эти два пространства специальная винтовая лестница, расположенная в тайном ходе). Вход императора на ипподром есть знак, в котором репрезентация власти осуществляется одновременно иконическим и акционным способом. «Политические» цвета имеют цивильное происхождение: каждый из представителей различных цветов встречает и сопровождает императора в строго определенной последовательности. Прохождение императора через город носит также знаковый характер, поскольку цвета партий, которые его приветствуют, соответствуют идеологическим дискурсам, в которых император опирается на определенные социальные слои и поддерживает другие, и семантическая интерпретация этой части церемониала происходит именно в соответствии с социальным дискурсом.

Итак, исходя из представленной информации, можно сделать вывод, что придворный церемониал, не связанный с венчанием на царство, как правило, имел схожие или даже одинаковые формы его проведения. Однако это не говорит о неизменности подобных ритуалов с течением времени. Мы располагаем подробной фиксацией топографии и хронологии ритуала у Константина Порфирогенита, который описывает идеальный, теоретический порядок, указывая в ряде случаев сложившиеся на практике отступления. Важным является принцип включенности каждого топоса (такого как выход императора, проскинеза или приветственные восклицания партий) в развертывание чисто политического дискурса, проецирование политики на замкнутую и сложившуюся ритуальную семиосферу.

В главе 3 Семантика византийской церемониальной культуры подробно исследуется церемония императорского венчания и отражение в её семантике византийских представлений о природе и границах императорской власти, а также рассматривается влияние на интепретацию ритуального текста внешних обстоятельств, сопровождавших получение императором власти.

В § 1 Концепция легитимности императорской власти и её отражение в церемониальной культуре подробно рассматривается семантика различных церемоний и их непосредственная связь с императорской властью.

Несмотря на видимое стремление к абсолютизации власти императора, его полномочия в некоторой степени были ограничены, и это ограничение дополнительно подчеркивалось семантическими элементами церемониальной культуры. Прежде всего, это проявлялось в отсутствии престолонаследия по кровному родству — Византия наследовала в этом отношении Риму, вся семиотика церемонии интронизации была проникнута знаками, отсылающими к идеализированному римскому прошлому. Церемония сама по себе делала человека императором. Церемониал коронования соправителя просто отражал в ритуальном дискурсе те изменения, которые уже произошли в сфере

политического, предъявляя весомые знаки, которые должны были интерпретироваться в соответствующей сфере семиозиса. Императорский церемониал сам по себе был сильнее, чем кровное родство. Именно поэтому императором мог стать абсолютно любой человек, даже далекий от своего предшественника. Интересно, что в семиосфере придворного церемониала император, который был знаком самой своей власти, ограничивался жестким соответствием придворному дискурсу. Сказывалось это даже на «бытовом» уровне: государь был зависим от дискуреивно маркированных знаков собственной власти, таких как одеяния или жесты. И в определенный момент (примерно к 1Х-Х вв.) эти обычаи и правила изменить было уже невозможно. Об этом сообщает и Константин Порфирогенит, говоря, что в центральном храме хранились различные украшения и императорские венцы, которые были предназначены исключительно для больших праздников, причем если император наденет их в будний день, то его настигнет тяжелая болезнь или даже смерть. Возможно, подобные верования, сложившиеся к тому времени, в которых семантика венцов и других элементов церемонии подчиняется мифологическому дискурсу, и стали причиной выхолащивания Константином Порфирогенитом церемонии венчания и появления ритуального текста, жестко связанного с герменевтическим дискурсом, соответствующим ему. Автор «Книги церемоний» являет исключительную правоту в синхронном рассмотрении различных ритуалов, однако игнорирует исторически измененные формы этих ритуалов вместе с их семантикой.

На некотором этапе развития ритуала он начинает надстраиваться с помощью чисто вербального герменевтического дискурса, который призван в самой неизменности и застылости ритуала увидеть некие отвлеченные смыслы, относящиеся к природе политической власти как таковой. Таковы представления Константина Порфирогенита о том, что инсигнии императорской власти переданы Константину Великому ангелом, различные мифологические истории, связанные с локусами императорского ритуала и др. Этот внутренний кризис развития семиозиса ритуала отражает также изменения и в

политическом дискурсе — например, дискурсивно незначим становится топос провозглашения императора войсками. Происходит процесс десимволизации знаков, снижения их дискурсивной нагруженности. Теперь венчание императора или аккламации отсылают только к одному государственному мифу, с одной возможной интерпретацией его. В определенный момент в Византии начинается подчеркивание уникального сакрального происхождения самой по себе императорской власти, на первое место в семиозисе церемониальной культуры выходит миф о Константине Великом, по божественному наитию принявшему христианство и основавшему Константинополь, и это выражается в смещении интерпретаций ритуала из политического и социального дискурса в дискурс мифологический. Ритуал больше не отображает социальную реальность, его семиотическая структура в целом наполнена ссылками на миф об основании империи. Прочтение церемониала в духе торжественного прославления императора можно увидеть у Филофея или того же Константина Порфирогенита: именно они пытались восстановить былое великолепие царства и повторно семантизировать определенный порядок церемониала.

Несмотря на утверждение определенных форм придворных церемоний, они могли меняться в зависимости от обстоятельств и даже настроения народа. Фактически каждая церемония так или иначе определяла общественную жизнь императора, и именно поэтому правитель вынужден был хранить всевозможные ритуалы и не противоречить им. Однако если византийский ритуал классического периода, связанный с политикой непосредственно, имел точки семантической концентрации, в которых находились знаки-перформативы наибольшей дискурсивной нагруженности, то поздний ритуал, с его размеренностью и равномерностью, весь пронизан иерархией упорядоченных знаков, которая в конечном итоге сводится к мифологическому нарративу. Не случайно церемонии, предназначенные специально для варваров, призваны были подчеркнуть чудесную природу императора как нового Константина, божественное просхождение его власти и его города. Ритуал из места пересечения политического и социального в едином дискурсе власти

превращается в статичное театральное действо, рассчитанное часто на внешнего, не вовлеченного в него интепретатора.

Во § 2 Семантика церемонии императорской интронизации подробно анализируются отдельные элементы семиотики церемонии венчания императора и их сематическая связь с внешними условиями получения императором власти в контексте византийской церемониальной культуры.

Петр Патрикий, в отличие от автора «Книги церемоний», выявил весьма важный момент в зависимости семиотической структуры церемониала от способа получения власти. Его короткие заметки, описывающие различные изменения церемонии императорского венчания, а также свидетельства других историков, позволяют четко проследить взаимопроникновение ритуального и политического дискурса, которое осуществляется благодаря наличию дискурса-посредника с характерными для него знаками. Если император был «новым человеком», который получил престол благодаря внезапному возмущению, которое позволило оказаться ему на вершине власти, то обычно предполагался продолжительный церемониал, со свойственным ему особым семиозисом, основанном на дискурсе божественного вмешательства. Зачастую проходит достаточное количество времени между провозглашением на царство и непосредственно венчанием. Характерный случай - восшествие на престол императора Фоки в 602 г. Он был венчан на следующий день после бегства Маврикия и его семьи, а торжественно вошел в город только двумя днями позже. Здесь провозглашение армией занимает центральное место в семиотике ритуала, соответственно, дальнейшие обряды интерпретируются именно в соответствии с данным структурным элементом дискурса. Часто приходится столкнуться с ситуацией, когда друг на друга накладываются дискурсы бунта, народного восстания и наследования власти, причем в кульминации мы видим предельную семиотическую насыщенность и предъявление универсальных акционных знаков, каков образ полководца-триумфатора.

Таким образом, можно утверждать, что венчание изначально не

воспринимается как сакральный момент, а лишь как подтверждение свершившегося факта. И очевидно, что включение в церемонию триумфального въезда императора в столицу в качестве её центра означает смещение семиотической конструкции в сторону невербальной интерпретации. Император — а не венец или некое действие — сам становится центральным знаком власти, триумфатором, и триумф может включать также элементы, указывающие одновременно на божественную санкцию его власти. Здесь дискурс власти организуется не вокруг мифа об особой вселенской роли Нового Рима — Константинополя, а вокруг одного символа, символа императора-победителя. Получение власти необычным или насильственным путем естественным образом ведет к выстраиванию семиосферы вокруг одного дискурса, в котором есть только репрезентация триумфа и нет знаков, которые бы относились также к другим идеологическим дискурсам.

В § 3 Церемониальная культура как символическое отображение идеологии Византии подробно изучаются темпоральные изменения семантики византийской церемониальной культуры и связь этих изменений с семантической репрезентацией государственной идеологии Византии вообще.

Церемониал играл весьма важную роль в формировании облика правителя, который должен был хранить традиции и выбирать подходящие формы для своего венчания и последующих важнейших ритуалов, содержащие различные семиотические элементы, связанные с династической и внешнеполитической идеологией. Ярким примером реорганизации семантики придворного церемониала на примере подбора памятных дат для использования их в качестве идеологического воздействия являются «реформы» Василия Македонянина. Строго говоря, их нельзя именовать реформами по той причине, что не важнейшие семантические элементы церемониала не были изменены, но лишь в некоторой степени скорректированы. Само пространство мавзолея Константина было нагружено дополнительной семантикой, связанной с династическим дискурсом, поскольку обновленное здание стало вместилищем

практически всех могил данной династии. Мавзолей стал центром архитектурного ансамбля, который включал себя храм святых Апостолов и прилегающий к нему дворец. Могилы предыдущих императоров начинают играть огромную роль в формировании ритуального знакового пространства, которое интерпретируется уже не как означающее космоса, но как маркирующее династический дискурс, дискурс легитимности. Впоследствии этот комплекс был значительно расширен за счет новых построек, семантика которых также непосредственно относилась к идеологической программе новой династии. Организация всех придворных церемоний была изначально подчинена семиотической схеме топографии этого комплекса.

Одно из важнейших действий македонской династии - это постройка церкви «Неа», которая стала новым центральным локусом императорского ритуала. В память о возведении этого здания была также организована специальная церемония. Семантика нового храмового пространства была тесно связана с идеей репрезентации новой династии как продолжательницы Константина. Важную роль в формировании культа новой власти сыграла реорганизация придворного церемониала в соответствии с семиотической структурой идеологического дискурса новой династии, её «реставрационным» пафосом. Ориентировка на новые культовые здания, на новых личностей сделала свое дело: идеология повлияла на дискурс церемониала таким образом, что при сохранении той же семантической схемы он усвоил новые знаки. Таким образом, на семантику ритуала, помимо политических обстоятельств, действует косвенно и идеология, например, династическая. Это выражается в переформатировании ритуального пространства, которое начинает включать топосы, связанные со святыми покровителями династии или с важными историческими фигурами. Само присутствие этих новых знаков в пространстве семиозиса, с другой стороны, легитимизирует новых правителей и утверждает их в ритуальном пространстве-времени.

В Заключении диссертационного исследования подведены итоги диссертационной работы: изложены выводы в соответствии с основными положениями, выносимыми на защиту, целью и задачами исследования.

Список работ, опубликованных по теме диссертации

Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК РФ для опубликования основных результатов диссертационных исследований:

1. Шабанов Д. А. «Икономия» в трактате Евлогия Александрийского (581-608)// Вестник Орловского Государственного Университета. Орел. 2012. С. 405-411.

- 0,9 п. л.

2. Шабанов Д. А. Церемониальное и фактическое первенство в византийской полемике о римском примате// Философия и культура. М., 2012. С. 15-26.

-1 п. л.

3. Шабанов Д. А. «Рага81а5е15» и проблемы церемониальной топографии Константинополя// Философия и культура, М., 2012. С. 458-461. - 0,7 п. л.

Другие публикации, где отражены основные положения диссертации:

4. Шабанов Д. А. Полемика о Ш^ие в IX в.// Антология восточно-христианской мысли, М.-СПб., 2009. т. II. С. 381-388. - 1 п. л.

5. Шабанов Д. А. Комментарии к Мистагогии Фотия// Антология восточно-христианской мысли, М.-СПб., 2009, т. II, С. 389-401. - 1,2 п. л.

6. Шабанов Д. А. Преломление в российской культуре византийского представления о рясофоре// Культура как стратегический ресурс России. Сб. статей. СПб., 2011. С. 338-361. - 1 п. л.

Подписано в печать 28.09.2012г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,0. Тираж 100 экз. Заказ № 2820.

Отпечатано в ООО «Издательство "JIEMA"» 199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д. 24 тел.: 323-30-50, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru http://www.Iemaprint.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Шабанов, Дмитрий Александрович

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. Семиотическая феноменология церемониальной культуры.

1.1. Специфика семиотического подхода к ритуалу.

1.2. Мифологический дискурс в церемониальной культуре.

Глава 2. Основные структурные элементы византийского церемониала.

2.1. Топография византийского церемониального пространства.

2.2. Роль процессий в византийской церемониальной культуре.

Глава 3. Семантика византийской церемониальной культуры.

3.1. Концепция легитимности императорской власти и её отражение в церемониальной культуре.

3.2. Семантика церемонии императорской интронизации.

3.3. Церемониальная культура как символическое отображение идеологии

Византии.

Введение диссертации2012 год, автореферат по философии, Шабанов, Дмитрий Александрович

Актуальность работы. Семиотический подход к исследованию ритуалов, бытующих в различном социальном или культурном контексте, является достаточно укорененным в научной практике. Особенностью семиотического рассмотрения характерных социокультурных практик является сведение их к дискретному и когерентному тексту, функционирующему в рамках определенного дискурса и являющемуся отражением этого дискурса. Представляется осмысленным выделение особой культурной сферы, характерной для всех развитых цивилизаций -церемониальной культуры, под которой понимается совокупность ритуальных практик, связанных, например, с репрезентацией государственной власти, и герменевтических дискурсов, вытекающих из этих практик. Таким образом, церемониальная культура включает как сами ритуалы, так и их интерпретацию участниками и предполагаемыми наблюдателями. Изучение семиотики церемониальной культуры неотделимо от изучения более общих вопросов культуры той или иной цивилизации. Центральным проявлением церемониальной культуры, её высшим ' выражением обычно является придворный ритуал, то есть практики, окружающие непосредственно фигуру правителя и кодирующие её социальную и политическую функции. Придворный ритуал, существуя на стыке социальных, политических и религиозных дискурсов, сам, в свою очередь, порождает специфический дискурс, в котором существуют внутренние критерии «правильности» и «законности» происходящего. Выявление специфики этого дискурса среди других, связанных с ним, является нетривиальной задачей для исследователя.

Настоящее исследование раскрывает тему семиотической структуры ритуального дискурса на конкретном историческом примере византийского придворного церемониала, как он зафиксирован в памятниках Х-Х1У века, таких, как «Книга церемоний» Константина Порфирогенита, «Клеротологион» Филофея и пр. Изучение именно этого примера представляется актуальным по методологическим соображениям, так как ритуал зафиксирован в памятниках, которые являются подробной инструкцией, свободной от рефлексии историка или фольклориста над его «содержанием». Диссертационная работа показывает, во-первых, различные возможности рассмотрения придворного ритуала Византии как бесконечного текста, постоянно отсылающего к самому себе через систему государственной идеологии, и, во-вторых, генезис этого ритуала из уже готовых политических и социальных категорий. Анализ специфики ритуального дискурса важен, прежде всего, тем, что в современной ситуации культурная интерпретация ритуальных систем, как правило, связана с сопутствующими политическими, религиозными или социальными дискурсами, в результате чего ритуал перестает восприниматься как отдельная семантическая система, действующая по своим имманентным законам. Между тем церемониальная культура, как она проявляется в конкретных и замкнутых ритуальных системах, порождает особую семиосферу со специфическим набором дискурсов, внутренняя взаимосвязь которых выявляется только при углубленном анализе. Поэтому выбранный в исследовании характерный исторический пример государственного ритуала по аналогии позволяет изучить современные явления ритуальной культуры в социальном и политическом контексте и проследить их семантическую структуру Рассмотрение памятников придворного церемониала Византии как характерного и исследованного идеологически примера государственного ритуала с точки зрения семиотики культуры и мифа составляет актуальность данной работы.

Историография. Исследование семиотической структуры ритуалов является традиционным полем деятельности семиотики и других смежных дисциплин с начала XX века, когда началось объективное изучение внутреннего устройства ритуальных систем на антропологическом и фольклорном материале. При этом раскрытие семиотических закономерностей ритуала велось по различным направлениям. Так, проблемы семиотики ритуала в контексте той или инои культуры рассматривались в исследованиях Дж. Фрезера,1 К. Леви-Стросса,2 О. Ранка3, Е. Кассирера4, Р. Якобсона5, М. Элиаде6, Ю. Лотмана7, В. Топорова, В. Иванова8, С. Аверинцева,9 А. Панченко10 и других культурологов и антропологов. Более общее философское осмысление проблем, связанных с ритуалом как

11 12 семиотическим феноменом встречается в работах Ж. Делеза , Ж. Дерриды , Ю. Кристевой,13 Ц. Тодорова14, П. Бурдье15, У. Эко16, Ф. Лаку-Лабарта17, К.

18 19 20

Касториадиса , Дж. Агамабена , Дж. Ваттимо .

С точки зрения религиоведения проблематики ритуала касались в своих

21 22 23 исследованиях, в частности, Д. Угринович , А. Дупенко , М. Каракетов , В.

24 25 26 27

Мароши , Е. Морозова , В. Нечипуренко , А. Пелипенко , А.

1 Фрэзер, Дж.Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. / Пер. с англ. М.К.Рыклина - М.: Политиздат, 1980

2Леви-Стросс К Структурная антропология= Anthropologie structurale / Пер. с фр. В.В. Иванова. - М., 2001.

3 Ранк О. Миф о рождении героя. - M.: "Рефл-бук", "Ваклер", 1997.

4 Кассирер, Э. Философия символических форм: В 3 тт. / Пер. с нем. С. А. Ромашко. - М.-СПб.: Университетская книга, 2002.

5 Jakobson R., Verbal Art, Verbal Sign, Verbal Time (ed. Krystyna Pomorska and Stephen Rudy), 1985

6 Элиаде M. Мифы, сновидения, мистерии - Киев: Рефл-бук, Валкер, 1996

7 Лотман, Ю. Очерки по истории русской культуры XVIII - начала XIX века // Из истории русской культуры. T. IV: (XVIII - начало XIX века). М„ 1996. С. 13-346.

8 Топоров В. Исследования в области славянских древностей: Лексические и фразеологические вопросы реконструкции текстов. Москва: Наука, 1974. 342 стр. Соавт. В. В. Иванов Аверинцев С. Поэтика ранневизантийской литературы. - М.: Наука, 1977.

10 Панченко А. О русской истории и русской культуре. - СПб.: Азбука, 2000. - С. 87-88. Делёз Ж. Различие и повторение / Пер. с фр. H. Б. Маньковской и Э. П. Юровской. - СПб.: Петрополис, 1998.

Деррида, Ж. Письмо и различие. Пер. с фр. Д. Кралечкина. - M.: Академический проект, 2007. - 495 с.

13 Кристева Ю. Жест: практика или коммуникация? // Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. -M., 2004.

4Тодоров Ц. Теории символа. - М.: Дом интеллектуальной книги, 1999.

15 О символической власти // Бурдье П. Социология социального пространства. - Москва: Ин-т экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2007.

16 Отсутствующая структура. Введение в семиологию / Пер. с итал. В. Резник и А. Погоняйло. - СПб.: Симпозиум, 2006.

17 Лаку-Лабарт, Ф. Поэтика и политика// Поэтика и политика. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. - M.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1999.

18 Castoriadis С. The Imaginary Institution of Society. (trans.:Kathleen Blamey) MIT Press, Cambridge 1998.

19 Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. M.: Изд-во «Европа», 2011

20 Ваттимо Дж. Прозрачное общество. М.: Логос, 2002

21 Угринович Д М. Введение в теоретическое религиоведение. - М. 1973

22 Дупенко А. Н. Организационно-педагогические основы использования ритуалов в современной празднично-обрядовой культуре: дисс. .канд. пед. н. - М., 1999.

23 Каракетов М.Д. Из традиционной обрядово-культовой жизни карачаевцев. М. Наука 1995г.

24 Мароши В. В. Архетип Арахны: мифологема и проблемы текстообразования: дисс. . канд. филол. н.

28 29 30 31

Положенцева , Е. Романова , Н. Толстогузова' , Ю. Фиденко , Е. Яговдик и другие отечественные исследователи.

Кроме того, ритуал и церемониал рассматривался и с точки зрения психологии и психоанализа. Проблемы психологии ритуала изучаются в исследованиях К. Юнга33, Э. Эванса-Притчарда34, М. Тейлора35, Л.

36

Бинсвангера и пр. В контексте лингвистики и философии языка проблемами семиотики ритуала занимались Э. Бенвенист37, Ж. Дюмезиль38, Э. Дюркгейм39, Ф. Соссюр40 и другие.

Особая традиция рефлексии над ритуалом как семиотической общностью сложилась в рамках так называемой «мифологической школы» с XIX века, например, в трудах М. Мюллера41, де Губернатиса42, В.

Новосибирск, 1995.

25 Морозова Е. Б. Японский театр Но: ритуал как первооснова сценического языка: дисс. . канд. искусствоведения. - М., 2004.

26 Нечипуренко В. Н. Ритуал: генезис социального бытия и формирование субъективности: дисс. . докт. филос. н. - Ростов-на-Дону, 2002.

27 Пелипенко А. А. Архетип и симметрия в изображениях картинного типа: дисс. . канд. искусствоведения. -М„ 1996

28 Положенцев А. М. Культ в структуре человеческого существования: дисс. . канд. филос. н. - Санкт-Петербург, 2004.

29Романова Е. Н. Мифология и ритуал в якутской традиции: дисс. . докт. ист. н. - М., 1999.

30Толстогузова H. С. Социокультурное значение ритуально- обрядовой деятельности: На примере ритуальнообрядовых практик народов Поволжья: дисс. . канд. культурологии. - М., 2003.

31 Фиденко Ю. Л. Музыкально-католическая практика католических приходов Сибири и Дальнего Востока в контексте реформ Второго Ватиканского Собора: дисс. .канд. искусствоведения. - Новосибирск, 2005.

32 Яговдик Е. В. Трансформации ритуала в культурно- эволюционном процессе: Философско-культурологический анализ: дисс. .канд. филос. н. - Белгород, 2003.

33 Юнг К.-Г. Архетип и символ. - M.: Ренессанс, 1991.

34 Эванс-Притчард Э. История антропологической мысли. - M.: Восточная литература, 2003.

35 M.Taylor. The Terrorist. L.-N.Y. 1988.

36 Бинсвангер Л. Феноменология и психопатология // Логос. - 1992. - № 3.

37 Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

38 Верховные боги индоевропейцев (Серия «Исследования по фольклору и мифологии Востока»), - M.: Наука, 1986.

39 Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни // Мистика. Наука. Религия. Классики мирового религиоведения. Антология. - М.: Канон+, 1998.

40 Соссюр Ф. Заметки по общей лингвистике. - М.: Прогресс, 2000.

41 Мюллер Фридрих Макс. Введение в науку о религии: Четыре лекции, прочитанные в Лондонском Королевском институте в феврале-марте 1870 года. / Пер. с англ., предисловие и комментарии Е.Элбакян. Под общей редакцией А. Н. Красикова - М.: Книжный дом "Университет":Высшая школа, 2002.

Маннхардта43, Ф. И. Буслаева,44 А. Н. Афанасьева45, А. А. Потебни46. Проблематика, связанная с семиотикой государственной идеологии и государственного церемониала, а также с семиотикой власти вообще, поднимается в исследованиях М. Мерло-Понти47, М. Фуко48, Й. Хейзинги49. Кроме того, исследования ритуала с антропологической и социологической точек зрения вели в разное время такие крупные западные ученые, как Ф. Боас50, Э. Сепир51, Р. Бенедикт52 и другие.

Лежащий в центре диссертации источник по византийскому церемониалу, сочинение «О церемониях византийского двора», дошедшее под именем Константина Порфирогенита, многократно становился объектом внимания византинистов. Следует упомянуть имя И. Рейске, который ещё в

53

XVIII веке его опубликовал с латинским переводом и обширными комментариями, а также А. Вогта, который опубликовал французский комментированный перевод54. Из исследований, специально посвященных этому памятнику, следует упомянуть, прежде всего, труд Д. Беляева55, во многих отношениях и до сих пор актуальный в части реконструкции византийского ритуала. Трактат также включает, помимо церемониальной

42 De Gubernatis, A Storia comparata d'usi funebn in Italia e presso altri popoli îndi-europei, изд 2-е, Milano, 1878

43 Mannhardt, W Germanische Mythen Forschungen Habilitationsschrift, Berlin 1858

44 Буслаев Ф Исторические очерки русской народной словесности и искусства СПб ,1861

45 Афанасьев А , Несколько слов о соотношении языка с народными поверьями (в «Известиях акад наук по отд рус языка и словесности», 1853)

46ПотебняА Из записок по теории словесности Харьков, 1905

47 Мерло-Понти M Знаки/Пер с фр , примем и послесл И С Вдовиной -М Искусство, 2001

48 Фуко, M Правительственность (идея государственного интереса и ее генезис) / Пер И Окуневой // Логос - 2003

49 Хейзинга, И Homo Ludens, Статьи по истории культуры / Пер , сост и вступ ст Д В Сипьвестрова, Коммент Д Э Харитоновича -М Прогресс - Традиция, 1997 м Боас Ф Ум первобытного человека M -Л , 1926 м Sapir, Edward (1921) Language An introduction to the study of speech New York Harcourt Brace and company

32 Benedict Ruth 1959 An Anthropologist at Work Writings of Ruth Benedict Ed Margaret Mead Boston Houghton Mifflin Company

53 Constantini Porphyrogeniti libri II de ceremonus aulae Byzant (Leipzig, 1751-66, ed J J Reiske), vol ш (Bonn, 1829)

54 Vogt A Constantin Porphyrogenete Le Livre de ceremonies Paris, 1939 II P 1-5

55 Беляев Д Ф BYZANTINA Очерки, материалы и заметки по византийским древностям Кн I Обзор главных частей Большого дворца византийских царей (с приложением Материалы и заметки по истории византийских чинов) СПб, 1891 Кн II Ежедневные и воскресные приемы византийских царей и праздничные выходы их в храм Св Софии в IX-X вв СПб, 1893 Кн III Богомольные выходы византийских царей в городские и пригородные храмы Константинополя / Посмертное издание СПб 1906 части, важное историческое приложение «Три трактата об императорских военных экспедициях». Существует традиция привлечения памятника в исторических исследованиях, например, его широко использовали такие крупные отечественные византинисты, как Ф. Успенский и Г. Острогорский. Существенный вклад в изучение конкретных вопросов, касающихся церемониала богослужений с участием императора, внесли Р. Гуйян, Г. Мажеска, И. Калаврезу, П. Карлин-Хайтер. В византинистике существуют и исследования идеологии и политической теологии Византии, преломлявшейся в ритуале, например, это отдельные работы Г. Подсакальского и Ж. Дагрона.

Исследования, непосредственно касающиеся семантики византийского церемониала, в основном раскрывают эту тему с точки зрения государственной идеологии. Отметим, прежде всего, работу Ж. Дагрона56, посвященную взаимоотношениям понятий царства и священства в византийской идеологии и его преломлению в ритуальной семантике. Дагрон достаточно убедительно и с привлечением большого числа источников демонстрирует, что византийский церемониал и его развитие в значительной степени определялись идеей передачи сакральности от Бога через священство к царю, хотя эта идея по-разному оформлялась в разные эпохи. Существует

С "7 специально посвященная царскому церемониалу работа А. Камерона , которая освещает внутреннюю конструкцию ритуальной семантики на материале «Книги церемоний». Также ритуальная семантика анализируется в

58 исследовании Тойнби , во многих отношениях уже устаревшем и к тому же не привлекающем ряд новоизданных источников по византийскому церемониалу. Частными вопросами семантики ритуала, связанными с топографией византийской столицы в разные периоды, занимался Ж. Даррузес, например, в статье59 и в других исследованиях. Также следует

Dagron.G Empereur et prêtre Étude sur le'césaropapisme'byzantin Pans, 1986

57 Cameron, Averil 'The construction of court ritual the Byzantine Book of Ceremonies', in D Cannadine and S Price (eds ), Rituals of Royalty Power and Ceremonial in Traditional Societies (Cambridge) 106-36, 1987

58Toynbee, Arnold Joseph, Constantine Porphyrogenitus and his world, (London Oxford University Press, 1973)

59 Darrouzes J Sainte-Sophie de Thessalonique d'après un rituel // REB. 1976 отметить исследование О. Трейтингера60, которое интересно близким к настоящей работе методологическим подходом, включающим различные связанные с государственной идеологией дискурсы в семантическую систему ритуала. Это исследование, однако, также устарело и не использует современные разработки в области семиотики, антропологии и философии, а также опирается практически только на «Книгу церемоний», в то время как мы располагаем и рядом более поздних памятников, помогающих реконструировать разные этапы развития ритуала.

Однако следует отметить, что византийский церемониал как семиотически единая система, включающая различные типы знаков и текстов, до настоящего времени в науке практически не рассматривался. Можно считать настоящее исследование первой попыткой чисто семиотического подхода к византийскому церемониалу, базирующейся как на новых археологических данных и новоопубликованных источниках, так и на достижениях в области семиотики и культурологии. В центр внимания ставится специфика византийской церемониальной культуры как единого целого, не в качестве производного идеологии или эстетики, что является новым для науки.

Цель работы. Цель диссертационного исследования заключается в семиотическом анализе замкнутых ритуальных систем в средневековых культурах и в выявлении социального и политического измерений ритуала на примере византийского придворного церемониала.

Для достижения указанной цели в работе ставятся следующие задачи:

1. Исследовать специфику ритуала как пространственно-временной многоплановой семиотической системы.

2. Рассмотреть особенности функционирования ритуала в зависимости от доминирующего интерпретационного дискурса.

60 Treitinger О. Die Ostromische Kaiser- und Reichsidee nach ihrer Gestaltung im hOfischen Zeremoniell. Darmstadt, 1956.

3. Выявить роль означающих власти в семиотике ритуала.

4. Проследить культурно-исторические истоки особенностей и структурных принципов формирования и функционирования византийского придворного церемониала.

5. Изучить генезис придворной церемониальной системы в рамках средневековой византийской традиции.

6. Проанализировать семантическое значение основных структурных элементов византийского церемониала.

Источники. Материалы, использованные при исследовании, включают в себя работы по лингвистике и культурологии, в которых используется семиотический подход к проблеме бытования текста (в том числе ритуального текста) в культуре К. Леви-Стросса, Р. Барта, Р. Якобсона, Ю. Лотмана и В. Топорова. Проблема связи византийского церемониала с генезисом и развитием автохтонной византийской культуры рассматривается с опорой на таких исследователей политической культурологии, как М. Эпштейн и Ф. Риво. Кроме этого, в качестве философско-герменевтической основы исследования выступают работы представителей постструктуралистского направления философии науки, таких как Ж. Деррида и Ю. Кристева, Ж. Бодрийяр и П. Бурдье.

Из работ, касающихся вопросов социокультурного контекста византийского церемониала и послуживших источниками для диссертационного исследования, наиболее соответствующими целям настоящего исследования являются работы Д. Беляева, Г. Острогорского, Я. Любарского, Ж. Дагрона, И. Делее, А. Каждана, Г. Моравчика, А. Камерона, К. Манго, Г. Подскальского, Р. Жанена. Кроме того, политическая культура Византии в её связи с репрезентацией образа царства в государственных церемониалах рассматривалась с привлечением таких отечественных исследователей законодательства и социального устройства Византии, как Б. Панченко, М. Сюзюмов, И. Чичуров. Религиоведческая и литургическая сторона византийского церемониала и византийский подход к сакральному пространству города и дворца был освещен с привлечением концепций А. Лидова, А. Муравьёва и других учёных.

Основным историческим источником, который определяет горизонт настоящего исследования является фундаментальное сочинение X в., надписанное именем императора Константина Порфирогенита «О церемониях византийского двора». В нем содержатся подробные описания многообразия церемониальных традиций византийской придворной культуры V - X вв. Сочинение целиком не переведено ни на один из европейских языков.

Другим важным историческим источником является анонимный трактат второй половины XIV в. «О службах Константинопольского дворца», ошибочно приписанный издателем конца XVI в. куропалату Георгию Кодину (автору конца XV в.). Трактат посвящён кодификации церемониальной практики византийского двора периода Кантакузинов и ранних Палеологов. В качестве вспомогательных источников использовались византийские Тактиконы - Тактикон Успенского, (ок. 842), Тактикон атриклина Филофея (ок. 899), Тактикон Икономидиса (конец X в.), а также две поэмы, имеющие одинаковые названия «О службах дворца», принадлежащие авторам начала XIV в. Иоанну Факрасису и монаху Матфею. В качестве дополнительных материалов были привлечены исторические сочинения средневековых авторов, в которых описывались те или иные церемониальные традиции Византии: Евсевия, Аммиана Марцелина, Зосимы, Сократа Схоластика, Созомена, Эвнапия, Олимпиодора, Малха, Менандра, Кандида, Нона, Феофилакта Симокатты, Никифора, Феофана, Продолжателя Феофана, Льва Грамматика, Малалы, Кедрина, Зонары и других.

Использовались также юридические источники по политической идеологии и структуре византийского общества - кодекс Юстиниана, новеллы и хрисовулы различных императоров, Эклога, Прохирон, Исагога, Номоканон Фотия, Василики, Алфавитная синтагма Матфея Властаря, Эксавивлос Константина Арменопула, патриаршие и синодальные акты, акты

Димитрия Хоматина, токования Аристина, Зонары и Вальсамона, трактаты Филофея Константинопольского и Нила Кавасилы. Также привлекались Синаксарь X в., изданный Делее, Минологий Василия II, серия Константинопольских Евхологиев, таких как Евхологий Барберини, Гротофератский Евхологий, Евхологий Стратегия, Типикон Великой Церкви, Афинский Евхологий, Евхологий Димитрия Гемиста и отрывки из Евхологиев, изданные А. А. Дмитриевским.

Методология исследования. В настоящем диссертационном исследовании использованы следующие методы:

- метод сравнительно-исторического анализа, позволяющий на основании разновременных источников выявить основные и наименее подверженные изменениям элементы ритуала. Этот традиционный метод был основным для настоящего исследования, что обусловлено опорой на конкретные исторические источники, их относительно малым числом, и, что наиболее важно, необходимостью воссоздания более-менее полной визуальной картины византийского церемониала.

- семиотический метод, в котором предмет исследования предстаёт как знаковая система. Рассмотрение византийского ритуала как знаковой системы с несколькими уровнями кодирования позволяет выделить «субъязык», изначально имеющий отношение к государственному мифу об основании империи и передаче власти и состоящий на первичном уровне из полностью ритуализованных формул и действий, проявляющихся в разных контекстах политической жизни государства. Этот метод позволяет также синтезировать данные топографии, литургики, истории политической идеологии и выявить зависимость понимания пространства и форм выражения ритуала от его метаязыковой сущности.

- метод структурно-функционального анализа - применялся для восстановления каузальных связей между выделенными неизменными элементами придворного церемониала и социальными функциями, отображениями которых являлись участники церемониала. Метод позволяет рассмотреть церемониал не только как выражение политического мифа, но и как зримое иконическое воплощение социальной и административной структуры общества.

- метод культурологического анализа, который позволяет рассмотреть придворный церемониал в контексте развития конкретной цивилизации как отражение международных связей и исторического фона византийской культуры. Использован также кросс-культурный подход, классифицирующий элементы различных общественных укладов и типов религиозности в византийской культуре и их проявления в византийском церемониале.

-метод герменевтического анализа, примененный к историческим источникам, дающим толкование устоявшимся элементам византийского придворного ритуала. Этот метод позволяет выявить намерения авторов источников, которые с помощью семантических толкований уже традиционных элементов доносили некоторое политическое сообщение. Метод был применён ограниченно, так как важной чертой византийского церемониала была его семантическая ригидность, жёстко заданное поле денотатов знаков ритуального текста по отношению к сравнительной произвольности «толкований», что не позволяет напрямую извлекать политическое сообщение толкователя из данного текста.

Результаты.

1. Продемонстрирована эвристическая эффективность семиотического метода в исследованиях сложных ритуальных комплексов.

2. Выявлены принципы функционирования ритуальной системы как единства семиотического времени и семиотического пространства.

3. Проанализировано семантическое значение основных структурных элементов византийского церемониала.

4. Подробно прослежен генезис символических смыслов византийских церемониальных традиций и определены его важнейшие этапы.

5. Изучено семантическое значение византийского придворного церемониала как когерентной церемониальной системы.

6. Вскрыта роль отдельных структурных элементов византийского церемониала в семиозисе ритуального дискурса.

Научная новизна исследования

1. Прослежен параллелизм выразительного и идеологического плана государственного ритуала.

2. Проанализированы семиотические отношения между участниками ритуала с привлечением концепций отношений власти, сформулированных в постструктуралистском направлении современной философии.

3. Выявлена специфика семантики знаковых систем, порожденных церемониальной культурой в её историческом развитии.

4. Проведен анализ византийской придворной церемониальной культуры в её развитии с привлечением большого количества данных из различных исторических дисциплин.

5. При помощи семиотического и герменевтического подходов раскрыты закономерности исторического развития византийского придворного церемониала.

6. В контексте истории византийского церемониала исследованы редко используемые исторические источники, освещающие социальную, военную и дипломатическую историю Византии.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Развитие государственного ритуала как семиотической системы определяется перекодировкой акционных знаков в господствующем политическом дискурсе репрезентации власти.

2. Церемониальная культура включает в себя в качестве вспомогательного интерпретационный дискурс, содержанием которого является интенция, укорененная в мифе о передаче и поддержании государственной власти.

3. Важнейшими семиотическими элементами византийского придворного церемониала являются шествия между специально отведенными и устроенными церемониальными местами - «тоиосами», совокупность которых и формируют пространство византийского церемониала.

4. Византийский придворный церемониал определялся основной топографией столиц и императорских резиденций и освоением новых «топосов», что приводило к трансформации семантики церемониальной культуры Византийской империи.

5. В семантическом отношении византийский придворный церемониал представлял собой текст, существующий одновременно в различных дискурсах и заранее рассчитанный на интерпретацию одновременно с позиции участника и зрителя.

6. Все вербализированные византийские семантические интерпретации придворного церемониала были вторичны по отношению к ритуалу и не были способны изменить его принципиальные особенности и структуру.

Научно-практическая значимость. Результаты диссертационной работы позволяют расширить знания о генезисе и семиотических механизмах церемониальной культуры, а также о специфике церемониала как семиотической системы. Исследование способствует более глубокому пониманию семантики мифа в средневековой культуре, а также влиянию мифа на дискурс репрезентации власти. Методологическая база исследования может быть использована при семиотическом анализе других примеров ритуальных культур, с упором на отображение в ритуале господствующего политического или социального дискурса. Широкое использование междисциплинарного подхода в рамках настоящей работы делает возможным использование её результатов в рамках как культурологии, политологии, так и областей науки, специально занимающихся Византией. Значимо также исследование государственного ритуала и истории саморепрезентации власти в контексте современной культуры и философии, особенно её направлений, генетически связанных со структурализмом. Материалы исследования могут использоваться при написании научных и популярных работ, создании учебных пособий, подготовке учебных программ по культурологии, семиотике, теории и истории культуры. Кроме того, результаты исследования могут быть использованы в работе над сценариями дипломатических и государственных церемоний.

Апробация исследования. Материалы диссертации были использованы при подготовке следующих публикаций: «Икономия в трактате Евлогия Александрийского (581-608)», Вестник Орловского государственного университета, 2012, «Церемониальное и фактическое первенство в византийской полемике о римском примате», Философия и культура, 2012, «Parastaseis и проблемы церемониальной топографии Константинополя», Философия и культура, 2012, «Комментарии к Мистагогии Фотия», Антология восточно-христианской мысли, М.-СПб., т. II, сс. 389-401.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры культурологии факультета Философии и политологии Санкт-Петербургского государственного университета.

Структура работы: диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы. Библиография насчитывает 200 наименований, из них 80 на иностранных языках. Общий объем диссертации составляет 180 страниц.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Семантическое значение церемониальной культуры"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотрение семантики византийского церемониала в рамках настоящего исследования позволило сделать ряд выводов о генезисе, законах развития и внутренней структуре семиозиса византийской церемониальной культуры. Мы вскрыли её уникальные, специфические особенности, последовательно используя метод структурного анализа, рассчитанный на многоуровневые семиотические системы, каковой является ритуал. Прежде всего, нами был выделен такой значимый для семиотики ритуала тип знаков, как акционный, и указана его роль в дискурсе власти в византийской культуре. Эта роль заключается в том, что акционные знаки служат «ключом» для кодировки социальной и политической реальности, как это происходит во время коронации и торжественного шествия, когда действие (выход императора, надевание венца) одновременно служит и предъявлением ключевых означающих власти. Затем, на примере изменений в семантике ритуала в македонский период, мы продемонстрировали роль мифа в сложении вспомогательных для ритуала интепретирующих дискурсов. При этом нами было показано, как мифопоэтическое сознание архаики размывается сознанием прецедентным, основанным на примерах из житий. Характернейшим примером этого является изменением семантики обряда «смирения императора», который получает дополнительные отсылки к константиновской династии, в то время как его непосредственной задачей является церковная легитимация императорской сакральности. Хотя династическая идеология меняется, основной и постоянной остается идея о вечности и эсхатологическом значении Нового Рима, на которую затем наслаивается сложная символика, связанная с инсигниями императорской власти или основными топосами ритуала.

В контексте церемониальных шествий мы рассмотрели топографию центра Константинополя и её развитие. Нами было установлено, что устойчивая система топосов, состоящая из дворца, ипподрома, Св. Софии,

Филадельфиона и других построек в основных чертах запрограммирована регулярной планировкой города при Константине, соответственно, использование её элементов само по себе имеет семантическое значение отсылки к константиновскому прошлому и выступает как фактор архаизации. Церемониальное пространство византийской столицы имеет не непосредственно социальную функциональность, а скорее кодирует ритуал в соответствии с прецедентами и историческими воспоминаниями. Освоение новых топосов всегда происходит в соответствии с династической идеологией, и они, как это происходит с церковью Неа, встраиваются в старую систему и копируют её, таким образом усложняя семиозис и добавляя новый уровень архаизации.

Нами также была на примерах рассмотрена специфика интерпретации византийского церемониала. Если изначально толпа, армия, клир являются и его участниками, и его означающими, то затем появляется тенденция превращать «варваров» или иных внешних в пассивных соучастников, которым таким образом определяется низшая, подчиненная роль в дискурсе. Однако эта тенденция может быть обращена, как показывает пример с изменением ритуала императорской интронизации в сторону большей архаичности. Наконец, мы рассмотрели ряд толкований ритуала его современниками, в частности были привлечены житийные повествования, связанные с династической мифологией и тексты, в которых прослеживается герменевтика дискурсов, маркированных важными для ритуала знаками. Исследование позволило сделать вывод о том, что интепретационные дискурсы возникают после сложения той или иной формы ритуала и строго параллельно демифологизации интерпретирующего сознания. Как правило, мы имеем дело с техническими описаниями ритуала его участниками. Тем интереснее то, что часто интерпретирующий дискурс ориентируется на более архаичную, неупотребительную форму ритуала, хотя её элементы продолжают использоваться в трансформированном виде. Константин Порфирогенит прямо использует протоколы более ранних церемоний венчания, а также записи Петра Патрикия, которые представляют вариативность ритуала за 400-500 лет до него. Анализ источников и исследование семантики самого ритуала позволил вскрыть характер действия культурной памяти в византийской культуре в целом, и определить его главную черту - архаизацию и эсхатологизацию знаков, обращение к архаике для распространения семиотической системы на все время существования мира. Впоследствии эту же черту унаследуют и преемники византийской культуры, и именно она останется определяющей для восприятия Византии последующими поколениями.

Список научной литературыШабанов, Дмитрий Александрович, диссертация по теме "Философия и история религии, философская антропология, философия культуры"

1. PG Patrologiae Cursus Completus, Series Graeca, Imprimerie Catholique, Paris, 1857-1866

2. Vogt A. Constantin Porphyrogenete. Le Livre de ceremonies. Paris, 1939. II. P. 15.

3. Pseudo-Codinos. Traité des offices /Éd., trad. J. Verpeaux. Paris, 1966. P, 252-273.

4. Ioannes Lydos. De magistratibus. // Ioannes Lydos. On Powers or The magistracies of the Roman State / Ed. A. C. Bandy. Philadelphia, 1983.

5. Corippus. In laudem Iustini Augusti minores / Ed. A. Cameron. London, 1976.

6. Patria // Scriptores origanum Constantinopolitanarum / Ed. T. Preller. Leipzig, 1901-1907.

7. Nicephorus. Breviarium / Ed. C. Mango.

8. Theodorius Anagnostes. Historia ecclesiastica /Ed. G. Ch. Hansen. Berlin, 1995.

9. Ioannes Malalas. Chronographia / Ed. L. Dindorf, Bonn, 1831.

10. Aretltas Caesareae. Scripta minora / Ed. L. G. Westerink. Leipzig, 1968.

11. Diegesis. 27-28 // Scriptores origanum Constantinopolitanarum.

12. Joannis Euchaitum metropolitae. quae supersunt. / Ed. P. de Lagarde, J. Bollig. Gottingen, 1882.

13. Zosimus. Historia nova. / Ed., trans. F. Paschoud. Paris, 1971.

14. Georgius Kedrenos. Historiarum Compendium / Ed. I. Bekker. Bonn, 1838.1. Литература

15. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы / С.С. Аверинцев. -M.: CODA, 1997.

16. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции / С.С. Аверинцев. М.:Языки русской культуры, 1996.

17. Алленов М.М. Тексты о текстах / М.М. Алленов. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

18. Архаический ритуал в фольклорных и литературных памятниках. М.; Наука, 1988.

19. Ахманов А. Интеллектуальная интуиция и эстетическое созерцание / А. Ахманов // Антология феноменологической философии в России. Т. 2 / сост., общая ред., пред. и комм. И:М. Чубарова - М., 2000.

20. Барвайс Дж., Перри Дж. Ситуация и установки / пер. с англ. В.А. Шлака // Философия.-Логика. Язык: сб; науч. тр. / сост. и пред. В. В. Петрова; общ. ред. Д.П. Горского и В. В. Петрова. М, 1987.

21. Барт Р. Мифологии / Р. Барт; пер. с фр. и пред. С Зенкина. М.: Издательство им. Сабашниковых, 2004.

22. Барт Р. От произведения к тексту / Р. Барт; пер. с фр. С. С. Зенкина.

23. Барт Р. Избранные работы: Семиотика, поэтика / Р. Барт; пер. с фр.; общ. ред. Г.К. Косикова. М.: Прогресс, 1994.

24. Барт Р. Семантика вещи / Р. Барт; пер. с фр. и вступ. С.С. Зенкина // Р. Барт; пер. с фр. и вступ. С.С Зенкина. М., 2003.

25. Барт Р. Система моды / Р. Барт; пер; с фр. и вступ. ст. С Зенкина // Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры // Р. Барт; пер. с фр. и вступ. С.С. Зенкина.-М., 2003.

26. Барт Р . Текстовый анализ одной новеллы Эдгара По / Р. Барт; пер. с фр. С. Л. Козлова // Барт Р. Избранные работы: Семиотика, поэтика / Р. Барт. пер. с фр. общ. ред. ЕК. Косикова. М. : Прогресс, 1994.

27. Безансон А. Запретный образ: интеллектуальная история иконоборчества. / А. Безансон; пер. с фр. М. Розанова. М.: МИК, 1999.

28. Беляев Д. Ф. ВУ7А1ЧТША: Очерки, материалы и заметки по византийским древностям.

29. Кн. III: Богомольные выходы византийских царей в городские и пригородные храмы Константинополя (посмертное издание). СПб., 1906.

30. Бибихин В. В. Новый Ренессанс / В.В. Бибихин. М.: МАИК "Наука", 1998.

31. Бибихин B.B. Понять другого / B.B. Бибихин // Загадка понимания: сб. ст. -М.: Политиздат, 1991.

32. Богин Г.И. Субстанциальная сторона понимания текста / Г.И. Богин. Тверь: Изд-во Тверского ун-та, 1993.

33. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры / Ж. Бодрийяр; пер. с фр., послесл. Е.А. Самарской. М.: Культурная революция, 2006.

34. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть / Ж. Бодрийяр; пер. с фр. С.Н. Зенкина. М.: Добросвет, КДУ, 2006. - 389 с.

35. Борботько В.Г. Принципы формирования дискурса: От психолингвистики к лингвосинергетике / В.Г. Борботько. М.: КомКнига, 2006.

36. Брагина Н.Г. Память и язык в культуре / Н.Г. Брагина. М.: Языки славянских культур, 2007.

37. Бранский В.П. Искусство и философия / В.П. Бранский; рец.: A.C. Кармин, В.В. Ильин. Калининград, 2000.

38. Брудный A.A. К теории коммуникативного воздействия / A.A. Брудный // Теоретические и прикладные проблемы социальной психологии: сб. М., 1977.

39. Брудный A.A. Психологическая герменевтика / A.A. Брудный; ред. И. В. Пешков, Г.Н. Шелогурова; рец. В.Ф. Петренко, А.П. Назаретян. М.: Лабиринт, 1998.

40. Бэском В. Мифо-ритуальная теория / В. Бэском // Обрядовая теория мифа: сб. науч. тр. / сост, пер. и пред. А.Ю. Рахманина. СПб., 2003.

41. Ванеян С.С. Пустующий трон: Критическое искусствознание Ханса Зедльмайра / С.С. Ванеян. М.: Прогресс - Традиция, 2004.

42. Ванеян С.С. Храм и Грааль в западном Средневековье / С.С. Ванеян // Храм земной и небесный / сост. и пред. Ш.М. Шукуров. М., 2004.

43. Васильев С.А. Синтез смысла при создании и понимании текста / С.А. Васильев. Киев: Наукова думка, 1988.

44. Вендлер 3. Факты в языке / 3. Вендлер; пер. В.А. Плунгяна // Философия. Логика. Язык: Сб. науч. тр. / сост. и пред. В.В. Петрова; общ. ред. Д.П.

45. Горского и В.В. Петрова М., 1987.

46. Вежбицкая А. Немецкие культурные сценарии: Общественные знаки как ключ к пониманию общественных отношений и культурных ценностей /М., 1999.

47. Вежбицкая А.// Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.

48. Вежбицкая А. Речевые акты / А. Вежбицкая // Новое в зарубежной лингвистике: сб. науч. тр.- Вып. 16: Лингвистическая прагматика. М., 1985.

49. Вежбицкая А. Язык, культура, познание / А. Вежбицкая. М.: Русские словари, 1997.

50. Витгенштейн Л. Заметки о философии и психологии / Л. Витгенштейн. Т. 1. -М.: Дом интеллектуальной книги, 2001.

51. Витгенштейн Л. Философские исследования-/ Л. Витгенштейн // Новое в зарубежной лингвистике: сб. науч. тр. М., 1985. - Вып. 16: Лингвистическая прагматика.

52. Витлинская Т.Д. Инзистивная специфика регулятивных актов-институционально-ритуального общения / Т.Д. Витлинская // Ритуальное пространство культуры: материалы междунар. форума. СПб, 2001.

53. Вяткина Н. Б. Проблема смысла: Семантика и онтология / Н.Б. Вяткина // Понимание как логико-философская проблема: сб. Киев, 1982.

54. Габричевский А.Г. К вопросу о формальном методе / А. Г. Габричевский // Габричевский А.Г. Морфология искусства / общ. ред. A.M. Кантора. М.: Аграф, 2002а.

55. Гадамер Х.-Г. Истина и метод / Х.-Г. Гадамер. М: Прогресс, 1988. Гартман Н. К основоположению онтологии / Н.Гартман; пер. с нем. Ю.В. Медведева; под ред. Д.В. Скляднева, - СПб.: Наука, 2003.

56. Гартман Н. Эстетика / Н. Гартман; пер. с нем. под ред. А. С. Васильева. -Киев: Ника-Центр, 2004.

57. Гаспаров M.JL Средневековые латинские поэтики в системе средневековой грамматики и риторики / M.JI. Гаспаров // Проблемы литературной, теории в-Византии и Латинском Средневековье: сб. ст. М., 1985.

58. Гаузенглаз К. О характеристике и классификации речевых произведений / К. Гаузенглаз // Новое в зарубежной лингвистике: сб. науч. тр. М., 1978. - Вып. 8.

59. Гильдебранд Д. Что такое философия? / Д. фон Гильдебранд; пер. с нем. -СПб.: Алетейя, 1997.

60. Глазунова О. И. Образ и слово в творчестве П.А. Флоренского и Л. С. Выготского / О.И.Глазунова // Антропологические матрицы XX века. Л. С. Выготский П.А. Флоренский / Сост. A.A. Андрюшкова, О.И. Глазуновой, Ю. В. Громыко. - М„ 2007.

61. Глебкин В. В. Ритуал в советской культуре / В.В. Глебкин. М.: Янус-К, 1998.

62. Гордон Д., Лакофф Дж. Постулаты речевого общения / Д. Гордон, Дж.Лакофф // Новое в зарубежной лингвистике: сб. науч. тр. М., 1985. Вып. 16: Лингвистическая прагматика.

63. Горелов И.Н. Невербальные компоненты коммуникации / И.Н. Горелов; отв. ред. В.Н. Ярцева; Изд. 2-е. М.:КомКнига, 2006.

64. Голан А. Миф и символ / А. Голан; 2-е изд. М.; Иерусалим. - 1994.

65. Грайс Г.П. Логика и речевое общение / Г.П. Грайс // Новое в зарубежной лингвистике: сб. науч. тр. М., 1985. - Вып. 16: Лингвистическая прагматика.

66. Греймас А.Ж. Структурная семантика: поиск метода / А.Ж. Греймас; пер. с фр. Л. Зиминой. М.: Академический проект, 2004.

67. Греймас А.-Ж., Курте Ж. Семиотика: Объяснительный словарь теории языка /

68. А.гЖ. Греймас, Ж. Курте // Семиотика: сб. науч. тр. М., 1983.

69. Григорьева.Е.Г. Эмблема: Очерки по теории и прагматике регулярных механизмов культуры / Е.Г. Григорьева. М.: Водолей Publishers, 2005.

70. Гриненко Г.В. Знак / Г.В. Гриненко // Новая философская энциклопедия:-в 4 т. -М., 2001.-Т. 2.

71. Гриненко Г.В. Логико-прагматический анализ контекстов коммуникации / Г.В. Гриненко // Семиотика и проблемы, коммуникации: тез. докл. Ереван, 1982.

72. Гриненко Т.В. Логический анализ категории имени в естественном языке / Г.В. Гриненко //' Вест. Моск. ун-та. Сер. "Философия". 1995. - № 4.

73. Гриненко Г.В. Сакральные тексты и сакральная коммуникация/ Г. В. Гриненко; М.: Новый Век, 2000.

74. Гриненко Г.В. Сакральный текст в структуре коммуникативного акта / Г.В. Гриненко // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке: материалы V Общеросс. науч. конф. 18-2 0 июня 1998 г. СПб. , 1998.

75. Гудмен Н. Способы создания миров / Н. Гудмен; пер. с англ. А.Л. Никифорова, Е.Е. Ледникова, М.В. Лебедева, Т.А. Дмитриева. М., 2001.

76. Гумбольдт В. Язык и философия культуры / В. Гумбольдт. М.: Прогресс, 1985.

77. Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства /

78. A.Я. Гуревич. -М.: Искусство, 1990.

79. Гуренко Е.Г. Проблемы художественной интерпретации (философский анализ) / Е.Г. Гуренко; отв. ред. М.Ф. Овсянников, В.В. Целищев. -Новосибирск: Наука, 1982.

80. Гусейнов Г.Ч. Карта нашей родины: идеологема между словом и телом / Г.Ч. Гусейнов. М.: ОГИ, 2005.

81. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии / Э. Гуссерль. М.: Лабиринт, 1994.

82. Даммит М. Что такое теория значения / М. Даммит; пер. А. Л. Никифорова и

83. B.Н. Переверзева // Философия. Логика. Язык: сб. науч. тр. / сост. и пред. В.В. Петрова; общ. ред. Д.П. Горского и В.В. Петрова М., 1987.

84. Делез Ж. Складка. Лейбниц и барокко / Ж. Делез; пер. с фр. М.: Логос, 2003.

85. Делез Ж. Логика смысла / Ж. Делез; пер. с фр. Я.И. Свирского // Делез Ж. Логика смысла; Фуко М. Философский театр / пер. с фр. Я.И. Свирского; науч. ред. А.Б. Холстов М.; Екатеринбург, 1998.

86. Деррида Ж. Вокруг вавилонских башен / Ж. Деррида; пер. с фр. В.Е. Лапицкого. СПб.: Академический проект, 2002.

87. Деррида Ж. Письмо и различие / Ж. Деррида; пер. с фр; под ред. В. Лапицкого. СПб.: Академический проект, 2000.

88. Дридзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: Проблемы семиосоциопсихологии / Т.М. Дридзе. М.: Наука, 1984.

89. Дридзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: Проблемы семиосоциопсихологии / Т.М. Дридзе. М.: Наука, 1984.

90. Ерёмина В.И. Ритуал и фольклор / В.И. Еремина; отв. ред. A.A. Горелов. -Ленинград: Наука, 1991.

91. Ефремова Ю.В. Византийская алтарная преграда 5-15 веков / Ю. В. Ефремова. Тверь: Славянский мир, 2004.

92. Земская Ю. Н. К проблеме определения термина "дискурс" / Ю. Н. Земская // Человек. Коммуникация. Текст:сб. ст. Барнаул., 2000.

93. Иванов Вяч. Вс. Очерки по предыстории и истории семиотики / Вяч. Вс. Иванов // Вяч. Вс. Иванов. Избранные труды по семиотике и истории культуры. В 2 т. / Вяч.Вс. Иванов. - М.: Школа "Языки русской культуры", 1998.

94. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы (древний период) / В.В. Иванов, В.Н, Топоров. М., 1965.

95. Иеротопия. Создание сакральных пространств в Византии и Древней Руси: Сб. науч. тр. / Ред.-сост. А.М. Лидов. М.: Индрик, 2006.

96. Ильин И.В. Словарь терминов- французского структурализма / И. В. Ильин // Структурализм: "за" и "против": сб. науч. тр. М., 1975.

97. Кирющенко В. В. Язык и знак в прагматизме/ В.В. Кирющенко. СПб.: -Издательство Европейского университета, 2008.

98. Колшанский Г. В. Контекстная семантика / Г.В. Колшанский. М.: Наука, 1980.

99. Конева J1.A., Булгаков СН . Ритуал в культуре // Ритуальное пространство культуры: материалы междунар. форума. СПб., 2001.

100. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика / Г.Е. Крейдлин. М.: Новое литературное обозрение, 2004.

101. Кристева Ю. Душа и образ // Интенциональность и текстуальность: сб. науч. тр. Томск, 1998.

102. Леви-Строс К. Структура и форма. Семиотика. М., 1983

103. Лидов A.M. Иеротопия. Создание сакральных пространств как вид творчества и предмет исторического исследования / A.M. Лидов // Иеротопия. Создание сакральных пространств в Византии и Древней Руси: Сб. науч. тр. / Ред.-сост. A.M. Лидов. М., 2006.

104. Лосев А.Ф. Диалектика мифа / А.Ф. Лосев // Философия. Мифология. Культура: сб. работ. М. , 1991.

105. Лотман Ю. М. Семиосфера / Ю.М. Лотман СПб.: Искусство, 2001.

106. Лотман Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста / Ю.М. Лотман // Лотман Ю.М. Избранные статьи / Ю. М. Лотман. В 3 т.- Таллинн, 1993.

107. Налимов В.В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности / В.В. Налимов М.: Прометей, 1989.

108. Остин Дж.Л. Слово как действие / Дж.Л. Остин // Новое в зарубежной лингвистике: сб. науч. тр. М., 1986а. - Вып. 17: Теория речевых актов.

109. Остин Дж.Л. Смысл и сенсибилии / Дж.Л. Остин; пер. с англ. Л.Б. Макеевой и В.П. Руднева // Избранное / пер. с англ. Л.Б. Макеевой и В.П. Руднева; пред. О.А. Назаровой М„ 1999.

110. Остин Дж.Л. Как совершать действия при помощи слов? / Дж. Л. Остин; пер. с англ. Л.Б. Макеевой и В.П. Руднева // Избранное / пер. с англ. Л.Б. Макеевой и В.П. Руднева; пред. О.А. Назаровой. М.,1999.

111. Патнэм X. Философия сознания / X. Патнэм; пер. с англ. Т. Д. Дмитриева и М.В. Лебедева. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999.

112. Петров М.К. Язык, знак, культура / М.К. Петров; отв. ред. С. С. Неретина. -М.: Наука, 1991.

113. Пятигорский A.M. Мифологические размышления: Лекции по феноменологии мифа / A.M. Пятигорский; пер. с англ. П. Лиона; под ред. Ю.П. Сенокосова. М.: Языки русской культуры, 1996.

114. Рассел Б. Исследование значения и истины / Б. Рассел; пер. с англ. и общ. ред. Е.Е. Ледникова. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999.

115. Романов A.A. Уровни функционально-семантического анализа текста /A.A. Романов // Текст, контекст, подтекст: сб. науч. тр. М., 1986.

116. Серио П. Анализ дискурса во французской школе (дискурс и интердискурс) / П. Серио // Семиотика: Антология. М.; Екатеринбург, 2001.

117. Серл Дж.Р. Референция как речевой акт / Дж. Серл // Новое в зарубежной лингвистике: сб. науч. тр. М., 1982.

118. Серль Д. Природа интенциональных состояний / Д. Серль; пер. с англ. А.Л. Никифорова // Философия. Логика. Язык: сб. науч. тр. / сост. и пред. В.В. Петрова; общ. ред. Д.П. Горского и В.В. Петрова. М., 1987.

119. Смирнова Е.Д. Логическая семантика и философские основания логики /Е.Д. Смирнова. -М. : Наука, 1986.

120. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики / Ф. де Соссюр; пер. с фр. А. М. Сухотина; редакция и вводи, ст. H.A. Слюсаревой. М.: Логос, 1998.

121. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ / В.Н. Топоров. М.: Прогресс, 1995.

122. Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику / В.Н. Топоров // Исследования по этимологии и семантике. Т.1 / В.Н.Топоров; изд. А.Кошелев. - М., 2004.

123. Топоров В. Н. Пространство и текст / В.Н. Топоров // Текст: семантика и структура: сб. М., 1983.

124. Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку / Б. Уорф; пер. сангл. JI.H. Натан и Е. С Турковой // Языки как образ мира / сост. А. Королев. -М, Екб, 2003.

125. Успенский Б.А. Царь и патриарх / Б.А.Успенский. М., 1998.

126. Успенский Б.А., Живов В. М. Центр и периферия в языке в свете языковых универсалий / Б.А. Успенский, В.М. Живов // Избранные труды. В 3 т. М., 1997.

127. Устюгова E.H. Культура и стили / E.H. Устюгова // Метафизические исследования. Вып. 5. - СПб., 1997.

128. Флиер А.Я. Историческая культурология и её методологические основания / А.Я. Флиер // Культурология: Новые подходы. М., 1997.

129. Фонтенроуз Д. Обрядовая теория мифа / Д. Фонтенроуз // Обрядовая теория мифа: сб. науч.тр / сост., пер. и пред. А.Ю. Рахманина. СПб., 2003.

130. Фуко М. Слова и вещи / М. Фуко; пер. с фр. В. П. Визгиной и Н. С. Автономовой; вст. ст. Н.С. Автономовой. СПб.: A-cad, 1994.

131. Хёйзинга Й. Осень средневековья: исследование жизненного уклада и форм мышления во Франции и Нидерландах / И. Хёйзинга // Собр. соч.: В 3 т.-М. , 1995.

132. Хёйзинга Й. Homo ludens; В тени завтрашнего дня / Й. Хёйзинга. М.: Прогресс - Академия, 1992.

133. Чумакова Т.В. Ритуал в древнерусской культуре / Т.В. Чумакова // Ритуальное пространство культуры: материалы междунар. форума. СПб., 2001.

134. Шинкаренко В.Д. Смысловая структура социокультурного " пространства: Игра, ритуал, магия / В. Д. Шинкаренко. М.: КомКнига, 2005.

135. Элиаде М. Священное и мирское / М. Элиаде; пер. с фр., пред. и комм. Н.К. Гарбовского. -М. : Изд-во Моск. ун-та,. 1994.

136. Эко У. Искусство и красота в средневековой эстетике / У. Эко; пер. с ит. А.П. Шурбелева. СПб.: Алетейя, 2003.

137. Юрченко B.C. Философские и лингвистические проблемы семантики/ B.C. Юрченко. Саратов: Изд-во Сарат. пед. ин-та, 1993.

138. Alexander P. The Strength of Empire and Capital as Seen through Byzantine Eyes1. Speculum. 1962.

139. Alfoldi A. Insignien und Tracht der romischen Kaiser // Mitteilungen des Deutschen Astrologischen Instituts, Romische Abteilung. 1935.

140. Angold, Michael, Church and society in Byzantium under the Comneni, 10811261, (Cambridge ; New York : Cambridge University Press, 1995)

141. Beck, H. G. 'Senat und Volk von Konstantinopel' (Sitzungsberichte, Bayerische Akademie der Wissenschaften, phil.-hist. Kl. 6), 1966.

142. Berteiii C. I.a Madonna di Santa Maria in Trastevere. Roma, 1961.

143. Brooks, E. W. 'The emperor Zeno and the Isaurians', EHR 8: 209-38, 1893.

144. Brown, P. R. L. Power and Persuasion in Late Antiquity: Towards a Christian Empire. Madison, 1992.

145. Brown, Society and the Holy.// Brown, P. Society and the Holy in Late Antiquity, Berkeley and Los Angeles, 1982.

146. Burckhardt, Jacob, The age of Constantine the Great. Trans. Moses Hadas, (New York: Vintage Books, 1967, cl949)

147. Burgess, R .W. The 'Chronicle' of Hydatius and the 'Consularia Constantinopolitana'. Oxford, 1993.

148. Bury, J. B. (John Bagnell), A history of the Eastern Roman Empire from the fall of Irene to the accession of Basil I. (A.D. 802-867), (London ; New York : Macmillan, 1912)

149. Bury, J. B. (John Bagnell), A history of the later Roman Empire, a supplement containing the emperors from Basil II to Isaac Komnenos (A.D. 976-1057), and other essays on Byzantine history, ( Chicago : Ares Publishers, 1974; original pub 19??)

150. Bury, L. R. E. Bury, J. B. History of the Later Roman Empire from the Death of Theodosius I to the Death of Justinian, 2 vols. London, 1923.

151. Byron, Robert, The Byzantine achievement : an historical perspective, A.D. 3301453, (London ; New York : Routledge & Kegan Paul, 1987, reissuse of 1929 ed)

152. Cameron A. Circus Factions. Blues and Greens at KoTe and Byzantium. Oxford, 1976.

153. Cameron, Alan, Circus Factions. Cameron, Alan, Circus Factions: Blues and Greens at Rome and Byzantium. Oxford, 1976.

154. Cameron, Averil 'Early Byzantine Kaiserkritik: two case histories', BMGS 3, 1977.

155. Cameron, Averil 'The construction of court ritual: the Byzantine Book of Ceremonies', in D. Cannadine and S. Price (eds.), Rituals of Royalty: Power and Ceremonial in Traditional Societies (Cambridge) 106-36, 1987.

156. Cameron, Averil, Procopius and the sixth century, (Berkeley : University of California Press, cl985)

157. Canard M. Deux episodes des relations diplomatiques arabo-byzantines au X-iéme siècle // Bulletin d'Etudes Orientales de l'Institut français de Damas. 1949-1950.

158. Dagron G Constantinople imaginaire. Etudes sur le recueil des «Patria». Paris, 1984.

159. Dagron G. Naissance d'une capitale. Paris, 1990.

160. Dagron, G. Empereur et prêtre. Etude sur le 'césaropapisme' byzantin. Paris, 1986.

161. Darrouzes J. Sainte-Sophie de Thessalonique d'après un rituel // REB, 1976.

162. Diehl, Charles, History of the Byzantine empire, translated from the French by George B. Ives., (Princeton, Princeton University Press, 1925)

163. Ensslin W. Zur Fraile nach der ersten Kaiserkrönung durch den Patriarchen und zur Bedeutung dieses Aktes im Wahlzeremoniell // BZ. 1943-1949.

164. Evans, J.A.S., The Age of Justinian. The Circumstances of Imperial Power, (London: Routledge, 1996)

165. Goffart, W. 'Rome, Constantinople, and the Barbarians', AHR 76: 275-306, 1981.

166. Guilland R. Etudes de topographie de Constantinople byzantine. Berlin; Amsterdam, 1969.

167. Guilland R. La cérémonie de la proskynèsis // REG. 1946-1947.

168. Harl, K. W. 'Sacrifice and pagan belief in fifth and sixth-century Byzantium', P&P 128: 7-27, 1990.

169. Hawkins E. J. W. Further Observations on the Narthex Mosaic in St. Sophia at Istanbul//DOP. 1968. 22. P. 151-166.

170. Heisenberg A. Nikolaos Mesarites. Die P alastrevolution des Johannes Comnenos. Würtzburg 1907.

171. Hunger H. Die hochsprachliche profane Literatur der Byzantiner. München, 1978.

172. Hunt, D. 'Christianising the Roman empire: the evidence of the Code', in Harries and Wood (eds.) (1993)

173. Hussey, J. M. (Joan Mervyn), The Orthodox Church in the Byzantine Empire, (Oxford: Clarendon Press, 1986)

174. Hutton, William Holden, Constantinople; the story of the old capital of the empire. (Nendeln-Liechtenstein, Kraus Reprint, 1971)3

175. Jenkins, Romilly J. H., Byzantium: the Imperial centuries, A. D. 610-1071, (London, Weidenfeld & Nicolson, 1966)

176. Kantorowicz E. H. The «King Advent» and the enigmatic panels in the doors of Santa Sabina 1/ The Art Bulletin, 1944.

177. Kazhdan, Aleksandr Petrovich and Ann Wharton Epstein, Change in Byzantine culture in the eleventh and twelfth centuries, (Berkeley : University of California Press, cl985)

178. Khirrowo B., de. Itinéraires russes en Orient. Geneva, 1889.

179. Klauser T. Aurum coronarium // Klauser T. Gesammelte Arbeiten zur Liturgiegeschichte, Kirchengeschichte und Christlichen Archeologie. JAC. Ergänzungsband 3. München, 1974.

180. Lim, R. Public Disputation, Power and Social Order in Late Antiquity. Berkeley and Los Angeles, 1995.

181. Loukaki M. Premiere didascalie de Serge le Diacre: eloge du patriarche Michel Autoreians // KEB, 1994.

182. Luzzi A. Note sulla recensione del Sinassario di Costantinopoli patrocinata 4a Costantino VII Porfirogenito // Rivista di Studi Bizantini e Neoellenici. 1989.

183. Maas, M. 'Roman history and Christian ideology in Justinianic reform legislation', DOP 40: 17-3, 1986.

184. Mango C. Materials for the Study of the Mosaics of St. Sophia at Istanbul. Washington, 1962.

185. Mango, С. A. 'The church of Sts. Sergius and Bacchus once again', BZ 68, 1975.

186. Markopoulos A. An Anonymous Laudatory Роет in Honor of Basil I // DOP. 1992.

187. Markopoulos A. Constantine the Great in Macedonian historiography //New Constantines. The Rythm of Imperial Renewal in Byzantium, 4th 13th Centuries / Ed. P. Magdalino, London, 1994.

188. Mathews, T. 'Architecture et liturgie dans les premières églises palatiales de Constantinople', Revue de l'Art 24: 22-90, 1974.

189. McCormick, M., Eternal Victory: Triumphal Rulership in Late Antiquity, Byzantium, and the Early Medieval West. Cambridge, 1986.

190. Meyendorff, John, Byzantine theology : historical trends and doctrinal themes, 2d ed., 2nd printing with revisions, (New York : Fordham University Press, cl979, 1983)

191. Meyendorff, John, Imperial unity and Christian divisions : the church, 450-680 AD, (Crestwood, N.Y. : St. Vladimir's Seminary Press, 1989)

192. Miller, Dean A. The Byzantine tradition, (New York, Harper & Row, 1966)

193. Müller-Wiener W. Zur Lage der Allerheiligenkirche in Konstantinopel // Lebendige Altertumswissenschaft. Festgabe zur Vollendung des 70. Lebensjahres von Hermann Vetters dargebracht von Freunden, Schülern und Kollegen, Wien, 1985.

194. Nelson J. L. Inauguration rituals //Early Medieval Kingship /Ed. P. H. Sawyer, I. N. Wood. Leeds, 1977.

195. Nicholas I, Patriarch of Constantinople. Miscellaneous Writings / Ed. L. G. Westerink. Washington, 1981.

196. Nicol, Donald MacGillivray, The immortal emperor : the life and legend of Constantine Palaiologos, last emperor of the Romans, (Cambridge: Cambridge University Press, 1992)

197. Oexle O. G. Memoria und Memorialüberlieferung // Frühmittelalterliche Studien. 1976.

198. Oikonomides N. La derniere volonté de Léon VI au sujet de la tetragamie (mai 912); La «préhistoire» de la derniers volonte de Leon VI au sujet de la tétragamie //1. BZ. 1963.

199. Oikonomides N. Leo VI and the narthex Mosaics of St. Sophia // DOP. 1976.

200. Papadopoulos J. B. Le Metatorion des eglises byzantines // Mdmorial Louis Petit. Melanges d'histoire et d'archeologie byzantines. Bucarest, 1948.

201. Roueché, C. 'Acclamations in the later Roman empire: new evidence from Aphrodisias', JRS 74, 1984.

202. Runciman, Steven, Byzantine style and civilization, (Baltimore: Penguin, 1975)

203. Runciman, Steven, The emperor Romanus Lecapenus and his reign; a study of tenth-century Byzantium, (Cambridge: Cambridge, University Press, 1929)

204. Salzman M The Chronicle of Ahimaaz. New York, 1924.

205. Sickel H', Das byzantinische Krönungsrecht bis zum 10. Jahrhundert // BZ. 1898.

206. Sodini, J.-P. 'Images sculptées et propagande impériale du IVe au Vie siècle: recherches récentes sur les colonnes honorifiques et les reliefs politiques à Byzance', in A. Guillou and J. Durand (eds.), Byzance et les images (Paris), 1994

207. Stein E. Histoire du Bas-Empire / Ed. J.-R. Palanque. Bruges, 1959.

208. Stratos, A. N. Byzantium in the Seventh Century. Amsterdam, 1968.

209. Strube Chr. Die westliche Eingangsseite der Kirchen von Konstantinopel in justinianischer Zeit. Wiesbaden, 1973.

210. Talbot Rice, D. (ed.) The Great Palace of the Byzantine Emperors. Second Report. Edinburgh, 1958.

211. The Cambridge medieval history. 2d ed. (Cambridge: Cambridge University Press, 1966-67)

212. Toynbee, Arnold Joseph, Constantine Porphyrogenitus and his world, (London: Oxford University Press, 1973)

213. Treitinger O. Die Oströmische Kaiser- und Reichsidee nach ihrer Gestaltung im hOfischen Zeremoniell. Darmstadt, 1956.

214. Whitby, Mary 'The occasion of Paul the Silentiary's Ekphrasis of S. Sophia', CQ 35: 215-28, 1985.

215. Whitby, Michael, The Emperor Maurice and his historian : Theophylact Simocatta on Persian and Balkan warfare, (Oxford: Clarendon Press; New York : Oxford1. University Press, 1988)

216. Whittemore Th. The Mosaics of St. Sophia at Istanbul. Preliminary Report on the First Year's Work. 1931-1932. The Mosaics of the Narthex. Oxford, 1933.

217. Xydis S. G. The chancel barrier, solea and ambo of Hagia Sophia // The Art bulletin. A quarterly published by the colleges art association of America. 1947.