автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Система государственного регулирования ислама в Российской империи

Полный текст автореферата диссертации по теме "Система государственного регулирования ислама в Российской империи"

московский государственный университет

им. М.В. ЛОМОНОСОВА ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Направахрукописи

АРАПОВ Дмитрий Юрьевич

СИСТЕМА ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ИСЛАМА В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (последняя треть XVIII - начало XX вв.)

Специальность 07.00.02 - отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва 2005

Работа выполнена на кафедре истории России до начала XIX в. исторического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.

Официальные оппоненты:

Доктор исторических наук Ирина Леонидовна Бабич

Доктор исторических наук, профессор Светлана Алексеевна Кириллина

Доктор исторических наук Зинаида Ивановна Перегудова

Ведущая организация - Институт востоковедения РАН %

Защита состоится « Ц » Ус _2005 г. в/9 часов на заседании

специализированного совета Д 501.001.72 в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова по адресу: 119992, Москва, Воробьевы горы, МГУ им. М.В. Ломоносова, 1-й корпус гуманитарных факультетов МГУ, исторический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке МГУ им. М.В. Ломоносова, 1-й корпус гуманитарных факультетов.

Автореферат разослан «_»_2005 г.

диссертационного совета

Ученый секретарь

доктор исторических наук, профессор

Н.М. Мещерякова

Общая характеристика работы Актуальность исследования. Ислам является одной из традиционных религий на территории России. Отношения Русского государства с миром ислама имеют длительную и непростую историю. Острота исламской тематики в современной российской действительности, необходимость лучше и полнее осмыслить происходящие в мусульманской среде внутри и вне страны процессы заставляют обратиться к анализу более ранних этапов связи Руси и России с исламом. Геополитическая логика, доминировавшая в русской политике XVI-XIX вв., привела к тому, что резкое расширение границ страны на юг и восток ввело в ее состав значительные территории с обширным мусульманским населением (Поволжье, Крым, Кавказ, Туркестан и др.). К концу XIX в. четырнадцатимиллионная мусульманская община сделалась второй по численности после православных группой населения Российской империи. Значение «исламского» фактора в жизни страны в это время особенно возросло в связи с тем, что подавляющей массой тюркоязычного населения России (более 12 миллионов мусульман) понятия «национальное» и «религиозное» воспринимались «тожественно». Принадлежность к последователям «магометанского закона» казалась им важнейшим условием выражения своей этнической идентичности. Национальное «пробуждение» данной части жителей страны все более усиливалось по мере постепенного втягивания России во второй половине XIX - начале XX вв. в индустриальное общество и проникновения новых модернизационных настроений в мусульманскую среду. Развитие этого явления в исламской общине империи определялось в источниках и трудах отечественных исследователей, как возникновение «мусульманского вопроса». Для царской же администрации главным приоритетом продолжало оставаться совершенно иное - стремление как можно прочнее «спаять» всех подданных монархии Романовых, в том числе и мусульман, в «единое целое», держа всех их при этом под постоянным «государственным присмотром». Все эти явления делают особенно необходимым изучение политики имперских властей по отношению к

российской мусульманской общине, осмысление степени эффективности системы правительственного контроля над духовной жизнью отечественных последователей вероучения, основанного пророком Мухаммадом. Меж тем исследованность данного круга вопросов в настоящее время продолжает оставаться явно недостаточной.

Методологической основой диссертационного исследования является подход к анализу имеющихся фактов на основе принципа историзма. При характеристике любого изучаемого явления соблюдался порядок его последовательного рассмотрения с учетом особенностей природы его генезиса и развития под влиянием разнообразных внутренних и внешних факторов. При оценке анализируемых процессов также применялись (с известными оговорками) и цивилизационные критерии. Нам представляется, что в случае с исламом Россия имела (и имеет) дело со специфическим самодостаточным целым - «мусульманским миром». Его следует воспринимать, как особый, стремящийся сохранить свою гомогенность, историко- и социокультурный феномен, который со времени своего рождения в VII в. стал важным фактором в мировой истории. Следует помнить, что ислам по сути своей это не просто религия, а всеобъемлющая и всепроникающая совокупность правил и ценностей, определяющих весь образ бытия последователей вероучения, основанного пророком Мухаммадом.

Цель и задача исследования. Целью диссертации является анализ характера и форм отношений государственного аппарата Российской империи с миром отечественного ислама, выявление наиболее существенных проблем в развитии этого процесса. Среди них первостепенной по своему значению представилась тема, исследование которой стало главной задачей данной работы - изучение того, когда, как, каким образом была выстроена и с какой степенью результативности действовала система государственного регулирования ислама в Российской империи, рассмотрение ее деятельности и функционирования ее управленческих институтов в центре и на местах (Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства

внутренних дел России, Оренбургский, Таврический и Закавказский суннитские муфтияты, Закавказское Духовное правление шиитов).

Хронологические рамки исследования ограничены промежутком времени, начиная с конца 60* гг. XVIII в. до 1917 г. Первичные вехи рассматриваемого нами периода - это появившийся в 1767 г. «Наказ» Екатерины II, теоретически обосновавший необходимость политики веротерпимости, и указ 1773 г., регламентировавший начало ее практической реализации по отношению к исламу и мусульманам. Работа доводится до времени накануне падения самодержавия в России в итоге Февральской революции.

Научная новизна диссертации обусловлена тем, что это первое в отечественной историографии комплексное исследование всей системы государственного регулирования духовной жизни мусульман России в последней трети XXVIII - начале XXX вв. В существующей литературе имеется лишь опыт изучения деятельности Оренбургского муфтията, функционирование же других региональных мусульманских духовных управлений, как и столичных структур «государственного присмотра» за исламом (МВД, МИДа, Военного министерства), практически не исследовалось. Нами впервые проводится анализ различных проектов регламентирующих положений (Крым, Кавказ, Степной край, Туркестан), как осуществленных в том или ином виде на практике, так и оставшихся лишь на бумаге, произведено определение причин того, почему и по каким обстоятельствам многие замыслы по устройству духовной жизни мусульман так и не были реализованы. В ходе подготовки диссертации нам пришлось систематизировать и предпринять наиболее полное научное переиздание прежде публиковавшегося, но теперь весьма труднодоступного законодательного материала, а также ввести в научный оборот многочисленные архивные материалы, в работе с которыми в ряде случаев автору посчастливилось оказаться их первым пользователем.

Предмет исследования. В процессе работы при рассмотрении комплекса отношений «Россия - мусульмане», являвшегося предметом исследования, нам пришлось иметь дело в основном с его «русской стороной». Последнее вполне объяснимо, ибо именно в кругу русской административной и политической элиты - министров, губернаторов, высокопоставленных чиновников, экспертов и др. - в конечном счете определялись «правила игры» на «мусульманском поле», здесь вырабатывались и принимались те правовые акты, которыми регламентировалось устройство духовной жизни мусульман в царской России. Хотелось бы при этом обратить внимание на два весьма важных обстоятельства. С одной стороны, над русскими политиками и администраторами довлели внушаемые им с самого детства традиционные европоцентристско-христианские стереотипы, в рамках которых ислам воспринимался, как явление «чуждое» и «не свое». Отсюда в целом ряде случаев рождался крайний субъективизм в оценке системы мусульманских ценностей («мусульманин» = «фанатик»). С другой стороны, устои Российского государства и русского общества до 1917 г. были основаны на фундаменте веры в Бога, и поскольку пусть и не близкий русской душе ислам был также верой в Бога, причем многих миллионов русских подданных, то с этим надо было считаться. Основная масса представителей царской администрации была, несмотря на те или иные свои недостатки, все же прагматиками и понимала, что в теории желанный переход мусульман в православие - это лишь малореальная мечта миссионерских кругов Русской Православной церкви. Царская бюрократия могла попробовать как-то «сдерживать» активность мусульман, но четко осознавала, что запретить в России вероучение, основанное пророком Мухаммадом, выжить его из жизни страны было практически нереально и являлось абсолютно безнадежной затеей.

Объектом исследования стали утвержденные и проектировавшиеся имперские законодательные акты по исламу, другие разнообразные материалы, связанные прежде всего с деятельностью Министерства

внутренних дел, контролировавшего духовную жизнь мусульман Европейской России и Сибири, и Военного министерства, отвечавшего перед царем за мусульман Туркестана и (в известной степени совместно с МВД) за «магометан» Кавказа. Важную роль для нас сыграли документы, отражающие занятие исламской тематикой в Министерстве иностранных дел. Правящим верхам Российской империи постоянно приходилось считаться с ситуацией, складывающейся в «зарубежном мусульманском мире», в первую очередь учитывать характер отношений с ближайшими мусульманскими государствами - Турцией и Ираном, откуда непрерывно оказывалось самое непосредственное и немаловажное влияние на российских мусульман.

В используемых в диссертации источниках и литературе применительно к исламу часто встречаются определения типа «церковь», «мусульманское духовенство», «приход» и др. Как известно, в исламе нет институтов церкви, священства и монашества, само понятие «мусульманское духовенство» звучит также не очень корректно. Происхождение подобных дефиниций в русских дореволюционных текстах понятно, ибо оно было связано со стремлением тогдашних авторов выстроить в сознании русского читателя образ мира ислама в привычных представлениях службы Богу в системе православных ценностей. По возможности, все подобные русские объяснения исламских реалий взяты нами в кавычки.

Практическая значимость диссертации. Учет выводов проведенного исследования полезен для лучшего осмысления опыта «исламской» политики России в прошлом, выработки ее наиболее оптимальных вариантов в настоящем и будущем. Материалы данной работы могут быть использованы при преподавании общих и специальных курсов в ВУЗах, в научных изысканиях и в практической деятельности государственного аппарата Российской Федерации.

Апробация диссертации. Основные положения диссертации отражены в одноименной монографии (18 а.л.) и ряде других научных публикаций. Теоретические и конкретно-исторические результаты исследования

прозвучали в цикле выступлений на международных, всероссийских, региональных и межвузовских конференциях и семинарах в Москве, Санкт-Петербурге, Астрахани, Иркутске, Омске, Самаре, Ставрополе и Киеве, состоявшихся в 1996-2004 гг.

Структура диссертации. При построении структуры диссертации нами был выбран хронологический принцип изложения материала. Как и все другие варианты систематизации фактов, он достаточно условен, но представился нам наиболее рациональным с точки зрения лучшего освещения зарождения и развития системы государственного регулирования ислама в царской России. По нашему мнению, он дает возможность четче высветить этот исторический процесс на фоне гораздо более значительного политического феномена -взлета, развития и упадка Российской империи. Основной текст диссертации состоит из введения, пяти глав и заключения. Работа снабжена примечаниями, помещенными в конце каждой главы, кратким словарем мусульманских терминов, списком архивных и рукописных хранилищ и библиографией.

Содержание работы Во «Введении» обоснованы актуальность диссертации, ее цель и задачи, хронологические рамки и структура, охарактеризованы методологические принципы проведенной работы, ее научная новизна, предмет и объект исследования, его практическая значимость и апробация.

В главе I «Источники и историография о системе государственного регулирования ислама в Российской империи» рассмотрены источники по теме диссертации и определена степень изученности поставленных в ней проблем в исторической литературе.

Диссертация построена на основе анализа важнейшего типа источников - многочисленных и разнообразных письменных документов. Среди них можно выделить следующие виды: 1) Законодательные материалы. Это прежде всего действовавшие законодательные акты (манифесты, положения, правила, указы, уложения, уставы и др.) Нами также исследовались проекты законодательных документов (положений, правил, уставов и др.), которые

были выдвинуты, как представителями имперской бюрократии, так и мусульманской общественностью. 2) Делопроизводственная документация. Среди данного вида источников для нас были наиболее значимы следующие группы: а) Ежегодные или специальные отчеты и доклады министров, губернаторов и руководителей жандармских и полицейских структур, б) Циркуляры по исламу, которые приходили из центра на места за подписью министров или директоров Департаментов и которые в свою очередь адресовались местными губернаторами своим нижестоящим подчиненным, в) Записки. Среди них можно в первую очередь выделить официальные записки, которые готовились чиновниками и экспертами по поручению и от имени главы ведомства или территории. К числу других вариантов данных текстов можно отнести т.н. «авторские» записки, г) Заключения. Данная группа документов достаточно близка по своей структуре к запискам, д) Справки, е) Донесения русских дипломатов из стран с мусульманским населением (Турция, Иран, Египет и др.) ж) Донесения и отчеты «внутренних» осведомителей царского МВД, з) Донесения заграничной службы Департамента полиции МВД, и) Материалы перлюстрации писем представителей мусульманской общины (содержимое т.н. «черного кабинета» МВД). 3) Материалы личного происхождения (например, письма и воспоминания). 4) Публицистика: мусульманская, «противомусульманская» (например, сочинения представителей казанской миссионерской школы), научная (например, популярные работы исламоведов В.В. Бартольда и А.Е. Крымского). 5) Статистический материал (данные первой Всеобщей переписи населения 1897 г. и других учетов численности мусульман в России).

Публикации источников

Дореволюционный этап. Это прежде всего издания законодательных актов в «Полном собрании законов Российской империи», «Своде законов Российской империи», «Своде военных постановлений», «Своде морских постановлений» и других правовых сборниках. Весьма ценны две публикации текстов, связанных с деятельностью Оренбургского Магометанского

Духовного собрания, - сборники, вышедшие в 1891 и 1905 гг. Для изучения истории «мусульманской» политики империи Романовых на Кавказе и в Туркестане важны издания «Отчетов по Государственному совету», «всеподданнейших» отчетов наместника Кавказа И.И. Воронцова-Дашкова и генерал-губернатора Туркестана К.П. фон-Кауфмана.

Революционный этап. Периодом 1918-1919 гг. датируются уникальные публикации документов по истории Таврического Магометанского Духовного правления (ТМДП), подготовленные И.Ф. Александровым и А. Кричинским.

Советский этап. Среди в целом немногочисленных публикаций материалов по истории имперской политики по исламу следует выделить изданный в 1936 г. И.П. Петрушевским сборник «Колониальная политика российского царизма в Азербайджане в 20-60 гг. XIX в.». По нашему мнению, эту опубликованную сводку источников по мусульманской тематике (отчетов, обзоров, проектов и др.), выполненную на высоком профессиональном уровне, можно считать лучшей среди всех советских работ подобного рода.

Постсоветский этап. Актуализация изучения истории отечественного ислама привела к росту числа изданий документов по этой проблематике. В 1998 г. в Уфе вышли сборники «Ислам в законодательстве России» и «Мусульманские депутаты Государственной думы России», где были напечатаны законодательные акты, постановления, речи мусульман-депутатов и другие материалы, характеризующие жизнь российского «мусульманства». В 2001 г. нами был опубликован сборник «Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика)», в который были включены наиболее полная на сегодняшний день подборка имперских законодательных актов о российской мусульманской общине, статистические материалы по отечественному исламу и др.

В диссертации были использованы в качестве источников материалы следующих архивных и рукописных хранилищ: Архива внешней политики Российской империи (фонды 161/4 «Азиатский департамент», 147 «Среднеазиатский стол», 144 «Персидский стол», 149 «Турецкий стол», 151

«Политархив», 180 «Посольство в Константинополе»), Государственного архива Российской Федерации (фонды 109 «III Отделение Собственной ЕИВ канцелярии», 102 «Департамент полиции МВД», 529 с. «Бюро заведующего заграничной агентурой Департамента полиции в Константинополе», 5802 «В.Л. Бурцев»), Российского государственного архива древних актов (фонд 1239 «Дворцовый отдел»), Российского государственного военно-исторического архива (фонды 1 «Канцелярия военного министра», 405 «Департамент военных поселений», 165 «А.Н. Куропаткин», 1396 «Штаб Туркестанского военного округа»), отдела рукописей Государственного Исторического музея (фонд «Синодальное собрание»), отдела письменных источников Государственного Исторического музея (фонды 6 «Г.В. Розен», 307 «Н.И. Гродеков»), отдела рукописей Российской Государственной библиотеки (фонд 169 «ДА. Милютин»), отдела рукописей и редкой книги Научной библиотеки МГУ (фонд 39 «А.Н. Харузин»), Российского государственного исторического архива (фонды 821 «Департамент духовных дел иностранных исповеданий МВД», 1276 «Совет министров Российской империи») и Санкт-Петербургского филиала Архива РАН (фонд 68 «В.В. Бартольд»).

В историографии изучения системы государственного регулирования ислама в Российской империи можно выделить три основных этапа.

Досоветский этап. До 1917 г. данная проблема рассматривалась в общем плане в работах по истории государственных учреждений (например, исторический очерк «Министерство внутренних дел» 1901 г.) и в трудах отечественных исламоведов. При характеристике последних, учитывая наличие в дореволюционном исламоведении академического и практического направлений, следует помнить, что их деятельность не была разделена «китайской стеной». В диссертации подчеркнут существенный практический вклад в российское исламоведение середины XIX в. видных ориенталистов А.К. Казем-Бека, Н.В. Ханыкова и Н.Е. Торнау. К представителям академического исламоведения конца XIX - начала XX вв., затрагивающим

интересующий нас круг вопросов, следует отнести выдающихся отечественных ученых В.В. Бартольда и А.Е. Крымского. Труды Бартольда отличала высокая и редкая степень конфессиональной толерантности и объективности. Ученый подчеркнул то обстоятельство, что Русское государство само сделало «части мусульманского мира» - Поволжье, Крым, Кавказ, Туркестан - «своей собственностью» и, таким образом, наложило на себя ответственность решать судьбу многих миллионов русско-подданных мусульман. В 1912 г. Бартольд констатировал «тожественность» (идентичность) конфессионального и национального факторов в жизни тюркоязычных мусульман России. Вместе с тем, Бартольд достаточно критически относился к лозунгам «панисламизма» (идее объединения всех мусульман под эгидой турецких султанов-халифов) и «пантюркизма» (замыслу создания общетюркского единства под руководством турок) и весьма сомневался в полезности и реальности их осуществления. Исламская тематика являлась одним из ведущих направлений в дореволюционной научной деятельности А.Е. Крымского, которому, как и Бартольду, была присуща высокая степень религиозной терпимости. Крымский осветил ряд важных для нас сюжетов, дав оценку степени «мусульманского фанатизма» и значения института муфтията в исламе. В целом, затрагивая те или иные стороны интересующей нас проблемы, Бартольд и Крымский все же специально не исследовали структуру государственного регулирования ислама в царской России. Среди представителей практического исламоведения конца XIX - начала XX вв. системой регулирования духовной жизни мусульман прежде всего интересовались представители казанской миссионерской школы. Они, как и их идейный лидер Н.И. Ильминский, резко критиковали деятельность исламских духовных правлений и требовали от светских властей монархии их скорейшего уничтожения. В этом кругу авторов научным уровнем своих работ заметно выделялся ученик Ильминского, ташкентский исламовед Н.П. Остроумов. Дав достаточно объективную картину среднеазиатского ислама, Остроумов, как прагматик, констатировал,

что столь им желанная «христианизация» коренного населения Туркестана практически нереальна. Особое значение для изучения функционирования системы государственного регулирования ислама в дореволюционной Росси имели труды видного этнографа С.Г. Рыбакова. В 1913-1917 гг. Рыбаков служил в Департаменте духовных дел МВД и являлся ведущим экспертом империи по исламу. Его очерк «Устройство и нужды управления духовными делами мусульман России» (Пг., 1917; переиздан нами в 2001 г.) - это, на наш взгляд, лучшее в отечественной литературе описание способов и форм государственного регулирования ислама в монархии Романовых.

Советский этап. В 20-30 гг. в выходившей литературе широкое распространение получило «гиперкритическое» отношение ко всей истории ислама, причем в вульгарно-социологической трактовке отрицались существование самой личности пророка Мухаммада и реальность его проповеди. На общем фоне подобного рода «антирелигиозных» изданий несомненно выделялась книга Л.И. Климовича «Ислам в царской России» (1936). Ее автор также отдал дань атеистическим «заклинаниям», но, вместе с тем, его работа и в наши дни не потеряла известной познавательной ценности благодаря использованию обширного, сейчас часто недоступного материала. Справедливо подчеркивая службу мусульманских правлений интересам монархии Романовых, Климович в то же время не учел того обстоятельства, что исламские духовные учреждения самим фактом своего существования играли на сохранение позиций «магометанского закона» в царской России. С середины 50^ гг. в СССР постепенно возродилось более серьезное занятие исламской тематикой, но в основном на «зарубежном» материале. Отечественные мусульманские сюжеты чаще всего затрагивались в связи с анализом событий Кавказской войны (например, работы Н.А. Смирнова). Позитивным явлением явился выход книги Т.С. Саидбаева «Ислам и общество. Опыт историко-социологического исследования» (1978). Во всех этих трудах проблемы государственного регулирования ислама в царской России затрагивались в самом общем плане. К сожалению, непонимание

тогдашними руководителями страны роли ислама, их убеждение в его «скором отмирании» привели к грубой политической ошибке - началу в 1979 г. советской военной акции в Афганистане. Тем не менее и тогда продолжало действовать старое указание советских «верхов» - публично аналитически не исследовать историю ислама в России. Лишь с середины 80! гг. этот запрет стал сниматься. Появились первые серьезные публикации по истории отечественного ислама, среди которых особенно выделялись словари «Ислам» (1988 и 1991 гг.).

Постсоветский этап. Условия, в которых теперь стали работать отечественные исследователи мусульманской тематики, сняли ряд старых проблем, но зато породили ряд новых, часто весьма далеких от науки обстоятельств (резкая актуализация «исламского» фактора внутри и вне России, особенно после событий 11 сентября 2001 г.). Среди общих работ, затрагивающих интересующую нас проблему, следует выделить справочники «Государственность России» и «Высшие и центральные государственные учреждения России», энциклопедический словарь «Ислам на территории бывшей Российской империи». В числе трудов исламоведов последних лет, освещающих те или иные стороны истории государственного регулирования ислама в царской России, представляется возможным выделить три группы публикаций: а) обобщающие работы по истории ислама в дореволюционной России (монографии Р.Г. Ланда, А.В. Малашенко, кандидатские диссертации Е.И. Воробьевой, И.Л. Алексеева и др.); б) работы по истории ислама в различных регионах Российской империи (книги Д.Д. Азаматова, Ф.Г. Ислаева, А.Ю. Хабутдинова, Г.Б. Фаизова, А.Б. Юнусовой о Поволжье и Приуралье, монография П.П. Литвинова о Туркестане и др.); в) работы зарубежных исследователей (труды А. Франка, А. Каппелера, Р. Круза и др.) Последняя группа авторов во многом опирается на предшествующие отечественные исследования В.В. Бартольда и Л.И. Климовича, из зарубежных ученых - работы А. Беннигсена. Для трудов иностранных исследователей характерно широкое использование самых различных по

языковой принадлежности опубликованных источников, однако российские русскоязычные архивные материалы все же применяются ими достаточно ограниченно.

В первой главе констатируется, что к настоящему времени накоплен определенный опыт изучения системы государственного регулирования ислама в Российской империи, однако, он пока еще недостаточен. Данная диссертационная работа рассчитана на восполнение в известной степени существующей потребности в создании обобщающего исследования о всей системе государственного регулирования ислама в царской России. Эта тема настолько многопланова и обширна, что ряд важных сюжетов (школьный вопрос, паломничество и др.) затрагиваются в диссертации в самом общем плане и должен стать предметом отдельных специальных трудов.

Во главе II «Ислам и Русское государство (X в. - 1767 г.). Становление системы государственного регулирования ислама в Российской империи в 1767-1857 гг.» дана характеристика отношений России с исламским миром от раннего средневековья до воцарения императора Александра П. В диссертации подчеркивается историческое значение принятия в X в. ислама Волжской Булгар ией и христианства Русью. С момента Крещения православие являлось «первенствующей» и «господствующей» религией Руси, лишь православный государь мог взойти на русский трон. Борьба Руси с властью Золотой Орды, обратившейся в 1312/1313 гг. при хане Узбеке в ислам, не носила, однако, религиозного характера и определялась прежде всего политическими интересами.

Непрерывное расширение территории России в XVI - первой половине XVIII вв. постоянно увеличивало число ее подданных-мусульман. Устройство их конфессиональной жизни складывалось на этом этапе русской истории достаточно сложно и противоречиво. В целом ислам и его религиозные учреждения в русском средневековье никогда не были официально запрещены, но пропаганда «магометанского закона» среди христиан не разрешалась и переход мусульман в православие всячески приветствовался. В

составе русского православного дворянства прослеживается несколько сот фамилий тюркского происхождения, получивших после крещения все права и привилегии данного сословия.

Ряд знатных тюркоязычных родов служил русским государям, сохранив ислам: им дарились земли, платилось жалованье, но не разрешалось владеть крестьянами-христианами. Обязательным условием для подобной категории служилых людей было принесение присяги («шерти») на верность российскому трону на тексте Священной книги ислама - Коране. В многочисленных войнах, которые вело со своими противниками Московское государство, на его стороне активно участвовали отряды мусульман. Так в 1552 г. в поход на Казань вместе с русскими православными воинами отправились и верные вассалы Москвы - мусульманские отряды «служилых татар». В важнейшем документе русской истории - грамоте 1613 г. об избрании на престол царя Михаила Федоровича Романова стояли подписи семи татарских мурз, высказавшихся от имени мусульманской общины страны за возрождение единого Российского государства.

Отношение первых Романовых к исламу и мусульманам определялось прежде всего задачами укрепления России после Смуты. Так в рамках консолидации верного новой династии поместного дворянства (в том числе и мусульман) всему ему были оставлены полученные в «безгосударное время» земли с крестьянами, даже и запретными для владельцев-«магометан» православными. «Соборное Уложение» 1649 г. пока сохранило эту установку, но «заморозило» дальнейший рост данного рода земельных владений для мусульман.

В начавшийся в XVIII в. «петербургский» период русской истории политика государства по отношению к исламу была вначале достаточно жесткой. В диссертации опровергается выдвинутый недавно в историографии тезис о терпимости Петра I по отношению к «магометанству» (см. петровские запрет на владение мусульманами православными крепостными, поощрение публикации критических работ об исламе и др.). Вместе с тем, как прагматик,

Петр I постоянно использовал лично известных и преданных его делу и России мусульман. Так доверенным лицом первого русского императора являлся представитель одной из наиболее известных российских мусульманских дворянских семей, переводчик и разведчик Кутлуг-Мухаммед Тевкелев.

При ближайших преемниках Петра I продолжалось проведение политики, направленной на всевозможное «ограничение» ислама. Строительство новых мечетей было практически запрещено, поощрялась деятельность православного миссионерства в мусульманской среде, встречавшиеся попытки возврата из православия в ислам беспощадно пресекались. Вместе с тем, и тогда государственные интересы, как правило, все же преобладали. Так в 1755 г. первым российским генералом-мусульманином стал упомянутый выше соратник Петра I, незаурядный дипломат и администратор Кутлуг-Мухаммед Тевкелев. Тем не менее, недостаточно толерантное поведение имперских властей вызывало раздражение внутри в целом лояльных по отношению к монархии Романовых верхов мусульманской общины России. Оно нашло своей отражение в наказах мусульман - депутатов в Уложенную комиссию 1767 г., в которых подчеркивалась необходимость снятия ограничений в отправлении обрядов «магометанского закона».

Потребность в изменении курса религиозной политики по отношению к «иноверцам», прежде всего мусульманам, почувствовала уже вскоре после своего восшествия на трон и сама Екатерина II (1762-1796). Важную роль в осмыслении царицей проблем «мусульманства» сыграло екатерининское посещение Поволжья весной-летом 1767 г. Знакомство с реалиями «мусульманского мира» своей страны еще более укрепило Екатерину II в осознании необходимости воплощения ради укрепления империи политики «религиозного многообразия». Поэтому так точно звучали зачитанные вслух в июле 1767 г. при открытии Уложенной комиссии слова екатерининского Наказа, в которых царица подчеркивала то, что «весьма бы вредный для

спокойства и безопасности своих граждан был порок, запрещение и недозволение их различных вер». Данное положение вписывалось в рамки идеологии европейского просвещенного абсолютизма, одним из заметных проявлений которого явилось екатерининское царствование.

Практическая реализация принципа веротерпимости в Российской империи была во многом стимулирована внешними событиями того времени, в частности стремлением обеспечить спокойствие мусульман Крыма, занятого русскими войсками во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг. 17 июня 1773 г. религиозная толерантность была провозглашена в указе Екатерины И, в котором разрешалось свободное строительство мусульманских мечетей в империи. Включая в 1783 г. Крым и Кубань в состав Российского государства, Екатерина II провозгласила обещание мусульманам Тавриды охранять и защищать «их природную веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно». Аналогичная политика проводилась во время разделов Речи Посполитой и по отношению к литовским татарам-мусульманам (екатерининский указ 1794 г.).

В диссертации подчеркивается, что именно при Екатерине II русская власть пришла к пониманию необходимости соблюдать важнейшее правило устойчивости любой империи: «Мы вами владеем, вы нам подчиняетесь, платите налоги, за это живите и веруйте, как хотите». При этом и тогда, и впоследствии главным обязательным условием для всех подданных монархии, в том числе и мусульман, оставалось требование соблюдения абсолютной «лояльности» по отношению к существующему государственному строю и царствующему дому Романовых.

Признав право мусульманской общины на религиозную самобытность, царская администрация стала «встраивать» ее в систему государственной жизни империи, учреждая организацию государственного регулирования «магометанского закона». Как известно, ислам не имеет церковной структуры, ему чужд институт священства. Меж тем анализ действий царизма в данном вопросе позволяет предположить, что им реально делались попытки устроить

нечто вроде «Русской Исламской церкви». В определенной степени это было действительно так, но главным здесь было не какое-то заранее заданное «антиисламское» настроение, а прагматическое желание прежде всего обеспечить «правительственные» цели и интересы.

Главный принцип конфессиональной политики Российской империи заключался в стремлении к полному государственному контролю над всеми без исключения религиозными институтами на территории страны (отсюда, в первую очередь, упразднение патриаршества и учреждение в 1721 г. Святейшего Синода). Именно с этой точки зрения, для большего удобства «государственного присмотра» над духовной жизнью мусульман власти империи Романовых с конца XVIII в. приступили к созданию необходимых, по их мнению, исламских религиозных учреждений и форм организации их служителей. В диссертации отмечается, что в данном случае царская Россия опиралась на давнюю турецко-крымскую традицию - существование «огосударствленной» системы суннитских муфтиятов [духовных управлений -Д.А.], восходящих к XV в. и возникших под известным внешним воздействием примера византийской церковной структуры. Это явление в целом несомненно было чуждо устоям шариата, но отвечало политическим интересам государственной власти. Именно поэтому, ликвидировав в 1783 г. Крымское ханство, царизм сохранил Таврический муфтият и взял на казенный счет его содержание.

Необходимая, по мнению руководства империи, мусульманская управленческая структура стала в то время образовываться на Юго-Востоке России. В диссертации исследуются проблемы времени, места, причин названия и роль создания в 1788 г. Оренбургского Магометанского Духовного собрания (ОМДС). Нами анализируются законодательные акты 1788-1793 гг., определившие структуру, принципы устройства и казенного содержания Оренбургского муфтията, характеризуются личности его русских организаторов (О.А. Игельстрома, Д.Б. Мертваго) и первого мусульманского руководителя - муфтия М. Хусейнова. Важнейшими задачами ОМДС, как и

Таврического муфтията, явились «испытания в вере» лиц, желающих стать служителями исламского культа, назначения «лояльных» мусульманских мулл, духовный суд по шариату, надзор за мусульманскими учебными заведениями и др. В Оренбургском муфтияте в теории предусматривалась «двухуровневая» структура организации местной духовной жизни мусульман (ахун (старший мулла) —► мулла), однако, на практике в ОМДС данная система полностью так и не сложилась. В диссертации специально подчеркивается существенная особенность, которая была свойственна ОМДС, получившему в 1788 г. право духовного контроля над всеми мусульманами-суннитами империи, кроме Тавриды, - отсутствие в среде его духовных лиц жесткого принципа «кастовости», традиционно присущего крымской корпорации «мусульманского духовенства». Нами анализируется проект «Положения» об ОМДС, представленный в Петербург в 1793 г., отмечается, что, отвергнув содержащуюся в этом документе претензию Оренбургского муфтията на присуждение им мусульман к телесным наказаниям, власти империи все же заметно расширили его юрисдикцию. Так ОМДС получило право разбирать и решать семейные и наследственные дела, давать разрешения на строительство новых и ремонт старых мечетей и др. При оценке итогов создания Оренбургского муфтията нам представляется возможным присоединиться к точке зрения А.Б. Юнусовой, которая позитивно оценила это явление, как признание «официального статуса ислама и мусульман в многонациональной России».

По нашему мнению, гораздо менее конкретно при Екатерине II было определено российское устройство духовной жизни мусульман Тавриды. Екатерининский указ 1794 г. создал в Крыму Таврическое Магометанское Духовное правление (ТМДП), фактически на базе существовавшего ранее муфтията Гиреев. Однако решение об учреждении ТМДП носило чисто формальный характер, его права и круг обязанностей не были конкретно очерчены, отсутствовало четкое разграничение сфер применения русского законодательства и норм мусульманского права.

Необходимость расширения социальной опоры самодержавия, особенно после крестьянской войны 1773-1775 гг., заставила имперские власти ускорить процесс инкорпорации мусульманской знати в состав российского «шляхетства». Екатерининский указ 1784 г. распространил на мусульман -татарских князей и мурз - все дворянские права и привилегии, кроме права владения крепостными-христианами. Вместе с тем, особо отмечается, что на территориях бывшей Речи Посполитой Екатерина II по политическим причинам пошла на заметную уступку дворянам-мусульманам и своим указом 1794 г. сохранила за ними, в порядке исключения, их местное традиционное право владеть крепостными всех вероисповеданий, в том числе и христианами.

Как известно, Екатерина II и ее сын Павел I во многом расходились во взглядах на мир, но оба были встревожены Французской революцией конца XVIII в., распространением под ее влиянием идей «атеизма» и «богоборчества». С этой точки зрения отнюдь не случаен «охранительный» союз двух монархий - мусульманской Турции и православной России против республиканской Франции в 1798-1800 гг.

В период правления Александра I (1801-1825) наметившаяся к концу XXVIII в. идея усиления централизации управления жизнью страны нашла свое воплощение в министерской реформе. По замыслу одного из ее ведущих творцов, выдающегося русского государственного деятеля М.М. Сперанского одним из главных ведомств империи должен был стать «особенный департамент», созданный для «охраны обрядов» религий государства. В диссертации исследуется история созданной в 1810 г. центральной структуры «государственного присмотра» над неправославными конфессиями, которая после ряда чиновничье-бюрократических метаморфоз в конечном счете в 1832 г. утвердилась, как Департамент духовных дел иностранных исповеданий МВД (ДДДИИ МВД). Одно из его отделений с самого начала ведало делами последователей «магометанского закона» в Российской империи.

Нам представляется справедливой оценка казанской исследовательницы Е.А. Вишленковой, подчеркивавшей то, что при Александре I центральные ведомства в целом мало занимались «магометанством». Так дела Оренбургского муфтията были практически отданы на усмотрение имперской администрации Юго-Востока России, которая осуществляла надзор за деятельностью этого крупнейшего по охвату территории мусульманского духовного правления. Особую роль среди администраторов империи в решении вопросов духовной жизни мусульман Азиатской России сыграл М.М. Сперанский, являвшийся в 1819-1821 гг. сибирским губернатором. В подготовленном Сперанским и его помощником, будущим декабристом Г. С. Батеньковым «Уставе о сибирских киргизах» 1822 г. были гибко, в интересах империи учтены местные патриархальные обычаи. По данному «Уставу», действовавшему до конца 60^ гг. XIX в., представители мусульманской кочевой знати - Чингисиды были включены в состав царской администрации на территории «киргизских» [казахских - Д.А.] земель. Они получали русские офицерские чины, денежное и земельное довольствие, но при этом были обязаны содержать за свой счет «молитвенные дома» и служителей культа для своих «магометан».

При анализе истории Таврического муфтията в александровское время в диссертации разбираются тогдашние проекты устройства этого мусульманского учреждения. Нами детально исследуются документы, подготовленные сенатором И.В. Лопухиным (1803 г.) и таврическим губернатором Д.Б. Мертваго (1805 г.). Блестяще, с литературной точки зрения, написанное творение выдающегося представителя русской общественной мысли того времени Лопухина несомненно превосходило по уровню осмысления поставленных задач и проблем более приземленное, носящее мелочно-бюрократический характер сочинение Мертваго. Однако, оба этих проекта так и не были реализованы и, более того, оказались вне поля внимания последующих устроителей Таврического Магометанского Духовного правления.

Начало присоединения Кавказа к России в конце XVIII - начале XIX вв. совпало с отмеченными выше изменениями в религиозной политике монархии Романовых. В диссертации характеризуется состав кавказской мусульманской общины, где практически все мусульмане Северного Кавказа, как и Европейской и Азиатской России, придерживались суннитского толка ислама, в Закавказье же среди местных «татар» [предков современных азербайджанцев - Д.А.] наличествовали и сунниты, и шииты. Значительное воздействие на исламскую политику царизма на Кавказе оказывала необходимость для империи вести здесь с конца XVIII в. вплоть до 70^ гг. XIX в. почти непрерывные военные действия (войны с Ираном и Турцией, Кавказская война). Сам процесс интеграции мусульман Кавказа в состав подданных монархии Романовых шел весьма непросто и постоянно требовал принятия оперативных, часто жестких решений.

Наиболее ранним, известным нам повелением Александра I об исламе на Кавказе был указ 1805 г. «О правилах для магометанского духовенства Елисаветпольской округи» [бывшее Гянджинское ханство - Д. А.]. Инициатором и составителем этого документа был русский правитель Кавказа в 1802-1806 гг. умный и жесткий администратор генерал П.Д. Цицианов. Предоставляя местным мусульманам гарантию «свободно молиться», Цицианов в то же время считал нужным, в нарушение исламской выборной традиции, прямо «сверху» назначать здесь мусульманских мулл, должных быть абсолютно «лояльными» империи. По его представлению, в случае «измены» кого-либо из этих духовных лиц, они с семьями подлежали отправлению в Сибирь с одновременной конфискацией имущества. Утверждая данный указ в целом, Александр I все же несколько смягчил последнюю меру, отменив возможную сибирскую ссылку для семей провинившихся служителей исламского культа.

В диссертации подробно анализируется исламская политика правителя Кавказа в 1816-1827 гг. А.П. Ермолова, показывается, что этот, несомненно, незауряднейший деятель хорошо разбирался в особенностях исламского

богослужения и культа. Прагматически и рационально мыслящий государственник, Ермолов воспринимал мир прежде всего в рамках петровско-екатерининской державной традиции. Он был твердо уверен в том, что религиозные институты всех конфессий империи должны были беспрекословно подчиняться государству, все их служители сверху донизу обязаны были быть верными слугами светской власти. Жестко выстраивая «имперский порядок» на Кавказе, Ермолов признавал, как объективную неизбежность, сосуществование здесь России с «мусульманским миром». Соблюдая принцип религиозной терпимости, Ермолов требовал абсолютной преданности от всех мусульманских духовных лиц на Кавказе и при соблюдении этого условия готов был материально их поощрять, а также считал необходимым содержать в порядке мечети края.

Занятый огромным количеством всевозможных дел по «устройству» Кавказа, Ермолов не успел создать сколько-нибудь систематизированной структуры управления «сверху» духовной жизнью кавказских мусульман. По его мнению, на Кавказе для империи тогда было важно добиться известного «сдерживания» влияния исламских духовных кругов, в том числе зарубежных (прежде всего иранских и турецких), ограничить применение норм шариата в судебной практике, расширить сферу использования российского законодательства при разрешении правовых конфликтов.

В данной главе исследуется важнейший источник по «исламской» политике Ермолова в крае - составленная лично им в 1820 г. «молитва за Царя» для мусульман Кавказа. Представляется, что основой текста этой ермоловской молитвы послужила «православно-русская» молитва за Царя, которая была составлена в 1730 г. выдающимся идеологом российского самодержавия архиепископом Феофаном Прокоповичем. Сравнение двух данных документов позволило констатировать, что текст молитвы Ермолова практически полностью или повторяет (более 60 % общих слов), или является парафразом текста молитвы Феофана Прокоповича. Политически важно то, что Ермолов распорядился читать составленную им молитву по пятницам и в

дни исламских праздников, то есть когда в мечетях произносится проповедь «хутба», в которой полагается упоминать имя здравствующего правителя. По замыслу Ермолова, его «молитва за Царя» должна была стать неотъемлемой частью важнейшего исламского ритуала и, тем самым, обосновывать авторитет русской имперской власти среди мусульман Кавказа.

Эпоха правления императора Николая I (1825-1855) была временем принятия особо значительного количества законодательных указаний по устройству духовной жизни мусульман в России. Их анализ, проведенный в диссертации, дает основание сделать вывод о заметной противоречивости николаевских решений по исламу. Достаточно продуманные, действительно государственной значимости документы сочетались с «повелениями» недалекими и просто абсурдными. К числу последних несомненно можно отнести указ 1832 г., запрещающий хоронить мусульман по исламской традиции в день их ухода из жизни. Правда, известно, что в России «против плохих законов есть надежное средство - их плохое исполнение». По нашему мнению, местная администрация, где все же преобладали прагматики, опасавшиеся возможных мусульманских волнений, постаралась, насколько это было возможно, видимо, не бесплатно, «спустить» данное варварское решение царя, что называется, «на тормозах». Об уровне представлений Николая I о мире ислама свидетельствует его идея о необходимости добровольного (!) принятия турецким султаном - халифом всех мусульман суннитского толка (а затем и всеми его мусульманскими подданными) «едино истинной веры» - православия.

В диссертации характеризуются основные центральные органы контроля над мусульманами, существовавшие при Николае I, - Департамент духовных дел иностранных исповеданий, с 1832 г. состоявший в МВД, и III Отделение Собственной ЕИВ канцелярии (обр. в 1826 г.) Нами анализируются общеимперские законодательные решения по «магометанским» делам «гражданским и военным»: акты 1840 и 1842 гг., регламентировавшие сословные права мусульман - дворян и потомственных почетных граждан и

членов их семей, указ 1830 г., установивший четкий порядок принятия «магометанами» различного рода присяг и др. В работе отмечается, что в ряде случаев позиция царских властей по тем или иным сторонам мусульманской жизни в период николаевского царствования могла меняться. Так, если в 1830 г. царская администрация не препятствовала проведению хаджжа, то ближе к середине XIX в. паломничество в Святые места ислама хоть ею и не запрещалось (и не могло быть запрещено, как один из постулатов «магометанства»), но всячески, по рекомендации самого императора, «отклонялось». Николай I лично запретил в 1836 г. принятие дервишей в русское подданство, в 1848 г. - въезд в пределы империи «лицам духовного магометанского звания», получившим образование за границей. К проявлению свойственного этому Романову стремления к организации «пространства жизни» можно отнести непосредственно им утвержденный в 1829 г. план «образцовой» мечети, по которому должны были строиться молитвенные дома мусульман по всей России.

Первостепенное значение при Николае 1 самодержавие придавало устройству духовного быта мусульман, служивших в Вооруженных силах империи. В диссертации рассматриваются законодательные решения по организации конфессиональной жизни мусульман-суннитов и шиитов в гвардейских формированиях Собственного ЕИВ конвоя (указы 1842, 1846 и 1855 гг.), подчеркивается значительная роль в их подготовке ближайшего соратника царя генерала А.Х. Бенкендорфа. В работе анализируются правовые документы, определившие порядок религиозного быта «магометан казачьего сословия» (1855 г.) и мусульман, служивших в военно-морском ведомстве (1845 г.).

При освещении деятельности Оренбурского муфтията при Николае I в диссертации оцениваются законодательные акты 1826, 1828, 1830, 1836 и 1849 гг., характеризуется роль тогдашнего руководства ОМДС. В работе поставлен вопрос о необходимости более тщательной проверки попадающих в руки историков документов по истории Оренбургского муфтията. Так нам

представляется апокрифом часто приводимый в литературе последних лет николаевский указ 1833 г. о телесном наказании мусульман за несоблюдение обрядов веры. В диссертации отмечается роль в контроле над мусульманами, проживавшими в округе ОМДС, николаевской политической полиции. Царские жандармы постоянно отслеживали и старались пресекать возможные проявления мусульманского «недовольства». В то же время необходимо отметить, что именно офицеры Корпуса жандармов чаще всего наиболее реально представляли ситуацию на местах и, по возможности, старались «сглаживать» делаемые различными царскими администраторами «нелепости» и «бестактности» по отношению к мусульманам. Так, когда в Симбирской губернии чиновники стали предписывать «магометанам» не иметь полигамные семьи, то лишь вмешательство жандармского офицера Э.И. Стогова позволило разрядить обстановку. В диссертации оцениваются православная миссионерская деятельность в округе ОМДС, прежде всего в Поволжье, и участие в ней тогда еще начинающего казанского исламоведа и педагога Н.И. Ильминского.

Важное значение в жизни мусульманской общины России сыграло фактическое образование в 1831 г. Таврического Магометанского Духовного правления (ТМДП), в ведении которого оказались мусульмане Крыма и Западных губерний. В диссертации разбирается принятое в 1831 г. «Положение» о ТМДП, отмечается значение сохранения этим документом традиционной для Тавриды наследственной корпоративности «мусульманского духовного сословия». «Положение» 1831 г. рассматривало ТМДП, как «общее присутственное место», состоявшее под «непосредственным ведением» таврического губернатора и «высшим начальством» МВД. В работе фиксируется «двухуровневая» (губерния уезд) структура организации ТМДП, определяется роль в этой системе руководителя Духовного правления - муфтия и его помощников в уездах -местных кадиев, описывается порядок выбора мусульманских духовных лиц, их утверждения в должностях и подсудности. Нами отмечается специфическая

особенность в жизни мусульманского Крыма, где, в отличии от округа ОМДС, царская администрация допустила существование дервишских (суфийских) братств. В диссертации оценивается характер контроля за мусульманами Крыма со стороны III Отделения, в частности, подчеркивается значение сообщенной им в 1832 г. в Петербург информации о якобы возможном (!) прибытии в Тавриду войск египетского паши Мухаммеда Али. На наш взгляд, данные слухи еще более убедили Николая I в решении послать в 1833 г. русские эскадру и войска на Босфор для защиты турецкого султана Махмуда II от этого его восставшего египетского вассала: русский царь хотел превентивно уберечь и свои владения от потенциальной угрозы со стороны Мухаммеда Али.

«Мусульманская» политика царизма на Кавказе в николаевское время в значительной степени определялась происходящими здесь, почти непрерывными военными действиями. В диссертации подробно исследуются многочисленные проекты устройства духовной жизни мусульман Закавказья, подчеркивается особая роль в их разработке в конце 40^ гг. XIX в. выдающегося русского востоковеда Н.В. Ханыкова, объясняются причины того, почему все эти предложения тогда так и не были реализованы. Нами отмечается то, что царские администраторы и генералы весьма прагматически использовали в интересах монархии Романовых традиционные противоречия между суннитами и шиитами Кавказа. Так имперские власти были твердо уверены в том, что закавказские шииты никоим образом не поддержат антирусские выступления «еретиков» - суннитов Чечни и Дагестана, объединенных в 30-50 гг. XIX в. в имамате Шамиля.

При разборе ситуации на мусульманском Северном Кавказе в диссертации анализируется наиболее ранний, датируемый 30^1 гг. XIX в. проект организации духовной жизни местных суннитов- «покорных» горцев северных «покатостей» Кавказа. Автором данного документа являлся значительный кавказский военный деятель и администратор генерал А.А. Вельяминов. Он предложил создать на севере Кавказа жесткую, в нарушение

исламской традиции назначаемую «сверху», «трехуровневую» структуру мусульманских духовных лиц (муфтий старший мулла («эфенди») мулла). Главным условием существования всех данных служителей исламского культа, по мнению Вельяминова, должна была быть их полная «верность» империи, за нарушение которой их в дальнейшем мог ждать военный суд. Этот вельяминовский проект не был реализован, но его содержание довольно красочно отражает остроту «мусульманского фактора» для монархии Романовых на Северном Кавказе в первой половине XIX в.

Во второй главе исследуется влияние на мусульман России событий Крымской войны 1853-1856 гг., оценивается положение в ходе ее в различных исламских регионах страны. Так в главном районе боевых действий - Крыму царские власти предприняли превентивную высылку «подозрительных» в смысле их «лояльности» представителей местной мусульманской элиты, которые позднее были возвращены на прежнее место жительства. В то же время в другом районе активного военного противостояния - Закавказье имперские чиновники были убеждены в том, что местные шииты никогда не поддержат такого противника России в Крымской войне, как суннитская Турция.

Законодательным итогом николаевской политики по исламу, реализованным в самом начале правления Александра II, стал выход в свет «Устава духовных дел иностранных исповеданий» 1857 г. Его составной частью явился раздел о «магометанах», куда были включены «Положения» об Оренбургском и Таврическом муфтиятах. Если «Положение» о ТМДП 1831 г. было лишь дополнено последующими законодательными актами, то «Положение» об ОМДС было составлено впервые, из всех появившихся, начиная с 1788 г., в чем-то уточненных правовых решений. Оба муфтията, и Оренбургский, и Таврический, по «Уставу» 1857 г. определялись, как «коллегиальные присутственные места», подчиненные в своей деятельности МВД. Их руководители - муфтии выбирались представителями проживавших

в их округах мусульман и по представлению министра внутренних дел утверждались в своих должностях самим царем.

В главе Ш «Система государственного регулирования ислама в Российской империи в 1857-1881 гг.» характеризуются отношения России с миром ислама в царствование Александра И. Новые явления пореформенной жизни во всей их неоднозначности проникали в самые различные слои мусульманской общины России, особенно динамично они влияли на ее татарскую часть. Данное обстоятельство весьма беспокоило царские власти, что нашло свое отражение в правительственных документах по исламу. Неудача России в Крымской войне, в итоге которой, пусть чисто формально, суннитская Турция, впервые после Прутского похода 1711 г., выглядела победительницей, не могло не оказать соответствующего психологического воздействия на рядовую массу российских мусульман, видевшую в державе Османов крупнейшую исламскую державу тогдашнего мира. Вместе с тем, удовлетворяя свои геополитические интересы, империя Романовых успешно завершила в 1864 г. Кавказскую войну, в 60-70! гг. XIX в. присоединила Туркестан и новые районы Кавказа. В результате всех этих акций число российских мусульман увеличилось по меньшей мере в 2 раза.

По нашему мнению, именно после Крымской войны в Российской империи встал тот вопрос, на который искали ответ десятки политиков, военных и дипломатов: где проходят возможные пределы распространения границ страны, как и какими способами удерживать сложный баланс сил и противовесов в огромном здании поликонфессиональной российской государственности, сохранять ли при этом те контрфорсы религиозной толерантности, которые воздвигла Екатерина II, или же отказаться от них. К сожалению, именно в 60-70 гг. XIX в. подавляющая часть имперской бюрократии начала усиленно способствовать «русификации» нерусского населения страны, что затронуло и мусульман, особенно в губерниях Поволжья и Приуралья. В то же время отношение царских чиновников к явлению «мухаджирства» (эмиграции части российских «магометан» в

Османскую империю) было достаточно противоречивым: то они поощряли этот процесс, то ему препятствовали. Нам представляется, что бурный рост численности мусульманского населения России практически «съел» его убыль за счет «мухаджирства».

В подобной ситуации в Петербурге и на местах в имперском государственном аппарате шел непрерывный процесс обсуждения «мусульманской» политики монархии Романовых. В диссертации отмечается роль в этой дискуссии в столице МВД и его ДДДИИ, Военного министерства и, отчасти, МИДа, на местах - царской администрации Поволжья, Приуралья, Тавриды, Кавказа и Туркестана, а также иногда (с «совещательным голосом») верхушки «мусульманского духовенства».

В третьей главе обрисовывается положение дел в Оренбургском муфтияте в 1857-1881 гг., рассматриваются документы, в которых обсуждалась дальнейшая судьба этого мусульманского духовного учреждения. Многие местные администраторы (оренбургский губернатор Н.А. Крыжановский, уфимский губернатор СП. Ушаков и др.) считали необходимым упразднить эту структуру, сохранив на время лишь должность оренбургского муфтия, как «единоличного судьи по духовным делам магометан». Особое беспокойство в среде региональной бюрократии вызывал рост, как они полагали, «татарского засилья» среди нетатарского мусульманского населения Поволжья, Приуралья и казахских степей. Руководство царским МВД с пониманием относилась к подобной тревоге своих подчиненных, но все же занимало более осторожную позицию. Так в 1875 г. министр внутренних дел А.Е. Тимашов считал целесообразным урезать власть оренбургского муфтия и «степень влияния» ОМДС, бороться с наступлением «татарства», но в то же время, дабы избежать подъема «фанатизма» мусульман, полагал «неосторожным» трогать или как-то кардинально менять статус Оренбургского муфтията.

В диссертации отмечается, что затронутый в пореформенное время вопрос о будущем исламских духовных институтов России имел в виду и

дальнейшую судьбу Таврического муфтията. В 1874 г. таврический губернатор А.А. Кавелин констатировал наличие «фанатизма» в деятельности местных духовных кругов, считал нужным, как и в ОМДС, «ослабить» власть муфтия Крыма, но тут же подчеркивал «опасность» для империи полной ликвидации ТМДП. Кавелин предлагал постараться разрушить «сословную корпоративность», традиционную для «мусульманского духовенства» Крыма. По его мнению, царским чиновникам было бы проще иметь дело с мусульманскими духовными лицами - выходцами из «простонародья» Тавриды.

После завершения Кавказской войны царская администрация сочла необходимым более детально заняться устройством управления духовными делами мусульман Кавказа. При решении данного вопроса эти преобразования предполагалось производить лишь в более «спокойном» Закавказье, на Северном же Кавказе считалось нужным никаких подобных реформ не предпринимать, а, наоборот, в противовес шариату, всячески поднимать значение обычного права («адата»). В диссертации рассмотрен процесс подготовки «Положения» об управлении духовной жизнью закавказских мусульман, причем отмечается, что имперские администраторы собирались распространить его действие не на все Закавказье, а лишь на те его районы, которые находились в «гражданском управлении» (Бакинская, Елисаветпольская, Тифлисская и Эриванская губернии). Нами подчеркивается то, что при этом главными задачами данного документа царские чиновники считали введение «порядка» и «правильного строя» в «мусульманское духовенство» Закавказья, постановку его в «зависимость и под гласный надзор правительственной власти», пресечение его «вредных» связей с «заграничными духовными кругами», прежде всего суннитской Турции и шиитского Ирана.

В 1872 г. император Александр II утвердил «Положение» о создании Закавказских Духовных правлений суннитского и шиитского «учений», которые ведали духовной жизнью, «отправлением» обрядов и системой

конфессионального образования последователей данных ветвей ислама. Содержание их штатов было взято на казенный счет, причем внушавшие недоверие царской администрации мусульманские духовные лица были поставлены «вне закона». Этому остракизму в первую очередь подверглись члены местных суфийских братств.

В целом Закавказское «Положение» 1872 г. выстроило довольно стройную, «трехступенчатую» систему управления духовными делами мусульман - суннитов и шиитов (испытания на «знание веры» кандидатами на должности служителей исламского культа, брачно-семейные и наследственные вопросы, решения о порядке работы мусульманских школ -мактабов и Мадраса и др.). Низшей инстанцией в этой структуре являлись местные муллы и кадии, средней - губернские меджлисы (собрания), высшей - Духовные правления в центре края - Тифлисе. Как и к Оренбургскому и Таврическому муфтиятам, к Закавказским Духовным правлениям были прикреплены светские служащие их канцелярий: секретари, делопроизводители и другие чиновники (все они состояли в классных чинах по линии МВД и на казенном жаловании) и «внеклассные» писцы и служители.

Главой шиитов Закавказья являлся шейх-уль-ислам, главой суннитов -муфтий. Они назначались на свои посты по представлению кавказского начальства специальным «Высочайшим» повелением. В рамках координации имперской политики по отношению к исламу кавказская администрация поддерживала контакты в Петербурге с ДДДИИ МВД, который ведал всеми неправославными религиями в стране. Формально, однако, Закавказские Духовные правления суннитов и шиитов все же никогда прямо МВД не подчинялись. Состоявшие в «штате» закавказские мусульманские духовные лица пользовались рядом значительных льгот: они и их дети освобождались от казенных повинностей, они получали казенное денежное содержание, право на пенсию и т.д. Таким образом, в 1872 г. в Закавказье была создана

достаточно устойчивая система организации духовной жизни мусульман, которая (с незначительными изменениями) просуществовала до 1917 г.

С присоединением Туркестана к России число русско-подданных мусульман и обслуживающих их нужды мусульманских учреждений (мечетей, мактабов, Мадраса и др.) резко возросло. В диссертации исследуется процесс выработки линии поведения царской администрации по отношению к туркестанскому «мусульманству», подчеркивается решающая роль в определении этой политики на многие десятилетия вперед первого генерал-губернатора Туркестана К.П. фон-Кауфмана, подчинявшегося, как и весь край, в Петербурге Военному министерству. Основным в действиях Кауфмана было последовательно «выдержанное игнорирование мусульманства с его фанатическими учреждениями». Кауфман не считал нужным создавать в Русском Туркестане какое-либо специальное духовное мусульманское правление и, более того, добился в 1880 г. от МВД запрета Оренбургскому муфтияту на вмешательство в дела среднеазиатских «магометан». Заключение и расторжение браков, наследственные дела и др. были изъяты в Средней Азии из рук мусульманских кругов и переданы в ведение т.н. «народных судов», руководствовавшихся в своей деятельности нормами обычного права. Таким образом, в Русском Туркестане муллы превратились формально в «частных лиц», не имели официального статуса и могли существовать лишь за счет добровольных пожертвований верующих.

При анализе степени результативности кауфманской политики по исламу нам в целом представляется возможным солидаризироваться с оценкой, данной ей современным историком П.П. Литвиновым. Последний подчеркивал то, что Кауфман, как и его начальник, военный министр Д.А. Милютин, не понимая сущности ислама и мусульманского общества, искренне верили в ту утопию, что «примитивный исламизм» со временем будет «деградировать в крае под воздействием российской цивилизации и новых форм жизни». Можно также согласиться с выводом Литвинова о том, что «игнорирование» ислама в Туркестане отнюдь не означало «забвения»

империей его существования. Царская администрация внимательно следила за ситуацией в среднеазиатской мусульманской среде и была готова в любой момент круто «пресечь» любое, даже кажущееся проявление ею «антиправительственной деятельности».

Наряду с подобными, жестко «противомусульманскими» устремлениями, в высших «сферах» империи наблюдались и иные, более гибкие и терпимые по отношению к «мусульманству» мнения. Наше внимание привлекла точка зрения на «мусульманскую» политику России, которую высказал в 1878 г. видный кавказский деятель генерал Д.И. Святополк-Мирский. Он полагал, что русские интересы требуют соглашения с «исламизмом» внутри и, особенно, вне пределов страны, дабы иметь возможность использовать «мусульманский фактор» в противостоянии с главным соперником России в Азии - Англией.

В целом представляется, что 60-705 гг. XIX в. были временем достаточно противоречивых явлений в «исламской» политике царизма. На рубеже 70-80 гг. имперские власти более всего были заняты борьбой с нараставшей революционной угрозой. События 1 марта 1881 г. и известный спад революционной активности не избавил, однако, царскую администрацию от необходимости решать непростые проблемы российского «мусульманства».

В главе IV «Система государственного регулирования ислама в Российской империи в 1881-1904 гг.» рассматривается «мусульманская» политика самодержавия в период правления Александра III (1881-1894) и первое десятилетие царствования Николая II (1894-1917). В начале данной главы дан обзор хозяйственного и социального состояния мусульманской общины России на рубеже XIX-XX вв., охарактеризованы ее численный состав и наиболее заметные страты ее членов (дворянство, предприниматели, «мусульманское духовенство» и др.). Нами оценивается деятельность подразделений центральных ведомств империи, занимавшихся в это время «мусульманским делом» - Департаментов духовных дел и полиции МВД,

Азиатской части Главного штаба Военного министерства, Азиатского департамента МИДа.

Особое место в работе уделено общей оценке «исламской» политики царизма в связи с подъемом, начиная с 80* гг. XIX в., мусульманского движения в Старом Свете. Нами подчеркивается значение личностей отечественных мусульманских просветителей Исмаила-бея Гаспринского и Саттар-хана Абдулгафарова, являвшихся сторонниками мирной, на базе национальных языков модернизации мусульманского образования (пр сохранении его исламской конфессиональной основы) и «сердечного сближения русских мусульман с Россией». Учредив в Бахчисарае в 1883 г. газету «Тарджуман», Гаспринский стал основоположником движения за «культурническое» обновление всей духовной жизни российских мусульман («джадидизма»).

В диссертации разбирается происходившее в последние десятилетия XIX в. «великодержавное» наступление на права мусульманского населения страны, оценивается роль здесь различных имперских структур. Представляется, что основное давление на мусульман, главным образом Поволжья и Приуралья, оказывали круги «официального православия» и администраторы Святейшего Синода. Особо значительными были вклады в это дело лично самого синодального обер-прокурора К.П. Победоносцева и его ближайшего соратника, уже упомянутого ранее, казанского исламоведа и педагога Н.И. Ильминского, стремившихся внедрить в «туземную среду» систему «русского», с переводом на кириллицу национальной письменности, основанного на православии начального образования. Именно Ильминский, пожалуй, первым заявил в 1884 г. о появлении в России «мусульманского вопроса», он также постоянно настаивал на ликвидации Оренбургского (и других) мусульманских правлений, деятельность которых им считалась «вредной» и «опасной». Следует, однако, учитывать, что в полицейских структурах МВД преобладал более прагматический подход к «мусульманскому делу». Так в том же 1884 г. руководство Казанского

губернского жандармского управления писало: «Больное место [татар - Д.А.] - религия и, если не трогать это больное место (его можно и не трогать) татары не примут участия ни в каком [антиправительственном - Д.А.] движении... столь деликатный вопрос, как религиозный... следует поднимать... очень умело и осторожно».

Особое внимание в эти годы власти империи уделяли организации противостояния возможному проникновению в страну опасной, с их точки зрения, «заграничной» агитации по «мусульманскому делу». В диссертации анализируется один из наиболее талантливо написанных на эту тему документов - записка крупного исламоведа, ташкентского чиновника В.П. Наливкина, попавшая в Петербург на рубеже XIX-XX вв. В ней Наливкин писал: «Мы [русские - Д.А.] должны спокойно и обдуманно ждать общемусульманского газавата, наиболее тяжелая часть борьбы с которым выпадет, конечно, на долю России в силу особенностей ее географического положения». Нами рассматриваются отклики на это произведение Наливкина со стороны русских дипломатов, работавших в странах со значительным присутствием мусульманского населения. Данные читатели, положительно оценив блеск и увлеченность, с какими был написан наливкинский текст, все же отнеслись к высказанным в нем опасениям достаточно сдержанно и полагали, что пока нет оснований говорить о каком-либо возможном совместном антиевропейском выступлении «мирового мусульманства».

В четвертой главе освещается положение дел в Оренбургском и Таврическом муфтиятах в конце XIX - начале XX вв., подчеркивается усиление более жестокого правительственного контроля над их деятельностью. Отказ от выборности здесь муфтиев «снизу», переход в 1890 г. к назначению их «путем поставления сверху» МВД по «Высочайшему» повелению означали, тем самым, практическое свертывание минимальных элементов демократии в жизни ОМДС и ТМДП. При обзоре ситуации в Таврическом муфтияте рассматривается проблема с обнаружившимися здесь

«злоупотреблениями» с вакуфными имуществами, управление которыми в конечном счете в 1891 г. было взято в непосредственное ведение МВД.

При характеристике положения «исламского дела» на Кавказе особое внимание было уделено исследованию устройства духовной жизни северокавказских мусульман (Кубанская и Терская области, Ставропольская губерния). В диссертации анализируются проекты документов об организации централизованного управления духовными делами мусульман Северного Кавказа, которые в вО-РО* гг. XIX в. были представлены тогдашними правителями Кавказского края A.M. Дондуковым-Корсаковым и С.А. Шереметевым, констатируется, что эти, так и не утвержденные материалы были отправлены петербургскими «верхами» на «дальнейшую доработку». При их длительном «совершенствовании» в чиновничьих канцеляриях Петербурга и Тифлиса в основу предполагаемого для мусульман Северного Кавказа «Положения» был поставлен главный «прежний принцип кавказского начальства: ограничение числа мусульманского духовенства и полное его подчинение местной администрации».

В четвертой главе анализируется подготовленный в 1885 г. проект «Положения» об управлении духовными делами мусульман Степного края (совр. Казахстан), констатируется, что главной политической задачей данного законодательного акта, с точки зрения имперских властей, была «необходимость», как им казалось, постараться всячески сократить влияние «исламского фактора» и «татарства» в жизни кочевников Центральной Азии. В конечном счете в Петербурге было решено не принимать по делам мусульман-степняков отдельного регламента, и вопросы устройства их конфессионального быта были в кратком виде очерчены в «Степном положении» 1891 г. В этом документе было закреплено выведение «магометан-киргизов» [казахов - Д.А.] из под юрисдикции Оренбургского муфтията, законодательно ограничены возможности воздействия на них «татарства» и шариата, их семейно-брачные и наследственные дела должны были теперь решаться исключительно на основе норм обычного права.

При рассмотрении вопросов жизни мусульман Туркестана в четвертой главе диссертации главное место уделяется исследованию последствий произошедшего в мае 1898 г. под лозунгом антирусского «джихада» Андижанского восстания. Данное движение было быстро и жестко подавлено, но под его впечатлением военно-административные структуры Петербурга и Ташкента подготовили целый ряд «противоисламских» документов. Центральное место среди них занимал «всеподданнейший» доклад «Ислам в Туркестане», направленный в 1899 г. Николаю И. Этот доклад был официально представлен тогдашним генерал-губернатором Туркестана СМ. Духовским, фактически же, как нам представляется, ведущую роль в его составлении сыграл упомянутый выше ташкентский исламовед, в то время чиновник «по особым поручениям» при главе края В.П. Наливкин. По нашему мнению, «Ислам в Туркестане» - один из наиболее значительных официальных материалов по «мусульманскому делу», появившихся в царской России. В этот документ были включены аналитическая характеристика «магометанского закона», обзор истории отношений Русского государства с исламским миром и обширный перечень жестких «противомусульманских» мер, предлагаемых к реализации не только в Средней Азии, но и во всей империи. Так Духовским планировалось развернуть «беспощадную борьбу» с «мусульманством» во «всех углах» России, немедленно упразднить, как «вредные», все мусульманские духовные правления и др. Ташкентской администрацией в конце 1899 г. были также представлены «наверх» проекты законодательных актов - «Временных Положений» об управлении мусульманами Туркестана, мусульманскими учебными заведениями и вакфами, расположенными на территории края. В диссертации подчеркивается, что при подготовке данного блока проектов руководство Русского Туркестана испытывало известные колебания и какое-то время даже полагало возможным создать исламское «Особое Туркестанское Духовное правление» из членов-мусульман во главе с русским (!) председателем. Данная идея, однако, была сразу же с неодобрением встречена в петербургском

Департаменте духовных дел МВД и была тотчас отвергнута самими ее инициаторами. В конечном счете ташкентские администраторы ограничились предложением завести для «надзора» за «мусульманством» специальных чиновников в Сыр-Дарьинской, Самаркандской и Ферганской областях Туркестанского края. В итоге длительного обсуждения в Петербурге представителями различных ведомств (Военного министерства, МВД, МИДа, Минфина и др.) ташкентских предложений по «магометанству» было утверждено мнение, характерное для царской бюрократии эпохи заката монархии Романовых. Имперские власти решили отказаться от каких-либо изменений в сложившейся практике государственного регулирования ислама там, где оно было в стране официально организовано, а в Туркестане же ничего нового вообще не создавать и никаких специальных «Временных Положений» об его мусульманах не утверждать.

В четвертой главе приводятся оценки мусульманского мира, данные на рубеже XIX-XX вв. высшей политической элитой Российской империи, сравниваются воззрения на «исламскую» проблему крупнейших сановников монархии Романовых Н.Х. Бунге и СЮ. Витте. Так Витте был сторонником проявления широкой терпимости по отношению к «магометанскому закону» и подчеркивал в 1900 г. то, что российская «внутренняя политика по мусульманскому вопросу является важным фактором политики внешней... едва ли было для нас выгодно... на Востоке, чтобы с именем [России - Д.А.] стало соединяться представление о силе, хотя и могущественной, но враждебной и нетерпимой по отношению к мусульманству». Вместе с тем, нами констатируется, что и Бунге, и Витте все же воспринимали ислам, как «чуждое» явление для воспитавшей их европейско-христианской культурной традиции. Даже более толерантный в этой паре политических деятелей, Витте, признавая равноправие мусульман, как подданных империи, отнюдь не предполагал уравнять ислам в правах с православием. В диссертации подчеркивается то, что ключевой проблемой для «верхов» царской России к концу XIX в. стал вопрос о способах и методах интеграции

этноконфессионального многообразия подданных монархии Романовых в «единое целое». В этом плане Бунге и Витте были солидарны - путь подобного слияния виделся ими прежде всего через развитие «правильного», то есть основанного на базе русского языка европейского образования. В первые годы XX в. «верхи» империи все более ощущали неизбежность приближающегося политического кризиса и считали, с целью снятия его остроты, возможным и наиболее простым пойти на определенные уступки в вопросах «веры». В 1903-1904 гг. царские власти заявили о своей готовности отменить всякие «стеснения» в религиозной жизни «иноверцев» в том числе и мусульман. Все эти шаги не смогли и, конечно, не могли предотвратить революционный взрыв 1905 г.

В главе V «Система государственного регулирования ислама в Российской империи в 1905-1917 гг.» оценивается влияние первой русской революции на политику царизма в «мусульманском вопросе», подчеркивается что события 1905 г., особенно Манифест 17 октября, способствовали возникновению исламских общественных организаций и собраний (мусульманские съезды, мусульманская фракция в Государственной думе и др.). Имперская бюрократия, однако, отнюдь не собиралась обсуждать вместе с мусульманами проблемы изменения организации их духовной жизни и в последнее десятилетие истории монархии, выступая против обновленцев -«джадидов», поддерживала наиболее «антимодернистски» настроенные круги российской мусульманской общины.

В диссертации рассматриваются предложения по преобразованию конфессионального быта мусульман, сделанные в 1905 г. оренбургским муфтием М. Султановым и в 1906 г. III Всероссийским мусульманским съездом. Первый документ носил более умеренный характер, второй был заметно радикальнее, но в целом оба они не выходили за рамки воззрений, присущих российским «конституционным демократам» («кадетам»). При определенных различиях этих предложений едиными для них были: а) выбор пути преобразований методом «реформ сверху» и готовность в этом

сотрудничать с институтом монархии; б) стремление к полной всероссийской централизации управления духовной жизни мусульман; в) желание избавиться от повседневного контроля царской бюрократии, особенно чиновников МВД. Общим для этих документов было проявление в них традиционного патриархально-российского устремления иметь дело и решать ключевые вопросы мусульманской судьбы и жизни непосредственно с самим царем. Эти, в целом достаточно политически лояльные предложения мусульман, тем не менее, вызвали беспокойство и озабоченность в правительственных кругах, реагировавших на них весьма негативно.

В пятой главе анализируются проекты представителей имперской бюрократии по «мусульманству», появившиеся в годы первой русской революции, главным образом, в ходе межведомственных или внутриведомственных обсуждений - Особых совещаний. Нами констатируется, что, в отличие от мусульманской общественности, царские чиновники, напротив, стремились к максимально возможной «децентрализации» и «разобщенности» исламских структур управления «магометанским законом» и всячески поощряли «враждебные» отношения между различными «мусульманскими племенами и течениями»: суннитами и шиитами, тюрками и иранцами, татарами и башкирами и т.д. Видные царские администраторы В.П. Череванский и А.С. Будилович особо подчеркивали значение задачи «сдерживания ислама в нерусской школе» и необходимость «укрепления» в «магометанской среде» важных для прочности монархии «русских образовательных начал».

Первостепенное значение «мусульманскому вопросу» придавал последний крупный государственный деятель царской России, премьер-министр и глава МВД в 1906-1911 гг. П.А. Столыпин. В диссертации подробно рассматривается роль Столыпина в разработке «исламского дела», которую он определил тогда в качестве одного из важнейших направлений во внутренней и внешней политике России, особенно после начала революций 1907-1911 гг. в Иране и 1908-1909 гг. в Турции. Данные революции вызвали

сильнейшую обеспокоенность главы правительства царской России, который стремился предотвратить воздействие событий, происходивших в этих мусульманских государствах, на российское «мусульманство». Так в предписании 1910 г. губернаторам территорий со значительным исламским населением Столыпин писал: «Без сомнения, что всякое влияние на наших мусульман со стороны политических деятелей культурно-враждебного нам государства, каким является Турция, должно быть пресечено в корне». Нами особо выделяется значение столыпинских записок по «мусульманскому вопросу», датируемых январем и августом 1911 г. По нашему мнению, ведущую роль в реальной подготовке текстов данных документов сыграл ближайший соратник и единомышленник П.А. Столыпина, директор ДДДИИ МВД в 1908-1911 гг., крупный этнограф А.Н. Харузин. Столыпин был убежден в том, что активизация «мусульманского движения» и «мусульманской образовательной системы» угрожает «историческим задачам русской государственности». Первостепенное значение премьер-министр царской России придавал задачам борьбы с «пантюркизмом» и «панисламизмом», но, вместе с тем, он был сторонником осторожной тактики в реализации правительственной политики по исламу. Так Столыпин писал о необходимости стараться «не раздражать» мусульманское, «в общей своей массе, лояльное» население, «не касаться всегда чувствительной стороны [его - Д.А.] религиозных убеждений». Важное место премьер-министр уделял организации в мусульманской среде системы «русского просвещения», как способа реализации идеи интеграции «мусульманства» в единое «государственное тело» империи. Он в целом разделял высказанную ранее В.П. Череванским оценку Оренбургского муфтията, как своего рода «мусульманского Рима», был сторонником грядущей его «децентрализации», но полагал, что этот замысел надо обдумать более тщательно, поручив подготовку его аппарату МВД. Таким образом, Столыпин был категорическим противником выдвинутой мусульманской общественостью идеи «единения» мусульманских духовных правлений и настаивал на еще большем,

всестороннем укреплении системы повседневного «государственного присмотра» над всеми сторонами духовной жизни российских мусульман.

Во многой близкой к точке зрения Столыпина на ислам оказалась сформулированная в том же 1911 г. позиция старейшего сановника империи -фельдмаршала Д.А. Милютина. По твердому мнению Милютина, важнейшим направлением государственного воздействия на «мусульманский мир в России» должно было стать решение «школьного вопроса» с приоритетом в нем «русских начал».

В пятой главе характеризуется разработка «мусульманского вопроса» в 1905-1914 гг. в центральных ведомствах империи. Так констатируется заметное возрастание накапливания разнообразной информации по исламской тематике, собираемой такими подразделениями, как Департаменты духовных дел и полиции МВД. Среди чиновников Минвнудела - специалистов по «мусульманству», на наш взгляд, была особо заметна деятельность упомянутых выше А.Н. Харузина и С. Г. Рыбакова.

Достаточно оперативно реагировали на возрастание роли «мусульманского фактора» Военное и Морское министерства. Так в 1906-1908 гг. был подготовлен и утвержден закон о введении должностей «военных мусульманских мулл» в сухопутных войсках империи. В «Своде морских постановлений» в 1910 г. были закреплены правила отправления «военно-морскими служащими магометанами» их религиозных обрядов в море и на берегу.

Еще до 1905 г. существенно активизировалась деятельность по исламу царского МИДа. Так в начале 1904 г. русскому консульству в Багдаде пришлось предпринять целый ряд непростых мер, дабы сорвать замысел англичан организовать шиитских духовных авторитетов Кербелы и Неджефа на провозглашения ими «джихада» среди шиитов Русского Закавказья в первые месяцы русско-японской войны. Действия МИДа по «исламизму» особо расширились после начала иранской и турецкой революций (контроль над паломничеством, поведением эмигрантов из России и др.). В диссертации

подробно рассмотрен ряд документов, составленных русским послом в Турции в 1910-1912 гг. Н.В. Чарыковым. Этот крупный российский дипломат постоянно подчеркивал опасность для устоев монархии Романовых идущих из Турции идей «панисламизма» и «пантюркизма» и настаивал на организации действенного им противостояния. Среди вопросов будущего «мусульманского мира» Чарыкова крайне интересовал тот, который был связан с возможным низвержением Османской династии султанов-халифов. В своих донесениях в Петербург Чарыков констатировал стремление Великобритании возродить Арабский халифат в «сфере» британских интересов на Ближнем Востоке, сделав новыми халифами каких-либо подконтрольных англичанам местных правителей. При всех своих заметных симпатиях к Англии, Чарыков все же весьма сомневался в пользе для России от подобной перспективы усиления позиций Лондона в «заграничном мусульманском мире».

В пятой главе анализируется положение дел в различных мусульманских районах империи в 1905-1914 гг. Можно резюмировать, что к 1914 г. царские чиновники пришли к выводу о нецелесообразности и «опасности» что-либо «радикально» менять в деятельности Оренбургского и Таврического муфтиятов. Констатируя обострение политической ситуации на Кавказе, имперские «верхи» также воздерживались от внесения каких-либо «новаций» в жизнь мусульман этой части империи. Известно, что в 1906-1914 гг. вопрос о создании северокавказского муфтията ставился несколько раз, причем, как царскими чиновниками, так и мусульманскими и русскими общественными деятелями, преимущественно либерального направления. Все данные предложения, однако, постоянно отвергались в Петербурге, в том числе лично Николаем И. Руководство империи откровенно опасалось, что в случае учреждения данного муфтията может произойти «вредная» для царизма «антиправительственная» консолидация мусульман Северного Кавказа. Аналогичная политика продолжала проводиться царскими администраторами и в Средней Азии. Здесь сохраняли свою силу принятые еще в 60е гг. XIX в. решение о полном «внешнем игнорировании» среднеазиатского ислама и

отказ от создания какого-либо органа централизованного управления духовной жизнью местных мусульман. Руководство Русского Туркестана стремилось всячески усилить свой контроль над главными очагами «исламизма» в регионе («бухарский вопрос»).

В работе рассматриваются два прошедших накануне начала первой мировой войны в Петербурге мероприятия - правительственное Особое совещание по «мусульманству» (апрель-май 1914 г.) и IV Всероссийский мусульманский съезд (июнь 1914 г.). Представители мусульманской общественности настаивали на создании новых мусульманских муфтиятов на Северном Кавказе и в Туркестане и желали внесения в жизнь уже существующих исламских правлений «начал широкой автономии», то есть большей свободы от правительственного контроля. Царские же чиновники фактически ничего не хотели менять в сложившейся практике исламского духовного устройства. Все возможные, даже минимальные изменения переносились ими в «неопределенное будущее», когда в правительственных «сферах» наконец «созреют» решения о кардинальной перестройке организации духовной жизни отечественного «мусульманства». Таким образом, здесь ярко проявился старый принцип бюрократии, особенно характерный для дряхлеющих государственных образований: «Тронешь часть - посыпется все». Как показано в диссертации, данный постулат продолжал определять политику царизма в «мусульманском вопросе» и в годы первой мировой войны. Приводимые нами документы имперского МВД за 1916 г. откровенно свидетельствуют о неприкрытом стремлении царской бюрократии «тянуть» время в решении даже самых второстепенных вопросов мусульманской жизни, особенно в условиях кризиса верхов и министерской чехарды, свойственных последним месяцам истории самодержавия в России. События русской революции 1917 г. ознаменовали наступление нового, качественно иного этапа в истории российских мусульман, изучение которого является предметом других специальных исследований.

В «Заключении» подводятся итоги исследования.

Важнейшая часть истории России - это ее отношения с миром ислама. В диссертации была рассмотрена одна из ключевых сторон данной проблемы в прошлом - существование системы государственного регулирования духовной жизни мусульман в Российской империи. Значимость этого управленческого института для властей империи связывалась с тем, что расширение территории Российского государства сделало в XVI-XIX вв. русско-подданными многие миллионы последователей вероучения, основанного пророком Мухаммадом. Хотя ислам никогда не был официально запрещен в Древней Руси и в первые полтора столетия правления династии Романовых, но его статус и положение его последователей не были законодательно регламентированы, они нередко подвергались гонениям, что вызывало справедливое недовольство в мусульманской среде.

Интересы внутренней государственной стабильности, задачи внешней политики страны побудили имперагрицу Екатерину II изменить курс поведения по отношению к «магометанскому закону». Произошедшее в 17671773 гг. признание конфессиональной терпимости в подходе к «иноверцам», в том числе мусульманам, несомненно было положительным явлением в истории России. Оно гарантировало более спокойные условия для устройства духовной жизни миллионов российских мусульман. Вместе с тем, и в дальнейшем правительственная политика по отношению к исламу оставалась достаточно противоречивой. На наш взгляд, это объяснялось самой логикой превращения России из просто большой по территории страны в Империю. Данное обстоятельство породило в действиях царских властей по отношению к исламу и мусульманам стремление реализовать две неизбежные в подобной ситуации цели — своего рода задачу-«минимум» и задачу-«максимум».

Первая из них была достаточно непростой, решалась довольно долго, потребовала определенных организационных усилий и денежных затрат, но в сущности носила сугубо административно-технический характер. Присоединение огромных регионов со значительным мусульманским

населением заставило правителей страны, начиная с Екатерины И, заняться прежде всего в «правительственных целях» учреждением институтов управления духовной жизнью мусульман и органа «государственного присмотра» за ними. Решение последней проблемы привело в 1810 г. к созданию специальной светской чиновничьей структуры, которая после серии административно-бюрократических метаморфоз в конечном счете оформилась в Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел (ДДДИИ МВД). Одно из отделений ДДДИИ постоянно занималось контролем за мусульманами. В конце XVIII в. - 70^ гг. XIX в. сформировалась основная русская законодательная база, регламентировавшая общеимперский порядок духовной жизни мусульман в монархии Романовых. В последующие десятилетия истории царской России эти правовые документы лишь корректировались или дополнялись. Начиная с 1788 г., царское правительство, исходя прежде всего из своих интересов, стало выстраивать там, где оно считало это нужным, систему мусульманских духовных правлений. Данный организационный процесс происходил в разных районах страны со своими заметными особенностями. В Европейской России, Сибири, части Закавказья мусульмане были подчинены соответственно Оренбургскому, Таврическому и Закавказскому суннитским муфтиятам и Закавказскому шиитскому правлению. В Степном крае (совр. Казахстан) регулирование духовной жизни мусульман-«киргизов» носило подчеркнуто «децентрализованный» характер. Наконец, на Северном Кавказе, в ряде районов Закавказья и Туркестане какая-либо формальная организация «сверху» духовной жизни мусульман неоднократно планировалась, но так и не была учреждена. Это отнюдь не означало, что административно-полицейские органы монархии не наблюдали повсюду внимательнейшим образом за местными мусульманами и не отслеживали тревожные для себя явления и процессы в их среде. Последнее было особенно важно, ибо «исламский фактор» являлся для России составным элементом системы внешнеполитических отношений со странами со значительным

мусульманским населением, в первую очередь с ее ближайшими соседями -Турцией и Ираном.

Наряду с созданием исламских управленческих структур, царские власти, начиная с екатерининского времени, стали включать представителей мусульманской общины России в различные имеющиеся в монархии сословия и сословные группы (дворянство, купечество, казачество и др.) с распространением на них соответствующих прав и обязанностей. Постепенно был организован порядок духовной жизни мусульман в Вооруженных силах Российской империи: гвардии, армии, военно-морском флоте. Признав ислам, как законно существующую в стране религию, царские администраторы обязаны были учитывать особенности догматов «магометовой» веры и отправления мусульманского культа. Это побуждало их организовывать особый, с использованием Корана порядок принесения мусульманской воинской и судебной присяги, обеспечивать возможность паломничества желающих верующих в Святые места ислама и т.д.

Решая все подобные сюжеты в рамках реализации задачи-«минимум», политики империи никогда не забывали о необходимости постараться достичь и целей задачи-«максимум» - оптимально интегрировать русско-подданных мусульман в единое «государственное тело». Данное желание не являлось оригинальным, оно было характерным с глубокой древности для Империй и Запада и Востока, к этому целенаправленно стремились и Римская империя, и Китай эпохи династии Хань. Поэтому проявившийся в «петербургский период» русской истории замысел монархии Романовых «слить» всех своих подданных в «единое целое» на «русских началах» не являлся чем-то новым в мировой истории. Другое дело, что в деле со своими собственными мусульманами власти России столкнулись, на наш взгляд, с неразрешаемой задачей, во всяком случае, в том виде, как это они пытались делать. «Мусульманский мир в России» и в XVIII в., ив XIX в., ив начале XX в. (впрочем и через сто лет после этого) был в основном послушен и лоялен по отношению к государству, но он никогда не хотел (и сейчас не хочет)

отказываться от конфессиональной самобытности своей жизни, в которой ислам являлся (и является) для него единственно приемлемой формой существования социума. Какое-то время казалось, что имперская власть нащупала оптимальный путь внедрения «русских начал» в мусульманскую среду - действовать через школу, основанную на базе русскоязычного обучения. Однако в конце XIX в. мусульманская общественность стала организовывать школы, с обучением на основе национального, «материнского» языка. При этом необходимо отметить, что подавляющая масса мусульманской интеллигенции была сторонницей знания и русского языка, соблюдала в целом лояльность по отношению к России, но являлась жесткой противницей растворения своего «мусульманского мира» в «российской имперской общности» и стремилась сохранить свою конфессиональную идентичность.

Следует подчеркнуть, что попытка реализации задачи-«максимум» была скорее мечтой, чем реально и успешно осуществляемым проектом. Его поддерживали представители миссионерских кругов «официального православия», о нем писали и говорили многие влиятельные сановники империи, но российская действительность была все же иной. Монархия Романовых являлась державой, устои которой были основаны на вере в Бога, она официально признавала ислам, как веру в Бога миллионов своих подданных. Подавляющее число царских чиновников, как это свойственно для любой бюрократической структуры, были прежде всего прагма гиками. Они, как правило, осознавали, что все более количественно возраставшая масса последователей «магометанского закона» сохранила и будет и дальше сохранять свою веру и изменить здесь что-либо в направлении «ослабления ислама» им практически невозможно. Стоит также отметить, что после эпохи критики самого существования мусульманских духовных правлений и исламская общественность, и царские чиновники постепенно стали признавать пользу их существования. Мусульмане поняли, что несомненно чуждые исламским традициям данные духовные управленческие структуры являются

наиболее прочными легальными «элементами устойчивости» позиций ислама в России. Исламские духовные правления в целом были нужны и властям монархии, как необходимые механизмы «поддержания благоразумия» в мусульманской массе. Наиболее толковые царские чиновники и офицеры, как правило, чаще всего жандармы, сознавали, что действовать по отношению к исламу надо крайне «осторожно» и «деликатно», а лучше всего - вообще его «не трогать».

Историю имперской политики государственного регулирования ислама в царской России можно рассматривать, как своеобразный индикатор смены эпох жизни монархии Романовых. Умелые и дальновидные решения Екагерины II по исламу, осторожные шаги в этом направлении правительства Александра I, многочисленные, иногда государственно-значимые, иногда мелочно-недалекие «мусульманские» указы Николая I происходили на фоне все большего внешнего усиления могущества Империи, разбившей величайшего завоевателя XIX в. - Наполеона Бонапарта. Непоколебимость авторитета русской силы четко ощущалась подданными монархии Романовых, особенно людьми Востока, к числу которых принадлежало и российские мусульмане. На наш взгляд, для них важным качественным рубежом явилась Крымская война 1853-1856 гг. Впервые после Прутского похода 1711 г. османская Турция во главе с султаном-халифом всех мусульман-суннитов оказалась (пусть только на бумаге) в ряду победителей России. Это событие произвело сильнейшее психологическое воздействие на умы российских мусульман. Тем не менее монархия Романовых продолжала и дальше расширять свои владения на Востоке. К середине 80х гг. XIX в. под ее властью оказались весь Северный Кавказ, юго-западные районы Закавказья и Туркестан, что привело к еще более резкому росту числа русско-подданных мусульман. Однако, ранее этого, еще в 60-705 гг. XIX в., царские администраторы стали задумываться о том, как и каким образом удерживать эту многочисленную «инородческую» и «иноверческую» массу в повиновении. Пожалуй, одним из первых в 1884 г. заявил о восприятии

проблемы ислама, как «мусульманского вопроса», казанский исламовед и педагог Н.И. Ильминский.

Два последних десятилетия XIX и первые годы XX вв. стали временем внешнего торжества охранительной политики самодержавия и попыток «великодержавного» наступления на права нерусского населения империи, в том числе и мусульман. Синхронно эта эпоха явилась также периодом начала подъема мусульманского движения вне и внутри России. Своеобразие отечественной ситуации в данном вопросе заключалось в том, что подавляющее большинство тюркоязычного населения России были мусульманами, для них «национальное» и «религиозное» пробуждение оказалось «тожественным». Вместе с тем, даже когда по мере развития тюркского национального движения, оно начало расщепляться на отдельные сегменты, и каждый тюркоязычный этнос стал заявлять о самобытности своих культуры, языка и т.п., все они продолжали помнить о своей исламской идентичности и принадлежности к общей генетической основе -«мусульманскому миру в России».

События первой русской революции, революций в Турции и Иране резко активизировали, как деятельность имперских властных структур по «мусульманскому вопросу», так и политическое движение самих российских мусульман. В 1905 г. самодержавие вынуждено было легализовать деятельность мусульманских союзов и собраний, позднее признать право на существование мусульманской фракции в Государственной думе. В правительственном аппарате, в центре и на местах, серьезно расширилась разработка «мусульманского дела», неоднократно проводились Особые совещания, обсуждавшие исламские проблемы, составлялось значительное количество ведомственной документации по исламу. Серьезнейшее внимание «мусульманскому делу» уделял последний крупный государственный деятель царской России премьер-министр П.А. Столыпин. Анализ всей имеющейся, весьма обширной базы данных показывает, что в основе имперских подходов к осмыслению состояния «мусульманского вопроса» и происходящих в

исламской среде событий лежали, как архаично-традиционные стереотипы восприятия («магометанин» = «фанатик»), так и новые фантомы - страхи перед угрозами «панисламизма» и «пантюркизма».

Важнейший принцип в позиции царизма тех лет заключался в том, что правительственные круги не хотели вступать ни в какой конструктивный диалог с представителями мусульманской общественности, видя в них лишь «радикалов» и «ниспровергателей основ». Показателем все более заметно усиливающегося кризиса имперской власти являлось то, что практически с 1905 г. ни одно серьезное предложение по изменению системы государственного регулирования ислама в России так и не было реализовано, причем это касалось, как мусульманских проектов, так и предложений самих царских администраторов. Объяснения имперских чиновников о причинах подобного административно-законодательного «ступора» звучали примерно так: частные вопросы духовной жизни мусульман нельзя решить без подготовки общего кардинального «решения по мусульманству», и это произойдет, но не сейчас, а в будущем. Подобного рода обещания продолжали звучать до самого конца самодержавия в России, наступившего в феврале 1917 г.

Несмотря на все вышесказанное, все же можно констатировать, что вплоть до падения монархии Романовых в России существовала далеко не идеальная, но в целом достаточно удовлетворяющая основные религиозные потребности мусульман, находившаяся под «государственным присмотром» за ней система организация их духовной жизни. В современных условиях представляется особенно важным осмысление прошлых характера и форм отношений российской власти с «мусульманским миром в России», учет и трезвая оценка позитивного и негативного в имеющемся опыте государственной политики по данной проблеме.

Основные публикации по теме диссертации:

Монография.

1. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII - начало XX вв.). М., Изд-во МГЛУ. 288 с. (18 п.л.).

Научные публикации в изданиях, рекомендованных Высшей Аттестационной комиссией.

2. Исследователи «Записки» Ибн Фадлана в России (к 60-летию издания «Путешествия Ибн Фадлана на Волгу») // Славяноведение. 1999. № 3. (0,9 п.л.)

3. А. П. Ермолов и мусульманский мир Кавказа // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 2001. № 6. (0,7 п.л.)

4. Законодательство Российской империи о мусульманском браке // Преподавание истории в школе. 2001. № 8. (0,4 п.л.)

5. Мусульмане и Российское государство // Преподавание истории в школе. 2001. №4. (0,5 п.л.)

6. В.П. Наливкин «Нам необходимо всегда помнить о грозящей опасности» // Военно-исторический журнал. 2002. № 6. (0,5 п.л.)

7. Записки П.А. Столыпина по «мусульманскому вопросу» 1911 г. II Восток. 2003.№2.(2,2 п.л.)

8. «Учредить штатные должности военных магометанских мулл». Военное министерство Российской империи и мусульманский вопрос // Военно-исторический журнал. 2003. № 4. (0,5 п.л.)

9. Этноконфессиональный фактор в Центральной Азии в оценке русских военных исследователей. XIX-XX вв. // Восток. 2003. № 3. (0,3 п.л.)

10. В.Н. Татищев об исламе // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 2004. № 4. (0,3 п.л.)

11. «Можно отметить ряд высоких подвигов воинской доблести, проявленных мусульманами» // Военно-исторический журнал. 2004. № 11. (0,4 п.л.)

12. «Опасные для единства нашего государства проповедники». П.А. Столыпин о политике Турции в отношении России и панисламизме. 1910 г. // Отечественные архивы. 2004. № 3. (0,5 п.л.)

13. «Трудностей разрешения мусульманского вопроса не отрицают и сами мусульмане». Материалы Министерства внутренних дел России. 1916 г. // Исторический архив. 2004. №1.(1,0 п.л.)

14. Мусульманский мир в восприятии верхов Российской империи // Вопросы истории. 2005, № 4. (0, 5 п.л.)-

15. Проекты устройства управления духовными делами мусульман в Туркестане. Документы Архива внешней политики Российской империи. 1900 г. // Исторический архив. 2005. № 1. (1,5 п.л.) (В соавторстве с Д.В. Васильевым).

Другие научные публикации.

16. Бухарское ханство в русской востоковедческой историографии. М., Изд-во МГУ. 1981.128с.(7,Опл.)

17. The Bukhara Khanate at the End ofthe 1901 Century // Bukhara. London. 1993. (1,0 п.л.)

18. Русь и Восток в XIII в.: к вопросу о возможности русского влияния в монгольской истории // Источниковедение и компаративный метод в гуманитарном знании (Тезисы докладов и сообщений научной конференции). М., 1996. (0,2 п.л.)

19. Академик В.В. Бартольд о задачах истории и историков (По материалам научного наследия) // XIX Научная конференция по историографии и источниковедению Азии и Африки. (Тезисы докладов). СПб., 1997 (0,2 п.л.)

20. Императрица Екатерина II и положение ислама и мусульман в Российской империи // Сподвижники Великой Екатерины. (Тезисы докладов и сообщений конференции). М., 1997. (0,2 п.л.)

21. В.В. Бартольд и его работа «О восточных империях» // Славяне и их соседи. Сборник тезисов 17 конференции памяти В.Д. Королюка. М., 1998 (0,2 п.л.)

22. В.В. Бартольд о русских исследователях Азии // Россия и Восток: взгляд из Сибири. Тезисы научных докладов. Иркутск. 1998. Ч. II. (0,2 п.л.)

23. Василий Владимирович Бартольд о Сибири // Этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий. Сборник научных трудов. Омск. 1998.(0,3 п.л.)

24. Неправославные религии в системе государственного управления Российской империи // Государственное управление: история и современность (Материалы международной научной конференции). М., 1998. (0,2 п.л.)

25. В.В. Бартольд о ханах Улуса Джучиева // Русское средневековье. 1998. М. 1999. Вып. 2.(0,5 п.л.)

26. Ислам в системе государственного законодательства Российской империи // Российская государственность: традиции, преемственность, перспективы. Материалы II Чтений памяти профессора Т.П. Коржихиной. М., 1999. (0,3 п.л.)

27. Мусульманское дворянство в Российской империи // Мусульмане. 1999. № 2-3. (0,4 п.л.)

28. Первый российский указ о паломничестве в Мекку // Россия в средние века и новое время. М., 1999. (0,5 п.л.)

29. Политика Российской империи по отношению к славянским и неславянским группам дворянства на территории бывшей Речи Посполитой // Славяне и их соседи. Сборник тезисов 18 конференции памяти В.Д. Королюка. М.,

1999.(0,2 п.л.)

30. А.Е. Крымский о Коране, его переводах и изданиях в Европе и России в XVШ-XIX вв. // IV Востоковедные чтения А. Крымского (Тезисы международной научной конференции). Киев. 2000. (0,1 п.л.)

31. В.В. Бартольд и его работа «Об одном историческом вопросе» // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998. М., 2000. (0,7 п.л.)

32. В.Н. Татищев о Коране // Сборник Русского Исторического общества. М.,

2000.Т.З(151).(0,4 пл.)

33. Ислам // Законодательство Екатерины II. М., 2000, Т. I. (0,5 п.л.)

34. Ислам в оценке российских государственных деятелей начала XX века // Российская государственность XX века. Материалы межвузовской научной конференции, посвященной 80-летию со дня рождения профессора Н.П. Ерошкина. М., 2000. (0,2 п.л.)

35. М.М. Сперанский и российское законодательство об исламе и мусульманах // Запад и Восток: традиции, взаимодействие, новации. Материалы III Международной научной конференции. Владимир. 2000. (0,2 п.л.)

36. Мусульмане в российской гвардии // «За веру и верность». 300 лет Российской императорской гвардии. Тезисы научной конференции. СПб., 2000. (0,2 п.л.)

37. Мусульманский рай в описании «Повести временных лет» // Славяне и их соседи. Сборник тезисов 19 конференции памяти В.Д. Королюка. М., 2000. (0,2 п.л.)

38. Н.И. Ильминский и преосвященный Григорий, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский // Христианство и культура. (Тезисы научной конференции). Астрахань. 2000. Ч. II. (0,2 п.л.)

39. «Письма Николая Ивановича Ильминского» как источник по истории русского миссионерства на Востоке // Христианский мир: религия, культура, этнос. Материалы VII Санкт-Петербургских религиоведческих чтений. СПб., 2000. (0, 2 п.л.)

40. The Chingisides and their Status in Asia and East Europe // Hierarchy and Power in the History of Civilization. International Conference. Abstracts. M., 2000. (0,1 П.Л.)

41. Ислам в Российской империи // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Сост. Д.Ю. Арапов. М., 2001. (1,0 п.л.)

42. Ислам и мусульмане в истории России до 1917 г. (характеристика источников проблемы) // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Сост. Д.Ю. Арапов. М., 2001. (0,2 п.л.)

43. Исламовед С.Г. Рыбаков и его деятельность в Министерстве внутренних дел Российской империи // Актуальные проблемы государства и права, политических и правовых учений (Материалы международной научной конференции). Самара. 2001. (0,2 п.л.)

44. Исмаил Гаспринский, его жизнь и деятельность (по материалам Департамента полиции МВД Российской империи) // Исмаил Гаспринский -просветитель народов Востока. К 150-летию со дня рождения. Материалы международной научной конференции. М. 2001. (0,1 п.л.)

45. К истории одного документа о мусульманах // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Сост. Д.Ю. Арапов. М., 2001.(0,2 п.л.)

46. Материальное положение мусульман-чиновников и офицеров, духовных лиц и служащих мусульманских духовных управлений // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Сост. Д.Ю. Арапов. М., 2001.(0,4 п.л.)

47. Мусульмане-Чингисиды и Российское государство // Восточная Европа в древности и средневековье. XIII Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Материалы конференции. М., 2001. (0,2 п.л.)

48. Мусульманское движение в оценках Министерства внутренних дел Российской империи // Исмаил Гаспринский - просветитель народов Востока. К 150-летию со дня рождения. Материалы международной научной конференции. М., 2001. (0,3 п.л.) (В соавторстве с Е.И. Лариной)

49. Образование мусульман в системе учебных заведений Министерства народного просвещения Российской империи в начале XX в. // Образование, наука и производство. Актуальные проблемы гуманитарных и социальных наук. М., 2001. т. IV. (0,1 п.л.)

50. Сергей Гаврилович Рыбаков (Биография и список основных трудов) // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Сост. Д.Ю. Арапов. М., 2001. (0,2 п.л.)

51. А.Е. Крымский об исламском мире // VI Востоковедные чтения А. Крымского (Тезисы международной научной конференции. Киев. 2002. (0,1 п.л.)

52. «Во всем мусульманском мире наблюдается чрезвычайный подъем религиозного и национально-культурного самосознания». Министерство внутренних дел и «мусульманский вопрос» // Источник. 2002. № 1 (0,6 пл.)

53. «Вы посылаетесь в страну, которую мы мало знаем». Разведывательная «программа» русского консула в Кашгаре Н.Ф. Петровского // Источник. 2002. № 6. (0,5 п.л.)

54. «Идет неуловимая пока работа политического перевоспитания мусульман». Департамент полиции о мусульманах в последний год монархии Романовых // Источник. 2002. № 4. (0,7 п.л.)

55. Ислам в книжном собрании А.П. Ермолова // Ставрополь - врата Кавказа: история, экономика, культура, политика. Материалы научной конференции. Ставрополь. 2002. (0,2 п.л.)

56. Ислам в пособиях по истории в России XVIII в. // Музей. Общество. Религия: аспекты взаимодействия. Материалы IX Санкт-Петербургских религиоведческих чтений. СПб., 2002. (0,1 п.л.)

57. Манифест 8 апреля 1783 г.: подготовка, принятие, международное признание // Сборник Русского Исторического общества. М., 2002. Т. 4 (152). (0, 4 п.л.)

58. Мусульманское движение в Средней Азии в 1910 г. (по архивным материалам Департамента полиции Министерства внутренних дел Российской империи) // Сборник Русского Исторического общества. М., 2002, Т. 5 (153). (0, 7 п.л.)

59. Н.И. Ильминский и его путешествие на Арабский Восток в начале 50х гг. XIX в. // Арабские страны Западной Азии и Северной Африки. М., 2002. Вып. 5. (0, 5 п.л.)

60. П.А. Столыпин о «мусульманском вопросе» // Актуальные проблемы гуманитарных, социальных и экономических наук. Сборник научных и научно-методических трудов. М. 2002. Вып. 1. (0,4 п.л.)

61. Первый русский генерал - мусульманин Кутлуг-Мухаммед Тевкелев // Сборник Русского Исторического общества. М., 2002. Т. 2 (153) (0,5 пл.)

62. Полигамия в мусульманском браке: правовые нормы, стереотип восприятия, реальная практика // Восточная Европа в древности и средневековье. XIV Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Материалы конференции. М., 2002. (0,2 п.л.)

63. «Послужить к утверждению единоземцев своих в преданности правительству». Граф А.Х. Бенкендорф и мусульмане Кавказа // Источник. 2002. № 6. (0,2 п.л.)

64. Присяга мусульман в российских законодательных актах и юридической литературе XIX в. // Древнее право. 2002. М., 2002. № 2 (10) (1,0 п.л.)

65. Россия и Средняя Азия в XVIII - начале XX вв. // Сборник Русского Исторического общества. М., 2002. Т. 5 (153). (0,4 п.л.)

66. Русский посол в Турции Н.В. Чарыков и его «заключение» по «мусульманскому вопросу» // Вестник Евразии. 2002. № 2(17). (0,7 п.л.)

67. «Совершенно запретить въезд в пределы наши». Два распоряжения императора Николая I по «мусульманскому вопросу» // Источник. 2002. № 5. (0, 2 п.л.)

68. Управление духовными делами мусульман Кавказа в Российской империи // Актуальные проблемы гуманитарных, социальных и экономических наук. Сборник научных и научно-методических трудов. М. 2002. Вып. 1. (0,5 п.л.)

69. Чингисиды и их статус в Центральной Азии и Восточной Европе // Кочевая альтернатива социальной эволюции. М. 2002. (0,5 п.л.)

70. «Что, если мы найдем в Афганистане не друзей, а врагов?». Генерал Н.И. Гродеков о русской политике в Афганистане // Источник. 2002. № 5. (0,2 п.л.)

71. Romanov's Empire and Administration of Ecclesiastical Affairs of Muslim Community in Russia // Hierarchy and Power in the History of Civilization. International Conference. Abstracts. M. 2002. (0,1 п.л.)

72. A.E. Крымский об институте «муфти» в исламе // VII Востоковедные чтения А. Крымского. (Тезисы международной научной конференции) Киев. 2003. (0,1 п.л.)

73. «Где есть магометане казачьего сословия». Правила устройства духовной жизни мусульман в казачьих войсках России // Источник. 2003. № 4. (0,2 п.л.)

74. Д.А. Милютин о «мусульманстве» // Актуальные проблемы гуманитарных, социальных, экономических и технических наук. Межвузовский сборник научных и научно-методических трудов. М., 2003. Вып. 2. Т. 2. (0,4 п.л.)

75. Документы об управлении мусульманами Тавриды в конце XVIII - начале XIX вв. (законодательные акты Екатерины II и Александра I, доклад И.В. Лопухина) // Сборник Русского Исторического общества. М., 2003. Т. 7 (155). (0,7 п.л.)

76. «Законная государственная цель - полное объединение, слияние разных племен». Д.А. Милютин и его статья «О разноплеменности в населении государств» //Источник. 2003. № 1. (1,5 п.л.)

77. Записка С.Ю. Витте по «мусульманскому вопросу» 1900 г. // Сборник Русского Исторического общества. М. 2003. Т. 7 (155). (0,7 п.л.)

78. «Желательно, чтобы ознакомление с мусульманством велось без крайностей, более спокойно и разносторонне». Генерал Абд-ал-Азиз Давлетшин и его труды по мусульманскому вопросу // Источник. 2003. № 3. (0,5 п.л.)

79. Касимовское царство в трудах русских востоковедов XIX-XX // Уваровские чтения - V. Материалы научной конференции, посвященной 1140-летию г. Мурома. Муром. 2003. (0,1 п.л.)

80. М.С. Воронцов и мусульмане Крыма // Сборник Русского Исторического общества. М. 2003. Т. 7 (155). (0,3 п.л.)

81. Мусульмане в военно-морском законодательстве Российской империи // Культура и терпимость. К 300-летию Санкт-Петербурга. Материалы X Санкт-Петербургских религиоведческих чтений. СПб. 2003. (0,2 п.л.)

82. «На почве общей для них религии - ислама». С.Г. Рыбаков о мусульманском движении в России. // Источник. 2003. № 4. (0,5 п.л.)

83. «Наша внутренняя политика по мусульманскому вопросу является важным фактором политики внешней». СЮ. Витте и его позиция в мусульманском вопросе // Источник. 2003. № 2. (0,2 п.л.)

84. «Предоставляется совершенная свобода следовать магометанской или другой какой-либо вере». Генерал А.А. Вельяминов об управлении духовной жизнью горцев Кавказа // Источник. 2003. № 5. (0,2 п.л.)

85. Россия и мусульманский мир // Сборник Русского Исторического общества. М., 2003, Т. 7 (155). (0,5 п.л.)

86. Архивные материалы Министерства внутренних дел Российской империи о мусульманском движении начала XX века // Вестник Института Кеннана в России. М. 2004. Вып. 6. (1, 1 п.л.) (В соавторстве с Т.В. Котюковой)

87. Владимир Петрович Наливкин // Мусульманская Средняя Азия. Традиционализм и XX век. М. 2004. (0,4 п.л.)

88. Имперская политика в области государственного регулирования ислама на Северном Кавказе в ХТХ - начале XX вв. // Ислам и право. М. 2004. Вып. 1 (0,5 п.л.)

89. «Ислам в Туркестане». 1899 г. Доклад генерала С.М. Духовского // Мусульманская Средняя Азия. Традиционализм и XX век. М., 2004. (2, 0 п.л.) (В соавторстве с Е.И. Лариной)

90. Мусульманский брак в правовой системе Российской империи // Ислам и право. М., 2004. Вып. 2. (0,5 п.л.)

91. «Не посягать на религию и не стеснять обычаев». Генерал Чингис-хан и «мусульманский вопрос». // Родина. 2004. № 2. (0,4 пл.)

92. «Необходимо... заняться образованием края» (Саттар-хан Абдулгафаров о задачах русской политики в Средней Азии. 1883 г.) // Вестник Евразии. 2004. № 1 (24).(1,0 п.л.)

93. Религиозная обстановка в Терской области в 1909 г. // Кавказский сборник. М., 2004. Т. 1 (33). (0,2 п.л.)

94. Ритмы времени в «Рисале» Ахмеда Ибн Фадлана // Восточная Европа в древности и средневековье. XVI Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Материалы конференции. М., 2004. (0,2 п.л.)

95. С.Г. Рыбаков о немецком влиянии в мусульманском мире // Вестник архивиста. 2004. № 5 (83) (0,4 п.л.)

96. Чиновники в системе государственного регулирования ислама в Российской империи начала XX в. // Государственная власть и общество в России в XX веке. Материалы межвузовской научной конференции. М. 2004. (0,2 п.л.)

97. Кавказские мусульмане по материалам Особого отдела канцелярии наместника Кавказа 1912 г. // Кавказский сборник. М., 2005. Т. 2. (34). (1,5 п.л.).

98. Министерство иностранных дел Российской империи и «мусульманский фактор» // Актуальные проблемы гуманитарных, социальных, экономических и технических наук. Межвузовский сборник научных и научно-методических трудов. М., 2005. Вып. 3 (0, 5 п.л.)

99. «Признать удобность запретить на время...» (Император Александр I и генерал А.П. Ермолов о мусульманском паломничестве) // Кавказский сборник. М., 2005. Т. 2 (34) (0,2 п.л.)

Отпечатано в копицентре Москва, Ленинские горы, МГУ, 1 Гуманитарный корпус. www.stprint.ru e-mail: zakaz@stprint.ru тел. 939-3338 тираж 100 экз. Подписано в печать 06.04.2005 г.

2627

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Арапов, Дмитрий Юрьевич

Введение

Глава I. Источники и историография о системе государственного регулирования ислама в Российской империи.

§1. Источники

§ 2. Историография

Глава II. Ислам и Русское государство (X в. — 1767 г.) Становление системы государственного регулирования ислама в Российской империи в 1767-1857 гг. II, 1. Ислам и Русское государство (X в. - 1767 г.)

§ 1. Ислам и Древняя Русь

§ 2. Ислам в России от Петра Великого до первых лет правления Екатерины II

II, 2. Начало становления системы государственного регулирования ислама в Российской империи (1767-1801 гг.)

§ 1. Введение политики религиозной терпимости

§ 2. Образование Оренбургского муфтията

§ 3. Решение о создании Таврического муфтията

§ 4. Регламентация сословных прав мусульманской знати

§ 5. Ислам и царизм в последние годы XVIII в.

II, 3. Развитие системы государственного регулирования ислама в Российской империи (1801-1825 гг.).

§ 1. Образование главноголравительственного органа по государственному присмотру» над мусульманами

§ 2. Оренбургский муфтият

§ 3. Западная Сибирь и Центральная Азия

§ 4. Таврический муфтият

§ 5. Кавказ 96 II, 4. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (1825-1857 гг.).

§ 1. Ислам и император Николай I

§ 2. Центральные органы имперского контроля над мусульманами

§ 3. Общеимперские законодательные решения по «магометанским» делам «гражданским и военным»

§ 4. Оренбургский муфтият

§ 5. Таврический муфтият

§ 6. Кавказ

§ 7. Мусульмане и Крымская война

§ 8 «Устав духовных дел иностранных исповеданий» 1857 г.

Глава Ш. Система государственного регулирования ислама в Российской империи в 1857-1881 гг.

§ 1. Ислам и Российская империя в царствование Александра II

§ 2. Оренбургский муфтият

§ 3. Таврический муфтият

§ 4. Кавказ

§ 5. Туркестан -

§ 6. Высшая имперская элита России о политике по отношению к мусульманам в конце 70* гг. XIX в.

Глава IV. Система государственного регулирования ислама в Российской империи в 1881-1904 гг.

§ 1. Мусульманская община России (по материалам статистики конца XIX - начала XX вв.)

§ 2. Центральные имперские ведомства, занимавшиеся «мусульманским делом»

§ 3. Мусульманское движение и «исламская» политика царизма в 80е гг. XIX - начале XX вв.

§ 4. Оренбургский муфтият

§ 5. Таврический муфтият

§ 6. Кавказ

§ 7. Степное генерал-губернаторство

§ 8. Туркестан

§ 9. Высшая политическая элита Российской империи о мусульманском мире конца XIX - начала XX вв.

Глава V. Система государственного регулирования ислама в Российской империи в 1905-1917 гг.

§ Г. «Мусульманский вопрос» в первые месяцы революции 1905-1907 гг.

§ 2. Предложения по преобразованию своей духовной жизни, сделанные мусульманской общественностью в 1905-1907 гг.

§ 3. Предложения по переустройству управления духовной жизни мусульман, сделанные в правительственных «сферах» в 1905-1907 гг.

§ 4. П.А. Столыпин и «мусульманский вопрос»

§ 5. Центральные структуры МВД и разработка ими мусульманского вопроса» в 1905-1914 гг.

§ 6. Регулирование духовной жизни мусульман в Вооруженных силах Российской империи в 1905-1914 гг.

§ 7. МИД и «мусульманский вопрос» в 1905-1914 гг.

§ 8. Оренбургский муфтият

§ 9. Таврический муфтият

§10. Кавказ

§ 11. Туркестан

§ 12. Особое совещание по «мусульманству» (апрель-май 1914 г.) и IV мусульманский съезд июнь 1914 г.) в Санкт-Петербурге

§ 13. Мусульмане России и первая мировая война

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Арапов, Дмитрий Юрьевич

Актуальность исследования. Ислам является одной из традиционных религий на территории России. Отношения Русского государства с миром ислама имеют длительную и далеко непростую историю. В ней в единой и практически нераздельной совокупности сочетались экономические и геополитические интересы, потребности и проблемы внутренней и внешней политики России, непохожесть ряда культурных ценностей у православных и «магометанских» жителей одной страны. Выраставшая в борьбе с внешней опасностью Российская держава с самого начала складывалась как объединение имперского типа — огромный конгломерат разноэтнических и поликонфессиональных народов. «Законная государственная цель» подобного политического образования, по словам выдающегося военного реформатора России Д;А. Милютина, - это стремление добиться «полного объединения, слияния разных племен». Именно данной задачей руководствовались наиболее выдающиеся правители страны - Пётр и Екатерина Великие, близкие им по духу государственные деятели, этой установке в конечном счете служил весь правительственный аппарат Российской империи. Важность изучения исламской тематики в жизни современного Российского государства, необходимость лучше и полнее осмыслить происходящие в мусульманской среде внутри и вне страны процессы» заставляют обратиться к анализу более ранних этапов отношений? Руси и России с исламом. Логика развития, доминировавшая: в русской политике XVI-XIX вв., привела к тому, что резкое расширение границ страны на юг и восток ввело в состав России значительные территории с обширным мусульманским населением (Поволжье, Крым, Кавказ, Туркестан и др.). К концу XIX в. четырнадцатимиллионная мусульманская община сделалась второй по численности после: православных вероисповедной группой населения Российской империи. Значение «исламского фактора» в жизни страны в это время особенно возросло в связи с тем, что подавляющей массой тюркоязычного населения России (более 12 миллионов мусульман) понятия «национальное» и «религиозное» воспринимались «тожественно» (В.В. Бартольд). Принадлежность к последователям «магометанского закона» казалась им важнейшим условием выражения своей этнической идентичности. Национальное «пробуждение» данной части жителей страны все более усиливалось по мере постепенного втягивания России во второй половине XIX - начале XX вв. в индустриальное общество и проникновения новых модернизационных настроений в мусульманскую среду. Развитие этого явления в исламской общине империи определялось в источниках и трудах отечественных исследователей, как возникновение «мусульманско го вопроса». Для царской же администрации главным приорите том продолжало оставаться совершенно иное - стремление как можно прочнее «спаять» всех подданных монархии Романовых без различия их вер, в том числе и мусульман, в «единое целое», держа всех их при этом под постоянным «государственным5 присмотром». Все эти явления делают особенно необходимыми изучение политики имперских властей по отношению к российской мусульманской общине, осмысление степени эффективности системы правительственного контроля над духовной жизнью отечественных последователей вероучения, основанного пророком Мухаммадом. Меж тем; исследованность данного круга вопросов в настоящее время продолжает оставаться пока явно недостаточной.

Методологической основой диссертационного исследования является подход к анализу имеющихся фактов на основе соблюдения принципа историзма. При характеристике любого изучаемого явления соблюдался порядок его последовательного рассмотрения с учетом особенностей природы его генезиса и развития под влиянием разнообразных внутренних и внешних факторов. При оценке анализируемых процессов также применялись (с известными оговорками) и цивилизационные критерии; Нам представляется;; что в случае с исламом Россия имела (и имеет) дело со специфическим самодостаточным целым — «мусульманским миром». Его следует воспринимать, как особый, стремящийся сохранить свою гомогенность, историко- и социокультурный феномен, который со времени своего рождения в VII в. стал важным фактором в мировой политике. Следует помнить, что ислам по сути своей это не просто религия, а всеобъемлющая и всепроникающая совокупность правил: и ценностей, определяющих весь образ бытия последователей вероучения, основанного пророком Мухаммадом.

Цель и задача исследования. Целью дисертации является анализ характера и форм отношений государственного аппарата Российской империи с миром отечественного ислама, выявление наиболее существенных проблем в развитии этого процесса. Среди них первостепенной по своему значению представилась тема, исследование которой стало главной задачей данной работы - изучение того, когда, как, каким образом была выстроена и с какой степенью результативности действовала система государственного регулирования ислама в Российской империи, рассмотрение ее законодательной базы и деятельности ее управленческих институтов в центре и на местах (Департамент духовных дел иностранных исповеданий: Министерства внутренних дел: России, Оренбургский, Таврический и Закавказский суннитские муфтияты, Закавказское Духовное правление шиитов).

Хронологические рамки исследования ограничены промежутком времени, начиная с конца 60« гг. XVIII в. до 1917 г. Первичные вехи рассматриваемого нами периода - это появившийся в 1767 г. «Наказ» Екатерины II, теоретически обосновавший необходимость политики» веротерпимости, и указ 1773 г., регламентировавший ее практическую реализацию по отношению к исламу и мусульманам. Работа доводится до событий падения самодержавия в России в итоге Февральской революции.

Научная: новизна диссертации обусловлена? тем, что это первое в отечественной историографии комплексное исследование всей системы государственного регулирования духовной жизни мусульман России в последней трети XVTII - начале XX вв. В существующей литературе имеется; лишь опыт изучения деятельности Оренбургского муфтията, функционирование же других региональных мусульманских духовных управлений, как и руководство ими со стороны столичных структур «государственного присмотра» за исламом, практически не исследовались. Нами впервые проводится анализ различных проектов регламентирующих положений (Крым, Кавказ, Туркестан, Степной край), как реализованных в том или ином виде на практике, так и оставшихся лишь на бумаге, произведено определение причин того,- почему и по каким обстоятельствам многие замыслы по устройству духовной жизни мусульман так и не были реализованы. В ходе исследования нам пришлось систематизировать и предпринять наиболее полное научное переиздание прежде публиковавшегося, но теперь весьма труднодоступного законодательного материала, а также выявить интересующие нас многочисленные архивные материалы; в работе с которыми в ряде случаев автору диссертации посчастливилось оказаться их первым пользователем. В силу значимости привлекаемых архивных текстов, по мере их обработки; предпринималась их первая научная публикация (например, записки по исламу крупнейших государственных деятелей России С.Ю. Витте и П.А. Столыпина):

Предмет исследования. В! процессе работы при» рассмотрении? комплекса отношений «Россия? - мусульмане», являвшегося предметом исследования; нам пришлось иметь дело в основном с его «русской стороной». Последнее вполне объяснимо, ибо именно в кругу русской административной и политической элиты - министров, губернаторов, высокопоставленных чиновников, экспертов и др. — в конечном счете определялись «правила игры»' на «мусульманском поле», здесь вырабатывались и принимались те правовые акты, которыми регламентировались внешние формы устройства духовной жизни мусульман в царской России. Вместе с тем хотелось бы обратить внимание на два весьма важных обстоятельства. С одной стороны, над русскими политиками и администраторами довлели внушаемые им с самого детства традиционные европоцентристско-христианские стереотипы, в рамках которых ислам воспринимался; как явление «чуждое» и «не свое». Отсюда в целом ряде случаев рождался крайний субъективизм в оценке системы мусульманских ценностей. С другой стороны, устои русской монархии и русского общества до 1917 г. были основаны на фундаменте веры в Бога, и поскольку пусть и не близкий русской душе ислам был также верой в Бога, причем верой многих миллионов русских подданных, то с этим надо было считаться. Основная масса представителей царской администрации была, несмотря на те или иные свои недостатки, все же прагматиками и понимала, что в теории желанный переход мусульман в православие - это лишь малореальиая мечта миссионерских кругов Русской Православной церкви. Царская бюрократия могла попробовать как-то «сдерживать» активность мусульман, но четко? осознавала* что запретить в России; вероучение; основанное: пророком; Мухаммадом, выжить его из жизни страны было практически нереально и являлось абсолютно безнадежной и бессмысленной затеей.

Объектом диссертационного исследования стали утвержденные и проектировавшиеся имперские законодательные акты по исламу, другие разнообразные материалы, связанные с деятельностью Министерства внутренних дел, контролировавшего духовную жизнь мусульман Европейской России и Сибири, и Военного министерства, отвечавшего перед царем за мусульман Туркестана и (в известной степени совместно с МВД) за «магометан» Кавказа. Важную роль для нас сыграли документы, отражающие занятие исламской тематикой в Министерстве иностранных дел. При всем том, что центральной темой данной работы является изучение внутренней политики царизма по регулированию духовной жизни отечественных мусульман, но в России никогда нельзя забывать,. что «наша внутренняя политика по мусульманскому вопросу является важным фактором политики внешней» (С.Ю. Витте). Правящим верхам Российской империи постоянно приходилось считаться с ситуацией, складывающейся в «зарубежном мусульманском мире», в первую очередь учитывать характер отношений с ближайшими мусульманскими государствами - Турцией и Ираном, откуда постоянно оказывалось самое непосредственное и немаловажное влияние на российских мусульман. Положение дел особенно обострялось во время неоднократных русско-турецких и русско-иранских войн, когда с объявлением? исламскими; духовными авторитетами данных стран антирусского! «джихада»; политическая? и военная? деятельность руководства» монархии? Романовых резко усложнялась. Кроме; этого, в русских правительственных верхах;, существовал? постоянный, интерес: к опыту европейской политики по отношению к своим «иноверцам», в том числе мусульманам. В первую очередь сотрудники МИДа (и других имперских ведомств) обращали внимание на «мусульманскую» политику Англии и Франции и в ряде случаев использовали заинтересовавшие их зарубежные формы организации государственного регулирования конфессиональных институтов. В используемых в диссертации источниках и литературе применительно к исламу часто встречаются определения типа «церковь», «мусульманское духовенство», «приход» и др. Как известно, в исламе нет институтов церкви, священства и монашества, само понятие «мусульманское духовенство» звучит также не очень корректно. Происхождение подобных дефиниций в русских дореволюционных текстах понятно, ибо оно было связано со стремлением тогдашних авторов выстроить в сознании русского читателя образ мира ислама в привычных представлениях службы Богу в системе православных ценностей. По возможности, все подобные русские объяснения исламских реалий взяты нами в кавычки.

Практическая значимость работы. Учет проведенно1 о в диссертации исследования необходим для лучшего осмысления опыта «исламской» политики России в прошлом, выработки ее наиболее оптимальных вариантов в настоящем и будущем. Выводы и материалы данной работы могут быть использованы при преподавании общих и специальных курсов в ВУЗах, в научных изысканиях и в практической деятельности государственного аппарата Российской Федерации.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в одноименной монографии (18 а.л.) и ряде других научных публикаций. Теоретические и конкретно-исторические результаты исследования прозвучали: в цикле выступлений на международных, всероссийских, региональных и межвузовских конференциях и семинарах в Москве, Санкт-Петербурге, Астрахани, Иркутске, Омске, Самаре, Ставрополе и Киеве, состоявшихся в 1996-2004 it.

Структура работы. При построении структуры диссертации нами был выбран хронологический принцип изложения материала. Как и все другие варианты систематизации фактов, он достаточно условен, но представился нам наиболее рациональным с точки зрения лучшего изучения зарождения и развития системы государственного регулирования ислама в царской России. По нашему мнению; он дает возможность четче осветить этот исторический процесс на фоне гораздо более значительного политического феномена -взлета, развития и упадка Российской империи. Основной текст диссертации состоит из введения; пяти глав и заключения. Работа снабжена примечаниями, помещенными в конце каждой главы, кратким словарем мусульманских терминов и библиографией.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Система государственного регулирования ислама в Российской империи"

Заключение

Важнейшая часть истории России - это ее отношения с миром ислама. В диссертации была рассмотрена одна из ключевых сторон этой проблемы в прошлом — складывание и существование системы государственного регулирования духовной жизни мусульман в Российской империи. Значимость этого управленческого института для властей империи связывалась с тем, что расширение территории Российского государства сделало в XVI-XIX вв. русско-подданными многие миллионы последователей вероучения, основанного пророком Мухаммадом. Хотя ислам никогда не был официально запрещен в Древней Руси и в первые полтора столетия правления династии Романовых, но его статус и положение его последователей не были законодательно регламентированы, они нередко подвергались гонениям, что вызывало справедливое недовольство в мусульманской среде.

Интересы внутренней государственной стабильности, задачи внешней политики страны побудили императрицу Екатерину II изменить курс политики по отношению к «магометанскому закону». Произошедшее в 17671773 гг. признание конфессиональной терпимости в подходе к «иноверцам», в том числе мусульманам, несомненно было положительным явлением в истории России. Оно гарантировало более спокойные условия для устройства духовной жизни миллионов российских мусульман, трудившихся для укрепления державы, а, в случае необходимости и защищавших с оружием в руках ее безопасность. Вместе с тем и в дальнейшем правительственная политика по отношению к исламу оставалась достаточно противоречивой. На наш взгляд, это объяснялось самой логикой превращения России из просто большой по территории страны в Империю. Данное обстоятельство породило в действиях царских властей по отношению к исламу и мусульманам стремление реализовать две неизбежные в подобной ситуации цели — своего рода задачу-«минимум» и задачу-«максимум».

Первая из них была достаточно непростой, решалась довольно долго, потребовала определенных организационных усилий и денежных затрат, но в сущности носила сугубо административно-технический характер.

Присоединение огромных регионов со значительным мусульманским населением заставило правителей страны, начиная с Екатерины II, заняться прежде всего в «правительственных целях» учреждением институтов управления духовной жизнью мусульман и органа «государственного присмотра» за ними. Решение последней проблемы привело в 1810 г. к созданию специальной светской чиновничьей структуры, которая после серии административно-бюрократических метаморфоз в конечном счете оформилась в Департамент духовных дел иностранных исповеданий

Министерства внутренних дел (ДДДИИ МВД). Одно из отделений ДДДИИ постоянно занималось контролем за мусульманами. В конце XVIII в. — 70~ гг.

XIX в. сформировалась основная русская законодательная база, регламентировавшая общеимперский порядок духовной жизни мусульман в монархии Романовых. В последующие десятилетия истории царской России эти правовые документы лишь корректировались или дополнялись. Начиная с 1788 г., царское правительство, исходя прежде всего из своих интересов, стало выстраивать там, где оно считало это нужным, систему мусульманских духовных правлений. Данный организационный процесс происходил в разных районах страны со своими заметными особенностями. В Европейской России, Сибири, части Закавказья мусульмане были подчинены соответственно Оренбургскому, Таврическому и Закавказскому суннитским муфтиятам и Закавказскому шиитскому правлению. В Степном крае (совр. Казахстан) регулирование духовной жизни мусульман-«киргизов» носило подчеркнуто «децентрализованный» характер. Наконец, на Северном Кавказе, в ряде районов Закавказья и Туркестане какая-либо формальная организация «сверху» духовной жизни мусульман неоднократно планировалась, но так и не была учреждена. Это отнюдь не означало, что административно-полицейские органы монархии не наблюдали повсюду внимательнейшим образом за местными мусульманами не отслеживали тревожные для себя явления и процессы в их среде. Последнее было особенно важно, ибо «исламский фактор» являлся для России составным элементом системы внешнеполитических отношений со странами со значительным мусульманским населением, в первую очередь с ее ближайшими соседями - Турцией и Ираном.

Наряду с созданием исламских; управленческих структур; царские власти; начиная» с екатерининского времени; стали; включать представителей; мусульманской общины России в различные имеющиеся в монархии сословия и сословные группы (дворянство, купечество, казачество и др.) с распространением на них соответствующих прав и обязанностей. Постепенно был организован порядок духовной жизни мусульман в Вооруженных силах Российской империи: гвардии, армии, военно-морском флоте. Признав ислам; как законно существующую в стране религию, царские администраторы обязаны были учитывать особенности догматов «магометовой» веры и отправления мусульманского культа. Это побуждало их организовывать особый, с использованием Корана порядок принесения мусульманской воинской и судебной присяги, предоставлять время «магометанам» для ежедневной пятикратной молитвы, обеспечивать возможность паломничества желающих верующих в Святые места ислама и т.д.

Решая все подобные сюжеты в рамках реализации задачи-«минимум», политики империи никогда не забывали о необходимости постараться достичь и целей задачи-«максимум» - оптимально интегрировать русскоиодданных мусульман в «единое государственное тело». Данное желание не являлось оригинальным, оно было характерным с глубокой древности для

Империй и Запада и Востока, к этому целенаправленно стремились и

Римская империя, и Китай эпохи династии Хань. Поэтому особенно проявившийся в «петербургский период» русской истории замысел монархии

Романовых; «слить»? всех своих подданных? в «единое: целое» на «русских: началах» не являлся чем-то новым в мировой истории. Другое дело, что в деле со своими собственными мусульманами власти России столкнулись,, на наш взгляд, с неразрешаемой задачей, во всяком случае, в том виде, как это они пытались делать. «Мусульманский мир в России» и в XVIII в., и в XIX в., и в начале XX в. (впрочем и через сто лет после этого) был в основном послушен и лоялен по отношению к государству, но он никогда не хотел (и сейчас не хочет) отказываться от конфессиональной самобытности своей жизни, в которой ислам являлся (и является) для него единственно приемлемой формой существования социума. Российские мусульмане могли испытывать временами достаточно сильное наружное давление, иногда в чем-то внешне мимикрировать, но они упорно сохраняли (и стремятся сохранить) традиционные устои своего миропонимания. Какое-то время казалось, что имперская власть нащупала оптимальный путь внедрения «русских начал» в мусульманскую среду — действовать через школу, основанную на базе русскоязычного обучения. Однако в конце XIX в. мусульманская общественность стала организовывать «новометодиые школы», с обучением на основе национального, «материнского» языка. При этом необходимо отметить, что подавляющая масса мусульманской интеллигенции была сторонницей знания и русского языка, соблюдала в целом лояльность по отношению к России, но являлась жесткой противницей растворения своего «мусульманского мира» в «российской имперской общности» и стремилась сохранить свою конфессиональную идентичность.

Следует подчеркнуть, что попытка реализации задачи~«максимум» была скорее мечтой, чем реально и успешно осуществляемым проектом. Его поддерживали представители миссионерских кругов «официального православия», о нем писали и говорили многие влиятельные сановники империи, но российская действительность была все же иной. Монархия Романовых являлась державой, устои которой были основаны на вере в Бога, она официально признавала ислам, как веру в Бога миллионов своих подданных. Подавляющее число царских чиновников, как это свойственно для любой бюрократической структуры, были прежде всего прагматиками. Они, как правило, осозновали, что все более количественно возраставшая масса последователей «магометанского закона» сохранила и будет и дальше сохранять свой «закон» и изменить здесь что-либо в направлении «ослабления ислама» им практически невозможно. Стоит также отметить, что после эпохи критики самого существования мусульманских духовных правлений и исламская общественность, и царские чиновники постепенно стали признавать пользу их существования. Мусульмане-«прогрессисты» поняли, что несомненно чуждые исламским традициям данные духовные управленческие структуры являются наиболее прочными легальными «элементами устойчивости» позиций ислама в России. Исламские духовные правления в целом были нужны и властям монархии, как необходимые механизмы «поддержания благоразумия» в мусульманской массе. Наиболее толковые царские чиновники и офицеры, как правило, чаще всего жандармы, сознавали; что; действовать по отношению) к исламу надо крайне; «осторожно» и «деликатно», а лучше всего - вообще его «не трогать».

Историю имперской политики государственного регулирования ислама в царской России можно рассматривать, как своеобразный индикатор смены эпох жизни монархии Романовых. Умелые и дальновидные решения

Екатерины II по исламу, осторожные шаги в этом направлении правительства

Александра I, многочисленные, иногда государственно-значимые, иногда мелочно-недалекие «мусульманские» указы Николая I происходили на фоне все большего внешнего усиления могущества Империи, разбившей величайшего завоевателя XIX в. — Наполеона Бонапарта. Непоколебимость авторитета русской силы четко ощущалась подданными монархии

Романовых, особенно людьми Востока, к числу которых принадлежало и российские мусульмане. На наш взгляд, для них важным качественным рубежом явилась Крымская война 1853-1856 гг. Впервые после Нрутского похода: 1711 г. османская Турция; во главе с султаном-халифом всех мусульман-суннитов оказалась (пусть,только на бумаге) в ряду победителей

России. Это событие произвело сильнейшее психологическое воздействие на умы российских мусульман; Тем; не менее монархия Романовых продолжала и дальше расширять свои владения на Востоке. К середине 80- гг. XIX в. под ее властью оказались весь Северный Кавказ; юго-западные районы

Закавказья и Туркестан, что. привело к еще более резкому росту числа русско-подданных мусульман; Однако; ранее этого; еще в 60-702 гг. XIX в., царские администраторы стали задумываться о том, как и каким образом удерживать эту многочисленную «инородческую» и «иноверческую» массу в повиновении. Пожалуй, одним из первых в 1884 г. заявил о восприятии проблемы ислама, как «мусульманского вопроса», казанский исламовед и педагог Н.И. Ильминский. Бесспорно, в ряду факторов, беспокоящих империю, мусульмане все же тогда не стояли на первом месте, их опережали более острые для царизма темы - Польша, Финляндия, «еврейский вопрос».

Два последних десятилетия XIX и первые годы XX вв. стали временем внешнего торжества охранительной политики самодержавия и попыток «великодержавного» наступления на. права нерусского населения империи, в том числе и мусульман. Синхронно эта эпоха явилась также периодом начала подъема мусульманского движения вне и внутри России. Своеобразие отечественной ситуации в данном вопросе заключалось в том, что подавляющее большинство тюркоязычного населения России были мусульманами, для них «национальное» и; «религиозное» пробуждение оказалось «тожественным». Вместе с тем, даже когда по мере развития тюркского национального движения, оно начало расщепляться на отдельные сегменты, и каждый тюркоязычный этнос стал заявлять о самобытности своих культуры, языка и т.п., все они продолжали помнить о своей исламской идентичности и принадлежности к общей генетической основе — «мусульманскому миру в России».

События первой русской революции, революций в Турции и Иране резко активизировали, как деятельность имперских властных структур по мусульманскому вопросу», так и политическое движение самих российских мусульман: В 1905 г. самодержавие вынуждено было легализовать деятельность мусульманских союзов и собраний, позднее признать право?на-существование мусульманской фракции в Государственной думе. В правительственном аппарате, в центре и на местах, серьезно расширилась разработка «мусульманского дела», неоднократно проводились Особые совещания, так или иначе обсуждавшие исламские проблемы, составлялось значительнейшее количество ведомственной документации по исламу -докладов, записок, отчетов, справок, проектов и т.п. Особое значение имело, что серьезнейшее внимание «мусульманскому делу» уделял последний крупный государственный деятель царской России премьер-министр П.А. Столыпин. Анализ всей имеющейся, весьма обширной базы данных показывает, что в основе имперских подходов к осмыслению состояния «мусульманского вопроса» и происходящих в исламской среде событий лежали, как архаично-традиционные стереотипы восприятия («магометанин» = «фанатик»), так и новые фантомы - страхи перед угрозами «панисламизма» и «пантюркизма».

Важнейший принцип в позиции царизма тех лет заключался в том* что правительственные круги не хотели вступать ни в какой конструктавиый диалог с представителями мусульманской общественности, видя вних лишь радикалов» и «ниспровергателей основ». Меж тем, как это показано в тексте диссертации, мусульмаие-«прогрессисты», по оценке самого Департамента полиции царского МВД, были в подавляющем своем большинстве наиболее идейно близки к кадетам и тоже хотели лишь считаться «оппозицией Его

Величества» (П.Н. Милюков). Но царские администраторы не доверяли мусульманским либералам и не желали иметь, с ними никакого1 общения. Показателем все более заметно усиливающегося кризиса; имперской? власти являлось то, что практически: с 1905 г. ни одно серьезное: предложение по изменению системы государственного регулирования ислама в России так и не было реализовано, причем это касалось, как мусульманских проектов; так и предложений самих царских администраторов. Объяснения имперских чиновников о причинах подобного административно-законодательного «ступора» звучали примерно так: частные вопросы духовной жизни мусульман нельзя решить без подготовки общего кардинального «решения по мусульманству», и это произойдет, но не сейчас, а в будущем. Подобного рода обещания продолжали звучать вплоть до самого конца самодержавия в России, наступившего в феврале 1917 г. Несмотря на все вышесказанное, все же можно констатировать, что; вплоть до падения монархии Романовых, в России; существовала далеко не идеальная; но в целом достаточно удовлетворяющая основные религиозные потребности мусульман; находившаяся под; «государственным: присмотром» за ней; система; организация их духовной жизни.

Революция 1917 1918 гг. достаточно быстро обрушила весь старый порядок государственного; регулирования ислама в стране. Начался новый; качественно; совершенно иной: этап истории; отечественного ислама;,

Исламская тематика не входила в основной круг проблем, интересовавших на протяжении; большей части XX в. политическое руководство страны; Так, длилось вплоть до конца 70s гг. XX в., когда была совершена одна из наиболее грубых ошибок в истории отечественной внешней политики. Осуществив вторжение в Афганистан, наша страна с 1979 г. втянулась в войну со всем зарубежным мусульманским миром. Этот дипломатический просчет тогдашнего руководства нашего государства равен разве что поступку царя Николая I, взявшегося в 1854 г. воевать одновременно с Англией и Францией. Теперь уже четверть века значимость «исламского фактора» для России все только возрастает, и этот достаточно тревожный рост несомненно будет продолжаться в грядущие десятилетия отечественной истории. В подобных обстоятельствах представляется особенно важным осмысление прошлых характера и форм отношений российской власти с «мусульманским миром в России», учет и трезвая оценка позитивного и негативного в имеющемся опыте государственной политики по данной проблеме.

Словарь мусульманских терминов

Ага - почетный титул старшин, старейшин.

Аджи - учитель мусульманской начальной школы.

Азанчей - человек, провозглашающий "азан" (призыв на молитву). Синоним: муэдзин.

Ахун - наименование мусульманского духовного лица, знатока шариата (в России, как правило, у суннитов).

Ахун старший - в Оренбургском магометанском духовном собрании старший мулла, ведавший несколькими мечетями.

Ахунд - наименование мусульманского духовного лица у шиитов Закавказья.

Бей - турецкий почетный титул, обычно давался военным.

Бек ("господин") - представитель знатного рода; в Крымском ханстве титулом бек всегда именовались старшие представители знатных фамилий.

Вакф ("вакуф") - собственность мусульманских духовных учреждений или тех или иных точно определенных лиц.

Гайды-курбан ("ид-аль-адха", "курбан-байрам") - праздник жертвоприношения, один из двух главных праздников ислама. Праздник связан с завершением паломничества в Мекку, начинается 10 зу-ль-хиджжа и продолжается 3-4 дня.

Гайды-фитр ("ид-аль-фитр", "рамазан-байрам") - праздник разговения, один из двух главных праздников ислама. Праздник связан с завершением поста в месяц рамадан,начинается 1шавваля и длится 3-4 дня.

Гпчп - учитель в мусульманской начальной школе (Крым). Сиионим: аджи.

Дервиш ("дарвиш") - нищенствующий аскет-мистик, не имеющий личной собственности, странствующий или живущий в дервишской обители. Синонимы: загид, суфи.

Джума-мечетъ ("масджид аль-джами") - пятничная (соборная) мечеть, в которой проводится пятничное моление с хутбой, собирающее всех мусульман города и его окрестностей.

Загид ("захид") - первоначальное обозначение аскета у арабов. Синонимы: дервиш; суфи.

Зёкет - ("закат", "закят") - налог в пользу нуждающихся единоверцев, обязательный'для всех мусульман.

Имам - духовный руководитель мусульманской общины. В повседневной жизни руководитель общей молитвой в мечети. В квартальных и сельских мечетях - это лицо, имеющее, как правило, элементарное богословское образование, в соборной мечети - лицо, имеющее специальное богословское образование и пользующееся авторитетом у верующих.

Ишан - руководитель дервишскош братства, которому беспрекословно подчинялись рядовые члены братства, отдававшие шпану часть своих доходов. Синоним: шейх.

Кадий ("кади", "казий") - общепризнанное название мусульманского судьи, назначаемого правителем и осуществляющего правосудие на основе норм шариата.

Кади-эскер - буквально "войсковой судья". В Крымском ханстве: второе лицо в системе «мусульманского; духовенства», в Российской империи? -замес титель таврического муф тия.

Коим - подметальщик при мечети.

Капгаалки - потомки незнатных фамилий; облагородившиеся на военной или иной службе (Крымское ханство).

Маязин (''муэдзин") - человек, провозглашающий призыв на молитву: Муэдзин осуществляет три основные функции: собирает верующих, призывает имама и объявляет о начале богослужения. Синоним: азанчей.

Меджлис ("маджлис") - собрание, заседание, совет.

Медресе (" Мадраса") - мусульманское учебное заведение второй (высшей) ступени, после начальной.

Мектеб ("мактаб") - мусульманская начальная школа.

Мечеть ("масджид") - молитвенный дом мусульман. Мечеть служит только для молитвы, проповеди, богословских и юридических лекций, но не для свадьбы, обрезания; даже судебное разбирательство в мечети считается предосудительным. ГГо русскому дореволюционному законодательству в причт мечети включались имам, хатиб, мударрис, ферраш, гочи.

Мударис ("мударрис") - преподаватель (профессор) медресе, обычно специалист по мусульманскому праву, знаток этико-правовых норм ислама;

Мусиииш ("муалим") - учитель, преподаватель в мусульманском: учебном заведении:

Муджехид ("муджтахид") - ученый^богослов, имеющий право выносить самостоятельные решения по важным вопросам мусульманского права: Термин применялся, как правило, к духовным наставникам шиитов.

Мулла - знаток мусульманского ритуала, служитель культа. В Российской империи мулла был фактически приравнен к священнику, его статус определялся государственными постановлениями, он назначался специальными приказами и состоял обычно при конкретной мечети ("указной мулла"). Часто в официальных документах термином "муллы" обозначали всю совокупность мусульманских духовных лиц.

Мурза - в России представитель знатных родов, как правило, ордынского происхождения.

Муфтий - буквально "дающий фетву". Знаток шариата, дающий разъяснения его основных положений и принимающий решения по спорным вопросам в виде особого заключения ("фетвы"), основываясь на принципах шариата и прецедентах. В Российской империи муфтии - главы духовных управлений мусульманских суннитских общин.

Салат - ежедневная пятикратная молитва, одно из пяти обязательных для мусульман предписаний ислама.

Сеид ("саййид") - наименование потомков двоюродного брата и зятя пророка Мухаммада, четвертого халифа Али б. Абу Талиба и дочери пророка Мухаммада Фатимы.

Софи ("суфи") - аскет, как правило, представитель того или иного суфийского братства. Синонимы: дервиш, загид.

Султан - а) титул независимого светского правителя, с XVI в. титул правителей Османской империи; б) в 20-60 гг. XIX в. наименование должностей в системе местной русской администрации? на? территории современного Казахстана; Как правило; эти администраторы? назначались лишь из представителей рода Чингисидов.,

Текие - («такийя») буквально "место преклонения" ^ Дервишская обитель, возглавляемая наставником ("шейхом!');

Улемы ("улама") - в точном; смысле понятия высшая? группа мусульманских духовных лиц; получивших специальное богословское образование:

Ферраги ("фарраш") - служка при мечети, "заведующий подушками; коврами и циновками".'.

Фетва ("фатва")—богословско-правовое заключение, сделанное для разъяснения и практического применения какого-либо предписания шариата или истолкования какогоглибо казуса с позиций шариата:

Хаджж - паломничество в Мекку; один из пяти "столпов" ("рукн") ислама: Обязателен для мусульман; которые в состоянии совершить его. Осуществляется в месяц зу-ль-хиджжа принятого пророком Мухаммадом. лунного календаря и состоит' из ряда обрядов.

Халиф - буквально "заместитель''. Глава мусульманской общины, замещающий; посланника Аллаха: Суннитами признавалась передача последними Аббасидами халифата турецким султанам -Османам в XVI в.

Хан - тюркский и монгольский титул вождя племени; позднее верховного правителя; государя: В Монгольской империи и государствах: - ее преемниках право? на этот: титул?, имели: только? потомки?; Чингис-хана. В Средней; Азии

XVIII-XIX вв. - титул правителей Бухары, Коканда, Хивы.

Хатиб - оратор, проповедник, обычно выступал с проповедями во время пятничной службы в соборной мечети.

Хутба - проповедь по пятницам, в дни двух главных мусульманских праздников ("ид-аль-адха" и "ид аль-фитр") и по особым поводам. В хутбе полагается упоминать имя здравствующего правителя, что придает ей важное политическое значение.

Шейх ("шайх") - буквально "старейшина". Почетное прозвище религиозных авторитетов, глав суфийских братств и обителей, людей, известных своим благочестием.

Шейх-улъ-ислам - почетный титул известных муфтиев. В Российской империи употреблялся по отношению к главе шиитской общины Закавказья.

Эфенди ("ефенди") - почетное наименование мусульманского, обычно суннитского, духовного лица.

Мусульманские термины даются в написании, употребленном в использованных документах. В скобках приводится их прочтение в современной научной востоковедческой литературе. В качестве нормы взят справочник "Ислам. Энциклопедический словарь". М., 1991.

Архивы и отделы рукописей и письменных источников библиотек и музеев.

Москва

Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ) Ф. 144 Персидский стол Ф. 147 Среднеазиатский стол Ф. 149 Турецкий стол Ф. 151 «Политархив» Ф. 161/4 Азиатский департамент Ф. 180 Посольство в Константинополе Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) Ф. 102 Департамент полиции Министерства внутренних дел Российской империи

Ф. 109 III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии

Ф. 509 с. Бюро заведующего заграничной агентурой Департамента полиции в Константинополе. Ф. 5802 B.JI. Бурцев

Российский государственный архив древних актов (РГАДА) Ф. 1239 Дворцовый отдел

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА)

Ф. 1 Канцелярия военного министра

Ф. 165 А.Н. Куропаткин

Ф. 400 Главный штаб

Ф. 405 Департамент военных поселений

Ф. 482 Кавказские войны

Ф. 1396 Штаб Туркестанского военного округа

Отдел рукописей Государственного Исторического Музея (ОР ГИМ) Ф. Синодальное собрание

Отдел письменных источников Государственного Исторического Музея (ОПИ ГИМ) Ф. 6 Г.В. Розен Ф. 307 Н.И. Гродеков

Отдел рукописей Российской Государственной Библиотеки (ОР РГБ) Ф. 169 Д.А. Милютин

Отдел рукописей и редкой книги Научной Библиотеки МГУ им. М.В. Ломоносова (ОРРК НБ МГУ) Ф. 39 А. Н. Харузин Санкт-Петербург

Российский государственный исторический архив (РГИА)

Ф. 821 Главное управление духовных дел иностранных исповеданий (с 1832 г. — Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел Российской империи).

Ф. 1276 Совет министров Российской империи Санкт-Петербургский филиал Архива РАН (СПФАРАН) Ф. 68 В.В. Бартольд

Список научной литературыАрапов, Дмитрий Юрьевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Берже А.П. Молитва для мусульман на Кавказе, составленная в1820 г. А.П. Ермоловым // Русская старина. 1881. № 10.

2. Большая игра» в Центральной Азии: «Индийский поход»русской армии. Сборник архивных документов. М., 2005.

3. Бунге Н.Х. Загробные заметки (Публ. JI.E. Шепелева) // Родина. 2000. № 1-2.

4. В.П. Наливкин. «Нам необходимо всегда помнить о грозящей опасности» (Публ. Д.Ю. Арапова) // Военно-исторический журнал. 2002. № 6.

5. В ожидании коронации. Венчание русских самодержцев. СПб. 1883.

6. В память столетия Оренбургского Магометанского Духовного собрания, учрежденного в городе Уфе. Уфа. 1891.

7. Васильев В.П. О движении магометанства в Китае. СПб. 1867.

8. Во всем мусульманском мире наблюдается чрезвычайный подъем религиозного и национально-культурного самосознания». Министерствовнутренних дел и «мусульманский вопрос» (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2002. № 4.

9. Витте С.Ю. Воспоминания. М.-Таллинн. 1994, т. III. Воронцов-Дашков И.И. Всеподданнейший отчет за 8 лет управления Кавказом. СПб. 1913.

10. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1856-1860. Под ред. Л.Г. Захаровой. М. 2004.

11. Всеподданнейший доклад по Военному министерству за 1899 год. СПб.1900.

12. Вы посылаетесь в страну, которую мы мало знаем». Разведывательная «программа» русского консула в Кашгаре Н.Ф. Петровского. (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2002. № 6.

13. Вяткин М.П. Журнал оренбургского муфтия // Исторический архив. М.-Л. 1939. Т. 2.

14. Гаспринский И. Русское мусульманство. Мысли, заметки и наблюдения. Симферополь. 1881.

15. Гаспринский, Исмаил-бей. Русское мусульманство. Оксфорд. 1985. «Где есть магометане казачьего сословия». Правила устройства духовной жизни мусульман в казачьих войсках России (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2003. № 4.

16. Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50 гг. XIX в. Махачкала. 1959.

17. Документы об управлении мусульманами Тавриды в конце XVIII -начале XIX вв. (законодательные акты Екатерины II и Александра I, доклад И.В. Лопухина) (Публ. Д.Ю. Арапова) // Сборник Русского Исторического общества. М. 2002, Т. 7 (155).

18. Желательно, чтобы ознакомление с мусульманством велось без крайностей, более спокойно и разносторонне». Генерал Абд-ал-Азиз Давлетшин и его труды по мусульманскому вопросу (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2003. № 3.

19. Журнал Особого совещания для противодействия татарско-мусульманскому влиянию в Приволжском крае // Красный архив. 1929, Т. IV, V.

20. Законная государственная цель полное объединение, слияние разных племен» Д.А. Милютин и его статья «О разноплеменности в населении государств» (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2003. № 1.

21. Записка С.Ю. Витте по «мусульманскому вопросу» 1900 г. (Публ. Д.Ю. Арапова) // Сборник Русского Исторического общества. М. 2003. Т. 7 (155).

22. Записки А.П. Ермолова. 1798-1826 гг. Сост. В.А. Федоров. М. 1991.

23. Записки графа Киселева о государе Николае Павловиче // Николай I. Муж. Отец. Император. М. 2000.

24. Записки П.А. Столыпина по «мусульманскому вопросу» 1911 г. (Публ. Д.Ю. Арапова) // Восток. 2003. № 3.

25. Идет неуловимая пока работа политического перевоспитания мусульман». Департамент: полиции о мусульманах в последний год монархии Романовых (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2002. № 4.

26. Из черновых бумаг К.П. Победоносцева // Красный архив. 1926. Т. 5. Илиас Алкин общественный деятель, военачальник, ученый. Документы и материалы. Казань. 2002.

27. Изложение начал мусульманского законоведения. Сост. Н.Е. Торнау. М. 1991 (репринт 1850 г.)

28. Ислам в законодательстве России. Сборник законодательных актов, постановлений и распоряжений. Под ред. А.Б. Юнусовой. Уфа. 1998.

29. Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) Сост. Д.Ю. Арапов. М. 2001.

30. Ислам в Туркестане. 1899 г. Доклад генерала С.М. Духовского (Публ. Д.Ю. Арапова и Е.И. Лариной) // Мусульманская Средняя Азия. Традиционализм и XX век. М. 2004.

31. История Татарии в материалах и документах. M.-J1. 1937. Кавказские мусульмане по материалам Особого отдела канцелярии наместника Кавказа. 1912 г. (Публ. Д.Ю. Арапова) // Кавказский сборник. М., 2005, Т. 2 (34).

32. Козубский Е.И. История Дагестанского конного полка. Петровск. 1909.

33. Колониальная политика российского царизма в Азербайджане в 20-60гг. XIX в; Ред. И.П. Петрушевский. М.-Л. 1936. Ч. I, II.

34. Коран. Перевод е арабского Г. Саблукова. Казань. 19071

35. Кантемир Д. Книга система или состояние мухаммеданския религии. СПб. 1722.

36. Канун-наме» Мехмеда II Фатиха о военно-административной и гражданской бюрократии Османской империи в XV в. // Османская империя. Государственная власть и социально-политическая структура. М. 1990.

37. Карамзин Н.М. История государства Российского М. 1989, кн. 2, т. VIII (репринт издания 1843 г.)

38. Кричинский А. Очерки русской политики на окраинах. Ч. 1 — Приложение: секретные документы. Баку, 1919.

39. М.С. Воронцов и мусульмане Крыма (Публ. Д.Ю. Арапова) // Сборник Русского Исторического общества. М. 2003, т. 7 (155).

40. Маркевич А.И. Таврическая губерния во время Крымской войны (по архивным материалам) // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь. 1905, № 37.

41. Материалы по истории политического строя Казахстана. Алма-Ата. 1960, Ч. 1.

42. Мертваго Д.Б. Записки. М. 1867.

43. Можно отметить ряд высоких подвигов воинской доблести, проявленных мусульманами» (Публ. Д.Ю. Арапова) // Военно-исторический журнал. 2004, № 11.

44. Мусульманские депутаты Государственной думы России. 1906-1917. Сборник документов и материалов. Сост. JI.A. Ямаева. Уфа. 1998.

45. Мусульманское движение в Средней Азии в 1910 г. (по архивным материалам Департамента полиции Министерства внутренних дел России) (Публ. Д.Ю. Арапова) // Сборник Русского Исторического общества. М. 2002. Т. 5 (153).

46. На почве общей для них религии ислама» С.Г. Рыбаков о мусульманском движении в России (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2003. №4.

47. Наша внутренняя политика по мусульманскому вопросу является важным фактором политики внешней». С.Ю. Витте и его позиция в мусульманском вопросе (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2003. № 2.

48. Отчеты по Государственному совету за 1872 год. СПб. 1874. Петин С. Собственный Его Императорского Величества конвой. 18111911. Исторический очерк. Изд. 2~ СПб. 1911.

49. Письма Николая Ивановича Ильминского (Письма Н.И. Ильминского к обер-прокурору Святейшего Синода К.П. Победоносцеву; 1882-1891); Казань. 1895.

50. Под стягом России. Сборник архивных документов. М. 1992. Повесть временных лет. СПб. 1996.

51. Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. СПб; 1830. Т. 1-45.

52. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. СПб,1830-1884. Т. 1-55.

53. Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье. СПб.1. Пг. 1885-1916. Т. 1-33.

54. Послужить к утверждению единоземцев своих в преданностиправительству». Граф А.Х. Бенкендорф и мусульмане Кавказа (Публ. Д.Ю.

55. Арапова) // Источник. 2002; № 6;

56. Предоставляется совершенная; свобода следовать магометанской илидругой какой-либо вере». Генерал А.А. Вельяминов об управлении духовнойжизнью горцев Кавказа (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2003. № 5.

57. Признать удобность запретить на время;.» (Император Александр Т игенерал А.П. Ермолов о мусульманском паломничестве). (Публ. Д.Ю.

58. Арапова) // Кавказский сборник. М., 2005, Т. 2 (34).

59. Проект всеподданнейшего отчета: генерал-адъютанта К.П: Кауфмана погражданскому управлению и устройству в областях Туркестанского генералгубернаторства^ 1867-1881: СПб; 1885;

60. Проекты устройства управления духовными делами мусульман в Туркестане: Документы Архива внешней политики Российской империи. 1900 г. (Публ. Д.Ю. Арапова и Д.В. Васильева) // Исторический архив. 2005, № 1.

61. Религиозная обстановка в Терской области в 1909 г. (Публ. Д.Ю. Арапова) // Кавказский сборник. М. 2004, Т. 1 (33).

62. Россия и Марокко. История связей двух стран в документах и материалах. (1776-1916) М. 1999.

63. Рыбаков С.Г. Статистика мусульман в России // Мир ислама. 1913, Т. II. № 11.

64. Свод морских постановлений. СПб. 1910. Кн. 10.

65. Совершенно запретить въезд в пределы наши». Два распоряжения императора Николая I по «мусульманскому вопросу» (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2002. № 5.

66. Стегний П.В. Время сметь или сущая служительница Фива. Хроники времен императрицы Екатерины Великой. М. 2002.

67. Стогов Э.И. Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I. Изд. Е.Н. Мухиной. М. 2003.

68. I Всероссийский мусульманский съезд. Казань. 1906. «Трудностей разрешения мусульманского вопроса не отрицают и сами мусульмане». Материалы Министерства внутренних дел России. 1916 г. (Публ. Д.Ю. Арапова) // Исторический архив. 2004. № 1.

69. Труды Особого совещания по вопросам образования восточных инородцев. СПб. 1905.

70. Устав воинской службы 1910 года. СПб. 1910.

71. Учредить штатные должности военных магометанских мулл» Военное министерство Российской империи и мусульманский вопрос (Публ. Д.Ю. Арапова) // Военно-исторический журнал. 2003. № 4.

72. Харузин А.Н. Киргизы Букеевской Орды. Антрополого-этнографический очерк. М. 1899. Вып. 1.

73. Что если мы найдем в Афганистане не друзей, а врагов?». Генерал Н.И. Гродеков о русской политике в Центральной Азии. (Публ. Д.Ю. Арапова) // Источник. 2003. № 5.

74. Исследования и справочные издания

75. Абасов А.Т. Генерал Мехмандаров. Баку. 1977.

76. Азаматов Д.Д. Оренбургское магометанское духовное собрание // Ислам на территории бывшей Российской империи. М. 1998. Вып. 1.

77. Азаматов Д.Д. Оренбургское магометанское духовное собрание в конце XVIII-XIX вв. Уфа. 1999.

78. Азаматов Д.Д. Оренбургское магометанское духовное собрание в общественной и духовной жизни Южного Урала в конце XVIII-XIX в. Автореф. дисканд. истор. наук. Уфа. 1994.

79. Александров И.Ф. К истории учреждения Таврического Магометанского Духовного собрания // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь. 1918. № 54.

80. Александров И.Ф. О мусульманском духовенстве и управлении духовными делами мусульман в Крыму после его присоединения к России // Известия Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь. 1914. № 51.

81. Алексеев И.Л. Ислам в общественно-политической жизни России (XIX начало XX в.). Автореф. дис. /^1/дистор. наук. М. 2002.

82. Алексеев ИЛ. Н.П. Остроумов о проблемах управления мусульманским населением Туркестанского края // Сборник Русского Исторического общества. М. 2002. Т. 5 (153).

83. Алфавитные списки армяно-григорианских церквей и магометанских мечетей в империи. СПб. 1886.

84. Аминов Д.А. Татары в Старом Петербурге. СПб. 1994.

85. Арапов Д.Ю. А.Е. Крымский об институте «муфти» в исламе // VII Востоковедные чтения А. Крымского (Тезисы международной научной конференции). Киев. 2003.

86. Арапов Д.Ю. А.Е. Крымский об исламском мире // VI Востоковедные чтения А.Крымского (Тезисы международной научной конференции). Киев. 2002.

87. Арапов Д.Ю. А.Е. Крымский о Коране, его переводах и изданиях в Европе и России в XVIII-XIX вв. // IV Востоковедные чтения А. Крымского (Тезисы международной научной конференции). Киев. 2000.

88. Арапов Д.Ю. А.П. Ермолов и мусульманский мир Кавказа // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 2001. № 6.

89. Арапов Д.Ю. Котюкова Т.В. Архивные материалы Министерства внутренних дел Российской империи о мусульманском движении начала XX века // Вестник Института Кеннаша в России. М., 2004, Вып. 6.

90. Арапов Д.Ю. Бухарское ханство в русской востоковедческой историографии. М. 1981.

91. Арапов Д.Ю. В.В. Бартольд и его работа «О восточных империях» // Славяне и их соседи. Сборник тезисов 17 конференции' памяти В.Д. Королюка. М. 1998.

92. Арапов Д.Ю. В.В. Бартольд и его работа «Об одном историческом вопросе» // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998. М. 2000.

93. Арапов Д.Ю. В.В. Бартольд о ханах Улуса Джучиева // Русское средневековье. 1998. Вып. 2. М. 1999.

94. Арапов Д.Ю. В.Н. Татищев о Коране // Сборник Русского Исторического общества. М. 2000, Т. 3(151).

95. Арапов Д.Ю. В.Н. Татищев об исламе // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 2004, № 4.

96. Арапов Д.Ю. Василий Владимирович Бартольд о Сибири // Этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий. Сборник научных трудов. Омск. 1998.

97. Арапов Д.Ю. Владимир Петрович Наливкин // Мусульманская Средняя Азия. Традиционализм и XX век. М. 2004.

98. Арапов Д.Ю. Д. А. Милютин о «мусульманстве» //Актуальные проблемы гуманитарных, социальных, экономических и технических наук. Межвузовский сборник научных и научно-методических трудов. М. 2003. Вып. 2. Т. 2.

99. Арапов Д.Ю. Законодательство Российской империи о мусульманском браке // Преподавание истории в школе. 2001. № 8.

100. Арапов.Д.Ю. Ислам.// Законодательство Екатерины П. М. 2000, Т. I.

101. Арапов Д.Ю. Ислам в книжном собрании А.П. Ермолова // Ставрополь — врата Кавказа: история, экономика; культура; политика. Материалы научной конференции. Ставрополь. 2002.

102. Арапов Д.Ю. Ислам в пособиях по истории в России XVIII в. // Музей. Общество: Религия: аспекты взаимодействия. Материалы IX Санкт-Петербургских религиоведческих чтений. СПб; 2002:

103. Арапов; Д.Ю. Ислам в оценке российских государственных деятелей начала XX века. // Российская государственность XX века. Материалы межвузовской научной конференции, посвященной 80-летию со дня рождения профессора Н.П. Ерошкина. М. 2000.

104. Арапов Д.Ю. Ислам в Российской империи // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Сост. Д.Ю. Арапов. М. 2001.

105. Арапов Д.Ю. Ислам в системе государственного законодательства Российской империи // Российская государственность: традиции, преемственность, перспективы. Материалы II Чтений памяти профессора Т.П. Коржихиной: М. 1999.

106. Арапов Д.Ю. Ислам и мусульмане в истории России до 1917 г. (характеристика источников; проблемы) // Ислам в истории России (законодательные акты, описания, статистика). Сост. Д.Ю. Арапов. М. 2001.

107. Арапов Д.Ю. Императрица Екатерина II и положение ислама и мусульман в Российской империи // Сподвижники Великой Екатерины

108. Тезисы докладов и сообщений конференции). М. 1997.

109. Арапов Д.Ю. Имперская политика в области государственного регулирования ислама на Северном Кавказе в XIX начале XX вв. // Ислам и право. М. 2004. Вып. 1.

110. Арапов Д.Ю. Исламовед С.Г. Рыбаков и его деятельность в Министерстве внутренних дел Российской империи // Актуальные проблемы истории государства и права, политических и правовых учений. (Материалы международной научной конференции). Самара. 2001.

111. Арапов Д.Ю. Исмаил Гаспринский, его жизнь и деятельность (по материалам Департамента полиции МВД Российской империи). // Исмаил Гаспринский просветитель народов Востока. К 150-летию со дня рождения. Материалы международной научной конференции. М. 2001.

112. Арапов Д.Ю. Исследователи «Записки» Ибн Фадлана в России (к 60-летию издания «Путешествия Ибн Фадлана на Волгу») // Славяноведение. 1999. №3.

113. Арапов Д.Ю. К истории одного документа о мусульманах // Ислам в

114. Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) Сост.1. Д.Ю. Арапов. М. 2001.

115. Арапов Д.Ю. Касимовское царство в трудах русских востоковедов

116. XIX-XX вв. // Уваровские чтения V. Материалы научной конференции,посвященной 1140-летию г. Мурома. Муром. 2003.

117. Арапов Д.Ю. М.М. Сперанский и российское законодательство обисламе и мусульманах // Запад и Восток: традиции, взаимодействие, новации.

118. Материалы III Международной научной конференции. Владимир. 2000.

119. Арапов Д.Ю. Манифест 8 апреля 1783 г.: подготовка, принятие, международное признание У/ Сборник Русского Исторического общества. М. 2002, Т. 4 (152);

120. Арапов Д.Ю. Материальное положение мусульман-чиновников и офицеров, духовных лиц и служащих мусульманских духовных управлений (XIX — начало XX в.) У/ Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Сост. Д.Ю. Арапов. М. 2001.

121. Арапов Д.Ю. Министерство иностранных дел Российской империи и «мусульманский фактор» // Актуальные проблемы гуманитарных, социальных, экономических и технических наук. Межвузовский сборник научных и научно-методических трудов. М., Вып. 3.

122. Арапов Д.Ю. Мусульмане и Российское государство // Преподавание истории в школе. 2001. № 4.

123. Арапов Д.Ю. Мусульмане в военно-морском законодательстве Российской империи // Культура и терпимость. К 300-летию Санкт-Петербурга. Материалы X Санкт-Петербургских религиоведческих чтений. СПб. 2003.

124. Арапов Д.Ю. Мусульмане в российской гвардии // «За веру и верность». 300 лет Российской императорской гвардии. Тезисы научной конференции. СПб. 2000.

125. Арапов Д.Ю. Мусульмане Чингисиды и Российское государство // Восточная Европа в древности и средневековье. XIII Чтения памяти чл.-кор.

126. АН СССР В.Т. Пашуто. Материалы конференции. М. 2001.

127. Арапов Д.Ю. Мусульманский брак в правовой системе Российской империи // Ислам и право, М. 2004. Вып. 2.

128. Арапов Д.Ю. Мусульманский мир в восприятии верхов Российской империи // Вопросы истории. 2005. № 41

129. Арапов Д.Ю. Мусульманский рай в описании «Повести временных лет» // Славяне и их соседи. Сборник тезисов 19 конференции памяти В .Д. Королюка. М. 2000.

130. Арапов Д.Ю. Мусульманское дворянство в Российской империи // Мусульмане, 1999, № 2-3.

131. Арапов Д.Ю. Н.И. Ильминский и его путешествие на Арабский Восток в начале 50- гг. XIX в.// Арабские страны Западной Азии и Северной Африки. М. 2002. Вып. 5.

132. Арапов Д.Ю. Н.И. Ильминский и преосвященный Григорий, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский // Христианство и культура. (Тезисы научной конференции). Астрахань. 2000, Ч. 11.

133. Арапов Д.Ю. «Не посягать на религию и не стеснять обычаев». Генерал Чингис-хан и «мусульманский вопрос» // Родина. 2004. № 2.

134. Арапов Д.Ю. «Необходимо. заняться образованием края» (Саттар-хан Абдулгафаров о задачах русской политики в Средней Азии. 1883 г.) II Вестник Евразии. 2004. № 1 (24).

135. Арапов Д.Ю. Неправославные религии в системе государственно го управления Российской империи // Государственное управление: история исовременность. (Материалы международной.научной коиференции).-М. 1.998.

136. Арапов Д.Ю. Образование мусульман в системе учебных заведений Министерства народного просвещения Российской империи в начале XX в. // Образование, наука и производство. Актуальные проблемы гуманитарных и социальных наук. М. 2001, т. IV.

137. Арапов Д.Ю. П. А. Столыпин о «мусульманском вопросе» // Актуальные проблемы гуманитарных, социальных и технических наук. Сборник научных и научно-методических трудов. М. 2002. Вып. 1.

138. Арапов Д.Ю. Первый российский указ о паломничестве в Мекку // Россия в средние века и новое время. М. 1999.

139. Арапов Д.Ю. Первый русский генерал-мусульманин Кутлуг-Мухаммед Тевкелев // Сборник Русского Исторического общества. М. 2002, Т. 5 (153).

140. Арапов Д.Ю. Полигамия в мусульманском браке: правовые нормы, стереотип восприятия, реальная практика // Восточная Европа в древности и средневековье. XIV Чтения памяти чл.-кор. АН СССР В.Т. Пашуто. М. 2002.

141. Арапов Д.Ю. Политика Российской империи по отношению к славянским и неславянским группам дворянства на территории бывшей Речи Посполитой // Славяне и их соседи. Сборник тезисов 18 конференции памяти В.Д. Королюка. М. 1999.

142. Арапов Д.Ю. Присяга мусульман в российских законодательных актах и юридической литературе XIX в. // Древнее право. 2000. М. 2002. № 2 (10).

143. Арапов Д.Ю. Ритмы времени в «Рисале» Ахмеда Ибн Фадлана // Восточная Европа в древности и средневековье. XVI Чтения памяти чл.-кор.

144. АН СССР В.Т. Пашуто. Материалы конференции. М. 2003.

145. Арапов Д.Ю. Россия и мусульманский мир. // Сборник Русского Исторического общества. М. 2003. Т. 7 (155).

146. Арапов Д.Ю. Россия и Средняя Азия в XVIII начале XX вв. // Сборник Русского Исторического общества. М. 2002, Т. 5 (153).

147. Арапов Д.Ю. Русский посол в Турции Н.В. Чарыков и его «заключение» по «мусульманскому вопросу» // Вестник Евразии. 2002. № 2 (17).

148. Арапов Д.Ю. С.Г. Рыбаков о немецком влиянии в мусульманском мире // Вестник архивиста. 2004, № 5.

149. Арапов Д.Ю. Сергей Гаврилович Рыбаков (Биография и список основных трудов) // Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). Сост. Д.Ю. Арапов. М. 2001.

150. Арапов Д.Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII начало XX вв.). М., 2004.

151. Арапов Д.Ю. Управление духовными делами мусульман Кавказа в Российской империи. // Актуальные проблемы гуманитарных, социальных и экономических наук. Сборник научных и научно-методических трудов. М. 2002. Вып. 1.

152. Арапов Д.Ю. Чингисиды и их статус в Центральной Азии и Восточной Европе // Кочевая альтернатива социальной эволюции. М. 2002.

153. Арапов Д.Ю. Чиновники в системе государственного регулирования ислама в Российской империи начала XX в. // Государственная власть иобщество в России в XX веке. Материалы межвузовской научной конференции. Москва. 15 мая 2004 г. М. 2004.

154. Арапов Д.Ю. Этноконфессиональный фактор в Центральной Азии в оценке русских военных исследователей. XIX-XX вв. // Восток. 2003. № 3.

155. Аршаруни А. Габидуллин X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М. 1931.

156. Ацамба Ф.М. Кириллина С.А. Религия и власть: ислам в Османском Египте (XVIII первая четверть XIX в.). М. 1996.

157. Бабаджанов Б.М. Дукчи Ишан и Андижанское восстание 1898 г. // Подвижники ислама: культ святых и суфизм в Средней Азии и на Кавказе. Сост. С.Н. Абашин, В.О. Бобровников. М. 2003.

158. Бартольд В.В. Ислам // Бартольд В.В. Сочинения. М. 1966, Т. VI. Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана /У Бартольд В.В. Сочинения. М. 1963, Т. II. Ч. 1.

159. Бартольд В.В. Культура мусульманства // Бартольд В.В. Сочинения. М. 1966, Т. VI.

160. Бартольд В.В. Мусульманский мир // Бартольд В.В. Сочинения. М. 1966, Т. VI.

161. Барольд В.В. От редакции журнала «Мир ислама» // Бартольд В.В. Сочинения. М. 1966, Т. VI.

162. Бартольд В.В. Панисламизм // Бартольд В.В. Сочинения. М. 1966, Т.

163. Бартольд В.В. Современный ислам и его задачи // Окраина. Ташкент. 1894. №30, 32.

164. Баскаков Н.А. Русские фамилии тюркского происхождения. М. 1979. Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи: государственное управление и национальная политика в годы первой мировой войны (19141917 гг.). М. 2004.

165. Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие (Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана). М. 2002.

166. Боханов А.Н. Сергей Юльевич Витте // Российские реформаторы. XIX -началоXXв. М. 1995.

167. Булгаков С.В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. М. 1913. Ч. 1.

168. Валеев P.M. Казанское востоковедение: истоки и развитие (XIX в. 20гг. XX в.). Казань. 1998.

169. Васильев Д.В. Управление коренным населением Туркестанского края в Российской империи // Кочевая альтернатива социальной эволюции. М. 2002.

170. Васильев Д.В. Устроитель Туркестанского края (к биографии К.П. фон-Кауфмана)// Сборник Русского Исторического общества. М. 2002., Т. 5 (153).

171. Вибе П.П. Михеев А.П. Пугачева Н.М. Омский историко-краеведческий словарь. М. 1994.

172. Вишленкова Е.А. Религиозная политика: официальный курс и «общее мнение» России александровской эпохи. Казань. 1997.

173. Власть и реформы. От самодержавной к советской Росии. СПб. 1996.

174. Воробьева Е.И. Мусульманский вопрос в имперской политике российского самодержавия: вторая половина XIX в. февраль 1917 г. Автореф. дис. . канд. истор. наук. СПб. 1998.

175. Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII — начало XX вв. ,М. 1978.

176. Выскочков JI.B. Николай I. М. 2003.

177. Высшие и центральные государственные учреждения России. 18011917. СПб. 2001, Т. 2.

178. Высшие органы государственной власти и управления России. IX-XX вв. СПб. 2000.

179. Гаврилин А.В. Православная церковь в Латвии в XVIII начале XIX в. //Религии мира. История и современность. Ежегодник. 1999. М. 1999.

180. Ганкевич В.Ю. Крымско-татарские медресе. Симферополь. 2001.

181. Ганкевич В.Ю. Очерки истории крымско-татарского народного образования. Симферополь. 1998.

182. Гиленсен В.М. Осиные гнезда под консульской крышей. Турецкий шпионаж в Закавказье и русская контрразведка перед первой мировой войной // Военно-исторический журнал. 1997. № 5.

183. Глущенко Е.А. Герои империи. Портреты русских колониальных деятелей. М. 2001.

184. Горбунова С.В. Конфессиональная политика Екатерины II в Казахстане // Сподвижники Великой Екатерины (Тезисы докладов и сообщений конференции). М. 1997.

185. Гордин Я.А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX в. СПб. 2000.

186. Государственность России (конец XV в. — февраль 1917 г.) М. 1996. Кн.1.

187. Государственные деятели России XIX начала XX в. Биографический справочник. М. 1995.

188. Гришин Я.Я. Польско-литовские татары (Наследники Золотой Орды). Казань. 1995.

189. Губернаторы Оренбургского края. Оренбург. 1999.

190. Губернии Российской империи. История и руководители. 1708-1917. М.2003.

191. Дешев В.В. Генерал Мусса Кун духов: история одной иллюзии (К проблеме национально-культурного самоотождествления в русско-кавказском мире) // Сборник Русского Исторического общества. М. 2003. Т. 7 (155).

192. Дмитриев С. Российские дворяне Чингис-ханы // Родина. 2004. № 2. Ермаков И. Микульский Д. Ислам в России и Средней Азии // Восточный сборник. М. 1993. № 1.

193. Ерошкин Н.П. История государственных учрежденийдореволюционной России. Изд. З" испр. и дополн. М. 1983.

194. Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX в. М. 1970. Законодательство Петра I. М. 1997.

195. Зотов О .В. Московская Русь: геополитика в «сердце земли» (О ранней микромодели империи) // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. М. 1993 . Ч. 1.

196. Ибнева Г. Путешествие Екатерины II по Волге в 1767 году: узнавание империи // Ad Imperio. 2000. № 2.

197. Ибрагимов М. Дж. Предпринимательская деятельность F.3. Тагиева. Баку, 1990.

198. Ислаев Ф.Г. Ислам и православие в Поволжье XVIII в.: от конфронтации к терпимости. Казань. 2001.

199. Ислам. Энциклопедический словарь. М. 1991.

200. Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Сост. и отв. ред. С.М. Прозоров. М. 1998-2003. Вып. 1-4.

201. Исмаил Гаспринский просветитель народов Востока. К 150-летию со дня рождения. Матералы международной научной конференции. М., 2001.

202. Исмаил-Заде Д.И. И.И. Воронцов-Дашков, наместник Кавказский // Россия и Кавказ через два столетия. СПб. 2001.

203. Историография общественных наук в Узбекистане. Биобиблиографические очерки. Сост. Б.В. Лунин. Ташкент. 1974:

204. История отечественного востоковедения с середины XIX в. до 1917 г. М. 1997.

205. Исхаков С.М. Российские мусульмане и революция (весна 1917 г. -лето 1918 г.) М. 2003.

206. Казачьи войска. Опыт военно-статистического описания. Составил Ген. Штаба полковник Хорошхин. СПб. 1881.

207. Каппелер А. Россия многонациональная империя: возникновение, история, распад. Пер. с нем. М. 2000.

208. Кемпер М.К вопросу о суфийской основе джихада в Дагестане // Подвижники ислама: культ святых и суфизм в Средней Азии и на Кавказе. Сост.: С.Н. Абашин, В.О. Бобровников. М. 2003.

209. Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М. 1993 . Косач Г.Г. Город на стыке двух континентов. Оренбургское татарское меньшинство и государство. М. 1998.

210. Краевский Б.П. Лопухины в истории Отечества. М. 2001. Крачковский И.Ю. Очерки из истории русской арабистики // Крачковский И.Ю. Избранные сочинения. М.-Л. 1958, Т. 5.

211. Кулыпарипов М.М. Открытие духовного управления мусульман в Уфе // Социально-экономическое развитие и классовая борьба на Южном Урале и Среднем Поволцжье. Уфа. 1988.

212. Ланда Р.Г. Ислам в истории Росии. М. 1995.

213. ЛандаР.Г. Мусульманский мир и первая мировая война//Восток. 2004.1.

214. Лашков Ф.Ф. Князь Г.А. Потемкин-Таврический, как деятель Крыма. Краткий очерк по архивным документам. Симферополь. 1890.

215. Лисицына Г.Г. Кавказский комитет высшее государственное учреждение для управления Кавказом (1845-1882) // Россия и Кавказ - через два столетия. СПб. 2001.

216. Литвинов П.П. Государство и ислам в Русском Туркестане (1865-1917) (по архивным материалам). Елец. 1998.

217. Майорова О.Е. «Я живу постоянно в рамках.» (О культурно-психологической подпочве политической концепции К.П. Победоносцева) // Казань, Москва, Петербург: Российская империя взглядом из разных углов. М. 1997.

218. Малашенко А.В. Исламское возрождение в современной России. М.

219. Министерство внутренних дел. Исторический очерк. 1802-1902. СПб.

220. Мрясов С. Историческое прошлое башкир // Краеведческий сборник. Уфа. 1928-1930. № 1-2.

221. Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления. М. 1998.

222. Новосельцев А.П. Восток в борьбе за религиозное влияние на Руси // Введение христианства на Руси. М. 1987.

223. Новый летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 14. Первая половина. СПб. 1910.

224. Остроумов Н.П. Исламоведение. Введение в курс. Ташкент. 1914. Очерки истории Министерства иностранных дел России (1802-2002). М. 2002, Т. I.

225. Погодин М.П. Алексей Петрович Ермолов. Материалы для его биографии. М. 1864.

226. Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М. 2000: Пресняков А.Е. Российские самодержцы. М. 1990.

227. Резван Е.А. Коран и его мир. СПб. 2001.

228. Смирнов Н.А. Мюридизм на Кавказе. М. 1963 . Смирнов С.Р. Восстание махдистов в Судане. М.-Л. 1950. Соловьев С.М. История России с древнейших времен // Соловьев СМ. Сочинения. М. 1994. кн. 14. т. 27.

229. Сперанский М.М. Проекты и записки. М.-Л. 1961.

230. Степанов В. Л. Николай Христианович Бунге // Российские реформаторы. XIX начало XX вв. М. 1995.

231. Стецкевич Т.А. Краткий очерк ислама и жизнь мусульманской общины Петербурга // Многонациональный Петербург / История / Религия / Народ. СПб. 2003.

232. Суровцев А.Г. Иван Владимирович Лопухин. Его масонская и государственная деятельность. СПб. 1901.

233. Сюкияйнен Л.Р. Мусульманское право. Вопросы теории и практики. М.1986.

234. Тарле Е.В. Крымская война// Тарле Е.В. Сочинения. М. 1959, Т. VIII. Тарле Е.В. Падение абсолютизма в Западной Европе. Исторические очерки. // Тарле Е.В. Сочинения. М. 1958, Т. IV.

235. Темниковский Е. Государственное положение религии во Франции с конца прошлого столетия в связи с общим учением об отношении нового государства к религии. Казань. 1898.

236. Томсинов В.,А. Светило российской бюрократии. Исторический портрет М.М. Сперанского. М. 1991.

237. Тухтаметов Т.Г. Россия и Бухарский эмират в начале XX века. Душанбе. 1977.

238. Усманова Д.М. Механизм реализации норм мусульманского права в Российской империи: к вопросу о метрикации мусульманского населения Волго-Уральского региона в России // Ислам и право в России. М. 2004. Вып. 2.

239. Усманова Д.М. Мусульманская фракция и проблемы «свободы совести» в Государственной думе России (1906-1917). Казань. 1999.

240. Фаизов Г.Б. Государственно-исламские отношения в Поволжье и Приуралье. Уфа. 1995.

241. Федоров В.А. М.М. Сперанский и А.А. Аракчеев. М. 1997. Федоров В.А. Русская Православная Церковь и государство. Синодальный период. 1700-1917. М. 2003.

242. Франк А. Татарские муллы среди казахов и киргизов. Пер. с англ. // Культура, искусство татарского народа: истоки, традиции, взаимосвязи. Казань. 1993.

243. Хабутдинов А.Ю. Миллет Оренбургского Магометанского Духовногособрания в XVIII-XIX вв. Казань. 2000.

244. Хабутдинов А.Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII — начале XX вв. Казань. 2001.

245. Халфин Н.А. Рассадина Е.Ф; Н.В. Ханыков востоковед и дипломат. М. 1977.

246. Хасанов Х.Х. Формирование татарской буржуазной нации. Казань.1977.

247. Хашхожева Р.Х. Одиссея Кази-Бека Ахметукова // Литературная Кабардино-Балкария. 2001. № 1.

248. Червонная С.М. Из истории тюркизма в России. К 150-летию со дня рождения Исмаила Гаспринского. 1851-2001. М. 2001.

249. Шепелев Л.Е. «Загробные заметки» Н.Х. Бунге // Археографический ежегодник за 1969 г. М. 1971.

250. Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. XVIII — начало XX в. СПб. 1999. Шилов Д.Н. Государственные деятели Российской империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. Изд. 2й испр. и дополн. СПб. 2002.

251. Юнусова А.Б. Ислам в Башкорстане. Уфа. 1999,

252. Ямаева Л.А. Мусульманская фракция Государственной думы России (1906-1917) // Ислам на территории бывшей Российской империи. М. 1999. Вып. 2.

253. Brill" First Encyclopaedia of Islam. Vol. 1-9. Leiden; New York. 1987.

254. Crews R. Empire and the Confessional State: Islam and Religious Politics in

255. Nineteenth Russia // American Historical Review. 2003. Febryary.

256. Frank, Allen J. Muslim Religious Institutions in Imperial Russia. Leiden -Boston-Koln. 2001.

257. North Caucasian Barrier. The Russian Advances Toward the Muslim World. Ed. by M. Bennigsen Broxup. London. 1992.

258. Tcharykow N.V. Glimpses of high politics through War and Peace. 18551929. London. 1931.